Чуксин Николай Яковлевич : другие произведения.

Жизнь в лесу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.66*15  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта работа вряд ли будет интересна каждому. Я здесь пишу про Пихтеляй, Крамжай, Хмелинский кордон - про места, в которых прошло мое детство. Про жизнь в лесу в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века

  

Жизнь в лесу

   Если какое-то фото не открывается, надо навести курсор на квадратик, нажать правой кнопкой мыши и выбрать "Показать изображение. Часть фото в приложении к этой работе)

Тем, кто уже никогда не вернется домой

  
   Уклад российской жизни за последние десятилетия сильно изменился. Cвернулись до минимума или исчезли целые пласты, когда-то составлявшие значительную часть общества. Следующие поколения уже и догадываться не будут, что были такие профессии и жили такие люди.
  
   Тамбовская область находится глубоко в степи, в Диком Поле - после распада Золотой Орды ничейной территории, простирающейся к югу от Оки и постепенно заселяемой пассионарными русскими людьми, бегущими сюда от частых случайностей жестокой жизни того времени в Московском и других княжествах Руси. И хотя основная территория области - черноземная степь, но правый берег Цны, текущей с юга на север через всю нынешнюю Тамбовскую область, на всем протяжении реки покрыт сосновыми лесами на глубину 25-30 километров, соединяясь на севере с мордовскими и муромскими лесами и далее с лесными массивами Заволжья. Коренное население этих мест к моменту прихода русских поселенцев составляла мокшанская мордва, а до нее, возможно, буртасы, загадочное племя, растворившееся во времени. Именно эти зацнинские леса и являются моей исторической родиной: здесь я родился в 1948 году на Хмелинском кордоне в семье лесника. Поскольку о Хмелинском кордоне и окрестностях я пишу здесь:
   http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/kordon1.shtml,
   то постараюсь не очень повторяться. Это карта того района, о котором пишу в этих заметках (зеленым цветом обозначены леса):
  
Карта описываемого района [Атлас Тамбовской области]
  
  

Далекие пятидесятые

   Массовое заселение русскими нынешней Тамбовской области происходило уже в XVII веке, после Смуты и восстания Петра Болотникова. Именно тогда мои предки пришли в эти края. В 37-м выпуске "Известий Тамбовской ученой архивной комиссии", изданном в 1893 году в Тамбове, опубликованы копии с Шацких писцовых книг Фёдора Чеботова от 6131 (1623) года, в которых названо сельцо Татаново (мордовское село Тутон). В числе первых поселенцев Татанова были упомянуты Мещеряковы, Бородины, Ильины, Незнановы и Чуксины. Моя мама в девичестве была Незнановой и стала Чуксиной только в 1939 году, когда вышла замуж за моего отца. На этом снимке мои родители после возвращения отца с фронта в 1943 году (снимок, возможно, 1944 или 1945 года):
  
Мои родители примерно в 1944 году [Из семейного архива]
  
   Поскольку и семья отца, и семья матери были многодетными, а жить молодоженам было негде, то сразу после женитьбы отец ушел работать лесником в Горельский лесхоз и проработал там до 1974 года с двумя перерывами: он был участником прорыва линии Маннергейма в 1939-40гг и воевал с фашистами в 1942-43гг. В 1974 году отец вышел на пенсию, и они с мамой вернулись в Татаново, в дом моего деда по материнской линии Филиппа Ильича Незнанова.
  
   События внешней жизни я отчетливо помню примерно с пятилетнего возраста, с 1953 года - я тогда уже начинал читать. Смерть Иосифа Виссарионовича Сталина, арест Лаврентия Павловича Берия, приход к власти Георгия Маленкова, а затем и Никиты Хрущёва, отложились в моей памяти мелкими событиями, смысл которых я понял гораздо позднее. Хорошо помню, как однажды отец пришел с политзанятий, а они ежемесячно проводились в конторе лесхоза в десятке километров от кордона, снял рамку с групповым портретом членов Политбюро и стал химическим карандашом замазывать портрет Берия. Портрет Сталина провисел дома до XX съезда КПСС, до исторического доклада Хрущёва, после чего был снят и порван. Остались только иконы в красном углу, да фотокарточки родственников и фронтовых друзей под стеклом в рамках, развешанные по стенам. Хорошая была традиция: приходишь в дом - а там твое фото на стенке!
  
   Мы прожили на Хмелинском кордоне у истоков реки Хмелины до 1964 года.
  
Здесь был Хмелинский кордон [Николай Чуксин]
  
Река Хмелина в 1992(?) году [Николай Чуксин]
   (на первом снимке всё, что осталось от Хмелинского кордона, на втором - река Хмелина. Снято примерно в 1992 году)
  
   В 1964 году кордон был перенесен в соседний поселок Пихтеляй, где была начальная школа, в которой я учился с 1955 по 1959 год - каждый день четыре километра туда, четыре километра обратно по лесной дороге, зимой по целику - нетронутому снегу: кордон находился в 178-м квартале, последнем квартале Горельского лесхоза, и какой-либо особой хозяйственной деятельности в нём зимой не велось, а значит, не было и дорог. Даже сейчас, спустя полвека, большинство местных дорог доходит только до границ областей. Километров за двадцать до границы сначала исчезает асфальт, еще километров через пять начинается простая грунтовка, доступная лишь для тракторов и некоторых грузовиков. Если граница между областями здесь проходит по реке, то переправиться на другой берег невозможно вовсе. Если граница сухопутная, то на той стороне тоже километров через пять дорога возобновляется, а дальше переходит во вполне езжую дорогу.
   О Пихтеляе и его жителях я отдельно пишу вот здесь: http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/kordon4.shtml
  

Немного географии с вкраплениями истории

  
   В ту пору всё пространство зацнинских лесов было густонаселенным. Лесные поселки и кордоны отстояли друг от друга на 4-5 километров. Контора Горельского лесхоза находилась в поселке на правом берегу Цны напротив села Татаново, стоящего на грейдере Тамбов - Моршанск, тогда еще не асфальтированном. Через Цну здесь, километров в трех ниже нынешнего многопролетного железобетонного моста, построенного уже в восьмидесятых годах, был простой деревянный мост с центральной частью на понтонах. Цна тогда была судоходной, и когда подходил буксир с баржами, понтоны выдвигались, а после прохождения каравана, ставились на место. В будке на том берегу постоянно находился паромщик, который ручной лебедкой выдвигал и задвигал понтоны.
  
   Весь правый берег реки от моста и до самого лесхоза в половодье заливался, и тогда движение здесь останавливалось вовсе на несколько недель. Оставался круговой путь через Тулиновку, который при высокой воде тоже был не очень надежным: грузовое такси, два-три раза в день перевозившее пассажиров из Тулиновки в Тамбов и обратно, в половодье ходило не всегда: в районе Пригородного лесничества разливы Цны тоже затапливали хлипкую грунтовую дорогу.
  
   В Горельском лесхозе тех времен было три лесничества: Хмелинское, к которому принадлежал третий обход моего отца, Хомутляйское и Голдымское. Контора Хмелинского лесничества находилась в лесном поселке Лучки, на правом же берегу Цны, километрах в восьми от лесхоза ниже по течению, напротив села Горелое, к которому шла грунтовая дорога через такой же заливной луг, что и у лесхоза. Только моста через Цну здесь не было совсем: зимой ездили по льду, а летом ходил паром, обычный, деревенский.
  
   Через реку протягивали два троса толщиной около сантиметра, сам паром состоял из двух понтонов с настилом. Тросы проходили через блоки, установленные на стойках по краям парома. В движение паром приводился силой рук переправляющихся: к инвентарю парома принадлежало несколько деревянных брусков размером с бейсбольную биту, но в два раза толще. Не помню, как назывался такой брусок, возможно, просто "ручка". На одном конце ручки сантиметрах в пяти от ее края шла открытая поперечная прорезь по размеру троса, другой конец был удобным для хвата и отшлифован сотнями мозолистых рук. Ручка накладывалась на трос сверху, прорезь захватывала трос, образовывался рычаг, усилий нескольких человек было достаточно, чтобы сдвинуть паром, дальше брусок вынимался, захватывал трос в метре-полутора впереди, и процесс продолжался, пока паром не причаливал к противоположному берегу, до которого вряд ли было семьдесят метров по воде.
  
   На высоком левом берегу Цны слева возвышался дом любимца Сталина - известного тогда писателя Николая Вирты, уроженца нашей области, который для нас, лесных обитателей, был чем-то вроде небожителя: он бывал в Москве, и, возможно, каждый день встречался с вождями. У нас на кордоне тогда не было даже радио, а свет давала семилинейная лампа, которую мама заправляла керосином каждый вечер. Каждый же вечер мама подрезала фитиль, очищала его от вчерашнего и утрешнего нагара, чтобы не коптил, и до скрипа чистила ламповое стекло - самую хрупкую и потому драгоценную деталь. Запасное стекло на продетой сквозь него веревочке висело на гвоздике в чулане. В конторе лесхоза горела пятнадцатилинейная лампа "Молния", но это уже из области экзотики: у простых людей таких ламп не было - и достать трудно, и керосина не напасешься.
  
   Николая Вирту мало, кто сейчас помнит, а он четырежды был лауреатом Сталинской премии в области литературы и даже был назначен цензором и редактором второго советского издания Библии (первое издание вышло в Ленинграде в 1928 году тиражом в 45 000 экземпляров). Говорят, со своей работой Вирта справился неплохо. Позже его на время исключали из Союза писателей, но за дела, связанные не с литературой, а с моральным обликом советского писателя: квартирный вопрос легко портил людей и в пятидесятые годы.
  
   Рядом с поселком лесхоза, к северу от него, раскинулся поселок торфопредприятия. Огромные торфяные болота тянулись за ним на километры в направлении Лучек. Здесь добывали торф-фрезер, пылевидную торфяную массу, которую грузили в вагоны узкоколейки и отправляли на ТЭЦ города Рассказово, работавшую на этом торфе. Директором предприятия тогда был отец Юры Швырёва, а Юра учился со мной в одном классе в Тулиновке. Предприятие было богатым по нашим меркам, оно даже каждый день выделяло машину, на которой школьников из лесхоза и с торфболота, как называли у нас поселок торфпредприятия, возили в школу в Тулиновку. Ни с Пихтеляя, ни с Крамжая, ни тем более с Хмелинского кордона детей в школу не возили, поэтому, начиная с пятого класса, мы все жили в Тулиновке в интернате при Тулиновской средней школе. Начальные школы были почти в каждом поселке: и в лесхозе, и на Пихтеляе, и на Крамжае.
  
   На этой узкоколейке километрах в трех от Тулиновки по направлению к Крамжаю был разъезд, который назывался просто Пятнадцатый. Там до семидесятых годов жили люди. Поезд из Рассказово, "кукушка", проходил Пятнадцатый в одно и то же время - около семи утра - и протяжно гудел. Этот гудок был слышен у нас на кордоне, и по нему сверяли дешевые часы-ходики, которые то безбожно отставали, то спешили вперед. Радио у нас на кордоне появилось году в пятьдесят пятом, батарейный приемник - сначала маленькая "Искра", принимавшая только длинные и средние волны, а потом "Родина-52", принимавшая и короткие волны. Радио принесло тоску по другой жизни: эта жизнь для меня воплощалась в интенсивном писке морзянки и переговорах по рации геологов, таксаторов и летчиков. "Поёт морзянка за стеной весёлым дисконтом..." - песня из тех времён! А еще - монотонный голос дикторов, передающих на Дальний Восток содержание газет, колонку за колонкой: четко, бесцветно, с частыми повторами слов, трудных для произношения и понимания. Вот нудная работёнка была у человека!
  
   Дорогу с лесхоза на Хмелинский кордон найти легко: она шла на восток, и вдоль нее тянулась телефонная линия, провешенная до поселка Крамжай на столбах с изоляторами, а после Крамжая кое-где по столбам, а где и прямо по веткам деревьев. Крамжай когда-то был большим поселком: он стоял на лежнёвой дороге, лежнёвке, по которой в Рассказово возили дрова: за Рассказово до самой Пензы шла черноземная степь.
   О Крамжае и его жителях я отдельно пишу вот здесь: http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/kordon_12.shtml
  
   Строили лежнёвку пленные, кажется, это были венгры, их в нашей области содержалось около двух тысяч человек. К середине пятидесятых годов на Крамжае сохранились только следы пребывания военнопленных: остатки бараков, конюшни и хозяйственных построек, а вот школа и магазин на Крамжае продержались до середины шестидесятых. Учительница, Анастасия Ивановна, сухонькая вековуха, жившая со старухой-матерью, держала коз - зверь, редкий в наших местах. Продавщица в магазине, если помню, была из Тулиновки (магазин относился к Тулиновскому сельпо). В восьмидесятых и от самого поселка не осталось ни одного следа.
  
   Официально в Тамбовской области было три лагеря военнопленных:
   - No.56 в Хоботово недалеко от Мичуринска (первый начальник лагеря капитан госбезопасности А.Ф.Гончаров, лагерь ликвидирован в 1943 году -
   http://www.hrono.info/dokum/194_dok/19430120plen.html);
   - No.64 под Моршанском (первый начальник лагеря майор Кудряшов);
   - No.188 недалеко от станции Рада (первый начальник лагеря - старший майор госбезопасности И.И. Евдокимов). Старший майор госбезопасности - это генеральское звание, оно соответствовало армейскому званию комдива, значит, этот лагерь был на особом счету.
   Кроме того, в Кирсанове работал спецгоспиталь для военнопленных, но его номер мне отыскать не удалось.
  
   Лагеря были рассчитаны на 15 000 человек. В каждом лагере содержались пленные до двадцати национальностей, причем, 64-м лагере даже японцы, а в 188-м французы. Правда, французов еще в 1943 году вывезли в Тегеран и передали Де Голлю (ист: "Военнопленные в СССР. М. Логос, 2000). Мичуринский лагерь находился от наших мест километрах в ста двадцати, Моршанский в восьмидесяти, а вот Радинский - совсем рядом: это примерно в пятнадцати километрах от Крамжая и в двадцати от Хмелинского кордона. В августе 1998 года на месте захоронений Радинского лагеря открыт мемориальный комплекс погибшим военнопленным.
  
Кладбище военнопленных лагеря номер 188 [Указан в тексте]
   Другие фото комплекса можно посмотреть вот здесь:
  http://www.marchi-campertravelest.it/cippi.htm.
   Там же я взял и фото, приведенное выше.
  
   На крамжайском кордоне жил молодой лесник Лавилин Гавриил Кузьмич, взрослые звали его просто Гаврик: он был моложе остальных лесников, прошедших войну: по малолетству Гавриила на войну не взяли. Его обход граничил с отцовским, а 190-й квартал его обхода был всего в километре от 178-го, в котором находился Хмелинский кордон. В этом же 190-м квартале берет начало река Хмелина. Гаврик был заядлым охотником, держал гончих собак, и это он научил меня отличать тетеревов от глухарей: в 318-м и 178-м кварталах жили тетерева - большие сенокосные поляны там чередовались с мелким осинником и березняком, а до полей, начинавшихся за восточной кромкой лесов, было всего около семи километров: лучше мест для гнездования тетеревов не найти. По весне весь горизонт к востоку от кордона исходил страстными звуками с тетеревиных токов: тетеревов тогда было много.
  
   (На снимке Гаврик Лавилин с добытым им матёрым волком. Волков тогда в наших лесах было тоже много. Фото из архива дочери Гавриила Кузьмича - Александры).
  
   Именно в магазине на Крамжае я сделал первую в своей жизни покупку: мама дала мне три рубля, я один ушел на Крамжай и выбрал себе книгу Анатолия Рыбакова "Кортик". Это было примерно в 1956 году. Гораздо позже, когда я в середине восьмидесятых жил и работал в Хельсинки, в клубе Посольства СССР проводилась встреча с Анатолием Наумовичем, и я с ним познакомился, рассказал уже маститому писателю, знаменитому своими романами "Тяжелый песок" и "Дети Арбата", где и как я покупал его первую книгу - она была написана в 1948 году, в год моего рождения.
  
   Между лесхозом и Крамжаем находились еще два крохотных поселка - по правой стороне, в направлении Тулиновки был Красный кордон, по левой стороне, в направлении Пихтеляя - поселок Орляй. На Красном кордоне жила семья лесника Ковшова, мы учились в одном классе в Тулиновке с его сыном Николаем, дочь Галина была на пару лет старше. В начале шестидесятых кордон перенесли в лесхоз, и я сейчас не уверен, что могу найти то место, где он находился. Орляй исчез тоже в шестидесятых, но его я найду легко: через Орляй проходил самый удобный путь на велосипеде в лесхоз, где была ближайшая почта, и в Татаново, где жили все мои родственники, а сейчас через Орляй идет дорога к Святому колодцу.
  
   Между Лучками и Пихтеляем, километрах в трех от Лучек находился еще один крохотный поселок лесорубов - Черная Речка. Хорошо помню только двух из чернореченских лесорубов: они иногда зимой жили на нашем кордоне, когда рубили лес в ближайших кварталах - 166-м, 165-м, 177-м и 176-м. Остальные почему-то не запомнились. Хотя мне уже было семь-восемь лет, но живые люди меня тогда мало интересовали: я рано начал читать и сильно увлекался книгами. При рубках в других кварталах отцовского обхода лесорубы жили на постое на Пихтеляе - туда было ближе. Один из них, дядя Митя Мамонтов, был невероятно могучего сложения, под два метра ростом, с крупными чертами лица, очень спокойный и немногословный мужик - не запомнить его было нельзя, так он выделялся среди лесорубов.
  
   Мужики приходили с работы мокрые, усталые, снимали и ставили около печки и у плиты ватные штаны, высокие валенки с самодельными "баллоновыми" галошами (склеенными из баллонов - автомобильных камер), варили сливную кашу, которую заправляли топлёным нутряным свиным салом, кроша его ножом от круглых плоских кусков, по форме алюминиевых тарелок, где сало когда-то застывало в процессе приготовления. Мало, кто помнит сейчас вкус топленого свиного сала, тем более, отвратительно пахнущего комбижира. А ведь это тогда были повседневные продукты, как хлеб, как картошка, как огурцы и капуста. Обычно комбижир содержал 30% натурального растительного масла, 55% пищевого саломаса и 15% гидрированного китового жира - китобойная флотилия "Слава" не зря бороздила просторы Мирового океана.
  
   После ужина мужики сидели на полу - табуреток для всех не хватало - и вели длинные разговоры про жизнь, про войну, которую они все прошли совсем недавно, десять-пятнадцать лет назад, про атомную бомбу, о которой знали мало, почти ничего, но которая всех живо интересовала. Не припомню разговоров про политику - в середине пятидесятых эта тема не была такой популярной, как сейчас.
  
   Имени второго лесоруба тоже не помню, помню только фамилию - Терентьев. (Имя и отчество его - Василий Алексеевич, спасибо Юрию Владимировичу Холодилину!). Запомнился он потому, что с ним при лесоповале произошел несчастный случай. При выборочной валке леса спиленное дерево часто зависает на другом дереве. Техника безопасности запрещает сбивать зависшее дерево другим, но тракторов нет, работать надо - сбивали. Комель дерева, которым сбивали зависшее, приподнялся, его повело в сторону, он соскользнул и придавил лесоруба. ЧП!
  
   Дело замяли. Терентьева подлечили, назначили лесником. Для него в километре от Лучек построили Лучинский кордон, самый новый в лесничестве - остальные были довоенной постройки - и, насколько я помню, дальше Терентьев жил нормальной жизнью. Юра сообщил также, что младший сын Василия Алексеевича продолжил дело отца и сейчас работает лесником того самого третьего обхода, в котором когда-то работал мой отец. Буду на родине - надо будет обязательно познакомиться.
  
   Еще один кордон нашего лесничества - Куксовский - находился на опушке леса между лесхозом и Лучками, но я там ни разу не был. Жил на нем лесник дядя Петя Баженов, тоже молодой: вряд ли ему в те годы было более тридцати. Его обход тоже граничил с обходом моего отца: 175-й и 164-й кварталы были в обходе отца, а 174-й и 163-й были уже баженовскими. Дядя Петя меня мало интересовал - он был тихим, "себе на уме", как говорили взрослые, а главное не был охотником.
  
П.Баженов и В.Ослопов. Начало 60-х годов(?) [Из архива моей сестры Любы]
   На фото Пётр Баженов (он слева) с техником-лесоводом Владимиром Ослоповым - своим начальником и начальником моего отца. О семье Ослоповых я пишу ниже.
  
   Охотником был дядя Володя Уклеин, самый молодой и весёлый из лесников, обладавший редким чувством юмора, которое ценится везде, особенно в среде людей, далеко не книжных. Он жил на том самом Аскальском кордоне, на котором в 1939 году начинал свою лесную жизнь мой отец. Кордон находится в полукилометре от лесного поселка Орехово, а от Орехово около километра до самого известного в наших местах Святого колодца. Следующий кордон, Духовской, расположенный а паре километров ниже по течению Цны, принадлежит уже другому лесничеству нашего же лесхоза - Хомутляйскому.
  
   В 1964 году Володя Уклеин застрелил последнего в наших краях волка. В пятидесятые годы волки у нас были обычны и не раз резали телят - трагедия для семьи, бюджет которой больше формировался за счет натурального хозяйства, чем от скудной зарплаты тогдашних времен. Через несколько лет после этого события Володя нелепо погиб - зимним вечером возвращался на кордон из Куксово с той стороны Цны, дорога шла через лед, попал в промоину, пытался добраться до берега, ломая лед, но обессилел и замерз на кромке льда не так далеко от берега.
   25 марта 2015 года получил письмо от Надежды Долговой, тоже представительницы обширного клана Ослоповых. Она написала мне, среди прочего, что в описанной ситуации погиб не Володя Уклеин, а другой лесник - Александр Трунов.
   Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт: у меня осталось в памяти про Владимира. Не исключаю, что тогда погибли они оба.
  
   Контора Хмелинского лесничества находилась в Лучках. Сразу после войны лесничим был Александр Егорович Ослопов, человек крутого характера, который вполне мог бы командовать армией, и которого все и боялись, и уважали, вспоминая добрыми словами долго после его ухода, идеализируя и романтизируя его облик. В двадцатые годы его отец, Егор Силаевич, был лесником в том же Хмелинском лесничестве. Самого Александра Егоровича я помню только по фотографиям, которые висели у нас дома в рамочках, зато хорошо помню его сына, Владимира Александровича, который сменил на должности объездчика Федора Кузьмича Храмцова, внешне очень похожего на Ельцина: такой же стати, похожего лицом и с такой же изуродованной рукой, уже не помню, правой или левой.
  
   Владимир Александрович был крепкого телосложения, обладал звучным голосом, был отважен и неутомим. Один глаз он потерял еще в детстве, экспериментируя с бездымным порохом, с которым мы все тогда экспериментировали. В начале семидесятых Владимир Александрович и сам стал лесничим, продолжив отцовское дело, хотя времена уже были далеко не те. Раньше лесничий в наших местах был царь и Бог, от которого зависели судьбы многих и многих людей: другой власти на десятки километров вокруг тогда не было. Даже не помню, к какому сельсовету мы тогда относились, возможно, что к Тулиновскому, но не исключено, что и к Горельскому. Районный центр сначала был в Лысых Горах, на той, степной стороне Цны километрах в пятнадцати от Горелого, так что место рождения у меня Тамбовская область, Лысогорский район, Хмелинский кордон. В середине 60-х годов в связи с укрупнением Лысогорский район ликвидировали, и мы стали принадлежать Тамбовскому району.
  
   Другой сын Александра Егоровича, Аркадий Александрович Ослопов, вот уже много лет возглавляет Тамбовский лесхоз. Трудовая династия! А я помню Аркадия по групповому фото, висевшему у нас на стене рядом с портретами членов Политбюро: он мальчишкой лет семи-восьми сидит с братом, отцом и Федором Кузьмичем Храмцовым, а рядом стоит красавица Катя Ослопова, счетовод лесничества, у нее был очень приятный грудной голос. Катя была женой другого Ослопова, Виктора, сына Прасковьи Васильевны Ослоповой, до середины пятидесятых годов нашей соседки по Хмелинскому кордону. Прасковья Васильевна ждала мужа с войны, не дождалась и уехала к другому сыну, Виктору, в Голдым. Надо будет попросить мою сестру Любу поискать это фото - вдруг сохранилось!
   Вот это фото - сохранилось!
  
Работники Хмелинского лесничества. Начало 50-х годов [Из архива моей сестры Любы]
  
   Справа на фото - объездчик Федор Кузьмич Храмцов (удивился, какой он молодой на снимке!). На переднем плане Аркадий Александрович Ослопов (снято где-то в самом начале 50-х годов прошлого века). А вот здесь он же в 2006 году на фоне стенда в конторе, затем во главе руководящего состава своего Тамбовского лесхоза перед конторой лесхоза, затем во время освящения нового здания Управления лесами Тамбовской области:
  
Аркадий А. Ослопов в 2006 году [Из книги
  
Руководство Тамбовского лесхоза в 2006 году [Из книги
  
Освящение здания Управления лесного хозяства Тамбовской области [Из книги
  
   Но вернёмся к сохранившемуся групповому фото. В последнем ряду стоят лесник Трунов (имя-отчество как вспомню, так обязательно приведу), Катя Ослопова и незнакомая мне девушка.
   25 марта 2015 года получил письмо от Надежды Долговой, о котором я упоминал выше. Надежда написала мне, среди прочего, что эта девушка - Ира Карякина (фамилия по мужу). Она была замужем за братом Марии Храмцовой, жены Фёдора Кузьмича Храмцова. Ира работала бухгалтером в Хмелинском лесничестве.
  
   Сидит в центре группвого фото Александр Егорович Ослопов. Слева на снимке (в роскошных усах) не знаю, кто это, но обязательно спрошу тех, кто помнит.
   17 ноября 2013 года я получил взволнованное письмо из Киева от Эмилии Васильевной Дудиной (девичья фамилия Умётская). Она знает этого человека! Вот что пишет Эмилия Васильевна:
   "На групповом фотоснимке я сразу же узнала друга своего отца "в роскошных усах" Скляднева В.Н. (к сожалению, полного имени не запомнила). Он был учителем в Лучках в однокомплектной школе, и когда добирался на пароме по служебным делам в Горельскую ср. школу, где учительствовали мои родители, то обязательно заходил к нам в гости, и они с моим отцом не могли наговориться чуть ли не до утра. Он был очень интересной личностью, отец не уступал ему в эрудиции, да и, видимо, в их биографиях было много общего".
  
   Эмилия Васильевна прислала фото В.Н.Скляднева с дарственной надписью, адресованной её родителям. Привожу с удовольствием:
  

В.Н.Скляднев [Прислала Э.В.Дудина]
Дарственная на фото В.Н.Скляднева [Прислала Э.В.Дудина]
  
  
   Кстати, помню, как Прасковья Васильевна рассказывала один эпизод из жизни на кордоне во время войны. Передаю по памяти: "В 70-м квартале приземлились немецкие парашютисты. Один пришел на кордон, остальные прятались в лесу. Пришедший хорошо говорил по-русски, попросил связать с НКВД. Телефона на кордоне тогда не было. Я сбегала в лесхоз, сообщила начальству, вернулась - парашютист еще сидит у дома. Через час-полтора никто не прибыл, он говорит: "Нет, время истекает, надо идти". И ушел - больше мы его не видели.". (Раньше была другая нумерация кварталов. 166-й был 69-м кварталом, а 318-й - 70-м. 318-й квартал граничил со 178-м и его угол был метрах в двухстах от Хмелинского кордона, сразу за колодцем).
   Этот эпизод так и остался бы за кадром, если бы случайно я не натолкнулся вот на эту информацию:
  
ИЗ ОТЧЕТА ЗАФРОНТОВОГО АГЕНТА ОКР "СМЕРШ" 60-й АРМИИ 'ДАВЫДОВА'
   0 ВЫПОЛНЕНИИ ЗАДАНИЯ В ТЫЛУ ПРОТИВНИКА
   27 июля 1944 г.
   Являясь агентом советской разведки, я в ночь с 5 на 6 августа 1943 года был переброшен в тыл противника. Передо мной была поставлена следующая задача:
   Проникнуть на службу в РОА, занять в ней одну из командных должностей и, связавшись с командованием Красной Армии, обеспечить организованный переход на ее сторону частей РОА, с таким расчетом, чтобы намечаемый переход послужил тактическим успехом для наступающих частей Красной Армии.(...)
   20 апреля 1944 г. в 8 час. вечера меня и Глухенького с Рижского аэродрома на четырехмоторном самолете направили в советский тыл для выброски на парашютах. Выбросить должны были, как сказал Грайфе (в карте была отметка) км в 3-4 восточнее д. Дубки Лысогорского р-на Тамбовской области. 20 апреля, около 12 часов ночи, нас выбросили в 2 км севернее кордона Хмельницкого (Так в тексте, на самом деле Хмелинского кордона - Н.Ч.), т. е. в 20 км южнее намеченного пункта. До утра мы искали друг друга в лесу, снимали с деревьев вещи, которые были привязаны к нам и тоже спускались на парашютах. Надо было сделать так, чтобы сообщить своим и встретить группу, в которую мы должны влиться.
   Утром я пошел на кордон Хмельницкого, чтобы ориентировать, где произведена выброска и сообщить через райотдел НКВД в Тамбов. Здесь встретил одну больную с ребенком женщину. Пошли на кордон Усть-Хмельницкого (на Усть-Хмелину - Н.Ч.). На мой взгляд, здесь я встретил подходящего человека, предложил ему пойти отнести письмо в районный отдел НКВД. Но он отказался, т. к. больной и т. д. Глухенький сидел с вещами. На случай если придет руководитель группы, то он должен был сказать ему, что я ушел искать его.
   На следующее утро я послал с письмом в райотдел НКВД женщину с кордона Хмельницкого, a сам пошел в деревню западнее кордона Хмельницкого (скорее всего, на Крамжай, где работали военнопленные из Радинского лагеря No.188 - Н.Ч.), чтобы связаться по телефону или поехать лично. Здесь я встретил нач. контрразведки Орл. ВО, которому доложил обо всем. (...)
   'Давыдов'
   27.7.1944 г.
   ЦА ФСБ России
   Полный текст здесь: http://ekorub.ru/forum/index.php?action=printpage;topic=329.0
  
   Вот такое подтверждение, полученное более, чем через пятьдесят лет!
   Честно говоря, тогда я с недоверием отнесся к рассказам о немецких парашютистах в наших лесах - что им там было делать? Мало ли что тогда рассказывали!
   Выходит, был неправ.
  
   Помощником лесничего, ответственным за лесоустройство, отвод лесосек, перечёт и другие необходимые лесные работы, был Аверин Василий Федорович, важный хорошо ухоженный мужик, похожий на барина из романов XIX века. Он приезжал в подрессоренной коляске с высокими задними колесами и брызговиками, упряжь его лошади была изящной и по тогдашним временам даже изысканной. Он привозил таинственные геодезические приборы - буссоль, нивелир, мензулу, мерную ленту - всё в особых ящичках, всё из другого для нас, тогдашних мальчишек, мира. Нам не дозволялось прикасаться к этим приборам, доступной была только мерная металлическая лента, свернутая в тугой круг - ее мы таскали при таксационных съемках в лесу.
  
   Еще из ближайших лесных поселков пятидесятых годов следует упомянуть Шпалорез, расположенный к северу от Пихтеляя примерно в пяти километрах. Как следует из названия там находился небольшой заводик по производству и пропитке шпал. На Шпалорезе был магазин, где свободно продавался бездымный порох "Сокол" - я его не любил, предпочитая дымный, но дымный было труднее достать нам, мальчишкам, не имеющим "охочего билета". Рядом со Шпалорезом был другой поселок, Красная Заря, который базировался на торфяных болотах, активно разрабатываемых в войну, но в пятидесятые годы большинство этих разработок в наших местах было брошено, и производство торфа сосредоточено на торфопредприятии около Горельского лесхоза.
  
   В километре от Пихтеляя, выше по ручью, запруда которого образовала пихтеляйский пруд, находился Двадцать Первый кордон. Там на том же ручье тоже была запруда, а образовавшийся пруд был чище пихтеляйского, хотя и значительно меньше. В нем водились караси, вьюны и странные земноводные, которых я даже не встречал в книжках - тритоны. На Двадцать Первом жили тогда две семьи подсочников - Николая Филипповича Лебедева и Якова Ивановича Дементьева. Якываныч, как его звали, со своим соседом дядей Николаем красиво пели на два голоса, что было редкостью для мужиков в поселке (Юра Холодилин считает, что Якываныч пел не с Николаем Филипповичем, а со своим братом Василием Ивановичем). Бабы, наоборот, все были голосистые и певучие. Брат Якова, Василий Иванович, жил на Пихтеляе, с их сыновьями, Владимиром Яковлевичем и Михаилом Васильевичем, я учился сначала в начальной школе на Пихтеляе, а потом и в Тулиновке. Володя рано умер: провалился под лед на пруду, испугался, простудился, начал хворать и тихо скончался. Это была первая смерть среди моих сверстников.
  
   Двадцать Первый еще в шестидесятых годах перенесли на Усть-Хмелину, небольшой поселок, стоявший у места впадения пихтеляйского ручья в реку Хмелину. От нашего кордона, тоже стоявшего на Хмелине у самого ее истока, до Усть-Хмелины было чуть больше трех километров, от Пихтеляя до Усть-Хмелины и того меньше. Но вскоре все жители Усть-Хмелины переехали на Пихтеляй, который не помню по какой причине стал интенсивно расширяться. Возможно, это совпало с кампанией по ликвидации неперспективных деревень. А вот пруд на Двадцать Первом сохранился до настоящего времени - я там был всего полтора года назад. Правда, не знаю, живут ли еще там те тритоны, которые так поразили меня в детстве, наверное живут - что им сделается?
  
   Ниже по течению Хмелины были расположены Троицкий и Гололобский кордоны. На Троицком еще в середине шестидесятых жили люди, и мы с ребятами ездили туда на велосипедах - просто так. Есть такой период взросления, когда тобой овладевает стремление к перемещению в пространстве и жажда открытия новых мест. На Гололобском я ни разу не был. На велосипедах же мы ездили на Большеталинский кордон, который находился тогда километрах в пяти к востоку от Хмелинского и в двух - к западу от степного уже села Большая Талинка. В окрестностях Большеталинского кордона были самые обширные в наших краях заросли орешника, на которые мы и делали набеги каждый год в середине августа. На велосипедах же - на великах - мы ездили к Святому колодцу и не только.
  

Лирическое отступление: авиация

  
Ил-28 на постаменте в ТВВАУЛ [Сайт ТВВАУЛ]
   Помимо жизни, медленно и скучно проходившей на земле, яркая и богатая жизнь проходила в пятидесятые годы в небе над Пихтеляем и Хмелинским кордоном. В ту пору гражданская авиация широко применялась для местных пассажирских и почтовых перевозок. В каждом райцентре был свой аэродром и два-три раза в день туда летали самолеты с Тамбовского аэропорта, расположенного между селами Донское и Татаново километрах в двадцати - двадцати пяти от нас. Трасса полета из Тамбова в районный центр Бондари проходила над нашими домами, так что несколько раз в день в нашу жизнь вторгались рокотом поршневых моторов бипланы Ан-2 и монопланы с высоким расположением крыла Як-12. Як-12 мог взлетать с футбольного поля и садиться на него.
  
   Но главное - над нашими лесами обучались летать пилоты диковинной тогда реактивной авиации из Тамбовского высшего военного авиационного училища летчиков (ТВВАУЛ) имени Марины Расковой. Это училище закончил Джохар Дудаев, генерал-майор стратегической авиации, ставший впоследствии президентом незалэжной Чечни-Ичкерии. Авиация была причастна и к его гибели: в то время, когда он разговаривал по спутниковому телефону с Константином Боровым (помните Хакамаду?), штурмовик Су-25 выпустил ракету, которая сама нашла цель.
  
   В Тамбове в пятидесятые годы базировался 643-й учебный авиационный полк, на вооружении которого стоял первый советский реактивный бомбардировщик Ил-28. Именно эти самолеты полосовали небо над нашими местами, иногда поодиночке, но чаще звеньями по три самолета, редко по три звена сразу. Особенно интересно было наблюдать, как один самолет буксировал за собой на длинном тросе большой конус, с тихим свистом скользивший за буксировщиком и повторявший все его эволюции, а другой самолет заходил в атаку и обстреливал этот конус сначала из двух бортовых пушек НР-23, а потом из кормовой спаренной установки таких же пушек. Пушечные гильзы почему-то выбрасывались за борт, и мы их потом азартно искали и часто находили ещё тёплыми. Ручки почти всех косырей в поселке (это такие широкие ножи из обломков пилы, которыми скоблили деревянные полы), были сделаны из этих 23-мм гильз авиационных пушек.
  
   Еще метеослужба полка запускала шары-зонды, которые при юго-западном ветре приземлялись в наших лесах, и мы их часто находили. Лопнувшую оболочку использовали на игрушки - из нее надувались пузыри, которые издавали противный звук, если ими потереть о ладонь, но не только: в каждом доме были велосипеды, а ниппели были дефицитом, но их легко заменяли самодельными из оболочек шар-зондов. Электронная начинка коробки с метеодатчиками, подвешиваемой под шар-зонд, нас мало интересовала: специалистов-радиолюбителей, для которых такая находка была бы бесценной, в поселке не было. Тонкую медную проволоку с катушек индуктивности, конечно, использовали на разные цели, а остальное так и оставалось для нас загадкой, как детали летающей тарелки непонятного назначения.
  
   Я не случайно упомянул Ил-28. Судьба более, чем часто сводила меня с этим самолетом. Во-первых, мы с ним ровесники: он родился (совершил свой первый полет) в 1948 году. Во-вторых, это первый образец высокой технологии, который я, хоть и издалека, но видел постоянно. В-третьих, в возрасте лет четырнадцати я пробрался к кромке летного поля в Тамбове и почти целый день, забыв про всё, впервые наблюдал, как только что приземлившиеся настоящие реактивные бомбардировщики поворачивают с ВПП на рулежную дорожку, демонстрируя себя во всей красе технического совершенства. Я тогда болел авиацией! Главное, уже потом, работая в Техмашимпорте в Москве, я близко познакомился с ОКБ имени Ильюшина и многими из тех, кто создавал этот самолет.
  
   Мало, кто знает, что судьба Ил-28 висела на волоске. Конкурирующей моделью был Ту-14 ОКБ Туполева, более тяжелый и менее технологичный, но обладавший слегка большей дальностью. Решение о принятии на вооружение Ил-28 принадлежит лично Сталину, и он, как всегда, не ошибся. Эти фронтовые бомбардировщики честно служили в боевых частях ВВС СССР и еще нескольких десятков стран, более того, до сих пор в некоторых из них находятся на вооружении. И как в знак благодарности вождю за его дальновидное решение Ил-28 оказались единственными самолетами в советских ВВС, которые промозглым днем 9 марта 1953 г., в условиях низко нависшей над столицей облачности со снегом и дождем, смогли пролететь на малой высоте над Красной площадью, отдавая последние воинские почести товарищу Сталину, вождю и учителю советского народа. Вскоре Ил-28 массово производили три завода: только Московский авиационный завод No.30 ("Знамя труда") выпускал в месяц(!) до 100 самолетов.
  
   Мало, кто знает, что в 1954 году часть Ил-28 переоборудовали под носители ядерного оружия. Первые учебные ядерные бомбометания были проведены с Ил-28 на 71-м полигоне под Керчью. Шла отработка аэродинамических форм первых ядерных бомб, особенностей прицеливания, бомбометания и ухода от взрыва. Сбрасывались точные макеты бомб с реальными взрывателями атомных бомб, только вместо ядерной начинки бомба содержала обычную взрывчатку. Реальные бомбы с ядерной начинкой сбрасывались с Ил-28 над Семипалатинским полигоном. К 1958 году в строю стояло уже 450 бомбардировщиков, способных нести и применять ядерные бомбы.
  
   Мало, кто знает, что одним из первых испытателей советского ядерного оружия был полковник Жариков Андрей Дмитриевич, родившийся в 1921 году в селе Татаново Тамбовской области, в том самом селе, где жили мои предки с 1623 года. Его отец Жариков Дмитрий Никитович тоже был лесником, потом директором Горельского лесхоза. Впоследствии Андрей Дмитриевич стал писателем, автором многих книг. Его книга "Полигон смерти" стоит у меня на полке рядом с работами Николая Леонова, Леонида Шебаршина и Маркуса Вольфа.
  
   Мало, кто знает, что во время Карибского кризиса на Кубе был развернут полк бомбардировщиков Ил-28 в составе 42 машин, в том числе, шесть их них были вооружены ядерными бомбами. Повоевал Ил-28 и в Афганистане, причем, его боевая работа была ничуть не ниже, чем у гораздо более современных Су-7, Як-28 и МиГ-23, а потери гораздо меньше.
  
   К середине 80-х годов Ил-28 ни в войсках, ни в летных училищах не осталось. Последними расстались с Ил-28 в нашем Тамбовском ТВВАУЛ. Сейчас над нашими лесами не летает никто: гражданская авиация убита, военная авиация в предсмертных судорогах.
  
ТВВАУЛ сегодня [Сайт ТВВАУЛ]
   (Основные факты и часть текста заимствована здесь:
   http://wunderwaffe.narod.ru/Magazine/AK/2006_06/03.htm
   и здесь:
   http://www.airwar.ru/enc/bomber/il28.html )
  

Святой колодец

   Святой колодец был и остается местом массового паломничества жителей Тамбовской области: вода источника издавна считается целебной. Он не имел у нас особого названия, но когда говорили "Святой колодец", все понимали, что речь идет именно об этом источнике. Позже в Сети я встречал его название "У трех дубов" или "Три дуба", но у нас этих названий не знали. Святой колодец - это несколько мощных родников, бьющих из-под высокого правого обрывистого берега Цны напротив села Горелое. Родники находятся на высоте примерно пяти метров от уреза воды, а сам берег здесь имеет высоту не менее пятидесяти метров: спускаться напрямую просто опасно, хотя многочисленные песчаные лотки-осыпи свидетельствуют, что люди все-таки рисковали спускаться и напрямую, следуя знаменитой картине Сурикова "Переход Суворова через Альпы".
  
   Внутри пещерки, образовавшейся в обрыве, стоят маленькие иконки, горят свечи, пол пещеры глинистый и всегда мокрый. Из дальней стенки пещерки через лоток струится святая вода, падает в продольную канавку на полу пещеры, и течет вниз к реке, переливаясь через тропинку, постепенно поднимающуюся в обе стороны вдоль обрывистого берега. Справа и слева от основного родника, а также ниже него есть выходы более мелких родников - их много. Дубов в непосредственной близости от родников я там не помню. Наверху и по склонам растет сосна, ниже - обычная прибрежная растительность: ольха, черемуха и ветла, перевитые хмелем и вьюнком.
  
  
   Добраться до Святого колодца раньше можно было из Горелого через заливной луг, это километра три от села; из Лучек по дороге на Орехово, тоже километра четыре, и через Черную Речку, но дороги через Черную Речку я тогда не знал, а сейчас ее просто нет, как нет и самого поселка. Последний раз я был у Святого колодца в 2005 году, приезжал на своей "девятке" из Татаново: по асфальту на лесхоз, перед лесхозом на Т-образном перекрестке надо свернуть направо по дороге на Крамжай, подняться наверх, проехав пару километров до поворота налево на Орляй. Через Орляй идет не очень разбитая гравийная дорога, которая после Орляя идет опять налево на Лучки, а прямо идет зарастающая дорога на Пихтеляй.
  
   Километров через пять лесной дороги, миновав незаметную теперь Черную Речку, въезжаем в Лучки. В Лучках у конторы лесничества надо сделать резкий поворот вправо под острым углом и стать на дорогу на Орехово, до которого отсюда около трех километров. За Орехово дорога заканчивается у базы отдыха Тамбовского института химического машиностроения (ныне он называется типа университетом). Здесь машину придется бросить и пройти пешком около километра через базу и далее - тропа выведет: там слева река, справа ее высокий берег.
  
   Я уже сказал, что Святой колодец был местом массового паломничества, и это не фигура речи. За неделю-полторы перед каждым Православным праздником, четыре-пять раз за лето, через наш кордон тянулись многочисленные толпы паломников из деревень, лежащих за лесом. Они шли группками по два десятка человек, были очень скромно одеты, многие даже в лаптях - у нас в поселке лапти не носил никто, хотя плести лапти умел даже мой отец. В основном это были пожилые женщины в темных платочках, старушки и седобородые сморщенные старики, но были и молодые девки, и даже парни, но не так много. У каждого в руках было по бидону для святой воды, а за плечами котомка - обыкновенный мешок, в углы которого клалось по камешку или по картофелине, снаружи каждого угла завязывалась веревочка, а камешек, положенный внутрь, не давал узлу соскользнуть - высокая технология крестьянского быта! Далее веревочка складывается пополам, делается петля, которая накидывается на собранную в кулак горловину мешка. Котомка готова! Технология производства современных рюкзаков, кажется, намного сложнее.
  
   Они останавливались на кордоне, чтобы отдохнуть и перекусить: путь туда и обратно занимал до недели, в дождь и ветер они ночевали под открытым небом, укрываясь плащами - палаток тогда не знали, да и у кого из них были средства, чтобы покупать такую роскошь? Они садились в кружок под осинкой, которая росла на пригорке напротив кордона, ели черствый хлеб, посыпанный солью, заедали луком, пили воду из нашего колодца, а потом слаженно пели молитвы и духовные песни. Часа через два они незаметно снимались и брели дальше: оставались последние двадцать километров, из которых на этот день приходилось четыре, если они ночевали на Пихтеляе, или десять, если ночевка предполагалась на Черной Речке. У источника они участвовали в службе, которую обычно проводили монашествующие миряне, терпеливо отстаивали очередь, чтобы поклониться источнику и набрать воды, купались в реке - рядом с источником она тоже считалась целебной - и тем же путем шли домой. В таком виде эти хаджи продолжались до начала шестидесятых годов.
  
   Привожу документ, из которого можно понять как стремление народа к святым местам, так и отношение властей к этому стремлению. Документ относится к более далеким годам и к источнику в селе Павловка Сосновской волости Тамбовского уезда (спасибо за уточнение Елене Софьиной, приславшей мне письмо по этому поводу. Кстати, как сообщила Елена, этот источник действует!), а не к нашему источнику. Но до Сосновки от Горелого не так уж и далеко, а люди у нас примерно одни и те же.
  
   Тамбовское губернское отделение ОГПУ.
   Секретно. Срочно. Секретарю губкома ВКП(б)
   По имеющимся точным сведениям, в с. Павловке Сосновской волости, в июле 1926 года, на краю села открылся 'чудотворный колодец'. По опросу жителей на этом месте и раньше был родниковый колодец, в котором поставили сруб. [...] Проживающий старик около этого колодца стал и во сне и наяву слышать какой-то голос в колоде, призывающий его, чтобы он попросил местного попа с. Павловки отслужить благодарственный молебен, потому что здесь пребывает сам Господь. Старик пошел к попу и объяснил ему вещие слова, но поп не пошел служить молебен, а приказал тому же старику оповестить население о появившемся чуде, о святости колодца. Тот не смог отказаться от приказания попа и немедленно оповестил все население.
   Вслед за этим появляется какая-то монашка и начинает предсказывать около колодца. Мужики собрались и бабы и решили идти к колодцу, со всеми иконами с большим крестным ходом, и на что получили разрешение Сосновского волисполкома, и шествие и торжественное служение произвели свое действие на верующих. Тут же стали купаться и набирать с собой этой же воды.
   С этого момента и пошла слава про святой Павловский источник. Поп стал приходить к колодцу и совершать водосвятные молебны, и его молебны начали собирать массу верующих. Наконец, молва к осени распространилась очень далеко, так что пришлось видеть людей за 100 верст и более с больными детьми и взрослыми, в добавление среди этой поповской затеи появился какой-то проходимец монах, призывающий именем господним соорудить часовенку, с водружением на верху постройки креста, что и было сделано тут же.
   К колодцу начинают стекаться и попы с прихожанами других приходов, как-то: Мордовский поп с своими крестьянами, Токаревский поп, каждое служение потом собирают денег по 100 рублей в сутки и при том плюс шерсти, холстины. На этот колодец очень часто ходит Мордовский мужик, в роде юродивого, в такой одежде: одет на нем подрясник, подпоясан, сверх подрясника одет большой деревянный крест и в руках держит палку выше человеческого роста с загнутым концам на верху.
   Молва об этом колодце все распространяется дальше и дальше, потому что открыто говорят, что здесь происходят исцеления, в силу чего народ и валит со всякими болезнями. Тут же идет погружение заразных больных. [...]
   Видную роль играют монашки, живущие по окружности, которые, воспользовавшись случаем, начинают соблазнять верующих к паломничеству на св. колодец. Этот колодец посещал председатель Сосновского волисполкома Мурашкин, секретарь Карасев и начальник волмилиции. Побыли, посмеялись, и только, в то же самое время Сосновский волисполком дает разрешения на молебны всякому приходящему попу, а если не бывает разрешений, то остается вопросом, почему служатся молебны (...)
   Начальник Тамбовского губотдела ОГПУ Козлов.
   Начальник секретного отдела Яньшин.
   (Взято вот здесь: http://www.grad-kirsanov.ru/author.php?id=istochnik)
  
   В конце пятидесятых - начале шестидесятых, при Хрущеве, резко усилилась борьба с растущим влиянием Церкви. Родники Святого колодца пытались забетонировать, паломников разгоняли, принимали меры по месту жительства - ничего не помогало. Люди шли к источнику, теперь уже не под праздник и не группами, а по одному - по двое, но шли. Стремление в высшему, к святому, жажда духовного и физического исцеления всегда оказывались сильнее любых запретов - в этом смысле ничего не изменилось в человеке со времен первых христианских мучеников и мучениц. Сам источник показывал в этом пример: святая вода пробивалась сквозь все мыслимые и немыслимые преграды, и тонкий ручеек рано или поздно начинал течь к реке.
  

Поселок Пихтеляй

  
Пихтеляй. Дома постройки 80-х годов [Николай Чуксин]
   История образования поселка мне не известна. Судя по всему, образовался он в начале тридцатых годов, и его население составилось из выскользнувших из-под коллективизации мужиков, в основном, из сел Казывань, Пахотный Угол, Кривополянье, расположенных на той, восточной стороне леса. Жили в поселке и раскулаченные, отбывшие срок в ссылке - одного, угрюмого и нелюдимого, так и звали "Сибиряк", у него была дочь, ее тоже звали Сибирячкой; кстати, застенчивая и нежная девушка, рожденная в войну или перед самой войной. На общее происхождение основных жителей поселка указывало и то, что пришлые из других мест получали прозвище, указывающее на их историческую родину: Маня Отъясская (из Отъясс), Федя Татанский (из Татаново) и т.д. Юрий Владимирович Холодилин говорит, что Пихтеляй был образован как призводственный участок по добыче живицы (сосновой смолы) при Тамбовском Химлесхозе в 1934 году. Скорее всего, так и было. Жил ли кто на этом месте до образования участка - не знаю.
  
   Основным занятием жителей поселка летом была подсочка: вздымка и сбор живицы. Зимой лесопиление и заготовка бочек - двухсотлитровых сосновых бочек под живицу. Кроме бочек делали еще сани, заготовки для тележных колес и другую мелочь тогдашнего обихода. Смолокурением у нас не занимались - это было специализацией поселка смолзавода, который находился в лесу между Тулиновкой и станцией Рада, недалеко от Среднего кордона. От нас это отстояло километрах на двадцать.
  
   Подсочка - очень трудный, неблагодарный и мало оплачиваемый труд. У подсочников две основные профессии - вздымщики и сборщики. Вздымщики по весне, когда по низинам еще лежит снег, зачищают стволы сосен, готовят кары. Потом специальными ножами - хаками - проводят желоб и устанавливают под него конические приемники, которые в мои времена делались из материала, похожего на шифер, потом из тонкого листового железа, а сейчас их делают из более легкого и прочного полиэтилена. Потом каждые день-два режут усы, формируя к концу сезона две полные белые раскрытые страницы, исписанные строчками теней от линейных кромок плотно прирезанных друг к другу усов.
  
   Сборщиками у нас обычно работали молодые девки, которые уже закончили курс наук в семилетней школе, но которым еще рано было думать о замужестве. Вернее, думали об этом они всегда, но никто пока не разрешил бы им выйти замуж - нравы у нас тогда были более строгие, чем сейчас. Вот они и зарабатывали на свое приданное, которое, конечно, уже начинали накапливать - подушки, перины, занавески, подзоры, цветастые половики, модную одежду для себя - известно, что никто так не соблюдает все изыски моды, как модницы деревенские. Правда, раньше веяния моды доходили к нам с запозданием лет на пять-шесть, да и держалась она гораздо дольше, чем сейчас, и можно было накапливать приданное заранее, не так опасаясь его преждевременного морального старения.
  
   Из приемника живица с помощью другого особого ножа, похожего на узкий и длинный мастерок, извлекалась в обычное ведро, а когда ведро наполнялось, его несли к сработанной в поселке сосновой бочке, которая ставилась где-нибудь возле дороги, поближе к центру участка - делянки. Делянки обычно занимали десять-двадцать гектаров, и на каждой росло от шести до десяти тысяч деревьев. Вот и представьте себе - лето, жара, гнус и комары, вам шестнадцать-семнадцать лет, а вы, юная и красивая, но вся перемазанная в живице, которую отмоете керосином только вечером. Вы обходите эти десять тысяч деревьев, одно за одним, таская за собой ведро, вес которого все увеличивается и увеличивается, а живица тяжелее воды. Волки, медведи и беглые зеки подразумеваются сами собой.
  
   Живица - это смолистое вещество, которое дерево выделяет для заживления ран - морозобойных ли, нанесенных ли человеком, дереву все одно. Из этого вещества производят два основных продукта: канифоль и скипидар. Канифоль потом идет в производство клеев, синтетического каучука, в лакокрасочную промышленность; раньше много канифоли использовалось при производстве граммофонных пластинок. Ближайший родственник канифоли - настоящий янтарь. Скипидар же - это натуральный органический растворитель, он применяется также в производстве камфары, различных отдушек, а главное, в производстве флотореагентов, особых веществ, которые обеспечивают отделение полезных веществ от пустой породы при обогащении руды способом флотации. Сейчас и канифоль, и скипидар вытеснены из массового употребления синтетическими заменителями, получаемыми из нефти и каменного угля, и я думал, что подсочка, как и многие другие лесные технологии, давно стала достоянием истории - ан, нет! Несколько лет назад, плавая по новгородско-вологодской реке Кобоже, я встретил подсочников, работающих в отдаленном от всех селений коренном сосновом лесу междуречья Кобожи и Чагоды. Все-таки, качество натурального продукта можно имитировать с разной степенью приближения, но полностью повторить вряд ли возможно. Возьмите тот же силикон!
  
   С Пихтеляем у меня связаны годы жизни с 1955 по 1959-й, когда я каждый день ходил туда с кордона в начальную школу, и с 1964 по 1974-й, когда кордон перенесли в поселок, и Пихтеляй был для меня родным домом. От Лучек до Большой Талинки, от Тулиновки до Шпалореза и далее это был центр жизни тогдашней молодежи: на Пихтеляй с торфопредприятия регулярно привозили кинопередвижку, в конторе была небольшая библиотека, а в начале шестидесятых в поселке даже построили клуб. Киноустановку с движком привозил на своей лошадке парень, которого все звали Че-Пэ-Вэ: сокращение от его полного имени - Чернов Петр Васильевич. Кино обычно состояло из десяти - двенадцати частей, и пока Петр Васильевич менял ленту каждой части или склеивал порвавшуюся, взрослые выходили покурить, бабы лузгали семечки и обсуждали насущные вопросы. Посередине поселка был "горсад" с танцплощадкой и большой пруд, в котором можно было купаться - других пригодных мест для купания в нашей округе не было до самой Цны и тулиновских прудов, но туда не очень наездишься: лето - страдная пора. В общем, по вечерам в пихтеляйском "горсаду" собирались десятки молодых парней и девок, плясали под гармошку, а когда привозили кино, то перед его началом и танцевали под радиолу.
  
   В пятидесятые годы Пихтеляй был не очень большим поселком, но к середине шестидесятых его население удвоилось: там жило уже более тридцати семей. Располагался поселок вдоль двух лесных дорог: продольной, с юга на север и поперечной, с востока на запад. По первой сюда попадали из лесхоза, из Тулиновки, с Крамжая и с Двадцать Первого кордона. Пройдя поселок, эта дорога вела на Усть-Хмелину и далее на Земетчино и Кершу, стоящие уже на противоположной опушке леса. На этой дороге справа на въезде в поселок со стороны Крамжая был лучший в поселке колодец с воротом, слева, у пруда, была баня и пекарня, а летом работал грибоваренный пункт: грибов у нас было много каждый год, а иногда очень много. Затем с обеих сторон шли дома, в основном, двухквартирные, отстроенные уже в конце шестидесятых. Слева, у самого перекрестка, был горсад, сразу за перекрестком, тоже слева, магазин, за ним - лесопилка с лесоскладом, в самом низу, у ручья - кузница, а напротив лесопилки справа от дороги - контора участка Моршанского химлесхоза и еще один колодец, с "журавлем". Вода в нем была желтой и имела неприятный привкус, поэтому мы, привыкшие к прозрачной и сладкой родниковой воде Хмелинского кордона, все десять лет жизни на Пихтеляе брали воду из дальнего колодца.
  
   Под контору был приспособлен стандартный двухквартирный барак, во второй половине которого жила семья Чернышовых. Сам Чернышев работал счетоводом в конторе участка, но он рано умер, и двух девочек и сына Александра его вдова, тетя Нюра, полная и добрая женщина, воспитывала одна. За конторой в глубине была конюшня и склад ГСМ. Дальше слева и справа шли огороды - места под них в поселке не хватало, и картошку жители сажали на свободных площадях на уже покинутом Двадцать Первом и у нас на Хмелинском кордоне.
  
   Чуть не забыл! Слева за конторой перед огородами стояло помещение дизельной электростанции: с начала шестидесятых на Пихтеляе утром и вечером работал движок, обеспечивавший током лесопилку, и в поселок провели свет, который осенью и зимой давали по нескольку часов утром и вечером. До этого лесопилку приводил в действие локомобиль, работавший на опилках и обрезках - отходах работы лесопилки. Локомобиль это, грубо говоря, паровоз, поставленный на фундамент, только труба у него повыше, а кривошипно-шатунный механизм вместо ведущих колес приводит во вращение гигантский шкив-маховик с ременной передачей. Ремень шириной почти в метр уходит в цех, где второй шкив, меньших размеров, вращает генератор, вырабатывающий электроэнергию, которая потом раздается на приводы истошно визжащих пил-циркулярок (пилорамы у нас, кажется, не было, или была совсем небольшая), на приводы лебедок, тянущих вагонетки с сосновыми кряжами метрового диаметра, и на электрические лампочки освещения. Так что диковинную для нас лампочку Ильича я впервые увидел именно на этой лесопилке. Это схема локомобиля - примерно такой же стоял у нас на Пихтеляе, только с высокой трубой (1 - топка, 2 - цилиндр паровой машины, 3 - маховик, 4 - котел):
  
Схема локомобиля [WWW]
  
   Машинистом локомобиля и механиком лесопилки был дядя Коля Калмыков - невысокий, крепкий скуластый мужик в замасленной спецовке и с руками, измазанными по локоть тем же машинным маслом. Работающий локомобиль завораживал нас, мальчишек. Он казался живым существом: был теплым, тяжело дышал, ворчал, ворочал рычагами, двигал деталями механизма, имел свой неповторимый и очень вкусный запах горелого масла. Говорить он не умел, зато гудел как настоящий паровоз, когда дядя Коля, вроде нечаянно, дергал за какую-то ручку, чтобы попугать глазевших пацанов: заходить на лесопилку нам не разрешалось. У дяди Коли с тетей Дусей было пятеро детей, помню из них только двоих: хорошо сложенную и озорную Любу и ее брата, увальня Володю. Но они были несколько моложе и принадлежали кругу общения моего брата.
  
   Поперечная дорога - моя дорога в школу - шла от Хмелинского кордона, который находился примерно в четырех километрах к юго-востоку от Пихтеляя. На кордоне эта дорога сливалась с другой, идущей от Крамжая на Большую Талинку. На Крамжае она в свою очередь образовывалась из четырех дорог: из Тулиновки, из лесхоза, с Пихтеляя и с той самой станции Рада. Лесные кордоны тогда ставились так, что ни одна дорога не была вне контроля. Но вернемся к Пихтеляю.
  
   Мой путь в школу шел по Малой Пихтеляйской дороге - сейчас в глубоких снах я часто прохожу его, и он всплывает в мельчайших деталях, которые наяву уже стерлись из памяти. Он проходил мимо дяди Ванина огородчика, через низкое место, образованное стоком талых вод и просыхавшее только летом, если долго не было дождей, пересекал угол 318 квартала - здесь справа всегда была осыпная земляника: полное десятилитровое ведро можно было набрать на одной поляне размером 20х20 метров. Затем дорога входила в 166-й квартал и здесь соединялась с Большой Пихтеляйской, по которой ездили на машинах, и которая шла по просеку между 166-м и 318-м кварталами, минуя поперечный Матюхин просек, названный так, скорее всего, в честь Ивана Матюхина, командира 14-го полка повстанческой армии Тамбовской губернии, соратника А.С.Антонова, руководителя восстания и бывшего начальника Кирсановской уездной милиции.
  
   Через полкилометра дорога спускалась вниз к мосту через ручей. Слева в нескольких метрах от ручья был родник - здесь когда-то жил в землянке дед Антон, сторож при торфоразработках болота Малая Сявинка - оно начиналось метрах в двухстах слева за ручьем, а в ручей шла дренажная канава из этого болота. За болотом в сосновом бору всегда жили глухари. Ни деда Антона, ни его землянки я уже не застал: торф из болота было полностью вычерпан в войну, правда, пара штабелей почему-то не вывезенного торфа у северного края сохранилась, медленно оседая и оплывая с годами.
  
   Дальше дорога поднималась наверх и уходила чуть вправо, почти параллельно реке Хмелине, которая здесь протекает по восточной границе 166-го квартала менее, чем в километре от дороги. Сейчас там вполне взрослый лес, но в пятидесятые годы была поляна с сосновыми посадками примерно 1953-54 гг., на этой поляне весной цвела сон-трава, а летом ромашки сиреневого цвета, которые мы называли "шоколадками" - они пахли ванилью. Позже я ни разу и нигде не встречал эти ванильные цветы, а сон-траву нашел в Мещере в конце восьмидесятых, и с тех пор стараюсь ездить туда каждой весной поклониться этому чудесному цветку моего детства. Еще через полкилометра дорога выходила на просек между 166-м и 155-м кварталом и метров триста шла по просеку. Справа открывалось огромное болото Большая Сявинка - там росла клюква, в топях этого болота пару раз погибали неосторожно забредшие туда телята, а в склонах глубокой дренажной канавы, идущей от болота к реке Хмелине, рыли норы барсуки.
  
   Слева была вырубка, которая сейчас тоже превратилась в полномасштабный лес, на ее кромке дорога сворачивала с просека в 155-й квартал и метров через сто пятьдесят пересекала поперечный просек, разделявший 155-й и 154-й кварталы. Этот просек у нас назывался тети Мотин: тетя Мотя - вполне реальная личность, жительница Большой Талинки, она работала на прополке сосновых посадок и на этом просеке потеряла казенный рашпиль. Событие мелкое, и большие ученые - кандидаты наук от топонимики будут ломать голову, откуда взялось такое название. Вот, оттуда! Кстати, я знаю, что по-ученому прямолинейный разрыв между кварталами называется просекой, словом женского рода, но с удовольствием употребляю его здесь так, как говорили у нас в лесу: просек, мужской род.
  
   Дальше дорога целый километр идет по чистому сосновому лесу 154-го квартала. Метров через семьсот слева открывается болото, особого названия у которого не было. Именно здесь, на кромке этого болота, я часто встречал стадо лосей голов в пятнадцать, а то и двадцать. Они равнодушно провожали меня взглядами, направляя в мою сторону локаторы своих больших ушей. Чуть дальше слева стоял вывороченный пень, это место так и называлось: "пенёк". Знаменит он был тем, что мой дядя Андрюша, возвращаясь с Пихтеляя ночью, принял его за волка. Сейчас этого пенька уже нет, как нет и следующего ориентира - "посадки". "Посадками" называлась небольшая делянка пятнадцати или семнадцатилетних сосенок, посаженных до войны на месте тогдашней вырубки. Сейчас они неотличимы от коренного леса.
  
   Вскоре за посадками дорога переходила через просек между 154-м и 153-м кварталом. Здесь росла сосна, на которой я восьмого или девятого мая 1956 года нашел гнездо дрозда-дерябы - и в нём уже были птенчики! Ранняя тогда была весна. Удивительно, но эта дорога сохранилась, хотя и заросла. Мы проехали по ней с Юрой Холодилиным на его "Шеви-Ниве" летом 2008 года с Пихтеляя до самого кордона. Единственным сомнительным местом был тот самый мостик через ручей на Малой Сявинке и низкая ложбина непосредственно перед мостиком. Привожу их фото в приложении к этому тексту.
  
   Метрах в двухстах от просеки дорога входила в поселок Пихтеляй. Сначала шли сараи, затем справа открывался двухквартирный барак, в котором жили тогда семьи двух Иванов Павловичей - Дубовицкого и Ращупкина. Слева в таком же бараке жил Матвей Васильевич Коптев и Алексей Дронов (отчество его я уже не помню). У Дроновых было восемь ребятишек, помню сверстников или тех, кто был слегка моложе или старше. Братья Петя и Шура были года на три моложе меня, их сестра Валентина, в девичестве красавица с изумительными глазами и точёной фигурой, тоже моложе, но, кажется, всего на год. Потом она вышла замуж в Котовск, город, в котором я учился в индустриальном техникуме в 1963-67 гг.
  
   Стараюсь рассказывать о поселке так, как он выглядел в пятидесятые годы. Позже всё перетасовалось: и Ращупкины, и Коптевы, и Дроновы в конце шестидесятых переехали в новые дома, на их место приехали другие люди. Многих из них я уже не знал: с 1963 года я учился в Котовске, а на Пихтеляй приезжал только на каникулы, и если у приезжих не было детей моего возраста, запомнить их я уже не мог. Помню Русиных, Чегловых, Рыжковых - у них были дети моего возраста.
  
   У Ращупкиных была самая большая в поселке семья - кажется, одиннадцать детей. Я учился в одном классе на Пихтеляе и в Тулиновке с Зоей - мы и родились в один день. Валя была на три года старше Зои, Витя - на год или на два. Дальше шли Таня, Сережа, Вера (она утонула в пруду, когда я учился в первом классе) и мелюзга, которая появлялась на свет каждый год, как по расписанию. Мария Ивановна Ращупкина, статная женщина с красивым голосом, работала в поселке продавщицей, Иван Павлович - мастером в участке химлесхоза.
  
   Иван Павлович Дубовицкий помнится мне уже стариком. Он работал конюхом и возчиком, и пока у нас не было своей лошади (а она появилась только где-то в 1959-м или 1960-м году), дядя Ваня пахал нам огород под картошку, потом опахивал ее и в сентябре опять пахал, когда приходила пора копать картошку, благо его огород находился рядом с нашим. У дяди Вани был плаксивый голос, как будто он на что-то жаловался, когда говорил. Он носил фуражку защитного цвета полувоенного образца и почти не выпивал, чем сильно отличался от остального мужского населения, половина из которого была пьющей, а несколько человек пьющими сильно.
  
   Говорят, всё началось с "фронтовых сто грамм", и после войны вернувшиеся домой мужики уже не могли остановиться. Но были и непьющие: сын дяди Вани Василий Иванович - высокий, физически очень сильный и уверенный в себе мужик, совсем не похожий на отца; Иван Шлыков - умный, тихий и хозяйственный; Иван Сычёв, спокойный коренастый мужик, в облике которого было что-то восточное, мордовское или башкирское. Сычёв сменил на посту начальника участка другого Ивана, Ивана Дмитриевича Лукинова, пошедшего на повышение. Сыну Ивана Дмитриевича, Вите Лукинову, я многим обязан: он был старше меня года на четыре, при такой разнице о дружбе между мальчишками речи быть не может - другие возрастные категории, но он защищал меня в интернате в Тулиновке, а там случалось всякое: слишком много юных пассионариев на слишком ограниченной территории простого деревенского дома. Потом Виктор уехал в город Шахты Ростовской области и стал шахтером. Брат Виктора Николай был несколько моложе меня.
  
   Не пил и Матвей Васильевич Коптев, красивый мужик с черными, как смоль, кудрявыми волосами. Его дети - Алексей, Василий и две дочери были гораздо старше меня, но запомнился Матвей Васильевич тем, что выделялся среди пихтеляйских мужиков умением говорить, особой дипломатичностью - хитрый был мужик! Он прихрамывал на одну ногу, скорее всего, ранение с войны, работал кузнецом и единственный в поселке держал собаку - его Найда облаивала нас, когда мы по дороге в школу или из школы неизбежно проходили мимо его дома. Алексея я помню уже женатым, Вера была замужем в Тамбове, и я видел ее всего пару раз. Младший, Василий, был самым завидным женихом в поселке: гармонист, фотограф, художник - хотя, как всегда, местные девки предпочитали парней из других деревень. Девки у нас были красивыми, в теле, но в меру, неприхотливыми и работящими, хотя почти все "с характером". Летом парни приезжали к нам в горсад, "на улицу", даже из отдаленных деревень, не говоря уж о близлежащих лесных поселках.
  
   Недавно мне написала Ольга Коптева, дочь Василия Матвеевича Коптева.
  "Нам понравилась ваша статья. Немного хотела бы уточнить, папа женился на местной девушке красавице, Дроновой Марии Алексеевне, дочери Дронова Алексея Константиновича. И в совместном браке у них родились трое детей, сын Геннадий родился на Пихтеляе, а дочери Ольга и Елена уже на Виникляе, где папа работал начальником участка от Моршанского Химлесхоза до 1982 года., затем перехали в с. Тулиновка, в родительский дом, где по сей день живут..."
   С удовольствием вношу исправление - через столько лет и расстояний!
  
   Наши парни довоенного возраста - высокий и смуглый Шура Дубовицкий, которого воспитывала мать-одиночка тетя Маша, светловолосый и скромный Витя Булгаков, сын еще одной матери-одиночки, тети Домани (нет, она не итальянка, Доманя - это уменьшительное от "Домна", иногда даже от "Евдокия"), Володя Лукинов, родной брат Лукинова Ивана Дмитриевича - как-то быстро разъехались из поселка: сначала в армию, а уж после армии мало, кто хотел возвращаться в поселок - перед ними лежала вся страна, на выбор. Из того поколения парней, родившихся перед войной, в поселке остался один Василий Уваров - кучерявый, задиристый, отважный, кстати, тоже сын матери-одиночки тети Дуси. Слишком многих отцов у того поколения унесла война, слишком много матерей были обречены на одиночество.
  
   Василий Уваров, Уварыч, как его звали в поселке, гармонист и гуляка, женился на нашей же красавице, застенчивой Марии, быстро остепенился, работал трактористом, потом шофером. У них с женой родилось трое детей, младшая, Елена, 29 марта 2017 года прислала мне письмо, в котором содержались кое-какие поправки к тексту этого очерка, и я их с удовольствием вношу.
   Еще один гармонист, Василий Коптев, сначала работал у нас мастером участка, потом женился где-то на стороне и был назначен начальником такого же участка под Моршанском.
  
   Дальше справа был четырехквартирный барак, в котором с одной стороны жила семья Василия Ивановича Дементьева и еще какая-то, уже не помню. С другой - семья дяди Гриши Ермакова и еще одна семья, скорее всего, Холодилины, но не Юра с матерью, а Витя по прозвищу "Левый" со своими родителями. Эти семьи не очень помню, потому что у них не было ребятишек моего возраста, а у Дементьевых их было аж трое: Миша, с которым мы учились в одном классе на Пихтеляе и в Тулиновке, Толя, который был на два года старше нас, и Маша - стройная девушка, которая уже работала подсочницей, когда мы еще только учились в шестом или седьмом классе. Старший Холодилин был лучшим бондарем в поселке, хотя бочки у нас умели делать многие из мужиков: казалось, они умели делать всё.
  
   Дядю Гришу Ермакова помню по многим причинам. Во-первых, у него был роскошный радиоприемник "Родина-47", единственный тогда в поселке. Во-вторых, с его сыном Валерой мы особенно дружили (младший Валерин брат Слава был моложе нас года на четыре). В-третьих, дядя Гриша, как и большинство жителей поселка, был мастером на все руки, и эту черту у него унаследовал Валера, которому лет в четырнадцать уже доверяли самостоятельно ремонтировать дизель, а также запускать станцию и подавать в поселок свет. В шестнадцать лет Валера уже работал трактористом. Дядя Гриша умер рано, когда Валере было лет десять, и тетя Маруся, высокая стройная женщина с тонкими чертами лица и косой, уложенной кольцом, как сейчас у Юли Тимошенко, воспитывала ребят одна.
  
   Слева был шестиквартирный барак, на некотором расстоянии от дороги, так что между этими двумя бараками и следовавшим дальше перекрестком получалось что-то вроде центральной площади. Здесь мы играли в лапту, а на Пасху и на Троицу взрослые забавлялись старинной игрой, похожей на чуждый нам боулинг. Раскрашенные яйца расставлялись парами у перекрестка, куда был небольшой уклон, выше метрах в пятнадцати проводилась черта, за которую заступать было нельзя, от этой черты по очереди бросали мяч, но не круглый, как шар в боулинге, а цилиндрический брезентовый, туго набитый и потому ровный, диаметром сантиметров десять-двенадцать и сантиметров семь-восемь по образующей. Если мяч разбивал пару яиц, не в смысле, разбивал скорлупу, а в смысле, что пара яиц после касания мяча раскатывалась в стороны, они доставались ловкому игроку. Как играли в лапту, рассказывать не буду: большинство эту игру, как и игру в свечи, в набой, в круговую лапту, еще помнит, хотя сейчас вряд ли кто в нее играет, что в деревнях, что в городе.
  
   За перекрестком слева был тот самый горсад, куда летними вечерами съезжалась на велосипедах местная молодежь: велосипеды тогда уже были в каждой семье, пензенские завода имени Фрунзе и харьковские завода имени Петровского, отличавшиеся эмблемами на рулевой колонке: ЗиФ и ХВЗ. Основной продукцией завода имени Фрунзе, более известного как почтовый ящик номер 50, были артиллерийские боеприпасы, в первую очередь, взрыватели снарядов, мин и гранат. Велосипеды являлись продукцией, прикрывавшей основную деятельность, но, тем не менее, это был крупнейший советский изготовитель велосипедов и мопедов, а в тридцатые годы он выпускал даже патефоны. Насколько знаю, сейчас завод обанкротили. Харьковский велосипедный завод имени Петровского выжил и в условиях украинского демократического беспредела, который будет, пожалуй, покруче нашего: в 2006 году на заводе было произведено 100 000 велосипедов, правда, из китайских комплектующих деталей. Часть велосипедов ХВЗ сейчас идет даже на экспорт. Молодцы украинцы!
  
   Горсад представлял собой небольшой сквер размером примерно 20х20 метров, с оградой из невысокого штакетника и двумя входами: от магазина и от дома Юры Холодилина. По периметру сквера росли клены и ясени. В середине располагалась небольшая танцплощадка с деревянным настилом, а вокруг нее стояли обычные лавочки. Позже на двух столбах установили лампы для освещения. Простенько и функционально!
  
   Справа от дороги за перекрестком был магазин, центр общественной жизни поселка. За прилавком чаще всего стояла сама Марья Ивановна Ращупкина, позже ее стала подменять старшая дочь Валентина, иногда даже Зоя. Ни Ивана Павловича, ни, тем более, Виктора, за прилавок не допускали. В магазине был набор товаров, обычный для любого сельмага, где главный товар - водка. Водка была простая ценой в двадцать один рубль двадцать копеек (масштаб цен изменился только в 1961 году, и простая водка стала стоить два рубля двенадцать копеек), и водка особая московская в зеленоватых бутылках и с зеленоватой же наклейкой. Главное отличие было в том, что картонный колпачок простой водки заливался сверху сургучом красного цвета, на котором была выдавлена какая-то надпись или печать. Такой же картонный, в слюде, колпачок особой московской заливался сургучом белого цвета.
  
   Алюминиевые колпачки с ушком и без ушка появились гораздо более потом, а про водку "с винтом" у нас даже и не слышали. Из красного вина был мутноватый вермут по девять рублей и портвейн по тринадцать, но их мало, кто брал, разве для баб, хотя и бабы чаще предпочитали беленькую. Кстати, слово "водка" у нас не употребляли, хотя знали. Речь шла или о белом вине (водка), или о красном (всё остальное). Самогон тогда был под строжайшим запретом, но его тихонько выгоняли, причем, пределов народной выдумке не было. Бражку затирали в небольших бочонках, а про созревание она сообщала сама, "голосовала", как у нас говорили: на горловину надевали резиновую перчатку, и когда в результате брожения внутри поднималось давление, перчатка наполнялась парами и рука поднималась, голосуя "за".
  
   Обходились и без змеевика - основной улики при самогоноварении: на огонь ставили ведерную кастрюлю с перегоняемой брагой, в ней плавала эмалированная миска, сверху кастрюля закрывалась крышкой, на которую клали лед или снег (летом - из погреба). Спирт испарялся первым, конденсировался на холодной крышке, капал назад в кастрюлю, но часть его при этом попадала в миску. Процесс был более длительным, чем со змеевиком, качество самогонки страдало, конечно, но зато - никаких улик. Правда, запах стоял на весь поселок, но народ не считал самогоноварение преступлением, и никто ни разу ни на кого не донес. Зато анекдотов про самогоноварение рассказывали много. Вот всего один из них:
  
   Кум просит кума:
- Слышь, кум, последи за самогонным аппаратом, мне тут надо в город съездить.
- А как за ним следить?
- Да проще простого - вот сюда под змеевик надо банки подставлять, а в емкости со змеевиком будешь воду менять.
   Ну, сел кум за аппарат, поменял пару банок, а потом взял два ведра и за водой пошел. Возвращается с полными ведрами - а в доме два мента:
- Ну что, будем, значится, протокол составлять? Рассказывайте, как было дело!
- А что рассказывать-то? Шел по улице, смотрю - у кума из дома дым идет. Я подумал, что пожар, набрал два ведра воды, пришел тушить, а там, оказывается, сидят менты и самогонку гонят!
  
   Еще в магазине почти всегда стояла бочка с селедкой, был какой-то ассортимент рыбных консервов: килька в томате, бычки в томате, сайра в масле - обычная закуска к той самой водке. Еще всегда были плавленые сырки "Дружба", мятные пряники, два-три сорта печенья, развесные конфеты-подушечки с самой разной начинкой по цене 7-9 рублей килограмм (жаль, что их сейчас не выпускают!), ириски "Золотой ключик" рублей по тринадцать, мятные конфеты-леденцы "Театральные" и очень вкусные "Петушиные гребешки". "Петушиные гребешки" были дорогими - где-то по пятнадцать или семнадцать рублей килограмм. Шоколадных конфет у нас не держали: такие большие деньги население платить не было готово, да и не было их ни у кого, этих денег. Зато в магазине всегда был дешевый пластовый мармелад: его отрезали от куска размером полметра на полметра на полметра и взвешивали на весах с двумя чашами - одна для товара, другая для гирь. Эти весы и сменившие их стрелочные выпускались нашим Тулиновским заводом металлоизделий. Он жив и сейчас, правда, называется по-другому: ОАО "ТВЕС Тулиновский приборостроительный завод".
  
   Хлеб, в основном, пекли дома - у каждого была русская печь, поэтому в магазине стояли мешки с мукой по два рубля двадцать копеек за килограмм. Мука в три шестьдесят считалась деликатесом, ее давали только под праздники - под Новый Год, под 23-е февраля, под Первое мая, под 7-е ноября и под выборы. Была еще в четыре десять, но за ней ездили в Тамбов самостоятельно. Иногда привозили рыбу - соленую треску, камбалу, палтус или морской окунь. Рыбная промышленность страны в пятидесятые годы работала устойчиво. В семидесятые эта рыба исчезла, зато появился минтай, хек, пристипомия и даже рыба по имени "Ледяная". Народ, конечно, брал и ее, но при этом тихо матерился. Куда тогда девалась треска и камбала, никто не знает до сих пор.
  
   Еще в магазине были товары повседневного спроса - оцинкованные ведра, тазики, вилы, лопаты, косы, столовые ложки (вилками и ножами у нас никто тогда не пользовался), телогрейки, меховые шапки, резиновые и кирзовые сапоги - ботинки никто из мужиков не носил, галоши, рукавицы, керосиновые лампы и стекла к ним, спички калужского завода Фанспичпрома, еще настоящие, толстые, по пятьдесят штук в коробке. Этикетки на спичечных коробках были самые разные, и очень красивые, почти все мальчишки собирали эти этикетки, выменивая друг у друга самые редкие. Из спичечных же коробков делали затейливые игрушки. Из игрушек детям покупали разве что резиновые мячи, изредка куклы девочкам, остальное делали сами.
  
   Привозили керосин, и тогда выстраивалась очередь - без хлеба зимой прожить было как-то можно, без керосина - никак, темнеет рано, рассветает поздно. Конечно, в магазине была махорка, моршанская, в серых пачках по пятьдесят грамм. Из сигарет самыми ходовыми была "Прима": папиросы "Беломор" курило только начальство; потом появились сигареты "Махорочные". Мой отец был страшным курильщиком, но он сам выращивал табак, рубил его и делал самокрутки из газеты "Тамбовская правда". Курить после самосада казенную махорку, тем более слабые сигареты, считалось дурным тоном.
  
   За магазином справа стоял двухквартирный барак, в котором с одной стороны сначала жила семья Ивана Дмитриевича Лукинова, а когда он уехал из поселка, сюда вселилась семья дяди Коли Скворцова. У него было два мальчишки и дочь Татьяна, но я ее не очень помню. Юра Скворцов, хрупкий и застенчивый мальчик, дружил с моим братом. Говорят, он потом вырос в сильного, хорошо накачанного парня, но я его последний раз видел, когда ему было лет четырнадцать, и запомнил совсем другим. Дядя Коля Скворцов прошел войну, был ранен, прихрамывал, но у него, единственного в поселке, был аккордеон (или баян?), и по праздникам он увлеченно играл на нем, и тогда гармонисты замолкали - из уважения к дяде Коле и его инструменту.
  
   С другой стороны жила семья Ивана Ивановича Коптева, которого я помню совсем стариком. Он носил очки и был мебельщиком-краснодеревщиком. У нас в Татаново до сих пор сохранился сработанный его руками посудный шкаф-горка, привезенный с кордона. Он делал столы, стулья, комоды, горки, шифоньерки - все руками, все в тесной землянке, которая была его мастерской. Такие землянки в поселке были у каждого второго мужика. Жена Ивана Ивановича, тетя Надя, добрая женщина, была значительно моложе своего мужа, у них была дочь Валентина, рожденная в конце войны. На моих глазах она как-то за одно лето превратилась в невесту - округлилась формами, ее походка приобрела плавность, а сама она - уверенность. Правда, я тогда мало, что понимал в девушках, но взросление Валентины как-то почувствовал.
  
   (Могу ошибаться: Иван Иванович мог быть не отцом, а дедом Валентины, а тетя Надя его дочерью, овдовевшей в войну. А может, я вообще путаю двух разных людей. Надо будет пораспрашивать тех, кто знает больше).
  
   Ниже справа у самой плотины стоял еще один четырехквартирный барак, а в глубине, ближе к лесопилке, был небольшой дом на две семьи: там жила баба Даша Дубовицкая с Шурой и кто-то еще из матерей-одиночек, сейчас не вспомнить, кто именно.
  
   Симметрично слева от дороги напротив магазина, за горсадом, стояла такая же избушка, в ней жила тетя Доманя Булгакова с Виктором, Холодилины и Скворцовы. Ниже стоял отдельный дом, который в пятидесятые годы занимал начальник участка Иван Григорьевич Дудин - важный, коренастый, медлительный в движениях, всегда одетый в полностью застегнутый френч, при полувоенной фуражке, манерами похожий на Маленкова, но не располневший, а просто крепкий, с пристальным взглядом из-под густых бровей. Настоящий начальник! Говорил редко, всегда уверенно и веско - ценил своё слово. Помню, как во время кино механик ЧПВ остановил ленту - движок перегрелся. Иван Павлович Ращупкин, быстрый на движения и слова, тут же предложил механику: дескать, давай польем на движок холодной водой, он и быстрее остынет. Иван Григорьевич помолчал и важно так изрек:
   - Вот ты, Иван Палыч, представь. Только ты разъярился залезть на свою Марь Иванну, а тебе на причинное место холодной водой. И что будет?
  
   При Дудине в поселке был порядок.
  
   Помню двух его детей (их было семеро): Зою, красавицу, рожденную до войны, похожую на популярную тогда киноартистку Зинаиду Кириенко - Наталью Мелехову в "Тихом Доне", и Анатолия, который был старше меня на два года. Они учились в Тамбове и приезжали на Пихтеляй только на каникулы.
  
   После Дудина начальником участка короткое время был Прокудин, его две дочери учились у нас в школе - Людмила в моем классе, Татьяна на два класса старше. Когда Прокудина перевели с Пихтеляя, начальником стал Лукинов, а в дом Дудина переехала тетя Дуся Холодилина с сыном Юрием. Именно с Юрой мы ездили в 2008 году на Пихтеляй и на Хмелинский кордон. Редкой силы человек! Не пропал, не спился, честно и тяжко работал всю жизнь, нашел свое место и при демократическом беспределе, воспитал двух замечательных сыновей, сам остался душевным и отзывчивым человеком, всегда готовым придти на помощь.
  
   Ниже Юриного дома, уже у самого пруда стоял четырехквартирный барак (или трехквартирный, но вход у него был с одной стороны, от пруда?). Из его жителей помню Ивана Шлыкова, умного и спокойного человека, и его детей, которые были значительно моложе меня - Володю и Татьяну. Были у него еще дети, но кто из нас тогда обращал внимание на эту мелюзгу? Шлыковы родом из Чернянова, правдами-неправдами Ивану удалось построить там собственный дом, и он уехал туда с Пихтеляя.
  
   В этом же бараке жила тетя Маня по прозвищу "Отъясская" - она была родом из села Отъяссы, которое расположено значительно ниже по Цне, чем Горелое и Черняное. Мужа ее не помню (Юра Холодилин напомнил, что это был Алексей Егорыч Курдюмов), но помню, что бабы - они везде бабы, и часто в поселке вспыхивали ссоры. Стоит каждая у своего крыльца и кричит на соседку, которая уже не может покинуть поле брани - идет борьба за последнее слово: сказавший его получает моральное удовлетворение ит считается победителем. Ссора начинается с пустяка, но постепенно разбираются все деловые и моральные качества оппоненток, припоминаются действительные и мнимые грехи, грешки и прегрешения, всё это с цветастыми подробностями - говорить бабы даже сейчас умеют! Когда партийно-хозяйственная характеристика обидчицы бывала исчерпана, переходили на родственников, сначала ближних, а потом и дальних. Развлечений в поселке мало, народ сбегается, но близко не подходит, хотя жадно ловит каждое слово - завтра оно пригодится! Так вот тетя Маша однажды выдала своей сопернице: "На меня мой мужик каждый день залазит, а на тебя у твоего и по праздникам не встает!". Крепкий народ жил у нас на Пихтеляе!
  
   Пруд у нас в поселке был небольшой: в ширину метров тридцать, в длину метров двести. Плотина у пруда обыкновенная, насыпная, земляная. Каждый год ее наращивали, подсыпая всякий мусор. Перед плотиной слева, если смотреть от магазина, ниже горсада строений не было, там сверху росла трава-мурава, а ниже был небольшой песчаный пляж - здесь постоянно возились ребятишки. Посередине плотины слева стояла будка, в которой размещалась мотопомпа - подавать воду на лесопилку и на случай пожара. На крыше этой будки мы загорали, с нее же ныряли в пруд (все его звали "прудок"). В плотине, у ее дальнего от поселка конца был желоб для слива вешних вод.
  
   За плотиной справа стояло здание клуба, которое построили в шестидесятых годах - это был первый дом в поселке, крытый шифером, а не тесом, как остальные дома, или финской стружкой, как наш кордон. Дальше по дороге за клубом в 1964 году поставили наш кордон - это был мой дом с 1964-го по 1974-й год.
  
   Слева от дороги, напротив клуба, прямо на берегу пруда стояло здание начальной школы. Вход в школу был с левой стороны, справа было крыльцо квартиры учительницы, Ольги Ивановны Колчиной - квартира была в том же доме. От входа в школу сразу попадаешь в небольшую прихожую, где была раздевалка, и куда выходило чело печи - греть спину у печи было привилегией старшеклассников. Справа от печи была дверь в классную комнату - там стояло четыре ряда парт - по одному ряду на каждый класс: все занимались одновременно. Свет падал слева, как и требовалось по тогдашним нормам.
  
   Я рано начал читать, и в первом классе мне делать было, конечно, нечего. Ольга Ивановна хотела попросить разрешения в районо пересадить меня сразу в третий, но в самом начале сентября я упал с лестницы, по которой лез на крышу кордона, сломал правую руку, меня отвезли сначала в Большую Талинку к знахарке, но та посмотрела на мою руку и отказалась взяться за лечение. Так я попал в Тамбов, в настоящую больницу, где было много диковинок для семилетнего мальчишки с кордона, например, кафельная плитка или сладкий запах эфира. Там со второго раза мне выправили перелом, руку загипсовали, и я целый месяц ходил в школу с загипсованной рукой. Рука срослась неправильно, почерк у меня образовался отвратительный (он до сих пор такой), хотя и у моего отца, и у моих братьев-сестер почерк канцелярский. Мысль о третьем классе пришлось оставить, но учиться мне всегда было легко.
  
   Я упомянул в очерке не всех жителей Пихтеляя, даже коренных. Многих из тех, кто переехал в поселок в начале семидесятых, я не знал вовсе. Не могу не отметить некоторых самых колоритных из коренных. Конечно, это старейший житель поселка дед Залукаев, дед Залукай, как его звали все. Дед Залукай, пожалуй, был даже старше Ивана Ивановича Коптева. Они жил втроем - дед с женой и их дочь, бездетная Елена. Дед даже летом ходил в валенках и держал на пруду лодку, которую сделал сам, и которая надолго пережила самого деда. Дед Залукай регулярно ставил в голове пруда нырёта и всегда был с рыбой: в пруду водился хороший золотой карась. Как-то на удочку я поймал девяносто восемь карасиков размером с ладошку - целое ведро.
  
   Коренным жителем поселка был и дядя Гриша Курдюмов, коренастый, плотный и малоразговорчивый мужик, настоящий хозяин. Если бы я был художником, и мне надо было изобразить типичного кулака, я бы писал его с дяди Гриши. Жена его, тетя Нюра, обширная женщина по прозвище "Синафониха", кажется, и летом ходила в телогрейке или каком-то старинном невиданном у нас салопе. Неожиданно для всех (а может, и для себя) она родила двойню - а ей самой в ту пору было пятьдесят четыре года! Есть женщины в русских селеньях! Правда, это были не первые их с дядей Гришей дети.
  
   Еще к коренным жителям Пихтеляя принадлежала семья Алексея Константиновича Дронова, которого все звали просто Константиныч. Его жена, тетя Поля, была набожной и считалась у нас монашкой, а его дочери все, как одна, были не просто красивыми, но и нежными созданиями: цвет их юных щек напоминал цвет медовых яблок ранет, такой розово-янтарный, просвечивающий через тонкую и упругую кожу. Как в нашей глуши, в наших условиях могло вырастать такое чудо - ума не приложу. Природа! Анна Семено'вич на фоне наших пихтеляйских девушек смотрелась бы как рядовая подсочница.
  
   Какое-то время на Пихтеляе жили и поселенцы: отбывающие ссылку или недавно вышедшие из мест заключения. Они у нас долго не задерживались. Долго задержался Николай Николаевич Климов, которого звали "Пекарь" - он наладил у нас пекарню, топил баню и выполнял другие легкие работы. Детей у них с женой не было, а судя по его навыкам, школу жизни он прошел непростую.
  
   Собственно, у всех тогда жизнь была непростая: тяжелый физический труд в самых сложных условиях, грубая пища, которой всегда не хватало, теснота и духота в доме - мало, у кого в домах были форточки, куча ребятишек, которые чаще всего были предоставлены сами себе, правда, вырастали на удивление здоровыми и крепкими духом. Где сейчас эти ребятишки? Все они еще в нормальном для человека возрасте: родившиеся в 1959 году только что отметили свое пятидесятилетие. Конечно, все они разные, и судьба у каждого своя, неповторимая. Но объединяет их одно: они никогда уже не вернутся домой, на Пихтеляй.
  
   Пихтеляй продержался дольше всех: уже не было ни Шпалореза, ни Усть-Хмелины, ни Черной Речки, ни Смолзавода, не говоря уж о более мелких поселениях и кордонах, а он каким-то чудом жил. Но с приходом общечеловеческих ценностей от Атлантики до наших месторождений нефти газа, которые чуть было не стали ихними, поселок был обречен. В начале девяностых его облюбовали сектанты - идеальное место для центральной базы секты: далеко от властей, бежать некуда, был человек - и нет его, никто не хватится. Но и на сектантов нашлась управа: место бывшего поселка присмотрел для своей охотничьей заимки авторитетный предприниматель из Тамбова. На месте, где был магазин, барак Скворцовых и Коптевых и дом бабки Даши Дубовицкой, он построил большой коттедж под красной крышей из металлочерепицы, поставил домики для обслуги, спустил и вычистил пруд, насыпав новую плотину, и говорят, что предупредил местных охотников, чтобы пеняли на себя, если попытаются охотиться в этих местах. Сейчас там нет ни одного сектанта, а есть многокилометровый забор, за которым живут кабаны и даже медведь.
  
   Юрий Владимирович Холодилин, о котором я говорил выше, прислал мне несколько уникальных фотографий. Теперь, когда вы немного знаете о Пихтеляе, с большим удовольствием представляю некоторых его жителей, тех, для кого Пихтеляй не просто странно звучащее географическое название, но и часть жизни.
  
Первый директор Тамбовского химлесхоза М.М. Подъяблонский [Прислал Ю.В.Холодилин]
   Это первый директор Тамбовского химлесхоза Михаил Матвеевич Подъяблонский. Я его уже не застал, но личность он вполне легендарная: в поселке его долго помнили и отзывались с уважением.
  
Первые жители Пихтеляя 1938 (?) год [Прислал Ю.В.Холодилин]
  
   Это первые жители поселка Пихтеляй. Снимок 1938 или 1939 года, многие из тех, кто изображен на фотографии, не вернулись с войны. Большинство из остальных, кто пережил войну, я хорошо помню, некоторых просто не застал, но Юрий Владимирович прислал мне их имена, а Елена Уварова уточнила несколько имён. Сердечное спасибо Юрию и Елене!
   Слева направо, стоят в заднем ряду:
   Иван Иванович Коптев; Василий Петрович Дронов; третий - сын Михаила Дубовицкого, четвёртый - сам Михаил Сергеевич Дубовицкий, отец Александра Дубовицкого. И сам Михаил Сергеевич, и оба его сына погибли в Великую Отечественную войну. Дальше Дубовицкая Мария Васильевна с Машей, мамой Елены Уваровой, на руках; Дальше в кепке - дядя Коля Антонов и его жена тётя Анисия; двоих дальше - не знаю; тётя Надя Коптева; Иван Дмитриевич Лукинов; размытое лицо (крайний справа в верхнем ряду) - не знаю; под ним - Уварова тётя Дуся; справа от неё - Холодилина Анастасия Дмитриевна (тётка Юрия Владимировича Холодилина).
   Второй ряд (сидят): тётя Варя Холодилина; Холодилина Евдокия Дмитриевна (мама Юрия Владимировича); справа от неё стоит Румянцева Мария, справа от Марии сидит её муж, Румянцев Вениамин Николаевич. Справа от него стоит Марья Егоровна Холодилина (до замужества) - жена Терентьева Василия Алексеевича. Справа от неё сидит Уваров Иван Васильевич, отец Василия Уварова, "Уварыча"; справа от него стоит Шлыкова Елена Евсеевна; справа от неё сидит Булгаков Егор Исаевич; справа от него стоит Булгакова Домна Семёновна (тетя Доманя). Справа от неё стоит не знаю кто, перед той сидит Холодилина Наталья Акимовна (будущая жена Скворцова дяди Коли); справа от последней сидит Анна Ивановна Дубовицкая.
   Из сидящих в первом ряду не удалось вспомнить никого.
  
Мои пихтеляйские сверстники (1960-1962?) [Прислал Ю.В.Холодилин]
   А это пихтеляйские дети, рожденные в конце сороковых - начале пятидесятых годов. Снимок сделан между 1960-м и 1962-м годом. Слева направо: Володя Холодилин; Сергей Ращупкин; Виктор Холодилин (кличка Левый); Юрий Скворцов; Александр Комаров; Виктор Ращупкин; Юрий Холодилин (это ему мы обязаны этими фото и другой информацией!); Владимир Шлыков; Пётр Дронов; Михаил Дементьев; Иван Курдюмов; Анатолий Травин и Владимир Лебедев.
  
Очнев Кузьма Егорыч с детьми у своего ЗиС-5 [Прислал Ю.В.Холодилин]
  
   Это шофёр Очнев Кузьма Егорович у своего газогенераторного ЗиСа-5. Наверху сидят два сына Кузьмы Егорыча.
  
У недавно построенной школы (1956?) [Прислал Ю.В.Холодилин]
  
   Это наша школа. Юра считает, что это 1956-1958 год, и что школа только что построена. Думаю, это 1956 год: я пошел в эту школу в 1955 году, она была новой, но уже была. Задний ряд, слева направо. На лестнице - Матвей Васильевич Коптев. Рядом Холодилин Юра (в школьной фуражке - тогда школьники носили форму, похожую на форму гимназистов Российской Империи: брюки, гимнастерка с ремнем, фуражка), Шура Дронов, Витя Лукинов, с велосипедом - Витя Ращупкин. Сидят, слева направо: Петя Дронов; Володя Лукинов; Иван Павлович Ращупкин с Зоей (или Таней); с гармонью - дядя Коля Скворцов, далее Юра скворцов, Миша Дементьев, Толя Дудин, Толя Дементьев, Коля Лукинов (Тертер), кто-то ещё выглядывает - не знаю.
  
   Очень хочется, чтобы кто-то узнал себя на этих фото, отозвался, написал про себя, прислал еще какие фото - это и есть история, даже История.
  
Пихтеляй. Последние жители (1992 год?) [Сергей Чуксин]
  
   А на этом фото я разговариваю с последними жителями Пихтеляя (слева направо): тетя Шура Дементьева, жена Якова Ивановича Дементьева; за ней почти не видная, тётя Аня Калмыкова; крайняя справа тетя Маруся Ермакова; сидит Иван Владимирович Калмыков ("Владимирч"). Мой брат Сергей сделал этот снимок, когда мы примерно в 1993 году путешествовали по лесным местам с рюкзаками и палаткой: мы были даже на Русском Кордоне и дальше, у Прокудских Мостков, где наша река Хмелина впадает в Кёршу, а чуть ниже Мостков Кёрша впадает в Цну. Еще через полсотни километров Цна принимает в себя мордовскую Мокшу и впадает в Оку у местечка, называемого Пятницкий Яр. Это уже рязанская глубинка, ее граница с Республикой Мордовией, но раньше все эти территории входили в Тамбовскую губернию.
  

Профессия - лесник

  
Квартальный столб у 21-го кордона [Николай Чуксин]
   Россия - страна лесная: лесом у нас покрыта почти половина территории (лесистость оценивается в 45,4%). Лесной фонд Российской Федерации - все территории, находящиеся под управлением государственных органов лесного хозяйства - занимает 1 118,35 млн.га, (11,18 млн.кв.км) в том числе, лесные земли: 838,07 млн.га (8,38 млн.кв.км) и нелесные земли (болота, пески, дороги, усадьбы, сенокосы, пастбища и пр.) - 280,28 млн.га (2,8 млн.кв.км).
  
   Общая площадь лесного фонда разных ведомств в Тамбовской области по состоянию на 1 января 2005 г. составила 402,2 тыс. гектаров, то есть, около 4 тыс. квадратных километров. Если представить наглядно, то это будет прямоугольник размером 31 на 130 километров. Леса занимают около 11% территории области. В Тамбовской губернии в конце 18 века леса занимали 28,6 % от всей территории, а к 1917 году лесистость губернии сократилась до 17,3 %.
   (http://tambovleshoz.alfaspace.net/history.htm и http://www.tstu.ru/win/tambov/les/les.htm).
   Правда, к этим цифрам, как и к любым данным статистики, надо относиться очень и очень осторожно: площадь Тамбовской губернии резко менялась в сторону уменьшения, в одно время к Тамбовской губернии относились значительные лесные массивы Шацкого, Темниковского и Спасского уездов, вошедшие затем в территорию соседних Рязанской и Нижегородской областей, а также Республики Мордовия.
  
   Как я уже сказал, мой отец работал лесником в Горельском лесхозе, сначала на Аскальском кордоне, а с 1943 года на Хмелинском кордоне. Общая площадь лесного фонда Горельского лесхоза 253,76 квадратных километров, 3-й обход Хмелинского лесничества, охраняемый отцом, содержал 19 кварталов, каждый по квадратному километру, и был самым большим и отдаленным в лесничестве. Это фото моего отца в форме лесника, сделанное примерно в середине 50-х годов:
  
   Я написал - "охранял", но хотя лесничество и относилось к Государственной лесной охране, его функции тогда были значительно шире. Попытаюсь рассказать, из чего состояла жизнь лесника - эта жизнь протекала на моих глазах, и я много лет был не только её свидетелем, но с каждым годом и всё более активным участником.
  
   В целом, в деятельность гослесохраны входили тогда как контрольные функции (учет лесного фонда, отвод лесосек, выдача лесорубочных билетов, выдача лесных билетов на побочные лесные пользования, противопожарное и санитарное обустройство лесов, воспроизводство и повышение продуктивности лесных деревьев, контроль за лесопользованием и пр.), так и функции чисто производственные: лесовосстановление и лесоразведение, рубки ухода за лесом, сбор семян и выращивание саженцев в питомниках для собственных нужд и поставок на сторону, содержание лесных дорог и мостов и многие другие. Лесники участвовали в реализации большинства этих функции или в качестве организаторов, или в качестве исполнителей. Вот как проходил календарный год лесника в пятидесятые - шестидесятые годы.
  
   Все зимние месяцы с ноября по март шли лесозаготовки. Ранее отведенные лесосеки передавались или собственным бригадам лесорубов лесничества, или бригадам сторонних лесозаготовителей, чаще всего, областным организациям типа Гортопа, но сторонние лесозаготовители были, скорее, исключением, чем правилом. Лесник контролировал заготовку собственными бригадами: принимал у них работу, закрывал наряды, вел учет инвентаря, расходных материалов и ГСМ, обеспечивал размещение бригад на ночлег, проводил инструктаж по технике безопасности и обеспечивал выставление бригадой предупреждающих знаков. Естественно, он принимал под охрану выработанную продукцию, а затем отпускал ее по ордерам, выданным лесничеством. И хорошо, если заготовка велась в ближних кварталах, в пределах 2-3 километров от кордона: самые дальние (123-й, 132-й, 142-й) находились от кордона в 5-7 километрах.
  
   Посадка леса
   Апрель был месяцем самой активной работы: начинались лесопосадки. Месяц начинался с посадок лесозащитных полос: снег в поле сходил на 7-10 дней раньше, чем в лесу. За лесничеством были закреплены участки степных районов области, туда выезжал практически весь кадровый состав лесничества, включая лесорубов, а также временные бригады сезонных рабочих. Жили в тяжелейших условиях, почти фронтовых, но энтузиазм был особенным: всю долгую зиму многие жили почти без контакта с внешним миром и друг с другом, а тут такой праздник!
  
   Через пару дней после возвращения с выездной работы приступали к посадкам в своем обходе. Лесник получал посадочный материал - чаще всего, двухлетние саженцы сосны из питомника в лесхозе, мешки с дустом ДДТ (тогда господствовало мнение ученых-лесоводов, что корешки саженцев надо обмакивать в суспензию дуста, иначе их будут подгрызать вредители), доставал из запасников инвентарь: деревянные ведрушки для саженцев, мечи Колесова, бадью для приготовления суспензии дуста. Был питомник и у нас на кордоне - справа за рекой. Там сначала выращивались сеянцы бузины, но в 1954 году посадили сосну "под школу" - то есть, для доращивания до более зрелого возраста, но потом саженцы школы оказались невостребованными и сейчас на месте питомника вымахал полноценный сосновый лес. Несколько сосенок там сажал я сам - вместе с отцом, конечно.
  
   Ведрушку легко себе представить, если взять посылочный ящик и отпилить у него одну грань с наклоном вниз, так, чтобы прямоугольная площадь дна оказалась меньше примерно в два раза прямоугольной же площади отверстия сверху. На наклонную грань укладывались саженцы: их крона была всегда пушистее корней, отсюда такая конструкция ведрушки. Сверху приделывалась ручка, чаще всего из телефонной проволоки, которой было много: починка обрывов телефонной линии тоже входило в обязанности лесника.
  
   Меч Колесова (ЛПЛ-5,5) предназначался для проделывания глубокого и узкого отверстия в борозде, чтобы осторожно опустить туда корень саженца - а он длиной сантиметров в 15-20! Меч был кованым или литым и представлял собой узкое острое и закругленное внизу лезвие треугольного сечения: передняя часть - основание треугольника размером в середине примерно 8-10 см, задняя - вершина, толщина около двух сантиметров в широкой части сходила на ноль у нижней кромки лезвия. Лезвие высотой сантиметров сорок, внизу сужалось до нуля, а вверху переходило в стержень сечением 2х2 см, заканчивающийся кольцом, в которое вставлялась поперечная деревянная ручка. Весь агрегат весил около пяти килограммов.
  
   Технология посадки была простой. Накануне на делянку завозили саженцы из расчета 60 штук на 100 метров борозды и бадью под суспензию дуста. Обычный размер делянок был 1,5 - 3 гектара, на этой площади высаживалось 6-10 тысяч саженцев, норма высадки на одного человека была высокой - около 300 саженцев. Борозды обычно напахивались тракторным плугом заранее Саженцы прикапывались на краю делянки, дуст разводили уже утром в день посадки. Сажали звеньями по два человека: один с мечом проделывал и заделывал отверстия в земле, второй с ведрушкой опускал и придерживал саженец. Саженцы забирали из прикопки, обмакивали корни в бадью с суспензией дуста и помещали в ведрушку. Мечом проделывали отверстие в земле глубиной 20-25 см, покачивая меч после удара, чтобы расширить ямку. В ямку осторожно, чтобы не завернуть и не повредить корень, опускали саженец, меч втыкали в землю почти на ту же глубину в пяти сантиметрах от саженца, первым движением - на себя - прижимали корень саженца, вторым - от себя - прижимали сам саженец и переходили к посадке второго саженца. И так весь световой день, каждый день почти до майских праздников.
  
   В рамках борьбы с религией, которая, как известно, опиум для народа, на Пасху, приходившуюся чаще всего тоже на апрель, объявляли воскресник - массовое участие населения в лесопосадках. Это соблюдалось неукоснительно, но - люди есть люди. Работали до часа-до двух, потом все возвращались в поселок, и начиналось празднование. Собирались вскладчину кружками по интересам, по дружбе, по профессиям - народу тогда было много, а квартиры в бараках были тесными, больше, чем 10-12 человек одновременно за стол посадить было негде. На каком-то этапе застолье неизбежно сводилось к совместному пению старых казачьих и советских песен. Пели и украинские песни: "Распрягайте, хлопцы, коней", "Посеяла огурочки". "Потеряла я колечко". Кстати, "Шумел камыш", оказывается, не разгульная, а очень жалостливая песня, сюжет ее и сейчас повторяется в стихах большинства поэтесс на Самиздате. Потом плясали под гармошку, до изнеможения - праздников было мало, а завтра с утра после короткого похмелья каждого ждал тот же тяжкий труд: праздной интеллигенции в поселке не было.
  
   В апреле же шло изготовление и развешивание скворечников и дуплянок для привлечения полезных птиц: отслеживание лесопатологи и борьба с вредителями леса входила в обязанности лесника. Помню вспышку в наших лесах массового размножения соснового шелкопряда. Боролись с ним тем же дустом ДДТ, разведенным в солярке или керосине - огромный труд в прямом контакте с ядовитым ДДТ, из защитных средств - только рукавицы, но летом в них жарко.
  
   Пожароопасный период
   Еще в апреле начинался пожароопасный период - головная боль для лесника. Подновлялся противопожарный инвентарь - ведра, топоры, багры. Подновлялась противопожарная агитация, ремонтировались лавочки для отдыха и курения - они устраивались на всех дорогах из расчета одна лавочка на 3-4 километра. Проводились работы по опахиванию трактором основных дорог и наиболее опасных в пожарном отношении молодых посадок в возрасте 10-15 лет и чистых сосновых лесов без подлеска. В трех километрах от Пихтеляя стояла деревянная пожарная вышка, на ней постоянно дежурил наблюдатель, у него был прямой телефон в лесхоз, в случае пожара по всем поселкам объявлялась тревога, народ бросал работу и до изнеможения тушил лесной пожар.
  
   "Мне приходилось тушить небольшие лесные пожары, и я хорошо понимаю, как силен и коварен огонь. Расхожий штамп - силен и коварен. Но огонь в таких ситуациях действительно превращается в живое существо. Ты борешься с ним, а он борется с тобой, норовя зайти сзади, окружить, отрезать. Он неутомим и неистощим в выдумках. Сказка о головах, вырастающих на месте отсеченной - это про него: казалось, вот всё, последний язык пламени, добьешь - и пожар потушен навсегда. Ан, нет, справа сзади вспыхивает еще один, а слева уже пробирается узкая змейка, которая вдруг стягивает золотыми кольцами куст можжевельника - и он вспыхивает, обреченный. А как горит зеленая трава! Ну, сырая же, попробуй зажечь ее сам! Сухая подстилка, прошлогодняя трава и все другое, невидимое под чистой зеленью новой травы, но не ставшее от этого менее горючим, пылает, подсушивая зеленую, и зажигает ее через короткие, почти не ощутимые в общей суете, мгновения.
  
   Так с Марса виделась, наверное, линия фронта в июне 1941 года: медленно, неуклонно, все уничтожая на пути, ползет, извивается обозначенная сизым дымом лента, то останавливается, натолкнувшись на какой-нибудь пень и не в силах быстро прогреть его до температуры вспышки, а потому вынужденная обходить, не оставляя все-таки своего подлого замысла. То стремительно продвигается, распространяясь сразу в трех плоскостях: по иссушенным до хруста прошлогодним сосновым иголкам в плоскости Х-У и по таким же высохшим кустам можжевельника в плоскости Z". Слава Богу, у нас ни разу не было верховых пожаров!
   (В кавычках отрывок из моего дневника сплава на байдарке по мещерской реке Пре. Полный текст здесь: http://turizm.lib.ru/c/chuksin_n/pra.shtml )
  
   Майские хлопоты
   Майские праздники и октябрьскую годовщину отмечали особым образом: накануне в конторе проходило торжественное собрание, объявляли о выдаче скромной премии, в поселке вывешивали флаги - на конторе, на школе, на клубе и на магазине. На октябрьскую собирались вскладчину, на майские - редко: только что была Пасха, впереди была Троица, а гулять каждую неделю было накладно. На майские праздники все сажали картошку. Земля у нас бедная - серые лесные почвы, а то чистый песок. Правда, картошка в песке родит неплохо. Огороды старались разбивать по низким местам, куда естественный сток приносил питательные вещества, и земля была побогаче - вдоль прудка, по склонам оврага после плотины (ручей после сброса вешних вод и закрытия желоба на плотине там быстро пересыхал). Хранили картошку под полом, в погребах, но чаще всего в ямах, выбирая для них высокие места с песчаной почвой. Вообще, вопрос хранения продуктов в деревенских условиях относится к высокой технологии: холодильников у народа тогда не было, по крайней мере, у нас о них ни разу не слыхали.
  
   А в лесу с мая начинались другие работы. Формировались сезонные бригады для прополки посадок. Сосна не относится к теневыносливым культурам, поэтому прополка для нее обязательна. Пололи нормальными тяпками, чуть более тяжелыми, чем для прополки картофеля, обычно бригадами по 3-5 человек, в мае-июне. К июлю бригады чаще всего распадались - начинался ягодный сезон, потом сенокос, потом грибы - а там и осень. Лесник определял очередность работ, хранил и выдавал тяпки и напильники для их заточки, принимал работу и закрывал наряды бригадам.
  
   В мае же шло обустройство просек. У нас лесные кварталы размером километр на километр имели четко выраженные просеки, большинство из которых было доступно для проезда на машинах. Просеки шли с севера на юг и с запада на восток, а на пересечении меридиональных и широтных просек ставились мощные квартальные столбы с читаемыми издалека номерами кварталов. Лесник обязан был поддерживать просеки в проезжем состоянии, обновлять квартальные столбы и надписи на них. Одновременно обновлялись таблички с указанием направлений - они должны были стоять на столбах на всех перекрестках и развилках лесных дорог.
  
   Рубки ухода
   Опять же в мае начинался отвод делянок под лесосеки. Лесоразведение требует постоянного ухода за искусственными посадками и естественным самосевом. Первой рубкой ухода является осветление. Оно проводится при возрасте хвойного молодняка до 10 лет, мягколиственного до 5 лет и направлено на выделение главной породы с вырубкой второстепенных пород и малоперспективных экземпляров главной породы. После осветления для молодняка в возрасте 11-20 и, соответственно, 6-10 лет, наступает время прочистки - вырубки части молодняка для регулирования густоты древостоя и улучшение условий роста деревьев главной породы, а также продолжение формирования породного состава участка. Товарным продуктом этих двух рубок ухода является хворост. Он учитывался, но практически никогда не вывозился за отсутствием потребителя: он годен, разве что на плетни, но их у нас уже давно никто не ставит. В штабелях хвороста гнездились птицы и мыши, собирались на зиму змеи. Иногда по прошествии 3-4 лет эти штабеля сжигали в мокрую погоду, чтобы они не были очагами распространения насекомых - вредителей леса.
  
   Следующей рубкой ухода является прореживание. Его целью является уже формирование стволов и кроны лучших деревьев участка в возрасте 21-40 и 40-60 лет. Товарным продуктом этой рубки являются жерди - жерди вывозились всегда: они идут на обрешетку крыш, на изгороди и другие нужды. После прореживания наступало время проходных рубок, цель которых та же - создание условия для лучших деревьев. Были у нас еще и санитарные рубки. Их целью было удаление деревьев сухостойных, суховершинных, пораженных заболеваниями и вредителями, а также бурелома и ветровала. Товарным продуктом здесь была деловая древесина - шестиметровые и четырехметровые кряжи, дровяное долготье и дрова.
  
   Сплошные рубки у нас допускались только как санитарные сплошные (после пожара, поражения заболеваниями и вредителями леса) и сплошные рубки перестойных лесов. Однако, практика диктовалась чаще всего потребностью в лесоматериалах. Позже для прикрытия сплошных рубок придумали рубки переформатирования и обновления, которые в мое время не знали. В любом случае, рубки проводились по плану и с необходимым обоснованием при его утверждении. Когда план утверждался, ставилась задача выделения на местности участка рубки. Обычно это делал помощник лесничего Василий Федорович Аверин, ему помогал лесник и кто-то из мальчишек. Я тоже принимал участие в этой работе.
  
   Карта сверялась с местностью, определялась начальная точка, измерялись углы на карте, ставилась первая вешка, прибором задавалось направление на вторую вешку, которую ставили метрах в двадцати - по длине мерной ленты. Промежуток между вешками назывался визиром, он освобождался от ветвей, справа и слева на деревьях делались затесы. Дальше прибор переносился на вторую вешку и таким же порядком ставили третью, пока не проходили всю длину этой стороны многоугольника, являвшейся границей лесосеки. Дальше опять измеряли угол по карте, задавали и провешивали новое направление. Когда съемка завершалась, в обязанности лесника входило поставить на каждом углу ограничивающего многоугольника столб с надписью, содержащей информацию о данном участке, типа: "Квартал 144, проходная рубка, 1959 год, площадь 27 га". Таких столбов на одном участке ставили 6-7. Подобные же столбы ставили на границах делянки при посадках, например: "Квартал 178, посадка сосны весной 1959 года. Площадь 3,1 га". Думаю, вы видели такие столбы. И эту работу мне приходилось делать - столбить участки, но это уже было после 1961 года, тогда за один столб платили один рубль, за всю операцию от заготовки, ошкуривания, формирования столба, его надписывания и закапывания по месту. Таким же образом отводили участки под подсочку - основным занятием жителей Пихтеляя был сбор живицы, функции лесника здесь ограничивались отводом участка и контролем за соблюдением общих лесных правил.
  
   Когда участок под вырубку был отведен, приступали к перечету - плановая система покоя не знала, а рубка-то проходная или санитарная, то есть выбираются только те деревья, которые подходят под научные категории подлежащих выбраковке. Эти деревья клеймили особым образом, а бригада лесорубов, которая приходила сюда по зиме, не имела права рубить деревья, не содержащие клейма. Процесс клеймения деревьев, подлежащих вырубке, назывался перечетом. Минимальная бригада при перечете составляла три человека: один измеряет диаметр дерева и делает затес на уровне груди и в самом низу у пня, второй (обычно это мальчишка, но не обязательно) ставит клеймо, а третий "берет на точку" - ставит точку в разграфленном листе: порода, диаметр, степень годности дерева: дрова, долготье или деловая древесина. Иногда, но редко, на одного учетчика было два звена, выполняющих затесы и клеймение, и тогда он только успевал записывать: "сосна, деловая, двадцать!", "береза, дрова двадцать четыре!".
  
   Клейма у лесника не было: это привилегия объездчика и выше по иерархии в лесничестве. Клеймо имело вид молотка диаметром 5-6 см с плоскими торцами, на одном торце была выпуклая звезда, на другом буквы "СП" - самовольная порубка (наши шутники говорили, что буквы "СП" означали "Спи&дили"). Обычно весной проходила инвентаризация обхода, лесник отчитывался по десяткам параметров, а главное, предъявлял состоявшие под охраной кварталы. На каждом пне у корня должен был быть затес с клеймом - звездой. Если такого клейма не обнаруживалось, считалось, что произошла самовольная порубка, пень с торца и сбоку клеймили "СП", а на лесника делали начет. Собственно, нескольких таких пней было достаточно, чтобы снять человека с работы, если ставилась такая задача.
  
   Для затёсов существовал специальный легкий топорик с ручкой обычной длины, он так и назывался - перечётный. Работать нормальным тяжелым топором было накладно: за день приходилось клеймить несколько тысяч деревьев, проходя от дерева к дереву десятки километров в хорошем темпе. Рубки ухода имели площадь порядка 10-30 га, на одном гектаре в среднем росло 500-1000 деревьев, изымалось примерно 10%, то есть, на одном участке клеймилось от 500 до 3 000 деревьев. Затесы делались с одной и той же стороны, чаще со стороны дороги, по которой предполагалось вывозить товарную продукцию.
  
   Перечётная ведомость направлялась в лесничество как официальный документ, там на ее основании определяли планируемый объем заготовки на данном участке - сколько кубометров дров, долготья и деловой древесины предстоит заготовить по каждой породе: все данные, кроме высоты деревьев в перечётной ведомости были, а высота определялась по бонитету насаждений данного участка - его еще раньше нанесли на карту таксаторы. Таксация - это операция лесоустройства, которая раньше проводилась экспедициями Всесоюзного аэрофотолесоустроительного объединения "Леспроект" примерно один раз в десять лет. На основании аэрофотосъемки таксаторы на месте уточняли попородный состав, бонитет, плотность насаждений и т.д., и составляли таксационное описание лесного фонда - важный документ для планирования и организации рубок ухода за лесом и других лесных мероприятий.
  
   Мне часто приходилось работать на перечете - сначала с клеймом, а лет с пятнадцати - и с топориком. Клемили мастикой, которую делали сами - краску на такое плёвое дело никто не выделял. Мастика состояла из печной сажи, замешанной на керосине, её носили в бутылке, которую оставляли на краю участка. Из этой бутылки мастику периодически наливали на деревянную лопаточку, поверх которой была прибита подушечка в виде прямоугольника, вырезанного из старого валенка. Перечёт мы любили - работа не нудная, подвижная, в хорошей компании, а в возрасте десяти-пятнадцати лет очень важно ощущения участия во взрослом деле. Иногда на эту работу направляли студентов Лесного института из Йошкар-Олы, которые проходили практику в нашем лесничестве - знакомство со свежими людьми было ещё важнее для нас: казалось, что у нас жизнь не настоящая, а вот настоящая где-то там, и чем дальше от поселка, тем она более настоящая.
  
   Летняя страда
   Июль, август и сентябрь были самыми напряженными месяцами в работе лесника. С первого июля обычно начинался казенный сенокос - авральное мероприятие, на которое мобилизовывали всю наличную рабочую силу. Он обычно проводился не в нашем обходе, а в тех, которые располагались на опушке и захватывали часть лугов. Когда казенное сено было скошено, высушено и сложено в стога, приступали к дележу сенокосных участков для жителей лесных поселков: коровы и телята были у всех, за редкими исключениями. И не мудрено: если зарплата у рабочих была 200-300 рублей в масштабе цен до реформы 1961 года или 20-30 рублей в масштабе цен после реформы, то двухлетний бычок живым весом около 200 килограммов сдавался в коопторг по 8-9 рублей за килограмм, что приносило хозяину сразу 1,5-2 тысячи рублей - больше, чем вся его зарплата за полгода тяжелой работы.
  
   Правда, живым весом сдавать было невыгодно: продавали мясом, вырываясь в город и торгуя на рынке, или сдавали туши тому же коопторгу, у которого был холодильник, но уже по другой цене. Главная выгода - все субпродукты (печенка, сердце, легкие, требуха, кишки, нутряной жир и др.), а также голова и ноги оставались для прокорма семьи. Щи с требухой, жареная печенка, суп из кишок, кровяная колбаса, холодец - это всё деликатесы, которых городской житель не знает, и большинство не узнает никогда. Конечно, и тогда в поселке не все умели готовить, например, домашнюю вареную колбасу или рубец с гречневой кашей, но ни один субпродукт тогда не пропадал - всё шло в дело.
  
   Сенокосный надел определял, сколько каторжного труда будет положено на добывание пропитания для той самой скотины, которая составляла основу экономики семьи: зарплату рабочие получали хоть и вовремя, но мизерную. Полуботинки "Скороход" на резиновой подошве стоили, если помню, сто пятьдесят рублей. Отец получал в месяц двести семьдесят, а нас было четверо, и все учились: до восьмого класса в школе, потом в техникуме, потом в институте, и всех надо было обувать-одевать. Мы тоже держали дома корову, теленка, рожденного этой зимой и подростка - телку или бычка, рожденных прошлой зимой. И все равно, детство было достаточно голодным: такие продукты, как яйца, масло, творог чаще всего уходили на продажу, правда, молока было вволю.
  
На сенокосе, середина 60-х годов [Снимал я сам, ещё
   На снимке моя мама (слева), в центре её брат, а мой дядя, Андрей, а справа жена дяди Андрея тётя Маруся. Снимал я сам где-то в середине 60-х годов.
  
   Участки в обходе для сенокоса выдавались каждый год по отдельному сенокосному билету, дальше выделяли особые участки для кадровых рабочих, для сезонных рабочих и для всех остальных. Кому что достанется в пределах каждой этой категории, решал жребий. При дележе сенокоса не обходилось без ропота, иногда - скандала, до драки. Каждому казалось, что именно сосед незаслуженно получил самый легкий и самый богатый участок. Бабы с плотно поджатыми губами стояли в сторонке в белых платочках, завязанных по-бабьи, под подбородком, в дележку не вмешивались, но было видно, что уж дома-то они свое возьмут! Потому, поделив угодья, мужики не расходились по домам, а всей гурьбой шли от конторы к магазину, мирились, выпивали - закусывали в знак примирения килькой в томате - прекрасная вещь, даже сейчас. Попробуйте!
  
   Назавтра начиналась страда. Выкашивалось все - от роскошных, но редких у нас полян, до мочажин, куда надо было забираться по пояс в воде, и до последних былинок по крупному лесу. Все это вытаскивалось на себе к отдаленным прогалам, где был шанс на несколько часов солнца в погожий день. Потом сено складывалось в копны, по девять - десять копен у каждого, и потихоньку вывозилось сначала на лошадях, а потом, когда к началу семидесятых лошадей извели под корень, на тракторах.
  
   Бересклет
  
Бересклет в 166-м квартале, 2008 год [Николай Чуксин]
   Но работы в лесу в июле-августе не прекращались, а, скорее, увеличивались. Наступал сезон заготовки семян и коры бересклета. Леснику доводились задания по каждой породе, достаточно высокие, расценки были низкими, приходилось изворачиваться, тем более, что время сбора семян приходилось на время сенокоса для своих нужд: а нам надо было накосить на корову с подрастающим телком и на лошадь. Заготавливали семена березы, татарского клёна, бересклета и бузины. Меньше всего хлопот было с кленом и березой, больше всего с бересклетом и бузиной: их семена надо предварительно осторожно перетирать на решетах, очищая от мякоти, промывать и сушить в несколько этапов. Сушились семена на чердаке кордона на брезенте, и запах там всегда был, как в лесной аптеке, приятный и здоровый.
  
   За кору бересклета платили лучше, поэтому в ее заготовке участвовало все свободное население. Мало, кто сейчас знает, но бересклет, кок-сагыз и тау-сагыз разводились тогда в промышленных масштабах: синтетического каучука тогда практически не было, хотя впервые в промышленных масштабах его начали производить именно в СССР еще в тридцатые годы, да и качество его было поначалу не очень высокое. Когда без каучука уже нельзя было обойтись: потребности авиационной, бронетанковой и автомобильной промышленности, а также требования к качеству резины росли не по дням, а по часам, вспомнили, что натуральным каучуконосом является не только тропическая гевея, но и обычный одуванчик. Большие ученые быстренько открыли еще около 900 растений-каучуконосов, среди них наш обычный бересклет, среднеазиатский одуванчик кок-сагыз и полукустарник из семейства сложноцветных тау-сагыз, растущий на Тянь-Шане и на Алтае. У нас их разводили в промышленном масштабе - кок-сагыз и тау-сагыз в колхозах на обычных полях, а выращивание бересклета и сдача его коры, содержащей латекс, было возложено на лесхозы.
  
   Сам факт возможности получения латекса из бересклета был установлен еще в 1931 году. Но вот что пишет блог "Мысли", цитируя одну из работ советского периода (жаль, непонятно, какую и из какого источника):
   "Потребовалось пятнадцать лет напряженного творческого труда дружного коллектива ученых, чтобы решить эту многогранную проблему. Вооруженные передовой мичуринской наукой, советские исследователи успешно изучили биологию и экологию многих видов бересклета, разработали агротехнику его разведения и методы промышленной эксплуатации, изыскали способы семенного и вегетативного размножения. Было освоено естественное возобновление бересклета, изучены закономерности распространения, плодоношение и гуттоносность в зависимости от географических условий. Создана методика ведения специализированных бересклетовых хозяйств.
   Многолетний научный и производственный опыт, результаты своих пятнадцатилетних исследований коллектив ученых обобщил в разработанной в 1948 году "Инструкции по выращиванию бересклета на открытых плантациях, использованию и восстановлению его естественных зарослей".
   Сейчас общая площадь одних только специализированных бересклетовых хозяйств составляет много тысяч гектаров. Достигнуто сокращение сроков выращивания бересклета на открытых плантациях. Его продуктивность повысилась в 10--20 раз. Концентрация растений на небольшой территории, широкое применение передовой агротехники и механизации в два раза снизили себестоимость сырья. Эксплуатация природных бересклетников ведется на основе новейших научных данных и также дает прекрасные результаты. Народное хозяйство нашей страны бесперебойно снабжается первоклассной советской гуттаперчей.
   Реакционная антимичуринская "теория" о невозможности получения тропического сырья в условиях умеренного климата была полностью опровергнута. Советские ученые создали в нашей стране прочную промышленную базу для получения гуттаперчи".
   http://www.indenfor.ru/tag/razvedeniya/
  
   В этой связи вышло Постановление Совета Министров СССР от 24 декабря 1951 г. N 5318 "О мероприятиях по расширению плантаций бересклета и эвкоммии и улучшению работы по выращиванию и эксплуатации этих культур", которое в части бересклета у нас неукоснительно выполнялось: товар был стратегическим, практически на одном уровне с ураном. Эвкоммия вязолистная - это дерево-каучуконос высотой около 20 метров, растущее во влажных субтропиках Китая. Его тоже пытались разводить в СССР, в основном, на Кавказе. У нас его не знали. Мне не известны также практические результаты его внедрения, хотя диссертации по нему защищались до 2005 года, например вот эта: http://www.nauka-shop.com/mod/shop/productID/29966/.
  
   Корни бересклета - длинные, ветвистые, длиной до полуметра и толщиной от карандаша до большого пальца взрослого человека, покрыты эластичной шероховатой снаружи и гладкой внутри корой зеленоватого цвета толщиной от миллиметра до двух. Их собрали в небольшие вязанки, замачивали несколько дней в воде у нас в Хмелине, после чего кору отбивали деревянными молотками или просто палками. Отбитая кора размещалась ровным слоем на брезенте под навесом на том же чердаке и за неделю - за две высушивалась до товарного состояния. Ее паковали в многослойные мешки из крафт-бумаги и отправляли в лесничество. Туда же и в такой же таре уходили заготовленные семена.
  
   Осеннее затишье
   Когда в начале августа наступала грибная пора, найти сезонных рабочих для любых видов работ было абсолютно безнадежным делом. На Пихтеляе рядом с баней, которая топилась в пятницу для баб, а в субботу для мужиков, устраивали приемный пункт грибов с грибоварней. Грибов было много, платили за них хорошо, и за неделю можно было заработать сумму, превышающую месячный заработок. Принимались белые по четыре рубля за килограмм (40 копеек после реформы), маслята по рубль восемьдесят (18 копеек), грузди, подосиновики, подберезовики примерно в эту же цену. В это же время заготавливали грибы и для себя: основными продуктами питания был хлеб, картошка, квашеная капуста, соленые огурцы, помидоры и грибы. Грибы еще и сушили - они хорошо хранятся в сушеном виде, даже несколько лет.
  
   Третья суббота августа - открытие охоты на пернатую дичь. Мой отец не был охотником, хотя стрелял хорошо, а ружья ему были положены по должности. Охотой увлекался я и с очень раннего возраста: первого рябчика я самостоятельно добыл в возрасте 12 лет, благо водились они тогда повсеместно - мелкого осинника, любимого места обитания рядчиков у нас было много. В 13 лет ровно 12 апреля 1961 года я добыл своего первого глухаря и тоже один, а на глухарей на охоту надо выходить около двух часов ночи, петь они начинают до рассвета, и хотя с рассветом токование не останавливается, услышать песню глухаря, когда лес заполняется птичьими свистами, значительно труднее.
  
   Из-за того же мелкого осинника наши места славились зайцами: сюда приходили даже охотники из Тулиновки, а она славилась своими гончими собаками. Охота на зайцев открывалась обычно 7-го ноября. У нас на кордоне тоже были гончие, выжлецы, но охоту на зайца я не очень любил, да и зимы проводил в учебе, сначала в интернате в Тулиновке, потом в Котовске. Правда, хорошо помню, как один из тулиновских охотников, охотясь у нас в 318 квартале, увлекся, не рассчитал свои силы - снега' тогда были по пояс! - и еле дополз до кордона. Но четырех добытых зайцев он все-таки не выпустил из рук, а это почти полтора пуда!
  
   Осенью гатили дороги и поправляли мосты. Дороги у нас лесные, песчаные, ни одной магистрали. Показанная на карте трасса, идущая от станции Рада и далее через весь лес до самого Русского кордона, задумывалась, вероятно, как стратегическая дорога. Ее начали строить в конце шестидесятых: вырезали лес, сделали песчаную насыпь, а потом бросили. Лесная дорога означает глубокую колею, прорезанную в слабой песчаной или подзолистой почве и непроходимую для легковых машин даже на сухих участках. Но сухие участки быстро заканчиваются: сток вешних и дождевых вод формирует в лесу низкие места, и они перемежают сухие участки с интервалом примерно 200-300 метров. В таких местах после дождя проблематично проехать и на грузовой машине. Кроме того, через километр-два почти любую дорогу пересекают ручьи - здесь необходимо строить мост, а на подходе к нему гатить дорогу хворостом или делать лежневку.
  
   Тем не менее, грузовым машинам были доступны практически любые участки в любом квартале: лес и дрова вывозили круглый год, причем, зимой даже меньше. Зимой обязательно требовался трактор, а их было не так много. В пятидесятые годы основной грузовой машиной был работяга ЗиС-5, трехтонная неказистая, но очень неприхотливая и выносливая машина. Оставались еще и полуторки, но к началу шестидесятых они исчезли почти полностью. Достаточно много было американских "Студебеккеров" - мощная машина с тремя ведущими мостами и очень высокой проходимостью. Наш ЗиС-151 тоже имел три ведущих моста, но для лесных дорог он был практически не пригоден, да и было их не так много. Основной машиной постепенно становился ГАЗ-51 и чуть более вместимый ЗиС-150. Полноприводных ГАЗ-63, которые наилучшим образом подходили для наших дорог, было не так много. Начальство из лесхоза и выше приезжало на Газ-64 - очень удачной копии американского джипа "Виллис".
  
   Я застал еще чудо тогдашней техники - газогенераторные грузовые автомобили. Бензина в стране не хватало, а дрова в лесу еще были, поэтому умные головы советских ученых придумали компактную газогенераторную установку: два цилиндра диаметром сантиметров 60 и высотой около двух метров, один располагался справа за кабиной водителя, второй слева. Под кузовом горизонтально размещались еще три цилиндра небольшого диаметра (сантиметров по двадцать). Один большой цилиндр работал как самовар - в нем горели дрова, углерод превращался не в двуокись углерода, негорючий газ, а в окись углерода, которая вполне горит, сюда же приходил водород из воды и разные смолы, тоже горючие, но забивавшие двигатель. Поэтому далее смесь этих газообразных продуктов охлаждалась в малых цилиндрах, смолы конденсировались, а горючая смесь поступала во второй вертикальный цилиндр, где окончательно очищалась, охлаждалась и подавалась в двигатель. Конечно, мощность двигателя падала. Конечно, чтобы раскочегарить этот самовар требовалось много времени, но, однажды раскочегаренный, он позволял почти так же заводить двигатель, как заводят обычный бензиновый. Расход дров был небольшим - на хороших двигателях, типа ЗиС-21, он составлял около 35 кг на 100 километров пути. Говорят, были газогенераторные легковые машины, но я их не видел.
  
   Тракторов в лесу тоже было мало: собственно, в лесничестве их не было вовсе, в лесхозе было несколько трелевочных ТДТ-40 с подъемной платформой, пара колесных МТЗ-5 "Беларусь", один или два мощных Сталинец-80 (С-80) с широкими плоскими гусеницами. Основным трактором был работяга ДТ-54, на смену которому пришел ДТ-75, но полностью его вытеснить на мог. Кажется, ДТ-54 и сейчас еще работают на селе: их было выпущено около миллиона экземпляров. ДТ-75 точно эксплуатируются до сих пор и достаточно широко.
  
   Трактора использовались в лесу на самых разных работах: создание противопожарных полос и опахивание пожароопасных участков, корчевка пней, пахота под посадку, доставка на лесосеки вагончиков-бытовок, трелевка леса и пр. Особенно выручали трактора в снежные зимы - а тогда почти все зимы были снежные. На тракторных санях вывозили лес, тракторами чистили дороги: бульдозеров не хватало, тогда за простым ДТ-54 цепляли снегоочиститель, что-то вроде тяжелого понтона с заостренным носом, внутрь которого для дополнительно утяжеления помещали какой-нибудь груз. Обычных для такого случая камней у нас не встречалось.
  
   Может, я пропустил что-то из лесных работ, скорее всего, пропустил - столько лет прошло. Буду добавлять, если что-то всплывет в памяти или кто-то подскажет в комментариях.
  

Лесное хозяйство и Лесной Кодекс

   Осознание того, что Россия - великая лесная держава, возникло давно. Хотя считается, что впервые о государственной лесной охране задумался Петр Великий, который в 1701 году издал лесные законы, а в 1718 году создал особую лесную Вальдмейстерскую контору, но специалисты усматривают начало лесного законодательства еще в Соборном Уложении 1649 года царя Алексея Михайловича. Вот, например, статья из Главы XVII "О вотчинах, а в ней 55 статей":
  
   24. А которые дворцовые села и бортныя деревни и черныя волости по государьской милости розданы будут в поместья и в вотчины разным помещиком и вотчинником вновь, а в угодьях во всяких, и в лесах в хоромных и в дровяных те села и деревни против пашни неизверстаны, а впередь те дворцовыя села и бортные деревни и черные волости за теми помещики и вотчинники учнут писцы писати, и писцом те все угодья и леса дровяные и хоромные поделить, изверстав против пашни, по их дачам, опричь поместных и вотчинных старых земель. А которыми землями по старым писцовым и по дозорным книгам владеют помещики и вотчинники в поместье, или в вотчине по старине, а не по даче из дворцовых сел, а угодьи и лесами неизверстаны же, и тем людем всякому владеть своим угодьем по старым писцовым и дозорным книгам, и в леса для дров и для хоромного лесу велети ездить всякому в свой лес постарине.
  
   В 1798 году в России был создан Лесной Департамент, в 1947 году - Министерство лесного хозяйства, в рамках которого была выстроена строгая вертикаль от центра на места: Минлесхоз - Управления лесного хозяйства областей - лесхозы - лесничества -объезды - обходы.
  
   С приходом к нам общечеловеческих ценностей от Атлантики до наших месторождений нефти и газа, которые чуть было не стали ихними, с приходом свободы проплаченного слова и прав человека на вымирание в лесном хозяйстве началась чехарда преобразований, смысл которых был один: создать возможности для беспрепятственного разграбления и вывоза лесного богатства России. Кое-что о работе Усть-Ваеньгского леспромхоза я писал в очерке "Кордон 273", с тех пор, если что и поменялось, то совсем не в лучшую сторону. В настоящее время лесное хозяйство России относится к ведению Минсельхоза, в котором есть специальное Федеральное агентство лесного хозяйства (Рослесхоз). Постановлением Правительства РФ N283 от 16 июня 2004 г. утверждено "Положение о Федеральном агентстве лесного хозяйства", в соответствии с которым Рослесхоз "является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по реализации государственной политики, оказанию государственных услуг и управлению государственным имуществом в сфере лесного хозяйства".
  
   Переподчинение Рослесхоза из Минприроды в Минсельхоз произошло в 2008 году. Вот как отреагировали специалисты на эту реформаторскую акцию:
   Вопрос: Как Вы относитесь к передаче Рослесхоза в ведение Министерства сельского хозяйства?
   Ответ:
   - Такая передача оправдана, и пойдет на пользу российскому лесному хозяйству - 5%
   - В принципе - правильно, но в сложившихся обстоятельствах толку от этого не будет - 13%
   - Без разницы: 'а вы, друзья, как ни садитесь - всё в музыканты не годитесь' - 41%
   - В принципе - неправильно, но в сложившихся обстоятельствах уже не повредит - 10%
   - Такая передача неправильна, и принесет вред российскому лесному хозяйству - 31%
   http://www.forestforum.ru/viewtopic.php?f=17&t=4034&sid=6184d15d2309cea5947186d161422250
  
   Как видите, 72% опрошенных относятся к этой бюрократической перетасовке резко отрицательно, 23% скептически, и только 5% считают ее оправданной и полезной.
  
   Но это всё цветочки. Ягодки - это новый Лесной Кодекс, который после бурных дебатов и подковерных интриг богатых лоббистов был принят Федеральным Законом N200 от 4 декабря 2006 года и вступил в действие с 1 января 2007 года. Вот некоторые его положения.
  
   Лесные участки в составе земель лесного фонда находятся в федеральной собственности.
   (Статья 8 п.1)
   Основными территориальными единицами управления в области использования, охраны, защиты и воспроизводства лесов являются лесничества и лесопарки.
   (Статья 23 п.1)
   Полномочия федеральных органов государственной власти - установление категории лесов, расчетной лесосеки, правил и порядка пользования лесом, форм отчетности, ставок оплаты за единицу объема лесопродукции и пр., проведение госинвентаризации и ведение государственного лесного реестра.
   Владение, пользование, распоряжение лесными участками относится к полномочиям органов государственной власти субъектов Федерации. Они же утверждают Лесной план и Лесохозяйственный регламент (виды использования, возраст рубок, расчетная лесосека и пр.)
   (Статья 82)
  
   Что кроется за этими внешне правильными словами? Первое - государство самоустранилось от решения проблем лесного хозяйства, перепоручив их субъектам Федерации. У того же Рослесхоза собственные органы заканчиваются на уровне Федеральных округов. Органы управления лесным хозяйством субъектов Федерации напрямую подчиняются своим субъектам, а Рослесхозу не подчинены. Второе - все хозяйственные функции по эксплуатации и восстановлению леса переданы частникам, то есть, шлюзы для хищнической эксплуатации открыты полностью. Третье - охрана леса становится фиговым листком, прикрывающим его разграбление.
  
   Вот мнение специалистов-экологов из "Гринпис":
   К числу основных проблем нового Лесного кодекса относятся следующие.
   1. Ликвидация экологической экспертизы проектной документации, связанной с использованием лесов и земель лесного фонда (...).
  
   2. Создание условий для роста захватов земель защитных лесов под застройку с соответствующими ограничениями доступа граждан в леса и нарушением экосистемных функций защитных лесов в густонаселенных районах России. (...)
  
   3. Создание условий для нерегулируемой приватизации лесов без возложения на собственников обязательств, связанных с охраной леса как элемента природной среды. (...)
  
   4. Отсутствие положений, стимулирующих лесопользователей к ведению лесного хозяйства и воспроизводству лесов. (...) Фактически это создает условия для истощительного лесопользования, при котором меры по воспроизводству лесных ресурсов не соответствуют объемам их изъятия.
  
   5. Разрушение существующей системы органов лесного хозяйства и государственной лесной охраны без явного указания на то, как должна быть организована новая система. (...)
   (...)
   10. Создание условий для массового сокращения занятости в лесном секторе, в первую очередь в лесных деревнях и поселках, где альтернативной занятости практически нет. Массовое сокращение становится возможным из-за реформы органов лесоуправления (потеря до 150 тысяч рабочих мест в ближайшие два года) и исключительно аукционного порядка предоставления аренды, не позволяющего учитывать социальную значимость лесопользователей (потеря до 350 тысяч рабочих мест в ближайшие два-три года). Массовое сокращение занятости неизбежно послужит причиной роста нищеты населения и увеличения количества незаконных рубок как основного заработка в новых условиях. (...)
   http://www.greenpeace.org/russia/ru/campaigns/90170/3243190/3552343
  
   Вот некоторые результаты первого года реализации нововведений в Свердловской области, подтверждающие правоту ученых-экологов:
   "Вообще итоги работы последних месяцев в условиях нового Лесного Кодекса требуют проведения детального анализа. Мы обеспокоены будущим малых предприятий, которые вроде бы уже нашли свою нишу, но на последних аукционах оказались без леса и их будущность, а значит и качество работ в лесу, под вопросом.
   Уходит в прошлое заявительный способ лесосечного фонда. Лесхоз отводит деляны там, где хочет лесозаготовитель: "а то не возьму..." В итоге за 10 лет мы получили (все - и работники лесхозов, и заготовители) расстроенную лесосырьевую базу в доступной части лесных массивов. Отводить деляны для себя уже невозможно, каждый может перекупить, в результате договоренности перестали соблюдаться. Крупные "игроки" - ООО "Корсиколес", "Югорский лесопромышленный холдинг" - ведут битву за место под солнцем, и в результате возник хаос, появились проблемы. Не думаю, что рынок всё это расставит на свои места. (...)
   http://www.forest.ru/rus/legislation/newcode/news.html?cmd[57]=i-30-11932
  
   А вот из моей родной Тамбовской области сообщения, наоборот, вполне радужные:
   "Леса стали зарабатывать
   Тамбовские лесные хозяйства с начала 2008 года выполнили работы по охране, защите и воспроизводству лесов на сумму 35,7 млн. рублей. Реализация товаров и услуг дополнительно принесла тамбовским лесным хозяйствам 85 млн. рублей, что на 23% выше уровня прошлого года. Так, в Горельском и Тамбовском лесхозах доля доходов от продажи изделий переработки древесины возросла в два с лишним раза.
   С начала этого года на Тамбовщине создано 14 областных государственных учреждений (лесничеств), призванных осуществлять государственное управление, и 15 лесхозов преобразованы в автономные учреждения, наделенные функцией ведения лесного хозяйства (охрана, защита и воспроизводство лесов)".
   http://smi.lanta-net.ru/pressa/pritambovie/8295-rajjon.html
  
   То есть, государство добилось решения своей главной, фискальной цели: процесс превращения лесов в наличку пошел, и его уже не остановить. Что будет при этом с самим лесом, никого особо не волнует, типа "на нашу жизнь хватит".
   По сути же лесничества теперь призваны охранять леса от лесхозов и других "автономных учреждений". У этих автономных учреждений будет техника, будет рабочая сила, будут гигантские средства, в том числе, наличные, то есть, у них будет реальная власть. Лесничих с их номинальной властью и зарплатой в 5-10 тысяч рублей в месяц купят на корню, а потом будут перекупать друг у друга, отстреливая не особо сговорчивых. Всё это уже было. Всё это до боли знакомо. Вот, как оценивают этот вопрос специалисты:
   "Новое лесное законодательство, изобилующее малопонятными и двусмысленными формулировками и во многом внутренне противоречивое, ведет и будет вести в дальнейшем к ощутимому росту коррупции в лесной отрасли (поскольку уровень коррупции обычно напрямую связан со степенью неясности законов и правил и возможностями их произвольного толкования). Рост коррупции - как наблюдаемый, так и ожидаемый в будущем, а также неизбежные дальнейшие изменения законов и правил, служат серьезным препятствием для прихода в лесную отрасль России долгосрочных и цивилизованных инвесторов. (...)"
   http://www.forest.ru/rus/legislation/newcode/news.html?cmd[57]=i-30-11935
  
   Кто персонально отвечал за принятие Лесного Кодекса, и кого недобрым словом будут вспоминать наши потомки? Их много, этих будущих ответчиков, начиная от услужливых спецов лесного хозяйства и заканчивая высшим руководством страны. Поименно из высшего руководства, снизу вверх:
   - Министр природных ресурсов Российской Федерации Трутнев Юрий Петрович Возглавляемое им министерство не смогло своевременно указать руководству страны на ошибки и недоработки проекта нового кодекса, должным образом предупредить о возможных последствиях его принятия.
   - Министр экономического развития и торговли Греф Герман Оскарович
   Ему не удалось сформировать достаточно квалифицированную рабочую группу, которая подготовила бы проект кодекса, отвечающий современным представлениям об эффективном управлении лесами.
   - Председатель Правительства РФ Фрадков Михаил Ефимович
   Он внес от имени правительства проект нового Лесного кодекса в Государственную Думу, не проконтролировав качество разработанного законопроекта.
   - Председатель Государственной Думы Грызлов Борис Вячеславович и Председатель Совета Федерации Миронов Сергей Михайлович
   Они не сумели организовать полноценную дискуссию по поводу проекта нового Лесного кодекса, в результате чего многие недостатки проекта остались незамеченными депутатами Государственной Думы и членами Совета Федерации.
   - Президент Российской Федерации Путин Владимир Владимирович
   Он подписал новый Лесной кодекс и оба закона, касающиеся его введения в действие - то есть именно он дал всем трем законам "путевку в жизнь", не воспользовавшись закрепленным в Конституции Российской Федерации правом отклонить их.
  
   Так считает А.Ю.Ярошенко в своей статье, опубликованной здесь:
   http://www.forest.ru/rus/legislation/newcode/news.html?cmd[57]=i-30-11935
  
   Думаю, он прав.
  
   Такая вот она, бывшая жизнь в лесу и нынешняя жизнь леса.
   Еще живы те, кто однажды покинул родной дом в зацнинских тамбовских лесах но никогда больше в него не вернется, ибо того дома давно уже нет.
   И никогда больше не будет.
  
   3 января 2010 года с добавлениями от 2013 года и от 6 декабря 2016 года
   Хмелинский кородон - Пихтеляй - Москва
   Фотографии, не вошедшие в текст, смотрите в приложении (можно нажать здесь)
  
   Фотографии работников нашего леса тридцатых годов, присланные Еленой Вениаминовной Фоломеевой, смотрите здесь: http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/kordon31.shtml
  
   Отдельное спасибо Аркадию Александровичу Ослопову за поправки и замечания: всё внёс в текст. Зайцев по 8 кг, наверное, не бывает, охотники и рыбаки - они всегда слегка преувеличивают.
  
  
Оценка: 7.66*15  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"