Аннотация: Победители финала: 1 место. Иржи Заметил-Просто"Репка" 2 место. Олег Дриманович"Баг" 3 место. Алекандрина Ван Шаффе"Приёмыш"
Пришло время прощаться. Семь лет я был грозным судиёй этого конкурса, пора и честь знать. За это время ряд авторов из самиздатовцев перешёл в профессионалы, чему я очень рад. Некоторые бесследно исчезли, и это тоже хорошо; ведь не каждый способен понять, что занимался не своим делом. Некоторые в профессионалы перешли, но меня это, почему-то, не радует. Но в целом жизнь продолжается правильным порядком. Главное, что конкурс "Блэк Джек" не превратился в тусовку неудачников.
Я прошу прощения у всех, кого я обидел своими отзывами. Занятия литературой - дело суровое, и я разбирал рассказы без скидок на статус начинающего. Наверняка в чём-то я был неправ, потому и прошу прощения. Надеюсь, конкурс будет продолжаться, на одном Логинове свет клином не сходится, и администрация сайта сумеет найти нового судью. Что касается меня, то я, не то чтобы устал, но просто за последнее время у меня сильно упала работоспособность. Если прежде на то, чтобы внимательно прочесть ваши рассказы и написать двадцать один отзыв, уходило около недели, то последние пару лет я тратил на разбор конкурсных работ почти месяц. Для меня это непозволительная роскошь. Поэтому - до свидания, и не поминайте лихом.
Кир Булычев написал научно-фантастический пересказ "Репки", ещё кто-то написал, да и не один, но автор со странной фамилией Заметил-Просто затмил всех. Это действительно смешно. И хорошо написано. И замечательная концовка. Я долго мечтал дать первое место юмористическому рассказу, и теперь могу сделать это с чистой совестью.
Анализировать юмористический рассказ - самое бесперспективное занятие, его нужно просто читать и смеяться.
Нас пытаются накормить парадоксальной прозой. Блюдо не самое скверное, если оно приготовлено как следует. Прежде всего, за всеми парадоксами должна проглядывать, пусть сколь угодно парадоксальная, но чёткая идея. Таковых в рассказе, по меньше мере, две. Доброта как баг, сбой безупречной программы. Воплощением этой идеи оказывается белая акула - совершеннейший механизм убийства, вздумавший спасать гибнущего морского котика.
Но основная идея, это, конечно, способность людей воспарять и строгая регламентация этого процесса. Не выше цоколя... два вершка, те самые, что от горшка. А того, кто вздумает взлетать выше - сбивают, не взирая на лица... человек ли, ангел.
Есть в коротком рассказе и ещё множество сущностей, перечислить их все тяжело, да и не нужно. Кто прочёл внимательно, тот помнит.
Чудесный язык, богатейшие метафоры. Игра слов, значимая, придающая тексту многослойность уже на стилистическом уровне. Собственно говоря, мне нечему учить Олега Дримановича. Можно лишь показать остальным конкурсантам, как работает мастер. Вот пример, пожалуй, наиболее спорный. Герой сдёргивает крест с нитки. В первую секунду невольно возмущаешься: почему с нитки? - должен быть гайтан или шнурок. Потом понимаешь, нитка режет шею, и крест на ней держится непрочно... это символ непрочной веры неясно во что. И таких моментов много, пустых строк в рассказе практически нет.
Хорошо написанная парадоксальная проза - это всегда тяжёлый текст. Выдержать роман, написанный в таком стиле, практически невозможно, но короткий рассказ - жанр идеально подходящий для подобной манеры.
Но здесь мы сталкиваемся ещё с одной трудностью. Короткая проза требует парадоксальной концовки, а откуда её взять, если всё и без того парадоксально? Здесь на помощь вновь приходит добросердечная белая акула и, казалось бы, случайно упомянутый Антон Павлович Чехов, и ангел, запертый, за то, что он посмел воспарить выше начальственного цоколя. Все линии и парадоксы сливаются в один образ: крестик, о котором позабыл герой, но помнит автор, а вместе с ним и читатель.
"Добрый доктор Айболит..." -- казалось бы, что нового можно сказать на эту тему? Оказывается - можно. Начало рассказа совершенно стандартно: одного из детей дикого племени выбрасывают из пещеры на смерть, чтобы откупиться от злого рока. Разумеется, малыша спасают. Спасителем оказывается Сумасшедшая Эру - местный эквивалент доктора Айболита. Далее фантастическому рассказу можно предъявить множество претензий. Почему Эру (явная инопланетянка) не научила Авеля говорить? Почему Авель, с первого дня живущий в доме Эру, не научился говорить сам? Почему он, никогда не видавший соплеменников, сходу заговорил с ними? Да потому, что все эти претензии можно предъявлять фантастическому рассказу, а перед нами типичная сказка, где всё именно так и должно быть. Чужеродной выглядит лишь фраза Эру: "Это Авель. По-моему, он разумный". В сказке разумны все. И все понимают друг друга, хотя и не умеют произнести слов.
Фантастический рассказ может быть о контакте, о необычных формах жизни или общественного устройства. Сказке все эти премудрости чужды, ей подавай что-то простое и вечное. Эта сказка о простой любви и вечной доброте. Этого вполне достаточно.
Прелестный рассказ, пока читал, смеялся, не переставая. Боюсь только, что для большинства читателей юмор автора (вольный и невольный) останется недоступен. Разумеется, я, как автор рассказа "Барская пустошь" и статьи "Графы и графоманы", не мог не оценить "Графскую пустошь", которая в рассказе Горностаева олицетворяет всё бездарное, что есть в современном искусстве. Конечно, можно было бы и обидеться, но, во-первых, это неконструктивно, а во-вторых, автор вывел свою "Графскую пустошь" на хорошей игре слов, а приличный каламбур слишком редкая штука, чтобы на неё обижаться.
Юмор невольный - довольно рискованная шутка, доступная только очень узким специалистам по истории фармации. Вряд ли Игорь Горностаев знает, как сотню лет назад использовались в медицине соли меди (per os), и как совсем недавно использовались (а, возможно, и сейчас используются) соединения лития. Я, совершенно случайно, это знаю, и чёрный юмор фразы: "чуть на язык не пробовали", -- поверг меня в шок. Не надо лизать медно-литиевый сплав, последствия будут смешны для окружающих и очень неприятны для лизавшего.
Кстати, не знаю, существует ли такой сплав в натуре. Конечно и у меди, и у лития по одному электрону на внешнем уровне, но слишком уж различны атомные радиусы. Если литий добавлен не в легирующих, а сколько-нибудь заметных количествах, полученная композиция должна быть весьма легкоплавкой и очень коррозионно-нестойкой. Не самый подходящий материал для скульптуры. Впрочем, на то он и авангард, а я просто занудствую, как бывший химик.
Теперь немного позанудствую, как человек, некогда курировавший литейку. Сделать отливку в виде цилиндрической болванки - чрезвычайно тяжело. Обычно металл разливается в опоки, имеющие форму корытца. Полученные слитки называются чушками. Во всяком случае, так разливают свинец, магний, алюминий, медь. Полагаю, чушка на постаменте гляделась бы концептуальней цилиндра. Хотя, должен заметить, что как только металл расплавляется, память о прошлой форме исчезает, так что конечной стадией будет не чушка, а необработанная отливка, в том виде, как она вышла из формы скульптора. Но это уже и впрямь занудство; ради парадоксальной концовки можно пренебречь законами кристаллографии.
А если отвлечься от авторских хохм и занудства рецензента, то остаётся рассказ о попытке творить новое в искусстве. Трагедия человека, достаточно талантливого, чтобы понять, что по-старому работать нельзя, но недостаточно гениального, чтобы создать истинно новое. Подобная тема переводит рассказ на качественно иной уровень. Когда под юмористической шелухой проглядывает серьёзное ядро, это серьёзно. Так что, рассказ не прелестный, а хороший.
Что характерно, если рассказ написан хорошим стилем, то он, как правило, грамотен даже в мелочах. Так, автор знает, как именно бура действует на тараканов, и на этом строит одну из любопытных подробностей тараканьего быта. Опять же, симбиоз тараканов с мышью, позволяющий тараканам не вымерзнуть зимой. Тараканы, в свою очередь, помогают Соне осуществить мечту о крыльях, что уже является фантастикой, но продолжает восприниматься с доверием.
В целом рассказ непритязателен, в нём нет высоких идей, философских обобщений, лирического наполнения. Но он оставляет приятное впечатление неспешностью повествования, когда за кадром угадывается больше, чем впрямую сказано в тексте. И ещё, как ни странно, -- человечностью. Добрый рассказ о человеческой дружбе мыши с двумя тараканами.
Конечно, рассказ невозможно назвать вершиной мысли, но время, потраченное на его чтение, потрачено не зря.
Хорошее начало, без лишних подробностей, но с подробностями нужными, так что читатель верит тому, что происходит с героем. Вообще, когда написано хорошо, веришь самым фантастическим допущениям. "И этот кто-то жарил креветки, когда его, Матвеева, корежило вместе с корпусом машины", -- воспоминание о дурацких креветках сильнее всяких криков живописует мучения совести. (Вот только местоимение "его" в этой фразе, пожалуй, лишнее).
Верится и в разговор с Ираклием, а вот процесс торможения... Тут перед авторами стоят две взаимоисключающие задачи. С одной стороны, надо показать всю последовательность действий, с другой - уложиться в полторы секунды личного времени героя. В мгновение смертельной опасности время действительно растягивается, и человек успевает не только отметить всё происходящее, но и о постороннем подумать, а вот как это показать - зависит от автора, тут мы переходим в область высших художественных задач, и рецензент ничего советовать не может.
А заключительная фраза, равно как и название рассказа - неудачны. Накал действия разом снижается, к тому же, возникают ненужные мысли о зарплате (раз это работа), об отпуске и отгулах. А ведь это совсем не то, к чему стремились авторы.
Долго не мог понять, что меня не удовлетворяет в этом рассказе. Чёткая и оригинальная идея, хорошо сконструированный сюжет, прелестные придумки вроде рояльного чудовища, которое с каждым упоминанием становится всё менее опасным, лаконичная в своей беспощадной жестокости заключительная фраза. К языку особых претензий нет, да и к отдельным деталям тоже; разве что жужелица: этот здоровенный тёмно-бронзовый жук кусается, да ещё как! Если поймаешь жучару сантиметра три длиной, обращаться с ним надо с осторожностью, и по брюшку не гладить - палец просадит, что клещами. Впрочем, говорят, где-то на юге жужелицами называют совсем другое насекомое. Но ведь не из-за жука рассказ оставляет чувство неудовлетворения.
Потом понял. Екатерина Медведева перечисляет множество фобий, но ни одну из них не показывает изнутри. Герой лишь говорит, чего можно бояться, но реально не боится ничего. Страх обессиливающий, липкий, алогичный в рассказе отсутствует. Всякие объяснения типа: а вдруг она залезет в мозг!.. - это отговорки для посторонних, человек, страдающий фобией, прекрасно знает, что в ухо жужелица не пролезет, что дно у лифта не отвалится, а в пустой комнате ничто не может угрожать. Но ему страшно. Когда я иду по тёмной лестнице, я отчётливо слышу скрип каменных ступеней. Я знаю, что каменные ступени не скрипят, а осторожные шаги этажом выше - лишь эхо моих собственных шагов. Но от этого не становится менее страшно; лучше уж ехать в лифте - пусть дно отваливается. И любые реальные хулиганы и маньяки лучше, чем этот скрип. (А потом меня спрашивают, почему я по полгода живу в деревне и не хочу возвращаться в город).
Стивен Кинг в предисловии к одному из своих сборников пишет: "И, главное, верьте, что привидения существуют!" Спрашивается, какой смысл бояться существующих привидений? Их надо изучать, бороться с ними, погибать, в конце концов, при их появлении, но по-настоящему бояться можно только несуществующих привидений. Когда автобус уже перевернулся, это не страшно, а опасно. Человеку, страдающему транспортной фобией, страшно ехать в автобусе, который не перевернулся. А слова о возможной катастрофе - это попытки рационализировать иррациональное.
В жизни человека, страдающего фобиями, чрезвычайно важны ритуалы. Это прекрасно показано в развесёлом рассказе Шекли "Абсолютная защита", но совершенно отсутствует в рассказе Медведевой. Какие заклинания надо произносить, подходя к роялю, чтобы чудовище не оттяпало тебе пальцы, если нажмёшь не на ту клавишу? Какие действия надо произвести, выбирая солнечную или теневую сторону улицы? Какой талисман помогает безопасно выйти вечером к мусоропроводу? Всё это бесконечно важно для человека, попавшего в безвыходную ситуацию (так на лифте или пешком?). Главное, не допускать, чтобы ритуал включал возможность суицида. Утешительное громыхание пузырька со снотворным в кармане героя - единственное в рассказе, что заставило меня в ужасе схватиться за голову. Что ж он делает, идиот! - суицид не выход, а бегство. Есть иные, менее радикальные средства. По улице можно пройти, если ни разу не наступишь на трещину в асфальте, по лестнице подняться, сжимая в кармане палочку с птичьей головкой, уснуть в пустой квартире, прижимая к груди старого плюшевого мишку - уж он-то защитит всегда! Целый арсенал средств спасения, но ни одного из них герой Екатерины Медведевой не применил. Какой же он после этого профессионал? -- ломиться дуриком сквозь собственный страх - прямой путь на тот свет.
Ой, что-то я расписался... Лучше я подумаю ещё полгодика и напишу что-нибудь своё об иррациональном ужасе. А за Екатерину Медведеву я очень рад: хорошо, когда тебе чужды сумеречные стороны жизни. Но рассказу душевное здоровье автора на пользу не пошло. Не огорчайтесь, Екатерина, честное слово, лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным.
Теперь мы знаем, как в романе Лема проводилась беатризация. Путём частичной дальтонизации населения. При этом сразу возникает множество вопросов к автору. Дальтоники, которые должны быть полностью неагрессивными флегмами, вполне себе агрессивны. Главный герой, оказывается, представления не имеет о том, что он беатризован, знает лишь о существовании неких "элит", жутко опасных для окружающих. Люди нормально видящие, у Марины Бевза, ведут себя как психически ненормальные типы, только и ищущие, где бы сломить голову. Но, в окружающей нас действительности мы таких почти не видим. Зеленовласая девица, отлично знающая, с кем говорит, тем не менее, спрашивает: "Ты, что, дальтоник?" Неясно также, по какому признаку люди попадают или не попадают в разряд элит. Все элит безумно богаты. Они богаты, потому что они элит, или они элит, потому что богаты?
Художник, рисуя портрет зеленовласой, верно передаёт оттенки и интенсивность цветов, которые не видит. Но ведь именно интенсивность является фрустрирующим фактором.
И при этом рассказ хорошо написан, словом автор владеет, когда зеленовласая восклицает: "Десять лет учусь рисовать, а ты, не видя половины цветов, рисуешь так, что хочется плакать", -- этому веришь. Но почему так плохо продуман весь антураж?
А ведь хорошо написано! Мальчишка с тележкой, склёпанной из двух велосипедов. Решение проблемы, придуманное бывшим отцом, а ныне - роботом. И неизбежный вздох так ничего и не понявшей бывшей жены: "Переложить ответственность на другого - так на него похоже", -- всё это относится к области художественной литературы и делает рассказ рассказом.
А дальше начинаются непонятки и неприятности. Действие происходит в Голландии, которой грозит затопление. Но из всей западно-европейской атрибутики видим лишь один момент: семья продаёт свою страховку выходцу с востока, которые и впрямь заполонили всю Европу. Вот только, если Абдул нелегальный эмигрант, откуда у него такие деньги, что на них можно прожить целый год? А если он богач, на хрена ему страховка? Переехал в незатопляемую зону - и все дела. Кстати, когда Голландия успела так деградировать, откуда там взялись совершенно русские мальчишки, не знающие слова "льготный" и клепающие тележки из ржавых велосипедов? Откуда изработавшиеся мамы, безропотно готовые идти на ферму четвёртого уровня? Это в сытой Голландии, которая с жиру бесится? Не верю. Все эти бюргеры будут орать и чего-то требовать, и, чтобы переродиться в совок, им потребуется несколько поколений нищеты.
Другого региона, годного под затопление, на Земле нет, и поэтому, как спасать рассказ я не знаю.
Тема такая, что рука не поворачивается написать: "очередной рассказ". И всё же, читал подобное и неоднократно. История гибели Януша Корчака и его воспитанников - одна из самых страшных страниц холокоста, и понятно, что многим хотелось бы переписать эту страницу. К сожалению, реальную историю переписать нельзя, а выдуманную - что в этом толку? Детей не спасло присутствие великого сказочника, спасёт ли их учительница рисования?
В целом рассказ написан хорошим языком, хотя пара моментов вызывает недоумение. "Люди добывают еду, а Симона еду - и бумагу. Еду -- и карандаши". Бумага и карандаши могут сохраниться где-то с довоенных времён, а как в гетто можно добывать еду? Её либо выдают, либо -- нет. Именно поэтому школы и детские дома покорно приходили к поездам, отправлявшимся в лагеря смерти. Можно спрятать одного ребёнка, а сотню детей не спрячешь и не прокормишь. Кроме того, люди надеялись, что в лагере тоже будет какое-то существование, о газовых камерах стало известно лишь после войны, чудовищный обман с душем открывался жертвам в последние секунды жизни, а в гетто об этом никто не знал, тут автор категорически не прав.
Но дело даже не в этом. Просто мне кажется, существуют темы, несвойственные фантастике. Фантастика обостряет обыденную ситуацию, а тут ситуация безо всякой фантастики обострена настолько, что дальше некуда. В результате фантастическая посылка снижает остроту проблемы. Мне кажется, нельзя писать фантастику о Великой Отечественной войне, во всяком случае, пока она не стала далёкой историей. И нельзя фантазировать о холокосте, пока живы старушки, прячущие под длинным рукавом лагерный номер, вытатуированный на предплечье.
В предыдущем разборе я говорил о том, почему, с моей точки зрения, не следует сочинять фантастику о прошедшей войне. В полной мере это относится и к рассказу "Медный грош". Впрочем, фантастичность рассказа сведена к минимуму, так что его можно рассматривать просто как рассказ о войне. Вот только написан рассказ не плохо (пишется раздельно), а такие вещи надо писать или никак, или очень хорошо. Когда видим в рассказе еврейский колорит, немедленно вспоминаются одесские рассказы Бабеля, проза Переца и Шолом Алейхема. А Светлана Ос и Майк Джи до уровня Шолом Алейхема не дотягивают. Понимаю, что читатель просто избалован хорошей прозой еврейских авторов, но кто в этом виноват?
Теперь по поводу мелких несообразностей. Бывший офицер, беглый лагерник, а ныне полицай Зимин живёт на лесной заимке. Да его в первую же неделю партизаны пустят в расход! Девочку он держит в подвале. Зачем? Пятилетний ребёнок, чумашка-замарашка, измученная, исхудавшая, да ещё и укутанная в отрепья, словно кукла - как определить её национальную принадлежность? При такой жизни вся скорбь еврейского народа будет светиться в глазах любого ребёнка. Выдать Хану может только идиш, а здесь уже задача старого Мотла и капитана Зимина - объяснить ребёнку, что происходит, и как надо себя вести с чужаками.
И последнее... Стихи в конце рассказа. Не плохие. Пишется раздельно и потому для концовки рассказа не годится.
Рассказ о нумизматике и немножко о любви. О нумизматике рассказано замечательно, и прекрасно рассказано, как люди, подчиняясь магическому действию монет (не денег!), изображают любовь и иные чувства. А под конец, как чёртик из коробки, неожиданно и неоправданно выскакивает любовь человеческая. Честно говоря, в неё совершенно не верится, мы ничего не знаем об этом миллионере, владеющем виллой в Италии, и собирающем русские сребреники (мы даже не знаем, русский он или нет!). Нам ничего не известно о художнице, имеющей возможность разъезжать по Италии в поисках светотени. Как, скажите, поверить в их чувства?
А заключительная фраза с адресом Академии художеств - просто великолепна! Если бы она ещё была подготовлена ходом всего повествования...
А можно я признаюсь, что ни хрена не понял? Нет, конечно, я умный или, по меньшей мере, нахватанный, я могу сказать много красивых слов по поводу этого произведения, могу разъяснить присутствующим, как автор обнажил проблему одиночества в современном мире, где виртуально не только общение, но сама жизнь и даже смерть, принимающая форму удаления контакта. Жизнь, подобная симулятору автогонок с запрограммированными ДТП и катастрофами на мосту. С другой стороны, можно показать, что автор вовсе не оригинален, а вписывается в формат узкого направления, называемого "большой литературой". Привычно-безумный, лишённый сказуемых, стиль модных авторов. Непременная отсылка к классике, привет постмодернизму. Осколки начитанности на периферии интеллекта.
Многое может сказать, жаждущий покрасоваться, но я скажу лишь: "Не понял ни хрена". А если быть совсем точным, то: "...на хрена".
Последних мест, как обычно, не ставлю. Это не значит, что рассказы, оказавшиеся в хвосте списка, безнадёжны. Совершенно безнадёжных произведений в этом году нет, чему я очень рад. Тем не менее, при любом распределении мест образуются аутсайдеры, и мне кажется, не имеет смысла выяснять, кто из них занимает восемнадцатое, а кто двадцать первое место. Пусть будет алфавитный принцип.
Хорошее название, что-то оно мне напоминает. Но если у Игоря Горностаева "Графская пустошь" рождена с помощью каламбура, то тут ничего такого нет.
Теперь о самом рассказе. Тема настолько изъезжена, что даже о вторичности речи идти не может. Опять же, рассказ предсказуем. Как только Том выходит из дома, оставив спящую Люси, становится понятно, что Люси не настоящая. После первого разговора, когда Том приходит к Джеку Хохмачу, читатель понимает, что и все остальные персонажи не настоящие. Некоторое время я читал, уговаривая сам себя: "Ну не может же быть, что это всего лишь роботы, а люди - погибли... это было бы истёрто до непристойности". Увы, это именно роботы, а люди, как обычно, погибли. Кстати, любопытно, каким образом выжил такой странный набор роботов - по одному каждой специализации? Там, что, был музей?
Рассказ не спасает даже последняя фраза, тем более, что она написано коряво; не понятно, произносит ли Том рефреном имя Люси, или он ищет непременно девочку Люси, которой собирается подарить куклу Люси.
Краткий пересказ: "Скакал монгол по степи и встретил хрен пойми что. Пожал монгол плечами, да и дальше поскакал". Почему в герои выбран монгол, а не уламр или эскимос, понятно. На экраны недавно вышел одноимённый фильм, так что монгольская тема неизбежно входит в моду. Хуже другое. История покалеченного десятника никак не связана с фантастической составляющей рассказа. К тому же, непонятно, откуда в Гоби взялись пески (достаточно взять справочник "Пустыни мира" и посмотреть, какие там ландшафты). Непонятно, почему люди запомнили, что некогда пустыня светилась, но совершенно не боятся по ней ездить, хотя радиоактивный фон будет на смертельном уровне многие сотни лет после того, как прекратится свечение. И почему не осталось никаких развалин? И почему робот-охранник, оживший от случайной капли воды, не ожил раньше, во время весеннего таяния снега? И почему он сохранил работоспособность после того, как всё остальное было истёрто в песок? И самое главное - зачем всё это написано? Чтобы рассказ был? Но рассказ из разрозненных деталей как раз и не складывается.
Рассказ написан чрезвычайно небрежно, множество мусорных слов (примеров приводить не буду, надоело за столько лет), немало моментов, когда в тексте появляются двусмысленности. А давно известно, что если текст может быть понят неправильно, он будет неправильно понят. Например, когда милиционер начинает "выворачивать кисти наизнанку", создаётся полное впечатление, что он крутит руки мертвецу.
У рассказа две концовки, причём первая совершенно неубедительна. Газетную вырезку следователь не выкинет ни в коем случае. Старая газетная вырезка возле трупа не может оказаться случайно, она явно выпала из кармана старика. Смерть, конечно, не криминальная, но обычный профессионализм требует приложить вырезку к личным вещам. Это только в стихах может быть: "А записку кинут дворникам, ни черта не разобрав".
Чернявый провокатор, напоминающий, что герою достался счастливый билет, абсолютно нефункционален. Если убрать чернявого и дать возможность герою самому заметить, что билет счастливый, ничто не изменится.
И неужто человеку за всю его долгую жизнь всего дважды попался счастливый билет? Да и счастливым ли был киношный билетик? Жизнь без детей и внуков, с женщиной, которой так и не решился рассказать о яхте, а это значит, -- с чужой женщиной; собачья старость и собачья смерть в трамвае.
Возможно, я что-то не понимаю, но если рассказ может быть понят неправильно, он будет неправильно понят, и вина в этом автора - значит, автор нечётко написал.
Русский автор, о каких бы китайцах он ни писал, непременно пишет о русских людях и о проблемах, которые стоят перед русским народом. В противном случае это будет нечто мертворождённое. Рассказы о скученности и перенаселении воспринимались отечественным читателем в те времена, когда большинство ютилось в коммуналках по пять человек в девятиметровой комнате. В ближайшие десятилетия перенаселение нам не грозит, скорее - наоборот. Так о чём рассказ?
Конечно, рассказ о том, как рутина заедает человека, убивая последнюю несбыточную мечту, всегда имеет право на существование. Но почему именно китайцы? Нас, что, уже завоевали? Или на китайцев легче списать несообразности в психологии героя? Кто их знает, раскосых?..
Антураж рассказа характерен для страшилок такого рода. Со времён "Дома в тысячу этажей", который, в свою очередь восходит к библейскому мифу, скудная фантазия фантастов не изобрела ничего нового. Валерия Малахова тоже ничего нового не придумала... разве что, бусины, которые берутся неведомо откуда.
В результате мы имеем умозрительную идею и отсутствие реального героя, которому хотелось бы сочувствовать.
Рассказ о том, что могло быть в нашей жизни чудо, да мы за делами и заботами проморгали и не решились шагнуть ему навстречу. Ну, хотя бы детям больше повезёт. Хотя когда-то наводку на чудо давали нам родители, с той же безнадёжной мыслью о детях, которым больше повезёт. Писались такие рассказы сотнями до Дарьи Рубцовой и сотнями будут писаться после. И нет в этом рассказе ничегошеньки, что выделяло бы его из шеренги подобных: ни особого авторского стиля, ни интересной оригинальной детали... ничего... А уж когда является единорог - тут плакать хочется; неужели автор не могла придумать менее стандартный транспорт для путешествия в чудо?
И ведь не скажешь, что рассказ плох. Он просто неотличим от иных и прочих.
Как видим, реклама двигатель не только торговли, но и фантастики. Летай в прошлое, размещай рекламу на брахиозаврах, имей с этого денежки. А дальше - что? Вопрос касается не героя, а автора и читателя. Ну, хорошо, мы и так знаем, что реклама всё заполонила. Ничего сверх этого автор нам не сообщает. Зато есть мусорные слова, языковые неточности, фактические ляпы. "Меленькая голова" -- значит у этого брахиозавра голова меньше, чем у прочих брахиозавров. "Что-то росло" -- ясно, что не только герой, но и автор не знает, был ли в Юрском периоде травяной покров, а если был, то какой. Сотрудники агенства, проводящего рекламную акцию, ведут себя очень странно. Клиента хлопают по плечу, обзывают дураком (сходите на курсы рекламных агентов, вам скажут, что фраза "любой дурак сможет" абсолютно недопустима), в самую неподходящую минуту читают безграмотную лекцию, адресованную не клиенту, а читателю.
А ведь хорошо начиналось... -- где можно купить муху цеце? -- (кстати, почему автор пишет муху с заглавной буквы?). При таком начале я ждал очень интересного рассказа, но, к сожалению, не дождался.
Странное впечатление остаётся от рассказа. Как и в прошлом году (правда, тогда Чебуратор был не Боевым, а каким-то иным) автор демонстрирует владение словом и полное невладение фактурой. Герой рассказа зажат в переполненном автобусе. Описаны духота, теснота, вонь. Показано раздражение пассажиров. Но при этом цельной картины нет. Соседка героя выставляет напоказ жирные ляжки. Как это сделать в переполненном автобусе? Предположим, она сидит, а герой стоит рядом. Но нам сказано, что он сдавлен "со всех сторон", так что не может поправить засунутое за ремень оружие. Неувязочка получается. Соседка разгадывает сканворд. Следовательно, колени прикрыты, по крайней мере - газетой. Опять неувязка. Такие вещи отслеживаются и убираются очень легко, достаточно представить картину в подробностях и описывать, что видишь, то есть, идти за образом, а не за собственным словом.
Пассажиры автобуса это просто раздражённые давкой люди. Мгновение ужаса, когда распахиваются двери, а за ними обнаруживается ждущая пустота, не оставляют в них никакого следа. Ни единой индивидуальной реакции, все дружно демонстрируют коллективное ничтожество, подыгрывая человеку с пистолетом, чтобы тот поскорее начал стрелять. В результате парадоксальная ситуация не работает ни на что, рассказ оказывается пустым.
Опять китайцы, и опять в произведении, которое вовсе не требует китайского колорита. Да и есть ли там этот колорит? Мои знания китайской культуры ограничены любовью к рассказам Пу Сун-Лина, так что хорошо ли справилась Ирина Чуднова с китайским антуражем, сказать не могу. Вот с кузнечным делом Ирина явно не знакома. В современной кузнице нет мехов, есть вентилятор. А если Шэн Хао работает в старомодной кузне, то где подмастерье, который эти мехи качает? Над каменным углем в горне не бывает языков пламени; уголь либо тлеет красным безо всякого пламени, либо, если включён поддув, над раскалённым добела углем стоит неподвижный столб голубого огня. В современной кузнице молотом никто ничего не делает (а прежде с молотом работал молотобоец, ибо это очень тяжёлый инструмент, одной рукой с ним не управишься). Сейчас вместо молотобойца - кузнечный пресс, а у мастера, как и в былые века - клещи, молоток и клевец. Четырёхлетнему ребёнку никто не позволит бродить по кузнице - это опасно. И т.д. и т.п. Заметьте, Ирина, я не кузнец, за свою жизнь я лишь однажды (в 1979 году!) был в настоящей кузнице и наблюдал за работой мастера. Но, усомнившись в вашем описании, я позвонил знакомому кузнецу и попросил консультацию. Кто мешал вам сделать то же самое?
Из несообразностей китайской жизни заметил одну: книги, содержащие образцы каллиграфии древних мастеров, стоят баснословно дорого, и даже, если это современные издания, они будут стоить не меньше, чем высококлассные художественные альбомы. Поэтому "несколько толстых книг" монах подарить никак не мог.
По стилю... переусложнённая манера всегда чревата ляпами. "...роскошные компаунды, расширяли дороги..." -- если фраза может быть неправильно понята, она будет понята неправильно.
И последнее. О чём, собственно, рассказ? Молодой человек починил ножик и понял смысл бабушкиной притчи, это ясно. После этого он стал... кем? Резчиком по столешницам железного дерева? Или монахом? Стоило ради этого изучать кузнечное дело, проникать в душу металла. Так о чём кино?