Аннотация: Финал БД-8 Издан в журнале "РЕАЛЬНОСТЬ ФАНТАСТИКИ" N 4. 2009 г. Киев.
Джума вернулся в родные степи на исходе десятого лета. Ослушался, оставил войско, хотя удальцом слыл не из последних. Десятником выслужился и немалой долей добычи мог похвалиться. Он не был трусом - не бывает монголов с заячьим сердцем - и смерть не страшила его, но дома ждали немолодые уже родители. Кто скрасит их старость, если Джуму убьют? С некоторых пор десятнику постоянно вспоминалось, как сразу осунулась мать, словно сын забрал с собой в поход ее молодость. Раньше она часто шутила, что Джума родился с печатью удачи на левом плече. То ли духов уговаривала, то ли сына наставляла. Так или иначе, под стенами Ходжента он единственный из своего десятка уцелел, откупился от смерти разрубленным плечом. Отлежался, зализывая раны, будто волк. Выждал, когда основные силы монголов минуют разрушенный город, и повернул коня домой, называясь в дороге чужими именами. Многочисленные дозоры не трогали Джуму - какой спрос с калеки? Только покуда добрался он до семейного кочевья, переметная сума с трофеями изрядно полегчала. Увечная рука слушалась плохо, вечерами боль жевала ее редкими тупыми зубами, мешая забыться сном. Метину на плече теперь пересекал безобразный воспаленный шрам, но удача не оставляла Джуму. Сам вернулся, родителей живыми застал, здоровыми - чем не счастье? Год прошел, а Джуму никто не узнал, соседи не донесли на беглеца - разве не везение?
Когда объявили очередной набор в войско, семья откочевала на самую границу с пустыней. Их не искали, все знали - один у стариков сын и тот где-то в Хорезме сгинул во славу Рыжебородого.
* * *
Беспокойное ржание лошадей разбудило Джуму ближе к полуночи. Минуту монгол полежал, прислушиваясь. По другую сторону очага ровно дышал во сне отец. Рядом завозилась под войлочным одеялом мать.
- Спи, - улыбнулся Джума маленькой женской хитрости. - Не нужно вставать, я сам погляжу.
- А ну как волки? - волновалась женщина. После возвращения сына ее тревоги перекинулись на отару. Такая женская доля - всегда болеть за кого-то сердцем.
- Откуда им взяться? Спи, не тревожься, - Джума скорее по привычке нашарил кривую индийскую саблю, приподнял полог юрты и выбрался наружу.
Земля была горячая, сухая, шершавая на ощупь. Прямо над юртой висел молодой месяц -туго натянутый лук. Тихо. Монгол обошел походное жилище, вгляделся в неподвижный сумрак вокруг. Старики говорили: было время, когда ночь над пустыней светилась голубыми огнями и всякий, видевший это сияние, вскоре умирал от страшного недуга. Джума таким россказням не слишком верил, но от дурных мест старался держаться подальше. Сейчас монгол не чувствовал угрозы, не было возбуждения, всегда накатывающего в минуты опасности. Скорее любопытство - лошади чутче людей, даром волноваться не станут, и бывшему десятнику хотелось взглянуть на ночного гостя. Человек ли пожаловал к чужому огню, дух ли степной?
Равнодушные овцы, доверяя хозяевам, спали. Скот и небольшой табун семья до утра оставляла в загоне из составленных вместе повозок. Джума вытянул руку над бортом телеги, прищелкнул языком. Его конь - Саму - тотчас отозвался довольным фырканьем, ткнулся в раскрытую ладонь мягкими губами, выпрашивая угощение. Монгол, не седлая, вывел жеребца и, уже верхом, стал кружить рядом с юртой, постепенно увеличивая радиус. Несколько раз десятнику мерещилось движение, но смутные силуэты на поверку оказывались причудливой игрой лунного света на камнях. Погоня за тенями увлекла воина, как детей захватывает первая охота на зайцев. Джума, сам того не замечая, удалился от стоянки на приличное расстояние. Наконец, под копытами Саму скрипнул песок. Десятник разочарованно натянул поводья - что монголу делать там, где нечего есть его коню? Возвращаться нужно. Не захотел невидимый посетитель показаться - его воля. Джума отцепил от пояса мех с водой - остудить разгоряченное скачкой лицо. Искалеченная рука никак не могла совладать с узким горлышком и несколько капель пролились на землю.
- Еще! - голос едва не оглушил монгола. В шаге от всадника песок зашевелился, и оттуда показалась голова из прозрачного камня. За ней из-под земли поднялись плечи, скрещенные на груди руки и торс целиком. Ног у существа не было, ниже пояса туловище скрывала железная колонна, тускло блестящая в свете звезд.
- Хо-ой бай...- изумленно протянул Джума. В груди каменного человека слабо пульсировал чахлый огонек.
- Для окончательного пробуждения недостаточно топлива, - существо изъяснялось на странной смеси нескольких языков. Подобострастная мягкость ханьских оборотов соседствовала в его речи со звоном монгольских слов. Шипящая лесть кыпчаков чередовалась трусливой скороговоркой тангутов. - Сколько времени я провел во сне, господин? Какой сейчас год?
- Тринадцатое лето правления Великого Хана. - Каменный человек молчал. Джума спешился, обошел статую со всех сторон. Близко подходить и трогать руками пока повременил. - Не знаешь Рыжебородого? Вся Вселенная трепещет перед ним! Твой сон крепок, дух, раз не слышишь топот коня джихангира.
Существо хранило молчание, слепо глядя прозрачными глазами прямо перед собой.
- Ты говорил о дровах, дух. Почему не сходишь за растопкой сам? - десятник опустился на корточки и, задрав голову, взирал на каменного человека снизу вверх. - Валежника ты не найдешь, но сушеного навоза и пожухлой травы под ногами - в достатке.
- Я не способен передвигаться, господин. Мое место определено. - Существо сделало паузу, жидкое пламя внутри него стало биться реже. - Навоз и дерево не подходят мне. Нужна вода. То, что ты пьешь, господин.
-Лукавый дух! - насмешливо сплюнул монгол и погрозил статуе пальцем. - Вода не может гореть, это знают даже несмышленые дети. Ты обманываешь меня!
-Я не способен обманывать. Это противно моей природе. Ты - человек. Человек - хозяин.
- Это я знаю, - усмехнулся Джума. - А ты дух земной или огненный?
- Не понимаю вопроса, господин. Я - общественный городской страж.
Джума укоризненно покачал головой, цокнул языком, подзывая коня. Жеребец переминался с ноги на ногу, косясь на статую блестящим умным глазом.
- Снова лжешь, дух. Пустыня была всегда, сколько люди помнят. А память человеческая длиннее самой долгой веревки. Нет здесь города. И не было - зачем в песках город?
Пламя в груди каменного человека взметнулось и почти угасло. Пустыня озарилась призрачным мерцающим светом. Джума вскочил на ноги и оцепенел - на месте невысоких барханов подпирали небосвод величественные дворцы из белого и черного мрамора. На улицах промеж них сновали туда-сюда диковинные повозки, торопились куда-то люди. Любая из виденных монголом столиц, и даже блистательный Ургенч, безнадежно затерялась бы здесь среди площадей и парков. Вдруг потемнело, и вдали, выше самых огромных зданий, взметнулся исполинский столб из огня и дыма. Он бешено крутился и рос, рос, затягивая окружающее в свой гибельный хоровод. Впервые в жизни монгол дрогнул, постыдно отшатнулся, когда волна пепла понеслась прямо на него, обращая дома в золу и пыль...
В шаге от десятника кошмарный морок опал и развеялся. Пустыня снова стала пустыней.
- Мираж! - Джума упал на колени, провел дрожащими пальцами по песку, зачерпнул целую горсть и зачем-то попробовал на язык. Песок отдавал стеклянной горечью давнего кострища. - Лукавый дух! Пусть шакалы решают твои загадки, а мне недосуг.
- Нет, постой! Мой долг служить людям, я еще могу быть полезным. Я сохранил память о чудесах, которые утратили новые хозяева. Знания по математике, астрономии, медицине... - другие слова были монголу незнакомы.
- Скажи, дух, ты в силах исцелить мое плечо? - заинтересованно перебил Джума, возвращаясь к статуе. Мудрые люди учат не принимать даров от духов, но соблазн слишком велик.
- Виноват, господин. Я страж, а не лекарь. - Голос существа звучал глухо.
- Хорошо, тогда дай мне скакуна: вороного, тонконогого, каких привозят арабы. - Джума потрепал своего коня по шее, извиняясь и успокаивая. Это только для продажи. - И я поделюсь с тобой водой. Не можешь? Укажи древний клад. Тоже нет? Какой от тебя прок, дух, кроме ужасных видений? В твоих словах я слышу только обман. Прощай, страж пустыни!
Жеребца не требовалось подгонять, он сам уже приплясывал от нетерпения.
- Расскажи обо мне Великому Хану, господин. - Донесся до ушей монгола затухающий шепот. Джума оглянулся - заключенный в камень огонек мигнул и погас. Статуя медленно погружалась обратно в песок, над землей виднелась только голова существа. - Передай.
* * *
Небо на востоке начало светлеть, когда Джума добрался до юрты. Родители давно не спали, мать и вовсе не находила себе места от беспокойства.
- Пустыня эта - странное место. Должно быть, и духи в ней обитают непростые. - Покачал головой отец, выслушав рассказ сына о каменном человеке. - Поедешь теперь к хану? Может, наградит тебя.
Десятник в задумчивости потер щеку. Не добраться ему до Рыжебородого, выпытают тайну по дороге. Кто-нибудь из приближенных, жадный до внимания Великого, обязательно прельстится секретом. А с Джумы голову снимет, чтобы молчал. Благо, есть за что. Кто спросит с большего человека за жизнь беглеца и калеки?
- Не бойся, мать. - Десятник коснулся пальцами седых кос, замечая, как его слова разглаживают тревожные морщинки на лбу женщины. - С вами останусь.
С предутреннего неба сорвалась последняя звезда, коротким росчерком унеслась куда-то на запад. Джума проводил ее взглядом. Надо бы урвать до рассвета хоть полчаса сна.