-- Немедленно в ванную! -- приказала мама, как только Федя открыл дверь. -- Сию же минуту полная дезинфекция!
Полная дезинфекция означала, что Федя не имел права раздеться в коридоре, где раздеваются все нормальные люди, а должен снять ботинки за порогом и нести вместе с собой в ванную, ни к чему по дороге не прикасаясь.
Ничего не поделаешь, Федина мама ужасно боится всякой пыли и микробов, и каждый день только теми занимается, -- разумеется, в свободное от работы время,-- что все моет и дезинфицирует, так что в туалете, например, у них пахнет, как в парфюмерном магазине: каждый, кто туда заходит, должен нажать кнопку на баллончике с аэрозолем, откуда вырывается струя розовых и голубых благоуханий.
Федина бабушка пробовала вносить в их квартиру необходимый беспорядок, но даже бабушке это удавалось только частично, главным образом, во время Великих Бабушкиных Изобретений.
-- Беда! -- сокрушалась Федина бабушка. -- Уже в полтора ода моя дочь ставила на место все свои вещи, никогда не делала в штаны и поминутно требовала, чтобы ей вымыли руки. Я даже не смогла научить её бегать после дождя по лужам! У бедной девочки не было детства, она сразу родилась сорокалетней!
А Федина мама пожимала узенькими плечами и говорила о Фединой бабушке:
-- В пятьдесят лет остаться ребенком! Позволить рисовать на стенах собственной комнаты Волшебный Город с остроконечными крышами! И повисать вниз головой, изображая летучую мышь! Мало того! Раскраситься боевыми красками вместе со своим шестилетним внуком...
-- А мне ещё нету шести, -- попробовал уточнить Федя,-- мне только пять.
-- ...вместе со своим шестилетним внуком, -- повторила мама, -- и привязать меня к двери именно в ту минуту, когда я собралась идти в магазин, чтобы купить второй пылесос! Нет, объясните мне: где теперь бабушка найдет время, чтобы стать взрослой?
-- Буду я тратить время на такие пустяки! -- усмехалась вполне довольная бабушка.
-- Видите? -- воскликнула мама, обращаясь к невидимым слушателям, которые, конечно, были на её стороне. -- Разве я могла знать, что мне придется воспитывать не только собственного сына, но и его родную бабушку? Меня следовало предупредить об этом заранее!
Между тем Федя мог бы поклясться, что маме понравилось, когда на нее напали индейцы из племени сиу и ей не пришлось покупать второй пылесос. Ну, подумайте сами: зачем два пылесоса в одной квартире? Видимо, привязанная к двери мама пришла к тому же выводу, потому что на следующий день подарила бабушке надувную резиновую лодку, а Феде набор рыболовных крючков. Но в утешение себе и в назидание всем остальным мама провела в квартире такую уборку, что стены стали скрипеть от чистоты, как новые резиновые сапоги.
Мама у Феди, конечно, не сорокалетняя, это бабушка нарочно преувеличивает. Мама у Феди совсем молодая, почти как школьница. Она даже моложе своей младшей сестры Варвары, которая учится в институте* на химическом факультете и у которой все взрывается и падает.
----------------------------------
*Школа для взрослых, которые ничему не научились. (Примечание Феди.)
А моложе она потому, что очень тоненькая и ничего не роняет, она все делает правильно, и все вещи её слушаются. Маму вообще все слушаются, потому что она работает контролером и каждого может проверить.
Федя закончил в ванной комнате свое полное, как потребовала мама, разоблачение, потоптался на куче своей одежды, покрылся мурашками, засмеялся и спросил:
-- Мама, разве я шпион?
-- Почему шпион? -- сердито спросила мама.
-- Потому что ты меня разоблачила.
-- Господи боже мой! -- воскликнула мама, перебрасывая Федю в ванну. -- Ты уже шесть лет несешь полную чушь!
-- А в чем я её несу? -- хитро спросил Федя.
-- В голове! -- с удовольствием ответила мама, складывая в таз Федины одежды и заливая их кипятком.
-- Если бывает полная чушь, то должна быть и тощая чушь? -- не сдался Федя и погрузился в холодную пену, которая покрывала теплую воду. -- Нет, мама, ты скажи, ты видела тощую чушь?
-- Перестань пороть ерунду, -- усмехнулась мама.
-- У меня же нет ножниц, -- хихикнул Федя. Шипучая пена попала ему на язык, и от этого возник новый вопрос: -- Мама, а где ерунду шьют?
-- Везде, где притворяются такие здоровые оболтусы, как ты, -- ответила мама, нашампунивая Федины волосы.
-- А больные оболтусы уже не могут притворяться? -- фыркнул Федя.
-- А больным оболтусам делают уколы, -- напомнила мама.
Федя замер, разом вспомнив Шарика и все, что произошло утром. Ему стало неуютно и беспокойно. И хоть он измучился от многочасового молчания и одиночества, но затих на целую минуту.
-- Ты молчишь или это мне кажется? -- удивленно спросила мама.
-- Могу же я ненадолго задуматься, -- неохотно сказал Федя.
-- Выкладывай! -- приказала мама. -- Ты задумался на слове "уколы".
Феде и самому хотелось выложить, но выложить сразу он не решился и потому начал издалека.
-- Мама, -- спросил он, -- а как делают уколы совести?
-- По-моему, бывает наоборот: не совести делают уколы, а она кому-то делает уколы, -- проговорила мама.
-- А если совесть больная? -- осторожно подходил к главному Федя.
-- Тогда её непременно надо лечить, -- решительно сказала мама. -- А ну, признавайся, кто тебя сегодня укусил?
-- Меня никто не кусал, -- удрученно ответил Федя. -- Ведь мне уже сделали все уколы от бешенства?
-- Пока все, -- осторожно ответила мама.
-- А почему их было так много?
-- Я же тебе объясняла. Сначала делают слабые уколы, чтобы ты к ним привык, а потом сильные.
-- Значит, последний был самый бешеный? -- мрачно спросил Федя.
-- Значит, -- засмеялась мама. -- Ну, всё! У меня стирка!
Федя сполоснулся под холодным душем, который под конец мама сделала беспощадно ледяным, вытерся мохнатым полотенцем и надел чистую, сладко пахнущую крымским лавандовым полем пижаму.
Южный запах на время отвлек его от неприятных размышлений. Федя стал представлять, как ехал с бабушкой к морю в позапрошлый Маленький Домашний Отпуск, представил, какие были сиреневые и синие стороны вокруг, как сухо и знойно светился воздух, и все это каким-то удивительным образом сохранилось в сладком запахе пижамы. Об этом можно было подумать подольше, но Феде стало ясно, что он хочет уйти от ответственности, а это качество не может украсить шестилетнего мужчину. Поэтому он встал в дверях ванной комнаты и сказал:
-- А я не понял!
-- Чего ты не понял? -- спросила мама, отмывая щеткой со стиральным порошком "Новость" подошвы Фединых ботинок.-- Может быть, ты не понял, за что тебя наказали?
-- Нет, -- сказал Федя, -- за что наказали, я частично понял. Но другое я не понял полностью.
-- Что же ты не понял полностью? -- спросила мама.
-- Я не понял, чем нужно лечить больную совесть, -- мужественно признался Федя.
-- Ну, вот! -- воскликнула мама. -- Вечно ты отвлекаешь меня от серьезных занятий! Как лечить больную совесть, должен знать тот, у кого она болит, потому что у всех она болит от разных причин. При этом неплохо, пожалуй, представить, как бы лучше было поступить, чтобы не вызвать заболевания... Ну, всё, на сегодня разговоры кончились!
Мама решительно вытолкнула Федю из ванной и заперлась изнутри.
Федя потоптался перед закрытой дверью, взглянул на стакан кефира и котлету с гречневой кашей на кухонном столе, понял, что у него нет никакого аппетита, и подошел к окну. На улице уже стало темнеть, и большой двор около их дома опустел. Федя увидел, как неторопливо вышел на дорогу тощий Порфирий, покатался в пыли, лениво половил собственный хвост и остался лежать в задумчивости посреди дороги. Потом появился Грустный Человек, погладил кота и скрылся в подъезде. Наконец, показался Шарик. Порфирий вскочил, как на пружине, встопорщил шерсть и стал ругаться своим облезлым хвостом. Шарик вызова не принял и прошел к мусорному баку.
Федя схватил с тарелки котлету, торопливо завернул её в бумажную салфетку и тихонько выскользнул из квартиры.
Пес приходил в кирпичный дворик на ночь, когда люди расходились по домам и никто больше не мог его прогнать. В дальнем углу не дуло и было тепло, там можно спать, кирпичные стены ограждали его от ночных неожиданностей. А утром, перед тем как появиться дворникам и приехать мусорным машинам, он перебирался в избушку на курьих ножках. А когда пригревало солнце и выходили дети, он прятался в кустах или лежал на припеке -- в зависимости от ненадежного и переменчивого настроения проходивших мимо.
Бывали дни, когда он не мог съесть всего, что ему кидали, и закапывал лишнее в землю. А бывало и так, что приходилось часами топтаться у гастронома на углу, пока кто-нибудь догадается, что он ждет не хозяина, а всего лишь куска хлеба.
Временами ему разрешали бегать везде, даже на детской площадке. А временами прогоняли даже с тротуара. Он так и не смог уяснить, от чего зависят эти перепады в настроении людей. Но от чего зависит дождь или ветер? От чего зависят запахи? И от чего зависит память?
Когда-то он был домашним псом, его кормили по расписанию и водили на поводке, пока по какой-то игре наследственных генов* у него в полуторагодовалом возрасте не выпал коренной зуб.
----------------------------------
*То, отчего ты получаешься темным или светлым, отчего хвост торчит палкой или заворачивается крючком и отчего тебя или любят или не любят. (Примечание пса.)
Пропажу зуба обнаружили на областном собачьем съезде, где были гости из соседних республик и даже из столицы. Там несколько чужих, которых он не хотел знать, заглянули ему в пасть и пренебрежительно что-то сказали, после чего его с хозяйкой не пустили в круг общей ходьбы.
Ему эта ходьба не нравилась, но хозяйке была зачем-то нужна, и поэтому он никогда не возражал и охотно ходил с ней рядом. Сейчас его хозяйка почему-то заплакала, он стал утешать её своим длинным собачьим языком, а она его пнула и стала бить. Он скулил и не понимал, он преданно заглядывал ей в глаза и пытался лизнуть, а она всё равно била, пока какой-то человек не сказал ей что-то сердитое. Тогда он зарычал на этого человека, а хозяйка крикнула:
-- Вот и забирайте его себе!
И вскочила в трамвай без него.
Он побежал за трамваем, он нашел свой дом, он скулили царапался в дверь, его впустили, он тихо лежал на своей подстилке, а люди, с которыми он жил, долго и громко говорили, а он чувствовал приближение тоски.
Через несколько дней на него надели намордник и посадили в электричку. Хозяйка ехала с ним. Потом приказала оставаться на месте, скрылась в толчее за дверью и не вернулась.
От чего зависит память? От чего зависит предательство? От выпавшего коренного зуба?
-- Шарик! Шарик! -- услышал он детский шепот. -- Это я, Федя... На, Шарик, на!
До него дошла теплая волна вкусного запаха, запаха забытой домашней пищи, теплого помещёния и маленькой человеческой семьи.
-- Шарик... Шарик!
Его звали не Шарик, но он давно привык отзываться на любую кличку. Он только вслушивался в голос, определяя, можно ли ему верить.
Голосу можно было верить. Но запах мальчика предостерегал. Что-то неприятное связано с этим запахом...
-- Шарик! -- Федя чуть не плакал. -- Ну, на же, на!
Мальчик протиснулся между баками в угол, придвинул к собачьей морде котлету. Пес лизнул руку мальчика и деликатно полизал вкусный мясной комок.
Федя погладил густую волнистую шерсть на загривке.
Попросил:
-- Ешь, ешь...
Пес съел.
-- Пойдем... Пойдем! -- позвал его Федя.
Пес замер. Он знал это слово. Это слово, сказанное в преддверии надвигающейся ночи, значило слишком много. Так много, что пес решил этому не верить. Он не шевелился и ждал.
-- Ты не можешь, да? -- шептал мальчик. -- Ты уже больной? Тогда я тебя понесу. Ты только потерпи. Потерпи немного, я донесу...
Федя обнял одной рукой спину ошеломленного пса, другую подсунул ему под живот и поднял. Пес был тяжел и теперь вытянулся вертикально и стал больше мальчика.
-- Ничего, ничего... Дотащу... -- шептал Федя и даже в лифте не отпустил собаку на пол.
Пес терпел.
Мама ушла развешивать белье на балконе. Федя успел вовремя: ванная была свободна.
-- Ты знаешь, -- поколебавшись, сказал Федя, -- придется всё-таки сначала вымыться. Но ты не бойся.
Пес понял. Он сам запрыгнул в ванну. Он не боялся.
-- Что ты там делаешь? -- спросила Федина мама, обнаружив дверь в ванную запертой.
-- Мою, -- ответил Федя.
-- Прекрасно, -- сказала Федина мама. -- Но я хотела бы знать, что ты моешь.
-- Я мою кого, -- добросовестно ответил Федя. -- Я мою собаку.
-- Господи боже мой! -- воскликнула Федина мама. -- Не забудь её хотя бы выжать!
-- Её нельзя выжать, -- возразил Федя. -- Она живая.
-- Тогда прицепи её к веревке, пусть стечет.
-- Ты же не прицепляла меня к веревке, чтобы я стек, -- возразил Федя.
-- Ну, хорошо, хорошо! Промокни её старым полотенцем,-- согласилась мама. -- Конечно, похвально, что ты заботишься о чистоте своих игрушек, но лучше бы постарался их не пачкать.
-- Мамочка, это не игрушка, -- сказал Федя. -- Собака не может быть игрушкой, потому что она наш друг.
-- Нет, говорить с тобой -- выше моих сил! -- привычно воскликнула Федина мама. -- Кончай свои забавы, пора спать.
-- Я сейчас, мамочка, я сейчас! -- заторопился Федя. -- Ты уже можешь вызывать такси!
-- Такси? -- изумилась Федина мама и подергала дверь в ванную. -- Зачем тебе такси, скажи на милость?
-- Чтобы отвезти её в больницу скорой помощи, -- ответил Федя.
-- Кого отвезти? -- испуганно спросила мама и опять подергала дверь.
-- Ну, собаку, конечно, -- ответил Федя.
-- Господи боже мой, опять фантазии! -- успокоилась Федина мама и стала искать что-то в шкафу напротив ванной. -- Так зачем же везти твою собаку в больницу скорой помощи?
-- Чтобы срочно сделать ей уколы против бешенства, -- с готовностью объяснил Федя.
-- А почему ты считаешь, что уколы от бешенства нужно делать так срочно? -- спросила мама.
-- Потому что я сегодня её укусил, -- дрогнувшим голосом признался Федя. -- Я совсем забыл, что я сегодня самый бешеный.
-- Тяжелый случай, -- согласилась Федина мама.
-- Тяжелый? -- замер Федя. -- Он умрет?
-- Феодор, -- спокойно сказала Федина мама, -- ты слишком серьезно относишься к своим выдумкам. Это хорошо в том случае, если впоследствии ты будешь писать фантастические рассказы. А если тебе придется стать капитаном дальнего плавания, то я опасаюсь, что твой корабль пойдет ко дну, как у меня.
-- Разве ты была капитаном, мама? -- удивился Федя.
-- Нет, но я была в дальнем плавании и слишком много нафантазировала, -- сказала мама. -- Из этого ничего хорошего не получилось. Ну, хватит, отопри дверь. Чем ты хлопаешь?
-- Это не я, мама, -- сказал Федя, -- это Шарик. Он встряхивается.
-- Что там у тебя происходит? -- заволновалась мама. -- Ты наверняка налил на пол, и снизу сейчас прибегут жаловаться. Немедленно открой дверь!
-- Я пройти не могу, мамочка, он мне всю дорогу загородил,--сказал Федя. -- До чего же он смешной, когда мокрый! А грязи с него сколько вылилось, ты только посмотри, мамочка!
Федя дотянулся наконец до дверной задвижки. Дверь распахнулась. Шарик помахал замершей хозяйке укороченным хвостом. Хозяйка молчала. Пес понял, что выглядит в эту важную для него минуту не лучшим образом и ещё раз отряхнулся, чтобы поскорее избавиться от лишней воды, которая не может сделать красивой даже самую лучшую шерсть. Брызги с его боков были похожи на горизонтальный дождь. Со стен ванной комнаты, а также с предметов, которые в ней находились, потекли ручейки. Пес с надеждой посмотрел на Федину маму, как бы спрашивая: а теперь как? лучше? -- и отдельно, с громким хлопаньем, потряс висячими ушами, крупные брызги с которых быстро впитались в мамин халатик.
От наступившего молчания Феде стало неуютно. Он вдруг увидел извилистые ручейки на стенах, заметил откуда-то взявшиеся потеки на маминых флакончиках, ощутил холодок прилипшей к животу пижамы, которая больше не пахла лавандой и Крымом, и совсем неожиданно обнаружил, что Шарик стал относительно чистым только на спине, а с живота у него стекают черные струйки, сам же Федя, только что полностью продезинфицированный мамой, стоит в промокших тапочках посреди большой лужи.
Мама все молчала. Федя совершенно явственно ощутил новый укол совести. Он схватил тряпку и вытер лужу под Шариком. С Шарика тут же налилось снова.
Мама крикнула шепотом:
-- ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?..
Шарик встряхнулся в третий раз.
-- Мамочка, мама! -- заторопился Федя и попробовал вытереть половой тряпкой ручьи на маминых флакончиках. Флакончики тут же сорвались с подставок и шлепнулись в ванну с грязной водой. -- Мамочка, -- прошептал Федя, -- вызови скорее такси...
-- Такси?.. -- К Фединой маме вернулся нормальный голос, который был так прекрасно слышен в любой точке двора.-- А не скажешь ли ты, откуда здесь... ОТКУДА ЗДЕСЬ СОБАКА?..
-- С улицы, -- тут же ответил Федя. -- её надо срочно отвезти в больницу!
-- Так она больная? -- с ужасом спросила мама.
-- Да, мамочка, -- сказал Федя. -- И кроме того, очень заразная.
-- И заразная?.. -- опять шепотом спросила мама и сама себе громко ответила: -- Ну, конечно, заразная! Какой же ей быть?! И, конечно, она тебя заразила!
-- Это я её заразил... -- опустив голову, произнес Федя. Шарик тоже поник головой. Под ним опять набралась черная лужа.
-- Что ты говоришь! -- с отчаянием воскликнула Федина мама. -- Как ты мог её заразить?..
-- Я же сказал, мама. Я её укусил. Совершенно нечаянно.
-- Ты? Укусил?! -- простонала Федина мама. -- Боже мой, когда же у твоей бабушки кончится Домашний Отпуск! Ты укусил это грязное животное?..
-- Это сейчас он немного грязный, -- смущенно проговорил Федя. -- А тогда он был почти совсем чистый.
-- Да? -- воскликнула Федина мама. -- Хотела бы я знать, -- когда это существо было чистым!
-- Утром, -- ответил Федя. -- Утром, когда я тоже был собакой.
-- Ах, так! Ты был собакой! Дальше! -- приказала мама.
-- Мы встретились с ней за толстым деревом, -- стал добросовестно отчитываться Федя. -- Шарик повилял мне хвостом. Я тоже повилял.
-- Ну, я встал на четвереньки и повилял, -- объяснил Федя.
-- Странно, -- произнесла Федина мама. -- До сих пор я не замечала, что у тебя есть хвост.
-- Ну, конечно, сейчас у меня нет хвоста, -- согласился Федя.-- Мне его отрезали в детстве. Шарику наполовину отрезали, а мне совсем.
-- Прекрасно, -- сказала Федина мама. -- С хвостом понятно.
-- Потом мы понюхались, -- сказал Федя. -- Так делают все воспитанные собаки. У него оказался очень скользкий нос.
-- У кого... У кого скользкий нос?! -- зажмурилась Федина мама.
-- У Шарика, мамочка, -- сказал Федя. -- У меня же насморк прошел.
-- Господи боже мой...
-- И тут... -- Федя опустил голову. -- И вот тут... Тут я его укусил... Мамочка, я хотел небольно, а он завизжали убежал! Я совсем-совсем забыл, что сегодня мне сделали самый бешеный укол!
-- Зачем? Зачем ты кусал несчастное животное?
-- Мамочка, мама, я кусал не так, я кусал в знак доверия. Мне один дяденька, который с бульдогом, сказал, что у собак так принято. Я хотел быть настоящей собакой, но я забыл... Я забыл!
-- Ясно! -- сказала Федина мама жестоким голосом. -- Выведи животное во двор и немедленно возвращайся! Я снова буду тебя мыть!
-- Его нельзя во двор! -- крикнул Федя. -- Его надо в больницу!
-- Ты слышал, что я сказала? -- возвысила голос Федина мама.
-- Значит, если меня укусили, то мне уколы, а если я укусил, то его во двор?..
-- Прекрасно, я отведу его сама! -- сказала Федина мама и протянула руку, чтобы взять пса за шиворот. Но Федя опередил ее. Он крикнул:
-- Нет!
И прижал к себе дрожащую собаку.
Это был бунт, и мама рассердилась. Она пыталась отодрать от собаки Федины пальцы, но Федя сжимал пса все крепче. Пес скулил, лизал Федю в лицо, махал маме обрубком хвоста, Федя кричал "Нет!", мама кричала "Сию минуту!", пес вырывался, Федя просил у него прощения, мама спрашивала, где ремень, Федя требовал вызвать такси, и все это металось в узеньком коридоре, роняло с полок обувь, гремело, плакало, скулило и брызгалось.
И вдруг над всем этим клубком раздался грозный бабушкин голос:
-- Что происходит в этом доме?
Федина бабушка, в спортивном костюме, в кедах и белой шапочке, на которой поверх козырька было написано "Таллинн",с рюкзаком, к которому была прикручена спущенная резиновая лодка, величественная Федина бабушка стояла в проеме входной двери, не имея возможности ступить дальше.
-- .Бабушка! -- закричал Федя. -- Бабушка!..
Одной рукой он продолжал держать собаку, другой обнял бабушкину ногу.
-- Батрахомиомахия*! -- вкусно произнесла бабушка что-то непонятное. -- Слышно даже на улице!
----------------------------------
*Война лягушек и мышей. (Примечание бабушки.)
-- Совершенно дикие фантазии! -- пожаловалась Федина мама, как будто была маленькая.
-- Марш в ванную! -- устало приказала сыну Федина мама.
-- Бабушка! -- взмолился Федя. -- Ведь он теперь бешеный!
-- Неудивительно, -- спокойно сказала бабушка.
-- Я его укусил! -- рыдал Федя.
-- Ну, вот! -- проговорила бабушка, стягивая со спины рюкзак. -- Стоит оставить дом на два дня, как в нём начинают кусаться.
-- Могла ли я предположить, что мой сын дойдет до того, что начнет кусать бездомных собак! -- воскликнула Федина мама. -- И будет при этом требовать, чтобы я каждый раз вызывала такси и возила каждую укушенную им дворнягу на прививку от бешенства!
-- Это не дворняга, -- возразила бабушка. -- Это чистокровный эрдельтерьер. А на прививку его можно отвезти завтра обыкновенным трамваем. Ведь ты хотел только сделать ему прививку и ничего больше, правда?
-- Ох, бабушка, бабушка! -- всхлипнул обессиленный Федя.-- Только прививку, пусть даже трамваем! Больше ничего, честное слово!
-- Ну и договорились. -- Бабушка положила большую руку на Федину голову и слегка подтолкнула его. -- Иди и делай то, что велит мама.
-- Бабушка, а ты не уйдешь? -- спросил Федя. -- Ты уже совсем вернулась из Маленького Домашнего Отпуска?
-- Совсем, -- ответила бабушка. -- За эти два дня я снова заметила, что мне без вас скучно. А это значит, что я вернулась совсем.
Федя почувствовал себя счастливым. Бабушка вернулась! Он поцеловал в висячее ухо очумелого пса и, на ходу скидывая измызганную пижаму, бросился в ванную. Бабушка вернулась!
Встречаясь взглядом с бабушкой, бездомно-породистый пес неуверенно помахивал коротким хвостом. Он понял, что появилась Главная Хозяйка. Но он не хотел ни перед кем заискивать и старался смотреть в сторону.
-- Бедный ребенок! -- повторила Федина бабушка. -- Ему даже не приходит в голову попросить...
-- И не надо! -- перебила бабушку Федина мама. -- Очень хорошо, что не приходит! Нам только собаки не хватает! Я и без собаки не могу навести порядок в этой квартире! Я и так целый день освобождала твою комнату от всякого хлама!
-- Что? Мою комнату? -- нахмурилась Федина бабушка, и Шарик тут же перестал махать хвостом и вопросительно посмотрел на Федину маму, как бы сомневаясь в том, хорошо ли она сделала, освободившись от бабушкиного хлама.
-- А теперь мало того, что мне приходится перемывать собственного сына, -- продолжала Федина мама, -- так ещё придется, как я уже догадалась, полоскать вашего пса! Ведь он чистокровный внутри, а не снаружи!
-- Ладно, собаку вымою я, а ты помоги мне затащить лешего, -- уступила Федина бабушка и, выйдя из коридора, попыталась протиснуть в дверь половину дерева средних размеров, с какой-то перепутанной бородой на корявом корне.
Бездомно-породистый эрдель тут же ухватился крепкими зубами за ствол и, упираясь лапами в пол, стал помогать продвинуть корягу в глубь квартиры. Он восхищенно взглянул на Федину бабушку и, не разжимая зубов, проговорил: "Р-р... ах-ах!", что означало: "Да, из этого получится леший что надо!". Продолжая энергично пятиться и толкая Федину маму мокрым боком, он затащил будущего лешего в коридор.
В замшелых корнях крякнуло, треснуло и пробормотало:
-- Ух ты... Теплынь... И не сквозит... Радикулит у меня, эх!..
-- Удивляюсь! -- фыркнула Федина мама. -- В целом лесу не найти коряги поздоровее!
И, зажатая в угол, она предпочла укрыться от лишних переживаний в ванную комнату, где её сын старательно мыл под краном разноцветные флаконы с шампунями, лосьонами и эликсирами.
-- Та-ак... -- протянула Федина мама, прощально посмотрев на флаконы. -- Теперь их осталось вымыть изнутри, и я буду довольна.
-- Изнутри я уже вымыл, -- обрадовал маму Федя.
-- Что ж, -- сказала мама, -- их уже можно высушить. А также из следующей зарплаты купить новые.
Тем временем эрдель и Федина бабушка затащили корягу в отремонтированную комнату. Бабушка скептически оглядела стены, оклеенные обоями в голубой цветочек, подозрительно заглянула под мокрые тряпки, закрывавшие свежевыкрашенный пол, и пожаловалась собаке:
-- Ты видишь это безобразие? Превратить нормальное жилье в выкрашенный шкаф! Неужели ты считаешь, что тут можно жить?
-- Жить можно везде, -- ответил эрдель и чихнул от чистоты и лаковых испарений. -- Конечно, трудно, но со временем образуется. Кроме того, я могу предложить свои услуги. Я могу поцарапать длинными когтями пол, потереться боком о дверь, слегка обкусать, края обоев в голубой цветочек и немного погрызть штукатурку. В детстве мне также нравились ножки стульев и домашние тапочки. От этого даже совсем новая комната примет обжитой вид.
-- Тогда ладно, -- успокоилась Федина бабушка, -- тогда не всё потеряно. Но как мне найти самые необходимые вещи? Где пила? Где плоскогубцы? Где маленький топорик? Где, наконец, крепкая старая табуретка, на которую можно безбоязненно опереться коленом, когда что-нибудь отпиливаешь? Как я без них вызволю несчастного лешего, застрявшего в коряге?
-- Сейчас, сейчас! Найдем! -- с готовностью ответил эрдель и тут же ткнулся носом в шкаф. -- Нюх-нюх-нюх... Так-так-так! Пила и маленький топорик лежат на нижней полке в этом шкафчике. Плоскогубцы тоже здесь, только повыше. Что касается крепкой старой табуретки... Так и есть! Крепкая старая табуретка покрашена сверху, покрашена снизу и уже -- чхи! -- почти высохла.
-- Это ужасно! -- огорчилась Федина бабушка. -- Покрасить нитроэмалью старую деревянную табуретку! Добрую деревянную табуретку, на которой мой внук Тамтуттам вырезал свистульки из веток бузины! Чего доброго, она теперь нас не узнает или потребует, чтобы её подавали гостям, когда те приходят к нам пить чай!
-- Ох, что вы, ох, да ну вас! -- донесся сконфуженный смешок из того угла, где подсыхала старая табуретка. -- Я не из тех табуреток, которые хотят стать стульями. Мне больше по душе запах олова, боевые рубцы и Удивительные Истории, которые живут в этой комнате.
-- Удивительные Истории! -- проворчала Федина бабушка, доставая из шкафа пилу-ножовку и прицельным взглядом окидывая втащенную корягу. -- По-моему, все Удивительные Истории безвозвратно пропали под обоями в голубой цветочек.
-- Ох, да что вы, ну, что вы, право! -- возразила Табуретка, покрепче упираясь в пол, чтобы выдержать корягу, которую взвалила на нее с помощью эрделя Федина бабушка. -- Уверяю вас, в этой комнате остался неиссякаемый запас Всяких Историй! Поверьте мне, я выдержала не один ремонт и столько генеральных уборок, что любой стул давно бы вышел из строя. Но всё равно после любого потрясения, вытрясения и даже покраски вместо Старых Историй рождались Новые Истории, и каждая новая была лучше прежних хотя бы потому, что её никто ещё не знал. А теперь, если вы, уважаемая Софья Ивановна, передвинете вон тот корень немного влево, а этот сучок чуть-чуть вниз, я буду полностью готова к работе.
-- Я тоже готов, я давно готов к работе, -- энергично встряхнулся эрдель. -- Я могу оттаскивать отпиленные части в угол. Могу раскрошить их на мелкие щепки. Могу не крошить. Могу держать плоскогубцы, могу...
-- Прекрасно, друзья мои, -- ответила Софья Ивановна. -- Но прежде чем получить отпиленные части, надо подумать, что именно следует отпилить.
И Софья Ивановна стала думать. Она поворачивала корягу и так, и этак, заходила то справа, то спереди, то сзади, рассматривала то одним глазом, то другим, то сразу двумя, приседала, наклонялась, выпрямлялась и при этом бормотала:
-- Так... А если так? А можно так... Нет, лучше так. А может, так?
По всему этому можно было заключить, что у Фединой бабушки начался очередной Творческий Процесс*.
----------------------------------
*-- Когда делают, переделывают и никак не закончат. (Примечание Эрделя.)
-- Ах, что вы, что вы! Это когда стараются сделать как можно лучше и даже ещё лучше! (Возражение Старой Табуретки.)
Вообще-то иногда бывало и так, что Творческий Процесс не начинался долго. Тогда это была бабушка как бабушка: варила обед, пекла пирожки, вязала носки, пересаживала цветы и ходила в магазин. В такие нетворческие дни Федина мама больше улыбалась, меньше стирала и говорила, что жаль всё-таки, что у нее не двое детей. Но через сколько-то дней такого счастливого существования Федя начинал капризничать, Софья Ивановна посматривать в окно, пышные пирожки заменяла быстрая каша из геркулеса, и не оставалось никаких сомнений, что Творческого Процесса уже не избежать и что вот-вот начнутся Потрясающие Изобретения*.
----------------------------------
*-- Когда в доме все трясется, а мне приходится потрясать ремнем.(Примечание мамы.)
Разве не потрясающим изобретением был Дымоуловитель, который бабушка и Федя соорудили из старого пылесоса и допотопного патефона? Дымоуловитель предназначался для того, чтобы улавливать дым из Настоящего Самовара. Правда, поначалу он заработал в обратном направлении и закоптил всю кухню, но когда в него добавили несколько деталей от сломавшейся соковыжималки, дым стал всасываться правильно.
-- Умоляю, мама! -- безнадежно пыталась вмешаться в Творческий Процесс Федина мама. -- Не изобретай хотя бы колесо, а то в нашей квартире возникнет гусеничный трактор!
Но в тот вечер, о котором идет речь, Творческий Процесс не получил надлежащего развития. Софья Ивановна в нерешительности постояла над корягой и отложила пилу в сторону. Эрделю показалось, что в спутанной бороде что-то облегченно вздохнуло.
-- Нет, ничего не получается, -- сказала эрделю Софья Ивановна. -- По-моему, тут чего-то не хватает. У меня такое впечатление, что нам не хватает моего внука Тамтуттама.
-- Да, да! -- обрадовался эрдель. -- Хотя мальчик Тамтуттам укусил меня за нос, однако я вполне согласен с тем, что его может не хватать.
И бабушка с эрделем вышли из комнаты в коридор, чтобы немедленно найти Федю, которого им не хватало.
-- Где мой внук? -- спросила бабушка тихую и подозрительно пустую квартиру. -- Где мой внук Тамтуттам, который должен помочь мне решить один трудный вопрос?
-- Бабушка, я могу решить сразу много вопросов! -- крикнул из ванной Федя. -- Может быть, ты ищешь Город с остроконечными крышами?
-- Нет, -- сказала Федина бабушка. -- Что теперь говорить о Волшебном Городе, если он навсегда закрыт обоями в голубой цветочек?
-- Ничего, бабушка, -- сказал из ванной Федя, -- ведь и на обоях в голубой цветочек можно рисовать!
-- Да?! -- воскликнула из ванной Федина мама. -- Вы считаете, что я для этого навела порядок в бабушкиной комнате?
-- Ничего, мама, -- успокоил её Федя, -- мы нарисуем Волшебный Город голубым мелком, это очень пойдет к новым обоям. А Ученый Попугай, который жил в старом Волшебном Городе, теперь попадет к капитану дальнего плавания и будет помогать ему прокладывать путь в бушующем море.
-- Как же он будет ему помогать? -- спросила бабушка, улыбаясь тому, что в квартире все в порядке, раз опять звучит голос внука.
-- Очень просто, -- ответил Федя. -- Попугай будет рассказывать веселые истории, капитан будет смеяться, и от этого у команды будет исключительное настроение. А когда у людей исключительное настроение, то все плохое исключается, правда, мамочка?
-- Не знаю, не знаю, -- сказала Федина мама. -- По-моему, кто-то опять что-то выдумывает.
-- Но, мамочка, ведь все когда-то было выдумано, даже обои в голубой цветочек!
В ответ на это заявление Федина мама стала драить Федю натуральной морской губкой, жесткой, как проволока, как будто Федя явился из того африканского племени, которое живет в пустыне и моется дважды в жизни -- после рождения и перед свадьбой. От мысли о свадьбе Феде стало ужасно смешно.
-- Ох... Я подумал... -- проговорил он, сдувая с губ мыльную пену. -- Я подумал... Ох!
-- Ты ещё думаешь? -- усмехнулась мама, мочаля хрустящую, как капуста, Федину спину. -- И что ты надумал, позвольте узнать?
-- Что я, может быть, женюсь! -- ответил, хохоча, Федя.--Потому что я родился уже не вчера, ох!
-- Послушай, послушай этот бред! -- воззвала Федина мама к Фединой бабушке, которая пошла на кухню ставить чайник, -- бред с утра до вечера!
-- Ох, мама, ты меня загубишь! -- захлебывался Федя.
-- Чем? -- не слишком сердито сердилась мама. -- Чем, по-твоему, я могу тебя загубить?
-- Губкой! -- крикнул Федя и услышал, как бабушка на кухне засмеялась.
