Аннотация: Еще перевод из Блока. Ненормативная лексика. Похабные аналогии. Детям читать не следует.
Эпиграф:
Строчки возникли, задев интеграл,
Налезли на матриц блок...
Я узнал, удивился, сказал:
Почти Александр Блок! Предисловие
Слава и признание. Поклонницы, отбросив все условности, шептали только три заветные слова:"Выебите меня, пожалуйста".
Среди всех выделялась статная Атлетка. Она объяснила, я не должен пренебрегать ей, так как она сильнее всех и может поднять меня одной рукой. Я не поверил, и, чтобы отвязаться, повис на ее кулаке обеими руками. Однако она легко поняла меня и даже помахала из стороны в сторону.
- Я не агрессивна, - сказала Атлетка, осторожно опуская меня на землю. - Ты можешь выбирать, кого хочешь. Но пусть я у тебя тоже буду..
От нее резко пахло потом и дезодорантом.
Она взяла мою руку и пошла следом.
Крошечные и чистенькие девочки-близняшки загородили нам дорогу, произнося заветные слова, но уже в множественном числе. Я предложил им идти домой учить уроки, но они достали паспорта и показали, что им исполнилось 18, и объяснили, что им "уже все можно".
- Не отвегайте их, Мастер. Они от чистого сердца - сказала Атлетка...
Она удачно придержала мою сумку, пока я открывал дверь, и пропустила близняшек вперед.
Атлетку я отправил в ванну мыться, а близняшек повел в спальню.
После доклада, мне надо было прийти в себя. Чтобы выиграть время, я сказал, что не хочу их путать. Я достал несмываемые фломастеры, и нарисовал на одной близняшке красные розы, а на другой - колокольчики и еще синие цветы, названия которых я не знаю до сих пор.
Скоро я убедился, что девочки умелы не по возрасту...
Добравшись, наконец, до ванной, я с удовлетворением обнаружил, что запах пота сменился запахом роз, гармонируя с узором, которым я покрыл одну из близняшек...
К сожалению, в этот момент я вспомнил, что меня ждет корректура, и проснулся. Пробивался рассвет. Я взгромоздился за стол и обнаружил, что корректуры уже две. Вторая статья, для другой области значений, тоже принята и тоже требует незамедлительных действий. Я расчистил стол, достал цветные ручки и разложил корректуру...
Отправив обе корректуры, я почуствовал облегчение. Голова перестала болеть. Солнце клонилось к закату. Я разогрел суп, поел и вернулся к более общему случаю, который я обещал сделать еще в прошлом году. Словно Дамоклов меч (или как цветок в проруби), это Обобщение болтается между моей головой и моей тертрадкой.
Опуская детали, я скажу, что Обобщение не получалось, и я думывал, что надо сперва докончить другие три задачки, чтобы голова еще прочистилась.
Порой наступало отчаяние и мне казалось, что все проблемы, про которые я заявил, что могу сделать (и которые колеги считают нерешаемыми) я не доделаю до конца жизни. В то же время, я был доволен: не каждый день удается спихнуть сразу две статьи; и мне хотелось, чтобы у всех вокруг тоже все получалось...
Я пишу такое предисловие (оно длинее нижеследующего изложения), чтобы объяснить противоречивость наполнявших меня чувств (состояние эйфории было как будто продолжением сна), и почему последующие события случились быстрее, чем я успел понять, что происходит.
Глава 1. Немой
Дочка вбежала с каким-то парнем, и сказала, что они пришли только попить. Я предложил им канистру компота.
Парень стеснялся и произнес только "Здравствуйте". Они были раскрасневшиеся, потные и запыхавшиеся.
Пока парень журчал в туалете, я задал дочке не очень тактичные вопросы:
- Это твой друг?..
- Вы какие-то грязные... Может быть, вас помыть?..
- Почему он такой молчаливый?..
Дочка ориентируется в современной жизни лучше меня; полтора слова оказалось достаточно, чтобы ответить на все три вопроса:
- Не мой.
Отказавшись от супа, они слопали по бутерброду, которые я им наспех соорудил, выпили весь компот, поблагодарили и опять убежали, грохоча по лестнице...
На этом месте я остановил эмуляцию Блока. Я уже пришел в себя; упомянутое Обобщение просится в Тетрадку.
Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.
Она немедленно уронила на' пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.
Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбе'та".
Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.
Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.
Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Па'оло и Франчески.
6 февраля 1908