|
|
||
Перевод известной поэмы Кольриджа. |
Статуя Старого Морехода в гавани Уотчет, в графстве Сомерсет, в Англии,
"Ах, что за день! Любой матрос,
открытая в сентябре 2003 как дань признательности Сэмюэлю Тэйлору Кольриджу.
Ругал, меня кляня,
Как крест, болтался Альбатрос
На шее у меня".
"Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых существ.
Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи,
отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где
обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти вопросы, но
никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда
нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и лучшего
мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в слишком
тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли. Но в то же время нужно
постоянно помнить об истине и соблюдать должную меру, чтобы мы могли отличить
достоверное от недостоверного, день от ночи".
Поводом для создания этой поэмы, возможно, послужила вторая исследовательская экспедиция Джеймса Кука (1772-1775)
по Южным морям и Тихому океану. Бывший наставник Кольриджа, Вильям Вейлс был астрономом на флагмане Кука и тесно
общался с капитаном. В своей второй экспедиции Кук многократно заходил за Антарктический полярный круг, дабы
убедиться, существует ли легендарный южный континент. С чего всё началось?
Критики также полагали, что поводом для поэмы могло быть путешествие Томаса Джеймса в Арктику. 'Некоторые критики
склонны считать, что Кольридж использовал
описание Джеймсом лишений и страданий при создании 'Сказания Старого Морехода'.
Согласно Уильяму Вордсворту, замысел поэмы возник во время пешеходной экскурсии Кольриджа, Вордсворта и сестры
Вордсворта Дороти через холмы Квонток в Сомерсете весной 1798 года. Разговор перешел к книге, которую Вордсворт
в то время читал, 'Кругосветное путешествие через Великое Южное Море (1726), написанную капитаном Джорджем Шелвоком.
В книге меланхоличный матрос, Саймон Хэтли, стреляет в черного альбатроса:
'Мы все замечали, что с тех пор, как приблизились к южным проливам моря, мы не видели ни одной рыбы, ни одной морской
птицы, кроме безутешного черного альбатроса, который сопровождал нас в течение нескольких дней, пока Хэтли,
(мой второй капитан) не заметил в одном из своих припадков меланхолии, что эта птица постоянно парила возле нас,
и не вообразил, судя по её цвету, что это должно быть предзнаменованием какого-либо несчастья... Он после нескольких
безуспешных попыток подстрелил альбатроса, не сомневаясь, что после этого ветер для нас станет благоприятным.
Во время обсуждения книги Шелвока, Вордсворт предложил Кольриджу следующее развитие сюжета, которое в основном сводилось
к духу-покровителю: 'Предположим, вы изобразите, как моряк убил одну из этих птиц приплыв в Южное море, и как духи-покровители
этих мест взяли на себя бремя отомстить за преступление'. К тому времени, когда эта троица закончила свою прогулку, поэма обрела форму.
Бернард Мартин утверждает в статье 'Cтарый Мореход и подлинная история', что на Кольриджа также оказало влияние жизнеописание
англиканского священника Джона Ньютона, который перенес почти смертельный опыт на борту невольничьего судна.
Стихотворение, возможно, было навеяно мифом об Агасфере, или Вечном Жиде, который был вынужден блуждать по земле до Судного
дня за насмешки над Христом в день распятия на кресте, а также легендой о Летучем Голландце.
Стихотворение получило противоречивые отзывы критиков, а издатель как-то сказал Кольриджу, что большинство книг продавалось
матросам, которые полагали, что это был военно-морской песенник. В последующие годы Кольридж внес некоторые изменения в поэму.
Во втором выпуске 'Лирических баллад', изданных в 1800 году, он заменил многие архаичные слова.
Краткое содержание.
О том, как корабль, пересекший экватор, был заброшен штормами в холодную страну у Южного Полюса;
и как оттуда взял курс на тропические широты Великого Тихого океана;
о странных событиях, произошедших на нем; и о том, каким способом Старый Мореход возвратился в свою страну.
Старый мореход встречает троих юношей, направляющихся на свадьбу,
и останавливает одного из них.
Старик-моряк стоял в тени,
Юнца к себе маня.
"Зачем ты старый бородач
Остановил меня?"
"Открыты двери жениха,
С его я дружен родом,
Вино - рекой и пир - горой,
Веселье полным ходом".
Крепка, мозолиста рука.
Он молвил: "Был наш бриг..."
Тот сбросил руку свысока:
"Отстань, седой старик!"
Гость, приглашенный на свадебный пир, очарован глазами старого
мореплавателя и вынужден выслушать его рассказ.
Горящий взор у старика,
И Гость застыл у входа,
Он, как трехлетнее дитя,
Все слушал Морехода.
Гость, постояв, на камень сел.
Что делать, слушать надо.
Он отвернуться не посмел
От огненного взгляда.
"Из бухты вышли мы легко,
С веселым ветерком,
Простившись с церковью, с холмом,
Со старым маяком".
Мореход рассказывает, как корабль плыл на юг при хорошем ветре и прекрасной погоде, пока он не достиг Экватора.
"Вот слева Солнышко взошло,
Из волн возникнув вскоре.
Сияло ярко и светло
И справа скрылось в море".
"Все выше солнце с каждым днем,
И в полдень уж над мачтой..."
Услышав вдруг фагота звук,
Гость оживился брачный.
Гость слышит свадебную музыку, но Мореход продолжает свой рассказ.
И вот вошла невеста в зал,
Прекрасных роз милей,
А перед нею хор шагал
Веселых менестрелей.
Рванулся Брачный Гость вперед,
Но снова сник в печали.
Продолжил Старый Мореход
Свой сказ, сверкнув очами:
Корабль унесен штормом к Южному полюсу.
"И вот уже жестокий шквал
На нас нагрянул вдруг,
Он паруса безумно рвал
И гнал корабль на юг".
"Как подгоняемый войной,
Под жуткий крик и страшный вой,
Все мачты сломлены волной
От носа до кормы,
Корабль летел и шторм ревел,
На юг стремились мы".
"Вокруг туман и снег сплошной,
Торосов плыли груды,
И льдины с мачту вышиной
Сияли изумрудом".
Страна льдов и пугающих звуков, где не видать ни одного живого существа.
"Наш бриг блуждал, от снежных скал
Струился мрачный свет,
Нет между льдов людских следов
И следа зверя нет".
"Лед впереди, лед позади,
Лишь только лед вокруг.
То грохотал, то рокотал
В ледовой кузне звук".
"И, наконец, к нам неспеша
Спустился Альбатрос,
Как христианская душа,
Он радость нам принес".
"Кормежку схватывал он влет,
Кружа над головой.
И треснул лед, через проход
Провел нас рулевой".
О, чудо! Альбатрос оказался птицей добрых предзнаменований
и сопровождал корабль, возвращавшийся на север сквозь туман
и плавучие льды.
"Тут южный ветер вдруг подул
Старый Мореход, нарушив закон гостеприимства, убивает священную
птицу, приносившую удачу.
"Господь с тобой, моряк седой!
По следу Альбатроса,
И каждый день он был как тень,
Летел на зов матроса!"
"И на корме, в туманной тьме
Он девять ждал рассветов,
Всю ночь луна, тревог полна,
Сияла бледным светом".
Печаль не для матроса!
Что бледен так?" - "Моей стрелой
Убил я АЛЬБАТРОСА".
"Уж справа Солнце восходило,
Из волн поднявшись вскоре.
В тумане спряталось светило
Скатившись влево в море".
"Вновь южный ветер завывал,
Но нету Альбатроса,
И уж никто не прилетал,
На зов и клич матроса!"
Товарищи по команде бранят Старого Морехода за убийство Птицы Удачи.
"Я вещь ужасную свершил,
Но, когда туман рассеялся, они оправдали Морехода и этим
стали соучастниками его преступления.
"Восторга крик: как божий лик,
Продолжает дуть попутный ветер. Корабль входит в Тихий океан и
Плывет на север, пока не достигает Экватора.
"Бриг на волне, и нос в пене,
Корабль вдруг останавливается.
"И ветер стих, и парус сник,
Команде всей на горе,
Ведь утверждали, что убил,
Владыку ветра в море.
Ах, негодяй, ведь он подбил
Владыку ветра в море".
Всходило Солнце рано.
Был Альбатрос, что сбил старик,
Владыкою тумана.
С таким расправиться не грех,
С Владыкою тумана".
А за спиной туман,
И мы впервые ворвались
В безмолвный океан".
Все это было странно.
Был тяжкий стон, нарушил он
Безмолвье океана".
"Там медь небес раскалена,
Кровавое светило,
Что по размеру, как Луна,
Над мачтою палило".
"И день за днем, и день за днем,
Ни ветра, ни тумана,
Как нарисованный наш бриг
На фоне океана".
И Альбатрос начал мстить.
"Вода, вода, кругом вода.
Трещит, трещит доска.
Вода, вода, кругом вода,
Но не испить глотка".
"И, божьей воле вопреки,
Воспрянули все гады:
Вокруг кишели слизняки
На скользкой водной глади".
"Огни блуждали под водой,
И в танце очумелом,
Светясь, как в лампе колдовской:
Зеленым, синим, белым".
Их преследовал какой-то дух из числа незримых обитателей планеты,
которые и не души мертвых и ни ангелы. О них можно узнать у ученого
еврея Иосифа и константинопольского платоника Михаэля Псела. Они весьма
многочисленны, и нет такой стихии или элемента, где бы они ни обитали.
"Иным привиделся во сне
Команда в горьком отчаянии готова взвалить всю вину на
Старого Морехода: в знак чего они вешают ему на шею мертвую птицу.
"Ах, что за день! Любой матрос,
Дух, что нас съесть готов,
За нами плыл он в глубине,
Из царства вечных льдов".
"И к нёбу прилипал язык
От сухости во рту,
Не слышен вопль, не слышен крик,
Все звуки - в пустоту".
Ругал, меня кляня,
Как крест, болтался Альбатрос
На шее у меня".
"Пришли лихие времена,
Сушь в горле, резь в глазах.
Лихие дни. Лихие дни.
И только резь в глазах.
Смотрел на запад и узрел
Я что-то в небесах".
Старый Мореход замечает что-то вдалеке.
"Сначала малое пятно,
Когда этот объект приблизился, то показался ему кораблем. С большим
трудом он разжимает губы, чтобы выкрикнуть.
"И сухость рта, и немота,
Всплеск радости.
"И сухость рта, и немота,
Но последовал ужас. Какой же корабль пплывет без ветра и волн?
"Смотри! Он курс не изменил,
Потом туман висит,
Вращаясь, обрело оно
Определенный вид".
"Пятно, туман и вид, я знал!
Все близилось оно:
Как будто водный эльф нырял
С поверхности на дно".
Веселья не осталось,
До боли руку прокусив,
И кровь горячую вкусив,
Я крикнул: Парус! Парус!"
Мой клич был словно шок,
Вот это радость! Просто сон!
И каждай рад был, будто он
Испил воды глоток".
И, направляясь к нам,
И без руля, и без ветрил
Плывет он по волнам".
"На запад Солнце уходило.
Заканчивался день!
Весь запад зарево залило.
Как дальняя мишень,
Плыла меж нами и Светилом
Таинственная тень".
Ему кажется, что это только остов корабля.
"На горизонте можно четко,
И ребра корабля кажутся тюремной решеткой перед ликом заходящего Солнца.
"Чу! (сердце стало громко биться)
Только призрак Смерти и ее подруга - Жизнь-в-Смерти, и больше никого нет на призрачном корабле.
"А эти ребра - решето,
Каково судно, такова и команда!
"Кровь на губах, глаза пустые,
Смерть и Жизнь-в-Смерти играли в кости, ставя на кон команду,
и подруга Смерти выигрывает Старого Морехода.
"Посудина плыла к нам в гости,
После захода Солнца не наступили сумерки.
"Зашло светило. Звездный блеск.
И восходит Месяц.
"Блуждал я взором в небесах,
Один за другим.
"И друг за другом все в упор
Его товарищи по команде падают замертво.
"Команда в двести душ была.
Но Жизнь-в-Смерти начинает свои проделки над Старым Мореходом.
"К обители добра иль зла
(Спаси нас Божья мать!)
Как сквозь тюремную решетку,
Лик Солнца увидать".
Чудесная картинка!
Стремительно корабль мчится,
А парус - паутинка!"
И Солнце сквозь решетку?
А вся команда - только тетка?
Неужто Смерть? А рядом кто?
Жизнь-в-Смерти, сваха тетки.
От солнца космы золотые,
Бела, как от проказы, кожа,
В кошмарном сне такие рожи,
Что в жилах кровь застыуть может".
С подругой Смерть играла в кости:
-Ура! Игра завершена!
И трижды свистнула она".
И в миг спустился мрак.
Лишь океана тихий плеск.
Растаял призрак-барк".
А сердце переполнил страх,
И стыла в жилах кровь.
Лил звездный свет над головой.
Был бел, как мел, наш рулевой.
Роса струилась с парусов.
Тогда поднялся над водой
Рогатый Месяц со звездой
Как раз между рожков".
Воззрились на меня,
Был полон муки жуткий взор
И адского огня".
(Ни стона и ни звука)
С тяжелым стуком их тела
Упали друг за другом".
Те души побрели!
В ночи звенели их крыла,
Как свист моей стрелы".
"Боюсь тебя, былой матрос!
Ты мрачен, худ, высок,
Седою бородой оброс,
Обветрен, как песок".
"Боюсь я глаз твоих огня,
Морщинистой руки".
-"Не бойся Брачный Гость, ведь я
Жив, Смерти вопреки!"
Но Старый Мореход убеждает его в своей телесной жизни и продолжает
свою ужасную исповедь.
"Один, один, совсем один,
Один средь волн морских!
И даже бог помочь не мог
В страданиях моих".
Он презирает существ спокойствия.
"Как много жизней было тут!
Он сетует, что им суждено жить, а так много людей погибло.
"Гляжу, а море все кишит,
Но в глазах мертвецов читает он свое проклятие.
"С их бренных тел текла вода,
В своем одиночестве и оцепенении он завидует странствующей Луне
"Взошла растущая Луна,
При свете Луны он видит божьих тварей, порожденных великим спокойствием.
"А за кормою корабля
Они красивы и счастливы. Он благословляет их в сердце своем.
"Блаженны эти существа!
Проклятие начинает разрушаться.
"Молитву богу я вознес,
Но все ушли во мрак.
А полчища медуз живут,
И жив седой моряк".
Куда ни кинешь взгляд.
Хожу, а палуба трещит,
И мертвецы лежат".
"Искал я помощь в небесах,
Молиться я пытался,
Но сердце сухо, словно прах,
Лишь жалкий всхлип раздался".
"Сомкнул я веки, как на горе,
И разлепить не смог:
Лишь море с небом, небо с морем,
Предстали пред усталым взором,
И мертвецы у ног".
Но я не чуял смрад.
И не забуду никогда
Их полный гнева взгляд".
"Страшно проклятье сироты
-
Зашлет святого в ад.
Но, боже мой! Еще страшней
Проклятый мертвый взгляд.
Я жил семь дней и семь ночей,
Но Смерти был бы рад".
и безмятежным, но вечно движущимся звездам. Повсюду голубое небо
принадлежит им, и там они находят надежное пристанище, родину и
обитель, в которую они возвращаются без предупреждения, подобно
господам, которых с нетерпением ожидают, и чей приход доставляет
тихую радость.
Как странница ночей,
Неспешно двигалась она,
И пара звезд над ней".
"Все море серебром лучей,
Как инеем покрылось.
Где корабельного следа
Плескалась бледная вода
И кровью становилась".
Я видел змей морских,
И, извиваясь в бурунах,
Их шеи порождали страх,
Сиянье шло от них".
"Блестел по следу за кормой
Наряд их прихотливый:
Зеленый, черный, голубой,
Свиваясь кольцами, порой,
И с золотым отливом".
Их описать нет сил.
В груди забил родник живой,
Я их благословил,
Господь вдруг сжалился над мной,
Я их благословил".
И гром раздался вскоре,
И с шеи сверзся Альбатрос,
Как якорь сгинув в море".
Милостью Пресвятой Богородицы дождь освежает Старого Морехода.
"Я спал и видел сон такой:
Он слышит звуки и видит странные явления на небесах.
"Вдруг заревели небеса,
"Все громче злобный ветер выл,
Тела корабельной команды наполняются жизнью и корабль несется вперед.
"Корабль от бури далеко,
"И рулевой вращал штурвал,
Но это были не души людей, не демоны земли или воздушной стихии,
"Боюсь тебя, седой матрос!"
"Они к рассвету собрались
Одинокий Дух с Южного полюса продолжает вести корабль к Экватору,
повинуясь ангельскому воинству, но все еще требует мести.
"Под килем, из морских глубин,
"Как конь вздымался на дыбы,
Демоны, сопровождавшие Полярного Духа, невидимые
обитатели стихий, помогают в его мщении. И один
из них рассказывает другому, какую тяжелую и долгую
епитимью назначил Старому Мореходу Полярный Дух,
ныне возвращающийся на юг.
"Как долго я лежал без чувств,
Бочонок издавна пустой,
По край наполнился росой.
Проснулся - дождь косой".
"На губы мне лилась прохлада,
И я промок насквозь,
Во сне мне дождь доставил радость,
И на яву пилось".
"Не ведал я, легко ли мне,
Ни рылом и ни ухом,
Подумал - умер я во сне
И стал бесплотным духом".
Как бури налетели,
И встрепенулись паруса,
Что до сих пор висели".
"Рой туч в движение пришел!
И сотни вспышек жутких
Туда - сюда, назад - вперед,
И звезд безумный хоровод
Кружился в промежутках".
И паруса полны,
Из черной тучи ливень лил,
За нею - край Луны".
"Насупясь, туча разошлась.
Луна у ней под боком.
И тут разверзлась хлябь небес,
И вспышек молний частый лес
Сверкал над тем потоком".
Но как несется он!
И под Луною мертвецы
Издали жуткий стон".
"Поднялись, не мигнувши мне,
Без всяких лишних слов,
Но странно видеть и во сне
Бредущих мертвецов".
Плыл бриг среди валов,
Свою работу каждый знал,
К рутине был готов,
Как куклой, кто-то управлял
Командой мертвецов".
"Труп сына брата моего
Стоял со мною рядом,
Он, как и я тянул канат,
Но не повел и взглядом".
а благословенное воинство ангельских духов, посланное заступничеством святых.
-"Не бойся, Гость, не скрою:
Не души те, что отлетели,
Обратно возвратились в тело,
А воинство святое".
У мачты корабля,
Молитвы сладостно лились,
О милости моля".
"Молитвы к Солнцу шли гурьбой
И возвращались вспять,
Они на палубу, как рой,
Вернулись к нам опять".
"С высот я слышал иногда
То жаворонка трели,
То звонких птичек голоса,
Что оглашали небеса
И сладкозвучно пели".
"То флейты одинокой звук
Вдруг становился песней,
То наполнялось все вокруг
Мелодией небесной".
"Но все прошло. И паруса
Трепещут на ветру,
Как горных речек голоса
В июньскую жару,
Как пробужденные леса
Щебечут по утру".
"До полдня славно шхуна шла."
Опять ни ветерка:
Скользили, будто нас несла
Подводная река".
Из царства вечных льдин,
За нами Дух скользил один,
Подводный господин.
К полудню парус наш упал
И наш корабль встал".
"И Солнца диск палил опять
Над гладью океана,
Нежданно он пошел плясать
В каком-то танце странном,
Туда-сюда, вперед и вспять,
В каком-то танце странном".
То снова припадал,
И к голове прилила кровь,
Я в обморок упал".
Смогу сказать едва ли,
Когда пришел в себя уже,
Услышал, что в моей душе
Два голоса звучали".
"Один сказал: Да, это он!
Спаси меня Христос!
Чьей злой стрелою был сражен
Невинный Альбатрос".
"Дух, обитавший в царстве льда,
Той птицей дорожил,
Она ж любила моряка,
А тот ее подбил".
"Другой же голос произнес,
Так сладко, словно мед:
- Моряк тот много перенес,
Но больше его ждет".
"Ты лучше вот что мне скажи,
Развей незнанья тьму:
А от чего корабль спешит?
Кто скорость дал ему?"
"Как раб склонившись пред княжной,
Слегка от счастья пьян,
Перед сиятельной Луной -
Безбрежный океан".
"Неведано ему, какая
Судьба ему дана
Смотри же, брат, как наблюдает
За ним с небес Луна".
Мореход впадает в транс, так как ангельская сила побуждает
ПЕРВЫЙ ГОЛОС
"Но почему корабль летит
ВТОРОЙ ГОЛОС
"Пред ним разреженный Эфир
Летим же, брат, быстрей вперед!
Сверхъестественное движение замедлилось. Мореход очнулся
и на него вновь посыпались наказания.
"Очнулся я: плывет наш бриг
Проклятие, наконец, исчезает.
"Но был развеян чар туман,
И Старый Мореход видит свою родину.
"Неужто чудится все мне:
Духи небесные покидают мертвые тела,
"В тиши белела бухта, в ней
И появляются в своем собственном лучезарном облике.
"Недалеко от корабля,
"Там каждый труп был недвижим.
"Была мне благодать дана,
Судно двигаться на север быстрее, нежели способна выдержать
Человеческая природа.
Без ветра над волной".
Сгустился за кормой".
Как времечко несется!
Корабль замедляет ход,
Моряк вот-вот проснется".
И звездочки блестят.
Спокойна ночь. И лунный лик.
И мертвецы стоят".
"Как склепа мрачного жильцы,
Стоят они гурьбой,
И глаз их каменных белки
Сияют под Луной".
"От взглядов, полных смертных мук,
От гнева на их лицах,
Отворотиться я не мог,
Чтоб богу помолиться".
И прекратился зной.
Опять зеленый океан
Лежал передо мной".
"Как странник, что один в тиши
Бредет через овраг,
И, озираясь, он спешит
Покинуть жуткий мрак,
Он знает, что в лесной глуши
Подстерегает враг".
"Но налетевший ветерок
Не произвел смятенья,
Он море взволновать не смог,
Скользнув бесшумной тенью".
"Коснулся он моих волос
И щеки освежил,
Он страхи все мои унес
И был, как утро, мил".
"Как быстро, быстро мчался бриг,
О борт волной звеня.
Как сладко, сладко веял бриз,
Но только на меня".
Маяк увидел я,
И холм, и церковь на холме.
Ужель страна моя?"
"Вошли мы в бухту. Начал я
Молиться и рыдать:
О, боже! Пробуди меня!
Иль дай уснуть опять".
"В зеркальной бухте ветра нет,
Ни ряби, ни волны,
А на воде лишь лунный свет
И тени от Луны".
"Светилась яркая скала,
И церковь, как опал,
В безмолвии Луна плыла,
А флюгер крепко спал".
Как молоко разлилось,
И много призрачных теней
В багрянце появилось".
Как облако парило.
На палубу я бросил взгляд:
О, боже! Что там было".
Клянусь святым распятьем!
Над каждым светлый серафим
Махал рукою братьям".
"Мне каждый дал небесный знак,
Как путь к родной земле.
Был каждый светел, как маяк,
Как огонек во мгле".
Ни голоса в тиши,
Но мне звучала тишина,
Как музыка души".
"И я услышал плеск весла,
Приветный крик гребцов,
Увидел, что ладья плыла,
И повернул лицо".
"Там кормчий с юнгой говорил,
Ладья неслась стрелой,
Господь мне радость подарил,
Услышать звук живой".
"А третий - я его узнал,
Святой отшельник был!
Он громко гимны распевал,
Те, что в лесу сложил,
Молитвой душу согревал,
Кровь Альбатроса смыл".
Лесной отшельник.
"В лесу живет отшельник тот,
С изумлением приближается к кораблю.
"Отшельник молвил: Странный бриг!
"Вот лодка стала подплывать,
Корабль неожиданно тонет.
"Подводный гул все нарастал
Старый Мореход спасается в лодке Кормчего.
"Я, громким взрывом оглушен,
"Корабль создал водоворот,
"Я весла взял: был юнга вял,
Старый Мореход искренне умоляет Отшельника выслушать его исповедь;
И его настигает возмездие.
"Сними мой грех, святой отец!"
И постоянно, всю его последующую жизнь, агония заставляет его путешествовать из страны в страну.
"Во мне с тех пор в урочный час
"Как ночь, по странам я бреду,
А из дверей валит народ,
"О, Брачный Гость! Моя душа
И учить на своем примере любви и уважению ко всем творениям
Господа, которые он создал и любит.
"Прощай! Ведь там - веселый смех,
Вот взглядом еще раз сверкнул
Вдали от океана,
Как сладкозвучно он поет!
Готов все ночи напролет
Болтать о дальних странах".
"В молитвах утром он и днем,
По вечерам в мольбе,
Готовит над замшелым пнем
Он трапезу себе".
"Челн приближался. Слышно мне:
- Все это очень странно!
Где это множество огней,
Светившихся недавно?"
Не отвечал на зов!
И корпус страшно обветшал!
Лоскутья парусов!
Таких я сроду не видал!
Клянусь красой усов".
"Они, как жухлая листва
У моего ручья,
Под снегом спряталась трава,
И жутко ухает сова,
А волк пожрал волчат".
"О, боже! Дьявольский видок -
(Все кормчий повторял)
Боюсь его! - Греби, греби! -
Отшельник ободрял".
Она под кораблем,
Я слова не успел сказать,
Раздался сильный гром".
И нагонял волну,
Он бухту словно расплескал,
Корабль пошел ко дну".
Болтался на волне,
Как семидневный всплывший труп.
В мгновенье ока, как во сне,
Я увидал рыбацкий шлюп,
Который плыл ко мне".
И лодка в нем вращалась.
Все было тихо. От скалы
Лишь эхо отражалось".
"Разжал я рот. А Кормчий - в крик.
В припадке начал биться.
Отшельник же, святой старик,
Стал всем святым молиться".
Успел с ума сойти,
Он долго громко хохотал,
Туда-сюда глаза вращал,
"Ха,ха!" - он вдруг пробормотал,
-
"Умеет Черт грести!"
"И вот он, долгожданный миг!
Я на земле родной!
Из лодки выскочил старик,
От страха чуть живой".
Отшельник хмурит бровь:
"Так расскажи мне, наконец,
Скажи, кто ты таков?"
"И трепетно душа тотчас
В агонии забилась,
Когда поведал я свой сказ,
Она освободилась".
Агония царит.
Пока не расскажу свой сказ,
Душа моя горит".
И речь полна прикрас.
Взгляну в лицо, и в миг пойму,
Вот этот человек, кому
Поведать должен сказ".
Собрались гости в круг,
В саду невеста песнь поет
И звонкий смех подруг.
Но, чу! Вечерний звон плывет!
Зовет к молитве звук.
Носилась средь морей,
Казалось, будто даже Бог
Совсем забыл о ней".
"Милей, чем этот пир хмельной,
Всего милее нам,
Пойти с компанией честной
Молиться в божий храм!"
"Пойдет молиться в божий храм
Весь люд со всей округи,
Где все склонятся пред Творцом:
И старики, и сын с отцом,
Друзья и их подруги!"
Друзья, улыбки лиц.
Блажен лишь тот,кто любит всех:
Людей, зверей и птиц".
"Блажен, кто любит без границ
Существ больших и малых.
Господь, который нам отец,
С Любовью создавал их".
И сгинул Мореход,
А Гость обратно повернул
От свадебных ворот.
"Он шел, как громом поражен,
Как разума лишен,
Уже печальней и мудрей
Проснулся утром он.
It is an ancient Mariner,The Wedding-Guest is spell-bound by the eye of the old seafaring man, and constrained to hear his tale.
And he stoppeth one of three.
`By thy long beard and glittering eye,
Now wherefore stopp"st thou me ?The Bridegroom"s doors are opened wide,
And I am next of kin ;
The guests are met, the feast is set :
May"st hear the merry din."He holds him with his skinny hand,
`There was a ship," quoth he.
`Hold off ! unhand me, grey-beard loon !"
Eftsoons his hand dropt he.
He holds him with his glittering eye--The Mariner tells how the ship sailed southward with a good wind and fair weather, till it reached the Line.
The Wedding-Guest stood still,
And listens like a three years" child :
The Mariner hath his will.The Wedding-Guest sat on a stone :
He cannot choose but hear ;
And thus spake on that ancient man,
The bright-eyed Mariner.`The ship was cheered, the harbour cleared,
Merrily did we drop
Below the kirk, below the hill,
Below the lighthouse top.
The Sun came up upon the left,The Wedding-Guest heareth the bridal music ; but the Mariner continueth his tale.
Out of the sea came he !
And he shone bright, and on the right
Went down into the sea.Higher and higher every day,
Till over the mast at noon--"
The Wedding-Guest here beat his breast,
For he heard the loud bassoon.
The bride hath paced into the hall,The ship driven by a storm toward the south pole.
Red as a rose is she ;
Nodding their heads before her goes
The merry minstrelsy.The Wedding-Guest he beat his breast,
Yet he cannot choose but hear ;
And thus spake on that ancient man,
The bright-eyed Mariner.
`And now the STORM-BLAST came, and heThe land of ice, and of fearful sounds where no living thing was to be seen.
Was tyrannous and strong :
He struck with his o"ertaking wings,
And chased us south along.With sloping masts and dipping prow,
As who pursued with yell and blow
Still treads the shadow of his foe,
And forward bends his head,
The ship drove fast, loud roared the blast,
The southward aye we fled.And now there came both mist and snow,
And it grew wondrous cold :
And ice, mast-high, came floating by,
As green as emerald.
And through the drifts the snowy cliftsTill a great sea-bird, called the Albatross, came through the snow-fog, and was received with great joy and hospitality.
Did send a dismal sheen :
Nor shapes of men nor beasts we ken--
The ice was all between.The ice was here, the ice was there,
The ice was all around :
It cracked and growled, and roared and howled,
Like noises in a swound !
At length did cross an Albatross,And lo ! the Albatross proveth a bird of good omen, and followeth the ship as it returned northward through fog and floating ice.
Thorough the fog it came ;
As if it had been a Christian soul,
We hailed it in God"s name.It ate the food it ne"er had eat,
And round and round it flew.
The ice did split with a thunder-fit ;
The helmsman steered us through !
And a good south wind sprung up behind ;The ancient Mariner inhospitably killeth the pious bird of good omen.
The Albatross did follow,
And every day, for food or play,
Came to the mariner"s hollo !In mist or cloud, on mast or shroud,
It perched for vespers nine ;
Whiles all the night, through fog-smoke white,
Glimmered the white Moon-shine."
`God save thee, ancient Mariner !
From the fiends, that plague thee thus !--
Why look"st thou so ?"--With my cross-bow
I shot the ALBATROSS.
The Sun now rose upon the right :His shipmates cry out against the ancient Mariner, for killing the bird of good luck.
Out of the sea came he,
Still hid in mist, and on the left
Went down into the sea.And the good south wind still blew behind,
But no sweet bird did follow,
Nor any day for food or play
Came to the mariners" hollo !
And I had done an hellish thing,But when the fog cleared off, they justify the same, and thus make themselves accomplices in the crime.
And it would work "em woe :
For all averred, I had killed the bird
That made the breeze to blow.
Ah wretch ! said they, the bird to slay,
That made the breeze to blow !
Nor dim nor red, like God"s own head,The fair breeze continues ; the ship enters the Pacific Ocean, and sails northward, even till it reaches the Line.
The glorious Sun uprist :
Then all averred, I had killed the bird
That brought the fog and mist.
"Twas right, said they, such birds to slay,
That bring the fog and mist.
The fair breeze blew, the white foam flew,The ship hath been suddenly becalmed.
The furrow followed free ;
We were the first that ever burst
Into that silent sea.
Down dropt the breeze, the sails dropt down,And the Albatross begins to be avenged.
"Twas sad as sad could be ;
And we did speak only to break
The silence of the sea !All in a hot and copper sky,
The bloody Sun, at noon,
Right up above the mast did stand,
No bigger than the Moon.Day after day, day after day,
We stuck, nor breath nor motion ;
As idle as a painted ship
Upon a painted ocean.
Water, water, every where,A Spirit had followed them ; one of the invisible inhabitants of this planet, neither departed souls nor angels ; concerning whom the learned Jew, Josephus, and the Platonic Constantinopolitan, Michael Psellus, may be consulted. They are very numerous, and there is no climate or element without one or more.
And all the boards did shrink ;
Water, water, every where,
Nor any drop to drink.The very deep did rot : O Christ !
That ever this should be !
Yea, slimy things did crawl with legs
Upon the slimy sea.About, about, in reel and rout
The death-fires danced at night ;
The water, like a witch"s oils,
Burnt green, and blue and white.
And some in dreams assuréd wereThe shipmates, in their sore distress, would fain throw the whole guilt on the ancient Mariner : in sign whereof they hang the dead sea-bird round his neck.
Of the Spirit that plagued us so ;
Nine fathom deep he had followed us
From the land of mist and snow.And every tongue, through utter drought,
Was withered at the root ;
We could not speak, no more than if
We had been choked with soot.
Ah ! well a-day ! what evil looks
Had I from old and young !
Instead of the cross, the Albatross
About my neck was hung.
There passed a weary time. Each throatThe ancient Mariner beholdeth a sign in the element afar off.
Was parched, and glazed each eye.
A weary time ! a weary time !
How glazed each weary eye,
When looking westward, I beheld
A something in the sky.
At first it seemed a little speck,At its nearer approach, it seemeth him to be a ship ; and at a dear ransom he freeth his speech from the bonds of thirst.
And then it seemed a mist ;
It moved and moved, and took at last
A certain shape, I wist.A speck, a mist, a shape, I wist !
And still it neared and neared :
As if it dodged a water-sprite,
It plunged and tacked and veered.
With throats unslaked, with black lips baked,A flash of joy ;
We could nor laugh nor wail ;
Through utter drought all dumb we stood !
I bit my arm, I sucked the blood,
And cried, A sail ! a sail !
With throats unslaked, with black lips baked,And horror follows. For can it be a ship that comes onward without wind or tide ?
Agape they heard me call :
Gramercy ! they for joy did grin,
And all at once their breath drew in,
As they were drinking all.
See ! see ! (I cried) she tacks no more !It seemeth him but the skeleton of a ship.
Hither to work us weal ;
Without a breeze, without a tide,
She steadies with upright keel !The western wave was all a-flame.
The day was well nigh done !
Almost upon the western wave
Rested the broad bright Sun ;
When that strange shape drove suddenly
Betwixt us and the Sun.
And straight the Sun was flecked with bars,And its ribs are seen as bars on the face of the setting Sun.
(Heaven"s Mother send us grace !)
As if through a dungeon-grate he peered
With broad and burning face.
Alas ! (thought I, and my heart beat loud)The Spectre-Woman and her Death-mate, and no other on board the skeleton ship.
How fast she nears and nears !
Are those her sails that glance in the Sun,
Like restless gossameres ?
And those her ribs through which the Sun[first version of this stanza through the end of Part III]
Did peer, as through a grate ?
And is that Woman all her crew ?
Is that a DEATH ? and are there two ?
Is DEATH that woman"s mate ?
Like vessel, like crew !
Her lips were red, her looks were free,Death and Life-in-Death have diced for the ship"s crew, and she (the latter) winneth the ancient Mariner.
Her locks were yellow as gold :
Her skin was as white as leprosy,
The Night-mare LIFE-IN-DEATH was she,
Who thicks man"s blood with cold.
The naked hulk alongside came,No twilight within the courts of the Sun.
And the twain were casting dice ;
`The game is done ! I"ve won ! I"ve won !"
Quoth she, and whistles thrice.
The Sun"s rim dips ; the stars rush out :At the rising of the Moon,
At one stride comes the dark ;
With far-heard whisper, o"er the sea,
Off shot the spectre-bark.
We listened and looked sideways up !One after another,
Fear at my heart, as at a cup,
My life-blood seemed to sip !
The stars were dim, and thick the night,
The steerman"s face by his lamp gleamed white ;
From the sails the dew did drip--
Till clomb above the eastern bar
The hornéd Moon, with one bright star
Within the nether tip.
One after one, by the star-dogged Moon,His shipmates drop down dead.
Too quick for groan or sigh,
Each turned his face with a ghastly pang,
And cursed me with his eye.
Four times fifty living men,But Life-in-Death begins her work on the ancient Mariner.
(And I heard nor sigh nor groan)
With heavy thump, a lifeless lump,
They dropped down one by one.
The souls did from their bodies fly,--
They fled to bliss or woe !
And every soul, it passed me by,
Like the whizz of my cross-bow !
`I fear thee, ancient Mariner !(Coleridge"s note on above stanza)
I fear thy skinny hand !
And thou art long, and lank, and brown,
As is the ribbed sea-sand.
I fear thee and thy glittering eye,But the ancient Mariner assureth him of his bodily life, and proceedeth to relate his horrible penance.
And thy skinny hand, so brown."--
Fear not, fear not, thou Wedding-Guest !
This body dropt not down.
Alone, alone, all, all alone,He despiseth the creatures of the calm,
Alone on a wide wide sea !
And never a saint took pity on
My soul in agony.
The many men, so beautiful !And envieth that they should live, and so many lie dead.
And they all dead did lie :
And a thousand thousand slimy things
Lived on ; and so did I.
I looked upon the rotting sea,But the curse liveth for him in the eye of the dead men.
And drew my eyes away ;
I looked upon the rotting deck,
And there the dead men lay.I looked to heaven, and tried to pray ;
But or ever a prayer had gusht,
A wicked whisper came, and made
My heart as dry as dust.I closed my lids, and kept them close,
And the balls like pulses beat ;
For the sky and the sea, and the sea and the sky
Lay like a load on my weary eye,
And the dead were at my feet.
The cold sweat melted from their limbs,In his loneliness and fixedness he yearneth towards the journeying Moon, and the stars that still sojourn, yet still move onward ; and every where the blue sky belongs to them, and is their appointed rest, and their native country and their own natural homes, which they enter unannounced, as lords that are certainly expected and yet there is a silent joy at their arrival.
Nor rot nor reek did they :
The look with which they looked on me
Had never passed away.An orphan"s curse would drag to hell
A spirit from on high ;
But oh ! more horrible than that
Is the curse in a dead man"s eye !
Seven days, seven nights, I saw that curse,
And yet I could not die.
The moving Moon went up the sky,By the light of the Moon he beholdeth God"s creatures of the great calm.
And no where did abide :
Softly she was going up,
And a star or two beside--Her beams bemocked the sultry main,
Like April hoar-frost spread ;
But where the ship"s huge shadow lay,
The charméd water burnt alway
A still and awful red.
Beyond the shadow of the ship,Their beauty and their happiness.
I watched the water-snakes :
They moved in tracks of shining white,
And when they reared, the elfish light
Fell off in hoary flakes.Within the shadow of the ship
I watched their rich attire :
Blue, glossy green, and velvet black,
They coiled and swam ; and every track
Was a flash of golden fire.
He blesseth them in his heart.
O happy living things ! no tongueThe spell begins to break.
Their beauty might declare :
A spring of love gushed from my heart,
And I blessed them unaware :
Sure my kind saint took pity on me,
And I blessed them unaware.
The self-same moment I could pray ;
And from my neck so free
The Albatross fell off, and sank
Like lead into the sea.
Oh sleep ! it is a gentle thing,By grace of the holy Mother, the ancient Mariner is refreshed with rain.
Beloved from pole to pole !
To Mary Queen the praise be given !
She sent the gentle sleep from Heaven,
That slid into my soul.
The silly buckets on the deck,He heareth sounds and seeth strange sights and commotions in the sky and the element.
That had so long remained,
I dreamt that they were filled with dew ;
And when I awoke, it rained.My lips were wet, my throat was cold,
My garments all were dank ;
Sure I had drunken in my dreams,
And still my body drank.I moved, and could not feel my limbs :
I was so light--almost
I thought that I had died in sleep,
And was a blesséd ghost.
And soon I heard a roaring wind :The bodies of the ship"s crew are inspired, and the ship moves on ;
It did not come anear ;
But with its sound it shook the sails,
That were so thin and sere.The upper air burst into life !
And a hundred fire-flags sheen,
To and fro they were hurried about !
And to and fro, and in and out,
The wan stars danced between.And the coming wind did roar more loud,
And the sails did sigh like sedge ;
And the rain poured down from one black cloud ;
The Moon was at its edge.The thick black cloud was cleft, and still
The Moon was at its side :
Like waters shot from some high crag,
The lightning fell with never a jag,
A river steep and wide.
The loud wind never reached the ship,But not by the souls of the men, nor by dæmons of earth or middle air, but by a blessed troop of angelic spirits, sent down by the invocation of the guardian saint.
Yet now the ship moved on !
Beneath the lightning and the Moon
The dead men gave a groan.They groaned, they stirred, they all uprose,
Nor spake, nor moved their eyes ;
It had been strange, even in a dream,
To have seen those dead men rise.The helmsman steered, the ship moved on ;
Yet never a breeze up-blew ;
The mariners all "gan work the ropes,
Where they were wont to do ;
They raised their limbs like lifeless tools--
We were a ghastly crew.The body of my brother"s son
Stood by me, knee to knee :
The body and I pulled at one rope,
But he said nought to me.
`I fear thee, ancient Mariner !"[Additional stanzas, dropped after the first edition.]
Be calm, thou Wedding-Guest !
"Twas not those souls that fled in pain,
Which to their corses came again,
But a troop of spirits blest :For when it dawned--they dropped their arms,
And clustered round the mast ;
Sweet sounds rose slowly through their mouths,
And from their bodies passed.Around, around, flew each sweet sound,
Then darted to the Sun ;
Slowly the sounds came back again,
Now mixed, now one by one.Sometimes a-dropping from the sky
I heard the sky-lark sing ;
Sometimes all little birds that are,
How they seemed to fill the sea and air
With their sweet jargoning !And now "twas like all instruments,
Now like a lonely flute ;
And now it is an angel"s song,
That makes the heavens be mute.It ceased ; yet still the sails made on
A pleasant noise till noon,
A noise like of a hidden brook
In the leafy month of June,
That to the sleeping woods all night
Singeth a quiet tune.
Till noon we quietly sailed on,The lonesome Spirit from the south-pole carries on the ship as far as the Line, in obedience to the angelic troop, but still requireth vengeance.
Yet never a breeze did breathe :
Slowly and smoothly went the ship,
Moved onward from beneath.
Under the keel nine fathom deep,The Polar Spirit"s fellow-dæmons, the invisible inhabitants of the element, take part in his wrong ; and two of them relate, one to the other, that penance long and heavy for the ancient Mariner hath been accorded to the Polar Spirit, who returneth southward.
From the land of mist and snow,
The spirit slid : and it was he
That made the ship to go.
The sails at noon left off their tune,
And the ship stood still also.The Sun, right up above the mast,
Had fixed her to the ocean :
But in a minute she "gan stir,
With a short uneasy motion--
Backwards and forwards half her length
With a short uneasy motion.Then like a pawing horse let go,
She made a sudden bound :
It flung the blood into my head,
And I fell down in a swound.
How long in that same fit I lay,
I have not to declare ;
But ere my living life returned,
I heard and in my soul discerned
Two voices in the air.`Is it he ?" quoth one, `Is this the man ?
By him who died on cross,
With his cruel bow he laid full low
The harmless Albatross.The spirit who bideth by himself
In the land of mist and snow,
He loved the bird that loved the man
Who shot him with his bow."The other was a softer voice,
As soft as honey-dew :
Quoth he, `The man hath penance done,
And penance more will do."
FIRST VOICEThe Mariner hath been cast into a trance ; for the angelic power causeth the vessel to drive northward faster than human life could endure.`But tell me, tell me ! speak again,
Thy soft response renewing--
What makes that ship drive on so fast ?
What is the ocean doing ?"SECOND VOICE
`Still as a slave before his lord,
The ocean hath no blast ;
His great bright eye most silently
Up to the Moon is cast--If he may know which way to go ;
For she guides him smooth or grim.
See, brother, see ! how graciously
She looketh down on him."
FIRST VOICEThe supernatural motion is retarded ; the Mariner awakes, and his penance begins anew.`But why drives on that ship so fast,
Without or wave or wind ?"SECOND VOICE
`The air is cut away before,
And closes from behind.Fly, brother, fly ! more high, more high !
Or we shall be belated :
For slow and slow that ship will go,
When the Mariner"s trance is abated."
I woke, and we were sailing onThe curse is finally expiated.
As in a gentle weather :
"Twas night, calm night, the moon was high ;
The dead men stood together.All stood together on the deck,
For a charnel-dungeon fitter :
All fixed on me their stony eyes,
That in the Moon did glitter.The pang, the curse, with which they died,
Had never passed away :
I could not draw my eyes from theirs,
Nor turn them up to pray.
And now this spell was snapt : once moreAnd the ancient Mariner beholdeth his native country.
I viewed the ocean green,
And looked far forth, yet little saw
Of what had else been seen--Like one, that on a lonesome road
Doth walk in fear and dread,
And having once turned round walks on,
And turns no more his head ;
Because he knows, a frightful fiend
Doth close behind him tread.But soon there breathed a wind on me,
Nor sound nor motion made :
Its path was not upon the sea,
In ripple or in shade.It raised my hair, it fanned my cheek
Like a meadow-gale of spring--
It mingled strangely with my fears,
Yet it felt like a welcoming.Swiftly, swiftly flew the ship,
Yet she sailed softly too :
Sweetly, sweetly blew the breeze--
On me alone it blew.
Oh ! dream of joy ! is this indeed[Additional stanzas, dropped after the first edition.]
The light-house top I see ?
Is this the hill ? is this the kirk ?
Is this mine own countree ?We drifted o"er the harbour-bar,
And I with sobs did pray--
O let me be awake, my God !
Or let me sleep alway.The harbour-bay was clear as glass,
So smoothly it was strewn !
And on the bay the moonlight lay,
And the shadow of the Moon.
The rock shone bright, the kirk no less,The angelic spirits leave the dead bodies,
That stands above the rock :
The moonlight steeped in silentness
The steady weathercock.
And the bay was white with silent light,And appear in their own forms of light.
Till rising from the same,
Full many shapes, that shadows were,
In crimson colours came.
A little distance from the prow[Additional stanza, dropped after the first edition.]
Those crimson shadows were :
I turned my eyes upon the deck--
Oh, Christ ! what saw I there !Each corse lay flat, lifeless and flat,
And, by the holy rood !
A man all light, a seraph-man,
On every corse there stood.This seraph-band, each waved his hand :
It was a heavenly sight !
They stood as signals to the land,
Each one a lovely light ;This seraph-band, each waved his hand,
No voice did they impart--
No voice ; but oh ! the silence sank
Like music on my heart.But soon I heard the dash of oars,
I heard the Pilot"s cheer ;
My head was turned perforce away
And I saw a boat appear.
The Pilot and the Pilot"s boy,
I heard them coming fast :
Dear Lord in Heaven ! it was a joy
The dead men could not blast.I saw a third--I heard his voice :
It is the Hermit good !
He singeth loud his godly hymns
That he makes in the wood.
He"ll shrieve my soul, he"ll wash away
The Albatross"s blood.
This Hermit good lives in that woodApproacheth the ship with wonder.
Which slopes down to the sea.
How loudly his sweet voice he rears !
He loves to talk with marineres
That come from a far countree.He kneels at morn, and noon, and eve--
He hath a cushion plump :
It is the moss that wholly hides
The rotted old oak-stump.The skiff-boat neared : I heard them talk,
`Why, this is strange, I trow !
Where are those lights so many and fair,
That signal made but now ?"
`Strange, by my faith !" the Hermit said--The ship suddenly sinketh.
`And they answered not our cheer !
The planks looked warped ! and see those sails,
How thin they are and sere !
I never saw aught like to them,
Unless perchance it wereBrown skeletons of leaves that lag
My forest-brook along ;
When the ivy-tod is heavy with snow,
And the owlet whoops to the wolf below,
That eats the she-wolf"s young."`Dear Lord ! it hath a fiendish look--
(The Pilot made reply)
I am a-feared"--`Push on, push on !"
Said the Hermit cheerily.The boat came closer to the ship,
But I nor spake nor stirred ;
The boat came close beneath the ship,
And straight a sound was heard.
Under the water it rumbled on,The ancient Mariner is saved in the Pilot"s boat.
Still louder and more dread :
It reached the ship, it split the bay ;
The ship went down like lead.
Stunned by that loud and dreadful sound,The ancient Mariner earnestly entreateth the Hermit to shrieve him ; and the penance of life falls on him.
Which sky and ocean smote,
Like one that hath been seven days drowned
My body lay afloat ;
But swift as dreams, myself I found
Within the Pilot"s boat.Upon the whirl, where sank the ship,
The boat spun round and round ;
And all was still, save that the hill
Was telling of the sound.I moved my lips--the Pilot shrieked
And fell down in a fit ;
The holy Hermit raised his eyes,
And prayed where he did sit.I took the oars : the Pilot"s boy,
Who now doth crazy go,
Laughed loud and long, and all the while
His eyes went to and fro.
`Ha ! ha !" quoth he, `full plain I see,
The Devil knows how to row."And now, all in my own countree,
I stood on the firm land !
The Hermit stepped forth from the boat,
And scarcely he could stand.
`O shrieve me, shrieve me, holy man !"And ever and anon through out his future life an agony constraineth him to travel from land to land ;
The Hermit crossed his brow.
`Say quick," quoth he, `I bid thee say--
What manner of man art thou ?"Forthwith this frame of mine was wrenched
With a woful agony,
Which forced me to begin my tale ;
And then it left me free.
Since then, at an uncertain hour,And to teach, by his own example, love and reverence to all things that God made and loveth.
That agony returns :
And till my ghastly tale is told,
This heart within me burns.I pass, like night, from land to land ;
I have strange power of speech ;
That moment that his face I see,
I know the man that must hear me :
To him my tale I teach.What loud uproar bursts from that door !
The wedding-guests are there :
But in the garden-bower the bride
And bride-maids singing are :
And hark the little vesper bell,
Which biddeth me to prayer !O Wedding-Guest ! this soul hath been
Alone on a wide wide sea :
So lonely "twas, that God himself
Scarce seeméd there to be.O sweeter than the marriage-feast,
"Tis sweeter far to me,
To walk together to the kirk
With a goodly company !--To walk together to the kirk,
And all together pray,
While each to his great Father bends,
Old men, and babes, and loving friends
And youths and maidens gay !
Farewell, farewell ! but this I tell
To thee, thou Wedding-Guest !
He prayeth well, who loveth well
Both man and bird and beast.He prayeth best, who loveth best
All things both great and small ;
For the dear God who loveth us,
He made and loveth all.The Mariner, whose eye is bright,
Whose beard with age is hoar,
Is gone : and now the Wedding-Guest
Turned from the bridegroom"s door.He went like one that hath been stunned,
And is of sense forlorn :
A sadder and a wiser man,
He rose the morrow morn.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"