Хайнлайн Р. : другие произведения.

Глава 10. Обратная сторона Востока

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

[Глава 11]

Глава 10. Обратная сторона Востока

  

  

     Эта глава не для слабонервных.
     Вообще-то, по зрелому размышлению, я решил не живописать эти вещи больше чем нужно. Если вы просто получите представление о том, что Индонезия - такое место, от которого нужно держаться подальше, этого будет вполне достаточно.
     Возможно, вы помните, что мы не только не смогли забронировать билеты из Сингапура в Австралию, но и не сумели получить индонезийскую визу. Визу нам удалось получить в Сингапуре - через ходатайство судового агента, который знал, за какие ниточки нужно потянуть, и смог, в качестве персонального одолжения, заставить консульство пропустить наши документы через шесть различных государственных ведомств. Естественно, нам снова пришлось заполнять бесконечные формы. Индонезия выдумала самые длинные и самые сложные формы в мире для этих дурацких занятий, а вдобавок потребовала, чтобы их заполняли от руки в четырёх экземплярах. Но мы всё-таки получили наши визы.
     О том, что наш случай был не уникальным, но вполне обычным, мы поняли, когда столкнулись в Сингапуре с парой из Калифорнии, которая пыталась получить индонезийской визы в консульстве в Сан-Франциско, но в результате вынуждена была уплыть без них. Они, как и мы, снова попытались это сделать в Сингапуре, и обнаружили свои документы здесь, в Сингапуре, в архиве здешнего консула. Их заставили заплатить по десять долларов за каждую бумажку, чтобы аннулировать старые документы, прежде чем разрешили начать всю процедуру сначала. Есть что-то дико смешное в подобной супер-бюрократии, она вызывает, скорее, восхищение, а не ярость.
     Я хотел побывать на Бали, но наша виза годилась только для Джакарты. Я решил не возвращаться к старту и не начинать всё сначала - не только из-за того что меня утомила бюрократическая возня, но и потому, что узнал кое-что, лишившее меня остатков энтузиазма. Две выдающихся достопримечательности Бали издавна привлекали туристов и фотографов.

[]
Балийские достопримечательности - обе две, хотя и не слишком выдающиеся

      Но революционное правительство в своей бесконечной мудрости решило, что балийские народные обычаи унизительны для достоинства новой нации, и был издан закон, который требовал, чтобы саронги на Бали начинались прямо под мышками, как это принято в других странах архипелага, а не существенно ниже, как всегда практиковалось на Бали. И теперь Бали ничем не отличается от других островов Индонезии.
     Вот уж действительно, "Посетите Прекрасный Бали"! Спасибо, я лучше пойду к Мински[01].
     И, кроме того, мы в любом случае не могли добраться до Бали. Расписание рейсов было очень жёстким, и мы сели на единственное судно, какое сумели получить. Оно останавливалось только в Джакарте, а затем спускалось вдоль восточного побережья Австралии в Брисбен и Сидней. Мы хотели высдиться на западном побережье Австралии, пересечь континент на поезде, и отплыть от восточного побережья. Но у нас не оказалось выбора: единственная каюта, какую мы смогли зарезервировать от Сингапура до Австралии была той, что мы взяли, а мы заняли последнюю свободную каюту на этом судне. Было ещё одно судно того же класса, отплывающее во Фримантл в то же самое время, но оно было забито под завязку, и билетов на него нам никто бы не достал, ни из любви к искусству, ни в виде одолжения.
     Судно, которое нам удалось получить, было в лучшем случае неудобным, потому что это было старое корыто, спроектированное для китайской береговой службы, чтобы вечерами перевозить на нём по две-три тысячи китайцев, уложенных как дрова в поленнице. Теперь, когда в Китае заправляли красные, и этот бизнес закрылся, возможно, навсегда, судно было наспех переоборудовано в грузовой лайнер, но результат был далёк от комфортного. Наша каюта была размером с треть от той, что была у нас на "Ruys", и в ней, конечно же, не было никаких ванных комнат. Туалет и душевая для мужчин были, если не привлекательными, то, по крайней мере, сносными, а вот Тикки обнаружила, что она вынуждена делить один совмещённый санузел со всеми остальными пассажирами женского пола из первого класса; за три недели плавания это могло спровоцировать не одну острую и неловкую ситуацию.
     Но хуже всего на этом судне было то, что оно было отвратительно грязным. На судне не было казначея; главный стюард, индонезиец, совмещал обе должности и должным образом не исполнял ни обязанностей казначея, ни обязанностей главного стюарда. В результате его китайский персонал, с которым он мог общаться только через своего китайского помощника, управлялся на судне по своему усмотрению. Неприятность заключалась в том, что китайцы низших сословий вообще не имеют понятия о западных концепциях санитарии; это не расистское замечание, это просто отмеченный мной факт. Поскольку стюардов не инструктировали по таким вопросам и поддерживали среди них лишь минимальную дисциплину, они делали всё, как им заблагорассудится, а то, что им заблагорассудилось - зачастую было просто отвратительно.
     Например (я урежу число примеров до минимума), использованные полотенца отстирывались только если их явно загадили; в противном случае закреплённый за каютой стюард дожидался, пока они высохнут, аккуратно сворачивал и возвращал в каюту в качестве "чистого" белья. Такой же практики придерживались относительно салфеток. Меню были произведениями искусства в четырехцветной полиграфии, но готовили скверно, а еда и посуда были грязными. Однажды я обнаружил таракана, запечённого в булочке. Я не буду описывать их манеру обращаться с продуктами питания или состояние камбуза, скажу только, что они были тошнотворны.
     Судовой врач легко мог заметить и должен был заметить, что судно по части санитарии находится в запущенном состоянии, но он и сам оказался бездельником, которому на всё было наплевать. На некоторых судах мне попадались превосходные врачи, но всегда есть процент трутней от медицины, людей, которые вербуются на суда ради лёгкой жизни, и им лень выполнять даже скудные обязанности судового врача. К несчастью наш был из их числа. Распорядок судна требовал, чтобы он находился в своем кабинете в девять часов утра и в пять часов вечера. Похоже, он считал, что кроме этого у него нет никаких других обязательств. Я помню, как однажды утром пассажир довольно сильно повредил себе колено, когда занимался спортом на палубе. Судовой врач сидел в нескольких футах от него, наблюдая и потягивая напиток. Пассажир подошёл к нему и показал своё травмированное окровавленное колено. Врач посмотрел на него и хладнокровно заметил: "Я буду в вашем распоряжении в пять часов", после чего отвернулся.
     Если мы в своём первом классе жили небогато, то пассажиры во втором и в третьем классе пребывали в крайней нищете и убогости. Второй и третий классы на "Ruys" были, конечно, скромными, но в них было чисто и ничем не воняло. На этом судне низшие классы были грязной вонючей дырой, и я предпочту умолчать, чем именно там пахло. Главный недостаток морских путешествий в том, что, если уж вам не повезло оказаться на плохом судне, то вы застряли на нём основательно, как будто получили тюремный срок. В течение трёх бесконечных недель мы могли сойти с этого судна только в Джакарте - что мы непременно сделали бы, будь в Джакарте хоть чуточку лучше, чем на борту, но это было не так.
     Конечно, капитану стоило бы закрутить гайки на судне, разобраться с врачом, главным стюардом и своим первым помощником. Но, хотя капитану не может быть никакого оправдания за весь этот бардак, потому что капитан отвечает за всё, что происходит на его корабле, тем не менее тут я испытывал смутное сочувствие к бедному малому, ведь он был так занят управлением своего судна, что у него едва ли было время беспокоиться о внутренней организации. Проход от Сингапура до Брисбена отнюдь не плёвое дельце.
     Мы поняли это в первый же день, когда капитан устроил учебную шлюпочную тревогу. На хороших судах к учениям по спасению с тонущего корабля относятся со всей серьёзностью, но в нашем случае их провели настолько скрупулёзно и тщательно, что я был удивлён. В воздухе словно витал дух военного времени, можно было подумать, что офицеры ожидали, что их судно может в любой момент пойти ко дну.
     Позже мы решили, что примерно так они себе это и представляли; в этих водах всё ещё полно минных полей, оставшихся после войны, и ими никто не занимается. Однажды мне удалось взглянуть на одну из карт, по которым мы шли: на ней во многих проходах между островами были отмечены карандашом минные поля.
     Это путешествие не было бы синекурой, каким в иных обстоятельствах стало бы путешествие по открытому океану. Земля почти всегда была в поле зрения, надёжность карт была сомнительна (некоторым из них было больше ста лет), а за береговыми огнями не слишком хорошо присматривали. Вторая половина рейса, через Большой Барьерный Риф Австралии, сравнима с вождением на узкой извилистой горной дороге, рифы и отмели изобилуют, канал прохода узкий, и его необходимо проходить с большой осторожностью - мы проплывали мимо обломков кораблей, чьи хозяева были не так осторожны или не так удачливы, как следовало бы.
     На судне не было ни радара, ни гирокомпаса, чтобы облегчить задачу управления кораблём, и у владельца не было другого лоцмана, кроме самого себя для прохождения опасных участков. Это означало, что он сутками стоял на вахте практически непрерывно, день и ночь - его мастерство и многолетний опыт против очень серьёзной угрозы. Я знаю, что он полностью отдавал себя тому, чтобы уберечь своё судно от опасности, поэтому у меня душа не лежит к тому, чтобы винить лично его за ошибки в ведении внутреннего хозяйства судна. Ведь он уберёг нас от беды.
     И всё равно, это было грязное корыто.
     Каждое судно, отпывающее из Джакарты, берёт свою квоту голландских беженцев, которые покидают "Голландию на Востоке" навсегда. Голландцы жили там в течение трёх с половиной веков; многие из них не знали никакого другого дома в течение нескольких поколений. И теперь те, кто всё ещё там остаётся, рискуют неожиданно оказаться арестованными и угодить в тюрьму, или даже быть убитыми - пока мы были в городе, целая семья голландских фермеров была убита террористами.
     Один из беженцев, оказавшись на борту, устроил мне очень интеллигентную выволочку по поводу того, что Соединенные Штаты вынудили Голландию сдать голландскую Ост-Индию "коммунистам", и что когда-нибудь мы пожалеем о своей глупости.
     Но Индонезия - очень сложное место; правда, какой бы она ни была, конечно же, не может быть настолько проста. Мы действительно сыграли свою роль, через Организацию Объединенных Наций, в том, что индонезийцам помогли обрести свободу. И мы не были одиноки в этом, и Организация Объединенных Наций не могла навязать это решение голландцам, если бы голландцы физически были в состоянии поддерживать там своё господство после поражения Японии. Из этой путаницы фактов и утверждений ясно только одно: индонезийцы были сыты по горло голландцами и хотели свободы, а голландцы не сумели их снова себе подчинить.
     Но и это тоже слишком упрощённое описание. Вот два факта, которые не затрагивают всех нюансов, но прольют свет на ситуацию: после трехсот пятидесяти лет голландского правления 92% туземцев не умеют ни читать, ни писать, а в столице Батавии не появилось ничего похожего на современную санитарию. Эти факты доказывают немногое, но они ставят под сомнение давнюю репутацию голландцев, как самых идеальных колонистов в мире. По моим примитивным представлениям, отсутствие школ и канализации после столетий правления говорит, скорее, об эксплуатации туземцев, а не о мягком патернализме.
     Кто-то может спросить, разумно ли было ожидать, что голландцы принесут образование и сантехнику в затерянные в джунглях деревеньки? Но ведь тут вообще другая ситуация! Ява - остров немного меньше, чем Северная Каролина, и голландцы построили прекрасные дороги в каждый его уголок, чтобы извлекать его невероятные богатства. Что касается "деревенек", то Джакарта, ранее Батавия, столица Голландии-на-Востоке - это город такого же размера, как Чикаго. Представьте себе, если сможете, Чикаго без водопровода и канализации - или отправляйтесь на Яву посмотреть, каков результат, хотя я не рекомендую идти этим курсом.
     Одним из результатов такой политики является младенческая смертность, которую оценивают как 75% в течение первого года.
     Но я снова упрощаю, а в Индонезии всё не так просто; целой жизни, потраченной на исследования, не хватит, чтобы выкопать все факты об этой стране и представить их в их истинных взаимоотношениях. Несмотря на представления о том, что это "маленькая", "незначительная" страна (что, отчасти, соответствует фактам) и, бесспорно, такая, о которой мы мало слышим в новостях, население Индонезии лишь вдвое меньше, чем в Соединенных Штатах, около восьмидесяти миллионов. На Яве, на чью долю эффективно приходится три четверти населения и ресурсов страны, плотность населения составляет более тысячи человек на квадратную милю, сравните с пятидесятью в США. Ни одна страна в Европе, включая саму Голландию, не переполнена до такой степени.
     Это новое государство разместилось на пяти основных и бесчисленном количестве мелких островов. В нём двадцать пять основных языков и двести пятьдесят диалектов. Индонезия претерпела века колониального правления, четыре года японской оккупации, после неё - четыре года революционной войны за независмость, и пока мы там были, гражданская война продолжалась на Суматре... Даже в "спокойных" районах, в буше всё ещё скрываются террористы. Население переживает резкую инфляцию, большинство из них не умеют читать и писать, и у них нет никакого опыта в нелёгком искусстве самоуправления. Они находятся в уязвимом положении, как для коммунистического вторжения с севера, так и для коммунистической инфильтрации внутри страны. В общем, желаю им удачи - она им понадобится.
     Гавань в Джакарте хорошая, голландцы прекрасно оборудовали её доками и другими сооружениями. Когда судно вошло в порт, стали ясно видны следы войны: с места нашей стоянки я насчитал семнадцать затонувших корпусов. Нам сказали, что в Сурабае, бывшей голландской военно-морской базе, расположенной дальше на восток, можно увидеть ещё больше подобных обломков войны.
     Наше время было ограничено, и мы стремились сойти на берег, но даже после того, как наши визы были проверены (в Индонезии даже транзитному пассажиру с проходящего корабля требуется виза, чтобы сойти на берег, чего не делает большинство стран) - после того, как наши документы были проверены, нужно было купить индонезийскую валюту у старшего стюарда, а потом организовать транспорт.
     В Индонезии запрещено законом принимать любую иностранную валюту или дорожные чеки. Старший стюард продал нам рупии по курсу 11,4 за доллар США, былее чем вероятно, что он на этом неплохо заработал, потому что на чёрном рынке курс был примерно 25 к одному. Я думаю, старший стюард судна, которое регулярно заходит в порт, будучи сам гражданином этой страны, при желании имеет все возможности сойти на берег и поменять доллары обратно на рупии, минуя официальные каналы. У меня нет ни малейших доказательств, что он так и поступает, но возможность у него была. Китайцы, служившие на судне, обходили закон о валюте крайне простым и откровенным способом: поскольку им не разрешалось сходить на берег, они переправляли валюту на берег своим сообщникам в виде бумажных самолётиков. Несомненно, такие сделки хорошо планировались заранее; так уж исторически сложилось, что все моряки периодически пробавляются контрабандой. Стюарды на "Ruys" большую часть своих доходов получают от контрабанды между Дальним Востоком и Южной Америкой, в таких нелегальных сделках, в основном, фигурирует японский жемчуг.

[] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] []
Все любят оригами...

     На таможне меня первый и единственный раз подвергли личному досмотру, больше я с подобным не сталкивался ни в одной стране мира. Мне не пришлось раздеваться, но моя персона и мои карманы были обысканы чрезвычайно тщательно. Я претерпел это, сияя добродушием - в Сингапуре нас предупредили ни в коем случае не спорить с полицейскими или солдатами в Индонезии, поскольку они, если их разозлить, застрелят вас на месте без малейших колебаний. Не знаю, правда ли это, потому что никогда не проверял на практике; я всегда подчинялся их требованиям и никогда не отвечал им ничем, кроме любезной улыбки. В мирных обстоятельствах индонезийцы более чем доброжелательны, но сообщения в печати подтверждают слухи о том, что они могут быть весьма опасными, если рассердятся. Я был рад, что не испытал этого на себе.
     Таможенники тут выглядят, как солдаты, такого не было в других странах, где мы побывали. Солдат вообще было очень много во всех районах страны, всегда в шлемах и всегда вооружённые. Если тут где-то и были обычные полицейские, а не солдаты, то я их не увидел. Страна выглядела так, будто в ней введено военное положение.
     Женщин на таможне никто не обыскивал, вообще, даже не проверяли их сумочки. Им просто махали руками, чтобы они проходили, в то время как мужчин задерживали. Логика этого от меня ускользает. Вдобавок, на меня из-за этого страшно злилась Тикки, потому что я не позволил ей пронести на берег доллары. Логика этого от меня тоже ускользает, ведь я никак не мог предвидеть такое заранее. Миновав барьер, мы почти час простояли под дождём, пытаясь найти хоть какой-то транспорт. Причалы находятся далеко от города, и вокруг не было ни автобусов, ни такси. Наконец, когда мы сумели дозвониться до клерка-евразийца, который говорил на английском, нашлось две машины, в них набилось три железнодорожных вагона туристов, и мы покатили в город.
     Сингапур - это большой город, настоящий мегаполис, в котором чуть меньше миллиона жителей. Джакарта - селение, в котором живёт более трёх миллионов человек, и у которого напрочь отсутствуют любые признаки города, за исключением людей. Здесь имеется только один современный отель, "Hotel Des Indes", но он не выглядит современным ни в сравнении с "Raffles", ни даже в сравнении с маленьким "Hotel Paragon" в провинциальном городке Нелспруит. Я не припомню, чтобы тут было хоть одно трёхэтажное здание, и совсем немного двухэтажных.

[]
1955 г. Jalan Raya Kramat, одна из центральных улиц Джакарты

     В центре города есть несколько зданий западной постройки: кладка, штукатурка или рифлёное железо, но подавляющее большинство домов это стены из плетёнки и соломенные крыши - типичные яванские домики на сваях, тесно сгрудившиеся стена к стене. Нам говорили, что если в доме селится семья ласточек, то человеческая семья съезжает, чтобы освободить место для птиц. Потому что их гнёзда имеют намного большую ценность в качестве предмета торговли, чем дом - их можно продать китайцам, которые варят суп из птичьих гнёзда.
     В это было трудно поверить, пока мы не увидели эти дома.
     Я вовсе не потешаюсь над этими домиками; они вполне соответствуют местным климатическим условиям; температура в Джакарте круглый год около 79 градусов[02] и никогда не отклоняется от этого значения больше, чем на несколько градусов. Однако из-за постоянной высокой влажности кажется, что тут намного жарче, так что хижины из травы и бамбука не кажутся неуместными.
     Самая незабываемая особенность Джакарты (и одновременно та, которую я больше всего хотел бы забыть) - это канал, который многие мили проходит по городу, и идёт параллельно главному шоссе, ведущему в горы. Этот канал заполнен желтоватой непрозрачной жижей, в которой не заметно никакого течения. Он используется для всех мыслимых целей, повторяю, всех - это канализация, ванная, прачечная и источник питьевой воды. Каждые пятьдесят ярдов, или около того, к воде спускается каменная лестница, и на каждой из них полно людей, использующих канал для всех вышеуказанных целей. Я не хотел бы всё это живописать, но на Яве даже самые физиологичные телесные функции отправляются публично.

[]
[]
Канал Kali Besar вчера...

[]
...и сегодня

     Наш гид указал на толпы людей, купающихся в канале, и с гордостью сообщил, что люди здесь очень чистоплотны, и что они спускаются в канал, чтобы принять ванну, три-четыре раза в день. Я вполне мог это понять, ведь этот процесс можно было повторять бесконечно, потому что купание в этой грязи делало человека грязнее, чем он был. А для женщин эта так называемая ванна была ещё менее эффективна, потому что они принимали её, не снимая свои саронги, в то время как мужчины просто раздевались догола и залезали в воду - впрочем, не думаю, что это действительно имело какое-то значение, грязь остаётся грязью, в любом варианте.
     Люди наклонялись к нему, чтобы отпить воды, домохозяйки черпали из него воду кастрюлями, чтобы отнести домой для приготовления пищи, а однажды мы увидели, как какая-то женщина обмакнула в канал зубную щётку, чтобы почистить зубы - неожиданно изысканная деталь. Однако в тот момент вверх по течению канал использовали в качестве канализации. Наш гид посмотрел на эти разноплановые мероприятия и радостно сообщил:
     - Люди никогда ничем не заболевали из-за нашего канала. Солнце палит его весь день, убивая всех микробов.
     Это была утешительная мысль, хотя и научно необоснованная. Живут здесь преимущественно мусульмане, и мне кажется, что реплика гида - это современная версия очень древнего мусульманского поверья, что вода в потоке очищается через несколько футов.
     Джакарта не красива, но очень красочна. Всюду плотное движение, автомобилей мало, больше велорикш, много двухколёсных тележек, которые тянут юные, удручающе маленькие лошадки, слишком маленькие для своих грузов, и бесчисленные стада пеших людей. Кули рысят во всех направлениях с коромыслами на плечах, перенося грузы тяжелее собственного веса, иногда этот груз представляет собой портативный ресторан с дымящейся печкой на древесном угле, а сам носильщик выступает в качестве шеф-повара. Женские саронги и жакеты, которые обычно надевают поверх, расписаны яркими, кричащими, но почему-то очень красивыми сочетаниями цветов и узорами, известными нам благодаря картинам Гогена. Двенадцатилетние матери, ростом не выше четырёх футов, бредут, пошатываясь, вперёд, перекосившись из-за детй, сидящих верхом на их бёдрах. Время от времени бросаются в глаза дёсны, ярко-алые от пережёванного бетеля, попадаются и тягостные признаки проказы, искривлённые конечности, а также многочисленные слепые нищие - непрерывный людской поток, неостановимый, как лавина, и вызывающий такое же тягостное чувство беспомощности.
     Мы с Тикки встретили в "Hotel Des Indes" американского кинопродюсера, который оказался другом одного нашего общего знакомого. Его пригласило работать по контракту революционное правительство Индонезии, чтобы поднять национальную киноиндустрию. Я-то считаю, что сейчас на Яве киноиндустрия нужна как собаке пятая нога, но новое правительство полно решимости сделать Индонезию самодостаточной во всём - "На экспорт всё, на импорт - ничего" - таков непременный лозунг национального возрождения во всех странах мира. В любом случае, задача подтверждать или опровергать мудрость такого решения не входила в обязанности американца; фирма прислала его выполнить определённую работу, которая нужна была индонезийцам, и он её выполнял. Причём выполнял хорошо, я в этом нисколько не сомневаюсь, потому что это был м-р Лотар Вольфф, который продюсировал всемирно известного "Мартина Лютера"[03].
     М-р и м-с Вольфф, похоже, были рады встретить земляков, они показали нам город и пригласили пропустить рюмочку в очень приятный загородный клуб на берегу - изначально он был построен только для голландских хозяев, но сейчас в нём отрываются все сливки общества, независимо от цвета кожи или расы. Наверное, по-хорошему я должен был воспользоваться возможностью и пораспрашивать его о "реальной" Индонезии; но вместо этого мы весь вечер проговорили о неминуемом извержении супервулкана Кракатау, расположенного в Зондском проливе в ста километрах отсюда. В 1883-м извержение Кракатау стало катастрофой, по сравнению с которой взрывы водородных бомб выглядят детскими игрушками: погибли 3600 человек, грохот был слышен на расстоянии 3000 миль, а воздушная ударная волна три раза обогнула земной шар.
     Теперь гигант грохотал снова, и м-р Вольфф уже собрался в поездку - поснимать извержение. Он радовался, как ребёнок новому воздушному шарику, и возможность стать статистической величиной в сводках, похоже, нисколько его не волновала.
     Ту ночь мы провели на борту судна, и не только потому, что в Джакарте не безопасно после наступления темноты, но и потому, что здесь буквально некуда пойти. Но развлечения нашлись на борту судна, поскольку наступил китайский Новый год. Сначала мы заметили, что после ужина судно вдруг осталось без обслуживания: никто не приходил на вызов, мальчики-стюарды не сновали повсюду с сигаретами или напитками, потом оказалось, что все они ушли на корму или на палубу ниже, и начали праздновать - с застольем, джином, шумом и фейерверками. Мы перебрались обратно на ют и стали смотреть.
     Фейерверки есть фейерверки, и те несколько часов, когда они эффектно освещали корму судна, нет нужды описывать. В конце концов, некоторые из лучших наших фейерверков произошли из Китая; эти были примерно такие же, какие мы запускаем Четвёртого Июля. Зато после шоу мы познакомились с шотландцем, демобилизовавшимся из Гордонского хайлендского полка, он несколько лет воевал в малайских джунглях. Это территория, которая в течение некоторого времени была официально свободна от коммунистов, террористов, освободительных сил, и другие никому неподконтрольных бандформирований. Но, по словам нашего нового знакомого, "полицейская операция" всё ещё продолжалась, превратившись в ежедневные зачистки; число жертв по-прежнему оставалось высоким, хотя газеты об этом больше не сообщали.
     Его рассказ хорошо подкреплялся тем фактом, что владение любым огнестрельным оружием для местных жителей в Малайской Федерации карается смертной казнью. Сравните это с нашей практикой, где подобное владение не только не преступление, но и гарантированное Конституцией право.
     Во время разговора нам то и дело приходилось прибегать к помощи переводчика, молодого австралийца, который там оказался. Первые четырнадцать лет своей жизни шотландец провёл в горной деревне, а следующие десять - в горном полку, так что его акцент ничто не испортило... Ни Тикки, ни я никогда раньше не слышали чистый шотландский хайленд. Поначалу мы были просто не в состоянии понять, о чём он говорит.
     Он был красивый, хорошо воспитанный молодой человек с социальными и политическими установками барракуды. Для него, все, кто не был белым, были "косоглазые" и заслуживали убийства на месте. Единственным ремеслом, которое он знал, была война; он встретился с нами по пути в Австралию, где собирался присоединиться к австралийской армии. Десять лет он прослужил наёмником, но ожидал, что добъётся больших успехов в регулярной австралийской армии. За время плавания он не раз попадал в неприятности, потому что плыл в третьем классе, но требовал привилегий первого - из-за своей белой кожи. Главный Стюард, бывший индонезийцем,конечно же, ничего не мог с ним поделать: молодой шотландец игнорировал его просьбы оставаться на положенной ему части судна. В конце концов капитан пригрозил ему, что закуёт его в кандалы, если ещё раз обнаружит в салоне первого класса. После этого он стал чуточку более осторожен, но не намного.
     Мы договорились на следующий день поехать в Богор, город в горах в центральной части Явы, который известен ботаническими садами, разбитыми голландцами пару веков назад. На таможне повторилась прежняя процедура: меня обыскали, а Тикки нет. Едва мы миновали барьер она заявила:
     - Отлично! А теперь давайте поищем, где тут чёрный рынок.
     - Что?
     - Я прихватила свои дорожные чеки. Давайте обналичим несколько штук. Я хочу сегодня походить по магазинам.
     - Я думал, что объяснил тебе...
     - Я помню, что ты мне объяснял, но я никому не позволю нагреть меня на шестьдесят процентов покупательной стоимости моих денег. Это смешно! И это просто мошенничество.
     Я решил промолчать. Всё равно мои возражения носили сугубо прагматичный характер, а наши мнения по данному вопросу полностью совпадали. Я не испытываю моральных угрызений совести, имея дело с нелегальным обменом денег. (Карточки продуктовых рационов и тому подобное в военное время - это совсем другое дело!) Везде, где власти пытаются контролировать валюту, появляется чёрный денежный рынок, поскольку законы контроля - это не просто попытка правительства содрать со своих собственных граждан и их клиентов деньги ни за что, это также попытка бросить вызов их естественному праву добиваться чего-либо собственными силами. Нельзя назначить декретом стоимость национальной валюты, это способен сделать только свободный обмен.
     Готов признать, фискальная теория гораздо сложнее, чем мои широкие обобщения, но в последнем предложении я всего лишь озвучил факт, который легко можно обнаружить, и у которого не бывало никаких исключений в истории. Нет, я не буду упираться лбом в стену и согласен рассматривать эту практику как форму скрытого налогообложения, если контроль в этой области умеренный, как в целом принято в Содружестве. Но там, где схема включает в себя конфискацию, как это сделано в Индонезии, моё нежелание иметь дело со свободным рынком основывается исключительно на страхе быть пойманным.
     А вот Тикки никогда не боялась быть пойманной. Когда придёт её время, она, несомненно, скажет Святому Петру, что вся его бухгалтерия неверная, и что она намерена внести кое-какие радикальные изменения в порядки, установленные в этой лавочке.
     Накануне, когда мы ехали в такси, выяснилось, что кое-кому из пассажиров удалось контрабандой пронести на берег деньги. Наш водитель, не задумываясь, объяснил им, где найти чёрный обмен. Тогда Тикки выслушала его и осторожно спросила:
     - А они захотят иметь с нами дело, если не знают, кто мы такие?
     Водитель отпустил руль и сделал умоляющий жест обеими руками. Это выглядело настолько по-восточному эмоционально, что я едва удержался от смеха.
     - Мадам! - сказал он, - Да они сами будут умолять вас!
     - О. - Тикки бросила мне неодобрительный взгляд и замолчала. В тот день у нас с собой ничего не было, кроме горстки дорогостоящих, приобретённых согласно официальной котировке рупий, а она хотела купить себе саронги.
     Так что на следующий день мы прямиком поехали на чёрный рынок.
     - Я тебе заранее не говорила, - радостно сообщила Тикки, - потому что знала, что ты струсишь.
     - Тебе не понравятся местные тюрьмы, дорогая, - заметил я. - Насекомые... тараканы. Многоножки, тарантулы, скорпионы. Мерзкие твари, которые ползают по тебе и тычутся усиками тебе в лицо в кромешной темноте, а меня нет рядом, чтобы защитить тебя.
     Она тут же подрастеряла свою уверенность, потому что я щёлкнул её по самому чувствительному месту. На Яве исключительно высокая плотность населения истинно доминирующей расы этого мира: в этом жарком и влажном климате насекомые изобилуют в количествах, почти невероятных для жителей более сухих и холодных мест, а Тикки категорически не выносит ползучих тварей любого вида. Они превращают её из неустрашимой амазонки в маленькую испуганную девочку. Она не переносит вообще ничего с шестью ногами, за исключением танцевальных трио, да и то не всех.
     Я объяснял ей, что большинство насекомых не кусают, не жалят и не распространяют болезни, и что пчёлы, осы и шершни вежливы по отношению к людям, которые, в свою очередь, вежливы с ними, и не пугают их. Но переубедить её не удалось, и насекомые по-прежнему пугают её. За исключением бабочек, разумеется, она их считает не насекомыми, а такими самоходными цветочками.
     И теперь я видел, что даже отдалённая возможность провести несколько минут в каталажке, которая, несомненно, кишмя кишит её заклятыми врагами, не на шутку её встревожила.
     - Блохи... - продолжал я, - Вши...
     Но тут она внезапно пожала плечами и расправила плечи.
     - Ты просто пытаешься меня запугать. У меня не будет никаких проблем.
     И их не было. И они действительно умоляли её. Когда наша машина остановилась в небольшом переулке, где ошивались менялы, нас немедленно окружила толпа, и каждый в ней клялся Аллахом, что у него самый высокий курс.
     Тикки открыла свою сумочку и достала пачку дорожных чеков.
     - Сколько рупий за двадцать долларов США? - бодро спросила она.
     Их энтузиазм мгновенно пропал. Один из них нерешительно сказал:
     - Пожалуйста, только не чеки, мадам. Доллары наличными.
     - Они такие же, как наличные доллары. Они были приобретены за доллары США в Соединенных Штатах Америки. Неужели вы никогда раньше не видели дорожных чеков?
     - Конечно, мадам, мы всё знаем о дорожных чеках... и именно поэтому мы их не хотим. С ними очень трудно управиться. Но за ваши доллары, пожалуйста, я дам вам очень хороший тариф.
     - Но у меня нет никаких долларов. Ни одного.
     - Мадам уверена?
     Я думал, она обидится или разозлится на это замечание - как бывало обычно у нас дома. Но она решила отнестись к нему как к чисто профессиональному гамбиту, чем он и был, и спокойно ответила:
      - Я в этом абсолютно уверена. Мы разменяли наш последний наличный доллар в Сингапуре. Итак, есть тут желающие купить американские дорожные чеки с хорошей номинальной стоимостью в американских долларах? Говорите, или я уезжаю!
     Никто не отозвался. На лице нашего собеседника боролись между собой сомнение, алчность и страх. Он отступил от нас на несколько ярдов, остальные последовали за ним; сбившись в кучку, они зашушукались. Не смотря на то, что все менялы находятся друг с другом в конкуренции, он, похоже был у них чем-то вроде руководителя. Заседание комитета продолжалось несколько минут, а затем он вернулся к нам.
     - Ну, хорошо, мадам, только для вас, в виде исключения. Пройдите, пожалуйста, вон туда, - и он жестами показал, что хочет, чтобы мы зашли в ресторан, подальше от посторонних глаз.
     Тикки даже не пошевелилась.
     - Какой у вас курс? - требовательно спросила она.
     - Восемнадцать рупий за доллар.
     - Что?! Это смешно. Везде дают, как минимум, двадцать пять рупий за доллар.
     - За ваши доллары, мадам, я дал бы двадцать шесть рупий. Но это чеки.
     - Они ничем не отличаются от долларов.
     - Возможно, для вас, мадам, но не для меня. Мне придётся приплатить, чтобы обменять их. За доллары я бы дал вам даже двадцать семь рупий!
     - У меня действительно нет наличных долларов. Нет, я лучше приберегу эти чеки и потрачу их в Австралии, чем отдам по такому дурацкому курсу, какой вы предлагаете. Какую верхнюю цену вы готовы заплатить?
     - Аааээх... девятнадцать, мадам. И при этом я остаюсь совсем без прибыли.
     Тикки выглядела непреклонно, он тоже - в этот момент им удалось выглядеть удивительно похожими друг на друга. Меня начала беспокоить эта задержка, и вообще я немного нервничал. Поэтому я вклинился в переговоры:
     - Послушайте, дайте нам двадцать и покончим с этим.
     Он не ответил, но вынул из кармана авторучку и начал отсчитывать рупии. Завершив обмен, мы почти тут же ушли из кафе. Мои карманы были битком набиты рупиями - грязными, залитыми потом, рваными, затёртыми и (чего я больше всего опасался), возможно, поддельными. На улице не оказалось ни нашего водителя, ни его автомобиля. Я заметался по улице, затем увидел, что он машет нам с перекрёстка. Оказывается, он перегнал машину за угол на другую улицу.
     Он подождал, пока мы к нему подойдём. Не успели мы выйти на перекрёсток, как из-за угла вырулил открытый экскурсионный автомобиль, полный солдат в американских шлемах с автоматами Томпсона, и медленно покатил вниз по улице. Они смеряли нас взглядами, но ничего не сказали. Я оглянулся. Улица была пуста, если не считать собаки и маленького ребёнка. Рой менял куда-то исчез.
     - Садись в машину, - сказал водитель. - Поехали.
     Когда мы отъехали на несколько кварталов, наш гид-водитель поинтересовался:
     - Какой курс он вам предложил?
     Я ответил и, в свою очередь, спросил:
     - Это был справедливый курс?
     - Всё в порядке. Он только чуть-чуть вас обманул, когда сказал, что дорожные чеки не котируются. Они имеют хождение. Сколько вы обменяли?
     Я поколебался, но потом решил, что он спрашивает, чтобы потом потребовать у менялы свои комиссионные. У меня не было никаких причин осложнять ему жизнь, поэтому я сказал ему. Он сменил тему и спросил:
      - Вы хотите поехать на базар прямо сейчас?
     - Да, - сказала Тикки.
     - Нет, - твёрдо сказал я. - Давайте до обеда попробуем добраться до Богора.
     Это была мусульманская страна, и он сделал так, как сказал мужчина. Тикки не стала устраивать дискуссий, потому что побывать в ботанических садах она хотела не меньше, чем заняться шоппингом. Выглядела она вполне довольной жизнью. Если она и обратила внимание на то, что мы едва избежали близкого знакомства с солдатами, это никак на ней не отразилось. Некоторое время спустя я услышал, что она что-то насвистывает. Я идентифицировал это как "Working for the Yahnkee Dollar"[04].
     Я мрачно заметил:
     - Ты ведь знаешь, кто ты после этого, не так ли? Долларовый империалист... шакал Уолл-стрит. И, наверное, ещё поджигатель войны.
     Она подарила мне самую солнечную улыбку:
     - Я собираюсь купить самые красивые вещи!
     Местность по дороге из Джакарты в Богор на карте выглядит как сельская глушь, но на самом деле почти всю дорогу вдоль обочины сплошь тянутся дома, а когда вы проноситесь мимо, за ними видны ещё и ещё дома. Временами между ними возникает разрыв, и вплотную к дороге подбираются каучуковые плантации или рисовые поля. В этой местности климат переменный, но практически нет смены времён года. Рис выращивают круглый год, снимая урожай за урожаем. Ява изначально была экспортёром риса, и теперь, когда военные неурядицы несколько сгладились, снова возвращается на рынок. Мы видели индийских буйволов, природный трактор Востока, терпеливо тянущих плуги по залитой водой грязи, а за ними - их водитель, сам по колено в грязи. Я спросил нашего гида, каков уровень заработной платы у батраков?
     У меня возникли некоторые проблемы при попытке с ним объясниться, хотя на английском он говорил прекрасно, почти без акцента. Я снова повторил свой вопрос, а затем добавил:
     - Или все они владеют землёй, на которой работают?
     - О, нет! - он обдумал мой вопрос и пояснил: - И им ничего не платят. Они получают жильё и еду. И это всё, чего они ожидают.
     Я замолчал и попытался обдумать последствия такого положения вещей. Ява - одно из самых богатых мест в мире по полезным ископаемым и земледелию, возможно, богатейшее среди стран такого размера. Тем не менее, оно так перенаселено, что соотношение населения к пахотной земле составляет четыре человека на акр, в то время как по оценкам ООН для нормального питания должно составлять четыре человека на десять акров земли. Эти цифры не учитывают тот факт, что на Яве с одного акра снимают больший урожай, чем с акра хорошей сельскохозяйственной земли в большинстве других мест. На самом деле, если бы не это, Ява никогда бы не достигла своего нынешнего перенаселённого состояния: голод бы его предотвратил.
     Но если здесь что-то пойдёт не так, ситуация моментально ухудшится, и я подумал, сможет ли остров прокормить своих жителей, если его ресурсами будут управлять менее эффективно? Когда мы проезжали мимо киностудии и павильонов звукозаписи национальной киноиндустрии Индонезии, я снова задался вопросом, могла ли эта страна позволить себе такую ​​роскошь? Сооружения выглядели сопоставимыми с теми, что стоят вдоль Мелроуз-Авеню в Голливуде и должно быть, обошлись в немалую сумму в иностранное валюте - в конце концов я решил, что, возможно, в долгосрочной перспективе совершенно необходимо было построить собственную киноиндустрию и другие подобные вещи, чтобы затем с их помощью обменивать свой труд (этот ресурс у них в избытке) на продукты питания, выращенные за рубежом[05].
     Единственное, в чём я действительно был уверен, так это в том, что я не поменялся бы работой с президентом Сукарно.
     Сегодня, ко всем обрушившимся на него бесчисленным бедам и неразрешимым проблемам добавилась ещё одна, феминистки Индонезии. Они пытаются заполучить его скальп - а заодним и голову каждого бедолаги, который имел неосторожность взять себе вторую жену из четырёх, разрешённых ему Кораном.
     До Богора мы мчались по превосходным дорогам с твёрдым покрытием, уворачиваясь от тележек, автобусов, пешеходов и драконов. Драконы выползли в честь Нового года, каждым из них управляли от шести до дюжины китайских школьников. Драконы не очень хорошо видели дорогу из-за своих украшений, а кроме того они были слишком заняты, вставая на дыбы, исполняя змеиные танцы и угрожающе мотая головой, как того требуют приличествующие драконам манеры. По счастью, у нашего водителя были хорошие рефлексы, и мы добрались до Богора без приключений - пару-тройку опасных моментов можно не принимать во внимание.
     Плата за вход в ботанические сады стоила пол-рупии, или около двух американских центов. Богорские Сады очень старые и очень величественные. Научные названия растений и деревьев, которые мы там видели, можно найти на стр. 975 тома 12 Британской энциклопедии выпуска 1954 года. Я не собираюсь жульничать, переписывая их оттуда. Но могу заверить, что в садах щедро представлены все растения, найденные в тропических лесах (в "джунглях", как их называем мы, поклонники Тарзана) Зондского архипелага. Самые впечатляющие из них - высокие, изящные деревья, ста пятидесяти и более футов в высоту, которые достают до неба и образуют крышу джунглей. Что касается остальных видов, тут было всё, от магнолий до манго, они заполонили собой горы и долины, и за ними всеми прекрасно ухаживают.

[]
Богорские Сады

     Босоногий служащий с хорошим владением английским (он утверждал, что приобрёл его, просто разговаривая с туристами) заметил нас и взял под свою опеку. Тикки завела с ним свой обычный полупрофессиональный разговор на полу-английском, полу-латыни, а я тем временем отбивался от москитов и наслаждался, погрузившись в густую тень - солнце за пределами садов жарило как в "Mad Dogs and Englishmen"[06]. Наконец, мне удалось настоять, чтобы мы ушли из этого места, потому что Тикки оставила в каюте свои противомалярийные таблетки. Служащий любезно разрешил нам одарить его небольшим подношением, и мы расстались, продемонстрировав высокий уровень добрососедства и международного сотрудничества.
     Мы были вынуждены выбирать: либо пообедать в Богоре, либо остаться голодными. Я говорю "вынуждены", потому что лучший из доступных ресторанов выглядел далеко не аппетитно. Богор - весьма небольшой город по сравнению с Джакартой. Он полон зелени и карабкается вверх по горным склонам... Но его стандарты санитарии напоминают о канале в Джакарте. В ресторане мы съели только горячую, приготовленную на огне пищу, не стали пить воду и понадеялись на лучшее. Это был китайский ресторан, и еда имела приятный вкус, но посуда, да и само место были грязными. Мы сидели на открытой веранде, практически на улице - она проходила в шести дюймах от моего локтя - вследствие чего нам пришлось заканчивать обед в окружении толпы нищих. Наш гид рекомендовал нам их игнорировать, иначе их соберётся ещё больше... всё так, но мне просто духу не хватало спокойно есть в присутствии тощего слепого старика, которого водила за собой такая же тощая маленькая девочка, и не пытаться ничего сделать. Я понимаю, что это всё равно что черпать океан ложкой, и что это нисколько изменит общей ситуации, но, когда он жадно принюхивается, уставив свои незрячие глаза мимо вашей тарелки, единственное, что остаётся - это подавать и молить Аллаха простить вас за то, что вы - это вы, а не бездомный нищий.
     Поэтому мы подавали снова и снова, в основном слепым, и выскочили из этого ресторана так быстро, как только смогли, а потом сбежали через площадь на местный базар. Богор достаточно далёк от морского побережья, поэтому базары предназначены для местных жителей, а не для туристов. Я не думаю, что мы платили торговцам по обычным местным расценкам, но даже стартовые цены были вполовину ниже, чем на базарах вокруг "Hotel Des Indes" в порту. Не смотря на мои возражения, Тикки купила шляпу кули, размером и формой напоминающую пляжный зонтик, того фасона, что носят фермеры на рисовых полях. Это была прекрасная работа, если говорить о плетении корзин, но управляться с ней было примерно так же просто, как с матрасом на голове. Затем она занялась саронгами, шарфами и блузками.
     Тикки разглядывала одеяния, яванские женщины разглядывали Тикки, а я разглядывал яванских женщин. Они молча смотрели на неё, целая толпа. По их лицам невозможно было что-либо прочитать, но я решил, что они думают о том, какая у неё белая кожа, какие у неё рыжие волосы, какая сумочка, набитая рупиями - и какая она высокая. Тикки на самом деле женщина не крупная; у неё талия двадцать два дюйма, и я возвышаюсь над ней, как башня, но она была на целый фут выше, чем большинство местных женщин. Даже яванские мужчины казались нам маленькими гладенькими, как детишки - это не ширококостные волосатые обезьяны из более холодных регионов, какими являемся мы. Вполне возможно, что из-за одной только нашей внешности они все мечтают, как было бы хорошо, если бы все мы вдруг дали дуба. Думаю, что мы оскорбляем их одним своим существованием.
     Но они просто стояли и смотрели, а Тикки между тем скупила столько батика, что его хватило бы на палатку с тентом для небольшой компании. Я постарался побыстрее загнать её обратно в машину, потому что там уже не оставалось места для багажа. Шляпа кули, разумеется, к багажу не относилась - она просто была досадной помехой в салоне автомобиля. На обратном пути мы продолжали сталкиваться с драконами, но они к тому времени уже немного подустали и танцевали без прежней энергии. Возможно, они потихоньку начали осознавать, что Новый год никогда не оправдывает своих обещаний.
     Когда мы вернулись на корабль, мы обнаружили, что упустили шанс достичь западного побережья Австралии, а вместе с ним и шанс пересечь австралийский континент. Систершип нашего собственного судна, уходящее до Фримантла, билеты на которое мы не смогли забронировать в Сингапуре, стояло у причала в двух шагах он нас; и оно отплыло за час до нашего возвращения. В самую последнюю минуту на нём отменили заказ на двухместную каюту, и ​​его казначей поднимался к нам на борт, чтобы узнать, не желает ли кто-нибудть её занять - и нас усиленно искали, и это место держали для нас вплоть до самого отплытия.
     Некоторое время я с чувством высказывался по этому поводу, потому что мне ужасно хотелось совершить поездку по суше через всю Австралию... и, кроме того, другое судно, возможно, было почище нашего. Но было уже поздно что-либо предпринимать в этой связи. Мы буквально прошляпили эту возможность.
     Тикки начала демонстрировать свою добычу, и наш индонезийский Главный Стюард научил её нескольким способам обернуться в саронг. Похоже, тут на каждом острове имеется свой собственный стиль заворачивания в саронги - ни один из них похож на то, как это делает Дороти Ламур[07] - по тому, как женщина подвязывает свой саронг, вы всегда можете угадать, с какого острова она родом. Ещё он показал ей, как судить о качестве, обнюхивая ткань. Вроде бы правило гласило: чем хуже запах, тем лучше батик, но, возможно, я что-то неправильно понял.

[] []
Дороти Ламур в саронге

     На следующий день мы запланировали несколько визитов, которые должны были стать как познавательными, так и поучительными. Я хотел воспользоваться приглашением м-ра Лотара Вольффа посетить киностудию, об этом предмете я знал достаточно, чтобы сформировать об увиденном собственное мнение, и я хотел посмотреть китайскую школу, которая была в ведении родственника м-ра Хо. В Сингапуре мне говорили, что в школе учатся более четырехсот учеников, что здесь и начальная, и средняя школы, но, тем не менее, встретили нас в небольшом доме директора, поскольку школьные здания пострадали во время войны. Я спросил, как можно учиться в таких условиях, и мне ответили, что каждый ученик проводит в школе не больше часа в день, как раз, чтобы ответить урок и получить домашнее задание на следующий день. С китайской жаждой познавать, невзирая на трудности, я сталкивался и раньше, но мне показалось, что эта школа стоила того, чтобы её увидеть. Я запланировал обратиться с этой историей к одному журналисту, для которого у меня было письмо от м-ра Хо. Активные журналисты могут, если захотят, донести реальную информацию о ситуации лучше, чем кто-либо другой.
     Всё следующее утро лил непрекращающийся тропический дождь, было похоже, что он так и будет лить весь день. Судовая газета, вывешенная на доске объявлений, сообщала об убийстве целой семьи голландских фермеров в Богоре. Как оказалось, мы проходили мимо их дома за два часа, как это произошло. Другое сообщение рассказывало об аресте голландского персонала одного из двух крупнейших пароходств, они были обвинены в саботаже неназванного характера, и правительство установило контроль над компанией.
     Ещё один инцидент произошёл прямо на борту нашего судна, и потому всех не на шутку встревожил. Одна из пассажирок, медсестра из Сиднея, путешествовала в одиночку, каждый отпуск она отправлялась в поездку до Сингапура и обратно. У неё была одиночная каюта. Посередине ночи она проснулась, обнаружив что над её койкой склоняется индонезийский солдат - двери каюты были заперты, но замки на них старомодные, такие можно открыть практически любой отмычкой.
     Она была слишком напугана, чтобы кричать. А он тихо сказал ей, "О? Так ты тут одна?", потом вернулся к двери и запер её изнутри. По счастью, её каюта была связана с соседней внутренней дверью, с её помощью две каюты можно превращать в номер люкс. Она выскочила из постели, отперла дверь и убежала в соседнюю каюту, где жила австралийская семейная пара - ей страшно повезло, что они не заперли дверь со своей стороны.
     Понятно, что к тому моменту, когда она подняла тревогу, солдат исчез. Она сообщила об этом капитану, но он ничего не мог сделать, кроме как послать на берег бесполезный рапорт. Торговое судно, связанное с доком, является частью территории страны, где он находится, независимо от флага, который оно вывешивает. Солдаты-полицейские-таможенные охранники могут приходить и уходить на него, когда им заблагорассудится, и именно этим они и занимаются, ночью и днём. Могла ли она опознать этого человека? Нет, не могла: это был просто человек в шлеме, его лицо скрывалось в темноте.
     Я дочитал удручающую сводку новостей, представил себе ужас, который испытала медсестра, потом повернулся к поручням и уставился на нескончаемый дождь. Из обеденного зала вышла Тикки и присоединилась ко мне.
     - Восхитительный день!
     - Просто великолепный - но только для уток. Посмотри на это - ты всё ещё хочешь побродить по магазинам?
     - Не очень. Но я бы хорошо заплатила за небольшую снежную бурю.
     - И я тоже. Кстати, я только что вспомнил, что раньше я уже видел одну киностудию. Мне совершенно незачем смотреть на другие.
     - Ну конечно, незачем! И если ты больше никогда не влезешь ни в один голливудский проект, меня это тоже вполне устроит.
     - Возможно, ты права, но мне вдруг так захотелось, чтобы мы с тобой сейчас оказались в Голливуде, прямо в эту минуту. Честно говоря, дорогая, у меня уже нет сил оставаться вежливым по отношению к маленьким коричневым мужчинам с автоматами Томпсона. Что скажешь, если сегодня мы останемся на борту?
     Она облегчённо рассмеялась.
     - Я надеялась, что ты это скажешь. Это место приводит меня в ужас. И я не позволила бы тебе сойти на берег в одиночку. Ты можешь попасть в беду без мамочки, которая присматривает за тобой.
     Я даже не стал спорить с таким вопиющим извращением фактов, я просто сказал:
     - Чудесно! Тогда я разделаю тебя в криббидж. Или мы можем побросать кости.
     И хотя я считаю глупым расточительством оставаться на борту в иностранном порту, предварительно выкинув кучу денег специально, чтобы туда добраться, но я не жалел об этом тогда, и не жалею сейчас. И даже не хочу туда возвращаться. Мы были только рады, когда на следующий день ранним утром наше судно вышло из гавани.
     В последующие две недели мы пересекли Яванское море, Море Флорес, Тиморском море, Арафурское море, обогнули северо-восточный выступ Австралии по проливу Торреса (который неукротимый мерзавец[08] капитан Блай пересёк на баркасе с "Баунти"), а затем двинулись на юг через Большой Барьерный Риф. Плавание было не особенно комфортным, но и не сказать, чтобы совсем уж неприятным. Было так жарко, что мы спали нагими, не укрываясь даже простынёй, но зато быт не требовал от нас никаких усилий - мы решительно отказались участвовать в каких-либо спортивных мероприятиях, проводимых на палубе неутомимыми атлетичными австралийцами. Самым тяжёлым нашим занятием было принять душ перед ужином, затем одеться и выйти на палубу, прежде чем чистая одежда успеет промокнуть от пота. Нашими соседями по столу были Молли и Берт, австралийская пара, которая была с нами на "Ruys". Они всегда были отличной компанией, в любом месте. Сама возможность вместе с ними побрюзжать по поводу отвратного состояния судна, делала условия жизни здесь более терпимыми.
     Большинство остальных пассажиров были австралийскими овцеводами и членами их семей. Все они были чрезвычайно богаты, но никак этого не демонстрировали. Некоторые из них владели овцеводческими комплексами или "селекшн", которые были больше, чем невероятное Королевское Ранчо в Техасе; на типичной австралийской овцеводческой ферме есть собственный аэродром для удобства семьи и друзей - но при этом хозяйка дома неизменно сама готовит обед для всей семьи и наёмных работников. Огромные богатства, которые пришли к ним в последние годы, никак не изменили их повседневный образ жизни. Мы нашли их простыми и лёгкими в общении, как старая обувь в носке, и тут же получили от них кучу приглашений пожить на их фермах. Приглашений, которые мы, к большому сожалению, не могли принять.
     На судне не было тех средств развлечений, какие были на "Ruys"; большую часть времени мы потратили на безделье, разговоры или неспортивные игры, наподобие игры в кости. Играть в "веришь-не веришь" нас научил Берт. Число игроков не ограничено, они остаются в игре, пока им удаётся обманывать друг друга. Для игры требуется набор из пяти покерных игральных костей и умение убедительно врать. Суть игры в том, чтобы передавать покерную комбинацию (кубики) от игрока к игроку, каждый игрок может бросить кости один раз, чтобы улучшить комбинацию, но каждый раз он должен передавать кости дальше с более высокой комбинацией. Комбинацию не показывают, то есть кости всё время скрыты, пока один из игроков не откажется принять заявленное количество очков и не поставит его под сомнение. Если он сомневался обоснованно, другой игрок кладёт фишку в банк; если комбинация оказывается заявленной или выше заявленной, претендент сам вносит фишку. Это игра на вылет, последний оставшийся игрок получает всё.
     Эта игра выявляет самое худшее в людях.
     Тремя лучшими игроками были Берт, чьи честные карие глаза сослужили хорошую службу мошеннику; Тикки, которая обычно болезненно-честная, но, как оказалось, в глубине души полна коварства, о чём я никогда не подозревал; и Брайан Сэлт, молодой англичанин, у которого было не только естественное преимущество в виде комплекта белокурых усов с бакенбардами, скрывавших выражение его лица, вдобавок он обладал телекинетическими способностями и мог выбросить на пяти кубиках ту комбинацию, которая ему была нужна. Хотя, возможно, он обладал редким умением выбрасывать кости без обычного элемента случайности - как знать, в "веришь-не веришь" всё возможно. Это совершенно безнравственная игра.
     Я рад сообщить, что мы играли только на фишки, иначе я бы прибыл в Брисбен без штанов.
     Тысячу миль с лишним внутри Большого Барьерного Рифа мы прошли спокойно и монотонно, по воде, едва тронутой рябью. Но едва мы вышли за пределы рифа, как угодили в циклон, который крушил дороги и мосты по всему Квинсленду. Разрушения были настолько велики, что многие наши спутники-овцеводы не смогли вернуться домой и приняли решение плыть дальше в Сидней, чтобы там переждать непогоду. Я понял, что мы были на волосок от гибели: Барьерный Риф не самое подходящее место, чтобы встречать шторм, и многочисленные останки кораблекрушений внутри Рифа это доказывают. Сам Риф изнутри не производит особого впечатления, как правило он выглядит как смутная белая линия на горизонте, до которой, кажется рукой подать, плюс многочисленные скалы и коралловые острова. Говорят, что коралловые образования вблизи удивительно красивы, и вдоль рифа расположено множество курортов, где люди могут наслаждаться этим явлением, но из судоходного канала мало что можно увидеть, кроме белой линии с одной стороны, и побережья Квинсленда, зелёного и пышного, с другой.

[Глава 11]

  

  


  

  

Комментарии

  

  

  [01] Minsky's Burlesque - театрализованные шоу со стриптизом.
  [02] 26? Цельсия
  [03] всемирно известного "Мартина Лютера" - тут некоторое преувеличение. Фильм 1953-го года имел всего две номинации на "Оскар" и был поставлен кинокритиками только на четвёртое место в общем рейтинге года. Общим знакомым с Лотаром был Ирвирг Пичел, с которым Хайнлайн работал на съёмках фильма "Пункт назначения - Луна"
  [04] Working for the Yankee Dollar - строчка из популярного в 1940-х гг. калипсо "Rum And Coca-Cola" https://www.youtube.com/watch?v=ol5e7GU-Z8Y с весьма двусмысленным содержанием.
  [05] В 1945 году Сукарно запретил ввоз иностранных кинофильмов в страну, но импортозамещение не вызвало заметного скачка местной киноиндустрии. Считается, что пика она достигла в 80-х. Фильмы вышли в международный прокат, в национальных боевиках снималсь обаяшечка Синтия Ротрок... но затем запрет Сукарно был отменён и местная кинопромышленность тут же рухнула. В 2010-м импорт выдавили с экранов высокими налогами, а для возрождения отечественного кинематографа (точнее, его коммерческой части) вместо Синтии Ротрок пригласили Ксению Собчак Сашу Грэй и других известных порнозвёзд, а также попытались наладить производство малобюджетных ужастиков. Нет-нет, я не буду проводить никаких параллелей. Разве что они сами собой проведутся.
  [06] Mad Dogs and Englishmen - комические куплеты 30-х годов прошлого века, написанные Noël Coward, в них поётся о том, что в днём все нормальные люди, малайцы, индусы, бирманцы и т.п. прячутся в тень и изнемогают от жары, и лишь бешенные собаки и англичане выходят под полуденное солнце.
  [07] Дороти Ламур - актриса фильмов "Принцесса джунглей" и "Ураган". У Хайнлайна в 50-е годы были две цели в жизни: слетать на Луну и увидеть Дороти Ламур.
  [08] blackguard в оригинале. Надеюсь, это шутка писателя, потому что капитан Блай был очень достойным человеком.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"