В то время как плотность населения Явы составляет более тысячи человек на квадратную милю, плотность населения в Австралии всего три человека на квадратную милю. Все прочие отличия между двумя странами, так или иначе, вытекают из этих цифр. Почти во всех возможных аспектах Австралия, австралийская культура и австралийцы настолько отличаются от страны, которую мы только что покинули, насколько это только можно себе представить, и все отличия (кроме цвета кожи) напрямую связаны с тем, что австралийцы - это горстка людей, населяющих обширный и почти пустой континент.
Население Австралии по своему происхождению практически стопроцентные англичане, но культура здесь не английская. Американцам здесь легче чувствовать себя, как у себя дома, чем англичанам. Но это и не наша культура, мы просто вписываемся в неё без особого трения. Она совершенно не по-английски агрессивно-демократическая, куда больше, чем наша собственная культура Дальнего Запада. Австралийский работяга не потерпит никакой ерунды от копов, взводных сержантов, боссов и вообще ни от кого, и если вы захотите сделать нечто подобное, он немедленно бросит все свои дела, которыми только что занимался, и отблагодарит вас по-полной, голыми руками, сапогами, "розочкой" из пивной бутылки - выбирайте на свой вкус. С другой стороны, он вполне готов вести себя цивилизованно с тем, кто ведёт себя цивилизованно по отношению к нему и не претендует на то, чтобы быть лучше его. Их отношение и манеры - всего лишь доведённые до логической крайности обычные американские нравы; любой американец, чувствующий, когда нужно свалить в сторону, сможет не угодить в неприятности и со временем прижиться в Австралии. Они думают так же, как мы, только всё утрируют.
Мы прибыли в Брисбен рано утром и смогли сойти на берег с минимумом бюрократических проволочек, так как мы были здесь транзитом. Портовый доктор поглядел на наши запястья, иммиграционные власти поглядели на наши паспорта, и мы пошли на берег. Брисбен расположился на реке с одноименным названием. Корабли могут швартоваться прямо в городе, хотя в нашем случае причал оказался в миле или больше от центра. Выйдя из таможни, мы оказались в жилом районе среднего класса, небольшие домики, каждый со своим участком.
Климат и растительность очень напоминали Южную Калифорнию, но ещё сильнее было впечатление чего-то чрезвычайно близкого и знакомого, которое, в то же время, сочеталось с неким странным ощущением, природу которого я поначалу не мог понять. Лишь потом, когда по улице, грохоча и вихляя, проехал трамвай, я вдруг понял: у этого места был точный аромат и внешний вид американского Среднего Запада, каким он был лет тридцать-сорок назад.
Много раз я испытывал это чувство в Австралии, чувство, как будто я слегка провалился во времени, наподобие Янки из Коннектикута, но не так глубоко в прошлое. Самым сильным оно было в том районе скромных домиков в Брисбене, но и в других местах оно никогда меня не покидало. Большая часть Австралии ощущается как Америка поколение назад.
Я знаю, это звучит довольно снисходительно, но прошу воспринять это просто как констатацию факта. Австралия - отнюдь не отсталая в экономическом отношении страна, но на сегодняшний день она богата едой, а не промышленностью. Неудивительно, что её трамваи и большая часть технического оснащения выглядят так, будто остались от Сиреневого Десятилетия[01], и зачастую буквально так оно и есть: импортированные товары дороги и труднозаменимы.
Непосредственным результатом для меня было то, что я впервые за многие месяцы почувствовал себя, как дома, в особенности после удручающих странностей Явы. Мне понравилась Австралия, и я хотел, чтобы ей понравился я.
Мы влезли в трамвай и поехали на нём в центр города. В центре Брисбен выглядел посовременней, но не намного. Это был приятно оживлённый большой город, не слишком грязный и не слишком шумный. Некоторое время мы просто бродили по улицам, заходили в магазины и наслаждались звуком английской речи. Но одна из табличек на их дверях повторялась слишком часто, и это начало беспокоить нас. Она выглядела следующим образом:
"КАСКЕТ ЗАКРЫВАЕТСЯ!"
Когда мы увидели её в десятый раз, Тикки повернулась ко мне и тихо сказала:
- Я думаю, что мы наткнулись на салон гробовщика[02], дорогой.
- Я намерен немедленно выяснить, что всё это значит.
Я повернул к газетному киоску, изобразил, что собираюсь купить экземпляр "Walkabout", австралийского журнала путешествий, а потом спросил владельца:
- Что это за "Каскет"?
- Он закрывается. Если вы им интересуетесь, вам лучше поспешить.
- Да, но что это такое?
- Да он же прямо сейчас закрывается, после обеда. Если хотите туда попасть, вам лучше бежать.
- Но почему он закрывается? Кто-то умер?
Возможно, так продолжалось бы ещё какое-то время, если бы он внезапно не осознал, что я действительно не знаю, что такое "Каскет". С некоторой жалостью он объяснил, что это лотерея. Австралийцы заядлые игроки, они будут держать пари на то и на это - на что угодно. Лотереи и конные скачки - самые излюбленные ими легальные формы азартных игр. При этом, невзирая на то, законно это или незаконно, австралиец всегда играет на деньги. Наверное, самая популярная нелегальная игра - "Двушечка", игра простая, как два пенни, которыми, собственно, в неё и играют - в неё действительно играют пенни, вот только порой тысячи фунтов переходят из рук в руки просто потому, что пара монеток одновременно упала "решками"[03].
Позже один из наших друзей в Сиднее сказал мне, что основные интересы австралийских мужчин - "пиво, гонки, женщины и работа - именно в этом порядке". Ничто из того, что мы увидели в Австралии, не заставило меня усомниться в истинности его утверждения.
Слишком низкий приоритет женщин в этой иерархии интересов во время войны породил немало трений между австралийскими мужчинами, теми немногими из них, что оставались дома, и американскими военными. Австралийские мужчины не считают нужным потакать своим женщинам; манеры типа "Заткнись и поскакали, пока я тебя не поколотил" здесь не редкость. Американские джи-ай появились здесь с кучей денег и другими манерами, что подрывало позиции местных деревенских парней. Джи-ай тратили деньги на такси - а что ещё хуже, помогали австралийским девчонкам в них садиться и вылезать из них. Они покупали им цветы, конфеты, водили на ужины и развлекательные шоу, и вообще разыгрывали с ними сюжет из Золушки, как это принято у нас - но не в Австралии. Они вели себя как злодеи-искусители из мелодрамы, и, естественно, их за это ненавидели (австралийские мужчины), как это обычно и бывает с подобными злодеями.
Эмоциональная установка, порождённая такой недобросовестной конкуренцией, ещё не полностью стерлась.
У нас было всего несколько часов в Брисбене, поэтому мы наняли такси для экскурсии по городу. Но вместо обычных достопримечательностей, я попросил водителя отвезти нас в ближайшее место, где мы сможем посмотреть на коал. Такое место нашлось только за пределами города, возле Святилища Лон-Пайн, туда мы и поехали. Только ради одной такой поездки стоит побывать в Австралии. Эти маленькие ожившие плюшевые мишки - лучшая жемчужина Австралии. Я до сих пор жалею, что мы не смогли проехать через всю Австралию, но, учитывая поездку в парк медведей коал, наш единственный беглый взгляд на Австралию, я, тем не менее, считаю, что деньги были потрачены не зря.
Святилище Лон-Пайн - это небольшой, частный зоопарк, расположенный в роще эвкалиптовых деревьев - я не собираюсь критиковать "Лон-Пайна", но он, несомненно, был очень одинок. Тут живут несколько дюжин плюшевых мишек, и есть место, достаточно маленькое и вполне неформальное, где посетителям разрешено с ними общаться. Это не причиняет коалам никакого вреда: им это нравится. Коала обнимается со всеми, кто хочет с ней обниматься, предоставленные самим себе, они обнимаются друг с другом. В естественной среде - а многие, многие из них до сих пор живут на воле в эвкалиптовых лесах на восточном и южном побережьях - у коал нет естественных врагов, и они не научились никого бояться. Поэтому когда вы берёте одну из них на руки, она решает, что вы её друг, обнимает вас и прижимается. Маркиз де Сад и тот вряд ли бы смог против них устоять.
Тикки сфотографировалась с Маленькой Мо на руках. Ей всего два, она ещё маленькая. На снимке у Маленькой Мо, вцепившейся в Тикки, вид несколько ошеломлённый, словно она только что проснулась, это выражение характерно для всех коал, а у Тикки широкая улыбка крайнего восторга, это выражение не менее характерно для людей, впервые вступивших в контакт с этими самыми привлекательными из живых существ.
Сделав снимок, смотритель взял Маленькую Мо из рук Тикки, поставил её на землю и сказал: "Вот молодец, теперь иди домой". Маленькая Мо неспешно двинулась к открытой двери в большую клетку, которую делила со своими братьями и сестрами. Она упёрлась в бетонный бордюр шести дюймов высотой, но вместо того, чтобы забраться на него, она села и начала его грызть. Смотритель сказал: "Прекрати сейчас же!", шлёпнул её по попе и перенёс через порожек. Она неторопливо вернулась к своей семье.
Смотритель с отвращением сказал:
- И так каждый день. Она знает, что порог есть не хорошо, но всё время пытается его попробовать, на всякий случай.
Коалы не слишком умны, но им этого и не надо: их единственная пища - листва эвкалиптов, на которых они живут. А вот что у них есть, так это гениальная врождённая способность быть домашними питомцами. Если бы их диета не была так ограничена (они не могут жить без листьев определенных видов эвкалипта), они пользовались бы обширным спросом во всём мире.
Из-за этого их нельзя вывезти из Австралии, и все они находятся под опекой правительства, будь то дикие или ручные - я имею в виду "сидящие внутри клетки или снаружи", поскольку нет такой вещи, как "дикая" коала, это противоречие в терминах. Раньше некоторых отправляли в зоопарки, где предпринимались все необходимые шаги для их кормёжки, но результаты были не вполне удовлетворительными, и австралийское правительство больше не хочет предоставлять подобные услуги.
Даже в самой Австралии правительство пристально следит за ними. Да, они могут находиться в собственности - если у владельца есть всё необходимое для ухода за ними. Но давайте посмотрим, что происходит, например, когда Святилище Лон-Пайн в Квинсленде продаёт одну коалу в Сиднейский зоопарк в Новом Южном Уэльсе. Зоопарк заплатит Святилищу, как положено при совершении частной сделки, но при этом региональное правительство Нового Южного Уэльса также заплатит региональному правительству Квинсленда установленное законом выходное пособие, которое компенсирует Квинсленду потерю, которую он понёс, когда одна из населяющих его коал эмигрировала в соседний штат.
Эта строгая политика в отношении плюшевых мишек не означает, что правительство Австралии настроено к животным исключительно сентиментально. Оно щедро платит за убийство кенгуру, потому что пара кенгуру съедает травы, как три мериноса, а для убийства кроликов применяются вообще любые средства, вплоть до биологического оружия в виде вирусной болезни - потомство дюжины кроликов, ввезённых в 1788 году, размножились, по самым грубым прикидкам, до полумиллиарда особей и почти разорило страну. Но в случае коал, животных совершенно бесполезных, если не убивать их ради шкурки, австралийское правительство признало, что мир сильно обеднеет в том, что касается тёплых нематериальных ценностей, если позволить им умереть. Я, как представитель всего остального мира за границами Австралии, хотел бы поблагодарить их за это.[04]
Хотя в остальных частях света коалы почти так же редки, как единороги, едва ли нужно их здесь описывать - вы наверняка много раз видели их на фото. Всем известно, что они выглядят как игрушечные плюшевые мишки; действительно, игрушечный плюшевый мишка смоделирован по образцу коалы, а не плотоядного медведя. Я упомяну только то, что не слишком хорошо заметно на фотографиях. Человек по праву гордится своими противостоящими большими пальцами: они, да ещё его мозг отличают его от других животных. Коал обжулили, когда выдавали мозги, но зато у них есть по два противостоящих пальца на каждой руке. На их клоунских мордочках всегда нежное, ошеломлённое выражение, как у человека, принявшего несколько лишних стаканов хереса. Их голые здоровенные носы я раньше считал чем-то вроде рогового клюва (думаю, меня ввели в заблуждение утконосы), но на самом деле они мягкие и эластичные, и малыши с удовольствием трутся с вами носами, как эскимосы или маори; похоже, это жест всеобъемлющей любви, которую они испытывают ко всем на свете.
Когда им плохо, они плачут, совсем как маленькие дети, и трогают лапкой свои глаза, как будто хотят вытереть слёзы. Когда мы были в Лон-Пайне, такое случилось один раз, это было невыносимо, нужно было немедленно утешить малыша - разумеется, взяв его на ручки и обняв.
В Святилище Лон-Пайн были и другие австралийские обитатели; нам удалось выкроить время, чтобы бегло на них взглянуть, несмотря на Малышку Мо и её родню. Здесь мы впервые узнали, что у австралийских попугаев, не "Полли хочет крекер", а "Коки хочет чашку чая"[05]. Мы также обнаружили, что, кроме Старика Кенгуру и валлаби[06] есть множество других разновидностей кенгуру, в том числе таких, которые лазают по деревьям. Последнее поразило меня своей несуразностью, кенгуру на дереве - это как рыбке зонтик, но с австралийской фауной всегда так, её представители как будто вознамерились стать настолько экзотичными, насколько это вообще возможно. Возьмём птицу-шалашника, что строит домик исключительно для обольщения самки, этакий Дом свиданий, который он дарит свету своей любви, украсив "драгоценностями". Или утконос, который никак не мог решить, кем ему стать: птицей, зверем или рыбой. Или... ой, ладно - они все крайние экстремисты животного мира.
Ещё мы там встретили страуса эму. Он уставился на нас с большими голубыми глазами и сказал: "Глюг!" Это было душевно, словно кувшинчик мелассы холодным утром. Я ответил ему "Глюг!", а он сказал "Глюг! Глюг!" После чего я сдался, потому что так мы ни до чего бы не договорились.
Осматривая Святилище, я заметил смуглокожего мужчину с копной курчавых волос на голове. Он был босиком, в юбке и белой рубашке. Я отвёл нашего таксиста в сторону и спросил:
- Это ведь туземец, правда?
Водитель взглянул на него и сказал:
- Да, вы правы, он або [абориген]. Должно быть, привезли сюда в связи с визитом королевы.
Я принял такое объяснение и исподтишка с интересом наблюдал за туземцем. Немного позже в местной газете, мы увидели фото этого человека - он оказался протестантским миссионером с островов Фиджи, прибыл в Брисбен в качестве почётного гостя выступать на церковной конференции. Этот случай выявил совершенно непонятный для меня факт: австралийских аборигенов так мало, что многие жители густонаселённого восточного побережья никогда их не видели. Большинство из них обитают в Северной Территории, где они либо доят скот или живут в своих общинах. Никто, буквально, никто - из тех, кто видел островитян Фиджи и австралийских аборигенов - не могли бы спутать их друг с другом. Если бы я знал, густые, курчавые волосы преподобного джентльмена подсказали бы мне разницу: у австралийских аборигенов вьющиеся волосы, совсем не похоже на плотную, почти войлочную структуру, которая украшает головы островитян Фиджи.
Мы так и не увидели "або". Вероятно, мы не увидели бы ни одного из них, даже если бы смогли, как планировалось, пересечь континент, так как их осталось меньше 50 000, и почти все они живут вдали от центров белого населения. По некоторым оценкам, когда прибыли белые поселенцы, здесь жили приблизительно 300000 туземцев, одни эти цифры показывают, что история контакта между двумя расами - не из тех, которыми белая раса могла бы гордиться. С другой стороны, мы не должны терять сон и покой из-за этой истории, так как вся летопись рода человеческого, всех его рас и оттенков - это одна сплошная кровавая бойня; её конечным результатом стало то, что сегодня девять миллионов человек живут в мире и цивилизованном комфорте в районе, который ранее занимало в тридцать раз меньшее количество дикарей каменного века, более примитивных, чем любые другие люди на этой планете.
Действительно, аборигены были настолько примитивны, что большинство австралийцев в прошлом (и многие из них сегодня), считали их чем-то вроде неразумных человекообразных. Под этими утверждениями нет никакого научного основания, хотя почти животный образ жизни аборигенов придаёт им некоторое поверхностное правдоподобие. Масса мозга у представителей этой расы находится в пределах нормального распределения показателя у расовых групп европейцев, а достижения некоторых представителей туземцев показывают, что их обычный уровень обусловлен, скорее, окружающей средой, а не врождённый.
Вполне возможно, что их потенциальные гении столь же велики, как наши, поскольку даже для Шекспира или Эйнштейна было бы затруднительно оставить какой-либо заметный след в мире, доведись им родиться в дописьменной культуре, где возможности показать интеллектуальную мощь в основном ограничивались бы бросанием бумерангов в кенгуру. С другой стороны, отсутствие возможностей не доказывает, что туземцам всего лишь не хватало возможностей. Мне кажется, нет оснований полагать, что эта раса в целом испытывала недостаток возможностей, которыми обладали (например) дикари каменного века, живущие в Средиземноморье.
Вполне может быть, что нынешние австралийцы в плане расизма столь же разумны, как любой другой народ в мире. Их расизм гораздо легче проглотить, чем расизм южноафриканцев, поскольку они не имеют ни малейшего желания эксплуатировать другие расы. (Оставшихся аборигенов не эксплуатируют. Их количество слишком незначительно, чтобы это имело какое-то экономическое значение) У современных австралийцев нет никакого желания поработить какую-то расу; они сами рубят лес и носят воду, и не стыдятся чёрной работы, даже достигнув самого высокого финансового и социального уровня. А вот чего они хотят, все как один, так это того, чтобы все прочие расы вообще не появлялись в Австралии. Не только кули, но вообще все, образованные они или нет. Насколько мы могли судить, политика "Белая Австралия" является единственным политическим вопросом, который всегда имел тут единодушную поддержку всего населения.
Примерно так же они озабочены тем, чтобы заполнить свою большую пустую страну, чтобы сделать её достаточно сильной, чтобы противостоять любой новой колонизации другими расами. Они предпочитают иммигрантов из Британских островов, но принимают и субсидируют иммиграцию людей из любой из белых стран Запада. Они боятся огромных человеческих орд с севера, среди которых толпы на Яве - всего лишь малая толика. Хотя северяне никогда не вторгались на их территорию, они помнят времена, когда правительство готово было отказаться от земель к северу от Брисбена и предпринять последнюю отчаянную попытку отстоять территории на юге. (Тогда их спасли американские войска, и некоторые из них до сих пор нам благодарны, редкий случай в международных отношениях!) Они боятся коммунистической угрозы даже больше, чем мы. Полная победа коммунизма означала бы, что их захлестнёт приливной волной из миллионов азиатов.
Что они, конечно же, не преминут сделать.
Если коммунистические державы выиграют нынешнее противостояние, нынешнее австралийское государство прекратит существовать даже как марионеточное государство, его заменит азиатское государство, занимающее ту же территорию. Помня об этом, они не так уязвимы для ползучего нейтралитета, который день за днём уводит Англию всё дальше и дальше от союза с нами; они знают, что, если дело дойдёт до всеобщей атомной войны, их единственный шанс выжить зависит от потенциальной способности Соединенных Штатов выдержать первый удар, нанести ответный, и, возможно, выиграть. При этом они не будут сидеть и ждать, пока мы выиграем за них битву. Австралийцы будут сражаться.
Мы покинули Святилище Лон-Пайн и поехали назад. В центре города, на углу Куин-Стрит и Эдвард-Стрит, местный эквивалент перекрёстка Брод-стрит и Честнат-стрит в Филадельфии, мы отпустили такси. Брисбен - обычный городок Запада, здесь очень гордятся своей новой мэрией. Размером он с Сан-Хосе или Мобайл, с почти похожим субтропическим климатом. Он был заложен как исправительная колония сто тридцать лет назад, и реликвии первых лет здесь всё ещё можно увидеть. Но ни один австралиец не станет поддерживать разговор о каторжной системе, если сам первым не поднимет эту тему. Они по-прежнему чувствительно к ней относятся. Хотя нет никаких реальных причин так к этому относиться; и Соединенные Штаты, и Австралия были колонизированы, в основном, подонками одного и того же сорта. В Австралии процент уголовников в первые годы был более высок, чем у нас, но каторжная система в Австралии стала прямым результатом Американской Революции: после неё Англии пришлось искать другое место, чтобы сбывать туда своих мелких преступников и политических смутьянов - первая их партия прибыла в Австралию в 1788 году. Сегодня можно услышать, как какая-нибудь матрона из Атланты, штат Джорджия, хвастается предками, которые прибыли в Джорджию в таком-то и таком-то году в восемнадцатом веке - и при этом быстрая проверка откроет, что в том году сюда не прибывал никто, кроме уголовников. Возможно, со временем австралийцы приобретут такую же самодовольную, неразборчивую гордость за своих предков, неважно каких, просто старых предков, какая характерна для нашего Юга, Филадельфии и Бостона. Но сейчас такого нет.
"Приличные" люди, процветающие и уважаемые, почти никогда не эмигрируют, им хорошо там, где они находятся. Колонисты - неудачники, бездельники, никчёмные люди, изгои, подневольные и, довольно часто, преступники, где "преступники" означает что угодно, от убийцы до мелкого воришки, умирающего от голода, в том числе агрессивных диссидентов со своими политическими или религиозными установками. Соединенные Штаты прекрасно поднялись на такой смеси, и то же самое происходило в Австралии. Это обогатило обе страны очень полезными анархическими штаммами нетерпимости к вмешательству и бунта против несправедливости, и оставило Англию и Европу обедневшими вместе с утратой тех самых осужденных.
Но австралийцы не любят говорить о своих предках.
(Мне очень жаль, что мы этого не сделали. Это тема всегда докучает жертве. Что ещё хуже, она содержит завуалированное оскорбление, на которое не легко ответить, если слушатель не желает баловаться рассчитанной грубостью.)
В Брисбене царил жаркий день, и шляться по его улицам оказалось очень потной работой; вскоре я начал искать оазис. Найти его было не так легко: уличные знаки, которыми отмечаются коктейль-бары в Штатах, здесь отсутствовали. Чувствуя, что дальнейшая задержка может поставить под угрозу наше здоровье, я остановил на тротуаре мужчину и обрисовал наше затруднительное положение, добавив, совершенно излишне, что мы чужие в этом городе.
Он был сама любезность, вежливость и галантность. Жесты, выражения и манеры - как у У.К.Филдса[07] в зрелости. Он не был типичным австралийцем, если есть на свете такая вещь, как типичный австралиец, он был сам по себе, уникальная личность.
- Ах, сэр! Мадам! Вы думаете найти здесь коктейль-бар. Однако это не Париж, это не Нью-Йорк. Вы не найдете здесь ничего подобного.
Я тупо спросил, что же здесь делают в таких случаях.
- Идут в отель. Не в бар - о нет! В комнату отдыха. Вы как раз найдете один из них за вот этим углом.
Я ответил, что мы только что вышли из-за этого угла, всё там уже осмотрели и не заметили никаких признаков искомого. Он поднял руку.
- Ладно. Я покажу вам. Идём.
Я возразил, что мы не хотим, чтобы он из-за нас прерывал свою прогулку.
- Вовсе нет, - ответил он, - Мне будет приятно. Сюда, дорогая леди.
- Э-э, послушайте... а у вас не найдётся свободной минутки, чтобы присоединиться к нам?
Он резко остановился, замялся, и, казалось, пребывает в нерешительности. Тикки, я думаю, инстинктивно, догадалась, в чём заключается проблема.
- Думаю, мы не представились. Я миссис Хайнлайн, а это мой муж. Мы приплыли на одном из кораблей, что стоят в гавани.
Он тут же расслабился, тепло улыбнулся, и сказал, что его зовут мистер Шеппард. И больше не возникло никаких проблем с тем, чтобы присоединиться к нам для выпивки. Он посмотрел на часы, заметил, что он должен вернуться в свой офис, но добавил, что гораздо, гораздо лучше провести оставшееся время в компании с хорошими людьми. Мы свернули за угол под звуки невидимого духового оркестра, который нас вёл.
В Австралии лицензии на продажу ликёров выдаются только отелям. В каждом отеле есть бар, но он предназначен строго для мужчин, если бы в него зашла женщина, это породило бы серьёзный кризис. Но возле бара имеется гостиная, где женщины имеют право пить крепкие напитки, сидя за столами, вне поля зрения собственно бара. Это правило - пустая формальность, но оно строго соблюдается. В такой зал нас и привёл м-р Шеппард.
Хотя это мы пригласили его выпить с нами, он отмёл мою попытку заплатить - мы были посетителями, гостями. Тикки заказал свой обычной скотч с водой, м-р Шеппард заказал пиво, я и сам решил попробовать пива, потому что был наслышан об австралийском пиве.
Австралийцы заставляют пиво исчезать быстрее, чем слон пьет воду. Мне пришлось поторапливаться, чтобы догнать его, и я опять упустил возможность оплатить чек. На самом деле мне вовсе не хотелось устраивать третий раунд, но, чтобы не посрамить честь родной страны, я должен был заплатить, по крайней мере, за один тур. На этот раз я приготовил деньги заранее и был настроен решительно, так что мне удалось оплатить выпивку. Всё это время м-р Шеппард непрерывно развлекал нас бесконечными анекдотами. Он был человеком, который везде побывал и всё повидал, и он мог говорить об этом бесконечно, с шармом и забавным юмором. До Второй мировой войны он много лет мотался в Европе по делам, потом вернулся домой и занялся оптовыми поставками стекла.
Я не слишком хорошо запомнил его истории. Австралийское пиво - славная вещь: две бутылки - и вы думаете, что вы Старина Кенгуру. Три бутылки - и вы готовы вырывать фонарные столбы с корнем и дубасить ими полицейских. Я остановился на трёх бутылках.
Американское пиво - хороший прохладный напиток для жаркого дня, но оно не заслуживает названия "пиво". Это всё болезненные последствия Сухого Закона. Пока я не побывал в Австралии, я всё никак не понимал, почему говорят, что австралийцы не пьют почти ничего, кроме пива. Для этого есть три причины: их пиво, импортированное виски и их собственное виски. Импортное виски слишком дорогая выпивка для всех, кроме богатых, а их, так называемое местное виски - бракованный антифриз для радиаторов, который разлили в бутылки. Но их пиво - это подлинный сок радости, вещь, которая заставит проповедника танцевать. Это также объясняет, почему австралийские солдаты так сражались, и почему они были такими дерзкими с сержантами.
Я никогда больше его не пробовал.
В конце концов, нам пришлось распрощаться с м-ром Шеппардом. Прощание было душевным и несколько расплывчатым, и м-р Шеппард заверил нас, что использует все свои связи, чтобы достать для нас место на пароходе из Новой Зеландии в Штаты. Как мы добрались обратно, я не помню. Помню, как поднимался по трапу, и в ушах стоял гул, потом поел от души и сразу же лёг спать.
Жители Сиднея убеждены, что у них есть самая красивая гавань в мире и самый длинный мост. Они неправы по обоим пунктам: Рио-Харбор гораздо красивее, а мост Золотые Ворота длиннее, как по длине висящего пролёта, так и по общей длине. Есть ещё мосты, которые больше Сиднейского моста, как ни измеряй - например, Ферт оф Форт Бридж в Шотландии или Мост Джорджа Вашингтона. На мой взгляд, Сиднейский Мост отнюдь не образец исключительно красивого моста (хотя, должен признаться, у меня предубеждение относительно висячих мостов). Если вы хотите точно знать, как он выглядит, взгляните на Хелл-Гэйт-Бридж, это его брат-близнец, только размер поменьше - примерно две трети от Сиднейского Моста.
Вот только не поднимайте эту тему в барах Сиднея - это будет небезопасно. Они всем сердцем верят, что у них есть самый большой мост и самый красивый порт в мире.
Это на самом деле очень красивый порт и огромный, красивый и впечатляющий мост. Гавань находится в углублённом устье реки, очень неправильной формы, с множеством бухт, ручьев и заливов. В результате, похоже, что весь Сидней выходит окнами на эту великолепную гавань, многие жилые кварталы стоят прямо на воде. В самом городе много пляжей, на некоторых из них лучшие в мире места для серфинга... возможно, лучшие - если вы любите большие, могучие водяные валы и не возражаете против акул. Сиднейцы не возражают: они выбираю риск поплавать с акулами (люди гибнут от них здесь каждый год) и предпочитают самые большие волны. Все сиднейцы толпятся на пляже каждый выходной, чтобы поплавать, устроить карнавал серфингистов, или просто поваляться под солнцем на песочке.
В Сиднее мы довольно быстро сошли на берег, а дальше всё пошло куда менее удачно. Иммиграционные формальности были не слишком длинными, портовый врач снова осмотрел только наши запястья (я так и не выяснил, зачем они это делают), и мы прошли через таможню без излишних заморочек. Брайан Сэлт, который стоял прямо позади нас в очереди, был вынужден прождать ещё час, потому что таможня закрылась на обед, но мы проскочили раньше. Большинство наших попутчиков угодили в эту ловушку, а нам повезло.
Вот эта практика закрывать таможни на обед, чай и тому подобное - суть зло, которого любой стране лучше бы избегать во всех крупных внешних портах. Первое впечатление от страны визитёр получает на таможне. Он, как правило, устал, перенервничал, голоден, по крайней мере, подсознательно напуган, и зачастую вполне обоснованно торопится. Если его вынуждают в течение часа или более томиться в ожидании в каком-то (как правило) мрачном сарае, в котором всюду таблички "не курить", а мест, чтобы сесть, зачастую ни одного, в то время как мелкие чиновники отправляются на обед, он, скорее всего, будет испытывать патологическую неприязнь к этой стране, и всё дальнейшее пребывание в ней вряд ли скрасит первое впечатление.
У таможни не больше причин закрываться на обед, чем у автозаправок, телефонных станций или любых других пунктов обслуживания. С интересом и гордостью я отметил, что, когда мы, наконец, вернулись в Соединенные Штаты, мы прошли таможню без малейшей задержки, хотя мы прибыли туда прямо посереди обеденного перерыва, в 12:30. Я очень надеюсь, что пункты во всех внешних портах США работают в таком же режиме. Администрации государственной службы организовать пересменку на обед не сложнее, чем частной фирме. Большинство стран тратят огромные суммы денег, пытаясь создать себе хорошую репутацию за рубежом, и при этом совершенно бездарно теряют её из-за таких вот мелочей. Я надеюсь, таможня США, через которую мы возвращались - самая типичная для нашей страны.
Пройдя таможню в самый последний момент, мы, видимо, исчерпали остатки своего везения. Изначально мы планировали остаться в Австралии почти на месяц, но из-за того, что мы не смогли получить проезд к западному австралийскому побережью, наш график поломался, и у нас оставались только жалкие девять дней до нашего отъезда в Новую Зеландию. Я всё ещё хотел бы улучить время, чтобы проехаться по глубинке и увидеть внутренние области страны... возможно, даже принять одно из многочисленных приглашений, которые мы получили, и пожить на какой-нибудь ферме. Но для этого мы должны были за неделю или около того поменять наши билеты до Новой Зеландии.
Зарегистрировавшись в "Hotel Australia", мы поспешили в офис Объединённой Пароходной компании Новой Зеландии, чтобы обменять билеты. Я не ожидал, что будут какие-то проблемы, поскольку два больших пассажирских судна поддерживали почти регулярное паромное сообщение между Сиднеем и Новой Зеландией, отплывая примерно каждые шесть дней.
Кассир нашёл нашу бронь, но когда я предложил сдвинуть её на неделю позже, он покачал головой.
- Я ничего не могу вам обещать на оставшуюся часть сезона. Максимум, что я могу сделать, это занести вас в лист ожидания.
Я подумал и предложил:
- Может быть, у вас была пара, которая хотела уплыть в день, который заказан у нас, но им пришлось перенести отплытие на неделю?
- Ну, да, возможно, но я не понимаю, как это нам поможет.
- На самом деле вам и не придется ничего делать. Если вы дадите нам список, или давайте, мы его скопируем, тогда я смогу войти в контакт с теми людьми и узнать, не захотят ли они поменяться.
Он покачал головой.
- У нас так не делается. Если вы отказываетесь от брони, кто-то из листа ожидания на этот день займёт ваше место. Вы просто потеряете место.
- То есть, вы не позволили бы нам поменяться с кем-то, отплывающим седьмого?
- К сожалению, да.
Я обдумал это. Конечно, мы всегда могли купить билет на самолёт, но я не хотел предлагать Тикки 1400-мильный перелёт через океан. Она скорее позволит вырвать себе зуб, чем полетит самолётом. Я знал, что полёты над водой её и в самом деле приводят в ужас.
Ну, что ж! Если девять дней - это лучшее, чем мы располагали, пусть будет девять дней. Я знал, что могу уговорить её полететь над землей. В промежутках между самолетами и поездами мы могли бы увидеть довольно много Австралии. Это было бы тяжело, но нам многое удалось увидеть в Африке при таком же напряжённом графике, и совсем не важно, если к моменту отплытия мы совершенно вымотаемся. Я ответил:
- Мы будем держать нашу бронь. У вас есть план судна?
Он вынул схему.
- Вот ваша каюта.
Это было внутреннее помещение без ванны, и оно выглядело довольно маленьким. Тикки спросила:
- А у вас нет номера с ванной?
- О, нет, нет ни одного.
- Но вот здесь, что это такое? - спросил я, показывая пальцем.
- А? О, это каюты de-luxe. Я не могу предложить вам одну из этих.
- Почему нет?
- Потому что они заказаны. Все места заказаны. Вы получили самый последний резерв.
В его последнем замечании крылась уловка, которую я распознал. Бесспорно, вполне возможно, что время от времени может встречаться полностью забронированный рейс, но чисто статистически невозможно, чтобы это случалось так часто, как об этом говорят. Зачастую это просто означает: "Заткнись и считай, что тебе повезло".
Так что я решил уточнить:
- Мы отправили денежный залог за бронирование по почте из Соединенных Штатов в ваш главный офис в Новой Зеландии почти шесть месяцев назад. Правильно ли я вас понял, что все эти наружные каюты с ваннами были в этот момент уже заказаны?
Он пожал плечами.
- На самом деле я не могу это утверждать. Я знаю только то, что наш офис ни одну из них мне не предоставил.
На это мне нечего было сказать.
- Ладно, мы берём её, - я вынул пачку дорожных чеков. - Сколько это стоит?
- О, я не могу выдать вам билет сегодня.
- Почему нет? Вы его зарезервировали, у меня здесь квитанция на аванс, а вот деньги за расчёт.
- Но вы не оплатили свой подоходный налог. Не так ли?
- Подоходный налог? Что вы имеете в виду?
Он терпеливо объяснил:
- Я не могу продать вам билет на выезд из страны, пока вы не подали налоговую декларацию о доходах. Это же очевидно.
- Подоходный налог! Да ведь я только что прибыл в вашу страну - мы сошли на берег два часа назад. Когда бы мы успели заработать тут хоть какие-то деньги?
Он пожал плечами.
- Таков закон.
Я слышал, что Тикки начинает закипать и вот-вот швырнёт в него что-то тяжёлое, поэтому успокаивающе наступил ей на ногу.
- Хорошо, - согласился я. - Что мне делать, и куда идти?
Нам повезло хотя бы в том, что у него нашлись под рукой нужные бланки. Так что мы, не отходя от кассы, снова прошли через все набившие оскомину ритуалы: возраст, пол, гражданство, семейное положение, домашний адрес, временный адрес, род занятий, продолжительность проживания, и дюжина других, ещё более бессмысленных, вопросов. Это отняло у нас меньше времени, чем уходило на декларацию по подоходному налогу у нас дома - по той причине, что большинство записей в ней были: "нет", "не был", "не имел". Наконец мы их сложили, подписали и заверили.
- Куда нам их теперь отправлять?
- Вы можете оставить их у меня. Вы говорили, что остановились в "Hotel Australia", не так ли? Когда у вас появится разрешение на выезд из страны, Компания оставит там для вас сообщение.
- Вы хотите сказать, что всё ещё не можете продать нам билет?
- Нет, пока эти бумаги не обработают, конечно же, нет.
- И сколько времени это займет?
- Это не должно занять много времени, я думаю, не более трёх-четырёх дней.
- Э-э... ну, тогда, спасибо. Вы были очень терпеливы.
- Не за что.
Я сделал глубокий вдох, выкинул из головы проблему подоходного налога и перешёл к следующему вопросу, попытке обеспечить проезд из Новой Зеландии в США. У Объединённой Пароходной компании были суда, которые ходили этим маршрутом, но они отказались оформить наш заказ из Штатов и вернули наш залог, заявив, что они не могут бронировать на столь отдалённую дату, кроме того, письмо в весьма туманных выражениях сообщало о том, что, хотя наши имена и внесены в список очередников, но от этого нам много пользы не будет, поскольку новозеландцам, видимо, нужны свободные места. Я ответил им письмом, в котором попросил внести ясность по этому вопросу, но они проигнорировали мою просьбу.
Так что теперь я спросил кассира, не слишком на что-то надеясь, о нашем заказе билетов из Новой Зеландии в Штаты. Он отправил нас к другому клерку, где нам сказали, что никаких заказов им не поступало. Не было наших имён и в списке очередников, насколько показывали имеющиеся у них записи. Я попросил у них, чтобы они по возможности уведомили главную контору о том, что мы прибыли, и что нас по-прежнему интересует этот вопрос. Мы можем внести предоплату?
Нет - но клерк пообещал написать письмо в центральный офис. Возможно, когда мы доберёмся до Новой Зеландии...
Мы уехали со списком судоходных компаний, суда которых ходили к нашему Западному побережью - или в Канаду, Гавайи, или Панама-Сити. Мы даже поинтересовались о судах до западного побережья Южной Америки, потому что начали понимать, что ситуация складывалась отчаянная, но таких не было ни одного. Всё выглядело так, будто нет никакого торгового сообщения между Южной Америкой с одной стороны, и Австралией с Новой Зеландией с другой, даже при том, что они граничат друг с другом через Тихий океан.
Получить наши подтверждения по подоходному налогу заняло отнюдь не "три или четыре дня", это заняло всё время нашего пребывания в городе. В результате мы так и не смогли выбраться из Сиднея дальше, чем на один день пути туда и обратно; наша самая длинная поездка составила около четырёх сотен миль и даже не позволила нам пересечь Большой Водораздельный хребет, который идёт параллельно восточному побережью, нигде не выходя за пределы прибрежных районов, географически это область эвкалиптовых лесов.
Каждый день мы начинали с того, что звонили в Объединённую Компанию, спросить о подтверждении по подоходному налогу и наших билетах. Каждый день нас просили перезвонить на следующий день. Потом мы бродили по местным достопримечательностям, за исключением первого понедельника - он прошёл в скитаниях от одного агента пароходства к другому, в попытках найти какое-нибудь плавсредство (любое, от плота до подводной лодки), которое отвезёт нас в любой из портов на другой стороне Тихого океана. Не нашлось ни одного.
Наверное, я зря сказал "ни одного", поскольку однажды у нас появился очень перспективный, на первый взгляд, вариант, оказавшийся в итоге пустышкой: фактически предлагалось плыть длинным кружным путём через Манилу и Гонконг, а затем обратно через Тихий океан на лайнере "Coronia" компании "Cunard"[08], который совершает Тихоокеанский круиз из Лондона. Агент сделал паузу, чтобы выяснить, какая будет стоимость проезда на ту часть круиза, которая была нам нужна. Спустя какое-то время он поднял голову и радостно сказал:
- Вам лучше будет присесть.
- Что, настолько дорого? - спросил я. Я грубо прикинул в уме, исходя из количества дней, которые мы пробудем на судне и того, что я знал об обычных тарифах первого класса. У меня получилось 2000 $, или, возможно, на несколько долларов больше, т.е. почти вдвое дороже стоимости перелёта домой, но оно того стоило, учитывая, то, как Тикки относится к полётам над океаном. Так что я морально приготовился услышать внушительные числа.
- Чуть более семи тысяч долларов, - сказал он.
Я моргнул.
- Я не хочу покупать корабль, я всего лишь хочу на нём прокатиться.
- Да-да, я знаю. Это фантастическая цена. Я бы такую не заплатил.
- Да и я тоже. Это за пределами моей ценовой категории. Что они там за это предлагают? Танцовщиц? Фазана на завтрак?
- Ну, это - роскошное судно. На нём есть бассейн, танцы вечером и тому подобные вещи.
На "Ruys" был и бассейн, и танцы вечером, и тому подобные вещи, но никто не надувал щёки по этому поводу. Из любопытства я изучил план судна. На "Coronia" был бассейн, на вид не намного больший, чем на "Ruys"... вот только на него претендовало в десять раз больше пассажиров. Все прочие "предметы роскоши" были представлены в том же скудном масштабе, по сравнению с широкими мерками "Ruys". Это была плавающая ловушка для дурачков. Семь тысяч долларов, подумать только!
-Хм... - сказал я. - Не могли бы вы кое-что сделать для меня? Передайте им, чтобы они взяли свою "Coronia", свернули её в трубочку и засу...
- Роберт! - резко сказала Тикки.
Тикки была права. Агент был хорошим парнем и, похоже, его не меньше чем меня потрясло их грабительское отношение к клиентам. Поэтому я поблагодарил его, и мы уехали.
Вторая ложная тревога произошла из-за судна, владельцы которого не страдали манией величия. Оно собиралось в Панаму, достаточно приемлемое место назначения, оттуда мы могли бы лететь домой, а может быть, нам даже удалось бы поймать старый добрый "Gulf Shipper". Главный офис компании находился в Новой Зеландии, а кассир, очень милая леди - в сиднейском офисе, она не могла нам сказать положительно, что места есть, но любезно согласилась попытаться заказать билеты через главный офис.
- Хорошо! - согласился я. - Давайте, мы подождём, пока вы им позвоните.
- Простите? Вы сказали "позвонить"?
- Конечно. Отсюда есть телефонная связь с Новой Зеландией, или нет?
- Ну... вообще-то есть, - признала она.
- Тогда давайте сразу им позвоним. Разумеется, я готов оплатить звонок - возможно, я не ясно дал это понять.
- Но я не могу позвонить им.
- Почему нет? Вот телефон прямо у вас на столе. Просто позвоните им, и мы всё сразу выясним.
Бедная женщина, похоже, перевозбудилась от моей настойчивости. В конце концов, мне пришлось говорить уже с её боссом. Там, где она приходила в волнение, он оставался мягок, но он был твёрд, как скала в своём отказе разрешить звонок в главный офис.
- Авиапочта прекрасно с этим справится, мой дорогой друг. Мы отправим её прямо сейчас и всё узнаем очень скоро, возможно, завтра.
Я объяснил, что стоимость междугородного телефонного звонка значит для меня намного меньше, чем возможность забронировать место прямо сейчас.
- Вполне возможно, что сегодня кто-то позже может зайти в офис в Новой Зеландии и забронировать последнюю доступную каюту на этом судне. Я не хочу этим рисковать. Это слишком много для меня значит.
Он нахмурился, потом улыбнулся, казалось, он был озадачен моей глупостью и немного удивлён тем, что я хотел предложить нечто, настолько очевидно неправильное, даже при том, что я был американцем.
- Но мы не можем, понимаете? То есть, у нас так не делается. Мне очень жаль.
На этом всё и встало. Телефонный звонок не был сделан. Мы, американцы привыкли звонить на расстояния в два раза большие, чем от Сиднея до Новой Зеландии, так же небрежно, как звоним в бакалею на углу, звонить по любым вопросам бизнеса, достаточно важным, чтобы оправдать незначительные расходы на звонок, или просто, чтобы узнать о здоровье родственника, если уж на то пошло. Филиалы звонят в центральный офис по нескольку раз в день, именно так у нас ведутся дела.
Но, похоже, в Австралии всё обстоит иначе. И моя готовность оплатить расходы никак не повлияли на результат: здесь просто не звонят в главный офис. Так не принято.
Мы надеялись совершить быструю поездку по глубинке, начиная со вторника, но эта волокита продержала нас в Сиднее ещё два дня... причём совершенно напрасно, поскольку контора в Новой Зеландии отклонила нашу просьбу. Тогда мы подумали, что за оставшиеся два дня в неделю ещё сможем хотя бы съездить в Мельбурн, пока наше разрешение по подоходному налогу ходит по инстанциям. На этот раз нас остановила не бюрократическая волокита, событие, у которого один шанс на тысячу: в тот день в Мельбурн прибывала Королева Елизавета. А это просто-напросто означало, что в отелях Мельбурна свободных мест не было и не могло быть в принципе... плюс толпы, плотные как на Марди Гра, плюс битком набитый общественный транспорт.
Так мы никуда и не выбрались из Сиднея. Я думаю, что бы случилось, если бы мы сошли на берег во Фримантле, пересекли континент на поезде и прибыли в Сидней за пару дней до запланированного отплытия? Нам бы позволили сесть на наше судно и покинуть страну? Или нас бы продержали там, пока наши нули и прочерки в налоговой декларации не вернулись бы с проверки? Я не знаю, но у меня нет причины думать, что австралийский бюрократ ради кого-нибудь сдвинется с места, даже если человек окажется в безвыходной ситуации. Подозреваю, что всё было бы как с тем телефонным звонком, который "совершенно невозможно" было сделать. (Мне всё ещё интересно, попали бы мы на то судно, если бы не потеряли целый день из-за переписки.)
Эта бредятина с подоходным налогом для туристов, которой балуются в Австралии и Новой Зеландии, заставила меня задаться вопросом, а нет ли в нашей собственной стране таких же бессмысленных, пожирающих время и нервы процедур, поэтому я по нашему возвращению поинтересовался в налоговой службе. Ничего подобного у нас не делается - ни по старому законодательству, ни по новому (1954 года). Нерезиденты-иностранцы, туристы и прочие визитёры, которые ещё ничего не заработали в Соединенных Штатах, не обязаны никому сообщать о своих подоходных налогах, ни письменно, ни устно - вообще никак! Всё, как и должно быть.
Тем не менее, в целом нам Австралия понравилась. Посетив Брисбен и Сидней с окрестностями, мы на самом деле увидели ту часть Австралии, где живёт более половины её населения, хотя мы так и не побывали на "соляных промыслах в центре Австралии", где Жёлтая Собака Динго гоняется за Стариком Кенгуру. Мы видели два из трёх крупнейших городов и не нашли, что они не хуже американских городов таких же размеров. Сельская местность вокруг этих двух городов была великолепна. Мне всё время казалось, что мы едем вслед за ландшафтным дизайнером, который всё перестраивает на нашем пути, доводя пейзаж до полного совершенства и красоты. И мне остаётся только признать, что любое, произвольно выбранное место в пределах ста миль вокруг Сиднея (дальше мы не выбирались) превосходит по красоте любой кусок сельской местности в США, за исключением нескольких областей, которые откровенно рекламируются как места паломничества туристов.
И, раз уж мы заговорили о недостатках Австралии, давайте перечислим некоторые другие, которые привлекли наше внимание. Отель, в котором мы остановились, был не слишком хорош, да австралийцы и сами с готовностью признают, что местные отели так себе. "Hotel Australia" величиной и возрастом сравним с Нью-Йоркским "Commodore", он - лучшее, что может предложить Сидней, чем вряд ли может похвастаться "Commodore" в Нью-Йорке. Но "Commodore" гораздо лучше расположен и неизмеримо лучше в части обслуживания и кухни. Цены в "Commodore" примерно в полтора раза выше, что делает "Hotel Australia" довольно дорогим, если учесть уровень прочих цен в Сиднее, и очень дорогим по сравнению с подобными отелями за пределами Нью-Йорка.
Нет необходимости перечислять здесь все недостатки Австралии, но вот несолько типичных: нас поселили в номере, похожем на железнодорожный туннель с одиноким окном в дальнем конце. Единственное зеркало для бритья висело довольно далеко от раковины, что превратило процесс бритья в череду оздоровительных физкультурных упражнений. Кровати... ладно, не буду о кроватях; мы всё равно почти не спали. Кухня в отеле была вполне адекватной, но скучной: меню никогда не менялось. Еда была доступна только строго по расписанию, и поздний завтрак в номере воскресным утром был столичной роскошью, о которой здесь не слыхали.
Это был "лучший" отель в Австралии, не так чтобы плох, но и не слишком хорош. Основная причина, по которой отели в Австралии так плохи (а обычно они гораздо хуже, чем тот, в котором мы были) - это система лицензирования торговли спиртными напитками. Отель - это, прежде всего бар. Прибыль делается за счёт пива, проданного в баре, жильё и еда поставляются только для того, чтобы выполнить требования закона. Вторая, менее важная причина находится в правах, которыми обладают профсоюзы: влияние профсоюзов в австралийской политике настолько огромно, что это удивило бы американских профсоюзных боссов, а права профсоюзов, о каких в большинстве регионов США и мечтать не могли, здесь воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. На мой взгляд, они взяли хорошую вещь и пользуются ею в своих интересах, причём таким образом, что она не приносит никакой реальной пользы членам профсоюза и только вредит всем остальным.
Например, я попытался получить стакан воды в ресторане, и совершил ошибку, попросив его у обычного официанта в зале. А по правилам профсоюза ни он, ни его помощник, не имеют права наливать воду в стаканы - вода является "напитком", с ней должен работать или сомелье, или вообще никто. Но бармен в тот момент был не доступен. Я видел пустые стаканы и графины с водой не далее, чем в десяти футах от нас, но официант буквально боялся к ним прикоснуться: такое обслуживание не было разрешено его профсоюзной классификацией.
По закону бакалею нельзя легально приобрести в выходные дни. Это ставит в жёсткие рамки работающих домохозяек. Конечно, есть бакалейные "бутлегеры", которые торгуют через открытые задние двери магазинов - по более высоким ценам. Мы заходили в такой с одной домохозяйкой из Сиднея, это напомнило мне подпольные пивнушки времён Сухого Закона.
Однажды, когда мы с Тикки осматривали достопримечательности в Сиднее, мы решили сдвинуть обед и подождать, пока не закончится перерыв на бизнес-ланч, поскольку Сидней - это такое место, где ровно в полдень более миллиона людей пытаются набиться в рестораны. Поэтому мы ждали, пока закончится час пик, и поэтому мы, в итоге, остались без обеда - едва полуденный наплыв народу закончился, рестораны немедленно закрылись. Ещё одно профсоюзное правило.
Этот список можно продолжать долго, пока он всем не надоест, так что давайте считать, что эти примеры помножены на всё, что вы могли вообразить, и ещё на многое, чего, вы, к счастью, никогда бы не подумали об этой стране. Я хочу сказать, что мы уже много раз убедились в том, что короткое рабочее время вполне совместимо с высокой производительностью и хорошим обслуживанием. Но люди, снижающие нормы труда и раздувающие штаты в Австралии, похоже, этого не знают. Последний раз с подобным контрпродуктивным подходом мы столкнулись, когда уезжали из Австралии. Наше судно пыталось поймать отлив и оставалось смотать последний канат - и тут у докеров наступило время сделать "перекур", полуденный перерыв посреди рабочего дня ради одной сигареты. Наш капитан обратился к ним, попросив людей в виде любезности отложить "перекур" на двадцать минут и поднять последний оставшийся канат на борт. Бесполезно - правила, правила, имеющие силу государственного закона, предписывали делать перерыв именно в этот час. Так что судно упустило отлив.
Конечно же, любой нормальный человек предпочтёт съехавшему с катушек юнионизму Австралии крепостничество, которое существует в России и Южной Африке. Но между ними есть золотая середина, которая учитывает все интересы - и мы гораздо ближе к ней, чем Австралия.
Однако, большинство австралийцев кажутся более чем довольными таким положением вещей. Я узнал от корреспондента одной из Сиднейских ежедневных газет, что во время работы репортёрам не разрешается водить ни свой, ни даже служебный автомобиль; и когда он выезжает сбирать свои новости, его должен везти в служебной машине профсоюзной шофёр. Я сказал ему, что это кажется мне глупой тратой рабочей силы. В ответ он мне довольно сухо сообщил, что я говорю о вещах, в которых не разбираюсь, и что любое другой порядок "вобьёт клин в систему" и уничтожит их права. Они все обожают рассказывать про этот "клин" и используют его для оправдания своих самых смехотворно непродуктивных методов. Я допускаю, что применению подобных методов можно было бы найти оправдание где-нибудь на перегруженном Манхэттене, но Сидней - не Манхэттен; движение здесь не настолько плотное, как в любом американском городе сопоставимых размеров. Если продолжить логически этот так называемый принцип, то он потребует, чтобы каждого человека, который должен перемещаться во время работы - сантехника, агента по недвижимости, молочника, полицейского, коммивояжера, строительного инспектора и т. п., сопровождал водитель, который больше ничем бы не был занят. Применение такого правила сократило бы рабочую силу в США на несколько миллионов, не принеся при этом никому никакой выгоды.
Но я не сомневаюсь, что это именно то, чего они пытаются достичь в Австралии. Запомните того официанта, который не мог налить стакан воды.
Это совсем не похоже на способ поднять уровень жизни в той или иной стране.
Мы, как обычно, постарались увидеть трущобы в Сиднее. Трущобы Сиднея очень похожи на наши собственные, не хуже и не лучше - к стыду обеих стран. Но я заметил две интересные и угнетающие вариации по сравнению с нашим образцом. Мы видели жилища, или человеческие берлоги, которые полностью находились под землей, за исключением отверстий для вентиляции - их трудно назвать окнами - проделанных в склоне. Мы видели также самые узкие ряды таунхаусов, какие только можно себе вообразить, восемь футов в ширину и пять этажей в высоту. Трудно было себе представить, как внутри такого здания смогли установить лестницу, и почему вообще построили такие нерентабельные структуры в первую очередь, даже если их возводил в качестве многоквартирных домов сам господин Скрудж: соотношение паразитной структуры к арендуемой площади в таком здании нарушает все пропорции.
Но в целом в Австралии было не слишком много такого, что стоило бы критиковать. Тикки сообщила мне, что дамские комнаты были худшими из тех, что она когда-либо видела - не просто примитивные, но и равномерно покрытые грязью. В мужских туалетах я увидел почти то же самое, но я видел и похуже в Соединенных Штатах. Жильё в целом было старомодно и скучно, всюду чувствуется тот же самый 1910-й год. Общественный транспорт в Сиднее почти такой же дрянной, как и в Лос-Анджелесе. Но недостатки подобного калибра можно найти в любой стране; даже в нашей собственный любимой стране встречаются разные шедевры.
Мы ни разу не сталкивались с намеренной грубостью и хамством, о которых нас предупреждали разные люди (и даже сами австралийцы). Но мы довольно часто встречались с наивной, почти детской манерой говорить всё, что думаешь, не задумываясь о том, как это может воспринять слушатель, черта, которую можно было бы посчитать за хамство, если бы она не была столь простодушна. Например, наши самые близкие друзья в Австралии сообщили нам, что они надеются, что в грядущей войне будут бомбить Соединенные Штаты, а не Англию - так как "теперь ваша очередь". Я признаю, что это пожелание было продиктовано определённой холодной логикой, но им просто не пришло в голову, что мы, как одна из мишеней, не могли радоваться той роли, которую они для нас выбрали.
В другой раз наш хозяин за обедом выразил своё восхищение Соединёнными Штатами и сказал, что он желал бы, чтобы Австралия присоединилась к ним в качестве сорок девятого штата. "Вот только, - добавил он, - я боюсь, что если мы так и сделаем, нас захлестнёт поток американских туристов, и уже не будет никакого способа не пускать их". Разумеется, он знал, что мы - те самые американские туристы.
Но эти замечания были сделаны без всякого злого умысла; ораторов потрясло и убило бы на месте, если бы мы указали им на их неумышленную грубость. Мы выслушали множество подобных замечаний, но ни одно из них не говорилось с намерением причинить боль.
Другой обычай тоже показался мне наивным, но нисколько не грубым. Отмечать, что окончил университет, при знакомстве с кем-то, в Австралии, похоже, вполне обычная вещь; обладать степенью бакалавра любого вида, по всей видимости - достаточно редкая вещь, чтобы оправдать упоминания о ней. У нас тоже принято прицеплять "доктора" к имени любого, обладающего докторской степенью. У них действительно очень мало (по нашим меркам) учреждений, присуждающих степени, для их численности населения. Правда, я не смог отыскать сравнительной статистики относительно выпускников колледжей. Тем не менее, очевидно, что привилегия учёбы в колледже здесь ценится более высоко, чем у нас.
Американским книгам и журналам запрещён въезд в Австралию, что является обычной практикой в Содружестве. Оправдывают это курсом обмена доллара, хотя печатное слово и не самая важная доля внешней торговли. Такое положение вещей на самом деле нам совсем не вредит в том, что касается торговли (я сам зарабатываю на жизнь как раз подобной торговлей), но, как мне кажется, оно весьма вредно для обеих стран тем, что отрезает нас друг от друга; это серьёзное и уродливое препятствие на пути свободного общения.
И поскольку количество местных печатных изданий не настолько велико, чтобы поддерживать литературный труд как профессиональное занятие, прилавки газетных киосков и книжных магазинов завалены самым удивительным мусором, какой только можно найти. Представьте себе, что на наших прилавках лежали бы только религиозные журналы и комиксы - ни "Harper's", ни "Time", ни "Saturday Evening Post", ни "Scientific American".
Но давайте поговорим о хорошей стороне Австралии, поскольку нам здесь действительно очень многое понравилось. Во-первых, сами люди удивительно симпатичны, несмотря на то, что могут брякнуть что-то, о чём лучше бы было промолчать. Во-вторых, культура в целом здесь на высоте, в ней многое значит социальная справедливость, в её основе лежит уважение человеческого достоинства, и она нацелена на то, чтобы жить и бороться за свободу. Даже разочарования, порождённые дурацкими методами профсоюза (они ужасно раздражают!) порождены самыми благими намерениями по отношению к обычному человеку.
И, наконец, сама земля, что мы видели, великая и прекрасная, достойная любови, а здешние птицы и животные просто замечательны!
Сиднейский Зоопарк является одним из лучших в мире. Чтобы добраться до него, вам нужно пересечь гавань на битком-набитом небольшом пароме, который берёт на борт только пассажиров, никаких автомобилей. А поскольку здесь гордятся своим относительно новым мостом и уделяют ему пристальное внимание, я делаю вывод, что концепция автомобильных паромов, похоже, так и не достигла Австралии. До того, как мост был построен, тут считалось само собой разумеющимся, что автомобиль можно использовать либо на одной стороне залива, либо на другой стороне, но ни в коем случае на обеих одновременно. Возможно, в этом, проявилась некоторая слабость австралийского темперамента, то, что местные жители слишком склонны принимать недостатки и неудобства как само собой разумеющееся. Их далеко не послушный дух быстро загорается при потере ожидаемых привилегий, но сложности, к которым все привыкли, здесь, похоже, расценивают как природные явления, такие, как погода. Возможно, правительство знало, что делает, когда запрещало американские журналы, поскольку из-за них австралийские домохозяйки могли перестать мириться с тем, что здесь называют "кухнями".
От остановки парома к вершине высокого холма, где расположены главные ворота зоопарка, ходит трамвай; а маршрут обратно под гору вы можете выбрать любой, завершив его посадкой на паром. В зоопарке очень красивые парковые насаждения, где богато представлены образцы со всего мира, но нам интересна была в первую очередь, конечно, австралийская фауна, которую не часто встретишь в других местах. Было много коал, но их нельзя было ни потрогать, ни даже посмотреть с близкого расстояния, и это заставило нас действительно порадоваться, что мы посетили Святилище Лон-Пайна. Зато нам повезло увидеть утконоса. Их не легко увидеть даже в зоопарке, поскольку они большую часть светового дня проводят в своих норах. Но мы видели, как он выбрался наружу и подъедал червей со дна своей кормушки.
Утконос во плоти ещё более невероятен, чем нарисованный в книге; он выглядит так, будто его собрал таксидермист с извращённым чувством юмора. Утиный нос, откладывание яиц, меховая шубка и грудное вскармливание молодняка - он как будто специально создан с целью вызывать нервные срывы у таксономистов.
У утконоса, видимо, нет ни хорошего зрения, ни острого обоняния. Дно бачка было щедро устлано червяками, но утконосу было ужасно трудно их находить. Он неловко ткнулся вперёд, упустив всё, что было под носом, и жадно уплетал то, что было перед ним. Тикки отчаянно сигналила ему и пыталась указать на ошибку, но её усилия не возымели никакого эффекта, видимо, потому что она плоховато владеет языком утконосов.
Австралийские птицы так же причудливы, как австралийские животные. Эму, казуар и чёрный лебедь, птица-шалашник, волнистый попугайчик, и кукабурра или "зимородок-хохотун" - все они выглядят достаточно экзотически. Весь континент был птичьим заповедником, отрезанным от остальной планеты, веками у птиц в Австралии было немного естественных врагов, и царство пернатых процветало. Нам с Тикки они все понравились, но нашими фаворитами стали райские птицы. Описывать райскую птицу обычно столь же бессмысленно, как разбирать поэзию, и в любой хорошей энциклопедии будут куда полезнее её цветные фотографии. Но я всё же хочу упомянуть об одном экземпляре.
Мы медленно прохаживались мимо клеток, любуясь калейдоскопом узоров и цвета, поражённые захватывающей дыхание яркой красотой, и читали названия - "Великая Райская птица", "Райская птица кронпринца Рудольфа", "Райская птица короля Саксонии". А потом мы подошли к клетке, где было написано просто: "Великолепная Райская птица".
Там была маленькая пичужка не больше малиновки, ни яркой окраски, ни пышного оперения; мы заподозрили, что тут произошла какая-то ошибка - не было сомнений, что её просто посадили сюда временно, не потрудившись поменять табличку, потому что она, конечно же, не могла быть "Великолепной", и казалось маловероятным, что это вообще райская птица.
И вот он увидел нас, взволнованно защебетал и поспешил к передней стенке клетки. Там была небольшая жёрдочка, на расстоянии не больше фута от наших носов; он уселся на ней, встряхнулся, и начал своё выступление.
Он был великолепен. Это единственное подходящее слово. Он был самым изголодавшимся по аплодисментам артистом, какого я когда-либо видел, в его репертуаре было всё, разве что не хватало "Shuffle Off to Buffalo"[09]. Сначала он вздыбил перья на шее вокруг головы. Он выдержал паузу, чтобы мы могли им восхититься, затем убрал воротник и распушил все свои перья, увеличившись в размерах раза в четыре.
Одна из великолепных райских птиц. Их оказалось так много, что я не нашёл точно подходящую по описанию
Затем сдулся и раскрыл молнию на своём животе. Именно так это и выглядело - как обычная застёжка-молния. Перья разошлись в стороны вдоль прямой лини около четверти дюйма в ширину и открыли яркое, переливающееся цветами радуги, исподнее.
Он дождался взрыва смеха, сделав паузу, достойную Бэрримора, затем закрыл молнию и открыл клюв. Внутренняя часть его рта была окрашена в цвета яркой парижской зелени.
Он закрыл его, немного подготовился и выдал кульминацию своего выступления: он спел для нас.
Это было невероятно, истерически плохо. Я бы мог взгромоздиться на жёрдочку и спеть лучше, хотя меня в своё время выгнали из нескольких квартетов самого низкого пошиба. Но он был абсолютно уверен в себе, словно какой-нибудь Марио Ланца. И мы аплодировали и кричали ему "браво!".
Он самодовольно посмотрел на нас, вышел на поклон и на бис, прогнав всю свою программу ещё раз без изменений. Мы снова поаплодировали и с сожалением собрались идти дальше, как вдруг оказалось, что у него на бис был заготовлен ещё один, специальный номер, совершенно сногсшибательный. Он подпрыгнул, развернулся в воздухе на сто восемьдесят градусов и приземлился спиной к нам - после чего он снова прогнал ту же самую программу (включая песню гвоздя по ржавому железу) спиной к аудитории. И на этот раз мы обнаружили, что подкладка его воротника была ярко-жёлтой. Я думаю, он не хотел, чтобы мы это пропустили.
Он пробежал своё выступление спиной к нам дважды, заканчивая всё той же ужасной песенкой, а потом улетел. На этом шоу закончилось, и мы не смогли выманить его обратно. Мы тихо уползли оттуда, сознавая, что побывали в обществе гения.
Аквариум в Сиднейском зоопарке является одним из лучших и, возможно, самым лучшим в мире. В дополнение ко всем обычным мелким экспонатам и многим необычным, в нём есть бассейн с восьмифутовыми акулами, достаточно большой, чтобы комфортно их содержать. В другом огромном бассейне у них плавает гигантский скат площадью около пятнадцати квадратных футов. Они вырастают и намного больше, чем этот, но данный экземпляр был достаточно большим, чтобы вызвать ужас и отвращение. В аквариумах много осьминогов, и мы увидели, как сошлись двое больших. Нет-нет, я имею в виду именно драку, а не то, что вы подумали. У этой породы невозможно ошибочно принять любовь за боевые действия - способ, при помощи которого осьминоги получают маленьких осьминожиков, ещё более нелеп, чем у рыб. Как-нибудь поинтересуйтесь им - вы будете поражены.
Этот зоопарк заслуживал, как минимум, недели тщательного изучения, но мы должны были спешить, чтобы успеть на последний паром.
Мы сами, без гидов побродили в центре Сиднея, вокруг Большого Сиднея нас прокатили на машине Вол и Лора Моулзуорт, а с Брайаном Фоли мы объездили сотни километров по окрестностям Сиднея. Вол преподаёт в Университете Сиднея, Брайан - партнёр в литературном агентстве. Это было типичное проявление гостеприимства, которым мы с удовольствием воспользовались. И хотя в тот день, когда мы уезжали из дома, мы никого не знала в Австралии, тем не менее, я не припомню, чтобы мы хоть раз в Сиднее, исключая день нашего прибытия, ужинали без какой-нибудь компании. Австралийцы не показались нам ни холодными, ни сдержанными.
Поездки по городу включали и визит на Ботани-Бей, образ из песен и факт из истории пенитенциарной системы. Этот широкий, мелкий, непривлекательный залив никогда не был местом отбывания заключения; в 1788 году он был назначен местом дислокации Первого флота, но фактически флот квартировался в шести милях к северу, там, где сейчас расположен Сидней. Окрестности и сам Ботани-Бей теперь - сплошные яхтенные доки, лодочные верфи, лёгкая промышленность, магазины подержанных автомобилей и загородные дома.
Поездки за город были нескончаемой чередой великолепных видов и музыкальных топонимов на языке аборигенов, таких как Йеррандери, Буррагоранг, Вуллондилли, Вуронора, Вуллонгонг. К северу и югу от Сиднея - бесконечные надменные скалы и прекрасные пляжи; внутри страны - сплошные холмы, невысокие горы и каньоны. Мы видели там знаменитые папоротниковые деревья, живые окаменелости каменноугольного периода.
Несмотря на не такие уж незначительные неудобства, когда пришло время, мы совсем не хотели уезжать. Но Австралия подготовила для нас ещё один великолепный образец бюрократизма, специально для тех визитёров, которые мешкают с прощанием. В приложении к нашим билетам, когда они, наконец, соизволили их выдать нам, оказалось уведомление о том, что мы должны подать заявку на получение экспортной лицензии от Банка Содружества Австралии (эквивалент нашего Федерального Резервного Банка), если хотим вывезти с территории страны какие-то суммы, будь то наличными или в дорожных чеках. Я был в курсе ограничений, установленных для наличных денег, и планировал наши расходы соответственно, но вторая категория была сформулирована так, что включала в себя и американские дорожные чеки.
Тикки предложил скрыть наши чеки American Express и это дело проигнорировать. Идея мне нравилась, но я сомневался насчёт практической её реализации; чиновники в порту знали, что у нас должны быть с собой какие-то средства, и если мы не покажем им лицензию на экспорт, то у нас немедленно возникнут проблемы. Поэтому я занялся получением лицензии.
Казалось, это будет не слишком трудно, так как филиал Банка Содружества находился прямо в нашем отеле. Я пошёл туда. Они с интересом изучили мои бумаги, обсудили их и решили, что ничего не могут для меня сделать. Они предложили, чтобы я обратился в главный офис банка.
Мне повезло: офис был меньше, чем в получасе езды отсюда. Я отправился туда, отстоял в очереди в валютное окошечко, в итоге был отправлен кассиром к одному из менеджеров банка. Менеджер рассмотрел мою проблему и заявил, что мне вообще не нужно было обращаться с этим в банк, а вместо этого я должен подняться на восьмой этаж, в инспекцию торговых и экспортных лицензий. Чтобы туда попасть, мне надо выйти из банка, свернуть за угол, найти вход в офисное здание и подняться на лифте. Я свистнул свою собачью упряжку и рванул туда; это приключение начало меня увлекать.
Офис, в который меня послали, оказался не совсем тот, но это было близко, близко. Отдел, который на самом деле занимался подобными вопросами, оказался на том же самом этаже. К тому времени утро уже прошло (а наше отплытие в 3:00 приближалось полным ходом), и человек, которого я хотел видеть, ушёл на обед. Разумеется, никому кроме него не разрешалось ставить печать на мою форму, такие вещи можно было делать только одним, правильным способом.
Впрочем, ожидание составило едва ли тридцать минут, а вернувшийся чиновник оказался весьма предупредителен. К тому времени у нас оставалось всего лишь сорок семь дорожных чеков, и не должно было уйти много времени на то, чтобы провести их инвентаризацию, перечислить их по номиналу и номерам и заполнить остальные бланки; за полчаса всё это было сделано. У банковского служащего вызвал некоторые сомнения тот факт, что часть чеков была выписана на мое имя, а часть на имя Тикки, но, так как её тут не было, а наш корабль отплывал в самое ближайшее время, он закрыл на это глаза и составил лицензию, на которой упоминались оба наших имени, и выдал её мне, предоставив мне разрешение вывезти за пределы суверенного Австралийского Союза бумажки, на которых было указано, что я заплатил свои доллары компании "American Express", находясь в штате Колорадо, США.
Я поспешил обратно в "Hotel Australia", где в лобби меня дожидалась Тикки. Она сидела там, следя за нашим багажом, и думала о том, что со мной случилось. Мы давно уже вынуждены были освободить наш номер - отели в Содружестве не придерживаются доброго обычая откладывать приёмку номеров по просьбе гостя, который съезжает после назначенного времени, поэтому она осталась сидеть с нашим багажом в надежде, что я вернусь через десять минут или около того.
Но эта накладка стоила нам немного: из-за неё мы всего лишь остались без ланча.
[01]Сиреневое десятилетие - период 1890-х годов, назван так в связи с открытием первого синтетического анилинового красителя розовато-лилового цвета, совершившего переворот в производстве.
[03]Two Up - предельно простая игра. Кто-то кидает две монетки по одному пенни, а остальные делают ставку, что выпадет: два "орла", две "решки" или "орёл" и "решка".
Профессиональное устройство для игры в "Двушечку".
[04] Крайне интересно было бы услышать, что Хайнлайн сказал бы по поводу нынешних планов правительства Австралии уничтожить два миллиона кошек.
[05]"Polly want a cracker" - "Cocky wants a cup of tea" - Русский вариант фразы в годы моего детства звучал как "Петруша хороший".
[06]Старый Кенгуру - персонаж сказки Киплинга, валлаби - род мелких сумчатых из семейства кенгуровых.
[07]У.К.Филдс (1880-1946) - американский комик, актёр, фокусник и писатель.
[08]"Cunard" - старинная британская судоходная компания, работает на направлении Северной Америки.
[09]Shuffle Off to Buffalo - популярная песня Аль Дубина и Гарри Уоррена для музыкального фильма "42-я улица" 1933 года. См. эпизод с песней на тюбике.
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-01.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-03.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-04.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-05.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-06.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-07.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-08.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-09.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-10.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint11/tr-11-02.jpg)