Хайнлайн Р. : другие произведения.

Глава 9. Мы знакомимся с восточным сервисом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

[Глава 10]

Глава 9. Мы знакомимся с восточным сервисом

  

  

 []
Отель "Раффлз" 1950-е

     Мы избавились от депрессии, навеянной Южной Африкой, очень быстро, плавание через Индийский океан в Сингапур было почти идиллически приятным. Погода была теплой, без жары, море было спокойным, движение корабля - почти незаметным. К этому времени мы приобрели некий статус и стаж, и нас пригласили к столу капитана. Тот день, когда мы впервые поднялись на борт "Ruys" и были запуганы её размерами и роскошью, напуганы оживлёнными, хорошо одетыми пассажирами, которые смотрели сквозь нас, тот день казался далёким и уже каким-то маловероятным. Мы стали старожилами, которые пробыли на корабле дольше, чем кто-либо другой, исключая пару из Буэнос-Айреса. Мы поднялись почти на уровень владельцев судна, и мы наслаждались своим новым статусом.
     Толпа пассажиров первого класса уменьшилась примерно вдвое и ещё уменьшилась за счёт индийцев, которые держались вместе, и франкоязычных маврикийцев, которые вели себя похожим образом. Но каждую ночь по-прежнему были танцы, фильмы, "скачки", бинго или разные общественные мероприятия; каждый вечер перед ужином были вечеринки с коктейлями; было купание, спортивные состязания, безделье и долгие сиесты днём. И было трудно помнить, что где-то там, за широким голубым горизонтом в джунглях умирают люди, в ООН осуществлялось право вето, а планета в целом неуклонно приближалась к тому, что грозило обернуться финальным Армагеддоном. Под килем проплывал доисторический континент Гондвана, а я проиграл чемпионат Индийского океана по криббиджу - Джон Ллойд подрезал вальта, когда был мой первый счёт, и я верняк выходил. Такие вещи нужно запрещать законом!
     Джон был молодым англичанином, только что из Оксфорда, который поднялся на борт нашего судна в Африке. Молодой, симпатичный, обходительный и неизменно добродушный, он был ценным приобретением для любой компании. Когда Тикки сказал ему, что его кушак должен быть не бордовый, а оттенка "Dubonnet"[01], он тут же согласился, снял его и выбросил за борт, после чего возобновил танец, не переставая улыбаться. (Тикки потеряла дар речи.) Мы узнали, что он, как и его отец, был членом оксфордского клуба "Бездельников Гонфала", посвященного сидению на ступеньках перед одним из местных зданий и "наблюдению за прекрасными творениями господа нашего".
     - Женщинами, вы имеете в виду? - спросил я.
     - О, да, но не обязательно. Просто "прекрасными творениями господа нашего".
     - Походит на "Клуб Трутней" П. Дж. Вудхауза.
     - Не совсем то. Хотя, должен согласиться, что некоторым из членов "Клуба Трутней" будут рады в "Бездельниках".
     Для того, чтобы претендовать на членство в "Бездельниках" после представления нужно было дать себя арестовать во время вечера "Гребных гонок"[02] и провести ночь в тюрьме. Последнее требование, как пояснил Джон, выполнить было совсем не просто - потому что прокторы Университета каждый вечер "Гребных гонок" дежурили в полицейском участке, готовые взять на поруки всех молодых джентльменов, которые слишком шумно их отмечали; необходимо было изменить свою внешность, акцент, лексикон и манеру поведения так убедительно, чтобы проктор с многолетним опытом работы не признал в нарушителе студента Университета и не укрыл его под крылом освящённого веками иммунитета.
     Еще одним важным приобретением нашей компании стали Берт и Молли, двое австралийцев, которые сидели с нами за столом капитана. Берт в течение последних пяти лет работал лесоводом в Продовольственной и Сельскохозяйственной службе при Организации Объединенных Наций, катаясь по всему миру. Его последняя работа состояла в том, чтобы обследовать потенциальные возможности долины Амазонки, а теперь они возвращались домой, чтобы купить плантацию в Квинсленде. Берт и Молли были такими же стопроцентными австралийцами, каким Джон был англичанином, это проявлялось во всём - в акценте, в словаре и в манере поведения. Берт утверждал, что все австралийцы с годами становятся похожими на кенгуру; он продемонстрировал это нам, взяв в качестве примера себя и свою жену.
     - У них вырастают длинные, заострённые носы, торчащие уши, большие светло-карие глаза, и грушевидные зады. Это можно легко заметить, если присматриваться.
     (Когда мы добрались до Австралии, мы не могли не вспомнить его слова - и нам действительно показалось, что он был прав. Сила внушения, без сомнения.)
     Ещё были Эрл и Марианна, из Принстона, Буэнос-Айреса, и Каракаса. Эрл был инвестиционным банкиром по профессии и адептом йоги по убеждениям; он мог сесть в полную позу лотоса, а потом встать на голову - и это, заметьте, на палубе движущегося судна. Если вы думаете, что это легко, попробуйте выполнить хотя бы первую часть: сесть на пол и свернуться в лотос, чтобы подошвы обеих ног легли вывернутыми вверх на ваши колени. Если вы после этого сумеете развязать себя и уйти без посторонней помощи, считайте, что вы готовы получить лицензию новичка.
     И, конечно же, сам капитан, которому удавалось проявлять себя радушным и гостеприимным хозяином, продолжая оставаться очень требовательным капитаном судна. "Ruys" всегда был вылизан от носа до кормы и прекрасно функционировал, а его капитан всегда был готов танцевать ночь напролёт, и его стол, как правило, опаздывал на ужин минут на тридцать, потому что через десять минут после гонга, капитан застенчиво улыбался и говорил:
     - Тумаю, у нас эсть фремя ещё тля отного танса.[03]
     И мы соглашались.
     Были незначительные трения, конечно же, такие, как с южноафриканцами, которые требовали объяснить, почему мы так мало платим за их золото, с людьми, которые читали нам лекции о том, как мир станет совершенно безопасен, если Соединенные Штаты просто воздержатся от попыток начать новую войну, и люди, которые всё американское находили очень уж странным и отталкивающим. Мы с Тикки пытались избегать подобных бессмысленных дискуссий, но иногда нас загоняли в угол. Один южноафриканец потребовал от меня объяснить, почему американцы упорно предпочитают издавать эти свои забавные звуки вместо того чтобы говорить по-английски?
     Он сам говорил на каком-то региональном диалекте, который я не смог определить, и который едва мог понимать, но я изображал вежливость, которой не испытывал, попытался объяснить, что американский язык - это независимая вариация английского, с собственным правописанием, произношением и правилами. Это показалось ему глупым. Тогда я спросил его, какому английскому акценту, по его мнению, мы должны подражать? - Йоркширскому, оксфордскому, кокни, девонскому, или ещё какому? Это завершило дискуссию, ни в чём не убедившую ни одного из нас.
     Соединенное Королевство демонстрирует гораздо более широкие вариации произношения на одном маленьком тесном острове, чем у нас на континентальном просторе. Меня всего корёжит от попыток относиться свысока к нашему американскому произношению.
     Тикки разругалась вдрызг с одной англичанкой. Эта женщина, исследуя один из аспектов нашей экономики, категорически заявила:
     - Вы действительно хотите сказать, что должны платить за лекарства и стационар? Какой кошмар! Почему у вас нет государственной медицины?
     Тикки прожгла её взглядом.
     - Мы не можем себе этого позволить! Мы вынуждены были оплачивать британскую систему здравоохранения!
     Я пытался внушить Тикки необходимость сохранять самообладание во время провокаций, но боюсь, она никогда не сможет претендовать на работу с Государственным Департаментом.
     Но у меня есть подозрение, что её неприличные гиперболы[04] содержат вполне обоснованную критику большей части нашей программы иностранной помощи. Стоит задуматься, а действительно ли мы получаем её денежный эквивалент в большинстве случаев?
     Мы сделали только одну стоянку, длившуюся от рассвета до заката на Маврикии. Маврикий - место, которое я, должно быть, пропустил, когда изучал географию в детстве - оказался большим и густонаселенным островом. Он экспортирует сахарный тростник и импортирует всё остальное. Язык французский, флаг британский, а население в подавляющем большинстве индийцы. Это ещё один из тех странных кусков недвижимости, которую Англия приняла под своё крыло во времена Наполеоновских войн, да так и не отпустила, как Тристан-да-Кунью, и, если уж на то пошло, саму Южную Африку. Доминирующее французское население - в основном роялисты; они, похоже, искренне верят, что восстановление короны Бурбонов исправило бы все беды во Франции. Я их веры не разделяю, но и возражать не хочу, потому что сомневаюсь, что что-то может ухудшить сложившуюся ситуацию. Порт-Луи хорошо оборудован и красив, но весь переполнен судами; "Ruys" пришлось встать на якорь, и мы добирались до берега на катере. Владельцы магазинов, таксисты, менялы и тому подобные в основном индийцы-мусульмане; полевые рабочие - индусы; на лицо они похожи, но терпеть друг друга не могут.
     Я поменял южноафриканские фунтов на маврикийские рупии, и мы наняли такси. Рупия, похоже, стоит около девятнадцати центов, но трёхходовый обмен валют для меня настолько сложен, что я не мог бы его обсчитать без логарифмической линейки - и даже если меня обманули, я об этом никогда не узнаю. Думаю, что в конечно итоге нас не слишком ободрали, потому что аренда машины на день для четверых, обед, пиво, бакшиш и катер обошлись нам менее восьми долларов с каждого.
     Порт-Луи - живописный и чистенький небольшой городок, состоящий из узких улочек и булыжников. Мы оставили его и прокатились вокруг острова, который в основе своей один большой, давным-давно потухший вулкан. Раньше его покрывали тропические леса; теперь весь он, за исключением примерно пятой части, расчищен и занят посадками. Что касается климата, то достаточно сказать только одно: что жители острова в самые тяжелые месяцы сбегают от жары в Дурбан, если могут себе это позволить - тогда как дурбанцы, в свою очередь, перебираются по той же самой причине в Трансвааль или Кейптаун.
     Мы остановились, чтобы посмотреть ботанические сады, которые оказались красивыми, старыми и очень пышным. Тикки счастливо носилась кругами, делая стойку на разные образцы, и извергая латынь, я опознал манго. В загоне ползали гигантские черепахи, которые были очень похожи на знаменитых галапагосских черепах и выглядели почти столь же большими. Тут нас начали доставать москиты, и я настоял, чтобы мы шли дальше - на Маврикии есть малярия.
     Весь день мы натыкались на религиозные процессии: это был фестиваль "Кавади"[05] тамильских кули-индуистов. Кто или что этот самый Кавади, что он сделал или что это означает - я так и не узнал, и мой интерес в попытке уловить смысл в этом действе был значительно охлаждён тем фактом, что центральной фигурой в каждой процессии был "святой человек" с шампурами, продетыми насквозь через обе щеки. Чтобы полюбоваться на разные идиотские поступки, совершённые во имя религии, мне не надо выезжать за пределы моего родного города, и всё же большинство из них выглядят, в самом худшем случае, безопасными для здоровья. Нанесение себе увечий, как мне кажется - совсем другое дело. Меня выводят из себя так называемые религии, которые их практикуют, и я бы не потрудился изучать их притязания разве что из нездорового любопытства.

 []
Шествие в день Кавади Аттам на Маврикии

     Нас, тупых жителей Запада, всё время призвают изучать изысканные духовные красоты индуистской религии и философии, и я с готовностью признаю, что часть их религиозной поэзии читается вполне прилично. Но я утверждаю, что отвратительное поведение многих из этих предположительно "святых людей" избавляет нас от какой-либо интеллектуальной обязанности относиться к этим вещам серьёзно. Никакие ханжеские рассуждения не смогут объяснить подобное поведение ничем, кроме патологии.
     Эти парады расхаживали по улицам и на лоне природы, где тамилы собирались под деревьями и складывали цветы перед образами. Их молитвы, выступления, и гимны звучали для нас чуждо, но тут царила атмосфера пикника воскресной школы, ещё более воскресная, чем у настоящих воскресных школ - дети повсюду сновали под ногами, лишь немного сдерживаемые своими торжественными, одетыми в сари матерями. Я заметил кастовые отметки на лбах и спросил нашего водителя, что они означают. Но он был мусульманином и не только не разбирался, но и глубоко презирал подобные вещи.
     Наш водитель отвёз нас в симпатичный отель высоко в горах, где нас ждал превосходный ланч... правда, после обеда мы узнали, что отель отказался накрыть для него стол даже в подсобке или на хоздворе, только потому, что он не был "европейцем". Это привело нас в бешенство, но мы ничего не могли с этим поделать. Мы убеждали его поехать и остановиться где-нибудь в другом месте, где он мог бы поесть, но он только пожал плечами и сказал, что он подождёт.
     Но у его сына, внука или племянника, вероятно, когда-нибудь будет собственный отель. Солнце сахибов в тех краях клонится к закату.
     Мы проехали по краю потухшего кратера, грандиозное зрелище хрестоматийного совершенства - а потом спустились обратно в Порт-Луи. Наше судно отплыло ближе к вечеру. День был потрачен не зря, но Маврикий не то место, которое я захочу увидеть ещё раз.
     Мы пересекли экватор без церемоний и повернули в Малаккский пролив, двинувшись на Сингапур. После нескольких дней в пустынном море мы внезапно оказались среди оживлённого движения, окружённые множеством небольших островов, с Суматрой по правому борту. Я был удивлён таким большим количеством огней, видимых на суматранском побережьи в ночное время и это впечатлило меня куда больше, чем цифры во "Всемирном Альманахе": эти острова очень густо населены. Мы думаем о них, как о джунглях, и так оно и есть, но все они населены намного плотнее, чем Штаты... сопоставимо с Нью-Джерси, а не с Вайомингом, например. Я думаю, что, возможно, самое сильное впечатление, которое мы привезли с Дальнего Востока, это огромная проблема демографического давления. Это будет нашей головной болью, самой большой проблемой, ещё долго после того, как здесь забудут коммунистов, и я понятия не имею, что с ней делать. Может случиться так, что у неё нет иных решений, кроме как вернуться к древним, трагическим испытаниям голодом, эпидемиями и войной.
     На это многие бойко поспешат заявить "контроль над рождаемостью". На самом деле это не решение проблем, а просто кусок словесной магии, наподобие "Бог подаст". Но Бог не подаст, и контроль над рождаемостью не будет работать в этом масштабе сколько-нибудь заметно, по очевидным причинам образования и экономики, и по намного более глубоким причинам человеческой психологии и химии тела, которые мы не в полной мере понимаем. Однажды я видел шуточное объявление о новом способе истребления тараканов; устройство состояло из двух деревянных брусков: поместите таракана между ними и крепко сожмите.
     Контроль над рождаемостью столь же эффективен - отлично работает в розничном масштабе и бесполезен на оптовом уровне.
     Так что перестаньте ругать разные религии за неприятие ими контроля над рождаемостью. В долгосрочной перспективе и религиозное противостояние, и гуманистическая поддержка контроля над рождаемости так же не важны и столь же безрезультатны, как молитвы о дожде; цифры на этой планете продолжают расти, и сегодня за завтраком за стол сядут снова на пятьдесят пять тысяч людей больше, чем было накануне утром, на двадцать миллионов больше в этом году, чем в прошлом, и каждое десятилетие их добавляется больше, чем всё население Соединенных Штатов.
     Иногда можно увидеть истории, в которых эту проблему "решают" путём эмиграции на другие планеты. Хотел бы, чтобы это сработало, но этого не случится. О, когда-нибудь мы будем колонизировать другие планеты, это так же верно, как завтрашний восход солнца. Но это вообще не окажет никакого влияния на проблему демографического давления на нашем собственном прекрасном и трагическом шарике. Даже чтобы просто остановить прирост, не получив послабления ни на дюйм, мы должны были бы убедить или принудить отправляться на небеса почти по шестьдесят тысяч человек каждый день, каждый год. Оставьте за скобками психологическую проблему, предположите, что она будет решена - силой, если хотите. Физическая проблема останется: ​​мы умеем строить космические корабли, но мы не можем построить их так много. Нам не хватит стали, алюминия, урана, или чего-нибудь ещё, имеющегося на планете, чтобы построить достаточное количество космических паромов для того, чтобы вывозить ежедневный прирост населения и продолжать это делать, день за днём ​​, год за годом.
     Настоящая проблема Дальнего Востока не в том, что тут многие люди стали коммунистами, а в том, что тут вообще так много людей!
     Говоря это, я несколько забегаю вперёд, потому что тогда мы ещё не видели Сингапур, где я впервые понял смысл слова "изобилует", ни Джакарту, особенно Джакарту. Мы прибыли в Сингапур рано утром, и моим собственным первым впечатлением от него, был крик Тикки:
     - Эй! Смотри!
     Мимо нашего иллюминатора всего в нескольких футах проплывал ребристый парус китайской джонки. Дальний Восток сам приплыл к нам с доставкой на дом. И хотя я знал, что эти забавные паруса и странные кораблики столь же современные, как атомный котёл, моё подсознание ассоциировало их с косицами на париках и старой вдовствующей императрицей, воспринимая как нечто из давних эпох. Разумеется, мы поспешили накинуть на себя одежду и высыпали на палубу - смотреть на джонки.
     Прибытие в порт сопровождалось обычными заморочками, некоторые из них были необходимыми, некоторые - сомнительными. Как обычно, капитанский ужин и прибытие в порт почти совпали по времени, между ними удалось урвать не более трёх часов сна. Как обычно портовый врач хотел видеть нас именно в тот момент, когда мы были на завтраке, а сотруднику иммиграционной службы потребовалось наше присутствие в то время, как мы упаковывали вещи, а в счёте от стюарда обнаружилась серьёзная ошибка, которую нужно было исправить. Ещё нужно было раздать чаевые персоналу: главному стюарду, старшему стюарду, стюардам в обеденном зале, стюарду каюты (нам было жаль расставаться с несравненным Квай Яу), боям на палубе, ночному дежурному и т.д. А ещё смена адресов для писем, сообщений, телеграмм - в общем, мы зарегистрировались в отеле "Raffles" уже после десяти.
     Там нас дожидался кубический фут почты, по большей части деловой переписки, и я сел, чтобы в ней разобраться и распределить по степени важности, в то время как Тикки занималась нашим поселением. Примерно через пять минут я поднял глаза и раздражённо спросил:
     - Ты уже распаковала вещи?
     - Нет.
     - Тогда не начинай. Сначала я хочу узнать, не могут ли нас переселить нас в более тихий номер.
     В номере, е котором мы оказались, на самом деле всё было превосходным: спальня, гостиная и ванная и туалет, но он оказался на первом этаже и прямо на углу здания, а в десяти футах снаружи находился светофор. Каждый раз, когда переключался свет, шум движения лился то из одного окна, то из другого. Движение в Сингапуре плотное, бурное и шумное. Сингапур расположен чуть выше экватора, и климат здесь устойчивый жаркий и влажный, будто тебя окунули в тёплую овсянку. Маленькие человечки с молоточками играли "Hammer Ring"[06] у меня в голове, и я начал понимать, что мне нужно было отправиться в постель сразу после Капитанского Ужина, вместо того чтобы прощаться и пить отходные со всем кораблём. Мой моральный и боевой дух отнюдь не улучшила нервотрёпка при высадке на берег, перетаскивании багажа и пропускания его через таможню, а ещё меньше поспособствовал инцидент на выходе. Когда таможенник поинтересовался, есть ли у нас ещё что-то, что бы мы хотели объявить, Тикки посмотрела ему в глаза и произнесла:
     - Два фунта героина.
     Его глаза полезли на лоб, а потом он решил расценить это как шутку, глухо рассмеялся и сказал:
     - Да, да, несомненно! - и не стал нас обыскивать. Но я выдохнул, только когда мы оказались снаружи и уселись в такси.
     После этого я сделал глубокий вдох, чтобы запастись воздухом, и выпалил:
     - Послушай, рыжая бандитка, ты знаешь, что мы могли из-за твоих шуточек попасть в большую беду?!
     - Ерунда! У меня не было никакого героина.
     - Конечно, конечно, тут тебе всё сошло с рук. А если бы он оказался одним из тех миллионов, которые презирают американцев? А если бы он захотел преподать тебе урок, чтобы ты научилась уважать чиновников Её Величества, что тогда?!
     Тикки пробурчала нечто грубое и неуместное относительно чиновников Её Величества. Имея мало уважения к облечённым властью у нас дома, она, похоже, инстинктивно полагает, что за рубежом сама идея каких-то властей слишком наглая и, вероятно, неконституционная; дух Бостонского чаепития в ней всегда только ждёт подходящего момента, чтобы выскочить, как чорт из коробочки.
     Для меня это были вовсе не шутки. Я всерьёз был обеспокоен тем, что её своенравие могло выскочить в самый неподходящий момент и вовлечь её или нас обоих в такие неприятности, какие американский консул не сможет разрулить. Она вела себя как вымышленная героиня романа, которая упорно творит что-то глупое и опасное, что в последствии предоставляет герою возможность проявить героизм. Но я-то вовсе не герой! Я обычный мужчина средних лет в очках, у которого нет никаких связей в заграничных портах и никаких трюков Одинокого Рейнджера в рукаве.
     - Послушай, детка, - сказал я устало, - мы всё это уже проходили. Неужели ты не понимаешь, что у него были власть и право продержать нас там ещё три или четыре часа, пока не обыщет нас и наш багаж с помощью зондов? Тебе хотелось бы, чтобы тебя там раздели догола? "
     - Пусть бы только попробовал! - она наклонилась вперёд, чтобы отклеиться от спинки сидения. - Хотя, конечно же, погода для этого сейчас самая подходящая...
     В общем, к тому времени, когда мы добрались до отеля, мои нервы были натянуты до звона. Шумы уличного движения и парниковая жара в нашем номере оказались невыносимыми последними соломинками. Я разыскал менеджера, невозмутимого индийца, и рассказал ему о своих проблемах.
     Он показал мне несколько номеров, все они по той или иной причине оказались не лучше, чем тот, в котором мы оказались. Затем он с заметной неохотой показал мне тот, который подходил. Я занял его и поспешил обратно.
     - Есть успехи? - спросила Тикки.
     - Да. Хватай кошелёк; мы выходим в город. Они перетащат наш багаж, пока мы гуляем.
     - А что насчёт нашего нового номера? Я могу на него взглянуть?
     - Пока не бери в голову. Это наверху и совсем с другой стороны отеля, в нескольких кварталах отсюда. Всё в порядке, посмотришь, когда вернёшься. Давай, пошли скорей, посмотрим город.
     Она пошла с неохотой, но вскоре, едва мы сели в такси и поехали, забыла о смене номеров. Сингапур, один из "Семи Злачных Портов", вероятно, самый удивительный город из всех, какие мы в нашем кругосветном путешествии... хотя мы не видели большую часть изнаночной стороны со швами наружу, которая формирует основу для романтической беллетристики. Ни опиумных притонов, ни красивых евразиек, которых держат в плену в интернациональных борделях, ни зловещих агентов доктора Фу Манчу или (гораздо более вероятных) агентов Чжоу Энь Лая. Все три перечисленных выше пункта, плюс нож под рёбра в каком-нибудь тёмном переулке вполне доступны (я в этом уверен) в Сингапуре, но они не привлекают внимание супружеских пар среднего класса, путешествующих в компании друг друга, и избегающих неосвещённых мест.
     Даже без них Сингапур - это сплошной аттракцион и Марди Гра год напролёт. Миллион человек утрамбованы здесь на коротком отрезке набережной, подходящей самое большее для пятидесяти тысяч. Это китайский город, несмотря на Юнион Джек над головой и то, что он в тысяче с лишним миль от собственно Китая. Здесь живут всего двенадцать тысяч европейцев, в основном государственные служащие и торговцы, четверо из пяти жителей китайцы, а пятый - тоже азиат, какого-то другого сорта.
     Собственно говоря, весь город - это одна трущоба, настолько тесно тут все сидят другу у друга на головах. Но он такой живой, такой веселый, так полон кипучей энергии, что его близость к трущобе совсем не угнетает. Тут есть общепризнанные трущобы на береговой линии, лачуги, построенные из мусора и заселённые людьми, у которых нет ни горшка, ни окошка, и есть много, много узких глухих переулков, которые являются трущобами, в том смысле, в каком этот термин используется в Чикаго или Нью-Йорке. И есть "хорошие" улицы, но даже они настолько забиты, чтобы выглядят трущобами для любого, кто больше привык к горам и прериям. Они выглядят трущобами даже на фоне бесконечных кварталов съёмных квартир в наших крупных городах. Первое, что сказала Тикки, когда мы свернули с бульваров на набережной в сам город, было:
     - О, смотри! У них тут всё увешано флагами. Интересно, что они празднуют?
     На второй взгляд оказалось, что то были не флаги. Поперёк кишащей толпами торговой улицы, куда мы выехали, домохозяйки вывесили своё бельё, нанизанное на бамбуковые палки, которые торчали из каждого окна. Большинство одежд были яркими, и результат выглядел очень весело, но таким он вышел случайно и снова и снова повторялся изо дня в день.
     Сингапур - это местом для шоппинга. Вы можете купить тут что угодно; они продадут вам вашу собственную шляпу, если вы положите её на прилавок. В городе полно торговцев, которые только и ждут, чтобы поторговаться за сверхсокровища Дальнего Востока, промышленные товары с Запада или их превосходные копии из Японии и других стран. Небольшая кучка новаторов, чтобы испортить всем настроение, торгует по фиксированным ценам, но их можно спокойно проигнорировать; для большинства покупка и продажа - по-прежнему радостная игра, в которой каждый пытается беззлобно перехитрить другого.
     Это подействовало на Тикки как свежая кошачья мята на кошку. В Южной Америке она так и не смогла приучиться торговаться: их магазины совсем как наши, а продавцы так обходительны, что предполагать, что цена безбожно задрана казалось крайней грубостью. Но в атмосфере криков и ругани Сингапурских базаров и ларьков она смогла проникнуться этим духом и получать от него удовольствие - да так, что я начал задаваться вопросом, что будет, когда мы вернёмся домой. Ведь теперь, если мясник скажет ей: "С вас три доллара и восемьдесят семь центов, пожалуйста", Тикки презрительно смерит его взглядом и ответит: "Что за глупости! Даю доллар с четвертью. Заверните!".
     Я сделал себе мысленную заметку поприсутствовать, когда это произойдёт - я хотел бы увидеть выражение лица мясника.
     Цены, даже фиксированные, действительно были до нелепости низкими. В целом на доллар Проливов здесь можно купить примерно столько же, сколько на доллар США у нас дома, но наш доллар стоит три доллара Проливов[07]. Тикки купила очаровательный маленький серебряный браслет ручной работы, китайская безделушка, сплетённая из серебряных нитей, за пять американских центов - и это в магазине с фиксированными ценами! Позднее, вещица аналогичного качества, приобретённая в "Royal Hawaiian Hotel" в Гонолулу обошлась нам в восемь долларов.
     Самое красочное место для покупок - Change Alley (Переулок Менял), узкий проход десяти футов шириной и длиной всего в квартал, но до отказа заполненный сотней стационарных лавчонок, бесчисленными уличными торговцами и тучами менял. Менялы обменяют вам любую валюту на любую другую, меняют прямо с рук, в то время как люди со всех сторон толкают их локтями, мгновенно выполняют сложные арифметические вычисления в уме и выдают вам результат, который вам лучше тщательно проверить, а потом не менее тщательно пересчитать деньги.
     После этого пересчитайте пальцы на руках. И пломбы в зубах.

 []
Change Alley 1950-е

 []
Change Alley 1962

 []
Change Alley 1989

 []
Change Alley 2004

 []
Change Alley 2015 - реконструкция

     В маленьких магазинчиках, образующих обе стороны Change Alley, вам продадут что угодно, от действительно ценных драгоценных камней или высококачественной резьбы по нефриту, до пластмассовых Будд, сделанных в Джерси-Сити. Между ними, почти перекрывая и без того переполненный и слишком узкий тротуар, расположились торговцы, разложившие товар на карточных столиках, ручных тележках или даже расстелившие прямо посреди улицы старую газету, чтобы хоть как-то защитить свою горстку товаров. Они тоже продадут вам что угодно от сытного обеда до открытки с поздравлением с китайским Новым годом или кольца с встроенными скабрезными картинками[08]. Впечатления - как от Кони-Айленда пополам с Вулвортом, в сочетании с сильным своеобразным ароматом. Я хотел бы бродить туту каждый божий день.
     Немного покупок и немного осмотра достопримечательностей - и подошло время вернуться в отель пообедать и осмотреть наш новый номер. Мы выбрали отель "Raffles" ещё будучи в Колорадо-Спрингс благодаря его известности в истории, легендах и литературе. Это действительно сказочный старинный особняк, роскошный во всех смыслах отель, насквозь древний, место, где так и ждёшь, что шпионы Е. Филлипса Оппенгейма[09] скрываются за каждой кадкой с пальмой.
     Мы забрали наш ключ на ресепшн, и я провёл Тикки через "всемирно известный пальмовый дворик" (так написано прямо здесь, на вот этой открытке), вверх по пролётам наружных лестниц и по галерее, которая привела к нашей комнате. Я впустил и стал наблюдать.
     Поначалу она ничего не сказала, она походила по номеру, рассматривая предметы и прикасаясь к ним. Гостиная была двадцать пять футов длиной, пятнадцать футов шириной и высотой около двенадцати футов, в ней была мебель из чёрного дерева, отделанная китайским красным лаком, несколько мягких кресел, столы, светильники, диван и буфет. На потолке - два электрических вентилятора. Помимо гостиной в номере была лоджия с двумя кушетками, большим причудливым баром и ещё несколькими мягкими креслами. Слева она переходила в не менее просторную открытую веранду, которая была щедро обставлена изящной садовой мебелью.
     Когда Тикки вернулась ко мне, её лицо было серьёзно, а глаза широко распахнуты:
     - Да, дорогой, а где мы будем спать?
     - Здесь, - ответил я и торжественно распахнул во всю ширину двойные двери - совсем как привратник у входа в кафедральный собор.
     Спальня была длиною в двадцать пять футов, такая же большая, как гостиная. В ней стояли две двуспальные голливудские кровати, стулья, два шезлонга, два огромных шкафа, гигантский туалетный столик и письменный стол представительского класса. В комнате были два кондиционера, по одному на каждом конце. За дверью была ванная комната, пятнадцать квадратных футов, выложенных плиткой.
     Оставалась ещё одна дверь, которую я не открывал, когда осматривал этот "номер". Мы нашли за ней служебную кладовку, которую не использовал никто, у кого есть бельевые верёвки, тазики и другие полезные, скромные вещи.
     Тикки вернулась в спальню, глубоко вздохнула и тихо сказала:
     - Но можем ли мы себе это позволить? Господи, да мы вообще сможем за это заплатить?
     - Держись покрепче на ногах. Этот так называемый "номер" стоит всего на три доллара в день больше, чем "минимальный" номер, в котором мы были. С такой разницей в ценах, я решил, что мы не можем себе позволить не насладиться восточной роскошью хоть раз в жизни - другого случая у нас никогда не будет.
     Тикки ахнула, внезапно уселась и начала хихикать.
     - Ты помнишь, - продолжал я, - сколько мы заплатили всего за одну комнату вдвое меньше любой из этих четырёх в Сан-Вэлли в прошлом году? Там одна комната без питания обошлась в ту же сумму, что здесь этот номер люкс плюс шесть приемов пищи в сутки.
     - Ты уверен, что тут нет никакой ошибки?
     - Тут нет никакой ошибки... но я никогда не видел более чёткого доказательства того, что наша собственная экономика не согласована со всем остальным миром: мы получили это слишком дёшево. Но я ещё не рассказал тебе окончание этой шутки. Менеджер отказывался показывать мне это место. Он дважды спросил, когда мы отплываем. Я ответил ему, что не знаю, но очень похоже на то, что в среду. Он торжественно покачал головой и сказал, что у него есть ещё один "номер", но он зарезервирован на среду.
     Тогда я предложил ему, что в случае необходимости он переселит нас во второй раз, после чего он, наконец-то, показал мне вот это. Последнее, что он сказал, было: "Вы же понимаете, что если вы возьмёте этот номер и решите остаться после среды, я должен буду переселить вас. М-р Рокфеллер всегда занимал этот номер, он зарезервировал его, и он будет ожидать, что он окажется свободен и на этот раз".
     Как оказалось, м-р Рокфеллер остановился в гостях у Комиссара Королевы и отменил свою бронь в гостинице, поэтому, хотя мы и не уплыли в среду, нам не пришлось переселяться. Мы чрезвычайно наслаждались, пользуясь "его номером", и вполне могли понять, почему он специально требует именно его.
     Вместе с номером мы получили Фу. Я думаю, что Фу был самым главным боем на этом этаже, но он заботился о номере люкс исключительно сам. Квай Яу познакомил нас с тем совершенством, которое китайцы могут проявлять в качестве домашней прислуги. Фу расширил этот уровень интеллектуальным, упреждающим обслуживанием, правда, с некоторыми своими индивидуальными очаровательными особенностями. Он был ростом четыре фута десять дюймов, а весил, наверное, сто фунтов вместе с униформой. Навскидку я бы дал ему шестьдесят, плюс-минус десять лет. Обычным выражением его лица была хорошо сдерживаемая ярость, которая изредка давала дорогу застенчивой и удивительно милой улыбке.
     Фу стойко переносил всякие глупости своих постояльцев. Он стремился прислуживать им должным образом, неважно, нравится им это или нет. Традиционно это называется "сохранять ​лицо", и это оно и было, но я предпочту сформулировать это другими словами: у Фу была твёрдая как сталь личная целостность, которая требовала от него ни больше, ни меньше, чем совершенства во всём, что бы он ни сделал, независимо от того, что об этом думает кто угодно.
     У нас с ним был очень маленький общий словарь, не совсем английский, не совсем пиджин, которого вполне хватало для решения бытовых вопросов. Первой муторной проблемой для Тикки стала сортировка одежды на требующую стирки и химчистки - всей, что у нас была, до последней ниточки, поскольку у нас не было ни малейшей возможности для химчистки после отъезда из Буэнос-Айреса, и мы в последние несколько дней до прибытия в Сингапур не могли послать белье в прачечную. Она была рада видеть, что тут существует круглосуточное обслуживание за 50-процентную наценку, показала Фу на её рекламу в билете, и самым тщательным образом объяснила ему, что мы хотим получить всё обратно на следующий день.
     - Слишком много денег, - ответил Фу.
     Тикки объяснила, что она знает, что это стоит дороже, но нам нужна эта одежда.
     - Когда вы уплываете?
     Тикки призналась, что наше судно не отплывёт до середины следующей недели, но снова повторила ему, что ей в любом случае нужно срочное обслуживание. Фу замолчал и, шатаясь, вышел с большей частью содержимого наших десяти чемоданов. Я оставил один костюм, нейлоновую рубашку и какие-то шорты, у Тикки было платье, в котором она сошла на берег и одно вечернее платье.
     На следующий день вернулись пара рубашек и некоторая часть нижнего белья - и больше ничего. На запрос Тикки Фу ответил:
     - Вторник!
     - Но я хотела их получить уже сегодня!
     Фу пожал плечами и ничего не ответил.
     Мы сумели обойтись тем, что у нас было. Мой единственный костюм начал пахнуть как медвежья подстилка, от меня лучше было держаться с наветренной стороны. Во вторник вернулось всё остальное. Фу принёс их, развесил костюмы, убрал бельё и предъявил Тикки счёт, ткнув в него пальцем и сказав с яростным ликованием:
     - Видите? Я сэкономил двенадцать долларов! (Доллары Проливов).
     Мы искренне поблагодарили его и не смеялись, пока он не ушёл. После этого мы с благодарностью надели чистую одежду.
     Мы прожили там два дня, прежде чем Фу прижал меня по поводу обуви. Я никак не мог привыкнуть к космополитическому обычаю оставлять свои туфли снаружи на ночь, чтобы их отполировали. На "Ruys" Квай Яу отметил это и позаботился о них по-своему: он каждую ночь выбирал одну пару и выставлял её сам, ни разу не сказав мне об этом ни слова. Подход Фу был иным. Он подошёл ко мне, задрал подбородок, смерил осуждающим взглядом и сердито сказал:
     - Сегодня вечером вы положите обувь за дверь спальни! Забудьте про коридор, только дверь спальни. Я вошел, получите!
     Он стал почти пунцовым и ткнул пальцем в мои ноги.
     - Ваши туфли слишком грязные!
     И я положил свои ботинки за дверь спальни.
     Несколько дней спустя мы с Тикки расслаблялись в нашем "номере" перед обедом. Мы привыкли, что Фу прискакивал по первому требованию, что он всегда прибегал раньше, чем успевал отзвенеть звонок. На этот раз впервые, когда я нажал на кнопку обслуживания, появился незнакомый китаец. Я спросил его: "А где Фу?" но не смог понять, что он мне ответил. Этот малый знал английский чуть-чуть, а я не владел кантонским вообще. Поэтому я сказал: "Неважно" и заказал напитки - без особого труда, поскольку такими интернациональными выражениями, как "джин-слинг" и "мартини" мы владели оба.
     Напитки прибыли через несколько минут. Приблизительно десять минут спустя появился Фу, в униформе. Нам удалось с ходу объяснить ему, что мне просто было нужно барное обслуживание, что его уже обеспечили, а больше мне ничего не нужно. И тогда Фу ушёл.
     На другой день я вспомнил об этом эпизоде и спросил Фу, что произошло. После определенного количества семантических сложностей мне всё стало ясно: незнакомый коридорный, едва понимавший английский, тем не менее, уловил, что я спрашивал о Фу - поэтому в город было послано сообщение, Фу тут же снова одел ливрею, оставил лоно семьи, и явился узнать, что мне угодно, хотя его время уже закончилось. Я попытался извиниться, он пожал плечами и закрыл тему.
     Мы вообще не давали ему чаевых, пока не собрались уезжать. Мы долго раздумывали над размером суммы, и, в конце концов, использовали формулу, которую рекомендовала одна международная нефтяная компания своим сотрудникам, останавливающимся в отелях Сингапура. К результату мы добавили процент, учитывающий тот факт, что от американцев ожидают чаевых на большую сумму, чем от всяких прочих, плюс процент за превосходный сервис, плюс сумму, которую он сэкономил нам на химчистке. В результате получились чаевые, щедрые по стандартам Сингапура, но скупые (в сопоставимых обстоятельствах) для Соединенных Штатов.
     Фу, на наш взгляд, остался ими вполне доволен. Но он тут же поспешно вышел и вернулся с коридорным боем, который выполнял уборку. Фу показал на него пальцем:
     - Он тоже хороший бой!
     Для этого у меня уже не было подходящей формулы, так что я торжественно вручил другому парню сумму, которая, как я надеялся, была уместной с учетом их относительных рангов. Из того, что в ответ Фу не прожёг меня взглядом, я заключаю, что он её одобрил
     Хотя наш сьют (с приложением в виде мистера Фу) был чрезвычайно приятен, мы проводили в нём совсем немного времени. Горсточка арахиса, которую мы скормили собачке в Монтевидео, вдруг начала окупаться в виде самых удивительных дивидендов. Сеньор Морис Нейберг снабдил нас визитными карточками для деловых партнёров фирмы Нейберга в различных портах; мы разыскали одного из них, мистера Хо Чои Му.
     С того момента, как мы встретили мистера Хо, и до самого дня отплытия за нами присматривали, возили по городу, приглашали на обед, помогали с покупками, водили на экскурсии, устроили долгую поездку на север, в Султанат Джохор, выгуливали в парке развлечений, и даже сводили церковь. И когда мы уезжали, м-р Хо снабдил нас рекомендательными письмами, чтобы упростить нашу поездку по Индонезии.
     Мне всё ещё не ясно, почему на нас столь щедро расточалось гостеприимство. Мы с самого начала ясно дали понять, что у нас с Нейбергами только шапочное знакомство, которое длилось всего несколько часов нашего недолгого пребывания в Монтевидео. М-р Хо и сам никогда не встречался с Нейбергами и знал их только по деловой переписке. Мне кажется, что протокол был бы более чем соблюдён, если бы м-р Хо просто пообедал с нами и посоветовал, что посмотреть и где сделать покупки, а не обхаживал нас, чтобы оказать любезность Найбергам.
     Какими бы ни были причины (ни за что не поверю, что это всего лишь наше приятное обхождение, хотя обычно мы хорошо ладим с детьми и собаками) - независимо от причин, нам подарили такую поездку по Сингапуру, какую не купить в туристическом агентстве ни за какую цену. Очень часто любезность Хо распространялась и на Джона Ллойда - просто потому, что большую часть времени он проводил с нами. Джон наслаждался в Сингапуре неопределённо-длинным отпуском за счёт своего работодателя, поскольку его виза на постоянное проживание в Маниле всё ещё не пришла.
     Нас побаловали превосходной кантонской кухней, едой, которая заставила нас понять, что даже самые лучшие китайские рестораны в Штатах не затрудняют себя предлагать настоящие деликатесы тупым невежественным варварам. Суп из птичьих гнёзд и акульи плавники были единственными блюдами, которые я смог опознать, и я могу торжественно поклясться, что там не делают чоп-сюи[10]. М-р Хо настоял, чтобы Тикки пользовалась палочками для еды, и так хорошо её натренировал в этом искусстве, что она научилась гладкими пластиковыми палочками доставать из миски кусочки колотого льда. Попробуйте этим заняться как-нибудь на досуге, когда почувствуете, что у вас наступила полоса везения. Коэффициент трения между льдом и гладким карбамидным пластиком - ноль целых, ноль в периоде. Фокус в том, что пользоваться палочками нужно как можно осторожнее, почти не сжимая - уроженцы Запада, как правило, пользуются ими как плоскогубцами.
     Часто нас сопровождала вся семья, мистер и миссис Хо и четверо их детей - Хо Чи Пен, Хо Чи Фэй, единственная дочь Хо Мэй Линг (в честь Мадам Чан[11]), и младенец Хо Чи Ченг. Мальчики носили родовое имя, в данном случае "Чи", а также именами и фамилией. Миссис Хо была изысканно красивой миниатюрной девушкой, которая передала свою фигуру и свой мягкий характер четверым детям. Дети все были хорошо воспитаны, но настолько застенчивы, что нам не удалось с ними близко познакомиться.
     М-р Хо одевался так же как я, и дети его одевались как дети у нас дома, а миссис Хо обычно носила чонгсэм[12], формальное, стилизованное китайское платье с высоким воротником, разрезами на подоле с каждой стороны, и довольно тесное. Она должно быть тесным - миссис. Хо, скромная как монахиня, однажды ушла с прогулки домой, чтобы переодеться, потому что решила, что чонгсэм, в котором она была, слишком свободно.
     Тикки тоже захотелось иметь чонгсэм и миссис Хо посоветовал ей, где его искать. Сингапур такое место, где утром с вас снимут мерку и в тот же день доставят сшитый на заказ костюм к вам в отель - как раз, чтобы успеть надеть его к ужину. Мерку с Тикки сняли около полудня, а платье доставили около пяти часов вечера. Я сознаю, что пошить чонгсэм - не то же самое, что сшить мужской костюм, но попытайтесь-ка получить такое обслуживание в Нью-Йорке. Платье было тёмно-синего тяжёлого шелка с драконом, вышитым блёстками на груди - за 10 долларов США.
     Оно выглядело не сшитым, а напылённым из краскопульта, и это вызвало одобрение миссис Хо. Эффект пикабу от боковых разрезов был потрясающий. Шорты открывают взгляду намного больше кожи, но шорты украшают пейзаж совсем не так, как это делает чонгсэм.
     Хо взяли нас в один из "Миров" - их тут три, Великий Мир, Счастливый Мир и Новый мир, это Сингапурские версии Кони-Айленда, настолько похожие на наши собственные парки развлечений, что нет смысла упоминать здесь о чём-то, кроме различий, первое из которых - театры классической китайской драмы, а второе танец джави[13]. Китайский театр был представлением того сорта, какие можно увидеть в Нью-Йорке или Сан-Франциско в государственные праздники - длинные выступления, чрезвычайно богато украшенные костюмы, пышные причёски, рабочие сцены, которые сидят, курят и обедают прямо на сцене, очень условные действия и декламация нараспев, вместо обычный китайской речи. Так как мы не понимали диалогов и не знали традиционных сюжетов, это было интересно только в качестве экзотики. Но одно меня сильно впечатлило: мне сказали, что все женские роли исполняют мужчины. Наверное, так и было. Но в это было почти невозможно поверить. Эти хитрые маленькие "девочки" с их высокими голосами были гораздо убедительнее, чем любые имитаторы женщин, каких я когда-либо видел.
     Танцы джави - тип массовых танцев у малайцев-мусульман, в основном это чрезвычайно сексуальные румбы и фокстроты. В "Мирах" есть несколько танцевальных залов, в них можно нанять себе профессионального партнёра, то же самое можно найти и в Америке, за исключением одной особенности: их религия осуждает телесные контакты, даже кончиками пальцев, поэтому платные партнёры следуют за своими парами, не пытаясь их как-то вести физически, изображая такой "теневой танец". Они очень умело это делают и никогда не сбиваются даже в самых быстрых и сложных па. Видимо, такое умение вырабатывается годами практики; мы заметили там несколько учениц, девяти или десяти лет, которые почти не танцевали с партнёрами, а присоединялись к какой-нибудь паре и повторяли каждое движение старшей девушки. Дети выглядели разве что чуть менее квалифицированными, чем взрослые женщины.
     Хотя прикосновения запрещены религиозными предписаниями, похоже, это единственное, что они запретили. Пары танцевали всего лишь в дюйме или двух друг от друга и совершали такие волнообразные вращения, что в другом месте их давно бы выкинули с танцпола. От них бы покраснели даже девочки, вращающие хула-хупы.
     Долгая поездка с Хо, когда он отвёз нас в Султанат Джохор, была замечательной в одном отношении - мы посмотрели королевство. Сингапур - остров, как Манхэттен, больше, чем Манхэттен, но намного меньше, чем Лонг-Айленд. Он связан с материком дамбой, в конечной точке которой расположен Джохор, японская армия нашла её очень удобной, когда захватила Сингапур, в то время как его пушки смотрели в другую сторону.
     Мы прошли через таможню на этот раз просто помахав им ручкой. Сингапур свободный порт, а Джохор - нет, но охране на границе, похоже, плевать на контрабанду. Загородные пейзажи, люди и их нравы, на вид не отличались от Сингапура, за исключением того, что тут мы оказались в сельской глуши, где лишь изредка попадались деревни. Здания были солидной постройки, по внешнему виду вполне западными - никаких тростниковых хижин или землянок.
     Территорию дворца мы осмотрели снаружи, затем отправились в зоопарк. Он был похож на любой другой достаточно большой зоопарк за исключением одной вещи: строго говоря, он не был общественным зоопарком, хотя был открыт для посещений. Это была частная собственность Принца-Регента ("Регент", потому что старый Султан болен), которая существовала только потому, что он любил животных и хотел иметь зоопарк. Блуждая среди клеток с тиграми, обезьянами и прочими зверями, мы случайно наткнулись на самого хозяина. М-р Хо нам его показал.
     Лично я считаю, что он проявил бы должное уважение к романтическим представлениям граждан демократических государств (которые получили свои представления о монархии из книг), если бы появиться хотя бы с чалмой на голове и верхом на слоне. Но он стоял, прислонившись к чужому спортивному "ягуару", и на нём была бесформенная фетровая шляпа, рубашка цвета хаки в пятнах от пота и мятые брюки той же расцветки. Мы знали, что машина была не его, потому что, по словам м-ра Хо, такие номерные знаки выдают частным лицам.
     
     Если подобное считается в порядке вещей, мне придётся избавиться от своего экземпляра "The Little Lame Prince"[14].
     
     Но самое удивительное место, которое нам показал Хо, было Парк Тигрового Бальзама, также известным как Вилла Хау Пар. Есть ещё одно точно такое же место, в Гонконге, оно названо точно тем же самым именем и создано точно тем же самым человеком, а кроме него, я абсолютно уверен, во всём мире нет ничего иного отдаленно схожего с этим местом.

 []

     Разные люди на борту судна говорили нам:
     - Ни в коем случае не упустите возможность посмотреть Парк Тигрового Бальзама.
     - Хорошо, - отвечал я. - А что это?
     - Ну, э-э-э... - наш советчик внезапно умолкал, беспомощно смотрел на нас, и как-то неубедительно повторял: - Да, неважно. Просто убедитесь, что не пропустите его.
     Сейчас я и сам испытываю точно такие же затруднения. Я попытаюсь описать это место, но мне, вероятно, не удастся донести до вас его сущность. Просто, когда поедете в Сингапур, убедитесь, что вы его не пропустите. Вход туда бесплатный, его никто не рекламирует, и никого не волнует, попадёте вы туда или нет. Маловероятно, что гид или таксист предложат вам его посетить, поскольку им ничего с этого не перепадёт. Но не пропустите его!
     Парк Тигрового Бальзама - это очень много акров земли, плотно покрытые статуями довольно низкого качества.
     А Венера Милосская - сильно повреждённая статуя толстой женщины со сломанным носом.
     Чувствуете? Фактическое описание произведения искусства вводит вас в заблуждение, оно совершенно не передаёт элемент Ух-ты-как-круто!, который и отличает (возможно, это единственное, что отличает) успех от провала в искусстве.
     Статуи в Парке Тигрового Бальзама слеплены из гипса и окрашены яркими, кричащими красками. Исполнение варьируется от адекватного до примитивного. Статуи не сидят поодиночке на своих пьедесталах, а собраны в группы, каждая из которых рассказывает свою историю; декорации для них выстроены со всеми деталями - мебелью, пейзажами и всем прочим, что требуется. Большинство статуй реальных размером, и создают впечатление, что вас катапультировало прямиком на страницы какого-то комикса. Обычно это секс-ужас-криминал-садо-комикс, который для контраста покоится на двух извечных элементах драмы: на любви и смерти. Большинство изображённых историй - китайские сказки и это довольно грубая пища для малышей, для которых эти истории должны предназначаться - хотя классические сказки любой культуры, включая нашу собственное, сводятся к темам, которые, несомненно, могли бы дать комиксам сто очков вперёд по части крови и насилия.

 []

     И одни темы и настроения быстро сменяются другими. Сразу за протяжённой и очень кровожадной сценой войны между небесами и адом вы внезапно натыкаетесь на Дональда Дака, семи футов высотой, который с усмешкой глядит на вас сверху вниз. Его присутствие здесь не требует никакого оправдания: китайские дети знают Дональда точно так же, как свои родные сказки. Чуть подальше вы видите плавательный бассейн, выложенный мозаикой. Он вполне современный: с одной стороны мелкий, с другой - глубокий, трамплин для прыжков и лестницы для спуска, и при этом населён полдюжиной русалок, гигантской гипсовой рыбой и огромными крабами. Почему? Ну, разве вы не согласитесь, что наличие нескольких русалок только улучшат любой плавательный бассейн?

 []

     Тут есть длинный подземный тоннель, который изображает Чистилище с самыми ужасными, откровенными деталями. Китайские представления об этих вопросах менее поэтичны, чем у Данте, полностью образные, и намного более решительные. Наказание женщины, виновной в супружеской измене, показалось мне излишне радикальным, а воздаяние за ростовщичество было настолько ужасно, что я решил больше никогда не иметь дела с банковскими ссудными операциями - просто на случай, если в этом есть хоть какая-то доля истины.

 []

     Тики отказалась смотреть эту часть экспозиции. Она пожаловалась, что ей от неё стало нехорошо.
     Но большинство скульптурных групп и последовательных сюжетов изображали не пытки, а простое, здоровое насилие и сексуальные сцены, например злых ведьм, которые обернулись прекрасными голокожими девами, чтобы заманить странствующих монахов в свои пещеры и ограбить их там. Монахи охотно кооперировались с ведьмами, и все отлично проводили время вплоть до последней сцены, в которой с монахами заканчивали быстро и без всяких садистских штучек.

 []

 []

     Что есть искусство? Наши собственные художники весь этот век вдалбливали нам, что настоящему искусству не требуется ни графической составляющей, ни тонкостей использования цветов, ни любой иной классической дисциплины. Конечно же, эти статуи заставили бы Праксителя повернуться в гробу, но они вызывают нарастающее чувство страха, изумления, удивления и чистого восхищения. Если каракули и кляксы наших собственных модернистов - искусство вообще, то эти крепкие создания, должно быть, великое искусство.
     Усадьбы Тигрового Бальзама в Сингапуре и Гонконге были построены Ай Бун Хау, мультимиллионером, издателем, банкиром, промышленником и продавцом патентованных лекарств. Его средства линейки "Тигровый Бальзам", самым популярным из которых является собственно "Тигровый Бальзам", используются на Востоке повсеместно. Мне говорили, что они весьма полезны. Как бы то ни было, они принесли ему фантастическое богатство, и большую часть этого богатства он раздал. Одни только Парки Тигрового Бальзама, которые с полным правом можно считать его благотворительными учреждениями, стоили бы миллионы долларов по нашим расценкам, и даже на Дальнем Востоке, должны были, стоить больше миллиона. И, тем не менее, здесь нет даже ящичка, в которой можно было бы бросить добровольное пожертвование.
     Я слышал две версии относительно того, почему он их создал: потому что он полагал, что, пока он создаёт что-то, он не умрёт, и вторую, что через эти замороженные моралите он хотел преподать базовые моральные нормы той части населения, которая была слишком бедна и слишком необразованна, чтобы иметь возможность получить моральные наставления из книг и учителей.
     Я сомневаюсь в истинности обеих этих версий, и подозреваю, что он сделал это, просто потому что ему так захотелось.
      "United Press" сообщает, что он умер в Гонолулу 4 сентября 1954. Пусть его удивительная душа покоится в мире.
     Когда мы с Хо покидали Виллу Хау Пар, как-то так получилось, что нам с Тикки нужно было признаться, к какой вере мы принадлежим. До сей поры мы избегали религиозных тем, потому что не знали, что исповедует семья Хо - буддизм, конфуцианство, христианство или ещё что-то. Предосторожность была совершенно излишней, поскольку образованный китаец, который, кроме всего прочего, говорит на английском языке, не обязательно является продуктом миссионерских школ, или новообращённым, даже если, его образованием занимались христианские миссионерами. Однажды м-р Хо случайно узнал, что я изучал восточные религии и что-то процитировал из Конфуция - возможно, я упомянул одну из его широко известных пословиц, или он сам это сделал. А пару дней спустя м-р Хо представил меня одному китайскому джентльмену, который отвёл меня в сторону и торжественно сообщил:
     - Как я понял, вы изучали труды Учителя...
     Я совершил интеллектуальный прыжок с места в длину на расстояние в пятнадцать тысяч миль и вспомнил о том, что я нахожусь на восток от Суэца, а в этих краях "Учителем" называют не Аристотеля, а Конфуция - так что я торжественно кивнул головой и признал, что удостоился подобной чести, хотя и в малой степени.
     После чего он рассматривал меня не как белого варвара, которого приходится терпеть, но как образованного джентльмена, подобного себе, как равного. Мои реальные познания по части трудов великого мудреца были микроскопическими, но я хочу сказать, что меня никогда не приняли бы как равного, если бы я вел себя так, будто считаю, что вся мудрость и добродетели являются монополией христианской веры.
     Итак, наступил момент, когда обстоятельства и элементарная вежливость потребовали от нас Тикки открыто признать, что мы выросли в лоне Методистской церкви, после чего мистер и миссис Хо с восхищением сказали:
     - Ах! А ведь мы тоже методисты!
     И мы тут же посетили службу в китайской Методистской Церкви Проливов.
     Я обнаружил себя спроецированным во времени и пространстве, не просто обратно на американский Средний Запад, но и на тридцать лет в прошлое. Это была не какая-нибудь бульварная церковь с микрофоном, встроенным в кафедру проповедника, это был кусочек моего детства. Дамы в хоре носили чонгсэм, но всё остальное было тем же самым, даже доска объявлений со сменными цифрами, показывавшими посещаемость в прошлое воскресенье в сравнении с нынешним присутствием, даже с объявлением, что Женская Благотворительная Организация на следующий четверг вечером раздаёт коробочки с ужином. Думаю, это было самое лучшее из того, что Хо для нас сделал.
     Мы посетили и другие церкви, среди них несколько буддистских храмов и одна мусульманская мечеть. Буддистские храмы не оставили у меня благоприятных впечатлений, ни своей разрекламированной красотой, ни поведением местных священников, которые, похоже, были равнодушны ко всему на свете, кроме платы за вход. Мечеть была намного более привлекательной в своей неприукрашенной, строгой красоте, чем храмы, безвкусно забитые разным декоративным, пёстро размалёванным барахлом.
     Разумеется, нам пришлось снять свою обувь, чтобы войти в мечеть, и Тики клянется, что именно там она подцепила грибок - но я считаю её претензии к исламу необоснованными, поскольку у неё была возможность подхватить его в любой день где угодно, в отелях или на борту судна, особенно на борту судна. Тики просто возмущена тем, что ей велели либо снять туфли, либо оставаться снаружи.
     Эрл (изучающий йогу) и Мэриэнн, его жена, тоже остановились в "Raffles"[15], они разыскивали индуистских факиров в тамильской колонии... но это была как раз та единственная религия, которую мы не собрались искать; нам хватило факиров на всю оставшуюся жизнь после одного дня на Маврикии. Тут в городе был один адепт, который показывал весьма странные трюки: сначала он отрезал язык одному из своих последователей, не пролив ни капли крови, потом (об этом рассказывали на полном серьёзе) приставлял его обратно на место и полностью излечивал. Нет, я не помчался сломя голову вслед за Эрлом и Мэриэнн, чтобы увидеть это своими глазами. И мне кажется, что с подобными методами можно быстро лишиться многих своих последователей.
     Вместо этого утром, когда шоу должно было состояться, мы отправились в ботанические сады. Это был не слишком интересный вариант в познавательном плане, если не для Тикки, то, по крайней мере, для меня (мои познания в ботанике ограничиваются поиском и выпалыванием одуванчиков), но зато он принёс намного больше веселья и некоторую лёгкость в животе.
     Весело было из-за обезьян. Мы купили бананы и пакетик арахиса у юных коммерсантов на входе, и пока пакетик не кончился, нам было совсем не до растений. Парки кишат дикими обезьянами, и они ожидают, что туристы их накормят. Они собрались вокруг Тикки как группа малышей из детского садика, приняли у неё из рук бананы, тщательно их очистили и изящно скушали. Тикки села на травку и положила арахис себе на колени, чтобы освободить обе руки - нужно было организовать справедливое распределение и поддерживать дисциплину, поскольку обезьяны, как дети, попытались пихаться, тесниться и урвать себе львиную долю угощения.
     А пока она этим занималась, ещё один предприимчивый обезьян подкрался к ней сзади, вытянул длинную руку и стащил весь пакетик с арахисом у неё с коленей. Он поднимался к вершине дерева, а Тикки кричала:
     - Эй! Вернись сюда!
     Когда же до неё дошло, что он не собирается возвращаться, ни сейчас, ни потом, она повернулась ко мне с широко раскрытыми от изумления глазами:
     - Ты видел это? Да ведь он мошенник!
     Через пару лет они вынуждены будут позволить этим обезьянам голосовать.
     Приближался день, когда мы должны были покинуть Сингапур с его толпами, его острыми ароматами, его велорикшами (кули больше тащат повозки, вместо этого они крутят педали), его такси размером с пивную кружку и его лихорадочной, бессонной деятельностью. Мы не хотели уезжать. Пусть он символизировал все беды Востока и все грехи колониализма, мы нашли сам город душевным, дружелюбным и совершенно замечательным - от маленьких козочек, свободно бегающих по улицам, но никогда не попадающих под машины, до торгашей на базаре, которые глядя вам прямо в глаза, пытаются вас надуть - причём с самой искренней доброжелательностью.
     Мы хотели хотя бы раз развлечь семью Хо, прежде чем уедем, а самым очевидный - и практически единственный доступный способ это сделать - состоял в том, чтобы пригласить их на ужин в "Raffles".
     Но меня снедали разные смутные опасения.
     - Тикки, как ты думаешь, у нас могут возникнуть затруднения? Хо ведь не "европейцы", как презрительно сказали бы южноафриканцы... а это место - просто оплот настоящих сагибов! Мы можем столкнуться с правилами "Джима Кроу"[16]. А я, конечно же, не хотел бы поставить их в затруднительное положение.
     Тикки кивнула.
     - Я думала об этом, - сказала она решительно, - и я продумала возможные ответные шаги. Мы подадим напитки здесь - они не смогут нам помешать это сделать. Потом мы спустимся на обед, и если возникнет хоть малейшая заминка, мы вернёмся сюда и потребуем, чтобы обед подали в номер. Потом, после обеда мы с тобой выпишемся из отеля, и когда будем уезжать, мы его подожжём.
     Это показалось мне хорошим планом. Но он оказался не нужен: никто даже бровью не повёл в сторону "неевропейцев", обедающих в главном зале "Raffles", хотя мы не видели здесь никаких других азиатов. Дальний Восток меняется, и Редьярду Киплингу было бы нелегко узнать знакомые места.

[Глава 10]

  

  



  

  

Комментарии

  

  

  [01] Dubonnet - сорт французского красного сладкого вермута]
  [02] "Гребные гонки" - традиционные соревнования по гребле между Оксфордским и Кембриджским университетами, проводятся ежегодно в марте-апреле на Темзе]
  [03] в оригинале "I sink we haff time for annozzer one" - "я тону мы лагуна время для одного анноззера"]
  [04] не знаю, надо ли пояснять, что здесь имеется в виду стилистический приём, а не математическая кривая]
  [05] Кавади Аттам или Тайпусам - индуистский праздник, отмечаемый тамилами в полную луну месяца тай (январь/февраль). Празднуется в ознаменование одной из битв асуров против дэвов, когда Парвати вручил дэву Муругану копьё, чтобы он победил асура Сурападмана. Фестивалю предшествует 48-дневный пост, а во время празднования все бреют головы и умерщвляют плоть, протыкая щёки и языки различными странными предметами.]
  [06] "Hammer Ring" - довольно назойливая песня чёрных уголовников, вы можете насладиться её звучанием тут: https://www.youtube.com/watch?v=vFZzY_01SPk]
  [07] Доллар Проливов - стрейтсдоллар, выпускался в английской колонии Стрейтс-Сетлментс в период с 1904 по 1939 годы. Имел хождение далеко за пределами колонии в качестве полноценной валюты.]
  [08] ring with a peepshow built into it - это надо видеть:

 []

     Вот в этом колечке вместо камня установлен диаскоп, в котором через специальный глазок можно разглядывать помещённую внутрь неприличную картинку.]
  [09] Филлипс Оппенгейм (1866 - 1946) - известный писатель авантюрных романов.]
  [10] чоп-сюи - мясное рагу, изобретение китайских поваров, работавших в Америке.]
  [11] Мадам Чан - Сун Мэй Линг, жена Чан Кай Ши]
  [12] в оригинале chang sam, на самом деле cheongsam - традиционное азиатское платье:

 []

     Его традиционные разрезы помогают азиаткам справляться с традиционными домашними обязанностями - полоть рис и вытирать носы детям, я имею в виду.

 []

  [13] джави - национальный малайский танец, что-то вроде массовой кадрили.]
  [14] The Little Lame Prince - "Маленький принц Ламе и его дорожный плащ" - детская книга Дайны Марии Молок Крейк, изданная в Англии в 1875 году]
  [15] "Raffles" - отель в Сингапуре]
  [16] Закон Джима Кроу - закон о расовой сегрегации Южных Штатов]
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"