Времена года подают человеку четкие знаки, которыми отмечают важные события, происходящие в Природе. Если начать с января, то это первая весенняя песня синицы, первые сосульки и первая капель. Чем ближе весна, тем интенсивнее нарастает поток таких знаков: первый снег, растаявший под прямыми лучами зимнего еще солнца, первые кучевые облака в марте, первые грачи, первые проталины, первые скворцы, первая сон-трава, первые гусиные стаи...
Потом число таких знаков превышает возможности восприятия, и мы говорим: лето пришло. Потом неизбежно и всё чаще и чаще появляются знаки угасания, знаки осени. Вот в конце июня смолк соловей. Замолчала кукушка. Встали на крыло почти все птенчики, родившиеся этой весной. Отцвел кипрей. Зацвела пижма. Это - осень.
Но для меня главным знаком окончания лета являются сборы журавлей перед отлетом. Вот уже много лет в сентябре я езжу провожать журавлей, собирающихся в одних и тех же местах, чтобы научиться жить коллективом, чтобы согласовать интересы отдельных особей с интересами всего сообщества, чтобы научить молодых журавлят, родившихся этим летом и не видевшим еще никого, кроме собственных родителей, умению летать клином, умению подчиняться вожаку и подчинять свои эгоистические интересы интересам более высокого уровня. Умению находить свое место в жизни. Умению служить другим, а не только себе, любимому. В отличие от наших школ здесь не учат зубрить устарелые сведения. Здесь учат жить.
Вообще-то я знаю пять-шесть мест в пределах 250-300 километров от Москвы, где в сентябре собираются стаи в сотни и тысячи журавлей. Но в последние годы я ездил лишь в одно из них: в Заволжье, на реку Медведицу. Там, где в Медведицу впадают замечательные реки - полевая Ивица и лесная Кушалка - журавли собирались с незапамятных времен: рядом гигантские болотные массивы, только увеличившиеся с образованием Конаковского водохранилища. Вокруг куста местных деревень - Шенское, Шибаиха, Медведиха и других, входящих в колхоз имени Калинина, раскинулись обширные поля, засеваемые овсом, ячменем, иногда рожью и даже горохом, которые особенно любят журавли.
В прошлом году из-за болезни я не смог приехать в Шенское, и мы с Сергеем Панариным провожали журавлей в Мещере. В этом году я, конечно, рвался в Заволжье. Такая возможность выпала 7-го сентября. Всё складывалось, всё сложилось. Кроме одного: журавлей в Шенском уже не было. Колхоз имени Калинина все годы разгула демократии влачил жалкое существование, жители покидали деревни, уходили на заработки в Тверь и Москву, а кто помоложе и поактивнее - в Тюмень. Посевы сокращались и сокращались, пока не сократились до естественного предела - до нуля. Журавлям надо кормиться перед отлетом - путь далекий, требует полной отдачи, а кормиться стало нечем.
В деревнях остались доживать пенсионеры. Большая часть усадеб здесь принадлежит сейчас дачникам из Москвы, Твери и других городов. Многие из новых хозяев родились и выросли здесь, на Медведице, но судьба разбросала их по стране. Тяга к родным местам реализуется теперь вот так - сюда отправляют на лето жен, детей и внуков, мужики приезжают сюда на выходные, но хозяйство не ведут. На зиму деревни пустеют. Поля зарастают, дороги заброшены, но пока еще заметны, и кое-где по ним даже можно проехать. Но и это вопрос времени: еще пять-десять лет - и этих следов былой жизни не останется.
Я провел весь вечер, мотаясь по окрестным полям и проселочным дорогам, но так и не встретил ни одного журавля. Горизонт тоже был чист. Лишь дикие голуби по одному, по два тянули в юго-западном направлении, да стаи мелких птиц кормились на обильно выросшем бурьяне. Правда, совсем рядом с домами, попавшими на фото, спугнул тетерева: в поля теперь никто не ходит, тетерева подбираются совсем близко к жилью.
С грустью в душе я уехал на берег Медведицы, но не туда, где мы часто останавливались под огромным дубом на бывшей байдарочной стоянке, а выше по течению: на противоположный берег и по другую сторону от моста асфальтовой дороги Погорельцы - Медведиха. Горел спокойный сентябрьский закат, было тепло, откуда-то появились мелкие, обильные, но совсем не злые комары.
Я быстро поставил палатку, привычно прикрыв ее машиной от прямого взгляда с дороги, накрыл машину маскировочной сеткой - так, на всякий случай, развел короткий костер, вскипятил чай и быстро заснул, немного расстроенный.
Утро было великолепным. Мне повезло: природа подарила в эти осенние дни тепло, необычное даже для нынешнего смутного лета, подарила - чтобы сразу же сменить его на почти зимний холод: на другой день после моего возвращения температура упала почти на двадцать градусов, до 7-10 градусов тепла и пошли холодные осенние дожди. Конечно, и в эти короткие теплые дни земля по ночам остывала: при ясном небе тепло земли интенсивно отдается излучением. Поэтому утром был туман, пала роса, и она выявила на траве тысячи мелких и крупных паутинок, так характерных для осени.
Тут уж было не до сна: я провел почти два часа, бродя босиком по росной траве и снимая паутину, реку и восход солнца над палаткой.
После этого был шоколадный сон. Попробуйте проснуться пораньше, набродиться всласть и потом опять забраться на час-полтора в палатку! Сон будет на самом деле шоколадным - сладким, крепким, чистым и ароматным. Я с ним знаком еще со времени дневок в многочисленных байдарочных походах: проверено на себе.
Когда я проснулся, уже вовсю сияло солнечное утро.
Пока я купался, сетки, спальники, тенты и сапоги успели просохнуть.
Надо ехать! И я знал, куда.
Василий Михайлович Песков очень много писал о подмосковных журавлях, о журавлиной родине, которая находится в Талдомском районе. Я там бывал, но очень давно, и по другому поводу. Журавлей там я ни разу не видел: оставлял на потом, эти места совсем близко от Москвы, всего 120-150 километров. Так на потом мы оставляем места, которые надо бы посетить и в самой Москве. Часто, слишком часто жизнь заканчивается раньше, чем наступает это "потом". Но - такова природа человека: тянет в далекие края, и чем дальше - тем сильнее.
По дороге я заехал в источник Святой Троицы, его открыли недавно недалеко от села Малое Василёво на реке Большая Пудица.
С моей канистрой физик-ядерщик из Дубны Георгий - я подвозил его из Гориц до Кимр.
В Талдомском районе мне пришлось изрядно поколесить по местным пыльным и зубодробительным дорогам: журавлей там тоже не было. Когда моя собственная фантазия на тему того, где они могли быть, иссякла, я заехал на поле, где работал на своем тракторе Анатолий Иванович: он подбирал скошенные рядки для рулонирования.
Анатолий Иванович отправил меня на поле у соседней деревни, где еще работал комбайн, и где не далее, как сегодня утром он видел журавлей.
Поле я нашел быстро. Красивое поле, но журавлей и там не было.
Но мне очень везло в эти дни: случайно я столкнулся с директором совхоза Сергеем Николаевичем, который как раз объезжал поля. Он уверенно сказал: "Журавли? Это совсем рядом, километров восемь. Я только что засеял там поле, а они ходят и выклевывают зерно!". Сергей Николаевич вызвался проводить меня до того засеянного поля, но случайность помешала: по дороге мы нагнали грузовик, отвозивший зерно из-под комбайна на склад. Правый крюк на заднем борту не выдержал, отошел, и зерно сыпалось на землю. С техникой в бывшем совхозе плоховато: на новую денег не хватает, в кредитную яму залезать не с руки, используют то, что можно достать подешевле и латают-залатывают то, что осталось от лучших времен.
Сергей Николаевич отдавал команды четко и внятно, спокойно, но твердо. Водителю: "Быстро в деревню за проволокой. Стянешь борт". Какому-то Виктору: "Виктор, бери машину, будешь возить зерно". Виктор, судя по всему, отвечал: "Дык, Сергей Николаевич, бензина же нет, а кладовщица уехала". Но не тут-то было! Этот вариант уже был проработан до мелочей: "Езжай на склад ГСМ, по дороге заедешь домой к кладовщице, она в курсе". Наверное, так командовал в Чечне Лев Рохлин. Наверное, так работали наши ребята в Южной Осетии. Профи в любом деле профи, будь то командовать армией или командовать совхозом.
С журавлями я определился. Пришла пора искать ночлег. День стоял жаркий, сухой, но трудно было предсказать, каким будет завтрашнее утро. Я бы мог проехать вот здесь:
Но все-таки не рискнул, и как оказалось, правильно сделал: утром пошел дождь. Не то, чтобы большой, но достаточный, чтобы машина соскользнула по глинистой почве вот в эти ямы, вырытые трактором К-700.
Поэтому я примостился на краю поля под сенью чуть зажелтевших берез, которыми поросла обваловка довольно большого пруда, полностью затянутого ряской:
Издалека машину почти не было видно, а палатку я поставил наверху, на гребне обваловки, с видом на пруд. Она полностью закрывалась от постороннего взгляда листвой березок. Это вид на стоянку с двухсот метров, от проезжей дороги:
Это вид метров с пятидесяти. Стоянка в левой части снимка. Справа - часть обваловки, не поросшая деревьями, она привлекает внимание в первую очередь. На ее гребне растет вейник наземный, хорошо заметный издалека: он рыжий и колышется под ветром.
Закат был тревожным, и не зря: разбудил меня дождь, барабанивший по натянутому тенту палатки.
Пора вставать и ехать на журавлиное поле - оно было километрах в четырех от стоянки.
Журавли прилетели рано. Обычно первыми летят три-четыре разведчика. Они делают круг, внимательно осматривая выбранную посадочную площадку для основной стаи и ее окрестности. В этот раз разведчиков я застал уже сидящими на поле. Шла основная стая:
Шла она уверенно и целеустремленно:
Делая небольшие круги, стая шла на посадку на выбранной площадке:
Скоро птицы вытянулись в линию вдоль всего поля. Объектив захватывал лишь их небольшую часть.
Начались ритуальные танцы, которые, конечно, лучше всего снимать на видео:
Шла обычная жизнь: журавли кормились, разговаривали, образовывались и уже начинали уединяться парочки. Вот эта пара справа, возможно, образовалась как раз на наших глазах - и уже на всю жизнь. Журавли - очень верные супруги.
Если попытаться подойти к стае поближе, они настораживаются - в стае всегда есть несколько журавлей-сторожей. Они не кормятся, не танцуют, а постоянно и зорко осматривают окрестности. Насторожившаяся стая по сигналу поднимается вверх, сделав короткий разбег и взлетая с еще опущенными ногами:
Впрочем, очень скоро они их поджимают и принимают столь привычный облик журавля в полете: