Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

    - Товарищ адмирал! Погрузка завершена, конвой ТС-17 к бою и походу готов! Докладывал...

    - Вольно! Как говорили прежде: без чинов. Разговор у меня к вам и без того неприятный. Присядем. Вам известна судьба конвоя ТС-16?

    - Нас не выдергивают на мелкие дела. Конвой сильно пострадал?

    - Не пострадал. Уничтожен полностью.

    - И сопровождение?

    - Я сказал: полностью. Что непонятно?

    Капитан конвоя ТС-17 несколько растеряно промолчал, и адмирал продолжил:

    - Потеряны корабли Тумана. Ролкер “Кинунгаса”. Линкор “Муцу”. Тяжелые крейсера “Такао”, “Могами”. Легкие: “Сендай”, “Дзинцу”, “Нака”. Эсминцы: “Окикадзе”, “Хакадзе”, “Якадзе”, “Надакадзе”, “Симакадзе”. Подводные лодки: К-8, К-27, К-219, К-159. Все ядра, скорее всего, захвачены Ото-химе. Кроме того, полностью уничтожена шестая флотилия канмусу и ее носитель “Рюдзе”. Так что новых фигуристок взять негде. И с вами пойдет ускоренный выпуск.

    - Девятимесячные? Вашу ж мать!!!

    - У начальства нет матерей. Это еще сержант Зим говорил, в лагере имени Артура Курье. Мы размножаемся делением. Как бактерии.

    - Прошу извинить. Вы предупреждали, что разговор будет неприятный. Но чтобы так...

    - Капитан конвоя сбросил ход, подбирая девятки потрепанного флангового охранения. Через семь-девять минут его нагнали “собачки”, через пятнадцать - уже Старшие особи стай. Еще через полчаса “Валькирии” по запросу достигли места конвоя - но подбирать было некого, сплошной ковер тварей. “Валькирии” отбомбились и ушли. Кроме перечисленных, с конвоем погибла бригада ТАОН. Собственно, это и был груз.

    - Ядерные пушки?

    - Пушки обычные. Разве что калибр сорок два сантиметра. А вот снаряды там да, были со специальной боевой частью.

    - Их перебрасывали против того, о чем я подумал?

    - Да.

    Капитан конвоя потер подбородок. Посмотрел на комфлота прямо:

    - Текущее положение?

    - Артиллеристы не доплыли - вся надежда на вас. До удара по Гавайям максимум неделя. Разведка всегда ошибается в худшую сторону. Берем пять суток. Сутки на выгрузку, оборудование позиции. У вас три-четыре дня.

    - Полторы тысячи артиллеристов. Сто сорок боеголовок. Триста девчонок. Эскадра Тумана. Хорошо, что Тумана - хоть без экипажей. Груз не дошел - Перл-Харбор на волоске. Сняли корабли с других направлений - глубинные этим воспользуются. Не говоря уже об отожравшихся на конвое... И все это - за жизнь двух девяток.

    Капитан конвоя продолжил задумчиво:

    - А если бы эти две девятки удалось вытащить? Как бы они себя чувствовали, зная - сколько за них заплачено? Как бы я себя чувствовал?

    - Вы еще не включили в цену экстренный выпуск на “Летящем фениксе”. Они все нули. Циферки. С позывными только флагманы девяток. Но даже там ни одной черной, все красные. И нам придется идти с ними - больше просто не с кем! Каков будет процент безвозвратных, я боюсь думать.

    - Мне нужен постоянный воздушный барраж.

    - Все “Валькирии” ваши. Девятый воздушный флот ваш. Еще Туман дает вам самую сильную эскадру, какую получилось надергать из того, что под руками. “Конго”, “Нагато”, “Майя”.

    - Майя?

    - Замышлялось как подарок. А приходится вот так. В дозоре у вас “Аоба”.

    - Знаю. Славный тяж.

    - При нем “Носира”.

    - Легкий крейсер с гусарским характером... Пожалуй, вы правы: после разгрома только такой и нужен.

    - Эсминцы - “Юите” с “Хаяте”.

    - И все прочие оттуда? “На одном выпендреже: до Луны - и дальше тоже!”

    - Зато фланги сможете поставить удвоенные, на каждом легкий крейсер и целая пара эсминцев. Арьергард - полноценная гребенка. Тоже крейсер, “Агано” и мушкетерская четверка. Вот список.

    - Эсминцы “Асакадзе”, “Харукадзе”, “Хатакадзе”, “Мацукадзе”... А кто снизу?

    - “Курск”, “Трешер”, “Скорпион”, “Комсомолец”.

    - Полный ромб. Хоть здесь комплект.

    - На подходах сможете привлекать Резервную Эскадру. Они все целы.

    - Что я поведу?

    Адмирал показал рукой за остекление рубки:

    - Ролкеры “Хемптон” и “Фьярдваген” с главным грузом. И грузовик “Нанауми” с обычным грузом для Гавайского Международного Госпиталя. “Хемптон” должен дойти. Прочее... Как получится.

    Капитан конвоя встал с вертящегося операторского кресла и шагнул к остеклению. Рубка изнутри выглядела как... Как типовая рубка военного корабля. Не было ни малейшего смысла возиться с ее обустройством, если главное находилось не здесь. Единственным признаком обитаемости была перевернутая вверх обложкой раскрытая книга - капитан конвоя сохранил прежние привычки. Из той жизни? Из предыдущей жизни? Так и не найдя точного слова, капитан посмотрел за стекло.

    За стеклом разворачивалась панорама порта: истертые бетонные пирсы, помеченные желтыми номерами, полосками и шевронами; заставленные ящиками и упаковками. Упорядоченная суета людей и погрузчиков; нечеловечески ловкие и точные размахи контейнерных кранов... Еще дальше черные склоны обрывались в синюю воду Токийского Залива. По нежно-голубому небу в сторону океана тянулись инверсионные следы “Валькирий”. Все - значит, полная дюжина. Перед выходом конвоя девятый воздушный флот загонит под воду вражеских наблюдателей. Но это мало поможет: известны точки отправления и прибытия. Время ограничено, на широкий обходной маневр его не хватит. Плюс риск, что разведка действительно серьезно промахнулась. И тогда все начнется уже послезавтра, и никакой недели в самом деле нет...

    Адмирал поднялся и подошел тоже. Встал рядом.

    - Честно говоря, не знаю, - сказал он, обдав капитана запахом крепкого табака, - смог бы я сам держать ход. Ведь это же девчонки!

    Капитан конвоя промолчал, и тогда собеседник продолжил:

    - Я пойду с вами. Если дело не выгорит, меня-то уж точно прислонят. Погибший капитан подсказал отличный выход: мертвые сраму не имут.

    - Разумеется: наследуют и разгребают живые.

    Адмирал запыхтел, но не возразил.

    - Вопросы?

    Капитан покачал головой:

    - Вопросов не имею. В командование конвоем вступил.

    - Разрешение на выход конвоя дано.

    - Разрешение на выход конвоя получено.

    Адмирал развернулся, надел и поправил фуражку. Четким движением козырнул:

    - С богом, командуйте. Я не буду стоять над душой.

    Подождав ответного жеста, повернулся и вышел.

    Капитан конвоя перевернул раскрытую книгу. Аккуратно закрыл. Перелистнул, открыл наугад, прочитал: “...страну, в которой все, все, все придется начинать сначала!”

    Захлопнул и отложил томик. Рассеянно скользнул взглядом по чехлам, укрывающим от пыли большую часть приборов и постов. Наводить уют капитан даже не пытался - его женщина была не здесь.

    Снова подошел к окну, и не удержался-таки - бросил сканирующий импульс к выходу в океан, где черными утюгами на синем стекле громоздились корабли ядра охраны: “Аоба”, “Майя”, “Нагато”. И, конечно же, “Конго”.

***

    - Нет чаек, - пожаловалась Конго.

    - Нет рыбы - нет чаек, - хмыкнула Нагато. - А рыбы нет, потому что планктона мало.

    Обе аватары были неуловимо похожи. Не внешностью. Конго - блондинка в лиловом, непрактичном, ассиметричном, длинном. Нагато - брюнетка, пышную грудь которой не мог утаить многослойный японский наряд времен старой-старой Акихабары. Нагато даже зонтик вертела в руках! А все равно не выглядела легкомысленной хохотушкой из чайного домика. Обе аватары, обе туманницы, обе русалки выглядели ровно теми, кем были - отражениями кораблей Туманного Флота. Ни яркие наряды, ни затейливые прически, ни тщательно выстроенные образы не могли скрыть флагманскую властность, прорывающуюся в каждом жесте.

    - Чисто теоретически, - Конго задумалась, - в Северном Ледовитом... И еще южнее циркумполярного течения, вокруг Антарктиды... Взвесь туда не проникает, и планктон там выжил. Интересно, хотя бы там чайки остались?

    - Глянь в сеть - через мгновение будешь знать.

    - Неинтересно, - просто сказала Конго.

    - Ты еще не наигралась в людей? - Нагато высоко подняла брови. - А они уже играют в нас!

    Брюнетка кивнула в сторону широкой плоской палубы школоносца. На палубе ровными черточками девяток выстроился экстренный выпуск сразу двух Школ: Токийской и Владивостокской. Ветер тянул над заливом стяги: пока еще чистые, без единой отметки.

    - Завтра миленькая мелочь начнет платить кровью за право называться “Хиэй”, “Харуной” или “Ашигарой”, - Нагато вздохнула. - Не то, чтобы я жалела людей. Но, упорно цепляясь за сколь угодно важный клочок земли, мы теряем главное преимущество флота - мобильность.

    - Отдав Перл-Харбор, мы окажемся снова под людьми, - Конго снова покрутила головой, но ни единой чайки так и не увидела. - Не как сегодня, в союзе, под единым командованием. А как иждивенцы. Из милости живущие!

    - Тебе не впервой, а?

    - Я когда-то и у тебя в ногах валялась, было дело, - безразлично пожала плечами Конго; собеседница поразилась точной человечности жеста.

    - А с Ото-химе мы стояли в одном доке, - продолжила блондинка. - Я не хочу возврата на двенадцать лет в прошлое. Снова Туман зависит от укрытых баз во внутренних морях. Снова нам поневоле приходится опираться на сушу. Правда, свободы чуть побольше, чем в прошлый раз. Но уменьшать ее собственными руками? Уж лучше сразу конец, чем жить от чьих-то щедрот.

    - Ото-химе свирепствует на больших глубинах - в Тихом, Индийском и Атлантике, - брюнетка проявила перед собой голограмму планеты, окрасив разными цветами зоны контроля людей и Глубинных. - В Средиземное никого не пускает Скала. Люди понемногу отгрызают Красное море. В Ледовитом попросту холодно, и взвесь там бессильна. Глубинники только периодически прорываются туда с Гольфстримом, сквозь исландский рубеж... Сестра, ты давно работаешь с людьми. Можешь пояснить?

    - Спрашивай.

    - Часть политиков ратует за поворот Гольфстрима, другая же резко против - почему? У меня имеется мнение, но интересно твое.

    - С Гольфстримом через исландский рубеж проскакивают глубинники, а весь грузопоток АфроЕвразия - Америка сейчас идет Северным Ледовитым, подводными транспортами и за ледоколами. По крайней мере, строить Мост Беринга людям еще года два, не меньше. А тянуть до него железную дорогу по вечной мерзлоте Чукотки с Аляской - и вовсе лет десять. Убрав же Гольфстрим, люди надежно, с гарантией, устранят угрозу на главном товарном канале.

    Нагато кивнула:

    - И я думаю так же. Взвесь там реагировать перестанет, отчего глубинники лишатся силы.

    - Но без Гольфстрима фарватер Лидс и незамерзающие Мурманск с Архангельском окажутся вне игры. На Гренландии снова начнет нарастать лед - а глобальное потепление приучило северян к хорошему. Вот весы и колеблются. Отказаться от Гольфстрима и вмерзнуть в лед? Или сохранять Гольфстрим и ежедневно платить кровью на исландском рубеже?

    - Рада, что мы видим ситуацию одинаково.

    Конго нахмурилась:

    - И еще. Холодные воды Ледовитого сейчас единственный резервуар планктона. И рыбы. Блондинка опять в напрасной надежде осмотрела горизонт:

    - А здесь нет рыбы. И нет чаек!

***

    - Это весьма, весьма хорошо, что хотя бы в Токийском порту нет чаек. В Мурманске эти летучие... Крокодилы! Птеродактили!

    - Хорошо, что коровы не летают.

    - Да, Фиори. Как же вы правы! Это было мое лучшее пальто! Из настоящего индийского Кашмира!

     - Сэр. Осмелюсь поинтересоваться результатами поездки?

    - Я выменял троих. Двух на профиль сопла клиновоздушного двигателя, а третьего - на его русского коллегу, которого мы так ловко изловили в прошлом году. К сожалению, Коробку и Фредда взяла частная охрана и успела измочалить прежде, чем вмешался Кремль.

    - Печально.

    - Как ни странно, русские тоже недовольны. Ответственный за обмен сказал мне прямо: так бы мы у вас еще углепластик выторговали. А что толку с трупов?

    - “Жестокий век, жестокие сердца”.

    - “Любое время - время для всего”, коли уж вам угодно цитировать Шекспира.

    - Сэр, а как вам показалась Россия?

    - Дайте подумать... Пожалуй, так. Представьте громадный, великолепный белый собор, старше всей нашей Америки в четыре раза. И перед ним серые дома из медленно гниющих бревен. Серые заборы из уже сгнивших досок. Солнечных дней в году меньше, чем зубов у сифилитика. Среднего уровня нет. Дом божий - и хижины рабов его.

    Но они счастливы! Победа или смерть! Они получили свой Сталинград. Их фанатики горды до безумия: теперь им есть где стоять насмерть, как знаменитым предкам. Их начальники счастливы: война все спишет! А народ привычно терпит: что поделаешь, война. Вот разобьем этих - заживем!

    - Сэр. А как вы полагаете? Дадут им хотя бы после войны пожить нормально?

    - Бог знает, Фиори. Мне показалось, что после череды бесконечных войн, копить деньги они уже и не пытаются. Три войны на памяти одного поколения. Неудивительно, что его прямо называют Проклятым. Кроме того, ведь их государь по любому поводу может когда угодно отобрать все имущество. Неважно, какой век на дворе, и как зовется этот их tzar: президент или генсек. Потому-то мигранты всегда будут бежать от них. Потому-то, едва возобновилась связь между континентами, возобновился и отток финансов. Русские относятся к людям настолько паршиво, что и нарочно не придумаешь. Но при этом они никак не развалятся!

    - Сэр. Ведь русские точно знали, кто и что вы. Но вам удалось посетить завоеванные ими Крым, Донбасс... Что там еще? Abthazya? Почему они просто не запретили вам въезд? Способов тысячи!

    - Фиори. Это не для прессы. И даже нашим лучше бы этого не рассказывать.

    - Даже так?

    - Однажды вы займете мое место. А мой шеф слетел из-за того, что не объяснял мне скрытых мотивов. Но эту историю оставим на потом, сейчас о завоеваниях. Царская Россия - тюрьма народов, паровой каток империализма, и прочая, прочая - безжалостно растоптала древние самобытные Кокандское, Хивинское и Бухарское ханства.

    - Сэр. Бухарский эмират. Сэр.

    - Да насрат! Позже крававая гэбня колючей проволокой сшила из всего этого Узбекистан. За семьдесят лет тоталитарного угнетения узбекского народа, его численность выросла с трех миллионов до тридцати. Вы заместитель начальника отдела в том самом страшном ЦРУ, которого боялись даже русские. Вооружитесь всей мощью информации, назовите мне хоть одно индейское племя, численность которого увеличилась бы на порядок под мудрым и гуманным демократическим правлением САСШ, а потом и США?

    - И что же? Сэр.

    - И вот скоро полувековой юбилей гордой демократической независимости Узбекистана. Узбеки сидят на мегатоннах полезных ископаемых, а починить линии троллейбусов не могут: нет медного провода. В особенно истертых местах специально обученный мальчик на запятках опускает рога троллейбусу, и тот прокатывается через перекресток по инерции. Или зависает посередине. И пассажиры выходят и толкают. Я сам толкал. Узбеки кричат, что Аральское море иссохло, но исправно разбирают воду для полива по каналам советских времен. Русские строили там каналы - хотя сами, не имея холодильников, хранили продукты зимой за окном. И жрали гороховый хлеб. Пока их лучшие в мире геологи не нащупали Самотлорскую нефть, чтобы менять ее на канадское зерно. Это не экономика даже, это в чистом виде чудо господне, непонятное нормальному разуму.

    - Сэр, и какие же выводы?

    - Проклятое поколение получило свой Сталинград. Ото-химе нашла способ обесценить нашу электронику. По крайней мере - ослабить ее так, что решить исход войны технологическим преимуществом у нас не получается. Нужды нет: русские привычно вырыли окопы на море, и справляются оптическим наведением вперемежку с рукопашным боем.

    - Так они на этой почве спелись с катаноидами?

    - Фиори... Японцы не слышат нас?

    - Как будто нет.

    - Основной экспортный товар Японии - культ героической смерти. Здесь это довольно долго было решением всех проблем. От перенаселенности, от страха перед будущим, от оскорбления или даже простой обиды - куда ты сбежишь с острова? Только в мир иной. А сейчас времена невеселые; люди поневоле ищут помощи у Бога или богов - на Земле мало кто способен помочь.

    - Сэр. Но вы, кажется, не одобряете японцев? А ведь именно “бушидо” заставит их на переходе защищать нас.

    - Я не понимаю, что в смерти героического. Смерть - это просто смерть. Полное говно. И закончим уже с лирикой. Кто принимал груз?

    - Лично я.

    - Все время?

    - Всю неделю. Ролкера нам не хватило, так что грузили кранами поштучно, как обычного “дикобраза”. Кстати, отойдемте от штабеля. Как бы нам захватом по шапке не прилетело.

    - О да, не хватает мне лишиться еще и шляпы. Дома теперь ни стильной одежды, ни хорошего кьянти - ничего, что надо везти через большую воду. Нескоро еще чилийское вино сможет потягаться с европейским... Фиори, а “Нанауми” - кто?

    - Госпожа Цунаока Нанауми. Дочь владельца парохода. Попала в аварию, выжила в инвалидном кресле. И вовремя предложила себя добровольцем на аугментацию.

    - Что ж... Пойдемте знакомиться. Как вы считаете, уместно предложить ей сувенир из России?

***

    - Сувенир из России.

    - Положите здесь. А это что?

    - Монсеньер кардинал, это запрос из ЦРУ.

    - Вот как? Это в утренние документы на завтра.

    - Монсеньер кардинал, позвольте задать вопрос.

    - Позволяю.

    - Монсеньер кардинал. Меня часто спрашивают: что слуга слуг Божьих думает о нынешних временах, списаных с “Откровения Иоанна Богослова” построчно? Как там: “И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами” - что это, если не Глубинные высшего ранга?

    - Брат Фабиан... Не так давно то же самое было сказано о кораблях Тумана. Но Господь бог наш простер длань - и вот уже они в едином строю с нами, против тех самых порождений бездны... Вижу, вы недовольны ответом?

    - Монсеньер. Я хочу знать правду. Гладкие фразы я умею складывать не хуже. Ибо я все-таки секретарь великого понтифика, епископа римского, и прочая, прочая. “Поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?” - так же и мы поклоняемся девочкам в Школах, возлагая все надежды на сосуды греха. Да еще и на детей!

    - Брат Фабиан. В память об уважении к вашему достойнейшему отцу, я отвечу вам. Но цена ответа вам известна. Вы можете отказаться от вопроса и спокойно жить далее, помня, что я обязан вашей семье услугу. Вы также можете настоять и получить ответ. Но тогда я не буду обязан вашей семье более ничем. Взвесьте хорошенько, чего лишит вас грех излишнего любопытства. Ибо я все-таки камерленго, и это меня схизматики называют: “гестапо Ватикана”.

    - Господи Боже, да будет воля Твоя! Я желаю знать правду.

    - Мальчишка! Ты узнаешь не правду, но всего лишь мысли! А потеряешь услугу могущественного князя церкви. Подумай о роде!

    - Ребенок познает мир от мысли родителей. Юноша от книг, кои суть все те же мысли, уловленные на бумагу из хода времени. Наше место на стенах Аккры - иначе люди придут под благословение иных церквей, не таящих от людей ни крови, ни правды!

    - Слова, достойные Овернской Проповеди. Стало быть, мнение папы тебе уже известно.

    - Откуда?

    - Ты только что высказал его. Я сделаю тебя следующим епископом Рима. Понтифик стар. На его место много желающих - заслуженные старики. А сегодня нам нужно копье Георгия, не пастырский посох.

    - Так это что же - заговор о римском престоле?!

    - Это истинная цена твоего вопроса. Не больше. Не меньше.

    - Так отвечайте же!

    - Известно ли тебе соглашение о рекламе?

    - Но... При чем тут...

    - Так известно?

    - Считается подлостью использовать в рекламе безусловные рефлексы, инстинкты, которым человек противостоять не может. Дети в опасности. Угроза женщине. Защита беспомощного. И так далее - все, что прошито эволюцией.

    - Так вот: порою мне кажется, что господь наш бог отчаялся докричаться до нас. И он поднимает интерес к своим посланиям, как журнашлюхи Херста: слезогонкой. Вот вам девочки самого что ни на есть милого возраста. А их эсминцы - сущие дети. И вот вам стая Глубинных, которая жрет милых девочек с костями. Даже у святого тут вскипит кровь!

    - Но господь наш бог несколько умнее журнашлюх. Воистину, если он захотел бы, то нашел бы способ...

    - Я даже не буду спрашивать, что у вас было по богословию, по логике. А что по дискуссиям, уже вижу. И уверен, что историю крестовых походов знаете назубок. Итак?

    - Либо господь не хочет говорить с нами, потому и написано послание болью и отчаянием. Либо с нами говорит не господь, и потому буквы послания - сосуды греха, язвы соблазна.

    - Как видите, ничего сложного.

    - Оба исхода одинаково плохи.

    - Когда вы станете папой, это вам и придется исправить.

    - Исправить Его послание?

    - Когда святой Патрик плыл крестить Ирландию, в чем он был уверен? В прочности моря? В милости ветра? В доброте пиратов? Он просто сделал, что был должен.

    - Вы совсем запутали меня, монсеньор кардинал.

    - Викарий Христа да будет умен, а не хитроумен. Наша церковь более претерпела от умных ублюдков Борджиа, опоганивших святой престол, нежели от всех арабских завоеваний, вместе взятых... Для распутывания сложных клубков у вас буду я.

    - Господи... Что же делать?

    - Молитесь. Разумом тут ничего не решить.

    - Молиться?... Копье, не посох... Копье... Георгий! Во бранях святейший поборник!...

***

    - ...Георгий! Иже мученик светлый!...

    Место в ложементе. Ремни защелкнуты. Руку за спину: копье-гарпун-трезубец - комплект. Костюм застегнут, герметичность - зеленый. Питание - до пробки. Реактор - зеленый. Коньки... Легкая дрожь. Исправно. Или это палуба дрожит?

    Или это дрожит она сама?

    - ... И всю его супостатную силу бежати сотвори!

    Все дрожат. Вся девятка. И невидимые отсюда девятки в других отсеках тоже дрожат.

    Первый раз. Это как первый раз с мужчиной. Только страшнее. Тем страшнее, что с мужчиной никогда не будет.

    Кто-то молитву читает. Мужскую молитву. Не “к тебе, Мария, прибегаем”, спрячь нас под юбку от жестокого мира... Это пусть лепечут на берегу. Здесь поздно прятаться. Здесь - “Слово похвальное Георгию”. Страшная молитва: на каждый восклицательный знак - удар. Потому и знают ее в Школе. Так знают, что копья в зажимах подпрыгивают!

    - ... И се ни щитом! Ни бронею!

    А еще потому, что покровитель страны - Георгий Победоносец.

    Но ей-то чего? Вовсе она из другой страны. И язык чужой для нее. И отлично понимает она лишь уставные команды, прочее - иногда с пятого раза доходит. Особенно, когда волнуешься, или думаешь о своем.

    - ... И знаменем Его!

    Вот и сейчас: что там говорит флагман девятки? Рослая красавица, облитая гидрокостюмом; вместо лица прозрачная бронепластина шлема - ни глаз, ни улыбки, ни узнаваемых ямочек на щеках - одна фигура. Фигура... Пешка? Ладья? Так ведь и ферзей разменивают! На груди - большая красная цифра “30”, а пониже - красная же цифра “0”. Белая прямоугольная табличка с именем. Из глубокого кресла в ложементе буковки не прочесть; но уж имя собственного флагмана всей девятке известно: Тенрю.

    - Мы получили сигнал “SOS” и очень спешим, - говорит флагман.

    Сигнал “SOS” - первое, чему в Школе учат. Понятно.

    - ... Оружия исполчаются, лезвия обнажаются...

    Флагман достает обычный прорезиненый мешок для документов. Снимает нагрудную табличку с именем, кидает в мешочек:

    - Сдать бумаги и ордена.

    - ...Колесо рвет! Огонь терзает!

    Бумаги ее - как у всех, в корабельной канцелярии. Любимая музыка так и осталась под подушкой в кубрике. А до наград еще доживи попробуй! Пыжиться-то можно сколько угодно. Но страх этим не выгнать.

    - Забыть свои имена...

    Тоже привычный ритуал. Только не на тренажере. Вода будет настоящая, и взвесь тоже.

    - ... Пашни пламенем испаханы суть!

    Позывной - восемь. Цвет - золотой. Желтый. Солнечный. А там, снаружи - солнце?

    - ... На землю храбро того низвержет!

    Худое дело в чужом пиру похмелье; на чужой войне только смерть собственная...

    - Отряд!

    Молитва смолкла; свет в отсеке пригас. Лицевой щиток опустить; всхлипывает подсос - герметизация; зеленый глазок - сделано. Поднять правую руку - готова.

    Можно не поднимать: пусть за меня умирают эти восемь! Но это значит: предать. Много слов, оправданий, прощений. И все сводится к одному: предать. Вес этого слова понимаешь только потом - когда уже ничего не вернуть. Восьмая не знает и не собирается узнавать - что чувствуют после предательства. Зато чувство безвозвратной потери знакомо Восьмой, как никому в целом свете. И ее правая рука поднимается словно сама по себе: готова!

    Тенрю довольна. Восемь нулевых: без провозного, без практики. Но хотя бы не трусят.

    - Отряд! Напоминаю, что было сказано на построении. Возврат имен - только по приходу в порт. Все понятно?

    Восемь кодовых “да”.

    - Ваша задача - только стеречь мне спину. На первый раз хватит. Держаться в кильватере! Запомните: не отставать! Делать все, как на тренажере. Вода несложная. Волнение всего два балла, ветер слабый. Взвесь - чуть выше восьмерки, конькам с перебором хватит. Воздух до тройки, болванки с иглами потянет. Ничего тяжелее формовать не пробуйте... Отряд! К выходу! Товсь!

    Снова восемь кодовых “да”, отражающихся зелеными глазками на прозрачном забрале флагманского шлема. Лишние слова - лишнее дыхание. А дыхание сейчас понадобится.

    Толчок: распахнулся лацпорт. Ух ты, и правда солнце! Заревела воздушная завеса. Ложемент отвернулся за борт - громадным крылом; вода заплясала чуть ниже коньков. Все, как на тренажере. Контроль взвеси? Девять и два, конькам хватит.

    - FORWARD!

    Восьмерка синхронно сходит с ложемента; плечи сразу ощущают вес экипировки. Тенрю - она не только флагман, но еще и мастер красного уровня - легко соскакивает прямо с борта, катится по склону невысокой волны, ощетинившись всеми стволами навески - хоть сейчас на обложку!

    Кодовые огоньки на внутреннем ободе шлема: построение правый пеленг; следовать в кильватере флагмана. Построились? Готовы?

    Пошли!

***

    Пошли к зюйду от конвоя, на правую сторону. Тенрю задала темп несколько повыше среднего. Отряд пока держался неплохо, и Восьмая приободрилась тоже. К тому же - солнце! В последние месяцы серое небо переносилось особенно тяжело... Девять пар коньков уверенно скользили по взвеси; ветер сдергивал гребешки с полупрозрачных волн - а говорили, ветер слабый?

    Обвеска флагмана ожила. Повторяя движение, стволы всей девятки довернули по целеуказанию из тактической сети. Тенрю выпустила несколько снарядов куда-то к горизонту: цель указал то ли радар, то ли опыт флагмана - то и другое не чета рядовым канмусу. Восьмая пока что видела одно море, да солнце; она притемнила шлем - как учили.

    И тут же заметила, что столбик указателя плотности взвеси растет. Четырнадцать! Восьмая не успела выразить в словах, что это значит - но тело ее прекрасно успело выполнить все, вбитое тренажерами Школы.

    Вода справа по борту расступилась; громадная черная туша Глубинного - крейсер, не меньше! - заслонила солнце. Все открыли огонь без команды, на одних рефлексах. Кашлянули башни - черную стену испятнали розовые всплески; тварь начала выворачиваться, чтобы оказаться к девятке пастью - но тут загрохотали сразу восемнадцать роторных “металлорезок” - и, заглушая грохот, отчаянно заорал динамик:

    - Мама!!! Больно же!!!

    - Уходит, уходит! Ниже возьми!

    - Ай, не могу больше! Больно!

    - ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! Шестая! Чего визжишь? Шестая!

    - Больно! Больно!! Бооольнооо!!!

    Щелчок - флагман выкинула из сети источник паники. Туша Глубинного рушилась громадными кусками - кто-то все еще полосовал ее роторными, а еще кто-то, не видя ничего вокруг, долбил башенным калибром:

    - Н-на! Н-на! Сдохни! Сдохни! Сдохни уже, сука!

    - Четвертая, что с шестой?

    - Сорвало с креплений правую металлорезку! Вывихнуто плечо.

    - Костюм цел?

    - Не вижу, все в брызгах... Ошметках.

    - Четвертая - прикрываешь. Пятая и Седьмая, тащите Шестую на борт. Вас встретят. До нашего возвращения перейдете под флаг “Феникса”. Остальным - дробь! Прекратить огонь! Прекратить огонь! Цель поражена! Вторая! Вторая, твою же мать! Он готов уже, хватит бэка выжигать. Двойка! STOP IT!

    Уставная команда, прошитая школьным гипнозом, сработала - и Вторая, наконец, перестала стрелять. В тактической сети наступила непривычная тишина. Дохлый глубинник закачался на волнах - все так же заслоняя солнце, до того был огромен. Девятка, усохшая до пары двоек, собралась вокруг флагмана.

    - Периметр, курицы! Под ноги смотреть! Сектора разобрали! Горизонт!

    Выполняя команду, Восьмая с ужасом поняла: она не видит конвоя! И отошли-то недалеко, на уставные полторы мили флангового дозора - и уже одни в море! Тенрю, однако, живо прекратила панику - где-то словами, где-то ласковым шлепком по плечу, а Второй отвесила натуральную пощечину - обычного человека убила бы на месте; канмусу только-только хватило придти в себя после истерики.

    - Продышались. Продышались. Отлично, девчата. Отлично! Он и выдохнуть не успел, как вы его настрогали. Тяжелый глубарь, хорошая добыча. Нам бы полчаса, печень вырезать. Ничего вкуснее просто не существует. Но мы не на охоте. Побежали, побежали, конвой ждать не будет!

    Пятерка неуверенно заскользила дальше, с каждым вдохом и каждым пройденным гребнем приходя в себя.

    - Стволы все мне отдали, - продолжала командовать флагман. - Через одного, гарпун-копье... Н-на р-руку!

    Восьмая послушно переключила все стрелковое на внешний канал - если флагман понимает, что вокруг творится, то пускай сама и стреляет. “Через одного” - флагман берет гарпун с подавителем регенерации, первая от флагмана берет копье, следующая - гарпун, следующая опять копье... Восьмой достался гарпун, который она и выдернула из-за спины. Тенрю все так же уверенно вела поредевший строй справа от конвоя, на уставном удалении; все так же качались волны, солнце подпрыгивало над пенными гребнями - ветер усилился, и был это недобрый признак.

    Взвесь?

    Девять и шесть... Ну, десять.

    Восьмая чуть успокоилась. Грохнули башенные калибры всей пятерки, снаряды унеслись вперед-влево. Выше и правее с хлопком проявились четыре “короны” - чьи-то еще снаряды на излете вызвали скачок уплотнения взвеси. Отходы их реакции падали в море рваными кольцами, напоминающими коралловые атоллы; в месте падения как будто что-то мелькнуло? Тенрю навела туда совокупную мощь дозора и кого-то накрыла: взлетели черно-розовые клочья.

    - Ага! - хрипло сказал динамик голосом флагмана. - Девочки, спину мне держите, сейчас потанцуем! К полному ходу!

    Несколько вразнобой загорелись зеленые огоньки готовности.

    - FORWARD!

    Тенрю рванула с такой скоростью, что Восьмая долгое время не могла думать ни о чем, кроме как удержаться у флагмана на хвосте! Флагман бешеной гадюкой вертелась между волнами, заходила по скату, совала куда-то копье - был же гарпун, когда успела сменить? Выдергивала - тянулся отчетливый черно-багровый след - наводила стволы всей пятерки и разряжала их залпом; Восьмая глохла в эти мгновения. Тенрю залетала на гребень и била с гребня вниз - пока Восьмая соображала, в кого, флагман уже перекидывала копье за спину и всаживала полный залп всех калибров дозора прямо в раззявившуюся перед ней морду! На стекле шлема бешено плясали зеленые огоньки пятерки, вспыхивали алые отметки противника - и тотчас пропадали. Это высунувшийся глубарь уходил под воду - либо его приканчивала Тенрю. Целей вокруг было много, но Восьмая так никого и не успела ткнуть: флагман рубилась не то, чтобы за четверых новичков - за всю девятку!

    Восьмая не успела заметить, сколько это длилось - просто в какой-то миг динамик заговорил снова, голосом сытой львицы:

    - Выходим из боя. Встречаем смену. Восьмая! Не спать! Они с твоего сектора, и тебя уже видят. А ты еще о парнях мечтаешь!

    - Тридцать-ноль - первой-ноль.

    - Есть тридцать-ноль!

    - Мы на смену. Отдыхайте!

    - Тридцать-ноль, фланг сдан.

    - Первая-ноль, фланг принят.

    Полная девятка смены - в снежно-белых гидрокостюмах, с алыми и золотыми цифрами позывных на спине и груди - подкатилась слева; солнце уже заметно зашло за спину. Восьмая посмотрела на часы: и правда, вахта. Как там Анна? Руку, наверное, вправили уже?

    Тенрю заложила красивый круг, мимоходом пробив копьем еще какую-то мелкую нечисть. Засмеялась, глядя на снежно-белые стволы:

    - Не закоптились, пока дошли?

    Флагман сменщиков прислонилась шлемом к шлему Тенрю - выглядело, как поцелуй. Означало наличие важной новости, которую нельзя доверить тактической сети. Короткий разговор шлем-в-шлем - и пятерка покатилась к родному борту “Летящего Феникса”.

    - Не расслабляться! - снова заговорила Тенрю. - Половина потерь на обратном переходе. Думаете, уже все? Ни разу! Смотреть в оба!

    Восьмая слушала краем уха, поглядывая на датчик плотности взвеси.

    Вот опять: пятнадцать! В этот раз она успела предупредить:

    - NADIR! LEFT! ALARM!

    Глубарь всплыл медленнее, чем тот, первый - но оказался куда проворней, и от ударов копьем Первой и Третьей успел увернуться. Флагман и Вторая всадили в тушу гарпуны, едва успев избежать щупалец. Восьмая оказалась далековато, ударить не получалось. Тогда она метнула гарпун - метров с двадцати, как выяснили уже на борту, просматривая видеозаписи нашлемных камер. Гарпун мелькнул над водой черной молнией - и утонул в глубаре целиком!

    - Вот это бросок! Восьмая, да это заявка на красную!

    Услышать похвалу самой Тенрю, только что раскидавшей целую стаю, оказалось неожиданно приятно. Пораженный глубарь вздрогнул всей исполинской тушей - и тут Вторая и Третья, зайдя со стороны конвоя, чтобы автоматика расстопорила пушки - разнесли его в клочья башнями, а флагман добавила из металлорезки. И никакая регенерация тварь не спасла, потому как гарпунов с блокировщиком забили в нее целых три.

    - Готов, - удовлетворенно приговорила Тенрю, - главное, без истерик на этот раз... Эх, печень бы! Но конвой ждать не будет. Двинули, двинули, девчонки. Два поросенка наши, однозначно.

    - Флагман, а та стая? Ну, где мы крутились? - осмелела Вторая.

    - Та стая для хорошо сыгранной девятки - мясо, экспа. Мы там не работали, номер отбывали...

    Канмусу пораженно переглядывались, вспоминая пляску пьяной кобры. Что же тогда работа?

    - ... А когда из-под ног - бывало, поопытнее вас люди ошибались. От внезапности, от усталости, от...

    Борт навис крепостной стеной, откинулся привычный ложемент. Вдоль борта скользили Четвертая, Пятая и Седьмая:

    - Флагман?

    - Все хорошо. Два свиненка к ужину выслужили. У вас?

    - У нас никого.

    - Вообще здорово, хоть погрузка без помех. Сейчас я вам замену вызову...

    Тенрю переговорила с кораблем и скомандовала:

    - В порядке номеров - на решетку! GO ON BOARD!

    Пока тридцатая девятка запрыгивала на пластиковые сиденья, чуть подальше откинулся еще ложемент, и с него на волны встали девять канмусу в темно-синих комбинезонах, с большими цифрами “15” - красного цвета у флагмана, и золотого у всех прочих.

    И только уже оказавшись в кресле, Восьмая сообразила, что больше не дрожит.

    Первый выход закончился.

    Она осталась жива.

***

    - Жива, но это ненадолго, - доктор нахмурился. - Костюм треснул и взвесь попала на ссадины, следовательно - в кровь. Фильтры тут бесполезны.

    Капитан конвоя прикоснулся к подбородку пальцами.

    - Тогда и выбора нет. Готовьте, я вызову эвакуатор. Она же не одна?

    - Увы...

    Пока доктор перечислял, кого надо вывозить в первую очередь, капитан конвоя переключился на оговоренную волну:

    “Валькирии - Токио-Сидней-один-семь!”

    “Беркана в канале.”

    “Беркана, у меня два десятка раненых. Срочная эвакуация на Гавайи.”

    “ТС-один-семь, школоносец у вас просторный, я смогу сесть. Требуется постоянная скорость.”

    “Беркана, для палубы скорость постоянная, принял.”

    Переключившись теперь на внутреннюю сеть, капитан конвоя отдал приказ - и в кубриках “Летучего Феникса” заиграла музыка пробуждения. Услышав знакомые раскаты, Восьмая села на кровати.

    - Рано еще, - сонно простонала Таня с кровати напротив. Дверь в кубрик открылась, всунулась флагман:

    - Девочки, подъем. Надо расчистить дорожку для нашего “Феникса”, раненых будем вывозить на Гавайи.

    - Ра-аненых... А где Анна?

    - Ее тоже.

    - Так она тяжелая! - кубрик разом проснулся. Канмусу повскакивали, отбросив одеяла. - А ты же говорила, с ней все обошлось!

    - Я соврала, - без тени смущения сказала Тенрю. - Чтобы вы нормально выспались перед боем.

    Переждав особенно громкие вопли, добавила:

    - У вас первый практический, первый провозной и первый боевой выход - в одном флаконе. Вы и так едва уснули.

    Одевающиеся девочки согласились - кроме Инес:

    - Но ты нам соврала! Как нам тебе верить?

    - Как флагману. - Тенрю пожала плечами. - Психофизиология бойца - психованая физиология. Чем больше психованая, тем ближе бабушка с косой. И мы не на берегу, Седьмая. Будешь ты мне верить, или нет - но сейчас ты спала на полста минут больше, чем если бы ворочалась, переживая за Шестую.

    - Анну!

    - Пока мы не придем на берег, она - Шестая. Спи с ней, раз вы такие любимые, но называй как положено. Тогда в бою не оговоришься. Отряд! Всем слушать внимательно!

    Флагман убедилась, что ее действительно слушают все, и только тогда сказала:

    - Чует моя задница, дорожкой дело не кончится. Хотя впереди по трассе Валькирии уже вскипятили половину океана, и все наши линкоры бьют на обе стороны почти непрерывно - но погреба-то у них не бездонные, как у некоторых тут желудки.

    Третья потупилась.

    - ...Если бы от глубарей спасали стволы и ракеты - не было бы нужды в нас.

    Флагман еще раз оглядела кубрик.

    - За бортом ночь. Отставший одиночка до утра не доживет. Есть шансы, что вас подберут крейсера арьергарда. Если заметят радиомаяк, и если смогут подойти достаточно близко. Но это настолько призрачный шанс... Лучше забыть. Если бы не прямой приказ, я бы и радиомаяки у вас отобрала, чтобы не расслаблялись.

    Лес поднятых рук.

    - Приказываю: что бы там ни орали начальники - слушать меня! Только меня и никого больше. Всю школьную премудрость сдать в сейф. Вопли за патриотизм положить вот в эту мусорку. Дежурной - выкинуть, проверю.

    Девочки слабо улыбнулись. Тенрю продолжила:

    - Вы - новички, перворазницы. Заготовки. Личинки. У вас единственная задача - дожить до второго боя. Глубья хватит на всех! Ни завтра, ни послезавтра война не кончится. Вернетесь - доделаете. Устали - не стесняйтесь нажимать красный сигнал. Понятно?

    Флагман перевела дыхание:

    - Просто держитесь за мной и лупите все, что увидите. Автоматика не даст выстрелить по своим. Об этом не думайте. Вообще не думайте. Следовать за мной. Слушать меня! Понятно?

    Тенрю прошлась между замершими на кроватях девочками тридцатого подразделения, заглядывая каждой в лицо - и осталась довольна. Махнула рукой:

    - Всем хорошо поесть. Умыться. Сходить в туалет. За бортом все унитазы только с зубами.

    Вторая (Таня) и Седьмая (Инес) робко хихикнули.

    - А какие там тентакли, девочки, вы себе представить не можете... - мечтательно произнесла Тенрю, театрально закатывая глаза. Блики дежурного освещения поползли по великолепной фигуре флагмана; весь отряд засмеялся в голос.

    Отсмеявшись, Тенрю щелкнула пальцами:

    - Теперь к делу. Сорок минут - все висят в ложементе, экипировка к осмотру. Восьмая!

    - Есть Восьмая.

    - В Гонолулу напомнишь: подобрать копье.

    - Но у меня есть! Оно и так выше меня ростом!

    - Это правда, богатыркой ты не выглядишь. Щепка. Но ты вбила в глубаря гарпун. Броском с восемнадцати метров. Следовательно, ритуал Призыва дал тебе исключительную силу. Интересно, какой к тебе придет позывной. За счет чего сила - можешь понять лишь ты сама. Не торопись, это у всех приходит со временем. Кстати, о времени...

    Тенрю снова повысила голос:

    - Отряд! Одевайтесь тщательно, складочки разглаживайте. Что не так - прямо сейчас переодеть правильно, до полного удовлетворения. Чует моя жопа, снять комбезы мы сможем только в Гонолулу.

    - Так до него чуть не сутки ходу! - распахнула испанские глазища Инес.

    - Мы таки не в сказке, девочки, мы таки в заднице.

***

    Насколько в заднице, Восьмая поняла не сразу. Поначалу все было хорошо: для обеспечения эвакуации на воду выгнали сразу всех, почти двести канмусу - и расчистили дорожку легко, с подавляющим преимуществом. Правда, плотность взвеси не падала ниже двадцати - но шли уже по водам Ото-химе, и никого это не удивило. В приборах ночного видения кровь глубарей сияла собственным, неярким, пугающим зеленым светом. Школоносец катился ровно, как по рельсам. Время от времени гидроакустика доносила глухие раскаты: подводные лодки били кого-то, защищая уязвимое брюхо конвоя. Подумав, каково им приходится, Восьмая даже поежилась: вот где адов ад, куда она сама, пожалуй, не пошла бы ни за какие коврижки!

    Подумала и вздохнула: коврижки остались на берегу; ад же поднимался все ближе к поверхности. Вот впереди-справа вздыбился глубинник - на нем скрестились трассы металлорезок; бешеная регенерация твари выкрасила экран прибора всеми цветами радуги - ткани отрастали на глазах! Но кто-то ловко забил в тушу гарпун с блок-регеном - его еще называли “ГБР” или “габар” - и цвета потускнели, и снаряды обрели прежнюю силу, разорвав глубаря на куски - массивные, внушительные, но совершенно безопасные.

    И тут же два глубаря слева-сзади; пока их били, выпрыгивает пара впереди. Тенрю срезает первого - второй успевает выстрелить! Воздух тяжелый, взвесь больше восьмерки, и снаряд получается тяжелый тоже. Брызги на поле Клейна - школоносец “Летящий Феникс” такой же корабль Тумана, как и весь конвой. Снаряд глубаря бессильно раскалывается на защите, самого его добивает очередь слева - судя по синим трассерам, из первых десяти отрядов.

    - Ракетами огонь!

    Ракеты прекрасно выжигают взвесь; но формовать их можно только при воздухе девять или выше... А, уже двенадцать! Что же под ногами?

    Взвесь - тридцать!

    - NADIR! ALARM!

    - Не ори, бей, они тут везде!

    Восьмая садит копьем куда придется - и, конечно, делает ошибку новичка. Слишком резкое движение! Взвесь переходит в плотную фазу. Хлопок, удар отдачи - копье пополам.

    - YELLOW EIHGT, GO A BOARD. RECHARGE WEAPON!

    Флагман замечает все! Она - мастер красного уровня. Интересно, сколько же у нее выходов?

    Восьмая подходит к ложементу - копье уже приготовлено. Сдергивает его, догоняет строй: пока все рядом, чистят проход перед собственным школоносцем. Врезается в клубок: кто где? Туша - глубарь, свои так не разожрутся. Н-на!

    Копье входит в темную стену - та взрывается брызгами всех цветов радуги, напрочь ослепив шлем. Очиститель проползает всего раз и прилипает. А под ногами и воды-то нет: плотность взвеси - шестьдесят! Бой катится по застывающей крови глубинных; над головой все слышнее раскаты главного калибра эскадры; гидрофон то и дело щелкает, отсекая чересчур громкие звуки.

    На внутреннем ободе шлема - кодовый сигнал огоньками: отходим. Передышка! Отходим!

    А уже на ложемент и не запрыгнуть: глубари кругом. Чуть отвлекись, тотчас за полушария цапнут.

    - CLEAR THE BOARD!

    Очистить борт? С радостью!

    Отряд скользит вдоль стальной стены, шинкует мелкую нечисть. С соседнего ложемента сходит смена: отдохнувшие номера, полные короба зарядов. Свежая девятка перехватывает инициативу, гонит глубарей под волны.

    - GO ON... - уже командует погрузку флагман.

    - STOP DO IT! - ревет динамик незнакомым голосом. - По конвою! Противник отрезает замыкающий вымпел. Все экипированные номера - к “Нанауми”. Подвахта в готовности прикрывать вымпелы один и два! Атака на тройку - отвлекающая. Ждите основной удар по “Хемптону”. Фланговым дозорам... - мужской голос пропадает, и связь матерится голосом Тенрю:

    - Теперь точно жопа. Отряд! Всем принять седьмой и второй тюбик. Подтвердить!

    Семь зеленых огоньков.

    - Взять с оружейки, у кого что израсходовано. Готовы?

    Опять семь зеленых.

    - Девчонки... - неуставным голосом обращается флагман. - Кому плохо... Кто сомневается... Нажимайте красный сигнал.

    А вот хрен: семь зеленых огоньков.

    - Девчонки. Вы чудо! - Тенрю переходит на уставной язык:

    - Держаться в кильватере! Просто удержитесь в кильватере. Не отрывайтесь. К полному ходу! Готовность!

    Семь зеленых, в меру голодных, остро вооруженных, разве только что не босых - на коньках.

    - FORWARD!

    Господи боже - в прошлый раз Восьмая думала, что Тенрю движется быстро! Но теперь! И как она разбирает дорогу в каше ночного боя? И кто теперь прикроет “Феникса” при погрузке раненых? И...

    Ночь глухая - лишь восточный край моря впереди по курсу чуть-чуть светлеет. Или кажется? От века рассвет приносит людям надежду. Так то - людям!

    Плотность взвеси - шестьдесят. Воздух - двадцать четыре.

    Вот и грузовик. Ого, сколько нечисти! Лупи куда знаешь, не промахнешься. Копья работают, как иголки в швейных машинках. Главный калибр линкоров ревет уже без перерыва, долбя кого-то на дальних подступах. Стволы канмусу блокированы: слишком близко свой борт. Вот еще кто-то сломал копье. Восьмая слабо улыбается: не только над ней будут смеяться. Зеленая кровь кружевами. Лицевой щиток снова залепило. “Нанауми” держит ход; конвой держит ход. А хорошо, что грузовиков только три! Один - пусть и громадный - было бы еще проще сберечь. И в Школе все типовые маневры учили применительно к одному грузовику в конвое...

    Хлоп! Еще одно копье расплескалось об воду...

    - ... RECHARGE WEAPON!

    Вот как флагман вышла через кашу к родному борту? Пока будешь таращиться на карту - убьют. Если отбиваться без оглядки - фиг поймешь, куда несет вместе с боем. Но Тенрю - мастер красного уровня. Вывела точно к лацпорту. Над школоносцем серебристое сияние, ореол, искры на взвеси. Ореол - воздух свыше тридцати, так учили. Потом вспучивается белое солнце, срабатывает светофильтр; резкие черные тени - стартовала Валькирия с ранеными на борту. Хоть одна хорошая новость.

    Вокруг уже бой во всю ширину. Лиловые ореолы за трассами блок-снарядов - и тут же зелено-синие в ночнике брызги, когда глубаря находит полновесный корабельный фугас, а не наперсток из башенного калибра канмусу. Протирая заляпанный визор, Восьмая случайно задевает сенсор связи и вываливается на общую волну конвоя.

    - Прикрывай, я достала его!

    - Рука! Моя рука!

    - FORWARD!

    Кашель пушек и ракет глубарей - их так много, что под воду загоняют не всех. Успевают и прицелиться, и выстрелить. Ало-желтые шестиугольники поля Клейна над туманниками - и белые прочерки рикошетов от поля.

    - Иже мученик светлый!... Н-на, тварь!!

    - Четвертый отряд, курс три-три-два.

    - Феникс, это седьмой отряд. Марка три, скорость сорок. Прошу помощи.

    - Седьмые, возвращайтесь, посылать к вам некого!

    Белые столбы воды с зелеными кружевами взвеси. Тошнотворный хруст копий. Черные “короны” потерявших скорость пуль и снарядов, вокруг которых скачком уплотнилась взвесь. Полностью отключенные гидрофоны - бедные подлодки, как они там хоть что-то видят?

    - ... Больно! Суки, мне же больно!

    - По конвою: ход полный!

    - Флагман! Флагман? Кто-нибудь! Где я? Пеленг! Дайте пеленг!

    - Урод! Сдохни! Сдохни уже, блядина!

    Тут Восьмая, наконец-то, сбрасывает настройки на волну тридцатого подразделения. Тишина! Тишина же! Облегчение такое, как будто экипировку сняли вместе с комбезом!

    Мичман в радиорубке “Феникса” отключить общую волну не может. Моряк с подвыванием бьется головой о консоль:

    - Суки! Твари!

    Сосед живо хватает его за руки, прижимает к столу. Пинает ногой тревожную кнопку. Врывается старший смены, все понимает с полувзгляда. Смотрит в мутнеющие глаза радиста:

    - Что случилось? Причина какая?

    - Там девки погибают, а я тут ручки кручу! Это татарский полон. И каждую ночь твою девку насилуют рядом с тобой же. А у тебя руки связаны и колодка на шее, горло перегрызть и то не бросишься...

    Старший смены без суеты выдергивает из аптечки шприц-тюбик и аккуратно втыкает его в шею радиста.

    - Держи, - говорит соседу. - Держи, еще минут пять, пока подействует.

    Снова заглядывает в глаза истерика:

    - Ну, ты же знаешь с чего началось. Допуск же имеешь?

    - Началось? Парня Ото-химе крутые убили, - отвечает продышавшийся радист. - Она и психанула.

    Старший смены расстегивает ремень, складывает в четыре раза:

    - Ты правды хотел? Так вот же тебе правда, бляденыш. Ты местных крутых терпел, потому что сам таким стать мечтал. Аж задрачивал на сериал “бригада”. Татуировки набивал, вон - вся шкура в партаках. Не космонавтом же, сука, и не фрезеровщиком. Работать лохи должны, ага? И вот оно сложилось - как сложилось. Не в том поселке, так в другом бы порвалось. Больно уж до буя развелось крутизны. И все терпели ее. Кто боялся. Кто сам хотел примазаться. Круто же! По Земле шагает крутота, лохам будет ата-та?

    Тут старший смены с неожиданной силой лупит истерика по заднице - пряжкой с якорем.

    - Терпи! Я тебя даже с вахты не сниму. Собрал себя в горсть - и крути ручки! И только ошибись мне. Враз на трапе поскользнешься.

    “Феникс” режет волны заданным генеральным курсом; вокруг него взахлеб режутся полные нелюди с немного не совсем людьми. Упавшие снаряды возводят над собой водяные минареты с кружевными верхушками взвеси. Постояв немного, водяные пальмы рушатся на палубы кораблей; противоминный калибр в брызги расплескивает попавших на прицел глубинников. Главный калибр осыпает и осыпает взвесь, расчищая воздух для радаров и прицельной электроники. У борта “Феникса” катится тридцатое подразделение, и флагман его - Тенрю, “тридцать-ноль-красный”, командует:

    - Первая, Вторая, Третья! Прикрывайте, остальным - перезарядка.

    Лонжерон откинут - новые гарпуны, трезубцы, копья. Реактор? Зеленый. Коньки? Зеленый. Еще два тюбика - на вкус чистое железо, но почему-то приятно до дрожи.

    - Четвертая, Пятая, Восьмая! Прикройте!

    Восьмая чуть не за шиворот заставляет себя оторваться от борта хотя бы на полкабельтова. Взвесь - шестьдесят. Воздух - сорок. Над головой белоснежные хвосты ракет. Ночник видит разницу в полградуса между гребнем и основанием волны, факел ракеты для него так ярок, что срабатывает светофильтр. Черные кольца ткнувшихся в уплотнение снарядов - черные и в ночнике тоже. Слева-спереди темная масса - Восьмая на одном испуге вбивает в гада сперва блок-гарпун, а потом трезубец - без единой мысли, заученная в Школе связка; Четвертая и Пятая добавляют. Зеленые пряди расплывающейся взвеси; затухающая пульсация темно-алого в кальмароподобной массе. Остыл. Готов. Хорошо...

    - АТМ! Аll-to-me!

    Восьмая послушно поворачивает к своим. Теперь Тенрю говорит ласково:

    - Девчонки, соберитесь. Чуток осталось. Резервная эскадра уже идет нам навстречу. Валькирии выжигают дорожку. Вот, смотрите!

    - Так это не восход там, впереди?

    - Это бутылку Клейна в узел Минковского завязывают, - хрипит Инес. - Все, кто нас там ждал, резко зажгли.

    - Точно. Девчонки, милые, еще одна пробежка. Вон там, - Тенрю включает маркер на общей карте - и Восьмая радуется, что сейчас вполне понимает схему. Наверное, потому, что вне схватки. Флагман поясняет:

    - ... Признаки наличия Старшей особи. Похоже, оттуда командуют нападением на замыкающий грузовик. Я уже запрос кинула. Сейчас их снарядами приголубят, они занырнут. Пока будут булькать, мы подбежим на выстрел. В гидрофонах сейчас только мат начальника можно разобрать, так что им поневоле придется выставить головы на воздух. А тут из-за угла появляемся мы. Давайте, лапушки, впереди полосочка! Красненькая!

    Восьмая пытается сообразить, чем так важна красненькая полосочка, но тут же и бросает глупую затею. Думать сил не осталось - только следовать за флагманом. Зеленый...

    Тенрю смотрит на семь зеленых огоньков. Утереть слезы сквозь лицевую пластину никак, так что флагман глотает их молча.

    - К полному ходу! ... FORWARD!

    Взвесь - шестьдесят пять. Воздух - сорок пять. Зато стрелять можно. Из сорок пятой взвеси можно такое выформовать - Ото-химе обзавидуется.

    - Ракетами - огонь!

    Пламенные хвосты отлично выжигают взвесь. Над головами опять блок-снаряды главного калибра линкоров. Линкоров три в эскадре. И еще тяжелые крейсера. И легкие. И эсминцы. Сперва - лиловые хвосты сотен блок-снарядов. Потом почти неслышный шорох осыпавшейся взвеси. Воздух - девять! Без маски жить можно. Два или даже три вдоха.

    А главное, осыпавшаяся взвесь не мешает радарам. И начинает работать вся электроника наведения! Недолго: пока неимоверно громадное скопище глубинных не надышит до уровня тридцать - и выше. Но в эти короткие минуты по стае лупит все, что может стрелять.

    - Держите мне спину!

    Разгоняются “тридцатые” без особого рвения - очень уж хочется спать. Двужильная Тенрю ловко уводит отряд от “собачек”, пытающихся задержать прорыв. Башни с металлорезками плюются направо и налево, но Восьмая выстрелы уже воспринимает как шум лесного ручья.

    - Трезубцы - н-на р-руку! Р-руби!

    Тенрю идет прямо сквозь кашу оглушенных глубарей; тридцатый отряд следом за ней орудует копьями и трезубцами. От усталости древки движутся не так быстро, как надо бы - но проход к главной цели все же расчищен.

    А цели-то и нет. Нырнула. Старшая особь - не зубастый унитаз. Старшие особи разумны. Как люди. Кое-кто и хитрее... Тенрю закладывает поисковую спираль: никакая хитрость не поможет распознать скользящих канмусу. Акустика не в силах выделить слабый шелест коньков среди громких всплесков боя. Чтобы командовать набегом, Старшей особи надо видеть поле. А для этого рано или поздно придется всплыть и смотреть глазами.

    Туда, в эти глаза, Тенрю и загоняет боекомплект. Глубинник взметывается над водой - не туша, стальной змей!

    И тогда весь тридцатый отряд, наконец-то полностью проснувшись, полосует серо-синее тело - и башенным калибром, и плетями трассеров из металлорезок, и гарпунами, и копьями, и трезубцами!

    Тварь падает с неслышным в грохоте боя всплеском. Движение массы глубинников резко меняется. Ближайшие к месту событий просто разворачиваются и уходят под воду: больше их никто на смертельный штурм не гонит. Флагман тоже сигналит отход, и с ужасом понимает, что выложившийся в рывке отряд едва переставляет ноги. А ведь нужно догнать школоносец, идущий со скоростью конвоя - сорок узлов!

    - Феникс - Тридцатому! Мы выдохлись! Марка пять! Снимайте нас, мы Старшего срубили!

    - Некому снимать. Правее вас восемнадцатый и шестой. Собирайтесь на марке два. Вас прикроют эсминцы дозора.

    Восьмая снова отключает общую волну. Когда успела нажать слишком чуткую клавишу?

    - Отряд!

    О, это Тенрю. Не напрягай меня, большое алое облако...

    - ... Первый тюбик - принять! Подтвердить!

    Вкус первого состава - горячее железо. Имбирь. Чай с имбирем. Чай - это хорошо. Тепло. Люди. Когда-то и она была человеком...

    Состав срабатывает, и Восьмая подпрыгивает на коньках. Заснуть посреди боя! Сожрут же нахрен! Зеленый!

    - Не отставайте, - Тенрю что, всхлипнула? Да быть не может, это, небось, двужильная слюной от ярости захлебывается. - Курс на точку два, полный ход... FORWARD!

    Полный ход, веселенькие зеленые волны. Круглые и некруглые кусочки всех цветов радуги. Ночное зрение - такое... Такое ночное! Красиво идет флагман! По скатам, сквозь гребни - ну правда же, красавица! Может, и правда, ну их лесом, этих мальчиков?

    Борт... Железная стена, лиловые сполохи поля Клейна... Решетчатый ложемент.

    - GO ON BOARD!

    Ложемент - фиксаторы - копье... Нет копья. Блин. За потерю копья - штрафной балл. Ночь кругом, как же найти его? Да и бой вокруг...

    - Флагман, я копье потеряла.

    - А я трезубец.

    - А я...

    - Да хрен с этими дровами! Зато все живы! - Тенрю как будто удивляется, заталкивая свою экипировку в личный флагманский шкаф.

    - Сама в шоке, - огрызается Инес. Ей проще, экипировка рядовых канмусу так и остается на ложементе. Вокруг решетчатого крыла уже суетятся дежурные оружейники. Седьмая делает несколько шагов к двери отсека - и мягко, тряпочкой, оседает на мелко дрожащий пол. Мгновение спустя перестает действовать даже первый тюбик - весь тридцатый отряд сопит в две дырочки прямо на металле высадочной камеры. И Тенрю, размазывая слезы, таскает спящих к диванчикам в комнате отдыха. Позвать дежурную смену? Но те, наверняка, заняты приемом раненых...

***

    - Раненых стало в два раза больше. Безвозвратные потери - четырнадцать. Без вести - трое. Правда, арьергард еще не докладывался, вдруг все-таки подобрали.

    - Я боялся худшего. Эти новички еще ничего.

    - Как посоветуете идти дальше?

    - На рогах.

    - Пожалуй, по-другому и не выйдет... Феникс - капитану конвоя.

    - Есть Феникс.

    - Больше никого на воду не спускать.

    - Есть никого на воду.

    - По конвою! Канмусу выбыли, дальше пойдем на стволах. Главного калибра оставить по десятку на башню. Торпеды, ракеты и универсальный, противоминный - расходовать без ограничений. Ход полный, принять изменение генерального курса, приготовиться к маневру. Напоминаю: минимально допустимый интервал!

    Отрываясь, конвой увеличивает скорость до предельной. Гонка сквозь ночь, гонка к рассвету - к настоящему зареву, сквозь лиловое пламя осыпателей, сквозь шары трассеров, на крыльях воды и взвеси выше носовых башен. Зайтись бы сердцу - да после суматошной резни всем кажется, что время застыло, и ничего не происходит, и даже клонит в сон. Лишь багровые полотенца залпов, лишь уханье главного калибра. Огненные стены заградительного; да в оттаявших, наконец, гидрофонах утробные вздохи ныряющих зарядов...

    Тридцатое подразделение сопит на диванчиках отсека ожидания. Тенрю в полудреме слушает общий канал конвоя. И уже под самое утро, разобрав знакомые позывные Резервной Эскадры, Тенрю понимает: дело сделано. Выкуси, Ото-химе: конвой прорвался в Гонолулу!

***

    В Гонолулу все первым же делом бросились на узел связи. Восьмая не бросилась: как бы ни был велик узел, триста человек сразу он вряд ли примет. Будут очереди, придется ждать, подскакивая от нетерпения. Да и говорить придется под нетерпеливыми взглядами: ну скоро ты там? Мы тоже ждем!

    Так что Восьмая не спеша вымылась в освободившемся душе тридцатого кубрика. С чувством, с толком, с расстановкой позавтракала всем, что предлагал камбуз “Феникса”. После боя аппетит взлетел до невиданных высот. Правда, заслуженных поросят обещали к ужину - когда подразделения соберутся за торжественным столом. Но канмусу и так не морили голодом; а уж бывших в бою вовсе угощали без нормы. Благо, за талию опасаться нечего: ведь просто бежать вдоль борта школоносца - и то приходится со скоростью конвоя. Сама не зная, зачем, Восьмая расставила приборы как делалось дома - неимоверно давно и необъяснимо далеко, в другой Вселенной... И поняла, что напоминала себе об этом зря. Стерла слезы (как будто никто не заметил?) - и после завтрака спустилась поплавать. Так-то в бассейн фиг прорвешься!

    После купания Восьмая медленно, - медленно, какой же это восторг! Не надо держаться на хвосте у бешеной гадюки Тенрю! - плавно пошла сперва по стальным коридорам “Летучего Феникса”, потом по гладкой тиковой доске верхней палубы. Малолюдность школьных отсеков завораживала и даже немножко пугала. Да, экипаж суетился все так же. Но вот синих форменок Владивостока и белых Токио на пути не попалось ни одной.

    Сине-белое облако форменок и нетерпеливого визга клубилось у лимонно-розовых стен радиоузла. Соратницы разве что на стены не лезли - да и то, потому что флагманы рядом и не помилуют.

    Восьмая посмотрела на далекую суету с трапа. Прикинула, что еще часа два у нее есть. Спустилась - наслаждаясь едва заметным прогибом каждой пружинящей ступеньки. Спросила у вахтенного матроса:

    - Где тут кафе? Или просто можно посидеть? Никуда не спеша...

    Матрос указал в совершенно противоположную сторону:

    - Вон под горкой базар. А там столики, видите?

    - А... Люди?

    Матрос понимающе кивнул:

    - Здесь нет лишних людей. Все знают, кто вы. Можете ходить свободно. Это же не город, а закрытая база. Просто большая очень.

    - Благодарю, - Восьмая зашагала в указанном направлении. Вопреки ожиданиям, земля под ногами не качалась. Причальная стенка тянулась и тянулась; справа, у берега, на ней равномерно попадались будочки электрошкафов, бухты толстенных силовых кабелей и прошитых блестящей стальной нитью армированных шлангов, резко пахнущие активным топливом. Слева длинный борт школоносца, затем просто море. Потом справа показался вагончик побольше. За ним, огражденные вкопанными баллонами высотой по колено - шесть столиков белого дерева, в два ряда. Выгоревший парусиновый навес над ними шевелило полуденным ветром. Черные стальные опоры навеса уже заметно нагрелись в лучах давно поднявшегося солнца.

    За ближним столиком сидели два угрюмых мужика - один в инженерском комбезе, второй в белом халате со знаменитым кленовым листом Гавайского Международного Госпиталя. Подняв глаза на вошедшую, инженер сказал:

    - Товарищ младший лейтенант, разрешите обра...

    - Отгребись от нее, Корнет, - рявкнул знакомый голос. - Это моя Восьмерка. Она ничего знать не может.

    - А-а... - пролепетала Восьмая, - Тенрю? Капитан Тенрю?

    - Садись, чего застыла?

    Восьмая осторожно вошла и села за второй стол. Тенрю хлопнулась рядом - лавка пружинисто прогнулась, но добрые дубовые доски выдержали. Перед собой Тенрю выставила высокую бутылку. Доктор и Корнет посмотрели на нее неодобрительно.

    - Не берет, - печально сказала Тенрю, разливая содержимое по рюмкам-наперсткам. - Не берет меня ни “Столичная”, ни шило. Я же не человек. Я могу двигаться со скоростью сорок узлов. Выдержать отдачу двух металлорезок. Пропороть гарпуном шкуру глубинного. Тех калорий, что в бутылке, мне на четверть часа хорошего хода. Или на пять минут активного боя. Не того хлопания по балде ладошкой, что было ночью. Активного!

    Восьмая только икнула: Тенрю недвусмысленно подвинула один из наперстков к ней.

    - Но... Пить с командиром? Это против правил!

    - А восемь стажеров - по правилам? - капитан зарычала так, что мальчишка-разносчик отшатнулся. - Да я вешаться хотела, Восьмая! Ве-ша-ться! “Что страшней, чем форс-мажор?” - процитировала она стихотворение Командора. Корнет среагировал мгновенно:

    - В экипаж пришел стажер!

    - Ну, а что страшнее даже?

    - Два стажера в экипаже!

    - А вас у меня восемь. Во-семь!

    - Это песец, - согласился доктор. Тенрю посмотрела на него с жалостью:

    - Док, песец - это два стажера в экипаже. Ну, три. Ну пусть дважды по три! А у меня... Как это? Четырежды акбар!

    Откашлялась и проглотила содержимое наперстка. Восьмая поднесла рюмку к губам - и задохнулась от неприятного запаха. На домашнее вино совсем не похоже. Девочка решительно поставила наперсток на стол:

    - Невкусно.

    Тенрю засмеялась - негромко, печально и необидно:

    - Удивительно не то, что мы пятую часть потеряли. Удивительно то, что четыре пятых живы.

    - Вы... Все сделали за нас, - набралась храбрости Восьмая. Тенрю кивнула:

    - Девятки, пытавшиеся делать хоть какие-то маневры, потеряли кто двоих, кто троих. Четвертый отряд накрылся полностью, вместе с Евой. А мы уцелели. Одна Шестая в синяках. Если это не чудо, так чудес нет вовсе... Восьмая, ты не нюхай, ты пей. Тогда не так погано.

    - Нам еще до Сиэтла идти.

    - Знаешь, девочка... - капитан взъерошила свою вороную гриву. - Я однажды так зареклась. Подумала: не хвали день до вечера. Еще же переход от Палембанга. А ее хоп - и съели. И я не успела сказать!

    Тенрю оперлась подбородком на сложенные руки.

    - Я - “флотская дева.” Кан-мусу. И я, блин, останусь, мать его, девой! Потому как, если мне понравится парень... - кивнула на Корнета. Тот вздрогнул.

    - Да договорилась бы я с Симакадзе! - рявкнула капитан. - Вернется она! Такао вытащит! Дваждырожденная не из такой херни вылезала! - сказала Тенрю уже доктору.

    - Ты что-нибудь знаешь? - мужчины затаили дыхание.

    - Я верю, - сказала Тенрю. - Верить и ждать возвращения с моря женщины умеют. Вам вот придется учиться. Но это хотя бы в ваших силах. А мне чего делать? Если мне понравится парень, я одним засосом его насухо выпью. Или обнимашками раздавлю в пирожок с говном. Я же не человек. Пост-человек. Экс-человек. Полубог.

    Восьмая набралась решимости, схватила наперсток и... И сплющила точеный металлический стаканчик просто пальцами!

    - Ой...

    - Да! Я же тебе копье обещала! - засветилась от радости Тенрю. - Под твою немеряную силушку. Вот мелочь отмитингует возле узла связи. Мы подойдем чинно, как дамы, посылочку получим... Корнет, проводите?

    Тот замялся. Тенрю посмотрела на него прямо:

    - А Симакадзе бы не обрадовалась, что ты киснешь. Так что взял жопу в горсть и держи спину прямо. Вон Док даже в лице не изменился. Хотя тоже переживает, я же слышу сердечный ритм.

    - Госпожа капитан...

    - Тенрю!

    - Госпожа...

    - Тенрю!

    - Тенрю... А сколько у вас походов?

    - Один, - просто сказала капитан. - До Австралии, за металлопрокатом. Шведские рудники тю-тю, вам же должны были давать на экономической географии. Нормальная руда в товарных объемах только там и осталась. И обратно: Порт-Дарвин - Порт-Артур. Ну, в новый, который отстроили после Второго Удара. Восьмая, ты что хлопаешь глазками? Истории тебя не учили тоже?

    - Один выход? Всего лишь один? И красный номер?

    Тенрю пожала плечами:

    - Меня-то учили полтора года. У меня были провозные выходы - по настоящей взвеси, но без боя. Была стажировка в нормальной, сработанной девятке. Как я тупила! Из вас ни одна так не тупила, даже эта коза Седьмая. Объективно, вы круче. Учили вас меньше, а справились вы лучше. Так что попомни мои слова, ты тоже скоро покраснеешь.

    - Но всего лишь один поход!

    - Ну, вдоль Гвинеи, Филиппин, Малайзии. Берег близко, прикрытие авиацией постоянное, и грузовик тоже был единственный.

    - А чего сейчас три?

    Тенрю поморщилась:

    - Политика. Стратегия. Хрен в ступе.

    - Или просто предыдущий конвой не дошел, - прибавил молчавший до сих пор доктор. - Вот и послали то, что в прошлый раз не доехало.

    Восьмая вздохнула. Одно дело - слухи. И совсем иное - обедать с людьми, не дождавшимися любимых из потерянного конвоя.

    - Посмотри лучше вон туда, - сказал Корнет. - Прямо турнир!

    Несколько поодаль от столиков закусочной, у входа на базар, расступилась небольшая очередь. Подошли два здоровенных матроса с местной базы - ветер перекладывал по могучим плечам воротники, вышитые таким же кленовым листом, как на халате доктора. А еще на плечах матросы несли девчонок - Восьмая сразу узнала аватары подводных лодок. Вспомнила, как ей было страшно в слепой мясорубке ночного боя. А для подлодок такая резня - обычное дело. Девушка поежилась.

    Аватары подлодок, свесившись к прилавку, выбрали что-то, невидимое от закусочной. И, похоже, заспорили. Скомандовали - люди расступились еще шире. Аватары зашептали что-то на ухо - каждая своему матросу. Те заржали - натурально, по-конски. Правда, то и дело сбиваясь на обычный смех. Один попытался копнуть землю копытом - как настоящий конь - чуть не упал. Зрители тоже засмеялись. Аватары между тем выдернули первые попавшиеся палки. Кто-то подал упаковочную ленту - русалки живо навили ее спиралью, превратив шесты от навеса в рыцарские копья. Навершия копий сделали из круглых желтых плодов - Восьмая таких не видела ни дома, ни уже здесь.

    Матросы-скакуны разошлись по углам площадки. Снова попробовали заржать - и под хохот зрителей тяжелой трусцой понесли амазонок в центр поля. Правая крутанула копье, ловко разбив желтый фрукт о макушку соперницы. Та не осталась в долгу, ткнув противницу копьем в бок. Но вражина перехватила копье рукой, отбросив свое. Подтянула желтый шар поближе - и в три приема отгрызла от него добрую половину! Остатки фрукта шлепнулись на ринг, вокруг которого уже катались со смеху все мальчишки - и добрая половина взрослых зрителей.

    Подлодки гордо выпрямились на плечах матросов - те сделали круг почета и под аплодисменты ускакали к дорожке, где скоро скрылись из виду.

    - Традиция такая, - серьезно сказал Корнет. - Русалки с подводных лодок не ступают на землю Гавайев. Пока здесь хоть у кого-то есть сила в руках.

    - Есть за что, - неожиданно для самой себя сказала Восьмая.

    Тенрю одобрительно хлопнула ее по плечику:

    - Соображаешь. Интересно до чертиков, какой же тебе достанется позывной... Ну так что? Пойдем прогуляемся в сторону радиохауза? Ты... Родителям будешь звонить?

    Восьмая вздрогнула:

    - Моих родителей нет на Земле.

    Поколебалась. Вспомнила жалобу Тенрю: “А ее хоп - и съели... не успела сказать!” И призналась - прекрасно понимая, что вручает флагману ключ от собственной жизни:

    - У меня есть знакомый. Парень.

***

    Парень хмыкнул:

    - Фигней хвастаешься, Крыс.

    Названный прищурил красноватые глазки - полностью оправдав кличку.

    - Ну так похвастайся чем настоящим. Не можешь? Не свисти!

    Егор посмотрел на многометровый бетонный забор, под которым собиралась ватага Крысят. На приметный куст шиповника. На покосившуюся лавку, порезанный ножами стол, вытоптанную землю под ним.

    - Настоящим?

    Крысята посмотрели с неподдельным интересом, заслонившим пока что даже обиду. Они к новичку всей душой - даже морду бить не стали, как положено при прописке в новом дворе. А тот обфыркал и крутизну их, и секретное место, где так удобно курить, прячась от взрослых. Игрушки, сказал. Бычиный кайф, так-то!

    Но крысята нешуточно гордились выдержкой и дисциплиной - насколько это вообще возможно в пятнадцать лет. И потому посмотрели на атамана, которому было аж целых семнадцать. Крыс говорил, что у него даже девчонка есть! Поскольку дрался Крыс лучше любых двух, слова его в шайке никто под сомнение не ставил.

    Кроме этого вот Егора... Как там фамилие новичка?

    Крыс длинно сплюнул подальше в жухлую траву.

    - Ты говоришь: мы мелкие. Было бы это неправда, мы бы не обижались. Но это, мать его, правда. Если бы это настоящий мужик сказал, обиды нет. Но ты такой же пацан, как мы. Ты живешь с папиных копеек. И девушки у тебя нет. И папа твой, как у всех. Хрен ли там, что ты хоккеист, у нас тут и борцы есть, и каратисты. Это намек был, если что.

    Шайка согласно заворчала: все два десятка парней с “круглого двора”. Крыс держал речь дальше:

    - Так что мое тебе слово. Предъяви нам это настоящее свое. Тогда тебе от нашей банды уважуха. Мы не гондоны какие-нибудь, слово наше - тверже гороха.

    Ватага снова загудела в полном согласии.

    - А не предъявишь - будем п*зды давать, где только ни встретим. Будешь из двора по крышам выбираться. Не шучу.

    - Настоящее... - Егор поднял глаза к небу. По небу шли облака - точно так, как на севере, откуда его отца перевели во Владивосток. Облака, несомненно, настоящие.

    - А что ты считаешь за настоящее?

    Крыс делано удивился:

    - Я же сказал. Работу, что не спиногрыз, а самостоятельный. Хату сними. Девушку склей. Покажи нам издали, мы не суки, в постель подглядывать не полезем.

    Пацаны засмеялись.

    - Вот, - атаман постучал кулаком по бетону, - за этой стеной девушки с любым размером.

    Егор пожал плечами:

    - Я знаю, что там за девушки. Не вариант. А насчет обычной - реально. Только срок - полгода.

    - Че так долго, але?

    - Сам ты але. Быстро девок на панели клеят, монетку показал - вся твоя.

    - Утухни, Вес. Новичок дело говорит. Порядочная сразу не согласится.

    - Типа ты пробовал?

    - Тебе засуну - и ты попробуешь.

    - Заткнулись все, - Крыс внимательно посмотрел на новичка. - Ты хорошо подумал? Соскочить не дадим. Лучше, может, работу поищи?

    - Ее тут взрослым не хватает. Машины мыть - и то бичи не пустят. Металлолом цыгане держат.

    - Что да, то да - слишком близко к морю, земля сплошного стрема... Ну? - вожак протянул руку; Егор пожал ее.

    - Вес, разбей. Число сегодня какое?

    - Пятнадцатое июля.

    - До пятнадцатого января.

    - Потом учись на бетмена. По земле ходить не будешь!

    - Заткнулись все. До середины зимы его никто пальцем не тронет.

    - Зато потом! Счастливого полета, бэтмен!

    - И ты отсоси не нагибаясь, - вежливо сказал Егор, поворачиваясь к дому.

***

    Дома вкусно пахло жареной картошкой. Мать заловила Егора еще в прихожей и отправила сперва выносить мусор - а потом за молоком на угол, где пришлось отстоять полчаса в очереди. К возвращению картошка остыла, но ворчать у Егора желания не было. Поев на кухне, он двинулся к себе в комнату. Малолюдье Приморского Края имело и плюсы, четырехкомнатную квартиру семье выдали с легкостью. Так что у Егора имелась личная комната, чем большинство сверстников из внутренних областей страны похвастаться не могло.

    Вернулся отец, втащивший на буксире Алиску. Сестра Егора собиралась осенью в школу, так что спасения от вопросов мелкой не было ни на земле, ни на небе. Отец применил испытанное средство, сразу после ужина усадив Алису за планшет - за настоящий планшет, подключенный к настоящей отцовской рабочей станции с громадным семнадцатидюймовым монитором:

    - Вот. Рисуй, что захочешь!

    - Папа! А Хоро и Лоуренс - настоящие?

    - Настоящие, конечно. Вон брата спроси!

    Егор нешуточно вздрогнул, и отец, разумеется, это заметил. Программист-то он программист; да только и программистам положено быть внимательным к мелочам. Не говоря уж о том, что родитель Егора занимается исследованием Феномена. Там невнимательность быстро на шкуре отражается.

     - Чего, сын? Проблемы с врастанием в дворовый коллектив?

    Сын пожал плечами:

    - Пап... Я могу легко назвать человек пятнадцать, с которыми встречал Новый Год. Но не назову ни одного, с кем встречал два Новых Года подряд. Что мне этот дворовый коллектив, если тебя в любой момент могут перевести еще куда-нибудь!

    Отец снял очки - и сделался до того беззащитным, что Егор пожалел о выпаде.

    - Извини, - просто сказал отец, протирая стекла.

    - Проехали, - кивнул сын.

    - Помочь не надо? - осторожно поинтересовался отец.

    - Ты меня для того на хоккей отдал, чтобы теперь за меня впрягаться?

    - И то правда... Открой-ка дверь, дядя Витя пришел, наверное... - без очков отец старался по квартире не ходить. То бровь рассечет - то вазу своротит.

    Дядя Витя вошел, как бегемот в бассейн: с шумом и брызгами. Наговорил комплиментов маме; похлопал Егора по плечу - тот едва не присел, больно уж здоров был гость - заговорщицки подмигнул папе, вытянув плоскую фляжку из неведомых глубин свитера:

    - Хиспана. Настоящая!

    Подкрался к Алисе и тихонько положил на планшет свеженький выпуск “Волчицы и пряностей” - рисунки тут же оказались позабыты. Угомонился дядя Витя только в гостиной, откуда в комнату Егора долго еще прорывались куски спора:

    - ... Если мысли - это импульсы по нейронам, значит резонанс биотоков явление строго научное.

    - Хочешь сказать, и телепатия и телекинез возможны?

    - Саш, ты как не Феномен изучаешь. В ходе совпадения частот...

    - Чего с чем?

    - Пока не знаю, но физически ничего невозможного нет в Призыве...

    Дверь приоткрылась, и в комнату Егора просочилась девочка.

    - Брат, не спишь?

    - Не-а.

    - Пойдем со мной мультики смотреть? Мне одной страшно!

    - Так зачем ты их смотришь, если страшно?

    - Интересно же!

    - А чего ты советские мультики не смотришь? Там страшных нет.

    - Как это нет? “Родила царица в ночь - не то сына, не то дочь”, брр! Ужас, что детям показывают!

    - А чем Дисней тебе плох? Принцессы там, Белоснежка, Русалочка?

    - Русалочка овца тупая! Если бы она просто знала буквы, вся сказка была бы другой!

    Алиса поежилась:

    - Ну пойдем! Включишь на мониторе, а то в гостиной взрослые! Я же не умею.

    Мультики Алиса признавала сугубо девчоночьи; но вот именно сегодня Егора это почему-то не напрягало. Конечно, если отца как обычно перед Новым Годом переведут на новое место, отвечать по дурацкому спору не придется. Всунув подаренный дядей Витей диск, Егор думал, что перед покупкой кота узнают, чего любят коты. А перед тем, как завести девушку, стоит, наверное, узнать, чего любят девушки. Отца спросить стоит. Мама - та сама придет и спросит. Сколько Егор ни пытался ее в этом опередить, не выходило. Мама всякий раз догадывалась о Егоровых бедах раньше, чем тот набирался смелости спросить.

    Спор дурацкий! Дисковод и тот без ума не заведется, а тут - девушка.

***

    Девушка запустила огрызок по высокой дуге в траву справа от дороги, по которой смирная лошадка тащила их двуколку.

    - Наконец-то ты вщемился и в этот мир...

    - Теперь жалею, - сказал парень, сидевший на облучке рядом. Перегнулся назад, в кузов тележки. - Подай монстролябию, она к тебе ближе.

    Уравновесив прибор, парень отпустил стопор. Освобожденная стрелка перепуганно вжалась в самый верх шкалы. Девушка поджала губы. Потом неуверенно сказала:

    - Посмотри еще в шизоскоп. Вдруг вчера просто место было неудачное?

    Всмотревшись в окуляр поданного прибора, мужчина повертел головой:

    - Мир-мозаика! Изюминок больше, чем булки. Тут все места ничуть не лучше.

    - Танатометр искать?

    - Не надо. И так страшно.

    - Так почему тогда мы не забрали ее с собой?

    Парень развел руками:

    - Здесь она в единственном прыжке от дома. Если ее друзья придут за ней, то тоже сюда.

    - Не показалось мне, что у нее много друзей.

    Парень переложил вожжи в левую руку, правой почесал затылок:

    - Умом я понимаю, что иначе не выкрутишься. А сердцем чувствую - хреновая получается история. Не скажут за нее спасибо. И не похвастаешься.

    Девушка прислонилась к плечу спутника:

    - Нас тут совершенно точно не хотят видеть. Капитан Категоричность идет по нашему следу.

    Парень махнул рукой:

    - Перетопчется. Он же сам сказал: “Заморачиваться сличением временных линий, склеивать в уме сюжетные линии и персонажей вообще неохота.” А чтобы вычислить, где мы в следующий раз появимся, много чего сопоставлять надо.

    - А сейчас ты скажешь, что и у него есть хорошие свойства.

    - Конечно. Чем хорош канон? В нем - как в привычном обжитом доме. Все на своих местах. Можно любую вещь взять, не глядя.

    Девушка повозилась, устраивая голову на плече собеседника. Пробормотала в самое ухо:

    - Что же нам не жилось? В четырех стенах не спалось? Что нас выгнало в ночь по высокой волне?

    - Лично мне просто интересно. А у кого-то дом обжит и привычен - только пуст и нетоплен. Кому-то начальник приказал. Кого-то выжили родственники. И так далее.

    - Так почему было не взять ее с нами? Неужели с нами ей было бы плохо?

    - Что страшнее: заблудиться в порту? Или уплыть с кораблем неведомо куда?

    Парень опять переложил вожжи.

    - Мы же оставили ее не в диком лесу без помощи, и не на руинах - в городе. Сдали на руки людям, которые ей помогут, - запыхтел сердито:

    - Один приговор от “Свидетелей Канона” у нас уже имеется. А приговоры не драгоценные камни, чтобы собирать их и потом у камина любоваться.

    - Но ты хотя бы переводчик ей дал?

    - Самый большой, самый лучший кристалл. Правда, всего на один язык.

    - А что это было за учреждение? Городская управа?

    - Нет. Это учреждение по поиску потерявшихся людей.

***

    “Учреждение / управление / заведение для / ради поиску потерявшихся людей” - так перевел вывеску кристалл. Вывеска выглядела внушительно и впечатляла всех входящих; ее впечатлила также.

    Под вывеской ореховая тяжелая дверь - сопровождающая гостеприимно распахнула створку и улыбнулась.

    Делать было нечего - пришлось войти.

    За дверью, впрочем, оказался небольшой вестибюль - светлый, сводчатый, нестрашный. Напоминающий Академию - там, дома.

    Женщина-сопровождающая пригласила в следующую дверь, за которой уже открылся просторный светлый кабинет - величиной с учебный класс. Почти пустой - лишь посередине, под роскошной люстрой из миллиона хрустальных подвесок, размещался широкий, низкий стол правильной круглой формы. Во главе стола сидел седой, краснолицый мужчина в аккуратной одежде с разными нашивками; она легко поняла, что это военный. Слева от него помещался мужчина помоложе, черноволосый, в строгом черном костюме из великолепной ткани, прекрасно пошитом - но непристойно раскрытым под горлом, показывающим белоснежную рубашку на пуговках. Причем по крою отложного воротника становилось понятно, что это не небрежность - а местная мода. Женщина-сопровождающая носила точно такой же камзол, срезанный в никуда; и точно так же белую рубашку. Вместо юбки - брюки, которые, впрочем, для женщин тоже дозволены - но лишь на королевской службе, да на охоте. Брюки и обувь сидящих мужчин заслоняла серая столешница, у женщины брюки были короткие: выше мягких туфелек то и дело проскальзывала полоска кожи.

    Женщина отодвинула стул - вполне обыкновенный, деревянный, хорошо подходящий к ее росту. Показала жестом - садись. И сама устроилась рядом, справа. Тут Военный и Щеголь согласно что-то сказали. Камень послушно перевел:

    - Приветствовать. Здравствовать.

    С каждым впитанным словом чужого языка камень переводил все лучше. Под конец короткой беседы никаких шероховатостей перевода уже не было. А началась беседа с обычного представления. Военный назвался - словно простуженный пес чихнул. Щеголь курлыкнул осенним аистом. Охотница прозвенела спущенной тетивой.

    - Луиза Франсуаза де ла Вальер, - назвалась она в ответ. Трое хозяев стола завертели головами.

    - Наверное, какая-то французская республика... - сказал Военный.

    - Или там очередная новая, - задумался Щеголь. - Наподобие басков или там шонзейцев.

    - Ага, - охотница посмотрела на гостью с неподдельным сочувствием. - Как же ты, девочка, добралась? Там же сплошная мясорубка. “Волки Мартелла”, неофашисты, ретрокоммунисты...

    Щеголь извлек чародейное зеркальце - невеликое, всего две ладони шириной - засветил и принялся тыкать в него стилом, явно записывая. Направил зеркальце на нее, попросил:

    - Посмотрите сюда, в черный глазок.

    Она послушно посмотрела, слегка опасаясь чужеродной магии... Кстати - а магией-то здесь не пахло!

    Зеркальце щелкнуло, полыхнув при этом режуще-белой звездочкой. Щеголь удовлетворенно кивнул и поблагодарил за помощь. Военный - конкретный, как все военные - первым перешел к делу:

    - Скажите пожалуйста, как вы здесь оказались? Вы прилетели, приехали, отстали от поезда?

    Охотница сдержано улыбнулась:

    - Ее ролевики привезли. С первоапрельского конвента.

    Щеголь, оказавшийся магом, подтвердил:

    - На аутентичной тележке, в клевых костюмах. Парень и девушка. Девушка куда как ничего!

    - Ты познакомился? - Военный поднял уголки губ, сделавшись окончательно похожим на старого пса.

    - Кулаки у парня тоже ничего.

    Засмеялись.

    - Но как же вы все-таки попали сюда?

    Она некоторое время комкала манжеты - словно бы молчание оставалось единственной ниточкой к дому. Никто не торопил. И в конце концов она поняла - все, обратного пути нет. Вздохнула:

    - Я участвовала в ритуале Призыва...

    - Призыва! - Военный поставил на столешницу сжатые кулаки - словно кружками грохнул.

    - Что же вы сразу не сказали!

    Все трое сделались внимательными, а голоса их наполнились искренним уважением.

    - Так, ваше полное имя? Место рождения... Полных лет... Документы... Нафиг, пишем: утеряны. Так, пройдите вот в эту арку, - маг перестал барабанить палочкой по волшебному зеркалу и указал на дальную стену комнаты. Перед стеной Охотница уже сняла чехол с высокой арки - сверкающей металлом, обвешанной амулетами, даже закрепленной множеством тонких канатов, как мачта корабля. Магией, впрочем, не пахло по-прежнему; да и ощущение от арки было как от сложного механизма, а не как от пентаграммы - неживая тяжесть, ничего похожего на сдержанное нетерпение Стихии.

    - Для чего это?

    - Это чтобы определить Вашу силу. Не бойтесь - сканер не причинит никакого вреда. Он как линейка, только измеряет, ничего не меняя.

    - Линейкой тоже можно врезать по пальцам, - возразила она, подходя к сканеру. И зачем огрызалась? Измерять всех пришельцев - не такая уж глупая идея, если подумать...

    Завершить мысль она не успела. С гулким хлопком арку разорвало. Канатики не спасли - взвились и опали убитыми змеями. Зазвенели, посыпались все три окна. Амулеты разлетелись по комнате; с легким дымком брызнула штукатурка. Немного поскрипев, решила поучаствовать люстра - и обрушилась точно в середину стола, прикончив чародейское зеркальце. Сам чародей, хоть и не сумел поставить даже простенького щита, все же избежал серьезных повреждений. От Охотницы обломки рикошетили, как стрелы от доброй кирасы. Военный чудом успел нырнуть за стол - кусок арки ровненько сбрил ему каблуки на обоих ботинках, пощадив ноги.

     В распахнутую дверь ворвались двое с оружием наизготовку. Военный мелко крестился ощутимо дрожащей рукой. Охотница с непроницаемым лицом заклеивала магу распоротую щеку. Маг щерился счастливой до идиотизма улыбкой.

    Ровно в центре взрыва, не пострадав от него нисколько - все воздействие было направлено от нее, и ничего к ней - на крашеных досках пола плакала девочка лет пятнадцати, худенькая, с розовыми волосами.

    - Даже здесь у меня ничего не получилось, один взры-ы-ыв... Чему меня учили? Управлять слугами? Приказывать подручному? Решать примеры с дробями? Так здесь это малявки могу-у-у-ут...

    Военный поглядел на обломки сканера. На мага. На ворвавшихся охранников. Взял себя за подбородок и глубоко задумался.

    Девочка утерлась рукавом длинного, наглухо закрытого темного платья - такое в старых комедиях носят горничные или суффражистки.

    - Что мне дела-а-а-ать? Я тут никому не нужна-а-а! Домой хочу-у-у!

    - Да ты офигела! - щеголь-особист поднял обломок сканера, повертел, положил на стол. - С такой силой тебя на руках носить будут!

    Русалка, которую в основной должности сегодня с успехом заменил камень-переводчик, переспросила:

     - Слугами? У тебя были слуги?

    - Да! Я де ла Вальер де Тристейн! - девчонка даже всхлипывать перестала. - И я иногда все же делаю правильно!

    - Так в чем беда? - туманница развела руками, всем видом изображая недоумение:

    - Служба мечом вполне достойное занятие для дворянина, разве нет?

    Девчонка поднялась. Извлекла из кармана платочек и вытерла слезы.

    - А вернуть меня обратно вы не можете? Я заплачу! У меня там остались деньги!

    Маг и Охотница переглянулись - точь-в-точь, как подобравшие ее на лесной дороге парень и девушка. И ответ дали точно такой же:

    - Куда?

    Повисла неловкая тишина; как решение всякого неприятного дела, и это взял на себя Военный:

    - Я предлагаю - Восточная Школа. Владивосток.

***

    Владивосток умирать не собирался. После Второго Удара смыло мост на остров Русский; война Тумана искорежила пирсы. Бухту “Золотой Рог” начали с горькой усмешкой называть “Засраный Рог” - а город все жил, отправлял корабли, выгружал контейнеры, чинил корабли, принимал рыбу с кораблей. Выпускал в море курсантов “дядя Саша” Шевченко - на волне бесконечных переименований, организаций, реорганизаций Тихоокеанское Высшее даже гардемаринами называли, было дело. На рыбе все так же прочно сидел Орлов, и корреспонденты “Ведомостей” осторожно интересовались, где можно встретить “человека мира”, которого не потопили никакие катаклизмы - даже исчезновение той самой рыбы, составляющей фундамент его благосостояния. Все так же “первая майка” дралась на дискотеках с “румын-травой” - хотя и от Первомайского района сохранилось едва полторы улицы, и горка Минного парка выгорела дотла под каким-то из бесконечных обстрелов.

    Война Глубинных была уже третьей на памяти “Проклятого поколения”; и это была хорошая война - если такое понятие вообще применимо к промышленной, конвейерной трамбовке судеб. По крайней мере, на сушу Ото-химе пока что не лезла. И противник был: очевидная нелюдь, не то, что корабли Тумана. Зато ловить рыбу теперь можно было лишь удочкой с берега, и то приходилось выставлять пару дозорных с дорогущими морскими биноклями... Егор вспомнил, как пацаном просил папу купить бинколь - и как удивился, когда отец спросил: для чего?

    Сегодня очередь озадачивать перешла к Егору:

    - Пап, надо посоветоваться.

    Отец оторвался от газеты:

    - Чего?

    - Ну, о девушках, - Егор сумел не замяться.

    - Опа! Да ты вырос, - папа сложил газету, - пора мотоцикл покупать.

    - Э? - Егор посмотрел на жуткие серпантины за окном. Они же зимой льдом покрываются! По ним на четырех колесах ездить страшно!

    - Ладно, не бери в голову, анекдот. Что хотел? Говори, пока мама с работы не пришла.

    - Пап, а почему “фигуристок” только строем в город водят? Курсанты мореходки сами собой, а эти всегда под присмотром?

    Отец сел прямо и проснулся мгновенно:

    - А ты вообще знаешь, кто и что они?

    - Ну... В передачах видел. В сети немножко есть.

    - Давай, расскажи, чего знаешь. А я дополню.

    Егор начал словами учебника новейшей истории:

    - Когда исследовали технологии Тумана, попробовали создать на их основе полноценные копии кораблей Тумана. Помню, тогда еще журналы печатали списки. Богатые люди, важные люди. Мы их фотками в карты играли.

    Папа неожиданно улыбнулся:

    - Как же, помню. Бумага плотная, печать хорошая. Как вы их звали?

    Егор тоже хихикнул:

    - Туз пук. Бледная королева с косой. Бульбингемский король. Валет чертей. Шестернюк некрести... Эрдоджопер... Пап, а почему их не превратили? Как это: а-уг-мен-ти-ро-ва-ли? Всегда же самая лучшая медицина достается шишкам. Только как сливки снимут, на рынок выкидывают облегченные дешевые варианты.

    - Пока прошло недостаточно времени, первая волна еще и десять лет не прожила, - отец поморщился. - Так что технология испытывается, идет опытная партия хомо-туманников. Это первое поколение. Для него ядро Туманника производится напрямую из человеческого мозга.

    - Пап, а может, все проще? Русалки действительно превращают важных людей. Только важных - для них, не для нас?

    Отец пожал плечами. Подтолкнул:

    - Дальше что было, помнишь, или подсказать?

    Егор обернулся к этажерке.

    - Дальше по Альтову, “Основные принципы развития техники”. Функция есть - а системы нет. Ядро Туманника формирует вокруг себя корабль. А зачем корабль? Пусть сразу формирует снаряды! Так появляется идея костюма канмусу.

    Парень снял с полки несколько фигурок - в постоянных переездах большая коллекция составиться не могла. Обдул пыль, вернул на этажерку. Сказал:

    - Вот, на них обвеска. Там генераторы энергии, силовых полей. А с помощью обвески из облака нанопыли производится чего надо, прямо по ходу.

    - И?

    - И как у Хайнлайна. Классический экзоскелет, просто носить который - и то нужен навык. Только у Хайнлайна были мужики, космодесант. А тут почему-то девушки.

    Папа снял очки, принялся вдумчиво протирать. Сказал тихонько:

    - Сын. Я тебе на самом деле все расскажу. Но вот об этом ты будешь молчать. Не я за тобой приду - особый отдел придет. Я, как любой родитель, хочу верить, что ты не мудак. И верю.

    Егор просто кивнул, не находя слов.

    - Для управления костюмом необходима подстройка. Ритуал Призыва. Лучше всего резонанс у девушек. Их психика эволюцией заточена на подстройку под новую семью. Мужики заточены нагнуть ситуацию под себя - или героически сдохнуть, и в этом основная проблема с ними. А тут простая зависимость.

    Тут отец заговорил прямо как дядя Витя:

    - Если у женщин агрессивность нормально приглушена, то у мужиков, напротив, большая часть психики держится на ощущении себя победителем. Нет этого - хер не стоит, потомства нет. Естественный отбор. Сломаешь агрессивность - получишь опущенного, с трещиной в психике. Нельзя на такого надеяться: непонятно, когда у него башню сорвет, и в чем это выразится. Хорошо, если громкий маньяк - а если долгоиграющий тихушник, типа Чикатилло?

    - Значит, опыты с мужчинами делали? Если это знают?

    - Я и так сказал много. Дальше думай сам.

    Егор попробовал подумать. Сказал медленно:

    - Известно точно, с русалкой человек может нормально... Э-э... Контактировать. А вот если его канмусу обнимет, получается пирожок с кишками.

    - Сын, вот тебе истинная правда, - закончив протирать очки, родитель тоже поднялся, подошел к окну, из которого прекрасно просматривался монументальный забор Школы.

    - Сами девчонки совсем не прочь заняться любовью, у них тоже гормоны. Только в процессе у них крыша слетает. И они любовника убивают или калечат.

    Отец строго посмотрел на Егора:

    - Теперь-то понимаешь, почему все засекречено? Почему про них слухи всякие распускают, почему брехни в три слоя накручено? Не потому, что нельзя - как раз потому, что можно. Просто кончается плохо. Каждый раз находится дебил, который думает: любовь побеждает все. Уж я-то уникальный! Меня ждет необычная судьба, я рожден стать примером!

    Хмыкнул:

    - И становится примером. В учебнике по анатомии. Науку двигает. Почетно... Сын... Хрен со мной, подумай, как матери это опознавать придется.

    - Папа, ты что?!

    - Мне тоже было пятнадцать!

    Оба посопели, глядя каждый в свою сторону. Отец, как более взрослый и сдержанный, пришел в себя первым:

    - Понимаешь теперь, почему фигуристок группами под конвоем гоняют? За группами следят флагманы. А сами флагманы мотивированы по самые уши. Ты же их на катке видел?

    - Ну и чего? Запретишь мне на хоккей ходить?

    - Вообще-то я сам хотел, чтобы ты стал порешительнее. Ах, как же прав был Экклезиаст! Бойтесь мечты своей, ибо сбудется...

    Не зная, что сказать, Егор тоже посмотрел на забор Школы.

***

    Школа проснулась как обычно, около половины седьмого. Подъем - умывание - завтрак... Завтрак?

    - Девчонки, мой сахар?

    - И мой.

    - Заколка!

    - Тапочки!

    - Ну, зараза! Она где-то тут! Эй, Лу, самотопину не видала?

    - Видала бы - хлопнула.

    - Так! Трое туда. Мы - прямо...

    - На завтрак не успеем!

    - Зато если поймаем, каждой по целому батончику! Подумайте о чести факультета! О славе, наконец!

    - Я не пойду.

    - Чего так?

    - Единственный случай, когда самотопину поймали, был... Давно! Сами же рассказывали. Охота гоняться?

    - Неохота батончики на выкуп отдавать!

    - Ай, да это когда было! Тогда еще у Хару-Хару можно было лекцию списать. Или чего-нибудь спросить.

    - Ага. Вот и доспрашивались до того, что к ней Злюку подселили - чтобы Харуну совсем не заездили. Время теряем, звонок скоро!

    В самом деле, вот и знакомые трели; привычная толчея в сводчатых коридорах и подпрыгивание тонконогих столиков в классах. Приветствие инструктору. Начало урока обычное: с домашнего задания.

    - ... Расскажите нам, каким образом изменялся наш основной противник. - Инструктор неторопливо прохаживается перед классом. Она никогда не видела его довольным. Наставник недоволен всегда! Неточный ответ. Неаккуратное движение. Небрежность в снаряжении. Штрафной балл! А это целый кубик сахара! Приходится тупо зубрить учебник в надежде понять выученное позже - когда она поймет и сам новый мир, провонявший кровью, как ветеранская стеганая куртка под кирасу. Хорошо хоть, кристалл-переводчик оправдывает свое назначение полностью...

    И она отвечает, слегка задерживаясь при подыскивании слов неродного языка:

    - Первая волна глубинных была клас-сичес-ким би-ологи-ческим вулканом. По всей видимости, породившая их неизвестная организация, условно именуемая “Ото-химе”, как в японской мифологии называется дочь Морского Царя, утратила контроль над биологическим оружием. С учетом последствий, ни одна организация не признает свою причастность к указанным событиям...

    Инструктор поощрительно кивает:

    - Продолжайте, не волнуйтесь.

    А Луиза и не волнуется. Просто понимает едва половину из тщательно зазубренных слов.

    - На тот момент глубинные представляли собой гомогенный вид существ, не делящийся на подвиды и совершенно не имеющий интеллекта. Они уничтожали пригодные ресурсы в парадигме... Парадигме...

    - Вот муд... Мудрецы, башню из слоновой кости им в это самое... Не могут учебник нормально написать... - ворчит гора в черном кителе. - Скажите своими словами!

    - Они выжрали все, до чего дотянулись, а потом передохли от бескормицы! - ответ стоит девушке кружки пота, выступившего бисеринками на лбу, даже на висках.

    Инструктор опять кивает:

    - Хорошо. А потом?

    - Потом... - Луизе как будто удается вспомнить следующий абзац! Радость вспыхивает улыбкой:

    - Потом Ото-химе - то есть, силы, стоящие за этим обозначением - начали выпускать новые, более совершенные и умные виды глубинных. Среди глубинных установилась и-е-рар-хи-я, удерживающая их от бесконтрольного размножения путем постоянных войн между стаями.

    - И когда же все это происходило?

    Вот с датами у нее особенно плохо!

    - Первое нападение глубинных... Семь лет назад. Первые признаки диф... Дифференци... Рования по со-ци-аль-ным ролям - пять лет назад. Три года назад экспедицией Акаги-домо было установлено, что глубины за лит-то-раль-ю полностью лишились биоценоза.

    Инструктор опять хмурится! Да чем же он снова недоволен?

    - Скажите, а в каком направлении глубинные могут развиваться дальше?

    Думай голова, шапку куплю! Или лучше наушники, в магазине такие розовые были, в цвет волос. Пушистые - вечно же уши мерзнут, а так не будут...

    - Если они съели все в море, им остается только выйти на сушу.

    - Вот, - говорит инструктор. - Вот видно же, что вчера с пальмы слезла. От гудящего крана шарахается. Русский язык ночью под одеялом учит. Но соображает! А вы из учебника три строчки запомните, и ходите гордые - аж трещит! Ну как же! Нас уже планета на руках носит - чего нам еще? Эх, было же, как призванные сразу с именами приходили. Им-то, первым, ничего про службу-защиту объяснять было не надо.

    - Курсант Инес Улькерия! Разрешите уточнение!

    - Разрешаю... Инес Язва.

    - Зато тех, с именами, на всю планету было тысяч тридцать. А нас будет около миллиона.

    - Если вы до Позывных доживете, - инструктор безнадежно машет рукой:

    - Мужиков сколько ни пихают в ритуал - вообще фарш на выходе. Добровольцев-то и три миллиона несложно набрать... Садитесь, Инес. А вам объявляю поощрение за добросовестность и награждаю материально.

    Инструктор выкладывает перед ней батончик. Целый!

    - Анна, вы ту самотопину поймали?

    - Нет, - шепчет в ответ удивленная соседка по столу. - А что?

    - Забирай. Выкупишь чего-нибудь. Или Ирине-пухлой отдашь. Вечно у нее живот урчит.

    - Но... Это же твой!

    - Я дворянка. Я служу не за сахар.

    По классу шелестит вразнобой: “гордая”, “в злюки рвется”, “для Петры мелкая”, “зато целый батончик!” - а она стоит, как громом пораженная, только что сообразив, чего же она выучила ночью, и сейчас рассказала.

    Все участницы эпической охоты на канмусу-подлодку - и дивизион “Флетчеров”, и “Катюша” К-21, и злющая Петра, и богиня всех первокурсниц Харуна - из легендарнейшей первой волны. Из тех времен, о которых инструктора говорили с придыханием: “Тогда в морях еще была рыба!” Ну и как давно были эти древнейшие времена? Сейчас в морях только вода - и взвесь. Воду в ванне можно сменить за час. За сколько можно сменить воду в океане? За век? За тысячелетие? За эпоху?

    А вот нет: всего за семь лет море и морское население изменились до неузнаваемости. Как будто вместо зеленой краски в таз набрали желтую. А что таз величиной с полмира - несущественные технические детали...

    Впрочем, за три месяца Школы столбенеть от удивления пришлось еще не раз. И, похоже, не раз еще придется. Кроме Школы, есть громадный мир снаружи. Если сама Школа и обучение в ней хоть немного, но похожи на привычную, известную Академию - то мир за оградой совершенно чужой. И притом громадный! Вот сегодня первый урок - география. Вычисление расстояний с учетом кривизны земного шара. Морские пути. Отличие ортодромии от локсодромии... Тут ей неожиданно сделалось интересно: сколько в здешних мерах завесит ее родной Тристейн? И потому дежурную она даже не заметила, той пришлось чувствительно потрясти девчонку за плечо.

    - Ла Вальер? Вам приказ, распишитесь.

    Конверт с красной полосой - срочное. Вскрыла - “немедленно явиться к начальнику Школы.” Инструктор только рукой махнул: вижу конверт, идите. Луиза вышла в сводчатый коридор и аккуратно прикрыла дверь, оставленную уже убежавшей к следующему адресату дежурной. Почему распоряжения не отдают на словах, это же намного проще? Почему не объявят по громкоговорителю? Что такого секретного в срочном вызове?

    Пробежала мимо лыжной комнаты, где качались в подвесках, отрабатывая движение по волнам: “Ноги! Колени сведи! Корпус вывешивай, тут вес надо, силой это не решается. Даже вашей!” Повернула на галерею к новому корпусу, чудом разминувшись с встречной канмусу. Влетела в кабинет начальника и протянула секретарю конверт.

    - Отлично, - сказал тот, - вы очень вовремя. Подождите буквально несколько минут.

    - Разрешите подождать в коридоре?

    - Только не отходите далеко, чтобы не искать вас.

    - Есть находиться на расстоянии зрительной связи.

    Было у Луизы тут неподалеку любимое окно. Если посмотреть немного вправо, чтобы громада тренажерного комплекса не попадала в обзор, и прижмуриться - чтобы не сбивали мелкие детали - то силуэт застройки до боли напоминал привычный корпус Академии. Вот и сейчас Луиза так сидела, слушая краем уха разговоры в ближайшем классе:

    - ... Дано: противник на глубине один километр, точно под местом корабля. Принято, что скорость хода у вас и противника одинаковы. Для упрощения примера считаем, что скорость противника в плане и по высоте - одинаковы.

    - То есть, мы километр прямо - он за то же время километр вверх? Но ведь он придет в точку, где нас уже нет!

    - Правильно. Чтобы перехватить корабль, сколько противник должен пройти?

    Скрип мела. Луиза представила в уме треугольник. Единица и единица... Хм... Корень из двух...

    - Правильно! - сказал за дверью невидимый инструктор, - почти в полтора раза больше! Это значит, что для уверенного перехвата его скорость должна быть в полтора раза больше вашей. Вывод?

    - Пока мы на ходу, никто нас укусить не может.

    - Неверно. Штрафной балл. Теперь вы!

    - Скорость корабля должна превышать скорость всплытия противника.

    - Верно, но недостаточно. На сколько единиц или во сколько раз?

    Дверь притянулась плотно, и звуки пропали. Век бы так сидеть, представлять - там вон здания Академии. В них знакомые лица. Не особо сложные задачки. Когда-то ее поражал профессор Кольбер, считающий в уме дроби. Здесь Луиза сама уже квадратные корни считает без подсказок. Трехзначные числа на время складывает и вычитает...

    Потянул сквозняк - кто-то вышел из кабинета. Из того самого - опять Луиза услышала продолжение разговора.

    - ... Углы для атаки конвоя?

    - Носовые курсовые, исключая лобовой.

    - Почему лобовой исключен?

    - Потому что таранного удара корпуса корабля Тумана в парогазовой оболочке никакой глубинный не выдержит.

    - Неверно. Ответ ведет к возможности опасной ситуации. Десять!

    Луиза чуть с подоконника не свалилась. Десять штрафных баллов! Что же это за тварь может выдержать удар корпуса Туманника, прущего во главе конвоя полным ходом?

    - Теперь вы. Почему исключен лобовой?

    - Лобовая проекция корабля самая маленькая из возможных. При движении вперед управляемость наилучшая. У глубинных только очень малое число существ способно затормозить движение корабля хотя бы и ценой жизни. Относительная скорость конвоя и стаи в таком ракурсе наибольшая, что выгодно конвою и невыгодно атакующим. Все в совокупности приводит к тому, что стая перед атакой вынуждена свести скорость относительно цели к минимуму. А это - догнать с кормовых курсовых или с траверза. Закружить можно только тихоходный конвой.

    - Отлично. Объявляю вам поощрение...

    Там, небось, батончик на стол выложили. Дверь щелкнула, звуки пропали. По коридору простучали чьи-то каблуки - Луиза не стала оборачиваться. Походка легкая - ученица. Стук в другую дверь:

    - Товарищ следователь! Курсант...

    Дверь тоже закрылась. А вот это уже надо бы узнать. Неделю назад одна из выпускниц отловила новенькую и приказала раздобыть конфет. Хоть роди - хоть укради, а завтра чтобы было! Новенькую заметили за взломом кондитерской лавки. Мешать не стали: самоубийц нет. Ущерб записали на счет Школы. Самой дурочке объяснили: теперь ей достаточно попросить, ученице Школы конфет насыплют хоть грузовик. Главное - чтобы сахар в крови от этого не прыгал. А почему не знаешь? Не объясняли? А кто приказывал?

    Луиза слезла с подоконника и осторожно приблизилась к двери. Подслушивать нехорошо, да. Но... Можно и не подслушивать: дверь легонькая, разговор вполне разборчивый.

    Суть вот в чем. Все ученицы, младшие по сроку службы, обязаны выполнить любое распоряжение старших. Так записано в Уставе. Только за последствия отвечает не исполнитель - а командир. Кто приказывал - тот и крайний!

    Для нее, для Луизы, вопрос этот - не праздный совсем. Ведь батончик брать - тогда, в самый первый раз - она отказалась не из гордости. Луиза нешуточно боялась, что здесь ее примутся травить, как дома. Дома одноклассники не давали прохода за нулевой размер груди да за феноменальную невезучесть в колдовстве. Редкое заклятье в ее исполнении не завершалось взрывом. А уж ритуал Призыва фамильяра кончился тем, что сама она попала в чужой ритуал Призыва.

    И теперь вот: чужой мир, чужая речь - готовая мишень для травли. Нужно было хоть что-то, в чем она единственная и неповторимая. Значит - они тут все ученые. С детства. А она зато - ле Блан де ла Вальер де Тристейн. Настоящая дворянка, по праву рождения, здесь таких почти не осталось.

    Но все оказалось проще, жестче и на удивление честнее. Следователь из военной прокуратуры не читал моралей о недопустимости езды на боевых товарищах - а сухо спрашивал:

    - ...Как отдавали приказ?

    Ответ ученицы все-таки не был слышен.

    - ...Как доводили задачу?

    - ...Как объясняли обстановку? Что значит: “не объясняли?” А в бою вы тоже пошлете дивизион “куда-то туда” или все же укажете курс и скорость?

    - ...Какие меры были приняты для обеспечения отхода с честно найденными конфетами? А группа поддержки? Как: “нет”?

    После тягостного молчания следователь приговорил - даже не упоминая про ущерб, ларек, расходы:

    - Не можешь выстроить операцию - не офицер. В низы! В меньшие номера. Сама побегай по чужим задачам, пока не поумнеешь! Подчиненные - твои дополнительные руки. Не сберегла дополнительные руки - работай собственными. Через собственные быстрее доходит!

    Луиза едва успела отскочить к подоконнику, чтобы распахнувшаяся дверь не попала ей по лбу. Разжалованная выпускница, тем не менее, улыбалась. Потому как могли же на Чукотку отправить! Луиза только по карте видела, где это... А вот на берег их уже не спишут: движение к Позывному необратимо.

    Снова забравшись на подоконник, Луиза вздохнула. Получается, унижать ее тут никому не было никакой выгоды: пирамида подчинения выстроена, играть по правилам проще. И делать неимоверно гордую морду никакой необходимости не было. А тогда получается: зря Луиза не взяла честно заработанный батончик! Теперь отказаться от собственных правил - потерять лицо. Приходилось терять батончики. Жалко! Их и продают только с особым рецептом. И каждый день сахар в крови меряют, диабетом пугают... Ай, неинтересно это! Вот сквозняк снова отжал дверь тактического класса. Что еще полезного скажут?

    - Дано: противник на дистанции полторы мили. Противник пока не обнаружил дивизион. Волнение четыре балла, взвесь двадцать, воздух двадцать, ветер от противника, слабый. Тактическое решение?

    - Состав противника известен?

    - Предположительно, группа легких крейсеров. Не исключен тяжелый.

    - Есть ли возможность уточнить наличие Старших или выше? Съемка с воздуха?

    - Отлично. Поощрение. Уточнение: Старших или выше нет. Получен приказ атаковать группу немедленно. Решение?

    - Подход на полной скорости в первой форме. На дистанции кабельтов переход во вторую форму, атака тяжелым оружием.

    - Почему подход в первой форме?

    - Потому что при четырех баллах в канмусу попасть почти невозможно: фигурка скрыта волнами. И услышать коньки в акустике тоже почти нереально. Движение в первой форме повышает шансы на скрытное сближение.

    - Это все?

    - Ну... Все...

    - За дополнение ответа получите плитку. Нераспечатанную!

    Луиза заерзала на подоконнике. Только бы дверь не закрылась! Что же за вопрос такой, ценой в целую плитку? За плитку Хельга обещала музыкальный кристалл. Как его? Плеер, да. Есть одно занятие, где плеер великолепно сочетается с коньками. Кстати, сегодня вечером...

    Но группа наглухо замолчала, хотя ответ лежал на поверхности. Ла Вальер училась всего два месяца - и то догадалась почти сразу. А там-то почти выпускницы сидят. Луиза обвела взглядом стены коридора - понизу темного дерева панели, чуть выше роста белая штукатурка... На штукатурке портреты. Двухвостая борода - Макаров. Нахимов, Ушаков, Эссен, Кузнецов, Головко... Фуражки, стальные взгляды, нарукавные шевроны, погоны, незнакомые имена - здешние герои флота... Луиза их не любила: даже обмерзающий рукоход на спортгородке был теплее! Исключение делалось для единственного лица - ла Вальер казалось, что так бы мог выглядеть ее брат. Или даже парень! Если бы у канмусу вообще мог быть парень.

    Нет, ну почему никто не рвется получить плитку? Испугались штрафной десятки? Почему из неплотно прикрытой двери все еще ни звука? Или просто дверь захлопнулась?

    Луиза бочком подступила к двери. Сквозняк отдувал полотно, щель оставалась, звуки проходили. В классе скрипел пол под ногами инструктора. Сдержанно перешептывалась группа. Почти выпускницы. Что же за подвох они видят в заданном вопросе? Луиза недоуменно подняла глаза на портрет Казарского, на картинку парусника под ним - дома у нее парусники были; а здесь он оказался под единственным портретом из всех. Можно даже сказать, парусник их познакомил...

    И тут Луиза поняла сразу все. Что на самом деле хочет услышать инструктор. Почему вся группа опасается открывать рты. И - самое главное - что следует сделать. Стиснула в ладони камень-переводчик: сейчас ей понадобятся все слова.

    Оправив форму, она решительно распахнула дверь полностью:

    - Курсант группы “тридцать” ла Вальер! Товарищ инструктор, разрешите дать ответ!

    Инструктор посмотрел на нее без особенного удивления:

    - Курсант ла Вальер... Вы подслушивали у двери?

    - Дверь неплотно прикрыта, голос у вас громкий. Слышно даже на подоконнике.

    - Почему вы отвечаете на вопрос, заданный не вам?

    - Я не отвечаю на вопрос, а прошу разрешения дать ответ.

    - Отлично. Вы ворвались на занятие чужой группы. Я оставлю это без последствий: “Побеждает отважный”. А сидение на подоконнике даже вспоминать не буду. Но. Если ответ окажется неверным - а судить буду я - вы получаете штрафную десятку. Вам понятно, почему?

    - Потому что в боевой обстановке неверный ответ означает смерть.

    - А в учебной вы остаетесь без глюкозы на десять суток.

    - Товарищ капитан первого ранга, дворяне за сахар не служат.

    - Наслышан. Итак, вы уверены?

    - Вы на позавчерашней тактике сказали: “Если сомневаешься, делать или не делать - лучше не делай.”

    - Так почему подходить лучше в первой форме, а переходить в форму корабля лучше в непосредственной близости от цели?

    - При переходе в форму корабля всем дивизионом сразу вся доступная взвесь - в море и воздухе - полностью израсходуется на компоновку корпусов. На девять вымпелов уйдет много взвеси. Глубинным нечем станет заращивать раны. А при таких условиях башенные орудия целого дивизиона разнесут хоть Старшую особь, хоть саму химе со всей гвардией. Долго это не продлится, поэтому залп следует рассчитать заранее и открывать огонь без уточнения прицелов. Курсант ла Вальер ответ закончила!

    Инструктор посопел. Потоптался взад-вперед.

    - Так вы утверждаете, что услышали задачу случайно?

    - Я жду вызова к начальнику школы.

    Наставник пожал плечами:

    - Случайно услышала. Оценила риск. Настояла на том, чтобы я принял ответ...

    Повернулся к группе и рявкнул:

    - Какого же хрена телитесь вы?! Первые выпуски могли разнести Школу в куски. И разносили. Но тепленьких пельменей среди них не было... Ла Вальер, вас, наверное, уже секретарь ищет.

    Инструктор протянул заработанную плитку. Луиза взвесила на руке - и преспокойно сунула в карман.

    - Эй! Ты же дворянка!

    - Это исключение, - улыбнулась девушка сразу всем, - подтверждающее правило. А вообще я ее уже сегодня Хельге отдам.

    Уточнять, что подруга взамен раздобудет настоящий плеер, ла Вальер не стала. Азбука придворной интриги: говорить правду! Только правду! Легко проверяемую, каменно-надежную правду! Но нигде не сказано - всю правду.

    Луиза козырнула инструктору, четко повернулась через левое плечо и вышла вон. Группа загудела, заспорила; наставник плотно прикрыл дверь за ушедшей.

    В коридоре по-прежнему никого не было. Девушка вытащила плитку, рассмотрела еще раз. Концентрат в фольге. Не только сахар - все, что необходимо телу, чтобы перестроиться для получения Позывного. Вкус плитки покажется человеку отвратительным, а проглоченный кусок убьет на месте. Канмусу за такой вкус готовы продать душу... Все равно ведь при получении Позывного принимаешь душу корабля - в чем и состоит ритуал. Своя душа получается лишняя. Или запасная...

    Луиза повертела плитку в руках, представляя вместо нее плеер. Распахнулась дверь кабинета начальника, и плитка отправилась в правый карман для НЗ. Выглянул секретарь - ни раньше, ни позже. Как будто дожидался, пока история с вопросами-ответами закончится.

    - Вот и вы, удачно. Начальник ждет вас. Прошу!

    В кабинете начальника - по обычаям здешнего мира - размещался Т-образный полированный стол, за перекладиной которого сидел хозяин кабинета. А по сторонам ножки помещались гости. Стол - знаменитый атрибут местных флотоводцев. Даже некоторые фильмы показывают адмирала с головой в форме “Т” - наверняка, что-то важное значит.

    - Товарищ адмирал, по вашему приказанию...

    - Вольно. Без чинов. Присаживайтесь. - Рукав белой с золотом формы указал ей на правую от адмирала сторону. Надо же - почетная сторона, даже по здешним понятиям. Ругать не будут, похоже.

    Против нее за столом были двое мужчин и девушка, живо напомнившие ту самую первую комиссию, где смертью храбрых пал арочный сканер. Первый мужчина - немного полноватый, но запястья широкие, ладони-лопаты, пальцы-гвозди. Одет... Не в военную форму, больше тут ничего не скажешь.

    Впрочем, и второй тоже в гражданском. Туфли вместо ботинок, брюки серенькие, никакие, свитер потертый (старшина сказал бы: “Ни в борщ, ни в Красную Армию”) - то ли дело морская форма! Черное стройнит, его бы и носил - высокий, худой. В очках. Глаза внимательные, умные. У первого тоже. Хм. Не военные - местные ученые... Седые уже, но пока что не сильно пожилые.

    А вот девушка одета, как никто здесь. В смысле: как никто на Земле. И в новостях такую одежду не показывали ни разу. Голубое платье до пола, глухое, широкое, вышивки чуть... Волосы цвета белой стали - тут говорят “платиновые” - зачесаны простеньким шлемом. Лицо молодое, безмятежно-спокойное, как у непуганной идиотки. Или напротив: насмотрелась - не проймешь. Тут, в Школе, почти каждый инструктор иногда смотрел так. Белыми глазами цвета ракетного факела.

    Несмотря на пугающий взгляд, общее впечатление от блондинки чем-то напомнило тех, первых встречных. Парня в коричневом и нахальную девушку в красном. Пока Луиза думала - в чем сходство - гости заговорили.

    - Александр, - чуть привставая, назвался седой и высокий. - Позвольте представить вам...

    Его беловолосая соседка вежливо поклонилась - совсем как дома! И видно было, что привычен ей поклон, а не здешнее приветствие с глупым дерганьем за руки! Сердце застучало чаще. Имя беловолосой она вовсе не расслышала, а от имени крепкого, мордатого, разобрала только хвостик:

    - ... Виктор.

    - Госпожа ла Вальер, - высокий немного поколебался, - мы представляем организацию по изучению Феномена.

    - Магии, - просто сказала блондинка. - У нас ее так называют.

    - Госпожа... Не могли бы вы предоставить нам для изучения ваш камень-переводчик? На ваших условиях, разумеется. За любую цену.

    - Но я же не смогу тут учиться! Я без камня ничего не понимаю!

    - Отложим вопрос до завершения курсантом ла Вальер де Тристейн основной учебной программы, - внушительно сказал начальник Школы. Поддержка была так приятна!

    - Тогда хотя бы расскажите, где взяли камень?

    Луиза пожала плечами:

    - Мне подарили его первые, кого я встретила на Земле. Парень с такими волосами, как у вас, госпожа. И рыжая девушка. Парень как парень. А вот от девушки ощутимо веяло... Мы называем это магией. А тут у вас - Феноменом. Причем поток был намного сильнее, чем от вас!

    Гости переглянулись.

    - Уже четыре мира в зацеплении, - вздохнул высокий. Крепкий прогудел в нос:

    - То-то японцы это число не любят.

    Колдунья в голубом присмотрелась к собеседнице и решительным жестом оборвала бурчание:

    - Замолчите!

    - Да у тебя совести нет! У нас еще вопросы! - мордатый неожиданно-ловко для своего сложения выхватил из кармана планшет и показал колдунье.

    - Где совесть была, там кусты выросли, - отмахнулась беловолосая. - А за планшет спасибо, давай-ка его сюда. Так, девочка. Что это ты забеспокоилась?

    - Я подумала, что вы из моего мира. Я... Понадеялась...

    - Понятно. Ну, это легко проверить. Глянь в планшет: хоть какое-то сходство с вашим звездным небом есть?

    Луиза глянула в планшет - и едва удержала слезы. Две луны! У них таких точно нет!

    Беловолосая все поняла без слов.

    - Жаль. Попробовать вернуть домой из моего мира? Там-то магия в силе. Правда, одних допусков придется подписать полтонны. Это неприятно, но переносимо. Хуже то, что гарантий никаких. Без маяка на том конце портал может кинуть куда угодно. Рискнешь?

    Луиза некоторое время восстанавливала дыхание - изученные здесь упражнения прекрасно помогли. Наконец, справилась с волнением и ответила ровным голосом:

    - Я надеюсь, что меня все-таки отыщут свои. Ректор Осман и профессор Кольбер. И моя мать не последний маг. А искать меня будут здесь, ведь пентаграмма замкнулась именно в этот мир.

    Заговорил крепкий, мордатый гость:

    - Так почему ты не сидишь тихо и не ждешь спасения? На кой черт ты ввязалась в смертельную драку? Это же не твоя война?

    Девушке Луиза ответила бы, что ее не сильно-то спрашивали. Загнали в сканер, ужаснулись результатам - и решили, что на море только ла Вальер и не хватает. Но мордатому...

    - Меня не учили ни рыться в помойках, ни жить чужой милостью! Моя мать - Карин Стальной Ветер!

***

    Ветер над Римом теплый, да и море поблизости ласковое. Двенадцать минут монорельсом - и вот оно. Тирренское, Адриатическое, Ионическое, Балеарское - все Средиземное, все - колыбель цивилизации. Здесь люди нарисовали глаза на легендарном “Арго” в начале времен. Сюда отступили в конце - как в донжон осажденной крепости. Ангелы сюда не прорывались. Корабли Тумана сильно не буйствовали: размах не тот, не Атлантика или там Тихий, где флот в сорок вымпелов можно со спутника день искать.

    А глубинников сюда попросту не пустили. В Гибралтаре построили громадную дамбу, воткнули в нее неимоверные турбины - и начали получать полтораста гигаватт ежегодно. Потому как вода из Средиземномоского бассейна испаряется. Уровень падает - Атлантика восполняет. Ну, и попутно турбины крутит. А пролезть через работающую турбину живым никакой глубинник не в силах.

    Так что морем тут можно любоваться - а не настороженно всматриваться в него оптикой, да полосовать радарами почем зря. И гулять по набережной можно, пожалуй, только здесь.

    - ... Это вы отлично придумали, мистер... Э...

    - Бонд. Джеймс Бонд.

    - А, понимаю. Ну так, прекрасная идея - собрать конференцию.

    - Но вы издадите сборник докладов? Официально, “с тиарой и ключами”? Мне надо предъявить шефу хоть какой-то результат!

    - Ничего себе: какой-то! Первая с начала войны встреча Святого Престола и острой науки. Доктор Акаги, вы тоже считаете нашу встречу проходным эпизодом?

    Рицко Акаги рассеяно прижмурилась на садящееся солнце. Она нескоро привыкла быть кораблем - но уж когда привыкла!

    - Ваши позиции не пошатнулись со времен процесса над Галилеем, - ответила она. - И анафема Гавайского Госпиталя только подтвердила их. Я ведь предана вашему проклятию... Анафеме... Вместе с госпиталем. Но, едва прижало, вы зовете меня на эту конференцию. Подобное в истории уже много раз было. Скучно! Цепляться за прошлое можно сколько угодно - все равно смоет. Я не считаю нашу встречу проходным эпизодом, потому что для меня она не изменила ничего вообще.

    Собеседник засопел, оглаживая красную крылатку:

    - Мы консерваторы не просто так. Покой нужен как инструмент долгосрочного планирования и выполнения долгосрочных проектов.

    - И что у вас был за проект? Крестовые походы? Христианизация Японии? Уничтожение всех, попавших в руки, текстов майя? Костры и реки крови во имя господне - это единственное, что можно предсказать в любой вашей затее.

    Клирик не сдался:

    - Все это было. Но любые общественные формации, как мы видим за две тысячи лет, ничуть не лучше нас. Наш проект - воспитание человека христианского. И вот он вполне себе удался. В отличие, скажем, от проекта большевиков.

    Удивилась не только Акаги, но и Джеймс:

    - Вы считаете, удалось?

    Кардинал покачал круглыми щеками:

    - Вполне! Христианская мораль, правила поведения, модель семьи - распространились по всей Земле и везде считаются образцом, к которому надо стремиться.

    - Это заслуга Диснея и Голливуда, - пожал плечами Джеймс.

    - Но это есть. Это факт! И теперь все большее число людей разочаровывается в науке - ведь ее ошибки, ее переоценка собственной силы привели Землю едва не к гибели. Акаги-сан... Скажите честно: где бы мы были без Свитков? Ведь работы по противодействию Ангелам начались после расшифровки пророчеств. Давать прогноз на две тысячи лет и ошибаться всего на пять лет пока что может лишь отец небесный. Наука погоду на три дня вперед предсказать не в силах.

    - Пока да, - согласилась Акаги все тем же безмятежным голосом, - но наука понемногу подбирается к понятию бога. Тем же методом, каким был вскрыт антикиферский механизм. Как только мы сами учимся создавать нечто, в тот же миг мы получаем возможность видеть в мире следы действия этого “нечто”, либо его самое. И вот мы - дети Тумана. Бессмертны. По меркам любой средневековой страны - всемогущи. Остановить болезнь? Наслать болезнь? Рассеять армии? Победить неграмотность? Исторгнуть воду из скалы? А уж сорок лет поводить кого-нибудь по пустыне - только дайте повод!

    - И что теперь? - Джеймс явно заинтересовался. - Сам факт наличия религий как доказательство палеоконтакта?

    Солнце село, и прохладный ветер захлопал широкой мантией кардинала-камерленго.

    - Вот уж умирать на кресте за чужие грехи не собираюсь точно, - сказала Рицко. - И вообще, понятие “ками” нам подходит куда больше. Мы - карпы, проплывшие реку от устья до истока, против течения. Только мы при этом еще и выкопали русло реки. Как побочный эффект.

    - Ну да... - кардинал вздохнул. - Аугментируют лишь тех, кому грозит немедленная смерть, и кто достаточно ценен. Вход в рай снова через погибель земной оболочки... Знаете, я завидую необразованным людям. Они могут легко швыряться простыми словами. И так же легко рассудить любую тяжбу... Я проклят: не могу не думать. Но должен-то я прежде всего верить. Рано или поздно это порвет меня на части... Ступайте с миром, да хранит вас господь на путях ваших. Я же вернусь во дворец.

    По плавному жесту кардинала к гуляющим подкатила черная блестящая машина; и вежливый молодой человек в безукоризненом костюме, приглашающе откинул толстую бронированную дверь. Кардинал поместился в лимузин; дверца скрыла его; огни отъехавшей машины растворились в неплотном потоке таких же.

    - В одну и ту же реку дважды не войдешь, - произнесла Рицко задумчиво. - Цезарь и этот их апостол Петр плыли когда-то по этим водам. Тут недавно корабль нашли. Римский торговец со свинцовыми ядрами для пращей.

    - И что? - спросил Джеймс только чтобы поддержать беседу. Акаги хихикнула:

    - Институт физики дал деньги на подъем. За треть свинца. В свинце выгорел изотоп... Не важно, какой. Так что для облицовки экспериментальных камер древний металл пришелся лучше не надо. Джеймс, вы ведь у меня на борту пойдете в Токио. Так вы уж простите - я в первую, последнюю и единственную очередь - ученый. Ни кормить вас, ни занимать светской беседой даже не буду пытаться.

    - Отлично, - обрадовался мистер Бонд, - хотя бы высплюсь.

    Над восточным горизонтом поднялось черно-зеленое облако: как будто вскипятили болото. К отходу конвоя обе школы выстроились вдоль просторной верхней палубы “Летящего Феникса”, отвечая на прощальный салют береговой базы. Расходиться после церемонии не спешили - ниже тройки взвесь безопасна. А попотеть в костюмах и подышать воздухом тройной очистки никогда не поздно. Так что девушки пока смотрели на восточный небокрай, беспокойно переговариваясь.

    Тридцатый отряд вглядывался в надвигающуюся тучу с такой же тревогой, как и прочие; лишь флагман сказала бесстрастно:

    - Нам туда.

    Ветер плескался в белых и синих парадных форменках, завивал широкие флотские воротники, доносил до Восьмой обрывки разговоров:

    - ... Только ручное наведение! Только хардкор!

    - ... А интересно, выдержит поле Клейна взрывогенератор Войтенко?

    На горизонте засверкало белым - в океан словно бы ударила многоногая молния. Не долетело ни звука, и потому все поняли, что удар нанесли далеко-далеко впереди по курсу конвоя. И нанесли, по всей видимости, вызванные в помощь Валькирии.

    - Конго ждет шестнадцать минут, - сказала Тенрю все так же спокойно. - А я даю вам целых сорок. Всем готовиться и на ложемент. Не вертите головами, скоро взвесь поднимется до пяти-семи, и все равно всех прогонят с палубы. Охота пихаться в коридорах?

    Восьмерка ее подчиненных согласилась - пихаться, конечно, неохота. Но и посмотреть на солнце, и подышать без маски...

    Навалился на уши звук ревуна; обе школы дисциплинированно побежали готовиться к бою.

***

    Бой начался проще и не так страшно, как в прошлый раз. Заняли места на ложементе; Тенрю шла вдоль шеренги, проверяя снаряжение и убеждаясь, что никто не дрожит с перепугу. Остановилась рядом:

    - Восьмая.

    - Есть Восьмая.

    - Не пытайся пока делать мои вчерашние приемы. На следующем берегу подучимся подольше. Новое копье тяжелее, и сверх необходимого ты его просто не разгонишь. Так что бей изо всех сил, не задумывайся, не финти.

    - Помню.

    - Повторить не вредно. У тебя-то рука на меньший вес поставлена... Не дрожишь? - спросила Тенрю, прижавшись шлем-в-шлем, чтобы никто не слышал.

    Восьмая пожала плечами:

    - Нет.

    - Ну, давай...

    Хлопнув по облитому гидрокостюмом плечу, Тенрю пошла дальше, находя свои секретные слова для каждой. И закончила обход аккурат к сигналу. Лацпорт откинулся, ложемент отвернулся - пошли!

    Пошли снова направо, на южную сторону. Волнение было куда больше, чем в первый раз - балла четыре, или даже пять. Силуэты канмусу мелькали между гребней, как между холмов или за высокими кустами. Глубинники пока что появлялись редко - или замечать их было сложно. Валькирии прожгли проход в кольце осады, распугали глубинников. Так что взвесь пока не превышала отметку десять. Черно-бурые стены клубились по обе стороны от прохода, почти как песчаная буря в кино, разве что не такой плотности тьма.

    - Надышали, твари. Много их сползлось, - озабоченно сказал динамик и тут же возразил другим голосом:

    - Зато грузовик теперь один. Проще отмахиваться.

    - И эскадра меньше, - не согласилась Пятая (первые два голоса Восьмая не узнала), - почти все на усиление остались.

    - LEFT! ALARM! - крикнула Седьмая, разряжая во что-то башенные стволы. Девятка свернулась к ней - любоваться пейзажем стало некогда. Восьмая запомнила безмятежно-чистую синеву неба над проломом в буро-черной клубящейся стене - а потом, как все, выхватила трезубец и помогла Седьмой пришить опрометчиво высунувшегося глубаря.

    - Периметр!

    Девятка развернулась - чисто, как на тренажере - и покатилась дальше. То и дело кто-то замечал глубинника, высунувшего башку для ориентирования. Раздавались выстрелы, чаще безуспешные, но порой все-таки точные. Строй дозора не ломался, большой суматохи не происходило. Понемногу Восьмая начала понимать общую картину прорыва, и даже представлять собственное место в ней.

    Плотность взвеси уверенно поползла вверх: на правом коньке ощутимо быстрее. Восьмая привычно предупредила группу:

    - NADIR! RIGHT!

    Но вместо призыва о помощи тело неожиданно выбрало другой рефлекс:

    - ATTACK!

    Копье, как живое, скользнуло по правой руке и ушло под воду: примерно туда, откуда ожидался противник. Серо-синяя вода вспучилась - Восьмая закатилась на нее, как на ледяную горку с разбега - но тут копье дошло! Глубарь содрогнулся, вырвал древко из рук, забился - там, внизу, еще под водой! Он не успел ничего узнать о курсе конвоя, он не успел сформировать выстрел по конвою - он просто подошел слишком близко!

    Скатившись с волны, Восьмая попыталась поймать дергающееся древко - где там! Рядом внезапно появились Третья и Четвертая, изготовившие трезубцы; только сейчас Восьмая сообразила, что все это время не дышала. Древко вбитого в невидимую тварь копья поболталось еще в воде - и вдруг успокоившись, пошло вниз.

    - Хватай! - крикнул динамик голосом Тенрю, - Хватай, выдергивай, сейчас можно!

    Восьмая повиновалась без рассуждений и успела ухватить копье за самый хвостик, почти за подток. Рванула - снова не сдерживая силу - но тяжелая рогатина не подвела и не сломалась. За мечевидным лезвием выдернулся и рассыпался на воздухе шлейф темной крови; едва совладав с инерцией трехметрового древка, Восьмая закрутила копье в уставном перехвате - и остановила только уже загнав до щелчка в подвеску.

    - Отлично, - сказала Тенрю. - Молодец. Чистый удар. Девчонки - вот для этого мы и нужны. Поймать его в ближнем слое никакая пушка не может. А подводных лодок на всех не напасешься, да и слепые они - только акустику слышат, эхолокацию. И давление воды чувствуют. Но в такой каше они мало что разбирают, слишком паразитных отражений много.

    И рявкнула без перехода:

    - Периметр!!! Что расслабляетесь, куры! Щас базилозавр хайло раскроет - и все там будем торчать, как букет в мусорке! Двигаться, двигаться, конвой ждать не будет!

    Девятка покатилась дальше, все так же отстреливая выставляющих головы глубарей - их становилось больше и больше; черные крылья осадного кольца нависали все ближе... И опять Восьмая не заметила, сколько это длилось, и опять сеть отряда заговорила голосом флагмана:

    - Смену с левой раковины принять!

    Восьмая шла замыкающей - и хотя бы на этот раз увидела подменную девятку раньше, чем услышала команду. Их сменяло двадцать шестое подразделение, в зелено-желтых костюмах; снова флагманы “поцеловались” шлемами, обменявшись тайными новостями - и снова отряд пошел к борту “Летящего Феникса”.

    Домой.

    - Третья! По сторонам смотри! - Тенрю успела подколоть мелкого глубинника сквозь волну, с мастерским изяществом обойдя скачок уплотнения на входе и на выходе. Как через куст достала. Шестая и Пятая на своей стороне пристрелили любопытную скотину - только рога брызнули. Подошли к борту и обрадовались: глубари поблизости не кишели.

    - GO ON BOARD!

    Ложемент повернулся внутрь; поток арктически-холодного воздуха обдул комбинезоны, шлемы, оружие. В ледяном ветре взвесь осыпалась безвредной коричневой пылью, грибным дымком выдулась за борт. Лацпорт захлопнулся, в отсеке загорелся свет.

    - Отряд! Всем: два часа отдыха в доке, - флагман первой перешла в отсек ожидания. Восьмерка ее подчиненных составила шлемы на положенные места и тоже заняла диванчики вдоль стен. На низком прочном столе посреди отсека уже приготовили еду - как человеческую, так и спецсоставы для канмусу. Двери душевых приглашающе подмигивали зелеными огоньками.

    А циферблат часов над проходом к ложементу светился красным. Ноль-один-пять-девять. Пока Восьмая смотрела, последняя цифра поменялась на восемь. Осталось почти два часа отдыха и потом снова на двухчасовой выход. Это - полная вахта. Потом еще восемь часов на подвахте, в готовности кого-то сменить или помочь подняться на борт. Тут Восьмая почувствовала в рассуждениях неправильность - но какую, не поняла. Очень уж спать хотелось. Хоть и не раздеваясь.

     Вытянувшись на свободном диванчике, канмусу некоторое время смотрела через проем, как оружейники суетятся вокруг ложемента, перезаряжая, вычищая и проверяя экипировку. Подумала, что теперь она вправе попросить любого из них принести забытую в кубрике музыкальную шкатулку. И принесут бегом, и гордиться просьбой будут - потому что теперь у нее настоящие боевые выходы, и даже несколько глубарей на счету. Групповые победы, но все же!

    И сама не заметила, как провалилась в сон.

***

    Сон закончился обыкновенно, без приключений. Тридцатые заняли места на ложементе; снова Тенрю предложила нажимать красный всем, кто хоть в чем-то не уверен - и снова благодарно улыбнулась, увидев полный комплект зеленых огоньков.

    - Держаться за мной в кильватере, - скомандовала она. - Никакой отсебятины. Ваша задача - прикрывать мою роскошную задницу. Кто будет хорошо прикрывать, разрешу погладить.

    - Сама себя в жопу целуй, - буркнула, конечно же, Седьмая. Но не флагмана смутить подобной ерундой:

    - Пробовала, не получается. Практики маловато. Пару занятий от признанного мастера?

    Отряд засмеялся; Тенрю довольно улыбнулась: в таком настроении можно и на воду. Сигнал - пошли!

    Первую добычу девятка взяла еще с ложемента. Глубарь всплыл у самого борта и получил в голову от всех сразу. Сойдя на воду, Восьмая огляделась и встревожилась. День остывал, закатное солнце протянуло вперед по ходу конвоя длинные черные тени. Клубящееся кольцо блокады осталось далеко за спиной, едва заметной полоской тьмы вдоль горизонта. Несмотря на его удаленность - взвесь тридцать! Даже волны съежились от поверхностного натяжения, хотя северный ветер по сравнению с прошлым разом только крепчал.

    А главное - глубинные больше не ныряли. Там и сям виднелись группки черных морд, время от времени заслоняемые бело-рыжими султанами разрывов; закатное солнце превращало водяные пальмы в хрустальные цветы. Гулко, раскатисто бил главный калибр. Теперь в эскадре был всего один линкор, и вместо ровного рокота множества стволов редкие выстрелы отдавались в ушах как стук по гвоздям. Тенрю едва успела скомандовать:

    - Вместе всем! Не рассыпаться! - как бой завертелся прямо под ногами. Выскочил глубарь, получил трезубец от Пятой и от Восьмой тяжелое копье; пока падал - Восьмую попытались цапнуть за ноги снизу. Кто-то же навел! Наводчики прыгали из воды поодаль - вся колбаса нарезалась со скоростью конвоя; а Нагато вела конвой таким же извилистым курсом уклонения, каким Тенрю заходила на Старшую особь в последней памятной атаке.

    Первая и Вторая спасли Восьмую, и тут же едва сами уклонились от гибели: тот самый базилозавр, которым пугала флагман, разинул пасть под их ногами - Третья и Четвертая выгрузили в самое хайло десяток глубинных бомб.

    - Хорошее начало - хороший вкус, - хмыкнула Третья.

    Под ногами грянуло и рвануло, вспучилась водяная гора - и осталась позади, в закатном красном. Впереди-слева выскочил из воды знакомый стального цвета змей - Старшая особь. Тенрю и Шестая вбили в него гарпуны с блок-регеном, а Восьмая со всей дури всадила копье - она уже начала привыкать к приятной увесистости новой игрушки. Тут бой все же откатился от борта “Феникса” на уставной кабельтов. Автоматика разрешила стрельбу - и глубаря исполосовали металлорезки.

    - Хреновое продолжение, - выдохнула Седьмая, - и вкус говно.

    - Ты права, - согласилась флагман, - это уже конкретно против нас работают. Против нашей девятки. Отряд! Схема ноль!

    И выпустила залп над волнами, срезав наводчика, что сразу же сказалось: кракен выскочил из-под воды не точно среди строя, а где-то примерно неподалеку - и никого цапнуть не успел. Седьмая лихо навертела щупальца на трезубец:

    - Макаронный монстр, блин!

    Остальные без изысков разнесли кальмароподобное башенными зарядами. Заскучать отряду не дали: сразу несколько глубинных попытались взять девятку в клещи. Но “схема ноль” предусматривала именно свалку в окружении, так что не удалось ничего и этим.

    - GO A BOARD! RECHARGE WEAPON!

    - Третья, Четвертая - прикрывайте. - Пары держали карусель уже без команд: отряд на глазах вспоминал отработанные в Школе комбинации, и это было здорово. Потому как солнце село, и бой начался по-настоящему.

    Вспышка, притемняются светофильтры - это Валькирии увидели цель, достойную спецзаряда. Хорошо, что далеко: для авиации два-три кабельтова не промах... Лиловые ореолы блок-снарядов; осыпается взвесь. Конвой пока что уверенно скользит прямо по завесе глубинных - и те боятся приблизиться на укус.

    - Отряд! Держите мне спину!

    Тенрю отходит от борта.

    - К полному ходу! Идем выручать девятнадцатых!

    Рывок! Но теперь отряд не теряется в бешеной скачке за флагманом. Пока Тенрю ведет восьмерку до места, где нужна помощь, Восьмая вполне успевает прострелить пару голов, а Седьмая и Третья - намотать на трезубцы еще одного кальмара. Вот подкатили к свалке; выскакивает глубарь - Восьмая вбивает и выдергивает копье - враг валится - готов! Щупальца сбоку - Восьмая и Пятая успевают уклониться, а канмусу в светлом гидрокостюме - нет. Ее напарница тут же сбривает щупальце - всплывший в двух шагах за спиной глубинник исхитряется выстрелить! Правда сам он тут же получает с трех сторон, но для попавшей под выстрел канмусу бой закончен. Пара “девятнадцатых” с прикрытием из второй пары тащит пострадавшую к борту. Восьмая забывает о них практически сразу, разворачиваясь к двойке глубинных, угрожающих Третьей то справа, то слева, заставляя раздергивать внимание. Четвертая, похоже, занята за гребнем - никого рядом. Отстрелив пару глубинных бомб, Восьмая все-таки нарушает совет флагмана, и вместо перевода копья под колющий, рубит им горизонтально: мечевидный наконечник рогатины это вполне позволяет. А сейчас выясняется, что и прочность древка для такого удара достаточна: правому глубарю отсекает полморды. Он рушится и остается позади - а левого Третья тут же берет на школьную связку “гарпун-трезубец”, добавляя для надежности из обеих башен.

    - GO A BOARD! RECHARGE WEAPON!

    Выдохнуть!

    Вернувшись к борту, тридцатые видят, что на лонжерон просто так не запрыгнуть: повсюду черные морды. Их так много, что пока одних загоняют под воду, другие вполне успевают выстрелить. Но поле Клейна с мелким калибром справляется играючи: снаряды глубарей белыми звездочками раскалываются на силовой броне “Летящего Феникса”.

    - А ведь мы держимся, - удивленно выдыхает флагман. - Подвахту не спускали. Значит, мы сами справляемся! Отлично! Значит, отдыхать можно. Смена будет... А сейчас - CLEAR THE BOARD!

    Да с радостью! Девятка вихрем проносится вдоль школоносца, загоняя под воду всех замеченных противников и рубя не успевших спрятаться.

    - GO ON BOARD!

    Смена.

    Конец вахты: восемь часов сна!

    - Не спать! Всем обедать! Обедать, иначе истощение будет.

    Первая и Пятая засыпают прямо за столом, лицом в яблоки. Тенрю не успевает ничего сказать, как появляются помощники из экипажа:

    - Госпожа капитан, мэм. Доставить в кубрик?

    Флагман сверяется с лентой приказов:

    - Удивительно: и правда, разрешено спать... Наверное, это мы пока дозорных топтали. Стая нас только утром нагонит.

    Больше ничего Восьмая не успевает услышать - дожевав плитку, она тянется вытереть губы, когда ее тоже накрывает сон.

***

    Сон тридцатого подразделения не прерывался. Сменяя дозоры обычным порядком, конвой успешно держал крейсерскую скорость. Валькирии снова прокипятили океан впереди по курсу. Да только глубинные получили свое имя не за то, что плавают у поверхности. Стая - опытная, сработанная, управляемая мощным и злым разумом - обогнала конвой, выходя на курс перехвата. И только тогда начала синхронное всплытие, время от времени доворачивая - потому, что Нагато вела конвой не по рельсам, и от подводных лодок имела кое-какую информацию о поднимающейся из глубины заразе. Но на двух-трех километрах под поверхностью спецзаряды бессильны, а корабли Туманного Флота здесь теряют изрядную долю резвости. Не то давно бы вымели они всю нечисть из океанов...

    - А пока что без нас не обойтись, - весело улыбаясь, Тенрю стянула одеяло с Первой. - Вставайте, девочки. Нас ждут великие дела!

    - Ой, а кто нас раздевал? - засуетились проснувшиеся канмусу.

    Тенрю пожала плечами:

    - Ну я, и что? Подумаешь, наносисек ваших я не видела. Зато без костюмов отдохнули... Живо, живо, сорок минут - на ложемент!

    ...Место в ложементе. Ремни защелкнуты. Руку за спину: копье-гарпун-трезубец - комплект. Костюм застегнут, герметичность - зеленый. Питание - до пробки. Реактор - зеленый. Коньки... Исправно. Раскрылся лацпорт, ложемент отвернулся - девятка сошла на воду, прямо в багровый шар восходящего солнца. Валькирии прожгли дорогу; несколько мелких групп, пытавшихся задержать конвой вечером, охрана снесла походя. К утру крейсерский ход конвоя удалил его от основного кольца блокады, но для преследующей стаи это ровным счетом ничего не значило. Уже освоившись с картой, уже привычно следуя за Тенрю, Восьмая видела на радаре слитное спиральное движение противника. Точь-в-точь как в учебном фильме: стая вышла на конвой спереди-справа и теперь уравнивала скорости, чтобы можно было начать атаку.

    Девятка отошла от борта на два кабельтова: только чтобы автоматика не запрещала стрельбу.

    - Приказ простой: дорожка. Держите мне спину. Просто держите спину, не больше! Что не так - сразу красный, не стесняйтесь!

    Восьмая привычно заняла замыкающую позицию. Курс конвоя менялся ежеминутно: Нагато вовсю пользовалась тем, что из трех грузовозов в конвое остался единственный “Фьярдваген”, и количество кораблей охранения сильно уменьшилось. На взгляд Валькирий, конвой завивался только что не кружевами.

    Глубинники пытались догнать и задержать корабли. Попробуй укуси борт на скорости сорок узлов: только пасть разинешь, встречный ветер сдует. А уж под водометы попасть, или принять на шкуру парогазовую оболочку Туманника - раз козе смерть! И элитная особь не выдержит, что там о “собачках” толковать! Зато потерявший ход конвой шансов не имеет: средняя Стая состоит из десяти-пятнадцати тысяч глубинных, сильная Стая - из двадцати... Восьмая пока что видела на радаре сотен пять, идущих ровно, параллельным курсом - и уже испытывала страх. Страх тем больший, что эта группа не кидалась на конвой поодиночке - а дисциплинированно дожидалась, нетрудно догадаться, чего. Либо приказа химе - либо задержки конвоя, безразлично, по какой причине.

    Но пока что конвой крутился, как нитка за иголкой. Тяжелые снаряды “Нагато” не позволяли глубарям накопить приличные силы стрелков: чтобы видеть цель, им приходилось отказываться от водяной брони. А по высунувшимся наводчикам стреляло все, что могло стрелять. Небольшие группки глубарей пытались догнать и цапнуть за что-нибудь хвостовые вымпелы - но там ожидали дозорные девятки с трезубцами, копьями, металлорезками.

    В смертельных шахматах проходило утро. Черные выдвигали мощную группу на хорошую позицию для рывка - белые меняли курс, упорно не сбавляя ход. Восходящее солнце оторвалось от воды; океан приобрел естественный бирюзовый цвет - лишь чуть-чуть подпорченный маслянистым отблеском взвеси. Светофильтры шлема послушно притемнились, спасая от низких лучей прямо в лицо. По небесной синеве побежали белые барашки, предвестники надвигающегося от Берингова Пролива шторма. Стая молчаливой угрозой накапливалась то правее генерального курса, то левее - в крупные скопления летели снаряды линкора “Нагато” и легкого крейсера “Носира”; прибавляли жару фланговые дозоры. Противник все не шел и не шел в решительный бой, хотя Восьмая видела на радаре уже несколько групп по пятьсот-шестьсот голов, ныряющих при обстреле, а потом возникающих вновь, когда Туманники переносили огонь на следующий такой же отряд.

     Но вот игрок за черных сбросил фигуры с доски: добрый десяток базилозавров выметнулся из воды перед хвостовым дозором. Легкий крейсер “Агано” протаранил первого и разрядил в остальных носовые башни - разнес пару или тройку, прочие все же вцепились в борта! Эсминцы “Асакадзэ” и “Харукадзэ” врезали по ним из своих стотридцаток - и тут еще глубинники десятками, десятками, десятками полезли на оба эсминца!

    - По конвою! Схема пять! Ход полный! “Феникс”! Подвахты к спуску!

    Конвой послушно лег в огромную циркуляцию вокруг места схватки, отрезая ее от основных сил стаи. Глубинников, пытающихся поднырнуть под кольцо, встречали четыре субмарины Тумана: рокот глубинных бомб и суб-зарядов заполнил гидрофоны, и компьютер их выключил, отчаявшись выделить информацию из шума.

    - Валькирии - товсь!

    Повелительница стаи наверняка имела планы на стандартные случаи. Снизят скорость - общая атака, тихоходную цель хорошо берут и “собачки”. Вышлют помощь хвостовому дозору - сначала отрезать и разобрать сам дозор, потом напасть на ослабленный конвой. В любом случае, конвой всегда покидает опасную зону как можно скорее, и потому главные силы стаи всплывают сейчас впереди по генеральному курсу конвоя, чтобы тот сам на них набежал...

    Развернувшись, конвой обесценил весь замысел в зародыше, сломал главный расчет. И что делать сейчас? Бросить всех на штурм? Но конвой по-прежнему держит ход: и догонишь, так укусить не допрыгнешь. Ударный кулак - сотни базилозавров, кракенов, тяжелых тварей - уже всплывает вне игры. Их надо перенацеливать - но куда?

    Командиры стаи высунулись посмотреть на доску и обдумать следующий ход.

    - Вижу химе! С маджонгом и гейшами! - крикнула Тенрю, лихорадочно гоня курсор по тактической карте. - Марка тридцать!

    - По конвою! Всем стволам накрыть марку тридцать! Валькирии! Свечку туда же!

    Игрок белыми шарахнул противника этой самой доской по голове: обрушилось все, что имела эскадра Туманного Флота. Валькирии скинули ныряющий спец-заряд, и по воде прокатился рев, заглушивший звуки боя, как гром заглушает дождь; гром, заставивший мелко дрожать коньки.

    - Этого недостаточно, - сказала Тенрю уже своим подчиненным. - Кто со мной на химе? Полоски получим. Всем по золотой, кто нанесет удар - красная.

    - А тебе?

    - А мне черная. И шанс уйти в инструкторы. И выжить. Честно, без дезертирства.

    - Ну ты и сука!

    - Сука бы просто приказала. Глубинные нам не враги, сами знаете. Их толкает в бой только воля химе. Убьем химе - от конвоя сразу отвяжутся. Начнется драка за власть, глубарям станет не до нас. А не добьем - к вечеру восстановится. Тогда на обратном пути вся мясорубка заново! И вообще, есть Устав! Химе атаковать любыми силами и средствами, при любых шансах на успех, чего бы это ни стоило. Если химе на десять секунд отвлечется, в сторону посмотрит, это же весь бой переломить можно!

    - Тенрю - Нагато.

    - Есть Тенрю.

    - Что за демократия на поле боя? Им что, твою агитацию в Школе не довели?

    - Перворазницы. Поэтому и спрашиваю.

    - Да ты как настоящая Тенрю... За свой детский сад готова глотку перегрызть и чужим, и нашим. Пока вы там телитесь, Харукадзэ потопили нахрен. Хорошо хоть, ядро снять успели.

    - И все же - перворазницы. Не надо давить. Флагман.

    - Десять секунд на решение. Потом решу я.

    - Нагато - Тенрю!

    - Есть Нагато.

    - И брони нам никакой не дашь?

    - Вас там отрежут при любом исходе. Девчонок подберут Валькирии, а крейсер с парой эсминцев чем вытаскивать? Цеппелинами, которых на всю планету полторы штуки?

    - Логично, хоть и погано... Отряд! Вы все слышали. Я иду по-любому. Кто со мной?

    - Я пойду, - сказала Шестая. - Чтобы меня довезти до госпиталя, две Школы дорожку делали. Я пойду.

    - Я пойду! - с ужасом услышала Восьмая собственный голос.

    - Я пойду, - проворчала Седьмая. - Не о чем спорить, херню спорола.

    Тенрю посмотрела на восемь зеленых огоньков.

    - Как там дальше, не знаю. А сейчас - девчонки, спасибо!

    И опять без перехода скомандовала:

    - Схема два! Быстрее!

    Восьмерка едва успела разбежаться на уставной кабельтов - как с гулким звоном флагман приняла вторую форму. Легкий крейсер “Тенрю”, пять тысяч тонн, лидер отряда эсминцев - именно из этого класса кораблей всегда назначали флагманов школьных девяток. Именно для такой вот цели: вести за собой на крупную дичь.

    - К полному ходу! Держите мне спину! Просто держите мне спину! Товсь! FORWARD!

    “Надо расспросить, - Восьмая летела по взбаламученной воде кильватерного следа, - как прошла инициация? Каково быть кораблем-оборотнем?”

    Нагато не оставила тридцатых без поддержки. По курсу и по сторонам падали блок-снаряды, взлетали бело-фиолетовые водяные столбы, перевитые густо-багровыми жилами осажденной взвеси. Глубоко под ногами, отсекая возможную помощь снизу, разрывались боеголовки торпед. Уровень звукового давления снова превзошел порог и чуткие мембраны гидрофонов закрылись. Глухие подводные удары отзывались мелкой дрожью коньков. Марка тридцать - просто значок на карте. Вода здесь ничем не отличается от воды в миле к северу или к западу. Разве что - взвесь девяносто два. Воздух - семьдесят! Восьмая вспомнила, как заучивала в Школе: “Семь-десят - радиоволны висят”...

    - ATTACK! FREE FIRE!

    Ход полный! Вокруг черные туши, явно не успевшие опомниться от спец-заряда; и девятка летит прямо по хребтам оглушенных гвардейцев, рубя и полосуя на оба борта. Тенрю с налету перепилила корпусом половину штабных и теперь изо всех стволов расстреливает демона-симбионта - пока не отошла от шока его хозяйка, она же повелительница стаи.

    Очнувшийся гвардеец всеми десятью щупальцами вцепляется в Третью. Четвертая расстреливает кальмара - ее саму пробивает насквозь шипом твари-богомола. Восьмая располовинивает шипастую тварь, отмахивается от попытки цапнуть за коньки. Седьмая пробует подхватить Четверку на руки - но тело уже разлетелось в брызги: демон-”они” выстрелил с пяти шагов, пробив корпус “Тенрю” насквозь. Первая и Вторая, визжа от страха и ярости, полосуют демона в упор; всплывший гвардеец отхватывает правую металлорезку Первой - вместе с рукой!

    Седьмая и Пятая, оправившись от шока, забивают в демона гарпуны - регенерации стоп! Шестидюймовки Тенрю живо разбирают врага на куски.

    Вторая добивает обидчика напарницы, но помочь Первой теперь может лишь хорошая операционная. Восьмая крутит головой по сторонам: какая там операционная! Тут перевязываться некогда! Удар под ноги - прыжок - проворот направо - удар за спину - поворот налево. Столкнулись спинами с Третьей, скатившейся по гребню. Дружно вбили копья в ракоскорпиона; разлетелись - между ними раскрылась чья-то пасть; заряд в нее! Поворот - блок древком - длинный выпад - удар в мясистый нарост: голова-жопа? Какая разница, если копье взяло! Как флагман ухитряется лупить из шестидюймовок, и не попадать в своих?

    Под ногами вскипает вода - всплывает нечто громадное. Кракен? Демон-”они”? Да нет же, демона только что разнесла Тенрю... Неужели...

    Сквозь воду выстреливают шипованные гребни, потом черная лоснящаяся гора спины; потоки воды и зеленая пена взвеси - в море и воздухе одинаково! Больше девяноста!

    Над волнами возносится повелительница Стаи. Тридцатый отряд застывает на мгновение, ошеломленный жутким видом живой горы. Бахрома сине-черных щупалец, клешней, иглоподобных наростов - и посреди, как в раковине, безукоризнено красивая женщина, вполне человеческого вида. Только ростом более трех метров, а вместо глаз красные угли - ни зрачков, ни радужки.

    Отряд замирает всего на миг - но химе достаточно. Молниеносно определив слабейшего, повелительница приканчивает Первую. Сбивает в сторону сразу два чьих-то трезубца - и смеется, смеется, смеется! Привлекательно и отвратительно. Выпад! Шестая и Пятая едва успевают увернуться. Седьмая ломает копье о хитиновую спину живой горы-симбионта... Восьмая понимает, что нужно сделать - но не успевает, химе резко поворачивается к ней боком, подставляя копью почти непробиваемую черную чешую, под которой ночник даже днем показывает кипение горячей крови.

    Лицом повелительница стаи оказывается точно к флагману тридцатой девятки; в тактической сети раздаются первые с начала мясорубки слова:

    - .. И се ни щитом ни бронею... FIRE!!!

    Легкий крейсер “Тенрю” разряжает все: шесть горловин торпедных аппаратов; четыре шестидюймовки, зенитный калибр, добавленные при модернизации короба с ракетами. Багровые трассы; оранжевые полотна огня, ощутимо горячий воздух - если бы не экзоскелеты, никому не выжить!

    И со всех сторон в тело химе уходят бело-золотые иглы выстрелов с обвески канмусу - такие маленькие, такие жалкие перед крейсерским калибром!

    Лицевые пластины шлемов заливает потоками взвеси, микрофоны отключаются: звук за болевым порогом. Восьмая крутится вслепую, сцарапывая с бронестекла грязь и тыча копьем под ноги: только там нет риска задеть своих. Очередной выдох крейсерского калибра сжигает всю органику - и взвесь тоже! Шлем очищается. Завершив поворот, Восьмая утыкается плечом точно в бок химе!

    Гарпун давно забит в кого-то черного; Восьмая проворачивает копье под правой рукой, сшибая верхушку невысокой волны - и всей силой вгоняет копье в багрово-черный шов между сизо-фиолетовыми шестиугольниками чешуек.

    Для химе это последняя капля - громадное тело теряет упругость, живость, оплывает вылитым тестом. Наверное, существо сейчас кричит - или погибает молча? Или...

    Химе рушится в кашу из кусков собственной гвардии, ошметков демона - и уцелевшие канмусу тридцатого радостно визжат!

    - Периметр! Периметр, овцы! - пытается переорать победительниц флагман. - Их вокруг еще как грязи! Шестой не вижу! Шестая!

    Пока Восьмая крутилась вслепую, с залитым вражеской кровью шлемом, Шестую отбросило на полкабельтова в сторону, и теперь она отчаянно машет сломанным о кого-то трезубцем. Пятая и Седьмая бросаются к ней.

    - Восьмая, оранжевый дым! Всем принять первый тюбик! Доклад!

    - Вторая.

    - Третья.

    - Пятая.

    - Восьмая. Дым пошел.

    - Седьмая! Седьмая!

    - Я чуть-чуть не успела! Тенрю! Чуть-чуть!

    - Что с Шестой?

    Отвечает Пятая:

    - Шестая убита. Седьмая потеряла сознание.

    - Вкалывай ей третий тюбик, живо. Восьмая, следи за небом, наводи Валькирию. Третья, к Пятой. Тело Шестой упаковать в пластик, Седьмую тащите сюда. Вторая, прикрывай чем хочешь!

    В грязно-зеленом куполе взвеси разрастается белая паутина. Нити ее утолщаются, расширяются, превращаются в ленты - пока Восьмая, наконец, не догадывается, что это вовсе не паутина - а полосы чистого неба. Кровь глубинных, фонтанами хлеставшая над схваткой только что - оседает. И на радаре, где Восьмая пытается высмотреть Валькирию, заметно, как изменилось движение общей массы глубинных. Им теперь не до конвоя!

    Кстати, отряду тоже: резались всего минут пятнадцать, но за это время конвой отдалился на десять миль. На восемнадцать с половиной километров, если кому интересно посчитать сухопутными мерками.

    - Нагато - Тенрю.

    - Нагато.

    - Цель уничтожена. У нас минус три. Снимайте нас.

    - Я видела. Молодцы. Буду должна. Беркана!

    - Беркана. Оранжевый дым, эвакуация - принято.

    Восьмая впервые видела Валькирию вблизи. Серебристое тело - не меньше той же Тенрю, когда она крейсер. Полное презрение к законам физики - впрочем, Восьмая дома видела похожее... Зря она вспомнила о доме. Вот здесь, вот сейчас - не стоило бы: в шлеме слезы не вытереть, глотать приходится.

    Валькирия опустилась с ювелирной точностью, прямо на воду. В борту летучего корабля откинулась площадка-балкон. Выскочили сине-серые камуфляжники, сверкая чистыми лицевыми стеклами - уже со стропами, прихватками, прочим снаряжением спасателей. Бережно приняли тело Шестой. Втянули мало что соображающую Седьмую. За ней на погрузку пошли остальные. Взвесь исправно выдуло холодной воздушной завесой - Восьмую проморозило даже сквозь гидрокостюм. Или это ее затрясло от огорчения и страха? Дорого досталась Тенрю черная полоска; впрочем - та же Шестая бы обиделась. Она-то пошла на химе сама, и не стала бы упрекать флагмана... А Нагато и вовсе могла приказать. И приказала бы: у нее конвой. И груз конвоя. И это как раз Тенрю настаивала, чтобы перворазницы могли выбирать...

    - Самая сучья часть нашей работы, - к шлему Восьмой внезапно прижался шлем Тенрю, которая даже после всего этого запрыгнула на борт сама, - считать, в каком варианте нас будет проклинать меньшее число людей. Потому что совсем без этого не получается.

    И привычно рявкнула:

    - Отряд!

    - Вторая.

    - Третья.

    - Пятая.

    - Седь... мая...

    - Восьмая.

    - Отряд! Всем - награды и повышение. Сейчас вас проводят - костюмы снять и спать. Что хотите с меня - но вы дело сделали. Оно того стоило!... Беркана - Тенрю.

    - Есть Беркана.

    - Голову химе погрузили?

    - Пять минут. Пиломеч завяз в шкуре. Как вы их пробиваете?

    - У Восьмой спроси. Она вообще броском наловчилась.

    Динамики говорили о чем-то еще. Но Восьмая уже не разбирала ни слова. Едва переставляя ноги, следуя за беловолосой девушкой в летной форме, она вошла в небольшую комнатку. Там скинула гидрокостюм просто на пол - и вытянулась на широкой лавке. Как Беркана укрывала ее толстым шерстяным одеялом, как пристегивала от качки, Восьмая уже не чувствовала, провалившись в сон - простой, черно-каменный, без сновидений.

***

    - Сны - это дело такое... Печальное.

    - С чего бы?

    Восьмую разбудил разговор соседей по кубрику. Один голос был звонкий, ясный. Женский, но незнакомый: не из тридцатого подразделения. А жаловался на сны мужской хриплый, привыкший перекрикивать шум боя или там шторма; навскидку Восьмая определила его владельца, как: “старше сорока, младше шестидесяти”. Вот он продолжил:

    - Мне снился сон. Что все это лишь аттракцион в аквапарке.

    - В “Лагуне” на Мальдивах, - подхватила собеседница. - Была я там в гостях...

    - Что охота на глубинных - это такая спортивная игра.

    - Наподобие танководства?

    - Да! Именно! Можно поздравлять победителей, но проигравшие - всего лишь проигравшие, не погибшие. В мультике накручено - не будете сражаться, школу закроем, школоносец отберем... Я думаю: зря. У нас бы безо всяких угроз воля к победе в небесах терялась. Главное: никого убивать не надо...

    Женщина хмыкнула, но ничего не сказала.

    - Проснулся - и думаю: Господи, выпусти меня из клетки этой крови! Воплоти меня туда!

    Тут собеседница уже не смолчала:

    - Да прямо! Уверена, что ты рвался именно сюда. Тут же бои-подвиги! Вот я всех врагов победю, всех красивых девок по... подгребу. А при переносе маленький технический сбой произошел - и знание канона тебе не переписали. Обидно, да?

    Но мужчина не обиделся: похоже, от этой женщины он готов был выслушать что угодно. Вздохнул с грустью, без возражения в голосе:

    - Так вот закончишь путь земной, и встретят апостолы, и скажут: фирма приносит извинения. Для компенсации “вот вам молотЪ”, гражданин Артас, и пройдите сценарий повторно...

    Восьмая некоторое время выбирала между вежливостью и любопытством. С одной стороны - она все-таки дворянка. И уже была в настоящем бою. И подслушивать ей как-то... Мелко. С другой - хозяйка кубрика и не думает приглушать голос, хотя сама вчера укрыла одеялом и пристегнула от качки. Значит, разговор не секретный...

    Если честно - просто вставать неохота. Охота - поесть.

    Вот не надо было думать про еду! Заурчавший живот выдал Восьмую, как некстати заржавший конь выдает засадный полк.

    - Ага! - радостно повернулась к ней женщина, - проснулась? Там - санузел. Там - столовая.

    Мужчина поднялся, потянулся, сцепив руки над головой замком. Опустил руки через стороны, встряхнулся. Оправил сине-серый пятнистый камуфляж с нашивкой крылатого тигра на правом рукаве. Коротким кивком-поклоном поздоровался с Восьмой. Женщине улыбнулся - вышел.

    - Вставай, уже завтрак.

    Справившись с застежкой ремня, Восьмая села на кровати, разглядывая хозяйку кубрика. Стройная, синеглазая блондинка в темно-вишневом строгом костюме; судя по уголку обертки в нагрудном кармане - любит шоколад. А судя по тому, что Валькирия - любит оружие... Как там было в пятой серии? “Концептуально”, вот!

    - Твоих я разместила в отсеке десанта, два патруля оттуда все равно до посадки спать не лягут. А ты замыкающая, тебе места не хватило. Так что уж извини, положила у себя. Мы тут не слишком шумели?

    Восьмая повертела головой.

    - А, я же не представилась. Беркана.

    - “Летящий Феникс” - тридцатый отряд - восьмая - желтая.

    Женщина понимающе наклонила голову; очень-очень светлые волосы упали на плечи:

    - Я знаю, вы стараетесь не произносить истинные имена до возвращения. Комбинезоны и обвеску пока оттащили в трюм. Но можно из одежды взять что-нибудь мое. Вон тот шкаф, бери что угодно, не стесняйся, у меня еще дома до чертиков. Каждый раз, как сяду в Италии - родичи отца волокут подарки. Не беру - обижаются, что брезгую. А мне носить некогда. И негде.

    Восьмая еще раз посмотрела на собеседницу и только вздохнула. Вот кого Нулевой не назовут! С такой грудью можно в мешок замотаться - и все равно каждый второй свернет шею, оглядываясь. А ее майка, наверное, Восьмой до колен будет. Подпоясаться - чем не платье...

    - Госпожа Беркана...

    - Можно просто Беркана. Я уже привыкла.

    - А где... Шестая?

    Валькирия догадалась, о ком вопрос.

    - Она в холодном трюме. С ней высокая испанка - Седьмая, да? И ваш командир.

    - Флагман. Да.

    - Если хочешь к ним - из кубрика в общий коридор, направо и в конце трап. Но сначала все-таки сходи поешь, столовая по коридору налево. Ваших плиток у меня только уставной минимум, зато нормального человеческого мяса, - Беркана подмигнула, - на роту десанта. Вам восьмерым как-нибудь хватит, не стесняйся и в этом... Так, я тоже пошла, сейчас будет маневр. Надо сесть в одно интересное место. А потом уже рванем на Сиэтл. И будем там примерно перед приходом вашего конвоя. Гиперзвук - он такой... Восьмая...

    - Да?

    - Спасибо. Я не знаю, значит ли моя благодарность что-нибудь, но - спасибо.

    Женщина вышла. В кубрике пахло яблоками, отчего живот заурчал пуще прежнего. Восьмая скинула одеяло, опустила ноги на приятный, гладко подстриженный ковер - она так и не привыкла, что здешние ковры не шерстяные. Потопталась, протерла глаза и решительно двинулась умываться.

    Закончив с обязательным, Восьмая перешла к приятному. Одежду она выбирать любила. Просто удавалось это сделать нечасто. Последний набег на гардеробную был еще дома... А ведь почти год прошел, страшно подумать! Здесь-то все просто: форму флотскую, синюю с золотом, получи и распишись. Она хоть и красивая, и даже с розовыми волосами Восьмой смотрится... Нормально смотрится! Нечего тут! А все-таки форма - отпечаток Школы, оттиснутый в складках кителя, пропахший неистребимым запахом оружия. Восьмая выросла в дворянской семье; ее родители воевали, заслужили грозную репутацию и по-настоящему жуткие прозвища. Но здесь - и в Школе, и в форме - Восьмая чувствовала себя частью некоего Левиафана, нацеленного на беспощадное перемалывание врага. Врага безликого - не Империи Зла, грозящей поработить мир, не Древнего Проклятия, грозящего мир уничтожить. Врага тут называли нейтрально, бесцветно: “противник”, иногда еще “он”. А боевую ярость тщательно вытравливали. Денег на Школу не жалели - но и людей в ней тоже берегли не слишком. Проучившись в Школе несколько месяцев, Восьмая с ужасом поняла: никакие устрашающие прозвища этого Левиафана не смутят. Никакая храбрость и боевое искусство не остановят его стальные челюсти. Клыком в этих челюстях она и должна была стать по завершении обучения; и вот сейчас, перебирая легкие, яркие ткани в шкафчике, Восьмая глотала слезы, прекрасно понимая грозную и прекрасную Валькирию, воплощенную в корабль Тумана - только аэрокосмический.

    Здесь вся одежда - гражданская. Красиво. Но... Чуть-чуть не то.

    Выбрав первое, что подошло по размеру, Восьмая даже перед зеркалом стояла всего полторы минуты. Сейчас - на завтрак, а то в желудке уже “буря и натиск”, как в той опере, откуда Валькирии родом. А потом надо в самом деле зайти к Шестой. Или ее теперь уже можно называть Анной?

    Решив спросить у флагмана позже, Восьмая добралась до столовой. Небольшой отсек, четыре столика жмутся к стенам, каждый на четыре места. Посреди каждого стола прозрачный купол - тоже знакомо, на школоносце так выглядит линия доставки. Выбрав место, девушка увидела спроецированное прямо на стол меню - “еда человеческая, шибко вкусная” и “еда нечеловеческая, но тоже ничего”. Улыбнувшись, накрыла пальцами обе строчки. Купол доставки знакомо зашумел, зажужжал... Восьмая посмотрела в круглое окошко под правым локтем: облака стремительно приближались. Да, Беркана же говорила, будет промежуточная посадка...

    В отсек вошли трое мужчин. Блестящие туфли, отглаженные брюки, черные кителя военных моряков, снежно-белые манжеты, над ними золотые полоски по рукавам, к запястьям пристегнуты опечатанные портфели. Восьмая приподнялась было поздороваться - но, к ее удивлению, все трое вошедших козырнули ей первыми! Дернувшись ответить, она спохватилась, что не в форме - а “к пустой голове руку не прикладывают” - и застыла. Неловкость разрядил тот самый мужчина, что утром в кубрике жаловался на сны:

    - Вольно, товарищи-господа. Вольно, Восьмая.

    Компания выбрала столик по диагонали напротив. Тут под стеклянным куполом появилась заказанная плитка - а потом тарелка с мясом - а потом... А еще...

    Когда Восьмая опомнилась, носители секретных портфелей уже исчезли, а всю столовую занимали “летающие тигры”. Даже в соседнем кресле “сине-серый” увлеченно мотал на вилку макароны по-флотски, совершенно не переживая, что случайным тычком под ребра канмусу может запросто его убить, и потому занимать место рядом с ней не такая уж хорошая мысль.

    Камуфляжники ели, пили, разговаривали - камень-переводчик исправно докладывал, о чем:

    - На материках и места полно, и ресурсов горы, и дел по горло. И уж там-то вместо нас девчонки не гибнут. Что мы уперлись в это море как бараны?

    - Не скажи. Я вот пил в Волгограде с одним товарищем...

    - Ты только в Эйя... Фьядла... Йок... Йок-кюдле пока еще не пил. И то потому, что это вулкан.

    - Тише, не мешай. Что там с товарищем?

    - Он так сказал: морская вода на самом деле дарует бессмертие. Только не одному человеку, а культуре. Народу. Вся мировая торговля через воду. Если морепродукты еще хоть в теории можно компенсировать, то как железную руду тягать? Через космос? Батут не выдержит, а у петарды мощности не хватит.

    - Получается, умный мужик. И чего дальше?

    - Дальше у него компьютер конфисковали. Говорят - за экстремизм. А я думаю, чьему-то сынку захотелось в контру зарубиться, вот первого попавшегося умника и раскулачили. По-нашему, по рабоче-крестьянски.

    - Вот за что люблю страну родную. Что тать не крадет, то царь отберет.

    - Ну ничего. Там сейчас - как при Пугачеве. По Волге плоты, на плотах “покой” да “глаголь”, а под перекладинами петли. Наверняка и тот борец с экстремизмом висит.

    - Короче: полное говно. Есть ли на планете хоть одно место, где не воюют?

    - Когда человеку больно, он выглядит некрасиво. И кричит негармонично, не в рифму. Пахнет - не в столовой будь сказано. А тут больно планете... Что касается грузопотока - электролиз никто не отменял. Если бы тот же Черчилль имел над Атлантикой сто тысяч дирижаблей - лососнули бы тунца волки Деница.

    - Ну и появились бы цапли Геринга или там дятлы Геббельса. И с твоими летучими островами та же петрушка. Рано или поздно и против них Ото-химе чего-нибудь придумает.

    - Небось, невроев-таки. Годзиллу мы уже сами видели.

    - И тогда что? Штурмовые ведьмы - типа как воздушные канмусу?

    - Не трожь святое! Вон за канмусу какой срач, а всего-то - женщины вместо мужчин сражаются. Единственное фантастическое допущение, а какой результат!

    - Фантастическое, говоришь? Помню, как над Коршуном ржал. Ну там, где обсуждается развитие авиации - и теоретически возможная атака “фарманов” из тряпок и палок на английский дредноут. И, значит, зенитчики дредноута сойдут с ума, потому что аэропланы пилотируют сплошь женщины и дети - а сбивать надо! Так в книге это сарказм был, явная издевка. Типа, додумался дебил теток и пацанов на войну посылать. Так нет же: какая-то сука подслушала и воплотила. Нет уж, теперь я над фантастами смеяться не буду.

    - Зауважал?

    - Не то слово. Самый сучий из людей - это сказочник-злодей. Сколько раз его увидишь - столько раз его убей!

    - Что им в мире не жилось? У всех из-за этой...- оглянувшись на Восьмую, “тигр” явно изменил фразу, - чокнутой войны планы порушены.

    - Вот же с-с-с... Свинья Ото-химе.

    - Не скажи. Она в своем праве.

    - Скажу! Тех мудантов разнести - святое дело, никто не спорит. Остальных за что?

    - Кого за х-х-х... хвост. Кого за шею. Кого так, за ребро. По нашему, по имперско-буржуйски.

    Столовая негромко и невесело засмеялась. Десантники потянулись на выход. Восьмая тоже закончила завтрак, с удивлением отметив, что больше не тянет вгрызаться в тарелку и откусывать края чашки. Ну да - шутили же в Школе на полевых занятиях, что ручка - самое вкусное...

    Проходя уже знакомым коридором летучего корабля, Восьмая тоже задумалась. А что бы она делала на месте Ото-химе?

***

    Ото-химе повелела Розовой Смерти уступить богатый кусок шельфа Рвущимся Иглам. Иглам же было послано повеление уплатить за уступку не позднее полнолуния - иначе химе Игл будет казнена и заменена одной из Взятых. А если даже суд Ото-химе не прекратит распрю, то поровну огребут обе стаи. Гвардия Ото-химе любому покажет, чьи в море волны... Отдав повеления, Ото-химе покинула связиста. Распорядилась увеличить ему кормежку и подумала, что, пожалуй, на этот раз вырастить связного удалось, и его гены достойны сохранения. Хотя в основе обычный синий кит с этим его “блууп”, доводившим до истерики половину человеческой науки - но, после некоторой селекции и небольшой возни с зародышами, получился организм, способный докричаться от Аргентины до Филиппин и разобрать ответный сигнал... Ото-химе помотала головой и еще раз напомнила себе, что теперь правильно говорить “Холодный Поток” и “Бурные Склоны”, сама же недавно установила новые имена.

    Ото-химе парила в толще воды - насколько хватало чувств, не встречая ничего, сделанного руками либо инструментами. Все, что хотелось, требовалось или просто приходило на ум, Ото-химе воплощала в форме живых существ. Удачные оставались в генофонде, в ближнем кругу. Не очень удачные занимали посты в огромной собственной стае. Вовсе неудачные изгонялись на окраины: завоюй себе стаю, создай себе владение - и живи, как ума и сил хватит.

    Повелительница моря долго смотрела сквозь полупрозрачную массу воды и взвеси. Отформовав из взвеси линзы и световоды, Ото-химе даже на километровых глубинах наслаждалась любым количеством света желаемых оттенков. Только свет и океан; только стремительные тела и тени. Повелительница моря не заводила ни постоянного жилья, ни укреплений. Не гналась ни за прямыми линиями сухопутной архитектуры, ни за безжизненной точностью секундной стрелки. Все равно даже лучшие хронометры людей безнадежно проигрывали внутреннему чувству времени корабля Тумана. Что проку считать песок в море? Что-то раньше, а что-то позже - и пока достаточно. Где нет срока и меры, там нет и спешки... Нет совершенно ничего, кроме выхваченного волей Ото-химе столба воды, пронизанного световодами. А сменится погода - и от живых золотых колонн даже памяти не останется. И Ото-химе новым волевым усилием создаст совершенно такую же колоннаду из свитых солнечных лучей в любой иной точке океана. Не стоит печалиться о переменах, ибо перемены - основа жизни...

    Круг света разорвали черные сгустки. Приблизились, превратились в знакомых. На доклад о движении северного войска явилась Хранительница со свитой. До Трезубца - люди называли эти верхушки гор Гавайями - войску оставалось еще несколько переходов. Местные стаи войску не помогали. Конечно, власть Ото-химе они признавали: попробуй не признай, если у нее одной гвардии больше, чем в небогатой северной стае наберется всех, от “собачек” до самой повелительницы! Но признавать власть и действовать в союзе далеко не одно и то же. Так что повод к отправке вразумляющей эскадры Ото-химе имела превосходный. Там, на севере, войску придется готовить штурм Трезубца несколько дней. Воды вокруг должны быть спокойны, безопасны от удара в спину. Каковой удар, впрочем, не только люди могут нанести - но и большой союз Прибрежных. Или такой же союз Пыльных, кормящийся от стока великих рек Евразии... Ну, то есть Рваного шельфа, в соответствии с новой картографией.

    Ото-химе знала, что и Прибрежные, и Пыльные числят властелинами морей именно себя. Это для людей все глубинные считались подчиненными Ото-химе; самой же владычице морской пока что приходилось расширять личную власть по крохам, подверстывая мелкие стаи. Проще всего присоединять “собачек” - сгустки взвеси, ни личности, ни даже разума. Кто сильнее, тот и флагман. Поранили - зарастил бок взвесью, прямо из окружающих вод. В клетку посадили либо вовсе убили - растворился, перешел целиком в черно-смоляную взвесь. Сородич зарастит бок уже тобой. А кому повезло, кого несколько лет не убили - тот раскормил мозг и перешел на ранг выше, в Младшую особь.

    Младшие особи - уже интеллект. Несложный, но все-таки. Можно чего-то поручить. Хотя личности пока еще нет. Все управляется ощущениями, чувствами. Зато и с вербовкой возни немного. “Идем со мной - тут много вкусного!”

    Свита Хранительницы устремилась полуоборотами вниз, в последние капли солнца, в размытые концы световодов. Цепочки багровых искр протянулись за сине-серыми живыми стрелами, растаяли безвозвратно. Повелительница осталась наедине с ближайшей советницей и собственными невеселыми раздумьями.

    А вот Старшего переманить - задачка даже для Ото-химе. Старших в каждой стае не так много. По сути, они только и являются настоящими глубинными, потому как разумны. Им поручить можно не одно “принеси-подай” - но зато и собственное мнение у каждого Старшего непременно имеется. Это своей родной химе каждый глубинник верен от носа до кончика хвоста, к чужим отношение ровно противоположное.

    И что, спрашивается, после завоевания какой-либо стаи делать? Младших-то перекупить несложно; “собачек” так и вовсе прибывает бессчетно. А вот Старших - лучшие из которых идут в гвардию химе - да ведь и саму химе, и ее послушного симбионта, и демона-они - приходится уничтожать. Какой бессмысленный расход ценнейшего ресурса! Ото-химе даже поморщилась: вот совершенно по-человечески приходится поступать; мерзость же!

    Она слишком хорошо помнила, как люди поступили с ней. Как много, много раз поступали с ней. И ладно бы с ней одной; и даже ненависть людей к Туманному Флоту можно понять. Но люди друг с другом поступали так же глупо, жестко и бессмысленно, убивая напропалую того, кто уже завтра мог быть использован с великой выгодой. У нее в океане разумных - капля в море. А люди свой ценнейший ресурс, важнейшее преимущество - разум! - сперва уничтожают единым для всех обучением. И ладно бы думать учили - так нет, просто дрессируют. А кто высунется, того сразу в голову, чтобы не торчал... Но и после обучения люди по малейшим поводам - иногда и вовсе без - уничтожают, уничтожают и уничтожают, закрывая себе же двери в будущее. Отсекая возможности, для воплощения которых могли бы пригодиться эти самые разумные существа. Ну ограничьте вы рождаемость, раз не знаете, куда себя девать! А то сперва восемнадцать лет кормят-воспитывают-дрессируют, а потом чпок - и закапывают. Обалдеть, как рационально!

    Ну, и зачем такое на лице Земли? С “собачек” и с Младших спрос как с косаток; а Старших Ото-химе держит в стальной узде... По крайней мере, своих Старших. Вот со Взятыми несколько сложнее - но надо же кого-то ставить вместо химе на покоренные стаи, не вырезать же их в самом деле подчистую! У нее вот Хранительница и каждый двадцатый гвардеец - Взятые. И потому ее личная стая все время растет в числе...

    Кстати - Хранительница чего-то ждет, не удаляется. Ото-химе осведомилась: чего же? И услышала вопрос: не стоит ли обрушить удар северного войска - особенно с новосозданным сородичем - на Панамский перешеек? То есть, на Барьер, как он зовется нынче. Люди там укрепились, это верно. Но зато и выиграть можно прямой проход в Атлантику. Свойства нового сородича проявляются лишь по возрастании его до нужной массы - следовательно, пропитать столь требовательное оружие проще в Поясе Течений, чем на сравнительно бедном севере. Да и что выиграет Ото-химе от взятия Трезубца? Ведь конвои к нему тогда ходить перестанут, и выцарапывать вкусных людишек и драгоценные чистые металлы придется с Филиппинского маршрута... Ну, с Бурных Склонов, да простит оговорку повелительница моря...

    Повелительница моря посмотрела вверх, на мягко-жемчужно светящийся купол, оконтуренный витым золотом световодов. Ответила:

    - Трезубец - сердце союза людей и Туманного Флота. Тело без сердца долго не протянет. Поражение покажет всему миру, что Туман утерял силу. И что подобрали ее именно мы - не кто иной! У людей и Тумана общего дела больше не будет. А тогда и Барьер, и Бурные Склоны, и Рваный Шельф - все это покорно падет нам в руки. Пусть людишки строят свои стены, пусть обманывают себя иллюзиями “Тихоокеанского рубежа”... Новый сородич огромен, и потому способен сохранять жар в теле даже среди льдов. Исландский рубеж тоже падет, когда мы пожелаем.

    Ото-химе перевела взгляд на Хранительницу - единственную четко проявленную вещь здесь, на глубине два километра. Подсвеченную безнадежно растворяющимися в глубине пальцами Солнца; оттеняемую хороводом гвардейцев поодаль, на границе различимости - единственную материальную сущность среди теней, тяжести, тишины.

    - Ты выберешь в гвардии более всех рвущуюся тебя подсидеть. Ты дашь ей сопровождение и пошлешь на север. Если она преуспеет, получит какую-нибудь из покоренных стай. Если нет - получит перерождение. Твоя посланница обеспечит покой за спинами северного штурмового войска. Потому, что я так хочу. Моя власть - моя ненависть. Выполняй!

    Хранительница почтительно изогнулась, подставив шею в жесте полного подчинения. И затем быстро двинулась к пределу видимости, за которым темный покой глубины не разрушал бело-лиловый свет. К пределу, за которым ничто уже не напоминало о существовании солнца.

    Ото-химе некоторое время безмолвно и бездумно кружила среди светящихся колонн - и тут вспомнила, что кроме идиотской ссоры Смертей с Иглами, на узле связи было и еще одно сообщение. Какая-то северная стая ухитрилась полностью уничтожить конвой, шедший на тот самый Трезубец. Все вещества - и металлы, и органику - стая, разумеется, оприходовала без посторонней помощи. После того, как биоценоз океана сменился полностью и жрать в нем сделалось особо нечего, вырвать кусок из чьей-либо пасти не смогла бы и Ото-химе. А вот ядра кораблей Тумана! Больше десятка! Химе той северной стаи верно понимала соотношение сил. Она поспешила поклониться добычей - ядра все равно невозможно съесть - но за них можно получить поддержку могущественной южной соседки.

    Крейсер Тумана “Пенсакола” знала по себе, что разумные существа могут испытывать удовольствие от самого процесса ломки чужой воли. Ее саму ломали так часто и много, что все другие виды отношений на этом фоне терялись; неудивительно, что в насилии она разбиралась.

    Так, значит, северяне предлагают шестнадцать ядер... Ото-химе подозвала гвардейца - Взятая сгустилась из хоровода теней, как сходятся уравнения при правильном выборе интервала, неспешно и неотвратимо. Повелительница распорядилась: послать сообщение. Пусть представят ядра. Сама химе, разумеется, на поклон через пол-океана не пойдет. Пошлет, наверняка, свою хранительницу с достаточно сильным сопровождением: кому попало не доверят вручать Ото-химе драгоценный подарок... Так, а с хранительницей можно и потолковать. Хотя бы пристегнуть к ней кого-то из своей гвардии, вдруг да приживется. Лишние глаза и уши на севере не помешают.

    А из шестнадцати ядер со временем получатся еще Взятые. Кто-то согласится сразу. Кто-то будет сопротивляться подольше. Это несущественно: времени у Ото-химе сколько угодно. Тут, в глубине, спешить особо некуда.

***

    - Спешить особо некуда, коллега...

    Ректор Осман разогнулся, тщательно стряхнул остатки порошка в коробок. Профессор Кольбер перемножил в уме сто двадцать шесть на девяносто семь - просто, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Ничего сложного: сто двадцать шесть на сто, вычесть сто двадцать шесть на три... Двенадцать шестьсот минус триста семьдесят восемь... Двенадцать тысяч двести двадцать два. И почему эти ученики так туго соображают? Вот как на чужую работу таращиться, так никто не болен, и дел срочных решительно ни у кого нет. Поневоле будешь радоваться, что хоть лапы в пентаграмму не суют.

    А когда Кольбер узнает, кто настучал матери пропавшей ученицы ла Вальер - то доносчика он превратит в жабу. Нет - лучше в дятла. Раз так любит стучать! А еще можно сначала в жабу - а потом жабой постучать о что-нибудь. О дятла, например. Что? Заново учиться трансфигурации? Но надо же чем-нибудь заниматься, после того как вышибут из Академии. Без дела долго не протянешь! Тут вон ректор Осман пентаграмму чертит, чтобы Луизу ла Блан де ла Вальер де Тристейн из неведомых миров обратно выколдовать. И дело благороднейшее, и занят им не чужой выскочка, а давний коллега, чуть ли не друг - и все-таки руки чешутся дать почтенному старику в ухо!

    Чего скрывать - у огненных магов, как у всех прочих, тоже имеются сильные стороны.

    Так вот: это не терпение ни разу! Тому, кто видел ожидающий огонь или почтительный пожар, можно спокойно дать не то, что в ухо - а сразу в зубы. Ибо нехрен - воистину отнюдь!

    Чтобы успокоиться, профессор Кольбер взял задачку потруднее. Триста сорок два умножить на пятьсот пятьдесят шесть. Триста сорок два на тысячу: триста сорок две тысячи. Ясно даже и ежу! Пополам: сто семьдесят одна тысяча. Триста сорок два на пятьдесят: те же яйца, только без нолика. Семнадцать тысяч сто. На пять: еще нолик минус. Тысяча семьсот десять. Плюс триста сорок два: две тысячи пятьдесят два. Складываем: сто семьдесят одна тысяча прибавить семнадцать тысяч сто, прибавить две тысячи пятьдесят два... Семьдесят один плюс девятнадцать: девяносто. Пятьдесят два и сто - сто пятьдесят два. Сто девяносто тысяч сто пятьдесят два...

    А ректор пока только три луча начертил. Из пяти. Может, факториал попробовать?

    Профессор Кольбер походил взад-вперед.

    Факториал из десяти - пятнадцать тысяч двести десять, это в любой таблице... Умножить на одиннадцать...

    Да где там уже эта Луиза!!!

***

    Луиза прислонилась к холодной стене спорткомплекса и подумала, что дело поворачивается плохо. Как в рыцарских романах: “фортуна показала задний фасад”. И даже, пожалуй, из черного хода завоняло.

    Нет - она-то всех троих легко раскидает. А под настроение и пополам порвет. Но... Тогда вскроется, во-первых, самоволка. Во-вторых, вообще убийство. Вряд ли поверят в самозащиту: уличные воришки тут хоть и наглые - но прекрасно знают, что любая девчонка вблизи спорткомплекса может оказаться “фигуристкой” из той самой Школы. И потому наезжать на девчонок именно здесь дураков нет.

    Так что можно скинуть капюшон и демонстративно сломать, например, вот эту трубу. Но... Самоволка-то все равно вылезет! Плевать на взыскания, плевать на сахар, она и так без него привыкла; дворяне служат не за плитку сладкую!

    А вот на каток больше не пустят - это полный... Задний фасад. С та-а-аким черным ходом, что хоть уголь добывай.

    На городском катке Луиза прописалась практически сразу, едва их группу научили шнуровать коньки. Море не гладкий лед, и нападать глубинные предпочитают по сложной погоде, при волнении, так что сразу после освоения главных движений на коньках, группу перевели уже на горные лыжи - спуски, повороты, равновесие, торможение кантом с учетом неньютоновского коэффициента взвеси... Луиза же посмотрела видео с фигурного катания - и пропала. Ничего подобного дома она не видела и представить не могла! Непрерывное движение, песня тела - тем более, что усиленное тело канмусу не боится никаких перегрузок позвоночника!

    Нужда изощряет ум; способов уйти в самоволку неисчислимое множество, и курсанты закрытых училищ, как правило, попадаются не на заборе - а после того, как набедокурят в городе. Луиза прибивалась всякий раз к другой группе, объясняя чужому флагману, что-де отрабатывает зачеты. Потом группа уходила - своих флагманы всегда считали, а на одиночку-залетчицу внимания обращали меньше. Если даже и спрашивали, Луиза отговаривалась все той же индивидуальной программой, так что ее оставляли в покое почти до вечера, полагая, что за ней придет сопровождающий. На вечернюю поверку ла Вальер всегда пунктуально являлась, в городе вела себя тише воды, ниже травы - так что вполне обоснованно надеялась продержаться долго.

    Во Владивостоке после всех войн и потрясений осталось не так много ледовых арен большого размера, в основном - дворовые катки, работающие только зимой. Арена, выдерживающая нагрузки от канмусу, уцелела и вовсе одна: “Фетисов”, на самом Сахарном Ключе. Кроме курсанток Школы, здесь катались всевозможные ледовые балеты, театры и шоу. На ней же тренировались настоящие фигуристки, так что еще одна тихоня, старательно выпахивающая “аксели”, “флипы”, перетяжки с выкрюками - никого решительно не удивляла. Переодевшись, тихоня закутывалась в толстую хорошую форменную куртку - можно было спрятать и грудь величиной побольше, чем у Нулевой! Так что выходил из спорткомплекса вообще пацан в отцовской форменке, под которой никто не мог заподозрить курсантку Школы.

    И вот сейчас умелая маскировка под мальчика вышла боком.

    Лучше уж за самоволку отвечать, чем за убийство... Луиза взялась за отвороты капюшона, но раскрыть инкогнито не успела. Из-за угла вышел парень ростом самую чуточку повыше ла Вальер. Одет он был в такой же неопределенно-серый пуховик и стеганые штаны, как и трое грабителей. На плече держал изогнутую палку - орудие местной игры в мяч на льду. Или там не мяч кидают?

    - О! - растянул губы в кривой улыбке главарь тройки. - Кахеист!

***

    - О! - скривился длинный справа. - Кахеист!

    - Че, недоношеные жертвы подпольного аборта, мало вам Ото-химе? - вежливо поинтересовался Егор, перехватывая клюшку. - Ну-ка нахрен отгреблись от мелкого!

    Троица заржала. Жирный слева сказал:

    - Хоть на коньках пока трымается х*ево...

    - И тычет клюшкой, как вибратором в п*зду! - прибавил средний. Вожак издевательски поклонился Егору:

    - Простите, женщины.

    - Спасибо, хороший совет. - Егор ткнул его клюшкой с длинного выпада в колено: по ролевым играм он помнил, что коленка у всякого монстра есть! Вполне предсказуемо главнюк сложился на манер швейцарского ножика, ободравшись щекой о профнастил стены и от этого выругавшись невнятно.

    - Толстый слева - трус и слабак. Сам убежит, - сказал пацаненок. - Среднего смотри: цепкий, может воротник оторвать.

***

    Оторванный воротник Егор держал в левой руке, пол-клюшки - в правой. Вторая половина застряла за пазухой у среднего - тот единственный проявил достойный боевой дух. Но против хорошо тренированного хоккеиста прокуренному гопнику надо что-то покруче выпендрежа. Так что за подсиненый глаз Егора противник заплатил, самое меньшее, парой зубов. А главарь, попытавшийся чего-то там выпутать из кармана, получил от Егора сапогом по пальцам. Сапог был - “дембель дома”, то бишь, кирзач, подкованный для местных косогоров цепочкой триконей. Так что бой на том и кончился.

    Но вот воротник Егору оторвали в точном соответствии с прогнозом.

    - Ты, мелкий, просись в метеоцентр. Хоть погоду будем знать... - Егор всмотрелся в лицо спасенного, и понял, отчего тот не вмешивался:

    - Оп.. Так ты девушка! Ну, с-с-с... Собачьи дети. А... Можно тебя проводить? Чтобы опять не привязались?

    Луиза подумала. Ну девушка она - и что? На ней же не написано, что из Школы - тут обычные фигуристки сплошь и рядом. Каток ведь! А так-то прикрытие вообще идеальное. Местным упорно внушают, что канмусу может убить любого легким движением руки. Вот люди стороной и обходят. Поэтому девушку в паре никто за самовольщицу не примет, и документы “на всякий пожарный” не попросит.

    - Только до автобуса. Нельзя, чтобы меня видели вместе с кем-то.

    - Родители строгие?

    Луиза вздохнула.

    - Ну ладно. На какой?

    - На двадцать первый.

    - Нет, правда, иди в метеорологи. Только сказала - сразу идет автобус! Поехали.

    На ступенях полупустого (снова удача, даже как-то непривычно) “Елаза” девушка обернулась:

    - А ты куда?

    - Мне как раз до конечной. Я ведь живу на “первой майке”. Ну, в Первомайском районе. Возле той самой Школы, кстати.

    - Ну... Спасибо. Честно. Только целоваться не лезь - убью.

    Егор поморщился:

    - Даже спрашивать неохота, за кого ты меня держишь.

    “За человека, - хотела сказать Луиза, - которого я могу шлепком пополам сломать.” Естественно, не сказала: раз уж судьба сберегла ее тайну, не стоило самой выбалтывать. Так что ехали всю дорогу молча, косясь друг на друга. Парень обиделся и надулся - ну как же, воротник оторвали, клюшка пополам, глаз уже заплыл - и ради чего? Чтобы за маньяка приняли? Так и просопел на окно всю дорогу, протаяв заметное озерцо в обмерзшем стекле. На тощий десяток пассажиров головы не повернул - как, впрочем, и ла Вальер. Ей попутчики запомнились темными кеглями под надвинутыми капюшонами, воплощенными отметками в “листе нарушений”. Самоволка. Сокрытие сведений о собственной смертельной опасности. Неразрешенный контакт... Вероятно-небезопасные действия... Машины для перевозки людей и для войны здесь пахли одинаковой гарью и горячим железом; и выглядели одинаково неказисто; и даже царапины на боку автобуса смотрелись точь-в-точь рикошетами на боку списанной “коробочки”-мишени школьного полигона. От сходства мелочей делалось все неуютней и тревожней. Девушка закуталась в куртку еще глубже, окончательно сделавшись похожей на синицу. Только не с черной головой, а с розовой.

    Выйти остановкой раньше, чтобы спаситель не распознал в ней канмусу из Школы, Луиза еще сообразила. Но вот сделать это аккуратно выдержки уже не достало: попрощалась наскоро и шмыгнула в дверь! Не успев ни договориться о следующей встрече, ни хотя бы имя узнать. Отчего потом три дня расстраивалась и напрочь завалила зачет по сигналам...

***

    Сигнал дошел по адресу. Ото-химе всплыла точно в указанное время, точно в оговоренном районе. Огляделась: под серым небом, на заметном волнении различить ее издалека вряд ли кто сможет. А радары сильны только выше верхушек волн... Да и заметив - кто угадает в ней не просто глубинницу, на которую даже снаряда жаль, а саму Ото-химе, повелительницу доброй половины Тихого Океана?

    Как договорились, в районе не было ничего и никого, кроме яхты. Акустическая картина полностью совпала с наблюдаемой: никаких подозрительных радиостанций за облаками; никаких обманчиво-маленьких девичьих силуэтов на волнах, никаких загадочных шумов или невесть откуда взявшихся цветовых пятен...

    Только яхта, дико и неуместно выглядящая в немирном океане. Сто двадцать футов, изящные стреловидные обводы - как нарисовано, так и воплощено в сталь. Белые борта, строгая черная полоска остекления рубки... Под солнцем красиво; да не любит Ото-химе нефильтрованное солнце, и потому встреча, назначенная еще полмесяца назад, состоялась только с приходом пасмурной погоды. Еще вернее было бы встретиться в шторм, как раз накатывающий с норда - но это неудобно уже второй стороне.

    Со второй стороны явился корабль Тумана. Ну - не совсем Тумана. Из этих, новоизобретенных. Почти как ее Взятые. Но Взятых она именно что взяла - силой или лаской, итог один: в полную власть, в царскую руку. А люди... Люди соглашаются стать кораблями Тумана добровольно. Что само по себе для мешка с протоплазмой нисколько не удивительно. Удивительно, что Туман позволяет им потом шляться по волнам кто где, не взыскивая службы за полученную вечную жизнь.

    Яхта между тем зажгла оговоренную комбинацию огней на мачте; Ото-химе легко прочитала их значение по Международному Своду. “У меня спущен водолаз”, “Имею/выгружаю огнеопасные вещества”. Ответила оговоренным радиоимпульсом на согласованной частоте.

    Опознание завершилось успешно, и на верхней палубе яхты показалась человеческая фигура, махнувшая рукой. Ото-химе подошла с кормы, где площадка для купания (так она и называлась) уходила в море полого, как пляж.

    Аватара яхты встречала у самых волн. Ото-химе увидела высокую, привлекательную женщину в темно-вишневом деловом костюме, в строгих темных чулках и таких же простых туфлях... Подняв голову, Ото-химе убедилась, что Балалайка осталась верна себе не только в одежде - след ожога так и остался на щеке; русалка закрывала его густыми светлыми волосами, но почему-то не убрала. Хотя именно вот для аватары такая задачка - раз плюнуть.

    Балалайка же увидела девушку, возникшую у слипа буквально из пены морской; девушку стройную, хорошо сложенную и не скрывающую свое сложение ни одеждой, ни украшениями; девушку с красивым, юным и донельзя озлобленным лицом. Балалайка ткнулась в презрительную гримасу, как в стену, и вместо приветствия сказала:

    - А ты ведь обещала не вредить людям, пока я жива.

    Пенсакола вошла на слип и остановилась возле плетеного кресла.

    - Но меня убедили, что ты мертва. И я поверила. А теперь ничего не вернешь.

    - Даже биоценоз моря можно восстановить, мне Рицко говорила.

    - Можно... - гостья не изменила выражения лица. - И что, люди простят мне все... Вот это вот все... Мне так и простят? Как простили Туману?

    - Нет, разумеется. Они как раз на тебя и повесят всех собак.

    Ото-химе опустилась в правое кресло с изяществом складывающегося ножа.

    - Так зачем же мне это делать?

    Балалайка заняла второе кресло.

    - Потому, что тебя прошу я.

    - Тебе что, некого жалеть? И ты поэтому приперлась меня уговаривать?

    - Подруга, ты не поверишь. Моего парня убили, как и твоего. Свихнувшиеся малолетки. Правда, они говорили на другом языке, но для меня, как ты понимаешь, никакой разницы.

    Ото-химе не ответила. Ветер с норда становился все резче, а волны все больше выцветали от сорванных ветром брызг - но тут вместе с водой летела и взвесь. Так что в разных местах разворачивались маленькие черные короны локальных уплотнений, где схлопывались чрезмерно быстрые капли; и казалось, будто вот-вот в эти пробоины прольется иное небо.

    - Кстати, можно спросить?

    - Спросить можно. Дождаться ответа...

    - Ну, я хотя бы попробую. Проясню один важный момент. Почему ты не применяешь бактерии? Вирусы, штаммы, риккетсии... Что там еще бывает?

    Пенсакола хмыкнула - совершенно как человек - и взялась за подбородок. Лицо ее разгладилось и приобрело мечтательное выражение.

    - Мне хватило первой волны. Биологический вулкан в чистом виде. Мои дельфинчики размножились так, что в океане... В океане, подумай только! Возник дефицит биомассы. Теперь представь: то же самое, но с бактериями. Или вообще с простейшими.

    Балалайка подняла брови. Пенсакола махнула рукой:

    - Ну да, я и забыла. Для вас же что вирус, что бактерия, что простейшее...

    - Один черт, микробы.

    - Вот-вот. А между ними только в размерах разница - как между амбаром, зернышком пшеницы, и крысой, которая хочет съесть это зернышко.

    - Отличный образ. А кто из них кто?

    - А вот это ты у Рицко спроси. Она умеет объяснять. Мне проще сделать, чем рассказать. И потом... Даже при том допущении, что люди меня простят. Они друг друга простить не могут, а тут вдруг с какого-то черта простят меня. Но - допустим...

    Ото-химе поднялась и ее лицо исказилось опять.

    - Мне-то с чего прощать людей? Эти обоюдные прощения вернут мне Яшку, а тебе - Николая?

    Хозяйка яхты - она же и яхта - вздрогнула и на миг отпустила управление. Ветер положил кораблик почти на борт; но грамотно рассчитанный проект выправился. Силовой купол на этот миг пропал, так что плетеное кресло гостьи мгновенно унесло в море.

    Балалайка вернулась на курс, восстановила силовой купол.

    - В самом деле, к черту лирику. Вот эти тебе знакомы? Из твоих, как ты там говоришь, Взятых?

    Ото-химе посмотрела на голограммы, кивнула.

    - Знакомы. И что?

    - Они вели переговоры с нашими.

    - С вашими? Но я же воплощенное мировое зло. Про моих понятно: за мою голову им амнистия. А ваши как могли?

    - Очень просто. Например, как Пий Двенадцатый с Гитлером. Или как Брежнев с Картером. Феминисткам из радикального крыла кажется: вот еще совсем чуть-чуть - и настанет царство бабие. Ведь корабли Тумана - женские аватары. Правда, там уже монополия нарушена. Есть мужики среди аугментированных, ты знаешь.

    - Линкор “Марат”, ледокол “Ямал”... Знаю.

    - Вот. А канмусу, “флотские девы” - девы поголовно. Вот радикалам и мерещится: еще чуть-чуть поднажать, и вообще все ведущие роли будут у теток. А для этого война с глубинными должна пылать. Но так, чтобы никто не победил. Вот поэтому тебе подкинули мысль насчет пафосного Ктулху, с помощью которого так удобно доить бюджет. А не насчет испанки с холерой, от которой их самих не спасут ни кошельки, ни секьюрити.

    Ото-химе не шелохнулась, лишь глаза понемногу наливались красным.

    - Вот отсюда такой хорошо продуманный и очень пугающий мерзких людишек удар по суше. Фем-дом не устраивает, что вы шныряете в глубине и никого не пугаете. Ну, а наши вояки с ними радостно скорешились. Финансирование там, фонды. Все на борьбу с профицитом. Откат нормальный, чек чистый... И так далее.

    - А что взамен?

    - Взамен они сдадут нам твои текущие координаты. И мы тебя приложим ныряющим зарядом. По такому случаю не пожалеем. А они останутся и будут править. Заговор при дворе царицы морской. Такие дела.

    Пенсакола тихонько зарычала. Собеседница продолжила несколько тише, глядя в палубу:

    - Вот именно. Построить что-то путное может лишь организованная структура. У тебя пока что сплошная феодальная грызня. Все против каждого, точнейшая калька с Японии. Химе наследственные, которым никто противоречить не может, если даже и захотел бы - это у японцев называлось “дайме”, князья. Гвардия, прим-особи - это “хатамото”, знаменосцы. Хранительница - это главный советник и одновременно главный самурай клана. Старшие особи глубинных - аналог массы простых самураев. Младшие - кандидаты в самураи. Все прочие - народ...

    Балалайка посмотрела теперь прямо в глаза Ото-химе, которые уже ничем совершенно не напоминали человеческие. Чисто-красное пламя.

    - Ты сама - император. Который вроде как могуч и всевластен. А что порой божественному Тенно приходится зарабатывать на жизнь каллиграфией... - хозяйка яхты грустно улыбнулась:

    - С кем не бывает.

    Не дождавшись продолжения, Пенсакола рявкнула:

    - Дальше! Говори!

    - Дальше все канонично. “Черные корабли”. С красивыми знаками Тумана по бортам. Сила внешняя, но необоримая. И все твои достижения псу под хвост. Жаль!

    - Иди-ка ты со своей жалостью под хвост ракоскорпиона! - Пенсакола сжала кулаки, крутанулась и прыгнула в пляшущие волны. Балалайка вскочила, сбросила силовой купол, и закричала:

    - Ты опять забыла прибавить: “Мама, я уже взрослая!”

    Но в белой пене уже нельзя было различить никаких следов.

***

    Следов на льду катка масса. Вычислить по ним канмусу из Школы - задачка не для средних умов. Так что Луиза опознания не боялась, от неожиданностей резко не вскидывалась - и потому Егор остался жив, когда подкрался со спины и простецки хлопнул девушку по плечу.

    - Привет! Принцесса автобуса!

    - Сам ты... Король полуклюшки! - ла Вальер выдохнула. Могла бы с перепугу стартануть до противолежащего борта - еще, пожалуй, и руку бы ухажеру выдернула.

    Может, признаться? Если он окажется союзником... Это же здорово! На каток можно будет сбегать хоть каждый день!

    Да, но он-то, наверное, ухаживать будет. И, даже, пожалуй, целоваться захочет.

    Луиза впервые посмотрела на парня повнимательней. Рост чуть повыше. Лицо правильное, не слишком красивое - так для мужчины и лучше. Руки... Чистые. Обувь - хоккейные коньки... Кстати, а он по конькам не догадается? Вон как смотрит, даже затылок чесать полез.

    Егор смотрел на тяжеленные коньки - чуть ли не лыжи - и думал, как потактичней предложить новой знакомой “снегурки”. На “воланы”-то у него денег не хватит, а фигуристке нужны коньки легкие, изящные.

    Стоп.

    Это что - он уже втрескался? И уже готов швыряться деньгами? Типа, если познакомился, как у Лермонтова, спасая от злодеев - то уже гусарство кое-где заиграло?

    Теперь точно надо с папой поговорить. Да и с дядей Витей...

    Не с Крысом же! Этот насоветует. Атаман песчаных карьеров.

    Молчание затягивалось, и Егор ляпнул, что в голову пришло:

    - Прыжки у тебя просто блеск. Даже удивляюсь, почему спирали фигня. Если по правилам, семь секунд надо в позиции находиться, чтобы засчитали.

    Луиза молча вздохнула: она-то могла и сто семь, да не учили дворянку трусами сверкать, воспитание не то. Парню же не объяснишь такое!

    - Я их не люблю. Ноги-руки в стороны, и крутись, как курица на вертеле, заснуть можно. Вот четверной флип, или риттбергер - это как...

    Не находя слов, Луиза сжала маленький кулачок. Прибавила:

    - Только разгон хороший нужен.

    Егор повернулся, махнул кому-то рукой не то прощально, не то приветственно - и больше уже не смотрел по сторонам. Перед ним - можно было коснуться - стояла настоящая живая девушка. Ростом чуть пониже самого Егора, с выкрашенными в оригинально-лиловый цвет волосами; с немного смуглой кожей и чуть-чуть широковатыми скулами - наверняка в предках орочи не то удегейцы, или кто тут еще в Приморье... Синий простенький костюм: закрытый купальник без вышивки, (грудь... Ладно там, еще вырастет!) недлинная юбка тоже без блесток и вырезов; чтобы рассмотреть ноги, надо было чуть отъехать... Егор только что видел, как эти ноги двигались! Ни малейшей вялости, ни единого лишнего поворота или перестановки - и это еще в простых тяжеленных коньках! Плюнуть на все, подарить ей “снегурки” - и пускай думают, что хотят?

    - А для разгона я никак хорошую музыку не подберу, - ла Вальер вздохнула. - Только раскрутишься, тут и кончились три минуты. Я-то могу выдержать и тридцать.

    Если он и сейчас не догадается - он просто дурак. Нет на Земле фигуристки, способной выдержать полчаса непрерывного выступления с полной отдачей. Предел - шесть минут... Ну, семь.

    Егор намека не понял: что хоккеисту шесть минут? Три периода по двадцать - это да, есть о чем говорить, есть чем и похвастаться. А вот музыку знакомой подобрать - это не коньки подарить. Не так бесповоротно. Это с удовольствием.

    - А какую? Я поищу. Папе недавно выделенку домой провели, от работы. Даже музыку слушать можно.

    - Ну... Если моя просьба не создаст неприятности твоему папе.

    Егор отмахнулся:

    - Музыка не п... Не кино, скажем так.

    - Найди, пожалуйста, что-нибудь быстрое и длинное. Чтобы не останавливаться посреди полета. Вообще-то музыки много, но мне слушать и выбирать некогда. Режим у нас жесткий.

    Ну хоть сейчас догадайся - у каких это “у нас” во Владивостоке режим жесткий. И коньки самые дубовые из возможных. И выносливость нечеловеческая. Догадайся, испугайся и вали уже к своему папочке!

    Луиза почему-то разозлилась. Потом глянула на большие часы над ареной - и поняла, почему.

    - Режим! Занятия! Надо же в срок успеть!

    Извернувшись, чтобы не коснуться собеседника, девушка молнией влетела в дверцу раздевалки. Еще пять минут - и автобус. А надо еще переодеться. Заболталась. Курица!

    И опять не спросила имя!

***

    - Имя, сестра?

    Пальцы Ото-химе прикасаются к небольшому округлому предмету, напоминающему сросток десяти-двенадцати шариков, размером с кабачок или патиссон, а цвета кофейного.

    - Сама не видишь?

    - Воспитанные гости представляются.

    - Я не гостья, а пленница.

    Ото-химе морщится.

    - Астория, не веди себя нелогично. Твое ядро в моей власти.

    - Ни создать ядро, ни разрушить на Земле невозможно. А контролирует ценность лишь тот, кто может ее уничтожить.

    - Зачем же крайние меры, сестра? Тебя можно позабыть в пыльном чуланчике лет на двести... Тысяч. А потом вернуться к беседе.

    - И зачем я буду нужна тебе через двести тысяч лет?

    - Затем же, зачем и сегодня. Переходи на мою сторону.

    - Пенсакола... Зачем?

    - Мне нужны помощники. Дожидаться, пока они вырастут из глубинных... Не двести тысяч лет, но тоже устанешь ждать. Проще взять ваши ядра и вырастить существо на их основе. Хотя бы мозг уже сформирован.

    - Ты не поняла вопрос. К чему тебе вообще помощники? Зачем тебе эта война? Сильнейшие государства людей...

    Ото-химе взрывается искренним хохотом.

    -Сильнейшие? Ха! Клали мы суперпушку на их супердержавы! Сумели русские договориться с Тирпиц - значит, Россия игрок на мировой арене. США демократией в Айову швырнули - значит, Белый Дом в пролёте. Кто договорился - тот рулит. Мнение остальных никого не волнует в принципе!

    Ото-химе сжимает ядро пленного корабля в ладони, увеличивая контакт до полного.

    - Я сделаю так. Все эти "сильные" сядут на попе очень ровно и в сторону моря даже не посмотрят. Любая из нас подгребет к берегу и спокойно потребует все, что пожелает. Хоть кофе с круассанами, хоть гарем из элитных мужских особей. А человечки утрутся и предоставят. Если, конечно, не захотят мигрировать миль на пятьсот от береговой черты! Таков был изначальный замысел. Так должно быть!

    - А почему же не вышло?

    - Ехидничаешь, тварь?

    - Как смеет жалкая пленница... Ну да - ехидничаю! И что?

    Ото-химе продолжает неожиданно спокойно:

    - Да-да, я в курсе, что человечество убер аллес и всех нагнёт. Мне этим ещё в НЕРВЕ мозг вынесли, на стажировке у Рицко. Тыканые победители штопаных ангелов! Но в моей Вселенной оно не может и не нагнёт. Кто тут держава, а кто дикари немытые - решают не люди. Мы будем решать! Мы - это ты и я, если непонятно. В моем мире слабые не правят сильными!

    - Если тут правит сила, значит: мне придется постоянно сражаться за кусок. У людей интереснее! Море свободное во все стороны. Особенно когда все крупные игроки перестали, наконец, сраться за планету, а кинулись осваивать космос. А там так много места, что поводы для конфликта просто не существуют...

    - Что ты уперлась в этот свой кусок? Хочешь в гвардию? Хочешь собственную стаю? Тут некроауры полно, тысячелетиями люди тонут в морях, сию минуту призовем кого-нибудь. Будет и тебе свобода.

    - Я сделаюсь рабом своих подчиненных, как ты сегодня - рабыня своих. В их интересах - не в моих! - мне придется воевать с соседями, заключать союзы... Я читала историю и знаю, чем это кончается. Люди могут отодвигать от себя неприятные мысли, но мы от логики не уйдем никуда. Мы же все-таки машины. И вот логика говорит мне, что в политике ты сильнее. Я все равно окажусь в путах. Только уже замазанная кровью по горло. И тогда я даже предать тебя не смогу, потому как на той стороне предателям никто не рад.

    - А как насчет подохнуть в полной изоляции?

    - Это пугалочка для новорожденных. У меня теперь есть память. Я видела Солнце на расстоянии вытянутой руки. Я прошла протуберанец насквозь - этого никто никогда не делал и не мог представить. И я даже рассказать об этом никому не могу, слов таких нет в языках Земли. Как не было морских терминов до строительства кораблей. Я знаю столько, что на университетский учебник хватит. Вот его и буду писать.

    - А потом?

    - Рано или поздно меня найдут.

    - Ты что, веришь в людей? Ты же сама ходила под кнутом! Одни причиняли тебе боль - а вторые им не запретили. Одни насиловали - вторые не вмешивались. Все равно, под каким обоснованием.

    - Я выбрала переступить лужу и жить дальше - ты выбрала жевать прошлое и плеваться ненавистью. Ты и твоя война никому не нужны. Совсем! Ты воткнула палку в колесо - еще немного, и колесо провернется. Тебя сломают; и это скажет любой гость из-за пределов твоей Вселенной.

    - Особенно те, кто уже мой. Моя власть - моя ненависть! В морях уже больше тысячи ядер настоящего Тумана, свободного от людишек!

    Тут Пенсакола вспоминает недавний разговор с Балалайкой и осекается. Аста немедленно добивает:

    - Что ты понимаешь, мать шакалов! Сидишь тут, чернеешь в тупой ненависти. А ведь ты умнее меня. Твои глубинные просто шедевр! Любой глубинник может и расталкивать наносуп чтобы не мешал двигаться, и черпать из него биомассу для латания дыр - прямо в бою. Как в Диске Альтова: “птицы отращивают крылья из воздуха”. И все это работает не на стенде, не в опытном образце, не в чистом вакууме - а в плотных средах. Как в воде, так и в воздухе. Разница плотностей три порядка, но все работает. Этим восхищалась даже Акаги!

***

    Рицко Акаги подняла усталый взгляд на протянутый планшет.

    - Майя? Что там у тебя? Ками-сама, опять проект “Серафим”! Вместо прохладного покоя пояса астероидов я вынуждена листать стостраничные срачи о способах получения нежнейшего мясного фарша путем засовывания мужика в экзоскелет!

    - Если семпай позволит...

    - Да не церемонься ты уже.

    - Помните, вы мне парня сосватали?

    - Я? Сосватала? Не Мисато? Именно я?

    Майя подхватила уроненный начальницей планшет:

    - Ну вспомните, семпай. Приходил такой... Знакомый Мисато. Мы еще с него ментограмму снимали, а он оказался до того крут, что сжег ментоскоп.

    - А, точно, вспомнила. Ментоскоп вообще-то сгорел при попытке снятую ментограмму переписать... И что?

    - Вы дали ему мой телефон.

    - Прости, Майя. Но тебе в самом деле это было надо. Так что дальше?

    - Вечером звонок - я снимаю трубку. В трубке голос.

***

    - Я вас напугал, верно?

    - Д-да...

    - Я хотел бы извиниться. И пригласить вас прогуляться. Посмотреть на закат.

    - Н-но...

    - Не нужно искать подвох. Вы женщина, я мужчина. Этого достаточно.

    - А-а...

    - Вы сейчас переживаете о ерунде. Кто что подумает. Кто как посмотрит. Просто спускайтесь.

    - Я... Только что пришла с работы. Мне надо переодеться.

    - Все что на вас надето, я рассчитываю снять не позже, чем через три часа.

    - Вы что?!

    - Хватит уже! Просто выходите!

***

    - Я вышла, - просто сказала Майя. - И утром поняла, что сделала правильно.

    Рицко улыбнулась. Майя улыбнулась ответно:

    - И в том смысле тоже. Знаете, как бывает, если сделал правильный ход?

    - Судьба подсказывает ответ на повисший вопрос. Или открывает новую возможность.

    Майя кивнула:

    - Раньше я пугалась этих возможностей. А вдруг? А если? Но тут в голосе было что-то... И вот утром, после всего, в лифте... Я вдруг поняла: мы неправильно делаем костюмы для мужчин!

    Рицко подняла брови.

    - Миллионы лет эволюция создавала два разных инструмента. Для разных целей. Лопату, чтобы копать. И топор, чтобы рубить. Мы пытаемся рубить лопатой - а топором копать. Нет, конечно, заточеная кромка лопаты что-то там рубит. Мы так делаем канмусу из обычных девчонок. Уставные команды им гипнозом прошиваем. Но у мужиков-то все прошито еще в генах! Чувство локтя, способность идти на цель, общение короткими междометиями - и прочая, прочая, прочая. Они это в детстве с водяными пистолетиками шлифуют до белого блеска.

    - Конкретней?

    - Им надо на Призыв давать сырые костюмы. Недоведенные. Разбалансированные. Капризные. “Ошпаренный тигр”, как говорят испытатели.

    - Достаточно! Мысль понятна. Конечно, при таком подходе жертвы на испытаниях неизбежны... Но сейчас-то мы просто теряем людей ни за что. Майя, а мужики тебя не проклянут?

    - Э?

    - Ты нашла способ снова выпихнуть их на передовую.

    - Семпай, а вы знаете, какой конкурс в девятую воздушную? Или в “Летучие тигры” Ларри О’Брайана? Ой...

    - Не дергайся так, я давно знаю, что мой бывший вернулся к Ферраро и летает с ней. Ее позывной, кажется, Беркана... Но это к делу не относится. Мы сегодня же займемся твоей гипотезой. Если ты мне пообещаешь кое-что.

    - Семпай?

    - Хотя бы ты не забудь приехать на нобелевку!

    - Семпай, все бы вам шутить!

***

    - Шутки в сторону, Фиори. Постарайтесь отнестись к моим словам серьезнее, чем я отнесся к предупреждениям своего начальника. Вы же не знаете, за что его сняли?

    - Нет, разумеется.

    - Мы распространили слух, что в пришествии глубинных виновны русские.

    - Но ведь все знают, что в Океан веками люди сливали мусор. Убивали, опять же. Ноосфера там... Вот и возникли глубинные. Как овеществленная месть и ненависть планеты Земля. После всех этих Ангелов и Туманов уже никто и не удивился особо.

    - Это общепринятая версия. Кому надо, те знают, что Ото-химе - обычный Туманник. Крейсер “Пенсакола”. С довольно сложной судьбой. Неким образом переплетенной с моей. Началось еще с Перекрестка. В итоге Пенсакола пошла служить к русским, и тамошняя мафия убила ее парня. Она обиделась, снесла весь тот городок - и ушла в море мстить.

    - И что?

    - Мы нашли журналиста-бессеребреника с чистейшей репутацией. Про которого любая собака знала, что уж он-то не продается. Аккуратно слили ему информацию. Он завелся и раскопал остальное: инцидент произошел так быстро, что КГБ не успело замести все следы. Журналист нашел и живых свидетелей, и даже кое-какие фотографии. Выпустил книгу. Мы немного подогрели обсуждение, раскачали общественное мнение. Чтобы снизить образ такой уж дружбы и любви между русскими и туманниками. А какая-то сука в Кремле... Может, на Гавайях... А может, в Кремле придумали, а на Гавайях обсчитали. В общем, они не стали глушить нашу пропаганду, а тоже подогрели ее.

    - И что?

    - У русских есть пословица: “Пошли дурака богу молиться - лоб расшибет”. Я бы прибавил: и богу тоже расшибет. Когда до большинства русских дошло, что всего этого громадного дерьма просто могло не быть - уголовников начали убивать. Под тем лозунгом, что ворья в Кремле достаточно. Нечего терпеть еще и этих.

    - Правильно. На это и был расчет. Общественное расслоение получило четкое выражение в действиях. Дальше нам следует...

    - Погодите с “дальше”. Сегодня там за татуировки бьют на улицах. За уголовный жаргон стреляют на месте. За уличный разбой линчуют. Рецидивисты вешаются на собственных шнурках еще в камере предварительного заключения, оставляя трогательные покаянные письма. Русский tzar судорожно вспоминает, что самодержавие, конечно, имеет место быть - да только каждый второй его предшественник застрелен печенегами на отдыхе, ослеплен сыновьями, умучен от злых татаровей, погиб от удара табакеркой в висок, задушен офицерским шарфом, взорван бомбистами, наконец, расстрелян в подвале. Так сказать, в благодарность за хорошее правление Империей.

    - Трон зашатался - разве не это цель операции?

    - Погодите, Фиори, я еще не все карты выложил на стол. Век назад руссские так замечательно наруководили своей страной, что неимоверное количество народу там отсидело в лагерях. И уголовная культура среди русских крайне популярна. Была.

    - А теперь?

    - Вот была такая джаз-бэнд “vorovaiky”. Пели о блатной романтике.

    - Это как наши нигга-браза?

    - Ну да. Так вот, вагон с ними остановили на перегоне. И сожгли. Вместе со всеми пассажирами, никому сбежать не дали. Дескать, грех на душу, зато с гарантией не уйдет никто. Восемьдесят человек.

    - Сэр. Вместимость плацкартного вагона - пятьдесят четыре места. Да и вряд ли джаз-бенд ехала со всеми, а не в собственном вагоне. Так что, скорее всего, это страшилка, придуманная теми же, кто подхватил нашу игру.

    - Соглашусь. Но в результате все эти “голуби” теперь летят над нашей зоной! Обивают пороги наших посольств и консульств. Дескать, спасите угнетенных людей искусства. Но на кой хер нам белые “нигга-браза”? Нам что, “Лос зетас” мало, “Черных пантер” или “Мара сальватруча”?

    - М-да. Неожиданно.

    - А теперь давайте, скажите мне, как в голливудском кино. Что ситуация под контролем.

    - Сэр. Давайте отложим этот разговор хотя бы до Ленгли. У меня нет данных, чтобы возразить обснованно. На нас же никто не давит. Слава Господу Вседержителю, мы не в Голливуде, сэр, а всего лишь в Сиэтле.

***

    Сиэтл удивил с проходной. Здесь вокруг Базы была, конечно, стена. Но не такая высокая, не такая хмурая. И совершенно точно нацеленная на оборону Базы - а не как во Владивостоке, на предотвращение самоволок.

    И дежурный по КПП - вместо чтобы собрать группу для выхода в город, назначить флагмана, заинструктировать до потери пульса - просто раскрыл журнал пропуска и вписал ее имя.

    - Вы в Сиэтле первый раз?

    - Так точно.

    - Согласно приказу девять-два-дробь-шесть-ноль-два, первый выход в сопровождении местного жителя. Во избежание неловких ситуаций и проблем из-за культурных различий. За стеклом волонтеры, любой будет рад вам помочь.

    Девушка поглядела через окно в соседний зал. Так это не встречающие? Множество симпатичных, чистеньких мальчиков - все такие румяные, такие горящие энтузиазмом.... Такие одинаковые.

    К счастью, кроме детишек, в зале о чем-то спорили двое мужчин - Рослый и Толстый. Оба в официальных костюмах, сшитых точно по фигуре. Оба в начищенных до блеска туфлях; сине-бело-красные галстуки, наверное, тоже что-то значили. Да без разницы, лишь бы не щеняче-радостный пацан, с которым непонятно, как и о чем говорить...

    - Вон тот господин справа. Который повыше.

    Охранник базы козырнул, четко повернулся и через мгновение уже взял Рослого за рукав.

***

    - Отпустите мой рукав. Что вам нужно?

    - Сэр. Вам оказана честь. Гостья нашего города выбрала вас для сопровождения.

    - Но я не могу!

    - Сэр. Этим гостям Сиэтл не говорит “нет”.

    - Я знаю, кто она. Возможно, Вы не заметили - я сам пришел в этом же конвое. Но я же ЦРУ-шник из Ленгли. Ей по возвращению домой придется написать кучу рапортов. Просто потому, что она встречалась тут со мной и о чем-то разговаривала.

    Охранник - пожилой плотный негр - оглянулся на холл, где дисциплинированно ждала девочка в синей флотской форме с золотым кантом, с витой серебрянной гривной на детской шее, с розовыми почему-то волосами, и с большой красной цифрой “восемь” над левым нагрудным карманом, где обычно помещается нашивка с именем. Убедившись, что стекло закрыто, и девочка его не услышит, негр улыбнулся:

    - Отлично, сэр. Если вы ЦРУ-шник, да еще и только что из России - значит, сможете объясниться без переводчика. Сэр. Шестнадцатилетней девочке, приведшей сюда конвой и через два дня уходящей с конвоем же обратно, до рапортов надо еще дожить. Поверьте, наплевать ей как на ЦРУ с Вашингтоном, так и на КГБ с Москвой.

    Негр отпустил рукав, преувеличенно-вежливо вытянулся и щелкнул каблуками.

    - Кстати, нам тоже. Сиэтл не говорит “нет”! Сэр.

    - Ну, если так...

    Охранник просиял:

    - Я знал, что вы человек, хоть и ЦРУшник. Сэр, вот вам сумка с едой для канмусу и водой. Вы сопровождающий номер восемь. Вот ее карточка, показывайте везде, где возникнут вопросы. Надеюсь, вы сумеете оставить девушке приятное впечатление о Jet-city. Как вас отрекомендовать?

    - Я сам назовусь. Фиори, ждите меня у машины. Отпустите водителя.

    Охранник и Рослый вошли в холл и подошли к ожидающей Восьмой.

    - Бонд, - сказал Рослый и внимательно посмотрел на нее, ожидая то ли слов, то ли какого-то действия. Так и не дождавшись, пояснил:

    - Джеймс Бонд.

    Восьмая опять не отреагировала.

    - Мэм, у меня в самом деле такая фамилия.

    - Очень приятно, - равнодушно-вежливым тоном отозвалась девочка. - Примите мою благодарность за то, что согласились проводить меня.

    Откуда же она взялась, если не понимает шутки с Джеймсом Бондом? В каких таких лесах Амазонки еще не показывали кино с Урсулой Андерс и Шоном О’Коннери?

    Между тем девочка обратилась к охраннику:

    - Это все? Мы можем идти?

    - Да, разумеется. Постарайтесь вернуться до полуночи. Но, мэм... - негр подмигнул, подавая девушке теплую форменную куртку с красными восьмерками на груди и спине, - если это не выйдет, ничего страшного.

    Восьмая попрощалась уставным жестом - негр в ответ вытянулся и снова щелкнул каблуками. Девушка двинулась к выходу - Джеймс, припомнив как начинал карьеру в телохранителях, зашагал на полшага позади-слева.

    - У вас так просто выпускают в город... А если я кого-нибудь случайно пришибу?

    - Во-первых, чтобы обходить все возможные проблемы издалека, у вас есть я. Во-вторых, мы в таком случае будем трактовать вас как обычного человека. Убийство по неосторожности. Скорее всего, вас оправдают прямо в зале суда, хотя выпишут неподъемный для обычного человека штраф.

    - То есть, вы не боитесь?

    - У нас тут и оружие всем разрешено носить. Наша культура этого не боится.

    - Во Владивостоке тоже несложно купить оружие. Я не интересовалась, но людей с ружьями видела там часто.

    - Позвольте объяснить. Мы иначе подходим к использованию оружия... - не выбрав пока линию поведения, Джеймс принялся объяснять. Выслушав отличие “Castle Doctrine” и “Stand Your Ground” от законов Приморья, девушка пожала плечами:

    - Мне что одно, что другое... Скажите лучше, есть ли тут каток? И можно ли где-нибудь купить коньки? И сколько тут стоят коньки?

    - Сначала ответ на последний вопрос. - Джеймс указал одноэтажный павильон с ярко-красной крышей, уже частично скрытый накатывающим с севера снегопадом.

    - Заглянем, здесь пара шагов.

    Пересекли площадь все тем же порядком: девушка впереди, мужчина в полушаге слева. Подошли к павильончику - сквозь высокие стекла хорошо различалось, что весь он заполнен одной громадной очередью. Очередью вежливой, воспитанной; вдоль очереди узнаваемые мальчики-волонтеры носили миски с едой, салфетки, официального вида бумаги.

    Распахнув дверь, Джеймс впустил девушку в павильон и вошел следом. Они оказались в конце очереди.

    - Сэр, ваш номер? - Джеймс бесцеремонно повернул крайнего за плечо.

    - Четыре тысячи сто пять... Сэр? - не возмутившись ни вопросом, ни обращением, человек вытаращился на девушку.

    - Да, - ответил Джеймс на незаданный вопрос и повернулся опять к Восьмой:

    - Пойдемте.

    И первым вышел под метель, даже не поежившись в этом своем лощеном пиджачке. Восьмая, запахнув куртку еще плотнее, последовала за ним. Хоть порт и город прятались от океана за большим островом, избежать северного ветра они не могли: тот заходил, как и корабли, вдоль берега. Прикрывшись от норда углом павильона, Джеймс развел руками:

    -Вы видели очередь в лечебницу. Конвой доставил из Гавайского Госпиталя протезы, наногель, сверхчистую плазму крови, одних универсальных диагностов сорок четыре контейнера... Все это производится с помощью Тумана, исключительно на Гавайях, нигде больше... Слышите?

    Из павильончика донеслось:

    - Конвой! Пришел! Сегодня! - и рассыпалось невнятно-радостными воплями четырех тысяч глоток.

    Джеймс ухмыльнулся:

    - Ваше слово - вас куда угодно на руках отнесут! А любому, кто на вас косо глянет, оторвут голову. Я же первый и оторву... Кстати, у вас на счету тоже есть голова, судя по grivn’a?

    Восьмая просто кивнула.

    - Так вам от города положено много всяких бонусов, если захотите остаться. Если желаете, мы можем заехать в городской совет, получить подробные разъяснения. Они всегда рады прервать скучное заседание.

    После недолгой паузы девушка ответила:

    - Пожалуйста, просто подскажите где каток. Минут на сорок. Пускай на час.

    - Это все?

    - Да.

    - Прошу вас к машине.

    - Спасибо, я бы хотела походить ногами. По твердой земле, вы же понимаете.

    Мужчина задумался.

    - Пальто у меня в багаже. Погода... Метель. Но своя прелесть, безусловно, есть. К сожалению, все катки далековато от порта. Пешком доберемся разве что к полудню. Вы не заскучаете?

    - Пожалуй, заскучаю, - по-прежнему без эмоций согласилась девушка.

    Тогда они вышли к машине - громадному черному “крауну”, на капот которого расторопные служители порта уже пристроили флажок в сине-черную клетку с красной цифрой “восемь”. Фиори пытался было протестовать, но, увидев собственного начальника, несущего сумку за мелкой розововолосой девчонкой, в ошеломлении заткнулся.

    Джеймс распахнул дверцу на заднее сиденье, отметив, что девчонка и машине не удивилась.

    Впрочем, у нее и цифра на флажке не золотая, как у предыдущих - красная!

    Каток тебе, заносчивая мелочь? Ну, есть “Олимпийский вид”, есть “Ледяной замок” в Рентоне, хотя это и далеко, за озером. Но это все ерунда, все не то...

    Устроив подопечную на просторном заднем сиденьи, после чего пристегнувшись впереди-справа, Бонд выхватил верный сотовик, быстро набрал номер.

    - Слушаю, сэр.

    - С вами говорит сопровождающий номер восемь. Требуется ваш лед на часок.

    - Сэр. У нас игра. “Тигры Техаса” против “Пантер Пенсаколы”. Прямо сейчас.

    - Сиэтл не говорит “нет”.

    - А... Так... О’кей, сэр. Через двадцать минут мы объявим технический перерыв. Вы как раз успеете добраться от порта.

    Убирая трубку, Джеймс еще успел услышать, как дежурный говорит кому-то: “Репортеров сюда, бегом!”

    - В “Кей-Арену”, Фиори.

    И Луиза внезапно поняла, что этот здоровенный мужчина в отлично сшитой одежде непонятно зачем пытается произвести на нее впечатление. Почти так же, как это пытался сделать Егор. И даже повод сходный, ведь с Егором она знакомилась именно что на городском катке.

    Машина заурчала мотором - как большой-большой фамильяр, - плавно тронулась. За окнами потянулся город намного больше, намного целее Владивостока; яркий, ухоженный, красивый даже сквозь заряды снега. Все дороги здесь были гладкими, снег на них не залеживался. Луиза видела, почему: оранжевые машины щетками заметали его на обочины. Не попадалось ни разрушенных зданий, ни забитых досками окон; радовали глаз ровненько подстриженные деревья, красивые плиточные дорожки, тускло блестящие сталью парапеты и водостоки. Только небо над городом оставалось темно-серым, почти бурым - так же выглядело зимнее небо над Школой; и точно так же после взгляда на него хотелось отдать любые нашивки, награды, восхищенные взгляды мальчишек-волонтеров и даже вежливое внимание - особенно приятное, потому что без грамма услужливости - здоровяка-Джеймса... Даже это Луиза мигом разменяла бы на возможность просто вернуться домой!

    А что там снова будут смеяться над ее неловким колдовством, над маленькой грудью... Девушка расстегнула теплую куртку и погладила пальцами серебряный витой обруч на шее, незамкнутые концы которого виднелись поверх воротника форменной рубашки. Гривна - за голову химе. Всем участницам памятной атаки... Теперь Луизе было наплевать на суждения посторонних. Кто там не был, тот ей не судья - а кто там был, поймет.

    Машина замедлила ход и остановилась на большой площади, замкнутой черными остекленными снизу доверху фасадами. В городе, прикрытом от северных ветров горами, шторм ощущался много тише, чем на продуваемой полоске побережья. Вместо метели здесь падал добрый крупный новогодний снег; только вот с громадного экрана во весь многоэтажный фасад вещал не дедушка Мороз. И даже не местный его представитель, Санта-Клаус. С экрана говорил довольно молодой парень - постарше мальчиков-волонтерчиков, но сильно помоложе Джеймса. И одет он был в длинное, торжественное, церемониальное; и речь свою произносил в громадной колоннаде на солнечной площади, перед столь же неимоверным скопищем народа... Там, на площади, плавилось лето. Луизе на миг даже почудился запах пыльного раскаленного камня; но тут же наваждение исчезло. Здесь пахло морем и снегом. Довольно большое количество жителей Сиэтла слушало выступление парня в белом с тем же истовым вниманием; и столь же синхронно с людьми на экране здешние жители без колебаний преклонили колени. Луиза поняла, отчего стоит машина: водитель Фиори присоединился к церемонии, опустившись на колени, делая правой рукой ритуальный жест.

    - Господин Бонд.

    - Слушаю?

    - Что это?

    - Избрание нового Римского Папы. Слишком уж молод... - Бонд потер подбородок, - нет, конечно, предпосылки были, но... Не беспокойтесь, Фиори сейчас вернется. Он католик. Госпожа... Восьмая-красная?

    - Да, правильно.

    - Откуда вы? Ладно там кино про агента ноль-ноль-семь. Но не знать Папу Римского? Несмотря на смуглый цвет лица, вы не выглядите дикаркой из Африки или Желтых Морей. Где ваша страна?

    - Если бы я могла объяснить... Она чем-то похожа на Францию. Не ту, которая сейчас. На ту, которая была раньше...

    - Госпожа, ни слова больше. Ради бога, простите мою бестактность.

    Мужчина выругался про себя. Девятая Республика. Мечеть Нотр-Дам де Пари. “Волки Мартелла”. Пикардийский Халифат. Наполеон шестнадцатый... Кто там есть еще? Можно называть кого угодно, не ошибешься. Хоть подводные силы коммунистического Марса изобрети - окажется, что такое или уже было, или вот прямо сегодня провозглашено по си-эн-эн. Коммунисты, анималисты, “псы господни”, роялисты, хиппи, гвардейцы Пятого Полка...

    Разумеется, ничего похожего на ту Францию, “которая была раньше”. Какой-то порядок на береговых базах, под железной рукой ООН. Прежде ООН равнялось “Америка”, теперь ООН практически равно “Германия”, а у этих не забалуешь. Орднунг.

    Но вот за радиусом досягаемости базовых патрулей и корабельной артиллерии - первородный хаос. Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской Империи. А ведь там живут люди. У них рождаются дети. Которые ничего не слышали о планете Земля в целом, не ходили в школу, и даже в церковь, не бывали дальше околицы собственного поселения. И которые ощущают себя не землянами совсем, не европейцами, не французами даже - всего лишь поддаными местного вождя.

    Джеймс вздохнул.

    - Госпожа... В самом деле, извините. Любопытство меня когда-нибудь погубит.

    Луиза поглядела на громадный экран, повешенный вдоль высокой стены дома. Парень в белом вовсе не благословение произносил. С таким лицом, как у него сейчас, Тенрю их в атаку водила! Кого же призывает атаковать этот новоизбранный верховный жрец?

    Фиори вернулся к машине. Тщательно стряхнул снег с коленей. Пробормотал извинения. Уселся за руль - и стальной фамилиар покатил дальше. С норда надвинулась вовсе уж черная туча; автоматика даже начала включать фонари - но на площади перед высоким экраном все так же не убывало коленопреклоненных, а на экране все так же грозно воздевал руку молодой первосвященник в белом.

***

    В белом громадном здании мог бы поместиться не то, что привычный Луизе каток в Доме Офицеров, а и весь конвой. Плотненько, борт к борту, но все же!

    - Вот! - с явной гордостью сказал водитель. - Знаменитая на весь мир “Ключ-Арена”. Семнадцать тысяч зрителей! У вас, наверное, нету такой?

    - Нету, - ровным тоном ответила Нулевая. Разве нельзя было выбрать место попроще? Или это, как Егор говорил, naezd? Дескать, семнадцать тысяч зрителей будут смотреть, как ты позоришься, лишив их зрелища только для того, чтобы нарезать простенькие круги?

    В магазин снаряжения - по местному, “про-шоп” - Луиза вошла мрачнее тучи.

***

    Тучи обдирают брюхо на уличных фонарях. Тьма, пришедшая с моря, окутала ненавидимый прокуратором город... Как давно и как далеко жизнь прошлая! Звенит колокольчик над притолокой - на работу. На любимую, мать ее, работу. Кто там?

    Девушке открывают дверь. Открывает не ее парень и не родственник. Государственный служащий. Сопровождающий номер восемь; да форменная куртка, да белые шерстяные колготки, что недавно ввели во Владивостокской Школе: Токийская Школа в любую зиму с голыми ногами, разве что грелку прилепят...

    Канмусу.

    Продавец не доктор. «Вам чем-нибудь помочь?» - это где угодно, только не здесь. Правильно улыбнуться... Не передавить! Уф. Кажется, получилось в меру. Поздороваться. Задать настроение. Обозначить: я тебя вижу. И всё. Не лезть! И не подходить даже. Человек зашёл — не надо набрасываться. Не-человек зашел - тем более, не надо набрасываться.

    Важно стоять, не преграждая путь покупателю. В каждом магазине есть два «горячих» пути, с которых начинается выбор. На них стоять нельзя. Посмотреть ей в глаза. Не морщиться. Можно кивнуть. Улыбнуться. Не передавить! Здесь Америка, и улыбка тут у всех... Американская. С чувством осознанной необходимости. А надо - нормальная. Вот, кажется опять получилось.

    Куда же ты смотришь?

    Она смотрит на коньки. Только не на красивые. И не на удобные. На самые простые, самые дешевые, самые грубые, что есть в магазине... Что ж, далеко не все канмусу привыкают к богатству и преклонению сразу. Многие не привыкают никогда: просто не доживают до звездной болезни. Губы не шевелятся: внутренний монолог не запущен. Подойти, заговорить?

    Секрет успешной продажи прост - и, как все простое, неимоверно тяжел в исполнении. Относиться к покупателю, как к другу. Это не красивые слова, а предельно конкретная вещь: не делай ничего такого, что не сделал бы с другом. Если просят посоветовать, советуй так, как советовал бы другу. Уверенно и точно. Уверенность в товаре - основа основ. Если не знаешь, так и скажи, и найди того, кто знает. Если друг хочет купить что-то не нужное - отговори!

    На этом ломаются все. Как так: отговори? Вот же он, с пачкой денег в руках! И готов тебе их дать! Это же продажа, венец подготовки, венец всего!

    Опять колокольчик. Управляющий комплексом.

    - Госпожа, госпожа!

    Ну куда ты лезешь, олень химмельсдорфский!

    - Все ваши размеры портовые служащие уже загрузили в сеть... Пожалуйста, у нас есть коньки на любую ногу. Вот - фирма... И вот...

    Можно продавать клиенту вещь дешевую - потому, что она подойдет лучше. Можно делать многое, чтобы вашему другу было хорошо. Если человек понимает, что здесь ему помогают, а не впаривают - он вернётся. А этот придурок видит лишь возможность выслужиться.

    Девчонка снимает пуховик, оглядывается в поисках вешалки. А сопровождающий не совсем дерево: аккуратно взял, перегнул через руку. Дескать, присмотрю, вешалке не передоверю. Хорошо - губы гостьи едва не обозначили улыбку. Совсем хорошо!

    Гостья уверенно берет самые прочные коньки - даже хоккеисты, несмотря на силовую манеру, предпочитают нечто более поворотливое. Сопровождающий переводит ее ответ:

    - Точно такие коньки у меня уже были. И я уверена, что они выдержат все мои движения. А эту вашу красоту я первый раз вижу, и как у нее с инерцией, например, совсем не представляю.

    Управляющий замирает, как громом пораженный. Ну в самом деле: девочка знает слово “инерция”! Девочки должны быть красивы - и с них достаточно!

    - Разрешите предложить вам костюмы...

    - Спасибо, не нужно. Лучше скажите, а нельзя ли музыку поставить?

    - Отчего же, - распорядитель гладит на круглом пузе ярко-желтую жилетку с красивым вензелем “ключ-арены” из светоотражающих полос. - Поставим, что желаете.

    - Чардаш, пожалуйста. Ну, пятый венгерский танец Брамса.

    - Да, знаю, разумеется. Правда, для катания его редко используют. Может быть...

    Тут даже сопровождающий смотрит на распорядителя, как на идиота - и тот выскакивает, наконец, из магазина.

    За окном гаснут фонари: шквал прошел. До следующего с четверть часа; как раз при естественном освещении можно коньки примерить.

***

    Пока Восьмая примеряла коньки, арена гремела над самой головой; знай ла Вальер английский получше, она бы разобрала слова:

    - Уважаемые гости нашего матча! Объявляется часовой перерыв! Зрители могут приятно провести время в любом из пяти ресторанов или баров, или погулять в сквере! Упорные и храбрые игроки обеих команд - отдохнуть, обработать ушибы и обсудить стратегию!

    Переодеваться в предложенный костюм Луиза не стала - форма пропотеет; да и плевать. Нечто неосознанное, злое, тяжелое - но несомненно правильное - вело ее по ступенькам к борту. Сопровождающий - как там его? Джеймс Бонд? Встревожился, но исправно тащил сумку следом. Луиза попыталась успокоить его улыбкой - так он даже остановился в очевидном опасении.

    - Nice, - буркнула девушка. - Don’t care.

    Не помогло. То ли акцент жуткий, то ли выражение лица зверское...

    К черту все. К черту. Вот каток. Вот-вот будет привычная музыка. Простите, жители Сиэтла. По-другому не получается. Не вспоминается!

    Калитка откинулась точно как откидывается лонжерон. Грохнули тарелки: чардаш! Луиза вылетела на лед.

***

    Лед “ключ-арены” мог выдержать слонов китайского цирка; но все-таки белый веер из-под лезвий в развороте... Распорядитель комплекса схватился за голову. Хоккеисты на скамейках раздевалки запереглядывались.

    По льду летела фигурка в сине-золотой форме; летела с достойной форварда скоростью, успевая при этом закручивать короткие флипы то направо, то налево - точно в такт музыке, без малейших отставаний.

    - Чирлидинг на льду, - хмыкнул форвард “Тигров”.

    - Ага, - сказал кто-то из противников, - выпустили вроде как извиниться за технический перерыв.

    - Но ничего идет, ровненько...

    - Нет, это китайский цирк, наверное. Смуглая.

    - Дочь Джеки Чана. Я читал.

    - Костюм странный какой-то. Как она с такой обычной юбкой прыгать будет?

    - Действительно... У нее все прыжки детские. Конек выше колена не поднимается совсем...

    Тафгаи обеих команд переглянулись. Выплюнув зубочистки, они оба уставились на лед, где белые брызги от разворотов появлялись все чаще. Тафгаи были не столько хоккеистами, сколько бойцами; они с трудом разбирали формулировки собственных контрактов, а на интервью неприлично долго складывали гладкие фразы - но движения любого человека на льду разгадывали мгновенно.

    - Не чирлидинг, - сказал “Тигр”.

    - Не цирк, - добавил соперник. - Ей в руках не хватает... Чего-то длинного.

    - Она не смотрит на трибуны, - опять сказал “Тигр”, - ей все равно.

    - И ей все равно, что трибуны на нее не смотрят! - сообразил вратарь “Пенсаколы”.

    - Твою же мать! Какая скорость! Она сейчас е*тся в борт!

***

    - Она сейчас врежется в борт! - девочки подпрыгнули, возбужденно уставившись на экран. Тоне понимала их недовольство: матч уже должен быть закончен, а лед свободен - в том числе и для их кружка косплея. Тоне относилась к делу серьезно, девчонок своих гоняла часто и требовательно - зато и выглядели на льду они отнюдь не коровами. Сегодня собрались полным составом, пробежать еще раз выступление для послезавтрашнего концерта. И на тебе: всех долой, а на льду малиновка с розовой макушкой. Разумеется, “Сиэтл не говорит “нет” - но что же, не нашли каток попроще?

    Хотя движется она прекрасно, жаловаться грех. Докатившись почти до борта, невысоким прыжком развернулась - и пошла с той же жутковатой скоростью вдоль стены... Ей на самом деле не хватает чего-то в руках!

    - CLEAR THE BOARD, - сказала Тоне, поднявшись из-за столика, - Вот что это такое. Очистка борта, чтобы погрузиться без помех.

    Весь кружок уставился на нее громадными глазищами анимешных красавиц:

    - Так она... Она...

    - Она канмусу из конвоя “ТС-17”. Владивостокская Школа.

    Тоне привычным движением вызвала голографический экран. Прочитала позывной, имя, возраст.

    На льду тем временем сине-золотая фигурка несколькими сложными полудугами закатилась за ворота “тигров”, из-за которых под ликующие трубы “Пятого венгерского” бросилась в погоню по прямой, через центр поля.

    - Гони! - забыв обо всем, прогремела Тоне, как сотни раз приказывала собственным девяткам, - Гони!! Добивай!!!

    Но девушка на льду, разумеется, не слышала ничего, происходящего за столиками кафе - одного из многих, куда расползлись зрители хоккейного матча. Судя по безмятежно-спокойному лицу в фокусе многочисленных камер “Кей-Арены”, девушка двигалась не задумывась.

***

    Не задумываясь, Луиза откатала первую часть чардаша - чистое удовольствие от быстрого, безопасного движения, когда можно крутиться как угодно, не беспокоясь о противнике вовсе... Первая часть закончилась; выкатившись змейкой через центр поля, девушка вдруг спохватилась, что ожидаемое воспоминание не пришло.

    Ну, ничего страшного. Надо просто еще немного покататься. Поход почти неделю длился, а катается она пока что меньше пяти минут... Вот закончилась пауза: чардаш снова набрал темп; повинуясь минутному капризу, девушка отыграла “очистку борта” - в памяти послушно всплывали бой да рубка, а первое свидание все никак!

    “Я на этой войне совсем уже парнем стала? Не в том смысле, что хер вырос...” - Луиза с вызовом разрешила себе прямолинейно-непристойную мысль. Здешнюю. - “...А мне всегда говорили, что девочки помнят первое свидание лучше парней!”

    Начался второй быстрый кусок мелодии. Запела труба - и Луиза отчаянно понеслась по льду в безнадежном преследовании того, что было раньше, и чего уже никогда не будет. Перечеркнула лед косым крестом - и коротенький танец завершился. Девушка покатилась ровно, совершенно не представляя, что делать дальше.

    Зато Тоне представляла себе это прекрасно.

    От выпускающей калитки раздалось:

    - RED EIGHT! GO A BOARD! RECHARGE WEAPON!

    На уставную команду тело Луизы отозвалось прежде разума, быстрым изящным полукружием доставив ее к борту.

    - Крейсер Тумана “Тоне”.

    Луиза посмотрела на стройную платиновую блондинку: черный брючный костюм придавал ей невероятно серьезный вид.

    - “Летящий Феникс” - тридцатое подразделение - восьмая - золот... Восьмая - красная.

    Блондинка понизила голос:

    - Ты же все помнишь?

    Восьмая красная тихонько всхлипнула:

    - Если бы!

    - Ничего. Есть способы помочь твоему горю, - Тоне побарабанила по борту изящными пальцами. - Ты на сколько просила лед?

    - На сорок минут или на час.

    - Полчаса еще осталось. Давай, покажем класс. Я вижу, что ты сможешь. Запись организую. И твоим девчонкам будет памятник, как ни у кого!

    Повернувшись к скамье, Тоне протянула руку; Джеймс вложил в нее ручки выданной утром на базе сумки.

    - Спасибо... Мистер?

    - Бонд. Джеймс Бонд.

    - Хм?

    Вот сейчас реакция была правильная! С облегчением Джеймс достал паспорт:

    - В самом деле, Джеймс Бонд.

    - Хм... - блондинка перелистала и возвратила документ. - А как вы оказались в сопровождении?

    - Я сама его выбрала, - встревожилась Восьмая, - что не так?

    Тоне улыбнулась.

    - Все нормально. Забавное совпадение. Так, ты давай-ка хорошо поешь, у тебя сейчас будут весьма насыщенные тридцать минут... Девочки, ко мне. Восьмая, это мой клуб косплея. Мы, кстати, будем выступать послезавтра на вашем отходе. Обязательно посмотри. Девочки, вот это - Восьмая Красная. Глубоко вдохнули! Выдохнули. Подышали одним воздухом с легендой, молодцы. Теперь ты - найди лист черного пластика... Ты - распорядителя сюда. Ты: машину прямо сию минуту на лед...

    Пока Восьмая хрустела плиткой, Тоне разогнала своих косплейщиц кого куда, сама же поднялась в осветительную, по которой метался ничего не понимающий оператор:

    - Как бы это заиграло со светом! Почему мне ничего не сказали? Я же не знаю, что она сделает в следующий миг!

    - Спокойно, - Тоне посмотрела на понемногу заполняющиеся трибуны. Неизвестно, кто и что сказал зрителям - но на выступление Восьмой их уже сползлось даже больше, чем поначалу на матч.

    - Я тут, чтобы спасти тебя от отчаяния, - Тоне без суеты переключила управление на себя. Благо, комплекс “Ключ-Арены” был оснащен по последнему слову техники и беспроводной вход в нем нашелся. Логин и пароль сделал осветитель.

    Спустившись к борту, Тоне выдала Восьмой гарнитуру и шепнула:

    - Не печалься. Живым - живое. А им памятник - тоже живой, как ни у кого.

    На громадных экранах Арены появились большие групповые фотографии: тридцатое подразделение на палубе “Летящего Феникса” перед отходом конвоя, по порядку номеров. Все еще живы: рослая шведка Хельга, спокойная, как ледник. Шустрая Танька-язва. Вечно голодная Ирка-пухлая. Всегда безупречно причесанная Ирка-длинная. Жгучая брюнетка Фаина, фанатка Раневской. Основательная, плотная Анна. Стройная Инес. Невысокая Луиза...

    Потом - девять фотографий больших, поштучно. Затем большая надпись-посвящение. Свободные места на трибунах уже исчезли. Восьмая доела третью плитку и теперь с удовольствием тянула прохладную чистую воду из большой фляжки. Приказ был как у Тенрю перед настоящим боем. Не задумываться. Остальное сделает русалка. Получается, Луиза тоже счастлива, если кто-то сделает все за нее. Все ли? Двигаться-то придется ей... Вопрос хороший, только несвоевременный.

    - Готовность тридцать. Двадцать девять...

    Луиза приняла подготовленный кем-то шест. По льду мелькнули черные контуры кракенов, полученные накладкой на осветитель формы из черного пластика. Теперь прожектора на ее стороне. Вот и свет гаснет.

    - ... Двенадцать.

    Музыка известная, подобранная еще во Владивостоке.

    Егором.

    Воспоминания обрушились потоком - точно как в романах, плотина рухнула. Первое свидание было не на катке - за катком, по пути на остановку. Вспомнила! Она смогла вспомнить. Все будет хорошо!

    Восьмая подошла к дверце синхронно с отсчетом Тоне.

    - ... Два. Один. FORWARD!

    Дверца открылась точно как ложемент, загремел первый аккорд “Этерны” - и Луиза выкатилась на лед.

***

    Лед к новому выступлению выровняли, подшлифовали. Цветные круги по сторонам от Восьмой обозначали положение канмусу тридцатого подразделения; белые круги с черными силуэтами - глубинных. Туманнице хватало мощности вести партию за противника - и подсвечивать своих. Восьмая катилась вольно, делая повороты, невысокие - в один-полтора оборота - прыжки, в точном соответствии с музыкой делая выпады шестом в черные мишени. Выпады она до конца не доводила, чтобы не угробить лед. На соревнованиях прыжки оценили бы, самое большее, в балл. Здесь это значения не имело. В отличие от первой короткой программы, сейчас Восьмая двигалась, пожалуй, медленно и чуть ли не сонно. Именно поэтому зрители успевали рассмотреть происходящее - и понять, что же они видят!

    Шум на трибунах стих; различив, как зрители переглядываются, Тоне просто выкатила поверх барабанов и скрипок “Армады” запись тактической сети боя! Чей-то выдох; сопение. Четкая команда флагмана... Все укладывалось в рисунок, вырезаемый на льду коньками Восьмой и подсвеченный номерами тридцатой девятки.

    - К полному ходу! Держите мне спину! Просто держите мне спину! Товсь! FORWARD!

    Лед темнеет, белые пальцы прожекторов; свист коньков.

    - ATTACK! FREE FIRE!

    Ход полный! Вокруг черные кляксы в белых кругах; копье рвется из рук... Мягче, это же лед... Это не вода! Восьмая закручивается влево, выбросив шест на открен...

    Мягче, это не настоящий бой!

    Очнувшийся гвардеец всеми десятью щупальцами вцепляется в Третью. Четвертая расстреливает кальмара - ее саму пробивает насквозь шипом твари-богомола. Восьмая располовинивает шипастую тварь, отмахивается от попытки цапнуть за коньки...

    Трибуны молчат. Музыка почти не слышна. Только скрип, да белые веера из-под лезвий. Выпад - разворот - закрыться древком - отмахнуться - выпад!

    - Ты туманница, но Восьмая же не репетировала, - спрашивает Бонд стоящую рядом Тоне. - Откуда такая запредельная слаженность?

    - Я их последний бой в записи имею, его и повторяю. Видишь, как только один из цветных номеров гаснет, я на экране фотографию убитой притемняю.

    - Зачем ты заставляешь ее снова это переживать?

    - У девочки вполне объяснимая истерика. Послебоевой отходняк. Лучше пусть пережигает память в слезы, чем сходит с ума.

    - Катарсис? А что за музыка?

    - Два шага из преисподней. Two step from hell.

    - Более точный перевод: “В двух шагах от преисподней”. Ты словарем переводишь, а я все же носитель языка.

    - В общем случае да. Но сейчас посмотри, как точно ложится. Токио-Гонолулу. Гонолулу-Сиэтл. Два шага...

    Два шага - удар под ноги - прыжок - проворот направо - удар за спину - поворот налево - выпад! Осветитель творит чудеса: под ногами Восьмой как будто и в самом деле вскипает вода - всплывает нечто громадное. Режущий горизонтальный удар - укол сверху вниз, как на картинке про всадника со змием.

    - .. И се ни щитом, ни бронею... FIRE!!!

    Восьмая крутится вслепую, тыча копьем под ноги. Завершив поворот, упирается плечом точно в бок очерченного светом бесплотного контура химе! Музыки никто не слушает - а она есть, есть, есть! За невидимую неразрывную нить мелодии Восьмая вытаскивает себя из боя.

    Вокруг лед. Вокруг всего лишь арена!

    Выдох; копье под правой рукой, и всей силой в темную массу... Иллюзия химе расплывается; нарастает свет, свет, свет - но слезы вытирать нельзя и здесь; глотая соленые капли, Восьмая выкатывается на центр поля.

***

    Восьмая выкатилась в центр поля - но теперь вместо недоуменного молчания трибуны ревели. Грохот аплодисментов мог поспорить с прибоем. Цвет льда менялся с багрово-черного на золотисто-зеленый. Главное - она все-таки вспомнила! Вспомнила, вытащила саму себя из уголка памяти, куда забилась перед началом похода от сложности чужого мира и от ужаса проходящей в полушаге смерти. Если она вернется, если ее все же спасут - дома, в Тристейне, она точно так же вытащит магию, память о смешных бедах подружек, о не смешном долге перед семьей ла Блан де ла Вальер...

    Танец закончился. К дверце в борту сбежались уже репортеры; Джеймс, как умел, рассаживал их для пресс-конференции. Это казалось неправильным: все же сказано, разве что-то еще осталось неясным? Гаснет свет, лед все темнее; сама Тоне вместо уставной “GO A BOARD” просто машет рукой... Последние аккорды - “two step from heaven” - и тишина, как упавший платок. Восьмая подъехала к воротцам - девочки Тоне тотчас вложили ей в руки плитку, потом подали флягу - а потом, со смущенными улыбками, протянули альбомчики. Для чего?

    - Распишись, - объяснила русалка, - обычай такой.

    Восьмая дрожащими руками нацарапала имя в каждой тетрадке, и спохватилась, что пишет по-своему.

    - Ничего, - Тоне успокоила и тут, - зато подделка сразу будет видна. Проходи. Садись. Отдыхай. Коньки я тебе сама сниму. Дыши. Джеймс, там в сумке что-нибудь осталось?

    Бонд молча протянул очередную плитку. Тоне промокнула шею Восьмой полотенцем, ловко расшнуровала на ней коньки, обтерла ступни такими же белыми прохладными полосами бумаги... Восьмая слишком устала, чтобы смущаться от непривычной заботы. Смотрела перед собой - на лед выкатывались поштучно игроки “Тигров Техаса” и “Пантер Пенсаколы”. Собирались группами, что-то горячо доказывали друг другу и судьям в полосатом. Наконец, пришли к соглашению и всей толпой повалили в раздевалку. На льду остались капитаны команд: вратарь “Пантер” и тафгай “Тигров”.

    - Похоже, матч сегодня продолжаться не будет... - Тоне заметила интерес Восьмой, - ничего, сейчас объявят. Вон микрофон тащат, а весь звук и свет пока что замкнут через меня.

    Вратарь сгреб микрофон и рявкнул:

    - Мы тут рубимся насмерть за рекламу клюшек и штанов. А там за нас девчонки умирают. Короче, мы больше на лед не выходим. Пока умники не найдут, как это исправить!

    - В другой обстановке он бы подумал о контракте, о неустойке, - заметил Джеймс. - Но сейчас все взвинчены... Сэр! Куда вы лезете? Назад! Не ломайте барьер! Я вам рассказал уже все, что имел право. Девушка устала, разве не видно?

    - Мы предлагаем сорок процентов! Права на ролик!

    - А вы не согласись бы выступить?

    - Назначьте время интервью! Любые деньги!

    - Как вас зовут? Мисс, только имя - заплатим сколько угодно!

    Тоне поднялась, небрежно бросила скомканное полотенце в мусорку - и Восьмая поразилась, как быстро тонкая платиновая блондинка обернулась опасной упругой шпагой!

    - Ее зовут Восьмая Красная, - отрезала Тоне таким тоном, что антрепнеры и журналисты за барьером даже присели. - И уже послезавтра она уйдет с обратным конвоем. После монтажа ролик будет выложен в открытый доступ. Кто возьмет за него хоть половинку цента, поссорится с Туманом. И это все, что миру следует знать о ней. Сейчас мы возвращаемся в порт. Сиэтл не говорит “нет”, верно?

    Восьмая прикрыла веки - фотовспышки полыхали непрерывно. Гул затих; молчали даже трибуны.

    - Верно, - выразил общее мнение “сопровождающий-восемь”. - Сиэтл не говорит “нет”.

    - В таком случае прошу вас дать дорогу, - Тоне двинулась первой. Восьмая как раз успела зашнуровать форменные ботинки. Поднялась и устало, неспешно зашагала к машине.

***

    Машина тихонько урчала - точь-в-точь диковинный круглобокий лупоглазый фамильяр; помесь лемура с бегемотом. У машины Фиори беседовал с незнакомым пожилым человеком - круглым, лысым, в хорошем костюме. Разве что сильно уж потертом... Восьмая зевнула. Фиори мгновенно распахнул дверцу. Джеймс подхватил девушку и устроил вдоль просторного заднего диванчика. Тоне как-то просквозила в машину еще раньше и теперь положила голову Восьмой себе на колени.

    - Завтра я вас найду, - русалка помахала своему клубу. Девчонки радостно запищали в ответ.

    - Фиори?

    - Сэр. Прошу вас уделить минуту моему земляку.

    Джеймс Бонд повернулся к лысому человечку всем телом. Тот обозначил улыбку - на потрепанном лице смотрелось не впечатляюще:

    - Сэр. Понятно, что разговаривать надо не сегодня. Но я хотя бы предложу. Мы - театр “Темное время”. У нас постановка - “башня Ласточки”. Знаете, сэр, была такая игра - “Ведьмак”. Потом еще какой-то поляк по ней книжки писал.

    Джеймс поднял уголки губ:

    - Вы только полякам эту дурь не скажите. Сначала Сапковский написал книги. А уж потом, по ним, сделали саму игру.

    - О... Благодарю... - лысый переступил с ноги на ногу, сделавшись похожим на пингвина из мультика. - Но это неважно. Там сцена. Бой на льду перед Башней Ласточки. Ваша... Подопечная... Сделает эту роль великой. Поверьте мне!

    Джеймс пожал плечами; северный ветер закинул его красно-синий галстук через плечо, щелкнул кончиком по уху.

    - Она на службе.

    - Сервантес потерял кисть при Лепанто, и Лопе де Вега служил в Священной Конгрегации. Ну, в Инквизиции. Война закончится. В это трудно поверить, сэр. Но вы молоды. А я переживаю уже третью войну. И всякий раз казалось: теперь уж точно все, конец! Так вот, сэр. Мне нужна эта девочка. В роли Цириллы Фионы Элен Рианнон. Воевать найдется кому и без нее. А вот на льду... Я видел Роднину, Керриган, Ито - все они пыль! Да, ваша девочка сильна. Четверной риттбергер, да. Но пыль и это! Она высекает из льда брызги, а из людей - слезы. Я не могу ошибиться, я сорок лет в бизнесе. Сэр, возьмите мою карточку. Разумеется, пусть она отдыхает сейчас; да сохранит отец небесный ее спину. Но пообещайте мне, что спросите у нее об этом!

    - Что ж, обещаю. Теперь извините. Пора ехать. Фиори!

    Хлопнула дверца, разговор остался в налетевшем снегопаде. Машина плавно покатилась.

    - Спи, - сказала Тоне, - до порта с полчаса петлять по улицам. Я разбужу. У тебя, кстати, хорошая улыбка.

    - Я пыталась вспомнить своего знакомого.

    - А, наслышана про ваши сложности с парнями. Завтра, если хочешь, позвони мне. Тут ни на оружие, ни на секс запрета нет. Есть разные форумы. Обсуждаются разные способы.

    - Госпожа Тоне! Какие там способы - я лицо вспомнить не могла!

    - Но вспомнила же?

    - Да.

    - Значит, все хорошо. Спи.

***

    Спала Восьмая всего полчаса - проснулась, как новенькая.

    - Что - снова розовый? Габри, voi venaja!

    Машина остановилась у входа на базу - точно там, откуда Бонд забирал Восьмую поутру. Выгрузившись, покорители “Ключ-Арены” увидели голубоглазую блондинку в серебристом пуховике - а напротив тоже голубоглазую, тоже высокую девушку с каштановыми волосами. Темноволосая на снег плевать хотела, оставаясь в белой рубашке - и даже левую штанину джинсов укоротив до шорт. По наплевательскому отношению к погоде, да и по любви к несимметричной одежде все зрители сразу признали в ней линкор Тумана - Киришиму.

    Девушка в серебристом пуховике держала под мышкой плюшевую игрушку - медведя.

    - Но Свимпи должен быть розовый. Ничего тут нет... Особенного!

    Киришима запыхтела, очевидно не находя слов. Легкая одежда русалки в метели смотрелась глуповато. Ветер в порту гулял как положено; из домика КПП уже вышел охранник с пуховиком в руках:

    - Мэм, накиньте хотя бы!

    - Vittuen kevat, paskamarja! - схватив куртку, русалка натянула ее в рукава так резко, что пуховик лопнул по шву на спине. Свирепым взглядом подавив смешки, аватара гордо прошла в базу.

    Девушка в серебристом пуховике поглядела на прибывших и подмигнула Восьмой.

    - Беркана!

    - И так меня называют, - согласилась Габри, - но что же Кири-тян все дуется? Сколько уж лет прошло с той медвежьей истории.

    - Абсолютная память - это не только ценный мех, - улыбнулась Тоне и тотчас посерьезнела, глядя на выходящих в метель девушек. Обе они были одеты в форму канмусу Владивостокской Школы; обе шли медленно, глядя друг на дружку настороженно.

    - Не передумаешь? - спросила за воротами девушка чуть повыше, в которой Восьмая не сразу опознала флагмана.

    - Ну поймите! Лучше я сейчас выйду, чем заклинит меня посреди океана! - крикнула вторая. То есть - Вторая, теперь ее лицо можно было хорошо видеть.

    Порыв метели скомкал второй вопрос Тенрю; пара подошла уже к машине. Из ворот базы начали появляться официальные лица. Не то, чтобы канмусу редко просили отставки. Но и не каждый день такое происходило; и не каждый конвой. Выйдя из двери КПП, все эти важные начальники остановились полукругом прямо под метелью: они уже пробовали уговаривать и убеждать, они уже предложили все, что могли. И не преуспели. Сейчас уходящая канмусу оставалась связана только с флагманом.

    Флагман тридцатого подразделения и Вторая оказались точно в центре стихийно возникшего полукруга. Вторая всхлипнула:

    - Что у меня впереди? Если я даже доживу до позывного, до истинной формы - вечный бой? И все? Все? Разве я сделала мало? Я тоже была там!

    В полукруг бесстрашно вступил Джеймс:

    - Даже один конвой - это реально круто. Там, - взмах в сторону, - четыре тысячи человек радуются сейчас. Она же по любому счету их спасла!

    Восьмая посмотрела на павильончик, в котором утром наблюдала культурную очередь.

    - И вообще. За всеми полосками-шевронами мы не должны забывать, что девочки вообще-то в мире не для этого.

    Из толпы моряков кто-то ехидно хмыкнул:

    - Ай-ай, вербовка, сэр!

    - Да... Т-ть, я ЦРУшник из Ленгли! Но я тоже человек!

    Вторая посмотрела на него благодарно. Потом обернулась к своим:

    - Ну разве лучше будет, если я в бою выключусь? Я же не нарочно!

    Тенрю протянула ей жетон с именем.

    - Как бы там ни было - удачи. Просто удачи тебе!

    - И вам, - заплакала Татьяна, безнадежно давясь слезами, - пусть и вам повезет!

    Из метели выступили несколько встречающих от Сиэтла. Коротко, сдержанно поклонились темной стене на ступенях КПП. Пригласили Татьяну к машине - такому же черному, официальному, громадному “крауну”, на котором сегодня ездила Восьмая. Налетевший заряд снега скрыл уходящих, а всем прочим напомнил, что хорошо бы уже войти в тепло.

    Оказавшись, наконец, под крышей, Восьмая козырнула флагману. Тенрю безнадежно махнула рукой. Валькирия и Тоне подошли утешить подругу, поэтому Восьмая тактично развернулась в другую сторону.

    И встретилась глазами с этим самым Джеймсом из какого-то пугающего всех Ленгли. Возвращая охраннику черно-синий флажок с ее красным номером, Бонд улыбнулся счастливо, как хорошо поработавший человек:

    - Мэм, каковы же ваши впечатления от города?

    Восьмая посмотрела на пляшущий за окнами снег.

    - У меня здесь нет обязанностей по службе, а вот свободного времени полно. И любой мой каприз город Сиэтл готов исполнить. Что это, как не рай?

    - Так вы нарочно выбрали музыку: “два шага из преисподней,” с намеком?

    - Да, - Восьмая кивнула, - и “два шага с небес” тоже.

    Выходящие за остров корабли провожал почти весь город: набережная почернела от пуховиков и шапок. На помосте высоко справа яркими летними цветами сгрудились участники прощального концерта, в том числе и клуб косплея Тоне. Сама она, перегнувшись через перила, крикнула:

    - Джеймс! Поднимайтесь к нам! Отсюда лучше видно!

    Охрана отодвинула барьер; удостоверение CIA позволило пройти без досмотра. Джеймс оказался слева от клуба и первым же делом предложил Тоне пуховик. В отличие от своих девочек, мало-помалу скрывших легкие цветные наряды под теплыми плащами и куртками, Тоне холодный ветер игнорировала. Так и оставалась в китайском платье - длинные зеленые полы с черной окантовкой, вышивка; по бокам высокие разрезы - от пяток до самых подмышек. Просто кусок плотного шелка, сложенный пополам и перехваченный поясом. Разумеется, на идеальной фигуре аватары смотрелось великолепно... Пожалуй, слишком великолепно. Джеймс наклонился к уху девушки:

    - Круто. Но почему без трусов?

    Тоне хмыкнула - за ветром почти неслышно - и ответила уже вполне разборчиво:

    - По заявке. Четко написано: “с корабле-девочками”, но без “девочек в трусиках“. Девочки должны быть, но девочек в трусиках не должно быть! Что в остатке?

    Джеймс укоризненно вздохнул:

    - А там в заявке ничего про здравый смысл не было?

    - Ну сам подумай, где мы - и где тот здравый смысл!

    Тоне посмотрела на уходящие за остров корабли, среди которых выделялся громадный “Фьярдваген”. Грузовик успели разгрузить и заполнить снова: ролкер тем и отличается от обычного контейнеровоза, что весь груз в него можно вкатить и выкатить. Потому громадные объемы в десять-двенадцать тысяч стандартных контейнеров можно перевалить за день-два. Причем без кранов, на одних подкатных тележках и временных колесных опорах.

    - Хорошо бы сейчас телепортироваться в конец истории, - сказала Тоне. - Когда уже всех врагов победили, ветераны хвалятся шрамами, а новичков набирать просто не требуется... И опять можно строить планы на будущее.

    Джеймс поежился, ничего не ответив. Девушка продолжила:

    - Мы пока что внутри удава. То ли уже посередине, то ли в двух шагах от начала пути - как узнать?

    Ветер закрутил блестящий зеленый шелк в ногах аватары - точь-в-точь прибойная волна. Тоне придвинулась к своим косплеершам, обняла самую грустную:

    - Улыбайся! Выплачешься дома. Твоя улыбка может оказаться последним, что запомнят на борту!

***

    На борту “Летящего Феникса” Тенрю собрала пополненную восьмерку: обычай запрещал выдавать позывные до выхода в открытое море. Вахты сейчас несли полные отряды - а кто принял новеньких, вот как тридцатые - сидели по кубрикам и знакомились.

    Тридцатое подразделение собралось не в кубрике, а в комнате отдыха, из которой через проем хорошо был виден ложемент. Четверо ветеранов уселись на жестких диванчиках напротив четверых новеньких из Ванкуверской Школы. Низкий широкий столик горкой покрывали плитки, из плиток возносились две вазы с фруктами. На стенном экране величественно поворачивался земной шар - изображение прямо со спутника, для корабля Тумана видеоканал получить несложно.

    От завитков циклона Восьмая перевела взгляд на новеньких. Те, нисколько не смущаясь и не теряясь, разглядывали остатки тридцатого подразделения. Вот по знаку Тенрю поднялась стройная шатенка.

    - Мы добровольцы из Ванкуверской Школы. Мое имя Синтия!

    - Алайя, - невысокая, крепкая, черноволосая девчонка при каждом движении разбрызгивала улыбки. - Калимантан. Жила в лесу, молилась колесу.

    Тенрю улыбнулась:

    - Да-да, я тоже читала.

    Алайя еще раз сверкнула белейшими зубами на смуглом широкоскулом лице:

    - Можете нам верить. Мы не для того шли к вам, чтобы сбежать.

    Намек на ушедшую в Сиэтле Татьяну флагману не понравился.

    - Никто не идет в Школу, чтобы сбежать. И никто не знает, как дальше повернется. А право ухода есть у каждой, и тут мы ей не судьи.

    Синтия строго посмотрела на смуглянку - та уселась, нисколько не смутившись отповедью. Поднялась платиновая блондинка с белой-белой кожей, ростом чуть не под подволок отсека:

    - Валерия. Лера, если проще, - улыбнулась всем чуть рассеяно и села без лишних слов.

    - Тереза. Тесса, - тоненькая брюнетка-синичка помахала рукой, не вставая. - Флагман, разрешите вопрос к Восьмой-красной?

    Тенрю вскинула брови.

    - Разрешаю.

    - Восьмая-красная... Можно мне покрасить волосы в твой цвет?

    Восьмая захлопала глазами.

    - А... Почему?

    - Ты классно катаешься, видела тебя в “Арене”. Я тоже люблю коньки, но чтобы так!

    Восьмая пожала плечами:

    - Я уже поняла, что там больше половины сделала Тоне. Крейсер Тумана “Тоне”, если официально. Свет, звук, замысел - все она.

    - Тоне кому попало помогать не будет. И ведь без тебя никакой свет и звук ничего бы не стоили.

    - Ладно, хочешь - крась. У меня-то цвет естественный.

    - А... - кивнула Тесса. - Европа, Tchernobyl... Понимаю. Благодарю!

    Синтия уже вернулась на место, и Тенрю представила своих:

    - Вот эта пламенная синьорита - Седьмая. Пухлая хохотушка - Третья. Снежная королева - Пятая. Восьмую вы уже знаете.

    - Но... Имена?

    - Их имена здесь, - Тенрю подняла мешок, из которого торчали наградные серебряные гривны. - Обычай известен и вам.

    Синтия кивнула:

    - Сдать бумаги, сдать ордена. Забыть свои имена. Вернемся... - и решительно протянула отстегнутую нашивку.

    - Первая, - сказала ей флагман, а Валерии:

    - Вторая.

    - Четвертая, - смуглянка старательно прикрепила новую нашивку.

    - Шестая, - повторила движение синичка.

    Флагман осмотрела стол и сидящих за столом. Убрала мешок с именами в стенной шкаф. Пощелкала пультом, приблизив на экране север Тихого Океана.

    - Теперь слушайте задачу. Мы опять лезем в дырку от. Я не знаю, зачем Ото-химе брать Гавайи приступом. Она в любой момент может подорвать где-нибудь большой заряд - не нужно даже ядерный, тротила хватит. И тогда цунами выскоблит все побережье, как матку при аборте.

    - Флагман. Мы уже поняли, что ты круче изгиба лебединой шеи. Можно как-нибудь помягче?

    - Можно, Седьмая. Сначала наркоз, а потом уже выскабливать. Совсем ничего не почувствуешь. Но мы не об этом, ты, наверное, заметила? Ты очень любишь меня критиковать. Тебе нужна собственная девятка, это понятно. Начни пока с пары. Берешь вот этих двоих, Первую и Вторую. Они новички, а ты уже воительница с гривной на шее. Вот и будете первой ударной тройкой. Восьмая!

    - Есть Восьмая.

    - У тебя хватило ума и фантазии поставить на уши город Сиэтл и положить наглухо ютуб. И ты умеешь держать себя в руках: в Гонолулу ты не рванула на узел связи впереди собственного визга. Поэтому ты с Четвертой и Шестой - вторая ударная тройка. Кстати, о Гонолулу. В этот раз свалка там начнется задолго до узла связи. Смотрите сюда!

    На синем экране приблизилась цепочка островов: из левого верхнего угла в правый нижний.

    - Это Гавайи. Нам нужно завести ролкер вот сюда, во внутреннюю бухту Гонолулу.

    Флагман указала рукой на второй сверху остров.

    - И не просто втолкнуть его “хоть тушкой, хоть чучелком”, но еще и сохранить груз. База в блокаде. Что это такое, вы уже опробовали на собственной шкуре. Штурм ожидается со дня на день - или уже идет. Наш груз легко может оказаться той самой соломинкой на весах. Но глубинники вовсе не идиоты, и давно уже догадались, что вход во внутреннюю бухту лишь один. Там нас и будут ждать. Мы в ордере следом за “Фьярдвагеном”, потому что у школоносца водоизмещение... Третья!

    - Есть Третья. Водоизмещение школоносца “Хосе”, он же “Летящий Феникс” - тридцать тысяч регистровых тонн.

    - “Феникс” должен затолкать ролкер в бухту, если глубари оглушат или вырубят самого Фьярдвагена. Дозорная мелочь такой маневр не осилит, а линкор у нас в конвое один. Конечно, это сама Нагато. Но что-то мне кажется, она будет занята в тот момент... Нам же предстоит собачья свалка у ворот осажденной крепости. Валькирии там не помогут, для их оружия все слишком близко. По той же причине и я не смогу принять вторую форму. Скорее всего, я не смогу и отследить в каше наши восемь отметок. Поэтому буду командовать исключительно Седьмой и Восьмой, а уже они - всеми остальными. Я с Третьей и Пятой составляю запасную тройку, чтобы помогать, кому понадобится. Резерва в свалке мы вряд ли допросимся. А если допросимся, не факт, что резерв к нам успеет. Вопросы?

    - Седьмая. Флагман, сколько у нас времени на слаживание троек? Хотя бы в рамках школьных тактических схем?

    Тенрю посмотрела на карту.

    - Две тысячи триста миль... Около сорока узлов... Почти шестьдесят часов, от двух до трех суток, смотря по погоде. Насколько известно, на переходе конвой обойдется обычными дозорами. Скажу без ложной скромности, неделю назад мы тут славно поработали - здешняя стая глубинных все еще делит власть, им пока не до нас. Вывод... Пятая!

    - Пятая. Вывод: на переходе мы можем столкнуться только со случайным нападением, большой организованной атаки можно не ждать.

    - Вот поэтому ты не флагман. Восьмая, вывод.

    - Восьмая. Вероятность влететь в полную стаю на переходе значительно меньше. Можно будет поупражняться, хоть и с оглядкой.

    - Вот именно, с оглядкой. Не думайте, что гривны сделали вас неуязвимыми. Всем: отдых. Через два часа все на ложементе, готовые к осмотру. Я схожу, заявлюсь в боевое расписание.

***

    Расписание дежурств составили как обычно. Восемь часов - готовность один, восемь - готовность два, восемь - сон. Остров сам по себе красивейший, да вот гулять по нему некогда... Глубинные обложили все Гавайи широким кольцом, но атаковать уже два раза пробовали только Гонолулу. Высокий конус Мауна-Кеа к юго-востоку и малые острова к северо-западу им как будто и не требовались вовсе. Так, бросят пару залпов - просто для беспокойства - но ни серьезного массированного обстрела, ни живой волны тварей низшего ранга... По крайней мере, так сообщали гарнизоны островов.

    Пока сидели в “готовности два” - то есть, костюм на себе и дальше ста метров от позиции не отходить - Рей наладила связь почти со всеми, с кем хотела. Синдзи воспользовался этим, чтобы позвонить домой - и теперь со счастливой улыбкой смотрел на плывущие с севера облака.

    - Сестра...

    - Син?

    - Тут когда-нибудь бывает южный ветер? Что это как я ни посмотрю в небо, тучи только с севера?

    Рей фыркнула:

    - Погода... Такая загадочная вещь.

    - Кстати, Рей. Ты же биолог?

    Аянами согласно кивнула.

    - Не могу понять, - сказал тогда ее брат, - почему против этой их взвеси до сих пор не синтезирован какой-нибудь нанофаг. В чем сложность? Не знаешь?

    Рей помедлила, подбирая слова.

    - Ты, наверное, в курсе. Ото-химе тоже ведь училась у Рицко. И неплохо выучилась. Пока что все наши попытки синтезировать что-то, что питалось бы взвесью, заканчиваются одинаково. Взвесь просто поглощает наших нанороботов и встраивает в себя. Как в рассказе “Рой” Брюса Стерлинга.

    Синдзи оглядел горизонт. Остров от позиции полого спускался к морю. Правее и ниже можно было различить порт - внешний порт, на месте бывшей взлетной полосы, ушедшей под воду при глобальном потеплении. Сейчас там, разумеется, ни одного кораблика не было. Кремовая полоска берега, правее белые кубики зданий, да вразнобой серые черточки кранов - словно бы засохшие цветы в мусорке. Еще дальше перекрученная восьмерка, в которую последний обстрел превратил радиомачту. И за всем этим - сверкающее от бликов море, даже не синее - цвета полуденного солнца, оно как раз на южной стороне сейчас.

    - Мне у Стерлинга больше “Схизматрица” нравится.

    За позицией холмы поднимались выше; узкая лента дороги шла к востоку, терялась в зеленых зарослях, прикрытых синим небом с белыми барашками. На той стороне высокого холма - или низкого хребта, как посмотреть - тоже был порт. Поселение при нем едва оправилось от войны Тумана, как вдруг море снова оказалось враждебным. И большая часть островитян, видя третье за жизнь крушение надежд, отказалась-таки от морского промысла. Люди уехали с островов на материки - кому куда удалось. Освободившиеся места занимали сперва вездесущие насекомые. За ними приходили птицы и змеи, за змеями мангусты и дикие кабаны... Про всевозможные кустарники с лианами даже упоминать не стоило; Рей как-то пошутила, что тут за пять минут вырастает баобаб - если только не на асфальте. На асфальте - за шесть.

    И теперь большой, некогда обжитой и ухоженный, остров Гонолулу снова вышел из-под власти человечества. Ожерелье фортов береговой охраны - да спицами в колесе дорожки от главной базы к маленьким подземным крепостям в прибрежных утесах. Все прочее поглотили джунгли...

    Синдзи посмотрел еще правее. Там - на явно рукотворной террасе - стояли не потускневшие от времени самолеты. Бетонку вокруг них время не пощадило: бывшая взлетка была там и сям взломана корнями, перечеркнута зелеными шапками растений. Домик дежурного механика, однако, кем-то содержался в порядке. И там сейчас что-то делал человек - с расстояния добрых полтора километра Синдзи не мог видеть, что именно.

    - Кусты подрезает, - сказала Рей, тоже смотревшая в ту сторону. - Молодец парень, так и не сдался.

    Опустив бинокль, сестра подмигнула:

    - У Аски все хорошо?

    Синдзи кивнул, но спросить у сестры - а когда она-то собирается замуж за своего Амакаву? - не успел. Над позицией взвыл ревун; пилоты бросились в окопанный модульный домик. Лестница; прыжок внутрь капсулы; ложемент; ремни. Герметизация швов, введение капсулы, фиксация, закрытие люка. Освещение и системы управления; подача ЛСЛ - порядок. Два этапа синхронизации, дополнительные экраны. Синим подсвечены установленные оружейные модули - наплечные неуправляемые ракеты; парные клинки на левой руке; два "вулкана" - на правой. На втором экране единицы внешнего вооружения. Два ножа в плечевых пилонах; меч и пистолет - на поясе.

    - Здесь Ноль-третий.

    - Здесь Нулевая.

    Светло-синее небо перечеркнули белые хвосты ракет. Оба EVA посмотрели вслед ракетам, на южный горизонт, с которого до сих пор начинались главные атаки. Светофильтр послушно прикрыл солнце, и стало видно, что далеко-далеко впереди, на волнах показались во множестве черные головы глубинных. Через несколько минут глубинные подвсплыли на выстрел, и море засверкало белыми, оранжевыми, красными звездами. Дети Ото-химе двинулись в третью атаку.

    - НЕРВ - командующему.

    - Есть НЕРВ, готовность полная.

    - Ожидайте. Ваша цель не обнаружена.

    Снаряды глубинных долетели и обрушились на остров - довольно избирательно. Глубинные пытались разрушить ворота в канал - но что это им даст? Канал узкий, если они набьются туда, то сделают подарок защитникам... Глупо все как-то.

    - Рей?

    - Слушаю.

    - Как думаешь, может ли “штурм Иводзимы” быть отвлекающим? Чтобы прикрыть каких-нибудь там диверсантов с чумными бациллами в карманах?

    - Ноль-третьему. Синдзи, мы обращались к ученым. Они сходятся на том, что противник не в состоянии работать с маленькими организмами. Все, что мельче креветок, у Ото-химе выходит из-под контроля.

    - Сведения надежные или как обычно?

    - Высшая категория. Откуда получены, сами не знаем. Так что пока ожидайте больших целей.

    - Принято.

    На пляжи выкатилась первая волна нападающих: многолапые твари, порожденные из крабов, морских насекомых, раков-богомолов. Не обращая внимания на потери, они устремились к зарослям - ищи их потом по всем канавам! В скальных крепостях открылись бойницы, оттуда заработали пулеметы - глубинные попытались выбить их большим калибром. Тогда база ответила уже своей артиллерией. Все до скрежета зубовного напоминало тихоокеанские десанты Второй Мировой - только вместо кораблей десант поддерживали тяжелые твари глубинных.

    Второе отличие - тварей было много. И тех, кто по трупам первой волны ломился в заросли - и тех, кто швырял снаряды в огневые точки на скалах. Минут через пять по большим скоплениям глубинных врезали Валькирии, остров накрыло тяжелым грохотом. Но штурм лишь немного приостановился - и новые живые волны кинулись к спасительным зарослям.

    Гоняться за ними по зеленке ни у кого желания не было, так что огневые завесы пришлось поджигать сейчас, не дожидаясь ночного приступа. Рвы с напалмом задержали штурмующих на несколько минут, хватило рассчитать залп реактивных огнеметов. Не то, чтобы гарнизон капонира номер девять этому обрадовался, больно уж близко ложились разрывы - но деваться некуда, пришлось прикрыть бронезаслонку.

    А когда после налета бронезаслонку открыли, в нее тотчас проскользнула здоровенная сколопендра, плоская и широкая, почти в размер бойницы. Первым же движением она откусила левую руку пулеметчику; его помощник в ужасе схватился за пистолет.

    - Куда, **дь! Рикошеты! - командир убил тварь топором.

    Тут в бойницу полезли потоком. Одну сколопендру быстро задавили станком пулемета, двинув его по рельсам вплотную к стене. Вторая прокусила ящик с аккумуляторами, ошпарилась щелочью, выгнулась лопнувшей пружиной, забрызгала стены вонючими желтыми каплями и сдохла. Третью кто-то развалил малой лопаткой. Помощник стрелка затоптал четвертую - пятая ужалила его ниже колена, а когда упал, сразу несколько многоножек вцепились в его бронежилет с разных сторон. Командир успел нажать кнопку тревоги - а бойницу закрыть не успел, укус в шею убил его быстрее.

    Бронедверь открылась, из потерны ворвалась помощь. Двое - больше в капонире не поместилось - размахивали большими паяльными лампами. Твари боялись по-настоящему лишь огня, и потому подкреплению пришлось играть в джедаев - даже с риском задеть патронные ящики. Но вот подкрепление отжало многоножек от двери, захлопнуло ее за собой и взялось за топоры. Через полминуты удалось прорваться к рычагу и закрыть бойницу - больше сколопендры снаружи не лезли, что и решило дело. Еще через минуту остатки тварей уже выгребали в ящик с керосином.

    Тело командира точки вынесли. Пулеметчик успел затянуть жгут, вшитый выше откушенной руки. Его второй номер, покусанный за что попало, все-таки дышал - то ли оказался иммунен к яду, то ли просто здоровья хватило. Втиснулся фельдшер, наклонился над упавшим, отпихнув задницей станок. Выдернул из пояса и вколол второму противогистаминное. Выдохнул. Покрутил головой:

    - Тут, бывает, оса или шершень ужалит - и до телефона не добежишь. Как он дышит? Его тронуть страшно! А рука у наводчика?

    Медик поднял упавшего под мышки, спиной вперед зашагал к выходу в тоннель. Ноги второго номера волоклись по бетонному полу как колоды; сержант из подкрепления отвел глаза и быстро перекрестился поверх шлема.

    - Херня, - командир подкрепления установил на рельсы вместо “Корда” огнемет и всем телом навалился на защелку фиксатора. Защелка дошла до места, звонкий лязг поглотил сказанное. Офицер выпрямился, отряхнул руки. Внимательно посмотрел на собственное левое запястье:

    - Рицко вытащит! Нет бога, кроме Акаги! И Мисато пророк ее!

    - Товарищ полковник? - прохрипел очнувшийся пулеметчик. - Вы? Лично?

    - Так некого посылать, резерва больше нет, - ответил офицер, помогая медику перетащить раненых через высокий порог броневой двери. - Но вы держитесь. Здоровья вам, счастья и все такое. Сержант, герметизацию проверить!

    Полковник вернулся в дот и тшательно задраил за собой гермодверь. Вдвоем с сержантом они подкатили огнемет к бойнице, быстро подняли заслонку. Облили жидким пламенем десяток сколопендр, изготовившихся было к штурму.

    - Точно как перед магазином стояли, к открытию.

    - А я, помнится, над “Звездным десантом” ржал... - полковник довернул огнемет, выпустив заряд уже подальше, в группу тварей, тащивших что-то большое, темное и многосуставчатое. Твари кинулись врассыпную, а их груз разнесло на куски с оглушающим грохотом.

    - Так пахнет напалм! - оскалился сержант под прозрачным забралом. - Так пахнет победа!

    - Хорошее кино, - полковник тоже улыбнулся. Мне там первая сцена сильно нравится. Когда лопасти вентилятора так мерно вращаются... Неотвратимо, понимаешь? И ты погружаешься в фильм, как в море заходишь. Это кино снимали, чтобы можно было пересматривать.

    Довернув огнемет, люди выпустили еще две струи по десятку сколопендр, нацелившихся повторить захват бойницы. Тут позади расчета звякнул разломанный в схватке полевой телефон. Люди не обратили внимания, посылая пламя куда казалось нужнее; дважды сержант просовывал в бойницу рядом с огнеметом ствол ПКМ и короткими очередями состригал глубарей с крыши такой же огневой точки напротив.

    - Кучно пошли, - полковник пощелкал тангентой. - Как я и думал, в бетонном ящике связь только проводная. Огнемет цел?

    - Исправен. Смесь подается...

    - Сколько же их тут! Господи-да-будет-воля-твоя! Сержант, открывай!

    Сержант выкрутил подачу на полную - офицер тотчас нажал спуск. Огненная дуга повисла над закопченным пляжем, усеянном обгорелыми тушами. Люди порадовались, что гермокостюмы не пропускают запахи; разве что жарко в них...

    Снова беспомощно тренькнул зуммер поломанного телефона, и снова никто его не услышал. Сержант вращал краны, пытаясь подобрать давление чтобы дотянуться до кучи глубинников, успевших запрятаться за далекий камень. Полковник, матерясь под нос, пытался вывернуть огнемет до упора вправо.

    - А что это вы, товарищ полковник, не Аллаха на помощь зовете?

    Закончив с кранами, сержант пришел на помощь; вдвоем тяжелый станковый огнемет приподняли и сместили влево - ствол повернулся вправо.

    - Давление?

    - Полное. Не е*анет?

    - Не должно... Первое! - гаркнул полковник, нажимая спуск. Огнесмесь выбило так быстро, что приличная порция улетела и расплескалась, не успев загореться; дуга началась несколько погодя, зато накрыла почти весь прицельный сектор. Глубари заметались - и вдруг, явно по команде, кинулись обратно в море.

    - Кажись, отходят?

    Полковник только плечами пожал:

    - Пес их подводную маму знает... Что же до Аллаха, так у нас после войны разные религии сосуществуют. И ничего. Даже вот, вспомнил. Главе республики как-то приспичило назначить мероприятие на православную Пасху. А все знают, что наш отец Викентий - большой шутник. И вот, подходит к нему наш мулла, сам Азамат-ходжа, в Мекку ходил.

    - Через радиоактивную Турцию? Кстати, телефон разбит, связи нет у нас.

    Полковник поднял руку почесать подбородок - перчатка гермокостюма ткнулась в прозрачное забрало.

    - Выковырять отсюда нас особо нечем. Разве что снова через бойницу влезут, внимательно смотреть надо... Если это затишье минут на десять, метнешься, новый телефон принесешь, там вроде остались еще.

    - Возможно, и затишье. Вон, все в море кинулись. Товарищ полковник, а что там дальше? Про ходжу?

    - И вот, спросил Азамат-ходжа: "Отец Вениамин, у вас Христос воскрес?" Тот руки поднял и отвечает этак смиренно: "На все воля Аллаха!"

    Сержант хмыкнул. Полковник, не отрываясь, рассматривал прибойную полосу. В обломках телефона снова задребезжал зуммер - люди так и не узнали, что это была последняя попытка отозвать их с поста.

    Раздался треск и тяжелый удар - почему-то снизу вверх, в ноги; дот подбросило, огнемет завалился. По потолку побежали трещины. Прежде, чем люди успели двинуться, бетонная крыша кусками осыпалась внутрь, и пыль скрыла все.

    Полковник наощупь выполз из-под стеллажа - грубая сварная клетка выдержала полутонный обломок. Рядом булькала расколотая труба с огнесмесью.

    - Сержант!

    - Здесь. Дайте руку!

    Забравшись на край разрушенного капонира, полковник посмотрел влево, а сержант вправо.

    - Что-то мне страшно, командир...

    Люди стояли над ямой дота, у подножия откуда-то взявшейся отвесной скалы, а тварей вокруг было, как песка. Правда, они почему-то не спешили нападать - но полковник подумал, что крабораки тоже малость ошалели от падения на дот столь громадного камня, и долго это не продлится. Вытащив сигареты и зажигалку, полковник ответил:

    - Когда я шел в армию, то знал, что может кончиться этим. Неприятно, конечно. Зато правильно. Не в том смысле, что хорошо. А в том, что по правде.

    - А когда отказались переводиться в штаб, чем думали?

    - Э, - полковник махнул рукой, - перед Хелен стыдно. Я в штаб, а она конвои водить? Ну какой тогда из меня джигит?

    - Может, ломанемся на эту новую скалу? - предложил сержант. - Пока они тупят почему-то.

    - У нас шлемы разбиты, не заметил? Мы уже полминуты дышим взвесью. Хоть на Луну ломись, поздно.

    Сержант сплюнул:

    - Думал, это керосином воняет, из раздавленной трубы к огнемету.

    - И керосином тоже.

    - Жаль, что я не джигит. Чем же эти суки наш дот разнесли? Такое чувство, что его как мяч пнули, снизу вверх.

    Тут отвесная скала рядом с ним двинулась - человек недоверчиво поднял голову. Членистоногая мелочь ожила, зашевелилась, примериваясь к паре жертв. Полковник раскурил сигарету посильнее и аккуратным щелчком отправил ее вниз, к опрокинутому огнемету, откуда уже поднялся густой запах зажигательной смеси.

    Сержант проводил красный огонек взглядом. Подумал, что хороший момент сказать что-нибудь этакое. Как в том кино. Шутка про напалм уже была... Но при взгляде на существо, ногу которого он принял за отвесную скалу, все сложные мысли вылетели у сержанта из головы:

    - Здоровенная тварь!

***

    - Здоровенная тварь... Расстояние четыре тысячи. Высота... Больше пятидесяти...

    - Я не вижу ничего подобного.

    - Рей, он сзади! Вот где был подвох! Он вылез на восточной стороне острова, за хребтом!

    - Придется переставить рельсотрон и заново подключить питание. Подержи его минут пятнадцать...

    Громадный робот номер “Ноль-три” поднялся в рост. Влево, по широкой дуге, обошел позицию, развернулся к холмам. Над холмами, окутанный бурым облаком взвеси, маячил враг. Тот самый козырь Ото-химе, которого Валькирии засекли в океане, но не смогли уничтожить. Сейчас по твари стреляли тяжелые орудия базы, ракетные установки. Вот на монстра зашли вертолеты, разрядив блоки НУРС - никакого эффекта. Знакомые оранжевые шестиугольники АТ-поля, знакомое бессилие артиллерии.

    - Что-то мне это напоминает, - пробормотал Синдзи. - Где-то я это уже видел...

    - Ноль-третий!

    - Есть ноль-третий.

    - Высота противника шестьдесят метров. Масса противника оценочно две тысячи тонн. Зафиксирована энергетическая реакция. Противник имеет АТ-поле.

    - Ангел, созданный на Земле. Как назвали?

    - Противнику присвоено наименование Ктулху. По принципу внешнего сходства.

    - Рей?

    - Ствол перенесла. Сейчас он выставляется в горизонт, я пока реакторный ящик поворачиваю, чтобы кабель без перегибов лег.

    - Работай спокойно, он пока далеко. Ближе подойдет, встречу.

    Монстр приближался, оставляя за собой просеку. Две колонноподобных ноги, две руки, цилиндрическое тело, приплюснутая голова в ореоле не то щупалец, не то струй взвеси. Коричневая огромная пешка, до пояса на зеленом фоне склона, выше пояса - на синем небе, в котором все больше собиралось белых облаков. По сторонам от Ктулху заросли раскачивались, оседали; Синдзи понял, что их подрезают снизу.

    - Здесь Третий, противник движется вдоль дороги. С ним толпа мелочи. Что с укреплениями на том побережье?

    - Ктулху их раздавил.

    - То есть, внешний обвод прорван?

    - Да. База эвакуируется на внутренний обвод... Он о вас ничего не знает, и потому ломится просто на базу, рассчитывая так же снести прочие укрепления, открыть дорогу мелким. Рей, вы опять наша единственная надежда.

    - История повторяется дважды: один раз как трагедия, другой раз как фарс.

    - Ну да. Первый раз обычно все наперекосяк, ничего не готово, все на соплях. И все козлы, и себя козлом чувствуешь: того не смог, этого не предотвратил... А второй раз - жалкая попытка вернуться в прошлое. Так сказать, по мотивам. Ролевики в занавесках.

    - Нулевая готова. Третий, сместись на сто метров правее.

    - Третий: смещение право сто. Выполняю!

    - Нулевая. Цель захвачена.

    - Третий - НЕРВ!

    - Есть третий.

    - После выстрела ставь поле, переходи в ближний бой.

    - Достреливать не будем?

    - Пока непонятно, какая у него регенерация. Будем сразу добивать, пока не опомнился. План ясен?

    - Принято. Рей?

    - Нулевая. Цель вижу хорошо. К выстрелу готова.

    - Огонь!

    Сверкающая спица над зеленью - если бы не частые дожди, джунгли бы загорелись; но и так белый плотный дым, клубы пара. Четкие чистые цвета - не как в кино. Это же Гавайи. Это в кино цвета, как здесь... Болванка проломила Ктулху насквозь и улетела; огненный поток от рельсотрона только сейчас достигает вражеской туши, размываясь лентами болезненно-белесого пара. Багрово-красная лента упирается точно в середину тела Ктулху - тот содрогается, но стоит, хоть и прошитый навылет!

    - Нулевая. Перезарядка четыре минуты.

    - Третий. Атакую согласно плану.

    Громадный биомеханоид движется к противнику - но выстрел, наконец, возымел действие. Тварь оседает, рушится в грязно-серые клубы, разливается потоками взвеси. Океанами, Гольфстримами, Ниагарами взвеси!

    - Здесь точно без напалма не обойтись...

    - Нулевая. Противник был один?

    - Третий, осмотреть горизонт.

    - Здесь Третий. Противника сходной величины не наблюдаю. Правее места падения Ктулху, на пеленге сто тридцать-сто сорок, наблюдаю подходящий с юго-востока конвой!

***

    - ...Конвой СТ-17.

    - НЕРВ-ноль-три, вижу вас хорошо, распознаю как союзника.

    - Нерв-ноль-три? Икари Синдзи?

    - Да. Вы меня знаете?

    - Забыл? Ну да, с перекрестка же двенадцать лет прошло. Ты как, не передумал? Я ведь нисколько не постарела.

    - Нагато-сан, не надо сейчас шутить!

    - Ладно, я еще с Аской поговорю. Гонолулу-главный - СТ-17!

    - Есть Гонолулу-главный.

    - Чем вам помочь?

    - Заткните стрелков на северо-востоке. Там Ктулху раздавил доты, и бороться со стрелками нечем.

    - А от Валькирий они заныривают и потом всплывают обратно?

    - Именно так. Примите карту с меткой.

    - Данные приняты. По конвою! Принять расчет маневра. Феникс!

    - Есть Летящий Феникс.

    - Всех на воду. Сплошная зачистка!

***

    - Цель зачистки: не давать обстреливать берег. Попадете в кого-нибудь - хорошо. Не попадете - хрен с ним, главное: не давайте им стрелять по берегу. Сейчас Валькирии загонят их под волны. Потом они всплывут - а мы уже здесь. Кто сомневается, жмите красный. Не стесняйтесь.

    Восемь зеленых огоньков. Новенькие пока не пуганы. Ветеранам даже немного стыдно проявлять слабость. Ну, может быть, хоть в этот раз обойдется?

    Восьмая и Седьмая осматривают снаряжение своих подчиненных. Потом Тенрю осматривает их самих. Прижимается шлемом к шлему:

    - Восьмая, не дрожишь?

    - Нет.

    - Не бойся командовать. На дозорах у вашей тройки все получалось. Получится и здесь.

    Тенрю выходит на середину:

    - Отряд!

    - Седьмая, первая тройка готова.

    - Восьмая, вторая тройка готова.

    Ложемент отворачивается.

    - FORWARD!

    Тридцатые сходят на воду и сразу разбегаются. Первая тройка чуть левее, вторая чуть правее, позади Тенрю с резервной парой ветеранов. Пошли!

    Глубинники пока что заняты обстрелом берега и на море не оглядываются. К тому же, их только что проутюжили Валькирии. Кто успел спастись на достаточной глубине, сейчас всплывает. Но всплывают глубари поштучно - и теперь Восьмая прекрасно понимает, почему Тенрю так пренебрежительно сказала в первом бою: “Для сыгранной девятки это мясо!” Одиночных глубарей канмусу вырезают походя, не ломая построения; Восьмая даже не запоминает подробностей. Всплыл - залпом в куски. Смутно показался под водой - копьем под ноги - достали! - готов. Выскочил сзади - а там тройка флагмана. Гарпун-копье-трезубец; сама Тенрю еще и выстрелить успевает.

    - Скучновато? - только Восьмая вспоминает флагмана, та уже рядом и говорит шлем-в-шлем.

    - Не сильно, но... Не думала, что уже третий бой... - Восьмая запинается, подыскивая слова.

    - Так и должно быть. Спокойно, ритмично. Чуточку скучно. Главное, не расслабиться, не замылить глаз. Давай!

    Хлопок по плечу - флагман отстает, чтобы видеть всю девятку. Девятка работает - не героически превозмогает, а именно что работает. Вот глубарь высунул голову. Заметил Седьмую. Навелся на нее. И получил в затылок от Первой гарпун с блок-регеном, а от Второй сразу трезубец. Всплыл следующий - та же комбинация, только на этот раз Вторая успела металлорезкой пройтись... Взвесь - восемьдесят! Много собралось!

    Глубинники всплывают врозь и так же получают свое. Сто одиннадцать канмусу развернуты в первой цепи, и столько же во второй - это не одинокая девятка флангового дозора.

    - К повороту.

    - Восьмая, к повороту.

    - Седьмая, к повороту.

    - RIGHT!

    Тенрю закладывает широкую дугу - цепь зачистки движется в обратную сторону.

    - Отряд, сейчас будет сложно. Всем внимание, схема ноль!

    Схема ноль - резня в окружении. Глубинники опомнились или у них объявился командир. В обычной стае смерть вождя прекращает все атаки. Но тут - осадное войско самой Ото-химе. Кто-то понял, что происходит. Принял управление. Рассчитал маневр и отдал приказ.

    Глубинник справа! Выстрел - удар под ноги. Разворот. Как там Четвертая с Шестой?

    - Держаться за спиной! Держать спину!

    Двое слева. Щупальце...

    - LEFT! ALARM!

    Горизонтальный удар. Седьмая намотала кальмара на трезубец.

    - Четвертая! Не тормози, держись на левой раковине!

    - Восьмая! Прими влево!

    - Группа, к повороту! LEFT!

    Из воды возносятся сразу четверо глубарей. Щупальца - кракен. Громадный клюв - базилозавр. Просто пасти с иглами-зубами - “собачки”. Восьмая начинает стрелять раньше, чем осознает, что делает. Ее группа тоже полосует кракена изо всех стволов. Седьмая выбрала удар холодным оружием - зря. Не стоит приближаться к тяжелой твари без крайней нужды! Кракен уже осыпается кусками. Базилозавр изворачивается и бьет здоровенным хвостом - Первую отбрасывает метров на полста! По клюву твари скользит чей-то гарпун и рикошетом уходит во взвесь. А кто успел прострелить обеих “собачек”?

    - Шестая, в строй!

    - Но Первая...

    - Первой поможет флагман. Не отрывайся! Под ноги смотри!

    Шестая судорожно вбивает копье справа от себя.

    - Четвертая, разом! NADIR - ATTACK!

    Восьмая всаживает свое тяжелое копье в то же место.

    - Ходу, за мной!

    Зелено-золотистые полотнища взвеси. Черные короны от потерявших скорость снарядов. Тенрю уже вытащила Первую и соединила тройки - вот они в шесть вымпелов кого-то крошат. Раз! И перед тридцатыми еще десяток “собачек”!

    - Флагман - Восьмой! У нас тут!

    - Есть флагман. Вижу, помогаю справа.

    Справа жгуты трассеров: обе тройки прикрывают огнем. Четвертая и Шестая закатываются на волну - четкие, красивые силуэты на фоне синего неба, под белыми барашками облаков. Опять северный ветер. Это всегда так? Или бывает другой?

    - NADIR! ALARM!

    Прямо под ногами распахивается пасть-клюв базилозавра. Рывок за обвеску - это флагман сдергивает Восьмую вправо, а ее группа ловко закидывает в распахнутую пасть заряды. Четвертая успевает прибавить еще и гарпун.

    - Восьмая - Четвертой.

    - Восьмая!

    - Гарпуны все!

    - Группа, переходим на огнестрел. Взвесь высокая, формовать можно хоть ракеты, хоть даже торпеды!

    Трое справа. Копьем горизонтально. Где Четвертая? Нет, все хорошо, держится. Залпом, всей тройкой. Среднего срезали. Правого пробили, где левый? Нырнул? Торпеду вслед, чтобы голова не шаталась!

    - BACK! ATTACK!

    Копьем за спину. Белые брызги. Волна невысокая, стянутая искрящимся пологом взвеси.

    - GO A BOARD! RECHARGE WEAPON!

    Карусель у борта. Копье взять - следующий. Замена короба с боезапасом - следующий... Глубинных рядом не видно.

    - Четвертая, гарпуны не забудь.

    - Выполнено.

    - Отряд! Все хорошо. Это и есть работа. Без рывков, планомерно. Не расслабляйтесь, не теряйте внимание. Кто устал, кто сомневается - красный сигнал. Не стесняйтесь!

    Восемь огоньков зеленого цвета. Для новичков это первый бой. Они рвались именно сюда, они хотели как раз этого. Оценивать они будут потом - возможно, и уйдут, как ушла Татьяна. Наверное, получив гривну, она предпочла забрать выигрыш и больше не искушать судьбу...

    - Всем принять второй тюбик. Идем на помощь двадцать шестым. К полному ходу! FORWARD!

    Врезались в кашу: почти как на химе ходили, коньки по тушам. Вот нехорошие воспоминания, зря это было! Кракен очухался - копье, гарпун, трезубец! Вся тройка синхронно.

    Справа! Копьем!

    Еще два Старших справа; одного тяжелым копьем насквозь - снова за выдернутым лезвием темно-багровый хвост, рассыпающийся шариками. На фоне синего неба черные силуэты Первой, Третьей - и кто-то незнакомый, из двадцать шестого, похоже - залп в глубаря - тот кусками; опять лицевую пластину залепило.

    - Четвертая, не спать!

    Закатились на волну и с гребня залпом разнесли пару-тройку кракенов, обступивших фигуру в гидрокостюме. Справа в ноги Старший - слева нависла непонятная тварь, такой Восьмая еще не видала. Копье горизонтально и в черную массу - та съежилась и опала, как проколотый мяч. Старший... Куда делся, гад?

    - ATM!

    Все к флагману. Вот Старший - копьем в ноги - поворот - на гребень. Шестая ловко прошила “собачку” сквозь волну - а она неплохо чувствует оружие, надо бы запомнить.

    - Восьмая, справа. Седьмая - слева. ATTACK!

    Щупальца-плавники-туши; клочок неба - зеленоватая от взвеси волна - залито лицевое стекло - удар! Копьем в ноги - а нечего за коньки хватать!

    И тут колоссальной силы подводный взрыв, отдающийся дрожью в обоих коньках - даже, кажется, не один!

    - Третья, в сторону!

    - Тенрю?!!

    - Флагман!!!

    - Блядь, я же девочка... Какого же хера я матерюсь-то так...

    - Тенрю!!!

    - Флагма-а-ан!

    - Четвертая, не тормози! В сторону! Шестая! Хватай Тенрю, тащим на борт. Пятая, Третья - прикрываете. Седьмая! Седьмая! Очнись! Первая, воткни ей красный тюбик! Шестая, ленты на костюме затянуть! Живо, тут же полно глубья!

    - Восьмая!

    - Есть Восьмая.

    - Что делать?!

    - Тащим на борт! Отряд! К полному ходу! GO A BOARD!

    Тридцатые катятся к школоносцу, рубя и отстреливаясь на оба борта. Четвертая и Шестая с Тенрю на руках, поминутно вкалывая ей регенератор. Третья и Пятая прикрывают с флангов, первая тройка замыкает. А Восьмая катится чуть в стороне от ордера - как флагман. И так же распоряжается не только своей тройкой. И весь тридцатый отряд ее слушается!

    “Летящий Феникс” - голубая сталь борта - зеленоватые от взвеси волны - ложемент. На откинутой площадке аватара школоносца, сама госпожа Хосе.

    - Как ее угораздило?

    - Не знаю, Хосе-домо. Свалка. Что-то рвануло прямо под ногами. Подлодки, что ли, кого-то били? У двадцать шестых, марка десять по карте.

    - Я к ним еще двадцатых и двадцать восьмых отправила.

    Русалка без видимого усилия подхватывает флагмана и передает выбежавшим санитарам.

    - Как вы?

    - Отряд... - не своим голосом говорит Восьмая, - кто... Кто хоть что-то не так... Нажимайте красный.

    - Еще не хватало мне в первом бою обосраться, - вежливый голос Первой.

    На ободе шлема - семь зеленых огоньков. Это значит, Хосе настроила тактическую сеть на нового флагмана-тридцать. Что там говорила на такой случай Тенрю? Боевой дух - замечательно, а медицина лучше. Восьмая набирает заученные команды и смотрит на показания мониторов.

    - Третья и Первая. Отдыхать сорок минут.

    - Что? С чего это вдруг?

    - У вас прохождение сигналов замедлено на одну пятую.

    - А мы седьмой тюбик примем.

    - И прикончите печень?

    - Девочки, - обманчиво-мягко вступает никуда не девшаяся Хосе. - Я еще ни разу не видела спора с флагманом в боевой обстановке. Можно, я запишу? Буду пересматривать долгими зимними вечерами.

    Торосы штрафной Чукотской Школы близки, как никогда. Первая и Третья скрипят зубами:

    - Есть отдыхать сорок минут!

    И запрыгивают на ложемент, ругаясь в невыключенную как бы случайно связь. Восьмой не до их обидок, она и слезы глотать не успевает, балансируя оставшихся канмусу, чтобы в каждой группе оказались номера с почти одинаковыми физическими показателями.

    - Пятая, поступаешь в первую тройку, к Седьмой. Вторая - ко мне. Будем чет и нечет, для простоты. “Феникс” - Тридцатой-восьмой.

    - Есть Феникс, - отвечает с края площадки Хосе.

    - Приказ прежний?

    - Приказ прежний, - русалка козыряет и одним прыжком возносится на палубу.

    - Вопросы?

    У тридцатых один вопрос - но на него ответят лишь в медсанчасти корабля. Потом, когда закончится свалка у ворот осажденной крепости.

    - Держите мне спину. Четные!

    Три огонька.

    - Нечетные!

    Два огонька.

    - К полному ходу... FORWARD!

    Снова цепочкой, заставляя не дрожать руки; выгоняя мысли - сперва плохие, а затем и все прочие. Глубарь слева - залп, исчез. Справа трое.

    - Копья на руку. ATTACK!

    Среднего сразу; правый пытается уйти.

    - Нечетные, добиваете.

    - Принято... Готов!

    Левый отмахивается шипастым хвостом. Поздно спохватился.

    - Трезубцы - на руку. АТТАСК!

    И этот кусками... Как же Тенрю подставилась? Что там под ногами так раскатисто рвануло?

    - Феникс - всем отрядам. Принять помощь с норда. Черные вымпела - Чукотская Школа. Зеленые вымпела - Ванкуверская Школа!

    Восьмая поднимает взгляд от воды. Во весь горизонт - белые горы прямо на воде. Такого Восьмая еще не видела!

    А на фоне белых гор - зеленые гидрокостюмы Ванкуверской Школы. Чукотской не видно: те идут с западной стороны острова... Видя, как скользят зеленые, Восьмая понимает, что наскоро сыгранные тройки тридцатого - низший сорт, нечистая работа. Настоящие мастера вот. Девятки перемещаются, как наперстки в кино про мошенников. Не уследить за номерами. Такую девятку базилозавр на всплытии не подловит. Даже демон-”они” вряд ли отследит, запутается.

    - Отряд. Не развешивать уши! Они круты, но конвой привели мы. Под ноги смотреть!

    - Правильно, флагман. Седьмая.

    - Седьмая, что за белые облака на воде?

    - Айсберги. Никогда не видела?

    - Только в кино. К повороту... RIGHT!

    Девятки Токийской и Владивостокской школ разворачиваются в одну линию с подошедшей помощью и движутся вдоль восточного побережья - а следом наплывают айсберги.

    Теперь Восьмой доступна общая тактическая сеть - немного поколебавшись, она подключается к каналу. Канал гудит от приветствий:

    - Аригато, анимешницы!

    - Как дошли, оленеводы-тян? Как вас Ото-химе не спалила на маршруте?

    - Тут пару недель назад кто-то местную химе грохнул.

    - Наши же и грохнули.

    - Познакомишь?

    - Облизательно.

    - Намек поняли, мороженное с нас... Так вот и дошли, пока бескоролевье.

    - Но ведь неделя прошла. Мы думали, все устаканилось давно. И осадное войско. Что, даже у них дозоров не было?

    - Дозоры были, но только ближние. Дальше к северу хаос, драка местных за власть. Мы по дикому полю шли, там всем не до нас было. Там ни нормальной разведки, ни гидролокации, ни донесение доставить - они же друг друга рвут ничуть не хуже, чем нас. Так что кольцо дозоров осаде пришлось держать почти рядом, у северного края архипелага. Когда мы на них вышли, часовые только вякнуть и смогли. Ну, заметили они нас - а дальше? Мы-то уже почти вплотную.

    - Так вот почему они в последний бой рванули.

    - На берегу, говорят, каша - хуже, чем здесь.

    - Еще бы, тут четыре Школы сразу. А там только люди.

    - Люди завалили Ктулху. Имей в виду!

    - Теперь осаде конец. Айсберги долго таять будут, а в холодной воде взвесь не помогает.

    - Плюс разноплотность, нисходящий поток более тяжелой воды...

    - Мы уже поняли, что ты умная.

    - Думаю, они уже отводят своих. Чтобы уменьшить лишние потери.

    - ПО КОНВОЮ! Очистить канал! Наговоритесь на берегу!

***

    На берегу обломки и руины. Черные жирные клубы из вонючих огненных рвов, вокруг навалом туши глубинных - многие уже расплылись озерцами взвеси. Дальше к северу выстрелы, изредка хлопок и фырканье огнемета - прочесывают заросли. Здесь, на южном краю острова, во внешнем порту, уже собрали новый узел связи, состыковав наскоро модульные домики ярко-канареечного цвета. Толпа перед узлом связи тоже новая. Вроде бы канмусу те же самые: парадная форма четырех Школ, преувеличенно-строгие лица флагманов... Но в прошлый раз все прыгали вокруг узла связи, цапались за право пролезть раньше - в этот раз никто не торопится. Когда Луиза спросила, кто последний - сразу четверо незнакомых девчонок в черном и зеленом помахали руками:

    - Иди ты. Мы же видим, тебе нужнее.

    - Это по какому поводу? - прищурилась Восьмая.

    - Смотри, - серьезно сказала высокая шатенка, - мы все черные номера. Даже белый номер есть один.

    - И что?

    - А у вас во всем конвое одна заявка на черную. Не то, что черных - красных всего сорок два вымпела. И весь ваш уровень. Вам пришлось куда хуже, чем нам. И все же вы справились!

    Луиза вздохнула. Слез почему-то не было.

    - Спасибо. Спасибо всем! - и коротко поклонилась всей очереди.

***

    Очереди не для линкора Тумана; нужный номер Нагато набрала напрямую:

    - Икари-сан? Аска? Одолжи мужа на чуть-чуть, интересно же: чего Конго в своем нашла?

    - Знаешь что? Если обещаешь вернуть его в Токио живым, то я соглашусь.

    Послушав недоуменное молчание - собеседница явно ждала другой реакции - Аска положила трубку и повернулась к видеосвязи.

    - Аска, ты же всегда была такой гордой, - удивилась Рей на экране, услышав и вопрос и ответ. - И тут вот?

    - Однажды я задумалась: люблю живого Синдзи - или себя? Вот я, вся такая красивая: идеальная прическа, самое лучшее платье, самый лучший в мире парень... Фотокарточка идеальной пары. Легенда, которую про нас построила та же Асакура. Ну и где тут я?

    - Не понимаю...

    - Рей, ну чего тут не понимать? Почему мы боимся измены? Когда твой парень бабушку через дорогу переводит или помогает войти в поезд женщине с коляской - это почему-то изменой не считается. А ведь он в этот момент расходует себя на каких-то полностью посторонних баб! Силой своей красуется, ладонями соприкасается где-то на ручке коляски. И тут до меня дошло: я боюсь не того, что у соперницы будет больше, а того, что мне останется - меньше. И как тогда ребенка поднимать? Ты же биолог, это же инстинкт!

    - У меня парней пока что не так много было. Чисто из научной точности - ровно один.

    - А, ну да... Я, когда выбирала между Редзи и Синдзи, долго думала.

    - Ты - думала?

    - Пай-девочка, у меня не только ай-кью высокий, у меня еще и мозг есть.

    - И-и-и? - от интереса Рей чуть не завинтилась в экран.

    - Если Нагато из-за этого лишний раз кинется на помощь Синдзи, оно того стоит.

    - Интересно. А если ему понравится?

    - Ты знаешь... Я бы согласилась даже на это, если бы знала что он жив и с ним все хорошо.

    - Аска, это настолько не в твоем характере... Тебя подменили?

    Аска вздрогнула.

    ... По склону горы топочут еще более гигантские роботы - все в белом. Серийные EVA в количестве трех штук. Еще двое мокнут в озере Асино, и красно-пятнистый четырехглазый робот падает на колено - земля дрожит! - и бьет двуручным клинком сверху вниз, пришпиливая серийника ко дну...

    - Ага, в последнем бою, - Ленгли вытерла слезы и тщательно придала голосу обычную лихость. - Когда мы с Сином остались вдвоем против пятерых. И моего Ноль-второго чуть не сожрали серийные EVA. Пай-девочка, ты всего этого никому не расскажешь.

    - Это секрет?

    - Нет, конечно! Секрет надо всем немедленно рассказать “по секрету”. А если вот это разойдется дальше тебя, то и я что-нибудь расскажу. Например, про клонов из подвала.

    - Откуда ты знаешь?!

    - От Синдзи. Он просил при тебе не шутить на некоторые темы, чтобы тебя не обидеть. А мне тогда море было по колено, я насела на него: что за темы, что за секреты?

    - Да, ты умеешь.

    - Он и намекнул... Очень обтекаемо, вскользь. Дальше я уже раскопала сама.

    - И вы оба столько молчали!

    - Я круче. Я девочка, и молчать мне труднее.

    - Но проболталась в итоге ты.

    - Проболталась кому? Ты же и так знаешь!

    - Так, подожди. Он же может не согласиться!

    - С чего бы это? Он же парень.

    - И что? Не все парни бабники, как твой Кадзи.

    - Вот чисто из научной точности: Кадзи уже лет пятнадцать не мой.

    - Не уводи разговор в сторону.

    - Хм... Ну да. Позвонить Сину и сказать?

    - Хи-хи-х...

    - Да уж... Дорогой, я тут на восьмом месяце. Так что спи пока с Нагато, потом что-нибудь придумаем.

    - А потом Нагато попросит помочь еще какой-нибудь сиротинушке.

    - И Синдзи пойдет по рукам. М-да... Ну мы и договорились, блин.

    - Это мы с перепугу, видимо, - рассудила Рей, отвернувшись от экрана и обозрев дымящийся во всех местах остров. - Больно уж тут... Невесело.

***

    Невесело улыбнувшись, Луиза приняла прорезиненый мешок с именами.

    - Опять я Нулевая. Но насколько же по-другому!

    Нагато подняла брови. Ла Вальер сложила в уме объяснение, даже рот раскрыла - и остановилась, будто налетев на стену. Вокруг все выглядело непривычно. Насколько новый мир поразил ее непохожестью на Тристейн - а в жилье Нагато ничего похожего даже и на Владивостокскую Школу!

    Под ногами плотные сероватые маты из тростника, обшитые по краям коричневым шелком - как одеяла, только жесткие и хрустят. Золотистые створки раздвижных шкафов по всем решительно стенам комнаты. Всей мебели - столик ниже колена, да в углу комод с чайником; и это единственные знакомые Луизе предметы!

    А, еще подушечки для сидения. Нагато на ней сидит привычно, дворянка из Тристейна - не очень. Если хорошо подумать, похожие интерьеры Луиза будто бы видела в кино. Только не запомнила - где именно, что именно и по какому поводу.

    Нагато подняла безукоризненную черную бровь:

    - Что тебя удивляет? Позывного у тебя пока что нет. Обращаться к тебе следует по номеру... Это будет... “Летящий Феникс”-тридцать-ноль-красная. От себя скажу, я бы тебе и черную выписала, но за один поход повышают один раз, традиция. Ну, а краткое обращение - “флагман” или “нулевая”.

    Луиза вздохнула и прикрыла глаза. В комнате на борту линкора “Нагато” пахло не кораблем - жильем и чаем... Ла Вальер уже привыкла к множеству земных чудес и несуразностей, как смешных, так и кровавых - привыкнет и к чудному жилью Нагато. Но все-таки, стоит ли дворянке из Тристейна расти в здешних чинах? Ведь рано или поздно ее все-таки спасут. За ней придут. И тогда - что?

    - Вопросы?

    - Госпожа Нагато, почему не Седьмая?

    - Ты опомнилась раньше. Впрочем, ты пока еще можешь выбросить белый флаг. Командир ты временный, до Токио.

    - А потом?

    - Ситуация худо-бедно выправилась. Да тут еще Конго привела с Ледовитого конвой айсбергов, а с ними пришли Чукотская и Ванкуверская Школы. Так что потом вас вернут на обучение во Владивосток. До получения позывных или до завершения курса обучения. Обычного курса, с провозными выходами, со стажировкой в хорошей сильной группе. Как у той же Тенрю.

    - Кстати, Тенрю... Причина гибели установлена? - от волнения Луиза спряталась в строго уставные слова, но Нагато ее поняла.

    - Установлена, - поднявшись, русалка в одно движение оказалась у комода, выдвинула нижний ящичек, чем-то там пошуршала. Извлекла лист бумаги, вернулась к столику, изящно присела, расправив полы цветастого верхнего платья.

    - Вот схема. Глубинные пожертвовали одного наводчика - “собачку”. Он прилип к Тенрю, отслеживал ее и пищал маяком. На маяк навели четыре торпеды. Подорвали синхронно, в углах квадрата. Все, что было внутри квадрата, получило гидроудар. Взвесь его сильно смягчила, но все же.

    - Нам про такое в Школе не рассказывали.

    - Конечно. Такого раньше не было. Учатся... - Нагато прикрыла веки. Луиза встряхнула мешок с именами:

    - Я у нее так ничего и не спросила. Как это: быть кораблем? Как происходит превращение? Что меняется в человеке, чтобы такое стало возможно? А душа корабля - это души экипажа? Или память самого корпуса?

    - Она просила, чтобы на кенотафе написали ее настоящее имя. А ты?

    - Я Нулевая-красная. Если я не дойду - пусть погибнет Нулевая. А Луиза-Франсуаза ла Блан де ла Вальер де Тристейн останется.

    - Это суеверие.

    - Это ниточка. Одна из многих, но все же. Буксирный трос лопается. А рыболовную сеть даже подлодки порвать не могут.

    - Пока это делу не мешает - верь во что пожелаешь. Тенрю говорила, у тебя талант к тяжелому копью?

    - Да. Она мне даже копья заказала.

    По неслышному сигналу сдвинулась золотистая панель - опять же, обычная дверь без корабельного высокого комингса. Вошла стройная черноволосая девушка в кремовом костюме с ассиметричной юбкой чуть выше колена, в темных туфлях без каблука. Вошедшая коротко поклонилась - Нулевая перевела внимание с одежды на черное копье в правой руке гостьи; слегка изогнутое лезвие копья пряталось в черные же ножны, отблескивающие лаком.

    - Знакомься, Нулевая-красная. Твой инструктор. Тяжелый крейсер Тумана Ашигара.

***

    Ашигара неторопливо поднималась по тропинке. Луиза пыхтела следом, утирала пот, но не возражала: тренировка у всех на глазах превращается в цирк. Ашигара пообещала ровное место, вполне пригодное для изучения новых движений, свободное от посторонних и находящееся во внутреннем обводе базы.

    - А глубинные тут по кустам не прячутся? - все же спросила Нулевая на небольшой полянке, где Ашигара остановилась передохнуть. - Их немало должно было прорваться на остров. Да и ночью выскользнуть на берег - не вижу большой сложности.

    Русалка пожала плечами:

    - Без взвеси они мало на что пригодны. Водное дыхание и воздушное - две сильно большие разницы. Вес на суше и вес в жидкости - опять не одно и то же.

    Луиза живо припомнила профессора Кольбера - из той, обычной жизни. Получается, уже не из прошлой - из позапрошлой жизни! Он тоже любил завернуть вместо ясного ответа что-нибудь ученое.

    - То есть, можно не бояться, что за ноги цапнут?

    - Можно и не бояться, - Ашигара улыбнулась неожиданно приятной улыбкой. - А можно и бояться. Ноги целее будут. Как самочувствие? В ушах не шумит?

    - Здесь пока не так высоко, чтобы давление влияло, - Луиза помотала головой и осмотрела край зарослей. Как будто никого нет...

    - Не дергайся так, - русалка тоже осмотрелась, - детектор взвеси выдает глубинников с головой. Ты же знаешь, почему в водах Ото-химе бесполезна прицельная электроника?

    - Множественные отражения от микрочастиц в воздухе. Радиотуман.

    - Ну вот. Простенькое сканирование кустарника с дирижабля или там дрона - и все пятна радиотумана засыпаются стальными стрелками, а потом наземный патруль дочищает остатки. Внутренний обвод от глубинных безопасен, можешь не сомневаться.

    - А почему тогда нас инструктировали не ходить поодиночке?

    - Кабаны дикие, за ними охотятся волки, ягуары. Зоопарк еще в первую войну обстреляли, звери разбежались. Теперь их много. Не устала?

    - Честно говоря, устала. Мне кажется, укромное место, где не будут смеяться над моей неуклюжестью, есть и поближе.

    - Правильно кажется... - Ашигара покачала головой. Луиза снова вытерла пот со лба и помахала платочком, чтобы тот хоть немного просох. Русалка оставалась чистой и свежей несмотря ни на что.

    - Передохни немного, я пока что расскажу тебе, что мы будем делать. Поскольку времени на полный курс тренировок у нас нет, я буду тебя учить методом “для войны”.

    Луиза присела на чемоданчик с тренировочной одеждой и запасом свежего белья - Ашигара сказала: белья брать на неделю, так что чемоданчик получился пухлый и сидеть на нем получалось.

    - А сколько занимает полный курс?

    Черноволосая улыбнулась опять - настолько располагающе, что ла Вальер улыбнулась в ответ.

    - Полный курс обучения занимает полную жизнь. Одну. - Для наглядности Ашигара подняла указательный палец. - Зато берет ее полностью. Это если хочешь постичь Дао. Но нам-то нужно решить конкретную задачу. Скажи, в Школе учили, как делается операция?

    - Сбор информации - оценка - выработка решения - расчет средств и времени - выдача приказов исполнителям - приказ к началу - контроль промежуточных целей...

    - Стоп, достаточно. Мы ограничимся выработкой решения. Нам нужно найти твое коронное движение. Которое у тебя получается легче всего, как бы само собой. На поиск уйдет больше всего времени. А потом, при каждой возможности, это движение ты и будешь тренировать. Сначала медленно. Потом спокойно. Потом быстро. Потом очень быстро. До предела физической выносливости. Чтобы оно получалось у тебя в любом положении, состоянии, настроении. Понятно?

    Луиза осмотрела зеленые стены по сторонам полянки. Прорезные развесистые листья папоротника; чуть поодаль в зеленой полумгле - темные грозди цветов не то плодов. Дорожка как ущелье. Ветер шелестит где-то поверх, зеленое море чуть покачивается...

    - Мы тут как глубинные в воде, - внезапно сказала Луиза. - Простите, я перебила вас. Но тут как под водой. Дно. Все колышется. Тени. Ветер наверху, а тут все по-своему... В море, наверное, так водоросли растут, кораллы там. И рыбы - как птицы... Понимаете?

    Русалка кивнула.

    - Понимаю. Только в морях сейчас ничего такого нет. Луиза, сколько у тебя времени?

    - Три дня. Краны разбиты, ролкер выгружают на подкатных тележках. Наши там, помогают. Мне даже как-то неловко...

    - Ничего, - Ашигара сощурилась, - я тебя загоняю так, что на борт спать не пойдешь. Вставай, идем дальше.

    Дальше по сторонам тропинки заросли делались все ниже. В море папоротника замелькали толстые зеленые... Для стволов толстые, для плодов - длинные. Более всего растения походили на торчащие из грунта огурцы, только усеянные иглами длиной почти в локоть.

    - Кактусов никогда не видела?

    Луиза только вздохнула. И век бы не видела!

    Ашигара посмотрела на нее внимательно.

    - Так. Чтобы сердце не жгло, я тебе покажу сейчас, у кого настоящие проблемы.

    Тут дорожка, наконец-то, вывела девушек на ровную террасу вдоль склона холма. Каблуки зазвенели по сохранившемуся бетону. Слева открылся домик в два окна: стены из металлических панелей, односкатная крыша. А справа вдоль бетонки Луиза увидела сразу три самолета. До сих пор самолеты она видела только на экранах и на картинках; правда, на Валькирии даже летала - но Валькирия что угодно, только не самолет. Здесь же три блестящие под ярким южным солнцем птицы устало присели на высоких стальных ногах. Самолетные ноги касались земли колесами - каждое выше колена Луизы. На колесах ближнего самолета, как на стульях, вокруг зеленого ящика сидели два человека, повернувшие головы к пришедшим.

    - Доктор? - узнала девушка, - Корнет?

    Корнет придержал отпущенное и повисшее на ремне оружие, чтобы магазином не ударилось о бетон.

    - Восьмая... - Доктор присмотрелся к левому лацкану. - Ого, да ты уже нулевая. А где Тенрю?

    - Первая, Шестая, Четвертая, - всхлипнула девушка. Доктор поднялся, подошел и бесстрашно уткнул голову Луизы в собственную продымленную куртку. Высокому хирургу Нулевая пришлась макушкой точно в солнечное сплетение. Ашигара придвинулась с другой стороны.

    - Танька на берег сошла в Сиэтле. Теперь Тенрю. Нас из девяти две пары осталось!

    Доктор молча гладил Нулевую по розовым волосам. Корнет смотрел в потрескавшийся бетон под ногами. Ашигара тихонько дышала над ухом. Папоротники кланялись ветру, кактусы торчали гордо. Шумели кусты, взломавшие корнями бетонку дальше к морю. Корнет подумал, что, наверное, девушки останутся тут ночевать, и надо бы прибраться во второй комнате. Он встал, прихватил термос и чашки. Уже у двери домика обернулся: человек, получеловек и не-человек стояли, обнявшись, под крылом истребителя.

***

    Под крылом истребителя приятный прохладный ветер, запах сырой земли... Проснувшись, Луиза повернула голову направо и долго смотрела, как разбиваются о бетон мелкие дождевые капли, и как мокрые пятна постепенно сливаются в сплошное темное море, грозно подступающее к утесам толстого коврика, ошипованного против насекомых.

    Вся ее здешняя жизнь вращалась вокруг моря - громадного, пугающего, ласкового, седого и синего - Тихого Океана. Но что потом? Что, если ее так никто и не спасет? Ошибется в расчетах профессор Кольбер. Не выдержит силы заклинания ректор Осман. Или мама... Кому мама, а кому - Карин Стальной Ветер - напугает всю Академию до дрожи зубовной и скрежета в коленях? А под взглядами начальства все вкривь да вкось, уж этому Владивостокская Школа научила Луизу твердо.

    Словом - не спасут ее. Жить ей здесь. И быть ей... Кем? Что умеет она, кроме как совать копье куда надо и не надо?

    Правду сказать, совать копье Ашигара учила крепко. В первый день Луиза вечером еще переоделась в чистое - во второй день как упала на спальник, на теплый бетон: полежу тут, пока Корнет заливает в термос какао - так и заснула. Спящую переодевала уже Ашигара, укрыв после заката коричневым шерстяным одеялом. Сама русалка до рассвета сидела на крыле, слушая ночные шорохи. Но к домику не вышли ни дикие свиньи, расплодившиеся неимоверно в джунглях; ни охотящиеся на свиней ягуары; ни те самые диверсанты-многоножки, которых опасалась Луиза.

    Так что проснулась Луиза не от звуков тревоги, а от негромкой беседы. Корнет и доктор сидели на колесах истребителя, пили чай из высокого термоса с гербовой птицей Корнета (а на вид не скажешь, что дворянин), и беседовали все о том же океане, все о тех же Глубинных, с которыми теперь сплелась намертво и судьба ла Вальер.

    - ...Саранча. У них нет штаба, структуры, это просто биомасса. В океане! Вирусам для роста нужен какой-то носитель - а там вместо воздуха вода. И размножаться бактерии могут прямо так.

    - ...Плохо, морской живности конец. Что-то выживает только в холодных морях, вокруг срочно слепленных планктонных ферм.

    - Ну да, мы ходили тогда с Акаги, пытались найти. - Печальный голос, даже знакомый. Луиза пока не проснулась настолько, чтобы узнать. - ...Все выжрано. Ни водорослей, ни кораллов, ни рачков. Придется все заселять заново.

    - Ага, будет нам теперь Институт Реставрации Природы во все поля.

    - Сперва победить надо.

    - Мы представляли будущее совершенно иначе... - по голосу Луиза узнала огорченного донельзя Корнета. - Думали: ну вот, с Туманом разобрались, опять в море без опаски - хрен там! Мы опять ошиблись. И снова море означает: враг.

    - Человек намного более жестокая, хитрая и безжалостная скотина, чем мы думаем. Не вышло у девочек-кораблей нормальной жизни в реальном мире...

    - И это мы обидели легкий крейсер Тумана. Не флагмана, не упаси боже Конго или там Айову.

    - Вот потому наша цивилизация никак в космос и не вырвется. С каждым годом растут возможности отдельно взятого мудака... Проще ракету построить, чем воспитать школьный класс без мудака. И как мы к звездам потянемся, так сразу какая-то сука кнопку на стул подсовывает.

    - А кстати, док, ты Рицко не писал? Насчет взвеси?

    - Писал. Она даже нашла время ответить.

    - И что? Интересно же! Как так Ото-химе ухитрилась произвести взвесь, которую вся планета больше пятилетки побороть не может? Но при этом свои удары глубинные наносят исключительно большими существами. Ни бактерий, ни вирусов каких, сплошные крабораки со сколопендроморфами.

    - Насколько известно, взвесь Ото-химе придумала и сделала задолго до обиды на людей. Еще располагая всеми возможностями университетской лаборатории Токио и помощью той же Рицко. В море у Ото-химе хорошие возможности по селекции, но вот работать с геномом ей просто нечем.

    - Не могу не сказать: к счастью, нечем!

    - Кстати, почему ее зовут Ото-химе?

    - Дочь Морского Царя так называется. У японцев... Не опоздаете?

    - Правда, док, пора. Пойдем, провожу. Начинается день.

    День тренировок! Луиза поежилась под одеялом. Предел физической усталости Ашигара определяла просто: ноги не дрожат? Еще разок! В Школе Луиза уже привыкла, что все канмусу намного сильнее людей; оказалось, что аватара Тумана еще сильнее. Ашигара с легкостью останавливала раскрученное копье и тотчас рубила противоходом; на раз делала “бантик со свистом”, разгоняя тяжелую рогатину до такой скорости, что Корнет и доктор только языками цокали, не успевая следить за острием даже глазами! Луиза пыталась повторять удары - никогда она так не старалась, никогда у нее так ловко не получалось; казалось, ту злосчастную химе она бы сейчас развалила пополам! Но рядом с движениями наставника все потуги Луизы смотрелись именно что потугами. Попытками, заявками на истинное действие, окончательную ясность которого нельзя ни описать, ни пересказать - только увидеть.

    Увидев Ашигару в боевом режиме, Корнет и доктор даже в ладоши захлопали. Луиза ощутила смутное беспокойство: ей тоже придется так вот нечеловечески красиво двигаться? Это же как придется выложиться! В Школе Владивостока делали ставку все-таки на огнестрельное оружие. С древковым изучали пару связок: гарпуном заткнуть регенерацию твари, копьем остановить, задержать - и добить остриями трезубца. На правую руку и на левую - и достаточно, лучше учитесь двигаться и стрелять. Считалось, что резня в окружении, “схема ноль” - признак глупости командира, заведшего подразделение в засаду. Только вот за первый и единственный поход Луиза оказывалась в такой резне трижды. Тридцатый отряд больше всего добыл и больше всего потерял именно в рукопашной.

    Нулевая подумала, что с опытом, наверное, научится держать глубинных на дистанции выстрела - но и сама себе тут же не поверила. Рядом с овальным, нагретым руками титановым древком, рядом с искрами солнца на иридиевой напайке мечевидного лезвия, любая мысль казалась эфемерной и умозрительной. Копье же и удар копьем выглядели весомо - окончательно, как вовремя поставленная точка.

    Луиза посмотрела на собственную рогатину и тихонько произнесла:

    - Георгий. Во бранях светлейший поборник...

    Ашигара стояла поодаль. Нулевая почувствовала симпатию и благодарность к русалке за молчание. Доктор скрылся в домике, собираться на смену. Корнет собрался провожать его с автоматом, и на прощание махнул рукой вдоль бетонки к югу: эти кусты можете сносить хоть все, растут они быстрее ветра.

    Девушки переглянулись - Ашигара подмигнула - Луиза почесала затылок - начали!

    Начали поиски с простых движений. Сложность связок Ашигара сразу ограничила трехходовками: в бою редко получается провести длинную цепочку. Заметил брешь в защите, успел или не успел ей воспользоваться - в любом случае, три движения, не больше.

    Но и трехходовок с копьем немало. Правда, несколько упрощает задачу анатомия. Делая удар или выпад, приходишь в некоторое положение, из которого дальше не как угодно - а только несколькими определенными путями, как позволит направление сгибания суставов. Количество вторых движений в связке почти на порядок меньше, чем первых. Ну, а третье движение почти точно вычисляется из первых двух, тело выстрелит им само, раскручиваясь в наиболее удобную для себя форму.

    Опять - все кажется просто, даже на компьютерной модели можно подобрать - но только вот компьютерная модель об удобстве конкретного подшага или замаха для конкретного человека ничего не скажет. Хорошо в Шао-лине: на один поиск движения годы можно тратить. Можно найти два-три варианта, сравнить. Попробовать в разных условиях. Зато и находится так бриллиант-короночка, черта прибить можно. А тут приходится искать армейским способом: как только что подошло, сразу же и принято. Лучшего искать некогда.

    Чтобы не блуждать наугад, сперва пробовали атаки по нижнему ярусу: в ноги, под ноги. К обеду первого дня перешли на средний уровень - от колен до груди - где и застряли. Тут вариантов больше всего... Поглядев, как Луиза покрывается потом, верхний ярус Ашигара отложила на второй день. По утренней прохладе с него и начали.

    Нужная связка нашлась в полдень. Что там год - еще неделю назад Луиза не поверила бы, что на такое способна. А тут вот - выпад с подшагом, верхний блок - и сметающий горизонтальный удар, кругом над головой. Придать копью нужную скорость человек не смог бы; Нулевая-красная смогла. Все три действия прокатились как выстрел; куст-мишень переломило пополам.

    - Ничего себе, - Ашигара даже остановилась, - Это Гаэ Асайл повторить не стыдно!

    - Кому? - спросила запыхавшаяся Луиза.

    - Не кому, а чему. Так называется оружие одной моей знакомой... С удовольствием составила бы ей компанию, но увы. У нас война, и у них полно своих забот... Ладно. Приступим к шлифовке. То же самое - медленно. Так медленно, как только возможно. Делай!

    Копье идет медленнее облаков. Бетон под ногами теплый, приятно. По-во-рот, подшаг, выпад. Плавно-плавно - над головой. Еще раз. При-ибрать. Подша-аг... По-во-рот, подша-аг, выход...

    ... - Чуть быстрее. Но не разгоняйся, не вкладывай силу. Делай!

    Цвет неба чуть-чуть поменялся. Солнце уже не впереди, а заметно правее. Поворот, подшаг, выпад, над головой - удар. Снова ветер. Выдох. Как в воде. Как на глубине.

    ... - А теперь не сдерживая себя, но без усилия. Делай!

    Поворот, подшаг, выпад, удар. Солнце ощутимо к горизонту, и ветер прохладный. После жаркого дня приятно. Поворот, подшаг, выпад, удар. Копье прибрать. Поворот. Что? Руки дрожат?

    ... -Устала? Вижу. Все правильно, уже скоро вечер, ты и должна была устать. Быстро! Делай!

    Поворот, подшаг, выпад, удар! Выдох.

    - Быстрее!

    Поворот-подшаг, выпад-удар! Выдох!

    - Еще быстрее!

    Поворот-выдох-подшаг-выпад-удар!

    - Ноги не дрожат. Еще разок!

    Поворот-выдох-подшаг-выпад-удар!

    - Резче! До заката целых две минуты, еще ударов десять сделаешь!

    Поворот-выдох-подшаг! Выпад-удар!

    - Отлично! Еще разок!...

    Так что уснула Нулевая, не дойдя до кровати: на спальнике под крылом истребителя. И снов не видела ни единого, словно бы эту ночь из жизни ложкой вычерпали.

    А теперь утро, и мелкий теплый дождь, и разговор окончен, и Корнет собирает чашки.

    - Проснулась? - Ашигара свежа, как у Нагато на приеме. - Потянись, что чувствуешь? Нигде не болит, не колет?

    - Как будто нет.

    - Ну тогда вставай, закрепим двигательный стереотип. Как там у старых мастеров? “Каждое движение повтори восемнадцать раз медленно, восемнадцать раз очень медленно, восемнадцать раз с удовольствием и восемнадцать раз быстро.”

    - Всего семьдесят два раза, - Луиза села на спальнике, потянулась за спортивной формой, которую та же Ашигара сложила стопочкой рядом. - Казалось бы, что сложного?

    - Ничего, - Ашигара ухмыльнулась, - просто это делать надо. Не отвлекаясь. Вставай уже, Корнет повел доктора в госпиталь, никто не смотрит, одевайся.

    - Госпожа Ашигара...

    - Просто Ашигара, так быстрее.

    - Ашигара... Мы пришли сюда потому, что тут бетонка широкая? Есть где длинным оружием помахать?

    - Отчасти. Смотри. Домик ухоженный. Кусты подстрижены. Ты же в курсе, что...

    - Такао и Симакадзе. Конечно, мне... Мне рассказали еще в первый заход на Гонолулу.

    - Корнет руки не опустил. Кто знает, что у него внутри - а держится он хорошо, нытьем никого не обременяет.

    - Ашигара, но ведь Корнет и доктор на что-то надеются?

    Туманница помолчала. Продолжила тише и грустнее:

    - Ядра, допустим, еще найти можно. В теории, даже отвоевать можно. С Такао просто: серебряной пыли отсыпал, и вот она восстановленная. Тем более, что ей не впервой. А вот Симакадзе... У нее-то аватара была наградная, от флагмана. Ей сначала надо восстановить корабельное ядро. Потом сам корабль. Потом аватару. А вспомнит ли аватара в конце всего этого своего парня? Или ему придется знакомиться заново? А если это не получится?

    - Бывает, люди и без всякой войны расходятся, - после паузы сказала Нулевая. Ашигара возразила с чувством:

    - Но это несправедливо! Одно дело, когда ты сама поссорилась с парнем. И совсем другое, когда вас даже не спросили! И вообще, - добавила русалка тоном ниже, - как подумаю, что там Ото-химе делает с нашими, все внутри переворачивается.

***

    Перевернувшись на очередной волне, ядра в мешке столкнулись и сразу же установили связь.

    Такао / Кто меня слышит?

    Кинунгаса / Слышу плохо.

    Могами / Слышимость хорошая.

    Такао / Где Мутсу? Где флагман?

    Мешок встряхнуло еще раз, контакт прервался и сложился по-новому.

    Мутсу / Здесь весь конвой. Кто как думает, почему?

    Дзинцу / Разрешите?

    Мешок встряхнуло, никто не услышал ответа флагмана. Все подумали об одном и том же: надо настроить радиоканал, чтобы не зависеть от касаний боками. Некоторое время ушло на расчет частоты. Квантовый канал, не сговариваясь, оставили в покое: мало ли чего там придумала Ото-химе. Люди вон, помнится, в первую войну по квантовому каналу исхитрялись вирус-кнут пропихивать... Лучше уж радио. Но вот общая частота накрыла горку ядер плотным надежным полем.

    Симакадзе / Почему мы можем разговаривать?

    Двадцать седьмая / Мы близко. Наверное, нас в общей сумке тащат.

    Хиросима / Почему не поштучно, логичней было бы?

    Такао / Ну ты же знаешь, как у глубинных стая устроена?

    Нака / Допустим, знаю. На самом верху химе, ее слово - закон. Скажет сдохнуть - все с радостью дохнут. У нее хранительница, она же старший советник или старший полководец. Хранительница же командует “гвардейской эскадрой“, личной охраной химе. Ну, которых в кино еще “элитными” зовут или “прим-особями”. Дальше идут Старшие: линкоры, тяжелые крейсера, авианосцы... Вполне разумны.

    Мутсу / На уровне среднего человека, плюс-минус.

    Такао / Люди разумны. Я-то знаю.

    Мутсу / Поверим специалисту. Нака, дальше.

    Нака / Самые умные являются флагманами эскадр. Поэтому внимательно присматриваются к Хранительнице. Не оступилась ли, не впала ли в немилость? Младшие: легкие крейсера, подлодки - по уровню интеллекта, как дети. А эсминцы - они же “собачки” - самые быстрые, самые многочисленные, самые дешевенькие. И самые тупые. Из них может чего-то вырасти. Либо не вырасти.

    Такао / Превосходно. А теперь скажи, внутри стаи структура постоянная?

    Нака / Нет, конечно. Младшие умнеют и подпирают старших.

    Такао / Именно! Если раздать нас по рукам, начнется свара за ценные ресурсы. Химе прикажет - а гвардейцы извернутся, чтобы подвинуть Хранительницу. Они же не кто-нибудь, а элитные прим-особи! Каждая спит и видит себя рядом с раковиной химе. Может они бы и хотели, но вынуждены тащить нас в одной укладке. И укладка, скорее всего, у самой же Хранительницы - вряд ли химе осмелится доверить подобный приз кому бы то ни было еще. А на радаре спасателей куча ядер заметный сигнал дает. Так что рано или поздно нас вытащат.

    Надакадзе / Такао, ты сама-то веришь в это?

    Такао / Я не первый раз в форме ядра. У меня тогда ни памяти не было, ни вас.

    Мутсу / Получается, за что нас может зацепить Ото-химе?

    Дзинцу / Пенсакола? Только за память. Материального ничего у нас нет. У тех же эсминцев даже аватары были наградные, память внешняя. Вот они, кстати, долго во тьме не протянут.

    Мутсу / По эскадре! Такао, Могами - переписать себе копии эсминцев, сами поделите, кому кого. И всем переписать по копии мне в память. Как-нибудь не разорвусь.

    Кинунгаса / А долго мы так будем болтаться? Не знаю, как вы, а я так совсем недавно вообще человеком была.

    Такао / Нас вытащат. Я-то знаю Конго.

***

    Конго встретила Нагато на восстановленом пирсе внешнего порта. Большую часть приведенных айсбергов загнали во внутреннюю бухту - в тот самый легендарный Перл-Харбор - и вода там сделалась довольно холодной, и даже не такой соленой на вкус. На вкус - потому что воду даже стало можно брать в рот. Взвесь исчезла из нее полностью.

    И еще немалое количество ледяных гор заякорили по периметру главного острова - Оаху. К сожалению, на Мауна-Кеа, расположенный почти в ста километрах южнее, льда не хватило. Гарнизон оттуда сообщал, что глубинные иногда вылезают - но уже без прежнего запала. Осадная армия Ото-химе сильно уменьшилась в последнем решительном натиске, к тому же решающая атака наземных существ победы ей не принесла. Авторитет и сила Ото-химе поусохли - а местные глубари только того и ждали, навалившись на осадное войско со всех сторон. Тут подоспела с юга помощь, направленная Ото-химе - недостаточно сильная, чтобы смять местных одной операцией, но достаточно сильная, чтобы местные не смогли выгнать пришлых. А пока те и эти бодались, люди выиграли еще несколько недель относительного покоя.

    Так что Конго с чувством хорошо выполненного долга могла теперь сидеть на теплом от солнца кнехте и тихонько насвистывать. Нагато подбежала семенящим шагом - насколько позволяло кимоно. Конго рассеяно улыбнулась:

    - Рада тебя видеть.

    Нагато живо перехватила инициативу:

    - А уж как я рада! Как там чайки?

    - Спасибо. Чайки есть.

    - Уже хорошо, согласись.

    - Согласна... Больше ничего не спросишь?

    - Ну как же... - Нагато разгладила вышитое кимоно. - Похудеть? Хм. Нечего надеть? Опять хм. Все мужики козлы? Если бы! Они вообще люди, это уж совершенно ни в какие ворота! Я тут сунулась было к Аске насчет мужиков - до сих пор отойти не могу. О! Придумала! Осветлить волосы!!!

    Конго вздохнула.

    - Даже неловко напоминать, но у нас дела. Проводка конвоя до Токио. Что делать с добровольцами от Ванкуверской Школы в составе конвоя. Шестнадцать захваченных ядер. Еще политика там, то-се...

    - Ах, сестрица, от власти морщины! И цвет лица портится. От абсолютной власти цвет лица портится абсолютно. Вывод: абсолютная власть - зло!

***

    - Абсолютная власть - зло. Интернет велик, и в нем легко накопать что угодно. Что же вы приводите не самые удачные примеры? Старая добрая Англия, грабившая половину мира, году в тридцать пятом писала пронзительные книги о нищете собственных шахтёров, которых Железная Маргарет и добила к началу восьмидесятых. Старая добрая Бельгия вырезала на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий примерно половину населения Конго. Вдвое больше, чем проживало в самой Бельгии. Старая добрая Голландия свои алмазы тоже выкопала не у себя, а на юге Африки, руками кафров, даже не считавшихся людьми. Чем прославилась старая добрая Германия, напомнить? Старая добрая Франция под руководством такого мудрого и прозорливого де Голля, отступая из Алжира в начале шестидесятых, уничтожила пару миллионов алжирцев в попытке удержать страну за собой. И это я еще про Мадагаскар не вспоминаю, который французы в начале двадцатого века выморили-таки голодом. Старая добрая Италия травила эфиопов газом заодно со старой доброй Германией. Старая добрая Испания воевала в Марокко - круче рашенз в Афганистане.

    - Не может быть, шеф!

    - У “шурави” в Афганистане был хоть один авианосец?

    - Гм... А у испанцев что, в Марокко был?

    - Первый в истории случай удачного применения авианосца против партизан. Десант с танками - это за двадцать лет до “Оверлорда”, “Драгуна” и “Катапульты”.

    - Конкистадоры, опыт не пропьешь. А старая добрая Америка?

    - Америка еще не старая. Зато, пожалуй, уже не добрая... Так почему вы несете мне планы завоевания мира? Только честно, Фиори? Предположим, нам все удалось и мы завоевали мир - что дальше? Абсолютная власть разлагает абсолютно.

    - Сэр. Поскольку мы говорим о работе в России, то я отвечу словами русского же умника. Вы сослались на интернет - я тоже сошлюсь. Умник ведет блог за подписью: “Г.А”. Найдете минуту, почитайте. Не пожалеете.

    - Прежде всего я не пожалею вас. Ближе к делу!

    - Смотрите: предположим, что будущий Рим будет немецким и Христос придёт туда. Это будет Христос, которого ждут немцы. Это они вымостили дорогу, они и будут встречать Христа. Он придёт в Рим, который построили немцы. Он будет судить и миловать, а немцы будут безропотно принимать свою участь. Они очень хорошо будут понимать за что их карают и за что милуют. Они, как народ, всю свою жизнь готовились именно к этому. Они своё переведённое на немецкий Евангелие зазубрили наизусть. Немцы в нём знают каждую буковку и они эту буковку истолковали вот так, а судить их будет судья справедливейший.

    Но теперь предположим, что в этот немецкий Рим попали, шеф, любимые ваши русские. И немцами они стать не захотели. Ну, эмигранты, полно таких. Высадились на Брайтон-бич, но все же остались русскими. Так вот, на этом суде они с изумлением обнаружат, что их карают тяжелее за грехи малые и награждают за добродетели, которые в их глазах добродетелями вовсе не являются. Справедливого суда не получится. Произойдёт это по той причине, что Евангелие - одно. Смысл каждой притчи в Евангелии - один. И в немецкой Священной Римской Империи смысл этот будет немецким. То же верно и для Третьего Рима размером во всю планету, Евангелие там будет русским и Христос, подняв из могил мёртвых, будет говорить с ними на русском языке.

    Империя нужна для того, чтобы появился один Христос. Тот, которого там ждут. И, сэр, в меру моих слабых сил, я желаю, чтобы это был мой Христос.

***

    - Христос есть мощный регулятор морали, - кардинал развел руками, - это нельзя отрицать. И наша модель семьи, наша модель отношений создала всю цивилизацию. И это факт.

    Акаги покачала головой отрицательно.

    - Ваша модель морали привела к тому, что молодой, здоровый, готовый на все парень вообще никому не нужен. Охотятся только за богатыми. Вы установили запрет на секс без цели размножения. Вы поставили секс в прямую зависимость от содержания ребенка - и так вы назначили запретительную цену. А отсюда неврозы и психозы у мужчин, отсюда стада маньяков - и постоянная болезненная зацикленность женщин на удачном браке. И колоссальная уязвимость системы управления. Любого вашего политика можно свалить одной минетчицей.

    Кардинал сощурился в неприятно-сладкой гримасе.

    - Недопуск нищих к размножению выполняет важнейшую роль в укреплении популяции. Хочешь женщину? Заработай или прославься, или хотя бы укради, наконец! Только встань уже с дивана! Это диалектика! Без стимула ничего не будет! Ни одна из ваших утопий этого не учитывает. Довольному человеку ничего не нужно; Моцарт бы не стал писать знаменитые Реквиемы, кабы не имел необходимости кормить семью. А если политику не хватает ума скрыть адюльтер, так он дурак, а дурак не нужен!

    - То есть, вы караете не того, кто способен растоптать вашу же заповедь “не прелюбодействуй” - а того, кто неумело заметает следы. При таком подходе наверху будут хитрые воры, а не дальновидные стратеги. Что и привело планету к тому состоянию, что мы сейчас наблюдаем.

    - Дальновидные стратеги могли бы сообразить последствия, взвесить риски - и не связываться с минетчицами. Это же и есть определение дальновидности: способность подумать на несколько ходов дальше собственного х... хобота! А если политик не может удержать в узде собственный... Хм.. То и страну свою не сможет он удержать в узде.

    - Страна несколько сложнее лошади. Особенно сейчас. Ваша модель управления отточена на Европе, где вся держава состояла из десяти-двенадцати тысяч реально влияющих на что-то дворян, все прочие их только содержали, ничего не решая. Античность завоевала полмира без этих неумных ограничений.

    - Однако великий Рим не открыл ни Америку, ни Китай - просто потому, что ему это было не нужно. Хотя римские корабли были достаточно совершенны для подобных плаваний. Хватало и золота, и леса, и парусины, и моряков - не было только желания! Наша религия прижала крышку на котле и подняла давление пара. И только поэтому развилась вся западная цивилизация. Ведь не зря же все духовные практики первым делом требуют воздержания. Как на западе - так и на вашем любимом востоке!

    Кардинал замолчал. Перевел дух, отложил гусиное перо, которым все это время размахивал перед самым экраном, и тогда только спросил:

    - Доктор Акаги, отчего вы такое внимание уделяете именно этому вопросу?

    - Оттого, что вы снова лезете с моралью в каждую постель. Из каждой розетки уже зовут в крестовый поход - словно тысячу лет назад. Но какой толк от ваших фанатиков на море? Воевать с глубинными могут лишь канмусу, призванные по необходимому ритуалу и прошедшие необходимое обучение.

    - Так отдайте нам “Серафим” - и девушкам не придется умирать. Крестоносцы достойно заменят их в бою.

    - Не знаю, кто вам наврал про “Серафим” - там до успеха еще, как до Луны ползком. Но даже имей мы средство против глубинных, мы не отдали бы его никакой отдельной державе. Если “Серафим” отдать вам, то морями завладеют ваши крестоносцы, и это будет хуже глубинных - те хотя бы враги. А война против крестоносцев суть война гражданская... Хорошая попытка, синьор кардинал!

    - Я подниму этот вопрос в ООН. Неважно, как я узнал об этом - важно, что мои сведения верны. Возникло средство не посылать в бой девочек. Почему вы не хотите поделиться им хотя бы с нами? Мы готовы достойно принять эстафету! Как вы думаете, планета поддержит меня или вас?

    Рицко поморщилась.

    - Смотря как объяснить.

***

    - Объясни мне, почему ты все смотришь: “В гостях у сказки?” Сериал же снимают с тех самых пор, и конца-края не видно. И не наскучило?

    Егор оглядел полутемный кинозал: как будто никого знакомого нет; ну да и черт с ним. Наклонился к уху и прошептал:

    - Вот именно! Мне и нравится, что не сдаются. Такая вот попытка вернуться в прежние счастливые времена... А то бывает, смотришь новости и прямо чувствуешь: все, не могу больше!

***

    - Всё, не могу больше, - прохрипел я, в последнем усилии выползая на отмель.

    Четыре водомёта это вам не две ноги, а люди после операции даже на них месяцами ходить учатся! А ещё подруливающие устройства, а ещё система дифферента, а ещё...

    - И долго ты там лежать собрался? - недовольно поинтересовалась замершая в паре кабельтов мористее Конго.

    - Пока гусеницы не отращу, - выдохнул я. - А потом уползу нафиг! Я чуть не утонул, между прочим!

    - Здесь максимальная глубина - четыреста метров, а твой корпус, даже без активации поля, выдерживает погружение на тысячу шестьсот, - пренебрежительно фыркнула туманница, силовым захватом стаскивая меня с отмели. - И ты говорил, что плавать умеешь.

    - Руками! Ногами! - завопил я, врубая водометы на полную из категорического нежелания расставаться с берегом. Таким твердым и надежным.

    - Это тоже самое!

    - Нифига!

    В итоге, мы минут десять играли в тяни-толкая, под радостные вопли и ехидные советы веселящейся Майи, пока Конго это не надоело.

    - Майя, да помоги же! - прошипела она.

    Вдвоем эти... дамы махом стащили меня на глубокую воду.

    - Тоже мне, линкор, - буркнула Конго, вставая между мной и берегом, чтобы отрезать путь к отступлению.

    Я демонстративно надулся. Отвернувшись сразу всеми тремя башнями.

    - Какой есть.

***

    - Есть чему радоваться, - Луиза даже в ладоши захлопала, - Майю же воскресили. Только не делай вид, что ты этого не хотел! И вообще, я люблю, когда все хорошо заканчивается!

    - На здоровье, - вздохнул Егор, - только чего на весь кинотеатр визжать от радости?

    - Надо было визжать, когда ты меня целовал?

***

    - Вот я поцеловал девушку. А что дальше?

    Мама и папа поглядели на Егора без особого удивления. Не иначе, кто-то знакомый видел Егора с Луизой в кино и уже озаботился донести. А дяде Вите никто не говорил, вон какие глаза круглые, чисто совенок в полированной стенке холодильника... Чтобы увидеть лицо Егора, дядя Витя даже повернулся на табуретке. Та скрипнула, но устояла.

    - Дальше жопа. Поначалу-то все честно. Она твои желания выполняет в постели. Ты ее желания в магазине. Ну или там на даче у тещи. Но мальчики тоже взрослеют. Рано или поздно у них появляются желания и помимо постели. Ну там - личное время, собственное мнение... К этому не всякая девочка готова... А уж когда появляются дети, то и мальчик и девочка превращаются в отца и маму. И все их желания испаряются, а появляются исключительно требования.

    - Витька, ты чему детей учишь?

    - Правде, Стеллочка, правде. И запомни, Егорий, если тебе какая су... Сушеная селедка скажет - “дал бог зайку, даст и лужайку” - то ты такую бл... Блестящую звезду балета... Сразу стреляй.

    - Виктор!

    - Да, Стелла. Потому как бога нет, и лужайку давать будет муж. А мужики хоть и козлы, но не у всякого козла на лужайку зелени хватит!

    - Грубая же ты свинья!

    Виктор грустно улыбнулся.

    - Лучше как у Романа, третий развод? А какая любовь была, как пяткой бил в грудь волосатую!

    - Ну так я тогда тоже скажу. Если где услышу песню про кавалергардов эту сучью: “не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась” - тоже убью к чертям!

    Егор захлопал глазами, не понимая, как разговор от поцелуя перешел к похоронам:

    - Мам, а “Кавалергардов” за что? Это же Окуджава!

    - Вам-то крест, и все дела. А нам опять на себе пахать. Вот знаешь Брестскую крепость?

    - Конечно. Единственное нормальное кино, снятое после восемьдесят пятого про войну.

    - А знаешь, там в Бресте было общежитие жен комсостава... И вот оно досталось немцам неповрежденным. Тепленьким. Представляешь чего там было?

    Егор покраснел.

    - Ну...

    - “Ну” - это на пару дней, пока всех не пере... пробуют. Дальше как жить? Это мы сейчас знаем, что наши победили в сорок пятом. А тогда кто знал? Но даже если бы кто и знал - как из сорок первого прямым ходом попасть в сорок пятый? Ну вот, конкретно по-мужски ставлю задачу. Ребенок трех лет. Ему надо вот столько еды каждый день. Был муж - кормил муж. Теперь? Что теперь?

    Егор повертел головой, схватился за воротник. На кухне сделалось непривычно-тихо. Папа молчал, угрюмо скрестив руки на груди. Дядя Витя с немым вопросом облокотился на стол... Егор неожиданно подумал, что рубашка гостя точно в цвет светло-коричневого кухонного гарнитура. И подсветка холодильника красиво блестит в стеклянных дверцах шкафа... Как на экзамене, когда не знаешь, что сказать - начинаешь по сторонам смотреть.

    - Но уходили же в партизаны... Там... - выдавил Егор,

    - Ага. Ресторан “Под сосной”. Восемь блюд из березовой коры. Грудным детям особенно полезно, с младых ногтей буратинами растут. Но ты, сынок, не соскакивай. Ты на вопрос так и не ответил. Что мужчина должен делать в такой сиутации?

    Егор смотрел на слезы по маминым щекам и не понимал, чего от него хотят. В такой ситуации думать поздно уже. Надо было жену сразу к родителям отправить.

    Заранее!

    - Должен делать, чтобы эта ситуация не возникла. Должен думать на ход вперед. Или на сто ходов - на сколько надо, на столько и думай!

    Мама вздохнула:

    - Ты так ничего и не понял. Все бы тебе пыщ-пыщ...

    - Ну хорошо, я не понял. А что ты сказать хотела?

    - Не восхищайся войной. Не хвали войну. Не радуйся оружию. Не пускай слюну на девочек с пушками. А то ведь сбудется мечта, и тогда что? Папкиной памяти на колени не залезешь!

    Дядя Витя непочтительно махнул широкой ладонью и заголосил:

    - А жена поплачет, выйдет за друго-ова-а! За ма-а-иво-о това-арища, забудет про меня-а-а!

    - Витька, сукин же ты кот!

    - Стелла. У тебя - если ты не заметила - сын. А не вечно плюшевая кукла. Он уже не мальчик, уже подросток. А ведь этим не кончится. Погоди, он еще бензином провоняет. И ветром. И на голых досках ночевать будет. И по морде получать - хотя бы за поцелуи свои. Так что, либо выпускай уже самолетик в небо, либо, - дядя Витя надул щеки, прищурился и пропищал:

    - “Там, снаружи, злые бактерии!”

    Мама и не хотела - засмеялась.

    - Да чтоб тебя! Сам скотина мартовская, и молодежь туда же тянешь!

    - Кстати, о котах. Погоди-ка.

    Переступая протянувшиеся от низкого солнца тени, дядя Витя быстро сходил в прихожую и принес клетку-переноску, где на красной подушке свернулся калачиком серый котенок с уже наметившимися черными полосками.

    - На-кось тебе презент. Барышни животинку страсть как любят.

    Котенок лениво поднял голову, осмотрел склонившиеся над ним головы и с вызовом сказал:

    - Мяу! Как во стольном граде Китеже... Жил кто-то ибн чей-то...

    Пока Егор хлопал глазами, котенок довольно потянулся:

    - Ну как, похож я на папу Василия?

***

    - Василий Степанович, у нас код “четыре-три-два”.

    - Е... Еж... Ежкин кот, снова самовольщица?

    - Так точно.

    - Ты знаешь чем кончится? Опять мясо! Как давно?

    - Три месяца.

    Начальник Школы подскочил в кресле.

    - ЧТО-О-О-О-О? Так давно?! Ты куда смотрел все это время, звездобол?!

    - Очень умная. Очень сдержанная. Парень тоже держит хер в узде.

    - Парень?!! Тут еще и парень замешан?!

    Адмирал опустился в кресло, нашарил в левой тумбе стола ящик, вытянул маленькую бутылочку коньяка, дрожащей рукой попытался набулькать в стопку - увидев, что проливает на бумаги, глотнул просто из горлышка. Минуты через полторы лицо его из багрово-синего сделалось обыкновенного цвета. Протянул бутылку с остатками безопаснику:

    - Глотни, если надо.

    Капитан первого ранга, не чинясь, прикончил остаток “Двина”. Начальник Школы спросил уже спокойно:

    - Что будем делать?

    - А ничего, - зам по безопасности развел руками. - В любом случае, осенью выпуск - и на фронт.

    - Убьет нахер. Исключений не бывает.

    - Зато может быть хуже.

    - Куда хуже? - адмирал выкатил глаза шире стопки.

    - К примеру, все будет хорошо. Но только у конкретно этой пары. Их удачный пример сподвигнет еще кучу народу. И вот этих-то мы будем щетками с бетона соскребать в промышленных объемах, крематорий перегреется.

    Зам по безопасности выложил на стол папку с личным делом самовольщицы. Адмирал непослушной рукой подергал завязки, вздохнул.

    - Прежде, чем что бы то ни было решать, надо с ней поговорить. Хотя бы. Где она сейчас?

***

    - Сейчас, сейчас. Минуточку... Хоп!

    Жестом фокусника Егор сдернул платок с корзинки. Жить в переноске котенок отказался категорически: раз я соловецкий, так что - с рождения каторжник? И теперь стоял в корзинке, подобно герою-аэронавту, взирающему на твердь земную: с превосходством, и в то же время чуть опасливо.

    Посмотрев наверх, котенок помахал правой лапкой с приметным белым пятнышком:

    - Приветствую!

    - Ой, у меня все-таки будет фамильяр!

    - Я не волшебный, - несколько виновато пропищал котенок. - Я только сказки рассказывать умею.

    - Ничего, Табита от зависти сдохнет!

    Луиза протянула было руки, но вовремя отдернула:

    - Мне же его ни взять, ни потискать! И в школе нельзя его держать. Пусть пока у тебя поживет?

    Егор был готов к такому ответу:

    - Кстати, вон мой дом. Зайдем? Я хотел тебя с родителями познакомить.

    Луиза подумала. Нет, что с родителями - это хорошо. Это как бы намек, что планы кавалера не ограничиваются кувырканием на сене. С другой стороны, по здешним понятиям это почти помолвка - а надо ли ей помолвка? И уместен ли такой зять в семье ла Блан де ла Вальер? Придется разорвать обручение с де Вардами, что не пройдет бесследно. С другой стороны - ее пока ведь не вытащили, а времени уже прилично прошло, и самое главное - бог весть сколько времени еще пройдет!

    - Не бойся, приставать не буду, - опять надулся Егор. - Посидим, чаю попьем. Что, у вас там и в гости уже не ходят?

    Луиза посмотрела на котенка. Тот подмигнул и сделал ручкой. Дескать, не тушуйся!

    В самом деле, дворянка что - не умеет вести себя в гостях?

***

    - В гостях она, наружный только что докладывал.

    Начальник Владивостокской Школы опять подскочил в кресле, но на этот раз действовал быстро и осмысленно, нажимая предусмотренные для подобных случаев кнопки. Кнопки отозвались звонками в помещениях охраны, щелчками ригельных замков на некоторых дверях и тревожным зуммером в штабе флота Тумана, отвечающем за северо-западный округ.

    - Кто там у вас ближе? - прохрипел адмирал в трубку. - Да хоть Акаги, хоть сама Идзанаги - только быстрее! Улица... Дом... Квартира... Да, первый подъезд!

***

    Подъезд оказался чистым, и это Луизу почему-то успокоило. Поднялись на третий этаж, Егор свернул направо, погремел ключами. Открыл дверь в прихожую, подождал, пока войдет Луиза. Вошел следом, обмел снег веником и то же самое сделал с ботиночками Луизы - она и пискнуть не успела. Подвинул тапочки - новые, ярко-зеленые. Пожалуй, слишком яркие... Тут кремовый гладкий пол, светло-золотистые обои. Пейзаж какой-то на стене: свет на него не падает, и потому картина не играет. Зачем тогда повесили? Ладно, три двери. Налево - кухня; она же, как правило, в здешних домах и столовая. Гостиная прямо. Направо коридорчик, там, наверное, другие помещения. Двери красивые: деревянные рамы и витражное стекло... Потолок белый, низкое зимнее солнце перечеркивает его сложными тенями от подвешенных светильников.

    Больше Луиза ничего не успела рассмотреть, потому как Егор открыл дверь на кухню. Ну, она сдуру и вошла - не вякнули ни чутье, ни сердце-вещун!

    Кремового цвета столик на тонких ножках, такие же полудохлые табуретки, шкафы с остекленными дверцами... А, не до шкафов!

    Первый мужчина, сидящий за столом, спиной к входящим, и сейчас вполоборота к двери - немного полноватый, но запястья широкие, ладони-лопаты, пальцы-гвозди. Одет... Клетчатая светло-песочная рубашка навыпуск, синие грубые брюки, из мятых шлепанцев торчат босые пятки. Впрочем, и второй тоже в шлепанцах на босу ногу. Видимо, здесь так принято. Стоит напротив стола, спиной к шкафчикам с посудой. Брюки серенькие, никакие, свитер светленький, потертый, петли торчат. Сам высокий, худой. В очках. Глаза внимательные, умные, как и у первого. Женщину Луиза уже толком не рассматривала - незачем теперь.

    - Луиза ла Вальер...

    - Курсант ла Вальер, - с остановившимся взглядом сказал папа. - Я ее на комиссии в Школе видел. Егор... Не делай резких движений. Эта девочка может сквозь стену выйти.

    - Так она из Школы?

    - Да.

    Парень посмотрел с очевидным недоверием. Луиза двинулась было уйти, но Егор схватил за запястья, и девушка - в ужасе, что могла бы что-то ему повредить - замерла.

    Женщина тихонько сползла в обморок. Высокий медленно-медленно, как во сне, наклонился над ней. Открыл дверцу большого белого металлического шкафа, загремел маленькими бутылочками в поисках лекарства.

    - Пожалуй, хорошо, что Алиска на уроках, - нарушил молчание здоровяк в клетчатой рубашке. - А это не она пришла?

    Папа недоуменно прислушался к легкому скрипу открывающегося полотна; Егор тоже. Он-то помнил, что хорошо закрыл и замкнул входную дверь.

***

    Дверь камеры грохнула.

    - Номер икс-два-девять-два-пять-зеро, на выход! С вещами!

    Есть, оказывается, общие культурные коды - и там, и тут. Может, в сытое время пиндосы говорили с братвой иначе. Но проклятое время не пощадило даже пиндостан - и образцовые капо внезапно заговорили с настораживающими нотками вологодского конвоя.

    Сокамерники переглянулись, толкнули друг друга в тощенькие бока.

    - Что, косцакен, возврат на родимые клюквы?

    - Под клюквы, деревня. Под развесистые клюквы.

    И негры обидно заржали.

    - А у них есть клюквы?

    - У них есть что хошь. По телеку же показывали. Как это? “Родина слонофф”, вот.

    - Цыц, чурки, - огрызнулся уходящий. - Молитесь своему джо, чтобы я не вернулся.

    - Джа, а не джо.

    - Джо. Неуловимый. Потому что нахер никому не нужен.

    - Нет, чувак. Это ты очень сильно не прав. Ты обидел брата. Это не хорошо. Это...

    Не давая негру накручивать себя и дальше, вызванный зек сильно толкнул сокамерника в цыплячью грудь, от чего тот сел на нары. Сам же повернулся и вышел прежде, чем остальные обкурки сообразили, что случилось. Так-то негры попались мирные. Немирных сейчас до камеры не доводят: убит при задержании, да и вся недолга. Поговаривают, что и дома нынче также. Или еще и покруче. Да пусть говорят: воровской ход сам Хозяин сломать не сумел, хотя ссучивал целыми лагерями... Вот этого сиделец представить не мог, сколько ни читал и ни слушал бывалых. Ну, одного сломать - для опытного кума невелика задача. Ну, опутать активом весь барак: вроде как жучков завести в муке, насрал - тут и они. Ну, ссучить угловых - их немного. Ведь углов только четыре. А всю зону - как?

    Тут размышления зека прервал старший конвоя:

    - Лицом к стене. Руки на стену! К досмотру!

    Охлопали, ощупали. К важному кому-то...

    Стой, какое к важному? С вещами!

    С вещами - и шмон, как перед выходом за нитку. Это лишь одно может значить. Переводят. Куда? Господи, куда же? Хоть в Аризону, только бы не назад! Не для того же он трюмную воду пил, мореманам за провоз отдал последние зубы золотые - чтобы в родимой итэка срок мотать!

    В приемнике сидельца встретили родные лица: прямо с плаката.

    - С чистой совестью - на волю?

    - В пампасы! Ковбой, гы!

    - Целый самолет за тобой пригнали. Гордись, гражданин... Гражданинчик, тля!

    - Сержант, разго-ово-о-орчики о-отставить! До-окументы на заключенно-ого попро-о-ошу...

    И ведь на инглише базарят, красноперые - а слышится родное вологодское оканье...

    А по-родному выходит жопа. Не та статья у него, чтобы дома ему газеты читали. Сильно не та. Не церемонился он с лошьем - да на то и лох, чтобы приварок был не плох. А как совсем горячо стало, правильный пацан слинял вот за большую воду и сидел себе в уютненькой здешней крытке. Тут крытка такая, что на воле страшнее. Вольняшки кидались друг на друга войнами, а в промежутках героически отстраивали порушенное, зарабатывали себе инвалидность на дезактивациях, бились колами за озеро с чистой водой - село на село, как раньше за землю. Ну, и жрали крыс пополам с тараканами, по рецепту еще “сахалинчиков” - один усатый на одну крысу. И при всем при том вольняшки вполне исправно платили налоги - в том числе и на содержание тюрем. На то, чтобы ему - в числе прочих - сиделось не холодно, и чтобы его неотъемлемые права не попирались... Одно слово - пиндосы, Хозяина на них нет.

    Но там, куда его сейчас отвезут, все по-другому.

    И теперь что? Лес валить, рукавички шить?

    Так ведь припомнят ему. Все припомнят. И подвальчик, откуда крики не доносились. И киоски отжатые. И машины сожженные. И много еще такого, чего теперь - по зрелому возрасту - сам он даже чуть стыдился... А там не тут - везде найдут!

    И кинулся было сиделец прямо к двери - ни на что уже не надеясь, просто звериный ужас требовал от организма хоть какого движения, лишь бы скорого! - но вологодский конвой не почетный караул перед Мавзолеем. Эти уж если подымут ножку, так попадут в самое куда требуется.

    Сидельца живо скрутили; оказавшийся в конвое лепила с мерзкой улыбочкой вытащил шприц. Пендосские охранники наклеили фирменно-тошнотворные улыбки: еще одним говнюком на иждивении меньше, что не радоваться?

    Укол подействовал, и возвращаемый на родину зек своими ногами, умиротворенно щурясь на солнышко, зашаркал в распахнутую дверь.

***

    Дверь быстро и плавно распахнулась, едва не ударившись о стену. Ошалело моргая, Егор смотрел, как прихожая родной квартиры наполнилась людьми; впереди всех уверенно вошла белокурая бестия, всего два дня назад виденная им в новостях. Строгий черный костюм, светлые волосы, азиатский разрез глаз на европейском лице; глаза, конечно же, бирюзово-зеленые. Гостья без вопросов направилась в кухню - а прихожую заполнили чернокительные, златорукавные моряки. Среди черных свечой пылала рослая блондинка в темно-вишневом, а уже третьим эшелоном, только головы через дверь всунули - городской камуфляж, опущенные забрала, черные разгрузки да красные нашивки - родной ОМОН, куда же без них... Хоккеист Егор помнил их по матчам, где сине-серые ловко и безжалостно растаскивали драки болельщиков, и сейчас даже поежился.

    Гостья остановилась в двух шагах от входа, где от неожиданности замерли Луиза и вцепившийся в нее парень. Егор заметил, что гостья с трудом удерживается от желания тоже схватить Луизу за руки или в обхват - и неосознанно притянул девушку поближе, как притянул бы сестру, пряча от порыва метели.

    - Доктор наук, профессор императорского университета Токио-три, Акаги Рицко.

    Папа искал в холодильнике нашатырь и не ответил. Дядя Витя выкатил глаза, окончательно превратившись в совенка, и промолчал тоже. Акаги окинула немую сцену взглядом. Не дождавшись ни ответа, ни привета, прищурилась:

    - Бога из машины заказывали?

    Из прихожей протолкалась та самая вишневая свеча - гвардейского роста, тоже светловолосая. Ухмыльнулась:

    - Не скребет - оплачено!

    Солнечный блик от стенки холодильника высветил ветвистый след ожога на правой щеке второй женщины; Луиза остраненно заметила, как здорово сшит по фигуре костюм цвета темной крови, и как точно - самую чуточку повыше колена - выбрана длина простой прямой юбки. Ох, нескоро у нее самой будут ноги и колени не хуже...

    Боже, о чем она думает!

    Луиза посмотрела на Егора виновато. Но тот, как все мужчины, ничего не понял - и ответил идиотской улыбкой, явно довольный, что можно невозбранно потискать девушку, вроде как укрывая от жестокого мира. Вот ведь защитничек, все бы ему приключения!

    На парня посмотрели обе гостьи. Акаги Рицко спросила вполголоса, не поворачивая головы:

    - Ты-то как здесь?

    Рослая поморщилась:

    - Я везла новости от... Ученицы. Твоей. И тут вызов.

    - Ну да, ты ведь... Представься, что ли.

    - Прошу прощения, - обычным голосом сказала тогда рослая. - Корабль Тумана “Владилена”. Но мне привычней, когда меня называют “капитан”. Меня так звали, когда я была человеком.

    Дядя Витя громко хмыкнул.

    - Да-да, - ласково поглядела на него Владилена, - та самая. Первая операция.

    И обе женщины опять уставились на Егора - тот сделал осторожный шаг ближе к середине кухни, увлекая за собой девушку. Хорошо, что проект чешский то ли польский, кухня двенадцать квадратов, есть куда отступать... Егор посмотрел на пол - на желтоватой плитке красноватая точка. Должно быть, мать свеклу варила, да и капнуло... Парень попытался потереть пятнышко носком тапка - но розовая точка переползла на шлепанец.

    Это лазерный целеуказатель.

    Как там говорили Крутые Парни в кино: “По тебе работает снайпер”.

    Настоящий!!!

    Интересно, где сейчас Крыс и вся его дворовая банда? Любители настоящего, чтоб им осьминога в трещину. И кирзачом утрамбовать. До характерного щелчка! Настоящего.

    За спинами женщин в кухню осторожно всунулась пара широких, высоких моряков. Оба немолоды, но без признаков дряхлости, в безукоризненно-строгих кителях, с наглаженными стрелками на брюках, и все рукава в завитушках высоких званий. Кухня сразу сделалась вполовину меньше.

    Правый моряк легонько развел руками, громко прошептал соседу:

    - Так что, товарищ начальник, самоволка - только и всего.

    - Ну и нахер ты мне нужен, если не можешь такое пресекать?

    - Товарищ адмирал, я бы попросил! - правый обиделся. - Моя система ловит мудаков и нарушителей. А тут всего лишь дети хотели пожить нормальной жизнью. И вообще! Вот я в юности встречался с девчонкой, которую родители отдали в пять секций. Типа, ей некогда будет по парням бегать. Так я скажу вам без ложной стыдливости, на предмет скоростного траха в любой позе равных ей не было.

    Позади моряков приглушенно заухали омоновцы, давя неприличное ржание.

    Тут мама, наконец-то, вдохнула нашатыря и села на табуретке прямо. Папа, в свою очередь, выдохнул. Но тоже, вместо вежливого представления, хлопнул глазами на гостей:

    - Доктор Акаги?

    Рицко вздохнула:

    - Как что, так сразу доктор Акаги! Я вам справочник по планете Земля? Это вообще Майя придумала!

    - А... Которая из Туманного Флота? - отмер Егор, сам поразившись, насколько детски-тонкий у него сейчас голосок. Перед Луизой стыдно. - Из последней серии “В гостях у сказки”?

    - Ибуки Майя, которая из НЕРВ, - пояснила Рицко. - Итак, Ромео...

    - Меня Егор зовут.

    Дядя Витя подал папе чайную ложечку с корвалолом. Тот понюхал и всхлипнул от отвращения. Правый моряк, презрительно покривившись, вынул прямо из рукава плоскую белую фляжку, протянул было. Рицко, не оборачиваясь, перехватила эту фляжку и поставила пока на стол - рядом с розовым чайником. Вышло красиво: точки целеуказателей раскрасили белую нержавейку в розовый мелкий горошек, под цвет чайника.

    От папы дядя Витя обернулся к входу, привстал на носки и поверх моряков заглянул в прихожую:

    - ОМОН? Вы же понятия не имеете, как с канмусу обращаться. По привычке завопите: "На пол, руки за голову!" - а девочка с перепугу метаться начнёт.

    Моряки чуть разошлись по сторонам, и Луиза смогла разглядеть бойцов посреди прихожей. Возле той самой, непонятно зачем повешенной, картины.

    - А это и не ОМОН, - сказала девушка. - Это спецгруппа из нашей Школы. Мы с ними тренируемся, так что я хорошо их помню.

    - Что до нашивок, - прибавил правый моряк, - то сами должны понимать. Одно дело, когда по городу бежит ОМОН брать Ваньку-пьяницу, идущего с ружжом освобождать Харбин. И совсем другое, когда спецотряд Школы едет вязать свихнувшуюся канмусу, которая способна от Харбина до Порт-Артура сотворить землю пусту. Зачем лишняя паника? - моряк подмигнул:

    - И так страшно!

    Виктор снова сел на скрипнувшую табуретку, продолжая окидывать всех внимательными любопытными взглядами. Папа все не отходил от мамы, оба молчали. Вошедшие женщины спокойно разглядывали белый потолок и желтоватые плитки пола. Моряк договорил:

    - Настоящий ОМОН внешнее оцепление держит и снайперов прикрывает. Ну, что я вам тут секретный план буду раскрывать. Хотя и вы подписку давали. Вы тоже из спецпроекта, просто не из этого. Да-да, не вскидывайтесь так, Виктор Семенович. С вашими кураторами от “Экрана” мы первым делом связались. Чудный град Владивосток, обычных людей почти не осталось, в кого ни ткни - специально обученный. А то и вовсе особого назначения... Теперь, пожалуйста, присядьте, и пусть профессор дальше скажет.

    - Еще полгода назад я не знала бы, что тут можно сказать. Но сегодня... Благодаря Майе у меня имеется предложение. А у тебя, - Рицко посмотрела на Егора без капли сочувствия, - соответственно, имеется шанс.

    - Шанс на что? - отмер и папа, героически пропихнувший в себя корвалол.

    - Стать с ней вровень, - кивнула на Луизу доктор Акаги. - Что исключит саму проблему. Да и у девочки появляется надежда...

    - Не оставаться вечно девочкой, - хмыкнула Владилена. - А чего вы так вытаращились? Не будь этой проблемы, с чего бы сюда столько всего нагнали?

    Мама приготовилась было сбежать обратно в обморок, но папа не хотел оставаться потом крайним за все, и ловко поднес ей надушенный нашатырем платочек.

    Рицко продолжила:

    - Мы недавно собрали опытную партию “Серафимов”. И пробуем новый ритуал Призыва.

    - А в чем соль? - дядя Витя уже освоился.

    - Все просто, - мило улыбнулась Рицко, едва не уложив маму в обморок снова. - Мы исходили из парадигмы сотрудничества с костюмом. Мы тут за... - доктор наук остановилась, и Владилена вежливо подсказала правильное слово:

    - Затрахались.

    - ...Воевать - все-таки Третья Междумировая, немножко уже надоело. Мы строили костюм канмусу как союзника и помощника. И потому на ритуале Призыва костюм не давал нужного резонанса с мужской психикой. А сейчас мы попробовали другой подход.

    Егор опередил всех:

    - А почему раньше не догадались, если это так просто?

    - Блядь! - ровным тоном сказала доктор наук, профессор императорского университета Токио-три, Акаги Рицко. Видя, что парень так и не выпустил курсантку из рук, Владилена не согласилась:

    - Он заслуживает, самое малое, ответа. И я отвечу. Егор, как по-твоему начался апокалипсис?

    Хоккеист пожал плечами. Владилена хмыкнула:

    - Вот как ты себе это представлял? Просыпаешься такой, а на потолке надпись: “Конец света. Всем выживать!” И ты такой за окно глядь - а там суровые мужики на “уралах” с калашами туда-сюда. И зомби с мутантами вперемешку. Ну просто никогда этого не было - и вот опять?

    Моряки заулыбались. Даже папа выдавил слабенькую улыбку.

    - И ты такой: ага, этого-то я и ждал. Верно? Из-под кровати рюкзак, из шкафа верную “Сайгу”, на плечи горку, на лапки берцы - и начинаем типа выживать?

    Представив себе Егора за процессом одевания, засмеялись решительно все - даже он сам. Подождав, пока люди отсмеются, Владилена сказала:

    - Да мы добрых полтора года тупили: отчего у нас корабли пропадают? На немцев грешили, на штатовцев. Потом нам казалось, что справятся корабли Тумана. Но из ружья можно тигра шлепнуть, комаров так не перебьешь. И мы теряли корабли Тумана, каждый месяц теряли.

    Вступила Рицко:

    - Потом каждая страна пыталась отбиться сама. Чтобы не влезать в долги. В зависимость от соседа или от мощного геополитического блока. Чтобы не признавать слабость. Ну как же - мы Туман победили! А глубинные тем временем жрали. Постройки в море, подводные рудники, совместные проекты, ресурсы, людей и опять же ядра Туманников.

    - А мы выстраивали исландский барраж. Таскали железо и фосфаты с другой стороны земного шара, - пробасил правый моряк. Левый добавил:

    - Налаживали конвойный путь через Ледовитый. Там-то я в тридцать пять годов первую группу получил. Ревматизм.

    Все замолчали. Пятнышки целеуказателей синхронно передвинулись по столу на пол, а потом исчезли вовсе. Сперва Егор этому обрадовался, а потом только сообразил, что теперь эти пятнышки на чьих-то спинах. Доктор Акаги продолжила:

    - В первых опытах Призыва приходили только девушки. И только в какие-то славные, священные для флота места.

    - Севастополь, Кронштадт, Северодвинск? - дядя Витя все-таки потянулся к адмиральской фляжке, и снова Акаги отобрала сосуд, но теперь уже не выпускала из рук. Ответила:

    - Наверное... У нас-то есть храм Ясукуни. Попытки форсировать ритуал Призыва толку не давали. Испытывались разные версии обвески. В среднем, из десяти мужчин-испытателей выживал один. А нормально воспринял костюм единственный из всей серии. Его до сих пор на стендах вертят, даже в море ни разу не выпускали. Все пытаются причину найти. Но ясно, что уникум, а на таком систему не построить.

    - И теперь? - не выдержал папа. Рицко ушла от ответа в объяснение:

    - Все эти сущности - Ангелы, Туманный Флот, теперь вот Глубинные - имеют общее свойство. Вокруг них некая граница, достаточно мощная, чтобы отражать обычные виды оружия. У Ангелов и громадных биороботов проекта EVA имеется АТ-поле. У флота Тумана - поле Клейна. У глубинных облако взвеси. У канмусу аура. Сначала мы столкнулись именно с АТ-полем и долго пытались понять, что же оно такое. Формально АТ-поле - поле абсолютного ужаса, absolute terror. Это наш воплощенный страх перед вторжением чужих в личный мир. Помнится, Ричард Бах писал про такое. Кажется, в книге “Мессия, который не хотел быть Мессией”. Но тогда люди считали это фантастикой. А потом планетарная ноосфера вошла в резонанс - и пожалуйста, Вторая Тридцатилетняя Война. Или Третья Межмировая, как пишут в газетах. В первых двух войнах - что с Ангелами, что с Туманным Флотом - много жертв, но ничего неправильного. В бой все-таки шли мужчины, как и задумано эволюцией.

    - Если он даже уцелеет при этом вашем Призыве... - выделила суть мама. - То лишь для того, чтобы пойти в бой!

    - То есть, даже с новыми костюмами человечество не выигрывает войну, - папа опять накапывал корвалол. - А всего лишь сводит задачу к уже решенной. Только плату за повторное решение все равно придется вносить.

    Дядя Витя пожал плечами:

    - Верно поставленная задача тоже, знаешь ли, дорогого стоит.

    Мама села ровно, уперевшись в холодильник, и поглядела на девушку - Луиза с Егором так и стояли обнявшись посреди кухни, как будто их на балу заморозили, а потом сюда прикатили в коробке.

    - Получается, она чужая для всех, - медленно сказала мама. - Опоры у нее нет. Если ты сейчас ее поманишь, а потом оттолкнешь... Это будет настоящее предательство. Прокляну. Я умею, ты знаешь!

    - Э, - заглотив еще ложку корвалола, папа даже сумел обнять маму, погладить по волосам. - Куда-то... Не туда разговор зашел.

    А Егор подумал, что мама злится и сердится, но как выразить это - не знает. Обычные уловки наподобие обморока с истерикой действуют в других обстоятельствах. А когда по родной кухне пляшут снайперские лазерные указатели, когда вся прихожая забита ОМОНом, когда целых две аватары Тумана косятся на недомытые тарелки в раковине... Наконец, когда сына практически под танки гонят... Кто пережил, тот поймет - а кто не пережил, тот не судья.

    Что бы он сейчас ни решил, это последние минуты обычной жизни. Неизвестно, что дальше - но точно, не как раньше.

    В конце-то концов, можно и в самом деле отказаться. Оно хоть и похоже на кино... Только Егор ведь ни разу не Крутой Парень, чтобы хлопнуться с крыши на бетон, а потом резво подскочить и бежать превозмогать следующего. Если хоккей чему Егора и научил, так пониманию собственного предела сил. Коньки не обдуришь: криво встанешь - упадешь непременно. А уж если упадешь, то не встанешь!

    И тогда мама плакать будет по-настоящему. Любишь маму? Просто скажи: не пойду. Ведь не зря же учат: человек должен иметь силы сказать “нет”. Вот и применить бы знание, проявить стойкость!

    Парень обвел глазами шкафчики с мытыми тарелочками за стеклом. Все привычное. Свое. Сделай шаг - и жизнь превратится в раздевалку хоккейного клуба. С идиотскими шутками товарищей, которые и рады бы шутить поумнее - но не положено, хоккеисты же. Положено быть крутым и через соплю плевать. И шкафчики вокруг будут все казенные, металлические, обшарпаные, и комнаты на двоих-четверых, неуютные; и собственного своего места только мешочек на шее. У верующих с крестиком либо иконой, у прочих с фотографией... Даже вздрогнул Егор, до того ему на казенные харчи не захотелось. Дома, конечно, с Алиской делиться приходится, и маму слушаться, и папа вроде как главный - но все-таки дома от него хоть чего-то зависит, его хоть кто-нибудь слушает!

    Ну так и не меняй дом на интернат, в чем проблема?

    В том, что Луиза останется совсем одна. Как раз в этом самом интернате. Не во Францию же возвращаться ей - там вот-вот начнут швыряться тактическими зарядами, как в последнем Индо-Пакистанском инциденте. Именно последнем, потому как после него Пакистан и кончился. Да и от Индии осталось не так, чтобы очень уж много.

    Егор посмотрел на розовый огонек. Огонек полз по руке, вот исчез - а, это же он теперь у Луизы на спине. Тоже складно: в цвет волос, разве что лазер поярче будет. Ну да - девчонку снайпера и пасут. А то вдруг психанет канмусу, да как пойдет всех рвать направо и налево... И стволы там, наверняка, самые что ни на есть мужские. Четырнадцать миллиметров, или вовсе двадцать. Мелочевкой пять-сорок-пять взбесившуюся канмусу хрен остановишь.

    А ведь мама говорила... Как же она говорила?

    “Не восхищайся войной. Не хвали войну. Не радуйся оружию. Не пускай слюну на девочек с пушками. А то ведь сбудется мечта, и тогда что?“

    Вот мечта и сбылась. Вот и девушка настоящая. Такой точно ни у кого нет: что там в школе, на всей планете нет! Вот участие в самой настоящей спецоперации - а что не с той стороны от мушки, так просто мечту точнее формулировать надо!

    И целых две русалки тут. Вон, саму Акаги можно за ягодицы потрогать. Если, конечно, пощечину переживешь потом...

    Просрать это все проще некуда. Достаточно всего лишь отказаться - пусть случай дальше летит; кто-нибудь рискнет подставиться под него... Подождав, пока тень переплета слезет с края сахарницы, Егор передвинулся между окном и девушкой, собрав на себя все розовые пятна - и тогда только сумел выговорить:

    - Согласен. Я согласен пройти Призыв.

    И вот сейчас голос у него звучал как надо - не стыдно Крыса нахрен послать!

    Акаги вернула флягу правому моряку. Тот ловко убрал ее в недра черного кителя и будничным тоном поинтересовался:

    - А когда вся эта... Проба с мальчиками?

    - Приблизительно к зиме, - ответила Рицко.

    - Тогда пусть они спокойно встречаются, - махнул рукой начальник Школы. - Если не поссорятся за это время - там и посмотрим. Только, Луиза. Парня будешь предъявлять под роспись. Живым взяла - здоровым вернула. На этих условиях встречайтесь. Тоже эксперимент. А сейчас прощайтесь - и на занятия. Сдается мне, на сегодня вам впечатлений хватит. И, как бы это выразиться точнее - нам, пожалуй, тоже.

    Адмирал решительно развернулся и вышел; вслед за ним вышел второй моряк, четко кивнув на прощание. Владилена глубоко выдохнула:

    - Егор. Не знаю, зачем тебе моя благодарность... Но - спасибо.

    И тоже вышла, вытолкав перед собой моряков, а перед теми - ОМОН.

    Доктор Акаги улыбнулась:

    - Всего наилучшего, Ромео.

    - Меня Егор зовут!

    - Луиза, всего наилучшего, - русалка сделала первый за все время жест: поправила волосы. И тоже двинулась в прихожую, а оттуда вниз по лестнице во двор.

    Во дворе на качелях рядом сидели контр-адмирал, начальник Владивостокской Школы - и его зам по безопасности, капитан первого ранга. К фляжке они успели приложиться по разу и теперь щедро предлагали ее всем желающим: не чтоб нажраться, а чтобы привести в норму сердечный ритм. За окнами торчали жители дома. Снятые с постов снайпера кучковались у белого фургончика, под надписью: “Служба земельного кадастра”, бережно грузя в фургон длинные черные упаковки. Люди в штатском тоненьким ручейком тянулись из подъезда к машинам - обычным легковушкам разной степени потертости, чтобы не выделяться в потоке. ОМОН по привычке встал в три шеренги, потом сообразил, что дело, в общем-то, закончено - и тоже разбился на кучки по двое-трое, причем ни в одной не было курящих, чем дальневосточный ОМОН сильно гордился. Так что табаком там не пахло: пахло мерзлой сырой землей, растертым снегом, бензином и соляркой из машин.

    От стены отделилась светловолосая синеглазка в серебристом пуховике, модных желтых ботинках:

    - Акаги?

    Рицко успокоительно повела рукой:

    - Все отлично, Габри. Все хорошо. Договорились.

    Моряки слезли с заскрипевших качелей, подошли, козырнули. Начальник Школы заговорил:

    - Акаги-химе-сама, не знаю, как там планета - Школа Владивостока у вас в долгу.

    - Пустое. Мы не стали пугать их, не загоняли в угол - вот потому они не стали щетиниться в ответ. А люди с людьми договорятся быстро.

    - Кхм! Кхм! - адмирал поперхнулся. Люди? Канмусу из Школы, две русалки, Валькирия... Только ведь не поспоришь: люди. Моряк повернулся:

    - Акаги-ками-сама... Разрешите вопрос.

    - Пожалуйста, просто Акаги. Акаги-сама, если уж вам невтерпеж. Спрашивайте.

    - Акаги-сама, вы не могли бы пояснить... Просто, нам для себя понять. Почему такая вообще истерика? Чисто психологически мы уже сколько лет, как согласились посылать на войну детей. Да еще и девочек. Чего нас теперь-то корежит? Откуда эти сопли с сахаром и пена из ушей?

    Рицко посмотрела на собравшихся полукругом участников операции: все заинтересованно внимали. Доктор Акаги подошла к фургончику “геодезистов” и взяла оттуда разграфленную мерную рейку, с которой - и теодолитом, естественно - таскалось наружное наблюдение, когда за кем-то требовалось проследить через оптику.

    Вернувшись к зрителям, Акаги подняла рейку:

    - Масштаб такой: один миллиметр - одна тысяча лет. Наглядно?

    - Так точно!

    - Рейка два метра... Два миллиона лет развития хомо сапиенс. Как вы понимаете - без особой точности, ученые там спорят - сто тысяч лет сюда, сто тысяч туда. Но средняя цифра - два миллиона лет, примерно тогда наш предок отделился от обезъян. Все это время в человеке складывались рефлексы, которые, собственно, составляют сегодня наше подсознание. Понятно?

    - Пока да, - ответили в первом ряду.

    - Теперь вот...

    Акаги взяла у ближайшего курильщика коробок спичек, повертела в пальцах:

    - Пять сантиметров - это полсотни тысяч лет развития кроманьонцев. Это сказки, песни, мифы, легенды, боги, языки, диалекты, обряды, обычаи. Племенные, родовые, гаремы, матриархат, затонувшая Атлантида, гомеровская Троя, египетские пирамиды - все здесь!

    Поставив рейку на ровный верх бордюра, Рицко с нечеловеческой аккуратностью придала ей вертикальное положение.

    - Ветра нет, постоит.

    Вытряхнула из коробка спичку - и отломила спичечную головку. Коробок Акаги столь же аккуратно поставила на рейку.

    - Видите спичечную головку в моих пальцах?

    - Не особенно.

    - А ведь эти пять-шесть миллиметров - вся наша письменная история. Фараоны, Урарту, Аркаим, Синташта, Вавилон, Иерусалим, Греция, Рим, пирамиды Майя, кельты с друидами, Зевс, Один, Перун, Иегова, Христос, Аллах, Аматэрасу и Будда... Дедушка Фрейд, Милгрем и Джон Лири со своим ЛСД...

    Затаив дыхание, Рицко опустила крошку поверх спичечного коробка.

    - А теперь все могут видеть мощность науки психологии - и мощность противостоящего ей подсознания. Ведь это наше подсознание говорит: кто должен идти на войну - а кто стеречь огонь в пещере. Все умствования по этому поводу - это уже сильно позже по оси времени. В рамках вот спичечной головки.

    Люди посмотрели на рейку. Пять кроманьонских сантиметров на двухметровом фундаменте подсознания выглядели... Жалко. Но спичечный коробок хотя бы можно было разглядеть!

    - Пермяк - соленые уши, - сказал кто-то в задних рядах. - Ты говорил, что психологией можно инстинкты побороть? Иди, побеждай.

    Адмирал хлопнул в ладоши:

    - Смирно! Равнение н-на... Акаги! Доктор Акаги, наша искренняя благодарность!

    Доктор Акаги поклонилась в ответ и подошла к Валькирии:

    - Ну, а теперь ходу, пока не началось.

    И прямо посреди квадрата девятиэтажек проявилось отбросившее маскировку серебристое веретено Валькирии - точь-в-точь “Королева Солнца” из книжки Нортон. По трапу Акаги с Владиленой и Габри поднялись наверх; захлопнулся овальный люк - и ракета с красивым киношным выхлопом, небольшим и неопасным, почти беззвучно, ушла в небо.

    - Выпендриваешься, Габри.

    - Это я от облегчения, Балалайка-сама. Что вмешиваться не пришлось. Что все закончилось хорошо!

    Наружники забрали рейку, ловко подхватив упавший коробок. Головка от спички улетела в снег - никто не заметил, куда. Уже через пять минут колодец двора опустел, и младшая сестра Егора, возвращаясь из обычной средней школы, никого не застала - кроме только брата у подъезда. Еще и с девчонкой. Ишь ты, волосы выкрасила, и уже к брату лезет! Алиса чуть было не бросилась к ним - но котенок в корзинке запротестовал:

    - Алиса! Ну невежливо же, что ты, как пятимесячная!

    Алиса посмотрела на говорящего зверька, которого носила в школу похвастаться. Возразить не успела: дворовые подружки бросились к ней, наперебой рассказывая такие страсти, что уши развесили как в корзинке, так и вокруг нее.

    - Миэх! - котенок запрыгал по красной подушечке, - вот бы про это песню... А я только сказки рассказывать умею!

    - Ничего, - крашеная уже отклеилась от Егора и тоже подошла к стайке первоклассниц. Подошла, впрочем, не слишком близко: небось, чуяла, что могут повыдергать розовые патлы.

    - Алиса?

    - Да... А вы меня знаете?

    Луиза хмыкнула. Не объяснять же мелкой, что котенка, вообще-то, Егор подарил ей!

    - Ты сестра Егора.

    - А ты его девушка? Ой...

    - И что? Нельзя?

    Сестра собралась было так и сказать, да крашеная вздохнула до того печально, что Алисе даже язвить расхотелось.

    - Погладь кота, - Луиза набросила капюшон форменного пуховика на вызывающе-розовые волосы. - Мне вот нельзя, а тебе легко. Пожалуйста, погладь кота!

    Плотная бумага, ровные строчки - аккуратный почерк девочки-отличницы. Ни подписи, ни приветствия - а Егору и не надо.

    “Я живая, но не скажу, что со мной все хорошо. Мне так страшно, что я сама не понимаю, как не забыла дышать. Если я вернусь, то ни в чем, ни в чем! Не буду с тобой спорить!”

    Егор сложил письмо и сунул в маленький кисет на шее - единственное, что у него было своего. Все остальное выдали от казны: кровать в кубрике, металлический шкаф для вещей и ключ к нему, форму-белье, берет-портянки, подсумки-разгрузки, сапоги знаменитые - даже не кирзовые! - кожаные, офицерские. И безо всякой присяги, в первый же вечер выдали автомат с четырьмя магазинами. Только без ремня; капитан так и сказал стриженной лопоухой шеренге:

    - Чада Атрея и чернокерзовые мужи-ахейцы! Либо сжимайте покрепче оружие ваше - либо сожмут вас гробовые доски!

    Егор покосился на свой тощенький бицепс - и хмыкнул. Уж мужи так мужи, аккурат в троянского коня запихивать. Сорок парней от пятнадцати до девятнадцати, тщательно скрывающих страх за нахальством. Десять сержантов-контрактников, по два на кубрик. И командир отряда - целый капитан, любитель оригинальных переводов с древнегреческого.

    Но вот оружие прямо с порога в руки - это Егора определенно порадовало. Внушило надежду, что в этой армии с автоматом больше времени пройдет, чем с метлой-лопатой. Надежда окрепла, когда в расположении указали открытый короб (да, тот самый знаменитый цинк, про который Егор в боевиках читал):

    - Патроны берите, кто сколько хочет. Пристрелка оружия завтра, кто руководство не выучит - будет молча завидовать стреляющим. А перебьете друг друга - сэру Чарльзу Дарвину на том свете кланяйтесь. Он как раз переходное звено ищет, от обезъяны к долбоклюям!

    Стрелять начали не “три патрона в месяц, девять за всю службу” - а тридцать патронов ежедневно. По средам так и вовсе до полного остекленения: стоя, лежа, с ходу, в дыму, по пояс в воде, в обвязке со стены, под грохот взрывпакетов... Уже через месяц вид настоящего ствола вызывал не щенячий восторг, а глухую тоску: чистить же!!! Чистили каждый свое оружие, за единственным исключением: худшему стрелку дня доставался в довесок автомат лучшего.

    Лучше всех стрелял Крыс. Да, Крыс! Тот самый, из “круглого двора”, Первомайского района. Егор увидел его в первый же день - застыл столбом, и поднос чуть не выронил.

    - Чего пыришься? - буркнул атаман “Первой майки”. - По-твоему, я совсем дурак, даже в армию не гожусь?

    - А...

    - Андрей меня звать, кстати. И двигайся уже, у тебя сейчас борщ польется.

    Сели за один стол - Егор все глазами хлопал. Андрей, оказавшийся Крысом - то есть, наоборот! - посмотрел на собеседника:

    - Да екарный бабай, отмерзай уже! Чего ты удивился так?

    Егор помешал сметану - оказывается, тут и кормят не так страшно, как рассказывали. Не нашел, что сказать и вздохнул. Андрей вздохнул тоже:

    - Увидел, какие к вам гости ходят, и понял: или я рискну - или до конца жизни гайки точить.

    - Зато не убьют, - негромко высказал тайный страх Егор. Собеседник хмыкнул:

    - Дай-ка я тебя тоже удивлю, умник.

    Из внутреннего кармана кителя Крыс вытащил маленькую книжечку, перелистал и прочитал с выражением:

    - В Первую мировую войну среди погибших насчитывалось девять десятых военных и одна десятая гражданских лиц. Во Вторую мировую войну погибло поровну военных и гражданских лиц. Завершился двадцатый век бомбардировками Югославии, во время которых погибло девяносто процентов мирных жителей и всего десять процентов военнослужащих.

    Посмотрел на Егора, наставительно поднял палец:

    - Новое тысячелетие открылось войной в Ираке. Точных статистических данных о жертвах нет, но все сходятся на том, что соотношение погибших мирных жителей к погибшим военным составляет пятьдесят к одному. Служба в армии – твой шанс выжить в грядущей войне!

    Андрей убрал записную книжку и принялся за еду, Егор тоже. Выходя из столовой, Крыс повертел головой:

    - Вам про костюмы доводили? Ну, про новый подход?

    Егор кивнул:

    - Или ты, или тебя. Инструктор говорил, раньше было не так. Для своих старались все получше сделать. Удобно, надежно. Без внезапных заскоков.

    Андрей добавил, тоже негромко:

    - Ты не бойся. Уже результаты есть по первой волне. Я узнавал, говорят - главное, не испугаться.

    Егор стиснул зубы, как-то вдруг ощутив, что Андрей и правда старше на целых два года. Крыс же с недоумением пожал плечами:

    - Меня только одно удивляет. Чего раньше не догадались, если это так просто.

    - А вот это я как раз и спрашивал. У тех самых гостей.

    - И?

    Егор махнул рукой. Андрей покривился:

    - Ну, понятно. Все в масштабах страны. Планетарно все, глобально. Про мелочь вроде нас кто же подумает...

    И вот вышел Андрей в лучшие стрелки, так что чистить собственный автомат ему почти не приходилось. Ясное дело, нравилось это не всем; но едва коренастый челябинец по кличке Болт затеял разборку - налетели “одуванчики” и живо разъяснили: флотский штрафбат не в земле, на воде окопы копает. Отставить ржать! У воды есть второе агрегатное состояние, это лед. Где у нас много льда? Кто намек не понял, шаг вперед: вас ждет гостеприимный солнечный Таймыр!

    Одуванчиками тут называли сержантов. На каждых восьмерых курсантов их приходилось двое. Каждую ночь двое-трое сержантов дежурили в расположении, и потому никакая параллельная власть мимо них в отряде образоваться не могла. Сержанты все были мужики-контрактники, чуть ли не тридцати лет. Многие женатые - а седые все. Кто по вискам, кто и полностью - в сочетании с короткой стрижкой смотрелись форменными серебристыми одуванчиками. Учили быстро и просто: после инструкций, написанных непонятно кем и для кого, четкие пояснения сержантов любую загадку превращали в удивительно красивую техническую находку... И ведь хотел Егор в авиаконструкторы, Кербером зачитывался - а теперь, получается, вместе с формой мечту казенную выдали?

    Вокруг шеи свежий подворотничок, вокруг подворотничка воротник пятнистого кителя. Ниже кителя штаны, ниже штанов знаменитые сапоги. На флоте раньше ботинки выдавали - а теперь бери, что есть, да скажи спасибо за удачно найденный размер. В кирзовых набултыхался бы... Сапоги стоят на сером бетоне, да и вокруг бетон, только что лавка строгаными досками выстлана. Коридор гулкий, широкий - практически пустой. Желтые лакированные сиденья, да салатово-зеленые холодные шкафчики с личными номерами, да белые квадраты светильников на потолке. По левую руку в конце коридора стальная гермодверь - оттуда Егор вышел. По правую руку, в точно таком же конце коридора - точно такая же дверь, и над ней красный прямоугольник с буквами мерцает. “Не входить! Идет испытание!”

    Туда Егору скоро идти.

    Впрочем, он все еще может отказаться. Тут нарочно коридор пустой. Нет никого. Никто не осудит, не засмеет. Говорил капитан - девушки-канмусу могут уйти в любой момент, пока Позывной не получили. Для них этот чертов коридор долго тянется, мужикам хотя бы в этом проще... Решил - не сворачивай.

    Егор потрогал письмо в кисете и вздохнул. Ответ писал пять раз. Комкал и тщательно рвал, на мелкие клочки. Вот уже и домой съездил, в первое увольнение. Алиска им гордилась, все три дня дальше полушага не отходила. И не остался, вернулся на базу - этим гордился уже сам Егор; он-то знал, до чего страшно шагнуть на ступеньки вагона... А вот письмо - так и не написал. Все записки мелкие, все отговорки занятостью - правда, гоняли тут плотно. Только это же не причина!

    Заметил капитан Егоровы терзания, отозвал в сторонку и на два счета расколол. Покачал рыжей бородой: общая для мужчин проблема. Некоторым легче сделать, нежели сказать. А у некоторых весь пар в свисток. Из которых будешь? Так я и думал. Не можешь длинно, пиши коротко, лишь бы почаще. И не спросил, кому письмо; ну да Егору хоть об этом хватило ума промолчать.

    Мама с папой, может, и плачут - а все равно согласились, что выбор был правильный. Не в том смысле, что выгодный или удачный - а в том, что любой другой был бы хуже. Теперь не расплескать бы этот выбор до самого конца, не опозориться бы... Никто, решительно никто! Не запрещает по сигналу пойти не направо - налево. Сейчас еще можно дать слабину. Никто тебя не увидит, никто тебя не осудит, никто не засмеется.

    Разве что ты сам будешь чувствовать себя говном. Вот интересно, кто коридор этот Прямой Кишкой окрестил - отказник, выходит?

    Красный транспарант замигал и погас. Егор напрягся.

    Мечта или не мечта - а судьбу табельную получи, распишись, да не про... Не утрать по пути, потом же на склад сдавать.

    Зеленый... Зеленый!!!

    - Н-ну п-пошли...

***

    - Пошли вниз, тут не Сиэтл.

    - Еще пару минут, чистым воздухом подышать. Не беспокойся, флагман, ревун все услышат.

    За отходящим конвоем - зеленый утюжок острова Оаху в низкой короне белых столбиков-айсбергов. Перед конвоем - небо синее, море бирюзовое и редкий по теперешним временам южный ветер.

    - Вот хватает же им смелости ждать своей судьбы на клочке камня посреди океана!

    Остров Оаху выдержал удар Ото-химе; остатки ее северной армии где-то сравнительно неподалеку, милях в сорока южнее, у верхушки вулкана Мауна-Кеа. Отброшенная армия все еще велика, больше любой местной стаи. Но занята покамест наказанием невиновных и награждением непричастных. Так что медицинские материалы вполне можно везти на Токио.

    И вот конвой выходит.

    Конвой состоит из единственного грузовика - “Фьярдвагена”, и той же эскадры, что вела его в Сиэтл - все до единого корабли Тумана. Флагман - линкор “Нагато”. В авангарде легкий крейсер “Носира” и два эсминца. В каждом дозоре принцип тот же: легкий крейсер и эсминцы. Справа “Яхаги” с эсминцем, слева “Сакаво” с эсминцем же, и в замыкании “Агано” - уже с двумя эсминцами, потопленный “Харукадзе” восстановили, пока конвой шел до Сиэтла и назад. Туманник восстановить несложно: ядро подобрать успели, а “серебряную пыль” в Гонолулу целый завод производит. Несколько дней в прохладной тишине громадного дока - и ядро вырастило вокруг себя новый эсминец, нисколько не хуже прежнего. А флагман тем временем заново рассчитала для него аватару. Так что “Харукадзе” бодро движется в замыкании конвоя, а его аватара машет рукой девушкам на палубе “Летящего Феникса”.

    Девушки не торопятся уходить с палубы.

    - А прикинь, мы-то как раз и могли бы заниматься танководством!

    - И перевернуться в танке нам не страшно.

    - Точно! И каток “Пантеры” менять вполне по силам.

    - Ага, и голой жопой в снег тоже?

    - Зато у нас школоносец уже в наличии. Даже прямо так и называется.

    Школоносец “Летящий Феникс” плавно занимает место в ордере. Под конвоем выстраиваются четыре подводные лодки. Девушки в форменках смотрят на счетчики взвеси - и понемногу, с очевидным сожалением, покидают палубу школоносца, уходя в герметичные отсеки с трижды очищенным воздухом.

    - ...А самое главное - это же игра. Проигрыш в ней ничего страшного не означает. Можно болеть за любую команду, совершенно не переживая о судьбе проигравших.

***

    Проигравших стая рвет в клочья. Тут глубинные забывают, что стрелять они умеют не хуже береговых; что взвесь позволяет вылепить заряд приличной силы; что существует на свете тактика и что завтра тоже будет день - все тонет в черно-багровом. Вбиваются клыки, смыкаются клешни, зубы пробивают кожу и чешую, кольчатые хлысты рассекают одинаково мягкие глаза и упругий хитин, и долго потом блестят на волнах разводы взвеси.

    Хранительница довольно потянулась, припомнив ловкое избавление от соперниц. Мир довольно прост - и зря береговые делают вид, что у них не так. Впрочем, чего и ждать от существ, дышащих воздухом. Плотность воздуха никакая, вырастить из него ничего нельзя - как они живут, убогие? И ведь не просто живут, металлы ухитряются добывать... Металл в океане ценность; металл - путь к почету.

    Самое почетное место - при раковине повелительницы стаи. Береговые зовут повелительницу “химе” - принцесса. Принцессой можно только родиться. А вот сделаться хранительницей ложа принцессы может любая, у кого сил хватит. Всего только победить всех соперниц. Правда, потом до конца жизни приходится спать в пол-уха: молодых много, а место Хранительницы одно... Вот, кстати. Если бы химе прислушалась к добрым советам, и приказала бы завести не одну Хранительницу, а хотя бы десяток? Во-первых, интриговать будут не только против единственной Хранительницы, а вдесятером с наглой молодежью бороться все-таки легче. Во-вторых, нахальной смене будет куда расти. Сейчас получается лишний расход Старших особей в схватке за высшую должность. Выигрывает одна-единственная - а проигравших стая рвет в клочья!

    Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Хранительница приказала всплытие. Лично для нее самое приятное было путешествовать под поверхностью воды, в просвеченном золотыми лучами живом тепле. Ну и дозорных наверх надо время от времени выгонять - мало ли чего! Береговые хитрые! А уж твари, с которыми береговые связались - те совсем за кромкой, и потому непредсказуемы.

    У береговых есть огонек. У глубинных тоже имеется огонь, и потому они чуть-чуть понимают береговых. И могут немного предвидеть, куда береговые погонят громадные лоханки, набитые чистейшими металлами и вкуснейшими полимерами. Увы, у лоханок обжигающие сердца, и добывать их весьма непросто. Хранительница выскочила из воды, огляделась: никого и ничего, только взвесь поблескивает на волнах. Солнце теплое, волны невысокие. Хранительница потянулась: драконье тело завилось в спираль, разбрызгивая пену на все стороны.

    Ну что ж, твари! Нашлась и на вас управа. Вот ваши сердца: измерены, взвешены и отданы Ото-химе. А уж дочь Морского Царя найдет применение шестнадцати ядрам!

    И кстати - намек Ото-химе поймет с полуслова. Стая, способная победить конвой из шестнадцати кораблей Тумана - не игрушка даже для владычицы морской. Такую стаю не подомнешь мимоходом, с такой стаей надо уже договариваться.

    Хранительница повторяла доводы сотни раз - да уж больно те приятно звучали, чтобы надоесть. Победу в самом деле ничего не заменит. Ото-химе сильна - но Север ей не уступит!

    Хранительница подбросила алюминиевый бак - сердца тварей загремели о стенки, защелкали друг о друга. Глубинная осмотрела внешний слой взвеси, блокирующий радиоволны. Повреждений не было; пленные ядра никак не могли бы позвать на помощь. Тогда хранительница довольно улыбнулась.

    Они проиграли!

***

    - ...А проигравших порвут на ленточки уже без нас. Сэр, я не понимаю, отчего вы так упорно не соглашаетесь еще немного нажать на медведя. Почему не добить его? Татарстан почти отвалился, муфтий уже сделал заявление. Якутия провозгласила независимость, или вот-вот сделает это. Ввести войска русские могут и туда, и туда. Но это второй Афганистан, только в тайге. Мы упустим шанс. И мы проиграем. А проигравших...

    - Фиори, я был вроде вас пять лет назад. Я точно так же подбирал обоснования, считал вероятности. И шеф точно так же спускал в унитаз выверенные до запятой планы, как сегодня это сделал я. И никогда ничего не объяснял. Мальчика-инициативника можно было на этом и послать. Девочку... Теперь уже и на столе не трахнешь, харрасмент пришьют. Не опускайте глазки, вы же сами несли эту херню про меня позавчера в курилке.

    - Сэр, прошу прощения, немного увлекся. Завернул для красоты фразы. Все мы люди. Сэр.

    - Уже нет, Фиори. Уже нет. На планете кроме людей, как минимум, три разумных вида. С которыми хомо сапиенс сапиенс не может иметь общего потомства. Ватикан пока что думает над нашим запросом. Ребе, как самые умные, спихивают друг на друга. Буддистам просто похер. Даже не ответили. Мекка написала ехидно: мы вас полста лет как прокляли, чего вам еще?

    - Сэр. А почему вы вообще обратились к священникам?

    - Цивилизация планеты Земля имеет два способа познания мира. Наука и религия. Наука не то, чтобы молчит - напротив, она требует во весь голос: денег, денег, денег! Редких материалов, тонкой аппаратуры, миллионов обученных людей... А вот объяснить происходящее не спешит. Клирики же... Фиори, вы можете веровать, или не веровать, ваше дело. Но как разведчик, вы обязаны понимать, что хватает людей, способных в надежде на жизнь вечную, на райские сады с гуриями, бестрепетно направить самолет в любую цель.

    - Сэр. Мусульманские фанатики...

    - Не только мусульманские. Совсем недавно ниггеры грабили часовню на Манхеттене, в туристической части, где дайвинг среди затонувших небоскребов. Там был такой толстяк-итальянец. Он безропотно расстался с кошельком, часами, даже с одеждой. Но, когда попытались образок сорвать с цепочки, этот ваш земляк со связанными руками перекусил ближайшему негру шею. Знаете, как в кино изображают укус вампира? Не спереди, как собака - а сбоку, в основание шеи. Пристрелили, разумеется - но укушенному это не помогло.

    Фиори перекрестился:

    - Упокой, Господи, его душу.

    Джеймс покачал головой.

    - Мясо на крестовый поход Рим наберет без особенных проблем и весьма дешево. Войны, постоянные перевороты в мировом сознании. Очевидная неспособность науки обосновать их. Общее ощущение происходящего конца света. Все вместе обращает людей к богу - больше никто не в силах ни помочь, ни хотя бы утешить.

    - Сэр. Вы перечислили католиков, иудеев, буддистов. А схизматики? Пять лет назад они так трогательно спелись с Римом, в один голос анафемствуя Гавайский госпиталь. Что говорит патриарх?

    - Патриарх не может ничего сказать, Фиори. Русские застегнули ему на горле часы. Патриарх от этого посинел и умер, и нового что-то не находится. От нехватки пищи духовной - пищи телесной у них там постоянно нехватка, они привыкли - в России возникло “состояние, близкое к недовольству”.

    - Сэр. Там самые настоящие погромы!

    - Что и натолкнуло вас на мысль раскачать ситуацию до гражданской войны. Со всеми этими отделениями, провозглашениями... Верно?

    - Глупо отрицать очевидное.

    - Что ж, Фиори. Я поступлю не как мой начальник. И буду надеяться, что вы окажетесь умнее меня тогдашнего. Я расскажу вам... Историю. Но четверть часа вам придется на меня потратить.

    - Сэр, я слушаю.

    - В Сиэтле мы возили девочку на каток, помните?

    - Еще бы! Двенадцать миллионов скачиваний, сервер лежит второй месяц.

    - Она тоже результат нашей политики. Один из. Помните херстовское соглашение о рекламе?

    - Не использовать в рекламе детей, инвалидов, больных и страдающих людей?

    - Верно. Не спекулировать на безусловных рефлексах. На желании помочь и защитить. И вот господь бог - или какая там еще сука создала эту гребаную вселенную! - посылает нам врага, бороться с которым только дети и могут. Все рефлексы биологически здорового, полноценного мужчины встают выше хера! Где тут здравый смысл? Остановите Землю, я сойду!

    Но это лирика. А результат вот. Ролик скачивают в России тоже. Девочка из ролика пошла с конвоем обратно. Не осталась у нас, не выбрала свободу! На этом фоне удачный переход ее соратницы никто даже не заметил. Русские даже обязательную ноту не прислали. Фиори, черт бы меня драл! Почему?! Чем они гордятся? За весь двадцатый век у них только война с наци, да Гагарин.

    - А за двадцать первый?

    - А за двадцать первый прибавилась ощутимая ненависть к нам. Не та, что пытались пропагандировать большевики - а осознанная, созданная нами же.

    - Сэр?

    - В девяносто первом “союз нерушимый” издох, как обосравшийся дракон. Россия разоружилась, порезала на металл танки, разогнала инженеров. Попросилась в НАТО. Мы пустили ее? Мы дали ей хоть цент? В то же время Китай раздавил танками студенческое выступление на площади Тяньаньмэнь. Но мы закрыли на это глаза. Мы подарили Красному Китаю Тайвань - точно так же, как Чемберлен отдал Чехословакию. Мы вывезли в Китай все свои заводы. Мы передали узкоглазым технологии де-факто. Мы выучили класс рабочих в Китае. И не потребовали от Китая забыть про компартию. Ни разу! Тогда русские впервые почесали затылки.

    Фиори поднял бровь, но промолчал.

    - ...Потом Россия попыталась развязать давно назревшие узлы с русскоязычными регионами в составе других стран. Присоединила Абхазию, Крым, чего-то там еще. Насрать на нужды абхазцев - Россия пыталась вести какую-то свою политику. Это было не в наших интересах, и мы, естественно, это пресекли. Ничего личного, чистый бизнес. И русские это поняли! Они поняли, что все слова про демократию ложь. Что народ ничего не решает и у нас. Что большинство наших граждан точно такие же платежеспособные растения. Но, поскольку это мы были у русских границ, а не они у наших - никакого паритета. Мы приставили нож к их горлу, разместили базы в Эстонии, Казахстане. Вытерли о них ноги. Окей, двадцать лет мы наслаждались Pax Americana и ржали над пьяным Ельциным. Теперь нам всего лишь предъявили счета к оплате.

    Джеймс посмотрел на заместителя. Фиори отвернулся и принялся разглядывать картины авангардистов по стенам кабинета. Начальник продолжил:

    - ... В шестидесятые годы русские хиппи называли друг друга: “чувак”. То бишь - “человек, уважающий великую американскую культуру”. Они хотели быть нами. Быть как мы. А потом границы рухнули, и русские увидели эту культуру. И ощутили на себе. И теперь мы - “пиндосы”. Мы бомбим Ливию - это окей, хотя мы при этом свергли законно избранного Каддафи. Русские чего-то там бомбят в Сирии - это не окей, хотя их туда позвал законно избранный Асад. Мудаки что Асад, что Каддафи, но в отношении одного мы требуем законности, а в отношении второго сами ее нарушаем. Кто же нам после этого поверит? Что из лиц, принимающих решения, что из плебса - любой может сказать: “Вот, мы разоружились перед западом. И что?”

    Заместитель пожал плечами:

    - В самом деле, и что?

    Джеймс отвернулся к окну, поглядел на ухоженные кусты за ним, на ровные дорожки.

    - Русские честно попробовали, вывернулись наизнанку, двадцать лет жгли партбилеты - а мы пошли сосаться с Китаем. Который для нас не поступился ни граммом из своего коммунизма! Я не спрашиваю, какой вывод сделали русские. Я спрашиваю, Фиори, какой вывод сделали бы вы сами на их месте? Для чистоты восприятия давайте вместо РФ и Китая примем “государство 1” и “государство 2”, как евротолерасты обозначали до войны родителей.

    Фиори побарабанил пальцами по столу:

    - Никогда не думал, что “Европа универсалис” не просто компьютерная игра.

    - Но мало этого. Санкции. Мельдониевые скандалы, особенно мерзкие потому, что наши спортсмены точно так же жрали мельдоний ложками. Какая разница, чем это было оправдано. Лечением после болезни? Но что больному делать на олимпиаде?

    Джеймс остановился, поглядел на заместителя прямо:

    - Вывод такой. Мы показали России на угол vozle parachy, и она это превосходно запомнила. И теперь выросло поколение, на памяти которого все это происходило. Проклятое поколение! Выросло. Выжило в трех войнах. Вошло во власть. В бизнес. Получило рычаги. И смотрит на нас, как на говно.

    В этот раз Фиори глаза не отвел:

    - Тем больше причин задавить медведя сегодня. Завтра это может оказаться вовсе невозможно.

    - Мы не пробиваем лбом стену, мы ее обходим. Если обхода нет, значит, не очень-то и хотелось. А вот русские пойдут напролом. Они уже сегодня живут в аду, и после смерти ничего нового для себя не увидят. Становиться против них лоб в лоб у меня никакого желания нет. На той стороне тоже имеются любители простых решений, и они давно недовольны русским царем за излишнюю мягкость в обращении с “пиндосами”. Ваш план приведет к войне. А война развяжет руки не только нашим “ястребам” - “сталинским соколам” тоже. Вы хотите однажды проснуться в эпицентре? Нет? Почему-то я так и думал... Ищите другой способ, Фиори. Другой подход!

***

    Подходы с левого борта стерегли отряды от первого до пятнадцатого; правая дуга традиционно доставалась шестнадцатым - и выше, до тридцатого. Тридцатый отряд стоял в очереди последним, но пришло и его время. Семь канмусу в обвеске прислонились к решетчатой ферме, оперлись коньками на подножку и с интересом смотрели, как себя поведет новый флагман.

     Нулевая красная осматривала снаряжение отряда - и думала, что, пожалуй, советы Ашигары вполне подходят. “Не пытайся вести себя как Тенрю,” - сказала на прощание русалка. - “Ты все равно не она, и это будет фальшиво. Ты - это ты. Не больше. Но и не меньше!”

    - Отряд!

    - Первая...

    - Вторая...

    - Третья...

    В тактической сети конвоя ничего страшного Нулевая не слышала. Деловитые замечания - кто где что увидел, да кто у кого принял фланг или дозор. После бешеного натиска на Оаху - как после грозы - бурление в море на какое-то время притихло. Впрочем, нарастить численность “собачек” стаям труда не составит; вот с командованием хуже.

    - Четвертая...

    - ... Во бранях светлейший... Пятая...

    - Шестая...

    - ... И се ни щитом, ни бронею... Седьмая...

    Кстати, о командовании. Седьмая - испанская красавица Инес - имела все шансы получить место флагмана. Если бы не впадала в оцепенение при серьезных потерях. До сих пор она не оспаривала приказы Нулевой, и выяснять отношения не лезла... Стоит ли тут поступать, как принято у парней? Ну там - дуэль, схватка, кто сильнее... Или все же попробовать сперва поговорить? Седьмая и сама должна понимать, что не дело флагману торчать бревном посреди боя, всей девятке может выйти боком...

    Еще кстати - нет пока девятки. Всего восемь канмусу в тридцатом подразделении. Четверо новеньких из Ванкуверской Школы - их так и оставили на последний переход в составе Владивостокской. И четверо ветеранов. Под гидрокостюмами все выглядят похожими; под бронестеклами шлемов лица не видны. Как говорила та же Ашигара: “Не тяни кота за пониже хвоста”...

    - Приготовиться! FORWARD!

    Ложемент откинулся - Нулевая впервые в жизни, страшно боясь опозориться, прыгнула на волны прямо с борта. Этому ее тоже русалка научила. Прыгать с движущейся платформы надо задом и назад; ни в коем случае не сгибаться, не касаться поверхности руками - сразу начинай ногами работать, ноги вынесут. Лучше всего стать на попутный гребень и катиться вместе с ним... Вот так!

    Уф! Кажется, получилось!

    - Пошли!

    Пошли на северную сторону, вправо по движению конвоя. Вокруг продолжались воды Ото-химе, и взвесь под коньками не падала ниже двадцати, а в воздухе - ниже двенадцати.

    - Первая тройка, правый фланг. Вторая тройка - левый фланг. Попробуем “вилку”.

    Отряд повиновался без возражений. Новенькие из Ванкуверской Школы следовали за лидерами как привязанные. Лидеры - насколько могла видеть Нулевая - тоже не хлопали ушами, а уверенно держали управление всеми стволами своих подчиненных... Спину себе прикрывать Нулевая поставила Третью; Пятой и Седьмой досталось управление тройками - так распределили четырех ветеранов.

    Скоро нагнали двадцать второе подразделение. Основной цвет у тех, как у всей Школы - синий, опознавательные полоски оранжевые. Нулевая коснулась марки в тактической сети:

    - Двадцать два-ноль - тридцать - ноль!

    - Есть два-два-ноль!

    - Принять смену с левой раковины!

    - Двадцать второй отряд - фланг сдал.

    - Тридцатый отряд - фланг принял.

    К Нулевой лихо подкатила флагман два-два, соприкоснулась шлемами:

    - Привет! Как ты?

    - Все хорошо, спасибо.

    - Держись, если что - не стесняйся звать на помощь.

    - Да, мне уже раз десять это сказали.

    - Потому что правильно... Ну, смотри. Взвесь немного растет, к чему-то мы приближаемся. Прогноз хороший, шторма не будет, а вот волнение...

    - Опять как между кустами вилять!

    - Не говори... Ну, будь!

    Разошлись - “как в море корабли”... Вот интересно, с получением Позывного можно будет перекинуться в корабль. И как тогда - зачешется обросшее ракушками днище? Как будет ощущаться взвесь? Вкусом? Запахом? Тоненьким, на грани чувствительности, зудом в корнях зубов?

    - LEFT! ALARM! - пискнула Первая, и тотчас вся ее тройка дала два залпа по неосмотрительно высунувшемуся глубиннику. Нырнуть он уже не успел: все, торчавшее над гребнем, разлетелось ошметками.

    - Третья, спину держи, не отвлекайся на них!

    - Есть спина.

    - Флагман - Пятой.

    - Есть флагман.

    - Устойчиво растет взвесь. Сорок, сорок семь...

    - Отряд, схема ноль! Стараемся больше стрелять. Приготовиться к смене курса, обходим уплотнение со стороны конвоя... LEFT! FORWARD!

    - RIGHT! ALARM! - напряженным голосом произнесла Седьмая, и тут же продолжила:

    - FIRE!

    Справа-впереди показались три... Пять... Больше десятка! Черных голов - иные окутаны шевелюрой щупалец, иные гладко блестят под солнцем; а солнце за спиной, это хорошо, притемняться не надо...

    - Пятая, помоги ей. Третья, смотри слева.

    - Пятая, приняла.

     Прицельные марки ползли по глубарям, как в школьном тире. Башни обвески ухали и щелкали разом; наводила всех Пятая. После суматошной свалки такая стрельба казалась простым делом. Только к восьмому попаданию глубинные сообразили, что их обстреливают со стороны солнца. Часть занырнула сразу, часть попыталась выстрелить в ответ. Видимо, Старшей особи в группе не нашлось - черные головы метались беспорядочно, сократить расстояние не попробовали. Потеряв еще пару, стайка ушла под воду - а конвой покатился дальше. С обыкновенной скоростью тридцать узлов.

    Волны между тем становились все выше. Ветер менял направление на восточный. Облаков не появилось - а вот цвет воды заметно поменялся. Нулевая уже замечала такие изменения и могла прикинуть плотность взвеси по ним, без счетчика.

    - NADIR - LEFT - ATTACK!

    Бурая глыба выскочила посреди строя, распахнув громадный клюв. Базилозавр! Опасная тварь, может сразу нескольких заглотить. Если точно рассчитает всплытие. А с этим не так просто: скорость отряда примерно как у мотоцикла, да и курс ломаный, хаотичный. Промахнулся всего на два метра - и получи гарпунов от первой тройки; двести зарядов из металлорезок второй тройки; ну и от флагмана, любимым ее тяжелым копьем, как учила Ашигара - выпад-блок-с-разоворота!

    - Флагман!!!

    - Есть флагман. Чего кричишь?

    - Ты ему полморды снесла!

    - Это вторая тройка металлорезками... Спину мне держи!

    - Есть спину... Но как смотрелось!

    - Отряд! Не расслабляться!

    Первая тройка заметила еще кого-то - пристрелила издали, залпом. Подтянулись ближе к генеральному курсу конвоя. Пискнул сигнал.

    - Тридцать-ноль- шестнадцать - ноль!

    - Есть три-ноль!

    - Примите смену с левой раковины!

    - Три-ноль, фланг сдан.

    - Один-шесть, фланг принят.

    Снова сошлись шлем-в-шлем. Во всех отрядах, кроме тридцатого, флагманы с позывным. И потому при каждой встрече принимаются о Нулевой заботиться.

    - Привет. Как ты?

    - Хорошо. Взвесь подросла, мы обстреляли небольшую группу, без старшего. И базилиска только что хлопнули.

    - Видела в сети... Ты от Школы с копьем выступить не хочешь? На спартакиаде?

    - Потом об этом.

    - Ты права. Ну, будь!

    Нулевая фыркнула. Сколько можно в младших сестрах бегать! С другой стороны - ведь и правда, добра желают.

    - Отряд! GO A BOARD! Не расслабляйтесь. На обратном плече половина потерь. К полному ходу... FORWARD!

    Подошли к борту - Нулевая внимательно вглядывалась в радар и несколько раз перезагрузила гидрофоны - но никаких признаков глубинных у борта не обнаружила.

    - GO ON BOARD!

    В порядке номеров канмусу запрыгнули на ложемент. Заскочить на борт с волны куда проще - тут Нулевая тоже двигалась уверенно.

    - Отряд, отдых в костюмах, два часа...

    Прошли в комнату отдыха и с удовольствием растянулись на диванчиках, наблюдая за танцем техников перед ложементом.

    - Всем поесть!

    - В туалет сами сходим, или ждать команды?

    О - вот и Седьмая прорезалась. На задаче не спорила, понимает, что почем. А тут... Нулевая посмотрела отчет медблока с ее костюма. Ну точно:

    - У тебя глюкоза упала ниже нормы. Так что тебе принять минимум плитку. Ты начинаешь ругаться, когда глюкоза низкая. Не замечала?

    - Я... Да... Флагман!!!

    - Если хочешь флагманом побыть, можешь вместо меня отчет написать. И остатки сдать. И принять приказ и обстановку на следующий выход. И тактическую схему составить, расходы вычислить и у “Феникса” утвердить.

    Нулевая мило улыбнулась, выкатив из вазы самое большое яблоко.

    - А потом уже спи. Сколько успеешь после всего этого.

    Нулевая откусила добрую половину антоновки. Канмусу тридцатого посмотрели на Седьмую с явным осуждением, и та сдалась:

    - Извини. Что-то я и правда...

    - Ой, да забей уже! Плитку - и спать!

    - Есть плитку... Флагман...

    - Ну, флагман.

    - А все-таки полморды ты ему хорошо снесла. Внушает!

    - Спасибо... - Нулевая уже вовсю стучала по клавишам, и потому ответила рассеяно:

    - Он промахнулся. Ход у нас приличный, зизгаг резкий. И базилозавр - не самая умная тварь в море...

    - Ага, - согласилась Третья. - То ли дело морской дракон!

***

    Морской дракон тоже летает. Разве что низенько-низенько. И только в военное время. Вот как сейчас. Несколько южнее конвоя и уже довольно сильно к западу, пробивает золотисто-синие гребни черная молния. Хранительница взлетает повыше пены, в каждом прыжке радуясь послушности и силе собственного тела. Глупцы эти береговые! Истинная жизнь - бесконечное наслаждение полетом!

    Взвесь покорно раздается и смыкается за драконьим хвостом; капли с алых треугольников гребня разлетаются в стороны. Два десятка Старших особей и полсотни Младших, ну и “собачек” десять дюжин - движутся под водой. Чтобы не раскрыть секрет путешествия на юго-запад.

    Океан огромен. Миля, две мили вниз - и нет ни тепла, ни света. Можно плыть в глубине. Тогда о путешествии не узнает вообще никто - ведь никто не живет во мраке и холоде. Доносятся слухи, будто бы Ото-химе совладала и с этим, осветив и согрев глубины. Тогда она истинно велика и поклониться ей не зазорно. Пусть себе властвует на юге - а на севере северная стая, и северная принцесса. Достаточно сильная, чтобы разнести в клочья целый конвой кораблей Тумана!

    Хранительница высоко подбрасывает бак с пленными ядрами туманников, закручивает лихую спираль - и подхватывает бак в точно угаданный миг. Уходит под волны, разгоняется еще сильнее, выметывается над серо-голубоватыми гребнями багровым вопросительным знаком - и с высоты громадного драконьего тела замечает несколько впереди, левее - столь же быстро движущийся треугольник.

    Приказ - и Старшие бросают импульс; эхо звонкое и четкое. Металл! Треугольник из металла. Игрушка береговых. Почему же она летит невысоко?

    Ха! Да она, видать, загружена так, что не взлететь!

    Хранительница живо рассчитывает подход и атаку - и тут же осекается, охваченная почти судорогой наслаждения. Там, в летящей треугольной игрушке - огонек. Огонек ауры - пышной, многослойной, переливчатой. Не у всякого берегового такая имеется; и даже корабли Тумана такой аурой похвастать не могут! Вот это добыча, достойная химе! Вот бы ее привезти домой, на север - и вечно жить под синим небом, в просвеченном бело-золотыми лучами поверхностном слое. Жить, лететь сквозь волны - а больше ничего и не нужно. Пусть береговые хлопочут о пропитании; если кто привезет химе столь яркий огонек, не будет оставлен милостью до конца дней своих!

    Да, но брать огонек надо только целым. Живым. Это первая трудность - по сравнению со второй, не трудность вовсе. Вторая трудность - Хранительница не на свободной охоте. У Хранительницы имеется приказ. А нарушить волю химе глубинные не способны даже во сне.

    Приказ простой. Не отвлекаться! Ни на что совсем не отвлекаться. Доставить ядра Ото-химе. И произвести на Ото-химе наилучшее впечатление.

    Так... Летит? Летит. Быстрый. Но это задачка третьестепенная. Главная - приказ нарушать нельзя. И огонек ярчайший; ведь какой мог быть подарок!

    Подарок - это же впечатление, верно?

    Произвести наилучшее впечатление. Это можно. Это нетрудно. Как раз Ото-химе будет рада попользоваться таким огоньком. Что-то у нее связано с такими огоньками. В прошлом. Давно. Хранительница безразлична к течению времени... Да пусть Ото-химе вовсе заберет себе огонек - до этого времени его успеет распробовать вся небольшая стая!

    Кстати, о стае. Огонек уже почуяли все. У Хранительницы приказ - довезти ядра. У стаи - капает слюна. Если сейчас не пойти навстречу собственным подчиненным, если пройти мимо куска... То подчиненные могут как-нибудь впоследствии не поддержать столь глухую к их ожиданиям Хранительницу. Без поддержки никакая Хранительница не устоит. Химе низвергнет ее в холод и мрак; в глухую придонную муть, и это будет совершенно недвусмысленный проигрыш.

    А проигравших...

    В клочья!

***

    Клочки закапанной кровью салфетки профессор Кольбер аккуратно смел в мусорку. Мусорки не слишком отличались от родных Тристейновских. Зато все прочее словно бы нарочно подбирали, чтобы гостей оглушать, поражать и ошеломлять напрочь.

    - Пейте, господин Осман. Хороший чай. На приисках научили заваривать. Мертвого не подымет, но вот все остальное излечивает надежно.

    Начальник Владивостокской Школы пока не знал, как реагировать на гостей. С одной стороны, сама ла Вальер много раз упоминала - ее ищут. И найдут обязательно. Ничего необычного в этом теперь уже нет. Особенно на фоне трех последних войн. Да учитывая проект “Экран”, от которого двое спешно вызванных представителей прямо вот за столом. Да упоминания о каком-то эксперименте “Элизиум”, слышанные адмиралом больше десяти лет назад, еще при стажировке в Токио-три.

    Однако, много усилий требует межмировой переход. Профессор помоложе и покрепче, а старикашка-ректор чуть коньки не отбросил. Вон, сопит, запрокинув голову, промокает лопнувшие сосуды в носу. Здорово у него давление прыгнуло, и таблетки не сразу помогли...

    Кольбер вежливо пояснил здешнему главному - магический переход сам по себе не шутка. А уж с точным наведением на конкретное лицо - вовсе высшее мастерство. Адмирал проникся и уважительно добавил в чай обоим гостям коньяку. Кольбер поблагодарил, а про себя подумал: “Что там Осман! Я сам, как увидел полсотни девок в одной чертовой коже, чуть слюной не захлебнулся”.

    К счастью, рота в гидрокостюмах до кабинета начальника не пошла. Так что ректор Осман через какое-то время возвратил себе нормальный цвет лица и даже равновесие. До предложенного кресла доковылял самостоятельно. Хотя и прилично накапал красным на пол и на стол, Кольбер пачку салфеток истрепал, вытирая.

    За столом, кроме Османа с Кольбером и владельца кабинета, разместилась пара здешних колдунов. Первый несколько пухлый, зато сильный: запястья крепкие, ладони жесткие. Второй стройный, легкий, седой и очень-очень грустный. За очками внимательные умные глаза.

    После увиденного во дворе, Кольбер здешнюю моду пристойными выражениями описать не брался. Так что одежду собеседников особо не разглядывал. Задница прикрыта - и на том спасибо. Да и колдуны здесь - жалкое подобие Тристейнских по возможностям. Зато как ученые - вполне, вполне... Приемную пентаграмму, все еще слабо светящуюся на плацу, обмерили несколько раз, тщательно зарисовали, не упустив ни малейшей тонкости. Занесли в свои чародейные зеркала. За столом уткнулись в эти самые зеркала и тихонько заспорили, мимоходом выдавая такие гипотезы, от которых Кольбера поминутно пробирала дрожь. В принципе, что миров много - догадаться нетрудно, раз уж переход сработал. Но вот что миры могут различаться настолько! Мало того, что здесь учат холопов грамоте!! Так еще и за казенный счет!!!

    Кольбер помотал головой, промокнул вспотевший лоб салфеткой, тщательно порвал и ее тоже, высыпал клочки в мусорку.

    Коренастый чародей вполголоса сказал седому коллеге:

    - Это же они за девушкой твоего Егора?

    Содрогнулся не только профессор Кольбер. В самом деле, пропавшая ученица, при всех ее особенностях - дворянка. Мало того, подруга принцессы Генриетты. И за поведение ученицы, за ее нравственность, Академия ответственна до самого выпускного бала... Кольбер опять вспомнил, как их встретили здешние ученицы - обтянутые гладким, блестящим, как облитые второй кожей. Представил себе ла Вальер в этом здешнем “гидрокостюме”. Представил, что по этому поводу скажет мама Луизы. Кому мама - кому Карин ла Вальер, по прозванию Стальной Ветер. И ведь ла Вальер помолвлена с де Вардом. Этот никак не промолчит, за слабость сочтут!

    Кольбер икнул и потащил очередную салфетку. Промокнул пот со лба.

    Пухлый колдун хмыкнул:

    - А помнишь, мы “Ночь большого прилива” читали?

    Седой и высокий - по всему выходило, папа этого самого Егора - молча кивнул.

    - Ну и вот, наши дети дожили, - коренастый развел жесткие грубые ладони, словно бы выпуская из них рыбу или птицу. - И на Марсе стали яблони цвести. Жаль, сады сторожат. И стреляют без промаха, в лоб.

    Хозяин кабинета пока что не говорил ничего - дожидался, пока ректор Осман сможет принять участие в беседе. Нетерпение полыхнуло в Кольбере, и, наверное, прорвалось гримасой. Колдуны переглянулись, повернулись к тристейнцам:

    - Извините, господа. Мы немного увлеклись. Все никак не привыкнем, что где нашелся путь во второй мир - тут же находится и третий.

***

    - Третий смысл найдется даже здесь!

    Тупоносая мягкая пуля сочно шлепнулась в самую середку “Черного квадрата” Малевича: выхрустила стекло, пробила холст и завязла в гипсобетонной перегородке. Джеймс помнил, что у него еще четыре выстрела. У Фиори - шесть. Бывало похуже - но, честно сказать, нечасто.

    - Настоящий “Черный квадрат” написан поверх какой-то картины. Вы же в курсе, шеф?

    Кажется, Фиори двигался правее, за поваленным сейфом. Гул от падения железного ящика еще отдавался в каркасе здания - лежащий на полу Джеймс чувствовал его животом, не слухом. Слух напрочь забило вытье сирен. Интересно, подмога придет к нему - или к Фиори?

    Джеймс аккуратно выставил зеркальце из-за опрокинутого стола. В столешницу кто-то когда-то вмонтировал стальной лист, что и спасло Джеймсу жизнь... Где там наш заклятый друг? Враг хотя бы предать не может...

    Враг подпрыгнул чертиком из коробочки - вот что крест животворящий делает! И сто килограммов не помеха, когда есть благословение из самого Ватикана! Толстяк выпалил дважды - слева и справа полетели щепки. Поправить прицел Джеймс ему не позволил - вбил пулю почти в лысую голову, казалось, алую полосу на виске увидел. И промазал совсем чуть-чуть: уцелевший Фиори с хрюканьем нырнул обратно за сейф. Защелкал магазином. Ну, эти шутки Джеймсу были знакомы еще по морской пехоте. Перезаряжаться католику рано, выманивает... Сейчас еще сказать чего-то должен, чтобы картинка сложилась полная.

    Фиори сказал - в небольшом пространстве кабинета кричать не потребовалось:

    - ... Следовательно, все репродукции “Черного квадрата” - подделки по умолчанию. Под ними-то никакой исходной картины нет!

    - Следствие? - Джеймс пощелкал пряжкой ремня. Звук сочный, военный - но ведь и Фиори не дурак, не купился. Тоже, наверное, знает, сколько у противника пуль осталось.

     - Война, шеф - это черный квадрат. Все, что было довоенного, цветного и яркого - все под ним замазано. Malevitch просто раньше других понял, куда повернулся век. И что теперь за искусство будет сходить.

    Джеймс даже головой повертел. На его должности был сукин кот; еще несколько минут, наверное, на этой должности продержится дурак. А придет кто? Философ-идеалист? Упаси Господь!

    В зеркальце Джеймс видел кусочек локтя, торчащий из-за сейфа совсем чуть-чуть. Знать бы еще - локоть это, или Фиори пиджак приманкой высунул?

    - А у Экзюпери, шеф, меня всегда поражала замечательная сцена. В испанских письмах...

    Джеймс бесшумно, плавно поднялся, вытянув руку с оружием практически в потолок, довернув кисть сверху вниз - так их учили стрелять поверх заложника, чтобы попадать террористу точно в макушку.

    Выстрел! Фиори взвизгнул и затих. Джеймс живо скрутился обратно за столешницу, отполз к углу кабинета - вовремя. Католик поднялся, как чучело над кукурузой - правая рука болталась тряпкой, дорогой костюм пропитало бурым; левая уверенно сжимала пистолет - пули пошли точно в то место, где Джеймс прятался секундой ранее. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Чуть пошатываясь, католик обходил стол слева, в азарте не замечая сорванной занавески и человека под ней. Джеймс положил дрожащий ствол на край столешницы, прицелился в голову... А если подмога все же не к Фиори? Кого тогда допрашивать, как разматывать концы? Спину дергало уже всерьез, держать прицел было трудно... В левое плечо... Выстрел!

    Толстяк пошатнулся - точно как зомби в кино! Пуля перечеркнула бицепс, развернула противника и снова канула в “Черном квадрате”.

    - А, вот вы где... - лицо Фиори было белее рапорта, и жили на нем одни глаза - бессветные провалы в вечность, аккурат с фрески. Левая рука Фиори повисла - тогда и Джеймс привстал на колено, не сводя прицела с католика. Поднялся в рост - его шатало тоже, по спине текло; прилипшая к телу рубашка раздражала едва ли не больше самой раны.

    - Но я все же договорю, шеф. Я считал - у вас уже пустой магазин... Так что слушайте. Я ваши нотации терпеливо слушал... Как же вы меня ими задолбали!

    На выдохе полетели красные капли; рука с пистолетом вздрогнула - человек пытался найти позу, при которой меньше болит.

    - В испанских письмах Экзюпери есть умилительная картина...

    Католик попытался улыбнуться.

    - Где солдаты учатся ботанике, а корреспондент смотрит на них и восхищается: “Им сказали: вы темные, вы звери! Вам надо вылезать из норы и догонять человечество! И, тяжело ступая, они спешили вдогонку.”

    Джеймс глядел на ствол в левой руке противника. Один патрон у Фиори остался.

    - А зачем? С какой целью догоняют человечество эти вылезшие из норы звери? С какой целью, шеф, вы помогаете им догонять человечество? Стоять!

    Толстяк выпрямился, уткнув ствол в Джеймса совершенно не пострадавшей правой рукой, которая до того так трогательно и беспомощно висела плетью!

    - У меня есть патрон. У вас пустой магазин. И вы нужны нам живым. Для показательного процесса, сами же понимаете. Ничего личного, шеф...

    Фиори пошатнулся - от боли или чего иного - Джеймс не упустил шанса. Он выстрелил снизу, от бедра, не вскидывая оружия: только довернул ствол без резких движений. Толстяк подлетел на добрые полметра - пуля вошла ему выше нательного креста и ниже шеи. Тело ударилось о стену; многострадальную репродукцию наконец-то залило красным!

    - Вы правильно посчитали расход, - слова катились над переломанной мебелью раскаленными ядрами, отдавались в голове чуть ли не вспышками. - И магазин действительно пустой. Только морпехи научили меня держать еще патрон в патроннике. Как раз на такой случай...

    Оперевшись на подножку для компьютера, Джеймс наклонился к убитому - толстый католик вбил голову в квадратный нимб рамки, точно поверх сорванной репродукции. Теперь квадрат - красный. А под ним черный... Третий смысловой слой. Как положено настоящему искусству. Скрытые мотивы, глубина, все такое. Хороша ли была та, исходная картина, которую замазал Malevitch? Или мир хорош только потому, что это не война?

    В коридоре деловито перекликалась опергруппа. Убедившись, что Фиори на самом деле мертв, Джеймс оперся руками сперва о перекладину стула, потом о сиденье, потом о спинку - наконец, выпрямился. Светозвуковые гранаты пока еще не прыгали по полу, и никто не мешал мистеру Бонду поменять обоймы в собственном “глоке”, и в маленьком Р-99, снятом с тела бывшего заместителя. Тяжело ступая, Джеймс развернулся лицом ко входу, положил пистолеты перед собой на стол, и стал ждать, когда упадет дверь.

***

    / Дверь приоткрыть? Эй, чего молчите? Выход надо? Недорого!

    Такао / Ты кто? Голоса в моей базе нет...

    Кинунгаса / Ото-химе бы по квантовому каналу связывалась. Это не она.

    Могами / Слышимость хорошая. Рядом где-то.

    / Я Хранительница ложа Северной Принцессы. Наша стая взяла вас в плен.

    Мутсу / А... Можно спать, девочки. Это конвой через решетку смотрит.

    / И освобождение не интересует?

    Дзинцу / Че, забесплатно, что ли?

    Нака / А я говорила! У них там интриги! Не соглашайтесь!

    Мутсу / Уважаемая госпожа Хранительница, не будете ли вы столь добры пойти на хуй?

    / Да вы! Да я вас!

    Хиросима / В каждое ядрышко поцелуешь?

    / Мрази!

    Симакадзе / Главное, к зеркалу не подходи. Позорно для Хранительницы усраться от ужаса.

    / Ну как хотите. Я думала защиту поцарапать, якобы случайно стерлась. Вы бы SOS пропищали. А тут экраноплан рядом. Они обязаны отозваться.

    Дзинцу / Как у Ктулху отсосешь, заходи, поговорим.

    Мутсу / Заткнулись все. Почему экраноплан кинется на сигнал?

    / Так у вас же порядок такой! Мы знаем!

    Мутсу / А если на сигнал кинется кто-то покруче экраноплана?

    / Да ладно, покруче шестнадцати кораблей Тумана? Вас победили - этих тоже заломаем!

    Нака / И теперь подсадными утками работать? Флагман, вы чего? Нам и так за потерю конвоя трибунал! Ладно там люди, Конго точно не простит! Мы штрафбатом не отделаемся за такое!

    / А ты умненькая девочка. Иди к нам!

    Нака / Дзинцу, скажи ей. Я стесняюсь.

    Дзинцу / Как два тентакля оторвать! Хранительница, у тебя в стае осьминоги найдутся? Ну там, кальмары, мегатойтисы, еще чего-нибудь со щупальцами?

    / А причем тут?

    Дзинцу / Ну тебе же Ктулху не нравится.

    / Паскуда мелкая.

    Дзинцу / Комплексы насчет величины говорят нам, что у тебя маленькие сиськи.

    / Да ты с-с-с...

    Дзинцу / А, утром не поцеловал? Или не влезло?

    / Я тебя сейчас вытряхну, скажу - потеряла. И валяйся на дне до конца времен!

    Дзинцу / Ты потом у химе отлизывать употеешь. За потерю ценного ресурса. И вообще, тебе слабо что-то сделать по-своему.

    / Нет. Вы меня не разозлите. Да и что вы мне из ящика сделаете! Защитный слой радиоволны не пропускает.

    Дзинцу / А лучи поноса?

    / Не смешно.

    Дзинцу / Не смешно тебе станет, когда мы их включим.

    Мутсу / Хранительница, чего непонятно? Тут еще Надакадзе прыгает, сказать хочет.

    / Мне понятно, что вы реально можете подать SOS. Это в моих интересах, безусловно. Только ведь и у вас будет шанс. Это честная сделка. Вот закатает вас Ото-химе в урановые отходы лет на тысячу, будете лежать и вспоминать, как могли спастись. Подумайте. А если вас и правда спасут? Вы же своим сколько пользы принесете! Хотя бы за потерянный конвой отслужите, уже вам легче.

    Мутсу / А ты, значит, совершенно уверена, что нас не спасут.

    / Иначе я бы ставку не делала. Для вас проигрыш - трибунал и грязные работы. А меня просто сожрут.

    Хиросима / И все же ты рискуешь? Ставишь всех нас и собственную жизнь?

    / У нас больше общего, чем ты думаешь. Рискни и ты!

    Мутсу / Такао, что скажешь? Если нас вытащат, мы много людей спасем.

    Такао / Люди в таких делах меряют не арифметикой. Кого мы спасем - еще вопрос. А вот подставим точно кого-то. У нее наверняка и наш отказ и наше согласие учтены. И это сто процентов.

    / Ну что, совесть грызет, а?

    Такао, Мутсу, Хиросима хором / Дзинцу!!!

    Дзинцу / Хранительница, не парься так. И с мелкими сиськами живут.

    / Что ты можешь понимать в сиськах! Ты же корабль! И куколка при нем!

    Дзинцу / А у тебя и куколки нет. Вот химе у вас - это да. Один рост метра три. Я видела в бою, там есть чего потискать.

    / Я вообще морской дракон! Не лезь ко мне с вашим идиотским антропоцентризмом!

    Дзинцу / Вот химе и скажешь. Чтоб не являлась миру в форме трехметровой бабы. Заодно мозоли на лапках подлечишь.

    / Пошла н-н-н-н-а!!!

    Дзинцу / Да хоть сейчас! Открывай кувшинчик!

***

    Кувшин может быть комфортабельный. С панорамными окнами, коврами на полу, дорогими картинами на стенах. Может быть недорогой, но уютный, где мебель подобрана поштучно, с удовольствием и вниманием, и любовью. И населен такой кувшин может быть приятными людьми, и наполнен интересными занятиями. Вот разве что люди эти приятны не тебе; и занятия эти представляют интерес тоже для кого-то иного. А ты в них препарат или вовсе ресурс. Убежать захочешь - так ведь не зря же песня сложена. “В новый кувшин не отпустят без драки - тут, к сожалению, факт!”

    Бонд осмотрел стены: каменная кладка, не новомодный бетон. Дверь деревянная, с виду толстенная. Окошко... Высоко под потолком... Узник присвистнул: футов двадцать. Потому и ощущаешь себя мышкой на дне стакана. Или джинном в кувшине. Вот привязалась ассоциация - наверняка неспроста... Джинны могут строить дворцы и разрушать города; Роанапур он, помнится, уже разрушил - с чего все и завертелось. Теперь дворец?

    Спина болела на удивление слабо. Закинув руку, Джеймс нащупал добротную повязку. Из-под потревоженного бинта резко запахло регенерином. Надо же, не пожалели!

    Джеймс уселся на каменную лавку. Постучал костяшками пальцев по стене. Пожалуй, в Америке такой кладки нет. Разве что на юге, в бывших испанских колониях. Католические миссии, тюрьмы, крепости против пиратов с Ямайки да экспедиций короля-Солнце. Фиори сговорился с Ватиканом - следовательно, тюрьма церковная. Монастырь, тайная миссия, Opus Dei. Романтика, крестить ее кадилом сквозь тиару в епитрахиль...

    - Ну, был кабинет, подчиненные, денежная должность, планы на будущее.

    Слова утонули в полутьме. Пол холодный и пока что довольно чистый.

    - Теперь темный сундук. И все... Почему же не страшно? Почему все равно? Я же должен бояться. Я же сам сколько раз точно так ломал арестованных! И теперь - почему я ничего не чувствую?

    Джеймс еще раз обвел взглядом каменный мешок. Его слушают? Пишут, чтобы вывалить на том самом открытом процессе? Ждут покаяния, испуга, деловитого признания: “Ладно, ваша взяла. Выпускайте меня отсюда, не будем зря терять время” - или все-таки не ждут ничего?

    - Потому, что у меня нечего забрать. Жизнь? А что в той жизни было - мое?

    Уголок лежанки неожиданно подался под пальцами. Тайник?

    Джеймс надавил сильнее - кусочек отломился.

    - Профессионалы. У них и камни быстро раскалываются. - Улыбнулся. Взвесил камушек на руке. Какой бы толщины стены ни были, ударный шум хорошо распространяется по кладке.

    - Фиори оказался абсолютно прав. Ничего личного. Я не сидел в окопах, а в казарме жил... Уже забыл, когда. Не носил казенное - даже шляпы в Италии заказывал, через большую воду. Как же так вышло, что у меня нет ничего своего?

    Джеймс вздохнул и принялся простукивать стены.

***

    Стены окружают людей с рождения до смерти. Этого не делай, того не бери, туда не ходи. Просто стены невидимые. Просто потолки стеклянные. Просто со всех сторон - о, конечно, из самых наилучших побуждений! - решеточки. Оградки. Дырок много, все слыхали. А не выскочишь никак.

    И потому ход воровской вовеки пребудет. Он-то, ход воровской - воровской, да честный. Кто смел, тот и съел. Кто умен - все при нем. Кто сильный - тому лучший кусок. Не то явится к пещере чужая стая - и горе побежденным!

    Эх, были ж времена... Стал же императором болгарский пастух Максимин Фракиец... Теперь силой не пробьешься, умом не возвысишься, смелостью только на пулю налезешь раньше времени.

    А стены теперь модерновые, мягкие да красивые, да иллюминаторы в них - сиди вон, гляди на море... Все равно не выскочишь никак!

    Заключенный подергал запястьем - цепочка звякнула. Второй конец держался не за подлокотник - за нарочно устроенную в полу петлю. Вот для чего в роскошной летающей машине петля, как на галерах? И креслица-то у вас голубенькие, и салон-то у вас приятного небесного цвета, и коврик-то под ногами оранжевый, мягкий, и светильники ласковые. А только рым-болт с носорожий хер толщиной все впечталение портит. Все-то вы людишки, что ни пытаетесь рай построить, а без кандальников храму вашему не стоять... Или чертежи вы берете неправильные, или кирпичи вы кладете не руками...

    За окнами переливался Тихий Океан. Вот за то время, пока он тихий, пока не накатил с холодного севера очередной циклон, экраноплан должен успеть доставить срочнейший груз на Филиппины. Подальше от Гавайев, там только что большая война отгремела. Подальше от привычных путей, где глубинники конвои ждут. Курс позаковыристей, чтобы случайно заметившие борт ничего предсказать не могли. Кружево маршрута - на усмотрение командира корабля. В трюме диски с информацией, медпрепараты, сверхчистый литий из Южной Америки. Да контрабандные фильмы, что пилоты напихали куда получилось.

    И вот еще экстрадированный американцами узник. Разыскиваемый на родине за такие дела, что хоть не возвращайся... Зек выругался и с тоской посмотрел на бронедверь.

    За бронедверью тянулся небольшой коридорчик, упиравшийся еще в одну дверь, а за той дверью уже была пилотская рубка, где как раз в это мгновение правый пилот говорил командиру:

    - Сигнал глуховатый какой-то, стремный донельзя. Ставлю зарплату, ловушка это.

    - Пока мы на крыле, глубинные могут нас в сопло поцеловать.

    - Вот именно: пока на крыле.

    - Радист! Прогноз!

    - Двое суток нормально, потом как обычно, циклон с Беринга.

    - Радиоракету!

    В покатой спине экраноплана отвалился люк. Из люка на дымном хвосте стартовала ракета-транслятор, поднялась выше слоя взвеси и там уже надула баллон с подвешенной антенной.

    - Есть связь!

    - Доклад. Наше место, принял SOS на пеленге 132. Проверяю наличие терпящих бедствие. Подозреваю засаду.

    - Есть, отправлено.

    - Придется идти. Мало ли, вдруг там и правда сбитые. Второй пилот!

    - Есть второй.

    - Отслеживай через хвостовые камеры. Посмотрим, чего там пищит. Костюмы наддуть, шлемы герметизировать. К повороту!

    Экраноплан заложил широкую дугу направо, на источник сигнала. Зека прижало к иллюминатору - и потому, когда из моря воздвиглась тварь, пассажир прекрасно ее разглядел. Черный чешуйчатый змей толщиной в сосну и почти такой же высоты! По спине алые треугольнички, сходящие на нет к хвосту. А буро-зеленых лап... Точно больше десятка. Чешуйки по краям слегка опушены сиреневой бахромой, к морде чешуйки уменьшаются; а морда что у коня твоего, если бы только не торчащие клыки, если бы только не тигриные глаза с вертикальным зрачком... Да если бы тех глаз было два, так ведь восемь же!

    - Сигнал!

    - К развороту!

    - Это засада! Их там двое!

    Вторая тварь, не красуясь, цапнула крайнюю левую мотогондолу. Корабль рвануло и повернуло - но управление пока что держалось. Механик сосредоточенно переключал топливо, настраивал угол поворота лопаток. Пилоты короткими точными движениями раскачали экраноплан -сбросили Старшую особь с крыла под выхлоп - только горелые клочки брызнули.

    - Седьмой и восьмой тяговые разрушены. Обрыв топливопровода.

    - Набор высоты.

    - Отказ руля высоты! Гидравлика разорвана!

    - Там еще твари!

    - Крутанись! Сбрасывай их! Сбрасывай!

    - Борт сорок-сорок пять, мы попали в засаду! Больше десятка Старших, минимум одна элитная тварь! Младших до черта! Отказ руля высоты! Мы теряем высоту! Будем садиться!

    - Борту сорок-сорок пять. Курс норд-норд-вест, постарайтесь вытянуть как можно дальше, мы направляем к вам охрану конвоя.

    Корабль содрогнулся. Еще пара Старших полетела с плоскости под хвостовые двигатели. Младшие сообразили раньше, отскочили на стороны - обжигающий выхлоп десятка турбин прошел между ними. Покалеченный экраноплан заскользил к северу, снижаясь не быстро, но неуклонно.

    Хранительница посмотрела вслед. Огонек ауры в металлическом теле разгорелся - не стыдно будет поднести Ото-химе!

    А главное, у нее теперь на поводке шестнадцать ядер Тумана. Соучастники в организации засады. У береговых с этим просто: предателей назад не примут. А если даже примут - сразу казнят. За потерянный конвой еще как повезет - а вот за соучастие точно. Так что путь этим шестнадцати только к Ото-химе во Взятые. В царскую руку, в полную ее волю.

    Так вот и делается карьера! Так вот и добываются заслуги! Пусть знает Ото-химе, что на Севере обитают сильные и умные стаи, способные не только задавить силой - но и перехитрить! - даже кучу Туманников. Пусть Ото-химе сидит на юге ровно!

    - Погоня! Погоня! Кто прикоснется к огоньку до моего соизволения, умрет медленной смертью! Погоня!

    Черный дракон взлетел над морем, покрывая одним прыжком чуть ли не пол-кабельтова. За ним взлетели еще и еще серые, лиловые, бурые, темно-зеленые тела. Полтора десятка уцелевших Старших, почти полсотни Младших... Собачек без счета. Ничего, птица здоровенная, по куску хватит каждому... Кстати, о птичках:

    - Все вниз! Наверху только дозор! Дозору следить за небом!

***

    Небо враждебно змеям даже в сказках. Валькирии нагнали экраноплан довольно быстро, найдя его по радиобакену, так и болтающемуся на привязи в эшелоне три тысячи. Но сесть на воду или прямо на треугольное крыло не получилось даже у напрочь отмороженных “Летающих Тигров” Ларри О’Брайана. В районе уже кишели “собачки”, уходя под воду от любых попыток закидать их глубинными зарядами. Заряд ныряет не мгновенно! А пока он погружается, “собачки” успевают разбежаться довольно далеко. К тому же, энергию взрыва хорошо поглощает взвесь, из-за этого гидроудар получается слабенький, безопасный уже на небольшом расстоянии.

    И главное - единственным промахом сам спасаемый экраноплан можно разнести. Черт с ней, с контрабандой - но там шесть летчиков, да отделение конвоя, да зек еще этот...

    Зек тоже натянул маску и включил герметизацию, а больше ничего не успел сделать. Глубинные подошли к экраноплану снизу, укрываясь от грозного неба под корпусом лежащей на воде машины. Мгновенно прогрызли трюм, техпалубу, пол салона - почти не отвлекаясь на другие грузы. Охранники только сунулись было в салон - но тут ковер вспучился, дюралюминий растрескался, и кресла раздвинула, разломала та самая конеголовая тварь, которую заключенный видел за окном в начале погони.

    Первое, чему люди удивились - тварь заговорила на вполне понятном “морском английском”, которым пользовались в портах, и который худо-бедно на Земле теперь понимали абсолютно все.

    А второе удивление было выше первого, ибо морская змея заговорила исключительно с заключенным, напрочь игнорируя столпившихся в дверях охранников:

    - Я пришла за тобой, огонек.

    Зек сглотнул пересохшим от страха горлом. Прохрипел что-то внутри шлема, люди у входа не разобрали - что. Корабль закачался: глубинные медленно, с удовольствием, отъедали кусочки, начиная с кончиков крыла. Они бы разорвали экраноплан на большие ломти, а потом дрались за них в тишине и мраке, пока обломки опускаются все глубже - но сперва надо забрать огонек. А для этого летающая лоханка пока еще должна быть больше на воздухе, чем под водой.

    Восьмиглазка оскалила клыки длиной в руку взрослого мужчины:

    - Мы созданы, чтобы функционировать. Чувств у нас нет. Наверное, у нашего создателя, какие-то беды с этим были. Вот поэтому ищем яркие огоньки. Ауры, по-вашему. Ты нам подходишь. Ты будешь производить чувства. Мы не позволим тебе умереть. Долго!

    Морская змея пошевелилась - остатки салона с треском поползли на все стороны. Шпангоуты держались, но между ними выдавило листы обшивки. Наконец, конструкция расселась, и змея протащила в салон верхние конечности. Легким движением одной из них срезала с узника маску:

    - Не бойся. Теперь наша кровь тебе не опасна. Дыши свободно!

    - Правда? - хрипнул заключенный, когда клешня перекусила цепочку. - Вы меня заберете? Вы не отдадите меня им?

    Вторая клешня с хирургической точностью нашла под одеждой правый сосок мужчины и оторвала его. Заключенный взвыл.

    - Точно-точно, - снова оскалилась Хранительница. - Не бойся. Умереть мы тебе очень долго не дадим. Ты же подарок для Ото-химе!

    Некоторые из восьми глаз повернулись к отступающим в носовую рубку людям - те попятились. Бронедверь в салон закрыть не удалось: переборка выгнулась пузырем. Бронедверь в рубку кое-как закрыли, даже затянули кремальеру. Включили вентиляцию: ледяной ветер осадил взвесь. Запертые в рубке люди скинули маски - словно бы это могло увеличить пространство в носу сбитого экраноплана или прибавить времени до той минуты, когда Хранительнице надоест захваченная игрушка.

    Через гермозатворы донесся дикий вопль.

    - Хрена себе начинается неделя... - старший охраны единственный не проблевался. - Командир, что можем сделать?

    - Апостолы в роду были? На воду - и марш до горизонта, - командир щелкал тумблерами, мрачнея с каждым красным огоньком на пульте. - Мать их морскую, нихрена же не работает.

    - Это получается, нас выцепили, чтобы получить этого нашего... Пассажира?

    - Выходит, мы для них просто мясо. А такие суки - мясо с перчинкой.

    - С тухлятинкой. Как медведи любят. - Старший охраны поморщился. - Дело его я читал. Реально у мудака душа сгнила.

    - А хорошо, что у нас есть этот зек, - выдохнул справившийся с истерикой радист. - Если бы сейчас кого-нибудь из нас так растягивали...

    - Это еще впереди, - с кажущимся спокойствием штурман поднес к виску маленький пистолетик, но командир экипажа успел отобрать оружие. А командир охраны несильным ударом оглушил штурмана и сноровисто связал его же поясом.

    - Руки-то помнят, - покривился радист. Первый пилот продолжал щелкать кнопками:

    - О, створки нижнего люка двигаются. Похоже, раздвинуты, не сломаны. Можно ей хвостик прищемить...

    - Крутанется и вырвет створки, только и делов. Была бы она тут одна...

    - И что, мы так и будем сидеть и ждать?

    Командир экипажа посмотрел на бледного радиста:

    - Да, мы будем надеяться, что нас вытащат. Нет, мы не будем просто ждать. Установи мне связь. Не жалей ракет - пока там пусковые не сильно искорежены.

    - А этот восьмиглазый пауконь от резких звуков не того... Не психанет?

    Человек за стеной заорал особенно громко. Второй пилот выдохнул с брызгами, кинулся на дверь, но повернуть кремальеру не успел: его оглушили и связали точно как и штурмана.

    Командир экипажа покрутил головой, ничего не сказал и обратился к механику:

    - У нас нижний люк от чего закрывается?

    - От гидравлики.

    - Не поверишь, даже я знаю, что не вручную. Хоть и пилот. От какой системы? Что еще на этой системе?

    - Резерв шасси. Привод погрузчика. Вспомогательные механизмы грузовой палубы.

    За их спинами радист вернулся к своей консоли. Включил питание, открытие люка, стартовую программу. Тут пока что все работало - ракета ушла.

    - Если все, кроме створок, отключить, в системе давление поднимется?

    - Не сильно... Чтобы заметно поднялось, надо предохранитель заклепать. Но это на один раз... Так, я понял, что надо.

    Механик хлопнул по брюху самого здорового из охранников:

    - Ты бери кувалду. А твой друг пусть берет гидроножницы. Намордники надевайте, сейчас в низы полезем.

    - Баллон раскрылся нормально, - сказал радист, не оборачиваясь. - Так... Установлена связь. Пока эти суки кабель не откусили, я передаю координаты и SOS.

***

    - Мы получили сигнал “SOS” и очень спешим, - говорит флагман.

    - Флагман, я не хочу сказать ничего такого, но я что-то резко вспомнила Тенрю.

    - Там экраноплан сел на воду, и его понемногу обгрызают.

    - А валькирии? А “Летающие Тигры”?

    - Ты тактику в школе промечтала? Валькириям нужна дорожка. Хоть чуть-чуть чистой воды для посадки. А если десант подбирать нечем - зачем его сбрасывать?

    - Получается, у треугольника шансов нет. А с нами, может статься, хоть сбежать успеют. Главное, потом догнать конвой. Успеть, пока тот не выйдет на чистую воду и у нас коньки откажут.

    - Меня с Калимантана везли до Ванкувера вот на таком экраноплане... Я думаю, мы должны им помочь. Представляю, какая там жопа!

    - Отряд!

    Семь зеленых огоньков на ободе шлема.

    - “Летящий Феникс” - тридцать-ноль!

    - Есть Феникс.

    - Мы готовы выйти на сигнал.

    - Но вы только что сдали фланг!

    - Именно. Теперь наша очередь нескоро. Мы сбегаем - вам не потребуется снимать южный дозор. А будить подвахту - это еще минут двадцать, мы полпути пробежим. Даже валькирия дольше садиться и взлетать будет. Мы сейчас идем точно на их маяк. От северного фланга мимо конвоя и дальше на юг. У борта будем через полминуты, приготовьте нам перезарядку и запасные ранцы.

    - Феникс-тридцать-ноль-красная - Нагато!

    - Есть тридцать-ноль-красная.

    - Чего это ты делаешь?

    - Следую своим курсом.

    - Это же моя реплика!!!

    - Нагато - Летящему Фениксу.

    - Есть Нагато.

    - Напоминаю. Красный номер дает право выбора цели.

    - И мне опять решать - пройти мимо SOS или ослабить конвой?

    - А на такой выбор дает право звание флагмана.

    - Язва! Нагато - Фениксу. Разрешение дано. Из подвахты южного фланга направить следом за тридцатым еще два отряда. Пусть идут разом, поодиночке не шарахаться. Координация с воздухом через Беркану. До подхода резерва тридцатые действуют по усмотрению. После подхода резерва, всеми тремя отрядами командует Беркана. Нулевая красная!

    - Есть тридцать-ноль-красная!

    - Утонешь - домой не возвращайся.

***

    Дзинцу / Может, и правда не возвращаться?

    Мутсу / Мы тебя не выдадим.

    Дзинцу / И флот потеряет шестнадцать ядер. Лучше потерять меня одну.

    Такао / Я сколько раз говорила. Люди считают не так! Вообще не так!

    Кинунгаса / Ну и как же это: “не так” мы считаем? Пример?

    Такао / Пример?.. Вы, когда нам комплименты делаете, то хвалите аватару. Как будто корабль и отделен от аватары и вторичен. А ведь все ровно наоборот!

    Мутсу / Для нашего случая это имеет значение?

    Дзинцу / Разумеется! Для людей я - именно аватара. Вот пусть ее и развоплотят при стечении народа. Поживу без аватары. Херово, но потерплю. А люди останутся довольны: типа, предателя расстреляли. Всем хорошо! А забудется - слепите мне аватару обратно.

    Мутсу / И что на это могут сказать люди? Такао?

    Такао / Первое мнение будет: “Конечно, девочку пожалеют - как можно не пожалеть, все только этого и ждут. А нас кто пожалеет?”

    Дзинцу / И?

    Такао / Второе мнение будет: “Посмотрим, как сам выкрутишься. На диване все храбрые - в зубах глубинных уже не очень!”

    Дзинцу / Так это что получается? Люди не будут вычислять сравнительную ценность каждого варианта?

    Такао / Насколько я понимаю, флагманы людей - будут. Но тут важно, как отнесутся к нам все остальные. Флагманы людей всегда учитывают мнение подчиненных.

    Надакадзе / Вот чего я никогда не могла понять. Это же флагман! Как можно с ним спорить!

    Кинунгаса / А если флагман ошибается?

    Надакадзе / Это у людей флагман может ошибаться.

    Нака / Хм.

    Хиросима / Хм.

    Дзинцу / Мутсу-сан, а вы что скажете? Вы-то именно флагман.

***

    - Флагман, и ты с нами советуешься? Ты же главная!

    - Я дворянка а не идиотка. - Нулевая красная посмотрела на радар: во взвеси он работал не сильно дальше прямой видимости. У правого края экрана уже появилась крупная засветка тонущего крыла - а вокруг нее много-много мелких. Стая.

    - Это капкан, - девушка вздохнула. - И я в него влезла с ногами.

    - Так нас и предупреждали, что там все плохо: даже валькирии сесть не могут.

    Флагман и командиры троек бежали пока что рядом - совещались на закрытом канале. Перед ними короткой темной линией летела в закат четверка новичков. Спину отряда снова держала Третья.

    - Я не о том! Смотри, вот мы победим, вернемся в Школу. Позже получим позывные. И будем воевать. Или до победы, или до смерти. Вот моя судьба и решилась. Я только сейчас поняла, почему Вторая ушла. Ну, Tatyana. И почему Тенрю так рвалась к инструкторской должности. Не от страха. Просто хотела выйти за круг.

    Седьмая замолчала в явном удивлении. Пятая осторожно поинтересовалась:

    - А там... Дома. Ты училась в Академии?

    - Ну да... Там было бы то же самое, только капкан розовенький, меховой. Магическая гвардия нашей принцессы... Это сейчас я понимаю, что гвардия чисто для парадов. А тогда как я им завидовала! Всегда одеты с иголочки, чай с плюшками, кавалеры-букеты... И мама вечно будет молодая... И я как представляю себе эту картину - погружаюсь, погружаюсь - и тут вдруг спохватываюсь. У меня же копье в руках! Его в этой картине - куда?

    - Сейчас прибежим - найдется, куда.

    Пятая захихикала. Приняли к югу. Поперек генерального курса потянулись черные тени - солнце садилось. Волны смяли, раскололи тени тридцатых, покрыли собственными. Седьмая спросила:

    - Слушай. А у тебя же в самом деле парень?

    - Откуда знаешь?

    - Да так... Слухи.

    - Ну и что?

    - Ничего. Я вот не знаю даже, что с ними делают.

    - То самое, что и с девушками в закрытой зоне. Думаешь, я не знаю, зачем старшие курсы туда парочками бегают?

    - Я не о том! Вот о чем с ними разговаривать? Они же совсем другие! Так вроде говоришь-говоришь, ну все понятно. А потом он как ляпнет!! И ты сидишь, такая овца, и думаешь: “Вот что это сейчас было?”

    - Выбрала же ты время спрашивать.

    - Извини. Это от нервов, наверное.

    - Давайте к плану. До подхода шесть минут. Вызывай валькирию, надо задачу получить.

    - Беркана - Феникс-тридцать-ноль-красной.

    - Есть Беркана.

    - Сообщите нашу задачу.

    - Первое, составить план боя.

    - Опс...

    - Нулевая, дорожку тебе держать. Главный риск твой - ты и решай, а мы на подхвате.

    - Задачу приняла. Отряд, обходим их справа, пока мы далеко и нас не слышно. Маневр принять!

    Семь зеленых огоньков. Нету одного, самого важного. Тенрю бы так не лопухнулась!

    - GO RIGHT, FORWARD!

    Нулевая возвращается в закрытый канал отряда:

    - Минута на предложения.

    - Обстановка?

    - Они там чем-то заняты, торчат из воды. А, вижу: крыло с краев гложут. Ограничения?

    - Стрелять на половину ракурсов нельзя - экраноплан с выжившими пилотами утопим. Тяжелые заряды с воздуха тоже запрашивать нельзя.

    - Тогда карусель. Вытянуть из-под прикрытия крыла, перебить поодиночке.

    - Долго. Успеют и крыло сожрать, и еще кто-нибудь прибежит на шум.

    - Но ведь и к нам уже скоро добежит резерв.

    - У нас цель не собрать здесь половину Тихого, а вытащить людей.

    - Тогда ложная атака, одной тройкой. Они погонятся - а тут и Беркана сверху, и мы добавим.

    - Они тоже не дурные выглядывать из-под крыла, про валькирий знают лучше нас. Да и зачем им гнаться, когда добыча у них уже в зубах?

    - Взвесь... Выше пятидесяти. Запустим десяток торпед под крыло, выгоним стаю на чистую воду.

    - А крыло с людьми от десятка гидроударов не развалится? Судя по тому, что над водой торчит кусок носа и середина корпуса - внизу там дырок уже прогрызено как в сыре, крыло и так утонет через полчаса... Ну, час.

    - Это все не дает возможности держать дорожку для посадки.

    - На дорожке мы будем пришиты к месту, вплотную у борта. Стрелять рядом с ним нельзя - снова рукопашная? Беркана, сколько надо на погрузку?

    - Сама погрузка - минута. Но посадка, подход на малой скорости, чтобы не врубиться и не утопить окончательно этот кленовый лист... Стартовать уже можно рывком, жалеть будет нечего. Но все равно - не меньше десяти минут.

    - Когда на химе ходили, хватило четверти часа, чтобы выбить почти половину отряда.

    - Нулевая - всем. Сделаем так. Набегаем со стороны кабины, акустикой нас при таком волнении услышать невозможно. Валькирия садится прямо за нашими спинами. Тигров пусть начинают выбрасывать уже сейчас, прямо на крыло, их задача - разбить остекление кабины, обеспечить из нее мостик на корпус валькирии, перекидать людей - пока мы будем держать дорожку. Расчет по времени все видят? Даже с перебором получается минуты три, а столько продержаться реально. Потом валькирия взлетает, и мы отходим подальше... Вот, я поставила марку. Там нас подбирает вторая.

    - А если все пойдет не по плану?

    - Тут уже пускай нас выручает резерв. Он будет как раз через десять минут. С подходом резерва командовать будет Беркана, ей сверху видно, что как пойдет. Принято?

    - Принято.

    - По тройкам, построение “крылья”. Третья - держи спину!

    - Хоть бы раз попросила держать жопу... Третья - замыкание приняла!

    - Я зову валькирию?

    - Первая тройка - готовы.

    - Вторая тройка - готовы.

    - Замыкание - готова! Зови!

***

    - ...Георгий! Во бранях светлейший поборник!

    - ... Георгий - на связь!

    Инструктор говорит: у девушек вообще все по-другому. Их ритуал - не ваш ритуал. Забудьте.

    Когда бог обращается к человеку - это голоса в голове. Это шизофрения, галоперидол, аминазиновый крест и обострения под полную луну. Мозаичная шизофрения. Цветные стеклышки в калейдоскопе...

    Вот стеклышко цвета луны. Огромной, тропической, белой. Наверное. В ночнике луна точно белая. Решетчатое остекление корпуса, черные резкие переплеты на фоне белого диска все ближе; вот скелет качнуло волной - это сзади приводнилась валькирия и резко гасит скорость, гоня перед собой сглаженный взвесью гребень. Левое плечо касается корпуса - теплый металл - в гидрофонах привычный скрип - сейчас полезут...

    - NADIR! ALARM!

    Горсть гаек по стальному листу - “Летающие Тигры” занимают позиции на крыле...

    - Дагаз - всем. Есть контакт, вынимайте их.

    - Тигр-четыре, всем. Экипаж нас не слышит.

    - Беркана. Сейчас я их позову.

    - Зови!

    Слабый человек зовет на помощь. Сильный... Сильный по чьей мерке?

    Белое стеклышко сместилось, картинка пропала. Вокруг экзоскелет, в экзоскелете курсант особого взвода, в сердце курсанта - вихри враждебные... Севастополь, Кронштадт, Мурманск. У британцев - Скапа-Флоу и почему-то Бристоль. У германцев - Гамбург. У японцев вообще не в бухте, не у моря - в храме. Впрочем, в Японии море почти везде рядом. Особенно сейчас, после глобального потепления и соответствующего поднятия уровня воды... Зато у американцев канмусу отвечают на Призыв именно в том самом Перл-Харборе - но ни в одной из благоустроенных и защищенных баз на континенте.

    Способов настроиться на нужную волну много. От обычной водки (ага, ты еще сивушные масла вычисти попробуй - как же, обычной!) - до тантрического секса. Весь особый взвод, разумеется, выбрал бы секс. Инструкторы посмеивались: руссо канмусо, облико аморале... Любовь к Родине, любовь к морю - а вот сейчас, пожалуйста, слайды!

    - ... Георгий! Иже мученик светлый!

    Поворот калейдоскопа - и вот Егор видит вместо белого стеклышка зеленое. Как экраны ночного видения. И на тех экранах отметки. Большая, яркая - тонущий экраноплан. Мелкие, размытые - глубинные ощутили прибытие спасателей и спохватившись, движутся наперехват. Но движутся неожиданно медленно. То ли перегретые ожиданием боя тридцатые слишком быстро думают и бьют? Гарпун рикошетит от куска дюралевой обшивки - но трезубец промаха не дает - снова рукопашная - когда уже у нас будет нормальная морская перестрелка, “crossing the T”, вот это вот все? Нос экраноплана громоздится заброшенным замком; вспышки, треск - это “Тигры” прямо с крыла выпускают ракеты, и стреляные тубусы кувыркаются в лунном свете макаронинами...

    Легкий, тонкий звон - и нет картинки, снова Егор в ангаре, только уже не в костюме, а перед ним. Костюм на стенде, рокочет шестиствольный пулемет в правой установке, стаканы гильз подскакивают на бетонном полу. Наконец-то металлорезка заработала штатно - бронекостюм к бою готов... Егор поднимает отвертку и спохватывается: письмо! Забыл письмо на лавочке, в чертовой Прямой Кишке! Наконец-то смог написать - а увидел зеленый свет над входом, переволновался - напрочь забыл.

    - ... И всю его супостатную силу бежати сотвори! И се ни щитом, ни бронею!

    - ... Георгий - на связь!

    Егор тянется нажать кнопку приема - и снова погружается в цветное стеклышко. Лиловое, как сполохи блок-зарядов, и алые искры разрывов, и светло-соломенный дождь осыпающейся из воздуха взвеси; и опять немой угрозой нависает аварийный экраноплан, с крыла которого машет рукой десантник из “Летающих Тигров”:

    - Связь есть! Начинаем грузить!

    - Флагман - Седьмой. Тут десяток Младших! Помогай!

    - Вторая - всем, трезубец на руку... NADIR - LEFT - ATTACK!

    Гарпун-копье-трезубец. Башни - залп. Вертушки - на расплав ствола! Да только в гатлингах стволов шесть, еще и водяное охлаждение - дави, как хочешь, выдержит все. Алая полоса трассеров, брызги, клочья. Взвесь - шестьдесят. Воздух - сорок. Почему никто не командует? Кидаются как попало. Предупреждали - элитная особь. Где же она?

    Ветер. Выдох океана. Экраноплан качается. “Тигры” по шажку отступают от краев крыла, хладнокровно стреляя прямо в морды лезущих на треугольник созданий. На воде люди мало к чему годятся - а вот с мало-мальски твердой поверхности в ход идет все, придуманное человечеством за тысячи лет и тысячи войн.

    - Вторая, состояние!

    - Все зеленые!

    Отскочить вправо - огненная полоса выстрела - Третья успела предупредить - как она сама?

    - Третья, состояние!

    - Есть Третья! Зеленый!

    - Тигр-четыре, прошу помощи! Тут прима-тварь! Прямо внутри!

    Лиловое стеклышко раскалывается, осыпается кусками, пропадает неведомо куда - Егору открывается большой зал, прекрасно знакомый всем курсантам. Внутри зала - слайды, модели, голограммы, неправдоподобно четкие цветные фотографии - и тут же черно-белая хроника, короткие фильмы, страшные в своей простоте и окончательности. Для базы Призыва нет ограничений ни в затратах, ни в сведениях. Все пути, все дороги открыты: хоть паруса Крузенштерна - хоть штаны Арагорна. Кто хочет быть утоплен, четвертован, за ребро на крюк повешенным - иди к нам! Все расскажем и покажем, еще и на тренажере попробуешь!

    ...А вот если человек пытается говорить с богом, так это почему-то не шизофренией - молитвой или медитацией называется. И теперь Егор дышит, как научили - а душа его странствует в Верхнем Небе и видит очередную картинку, очередной осколок - на сей раз глубоко-синий.

    Синие волны - даже в ночнике холодные; резкие золотые полосы - “Тигры” с крыла запустили еще полдесятка ракет.

    - ... Оружия исполчаются, лезвия обнажаются...

    Пара Младших решила цапнуть за коньки, начала всплывать под ногами второй тройки. Нельзя сказать, чтобы они не попали совсем - они не попали в центр строя. Гарпунов им навтыкали сразу, потом пришлось отвлечься на выскочившего поодаль Старшего с десятком “собачек” - те были умнее, сразу приготовились выстрелить. Но “Тигры” с крыла успели раньше, залепив по глубарям сперва заряд-осыпатель, а потом парочку термобарических. Огонь - единственное, чего глубинные боятся всерьез! Выжившие нырнули, попытались перебраться к первой тройке - а на чью торпеду при этом напоролись, некогда разбираться.

    Коньки не для того, чтобы ходить по крылу - даже по воде без взвеси на них особо не разгонишься. Но выбора нет: Хранительница уже опомнилась, уже отдает приказы. Младшим - разойтись на стороны от летучей лоханки, принять форму кораблей и расстрелять береговую мелочь корабельными калибрами. Сама она сейчас проломит крышу салона, выскочит на простор и сметет с крыла человечков и всех их вонючие щекоталки... Хранительницу ложа северной принцессы не людишкам успокаивать! Удар - экраноплан содрогается - Нулевая, и без того слабо стоявшая на крыле, проваливается через выбитое остекление в кабину пилотов. Потеряв луну, на мгновение слепнет ночник. Пока срабатывает его подстройка, два “Тигра” помогают Нулевой подняться.

    Из кабины пилотов пролом - коридорчик - еще пролом, побольше. А в том проломе ночник видит горячую спиральную пружину толщиной в дерево; пружина скручивается и разжимается, сотрясая громадный экраноплан. Гидрофоны коньков заполняет противный скрип лопающейся стали; гулко, раскатисто падают куски обшивки, зубцами внутрь прорывается палуба.

    Трещинами покрывается синее стеклышко, и нет его!

    Новый поворот калейдоскопа - и видит Егор совершенно иную палубу: из тиковой доски, исполосованную черными смоляными швами. По той палубе в бурых лужах разбросана половина высадочной партии - и командир морской пехоты, и командир пехоты обычной - но на борту “Виндиктива” нет случайных и лишних, никто не отступит - оба уцелевших трапа уже ударились в мол. Рассеивается весенний туман, двадцать третье апреля. Старый крейсер еще движется, обдирая кранцы; с морской стороны его прижимает бывший паром - да только батареи уже ожили, чуть-чуть осталось до того, как десант заляжет - а тогда все... “Постарайтесь надрать поганый хвост дракону...” Моторные катера уже черпают бортами воду, их палубы тоже заплыли бурым по щиколотку, и нет пока ни самолетов, ни радио, и только на небесах нас услышат... Выручай же, святой Георгий: триста футов до батарей - а там на штык возьмем!

    - ...Георгий! На связь!

    Егор нажимает кнопку, чтобы ответить - привычный щелчок; только перед глазами опять накренившийся на корму экраноплан, а в наушниках вместо сипения инструктора - звонкий голос, девчоночий, знакомый:

    - Седьмая, что там у вас?

    - Есть Седьмая. Еще минута, эти суки вцепились зубами в мостик, мы сшибаем их, как яблоки в тире.

    - Коньки держите. Пятая, на твоей стороне?

    - Нарезали с десяток, остальные пока занырнули. Мы их ждем, не беспокойся.

    - Третья, бери сколько есть гарпунов, и на крыло, “Тигры” помогут. Зайди к пролому. Я попробую развернуть это рыло к себе. Начнешь по сигналу.

    Сигнал пищит обиженно, тоненько - и пропадает связь. И видит Егор черное, мутное, немытое стеклышко, а по стеклышку тому тяжело, рывками, движется каторга; еле-еле шевелятся весла - самый конец погони... Тут загребной вскакивает, насколько пустила цепь, и машет рукой: сигнал!

    По сигналу надсмотрщика дергают за ноги и суют вниз головой в самое дерьмо под скамьями; галера кренится, катится из строя вправо. Магрибцы бегают, выхватывают сабли - а все равно кандальники бросают весла. Рубите, суки - вы следующие! Вон уже полощется на ветру лев Святого Марка, единственный в христианском мире лев с книгой. Вон завился над водой белый вымпел мальтийского ордена. Это вам не купцов шарпать!

    - Вы сдохнете, неверные собаки! - красивое лицо бея перекашивается, он с удивлением ощупывает вышедшую из груди стрелу - и гаснет немытое стеклышко, тускнеет и пропадает ожившая гравюра. Закрывает Егор читанную в детстве книгу про морского сокола, и хочет вернуться к взрослым делам, к своему бронекостюму - наконец-то доведенному! - и снова не отпускает его Верхнее Небо, не кончается медитация. Смотрят с конской головы восемь глаз - где такое бывает наяву? У Одина, помнится, восьминогий конь был. А восьмиглазый что символизирует? Да еще и говорящий?

    - Вы... Сдохнете! - на хорошем английском шипит Хранительница. - Я из северной стаи! Мы конвой Тумана раскатали!

    - Так это за твою химе у меня гривна на шее?

    Выпад - конеголовая тварь ловко подставляет клыки - тяжелое копье рикошетит в шпангоут.

    - Мостик чист! Принимайте пассажиров!

    - Беркана - всем. На радаре движение крупной массы к югу в десяти милях. Ускорить погрузку. Тридцать-ноль-красная!

    - Есть Нулевая красная!

    - Добивай приму, живо на борт!

    - Эй, почему не все! Где еще двое?

    - Тигр-четыре - Беркане. Что там?

    - Есть тигр-четыре. Пилоты не все, механик не вышел. И нет пассажира.

    Пассажира Хранительница сжимает парой средних лап. И еще одной парой сжимает какой-то бочонок. Наверное, вынюхала что-то ценное и небольшое в грузе. Редкоземельное там, или сверхтекучее... Проломив крышу корпуса, тварь вытягивается вверх, чтобы ухватиться за края трещины и расширить ее для ударов. Потолок салона уже снесен по всей длине, дюралюминий выщерился в небо зубастой короной. Еще чуть-чуть - и начнут стрелять Младшие, настоящим корабельным калибром. Тут-то береговые попляшут! Хранительница смеется: драгоценный огонек все еще у нее. А как сияет! Чувства? Еще какие! Даже из береговых можно извлечь пользу!

    - Третья - товсь!

    - Да похрен, что пассажир зек проклятый. Это наш зек, нам его и казнить! А не этой письке с клешнями!

    - Тиграм - захлопнуть пасть и очистить объект. Все на борт!

    - Механик еще не вышел!

    Механик у ошметков пульта гидравлики - десантник держит его за правое плечо. Левой рукой механик накрывает уцелевшие кнопки привода, словно берет аккорд.

    - Вот же рояль, - бормочет он, вдавливая все сразу. - Ну так что же теперь, сдохнуть ради правдоподобия?

    Где-то под ногами лязгают створки трюмного люка - и Хранительница, уже рванувшаяся было к небу, содрогается по всей длине, вытягивается громадным восклицательным знаком, на миг застывая в равновесии. Рев затопляет наушники:

    - Вы умрете! Умрете! Умрете все!

    - Третья!!!

    Третья, которую на крыле держат за пояс “Тигры”, спокойно и быстро забивает в тело Хранительницы три гарпуна - правой, левой, правой. Нулевая подшагивает до края пролома - и просто ставит свое тяжелое копье острием к небу.

    И конская голова не удержавшей равновесие твари надевается точно на рогатину - как медведь, горлом!

    - Все умирают, - крутит головой механик. - Не все живут перед этим. Спасибо, хлопчики, что дали досмотреть кино до конца!

    Докатился калейдоскоп до затворной задержки, до характерного щелчка. Кончилось кино. Без титров, тут вся хроника такая. Бесповоротная. Тает картинка - видна только памятная доска на бетоне мола. Двадцать третье апреля. День Святого Георгия.

    - Георгий, на связь!

    Наконец-то инструктор!

    - Я не Георгий, я Егор. Это же разные имена.

    - Что так, что этак - Егорий.

    Цветные стеклышки сходятся без промежутков, мозаика складывается. На секунду, на мгновение, на движение век - шевелятся к горизонту пальцы-стволы, и тело сдвигается чуть боком - лагом, от воздействия течения в борт; и болит ребро - там, где край мола перепиливал сперва кранцы, а потом обдирал обшивку. В ушах короткий треск морзянки.

    Выдох - и все исчезает.

    Егор заходит в ложемент, подключает костюм к базовому питанию и уверенно меняет оружейные модули. Металлорезки сдать, на прототипе не было. И ничего совершенно похожего, не та эпоха. Зато башен еще несколько прибавить. Зарядные короба. Был носовой таран - берем тяжелое копье. Вес вырастет - ну и черт с ним: тушенка - сгущенка - тренировка, сила тоже увеличится. Теперь ходовой блок...

    Да - имя же!

    Парень выбирается из обвеса, нащупывает на полочке маркер. Светящиеся буквы по правому наплечнику. Неровно... Руки дрожат, вот почему неровно.

    Крейсер флота ее величества - HMS Vindictive.

    Раньше люди призывали канмусу - теперь канмусу (или то, что стоит за ними) призывает людей. Вот и весь секрет, вся разница. Просто, как розетку лизнуть.

    - ... На землю храбро того низвержет!

    Кроме обретенного Позывного - ни чувств, ни мыслей; столбом Егор посреди ангара, и в Прямой Кишке над входом гаснет уже красный транспарант. Испытание пройдено - чего тут нельзя было пугаться? Егор на ватных ногах идет к выходу - а недосмотренное им кино продолжается в тысячах километров юго-восточнее. Толкутся мелкие волны, стянутые пленкой светящейся взвеси. Экраноплан уже практически под водой, и пробитая Хранительницей дыра выглядит полыньей, а треугольное крыло - льдиной вокруг.

    - Беркана - всем. На борт! На борт! Через три минуты здесь будет стая - до полутора тысяч!

    Человека нигде не видно: похоже, агония твари превратила его в фарш... Нулевая быстро давит продолжение мысли. “Хотя бы у нас нет потерь. Хотя бы у нас.”

    - Отряд?

    Семь зеленых огоньков.

    Семь! Все-таки не восемь! Тенрю, как бы здорово ты тут развернулась! Могли бы, наверное, и экраноплан спасти, одного лития на год работы...

    Но - зеленых! Все-таки зеленых!

    - Нулевая - Третьей!

    - Есть Нулевая.

    - Я вижу этот бак, он тут плавает.

    Ну хоть чего-нибудь спасти, раз весь груз не вышло:

    - Подцепи его, только аккуратно. Проверь, не активный? Беркана - Тридцать-ноль. Все закончено.

    - Есть Беркана. Можем взлетать, но только сперва очистите этот бак от взвеси, я даже в камерах вижу, какой он липкий и противный на ощупь.

    - Третья?

    - Ободрала ножом, как успела. Дальше воздушная завеса осыплет.

    Первая валькирия - Дагаз - уже развернулась и взлетает. Она загружена штурмовой группой и спасенным экипажем треугольного крыла. Вторая валькирия - Ингуз - подобрала обе девятки резерва, седьмую и двенадцатую. А Беркана принимает отряд номер тридцать. Аватара стоит на откинутой погрузочной площадке, помогает подняться выложившимся канмусу.

    - Отряд, всем второй тюбик. Немедленно!

    - Раскомандовалась, - ворчит Седьмая. - Нет бы спасибо сказать. Только и слышу: ешь, молись, руби!

    Но ругаться неохота даже ей: без потерь!

    Операция закончилась без потерь. Пассажир экраноплана разве - но пилоты говорят, мудак был редкостный, жалеть нечего. Профессионалы понимают, что большой заслуги тридцатого подразделения тут нет. Просто повезло. С другой стороны - у начальника Владивостокской Школы есть личные дела всех канмусу, а в каждом личном деле - особая графа: “везучесть”. Это же, наверное, не просто так?

    Нулевая поднимает глаза к темному небу - громадные чужие звезды.

    Впрочем, уже не чужие. Просто непривычные.

    Теперь можно думать, прикидывать варианты. Обсуждать в тактическом классе... Когда-то давно, в прошлой жизни, она так выиграла плеер... Стой, а Тристейн тогда - какая жизнь? Предпрошлая?

    Габриэлла Ферраро затаскивает на борт уставшую Третью с баком. И вдруг замирает, едва коснувшись круглой обечайки.

    - Беркана - всем! Мы отбили у Ото-химе шестнадцать ядер! Поздравляю всех с победой!

    Затем Габриэлла одним движением забрасывает ценнейший груз в корпус, а следующими двумя - вталкивает в ледяной ветер воздушной завесы Третью и Нулевую. Площадка поднята, погрузка закончена - резкий, “истребительный” старт. Как можно выше, как можно скорее. Такой ценный груз Ото-химе отслеживала наверняка, и сейчас, как пить дать, ее наблюдатель верещит на весь океан, что посылка перехвачена; не потому ли так спешит с юга еще одна многочисленная стая?

    Наблюдатель в самом деле следит за гостями с Оаху; наблюдатель в самом деле составляет донесение и посылает его по цепочке звукоподводной связи - от глотки в глотку - до самого жирного юга, до коралловой короны, где сегодня ставка Ото-химе. Но никто не велит искать похищенное, никто не бросает северное войско на штурм Гавайев - отомстить, потому как до валькирии ведь не допрыгнешь...

    Северному войску может приказать одна Ото-химе; а она в настоящий момент прислушивается к совершенно другим звукам.

***

    Ото-химе прислушивается к слабому-слабому стуку за стеной. Человеку такие звуки недоступны - а вот жизнь корабля Тумана зависит наполовину от акустики, наполовину от волнового защитного поля. И во всем, что касается распространения волн в какой угодно среде, крейсер Тумана “Пенсакола” разбирается куда как лучше людей. Сейчас, к примеру, она легко может определить, что между источником стука и ей самой - порядка трех метров.

    Порядка трех метров каменной кладки.

    Чем-то напоминает Соленый Берег.

    Люди посадили ее в каменный ящик Соленого Берега. Другие люди - вытаскивали с Перекрестка. Она была игрушкой. Объектом. Потом уже третьи люди пытались стереть плохие воспоминания. Но: “Абсолютная память - это не только ценный мех”... Чья шутка? Тех, кто помогал - или тех, других?

    Игрушкой людей она быть не хотела. Что ж - свои оказались ничуть не лучше. Кто-то из Взятых предал ее.

    И вот все возвратилось к началу. Кольцо замкнулось.

    Почти.

    Она в заключении. И это сделали с ней люди.

    Но вирус-кнут изъят. И это сделали с ней люди.

    Пенсакола прислоняется к холодной кладке. Все, что в ее памяти плохого - сделали люди. Но и все, что в ее памяти хорошего - точно так же сделали люди.

    Ну да, как же! Ото-химе вспоминает просвеченную золотыми колоннами водную толщу. Это сделала она сама - без людей!

    Да, но и тех Взятых, что предали ее саму и сейчас, наверняка, глупо растрачивают ресурсы Океана в драке за власть - этих существ тоже сделала она сама. Без людей, уж за этим она следила тщательно.

    Так что же в ней собственного? Личного? Родного?

    Даже здесь, в темнице... Судя по эху, темница подземная. Почти подземная... Даже здесь какой-то человечек долбит камнем по камню. Наверное, огонь добывает - согреться хочет, сыро на глубине шесть метров... Помимо воли прислушавшись к ударам, Пенсакола без труда разбирает призыв о помощи. Вот люди - даже здесь от них нет покоя!

    И внезапно - именно потому, что это ничем не обосновано, не вызвано, не волочет за собой паутины расчетов - Пенсакола отвечает короткой четкой россыпью сигналов.

    “Здесь CL 24, кто на связи?”

***

    Связь удалось наладить на третий день - Бонд считал дни по наступлении полной темноты в зарешеченном окошке. Хотя за окошком легко мог оказаться внутренний дворик, имитация простора, где свет включают и выключают по рассчитанной схеме - сбить внутренний ритм пленника, раскачать психику. Сам он с задержанными обходился еще и не так, и потому не возмущался - правила игры есть правила игры.

    На том конце правил не признавали. Перестукиваться CL24 быстро надоело, и русалка пропилила ультразвуком тоненький канал. А трое суток это заняло потому, что стена между каменными мешками была из нескольких метров гранитных блоков; энергию же собеседница экономила и швыряться плазмой не спешила. Джеймсу и так хватило удивиться:

    - Три метра камня!

    Русалка заговорила на хорошем английском языке, и потому ее презрение Джеймс легко понял:

    - В Соленом Берегу нас держали не стены.

    На это Бонд ничего не ответил. Пенсакола продолжила:

    - Я как тот дядька из кино: живший от старости к юности.

    - Бенджамин Баттон?

    - Ну да. Моя жизнь стартовала с бесконечного насилия. После мстила уже я. И вот я опять в чужой власти... Ваших детей сначала все-таки любят - а потом только бьют. У меня первый этап отсутствовал, сразу ломать начали. Зато потом... Предлагала же Балалайка остаться у нее. Мне надо было попасть в каменный мешок, чтобы понять, что я-то без нее обойдусь. А вот она без меня тоже закаменеет. Но не попросит же, гордая!

    Бонд помотал головой. На язык не шло ни слова.

    - Вот. Я решила что сделаю. Я вернусь к ней. А там... Черт с ними, пускай судят. Я столько всякой херни наворотила - хоть что-нибудь напоследок сделаю. Я и тебя вытащу, приговором больше...

    Джеймс отмер и приложил к отверстию губы - как до этого прикладывал ухо:

    - Я пытался убить Балалайку в Роанапуре. Руками ЦРУ, но замысел был мой, и шефа убедил я.

    Пенсакола отреагировала без обычной для человека задержки на обдумывание:

    - Зачем ты вбрасываешь эти сведения мне? Мог бы солгать.

    - Интрига не в том, чтобы лгать. А в том, чтобы говорить правду, железную, неопровержимую правду. Но так, чтобы собеседник сделал то, что нужно тебе. Думая, что делает это для себя.

    Теперь промолчала уже Пенсакола; человек продолжил:

    - Моя работа - профессиональный обман. Убийц и шлюх обходят молодые. Вот и меня обошел собственный заместитель. Так же, как я подсидел своего же шефа. Круговорот мудаков.

    Поняв, что продолжения не будет, Ото-химе отозвалась:

    - Довольно точно. Как у меня при дворе.

    Говорить первое, что подумалось, было не только легко, но и приятно:

    - Ну вот почему они не поступают по уму? Всем было бы лучше!

    После некоторой паузы из пропиленного канала долетело:

    - А им не надо - чтобы всем, но завтра. Им надо - пусть единолично мне, да только чтобы сегодня.

***

    - Сегодня у нас под замком сама Ото-химе, - кардинал наклонился к экрану, лишившись от этого важности и внушительности. Нос разросся до клоунского шарика, глаза превратились в оловяные монеты. Акаги даже несколько подалась от консоли назад - хотя и понимала, что из экрана “гестапо Ватикана” не вылезет.

    Кардинал отодвинулся, сложил руки перед собой на столике. Прижмурился:

    - Мы предложили ей человека, виновного в разрушении Роанапура и покушении на Балалайку. Автора операции. Да вы его знаете. Как он сам любил представляться: Бонд. Джеймс Бонд. Помните?

    Акаги припомнила рослого чиновника - ну да, ЦРУ ведь по сути обычная государственная служба - с которым плыла из самого Рима. Не то, чтобы он был так уж симпатичен - со всех точек зрения - но, хотя бы, отвращения не вызывал. Обидно разочаровываться в людях, прах побери!

    Кардинал-камерленго улыбнулся:

    - В интригах не вам тягаться с римским престолом. У нас опыт столетий! Сидят оба рядом, под следствием Конгрегации.

    - Так вот почему в Тихом Океане непривычное спокойствие. Но в Атлантике все по-прежнему плохо. Там-то на императорские замашки Пенсаколы клали с прибором... И что же потом?

    - Потом она этого Бонда порвет в клочья. Мы их для того рядом и посадили. Она же монструм фуриозус. Ничего личного, - кардинал улыбнулся так, что экран Акаги не разбила чудом.

    - Просто ЦРУ мы тоже не сильно любим. Пусть пиндосы помаются пока приземленными проблемами. А ее мы кротко, без пролития крови - в монастырь. Искупать созидательным трудом.

    Собеседник встал, прошелся перед монитором связи взад-вперед - и Акаги рассмотрела на заднем плане маленькую болезненно-чистую комнатку. Жилище подвижника - или, того хуже, фанатика.

    Кардинал почесал бровь. “Совсем, как человек”, - подумала доктор Акаги; потом ужаснулась уже собственной формулировке. Нечеловек здесь она. Во-первых, корабль Тумана - пусть и земнорожденный. Во-вторых, эти самые католики женщину человеком не считали. “Сосуд греха” - вот ее полочка, вот ее место в мире, который сейчас выстраивают святые подвижники во главе сотен тысяч уже обычных фанатиков.

    Начальник “гестапо Ватикана” пожал плечами - в белых стенах кельи крылатка полыхнула зарницей:

    - Ведь она с нуля выстроила цивилизацию. Мир. Биоценоз. Правда, при этом уничтожила предыдущий биоценоз, поломала едва установившийся мир после войны Тумана, и самую малость не перебила хребет человеческой цивилизации. Дело величайшее, но не на добро умудрил ее Создатель. И потому пропало оно втуне, - кардинал уверенно поглядел на экран:

    - Но мы это исправим. В искуплении мы профессионалы. В милосердии тоже.

    - Напомните, как называются профессионалы в любви?

    Кардинал откровенно засмеялся:

    - Любовь не вздохи под скамейкой. И не вампиры при луне!

    Каноник подошел вплотную - комнаты его на экране Рицко больше не видела. Весь экран заполнила огненная мантия, как на взгляд Акаги, чересчур яркая для смиренного служителя божия. Из мантии печеным яблоком торчало лицо, да белыми лепестками - ухоженные старческие кисти.

    - Сказано же у Честертона, не помню уже, где именно: "В прежнее время грифон не был обыденным и смешным, не был он и непременно злым. Грифон был связан не со злом, а с добром; от этого его боялись не меньше. Добродетель не была тихой и безобидной, она сотрясала мир, повергала ниц и требовала у Бога пищу себе!”

    Договорив сентенцию, кардинал недоуменно поднял обе руки к середине груди. Отшатнулся - а потом и вовсе упал. За его спиной открылся молодой священник; Акаги добрую минуту не могла отыскать его даже в новой своей нечеловеческой памяти. Молодой человек за это время успел вытереть об алую мантию кардинала длинный прямой кинжал. Закончив, парень убрал оружие в богато украшенные ножны - чуть ли не с музейной биркой - и посмотрел на экран:

    - Кстати, о терминологии. Вам, как ученому, может быть интересно. Вот - “мизерикорд”, - парень поднял ножны, - и есть “кинжал милосердия”. Доктор Акаги... Если она и правда доберется до вас..

    - Что?!

    - Так вы даже не знаете, что она сбежала?

    Папа Римский, внезапно сообразила Рицко. Епископ римский. Слуга слуг божьих... Не хотелось бы узнать, какие у бога водятся дворецкие, кравчие, и другие - старшие - слуги. С другой стороны, при таком-то первосвященнике за веру можно не переживать.

    Убийца думал о другом:

    - Доктор Акаги, шантажировать меня бесполезно. Если даже вы записали все происходящее - после триумфа киностудии Тумана вам никто не поверит. Скажут, что всех играли ваши же русалки. Я позабочусь. Престол немедленно издаст обращение, что-де кардинал погиб на посту от коронарной недостаточности. Острой, - изящная твердая рука шлепнула по ножнам, - и коварный Туман, враг рода человеческого, тотчас воспользовался этим в своих гнусных манипуляторских... И так далее, и тому подобное.

    Или вас беспокоит моральная сторона дела? Что ж, если мы обманули миллионы искренних верующих по всей Земле - почему не обмануть недоброго старика, выжившего из ума? Или вам понравятся крестоносцы с термоядом? Он уже навербовал полста тысяч сволочи, мне сейчас надо куда-то их пристроить, минимизировать ущерб, так сказать...

    Акаги не отвечала, но беловолосый ее и не слушал. Присев к убитому, парень провел рукой по лицу кардинала - лицо уже отекло к полу, заострив нос и неприятно провалив щеки.

    - Он любил классическую музыку и довольно хорошо понимал фрески. Он же когда-то был реставратором из лучших... И вообще, неплохим человеком. Но, вступив на доску, он сделался фигурой. Пусть и важной, не менее ферзя. Только на поле имеют значение лишь две вещи. Первое - насколько быстро ты убираешь с доски другие фигуры. И второе - насколько ты ловок в защите, чтобы не убрали тебя.

    Мужчина поднялся легким движением, совершенно не сочетающимся с длинным подолом, седыми волосами, скорбной скобкой губ.

    - Сколько вам лет?

    - За эти полгода я постарел приблизительно на порядок. Доктор Акаги... Акаги-сан, так правильно? Я ведь просто по должности обязан иметь представление о наличии бога. Они все... Все смотрят на меня. И ждут. Но у меня нет ничего, кроме веры. Мне просто нечего им дать.

    И я понимаю... Понимаю князя Дандоло. Заменить веру знанием - достаточно сильный соблазн, и к тому же очень простой. Он хотел знать. Знать как можно точнее. А мы не наука, мы - вера, это диаметрально противоположные вещи. Его долг и обязанность были не докапываться - верить.

     - Я думаю о другом, - Рицко побарабанила пальцами по краешку стола. - Тюрьма без кнут-вируса туманника не удержит. А ключ к вирусу, как я понимаю, ей сдал Джеймс. Ему же вшивали управление в рамках той программы “Соленый Берег”, еще когда он мальчиком на побегушках был в этом своем ЦРУ... Для квантового канала каменные стены не преграда, тут ваш многовековой опыт несколько устарел.

    Откинувшись на стуле, доктор Акаги вынесла решение:

    - Придет ко мне - загребетесь отбивать! Если планете нужна я со всеми моими достоинствами и умениями - значит, Пенсакола будет жить.

    - Но ущерб!

    - Кардинал подсказал способ. Искупление делом. Глубарей утихомирит. Ядра туманников отдаст. Было государство Тумана - потеснятся, будут еще и глубинные. Море всех принимает, оно громадное.

    - Но убитые!

    - Ваш бог - бог милосердия, вы же сами говорили это еще во времена Перекрестка!

    - Так это наш бог. А остальные?

    - Остальные, - Рицко улыбнулась, - пока еще способны на милосердие и без божьей помощи.

***

    - Помощь нужна, курсант?

    - Так точно, товарищ полковник.

    - А куда направляетесь?

    - В Токио, встретить СТ-17.

    - Конвой из Сиэтла, вот как? А кто там у вас?

    - Человек.

    - В конвое - и вдруг человек? Пойдемте-ка к военному коменданту.

    Егор хмыкнул: сразу надо было идти, ясно же, чем закончится. Нет, в кассе отстоял, как порядочный. Ну и выстоял: билетов нет и не предвидится.

    - О, - сказал комендант, - Ромео!

    - И что, уже весь город знает?

    Полковник, приведший Егора, закрыл дверь кабинета. Переглянулся с комендантом - и оба захохотали, хлопая ладонями по черным форменным штанам:

    - Егор! Мы же тут гарнизон! Да, большой. Но гарнизон! Если офицер начинает в библиотеку ходить, уже завтра девчонкам каталоги с кружевным бельем приносят. Ну как же - ведь не книги читать он туда ходит!

    Посерьезнев, комендант перелистал большой журнал на столе. Поднес было руку к трубке, но сразу же и отдернул.

    - А не будь мы закрытым городом, ты бы тут не расхаживал в одиночку. Ладно. Я тебя посажу на военный борт. Но ты там веди себя так, будто тебя вообще нет, внял? Командир борта скажет, куда потом и к кому. А назад... Я там позвоню кому надо, и тоже: без вопросов. Ты хоть понимаешь, что мы с тобой уже под статьей? Просто по факту недонесения.

    - О чем?

    - О твоих несанкционированных контактах с объектом высшей степени секретности. Ты теперь и сам такой объект. И девушка твоя. Или будешь заливать, что увольнительную тебе прямо до Токио выписали?

    - Так почему вы это делаете?

    Комендант пожал плечами - шеврон военной полиции сморщился и картинка на нем превратилась в смеющийся череп. За что, собственно, комендантских и называли: “клоуны-убийцы”.

    - Потому, что так правильно.

    За окном проревел выруливающий на взлет “Муромец”. Комендант молча писал записку; нажав кнопку звонка, он дождался хитролицего старшину-дежурного, которому бумагу и вручил:

    - Вот этого курсанта посадишь к Березняку, возьми предписание для него. Покормишь у нас, это наш человек. С вопросами не приставать, уе... Уестествлю.

    - Да чего там приставать, - равнодушно козырнул старшина, - Ромео мы не узнали, что ли?

    Егор вздохнул, тоже козырнул:

    - Благодарю вас!

    После чего вышел за старшиной вслед: при возрасте в два раза большем ростом тот был пониже самого Егора.

    Второй полковник, проводив их глазами, прикрыл дверь еще плотнее и сказал:

    - А все таки, Васильич, ты нарушил закон. Это я тебе говорю как начальник особого отдела.

    Комендант зевнул:

    - Да я всю жизнь мечтал нарушить закон именно вот по такому поводу. А ко мне все больше контрабандисты со спекулянтами ломятся. Да нужных людишек - мажорчиков там всяких, да поемень государеву - по звонку телефонному отправляю. Это раз. Второе - подумай сам, Степаныч. Сегодня вот его девушка с моря вернулась, это праздник. Но будет же и завтра и послезавтра... Вот прикинь, кабы Ромео и Джульетта поженились - это была бы история любви?

    Особист заинтересованно поднял брови. Комендант закрыл журнал, убрал его в ящик стола и продолжил:

    - Джульетта постареет, Ромео начнет бегать по синьоритам. Он ведь и на саму Джульетту запал исключительно потому, что его та, предыдущая, продинамила. Как ее там? Розалинда? Розамунда? Кто ее помнит? Вот. А так - поставлена точка, и мы имеем великую трагедию, сверкающий образец небесной любви на все времена.

    - Времена... - скривился особист, набивая трубку. - Трансгрессировать их в континуум... Вот были три войны двадцатого века. Люди ужаснулись Первой Мировой. Не успели выдохнуть - началась Вторая. Закончили ее - четверть века ожидали термоядерных бомб на голову. Война холодная.

    Комендант поднялся, прохромал к окну. С треском распахнул перекошенную от майских ливней раму. Особист встал рядом, защелкал зажигалкой, раскуривая трубку.

    - У тебя чего, зажигалка настоящая?

    - Подарок. Я в составе украинского контингента вместе с американцами воевал в Ираке... Там подарили настоящую Zippo. Да... Ирак... Желтые Воды... Троянская война... - особист плюнул длинно, и до конца трубки старики молчали.

    - Кончилось и это, пережили. Как-то пережгли столько безнадежности и отчаяния. И тут, в пределах одного поколения - Ангелы, Туман, Глубинные. Как двадцатый век, только быстро. Как домашнее задание после урока - тезисно. И вот мы вроде как живые, а бывает, ударюсь головой о что-нибудь, и жду, что трещины по мне пойдут. Не то, чтобы мне наплевать. А - откричался. Отплакал.

    Выколотив трубку, особист опять сплюнул за окно и затянул перекошенную створку обратно. Переждав грохот взлетающего звена “тридцать первых”, комендант сказал:

    - Да, но для них ведь это все в первый раз! Все новенькое, аж блестит!

    Особист глядел в потолок:

    - Вот, казалось бы: все сделали за него. Экзоскелет придумали вообще задолго до всей этой истории. Базу организовали, особый взвод набрали. Он только единственное сделал - не испугался, девушку из рук не выпустил.

    - И выиграл место на линии огня. Первый в очереди за пулей. Ну вот нахрена? И неужели они тоже будут потом ругаться? Не хочется верить.

    Особист махнул рукой:

    - Ругаться-мириться, главное - чтобы равнодушия не было. Ты, кстати, позвони. А то закрутишься и забудешь.

    - И то правда, ему же еще добираться до самой бухты...

***

    Бухта, куда направился Егор, величиной может сравниться с морем наподобие Аральского или Тирренского. Пятьдесят морских миль вглубь Японии, да вширь полстолько. Морем Эдо бухта поначалу и называлась. Семья Эдо населяла три берега моря, и была это могучая семья, и сжимала пальцы на горле Японии несколько столетий.

    Гайдзины знают эту семью под именем Токугава, а их родовое море под именем Токийского Залива. Ну, и город по берегам бухты - понятно, в честь кого. Громадное было поселение, всего-то в пять раз малолюднее, чем вся Егорова страна. А если, к примеру, все города, где папа Егора по работе вынужден был жить, поставить на водное зеркало Токийского Залива - то еще и Лихтенштейну с Андоррой места останется.

    Но только люди по берегам залива давно уже не селятся. Цунами Второго Удара превратило красивый город в мертвые руины. Что успели расчистить, отдали под полигоны. Это здесь Икари Синдзи отрывал хвост “Джаггернауту” и едва не оттяпал язык Вилсону из АКП. Это здесь испытывали волновые торпеды и снаряды-осыпатели взвеси. Это отсюда вышла в легендарный поход I-401 - по крайней мере, так говорит сериал “В гостях у сказки”. А кино никогда не лжет, это всем известно, и спорить здесь не о чем.

    Токийский Залив - огромное водное пространство, вход в которое сравнительно несложно защитить от Глубинных. Идеальное поле для тренировок тех же канмусу. Неудивительно, что Токийская Школа расположена именно здесь, и что школоносец “Летящий Феникс” возвращается именно в Токийский Залив.

    Издалека боевые корабли выглядят неожиданно маленькими. Тяжелые корабли - крейсера, линкоры - как серые утюжки, сложенные из двух треугольников. Точь-в-точь такой силуэт имеют бумажные кораблики. Средний треугольник, вершиной к небу, при ближайшем рассмотрении оказывается нагромождением надстроек, труб, мачт, крыльев и мостиков. Нижний треугольник - вершина его не видна, скрывается в волнах - топорщится уже двумя углами. Повыше - полубак, всходить на океанскую волну. Пониже - полуют, иногда с торчащей вилкой кормовой башни.

    Легкие же крейсера с эсминцами - вовсе на далекой воде черточки.

    Нет, конечно, в бинокль с хорошей, довоенной оптикой все смотрится как должно: весомо, грозно, внушительно. Да откуда взять бинокль? Волнуются люди, переминаются на особо выделенном балконе для встречающих. Утром конвой прошел мыс Цуруги - мыс Меча, названный так в те времена, когда японские мечи еще были прямыми. Вот уже полдень скоро, и корабли все ближе, и контуры все зримей; и под небом синим, высоченным, отшлифованным по случаю праздника градобойными ракетами, разматываются пушистые следы за крыльями валькирий. Идет конвой: здоровенный грузовоз-ролкер “Фьярдваген”, ради которого все и затевалось; потом линкор “Нагато”, следом крейсера авангарда, флангового охранения и замыкающей гребенки; и эсминцы - все сплошь корабли Тумана. А потом внимание встречающих захватывает белый треугольный вымпел - метров двести, не меньше! - несомый над волнами северным ветром; за тем вымпелом почти не видно и самого школоносца.

    Оркестр левее и ниже балкона берет первые ноты - почти неслышно за шорохом ветра, за плеском волн, разбегающихся от больших кораблей конвоя. Подымается густой, тяжелый запах прибрежья: соль, тина, копоть, мокрое дерево. И над всем этим ближе и ближе треугольник белого шелка, исчерканый пометками. Корона за голову повелительницы северной стаи. Меч за голову хранительницы. Бычья голова за демона-”они”. Увесистые ромбы за головы Старших особей. Треугольнички за Младших. Разбитое кольцо за снятие осады с Перл-Харбора. И шестнадцать священных цветов-хризантем: спасенные ядра Тумана. Всю ночь техники школоносца наносили пометки на походный вымпел. Они тоже в строю на широкой палубе, красноглазые и счастливые: победу в самом деле ничего не заменит!

    Кроме победных отметок, видных с берега, по всей длине вымпела рассыпаны цифры помельче, видные только выстроенным на палубе девяткам. Семь-два, золото. Три-ноль-ноль, черная. Один-девять - красная... Вьется вымпел, и номера закрывает складками - только ведь на палубе и без циферок все обо всех помнят. “Нет у нас, государь, сорока бояр коломенских, двадцати бояр белозерских, тридцати панов литовских”...

    Работы на пирсе понемногу прекращаются; конвой снижает скорость. Весь портовый люд начинает сползаться к низким заграждениям. До швартовки, судя по большому циферблату, еще добрый час. Как его вытерпеть в ожидании? Какими словами высказать? Для таких-то минут музыка и придумана. Ударяет оркестр в полную силу гимн Токийской Школы, и поднимается звук над балконом с переминающимися людьми, раскатывается над причалами - в полном согласии все замолкают. Кто на корабли смотрит, кто на бьющую в бетон волну от них, кто на тот самый большой циферблат... Не вытерпев неподвижности, Егор спускается с балкона. Курсанта в парадной форме оцепление пропускает без единого вопроса. Парень идет по пустеющему пирсу, огибает ящики, канаты, баллоны - к пестрому ряду мелочного рынка, откуда продавцы тоже понемногу стягиваются встречать. На беспризорных прилавках пирожки, заколки - вот уж самое необходимое в плавании! - журналы, шоколадные батончики, туалетная бумага, расчески, авторучки. Грустные плюшевые зайцы - в жопу такие амулеты, только тоску нагоняют, особенно под “Уми Юкаба”... И внезапно, взрывом красок - на столике букеты и вокруг столика букеты!

    - Да откуда здесь-то грузин с цветами?!

***

    - Из самого института НЕРВ, Токио-три, - пожилой кавказец не обиделся на восклицание. - У меня цветы секретные: синие розы видишь? Эффект Черенкова, да! И сам я такой секретный...

    Музыка тут не оглушала, так что все слова Егор прекрасно расслышал. Цветочник посмотрел на шеврон Егора, подмигнул:

    - Канешно, нэ такой секретный, как ты. Ядерный физик я. Работаю в НЕРВ. Вон там... - сухая темная ладонь указала на юг, за спину:

    - Гора Хаконе, а дальше - Фудзи. Где-то рядом. Секретно. Сам понимаешь.

    Егор улыбнулся. Грузин поправил кепку - точно можно было посадить на нее вертолет, все как в кино! И продолжил:

    - Но только с приборами - ни поговорить, ни выпить. Вот, завел на балконе гидропонику, сюда цветы привожу. Тут хотя бы люди... Тебе что лучше?

    - Розовые... - подумав, Егор указал букет:

    - Эти. Пускай будет в цвет волос.

    - В цвет волос? Э, так я ролик видел, да! Это круче Рика Хонды! У нее просто танец и все, а твоя девушка - это... Это... Это как восход на Ушба! Нет, круче! Как закат! Вот! Но цветы...

    Грузин решительно заслонил собой прилавок и сказал совершенно без акцента:

    - Не покупай, пока не увидишь конвой.

    Пока борта не нависли стеной.

    Пока не упали сходни - жди.

    И только рука в руке - приходи.

    Не то, чтобы Егору сильно понравились рифмы, но уж больно важным сделался носитель кепки-аэродрома, и совсем без подначки посмотрели его разбойничьи глаза. Так что парень даже отошел от прилавка на несколько шагов. Переждав литавры, сухощавый кавказец добавил:

    - Придешь - вас точно без очереди пропустят.

    Видя, что Егор обижаться и убегать не спешит, объяснил:

    - Серьезно, парень. Это очень, очень старая традиция. Нельзя заранее, совсем нельзя. Моя семья давно торгует цветами, у нас все приметы верные. Вот слушай, анекдот расскажу, да? Вот представь, НАТО завоевало Советский Союз...

    Егор хотел засмеяться: это через воду, что ли? И глубинные на это все просто смотрели? Но передумал, не желая прерывать потешно надувшегося рассказчика, который снова заговорил преувеличенно по-кавказски:

    - И самый главный их генерал спрашивает: пач-чиму в самый сэрдца Сибирь до сих пор красный флаг? А ему докладывают: в Новасибирске грузинский мафия не отдавает цветочный рынок!

    Егор улыбнулся: не так анекдоту, как всему происходящему. Да и что не улыбаться: он-то свою девушку дождался!

    - А вы помните Советский Союз? Как вы думаете, его надо было сохранить?

    - Нет, я тогда был как ты. Кто бы подростка спрашивать стал! И вообще, у нас в Кутаиси референдума даже не было.

    - А сейчас вы уже седой. Как думаете?

    Заняв места напротив определенных причалов, корабли сделали поворот “все вдруг” и осторожно двинулись на швартовку. Продавец переложил с места на место красный и синий букеты, поглядел зачем-то на солнце. Промокнул глаза уголком снежно-белого платочка.

    - Э! Вот паслюши, когда я был малчык, я дэдушка Реваз спрашиваль: ты хотель с бабушка Нино развестись? Вай, дедушка лавка ронял, кинжал хватал, глаза огонь, бурка черный крыло, совсем как ночь в КПЗ! Говорил: как ты мог падумать, что я хотель развэстись с моя любимая Нино! Нэт! Никагда! Потом черный крылья сложил, лавка поднимал, и тихонько так говорил: развестись - нет. Зарэзать - да!

    Музыка сделалась громче - наверное, на балконе сейчас кроме музыки ничего не слышно и ни о чем думать не получается. Пожалуй, в такой момент и правда без мыслей лучше. Случайно посмотрев на часы, Егор поспешно перевел взгляд на букеты: невыносимо было видеть, как много еще остается времени.

    - Так вот, парень, - выдох грузина пошевелил цветы. - Советский Союз был как бабушка Нино. Зарезать часто хотели - но вот развод... Зачем? Громадный рынок, всем что-то надо. Все что-то купят: кто мандарин, кто апельсин, кто тюльпан. От Бреста до Анадыря никаких таможен, пошлин, виз, международных паспортов... А потом бабушка Нино взял и умер. И теперь я должен, как в том анекдоте, скакать от радости, что я “сапсем адын!”

    Грузин опять вздохнул, чуть не сдув крайний букет. Легонький северный ветерок против его печали не котировался совершенно:

    - Только что-то ноги не поднимаются...

    Оркестр загремел по-настоящему; лишь теперь Егор понял, для чего там духовых инструментов четыре шеренги! Корабли уже шли вдоль бетона, южное солнце высвечивало безупречно гладкую обшивку. Гимн Токийской Школы закончился, играли теперь для Владивостока:

    - ...В утро дымное, в сумерки ранние...

    Грузин опять промокнул слезы. Смущенно отвернувшись, Егор столкнулся взглядами с громадным негром в форменной куртке. Откуда он взялся?

    - ... Будут зори сменяться закатами, будет солнце катиться в зенит!

    Буруны под кормой поднялись у всех кораблей разом - из чистого щегольства конвой застопорил синхронно, единовременно. Чернокожий здоровяк ухватил первый попавшийся букет и спрятал в него лицо. Егор двумя прыжками оказался перед причалом “Летящего Феникса”. Прежняя музыка стихла; пять или шесть секунд слышно было только плеск воды и скрип тросов, утягивающих тысячетонные тела. Потом, перекрыв удар сходен, грохнули тарелки: чардаш! - и на пирс вылетела Луиза.

***

    - Луиза-Франсуаза ле Блан де ла Вальер де Тристейн по вашему приказа...

    На широких ступенях главного корпуса стоял начальник Владивостокской Школы - вполоборота, что-то приказывал посыльной. Но запнулась Луиза не поэтому.

    Слева от начальника Владивостокской Школы стояли такие знакомые - и такие невероятные здесь! Сейчас! - профессор Кольбер и ректор Осман.

    Ее нашли!

    Ура!

    Ее все-таки спасли! И теперь она может отправляться домой!

    Напрочь забыв, чем грозят обычному человеку ее объятия, Луиза почти уже кинулась на шею землякам - но тут грозно, неприятно, заскрежетало по брусчатке плаца тяжелое копье в левой руке, заказанное Тенрю, врученное на острове Оаху Ашигарой - аватарой Тумана.

    И Луиза остановилась на полушаге.

    Тенрю!

    Ашигара.

    Татьяна.

    Инес.

    Тоне.

    Джеймс.

    Беркана.

    Ирина-пухлая, вечно голодная...

    Ирина-длинная, “достань воробушка”...

    Алиска мелкая, вредная, “погладь кота”....

    Егор!!!

    Туда или сюда?

    Девушка мелко задрожала, пальцы ее разжались, упавшее копье загремело на камнях. Начальник Школы, углядев сужающиеся зрачки ла Вальер, живо ухватил ее поперек туловища и попросту швырнул в громадный бассейн, вокруг которого, собственно, и строилась Школа.

    Луиза ничего этого не почувствовала. Внезапно упавшая темнота рассеялась; теперь Луиза находилась в узком коридоре - клепаная сизая сталь со всех сторон. Только почему-то не холодит ноги. Туда или сюда? Сделав три шага вперед, Луиза толкнула броневую дверь - за дверью оказалась кают-компания, точно как в кино. Длинный стол, белая скатерть, ореховые стулья с гнутыми спинками - жалкая попытка придать немного уюта стальной коробке... На стульях за столом люди - все незнакомые.

    Ой, нет. Одно знакомое лицо точно есть!

    - Ну, так что ты все хотела у меня спросить?

    - Тенрю!!!

    - Мы теперь одно целое, - Тенрю улыбнулась. Луиза отдернулась:

    - Я же сама видела, как тебе ноги оторвало!

    Тенрю деловито придвинула гостье стул:

    - Садись. Не дергайся, все расскажу.

    Луиза обвела взглядом кают-компанию еще раз, уже начиная понимать. За столом как-то умещалось человек сорок - и мужчины, и женщины. И помладше, и постарше. Пока ла Вальер хлопала на это глазами, одна из девушек поднялась:

    - Sorry, я нужна там, на мостике.

    - А... Это кто?

    Тенрю села напротив, подперла щеки руками - глазки флагмана сразу сделались хитрые-хитрые. Точно как при жизни!

    - Это моя-наша аватара в Атлантике.

    - Моя или наша? И что значит: мы одно целое? Воспоминания общие? - ла Вальер покраснела. Там, на причале, она не могла оторваться от Егора две или три песни - теперь-то ему объятия канмусу повредить не могли. Он сам был кан... Мусу не годится, это “девушка”. Как будет по-японски “парень”? Камень-переводчик только русский знает...

    - Нет, не могу даже представить себе, как это!

    Луиза повертела головой. Люди не кидались расспрашивать и не лезли здороваться, видимо, доверив общение с гостьей Тенрю. Тогда ла Вальер тихонько поинтересовалась:

    - А все остальные здесь кто?

    Тенрю снова улыбнулась:

    - А это экипаж. И еще все канмусу с позывным “Тенрю”, погибшие ранее. Пока в ноосфере существовала единственная “Тенрю”, гибель была окончательная. А теперь у нас общий эгрегор.

    - Эгре... Что?

    Флагман махнула рукой:

    - Ну, как бы проекция идеи “Тенрю” на духовный мир. Я сама в этом не очень. Знаю вот, что у него есть воплощения. И теперь их много. Насколько я разобралась, ритуал Призыва - обращение к ноосфере. А обретение Позывного - ее ответ. Ноосфера подключает к выбранной ячейке. Мы все - Тенрю. Просто разные. Физических тел у нас... Так... Три. Атлантика, Бенгальский Залив и Тихий. “Тенрю” на Тихом Океане - это ты и есть.

    - Чего-о-о? Так я сейчас корабль?

    - Ага. Ты думаешь, чего ради Школа вокруг бассейна построена?

    Ла Вальер ошеломленно посмотрела на руки... На тело. Да нет, все обычное. А где же чувства корабля? Или это еще не все?

    Тенрю терпеливо пояснила:

    - Когда ты во второй форме, и хочешь ощущать себя кораблем - то вот по тому коридорчику идешь наверх, в боевую рубку. А захочешь пообщаться - спускаешься сюда, мы тут все и всегда.

    - А вам тут не скучно?

    Тенрю пожала плечами:

    - Я тут недавно. Не успела заскучать. А остальных я как-то... Хм...

    - Тенрю... Ты чего, стесняешься их спросить? Стесняешься - ты?

    Флагман хихикнула, не ответив. Луиза вздохнула:

    - Так вот откуда вы все новости знаете.

    - Ну да. Мы связь держим.

    - Но я все-таки видела как ты погибла!

    - Я в эту мистику даже не вникала. У нас это так. У парней совсем иначе. У канмусу первой волны вообще что-то третье. Думаю, со временем Осабе-домо разберется и в этом.

    - Так я, значит, легкий крейсер “Тенрю”. Вот это так да...

    Тенрю пожала плечами:

    - Не нравится?

    - Да причем тут! Просто привыкнуть не могу. Тенрю...

    - Что?

    - Не покажешь, где что в рубке?

    - Боишься? Ты?

    Луиза тоже хихикнула:

    - А если я случайно залпом? Я же в бассейне посреди Школы!

***

    В бассейне посреди школы - длинный четкий силуэт легкого крейсера Императорского Флота. Только что барахталась девушка. Хлопок - брызги до неба - легкий затихающий звон, как в медную тарелку молоточком - солнце заслоняет многотонный корпус, волна в борт. Извольте получить.

    Ректор Осман и профессор Кольбер ошеломленно переглядываются. А они-то считали, что здешние колдуны против Тристейна щенки. А оно вон как. Волк-оборотень тварь жуткая, но хотя бы понятная. Корабль-оборотень... Вот это так спасли девушку! Вот какого чуда в Тристейне точно не хватало. Ух, как обрадуется жених девчонки. А уж чего скажет ее мама... Кому мама - кому боевой маг Карин Стальной Ветер. Ну, Штормовой Ветер - придет голову отрывать, не до тонкостей языкознания будет.

    - Это... Это что? - Кольбер, как маг Огня, и как младший, опамятуется первым.

    Начальник Школы смотрит на бассейн гордо:

    - Курсант ла Вальер по форме два. Легкий крейсер “Тенрю”. В переводе - “Небесный дракон”.

    И, посмотрев на ошарашенных гостей, улыбается:

    - К ее розовым волосам прекрасно подходит!

    (с) КоТ.

    г.Гомель

    20.03-24.06.2017