Red Hairs : другие произведения.

Синие Зори Астры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовный роман в сеттинге твёрдой(это важно!) научной фантастики. Мир, в котором люди, вышедшие было в космос, вымерли везде, кроме частично-терраформированного Марса, на котором цивилизация людей сколлапсировала в тёмные века неосредневековья, сосредоточившись только на выживании, теряя технологии каждый год. Сложнейшая, крайне богатая деталями, огромная Вселенная, масштабов "Экспансии", "Дюны", или "Воспоминания о прошлом Земли"/"Задачи трёх тел". Хотя до эпичности Толкиена, пожалуй, не дотягивает. Разные уголки Марса обладают отличающейся культурой, историей. А Солнечная Система за пределами последнего прибежища человечества - Марса полна загадок. Если тебе нравятся и любовные истории, и научная фантастика, но раздражает недостаточная научность любовной фантастики - роман написан именно для тебя. Почти все детали мира будут использованы в сюжете! Что к чему со временем станет понятно. В тексте НЕТ и не будет сцен секса. Всякая жесть (см. теги) обычно за кадром Работу, в первую очередь, нужно рассматривать как находящуюся на пересечении жанров любовный роман, твёрдая научная фантастика, антиутопия/постапокалипсис. Эта история должна стать частью цикла из четырех работ. Текст не очень хорошо вычитан - хочу дописать историю, а потом уже доводить стилистику до кондиции. Буду благодарна за сообщения об ошибках!

Синие зори Астры

Annotation

[]
     Синие зори Астры (https://ficbook.net/readfic/12893596)
     Направленность: Гет
     Автор: pippiTheLongStocking (https://ficbook.net/authors/4128297)
      Фэндом: Ориджиналы
      Рейтинг: R
      Размер: планируется Макси, написано 156 страниц
      Кол-во частей:16
      Статус: в процессе
      Метки: Киберпанк, Рабство, Телесные наказания, Искусственные интеллекты, Трансгендерные персонажи, Будущее, Космос, Временная смерть персонажа, Регресс, Упоминания изнасилования, Глобальные катастрофы, Социальная фантастика, Научная фантастика, Любовь с первого взгляда, Модификации тела, Мироустройство, Упоминания религии, Повествование от нескольких лиц, Технологии, Хирургическая коррекция пола, Плохой хороший финал, Унижения, Принуждение, Начало отношений, Развитие отношений, Другие планеты, Насилие, Романтика, Ангст, Драма, Повседневность, Повествование от первого лица, Hurt/Comfort, Вымышленные существа, Антиутопия, Неторопливое повествование, Освоение земель, Здоровые отношения, Женская дружба, Репродуктивное насилие, Вечная молодость, Наука, Упоминания секса, Сражения
     Описание:
     Любовный роман в сеттинге твёрдой(это важно!) научной фантастики.
     Мир, в котором люди, вышедшие было в космос, вымерли везде, кроме частично-терраформированного Марса, на котором цивилизация людей сколлапсировала в тёмные века неосредневековья, сосредоточившись только на выживании, теряя технологии каждый год.
     Примечания:
     Сложнейшая, крайне богатая деталями, огромная Вселенная, масштабов "Экспансии", "Дюны", или "Воспоминания о прошлом Земли"/"Задачи трёх тел". Хотя до эпичности Толкиена, пожалуй, не дотягивает.
     Разные уголки Марса обладают отличающейся культурой, историей. А Солнечная Система за пределами последнего прибежища человечества - Марса полна загадок.
     Если тебе нравятся и любовные истории, и научная фантастика, но раздражает недостаточная научность любовной фантастики - роман написан именно для тебя.
     Почти все детали мира будут использованы в сюжете! Что к чему со временем станет понятно.
     В тексте НЕТ и не будет сцен секса. Всякая жесть (см. теги) обычно за кадром
     Работу, в первую очередь, нужно рассматривать как находящуюся на пересечении жанров любовный роман, твёрдая научная фантастика, антиутопия/постапокалипсис.
     Эта история должна стать частью цикла из четырех работ.
     Текст не очень хорошо вычитан - хочу дописать историю, а потом уже доводить стилистику до кондиции. Буду благодарна за сообщения об ошибках!
     Небольшие рассказы по этой же вселенной: https://ficbook.net/collections/01921700-0e99-7f27-8a10-f4c113cc9490
      Посвящение:
     Кстати, с описанием мира можно познакомиться вот тут:
     https://www.wattpad.com/story/376916448-%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%BB%D0%BE%D1%80-%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%80%D1%8B
     К сожалению, на фикбуке нельзя размещать такие статьи по местным правилам
      Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора / переводчика

Часть 1

     Примечание автора. В том случае, если мир показался слишком сложным, можно попробовать почитать о нём вот в этом описании: https://www.wattpad.com/story/376916448-%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%BB%D0%BE%D1%80-%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%80%D1%8B
     Если Вы нашли противоречие или нелогичность - скорее всего Вам показалось, рекомендую почитать описание мира по той же ссылке. В дальнейшем то, что показалось неправдоподобным, должно быть объяснено. Если же найденный ляп не описан в этой статье, это может быть действительно ляпом, в таком случае, пожалуйста, сообщите о нём в комментарии, чтобы я поправила сюжет/описание. К сожалению, писать твёрдую научную фантастику сложно, и совсем обойтись без ляпов невозможно.
     Если Вам нравится открывать мир по кусочкам, лучше эту статью не смотреть. Я постаралась, чтобы там не было сюжетных спойлеров, однако отгадок, которые снизят интенсивность чувства "ага! Вот теперь понятно, почему так!"
     Глава 1
     Примечание автора: глава полностью переписана 21го апреля 2025го
     Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября[1], 17:15 (вечер). За два часа до её встречи с Алексом
     Я шла в гости к тётке, шла на очень неприятный разговор, сжимая в руке изготовленную мной подзорную трубу, а в голове всё ещё жил обрывок сна. Он был таким ярким, что даже сейчас, спустя такой долгий, сложный день, заставлял моё сердце трепетать.
     Во сне я стояла на вершине холма, окутанная синим сумраком Марсианского рассвета. Рядом был он — тот, без которого я в этих грёзах не мыслила свою жизнь. Я никак не могла вспомнить его лицо, зато не забыла ощущение его любящего взгляда, и удивительное, приятное чувство безопасности. Как бы я ни силилась, я не могла оживить в памяти ни его голос, ни, что самое ужасное, имя, чтобы проверить по Социальной Сети Сектора его существование. Зато, прекрасно помнила объятия сильных, заботливых рук, и обжигающее прикосновение его комбинезона за спиной, защищающее от стужи выпадающей из атмосферы инеем углекислоты.
     На небе синел рассвет, и звезды гасли по одной. Однако, наш с ним взор притягивали не они, и даже не утренние и вечерние звезды — Земля и Венера, а огромная, хвостатая комета, вытянувшаяся вдоль своей орбиты к Солнцу, пока ещё скрытому за горизонтом. Рядом с нами стоял на своей треноге телескоп. И мы спорили, увидим ли мы пиксели «матрицы», посмотрев на комету через него.
     Возвращаться в реальность из воспоминаний о грёзах очень не хотелось. Однако, не то, чтобы у меня был какой-то выбор.
     Я знала, что разговор с тёткой не будет приятным, и не хотела её видеть, несмотря на то, что вся остальная моя семья мертва, убита фунджанинами. Убита в тот день, когда нас с тёткой захватили в рабство, сделали, как говорят в Секторе, ногфлерами.
     Избежать этого разговора было невозможно. Я осмотрелась, чтобы заставить себя принять действительность.
     Позади меня, на центральной площади посёлка, подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей. Силуэты увековеченных, вошедших в историю мужчин чернели на фоне красного Марсианского неба, а длинная тень пролегла на багровом песке почти до самого конца улицы. На ней почти не было видно других людей. Они либо внутри, в жилищах, либо еще не вернулись в наш 42й поселок со своей смены, как совсем недавно сюда приехала я. Я подумала, что хорошо, что Дупер так и вкалывает в своей шахте, и прибудет в посёлок только на закате. Надеюсь, я с ним сегодня не встречусь! Ведь он совсем не похож на того, кто мне сегодня приснился. Он такой примитивный и тупой! Хорошо, что хотя бы во сне я обнималась и наблюдала комету с тем, с кем хотела быть вместе. Окружающий меня пейзаж пока ещё был погружён в привычную красную, дневную палитру Марса. Однако, посёлок уже готовился к своим обычным вечерним ритуалам.
     Я шла по узкой улочке, петлявшей как вход в ловушку. Я проходила мимо ставших такими привычными, за последние три года, бараков. Не задумываясь о них, обходила знакомые тупики. На плечи давили лямки кислородного баллона. Правую руку оттягивала изготовленная мной в оптической мастерской подзорная труба, а левую тянул вниз вживленный в нее ПИК — персональный имплантированный компьютер. Он изготовлен по примитивным, всё более упрощающимся технологиям Сектора, и не отличался ни компактностью, ни малым весом. Всё никак не могла к нему привыкнуть. На душе было еще более тяжело от предстоящего разговора с тёткой. Я устала за рабочий день, а ведь он для меня пока закончился — я ещё должна проверить работу оптической стабилизации трубы по ночным зданиям поселка, перед тем как этот заказ военных Сектора будет закрыт. Под ногами скрипел красный марсианский песок — Сектор вымостил камнями только центральную площадь.
     Чем ближе я подходила к бараку тётки, тем тяжелее мне было на душе. И тем меньше мне хотелось думать о предстоящем разговоре. Да что там! Хотелось думать о чём-то совсем другом, более возвышенном, романтичном… Как сегодняшний сон. Хотя подумать и спланировать разговор стоило.
     Когда я возвращалась домой с работы в Столице, я получила от тетки мыслеграмму, которая звенела пружиной теткиного нетерпения, и пахла ее болезнью. Хотя я и была зажата со всех сторон набившимися в кабинку канатки ногфлерами, в этот момент я ощутила липкий страх остаться, после смерти тётки, совсем одной. Однако, её нетерпение, переданное мыслеграммой, не предвещало ничего хорошего.
     Хотя тетка и не упомянула в тексте сообщения о чем она хотела поговорить, я догадывалась, что именно ей от меня нужно — она опять будет нудеть о том, что моему телу осталось ещё года три биологической молодости, напоминать близости моего совершеннолетия, во время которого должно произойти кое-что настолько ужасное, что я хочу об этом думать ещё меньше, чем о другой теме предстоящего разговора: она обязательно опять будет пытаться выдать меня замуж за нашего единственного с ней в Секторе единоверца — скучного, тупого, лысеющего, рано оскуфевшего от тяжелой работы шахтером Дупера.
     Нет, он точно не мужчина моей мечты, я заслуживаю совсем другого мужа! Больше всего на свете мне хотелось убрать его из своих официальных женихов, куда его добавила тётка, пользуясь тем, что она моя официальная опекунша, а я всё ещё несовершеннолетняя. Если бы не этот статус Дупера, по правилам Сектора, он бы не смог мне мыслеграммить, и ему было бы запрещено со мной начинать разговор первым, и я могла бы его просто игнорировать, как и других членов его касты. Правила Сектора, конечно, были ужасными, но именно в этой части они не казались такими уж несправедливыми лично ко мне. Это тётка виновата в том, что он мне досаждает.
     А ведь можно было бы говорить совсем не о Дупере, или о возрождении нашей религиозной общины через брак с ним — я бы очень хотела поделиться с тёткой чувством хорошо сделанной работы, которую держала в руке. А еще, хотела ей пожаловаться на то, через что я каждый день прохожу в нашей Лабе, особенно на напоминания фунджанинов, что значат продольные полоски на моем фиолетовом костюме. Брр, это ещё одна тема, о которой совсем не хочу думать! Наверное, мне был нужен кто-то выговориться, и тетя подходила для этого как никто больше, ведь она была не только моей единственной родственницей в Секторе, но и сестрой по вере. Кто еще поймет меня?
     Еще в вагончике канатки меня осенила идея, как убедить тетку, что есть и другой путь добиться увеличения численности представителей нашей общины в Секторе — рожать детей от унылого Дупера вовсе для этого не обязательно: я крепко держала эту идею в правой руке. Брутальная, большая, тяжелая, выкрашенная в красно-черный военный камуфляж, подзорная труба казалась неуместной в этом месте, и тем более в моей маленькой ладони. Тут и там я ловила удивленные взгляды редких прохожих, бросаемые на нее и меня.
     Над каждым ногфлером дополненная реальность примитивного, но функционального нейрочипа Сектора выводила личный номер и различные иконки, среди которых превалировала иконка неквалифицированных ногфлеров, принадлежащих этой улице. Что, впрочем, было заметно и по цвету комбинезонов наблюдавших за моим возвращением: почти все они были мужского, коричнево-полосатого, и женского, желто-полосатого цветов.
     Одна из коротких, желто-полосатых фигурок было направилась в мою сторону, однако вскоре передумала: кажется, усталость в ней пересилила любопытство, и ее длинная, вечерняя тень заскользила по красному песку в сторону более близкой к ней массивной конструкции, доминирующей над другими бараками и состоящей из десятка сваренных в месте промышленных бочек, догадавшись, что я направляюсь именно туда. Другие здания в посёлке тоже состояли из бочек, лежащих на песке горизонтально, но были в разы меньше, особенно на соседней улице, где жили специалисты в своих индивидуальных ночных бочках.
     Не только местные ногфлеры отбрасывали редкие, вечерние и лениво шевелящиеся силуэты, подавленные размерами фигур Отцов-Основателей; куда больше и чаще вокруг стелились тени от импровизированных жилищ. Бочки удерживались на месте с помощью кольев, глубоко вбитых в марсианский грунт, и приваренных к ним металлических тросов.
     Всё вокруг было покрыто свежей ржавчиной, наросшей на металле от недавно прошедшего сильного дождя. Вода впитала углекислый газ из атмосферы, а химическая реакция превратила её в кислоту. Влажность на планете все еще росла, несмотря на оборванный, почти восемьсот земных лет назад, процесс терраформинга. Мне стало жаль, что я пропустила сегодняшний ливень, работая в лабе днём — за прошедший влажный сезон я так и не увидела это редкое погодное явление. Порыв ветра пронес мимо меня облачко песка, и я рефлекторно прижала кислородную маску плотнее к лицу, чтобы под неё не набилась вездесущая, абразивная марсианская пыль, которая хоть сегодня и слиплась от влажности после дождя, но всё ещё оставалась опасной для лёгких и желудка человека.
     Мой разум, не желая думать о предстоящем разговоре с тёткой, попытался найти что-то положительное в моменте: хотя бы то, что терраформирование Марса, пусть и было заброшено после Сингулярной Катастрофы, успело поднять давление атмосферы достаточно, чтобы мы могли не носить громоздкие скафандры.
     В Секторе рассказывали самые дикие легенды о Катастрофе. Одна из них утверждала, что Отцы-Основатели прервали терраформирование намеренно, чтобы люди на Марсе не стали слишком изнеженными. По другой, ещё более абсурдной, Сингулярную Катастрофу назвали так потому, что другие Отцы-Основатели оставили свое «стадо» фунджанину Деду, а сами улетели в другую галактику через гравитационную сингулярность — микроскопическую черную дыру, якобы вращающуюся вокруг Венеры. И по-прежнему дают от туда советы Деду. Сразу отвечают ему, когда он требует от них советов — принимает их прямо на свой совершенный, досингулярный нейрочип, напрямую умеющий работать с мыслями.
     Абсурд! Любой, кто хоть немного изучал древние учебники по астрономии, знает, что черных дыр в Солнечной системе нет, по крайней мере точно нет на орбите вокруг Венеры. И что при приближении к такой дыре, человек будет порван на кусочки, превратившись в спагетти. Ещё большим бредом казались рассказы про передачу советов из чёрной дыры: то, что я узнала о физике, занимаясь самообразованием в Общине, до нашего с теткой обращения в ногфлеры, заставляло меня чувствовать глубочайший скептис ко всем перемещениям быстрее скорости света.
     Наша община Свидетелей Симуляции придерживалась иного взгляда: мы верили, что произошла катастрофа с программным кодом мироздания, и весь мир за пределами Марса превратился в пиксели.
     Именно из желания увидеть эти пиксели я и увлеклась оптикой, хотя многие в общине не одобряли моего интереса. Родители поддержали меня, возможно, желая отвлечь от… других проблем, о которых я тоже привыкла не думать. Это было лучшее начинание в моей жизни: только благодаря моим знаниям оптика фунджанины сохранили мне жизнь. Теперь я не просто ногфлерка, но ногфлерка-специалист.
     Но чем больше я изучала науку, тем чаще мне приходила в голову крамола: что, если никаких пикселей нет? Что, если в Великом Извинении Оператора — не написана правда? Вся наука построена на сомнении в теориях, и на их доказательстве. На готовности отвергнуть идеи, если они не соответствуют фактам. Наши священные тексты устроены совсем другим образом: в них императивно изложена Истина, дарованная нам Оператором Симуляции. Мы не должны в ней сомневаться. Однако, увлечение наукой приучило меня задавать вопросы самой себе о самых, казалось бы, незыблемых истинах.
     Это отец научил меня сомневаться во всём и искать истину. Однако, он так и не объяснил мне, как не бояться узнать ответ. Я думаю, решение в том, что я должна верить в изложенное Оператором без каких-то сомнений. Принимать эту истину как аксиомы в геометрии, ведь Оператор не прав быть не может. Ситуация, когда реальность результатов экспериментов противоречит реальности Великого Извинения - не возможна, поэтому я и не должна волноваться.
     Однако, с момента последнего нашего разговора с отцом, когда он, смертельно раненный солдатами Сектора попрощался со мной, прошло несколько лет, а я так и не достигла прогресса в развитии своей Веры.
     Размышления на эту тему более не утешали, а наоборот, ужасали. Так что, я отогнала их и сосредоточилась на реальности — я, наконец, дошла до теткиного барака.
     Я подошла к шлюзу. Из-под ржавчины виднелись фрагменты QR-кода, нечитабельного для моего нейрочипа. Я подняла руку и потёрла поверхность. Куски ржавчины отвалились, и медленно упали в ослабленном тяготении Марса на грунт.
     Фрагменты QR-кода пропали, зато проявилась надпись «Посёлок 42, закрытый барак для низших ногфлеров BN-5». Я сосредоточила взгляд на этой надписи, и ПИК на моей левой руке загудел охлаждением своих медленных и горячих процессорных ядер. Через мгновение, я получила мыслеграмму:
     > Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, назови цель посещения?
     Я привычно накликала ответ мысленным взглядом на всплывшей, в моём поле зрения, клавиатуре: «Посещение родственницы». Через несколько мгновений перед моими глазами появилось зелёное сообщение: «Доступ разрешён. Списано 5 трудосолов налога на общение с представителями касты низших. На счёте: 10». В душе угнездилась тревога: как тётка меня встретит? Есть ли надежда, что она не будет навязывать мне брак с Дупером? Будет ли терзать меня другими проблемами, которые я всё равно невозможно решить, а потому, о них лучше не думать? В любом случае, дороги назад нет: я заплатила не только эти 5 трудосолов, но ещё 10 из своих накоплений, чтобы тётку отпустили с работы сегодня раньше, чем обычно.
     Овальная дверь шлюза скрипнула, отворяясь. Я сделала шаг внутрь, и дверь за моей спиной с тяжёлым, лязгающим металлическим звуком закрылась, заперев меня в тесном помещении. Стены шлюза были сделаны из старого, местами латаного заклепками свежей сварки металла, который давно потерял свой блеск. Под ногами скрипел красный песок, занесённый сюда с улицы предыдущими посетителями.
     Сверху моргал свет одной-единственной, тусклой лампы накаливания, сигнализируя о том, что она почти перегорела из-за нарушения своей герметичности. Если бы она находилась внутри, в богатой кислородом атмосфере, это бы давно произошло. Впрочем, скоро это обязательно случится, когда дуговой электрический разряд лампы разложит до активных форм фтора, медленно просачивающиеся внутрь крупные, неповоротливые молекулы суперпарникового газа — гексофторида серы, использованного для тераформинга планеты.
     Дополненная реальность нейрочипа подсветила красным, запретным цветом входную дверь, и вывела передо мной постепенно ползущий вверх столбик давления. ПИК опять загудел своими вентиляторами, пока его программное обеспечение связывалось с демоном барака, и управляло нейрочипом, который влиял на зрительную кору моего мозга, и передавал то, что я вижу, назад в ПИК для обработки.
     Сверху шипели клапаны компрессоров, через которые подавался воздух, а металл шлюза дрожал от приводивших их в действие электромоторов. Перед моим взглядом менялись, зеленея несколько информационных столбиков. Индикатор общего уровня давления и парциального же давления кислорода увеличивались, а столбики углекислого газа и гексафторида серы уменьшались. Я рефлекторно сглотнула, чтобы избежать заложенности ушей. Когда дополненная реальность дала мне знать, что процесс завершен, перед глазами появилось еще одно сообщение:
     > Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, в связи с прошедшим дождем, процедура изменена. Жди, идет дополнительная очистка.
     Тугой поток воздуха подул снизу, и красная пыль, клубясь, закружилась в потоке, стремясь в вентиляционные решётки на стенах. Густая взвесь рассеивалась, и я молча смотрела, как оставшаяся часть осела тонким красным слоем на полу. Этот оттенок — вечный спутник марсианской жизни, особенно в сезон дождей, которых, в последнее столетие, бывало уже не меньше десяти за влажный сезон. Во всяком случае, я об этом читала в хрониках Общины до того, как нас с теткой захватили в рабство.
     Я сняла надоевшую кислородную маску и прицепила её на липучку на спине. Лицо сразу начало зудеть, а кожа покрылась слоем мелкой пыли. Я провела рукой по щеке, стирая прилипшие крупицы. Под маской кожа вспотела и оставалась влажной, отчего зуд лишь усиливался. Я знала, что давление маски всегда оставляло на скулах и носу неприятные вмятины. Они и сейчас напоминали о себе при каждом движении мышц лица. Я потёрла нос, но это не помогло; вместо облегчения ощутила только стянутость и покадывание. Захотелось в душ, который мне разрешали посещать в Лабе. Хотя и влажные салфетки бы помогли - пачка таких сейчас валяется у меня дома.
     Внутренняя дверь распахнулась с таким же скрипом, как и входная. В нос шибануло смесью сырости, затхлости, гнили и ржавчины. Я замерла, привыкая к запахам. Сквозь открытую дверь неслись звуки, издаваемые множеством скученных, больных людей — проспыпающейся на работу ночной смены из низшей касты ногфлеров. Я зашла внутрь. Внутренность промышленной бочки была забита двумя рядами многоярусных кроватей, между которыми находился узкий проход. Дополненная реальность, считывая и интерпретируя QR-коды, обозначала иконками с номером низшего каждую кровать, и лежащих на них людей. Часть кроватей была свободна. Для них так же указывался владелец, либо кровать помечалась зеленым маркером «свободна». В торцах кроватей находились ящики для личных вещей. Когда я посмотрела на один из них, дополненная реальность пометила его красным маркером и надписью «доступ запрещён» — кое-какие права у таких ногфлеров всё же оставались.
     Я двигалась вдоль рядов кроватей, переходя из секции в секцию. Вокруг устало шевелились и кашляли больные люди в полосатых комбинезонах темно-зеленого и салатного цветов — униформы низшей касты ногфлеров, работа которых была не только вредна для здоровья, но и смертельно опасна. Старые промышленные бочки, сваренные между собой, создавали длинные, узкие коридоры, освещённые тусклыми лампами. В воздухе витал тяжёлые запахи старого металла и пыли, впитавшейся в вогнутые внутрь стены. Однако, последние были оживлены в дополненной реальности нарисованными на них QR-кодами, ссылающимися на голографические фотографии и видеоролики Социальной Сети Сектора. Чаще всего попадались изображения спортсменов-фунджанинов Сектора, по-геройски павших на Панмарсианских Олимпийских играх. Однако, встречался и гордый, довольный жизнью фунджанин Шен, впервые в истории Сектора получивший бронзовую медаль, и потому оставшийся в живых[2]. Но ещё чаще, мелькали привычные изображения фунджанина Деда и его ближайших соратников, основавших Сектор. Вряд ли Шенли, несмотря на своё свершение, может приблизиться по своей славе и величию к одному из Отцов-Основателей.
     Ведь Дед, по другой легенде Сектора, был одним из ближайших соратников другой легендарной личности — Элона Маска, сыгравшего ключевую роль в появлении людей на Марсе. Точнее, мифология Сектора рассказывала, что это Маск был павшим, на первых панмарсианских играх, ближайшим соратником деда. Но в хрониках нашей общины Маск упоминался в совсем других историях, и далеко не всегда в положительном контексте, и умер он в них вовсе не на Марсе, а на Земле. А фунджанин Дед не встречался в них ни разу. Я думаю, истина где-то посередине. В конце концов, хроники это не Священное Великое Извинение Оператора Симуляции, и уж наверняка наш летописец где-то, местами, приврал. Во всяком случае, статуя отцов-основателей всегда изображала их обоих: и Маска и Деда. Несколько реже попадались и фотографии и видеоролики павших гладиаторов Сектора, бои которых устраивали, для знатных гостей, либо развлечения публики, фунджанины сектора.
     Я прошла мимо небольшого помещения с кухней, где несколько мужчин, в их зелено-полосатых футболках и штанах, тихо общались с друг другом, поглощая свой сойлент. Низшие ногфлеры узнали меня, и кивнули, вернувшись к общению с друг другом. Чуть поодаль, в этой же секции, располагались туалет и комната для сексуального уединения. Я знала, что в этом бараке, скорее всего, цифровая очередь на кухню и в туалет, за которыми следит демон барака, занимала несколько часов. А в комнату для уединения, из которой прямо сейчас доносились стоны и ахи, аж несколько дней. Услышав эти звуки, я покраснела, и попыталась быстрее пройти это место.
     Наконец, я дошла до секции тётки. Она уже ждала меня, видимо предупрежденная демоном барака о моём визите. Моё сердце сжалось от того, что я увидела. Я всё ещё помнила её совсем другой, до её опускания в касту низших, когда она выглядела куда моложе своих лет, ведь наша жизнь в Общине и далеко не была такой выматывающей, как после переезда в Сектор. Сегодня тётка выглядела ещё более измождённой, чем во время нашей прошлой встречи. Её бледное, болезненное лицо было покрыто сеткой тонких морщин, и оспинами химических ожогов от контакта с парами фторсодержащих соединений, разъедавших кожу. На левой руке, рядом с ПИКом, виднелась гноящаяся язва — тётка, как и я, всё не могла привыкнуть к тяжелому компьютеру, вживлённому в руку, и получила производственную травму.
     Волосы тётки были куда более короткими, чем в прошлом — её, как и других женщин, обрили во время церемонии опускания. Они немного успели отрасти, но стали куда хуже. Чтобы спасти их от воздействия химикатов, тётка собрала свои преждевременно поседевшие и выпадающие пучками волосы в жидкий хвост. Одна из прядей выбилась из хвоста тётки, и колебалась от работы вентиляции барака.
     Однако, не похоже было, что жизнь в Секторе её сломала. На мои глаза навернулись слёзы, и я обняла родную фигуру в плотном едко-салатном полосатом комбинезоне с множеством карманов, скрывающих её фигуру. Она не успела переодеться после работы.Тётка обняла меня в ответ, и её объятия ощущались неожиданно сильными, несмотря ни на на её прерывистое и хриплое дыхание, ни на то на то, что её грудь, крепко прижатая к моей до боли в ней, поднималась и опускалась с заметной одышкой. Постояв в объятиях, тётка отстранилась от меня и сказала оспишим голосом:
     — Дай-ка на тебя взглянуть, моя девочка! Совсем взрослой стала, красивой, не узнать! Я тебя почти и не вижу больше.
     На моей душе разливалось тепло, и я на миг забыла свои опасения, наслаждаясь редким моментом гармонии в отношениях с женщиной, которая стала для меня, после гибели родителей, самой близкой на свете. Однако, сентиментальный момент был неожиданно испорчен репликой тётки:
     — Вот оно как! Теперь понятно, почему Дупер так просит твоей руки! — она сжала мои плечи, впиваясь в меня оценивающим взглядом. Фторсодержащие химикаты могли заставить глаза тётки покраснеть и слезиться, но не были в силах ни изменить их жгучий, янтарный цвет, ни тем более погасить в них фанатичный огонь Свидетельницы Симуляции. — Ну, не тяни. Нечего брату по Вере ждать. Вряд ли мне или Дуперу осталось больше пары лет. Гнилушка[3] съест мои лёгкие. Он тоже заболеет.
     Она ещё сильнее сжала мои плечи, её лицо, прежде светящееся искренней любовью, стало жёстким, словно камень, а голос стал тише. Тётка громко зашептала.
     — А ты обязана, слышишь? Обязана дать жизнь новым Свидетелям. Есть вещи поважнее и меня, и тебя, и жизни нашей, особенно Дуперовской. Это община, и это Истина, свет Великого Извинения Оператора, она не должна погибнуть, — Тётка надсадно закашлялась, а я обиженно молчала, глотая наворачивавшиеся слёзы. Прокашлявшись, родственница отрезала, — Ты обязана родить детей и воспитать их в нашей вере. Это твой твой долг перед миром и Оператором. Свет Откровения Оператора Симуляции не должен пропасть, будущие поколения обязаны узнать о нём, чтобы Оператор не обиделся и не выключил вычислительный процесс Симуляции.
     Я замерла, не зная что ответить. Слова тётки, резкие и острые, словно резцы фрезерного ЧПУ-станка, пытались обтесать меня, выдирая и обрезая мои чувства, мысли, мечты с мясом. Она смотрела мне прямо в глаза. В моём прошлом теле я была чуть выше неё. Но в этом новом, быстро стареющем, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён пересадил мой мозг, я была, напротив, ниже. И внимание тётки, возвышающийся надо мной, подавляло. Мне казалось, что густой, янтарный взгляд тётки видит меня насквозь. Все аргументы, которые я заготовила, вылетели у меня из головы. Из моих глаз потекли слёзы. Я почувствовала себя одинокой, а тётку отстранённой, словно она и не держалась за мои плечи минуту назад, а между нами, напротив, пролёг Великий каньён Маринера, раскинувшийся к Юго-Западу от Сектора.
     — Тётя… — мой голос предательски дрогнул. Я не знала что ей сказать. — Тётя, разве это… Разве это всё, ради чего мы живём? А как же любовь между мужчиной и женщиной, воспетая Оператором? Прости, но я не люблю Дупера. Пожалуйста, ты бы не могла удалить его из моих официальных женихов? Не хочу с ним общаться!
     — Оператор, конечно, воспел любовь между мужчиной и женщиной. Но это не твой случай, Астра. Я приняла новую тебя и твоё новое имя не только потому, что я тебя люблю, но и потому, что кому-то нужно возрождать общину! Не может идти и речи о том, чтобы я удалила его из твоих женихов в системе. Тогда он, как опущенный фунджанинами, не сможет за тобой ухаживать!
     Мне не понравилось это напоминание о… моём прошлом, о котором я старалась забыть, ещё больше не понравился категорический отказ просьбе исключить от Дупера из моей жизни, но я не успела что-либо ответить, потому, что в этот момент раздались чьи-то хлопки, к которым стихийно присоединились и другие ногфлеры, наблюдающие за сценой.
     Я обернулась, и увидела, видимо, ту же любопытную желто-полосатую фигуру, которая заметила меня и мою трубу на дороге к бараку BN-5. Я перевела взгляд на лицо девушки, и мне не потребовалась подсказка от нейрочипа, чтобы мгновенно узнать Машку из клининг-команды — главную сплетницу нашего посёлка. Машка стояла, скрестив руки на груди, её карие глаза горали любопыством и радостью от наблюдения за нашей ссорой, а на её губах застыла едва сдерживаемая усмешка. Со своих многоярусных кроватей за нами наблюдали другие ногфлеры: одни насмешливо улыбались, другие недоумённо переглядывались. Я почувствовала, как чужие, презрительные взгляды пронзают меня, словно прожектора, выхватывающие на сцене земного, досингулярного театра, персонажа-преступника — я любила изучать древние видеоролики в детстве.
     Машка продолжила хлопать до тех пор, пока не убедилась, что всё внимание теперь направлено на неё.
     — Ну у тебя и яркая тётка, Астра, — хихикнула Машка, — сумасшедшая, как и ты. Но какой пафос! Скоро тебя опустят, как и её. Все знают, что чем больше общаешься с низшими, тем чаще Отцы-Основатели, наблюдая за нами из своей сингулярности, приказывают системе опустить общающегося. А когда вы обе помрёте, тебя забудут, а вот её нет. Ну и бред вы с ней несёте! Какая-то симуляция… Какой-то её оператор… Если бы я не знала твою тётку до её опускания в низшие, подумала бы, что она надышалась химией до глюков.
     Я почувствовала, что обидные слова Машки пронзили и разорвали меня на куски своей невероятной энергией насмешки. Всесокрушающей энергией, словно у раскалённой капли металла, расплавившейся в своём полёте от трения о редкую марсианскую атмосферу, выстреленной из рейлгана Торговой Лиги, и обратившей целое здание в пыль. Эту случайно виденную мной демонстрацию для фунджанинов нашего сектора устроили менеджеры-продавцы торговой лиги Лиги, когда их торговый караван посетил Сектор пять лет назад.
     Машкины слова с хулой Оператора и нашей с тёткой Веры были крайне неуместны. Хотя я и, боясь признаться самой себе в этом, и сомневалась в её догматах, но слышать вот это всё от непросветлённого человека, терпеть эти циничные, богохульские фразы я была не намерена.
     — Держи своё мнение при себе, Машка, — резко сказала я, старалась унять дрожь в голосе.- Ты… ты просто не понимаешь! Это никакой не бред. Оператор существует, и он управляет нашей жизнью, следит за каждым нашим шагом, за каждой мыслью. Он может рассердиться на тебя, и убить за такие слова, не обратив внимание на то, что ты слишком слепа и не понимаешь, что творишь, возводя на него хулу!
     — О, вот оно как? — её голос звенел от насмешки. — Это я слепа? А что-то ещё может сделать ваш оператор, кроме как грозить, устами своих фанатиков, убийством? Ничего? Я так и знала.
     Её неожиданно поддержал зелёно-полосатый мужчина с усами, которые тот почему-то не стал сбривать, несмотря на очевидные проблемы с кислородной маской. Я подвела к нему взгляд, и нейрочип считал раньше моего сознания QR код с одной из его татуировок, ну или с одежды — понять откуда было нельзя, так как нейрочип тут же подменял этот участок поля зрения, вместо этого выводя информацию из Социальной Сети Сектора в дополненной реальности. Я сосредоточила взгляд на незнакомом лице, и прочитала всплывающую подсказку: Макс, смотрящий за бараком низших ногфлеров BN-5. Назначен третьего 1-го мая, взамен прошлого, выбывшего смотрящего.
     — Машка права. Докажи нам, яви чудо: скажем, она хвасталась, что пробовала фунджаниновскую еду. Но вот они все вокруг, — он обвел вокруг рукой, — умрут совсем скоро, так и не попробовав ничего, вкуснее сойлента или вонючих протеиновых баточников. А с недавних пор, как мы стали низшими, нам даже внушить себе через нейрочип один из прежде разрешённых вкусов больше нельзя.
     Однако, Машка никак не выразила благодарность Максу за то, что он её поддержал. Наоборот, она ответила ему злым голосом, отметив сальный, раздевающий взгляд, которым Макс наградил сперва Машку, а теперь и меня. Последнее, кажется, её почему-то разозлило.
     — Какая ещё фунджаниновская еда? Макс, ты опущенный. Как ты посмел заговорить со мной опять? Ты что, барханы спутал, забыл своё место? Я же больше не веду с тобой дела. Не таращься так на меня, зенки раньше времени отсохнут. Впрочем… Спасибо, что напомнил о себе, теперь я тебя удалила из списка своих контактов, чтобы ты мне больше не мыслеграмил. Нет, не прощу. Никогда.
     — Я к тебе по хорошему, мы столько дел вместе сделали, а ты до сих пор дуешься из-за какой-то ерунды, — обиженно сказал Макс, забыв обо мне и тётке. Я вспомнила, что их часто видели вместе этим летом. Да и ходила сюда зачем-то Машка не первый раз. Я подумала, что Машка и Макс мутили что-то вместе… Незаконное. Но моё ли это дело, что они, видимо, обманывают фунджанинов? Пожалуй, я должна это приветствовать. Ведь оператор воздаст своим Наказанием за зло только после смерти. А фунджанины бессмертны. Когда ещё их убьют враги и несчастный случай!
     — Это ты сотню трудосолов, которые я потеряла из-за твоего головотяпства называешь пустяками? — не захотела прощать Макса Машка — раньше хоть денежный смысл был, путаться с таким опущем как ты. А теперь, когда ты меня обокрал, какой с тебя прок?
     — Раз так, больше не зайдёшь. Ты теперь в стоп-листе у демона барака, а теперь пошла отсюда вон, — И добавил, — сами будем убираться, без тебя и твоих роботов-пылесосов, краснопыль.
     — Ты пожалеешь, Макс. Я напишу на тебя жалобу, что ты заговорил со мной, и вот с ней, — Машка указала на меня, ни чуточки не смутившись, что минуту назад предсказывала, что я тоже окажусь в низшей касте — следующий смотрящий будет мудрее, и не станет связываться с клининг-департаментом.
     — Ты, конечно, можешь кинуть на меня репорт. Но не думала ли ты, что я не просто так стал смотрящим в этом бараке? Что, если у меня тоже есть связи?
     Слушая переругивания Макса и Машки, я постепенно успокоилась, и, наконец, решилась опять привлечь к себе внимание:
     — А я смогу вам всем доказать, что наш мир нереален, и мы живём в Симуляции! — Я подняла вверх камуфляжную трубу, сняв крышку с её объектива, и заявила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала, — после заката я пойду на холм-террикон, закрывающий запад, и поднимающийся выше плотного, приземистого слоя гексофторида серы, мешающего астрономическим наблюдениям, своим высоким коэффициентом преломления, и посмотрю в трубу на Землю и Венеру. Я уверена, что рядом с Венерой не будет никакой чёрной дыры, а сама Венера, да и Земля обернутся пикселями! Запишу это всё, и выложу в социальную сеть, чтобы вы все посмотрели и убедились!
     Выпалив это всё, я тут же пожалела, что поддалась на провокацию: это и была моя идея, как можно расширить нашу с тёткой и Дупером общину, не ложась под него. Скорее всего, никто не понял о чём я говорила: без образовательной лекции по оптике не стоило упоминать коэффициент преломления.
     Машка ещё раз уставилась на меня тем же насмешливо-любопытным взглядом, и сказала, сделав вид, что видит устройство в первый раз:
     — О, военная труба. В мужских цветах. Как неприлично, стыдно. Ещё позорнее, чем общение с опущенными. Ты совершенно аморальна… Впрочем, это твоё прошлое, наверное, не даёт тебе понять, что женщинам носиться с мужскими вещами не должно! Где ты её взяла вообще? Украла?
     — Я сама сделала эту трубу, и сама её покрасила в камуфляж, я же оптик — сказала я покраснев, и начав оправдываться — да и как я могу её украсть? Нашей касте ногфлеров-специалистов запрещены рюкзаки, чтобы мы не выносили оборудование фунджанинов. У меня… У меня задание, связанное с трубой в посёлке. Не могу рассказывать — военная тайна, я подписку давала.
     — Да какая разница, сама ты её сделала или нет? Главное, что ты, бесстыжая, позоришь нас всех, весь посёлок!
     Я пожалела, что пришла в тёткин барак. Нужно было позвать тётку к себе в гости, и вести неприятный разговор, который нельзя было избежать, без чужих взглядов и ушей, особенно Машкиных. Но за каждый такой визит приходилось бы платить уже не 5 трудосолов налог, а пятьдесят — правила были созданы так, чтобы с низшими никто лишний раз не общался. Впрочем, для моей касты, специалистов, платные запросы к системе было разрешено делать в кредит. После того, как меня перевели в касту ногфлеров-специалистов, мне начисляли по два трудосола в день. Неквалифицированным ногфлерам платят по трудосолу, а у низших забирают половину трудосола в виде налога на своё существование. Они получают только половину.
     Однако, дело было даже не только в деньгах — мне очень не хотелось лишний раз дёргать больную женщину, и заставлять её идти на другой конец посёлка. Она явно ходила с трудом, мучаясь от одышки, и с трудом дошла с работы до канатки, и от канатки до барака уже в посёлке. Нужно было что-то делать со скандалом. Так мы не поговорим с тётей.
     Я вызвала экранную клавиатуру, на которой накликала сообщение мыслеграммы для Макса, приложив к ней эмоцию мольбы, не забыв отметить галочку, разрешающую опущенному ответить:
     — Пожалуйста, Макс, пусти нас с тёткой поговорить приватно на кухню… Или в вашу секс-комнату.
     Тот ответил почти мгновенно. От мыслеграммы запахло насмешкой:
     — Ты что, лесбиянка? Поэтому с Дупером не хочешь? Но спать с родственницей… Осуждаю, впрочем, не моё дело
     — Нет, я не лесбиянка, — не знаю зачем стала оправдываться я, приложив к ответу эмоцию оскорблённости. В Секторе, в отличие от нашей общины, ЛГБТ никак табуировано не было. В отличие от общения с низшими, — мне просто нужно… Поговорить с тёткой. Без Машки.
     — Без проблем. Двадцать трудосолов, и я всё организую, — ответ Макса ощущался в мыслеграмме гладко-деловым, будто лакированный стол одного из клерков каравана Торговой Лиги.
     — Но у меня столько нет, — с обидой настрочила я, — можно я отдам с будущей зарплаты за пару месяцев?
     — Нет… Ты сумасшедшая, я тебе не доверяю, прости, — ответил Макс. Остальные ногфлеры вокруг наблюдали за тем, как мы переглядываемся, догадываясь, что мы обмениваемся сообщениями. Машка же с заметным сожалением, видимо, подгоняемая демоном барака, покинула нас ещё в самом начале нашего немого общения, почему-то унося на своём плече второй кислородный баллон. Вслед ей грустно и зло смотрел один из темнозелено-полосатых ногфлеров.
     Внезапно вдруг приходит автоматическая мыслеграмма, от которой шибает страхом, и требованием подчиняться:
     ≫ Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:00. Ежегодный ритуал опускания ногфлеров, взамен умерших, состоится сегодня в 20:30 — чуть больше, чем через полтора часа после заката, во время восхода Фобоса. Явка всех ногфлеров обязательна!
     ≫Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:02. Дополнительное сообщение. Инкубаторский департамент прислал запрос на плодовитую самку ногфлера, взамен умершей при родах. Назначение подходящей ногфлерки будет осуществлено сегодня, сразу же после ежегодной церемонии опускания.
     Я почти не обратила внимание на это сообщение. В конце концов, до этого дурацкого ритуала ещё часы. Я должна успеть сделать то, что я задумала — сбегать на террикон и убедится в том, что пиксели на месте. Эта мысль успокаивала: в мире должна быть высшая справедливость. Оператор воздаст несчастным, опущенным ногфлерам по их страданиям, и они будут перезалиты после своей смерти в новых персонажей. Словам Машки о том, что я окажусь среди опущенных, я не верила. Как и не ожидала того, что меня обратят в шлюху фунджанинов, находящуюся в их репродуктивном и сексуальном рабстве: ведь кому-то нужно работать в Секторе специалистом. Я чувствовала, что на меня возложена Оператором особенная миссия, так что ничего плохого со мной не может случится. Я не зря столько лет учила оптику. Шла к этому годами. Боялась, что за оставшиеся мне несколько лет жизни фунджанины так и не разрешат мне вынести из лабы что-то, что может помочь мне увидеть пиксели. И вот, наконец, появился шанс остаться с собственной трубой ночью, спасибо заданию на проверку системы стабилизации трубы в темноте. Я не должна его упускать!
     Конечно, мне ещё предстоит ужасный ритуал Права Первой Ночи, когда меня, в день моего совершеннолетия, в 10 Марсианских лет, или, по земному времени, в 19, должен изнасиловать один из фунджанинов. Ни одна ногфлерка не могла его избежать.Я подумаю об этом потом, когда разберусь с самым важным — моим экспериментом. Первая Ночь случится не сегодня, до неё ещё больше недели. Я предпочитала не думать о предстоящем ужасе, вместо этого обычно мечтая об идеальном женихе, не таком как Дупер, а сегодня все мои мысли были заняты моим экспериментом с трубой — заданием от военных на тестирование оптической стабилизации, и моим решением посмотреть на Землю и Венеру, убедится, что пиксели окажутся на месте.
     Остро хотелось доказать им всем, особенно Машке, как они не правы! Я собралась было уходить, но меня догнала тётка. Она тихо сунула мне в руки кислородную маску с поцарапанным, марсианским песком, уже не совсем прозрачным забралом. В маске лежала записка, которую она как-то успела написать, чем меня очень удивила:
     «Возьми маску, чтобы барчуки на опускании не глазели. И не волнуйся о первой ночи. Дам мазь, натрёшься, будешь вонять, и не будет риска что он тебя возьмёт, и ты понесёшь, сделает наложницей. Дупер твой единственный путь. Оставь глупые и опасные затеи с трубой. Забыла, что значат полоски? Да и холодно на терриконе ночью, там нельзя быть, замерзнешь! Помни, на тебе долг перед Оператором и общиной, тебе нельзя рисковать»
     «Ну тётя и даёт, —
     произнесла я про себя, холодея от ужаса. А если кто посмотрит запись «в облаке» Сектора с её или моей зрительной коры мозга? Это же сразу смертная казнь и её перезаливка Оператором в нового персонажа за эту затею с вонючей мазью! Хорошо хоть догадалась не мыслеграммить. А если мы переродимся в разных мирах, и я больше её никогда не увижу?»
     Моё настроение изменилось, когда я испугалась за тётку, будто что-то надломилось во мне. Теперь, меня переполняли обида на тётку, на ногфлеров в этом бараке, на фунджанинов, на мир, и даже, наверное, на Оператора Симуляции. Я всё-таки прицепила маску на свободную липучку на спине, когда направлялась к шлюзу. А по моей щеке катилась слеза.
     Я знала, что я делаю то, что фунджанины не одобрят. Но я так же знала, что Оператор меня защитит — ведь я задумала благое дело: записать Землю и пиксели в подзорную трубу, и силой своего разума убедить весь посёлок, что только вера в Оператора ведёт к Спасению!

Часть 2

     Примечание автора: глава полностью переписана 21го апреля 2025го
     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 06:00 (раннее утро). Столица, казарма второго отряда бастардов. За двенадцать часов до встречи Астры с тёткой в сорок втором посёлке.
     Внутренние часы Алекса никогда его не подводили. Он проснулся в то же время, с точностью до секунд, что и всегда. Каждое утро солдата отличалось только воспоминаниями о прошедшей ночи. Сегодня он вернулся из мира снов, плохо помня что именно он в них видел. Кажется, что-то сентиментальное. Вроде бы это была опять мама, и она что-то ему говорила. Но так ли это важно, что именно она говорила во сне? Важно было совсем другое, то, что ненависть к нему всегда приходила по утрам. И помогала держаться, не забывать о своей цели весь следующий день.
     «Никогда не теряй себя», Алекс повторил слова мамы, опуская ноги на тёплый, керамический пол каюты, подогреваемый скрытыми под ним трубами с горячей водой, тянущимися аж от самого термоядерного реактора, расположенного в другом дистрикте Столицы.
     Алекс методично проверял системы защиты своей каюты. Как условный аристократ, он имел в Секторе право на приватность. Однако, меры предосторожности никогда не бывали лишними. Датчики движения, микрофоны, камеры — всё должно быть отключено.
     Алекс сел за столик, на котором стояла простая, металлическая рамка. Кончики пальцев касались холодного металла, и шершавой бумажки в её центре. Но в дополненной реальности, нарисованной нейрочипом, не было ни бумажки, ни напечатанного на ней QR-кода. В рамке циклически проигрывался голографический видеоархив с его мамой. Но иногда цикл проигрывания нарушался. Внутренние часы никогда не подводили условного фунджанина, поэтому он и просыпался каждый день именно в это время, чтобы не пропустить самые важные кадры, которые он не мог позволить себе забыть. Только в эти часы защищённое хранилище, которое Алекс сделал в секрете от фунджанинов сектора, отдавало рамке ссылку на зашифрованные файлы. Файлы могли проигрываться только в этой рамке, каюте, и именно в это время — всё это наш герой использовал в качестве ключа для расшифровки.
     На первой голограмме молодая женщина держала на коленях маленького Алекса. Она демонстративно отвергала привилегии наложницы. Вместо оказанной ей чести носить одежду фунджанинок, белый либо синий комбинезон с красивым принтом-голографической фотографией и узорами, на ней была одежда женщин-врачей из древних земных сериалов XX-го и XXI-го веков: белый халат поверх чёрного платья-футляра. Её тёмные волосы уложены в сложную вечернюю прическу, бессмысленную роскошь в мире кислородных масок. Такое можно увидеть, разве что, в Торговой Лиге, в чудом сохранившемся до сегодняшних дней Люмосе - многокилометровом городе, состоящем из множества соединённых с друг другом куполов под прозрачными крышами. Уже в первый раз, когда мама ему рассказала о столице Торговой Лиги, он решил, что однажды станет в Секторе главным, купит у Торговой Лиги специалистов, и построит тут такой же.
     Карие глаза мамы смотрели в камеру с вызовом, а на её губах играла лёгкая улыбка. Одной рукой, с импланированным ПИКом, она придерживала Алекса. Другой же, на которой был заметен шрам от неудачной попытки суицида, перелистывала гербарий лекарственных растений, из тех, что выращивали в госпитале для лекарств. Только спустя годы после её смерти Алекс понял, что она начала собирать коллекцию ядов уже в этот момент. Разумеется, мама знала, что голограмму увидят фунджанины, и, особенно, отец Алекса и… Её регулярный насильник. Знала, и её это совсем, в этот момент не тревожило, как бы это не взбесило потом отца Алекса.
     Она нашла ещё один способ сопротивляться — отложив гербарий, рабыня-врач из Торговой Лиги запела колыбельную на древнем земном языке — он так и не смог узнать, на каком именно, как ни пытался потом выяснить.
     На голограмме маленький Алекс тянулся к её лицу, завороженный мелодией. А она целовала его пальчики, не прерывая песни. Её голос был особенным — глубокий, с какой-то бархатной хрипотцой. Такой голос, которым хорошо петь не только колыбельные, но и… Отдавать приказы в операционной.
     Однажды, мама рассказала Алексу, что до Сингулярной катастрофы, люди говорили на сотнях других языков. И о том, что колонисты Сектора Хриса иммигрировали на Марс из Восточной Европы, а их языки оказали влиение на формирование официального языка Сектора — англокитайского пинджина — стихийно возникшего языка из двух других, английского и китайского. Языках захватчиков. Это было запретное знание. Мама говорила, что такой информации у Алекса теперь слишком много, что это опасно, так что она унесла тайну языка колыбельной с собой в могилу. Всё, что у Алекса осталось, только эта мелодия. И образ непокорной, гордой мамы на голограмме.
     Вторая голограмма была записана мамой в день её смерти. На её лице красовался плохо закрашенный мейкапом синяк, который, видимо, оставил его отец. А сама она сидела в ординаторской в больнице Сектора, на этот раз одетая по стандартам, положенным в Секторе для аристократок, к которым маму условно причислили, когда она случайно забеременела Алексом после её ритуального изнасилования отцом Алекса в День Первой Ночи. Она должна была быть рада изменению своего статуса в Секторе — стала из ногфлерки наложницей фунджанина. Другого социального лифта для таких, как она, в Секторе не предусматривалось. Ногфлерки Сектора слишком привыкли к идее постоянного физического насилия, поэтому некоторые из них вполне были бы довольны таким способом стать из рабыни условной аристократкой, и могли смириться с разовым сексуальным насилием. Наверняка, большинство из них потом нашло бы общий язык с его отцом. Но не мама Алекса.
     — Когда ты увидешь эту запись, твой отец будет уже мёртв, — говорила печальным, но твёрдым голосом она, -. И я тоже — не хочу давать им возможность устроить показательное судилище. Прости, что оставляю тебя. Но я больше не могу. Они заставляют меня выбирать из ногфлеров будущих кандидатов для опускания, кто менее ценен, и кто больше проживёт как шахтёр или на вредном промышленном производстве. А из опущенных выбирать тех, у кого пора, пока они ещё не умерли, забирать сохранившиеся органы для пересадки фунджанинам или продажи Лиге. Я ухожу, отравив твоего отца, себя, и разморозив криохранилище с изъятыми органами. Они не получат ничего. Пожалуйста, запомни: самое главное, не сломаться, не потерять себя. Меня Сектор так и не сломал. Верю, сын, что он не сломает и тебя!
     В этот момент она встала, и Алекс заметил принт, на который сперва, когда ему позволили попрощаться с мамой, не обратил внимание: рисунок синего марсианского рассвета над горами.
     У Алекса ушёл не один год на то, чтобы догадаться, что в этом изображении может быть что-то скрыто. Он часто пересматривал свои воспоминания её похорон — нейрочип записал видеопоток с глаз убитого горем мальчишки. И будущий революционер сохранил эту запись, часто пересматривая и тогда ещё не понимая, почему он остался и без отца, которого ненавидел за то, что он делает с мамой, и без матери.
     Мама, заметив способности Алекса к математике, приносила ему учебники по ней, которые в секторе были разрешены, но ими уже не одно столетие почти никто не интересовался, кроме, разве что, покупных ногфлеров-специалистов.
     Однажды, Алекс догадался поискать закономерности в линиях гор, лучах солнца и цветовых кодах синего градиента рассвета. И нашёл ссылку на тщательно спрятанный архив с учебным курсом по хакингу и шифрованию информации. Это была ещё одна тайна его мамы — было совершенно не понятно, где она сумела найти такие файлы. При этом, очевидно, будучи врачом, не разбираясь в этой теме.
     Последняя голограмма была старым снимком в Социальной Сети Сектора, который увидели все его жители, прежде чем фунджанины её удалили: ещё бы, скандал, фотография отравившей себя, мёртвой наложницы, убившей собственного господина-фунджанина. Родители Алекса были найдены в купальне, воду которой его мама и отравила. На вешалке, на стене аккуратно висели красно-чёрный камуфляж отца, и тот самый комбинезон мамы с зашифрованным принтом.
     Мама казалась не мертвой, а спящей, будто её сморила горячая вода. Она была погружена в воду с пеной по шею. Отец же, которого Алексу было совершенно не жалко, плавал в воде спиной к верху. На спине виднелись шрамы от ранений, которые он получил за свои более чем триста марсианских лет жизни. Алекс подумал, что, возможно, далеко не все эти шрамы изначально были настолько заметными. Он знал, что его отец при своей жизни, как и все другие фунджанины, не гнушался пластических операций, которые условным аристократам были запрещены. Как и лекарства от старения.
     Алекс сжал кулаки. Его ногти привычно вдавились в ладони, оставляя следы от боли, ненависти, и, наконец, невыносимого одиночества — ощущения, что он не может никому доверять. Что было необычно сегодня, так это то, что, кажется, он вспомнил — ему снилась вовсе не мама. Во сне он видел девушку, которая была совсем не похожа на местных женщин в секторе. И… Она была его соратницей, поддерживала во всех его планах и начинаниях. Ощущение от воспоминания было очень необычным. Алекс озадачился. Однако, демон казармы не дал Алексу задуматься на эту тему, выведя перед глазами сообщение:
     ≫ Внимание, бастард Алекс, к вам посетители: ногфлер и ногфлерка из клининг-команды.
     «Хм, а вдруг я видел во сне именно эту ногфлерку?», подумал Алекс, и, с затаённой надеждой, дал мысленную команду двери каюты на открытие.
     Когда дверь каюты открылась, снаружи оказались два человека: чуть впереди и слева был худощавый мальчик в коричнево-полосатом костюме неквалифицированного ногфлера. За его плечами находился массивный пылесос, труба которого была прицеплена на липучке к костюму паренька, как и кислородная маска. В руках он держал большой мусорный мешок из чёрного пластика, скрывавший своим открытым раструбом его ПИК. Уборщик явно нервничал, его руки слегка дрожали, и он прикусывал губу, словно пытаясь подавить страх. За тщедушной фигуркой паренька неудачно пыталась спрятаться желто-полосатая фигурка довольно миловидной ногфлерки.
     Алекс сосредоточил на ней взгляд. ПИК Алекса связался с серверами Социальной Сети Сектора, и вывел всплывающую информацию в дополненной реальности, созданной нейрочипом: кличкой ногфлерки оказалась Машка. Алекс лениво пробежался взглядом по страничке девушки, и не нашёл там ничего интересного, одни банальности. Однако, ему стало жалко явно испугавшихся ногфлеров, так что он сделал приглашающий жест рукой.
     Ребята шагнули внутрь, и остановились в нерешительности. Машка, когда Алекс бросал на неё взгляд, прятала свой, уставившись в пол, а её пальцы судорожно перехватывали щетку и баллончик с чистящим средством, словно она пыталась успокоить себя. Но стоило ему перевести взгляд на её напарника, тут же принялась с любопыством осматриваться в каюте. Её внимание привлекла застывшая голографическая фотография в рамке — со сценой с мёртвой мамой Алекса и мертвым же отцом. Она аж открыла рот от удивления, казалось, забыв где находится. Алекс продолжал смотреть на паренька. Возникла неловкая пауза, и последний вынужденно подал голос, не дождавшись Машки. Он сильно заикался:
     — Г-г-г-гос…г-ггоспод-дин б-бастард Алекс, м-м-мы п-п-п-ришли у-у-у-ббб-рр-р-рр, — мальчик силился выговорить слово. На его лице вздулись синие жилы, а дрожь рук стала ещё заметнее. Алексу хотелось помочь, но он не знал как, так что молчал. Наконец, паренёк решил использовать другое слово, — . п-почистить В-в-вашу каюту.
     Паренёк-заика залился краской, и спрятал лицо за своим мешком.
     Алекс едва заметно кивнул, не обратив внимание на недостатки речи уборщика. Машка острожно шагнула вперёд. Она держала в руках щётку и баллончик с чистящим средством. Алекс решил не мешать уборке, и сказал:
     — Я в душ, не буду вам мешать. Как помоюсь, освобожу для вас и санузел.
     Через минуту, Алекс уже стоял под плотными струями тёплой воды. Она отдавала ржавчиной и тиной от некачественной очистки, что раздражало, и заставляло в очередной раз задуматься, есть ли та же проблема у верхушки сектора и полноценных фунджанинов, или последние моются той же водой, что и условные аристократы — бастарды и наложницы.
     «Однажды, я свергну Деда, и узнаю это», замечтался Алекс.
     Машка металась между душевными стремлениями: с одной стороны, ей хотелось рассмотреть скандальную голограмму на столе, которая уже демонстрировала следующий кадр с той же самой женщиной. С другой, мощная, уверенная в себе фигура Алекса, проступающая через полупрозрачную перегородку, буквально притягивала взгляд, заставляя её сердце трепетать, а мозг забыть о деле. Она не удержалась, и открыла профиль условного аристократа в Социальной Сети Сектора.
     Сплетница отметила, что Алекс холост, что у него нет даже наложницы. При том, что система отметила, что он предпочитает женщин. Внезапно, уборщица ощутила острую зависть к той, которая однажды поселится в этой каюте и в сердце солдата. И… Будет принимать тёплый душ, ведь Сектор заставлял уборщиков мыться каждый день, и холодной водой. Чтобы как-то унять чувства, Машка решила задуматься о приятном — о том, что ей обязательно нужно встретиться сегодня вечером с этой выскочкой, Астрой, которую по какой-то непонятной причине перевели в касту ногфлеров-специалистов. Хотя сектантка даже держаться как положено представителю своей касты не могла, позволяя Машке указывать её настоящее место в касте опущенных, куда она обязательно скоро будет определена, как это уже случилось с её сумасшедшей, фанатичной тёткой, доставшей своими проповедями весь посёлок.
     Напарник Машки с тревогой смотрел на застывшую девушку. Нужно было что-то делать: время, отведённое на уборку каюты, таяло.
     — Ммм, — попытался он выговорить её имя, но та не слышала, продолжая то пожирать глазами силуэт хозяина каюты, то с интересом наблюдать за калейдоскопом голограмм в рамке на столе.
     Вода пока ещё шумела. Паренёк переминался с ноги на ногу, чувствуя, как по спине градом течёт холодный пот. Но Машка очнулась только тогда, когда он дернул её за рукав желто-полосатого комбинезона.
     — Ты ччч-ег-г-го медлишь? — прошептал уборщик
     «А? Что?» — Машка вздрогнула, и посмотрела на на него так, будто бы видела его впервые в жизни. Но потом до неё дошло: они теряют последние минуты, отведённые на работу.
     «Проклятая краснопыль!», выругалась Машка. Её напарник вздрогнул и покачал головой осуждающе, но не стал ничего говорить — он уже устал напоминать, что девушкам ругаться неприлично.
     Ногфлеры заметались по каюте, стараясь успеть сделать хоть что-то. Машка торопливо брызгала чистящим средством, а её напарник неловко возил воющим на максимальной мощности пылесосом, совсем заглушившим звук воды, то и дело спотыкаясь о шланг. Время от времени он отключал свой профессиональный инструмент, проверяя, что бастард всё ещё моется.
     Внезапно, щетка в руках девушки задела металлическую рамку. Душа Машки ушла в пятки, когда та, словно в замедленном кино, накренилась, и медленно полетела, в сниженном тяготении Марса, вниз, прямо на всё ещё мокрый пол. Каким-то чудом Машке удалось подхватить рамку. Её пальцы дрожали, когда она ставила её на место.
     «В-в-вода…» — её напарник замер с выключенным пылесосом. Шум душа в санузле действительно стих. Машка в панике оглядела каюту. Пол был едва помыт, пыль протерта кое-как. Хорошо хоть весь мусор собрали.
     — Ч-ччто будем делать? — голос парня выдавал страх наказания. Как ни к стати, он вспомнил, что символизируют продольные полоски на его костюме.
     — Не дрейфи. Прорвёмся, — заявила вдруг Машка без тени прошлого смущенния и неуверенности, и продолжила, — я уверена, он даже о нас и не вспомнит, если мы сбежим
     — А с-с-с-анузел? — выступил в качестве голоса совести парень
     — А краснопыль с ним! Побежали, пока он не вышел! , — уговаривала на нарушение Машка, подкрепив предложение отправкой мыслеграммы напарнику с чувством уверенности в собственной правоте.
     Как главная сплетница сорок второго посёлка и ожидала, условный фунджанин едва ли помнил о визите ногфлеров. Вытирая свой ёжик волос полотенцем, он думал о судьбах Сектора, мечтая о революции, которая навсегда изменит этот несправедливый мир, в котором никакого права первой ночи не должно быть, как и других беспричинных зверств над ногфлерами. Алекс знал, что он будет справедлив и милостен к рабам сектора. Думая об этом, он было вспомнил о визите уборщицы, и на мгновение задумался, что ведь и её изнасиловали в день её совершеннолетия. Наверное, поэтому она так при его виде и оробела.
     «Бедная девочка», заключил наш герой, и продолжил внутренний диалог пафосным риторическим вопросом: «Настанет ли день, когда я смогу не просыпаться от ненависти?», и ответил сам себе: «Обязательно настанет! И раньше, чем кажется!»
     Мечты Алекса были грубо прерваны входящей мыслеграммой от Цзиньлуна, — его единокровного брата по отцу, полноценного фунджанина, то есть рождённого от одной из знатных жен отца, ныне вдовы. Брат был командиром второго отряда бастардов, в котором служил Алекс.
     Когда Алекс открыл мыслеграмму, его обдало лёгким презрением, а в черепе зазвучал голос: «Ублюдок, слушай приказ: Немедленно отправляйся в Арсенал, получить церемониальное оружие. Времени у тебя не так много, так что возьми дирижабль. От туда — к административному комплексу, встречать делегацию послов Арабики. На время мероприятия, поступаешь во временное распоряжение фунджанина Зэна, взамен его бастарда, убитого вчера в пограничной стычке с Восточным Маринером. Доложи, как выполнишь задачу. Хочу тебя поставить в патрулирование сегодня вечером»
     На самом деле, Брат не относится к Алексу плохо, он, наоборот, его патронировал. Но сословные традиции Сектора заставляли его себя вести именно таким образом. Поэтому, Алекс привычно не обратил внимания на форму сообщения брата, зато задумался о его смысле:
     «Послы Арабики… Это ли не шанс, которого я ждал так долго? Нужно наладить с ними контакт»
     Тем временем, Машка, пробежав с напарником на буксире пол-коридора, мгновенно остановилась, словно наткнувшись на стену, получив автоматическую мыслеграмму от демона казармы:
     ≫Ногфлерка номер <вставить номер> по кличке Машка, автоматический анализ выявил, что уборка каюты 1001 выполнена с грубыми нарушениями регламента. Степень тяжести: средняя. Назначено дисциплинарное взыскание — лишение кислородной пайки на два дня. Результат автоматического анализа может быть обжалован у твоего менеджера, фунджанинки Сюй Цзин. В случае, если твоя жалоба окажется не оправданной, продолжительность взыскания будет удвоена.
     — Ты тоже это получил? — спросила упавшим голосом Машка. Её напарник явно выглядел упавшим духом. Он силился что-то сказать, но от волнения не мог произнести не звука. Через мгновение Машке пришла от него мыслеграмма, от которой пахло солёными слезами, которые на самом деле появились на лице паренька:
     «Да. Я же говорил тебе! Я говорил!»
     Машка залезла в баланс, и увидела перед глазами: «Баланс: 5 трудосолов. Внимание: наложено взыскание, лишена кислородного рациона. Осталось дней: два. Стоимость нового баллона: 10 трудосолов»
     Она лихорадочно задумалась, что же делать. Можно попробовать попросить у кого-нибудь из знакомых в 42м посёлке кислород. Или… Продать полученную информацию одному из фунджанинов? Главное, не продешевить. Нет, наверное, лучший способ выбраться из западни - шантаж одного из опущенных ногфлеров. Всё равно он скоро умрёт, а вместе с ним исчезнет и ценность компромата на него.
     Паренёк же, словно забыв о существовании Машки, уже строчил собственную мыслеграмму знакомой, работавшей кухаркой в дворне главного Медика:
     «Вера, привет. Выручишь? Нужен кислород на два дня»

Часть 3

     Примечание автора: глава полностью переписана 21го апреля 2025го
     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 7:45. Где-то в небе над Столицей.
     Мерный гул моторов смешивался с мягким шорохом вращающихся винтов, создавая успокаивающую, почти гипнотическую вибрацию. Корпус воздушного судна пел под напором ветра. Алекс сидел в кресле. Рваные облака, которые которые проносились над Столицей, двигаясь со стороны влажного, Великого каньёна на север, мешали наслаждаться полётом, отвлекали. Влажный сезон заканчивался. Алекс с беспокойством поднял руку с ПИКом. Тот продемонстрировал ему погодный виджет в дополненной реальности. И... Он показал, что сегодня будет дождь. Нужно успеть слетать в Арсенал, и потом до Административного здания до того, как погода окончательно испортится.
     Дерижабль постепенно поднимался, достигая максимальной высоты, границы приземистого слоя гексофторида серы, чтобы оседлать попутный ветер. Внизу, в иллюминаторе, проплывали игрушечные коробки девятого, фабричного дистрикта, где и находилась казарма Второго отряда бастардов.
     Полёт ускорился, что показали индикаторы на дополненной реальности нейрочипа. В другой ситуации, высота скрадывала бы необычно большую скорость. Но сегодня проносившиеся не так далеко внизу облака, двигающиеся в своём потоке воздуха противоположном направлении, её визуально даже добавляли. Алекс, подумал, что это хорошо, что он прибудет в Арсенал раньше запланированого времени. С другой стороны, он досадывал, что опять предстоят разборки с бухгалтерией, написание большого числа отсчётов, без которых ему не вернут только что потраченные сто фунджаниновских трудосолов за полёт.
     Вдалеке показалась приближающаяся нитка Великого кольца, тянущаяся вверх и вниз бесконечно, до самого горизонта, раздвинутого высотой полёта необычно далеко во все стороны. Чуть в стороне от курса дерижабля, к нитке Великого Кольца, прицепился гигантский прямоугольник с красными, горящими зловещим цветом даже на фоне привычных красных оттенков Марса радиаторами. Это термоядерный реактор, сердце равнины Хриса, источник жизни всех людей в Секторе, необходимое и достаточное условие для рентабельности натурального, замкнутого на себя хозяйства, как во времена древнего, земного феодализма. Промышленный дистрикт кончился, ознаменовав близкое завершение полёта. Чуть в стороне проплывал амфитеатр, напоминая о жестоких развлечениях с гладиаторами Деда и его приспешников.
     «Однажды я свергну Деда и больше никто не будет сражаться в Секторе насмерть, на потеху фунджанинам. А чтобы они проглотили такие реформы, отменю участие Сектора в панмарсианских играх. Все люди хотят жить. И ногфлеры и фунджанины. Никаких больше лишних смертей» — горячился Алекс, уверенный в том, что простые решения сложных проблем обязательно сработают.
     420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, вечер, Астра
     Я стою в шлюзовой камере барака, прислушиваясь к нарастающему гудению воздушных насосов. Замкнутое пространство с потускневшими металлическими стенками, покрытыми наслоениями старых сварочных швов и заплаток, отражает моё внутреннее состояние – такое же потрёпанное и собранное из несочетающихся мечтаний и представлений.
     Лязг запирающихся механизмов заставляет меня вздрогнуть. Над головой включается и мигает единственная лампа – её тусклый, умирающий свет дрожит и пульсирует. Гексафторида серы, медленно просачивающийся сквозь микротрещины, распадался на химически активные компоненты, соприкасаясь с её нитью накаливания и постепенно разрушая её внутреннюю структуру.
     По щекам всё ещё катятся слёзы, горячие и злые. Но ПИК уже впрыскнул в мою кровь коктейль успокоительных. Я рыдаю навзрыд, позволяя себе эту короткую вспышку свободы, хотя бесстрастный алгоритм уже решил, что с меня хватит – фунджанины запрещают своим ногфлерам проявление эмоций.
     В этот момент лампа над головой вспыхивает ярче, шипит и с тихим хлопком гаснет. Я осталась в полной темноте, ощущая, как дрожат стены шлюза от работы компрессоров. Странно, но это совпало с моим внутренним состоянием – ярость и обида тоже вспыхнули, зашипели препаратами в крови и... отключились. Осталась пустота, глухая и тёмная.
     Под ногами по-прежнему скрипел принесённый другими посетителями шлюза красный песок. В темноте стал ярче свет индикаторов перед моими глазами – виртуальные столбики, показывающие изменение состава атмосферы. Я машинально сглотнула, когда перепад давления отозвался дискомфортом в ушах.
     "Как странно", – подумала я, – "и лампа перегорела, и чувства". Ни разочарования, ни боли – просто констатация факта. Химия ПИКа работала идеально. Но где-то глубоко, куда не дотягивались щупальца успокоительных, теплилась решимость. Я обязательно поднимусь на холм. Обязательно увижу Землю. И пиксели. Сегодня.
     Шлюз наполнился шипением воздуха – последний этап перед выходом. В полной темноте я ждала, когда откроется дверь навстречу вечернему свету и моему, возможно, главному в жизни приключению.
     Пока демон барака завершал процедуру шлюзования, я опять подумала о странных загадках названия Сингулярной Катастрофы. Почему  легенды Сектора так противоречат версии нашей общины?
     Мы верили, что в названии Сингулярной Катастрофы речь о том, значение чего никто из нас не знал: о сингулярном разложении матриц в линейной алгебре для вычисления кода «матрицы» же, но представляющей из себя наш мир, симулируемый на суперкомпьютере Оператором Симуляции. Когда я стала изучать оптику, я попутно изучила линейную алгебру. Найдя в древних учебниках упоминания сингулярного разложения матриц, я испытала настоящий религиозный катарсис!
     Думаю, что когда увижу пиксели, испытаю его ещё раз. Не думаю, что программное обеспечение ПИПа умеет гасить такие эмоции. Так что, я предвкушала ещё один момент свободы.
     По нашей версии, Оператор Симуляции, программируя наш мир, слишком много работал, и устал. После чего сделал ошибку в сингулярном разложении, и весь мир за пределами Марса исчез, превратившись в пиксели.
     Дверь шлюза открылась с тихим шипением, и я вышла на улицу. Вечернее солнце пока ещё не посинело, и привычно окрашивало ржавые бочки-жилища в густой багрянец. Я оглянулась на барак, в котором осталась единственная живая родственница. Тётка со своими постылыми желаниями лезть в мою жизнь, но всё же – моя тётка.  Обидные слова Машки и категоричность тётки всё ещё довлели надо мной, но предвкушение увидеть, наконец, пиксели своими глазами пересиливали горечь.
     "Я им докажу", – произнесла одними губами я, крепче сжимая подзорную трубу. Мне не терпелось перейти от слов к делу, подняться на холм и, наконец, увидеть то, что обязательно изменит жизнь посёлка, а может быть и всего Сектора.
     Иду по улочке, огибая другие ржавые бочки-жилища. Навстречу движутся усталые ногфлеры в полосатых комбинезонах. Знакомые кивают мне, а незнакомые с любопытством разглядывают мою военную трубу. Полоски на их одежде заставляют меня вздрогнуть – напоминание о том, что ждёт нерадивых работников. Шрамы на моей спине молчаливо подтверждают реальность угрозы. Маска с мутным стеклом, которую мне вручила тётка, неприятно трётся о них. Внутри маски спрятана записка тётки с  обескураживающим планом избежать Права Первой Ночи. Если кто-то увидит эту записку, тётку ждёт смертная казнь. Я решила выкинуть записку по-дальше от посёлка – на холме.
     Неодобрение тётки, насмешки Машки, страшный компромат на родственницу  – всё давило на плечи тяжелее кислородного баллона.
     На площади выхожу к резервуару с водой. Обычно он закрыт крышкой, чтобы избежать испарения в сухой атмосфере Марса. Но сегодня он наоборот открыт, потому что дождь разъел краны, и её снял кто-то из ногфлеров, ответственных за водоснабжение.
     Я заглянула в резервуар. В тёмной воде отразилось моё лицо – большие глаза, полные сомнений, тонкие губы, сжатые от решимости. Я отодвинулась. Когда вода успокоилась от моего дыхания, я увидела в ней девушку в фиолетово-полосатом комбезе с подзорной трубой в руках. Странно думать, что этому телу осталось всего три года молодости. Узкая талия, широкие бёдра, высокая грудь – я действительно была красива.
     За свои внешние данные я должна благодарить своих угнетателей — у меня новое, искусственно выращенное тело, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён, пересадил мой мозг, с такими нужными для Фунджанинов знаниями в оптике.
     Конечно, они могли бы давать мне препараты от старения, которые принимают сами, чтобы моё тело, жертва технологического регресса, не развалилось так быстро. Могли бы, но не будут: только знатным жителям сектора разрешены такие препараты и пластические операции. Но это не то, за что я должна ненавидеть фунджанинов: ведь если бы не это тело, я бы уже была мертва.
     Мою внешность портил, разве что, имплантированный в руку, массивный компьютер-ПИК. До того, как меня захватили в рабство, у меня был старый, досингулярный нейрочип, изготовленный на Земле до Катастрофы. В нём у меня и был архив учебников. Я подняла к глазам руку, и посмотрела на компьютер, который, на мой взгляд, портил то, как она выглядит, совсем не сочетаясь с моими тонкими пальцами своим брутальным видом с его монохромным зеленоватым экраном, добавленным чтобы отображать QR-коды. Мой старый нейрочип, который вырезали и отдали какому-то фунджанину, чтобы оплатить услуги Торговой Лиги, был достаточно мощным компьютером сам по себе, и не требовал внешней вычислительной поддержки.
     Повертевшись перед тёмным зеркалом воды, я подумала, что не всё так плохо в моей жизни. По крайней мере, у меня есть хоть какие-то перспективы найти любимого парня, ведь, в отличие от знатной фунджанинки, у меня не было возможности скрыть и тем более исправить недостатки внешности. Надеюсь, моя красота поможет мне найти любимого, и этим любимым будет не Дупер.
     Тем не менее, у меня оставалось не так много времени. Мне кажется, его совсем мало, чтобы по-настоящему пожить. Я считаю, моя жизнь должна гореть ярко и быстро, как подожжённая в атмосфере Марса струя фтора, вырывающаяся из реактивного двигателя. Именно поэтому, отбросив последние сомнения и страх наказания, я пойду на холм посмотреть на древнюю прародину человечества - на Землю. И увижу вместо неё пиксели.
     Наверное, раньше люди задумывались о смысле жизни только перед смертью, имея в запасе много десятилетий. А я думала об этом каждый день. В воде колыхнулось моё отражение, и я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Сейчас, когда ПИК прекратил мою истерику, я испытывала странную лёгкость и решимость. Как будто с быстро сохнувшими в атмосфере Марса слезами, у меня пропал и камень на душе. Завтра я могу получить наказание за свою выходку на холм, но сегодня... сегодня была только я, труба и звёзды.
     Я отвернулась от резервуара, крепче сжимая подзорную трубу. Ещё более брутальная, чем ПИК, большая, тяжёлая, выкрашенная в красно-чёрный военный камуфляж, она казалась неуместной в моей маленькой ладони. Но эта труба была моим пропуском к тайнам, которые я так жаждала раскрыть.
     Мимо станции канатной дороги я почти бежала, надеясь успеть уйти прочь до того, как шахтёры выйдут на тропинку к посёлку. ПИК автоматически увеличил подачу кислорода из заплечного баллона, и моё дыхание стало более шумным в дешёвой маске ногфлера. Станция, на которую сейчас прибывала кабинка, вырастала в поле зрения, перекрывая холм, который, в свою очередь, закрывал вид на запад.
     Перед глазами неожиданно появляется красный программный барьер. Как я могла о нём забыть? Я пытаюсь сделать шаг, но мои мышцы меня больше не слушаются, а перед глазами появляется надпись:
     > сторожевой демон посёлка N42. Внимание! Распознана и заблокирована подозрительная активность. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, Назови цель покидания посёлка?
     Кажется, я должна была подумать об этой проблеме заранее, ведь теперь я теряюсь, и не знаю что ответить цифровому вахтёру. Кликаю взглядом по клавиатуре, и пишу первое пришедшее в голову: «поддержание физической формы. Бег вверх и вниз по холму», но потом вспоминаю, что связка ПИПа и нейрочипа в Секторе настроена у ногфлеров так, что периодически напрягает неиспользуемые мышцы, как бы это ни было для нас неприятно, что позволяет поддерживать физическую форму, даже если ногфлер не будет вставать с кровати месяцами, если бы такое кому-то из нас разрешили. Сторожевой демон задумывается на несколько секунд, и предсказуемо пишет красной надписью перед глазами:
     > В доступе отказано.
     Тем временем, из башни, к которой причалила кабинка, выходит толпа неестественно бодрых, нервно переговаривающихся с друг другом людей. Это шахтёры в их полосато-темнозелёных комбезах низших ногфлеров .Они под наркотиками, которые Сектор принудительно колет через ПИПы всем задействованным на тяжелых работах низшим.
     Ну и конечно же, среди них Дупер! Не очень понимая, что делаю, я, нервно оглядываясь, пытаюсь продавить программный барьер. Конечно же, это у меня не получается, зато Дупер легко преодолевает барьер с другой стороны, и сперва лапает за задницу, а потом вообще хватает в охапку, и шумно целует в ухо. У него бешенные глаза с огромными чёрными зрачками — несмотря на то, что все люди на Марсе несут в своих генах устойчивость к ультрафиолету, задействованные на тяжелых работах долго не живут, потому, что слепнут от солнечного ультрафиолета, а бесполезные рабы Сектору не нужны. По какой-то причине, ногфлерам запрещены тёмные очки. Я думаю, фунджанины сделали это из соображений безопасности, для работы системы распознавания лиц, если идентификация по чипу почему-то засбоит.
     Я чувствую омерзение, и пытаюсь вырваться из охапки обдолбанного, почти забыв о трубе, которую чуть не выронила. Последнее обдало меня волной ужаса, и я подумала, что должна использовать вместо силы, в которой преимущество у Дупера, разум, с которым у шахтёра проблемы даже когда он трезв. Пытаясь игнорировать сильные, покрытые морщинами и химическими ожогами руки, похотливо ощупывающие меня, я подключаюсь к демону, лихорадочно накликиваю и отправляю:
     «доклад о нарушении закона о Праве Первой Ночи. Ногфлер личный номер 99.97.105.115.101.114 пытается получить то, что принадлежит только фунджанинам и до того, как заявитель доклада вошла в возраст». Перед глазами появляется красная надпись:
     > заявление о нарушении принято. Наложены обеспечительные меры в виде коллапса мышечной активности ногфлера 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер.
     Цепкие руки ослабевают, и мы валимся с утоптанной ногами ногфлеров тропинки на красно-чёрный, в свете заходящего солнца, песок. Я падаю сверху Дупера, мне не больно, но сама вышибаю из него дух, он начинает кашлять. Труба ударяется о его голову в шахтёрском шлеме, отскакивает, и катится в сторону. Я в панике вскакиваю, подбегаю к ней, но с облегчением вижу, что она цела. Тут же отправляю новую команду:
     "заявление о срочной работе по проекту зоркий глаз. Для отлова возможных редких багов в прошивке трубы необходим доступ на холм и наблюдение за посёлком сверху ночью после захода солнца". Компьютер что-то вычисляет несколько мгновений в своих электронных потрохах, удалённых от меня на несколько десятков километров и расположенных в датацентре в Столичном городке, а потом выдаёт:
     >заявка одобрена. Информация о заявке и предоставленном доступе отправлена начальнику проекта — фунджанину Деду.
     Тут же понимаю, что завтра меня ждут большие проблемы. Но это будет завтра, а сейчас я свободна как птица, летающее животное на старой Земле, и я бегу, лечу вверх по склону холма, и даже не слишком досадую, когда перед глазами загорается составленное машиной сообщение:
     > заявление о нарушении не подтвердилось. Ногфлер 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер не нарушал половую неприкосновенность заявителя, и, по его утверждению, и не планировал нарушать. Если заявитель полагает этот вывод сторожевого демона ошибочным, заявителю рекомендуется эскалировать проблему до дежурного условного фунджанина. В случае, если вывод останется тем же, заявитель будет наказана.
     Через мгновение я так же получаю входящую мыслеграмму от Дупера: «я просто хотел тепла, добра и понимания. Ты такая красивая и мягкая. И у нас с тобой осталось так мало времени. Ты точно хочешь умереть в одиночестве?», к которой приложена эмоция одиночества, хотя я уверена, что в реальности Дупер не чувствовал ничего, кроме похоти.
     Я конечно же игнорирую сообщение, и бодро скачу вверх по камням холма, потому, что обувь комбеза не предназначена для таких путешествий, и утонет в песке. Вокруг постепенно темнеет. Я вижу дорогу всё хуже и хуже. Один раз, я недопрыгиваю до камня, и падаю. В медленном, в пониженном тяготении Марса, падении я как всегда успеваю выставить свободную руку, больше переживая за трубу. Моя рука хватается за мягкое - это камень, который облеплен мхом. Мох постепенно распространяется по Марсу. Конечно же, я не получаю никаких ссадин благодаря всё той же сниженной гравитации, и плотному комбезу — я читала, что люди на Земле получали, при падении, травмы довольно часто.
     Встаю, отряхиваю колени комбинезона от пыли, и включаю силой мысли фонарик на пипбое, вытягивая руку с трубой и имплантированным компьютером вперёд. Переключаю разные цвета, попробовав красный, зелёный, и останавливаюсь на синем, который, как мне кажется, лучше соответствует атмосфере момента. Синий луч света узким конусом выхватывает крутой, восходящий склон холма из стремительно проваливающихся в бездну тьмы окрестностей. Я продолжаю прыгать наверх, но теперь более медленно и осторожно. Показывается вершина холма, и вот, я на вершине. Отключаю фонарь, чтобы не портить вид.
     Впереди меня синяя заря[4], сзади огни посёлка. Я чувствую небывалый душевный подъем и наслаждаюсь моментом, оглядываясь, фиксируя в памяти этот вид. Пусть я и видела закаты уже множество раз, особенно до захвата в рабство, но всё ещё не разучилась отмечать красоту момента. Когда надоедает, решаю заработать себе хоть какое-то оправдание перед начальством — я отлаживаю программу прошивки трубы по посёлку, водя трубу между уличными огнями и подсвечиваемыми ими бочками зданий.
     Изображение не всегда стабильно, поэтому я держу перед глазами и полупрозрачное окошко с исходным кодом скрипта[5] управляющим стабилизацией. Честно говоря, я не слишком сильна в программировании, поэтому приходится учиться ему на лету. Тем не менее я удовлетворяюсь, наконец, как программа работает, и придумываю «отмазку» зачем я стала смотреть на Землю — «но», чтобы отловить возможные редкие баги.
     увствую, что начинаю замерзать, и что одета я слишком легко, тем более, что на высоте холма меньше концентрация суперпарникового газа SF6[6]; поэтому чувствую, что начинаю мёрзнуть – я слишком легко одета для вечера на холме, где концентрация согревающего гексафторида серы ниже, , который отцы-основатели использовали для нагрева нашей планеты. Собираюсь с духом, и навожу трубу на вечернюю и утреннюю звезду[7] — на Землю

Часть 4

     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 8:00 (утро). Окрестности Арсенала. За десять часов до встречи Астры с тёткой в сорок втором посёлке
     Дирижабль снижался, стравливая водород. Внизу, под ним тянулась рваная, но всё более плотная гряда облаков, в разрывы между которыми мелькали три купола: белоснежный, примыкающий к двум стеклянным. Стеклянные купола время от времени сверкали на солнце, когда оно показывалось.
     Когда воздушное судно нырнуло под облака, проступили новые детали: радары, и антенны опутали крыши полусфер паутиной металла, уже много столетий не функционирующие спутниковые тарелки целились в красное небо. Всё это железное кружево отбрасывало короткие, дневные тени на внутренность прозрачных полусфер, лопающихся от набитого внутрь оружия в красно-черном камуфляже.
     Арсенал остался одним из немногих зданий в Столице с досингулярной архитектурой. Его построили в первой четверти XIIго века, когда марсианский ретромодерн вошёл в моду. Люди тогда верили в светлое будущее, и не скупились на красоту и размах. Белые колонны вокруг сфер не потускнели за сотни лет - древние нанотехнологии создали покрытие, отталкивающее вездесущую красную пыль.
     Воздушный корабль спускался всё ниже, и полусферы обернулись массивными конструкциями, каждая высотой с десятиэтажный дом на Земле XXго века. Издалека казалось, что прозрачные сферы изготовлены из стекла, но на деле это был хитрый композит из оксинитрида аллюминия и углеродных нанотрубок. Материал не боялся ни жгучего ультрафиолета, ни перепадов температур, ни кислотных дождей. Небольшие трещины, или даже пулевые отверстия были ему не страшны, благодаря возможностям по самовосстановлению структуры при температурных колебаниях в течение суток.
     Белоснежная полусфера ангара раскрылась, обнажив внутренности ангара, с его площадками для десантных коптеров и столбиками причальных мачт. К ним были привязаны более военные дерижабли, казавшиеся спящими в ожидании грядущей битвы породистыми скакунами, из совсем древних изображений с Земли, благодаря своему более стремительному виду, чем у воздушного корабля, на котором прибыл наш герой.
     Алекс изначально решил, что не может себе позволить отпускать воздушный корабль, и потом ждать следующий. Его сегодняшняя миссия слишком важна. Все должно пройти идеально. В другой ситуации он бы спустился из дерижабля, используя опускающуюся веревочную лестницу на лебедке. Но в ожидании дождя, лучше было припарковать судно в ангаре, и заплатить за его простой, надеясь, что все его затраты будут компенсированы службой.
     Желто-полосатая причальная команда ловко поймала причальный тросс, пришвартовав его к мачте. Это не заняло так много времени, как опасался солдат, так что уже через минуту-другую он прошёл через малый шлюз, соединявший ангар с основными помещениями. Вокруг стоял запах консервационной смазки.
     Стеллажи ломились до самого потолка от складированного оружия, превращая просторные залы в лабиринт узких проходов. Между ними катались натужно шипящие гидравликой, пока еще функционирующие древние роботы-погрузчики. Здесь хранилось оружие Сектора - гаусс-винтовки, боеприпасы, силовая броня, гауссовы артеллирийские орудия. В другом прозрачном куполе Сектор хранил свои гражданские стратегические запасы - такие, как еду или запас фторовых топливных ячеек. Фунджанины думали о черном дне, и заранее к нему готовились. Все это добро, или, вернее, зло, однажды достанется Алексу.
     Алекс следовал за синей стрелкой дополненной реальности. Пространство заполняли голограммы. Дополненная реальность рисовала сцены с героическими сражениями с Сектором Восточного Маринера. Вот отряд нашего Сектора, одетый в силовую броню в красно-чёрном камуфляже, штурмует укрепления противника, чьи зеленые бронекостюмы сливаются с тундростепью Восточного Маринера, местами покрытую болотами, местами густым, зеленым покровом траволишайника.
     А вот пузатые дирижабли Сектора, ловко уворачиваясь от трасс зенитного огня, сбрасывают парашютный десант на город вражеского сектора. Алекс весело усмехнулся - он прекрасно знал, что все эти "великие битвы" были обычными рейдами за рабами, в которых редко учавствовало больше десятка солдат с каждой из сторон.
     Внутри арсенала был расквартирован первый отряд кадетов-фунджанинов. Они охраняли арсенал и почти не участвовали в боях всем составом. Однако, нельзя было сказать, что первый отряд был небоеспособен - в его состав брали только тех знатных подростков, кто сумел выжить в настоящих сражениях, прикрываясь пушечным мясом бастардов. Последних не брали служить в первый отряд. Однако, редко кто из кадетов первого отряда доживал до пятидесяти лет: все старослужащие отправлялись на панмарсианские игры, на которых, обычно, и гибли всей командой. Знатный кадет-фунджанин мог избежать такой судьбы, совершив военный подвиг, либо выйграв медаль на панмарсианских играх, как фунджанин Шэнли. Без этого никто из знатных подростков не мог пройти инициацию, и быть признанным мужчиной, получив право на пластические операции для того, чтобы визуально состарить внешность своего биологически бессмертного тела, придав ему более солидный вид, вместо прежней внешности юнца . В ходе рейдов за рабами, редкая возможность совершить настоящий подвиг едва ли могла случится.
     Алексу, как и другим условным аристократам, такая судьба не грозила: его касте не были положены ни препараты от старения, ни пластические операции, ни даже возможность умереть с честью на панмарсианских играх, или, может быть выжить, заработав медаль. Вместо этого, фунджанины с детства готовили его как пушечное мясо. А мама - на роль того, кто снесёт всю эту порочную систему. Все порядки сектора казались Алексу лишёнными какого-либо смысла, кроме как желания потакать садистским чувствам Деда и его ближайших приспешников, не желавших делится своим статусом ни с бастардами, ни даже с урожденными аристократами.
     Алекс подумал, что Панмарсианские игры были жутким фарсом, безжалостным театром, на сцене которого, под видом славных битв, аристократы демонстрировали свою силу, зрелищно погибая и убивая ради развлечения руководства секторов и для прибыли руководства сектора.
     Его охватило холодное презрение и отвращение к этой порочной системе, пожирающей жизни ради бессмысленного зрелища. С горечью Алекс вспомнил слова матери, которые она оставила ему в зашифрованном послании: «Ты будешь тем, кто разрушит это рабство, сынок. Никогда не забывай этого». Воспоминания были тяжёлыми и болезненными, но именно они заставляли его жить дальше, помогали не терять себя.
     Алекс сжал кулаки, ощущая, как кровь пульсирует в висках от ненависти. «Нет, я не пушечное мясо. И нет, мечтать жениться на аристократке, чтобы получить право погибнуть на играх, я тоже не буду. Это всё разводки старых бандитов, — мысленно произнёс он себе, стиснув зубы, — я изменю всё. Я докажу, что достоин большего». И его кулаки сжались ещё сильнее, словно Алекс уже готовился нанести первый удар.
     Солдат продолжал идти за стрелочкой. Она вела к отделу церемониального оружия и расположенного рядом с ним отделом дронов. Обоими заведовал Санчо - ногфлер-специалист, совмещавший обе должности. Бастард так и не встретил никого из первого отряда, зато заметил завхоза Цзяо в окружении свиты ногфлеров. Старшая жена деда за что-то отсчитывала в слух одного из них, время от времени бросая взгляд на работающие рядом древние погрузчики, словно прикидывая, когда последний из них сломается и придется заменять древние и удобные машины неуклюжими и глупыми ногфлерами. Она не заметила Алекса, когда он прошёл мимо. Бастард спешил и не стал подходить к аристократке, чтобы выразить почтение.
     Наконец, Алекс дошёл до места назначения - склада дронов. Алекс вошёл внутрь. Здесь воздух был пропитан запахом свежей консервационной смазки, смешиваясь с едва уловимым ароматом вездесущей марсианской пыли - видимо, она попадала сюда на лопастях дронов. Свет ламп накаливания, висевших на сравнительно низком, на этом складе, потолке, отбрасывал теплые, диффузные тени на металлические полки с дронами. Они были современными, поэтому примитивными. Дополненная реальность выводила тактико-техническую информацию по каждому из них, когда Алекс задерживал на дроне взгляд. Он заметил, что почти все дроны использовали оптику, купленную у Торговой Лиги, что, как он знал, увеличивало стоимость их производства для Сектора.
     Стрелочка указывала на единственного человека в окружающем пространстве, одетого в красно-полосатый комбинезон мужчины и ногфлера-специалиста. Дополненная реальность подписала его как имеющего кличку Санчо. Седые волосы ногфлера были аккуратно подстрижены, а лицо, испещрённое морщинами, склонилось над полуразобранным крупным дроном. Инженер что-то ремонтировал в его потрохах. Несмотря на преклонный для ногфлера возраст, Санчо был собран и сосредоточен, а его синие глаза излучали цепкий ум и энергию. Особая версия ПИКа производства Торговой Лиги, светилась зелёным проектором, рисующем на полу вокруг Санчо множество QR-кодов, расширяя голографический интерфейс нейрочипа, с которым оперировал специалист. На Санчо висело множество незнакомых для Алекса гаджетов, явно инженерного назначения. Движения Санчо были плавными и уверенными, демонстрируя его мастерство.
     Алекс остановился на расстоянии, с интересом наблюдая за ногфлером, так же с любопытством рассматривая его необычный ПИК. Компьютер был значительно легче стандартного ПИКа Сектора, и был оснащён большим числом портов. Отсветы проектора играли на мелких шрамах на руках Санчо, полученных им за долгие годы работы с техникой.
     Алекс задумался: иметь на своей стороне этого ногфлера было бы замечательно для осуществления планов по революции. Наконец, Алекс решился, и окликнул старика
     - Санчо?
     Ногфлер отключил голографические интерфейсы, и поднял свои синие глаза на Алекса, впрочем, казалось, старик всё так же думал о своей работе, не заинтересовавшись появлением солдата.
     - Господин, Вы кадет-фунджанин из первого отряда? Пришли за дроном для наблюдения? Извините, он ещё не готов. Приходите завтра, - Санчо почему-то не стал смотреть в Социальной Сети кто такой Алекс и откуда, как и поклоняться Алексу. Старику многое позволялось, что было не допустимо для других ногфлеров. Он говорил со странным акцентом, который Алекс ранее не слышал.
     - Нет, я бастард Алекс из второго отряда...
     - А, - перебил его Санчо, - точно, мне Цзиньлун про Вас мыслеграммил, Вам нужно церемониальное оружие - древняя лазерная винтовка. Пойдёмте, тут не далеко, выдам.
     Алекс последовал за ним по узкому проходу между стеллажами. В этой части склада стояла глухая тишина, лишь иногда нарушаемая металлическими щелчками и звуками механизмов.
     Шагая по коридорам, бастард отметил, что ногфлер время от времени обращал внимание на работающие там и тут механизмы, видимо, раздавая им команды.
     Как и в других частях арсенала, старые автопогрузчики изношенно скрипели, словно знали о своей скорой поломке, медленно перетаскивая ящики с оружием, подчиняясь невидимым в его дополненной реальности планам и командам. Однако, они двигались медленнее чем те грузовые роботы, что уже видел Алекс, сберегая свой ресурс. Санчо думал о будущем Сектора и трудностях своего преемника.
     На некоторых машинах были заметны следы недавнего ремонта: свежие металлические детали ярко поблескивали на фоне потускневших корпусов, отличаясь текстурой от других.
     Сектор пока ещё обладал технологией 3d печати металлического порошка, спекая его пучком электронов. Затем детали помещались в печь для спекания и предания дополнительной прочности. Такие детали часто имели немного оплавленные углы.
     Другая часть машин ранее ремонтировалась с помощью деталей, хоть и изготовленных после Сингулярной катастрофы, но уже с помощью утраченных технологий. Теперь такой ремонт было повторить невозможно. Но по большей части, роботы склада сохраняли фабричный, а не кустарный вид - чаще всего, их ремонтировали с помощью каннибализации: из пары неисправных роботов-погрузчиков собирали один функционирующий. Однако, такой ремонт можно было заметить из-за смешивания деталей разных цветов.
     - Все ломается, - неожиданно произнес Санчо, обернувшись к Алексу, - пройдет ещё лет 50, и последние погрузчики придется заменить на людей. Хорошо, хоть учет оружия пока можно вести в компьютерной базе.
     Алекс не ответил. Он лишь молча кивнул, для него это все не выглядело трагично. Скорее, привычно. Тайный претендент на роль главы Сектора старался не думать о том, что вечно это продолжаться не может. Главное ведь не железки, а люди Нужно, в первую очередь, решить проблемы негуманности Сектора, а уже потом думать, что делать с воспроизводством технологий. Ведь зачем нужны машины, технологии, если не для людей? Эта мысль, конечно, была для Сектора практически еретической. Но Алекс был благодарен маме за то, что она объяснила ему эту концепцию. О том, что всё может быть сложнее, он не знал. И учебники по теории управления, социологии, политологии, человеческой истории не читал не от лени, а потому, что не догадывался, что такие существуют.
     Вскоре они дошли до отдела церемониального оружия, на что указала вывеска в дополненной реальности. Он находился в сравнительно небольшом помещении, отгороженном стеллажами, и заполненном стеклянными шкафами с образцами. Посредине комнаты располагался стол, с множеством инструментов, адаптеров, всевозможных болтиков, и другой мелочёвки. Алекс заметил даже фторовые топливные ячейки.
     Санчо махнул Алексу, чтобы тот остался на месте, и скрылся в ещё меньшей комнате. Экспонаты в шкафах подписывались голографическими бирками в дополненной реальности. Алекс прошелся вдоль ряда образцов, и присвистнул. Глаза солдата разбегались:
     Первой он заметил черную винтовку, с необычно толстым дулом. Полупрозрачная бирка, светящаяся красным, гласила, что это ружье "Гром Зевса", стреляющее калифорниевыми пулями: микроскопическими атомными бомбами. Но тут же поясняла, что пули к ружью давно, столетия назад, "протухли".
     Рядом находилась другая винтовка, Глаз Бога, способная вести огонь самонаводящимися пулями с помощью нейрочипа. Текст бирки огорчал, что самонаводящиеся пули давно кончились, а сама винтовка не совместима с современными, примитивными нейрочипами по протоколам.
     Левее висела самовосстанавливающаяся броня БиоРегенерат, способная как восстанавливать себя, так и лечить раненного солдата - останавливать кровь, восстанавливать крупные, перебитые сосуды, удалять из крови токсины. Информация гласила, что картриджи с ГМ-бактериями кончились столетия назад.
     Рядом был выставлен еще более интересный экземпляр - полупрозрачная ткань, которая была подписана как плащ-невидимка из мета-материалов. К сожалению, устройство утратило свои свойства от молекулярной диффузии.
     Толстый раструб рядом оказался портативным пусковым устройством для запуска разведовательных спутников на орбиту. Твердое топливо внутри рассохлось в незапамятные времена.
     Висящая на ниточках платформа была заявлена как диамагнитная левитационная система, для перемещения грузов на поле боя - когда-то, за счет эффектов высокотемпературной сверхпроводимости, она могла генерировать магнитное поле невероятной мощности, и буквально парить над грунтом, если в нём содержалось достаточное количество воды. В условиях Марса такое можно было встретить, разве что, в окрестностях бывшего великого каньёна Маринера, а ныне поймы суперреки, или моря Эллада. Впрочем, устройство всё равно не функционировало.
     Самым же интригующим оказалось банально выглядящее устройство, похожее на термос для жидкого азота: на бирке было написано, что прав Алекса в системе недостаточно для доступа к информации.
     Алекс ходил вокруг экспанатов, и прицокивал, фантазируя, как он мог бы их использовать для захвата власти в Секторе, если бы они функционировали, и подчинялись ему. Все еще работающие досингулярные устройства в секторе назывались артефактами, и, обычно, контролировались старшей женой деда - Цзяо.
     Тем временем, Санчо вернулся, держа в руках лазерную винтовку. На нём всё так же был красно-полосатый комбинезон, но теперь техник виртуально прицепил на грудь значёк, на котором было гордо написано "Оруженосец олимпийского чемпиона Шэнли", напоминая о бронзовом призёре панмарсианских игр за 395й год. Алекс вдруг вспомнил, что следующие панмарсианские игры состоятся в следующем году, и пройдут дома - в Секторе Хриса. Может быть, их можно использовать для отстранения Деда от власти? Старый ублюдок засиделся. Впрочем, это всё будет потом. Проблемы нужно решать по-порядку. Вот сейчас - нужно как можно скорее отправиться встречать послов Арабики.
     - Господин Алекс спешит? - спросил Санчо, опять обратив внимание Алекса на странный выговор, - Церемониальное оружие требует уважения и времени, ведь оно частица истории нашего Сектора.
     Алекс демонстративно посмотрел на погодный виджет на своём ПИКе - дождь неумолимо приближался. Но Санчо, видимо, решил поставить Алекса на место, и начал нудную, техническую лекцию:
     - Знает ли господин, как работает погодный виджет? Два столетия назад, последний разработчик нейрочипов Дмитрий получил от уважаемого Деда заказ, придумать способ сохранить дополненную реальность, не требующий большой вычислительной мощи. Он добавил в нейрочип аппаратную реализацию считывания QR кодов. А незадолго до своей смерти, он понял, что больше никто не сможет ни разработать новый нейрочип, ни даже поменять его прошивку - только печатать уже созданные, не понимая как они работают. Так что, он решил сделать так, чтобы программисты ПИКа могли использовать те же транзисторные пути в нейрочипе, но для изменения графического интерфейса перед глазами, демонстрируя QR код на экранчике ПИКа.
     Алекс раздражённо закатил глаза, а Санчо продолжил, наставительно подняв палец:
     - Мы все должны быть благодарны Дмитрию, только благодаря ему глупые программисты наших дней, знающие только скриптовые языки ПИКа, смогли добавить удобный способ смотреть прогноз погоды.
     - Переходи к делу, - не выдержал Алекс. Хотя и завербовать инженера всё ещё казалось Алексу хорошей идей, но потакать ему в капризах уже не выглядело верной стратегией, - я очень спешу. Если опоздаю, неприятности будут не только у меня, но и у тебя.
     - Эта винтовка, - Санчо презентовал Алексу то, что принёс с собой, - была на первых играх. Тогда фунджанины сражались с настоящей честью, не то, что нынешние....
     Санчо осёкся, вспомнив, и извинился:
     - Прошу прощения, молодой господин. Старику простительна болтливость, - и продолжил, - эта винтовка, к сожалению, давно не функционирует. Её аккумулятор мёртв, а сменить его невозможно - она отвергает те аккумуляторы, встроенный чип которых не подписан ключём производителя...
     Алекс внимательно рассматривал выданное ему оружие. Древний лазерный излучатель был встроен в корпус, стилизованный под оружие XX века, и выглядел немного чуждым среди более современного оружия арсенала. Глаз бастарда зацепился за почти стёртую надпись «MAINTENANCE PORT». Он ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев — адреналин закипал в его венах. Это ощущение всегда приходило, когда он понимал, что может сделать что-то вопреки правилам Сектора. Нарушить систему, хоть немного сдвинуть равновесие, созданное старыми, древними садистами — это было почти физическим наслаждением, резонирующим где-то в глубине груди.
     Санчо продолжал увлечённо и нудно рассказывать об истории оружия, кажется, забыв о спешке, в которой Алекс находился.
     Но Алекс не слушал старика. Его сердце забилось от внезапной догадки: он узнал разъём на винтовке. В памяти всплыл раздел прочитанного тайком учебника тайными знаниями, прочитанного благодаря маме. Алекс на мгновение прикрыл глаза, вызвав перед собой образ её лица: строгого, грустного, уставшего от постоянного противостояния с миром, но такого живого и тёплого. Мама ведь хотела не просто, чтобы он выжил — она хотела, чтобы он остался свободным, чтобы он никогда не склонился перед бесчеловечной системой, не смирился с этой мерзостью, не стал как они. «Не сломайся, сын, будь сильнее их», — шептал её голос в его памяти.
     И сейчас, когда Алекс заметил переходник на прозрачном столе, в груди его возникло острое чувство дерзкой радости, смешанной с томительным ожиданием неудачи. Он взял кабель без спроса у Санчо, который, поглощенный рассказом, это даже не заметил, и подключил одну его сторону к своему ПИКу, а другую — к винтовке. Начинающий взломщик послал мысленную команду подать напряжение на порт, после чего ощутил слабую вибрацию обратной связи. Экран терминала вспыхнул перед его глазами, требуя авторизации. Система вывела терминал с запросом логина и пароля.
     "Tech\_support", - команда ушла в винтовку. На мгновение задержав дыхание, герой продолжил: "Calibrate1" - стандартный инженерный пароль для этого протокола, согласно прочитанной книжке, который к удивлению Алекса подошёл. Система послушно открыла доступ. Алекс порылся в меню, и быстро нашёл пункт "аккумулятор", после чего переключил винтовку из режима "белый список" в "нет ограничений". На винтовке загорелась зелёная светодиодная индикация.
     Санчо резко замолчал, уставившись на винтовку, а потом перевёл удивлённый взгляд на Алекса. Его лицо побледнело.
     - Как... как ты это сделал? - старик впервые сбился со спесивого, поучительного тона.
     - В старых руководствах много интересного, - спокойно ответил Алекс, проверяя настройки прицела, но в его душе бушевала буря эмоций. «Я знал, что смогу делать великие вещи! Что ещё мне по силам изменить?»
     Санчо смотрел на него другими глазами. Взгляд старика был растерян, удивлён и даже чуть испуган, и Алекс ощутил гордость, смешанную с симпатией к старику. На миг ему даже захотелось рассказать инженеру обо всём — о спрятанных мамой книгах, о планах, которые зрели в его сердце уже много лет. Но он тут же одёрнул себя: «Осторожнее! Никому нельзя доверять».
     Лицо Санчо просветлело. Он спросил:
     - Значит, мы можем подключить другой источник энергии?
     - Да, я разлочил винтовку. Она теперь примет любой совместимый аккумулятор. У нас есть такие?
     - Нет... Но это не проблема, - ответил Санчо. Он подошёл к столу в центре комнаты, взял в руки какой-то адаптер. Тот загорелся, активируясь. Санчо что-то поменял в его настройках через свой нейрочип и ПИП. Он подошёл к Алексу, вставив в винтовку адаптер, а потом вернулся с фторовой ячейкой, которую вставил, в свою очередь, в адаптер.
     - Вот теперь будет стрелять...
     - Отлично, мне подходит, - сказал Алекс, собираясь уходить
     - Стойте, господин, - разве я не должен выдать Вам церемониальное, нефункционирующее оружие?
     - Ты что, хочешь, чтобы я хотел безоружный?
     - Но разве не таков приказ?, - спросил Санчо, опять не позволяя себя продавить, и демонстрируя, что он собирается соблюдать правила.
     "Нда... Жаль..., - подумал Алекс, - идейный. И со значком ходит. Я один, совсем один. Никому не могу доверять. Как же это тяжело"
     - Сейчас будет разрешение, - сказал Алекс, строча мыслеграмму Цзиньлуну, приложив к той эмоции раздражения и спешки:
     "Командир, тут вахтёр на складе не хочет отдавать мне лазерную винтовку, которая оказалась работоспособной. Скоро дождь, могу не успеть. Что делать? Можешь дать свою визу?"
     Брат ответил почти мгновенно и односложно: "теперь отдаст. Пошевеливайся"
     Алекс взглянул на Санчо, и поняв, что тот тоже получил мыслеграмму, выжидательно на него уставился.
     - Все готово, господин, - Санчо протянул винтовку, - Оружие настроено на максимальную мощность. Пусть делегаты Арабики увидят истинное величие Сектора!
     Алекс развернулся и собрался уходить, не прощаясь.
     - Для меня была честь служить истинному инженеру и войну Сектора, - сказал Санчо примирительно, и продолжил, - господин, я служу здесь уже полвека. Видел многих героев. Шэнли...
     Инженер покачал головой, и продолжил с надрывом, а Алекс остановился, слушая:
     - Он мог стать величайшим. Мы так работали, господин условный фунджанин... Выкладывались на полную. Моя Майя погибла... А Шэнли получил только бронзовую медаль. Что-то пошло не так в тот день. Сектор нуждается в новых героях.
     Алекс молча кивнул, и направился к выходу. Они не были на одной волне с пожилым оружейником. Оба были достаточно умны, чтобы понимать, что дела в Секторе не ладны. Но имели слишком разные ценности.
     Когда Алекс почти вышел, старик крикнул в догонку:
     - Береги винтовку, господин. Она помнит времена, когда Сектор был велик. Может, эти времена вернутся...
     Створки дверей с шипением закрылись за спиной Алекса. Он еще раз проверил данные, записанные нейрочипом. Древние системы безопасности оказались удивительно уязвимы. Хакер-самоучка не ожидал такой лёгкой победы над оружием золотого века человечества.
     Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, за две минуты до знакомства с Алексом. Вершина террикона рядом с 42м посёлком (выше поселения почти на пол-километра)
     Холод вечернего Марса подбирался ко мне, как неотвратимая истина, просачиваясь сквозь тонкий покровы моего комбеза. Пальцы едва слушались — приходилось тщательно выверять каждое движение. Хорошо, что труба управлялась автоматически, через беспроводную связь ПИКа с ней и с нейрочипом. Я знала, что шла на риск, поднявшись так высоко, за границу защитной шапки гексафторида серы, где температура падала до опасных значений. Но так же была уверена, что Оператор оценит, что я решила рискнуть всем в этой жизни ради того, чтобы увидеть истину своими глазами. И показать ее другим ногфлерам в поселке! Он обязательно меня спасет. Ну а если нет, ну значит такова Его воля. Я уйду на перезаливку в другого персонажа, сделав все, что могла для торжества Его Откровения. Надеюсь, мои старания будут оценены. И... Мой новый персонаж сразу будет правильного пола, а мой суженый не окажется новым Дупером!
     Я молила Оператора, чтобы весь Сектор увидел пиксели. Или хотя бы 42й поселок. Меня немного беспокоило, что связь с поселком на таком расстоянии была не устойчивой. Фунджанины, конечно, скопируют информацию с ПИКа моего окоченевшего трупа, если Оператор решит меня к себе забрать. Но сомневаюсь, что они покажут пиксели остальным: вряд ли знание о том, что мир нереальный, поможет им мучить людей, ногфлеры будут бояться куда меньше! Или... Наоборот, смирятся со всем, как смирилась я? Не знаю, вот и они не знают, и рисковать не будут. Засекретят всё!
     В груди что-то дрожало, как колеблющаяся стрелка прибора, которая не может определиться. Страх перед разочарованием смешивался с трепетным ожиданием. Где-то на задворках сознания пульсировала крамольная мысль: а что если я не увижу пиксели? Мельчайшие разрывы в ткани мироздания, подтверждающие, что всё наше существование — лишь несовершенный код, написанный усталым Оператором Симуляции? Великое Извинение Оператора утверждает, что пиксели особенно заметны на Земле — там и произошел сбой, отключивший ту часть симуляции реальности.
     Мой ПИК напряжённо гудел, как старый вентилятор в летний день на Земле в старых фильмах — примитивная техника, несмотря на окружающий холод, с трудом справлялась с неоптимальным алгоритмом стабилизации, который я написала. Мало того, что моя программа была "тяжелой", так она еще и не работала! Скрипт никак не хотел запуститься, оставляя изображение Земли дрожащим, неясным. Ледяная пустыня проникала в меня своими мертвыми щупальцами все глубже. Я поняла, что не справлюсь. Не успею.
     Вокруг меня простиралась марсианская пустыня, равнодушная к моим поискам. Тени от разбитой шахтёрской техники вытягивались в синеющих сумерках, превращаясь в длинные чёрные пальцы, тянущиеся к горизонту. А над всем этим висели звёзды, проступающие сквозь чернеющий воздух, как пробивающаяся сквозь помехи истина, и почти не мигали, как они мигают внизу. Среди них — ярче других — горела совсем не мигающая Земля, моя цель, мой вопрос и, возможно, мой ответ.
     Я глубоко вдохнула воздух через маску. "Оператор, прости меня! Я не смогла. Помоги исправить программу, пожалуйста!", — прошептала вслух я, зная, что эти слова зафиксирует нейрочип. Пусть потом фунджанины смеются над моей верой — какая разница, если я буду уже в другом персонаже? Пока есть хоть малейший шанс увидеть и записать доказательства существования пикселей, я должна попытаться.
     Я снова подкручиваю настройки. Труба гудит сервоприводом фокусировки. Мои пальцы оставляют на провернувшемся металле трубы след тепла, тут же исчезающий, как мимолётное счастье. Где-то там, за пределами компьютера Вселенной, Оператор смотрит на меня. Я знаю, что он не на небе, а за его пределами. Но страстно молясь, подчиняясь тысячелетней человеческой привычке, я смотрю именно туда. На небо. На Землю. Оператор должен меня услышать. Не может такого быть, чтобы он остался глух к такой молитве, самой страстной в моей жизни!
     И вдруг, я заметила, что скрипт стабилизации внезапно заработал. Это оператор услышал меня, свое дитя, ведь ничего не меняла! Ведь Мои пальцы онемели от холода, мой ПИК раскалился от работы, но никаких изменений в коде я не вносила.
     Фокусировка моей трубы занимает меньше секунды. Но это игновение кажется мне вечностью. Словно в замедленном видео, Земля из синей кляксы превращается в четкий шарик.
     То что я вижу... Меня поражает... Мне вдруг перестало быть холодно, наоборот, меня кинуло в жар; мой лоб вспотел. Земля. Я вижу её. Вижу отчётливо, чётко, ясно. Она висит в пространстве, как голубая слеза, оброненная Оператором Симуляции на чёрный бархат космоса.
     Дрожь в пальцах усиливается, но не от холода. Я держу трубу, словно священный артефакт, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить идеальную стабильность изображения. Моё сердце колотится в груди, как пойманная птица на планете, на которую я сейчас смотрю, и каждый удар отдается в висках болезненной пульсацией.
     Я Не вижу пиксели. Нет. Их просто нет.
     Моё дыхание сбивается, кислород в маске кажется разреженным, словно его вдруг стало не хватать. Горло сжимает спазм, будто невидимая рука стиснула его. Где они? Где доказательство, что мы живём в Симуляции? Там должны быть пиксели, разрывы в ткани реальности, неровности в текстуре, которую Оператор накинул на нашу вселенную, как тонкую вуаль, скрывающую истину.
     Я смотрю на Землю — прародину человечества, колыбель нашей цивилизации — и вижу лишь гладкую, цельную поверхность. Никаких сбоев. Никаких неровностей. Никакой матрицы.
     Я читала в Откровении, и слышала от родителей, что пиксели особенно заметно на краю диска Земли, там, где матрица симуляции истончается, как изношенная ткань, и сквозь нее проступают ограничения Зоны Вычислений. «Симуляция — это шатёр, который Оператор натянул над головами людей, чтобы они не видели истинного неба», — повторял отец, цитируя Великое Извинение.
     А я... я не вижу ничего, кроме голубой планеты с зеленовато-серыми и желтоватыми континентами, между которыми простираются синие, холодные океаны. Нет разломов мироздания, нет трещин в коде вселенной. Нет исключенных из вычислений линейных уравнений для Великого Компьютера Оператора.
     Мне опять стало холодно. Очень-очень холодно. Ложь? Вся моя жизнь была основана на лжи?
     Странно видеть континенты разных цветов. В древних текстах, которые мы хранили в Общине, досингулярная Земля описывалась как зелёная и голубая, но не такая... лоскутная. Это похоже на сад, который кто-то разделил на участки.
     Постлюди. Слово всплывает в памяти из древних текстов. Неужели это их работа? Тех, кто остался на Земле, превзошел человеческую форму, стал чем-то иным? По легендам, они пересоздали жизнь на Земле, разделив континенты на исторические периоды, воссоздав давно вымершие экосистемы.
     Я смотрю, и смотрю, и смотрю, пожирая взглядом каждую деталь, которую могу различить. Каждый оттенок, каждый переход цвета. Меня затягивает это зрелище, как водоворот. Я чувствую, что тону в нём, растворяюсь, исчезаю.
     Моя вера, всё, ради чего умирали мои братья и сёстры из Общины, всё, что давало мне силы выносить ужасы Сектора, — глупый свмообман? Если Земля реальна, если нет пикселей, значит, я никак не смогу доказать всем то, во что я всегда верила. Но, если честно, часто в глубине души сомневалась. Неужели мы не в симуляции? Это что, реальный мир?
     В груди разливается холод, я перестаю замечать окружающий меня марсианский мороз. Чувствую, как что-то надламывается внутри, как ломается тонкий лёд под ногами, и я проваливаюсь в тёмную, ледяную воду ногфлеровского бесплатного холодного душа сомнений и отчаяния.
     Мои мысли мечутся, как повреждённый стабилизатор изображения, не находя точки опоры. Вся моя жизнь — обман? Пересадка моего мозга в девичье тело, ускоренное старение, страх перед Первой Ночью — всё это напрасно? Нет высшего смысла, нет великого плана? Просто жестокость и бессмысленное страдание? Но кто исправил программу? Я думала, это Оператор.
     Стоп.
     Что-то меняется в программе. Кто-то продолжает улучшать алгоритм, настраивать его, оптимизировать. Но это не я. Мои руки неподвижны, мой разум парализован открытием. Кто-то здесь, рядом. Кто-то прикасается к моему коду, к моим мыслям, проникает в мою голову, как вор.
     Я чувствую присутствие постороннего сознания, чью-то тень, скользящую по краю зрения. Холодок страха поднимается по позвоночнику, сливаясь с окружающим холодом в единый ледяной панцирь. Кто-то здесь. Кто-то следит. Кто-то знает, что я не нашла. Возможно, знает, что собиралась найти.
     Я резко оборачиваюсь, широко распахнув глаза от ужаса, готовая встретить опасность лицом к лицу.

Часть 5

     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 10:10 (утро). Небо над окрестностями Арсенала. За шесть часов до встречи Астры с тёткой в сорок втором посёлке
     Алекс с трудом успевал на встречу делегации. Мама, в своих посмертных наставлениях, учила его всегда всё планировать, и учитывать возможные неожиданности. Но в этот раз у него не получилось прибыть на столь важное, для его планов, мероприятие заранее. Он не мог себе позволить быть на плохом счету среди других бастардов своего отряда. Ведь из аутсайдера не так-то просто стать главой Сектора...
     Наш заговорщик нервно посматривал на виджет таймера, спроецированный перед его взором нейрочипом. Обратный отсчёт вела программа на ПИПе, учитывая оставшееся растояние до места назначения ровера Сектора, который забрал послов от последней станции железной дороги, соединявшей располагавшиеся в низинах кратеров города высокогорной Арабики.
     За мутным иллюминатором облака сгущались и темнели, приобретая зловещую массивность. Взгляд Алекса приковало к себе нечто по-настоящему пугающее, возникшее далеко на юго-западе, там, где выгоревший до розоватости марсианский горизонт обычно был пуст и ясен.
     Огромная тёмная туча медленно растекалась по небу, напоминая каплю густых, чёрных чернил, упавшую в алую воду. Верхняя часть её разрасталась, приобретая неестественно чёткие очертания гигантской грибообразной шляпки. Глубокие вихри клубились и извивались, будто внутри тучи бурлила чья-то невидимая злая воля, готовая излиться на нежеланных пришельцев-людей, осмелившихся жить на красной планете, и считать своей.
     Раз за разом черноту прорезали вспышки молний, сверкающие невероятными оттенками синевато-оранжевого цвета — следствие химических реакций между молекулами фторсодержащих газов и марсианской пыли. Каждый такой разряд подсвечивал нутро тучи, озаряя её зловещие спирали ярким свечением, похожим на нервные импульсы гигантского живого существа.
     Нижняя часть облака всё больше уплотнялась, образуя тяжёлые тёмные пряди, тянущиеся к поверхности, словно щупальца чудовищного создания из старых земных легенд. Туча внезапно ускорила своё движение, нависая над дирижаблем, будто стремясь схватить его и затянуть в своё чернильное нутро.
     Алекс почувствовал, как сердце пропустило удар. Он слишком хорошо помнил подобные штормы, каждый из которых грозил воздушным судам катастрофой. Во время бури тяжёлые капли кислотного дождя падали из атмосферы, насыщенной углекислотой, пылью и распадающимся от молний гексофторидом серы. Капли в таких бурях были почти размером с камень, и были не только кислыми и тяжелыми, но часто и токсичными.
     Перед его глазами вспыхнуло тревожное красное сообщение:
     > Говорит дежурный демон столицы. Внимание! Атмосферная опасность, кислотный дождь, категория 3. Адресат: все, находящиеся в столице. Срочно укройтесь!
     "Проклятая краснопыль!" — сквозь зубы процедил Алекс. — Всё пошло наперекосяк. Если я сорву участие в почётном карауле, рухнут мои планы… И Цзиньлун будет очень зол.
     Первые капли кислотного дождя застучали по оболочке дирижабля. Каждое попадание вызывало небольшое содрагание воздушного корабля, и издавало тревожное, жгучее шипение и потрескивание. Перед глазами появилось предупреждение о повреждении внешней обшивки. Ещё несколько секунд — и он почувствовал, как демон-пилот резко бросил дирижабль вниз. Вокруг сверкали молнии, связь с центром управления полётами прервалась. Алекс уже успел попрощаться с жизнью, когда на мгновение соединение дерижабля с сервером восстановилось, и программное обеспечение успело выровнять воздушный корабль перед тем, как его с силой впечатало в мокрую марсианскую грязь.
     Выбираясь из аварийного люка покосившегося дирижабля, Алекс неуклюже ступил на мокрый грунт и, не удержавшись, упал. Почва была скользкой от выпадающей сверху слабой кислоты, уже успевшей смешаться с марсианской пылью.
     Он опёрся ладонью о что-то зелёное, мягкое и бархатистое: ещё недавно это был сухой нарост лишайника, набухающий прямо на глазах в потоке хоть и кислой, но воды. Когда-то Отцы-Основатели возлагали на этот ГМ-организм большие надежды в терраформировании.
     Почти безжизненный прежде камень стремительно преображается под каплями дождя, напоминая ускоренную запись старого обучающего ролика о терраформировании, который он часто пересматривал в детстве. Отцы-Основатели выпустили этот лишайник, надеясь на его способность быстро реагировать на редкие марсианские дожди и выбрасывать споры, постепенно превращая красную пустыню в подобие земной тундры, а потом и в тундростень. Алекс видел такую тундростепь во время рейдов за ногфлерами в сектор Восточного Маринера. Она уже подбралась к Сектору Хриса - появилась вокруг единственного ручья на территории Сектора Хриса, который тёк на юг, чтобы впасть в Великую Реку Маринера.
     Тем временем по улицам Столицы уже неслась грязная кислотная вода. Поток бурлил, подхватывая мусор и куски ржавчины с ближайших построек, и волнами прокатывался по узким проходам между зданиями. Потрескивание обшивки дирижабля напоминало, что без защиты снаружи не стоит задерживаться слишком долго - можно получить химические ожоги. На силовой броне Алекса с глухим звуком разбивались мириадами брызг тяжелые капли, оставляя после себя разводы растворившейся камуфляжной окраски, а кое-где даже ржавчины.
     Алекс достал из рюкзака специальную накидку, и набросил её на свою силовую броню, особенное внимание уделив ПИПу: хоть настолько интенсивные бури в Секторе и случались редко, но все же какой-то дождь шел несколько раз в году. И был он на частично-терраформированном Марсе всегда кислотным. Так что в стандартном оснащении бастардов накидка от дождя имелась.
     Алекс совершал десятиметровые прыжки с помощью гидравлики своей силовой брони. Каждое приземление отзывалось глухим чавканьем, когда его берцы увязали в размытом дождём грунте. Вокруг сверкали молнии, освещая пейзаж жутким, мертвенным светом, окрашивая мир вокруг в сюрреалистичные оттенки сине-жёлтого. Знакомая местность теперь выглядела совершенно чужой, словно Алекс оказался на другой планете.
     **Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 10:40 (утро). **
     Молнии продолжали бить одна за другой, превращая окружающий пейзаж в леденящее шоу, а таймер надписью «Опоздание: +10 минут» убил последнюю надежду. Связь так и не восстановилась. Делегация уже наверняка в пункте встречи — без него. Алекс развернул мыслеграмму от двоюродного брата, и его пронзило волной ярости и нетерпения: «Ты где?!». Бастард хотел отправить короткий ответ с извинениями, но его попытка провалилась: перед глазами вспыхнула надпись «Нет связи». Он раздражённо махнул рукой, понимая, что уже ничем не сможет оправдаться перед братом и делегацией послов.
     Алекс чувствовал острый химический запах. Это были или едкие пары продуктов разложения гексафторида серы от атмосферного электричества, а может выхлоп фиолетовых ячеек силовой брони - что-то просачивалось сквозь неплотно прилегающую кислородную маску, немного сдвинувшуся набок от его прыжков, раздражая слизистую и заставляя его морщиться от горечи при каждом вдохе. Примитивный ПИК с его ещё более примитивным программным обеспечением молчал, никакой информации на нейрочип не выводил - видимо, растерявшие за последние столетия свою квалификацию программисты не рассчитывали, что кто-то в силовой броне будет прыгать с "протекающей" маской.
     Неожиданно прямо перед Алексом вспыхнула молния, ударив в ржавую, покосившуюся от времени вышку связи. Глухой гром прокатился над равниной Хриса, отдаваясь неожиданно сильной, для разреэенной атмосферы, вибрацией в груди. В голове пронеслась мысль, что, окажись он на пару шагов ближе, сила разряда легко могла бы убить его или вывести из строя электронику брони. Его охватил холодный страх, но тут же он усилием воли подавил его, заставив себя двигаться дальше. Алекс ускорил свои прыжки,преодолевая очередной участок, заполненный ржавыми обломками и грязью
     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 10:50 (утро). Окрестности Арсенала. Под навесом рядом с церемониальной площадкой.
     Алекс, с ржавыми подтеками на силовой броне и злой, наконец добрался до навеса, под которым уже столпились бастарды второго отряда во главе с Цзиньлуном. Последний нервно переминался с ноги на ногу, бросая взгляды то на неистовое небо, то на ровер делегации, двери которого никак не открывались. Церемониальная красная дорожка, которую разъела кислота дождя, выглядела жалко и грязно, её куски уносили прочь в пустыню потоки воды.
     Тут же прилетела мыслеграмма Цзиньлуна: «Ну, наконец-то! Ты хоть представляешь, под какой риск ты нас всех подставляешь? Думаешь, дед не заметит, что солдат на церемонии не хватает?!»
     Алекс не успел ответить, как Цзиньлун продолжил уже вслух, через подавляющий внешний шум динамик бронекостюма:
     — Где дирижабль? Ты почему пешком?
     Алекс тяжело вздохнул и ответил:
     — Дирижабль разбился из-за грозы. Меня чудом не убило при крушении, а потом молнией.
     Цзиньлун замер. Его лицо исказила тревога, гнев и страх перед ответственностью:
     — Что значит, разбился?! — он повысил голос. — Ты хоть представляешь, сколько он стоит?! Ты это специально сделал, да? Нарочно подставил меня перед Дедом? Мы все тут облажались! И то, что нет связи, и нет приказа что делать в этом форс-мажоре, он не посчитает важным!
     Алекс почувствовал, как в груди вспыхнула обида и злость:
     — Я чуть не погиб, братец. Ты правда думаешь, что я сделал это нарочно?
     В ответ Алекс получил мыслеграмму:
     — Прости, я не знаю как теперь тебя отмазать, - от неё повеяло досадой, злостью и чувством вины брата, - скорее всего, тебе придётся заплатить за ремонт дирижабля самому. Не могу же я повесить на весь второй отряд несколько тысяч фунджаниновских трудосолов? Я понимаю, что звучит ужасно, но за десяток-другой лет выплатишь... Я поддержу. Главное, не перечь деду, когда он начнёт тебя стыдить..
     Юшенг, стоявший чуть поодаль и заметно наслаждавшийся ситуацией, тихо пробормотал:
     — Когда я был командиром третьего отряда, такого бардака не допускал.
     Шэнли, давно ожидавший формирования нового отряда бастардов под себя, либо смещения Цзиньлуна, раздражённо перебил:
     — Хватит балагана! Лучше придумайте, как открыть этот проклятый ровер.
     Алекс знал, что тот искал любую возможность показать лидерство, и что он уверен, что достоин быть не заместителем Цзиньлуна, а настоящим командиром. Ведь он - единственный победитель олимпийских игр за всю историю Сектора! Разве это не более важно, чем то, что Цзиньлун был соратником деда в первых войнах Сектора сотни лет назад? Больше всего его раздражало противоречие между приписываемыми таким как брат Алекса подвигам, и реальными лидерскими качествами. Алекс давно обсуждал это с братом, и как мог помогал ему сдерживать амбиции Шенли. Однако эти политические игры потеряют всякий смысл, если они с братом сейчас сядут в лужу.
     Алекс перевёл взгляд на вездеход с послами. Двери намертво заблокировало. Крышу быстро разъедало ржавчиной от кислотного дождя. Внутри мелькали вспышки — это коротило панель управления, и в салоне уже появился пока еще еле видимый дым. Транспортный демон ровера не отвечал. Впрочем, часть систем в ровере всё же работала. Алекс использовал прямую лазерную связь между его ПИПом и портом на транспортном средстве, и подключился к камерам и микрофонам внутри вездехода - техники Сектора сделали независимую систему, чтобы шпионить за послами.
     Система ответила на запрос доступа с его уровнем бастарда. Видимо, ограничить права доступа просто не успели. Или специально не стали? Пока функционировала даже дополненная реальность, объясняющая нашему герою кто есть кто из послов.
     Послы сектора Арабика. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, 10:55 (утро). Окрестности Арсенала. Внутри ровера, принадлежащего сектору Хриса.
     От панели управления ровером шёл дым, а с потолка капала вода, проев себе путь сквозь ржавчину. Люди внутри нервно оглядывались, и, когда брызги попадали на кожу, стирали их своей одеждой.
     Повинуясь мысленному приказу Алекса, камера посмотрела на Генри Роудса - высокого, статного мужчину зрелого возраста, одетого в роскошный костюм с элементами железнодорожной символики: узоры в виде рельсов, шестеренок и механических деталей. Взгляд приковывал массивный золотой ошейник, украшенный орнаментами. Дополненная реальность подписала не только имя, но и титул: главный машинист. Алекс колебался включать ли запись происходящего только для себя, или сделать её доступной для всех солдат второго отряда. В конце концов, он решил включить общую трансляцию на отряд, подумав, что такую проблему нужно пытаться решить вместе. Шанс выделиться лично ему тоже должен выпасть - позже. Да и наверняка запись событий всё равно сохраняется на локальный "диск" в ровере для последующего анализа.
     — Так... Связь через мыслеграммы не работает из-за помех. Давайте общаться голосом. Досточимый Архивариус, проверь аварийную вентиляцию, и систему жизнеобеспечения ровера наших клешеруких союзников из Хриса. Джеймс, попробуй выбить окно - нам нужно выбираться. Мария, проверь запасные баллоны с кислородом. Те, что лежат на заднем сидении — раздал распоряжения Генри, явно привычный к тому, чтобы командовать на том же языке, на котором говорили в Секторе, однако его выговор был очень необычен.
     Ему ответила женщина на вид сорока земных лет, сидевшая на заднем сидении вездехода. Её акцент был таким же. Как и у других послов. Дополненная реальность подписала женщину как Марию Волкову, надзирательницу женского кратера. Алекс перевел камеру на неё, чтобы рассмотреть лучше. У надзирательницы были длинные тёмные волосы и строгий, проницательный взгляд. На шее Марии красовался серебряный ошейник. А её одежда чем-то напоминала униформу, хотя и была по-женски элегантной. Алекс с удивлением отметил, что на женщине форменная юбка, а не обтягивающие штаны цвета, соотвествующего касте, как в Секторе Хриса.
     — Джеймс, сколько Вам говорить, я не Ваша девочка на побегушках! Я подчиняюсь только Эвелин Старк - нашей министорке иностранных дел! Если она утвердит твой приказ, я так и сделаю.
     Алекс перевёл камеру на женщину, которая выглядела лет на 30. У неё были яркие, зелёные глаза, и заплетённая сложным образом коса - Алекс прежде такого никогда не видел. И не знал, что кто-то в суровых условиях Марса может себе позволить иметь такую причёску. Кроме косы, Алекс заметил золотой ошейник с драгоценными камнями, и элегантное платье, украшенное металлическими узорами.
     Алекс поразился элегантности и, в то же время непрактичности одежды послов, особенно женщин. Он решил, что это либо "понты" послов перед дедом и другими фунджанинами, либо условия жизни представителей элиты в Арабике чуть ли не такие же, как в главном городе Торговой Лиги - Люмосе... Если, конечно, он правильно их представлял по рассказам мамы и по книгам из Торговой Лиги. Если бы не доступ к библиотеке тайных текстов, он бы даже не распознал в одеянии женщин-послов платья и юбки.
     Старк ответила примирительно:
     — Мария, сделай то, что он сказал, - и добавила очень тихо, наклонившись к Марии, но чувствительный микрофон передал Алексу разговор, -  Нашему городу не выгодно портить отношения с этим машинистом. Весной его очередь быть консулом нашего Сектора. Он может осложнить нашу торговлю с Лигой.
     Архивариус не отреагировал на запрос Генри.
     — Священный Архивариус, пожалуйста, помоги нам! — обратился машинист к роботу с почтением, которое, видимо, редко проявлялось в его голосе.
     Робот дрожал на своих гусеницах, индикаторы мигали хаотичными паттернами. Послы наблюдали за ним с явной тревогой — как будто от состояния этой древней машины зависела судьба их миссии или что-то ещё более важное.
     Архивариус, гусеничный робот, покачивался. На его видавшем многочисленные ремонты корпусе вспыхивали пиктограммы, и массивный вращающийся блок с оптическими датчиками дёрнулся дважды подряд. Внутренний динамик «прокашлялся» пустыми электронными помехами, прежде чем проговорить вполголоса:
     — Ошибка… чтения… памяти… сектор 04–F… загружаю резервную копию…
     Индикация робота быстро мигала. Видимо, он пытался обработать команду, но с ним происходило что-то не то. Что, впрочем, учитывая короткое замыкание в системе электропитания ровера было легко объяснимо: дополненная реальность показала, что робот союзного сектора подключен к электрической системе ровера.
     Внезапно часть подсветки робота погасла, и Архивариус осел на гусеничном шасси. Послы Арабики замерли — казалось, каждый из них на миг задержал дыхание.
     Мария Волкова коснулась своего серебряного ошейника — ритуальный жест, явно адресованный роботу. Эвелин и Генри на мгновение прекратили противостояние взглядов, и обратили взор на Архивариуса с удивительным для жителя Хриса почтением.
     Мария Волкова лишь обхватила руками серебряный ошейник, и когда Архивариус выдал очередной, заедающий звук, тихо сказала:
     — Священный робот… Прости нас за спешку.
     — …Данные повреждены… пытаюсь восстановить резервную копию… добро пожаловать в Арабику, сегодня… сегодня…
     Генри устало бросил взгляд на старого робота, процедив сквозь зубы:
     — Этого нам ещё не хватало.
     Эвелин Старк, которая в отличие от остальных, сохранила полное хладнокровие, с лёгкой долей цинизма заметила:
     — Священный робот нас хотя бы повеселит, пока мы тут задохнёмся.
     Мария нервно взглянула на Эвелин, но неожиданно поддержала её ироничную реплику короткой, сдержанной улыбкой.
     Архивариус продолжал бессмысленно бормотать:
     — Запуск резервной копии… Ошибка доступа к памяти… Перезагрузка…
     Джеймс Блейк, внезапно бросил в раздражении молоток на пол, и со злостью выдохнул:
     — Ты хоть понимаешь, Роудс, что никакой аварийной вентиляции здесь давно нет, даже если ее и предусмотрели конструкторы? Сгнила сотни лет назад. Наши так называемые союзники просто забыли нас в этом железном гробу. Я думаю, они специально решили нас уморить, списав всё на несчастный случай!
     Генри лишь слегка повернул голову в сторону Джеймса, холодно процедив:
     — Отставить панику. Никто не умрёт, пока я не прикажу обратного, — и, заметив то, как камера, управляемая Алексом посмотрела на него, указал на дымящуюся панель, и зловеще добавил:
     — А почему это всё случилось, несчастный ли это случай, или это кто-то подстроил,  —  он переглянулся с Джеймсом, и вдруг зло посмотрел на Эвелин, — мы выясним потом
     — Что Вы имеете ввиду, машинист? — удивился Джеймс Блейк
     — Интересно, почему ровер, выбранный министерством иностранных дел для первого официального визита за десятилетие, оказался настолько... ненадежным? — Генри задумчиво провел пальцем по запотевшему стеклу ровера. — Помнится, я предлагал использовать специальный поезд с модифицированной ходовой частью, который может ехать не только по железной дороге, но и по пустыне с помощью сменных колёс большого диаметра.
     — Машинист Роудс, Вы забыли, что делегация должна представлять весь сектор Арабика, а не только вашу половину? Точка сбора должна была быть на границе. А транспорт - нейтральным, не принадлежащим никому из нас. Мы так договаривались! Ваш поезд не подходил. Ровер наших союзников из Хриса, наоборот, был лучшим выбором!
     — Наш сектор был бы сильнее без этих бредовых разделений, — пробормотал Генри, бросая косой взгляд на Марию, которая старательно делала вид, что не замечает напряжения. Машинист продолжил:
     — Почему здоровый мужчина вынужден терпеть, что рядом с ним нет женщины? Ладно я, машинист - я могу купить наложниц-рабынь у Торговой Лиги к себе в поезд. Или заключить династический брак с другим сектором. Если министерство иностранных дел не будет мешать, конечно. Но что делать несчастным надзирателям? — Генри кивнул в сторону Блейка — Или ещё более несчастным и бедным жрецам? Я думаю, мужчинам нужно дать то, что они хотят. Нам нужно учиться у нашего союзника - у Хриса, тому, как обращаться с женщинами. Вот Вы - женщина, и от Вас одни проблемы. Этот инцидент в самом начале переговоров... чрезвычайно неудачен. И при этом Вы - женщина. Интересное совпадение, не находите?
     — К чему вы клоните, машинист? — в голосе Эвелин звенела сталь.
     Генри поправил свой золотой ошейник, словно играя на публику:
     — В последнее время слишком много «случайностей» мешает моим инициативам. Особенно тем, что касаются династических браков машинистов с Хрисом. Странно, что именно министерство иностранных дел так настойчиво рекомендовало использовать этот... конкретный транспорт.
     Мария бросила тревожный взгляд на Джеймса, безуспешно пытающегося выбить стекло.
     — Машинист Роудс, — губы Эвелин сжались в тонкую линию, — если вы обвиняете моё министерство в саботаже из-за ваших личных амбиций как будущего консула, имейте мужество сказать это прямо.
     — Я лишь констатирую странную закономерность: кому-то в нашем секторе явно не нужны эти переговоры. — Генри сделал паузу. — Причем этот кто-то имеет доступ к подготовке дипломатических миссий.
     Эвелин слегка побледнела, но сохранила самообладание:
     — Сохранение традиционного уклада с отдельными кратерами-городами для мужчин и женщин позволило нам выжить после Катастрофы. Как показывает досингулярная история человечества - специализация ключ к выживанию. Наш сектор очень суровое место на Марсе. Только индустриальное производство детей, и индустриальное же их воспитание, отбор лучших эмбрионов для ЭКО помогли нам выжить. Не всем нравятся ваши... иностранные идеи о смешении. Если Вам так нравится Хрис, Вы вольны отдать свой поезд старшему сыну-наследнику и иммигрировать сюда. Я думаю, Вас тут примут. А Ваш сын справиться с регулярным сбром полюдья из мужских городов в кратерах не хуже Вас. Человечество в нашем Секторе продолжится, а наш женский кратер будет иметь ресурсы для воспитания детей. Мы так жили столетиями, и не Вам, машинист, это менять.
     До того, как он подслушал этот разговор, Алекс не знал, как устроено общество Арабики. Бастард задумался об аргументах и Генри и Эвелин. Он был не согласен с ними обоими. С одной стороны, он был уверен, что его родной Сектор точно не образец подражания. То, что сделали с его мамой... Что регулярно делали с ногфлерками... Не имело никакого практического смысла. Это совершенно античеловеческие традиции. С другой стороны, жить всю жизнь бобылём, как предлагает Эвилин... разве это правильно? Алекс очень страдал от того, что рядом с ним нет женщины, которая могла бы разделить его видение мира, ценности, стремления, поддерживать его в планах. Насколько он понимал из рассказов мамы, в обществе Торговой Лиги это было возможно. А значит, можно реформировать и общество Сектора в этом направлении. Пока Алекс думал, машинист прервал паузу, и ответил Эвилин.
     — Изменения неизбежны, — Генри многозначительно взглянул на Старк. — И надвигающиеся перемены, мое грядущее назначение консулом, помогут избавиться от... противоестественных представлений. — Он понизил голос. — И от тех, кто их придерживается.
     — Если только некоторые машинисты доживут до весны, — еле слышно процедила Эвелин плохо прикрытую угрозу, отворачиваясь и натягивая кислородную маску. Кабину начало заволакивать дымом. Странная перебранка послов вынужденно прекратилась, они закашлялись, и принялись натягивать кислородные маски, так и не успев проверить оставшийся уровень кислорода в баллонах.
     — Чего стоим?! — раздражённо произнёс Шэнли, оглядывая остальных солдат. Никто не решался двигаться — связь отсутствовала, командир растерялся, и брать ответственность на себя никто не хотел. Хотя все с интересом наблюдали за трансляцией перебранки союзников.
     Алекс понял, что действовать нужно быстро, неизвестно сколько кислорода в баллонах у послов. Никто из солдат второго отряда, или из послов, не обладал его навыками. Хотя условный аристократ и читал, в основном, про взлом информационных систем, но и про то, как они в Секторе устроены, он тоже успел набраться. Бастард быстро просмотрел логи транспортного демона ровера, и заметил, что тот, как и Архивариус, постоянно уходит в перезагрузку из-за короткого замыкания: соленая вода протекла куда-то внутрь панели управления. Решение пришло в голову Алексу мгновенно: использовать лазерную винтовку в режиме малой мощности - отрезать с помощью лазерного луча, прямо через прозрачное окно, провода, ведущие к панели управления ровером.
     — Дайте мне попробовать, — неожиданно произнёс Алекс. — Лазерной винтовкой можно просветить лучом внутрь и устранить короткое замыкание.
     Цзиньлун сомневался лишь мгновение:
     — Действуй! Только не добей их окончательно.
     Алекс вышел из-под навеса. Он остановился, разглядывая ровер. Пластиковая накидка на броне тревожно потрескивала под тяжелыми каплями кислотного дождя. Он чавкнул ботинком, вступив в красную грязь. Алекс подумал, что так долго стоять нельзя - хоть его обувь и была военной, и устойчивой к внешним воздействиям, всё же под кислую воду её не шили. Алекс поднял левую руку и убедился, что пластиковый чехол хорошо сидит на ПИПе, и компьютер, обеспечивающий работу его нейрочипа, не постигнет судьба архивариуса.
     Подойдя к транспортному средству, он тщательно стёр кислотные разводы с толстого прозрачного окна рукой, сняв с неё перчатку. Кожу сразу же защипало из-за того, что на неё попала слабая кислота. Его ПИП, загудел своими процессорными ядрами, проанализировал боль, и впрыснул бастарду обезболивающие и противоспалительные препараты. На этот раз медицинский софт ПИКа сработал правильно. Горячий выхлоп компьютера прожог отверстия в пластиковой накидке выше, ближе к плечу. Тяжелая капля дождя зашипела, закипая в условиях пониженного давления и оставляя явно видимый след ржавчины на броне.
     Однако, Алекс проигнорировал произошедшее. Вместо этого, его взгляд, напряжённый и сосредоточенный, внимательно изучил каждого посла. В такие моменты он отчётливо осознавал важность малейших деталей — провалить эту миссию он просто не мог, и должен использовать этот случай для получения нужных ему связей. А своей силовой броне он привык доверять и в более серьёзных передрягах, чем какая-то кисловатая вода, льющаяся с неба дольше, чем обычно. Алекс достал из-под накидки свою новую лазерную винтовку.
     Несколько раз настойчиво постучав по стеклу, Алекс, наконец, привлёк внимание Генри Роудса, который жестом приказал послам отодвинутся. Поняв, что его наконец заметили, Солдат поднял винтовку и переключил её в режим малой мощности. Высокочастотный писк лазера слился со звуками дождя. Луч скользнул по стеклу, создавая вокруг себя мелкие облачка пара от испаряющихся капель. Вспыхнули искры — перерезанные провода панели управления с треском обесточились, и свет внутри ровера на мгновение погас.
     Транспортный демон ровера, наконец, загрузился. Архивариус тоже замигал лампочками - видимо, на этот раз он тоже запустится. Но робот дело послов. Он, как солдат Сектора, должен был волноваться только о ровере, который принадлежал Сектору и чуть не убил дипломатов и, возможно, сломал их имущество. Так как панель управления ровером выведена из строя, а связь с дата-центром управления так и не восстановилась, Алекс решил подключиться к главному демону ровера напрямую через порт лазерной связи через свой ПИП.
     Перед Алексом всплыл примитивный интерфейс инженерного терминала. Причём терминал использовал не язык обоих секторов (англо-китайский пинджин), а древний, ныне вымерший - английский, который использовался в информационных системах в незапамятные времена:
     >MarsRover OS v.110 
     >Authentication required:
     >Login: admin_rover
     Алекс, нервно сглотнув, быстро перебрал в памяти подходящие пароли. Однако, ни один из них не подошёл. Тогда начинающий хакер запустил программу перебора паролей, которую писал в свободное время. ПИП повторно загудел своими ядрами.
     Строки кода замелькали перед его глазами. Ядра процессора ПИПа напряглись до предела, их горячее дыхание прожигало пластиковый чехол. Секунды казались вечностью. Стараясь не думать о том, что может сделать горячая кислота с его броней, или тем более ПИПом, если он прожгёт свой пластиковый чехол, Алекс задумался, что может означать версия операционной системы? Просто ничего не значащий номер? Или она была написана в 110м году Марсианской эры? Могли ли в то время ещё не забыть древний язык?
     Вдруг, когда Алекс уже почти решил, что пароль длиннее, чем он ожидал, запуская перебор, терминал мигнул зелёным:
     >Access granted. Loading language package
     &nbsp;И далее ответил уже на современном языке:
     >Транспортный демон 3го ровера Сектора. Внимание! Самодиагностика показывает критические проблемы: нарушение герметичности крыши. Панель управления вышла из строя. Нет связи с центром управления. Ожидаю ввод команды
     "Есть!" воскликнул Алекс
     В салоне ровера послы заметно оживились. Мария Волкова, нервно теребя серебряный ошейник, обеспокоенно переглянулась с Генри Роудсом, который сохранял внешнее спокойствие. Эвелин Старк, наконец догадавшись, что теперь ее слышит кто-то из Хриса, с лёгкой иронией нарушила напряженную тишину:
     — Я, конечно, люблю экстрим, но на этот раз хотелось бы обойтись без дополнительных развлечений.
     Алекс отправил команду, и ровер мягко двинулся в сторону шлюза здания, которое в секторе использовалось для торжественных приемов и балов. Он мысленно следил за показателями через визуализацию в нейрочипе. За считанные секунды пришло ожидаемое сообщение:
     > Внимание! Въезд в шлюз. Ожидаю инструкций по разгерметизации.
     — Ты вообще думаешь, что делаешь? — раздражённо отправил мыслеграмму Цзиньлун, заметивший манипуляции Алекса со шлюзом. — Что с твоей субординацией?! Мало тебя пороли в детстве, не привили уважения к настоящим фунджанинам. Забываешься, бастард!
     — Прости брат, я задумался — ответил Алекс примирительно,  — в следующий раз всегда буду докладывать тебе предварительно и ждать твоего приказа
     Цзиньлун раздражённо молчал, но через пару секунд ответил:
     — Ладно, не стану отменять твоё решение. Но в следующий раз жди приказа, как только что пообещал!
     Алекс не ответил, сосредотачиваясь на управлении. Он шагал рядом с ровером, наблюдая, как капли дождя теперь падали уже реже, а ветер заметно ослаб. Шторм начинал стихать. Он по-плотнее прижал к лицу маску, зная, что в воздухе витают едкие и токсичные продукты разложения гексафторида серы, но в целом атмосфера постепенно стабилизировалась. Вдалеке на северо-востоке небо посветлело, но над юго-западной частью горизонта ещё доминировали тёмные облака.
     Ровер медленно и с натугой въехал в шлюзовую камеру, массивные створки с лязгом сомкнулись за ним и Алексом. Надпись перед глазами сменилась на новую:
     > Шлюзование начато. Очистка внешней поверхности…
     Включились мощные вентиляторы, мгновенно подхватившие кислотную морось, взвешенную в атмосфере, и поднявшие в воздух мокрую пыль с колёс ровера и ботинок Алекса. Вокруг повисла полупрозрачная дымка. Потоки сухого воздуха с характерным низким гулом обдули ровер и Алекса, сдувая с поверхностей остатки дождя и красной грязи. Датчики зафиксировали снижение кислотности в воздухе, индикаторы на экране ПИПа, рисующие дополненную реальность перед глазами Алекса, постепенно сменились на зелёные. Столбик кислорода пополз вверх, столбики углекислоты и гексафторида серы обнулились.
     > Давление стабилизируется…
     Шлюз, наконец, завершил цикл очистки, и цифровые индикаторы мигнули сигналом готовности. Внутреняя дверь шлюза с шипением открылась. Алекс отправил команду:
     > Разблокировать двери.
     Ровер с лёгким толчком отпер замки, и двери разошлись в стороны. Алекс вошел внутрь здания, и занял своё место в шеренге бастардов, которые успели зайти и выстроится, пока он возился с ровером и его шлюзованием в большом шлюзе.
     Послы начали осторожно выходить. Генри Роудс первым ступил на пол, его лицо оставалось невозмутимым, но во взгляде читалось напряжение. Мария Волкова быстро окинула взглядом помещение, словно оценивая обстановку, и сосредоточила свой взгляд на Алексе. Эвелин Старк заметила это, и будто бы скорчила гримасу, но её глаза оставались холодными. Взгляд Алекса пересёкся с глазами Марии Волковой, и он почувствовал легкое замешательство, но быстро подавил его, сосредоточившись на происходящем, вытянув в руках своё церемониальное оружие, сослужившее неожиданную службу. Последним ровер покинул робот.
     Архивариус приподнял одну гусеницу, едва удержавшись от опрокидывания. Из динамиков едва слышно вырвалось тихое бормотание:
     — Сопрограмма «Анализ»… не отвечает… прерываю выполнение… выполняю перезапуск сопроцессора прерыванием его питания…
     Генри, с чуть озабоченным лицом, оглянулся на Эвелин. Та кивком дала понять: да, надо бережно переместить Архивариуса и не оставлять его одного. И надеяться на совершенные древние алгоритмы самовосстановления, и дублирующие процессоры и блоки памяти, на то, что древнее программное обеспечение сумеет их перенастроить и запустится должным образом в полном режиме.
     Все вместе, аккуратно и с явной осторожностью, они помогли роботу стронуться с места и выехать по сходням к выходу из ровера. Казалось, даже больше переживали за «священный» механизм, чем за собственную безопасность.
     Отойдя от ровера, посланники Арабики ступили на запасную красную дорожку, протянутой между двумя ровными шеренгами солдат-бастардов, отдающих им честь. Цзиньлун нарушил протокол, и  нервно подбежал к делегации, спеша произнести заготовленную фразу:
     — Уважаемые послы Арабики, сектор Хриса приносит глубочайшие извинения за этот досадный инцидент. Мы сделаем всё возможное, чтобы компенсировать неудобства. Штормы бывают непредсказуемыми, и ровер попал в самую бурю. Механики, отвечающие за техническое состояние ровера будут наказаны за свой непрофессионализм. Надеюсь, это не испортит союза между нашими державами, - передохнув, он добавил высокопарно, - Мы должны быть вместе, и дело тут не только в том, что бароны и герцоги Восточного Маринера наши традиционные враги, но ещё не нужно забывать, что сервы этого сектора говорят на другом языке, и расплодились в невиданных количествах как саранча! Если мы не будем держаться вместе, они захватят нашу промышленность, всё тут заполонят.
     Эвилин Старк бросила быстрый взгляд на Алекса, чуть улыбнувшись:
     — Ваш солдат уже продемонстрировал,  что сектором Хриса потеряны ещё не все компетенции. Мы чтим союз с Хрисом.
     Цзиньлун на мгновение замялся, но быстро взял себя в руки и продолжил:
     — Да, конечно. Алекс проявил себя с лучшей стороны, несмотря на… — Он запнулся, но всё же закончил: — Обстоятельства.
     Генри кивнул, но в его голосе послышалось едва уловимое раздражение:
     — Мы ожидали некоторого уровня риска, но надеялись, что встреча пройдёт без таких осложнений.
     — Ваш комфорт остаётся для нас приоритетом, — ответил Цзиньлун ровным тоном. — Мы подготовили для вас помещения для отдыха.
     — Хорошо. Но согласно нашим инструкциям, мы должны приветствовать правителя Сектора лично. Потом, может быть, мы и воспользуемся предложением вас, как хозяев об отдыхе, а пока мы будем ждать — ответила Эвилин Старк, и перевела взгляд на других послов, после чего замолчала. Очевидно, послы обменивались с друг другом мыслеграммами, пользуясь локальной, зашифрованной связью через аналог ПИПов Арабики - через ошейники.
     — Ты откуда вообще узнал, как эту штуку чинить? — пришла мыслеграмма от Цзиньлуна. В ней читалось удивление и подозрение.
     — Поверь, братец, ты и представить не можешь, чему иногда учат бастардов в свободное от вахты время, — ответил Алекс, прикрепив эмоцию ироничной загадочности.
     Цзиньлун явно не поверил:
     — Хватит темнить, Алекс. Что за трюки? Я сам учу моих бастардов. И ты в моём отряде. Ничего такого я тебе никогда не преподавал!
     Алекс, уже раздражённо, отмахнулся мысленно:
     — Ладно тебе, всё вышло как надо. Сейчас важнее, что скажет Дед.
     Цзиньлун замолчал, отправив последнюю мыслеграмму с оттенком раздражения и облегчения:
     — Ладно, братец. Хорошая работа. Считай, что твои косяки сегодня будут списаны. С дирижаблем разберёмся — в конце концов, это стихийное бедствие, ты тут ни при чём. Я заболтаю Деда. Но впредь будь осторожнее — второго такого раза я тебе не прощу.
     Бастард почувствовал, что с его плеч упала гора, хотя и понимал, что пока это лишь временная передышка. Ему ещё предстоит очень сложный день и вечер, когда будут происходить переговоры. Он должен на них присутствовать и узнать как можно больше. Завязать контакты с элитой Арабики. Особенно когда они захмелеют, напившись самогона Сектора и расслабятся.
     Алекс стоял не слишком близко, но он видел, что послы продолжали стоять молча. По небольшим движениям губ, языку тела и жестам и настороженным взглядам было ясно: обсуждение идёт бурно, а вот слов не слышно не было. Ему нужно было знать, что происходит между посланниками Арабики, чтобы попытаться использовать это для получения власти в Секторе.
     Внезапно Архивариус завёлся и подал сигнал:
     — Предупреждение… модуль анализа… избыточная нагрузка… Прошлый поиск не завершён…
     Генри  покосился на робота, а Эвелин чуть заметно нахмурилась. Было видно, что им неудобно: видимо, они хотели в том числе проконсультироваться с «хранителем знания», но побаивались его текущего неустойчивого состояния.
     — Сейчас не время для сбоев, — вслух, а не мысленно обратился к коллеге Джеймс
     Тем временем Архивариус шевельнул манипулятором и прошипел:
     — …необратимое закрытие модуля… Анализ повреждён… Ошибка 022—CPU: heat threshold…
     Послы переглянулись. Мария Волкова быстро сделала короткий жест ладонью у своего серебряного ошейника — Алекс предположил, что это какой-то религиозный ритуал или знак уважения к Архивариусу.
     Переволновавшаяся Эвелин сказала вслух:
     — Давайте подождём, пусть проведёт диагностику… Иначе лишимся его советов в критический момент.
     Алекс, наблюдая со стороны, отметил странности в поведении послов: они относились к роботу как к живому существу, которого нельзя ни отругать, ни отключить, не проявив почтения. Стало понятно, этот ветхий механизм был важен им и с политической, и с религиозной точки зрения.
     — Сканирование… — прохрипел Архивариус, — завершено… Адрес памяти переназначен на исправный аппаратный модуль. Пожалуйста, сформулируйте запрос…
     Генри взглянул на остальных. На долю секунды обмен мыслями послов прервался, затем все трое кивнули друг другу: видимо, приняли решение продолжить «тайно» обсуждать дела, но подключиться к совету Архивариуса, как только он полностью стабилизируется.
     Робот, уловив команду с задержкой, приподнял оптический сенсор, слегка повёл им по помещению — наверное, пытаясь понять, кто здесь присутствует. А послы вновь замолчали, переходя на шифрованные мыслеграммы, в которых Алекс точно не мог поучаствовать. Алекс заскучал, и на мгновение отвлекся от созерцания послов.
     Наблюдая за тихими переговорами послов, Алекс ощутил знакомое чувство изоляции. Эти люди, даже в конфликте, принадлежали к единому миру. Общее прошлое, общие ценности - по крайней мере в рамках их фракции, единый язык недомолвок и намеков, понятный только посвященным. Алекс оставался за невидимой чертой. У лояльных деду фунджанинов был круг таких же как и они. У бастардов второго отряда были свои товарищи по оружию. Даже у ногфлеров... Были другие ногфлеры. Но кто был у него? Хранить тайные планы реформ, скрывать свои истинные намерения, не иметь никого, кому можно довериться полностью... Иногда Алекс воображал, как бы было, если бы мама осталась жива. Она бы выслушала, поняла, поддержала. Подсказала, что можно использовать для своих целей, как лучше спланировать захват власти, и что нужно делать потом, чтобы не превратится в такое же зло как и Дед. Она была бы не просто родным человеком — настоящим союзником. Мысли об одиночестве отдавались тупой болью. Одно дело — знать, к какой цели стремишься, совсем другое — делить эту дорогу хотя бы с одним понимающим спутником.
     Алекс на мгновение отвлёкся, когда перед его глазами возникла надпись **"Восстановлена связь. Входящий поток: видеотрансляция"**.
     Дополненная реальность проецировала картинку с внешних камер. В красном небе, в котором уже утих шторм, а поредевшие облака унесло на север, плавно снижался  коптер в красно-черном камуфляже, его красные, под цвет неба винты уже замедляли вращение. В нескольких метрах от входа в зал он завис, а затем плавно опустился на площадку.
     Из коптера вышли три фигуры. Первым вышел, как это и ожидалось Дед. На нём был надета парадная военная форма с многочисленными медалями: комбинезон в красно-черном камуфляжном цвете. Его искусственно состаренное лицо сохраняло бесстрастное выражение, но глаза лихорадочно блестели, а пальцы левой руки непроизвольно подрагивали, что он пытался скрыть, сжимая и разжимая кулак. Следом за ним двигались два бастарда из его личной охраны. Они молча заняли позиции у коптера, готовые укрыть машину от последних капель дождя, если бы такие вдруг пролились.
     Алекс с удивлением заметил, как один из охранников обменялся быстрым взглядом с другим, когда Дед на мгновение замер, глядя в пустоту перед собой. Через секунду правитель Сектора продолжил движение, словно ничего не произошло.
     Внутри зала воцарилась напряжённая тишина. Техники Сектора Хриса включили трансляцию для всех жителей Сектора, и передавали её через оптическую связь, проложенную в Великом Кольце, в Арабику.
     Послы выпрямились, напряжённые взгляды направились на приближающегося Деда. Он шагал медленно, но в каждом его движении читалась тяжесть власти. Остановившись в нескольких метрах от делегации, он слегка кивнул послам, оценивающе оглядывая каждого из прибывших, и сказал:
     — Приветствую дорогих союзников в сердце Сектора Хриса. Я не смог прибыть раньше из-за непогоды. Как я понял, это не единственные неожиданные проблемы. Если уважаемые послы не возражают, я опрошу своих шестёрок.
     Генри наклонил голову, и сказал:
     — От имени Арабики, приветствую Отца всех Отцов, великого Отца Хриса Деда. Конечно, мы не возражаем, —  после чего дал знак остальным послам и сам отошёл в сторону ровера
     — Доложи, — Голос деда, обращенный к Цзиньлуну, прозвучал ровно, но в нём ощущалась сила, и добавил тише, — отвечай мыслеграммой на общем канале твоего отряда.
     Цзиньлун быстро шагнул вперёд, и ответил молча, посмотрев в глаза Деду и скосив свои раскосые глаза на послов:
     — Достопочтенный Дед, послы успешно прибыли. Шторм стал неожиданностью, но благодаря своевременным действиям моего брата мы смогли избежать худших последствий.
     Дед перевёл взгляд на Алекса, затем снова вернулся к Цзиньлуну:
     — Что именно произошло? — Спросил он на том же канале, приложив к мыслеграмме эмоции, от которых повеяло могильным холодом. У Алекса и Цзиньлуна тут же появились капельки пота на лбе.
     Цзиньлун, не давая себя сбить, отрапортовал:
     — Внезапный грозовой фронт, пришедший из Восточного Маринера, спровоцировал выпадение кислотного дождя высокой концентрации.
     — Да уж. Ничего хорошего из Восточного Маринера никогда не появлялось. Ну а что дальше-то было? — продолжил допрос Дед, и брат Алекса ответил:
     — Дирижабль, перевозивший бастарда Алекса и древний артефакт, лазерную винтовку, потерпел крушение. Однако, бастард сумел эвакуироваться и добраться до пункта назначения. Лазерная винтовка позволила спасти послов, и их ценнейший древний артефакт - робота архивариуса
     Дед на мгновение замолчал, обдумывая сказанное. Его взгляд снова скользнул по Алексy, но вместо ожидаемого гнева или недовольства, он лишь кивнул:
     — Что ж. Победителей не судят. Разберёмся позже. Сейчас важнее переговоры.
     Алекс позволил себе едва заметный выдох. Он знал, что этот разговор ещё не окончен, но, по крайней мере, не сейчас.
     Цзиньлун скосил на него быстрый взгляд и отправил мыслеграмму: «Всё хорошо. Дед не станет раздувать это, пока у нас есть важные дела».
     Алекс кивнул, снова занимая своё место в строю бастардов, наблюдая за тем, как Дед медленно поворачивается к послам, готовясь начать настоящий разговор. Слегка наклонив голову, он произнес:
     — Приветствую дорогих союзников в сердце Сектора Хриса. — Его взгляд внезапно затуманился, словно он на мгновение увидел что-то невидимое остальным. — Стихия сегодня... неспокойна. Как и сны, что приходят ко мне в последнее время.
     Генри склонил голову, выражая почтение, проингорировав то, что Дед уже приветствовал послов:
     — От имени Арабики, приветствую его Великого Отца Хриса Деда. Мы благодарны за возможность встречи, даже несмотря на... неблагоприятные обстоятельства.
     Дед перевел взгляд на проржавевший ровер, и его глаза сузились:
     — Неблагоприятные обстоятельства... интересная формулировка. Расскажите мне, что случилось с транспортом?
     Эвелин Старк сделала шаг вперед:
     — Крыша протекла во время шторма. Нас бы затопило, если бы не помощь вашего аристократа.
     — Помощь бастарда, — поправил Дед, и продолжил неожиданно резко: — Я видел подобное в своих снах. Металл, пожираемый водой. Враги, проникающие сквозь ослабленную защиту...
     Генри и Джеймс обменялись недоуменными взглядами. Генри осторожно произнес:
     — В нашем секторе некоторые считают, что такие... совпадения редко бывают случайными.
     Дед застыл, его взгляд пронзительно впился в машиниста.
     — Совпадения? — переспросил он напряженно. — О чем вы?
     — Ни о чем конкретном, уважаемый Дед, — ответил Генри с вежливой улыбкой. — Просто странно, что именно сегодня, и именно с этим транспортом... — Он мельком взглянул на Эвелин. — Женский кратер у нас отвечает за организацию дипломатических встреч. Возможно, кому-то наши важные переговоры о заключении династических браков показались... преждевременными.
     Эвелин слегка побледнела:
     — Машинист Роудс, ваши намеки неуместны. Тем более при правителе иностранной державы.
     Дед переводил взгляд с одного посла на другого, его дыхание стало прерывистым:
     — Вы обвиняете меня? Думаете, я приказал устроить эту диверсию?
     — Нет, что вы! — быстро возразил Генри, явно удивленный такой реакцией. — Я лишь пытался сказать...
     — Я знаю, что вы пытались сказать, — Дед выпрямился, его руки сжались в кулаки. — Вы испытываете моё терпение! Мои сны были правдивы. Вижу ваши истинные намерения...
     Повисла неловкая пауза.
     Как ни странно, на этот раз из растерянности первым вышел Цзиньлун. Возможно, он уже сталкивался с таким поведением правителя. А может быть, ему подсказал что делать кто-то из членов высшей элиты Сектора в мыслеграмме. Он осторожно шагнул вперед:
     — Достопочтенный Дед, возможно, стоит отложить переговоры до завтра? День был трудным для всех, а послы наверняка нуждаются в отдыхе.
     Дед словно очнулся, его взгляд на миг прояснился:
     — Да. Да, верно. Мы продолжим завтра, — он повернулся к солдатам. — Проводите послов в их апартаменты.
     Когда делегация покинула зал, Алекс отправил брату мыслеграмму:
     — Что за черт сейчас произошло?
     Ему было очень досадно, что, видимо, его шанс на знакомство с элитой Арабики сорвался.
     — Дед опять... Он стал слишком подозрительным после ранения
     — Не знаю, — ответил Алекс. — Но послы что-то скрывают. Я чувствую.
     — Забудь об этом. Ты бастард. Не лезь в дела фунджанинов. Завтра тебя здесь не будет. А сегодня... Сегодня я отправлю второй отряд в 42-й посёлок. Там сегодня ежегодная церемония опускания ногфлеров. Будешь с другими охранять её. А в перед ней — патрулировать.
     Алекс стиснул зубы. Как всегда — отстранен, отодвинут, изолирован. Завтра решатся судьбы Сектора, а его, человека с планами, знаниями и амбициями, отправят следить за ногфлерами какого-то Отцами забытого посёлка. "Чем я хуже этих послов?" - думал он. "У них есть союзники. Даже их священный робот — и тот не одинок среди них. А у меня — никого. Ни единого человека, с кем можно было бы разделить бремя тайных знаний, с кем можно обсудить планы, кому доверить сомнения".
     — Так точно, командир, — ответил он, не пытаясь скрыть разочарования. И не было ни одного человека на свете, с кем бы он мог им поделиться.

Часть 6

     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, время заката. За час до встречи с Астрой.
     Смеркалось. Солнце коснулось горизонта, окрашивая небо в глубокий синий. В марсианской атмосфере первые звёзды вспыхивают особенно ярко — как булавки света на натянутой бардовой, бархатной ткани.  Алекс скрипел ботинками по красному песку, обходя периметр 42-го посёлка.
     Он всё ещё злился. Помог послам Арабики, спас их древнего робота — и всё зря. Он заслуживал остаться на переговорах. Вместо награды, шанса проявить себя среди элиты двух секторов, его отправили в глухой угол следить за никчёмной церемонией опускания ногфлеров. Бастарду не сообщили, перенесли ли званый ужин, или вовсе отменили после ссоры с Дедом. Обиднее всего — ощущение, что он снова оказался на обочине жизни.
     Патрулирование — бесконечно повторяющийся ритуал, лишённый смысла и вызова. Жизнь бастарда. Вечно между мирами — слишком высоко для ногфлеров, слишком низко для фунджанинов. И никакой, совершенно никакой благодарности со стороны последних.
     «Там решатся судьбы Сектора, а я здесь», — Алекс пнул камешек, взметнув облачко пыли. Он просыпался каждое утро, повторяя себе слова матери: «Не теряй себя». Она тоже была между мирами — врач из Торговой Лиги, насильно обращенная в наложницу его отца. Она выбрала смерть вместо смирения. Алекс выбрал борьбу.
     Одиночество было самым тяжким бременем. Алекс уже почти и не надеялся найти кого-то, кому он сможет доверять. Принять его опасные, немыслимые для Сектора мечты как свои. Конечно, был Цзиньлун — но между кровным братством и настоящей душевной близостью, позволяющей раскрыть планы без страха быть раскрытым Деду и его лоялистам как заговорщик, лежала пропасть. Да и сословные традиции Сектора запечатывали уста, выстраивали барьеры даже между людьми, связанными кровью.
     Алекс усмехнулся, вспомнив ногфлерку из клининг-команды, которая убирала его каюту сегодня утром. Он не смог вспомнить её кличку, так что щелкнул по логам ПИКа за сегодняшний день. Точно, Машка.  Она была симпатичной, пыталась заигрывать с ним взглядами. Но с первого взгляда стала ясна её примитивность, ограниченность суждений о мире.  А то, как она держалась... Это сразу выдавало в ней продукт системы. Алекса, который в мечтах уже почти считал себя правителем сектора, затошнило от мысли, что можно променять мамины идеалы на случайную связь с девушкой, которая даже не понимает, насколько она несвободна.
     Хуже всего была бессмысленность патрулирования. Пригодность дронов, даже всё более примитивных моделей производства Сектора, не говоря уже о сохранившихся артефактах отцов-основателей, была много выше человеческой. Всевидящий глаз камеры, импортируемой из Лиги, не пропускал ни движения. Тепловые сенсоры фиксировали малейшие изменения. Но солдаты по-прежнему маршировали по периметру, чтобы ногфлеры видели своих хозяев. Спектакль устрашения, разыгрываемый десятилетиями, всю жизнь Алекса, как он её помнит.
     «Присмотр за стадом», — губы Алекса скривились в усмешке. Фунджанины позиционировали себя пастырями, уберегающими ногфлеров от ещё большего зла. Это так пропаганда намекала — мол, мы мучаем вас, но бережём. Мы не позволяем вам убивать друг друга. Мы заботимся о том, чтобы вы были накормлены и имели крышу над головой. Мы защищаем вас от набегов других Секторов. Какая ложь. Фунджанины просто берегли свою собственность.
     В верхней части поля зрения Алекса замигала красная точка входящей мыслеграммы. Он привычно кликнул курсором взгляда, разворачивая полупрозрачное окошко. Мыслеграмма была от Цзиньлуна, его сводного брата. Когда Алекс открыл её, он ощутил привычное лёгкое презрение, прицепленное к сообщению.
     В его черепе зазвучал голос: «Ублюдок, слушай приказ: в квадрате 1C3 находится ногфлерка, личный номер 116.114.97.112. Кличка — Астра. Нарушает объявленный комендантский час. Сам знаешь, Дед после ранения в голову видит видения, и переубеждать его бесполезно. Говорит, что будет набег баронов Восточного Маринера. А может, и не только их. Проводи ногфлерку к себе в ночную бочку, и скажи, чтобы больше не выходила, ждала начала церемонии опускания. Не порядок, если её не будет во время мероприятия!».
     Алекс знал, что Цзиньлун не относится к нему плохо, он, наоборот, его патронирует, и защищает - вот, как в истории с дирижаблем. Но сословные традиции Сектора заставляли его себя вести именно таким образом. Поэтому Алекс привычно не обратил внимания на форму сообщения брата, зато задумался о его смысле.
     «Хм, странно, — подумал Алекс, кликнув мысленным усилием по иконке навигатора и указав ПИКу координаты, — почему у девушки личный номер начинается с единицы?»
     Стрелочка навигатора, светившаяся перед глазами бастарда, указывала на искусственный холм к западу от посёлка. Странное место для ногфлерки — там не было ни хозяйственных строений. Только груда шлака и пустой породы, оставшаяся после работы шахтёров. Зачем кому-то подниматься туда в сумерках?
     Алекс ускорил шаг, глубоко вздохнув. Пока он не может изменить систему, он хотя бы доведёт до конца это задание профессионально. Даже если оно бессмысленно, как и всё остальное в Секторе. Он должен быть образцовым бастардом, быть на хорошем счету у командования. И ждать свой шанс изменить всё. Он не мог пойти сейчас против системы, как бы ему этого не хотелось. Что бы там ни делала эта ногфлерка на холме, она, по крайней мере, сознательно нарушала правила. А это вызывало невольное уважение.
     В навигаторе высветилась карта посёлка. Сорок второй когда-то был шахтёрским поселением, где добывали водяной лёд для нужд промышленности Столицы. На месте нынешнего холма когда-то был террикон из пустой породы, теперь покрытой не только вездесущей красной пылью, но кое-где пробивающимися зелёными ростками жизни, уже начавшей своё многотысячелетнее шествие на север из глубокого, теплого и влажного каньёна Маринера. Когда месторождение льда иссякло, руководство Сектора приняло решение не тратить ресурсы на демонтаж и вывоз бочек хранения, а превратить их в жилища для ногфлеров — по образцу уже существовавшей бытовки шахтёров, ставшей бараком для низших.
     Ещё в начале вечера, патрулируя на некотором расстоянии от посёлка, Алекс отмечал, что посёлок устроен похожим образом, как и другие. Центральная площадь со статуей отцов-основателей, станция канатной дороги, ведущая к шахтам и Столице, автоматическая химчистка, кислородный генератор с запасом баллонов, водохранилище. Концентрические круги жилищ: двадцать общежитий для неквалифицированных ногфлеров, пять индивидуальных "ночных бочек" для специалистов, и единственный барак для опущенных. Посёлок на тысяча двести человек. Клетка для сотни дюжин жизней - одна из многих в системе угнетения ногфлеров Сектором.
     Алекс ускорил шаг, но его мысли были далеки от дороги. Ему было скучно. Вместо того чтобы сосредоточиться на задании, бастард развернул полупрозрачное окошко Социальной Сети Сектора, чтобы проверить, что за ногфлерка нарушила комендантский час.
     На фотографиях беглянка предстала наивной и мечтательной девушкой. Округлое лицо с большими глазами смотрело на мир с детским любопытством и слегка заметной грустью. В профиле была указана её каста — ногфлер-специалист, что не могло остаться незамеченным Алексом. О себе девушка указала, что любит чтение книг, написанных до Катастрофы — особенно любовных романов XX века и фантастической литературы начала XXI века о так и не случившейся колонизации других звёздных систем.
     Алексу впервые за вечер стало по-настоящему интересно. Никак не ожидал встретить среди ногфлеров, тем более в забытом шахтёрском посёлке, кого-то с нестандартными интересами. Могла ли она стать тем человеком, с которым можно поговорить о чём-то не пустом, не важном? Не о приказах, и выговорах, как с ногфлеркой, или не о нарядах и сплетнях, как с аристократкраткой? Неужели у неё есть мечты? Страдает ли она от того, что ей не с кем поделиться тем, что она прочитала в своих книгах? Какие у неё идеи?
     "А вдруг, её идеи похожи ли на его собственные? -  Подумал Алекс, но тут же обреченно покачал головой -Да нет, не может быть такого"
     Он снова пробежал глазами её профиль. Любовные романы и научная фантастика? Эти интересы выделяли её среди других ногфлеров-специалистов, которые обычно использовали доступ к библиотеке Сектора, которого не было у обычных ногфлеров, исключительно в профессиональных целях. Большинство избегало чтения ради удовольствия, особенно произведений, рассказывающих о недостижимых мирах и невозможных отношениях.
     Алекс почувствовал слабую, но отчётливую искорку надежды – вдруг эта Астра окажется не такой как другие? Вдруг с ней можно вести беседы о затаённом и знать, что она не предаст? Но тут же опять одёрнул себя: не стоит фантазировать. В конце концов, она всего лишь ногфлерка, как бы образована она ни была.
     Уже приблизившись к подножию холма, Алекс всё же решил проверить личное дело Астры. Он кликнул курсором, направляемым взглядом, запрашивая повышенные привилегии, подтверждая их своей биосигнатурой. Ему открылся расширенный, фунджаниновский интерфейс.
     Перед его глазами замерцал список документов и отчётов. Алекс никогда не любил бюрократию – мама говорила, что хороший правитель должен её полюбить, но он так и не смог. Тем не менее, сейчас ему было по-настоящему интересно узнать больше об этой необычной девушке.
     Он отсортировал документы по времени создания, и открыл первый отчёт.
     > Отчёт командира 3-го отряда Бастардов, фунджанина Юшенга от 29-го 2-июня, 417-го года
     >
     > Находясь на дежурстве в башне управления дронами, я получил тревожную мыслеграмму от датчика обнаружения вторжения. Следуя директиве Деда, я использовал дрон производства сектора.
     >
     > Вверенный мне дрон обнаружил нарушителя через 22 минуты. Система распознавания выдала противоречивые результаты (прилагаются): женщина (85%); не ногфлер нашего Сектора (99,95%); аристократ неизвестного сектора (80%); униформа неизвестного образца, возможно сектора Эллады или Олимпа - 15%.
     То тут, то там находились человеческие черепа и кости давно умерших шахтёров. Брошенная шахтёрская техника торчала из песка, как кости гигантского ГМ-инженерного монстра с Олимпийских Игр, убитого в пустыне сотни лет назад. Ржавчина, будто язвы, разъедала металл, и на нём не отражался синий свет вечерней зари, как отсвечивал на его силовой броне, где немного облезла камуфляжная краска после сегодняшнего дождя.
     Алекс оторвался от чтения и начал подниматься на холм. Под ногами хрустел песок, смешанный с металлической крошкой – обломками давно сгнивших от кислотных дождей инструментов и механизмов. Резкий порыв ветра взметнул облако пыли, и на мгновение силуэт какого-то полуразрушенного механизма показался Алексу человеческой фигурой, наблюдающей за ним.
     Рука инстинктивно дёрнулась к привычной гауссовке, но нащупала вместо неё древнюю лазерную винтовку. В следующую секунду он зло усмехнулся собственной глупости – конечно, это всего лишь старый буровой агрегат. Странно, что даже такая мелочь вызвала напряжение. Может быть, дело в этой необычной ногфлерке с её странным номером?  Или в зловещих "видениях" Деда о набеге? Алекс погладил шершавое цевьё оружия древних, успокаиваясь, и вернулся к чтению отчёта:
     > При попытке обездвижить нарушителя специальными средствами дрона, цель применила устройство постановки помех. Управление дроном было потеряно.
     >
     > Подозревая разведку боем со стороны подлых баронов Восточного Маринера, опустившихся, как я подумал, до использования чужой униформы, я отдал приказ на расконсервацию досингулярного артефакта: боевого роя автономных микроскопических дронов. Фунджанин Зэн обозвал плохими словами и унизил меня, сказав, что не для этого рой консервировали сотню лет назад, ещё до моего рождения.
     Алекс почувствовал, что увяз в отчёте, будто провалился в болото сухих терминов и бесполезных цифр. Холод кусался даже несмотря на подогрев от силовой брони, напоминая, что здесь, на Марсе, уют — непозволительная роскошь. Синий сумрак, разливающийся по небу, выглядел намного понятнее и теплее, чем эта бесплодная пустыня отчётов.
     ПИК Алекса слегка загудел. В правом верхнем углу поля зрения  открылся температурный виджет: "температура окружающей среды: -15®C, падение на 25® за последние 20 минут". Алекс нахмурился. На нём была силовая броня с подогревом, но ногфлерка в обычном комбинезоне... Даже если у неё с собой полный кислородный баллон, сколько она продержится в таком холоде на вершине холма, вне защищающей посёлок шапки гексафторида серы?
     Мысль о том, что девушка может пострадать, вдруг встревожила его. Алекс ускорил шаг, пробираясь между чёрными, рваными силуэтами давно заброшенной шахтёрской техники. Он подумал было перейти на усиленные гидравликой прыжки, но не решился: вокруг было слишком много камней, и торчащих между ними ржавых, но всё ещё острых железок. Они бы вряд ли проткнули его силовую броню, если бы Алекс споткнулся и упал. Но не всё его тело было закрыто броней. Беглянка заинтересовала его, но не настолько, чтобы рисковать получить травму. Тем не менее, он всё же решил по-возможности ускорится, и добавил гидроусиление, чтобы карабкаться вверх со скоростью хотя бы пешехода.
     Решив, что лучше сосредоточится на дороге, он отдал ПИКу мысленную команду прочитать остаток отсчёта вслух. В его голове зазвучал голос мамы с металлическими, неестественными нотками. А сам Алекс продолжил осторожно карабкаться вверх по осыпающемуся склону:
     > Возмущенный ситуацией, и будучи уверенным в том, что наши, как известно, лучшие на Марсе дроны сбоить не будут, я отправил деду экстренную мыслеграмму, с просьбой рассудить нас и указать подлецу Зэну на его место.
     >
     > В отдел датасайнс-программистов была отправлена жалоба на неспособность дронов что-либо распознать, когда окружающий пейзаж не красный, а синий. В отдел конструирования дронов, ленивому бездельнику Санчо, отправлена жалоба на неспособность дрона противостоять помехам, поставленным кустарным устройством.
     >
     > Моей вины в инциденте нет. Прошу наказать программистов, Санчо, и, особенно Зэна. Так же отменить решение о разжаловании в кадеты-фунджанины и переводе в 4-й отряд. В случае невозможности, прошу направить во второй отряд Бастардов.
     "Так вот в чём дело! — подумал Алекс. — Какая похожая на Юшенга история. Теперь понятно, почему его разжаловали — разбудить Деда из-за одиночного нарушителя действительно верх глупости. Лучше бы он остался в 4-м отряде."
     За пределами шапки из суперпарникового газа, воздух был сухим и резким, как старые, неприятные воспоминания.  Воспоминания о втором отряде. И о сегодняшнем дне. Вокруг висела красная, абразивная пыль, поднятая в небо вечерним ветром, и не прибитая к грунту дождём - Алекс поднялся уже выше высоты сегодняшнего дождевого облака. Мысли о словах Цзиньлуна больно царапали сознание, стоило лишь задуматься о них ещё раз.
     Алекс с раздражением вглядывался в абзацы отчёта, будто старался рассмотреть что-то интересное в словах, лежавших на экране ПИКа серой кашицей сойлента "второй свежести". И всё скука толкнула его открыть следующий документ:
     > Отчёт Кадета-фунджанина Ксана
     >
     > 29-го 2-июня, 417-го года, во время инцидента с вторжением, первым установил визуальный контакт с нарушителем. Командир Зэн приказал держаться вне поля зрения цели. Получив информацию, что нарушительница — женщина, предвкушал возможность внеплановой сексуальной разрядки.
     Официальные формулировки были для Алекса вязкими, как перегретый пластик, неприятно прилипающий к сознанию. Он взобрался по склону ещё выше, когда поднявшийся ветер швырнул в его маску пригоршню колючей, абразивной красной пыли. Перед глазами замелькали предупреждения о разрыве связи с сервером – остаток документа не хотел прогружаться, голос мамы с металлическими нотками заикнулся и затих.
     Температурный виджет показывал уже -30®C. Быстрое падение температуры было обычным для марсианских ночей за пределами защиты из гексафторида серы, но Алекс не мог не думать о ногфлерке. Зачем она поднялась сюда? Что могло быть настолько важным?
     Когда связь восстановилась, он продолжил чтение:
     > *Чужачка обнаружила мою позицию. Проявляя инициативу согласно уставу, предусматривающему такую ситуацию, я сблизился с целью и провёл серию обездвиживающих ударов. При попытке надеть наручники, она оказала сопротивление, повредив украденный генератор кислорода ударом о бронеплиту моей силовой брони.*
     >
     > *Для успокоения цели снял с неё кустарную кислородную маску. Обонятельные сенсоры силовой брони зафиксировали и передали мне  в нейрочип через ПИК вонь, о чём я проинформировал остальных бойцов отряда.*
     >
     > *Заявление нарушительницы границы Сектора о том, что она меня не обнаружила, и что мой арест стал для неё сюрпризом, считаю ложью и женской местью за мои комментарии о её непривлекательности.*
     Алекс почувствовал приступ гнева и мысленно пообещал себе когда-нибудь объяснить Ксану, что жертвы насилия вовсе не так "благодарны" своим насильникам, как тот почему-то уверен.
     Брошенная техника возвышалась над посёлком, словно угрюмые истуканы, безразличные ко всему, что происходило вокруг. Алекс обогнул массивный остов бурового станка. Связь снова пропала, экран погас. Бастард раздражённо выдохнул сквозь зубы и продолжил подъём.
     Чем выше он поднимался, тем сильнее ощущалось дыхание вечера. Синяя мгла постепенно затапливала долину, в которой расположился сорок второй посёлок. Огоньки в бараках зажигались один за другим, образуя геометрически правильные линии человеческой цивилизации посреди марсианской пустыни.
     Связь восстановилась, и Алекс, движимый уже скорее упрямством, чем интересом, открыл следующий документ:
     > **Отчёт командира 4-го отряда, фунджанина Зэна**
     >
     > *\[...\]*
     >
     > *Фунджанин Юшенг, командир 3-го отряда, вопреки моей рекомендации не трогать нарушителя и отследить, куда именно она собирается оттащить украденное имущество Сектора, атаковал нарушительницу с помощью дрона. Потерпев неудачу, он впал в неоправданную панику и попытался расконсервировать древний боевой артефакт. Данное распоряжение было мной ветировано.*
     Канцелярский язык был холодным, как металлические стенки бронированной кислородной маски, неприятно прижавшейся к щекам. Сухой текст отчётов скрипел в голове, словно красная пыль, попавшая в шестерни давно не смазанного механизма.
     Вечерние огни посёлка мерцали, словно давно уставшие глаза, которые вот-вот закроются, оставив мир во власти постепенно чернеющей ночи. Алекс продолжал подниматься по склону холма, то и дело спотыкаясь о ржавые обломки шахтёрского оборудования, торчащие из красного грунта.
     > *Кадет-фунджанин Ксан, игнорируя прямой приказ сохранять дистанцию, чтобы не мешать попытке отследить место назначения нарушительницы с помощью второго дрона, тоже совершил глупость – вступил в физический контакт с целью и самостоятельно обездвижил её. За нарушение субординации и срыв моего плана лишён права на использование пленной.*
     >
     > *По причине неудовлетворительного санитарного состояния захваченной, все члены отряда отказались от реализации Права Первой Ночи. Я лично отказался в связи с предпочтением лиц мужского пола и выполненной годовой нормой по осеменению ногфлерок в инкубаторской.*
     Алекс прервал чтение – всё это он уже знал. Его интерес угасал так же быстро, как тепло уходило из марсианской ночи. Уже почти на вершине холма он прислонился к покосившейся буровой вышке, чтобы перевести дух и сверить показания температурного датчика: -40®C.
     Бастард не полагался на автоматику, которая могла врать, нагревшись от брони. Алекс выдвинул из ПИКа щуп ручного термометра. Вынув его, Алекс проверил показания: -45®C на высоте полукилометра от поверхности. Вот дерьмо! Эта ногфлерка либо замёрзнет насмерть, либо у неё есть какое-то устройство обогрева. Вряд ли простой комбинезон выдержит такие температуры без дополнительного утепления. Меньший уровень давления хоть и позволял терять тепло не так быстро, но куда более важной была шапка из суперпарникового газа, которая не давала переизлучать теплоту нагревшейся днём пустыни в космос.
     Тревога, хоть и помогла Алексу ускориться, не смогла подавить любопытство. Он открыл следующий отчёт:
     > **Примечание к захваченным материалам**
     >
     > *Особую ценность представляет обнаруженная в пещерах коллекция старинных книг, включая технические руководства по оптике, астрономии, радиоэлектронике и медицине. Документация передана на анализ в Технический отдел. Изъятые электронные носители информации направлены для проверки на наличие запрещённого контента.*
     Очередной абзац был похож на пыльный, от многих веков работы станков, иллюминатор завода, сквозь который ничего невозможно разглядеть, сколько его ни протирай. И всё же он пытался пробиться сквозь эту завесу слов к чему-то важному — к пониманию того, кем была Астра.
     > *Обращаем внимание командования на наличие у членов общины нескольких технологических артефактов доингулярной эпохи, включая старинные модели нейрочипов земного производства с расширенным функционалом.*
     >
     > *Настоятельно рекомендуется тщательная проверка пленных на предмет полезных навыков перед принятием решения об их статусе.*
     "Досингулярные нейрочипы с расширенным функционалом?" Это уже нечто интересное. Алекс продолжил чтение, уже без прежнего раздражения:
     > **Заключение Главного медика Сектора, фунджанина Хэншэна**
     >
     > *По результатам обследования 4х выживших пленнных из группы сектантов, называющих себя "Свидетели Симуляции" установлено, что только один объект пригоден для работы:*
     >
     > *Объект №16: женщина, 20 марсианских лет (по предварительной оценке). Родственные связи: тётка объекта №8. Состояние: стабильное, незначительные травмы. Первичный опрос выявил базовые знания садоводства и гидропоники.*
     >
     > *Пленные, признанные непригодными:*
     >
     > *1. Объект №1, женщина, 25 марсианских лет. Причина непригодности: инфицированная, гноящаяся рана - получена объектом ещё до инцидента. Допросы выявили, что рана стала причиной, почему объект был отправлен общиной в Сектор на опасную миссию. Начинающееся заражение крови. Дополнительные повреждения: нейрологическое повреждение мозга после клинической смерти, случившейся от передозировки препаратов для допроса, и от болевого шока во время пыток. Родственные связи: мать 11го объекта.*
     >
     > *2. Объект №3, мужчина(старик), 39 марсианских лет. Причина непригодности: множественные хронические заболевания, отсутствие полезных навыков. Рекомендация: утилизация.*
     >
     > *3. Объект 11, подросток, 6 марсианских лет. Причина непригодности: гендерная дисфория (биологический пол – мужской, психологический – женский). Симптомы выражены остро, что делает субъекта психологически нестабильным и непригодным для эффективного труда без дорогостоящего лечения. Интересные особенности: досингулярный нейрочип, способный к чтению мыслей. Рекомендация: утилизация с предварительным извлечением нейрочипа для его продажи Торговой Лиге.*
     >
     > *4. Объект №1, женщина, 25 марсианских лет. Причина непригодности: инфицированная, гноящаяся рана - получена объектом ещё до инцидента. Видимо,*
     Алекс прервал чтение, удивленный. Гендерная дисфория. Какая редкость! Он слышал, что в Арабике один из машинистов родился в теле женщины. Но в Секторе до эту проблему обычно "решали" быстро и радикально – утилизацией, как и предлагал главный медик. Особенно когда речь шла о ногфлерах. А ещё, древний нейрочип. Такой в Секторе был у Деда и у ещё некоторых фунджанинов. Интересно, достался ли чип кому-то из фунджанинов, или его продали Лиге?
     Что это всё значит? И где в этом списке Астра? Никого, подходящего по возрасту и полу нет. А впрочем....Алекс решил сопоставить возраст: "Подросток". Шесть марсианских лет. Это около 11 земных. Он мысленно сопоставил даты. Три года назад, значит, Астре сейчас должно быть около 9 марсианских лет. А на фотографиях она выглядит на все 25 земных... Алекс задумался: видимо, это кто-то ещё? С другой стороны, она помечена Социальной Сетью Сектора как ещё несовершеннолетняя.
     Наконец, ему на глаза попался документ с общей информацией о ногфлерке. Бастард пожалел, что не открыл его с самого начала. Личное дело было создано чуть больше трёх марсианских лет назад. В нём значилось: «Ногфлер-специалист, оптик, квалификация подтверждена». 
     Монотонность отчётов покрывала сознание липкой пылью, от которой хотелось немедленно отмыться чем-то ярким и живым. И всё же Алекс, подгоняемый растущим любопытством, нашёл в  полупрозрачном окошке документа раздел с медицинской историей. Он прочитал то, что мгновенно развеяло остатки его скуки: « Пересадка мозга осуществлена успешно. Иммунная система переобучена, тело принято. Древний нейрочип извлечён, заменён на чип производства Сектора. Психологический статус: стабильный». Следом была пометка, написанная красным: «Ускоренное старение тела. Прогнозируемая продолжительность жизни: 8-9 лет с момента операции».
     Фраза была написана так буднично, что Алекс замер: будто кто-то, говоря о погоде, между делом упомянул чудо. Бастард замедлил шаг, пытаясь осмыслить прочитанное. Пересадка мозга — одна из самых редких и дорогих услуг на Марсе, продаваемых Торговой Лигой. Обычно такие делали только для высокопоставленных фунджанинов, получивших смертельные ранения. Либо столкнувшихся с онкологическими заболеваниями - редчайшим явлением для тел людей на Марсе, которые были генетически модифицированы ещё во время колонизации, до Сингулярной Катастрофы. Но зачем тратить такие ресурсы на простую ногфлерку, пусть и специалиста?
     «проклятая краснопыль», — выругался он про себя, начиная подозревать нечто о прошлом этой ногфлерки.  Неужели она и есть этот подросток? Удивительная судьба. Алекс устал пролистывать отчёты. Слишком много сухих, бюрократических документов, слишком много цифр и кодов. Он хотел понять, что на самом деле происходило с этой девушкой.
     По мере того, как Алекс поднимался выше, последние лучи солнца окончательно исчезли. Но небо пока ещё не стало чёрным — оно переливалось глубокими синими оттенками, создавая тот особый, марсианский сумрак, который местные называли "синей зарёй". В этом странном, нереальном свете история Астры казалась ещё более жуткой. Падение температуры продолжалось: -51®C. 
     В углу полупрозрачного виртуального экрана, на котором всё ещё было открыто дело Астры, мерцала небольшая иконка с надписью "нейроархив" - резервное хранилище данных с нейрочипа Астры. Ногфлеры не имеют приватности, и всё, что они видят, слышат, даже нюхают, может быть в любой момент просмотрено кем-то из фунджанинов, которые, в отличие от своих рабов, право на приватность в секторе имеют. Сектор записывал и эмоции ногфлеров - некоторые из них детектировал примитивный нейрочип, другие определял ПИК по анализу крови и уровням гормонов в ней. Алекс подумал, что хорошо, что Сектор утратил технологию чтения и изменения мыслей - хотя бы эта свобода у несчастных ногфлеров появилась.
     Фраза про "досингулярный нейрочип, способный читать мысли", застряла в его сознании занозой, которую он отчаянно хотел вытащить, но не мог понять, как подступиться. У него приказ доставить девушку в её ночную бочку, чтобы она не опоздала на церемонию. Если отсчёты ещё можно читать или прослушивать, и при этом идти, то вот такой контент никак не мог быть совмещенным с выполнением задания.
     Алекс ускорился ещё больше, двигаясь по направлению стрелочки к заплутавшей ногфлерке. Бастард вспоминал то, что прочитал. Он словно услышал за этими формальными словами тихий, но отчётливый треск той самой реальности, в которой устал жить. Теперь его жизнь может измениться. Он почувствовал, что скоро прикоснётся к чему-то удивительному. И всё же, что она делает на холме? Из отсчётов это было не ясно. Он чувствовал себя человеком, который пытается разглядеть звёзды в густой пылевой буре. 
     Холод кусался всё сильнее, даже сквозь утеплённый слой его силовой брони. Температурный виджет показывал уже -56®C. Синяя стрелочка указывала на куже близкий вадратик за утёсом. Алекс перешёл на бег - местность вокруг позволяла. Военные ботинки вгрызались в марсианский грунт, чтобы оставить следы на многие месяцы, до следующей пылевой бури.
     Система предложила ещё сотню доступных документов. Алекс закрыл окошко. Хватит. Бесконечное перелопачивание архивов не даст ему того, что может дать простой разговор. Терпение Алекса закончилось, словно выдохся аккумулятор в дряхлом марсоходе. Он мог перезарядить его позже. А сейчас загадочная девушка была уже близко: она живой человек, а не набор цифр и формулировок. Алекс вдруг подумал: "может быть, отсчёты подданых может читать не правитель Сектора, а его возлюбленная, которой он доверяет?"

Часть 7

     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, время заката. За пять минут до встречи с Астрой.
     Синяя стрелка навигатора мерцала перед глазами Алекса, указывая за скальный выступ. Ледяной ветер бросал в лицо колючие песчинки. Парню казалось, что Марс пытается отвадить незваного гостя от скрывающегося за поворотом. Виджет температуры показывал уже минус пятьдесят шесть градусов — холод, который мог бы превратить человеческую кровь в лед за считанные минуты при большем давлении, чем тут на холме[сноска: вакуум - термоизолятор. Например, используется внутри термоса. Соотвественно, сам факт большей высоты на частично терраформированном Марсе этого мира снижает риски от меньшей температуры].
     "Какого дьявола она забралась так высоко?" — Алекс на секунду остановился, вглядываясь в синеющую темноту. Вне защитной шапки гексафторида серы, холод наступал быстро и безжалостно[сноска: Гексафторид серы - тяжелый газ, который будет собираться в низинах. Таким образом, внизу и теплее, и атмосфера легче передает человеческому телу свою температуру. Наверху же холоднее, но лучше термоизоляция от атмосферы ]. Звёзды прорезали уже черное небо, как булавки, проткнувшие тонкую ткань реальности, всё ещё сохранявшую у горизонта синеватый оттенок дневного Марса.
     Подогрев бронекостюма справлялся с холодом, но что могло спасти ногфлерку в обычном комбинезоне? Обеспокоенный этой мыслью, Алекс перешел на бег. Стальные берцы гулко грохотали по каменной пустыне, припорошенной уже почерневшей пылью, отбивая последние минуты жизни для тех, кто задержался бы тут на слишком долгое время. Он поправил за плечом лазерную винтовку, не ожидая опасности, скорее по привычке — в мире Сектора оружие давно стало продолжением тела, как когти у хищников на Земле из легенд Сектора.
     Алекс опять продирался через скопление остатков старой техники — то тут, то там были немного менее ржавые остовы давно мёртвых машин, которые торчали из земли. Несколько раз он останавливался, заметив среди железного кладбища иссохшие мумии — останки шахтёров, погибших в далёком прошлом во время какой-то аварии, и так и не погребённых по-человечески. Мысли об этих безымянных мертвецах подгоняли его — в такой холод живые слишком быстро могли присоединиться к мёртвым.
     Наконец, он завернул за выступ и замер. Алекс был близок к разгадке того, что тут делает беглянка. И что она за человек. Та ли она, кого он ищет? Настал момент истины.
     Девушка стояла на краю небольшой площадки, спиной к нему, тонкая фигура в фиолетовом комбинезоне с горизонтальными полосками отчётливо выделялась на фоне темно-синей, гаснущей зари, как одинокий маяк в бескрайнем океане марсианской пустыни. Она держала в руках нечто, напоминающее массивную подзорную трубу в красно-чёрном камуфляже, направленную в небо. Алекс молча наблюдал, как она едва заметно покачивала прибором, пытаясь уловить что-то неуловимое, ускользающее от её взора.
     ПИК на её левой руке громко гудел, несмотря на трескучий мороз и разреженный воздух, мешающий распространению звука. Его вентиляторы бешено вращались, пытаясь охладить перегруженные ядра примитивного процессора. Каждый её жест был исполнен странной смеси сосредоточенности и отчаяния, казалось, она выполняет действия, в успех которых едва верит сама, как утопающий наемник Лиги в радиоактивном море Эллада, пытающийся вычерпать воду из дырявой лодки, с проржавевшим дном горстями, и не обращающий внимание на уже полученную смертельную дозу радиации.
     Астра. Номер 116.114.97.112. Дело, которое он читал, внезапно обрело плоть и кровь. Пересадка мозга. Ускоренное старение. Свидетельница Симуляции. Сирота, маму которой убил Сектор, как и у Алекса. Проступившая сквозь официальные формулировки трагедия этой девушки вдруг показалась Алексу острее, чем ледяной ветер, бьющий в лицо, пронзительнее, чем его собственная боль.
     **Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, время заката. За минуту до знакомства с Астрой**
     Стараясь не выдать своего присутствия, Алекс бесшумно активировал оптический порт своего ПИКа, использовав уровень доступа аристократа для установления скрытого канала с нейрочипом девушки. Нарушение приватности ногфлеров было нормой, но сейчас это ощущалось почти как вторжение в чужой сон — интимно и неловко, как подглядывание в камеру аристократки, на которую та забыла поставить защиту.
     Изображение с оптической трубы, обработанное примитивным нейрочипом девушки, распахнулось перед его взглядом. Астра смотрела на Землю — сияющую голубоватую точку, дрожащую в её поле зрения, как слеза на ресницах. Алекс видел, как она пыталась исправить скрипт стабилизации изображения, но программа не хотела запускаться, редактор кода показывал ошибки, и образ Земли подёргивался, словно умирающий светлячок//нет святлечков на марсе, то разгораясь, то затухая.
     Пальцы Алекса дрогнули от странного, давно забытого чувства. Сочувствия? Солидарности? Он не смог бы его назвать. Это было похоже на тонкую трещину в панцире из цинизма и отчуждения, который он выращивал годами. Не задумываясь, он пригляделся к довольно-таки кривому коду её программы и почти сразу заметил ошибку.
     Десятилетия изучения оставленных ему мамой материалов по программированию , тысячи решенных алгоритмических задачек из учебника буквально кричали ему об этой ошибке, как старые шрамы ноют перед кислотным дождём.
     Алекс исправил строку кода, и изображение тут же стабилизировалось, словно неспокойная Великая Река Маринера, пройдя пороги, внезапно застыла гладким зеркалом.
     Земля в поле зрения трубы обрела чёткость. Внезапно он увидел то, чего не ожидал — поверхность родной планеты выглядела странно сегментированной, разделённой на зоны разных цветов, будто ногфлеровское лоскутное одеяло, сшитое из обносков и обрезков гигантской иглой. Северная Америка зеленовато-серая, центральная часть — с желтоватым оттенком, как старая кость. И наблюдаемые различия явно не были следствием атмосферных условий или искажений прибора.
     "Что за чертовщина? Почему континенты разных цветов?" — Алекс вгляделся пристальнее, но дифракционный предел оптики не позволял различить деталей. Он мысленно, через нейрочип, сделал заметку поискать информацию об этом позже.
     В этот момент Алекс почувствовал, как Астра обнаружила постороннее вмешательство в её программу. Её пульс, фиксируемый системой, резко участился, как у пойманной птицы, бьющейся о прутья клетки.
     * * *
     * * *
     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, время заката.
     Астра резко развернулась, её круглые голубые глаза встретились с его взглядом. В них плескался ужас и что-то ещё — разочарование, боль утраты, шок. Через нейрочип на Алекса выплеснулось нечто совсем неожиданное: отчаяние от крушения веры. Подобное выражение лица Алекс видел лишь однажды — на лице неожиданно для себя быстро, за несколько десятков лет одряхлевшего, умирающего фунджанина, осознавшего, что для его редкой мутации, препараты от старения не эффективны. Алекс уловил лишь мгновение этих эмоций, прежде чем девушка закричала. Звук, усиленный кислородной маской, прозвучал неестественно громко в разреженной атмосфере, как свист разгерметизации, так часто предвещающий смерть.
     Подзорная труба выскользнула из её онемевших от холода пальцев и с глухим звоном ударилась о камни. Звук разбившегося стекла разнёсся по плато, заставив Алекса вздрогнуть. Осколки разлетелись, как низвергнутые с неба звёзды, блеснув на мгновение в лучах умирающей, темнеющей зари. Ногфлерка бросилась к упавшему прибору, забыв об осторожности, и упала на колени рядом с ним. Словно все ещё верующая перед разбитой святыней.
     — Нет, нет, нет... — её голос дрожал, и был еле слышен. Слова едва пробивались сквозь маску, несмотря на эффект резонанса в той, усиливающий звук. Но Алекс явственно слышал отчаяние, исходящее из самых глубин её существа. Это было больше, чем страх за разбитый прибор. Она оплакивала нечто более глубокое и значимое: свою веру? свою надежду? Она - больше не Свидетель Симуляции?
     Он стоял, не зная, что делать. Бастард не решился отключиться от нейрочипа ногфлерки — он продолжал улавливать её эмоции, как радиоприёмник, настроенный на волну чужой души. Горе. Утрата. Стыд. Очень много несправедливости. Страх. ... Наверное, за разбитый прибор? Всё это нахлынуло на Алекса, будто он на оказался на её месте, и это было... Удивительно. И одновременно стыдно, так как слишком интимно, как чтение чужого дневника, как подслушанная исповедь.
     — Я... — начал он, но замолчал, осознав бессмысленность любых слов. Какими словами можно утешить человека, потерявшего веру? Что можно сказать, когда мир рушится у кого-то на глазах?
     Девушка поднимала осколки стекла дрожащими пальцами, словно собирала разбитые фрагменты своей жизни. По щекам, видимым сквозь прозрачную часть маски, катились слёзы, как капли дождя, скатывающиеся по иллюминатору — неуместные и трогательные в этой безжалостной марсианской пустыне. Тонкий фиолетовый комбинезон совершенно не защищал от холода — температурные датчики бронекостюма Алекса фиксировали уже минус семьдесят. Еще немного, и углекислота начнет выпадать из атмосферы хлопьями.
     "Она же замёрзнет насмерть", — эта мысль пробила его панцирь растерянности, как пуля из хорошо накачавшей свои конденсаторы гаусс-винтовки пробивает броню. Что-то глубже, чем просто исполнение приказа, заставило его действовать. Может быть, это было воспоминание о матери, о её последних словах: "Не теряй себя, сын".
     Алекс подал команду своему рюкзаку, и тот выплюнул аварийную согревающую накидку. Красно-чёрный камуфляжный рисунок выглядел неуместно на чём-то, что будет касаться невинного тела ногфлерки, как кровь на подвенечном платье. Фунджаниновские цвета были запрещены для всех, кроме знатных мужчин, и таких условных аристократов, как наш герой, но сейчас ему было наплевать на правила. Как и самой Астре, был уверен бастард - умирающему от жажды всё равно, чья вода его спасёт.
     Он подошёл к Астре и осторожно набросил накидку на её плечи, будто накидывал защитный чехол на хрупкую статуэтку, боясь повредить. Умная ткань тут же начала разворачиваться, обволакивая своим теплом всё тело, как руки заботливой матери. Ногфлерка замерла, затем медленно повернула к нему лицо. Её голубые глаза, опухшие от слёз, смотрели с непониманием сквозь запотевшее стекло маски, словно она опять начала сомневаться в реальности происходящего.
     — Это... заказ Деда, — прошептала она, словно продолжая разговор, начатый в её голове. — У меня будут проблемы. Большие проблемы.
     Алекс присел рядом с ней, стараясь не нависать над ней угрожающе в своём массивном бронекостюме, как артиллерийское орудие Арабики на рельсах нависло бы над ребёнком за мгновение до того, как разрежет его на части своей многотонной махиной, если тот вздумал бы играть на шпалах железной дороги этого сектора.
     — Я помогу, — слова вырвались сами собой, будто внутри него заговорил кто-то другой, кто-то, кого он не узнавал. — Соберём всё, что осталось, вернём в твою мастерскую.
     Он осторожно собрал разбитую трубу, достал герметизирующую плёнку и аккуратно запечатал осколки внутри. Астра молча наблюдала, её дыхание постепенно выравнивалось, будто метроном в лабе специалистов, настраивающийся на ровный ритм.
     Не разрывая канал прямой связи через их ПИКи, Алекс отправил ей пустую мыслеграмму, прикрепив только эмоцию — успокаивающее тепло, которое он чувствовал, когда мама утешала его после кошмаров.
     Приняв её, ногфлерка замерла, и подняла на него взгляд, в котором Алекс утонул. Ему хотелось видеть всё её лицо, закрытое маской - не на фотографиях в Соцсети, а в реальности. Он с некоторым усилием удержался от того, чтобы снять с девушки Маску. Эти мысли испугали его, и солдат решил вернуться к тому, зачем он сюда пришёл.
     — Нам нужно вернуться в посёлок, — сказал Алекс в слух, поднимаясь. — Ты нарушаешь комендантский час. Скоро церемония опускания.
     И добавил извиняющимся тоном, как будто Астра его в чем-то винила:
     — Прости, у меня приказ.
     Ногфлерка с трудом поднялась, но её ноги подкашивались — холод и шок сделали своё дело
     — Я могу... — он запнулся, не зная, как правильно предложить помощь. Его собственное милосердие казалось ему чужеродным, неуместным, как лишайник, выросший почти в вакууме на вершине горы Олимп.
     — Я сама, — упрямо отозвалась Астра, делая шаг и тут же теряя равновесие, как пьяная аристократка, набравшаяся на балу Сектора самогона с ароматизаторами, и переоценившая свои силы.
     Алекс поймал её, и, не раздумывая больше, активировал сервоусиление костюма. Без усилий подняв лёгкое тело девушки, он бережно прижал её к себе, стараясь не думать о том, каким странно правильным это ощущалось, будто элемент пазла, наконец-то нашедшего своё место.
     Астра напряглась, но быстро расслабилась, поняв бессмысленность сопротивления, как ручей, смирившийся с новым ирригационным руслом, в которое его направили агрономы Восточного Маринера. Она была легче, чем он ожидал — хрупкое тело, завёрнутое в красную камуфляжную ткань. Он вдруг подумал, что в этой обертке - она самый странный подарок судьбы, который он никогда не ожидал получить. Подумав, отогнал эту мысль, ведь он совсем не знает эту ногфлерку. Оказалось, что спрашивать у неё уже заготовленные вопросы в такой ситуации неуместно.
     — Не мешай, — произнёс он, включая внешние динамики бронекостюма, но голос прозвучал мягче, чем он сам ожидал.
     Трансляцию её эмоций Алексу отключать не хотелось. Он чувствал её смущение, страх, но и странное облегчение от того, что ответственность за ситуацию взял на себя кто-то другой.
     Спуск был быстрым. Алекс шагал размеренно, крепко держа драгоценную ношу, стараясь не думать о том, что делает. О том, почему ему так важно помочь этой девушке, о том, как её история переплеталась с его собственной в странных, неожиданных узлах, как две нити, вплетённые в один гобелен, сплетенный герцогиней //имя герцогини из Восточного маринера.
     В конце концов, он просто выполняет приказ, верно? Доставить ногфлерку обратно в посёлок. И всё же что-то подсказывало ему, что это не вся правда.
     Алекс, несёт Астру. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, время заката. 42й посёлок.
     Мягкие отсветы одинокого уличного фонаря окрашивали улицу в грязно-жёлтый цвет, как старый синяк на лице избитого нерадивого ногфлера//уместна ли метафора??//. На улице было тепло - термометр показывал всего минус 7. Жалкие жилища ногфлеров — в основном переоборудованные баки для ископаемого льда — выстроились вдоль узких, скрюченных улочек, как гробы, расставленные для массового захоронения. Некоторые иллюминаторы светились теплым светом, и тени мелькали за мутным стеклом иллюминаторов, как актёры теневого театра из Торговой Лиги, разыгрывающие бессловесную пьесу перед мальчиками-бастардами. За окнами пряталась обычная вечерняя жизнь 42-го посёлка — сквозь тонкие стены бывших промышленных баков слышались обрывки разговоров, редкий скудный смех, возможно, издаваемый ногфлерами для социализации, из чувства долга, а не от их радости. Ведь церемония Опускания все ближе.
     Алекс нёс Астру мимо любопытных взглядов. Краем сознания он отметил, как группа подростков-ногфлеров в жёлтых и коричневых полосатых комбинезонах замерла при виде их, а затем быстро отступила в тень, как тараканы при включении света на пищевом складе Арабики. Неважно. Его бронированные ботинки размеренно скрипели по красному песку, чем-то напоминая механические часы с маятником: они тоже отсчитывали время до неизбежного расставания.
     Одни такие новые часы недавно установили в казарме, чтобы заменить более древние и совершенные, сломавшиеся электронные с экраном, показывавшие не только время, но и погоду. Увы, сектор более не мог производить дисплеи - кроме промышленной линии с проектором, использовавшимся для демонстрации QR кодов везде - от стен до поверхности ПИКа, Сектор теперь обходился тем, что показывает нейрочип. // Проапдейтить прошлые главы описанием проектора ПИКа.
     — Вот здесь, — тихо произнесла Астра, когда они достигли дальней окраины посёлка. Она указала на одинокую бочку, немного отстоящую от других. Две цилиндрические секции, соединённые коротким пластиковым рукавом — жилье ногфлера-специалиста, просторнее, чем общежитие у неквалифицированных, и намного лучше, чем барак у низших ногфлеров. Всё же клетка, но с позолоченными прутьями.
     Алекс остановился, чувствуя странную неуверенность, словно караван роверов Торговой Лиги, потерявший направление в пыльную бурю. Положено ли ему отпустить её? Или проводить внутрь? Проверить, всё ли в порядке? Цепляясь за эти технические детали, он избегал более глубоких вопросов, бурливших где-то внутри, как разогретая до миллионов градусов плазма в термоядерном реакторе Великого Кольца.
     — Я... согрелась, — сказала Астра, словно уловив его колебания.
     Он аккуратно поставил её на землю, почувствовав лёгкое сожаление, как музыкант, вынужденный отложить инструмент в середине мелодии. Разбитая и запечатанная в пленку труба перекочевала из его рук в её, как эстафетная палочка в забеге, где никто не знает, где финиш.
     — Спасибо, — голос Астры был едва слышен, как шелест песка, гонимого ветром. Её лицо, скрытое за запотевшей маской, казалось непроницаемым, как дверь, за которой никогда не бывал.
     Затем, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, спросила:
     — Как... как ты исправил скрипт?
     Алекс замешкался, как вор, пойманный с поличным. Признаваться в своих хакерских навыках, тайно полученных из мамой оставленных материалов, было бы так же неразумно, как протягивать руку к зубам ксеноформа, натасканного на крови гладиаторов.
     — Просто заметил ошибку в формуле. Ничего особенного, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, как медленная струя воды, заливающая сельскохозяйственное поле с пищевыми культурами лишайников, высаженными сервами Восточного Маринера, и вымывающая из грунта перхлораты и другие вредные соли. Алекс хотел так же вымыть из души свои... чувства к девушке, чтобы как следует обо всём подумать.
     Астра пристально смотрела на него, словно пыталась разглядеть что-то внутри него. Наконец, она грустно и даже обиженно вздохнула и развернулась к шлюзу своего жилища, признавая второй раз за сегодняшний вечер признавая реальность: где она, а где условный аристократ?

Часть 8

     Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, поздний вечер, Главная площадь Столичного городка. За полчаса минут до Восхода Фобоса.
     Густые сумерки окутали Столичный городок свинцовым покрывалом. Я стояла среди моря тел на Главной площади, куда согнали почти все население 42го посёлка.
     Меня колотило. То ли я не успела до конца согреться под накидкой этого заботливого Бастарда по имени Алекс, которого, как ни силилась, не могла забыть. То ли слишком мало времени провела дома, а в нем на термостате, чтобы сэкономить, стояла температура в 15 градусов. Но скорее дело в том, что я увидела там, на терриконе[8]…
     Перед глазами всё ещё стояла ярко-голубая Земля, видимая сквозь объектив оптической трубы — такая красивая и такая разочаровывающая. Никаких пикселей. Только размытый голубой диск с белыми завитками облаков. И непонятные, загадочные детали — континенты разных цветов. И никаких пикселей, предсказанных в Наставлении Оператора Симуляции.
     Это не могло быть правдой. Всю свою жизнь я верила, что мы живем в Симуляции, что наши страдания — всего лишь временное испытание, что Оператор наблюдает за нами и в конце концов вознаградит тех, кто нес Его свет. Но если нет пикселей… если Земля реальна… значит, и это все — реально?
     Эта мысль обрушилась на меня подобно обвалу в шахте — мгновенно, разрушительно, погребая под собой все, во что я верила. Я судорожно сглотнула, пытаясь справиться с приступом тошноты. Сердце сжалось от этого воспоминания, а горечь разочарования была столь глубокой, что на мгновение перекрыла даже инстинктивный страх перед церемонией опускания.
     Глаза, словно не привыкшие к обычному зрению после телескопа, с трудом различали происходящее вокруг, хотя я и смотрела на Землю через нейрочип. Желудок скручивало от нервного голода — я не ела с самого утра, а теперь к горлу подкатывал комок тошноты.
     Десятки мощных софитов, каждый размером с человека, были направлены на массивную статую Отцов-Основателей, отбрасывая резкие, длинные тени, которые ползли по красному песку, словно черные щупальца. Я поймала себя на том, что невольно избегаю наступать на эти тени, как будто они могли меня поглотить.
     Каменные лики Деда и Элона Маска зловеще искажались в танце световых бликов. Казалось, вот-вот они оживут, сойдут с пьедестала и заговорят. Дополненная реальность нейрочипа подсвечивала время в уголке моего зрения — через пятнадцать минут должен был взойти Фобос, первый спутник Марса.
     Я инстинктивно сжалась от страха, втянув голову в плечи. Это была первая церемония опускания, на которую я попала — Сектор загонял туда тех ногфлеров, которым исполнилось 9 марсианских лет. Находясь среди множества людей, я чувствовала себя ужасно одинокой и беззащитной. Не отправил ли демон поселка сигнал о том, что я пыталась сбежать? Рациональная часть мозга говорила мне, что бюрократия Сектора не успела бы так быстро провернуться, что мое дело еще даже не рассмотрели, но страх парализовал логику. Я почему-то не верила, что Алекс мог навредить, и доложить обо мне. Но кто-то же его послал меня искать? Или всё же мог? Я же ошибалась всю свою жизнь насчёт симуляции. Вдруг я ошибаюсь и про него? Я всего лишь ногфлерка. А он бастард. Почти-аристократ Сектора. Между нами бездна. Раньше я не воспринимала разницу между сословиями всерьёз, не веря в реальность мира. Мне казалось, это как игра.
     Я лихорадочно вглядывалась, пытаясь найти среди выстроившихся в линейку солдат-бастардов знакомый силуэт Алекса — единственного, кто, как мне казалось, мог защитить меня в этом кошмаре. Но я была слишком далеко, чтобы распознать лица. А мой нейрочип почему-то не подсвечивал имена солдат. Наверное, это особенность церемонии.
     На мгновение в памяти всплыли остатки старых рассказов из архива нашей Общины о древних цивилизациях Земли — о мрачных ритуалах ацтеков и о том, как они вырывали сердца своих жертв на вершинах пирамид. Был ли мир всегда таким жестоким? Или это… Сектор невероятно, выдающийся в жестокости, уникален в зле, что несет ногфлерам? Есть ли на Марсе сила, что способна остановить Фунджанинов? И если да, почему она собирается допустить этот ужас, что нам всем, согнанным на площадь, предстоит?
     Я вспомнила, что имя «Фобос» происходит от древнегреческого бога страха, спутника бога войны Ареса, которого римляне называли Марсом. «Как символично», — подумала я, — «что эта церемония проходит при восходе спутника, олицетворяющего ужас». Оператор Симуляции не разменивается на мелочи, создавая декорации для этого зрелища.
     Но тут меня пронзила мысль, которая заставила внутренности скрутиться узлом: но ведь, получается, нет никакого Оператора? , этот красный ад не просто настоящий, все еще хуже. Раз мы не в Симуляции, то никто не следит за нашими страданиями, чтобы в конце концов вознаградить нас за веру и следование ее канонам! Получается, боль — просто боль, а не испытание? Наверное, и смерть — это просто конец?
     Моя кожа неприятно зудела под фиолетовым комбинезоном, будто он был сшит из грубой, царапающей ткани, а не из синтетического материала производства Сектора. От волнения и страха даже воздух казался тяжелым, густым, как будто я не снаружи, в условиях разреженной атмосферы Марса, а внутри герметичного жилища, в котором произошла утечка гексафторида серы из баллонов. Сегодня хотя бы повезло, что не было ветра, и это гексафторид серы не был сдут, как это часто бывает ночью в 42м посёлке. Так что, вокруг довольно тепло. Куда теплее, чем на холме.
     Дешёвая кислородная маска ногфлера отдавала металлическим привкусом. Во рту пересохло настолько, что язык, казалось, прилип к небу. Моя грудь рефлекторно задержала дыхание, чтобы снять маску, а пальцы непроизвольно потянулись к бутылке с водой в боковом кармане комбинезона, но я остановилась на полпути. Вода у меня еще была, но я решила поберечь ее — церемония предстояла долгой.
     Тишина медленно наползала на площадь, словно тень. Торжественная, тягостная тишина, от которой звенело в ушах и сосало под ложечкой. Я слышала лишь тихое дыхание людей вокруг, шорох их одежды, редкие покашливания и шепот — такой тихий, что казалось, говорили сами мысли. Каждый ногфлер старался быть как можно незаметнее, слиться с толпой, исчезнуть из поля зрения комиссии, которая вскоре должна была решать их судьбы.
     И тут из этой почти осязаемой тишины толпы ко мне неожиданно подошел Дупер. Его глаза уже не были такими расширенными, как пару часов назад, когда он, одурманенный наркотиками, пытался схватить меня, и не дать убежать на холм. На мгновение я подумала, что лучше бы у него получилось — тогда и тётка была бы довольна, и я бы никогда не узнала правду о том, что симуляция — выдумка. Но от шахтёра все еще исходило то самое, едва различимое ощущение безумия от наркотиков. Оно проглядывало в его движениях, взгляде, и даже в выражении лица. Я вспомнила запах пота дупера, когда он бывал обдолбанным, от чего мой нос сморщился в непроизвольном отвращении.
     — Астра, не волнуйся, — сказал он, пытаясь взять меня за руку своими грубыми от работы в шахте пальцами. — Всё будет хорошо.
     Я почувствовала, как моя кожа покрылась мурашками от его прикосновения, и мысленно представила, как эти руки касаются моего тела. Меня передернуло.
     — Откуда ты знаешь? — я отшатнулась, будто от прокаженного.
     — Просто знаю — его голос звучал неубедительно. Я заметила, как его взгляд скользнул по моей фигуре, задержавшись на груди, а затем на бедрах — изучающий, оценивающий взгляд. Тот самый, от которого внутри все сжималось, а к горлу подкатывала тошнота. — Я ведь твой брат по Вере. Оператор Симуляции не оставит тебя. Не отстраняйся от меня, пожалуйста. Нас осталось так мало. Мы должны держаться вместе.
     Его слова, вместо того чтобы успокоить, только усилили мой дискомфорт. Они звучали как эхо бесконечных лекций моей тетки. Но сейчас они вызывали во мне не просто неприязнь — они вызывали гнев. Как он мог все еще верить в этот бред? Как он мог говорить об Операторе, когда вокруг творится такой ужас? Я только что своими глазами видела, что Земля реальна. Нет никаких пикселей, нет никакой Симуляции. Есть только этот кошмар — и он настоящий.
     Я смотрела на Дупера и видела в его глазах слепую уверенность фанатика. Уверенность, которой у меня больше не было. И впервые я поняла, что завидую ему — завидую этой способности верить вопреки всему. Я больше не могла так. Реальность разрушила мою веру, как песчаная буря стирает след от ботинка на поверхности Марса.
     — В Великом Извинении сказано, — продолжил он, и я с трудом сдержала вздох, — что те, кто несут Свет Откровения, должны поддерживать друг друга. А что делаешь ты, Астра? Избегаешь меня, своего единственного защитника. Вся наша община — я, твоя тетка — в тебе разочарована. Оператор будет недоволен тобой! Как мы должны распространять нашу веру, если ты отказываешься от своего долга? Тетка твоя правильно говорит…
     Я резко отступила, не желая слышать продолжения. Мне нужно было сбежать от него, от его слепой веры, от его желания моего тела и его слов, которые теперь казались мне не просто глупыми, но кощунственными:
     — Мне нужно найти тетку, — соврала я, ненавидя себя за эту ложь, но зная, что это единствcnенный способ избавиться от него. — Она должна быть где-то здесь.
     Дупер нахмурился, явно не веря моим словам, но я не дала ему времени ответить, скрывшись в толпе, петляя между группами ногфлеров, словно преследуемый зверёк в древних фильмах о земной природе.
     Дупер что-то крикнул мне вслед, но его слова потонули в нарастающем гуле толпы. «Гореть ему в самом горячем секторе матрицы Оператора», — подумала я со злостью и тут же осеклась, осознав, что снова мыслю старыми категориями. Нет никакой матрицы. Нет никакого Оператора. Есть только мы — люди, запертые на красной планете, терпящие жестокость других людей. И никто, никто во всей вселенной не придет нам на помощь.
     Эта мысль обрушилась на меня с новой силой, и я почувствовала, как из глаз текут слезы. Я не могла их остановить. Вся моя жизнь, все мои надежды и верования рассыпались прахом за один день. Я была совершенно одна в холодной, равнодушной вселенной, а вокруг меня разворачивался настоящий ад.
     Пытаясь отвлечься от того, чтобы эгоистично жалеть себя, я подумала, что время для церемонии опускания выбрано не случайно — после окончания рабочей смены, когда ногфлеры еще не успели отдохнуть, и все еще измотаны дневным трудом. В таком состоянии человеком легче манипулировать, он более податлив к страху и внушению.
     Я протиснулась через плотную массу людей, стараясь держаться подальше от Дупера. Мой комбинезон с фиолетовыми полосками выделялся среди преимущественно, в этой части толпы, желто- и коричнево-полосатых одежд. Фиолетовый с полосками — цвет женщин-специалистов, таких, как я — слишком выделялся на фоне остальных. Что если кто-нибудь из фунджанинов решит, что я как специалист должна находиться в другом месте, держаться со своей кастой? Что если они решат проверить мой профиль и обнаружат мои сегодняшние похождения?
     И тут меня поразила еще одна мысль: а какая разница? Если мы не в Симуляции, если это все реально — значит, нет никакой высшей справедливости. Никакого суда и наказания для тех, кто причиняет боль другим. Никакого воздаяния. Фунджанины могут делать с нами что угодно, и никто их не остановит, никто не призовет к ответу. От этой мысли мне стало еще поганее, чем от перспективы быть опущенной.
     **Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, поздний вечер, Главная площадь Столичного городка. За десять минут до Восхода Фобоса.**
     Статуя Отцов-Основателей, двадцатиметровая громада из серого камня, добытого в карьерах Сектора, возвышалась над площадью, украшенная венками из живых (настоящих!) растений, выращенных в ботаническом саду Деда, и красными лентами. Фигуры были намеренно непропорциональными — головы слишком большие, глаза неестественно выпученные, будто выражали вечное изумление или ужас. Маск вскидывал правую руку в непонятном жесте. Интересно, замечал ли кто-нибудь из фунджанинов, насколько пугающими выглядели их собственные идолы?
     Софиты сейчас светили так ярко, что можно было различить каждую трещину и выбоину на каменных ликах. Этот безжалостный свет заставлял статуи казаться почти живыми, зловеще движущимися из-за игры света и тени. Когда ветер усиливался, тени начинали танцевать, будто фигуры шевелились, готовясь сойти с пьедесталов.
     Ногфлеры из строительного департамента, в их комбинезонах неквалифицированных ногфлеров, балансировали на опасных высотах, заканчивая крепление последних украшений с помощью крана. Я смотрела, как один из них, тощий мужчина средних лет, рискуя жизнью, тянулся, чтобы закрепить особенно широкий венок на шее статуи Маска. Один неверный шаг — и он разобьется о каменную кладку площади.
     Но его жизнь стоила бы для Сектора меньше, чем стоимость этого венка. Я уже знала это. Понимала слишком хорошо.
     В центре площади стоял длинный стол, покрытый красной скатертью с вышитыми золотой нитью символами каждой «семьи» Сектора — стилизованными знаками, обозначающими родовые дома фунджанинов. Вокруг стола расставили массивные кресла с высокими спинками, обитые красным бархатом. Это контрастировало с тем, что ногфлеры вынуждены были стоять — часами, на холодном песке, под открытым небом. Церемония могла затянуться до глубокой ночи, и никто даже не подумал о том, чтобы позволить уставшим людям сесть.
     За столом занимали места члены Комиссии. Дополненная реальность моего нейрочипа услужливо подсвечивала их имена и должности, когда я смотрела на каждого из них.
     Хэншэн, главный медик Сектора — тот самый, который когда-то пытался отправить меня на компост для гидропоники из-за гендерной дисфории. Его гладкое, словно отполированное лицо выражало хладнокровную отстраненность. Он что-то высматривал в своем ПИКе, иногда останавливаясь, чтобы оглядеть толпу своими умными, безжалостными глазами. Я знала, что именно он будет оценивать физическое состояние опускаемых, решая, кого можно еще использовать, а кого «утилизировать». Интересно, вспомнит ли он меня? Узнает ли? При мысли о том, что его взгляд может остановиться на мне, внутри все сжалось от страха.
     Рядом с ним сидел Зэн, командир 4-го отряда бастардов. В отличие от Хэншэна, его лицо казалось почти человечным. Я знала из слухов, что он был одним из тех редких фунджанинов, кто хотя бы иногда проявлял что-то похожее на сострадание. Или всего лишь притворялся? Его влияние в Секторе было ограничено. Он мог смягчить страдания отдельных ногфлеров, но не мог изменить саму систему. И все же, глядя на него, я испытывала странное, иррациональное чувство надежды — хотя знала, что надеяться не на что.
     Цзяо, которую я знала по работе — старшая жена Деда и главный завхоз Сектора. Невысокая, изящная женщина с нереалистично молодой внешностью для такого старого взгляда — она выглядела чуть старше девушки-подростка. Ее светло-фиолетовый комбинезон с принтом в виде древней богине справедливости, Фемиды — вот ирония — сиял в свете софитов так ярко, что казался почти гипнотическим. Цзяо улыбалась, но ее улыбка не затрагивала глаз. Она была настолько древней, что, по слухам, родилась еще на Земле, до Сингулярной Катастрофы. И все же она выглядела так, словно ей едва исполнилось 12 марсианских лет. Привелегия вечной молодости была закрыта для таких, как я.
     Рядом с Цзяо сидела Линфей, жена главного медика, с лицом, выражающим явную брезгливость к происходящему. Ее глаза неустанно скользили по толпе, будто выискивая особенно грязных или неопрятных ногфлеров. Каждый ногфлер знал, что если ты попал в ее «черный список», то можешь и не дожить до следующей церемонии опускания. Я слышала, что у нее были какие-то связи с другим сектором, что может объяснять ее брезгливое отношение даже к фунджанинам нашего Сектора.
     И наконец, Юшенг, внук деда, недавно разжалованный в кадеты-фунджанины, сидел на краю стола, словно ему не хватило места. Он смотрел на толпу с плохо скрываемым предвкушением. Его лицо светилось нездоровым энтузиазмом, пальцы постукивали по столу в нервном ритме. Он был известен, по слухам, своей подлостью, а так же жестокостью даже по меркам фунджанинов, и я видела, как некоторые ногфлеры отворачивались, чтобы не встретиться с ним взглядом.
     Чуть поодаль от комиссии, за оградой, выстроился в полном составе — за исключением Юшенга — второй отряд бастардов. Их красно-черный камуфляж, нанесенный на силовую броню резко выделялся на фоне разноцветных комбинезонов ногфлеров. Каждый был вооружен резиновыми дубинками и станнерами, способными парализовать жертву. Настоящее оружие висело у них за спинами. Кажется, я опознала Алекса по его необычной винтовке. Или мне показалось? Бастарды стояли неподвижно, глядя прямо перед собой, как живые статуи. Только изредка кто-то из них переминался с ноги на ногу или поправлял снаряжение.
     Цзяо поднялась со своего места и жестом указала на них:
     — Помните, — ее голос, усиленный динамиками, разнесся по всей площади, — что второй отряд здесь, чтобы помочь всем нам… уважать семейные ценности Сектора. — Она сделала паузу, позволяя своим словам повиснуть в воздухе. — Любой, кто нарушит установленный порядок, почувствует на себе их… заботу.
     Последнее слово она произнесла с таким выражением, что по моей спине пробежал холодок. Я знала, что означает эта «забота» — удары дубинкой, электрошок, может быть, внеочередное наказание хлыстом или пытки болью через нейрочип. А в худшем случае — немедленное опускание или даже утилизация. И никто, никто не остановит их. Никто не накажет. В мире без Оператора нет справедливости.
     Я внимательно всматривалась в ряды бастардов, пытаясь найти среди них Алекса. В конце концов я заметила его — он стоял в первом ряду, его лицо было непроницаемым, как и у всех остальных. Ничто в его внешности не выдавало, что всего два часа назад он разговаривал со мной на холме. Смотрел в ту же трубу, что и я, своими глазами проверял работу стабилизации. Замечал ли он, как трепетало мое сердце от его близости? Чувствовал ли, как менялся ритм моего дыхания? Но сейчас его глаза смотрели сквозь меня, будто я была невидимкой. Просто еще одной песчинкой в толпе ногфлеров. Наверное, он забыл меня. Нет, не хочется о таком думать: может, он просто что-то читает?
     Внезапно я получила мыслеграмму от тетки: «Проклятая краснопыль! Почему ты не надела маску со стертым забралом, как я тебе говорила? Мы с дупером шокированы твоим поведением. Что за неуважение к Оператору! Ты понимаешь, что своим безответственным поведением ты подвергаешь опасности не только себя, но и наше Откровение? Если тебя заберут, кто будет рожать и воспитывать новых Свидетелей Симуляции? Верно, Оператор теперь сомневается, достойна ли ты называться нашей сестрой. А Дупер, Посвященный и добрый человек, везде тебя ищет, хочет защитить, а ты его отталкиваешь, словно он заразился морфой[9], и теперь бегает не за тобой, а в туалет. И еще врешь ему, что ищешь меня! Я все знаю, Астра, всё!»
     Я вздохнула, сжав кулаки. Тётка опять за своё. Сейчас мне было совсем не до её причитаний. Впрочем, может она и права насчёт маски —эта маска делала распознавание лиц затруднительным, даже для системы Сектора. Может и правда, та, которая ее носит, выбрана в инкубаторскую не будет. А может, это такой же бред, как и вера в Симуляцию и Оператора — что помешает фунджанинам отобрать новую куклу в мексуальное и репродуктивное рабство по фоткам в Соцсети Сектора? Да и какой теперь в этом смысл? И где эта маска сейчас — я потеряла ее у подножия холма, когда отбивалась от Дупера!
     Не желая сейчас вступать в бессмысленную перепалку, я позволила сообщению тетки остаться без ответа. Ещё вчера её слова вызвали бы во мне чувство вины и желание оправдаться. Но сегодня… Сегодня я смотрела на её слепую веру почти с презрением. Она была как Дупер — тоже не видела, не желала видеть реальность. Они оба прятались за своей верой, используя её как щит от страшной правды. И часть меня снова завидовала им — этой способности игнорировать очевидное, этой способности верить, что всё происходящее имеет смысл и цель. Но другая часть, та, что видела сегодня настоящую Землю без пикселей, та, что осознала отсутствие Оператора, — не могла больше так. Реальность обрушилась на меня всей своей тяжестью, и я не могла снова спрятаться в кокон самообмана.
     Небо на востоке слегка посветлело — первый признак поднимающегося над горизонтом Фобоса. В этот момент над площадью возникла спроецированная нейрочипом огромная полупрозрачная фигура Деда — трехмерное изображение, на вид, почти пятнадцать метров в высоту. Его лицо, увеличенное до нечеловеческих размеров, нависало над толпой, как древнее божество. Мельчайшие детали его внешности — морщинки в уголках глаз, легкая седина на висках — искусственная, для придания солидности -, шрам на подбородке — все было видно с кристальной четкостью.
     Его речь, которую я находила полной противоречий — хотя для остальных жителей это была привычная, типичная риторика -, затрагивала темы «семейных ценностей», «заботы» и «необходимой реструктуризации».
     — Мои дети, — начал Дед, и его голос, казалось, исходил отовсюду сразу, — сегодня мы собрались здесь в этот священный час для ритуала очищения и возрождения. — Его интонации были почти певучими, гипнотическими.
     — Наш Сектор — это живой организм, и порой приходится отсекать больные ткани, чтобы тело выжило. Фобос восходит, напоминая нам о цикличности жизни. Кто-то опускается, чтобы другие могли остаться на своем месте.
     Я заметила, как некоторые ногфлеры вокруг меня кивали, словно в трансе. Они верили каждому его слову. Неужели они не понимали, что те, кто «опускается», делают это не добровольно, и не для блага других, а просто потому, что Сектору нужно поддерживать атмосферу страха? Я думаю, этот театр нужен только потому, что сектор утерял технологии контроля мыслей с помощью нейрочипов. Хотя… Кто-то, наверное, и в самом деле верит в то, что изрыгает из себя этот почти тысячелетний, по календарю Земли, кровавый маньяк.
     — Вы все — мои дети, — продолжал Дед, и его голограмма сделала широкий, обнимающий жест, — даже те, кто сегодня будет опущен. Вы все нужны Сектору. Каждый на своем месте.
     Это «место» для опущенных часто означало медленную смерть в шахтах или на химическом производстве. Я почувствовала, как волна несправедливости поднимается к горлу, и сглотнула, пытаясь подавить ее. Как может такой мир существовать по-настоящему? Как может реальность быть столь несправедливой, столь жестокой? Теперь… теперь я знала, что не будет суда, не будет справедливости, не будет воздаяния. Есть только этот момент, эта боль, этот страх. И никто, никто во всей вселенной не придет нам на помощь.
     — И помните, — закончил Дед, и его голос стал тише, интимнее, словно он говорил с каждым лично, — вы никогда не одиноки. Сектор всегда с вами. Всегда наблюдает. Всегда заботится.
     Голограмма растворилась в воздухе, оставив после себя ощущение пустоты. Пустоты, которая теперь заполняла и мою душу, лишённую веры.
     Придворный ногфлер, прислуживающий Деду и Цзяо в их доме, внес «Книгу правил» — массивный том, обернутый в кожу насыщенного красного цвета. Он нёс её на вытянутых руках, словно священную реликвию. Но я знала, как и все остальные, что эта книга была просто проекционным устройством — внутри не было реальных страниц, просто имитация.
     Он установил книгу на подставку перед Комиссией. Каждый член Комиссии по очереди прикасался к ней, зачитывая вслух отрывки кодекса. Звучали привычные формулировки о «долге ногфлеров перед Сектором», об «ответственности каждого ногфлера за производительность всей системы», и о «неизбежности наказания для тех, кто не соответствует стандартам».
     В то же время демоны Соцсети активировали публичную красную электронную книгу учета, и включили трасляцию для каждого ногфлера на площади. Я увидела, как передо мной и возникло полупрозрачное изображение древней книги, страницы которой перелистывались сами собой. Старые записи исчезали, уступая место чистым страницам, готовым принять новые решения.
     Церемония началась с вызова самых частых нарушителей. Цзяо, чей голос сейчас звучал неожиданно холодно, зачитывала список тех, кого чаще всего лишали бесплатной пайки кислорода.
     — Ногфлер номер 112.97.101.116.99.104 по кличке Гринч, — начала она, и я увидела, как из толпы вытолкнули старика с трясущимися руками, — двенадцать раз лишен пайки за год. Показатель лояльности правилам: низкий. Рекомендация: опустить.
     Старик рухнул на колени, умоляя о пощаде. Его голос сорвался на плач:
     — Пожалуйста! Я могу быть полезен! Я… я чистить трубы могу, в гидропонике… Даже синяя гадость меня не пугает! Буду терпеть язвы хоть каждый день.
     Хэншэн усмехнулся:
     — Какой хитрый дед! От синяка[10] ещё никто не умирал. Впрочем… Я слышал, никто из ногфлеров не хочет чистить трубы для гидропоники. Этот патоген эволюционирует и становится агрессивнее. Оставляем?
     — Ни в коем слукчае. Нужно просто наказывать саботажников, пороть их. Выписывать предупреждение. Лишать кислорода. Ногфлер 112.97.101.116.99.104 будет опущен, и займётся… — Цзяо задумалась, — дегустациями просроченного сойлента. Каждый раз, как будет выживать — скормим партию другим опущенным — этот бесполезный Гринч сгодился хоть на что-то. Если нет, значит, туда ему и дорога.
     Старик взвыл, и пополз по бордовому песку к ногам Цзяо. Но та не удостоила его даже взглядом, просто кивнула двум бастардам, которые тут же подхватили старика под руки и оттащили в сторону, к месту, где будут собраны и другие опускаемые. Гринч тихо плакал, но это уже никого не интересовало.
     Я заметила испуганное лицо Машки среди толпы — она явно боялась, что ее тоже вызовут, учитывая недавние проблемы с кислородным баллоном. Ее обычно высокомерное выражение сменилось затравленным, как у загнанного зверя. Я почувствовала проблеск злорадства: «Так тебе и надо, сплетница». А потом устыдилась собственных мыслей. Никто не заслуживал такого страха. Даже Машка.
     Затем следовали те, кто плохо работал или не выполнял норму. Хэншэн, теперь уже вставший со своего места, прошел вдоль строя дрожащих людей, оценивая их физическое состояние с хладнокровием мясника на рынке. Он останавливался перед каждым, измерял пульс, заглядывал в глаза, проверял рефлексы, сверялся с диагностикой ПИКа опускаемого.
     Остановившись перед изможденной женщиной, кожа которой имела нездоровый серый оттенок, он качнул головой, как будто результат был предопределен с самого начала:
     — Физически непригодна даже для работ опущенных. Хроническая инфекция гнилушкой[11], повредившая лёгкие — объявил он, и его голос был невыразительным, будто он диктовал отчет. — Медицинское заключение: нецелесообразно опускать, рекомендовано утилизировать.
     Женщина упала на колени, кашляя от спазма, вызванного паникой. Сквозь кашель она пыталась что-то сказать, умолять о пощаде, но слова не складывались в предложения.
     Хэншэн раздраженно махнул рукой, и один из бастардов второго отряда схватил несчастную под руки. Юшенг, желая выслужиться, вышел из-за стола, его лицо исказилось от садистского удовольствия. Он помог оттащить женщину к небольшому зданию в стороне — «камере утилизации» с решётками.
     Трое других ногфлеров — двое мужчин, согнутых годами тяжелого труда, и молодая женщина, чьи глаза уже ничего не выражали — также были признаны непригодными и отправлены к той же камере. Никто из них уже не сопротивлялся. Они знали, что их судьба решена.
     Моё сердце бешено колотилось, пока я наблюдала за этой сценой. Раньше, когда я верила в Симуляцию, я могла утешать себя мыслью, что эти люди просто «выходят из игры», что их сознание переходит на другой уровень, что Оператор встретит их и утешит. Но сейчас… Сейчас я знала, что их просто убьют. По-настоящему. Навсегда. И их страдания, их страх, их мольбы — всё это реально. Нет никакого искупления, нет никакого смысла, нет никакой высшей цели. Просто бессмысленная жестокость одних людей по отношению к другим.
     Я чувствовала, как во мне поднимается волна ярости и отчаяния. Я хотела кричать, хотела броситься на этих фунджанинов с их холодными глазами и равнодушными улыбками, хотела разорвать Сектор на части. Но я знала, что это бесполезно. Меня просто убьют, как и тех несчастных. И никто даже не вспомнит моего имени.
     Затем на «сцену» вызвали молодого мужчину в красно-полосатом комбинезоне специалиста. Он стоял, выпрямившись, с каким-то лихорадочным блеском в глазах. Его левая рука непроизвольно дергалась, а взгляд был расфокусированным.
     — Ногфлер номер 109.114.111.103.114.97.109.109.101.114 по кличке Программер, — зачитала Линфей. — Программист нейроинтерфейсов, приобретенный у Торговой Лиги пять лет назад за шесть сотен неквалифицированных ногфлеров и тридцать ранее захваченных агрономов Восточного Маринера. Так и не справился с реверс-инженерингом прошивки наших нейрочипов. При тестировании новой прошивки нейрочипа на себе допустил ошибку, что привело к необратимому повреждению нервных тканей.
     Цзяо вздохнула с деланным сожалением:
     — Какая потеря. Он был так дорог.
     — Следующий караван Торговой Лиги прибудет весной, — заметил Хэншэн, рассматривая дергающегося специалиста. — Мы можем приобрести нового программиста нейроинтерфейсов. А этого… — он сделал паузу, — утилизировать жалко. Слишком много ресурсов потрачено на его приобретение. Рекомендую опустить в шахтеры. Базовые моторные функции сохранены, физическая сила приемлема.
     Я заметила, как на лице Программера отразилось что-то похожее на облегчение. Шахта означала быструю смерть, но все же не такую быструю, как камера утилизации. У него будет еще несколько месяцев жизни, а может и год-другой.
     Наблюдая за этим, я невольно задумалась о своей собственной судьбе. Я тоже была ценным специалистом — и тоже могла оказаться опущенной, если бы стала бесполезной. Это заставило меня задрожать еще сильнее.
     Я наблюдала, как в дополненной реальности менялись номера опускаемых ногфлеров — к их обычным номерам добавлялись приставки, указывающие на их новый, низший статус. Я заметила, что некоторые цифры складывались в странные комбинации. Иногда мне казалось, что это не простые числа, а скрытые сообщения или шутки программистов Сектора. Однажды я даже расшифровала одну из таких комбинаций, преобразовав ее из ASCII в текст с помощью рассчетов на своем ПИКе: получилось слово «slave». Намеренно ли это было сделано, или это просто совпадение — я так и не узнала.
     Все это время я чувствовала, как страх комом стоит в горле. Каждый раз, когда произносилось новое имя, каждый раз, когда кого-то вызывали вперед, мое сердце пропускало удар: «А что, если следующей буду я? Что, если моей наивной попытки взглянуть на Землю достаточно, чтобы признать меня ненадежной?» Я старалась дышать ровно, не привлекать к себе внимания. Но паника нарастала, как волна, грозя захлестнуть меня полностью.
     На сцене появился Макс, смотрящий за бараком опущенных BN-5, где жила моя тетка. Он вышел вперед по знаку Цзяо. Его серьезное лицо с усами, которые торчали внутри кислородной маски, и явно мешали ему ее одевать, излучало власть в пределах своего маленького царства опущенных.
     Он начал ритуальные жесты, входящие в церемониал опускания: сначала касание подбородка, символизирующее «потерю лица», затем потирание большого пальца о другие — «стирание ценности», и, наконец, круговые движения рукой, обозначающие «вечное подчинение».
     Я замечала, как опускаемые вздрагивали при каждом жесте, словно их не опускали, а всего лишь били хлыстом — о чем символизировали нюполоски ногфлеров. Эти символические движения были призваны напомнить им об их новом статусе: они больше не люди, а просто инструменты, чья единственная ценность — в способности выполнять работу, пока не сломаются окончательно.
     Затем началось физическое изменение опускаемых. Женщинам наголо брили головы. Под яркими софитами каждая прядь волос, падающая на красный песок площади, оживала в танце света и тени. Я знала, что для молодых женщин Сектора это особенно унизительно — длинные волосы считались символом женственности, индивидуальности. Лишение волос было не только физическим, но и психологическим наказанием — напоминанием о том, что их тела больше не принадлежат им самим.
     Мужчинам отрубали левые мизинцы. Металлическое лезвие топора опускалось с глухим стуком, и кровь тут же начинала стекать по их рукам, впитываясь в красный песок. Некоторые кричали от боли, другие стискивали зубы, но лица у всех были белыми как мел. Отрубленные пальцы собирали в специальный мешок — позже их отправят в медицинский центр для выращивания тканей. В Секторе ничего не пропадало зря.
     Родственники опускаемых вынуждены были выйти вперед и публично «отречься». Юшенг зачитывал имена, Макс вызывал родственников из толпы, и им приходилось произносить формальные слова отречения: «Я отрекаюсь от тебя, как от родной крови. Ты позор для нашей семьи. Твоя судьба заслужена».
     Я заметила, как одна женщина, чья сестра была среди опускаемых, делая вид, что осуждает ее, незаметно сжала ее пальцы в коротком жесте поддержки. Это был крошечный акт сопротивления, почти незаметный, но я увидела его и почувствовала внезапный прилив гордости за человеческий дух, который невозможно сломить полностью. Может быть, в этом и есть настоящая надежда — не в Операторе или Симуляции, а в нашей неистребимой способности оставаться людьми даже в самых бесчеловечных условиях.
     Цзяо, заметив этот жест (или, может быть, просто следуя протоколу), объявила, что за каждый контакт с опущенными теперь придется платить налог:
     — Вполне разумная плата за поддержание семейных уз с недостойными их, — добавила она с такой циничной улыбкой, что я почувствовала, как моя кровь закипает от ярости. Они мешали людям получать последнее утешение — связь с близкими. Как… Это уже сделали со мной и теткой.
     Но самая мрачная часть церемонии была еще впереди. Номер каждого опускаемого символически «хоронили». На специальных листах пластобумаги, пропитанных фтором, писали их прежние номера. Опускаемых заставляли держать эти листы, пока Макс поджигал их.
     Бумага вспыхивала яркой вспышкой в атмосфере, богатой углекислым газом. Фтор, будучи более сильным окислителем, реагировал с углекислотой, образуя фторид углерода и фторид кислорода с выделением яркого, почти ослепительного пламени. Люди кричали от боли, когда огонь обжигал их пальцы, но никто не смел выпустить горящий лист из рук до тех пор, пока от него не оставался лишь пепел.
     Для каждого опускаемого Макс произносил одни и те же слова: «Ты поручен мне. Твоя прежняя жизнь сгорела, как этот номер. Отныне ты опущенный, существующий лишь милостью Сектора.»
     Вся эта церемония, с ее ритуальными жестами, символическими действиями и формальными словами, казалась мне странной смесью древних религиозных обрядов и технократической эффективности. Словно фунджанины пытались создать собственную псевдорелигию, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после потери настоящих верований. И я с горьким смехом подумала, что их «религия» не лучше и не хуже, чем моя вера в Оператора Симуляции. Тоже пустые ритуалы, тоже утешительная ложь. Отличие лишь в том, что их ложь делала их жестокими, а наша — покорными.
     Внезапно тишину разорвали крики, доносящиеся из «камеры утилизации». Я поняла, что там запустили процесс отключения кислорода. Людей просто оставляли задыхаться в закрытом помещении. Это была не быстрая смерть.
     Ближе к камере стояли двое людей со специальными контейнерами — они ждали, когда всё закончится, чтобы забрать тела. Я не всматривалась в их лица, не хотела знать, кто они. Дополненная реальность всё же зафиксировала их силуэты и выдала некие подписи, но я отвела взгляд так быстро, что не успела разобрать имена. Мысль о том, что медики наверняка спешно приготовят все инструменты для изъятия органов, пока те еще свежие, заставила меня чуть не потерять сознание.
     Я почувствовала подступающую тошноту, головокружение от нехватки воздуха. Меня бросило в холодный пот, и на мгновение мне показалось, что я упаду прямо здесь, посреди площади. Я закрыла глаза, пытаясь совладать с собой.
     Фобос уже поднялся высоко в небо, его маленький, но четко различимый диск придавал жуткие тени происходящему. Он казался глазом какого-то древнего божества, равнодушно наблюдающего за человеческими страданиями. Но я знала, что это не так. Фобос — просто кусок камня, быстро вращающийся вокруг планеты. В нём нет ни разума, ни цели, ни намерения. Как и во всей вселенной. Равнодушие космоса абсолютно и безлично. Оно не замечает нас, не судит нас, не заботится о нас. Мы совершенно одни.
     Ритуал опускания подходил к концу, и толпа начала облегченно вздыхать — самое страшное позади. Люди расслабились, плечи опустились, дыхание стало более свободным. Многие уже мысленно были дома, представляя, как будут смывать с себя пыль этого вечера, как будут пить чай, сидя на своих койках, благодаря случай, за то, что сегодня выбрали не их.
     Но вдруг Линфей поднялась со своего места за столом.
     — Есть ещё одно дело, — произнесла она, и ее голос, высокий и чистый, прозвенел над площадью, как колокол. — Мы получили донос.
     Толпа мгновенно замерла. Все переглядывались, пытаясь понять, кто же будет следующей жертвой. В каждом взгляде читался один и тот же вопрос: «Не я ли? Только не я!». Я почувствовала, как мое сердце снова начало колотиться, как безумное. «Донос»? Что, если это связано с моим сегодняшним приключением на холме? Что, если кто-то видел, как я разговаривала с Алексом? Что на мне была накидка в фунджанинских цветах? Что, если это донос на меня?
     Я приготовилась бежать, хотя разумная часть мозга говорила мне, что это бесполезно. Бастарды окружали площадь, выходы блокировались. Но инстинкт самосохранения кричал: «Беги! Борись! Делай что-нибудь!»
     Внезапно я получила мыслеграмму от незнакомого отправителя.

Часть 9

     Алекс. За пол-часа до восхода фобоса. Посёлок 42
     Алекс стоял в первом ряду бастардов, выстроившихся по периметру главной площади 42-го посёлка. Красно-чёрный камуфляж его силовой брони тускло отражал свет прожекторов, направленных на статую Отцов-Основателей. Глубокая ночь уже давно окутала посёлок своей тьмой, лишь мерцание звёзд разбавляло чернильное небо, словно острые иглы, пронзившие бархатный полог. Восточный край горизонта едва заметно светлел — скоро должен был взойти Фобос, при свете которого традиционно проводились церемонии опускания.
     Тяжесть горечи давила на плечи сильнее силовой брони. Он стоит на забытой площади бывшего шахтёрского посёлка, будет учавствовать в очередном театре невозможной жестокости, которую власти Сектора устраивают в каждом ногфлерском посёлке раз в год. Его уже заранее тошнило! А ведь ещё утром он помогал делегации из Арабики, делал реальные шаги к тому, чтобы однажды получить власть, и уничтожить эти жестокие, бессмысленные обычаи.
     «Там решаются судьбы, а я здесь», — мысль обожгла сознание, словно струя плазмы из резака по металлу. Цзиньлун, даром что двоюродный брат, даже не стал объяснять причину перевода, просто отдал приказ — как козосвину: «Пошёл». И Алекс пошёл, сжимая зубы, глотая тёплое, как кровь, унижение. Нет, нельзя думать об этом. Алексу нужно было отвлечься.
     Как только он решил подумать о чём-то ещё, он сразу же вспомнил о ногфлерке, которую встретил сегодня на холме. Её попытка увидеть Землю через трубу — такой наивный, такой отчаянный жест. Что она искала? Что хотела доказать? И почему её глаза, когда она повернулась к нему, казались глазами утопающего? Как только он вспомнил о ней, в его груди неожиданно разлилось тепло. И его настроение улучшилось само по себе. Он так и не задал ей вопросы, как собирался. Ну что ж, видимо, всё-таки стоит дочитать отсчёты - даже канцелярит в них казался сейчас Алексу лучше деятельного участия в злодеянии, которое собираются совершить именем Сектора и Деда.
     Он опять открыл личное дело ногфлерки. Кроме нейроархива, никакие заголовки документов не казались теми, которые могли бы пролить свет на историю Астры. Однако, тут Алекс заметил файл, рядом с которым нейрочип нарисовал замок - редкий случай, когда он, условный аристократ не имел никакого доступа. Обычно бастарды и наложницы могли читать практически всё, но часто не имели прав комментировать или голосовать по документам, которые настоящие аристократы предлагали Деду на окончательное утверждение.
     Окружающая гнетущая обстановка. Досада что он не в Столице среди дипломатов Арабики и чувство вины, что он участвует в этом отвратительном мероприятии помогли Алексу решиться. Он достал давно приготовленную маленькую програмку-эксплойт, которая используя найденные Алексом уязвимости в Системе Сектора, которые никто не исправлял уже не одно столетие, получила доступ к секретному документу.  Ладони Алекса покрылись потом, когда он открыл в полупрозрачном окошке файл.
     ТОРГОВЫЙ КАНАЛ ВЕЛИКОГО КОЛЬЦА - ОПТОВОЛОКОННАЯ ЛИНИЯ.КОНФИДЕНЦИАЛЬНО - УРОВЕНЬ ДОСТУПА: АРИСТОКРАТИЯ
     Участники чата:
     HR-Admin [Хрис - Администратор канала со стороны Хриса]*
     HR-Цзяо [Хрис - Старшая жена. Завхоз Сектора]*
     HR-Хэншэн [Хрис - Главный медик]*
     HR-Люцзинь [Хрис - Тех.отдел]*
     TL-Медицина [Торговая Лига - Департамент медицины]*
     TL-Биоинженерия [Торговая Лига - Департамент хранения технологий]*
     TL-Admin [Администратор канала со стороны Торговой Лиги]*
     * * *
     HR-Admin: Канал связи с городом Люмос активирован. Шифрование установлено.*
     TL-Admin: Все участники подтверждены.*
     HR-Цзяо: Приветствуем представителей Торговой Лиги. У нас нестандартный запрос, который требует вашей экспертизы.*
     TL-Медицина: Приветствуем уважаемых партнёров из Сектора Хриса. Мы готовы выслушать ваш запрос и предложить возможные решения.*
     HR-Хэншэн: У нас есть ногфлер с ценными навыками, страдающий от тяжёлой формы гендерной дисфории. Биологический пол - мужской, психологический - женский. Возраст - 6,5 марсианских лет. Стандартная гормональная терапия малоэффективна. Нам нужно радикальное решение для сохранения его работоспособности.*
     TL-Медицина: Понимаем вашу проблему. Гендерная дисфория - сложное состояние, особенно в столь юном возрасте. До Сингулярной Катастрофы существовали надёжные протоколы лечения, но многие технологии, к сожалению, утрачены. Мы сохранили некоторые медикаментозные методики и технику нейропсихологической адаптации через досингулярные нейрочипы, но эффективность этих протоколов снизилась. Мы можем как сдать вам в аренду такой нейрочип для ногфлера, и использовать те методики, что у нас есть.*
     HR-Хэншэн: у ногфлера уже есть досингулярный нейрочип.*
     TL-Биоинженерия: Тогда у нас есть коммерческое предложение: мы решаем проблему гендерной дисфории у вашего раба, а Хрис отдаёт нам этот нейрочип. Никакой дополнительной оплаты не понадобится.*
     HR-Цзяо Принято. Но медицинское решение должно быть надежным.*
     TL-Медицина: К сожалению, мы не можем этого гарантировать. Где-то в 30% случаев объект терапии превращается в овоща. А в ещё 25% - терапия либо неэффективна, либо почти не срабатывает.
     Алекс отвлекся от чтения. Оказывается, он мог и не встретится никогда с Астрой. У него в груди почему-то похолодело от мысли об этом.
     Он осмотрел площадь. Сотни ногфлеров стояли плотной массой, втиснутые между бастардами и членами комиссии. Их полосатые комбинезоны — жёлтые для женщин-ногфлеров, коричневые для мужчин-ногфлеров, салатовые и тёмно-зелёные для опущенных — превращали толпу в живой гобелен из страха и покорности. Там и тут мелькали красные и фиолетовые робы специалистов. Алекс включил отображение кличек ногфлеров место их номеров. Но так пока не замечал ни над одной фиолетовой фигуркой надписи в дополненной реальности с именем девушки.
     За длинным столом, покрытым красной скатертью, сидела Комиссия. Алекс скользил по ним взглядом, вспоминая каждого: Хэншэн, главный медик Сектора — его лицо лишено всякого выражения, словно маска из плоти; Линфей, жена Хэншэна, с видом брезгливого презрения ко всему вокруг; Цзяо, старшая жена Деда, чьё вечно юное лицо могло принадлежать подростку, если бы не мёртвые глаза, видевшие падение древних земных империй; разжалованный командир Юшенг, известный своим садизмом даже по меркам фунджанинов... Алекс сейчас ненавидел этих людей. Смотреть на них ему не хотелось, так что он вернулся к чтению украденного файла.
     HR-Люцзинь: Нам требуется надёжное решение. Субъект чрезвычайно ценен для нашего Сектора - истинный гений в области оптики. Мы не можем рисковать его психической стабильностью, и тем более лишится этого специалиста совсем. Нам нужна стопроцентная гарантия, что проблема будет решена без потери его интеллектуальных способностей.
     TL-Биоинженерия: В таком случае, мы можем предложить другую технологию досингулярной эпохи - полную пересадку мозга субъекта в тело, соответствующее его психологическому полу. У нас сохранились роботизированные хирургические системы и несколько специалистов, владеющих этой техникой. Это радикальное решение, но оно обеспечит полное соответствие между психикой и телом.
     HR-Хэншэн: Цена такой операции?
     TL-Биоинженерия: Мы согласны на ту же оплату: досингулярный нейрочип, уже установленный у вашего раба. Дополнительно оплачивается выращивание тела с заданными параметрами -  стоимость составит от 250 до 300 неквалифицированных рабов, в зависимости от требований. Мы бы хотели получить этих рабов не следующим караваном, а через один - тем, что будет следовать в другую сторону вдоль Великого Кольца через пять с половиной лет.
     HR-Цзяо: Это приемлемо, если гарантирован результат. Какие гарантии вы предоставляете?
     TL-Биоинженерия: Успешность пересадки мозга с использованием нашего роботизированного хирурга - 99.7%. Выживаемость в течение первого года после операции - 98.3%. Полная психологическая адаптация к новому телу у 95.1% пациентов.
     Необъяснимым для себя образом Алекс ощутил облегчение, читая эту переписку. Хотя это всё произошло годы назад, и результат ему был уже понятен - Астре и сделали эту операцию.
     Церемония началась, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. Над площадью возникла огромная полупрозрачная голограмма Деда. Алекс с трудом подавил желание сплюнуть при виде лица этого человека, которого Сектор выдавал ногфлерам за почти бога. Прозвучала обычная речь о «чистоте» и «порядке», о «нашей большой семье» и «священных традициях». Алекс почти не слушал — всё это он слышал уже десятки раз. Он вернулся к чтению
     HR-Хэншэн: А каковы сроки жизни искусственно выращенного тела?
     TL-Биоинженерия: При использовании метода ускоренного выращивания, который необходим для получения тела соответствующего возраста, следует ожидать ускоренного старения. Прогнозируемая продолжительность жизни такого тела - 8-10 марсианских лет в зависимости от нагрузок.
     HR-Цзяо: Это неприемлемо! Мы инвестируем в ценного раба, ожидая долгосрочной отдачи. 8-10 лет - недостаточный срок для окупаемости вложений.
     TL-Биоинженерия: Есть альтернатива - выращивание тела в естественном темпе. Однако это займёт не менее 13-14 марсианских лет, что, полагаю, не соответствует вашим срочным потребностям.
     HR-Люцзинь: Можно ли замедлить старение такого тела медикаментозно?*
     TL-Медицина: Да, конечно. С помощью тех же препаратов, которые используют фунджанины вашего Сектора для борьбы со старением. Однако, насколько нам известно, их применение для ногфлеров запрещено в вашем Секторе.*
     HR-Люцзинь: Предлагаю сделать исключение, в связи с особенной ценностью раба.*
     HR-Хэншэн: Нет! Категорически возражаю. Такой прецедент создаст опасную ситуацию. Если мы допустим, что один ногфлер может получать препараты от старения, другие начнут требовать того же. Это подорвёт саму структуру нашего общества.
      Тем временем, на площади началось самое страшное. Цзяо вызвала первого опускаемого — старика с трясущимися руками, которого система идентифицировала как «ногфлер номер 112.97.101.116.99.104 по кличке Гринч».
     — Двенадцать раз лишён пайки за год, — зачитала Цзяо своим высоким, почти девичьим голосом. — Показатель лояльности правилам: низкий. Рекомендация: опустить.
     Алекс быстро нашёл в системе информацию о нарушениях Гринча. Как он и думал — старик просто крал лекарства, которые ему нужны были из-за возраста. Обычно фунджанины принимали препараты от старения, но ногфлерам такая роскошь не полагалась.
     Когда Гринч рухнул на колени, умоляя о пощаде, что-то болезненно сжалось в груди Алекса. Он вдруг подумал, что нет, он не может допустить того, чтобы Астра быстро стала такой же больной как Гринч. И это было не просто сочувствие к Гринчу и Астре — это было понимание того, насколько хрупкой была любая жизнь в Секторе, даже его собственная.В любой момент может случится неудачный бой с ополчением или тем более профессиональными солдатами Восточного Маринера.  Достаточно доноса подозрительного фунджанина или даже условного аристократа деду, одной ошибки, когда его планы будут раскрыты — и он, Алекс, может быть казнён.
     «Мама говорила, что в Торговой Лиге препараты от старения дают всем сотрудникам, — подумал он. — И это имеет смысл. Почему бы не держать ногфлеров молодыми и сильными? К чему это жестокое, бессмысленное старение? И уж тем более, зачем стареть условным аристократам? Я думаю, они просто хотят сохранить свой статус. Никаких разумных причин у этого нет!»
     Далее на суд комиссии представили ногфлера-специалиста в красно-полосатом комбинезоне — программиста нейроинтерфейсов, которого звали Программер. Его левая рука непроизвольно дёргалась, а взгляд не фокусировался ни на чём. Алекс выслушал ту же ремарку, что и Астра, но испытал другие эмоции:
     — .... Так и не справился с реверс-инженерингом прошивки наших нейрочипов. При тестировании новой прошивки нейрочипа на себе допустил ошибку, что привело к необратимому повреждению нервных тканей
     Пот прошиб Алекса под бронёй. Он сам тайком экспериментировал с программированием нейрочипа, подумывая, что расширение визуального интерфейса нейрочипа с помощью QR-кодов, подгружающих виджеты, было хоть и гениальным решением последнего квалифицированного программиста нейрочипов Сектора, чтобы Сектор сохранил хоть какие-то компетенции по настройке визуального интерфейса, но он бы хотел большего - чем то, что есть у большинства жителей Сектора. Алексу хотелось хоть немного приблизиться к Деду, у которого был древний нейрочип. В мечтах о свержении Деда такие навыки были бесценны. Но одна ошибка могла превратить его в такого же дрожащего, сломленного человека.
     Когда Хэншен предложил опустить ногфлера в шахтёры, больше всего поразило Алекса выражение облегчения на лице программиста. Шахта означала быструю смерть, но всё же не такую быструю, как камера утилизации. Только что этот человек, когда-то обладатель редких и ценных навыков, получил «в подарок» ещё год-другой жизни, и был за это благодарен.
     Алекс вернулся к чтению переписки
     HR-Цзяо: Согласна с Хэншэном. Никаких исключений. Наши законы не подлежат пересмотру ради одного раба, какими бы полезными навыками он ни обладал.
     HR-Цзяо: Твои опасения понятны, Хэншэн. В таком случае, мы принимаем вариант с ускоренным старением. Через 8-10 лет можно будет решить вопрос с новым телом, если ногфлер сохранит свою ценность для Сектора.
     HR-Люцзинь: я постараюсь, чтобы ногфлер успел завершить все проекты: наладил производство нужных нам оптических изделий. Кстати, Лига: будете ли вы покупать оптику нашего производства, как покупали пол-века назад?
     TL-Admin: специалисты по биоинженерии и медицине не уполномочены решать этот вопрос. Откройте новый канал с другим департаментом.
     TL-Биоинженерия: По проблеме гендерной дисфории у вашего раба - ваше решение принято. Какие параметры выращиваемого тела?
     HR-Люцзинь: Женское тело, возраст 8-9 марсианских лет, чтобы через год-два после операции начался пубертат. Максимально феминизированное, чтобы исключить любые признаки изначального пола.
     TL-Биоинженерия: Будут какие-то особые требования к внешности?
     HR-Хэншэн: Высокая привлекательность. Это повысит его шансы на благоприятную социальную адаптацию.
     "А ведь она действительно красива!" - подумал Алекс, и ещё раз попробовал найти Астру взглядом. На этот раз у него получилось - девушка в обтягивающей фиолетовой робе, окруженная морем испуганных ногфлеров, смотрела прямо на него. В её глазах тоже плескался страх.
     Алексу захотелось успокоить Астру. С трудом подавив импульс, решив, что не может себе позволить принимать скоропалительные решения, он вернулся к чтению отсчёта
     TL-Биоинженерия: Принято. Тело будет доставлено с ближайшим торговым караваном. Хирургический робот будет в том же караване и проведёт операцию на месте. Мы уже отправляем запрос в караван, который к вам следует и прибудет через полгода, чтобы они запустили выращивание тела у суррогатной матери с нужными параметрами.*
     HR-Хэншэн: Необходимо, чтобы операцию проводили в медицинском центре под моим наблюдением.
     TL-Медицина: Разумеется. Наш представитель свяжется с вами для уточнения деталей. В нашем караване всегда есть и артефакт - робот-хирург, и его операторы.*
     HR-Цзяо: Сделка заключена. Мы подготовим рабов для вашего каравана, который прибудет через пять лет
     HR-Цзяо: ах да, чуть не забыла: кому можно написать, чтобы изменить условия следующих панмарсианских игр, которые пройдут у нас? Мы бы хотели уступить право не участвовать нашим спортсменам взамен на увеличение доли нашей прибыли с мероприятия.
     TL-Admin: Такой вопрос может решить только голосованием Борды. Напишите овермастеру Датини.
     HR-Цзяо: Хорошо, спасибо, сегодня же напишу ему. Приятно иметь дело с такими профессионалами, как вы.
     TL-Admin: Уважаемый клиент, вы наш давний и уважаемый партнёр. Желаем аристократии вашего сектора процветания, и рабам - послушания и продуктивности.
     HR-Admin: Сессия завершена. Протокол сохранён в шифрованном архиве.
     * * *
     Остаток переписки так и не ответил на вопрос Алекса, что ему делать - выбрать ли Астру на роль соратницы, или нет? Внезапно, Алекс решился, и сказал бастарду, который стоял в цепи рядом с ним:
     — Михаил, дружище, а можешь нажать на кнопку сброса на моём ПИКе, если меня кто-то будет искать? Я замкну на тебя входящие сообщения
     — Что, надоело портить себе настроение? Да, такое зрелище нравится только Юшенгу. Что задумал? Порнуху в вирте посмотреть? Хорошо, я не против, но будешь мне должен, ладно?
     Алекс кивнул с благодарностью, и кликнул по нейроархиву Астры. Перед его глазами появилось предупреждение:
     ВНИМАНИЕ! *Вы запрашиваете доступ к архивным данным нейрочипа субъекта 116.114.97.112. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Прямой доступ к чужим воспоминаниям может вызвать психологический дискомфорт и дезориентацию.  Продолжить?
     Алекс подтвердил запрос без колебаний.
     На несколько секунд его зрение затуманилось, а затем он провалился в другое сознание, в другое время. При этом у него появился доступ и к мыслям - озвучиваемым в записи голосом - то, что было бы невозможно при записях с нейрочипов производства сектора.
     Астра, 29-го 2-июня, 417-го года
     — Я смотрю на свои руки. Они дрожат. Они маленькие — руки ещё не сформировавшегося подростка. На левом запястье — синяк от захвата. На правом — порез от чего-то острого. Я чувствую боль, но она отдалённая, словно принадлежит не мне.
     Вокруг белое помещение. Слишком яркий свет. Металлический стол передо мной. На столе — несколько предметов: линза, призма, лазерная указка, и голографические проекции чертежей.
     — Продолжай, — говорит женский голос.
     Я поднимаю голову. Передо мной стоит женщина в фиолетовом комбинезоне с замысловатыми узорами. Её лицо жёсткое, глаза внимательные. Меня уже подключили к Социальной Сети Сектора, так что я вижу метку над её головой: "Люцзинь, Руководитель Технического отдела". Выход сторожит солдат-бастард. Как будто бы я способна на побег или тем более на нападение на кого-то из Сектора... Безумие.
     Я опускаю взгляд обратно на стол и беру в руки линзу. Мои пальцы всё ещё дрожат, но я знаю, что нужно делать. Я ставлю линзу на подставку, направляю лазерную указку и начинаю объяснять:
     — Если мы хотим создать оптический прицел для винтовки, нам нужно учитывать несколько факторов. Во-первых, увеличение. Для этого мы используем систему из двух линз — объектива и окуляра. Расстояние между ними должно быть равно сумме их фокусных расстояний...
     Я говорю и говорю, словно заученный текст. Но это не заученный текст. Я действительно понимаю всё, о чём говорю. Я помню книги и учебники, проектирование телескопа с отцом, и долгие ночи, проведённые за расчётами куда более сложных устройств.
     Что-то внутри меня кричит: "Зачем ты им помогаешь? Они убили всех! Они убили маму и папу!" Но я подавляю этот крик. Я знаю, что от этого зависит моя жизнь, и жизнь тёти. Люцзинь кивает, когда я заканчиваю объяснение.
     — Продемонстрируй, — говорит она, указав рукой на висящий в воздухе голографический 3D-чертеж с ошибками. Кажется, это запасная линза для примитивного степпера - станка для печати электроники. Я усмехнулась: это даже не ультрафиолетовая оптика, которую я тоже изучала.
     Я быстро исправляю схему, почти мгновенно меняя её мыслимым усилием - кажется, местные так не могут, им приходится водить курсор с помощью мысли, и делать действия с помощью него.
     Не останавливаясь, сама, по своей инициативе, набрасываю Люцзинь схему простого оптического прицела. Я уже знаю, что в Секторе любят оружие. Мой чертёж точен, несмотря на страх, сковавший меня. Я добавляю расчёты фокусных расстояний, коэффициенты преломления для разных типов стекла, формулы для вычисления увеличения.
     Люцзинь поворачивает к себе голограмму чертежа, и внимательно изучает его.  Затем поворачивается к другому человеку, который только что вошёл в комнату.
     — Что скажешь, Санчо?
     Пожилой мужчина в красно-полосатом комбинезоне специалиста подходит, и изучает чертёж с профессиональным интересом.
     — Впечатляет, — говорит он с акцентом, которого я никогда раньше не слышала. — Особенно для ребёнка. Расчёты точны. Конструкция рабочая. С такими знаниями этот мальчик действительно будет полезен для Сектора.
     Люцзинь удовлетворённо кивает.
     — Добавь в отсчёт, — говорит она кому-то за пределами моего поля зрения. — Подопытный демонстрирует исключительные познания в области оптики, превосходящие наши текущие возможности. Подозреваю, что даже у Торговой Лиги нет таких специалистов. Этот мальчик знает что-то по метаматериалам, может быть создаст нам однажды камуфляж-невидимку для солдат. Рекомендую классифицировать как ценный ресурс.
     Меня заполняет странное чувство — смесь гордости, отвращения к себе и слабой надежды. Я только что предложила свои знания людям, которые уничтожили всё, что я любила. Но, возможно, это спасёт мне жизнь.
     — Можешь идти, — говорит Люцзинь, и охранники подходят, чтобы вывести меня.
     Я встаю, но ноги не слушаются. Я падаю, ударяясь коленями о холодный пол.
     — Встань, — приказывает бастард, дёргая меня за руку.
     Я пытаюсь, но тело отказывается повиноваться. Слёзы текут по моим щекам. Я думаю о маме и папе, о нашей пещере, о телескопе, который мы вместе собирали. Я думаю о том, как папа называл меня "моя звёздочка, моя Астра", хотя все остальные звали иначе...
     — Проклятая краснопыль, — ругается бастард. — Он истерит, как девчонка.
     — Ну успокоится со временем, — говорит Люцзинь. — отведи его к медикам
     Меня поднимают. В памяти всплывает голос отца: "Оператор видит всё. Он фиксирует каждую нашу мысль, каждое страдание. Всё это часть Его Великого Плана". Я цепляюсь за эту мысль, за эту веру. Если я в Симуляции, значит, всё это имеет смысл. И всё не по настоящему. Значит, я должна выжить, чтобы свидетельствовать об Истине.
     Солдат ведёт меня по длинному коридору. Я спотыкаюсь, но он не даёт мне упасть. Слева и справа — двери, за которыми, я знаю, держат других выживших из нашей общины. Тётя где-то здесь. Мне хочется увидеть её, но я не смею просить.
     Мы останавливаемся перед дверью, которую нейрочип подсвечивает как "Медицинский экзамен для новых ногфлеров". Солдат открывает её и вталкивает меня внутрь.
     Комната похожа на предыдущую, но здесь больше оборудования. Странные машины с мигающими огоньками, инструменты, назначения которых я не знаю. Здесь холоднее, и запах другой — антисептик, металл, что-то ещё, неопределимое
     За столом сидит мужчина в белом халате. Он подсвечивается моим нейрочипом как "Хэншэн, Главный медик Сектора". Он не поднимает глаз, когда я вхожу.
     — Раздевайся и ложись на стол, — говорит он безразличным тоном.
     Я замираю, парализованная страхом и стыдом. Мои руки снова начинают дрожать, на этот раз сильнее.
     — Ты оглох? — Хэншэн наконец поднимает глаза. Его взгляд холодный, оценивающий. — Раздевайся. Мне нужно провести полное обследование.
     Медленно, с ужасом, я начинаю снимать рваную одежду, в которой меня поймали. Каждое движение даётся с трудом. Я стараюсь не думать о том, что происходит, вместо этого фокусируясь на мыслях о том, что это всё - симуляция реальности.
     "Это всё не по-настоящему", — шепчу я себе. — "Это только тесты в Симуляции. Оператор наблюдает. Оператор поможет".
     Но когда холодные руки медика касаются моего тела, я не могу сдержать дрожь.
     Алекс
     Воспоминание оборвалось, оставив Алекса ошеломлённым. Он чувствовал фантомную дрожь в руках и холодок на коже, словно это его, а не маленькую Астру обследовал ранодушный Хэншен. Он глубоко вдохнул, пытаясь вернуться к реальности.
     Перед ним мерцал новый запрос:
     Доступны дополнительные фрагменты нейронного архива субъекта 116.114.97.112.
     Желаете продолжить просмотр?
     Астра
     Я сижу на краю металлической койки, закутавшись в тонкое серое одеяло. Комната маленькая, с одной дверью и без окон. Свет неприятно яркий, он никогда не выключается. В углу камеры мигает красный огонёк — я знаю, что за мной наблюдают.\_
     Прошло три часа с момента медицинского осмотра. Три часа мучительного ожидания. Я волновалась как там тётя. И как другие выжившие.
     Я сжимаю одеяло на плечах, пытаясь сохранить тепло. В комнате холодно, но не от температуры — от страха. Я боюсь того, что скажет главный медик, боюсь решения, которое вынесут фунджанины.
     Дверь открывается с металлическим лязгом. Опять солдат, сказал, что ведёт меня на комиссию.
     Астра, на комиссии
     Меня ввели в просторный зал с высоким потолком. В центре — массивный металлический стол, за которым сидят пять человек. И без подказок нейрочипа я узнаю Хэншена с его холодными глазами и каменным лицом. Рядом с ним — две женщины в фиолетовых комбинезонах с замысловатыми узорами: одна постарше, другая — Люцзинь, из технического отдела. Ещё двое мужчин в красно-тёмном камуфляже. Фунджанины — определяет мой нейрочип.
     В воздухе повисло напряжение, густое, как туман над болотами Восточного Маринера. Я стою, сжавшись, ссутулив плечи, пытаясь стать незаметнее.
      Хэншен активировал над столом голографическую проекцию моего личного дела. Я увидела свой номер, присвоенный мне Сектором: 116.114.97.112. Увидела свой статус — "Новый ногфлер. Классификация не завершена".
     Рядом с номером висела трёхмерная голограмма тела. Мужского тела с мерцающими красными точками, обозначающими "проблемные зоны". Одна на черепе, прямо в центре лба. Другая в груди, где сердце. Третья — между ног. Я старалась не смотреть туда.
     — Физические показатели — в пределах нормы для его возраста, — Хэншен говорил, не глядя на меня. — Но нейробиологический анализ показывает серьёзные отклонения. Из-за гормонального сбоя, когда мать субъекта была беременна им, его мозг подвергся большим дозам женских гормонов. Стойкая гендерная дисфория. Субъект мечтает стать девочкой и верит, что весь мир — это компьютерная симуляция. Религиозный фанатизм. Возможная нелояльность, и даже готовность умереть за свою бредовую веру.
     Он переводит дух, и продолжает так же вслух:
     — Физическое состояние — удовлетворительное, но психическое... — он делает паузу, — несовместимо с дальнейшим функционированием.
     В момент, когда он произнёс это, мой нейрочип подсветил его слова мерцающей красной рамкой. Над моим именем в дополненной реальности вспыхнула пиктограмма: человеческая фигурка, перечеркнутая крестом и превращающаяся в растение. Компост — вот куда меня отправят.
     Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. В ушах зазвенело. Краем сознания я видела, как мой статус в Социальной Сети меняется. Теперь я была уже не «новым ногфлером», а «материалом для компоста». Рядом с этим статусом появился таймер, отсчитывающий время до моей смерти - двадцать четыре часа 39 минут, то есть мне остался всего один сол.
     Я закрыла глаза. Сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. "Оператор, я знаю, ты меня слышишь, помоги пожалуйста", — молилась я безмолвно.
     — У меня возражение, — голос Люцзинь прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине. Я открыла глаза. Её голос звучал сухо и по-деловому.
     — Этот ногфлер обладает исключительными техническими знаниями, — она активировала другую голограмму, на которой я узнала свои собственные чертежи и расчёты. — Его мозг — ценный ресурс, который может принести пользу Сектору.
     Хэншен холодно улыбнулся.
     — Ты права. В его мозге - сокровище. Нужно извлечь нейрочип до компостирования. Возможно, там есть и другие полезные данные. Скопировав их, можно потом всё удалить, и продать чип Лиге.
     — Нет, — Люцзинь покачала головой. — Ты не понимаешь. Дело не в данных, а в способности создавать новые.
     Она развернула голограмму с оптическими схемами, расчётами, чертежами.
     — Взгляните на это, — Люцзинь увеличила изображение сложной линзовой системы. — Это прицел, который превосходит всё, что мы можем закупить у Торговой лиги. И это сделал ребёнок, без инструментов, просто в своей голове.
     Хэншен скривился, как от зубной боли.
      — Его психическое состояние делает его непригодным для работы. Гендерная дисфория усиливается. Скоро он станет полностью неуправляемым. Потратим на него ресурсы, а потом он себя убьёт. Зачем нам это?
      — Мы можем решить как-нибудь эту проблему?, — спросила Люцзинь
      — Лет сто назад могли, да. Когда ещё не сломалось древнее фармацевтическое оборудование, и мы умели производить гормоны. А впрочем... Я знаю, Торговая Лига помогла с похожей проблемой машинисту Арабики - он родился женщиной, а его мать была любимой наложницей тогдашнего канцлера, отказалась его убивать. Но это скорее всего будет очень дорого!
      — Ценность этого ногфлера - исключительная. Да, я уверена, нам нужно обратиться к Лиге с запросом помощи.
     В дополненной реальности произошло то, что успокоило меня, почти поддавшуюся отчаянию: треугольник с пиктограммой компоста мигнул и сменился на синий круг с надписью "РЕКЛАССИФИКАЦИЯ". Таймер исчез, вместо него появился вопросительный знак.
      
     Алекс выбрал следующий фрагмент нейроархива, отмеченный красным, пульсирующим маркером: "Высокая эмоциональная значимость. Последний разговор с отцом".
     На мгновение его зрение затуманилось, а затем мир вокруг изменился.
     Астра, за три дня до пленения Сектором
     Запах пыли и крови наполнял узкий туннель. Я прижимала отца к стене пещеры, его дыхание — неглубокое, с присвистом — обжигало щеку. В двух десятках метров за поворотом слышались голоса солдат, лязг оружия о камень, отрывистые команды.
     — Дыши тише, — прошептала я, хотя понимала бессмысленность этой просьбы.
     Отец улыбнулся разбитыми губами. Рана в боку уже не кровоточила — плохой знак. Нейрочип, подаренный мне отцом, показывал голографическую проекцию сверху его тела, визуализируя  внутреннее кровотечение.
     — Мне не выбраться отсюда, сынок, — он сжал мою руку, глаза его, серые, как марсианский рассвет, смотрели ясно и спокойно. — Но ты должен.
     Я покачала головой, едва сдерживая слезы. Нас загнали в ловушку. Община Свидетелей Симуляции уничтожена. Голоса солдат приближались.
     — Послушай меня внимательно, — отец привлек меня ближе. — Ты думаешь, что важнее всего Великое Извинение оператора? А что, если это не так?
     Вопрос застал меня врасплох. Всю жизнь отец учил меня постулатам Великого Извинения, рассказывал о пикселях, о том, что мир — лишь проекция в огромной симуляции.
     — А разве не так? — прошептала я.
     Отец тихо рассмеялся, но смех перешел в мучительный кашель.
     — Я никогда не верил в Оператора, — произнес он, когда приступ прошел. — По крайней мере, не так, как другие. Я искал убежища, места, где можно сохранить настоящую истину.
     Снаружи ругались солдаты, кто-то кричал, что нужно проверить боковые ходы. У нас оставались считанные минуты.
     — До Сингулярной Катастрофы я работал в лаборатории Торговой Лиги, — голос отца звучал всё слабее. — Когда началась война Лиги с Элладой они... использовали мои разработки не так, как должно. Не для людей, а против них.
     Он снова закашлялся, на губах выступила кровь.
     — Я отказался продолжать работу. Меня уволили и продали в Восточный Маринер как раба. Я сбежал и нашел Свидетелей. Они... не задавали вопросов. Они... Мы всегда накапливали знания.
     Я смотрела на отца, видя его словно впервые. Десять лет он вел двойную жизнь. Десять лет притворялся таким же как все мы... Как я, чтобы...
     — Чтобы что? — вырвалось у меня.
     — Чтобы сохранить знания, — просто ответил он. — Настоящие знания. Не сказки про Оператора. Старейшины думали, что я учу тебя религиозной астрономии, а я учил настоящей. Они считали, что мы ищем артефакты симуляции, а мы изучали законы физики.
     Шаги солдат уже слышались совсем близко.
     — Послушай меня, — отец крепче сжал мою руку, его голос звучал с неожиданной силой. — Любая власть, построенная на страхе, обречена. Сектора падут раньше или позже. Революция освободит рабов. Чтобы они выжили, им будут нужны знания. Знания останутся. Наука... технологии... они единственное, что может спасти нас от вымирания.
     — Но что мне делать? — я чувствовала, как паника поднимается к горлу. — Они всех убивают!
     — Нет, не всех, — отец покачал головой. — Хрису нужны рабы. И им нужны знания. Они могут забрать у тебя свободу, но не могут забрать то, что у тебя в голове.
     Он закрыл глаза, собираясь с силами.
     — Обещай мне... что будешь искать того, кто поймет настоящую ценность знаний. Кто-то среди них должен осознавать, что без науки человечество на Марсе обречено. Найди этого человека, стань его... учителем. Или учеником. Может быть, соратником. Не важно. Я знаю, что ты не поверишь моим словам об Операторе. Да это и не важно. Моя просьба никак не противоречит вере.
     Я молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
     — Они уничтожают знания... Астра, — отец всё-таки использовал моё новое имя. Внутри меня разлилась теплота. Когда я ему рассказала о своих гендерных проблемах, другие братья и сёстры по вере меня не поддержали, сказали, что "Оператор не ошибается", зато отец указал им, что "может, в этом и был его план?" и выбрал мне новое имя в честь греческого слова "Звезда" - мы любили с ним смотреть на ночное небо, одевшись теплее.
     Его голос слабел, глаза закрывались.
     — Я обещаю, — произнесла я твердо. — Я найду того, кто способен понять. Я сохраню знания. Ты... Не прав про оператора. Уверена, знания и науку можно использовать, чтобы доказать всем Его существование
     Отец улыбнулся и сжал мою руку в последний раз, сказав:
     — А знаешь что? А действительно, проверь всё сам... сама. Помнишь мы обсуждали наблюдение пикселей?
     — Да... — ответила я
     — У тебя всё получится, верь в себя, — сказал отец, и закашлялся. Из его рта пошла кровь. С большим трудом, булькая, он добавил то, что ранее не решался сказать, — дочь
     В его глазах я увидел облегчение — он передал свое дело дальше. А затем... я осталась одна.
     За поворотом туннеля послышались голоса — совсем близко. Я прикрыла глаза отца, который больше ничего не увидит, и сделала глубокий вдох.
     Тело сковывал ужас, но разум работал с кристальной ясностью. Знания выживают, только если выживают их носители. Мне нужно выжить. И доказать всем Великое Откровение тем способом, которым в Общине никогда не пользовались.
     Когда солдаты завернули за угол, я уже сидела, прислонившись к стене, с пустыми руками и поднятыми вверх запястьями. Отец был прав — им нужны были рабы. И я решила стать идеальным рабом. На время. Но... Мне было безумно страшно. А ещё, я испытывала вселенское одиночество. Отца больше нет. Теперь никто не может меня защитить.
     * * *
     Воспоминание оборвалось, оставив Алекса в странном оцепенении. Кровь стучала в висках. Отец Астры, как и его мама, хотел бороться с системой. И попросил об этом свою дочь.
     Но что-то другое поразило его ещё сильнее. Эхом в голове отдавались последние слова умирающего отца Астры: "Любая власть, построенная на страхе, обречена". Те же слова его собственная мать говорила перед смертью.
     Алекс вдруг понял, что все это время искал не просто союзника. Он искал кого-то, кто несет в себе ту же веру в знание, тот же огонь, что и его мать. Кого-то, кому он мог бы доверить свою мечту о новом Секторе.
     И вот теперь, посреди ритуала опускания, в самом сердце машины страха, он, возможно, нашел этого человека. Она, конечно, ещё ребёнок. И... Ему жалко было подвергать её опасности. С другой стороны, она всё равно быстро постареет и умрёт.  В конце концов, если революционный тандем между ними не получится, он ведь может и отыграть всё назад. Теперь Алекс был уверен, что Астра его не выдаст. А ещё... Ему нравилась эта девушка именно как девушка.
     "Жаль, конечно, что она не успела выучить всё, что было в её нейрочипе. Но и знания Оптика позволят перевернуть Сектор. Что стоят только её умения по ренгеновской оптике! Можно начать делать чипы, производство которых Марс не видел столетиями! В конце концов, — подумал Алекс, глядя, как Фобос пересекает зенит, — не случайно её имя — Астра. Звезда, указывающая путь человечеству во тьме его тёмных веков. И... звезда не должна так бояться, она заслуживает чувства безопасности. "
     Приняв решение, он написал девушке мыслеграмму.

Часть 10

     **Астра. Через три часа после начала церемонии опускания ногфлеров. Центральная площадь посёлка 42**
     Линфей поднялась со своего места за столом.
     — Есть ещё одно дело, — произнесла она, и ее голос, высокий и чистый, прозвенел над площадью, как колокол. — Мы получили донос.
     Толпа мгновенно замерла. Все переглядывались, пытаясь понять, кто же будет следующей жертвой. В каждом взгляде читался один и тот же вопрос: "Не я ли? Только не я!". Я почувствовала, как мое сердце снова начало колотиться, как безумное. "Донос"? Что, если это связано с моим сегодняшним приключением на холме? Что, если кто-то видел, как я разговаривала с Алексом? Что на мне была накидка в фунджанинских цветах? Что, если это донос на меня?
     Я приготовилась бежать, хотя разумная часть мозга говорила мне, что это бесполезно. Бастарды окружали площадь, выходы блокировались. Но инстинкт самосохранения кричал: "Беги! Борись! Делай что-нибудь!"
     Внезапно я получила мыслеграмму от незнакомого отправителя. С удивлением я увидела, что это Алекс: «Не бойся. Я проверил списки — тебя там нет.»
     Его сообщение было как спасательный круг в штормовом море на древней Земле. Я моргнула, не веря своим глазам. Он проверил списки? Ради меня?
     «Откуда ты знаешь? И почему мне пишешь?» — отвечаю я, не понимая мотивов почти незнакомого бастарда. Он видел меня только раз: сегодня на холме. Почему он так заботится о моих чувствах? Обычно, я не могу писать сама ни полным, ни условным аристократам. Но бастард написал мне сам. Так что замирая сердцем, жду ответ.
     «Просто знаю. Ты мне понравилась. Такая... Дикая. И забавная. И красивая», — пришел ответ с эмоцией теплой симпатии, заставившей мои щеки вспыхнуть. Я почувствовала, как мое сердце забилось чаще, и это не имело ничего общего со страхом.
     Странно, но в этот момент абсолютного отчаяния и потери веры, его слова дали мне что-то новое — не надежду на Оператора или Симуляцию, а на простую человеческую связь. Может быть, в мире без высшей справедливости именно это и есть единственное, что имеет значение — способность людей заботиться друг о друге вопреки всему.
     — Ногфлерка номер 110.97.116.99.104 по кличке Машка! — объявила Линфей, и ее голос звенел от удовольствия разоблачения.
     Я вздохнула от облегчения. Не я. Не я! Алекс был прав! Но тут же устыдилась своей радости — кто-то другой страдал, а я была счастлива, что это не я. Что это говорило обо мне как о человеке? Раньше я могла утешить себя тем, что Оператор все видит и накажет меня за мои слабости. Но теперь? Теперь я была просто еще одним испуганным существом, радующимся чужой беде. И никто не прощал мне этого, ровно и не наказывал. Никому не было дела. Я была совершенно одна со своей совестью.
     Машка, главная сплетница нашего посёлка, вышла вперед из толпы. Ее обычно самоуверенное лицо искривилось от страха, губы тряслись, а глаза были широко раскрыты и полны ужаса. Она сделала несколько шагов, словно идя на казнь, а затем неожиданно указала на Макса:
     — Я не одна виновата! — выкрикнула она, и ее голос сорвался на визг. — Смотрящий за низшими Макс месяцами обманывал Сектор! Мы вместе продавали доступ родственников к опущенным без официальной платы! Он брал кислород как взятки и забирал львиную долю! Я всего лишь... Поддалась его дурному влиянию!
     На площади воцарилась абсолютная тишина. . Макс, который всего минуту назад был вершителем судеб низших ногфлеров, тем, кто, казалось, ухватил судьбу за бороду - вовсе не жил жизнью представителя своей касты, побледнел и задрожал. Его лицо сначала стало белым как бумага, а потом налилось кровью:
     — Лживая сука! — выкрикнул он, забыв о всяком церемониале. — Ты первая предложила эту схему! Это ты всё придумала! Ты заманивала их обещаниями встреч с родными, а потом шантажировала!
     В этот момент я получила еще одну мыслеграмму от тетки: «Проклятая краснопыль! Видишь, как бывает? Вот сейчас могут и про инкубаторскую вспомнить. Почему ты не надела маску, которую я тебе дала?»
     Её слова заставили меня похолодеть. «Инкубаторская? При чём тут инкубаторская?» — подумала я, и вдруг вспомнила: когда я была в бараке тётки, демон посёлка объявил и о том, что в инкубаторскую требуется новая ногфлерка взамен умершей при родах. Мой взгляд метнулся к скамье, где сидела Линфей — известная противница «порченых» ногфлерок, предпочитавшая «нормальных» и «здоровых». Но она не смотрела на меня. Вместо этого, она уставилась на Машку, видимо оценивая ее репродуктивный потенциал.
     Моё горло сжалось, и в голове зашипел внутренний голос паники, несмотря на то, что, кажется, жертва найдена и это не... Вроде бы не я?. Инкубаторская — место, где женщин держали как племенных кобыл на древней Земле и шлюх для фунджанинов — мне кажется, это была судьбой похуже даже опускания. Инкубаторские быстро выгорали: рожали одного ребенка за другим, пока их тела не сдавались. Их полностью лишали человеческого достоинства, превращая в живые инкубаторы, в биологические машины для размножения и удовлетворения похоти солдат Сектора.
     И вспоминая странные предупреждения тётки о маске, я с ужасом поняла — я могла бы оказаться на месте Машки. Едва-едва созревшая до возраста, когда возможно понести ребёнка, но незадолго до моего официального совершеннолетия... И эту маску я по глупости своей обронила на у холма, когда отбивалась от Дупера! Может она и не помогла бы мне спрятаться, но лучше плохая защита, чем никакая.
     Хэншэн встал и подозвал Машку ближе. Он начал осматривать её, как породистую лошадь: ощупывал бедра, измерял рулеткой обхват талии и груди, заглядывал в рот, проверяя зубы. Ему даже пришлось снять с Машки кислородную маску, чтобы провести этот «осмотр».
     — Любопытно, — сказал он задумчиво, словно размышляя вслух. — Вчера мы получили запрос из инкубаторской на новую единицу, взамен умершей при родах. А у нас как раз острая нехватка плодовитых особей.
     Машка задрожала еще сильнее и попятилась, но бастарды не позволили ей уйти, схватив за руки и удерживая на месте.
     — Пожалуйста, нет! — взмолилась она, и я никогда не слышала, чтобы человеческий голос звучал с такой болью. — Я буду хорошо работать! Я могу быть полезной! Не отправляйте меня туда! Можно, пожалуйста, оштрафовать на кислород? А побить хлыстом? Ну пожалуйстаааа, - ее голос сорвался на плач
     Я торопливо написала тетке: "Ты была права. Я должна была послушаться тебя про маску. Прости." Внутри меня всё похолодело от мысли, что это могла быть я. Если бы я не встретила Алекса, я бы уже была мертва, лежала бы куском льда на Терриконе. Если бы не была так нужна Сектору как оптик, если бы не была незаменимой... Мое искусственно выращенное тело, созданное по заказу фунджанинов, было молодым и красивым. Оно бы подошло для инкубаторской... На пару лет.
     К осмотру Машки присоединился Юшенг, вызвавшийся добровольно. Его руки, скользящие по телу Машки, вызывали у меня такое отвращение, что я чуть не отвернулась.
     Цзяо, заметившая слюну в углу рта Юшенга, проглядывающую за его прозрачной фунджаниновской маской, предложила пригласить Зэна для беспристрастной оценки:
     — У него нет личного интереса к женщинам, его суждение будет объективным, — пояснила она, и многие кивнули. Все знали о сексуальной ориентации Зэна, и в культуре Сектора это не табуировалось, даже наоборот — некоторые фунджанины считали это признаком благородства и утонченности, как в древнем Риме.
     Я размышляла, как странно устроен Сектор: несмотря на все попытки фунджанинов добиться, чтобы ногфлеры плодились — устраивают ужасную травму каждой ногфлерке, насилуя ее по Праву Первой ночи. Если она не беременеет, разрешают свободно заключать брак по своему выбору, дают квоту ресурсов на детей — ногфлеры не очень хотят размножаться в скученных условиях. В конце концов, зачем рожать детей, если они станут такими же рабами, как их родители? Нежелание размножаться было, пожалуй, единственной формой сопротивления, доступной для ногфлеров. И именно поэтому Сектору пришлось индустриализировать производство детей ногфлеров, создав инкубаторские.
     После краткого совещания (слишком краткого, чтобы назвать его настоящим обсуждением), Цзяо официально объявила:
     — Ногфлерка номер 110.97.116.99.104 по кличке Машка назначается инкубаторской единицей для ублажения бастардов и несемейных фунджанинов, а также для родов детей. — И, словно в насмешку, добавила: — Похоже, у тебя все-таки будет шанс принести пользу Сектору.
     Машка рухнула на колени, рыдая так сильно, что ее тело сотрясалось, будто у нее случился припадок. Но никого это не трогало. Церемония должна была продолжаться.
     То, что последовало дальше, было похоже на сюрреалистическую пародию на свадьбу. Машке накинули на плечи белый платок — символ ее нового статуса "невесты Сектора". Хэншэн выступил вперед и официально объявил ее "собственностью всех фунджанинов, еще не имеющих потомства и жены или наложницы". Несколько фунджанинов подошли с символическим "приданым" — колыбелью, игрушками, детской одеждой. Все это было выставлено напоказ, как экспонаты в музее на Земле.
     Цзяо, как первая Леди Сектора, произнесла "благословение":
     — Пусть твое лоно будет плодородным, а спина — крепкой для вынашивания будущего Сектора. Пусть твои дети будут сильными и послушными. Пусть твое молоко будет сладким, а твоя покорность солдатам и любым их желаниям — полной.
     Машке повязали на талию красный пояс, символизирующий плодородие. Ей дали выпить чашу с тёмной жидкостью. Я знала, что это "священный напиток" с гормонами плодовитости. От него женщины становились более восприимчивыми к оплодотворению, но его побочные эффекты — тошнота, головокружение, перепады настроения — были ужасны.
     Я невольно задумалась, почему эта церемония вообще проводилась. Ведь все эти гормоны можно было бы ввести прямо через ПИК, незаметно для Машки. Но нет, фунджанины предпочитали публичные спектакли — они служили и развлечением, и уроком для всех остальных.
     Машка выпила "напиток" одним глотком, морщась от его горького вкуса. Ее лицо исказилось — то ли от отвращения, то ли от осознания своей участи. Но выбора у нее не было, и это знали все.
     "Мамка" — пожилая ногфлерка, управляющая инкубаторской — вышла, чтобы принять ответственность за новую "невесту". Ее циничная улыбка и властный вид говорили о том, что Машку ждёт нелёгкая жизнь. Мамка была известна своей безжалостностью — она полностью принимала мифы Сектора и считала, что инкубаторские должны быть благодарны за свою "высокую миссию" ублажать элиту и быть инкубаторами на ножках
     — Не бойся, доченька, — сказала она Машке, но ее голос звучал холодно. — Ты скоро привыкнешь. Все привыкают.
     В этот момент внимание Комиссии переключилось на Макса, который стоял, застывший в ужасе, ожидая своей участи.
     — А что делать с этим? — Юшенг указал на Макса, который теперь лишился своего статуса смотрящего. — Он злоупотреблял своим положением, крал ресурсы у Сектора.
     — Казнить! — крикнул кто-то из толпы, и этот крик был подхвачен другими: — Казнить! Казнить!
     Я понимала, что эти крики были не столько проявлением жажды справедливости, сколько попыткой переключить внимание Комиссии на кого-то другого. Если фунджанины будут заняты наказанием Макса, возможно, они забудут об остальных. Это была почти животная стратегия выживания.
     Линфей презрительно посмотрела на Макса:
     — Коррупция среди опущенных — это особое оскорбление Сектору, — ее тон был таким, будто она говорила о чем-то мелком и неприятном, прилипшем к ее обуви. — Но быстрая смерть была бы слишком… милосердной.
     Неожиданно в разговор вмешался Шэнли, бронзовый призёр панмарсианских игр. Он поднялся со своего места, и его высокая, статная фигура - я знала, что его мозг тоже пересажен фунджанинами в специально выращенное тело - привлекла всеобщее внимание:
     — Следующие игры через пол-года, — напомнил он, и его голос звучал властно и уверенно. — И они будут здесь, в нашем Секторе. Нам нужен тренировочный материал для наших кадетов-фунджанинов.
     В его словах было что-то неприятно обыденное, как будто он говорил о покупке новой спортивной экипировки, а не о человеческой жизни. Шэнли подошел к Максу, оценивающе осмотрел его тело и мускулатуру, даже заставил его поднять руки и продемонстрировать бицепсы:
     — Сойдёт на мясо, — заключил он, и повисла неприятная тишина. Все понимали, что это значит: Макса готовят как пушечное мясо для тренировок перед играми, где все участники, кроме медалистов, обречены на гибель. Но перед этим его будут месяцами использовать как живую мишень для отработки приемов. Либо натаскают на Максе купленных у Лиги Ксеноформов, чтобы те были опаснее для спортсменов-конкурентов.
     Макс стоял, застывший от безысходности. Его лицо окаменело, когда он понял свою судьбу — быть убитым, но не сразу, а после месяцев использования для тренировок бойцов. Любой нормальный человек предпочел бы быструю смерть такой участи.
     Он попытался что-то сказать, но слова застряли в его горле. Он только смотрел перед собой невидящими глазами, как человек, который уже попрощался с жизнью.
     Комиссия одобрила предложение Шэнли. Максу сменили темно-зелёно-полосатый комбинезон низшего ногфлера на черно-полосатый комбинезон гладиатора, обозначавший его новый статус — живой мишени.
     Назначили нового смотрящего за бараком BN-5. Им оказался один из друзей Макса, что было особенно жестоко — этот человек теперь должен был держать в железной руке тех, с кем раньше вместе пил забродивший сойлент и играл в кости. Я, потрясённая происходящим, даже не заметила его имени — мои мысли были в смятении от пережитого.
     Церемония закончилась объявлением нового налога на существование для низших ногфлеров. Цзяо сообщила, что ставка повышается на 1%, и что это "абсолютно необходимо для поддержания экономики Сектора в трудные времена постоянной утери технологий". Никто не посмел спросить, какие новые технологии потерял Сектор — все знали, что такие вопросы, публичное сомнение в словах аристократов, могут стоить жизни.
     Комиссия встала из-за стола, собрание объявили завершенным. Фунджанины, довольные проделанной работой, начали расходиться первыми. За ними, после разрешающего жеста Цзяо, потянулись и ногфлеры — измученные, опустошенные, но все же испытывающие облегчение от того, что еще один церемониал опускания закончился, и они еще живы.
     Когда толпа начала расходиться, я снова заметила Дупера, пробиравшегося ко мне через людей. Его глаза горели нездоровым блеском, и я поняла, что он снова попытается навязаться. Воспользовавшись суматохой, я нырнула в группу ногфлеров, направлявшихся к выходу с площади, и слилась с потоком.
     На краю площади я получила ещё одну мыслеграмму от Алекса: «Ты в порядке?»
     Этот простой вопрос, проявление заботы, которой мне так не хватало, почти заставил меня расплакаться. Но я сдержалась.
     «Да, спасибо за поддержку. Почему ты мне помогаешь?» — ответила я, все еще не понимая его мотивов.
     «Сам не знаю. Может, поговорим об этом как-нибудь? Ты мне просто... нравишься. Есть в тебе что-то особенное», — пришел ответ, заставивший мое сердце биться чаще.
     Я не знала, что ответить. Часть меня хотела поверить ему, хотела принять эту протянутую руку помощи и поддержки. Но другая часть помнила, кто он и кто я. Он — бастард фунджанина, обладающий статусом, властью, защитой. Я — просто ногфлерка, чья жизнь ничего не стоит. Что он мог действительно хотеть от меня? И все же, надежда — эта вечная спутница человечества, это неискоренимое качество даже в самых ужасных условиях — не позволяла мне отвергнуть его предложение.
     Надежда. Не на Оператора, не на Симуляцию, не на высшую справедливость. Надежда на простую человеческую связь, на то, что даже в этом аду можно найти что-то настоящее. Может быть, это единственное, что имеет значение в мире без высшего смысла — то, что мы делаем друг для друга.
     «Может быть», — ответила я осторожно, не обещая ничего.
     Главная площадь пустела. Клининг-команда уже начинала убирать следы церемонии — кровь, обрезки волос, пепел от сожженных бумаг. Все признаки того, что здесь только что решались человеческие судьбы, стирались, как будто этого никогда не было. Двое людей в медицинской форме вывозили тела из камеры утилизации — я старалась не смотреть в их сторону, не хотела видеть их лица, не хотела знать их имена. Их движения были механическими, но глаза, я была уверена, полны невысказанной боли.
     Я медленно побрела прочь, чувствуя себя бесконечно усталой и старой. Хотя мой современный комбинезон и маска позволяли мне видеть звезды даже в самых запыленных условиях, сейчас я просто смотрела под ноги, не желая видеть ни их холодное мерцание, ни восходящий ущербный лик Деймоса, второго спутника Марса, который теперь поднимался над горизонтом, словно призрак.
     А над Марсом — огромное черное небо со звездами и маленьким, но отчетливым диском Фобоса, древнего бога ужаса, который безразлично взирал на человеческие страдания своим кратерным ликом.
     Возвращаясь домой, я чувствовала, как во мне что-то изменилось. Пустота, образовавшаяся на месте моей веры, ужасала своей бесконечностью. Но в этой пустоте было что-то освобождающее. Если нет Оператора, нет Симуляции, нет высшего смысла — значит, нет и предопределенности. Значит, все, что у нас есть — это наши собственные выборы, наши собственные действия, наша собственная способность противостоять жестокости мира.
     Я больше не верила в Оператора Симуляции. Но, может быть, я могла верить в себя. В Алекса. В ту тоненькую ниточку человечности, которая связывает нас даже в самой чудовищной тьме.
     Может быть, это и есть единственная вера, которая имеет значение.

Часть 11

     Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, после заката.
     Церемония закончилась, оставив после себя тяжёлую тишину и холодную пустоту. Я брела домой, чувствуя, как ноги заплетаются от усталости. События последних часов — разбитая труба, шокирующая правда, что пикселей нет, крушение веры и ужасающая церемония опускания — всё это давило на плечи, как если бы я тащила на себе один из тех красных камней, из которых сложен постамент статуи Отцов-Основателей. А рабочий день перед всем этим вспоминался так, будто случился год назад. Хотя, кажется, я чувствовала усталость ещё в кабинке канатки, когда возвращалась домой.
     А ещё, моё сердце всё ещё колотилось от пережитого страха. Каждый раз, когда Линфей или Цзяо называли очередное имя, я вздрагивала, ожидая услышать своё. Мыслеграмма от Алекса с уверением, что меня нет в списках, была единственным светлым пятном в этом кошмаре. Но даже она не могла полностью рассеять ужас перед происходящим. Ведь. Всё. Это. Было. По-настоящему. Не в симуляции!
     Теперь, возвращаясь домой по тёмным улочкам посёлка, я старалась держаться в тени. Пару раз мне казалось, что я замечала Дупера, и тогда приходилось менять маршрут, петляя между бараками. Последнее, чего мне хотелось сейчас — встречи с ним и бесконечных проповедей о нашем долге перед Оператором Симуляции. Оператором, в которого я больше не верила. Ещё меньше мне хотелось бы столкнуться с его грубыми домогательствами.
     Посёлок казался притихшим и настороженным после церемонии. Люди спешили укрыться в своих жилищах, как дикие животные на древней Земле, прячущиеся от хищников в свои норы. Никто не хотел оставаться на улицах дольше необходимого — кто знает, вдруг фунджанины передумают и решат опустить ещё кого-нибудь?
     Я завернула за угол и наткнулась на компанию подростков в жёлтых и коричневых полосатых робах. Они сгрудились возле стены, что-то бормоча и передавая по кругу странную маленькую штуковину — то ли самодельную игрушку, то ли очередное «запретное лакомство». Хотела было проскользнуть незаметно, но мой фиолетовый комбинезон специалиста, увы, слишком бросался в глаза.
     — Эй, поглядите, кто к нам пожаловал! — выкрикнул белобрысый парнишка, лицо у него всё в прыщах, зато уверенность — хоть отбавляй. Сразу видно: заводила этой стайки. — Астра! Та самая, которую сегодня принёс бастард!
     Остальные повернулись ко мне, их глаза загорелись нездоровым любопытством.
     — Как это ты умудрилась заставить его надеть на тебя красную накидку? — спросила девчонка с косичками, её голос сочился ядом. — Это же цвета фунджанинов! Что ты ему предложила? Своё тело? 
     — Ничего я не предлагала, — ответила я, стараясь держать голос ровным. — Я была на холме, замёрзла. Он помог мне.
     — Ага, конечно, — хихикнул другой мальчишка с округлым лицом и рыжими волосами, — мы все знаем, почему фунджанины помогают девушкам. Я думаю, ты жалеешь, что сегодня выбрали Машку, а не тебя
     — Машка рассказала после церемонии, — добавила первая девочка, — что ты ей завидуешь. Тоже хочешь принимать внутрь себя разных фунджанинов и принимать подарки от них
     — Продашь накидку за десять баллонов кислорода? — вдруг спросил рыжий — Она пригодится Максу, перепродать другим гладиаторам. Чтобы выжить. Мы должны помогать землякам.
     — У меня её нет! — возмущенно ответила я
     Но так же удивилась, что подросток не только вовлечён в незаконную деятельность, но и почти открыто ведёт дела с низшей кастой. Сосредоточила на нём взгляд, и мой нейрочип открыл полупрозрачное окошко Соцсети Сектора с его профилем:
     Номер: 451.1948.84
     Кличка: Дмитрий
     Место работы: Столица, 4й завод металлических изделий, конвеер по сборке корпусов для топливных ячеек
     Возраст: 7 лет[12] Несовершеннолетний.
     Я промотала ниже до родственных связей, и нашла, что его единственный родственник, отец и опекун, находится в бараке для низших.
     "Бедный ребёнок, — подумала я, — понятно, почему он озлобился на мир, и прибился к этой банде. Однако, всё же хорошо, что ногфлеры не полностью принимают правила игры в системе, созданной фунджанинами. И улица не наказывает за связи с отверженными по воле властей Сектора."
     — Ты что, бесплатно предлагаешь своё тело солдатам? — Удивился белобрысый парень — А, я понял: всё дело в том, что ты раньше была мальчиком. А твоя тётка — сумасшедшая и чужачка, как и ты. Она не научила тебя нормам поведения девочек
     — Точно, — поддержала вожака девочка с косичками — Астра не понимает, что носить мужскую одежду — позор для всего нашего посёлка. А носить цвета аристократов, это риск навлечь гнев фунджанинов не только на неё саму, но и на всех нас!
     —  А давайте сунем её в мусорный бак, чтобы она выучила, что можно делать, и что нельзя? — вдруг предложил вожак, и все вокруг закивали, поддерживая заводилу
     — Оставьте меня в покое, — сказала я, пытаясь пройти мимо них.
     Но белобрысый заступил мне дорогу. Я сжалась, решила, что сейчас подростки схватят меня. Однако, вместо этого он спросил:
     — А правда, что ты лазила на холм, чтобы увидеть пиксели? — он преувеличенно округлил глаза, изображая удивление. — И что, увидела? Оператор Симуляции явился тебе в облаке света?
     Они расхохотались, и их смех резал мой слух, как скрежет металла по стеклу.
     — Фанатичка! — крикнула девчонка с косичками. — Дикарка! Может, ты просто хотела убить себя, поняв насколько ты никчёмная? На холме как раз замёрзнуть несложно. Говорят, это даже не больно в конце — просто засыпаешь, и всё.
     — Нет никаких пикселей, — ответила я тихо, почти шёпотом, но они услышали.
     На секунду воцарилась тишина. Потом белобрысый парень нахмурился:
     — Что?
     — Я сказала: нет никаких пикселей, — повторила я громче, сама удивляясь своей смелости. — Я смотрела. Земля... она просто планета. Как Марс на древних космических фотках. Там нет пикселей.
     — Она совсем с ума сошла! — выкрикнул кто-то. — Сначала верила в эту чушь про Симуляцию, теперь вдруг не верит? Пусть определится уже!
     — Может, её нейрочип глючит? — предположил ещё один голос. — Сломался от холода на холме?
     — А может, — снова заговорила девчонка с косичками, её глаза сузились, — она просто шлюшка того бастарда? Зачем ещё ему таскать её на руках? И красная накидка... Как будто он уже метит её как свою собственность. Но аристократы так не делают. Они либо спят с инкубаторскими, и забывают о них. Или делают свою женщину официальной наложницей. Он тоже странный. Сумасшедшие нашли друг друга.
     Я почувствовала, как к горлу подступают слёзы, но сдержалась. Не хватало ещё расплакаться перед этими... детьми.
     — Дайте пройти, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
     — А то что? — белобрысый сделал шаг ко мне, его лицо исказилось от злобы. — Позовёшь своего чокнутого бастарда? Думаешь, если он ненормальный, он тебя не забыл? Или сразу Оператора Симуляции скастуешь?
     Я молчала. Вожак сделал указал на меня, и сказал:
     — Таким как она место в мусорном баке!
     Я решила попытаться сбежать, когда за моей спиной раздался знакомый голос:
     — Твоя первая идея была верной. Ты догадливый малый. Знаешь, что положено в Секторе за оскорбление знатных?
     Алекс. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, после заката.
     Подростки застыли, их лица мгновенно побледнели. Астра обернулась и увидела Алекса. Он стоял, скрестив руки на груди, в полной боевой броне, с лазерной винтовкой за спиной. Его лицо было непроницаемым, но глаза мерцали холодной яростью.
     Молодой ногфлер с прыщавым лицом открыл рот, но Алекс опередил его:
     — Относитесь к Астре уважительно, — голос бастарда был тих, но каждое слово звучало как удар хлыста. — Она ни в чём не виновата, и никаких моральных и общественных норм не нарушала. Согреть её армейской накидкой было моим личным, фунджаниновским решением.
     Алекс отправил первому парню мыслеграмму без права ответа, с прикреплённой эмоцией ярости, напоминая, что неуважение к фунджанину для неквалифицированного ногфлера карается недельным лишением кислородного рациона. Его ПИК зафиксировал, и показал через нейрочип Алексу, что ногфлер испугался до полуобморочного состояния. Что, впрочем, было заметно и так - прыщи парня побелели и исчезли, когда он читал сообщение.
     — И не с вашим рылом его обсуждать, — сказал Алекс вслух, обращаясь ко всей группе. И добавил, — а теперь пошли прочь!
     Подростки переглянулись и бросились врассыпную, словно пыль, разметённая марсианским ветром.
     Алекс повернулся к Астре:
     — Ты в порядке?
     Она кивнула, не доверяя своему голосу. В её глазах читалась смесь удивления, облегчения и смущения.
     — Идём, — сказал он, кивнув в сторону её жилища. — Провожу тебя. На всякий случай.
     Они шли молча. Алекс чувствовал странное удовлетворение от того, что защитил её. Это было новое ощущение, непривычное, но приятное. Обычно его работа заключалась в том, чтобы внушать страх, поддерживать систему насилия. А сейчас он использовал свою власть, чтобы защитить кого-то слабого. И это было... правильно.
     Когда они приблизились к ночной бочке Астры, Алекс заметил пожилую ногфлерку в едко-салатовом комбинезоне опущенных. Она топталась у входа, её лицо было осунувшимся, глаза — красными. Увидев их, женщина вздрогнула, но тут же сделала глубокий поклон, оказывая положенное почтение. Однако, потом нарушила нормы Сектора, посмев обратиться к Алексу
     — Уважаемый фунджанин, — произнесла она скрипучим голосом.
     — Бастард, — автоматически поправил её Алекс, затем кивнул на Астру. — Ваша племянница?
     Астра закатила глаза, явно не радуясь присутствию тётки. Та, однако, кивнула и тут же обратилась к девушке:
     — Астра, мне нужно поговорить с тобой. Это... это срочно.
     Алекс видел, как Астра напряглась, глядя на шлюз своего жилища.
     — Я... — начала она, но замешкалась. — Я не могу тебя пустить. У меня нет денег на налог.
     Алекс нахмурился. Налог за общение с низшими — ещё одна жестокость системы, разрывающая семейные связи. Пятьдесят трудосолов, чтобы позвать в гости тётку — явно немалая сумма для любого ногфлера, даже если это специалист
     — Астра! — в голосе старухи звучало отчаяние. — Но это важно! Это касается Первой Ночи!
     Алекс заметил, как Астра побледнела при упоминании ритуала, которого боялась каждая девушка в Секторе. Прежде чем она успела ответить, тётка неожиданно повернулась к нему:
     — Пожалуйста, уважаемый, оставьте мою племянницу в покое, — слова вырвались из неё горячим потоком, слишком быстро, чтобы их можно было остановить. — Вы для неё как игрушка, а она наивна и чиста. Вы разобьёте ей сердце!
     Астра издала приглушённый звук, звучайщий как смесь стона и задушенного восклицания. Её щёки вспыхнули алым, она бросила на тётку взгляд, полный ужаса и стыда.
     Алекс был поражён наглостью старухи — мало кто из низших осмеливался обращаться к бастарду напрямую, тем более с такими словами. За меньшее людей отправляли на опускание, если не на компост. Но что-то в её отчаянной смелости, в её желании защитить племянницу, даже если это выглядело смешно, тронуло его.
     Он не удостоил старуху ответом, вместо этого обратился к Астре:
     — Я заплачу налог.
     Обе женщины уставились на него с изумлением.
     — Что? — переспросила Астра, не веря своим ушам.
     — Я заплачу налог за посещение, — повторил он спокойно. — Как часть выполнения задания по твоему сопровождению.
     Его глаза быстро двигались, порхая по видимому ему интерфейсу нейрочипа. Через несколько секунд он кивнул:
     — Готово. Можете пройти внутрь.
     Тётка смотрела на него с подозрением, но когда система подтвердила оплату налога, она быстро прошла к шлюзу.
     — Почему? — тихо спросила Астра, глядя на Алекса.
     — Ты несовершеннолетняя, — ответил он. — Сегодня ты пережила многое. Тебе нужна поддержка опекунши.
     Он тут же отправил запрос на возмещение средств, добавив комментарий: "Расходы на обеспечение безопасности и психологического благополучия несовершеннолетнего ногфлера после экстремальной ситуации. Обоснование: ситуация вызвана халатностью службы охраны периметра посёлка, не предотвратившей нарушение комендантского часа."
     — Спасибо, — сказала Астра, и в этом коротком слове было столько искренности, что Алекс почувствовал странное тепло внутри.
     Он молча кивнул, развернулся и пошёл прочь. Но через несколько шагов остановился, и отправил Астре запрос на добавление в друзья в Социальной Сети Сектора, переименовав её контакт в «дикарка».
     Астра. 420й год по летоисчислению Марса, 15-тое 2-сентября, после заката.
     Я смотрела вслед удаляющейся фигуре Алекса, пока он не скрылся в темноте. С лёгким шипением открылся шлюз, который я разблокировала по просьбе тётки. Первой в его тёплый свет нырнула тётка. Я последовала за ней.
     Привычный процесс нормализации давления дал мне несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Я сняла кислородную маску, и на мгновение моё лицо оказалось отчётливо видно сквозь иллюминатор — аккуратный нос, тонкие губы, опухшие от слёз глаза. Я чувствовала себя словно пришибленной пыльным мешком с каменной крошкой.
     Когда внутренняя дверь открылась, тётка вошла внутрь моего жилища, но я медлила в шлюзовой камере, наслаждаясь моментом одиночества. Сегодняшний день перевернул всю мою жизнь: я потеряла веру в Симуляцию, но, кажется, обрела нечто новое — хотя ещё не могла понять, что именно.
     Я последовала за родственницей, зайдя в основную часть своего жилища, где она меня уже ждала, с её опостылевшей верой и ужасным напоминанием о скорой Первой Ночи.
     Прежде чем я успела заговорить с тёткой, перед моими глазами появилось уведомление: «Условный фунджанин Алекс добавил вас во френды. Запрос принят автоматически». Я почувствовала, как мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке, несмотря на усталость и предстоящий сложный разговор. Скрываюсь за закрывшейся дверью шлюза внутри своего жилища, и чувствую себя словно пришибленной пыльным мешком с каменной крошкой...
     Не обращая внимание на тётку, подхожу к столу, кладу на него разбитую трубу, замотанную в герметизирующую плёнку, а сама ощущаю просто бурю чувств! Прислоняюсь к стене, и держусь руками за щёки, которые просто горят от стыда и… наслаждения от тёплых воспоминаний?
     Чувствую сильнейшее любопытство, которое сподвигает меня на то, чтобы подключиться к камере, которую я утащила с работы из контейнера, предназначенного на сдачу Торговой Лиге как высокотехнологичного лома. Исправив камеру, я прицепила её к дому, когда обустраивалась на новом месте - выяснила, что камера исправна, но её объектив разбит. Его я изготовила сама для себя после рабочего времени.
     Вижу и слышу о чём говорят тинейджеры в их оранжевых и желтых полосатых костюмах-робах, и ощущаю ещё больший стыд за то, что произошло, особенно за ситуацию с красной накидкой, который, однако, сменяется безмерным удивлением от воспоминаний о том, как Алекс взялся меня защищать, а потом и злостью на тётю, которая пристала с какой-то своей обычной чепухой к представителю почти-элиты Сектора.
     Но вот, уходящий Алекс постепенно скрывается в темноте. Я всё ещё смотрю на него. Стараюсь, сквозь электронный глаз, запомнить то, как он выглядит — кажется, это лучшее приключение, которое случилось в моей жизни! Наверное, ничего более захватывающего не случится… Пожалуй, я уже жалею, что не пустила этого небожителя в гости. Мне кажется, хоть он и добавил меня во френды, совсем не факт, что он вспомнит обо мне хотя бы ещё раз.
     Я подумывала его пригласить, предложив тётке придти завтра, раз штраф уже заплачен. Но я приняла это решение не только потому, что мне было неудобно перечить аргументации бастарда, о том, что моя опекунша должна сегодня обо мне позаботится, но и потому, что стеснялась своей мягкой игрушки — тут я посмотрела на кровать и на сидящую на ней тушку тюленя в скафандре — я насмотрелась роликов про тюленей, ещё когда жила в ячейке Секты Симуляции. И мягкая игрушка осталась с тех времён. Почему-то фунджанины оставили её мне, наверное, заботясь о моем психологическом состоянии, и в связи с гендерной дисфорией, которую я тогда испытывала, чтобы как-то облегчить пресс на психику от того, что почти все, кого я знаю, были захвачены в рабство и поселены в других посёлках либо вообще убиты, как мой отец.
     А может… Может, я не перенесла визит тётки и не пригласила Алекса, потому, что боялась того, что произойдёт потом? Не знаю. Чувствую ещё большее смущение, смешанное с сожалением. И тут перед глазами появляется сообщение: «условный фунджанин Алекс добавил пользователя по кличке Астра во френды. Запрос со стороны пользователя принят автоматически».
     Что? Как это может быть? Стараясь произвести хорошее впечатление, отправляю Алексу ссылку на древний предсингулярный фильм, снятый в стране, которая исчезла больше чем за век до Сингулярности, в СССР: «Кин-Дза-Дза». Алекс должен оценить иронию того, что ритуал приветствия ногфлерами фунджанинов, форма приседания, просто-напросто скопирован Отцами-Основателями Сектора. Вспоминаю свои эмоциональные ощущения от просмотра этого старого, ещё 2d фильма, и так же прикладываю их к мыслеграмме.
     Однако, игнорировать разговор более нельзя. Перевожу взгляд на тётю — потрёпанную жизнью пожилую женщину с морщинами на лице, лишним весом, несмотря на бедный рацион питания неквалифицированных ногфлеров. А может, и благодаря ему — большую часть калорий такие как тётя обычно получают из сахара.
     Я смотрела досингулярные фотки, ещё до того, момента, когда изобрели биологическое бессмертие, когда каждый человек, даже бедный, получил возможность стать молодым, здоровым и красивым, совсем как в предыдущую революцию, информационную, когда владельцами смартфона с интернетом стали даже члены примитивных племен. Так вот, во времена до прорыва в биотехнологиях так выглядели женщины в свои земные 60 лет, а не тёткины марсианские 25 и земные 46. Тётка попробовала что-то сказать мне, начав энергично жестикулировать своими съеденными кислотой руками, но зашлась кашлем — она работала на химическом производстве, производящем фторовые энергетические яйчейки. Я ощутила беспокойство о ней и душевную боль, что ей приходится проходить через такое. Подскочила к ней, обняла и довела до кровати, посадив на неё. Тётя, откашлявшись, сказала:
     — Спасибо, Астра. Вот умру я, кто о тебе будет заботиться?
     — Тётя, не умирай, зачем тебе умирать? — обеспокоено спросила я.
     — Никто не будет. Одна останешься, — продолжила своё тётка, проигнорировав вопрос, — А одна сгинешь. Почему от Дупера бегаешь? Что вообще ты такое с ним сегодня сделала? Он прислал мне мыслеграмму, что ты его очень обидела! А ведь тебе нужно сильное, надёжное плечо.
     — Тёть, ну не могу я с Дупером, он мне… Противен, он глупый, — попыталась в очередной раз объяснить я. Тётя поднимает эту тему уже не первый месяц.
     — А зачем тебе умный мужик-то? Глупым вертеть легче. А умный тебя не выберет: будет поминать тебе твоё… происхождение, и то, сколько тебе на роду написано прожить, — жёстко отрезала родственница, продолжив — как придёт время Первой Ночи, перетерпи, и сразу выкини из головы барчука. А Дупер будет ждать.
     — Тётя, пожалуйста, пожалуйста! Пойми! Я лучше умру одна, чем буду вместе с этим… Животным, — сказала я, а сама в ужасе подумав о том, как я достанусь по этому варварскому ритуалу какому-нибудь садисту-извращенцу или ещё чего хуже, после чего Дупер и в самом деле покажется идеальным кавалером.
     — Что ты сказала? Да как ты смеешь наговаривать на этого добрейшего человека? — тётка попыталась меня ударить, но я отскочила, и она промазала. Тётка опять зашлась в кашле. На этот раз я не стала подходить и обнимать её, успокаивать, из-за чего ощутила лёгкий укол вины. Откашлявшись, тётка продолжала на меня наседать. И я, чтобы прекратить это, взяла со стола трубу, замотанную в плёнку, и слегка её потрясла, при этом внутри трубы раздался звук разбитого стекла, после чего перебила родственницу:
     — А я трубу с работы разбила, — и всхлипнула.
     — Ой, моя девочка, а как же это? Что теперь будет? — тут же сменила тему тётя.
     — Не знаю. Накажут меня, — после чего расплакалась. На этот раз тётя обняла меня, стала гладить и успокаивать. Она помогла мне улечься, немного посидела рядом, и, когда я перестала всхлипывать, а просто теперь лежала закрыв глаза, она тихо поднялась и вышла в шлюз. А ещё через несколько минут я и в самом деле уснула.

Часть 12

     Примечание автора: бывшая четвертая глава. Возможны нестыковки с предыдущим сюжетом в связи с его существенной переработкой - буду благодарна за указания на ляпы.
     420й год по летоисчислению Марса, 17-тое 2-сентября, время после рассвета, Астра
     Привычная сила выдергивает меня из страны Морфея. Это нейрочип разбудил меня по сигналу в будильнике пипбоя. Сигналу, который я не могу контролировать, переставить на другое время, либо отложить. В мою кровь впрыснуты гормоны, которые мгновенно будят, и, видимо, не хуже, чем контрастный душ, который, судя по досингулярному контенту, применяли для этой цели на древней Земле.
     Пытаюсь вспомнить свой сон и не могу. Мне снилось что-то, что заставляло волноваться и замирать сердце. Наверное… Наверное, это был Алекс? Стоило мне подумать о нём, как внизу живота стало тяжело, а в нём самом запорхали бабочки. Сидя на кровати, я вспоминала произошедшее, особенно то, как этот солдат нёс меня по посёлку, а я чувствовала при этом противоречивые чувства: я хотела испытать все это ещё раз, но при этом стыдилась случившегося, особенно эпизода с термонакидкой.
     Из этих мыслей меня вывела вибрация пипбоя, и загоревшееся уведомление перед глазами, что зря трачу время, отпущенное на сборы утром, и вообще-то покинуть кровать я должна была ещё минуты назад.
     Очнувшись от мечтаний, я становлюсь голыми ногами на холодный металлический пол, шагаю к пластиковому комоду, откуда достаю пачку влажных салфеток, произведённых рециклингом из ранее использованных. Открываю упаковку, и вдыхаю довольно приятный аромат. На вскрытой неделю назад пачке салфеток, которые я использовала с тех пор каждое утро, нарисованы ромашка и мята, но я понятия не имею, как на самом деле пахнут те и другие — почему-то библиотека досингулярных запахов в Соцсети Сектора для ногфлеров заблокирована.
     Встаю перед зеркалом, и вижу голую стройную девушку с каким-то слегка ошалелым взглядом. До сих пор не могу привыкнуть, что теперь это я. Чёрт, это практически извиняет фунджанинов за то, что они делают с моей жизнью!
     Если бы в рабство обратили только меня и не убивали моих близких и друзей, о чём я лишний раз стараюсь не думать, я, возможно, и в мыслях бы не давала себе подумать о том, что система рабства Сектора несправедлива ко мне.
     Или… Может это их и не извиняет, ведь ногфлерка не должна быть вместе с таким, как Алекс. Разве если ей очень повезёт. Она должна раздвинуть ноги в день, когда войдёт в возраст, по Праву Первой Ночи, и, если так случится, что она забеременеет, родить бастарда — нового солдата для армии Сектора, либо, если не забеременеет, то сойтись с таким, как Дупер, чтобы рожать новых рабов для сектора, в перерывах между работой на износ. Даже беременной и даже в день перед родами. До чего же мерзкий обычай! Как и всегда, я сразу отогнала от себя было пришедшие в голову мысли о ещё худшей доле инкубаторских ногфлерок[13].
     Пожалуй, мне ещё и очень повезло, что на моё тело до сих не заявили прав. Биологически оно уже пару лет как в возрасте, но мой пересаженный в это тело мозг родился чуть меньше 10 марсианских лет назад, ну или меньше 19 земных, на которые в Секторе назначается эта отвратительная процедура, и, кажется, Система сектора отсчитывает мой возраст именно по мозгу, хотя моё тело уже сформировалось, что вызывает у многих, посмотревших мой матримониально-половой статус в Соцсети, удивление, почему я ещё не «оприходована». И Дупер тоже мерзкий! Тётушка просто не понимает, что она предлагает! Лучше всю свою короткую жизнь быть одной, чем с таким как он!
     Закончив гигиенические процедуры с салфетками, я собираю их в пластиковый пакет на молнии, где хранятся другие такие же — ждут, пока пакет заполнится, чтобы я его отнесла на рециклинг, и получила за два своих трудосола специалиста-ногфлера новую упаковку. Утренняя гигиена очень дорогое удовольствие, учитывая, что ставка ногфлера-специалиста всего 30 трудосолов в месяц, а многие товары, даже производства сектора, нам просто не продают. Но не могу без этого, не хочется ехать на работу грязной. После рабочего дня я зайду в бесплатный душ в производственном фабе при нашей лабе, и вымоюсь по-настоящему, особенно вымою волосы. «Или не зайду, учитывая, что меня ждёт наказание», — вспомнила о плохом я.
     После салфеток наступает время гребешка для волос, такого же, как, кажется, сотни лет назад на старой Земле. Только я заканчиваю с волосами, как перед глазами появляется обратный отсчёт — нейрочип даёт мне знать, что до приезда вагончика в столичный посёлок остаётся пять минут, я резко ускоряю свои сборы, быстро натягивая тонкий подкобезник из «дышащей» пластико-ткани, а вчерашний кладу в другой пакет, оснащенный клапаном для стиральной машины — к счастью, замена подкомбезника в Секторе бесплатна из соображений предотвращения инфекций, некоторые из которых Отцы-основатели, несмотря на все предосторожности, завезли с Земли, ну а сверху одеваю мой каждодневный фиолетово-полосатый комбез.
     За плечи закидываю баллон. В последний момент соображаю проверить уровень кислорода в нём через нейроинтерфейс, и понимаю, что видимо, могла умереть — кажется, уровня кислорода после вчерашней прогулки не хватило бы даже доехать до Столичного городка, не говоря до того, чтобы дойти до работы, до инженерной лабы.
     К счастью, для таких случаев у меня был припасён другой баллон — купила за 5 трудосолов, запасной баллон бесплатно не выдаётся. Быстро хватаю его, одеваю, и, даже забыв посмотреться в зеркало, выскакиваю в шлюз. Закрывшаяся с лёгким шипением дверь герметизирует моё жилище. Я решаю не ждать пока автоматика выкачает воздух из шлюза в расходный баллон. Подключаюсь через нейрочип к демону своего жилища, отправляя команду: «ручной режим: открыть внешнюю дверь», что компьютер дома немедленно и проделывает. Как только дверь приоткрывается, раздаётся хлопок, давление резко падает, а мои уши закладывает.
     Я пытаюсь сглотнуть, чтобы в них прошло ощущение забитости ватой, но это помогает не слишком хорошо. Наплевав на это, я бегу мимо идущих к станции ручейков людей — видимо, не к моему вагончику, а к следующему — те ногфлеры, кто должны ехать вместе со мной, наверняка уже на месте. На ходу закидываю подкобезник в контейнер стиралки, и перед глазами появляется всплывающая нотификация, что я могу получить выстиранный, уже чистый, со стрелочкой-указанием на другой контейнер в нескольких метрах от меня.
     Я, разумеется, игнорирую это, а бегу к площади Посёлка — у меня остаётся не более пары минут до отбытия вагончика. Перед столбом станции стоит толпа, и я тут же вижу среди них фигурку, которую нейрочип подписывает именем Дупера.
     Последний тоже замечает меня, и идёт мне наперерез. У Дупера на этот раз нормальные зрачки — видимо, он получит дозу стимуляторов от своего пипбоя уже в шахте. Решаю, что, пожалуй, несколько мгновений на то, чтобы перекинуться парой слов у меня есть, ведь вагончик хоть и показался из-за горизонта, но, видимо, опаздывал — тётка мне не простит, если я ещё раз проверну вчерашний фокус с тем, под кого она хочет меня подложить. Так что я останавливаюсь, поднимаю глаза на подошедшего ко мне коричнево-полосатого шахтёра, который выше меня на две головы и шире в плечах.
     Он что-то говорит, но я не могу разобрать из-за заложенных ушей. Тогда я сама говорю ему, почти не слыша собственного голоса: «Привет! У меня уши заложены от декомпрессии. Не слышу тебя», и, через пару мгновений получаю мыслеграмму, которая звучит в моей голове с помощью нейрочипа, напрямую возбуждающим мой слуховой нерв:
     — Что случилось? Ты в порядке? Переживаю за тебя. Ты зачем вчера убежала на холм? И… Знаешь, прости меня за вчерашнее — это всё наркотики, ну, ты знаешь, — Дупер приложил к мыслеграмме заботливость и вину
     — Всё в порядке. Спасибо за заботу. Правда, ценю. Но прости, мне нужно бежать, — мой вагончик вот он, уже приехал к станции, — отвечаю я вслух, улыбнувшись, но не отправляя никаких эмоций. Отхожу на несколько шагов, и машу Дуперу на прощание, после чего вхожу вместе с толпой в вагончик.
     И вот, когда вагончик уже качнулся, отправляясь в путь, в последний момент в него влетает громко дышащая желто-полосатая ногфлерка. Как зашедная последней, она захлопывает дверку, но больше её ни на что не хватает: несмотря на то, что транспортное средство набито битком, она от усталости садится прямо на пол, начиная громко дышать. Ногфлеры вокруг морщатся, и недовольно таращатся на неё.
     Я сегодня оказалась рядом с окном, которым в вагончике является дыра в ржавой стене, прикрытая решёткой, чтобы неосторожные ногфлеры не вывались по ходу движения кабинки с высоты канатки на марсианский грунт.
     Время от времени я посматриваю на ногфлерку, которая уже вставала с пола кабинки и извиняется за то, что помешала другим, а время от времени на красивый вид за окном — всё никак не могу к нему привыкнуть, в Секте симуляции, где я провела детство, никаких транспортных средств у нас не было.
     Сзади быстро уменьшался 42й посёлок, уже превратившись в пятнышко посредине красной пустыни рядом с высоким холмом, под которым ранее было уже иссякшее месторождение водного льда — наш посёлок начинался как шахта и инфраструктура вокруг неё, но уже не одну сотню лет как стал жилым, «спальным». Спереди тянется до самого горизонта нитка канатной дороги, словно вдетая в иголочки столбиков.
     И тут вдруг девушка, дыхание которой, в общем-то уже почти успокоилось, начинает задыхаться. Она машет руками, а потом хватается за горло, и садится на пол вагончика. Верх её лица, не скрытый под маской, синеет, а сама она хрипит, и панически смотрит на каждого человека в вагончике, но все отводят глаза. Ещё до того, как она посмотрит с мольбой на меня, я сосредотачиваю свой взгляд на ней, и нейрочип связывается через оптоволокно, протянутое вместе с канатной дорогой, с серверами Социальной Сети сектора, и я вижу её личный номер с кличкой — Вера, а так же красненькие строчки рядом с ней: «внимание: лишена кислородного рациона на неделю. Истекли 6 дней из 7 дней наказания; внимание: критический запас кислорода в баллоне».
     Наши взгляды встречаются, а я получаю входящую мыслеграмму от девушки, вероятно, накликанную ею взглядом: «Почти дотянула. Не повторяй моих ошибок» с эмоцией отчаяния. «будь проклят Сектор и его традиции!», думаю я, и, ни секунды более не сомневаясь, решительно иду к задыхающейся.
     Ногфлеры вокруг меня расступаются, несмотря на то, что в толчее это не так и просто. Они не смотрят ни на меня, ни на неё, отводят взгляды, как и ранее. Дойдя до приговорённой, сажусь на пол рядом с ней, набираю полные лёгкие воздуха, задерживаю дыхание, снимаю с девушки её маску, и даю ей дышать из моей. Та, сделав несколько судорожных глубоких вдохов, успокаивается, и отдаёт маску мне назад тоже сделать вдох, после чего я опять даю дышать Вере. Так, попеременно, мы передаём её друг другу, и, одновременно, общаемся, накликивая взглядом мыслеграммы:
     — Что с тобой случилось? — прикладываю эмоцию беспокойства я
     — Я работаю служанкой в доме Главного Медика Сектора, — я кивнула, потому, что уже успела это посмотреть в её профиле в Соцсети, — и я оскорбила госпожу старшую жену. Она лишила меня кислородного рациона сектора. Я почти дотянула до окончания наказания — со мной делились другие слуги — отвечает девушка
     — Но как ты её оскорбила? — спрашиваю я, приложив эмоцию любопытства и безопасности, чтобы успокоить спасённую, а сама тем временем бронирую два слота в кислородно-заправочных автоматах — один рядом со станцией, для Веры, оплачивая его из своей бесплатной квоты, и другой, внутри фаба, для себя, после чего с грустью отмечаю, что на моём счете осталось всего-ничего — всего десяток трудосолов.
     — Я сказала в разговоре с другими слугами, что она жестокая, — ответила несчастная
     — Подожди. То есть, она оскорбилась тем, что ты её назвала жестокой, и за это фактически приговорила тебя к смерти? , — удивилась я
     — Именно
     Я промолчала, понимая, что наша переписка может читаться, но мой взгляд дал понять Вере, что я по этому поводу думаю и чувствую больше, чем мыслеграммы.
     — А почему ты почти опоздала в кабинку? , — пауза затянулась, и я решила продолжить спрашивать мою, видимо, новую подругу, чтобы отвлечь её от невесёлых мыслей
     — Ходила в другой барак, где раньше жил парень, который оказывал мне знаки внимания, но мне не нравился. Надеялась, может он сможет поделиться со мной кислородом. Он работал шахтёром. Но соседи сказали, что он уже полгода как мёртв.
     Я вспомнила Дупера и меня передёрнуло от отвращения и мыслей, как бы я на месте Веры пришла клянчить у Дупера кислород. И в этот момент мне пришла мыслеграмма от Алекса:
     — Привет, Дикая! Что делаешь? Едешь на работу? Как тебе вчерашний вечер? Спасибо за фильм, узнал много нового — была свободная минутка посмотреть во время караульной службы — меня захлестнуло эмоциями Алекса: интереса с лёгким сексуальным оттенком, заботы, дружеской симпатии и благодарности. Моё настроение, не очень весёлое, от предстоящего наказания, и до того, как я узнала историю Веры, а после совсем плохое, резко улучшилось. Через мгновение пришла вторая:
     — Скажи что-нибудь своим голосом, я слишком давно тебя не слышал, пришлёшь сырой голосовой файл? — попросил парень. Эта мыслеграмма содержала только одну эмоцию, сексуального интереса, что заставило меня одновременно почувствовать и стыд и радость
     — Прости, голосом не могу. Я тут дышу через раз, — накликала ответ я, приложив к ответу эмоцию радости после долгой разлуки
     — Дышишь через раз? Что случилось, дикая? — удивился Алекс
     — Да вот, делюсь кислородом с той, у кого он кончился. Она хорошая, — ответила я. Некоторое время солдат молчал, видимо разбираясь в ситуации по своим, фунджаниновским каналам. А потом я получила системное сообщение: «вам перевели 1 фунджаниновский трудосол. Сконвертирован в 100 трудосолов ногфлеров. Текущий баланс: 110», что очень меня удивило, а потом и сообщение:
     — У тебя доброе сердце. Что делаешь после работы?
     — Пока ничего, — ответила я, приложив эмоцию скуки, и соврав: на самом деле я чувствовала страх наказания. Решила ничего не рассказывать и не грузить проблемами: вдруг обойдётся?
     — Тогда я зайду за тобой, Астра?
     — Конечно, Алекс, — ответила я, и немного расстроилась, что он, похоже, забыл о разбитой трубе и то, что я ему рассказывала, когда он нёс меня домой, о том как мне влетит сегодня.
     Моё место у окна занял какой-то красно-полосатый ногфлер-спец, так что я не видела окружающую реальность, поэтому вагончик остановился для меня несколько неожиданно, когда я думала, о чём бы ещё спросить Веру.
     Мы вышли из транспортного средства последними, спустились вниз по винтовой лестнице, держась за руки, и передавая друг другу кислородную маску. Когда мы вышли наружу, я увидела привычную суету вокзала — отправляющиеся по разным направлениям кабинки, ногфлеры спешащие на посадку.
     Чуть в отдалении широкий, главный столичный проспект аж с тремя рядами для движения внутригородских роверов и колёсных роботов — удивительное для Марса место, в котором всегда было какое-то движение, чем-то напоминающее видео трафика широких улиц земных мегаполисов до Катастрофы. Ну либо не напоминающее, подумала я, вспомнив прочитанное, что на хайвеях на старой Земле и десятиполосная дорога могла не быть пределом.
     Перед глазами краснела стрелочка, указывающая на кислородный автомат. Он представлял из себя десяток соприкасающихся друг с другом пластиковых колонн, на каждой из которых горела зелёная либо красная индикация.
     Руководствуясь подсказками дополненной реальности нейрочипа, я потянула руку к одной из подсвеченных красной индикацией колонн, она автоматически открылась, и явила пустое нутро ячейки. Я показала на неё глазами Вере, и та, сделав очередной вдох через мою маску, после чего передав её мне назад, сняла с себя пустой баллон и водрузила в контейнер.
     Тот с щелчком захлопнулся назад, а я подошла ко второй колонне с красной индикацией, на которую указывала новая стрелочка моей дополненной реальности, которая тоже открылась, как только почувствовала, через мой нейрочип, желание её открыть. Я достала от туда баллон, отдала его в руки Вере, а сама пристегнула маску назад к своему лицу.
     Вера, одевающая баллон, выразительно на меня посмотрела, и сказала: «спасибо». В ту же секунду мне прилетел от неё френд запрос в Соцсети, который я конечно же немедленно удовлетворила. К этому моменту у меня уже прошла заложенность ушей, так что я услышала то, что сказала Вера:
     — Ну я побежала?
     — Да, мне тоже нужно на работу. Кабинка задержалась, рискую не успеть на завтрак, — ответила я
     — А чем вас кормят? — спросила моя новая подруга
     — Да как и всех, — ответила я, — питательная смесь сойлент, и клетчатка, напечатанная на пищевом принтере в форме фигурок солдат или руководства соседнего Сектора
     Вера скривилась, и сказала:
     — А знаешь, что едят фунджанины? Пробовала когда-нибудь?
     — Догадываюсь. Какая-то еда вроде той, что была до катастрофы? — предположила я, и добавила — но нет, никогда не пробовала. Вкусно?
     — Да. Приходи как-нибудь в гости. У нас все слуги едят объедки с фунджаниновского стола. Знаешь, я, наверное, больше никогда не смогу взять сойлент в рот
     — Почему не сможешь? Можно же через нейрочип внушить себе, что это вкусно, — удивилась я
     — Так то ненастоящий вкус! — возмутилась Вера
     — Интересно. Ты меня заинтриговала. Как-нибудь обязательно приду, — принимаю приглашение я, и продолжаю, — а теперь я всё же действительно побежала
     Первое время я шла быстрым шагом по тротуару, проложенному вдоль шоссе, чтобы успеть на завтрак, но потом подумала, что раз у меня теперь больше сотни трудосолов на счету, то успевать на бесплатный завтрак мне уже совсем не так необходимо — я просто куплю в автомате протеиново-клетчаточный батончик. Он хоть и ещё более мерзкого вкуса, чем сойлент, но, в конце концов, что мне мешает обманывать вкусовую систему мозга нейрочипом как я это всегда и делала? И всё же, подумала: «жаль, что ногфлерам не продадут фунджаниновскую еду за любую цену…»
     Вокруг меня проплывала столица и её постройки — квадратные и герметичные, без единого окна, фабричные корпуса, высокие трёхэтажные административные здания с большим числом круглых иллюминаторов, какие-то непонятные ржавые бочки в местных трущобах, где живут неквалифицированные ногфлеры, и, напротив, красивые дома, чем-то напоминающие дома людей со Старой Земли и, одновременно, стремительными скошенными плоскостями и иллюминаторами космический корабль из фантастики древних людей — жилища знатных фунджанинов. Кажется, остатки человечества не только горевали об утраченной прародине, Земле, но и о том веке, когда мы летали по всей Солнечной системе, и считали её своей.
     Тем временем, я дохожу до инженерной лабы. Обычно перед шлюзом, когда прихожу на работу, толпа других ногфлеров, спешащих на завтрак в столовой лабы. Сегодня там никого нет, так как я припозднилась.
     Я направляюсь к вытянутому полуцилиндру большого шлюза, который ближе всех к моему рабочему месту, заметив подсказку от дополненной реальности, что он будет вот-вот использован. Открывается передняя большая дверь, и несколько коричнево-полосатых грузчиков выкатывают какое-то большое промышленное устройство на огромных, больше меня ростом, металлических, не вязнущих в песке, колёсах.
     Жду. Когда проход освобождается, захожу внутрь — система пропускает меня, опознав как работающую тут, убрав красный программный барьер перед глазами.
     Большой шлюз заполняется атмосферой, пригодной для дыхания дольше, чем меньшие шлюзы, так что я жду чуть дольше, чем привычно, всё больше мрачнея от того, что минута истины всё ближе — скоро я узнаю, что случилось с трубой, и как меня накажут за срыв задания.
     Зайдя внутрь лабы, я только снимаю с себя дыхательную маску, цепляя её на липучку костюма, но не трогаю баллон — ячейка кислородной станции у совсем другого, дальнего шлюза, а у меня нет времени. Не покупаю я и завтрак — свой протеиновый баллончик.
     Вместо этого быстрым шагом иду в свою оптическую мастерскую. По дороге мне попадаются другие ногфлеры-инженеры, которым я киваю, и моя проект-менеджерша фунджанинка — я делаю перед ней ку, но она проходит мимо, не обратив на меня внимание, чему я очень рада. Захожу в мастерскую. Беру ножницы, разрезаю ими плёнку, в которую Алекс замотал разбитую трубу. Первым делом поворачиваю трубу к себе самым широким, где объектив[14] концом. Из противоположного конца высыпается битое стекло, что портит мне настроение ещё больше, но тут я понимаю, что, видимо, объектив цел — а именно он наиболее трудоёмок в изготовлении, и у меня отлегает от сердца. Переворачиваю трубу другим концом, и вижу, что нижняя линза-экстендер, установленная перед матрицей, превратилась в стеклянную труху.
     Тянусь к выдвижному ящичку, и достаю оттуда такую же линзу, которая вышла с немного с худшим оптическим качеством, но функциональна. Вставляю окуляр, и несу трубу к оптической скамье с искусственными звездами, куда её лихорадочно, стараясь успеть всё исправить и устанавливаю.
     Подключаюсь своим нейрочипом к матрице по беспроводной связи, и, разумеется, изображения никакого нет, но я этого и не ждала — труба разъюстирована в хлам после случившегося с ней. Трачу несколько минут, чтобы свести оптические оси, поворачивая болтики регулировки, и изображение появляется но… в перевернутом виде! Вытаскиваю нижнюю линзу ещё раз, и свечу внутрь фонариком пипбоя, после чего холодею: разбита переворачивающая призма. У меня даже изготовлено ещё пара таких, но поменять её, дело не одного часа!
     Тут я чувствую на своём плече чью-то руку, пугаюсь, подскакиваю, и отпрыгиваю. Вижу солдата в броне, который не снимал и дыхательную маску с лица, хотя и отключил фторовую топливную яйчейку внутри жилого помещения, чтобы не отравить воздух ядовитым выхлопом. Соцсеть услужливо подписывает фигуру: фунджанин-кадет Ксан, 4й отряд бастардов. Тут же получаю мыслеграмму, полную высокомерия и насмешки: «ты что, припадошная? Что прыгаешь так?» Ксан смеется, вижу это по глазам. Отсмеявшись, он снимает Маску, и спрашивает вслух:
     — Заказ готов?
     Я впадаю в ступор от страха, и стою, прижав трубу к своей груди, смотрю на него снизу вверх такого огромного, и по-настоящему для меня сейчас страшного, так что забываю сделать ку.
     — Я спрашиваю, заказ готов? — спрашивает Ксан ещё раз, и, видимо, залезает в мою голову, тут же понимая, что я его панически боюсь, — ах так? Ты, мерзавка, саботируешь военные заказы Сектора? А ну пойдём со мной,
     Ксан хватает меня своей бронированной клешней за руку, и тащит наружу. Трубу он не слишком аккуратно бросает в открывший, от его мыслимой команды, клапан рюкзак за его спиной. Мне очень больно, кажется, будет как минимум синяк, а то и растяжение. Почему-то задумываюсь о том, что очень хорошо, что не сняла с себя баллон — Этот Ксан взбесился бы от задержки ещё больше. По дороге нам попадается моя проект менеджер, которой Ксан, видимо, посылает мыслеграмму с рассказом о том, что я зафейлилась. Менеджерша смотрит на меня недовольным, но сочувственным взглядом.
     Солдат втаскивает меня в ближайший шлюз, тот самый промышленный через который я зашла какое-то время назад сама. Система бы не позволила воспользоваться им ногфлерке, если бы не выгрузка оборудования, и тем более не позволила бы открыть внешнюю дверь не выкачав драгоценный пригодный для дыхания воздух в расходный баллон. Я еле успеваю открыть рот, чтобы не оглохнуть второй раз за сегодняшний день от декомпрессии.
     Маску я надевала уже в непригодной для дыхания среде, сняв её с липучки на спине моего комбеза свободной рукой — другую продолжал больно сжимать Ксан, сразу же, как только открылась дверь, потащивший меня наружу.
     Мы направляемся к Административному комплексу, понимаю я через какое-то время. Но не доходя до него, встречаем деда в окружении высших офицеров Сектора. Видимо, Ксан что-то отправляет деду, так как тот кивает сопровождавшим его офицерам, и те продолжают путь без него, а сам подходит к нам с Ксаном. Я делаю ку перед дедом, но он даже не смотрит на меня. Какое-то время они неслышимо для меня обмениваются мыслеграммами. Я вижу, что глава Сектора начинает злиться — у него ходят желваки. Наконец, он прерывает молчание, и говорит вслух:
     — Что случилось?
     — Призма разбилась, — говорю более-менее спокойным голосом я, наконец справившись со страхом и собравшись, понимая, что ступор худшая стратегия из возможных
     — Почему разбилась? — спрашивает сухим голосом дед
     — Я уронила трубу на камень, — отвечаю уже менее уверенно я
     — Почему ты её уронила на камень? Что ты делала на холме ночью? — видимо, дед уже прочитал отсчёт сторожевого демона посёлка — Тебе что было приказано — проверить трубу по ночным зданиям посёлка! Почему ты полезла наверх? Сбежать хотела? Так это самоубийство в пустыне
     — Нет, Вы что, конечно, я не хотела сбежать! Я очень всем довольна и благодарна. Особенно новому телу! Лишь хотела сделать свою работу лучше. Отловить редкие баги, посмотрев на огни посёлка сверху, и ещё более редкие — посмотрев на Землю
     — Ты смотрела в служебное устройство на Землю?
     — Да… Но я хотела как лучше, чтобы программа стабилизации работала как ожидается и в нестандартных условиях
     — И что? Получилось как лучше? — у деда опять заходили желваки, — забыла, что значат полоски на твоём костюме?
     — Я успела отладить программу и выловить все баги, до того, как разбила трубу, — сказала я, и кротко добавила, — добавить другую призму назад и всё отъюстировать у меня займёт несколько часов. Вовсе не потребуется несколько месяцев, как на изготовление этого образца
     Дед какое-то время молчал, видимо копаясь в видеоархиве, записанном на сервера Сектора с моей зрительной коры мозга, а потом улыбнулся, резко подобрел, и выдал, подмигнув Ксану:
     — А её почти трахнул Алекс из второго отряда, и знаешь, эта сучка была бы не против! Ублюдок почти увёл то, что должно принадлежать фунджанинам!
     Оба мужчины расхохотались, вогнав меня в краску стыда, который сменил страх. Отсмеявшись, дед поднял мой подбородок пальцем, и сказал:
     — На первый раз я прощаю тебя. Думал вкатить тебе публичную, позорную порку — на вечернем сеансе наказания ногфлеров на Главной Площади Столицы, но за энтузиазм, любознательность, а так же за интересную историю, снижу тебе наказание до тайной порки в козлосвинарнике без занесения информации об этом в публичную часть соцсети, — после чего повернулся к Ксану, и добавил, — Ксан, сделай так, чтобы она надолго запомнила сегодняшний день!
     ***
     Сам хлыст в большей степени был чем-то символичным, демонстративным, как и само место непубличного наказания — в биоблоке, где выращивались ГМ-гибриды коз и свиней, выращивались, никогда не покидая своего стойла, где их автоматически доили, оплодотворяли, где у них принимали роды, и откуда их отправляли на бойню. В общем-то, никакой нужды в живом «мясе» у сектора не было — это даже было расточительством ресурсов, благо напечатанное со всеми волокнами мясо, предварительно выращенное в пробирке, ничем на вкус не отличалось — во всяком случае, так было написано в вики Сектора.
     Просто это было символическим потреблением, которое позволял себе Дед родившийся ещё в конце XX-го века в Шанхае, прошедший терапию от старения в середине XXIго века, а потом иммигрировавший на Марс работать силовиком за сотни лет до моего рождения. Его семья и другие высокопоставленные фунджанины тоже иногда ели настоящих животных.
     Так вот, хлыст был, во многом, демонстративным. Настоящую боль обеспечивал мой собственный нейрочип. И эта боль была такой же адской, как и в прошлый раз.
     Я лежала на животе в холодном поту и на холодном же металлическом полу, мой комбинезон, а под ним и моя спина, были располосованы хлыстом, а рядом кто-то похрюкивал и причмокивал. Если бы не нейрочип, я бы, вероятно, давно потеряла сознание от болевого шока, но маленький кусочек кремния в моём черепе не давал это сделать, и заставлял прочувствовать каждую секунду мучений. Мой мучитель, видимо, ушёл — кажется, он сказал что-то вроде: «не буду больше бить и портить такую красоту всерьёз, тебе хватит, малышка. Проведёшь первую ночь со мной?», а может, мне это привиделось — кажется, у меня начинаются галлюцинации, так как в похрюкиваниях я вроде бы слышу слова. В этот момент я всё же отключаюсь.
     420й год по летоисчислению Марса, 17-тое 2-сентября, середина дня, Алекс
     Дверь, ведущая в шлюз козосвинарника открывается, сегодня, в третий раз. И это опять не обслуживающий персонал из ногфлеров. На этот раз это Алекс.
     Он видит Астру, лежащую на полу, с исполосованной в кровь спиной, и сжимает руки от ярости, представляя, как он убьёт Ксана, деда и все руководство Сектора, чтобы отомстить за маму, а теперь и за эту девушку, к которой он чувствует что-то сильное, что-то, что уже не может ни забыть, ни контролировать.
     Влюблённый с нежностью берёт девушку на руки, стараясь не касаться её спины, надевает ей на лицо маску, перекидывает её через плечо, и осторожно несёт в Казарму второго отряда.
     В Казарме сейчас нет никого из сослуживцев, так что Алекс проносит Астру до своей каюты незамеченным.
     Он нежно укладывает дикорожденную на живот, а потом обрабатывает её раны из своей военной аптечки. После чего посылает ей несколько сообщений, которые социальная сеть и нейрочип героини должны доставить, когда последняя проснётся. Алекс разворачивается, и уходит по делам службы, оставив девушку одну.

Часть 13

     примечание автора: бывшая пятая глава. Возможны нестыковки с предыдущим сюжетом в связи с его существенной переработкой - буду благодарна за указания на ляпы.
     420й год по летоисчислению Марса, 17-тое 2-сентября, вечер, Астра
     Привычная сила опять выдёргивает меня из забытья. Вокруг темно, а на ощупь постель не очень-то похожа на мою. Рефлекторно пытаюсь найти своего тюленя, чтобы обнять, но он не находится. Подключаюсь к демону своего жилища, и даю команду на включение света, но свет почему-то так и не загорается. Чувствую сильное недоумение, и тут вспоминаю всё-всё произошедшее. В правом верхнем углу зрения мигает индикатор, сигнализирующий о непрочитанных входящих сообщениях. Открываю их и смотрю.
     Первая мыслеграмма от моей проект-менеджерши, она пишет, что труба у неё, и что я должна срочно, как только очнусь, придти к ней, а потом над ней работать. К этому сообщению никаких эмоций прикреплено не было. Вторая от моей собственной системы о том, что мне вколоты стимуляторы и обезболивающие, и что получено срочное задание, ну а третья — от Алекса: «привет! Ты почему не сказала, что тебя накажут? Я бы попробовал что-нибудь сделать! Ты в моей каюте. Я выдал тебе гостевые права. Казарма находится в девятом дистрикте Столичного городка, а номер каюты — 1001. Но не думай, что в ней скрыто много тайн…», пока я читала это, меня обдало лёгкой обидой и заботливостью.
     Я подключилась к резидентскому демону казармы, и он действительно позволил мне авторизоваться в каюте 1001. Это не могло не наполнить моё сердце радостью — ведь я сама не делала гостевой логин даже для тёти. Кажется… Алекс ко мне по-настоящему неравнодушен? Это не мимолётное увлечение? Включила свет, и осмотрелась. Обстановка, в которой живёт Алекс была довольно спартанской. Шкаф был шкафом-купе, смонтированном внутри стены, откидной частью которой была даже постель. Из всей мебели в каюте присутствовали только диван на 3 персоны, стол, стул и кресло с механизмами фиксации конечностей для вирта. У каюты две двери — одна в коридор казармы, а другие дополненная реальность пометила как санузел и душ. Нда, даже моё жилище больше. Я думала, что бастарды живут лучше. Или, может, Алекс и сам не склонен к роскоши?
     На столе стояла рамка с QR-кодом, который моим нейрочипом разрешался как ссылка на виртуальную голограмму, в которой по кругу сменялись фотографии и короткие видеоролики с девушкой а потом женщиной — вероятно, одной и той же, но в разном возрасте. На некоторых фотках и роликах женщина была с мальчиком, чем-то напоминающем Алекса. Наверное, это его мама или старшая сестра? На стене у Алекса, на фиксаторах висит арсенал разного оружия — винтовки, дроны, пистолеты, компоненты бронекостюма и другие девайсы, назначение которых было не очень ясно. Когда я задержала взгляд на каком-то пистолете, увидела всплывающее сообщение: «невозможно разблокировать замок, в доступе отказано», — ну да, ногфлерам оружие не положено. Впрочем, я слышала, что даже взяв оружие в руки я бы его использовать не смогла — не дала бы ни электроника внутри оружия, ни мой собственный нейрочип — он бы заблокировал мои мышцы, лишил сознания, или вообще убил бы.
     Осознаю, что я должна бежать на работу, но тут вспоминаю об экзекуции. Спрашиваю у демона казармы каюты, есть ли в каюте зеркало, он отвечает отрицательно. Задумываюсь на несколько секунд, и вместо зеркала спрашиваю о наличии камеры, что демон подтверждает. Пытаюсь подключиться, не особенно надеясь на то, что выйдет — у фунджанинов, даже условных как Алекс, в отличие от ногфлеров, в Секторе есть право на приватность, но, к моему удивлению, гостевой доступ позволяет такое подключение. Возможно, потому, что я уже нахожусь внутри?
     Пытаюсь осмотреть свою спину с помощью камеры, и… У меня очень сильно кружится голова — или от того, что я вижу сама себя, или от обезболивающих. С трудом подавляю приступ тошноты, чему помогает какая-то противорвотная химия, которую мне автоматически вкалывает пипбой. Переждав неприятные ощущения, подключившись к камере повторно, вижу, что задняя часть моего комбинезона срезана, а спина залита чем-то желеобразным, что дополненная реальность пометила как медицинский гель Т-1000, а во всплывающем окне было сказано, что он, помимо лечебного эффекта, помогает и не чувствовать боль. Кто-то срезал заднюю часть комбинезона. Наверное, это был Алекс? В таком виде показываться даже у нас в 42м посёлке, не говоря о Столичном городе нельзя. Видимо, я должна попросить помощи у Алекса. Мне, с одной стороны, даже хочется, чтобы он меня спас, как и в прошлые два раза, но с другой стыдно навязываться, он и так для меня столько всего сделал. Ладно, попробую разобраться сама.
     Заказываю за 20 трудосолов новый комбез в торговом автомате рядом с казармой на свои размеры, и пишу объявление в предназначенной для этого группе в соцсети:
     Всем привет: Нужна помощь — забрать мой новый комбинезон из торгового автомата, и принести мне: мой комбинезон порвался, запасного нет, я не могу выйти забрать. Как ногфлерка, не могу заказать роботизированную доставку. Готова отблагодарить того, кто мне поможет! Нахожусь в казарме в девятом дистрикте Столицы, в 1001й каюте.
     И начинаю нервно ждать. Но никто не реагирует на моё объявление, хотя счётчик просмотров растёт, и достиг уже нескольких сотен. Изменяю текст — исправляю последнее предложение про благодарность на информацию о том, что готова заплатить за это десятку трудосолов. Когда и это не помогает, я постепенно увеличиваю награду. Когда она достигает 60 трудосолов, получаю входящую мыслеграмму:
     — Привет! Я по объявлению. Я тут нахожусь рядом как раз и свободен — мой хозяин фунджанин уехал на границу Сектора со своим отрядом, а озадачить задачками забыл. А как ты оказалась в казарме? -, когда читала это, меня обдало эмоцией жадности: что ж… Этот ногфлер хотя бы честен. Отвечаю ему:
     — Привет! Это секрет. Не могу рассказать. А через сколько ты будешь у меня? , — отправляю мыслеграмму сама, и тоже веду себя без лицемерия, прикрепляя эмоцию нетерпения
     — Надеюсь, ничего нарушающего правил? Ты ведь не сама сюда забралась? Буду через три минуты. Передавай доступ к ячейке автомата, — приходит ответ без какого-либо эмоционального окраса
     — Уже. Доступ у тебя. И 60 трудосолов. Нет, я ничего не нарушала, — отвечаю сама, прикрепляя эмоцию оскорблённой честности, доступ к ячейке автомата и деньги
     — Всё понятно. Ты была в койке с фунджаниным в Первую Ночь, и он в порыве страсти порвал твою одежду. А почему всё ещё обозначена как несовершеннолетняя в профиле в Соцсети? Я забрал твой комбез — отправляет похабный коммент ногфлер, опять же не стесняясь в эмоциях: меня обдает похотью и завистью — видимо, к этому фунджанину, которого он выдумал.
     Чувствую обиду, хочется послать придурка в грубой форме, но ведь мой комбинезон уже у него. Поэтому, я просто молчу и игнорирую его. Парень, впрочем, не пытается настаивать на расспросах. Через пару минут получаю новую мыслеграмму:
     — Я у входа в казарму, цыпочка. Давай, выходи забирать, — меня обдало нетерпением, и, опять, жадностью
     — Неси к каюте 1001, я же не могу выйти голая! — раздражённо потребовала я
     — Как, козосвинка моя, как? Меня не пускает программный барьер, — отвечает без каких-то эмоций этот столь недешёвый курьер
     — Но что же мне тогда делать? — пишу ему я, и прикрепляю эмоцию отчаяния
     — Не моё дело дело, девочка, не моё дело. Не будешь забирать, я ухожу тогда, — меня обдаёт эмоцией равнодушия и нетерпения
     — Тогда отдай назад трудосолы, — потребовала я
     — Ещё чего! Я выполнил свою часть сделки, — отрезал ногфлер
     — Нет, ты вор! Ты украл мой комбинезон и почти все мои трудосолы, — я была готова расплакаться
     — Ничего я не вор. Твой комбинезон я уже выкинул в помойку. Пока, не пиши мне больше, — ответил парень, прикрепив эмоцию ехидства, и фотографию фиолетово-полосатого комбеза в мусорном баке
     Осознаю, что я просто последняя дура, просадившая по глупости почти все деньги, что мне перевёл Алекс. А так же то, что теперь мне ещё сложнее попросить его помощи. И тут вспоминаю с чего начался день — с истории Веры, после чего строчу ей мыслеграмму:
     — Привет, Вера! Мне очень неудобно, но мне нужна твоя помощь. Я тебе помогла не для того, чтобы от тебя что-то требовать взамен, но я попала в плохую историю, и не знаю, что теперь делать, — пишу мыслеграмму, и отправляю вместе с ней отчаяние и чувство вины
     — Привет, Астра — получаю ответ, и меня обдаёт чувством благодарности, — всё хорошо. Что у тебя случилось?
     В ответ я пересылаю той, с которой подружилась только сегодня, ссылку на объявление и лог мыслеграмм с курьером-неудачником — или наоборот, слишком удачливым, нда.
     — Вот это попадалово! Отвратительная история! , — отвечает Вера с сочувствием, и транслирует мне спокойствие — не волнуйся, я что-нибудь придумаю. А почему ты в Казарме?
     — Про то, почему я тут, я тебе завтра расскажу. Это ещё одна отвратительная история, но не хочу про неё сейчас думать, прости. Я о другом думаю: знаешь, я не понимаю Сектор. Я не всегда тут жила. Я из Секты СвАлекса: строгий порядок, отсутствие лишних предметов и деталей. В его каюте, судя по этому описанию, ощущается военная дидетелей симуляции… Может, то, во что верили мои родные и друзья и было глупостями, но, знаешь, мы хотя бы не относились к друг другу как дикие звери на старой Земле, — разоткровенничалась я про своё прошлое, не решившись делиться сегодняшним позором
     — А как к друг другу относились звери? Ты интересная. У тебя интересная биография. И ты специалист. Я рада, что подружилась с тобой. Ты думаешь мы находимся в компьютере? И… Не волнуйся, я уже занимаюсь твоей проблемой. Скинь свои размеры комбеза
     — Не знаю, Вер. Я верила в то, что мы в симуляции. Но Сейчас… Знаешь, нет, это ненаучно, это нельзя доказать[15]. А большинство идей, которые выглядят так, это чаще всего просто чушь, — ответила я, оттранслировав эмоцию неуверенности в себе, и решив не отвечать про зверей, чтобы не выглядеть слишком заумной
     — Ты такая умная! Но как тогда быть с симуляциями, которые запускают постлюди? — подколола меня Вера
     — Не знаю. Мне кажется, главный аргумент против — я читала, что их исторические симуляции очень дороги даже для них самих, они превратили в суперкомпьютер целый планетоид, луну Сатурна Титан, и этого едва-едва хватает для запуска пары-тройки «матриц» одновременно. Много вложенных симуляций не получается даже у них. Конечно, если бы вычисление целого мира было очень дешевым, если бы постлюди нашли способ, это бы было доказательством того, что мы скорее всего в компьютере — этот аргумент придумал ещё за век до Катастрофы философ Ник Бостром[16]. Прости за немного душные и нудные объяснения
     — Откуда ты всё это знаешь, Астра? И нет, всё нормально, ничего душного тут нет, мне интересно — меня обдало удивлением
     — У нас в Секте был большой архив разных учебных материалов. Я не знаю, откуда он взялся , — ответила я.
     — Да, нам определённо нужно поговорить про это как-нибудь в другой раз. Я бы тоже хотела чему-нибудь научиться и стать специалисткой. Но, знаешь, меня удивляет, что ты готова говорить о высоких материях, а о том, как ты оказалась в казарме — нет. И нет, я не навязываюсь и не лезу в душу — хотя мне и любопытно очень — я просто за тебя переживаю. Ты ведь спасла мою жизнь.
     — К сожалению, у меня больше нет доступа к этому Архиву, Вер. Но сделаю что смогу, обещаю. А про историю… Я тебе расскажу потом всё, просто сейчас голова кругом идёт от навалившегося — оттранслировала грусть я.
     В этот момент получаю мыслеграмму от своей проект-менеджерши:
     — Астра, ты где? Почему ты не на рабочем месте? — от сообщения повеяло властью, нетерпением и лёгкой злостью
     — Простите. Мне хлыстом порвали комбинезон, и я не могу с голой спиной выйти на улицу, — решила написать как есть я
     — Астра, вечно у тебя всё вкривь и вкось. Не испытывай моё терпение — моё хорошее к тебе отношение может и закончиться. И не грузи меня проблемами — получила угрозы я
     — Простите. Больше не повторится, обещаю, к утру всё будет готово, я останусь на ночь в лабе, и приступлю к заданию, как только найду одежду, — ответила я
     — Ну что ж, будем надеяться. Но я скоро ухожу — мне нужно будет заблокировать двери. Дед боится диверсантов из другого Сектора. Считает, что они ходят среди нас ночью — ответила моя начальница, а от сообщения пахнуло презрением, и не ко мне, а к Деду. Что ж, не могу не разделять эти эмоции, особенно после сегодняшнего. Но если я прокомментирую и каким-то образом соглашусь с ней, меня просто казнят. Так что соглашаюсь просто в уме.
     — Я очень постараюсь прибежать быстрее, — транслирую рвение я
     — Вер, у меня с начальницей проблемы: (Она спрашивает где я, — жалуюсь подруге, отправив сообщение той, передав своё эмоциональное состояние, что я почти готова разрыдаться.
     — Всё будет хорошо. Вот прямо сейчас. Да, я знаю что я лучше всех, — получаю мыслеграмму, полную самодовольства я, и тут же вторую, но теперь от демона Алекса, о том, что ногфлер, работающий оператором роботов-уборщиков в казарме просит войти в каюту. Решаю, что заводить чужих людей в каюту к Алексу обманет его доверие, поэтому всё же решаюсь выйти сама. Смотрю в камеру, смотрящую из двери каюты в коридор, и там, к счастью, нет никого, кроме коричнево-полосатой фигурки. Выйдя, прижимаюсь голой спиной к стене. Напротив меня стоит тщедушный паренёк, с меня ростом, без маски, которая прицеплена на липучку к его комбезу, и с глазами размером с блюдца — он успел увидеть мою голую, исполосованную спину. В руках он держит желто-полосатый комбинезон неквалифицированной ногфлерки. Я делаю вид, что ничего не произошло, и приветственно киваю ему, а он говорит вслух, слегка заикаясь:
     — Я от Ввввверы. Это тебе, — и вручает мне комбинезон
     — Спасибо, ты по-настоящему помог, — благодарю я
     — Ддддда не за что. Я п-п-пошёл? — говорит он, опустив глаза вниз, но, кажется, не слишком спешит, надеясь, что я повернусь к нему спиной и уйду первой
     — Да, давай. Пока, — отвечаю я, сложив руки на груди, и сверлю его уверенным взглядом, который бы никогда не решилась бросить на Дупера, а сама строчу Вере:
     — Спасибо, получила! — и прикладываю радость с благодарностью, — а что мне делать с этим ногфлером? Отблагодарить ли его материально?
     — Рада была помочь. Нет, не нужно — он мне сильно задолжал, и раскаивается, что так и не помог с кислородом, ну, ты знаешь… Размер слегка не твой, но должен всё равно подойти.
     Дожидаюсь, когда паренёк с явной неохотой скроется за поворотом коридора, и, открыв дверь, юркаю назад. Снимаю порванный, и одеваю новый комбез. Он висит на мне мешком в талии, да и на руках со штанинами. Нда. Хотя, может, это и хорошо? Последнее, что мне нужно - это внимание солдат, особенно сейчас, когда мне нужно срочно на работу.
     Выхожу из каюты Алекса, и, запросив помощи у демона казармы в навигации, иду по стрелочке к выходу. Вхожу в холл, в котором находятся несколько солдат, пытаюсь тихо пройти мимо. Один из солдат скользит по мне взглядом, но задерживается на висящей мешком одежде, и, не встречаясь со мной глазами, отворачивается, что не может не радовать. Я делаю перед солдатами ку на ходу, и ускоряю шаг.
     Выхожу из холла, скашивая глаза в сторону группы солдат, боясь, что они всё же окликнут, и неожиданно для себя бьюсь с разбегу о броню другого солдата. Мне больно, я почти падаю, но сильные руки, свободные от бронеперчаток, хватают меня за талию. Я поднимаю голову вверх и вижу ухмыляющееся лицо молодого мужчины с раскосыми глазами, как почти у всех чистокровных фунджанинов, с каким-то, как мне сразу показалось, садистским блеском в глазах, которое дополненная реальность подписывает как «Кадет-фунджанин Юшенг»:
     — Ой какая цыпа, ты куда бежишь? Ты новенькая, из клининговой[17] команды, да? — придурок даже не стал проверять мою профессию и место работы - Ты забыла убраться в моей каюте, в ней давно никто не мыл туалет. Ты новенькая, да? Думала, что одела мешок на себя, и сможешь спрятать свою сексуальную фигурку от меня? Нет, так не пойдёт сучка, — Юшенг хватает меня за руку и тащит обратно в холл, произнося вслух то, что повергает меня в ужас:
     — Вижу, что ты ничья. И что до твоего совершеннолетия ещё несколько дней. Но, думаю, дед простит мне эту формальность, ты ведь хочешь меня, я вижу это, дадада

Часть 14

     примечание автора: бывшая шестая глава. Возможны нестыковки с предыдущим сюжетом в связи с его существенной переработкой - буду благодарна за указания на ляпы. Известная нестыковка: дед не упоминает общение с послами.
     420й год по летоисчислению Марса, 17-тое 2-сентября, вечер, Алекс
     Алекс сидел на совещании, на котором не было ни одного другого бастарда второго отряда. Он слушал разговор между Цзиньлуном, его командиром, и Зэном, его другом и командиром четвёртого отряда бастардов. Наедине с каждым из них, особенно с Зэном, он вёл бы себя непринуждённо. Но здесь, на собрании элиты Сектора, он старался больше молчать, чем вставлять свои комментарии.
     — Как думаешь, зачем дед нас созвал? — спросил Цзиньлун
     — Понятия не имею. Но это всё мне уже не нравится, — ответил Зэн, и добавил шепотом, так, что его услышали лишь Алекс с его командиром — Мне кажется, это всё последствия того осколка, что попал ему в голову
     — Серьёзно? Ты думаешь это всё от его снов? — удивился, тоже шёпотом, Цзиньлун
     — Откуда я знаю? Но хороших новостей не жду, — отрезал друг нашего героя, и в этот момент перешёптывания фунджанинов с друг другом смолкли. Алекс повернул голову, и увидел, что в конференц-каюту зашёл Дед — мужчина, выглядящий на земных лет 35, одетый в идеально сидящий на нём красно-тёмный камуфляж, такой же как и у большинства присутствующих, включая Алекса и его собеседников. На камуфляже Деда прицеплены различные медали. И, хотя он их и вручил сам себе, нельзя сказать, что он их заслужил меньше, чем другие фунджанины с такими же наградами — Алекс отметил про себя, что Дед никогда не сторонился сражений с другими секторами или инсургентами Сектора, не прятался за спины солдатов-бастардов, как это часто делали многие другие фунджанины. Патриарх был одним из немногих присуствующих в комнате, у кого не было пипбоя — благодаря своему древнему нейрочипу, созданному ещё до Катастрофы.
     Дед начал своё выступление, развернув перед взорами собравшихся интерактивную 3d карту Марсианской поверхности, которая вертелась, отдалялась и приближалась согласно его задумке о ходе его речи.
     — Гэвей[18] — Дед обвёл взглядом военную элиту сектора, — мы собрались тут чтобы обсудить новую угрозу нашему существованию, эта угроза — сектор Арабики!
     Трёхмерная карта, сперва показывающая юг долины Хриса, где и был расположен столичный посёлок, отдалилась «в космос», вылетев за пределы новой, более «толстой» после попытки терраформирования Марса атмосферы, и сохранившей свой красный оттенок, и, через несколько мгновений приблизилась к изъеденной кратерами, долине Арабии.
     Когда Дед произнёс свои обвинения, зал выдохнул и зашумел.
     — Ты был прав, Зэн, ох как ты был прав, — нервно зашептал Цзиньлун
     — Хотел бы я ошибиться! Что же творит этот старый пердун?! — Возмутился Зэн
     — Всё же пердит он не больше тебя. Лекарства от старости работают. Но вот травмы мозга мы лечить не умеем, к нашему несчастью, — зашептал Цзиньлун в ответ. Но тут же умолк, когда на него уставился дед.
     — Тихо! Прошу вас не как моих подчинённых, гэвей, а как своих родных. Вы меня знаете. Я старый, честный вояка, — начал Дед, и Алекс вспомнил, что тот работал «силовиком» ещё в конце ХХго века в Шанхае, готовился выйти на пенсию, когда были изобретены лекарства от старения, и, вместо пенсии, получив курс омоложения, который быстро стал доступен, несмотря на страхи людей того времени не только для миллиардеров, а вообще для всех, благо что химический состав коктейля лекарств оказался слишком простым, чтобы можно было избежать его появления на чёрном рынке, эмигрировал на Марс, где и возглавил службу безопасности китайских колонистов.
     «Во всяком случае, — мысленно отметил Алекс, — так написано в его официальной биографии», и тут же вспомнил о слухах, что на самом деле Дед жил не в Шанхае, а в Токио, и работал на Якудзу[19], командуя китайскими гангстерами-иммигрантами, одновременно будучи агентом китайских спецслужб.
     Вот таким был родственник нашего героя, который приходился второму не только Дедом — то есть, патриархом Сектора, но и дедом — отцом его отца. Бессмертный, безжалостный, властолюбивый убийца без принципов, привязанностей, кроме привязанности к своим жёнам, наложницам и некоторым родным детям. Хотя, пожалуй нет, одна привязанность у Деда была — это Сектор: будучи его хозяином, оседлым бандитом[20] и полновластным монархом-феодалом, он искренне радел о процветании собственности — разумеется, в своём очень специфическом понимании этого слова. Радел вот уже больше 420 марсианских лет[21]. И власть отдавать, как монархи древней Земли, чтобы про это не думали его дети, он не собирался.
     Тем временем, дед продолжил:
     — Мне снился сон. Я знаю, что этот сон — вещий. Он был цветным! Поэтому он не может быть не правдой! Я видел как вижу сейчас вас, гейвей: фунджанины сектора Арабики втирались к нам в доверие, все последние две сотни лет! Они обманули даже меня. Я искренне верил, как и многие из вас, что они наши союзники! Но во сне они грабили и убивали фунджанинов нашего сектора. Меняли коды лояльности нашим ногфлерам, подчиняя их себе! Убивали каждого из нас. Мы, не ожидая столь подлого удара, проиграли. Я нажал в своём видении будущего кнопку самоуничтожения нашей электростанции, что питает кольцо, и удерживает атмосферу Марса от того, чтобы та испарилась в открытый космос[22]! Да, наверное, борда[23] Торговой Лиги наложат за это преступление против человечества санкции на фунджанинов Арабики! Хотя я даже и не видел этого, может они сделают вид что ничего и не произошло. Но нам-то уже будет всё равно! Эти шакалы не планируют на нас набег! Они собираются завоевать нашу землю! Совершить то, что не происходило на этой планете вот уже три сотни её циклов вокруг Солнца!
     В зале повисла гнетущая тишина. Фунджанины недоумённо переглядывались с друг другом, кажется, испытывая ужас. Вот только, видимо, совсем не из-за того, о чём говорил дед. В глазах каждого читалось «во что собирается втравить нас этот сумасшедший? Зачем завоёвывать территорию, если она будет мертва после уничтожения термоядерной электростанции?», в глазах каждого, но не Алекса: «Вот! Это мой шанс! Мой шанс убить обидчиков моей мамы, и стать главой сектора самому! Я буду добрым хозяином для ногфлеров, они ведь думают, чувствуют, их нельзя мучить для своего удовольствия, нужно только указывать как и что делать, и быть строгим и справедливым! Так и сделаю: запрещу всем фунджанинам наказывать ногфлеров без причины. Будут у меня писать отсчёты, за что подвергали телесным наказаниям. А лишение кислорода буду назначать, как наказание сам!», — распалялся в своих мечтах Алекс, после чего продолжил мечтать, — «через нейрочип и пипбой буду всем транслировать, что садизм и право первой ночи это плохо! Даже фунджанинам» — подумал Алекс, и ужаснулся радикальности своей последней идеи.
     Тем временем, дед продолжал вещать шокированной аудитории:
     — Мы научимся подлости у подлых! Мы сделаем вид, что не разгадали их коварных планов! Будем готовиться к их вторжению, а если успеем, то ударим первые! — в этот момент, зал повторно загудел, и никто почти не услышал следующие слова патриарха, — Мы обязательно выживем! А вот они — нет! Они просто сдохнут!
     На этот раз Дед не стал призывать к молчанию, он дал толпе успокоится. Цзиньлун и Зэн, кажется, о чём-то оживлённо спорили, но Алексу было это не интересно: он уже строил планы, как договориться с элитой сектора Арабики о том, что он поможет им выиграть войну, передавая все секреты и планы, а когда нужно — ударить там, где дед и его прихвостни не ждут, а они его признают легитимным владельцем Сектора, чтобы все остальные сектора, и Лига просто приняли статус-кво.
     Наконец, Дед призвал к молчанию, и объявил, что следующей выступит его жена Цзяо, главный завхоз Сектора. С кресла позади Алекса поднялась изящная девушка, выглядящая на марсианских лет 12[24], в фиолетовом комбинезоне с тонкими линиями, складывающимися в рисунок лилии. Алекс прямо чувствовал, как от девушки исходят вайбы молодости и свежести. Но как только он взглянул ей в глаза — Цзяо встретилась взглядом с Алексом — он ощутил, что она, напротив, в десятки раз его старше, а может и мудрее. Цзяо прошла мимо Алекса своей лёгкой походкой от бедра, и взгляды всех мужчин пристально следили за ней, задерживаясь на округлостях. Хотя нет, не всех. Несколько человек, включая, конечно же, Зэна, этой древней магии женской природы не поддались. Зэн закатил глаза, и будто бы бубнил что-то об «этом придурке», который «весь Сектор если не в могилу, то под санкции Торговой Лиги подведёт, как сектор Эллады»
     Тем временем, дед сделал приглашающий жест рукой своей жене, и отошёл немного в сторону, сказав:
     — Дорогая, расскажи, что у нас есть из оружия и предметов двойного назначения, что может быть полезным в тотальной войне — подчёркиваю, тотальной войне, а не набеге — с сектором Арабика?
     Цзяо будто бы растерялась, в её глазах даже мелькнул страх, и мольба не делать всего этого безумия, но дед посмотрел на неё в ответ с такой яростью, что девушка взялась рассказывать, что у сектора есть, и что нет. Оказалось, что нет почти ничего. Отдельно она акцентировала внимание на полный провал по оптике, и указала, что для войны нужна срочная закупка у Торговой Лиги оптических прицелов и подзорных труб, потому, что новая оптическая мастерская ещё не вышла на полную мощность, да и новая ногфлерка, которая этим занимается — пока особенных успехов не добилась. Тут же все участники совещания получают широковещательное сообщение от Люцзини — проект менеджера Астры, с просьбой дать ей слова. Дед кивнул ей головой, и та, поднявшись со своего кресла, одетая в фиолетовый комбинезон с принтом дерева и озера — какого-то земного пейзажа — ответила жене деда:
     — Эта ногфлерка… По кличке Астра, на самом деле очень полезна. И добилась значительных успехов в изготовлении оптических приборов. Она уже делает прицелы! Теперь нужно сделать так, чтобы она передала опыт их изготовления другим рабам, чтобы мы наладили конвеер по их производству. Она даже изготовила трубу с оптической стабилизацией изображения, которую можно использовать для самодельных дронов-дирижаблей или для наблюдения за противником!
     — Но разве по времени изготовления трубы не был сорван дедлайн? — возразил дед, видимо так до конца и не поверивший в перспективы устройства Астры.
     — Нет, вовсе нет. Произошло… — Люцзинь решила не упоминать наказание Астры, раз оно официально было непубличным, — недоразумение. Думаю, к завтрашнему дню всё будет готово.
     — Хорошо. Это вопрос государственной важности, — указал Дед, и неожиданно перевёл взгляд на Алекса, — я тебя позвал на это совещание, потому, что ты уже спутался с этой девкой. Мне нужно, чтобы она была счастливой и продуктивной. Оттрахай её хорошенько, — на этих словах Люцзинь и Цзяо залились краской, а мужчины улыбнулись, — и сделай так, чтобы она почувствовала себя будто бы фунджанинкой. И не давай ей влипать в истории, вроде вчерашней — я знаю, что ты знаешь о том, что вчера произошло!
     Алекс почувствовал некоторый дискофорт, от того, что его принуждают. Хотя девушка ему и самому нравилась, но всё равно, вот так случать его, условного фунджанина с кем-то, будто бы он — ногфлер или вообще козосвин какой, как-то совсем неприятно. Видимо, возникшее внутреннее сопротивление побудило его возразить деду:
     — Но она же ещё несовершеннолетняя! Ей ещё не исполнилось десяти лет, у неё день рождения на следующей неделе — напомнил Алекс о законе сектора, о том, что половую неприкосновенность девушки-ногфлерки до десяти Марсианских, то есть 19 земных лет, охранял сектор. Зато потом отдавал её для сексуальных утех одному из фунджанинов по его Праву Первой Ночи.
     — Забей на это. Я тебе лично разрешил. Понял?
     — Сделаю всё, как вы приказали, Дед! Служу сектору! — гаркнул Алекс, у которого несколько прошло ощущение давления на него, когда дед сказал «разрешил», а не «приказал»
     — Вольно. Молодец, свободен.
     И тут вдруг, когда Алекс уже собирался сесть назад на кресло, на что Дед отрицательно покачал головой и указал глазами на дверь, перед его взором появился срочный вызов от друга — в Социальной Сети сектора была такая опция, ведь он сам добавил её в «друзья», — и это была Астра!
     Алекс ответил на вызов, но вместо слов Астра просто оттранслировала ему то, что видела — спину бронекостюма, подписанную «кадет-фунджанин Юшенг», который тащил её по коридору казармы, а так же свист, который издавали какие-то мужчины — видимо, солдаты его же собственного отряда. Алекс пришёл в ярость, и выскочил из кают-компании явно быстрее, чем то подразумевал дед.
     Он отправил Астре мыслеграмму:
     — Я не успею, я далеко. Слушай меня внимательно: сейчас вы будете проходить мимо моей каюты, я его отвлеку, а ты забегай внутрь, сразу же блокируй дверь, поняла? -, приложив эмоции заботы, уверенности в себе, и анти-паники.
     Астра ответила почти сразу, молча накликав взглядом:
     — Да — приложив эмоции какого-то прямо животного страха и благодарности
     Алекс совершил вызов Юшенгу по военному каналу, который нельзя игнорировать. Когда система Юшенга приняла вызов, тот ответил Алексу недовольно:
     — Что тебе нужно? Я занят важным делом. Давай через полчаса?
     — Если ты немедленно не отстанешь от этой девчонки, я тебе лично яйца отрежу!
     — Что? Что ты сказал, козёл? Ты забыл с кем ты разговариваешь? Я фунджанин! А ты гниль, ты бастард! И это даже не ругательство, ты именно бастард и есть, грязный ублюдок, продукт греха сумасшедшей ногфлерки, которая потом убила достойного человека, по недоразумению оказавшегося твоим отцом! — опешил от сказанного Алексом Юшенг, и продолжил, энергично жестикулируя, отпустив Астру — я буду жаловаться деду, ублюдок ты такой!
     Астра немедленно воспользовалась подвернувшимся ей шансом, и шыгнула за дверь каюты Алекса.
     — Ах ты сучка! Коллапс мышечной деятельности! , — решил вслух проговорить команду Юшенг. Алекс уже подключился к камерам в своей каюте и в коридоре, и с болью в сердце смотрел, как Астра свалилась на пол сломанной куклой. Юшенг продолжил — нет, не так. Контроль речевого аппарата. А теперь сказала демону казармы: дверь, откройся
     Тело Астры вынужденно повторило, и дверь щёлкнула замком. Юшенг довольно улыбнулся, и направился к двери, чтобы тут же обнаружить, что дверь щёлкнула замком повторно. И что более не реагирует на команды Астры.
     — Я этого так не оставлю, буду жаловаться деду! Эта шлюшка моя! А я всегда получаю то, что хочу! — получил сообщение от Юшенга Алекс с прикреплённым чувством оскорблённого достоинства и несправедливости, что заставило Алекса хмыкнуть.
     Отвечать Юшенгу он не стал. Вместо этого, написал репорт о произошедшем в Военную Информационную Систему, приложив запись приказа Деда присмотреть за Астрой, а так же то, что видел в последние минуты сам — через глаза Астры, а потом через камеры своего жилища. После чего, отправил ссылку на него своему шефу, Цзиньлуну, а сам уже вызывал беспилотное такси-дирижабль, надеясь, что деньги ему за этот не самый дешёвый сервис потом Сектор вернёт.
     Когда Алекс покинул шлюзовую камеру, дирижабль уже был на месте, опустив вниз подъемную веревочную лестницу со страховыми карабинами. Алекс привычными действиями — хотя такси он и не пользовался обычно, но десантирование с военных летательных аппаратов отрабатывал регулярно — зафиксировал страховку, и дирижабль, плавающий на несколько десятков метров выше, на границе приземистого слоя гексафторида серы[25] тут же втянул его в гондолу. Дополненная реальность подсветила кресло, и призвала пристегнуться к нему, что Алекс дисциплинированно и проделал, что, впрочем, было не так и важно — в полёте совсем не швыряло, как это иногда бывало при десантных операциях, особенно при полётах в условиях сложного рельефа, когда концентрация слоя гексафторида серы менялась иногда в разы.
     Мерно гудели моторы, вращающие винты, а Алекс с интересом смотрел в иллюминатор на будто бы игрушечные строения столичного города. Дерижабль проплывал над стремительными, угловатыми зданиями, чем-то смахивающими на космические корабли из древней фантастики людей — над жилищами элиты сектора. Когда этот дистрикт города закончился, показались серые коробки промышленных корпусов, к которым примыкал круглый и разноцветный амфитеатр, переливающийся блёстками даже днём, и гигантский прямоугольник с красными, горящими зловещим цветом даже на фоне привычных красных оттенков Марса — термоядерный реактор Сектора и его радиаторы. Сердце низины Хриса, источник жизни всех людей в Секторе, необходимое и достаточное условие для рентабельности натурального, замкнутого на себя хозяйства, как во времена древнего, земного феодализма. В обе стороны от реактора тянулись, до самого горизонта, сквозь красную пустыню, нитки Великого Кольца, использующего высокотемпературную сверхпроводимость[26], от которого подзарящаются роверы караванов Торговой Лиги, и для создания искусственного магнитного поля Марса.
     Тем временем, дирижабль прибыл на место, к казарме. Спускаясь вниз, Алекс получил мыслеграмму от командира:
     — Понял. Я разберусь с Юшенгом и его, как всегда, ущемлённым эго. Не лезь к нему. — приложив эмоцию категоричности
     Алекс думал было на этом и закончить общение, но всё же решил уточнить:
     — А что, если он полезет сам? — приложив эмоции недоумения и волнения.
     Через мгновение Алекс уже спрыгнул своими берцами на красный песок, присыпанный гравием. Проходя по коридору, и салютуя сослуживцам, наш герой получил новое сообщение:
     — Я сказал, не лезь! Не будет он! — от второго сообщения Цзиньлуна теперь уже несло злостью на туповатость и упрямство подчинённого и сословным превосходством.
     Когда Алекс дошёл до своей каюты, он обнаружил там Юшенга, что, впрочем, совсем его не удивило. Разжалованный в фунджанин-курсанты загудел гидроусилением силовой брони, развернулся, и произнёс со злостью и обидой, указывая пальцем на Алекса:
     — Ты, ты! , — и вдруг Юшенг замолчал, взвизгнул гидравликой силовой брони, развернулся и ушёл.
     420й год по летоисчислению Марса, ночь с 17-го на 18-е 2-сентября, Астра.
     Я была счастлива. И безмерно благодарна человеку, спасшему меня в очередной раз. Почему это так приятно, когда тебя спасают? Особенно, когда спасает Алекс? Почему внутри меня будто бы разливается тепло? Мы идём, держась за руки… Меня не пустило в такси, которое вызвал Алекс — видимо, что-то засбоило в программном обеспечении дирижабля, и он решил судить о моём сословии по комбинезону, хотя для ногфлеров-специалистов такси, в отличие от роботизированных доставок, разрешены почему-то были. Как будто бы хоть кто-то из нас мог заплатить эти пять сотен трудосолов! Возможно, кому-то эти поездки оплачивает сам сектор?
     Так что, Алекс взялся меня провожать пешком до места моей работы. По дороге он купил мне новый комбинезон, так что я несла сейчас его в руке, которая была не занята ладонью того, кто уже заставлял моё сердце трепетать. Сегодня было ветрено, ветер сдувал гексафторид серы, так что, когда Солнце зашло, вокруг похолодало. Алекс достал две химические, согревающие накидки, и, как и в прошлый раз, и надел её на меня, а вторую на себя, а я стала показывать Алексу то, что мы видели на небе — хотя он видел те же подсказки от дополненной реальности что и я — и рассказывать то, что знаю:
     — Вот это Сатурн. В телескоп он выглядит туманным коричневым шаром, вокруг которого вращается кольцо!
     — Ты видела это кольцо? — спросил Алекс, посмотрев на меня каким-то особенным взглядом, его глаза будто бы блестели
     — Нет, не успела! Я потому и стала учить оптику, ну… Когда жила в Секте Свидетелей Свидетелей симуляции, потому, что хотела построить телескоп и посмотреть своими глазами на Сатурн. И Титан.
     — На Титан? — спросил тихим голосом Алекс у меня на ухо, приблизив ко мне своё лицо, и во мне будто бы что-то оборвалось
     — Да. Там постлюди запускают исторические симуляции. Это спутник Сатурна, размером больше Меркурия, — Алекс кивнул, это он явно уже знал, — с плотной атмосферой, удобной для охлаждения квантовых и обычных суперкомпьютеров. Представляешь, возможно, где-то там, в компьютере, живут другие люди. И, возможно, они счастливы: у них нет рабства
     — А что плохого в рабстве? Разве народ способен сам о себе заботится, разве ему не нужен поводырь? Может, проблема в том, что хозяин ногфлеров Сектора — злой человек? , — спросил Алекс несколько растерянно
     — Не знаю. Но, знаешь, до попадания в сектор я чувствовала себя по-другому. С одной стороны… Я была не в своём теле, ну… Ты знаешь мою историю, — Алекс кивнул, — с другой стороны, я была свободной. И сейчас мне этого не хватает. А больше всего — моих родных, как бы они не относились ко мне плохо
     — К тебе относились плохо? Но почему?
     — Иронично, но дома, — я подчеркнула это слово, — мои проблемы с полом никто не признавал, все говорили, что это глупость какая-то. А в секторе — признали. Ну, кроме ребят в 42м посёлке, ногфлеров!
     — Так это потому, что они тёмные, необразованные, как и твои дикие родственники! А фунджанины понимают что это и почему, — ответил Алекс
     — Тогда почему меня хотели отправить на компост для питания гидропоники? — возразила я
     — Ну, — замялся Алекс, — потому, что с подростками с гендерной дисфорией возни слишком много. Вот, в секторе Арабики есть фунджанин, такой как ты, только наоборот: родился в теле женщины.
     — Но ведь таких как я, даже если они фунджанинки, обычно абортируют? — опять усомнилась в словах Алекса я
     — Так это всё потому, что женщина — существо априори менее ценное для Сектора!
     — И я? — спросила я
     — Нет, ты — у нас исключение, сказал Алекс, и вдруг поцеловал меня в нос.
     Я прижала руку к носу, и к щекам, которые, кажется, стали совсем красными от неловкости. Решила сменить тему на первоначальную:
     — Но ты ведь знаешь всё, что я тебе сейчас рассказывала, образованный ты наш, да?
     — О да, конечно, дикарка!
     — Тогда зачем слушал?
     — Ты так интересно это рассказывала, что я не хотел прерывать тебя. Кстати, мы пришли
     Мне нравилось каждое мгновение, что мы были рядом. Настолько, что я совсем не обращала внимание на адское чувство голода. Я вспомнила, что моя проект-менеджерша давно ушла домой. И это проблема — шлюз-то уже заблокирован. Я рассказала об этом Алексу, на что тот ответил:
     — Дикарка, не волнуйся. Сейчас всё порешаем, — и подмигнул
     — Но как? Это же прямой приказ Деда на блокировку шлюзов ночью? — удивилась я
     — Вот он и решит проблему. Вот, смотри — всё хорошо, — и действительно, индикатор люка шлюза загорелся зелёным. Мне стало очень грустно. Я хотела остаться с Алексом на всю ночь, и втайне надеялась, что шлюз меня не пустит, и работать я сегодня не буду.
     Я грустно улыбнулась, сняла с себя согревающую накидку, отдав её Алексу, после чего открыла шлюз мысленным приказом, зашла внутрь, и повернулась попрощаться с Алексом. Но вдруг обнаружила, что он тоже заходит в шлюз! Моё сердце будто бы оборвалось от радости!
     Через несколько мгновений мы были уже внутри. Алекс взял меня за руку и потащил в коридор. Вдруг, все камеры вокруг нас отключались — я даже не знала, что у кого-то есть права доступа, позволяющие такое -, а сам Алекс сказал:
     — Ну что Дикарка? — я почувствовала радостное предвкушение чего-то непонятного. Алекс склонился надо мной, взял моё лицо в свои руки. Ожидание чего-то светлого и великого стало просто нестерпимым. Вдруг Алекс приблизил своё лицо ко мне, и впился мне в губы своими, одновременно начав меня водить по моему телу своими руками. Моя кожа просто горела под его пальцами! Я сперва испугалась, попытавшись было вырваться, но потом разгорающийся внутри меня огонь отключил последние остатки соображения, и я перестала сопротивляться в руках того, кого я уже люблю, люблю больше своей жизни!
     420й год по летоисчислению Марса, 18-е 2-сентября, ночь, Алекс.
     Алекс чувствовал что-то неправильное. То ли злость на деда, который помыкает его действиями. То ли доверчивость Астры, но собравшись уже было срывать с неё её мешковатый комбинезон, вдруг остановился, тяжело дыша:
     — Астра, тебе нужно работать. Сделать трубу до утра. Справишься?
     И тут Астра закатила глаза, и обмякла в его руках. Алекс мгновенно забыл свою злость на деда, и не на шутку испугался за девушку. Он подключился к её пипбою, как и в прошлый раз, и затребовал медицинскую диагностику. Ответ резидентской программы в пипбое Астры озадачил:
     «Потеря сознания от стресса, начала трансляции программы лояльности, и сильного уровня голода»
     Алекс не знал о чём спросить первым — о голоде или о трансляции. Решил начать со второго: «подробный отсчёт о трансляции лояльности»
     «По приказу деда, всем ногфлерам отправлена попытка внушения во время их сна — внушения лояльности Сектору и ненависти к фунджанинам сектора Арабика»
     «Отсчёт как внушение повлияло на Астру? Подробный отсчёт с пояснениями», отправил запрос компьютеру Алекс
     «ногфлерка номер 116.114.97.112 по кличке Астра, как и треть других ногфлеров, не подвержена такого роду влиянию. У Сектора давно нет технологий, способных переписывать мысли кого-либо, и даже, вот уже несколько сотен лет, эмоции и пристрастия. Ногфлерка, подвергнувшись внушению, просто чувствует сильный стресс и головную боль»
     Алекса удивила эта информация. Он слышал о ней краем уха, но два и два никогда не складывал — думал, что то, что живущие сотни лет фунджанины жалуются на то, что ногфлеры стали своевольными, просто брюзжание, далёкое от правды. Удивила настолько, что он даже забыл уточнить у демона почему Астра оказалась голодной.
     «Видимо, всем внушить, что право первой ночи плохо, не получится? Но как же тогда быть? Как сделать сектор добрее к людям?» — начал задавать самому себе наивные вопросы герой.

Часть 15

     примечание автора: бывшая седьмая глава. Возможны нестыковки с предыдущим сюжетом в связи с его существенной переработкой - буду благодарна за указания на ляпы.
     420й год по летоисчислению Марса, 18-е 2-сентября, вторая половина ночи, Астра
     Мне снится, что со мной что-то делает Алекс. Происходящее мне очень и очень нравится, я извиваюсь в его объятиях от наслаждения. Кажется, в земных книжках это что-то называлось «секс».
     Но Вдруг, откуда-то издалека, так привычно и так неожиданно-обидно — как, впрочем, и всегда — донёсся сигнал, который игнорировать невозможно. Он вторгается в мой мирок счастья, и мирок разлелся вдребезги. Я проснулась. Привычно пошарила руками, чтобы найти и обнять тюленя, и не нашла, отчего сон меня окончательно отпустил. Я села, и обнаружила себя на расположенной не понятно где кушетке, укрытой каким-то куском ткани. Почувствовала сильный голод, и дезориентацию: вокруг меня была тьма, вверху мигали нотификации непрочитанных сообщений. Попыталась подключиться к демону своего жилища, приказала ему включить свет, и как и вчера, включила свет дома — в помещении, где меня не было в этот момент.
     Встала с кушетки, попыталась идти, после чего больно ударилась о какой-то стеллаж, который немедленно отзвался металло-стеклянным звоном. «Проклятая краснопыль!»[27] выругалась на всепроникающий красный песок я, благо ни тёти, ни Дупера, ни Алекса рядом со мной в этот момент не было. Алекс… Тут я вспомнила, и поняла, что нахожусь где-то в лабе. Команда подключения к демону лабы прошла, я включила свет, и обнаружила себя в медблоке. Видимо, именно туда меня бесчувственную и перенёс Алекс. Хах, я потеряла сознание от поцелуя! Как в дешёвом бульварном романе со старой Земли!
     Открыла список сообщений, и увидела множество сообщений от тёти, от Дупера, и одно от Алекса. Решила отложить самое приятное на потом, и первым делом прочитала, что мне настрочила тётка. Она волновалась за меня, спросила где я, поругала, что я так и не поладила с Дупером. Это всё понятно, хоть и утомительно и надоело. А п последнее сообщение какое-то странное. Тётка написала, что волнуется, не украли ли меня диверсанты из Сектора Арабики, пишет, что ей это приснилось.
     Решила выбросить загадку поведения тёти из головы, а сообщение Дупера удалить не читая, и, предвкушая что-то, что не могу даже сформулировать, открыла сообщение Алекса. Однако, оно какое-то сухое, и человек, без которого, я, пожалуй, уже не мыслю свою жизнь, совсем не упоминал то, что… произошло между нами, и напомнил, что мне нужно работать. Мне было обидно, почувствовала, как из глаз покатились слёзы. Однако, Алекс был прав. К тому же, работа должна была помочь отвлечься как от своих чувств, так и от нарастающего голода.
     Я решительно двинулась к своей каморке с установленной в ней оптической скамьей. По дороге прошла мимо автомата по продаже протеиновых батончиков — пожалуй, не стоило тратить последние деньги на эту еду, благо меня должны были покормить завтраком бесплатно в начале рабочего дня. Проводила головой и голодными глазами шкафчик-источник еды, прошла, не смотря вперёд, зная, что дверь моей каморки откроется, считав идентификатор на моём нейрочипе, автоматически. Так и произошло — дверь в каюту открылась с шипением. С сожалением, я отвела взгляд от недоступной, теперь, для меня еды. Подошла к столу, взяла разбитую трубу, достала из ящика стола призму. Привычными движениями отвинтила окуляр, попыталась достать остатки разбитой призмы, и чуть не порезала себе палец об острую грань. Посветила внутрь фонариком, нашла место, за которое можно было взяться, после чего вывинтила призму, попутно сразу же во всплывающем окне в моём поле зрения внесла измерения в чертёж призмы, чтобы её легче было заменить — наверняка в условиях сражения подобная проблема могла повториться.
     Компьютер лабы, к которому я подключилась лазерной связью через свой пипбой, обсчитывал оптические и прочностные характеристики. Я старалась не смотреть лишний раз на лазерный луч[28], подсвечивающий роящуюся в воздухе, всепроникающую красную пыль — это вредно для зрения, ведь зрение ногфлера, даже ногфлера-специалиста, не так уж важно для сектора, и вряд ли я могла рассчитывать на его лечение. Луч периодически бил в потолок, где находился порт связи. Фунджанины в индустриальной среде пользуются, преимущественно, радио и микроволновым диапазоном — тем, что на старой, досингулярной Земле называли «вайфай».
     Для нас, ногфлеров, радиоканал используется только как резервный канал связи. Считается, что нас слишком много, и мы создавали нагрузку на сетевое оборудование радио-помехами[29], которые мешают комфортному пользованию Сетью фунджанинам, тем более что «вместимость» радиодиапазона передачи информации меньше, чем емкость передачи информации через оптический диапазон.
     Поэтому, мой пипбой обычно связывается с точками доступа через инфракрасный лазер, но иногда, когда нужно совсем широкополосное соединение, он использует ещё более вместимый видимый диапазон[30]. Обычно через ИК[31] канал, в фоновом режиме, на сервера Сектора закачивается то, что мы видим и чувствуем.Если производительности не хватает, то задействуется оптический канал. Видимо, какой-то демон-алгоритм[32] в «облаке» сектора заинтересовался тем, что произошло между мной и Алексом. Возможно, в связи с тем, что Алекс отключил камеры, когда меня целовал. В общем, мой пипбой что-то в большом количестве передавал, поэтому, когда мне понадобилось соединение с компьютером лабы, пипбой автоматически задействовал более широкополосный оптический диапазон.
     Я читала, что на Земле, ещё даже до колонизации Марса, были достаточно эффективные алгоритмы сжатия и передачи трафика[33] по радио-каналу, по вайфаю, реализованные в специализированных чипах. Кажется, мы так уже не умеем, поэтому вынуждены использовать более ёмкую, на физическом уровне, среду, такую, как лазерный луч, чтобы организовать широкополосный канал. А может — я всё же не специалистка в компьютерных технологиях -, дело в том, что объём данных, которые снимаются с ногфлеров, для предсказания нашего поведения и лучшего нами управления, поистине чудовищен.
     Достала из шкафчика призму, которую я изготовила несколько дней назад, и ввинтила её в трубу взамен разбитой. После чего установила моё творение на оптической скамье. Оптический чип в трубе показал искаженные «круги на воде» — дифракционную картину. Круги искажены из-за разъюстировки[34]. Сосредоточилась на кручении юстировочных болтов, чтобы сделать дифракционные кольца идеально круглыми. Процесс помог мне забыть и о чувстве голода, и даже о том, что я чувствую к Алексу…
     И вот, дифракционная картина стала такой же идеальной, как впервые увиденная мной на картинке учебника оптики, который я прочитала ещё в Секте симуляции. Я проверила часы — справилась за каких-то минут 15 — кажется, я уже хорошо набила руку на юстировке. Да и компьютер закончил расчёт новой формы призмы и трубы. Видимо, вся моя срочная работа закончена. А до завтрака ещё часы и часы!
     От нечего делать, залезла в социальную сеть сектора. Первым делом я, конечно, проверила страничку Алекса. Но на ней ничего нового не появилось — вижу лишь старые фотографии, кажется, месячной давности с его дежурства на границе с Сектором Восточный Маринер[35], что я уже рассматривала десятки раз.
     На фотографии Алекс стоит между двумя далёкими вертикальными стенками[36], теряющимися в дымке, визуально поднимающимися примерно на высоту его роста. Вдали, почти на границе горизонта, вьётся темно-красный ручей — один из немногих водоёмов Марса, чей терраформинг был драматически оборван, не законченный, Катастрофой Технологической Сингулярности.
     На изображении Алекс несёт на плече крупный дрон — производства сектора -, и смотрит в глаза того, чьи воспоминания были использованы для создания, через нейрочип, этой фотографии — кого-то из сослуживцев Алекса. Мой любимый смотрит в даль в сторону цепочки холмов, являющихся стенами кратеров — в сторону границы сектора Восточного Маринера, и всем своим видом демонстрирует бравость. На почти моём, почти-фунджанине комплект силовой брони, раскрашенной в красно-тёмный камуфляжный цвет. Его без того широкие плечи в бронекостюме кажутся ещё более широкими. С трудом оторвала от них взгляд, и с лёгкой грустью закрыла страничку Алекса.
     Открыла список друзей. С удивлением заметила, что Вера, несмотря на столь поздний час, была онлайн.
     — Вер, привет, а почему ты онлайн? — отправила я мыслеграмму той, приложив эмоцию заинтересованности и заботы.
     — Привет. Послезавтра моя хозяйка принимает бал. Она хочет убедиться в том, что блюда, которые мы приготовим будут во-первых, уникальными, никогда ранее не презентовавшимися в Секторе, а во-вторых, вкусными. Мы купили несколько рецептов у Торговой Лиги, пытаюсь приготовить цитрусовый тартар из мяса козосвина, — ответила Вера с некоторой задержкой, приложив ощущение неуверенности в себе и страха наказания
     — Цитрусовый тартар? Что это? Наверное, это вкуснее сойлента? — спросила я в ответ, оттранслировав своё чувство голода, усилив его ещё в несколько раз, и приложила также звук того, как только что забурчал мой живот.
     — Ого! Астра, ты правда такая голодная? А что случилось? , — меня окутывает Вериным беспокойством и заботливостью
     — Увы. Не ела уже два дня, — отвечаю я
     — Как же так? Вас разве не кормят бесплатно? , — удивилась Вера
     — Кормят, конечно. Но я не успела несколько раз ни на завтрак, ни на ужин. — продолжила жаловаться я
     — Тогда нужно тебя накормить цитрусовым тартаром! — ответила Вера, добавив к заботливости немного самодовольства.
     В ответ я повторно отправила своё чувство голода и урчания живота.
     — Так, жди… Сейчас организую тебе транспорт, — написала мне Вера
     — Транспорт? Как-то неуместно это… Чувствую себя фунджаникой. Я думала пешком дойти, — ответила я
     — Если ты хотя бы в половину так голодна, как ты дала мне почувствовать, не стоит. Как ты вообще на ногах стоишь? Ночь, темнота, а днём было ветренно: сейчас наружи адский холод. Ещё случится что-то… Да и далековато от твоей лабы до дома моих хозяев.
     — Спасибо, — ответила я, — Знаешь… Ты настоящая подруга, вот!
     Ожидая новостей от Веры, я упаковала трубу в футляр, положив её в ящик своего стола, и написала отсчёт своей менеджерше. Пока писала, Вера сказала выходить. А ведь я так и не успела переодеться в новый комбинезон!
     Так что, я положила его в ящик, где хранила сломанные девайсы, неудачные прототипы и приборы — вряд ли будет уместно переодеваться в поезде или тем более в доме фунджанинов.
     Нда, на улице было минус 90 градусов цельсия[37], и сильный ветер, пылевая буря[38]! Почти ничего не видно уже через десяток-другой метров! Пожалуй, идти пешком всё же была плохая идея!
     Пройдя шлюзование, увидела слегка смазанную клубящейся пылью длинную «змейку» мусорного колёсного поезда, который загружал в своё «брюхо» контейнеры с отходами промышленного производства нашей лабы с помощью своей роботизированной руки. «Змейка» была освещена габаритными огнями, мягко укутанными вьющейся пылью. Рядом с колёсным поездом стояла небольшая, вроде бы коричнево-полосатая фигурка — впрочем, из-за условий освещения, длинных теней, и пылевой бури утверждать наверняка было бы сложно. Что-то в пластике движений фигуры мне показалось смутно знакомым.
     Человечек помахал рукой, делая знак внутрь люка, и сам скрылся в нём. Подошла к мусоровозу. Вдруг почувствовала слабость и головокружение, и, чтобы не упасть, ухватилась за большое, с меня ростом, рифлёное колесо, припорошенное красной пылью. Чертыхаюсь в слух: «проклятая краснопыль» — из-за того, что я чуть не упала. Но человек, пригласивший меня внутрь минуту назад, понял это по-своему:
     — У мменння ту-ут чч-ччисто внутри. Я пылесощу всё. Не бббеспокойся, Астра!
     Хм, я тоже тебя узнала, хотя имени твоего я не знаю, а смотреть в социальной сети лень. Я залезла внутрь. Тут было тесно, пришлось сгибаться. Сотрудник клининг-службы указал рукой в сторону цилиндра, рядом с которым лежал кусок ткани: «ссадись сссюда! Тут. Тут Тут» — не мог выговорить окончание фразы знакомый Веры, и прибег к помощи текстовой мыслеграмы: «тут тепло! Электродвигатель когда работает, выделяет много тепла!»
     Опустилась на этот коврик. Заметила, что парень пытается заглянуть за мою спину, вспомнив мой рваный комбинезон, и, вспыхнув от смущения, отвернулась, прижалась спиной к теплому, даже горячему двигателю, который завибрировал — поезд тронулся. Решила игнорировать наглеца, и настрочила мыслеграмму Вере:
     — Я уже в пути! Так что ты говорила такое Циркусовый татар?
     — Жду. Цитрусовый тартар, — Вера скинула мне фотографию блюда с мясом, нарезанным ломтиками, политым чем-то клейким, и продолжила, — это мясо козосвина, залитое синтезированным цитралём[39] и купленным у Торговой Лиги оливковым маслом
     — Вер, я встречала эти слова в книгах, которые читала, и в фильмах, но совершенно не понимаю, что они значат и какой у них вкус!
     — Ну вот и попробуешь! Кстати, цитраль позавчера синтезировали в твоей лабе…
     Вспоминаю срочный заказ для химиков, которым занималась моя менеджерша — он тоже негативно повлиял на сроки работ по моей трубе. Мне были нужны вещества для химического травления призмы…
     Продолжила игнорировать паренька, который, казалось, хотел у меня что-то спросить, и сначала вернулась к страничке Алекса и его фотографиям на ней, а затем решила что-нибудь почитать. Открыла файл «Энди Вейр. Марсианин» и погрузилась в нарисованный буквами другой мир, чем-то похожий на мой собственный, в чём-то отличный. Однако, в момент, когда пылевая буря на нетерраформированном Марсе наносила повреждения базе, кораблю и травмировала главного героя, закрыла файл — уж слишком нереальна была эта сцена для тех времён, когда на Марсе был почти вакуум. Даже теперь, когда давление выросло на порядки, разрушительные бури на Марсе практически невозможны. Закрыла файл и встретилась глазами с ногфлером. Тот воспринял это как разрешение задать вопрос, и я получила неожиданную мыслеграмму:
     — Разве девушки называют красную пыль краснопылью? Разве это прилично?
     Я засмеялась и ответила:
     — Не только красную пыль называют! Но даже дурацкие ситуации в жизни, — и, выдержав паузу, добавляю, — Например, когда их спрашивают о всяких глупостях.
     — Ужасно
     — Да, а ещё мы ходим в туалет, ты не знал? — и показала собеседнику язык. Впрочем, он не видел его из-за моей маски, которую я так и не сняла, хотя пипбой автоматически переключил меня на окружающий воздух.
     В этот момент поезд остановился, открыв люк. Мы вылезли наружу. На востоке занималась заря необычного, красноватого, из-за пыли цвета, а термометр показал ниже минус 100С. Казалось, ветер сдул весь гексафторид серы чуть дальше, на север. И столица сектора лишилась «шапки» из суперпарникового газа. Вокруг клубилась пыль и даже снег — это выпадала из атмосферы углекислота [40]. Уже собираясь уходить, я обратила внимание на иллюминатор люка — на нём появился причудливый ледянной узор из кристаллов водянного и углекислого льда. Я посветила фонариком пипбоя, чтобы рассмотреть природное чудо.
     Иллюминатор покрылся нежной снежной паутиной, которую казалось бы сплели вместе вода и углекислый газ. Внутренний слой — прозрачный лёд, в котором видны кристаллы, растущие, как древовидные узоры, нежно переплетающиеся. Прозрачные ветви водяных кристаллов тянутся вверх, разделяясь на мельчайшие ответвления, создавая картину, напоминающую древние деревья, росшие когда-то на древней, далёкой Земле, как я их видела в доступном мне развлекательном контенте.
     Поверх внутренного слоя, ощетинившегося шипами кристаллов, лежит матовая вуаль сухого льда, разворачивающаяся во фракталы, создавая эффект странной, приглушённой глубины. Сквозь этот двойной барьер видны мелкие вкрапления марсианской пыли, словно алые звёзды в серебристом пространстве.
     Какая красота! Как жаль, что я не могу запечатлеть увиденное! Нужно будет сделать камеру для моего пипбоя! А хотя… Можно же попросить Вериного знакомого?
     — А можешь меня сфоткать? — прошу я сотрудника клининг-службы посмотреть на меня своими глазами, и переслать увиденное через его нейрочип
     — Ммможно, а что мне за это будет?
     — Что ты имеешь ввиду? — удивлённо спрашиваю я
     — Ссспину. Мммможешь спину показать ещё раз? — отвечает наглый паренёк
     Ну и наглость! Становится мерзко, как и когда обдолбанный Дупер взялся меня лапать.
     — Обойдёшься, — отвечаю я, — давай я тебе трудосол заплачу?
     — Пять трудосолов, — ответил наглец
     — Хорошо, держи, — отвечаю я, и перевожу ему деньги по его номеру ногфлера. Теперь уже принципиально не проверяя его имя, что могла бы сделать уже давно, чуть дольше задержав взгляд над всплывающим окошком над его коричнево-полосатой фигуркой.
     Через мгновение пришёл снимок. Вот же краснопыль: костюм был не цветов моей касты. Зато то, что сидит плохо, не заметно из-за клубящейся вокруг пыли, тем более что вымогатель сфокусировал свои глаза на моём лице и ледяных узорах. Так что я всё-таки решила, что снимок сойдёт: тут же закинула его на стену в своей соцсети, подписав «утренняя ледяная красота»
     — Ладно, мне нужно работать — шарниры манипулятора примерзли к контейнеру, пойду отогревать — прислал мыслеграмму мой попутчик
     — Удачно тебе поработать, спасибо, что подвёз, — решила всё же быть вежливой, несмотря на грабёж, я, и, не оглядываясь, направилась к шлюзу, после чего прямо ощутила раздевающий взгляд, шарящий по моей спине. А может, … Может, мне просто показалось — это, на самом деле мурашки от холода!
     Из клубящейся пыли показались стремительные, угловатые очертания дома хозяев Веры. В другое время я бы с удовольствием рассмотрела дом вблизи. Но сейчас было слишком холодно — я здорово подмёрзла, пока позировала для фотографии, так что я тут же шмыгнула внутрь шлюза для прислуги, открытый для меня Верой, и который подсвечивался в моём поле зрения нейрочипом зелёным, разрешающим цветом. А парадный шлюз, напротив, запрещающим красным цветом.
     Подошла ближе, к двери. Шлюз как шлюз. Лучше того, что у меня дома — тот надувной, этот из жесткой конструкции. На окошке двери шлюза заметила такие же ледянные узоры, которые рассматривать на этот раз не стала. За шлюзом явно следили — не видно было следов ржавчины или износа механизмов. Информация о процессе шлюзования выводилась через мой нейрочип. Терпеливо ждала, когда шлюз откачает воздух в баллоны, и вошла внутрь.
     Войдя в шлюз дома фунджанинов, я ощутила контраст между безжизненным холодом марсианской пустыни и утончённой инженерией этого переходного пространства. Стены шлюза, изготовленные из гладкого, серебристо-серого металла, сверкали под тусклым освещением, создавая ощущение чистоты и порядка. В воздухе витал слабый запах озона, возникший в процессе дезинфекции — фунджанины не слишком доверяли чистоплотности прислуги, хотя инфекций на Марсе почти не было — и подготовки атмосферы к входу в жилое пространство.
     Когда двери за моей спиной плавно закрылись, включилась мягкая, диффузная подсветка, добавляя комнате уюта.
     На полу, покрытом износостойким, но аккуратно подобранным, вписанным в стиль помещения покрытием, мягко отражался свет, подчёркивая функциональную эстетику места. В воздухе витал тонкий, едва уловимый аромат — нечто среднее между чистотой и далёкими нотками природной свежести, что лишь подчёркивало изысканность даже в таком утилитарном уголке дома.
     Внимание к деталям, присущее архитектору дома для фунджанинов, проявилось и в технике шлюзования: каждый элемент, от вентиляционных решёток до информационного табло, демонстрировал безукоризненный выбор материалов и исполнение. Табло, встроенное в стену так, что казалось его естественной частью, мягко освещалось, отображая показатели, необходимые для шлюзового процесса. Цифры и символы менялись с завораживающей ритмичностью, словно дыхание самого здания.
     В этом тесном переходе между мирами — от суровой внешней среды Марса к заботливо созданной атмосфере дома — ощущалась таинственная гармония. Шлюз, несмотря на своё назначение для прислуги, был наполнен тихим достоинством, говорившим о мастерстве и вкусе его хозяев, которые даже в самых повседневных аспектах жизни не желали отступать от своих принципов красоты и функциональности.
     Я на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь теплым, сухим воздухом, который наполнял шлюз, изгоняя углекислый иней марсианской утренней стужи.
     Обуреваемая любопытством, как же живут представители элиты Марса, я вышла из шлюзовой камеры.
     Коридор для прислуги, ведущий к кухне, был окутан тишиной, которая скрадывала шаги. Свет, рассеянный и мягкий, исходил из встроенных в потолок панелей, создавая длинные, едва заметные тени на полу. Стены, покрытые облицовкой из тёплых оттенков бежевого цвета, поглощали звук, подчёркивая уединённость этого пространства. Чётко очерченные, гладкие, они создавали впечатление организованности и порядка, которое так ценится в доме фунджанинов.
     Мой путь пролегал мимо ряда закрытых дверей, за которыми скрывались помещения, каждое с своей историей и назначением, остававшимся для меня неизвестным — нейрочип, когда я переводила на них взляд писал «в доступе к информации отказано»
     Я шла по навигационной стрелочке, созданной Верой и показываемой мне нейрочипом. Стрелочка, подписанная «я там. Жду тебя» услужливо изгибалась при поворотах служебного коридора, пока не уперлась в одну из дверей. Дверь, как только я к ней подошла, зашипела, открываясь. В воздухе повисла тонкая нить ароматов из кухни — смесь пряностей и свежих ингредиентов, которые готовились к завтраку.
     Я зашла в просторную комнату, озаренную теплым светом. Передо мной открылась кухня, где каждая деталь была продумана до мелочей: от блестящих металлических поверхностей столов и плит до эргономичных ручек шкафов, которые казались частью какой-то дорогой инсталляции с фотографий музеев древней земли.
     — Вот и ты, Астра! — Вера обернулась с улыбкой. — Я только начала готовить, но уже есть что попробовать.
     На стороне стола стояли небольшие тарелки с закусками: кусочки маринованного козосвина, политые ароматным цитрусовым соусом, и то, что в досингулярных фильмах называлось как лепешки. Я с интересом подошла к столу, принюхиваясь к каждому блюду. Всё пахло ну очень вкусно!
     — Сегодня я хочу сделать особенный завтрак. Мы с хозяйкой решили, что попробуем новый рецепт для предстоящего бала. Так что ты — мой первый неофициальный дегустатор.
     Вся моя жизнь до этого момента была наполнена однообразным питанием: сойлент Секты Свидетелей Симуляции, не слишком от него отличающийся сойлент Сектора, и питательные батончики с отвратительными вкусами, которые можно было корректировать через нейрочип на один из разрешённых вкусов, не вызывающих такого отвращения, как натуральный батончика. Разумеется, это никогда не было по-настоящему приятно есть. Сейчас же передо мной что-то совершенно иное, и я ощущаю волнение и трепет, смешанные с легким страхом перед неизвестным.
     — Просто попробуй, тебе должно понравиться, — сказала она с улыбкой, чувствуя моё нервное волнение.
     Вера вручила мне прозрачную пластиковую круглую пластинку — кажется, такие называются тарелками -, наполненную нарезанным мясом и ароматной цитрусовой заправкой. Она было показала, как мне удерживать блюдо с помощью вилки, так как я никогда раньше не использовала вилки или другие столовые приборы, виденные мной только в старых фильмах, дошедших до нас с Земли, но у меня так ничего и не получилось, так что она махнула рукой: «попробуй так». Я взялась руками, и, чувствуя вину за свою неуместность в этом месте, за свои манеры, быстро-быстро набила пальцами полный рот.
     Внезапно мои вкусовые рецепторы встречаются с чем-то совершенно необычным. Это совсем не похоже на все, что я пробовала ранее, включая время, проведённое в секте свидетелей симуляции, где у меня был доступ к небольшой нейробиблиотеке вкусов, которые, пожалуй, я уже давно позабыла.
     Вкус ошеломляет меня своей новизной и сложностью. Это новый вкус для меня, совсем не похожий на вонючие батончики или однообразный сойлент, которые были моей единственной пищей до сих пор. Вкус вызвал во мне сильнейшие смешанные чувства: от изумления до сбивчивого любопытства. Я прожевала и проглотила. А потом ещё раз набила рот, и повторила, надеясь, что самый необычный в моей жизни процесс поглощения пищи не закончится никогда!
     Однако идиллию прервало шипение двери, в которой появились две женские фигурки в элегантных фиолетовых кобинезонах с разными принтами — одна, держащаяся более уверенно, с картинкой, в которой я опознала мифическую птицу феникс. Другая же девушка несла на своём комбинезоне принт чёрной розы, которую я так же узнала по запомнившемуся контенту из старых книг. Мой взгляд сразу же резануло, что у первой девушки не было пипбоя. У второй на него был одет изящный пластиковый чехол с декоративными узорами, сочетающимися по цвету с принтом розы.
     Мы с Верой рефлекторно, привычно и синхронно делаем перед прибывшими знатными дамами ку.
     — Что здесь происходит? — строго спросила первая девушка, глядя то на Веру, то на Астру. — Мейли, неужели мы теперь позволяем прислуге устраивать пиршества?
     Повисло тягостное молчание. Вера в полголоса помянула краснопыль, и девушка перевела взгляд на неё:
     — Я спрашиваю, что здесь происходит? Вера, ты кого привела к нам в дом? Отвечай.
     — Это… Это Астра. Она дегустирует блюдо для бала. Хочу, чтобы всё было по высшему разряду, — Вера мучительно улыбается, однако девушка с изображением феникса продолжает излучать ярость
     — Линфей, да ладно тебе! Ничего плохого же не произошло, Верка, мне кажется, пытается реабилитироваться, — девушка с принтом чёрной розы трогает пальцем голову феникса на комбезе Линфей, посматривая на меня с любопытством, и, кажется, читая через нейрочип информацию обо мне в соцсети сектора.
     — Ничего себе реабилитироваться! Ты посмотри, на какую гнилушку в мешке, — намекая на мой мешковатый костюм, а я ведь так и не успела переодеться в новый комбез, что мне купил Алекс — переводят продукты! Этот полосатый мешок не для деликатесов, он для перебродившего сойлента.
     И продолжает, поворачиваясь ко мне:
     — Ты чьих будешь, мусор ходячий? Клининговая девка? Фабричная? А может, ты, грязь, вообще икубаторская?
     Мой язык словно присыхает к нёбу, ответить я не могу от страха. Я даже не чувствую гнев от того, что во мне видят особу, работающую в сфере сексуальных услуг и воспроизводства ногфлеров. И тут вдруг дверь на кухню шипит очередной раз. На входе показывается мужчина, средних лет на вид, напротив которого нейросеть услужливо рисует иконку, к которой я приглядываюсь, вчитываясь, так как смутно понимаю, что уже его видела: это Хэншэн, главный медик сектора. Я приседаю в ку и перед ним, смотря на него не отрывно, и надеясь, что Вера тоже не потерялась и соблюла традиции.
     — Линфей, столько лет прошло, а ты всё так и не научилась пользоваться социальной сетью через досингулярный нейрочип! Зачем я только купил его тебе у торговцев Лиги? , — сказал недовольно и с пафосом Хэншен, видимо, успевший обменяться несколькими мыслеграммами с Мейли, и продолжил, — знакомься, это ходячий биомусор с врожденным дефектом развития, которую вопреки моим рекомендациям так и не отправили на компост для питания гидропоники. Весь Сектор, сам Дед возятся с этим недоразумением. Уродка что-то там пытается делать по оптике для дронов.
     Вздохнув, Хэншен, в повисшей гробовой тишине продолжил:
     — Этот сумасшедший — главный медик высказал, что думает о главе Сектора, и возобновил обличение — задумал войну с Арабикой. Лучше чтобы она ничего так и не сделала, глядишь старый урод урод забудет идею-фикс. Нужно эту дефектную воровку еды сдать патрулю, как диверсанта сектора Арабики.
     — Дорогой, раз ты играешь в политику, не забудь заглушить девке связь в пипбое, — решила дать совет мужу Мейли, — а то я вижу, у неё есть друзья среди бастардов.
     — Да, действительно. Я и историю её и Вериного пипбоя из кэша[41] почистил. Ты молодец, Мейли, хоть и девятая жена, но моя любимая. Не то, что старшая, — прокомментировал свои действия Хэншен, и продолжил
     — Я её сейчас усыплю, нужно всё организовать для прибытия патруля
     Мой запредельный ужас вдруг начал перетекать во всё более усиливающуюся апатию и сонливость.
     — Муж, кому-то нужно за всем этим проследить, и почистить всё. У линфей древний чип. С ней смогут говорить ОНИ, ты понял о ком речь — опять дала совет Мейли
     — Ты как всегда не по годам мудра, жена. А ведь тебе всего 92 года[42]! — услышала я последнее, перед тем, как провалилась в сон

Глава 16

     Примечание автора: бывшая восьмая глава. Возможны нестыковки с предыдущим сюжетом в связи с его существенной переработкой - буду благодарна за указание на ляпы. В будущем будет дополнено описаниями жизни в Восточном Маринере
     420й год по летоисчислению Марса, 19-е 2-сентября, утро, Астра
     Меня вели под конвоем! Это невероятно! Причем, вели аж три солдата! Что они хотят со мной сделать и почему? Какие-то игры властных людей с друг другом. Чувство озадаченного ужаса усугубляла и маска незнакомой конструкции, полностью закрывающая лицо, оставляя открытыми только глаза.
     Главный медик сектора оставил мне доступ к социальной сети в режиме «только для чтения. Ограниченный доступ» — кажется, у него не хватило полномочий в Системе заблокировать его полностью, либо это какая-то непонятная игра. Однако, все, что я могла — посмотреть имена, звания и краткую биографию тех, кто меня арестовал: Это уже встречавшийся мне фунджанин-кадет Ксан, черноволосый бастард с узкими глазами Шен, видимо больше пошедший в отца, а не в мать, и фунджанин Майк, заместитель командира 4го отряда Зэна, оказавшийся лидером тройки.
     Несмотря на кошмарную ситуацию, Майк притягивал к себе взгляд своей властной статностью и необычной внешностью: он альбинос. Именно он схватил меня своей металлической клешней за руку, на которой теперь явно останется ещё один синяк, и тащил куда-то в сторону от пешеходной улицы. Солдаты с друг другом постоянно переглядывались, и, судя по их глазам, вели напряженный спор о чём-то непонятном.
     День уже вступил в свою пору, и Столица окрасилась привычными, красными красками. Судя по тому, что на улице было довольно тепло, ветер дул в обратную сторону, возвращая суперпарниковый газ на место — пылевая буря через несколько часов заканчивалась. Но проверить я это более не могла, так как виджет с прогнозом погоды у меня больше не работал — когда я поднимала свободную руку с пипбоем, вместо привычной информации о погоде в полупрозрачном окошке, я видела QR-код на зеленом экране своего пипбоя — видимо, что-то в программном обеспечении интерфейса нейрочипа теперь заблокировано, и он перестал интерпретировать QR коды с экрана.
     Прошивка для наших нейрочипов, из-за их малой вычислительной мощи, написана на ассемблере[43], а в секторе нет ни одного программиста, кто бы им владел, так что обычно интерфейс чипа перед глазами модифицировали с помощью предусмотренных для этой цели виджетов, закодированных в QR кодах на экране пипбоя, и предусмотренных разработчиком нейрочипа ещё век назад. Думая на эту тему, я пыталась отвлечься от ужасной реальности, чтобы не думать о том, что это такое со мной собираются делать.
     Мы шли мимо ржавого промышленного оборудования, каких-то полузаброшенных складов, вдалеке мелькали фигурки ногфлеров и сновали, на пути от завода к заводу, колесные транспортные роботы-доставщики. Мы удалялись от суеты, и углублялись в пустырь, заваленный сломанным промышленным оборудованием, которое дожидалось своего времени на разборку. Город, его суетой, постепенно исчезал в красном мареве взвешенной, ветром, пыли. Когда мы подошли к какому-то складу, меня поставили к его стене, и отпустили. Ксан взглянул на меня, и мои мышцы задеревенели. Я должна была чувствовать запредельный ужас, но, кажется, солдаты решили мне отказать и в нём, приказав пипбою впрыснуть в мои вены специализированную гормональную химию.
     Неожиданно, Майк говорит вслух:
     — Шпионка Арабики! Военно-полевой суд, в лице меня, фунджанина сектора Хриса Майка, рассмотрел твоё дело, и постановил: за свою подлость, за то, что ты убила ногфлерку нашего сектора, и украла её униформу, ты приговариваешься, по нашим законам, к смерти, — несмотря на коктейль веществ в моей крови, внутри меня всё оборвалось, и закричало: нет! Это не может быть концом! Как же так? , — Майк замолчал, чтобы вздохнуть, а Ксан продолжил, перехватив роль обличителя:
     — Международное право разрешает нам добыть из твоей головы информацию, связанную с военными планами наших врагов. Однако, ты ногфлерка, и не можешь знать ничего, что бы мы уже не знали, поэтому нейрошунт использован не будет.
     Майк ошеломлённо и недовольно посмотрел на Ксана, но одёргивать его не стал, а спросил:
     — Тебе понятна суть приговора?
     — Уважаемый Майк, но если я вражеский интрудер, вам должно быть важно знать, как я проникла в Сектор, почему вы не хотите использовать нейрошунт, и приложить к протоколу суда и исполнения приговора мою память? — решила потянуть время, и сломать непонятную игру я. Майк, почесал голову, и, судя по всему, задумался, но Ксан опять проявил инициативу:
     — Хватит трепать языком. У нас мало времени на эти глупости. По международным законам, мы обязаны предложить тебе последнее желание. Твоим последним желанием будет секс с одним из солдат. Я думаю, ты не хочешь умереть, не познав мужской любви, ведь так? Кого ты выберешь? Майк самый опытный любовник из всех нас, — сказал Ксан, после чего Майк хмыкнул, обведя самодовольным взглядом свой отряд
     — Откуда вы знаете, что я несовершеннолетняя, если я из другого сектора? И… разве я не должна сама выбрать последнее желание? Я хочу, чтобы мою память… — тут мой рот свело судорогой, и я больше не могла говорить, а Ксан одарил меня злым взглядом
     — Запишите в протокол: Шпионка сообщила, что хочет переспать именно со мной, — вдруг сказал Шен, и засмеялся. После чего солдаты начали яростно переглядываться, а Майк отвесил Шену подзатыльник.
     Прошло ещё несколько тягостных мгновений. Думать о том, что со мной хотят сделать солдаты, совсем не хотелось, поэтому я задумалась о смерти. Я не могла никак поверить, что сейчас умру, что пули, выпущенные из вот этой чёрной, увитой медными кольцами катушек проводов гаусс-винтовки Майка, а может и другого солдата, вот-вот разорвут моё тело, и я навсегда исчезну, превратившись в ничто. А может, всё-таки я уйду на перезаливку профиля моего перса в новый NPC, а мы, на самом деле, в матрице и мир не реален? Нет… Это самообман, укорила сама себя, за секунду слабости и желание вернуться к религии я.
     Однако, что-то во взгляде Майка изменилось. Он поднял руку, видимо, призывая своих подчинённых замолчать, после чего Ксан глянул на меня, и я почувствовала, как мышечный спазм, сковывающий моё тело, прошёл. Майк, кажется, так и не заметив ни то, что я была скована, ни то, что я вынужденно молчала, снова схватил меня своей клешней за руку, и потащил — на этот раз в другую сторону. Мы двигались по промышленному пустырю, и чем дальше мы шли, тем больше мне казалось, что мы идём к моей лабе.
     420й год по летоисчислению Марса, 19-е 2-сентября, через час, Астра
     Да, мы подходили именно к моей лабе со стороны пустыря. Не доходя до лабы, мы остановились. Я была счастлива, что всё ещё жива, но терялась в догадках что такое вообще происходит. Со стороны города показалось две фигурки — знатной женщины и солдата в полной броне. Через мгновение я узнала в женщине Линфей. Я сосредоточила взгляд на солдате, и нейрочип услужливо подсветил его… Как Юшенга! Я опять упала сердцем. Ничего хорошего мне теперь не светит, во всей этой ситуации.
     Моё сознание так же отметило, что Линфей поглядывает в сторону нагромождения транспортных контейнеров в паре километров от нас. И я будто бы заметила там какое-то движение. Но показалось ли мне это, или так и было на самом деле, было не понятно. Да и важно ли, находясь на грани гибели, думать об этом? Куда важнее попытаться понять, что всем этим людям, небожителям, от меня, жалкой ногфлерки нужно? Я терялась в догадках. Линфей поманила пальцем Ксана. Он забрал меня у Майка, и подвёл к старшей жене главного медика Сектора и к её сопровождающему. На лице Майка застыло впечатление удивления, и, кажется, читалось: «но это же я заместитель коммандира отряда! Почему Ксан опять лезет?» Ни одна я себя почувствовала будто бы в абсурдном сне.
     Линфей сказала в полголоса, чтобы Майк не услышал:
     — А вот и ты, мешок с сойлентом. Сейчас ты войдёшь в свою лабу со мной, и мы вместе заберём твою трубу, поняла? Никаких фокусов. Или Юшенг застрелит тебя, как прорвашуюся, в предприятие стратегического значения, шпионку. Он идёт с нами. В спину мне упёрся кусок металла, а Линфей, неторопливым взмахом подбородка, отослала прочь бастарда и альбиноса. Мы двинулись в разных направлениях — Шен и Майк побрели прочь, в сторону, Ксан остался на старом месте, а меня под конвоем повели к шлюзу.
     Боковым зрением, среди далеко расположенных гор промышленного мусора, я заметила какой-то блеск и движение. И тут, всё опять изменилось: Юшенг вдруг бросил нас с фунджанинкой, и побежал в сторону к ближайшей куче мусора, и прилёг за металлической бочкой, а Ксан резко сорвался с места, и, наоборот, помчался к нам, совершая гигантские прыжки с помощью гидроусиления ног, а у меня перед глазами загорелась красная надпись:
     ≫Внимание! Говорит главный сторожевой демон Столицы. Вторжение вражеских интрудеров. Всем ногфлерам немедленно укрыться!
     К мыслеграмме программа приложила эмоции опасности, тревожности, и необходимости подчиняться приказам
     Я застыла от неожиданности. А может, и от опять вернувшегося страха, — наверное, эффект от того, что мне ввели в кровь уже прошёл. Линфей, кажется, испытала что-то подобное же. Вдалеке, со стороны тех самых транспортных контейнеров, заблестели огоньки, а потом что-то ударило в крышу лабы. В стороны полетели куски бетона. Как будто бы в замедленном видео я увидела, как рядом с Ксаном промелькнуло несколько трасс, которые по нему не попали. И только после этого донесся стрекочащий звук. Ксан приземлился, но больше прыгать не стал. Вместо этого он присел за ржавую бочку, и забумкал глухими выстрелами своей гаусс-винтовки куда-то в ту же сторону, откуда прилетели трассы выстрелов, но мне показалось, что стрелял он, скорее, в небо. Хотя я в военном деле не разбираюсь, может это было и не так.
     Линфей крикнула что-то непонятное: «её тоже!», я повернула голову к ней, пытаясь понять, что она имеет ввиду? Она явно может принимать сообщения от участников драмы, но так и не научилась на них отвечать. Приказ ли это на моё убийство?
     Через несколько мгновений, кто-то появился сзади, и, до того как я успела оглянуться, схватил за шкирку моего комбеза, после чего дернул вверх и в сторону лабы с невероятной силой, так, что комбинезон сжал мне горло и грудь, а я не могла вздохнуть. Рядом со мной жалко болталась, удерживаемая железной клешней силовой брони, как, видимо, и я, Линфей. Приземление опять перехватило моё дыхание, а снизу раздался звук работающей гидравлики — силовая броня того, кто нас схватил, аммортизировала приземление и произвела новый прыжок.
     Ещё пара невероятных прыжков, во время которых я могла отдышаться только будучи в воздухе, и вот, мы у стены, рядом с иллюминатором. Солдат поставил нас с моей попутчицей на ноги. Кажется, он не враг? Я оглянулась, и нейрочип подсветил его как бастарда Шена. Он крикнул:
     — Не двигайтесь! Обе!
     Я и не думала ему перечить, а стояла в растерянности, и растирала шею, пока на меня не обрушилась плотная масса пыли и грохот, которым предшествовал взвизг гидравлики силовой брони Шэна: он просто и без затей выломал иллюминатор и кусок стены вокруг него до самого пола. Почти одновременно с этим раздался отрывистый грохот взрыва, отсвет которого я заметила боковым зрением, а потом прозвучала басовитая дробь осколков, попавших по чему-то металлическому, видимо по бочке, за которой спрятался Юшенг. В ответ послышались частые, глухие хлопки гауссовок солдат 4го отряда, а может и самого Юшенга.
     Все это заняло менее полутора секунд, а я на буксире Шэна залетела в помещение, в котором так и не осела пыль от сокрушенных кирпичей и остатков ночной пылевой бури. Шен толкнул нас с моей невольной попутчицей за железный шкаф. Я упала и больно ударилась уже травмированной рукой.
     Из глаз брызнули слезы, я перевернулась вокруг себя, и обернулась на какую-то залетевшую в здание тень. Через мгновение, я заметила подпись рядом с ней: Ксан, от чего впала в ступор от страха, сжалась в комочек, став плакать ещё сильнее, решив, что это он прибежал меня убивать, пока идёт битва и её исход не предрешён.
     Однако, Ксан не сделал мне ничего плохого, а вместо этого комната заполнилась еще большим количеством пыли, сопровождаемым бешенным визгом рикошитирующих, о металлические стеллажи, кусочков металлической смерти, а на толстой, в отличие от места, где был иллюминатор, аж полуметровой бетонной стене появилось множество дыр, сквозь которые проступил свет. Кадет грузным металлическим грохотом упал на пол и завопил.
     Через мгновение, в выбитом проеме двери показалась человеческая фигура в салатово-пятнистом, повизгивающем гидравликой, силовом бронекостюме покроя, который я ранее никогда не видела. Вместо одной из рук у диверсанта был вращающийся, и огрызающийся грохотом и огоньками блок стволов. Напротив фигуры появилась красная подпись, отличная от зеленых подписей, пометивших солдат нашего сектора:
     «Неизвестный солдат сектора Восточный Маринер», и тут же выскочили полупрозрачные, красные уведомления, которые я едва успевала читать, но не успевала осознавать:
     " Внимание! Смертельная опасность! Алерт, алерт, солдат сектора-соперника! Внимание, активирована секретная диретива Деда A-113. Новый приказ: немедленно убить врага! Восстановлен обычный доступ! Внимание: временно разрешено использование оружия!»
     В поле зрения появилась синяя стрелочка, указывающая на валяющуюся, рядом с вопящим Ксаном, гаусс-винтовку. А в выскочившем полупрозрачном окошке моя фигурка деловито взяла винтовку в руку, вставила кабель из пип-боя в служебный порт, после чего гауссовка загорелась на картинке зеленым цветом, фигурка прижала винтовку к плечу, и выстрелила из неё.
     Я лежала в шоке, и даже не пыталась осознать происходящее. Вместо этого, вжалась как можно сильнее в пол, и попыталась уговорить себя побороть страх, чтобы и отползти к стеллажу. Линфей куда-то делась, но то, что она где-то рядом, показывал истошный женский визг, которому вторил рёв Ксана. Мне очень-очень захотелось, чтобы происходящее вокруг меня было каким-то дурным сном.
     За моей спиной кто-то будто бы громко расстегнул молнию от свежей липучки для кислородной маски, в которую еще не успела набиться красная пыль, а зеленую фигуру, на уровне более слабо забронированных ног — мой нейрочип подсветил именно ноги солдата как уязвимые — буквально разорвало в металлически-кровавые брызги, и распилило напополам — туловище с головой и обрубками ног звякнув броней, упало на пол, а ноги остались стоять. Из ног брызнула фонтаном красная кровь и желтая гидравлическая жидкость.
     Не в силах вынести зрелища, я пронзительно завизжала, присоединившись к Линфей в нашем выражении протеста действительности.
     В ответ в дверь влетел вытянутый, овальный предмет, отпрыгнул от пола, и неведомым образом приклеился к потолку, после чего я потеряла зрение от нестерпимой белой вспышки. Рядом матерился о красной пыли и женских половых органах Шен, пытаясь куда-то наугад палить — нейрочип подсвечивал мне зеленой пунктирной лирией конторы его фигуры, несмотря на то, что я закрыла от одуряющей рези глаза. Ксан так и продолжал кататься по полу, теперь вопя пуще прежнего — кажется, его пипбой повреждён, и Ксан, без его поддержки, впал в болевой шок.
     Так же, я заметила контуры обрубка солдата и его ног, помеченные перечернутым черным косым крестом, и подписанные «цель поражена».
     Вчиталась в очередное уведомление:
     Внимание, обратимо поражено зрение! Вколоты медицинские препараты! Внимание, невозможно точно определить местонахождение врагов и союзников, контурами указаны приблизительные позиции на основе данных о прошлых позициях и триангуляции пипбоев союзников!
     Рядом раздался грохот громких звуков, совершенно не похожих на гауссовки Сектора, и тут же пришло уведомление:
     «Внимание! Бастард Шэн убит! Внимание, рекомендуется самоподрыв для уничтожения противника, приблизительное местоположение неиспользованной гранаты указано синей стрелочкой», в полупрозрачном окошке, которое я видела несмотря на закрытые глаза, которые нестерпимо жгло, было показано, как я должна нашарить рукой гранату, вставить в нее провод от пипбоя для активации, дождаться того, когда ко мне подойдёт вражеский солдат, а потом отключить в програмном интерфейсе гранаты то, что нейрочип обозначил как " предохранитель».
     Понимая, что дальше может стать только хуже, я все же собрала себя в кучу, кликнула в интерфейсе по друзьям, выбрала Алекса, и с бешенной скоростью застрочила на экранной клавиатуре:
     — Знаю, что я тебя достала, но я опять в беде! , — к сообщению приложила весь свой ужас от происходящего
     — Где ты? Спрячься, Столицу атакуют. Кто-то пустил их в нашу систему! Почему-то не могу сам тебя лоцировать — Алекс ответил мгновенно, и у меня сжалось сердце от ощущения заботы и беспокойства. Видимо, этот так называемый «боевой режим» как-то препятствовал ему меня найти?! Зачем он нужен, от него только хуже! Но… Я должна собраться… Я пересилила опять накатывающую панику, и застрочила:
     — Держи координаты, я в моей лабе. Меня арестовал патруль второго отряда как диверсантку сектора Арабика, хотели расстрелять, потом появилась Линфей с Юшенгом, а теперь я в гуще сраже…
     В этот момент меня что-то очень больно, и сильно, сильнее всего в моей жизни, ударило по голове. Ускользающим сознанием я попыталась отправить недописанное сообщение, и так и не поняла, отправила я его, или нет.
     Сознание возвращалось постепенно. Перед глазами висела нотификация: «внимание: используется боевой джаммер. Радиосвязь подавлена. Внимание: нет визуального доступа к лазерному порту, связь с серверами сектора недоступна!» Я лежала на холодном полу. Рядом со мной валялся развороченный кусок стеллажа. А на голове я нащупала шишку. Меня очень тошнило, и всё вокруг кружилось. Усилием воли, я подавила приступ рвоты и прислушалась: рядом женщина говорила с мужчиной. Выговор слов мужчины был очень странным, чем-то неуловимо похожим на древний французский язык из досингулярного видео-контента. Чуть погодя, я опознала в женском голосе Линфей:
     — Краснопыль! Ты меня чуть не убил! Мы так не договаривались, Жан!
     — А мне плевать. Где девка-оптик? Где труба? Вот об этом мы договаривались!
     — Ты зачем это говоришь вслух? А если кто-то слышит? А если передаст? Ты же можешь отправить мне сообщение на нейрочип, он позволяет коммуницировать с жителями вашего сектора!
     — Связь дура, связь. Я заглушил связь. Да ты и сама уже сказала это вслух, что со мной договаривалась
     — Мало ли о чём я договаривалась?
     — О том, что ты мне отдашь девку и трубу. И что всё будет тихо. А я человека потерял. Моего побратима! Он кровью истёк!
     — Кто же знал, что эти солдафоны из четвёртого отряда вмешаются?!
     — Ты и должна была знать! Это твой провал! Мы договаривались на девку и трубу!
     — Где Юшенг?
     — Сбежал. Уверен, что в докладе вашему Деду этот трус напишет, что совершил тактическое отступление
     — Жан, ты почему ранил Ксана? Он в коме! Я теперь без охраны!
     — Она тебе и не нужна. Как выглядит девка? Передай фотографию, я отключу джаммер на мгновение
     — Я не знаю как это делать
     — Что? С кем я связался… Ладно, она была права
     — Кто была права? О чём ты?
     — Не важно пока. Как выглядит девка? Её нужно найти. Отвечай.
     — Маска такая, как у ногфлеров из арабики. И полосатый комбез нашей низшей касты.
     — Понятно. Спасибо. Вот теперь опять важно. Тебе просили передать, сказали, что ты поймёшь: «Линфей, угадай, кто теперь станет главной женой?»
     Раздался резкий, отрывистый звук выстрела, не похожий на звук гауссовок нашего Сектора. На пол упало что-то мягкое. А мимо меня прошёл, шаря фонариком, и повизгивая гидравликой, солдат чужого сектора, который пока что меня не заметил. Надолго ли? Он меня найдёт и убьёт… Мне очень страшно… Из глаз, которые уже видели как и до поражения ярким светом, хотя и перед ними плясали черные кляксы, потекли слёзы. И тут перед ними всплыла ещё одна нотификация:
     ≫Обнаружены эмоции, не совместимые с задачей по директиве A-113! Повторная активация боевого режима! Эмоции страха подавлены, впрыснут адреналин, включена эмоция ярости. Внимание: обнаружено лёгкое сотрясение мозга! Вколоты антирвотные препараты!
     В голове резко прояснилось. И я сразу успокоилась. Не знаю о какой ярости пипбой говорит, но будто бы я ничего такого не ощущаю? Тем не менее, я тихо-тихо двинулась в противоположном направлении, от того, в которое ушёл чужак. Я старалась не шуметь, и оглядываться. А вот под ноги не смотрела, так что споткнулась, и с трудом удержалась на ногах, схватившись за стену, слегка царапнув её железным пипбоем на моей руке. К сожалению, визг гидравлики моего вероятного… Убийцы? Или похитителя?.. Сразу же стих.
     Однако, коктейль веществ в моих венах не дал впасть в панику. Мыслилось кристально ясно. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного. На полу, в луже крови, лежала девушка из клининг-службы. Она ещё дышала. Решение пришло в голову мгновенно. Я сняла маску с девушки, после чего сделала несколько глубоких вдохов, и сняла маску и с себя. Торопясь, я уронила маску девушки, и она куда-то шумно укатилась в темноту. Гидравлическое повизгивание начало приближаться.
     Я прицепила на девушку маску, так и не успев активировать ей подачу кислорода, после чего скрылась в боковом коридоре. Источник шума и смертельной опасности остановился за углом. Посмотрела в ту сторону и… Увидела за собой кровавый след — я влезла в кровь! О нет! Но ничего нельзя сделать, я направилась к своей каморке. Ладно, на случай если он меня всё же найдёт и убьёт, нужно отомстить тем, кто задумал это всё. Не то, чтобы я любила мстить людям, но сегодня удержаться не могла. Я достала из ящика свой новый комбез, который купил Алекс и неудачный образец трубы. Сама же скинула с себя испачканный, и одела новый. Где-то в моей каморке была запасная кислородная маска. Но в темноте, в которую погрузилось обесточенное, разгермитизированное, поврежденное боевыми действиями здание, я никак не могла её найти, а вдалеке опять перестали издаваться звуки гидравлики. Кажется, он нашёл кровавый след! Я покинула каморку и вгляделась в пол. Заметила, в полутьме, где след обрывается. Туда и кинула свой старый комбинезон, а сверху него положила неудачный прототип трубы. К сожалению, эта часть здания — тупик. Надеюсь, охотник этого не поймёт… Я спряталась в щели за аппаратом выдачи протеиновых батончиков.
     Повизгивание приближается. Нестерпимо хочется вдохнуть воздух. Лёгкие просто горят! Солдат другого сектора останавливается, и, судя по звукам, берет в руки мой неудачный прототип. Как же хочется дышать!
     Вдруг громкий звук расстёгивающейся молнии, и дробный перестук по металлу раздаётся опять.
     Мужчина рядом со мной резко сорвался с места и побежал наружу. Звуки боя усилились. Я поняла, что, кажется, сейчас на меня уже никто не обратит внимание. А если я потеряю сознание, то, скорее всего, умру. Так что я дала приказ пипбою впрыснуть почти смертельную дозу адреналина, а сама побежала со всех ног к месту, где была девушка из клининг-службы. Однако, ни её, ни маски там не оказывалось. Надеюсь, она жива — вряд ли успела задохнуться. Наверное, её похитили? Но я ничего с этим сделать не могу. Я разворнулась, и направилась в свою каморку.
     Перед глазами двоится, и пляшут чёрные кляксы. В ушах нарастает шум. Я должна найти маску. Мне нужно выжить! Найти. Маску. Сзади появился столп света, кто-то подбегает ко мне гряцая металлом, и разворачивает меня. Это солдат чужого сектора, как его там, Жан? А, уже плевать: это тоже шанс выжить… Но… это оказывается Алекс!
     — Алекс, спасибо что пришёл! , — сказала я, выпуская остатки воздуха из лёгких, а Алекс снял с себя свою фунджаниновскую маску, и дал мне дышать. Кислород! Как я люблю кислород! Это лучший газ на свете, вы не знали?
     — Это тебе спасибо, что отправила сообщение с координатами! Если бы не оно, мы бы не узнали, что тут, краснопыль, происходит.
     Я жадно дышала воздухом, пока Алекс не сказал:
     — Дай сделать вдох, любимая!
     Что? Как он меня назвал? Что это значит? Я замираю, и пытаюсь переварить услышанное, а Алекс опять подаёт голос:
     — Любимая, дай сделать вдох, пожалуйста? , — и целует меня в макушку
     — Ой, прости, конечно, держи, — сказала я, передавая ему маску, — я тоже тебя люблю. Люблю больше всего на свете!
     — О, так это отличные новости, — сказал, подышав, он, и накрыл мои губы поцелуем. Но целовались мы недолго. В коридоре появился Майк, который, увидев нас, сказал вслух — видимо, джаммер, глушивший связь, так и остался активным:
     — Тут где-то бродит шпионка Арабики. Алекс, не видел её? Одета в наш комбез неквалифицированной ногфлерки. Ростом, примерно, как вот эта ногфлер-оптик, с которой ты сосёшься
     — Нет, не видел, — ответил Алекс. Майк перевёл взгляд на меня
     — И я не видела, — неожиданно сама для себя смело ответила я.
Сноски

1
Марсианский год примерно вдвое длиннее земного, поэтому в одном из известных вариантов марсианского календаря месяцы дублируются — первый и второй апрель, например

2
Эту историю можно прочитать в рассказе "Три Гонки" https://ficbook.net/readfic/019214e4-71c3-719c-95c0-7f63570c388e

3
патогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры, если болеет, то болеет именно им. Но так же может быть, её кашель связан с тем, что она надышалась соединениями фтора

4
из-за разреженной атмосферы, которая осталась таковой даже после терраформирования, на Марсе рассветы и закаты не красные, как на Земле, а синие.

5
скрипт — разновидность программы, которая не требует подготовки (компиляции) для своего запуска. В данном случае, можно исправить скрипт, и сразу увидеть результаты

6
Гексафторид серы - тяжелый, суперпарниковый газ, который по сюжету романа использовали для терраформирования Марса. Склонен собираться в низинах, откуда может выдуваться ветрами. Парниковые газы блокируют тепловое инфракрасное излучение. Поэтому, выйдя из плотной "шапки" SF6, накрывающей низину, где находится Сектор, да ещё и ночью, Астра оказывается в довольно некомфортных условиях

7
внутренние планеты, которыми на Земле являются венера и меркурий, видны утром и вечером. На Марсе к утренним планетам прибавляется и Земля, которая ярче обеих других внутренних планет.

8
В плотной, холодной атмосфере — например, современной для читателя Земли — при минус 50С Астра несомненно бы замерзла насмерть. Но в условиях низкого давления, ещё более низкого на вершине холма всерьез переохладиться она не успела. Если читатель мне не верит, предлагаю ему вспомнить, что внутри термоса вакуум

9

10
Синяк, она же Pseudomonas martiana. Марсианская бактерия Эволюционировавшая от оппортунистической Pseudomonas aeruginosa, эта бактерия адаптировалась к экстремально низкой влажности и повышенному уровню УФ-излучения. Для защиты она начала синтезировать меланоидные пигменты, придающие её колониям легкий синеватый оттенок. Эта бактерия часто обнаруживается на поверхностях оборудования и в водопроводных системах Сектора, вызывая различные симптомы от раздражения кожи, у здоровых людей, до язв — обычной истории у ногфлеров, страдающих от плохого питания, авитоминоза.Она не представляет угрозы для жизни, но требует регулярной дезинфекции и становится частью повседневного технического быта.

11
патогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры болеет именно им. Но так же может быть, она это придумала, и на самом деле её кашель связан с тем, что она надышалась токсичными химическими соединениями с фтором

12
примерно 13 земных

13
Не только Астра старается о них не думать. Об этой касте вообще не принято вспоминать. Из-за тяжелых условий жизни и скученных жилищных условий в бараках, демографический коэффициент у неквалифицированных ногфлеров значительно меньше уровня естественного воспроизводства. Поэтому, часть неквалифицированных ногфлерок после ритуального изнасилования фунджанином в день своего совершеннолетия отбирается по принципу красоты, и определяется в касту, которая, фактически, является одновременно и борделем, и роддомом, и яслями. Основные посетители "инкубаторской" - бастарды-солдаты. Однако, большая часть детей появляется в результате ЭКО, а эмбрион может быть результатом генетических манипуляций и евгенических программ. Если инкубаторская ногфлерка доживает, несмотря на постоянные беременности и роды до менопаузы, чаще всего её списывают на химическое производство

14
Объектив - самая дорогая и сложная в изготовлении часть линзовых и зеркальных оптических труб. Противоположен окуляру, в который смотрит глаз человека (в устройстве Астры окуляра нет, потому, что устройство для подключения к нейрочипу) - находится на дальнем торце

15
подробнее в Википедии про принцип Поппера: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%B8%D1%84%D0%B8%D1%86%D0%B8%D1%80%D1%83%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C

16
Статья об аргументах Ника Бострома на Хабре: https://habr.com/ru/articles/516598/

17
Клининг - уборка. Клининговая команда в секторе - что-то вроде дворников, тех, кто моет полы, и подобное. А так же следит за герметичностью зданий.

18
язык сектора — англокитайский пинджин. Gèwèi — китайское слово, обозначающее обращение к собравшимся, что-то вроде «господа и дамы»

19
Якудза — японская мафия. В какой-то степени является традиционной частью японского общества, и почти легальна. Бандам якудзы подчиняются банды национальных меньшинств в Японии, включая китайцев

20
теория в политической науке, что государство происходит от бандита, решившего осесть, и начавшего не только грабить, то есть облагать налогами, но и защищать своих подданых

21
790 земных

22
в реальности, сверхпроводящее кольцо Марса, даже если и будет отключено, не повлияет на плотность атмосферы в ближайшие сотни тысяч лет, или даже несколько миллионов. Но жители Сектора про это не знают. В отличие от элиты Торговой Лиги

23
от английского board - совет топ-менеджеров Торговой Лиги

24
22-23 земных года

25
гексафторид серы, SF6, это суперпарниковый газ. Он использовался, в мире Астры, для терраформирования Марса. Это тяжелый газ, который собирается в низинах — например, в которой находится Сектор, и мало смешивается с остальной марсианской атмосферой. Газ значительно тяжелее CO2, основного компонента атмосферы, что позволяет водородным дерижаблям быть неожиданно, для сравнительно тонкой атмосферы, эффективными. Однако, только в низинах — на плоскогорьях SF6 нет, он с них стекает. На плоскогорьях Марса мира романа очень холодно даже днём, почти как на современном Марсе читателя

26
Сверхпроводимость в физике - явление, когда проводник не имеет сопротивления. Так что энергия может без затрат передаваться, по сверхпроводнику на огромное расстояние. Обычные сверхпроводники требуют запредельно низких, близких к абсолютному нулю, температур для работы. Существуют высокотемпературные проводники - самый высокотемператрный из известных на момент написания этой главы требует температуры минус 135 цельсия. Однако, нет известных законов физики, которые бы запрещали сверхпроводимость при более высоких, комнатных и выше, температурах. В романе предполагается, что такие сверхпроводники были, к моменту начала терраформирования Марса, открыты

27
на Марсе, даже после терраформирования, сухая, абразивная пыль, что опасно для дыхания, часто статически заряженная — что может портить электронику. Поэтому возникновение ругательства про пыль довольно естественно. Как и в нашем мире, этические нормы сектора считают ругательства для женщин менее уместными, чем для мужчин

28
лазеры могут быть опасны для зрения

29
если много человек пользуются вайфай точкой доступа, сеть «тормозит»

30
всё электромагнитное излучение, от радиоволн, далее инфракрасного света, потом видимого света, ультрафиолета, ренгена и гамма лучшей имеет одну природу, подобную свету. И чем короче длина волны этого излучения, тем больше вместится информации. Самое длинноволновое ЭМ излучение радиоволны, самое короткое и ёмкое — гамма. Однако даже ультрафиолет и ультрафиолетовая оптика технически очень сложны, поэтому в мире Астры нет ничего свежей постройки мощнее, коротковолновее, чем лазеры видимого диапазона

31
инфракрасный — чуть более длинные волны, чем видимые

32
читатель может себе представить аналог ChatGPT, который работает в интересах фунджанинов и автономно

33
интернет-трафик — пакеты с информацией, которыми обменивается компьютер, когда соединяется с сетью

34
не совпадение оптических осей оптического инструмента. Исправляется юстировкой

35
часть великого каньёна Маринер. Рекомендую посмотреть орбитальные фотографии Марса. Одна из самых низких точек Марса. В мире романа место водоёма с многочисленными островами

36
для любящих точность и смотреть карты: наиболее близкие к друг другу стенки региона Outflow Channels, к северу от Valles Marineris, и к югу от Chryse Planita

37
стоит иметь ввиду, что -90С в разреженной атмосфере не так страшны, как были бы страшны -90С при земном давлении

38
Из-за высокой влажности в низинах, пылевые бури относительно короткие, по сравнению с сегодняшним Марсом — обычно длятся только несколько часов

39
монотерпеновый ациклический альдегид, напоминающий по запаху лимон

40
на земле углекислый газ начал бы выпадать в виде снега при -78.5С, на современном Марсе — при примерно -125С. Но действие романа происходит на частично терраформированном Марсе, на нём давление выше, так что углекислота выпадает при примерно сотне градусов цельсия ниже нуля.

41
кэш в компьютерных системах — временное хранилище данных, обычно более быстрое, и доступное локально — в данном случае, информация с глаз и эмоции Астры пишутся в кэш на пипбое, чтобы потом пипбой автоматически их загрузил в облако с помощью широкополосного и короткого лазерного информационного пакета

42
примерно 173 земных

43
Компьютеры интерпретируют программы через машинный код — нули и единцы, но человеку его крайне сложно понимать. Существует способ записи машинного кода в немного более понятном для человека виде слов — как раз ассемблер. Однако, большая часть программирования осуществляется на значительно более высокоуровневых языках, позволяющих писать на себе менее квалифицированным разработчикам. Которые, однако, требуют в силу определённых инженерных причин большие ресурсы для своей работы. Поэтому, в секторе из-за регресса больше не могут писать прошивки для собственных нейрочипов. Используют старые, стараясь делать нейрочипы так, чтобы старые прошивки по-прежнему подходили

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"