- Все, больше нельзя, - нервно сказал Володя. - Двенадцать часов без отдыха... больше нельзя. Олег, ты слышишь?
Тот смотрел на экран. Картинка из термоядерного реактора, пропущенная через визуализатор, напоминала радугу, согнутую в шар. В центре билось желтое пламя с оранжевой сердцевиной, окруженное холодными сине-зелеными волнами с фиолетовой каймой. "Свеча на ветру, - подумал Олег, - просто чудо, что она еще не погасла".
- Дай ему пять минут, ладно? - тихо сказал он. - Работа почти закончена.
- Пять минут? - возмутился Володя. - Ты просил их полчаса назад, разве не помнишь?
Неужели прошло полчаса? Да, проверил Олег, все верно. Он взглянул на Аркадия: его лицо скрывал интерактивный шлем, пальцы быстро двигались по панели, уберегая пламя от контакта с холодной плазмой. На краю радужного шара вырос холодный язычок, метнувшийся к центру. Аркадий успел его перехватить - казалось, в последний момент. "Это как спичкой разжечь костер из толстых поленьев, да еще в дождь, - как-то сказал он. - Думаешь, невозможно? Попробуй, с тысячного раза получится".
"Если сейчас прекратить, через неделю все начнется сначала. - Олег представил, какой скандал устроит Аркадий. - Восстановиться он, конечно, не успеет, и все будет только хуже".
- Коля, как плазма? - спросил он и затаил дыхание: "Ну, пожалуйста..."
В тишине послышалось жужжание мухи. "Откуда здесь муха? - возмутился Олег и едва сдержался, чтобы не высказать вслух. - Черт знает что такое, это же пультовая! Кто здесь следит за чистотой? Начальника смены ко мне! Начальника... Ну же, говори, что ж ты возишься!"
- Девяносто девять процентов от точки вспышки, - севшим от волнения голосом ответил оператор.
- Прогноз?
- Вспышка в пределах семи минут.
Олег вперился в экран, в центре которого появилась и медленно росло белое пятнышко. Секунды текли мучительно долго. Вспомнилось, как полгода назад Аркадий разгонял реакцию для новосибирского термоядерного комплекса. Тогда она вспыхнула через десять часов, и это считалось пределом возможностей, ни один из мастеров не работал с плазмой так долго. Потом были две недели реабилитации; слава богу, все обошлось. А сейчас... обойдется ли? Володя с напряженным лицом застыл над пультом медицинского комплекса. "Сейчас, сейчас, - пробормотал Олег, - еще чуть-чуть, совсем немного..."
- Володя, отключай! - закричал Олег, но тот все уже сделал сам, без команды, и теперь осторожно снимал с Аркадия шлем. Волосы на лбу слиплись от пота, глаза были закрыты, черты лица выглядели резче, чем обычно.
Из-под наушника показалась кровь.
- Предупреди Авакяна, - приказал Володя. - Давай, поживее! Пусть едет сюда, скажи, я позвоню через три минуты.
- Что, так плохо? - глупо спросил Олег, но тот не слушал его. Опустив спинку кресла, на котором расслабленно лежал Аркадий, Володя катил его к выходу из зала, распоряжаясь, чтобы подготовили реанимационную. "Двадцать секунд, горение стабильное", - услышал Олег, набирая номер. Когда Авакян ответил, Аркадия в пультовой уже не было.
***
- Десять минут, - сказал Володя, останавливаясь у палаты, - не больше. Под твою ответственность. Может, тебе удастся его урезонить.
- Попробую. - Олег открыл дверь.
- А, наконец-то! - воскликнул Аркадий, садясь на кровати. Не глядя, нащупал трость и резким движением поднялся. - Почему так долго не заходил?
- Врачи не пускали. - Олег обнял друга.
- Врачи? С каких пор тебя это останавливает?
- С недавних, Аркадий, - серьезно ответил он, - у тебя, вообще-то, был инсульт.
Тот махнул рукой и широкими, ломаными шагами подошел к окну. Из зеленого моря с островками жилых домов вырастал небоскреб "Центра термоядерной энергетики". Вдали синела излучина Протвы с желтой полоской пляжа, а возле нее блестела стеклом станция "магнитки", эстакада которой дугой уходила за горизонт. Поезд, разгоняясь, набирал ход - через пять минут он будет в Серпухове.
- Ерунда, эскулапы вылечат. Знаешь, что? - Он повернулся к Олегу, его глаза возбужденно блестели. - Я, кажется, понял, почему возился так долго. Можно было сделать гораздо проще...
- Аркадий, послушай меня, - негромко сказал Олег, - за пульт тебе больше нельзя.
Тот с недоумением уставился на него.
- Шутишь? Как это - нельзя? Что значит - нельзя?
- Никаких шуток. Тебе повезло, что ты вообще можешь ходить и разговаривать, понял? Авакян с бригадой оперировал тебя почти сутки, считай, он заново собрал твой мозг. Такого никто раньше не делал, то есть вообще никто!
- Я благодарен Авакяну, - с холодком ответил тот, - но даже он не может запретить мне делать то, что я умею лучше всех.
- Авакян не может, - согласился Олег, - а вот ученый совет вполне.
- Что?
- Вчера состоялось заседание. Принято решение прекратить эксперименты.
- Вот как... и ты пришел мне об этом сказать?
Олег молча кивнул. Аркадий уперся в него взглядом.
- Это глупо. Закрывать программу из-за несчастного случая - глупо.
- Программу не закроют. Мы создадим группу моделирования. Французы, кстати, идут тем же путем...
- Группа моделирования! - саркастически воскликнул Аркадий, принимаясь расхаживать по палате. Трость мягко стучала о пол. - Чушь! Твои французы выдохлись, после Лорана у них не осталось достойных мастеров, вот почему они поют эти песни. Нет и не может быть никакого алгоритма, как вы не понимаете! Каждая реакция, каждая зажженная свечка - это... - он на секунду запнулся, - это чудо, произведение искусства - да-да, именно так! Вы сможете создать теорию, как писать картины не хуже Боттичелли, а? Или сочинять музыку, которой позавидовал бы Бах?
- Не надо утрировать...
- Утрировать? Ты не сидел за пультом, ты не знаешь, - зло сказал Аркадий, - и никто из вас не сидел.
- Так расскажи, каково это! Ручаюсь, тебе будут в рот смотреть!
Аркадий тяжело опустился на кровать, уперся локтями в колени. Он поймет, что по-другому нельзя, подумал Олег, ему нужно время, но он поймет. Эпоха героических одиночек уходит в прошлое, их место займут профессионалы, вооруженные теорией и нужными инструментами. Так было всегда. Гагарин совершил подвиг, а через двадцать лет полеты в космос стали рутиной.
- Тебе нужен месяц на восстановление, - сказал Олег. - Потом тебя ждут в университете.
- Физику плазмы некому читать?
- У тебя будет собственный курс, назовешь, как захочешь. Расскажи, как стал лучшим мастером на планете.
Аркадий поднял на него взгляд, в котором мелькнула надежда. Олег догадался, о чем его спросят.
- Горбовский был на совете?
- Да, - ответил Олег. Легендарный академик, получивший нобелевку за эффект Горбовского-Лорана, с открытием которого началась эпоха практического термояда, одним из героев которой и стал Аркадий. Сейчас академику было за восемьдесят, но свои мысли он по-прежнему выражал кратко и ясно. "Все равно узнает, - мелькнула мысль, - лучше уж от меня". - Горбовский был. Именно он предложил прекратить эксперименты.
Лицо Аркадия застыло. Такого он не ожидал.
- Уйди, пожалуйста, - услышал Олег. - Мне надо побыть одному.
***
Физическая аудитория располагалась в левом крыле главного здания. Аркадий, немного прихрамывая, шел по коридору, ловя на себе взгляды студентов. Перед первой лекцией он волновался, сердился на себя за это, но ничего поделать не мог: укрощение плазмы имело мало общего с публичными выступлениями.
Стараясь не показать смущения, он вошел в аудиторию. Студенты поднялись, раздались аплодисменты. Чувствуя, что краснеет, и надеясь, что с первой парты это незаметно, Аркадий попросил всех сесть и включил доску.
- Тема моей лекции, - начал он с заготовленной фразы, - эффект Горбовского- Лорана и его роль в становлении термоядерной энергетики...
Я говорю не то, подумал он, глядя на обращенные к нему лица, все это они могут прочитать в учебниках и методичках, зачем повторять одно и то же в сотый раз? Что там говорил Олег? Расскажи им, как стал мастером. Формулы они выучат сами, без тебя.
Как передать напряжение охоты за крохотными флуктуациями плазмы, неуловимыми, как светлячки в белую ночь? Сколько нужно терпения и внимания, чтобы в их случайном движении разглядеть конфигурацию, способную выстоять в бушующем хаосе и породить устойчивую термоядерную реакцию? Сколько раз придется бросать и начинать заново... Ему вдруг пришла в голову озорная мысль. Аркадий достал из портфеля яблоко, повертел в руках, словно примериваясь, где куснуть, и внезапно бросил в ряды. Взметнулись руки, но никто не поймал, и оно со стуком упало под парты. Студенты оборачивались с недоуменными смешками, некоторые наклонялись в поисках трофея.
Аркадий присел на стол, стоявший между доской и первым рядом. Он, наконец, почувствовал себя в своей тарелке.
- Что главное в ремесле мастера? - спросил Аркадий и сам же себе ответил: - Быстрая реакция. А еще вам нужна предельная концентрация, чтобы видеть и понимать все происходящее в плазме. Знаете, была бы моя воля, - он возбужденно соскочил со стола, забыв о больной ноге, - я вместо лекции отправил бы вас в Сибирь, поохотиться в тайге.
Раздался дружный смех.
- Нет, серьезно, вы зря смеетесь. Тому, кто принесет белку, зачет, а всех остальных - на пересдачу...
Потом Аркадий рассказал о своей первой удаче, о многолетнем эксперименте, подтвердившем эффект Горбовского-Лорана. Как собирали первый демонстрационный реактор с положительным выходом - да-да, тот самый, который обеспечивает энергией Протвино; как начал возрождаться город, едва не погибший после крушения СССР...
Звонка Аркадий не услышал: он понял, что время вышло, когда у дверей столпились студенты на другую пару.
- Аркадий Сергеевич! - окликнули у выхода.
Молодой человек, коротко и ровно подстриженный, аккуратно одетый - вычищенные туфли, отглаженные брюки со стрелками, белоснежные манжеты рубашки вылезают из рукавов джемпера ровно на положенную длину - подошел к нему и протянул яблоко:
- Это ваше.
Аркадий хмыкнул.
- Спасибо. Ты спас мой завтрак.
- Меня зовут Борис Крутов. Я из группы моделирования и мне нужна ваша помощь. Когда вам удобно поговорить?
"Вот она, молодежь, - подумал Аркадий, - ему нужна моя помощь, видите ли, и он прямо об этом заявляет, не сомневаясь в моем согласии. - Он тут же устыдился своего брюзжания: - А может, это и хорошо? Наверняка выпускник лицея, по возрасту подходит. Первое поколение, выросшее в атмосфере свободного творческого поиска, когда каждый готов поделиться своей идеей, зная, что встретит дружеское участие..."
- Давайте прямо сейчас, - ответил он и ободряюще улыбнулся. - Подходит?
***
А все-таки я на него обижен, понял Аркадий, увидев Горбовского. Всю неделю уверял себя в обратном: оказалось, напрасно.
- Заходи, - пригласил академик, - как здоровье?
- Спасибо, неплохо, - сухо ответил Аркадий. Ему тут же стало неловко -Горбовский, конечно, все понял.
Стол в кухне был застелен листами бумаги, на которой сушились ягоды. Хозяин подвинул их и поставил на плиту чайник.
- Любишь шампиньоны? - Из холодильника появилась банка. - Попробуй. Мы их выращивали в ускорителе - до того, как достроили.
- В ускорителе? Зачем?
- Деньги зарабатывали. Отличные условия: постоянный микроклимат, нужный уровень влажности - в общем, идеальный питомник. Лучшие экземпляры росли у выхода в главный контур, уж не знаю, почему. Наладили экспорт в Европу, потом и у нас распробовали. Помню, в рекордный год четверть периметра засадили. Знатный был урожай!
Академик аккуратно отрезал половину белой шляпки и отправил себе в рот.
- Замечательно! - прокомментировал он и добавил: - Ты ведь не хочешь, чтобы эти времена вернулись?
Аркадий усмехнулся.
- Я-то как раз не хочу. Если вы помните, следующая реакция была для "Чайна Энергетик". А теперь миллиардный контракт отложен.
- А если бы ты погиб?
- Риск был всегда, и пять лет назад, и десять. Что изменилось?
- Ты остался один.
- Это не так. Кацура Нода, Томас Пешек, Жак Биссон из Парижской школы...
- Кацура не выходил на охоту уже три года, а Пешеку просто один раз повезло, и ты это знаешь. Жак способный мальчик, но до сих пор не зажег ни одной свечи.
- Значит, у нас нет конкурентов.
Горбовский покачал головой.
- Нам нужен метод, Аркадий.
- И кто его создаст? Боря Крутов?
- Да, с твоей помощью.
Аркадий фыркнул.
- Это невозможно.
Горбовский, поднявшись со стула, разлил кипяток по кружкам.
- Вот заварка. - Он пододвинул маленький чайник. - Извини, не люблю пакетики. Все время мерещится вкус бумаги.
Отхлебнув, он добавил:
- Если невозможно... что ж, тогда мы снова начнем выращивать шампиньоны. Не сейчас, конечно, но лет через двадцать-тридцать.
Аркадий молчал.
- Ты блестящий ученый, - продолжил Горбовский, - но этого мало. Ты должен стать блестящим учителем. Борис - сильный теоретик, а у тебя есть то, что ему не хватает.
- Что именно?
- Харизма и опыт. - Он неожиданно хмыкнул. - Студенты, кстати, от тебя в восторге.
- А если не получится? - вырвалось у Аркадия.
- Конечно, получится! Неужели укротитель плазмы спасует перед вчерашним дипломником?
- Я не об этом...
- Я знаю, Аркадий, но вы должны попытаться, - мягко ответил Горбовский. - Эта работа сейчас важнее всего. Если не выйдет, мы окажемся отброшенными на полвека назад, а то и больше, - он снизил тон и подмигнул: - И перестань на меня дуться, ладно? Старый учитель тебе еще пригодится.
***
- Уровень плазмы?
- Семьдесят семь процентов от точки вспышки.
Никуда не годится, подумал Аркадий, древний Токамак и то давал больше. Уже два месяца топчемся на месте. Семьдесят семь процентов! Да я начинал с этого еще студентом...
Синяя волна на экране внезапно накатила на пламя. Система управления реакцией отреагировала, но недостаточно быстро - холодная плазма проникла в горячее ядро. На табло побежали цифры: семьдесят процентов от точки вспышки, шестьдесят пять, пятьдесят восемь... Пламя задрожало и погасло.
Борис вывел на экран последние минуты траектории. Распределение давления, температуры, амплитуды магнитного поля. Мы тонем в мелочах, подумал Аркадий, целые дни уходят на то, чтобы формализовать интуитивные решения, которые за пультом принимаются за долю секунды.
- Вот оно! - Борис показал на экран. - Вот здесь холодная область пошла вразнос. Неустойчивость Хромова, если я не ошибаюсь?
- Да, да, верно, - раздраженно бросил Аркадий, - очевидно же...
Борис колдовал над трехмерной картинкой из зоны реактора - моментальные снимки, объединенные в один файл. Через пару часов он скажет, что исправил ошибку, и будет прав, но тут же вылезет другая. Борис упорный парень, въедливый и трудоспособный, но этого мало. Он не видит картины в целом, не чувствует плазму так же, как я. А можно ли передать это чувство? Может, оно уникально, и свойственно только мне? Лестное предположение, но вот Горбовский так не считает. И все-таки парень делает только то, что уже привык: разделяет проблему на части, разбирается с каждым кусочком по отдельности. Вполне успешно, надо сказать. Да вот беда - вместе эти куски не складываются. Ну, так научи его думать по-другому. Как там сказал Горбовский - стань блестящим учителем. Ну да, конечно...
Аркадию вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль. Может, и впрямь тряхнуть стариной? Он позвонил Олегу - тот сначала отнекивался, ссылался на переговоры с китайцами, но потом сдался под напором друга. "Так-то лучше, - злорадно подумал Аркадий, - будет и тебе сюрприз!"
- Борис, хватит пялиться на экран, - весело сказал он, - пойдем, проветримся!
***
Дорога к "магнитке" вела через сосновый бор. Лесные ароматы пьянили после стерильного воздуха пультовой.
- Ты в курсе, что завтра прилетают китайцы? - бурчал Олег. - Все уже сегодня на головах бегают, а что будет завтра, боюсь представить! Не дай бог, потребуют неустойку...
- Тем более, надо развеяться, - парировал Аркадий.
- Развеяться? Ты что задумал, а? Борис, мы куда идем?
- Проветриться, - серьезно ответил парень, и Аркадий рассмеялся.
Они подошли к станции.
- Три билета до Взлетной, - сказал он, сунув карточку в автомат.
- До Взлетной? - воскликнул Олег. - Ты с ума сошел! Тебе нельзя летать, с твоей-то ногой, да еще после инсульта!
- Мне нельзя, - согласился тот, - а вот тебе можно. И полетишь ты не один, а с пассажиром.
- С каким еще пассажиром?
Аркадий улыбнулся.
- Вот с ним. - Он показал на Бориса. - Прокати парня по небу!
***
Аркадий катил велосипед по дорожке, ведущей к городу. Двухместный мотодельтаплан проплыл над лесом и скрылся за горизонтом. Борис, конечно, струхнул, но вида не подал - молодец!
Впереди показался щит с названием города и его эмблемой - мускулистая рука, крепко держащая за узду яростного коня с атомным глазом: ядро и вокруг него электрон на орбите. Лет тридцать назад в будущее Протвино никто не верил, кроме энтузиастов вроде Горбовского. А сейчас - термоядерный комплекс дал толчок к развитию всего южного Подмосковья: Чехов, Серпухов, Пущино оживают на глазах. Университет приобрел международную известность, от студентов отбоя нет, со всего мира едут учиться. А теперь и под Новосибирском запустили станцию.
Слева от дорожки показалась поляна, на которой старшеклассники занимались ботаникой. Учитель возился с 3D-микроскопом; изображение с него висело прямо в воздухе, в метре над поляной. Мальчишки и девчонки возбуждено галдели. "Дети, спокойно! - донесся дидактический голос. - Попробуют все!"
"Они наверняка считают, что так будет всегда, - подумал Аркадий, глядя на детей, - потому что другого не знают. Да и учитель тоже - очень молод, наверняка из бывших лицеистов". Он ощутил беспокойство - как все зыбко, непрочно. Горбовский как-то признался: "Знаешь, иногда мне кажется, что это сон, и я страшно боюсь проснуться в старом общежитии без горячей воды и с электричеством по графику, и надо будет идти на занятия в аудитории, где лекции читают в пальто. Веришь ли, зимой девяносто третьего институт не отапливался - денег не было!" Да, если у нас с Борисом не выйдет, придется туго. Как там он, кстати?
Аркадий вызвал Сашу.
- Давай вправо! - раздался голос, заглушаемый ветром. - Вот так, плавненько... что тебе? - это уже Аркадию.
- Садитесь? - крикнул тот.
- Почти сели! Вот, полюбуйся.
На экране планшетника неслась земля. Слишком быстро, мелькнула мысль, будет трясти.
- Сбавь скорость! - услышал Аркадий. Борис ответил, голос его был напряженным, но спокойным.
- Ты доверил ему посадку? - догадался Аркадий. - Это же его первый полет!
- Справится, куда денется!
Изображение дернулось, послышалось "Черт!", и Олег отключился.
Аркадий гнал велосипед изо всех сил. Наконец, среди сосен блеснула Протва, а вскоре показался пляж. На поляне, протянувшейся вдоль него, косо стоял дельтаплан, окруженный мальчишками. Велосипед запрыгал на кочках; бросив его, Аркадий побежал к дельтаплану. Борис склонился над вывернутым из шасси колесом.
- Ты как? - переводя дух, спросил Аркадий. - А где Олег?
Борис обернулся. Над левым глазом набухала здоровая шишка, но он улыбался. На рукаве джемпера темнело пятно от травы.
- Уже ушел. Сказал, ему некогда.
- Борис Алексеевич! - Парень, подперев бревном покосившийся дельтаплан, смотрел на них. - Что дальше делать?
- Молодец! Попробуй снять колесо.
Парень тут же принялся за дело, подгоняемый советами.
- Вот что, Борис Алексеевич, - весело сказал Аркадий, - Дельтаплан дельтапланом, а чтоб завтра в девять утра в пультовой.
- Да, обязательно, - ответил он. Казалось, ему хочется что-то добавить. За спиной со скрипом покачнулся дельтаплан, мальчишки загалдели. Борис, мгновение поколебавшись, обернулся к ним. "Все, достаточно, - распорядился он. - Так, признавайтесь, кто из вас хоть раз менял колесо?"
***
- Восемьдесят три процента, - сказал Аркадий и бодро добавил: - Уже лучше!
Борис кивнул, но как-то без энтузиазма. Было видно, что его занимает другое.
- Ладно, выкладывай, - предложил Аркадий. - У тебя сомнения? Если так, лучше их обсудить.
- Мы идем не с того конца, - выпалил Борис. Волнуясь, он встал с кресла оператора. - Так ничего не выйдет!
- Хорошо, - подбодрил его. - Ничего не выйдет. Ясное и четкое заявление. А почему?
- Общего решения уравнений Горбовского не существует, верно? Вот почему мы пользуемся эмпирическими моделями, построенными на опыте охотников. Беда в том, что каждая из них работает только в определенном случае.
Аркадий мысленно вздохнул: в теории он был не силен. Борис же, напротив, на глазах обретал уверенность. Он вывел на экран распределение плазмы в свече - той самой, что зажег Аркадий.
- ...А если сделать по-другому? Допустим, решение уже есть - ваше, например, - и мы вносим в него заданное возмущение... - Борис пробежался по виртуальной клавиатуре. - Смотрите, что произойдет.
По плазме, идущей горизонтальным кольцом по центральной линии тора, пробежала волна, потом еще одна. Колебания усиливались.
- Сейчас будет срыв, - с недоумением сказал Аркадий, - и свеча погаснет. В чем смысл?
- Срыва не будет, - уверенно возразил Борис.
Не отрываясь, он смотрел на экран, пальцы застыли над панелью. "А ведь он мог бы стать охотником, - мелькнула мысль, - и весьма неплохим..."
- Началось! - воскликнул Борис. - Видите?
Высота кольца стала расти, его толщина посередине уменьшалась. Амплитуда колебаний резко увеличилась, Борис тут же среагировал, погасив их.
- Оно делится, - пробормотал Аркадий, - делится, с ума сойти...
В камере реактора теперь было два кольца, одно над другим. Борис, поколдовав над панелью, развел их по вертикали, насколько позволила высота камеры.
- После деления каждая свечка изолируется в отдельный реактор, - сказал он. - Каждую можно размножать до бесконечности, по крайней мере теоретически...
- Так, собирайся, - прервал его Аркадий. - Пойдем к Горбовскому, пусть он посмотрит.
Борис замялся.
- Что такое?
- Вообще-то я показывал. Давно, еще полгода назад.
Аркадий удивленно уставился на него.
- Полгода назад? Почему так долго молчал?
- Горбовский сказал, что я ошибаюсь. Сказал, что будет срыв.
Борис виновато улыбнулся.
- Ты считаешь, он прав? - спросил Аркадий.
- Частично, - после секундного колебания ответил Борис, - Понимаете, я показывал решение с другими свечами, не с вашей - ее тогда не было. Но ваша свечка, она... она просто уникальна! Вы лепили ее двенадцать часов, у нее особенная структура, неустойчивая к делению, вот что я понял вчера. Не знаю, захочет ли он еще раз это обсуждать...
- Захочет, - решительно сказал Аркадий, - это я беру на себя.
- А если свеча погаснет? - негромко спросил Олег. - Это ведь только теория. Что сказал Горбовский?
- Сказал, что не знает, - ответил Аркадий. - Конфигурация плазмы слишком сложна для аналитики, а работать с программой Бориса он не умеет.
"А может, старый лис все просчитал и хочет научить нас принимать трудные решения... - подумал он. - Да, тяжела шапка Мономаха. Если свеча погаснет, китайцы разорвут контракт и потребуют неустойку в полмиллиарда. Тогда сказке конец".
- Надо рискнуть, - сказал Аркадий.
- Почему? - Олег усмехнулся. - Я предлагаю другое: отдадим реактор и получим деньги.
- Потому что Горбовский рискнул, - ответил Аркадий, - полвека лет назад, в Кадараше. Помнишь: сначала никто не верил в эффект, и Рибери чуть не вышиб его из проекта. Если бы не заступничество Лорана...
- Горбовский рисковал карьерой, а у нас город с населением в пятьдесят тысяч. Детские сады, школы, больницы, университет... Кто будет за все платить, если мы станем банкротами?
- Олег, другой возможности не будет. Моя свеча уникальна - единственная из тринадцати зажженных, способная к делению. Отдадим сейчас, и до конца жизни будем себя спрашивать: "А что, если..?"
Олег подошел к окну, распахнул его и оперся о подоконник. Дохнуло вечерней свежестью, ароматом травы. Закатное солнце алело в стеклах высоток, а внизу уже было темно. Горели фонари, освещая аллеи в парке.
- Ты сам проведешь деление? - спросил он.
- Это сделает Борис.
- Значит, Борис. - Олег повернулся. - Судьба города в руках аспиранта.
- Да, как и полвека лет назад. Только тогда аспиранта звали Леня Горбовский.
Олег хмыкнул.
- Цицерон, елы-палы... Ладно, я тебя поддержу. Сколько у тебя голосов в совете?
Аркадий улыбнулся.
- Теперь большинство.
"Вот я и дома", - подумал Аркадий, выходя из вагона на платформу.
Двери закрылись, состав плавно тронулся. Аркадий, пренебрегши эскалатором, медленно сошел по ступеням. В любом путешествии больше всего ему нравилось возвращение, он всегда его смаковал. Странно: кажется, все можно запомнить, а вот запах почему-то нет, не запоминается, и везде он особенный, присущий только конкретному месту.
В это лето Аркадий, наконец, исполнил давнюю мечту - побывал на всех термоядерных станциях, где горели свечи мастеров. Теперь их осталось десять - после того, как погасли первые три, зажженные еще им и Лораном. Борис говорит, это случайность, недосмотр персонала: не подавили вовремя флуктуацию плазмы. Теоретически свечи могут гореть вечно, если подбрасывать топливо. Аркадий считал иначе - они понемногу стареют, вместе с теми, кто их зажег.
Что ж, со временем будет ясно, кто прав.
Сейчас Борис в Гонконге, налаживает реактор. Если все пойдет по плану, через неделю там произойдет очередное, уже седьмое деление. Пять из них оказались удачными - в том числе и первое, проведенное три года назад в Протвино. Теперь это уже история, еще одна глава университетского курса. Вспомнив о нем, Аркадий почувствовал привычное нетерпение, желание поскорее осмыслить и записать все впечатления от путешествия, пока они еще держатся в памяти. И, конечно, освежить лекции. С последним стоит поторопиться - до первого сентября всего неделя.
"Будут ли они такими же счастливыми, как мы? - подумал Аркадий, вспомнив своих студентов. - Сколько раз мы рисковали, и нам везло. А если бы тогда, три года назад, свеча погасла?" Бесполезный вопрос, ответа на который не было. Каждому поколению придется решать свои проблемы, и с этим ничего не поделать: нет универсального решения, годного на все времена. Вон, китайцы уже вовсю приглядываются к технологии деления, через пару-тройку составят нам конкуренцию, а если будем дремать, то и вовсе обойдут. Нужны новые идеи, нужно заинтересовать ребят, сделать так, чтобы глаза горели. Только тогда у нас есть будущее.
Вот и сделай так, одернул он себя, хватит растекаться мыслью по древу. Давай, руки в ноги и готовиться к лекциям.