Это место возле скалы было моим самым любимым - заброшенное, пустынное и глухое, окруженное чахлыми деревцами, на которые лишь изредка садились птицы. Здесь было тихо и спокойно, только тоскливый ветер звучал, словно стонущий зверь. Под скалой находилась бездна, чей мрак скрывал туман, стелющийся над ней. Скала являлась конечной точкой и пределом нашего городка. Дальше не было ничего, только бездонная пропасть простиралась без конца и края, что было довольно-таки холодящим душу зрелищем. Никто не знал, насколько далеко простирается пропасть и насколько она глубока, не говоря уже о том, что может находиться за ее пределами. В любом случае, эта тему обходили стороной, а участь тех немногих, что сгинули в ней, была хуже мертвых, похороненных на кладбище.
Приходить сюда считалось дурным тоном, а выбрать эту скалу в качестве излюбленного места - и вовсе отклонением от нормы, поэтому я прибегала сюда тайком. Это место стало моим убежищем от нескончаемых неприятностей, которые поджидали меня дома и угнетали до изнеможения. Хозяин торопил меня с работой, которую я никогда не успевала сделать в срок. Вместо пяти тысяч коробок я с трудом успела склеить четыре тысячи. Монет за работу еле хватало на оплату жилья. Если бы я была пошустрей, мне хватило бы и на воду. Но моя проклятая медлительность никак не желала меняться и здорово портила мне жизнь. Таким непутевым и нерасторопным, как я, ничего другого не оставалось, как носить воду на спине, раз не в состоянии ее заработать. Сегодня я уже принесла воду с ручья, спина и плечи до сих пор зудят и ноют от грубых ремней, которыми я закрепляю бачок на себе. Один бачок на еду и питье, другой на хозяйственные нужды.
Утром я накормила стариков, от которых вовек благодарности не дождешься. Постоянно ворчат, осуждают меня, непутевую, и ставят в пример других наших соседок, которые всегда успевают к сроку сделать свои пять тысяч коробок. А после того, как я отказалась от Священных Уз, что было просто неслыханным даже для Города, мне и вовсе житья не стало - многие отвернулись от меня и от моих жалких попыток оправдать себя и свое поведение. Священные Узы предполагали Жертву и пожизненное Служение своему соузнику. Все, кроме меня, с гордостью и достоинством несли на себе обязанности беззаветного Служения. А я была каким-то выродком. Я не смогла переступить через свое упорное нежелание отдаться Священным Узам. Из-за этого мои старики загнобили меня еще больше. Они называли меня эгоисткой, они говорили, что я опозорила их, они сожалели, что я вообще появилась на свет, и жалели моего несостоявшегося соузника, которого я своим отказом сделала всеобщим посмешищем.
Сегодня у меня был вдвойне тяжелый день. Я уже давно привыкла к физическому истощению и вечной нехватке продуктов и воды, привыкла к упрекам стариков, привыкла к придиркам хозяина, привыкла к своему постоянному чувству вины. Я привыкла даже к этим чертовым коробкам, от которых мечтала избавиться всю свою жизнь, но не знала, как. Но я не могла смириться с тем, что это - моя жизнь, что кроме этой жизни ничего нет и быть не может!
Окинув мысленным взором всю свою короткую жизнь от самого рождения и до этой минуты, я не нашла нигде ни одной щелочки, ни одного намека на другую жизнь. Коробки, хозяин, ворчливые старики и бачок для воды - вот и все, что уготовано мне судьбой. И я такая дура, что постоянно задаюсь бесполезными вопросами и не нахожу смысла в своей жизни. Есть же люди, добивающиеся успехов! Одна горожанка клеит шесть тысяч коробок, теперь у нее есть вода в доме и служение соузнику отнимает не так много сил, как у других. А если научиться делать семь тысяч коробок, можно мечтать и о своем жилище. Но хочу ли этого я? Допустим, каким-то чудом я умудрюсь наштамповать семь тысяч, восемь тысяч коробок... Но что мне это даст? У меня когда-нибудь появятся собственное жилище и вода, хотя клей разъедает глаза, и многие со временем начинают от него слепнуть.
И это все? - Это все.
Я подошла к пропасти. Она смотрела на меня сквозь клочья тумана своим бездонным глазом. Никто не знал, что в ней, да и не интересовался этим. Некогда было, нужно было клеить коробки. Ветер шевелил редкие листья на кривоногих кустарниках и пытался о чем-то сказать мне. Но я не понимала его языка. Я так долго всматривалась в пропасть, что показалось, туман начал редеть, а это уже само по себе было редкостным явлением. Туман здесь стоял всегда, сколько себя помню, и сколько рассказывали давно живущие. Я распахнула глаза, всматриваясь в очищенное от тумана пространство, и увидела во мраке бездны проступающие силуэты каких-то фантастических сооружений, похожие на блестящие выпуклые крыши ослепительных зданий.
Я зажмурила глаза, опасаясь, что рассудок мой на грани помешательства, и эти картинки из бездны есть признак моего начинающегося безумия. Затем я медленно открыла сначала один глаз, потом второй, посмотрела наверх, посмотрела на каменистую землю под собой, на кустарники, на скалу и только потом перевела взгляд в пропасть. Крыши были на месте! У меня затряслись руки, и я попыталась вспомнить все легенды и сказания, связанные с этим местом.
Когда-то давно, еще ребенком, я слышала от бабушки предание о золотых куполах, которые находятся в подземной стране, в краю наслаждения и счастья, куда вход закрыт для всех смертных, кроме самых отважных и крепких духом. Но это была всего лишь сказка, которую и она в свою очередь услышала от своей бабушки. Но почему-то эта сказка зачаровала меня на всю жизнь. Так зачаровала, что я не в состоянии делать свои пять тысяч коробок и принять Священные Узы.
Подойдя к самому краю пропасти, я продолжала вглядываться в необычные сооружения внизу. Туман появился опять. Он медленно, но неумолимо заволакивал открывшееся мне фантастическое зрелище, и вскоре скрыл совсем, словно и не было ничего. А ветер все так же уныло теребил листву на кустарнике и запевал свою тоскливую песню.
Меня сковал озноб и заставил поежиться. Что ж, пора возвращаться к старикам, к коробкам, к работе. Я даже рассказать не могу о том, что видела там, внизу, все равно никто не поверит. Да и сама скоро перестану верить и забуду про золотые купола, потому что второго такого шанса мне не представится - туман будет все скрывать. И буду дальше продолжать свою никчемную жизнь. Может, одумаюсь когда-нибудь и соглашусь на Священные Узы, буду служить, буду клеить коробки. Возможно, когда-нибудь появится вода в доме, а потом я закончу свою жизнь на руках своих детей, и меня снесут на кладбище.
И это все? - И это все...
Нет, сказала я себе. Очень твердо сказала и решительно. У меня есть шанс. Хоть ничтожный, хоть мизерный, но шанс! И если сейчас уйду, то потеряю его навсегда.
Во что я предпочитаю верить? Ведь от ответа на этот вопрос зависит не только моя жизнь, но и смерть. Пропасть страшнее смерти, ведь даже самоубийцы обходят ее стороной. Кому мне довериться: здравому рассудку, который никогда не был за пределами городка и который до ужаса предсказуем, или своему внутреннему чутью, шепчущему о спасении?
Всего шаг отделял меня от пропасти, скрывающей в себе неизвестность. Неизвестность, в которой был шанс на другую жизнь. Я собиралась обменять свою убогую жизнь на этот призрачный шанс. Что я теряю? Я сделала прыжок и полетела...
Я отпустила землю, мне больше не за что хвататься, и я лечу в беспредельность...