(сена первая)
Альберт.
- У женщин нет души,
а даже если есть,
то это не душа, а отраженье,
или, точней, пародия на душу -
при внешней жалости, любви и сострадании,
там себялюбие одно, инстинкт и страсти,
и главная - хозяйкой быть мирка,
где все понятно, тихо, безопасно
и много пищи. Их душа -
чуть тронутый рассветом лепесток - видны в нем краски,
все равно - не солнце.
Они, моля Богов, не правды ищут.
Правда их страшит!
Как дети малые бегут из темных комнат
и заглянуть боятся за обрыв или за дверь прикрытую -
так и они -
им надо опереться
на что-нибудь,
а лучше - на кого-то.
Для них мужчина - Бог, а Бог - мужчина.
А сколько болтовни нам выплеснуло время!
Мол, женщина свободна, и сама
судьбой своей распорядиться может,
что есть в них ум, способности к труду,
терпение и воля к совершенству - смешно!
Зачем тогда
я постоянно ощущаю вызов?
Да, вызов, тот, что привлекательность зовется:
губы - крик, наряд тревожащий и аромат дурманящий сознание,
сегодня челка так, а завтра - эдак,
блеск украшений, маска на лице, объявленная модной,
и обувь, чтоб колени напряглись -
затем, что "я хочу, чтоб ты хотел,
и ждал покорно, чтобы я решилась" -
вот, вся мудрость.
Вот их терпение и воля.
Говорить они способны о разных мелочах, хоть о погоде,
а могут о высоком, и, порой, на удивление - откуда что берется?
А сами зорко смотрят, оценивая - "тот или не тот?"
Они, страшась, мечтают о зачатии,
и ждут его, и думают о нем,
хоть говорят сейчас о вздоре.
Вот и Инеза...
Разве я скажу, она глупа? Конечно нет!
Ее подружек мнение послушать - так вовсе брызжет ум:
она успешно делает карьеру, и не хамка, толково понимает в красоте
картин, и книг, и музыки.
И все же
боюсь я до безумия - она
своей фигурой, нежными руками и этим оборотом головы,
и этими печальными губами
не одного меня к себе влечет. Еще кого-то!
Ей это приятно, и тешит самолюбие!
"Ты нужен мне один", - а у самой
все наготове, все кричит: любуйтесь!
Я - невеста!
И это страшно - знать, что "легион" ее уже глазами всю ощупал и в шутках овладел.
Но этот страх - ничто.
Тот страх до крика голову сжимает,
 и сердце рвет, и топчет, как червя,
когда подумаешь, что прелесть не случайна, что нужен ей разврат -
сравнение нужно, чтоб сделать выбор,
что она, по сути, блудница.
Тогда
дрожать внезапно начинают руки, и точно знаешь, что убить - легко.

(входит Леонид.)

Леонид.
- Ты что-то бледен и невесел.
А, считаешь, пишешь, чертишь - это, брат, игра, на выживание -
давно уж мудрецы сошлись во мнении,
что волею своей мы не способны изменить течение
всей сутолоки дня, как ни пытайся.
А будем управлять, настаивать и за свое цепляться,
как раз порвем ткань бытия, разрушим смысл.
И станешь духом тьмы.
И даже и не им, его слугою,
покрытым язвой разрушителя.

Альберт.
- Здравствуй.
Тебя послушаешь - и выть захочется! Садись.
Не так - левее, так я глаз не вижу.
 Леонид.
- Ты хочешь видеть что? - смеюсь я или нет? Или сиплю уж при смерти?

Альберт.
И то, и вот что:
как же постулат
свободной воли?
И права выбора из тысяч продолжений
и вариантов миллионов - это как?
Или все тысячи - заботливо готовы
и упакованы для взятия в прокат,
кем-то продуманным, надменным, даже злым,
и этот кто-то хитро наблюдает, хихикая тихонько над свободой,
и говорит на ласково, как детям:
хотел ты выбора - так вот он, выбирай!

Леонид.
- Ну, ты затеял!
Эти разговоры приятны при костре, при шашлыках,
при девушках - на кой мне упражняться
перед тобою в остроумии.
Хоть ты
меня  почти насквозь буравишь взглядом и съесть готов! Как сэндвич.
Да как ты не поймешь,
что наши воли, мысли и желания
только тогда имеют право быть
и воплощаться, как у них самих противоречия нету с мирозданием
и правдой жизни.

Альберт.
- Правда жизни - ложь. Есть сотня правд!
На вкус и выбор, как наряд девчонок.
Вот яблоко поспело для тебя, красиво и душисто - вот оно,
лежит, и это правда.
Кинем сверху шляпу.
Где яблоко? Под шляпой?
Из чего
 ты так уверен?
(поднимает шляпу - яблока нет.)
Правда изменилась. Теперь она - что яблок вовсе нет.

Леонид.
-Закончи киснуть, и долой головоломки!
Расчеты долгие  - всю глупость на потом!
Погода чудная,  
ты веришь, я впервые
за много дней увидел кроме мглы
и серой копоти
кусочек синий неба.
Что бы нам
вдруг не собраться, да не съездить на пикник?
Инеза с Юлией поедут, мы с тобой,
и мой приятель - он без девушки, мечтатель,
все идеалом бредит, как в игре,
а это "как" отбросить не решится, все видит разницу.
А, кстати, вдруг потом
его девчонки наши познакомят
 с подругою -
их хлебом не корми, несчастным помогать!
А, кстати, где Инеза?

(входит Инеза)

Инеза.
- Вы так кричите - трудно не услышать!
Я там смотрела фильм - такой смешной!
Про парочку, она его терзает,
а он кричит и сердится, но делает потом.

Привет.

Леонид.
- Привет. Красива, как всегда -
хоть забирай и увози на танцы.

 Инеза.
- Я год не танцевала.

Альберт.
- Целый год!
Подумать только! Целый год не прижиматься
своими бедрами к плейбою-африканцу,
и попой не крутить!

Леонид.
- Ты - феодал.
(Инезе)
Как ты живешь с ним?

Инеза.
- Я сама не знаю. Надеюсь, может, кто-то украдет.
Хоть ты.

Леонид.
- Я бы украл, да конь у рыцаря в поломке, и замка нет.
Мы говорили
о пикнике.
Мне город наш осточертел - комбайн для фарша
из человеческой  надежды и мозгов!
Я от работы уже вою, и усталость
такая дикая
от миллионов лиц,
витрин, дверей куда-то, чьих-то окон
и разговоров деловых, но ни о чем.
Поедем?

Инеза.
- Если Юлия поедет, она, что думает?

Леонид.
- Еще не говорил.

Инеза.
- Я созвонюсь с ней.
(уходит)

Леонид.
- Трудно объяснить,
что в ней приятнее - характер ли, улыбка
или манера двигаться.
Особый стиль во всем.
Она
графиню мне напоминает старых сказок,
из замка белого.
А ты - богач.
Да, ты, поверь, счастливый человек.
(уходит)

Альберт.
- Счастливый.
Если б я не знал,
что дружба выше похоти животной,
и что мой друг моей Инезе тот же брат,
и не посмеет.
Это упование довольно жалкое!
Если же они останутся наедине,
им станет скучно,
включат музыку, станцуют,
вина нальют и станут пить,
и он ухаживать начнет - так, больше по привычке,
потом, она же соблазнительна!
А ей
его ухаживания -  как им всем! приятны.
Я видел, как она смеялась - этот смех
таил вопрос: а ты моим не будешь? Попробуем -
а как это -  с тобой?
Проклятие!
(входит Инеза)

Инеза.
- Он улетел уже?
Я с Юлей говорила - она согласна.

Альберт.
- Ты оживлена
и вся цветешь.
Как Леонид тебе?

Инеза.
- Он милый и забавный.
Мы дружим тыщу лет - он все такой:
никак с подругами не может разобраться,
а виноват-то сам.
Шутник и фантазер.

Альберт.
- А как мужчина? Как он?

Инеза.
- Я не знаю.
Ты мой мужчина. Хватит одного.

(сцена вторая. Леонид и Жан)

Леонид.
- Похоже, с Юлией у нас грядет размолвка -
приелось всё обоим. Выбрать день,
и по хорошему расстаться, без претензий,
и пошлых анекдотов, типа, сцен,
лавин притянутых обид, воспоминаний,
наполненных до верха горькой желчью,
вражды,
пощечин театральных, колких слов,
которые изгадят всё.
Я буду
ее по доброму, конечно, вспоминать,
и с благодарностью.

Жан.
- Ведь Юлия красива,
умна по своему, по женски - что не так?

Леонид.
- Как это - что?
Да разве внешность может
быть главным в дружбе?
Если б у меня
вдруг вырос горб,
да просто прыщ противный,
ты что, со мной дружить бы перестал,
и презирать стал бедного калеку?
Руки бы не подал?

Жан.
- Постой.
Вы ж не друзья.
Вы с ней живете.

Леонид.
- Это форма дружбы.
В начале нам все нравилось, притом,
у нас и интересы совпадали,
и взгляд на вещи.
Даже, если спор - он забавлял, он приправлял жаркое
обычно пресного общения двух полов -
так повар мастерски находит новый вкус,
мешая сахар с перцем.
Было ново и приятно.
Но все ж - мы разные.

А вот что.
Говоришь, она красива?
Так это ж здорово! Возьми ее, отбей,
и руки мне развяжешь!
Влюби ее в себя!

Жан.
- Но это бред.
У девушки понятия о парне,
который ей понравится,
стоит,
как обелиск, оно неколебимо,
в мечтах ее герой почти что с детских лет
отлит из бронзы красочных историй,
отца примера, есть, так старших братьев
или героя фильмов.
Ей влюбиться
по прихоти твоей или моей
так же возможно,
как тебе влюбиться в бабу,
торгующей на рынке огурцом.

Леонид.
- Это школа.
Но жизнь другому учит.
Для любой,
особенно красивой, а любая
своей особой обладает красотой
или считает так,
важно внимание и ощущение власти.
Да, власти над мужчиной. Над тобой.
И лишь поймет, что вправе управлять тобой капризно -
так вцепится, что проще ногти выдрать
с руками вместе - не отдаст свое.

Сейчас я за вином, и фруктами, и мясом,
а ты решайся - друг ты или нет?
И Юлию развлечь.
Боюсь я, вечеринка
с досады или так, от скуки, перейдет
в разборки всех моих грехов и преступлений -
обычный, в духе Юлии каприз.
А так, ваш флирт - ее вина, она кокетка,
она предатель, лжец!
а я скорблю в тени.
(уходит. Появляется Юлия)

Юлия.
- Что, этот говорун ушел?

Жан.
- Так, мелочь всякую купить перед поездкой -
вино и фрукты.

Юлия.
- Значит, я одна
должна собрать все пледы, всю посуду,
достать складные стулья с антресолей,
салфетки, соль и уголь!
Ну, а он - вино и фрукты!

Жан.
- Я ведь не ушел.
Ты только говори, что делать нужно -
сиди в том кресле и командуй.

Юлия.
- Ну вот, я села.
Извини за тон - мы ссоримся почти что беспрерывно,
ужасно надоело.
И тебе, наверняка, противно это слушать,
и видеть всё.

Жан.
- Нисколько. Он мой друг,
а ты красавица. Тобою любоваться
приятно так же, как сходить в кино.
Так что сиди, командуй, я достану
 все, что решишь достать -  а надо ли, не надо,
и буду с удовольствием глядеть
на девушку - хозяйку в кресле.

Юлия.
- Да? Ну, раз тебе приятно...
А скажи мне,
ты почему один?
Один ты временно, или один всё время?

Жан.
- Я не один, я с вами.

Юлия.
- Но без пары.

Жан.
- Тут, знаешь, мой характер виноват.
А может, странность в предпочтениях.
Или болезнь - не знаю.
Я боюсь
телесной близости.
Не смейся.
Влюбиться я готов, и я влюбляюсь,
когда встречаю и понравится, потом
ухаживаю. Дружим, а потом,
когда уже ничто не держит, и, как будто,
 готовы мы, влюбленные, упасть
в волшебный этот омут,
я робею
и ухожу.

Юлия.
- С твоей-то внешностью!
Или
ты хочешь что-нибудь иное?

Жан.
- Нет.
Я знаю просто,
что когда
утихнут ласки,
очарованье тех минут уйдет,
и отношения изменятся.
Любовник
почти что муж, а муж не ухажер
и не влюбленный.
Именно влюбленность - вот, что ценю я в женщине,
и вы
ее мне дарите, а что взамен? - немного!
Любить ее...хотя бы вещи доставать!

Юлия.
- Как это странно. Платонической любовью
мальчишки-школьники страдают, но потом
становятся мужчинами
и чувства, и желания, и гордость
свои не любят сдерживать. Они
наоборот стремятся побыстрее, побольше все получить,
при том не важно с кем.

Жан.
- Здесь нету Платонизма.
Я не кисну
над фотографией красотки.
Я люблю,
скорее, сам процесс. Те переходы,
когда уже не "нет", но и чуть-чуть не "да".
Не розу - а бутон, прохладой сжатый,
и ждущий мига, чтоб раскрыться на свету.
Ведь предвкушение прекрасней обладания.

Юлия.
- А та, кого ты любишь - ей известны
все эти чувства? Странности  твои,
или она и знать не знает?

Жан.
- Вот, например, ты нравишься мне -
что, не обижает?

Юлия.
- Да, нет, пожалуй. Нравлюсь - хорошо.
Но я, так поняла, что наслаждение
ты получаешь от влюбленности взаимной,
и, значит, я должна влюбиться?

Жан.
- Да, но не совсем.
Полшага до любви.
Томиться ощущением,
что хочешь близости, когда одно касание,
как током бьет, а взгляд, боясь, зовет, и ночью нету сна - мечты,
с ума сводящие на скомканной постели.

Юлия.
-Извини,
пока я не готова.

Жан.
- Чем длиннее,
тем путь приятный в памяти на дольше.
Еще хочу проверить, кто был прав
в шутливом споре - он тебе не интересен.
Да ты ж командовать хотела? - я готов.

(сцена третья. )

Леонид.
- Знакомьтесь - вот вам Иван, а в просторечие
он - просто  Жан, а это
Инеза и Альберт.
Теперь стакан с дороги неплохо б пропустить,
поправить настроение и смыть всю суету.
Налить кому еще?
Бильярд твой старый
еще не развалился?

Альберт.

- Нет, но кий сломался.
Кое-кто
лупил им словно пикой на турнире,
и обещал, что купит новый - жду пока.

Леонид.
- А вот, от щетки ручка - чем не кий?
Пойду проведаю.

(входит Юлия)

Юлия.
- Привет.
Таскаю сумки. У мужчин
дела важнее есть.

Жан.
- Нас Леонид знакомил, сейчас я принесу.
(уходит)
Юлия.
- И прихвати мне куртку, здесь прохладно!

Инеза.
- Ты им командуешь.

Юлия.
- Ну да.

Инеза.
- Немного странно.
От Леонида просьба и приказ отскакивают,
будто мяч от стенки.
По секрету он нам сказал, что вы почти расстались,
так у тебя теперь есть Жан?
Я угадала?

Юлия.
- У нас игра или пари: кто первый влюбится.
И я могу капризно  
придумывать,
чего бы пожелать - мы просто дурака валяем.
А проще - он мой паж.
Жа-ан! ты где?

Жан.
- Несу уже, не знаю, где поставить.

Альберт.
- Зачем же сразу всё! Брось на пол.
Если Леонид
еще кому-то интересен, он в бильярдной,
а я - топить камин - и правда, зябко -
дом подсушить, и жар для барбекю
как раз в гостиной будет.
Вечером, пока
коптится мясо, музыку послушать,
и просто помолчать и греться  у огня,
прирученного дедовскою кладкой -
такой вот план на ужин. При свечах.
(уходит)

Юлия.
- Жа-ан, достань все, я взгляну - что изменилось,
мне любопытно. На Инезу не смотри -
Альберт ревнив ужасно. Он подружку
мою скорее съест, чем потеряет.
И будешь ты виновным в смерти. Я шучу.
(уходит)

Жан.
- Ваш друг ревнив?
Он не похож на труса,
а ревность - та же трусость. Только злей.
Она от гордости и спеси непонятной.
А больше от незнания людей и страха быть смешным.
Но раз велели, я буду с вами осторожен, и любоваться из угла.

Инеза.
- А вы всегда послушный, или только с ней?

Жан.
- Так я рассудок сохраню вернее, и так без счету шишек -
полагал
я женщин  укротить, и переспорить
- настолько может быть мужчина в детстве глуп.
Потом решил:
будь всё по-вашему -  в компании при дамах,
быть слишком умным неприлично и смешно -
притом ведь ваша красота не только внешне -
снаружи фантик, шоколад внутри.
Ваш женский мир, поток бескрайний чувств и предпочтений -
он порождает вечное искусство,
и он прекрасного источник,
значит, сам прекрасен.
Я по жизни
иду, как в зале меж шедевров, наслаждаясь, как судите о людях и событиях,
о полезном,
об умном и пустом,
о внешней красоте - капризах моды,
и даже о структуре государства - вам виднее.
"А ты, - сказал себе я, -
не критикуй, а будь галантным - вот и всё".

И пусть останутся загадкой для меня
истоки ваших полудетских мыслей, странность
и музыка незавершенных фраз,
и перемены настроений - эта разность
меж нами и притягивает нас.

А чей это мольберт?

Инеза.
- Я пробую себя,
недавно обнаружила желание,
учусь пока что.

Жан.
- Можно посмотреть хоть что-нибудь?

Инеза.
- Да вот, кругом на стенах.

Жан.
- Все это ваше? Удивительно!

Инеза.
- Мое.

Жан.
- А ваш приятель - что он думает об этом?
Или художник может без друзей,
без галерей и обсуждений - на пленэре
кропать картинки в "стол". Доколе муж решит. Потом мыть руки,
поэзию передником прикрыть,
и стряпать борщ.
И между делом, нарожать ему потомство.

Инеза.
- Альберт не муж мне.
И, наверное, не станет.

Жан.
- Тогда, зачем вы вместе?
Что за страх дремучий -  быть одинокой?
Что за жизнь?
Вы молоды, красивы,
ваши руки ежесекундно должен целовать
ваш, жаль, это не я! мужчина.

Юлия.
- Жа-ан!
Мне сумочку, где косметичка, пожалуйста, подай.

Жан.
- Спешу, графиня.
(уходит. Выходит Юлия.)

Юлия.
- И где же он?

Инеза.
- Вы, видно, разминулись. Он только вышел.

Юлия.
- Дай мне зеркало и тушь - своих мне не дождаться.
Впопыхах поехали, и выгляжу, как клуня.
И о чем же
он говорил? вообще, он как тебе?

Инеза.
- Не знаю как - ни как.
Он женщин, девушек так описал, как будто
мы существа с иных планет - не взрослые, не дети -
а кто-то третьи.

Юлия.
- У всех "плейбоев" этот "бзик" - они в нас ищут
картинку из кино. Или журналов.

Инеза.

-Наш разговор шел об искусстве, о любви свободной и ревности,
потом хотел мне руки целовать,
да отвлекли.

Юлия.
- Нормально! Руки! Почему не ноги?
А кстати, и не занята постель!
Так поступать бессовестно! Не честно!
Не как подруга!

Инеза.
- Юля, что с тобой?
Я отнимать его не собираюсь!
А ты! Ты говорила:  всё - игра.
И вы дурачитесь.

Юлия.
- Да, а теперь решила по другому...
Я, кажется, серьезно увлеклась...
Слушай, если мы
еще подруги,
я раскрою тайну...
Хотя немного стыдно...
Сегодня вечером мы будем пить вино,
и я устрою так, что выпьем много,
и все уснут и лягут, где попало.
Тогда приду я к Жану, посмотрю -
посмеет он отговориться робостью под ливнем поцелуев.
И не нарушит правило - не прикасаться к женщине.
В том смысле, понимаешь?

Инеза.
- Серьезно? Он девственник?

Альберт.
- О ком тут речь?
И где этот игрок?
Всё, слышу треск шаров и свист ударов!
Камин растоплен, накрывать пора на стол, а сумки на полу,
Мне одному стараться? Кстати, где его приятель?

(сцена четвертая)

Леонид.
- Поздравь меня - мы с Юлией расстались,
она теперь увлечена другим.
А я лечу свободно.

Альберт.
Стоили вы оба друг друга. Ноль - красная цена.
Без места, без корней, как шарики воздушные под солнцем
летите в никуда.
Она что думает? Напрыгавшись по мужикам,
матроной стать семьи патриархальной?
И деткам с мужем нравственность внушать?
А ты.

Леонид.
- Я, видно, пропаду.

Альберт.
- Ну, нет.
Еще ты встретишь
ту, что заставит стены строить, вцепиться и хранить и ревновать.

(входят Юлия, Инеза и Жан)

Юлия.
- Налейте, будем пить,
кто девушку обслужит?
(Жан наливает вино)
Вот так, побольше. Выпьем за друзей!

Альберт.
- За дружбу пьют сейчас, наверно, миллионы, да за любовь,
а утром режут глотки.

Юлия.
- За что же пить?

Альберт.
- За возвращение к истокам.
Чтобы мир
стряхнул глумливый маскарад культуры.
Цивилизация зашла в тупик и просто бредит.
Скажите, ну зачем нужно вам право служить в полиции?
Природа создавала нас иначе -
вот роль жены - хранить и ждать, и роды - весь твой выбор!
а у мужа -
хранить, и покорять.

Юлия.
- Благодарим покорно.
Только выбор оставьте нам.
Мне хочется салата... А Инезе?
Касательно детей - мне тоже лучше знать:
когда и от кого и сколько.
И надо ли вообще.
Прости, но так, как ты,  горилла рассуждает.

Альберт.
- И народ.
Речь не обманешь - в ней мышление веков,
и сам глагол "отдаться" означает,
что будут мною обладать, и я готова рабыней стать.

Юлия.
-Фу, как пошло!
Почему рабыней? Госпожой!

Жан.
- Но это - не любовь - кобылья похоть.

Альберт.
- И правда в этом есть.

Юлия Инезе:
- Так ты в рабынях у него?

Инеза.
- Так позволяю думать.

Жан.
- Тогда мужчина уже вне критики - он тела господин и мироздания,
и все ему позволено - колючесть фраз, сердитое лицо,
ворчанье обо всем, небрежный вид и даже равнодушие,
и даже полное отсутствие любви.

Альберт.
- Любовь и есть владение.

Жан.
- Так куклой  проще обладать - она покорна,
красива, как угодно сегодняшнему вкусу,
и главное, не требует внимания - включил и обладай.
А что же сердце?

Юлия.
- Я заведу себе игрушечного "мачо", чтоб за моим бокалом наблюдал,
и главное, чтоб меньше говорил
о том, что я рабыня.

Инеза.
- Все это надоело.
Поговорим о чем-нибудь другом.
Включите музыку.

Альберт.
- Пусть сперва расскажет о сердце женском.
(Леониду)
- Твой друг меня немного раздражает.

Жан.
- Умение прощать - вот главная черта, что женщине присуще по природе,
и мы, мужчины, пользуемся...

Инеза.
- Да, не помнить зла - ведь это хорошо. И слабости прощать...
Любая ссора
нас разрушает. Мы стареем от обид.

Жан.
- Тут можно потерять гораздо больше, чем красоту, но шанс быть первою -
простить одно, другое, а потом
прощать пощечины - ведь он такой ранимый
и вспыльчивый!
И к этому смирению со временем привыкнуть, стать зависимой
от дозы оплеух.
А по ночам рыдать о счастье, которое уехало смеясь.

Инеза.
- Что Леонид молчит?

Леонид.
- Я наслаждаюсь
беседой
под вино и мясо. Музыка приятная и свечи,
и все так респектабельно.
Все философии не стоят разговоров в компании приятных нам людей,
которые вдруг выпали из общей круговерти,
как мы теперь,
и каждый стал алмазом, светящим гранью плоскою своей.
И эта плоскость умиляет.

Инеза.
- Ты - сплошные грани.
Жану.
- А вашей избранной, кто б не была она...

Жан.
- Пока не встретил.

Инеза.
- Ей повезло.
Довольно редки джентльмены,
теперь отстаивают честь свою не там, да и не так,
дух рыцарства ушел.

Леонид
- Сервантес и заметил!
А в чем, по-твоему, дух рыцарства?

Инеза.
- Он в бескорыстном уважении.
А вы
о чести и мужском достоинстве - лишь женам,
а чуть лишь внешний вызов - все молчите.

Леонид.
- Мы не молчим, а думаем.

Юлия.
- Я вас покину на минутку.
(Инезе)
Ты не хочешь пойти со мной?
Есть разговор не при мужчинах.
(уходят)

Альберт.
- Все это болтовня. Мужчина должен
занять под солнцем место,
вот тогда и выбрать ту, что станет половиной,
и место будет общим для двоих.
И я заранее скажу, ты первый будешь
с дубиною семью свою хранить. И ту, что любишь, ревновать и к ветру.

Леонид.
- Зачем дубина?
Если уж дуэль - на шампурах, они почти что шпаги!

Жан.
- Быть может, прав ты в том,
что этот вирус - он и во мне упрятан глубоко и ждет лишь случая.
Я вряд ли заведу семью,
поскольку скверный воспитатель,
и не могу примером быть.
(Леониду)
Приятный вечер был.
И романтического больше ждать наивно, поеду я.

Леонид.
- Куда? Ты выпил.

Жан.
- Не смеши - сто грамм вина.
Серьезно, будет лучше.
(Альберту)
- Не вставай. Прощай, и провожать не стоит.


Альберт.
- Я отопру тебе ворота.
(уходят. Появляются Юлия и Инеза.)

Юлия.
- А где наш Жан?

Леонид.
-Уехал.

Юлия.
- Как уехал? Зачем? Куда?

Леонид.
- В Москву, в Мадрид, в Севилью - я не знаю.

Юлия.
- Верни его!
Проклятый Жан! Уехал!
А я полна фантазий, планов,
всю ночь уж расписала до секунды!
Гад!
Разбил сердца нам, подразнил любовью, бросил!
Проклятый Жан.
Я буду плакать.

Инеза.
- Да, немножко грустно.
Но он не Жан, а дон Жуан,
он - кавалер,
он соблазняет чем-то сокровенным,
тем, что внутри нас.

Юлия.
- Ненавижу! дон Жуан!
Пусть он вернется - я готова стать рабыней!
Поеду и верну!

Леонид.
- А я, пожалуй, запишу
короткий анекдот про дон Жуана,
про милых дам и преисподнюю,
куда он канул.
Может, кто-нибудь от скуки и прочтет.