Человеческая отсебятина - она лезет отовсюду. Она замутняет чистую воду льющейся изредка правды с небес.
Прощеная блудница, которую патриархальное общество намеревалось побить камнями - по закону! - это вызывает слезы умиления. Если бы рассказывающий поменял гендерный акцент, если бы общество намеревалось побить камнями - по закону! - блудника, и тот был бы прощен - ведь кто без греха? - пьеса приобрела бы юмористический оттенок.
Особенно смеялись бы женатые люди над императивом прощать таковых до седмижды семидесяти раз.
Но во всех ушедших эпохах, да и в наши дни, грех, блуд и бунт против закона неразрывно связываются с женщиной. Явно или впотай.
Даже когда речь идет о самых жутких злодеяниях, мы заканчиваем обсуждение удобной мудростью: "Так мать воспитала".
Только кто, в действительности, был примером для подражания?
"Враг" и "ближний" имеют во всех языках мужской род. Можно ли хоть помыслить требование: "Если женщина твоя ударила тебя в правую щеку, подставь ей другую"?
В те дни, мельтешащие блестящей вереницей случаев, Веня ходил в школу робототехники. Всем хитростям этого столь вязкого для нетерпеливых российских умов искусства обучал его мужчина, лет тридцати с небольшим. Имя мужчины было Сергей, но за глаза ученики называли его "гуру" или Учитель.
Он любил задавать вопросы, разные.
Иногда он уходил в "дзен". И тогда ученики погружались в блаженную дремоту и парение ума, слушая звуки научительной речи. Она тешила, она, как бы, делала избранными. Речи и книги никого никогда не меняли. Они не улучшают и не ухудшают. Они щекочут мозг и тем порождают рост и цветение уже существующего.
За окнами школы тихо ползло на санях ветхое прошлое, переплетенное с будущим. Усыпанные, по макушки, снегом.
Они остались вдвоем и Учитель спросил:
- Что тебя гнетет? Ты задумчив.
- Одна девушка. Мы знакомы, - сказал Веня.
- Она нравится тебе?
- Не знаю.
- В твоем возрасте быть влюбленным нормально. Ты мечтаешь о ней? Фантазируешь разное? Это опасно.
Он внимательно смотрел на юношу.
- Нет, но меня к ней тянет.
- Это бродит кровь - ей нужна близость тел.
- Да, знаю, у многих ребят есть девушки, и они, - он помялся, - близки. Но не я и она.
- Ты чувствуешь ее власть над собой?
- Да, и это бесит. Иногда хочется ударить. Даже убить. Толкнуть из окна, когда она сидит на подоконнике. Как будто, она прилетела откуда-то.
-- Как ее имя?
- Люси.
- Черная Инфанта.
Они молчали. Потом Учитель сказал:
- Приготовься, сегодня вечером ты ее увидишь. Увидишь, кто она.
Наступил вечер.
Они выехали из сверкающего ярмарочными гирляндами города в машине Учителя, миновали длинный, спящий мост над мертвым, заснеженным полем реки и, повернув с освещенной, проезжей дороги в сторону леса, занырнули во мрак зимы.
Ни огня, ни души кругом. Белый ковер под черным, бездонным потолком пустого неба.
- Куда мы? Ночью, в лес...
- Сегодня у них тайный обряд. Посвящение.
Учитель и ученик долго ехали сквозь темень, молчащую вокруг. Дорога извивалась еле видимой колеей и пряталась под снегами. Наконец, встали. Сугробы, сугробы и узенькая тропка.
- Иди за мной.
Они шли, проваливаясь в крупитчатый снег то по колено, то по пояс, к светящемуся пятну в страшной глубине зимнего леса.
- Сиди тихо и смотри, - сказал Учитель.
Они были прикрыты густыми, черными, с белыми комьями снега, ветвями ели, а перед ними лежала широкая поляна. В центре поляны горел громадный, сложенный из поленьев и веток, костер.
Вокруг костра медленно двигались фигуры. Женские.
Они то приближались к огню, то отступали. Это напоминало танец. Они взяли палки и уронили, разбросав и разбив на куски горящие стопкой поленья костра. Те рассыпались угольями, и пламя стало тише. И тут стало слышно печальное пение, без слов, похожее на дыхание зимнего ветра.
Черные женские фигуры двинулись вокруг ярко-красных, дышащих злым жаром, углей в медленном хороводе, усиливая пение, ставшее похожим на плач или вой. Они снимали с себя одежды в танце и отбрасывали в сторону от огня, пока не разделись до полной, первозданной наготы.
Женские, гибкие черные фигуры на фоне огня, полыхающего, как разверзшаяся пасть преисподней. Они сами казались узорами дымного пламени.
И вдруг они взялись попарно за руки и взошли на эти светящиеся адом угли.
В огонь и пекло, пожирающие все живое.
Но черные танцовщицы невредимо скользили по углям, не ускоряя движений и легко перебирая босыми ногами по убийственному жару, и только песня-плачь стала нестерпимо пронзительной и была, как жуткий нечеловеческий визг секущей весь мир метели.
Под их ступнями угли крошились, рассыпались на кучи искр, и они взлетали высоко в черноту и сыпались ручьями по небу, за реку, в спящий город.
- Что это? Кто они? - спросил тихонько Веня.
- Молчи.
Угли догорали и становились малиновыми, иные чернели. И тут женщины-танцовщицы исчезли. Моментально, будто ресница дрогнула. Поляна была абсолютно пуста - ни одежд, ни следов. Костер затухал.
Мужчины вернулись к машине.
- Кто они? - повторил Веня.
- Это обряд нестинарок, - ответил Учитель, - и твоя Люси одна из них.
- Но зачем! - вскрикнул Веня, - Почему они не сгорают?
- Они в трансе. И твоя Люси и ее долбаная тренер, она тоже в костре голышом отплясывает. Подозрительно другое - у наших обеих проснулась тяга к огню. Я думаю, а ведь прадедушки не случайно отправляли иных дам на костер.
Да, как это ни печально, но наши девицы ненормальные.
- Куда они делись все? - спросил Веня, - Их как сдуло.
- Они могли спокойно уйти и раньше, чем мы пришли. Это известная игра со светом - заключать его в ловушку. Свет льется туда, где свобода, но он может быть обманут, и тогда начнет болтаться по кругу, не теряя энергии, часами. Как в шаровой молнии. Световые ловушки штуки любопытные. Объект, например звезда, может быть гораздо ближе к нам, чем получается при вычислении треугольниками, а другой объект, кажущийся сидящим или рассуждающим о высоком, может спокойно в это время обчищать твои карманы. Но на такую игру требуется колоссальная энергия. Откуда?
- Но мы могли их потрогать! Прикоснуться!
- Мы себе и ожоги можем внушить.
И они поехали.
И снова темень и молчание кругом. Снова стылый мост в мрачных узорах конструкций.
Белое поле и развращенный надменным бездельем город.
Дня два Веня изнывал. Квантовая физика вперемежку с сакральными практиками аскетов выдавали догадки самые необычные. Одну нелепее другой. Но рационального объяснения не было.
А мужской ум, по определению, трезв и не терпит чудесного.
В выходной, когда они "торчали" или, лучше, "висели" дома у Люси, ей вдруг вздумалось показать новую асану. Для фотосессии. Она изогнулась гибкой лианой и вытянула ноги над головой по направлению к Вене. Она была босиком. Момент был удачным.
Юноша быстро и, как бы случайно, провел пальцем по ее ступне. По бороздке. Кожа подошвы была мягкой, как у ладони, без секретов и брони.
- Ай, щекотно! - воскликнул Люси, отдернула ногу и уселась вертикально, весело глядя на него и ожидая объяснений.
- Ты ходишь по углям! - торжественно объявил Веня. Как судья.
- А ты откуда знаешь? Ты подглядывал? Как ты посмел! Ты же мог нас всех покалечить!
Придурок!
Она была испуганной и рассерженной.
- Ты должна прекратить занятия йогой! - требовательно заявил Веня. Его уже начало бесить все иррациональное. Ненормальное. Особенно бесила завораживающая глупость и какая-то соблазнительная ненормальность этой девушки.
- Лучше, прекратим встречаться, - ответила она.
И он сердито ушел.
Два дня его не замечали, наконец, на третий день он был милостиво прощен, и Люси разрешила ему прогуляться с ней в парке, возле аттракционов.
Колеса обозрения, горки, карусели, маленькие лошадки - было очень весело.
- Я хочу покататься на пони, - заявила Люси.
Инструктором при лошадях был длинный парень в жокейской шапочке. Вене он сразу не понравился. Он нахально пялился на Люси, скалил свои поганые зубы, и он, Веня это заметил, хватался руками, когда подсаживал желающих прокатиться девушек.
- Давай, лучше, с горки, - предложил Веня.
Они уселись в "бублик", оттолкнулись, Люси завизжала восторженно, и они помчались. А в конце повалились в сугроб вверх тормашками.
- Слезай, - сказал он Люси - она была сверху, - я не пони.
- Нет, ты мой пони, - ответила она, как-то загадочно смеясь.
...
В последнее время Сергей Косточкин был совершенно измучен. Его измучили бесконечные, нудные разговоры со следователем Коркиным. Бесконечные вопросы: не участвовал ли? Не знаком ли? Не желает ли что-нибудь сообщить по поводу?
Сухой язык протоколов оставив юристам, приведем, для примера, одну беседу уважаемых мужчин, состоявшуюся прямо на улице. При распахнутой дверце автомобиля.
- Где выпускалась "экзокожа" и много ли комплектов было пущено в продажу?
- На Тайване. Партия была небольшой, штук пять. Мы свернули производство из-за низкой рентабельности.
- Тогда, как вы объясните следующее. В Лубянске, на съезде неформального объединения сторонников умеренных и аккуратных преобразований во благо...
- Во благо чего?
- Просто "во благо". Так вот, на этом съезде, когда открывающий заседание призвал одернуть "не видящих берегов", а заодно провозгласил суверенное право всех, кто во благо, плевать на "пиндосов" и, вообще, плюнуть на всех, кто не во благо, и "стремен", и вообще, "в натуре", депутаты поголовно встали, зааплодировали и так же поголовно превратились в ваши манекены. Вместе с председателем.
- Не мои. Не мои манекены.
- Хорошо, не ваши. Но в совершенно такие же, как после надевания вашей "экзокожи".
- И где все они?
- Специальным грузовиком были доставлены в музей этнографии. К предыдущим образцам.
- Я хотел бы взглянуть.
- Поедем, хоть прямо сейчас.
В музее этнографии было безлюдно. Мужчины быстро пробежались по залам мимо черных скелетов мамонтов и кожаных лодок северян.
- Где чучела людей? Современных? - озабоченно спросил следователь у бабушки-смотрительницы.
- Что вы такое говорите, прости Господи, - испуганно сказала бабушка.
- Где люди, которых привезли сюда третьего числа на грузовике? - изменил вопрос следователь. Он заметно нервничал.
- Все еще вчера ушли, - сообщила бабушка, - никого нет.
- А как же? Как ушли? - удивленно спросил следователь, глядя на господина Косточкина.
Тот пожал плечами.
- Эффект плацебо. Слухи - те же вирусы. А симптомы болезни чрезвычайно заретушированы. Но эпидемия не смертельна, видимо.
Они вышли из музея и попрощались.
Косточкин ехал и думал.
Сам он не был причастен к произошедшему, это он знал точно, но кто-то продолжил игру уже без него. Этот кто-то был либо злой весельчак, либо имел цель пока непонятную.
Но кто же мог знать об его безобидных розыгрышах?
Рекламных трюках?
Шутках усталого педагога? Усталого от царства троечников?
Кто был в курсе всего? И кто просто мог?
Он позвонил Вене.
- Помнишь, у нас был проект "экзокожа"?
- Да.
- Было выпущено пять костюмов. Три мы раздали ради рекламы, а два, последние два, я подарил. Один Светлане, второй - Люси. Я уверен, они их надели.
- И что, теперь они как бы не стареют?
- Это все мелочи. Да и экспериментов не было вовсе. Могло произойти другое. Их мозги могли перенастроить наночипы в волокнах, и теперь, вдруг эти йогини способны устраивать световые ловушки. Миражи, попросту.
Слушай, хорошо бы прижать наших девушек, пора бы этих лгуний и плясуний вывести на чистую воду. Устроим засаду и будем действовать по обстоятельствам.
Встречаемся в девять.
...
В девять вечера северная зима становится ночью.
Они подъехали к знакомому дому. Фитнесклуб был мертвенно тих.
Учитель отпер дверь и пропустил Веню вперед. Потом запер дверь и они, не зажигая огня, прошли внутрь и спрятались в помещении, где хранился инвентарь.
- Теперь ждем, - сказал Учитель.
Время ползло с остановками, ленивой снежной поземкой.
В зале вспыхнул свет, и вошли двое - Светлана и Люси.
Они были в костюмах для занятий - шароварах и топах.
- Сегодня попробуем без манги, - сказала Светлана, и они обе опустились на коврики и приняли позы "лотоса".
- Чувствуешь давление извне? - тихо спросила Светлана, - Оно переполнено людскими желаниями. Есть скверные и добрые, тебе должно быть безразлично. Ты должна их исполнить, и тогда ты свободна. Ухватись за них, и они повлекут тебя.
- Даже недоброе?
- Зло и добро от внешних, ты взяла и отдала.
- Избавься от перемен. Избавься от страха и стыда - они двигают страстями. Вот, что давит.
- Мне мешает что-то, - сказала Люси.
- Это удовольствие - удовольствия отягощают. В тебе скрыто удовольствие - нравиться мальчику. Парню. Ты должна быть целомудренна. Связь с мужчиной, даже в мечтах, прижимает к земле.
Особенно похотливый взгляд мужчины отяжеляет. Его скотское любопытство.
- На меня явно что-то давит, - повторила Люси, - прямо, как руками трогает.
- Тогда нужна манга.
Светлана вынула из сумки маленькую бутылочку из зеленого стекла и налила кровавую жидкость в бокал.
- А себе? - спросила Люси.
- Это не нам, - ответила Светлана и с закрытыми глазами медленно повернула лицо налево, направо.
И задержала напротив помещения с инвентарем.
Она подошла к двери, за которой притаились Учитель и Веня.
- Это напоить любопытных.
И она, приоткрыв дверь, плеснула внутрь.
Резкий запах, кружащий голову, наполнил комнату.
Обжигающие искры тайного, колдовского костра хлестнули Веню по глазам, вихрь вперемешку со страшной песней-визгом подхватил, бросил к потолку и затем намертво прижал его к полу лицом.
Он лежал не в силах пошевельнуться.
Но вот жуткая тяжесть свалилась, и Веня поднял голову.
Он был в зеленеющем молодом лесу, на берегу, булькающего малахитовой водой, ручья.
Небо за кронами деревьев тоже было светло зеленым, с белой луной.
Веня подошел к ручью и посмотрел в воду.
Из темной зелени воды на него смотрело неясное отражение: лошадиная морда с внимательно поднятыми ушами и длинной челкой.
"Что это? Кто это? Это я?" - не успел и подумать Веня, как к малахитовому ручью вышли они - Светлана и Люси. Старшая и младшая.
Старшая вела коня за узду, которой служила ржавая, будто поднятая на ходу из дорожного мусора, стальная проволока, скрученная и заплетенная в кольцо, - конь был черен, хрипел и недовольно, отрывисто ржал.
- Вот твой пони, - сказала она младшей, - ждет, чтобы ты взнуздала его.
Младшая подошла к Вене, он хотел сказать: "Привет", но вместо слов издал тихое ржание.
- Мальчик, - она потрепала Веню по загривку, и юношу обдало холодом, - не бойся. Вот, возьми.
И она сунула ему в рот сахарок, а потом резко вставила туда же металлический штырь с ремешком, Вене показалось, от своего школьного ранца.
Веня хотел выплюнуть и сахар и это неожиданное удило, но девушка резко дернула за ремешок, и Вениным губам стало нестерпимо больно.
- Не балуй! - строго крикнула она.
- Поучи его, - сказала старшая, - они - животные, они слушают силу. И боль.
И она протянула младшей ветку терновника с перевязанной тряпкой рукоятью.
"Нет!" - хотел крикнуть Веня, и опять раздалось ржание.
- Хлестани-ка, а то чересчур гордятся свободой, - сказала старшая, приготавливая и свой, страшный, в шипах, терновый хлыст.
- И подсматривают.
Она уже сидела верхом на вороном, который нервно танцевал под ней.
В глазах у черного коня были страх и боль.
- До крови? - спросила младшая и легонько, ласково погладила Венины бока.
И он ощутил от руки ее небывалое, сводящее с ума блаженство, разлившееся вдруг по всему телу.
Кожа его мелко дрожала, а ноги подкашивались.
"Ведьма! И та и та!" - сознание сопротивлялось еще, он дернулся, пытаясь вырваться.
- Бей, пока не упадет. Кровь скрепит ваш договор. Отныне он твой во снах.
И старшая резко тронула коня ногами и поехала по зеленому полю, по цветам, по гудящим пчелам и по разлетающимся бабочкам, быстро переходя на галоп.
"Во снах", - успел подумать Веня, - "Значит, это всего лишь сон!"
Но тут обжигающий удар терновой ветвью, толкнул его вперед с такой резвостью, какой он от себя и не ожидал.
Удило впилось ему в губы, он упал и поднялся, а страшные колючки продолжали истязать несчастного юношу-пони. Брызги крови оставляли след на выбитых из земли комьях травы.
Веня катался по земле и бил воздух ногами, которые были - это он видел совершенно четко - лошадиными, с копытами.
Ветвь с шипами уже превратилась в мочало, железное удило было прокушено насквозь, а из-за края тянущейся до темнеющего неба поляны стали пробиваться первые лучи изумрудных звезд. Его хозяйка уже не стегала его, а просто ворочала уздой туда-сюда его голову.
- Хватит, - наконец сказала она.
И Веня пал на землю без сил.
- Хватит капризничать, - повторила она, - давай-ка, я тебя немножко понежу. Пощекочу. И мы покатаемся.
И она заглянула в его глаза, а он с ужасом посмотрел в ее. Это были не ее глаза! Не той девочки, которую он знал! Глаза были бесстыжи и жутко прекрасны. Ведьмачьи.
Она уселась на него верхом и нежно сдавила коленями ему бока у лопаток.
- Вези!
И Веня рухнул в темноту безумия неземных наслаждений.
...
Разум потихоньку возвращался к нему. Он осторожно посмотрел направо и увидел во тьме Учителя. Тот был бледен и дышал коротко и часто. Как загнанный.
- Вы живы? - он потряс Учителя за плечо, и тот открыл глаза. Потом судорожно вздохнул и выдохнул.
- Еще жив. Но другого раза мне не выдержать. Галлюциноген такой силы убивает.
Они лежали на полу в помещении с инвентарем, в темном, спящем фитнесклубе.
- Это был сон. Я был пони и катал ее.
- Это не был сон, пойми. Они умеют переделывать реальность и управлять ею, как фильмом- сном, а твой сон делать реальностью. Ты весь в крови - вот каков твой сон. Пойдем, поищем аптечку.
Они прошли в темноте в кабинет менеджера клуба и нашли в холодильнике бинты и йод.
- Я так не хочу, - сказал Веня, - надо ее вытащить из этого. Их обеих вытащить.
- Да, сделать ее обычной девушкой. Хорошо бы, но как? Попробуй знаешь что: поцелуй ее. Женщину нужно разбудить к жизни. Победишь юную, и взрослая ослабеет. Она черпает силу от ученицы. Точно. Прежде она такой не была, у них связь. Они становятся ненормальными вдвоем.
- Поцеловать? И все?
- Попробуй. Вдруг получится. Мне уже к своей не подступиться.
"Поцеловать?"
Наедине с Люси он не решится, это реально жутко, нет, поцеловать получится только при всех, вот что. Да, так, может, и получится. Хотя трудно. Как трудно, оказывается, целовать девушку! Проклятие!
Во время школьной перемены Веня подошел к Люси, болтающей с подругами, сделал вдох, - "Успокойся, она обычная, вдобавок, она глупа! Как все девчонки!" - и громко сказал:
- Люси, я знаю, ты - ведьма, и я хочу тебя поцеловать.
Девушки от неожиданности замерли.
Потом Люси ответила:
- Веня, я знаю, ты придурок. Иди и целуйся с "химичкой", вот она - настоящая ведьма!