Человека из Ростехнадзора звали Петр Иванович Салазкин, и был он человек крайне невозмутимый, и абсолютно, до атомов, и даже глубже, скрывающий свое личное мнение, и энциклопедически нашпигованный различными справочными знаниями, - просто другой Умберто Эко.
Он был крепок, как молодой, только что народившийся груздь, был пустовато голубоглаз и щетинисто усат, как штабной ефрейтор и обладал руками и ногами такой величины, что сразу припоминалась соха Микулы Селяниновича.
Имел он и образование - металлург, но оно нисколечко не мешало ему заниматься надзором за производством и, главное, перепродажей энергии.
В деле надзора и руководства образование дело десятое.
Главное - выдержка.
Так вот. Господин Салазкин сидел и ушами, и глазами, и даже носом внимательно и выдержанно слушал занятную и местами художественно сбивчивую и пылкую речь своего посетителя - нашего подлеца и бабника-изобретателя, нарушающего налоговый регламент, Косточкина, а думал, меж тем, о своем.
Мнение свое о господине Косточкине он давно уже составил, и было оно стандартным:
"Жулик, не сознающий тяжести деяния".
- Ваша "Умная стена", - объявил он наконец, когда про "добротность контура" начали с убеждающим нажимом рассказывать по пятому разу, - не требует лицензирования. Оно аналогично, скажем, ветряному генератору. Я подготовлю для вас соответствующую бумагу для налоговой. Но вам необходимо получить заключение у Сантехконроля. О том, что ваше изобретение соответствует правилам безопасности. Пожарной и другой. Они знают.
- Какая же опасность от моей стены? Проще говоря, какая опасность от вакуума? - начал возражать господин Косточкин, - Все мы живем в вакууме. Все общество. И никто не страдает.
- Жить, может быть, и живем, но вы на нем акцентируете. А это вдруг для печени вредно или для репродуктивной функции.
На всякий случай, нужен контроль.
Граждане не должны страдать.
"Сколько же ты получаешь, скотина? Сколько же вас таких "получателей"? Морда, как у арбуза на рынке, довольная, щекастая".
Мужчины помолчали.
- А эта экспертиза дорогая?
- А вот вы там и поинтересуйтесь. Всего хорошего.
"Ты, парень, нам и знаком и неинтересен. Ты тот, кто не любит работать, ты даже понятия не имеешь, что такое работа. Да, работа, перемещение предметов или мысленных объектов в пространстве. В соответствии с требованиями сегодняшнего. Оптимизация среды. Через усилие, труд и усталость. А ты "изобрел" алгоритм выигрыша в казино. На какое число ставить. Дерзай, пока тебя не поколотят твои же клиенты. Твой финал - полицейский протокол. Твой удел - бег от нищеты".
"Размер оклада назови, борец с игорным бизнесом. Руки-то для косы отрастил, а сам вон куда завинтился. Назови оклад! Описторхоз".
И господин Косточкин сердито отправился к "санитарам" экономики, а господин Салазкин - Описторхоз, потирая руки, отрощенные "для косы", продолжил размышлять о странном происшествии, случившемся накануне.
Происшествие это косвенно относилось к металлургии и потому занимало его по любви к первым увлечениям молодости.
Вообще, Петр Салазкин был весьма увлеченным человеком. В данное время его очень увлекала его работа или служба, как хотите.
Он принадлежал к тем энергичным и толковым молодым людям, которые искренне улучшали
работу различных госорганов. Улучшали уже одним своим присутствием.
Эти молодые, порядочные и умные люди, досконально изучив правила "игры в шахматы", были готовы смелее двигать "слона" и изящнее прыгнуть "конем".
От этого, полагали они, жизнь кругом забурлит, и народ повеселеет.
Они не понимали, что единственная функция государства - запретительная.
И любое, самое крохотное, движение государства приносит обществу боль и, частично, разрушение.
Государство не орало, а меч.
Лучшее место для меча - ножны.
Но Петр Салазкин думал иначе. А теперь и вовсе не о том, а о загадочном происшествии со своими добрыми приятелями.
Итак, вот оно.
Конфетка с начинкой.
В городе Москве, в самом конце Кутузовского проспекта, там, где начинается Рублевское шоссе, за станцией метро "Славянский бульвар", в крохотном островке зарослей кленов и ивняка проснулся юноша. Он был явно не москвич.
У него было слишком открытое лицо и глаза викинга, светящиеся достоинством.
Полежав с минуту с открытыми глазами, юноша резко поднялся с травы, закинул за спину рюкзак и пошел в город.
Город этот описан сотни раз, и я постараюсь экономить ваше время, и буду излагать только факты.
Посольство государства Латвии - вот оно и было целью юноши. Он его и достиг и зашел внутрь, предъявив приглашение и пропуск.
Юношу ждали. Госпожа Бригитта, занимающаяся ускоренным предоставлением гражданства жертвам геноцида, тепло приветствовала юношу, обращаясь к нему "Валдерис" и "несчастная сирота латышского народа", и радостно сообщила ему, что его прошение рассмотрено, а чтение приложенных документов даже вызвало слезы у некоторых членов сейма, особенно история с дедушкой "Валдериса" Соломоном Григорьевичем Велдером, который, оказывается, был Велдересом, но проклятые сталинисты и тут унизили европейского человека, а факт исчезновения отца и матери юного "Валдериса" в бесконечных пространствах России, и записанных, - о, как жестоки эти русские! - Вельдиными - о, это вопиет к небу, - об этом еще поговорят в Гааге.
После необходимых церемоний юному "Валдерису" был вручен латышский паспорт и выданы наставления: как быстрее выучить родной язык, где жить и где получать пособие для несовершеннолетних сирот-европейцев.
И новоиспеченный сирота-европеец вышел на московскую улицу.
У него были еще кое-какие дела.
Очень скоро он очутился возле небольшого салона бытовых услуг, зашел в него и подойдя к бородатому и страшному, как Эдвард Тич, мужчине, сидящим за окошечком с надписью "Ремонт золотых изделий. Качественно и недорого", тихо и застенчиво спросил у того, кому можно продать золото.
- Покажи, - равнодушным тоном произнес Эдвард Тич, даже не подымая головы.
- У меня слиток. Царский. Здесь не хочу, - робко отвечал юноша.
- Жди на улице, - прозвучал такой же равнодушный приказ.
"Валдерис", или по-нашему, Володя Вельдин вышел и стал ждать.
Скоро подъехал автомобиль и притормозил.
За рулем сидел полный, энергичный москвич, лет сорока, в жульнической кепочке, со взором быстрым, хищным и умным и с характерной приметой - он без конца шумно засасывал содержимое своего носа внутрь. Иногда сплевывая.
- Эй, у тебя, что ли, золото? Садись! - обратился он к Володе.
Володя открыл дверцу, присел на краешек сидения, но дверцу держал раскрытой и окончательно в салон машины не садился.
- Закрой дверь! Сядь по-человечески! - с пренебрежительным гневом сказал мужчина в кепочке и придал машине небольшой рывок. Метра на два.
Ботинки Володины проехались по асфальту.
- Чего садиться. Я купца ищу, а не прогулок.
Мужчина подумал и засосал что-то. Довольно шумно.
- Покажи, что у тебя.
Володя достал из рюкзака сверток и, развернув с краю, показал желтый брусок.
- Откуда взял?
- Бабуся в горшке с геранью хранила, говорила, что от ее деда достался, тот у Колчака служил.
- Дай взглянуть.
- Ты что, на зуб пробовать будешь? Скажи "купцу", пусть проверяет, но деньги, чтоб сразу.
Мне квартиру снимать, и за учебу еще.
- Ладно, жди здесь.
И мужчина, плюнув на асфальт, укатил.
Спустя минут десять, на это же место подъехала другая машина. Покомфортнее.
В течение этих десяти минут Володя Вельдин договорился с добродушным толстяком-таксистом, чтобы тот стоял и ждал его возле салона. Просто стоял и просто улыбался через лобовое стекло.
У комфортной машины открылась задняя дверца, и Володя сел в салон.
За рулем сидел молодой человек, смуглый и улыбчивый, а рядом с Володей сидел строгий старичок, похожий на учителя.
- Это кто там в такси за нами сечет? - спросил улыбчивый, - опер-гопер-полицай?
- Братан мой. А то грохните еще.
Молодой человек весело засмеялся.
- Молодец какой. Ну, покажи, что там у тебя. Да не мне! Сергею Петровичу дай.
Желтый брусок был извлечен из рюкзака и передан в руки Сергея Петровича, уже облаченные в белые перчатки.
Был раскрыт чемоданчик, вынуты приборчики и скляночки. Запахло кислотой. Засветились лампочки.
- Ну, что? - поинтересовался улыбчивый, - не бз..., не шипит?
- Девяносто девять и даже выше, - тихо отвечал похожий на учителя Сергей Петрович, -
вес...
- Как это? Почему не килограмм?
- При царе в золотниках измеряли и в фунтах. Банк Алсуфьевых. Да, был такой. Сибирский.
- Хорошо. И куда мне тебя девать с таким богатством?
Улыбчивый смотрел в зеркало заднего вида.
- Убивать, так таксист заметит. Хочешь "лепеху"?
- А что так мало-то?
- Да мне ведь он не нужен! Я просто для коллекции возьму, да и не себе. Кому-нибудь в Ташкенте подарю, они золото любят. Бери "лепеху" или до свидания.
- За квартиру платить надо. Давай.
Небольшой пакетик с наличностью был легко излечен из-под сидения.
Сделка состоялась.
Получив деньги, Володя - Валдерис, европейский сирота, посетил рад банков и завел себе несколько карточек. В некоторых строгих финансовых учреждениях ему приходилось отдавать для ксерокопирования документы о продаже домика, наследства от бабушки, в селе Боровое, оцененного в пятьдесят тысяч полновесных российских рублей. Это был допустимый законом источник денег.
После всего этого, гражданин Литвы поехал в аэропорт и, купив билет до Лондона, погрузился в самолет.
Он сидел рядом с проходом, а сбоку через проход сидела маленькая девочка и ела конфеты.
- Хочешь конфету? На, - сказала девочка, обращаясь к нему на "ты".
- Давай.
Конфета была вкусная. Шоколад, а внутри слива.
- А как сливу засовывают в шоколад? - спросила девочка.
- Не знаю, - честно ответил Володя.
Он подумал о сливе в шоколаде, а потом вспомнил доброго старичка Соломона Григорьевича,
работавшего при старом сибирском заводе дантистом и обучавшего жадного к знаниям мальчика секретам изготовления зубных металлических коронок, кустарному рафинированию золота, изготовлению форм и приемам работы с кислотой.
Вспомнил он и дядю Славу, мастера плавильной печи, и то, как они сходили однажды к Белому озеру, и дядя Слава показал старые "дудки", где добывали в старину золото.
Они тогда вытащили наверх килограммов двадцать песка и отнесли к озеру, чтобы промыть, ведь старый ручей ушел. И намыли тогда несколько крупинок, а дядя Слава ругался, что вот, золото под ногами, а жрать нечего.
- А хочешь конфету с помадкой? - спросила девочка, - а помадку, как в шоколад засовывают?
- Я бы засовывал плунжером, - ответил Володя, вспоминая свои мучения со свинцовой "помадкой".
- Это что?
- Это, как шприц. Выдавливает что-то. Куда-то. Куда тебе надо.
Самолет взмыл в небо.
Тайга, золотые дудки, заброшенный завод, умершие от водки и скуки дядя Слава и Семен Григорьевич, все осталось внизу и в прошлом.
Впереди его ждала настоящая работа с металлом. Он с самого детства мечтал быть классным металлургом. Для этого был нужен мастер-учитель.
В России же, как говорил, выпив, дядя Слава, мастера повымерли. Да и экология хромала.