Апрель - месяц перемен, месяц ручьев. Они, как маленькие реки, бегут вдоль кромок сугробов, деловито бурча, сливаются в потоки и зовут - "иди за нами!" В апреле середины дорог уже подсыхают, и по ним приятно шагать. Просто в "никуда". Дороги и перемены вообще "засасывают" - стоит один раз начать изменяться, и ты уже никогда не остановишься.
В апреле, обычно, у меня нету денег - странная примета весны - в этот, денег тоже не было, и я думал - к кому бы завалиться и перехватить немного. Деньги всегда были у Олега, но брать у него - как-то нехорошо. Мы друзья, а брать взаймы у друга - это откусывать кусочек острова. Можно так дооткусываться, что и острова-то не останется.
Но другие телефоны "молчали", и пришлось идти к Олегу.
Секретарша - она была новенькая - строго глядя на меня, сказала:
- Олег Арсентьевич, к вам Буров, по личному вопросу.
Олег вышел из кабинета.
- Привет, привет. Катерина, этот человек - моя правая рука в "левых" делах, запомни его.
"Шутник", - я пожал ему руку, и мы зашли в кабинет.
Я сел в дорогущее, но неудобное кресло и сразу приступил к делу:
- Вот что, Олег, дай-ка ты мне тысяч несколько. Можно побольше - и надолго.
- Тебе не надоело? - начал он меня воспитывать, - как ты живешь - не понимаю. Ну взял бы денег на "дело", я бы дал. Сколько надо, столько бы и дал. Вон Никола, (это наш общий друг) - взял у меня полгода назад денег, открыл автосервис, теперь "поднялся". Недавно с Риткой на Канары летали. Коттедж строит. Ты же сдохнешь скоро. Возле помойки.
- Вместе с лучшей половиной народа.
- Не надоело еще быть "лузером"? Нет. Просто так я денег не дам. А чего ты не "бомбишь"?
- Я машину продал.
- Ну, и где деньги?
- Таньке Печерниковой отдал. Ей за ипотеку нечем платить.
- Идиот.
Машину я продал и не из жалости к Таньке, вовсе нет. Просто я почувствовал, что в машине я начал жить как в колбе - я внутри, а жизнь снаружи. В какой-то момент я даже почувствовал боязнь, что высунувшись из машины, я получу от Жизни по морде. Мне это было ни к чему, и я продал машину.
Мы молчали, а со стены на нас строго смотрел Президент. Хорошо, что Олег не начал о нем говорить, а то сейчас, хоть о деньгах начни, хоть о грыже - все переводится на разговоры о президенте. Копается себе мужик и копается в государственных делах - может ему его работа нравится. Мне бы не понравилась. Я бы через месяц с ума сошел или повесился. Да и вообще, для меня интересны только два правителя - "дедушка Ленин", который со своими чекистами методично, село за селом, завод за заводом обезоружил всю страну, и будущий, который вернет оружие населению. Все промежуточные - просто пользуются ситуацией. Я как-то сказал об этом Таньке. Она всплеснула своими полными руками и так убежденно говорит:
- Так ведь мы перестреляем друг друга!
Добрая она, но дура невероятная. Вот идет она по улице, упала, (а она вечно падает - неуклюжая какая-то) - и надеется, что люди подойдут, спросят, не надо ли помочь, что, да как. А доведись этим людям оружие в кармане иметь - перестреляют друг друга. Так ты уж реши, кто они, твои братья и сестры - люди или дерьмо на палочке.
- Ты умеешь приколачивать доски? - неожиданно спросил меня Олег.
- А что там уметь - бери гвоздь, да забивай, ума много не надо.
- Ну-ну. Вот что. Деньги я тебе дам, но не "на руки" - переведу на карточку. А ты съезди ко мне на дачу, поживи там, и поработай. Вот именно - поработай. Обшей нам с Ларой "вагонкой" спальню. Ларе хочется спальню в русском стиле. Заодно, может быть, и поумнеешь. Вот ключи - согласен?
Село Брусяны, где была дача Олега, летом было живописным местом. Стояло оно меж двух невысоких гор, с дремучими сосновыми борами, в центре была речушка, теперь занесенная снегом по самые берега, так что мост казался лежащим на снегу. Здесь снег был чистым - не городским, и пока не таял, только у магазина уже была видна родная наша жидкая грязь. "Поглядим, чем здесь народ кормят-поят". Я открыл ярко-рыжую дверь магазина и зашел внутрь. За прилавком стояла продавщица - для такой дыры - удивительно красивая девушка, немного грустная, с привлекающе яркими голубыми глазами. "Что за "куст роз на ржаном поле?" Пацаны, наверное, с ума сходят. А мне сходить некогда, мне - доски приколачивать".
Я пробежался взглядом по полочкам и витринам. "Коньяк дорогущий, "вискарь", - значит, пьют жидкость для мытья ванн или самогон, хорошо, что у Олега есть бар. Все понятно. Ходить сюда - только за хлебом и спичками".
- Мне хлеба буханку, пожалуйста.
Магазин я посетил, топография села мне была известна и раньше. "Апрельскими вечерами
буду выть на луну или стихи сочинять", - думал я, отворяя калитку. Дом - собственно, дача -
был неприлично большой - я в него и заходить не стал. Как одному прожить спокойно вечер и потом спать в громадном пустом особняке? Каждые полчаса бегаешь, как клоун, с фонариком в гостиную и спрашиваешь: "Кто тут?" Я прошел через заснеженный, пустой и скучный, как армейский плац, яблоневый сад, открыл другую калитку и оказался в маленьком деревенском дворике возле старющего домика. Но с собственными воротами и калиткой - третьей уже. Дворик был ограничен ветхим забором. Доски висели, поскрипывая, еле цепляясь за ржавые гвозди, через одну-две. Зато рядом - для опоры - была поленница дров, и я прихватил с собой охапку. Домик внутри был стылый и загаженный, но мне он нравился. Это был "мой" дом. Лара так и сказала - это дом Сереги, раз ему "там" нравится. В "конюшне".
Растопив печь, я сел за стол и, прихлебывая чай, стал слушать звук горящих дров. Взяв карандаш, я написал на бумажке - кажется, она была из-под селедки:
"Ты пришла ко мне прямо к ужину".
Дальше лезла рифма - "натужено". Рифма мне не нравилась, она была какая-то сортирная. Я стал мечтать о том, кто, собственно, пришла, да как выглядела, и тут в ворота кто-то постучал - довольно сильно - и даже толкнул их. Я пошел поглядеть, кого там черт принес.
За калиткой, возле ворот, стоял красавец - вороной, холеный и высоченный, каких я не видел, конь. Он был хорош. Просто королевский жеребец.
- Ух ты красава, ух ты сказка, - сказал я, протягивая руку, и гладя коня. Конь потряс шеей, укусил себя за грудь и тихо заржал. Мы постояли - я его гладил, а он рыл легонько снег правым копытом и потряхивал приятно пахнущей гривой.
-Хочешь хлеба с солью, - сказал я коню, - а что стучался-то? Ладно, жди.
Я вернулся в дом, отрезал щедрый ломоть хлеба. Конь опять стукнул пару раз в ворота, правда, теперь, потише.
- Да иду, иду - вот ведь, нахальный какой.
Я отворил калитку. Коня не было, а передо мной стоял мужик лет шестидесяти с лицом, исполненным мольбы:
- Парень, водки нет у тебя? Спаси, Христа ради, помру ведь.
- Ну пойдем, спасу.
Мы зашли в дом. Я налил полстакана водки и поставил его перед мужиком.
- Не могу, - сказал он, трясясь, - взять не могу.
Я взял стакан, обошел мужика сзади и поднес стакан к его рту. У мужика стала бешено трястись голова. Я зажал его голову левым локтем и влил водку между лязгающих челюстей - половина пролилась ему на грудь. Помолчали.
- Давно пьешь-то?
- Третья неделя пошла.
Мужику становилось полегче. Я налил еще, и он выпил уже самостоятельно.
- Давай, хоть, познакомимся. Я - Сергей.
- Игорь Мохов, - сказал мужик. И спросил: - Дачник что ли?
- Нет. Поработать приехал. На недельку.
В дверь кто-то поскребся.
- Это Шарик - блудня - гони его, попрошайку, - сказал Игорь.
Я приоткрыл дверь. Белый пес энергично махал хвостом и вежливо кланялся.
- Ну заходи, "блудня".
Пес зашел, улегся рядом со столом и принялся барабанить хвостом по полу. Я достал тушенку и кинул кусок мяса псу.
- Зачем ему мяса дал - не отвяжется теперь.
- Плевать. Значит, ты - Мохов. И много вас тут Моховых?
- Пол села. А другая половина - Костырины.
- Как же вы женитесь?
- Как - Моховы на Костыриных, а те на Моховых.
- И старое село?
- Лет триста есть.
- А продавщица в магазине - она из чьих?
- Верка-то? Верка - как раз Костырина.
- Красивая, но что-то грустная.
- А что веселиться с двумя детьми без мужика.
- Помер что ли?
- Дачу он строил банкирше. Тут, на берегу. Ну и ушел к ней насовсем. В город перебрался.
Проводив Игоря, я посмотрел на бумажку со стихом, и кинул ее в печь. Жизнь обещала быть интереснее, чем литература.
На следующий день я до обеда таскал доски из сарая на второй этаж, в спальню Олега и Лары, и упахался, как таджик. Особенно изматывало бесконечное подметание и подтирание - с досок сыпалась труха и опилки, а по полам Олега ходят босиком. К обеду - надоело.
Я никогда не смогу жить той правильной жизнью, которую предлагает Олег - вкалывать по десять часов в сутки, а потом нажираться вареной колбасы и весело пердеть, глядя "Камеди Клаб". А в это время на деревьях будут распускаться почки - без моего участия. Неравноценный обмен.
Я вернулся в свой старенький домик, сварил кофе и вышел посидеть с ним на крылечке. Было солнечно и тепло. С крыши лилось, а голубой воздух покачивался от пара. Из-за забора донеслись крики - мужской и женский голоса. Я подошел к забору и через "лакуну" стал наблюдать за происходящим. Мужчина и женщина бегали по огороду и громко спорили:
- Морковь, я тебе говорю, тут морковь, а там редиска!
- Не нужна мне там редиска! Сей, где хочешь свою редиску - там морковь!
Позади возвышался суровый каменный дом, рядом стоял "Ленд ровер".
"Теперь кофе не попьешь - визгу будет до вечера".
Я хотел уже уходить, но тут женский голос стал испуганным:
- Помогите!
"До убийства морковь довела". Я вернулся к забору. Мужчина лежал рядом с забором и хрипел, женщина бледная от страха смотрела на меня.
- Что "помогите" - "скорую" вызывайте.
Она убежала в дом. Во двор зашел вчерашний мой гость - Игорь Мохов вместе с Шариком, конечно. Поздоровавшись, он поглядел на лежащего.
- "Инфарт микарда" у него, рожа вон какая синяя.
Со стороны дома к нам подходили двое узбеков, видимо, работавших внутри особняка.
- Ребята, - обратился я к ним, - вы бы его на одеяле, что ли, отнесли к дороге, куда "скорая" подъедет. А то здесь "ласты откинет", и будет у меня под забором вонять.
Мы с Игорем и Шариком пошли в домик.
- Вот, - сказал Игорь, кладя на стол большой сверток, - тебе - за вчерашнее.
Я развернул - там лежал кусок сала, ароматно прокопченного. Шарик стучал хвостом.
Глядя на сало, я вспомнил своего друга - Денисюка. Если свидимся когда - много придется горилки выпить.
- Хочешь на "глухаря" сходить? - спросил Игорь, - Тут недалеко. На Рябиновый ключ.
- Да хорошо бы, только ружья нет.
- Дробовик-то я дам.
- А может, без ружей сходим - просто поглядим?
- Как без ружья в лес - не ровен час, встретишь кого.
Неделя прошла, и мне позвонил Олег.
- Привет, как ты там? Тебя Стелла потеряла: "Где Сережа, где Сережа". У нее сегодня день рождения - тебе надо быть. Что ты на ней не женишься - торчал бы при ее салоне красоты, раз сам инвалид.
- Я подумаю. Забери-ка меня отсель. И привези "доспехи" какие-нибудь - у меня штаны рвутся. И роз букет.
Олег приехал на "Феррари" с цветами и костюмом. Мы осмотрели спальню.
- Стиль "ля рус".
- Вижу.
- Давай еще в магазин заедем - дело есть маленькое.
Мы зашли в магазин - два джентльмена, нога в ногу, плечо к плечу. Строгие костюмы впечатляли. Покупатели расступились. Я положил розы на прилавок и сказал голубоглазой Вере:
- Вы очень грустная и красивая. Вы обязаны быть счастливой.
Я взял ее холодную руку и поцеловал ей пальцы. Мы развернулись и ушли. В машине я спросил у Олега:
- Я - подонок?
- Почему? Подарил девушке мечту. Ей, наверное, никто в жизни руки не целовал.
Через год, это был опять апрель, я брел по улице - мне погудели. Олег на "Феррари" притормозил и высунулся из окна:
- Привет, куда пропал?
- Привет. Никуда. Что нового. Как дела на даче в Брусянах. Помню ее. Как там Игорь Мохов, как Вера - продавщица.
- Игорь умер - рубил баню, и оторвался тромб. А Верку любовник зарубил топором - она что-то в город решила уехать, - приревновал.
- Слушай, дай-ка мне взаймы.
Он порылся в бардачке, и, протягивая мне деньги, сказал:
- Скоро сдохнешь у помойки.
- Спасибо.
Он уехал, а я шел по апрельской дороге и думал, что хорошо бы съездить в Брусяны и сходить на глухариное токовище. Шарик-то наверняка живой. Да, съезжу - а то, когда еще соберусь.
Зов короля.
Если вы спросите какого-нибудь вислогубого историка: сколько жен было у Английского короля Генриха Восьмого, он, нагло и бесстыже светясь глазенками, обученными врать по первому приказу (а врать для историка - первейшая задача! Сегодня князь Мстислав Удалой - чудо что за парень: и вояка, и неглупый весьма, а завтра этот же князь - гнида, своих же бил, единоверцев), историк этот начнет, загибая пальцы пересчитывать: Екатерина Арагонская, Анна Болейн, Джейн Сеймур... - шесть! Проклятые фальсификаторы истории человечества!
Вам повезло - вы встретили меня, я открою вам истину.
Дело было в мае 1509 года. Юный принц Генрих вместе со своим приятелем Чарльзом Брэндоном и совсем юным сэром Эдуардом графом Честерским - они были втроем - отправился на охоту. Молодых людей влекла конечно же королевская добыча - королевский олень, а олени в то время в большом количестве водились в лесах графства Глостершир, что на границе с Уэльсом. Погода была отличной: дубы и буки поэтично сверкали молодой листвой, поляны между деревьев были покрыты словно гобеленами цветущими колокольчиками и ирисами, дрозды, естественно, пели.
Молодые джентльмены, смеясь и рассказывая друг другу свежие придворные сплетни, ехали на благородных, кормленных овсом, конях, загонщики, в шитых золотом куртках, шли поодаль, но звуки их рогов были слышны, слышен был и лай собак. Вдруг погода стала кукситься. Небо затянула британская серая мгла, стал накрапывать противный, тихий дождик, звуки охоты стали приглушеннее, а вскоре и вовсе стихли, и молодые охотники остались втроем - без слуг, без пищи, без укрытия. Тетивы на арбалетах отсырели - об охоте уже нечего было и думать, думать надо было о месте ночлега, и тут до их ушей донесся слабый звук колокола.
Звонили к вечерней службе в аббатстве Тьюксбери. Охотники поспешили туда. Их приняли со всеми полагающимися почестями: накормили вареными бобами, напоили слабеньким монастырским вином и уложили спать. Генриху досталась большая, холодная келья с широкой лежанкой (на кой ляд там была такая - ума не приложу), без камина и с узеньким окном, куда свет и днем не проникал.
Генрих ворочался на лежанке, сна не было - бобы мало насытили молодого принца, да и вино было кислятиной, вдобавок, от каменного пола дуло. Принц позвонил в колокольчик, открылась дверь, и в келью вошел молоденький послушник.
- Мальчик, принеси еще одеяло, - приказал Генрих.
Послушник ушел и вернулся с одеялом.
- Как холодно, - пожаловался принц, - где сэр Чарльз?
- Они почивают, мой принц.
- Тогда ляг со мной ты, согреешь мне постель.
Послушник молча улегся рядом с принцем. Через некоторое время Генриху стало теплее, и он начал задремывать. В полусне он повернулся на бок и обнял послушника. И тут сон сдуло с Генриха! - его рука явственно ощутила на груди послушника два приятных упругих холма. Замирая от предвкушения, Генрих продолжил свои исследования и на известном месте обнаружил удобную скважину для своего ключика. Будучи уже в юности человеком решительным, Генрих, даже не читая "Патер ностра", в односекундье изготовился, и проскакал, считая лошадиной меркой, добрых мили две - три.
Угомонившись, принц встал с постели, подошел к двери и крикнул, чтоб ему сей же час привели капеллана. Явился старичок священник.
- Святой отец, немедля обвенчай меня с этим монашком! - заявил принц обалдевшему капеллану. Меч принца и его арбалет лежали на лавке, а нравы знати той поры были круты.
Священник, крестясь, раскрыл библию, зажег свечи.
Генрих с любопытством разглядывал свою избранную - это была очаровательная юная особа с белокурыми волосами, девушка лет пятнадцати.
- Кто вы, леди? - спросил влюбленный принц.
- Мэри Стаффорд, дочь лорда Стаффорда герцога Бэкингемского, - прошептала проказница.
Они были повенчаны прямо в этой же келье, возле этого же ложа...
Если бы не желчный характер царствующего короля - Генриха Седьмого, возможно, этот брак осчастливил бы Англию - ведь леди Мэри Стаффорд была прямым потомком Эдуарда Третьего Плантагенета, и права на престол сына ее и Генриха ни у кого бы сомнений не вызывали, но в дело вмешалась большая политика (будь она неладна). Папа король и думать запретил о леди Мэри, через месяц ее отправили на материк в Гиень, а принца Генриха женили на Екатерине Арагонской. Брак же в аббатстве Тьюксбери признали шуткой, каких немало потом откалывал Генрих, став королем.
Фокус в другом. У леди Мэри родился мальчик - первый и законный сын Генриха Тюдора.
Мальчик этот рос сперва при дворе французского короля, а потом, в период религиозных войн, перебрался в Италию, где его следы теряются...
Я долго думал - где же обитает теперь законный король Англии, где-то ведь он живет?
И вот вчера, покупая курицу в гастрономе, я увидал свое отражение в зеркале витрины, и меня будто током стукнуло! Он - это я! Во-первых, фамильное сходство - я очень похож на прадеда Генриха, во-вторых, необъяснимое обычной человеческой логикой, с детства присущее мне желание не работать, а царствовать, наконец, третье - у меня постоянный, чисто королевский зуд где-нибудь повоевать. Неважно где, неважно с кем.
Я с гневом швырнул курицу обратно продавщице:
- Как подаешь, женщина!
Окружающие притихли и начали боязливо расступаться. Ага! Они тоже почувствовали присутствие короля! До курицы ли было мне теперь. Я вернулся домой - я понял, наконец, что я должен делать.
Мне следует вернуть себе престол моих отцов.
Этих несчастных Виндзоров я не буду казнить, просто укажу им на дверь. Парламент распущу - мой добрый английский народ от него слишком устал. Моих славных крестьян я освобожу от всех налогов - моей казне хватит поступлений, что приносит купечество. Мои рыцари будут веселиться вместе со мною за круглым столом, в окружении прекрасных дам, отлучаясь иногда для совершения подвига - зла еще очень много на Земле.
Царствование мое будет долгим и счастливым. Я утешу сирот, протяну руку одиноким и поддержу влюбленных. Мой корабль под пурпурными парусами отходит к берегам Англии в Пасху.
Вы скажете: "Безумец, тебя сожжет огнем береговая артиллерия!"
Пусть так. Рыцарю лучше сгореть, чем киснуть в каморке и ждать неизвестно чего.
Рыцари, кто верен мне - за мной!
Ваш король Генрих Девятый.
Прощай, мама, я - геймер.
Они вышли из Даунвилля ранним-ранним утром, когда дорога была еще влажной, вся сырой от росы. Корни деревьев, потихоньку пробравшиеся к центру дороги, были скользкими и темными, и пружинили под ногами идущих. Как много пело птиц, пело разными голосами, пело безумолчно.
- Это дорога в ад, - сказал длинный парень с зеленым рюкзаком, - она полна соблазна.
Девушки засмеялись.
- Это дорога в рай, - сказала одна, с длинными волосами сливового цвета, - в ней нету зла.
Они шли между деревьев, просыпающихся с легким шелестом - сны уходили, и деревья распрямлялись гордо и красиво навстречу дню.
Тропинки загадочно отбегали от дороги и влево и вправо, заворачивали за цветущие пригорки и манили: "Иди за нами, там интересно!"
- Что там? - спросила другая девушка, белокурая, и она отошла чуть-чуть, - о, только взгляните, какая красота - озеро и на нем островок!
- Идите сюда, тут и, правда, интересно, - позвал парень с зеленым рюкзаком, свернув на тропинку, - тут скала выше леса, если я заберусь на нее, то увижу полмира.
И несколько юношей и девушек, скинув рюкзаки, свернули на удивительные тропинки, а остальные пошли дальше по подсыхающей уже дороге, петляющей под старыми красивыми деревьями, только мельком посмотрев в спины отделившихся.
- Вам разве не хотелось свернуть вместе с теми? Почему вы даже не остановились?
- Мне хотелось идти.
- Странно. Просто идти?
Те, кто задавали вопросы, переглянулись.
- Вы не хотите освоить какую-нибудь специальность, например, стать строителем? Или военным? Кем, конкретно, вы хотели бы стать?
- Я не понимаю слово "конкретно".
- Это означает "реальный", жизненный, - шепнула девушка со сливовыми волосами, но теперь полуденное солнце окрашивало их в бронзу.
- Профессия строителя очень востребована. Вы будете нажимать кнопку старта машины, выбирать варианты клеев, вообще, следить за принтером, например, тестировать лазерный уровень.
- Не хочу.
- А военным? Нужно будет развить в себе смелость и реакцию - управлять боевыми машинами надо почти молниеносно - они следуют не только за вашей рукой, но даже за вашей мыслью. Представляете, сколько необходимо выдержки?
- Не интересно.
- Хорошо. Ну, а вы? Почему бы вам не пойти работать в Торговый Центр? Ваша внешность располагает, ваше терпение безгранично - вы бы стали очень полезной для всех нас. Умение убеждать, например, убеждать людей тратить - это дар. Не хотите?
- Нам можно идти? Мы пойдем...
- Что ж, эти справляются со своим любопытством. Пока. Интересно, дойдет ли из них кто-нибудь до конца?
- Не думаю. Один случай на миллион.
Солнце пробивалось сквозь черные кроны деревьев и осыпалось золотыми дождями на пахнущие земляникой поляны. Птицы умолкли, подчиняясь ленивому полуденному зною. Все прело и потело. Искупаться бы.
На следующей за плавным изгибом дороги поляне, прямо у обочины, врывшись столбами в землю, стояло кафе с небольшим, коричневым, как старая кора, навесом и белыми столиками, отмытыми до проплешин. Тут можно было перекусить, и просто посидеть, вытянув ноги в тяжелых ботинках, пока рюкзаки лежат живописной Ван Гоговской кучей.
- Не пройти ли вам внутрь? Сегодня жарко, - любезно предложил хозяин кафе и позвал, повернувшись к кухне:
- Марта, где ты? Накрой внутри, там прохладней.
Вышла Марта - девушка, совсем юная и свежая. В такую хотелось влюбиться. Просто так.
В обеденном зале окна от потолка до пола были закрыты ветхими, не раз чиненными, бамбуковыми жалюзи, и свет не оглушал, лился сквозь щели ровно и мягко.
В углу на маленьком подиуме стояли синтезатор, микрофоны. Рядом, развалившись в креслах, отдыхала компания байкеров - три парня в банданах и девушка под стать им. Металл и кожа.
- О, микрофон работает, - сказала одна из зашедших, подойдя к подиуму и постучав пальцем по сеточке микрофона. Все обернулись.
Она стала наигрывать, легко касаясь клавиш, мелодии, простые и грустные. Потом запела - у нее был приятный, чуть хрипловатый голос. Для кафе.
Компания байкеров бурно аплодировала и требовала: "Еще, еще!"
Подъехали еще на мотоциклах. Зал наполнялся сильными людьми.
Он поднялся - пора идти. Следом поднялись еще некоторые.
- Какого черта! - байкер с тяжелой цепью в руках стоял возле поющей, - если это твоя девушка, что в тебе такого замечательного? Может, тебе показалось, что она твоя?
Парень из пришедших стоял напротив него и сжимал кулаки. К нему подходили друзья.
- Так, парни, - сказал, заглянув на секунду в зал, хозяин кафе, - выясняйте все на улице - у меня мебель не застрахована.
Напряженная орава - сердитые юноши и взволнованные девушки - потекла на воздух. Все, кружась, жестикулируя и перебивая друг друга, столпились на зеленой полянке позади кафе, напоминающей поле для гольфа.
В воздухе пахло месивом.
Те немногие, что взвалили рюкзаки и пошли дальше по дороге, неожиданно услышали за спиной песню - толпа хором пела песню, ту, что пела девушка. Слова и мелодия были те же, но теперь они звучали грозно и торжественно. Как гимн. Но уходящие не стали замедлять шаг.
- Вас не гнетет чувство вины? Вы предали своего товарища, разве не так?
- Нет. Он встал на защиту своих прав. Но это его права, не мои. Он позвал - он лидер! и за ним пошли те, кто нуждается в лидере.
- Вам не приходит в голову стать дипломатом? Заняться государственной деятельностью.
Из сотен вариантов, подготовленных аналитическим центром, выбирать наиболее приемлемый. Эту "приемлемость" не каждый способен угадать. Ваша интуиция...
- Я не хочу быть учителем. Примером для подражания.
- А вы? Вы очень обаятельны, поверьте. Вы могли бы стать "звездой". Голос обработают "цифрой", внешность изменят - вас будут любить все. Вас будут вожделеть все. Решайтесь - вечная молодость, вечная любовь поклонников.
- Мы пойдем, ладно?
- Да. Их всегда мало остается к финалу. Любопытно, какие жанры они выберут себе.
- Большинство начинает, как художники, а заканчивает онтологией. Даже метафизикой.
- Куда столько метафизики?
- Правила придумали не мы, ты же знаешь.
Солнце садилось, и лес оделся тенями. Тени от деревьев перекрестили дорогу и насадили волшебную темноту в задумчивых кустах, но небо было еще синим, без звезд.
Дорога стала подыматься в гору и неожиданно разделилась на несколько троп - нужно было выбирать путь. Каждый выбирал сам.
Он сделал шаг, другой, и посмотрел на "ту" девушку. Она была теперь коротко стрижена, под "мальчика". "Жаль волос", - подумал он, - "Заставить, что ли, снова отрастить?"
Девушка тоже посмотрела на него и улыбнулась и грустно и ободряюще. Их тропинки расходились.
Он стал подыматься по пологому, поросшему колючим ельником, склону - за макушкой виднелся край заката, и ему хотелось успеть затемно - и, дойдя до середины, оглянулся и посмотрел на погружающуюся в вечернюю тень дорогу.
- Мне всегда немного печально это наблюдать - а, казалось бы, чему печалиться? У него будет тысяча вариантов для продолжения. Свобода творчества.
- А вдруг он откажется?
- Нет. Это очень редко бывает. Почти никогда.
Он увидал внизу на дороге медленно идущую пару - это были его мать с отцом. И мать и отец давно умерли, но сейчас он видел их отчетливо. Они шли, разговаривая и не видя его, каждый со своей характерной походкой. Мама встала и что-то показала отцу на обочине. Отец присел на корточки. "Что они увидали?" Он знал, что если спустится к ним, то они поговорят "по-настоящему". Но он знал, что это будет другая жизнь, не та, где его отец и мать были умершими. Иная реальность. Иные варианты.
И он пошел, не оборачиваясь больше.
Он шел и думал.
"Я могу вернуть "к жизни" близких, но не буду. Вернуть - это пойти на поводу у одного из вариантов действительности, и это будут другие "мои" отец и мать. Не те. Я могу вернуть людям веру, вернуть Бога, но это будет другая вера и другой Бог. Я могу сделать людей свободными, но это будет не "их" свобода.
Прощай, мама, прощай, я - геймер. Я тот, кто не ищет подсказанные шепотом варианты и не ждет обещанных перемен, я тот, кто их создает".
- Интересно, будет он менять правила игры?
- Мы же все равно этого не почувствуем. Только геймеры ощущают перемены.