Зубков Алексей Вячеславович : другие произведения.

Хорошая война

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.05*43  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "Плохой войны"
    Большой турнир в маленьком городке. Макс сам себе начальник. Шарлотта может развернуться на поле интриг. Старые и новые враги. И Безумный Патер вступает в игру на стороне Бога.
    04.05.10 Книга закончена.
    Книга полностью выложена на Автор Тудей , все продолжения и обновления будут только там
  Предисловие.
  
  По просьбам читателей, которым понравилась 'Плохая война', я написал продолжение. Основные принципы остаются те же.
  Во-первых, я умышленно использую упрощенную терминологию. 'Штаны', 'чулки', 'наплечники', 'наручи', несмотря на то, что для каждой разновидности средневековых штанов, а тем более, для деталей доспехов есть свое название и по-немецки, и по-французски, и по-итальянски. Для сюжета не важно, как оно по-научному называлось. Важнее, чтобы читатель не спотыкался постоянно о неизвестные термины. Если нужны какие-то подробности, то реальный мир, в отличие от миров фэнтези, неплохо документирован и без моего участия. Тем не менее, в сложных местах я добавляю подробностей про мир, окружающий героев, чтобы уважаемому читателю не приходилось постоянно откладывать книгу и искать дополнительную информацию по истории.
  Во-вторых, я умышленно не извращаю авторскую речь стилизацией под средневековые хроники, а речь персонажей - стилизацией под 'средневековую речь'. В 'оригинале' персонажи разговаривают на диалектах средневековых версий немецкого, французского и итальянского языков. Псевдоромантическая стилизация, которую некоторые почему-то ждут от исторических романов, придумана писателями 19 века и не имеет отношения к тому, как на самом деле говорили в средние века. Письменный язык средневековья так же не годится для реконструкции языка устного. Кто не верит, откройте любые мемуары, или хотя бы 'Симплициссимус' Гриммельсгаузена, книгу по ландскнехта, написанную лавочником. Поэтому для персонажей оставляем минимально стилизованный современный язык, нормально воспринимаемый современными читателями.
  В-третьих, логика поступков героев везде, где только возможно, основана на прецедентах того времени. Там, где уважаемому читателю покажется, что сцена противоречит современной логике, современному здравому смыслу и сказкам о средневековье современной массовой культуры, скорее всего скрывается слегка переделанный исторический казус.
  Ну и традиционное для художественной литературы замечание. Персонажи вымышленные, совпадения случайные.
  
  1.Немного мирной жизни.
  
  Где-то в Лотарингии стоял замок, а в замке жил да был его светлость граф Максимилиан де Круа с супругой Шарлоттой. С юридической стороны правильнее бы было сказать, 'жила графиня де Круа с мужем-консортом', но что бы там юристы ни говорили, а в шестнадцатом веке от Р.Х. глава семьи - мужчина и никак иначе.
  'Его светлость' всего год назад был третьим сыном провинциального барона без всяких шансов получить в наследство что-нибудь более существенное, чем конь и доспехи. За последний год Максимилиан успел влипнуть вместе с отцом в малобюджетную феодальную войну, с переменным успехом повоевать за обе стороны, жениться на богатой вдове с титулом, тут же потратить приданое на наем полутора тысяч швейцарцев, досрочно демобилизоваться при первых признаках невыплаты командованием жалования и заработать репутацию отличного бойца, среднего полководца и хитрющего сукинсына.
  'Ее светлость' была широко известна в светских кругах как одна из тех Прекрасных Дам, ради которых ломали копья на турнирах Благородные Рыцари. Как правило, Прекрасные Дамы, как и подобает порядочным женщинам, были замужем, что давало возможность Благородным Рыцарям от всей души ухаживать за ними, не принимая на себя серьезных обязательств. До последнего времени Шарлотта тоже была замужем, но года полтора назад старый граф де Круа скоропостижно скончался в результате несчастного случая. Это прискорбное событие стало поводом как для родственников покойного, так и для родственников вдовы предъявить свои права на наследство. Но Шарлотта нашла способ удержать в своих руках все свое добро, чем чрезвычайно разозлила обе соперничавшие семьи претендентов.
  Максимилиан, вернувшись с войны не в отцовское поместье, а в родовой замок де Круа, предавался традиционным рыцарским развлечениям: фехтовальным и борцовским упражнениями, верховой езде, охоте с гончими, стрельбе из арбалетов и новомодного огнестрельного оружия. С собой он привел с войны сто швейцарцев, которые существенно усилили оборону замка и весьма способствовали укрощению соседей, позарившихся было на лакомые кусочки пограничных земель.
  Шарлотта по привычке вела хозяйство. С новым мужем это было проще, чем со старым, потому что Макс брал столько денег, сколько ему было нужно, и никогда не пытался проверять бухгалтерию. Запросы у парня, выросшего в небогатой семье, были пока еще весьма скромные. В отличие от мужа, который не увлекался чтением и письмом, Шарлотта вела обширную переписку с подругами в пяти государствах и не пропускала печатных новинок.
  Максимилиан, как и многие другие рыцари, мог похвастаться атлетическим сложением и недюжинной силой. В свои девятнадцать лет он вырос выше шести футов, что и сегодня немало, а по тем временам дюйма на четыре выше большинства рыцарей и намного выше всяких скверно питавшихся крестьян. На непочетное звание красавчика он не претендовал, но его лицо пока что не пострадало ни от оспин, ни от шрамов, а густые темные волосы обычно выглядели вымытыми и более-менее подстриженными.
  Шарлотта в свои двадцать пять, что для того времени уже 'средний возраст', сохранила девичью стройность. Моды в то время были такие, что ее прелестную грудь во многих подробностях воспевали все попадавшиеся на пути поэты, но сказать ласковое слово про ее длинные сильные ноги мог только муж.
  В один прекрасный летний вечер Шарлотта оделась к ужину и направилась по длинным замковым коридорам и скрипучим лестницам в столовую. На последней лестнице она встретила домоправительницу Марту. Марта следила за порядком в замке, командовала прислугой, занималась закупкой продуктов и имела еще десяток важных постоянных обязанностей. Жалование у Марты было высокое, а одевалась она почти как графиня. Впрочем, это не удивительно, поскольку любое жалование предполагает, что человек на эти деньги будет не только жить сам, но и содержать семью, а семьи у домоправительницы не было.
  Для читателя, который не помнит 'Плохую войну', стоит остановиться на том, кто такая Марта.
  Жил да был в Германии Маркус из Кельна. По призванию он был артиллерист, а по профессии - профос. Полковник его очень ценил, а все прочие безмерно боялись, ибо нраву Маркус был сурового, порядок поддерживал безупречный и спуску никому не давал. Уважал он Бога, Императора и полковника, любил жену, а на мир предпочитал смотреть поверх ствола аркебузы. Женой у него была эта самая Марта, отличавшаяся необычной красотой и на редкость добрым нравом.
  Почему 'необычной', а не 'необычайной'? Потому, что все предки у Марты отличались высоким ростом и солидной фигурой, и она сама в лучших семейных традициях выросла выше пяти с половиной футов, груди у нее напоминали две круглые подушки, задница еще две подушки, но талия тонкая, ноги длинные и живот почти плоский. Рыжие волосы Марта всегда убирала под платок или шляпу. Для бесхитростных ландскнехтов Марта представляла собой настоящий секс-символ. Но присвистывать вслед или распускать руки считалось чрезвычайно вредным для здоровья, ибо Маркус сначала стрелял, а потом в своей правоте не сомневался.
  Жил Маркус долго и даже местами счастливо, но, дожив лет до сорока, погиб почетной смертью артиллериста, у заряженной пушки, на трупах врагов и с зажженным фитилем в руках. Осталась Марта одна-одинешенька, в чужом городе посреди диких швейцарских горцев. Судьба дала несчастной вдове шанс в виде капитана ландскнехтов Максимилиана фон Нидерклаузица, который нанял ее телохранительницей для своей молодой жены. Честно говоря, на эту мысль его навела сама Марта, намекнув, что особого выбора у него нет, не назначать же на эту должность молодых и невоспитанных швейцарцев.
  Считалось, что армия ландскнехтов держится на детально прописанных письменных уставах, а армия швейцарцев - на неписаных традициях мужского общества. Когда Максимилиан нанял свою первую армию, с традициями там дела обстояли плохо. Почти все носители этих самых традиций, старшее поколение, только что погибли, а вразумляли молодежь случайно оказавшиеся во главе булочник по прозвищу Бык и священник с говорящим прозвищем Безумный Патер. В этих условиях оказался востребованным жизненный опыт Марты, которая за время замужества накопила багаж знаний об армейском быте не меньший, чем у многих офицеров.
  Поначалу, когда дядюшка Бык не понимал, как что-то сделать, он посылал кого-нибудь за Мартой, Марта щедро делилась советами и прецедентами, цитировала уставы. Вскоре Максимилиан официально назначил ее профосом, на ту же должность, которую занимал покойный муж.
  Надо отметить, что опыт решения проблем у 'фрау профос' был специфический. Маркус в свое время заработал репутацию чудовищного чудовища, у которого 'свое кладбище в каждом немецком городке'. Раньше Марта спорила с мужем, но, оказавшись на его месте, поняла, что его проверенные методы работают эффективнее, чем все прочие. Смертные казни и телесные наказания прописывались ворам и мошенникам чаще, чем штраф и тюрьма. Привычные в армии массовые драки сошли на нет после того, как 'фрау профос' пару раз провела умиротворение при помощи картечи. Не единожды Марта лично в упор стреляла в горячих швейцарских парней, проявивших непослушание, и один раз - в офицера, сделавшего ей непристойное предложение.
  
  Марта сидела в нише выходившего во двор высокого окна и гладила большую пушистую кошку.
  - Добрый вечер, Ваша светлость.
  - Добрый вечер, Марта. Добрый-добрый вечер, киса, - графиня наклонилась и почесала кошку за ухом. Кошка мурлыкнула и подняла голову, намекая, что неплохо бы почесать и шею.
  - А я знаю, о чем Вы думаете, - сказала Марта, - по вторникам Вы проверяете доходы и расходы, и сегодня Вы заметили сумму, которую Его светлость заплатил за новый доспех.
  Марта взяла кошку на руки и Шарлотта села на освободившееся место. Солнце за день основательно прогрело камень, даже через платье сразу почувствовалось тепло.
  - Да, Марта, я нашла эту огромную дыру в нашем бюджете. Обычно Макс тратит на свои удовольствия в разы меньше.
  - Обычно! - фыркнула Марта, - да он тратит намного меньше, чем принято в обществе! Я не помню ни одного случая, чтобы он привез домой десяток друзей и закатил пьянку на неделю.
  - Но у него здесь еще нет друзей.
  - У пьяниц всегда есть друзья. И свита прихлебателей. И падшие женщины, которые летят на такие компании как мухи на навоз.
  - Я только рада, что мой муж ведет трезвый образ жизни. Но его мужские игрушки меня иногда раздражают. Все эти лошади, собаки, доспехи...
  - Всех своих лошадей он привез с собой. А собаки остались от старого графа де Круа. Разве они Вас объедают?
  - А доспехи?
  - Господи... - Марта демонстративно подняла глаза к потолку. На потолке ничего на религиозную тему не было, поэтому Марта продолжила разговор сама, не надеясь на божью помощь, - Ваш муж зарабатывает на жизнь войной. Это дело требует периодических вложений, как и любое другое.
  - Столько? Двести восемьдесят талеров золотом? Это же разорение!
  - Да ладно Вам! Покойный граф проиграл в кости помните сколько? На базаре говорят, что наш сосед с севера потратил пятьсот флоринов на подарок любовнице. В самом деле, Ваша светлость, Вы разве не знаете, сколько сейчас принято тратить на любовниц у графов и герцогов?
  Шарлотта знала, но жизнь не заставляла ее задумываться на эту тему. При дворе короля Франциска процветала традиция, что каждому уважающему себя мужчине полагалась хотя бы одна любовница. Целомудрие и супружеская верность подлежали осмеянию. Король лично хотел знать имя любовницы каждого из придворных, ходатайствовал за мужчин, давал рекомендации дамам и делал все, чтобы парочки встречались.
  В расточительстве монарх также подавал пример приближенным. Ради прекрасных глаз мадам Франсуазы, законной супруги некоего Жана де Лаваля, король пожаловал высокие должности и рогоносцу, и брату его неверной жены, а заодно обложил дополнительным налогом Бретань.
  Жизнь графини де Круа сложилась так, что ей никогда не приходилось всерьез ревновать мужа и оплакивать расходы на любовниц и куртизанок. Первый муж Шарлотты был импотентом, а Макс за короткое время, прошедшее после свадьбы, влюбился в свою жену и до сих пор ни разу не попадался на неверности.
  На самом деле, у Макса все-таки была другая женщина, но, поскольку он не провозглашал ее дамой сердца на турнирах, не тратил не нее заметных сумм из семейного бюджета и даже не уезжал ради нее из замка, эта связь оставалась незамеченной уже больше года.
  Конечно, Шарлотта подозревала, что Макс время от времени 'уделяет внимание' каким-нибудь крестьянкам, но ревновать к крестьянкам было бы ниже достоинства графини. Общественная мораль придерживалась того же мнения.
  - Пожалуй ты права, - задумчиво произнесла Шарлотта, поглаживая кошку, - лучше пусть Макс тратит большие деньги на себя, любимого, чем выбрасывал бы их на всякие непотребства.
  Марта понимающе улыбнулась.
  - Пойдем ужинать, - сказала Шарлотта, встала и направилась в столовую.
  - Встань, пожалуйста, мне надо идти, - вежливо обратилась Марта к кошке, разлегшейся у нее на коленях.
  - Уррр, - ответила кошка и демонстративно вытянула лапы.
  - Ну киса, я тебя по-хорошему прошу!
  Внизу хлопнула дверь. По ступеням застучали мужские сапоги и собачьи когти. Кошка подобрала лапы и напряглась.
  - Добрый вечер, Марта! - поздоровался Его светлость Максимилиан де Круа с нижней площадки. Рядом с ним поднимались две серо-черные гончие.
  - Добрый вечер, Макс! - расцвела в ответ Марта, - не спугни мою кошу.
  Макс жестом усадил собак, поднялся к Марте, аккуратно присел и поцеловал ее в губы. Марта обняла его и ответила на поцелуй. Кошка спрыгнула на окно, ревниво посмотрела на Макса, потянулась и улеглась в солнечном квадрате.
  - Большая она какая-то стала, - прокомментировал Макс, - хорошо кормишь.
  - Ты разве не видишь? - Марта погладила кошку по выпуклым бокам, - у нее скоро будут котята. Поэтому она такая спокойная, у нее отличный аппетит, довольное выражение лица и она просто счастлива.
  - Кого-то мне это напоминает, - протянул Макс.
  - Хочешь сказать, что ты не в курсе? - удивленно спросила Марта.
  - Сейчас буду в курсе. Забирай кошку и пойдем.
  Макс любезно пропустил женщину с кошкой вперед и только потом свистнул своим гончим.
  К приходу Макса ужин уже ждал его на столе. Седло оленя - трофей с вчерашней охоты. Форель в сливочном соусе. Свежий пшеничный хлеб. Местный овечий сыр. В углу стола какие-то овощи, травы и прочая малопитательная мелочь в ассортименте. Лучи солнца вечером попадали в окна столовой под большим углом и освещали только половину зала. Освещения добавляли свечи, стоявшие на столе в нескольких медных подсвечниках.
  Шарлотта пришла на пару минут раньше, но к еде не притронулась, а отодвинула тарелку и погрузилась в чтение какого-то пергаментного свитка весьма солидного вида.
  - Добрый вечер, мое сокровище! - Макс поднял жену со стула и запечатлел на ее губах долгий нежный поцелуй.
  - Добрый вечер, милый! Давай скорее есть, пока не остыло.
  Макса не пришлось приглашать два раза. Он плюхнулся на свой стул и с впечатляющей скоростью нагрузил в тарелки и съел примерно половину еды со стола. Кости полетели на пол, где на них набросились собаки.
  - Лотти, ты не хочешь мне сказать что-то важное? - спросил Макс в паузе перед десертом.
  - Хочу. Ты сам догадался или тебе кто-то подсказал?
  Макс обошел стол и погладил Шарлотту по животу. Она прижала его руку своими ладонями.
  - У нас будет ребенок.
  - Лотти-и! - Макс подхватил жену на руки и закружился по залу.
  - Ааа! Перестань!
  - Ладно-ладно, - Макс осторожно посадил Шарлотту обратно.
  - Вот ведь какой, - Шарлотта погрозила мужу пальцем, но при этом ее улыбка сильно сократила воспитательный эффект.
  - Мальчик или девочка? - спросил Макс.
  - Господи! Какие же мужчины некомпетентные в женских делах. Кого Бог пошлет.
  - А когда мы узнаем, кого он нам пошлет?
  - Вот рожу, тогда и узнаем. Может быть, вообще, близнецов.
  - И что теперь с тобой делать? Закрыть в замке и пылинки с тебя сдувать? - вздохнул Макс.
  - Ничего не делать, кроме того, что я скажу. Теперь, - Шарлотта погладила живот, - мы еще долго не будем кое-чем заниматься.
  - Если бы я знал, я бы был аккуратнее этой ночью, - смутился Макс.
  - Если бы я хотела, чтобы ты был аккуратнее, я бы так и сказала, - ответила Шарлотта.
  Марта сделала вид, что очень увлечена едой и ничего не слышит. Глупо ревновать мужчину к его любимой жене.
  - Мы с Мартой как раз сегодня говорили, как хорошо, что ты верный супруг и не проматываешь состояние с любовницами.
  Макс опустил глаза, изображая скромность. Интересно, Шарлотта действительно до сих пор не знает, или делает вид, что не знает?
  - Ты скоро заведешь себе любовницу, или двух, - продолжила Шарлотта, - не перебивай, все так делают. На первое время тебе хватит пустоголовых молоденьких крестьянок, а потом ты отдашь свое сердце какой-нибудь красавице и будешь ломать копья в ее честь.
  - Я люблю тебя, - уверенно сказал Макс, глядя в глаза жене.
  - Поэтому, как только ты добьешься взаимности у какой-нибудь красотки, ты ее бросишь, потому что она со мной не сравнится.
  - Обязательно брошу, - подтвердил Макс, - с тобой никто не сравнится.
  - Поцелуешь меня, спросишь про ребенка и найдешь себе новую даму сердца. Ненадолго. Все это время я буду с большим животом сидеть дома и радоваться твоим редким визитам. А потом всю жизнь, или пока не надоест, буду тебя ревновать и вспоминать все твои похождения.
  Макс пожал плечами. Указанная перспектива ему не нравилась, но, за неимением лучшего, вполне устраивала. Все так делали.
  - Тебе виднее, милая, у тебя богатый опыт супружеской жизни.
  - У меня больше плохого опыта, чем хорошего. Поэтому я хочу, чтобы у тебя была одна постоянная любовница. Приличная женщина, с положением в обществе, но никакая не 'дама сердца' из числа турнирных красоток. Достаточно умная, чтобы не ревновать тебя ко мне, достаточно скромная, чтобы не тянуть из тебя золото и бриллианты.
  Марта подняла голову от тарелки. Описание к ней подходило как нельзя лучше. Шарлотта встала и подошла к Марте.
  - Милый, я знаю, что Марта в твоем вкусе.
  - Эээ..., - Макс не нашел, что сказать.
  - Вот смотри, - Шарлотта легким движением развязала шнуровку платья Марты, а заодно и завязки нижней рубашки.
  Макс отлично знал, что там есть на что посмотреть, но всегда любовался, как в первый раз.
  - Марта, встань, пожалуйста, - продолжила Шарлотта, - поставь ногу на стул.
  Марта была настолько удивлена, что беспрекословно встала, даже не поправляя декольте, и поставила ногу на стул. Из-под платья показалась красная замшевая туфелька. Шарлотта откинула подол, обнажив ногу полностью. Марта взвизгнула и отпрыгнула в сторону.
  - Что вы делаете, Ваша светлость! Вы меня даже не спросили!
  - Макс, спроси Марту, не угодно ли ей стать твоей любовницей, - улыбаясь, предложила Шарлотта.
  - С чего вы взяли, что хочу быть любовницей Его светлости? - продолжала возмущаться Марта.
  - Потому что ты давно в него влюблена, - спокойно ответила Шарлотта, - а еще, ты до сих пор не вышла замуж.
  - Я носила траур. Вот увидите, как только ко мне посватается достойный мужчина, я выйду за него, - вторая часть реплики позволила проигнорировать первую.
  - Замечательно. А пока у тебя есть уникальная возможность провести несколько месяцев вдовьей жизни в объятьях лучшего мужчины в мире.
  - Лотти, ты серьезно? - Макс подошел и обнял левой рукой жену, а правой рукой любовницу.
  - Да, милый, я серьезно, - Шарлотта переложила руку Макса со своей талии на грудь Марты, - и, если Марта тебе на самом деле не нравится, так и скажи. А если нравится, то начинай прямо сейчас.
  Следующим утром Марта засмущалась и к завтраку не вышла. Шарлотта нашла мужа в столовой, читающим тот самый пергаментный свиток, до которого вчера не дошли руки. Она неслышно подошла и встала у него за спиной.
  Макс, медленно шевеля губами, дочитывал длинный текст.
  'Слушайте, слушайте, слушайте! Владетели, рыцари и оруженосцы, вы все, искатели счастья, уповающие на крепость оружия, извещаетесь о великом турнире; он устраивается пресветлейшим и великим владетелем, гербы которого вы видите; этот турнир будет доступен всякому, и удальство на нем будет покупаться и продаваться железом и сталью.
  Турнир будет идти семь дней в честь семи дней Творения, во имя милосердого Бога и Пресвятой Богородицы.
  В первый день, в честь создания Неба и Земли, отделения Света от Тьмы, юные оруженосцы под отеческим надзором прославленных рыцарей разделятся на две партии и будут сражаться за обладание замком, специально построенным для турнира.
  Во второй день, в честь создания суши и моря, рыцари преломят копья в конном турнире через барьер по итальянским правилам. По восточную сторону барьера, на стороне 'моря', будут выезжать рыцари Венеции, Папской области, герцогства Миланского и других земель итальянского языка. По западную сторону, на стороне 'суши', будут выезжать уважаемые гости из земель германских, французских и прочих достойных владений достойных владетелей.
  В третий день, в честь создания зелени и дерев плодовитых, состоится пеший турнир на мечах. Каждый участник турнира должен провести не меньше четырех поединков с противниками, коих он вызовет сам, и примет не менее четырех вызовов. Наградой победителям будут: развевающиеся при малейшем дуновении перья, золотой браслет с драгоценными камнями весом в сорок ефимков.
  В четвертый день, в честь создания Солнца, Луны и звезд, рыцарям будет предоставлена возможность свободного вызова любого противника на бой конным или пешим, любым оружием по договоренности, на жизнь или на смерть. Будет ристалище Луны для пешего боя и ристалище Солнца для конного.
  В пятый день, в честь создания рыб морских и птиц небесных, будет всеобщий конный бугурт[Бугурт - битва двух партий на турнире] с тупым оружием. Рыцари будут сражаться половина на половину, победители берут пленников и ведут их к дамам. Участники проявят истинную добродетель скромности и наденут вместо своего гербового платья накидки с вышитыми рыбами и птицами, чтобы их судили по настоящей доблести, а не по прошлым заслугам. Запрещается, как это всегда у достойных рыцарей водится, горячить коня соперника, бить в лицо, увечить и наносить удары лежачему (apres le cri de merci). Дамы выберут лучшего бойца. Наградой храбрейшему будет рубин в шестьдесят ефимков. Те, кому конной битвы не будет достаточно, смогут проявить свою доблесть в пешем турнире на алебардах через барьер.
  В шестой день, в честь создания зверей земных и человека по образу и подобию Божьему, лучшие рыцари турнира сразятся между собой конные и пешие. Этот день есть венец творения, посему для лучших награда - полное вооружение и конь с золотым чепраком.
  В седьмой день, каковой Господь отдал отдыху, будет бал.
  Вы, желающие отличиться, приезжайте в славный город Феррону за четыре дня, чтобы разместить гербы на видном месте по соседству с ристалищем.'
  Дочитав, Макс повернулся к жене.
  - Смотри, дорогая, приглашение на турнир. Его светлости, графу де Круа. Дорогой друг! Я этого графа совершенно не знаю, а он пишет мне 'дорогой друг' и приглашает на турнир.
  - Видишь ли, милый Макс, это письмо написано в адрес прошлого графа де Круа. Кто-то из герольдов забыл, что он умер больше года назад.
  - Надо полагать, его смерть не была событием, повергающим всех в печаль? Я тоже об этом нисколько не жалею. Зато у меня есть прекрасная жена, прекрасный замок и приглашение на очень интересный турнир.
  - Ты хочешь поехать? Но я же сказала, что приглашение не тебе.
  - Написано графу де Круа, значит мне. Думаешь, нас сразу завернут домой?
  - Нас? Ты уже компанию подобрал? Подружился с соседями?
  - Ты что, прелесть моя. Я думал, ты тоже захочешь поехать.
  - Но я же...
  - Извини, еще не привык. Тебя нельзя путешествовать, да?
  Шарлотта опустила глаза. Она всегда прятала лицо, когда просчитывала что-то серьезное. Сделав выводы, она подняла голову. На лице появилась задумчивая улыбка, глаза заблестели.
  - Пока еще можно. Поехали. Я уже год не была в обществе. И Феррона мне нравится.
  - Я там пока ни разу не был. Что нас там ждет?
  - Нас будут ждать старые и новые враги, наемные убийцы, отравители, подкупленные герольды и оруженосцы. Тебя будут ждать лучшие бойцы Европы. Ну и скелет с косой, разумеется.
  Макс улыбнулся.
  - Я всегда говорил, что на турнире веселее, чем на войне. На войне окружение намного хуже - тупые солдаты, негостеприимные горожане, испуганные крестьяне, грязь, голод и холод.
  - А уж насколько турнир лучше войны с женской точки зрения... - улыбнулась Шарлотта.
  За завтраком Шарлотта нарисовала более подробную картину города. Феррона традиционно находилась под контролем Венеции. Последние двадцать лет городом владел граф Джанфранко Фальконе, который делил власть с некогда широко известным кондотьером Алессандро Альфиери. Юридически Альфиери считался всего-навсего наемником и не имел никаких прав унаследовать город в случае смерти графа. Единственной наследницей была дочь графа Виолетта, жена некоего Никколо Сфорца, представителя одной из младших ветвей известного семейства.
  - И кто из них додумался провести турнир в честь семи дней творения? - спросил Макс, - граф с наемником вообразили себя святошами, прочитали Писание и впечатлились по самые уши?
  - Могу поспорить, что идея принадлежит епископу.
  - Епископу???
  Оказалось, что епископом в Ферроне служил Леон Альфиери, младший брат упомянутого кондотьера. Причем церковный сан совершенно не мешал ему регулярно участвовать в конных турнирах и даже выигрывать некоторые из них. От Венеции до Генуи епископ-рыцарь был очень популярен и имел даже своих постоянных 'болельщиков' и 'фан-клуб'. Несмотря на то, что в церковных кругах его многократно и безрезультатно осуждали, в рыцарских кругах епископа считали человеком чести и примером для подражания. В прошлом году он даже занял третье место в конном турнире в Болонье, после восходящей звезды Антуана Бурмайера, который выиграл все, что можно, и экс-чемпиона Доменико ди Кассано.
  - Еще бы, - согласился Макс, - если бы мне надо было убедить своего второго сына пойти по церковной линии, я бы приводил ему в пример именно такого епископа. Моему отцу стоило больших трудов убедить братца Иоганна выбрать сутану вместо кирасы.
  За десертом Шарлотта продолжила лекцию о Ферроне. Графиню Ауреллу Шарлотта охарактеризовала как 'старую хищницу', из чего Макс понял, что графиня не такая уж и старая и выглядит намного моложе своего возраста.
  - Милая, за что ты ее так не любишь?
  - Честно?
  - Честно.
  - У нее одни деньги на уме. Однажды граф не дал ей денег на какую-то прихоть, и она собралась продать душу дьяволу. Но запросила столько, что дьявол от сделки отказался, аргументируя отказ тем, что эта грешная стяжательская душа и так к нему попадет в самое ближайшее время. В ответ Аурелла прокляла дьявола и купила себе место в раю.
  - Откуда ты знаешь?
  - Это все знают. Она ругала дьявола при горничных, а место в раю епископ ей продал за полцены с условием, что она расскажет про эту сделку всем знакомым.
  - Разве епископ имеет право продавать места в раю?
  - Конечно. А кто ему запретит?
  - То есть, если я куплю у него место в раю, значит, я обязательно попаду в рай, как бы я не грешил? А если я попаду в ад?
  - Тогда церковь вернет тебе деньги. Никакого мошенничества.
  - Лотти, я иногда не понимаю, ты шутишь, или серьезно говоришь. Мы все жертвуем деньги на церковь. Мы все хотим попасть в рай, но можем оказаться и в аду. Епископ не дает гарантий. В чем тогда смысл этой сделки?
  - Браво, дорогой! Смысл в том, что самые жадные, желающие попасть в рай, не переставая грешить, платят больше, чем честные прихожане. Прелесть, правда?
  Макс не сразу нашел, что ответить. Шарлотта продолжила рассказ. Виолетта Фальконе получила характеристику 'скверная девчонка, вся в мать'. Макс вспомнил, что 'скверной девчонкой' жена раньше называла свою служанку Гертруду, девушку наилегчайшего поведения.
  - Нет, дорогой, не в том смысле. Она не увлекается мужчинами, и подруг у нее тоже нет. Я хотела сказать, что она злая.
  - Кричит, раздает пощечины и кидается посудой?
  - Все итальянки кричат и бьют посуду. Виолетта не такая. Она промолчит, а потом отравит тебя или застрелит.
  - Это такая поэтическая фигура речи или она и правда кого-то убила?
  - Слухи ходят про троих. Яд, несчастный случай на охоте и падение с балкона. Любой нормальный отец разобрался бы и наказал дочь или развеял слухи, но не Джанфранко.
  - А что Джанфранко?
  - Искренне считает, что репутация 'человека, с которым лучше не вступать в конфликт' полезна и для мужчин и для женщин. Сам убийца и дочь такая же. У нее в кукольном домике был палач, виселица и камера пыток. Прямо как у меня в детстве. Охотница. Своего первого оленя она убила в восемь лет.
  - Ух ты, а я только в девять! Ее так отец воспитал, или мать тоже участвовала?
  - С матерью у них отношения сложные. Виолетта, как я понимаю, не была желанным ребенком, и мать ее никогда не любила. Насколько я понимаю, она отвечает взаимностью. Если Джанфранко умрет, они друг друга съедят. Не знаю, что за человек Никколо Сфорца. Чтобы жениться на Виолетте, надо быть совсем ненормальным.
  Марта опоздала на завтрак, появилась только на середине 'лекции', и до самого конца не проронила ни слова. Когда Шарлотта выложила все, что считала нужным рассказать про Феррону, Марта все-таки решилась.
  - Возьмите меня с собой. Мы с Маркусом работали в этой Ферроне после битвы при Мариньяно.
  - Возьмем, - не раздумывая, ответил Макс, - а ты уверена, что тебя будут рады там видеть?
  - Уверена. Это прелестный маленький городок, и нас там должны были очень хорошо запомнить.
  Получив положительный ответ, Марта покинула столовую. Шарлотта посмотрела ей вслед и спросила:
  - Дорогой, ты не слишком быстро согласился? Уже без Марты и поехать никуда не можешь?
  - Но, Лотти, как я повезу тебя без охраны? Марта охраняла тебя на войне, и с тебя ни один волосок не упал.
  - Она тебе понравилась, - сказала Шарлотта больше с утверждением, чем с вопросом, - Ты будешь с ней спать постоянно. И потом тоже.
  - Не будь так уверена, - возразил Макс.
  - Буду! - упрямо ответила Шарлотта, - Откуда я знаю, может быть, ты и раньше с ней спал!
  Макс настолько удивился, что ничего не ответил. Шарлотта подумала, что он удивился, потому что ему это и в голову не приходило. А Макс удивился, потому что ему в голову не приходило, что жена об этом не знает.
  
  2. Святой Мартин и позитивное мышление.
  
  За несколько недель до описанных событий.
  Дядюшка Бык со времени битвы за Швайнштадт заметно постарел. Если тогда он выглядел лет на десять моложе своего возраста, а в пышной шевелюре робко пробивались первые седины, то сейчас на лице добавилось морщин, а на голове убавилось волос. Голос стал более хриплым, седина захватила виски и закрепилась несколькими прядями в бороде.
  Младший сын, единственный из четверых переживший штурм, прошел остальные полгода войны без единой царапины и вернулся домой богачом и доппельсолднером. Бык поторопился его женить, и теперь дома растили внуков и делили возможное наследство две невестки - жена младшего и вдова старшего. Сам же глава семьи, не желая ввязываться в женские споры, да к тому же наводящие на мысль о собственной смерти, все больше времени проводил в пекарне и часто наведывался в гости к Патеру.
  Патер за последнюю войну изменился не больше, чем за пять предыдущих. Худеть ему было уже некуда, лысина не расширялась, а морщин на обветренном лице и так хватало. Вернувшись, он продолжил богослужения и менее важную церковную работу. Церковь, как и любой другой дом, время от времени требует внимания.
  Священник и булочник после Швайнштадта стали еще большими друзьями, чем были раньше. Когда в одном бою погибло большинство ветеранов - носителей традиций, тяжкое бремя учить уму-разуму полторы тысячи агрессивных недорослей почти полностью легло на плечи булочника и священника. Вернувшись домой, Бык стал посещать церковь чаще, чем раньше, и не только для беседы с Богом.
  В один прекрасный день друзья занялись ремонтом скамеек. Вытащили всю мебель на площадь, отодвинули в сторону те скамейки, которые выдерживали удар двумя задницами, и всерьез взялись за остальные.
  - Слушай, Бычище! - начал Патер, воткнув гвоздодер между еще годным сиденьем и треснувшей спинкой.
  - Что скажешь, преподобие? - откликнулся Бык, активно работая киянкой.
  - Нет желания попутешествовать? Без войны.
  - Меня и здесь неплохо кормят.
  - А не читал ли ты, случайно, прокламацию некоего, - Патер налег на гвоздодер, - Мартина Лютера?
  - Не читал, и тебе не советую. Ты что, читаешь что-то, кроме Библии? - Бык отодвинул Патера и всунул ладони в щель между сиденьем и спинкой, - Наложи на себя епитимью.
  - Если даже простой булочник это понимает...
  - Что я такого понимаю? - скамейка в руках Быка с хрустом разорвалась пополам, - Ты говоришь так, как будто я случайно угадал какую-то неизвестную мне прописную истину.
  - Я прочитал прокламацию, и она показалась мне разумной, хотя этот Лютер поносит Римскую Католическую церковь на чем свет стоит. За это я наложил на себя епитимью - сходить с паломничеством в Рим.
  - Я-то здесь причем? Я что, главный грешник в этих краях, что ты приговариваешь меня к паломничеству аж в Рим?
  - Скажешь, что ты не грешник? И не главный? Выискался тут праведник! Я твои грехи не хуже тебя знаю. Епитимья здесь не при чем, просто в хорошей компании в дороге веселее. Помниться мне, ты этим летом собирался на юг.
  - То я на турнир собирался. Если ты пойдешь со мной на турнир, я пойду с тобой в Рим.
  - С турнирами связаны семь смертных грехов...
  - Сказал бы я, сколько грехов связаны с Римом, да булочники до стольки считать не умеют.
  - Не богохульствуй!
  - А у меня индульгенция на богохульства. Вот, видел? - Бык помахал какой-то бумажкой.
  - Эх... - Патер тяжко вздохнул, - Лютер писал про индульгенции. И мне показалось, что в чем-то он прав.
  - Слушай, друг, если ты начал сомневаться в вере, давай мы лучше сходим не в Рим, а к этому Лютеру и сожжем его на большом костре.
  - Потом. Сначала в Рим.
  - Сначала на турнир, потом в Рим.
  - По рукам. Когда там твой турнир?
  Где будет турнир, Патер даже не спрашивал. Большие турниры проводились нерегулярно, ибо дело это было крайне затратное и беспокойное. К тому же, рыцарям тоже не с руки бы было часто ездить за тридевять земель. Конечно, местные турниры не были редкостью, и каждый рыцарский праздник сопровождался ломанием копий и скрещением мечей, но сразиться с бойцами других традиций и посмотреть на бои прославленных рыцарей возможность выдавалась нечасто. Про намерение графа Джанфранко Фальконе провести большой турнир в Ферроне, рыцарской общественности было известно еще с начала прошлого года, а в этом году хозяин подтвердил свое намерение, уточнил дату и разослал приглашения особо важным гостям.
  Вскоре на рассвете самого обыкновенного дня друзья встретились на окраине родного городка. Патер надел, как обычно, потрепанную сутану, и опирался на окованный снизу посох, на верхнем конце которого виднелись следы крепления стального наконечника. Бык отправился в паломничество в почти таком же балахоне, но сшитом из недоеденного мышами пыльного черного бархата и с разрезами на широких рукавах. На плече он нес большой крест, тщательно замотанный в мешковину и перетянутый веревками. Несмотря на маскировку, знающий человек легко мог бы опознать в свертке длинный двуручный меч с большим перекрестьем.
  - Бычище, ты что, на войну собрался?
  - Слышь, преподобие, ты неси свой крест, а я понесу свой.
  - Да я не спорю, только одеться ты мог бы и скромнее.
  - Ты сам сказал 'черное или коричневое', а этот бархат у меня еще с позапрошлой войны лежал. Дочка и пустила в дело.
  - А разрезы-то зачем?
  - Внучек постарался. Настоящий швейцарец.
  Вспомнив внука, Бык улыбнулся. Патер хотел сделать еще какое-то замечание, но передумал. Друзья перекрестились и шагнули навстречу восходящему солнцу.
  
  Все дороги в Италии, как известно, ведут в Рим, поэтому в северной Италии не было города, через который не проходили бы маршруты паломников. Паломникам обычно торопиться некуда, да и геометрически кратчайший путь с учетом обстоятельств не всегда наиболее быстрый.
  Как и следовало ожидать, паломничества к святым местам проводились под патронажем Церкви. Монашеские ордена устраивали групповые паломничества, организовывая группы и сопровождая их до места назначения через все границы. Монахи разрабатывали маршрут, обеспечивали ночлег в пути, лечение, выдавали карты, путеводители и разговорники. Монахи работали гидами и переводчиками, а иногда и охранниками караванов паломников. Путешественникам рассказывали поучительные истории из Священного Писания, существенно поднимая их мораль, а заодно и лояльность к Церкви. Если паломник умирал в пути, он мог рассчитывать, что его не бросят в общую могилу для бродяг, а похоронят на приличном монастырском кладбище.
  В ответ паломники жертвовали Церкви значительные суммы денег не только в пункте назначения, но и на протяжении всего пути. Многие вносили свой вклад трудом, обустраивая гостеприимные аббатства для следующих поколений путешественников.
  Часто к паломникам присоединялись простые люди, идущие по своим делам. Организованная группа, идущая с проводником, - лучшие попутчики. Кто знает, окажется случайный попутчик, похожий на купца, купцом или мошенником? Кто может сказать заранее, разбегутся десять крестьян при виде пяти разбойников, или окажут отпор? Или они сами и есть разбойники?
  Надо сказать, что народ в то время был неторопливый, и путешественники в том числе. С уходившими в паломничество прощались, как будто расставались на всю жизнь. Обычным делом было по пути из пункта А в пункт Бе задержаться на недельку-другую в попутном пункте Це. Можно было заболеть и месяц-другой пролежать в монастырской лечебнице. Можно было остаться без денег и наняться за гроши, чтобы заработать на дорогу. Можно было влипнуть в историю, а это несложно в чужой стране с другими законами, и провести месяц-другой в тюрьме. Обычным делом было пережидать весенний паводок или сидеть зиму в горной деревне, ожидая, пока сойдет снег с перевалов.
  В группе, с которой шли Патер и Бык, примерно треть из полусотни путников была просто попутчиками. В каждом городе кто-то присоединялся к группе, а кто-то оставался. Из тех, кто вышел в путь в Берлине, до первых деревень, где говорили по-итальянски, добрались всего семь человек. Среди них шестеро были паломниками в Рим, а один шел как раз в Феррону и как раз на тот самый турнир. Совершенно случайно этим попутчиком оказался кукольник Каспар, знакомый уважаемым читателям по 'Плохой войне'.
  - Преподобие, помнишь этого мужика?
  - Ну ты спросил! Это же Каспар, я его лет тридцать помню.
  - Точно! У него еще пьеса такая смешная была про мужика с половиной лица и тетку с сиськами.
  По пути Каспар давал представления почти в каждом городе, и паломники вскоре выучили наизусть его нехитрый репертуар, состоявший из нескольких коротких историй и одной длинной пьесы, для которой требовался помощник. Главными героями коротких историй были крестьянин Михель и мошенник Вюрфель, а длинная называлась 'Герр и Фрау Профос'.
  - Что, Каспар, немецких земель тебе мало, пошел Италию покорять? - как-то спросил Бык.
  - Да вот, жизнь заставила, - ответил Каспар, - старею я, не могу сам новых сказок сочинять.
  - А про герра и фрау история разве старая?
  - Прошлого года, может чуть старше.
  - И ты за год успел побывать и в Штирии, и в Бранденбурге, и в Баварии, и в Саксонии, и в Мекленбурге, и в Швабии и в вольном городе Гамбурге?
  - Эх... Кабы все мои коллеги были честными, я бы до сих пор по ярмаркам в Саксонии ходил. Люблю Саксонию. Так ведь не прошло и двух месяцев, как мою историю показывали в одной Саксонии трое. Еще через полгода кто-то до меня дошел аж до Мекленбурга и собрал все сливки. Ну, я плюнул и двинулся на юг.
  На самом деле, Каспар не просто 'плюнул и пошел', а на собрании неофициальной 'гильдии бродячих артистов' потребовал себе хотя бы право премьеры своего спектакля в новом сезоне в Италии, если уж никто не хочет поделиться сборами с автором. Ему дали фору в три недели, и Каспар направил стопы на юг. Поскольку самые большие сборы делались не с прижимистых местных жителей, а с приехавших тратить деньги гостей, самым выгодным местом в начале сезона выглядел турнир в Ферроне.
  
  Долго ли, коротко ли, добрались и до Ферроны. В Ферроне паломников принимал старинный монастырь святого Мартина, располагавшийся в центре города. Друзья собирались прожить здесь неделю до турнира и всю неделю состязаний, поэтому, по справедливости, следовало бы сделать для монастыря что-то полезное в благодарность за хлеб и кров.
  Проводник привел паломников в монастырскую часовню и предложим им помолиться, пока он сбегает за братом-госпиталием Бартоломео. Брат госпиталий (hostiliarius, hospitalarius), то есть странноприимный монах, отвечал за прием и размещение гостей. В этом качестве он выступал как 'принимающий лично Христа'.
  Стены и потолок в часовне были мастерски расписаны фресками на богоугодные темы. На видном месте лично святой Мартин подавал нищему половину своего плаща. По легенде святой Мартин, будучи скромным странником, шел откуда-то куда-то под холодным дождем, завернувшись в мокрый плащ. На пути ему попался мокнущий нищий, и Мартин отдал нищему половину своего плаща.
  Автор фрески эту сцену несколько приукрасил. Под ярким летним солнцем восседал на добротном рыцарском коне святой Мартин в сверкающих латах. На его пути возлежал нищий - полуобнаженный мускулистый красавец размером почти с коня. Плащ был небольшой, такие надевают с доспехами просто для красоты. Половины плаща нищему хватило бы примерно на носовой платок[Это не выдумка, а реальная картина, дожившая до наших дней].
  - Смотри-ка, Преподобие, а люди здесь любят жизнь! - прокомментировал картину Бык.
  - Да, и живопись тоже, - ответил Патер.
  - Эту фреску маэстро Горгонзола написал именно в таком виде по просьбе епископа, - вступил в разговор подошедший брат-госпиталий, - епископ сам позировал для святого Мартина.
  Бартоломео считался самым праведным и самым умным монахом. Его слово было решающим в спорных вопросах нравственности и в толкованиях церковных уставов. При желании он мог бы пойти по стопам Савонаролы, навести в городе свой порядок и вписать свое имя в историю, но для этого он был слишком скромен. Его перу принадлежали несколько широко известных в узких кругах теософских работ.
  - Вот здесь у нас часовня, здесь сад, здесь столовая, здесь жилье для паломников, - комментировал Бартоломео, жестикулируя, как указкой, свернутым в трубку листом бумаги, - Соседнее здание - дворец епископа, наш город уже больше ста лет является епископским. Вот этот купол - собор святого Павла. Мы строим его всем городом почти семьдесят лет и вскоре, даст Бог, закончим. Помочь на строительстве - богоугодное дело.
  - Что надо делать? - спросил один из паломников, плотный мужик с мозолистыми руками.
  - Внутри у нас уже идут службы, но роспись пока не закончена. Снаружи много отделочных работ, пора убирать строительный мусор, скоро привезут камень, и будем выкладывать мостовую.
  - А повар вам не требуется? - наудачу спросил Бык.
  - Повар? Конечно! - расцвел Бартоломео, но тут же прогнал с лица улыбку, - Повар это очень серьезная профессия, не каждому под силу.
  - Можно подробнее? - заинтересовался Бык.
  Бартоломео развернул свою 'указку'. Лист оказался объявлением 'Требуется повар' со многими подробностями.
  'Повар должен быть человеком хорошей репутации и порядочного образа жизни.
  Повар должен обладать смиренным сердцем, доброй душой, он источает милосердие, скупой к самому себе, щедрый к другим, утешение страждущих, прибежище больных; скромный и сдержанный, он будет щитом для бедных, отцом всей братии после келаря во всем, что от него зависит.
  Повар должен охранять вход в покои священников, раздавать вино и пайки по четвергам в кельях, готовить пайки и овощи по тем дням, когда обедают в трапезной, выдавать каждому монаху запас салата и фруктов, навещать больных.
  Повар должен следить за тем, чтобы его помощники не производили шума во время трапезы братии; чтобы посуда и кастрюли были чистыми, чтобы блюда, на которых подается кушанье, были тщательно вытерты, чтобы не запачкать скатерть[Текст настоящих средневековых требований к монастырскому повару]'.
  Бык смутился, но Патер хлопнул его по плечу и обратился к Бартоломео.
  - Лучше него никого не найдете!
  - Вы хороший повар? - строго спросил монах.
  - Пока никто не жаловался, - скромно ответил Бык.
  - Хлеб печь умеете?
  - Пшеничный, ржаной, с дрожжами, без дрожжей, 'мортероль' на молоке, 'температус' в золе, бисквитный двойной выпечки, сваренный в воде, на пивной пене, слоеный, сладкие крендельки, соленые крендельки...
  Бартоломео жестом остановил перечисление. Последние несколько претендентов в повара на этот вопрос отвечали 'ну-у вроде' или 'да, немножко'.
  - Достаточно. Как бы Вы стали варить бобы?
  - Вымою в трех водах и поставлю вариться. Сниму пену, выловлю и выброшу всплывшие и прилипшие к котлу бобы. Когда оболочки бобов начнут раскрываться, сниму с огня и остужу в трех водах, - на одном дыхании выпалил Бык, остановился и спросил, - Бобы чем-нибудь сдобрить?
  - Только не мясом.
  - Тогда я сдобрю бобы свиным салом[По католическим правилам сало разрешено к употреблению в пост] и некоторое время еще потушу, потом добавлю другие овощи, которые перед этим тщательно вымыты и отварены в кипящей воде. Сало нужно добавлять не в процессе варки овощей, а в самом конце. Бобы не следует солить, прежде чем они окончательно сварятся, ибо в противном случае соль испарится.
  Паломники сглотнули слюнки.
  - Отчего же у вас нет повара? - спросил кто-то из группы.
  - У нас никогда не было затруднений с поварами, но на этот турнир собралось столько гостей и зрителей, что каждый, кто считает себя способным испечь хлеб или сварить бобы, нанимается за большие деньги готовить для рыцарей в турнирном лагере или для зевак в гостиницах.
  Говоря это, Бартоломео внимательно смотрел на лицо Быка. Предпочтет ли этот человек пойти по стопам своих коллег, погнавшихся за деньгами, или останется поваром в обители? Но кандидат в повара и ухом не повел, по-видимому, деньги его не прельстили. Бартоломео оглядел толстяка внимательнее и заметил то, на что сразу не обратил внимания - борцовскую осанку, тяжелые ладони и толстые запястья, кинжал, выпиравший под паломнической накидкой, башмаки с разрезами по швейцарской моде. И два массивных перстня на руках, первый - золотой, тонкой работы венецианских ювелиров, с каким-то гербом, и второй - грубоватая потемневшая серебряная печатка со львом.
  'Богатый швейцарец, бывалый наемник, мастер меча' - мысленно охарактеризовал нового повара Бартоломео. 'Владеет двумя-тремя мирными ремеслами, умеет читать и писать, может командовать несколькими десятками подчиненных' - предположил он с большой уверенностью. 'Идет в паломничество, ибо грешен. По-видимому, честен перед собой и перед Богом. Возможно, не прочь провести старость в монастыре', - уже с меньшей уверенностью. Вывод: 'Хорошо бы он остался у нас. Порядка стало бы больше'.
  - Вас нам сам Бог послал. Я покажу Вас келарю, с завтрашнего дня сможете приступить к работе, - подвел итог Бартоломео.
  Итак, паломники заночевали в Ферроне и почти все следующим утром отправились дальше. Бык попал на кухню. Патер взялся помогать живописцу, который работал над строящимся собором святого Павла. Маэстро Горгонзолу очень порадовал пожилой старательный подмастерье, выгодно отличавшийся от суетливых молодых послушников. Патер, не желая предаваться греху праздности и не стараясь собирать с прихожан кучу денег, сам забивал гвозди у себя в церкви, чинил кровлю и обновлял роспись на стенах. Каспар же договорился, что заплатит за ночлег, а работать будет в городе. К полудню первого же дня он уже раскладывал на городской площади свой ящик и надрывал горло, собирая публику.
  
  3. Сторона жениха, сторона невесты.
  
  Жил да был в маленькой комнатке с видом на внутренний двор простой парень из швейцарской глубинки Франц. Точнее, Франц-Непоседа, маленький такой, шустрый, от роду примерно двадцати лет. Отец его, швейцарский крестьянин, в военное время был пикинером, стоял обычно во втором ряду баталии, погиб в бою. Дед тоже был пикинером, стоял во втором ряду, погиб в бою, и прадед тоже.
  Франц уже четыре года гордился своим почетным местом во втором ряду, пока год назад при штурме какого-то городка на задворках Священной Римской Империи не погибли почти все меченосцы, солдаты на двойном жаловании и командиры, то есть почти все бойцы и командиры старше двадцати пяти лет. Остались тогда от полноценной боевой единицы рожки да ножки, то есть больше тысячи голодных и злых молодых раздолбаев, привычных к оружию, но далеких от воинской дисциплины. Тогда-то Франц волей случая выбился в сержанты, а потом и на меченосца сдал экзамен. Через несколько месяцев, когда у нанимателя, его светлости графа Максимилиана де Круа, пропало желание участвовать в чужой войне, Франц получил предложение, от которого он не смог отказаться - возглавить гарнизон замка Его светлости в составе сотни земляков-швейцарцев.
  На новом месте у Франца-Непоседы было две главные проблемы. Точнее, у него было девяносто девять молодых здоровых проблем, которые сводились к двум. Вино и девки - вот что может привести к полной деградации любую иностранную армию, оказавшуюся во Франции. Даже если в этой армии всего сотня швейцарцев, и это никакой не оккупационный корпус, а всего-то гвардия нового графа де Круа.
  Чем бы солдат ни занимался, лишь бы он... сильно устал. Франц изо всех сил старался не давать своим подчиненным расслабиться. Все спорные территории - межи, пруды, лужки, за которые крестьяне земель де Круа десятками лет вели тяжбы с соседями, стали поводом для войны. Война заключалась в том, чтобы поднять по тревоге гарнизон замка, быстрым маршем выйти к спорной территории и устроить маневры на глазах у соседей. Первые пару месяцев 'маневры' перерастали в мордобой и поножовщину, потом проблемы стали решаться мирным путем, потом соседи сразу отказывались от своих претензий. Браконьеры, ранее чувствовавшие себя в графских охотничьих угодьях как дома, тоже были поводом для боевых действий.
  Ночи Франц проводил с местными женщинами. Иногда сразу с двумя. Слева блондинка, справа брюнетка. Хорошо быть комендантом замка!
  
  Ба-бах! Дверь, распахнутая сильным пинком, ударилась об стену.
  - Вставай, Франц, тебя ждут великие дела!
  Франц еще не успев открыть глаза, понял, кто пришел и по какому делу.
  - Марио, что там у тебя? - лениво протянул 'господин комендант', не открывая глаз.
  - Франц! Комендант! Что это такое?! Ты же здесь главный! - подняла шум брюнетка.
  - Только Марио открывает дверь ногой. Потому что он приносит мне развлечение, а остальным парням - работу, без которой они закиснут и впадут в спячку, - лениво объяснил Франц, потянувшись за одеждой.
  - Разве Его светлость стучится? - фыркнула брюнетка, перебив открывшую рот блондинку.
  - Его светлость посылает слуг, а слуги стучатся.
  - Кто он такой, этот Марио? - язвительно спросила блондинка, натянув одеяло до подбородка и демонстративно не глядя в сторону двери.
  - Старший егерь, - скромно ответил Марио и поправил шляпу левой рукой, демонстрируя три золотых перстня.
  Франц сбросил одеяло на пол и спрыгнул с кровати. Обе женщины взвизгнули и прикрылись подушками. Блондинка обменялась с Марио многозначительными взглядами. Брюнетка стукнула ее по голове подушкой и демонстративно медленно принялась влезать в нижнюю рубашку.
  - Это не браконьеры и не соседи, - итальянец ухмыльнулся, - Его светлость собрался на турнир и желает, чтобы его сопровождал отряд швейцарцев.
  Франц наспех оделся, нацепил перевязь с мечом и с присущей ему быстротой выскочил за дверь.
  - Вот так, девочки. Он уедет, а я останусь, - сказал Марио.
  Брюнетка адресовала ему воздушный поцелуй. Марио сбросил дублет и плюхнулся на освободившееся место в середине постели.
  
  Примерно в это же время где-то в Тироле.
  Двое рыцарей заканчивали ужин и дружескую беседу. Первый из них это случайно не убитый в 'Плохой войне' Доменико ди Кассано, крупный мужчина в самом расцвете сил. Второй принадлежал к старшему поколению, выглядел солидно и куртуазно, как и подобает убеленному сединами прославленному рыцарю. Он был известен под псевдонимом Бертран фон Бранденбург, а в прошлогодней 'Плохой войне' отметился как советник у командования одной из сторон.
  - Как вы думаете, дядюшка, будет на турнире в Ферроне Максимилиан фон Нидерклаузиц?
  Доменико допил свой бокал вина и откинулся на спинку стула, вытянув ноги. Человек, которого он назвал 'дядюшка', задумчиво улыбнулся и поправил спадавшую на глаза прядь седых волос.
  - Да, Доменико, он обязательно будет. Я попросил герольдов отправить и ему предложение. Только теперь он будет выступать в цветах супруги, графини де Круа.
  - А я-то думал, ты не простил ему того предательства. Хотя, по-моему, не такое уж это и предательство. Кто-то же отравил его отца, а вы до сих пор не удосужились выяснить, кто и почему.
  - Ну что ты, конечно не простил, - замечание про предательство осталось 'незамеченным', - Но я подумал, вдруг тебе будет интересно снова с ним сразиться. Если, конечно, он не нападет на тебя с ножом из-за угла, как на Антуана Бурмайера.
  - Дядюшка, не передергивай. Мы же все читали дневник покойного де Водемона. Там был честный бой, лицом к лицу.
  - Честный бой? Разве можно попасть человеку в глаз броском кинжала? Да еще и с первой попытки?
  - Эка невидаль! - фыркнул Доменико, - дайте мне кинжал, и я попаду.
  Доменико подозвал пажа и потребовал принести кинжал. Паж любезно предложил свой.
  'Дядюшка' скептически оглядел кинжал и ехидно предложил в качестве мишени небольшую сливу, размером примерно с глаз.
  - Вот, - многозначительно поднял вверх палец Доменико, - самая главная ошибка. Не обязательно попадать именно в глазное яблоко. Достаточно попасть в глазную впадину черепа, а она намного больше.
  Доменико обвел пальцем по контуру бровь-скула-нос.
  - Так что мишенью мы возьмем вот это вареное яйцо.
  - Ну давай, попади в яйцо с пятнадцати футов.
  - С пятнадцати? Водемон писал, что Антуан как раз замахнулся мечом. Насколько я знал Антуана, он бы не стал замахиваться попусту с такого расстояния, с которого не смог бы ударить. Футов восемь, и то много.
  Паж встал примерно в восьми футах от Доменико, поставил яйцо на горлышко бутылки и поднял бутылку вверх, выше человеческого роста, хотя и ниже головы всадника. Доменико подбросил на ладони кинжал и ловким броском сбил яйцо с бутылки. Паж быстро поднял яйцо и кинжал и положил на стол. Несмотря на то, что яйцо не было прибито к стене или разрублено пополам, на нем четко был виден след от острия, а на лезвии кинжала остались следы желтка.
  - Какой же рыцарь в молодости не играл в ножички, - спокойно прокомментировал Доменико, - вот этот паж попал бы не хуже.
  Паж смутился, но кивнул. Он, как и почти все ровесники, увлекался метанием ножей и мог бы попасть с десяти футов в яйцо восемь раз из десяти.
  - Ладно, не будем об этом, - свернул разговор 'дядюшка', ты мне обещай, что сразишься с этим Максимилианом до того, как его убьют Бурмайеры.
  - Обещаю, дело нехитрое. А кто будет от Бурмайеров? Неужели Грегуар?
  'Дядюшка' поморщился, как будто прожевал лимон, фаршированный барбарисом. В незапамятные времена упомянутый Грегуар Бурмайер придумал ему обидное прозвище 'Бастард Бранденбургский', которое вскоре превратилось в 'Бе-Бе', почему-то в таком виде прижилось и пошло в народ. Разногласий у них и тогда хватало, а этот случай стал последней соломинкой, которая сломала шею мирному сосуществованию. С тех пор эти почтенные джентльмены предпочитали не встречаться в свете, воевать по разные стороны фронта и жестко критиковать друг друга по любому поводу.
  Бе-Бе имел репутацию консультанта по вопросам рыцарской морали и нравственности, непревзойденного знатока традиций и прецедентов, дамского угодника и куртуазного поэта. Грегуар, напротив, слыл грубым солдафоном, торгашом и самым некуртуазным рыцарем в центральной Европе, ему приписывали авторство некоторых особенно неприличных солдатских песен. Он был настолько некуртуазен, что ему прощали то, за что других вызвали бы на дуэль, а то и прибили бы на месте.
  - Ты знаком с этим... - 'Дядюшка' поморщился, как будто наступил на дохлую крысу.
  - Антуан ранил меня и взял в плен. Пока я отлеживался в их лагере, наслушался историй. За глаза Грегуар у них любимый комический персонаж, одновременно Михель и он же Вюрфель. Но в глаза его уважают, говорят, что умен и расчетлив. Правда, я его ни разу не видел. Потом я уехал лечиться домой, а выкуп передал через посредника.
  - Ты ушел от ответа, Доменико. Я надеюсь, ты вызовешь этого де Круа и убьешь?
  - Будь уверен, вызову. Бог даст, и убью.
  
  Примерно в это же время где-то в баварской глубинке.
  - Я тоже оплакиваю своего брата и своего племянника, но, в отличие от тебя, не считаю, что я должен все бросить и выйти на этот дурацкий турнир на потеху толпе и на суд тупым бабам.
  - Дамам.
  - Хорошо, на потеху толпе и на суд тупым дамам.
  - А я все-таки намерен участвовать в турнире, Грегуар, и тебе придется с этим считаться.
  - Есть одно препятствие, Ганс, и это, черт побери, не я. Ты сам отлично знаешь, что раз твоя мать была... - Грегуар пропустил неприличное, но точное определение, - ...то на турниры тебе путь закрыт[На турниры допускались только рыцари, которые могли подтвердить наличие нескольких поколений благородных предков].
  Оба собеседника выглядели как близкие родственники. Почти одинаковые тяжелые лбы и массивные подбородки, глубоко посаженные серые глаза, толстые носы с синими прожилками. Первому на вид можно бы было дать лет пятьдесят, но, если учесть прямо-таки на лице написанный нездоровый образ жизни, следовало бы внести поправку лет этак в пять. Второй выглядел лет на сорок, но, судя по пышущей здоровьем мускулистой фигуре, мог быть и старше.
  Первым был Грегуар Бурмайер, родной дядя покойного Антуана. После гибели Антуана и его отца при штурме Швайнштадта он стал единоличным владельцем семейного бизнеса, который в переводе на современный язык назывался бы 'Кадровое агентство Бурмайер и Бурмайер'. Братья поставляли в армии центральной Европы пехоту и конницу мелким и крупным оптом. Получив патент, например, капитана, член семьи, используя многочисленные знакомства и родственные связи, комплектовал фейнляйн солдатами и офицерами, а потом продавал патент вместе с фейнляйном любому заинтересованному лицу. Бурмайеры нанимали швейцарцев в Унтервальдене, ландскнехтов в Швабии, конных копейщиков в Баварии, фламандских арбалетчиков, чешских алебардьеров, албанских страдиотов и вообще любого желающего.
  Говорили, что Грегуар ненавидит весь мир, а мир в ответ ненавидит его. Дожив до кризиса среднего возраста, который определяется тем моментом, когда возрастающая кривая доходов пересекается с нисходящей кривой потенции, он не мог похвастать ни внешней красотой, ни здоровьем. Кроме обычных для военного человека шрамов, у него была плохо сросшаяся после перелома левая рука, постоянный простудный кашель и ревматизм, преждевременная седина и далеко не полный комплект зубов. Все эти неприятные мелочи, однако, не мешали Грегуару разбираться в тактике и стратегии, финансах и боевых искусствах и демонстративно плевать на все остальное.
  Второго звали Ганс, но обычно к нему обращались 'мейстер'. Грамотный читатель из последних двух реплик уже понял, что Ганс был незаконнорожденным сыном кого-то из предков Грегуара. Не будучи рыцарем, Ганс посвятил жизнь не семи рекомендованным для рыцаря искусствам, а всего одному - фехтованию. Достиг больших успехов и последние много лет готовил к взрослой жизни всех юных Бурмайеров. Антуан был его лучшим и любимым учеником. Читатель, наверное, представляет, как выглядят тренеры по боевым искусствам. Где-то треть из них стройные легковесы, но другая треть - слегка потолстевшие тяжи. Средний рост, косая сажень в плечах, руки толщиной с ноги, шея шире головы, пудовые кулаки, пуд-другой жира, равномерно распределенного по телу. Собственно, поэтому Грегуар и сдержал свои эмоции в последней реплике.
  Родственники беседовали, прогуливаясь по краю широкой поляны, на которой около двух сотен алебардьеров тренировались в перестроениях по сигналам трубы и барабана.
  - Я договорился с Людвигом-Иоганном, - продолжил Ганс, - Он ни на турнирах, ни на войне в жизни не был, и никто там его не знает. Поеду под его именем.
  - Думаешь, тебя, - Грегуар смерил взглядом родственника и громко высморкался, - примут за благородного человека?
  - Тебя же принимают, - усмехнулся Ганс.
  Пару минут шли молча, не пытаясь переорать барабан и сержантов. Когда строй повернулся и все умолкли, Грегуар сказал:
  - Тебе нужен будет чертов оруженосец. Настоящая благородная задница, а не выходец из городского дерьма. Даже для меня будет слишком некуртуазно привезти на турнир этим чистоплюям фальшивого рыцаря с фальшивым оруженосцем.
  Ганс пожал плечами.
  - Предложу кому-нибудь из учеников. Есть толковые ребята с мало-мальскими титулами, но бедные, как церковные мыши.
  - Это кто?
  - Хотя бы и вон тот, с птицей, - Грегуар указал на невысокого паренька, стоявшего среди леса алебард на месте фельдфебеля. Доспехов на нем не было, только гербовая накидка с вышитой красно-синей птицей.
  Грегуар ответил не сразу, а в следующей паузе между командами, присмотревшись к поведению предполагаемого оруженосца и не найдя ничего предосудительного.
  - Не нравится мне эта идея. Если тебе надо кого-то отправить к чертям в котел, почему нельзя сделать это как-нибудь потише, без этой сраной показухи. Замочи ты его в сортире и не позорься перед всем честным народом, изображая из себя чертова Зигфрида.
  - Антуан был моим лучшим учеником, - спокойно ответил Ганс, привыкший к манерам родственника, - Прежде всего, я хочу знать, кто такой этот Максимилиан фон Нидерклаузиц - де Круа, и кто его учил. Только во вторую очередь я хочу его убить. Так что, я надеюсь, он доживет до поединка?
  - Надейся. В тот раз ему просто повезло, а Антуану нет. Не ищи мастерства там, где все объясняется удачей.
  - Я верю в мастерство, - гордо сказал учитель фехтования, глядя на принявших боевую стойку пикинеров, а не на Грегуара, - Я не верю в удачу. И по тебе, Грегуар, видно, что ты больше веришь в себя, чем в случайные обстоятельства, по недоразумению называемые удачей.
  
  Примерно неделей позже. На окраине Неаполя.
  Кабак 'У белой горячки' никогда не претендовал на респектабельность. Его посетителей это совершенно не беспокоило. По крайней мере, штаны не прилипали к лавкам, а свечи давали достаточно света, чтобы разглядеть количество и номинал монет. На еду смотреть ни к чему, ее можно и по запаху найти, и на ощупь. Его светлость граф де Креси чувствовал себя в таком неподходящем месте вполне привычно, он не первый раз прибегал к услугам сомнительных личностей и явных преступников. Он давно уже пришел к выводу, что не стоит позориться, изображать из себя 'неприметную личность'. Согласитесь, глупо бы выглядел мастиф, прикидывающийся уличной шавкой.
  Де Креси, не снимая шляпу, прошел в дальний угол, бросил на стол монету и сделал заказ подбежавшей девчонке.
  - Уберись отсюда и близко не подходи, пока я не уйду.
  Вслед за ним вошел человек, в одежде которого сочетались амбиции дворянина и желание не сильно выделяться в трущобах. Со стороны графа было не очень логично поворачиваться к этому типу спиной, но где вы видели, чтобы графы пропускали в дверях всякую рвань.
  Граф не стал утруждаться светской беседой, а сразу заговорил по делу.
  - Едешь в Феррону.
  Собеседник, выглядевший не то как дворянин, не то как солдат, не то как разбойник, поморщился. С Ферроной его связывали не лучшие воспоминания. К тому же, в Ферроне намечался турнир, значит, город будет полон рыцарей.
  - Встречаешь там супружескую пару. Путешествуют, скорее всего, как супруги де Круа, но могут и под любым другим именем. Ему на вид лет двадцать, рост футов шесть, но выглядит выше, потому что здоровый как бык.
  - И все? - Собеседник состроил недовольную рожу.
  - Я его не видел. Зато вот ее портрет, - де Креси выложил на стол свернутый в трубку портрет маслом примерно фут на полфута. Портрет, похоже, был вырезан из более крупной картины.
  - По такому описанию и за такое время я их не успею перехватить в пути.
  - Не надо. С ними будут от тридцати до восьмидесяти швейцарцев. Твоя задача - прибыть в Феррону заранее и все подготовить. Его надо будет убить, ее - похитить.
  - Убить рыцаря во время турнира? Джанфранко Фальконе тяжел на руку. Он с меня шкуру сдерет. Так будет дороже. Да и полста швейцарцев это сила.
  - Устроишь несчастный случай. На турнирах не редкость. Или спрячешь тело на пару дней. Успеешь унести ноги. Не так уж это все и сложно.
  - Как я унесу ноги с похищенной дамой? То есть, унесу, конечно, но это будет дороже.
  - Даму я у тебя заберу. Это моя племянница, так что вы там поосторожнее. Пылинки с нее сдувать не надо, но чтобы была живая и здоровая.
  - Какие-нибудь подробности?
  - Встретимся в Ферроне, поговорим о подробностях.
  - Мне надо будет собрать всю банду, тридцать рыл. И без аванса пальцем не шевельну.
  Де Креси выложил на стол мешочек с монетами.
  - Сто.
  'Сто' - значит, мешок с золотом. Сто флоринов серебром весили бы в десять раз больше.
  Бандит смахнул кошель со стола до того, как граф успел договорить 'сто'. Граф встал и быстро вышел. Бандит щелкнул пальцами, подзывая трактирщика из-за стойки.
  Как правило, благородный человек предпочтет не иметь дела с явным преступником. Как правило, для грязных дел у благородного человека есть специальные люди, чуть менее благородные. Преступник, конечно, замечательно умеет грабить и убивать, на то он и преступник. Но преступник, безусловно, ненадежен. Он не может, подобно приличному человеку, обеспечить выполнение договора клятвой на кресте. То есть, физически он, конечно же, способен поклясться, но кто ему поверит. Ведь если бы он хоть немножко следовал заветам Господа, он бы не был преступником, верно?
  У преступника нет репутации, которую приличный человек боится потерять. Преступнику совершенно наплевать, если в обществе его назовут трусом или нарушителем клятвы. Да он вообще за честь должен считать, если про него что-то скажут в благородном обществе, невзирая на контекст.
  Преступник не имеет родственников, которых можно бы было взять в заложники, недвижимости, которую бы можно было у него отобрать, сеньора, которому можно бы было на него пожаловаться. У преступника нет имени, зная которое, его можно отлучить от Церкви. Даже смертью его не напугать. Стали бы вы бояться смерти, будь у вас такая жизнь?
  С другой стороны, преступникам было не так уж выгодно связываться с рыцарями. Ведь если рыцарь задумал какую-нибудь гадость, которую не берется сделать сам, значит дело очень скверное и очень рискованное, потому что убивать и грабить рыцари и сами неплохо умеют. То есть, такое дело стоит больших денег. Как преступник может убедить рыцаря заплатить оговоренную сумму? Надо совсем из ума выжить, чтобы, не будучи рыцарем, с рыцаря что-то требовать. Рыцари свои обязательства перед простолюдинами в грош не ставят, будь простолюдин даже и банкиром, который на порядок богаче оного рыцаря.
  Однако же, дворянам приходилось иногда поручать некоторые дела явным преступникам. Опасно посылать на противозаконное дело человека из своей свиты, которого кто-нибудь сможет опознать. Не говоря уже о том, чтобы привозить личную армию и устраивать акции на чужой территории во время турнира, когда даже войны приостанавливаются.
  Де Креси некоторым образом повезло. Человек, известный в Неаполе как 'Винс', когда-то был у него 'менее благородным порученцем по грязным делам'. Выполнил дел немало, но попал на родине в историю, отправился вместе с сеньором на Итальянскую войну короля Франциска, по окончании войны предпочел остаться в Неаполе. Во Франции под присмотром де Креси жили родители и сестры Винса. Винс поддерживал отношения с семьей, чтобы было куда вернуться, если в Италии вдруг станет тяжело. Таким образом, у де Креси были рычаги воздействия на Винса, но и Винс мог тянуть деньги из де Креси, поскольку выбора у нанимателя не было.
  Винс не пришел в восторг от предложения де Креси. Вообще, 'приходить в восторг' не было ему свойственно. В самом деле, ехать в мерзкую Феррону, которая еще с последней войны наводила на мрачные воспоминания... С невыполнимой миссией, даже с двумя. Зато куча денег, которую мог отвалить нежадный и чрезвычайно заинтересованный де Креси... И в Ферроне можно кого-нибудь ограбить, не сильно скрываясь, и смыться из города навсегда.
  Как уже упоминалось, Винс был похож на дворянина, на разбойника и на солдата. Надменен, как дворянин, спину ни перед кем не гнет и смотрит на простолюдинов сверху вниз. Вел себя 'по благородному': ел с ножом и вилкой, не пил из горла, грязные руки вытирал не об штаны, а об скатерть. Черные седеющие волосы, усы и бородку Винс подстригал в стиле профессиональных солдат, коротко и вызывающе. В одежде предпочитал универсальность и добротность, чтобы в любое время принять бой или вскочить на коня и исчезнуть из города с тем имуществом, что при себе. Разбойника в нем могли заподозрить по манере класть руку на эфес и оглядываться, входя в помещение. Солдат свою жизнь либо не ценит, либо вверяет на попечение Господа, потому о ней не особенно заботится. Дворянин жизнь любит и ценит, но гордость заставляет его забывать об 'оценке рисков', 'потенциальных противниках' и 'просчете вариантов отступления'.
  Профессиональным заболеванием Винса была хроническая паранойя. Он не доверял никому и ничему, не верил никаким прогнозам и аргументам. Был убежден, что все люди заведомо врут и говорят правду или случайно, или под пыткой. Недостаток информации Винс восполнял приметами, знаками и предсказаниями, свободными от человеческого фактора. Хорошим аппетитом из-за брезгливости он не отличался, потому при довольно высоком росте был тощ как жердь, с длинными жилистыми руками и ногами.
  
  Примерно в это же время, плюс-минус неделя.
  Шарль-Луи де Круа, еще один претендент на имение Шарлотты, так и не смог сочинить сколько-нибудь реальный план борьбы за наследство. В отличие от конкурента по линии де Креси, он не имел ни карманных преступников, ни порученцев по грязным делам. Связями в такой степени, чтобы подготовить интригу в Ферроне до начала турнира, он еще не оброс. Зато он был настоящим французским рыцарем, поэтому полагался на твердую руку и верный меч, на личную гвардию в сорок человек, на галантность и обаяние, и особенно на удачу и Божию милость.
  Перед собой Шарль-Луи отправил секретаря, чтобы тот составил подробный отчет о раскладе сил в Ферроне, о возможных союзниках, своих и 'этого самозванца'. К моменту прибытия Шарля-Луи в Феррону секретарь составил список врагов 'самозванца де Круа' из тридцати трех фамилий, возглавляли который Бастард Бранденбургский и Грегуар Бурмайер. Список потенциальных союзников 'самозванца' был пуст. Даже его родной брат туда не попал.
  По приезде Шарль-Луи еще раз перечитал список и потребовал подробный доклад о политике на турнире.
  - Докладываю, Ваша светлость, - радостно начал секретарь, - задание выполнил, информацию собрал. Больших партий на турнире три - подданные короля Франциска, подданные императора Максимилиана и рыцари из Венеции, Папской области и ближайших окрестностей, а также из земель, в последнее время занятых французами.
  - Они же друг с другом постоянно воюют! - удивился Шарль-Луи.
  - Но сейчас войны нет, а турнир всегда был территорией мира. Потом, они все друг другу какие-нибудь родственники, пусть и дальние. А французам и немцам - не родственники.
  - Что, подданные императора тоже объединились? Они же друг друга терпеть не могут. У него же десятка два разных земель, каждая со своими законами и своим языком.
  - Если бы приехали от всех земель поровну, конечно бы не договорились. Но сколько-нибудь значимых групп среди них всего две, а остальных - каждой твари по паре. Грегуар Бурмайер и Бастард Бранденбургский друг друга на дух не переносят. Бурмайер почему-то собрал всех друзей и знакомых, а от них уже пошел по немецким землям слух, что турнир в Ферроне чуть ли не событие века. Тогда Бе-Бе из вредности собрал всех своих, чтобы утереть нос Бурмайеру. Стоит ожидать, что остальные подданные императора еще до начала турнира присоединятся к первому или второму.
  - Хорошо поработал. И в чем между ними разница? К кому прибьется наш самозванец?
  - Разницы между ними до недавнего времени не было никакой. Но, когда приехал Бе-Бе, а он у них там светоч куртуазии, его соратники стали все из себя такие галантные и сахарные. Тут и так не турнир, а театр какой-то и все из себя что-то изображают. Кто мясником оденется, кто студентом, кто епископом... Только что женщинами не прикидываются. Им в пику люди Бурмайера назвались 'раубриттерами' и в манерах подражают Грегуару.
  - Да в нем же куртуазности не больше, чем в куче навоза! Неужели вместо одного хама стало сто?
  - Нет, Ваша светлость, - секретарь вздрогнул, представив такую картину, - они же на самом деле нормальные люди. Получается такая дружеская пародия на него. Дамам нравится.
  - Судя по списку его врагов, наш немец ни к кому из них не присоединится.
  - Совершенно верно, Ваша светлость.
  - Могут ли у него быть союзники среди французов?
  - Теоретически да, но маловероятно. Его никто даже не знает. Ни друзей, ни родственников у него во Франции нет. И женат он на женщине с очень сомнительной репутацией.
  - Здесь подробнее. Про мою сестричку что-то говорят в свете?
  - Говорят, Ваша светлость. В мужских кругах ее подозревают в убийстве первого мужа. Очень сомнительным всем представляется то, что у нее и с родственниками конфликт. Говорят, что она подкупила судью.
  - Да уж, судья тогда выдал, конечно. Где это видано, чтобы на опеку вдовы требовалось ее согласие?
  - Были прецеденты, Ваша светлость, - сказал секретарь и втянул голову в плечи.
  - К дьяволу прецеденты! - вскричал Шарль-Луи и бросил в секретаря ложкой. Не попал.
  - С Вашего разрешения продолжу, - поторопился отвлечь внимание секретарь, - в женских кругах ее считают несчастной жертвой мужских интриг и всячески сочувствуют.
  - А ее мужа?
  - По правде сказать, ей не завидуют. Говорят, что титул у него мелкий, образования никакого, куртуазии не обучен, да еще и немец. Но рекомендовать[Дама может 'рекомендовать' рыцаря, то есть, попросить герольдов не допускать его к турниру на основании того, что этот рыцарь совершил бесчестный поступок. Просьба будет безусловно выполнена, при этом чести и репутации рыцаря наносится огромный урон] его ни одна французская дама не будет, чтобы не обижать 'несчастную Шарлотточку'.
  - Черт с ними. Среди итальянцев у них какая репутация?
  - Многие заинтересованы. С подачи немцев про него ходят легенды, какой он негодяй и чудовище. Для местных это как комплименты.
  Шарль-Луи отпустил секретаря, немного подумал и пришел к выводу, что союзников надо искать среди немцев. Не Грегуар, так Бе-Бе что-нибудь предложат. А еще лучше вызвать этого самозванца на поединок с острым оружием и убить. Пусть он там у себя и имеет какую-то репутацию, но немецкому рыцарю до французского так же далеко, как пиву до вина.
Оценка: 8.05*43  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"