Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 89

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.18*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не вычитано.


ТЕТРАДЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

  
   Работа есть работа. И что бы ни происходило, заказы должны быть готовы в срок. И... и должен быть порядок. Во всём. Ларри выкроил время, нашёл материал, ещё в первое рукопожатие, ощутив в своей ладони её пальцы, определил размер. И вот оно - узкое золотое колечко с фигурным завитком, окружившим два маленьких безукоризненных бриллианта. Оно изящно, элегантно и должно понравиться. И всё хорошо, всё правильно, но... но как он его запишет? В расходную книгу... золота три грамма, камни первого класса, индекс, размер в каратах... это-то просто и понятно, но как как ему заполнить графу, куда записывается имя заказчика или продажный номер? Ларри помедлил над раскрытой книгой и решительно вписал: "для миссис Чалмерс". Вот так. А теперь книга выдачи. Номер, стоимость материала, работы, футляра, проба, налог, общая стоимость. "Внесено наличными". Он достал из кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и выписал счёт. Вот так. Деньги в кассу, счёт себе, корешок в подшивку. К сожалению... Ларри понимал, что это можно и наверняка нужно было устроить как-то по-другому, но он не знает - как. И спросить некого. Фредди будет в Колумбии только в конце месяца, а ни к кому другому он с таким вопросом обратиться не сможет. Но... что сделано, то сделано. И надо действовать дальше.
   Ларри спрятал коробочку с кольцом в карман и стал наводить порядок. Как бы ему не опоздать. Это женщина может... задержаться, а мужчина приходит вовремя. Тем более в "Чёрный лебедь". Заведение, конечно, приличное, но это всё же ресторан, и одинокая женщина за столиком в ожидании... могут понять неправильно. Нет, этого допускать нельзя.
   Закрыв дверь, он по привычному маршруту пошёл в Цветной. Подумал было купить цветы, но тут же отказался от этой идеи: он не знает, что и как положено делать в такой ситуации, и лучше быть... проще, пожалуй. Лучше совсем не сделать, чем сделать не то. Здесь ошибка непоправима.
   В "Чёрном лебеде" он раньше не бывал, но встретили его если не как старого знакомого, то как желанного гостя. Ни о чём не спрашивая, проводили к столику, откуда хорошо просматривалась входная дверь, подали чистой холодной воды в запотевшем высоком стакане с выгравированном лебедем.
   Ларри сидел, неотрывно глядя на дверь, и, вздрогнув, встал, когда она неожиданно вошла. В том же тёмно-сером костюме, но уже не в розовой, а в светло-салатовой блузке. Обвела взглядом зал, увидела его, улыбнулась и пошла к нему.
   - Здравствуйте, Лоуренс.
   - Здравствуйте, Эстер.
   Он пожал ей руку, отодвинул стул, помогая сесть, и сел после неё. И почти тут же подошёл официант. Эстер вопросительно посмотрела на Ларри.
   - Всё, что хотите, Эстер, - храбро сказал Ларри.
   - Я доверяю вашему выбору, - улыбнулась она.
   - Ну, тогда...
   Ларри сделал заказ и тут же забыл о нём. Может, и нельзя так торопиться, надо бы подождать, но он не хочет и не может ждать. Надо решать. Здесь. Сейчас. Немедленно.
   - Эстер.
   - Да, - она оторвалась от своего стакана с водой и вопросительно подняла на него глаза.
   - Я хочу... хочу вас спросить.
   - Пожалуйста, Лоуренс.
   - Вот.
   Он достал из кармана маленькую коробочку из красного бархата и протянул ей. Эстер удивлённо взяла её, разглядывая на крышке вензель из двух переплетённых "L"
   - Что это, Лоуренс?
   Он молчал, и она догадливо улыбнулась.
   - Это и есть ваш вопрос, да?
   Ларри молча - у него вокруг перехватило горло - кивнул. Эстер открыла коробочку и тихо ахнула: так сверкнули и заиграли бриллинтики. Она осторожно достала кольцо и долго рассматривала его. И когда Ларри уже начал беспокоиться, Эстер подняла на него строгие, влажно блестящие глаза.
   - Я отвечаю на ваш вопрос, Лоуренс. Вот мой ответ, - и решительно надела кольцо.
   Ларри благодарно склонил голову.
   Им принесли салат и что-то ещё. Они ели, не замечая вкуса и даже не совсем понимая, что именно едят. Оба сразу с каким-то азартом бросились в обсуждение житейских вопросов. Свадьба, переезд, Эстер надо уволиться, но две недели лучше отработать, иначе слишком большая неустойка, пустяки, стоит ли, но неустойка большая, но разве она не на годовом контракте, нет, если она завтра же скажет, что уходит, свадьба в субботу, да, комнату Рути он сделает, в воскресенье, нет, в пятницу уже всё будет готово, это же лишние деньги, пустяки, они уже в субботу начнут новую жизнь...
   После салата они ещё чего-то съели, выпили ещё по стакану чего-то сладкого, Ларри механически, не обратив внимания на сумму, расплатился, и они вышли на улицу.
   - А теперь... Ларри?
   - К священнику, Эсти.
   Совершенно естественно и незаметно для себя они перешли на уменьшительные имена. И так же естественно Ларри взял Эстер под руку.
   - Хорошо, Ларри, но такая спешка...
   - Какая спешка? Четверг, пятница - целых два дня, Эсти, я же с ума сойду от ожидания.
   Эстер рассмеялась. А Ларри, сам себя не узнавая, то сыпал шутками, то напористо обсуждал проблемы переезда. И с отцом Артуром, которого они нашли в церковном саду, он говорил не просто решительно, а с весёлой уверенностью в успехе.
   Отец Артур выслушал их и кивнул.
   - Хорошо, дети мои.
   Обговорили всякие необходимые мелочи и детали. Эстер сразу сказала, что на часть своих вещей передаст в фонд пожертвований. Ведь она уже в воскресенье переедет к Ларри.
   - Спасибо, дочь моя.
   Попрощались и ушли.
   - Уже поздно, Ларри, Рут одна дома.
   - Я провожу тебя, Эсти.
   - А Марк?
   Ларри улыбнулся.
   - Он уже большой.
   Но Эстер настояла.
   - Нет, Ларри, я не хочу, чтобы из-за меня Марк оказался ущемлённым.
   Ларри вздохнул, но спорить не стал. Таким ласковым и в то же время строгим был тон Эстер. И ведь она в самом деле права. К тому же ему надо столько успеть.
   Они попрощались и разошлись.
   Ещё два дня, целых два дня ожидания и всего два дня на подготовку. Но чувство уверенности уже не покидало его.
  
   Два дня хлопот, суеты, а ещё же надо работать, работа - главнее всего, но у него всё получалось в эти дни.
   Комнату Рут сделали рядом со спальней Марка.
   - Я думаю, ей понравится, пап, - сказал Марк, стоя посреди и оглядываясь.
   Грузчики только-только ушли, в комнате пахло лаком и ещё тем особым запахом новой мебели.
   - Хорошо бы, - хмыкнул Ларри.
   Хотя... выбор по каталогу на этот раз он полностью доверил марку. И получилось, кажется, совсем неплохо. Весёлая детская комната. Да, Марк уже начинает чувствовать цвет. А в спальне ничего менять не стали. Спальня теперь супружеская, пусть Эстер сделает её по своему вкусу. На завтра всё вроде продумано. Праздничный обед он заказал в том же "Чёрном лебеде", они пойдут туда прямо из церкви. И уже после обеда домой. А в воскресенье с утра они с Марком помогут перенести самые необходимые вещи. По правилам, им с Эсти нельзя видеться последние сутки, он знает, но... но это же только обычай, если и нарушат, то не страшно.
   - Пап, - Марк взял его за руку, - ты не нервничай, всё будет хорошо.
   - Спасибо, сынок, - потрепал его по кудряшкам Ларри. - Я очень на это надеюсь.
   Марк улыбнулся.
   - Пап, а в своей спальне ты ничего менять не будешь? Почему?
   - пусть это сделает она сама. Ей будет приятно.
   - А! Так поэтому для Рут картинок не купили, да? - догадался Марк.
   - Да, - кивнул Ларри. - Сворю комнату ты же сам делал. Но если хочешь... Нарисуй ей что0нибудь. В подарок.
   - Ага! - сразу согласился Марк.
   И Ларри не поправил его, чтобы говорил правильно.
  
   Эстер перебирала вещи, свои и Рут, аккуратно раскладывая их на три стопки. Что нужно уже завтра отнести на новую квартиру, нет, в новый, но свой дом, что полежит здесь ещё два-три дня, а от чего можно и надо избавиться. Что-то, что получше, отдать в церковь как пожертвование, а остальное... просто вынести и положить на видное место, чтобы разобрали.
   - Рути, ты все игрушки берёшь?
   Рут вздохнула.
   - Мам, а мне тоже нужно... раздарить? Это обязательно?
   - Решай сама, - улыбнулась Эстер.
   Рут ещё раз вздохнула и стала разбирать свои сокровища: фантики, камушки, цветные стёклышки и фарфоровые черепки.
   - Куколок я всех возьму, - приговаривала шёпотом Рут, - и этот камушек, он счастливый, я им всегда выигрываю.
   Эстер достала сумку и стала укладывать отобранное для завтрашнего... переезда. Ну что... в конторе она всё уладила ещё вчера...
   ...Сигал удивлённо посмотрел на неё, когда она вошла в его кабинет.
   - В чём дело, Чалмерс?
   - Я пришла сказать вам, мистер Сигал, - начала она заготовленную и продуманную речь, - что с понедельника не смогу более работать на вас.
   - Вот как? - он с насмешливой недоброжелательностью оглядел её. - И где же вам будут платить больше? Или... вы меняете профессию?
   Она улыбнулась: мужчины ревнивы, а кого и к кому ревновать - им уже неважно. Босс может увольнять, но не допускает самовольного ухода. Но сейчас она его успокоит.
   - Ни то, ни другое, мистер Сигал. Я выхожу замуж, - и, шевельнув рукой, показала, как бы ненароком, обручальное кольцо.
   - М-м? - он окинул её уже совсем другим взглядом, присмотевшись к искре бриллианта в кольце. - Что ж, тогда понятно. Ладно, Чалмерс, - Сигал задумчиво кивнул своим мыслям и принял решение. - Ладно. И когда свадьба?
   - В субботу, сэр.
   - Хорошо. В пятницу расчёт, сдадите дела и всё. Идите, Чалмерс, - и уже ей в спину: - Желаю счастья.
   - Спасибо, мистер Сигал, - ответила она, выходя.
   Она вернулась к своему столу. Надо всё разобрать, подвести итоги, чтобы тот или та, кто сядет за её стол в понедельник - интересно, а где Сигал найдёт бухгалтера, согласного на зарплату рядового клерка? У неё тогда все другие варианты были ещё хуже, но сейчас... но это проблемы Сигала...
   ...Что ж, она всё сделала, как задумала. Навела порядок, сдала все бумаги доверенному лицу Сигала, попрощалась с соседками по комнате, получила расчёт. В конце концов ей было совсем не плохо, платили, правда, меньше, чем остальным, но только до капитуляции, а потом столько же, и расплатился Сигал с ней честно, и даже - Эстер улыбнулась - не только не стребовал неустойки, но даже выдал премию в размере дневного заработка. Неужели это вид кольца так подействовал? Видимо, как человек опытный, решил не ссориться с дарящим столь ценные вещи. Поистине, бриллианты - лучшие друзья! Ну вот, это она сделала, и с квартирой уладилось. Ещё неделю квартира за ней. Она всё спокойно сделает, всем распорядится.
   - Рут, ты готова?
   - Да, - вздохнула Рут. - Я погуляю пока, ладно? Попрощаюсь.
   - Конечно, Рути, - улыбнулась Эстер. - Только далеко не уходи.
   И когда Рут убежала, медленно огляделась. Ну вот, сегодня их последняя ночь в этом доме. Нет, им было здесь неплохо, даже хорошо. Эд... но Эд мёртв уже два года. Ей не в чем себя упрекнуть, она всегда была верна Эду и благодарна. Да, Эд спас её, нищую голодную девчонку, затравленного зверька. "Поделим нужду на двоих, и каждому достанется поменьше". Эд старался шутить, брался за любую работу, чтобы она училась, а как радовался рождению Рут. И на переезд в Колумбию Эд настоял ради неё и дочери. Сам бы он везде прокормился, а они... И в Колумбии...
   Эстер вздохнула. Но... но жизнь продолжалась. Эда забрали на работы, мобилизовали на защиту империи, Рут только-только год исполнился. Эд даже ухитрялся что-то им присылать, ей, как жене мобилизованного удалось устроиться на приличную работу. Да, трудно, да, война, Колумбию хоть и не бомбили, но тоже хватало всякого, но русские побеждали и цветным, а, значит, и её становилось чуть легче. И страшный конверт. Эдвард Чалмерс, условный, двадцати восьми лет, мобилизованный на работы, погиб за империю. И ни как, ни что, ни могилы... а через месяц Капитуляция. Всего месяца не хватило...
   Эстер встряхнула головой. Всё, уже отболело. Завтра у неё такой день, а она... Ещё бы плакать вздумала. А Ларри... Лоуренс Левине... да, он - негр, да, она окончательно теряет расу, теряет шанс выбраться когда-нибудь из Цветного, теряет... это все потери, а всё остальное - уже приобретения. Ларри богат. Разумеется, она согласилась не поэтому. Ларри добрый, о нём все говорят очень хорошо, он будет хорошим отцом для Рут. А деньги... нет-нет, ей нравится сам Ларри, и если бы он был беден, она бы всё равно согласилась. Нет, самое главное то, что он - Левине. Он... свой.
   Она быстро закончила возню с вещами, подошла к окну позвать Рут домой. И ахнула. Ларри?! Стоит под окном и смотрит на неё, закинув голову, а рядом Марк и Рут. Ну... ну что же это такое?! Сразу и смеясь, и хмурясь, Эстер высунулась в окно и крикнула:
   - Поднимайтесь!
   И три радостные улыбки в ответ.
   До сих пор она видела Ларри только в строгом чёрном костюме и белой рубашке с галстуком, а сегодня он в джинсах и ковбойке, как ходят почти всем ужчины в Цветном, у кого постоянный заработок.
   - И чего нести? - Марк старательно изображал рузчика, заставляя Рут хохотать до взвизгов.
   Рассмеялась и Эстер.
   - Мой бог, Ларри, мы же не должны видеться до свадьбы.
   - Эсти, - Ларри осторожно взял её за руки, - я много чего был не должен, я не могу дожидаться, я два дня тебя не видел, и ещё... должна же Рут увидеть свою комнату. Если ей что-то не понравится, успеем переделать.
   - Ларри...
   - И тебе же завтра с утра надо идти за платьем, - добил остатки её сопротивления Ларри. - Ну же, Эсти.
   - Мы готовы, - вмешалась Рут.
   Эстер и Ларри обернулись к ним. Руит прижимала к груди своего старого вытертого медвежонка, А Марк держал коробку с остальными игрушками и книжками.
   Эстер рассмеялась и кивнула.
   Ларри быстро перепаковал всё собранное в одну коробку, и они поли. Через весь Цветной.
   Вечер пятницы - предпраздничный. Всем, кто не на подёнке, а имеет постоянную работу, выдали зарплату, и завтра отдых, целых два дня, а кто будет работать, так те получат двойную плату. Так что, всё сегодня хорошо, а завтра будет ещё лучше! И Ларри, и Эстер многие знали, окликали, здоровались и, лукаво подмигивая, желали счастья. - Откуда они все узнали? - тихо спросил Ларри, попрощавшись с очередным знакомым. - Я никому ничего не говорил, правда.
   - Я тоже, - улыбнулась Эстер. - Но все всё равно знают. И потом, Ларри, я сказала, что съезжаю с квартиры, заказала платье у Колетт, мы были у священника... люди не слепые, Ларри, и сложить два и два труда не составит.
   Ларри кивнул.
   - Да, Эсти. И... и я не сказал тебе главного. Завтра с утра, а в церковь мы идём в полдень, завтра с утра я буду работать.
   - Конечно, - Эстер на ходу погладила его по руке. - Я понимаю, работа прежде всего, и всё равно мы должны встретиться только в церкви.
   Ларри обрадованно перевёл дыхание. Они уже миновали угловой магазинчик и шли по Новой улице. А вот и их дом. Эстер шла за Ларри через газон к крыльцу с тем странным чувством, с каким когда-то, давным-давно, поднималась по тёмной крутой лестнице за Эдвардом в их колумбийскую квартиру.
   На крыльце Ларри поставил коробку на пол и достал ключи.
   Дом был пуст и чист. Значит, та чистота, что поразила её в первый раз, привычна. Что ж, она это запомнит.
   Они поднялись на второй этаж и сразу зашли в комнату Рут.
   Золотистая светлая комната потрясла Рут.
   - Это... это моё? Это мне? - наконец выдохнула она.
   - Да, - кивнул Ларри.
   Эстер мягко потянула его за локоть.
   - Пойдём, пусть сами.
   Ларри кивнул и отступил к двери. Они тихо оставили детей вдвоём и перешли уже в их спальню. Ларри поставил на пол коробку с вещами, которую так и держал в руках, и неуверенно предложил.
   - Я пойду сврю кофе, хорошо?
   - А я разберу вещи, - подхватила Эстер.
   Но сказав это, оба остались стоять рядом, будто ждали ещё чего-то, ещё чьих-то слов.
   Ларри сглотнул.
   - Я... я не стал ничего менять. Пока... я думал... ты сделаешь по-своему.
   - Спасибо. А... а что бы ты хотел?
   - Я не думал об этом, - тихо ответил Ларри.
   Эстер задумчиво кивнула.
   - Я думаю... занавеси и обои оставим, мне нравится этот цвет, - Ларри просиял, и Эстер продолжала уже увереннее. - Всё очень мило, Ларри, я думаю... Ты любишь цветы?
   - Да, - радостно кивнул Ларри. - И... и ты видела мою, нашу альпийскую горку?
   - Да, очень красиво. Знаешь, давай вот здесь поставим лиану. Она вырастет и оплетёт окно.
   Они обсудили спальню, и Эстер ахнула.
   - Оу, уже темнеет!
   - Да, - кивнул Ларри и заторопился: - Я сделаю яичницу. Ты... ты как любишь? Омлет или глазунью?
   - А глазунья - это что? - прозвенел тоненький голосок.
   На пороге спальни стояла Рут, а за ней Марк.
   - Вот и познакомитесь, - рассмеялся Ларри.
   Ему снова всё стало легко и просто. Он кивнул Эстер.
   - Когда закончишь, спускайся, Эсти, - и детям: - Пошли вниз, поможете мне.
   Когда они ушли, Эстер огляделась. Уже не рассматривая, а вглядываясь. Открыла шкаф и ахнула. Рядом с двумя костюмами и ветровкой с десяток пустых, явно предназначенных для дамских нарядов плечиков. У неё и нет стольких платьев. А за другой створкой? Стопка белых рубашек, стопка ковбоек, а остальные полки пусты и ждут её. И отдел для обуви. Парадная лаковая пара, пара простых чёрных ботинок и всё.
   Она быстро разложила и развесила свои вещи, но шкаф и комод полнее от этого не стали. Взяла вещи Рут и пошла в её комнату.
   Куклы уже рассажены, на столе рассыпана мозаика, на кровати валяется кверху лапами медвежонок. Всё ясно: Рут дорвалась! Надо будет ей объяснить, что хотя комната и её, но должен быть порядок. И именно поэтому. Она положила под подушку на кровати лучшую пижамку Рут, поставила домашние шлёпанцы, но они так жалко смотрелись на новом ковре, что она задвинула их под кровать и напоследок посадила медвежонка правильно. Платьице и кофточку в шкаф, две пары трусиков в комод. Теперь ванная... там порядок. Эстер удовлетворённо оглядела результаты своих трудов и пошла вниз.
   Они ели потрескивающую яичницу, пили холодное и тоже необыкновенно вкусное молоко.
   И Ларри решительно сказал, что уже темно, он проводит Эстер и Рут домой, а Марк подождёт его.
   - И тебе не страшно? Ну, одному? - Рут с уважением посмотрела на марка.
   Сама она боялась темноты, вернее, одной в тёмной комнате. Марку тоже бывало не по себе, когда отец задерживался, и он оказывался один в сумеречном и пустом доме, но сейчас он гордо вскинул голову.
   - Пустяки, Рут, - и неожиданно выпалил затаённое: - Один же вечер.
   - Да, - кивнул Ларри и улыбнулся. - Завтра уже всё будет по-другому, - и, поглядев на Марка, решил: - Одевайся, Марк, пойдём все вместе.
   Марк стремглав бросился наверх в свою комнату за ветровкой.
   Эстер рассмеялась:
   - Рути, а ты? В одном платье прохладно.
   Рут растерянно посмотрела на мать. И Эстер снова рассмеялась, поняв, что Рут попросту забыла о принесённых вещах.
   - Ну, идём, покажу, - и обернулась к Ларри: - А ты? Принести тебе?
   - Да, - улыбнулся Ларри.
   И, стоя внизу, с наслаждением слушал смех, голоса и топот наверху. Его дом ожил! Наконец все трое спустились. Марк в ветровке, Ру в вязаной кофточке и Эстер тоже в вязаном сером жакете. Эстер протянула Ларри его ветровку.
   - Спасибо, - Ларри быстро оделся, оглядел... свою семью, да, именно так. - Пошли?
   - Пошли, - кивнула Эстер.
   Когда они все вместе вышли на крыльцо, Ларри, идя последним, выключил свет, захлопнул и запер дверь.
   Вечер пятницы не сравним по размаху гульбы с субботним, но всё равно шуму, толкотни и пьяных хватает и даже с избытком. Но до дома Эстер они добрались вполне благополучно. Подниматься наверх Ларри не стал, простившись с Эстер у подъезда. Теперь они увидятся только в церкви. Подождав, пока Эстер и Рут покажутся в окне и помашут им, Ларри и Марк пошли домой.
  
   Субботнее утро было солнечными тихим. Эстер проснулась рано и, лёжа в постели, смотрела в потолок, привычно размечая по событиям предстоящий день. Сейчас она встанет, приготовит завтрак, разбудит Рут и... и после завтрака пойдёт за платьем. Вернётся домой. Переоденется, переоденет Рут, нет, выкупает и переоденет Рут, примет душ, оденется, и они пойдут в церковь. Встретится там с Ларри. Отец Артур обвенчает их в гулкой пустой церкви, они же никого не приглашали, разве только случайно кто-нибудь заглянет, зевака, которому некуда деть себя субботним днём. Из церкви они пойдут в "Чёрный лебедь" на праздничный обед. И потом домой. На Новую улицу. В свой дом.
   Эстер сладко вздохнула и потянулась под одеялом. Как всё быстро, как стремительно всё совершилось. Будто с горки сбежала. Ну... ну всё, пора вставать. Хоть и хочется ещё полежать, понежиться и помечтать, но пора. Она откинула одеяло и встала. В одной рубашке босиком подошла к окну и отдёрнула штору. И комнату залил утренний золотистый свет.
   - Мам, - сонно позвала Рут, - уже утро?
   - Да, - ответила, не оборачиваясь, Эстер. - Если хочешь, вставай.
   Рут вздохнула и, зарываясь в подушку, ответила:
   - Я ещё поваляюсь.
   Обычно Эстер ей это не разрешала, но сегодня, в такой день...
   - Хорошо.
   Удивлённая её согласием, Рут села в постели.
   - А почему?
   Эстер наконец оторвалась от окна и рассмеялась.
   - Потому что потому.
   И вполне удовлетворённая ответом, Рут опять нырнула под одеяло. Но лежать ей быстро расхотелось, она вылезла из кровати и в пижамке зашлёпала на кухню.
   - Мам, а чего...?
   - А чего ты неумытая и неодетая? - не дала ей договорить Эстер.
   И Рут облегчённо вздохнула: мама была обычная, как всегда.
   После завтрака Эстер собиралась за платьем, но Рут заявила, что пойдёт с ней. Все её куклы и игрушки уже там, здесь ей играть не во что. Эстер пришлось согласиться, что сидеть одной дома дочке скучно, а оставить её играть на улице - так потом отмывать замучаешься, а время сегодня дороже денег. И они пошли вместе.
   Колетт Перри утверждала, что она француженка, по крайней мере наполовину, и с ней никто не спорил, хотя она больше походила на трёхкровку. Но шила она хорошо, ловко делая из дешёвой материи и блёсток сногсшибательные туалеты. А уж из чего-то приличного она просто чудеса творила.
   Платье было не белым и не серым, а нежно-жемчужным, переливчатым. Нижняя юбка из той же ткани, длинная с оборкой до пола, делала его свадебным, а без них - элегантное платье для визитов, и юбку можно носить отдельно, как просто нарядную.
   - Спасибо, Колетт, - Эстер медленно оглядывала себя в большом трёхстворчатом зеркале.
   - Да, мой бог, Эстер, - Колетт по-свойски подмигнула ей в зеркале, - такой шанс раз в жизни выпадает, я же понимаю. Как покажешься в первый раз, так потом и пойдёт, уж поверьте, мы, француженки, в этом понимаем. Говорят, что мужчину надо удивлять, ну, чтоб не остыл, вы понимаете, а я скажу, что мужчины - толстокожи, как слоны. Его надо удивить один раз, но так, чтобы хватило надолго, чтоб как обалдел, так и не очухался. А каждый раз новое выдумывать, так обязательно где-нибудь, да дашь промашку.
   Эстер слушала её болтовню и улыбалась своему отражению, узнавая и не узнавая себя. - Мам, ты так и пойдёшь? - подала голос рут.
   - Не сейчас, - ответила Эстер.
   И вздохнула: так не хотелось снимать эту роскошь. Но Колетт уже хлопотала с коробками: для платья, для юбки, для цветов.
   - Мой бог! - ахнула Эстер. - Как я донесу?!
   - Мам, я цветы возьму, - предложила рут.
   - Хорошо, - кивнула Эстер, застёгивая своё "будничное, но приличное" платье.
   - Да не бери в голову! - Колетт оглядела коробки и позвала: - Жанно! Ты где, бездельник? - и, когда в при мерочную вошёл смуглый голубоглазый подросток, распорядилась: - Отнесёшь заказ мадам.
   Эстер взяла свою сумочку и достала деньги. Она их при готовила ещё дома, дважды пересчитала, обернула бумажной полоской наподобие банковской, но всё никак не могла поверить, что отдаст, ведь... ведь это почти, да что там, больше её месячных трат вместе с квартирой и электричеством. И... и деньги не её, их дал Ларри. Ещё в ресторане, когда они обсуждали предстоящую свадьбу, он достал из бумажника, дал ей, не пересчитывая, а сколько достала рука, и очень просто сказал:
   - Вот. Купи всё, что нужно, - и улыбнулся: - И всё, что хочешь.
   И она пошла к Колетт, и заказала шикарный фасон из дорогой материи, и с надбавкой за срочность.
   Эстер протянула Колетт деньги. Ты взяла их, быстро, не разворачивая обёртки, пересчитала и сунула то ли за пазуху, то ли во внутренний карман.
   - Ну же, Жанно, поторапливайся.
   Жанно легко и ловко взял обе коробки, покосился на Рут, бережно прижимавшую к груди коробку с цветами, и буркнул:
   - Пошли, что ли.
   - Ты что это себе позволяешь, поросёнок?! - шлёпнула его по затылку Колетт. - Ступай и будь вежлив, тогда и тебе перепадёт. Грубияну чаевых не видать! Ни конфет, ни мороженого не будет.
   Жанно ухмыльнулся: умеет мать так повернуть, чтоб и ему перепало. Теперь-то уж точно не забудут. А с таким заказом меньше кредитки не отвалят.
   Они шли по улице целой процессией. А возле их дома топтался негритёнок лет восьми с коробкой из цветочного магазина.
   - Во, ваш букет, мэм, - выдохнул он, преданно распахивая до предела глаза.
   Эстер рассмеялась и кивнула.
   - Молодец, отнесёшь наверх - получишь на конфету.
   Негритёнок расплылся в блаженной улыбке, но тут же настороженно покосился на Жанно: как бы тот не отнял чаевых. Эстер перехватила и поняла этот взгляд. И, когда они поднялись и вошли в квартиру, сразу забрала букет, дала монетку и отпустила малыша.
   - А теперь ты, - она улыбнулась Жанно. - Положи их вот сюда, на диван. Спасибо, держи.
   Увидев целых две кредитки, Жанно радостно покраснел и, шаркнув ногой, склонил в полупоклоне - как мать учила - голову.
   - Рад был услужить, мадам, заходите ещё, мадам.
   И не вылетел, как та мелюзга голопузая, а степенно вышел, с вежливой бесшумностью прикрыв за собой дверь.
   Ну вот, Эстер посмотрела на свои часы, дешёвые, но надёжные мужские часы на потёртом кожаном ремешке. Их оставил ей Эд, уезжая на работы.
   - Всё равно отберут, - сказал он на прощание. - А ты, если припрёт, продашь. Всё деньги.
   Она не продала, сохранила. Ладно. Эстер тряхнула головой. Вымыть и причесать Рут, вымыться самой, переодеть рут и переодеться, и... и будет пора идти. И как она в таком платье пойдёт через весь Цветной к церкви? Но Ларри обещал, что проблем не будет. Ладно, посмотрим.
   - Рут, пора мыться.
   - Уже?!
   - Да, уже. Давай, девочка, не упрямься.
   В принципе, Рут была послушной, только иногда, как бы играя, капризничала. Но сегодня не тот день.
   Вымыв Рут, Эстер велела ей сидеть и сушить волосы и стала мыться сама. У неё оставалось ещё немного дорогого душистого мыла, и она решительно извела весь кусок.
   Когда она, вымывшись и на ходу вытирая голову, вышла из ванной, Рут сидела у открытого окна, гримасничая и с кем-то болтая.
   - Так, - спокойно сказала Эстер.
   - Ой, мама! - сразу обернулась Рут. - А я тут...
   - Я вижу, - кивнула Эстер, обматывая полотенце как чалму вокруг головы. - Давай расчёсываться.
   - Я ещё не высохла!
   - Тем более.
   Рут вздохнула и пересела на валик-подлокотник дивана, где её обычно расчёсывали. Эстер разобрала, расчесала ещё влажные спутанные кудряшки, заплела в две косы.
   - Мам, а у меня коса выросла?
   - Да, на четверть дюйма.
   Обычный вопрос и столь же обычный ответ, означающий конец расчёсывания.
   - А теперь одевайся.
   В розовом новом платьице, нарядных белых туфельках и белых гольфах Рут была чудо как хороша, и Эстер немного полюбовалась ею, притворяясь, что расправляет оборки на подоле и рукавах-фонариках.
   - Ну вот, а теперь посиди, пока я буду одеваться.
   - Ладно, - согласилась Рут, усаживаясь на край стула и расправляя вокруг себя пышную юбочку.
   Эстер стала одеваться. Ей пришлось купить себе новый лифчик и трусики, пару тонких чулок-паутинок: нельзя же под такое платье надевать абы что, "приличное" старьё, хорошо, её нарядные, ещё Эд покупал, белые туфли по-прежнему хороши, правда, она и надевала их... да, сегодня в третий, нет, в пятый раз, и так... да, это с ума сойти, сколько она потратила, но - Эстер лицемерно вздохнула - но это же не просто так, лона должна быть на уровне, держать марку. Сколько у неё осталось от денег, полученных на работе и тех, что дал Ларри, она старалась не думать. У неё свадьба, она - невеста и должна быть счастлива, а счастье не в деньгах, говорил Дэвид, счастье - не думать о них. Она и не думает. Хотя бы сегодня.
   Эстер причесалась, цветы она приколет, когда оденется, надела юбку, платье, застегнула молнию на спине и стала прикалывать цветы. Фату она решила не делать, и Колетт с ней согласилась: в самом деле, ну, какой символ невинности у вдовы, и тратить материю на то, что потом никак не сможешь использовать, просто глупо, а вот сумочка-ридикюль из обрезков - это совсем другое дело.
   О том, как она в такой юбке пойдёт, вернее, во что эта юбка превратится, пока она по пыли и грязи дойдёт до церкви, Эстер тоже не думала. И потом, вчера, когда зашла об этом речь, Ларри попросил её не волноваться. Она и не волнуется. Хотя с него станется явиться сюда и донести её до церкви на руках. И силы, и безрассудства у него на это хватит. Эстер засмеялась, представив себе эту картину.
   Ну вот, она готова. Эстер достала из шкатулки на комоде свои серёжки, простенькие позолоченные колечки, вдела их в уши, из коробочки с вензелем кольцо. Им сегодня их обвенчают. Ну...
   На улице вдруг раздался такой детский визг, что Рут сорвалась с места и кинулась к окну. Выглянула и тоже завизжала с таким восторгом, что Эстер подбежала к ней и замерла.
   Под окном стоял украшенный цветами экипаж, и даже у лошади между ушами был пристроен маленький букетик. И Доббин, сидя на козлах, поднял голову и широко улыбнулся.
   - Так что мы уже туточки, милости просим, вмиг домчу.
   Так...так вот что сделал Ларри! Нанял Доббина, что обычно возит белых гуляк по центру Колумбии, всяких богатых психов, которым такси надоело, и... и сегодня же суббота, самая работа у Доббина, сколько же ему Ларри заплатил? Мой бог, с ума сойти!
   - Иду! - крикнула Эстер, быстро закрывая окно. - Рути, собирайся. Быстренько.
   - А я готова!
   Рут уже стояла у двери в обнимку с букетом. Эстер быстро сунула в сумочку кошелёк с остатком денег, пудреницу, носовой платочек, поглядела в зеркало - хорошо ли приколоты цветы.
   - Всё, Рути, идём.
   Два привычных поворота ключа, ключ в сумочку, и она, непривычно придерживая длинную юбку, спускается по лестнице. Рут уже обогнала её и вылетела на улицу.
   О боже мой, да вся их улица уже собралась вокруг. Её поздравляют, желают счастья, Рути уже восседает на переднем сиденье, крутится как юла. Доббин помог Эстер забраться в коляску, подождал, пока она заберёт у Рут свой букет и возьмётся свободной рукой за поручень, молодецки вскочил на козлы и звонко щёлкнул кнутом.
   - О-ёй, Малышка, вперёд! Дорогу самой красивой невесте, дайте дорогу, а то жениху уже невтерпёж! - его чёрное лицо лоснилось и блестело.
   Тёмно-гнедая вычищенная до блеска Малышка, потряхивая головой, быстро перебирала ногами, а Эстер казалось, что они медленно, как это бывает во сне, плывут над землёй.
  
   Ларри ждал их у входа в церковь. В чёрном костюме от Лукаса, лаковых ботинках, и смущавшими его своей непривычностью белым мохнатым цветком в петлице и белым галстуком-бабочкой. Сам он предпочёл бы свой обычный сдержанно тёмный галстук, но раз так положено... бабочка у н6его получилась только с третьего захода, и он очень боялся, что опоздает, нехорошо заставлять невесту ждать, да и у отца Артура масса дел в субботу.
   Но он успел. И только поздоровался с отцом Артуром и ещё раз напомнил Марку, что тот должен вести себя достойно событию, как послышался шум множества голосов, перестук копыт и весёлый клич Доббина.
   - О-ёй, Малышка!
   Откуда-то у церкви собралась целая толпа. Знакомые, полузнакомые и вовсе не знакомые, но все весёлые и доброжелательные. И подъехавшую Эстер встретили такими шумными приветствиями, что Малышка испуганно застригла ушами, и Доббин, быстренько спрыгнув на землю, взял её под уздцы, а то ещё понесёт, не дай бог...
   Ларри помог Эстер выйти из коляски и повёл в церковь. Марк, подражая отцу, подал руку Рут. А следом, толпясь и почтительно затихая в дверях, повалили все остальные. А когда расселись, все места на скамьях оказались заняты, и опоздавшие вставали вдоль стен и в дверях. Ларри и Эстер такое многолюдство смущало, но отец Артур уже начал службу, и им стало ни до чего.
   Отец Артур сказал прочувственную, вызвавшую вздохи, а у многих женшин и слёзы, речь и начал обряд. Вопросы о согласии и препятствиях, клятва, обмен кольцами и наконец:
   - Муж и жена, поцелуйте друг друга.
   Ларри и Эстер послушно поцеловались, вернее соприкоснулись лицами. И церковь зашумела поздравлениями и пожеланиями, кто-то даже в ладоши захлопал.
   - А теперь, - звонко закричала Мона Слайдер, она не утерпела и тоже прибежала в церковь, - теперь букет, Эсти! Кидай букет!
   Многие не знали этого обычая и недоумевающе смотрели на Мону. Разрумянившаяся, с заметно уже выпирающим животом, она стала объяснять:
   - Невеста кидает букет, а кто поймает, та уже в этом году замуж выйдет.
   Эстер, смеясь, кивнула, и отец Артур, улыбаясь, согласился. Мона решительно развернула Эстер за полечи спиной к скамьям.
   - Вот, вверх и за спину, не глядя кидай.
   За спиной Эстер шла ожесточённая борьба за место впереди. Хорошо, что отец Артцур ещё не ушёл, а то языки у девушек из Цветного... не дай бог попасться, такое о себе услышишь!
   Сильно размахнувшись, Эстер подбросила букет и быстро обернулась посмотреть, кому посчастливилось. Но букет ещё чуть ли не в воздухе поймали и растеребили, и теперь боролись, почти воевали хоть за цветочек, хоть за листик. Смеялся и отец Артур: такими по-детски невинными были эти шум и борьба.
   И снова поздравления. Колетт поцеловала Эстер в щёку и пожала руку Ларри, с удовольствием выслушав благодарность за такое восхитительное платье.
   А когда наконец вышли из церкви, их встретил... Доббин и пригласил в коляску.
   - Это уже от меня. В подарок, - важно сказал он, усаживаясь на козлы.
   Взвизгнув от восторга, Марк и Рут полезли в коляску. Ларри подсадил Эстер и сел сам.
   И хоть от церкви до ресторана рукой подать, и Ларри, и Эстер потом казалось, что ехали они долго.
   В "Чёрном лебеде" их встретили у входа и проводили к заказанному уже накрытому столу.
   Они никого не приглашали, но к их столу то и дело подходили знакомые, полузнакомые и совсем не знакомые люди, и Ларри с Эстер вставали, принимая поздравления. Из-за этого обед длился очень долго. К десерту Рут и Марк уже устали вести себя хорошо, и Эстер пришлось строго посмотреть на них. Но обед уже заканчивался. Эстер улыбнулась Ларри, взяла сумочку и встала.
   - Мы сейчас. Рути, пойдём.
   Рут поглядела на мать и полезла из-за стола, держа наотлёт испачканные шоколадным кремом руки, чтобы не задеть платье. Воспользовавшись тем, что отец смотрит им вслед, Марк быстро облизал пальцы и уже тогда вытер их салфеткой.
   В дамской комнате Эстер умыла Рут и сняла длинную юбку. Ну вот, теперь всё в порядке. Служительница помогла ей уложить юбку в большой бумажный пакет.
   - Мама, а теперь домой? - спросила Рут.
   - Да, - кивнула Эстер, расплачиваясь со служительницей.
   Возвращаться в зал, ставший уже шумным и дымным - всё-таки субботний вечер - ей не хотелось, но, когда они вышли из дамской комнаты в вестибюль, Ларри и Марк уже стояли здесь и ждали их.
   Субботний вечер - самое лучшее время. Бары, салуны, кафе, дансинги - всё переполнено, всюду музыка, огни, весёлые и хотя на один вечер, но богатые люди, женщины обворожительны, а мужчины щедры. Они шли сквозь этот гул и пёстрый свет, и Рут держалась за руку Ларри, а Марк взял за руку Эстер, и получилось это само собой. Они все вместе, одна семья.
   Стоя у стойки бара, Чак в открытую дверь видел, как Ларри со свей... жёнушкой прошёл мимо. Смешно, но совсем мужик обалдел, нашёл в кото втрескаться, она же не на него, на деньги его нацелилась. Любому недоумку ясно, что на хрена ей, условно-недоказанной, негр, могла и получше подцепить. Ну, так не зря говорят, что то ли у жидов служила, то ли чуть ли не сама жидовка. Хотя вряд ли, жидов всех кончили, ещё Старый Хозяин на это своего ублюдка, старшенького, который в СБ заправлял, ставил. Жиды - они богатые, а Старый Хозяин не терпел, чтобы чужое богатство к нему не перешло. Ну, так значит, служила, там и набралась жидовского духа, влип Ларри, выдоит она его, а дурак втрескался по уши и ни хрена не соображает, аж лоснится от счастья. Нет, одному куда лучше. Чак допил свой стакан, не глядя бросил на стойку кредитку и пошёл к выходу. Ладно, пройдётся сейчас по барам, найдёт себе на ночь, баба - не проблема, когда деньги есть. А хомут себе на шею вешать... это для дураков. Вроде Ларри.
  
   Когда Ларри с Эстер и детьми подходили к дому, стало уже совсем темно. И дом был тёмен и пуст. Ларри достал из кармана ключи и открыл дверь. В холле Эстер посмотрела на Рут и рассмеялась:
   - Мой бог, Рути, ты же уже спишь.
   Рут только вздохнула в ответ.
   - Рут, Марк, - Эстер порывисто бросила свою сумочку на столик, - быстро наверх, спать, - и, видя, что у Марк4а тоже закрываются глаза, охватила их обоих за плечи и повела наверх, что-то быстро и ласково приговаривая на ходу.
   Ларри тоже устал, но он положил рядом с сумочкой Эстер её пакет и заставил себя пройти в гостиную к камину и разжечь огонь, потом достал из бара и поставил на столик бутылку шампанского и два бокала, и уже на последнем усилии подошёл к окну, задёрнул шторы, вернулся к камину и сел в кресло. Эсти уложит детей и спустится. Он подождёт её здесь. Она придёт.
   Уложив и поцеловав Рут, Эстер выключила в её комнате свет и зашла в комнату Марка. Тот уже разделся и лёг, но не спал. Эстер подошла к кровати и наклонилась над ним.
   - Спи, Марк, уже поздно.
   - Да, - он упрямо таращил слипающиеся глаза. - Я только спрошу...
   - Ну, конечно, - она бережно подоткнула ему одеяло: судя по голым плечам, он спит без пижамы. - Вот так, а то ещё продует. Так, что ты хочешь узнать, Марк?
   - Я уже могу звать тебя мамой?
   - Ну, конечно, сынок, - Эстер осторожно коснулась губами его лба. - Спи, сынок. Оставить тебе свет?
   - Нет... мама. Я... сплю.
   Марк повернулся набок, свернулся клубком. Эстер плотнее укутала его, ещё раз поцеловала и вышла, погасив свет. А где Ларри? В спальне? Нет, там темно. Тогда... внизу? Эстер прошла к лестнице и стала спускаться. На полу холла лёгкий отсвет из... гостиной? Какой большой дом, как бы не заблудиться - улыбнулась она.
   Ларри всё-таки даже не задремал, а заснул. И разбудили его лёгкое прикосновение к плечу и голос:
   - Устал, милый?
   Ларри вздохнул и открыл глаза.
   - О, Эсти, прости.
   - Нет, что ты, всё в порядке, - Эстер села в кресло напротив. - Дети спят.
   - Да, спасибо, - Ларри потряс головой и сел прямо.
   - Это тебе спасибо, Ларри, - улыбнулась Эстер. - Всё было так чудесно.
   - Ты... - Ларри сглотнул, - ты очень красивая, Эсти.
   Решимость и уверенность в успехе, поддерживавшие его все эти сумасшедшие дни, вдруг исчезли. Он совсем не знал, что говорить и делать, как оттянуть страшный момент их прихода в спальню, наступления первой брачной ночи, его первой ночи с женщиной.
   - Эсти, я не стал заказывать шампанского в ресторане из-за детей, - начал он зачем-то объяснять. - Я думал... лучше здесь.
   - Да, - кивнула Эстер. - Да, конечно, - и потянулась к бутылке. - Конечно, давай выпьем. Я открою...
   - Нет, - Ларри оттолкнулся от кресла и встал. - Это должен сделать я.
   Он достаточно быстро справился с пробкой и налил в бокалы золотистый, сразу вспухающий чуть шелестящей пеной напиток, поставил бутылку и взял бокал. Эстер взяла свой и тоже встала.
   - За наше счастье, Ларри, - весело сказала она, видя, что он молчит. - За счастье наших детей.
   - Да, - кивнул Ларри. - Да, спасибо, Эсти, за счастье.
   Ларри пил шампанское третий раз в жизни - в первый раз в имении на Рождество, во второй на приёме в день открытия салона - и знал его коварство. Сначала ничего, вроде обычной несладкой шипучки, а потом горячая волна по телу, и ты уже пьяный. Но... но он и хочет сейчас быть пьяным, ведь трезвым он не скажет ей того, что надо, что обязан сказать, побоится, а пьяный - всегда храбрец. Всё это мелькнуло в его сознании, когда он касался губами края бокала и делал первый глоток. Второго он так и не сделал. Потому что Эстер сказала:
   - И поцелуемся. Ты ещё ни разу не целовал меня.
   Он послушно шагнул к ней, наклонился, потому что макушка Эстер доходила ему точно до подбородка. Эстер сама обхватила его левой рукой за шею, держа бокал в правой, и запрокинула голову, подставляя ему свои губы.
   А вот целоваться Ларри не умел и потому просто прижался своими губами к губам Эстер. Странно, но ничего такого особенного, что не слишком внятно описывалось в книгах, он не ощутил. Это было приятно, но... нет, наверное, он уже пьянеет, вот и не ощущает.
   Оторвавшись от его губ, Эстер глотнула из своего бокала. Шампанское уже приятно кружило голову. Тогда, один-единственный раз, Эд тоже принёс шампанское, они выпили и пошли в спальню, сделав целых три шага от стола к кровати, а Ларри... в чём дело? Она ему не нравится? Но... но она знает, что это не так, что...
   Ларри чувствовал её растерянность и понимал: это он что-то сделал не так, неправильно. Но... но... господи, как же всё это... глупо. Нет, он должен сказать, сказать всё, всю правду. И если Эстер рассердится, нет, обидится и уйдёт... ну, что ж, значит... значит, не судьба.
   - Что с тобой, Ларри? - тихо спросила Эстер.
   - Эсти, - Ларри судорожно вздохнул. - Я... я не знаю, что делать.
   - А что, Ларри? В чём проблема?
   - Эсти, я... я не знаю, ничего не знаю, - и обречённо: - Я в первый раз... ну, - она молча смотрела на него. - Ну, я никогда не был... с женщиной.
   И, к его изумлению, после секундной безумно долгой паузы Эстер рассмеялась. Не обиделась, не удивилась, а рассмеялась.
   - Ох, Ларри, а я уже невесть что подумала. Ларри, это всё неважно.
   - Да? - недоверчиво переспросил он. - А что важно?
   - Что мы любим друг друга, что мы муж и жена. Ведь так?
   - Да, - обрадовался он. - Да, всё так.
   - А тогда, - она заговорщицки улыбнулась ему, - пошли?
   - Пошли!
   Ларри залпом допил свой бокал и поставил его на стол.
   Дрова к камине уже догорали, но Ларри всё-таки разбил их, размял кочергой, чтобы они тихо дотлели. В гостиной сразу стало сумрачно, почти темно, только платье Эстер различимо. Ларри взял её за руку и уверенно, снова чувствуя правильность совершаемого, повёл в холл, вверх по лестнице и по коридору в их спальню. И только там включил свет. И опять растерялся. А теперь что?
   - Эсти...
   - Всё в порядке, Ларри. - Так, - Эстер решительно огляделась. - Ты иди, мойся, а я пока переоденусь.
   Ларри послушно пошёл в ванную.
   Какое счастье - наконец разуться и снять галстук! Ларри разделся и тут сообразил, что ему некуда повесить костюм. Он осторожно выглянул. Эстер не видно, скорее всего ушла вниз за пакетом с юбкой - сообразил Ларри. Он быстро, пока её нет - а то он уже голышом - повесил костюм в шкаф, поставил на место лаковые ботинки, бросил бабочку на комод и юркнул в ванную, когда дверь спальни уже стала открываться.
   Войдя в спальню, Эстер достала из пакета и расправила юбку. Да, потом она будет носить её с кофточкой. Открыв шкаф, она увидела костюм Ларри и улыбнулась. Ну да, правильно, вон слышно, как в ванной шумит вода. Она быстро разделась, повесила платье и юбку в шкаф, поставила вниз туфли, цветы... пока на комод, рядом с бабочкой Ларри. Чулки, бельё... всё стирать. Прямо на голое тело накинула халат и стала доставать из комода ночную рубашку. За её спиной приоткрылась дверь ванной.
   - ты ложись, я сейчас, - сказала, не оборачиваясь, Эстер.
   Прижимая к груди под халатом свою лучшую рубашку, она прошла мимо кровати в ванную.
   Ларри лежал и слушал, как журчит в ванной вода. Да, конечно, Эстер устала, а он со своими глупостями, всё тело ломит, как будто он опять весь день на дворовых работах отпахал, а он не пьяный совсем, хмель уже кончился. Ларри тоскливо вздохнул. Всё совсем не так, как он когда-то читал, и не так, как трепали по ночам в рабском бараке. Так уж у него жизнь сложилась, Эсти поймёт, должна понять.
   Эстер обмылась под душем, вытерлась, надела рубашку и оглядела себя в большом настенном зеркале. Что ж, вполне и даже очень. Надела халат. Ещё раз оглядела себя, и, храбро улыбнувшись, вошла в спальню, выключив по дороге свет в ванной.
   Ларри ждал её, лёжа в постели, укрытый по грудь одеялом. Могучие руки лежат вдоль тела. Без пижамы, как и Марк - мимолётно подумала Эстер.
   - Я погашу свет? - предложила Эстер, решив, что в темноте им будет удобнее.
   - Как хочешь, Эсти, - готовно согласился Ларри.
   Эстер выключила свет, сбросила халат в изножье кровати и легла. Нашарила ладонь Ларри и сжала её.
   - Ну же, Ларри.
   - Да, Эсти, - он порывисто повернулся к ней. - а, я...
   Они были совсем рядом, и он обнял её, уже смелее поцеловал в губы. Руки Эстер обвились вокруг его шеи. Ларри, уже плохо соображая, не понимая, что с ним происходит, и не желая это понимать, прижимал к себе Эстер, наваливался на неё.
   - Сейчас, Ларри... Вот так...
   Высвободив руку, Эстер потянула вверх рубашку. И Ларри понял, не понимая, что ему надо раздеть Эстер. Комкая, сминая ткань, он тянул, толкал её вверх, пока их тела не соприкоснулись и он не ощутил своей кожей кожу Эстер. Она тихо засмеялась, и он - уже смелее - ткнулся в неё.
   Согнув и разведя ноги, чуть-чуть подправив руками, Эстер помогла ему войти. От страшного неиспытанного раньше напряжения Ларри зажмурился. Он ничего не видел и не сознавал, как в беспамятстве. Это не он, а кто-то другой, словно прятавшийся все эти годы где-то внутри него, а сейчас властно завладевший его телом.
   И вдруг всё кончилось. Ларри удивлённо вздохнул, как всхлипнул, и откинулся, упав на спину. Рядом так же тяжело, постепенно успокаиваясь, дышала Эстер. Ларри сглотнул, переводя дыхание, и тихонько позвал:
   - Эсти...
   - Да, Ларри, - выдохнула Эстер и потянулась. - Как хорошо.
   - Да, - согласился Ларри. - Хорошо.
   Ему захотелось спросить, что это такое было, но он постеснялся. И по-настоящему не было сил ни говорить, ни шевелиться. Смутно он ощущал, что с ним что-то случилось, он изменился, стал другим. И... и это хорошо, он не понимает, но уверен в правильности совершившегося, и ощущение лёгкости, опустошённости даже приятно. Губы Эстер касаются его щеки.
   - Спи, милый, спасибо.
   Ларри хотел ответить, что это он благодарен ей, но он уже спал и только бесшумно шевельнул губами в ответ. Эстер осторожно, чтобы не разбудить его, оправила рубашку и натянула на плечи одеяло. Ну вот. Вот теперь они - муж и жена. У неё семья, дом, как бы Рут, проснувшись, не испугалась темноты, надо было оставить ей свет, да, купить ночнички, во все спальни, Марку нужна пижамка, и халата она не видела, и Ларри тоже... Господи, какие траты впереди, а они так шиканули... шикарная была свадьба. Эстер улыбнулась, не открывая глаз.
  
   На рассвете Рут проснулась и села в кровати, удивлённо оглядываясь по сторонам. Это... это же совсем другая комната! А где мама?
   - Я сейчас испугаюсь, - предупредила она неизвестно кого и вылезла из кровати.
   Тапочки у кровати были её, старые, уютные с вышитыми кошачьими мордочками. А вон её куклы. И медвежонок. А! Так, значит, они вправду переехали. И Марк, и... наверное, ей можно звать его папой, значит, они ей не снились. А где они все?
   Сумрак в комнате совсем не страшный, за окном пели птицы, но Рут на всякий случай взяла с собой медвежонка и уже тогда вышла из комнаты.
   В коридоре было темно, и Рут позвала:
   - Мама... Марк... Где вы все? - и, помедлив: - Папа...
   Ей ответила тишина. Она осторожно толкнула дверь рядом, и та открылась.
   Эта комната была очень похожа на её, только кукол нет, а на кровати спал совсем чёрный мальчишка. Это же Марк! Рут подошла к кровати и подёргала его за плечо.
   - Марк!
   - А?! - Марк рывком сел на кровати. - Кто здесь?
   - Это я, - засмеялась Рут. - Ты забыл меня?
   - Рути? - улыбнулся Марк. - Как здорово! А где...?
   - Не знаю, - поняла его вопрос Рут. - Спят, наверное. Пойдём их искать?
   - А зачем?
   Марк вылез из-под одеяла и пошлёпал к комоду за трусиками. Что мальчик не должен ходить голым при девочке, как их учили в пансионе, он вспомнил, уже натянув их. Щекам даже жарко стало от прихлынувшей к ним крови. Но, кажется, Рут не обиделась и даже не заметила его оплошности, сидя на кровати и разглядывая картинки на стене.
   Марк отдёрнул шторы, и в комнате сразу стало светлее.
   - А зачем? - повторил Марк. - Пусть спят. Сегодня воскресенье, выходной.
   - Да, - кивнула Рут. - И у них это, первая брачная ночь. Я слышала, что тогда нельзя мешать.
   - Да, - согласился Марк, - я тоже слышал. Давай лучше пойдём вниз. Я знаю, где молоко и орехи. Поедим.
   - Давай, - охотно спрыгнула с кровати Рут, оставив там медвежонка.
   Мама строго-настрого уже давно запретила ей шарить по буфету и брать без спроса что-либо, но Марк же старше, она не сама по себе, а с ним.
   - А не заругают? - решила она всё-таки уточнить, когда они уже входили в кухню.
   - Папка говорит, что еду покупают для еды, - гордо ответил Марк, залезая в холодильник. - Кружки вон в том шкафу, Рути.
   Чтобы дотянуться до дверцы, Рут пришлось залезть на стул. Кружек было четыре, все белые с яркими, но разными картинками.
   - Марк, твоя какая?
   - С котёнком, а с лошадкой папкина.
   - Тогда моя с птичкой.
   Они сели за стол, и Марк разлил по кружкам молоко, а орехи высыпал из пакета прямо на стол.
   - Вкуснота!
   - Ещё бы!
   Рут блаженствовала, болтая ногами. Завтракать неумытой, в пижамке, и вот так: орехами и молоком - нет, на старой квартире мама бы сразу проснулась и ничего бы этого не разрешила. Хорошо, что дом такой большой, и мама на другом этаже и, значит, их не слышит.
  
   Эстер потянулась, просыпаясь. Как хорошо! Сквозь веки пробивался свет, и она нехотя открыла глаза. Да, уже утро. Она ещё раз потянулась и села. Сегодня воскресенье, можно спать сколько хочешь. Церковь... ну, им - она невольно хихикнула - сделают поблажку, все же всё понимают. Рядом тихо спокойно дышал Ларри. Эстер посмотрела на него, на улыбающиеся во сне большие широкие губы, осторожно поправила одеяло, укрывая могучую грудь, и встала. Надо посмотреть, как там Рут? И Марк? Даже странно: обычно в воскресенье Рут вскакивает ни свет н6и заря, а сегодня...
   Эстер накинула халат, нашарила, не глядя, ступнями тапочки и вышла из спальни.
   Двери спален Рут и марка открыты, а снизу... снизу доносятся детские голоса и смех. Ага, значит, они на кухне.
   Эстер тихо и медленно - не от желания застать детей врасплох, а просто потому, что лень быстро двигаться - спустилась по лестнице и вошла в кухню.
   Там царило веселье. На столе банки с анчоусами, пикулями и джемами, а Марк и Рут экспериментировали, пробуя всё вперемешку, засовывая друг другу прямо в рот самые лакомые кусочки. Пижамку Рут уже украшали пятна от соусов и джемов. На Марке - как сразу догадалась Эстер - пятен было просто незаметно, он сидел в одних трусах.
   Стоя в дверях, Эстер молча смотрела на них. Она знала, что надо рассердиться, но не могла.
   Первой её заметила Рут. - Ой, мама! А мы тут...
   - Вижу, что вы тут, - улыбнулась Эстер. - Неумытые, неодетые.
   - Мам, а так вкуснее, - храбро возразила Рут.
   Мама улыбается, значит, не сердится, а что они испачкались, так это пустяки, и не последнее съели в холодильнике ещё много всего. Она всё это сразу и высказала. Марк только кивал и поддакивал.
   - Нет, - наконец отсмеялась Эстер. - Идите оба наверх, умойтесь и переоденьтесь. Марк, у тебя даже на трусах джем.
   - Мам, а ты?
   - А я сварю папе кофе.
   - Он уже встал?! - соскочил сл стула Марк.
   - Нет, он спит, - крикнула им вслед Эстер. - Не будите его.
   Ларри не спал, он был в той сладкой памятной с госпиталя дремоте, когда врожде всё слышишь, но тебя это как бы не к4асается. Всё, что было ночью, казалось теперь странным, даже неправдоподобным, но это было, и было с ним. И было... хорошо. Он многое слышал об... этом: трепотню в рабских бараках, болтовню на кухне в имении. Всё так и не так. И читал тоже об этом. В книгах всё было по-другому, но об этом же. И вот... это случилось с ним. Да, так получилось, что Эстер стала его первой женщиной, и он рад этому. Рад, что всё было именно так. По-человечески, а не по-рабски. В его доме, в спальне, после венчания в церкви, а не украдкой и второпях, как будто заглатываешь ворованное. И не по хозяйскому приказу, что совсем уж погано. И как же ему хорошо, именно поэтому хорошо.
   - Ларри.
   Он медленно открыл глаза и улыбнулся. Перед ним стояла Эстер. В розовом халате, волосы рассыпаны по плечам...
   - Принести кофе сюда, или ты спустишься вниз?
   Ларри медленно покачал головой.
   - Ты не хочешь кофе? - удивилась Эстер.
   Ларри улыбнулся ей, так же медленно, словно ещё во сне.
   - А... дети... где?
   - Дети? - Эстер улыбнулась и села на край кровати. - Представляешь, они потихоньку встали и такой разгром в кухне устроили, перемазались все, я их мыться отправила. Ладно, - она наклонилась и поцеловала его, - лежи, я сейчас принесу кофе.
   Ларри хотел было обнять её, но Эстер легко встала и убежала, а в приоткрытую дверь всунулась голова марка.
   - Пап, ты спишь?
   - Уже нет, - улыбнулся Ларри.
   Марк - уже в джинсах и ковбойке, но босиком - вбежал в спальню. За ним вошла Рут в цветастом, но явно "будничном" платье. Марк с размаху сел на кровать, а Рут остановилась рядом. И Ларри с неожиданной для самого себя решимостью раскинул руки и обнял их, сразу обоих, и прижал к себе, поцеловал и отпустил.
   - Ну вот, - Эстер вошла в спальню с подносом в руках. - А теперь идите, поиграйте во дворе.
   - На улице? - уточнила рут.
   - Нет, во дворе, на улицу не ходите. Марк, обуться не забудь. Ларри, вот кофе.
   Рут дёрнула Марка за руку.
   - Пошли, - и шепнула: - А то ещё мама передумает
   Эстер поставила поднос на кровать и смотрела, как он ест. Кофе, хлеб с маслом... Ларри с наслаждением отпил.
   - Ммм, как вкусно. Эсти, - вдруг вспомнил он. - Эсти, ведь это я должен был подать тебе кофе.
   - Я просто раньше проснулась, - рассмеялась Эстер. - Но ты не огорчайся, в другой раз это сделаешь ты.
   - Да, - кивнул Ларри, - обязательно. Эсти...
   - Да, Ларри.
   - Эсти, ночью... - он запнулся, не зная, как сказать об этом.
   Но Эстер его поняла.
   - Ночью всё было восхитительно.
   - Тогда, - Ларри поставил кружку на поднос. - Тогда, Эсти, почему бы нам... не повторить? Ну, это. Ну, раз тебе понравилось.
   - А тебе нет? - спросила Эстер, переставляя поднос на тумбочку.
   - Очень понравилось, - Ларри сам удивлялся, откуда у него что берётся, но остановиться не мог и не хотел. - Но я не распробовал.
   - Ах ты, лакомка, - рассмеялась Эстер, целуя его и одновременно ловко уворачиваясь от его рук. - Я только дверь закрою, а то дети.
   Сидя в кровати, Ларри смотрел, как Эстер прошла к двери, повернула задвижку, но... но повернула к окну. Зачем?
   Дёрнув за шнур, Эстер раздвинула шторы, и спальню залил утренний весёлый свет.
   - А это зачем? - спросил Ларри.
   - А разве ты не хочешь меня видеть? - ответила вопросом Эстер.
   Она медленно шла от окна к нему, развязывая на ходу пояс халата.
   - Хочу, - кивнул Ларри.
   Он решительно откинул одеяло и встал ей навстречу.
   - А ты? Ты хочешь видеть меня?
   - Конечно, Ларри.
   Они обнялись. И Ларри уже смело, уверенный в своей правоте, столкнул халат с плеч Эстер. Тот упал на пол к их ногам. Эстер обняла Ларри за шею, потянулась вверх к его губам, и Ларри наклонился: иначе ей не достать, он слишком высок. Их губы встретились. Поцелуй в книгах - как хорошо помнил Ларри - не описывался, просто "слились в страстном поцелуе", но Ларри уже не боялся сделать что-то не так. И рубашку с Эстер он снял, не запутавшись и ничего не порвав.
   Губы Эстер прижимались к его шее, груди, плечам. Она целовала его, бесстрашно подставляя своё тело его губам и рукам. Так, целуясь, они опустились на кровать. И Эстер уже не пришлось помогать ему.
   Он сам не ждал, что будет так... просто. Да, его снова сотрясала дрожь напряжения всего тела, но это напряжение ощущалось даже приятным. Тело Эстер было податливым, он это вдруг как-то сразу ощутил и понял, что она не сопротивляется, что ей тоже приятно. И делает он всё правильно, как должно.
   Эстер вдруг тихо застонала, но не от боли - это он тоже сразу понял, у него самого клокотал в горле и рвался наружу крик. Напряжение стало невыносимым, снова как ночью он зажмурился... и вдруг... вдруг странное ощущение вырвавшейся наружу силы, и сразу лёгкость и пустоты внутри, и сладкая обессиленность.
   Ларри хрипло выдохнул и, распластавшись, соскользнул с Эстер, лёг рядом. Все мышцы дрожали, дёргались мелкой затихающей дрожью. Ларри вздохнул и открыл глаза. И увидел влажно блестящее лицо Эстер, её глаза.
   - Эсти... - всхлипнул он. - Спасибо тебе, Эсти.
   Она протянула руку и погладила его по лицу.
   - За что, Ларри?
   - Что это ты, что ты есть.
   Преодолевая усталость, он повернулся набок и осторожно положил руку на её плечо.
   - Ты... ты необыкновенная, Эстер, ты самая лучшая, самая красивая.
   Он говорил медленно, и Эстер чувствовала, что он не вспоминает, не повторяет чьё-то, а это его, его собственные слова, он в самом деле так думает.
   Осторожно-осторожно Ларри дотронулся до лица Эстер, провёл кончиками пальцев по её щеке.
   - Какая ты красивая, Эсти, - повторил он.
   - И ты красивый, - улыбнулась Эстер.
   - Да? - удивился Ларри и совсем по-детски: - Мне этого никто не говорил.
   - Ну что ты, - Эстер восхищённо погладила его по плечам и груди. - Ты очень красив. Я люблю тебя, Ларри.
   Ларри лежал и слушал, как она объясняла ему, какой он хороший, умный, красивый, сильный, добрый... и по-детски удивлённое выражение не сходило с его лица. Нет, что он сильный, он слышал после русского госпиталя, что он умный, ему как-то сказал ещё Старый Хозяин, а всё остальное... да и эти, уже слышанные слова об уме и силе у Эстер звучали, ну, совсем по-другому. И от них как-то даже щекотало внутри.
   Эстер рассмеялась, глядя на него, и он тоже рассмеялся. Оцепенение и опустошённость прошли, хотелось двигаться и говорить.
   - Эсти, ты же голодная, я-то ел, а ты... - он легко вскочил с кровати и встал над ней, огромный, ослепительно чёрный, блестя зубами и белками глаз. - Я сейчас пойду, приготовлю завтрак.
   - Ты сейчас приведёшь себя в порядок, - Эстер сладко потянулась и встала. - И я тоже. А готовить надо уже ленч.
   Ларри рассмеялся этому, как шутке, но, поглядев на часы, понял, что жена - да, правильно, именно жена - права.
   Пока он мылся и брился в ванной, Эстер убрала постель и открыла окно, чтобы проветрить спальню, убрала в ящик комода его галстук-бабочку и свои цветы, что со вчерашнего дня так и валялись наверху. Да, надо отнести ему в ванную бельё... но Ларри уже вышел из ванной в обмотанном вокруг бёдер полотенце.
   - Я сейчас, - Эстар взяла свои вещи и ушла в ванную.
   Она старалась управиться как можно быстрее, но, когда вышла, Ларри уже не было, а его полотенце лежало на стуле. Эстер убрала полотенце на сушку в ванной, оглядела ещё раз спальню и побежала вниз.
  

* * *

  
   Козу назвали Баськой. Знаменитой на всё Загорье Буське, что ореньских кровей, она приходилась младшей роднёй. Баська была дымчато-серой с мягкой бородкой и пронзительно-жёлтыми глазами. В стадо её, как и положено, пустили с третьего дня, как на дворе пообвыклась, и теперь бабка торжественно наливала им по вечерам по стакану густого пахучего молока. Баська как раз отмеряла в дойку по два стакана и стояла спокойно, да и Ларька был тут как тут, подкармливая её листиками и корочками, за что получал право первого глотка.
   Первая майская зелень жёстко топорщилась на грядках, разворачивались листки и тянулись вверх стебли. Артём с утра до вечера копался бы в огороде, но работа, школа, уроки... правда, ни Санька, ни Лилька от работы особо не увиливали. На себя ж пашешь, не на хозяина.
   Нет, Артём был вполне доволен жизнью. И с деньгами дед здорово придумал. По три тысячи сразу каждому на отдельную книжку положил. Чтоб когда вырастут и отделяться на своё хозяйство вздумают, чтобы было на что. Лучше всех Ларьке, конечно: он пока вырастет, у него такие проценты набегут, что ого-го! Но и себя Артём обделённым не считал. Он - старший, и всё хозяйство его по праву и обычаю - объяснял дед, а бабка согласно кивала.
   - Старший брат в отца место.
   - Это как? - спросил Артём, облизывая медовую ложку.
   - Ну, ка отец ты младшим, - бабка походя ткнула Ларьку по затылку, чтоб вне очереди к туеску не лез. - Ты в заботе об них, и они к тебе со всем почтением должны.
   - Во, слышали?!
   Артём строго посмотрел на Саньку и Лильку, и те дружно прыснули в ответ. Таким не всерьёз грозным было его лицо. Хмыкнул в бороду и дед.
   Чай пили не спеша, от души. У деда на шее висит полотенце, чтоб пот утирать. Субботний чай после бани - это тебе не просто так. Гостей не ждали, комитетских проверок тоже, и сидели потому вольготно.
   Допив свою чашку, Артём перевернул её вверх дном и посмотрел на деда. Тот кивнул, и Артём встал из-за стола, старательно перекрестился на икону. Он всё время забывал, когда это положено: до или после еды, и потому крестился дважды.
   - Пойду уроки учить.
   - С богом, - напутствовал его дед.
   В горнице Артём взял с комода учебник истории и сел на лавку у окна, чтоб хоть остатки света прихватить. По истории и природоведению им теперь не только рассказывали, но и задавали читать и учить по книгам. Попадалось много незнакомых, а то и просто странных слов, но где догадаешься, у деда - он это любит - или в классе спросишь, так что справиться со всем можно.
   Заглянула в горницу Лилька.
   - Тёма!
   - Потом, - отмахнулся он, не поднимая головы.
   - Тебя там зовут.
   - Кто ещё? - нехотя оторвался он от книги.
   - А максюта с Петрухой.
   Артём закрыл книгу и встал.
   - Ладно уж.
   Максюту и Петруху он знал ещё с масленичных боёв. Оба не смогли его выбить, а он им навтыкал крепко, но зубы и носы в целости оставил. Потом они ещё пару раз дрались, но уже вместе против Серого конца. Опять на драку, что ли, зовут?
   В кухне никого не было - дед, значит, у бабки, ну и хорошо. В сенях Артём натянул на босу ногу сапоги, накинул куртку и вышел на крыльцо.
   Солнце уже клонилось, и землёй пахло по-вечернему. Максюта и Петруха - тоже в пиджаках внакидку, из-под расстёгнутых до середины груди рубашек красуются по новой моде тельняшки, кепки ухарски сбиты на ухо - стояли с той стороны калитки, лузгая семечки.
   - Привет, - сказал, подходя к ним, Артём.
   Максюта кивнул, а Петруха протянул над калиткой кулак с семечками. Артём подставил горсть, и Петруха отсыпал ему. Постояли молча, и Максюта начал:
   - Серяки-то... того... задираются.
   - Не мало им было? - сплюнул прилипшую к губе шелуху артём.
   - Значитца, ещё хотят, - хохотнул Петруха.
   - Ну, так что?
   - А завтрева... вечером... - Максюта любил говорить коротко.
   - Идёт, - кивнул Артём. - У берёз?
   - А где ж ещё? - Петруха оглядел быстро темнеющие улицу. - Мы ща на прошвыр. Ты как?
   Артём мотнул головой.
   - Завтра.
   - Лады.
   Дружески хлопнули друг друга по плечам и разошлись. Максюта с Петрухой дальше по улице, а Артём в дом. У берёз на поляне собирались попеть, поплясать под гармошку, там же и дрались из-за девок. Кто на чью да как поглядел. Артём компании не ломал, не нами заведено, не нам и менять, ну и коль со всеми, так и будь как все. А вот вечёркам Артём не ходил: душно, тесно и все на виду, и лапаются... как в Паласе на разогреве. На фиг ему эта канитель?! А у берёз простор. Кто пляшет, а кто смотрит да зубоскалит. И завести на драку там куда легче. И не кино, где милиции навалом.
   В доме было уже совсем темно, и, войдя в горницу, он включил свет. А малышня где? Но только успел подумать, как они - все трое - ввалились и затеребили его.
   - Вы это где были?
   - А на сеновале, - Лилька выдернула из косички соломинку.
   - Понесло вас, - хмыкнул Артём, берясь за книгу и садясь уже к столу под лампочку. У Ларьки репяха на макушке, не видишь, что ли, выдери.
   - Да-а, - заныл Ларька, отодвигаясь от Лильки. - Лучше ты.
   - Ну, иди, - вздохнул Артём.
   Ларька залез к нему на колени, и Артём осторожно выпутал из его тонких прямых волос сухой прошлогодний репейник.
   - Совсем ты, Лилька, без ума. После бани да на сеновал.
   Сеновал и чердак были любимыми местами для игр. Обычно Артём не вмешивался, а пару раз и сам там возился с ними. Хорошо там, кто ж спорит, но не после же бани.
   - За книжки садитесь, обое, - распорядился Артём.
   - Не обое, а оба, - важно поправила его Лилька, беря с комода свой с Санькой общий учебник по русскому.
   - Повыпендривайся мне, - улыбнулся Артём. - Санька, а ты арифметику бери.
   - А мне? - потребовал Ларька, всегда ревниво следивший, чтоб его хоть в чём не обделили.
   - А тебе "Светлячок". Лилька...
   - Да взяла уж. Держи, пискля.
   Лилька дала журнал Ларьке, и тот удовлетворённо сел за стол со всеми. Про "Светлячка" Артём узнал у Эркина и рискнул раскошелиться. Пёстрый яркий журнал понравился всем, и дед решил, что стоит покупать, пусть малой смотрит и приучается. И к старшим не лезет, когда те с уроками сидят. А как-то Артём случайно подсмотрел, что и бабка листает "Светлячок", рассматривая картинки.
   В горнице наступила сосредоточенная тишина. Бабка заглянула из кухни в горницу и снова ушла. Было слышно, как она негромко возится на кухне. Похоже, и дед там, но Артём не прислушивался. Он уже вчитался в текст и не мог, да и не хотел отвлекаться.
   В открытую дверь дед видел склонённые над столом головы. Одна чёрная, две светло-русые и одна совсем белая. Что ж, пусть оно так и будет, а чего ж ещё? От добра добра не ищут, а у них сейчас всё по-доброму. И ежели что, не дай бог, конечно, но всяко может случиться, так Тёмка поднимет малышню, деньги на это есть. Земля, усадьба, полное обзаведение, дом... тысяч тридцать уйдёт, не меньше. Остаётся... Сколько останется, так тоже поделить поровну и добавить к тем, но это уже когда уходить будут, а пока пусть лежат, процентами обрастают.
   Возится, звякая посудой, к ужину бабка, покряхтывает, да изредка ругнётся вполголоса дед, подшивая санькины расхожие ботинки, бормочет над картинками, играя сам с собой, Ларька. Тишина и благолепие, семейный вечер.
  
   В понедельник Эркин шёл на работу не в самом лучшем настроении. Да, старшой заставил их подать друг другу руки, но в пивную, чтоб окончательно всё уладить, он не пошёл, убежал в школу. Как-то теперь оно будет? А если потребуют, чтобы он перешёл в другую бригаду? Неохота ему к Сеньчину, тот за масленичный позор ещё не рассчитался, будет отыгрываться.
   Но про пятницу никто не поминал, и работать его бригадир поставил с Колькой и Санычем. Похоже, обошлось.
   Обычные разговоры, сытный и вкусный обед, и погода солнечная, но не жарко ещё. Так что работа идёт в охотку и даже в удовольствие.
   - Пошёл!
   - Беру!
   - Левее, мать твою!
   - Пошёл!
   - Ещё подай!
   Эркин и не заметил, когда подвалили ещё контейнеры, и уже не по двойкам и тройкам, а всей бригадой работаем. Бегом, не тряхнуть, не стукнуть... Опятьплатформы, где контейнеры крепят в распорку на тяжах.
   - Эй, Мороз, ты к директору ничего не укатил?! - смеётся Колька.
   Эркин нарочито серьёзно оглядывает двор.
   - Да не, все при деле, - и сам смеётся.
   И в бытовке всё было уже как обычно. Только Ряха против обыкновения молчал о вождях и томагавках и избегал смотреть на Эркина. Но и Эркин очень естественно не замечал его.
   Хотя темнело теперь значительно позже, но смена-то до одиннадцати, и, пока работаешь - незаметно, к тому же прожекторы на рабочем дворе сильные, а за проходную вышли... ночь уже.
   Как обычно после второй смены Эркин шёл вместе с Миняем, разговаривая о всяких хозяйственных делах. Миняй затеял растить на лоджии овощи.
   - Ящики с землёй поставил, посеял, рассказывал он.
   Эркин слушал, кивал, но не мог понять: зачем это Миняю.
   - Слушай, - не выдержал он. - А зачем это? Ведь купить можно.
   - Эх, - вздохнул Миняй, - не понимаешь ты. Это ж своё, со своей земли. Пусть горсточка, но своя.
   - И что, намного дешевле получается? - после недолгого молчания спросил Эркин. - Ну, если не покупать, а выращивать.
   - Так ещё вырастить надо, - невесело рассмеялся Миняй. - Да не в деньгах тут дело. Ты вот сам вырастил когда хоть что?
   Эркин покачал головой.
   - Нет, я скотником был.
   - Ну вот. А земля... это ж не умом, нутром понять надо.
   Миняй глубоко вздохнул и замолчал. У Эркина вертелось на языке спросить, чего ж тогда Миняй брал квартиру, а не дом. Ссуду-то наверняка же получил. Но не спросил. Значит, не смог. Но Миняй заговорил сам.
   - Земля сама не родит, на ней покорячиться надо, потом умыться, да не раз. А дом поставить да обиходить, а хозяйство... А моя в угоне надорвалась, там-то не смотрели, что баба, да на сносях, дети с голодухи угонной не отошли, а тут зарплата, да полдня твои, и квартиру обиходить не в пример легче. Ну, мы и прикинули... Не в гроб же ложиться. Земля - она, конечно, да жизнь-то дороже.
   - Да, - кивнул Эркин. - Ничего нет дороже жизни.
   За разговором дошли до дома, попрощались и разошлись по своим подъездам.
   "Беженский корабль" спал. Спокойная тишина безмятежного сна. Бесшумно ступая, Эркин прошёл по коридору к своей двери и достал ключи. Прислушался. За дверью тишина, спокойная живая тишина. Эркин открыл дверь, стараясь не звенеть ключами, и вошёл.
   В прихожей свет выключен, но открыты двери из ярко освещённых кухни и кладовки. Андрей не спит? И, стаскивая с плеч куртку, Эркин заглянул в кладовку. Андрей сидел у верстака и правил нож.
   - Привет, - сказал он, не поднимая головы. - Смотри, купил сегодня. Не сравнить с тем, но я его до ума доведу, - и, когда Эркин вошёл и наклонился к верстаку, тихо сказал: - Не было письма.
   Эркин кивнул, и Андрей совсем тихо, тише камерного сказал, как добил:
   - И не будет.
   Эркин мягко хлопнул его по плечу и вышел.
   - Эркин? Пришёл? Ну, молодец, - выглянула из кухни Женя. - Мой руки. Андрюша, чай на столе.
   - Иду, - откликнулся Андрей, гася лампу над верстаком. - Завтра доделаю.
   Вымыв руки, Эркин сначала заглянул в комнату Алисы, а когда пришёл на кухню, Андрей уже сидел на своём месте и уверял Женю, что ничего лучше чая, ну, и всего остального, что на столе стоит, нет и быть не может.
   - Эркин, садись, ну, как?
   - Всё в порядке, - весело ответил Эркин и, поймав быстрый взгляд Андрея, у4лыбнулся и повторил: - В порядке полном и абсолютном.
   - Ну, и отлично, - улыбнулась Женя. - Эркин, Андрюша уже сказал тебе?
   - Мгм, - кивнул Эркин, рот у него был занят.
   - Мне очень нравится, атебе?
   - Что? - поперхнулся чаем Эркин. - Женя, ты про письмо?
   - Какое письмо? - не очень искренно удивилась Женя. - Андрей часы себе купил.
   - Ненаблюдательный братик у меня, - хмыкнул Андрей.
   - Ну-ка, покажи! - ухватился за возможность замять свою оплошность Эркин.
   - Смотри, - гордо вытянул над столом руку Андрей.
   Плоские большие часы с секундной стрелкой были осмотрены и одобрены. И хотя Женя явно не хотела говорить о письме, а Эркин - тем более, Андрей всё же упомянул:
   - Я пришёл, к коменданту заглянул. Нету. Ну, и на радостях купил себе. Часы и нож, - подмигнул Эркину. - Гулять, так гулять.
   Эркин неопределённо повёл плечом, а Женя сказала:
   - Андрюша, ну... ну, может, он занят.
   - Знаю я, чем он занят, - хохотнул Андрей. - Я ж сказал. Нет и не будет. Не нужен я ему.
   - Ну, Андрюша, - неуверенно настаивала Женя.
   - Ладно, Женя, - спорить с ней при Эркине Андрей не рискнул. - Давай так. Ждём до... ну, ещё месяц. А... а давай на спор!
   - Это как? Пари? - невольно рассмеялась Женя. - И что с проигравшего?
   - Я проиграю, ну, придёт письмо, покупаю торт, большой и красивый. А не придёт письмо, так ты пирог печёшь, тоже большой. Идёт?
   - Ну, ты и хитрый! - восхитилась Женя и протянула над столом руку к Андрею. - Идёт! Эркин, разбей.
   С русскими правилами спора Эркин был уже знаком и, легонько стукнув ребром ладони по сцепленным пальцам Жени и Андрея, подтвердил условия пари.
   - И до того дня молчок, лады? - Андрей отхлебнул чая и сам себе ответил: - Лады.
   Эркин и Женя кивнули. Залихватское веселье Андрея обмануло бы любого, но не Эркина. И не Женю. Из-за чего психует Андрей, Эркин понимал смутно, но ощущал его... недовольство, обиду, ну, и просто сочувствовал. Да, конечно, хорошо, что письма нет, что Андрей остаётся с ними, но... но и обидно.
   Допили чай, разговаривая о всяких мелочах, и Андрей встал.
   - Ну, пора и честь знать. Кто куда, а я на боковую. Спокойной всем ночи.
   - Спокойной ночи, Андрюша, - улыбнулась ему Женя и тоже встала, собирая посуду.
   - Спокойной ночи, - кивнул Эркин. - Про школу не забудешь?
   - Не держи за фраера, - камерным шёпотом ответил Андрей по-английски и выскочил из кухни. Но Эркин успел дать ему лёгкого тычка в спину.
   Если Женя что и услышала за шумом воды, то неподала виду.
   - Эркин, ты иди, ложись, я сейчас.
   - Да, Женя.
   Эркин тяжело встал из-за стола. О письме, обиде и прочем он уже не думал. Всё же решено: ждём месяц, а там... там видно будет, но лучше бы пирогом закончилось.
   У себя в комнате Андрей быстро разделся и лёг. Часы положил на письменный стол. У Эркина, конечно, часы куда лучше, но они же офицерские, были в магазине похожие, но уж слишком дорого. Эркин сказал, что ему подарили. Шикарный подарок, что и говорить. Нет, те часы ему, в принципе, по деньгам, ссуда же, но и чересчур выпендриваться нельзя. И так... а нож ничего, не совсем то, но на совсем то разрешение в милиции надо выправлять. А вот этого совсем не надо.
   Андрей потянулся и, уже окончательно засыпая, привычно завернулся в одеяло.
  
   Майские тёплые, то солнечные, то дождливые дни, школа, работа, магазины, домашние хлопоты, отвести Алису на занятия, сделать уроки... дела и заботы наплывали на него, и Эркин, не сопротивляясь, плыл в этом потоке. И у него действительно всё хорошо, по-настоящему. И ему не нужно другого. Пусть ничего не меняется. И хоть видел он Андрея теперь только утром и поздно вечером, но... но ведь это неважно. И в бригаде у него всё наладилось.
   Эркин шёл быстро, улыбаясь своим мыслям. Сегодня пятница, он с утра отучился, а Андрею после работы в школу, а вот завтра на шауни они уже вместе пойдут.
   Впереди разлеглась поперёк тротуара лужа, и Эркин по-мальчишески перепрыгнул через неё. И в школе у него всё хорошо. Что русский, что математика, что история с природоведением. Ну... ну никак не думал, что учиться - это удовольствие. Удивительно даже. Удовольствие - это сытость, безопасность, хорошая работа, надёжное жильё, ну... ну, ещё можно набрать. Но учёба... он раньше даже не слышал о таком.
   Как всегда, в дни, когда у него школа, он до или после уроков - смотря по смене - заходил пообедать к "Соловьям". Его здесь уже хорошо знали: а как же, вторник и пятница, в одно и то же, ну, примерно, время, и так уже почти три месяца. Половой сразу провёл его к столу, за которым он обычно сидел, обмахнул столешницу салфеткой.
   - Как всегда?
   - Как всегда, - кивнул Эркин.
   Как всегда - это полный обед. И так тоже повелось с первого раза. Когда его спросила: "Чего тебе?", - и он ответил: "Пообедать".
   Здесь не курили, еда была вкусной и сытной, и в развешенных по стенам клетках пели птицы. Как-то, заметив, что он вслушивается в птичье пение, сидевший за соседним столом немолодой, судя по обильной проседи в ухоженной бороде, но крепкий кряжистый мужчина с гордостью показал ему на клетку с самым голосистым.
   - Мой это, - и стал объяснять: - Вот, принёс, чтоб молодые учились. Они ж друг у дружки перенимают.
   - Так это школа, - радостно удивился Эркин.
   - Это ты точно сказал, парень, - кивнул мужчина. - Ну, а мой учителем. Я его к самому Рогожину возил, чтоб от его певунов вот энто колено взять.
   Слово за слово, услышав, что Эркин из Алабамы, бородач требовательно сказал:
   - Не слышал тамошних. Ну-ка, покажи.
   Эркин, как смог, тихонько посвистел, подражая слышанному на выпасе. К его удивлению, все птицы сразу замолчали, словно тоже прислушивались, а от соседних столов стали заинтересованно оборачиваться. И под одобрительные кивки людей Эркин закончил уже практически в полный голос. Конечная трель у него не очень получилась: не хватило дыхания, но бородач кивнул.
   - Понятно. Небогато, конечно, наши больше колен дают, но одно там очень ничего было.
   - Лешева дудка с каким переливом, заметил? - откликнулись от соседнего стола. - Надо подумать.
   - Подумаем, - кивнул бородач.
   Эркину уже надо было бежать в школу, и он простился с бородачом, даже не спросив его имени и не представившись. Но теперь, когда они иногда сталкивались в трактире, то кивали друг другу, и Эркин с удивлением заметил, что относиться к нему здесь стали заметно приветливее, видно, бородач занимал здесь не последнее место.
   Сегодня его не было. Эркину хотелось спросит нём, но как, не зная имени, объяснить, о ком речь, да и пора уже. Он расплатился и ушёл.
   И снова шёл быстро. Не от боязни опоздать, нет, он был уверен в своём чувстве времени, а от ощущения своей силы и ловкости, от радостного чувства владения своим телом. Да, он набрал свою силу, взял всё, что ему было отпущено, и гибкость его, разработанность суставов, то, что уже сам сделал, - всё его. И уже возле завода пошёл в общей толпе.
   - Хей! - окликнул его маленький Филин.
   И изумлённо уставился на Эркина, услышав вместо русского "Привет" или "Здравствуй" приветствие на шауни.
   - Ты ж... ты ж не знаешь... - наконец выдохнул он.
   - Не знаю, - кивнул Эркин. - Но я учусь.
   Маленький Филин открыл было рот, но они уже у проходной. Пропуска... табельные номера... а дальше уже каждый к своей бытовке, а они у всех бригад не просто разные, а зачастую в разных коридорах.
   У себя Эркин быстро переоделся. Совсем тепло, но чего-то небо опять хмурится, и он сунул в карман куртки свою рабскую шапку. Среди замызганных кепок и выцветших пилоток она смотрелась нормально, он потому и принёс её на смену ушанке.
   - Мужики, готовы? - Медведев уже стоит в дверях. - Тогда айда.
   Пятничная смена особая. Впереди два дня выходных, неделя свалена, так что... так что давай, старшой, полчаса побегаем - глядишь, на минуту раньше уйдём.
   - Мороз, давай сюда. Откати их к путям, щас платформу подгонят.
   - Ага, понял.
   - Миняй, куд-ды ты её, давай левее.
   У Медведева из-под кепки выбиваются слипшиеся от пота волосы. Ему пятничная смена - лишняя головная боль: задела оставлять нельзя, всё за смену разгрести надо.
   Начали смену при солнце, а уже прожекторы включили.
   - А насколько по асфальту катить легче.
   - Ага, это ты сообразил, а тормозить? То-то!
   - Ряха, мать твою, не мельтеши под ногами!
   - Саныч, давай дурынду сюда!
   - Мороз, без тебя закатят! Давай на мешки!
   - А куда их?
   - Геныч там. Увидишь!
   И оглушающий звон обеденного сигнала. И хотя многие бросали свою ношу там же, где их застал звонок, Эркин всё-таки дотащил и свалил в штабель свой мешок.
   - Упрямый ты, - хмыкнул Геныч, помогая выровнять ряд.
   - Ага, - выдохнул Эркин, восстанавливая дыхание. - Айда?
   - Айда, - согласился Геныч.
   В столовой тоже всё как всегда вечером в пятницу. Выбор поменьше или вообще бери, что осталось, и народу немного.
   Эркин, как обычно, сел с Колькой. Потом к ним подсели Петря с Серёней. Они собирались в воскресенье на танцы с дракой и договаривались кто кому втыкать будет. Эркин переглянулся с Колькой, и тот хохотнул:
   - Как бы вам не навтыкали.
   Петря пренебрежительно сплюнул, а Серёня вдруг согласился:
   - Если с Николина конца, то могут. Там Тёмка, ну, он на масленичных всех перестоял.
   - Он вам и навтыкает, - понял, о ком говорят, Эркин и встал.
   Своё он уже съел, а впустую сидеть за столом не любил. Засмеялся, вставая, и Колька.
   - Это уж точно.
   К выходу они шли не спеша, чтобы всё отведённое на перерыв время мспользовать на полную катушку.
   - А ты? - спросил Эркин. - Пойдёшь на танцы?
   Колька пожал плечами.
   - Не знаю, - и тихо. - Так на земле наломаешься...
   Эркин кивнул. В самом деле, Колька один и кормилец, и добытчик, и работник, какие уж тут танцы. Это молодым гулять, силу тешить да перед девками красоваться. Они - парни, а Колька - хоть и холостой, а мужик. И неожиданно для себя спросил:
   - Жениться не думаешь?
   - Пока обхожусь, - хмыкнул Колька и нехотя пояснил: - На моё хозяйство не любая пойдёт, - и твёрдо закончил: - И не всякую позову.
   Эркин кивнул. Понятно, что такой груз не каждой по силам, а уж про желание и говорить нечего. Это своя ноша не тянет, а чужая...
   - Эй, мужики, - окликнул их саныч. - Давай, что ли, становимся.
   - Становимся!
   Эркин плечом толкнул Кольку в спину и, доставая на ходу рукавицы, пошёл на своё место. Колька недоумевающе оглянулся на толчок, но, тут же поняв, кивнул с улыбкой.
   Начал моросить дождь, и Эркин вытащил из кармана и натянул на голову шапку.
   - Берись?
   - Вял! - ответил он Генычу, взваливая на спину очередной мешок.
   Привычная работа не мешала думать. Вот так же, подталкивая плечом в спину, он водил Зибо в рабскую кухню на еду, когда Зибо уже совсем ничего не видел. Они шлёпали через двор напрямик, по лужам, потому ка, чтоб обойти, это Зибо надо за руку или за плечо вести, а тогда все увидят и всё сразу поймут, и окажется Зибо на Пустыре. Что-то Зибо всё-таки видел или просто помнил, но в кухне сразу шёл к столу, садился на своё место и вцеплялся обеими руками в миску. Он сидел рядом, и таскать у Зибо еду никто не смел, даже не рыпнулись ни разу.
   Эркин недовольно тряхнул головой, отгоняя всё это, не нужное, мешающее сейчас. Ну, было это, ну, так что? Сейчас-то ему это совсем ни к чему. Зибо сколько лет уже в овраге и вообще... с чего это ему в голову полезло?
   Дождь всё сильнее, мокрый асфальт становится скользким, злее ругань... и наконец звонок и усталый голос старшого:
   - Шабашим, мужики!
   Эркин помогает шофёру закрыть борт грузовика и закрепить брезент.
   - Всё, езжай.
   - Счастливо отдохнуть.
   - Гладкой дороги.
   И не оборачиваясь на рокот мотора, Эркин пошёл к бытовке. Устал он чего-то. Ну, ничего, сейчас оботрётся холодной водой, немного потянется - привыкли уже все к этому, не цепляются - и сгонит усталость, чтоб до дома дойти.
   В бытовке шумно и тесно. Умываются, собирают сменку в стирку, переодеваются, Ряха опять что-то треплет под общий гогот. Эркин особо не вслушивался, но смеялся вместе со всеми. Чепуха, конечно, но смешно. Пару раз ряха опасливо на него покосился, но Эркин отвечал тем спокойным прозрачно-невидящим взглядом, как обычно на него смотрел. В самом-то деле, пока Женю не задевают, ему на Ряхину трепотню плевать трижды и четырежды. То есть, это если сначала на три умножить, а потом что получится ещё на четыре? Много выходит. Хорошо сказано.
   - Мороз, идёшь?
   - Иду, - Эркин запер шкафчик и пошёл к ждавшему его у двери Миняю. - Всем до понедельника.
   - И тебе!
   - Бывай!
   - Счасливо, Мороз.
   Дождь уже кончился, пахло мокрой землёй и зеленью. Миняй длинно тоскливо вздохнул. И Эркин сказал тихо, словно извиняясь.
   - Я скотником в имении был. Пять лет.
   Миняй кивнул.
   - Понятно. Я ж не в обиду, землю... её чувствовать надо, - и снова вздохнул.
   Эркин не знал, что сказать, и ограничился таким же сочувственным вздохом. И до самого дома они шли молча, но рядом.
   Как всегда, Женя ждала его. Андрей был у себя, но, когда Эркин вымыл руки и сел за стол, появился на кухне со словами:
   - А мне чего-нибудь дадут?
   - Андрюша, - укоризненно сказала Женя, наливая ему чай. - Услышит кто, так может подумать, что тебя голодом морят.
   - Я не подумаю, - заверил её1 Эркин. - Я его знаю.
   - До чего ж братик у меня отзывчивый да заботливый, - восхитился Андрей. - Как у тебя сегодня?
   - Всюду отлично, - улыбнулся Эркин, сразу догадавшись, что Андрей говорит о школе. - А у тебя?
   - Кругом пять!
   - Какие вы оба молодцы! - восхитилась Женя. - А завтра шауни?
   - Точно! - рассмеялся Андрей.
   Эркин с улыбкой кивнул.
   - Да, Женя.
   - Спорим, - вдруг сказал Андрей, - завтра мы вдвоём будем.
   - Тим придёт, - покачал головой Эркин. - Тим сдохнет, а не отступит.
   - Думаешь? - задумчиво спросил Андрей.
   Эркин убеждённо кивнул. Андрей напряжённо свёл брови, думая о чём-то своём, быстро покосился на Женю и тряхнул головой.
   - Ладно, его проблема, - быстро допил чай и встал. - Спасибо, Женя, вкусно, как никогда. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, Андрюша, - улыбнулась женя.
   - Спокойной ночи, - кивнул Эркин.
   Когда Андрей вышел, Женя протянула руку и погладила Эркина по плечу. Он перехватил её руку и поцеловал.
   - Устал, милый?
   Эркин ещё прижимал пальцы Жени к своим губам и потому только молча помотал головой. Он действительно не ощущал усталости, но совсем не хотелось шевелиться, вот так сидел бы и сидел, уткнувшись лицом в тонкие и такие сильные пальцы, вдыхая любимый запах.
   Он ещё раз потёрся лицом о её руку и отпустил, легко встал.
   - Уже поздно, Женя, ты устала.
   - Ничего, - Женя встала, мягко отбирая у него посуду. - Ты иди, ложись, я всё уберу и приду. Ну же, Эркин.
   - Да, иду.
   И - как не раз уже бывало - усталость настигла его по дороге в спальню. Он сбросил на пуф халат и, как-то тупо удивившись тому, что ковра на кровати уже нет, и когда это Женя успела, рухнул на постель и провалился в сон. И даже не проснулся, когда Женя поправила ему одеяло и поцеловала в висок.
   - Спи, милый, спи, мой родной.
   Эркин во сне шевельнул губами, словно отвечая ей.
  
   Утро выдалось тёплым и солнечным. Алиса шла между Андреем и Эркином, держась за их руки и тараторила без умолку.
   - Ну, и завод у тебя, племяшка, - восхищался Андрей. - Язык не болит?
   - Не-а! - радостно ответила Алиса. - Он у меня без костей, вот! И я его тренирую, ещё вот!
   Тут засмеялся и Эркин.
   - Ну да, - Алиса сочла вопрос исчерпанным. - Эрик, а мы завтра тянуться будем?
   - Будем, - кивнул Эркин.
   А Андрей удивился.
   - Чего-чего?
   - А мы с Эриком и мамой, - стала гордо объяснять Алиса, - по воскресеньям тянемся, ну, как зарядка, только интереснее, чтобы быть сильными и ловкими.
   - Фью-ю! - присвистнул Андрей. - А я где был?
   - А ты отсыпался, - буркнул Эркин.
   Рассказ Алисы об их утренних занятиях почему-то смутил его. Андрей искоса посмотрел на него и заговорил с Алисой о другом.
   Уже на подходе к Центру они нагнали Тима. Сегодня с ним и детьми шла и Зина - её лекции были через субботу. Желание Тима учиться индейскому языку она не поняла, но спорить не стала, а потом и сообразила: как же иначе он за Димой уследит, Диму-то на три языка записали, в школу когда пойдёт, уроки проверять придётся, так что ттмочка всё правильно решил. Она степенно поздоровалась с Эркином и Андреем, и в Центр они вошли все вместе.
   После недолгой суеты у раздевалки они все разошлись по своим классам.
  
   Громовой Камень улыбнулся входящим.
   - Я вижу вас, - медленно, чётко выговаривая слова, чтобы им было легче понять, сказал он на шауни.
   - Мы видим тебя, кутойс, - не очень уверенно, но правильно ответили они, усаживаясь перед ним.
   Громовой камень, готовясь дома к уроку, планировал, что пол-урока он будет разучивать с ними обыденные, необходимые в общении слова и обороты, и жестовой язык тогда же начнёт, а ещё пол-урока отводит на рассказ об истории шеванезов и других племён, там тоже лексика пойдёт, но уже другого уровня. Песни и танцы пока в сторону, у малышей это идёт очень хорошо, но со взрослыми пока не годится. И был уверен, что на этот раз всё пойдёт по его плану, но и сегодня получилось по-другому.
   После первых же фраз о погоде Эркин полез в свою сумку и вытащил тетрадь.
   - Вот, посмотри, кутойс, - сказал он на шауни и тут же перешёл на русский. - Я понимаю, что написал неправильно, но не знаю, как исправить.
   Удивился не только Тим, но и Андрей. А Громовой Камень, к их изумлению, спокойно взял тетрадь Эркина и стал читать, исправляя красным тонко очиненным карандашом ошибки. И когда он вернул тетрадь, они втроём сгрудились над ней. К некоторым буквам пририсованы точки, закорючки, штрихи.
   - Это как же так? - высказался вслух Андрей.
   А у Тима вырвалось:
   - Так у индейцев грамота есть?!
   - Письменность, - поправил его Громовой камень и кивнул. - Да, есть.
   - Но как же так? Они же...
   Тим вовремя остановился, проглотив слово "дикие", но громовой камень улыбнулся.
   - Я понял. Я расскажу вам. Энмым, - и тут же перевёл на русский традиционный зачин, - Говорят. Когда шеванезы пришли на Равнину...
   Он рассказывал по-русски, изредка вставляя слова на шауни. О подвиге Евграфа Окладникова, разработавшего новый алфавит, о тех русских и шеванезах, что записывали легенды и просто рассказы обо всём, составляли словари и учебники...
   - Хау, -закончил Громовой камень и перевёл дыхание.
   - И что же, - после недолгого молчания спросил Андрей: - И книги печатают?
   - На шауни? - уточнил Громовой камень и кивнул. - Да.
   - Тогда давайте учить. Эркин, дай листок.
   Эркин кивнул и вырвал из тетради два листка: Андрею и Тиму. Ручки у них были. Громовой камень кивнул, закрыл и отодвинул свою тетрадь, встали пошёл к доске.
   Да, не от буквы к слову, а от слова к букве. Как в стойбищах на ликбезе, только здесь ещё надо переводить. Но начнём с уже известных слов.
   Он медленно крупно писал на доске и тут же читал и переводил написанное. И, оборачиваясь, видел то склонённые над бумажными листами головы, то внимательные сосредоточенно напряжённые глаза.
   Проверяя себя, Громовой Камень посмотрел на часы и, улыбаясь, положил мел.
   - Хватит на сегодня, давайте повторим.
   Он показывал на слово, а они наперебой читали и переводили. С шауни на русский, с русского на шауни... И он даже успел их записи просмотреть, поправить штрихи придыхания, объяснив, что с другим наклоном - это другое звучание, а, значит, и само слово уже другое.
   - Спасибо, кутойс, - Тим аккуратно сложил и убрал в карман свой листок.
   Андрей отдал свои записи Эркину, чтоб тот в тетрадь вложил, и тоже встал.
   - Спасибо, кутойс.
   Последним поблагодарил и попрощался Эркин.
   Оставшись один, Громовой камень взял свою тетрадь с конспектом, подержал и со вздохом бросил на стол. Опять он промахнулся. Но получилось хорошо. Да, он даже рад, что его план сорвался, что третий урок надо писать и готовить заново. Так, учебники... букварь, книга для чтения... это у него есть. Прописи... ладно, сделает сам и на первое время хватит. Он снова взял тетрадь, ключ от кабинета и пошёл к двери, едва не забыв палку. Так обрадовался, что и боль стала совсем незаметной.
  
   На улице Андрей обиженно сказал Эркину:
   - Мог и сказать. Эгоист ты.
   - Кто я? - со спокойным интересом спросил Эркин.
   - Ну, только о себе думаешь.
   - А-а! Понятно, - кивнул Эркин.
   Объяснить, почему он не показал тетрадь Андрею, чего постеснялся он не мог, а потому счёл тему закрытой и спросил Андрея уже о другом, благо, Алиса бежала привпрыжку впереди.
   - Сегодня в гости идёшь?
   - Обойдётся, - хмыкнул Андрей. - Я у неё на неделе был, и хватит, а то привыкнет ещё, - покосился на Эркина и улыбнулся. - Порядок, брат, я у неё далеко не первый и совсем даже не последний. Так что... Она сама так поставила, я и спорить не стал. Так что сегодня я дома, или ты против? - и еле увернулся от затрещины.
   Спохватившись, Эркин быстро оглянулся: не заметил ли кто. Но, кажется, никто внимания не обратил. Да и немного народу: время-то уже обеденное.
   - Пошли, - Эркин невольно прибавил шагу. - Женя ждёт уже.
   - Айда, - охотно согласился Андрей и подмигнул. - Чтоб я да к жратве опоздал? Да не в жисть!
   Эркин засмеялся, и Андрей довольно ухмыльнулся.
   Алиса уже ждала их у подъезда.
   - Ну, где вы?! Я жду, жду...
   - А чего спешить? - рассмеялся Андрей. - Без нас не начнут. Или ты за свой суп боишься? Так я тебе свой отдам.
   Алиса недоверчиво посмотрела на него.
   - А в обмен чего?
   - А что на сладкое будет.
   - Фигушки! - возмутилась Алиса. - Это нечестно. Эрик, скажи, да?
   Эркин пожал плечами.
   - Не хочешь - не меняйся.
   - Ну, Эрик...
   - А что Эрик- смеялся Андрей. - Ты сама решай. Давай, соглашайся быстренько, пока я не передумал.
   Они уже поднимались по лестнице. Алиса с надеждой посмотрела на Эркина. Но он молчал. Алиса ещё раз задумалась, даже покраснела от напряжения, так что брови стали совсем белыми, и, наконец, покачала головой.
   - Нет, я не буду меняться.
   - Ну, как знаешь, - нарочито разочарованно вздохнул Андрей.
   Они уже подходили к своим дверям. Эркин достал ключи, и, пока он открывал дверь, Андрей за его спиной дёрнул Алису за хвостик и увернулся от её кулачка.
   - Вот и молодцы! - встретила их обычным возгласом Женя. - Быстренько раздевайтесь, мойте руки и за стол, у меня уже всё готово.
   Но Эркин сразу заметил, что Женя... не такая, и встревоженно спросил:
   - Что случилось? Женя?
   Алиса уже убежала в ванную, а Андрей остановился, переводя взгляд с Эркина на Женю и обратно.
   - Ничего, - улыбнулась Женя. - Ничего особенного. Потом.
   - Нет уж, женя, давай сразу, - твёрдо сказал Андрей.
   Эркин молча кивнул.
   - Ну, ладно, - сказала Женя.
   И взяла с подзеркальника - и как это они его сразу не заметили - конверт.
   - Письмо?! - вырвалось у Эркина.
   Андрей резко шагнул вперёд и почти вырвал конверт из пальцев Жени.
   - Ну-ка, - протянул он угрожающе.
   Конверт был вскрыт, но, доставая письмо, Андрей разорвал его почти пополам и бросил на пол, развернул сложенный вдвое листок.
   Женя подошла к Эркину и, стоя сзади, обняла его. И, покосившись на неё, Эркин увидел, что она улыбается. Он уже совсем ничего не понимал.
   Быстро пробежав глазами текст, Андрей как-то ошалело посмотрел на Женю и стал читать вторично.
   Удивлённая странной тишиной, вышла из ванной Алиса и остановилась, внимательно глядя на них.
   Наконец, Андрей закончил читать и шумно выдохнул:
   - Ну... ну, Женька... ну, купила... как есть купила!
   - Ага! - радостно засмеялась Женя.
   Ну, я тебя!
   Андрей кинулся на Женю и налетел на Эркина. Тот, загораживая Женю, перехватил Андрея, не всерьёз сжал в захвате и спросил:
   - От кого письмо?
   - От девчонок, - Андрей счастливо заржал. - Ну, от Даши с Машей, помнишь их, рыжие! Ну?
   - Помню, - засмеялся Эркин, отпуская Андрея.
   Андрей поднял с пола письмо и остатки конверта, дал их Эркину.
   - На, прочитай.
   Эркин взял письмо и стал читать, напряжённо сведя брови и шевеля губами. Даша и маша писали, что у них всё в порядке, они хорошо устроились, нашли работу, учатся в вечерней школе, у них всё хорошо... а это что? Эркин перечитал ещё раз фразу о танцах и хороших парнях и кивнул.
   - Понял, - сказал он вслух и посмотрел на Андрея.
   - Я тоже, - кивнул тот и пожал плечами. - Всё так и должно быть.
   - За стол, живо за стол, - не дала им углубиться в проблему Женя.
   - Ладно, я только за тортом сбегаю.
   - Что?! - изумилась Женя. - Зачем?!
   - Я же проиграл, - ухмыльнулся Андрей. - Письмо-то пришло.
   - Но не то!
   - Вот это и надо отпраздновать! Женя, Эркин, я мигом.
   И выскочил за дверь так, будто за ним гнались.
   Эркин посмотрел на Женю, Алису и решительно сказал:
   - Ждём. Да, Женя?
   - Конечно.
   Женя взяла у него письмо, улыбнулась.
   - Ну, что ты, Эркин? Всё же хорошо.
   - Да, - кивнул Эркин. - Я просто растерялся. Я... я пойду, перечитаю, ну, и тетради уберу.
   - Ну да, конечно. Алиса, ты всё своё убрала?
   Эркин достал из сумки и отдал Алисе её вещи, взял тетрадь по шауни и письмо и ушёл в маленькую комнату. Сел к столу и уже спокойно перечитал письмо. Даша и Маша... конечно, он их помнит, помнит ту ночь в Джексонвилле, когдап они услышали о смерти Андрея... Он сидел неподвижно и, когда за его спиной стукнула дверь, спросил, не оборачиваясь:
   -Напишешь им?
   - Затылком видишь? - усмехнулся Андрей и, подойдя к столу, легко опёрся ладонями на его плечи. - Не знаю.
   - Они думают, что ты погиб.
   - Знаю. Так чего будоражить? У них своя жизнь, у меня - своя.
   Андрей говорил серьёзно, и так же серьёзно ответил Эркин.
   - Врать им я не буду.
   - Я сам им напишу, - Андрей улыбнулся. - Не боись, сумею.
   В комнату заглянула Алиса.
   - Эрик, Андрюха, мама обедать зовёт.
   - Идём, - Андрей оттолкнулся от Эркина и ловко поймал Алису в охапку. - А ну, признавайся, в торт нос совала?
   - Не-а! - вывернулась из его рук Алиса и спряталась за Эркина.
   - Чего ж это ты такая нерасторопная? - огорчился Андрей.
   - А меня мама не пустила. Эрик, пойдём.
   Эркин рассмеялся и встал.
   - Пошли.
   Наконец сели за стол. О письме больше не говорили: ведь всё понятно, а сегодня выходной, и завтра. Завтра пойдём в кино, все вместе, всей семьёй. А что небо хмурится, и вдруг дождь пойдёт, так ну и что, выходной - это всегда праздник.
   После обеда Алиса отправилась спать без спора. Андрей встал.
   - Пойду почитаю.
   У себя в комнате он взял книгу и лёг на диван. Но читать не стал. Просто лежал и думал.
   Даша и маша... хорошие девчонки, близнецы... Он пришёл к ним сразу, как вернулся из Бифпита, принёс связку сушек и фунтик конфет. Нет, он заглянул в больницу днём, нашёл их и договорился, а вечером, как стемнело, перелез через забор, прокрался к их окну. Его ждали и открыли створки, как только он поскрёб ногтем по стеклу. Он влез в окно, закрыл его за собой, втроём они натянули маскировочную штору и уже тогда зажгли свет. В комнате тесно, бедно, но чисто. У них даже плитка своя, и чайник вот-вот закипит. Он положил на стол сушки, конфеты и гордо достал из кармана пачку чая. Девчонки дружно ахнули и в два голоса наперебой, но негромко стали его ругать за мотовство.
   - Однова живём! - смеялся он. - Да не дороже денег.
   Потом они сидели и пили чай, он им рассказывал про олимпиаду, Бифпит, перегон. Они ахали, восхищались, смеялись. И рассказывали ему о себе. И даже пели полузабытый русские песни. Но тихо, даже не в половину - в четверть голоса...
   ...Андрей вздохнул, потянулся. В тот раз ничего у них не было, посидели, попили чая, и он тем же путём - через окно - ушёл. Смешно, но даже всё помня, он не может понять: как же это у них получилось? Ну, целовались, ну... одна за водой побежала, а он стал с другой целоваться. И так... да, раза три, пока не сообразил, что они специально меняются...
   ... "Нет, - решил он, - так не пойдёт".
   - Даша, а Маша где?
   Она слегка отстраняется от него, глядит в упор серо-зелёными строгими глазами.
   - Она тебе больше нравится, да?
   - Вы мне обе нравитесь.
   Даша медленно кивает и встаёт с его колен, подходит к двери и выглядывает в коридор, оборачивается к нему.
   - Идёт.
   Входит Маша с чайником, пытливо оглядывает их. И он, желая всё прояснить, сразу говорит:
   - Вы меняться-то бросьте.
   - А что? - насмешливо щурится Маша.
   - А то, что как захотим, так и будет, - отвечает он.
   - А ежели вместях? - вызывающе вскидывает голову маша.
   - А чего ж нет, - улыбается он и уже серьёзно: - А дурить меня нечего.
   - А никто и не дурит! - Маша с размаху грохает чайник на плитку, но не включает её, подходит и встаёт перед ним рядом с Дашей...
   ...А дальше... дальше какая-то суета, он помнит, что попросил выключить свет и девчонки охотно согласились, тоже застеснялись. Наверное. А что и как было... было хорошо, это точно. Они так и заснули, втроём, обнявшись. И ушёл он от них уже перед рассветом. И потом, когда он к ним приходил, им было хорошо. Пусть... пусть и дальше так будет. У него перед ними долга нет. И они перед ним чисты. Так и напишет им. Спасибо за всё, и будем дальше жить каждый сам по себе.
   Андрей закрыл книгу и встал с дивана. Решил - делай. И сел к столу, достал бумагу, конверт. Купил тогда вместе с тетрадями почтовый набор. На всякий случай. Вот и пригодилось.
   "Здравствуйте, Даша и маша", - он писал быстро и уверено, зная, что поймут его как надо.
  
   Русский порядок, когда обед вместо ленча, а ужин вместо обеда, уже стал вполне привычен, а русский полдник отлично заменял английский пятичасовой чай, который Норма накрывала в гостиной.
   - Джинни, - позвала она, оглядев готовый стол.
   - Да, мама! Иду, - сразу откликнулась Джинни.
   Войдя в гостиную, Джинни засмеялась.
   - Мамочка, от одних запахов голова кружится.
   - Вот и отлично, - улыбнулась Норма. - Зажги камин, детка.
   - Сейчас включу, - лукаво поддразнила мать Джинни.
   Пить чай в креслах перед камином - это уже если не роскошь, то, во всяком случае, аристократизм. И Норма с удовольствием предавалась этому чувству. Да, камин электрический, но, мой Бог, в многоэтажном многоквартирном доме традиционный с дровами был бы просто неудобен. Единственное, что она себе позволяла, это "зажигать" его, а не "включать". Маленькие невинные разногласия с Джинни, чтобы той было возможно демонстрировать самостоятельность и независимость без ущерба для остальных отношений. И хорошо, что они по совету Джен не стали спешить с гостиной. Зато теперь... камин, перед ним удобные кресла с маленьким столиком, ковёр, удобная мягкая мебель, изящная тумба под проигрыватель с пластинками, пианино, шкаф-витрина для нарядной посуды и безделушек - Джинни опять начала собирать коллекцию. У неё уже есть смешной стеклянный ёжик и очень трогательный фарфоровый львёнок знаменитого на всю Россию, а говорят, что и в Европе, петропольского завода.
   - Мама, сходим завтра в кино?
   - Конечно, Джинни. А разве ты никуда не пойдёшь вечером?
   - Нельзя же праздновать каждую неделю, - засмеялась Джинни. - Это уже будет работой.
   Норма с улыбкой кивнула. Конечно, вечеринки хороши как развлечение, но когда месяц подряд... но вот так уж получилось, что приятельницы Джинни все или родились весной, или у них именины. Очень интересный, кстати, русский обычай - праздновать день имени. Нужно будет подумать, посоветоваться, наверное, лучше всего с "бабой Фимой" и выбрать день для именин Джинни.
   - Джинни, а когда ты пригласишь их к нам?
   - Мм, - задумалась Джинни. - Наверное недели через две, хорошо?
   - Хорошо, кивнула Норма.
   Джинни откинулась на спинку кресла, задумчиво повертела чашку.
   - И о чём ты задумалась? - улыбнулась Норма.
   - Знаешь, мама, - голос у Джинни мечтательно разнеженный. - Знаешь, я, кажется, влюбилась.
   - Очень хорошо! - искреннее восхитилась Норма. - И в кого?
   Но Джинни не ответила, а лицо её вдруг стало таким растерянным, что Норма встревожилась.
   - Джинни, девочка, что с тобой?
   - Мама, - Джинни поставила на стол чашку и закрыла лицо ладонями. - Я поняла, мама, он... Я действительно влюбилась, я только сейчас поняла. Это Мороз, мама...
   - Кто?! - потрясённо переспросила норма.
   - Эркин Мороз, - Джинни уронила руки на колени, повернула к м атери залитое слезами лицо. - Да, мама, он, наш сосед, мой ученик, отце мой ученицы, я всё понимаю, мама, но я... я люблю его. Я знаю. Он женат, он - индеец, я понимаю... - её голос прервался.
   Норма перевела дыхание и постаралась улыбнуться. Да, муж Джен поразительно красив, она сама всегда любуется им.
   - Я понимаю тебя, Джинни, - вздохнула Норма. - Но...
   - Мама, - Джинни улыбнулась сквозь слёзы. - Ему же никто не нужен, кроме его Джен.
   - Да, - кивнула Норма. - Это видно.
   - Не волнуйся, мама, - Джинни взяла свою чашку и отпила. - Я в порядке.
   Норма так же взяла свою чашку. Кажется, Джинни уже успокаиваться, слава богу.
   - Безответная любовь - тоже любовь, правда, мама?
   Норма кивнула, но возразила:
   - Это не любовь, а влюблённость, Джинни.
   - Может быть, - пожала плечами Джинни. - Но, пока я не полюбила другого, буду думать о нём.
   - Джинни... - не выдержала Норма.
   - нет, мама, я всё помню, я - учительница, а н - мой ученик, его дочка - моя ученица, он - наш сосед. Я ничего такого себе не позволю, мама, не волнуйся, - Джинни изобразила чопорную светскую даму и рассмеялась.
   Рассмеялась и Норма. Слава богу, самого страшного не произошло. А такая влюблённость... через неё все проходят. Это не страшно и даже полезно. И если... да нет, никаких если, он неплохо воспитан, безусловно влюблён в свою жену и ничего себе не позволит. А что он красив... причем не просто сам по себе, а он и двигается красиво, когда он тогда пришёл к ним на беженское новоселье и взялся мыть и натирать полы, она сама впервые увидела, что такое простое действие может быть настолько... завораживающе красиво. И он не рисовался, не играл, а просто работал. И даже немыслимо грязные старые штаны, в которые он переоделся для работы, не портили его. Да, что бы он ни делал, всё получается красиво. Даже просто идёт по улице, а как танцует. А улыбнётся если... то всё отдашь, лишь бы... лишь бы он улыбнулся тебе.
   - Мама, а тебе нравится е6го брат?
   - Что? - вздрогнула норма. - Прости, ты о ком, Джинни?
   - Об Андрее, - терпеливо ответила Джинни. - Он ведь тоже красив, правда?
   - Правда, - улыбнулась Норма. - Но ещё больше он обаятелен.
   - Да, - засмеялась Джинни. - И знаешь, они и в самом деле похожи, хотя...
   - Джинни, - остановила её Норма. - Не надо. В нашем доме о крови не стоит говорить.
   Джинни задумчиво кивнула. Да, обилие приёмных детей и названных родственников поразило их ещё в лагере. И в самом деле, разве так важно, что у Чернова и сын, и дочь белые, он же им отец на деле, по поступкам, а у того же Мороза, а... да у всех, ну, почти у всех.
   - Да, мама, - Джинни улыбнулась, допивая чай. - Конечно, ты права. Знаешь, у нас новый учитель, индеец, его зовут Громовой Камень, - и тут же перевела на английский для матери: - Thunder Stone. Правда, красивое имя?
   - Да, ты мне говорила.
   - Я... я думаю, его тоже пригласить, - неуверенно предложила Джинни.
   - Ну, конечно, - Норма удивлённо посмотрела на дочь. - А в чём проблема?
   - Он... он воевал, мама. И носит военную форму. С медалями. Тебе... тебя это не заденет?
   - Нет, - твёрдо ответила Норма. - Раз мы приехали сюда, то это не должно нас задевать. Мы должны жить как все. И быть. Как все.
   - Мама, - Джинни поставила чашку и порывисто вскочила на ноги, обняла и поцеловала мать. - Ты прелесть! А если в следующую субботу? Давай?
   Последнее слово она сказала по-русски, и Норма, охотно рассмеявшись, ответила тоже по-русски:
   - Давай.
   И они стали обсуждать, что приготовят и в каком стиле сделают вечеринку.
  

* * *

  
  

1999; 18.06.2014

  

Оценка: 7.18*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"