Когда они вышли из Комитета, дед размашисто перекрестился.
- Слава тебе, Господи, Вседержатель и Заступник. Пошли, Тёма.
- Пошли, - кивнул Артём.
Они шли молча, не столько опасаясь говорить о деньгах на улице - мало ли кто подслушает, сколько ещё не веря в случившееся, остерегаясь даже мысленно назвать полученную сумму. На каждого и на семью. Безвозвратно и неподотчётно. Ну, последнее - это только на словах. Ясно же намекнули, почти впрямую сказали, что если по пустякам начнут бросаться деньгами, то... ну, всё ясно-понятно. А всё равно. С ума сойти! Им же за всю жизнь столько не заработать. Это ж... Артём даже не мог придумать, на что потратить такие деньжищи. Хотя... они же уже толковали не раз и не два. О корове, что корова нужна, а к корове нужен хороший хлев ставить, и что в доме тесно, нужна пристройка. А может... может, целый дом? Новый хороший дом.
Артём покосился на деда и промолчал. Не для улицы разговор. Дома сядут спокойно и обсудят. Но... но, значит, они, в самом деле, останутся здесь. Навсегда. С такими деньгами им бежать уже незачем. Они будут жить, как люди, не хуже, а, может, и лучше многих.
Когда они перешли пути, к ним подбежали Санька и Лилька. Встречали. Артём издали улыбнулся им, показывая, что всё в порядке, но его то ли не поняли, то ли терпёжка у мелюзги закончилась.
- Деда, Тёма, как?
- Деда-а, ну, что?
- Ну, чего сказали, Тёма?
- Дали чего?
- Дали, - кивнул Артём и подмигнул деду. - И догнали, и добавили.
Дед усмехнулся в бороду.
Так вчетвером они и дошли до дома, где во дворе к ним бросился зарёванный, что его не взяли, Ларька. Бабка встретила их даже не в сенях, на крыльце. И, только глянув, сразу погнала Ларьку и Саньку мыться, заворчала, что Тёмка, небось, так не жрамши и бегает с утра, захлопотала с обедом.
Деньги дед нёс за пазухой, и в толкотне в сенях и у рукомойника Артём незаметно забрал у деда пачку и шепнул:
- Я спрячу.
Дед ни возразить, ни отобрать деньги не успел. С такой решительной ловкостью действовал Артём. А, может, просто поверил ему. Потому что задержал на кухне малышню и бабку. Специально тайника Артём не делал, но пару мест - на всякий случай - ещё раньше приглядел. И, спрятав деньги, он вышел в кухню, как ни в чём не бывало.
Перекрестились и сели обедать. Бабка поставила на стол чугунок с щами и разлила по мискам. Ели теперь каждый из своей. Как в городе. Ели молча, серьёзно. И только когда в мисках показалось дно, дед наконец сказал:
- Обошлось всё.
- Ну, и слава богу, - бабка поставила на стол чугунок с кашей.
Понимая, что при малышне дед ни о чём серьёзном говорить не будет, она ни о чём таком и не спрашивала.
После каши был кисель. И бабка, закрутившись с чашками и чугунками, не доглядела, что Лилька вместо мытья посуды улепетнула на улицу вместе с Санькой, а Ларька увязался за ними. Бабка быстро свалила всё в лоханку у печи, вытерла стол тряпкой и села, выжидающе глядя на деда.
- Значит, так, - дед разгладил бороду. - Оформили нам всё. И деньга дали. Безвозвратная ссуда на обустройство. На всё теперь хватит, - и внушительно назвал общую сумму.
И остановился, давая бабке прочувствовать. Бабка охнула и перекрестилась.
- Господи, как же это...?!
- А вот так, - дед веско припечатал ладонью по столу. - Голоси поменьше.
- ну да, а как же, - закивала бабка. - А чего ж делать будем?
- Дом, - внезапно сказал Артём.
- Дело, - кивнул дед. - Но без спешки.
- Корову надо, - сказала бабка.
- Дом важнее, - не уступил Артём.
Говорили не спеша, не споря, а обсуждая. Деньги есть, на всё хватит, но надо решить, что за чем, а то к хомуту лошадь покупать - накладно выйдет. А сейчас купить двух поросят на откорм, и одного пока хватит, да нет, семья же, надо двух, хлевушок для них соорудить немудрено, и цыплят. Ну и...
- По мелочам спустить, обидно будет, - остановил дед бабку. - А дом...
- А где ставить его будем? - спросил Артём. - Земля ведь нужна.
Дед задумчиво кивнул.
- Ставить усадьбу будем. Крепко думать надо.
Говорили долго. Бабка настаивала, что если не корову, то уж козу надо обязательно. Чтоб молоко своё было.
- А есть ещё пуховые, - вспомнил слышанное как-то Артём.
- Ага-ага, - закивала бабка. - Вон Буська у Тимошихи, и молока литр в дойку как отмеряно, и пуха она с неё начесала да напряла. Буська-то ореньских кровей.
- Слышал про Орень, - кивнул дед. - Это дело, пожалуй, стоящее. Ты как, Тём?
Артём кивнул.
- А стоит такая коза сколько?
- Чтоб как Буська, в возрасте уже, чтоб и молока, и пуха не ждать, - бабка вздохнула. - Говорят, пятьсот рублей за такую просят. А то и больше.
Дед огладил бороду.
- Потянем. Ты разузнай потихоньку, чтоб дрянь какую не подсунули. Может, и съездить куда придётся. Не в Орень, понятно, а поближе если...
Бабка закивала. Конечно, вызнавать надо потихоньку, чтоб цену не заломили.
Разговор шёл обстоятельно, и Артём с удовольствием понимал, что спрашивает его дед не для блезиру, что его слово если не решающее, то значащее.
Новая школа ещё строилась, и запись шла в маленькой комнатке рядом с будущей раздевалкой. Пахло краской и мокрой штукатуркой. Молодая женщина в очках за колченогим столом, заваленным папками и бумагами, приветливо улыбнулась.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответно улыбнулся Эркин. - Я дочку хочу в первый класс записать. Можно?
- Конечно, можно, - она пододвинула к себе канцелярскую книгу с большой единичкой на обложке. - Вы садитесь, пожалуйста.
- Спасибо.
Эркин сел и достал метрику Алисы, протянул женщине. Та кивнула и стала переписывать данные в книгу. Писала она с привычной быстротой, а буквы выходили чёткими и округлыми, как у Полины Степановны.
- Шесть лет... Вы готовили её к школе?
Она почему-то смутилась от своего вопроса, но Эркин не понял причины и ответил со спокойной гордостью:
- Она и читать, и писать умеет. Считает хорошо. А сейчас в Культурном Центре занимается.
- Отлично, - обрадовалась женщина. - А в какой класс вы хотите её записать? С двумя языками или с одним?
- С двумя, - сразу ответил Эркин.
Это они с Женей уже не раз обсуждали.
- А знаете, - женщина смотрела на него с лукавым выражением обещания сюрприза, - возможно, будет и третий язык. Шауни, - и, видя, что он не понял, удивилась: - Разве вы не шеванез?
Эркин медленно покачал головой, уже понимая.
- Нет, - и чтобы исключить дальнейшие вопросы: - Я из другого племени.
- Извините, - смутилась она. - Так что? Оставить в двуязычном классе?
- Зачем же? - мгновенно решил Эркин. - Пусть будет три языка, - и улыбнулся, чтобы успокоить собеседницу. - Знания лишними не бывают.
Это была любимая фраза Калерии Витальевны, которая учила их истории. А это тоже учительница, на неё должно подействовать.
- Да, конечно, - она сделала пометку в книге. - И ваш адрес.
- Цветочная улица, дом тридцать один, квартира семьдесят семь.
Она записала и выпрямилась, улыбаясь.
- Двадцать седьмого августа родительское собрание. В шесть вечера. Пожалуйста, приходите.
- Спасибо, обязательно придём.
Эркин спрятал метрику Алисы и встал. Обязательные слова прощания, и он вышел.
На улице Эркин перевёл дыхание. Всё-таки немного, но психанул. И ведь не из-за чего. Конечно, Алису бы записали, Женя и говорила ему об этом, как о пустячном деле. Ну, вот он и сделал. И с языком решил правильно. Алиса будет учить язык, а он, проверяя её домашние задания, тоже выучит. А то индейцев много стало, то и дело возникают... вопросы всякие.
И как накликал.
- Хей! - прозвучало сзади.
Эркин обернулся, узнал Маленького Филина и улыбнулся.
- Привет.
Маленький Филин был в своей неизменной кожаной то ли куртке без застёжки, то ли рубахе навыпуск с бахромой и вышивкой.
- Слушай, дело есть.
- Какое? - миролюбиво поинтересовался Эркин.
Маленький Филин вдруг быстро оглянулся, будто дело было секретным, и Эркин мгновенно насторожился.
- Ты по-русски писать умеешь?
- Ну?
- Умеешь или нет?
- Умею, - твёрдо ответил Эркин. - А что?
- Я письмо домой написал, - щёки Маленького Филина заливал густой румянец. - А конверт по-русски написать надо.
- Понял, - кивнул Эркин. - Давай, напишу.
Маленький Филин полез за пазуху, но Эркин остановил его.
- Постой на весу неудобно. А конверт-то есть?
Маленький Филин мотнул головой так, что длинные волосы на мгновение закрыли лицо.
- Ты мне на обороте напиши, а я сверну.
- Зачем? Пошли на почту, и конверт купим, и писать удобно.
Почта располагалась рядом с вокзалом. В газете писали, что пора строить новую, но, видно, руки у городских властей ещё не дошли и потому ограничились ремонтом. Маленький деревянный домик теперь красовался новенькой ярко-зелёной краской и тоже ярким, но красным почтовым ящиком у входа. Светловолосая девушка, скучавшая за прилавком, продала им конверт с маркой за десять копеек, и они сели за стол у окна. Эркин взял одну из лежащих здесь ручек, макнул в чернильницу и попробовал перо на уголке исчёрканного вдоль и поперёк листа.
- Сойдёт. Давай конверт. Что писать?
Заполнять адрес на конверте их учила Полина Степановна, целый урок на это ушёл, и Эркин чувствовал себя очень уверенно.
- Великая Равнина, - шёпотом говорил Маленький Филин, с уважением глядя на получавшиеся у Эркина ровные буквы. - Союз шеванезов, род Оленя, стойбище у Голубого Камня. Всё.
- А кому?
Имя надо было писать уже не в переводе. Эркин несколько раз переспрашивал и даже для пробы написал на том же исчёрканном листке у чернильницы, чтобы на конверте вышло без помарок.
- Всё? - обрадовался Маленький Филин.
- Нет, обратный адрес нужен. Ты же будешь ответа ждать.
Маленький Филин неуверенно кивнул. Эркин быстро уверенно написал внизу: Россия, Ижорский Пояс, Загорье.
- Ты где живёшь? Улицу и номер дома надо.
- Мы в бараке. Глухов тупик, а номеров там нет.
- Так и написать, что барак?
- Ну да. А комната наша третья.
- Ага, написал. А имя твоё я по-русски напишу, а то не дойдёт.
- Ладно.
Когда Эркин закончил писать, Маленький Филин достал из-за пазухи лист бумаги, и Эркин изумился, увидев вместо букв непонятные значки и рисунки.
- Это у вас такое письмо?
- Да нет, - смутился Маленький Филин. - Я... я деду пишу, он грамоты совсем не знает. А это он поймёт.
Лист пришлось сложить в восемь раз, чтобы поместился в конверт. Письмо получилось толстым и тяжёлым, так что пришлось ещё на рубль марок докупать.
- Ну да. Нас, шеванезов, ещё и так называют. Ну, - Маленький Филин смущённо поддал носком запылённого ботинка камушек, - ну, я в школу-то ходил, но недолго.
- Запретили? - живо спросил Эркин.
- Надоело. - отрезал Маленький Филин. - Да и не нужна эта грамота на фиг.
У Эркина завертелось на языке, что чего ж тогда искал, кто бы адрес на конверте надписал, но сдержался. Но Маленький Филин понял несказанное и распрощался.
Поглядев на часы, Эркин заспешил домой. Тогда, в свой первый загорский день, они тоже шли по Цветочной, засыпанной снегом и очень тихой. А сейчас из-за заборов свисают и топорщатся белые и лиловые кисти сирени, птицы вовсю поют, дети кричат и смеются... Цветочная походила на улицу в Старом городе, только огородов тут не было и скотину не держали, разве только у кого поросёнок, скажем, в сараюшке, ну, и куры с кроликами. Но на улицу их не выпускали.
У одного из домов Эркин замедлил шаг, невольно залюбовавшись огромными и словно мохнатыми гроздьями сирени. Остановился, вдохнув сладковатый, но не приторный запах.
- Нравится? - окликнула его с крыльца женщина в круглых очках с полуседыми, собранными в небрежный пучок волосами.
- Да, - улыбнулся Эркин. - Я никогда не видел такой.
Она тоже улыбнулась и, спустившись с крыльца, подошла к кусту, у которого по ту сторону реечного заборчика остановился Эркин.
- Это персидская.
Она стянула перепачканную землёй, когда-то белую нитяную перчатку и подставила руку. Цветочная гроздь доверчиво легла на желтоватую бугорчатую ладонь.
- Я во "Флоре" саженец брала. Три года уже ей, - пытливо посмотрела на Эркина. - Любишь цветы?
Он кивнул?
- А растишь?
- На подоконнике, - рассмеялся Эркин. - Фиалка и хризантемы. Они уже засыпают на лето.
- Понимаешь, - кивнула она. - Во "Флоре" тоже брал?
- В магазине. А фиалку подарили.
Она снова кивнула.
- Фиалке тоже отдыхать надо.
И вдруг, вынув из кармана линялого фартука необычный кривой нож, она точным сильным движением отсекла ветку, одна из кистей которой лежала на её ладони, и протянула Эркину.
- Держи.
- Мне? - растерялся он. - Но... но почему?
- Потому!
Она теми же точными ударами отрезала ему ещё ветку белой и ветку малиновой сирени.
- Вот, держи. Дома листья лишние оборвёшь, стебли рассеки и воду не меня, а подливай. Долго простоят. Понял?
- Да, - кивнул он. - Спасибо. Но...
- Бери-бери, - улыбнулась она. - Подаришь, - и вздохнула. - Есть кому дарить?
- Да, - сразу улыбнулся Эркин. - Есть, конечно, есть. Спасибо большое.
- Счастливо.
Она взмахнула рукой, сразу и прощаясь, и будто отталкивая его. Эркин понял, что надо уйти и что если он только заикнётся о деньгах, то всё непоправимо рухнет.
Эркин шёл теперь быстро, бережно неся огромный - он боялся его взять плотнее, чтобы не помять грозди - душистый букет. Жене понравится, она любит цветы. И даром. Ведь наверняка такой букетище и стоит... соответственно. Но... но он обязательно зайдёт к ней, забор там, дрова, наверняка найдётся, что нужно сделать, мужской работы по дому и саду всегда полно. К тебе по-человечески, ну, так и ты будь человеком.
Листва на берёзах ещё лоснилась, и тень полупрозрачная, но трава между стволами уже крепкая. Как всё в один день зазеленело, прямо удивительно. Ещё на подходе к оврагу он услышал детский весёлый гомон, а, когда вышел на кромку, то его сразу оглушило:
- Э-э-эри-и-ик!
Хотя его в "Беженском Корабле" многие называли Эриком, так визжать умела только Алиса, её он ни с кем не спутает. Он помахал ей, чтобы оставалась на той стороне - склоны хоть и в траве, и вода уже спала, но мало ли что, - и пошёл к переходу. Быстро спустился вниз, в три шага с камня на камень преодолел весело журчащий ручей и поднялся наверх.
- Эри-ик! - Алиса носом, всем лицом зарылась в букет. - Ой, как пахнет! Это маме, да?
- Да, - улыбнулся Эркин. - Она дома?
Глупый, конечно, вопрос. Кто же выпустит Алису гулять, если не Женя.
- Ага. Она сказала, чтоб я гуляла, пока не позовёт, - Алиса выжидающе посмотрела на него снизу вверх. - Я ещё погуляю, ладно?
- Ладно, - кивнул Эркин.
И Алиса сразу умчалась кого-то ловить, или это её ловили - Эркин не понял. Он невольно рассмеялся этому весёлому гомону, так непохожему на шум детского питомника, и пошёл к дому.
И уже почти у подъезда он встретился с Зиной. Та шла от магазина с бидончиком и сумкой, слегка откинувшись назад, так что живот сильно выступал под платьем.
- Здравствуй, - с певучей радостью ответила она на приветствие Эркина. - Цветы-то на загляденье. Дорогие?
- Подарок, - улыбнулся Эркин.
Этим ответом он, не обижая, отказывал в веточке. Дарёное не передаривают. Это правило в "Беженском Корабле" соблюдали свято.
- Ну, на счастье, - кивнула Зина.
Тимочка вчера ей нарциссов принёс, нежные такие, сирень попышнее, конечно, но у нарциссов вид такой красивый, вся кухня заиграла, как она их в вазочке - Тима и об этом подумал, ну, ничего не упустит - на стол поставила.
Эркин легко взбежал на вой этаж, вошёл в коридор. Странно, конечно, что Женя так рано дома, но если бы что случилось, она бы Алису не отправила гулять. Или наоборот? Так и не решив: надо ему беспокоиться или нет, он открыл дверь.
- Эркин? - спросила Женя из кухни.
- Да, я.
Эркин захлопнул за собой дверь и, не переобуваясь, пошёл на кухню.
- Женя, вот. Это тебе.
Женя резко обернулась от плиты и, как Алиса, ткнулась лицом в букет. И взвизгнула так же.
- Ой, Эркин! Ой...!
Начались хлопоты и беготня в поисках вазочки. Их вазочки - привезённая ещё из Джексонвилля и подаренная на новоселье - оказались малы для такого букета, и пришлось срочно опорожнить подходящий по размеру туесок, переложив из него в миску остатки квашеной капусты. И туесок же вымыть надо. А тут начали гореть забытые на сковородке котлеты.
Спасали котлеты, целовались, искали место для букета, накрывали на стол, снова целовались... Наконец Женя ахнула:
- Ой, я за Алисой, я мигом, ты переоденься пока.
И вылетела из квартиры, а Эркин пошёл в ванную. Его домашний костюм лежал в ванной на своём обычном месте. Эркин разделся, как всегда сбросив рубашку в грязное, натянул костюм, как всегда приятно удивляясь, какой он мягкий и удобный. Здоровскую штуку ему Женя купила, и вообще всё хорошо.
Женя привела перемазанную Алису.
- Это же надо так испачкаться, ты на себя только посмотри.
Она поставила Алису перед зеркалом в прихожей. Оглядев себя, Алиса нашла возражение.
- Ну, мам, там же зеркала не было, вот я себя и не видела.
И Женя не выдержала, рассмеялась, а за ней и Эркин. Алису умыли, переодели, и наконец все вместе сели ужинать.
Женя с гордостью оглядывала стол. Недорогой, но фарфор, приборы хоть старенькие, джексонвилльские, но начищены, еда вкусная и сытная, даже цветы... и главное - это её дом, её семья.
- Как всё вкусно, Женя, - поднял от тарелки на неё глаза Эркин.
Он говорил это каждый вечер, но так, будто в первый раз. Женя счастливо рассмеялась.
- Я тебе сейчас ещё положу. И капусты. Капусту надо доесть.
Ни Эркин, ни Алиса - тоже великая любительница всего солёного, квашеного и маринованного - против этого ничего не имели.
А потом - тоже, как всегда - они сидели на кухне. Эркин решал задачи и писал домашнее задание по русскому языку, а Женя с Алисой шили новое платье для Мисс Рози. А то что она всё фермерша и фермерша, и баульчик скучает. Хорошо, что у Жени в её каталоге "1000 моделей" нашлись и кукольные выкройки и как раз именно для такой куклы как Мисс Рози. Иногда, отрываясь от тетради, Эркин поднимал голову и глядел на них, Женю и Алису, и быстро опускал глаза, чтобы не потревожить. И Женя так же, словно украдкой, смотрела на него, как он, сосредоточенно хмуря брови, старательно выписывает буквы. И... и надо будет купить книжный шкаф, не дело, что книги в спальне и на кухне. У Алисы же есть специальный шкаф и стол тоже, а что... что если вообще сделать маленькую комнату кабинетом? Купить туда письменный стол, книжный шкаф, диванчик, не для сна, а для отдыха...
Эркин удовлетворённо выдохнул и выпрямился.
- Всё. Женя, посмотришь?
- Конечно.
Она взяла его тетрадь и стала читать. Давно ли он ходит на занятия и уже не просто прописи, а упражнения. Он показывал ей тетради по русскому и английскому, а по арифметике только если задачи, а не примеры.
- Всё правильно, Эркин, ты молодец.
Он улыбнулся в ответ, принимая тетрадь. Алиса подняла голову от шитья.
- Эрик, а мы стихи учить будем?
- Будем, - кивнул Эркин.
Это тоже появилось у них недавно. В тот вечер, прочитав вслух заданный на дом английский текст про мышонка Джерри и кота Тома - Алиса визжала от восторга, слушая про их похождения, он вдруг неожиданно для себя пошёл в спальню и принёс тот, подаренный ему тогда на перегоне томик, раскрыл наугад и начал, спотыкаясь, разбирать текст. С третьего раза с помощью Жени у него всё получилось чисто. И вдруг Алиса, молча слушавшая его чтение и поправки Жени, начала декламировать эти стихи. Запомнила! Теперь они каждый вечер читали один сонет. Вернее, читал его Эркин, а Алиса заучивала на слух с его голоса. Сто пятьдесят четыре сонета. Им хватит надолго.
Алиса дошила шов и старательно сложила баульчик. Нельзя и шить, и стихи учить. Эркин улыбнулся ей и раскрыл книгу. Опять наугад. Так же интереснее, чем подряд.
А потом они пили чай. Эркин рассказал Жене, что записал Алису в класс с тремя языками.
- А третий какой? - Женя провела рукой по спине Алисы, напоминая ей о необходимости сидеть прямо.
- Шауни. Это язык шеванезов.
Женя внимательно посмотрела на него и улыбнулась.
- Отлично.
- А шеванезы - это кто? - спросила Алиса.
- Это индейское племя, - ответила Женя и посмотрела на Эркина. - Правильно?
- Да, - кивнул Эркин.
- Эрик, а ты - шеванез? - вдруг спросила Алиса.
- Нет, - очень спокойно ответил Эркин. - Я индеец.
- Просто индеец? - уточнила Алиса.
- Да.
Вполне удовлетворённая этим, Алиса допила чай и отправилась умываться на ночь. Женя пошла проследить, чтобы она всё сделала как следует, а Эркин приготовил их вторую "разговорную" чашку.
- Эркин, - позвала его Женя. - Она легла.
- Да, иду.
Он вошёл в уже тёмную детскую, наклонился над Алисой и коснулся сжатыми губами её щёчки.
- Спокойной ночи, Эрик, - сказала она, не открывая глаз.
- Спокойной ночи, маленькая.
Неплотно прикрыв дверь детской, Эркин вернулся на кухню, где Женя уже налила чай.
- Женя, я... я сделал правильно?
- Ну, конечно, - убеждённо ответила Женя и сказала то, что он и сам думал. - А вместе с ней и мы язык выучим. Ты ведь об этом думал, да?
- Да, - кивнул Эркин. - Я... я ведь индеец, должен же я язык знать.
- Ну, конечно, - повторила Женя. - Всё правильно. И знаешь, что я придумала? Давай ту маленькую комнату сделаем кабинетом.
- Давай, - сразу согласился Эркин и решил уточнить: А это что?
- Комната для занятий.
И Женя стала объяснять, что нужно для кабинета. Эркин кивал и, как всегда, со всем соглашался. Но ведь Женя же права, действительно стоящее дело.
- Женя, а гостиную потом?
- Она нам не так нужна пока. И мы же там гимнастику делаем.
Эркин кивнул.
- Да, всё так.
Эркин допил чай и встал, собирая посуду. Уже поздно, завтра им рано вставать. Обычные вечерние хлопоты: убрать со стола, а пока он моется в душе, Женя готовит всё необходимое на завтра.
Когда он в халате пришёл в спальню, Женя в ночной рубашке перед трельяжем расчёсывала волосы. Горела настольная лампа на тумбочке, и мягкий розоватый свет наполнял комнату. Не отводя глаз от Жени, Эркин сбросил халат на пуф и, мягко скользя ступнями по полу, подошёл к Жене и встал за ней, обнял за плечи. Женя откинулась назад, опираясь спиной на его грудь и подставив его губам висок. Эркин поцеловал её в висок, в корни волос и улыбнулся её отражению. Завороженно глядя в зеркало, Женя вздохнула.
- Какой ты красивый, Эркин.
- Ты очень красивая, Женя, - ответил он. - Я никого не видел, красивее тебя, ты лучше всех, - Женя недоверчиво улыбнулась, и Эркин сказал: - Я же индеец, Женя, а индейцы не умеют врать. Мы или говорим правду, или молчим. Я говорю. Ты лучше всех, Женя.
Женя наконец засмеялась и гибко повернулась в его объятиях, обняла за шею.
- Господи, Эркин, как хорошо.
- Мгм.
Ответ получился невнятным, потому что он в этот момент целовал Женю.
Мягко кружась, как в танце, Эркин подвёл её к кровати, и тем же плавным движением они опустились на постель. Женя, всё ещё смеясь, закинула руки за голову и потянулась. Эркин опирался локтями о постель и чувствовал, как скользит по его коже батист рубашки Жени. Нет, Жене надо выспаться, и он плавно, чтобы Женя не обиделась, повернулся и лёг рядом с ней.
- Спим, милый, - Женя поцеловала его в переносицу.
Они забрались под одеяло, и Женя выключила лампу, обняла Эркина, уткнувшись лицом в его шею.
- Как хорошо, Эркин, правда?
- Да, Женя, - и совсем тихо, так, что Женя не услышала, а почувствовала. - Ты есть, Женя, и мне хорошо.
Женя погладила его по шее и плечу.
- Милый мой, как же я счастлива, что ты есть.
Эркин так и заснул, всем телом ощущая Женю, её запах, её руки...
Этот поезд был совсем другим. Жёсткие деревянные скамьи-диванчики поперёк вагона с узким - два человека боком разойдутся - проходом посередине, смешное нелепое прозвище - "зяблик", и люди... Андрей с удивлением обнаружил, что смотрится среди них если не франтом, то по-праздничному. Тёмные потрёпанные куртки, похожие и на куртки угнанных, и на рабские, их называли телогрейками, "телягами", стоптанные нечищенные, в лучшем случае отмытые сапоги, женские платки, ни одной шляпки... Что ж, Ижорск - глубинка, а он ещё дальше едет. Сам выбрал, жаловаться не на кого.
Андрей сидел у окна, сидел спокойно, только глаза напряжённо сощурены. В Ижорск приехал рано, в шестом часу. Но Комитет работает круглосуточно. Он отметил свой лист и узнал, что поезд на Загорье через три часа...
...Кутающаяся в платок невыспавшаяся женщина заполняет графы в толстой канцелярской книге.
- Зяблик" в восемь пойдёт.
- Зяблик? - удивляется он.
Она устало улыбается.
- Прозвали так поезда. "Зяблик" да "кукушка". Только они до Загорья и ходят. А не хочешь поездом, можно на автобусе. Но прямого маршрута нет, с двумя пересадками. Или попутку искать.
- Давайте на поезд, - кивает он.
И получает маленькую твёрдую картонку с отверстием посередине и выдавленными цифрами номера.
- По ней в кассе билет возьмёшь. В восемь с минутами поезд...
...Утренний Ижорск показался ему неприветливым. Может, из-за туч, затянувших небо серой пеленой, отчего всё смотрелось каким-то тусклым, а, может, из-за хмурых лиц редких прохожих, в вокзальной парикмахерской он побрился, а потом прошёлся по ближайшим улицам, заставленным двух- и трёхэтажными кирпичными домами. Стояли дома тесно, вплотную друг к другу, магазины все, понятное дело, закрыты, а тут ещё и дождь заморосил, и он вернулся на вокзал. Ещё раз посмотрел расписание. До Загорья три часа, со всеми остановками. Хреново. И пайка уже не дали, посчитали, видно, что за три часа он с голоду не помрёт.