Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 76

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.21*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не вычитано.


ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

  
   Разбудила их, разумеется, Алиса.
   - Мам! Эрик! Утро уже! - возмущалась она под дверью
   - Началось, - вздохнула Женя, погладила Эркина по плечу, высвобождаясь из его объятий, и громко: - Алиска, не шуми! - вскочила на ноги и, накидывая халатик, уже тише: - А ты поспи ещё, Эркин.
   - Мгм, - сонно ответил он, поворачиваясь на живот и обхватывая подушку.
   Сейчас Женя откроет дверь, Алиска влетит в спальню и с ходу запрыгнет на кровать, так он хотя бы своим телом прикроется. На всякий случай. Повторялось это каждый выходной и понемногу становилось обычным ритуалом. Алиса под одеяло уже не лезла, удовлетворяясь несколькими кувырками, ушибаясь как всегда об Эркина и жалуясь, какой он твёрдый. Затем Женя уведёт её умываться, а он встанет, оденется... По выходным убирал постель и наводил порядок в спальне он. А потом, пока Женя убирает Алискину комнату и готовит "воскресный" завтрак он в большой комнате потянется.
   И сегодня так, в общем-то, и было. Женя дала Алисе немного попрыгать и покувыркаться на их кровати и увела на утренний ритуал умывания и переодевания. И Эркин спокойно откинул одеяло и встал. Потянулся, вытянув руки над головой, с привычной бездумностью достал и надел чистые трусы и занялся спальней. Отдёрнул шторы - за окном было уже светло, и он выключил свет, перестелил встряхивая простыню и одеяло, постель, взбил и уложил подушки и накрыл кровать ковром, расправив все складки и заломы. Оглядел спальню. Ну вот... только его новый домашний костюм лежит на пуфе. Ну и пусть лежит. Вот потянется, тогда и оденется.
   Эркин распахнул пошире форточку, чтобы спальня проветрилась и пошёл в большую комнату.
   Он уже разогрел мышцы и начал "большой комплекс", когда за его спиной прозвенел голосок Алисы.
   - Ой, Эрик, а ты чего это делаешь? Я тоже хочу.
   Эркин остановился и беспомощно оглянулся на Алису. Он овсем не знал, что ей ответить. Но Женя уже была тут же и, сразу всё поняв, пришла ему на помощь.
   - Это гимнастика.
   - Я тоже хочу! - Алиса решительно потянула с себя платье.
   - Эркин, покажи ей что попроще, - сказала Женя и улыбнулась. - Я сейчас газ выключу и тоже приду.
   Эркин нерешительно кивнул, разглядывая Алису, стоящую перед ним в трусиках и маечке. Что попроще... ну... ну, может, из того, что ещё с питомника помнит... И опять Женя помогла ему.
   Она вбежала в комнату тоже только в трусиках и маечке.
   - Ага, вот и я! Ну, Эркин, давай.
   К изумлению Эркина, Женя знала несколько упражнений. Простых, с них в питомнике начинали, это ещё до сортировки на мальчиков и девочек и они были все вместе. Да, это Алисе можно.
   Словом, было много шума и смеха. А потом он стоял, раскинув руки, а Алиса лазила по нему. Женя сказала, что как обезьяна по дереву. Наконец Женя увела Алису, а Эркин закончил комплекс и пошёл в спальню одеваться. И заново рассмотрел новый костюм. Да, очень удобно и... он поглядел на себя в зеркало... и красиво. А почему Женя и себе такой не купила? О, он и спрашивать не будет, а купит. Или халат. А то у Жени ничего нового для дома нет.
   На кухне упоительно пахнет горячей яичницей с картошкой, и Алиса, сидя на своём месте, крутит ложку, пуская солнечных зайчиков по стенам и потолку. А на фиалке ещё два бутона распустилось! Поахали, повосхищались и, наконец, сели завтракать.
   - Эрик, а завтра... ги-м-нас-ти-ку, - выговорила по слогам Алиса, - будем делать?
   - А тебе понравилось? - засмеялась Женя, подкладываая Эркину ещё яичницы.
   - Ага-а, - Алиса с хитрой улыбкой перетянула к себе маленький "хрусткий" огурчик.
   - Будем, - кивнул Эркин.
   От этих упражнений ни Алисе, ни Жене вреда не будет, он рядом и всегда подстрахует, а раз им нравится, то и проблем нет.
   После завтрака убирали квартиру, готовили обед и... мало ли дел дома. Эркин иногда даже удивлялся: ни дров, ни возни с водой и выгребной ямой здесь нет, а домашних дел меньше не стало. Сегодня Женя решила, что ковёр из их спальни и коврик у кровати Алисы стоит выколотить на улице. Алиса сразу заявила, что пойдёт с Эриком. Выбивалка, правда, одна, но она всё равно поможет.
   Женя одела её, проверила, не собирается ли Эркин отправиться на улицу в своей страшной куртке, а то с него станется, и, когда они ушли, вернулась к плите. Ну вот, пока они выбьют ковры и поиграют в снежки, она всё успеет. Салат, суп, котлеты с жареной картошкой, компот. Полный хороший обед. Смешно, но когда девочки в машбюро начинали жаловаться, что быт их заедает, что эта готовка, стирка с уборкой и прочая домашняя возня обрыдли уже до невозможности, ей действительно смешно. Нет, вслух она поддакивала, сочувствовала, но на самом деле... да ей в радость и готовить, и стирать, и по дому возиться. Баловать своих вкусной стряпнёй, чтоб Эркину было дома уютно и приятно. После Алабамских развалюх, после вечного страха и нищеты... нет, лучше и быть не может, Эркин прав. И ей совсем не в тягость ухаживать за ним, за его вещами. Господи, если только на секунду подумать, что его нет, что он погиб... нет, она и думать о таком не хочет!
   Женя так сердито шлёпнула на сковородку очередную котлету, словно та была в чём-то виновата. Ну вот, будут с корочкой, такой, как любят Алиса с Эркином, да и она сама. А после обеда, пока Алиса спит, она всё приготовит, в чём они пойдут... Но пора бы им уже прийти, сколько можно два ковра чистить? Хотя... погода сегодня хорошая, пусть гуляют. Хорошо, что Эркин уже забыл свои нелепые страхи и охотно возится с Алисой. И гимнастика... Конечно, Алисе это только на пользу. Давным-давно, в колледже, Женя прослушала обязательный курс "Будущих матерей - хранительниц расы". Алиски тогда и в проекте не было. И всю эту чепуху про расу, расовую гордость, божественную милость и высокое предназначение, можно благополучно выкинуть и забыть, а вот то, что говорили о физическом развитии... там было много полезного. Так что... нет, если Эркин научит Алису так же красиво и ловко двигаться, будет очень даже хорошо. И он перестанет стесняться.
   ...К тому моменту, когда в замке заворочался ключ, обед был уже готов и Женя собиралась начать волноваться.
   Конечно, Эркин отряхнул Алису, почистил её веничком - им его одолжили для чистки жёсткого коврика - и даже выбивалкой, что Алисе безумно понравилось, но Женя ахнула:
   - Господи, это же за неделю не просохнет! Ты что, валялась?!
   - Ну-у, - Алиса, покорно крутясь под руками Жени, лукаво покосилась на раздевавшегося рядом Эркина. - Ну-у, я снежок на ковёр насыпала и смахивала.
   - Ясно, - сразу и засмеялась, и вздохнула Женя. - Быстро в ванную.
   Эркин счастливо улыбнулся, услышав смех Жени. От Алисы, Эркина и ковров вкусно пахло свежим снегом, холодной чистотой. У Алисы горели румянцем щёки, а Эркин незаметно для Жени выгребал из-под воротника рубашки непонятно как попавший туда снег.
   - Вы и в снежки поиграли? - невинно спросила уже за столом Женя, раскладывая по тарелкам салат.
   - Ага! - сразу выпалила Алиса. - А Эрик увёртливый, а я в него три раза попала. А ещё мы пургу делали.
   Эркин смущённо покраснел.
   - А дядя Вася рассказал, что медведи зимой под снегом спят и им там тепло.
   - Ясно, - кивнула Женя. - И вы поиграли в медведей, так?
   - Я не спала! - сразу почуяла подвох Алиса. - И это дяди Васин Вовка с головой залез, а меня Эрик за капюшон вытащил, вот. Мам, а откуда ты всё знаешь? Наши окна на другую сторону.
   - Мамы всё всегда знают, - очень внушительно ответила Женя.
   Эркин быстро и очень внимательно посмотрел на неё. Женя улыбнулась ему, и он сразу расплылся в ответной улыбке. Мягкой и неуверенно радостной.
   Алиса болтала без умолку, но к концу обеда стала клевать носом и даже ягод из компота не выбрала. Женя повела её укладываться спать, а Эркин занялся посудой.
   - Заснула, - Женя вошла в кухню и с улыбкой смотрела, как он расставляет на сушке вымытые тарелки. - Устал?
   - Нет, что ты? - удивился её вопросу Эркин. - Разве это в тяжесть?
   - В тягость, - поправила его Женя.
   И он сразу повторил.
   - В тягость, так? - и когда Женя кивнула, с жаром продолжил: - Нет, не в тягость. Это ты наверное устала столько у плиты стоять.
   - Мне это тоже не в тягость, - засмеялась Женя.
   Эркин расставил тарелки, вытер руки кухонным полотенцем и повесил его на место. И вдруг неожиданно быстро обернулся и, шагнув к Жене, подхватил её на руки.
   - А я тебя всё равно отнесу.
   - Ага, - не стал спорить Женя.
   Но в спальне, когда Эркин положил её на кровать, сказала:
   - Эркин, ты ложись, отдохни. А я пока всё приготовлю. Ну, что наденем.
   - Ладно, - согласился Эркин, - но...
   - Я приготовлю и тоже лягу, - успокоила его Женя. - Я мигом.
   Ковёр на кровать положить не успели, он так и лежал сложенный по-ночному на пуфе, и от него в спальне пахло снегом и свежестью. Эркин откинул одеяло со своей стороны, быстро разделся и лёг. Удивительно, но ему в самом деле хотелось спать. Странно, ведь не устал, не с чего уставать, это же не работа, а так... баловство. Но, думая об этом, он незаметно закрыл глаза и словно провалился в сон.
   Бесшумно двигаясь по спальне, Женя доставала и раскладывала по пуфам вещи. Брюки, белая рубашка и пуловер для Эркина, себе - бельё, платье и шаль, ещё туфли, да, ботинки для Эркина, украшения... ну, с такой шалью её простеньких серёжек обручального кольца вполне достаточно. Теперь Алиске... Женя посмотрела на спокойное лицо Эркина и вышла из спальни.
   Эркин сонно вздохнул и потянулся, закидывая руки за голову. Как же хорошо. Лицо приятно горит от мороза и снега. Никогда не думал, что снег - это так хорошо.
   В снежки играли... Этого он тоже не знал. В Алабаме снега не было, нет, был, конечно, но... но снег - это лишняя уборка, холод, сжимающий ноги даже через "дворовые" ботинки, проникающая под одежду сырость, разъезжающиеся по липкой грязи сапоги, намокшие и сразу потяжелевшие мешки с концентратом, глумливый приказ надзирателя: "Мордой на землю!" - и... да ещё много чего. Нет, русская зима и русский снег - совсем другое, совсем...
   Он слышал, как входила и выходила Женя, но не открывал глаз. А когда Женя легла, слегка подвинулся к ней, чтобы касаться её своим боком. Женя тихо засмеялась и погладила его по плечу. И мгновенно заснула, не убрав руки.
   Будильника, разумеется, не заводили, но Эркин проснулся вовремя. Секунду, не больше, он лежал, словно вспоминая, где он и что с ним, а потом мягким рывком, чтобы не потревожить Женю, откинул одеяло и встал. Быстро потянулся, закинув руки за голову и разминая мышцы, и надел домашний костюм.
   - Пора? - сонно спросила Женя и сама себе ответила: - Пора!
   Вскочила на ноги и, на ходу накидывая халатик, выбежала из спальни с криком:
   - Алиса! Вставай, пора!
   Поднять Алису, пополдничать, убраться, переодеться, сложить, что возьмут с собой... Хлопот выше головы, но Женя носилась в вихре этих хлопот с таким удовольствием...
   Наконец всё сделано. Ботинки, туфли и туфельки завёрнуты и лежат в сумке, там же и шаль, Алиса заново причёсана, в матроске, Эркин и Женя одеты, в квартире убрано, ну, всё? Всё! Идём!
   Женя быстро одела Алису, оделась сама, Эркин взял сумку, и они вышли из квартиры.
   Субботний вечер только начинался. Из города уже вернулись ходившие гулять и за покупками, а гости ещё не пришли. И прохожих было мало. Эркин, Женя и Алиса шли по мягко поскрипывающему голубоватому в сумерках снегу. Алисе запретили болтать на морозе, и она молча шла между Женей и Эркином, крепко держась за их руки. В окнах уже горел свет, жёлтый, красный или оранжевый - по цвету абажура или штор, зажигались молочно-белые шары уличных фонарей. А за путями, в Старом городе было уже совсем темно.
   Где дом Медведева Эркин знал: Колька объяснял очень толково - и уверенно вёл Женю и Алису. Дорожка от калитки к крыльцу была широко разметена, калитка не заперта, ставни раскрыты - их ждали.
   - Вот и пришли, - заставил себя улыбнуться Эркин.
   Он немного не то, чтобы трусил, а... а не по себе как-то. Одно дело в "Беженском Корабле", там все свои, а здесь всё-таки...
   - Какой дом хороший, - улыбнулась Женя.
   И Эркин согласно кивнул. Дом, и в самом деле, хороший - большой и чем-то смахивающий на самого Медведева, такой же крепкий и основательный.
   Поднялись на высокое крыльцо, Эркин распахнул перед Женей с Алисой дверь, и на них обрушился весёлый праздничный шум.
   - О-о! Вот и Мороз!
   - Здорово!
   - А это твоя стрекоза?!
   - Ну, молодцы!
   - Ой, здравствуйте вам, хорошо как, что пришли!
   - Да сюда, сюда, здесь и переобуетесь!
   - Ну, братва, Мороз-то франтом каким!
   Эркин смеялся, здоровался, жал руки и хлопал по плечам, как и его хлопали. В сенях навалом полушубки, пальто, бурки. Женю с Алисой тут же куда-то увели, он еле успел достать из сумки свои ботинки, чтобы переобуться и отдать сумку Жене.
   В маленькой комнатке, где еле помещались большая высокая кровать с пирамидой подушек и маленький столик у окна, Женя переобула Алису, переобулась сама.
   - И правильно, - кивнула похожая на бабу Фиму старушка. - Ах ты, красавица, ну, чисто сахарная.
   Женя невольно улыбнулась: это уже Алиске. Зеркала в комнатке не было, и Женя на ощупь проверила, как лежат волосы, огладила на себе бордовое в талию и с умеренно пышной юбкой платье, оглядела Алису, поправив ей банты, удерживавшие хвостики, и наконец достала из сумки и, развернув, накинула на плечи золотую шаль. Старушка восхищённо ахнула и даже руками всплеснула.
   И в большой, набитой празднично одетыми людьми, нарядно убранной комнате её шаль так же вызвала общий восторг. Женя нашла взглядом Эркина и удовлетворённо кивнула: в своём пуловере и белой рубашке он вполне на уровне.
   Знакомились шумно и немного бестолково. Женя даже сначала запуталась, где чья жена. Женщины дружно ахали, рассматривая шаль Жени, Женя восхищалась искусной вышивкой на кофте жены Медведева и кружевной шалью жены Лютыча. Мужчины стояли своей группой, бегала под ногами мгновенно перезнакомившаяся детвора. Эркин не сразу даже узнавал своих коллег в праздничном. Саныч в костюме с жилетом и даже при галстуке, у Лютыча под пиджаком белая рубашка навыпуск с вышивкой на груди, а Серёня тоже в вышитой и навыпуск, но ярко-красной и подпоясан витым шнуром с кистями. А Колька в морской форме, со всеми нашивками, медалями и... да, правильно, два ордена, один со звездой, а другой с развёрнутым знаменем. Алискина матроска почему-то очень смешила Кольку, и он всё никак не мог успокоиться: как посмотрит на Алиску, так фыркает. Даже Ряха был не похож на себя будничного: чисто выбрит и в светло-голубой почти новой рубашке. Он, Серёня, Петря и Колька были одни, остальные все с жёнами, но детей привели только те, кто жил в Старом городе и у кого не совсем уж мелюзга. Миняй своих дома оставил.
   - Баба Фима приглядеть взялась, - сказал он Эркину.
   И Эркин понимающе кивнул.
   Наконец пришёл Геныч, тоже в костюме-тройке при галстуке с женой в шуршащем шёлком зелёном с переливами платье.
   - Ну, все никак, - огляделся Саныч. - Ну что, мужики, начнём?
   - Начнём... А чего ж тянуть... Ага, Саныч, давай... - дружно все закивали.
   - Давай, старшой, выходи, - улыбнулся Саныч.
   Медведев в новеньком, явно вот-вот купленном костюме встал напротив Саныча. Остальные столпились вокруг, окружив их плотным кольцом.
   - Ну, Михаил, дожил ты до тридцати, родителям на радость и в утешение, людям на пользу и в уважение, - торжественно начал Саныч.
   Пожилая женщина в чёрной шёлковой шали, умилённо всхлипнув, промокнула глаза крохотным белым платочком с кружевной каймой.
   - Война тебя не скрутила, никакая болячка не настигла, - продолжал Саныч. - Были беды, так прошли, были радости, так ещё будут.
   Все кивали, улыбались, поддакивали.
   - До тридцати парень, с тридцати мужик, - говорил Саныч. - Так что поздравляем тебя, живи долго и счастливо, и чтоб были какие беды, так чтоб они последние, а все радости вдвое и в будущее. И вот тебе от нас на память, долгую да добрую.
   И Саныч торжественно вручил Медведеву... часы! Большие, настенные, в тёмном футляре, с блестящим маятником за стеклом. Ахнула, всплеснув руками жена Медведева.
   - Ух ты-и! - потрясённо выдохнул Серёня.
   И зашумели, заговорили все сразу.
   - Ну, дело!
   - Вот это да!
   - На счастье тебе, старшой!
   - Многие тебе лета!
   И ещё какие-то странные никогда раньше не слыханные Эркином слова. Но он как-то не обратил на это внимания, ощущая их доброжелательность.
   Медведев принял от Саныча часы.
   - Спасибо вам, - он схватил ртом воздух и... и повторил: - Спасибо.
   - Спасибо вам, люди добрые, - пришла к нему на помощь жена. - Прошу к столу, окажите нам честь.
   С шутками, с гомоном расселись за столом. Всю детвору отправили в соседнюю комнату, где для них был накрыт другой, сладкий, стол. А в самом-то деле, чего им мешаться, у взрослых и разговоры свои, и угощение другое. А там за ними бабка присмотрит, и Сашка, ну да, на учительницу учится, вот и взялась, и дело, ну, давайте, что ли, чего тянуть, успеешь, куда лезешь, а ну в очередь встань, да уж, как положено...
   К удивлению Эркина, мужчины рассаживались отдельно от женщин. На одном торце длинного стола - хозяин, на другом, ближнем к двери на кухню, торце - хозяйка, ну и гости...соответственно. Сам он сел, где ему Саныч указал, посмотрел только, как там Женя, нет, тоже недалеко от хозяйки, так что всё в порядке.
   На столе теснились миски и блюда с капустой, огурцами, салом, солёной рыбой, грибами, дорогой покупной колбасой. Медведев разливал по стаканам водку, и ему помогал Саныч, а женщинам наливали вино хозяйка и жена Лютыча.
   - Ну, - Саныч встал и торжественно поднял свой стакан, - твоё здоровье, Михаил, жизни тебе долгой и счастливой, удачи в делах и радости в семье.
   - Спасибо, - встал и Медведев, - спасибо на добром слове.
   Эркин вместе со всеми встал, чокнулся с Медведевым. Стакан прозрачный, и налили доверху, но авось в общей суматохе не заметят его жуханья.
   Все дружно выпили и набросились на закуску. Что Эркин выпил не до дна, если кто и заметил, то промолчал. Что пьёт он неохотно, и кружку всегда берёт себе маленькую, а тянет её дольше всех, ещё по пятничным походам заметили и не цеплялись к нему. Знает свою меру парень, ну и бог с ним. Ряха бы, может, и вякнул, но был сейчас слишком занят едой. Молотил он... по-рабски, жадно и без разбору.
   Утолив первый голод, дружно похвалили грибы и огурцы домашнего засола, женщины немного потрещали о своём, и Саныч снова встал, зорко оглядев стол.
   - Налито всем? Ну, теперь за родителей. Что такого молодца родили да воспитали.
   Благодарить встала мать Медведева, склонила в поклоне голову. Чокнулись с ней, выпили за родителей.
   Эркин изредка поглядывал, как там Женя, но уже совсем успокоился. Напряжение первых минут, опасения сделать что-то не так, уже отпустило его: в общем, это походило на беженские новоселья. Ели, болтали, смеялись, без умолку трещали женские и гудели мужские голоса, из соседней комнаты то и дело доносились детский визг и смех.
   - А хороша рыбка.
   - Своего засола.
   - И улова?
   - А то!
   - Сразу видно.
   - Маманя делала.
   - Кушайте на здоровье, гости дорогие.
   - Спасибо.
   - Моя по огурцам спец. С хрустом.
   - Да, мужики, под такую закусь и не захочешь, да выпьешь.
   Стол начал пустеть. И Медведев кивнул жене. Та сразу вскочила, захлопотала, перекладывая закуску и расчищая место. Освободившиеся тарелки унесла, а следом за ней вышла и мать. И на больших, к изумлению Эркина, деревянных блюдах внесли длинные и высокие пироги.
   - Ух ты-и-и! - потрясённо выдохнул Петря.
   И опять в общем восторженном шуме промелькнули странные, будто не русские, но и не английские слова. Эркин удивился, но тут же забыл об этом.
   Пироги поставили на стол, хозяин и хозяйка сами тут же нарезали их.
   - Ты смотри! - восхитился сидевший рядом с Эркином Геныч, принимая тарелку с куском. - На четырёх углах!
   Эркин, как все протянул свою тарелку Медведеву и получил её обратно с куском. На четырёх углах? А где же здесь углы?
   - Ты что? - заметил его удивление Геныч. - Кулебяки не ел?
   - Чего? - переспросил Эркин.
   - Кулебяка называется, - стал объяснять Геныч. - Видишь, слоями, углы говорят. На четырёх углах - это четыре начинки, значит.
   - Ага, понял, - кивнул Эркин. И повторил, запоминая: - Кулебяка.
   - Учись, вождь, - хихикнул Ряха. - Пригодится.
   Эркин не заметил его слов. Как впрочем и остальные.
   И снова встал Саныч.
   - А теперь за хозяйку надо. Что дом держит и ведёт, и деток растит. Спасибо тебе, - жена Медведева встала, - что в любом деле опора и помощница. Муж - голова, да жена - шея.
   - Спасибо вам, люди добрые, - поклонилась она в ответ. - За честь да за ласку.
   Чокнулись с ней и выпили. Эркин поставил на стол пустой стакан и взялся за кулебяку. Он и так свою долю на три тоста растянул, больше нельзя. А кулебяка ему понравилась: сочная жирная начинка, и каша тут, и мясо, и грибы, и лук с яйцами. Ха-арошая штука.
   За расспросами о тайнах засолки Женя быстро посматривала на Эркина. Нет, всё в порядке, весел, смеётся, ну и отлично. Какие хорошие люди. И всё хорошо. А кулебяка привела её в совершенный восторг. До таких высот кулинарии ей никогда не подняться.
   Кто-то - за общим шумом Эркин не разобрался - запел, и весь стол дружно подхватил песню. Эркин её знал и охотно поддержал. А, разобрав в общем хоре голос Жени, совсем разошёлся. Конечно, взять песню на себя, как Лозу, он не рискнул, но пел без опаски и стеснения. Едва закончили эту, грянули другую, уже побыстрее, с плясовым мотивом. Откуда-то появилась гармошка, и опять Эркин изумился, увидев играющего Лютыча. Ну... ну, никак не ждал, не думал. На беженских новосельях иногда пели, но ни танцев, ни музыки не было, а тут... Он со всеми встал из-за стола, но танцевать не стал: не знает он этих танцев, но ничего, присмотрится, а уж тогда...
   - А ты чего стоишь? - остановился перед ним раскрасневшийся Колька.
   - Не умею, - улыбнулся Эркин.
   - Да плюнь, невелика наука. - Он во-ождь, - протянул Ряха. - Зазорно ему, понимаешь, нет?
   Эркин сверху вниз посмотрел на Ряху и очень тихо сказал:
   - Уйди, - и добавил уже не раз слышанное и почти понятное: - от греха.
   Против обыкновения Ряха исчез без звука. Колька хлопнул Эркина по плечу и снова пошёл плясать. Подошла и встала рядом Женя, взяла Эркина под руку.
   - Ты в порядке? - тихо спросил он почему-то по-английски.
   - Да, в порядке, - по-английски же ответила Женя и продолжала по-русски: - Я посмотрела, как там Алиса. Тоже всё в порядке.
   - Хорошо, - кивнул Эркин.
   Он уже поймал ритм, чувствовал, как пританцовывает рядом Женя, но всё-таки медлил. Ещё осрамится ненароком. Но тут на его счастье Лютыч заиграл что-то похожее на вальс, и, видя, что несколько пар затоптались в обнимку, Эркин повернулся к Жене. Она сразу кивнула и положила руки на его плечи так, что её шаль золотыми крыльями окутала их обоих.
   И места мало, и выпендриваться нечего - остальные не так танцуют, как топчутся под музыку, и Эркин мягко кружил Женю, почти не сходя с места.
   - Ловко у тебя получается, - одобрительно заметил Геныч, когда Лютыч решил передохнуть и танцевавшие разошлись.
   - Он и играет здоровско, - ухмыльнулся Колька.
   - И молчал?! - возмутился Тихон.
   - Умеешь? - протянул ему Лютыч гармонь.
   Эркин мотнул головой.
   - Нет, только на гитаре.
   - Гитары нет, - развёл руками Медведев.
   - Так слушай, старшой, - глаза у Кольки хитро блестели. - Давай сбегаю, знаю я, где гитара.
   Медведев оглянулся на стол и мотнул головой.
   - Потом. Давай к столу.
   Подносы из-под кулебяк уже убрали, положили ещё огурцов и капусты и, когда все расселись, внесли и стали раскладывать по тарелкам мясо и кашу. И пили уже не разом, а каждый как хотел, и разговоры шли позабористее, и жёны уже чаще поглядывали на мужей, особенно на тех, что зарваться могут и меру забыть. Женя тоже, как все, посматривала на Эркина, но он улыбался ей, и она спокойно продолжала разговор о преимуществах меховых сапожек перед валенками и как из свекольного сока румяна варить.
   Колька, сидевший напротив Эркина, потянулся к нему с бутылкой, но Эркин, покачав головой, накрыл свой стакан ладонью.
   - Мне хватит.
   - Меру знать - великое дело, - одобрил Саныч и посоветовал: - Ты стакан свой переверни, чтоб сразу видели.
   Колька плеснул себе и поставил бутылку на стол, где её тут же ловко перехватил Ряха.
   - Давно зарок дал? - спросил Эркина Миняй.
   - Да нет, - понял его Эркин. - Просто мне и так хорошо.
   - Ну, тогда да, - согласился Миняй.
   И снова неспешный спокойный разговор.
   В комнате становилось жарко, женщины, откидываясь от стола, обмахивались концами лежавших на плечах платков и шалей, пиджаки у мужчин давно расстёгнуты, а то и сняты и висят на спинках стульев. И когда опять стали выходить из-за стола, Эркин решительно снял пуловер и, выйдя в сени, отыскал свой полушубок и засунул пуловер в рукав.
   В сенях было прохладно, из-за неплотно прикрытой внешней двери слышались голоса куривших на крыльце. Курить Эркину совсем не хотелось, и он вернулся в жаркую, наполненную светом и шумом комнату или как её все называли - залу. Лютыч опять играл, а Петря, Серёня и Колька азартно дробили чечётку. Эркин поймал озорной взгляд Кольки, взмахом головы откинул со лба прядь и вошёл в круг. Ритм несложный, ботинки с твёрдой подошвой и на каблуках, отчего и не сплясать.
   - А твой-то ловкий, - одобрительно сказала мать Медведева Жене, кивком показывая на пляшущих.
   Женя улыбнулась в ответ, любуясь Эркином. Она словно заново увидела его, как красиво любое его движение, играющие под тонкой рубашкой мускулы, уверенные жесты красивых рук, иссиня-чёрная прядь на лбу, озорные глаза и улыбка, ах, какая улыбка...
   И уже вступали в круг женщины, и прыгала тут же ребятня, и уже кто-то вывизгивал припевки... Женя зажала в кулачках концы шали и шагнула вперёд.
   - Давай-давай, молодуха, - сказала ей вслед мать Медведева. - Пляши, пока пляшется.
   Припевок Женя не знала, но ей и без того весело. Эркин растерялся, увидев среди пляшущих и Женю, и Алису, но только на секунду. Раз Женя так хочет, значит, так и надо, так и будет.
   Раскрасневшаяся Саша - кем она приходится Медведеву ни Эркин, ни Женя не знали, да особо и не интересовались - собрала и увела детей, а то припевки больно забористые пошли. Правда, до самых солёных не дошло. Саныч остановил внушительным:
   - Не озоруй, не свадьба.
   На столе уже стоял огромный кипящий самовар, доски с пирогами, миски и мисочки с вареньем, мёдом, кусками сахара и конфетами. А у самовара сидела мать Медведева. Подходи с чашкой, наливай, бери себе пирога или варенья, или ещё чего душа просит, и садись где хочешь, промочи горло и нутро попарь. Эркин с удовольствием сел рядом с Женей, отхлебнул чаю.
   - Эркин, возьми варенья. Или мёда.
   - М-м-м, - Эркин кивнул, искоса посмотрел на Женю и совсем тихо, чтобы только она услышала, сказал: - А у тебя вкуснее.
   Женя быстро, словно украдкой, чмокнула его в щёку.
   - Эй, Мороз! - Колькин голос заставил их обернуться. - Смотри, чего есть!
   - Принёс?! - рванулся к нему Эркин.
   И взяв у Кольки гитару, укоризненно покачал головой.
   - Что ж ты её по холоду, ей же больно.
   - Во даёт вождь! - взвизгнул Ряха.
   - Заткнись, коли дурак, - рявкнул на него Лютыч, глядя, как Эркин бережно ощупывает, словно оглаживает гитару. - Ништо, Мороз, щас отойдёт.
   Эркин кивнул, усаживаясь уже спиной к столу. Осторожно тронул струны, еле-еле, чтоб не перетянуть ненароком, поправил колки и уже увереннее провёл пальцами по струнам. Гитара отозвалась нежным и глубоким звуком.
   - Однако... - как-то неопределённо протянул Саныч.
   Эркин ещё раз попробовал струны и поднял глаза на стоящих вокруг людей, улыбнулся.
   - Давай "Жди меня", - сразу сказал Колька. - Ну, что тогда пел.
   И когда Эркин запел, песню подхватили почти все. И снова в этом хоре он слышал только голос Жени. И пел он свободно, ничего не боясь и ни о чём не думая. Он сам не ждал, что так будет рад гитаре, что так соскучился по игре. И закончив песню, посмотрел вокруг и улыбнулся людям своей "настоящей" улыбкой.
   - Ну, ты даёшь! - восхищённо выдохнул Колька.
   - Здоровско, - кивнул Петря.
   - Слышь, - Серёня подтолкнул локтем Кольку, - цыганочку сбацаешь, Мороз, а?
   Но Саныч не дал Эркину ответить.
   - Стоп, пацаны, успеете. Старшому первое слово.
   Медведев даже руками развёл.
   - Ну, никак не ждал. Играй, чего хочешь, Мороз.
   - И то, - кивнул Лютыч. - Песня, она от сердца, ей не прикажешь.
   Эркин перебирал струны, быстро прикидывая. По-английски петь не стоит, а по-русски... лагерное тоже не надо, не то место. А если... Андрей тоже её спел как-то, а потом сразу к стаду ушёл, видно, тоже, как у Семёна, "семейная"
   - Гори, гори, моя звезда, - негромко, потому что не под крик песня, начал Эркин, - звезда любви приветная...
   Он пел, стараясь не думать о словах и не глядеть на Женю, боясь сорваться.
   - Ну... ну, спасибо, - только и сказал Медведев, когда Эркин замолчал.
   А потом его хлопали по плечам и спине и целовали в щёки, благодаря за песню. И цыганочку он сыграл, вернее, играл Лютыч на гармошке, а он подстраивался, зорко разглядывая пляшущих и прикидывая, что ничего особо сложного нет, так что, если надо будет, то спляшет. Не хуже Кольки и Серёни, и женщины, кто помоложе, вышли в круг. И Женя?! Ну... ну, вот это здорово.
   И опять пили чай с необыкновенно вкусными пирогами. И он сам пел, и подпевал Лютычу и остальным. А там, где слова были совсем непонятны, будто не по-русски, то вёл мелодию без слов. И так хорошо ему ещё никогда не было. Шум, танцы, он поёт, играет на гитаре, танцует, с Женей, ещё с кем-то. И... и так хорошо! Ведь и раньше такое бывало... Такое? Нет, это совсем другое. Резким взмахом головы он отбросил со лба прядь и все эти мысли, потом обдумает.
   И вдруг Эркин почувствовал, что вечер кончается, дольше затягивать не надо, будет хуже. Эркин нашёл взглядом Женю. Она поняла его и кивнула. Но это же, видимо, чувствовали и остальные. Потому что как-то сразу стали благодарить и прощаться.
   Эркин встал и протянул гитару Кольке.
   - На, возьми. Спасибо тебе.
   - И тебе спасибо, - принял Колька гитару.
   Разбирали и одевали усталых полусонных детей, одевались сами, прощались с хозяевами, благодарившими всех за честь да за ласку.
   Медведев крепко хлопнул его рука об руку.
   - Ну, спасибо тебе, Мороз. Уважил.
   - И тебе спасибо, - улыбнулся в ответ Эркин.
   Они уже стояли в сенях, и Женя держала за руку Алису. Женя на прощание расцеловалась с женой Медведева и его матерью, тоже пожала руку Медведеву, Алиса пожелала всем спокойной ночи, и они вышли.
   Холодный воздух обжёг лица, но не больно, а приятно. Миняй с женой ушли раньше: всё-таки дети дома, хоть и согласились присмотреть, а всё не то. Почти все остальные жили в Старом Городе, так что к путям Эркин с Женей шли одни. Откуда-то доносилась пьяная песня - вроде Ряха горланит - и лаяли разбуженные собаки.
   Эркин передал сумку с обувью и шалью Жене и взял Алису на руки. Она сразу заснула, положив голову ему на плечо. Женя тихо засмеялась.
   - Устала.
   - Да, - Эркин осторожно, чтобы не потревожить Алису, кивнул. - Женя, тебе понравилось?
   - Да, - Женя шла рядом с ним, держась за его локоть. - И люди приятные, и весело так было. Я и не знала, что ты умеешь играть.
   - Нас всех учили, - неожиданно легко ответил, переходя на английский, Эркин. - Играть, петь, танцевать. Смотрели, кто где лучше смотрится, и учили. На гитаре или рояле. А пели и танцевали все. И стихи читали.
   Женя шла в ногу с ним, держась за его руку, и слушала. Он впервые так... свободно говорил об этом.
   - Я много пел и играл... раньше, там, - он всё-таки избегал слова "Палас", - Но это всё было по-другому, не так. Я не знаю, как сказать, но... но это было тоже как в насмешку, в обиду. Мы не были людьми для них. Пели, танцевали для них, не для себя, а здесь... мне самому хорошо было. Женя, тебе понравилось?
   - Да. Ты очень хорошо пел, - Женя мягко сжала его локоть. - А про звезду ты откуда знаешь?
   - От Андрея, - Эркин перешёл на русский. - Всё, что я по-русски знаю, я знаю от Андрея. А чему там учили... Этого здесь не надо, нельзя, - и опять по-английски: - Я только Шекспира для себя пел. Женя, я... я сам придумал, ну, музыку. И пел. А когда спрашивали, врал, что надзиратель в питомнике научил. Знаешь, я слов толком не понимал, ну, настоящего смысла, просто, мне... даже не знаю, как сказать, мне было приятно их петь. Не то, что те...
   Женя задумчиво кивала. Эркин поправил Алису и негромко смущённо спросил по-русски:
   - Женя, тебе... тебе ничего, что я говорю об этом?
   - Нет, что ты, Эркин. Всё хорошо. Всё правильно.
   - Ты устала? Совсем немного осталось. Или, - Эркин засмеялся, - Женя, давай, я и тебя понесу, а?
   - Ты с ума сошёл, - засмеялась Женя. - Вон уже "Корабль" виден. Смотри, ни одного окна не светится.
   - Да. Поздно уже.
   Тёмная громада дома, почти сливавшаяся с чёрным небом, наплывала на них. В подъезде, на лестнице, в коридоре - сонная тишина. Женя открыла их дверь, и они вошли в свою квартиру, полную не пугающей, а ожидающей темнотой.
   Женя зажгла свет, и Эркин, пока она раздевалась, стал раскутывать Алису. Та покорно крутилась под его руками, не открывая глаз.
   - Ну, надо же, как спит, - засмеялась Женя, уводя её в уборную. - Раздевайся, милый, мы мигом.
   Эркин не спеша снял и повесил полушубок, ушанку, смотал с шеи шарф, разулся. Он раздевался медленно, словно смаковал каждое движение. А хорошие брюки, совсем в бурках не помялись.
   - Эркин, - Женя уже вела Алису в её комнату, - ты рубашку в грязное кидай.
   - Мгм, - промычал он в ответ.
   Его хватила такая блаженная истома, что не хотелось ни говорить, ни двигаться. И он как-то бестолково помотался между спальней и ванной, раздеваясь и раскладывая свои вещи. А как лёг, и сам не понял. Но вдруг ощутил, что он уже лежит в постели, под одеялом, и Женя рядом.
   - Женя, - по-детски жалобно позвал он, - я же не пьяный?
   -
   Нет, - засмеялась Женя, целуя его в щёку. - Спи, милый.
   - Ага-а, - протяжно согласился Эркин, вытягиваясь рядом с Женей так, чтобы касаться её всем телом.
   Так он ещё никогда не уставал, какая-то странная, приятная усталость. Пел, танцевал... всё тело гудит. Как же ему было хорошо, как... как никогда. Выходные, праздники, а теперь это... у Жени день рождения в марте, и они сделают такой же праздник. И даже лучше. Он улыбнулся, окончательно засыпая.
  

* * *

  
   Прошедшие дожди смыли остатки январской ледяной корки, и машина шла хорошо, на уверенной сцепке с дорогой. Конечно, через дамбы будет короче, но дамбам хана, все так говорят, и проверять неохота.
   Чак вёл машину играючи, хвастаясь своим умением перед самим собой. Всё у него хорошо, всё тип-топ. Только в дороге, оставшись в одиночестве, точно зная, что никто его не увидит, он давал себе волю. Ведь никому о такой удаче не расскажешь, да и некому рассказывать. И незачем. А вспомнить приятно...
   ...После той старухи он с неделю помотался по округе то с Бредли, то с Фредди, а потом Бредли позвал его в свой кабинет. Он думал, что для очередного недельного расчёта, и пошёл спокойно. А ему предложили прочесть и, если согласен, подписать. Контракт?! Он прочитал, не поверил себе и перечитал ещё раз. Шофёр и автомеханик на еженедельной оплате. Неустойка с инициатора разрыва... двухнедельный заработок... ничего, нормально... срок... до Рождества... тоже, как у всех...
   Фредди на этот раз сидел не у двери, а рядом с Бредли, смотрел, как всегда, в упор светло-прозрачными глазами.
   Он взял лежавшую на столе ручку и подписал. Дурак он, что ли...
   ...Чак улыбнулся. Ну вот, теперь всё в порядке. Конечно, ухо надо востро держать, Фредди - он Фредди и есть, нарваться ничего не стоит, а расчёт тут короткий будет. Это купленного раба поберегут, пока он свою цену не окупит, а с нанятым церемониться не будут. Но всё равно - повезло.
   Не снимая рук с руля, Чак покосился на лежавшую рядом карту. Всё точно. До города ещё десять минут, не больше. Фирма "Орион", забрать три ящика и отвезти в Гатрингс, фирма "Гермес". Через весь штат, считай, бросок. И надо управиться засветло, ночь ему на возвращение в Колумбию, там машину в гараж, помыть, убрать и сутки на отдых, как положено. Что-что, а законы по труду Бредли блюдёт. Даже смешно. Зачем ему это? Но...
   Чак вписал машину в поворот. Но не суй нос в чужие дела, целее будешь. После той ночи Бредли с Фредди ещё пару раз уезжали поздно вечером и возвращались к рассвету. И он находил машину утром вымытой и целенькой. И любопытствовать не смел. А ещё через неделю, да, в самом конце января, Бредли сказал ему, что с утра они едут в Колумбию, и, хотя он ни о чём не спросил, сам сказал:
   - Вещи бери с собой.
   - Все, сэр? - решился он всё-таки уточнить.
   - Тебе жить, сам и решай, - усмехнулся Бредли.
   И он понял. Что ж, всё складывалось совсем даже не плохо. И в Цветном, когда ты с деньгами, можно устроиться. Платит Бредли хорошо, да ещё ссуда лежит, считай, нетронутая. Мог бы и дом купить, но не рискнул. Вбухать все деньги, а случись что... да что угодно может быть, а тогда... Дом в карман не положишь. А вот хорошая меблирашка... это как раз то, что ему нужно. Холл, спальня, крохотная кухонька и душевая выгородка. Всё, что надо. И плата по карману. Нет, всё сейчас хорошо, и... и лучше не надо. Погонишься за лучшим - упустишь хорошее. И работа по силам. Привезти, увезти... Ага, вот и "Орион".
   Чак остановил машину у подъезда и спокойным уверенным шагом вошёл в светлый и явно только что отремонтированный пустой холл. Навстречу ему сразу из внутренней двери вышел белый почему-то в вечернем смокинге, заметно тесном для мускулистых плеч. Чак вежливо остановился в трёх шагах. Внимательный взгляд обежал, чуть задержавшись на кожаной куртке.
   - От Бредли?
   - Да, сэр.
   Кивок и короткий повелительный жест.
   - Забирай.
   У стены в неприметном на первый взгляд углу три ящика. Небольшие, но как оказалось весьма тяжёлые. Обычную легковушку они бы и посадить могли, но у "ферри" рессоры не серийные. За три захода Чак под тем же внимательным взглядом перенёс и уложил в багажник ящики, захлопнул крышку. И вдруг неожиданное:
   - Держи, парень. На выпивку тебе.
   - Спасибо, сэр, - принял он радужную купюру.
   Десять кредиток? Надо же, как Бредли боятся, что его шофёра так ублажают.
   Чак сел в машину и включил мотор. Ну, теперь в Гатрингс. Маслом от ящиков не пахнет, значит, не оружие, как сразу подумал, а... А что? А ничего! - одёрнул он сам себя. Твоё дело - отвезти, привезти. Документов на ящики нет, если полиция остановит... А с какого перепоя она должна тебя останавливать? Скоро уже месяц мотается вот так по всей Алабаме, и ни разу полиция не остановила. Правил он не нарушает... а если что... знать он ничего не знает, не положено ему знать, вот и всё.
   На Гатрингс если по прямой... Чак сбросил скорость и переложил карту на колено. Да, через Джеймстаун, там и на ленч остановится. По-быстрому, чтобы успеть. А в Гатрингсе уже запасётся кофе в дорогу, чтобы до Колумбии без остановок. Спрямить здесь по просёлку? Выиграешь в расстоянии - проиграешь в скорости. Нет, рисковать не стоит, не из-за чего.
   Он вёл машину с весёлой уверенностью, и мысли его были такими же. Что стоит купить посуду, фарфоровую, и не лопать по-рабски, а есть по-людски. Эта деревенщина в имении за обедом на фарфоре ест, а у него заработок побольше будет, и он - шофёр, грамотный, а не дворовой работяга, и он один, так что выпендрёжа его никто не увидит и не прицепится, чего и откуда. И постельного белья на кровать купит. Мебель хозяйская, но всё остальное... его собственное! Белья у него... да, почти четыре смены. Докупить, чтоб было шесть? До полудюжины. Полную дюжину он не потянет, да и... да нет, если покупать в розницу и в разных местах, никто не заметит. И ещё он купит... нет, пока посуду и бельё, и так придётся ссуду затронуть. Он никогда не думал, что такие мысли могут быть настолько приятны. В прошлую поездку он купил себе кухонный набор. Стальной, с ярко-красной эмалью. Кофейник, сковородка и три разнокалиберные кастрюли. И кухня сразу стала другой. И есть он теперь может дома, где никто в рот не заглядывает и куски не считает. А готовить он умеет. Раб-телохранитель должен и это уметь. Сколько он оплеух заработал, пока не постиг все тонкости варки кофе и жарки бифштексов. А ещё и сервировки... но теперь, теперь он всё это делает для себя. Чем он хуже тех беляков... те в земле лежат, а он жив и будет жить, и жить не по-рабски.
   Чак ещё раз посмотрел на карту и прибавил скорость. Дорога хорошая, машина не в напряге, полиции не видно. Всё-таки жить хорошо, чертовски хорошо! Лишь бы его не посылали в Атланту. Там Старый Хозяин. Доктор Иван сказал, что он теперь свободен от тех слов, но верить беляку - доктор хоть и русский, а беляк - опасно, и проверять неохота. А в остальном... и в целом... "В целом неплохо", - как говорила та гнида, эсбешник. Жаль, упустил его в Хэллоуин, но, может, тот и сам подох. Хорошо бы. А ещё лучше, чтобы его всё-таки пристукнули. И чтоб подольше, чтоб прочувствовал, каково оно. Но мечтать об этом - себя травить. Что было, того уже не воротить. И забудь. Живи, как живётся. Главное - ты жив.
  

* * *

  
   - Знаешь, - Жариков откинулся на спинку стула и, запустив пальцы в свою шевелюру, потянулся, - знаешь, Юрка, чему я больше всего удивляюсь?
   - Мм, - неопределённо промычал в ответ Аристов.
   - Что парни выдержали наше лечение, Юра. Что не сошли с ума от боли и страха.
   Аристов, словно не слыша его, перебирал лежащие на столе книги.
   - А я удивляюсь другому, Ваня, - наконец заговорил он. - Понимаешь, я никогда не верил в эти легенды о гениальных злодеях, учёных-маньяках, врачах-убийцах и прочей... детективной чепухе. А выходит... ты только вдумайся, что он смог. Создал такую... систему. И для чего? Действительно... гений зла. Что его сделало таким, Ваня?
   - Не знаю, - Жариков сидел, запрокинув голову и закрыв глаза. - И не узнаем уже никогда. Он мёртв, личных записей не осталось, да и вряд ли он вёл искренний личный дневник, всё-таки не тот тип, друзей, настоящих, судя по всему не имел, сын... для сына он был закрыт, даже блоки тому поставил. Тоже гениально. Конечно, поговорить с ним было бы интересно, но интерес... чисто академический. В человеческом плане парни, да тот же Андрей, намного интереснее.
   - Всё ещё работаешь с ним? - Аристов пожал плечами. - Вроде, у парня всё наладилось.
   - Я с ним не работаю, Юра. И ему, и мне не с кем здесь философствовать. Не с тобой же.
   - Спасибо.
   - Кушай на здоровье, правды не жалко. А вот с кем бы я по работе поговорил, так это с тем индейцем.
   - Отстань, Ванька, - угрожающе сказал Аристов.
   - Нет, Юра, не отстану. У этого парня ключ ко многим проблемам. Правда, он сам этого не понимает, но ему простительно. А вот некоторым с высшим образованием, удивительным тупоумием и полным отсутствием корпоративности...
   - Вань-ка! - раздельно повторил Аристов тоном, предваряющим мордобой, и без паузы продолжил уже другим тоном: - И всё-таки, почему среди парней совсем, считай, нет индейцев?
   - Ты же сам это объяснял тем, что из резерваций забирали позже, уже подростками.
   - Он говорил, что питомничный, - рассеянно ответил Аристов.
   И вдруг потянулся к разбросанным по столу книгам.
   - Где этот... каталог с выставки?
   - А?! - Жариков открыл глаза. - Помню, там мальчишка-индеец, так?
   - Ну да.
   Вдвоём они перебрали книги, и Аристов быстро перелистал найденный буклет.
   - Вот, смотри, здесь даже закладка, твоя?
   - Да нет, - пожал плечами Жариков, - у меня другие. Да... подожди-ка, подожди. Шерман! Он же говорил об индейце-спальнике, там же, в Джексонвилле, чёрт, неужели он?!
   - Подожди, Вань, - сразу понял и загорелся Аристов. - Здесь указан номер, сейчас сверю с карточкой.
   - Думаешь... он?
   - Ты посмотри, Вань, на...
   - На что?! - заорал Жариков. - Ты же меня тогда не позвал!
   - Это он, точно! Принесу карту и сверим номер! Ванька, здесь же все промеры и параметры, всё... мы получим динамику!
   Аристов вскочил со стула и метнулся к двери. Жариков слишком поздно - чёрт, ну совсем мозги отключились! - сообразил, куда тот пойдёт за картой, и остановить друга не успел.
   - Юрка, постой! Завтра посмотрим! - впустую разнеслось по коридору и не остановило убегавшего Аристова.
   Сокрушённо покачав головой, Жариков вернулся в кабинет и поглядел на часы. Вообще-то они могли уже и уйти. Жалко, если Юрка их застукает, они ещё не готовы к такому.
  
   Крис и Люся долго и упоённо целовались, и руки Криса всё увереннее блуждали по телу Люси, и она не сжималась и не отстранялась от него, как раньше.
   - Люся, - оторвался от её губ Крис, - тебе хорошо?
   - Да, Кирочка, - вздохнула Люся, кладя голову ему на плечо. - Так хорошо...
   Теперь они сидели молча, и Крис слегка покачивал Люсю, словно баюкал. И она всё теснее прижимаясь к нему неотступно думала об одном. Он ни о чём ни разу её не попросил. Только тогда, в самом начале, сказал: "Не гони меня". Она не прогнала. А теперь... теперь надо сделать второй шаг. И не из-за девчонок, что твердят без умолку, дескать мужику одно нужно, нет, и не из-за Ивана Дормидонтовича, который ещё той страшной зимой сказал ей:
   - Ты должна пересилить себя. И шагнуть.
   Тогда она шагнула: подошла к зеркалу и посмотрела на себя. И, оставшись одна, разделась и снова осмотрела себя, уже всю. И потом...
   - Кира, тихо спросила Люся, - Кира, ты... ты хочешь? Этого?
   Крис не ответил. Врать он не хотел, а сказать правду... сказать, что он сам боится того, что с ним происходит, что, когда Люся сидит у него на коленях, и он целует её, и осторожно гладит её грудь, что у него тогда... нет, не может он об этом. Что Люся снилась ему, снилось её тело, что они вместе. Что всё чаще к нему покатывает... чего уж там самому себе врать, волна. Нет, ничего этого он сказать не мог. И угрюмо молчал, уткнувшись лицом в её шею.
   - Я... я боюсь, Кира... этого... - зашептала Люся. - Я боли боюсь.
   - Люся, - Крис поднял голову, - боли не будет, клянусь. Я... я всё сделаю, Люся, тебе будет хорошо, Люся.
   Люся улыбнулась. Не его словам, нет - небольно не бывает, а его глазам и улыбке.
   - Спасибо, Кирочка. Я... раз ты хочешь, я согласна, Кирочка.
   Ладонь Криса мягко скользнула под полу её халата, под платье.
   - Люся, тебе будет хорошо, Люся, клянусь.
   Люся, мужественно удерживая на лице улыбку, с ужасом ждала того мига, когда его пальцы наткнутся на следы ожога на её бедре, и... и тогда боль и ужас, и омерзение на лице Криса... и всё кончится...
   Но боли не было. И она уже смелее обняла его за шею и повернулась так, чтобы ему было удобнее.
   - Люся, я... я сниму их, можно? - шёпотом спросил Крис.
   Она не ответила, но он понял её молчание как согласие. Мягко, чтобы не задеть ненароком больное место - как болят бывшие ожоги он хорошо знал и, наглядевшись на раненых, и на собственном опыте, и на курсах об этом говорили - Крис скатал вниз, снял с Люси трусики, кончиками пальцев погладил её бёдра и ягодицы.
   - Люся, так можно, Люся?
   - Ага... ага... - часто дышала Люся, прижимая его голову к своей груди.
   Она сама не поняла, как это получилось, но она теперь сидела верхом на его коленях, и страха уже не было, того, прежнего страха.
   Крис чуть приподнял Люсю, привычным движением потянулся расстегнуть брюки и наткнулся на ткань своего халата. Ах ты-и-и...!!!
   - Люся, я... я сейчас...
   - Что? - не поняла Люся и встала пред ним, поддерживая обеими руками задранные почти до пояса полы халата и платья.
   Крис, беспомощно улыбаясь, путаясь в завязках, как мог быстро снимал халат. И увидев нарождающийся страх в глазах Люси, попросил:
   - Ты отвернись, Люся, да?
   Она медленно отвернулась, и он быстро расстегнул брюки и сдыинул их вниз вместе с трусами. И тихо позвал:
   - Люся...
   Люся, по-прежнему глядя в сторону, шагнула к нему. Крис мягко взял её за бёдра. Она не хочет видеть его тела, оно пугает её? Ну, так пусть не видит. Вот так. Теперь Люся опять стоит над ним.
   - Люся, посмотри на меня.
   А когда она робко посмотрела на его лицо, улыбнулся. И Люся не смогла не улыбнуться в ответ, потянулась к нему, опираясь ладонями на его плечи. Крис осторожно попробовал её посадить на себя, просто посадить, войти-то он не может, хоть там чего-то и дёргается, но вразнобой, как у мальца в первую растравку, но если тело Люси будет рядом, коснётся его тела, если между ними не будет никакой преграды... Люся робко, неуверенно подчинялась его движениям.
   И они не услышали, не заметили, как в замочной скважине дважды повернулся ключ.
  
   Полоска света под дверью кабинета рассердила Аристова. Мало того, что Люся совсем не следит за картотекой и беспорядка только прибавляется, так теперь и свет не выключает!
   Он рывком открыл дверь и вошёл. И остановился, потрясённый увиденным.
  
   Люся не так услышала, как почувствовала чьё-то присутствие, оглянулась и, ойкнув, вскочила на ноги. Крис замер в не рассуждающем, парализующем ужасе. Аристов обвёл взглядом, небрежные груды карточек на столе и кушетке, ведро с плавающей в нём тряпкой посреди кабинета... И...И с силой пнул ногой это ведро, будто именно оно было во всём виновато. С такой силой, что выплеснувшаяся вода окатила Люсю и Криса. Люся пыталась одёрнуть платье и халат, но завернувшаяся ткань не поддавалась, а Крис даже и не пытался прикрыться. Глядя перед собой остановившимися глазами, он сидел неподвижно, будто ждал чего-то.
   - Вон отсюда! - наконец выдохнул Аристов.
   И его голос вывел Криса из столбняка. Теперь надо одно: спасти Люсю. Мягким движением он соскользнул со стула на пол и встал на колени, подставляя под удар затылок.
   - Это я виноват, - шевельнул он сразу пересохшими губами и перешёл на английский: - Это моя вина, сэр.
   Нет, - всхлипнула Люся, - нет, Кира...
   - Оба вон! - заорал Аристов. - Оба пошли...!!!
   Пока Аристов ругался, Люся наконец справилась с юбкой и, схватив со стола свои лежавшие поверх стопки карточек трусики - и как они там оказались?! - выбежала. А Крис остался стоять на коленях. Будто это может что-то изменить... Да, может! Да, он - спальник, погань рабская, это всё он, а она... она не причём, он обольстил, обманул, силой её взял. Но сказать ничего не смог. Потому что посмотрев снизу вверх, увидел лицо Аристова и всё понял. Что пощады не будет. Аристов молчал, и под его молчание Крис встал с колен, подтянул трусы и брюки, подобрал мокнущий в разлившейся луже халат и вышел.
   Оставшись один, Аристов ещё раз пнул ведро, выругался, срывая зло, ещё длиннее, но несколько спокойнее, в полный голос, но без крика, и стал наводить порядок. Чёртовы резвунчики! Ему теперь здесь до утра работы! Ну... ну, пусть они ему только попадутся завтра.
   Он уже заканчивал мыть пол, когда в дверях кабинета возник Жариков и спросил:
   - Ну и чего?
   - Чего, чего?! - Аристов выкрутил тряпку, бросил её в ведро и стал с привычной тщательностью мыть руки. - А ничего! Он без штанов и она с голой задницей!
   - Та-ак, - с угрожающей задумчивостью протянул Жариков. - А ты чего?
   - Выгнал их к чёртовой матери, - Аристов уже остыл. - Чего ещё? - и удивлённо посмотрел на Жарикова. - Да ты чего, Вань? Найдут они себе место, не проблема.
   - Дурак ты, Юрка, - очень спокойно, "диагностическим" голосом сказал Жариков и вышел.
   Аристов демонстративно, хотя его никто уже не видел, пожал плечами и занялся разбором своей драгоценной картотеки.
  
   Всхлипывая, спотыкаясь и ничего не видя он слёз, Люся вбежала в жилой корпус и бросилась к единственному человеку, который мог ей сейчас помочь. Больше ей бежать не к кому.
   Тётя Паша уже спала, все давно спали, но Люся, уже ни о чём не думая, забарабанила в её дверь обеими кулачками.
   - Ну, чего, чего? - зашлёпали за дверью босые шаги. - Кто там?
   Люся только всхлипнула, но тётя Паша уже открывала, не дожидаясь ответа. Всхлипнув ещё раз, Люся бросилась ей на шею и заревела в голос.
  
   Куда мог сбежать Крис? За Люсю Жариков так не беспокоился. Сейчас вероятнее всего, она либо у девчонок, а они пока её выслушают, поревут вместе с ней, обсудят вполне, с их точки зрения, житейскую ситуацию, и за это время она успокоится. Либо, что ещё лучше, Люся у тёти Паши, и тогда полный порядок. Так что о Люсе пока можно не думать. А вот Крис... как бы он вроде Андрея не засел в саду где-нибудь, ищи его там в темноте. Конечно, уже весна, но ночи холодные, не замёрзнет, так простудится.
   Выйдя в парк, Жариков остановился. Не прислушаться - если Крис убежал, скажем, в беседку или в другой какой угол, то хрен услышишь, затаиваться парни умеют не хуже войсковых разведчиков - нет, просто подумать.
   Так, всё-таки сначала надо проверить его комнату. Может, опять же всё-таки шок оказался не настолько сильным.
   В жилом корпусе было тихо и темно. Жариков поднялся в крыло парней. Из-за закрытых дверей еле слышное сонное бормотание, постанывания, всхлипы... Во сне к ним возвращается их прошлое. И это будет ещё долго. И ничего не поделаешь, длительный стресс компенсируется намного дольше разового. А вот за дверью Криса тишина. Жариков попробовал ручку, и дверь легко открылась.
   В комнате было темно и тихо, но Жариков уверенно спросил:
   - Кирилл, спишь?
   Он шагнул вперёд, нашаривая выключатель, и на мгновение зажмурился, ослеплённый вспыхнувшим светом.
   - Вы?! Вас прислали?!
   Крис, лежавший навзничь на кровати, сел, ошеломлённо глядя на Жарикова.
   - Уже? Идти, да?
   - Куда идти? - проморгался Жариков. - Ты это о чём, Кирилл?
   - А я думал, уже всё, - вздохнул Крис и медленно, обмякая, лёг.
   Жариков плотно прикрыл за собой дверь, в два шага пересёк комнату, прихватив по дороге стул и сел возле кровати.
   - Так в чём дело, Кирилл? - он специально говорил только по-русски, часто повторяя русское имя Криса, но тот явно не замечал этого.
   У Криса застывшее в отрешённом спокойствии лицо и такой же голос.
   - Я нарушил закон расы, - Крис говорил по-английски. - Я заманил её и набросился.
   Жариков был уже готов возмутиться, но поймал зоркий проверяющий взгляд из-под ресниц и решил промолчать. Крис перевёл дыхание и продолжил тем же равнодушным тоном:
   - Я насиловал её, а рот зажал, чтобы она не кричала.
   Жариков терпеливо ждал. И Крис сказал то главное, ради чего и завёл этот разговор.
   - На ней вины нет, я один виноват.
   И замолчал, уже открыто глядя на Жарикова.
   - Умный ты парень, - кивнул Жариков, - но дурак редкостный. И зачем ты мне это говоришь?
   На этот раз Крис ответил по-русски:
   - Чтобы вы им сказали. Вы же должны... - он запнулся и перешёл на английский, - должны допросить меня и доложить.
   - А по шее я тебе не должен врезать? - поинтересовался Жариков.
   И получил неожиданный ответ:
   - Да, на допросе всегда бьют.
   - Очнись, Кирилл, - резко сменил тон Жариков. - Какой допрос, какое насилие? Что ты несёшь?
   Крис вздохнул и сел на кровати, протёр лицо ладонями.
   - Юрий Анатольевич пришёл, а мы с Люсей... - он снова вздохнул, вернее, всхлипнул и заплакал.
   Крис сидел, бессильно уронив руки на колени, глядя перед собой, и плакал, слёзы неудержимо текли из открытых глаз.
   - Иван Дормидонтович, что мне сказать? Ну, чтобы её не трогали. Меня всё равно убьют, но чтобы с ней ничего... Иван Дормидонтович, спасите Люсю.
   Жариков встал, подошёл к окну, попробовал ладонью стоящий на подоконнике электрический чайник, качнул его, проверяя, есть ли вода, пошёл к шкафу, открыл дверцу и взял с полки стакан, вернулся к окну, налил из чайника воды. Крис молча следил за его действиями. Жариков подошёл к нему и протянул стакан.
   - На, выпей и успокойся. Маленькими глотками пей.
   Рука у Криса дрожала, и стакан постукивал о зубы. Но он пил, переводил дыхание между глотками и допивал, уже не плача.
   - Спасибо, - он посмотрел на Жарикова. - Спасибо, я... я в порядке.
   - Рад слышать, - серьёзно ответил Жариков. - У Люси ты - единственная опора, понимаешь? - Крис кивнул. - И если ты запсихуешь, ей будет совсем плохо. Что у вас было, помолчи, Кирилл, так вот, что у вас там было, это ваше и только ваше дело. Ничего запретного не было.
   Крис потрясённо открыл рот.
   - Да-да, что ты так удивляешься? Ничего, - Жариков наконец улыбнулся, - ничего страшного не случилось. Понял?
   - Да, но...
   - Без "но". А закон расы, - Жариков произнёс это по-английски с подчёркнутой брезгливостью и продолжил по-русски: - Наплевать на эти законы давно пора. Наплевать и забыть. Вы - свободные люди, и вам решать свою судьбу, только вам.
   Крис вздохнул, помотал головой, словно просыпаясь, и виновато сказал:
   - Я сильно испугался.
   - Бывает, - кивнул Жариков.
   Крис снова вздохнул.
   - Люсе... ничего не будет?
   - Ничего, - очень серьёзно ответил Жариков.
   - Я даже не знаю, где она, - Крис снова всхлипнул, но на этот раз удержал слёзы. - Я когда вышел, её уже не было. Иван Дормидонтович...
   - Хорошо, - кивнул Жариков, поняв невысказанную просьбу. - А ты раздевайся и ложись спать. А завтра подумаем, что делать.
   Крис с надеждой смотрел на него, и Жариков улыбнулся.
   - У моей бабушки была фраза. Чтоб большего горя у тебя в жизни не было. Понял?
   - Понял, - не очень уверенно ответил Крис.
   - Ну, вот и молодец. Давай, Кирилл, время позднее, а тебе с утра голова светлая нужна.
   Крис кивнул и стал расстёгивать рубашку. Жариков пожелал ему спокойной ночи и вышел. Как ни хочется остаться и продолжить "вразумление", но парень должен справиться с этим сам.
   В коридоре по-прежнему полутемно и тихо. Никого они не разбудили. И Жариков пошёл к себе. По дороге тронул дверь Аристова. Заперто. Значит, ещё у себя в кабинете. Наверняка над своей драгоценной картотекой трудится. К утру успокоится. А завтра, на свежую - у всех - голову нужно будет заново разобраться и решить, что делать дальше. И с тётей Пашей поговорить обязательно. И ещё до завтрака.
   И тут его окликнули по имени. Уже взявшись за ручку своей двери, Жариков обернулся. Тётя Паша?! Вот это да!
   Тётя Паша, кутаясь в байковый госпитальный халат, оглядела его и кивнула.
   - Вижу, знаешь.
   - Знаю, тётя Паша, - улыбнулся Жариков. - Люся у тебя?
   - А где ж ещё, - хмыкнула тётя Паша. - Юрка-Мясник бушует ещё?
   Жариков неопределённо повёл плечами.
   - Сейчас к нему лучше не соваться, тётя Паша.
   - Ну и ладно, к утру остынет. Задирист он, да недолог в задоре. Тогда и пойдём, - тётя Паша несколько раз кивнула. - А ты, Ваня, спать иди. Завтра с утра всё и сделаем.
   И, повернувшись, пошла к себе. Жариков улыбнулся ей вслед. Если тётя Паша что-то решила, то уже всё. Не отступит и сделает. И кажется, он знает, что именно она надумала. Что ж, может, это и впрямь наилучший вариант. Во всех отношениях.
  
   Крис послушно разделся и лёг. Закрыл глаза. Но сна не было. Доктор Ваня сказал, что с утра понадобится светлая голова. Зачем? Хотя понятно, что для допросов, конечно. Значит... значит, до завтра, до утра ему дали дожить. А там... Хотя не всё ли ему теперь равно? Вот только Люся, лишь бы Люсю не трогали. А так... хотя, конечно, обидно. Люся согласилась, он смог ощутить её, тело к телу, как мечтал, как видел в снах, и вот... всё теперь кончено. Всё. И думать об этом нечего. Погань ты рабская, жил поганью и помрёшь поганью. Лишь бы они поверили, что он взял Люсю силой, и не допрашивали её. Люся начнёт его выгораживать, и тогда её тоже... нет, отваляется он, отмолит Люсю. И... и лишь бы доктор Ваня не проговорился об их беседах, что советовал ему, как Люсю уломать, да нет, это же... как его... а, да, пособничество. Не дурак же доктор Ваня, чтобы по своей воле вешать на себя такое. Пособничество в нарушении законов расы - это лагерь, медленная смерть под пыткой. Нет, не надо. Всё на себя возьму. И надо спать.
   Крис сдвинул одеяло с груди и закинул руки за голову. По-другому он спать не может. А надо выспаться. Надо. Закрой глаза и спи, заставь себя спать. Когда-то он это умел. Что бы ни было, как бы ни было, как бы ни избили или ещё чего, закрывал глаза и засыпал. Почему же теперь не получается? Надо спать, надо, надо, надо...
   Он лежал, закрыв глаза, и медленно ровно дышал. Как спящий. А может, и в самом деле спал и видел во сне, что не может заснуть.
  
   Вернувшись в свою комнату, тётя Паша поглядела на зарёванную и даже слегка опухшую от рёва Люсю.
   - Ну что, девка, давай спать ложиться.
   - Да, тётя Паша, - Люся вытерла кулачками глаза и встала. - Я пойду.
   - Куды? - поинтересовалась тётя Паша и, зевнув, перекрестила рот. - У меня спать будешь.
   - Но, тётя Паша...
   - Цыц. Давай, ложись к стенке.
   Люся поняла, что спорить бесполезно, и стала раздеваться.
   - Тётя Паша, ты... ты только не смотри на меня.
   - Дурёха ты, - фыркнула тётя Паша. - А то я не видала...
   Люся всхлипнула и легла. Тётя Паша перекрестилась на висевшую в углу икону.
   - Спаси и сохрани, Владычица небесная, Люська, подвинься, спаси и помилуй, Заступница, - погасила свет и тоже легла. - Спи, завтра с утра всё и сделаем, а сейчас спи.
   Люся вздохнула.
   - Тётя Паша, а... а что сделают?
   - С кем? - сонно спросила тётя Паша.
   - С Кирой? И... и со мной?
   - Спи, Люська, - тётя Паша сердито повернулась набок спиной к ней. - Что-что... Что надо, то и сделают. Спи, я сказала.
   Люся снова вздохнула. Господи, как же так всё получилось, кто же думал, что... господи, что же теперь будет, господи... Она спала, всхлипывая и вздыхая во сне.
  
   Под утро Крису приснилась обработочная камера, и он проснулся от собственного стона. И ошарашенно сел на кровати, с трудом соображая, где он и что с ним. И в дверь стучат. Уже?!... Он вскочил, пошатнулся, едва не упав, и подошёл к двери, распахнул её. За дверью оказалась тётя Паша. Она оглядела его с необидно насмешкой.
   - Ты кого ждал, что всё своё хозяйство выставил, а?
   Крис смущённо прикрылся ладонями.
   - Я... я... тётя Паша, я...
   - Ты, ты, - кивнула тётя Паша, - кто ж ещё, всё ты. Давай одевайся, умывайся, чтоб через пять минут готов был, - и словно не замечая ужаса в его глазах. - Рубашку белую надень и брюки хорошие.
   Крис растерянно кивал. Так... так что же происходит? Он уже ничего не понимает.
   В коридоре показался Андрей, босиком, в одних трусах, протирающий кулаками глаза.
   - Тётя Паша? - удивился он. - Случилось чего?
   - Брысь, - отмахнулась от него тётя Паша. - И без тебя справимся, - и опять Крису: - Давай по-быстрому, понял?
   Крис послушно кивнул, и тётя Паша ушла, бросив на прощание:
   - И в холле жди.
   Крис захлопнул перед носом Андрея дверь и стал одеваться. Ослушаться тёти Паши ему и в голову не пришло.
   Когда он, как ему и велели, в белой рубашке и хороших брюках, пришёл в холл, там уже толпилось с десяток парней. Ждали они его.
   - Что случилось? - сразу подступил к нему Эд.
   Крис загнанно оглядел обступивших его парней. Да, им он врать не может. И не хочет.
   - Застукли меня, - и обречённо выдохнул: - С Люсей.
   - Как застукали? - не понял Майкл.
   - На горячем, - хмуро ответил Крис.
   И в мгновенно наступившей тишине восторженно потрясённый голос Андрея:
   - Восстановилось?!
   Ответить Крис не успел.
   Растолкав парней, к нему подошла тётя Паша.
   - Готов? - оглядела его. - Хорош! Пошли тогда.
   Крис, привычно опустив голову и заложив руки за спину, пошёл за ней. Выдерживая дистанцию в пять шагов, потянулись следом остальные парни. Тётя Паша оглянулась на них, но промолчала.
   У двери в комнату Аристова тётя Паша остановилась, ещё раз оглядела Криса, поправила ему воротничок рубашки.
   - Вот так. Теперь стой здесь, пока не позову, а как зайдёшь, языком попусту не болтай, понял? - Крис кивнул. - Ну то-то. На меня смотри, и по моей подсказке говорить будешь, - Крис снова кивнул, уже увереннее. - А вы, - тётя Паша обратилась к парням, - не гаметь, чтоб слышно вас не было.
   Парни дружно закивали. И тут с другой стороны подошли Галя и Нина с Люсей. Люсю умыли, переодели. Галю и Нину тётя Паша разбудила рано, задолго до подъёма и, ничего не объясняя, велела "эту дурёху в божеский вид привести". Обе девушки изнывали от любопытства, но было велено не болтать, и они мужественно терпели и даже Люсю не расспрашивали. Увидев Криса "при полном параде" и парней за его спиной, они многозначительно переглянулись и подмигнули друг дружке.
   - Так, - удовлетворённо кивнула тётя Паша. - Стойте здесь и тоже, чтоб не слышно. Люська, без слова моего молчи, поняла? И не реви. Я скажу, когда реветь.
   Крис ничего не понимал. Близкий к обмороку, он впал в тот рабский столбняк, который уже не раз спасал его, как и остальных. А появление Жарикова, тоже без халата и очень серьёзного, окончательно повергло его в ступор.
   - Ну, - тётя Паша пригладила волосы, поправив свою нарядную шёлковую косынку, - пошли, Дормидонтыч. А вы все здесь ждите. И молчок всем.
   Жариков постучал и тут же распахнул перед тётей Пашей дверь комнаты Аристова.
  
   Аристов брился и даже сначала не обернулся на стук в дверь. Если б это было действительно срочно, за ним пришли бы по-другому, а по делу, так вызвали бы по селектору. Но на всякий случай он покосился на смонтированную у изголовья коробку, нет, зелёный огонёк горит ровно, значит, включён. Он спокойно закончил бритьё, хотя слышал, как открывалась дверь, и, вытирая лицо, спросил:
   - Вань, ты? Ну и чего?!
   - А ничего, - ответил ему голос, от которого он вздрогнул.
   - Тётя Паша?!
   - Я самая, - тётя Паша скрестила на груди руки. - Ну, и что делать думаешь?
   - Я?! - изумился Аристов.
   - Ты, ты, - кивнула тётя Паша. - Ты эту кашу заварил, тебе и расхлёбывать.
   Вообще-то вчерашнее событие уже казалось Аристову даже смешным. Ну, и не такое случалось, бывали и более необычные... случайности, и собственный гнев уже воспринимался чрезмерным, и бушевать так не стоило, но... выставлять его же виноватым?! Да...
   - Какого чёрта?! - начал он.
   И осёкся, остановленный одной фразой Жарикова:
   - Остынь, мама Юра.
   И Аристов застыл с открытым ртом. Слышать о своём прозвище он слышал, но впервые ему это сказали в глаза.
   - То-то, - удовлетворённо кивнула тётя Паша. - Так что давай решать.
   - Что решать? - тупо спросил Аристов.
   - Поженить их надо, - очень просто сказала тётя Паша. - Ну, сам подумай. Ну вот. Так что сейчас их и окрутим.
   - Тётя Паша, ты - гений, - восхищённо сказал Жариков.
   Мысль эта ему тоже приходила в голову, но он не был уверен в таком решении. Ведь что ни говори, а "жениться - не чихнуть, можно и обождать", и "кольцо что хомут, надеть легко, да потом не снимешь". Вся эта народная мудрость не на пустом месте возникла, за ней ой какой опыт многовековой. Но вот услышал от тёти Паши и мгновенно понял - это то, что нужно!
   - А что? - тётя Паша горделиво поправила косынку. - Самое оно и есть. Чтоб раз уж приспичило, то в своей постели и по закону. Сейчас позову их, и всё сделаем. Давай, Анатольич, надевай китель. Чтоб уж и закон, и обычай соблюсти. Вот и ходу обратного не будет.
   Помедлив, Аристов кивнул и достал из шкафа свой китель с погонами и наградами.
   - Ну вот, - тётя Паша оглядела сразу ставшего словно выше ростом Аристова, сняла невидимую пылинку с его рукава, взглядом велела Жарикову подтянуться и застегнуть воротничок форменной рубашки, пошла к двери и властно распахнула её. - Так, девки, заходите. Люська, ты сюда встань, а вы обе за ней. Теперь ты. Заходи. И ещё двое. Двое, а не все!
   Вслед за Крисом вошли Эд и Майкл. Но тётя Паша не закрыла дверь, и остальные парни столпились на пороге. Тётя Паша поставила Криса напротив Люси. Люся мужественно старалась не реветь, Крис держался из последнего.
   - Ну вот, - тётя Паша сложила руки на животе, и заговорила напевным, никем ранее не слышанным голосом: - Бежала куничка, товар дорогой, поманила охотника удалого, купца тороватого, да на двор и забежала. Куничка по охотнику, товар по купцу.
   Это было настолько непонятно, что Крис поднял глаза - до этого он смотрел только в пол - и изумлённо уставился на тётю Пашу. А та повернулась к стоящим рядом Жарикову и Аристову.
   - Так как, батюшки, чего им врозь быть, коль вместях лучше? Даёте ли на сговор согласие своё?
   Аристов и Жариков одновременно кивнули. Ойкнула, тут же зажав себе рот, Нина. Парни, ещё ничего не понимая, неуверенно улыбались.
   - Ну, так сразу и сговорим, и повяжем.
   Тётя Паша достала из рукава белый с вышитыми углами платок и ловко обвязала один конец вокруг правого запястья Криса, подвела его к Люсе и обвязала другой конец вокруг её правой руки.
   - Вот так. Теперь целуйтесь, - и так как Крис по-прежнему потрясённо глядел на неё, подбоченилась. - Целуйтесь, я сказала.
   Крис неловко ткнулся губами и носом в здоровую щёку Люси.
   - Теперь вы, - тётя Паша строго посмотрела и Аристова и Жарикова, - что согласны.
   Те, невольно улыбаясь, пожали друг другу руки, обнялись и троекратно расцеловались.
   - И вы, - тётя Паша кивнула Гале с Ниной, Эду и Майклу, - что тоже супротив ничего не имеете.
   Майкл делал было движение к двери, но Галя уже звучно чмокнула его и подставила свою щёку.
   - Вот так, - кивнула тётя Паша. - А теперь честным пирком да за свадебку, - и продолжила уже иным обыденно деловитым тоном. - Свадьбу в субботу играть будем, тянуть нечего, неделя без малого, управимся. Так, вы теперь - жених и невеста, - она кивнула Крису. - Можешь к ней в гости ходить, чай пить, а по углам нечего тискаться. А со всем другим до свадьбы подождёте. Всё поняли? - Крис и Люся одновременно, но явно непонимающе кивнули. - Ну, пока идите. Люська, платок себе возьми и береги. С вами со всеми я потом переговорю. А вы, - она повернулась к Жарикову и Аристову, - вы думайте, как они дальше жить будут, комнату надо выбивать, мебель, обзаведение всякое. Это ваше дело уж дело, приданое молодым сготовить. Так, ну, Люська, теперь реви, коли хочется. И всё, и пошли.
   Она решительно вытолкала всех из комнаты в коридор. И уже там развязала скреплявший Криса и Люсю платок. Галя и Нина целовали действительно заревевшую Люсю, и тётя Паша отправила всех троих домой сказав:
   - Ты, Люська, сегодня на работу не ходи. Улажу я это, - и повернулась к Крису. - А ты иди, а то совсем задуришь. - и толпящимся вокруг парням: - И не лезьте к нему пока.
   - Так, тётя Паша... - начал было Андрей, но его тут же с нескольких сторон щёлкнули по макушке и затылку.
   - Тётя Паша, - улыбнулся Эд, - может, вечером тогда, а то мы не знаем ничего.
   - Ну, что делать надо, - пояснил Майкл.
   - Приду вечером, - согласилась тётя Паша. - Чай готовьте. Всё вам разъясню. А теперь живо на работу все, опоздаете, всем мало не будет, - погнала она парней.
   Коридор уже заполняли проснувшиеся и от шума, и по сигналу общего подъёма и спешащие по своим делам обитатели жилого корпуса, на бегу мимоходом интересующиеся происходящим.
  
   Оставшись вдвоём, Аристов и Жариков переглянулись, и Аристов кивнул.
   - Точно, Ваня, вот кому генералом быть и в генштабе сидеть.
   - А то! Ну, - Жариков ухмыльнулся, - а к нашему генералу ты пойдёшь. Матчасть на тебе.
   - Та-ак, - протянул Аристов. - А на тебе?
   - А на мне общественное мнение и психологическая подготовка. Так что, вперёд, полковник.
   - Ладно, капитан, - Аристов снял и повесил в шкаф китель. - Можете быть свободны. Пока свободны.
   - Пока, - согласился Жариков, повернулся к двери и, уже взявшись за ручку, бросил через плечо: - Да, и о срыве твоём вчерашнем мы потом поговорим.
   И вышел, не дожидаясь ответа. Опаздывать и ему нельзя. Завтрак они, считай, уже упустили, но это не самое страшное. Неделя предстоит... работать и с Крисом, и с Люсей, и с остальными парнями. Да и у остальных срывы всё чаще, опять же Юрку после вчерашнего надо в норму приводить. И вообще... Но тётя Паша - это... тётя Паша. И всё этим сказано.
  

* * *

  
  

1997; 9.10.2013

  

Оценка: 8.21*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"