Тим уложил и закутал Дима, загородил лампу, чтобы свет не мешал малышу, и раскрыл книгу. Столько лет прошло, как учился, а экзамен - дело серьёзное. Хорошо, что нашёлся учебник на английском. И вообще... всё так хорошо устраивается, что даже страшно. В самых смелых мечтах он и не думал о Русской Территории. А ведь там-то уж точно до него никто не дотянется. И всего неделя ему. На всё про всё. Конечно, с ежедневными походами в их сарай и с вознёй по хозяйству ему к экзамену не подготовиться. И за Дима спокойнее. Здесь и крыс нет, и пол не земляной, а то весной Дим как начал кашлять, так всё лето почти, а застудит лёгкие... много ли такому малышу надо. А здесь... пол деревянный, кровати... даже бельё им дали. И одеяла. Две кровати вплотную, тумбочка и... всё, больше ничего в этот закуток не влезло. Он сегодня полдня вытаскивал отсюда всякий хлам, мыл, чинил проводку. Завтра, да, уже завтра, он сходит в сарай, домом-то его не назовёшь, заберёт остатки вещей и предупредит хозяина, что съезжает.
Тим поймал себя на том, что только водит глазами по строчкам, и сердито тряхнул головой. С этим со всем решено и думать нечего. За жильё и питание за неделю он заплатил. Деньги ему этот... вернул. Все. И большая сумма оказалась. Нет, надо заняться делом. Так он полночи просидит и ничего не выучит. Но помимо воли его мысли снова и снова возвращались к сегодняшнему...
...- Как дальше думаешь жить, Тим?
- Я... я не понял вас, сэр. Я работаю, у меня сын, что ещё? - он улыбнулся ненавидимой им заискивающей рабской улыбкой.
Неужели его хотят уволить? За что?!
- А уйдём, что тогда?
Он невольно понурился.
- Буду искать работу, сэр.
- А с жильём? Где ты сейчас живёшь?
- В сарае, сэр, - вырвалась правда. И тут же заторопился, прикрывая её. - Я печку купил, сэр, железную, так что тепло.
- Ну да, ну да, - Старый Серж насмешливо кивает. - То-то ты сына с собой таскаешь. Боишься одного оставлять, разве не так, - и сам отвечает за него. - Так. Во всё тряпьё на ночь заворачиваешь, куртку свою сверху, а сам рядом зубами стучишь, - и в ответ на его изумлённый взгляд - неужели за ним следили?! - насмешливо машет рукой. - Знаю, сам через это прошёл. Ладно, это всё мелочи, перебиться можно. А о будущем ты думал? И своём, и Дима. В какую школу он пойдёт? Ну?!
- Я уже думал об этом, сэр, - вздыхает он.
- И чего надумал?
- Ничего, сэр, - разводит он руками. - Был бы я посветлее...
- А он потемнее, - заканчивает за него Старый Серж. - Если бы да кабы... Не знаешь этой присказки? Ничего, узнаешь. Дим у тебя русский, это ты знаешь?
Он мрачно кивает. Ещё зимой догадался.
- Жить вам здесь спокойно не дадут. Дима ведь в Цветном не примут. Верно? Верно. Это раз. Тебе как белому жить не дадут. Тоже верно. И это два, - Старый Серж загибает пальцы. - А встретишь кого из своих хозяев, что тогда будет? Это три. Ну, чего молчишь?
- А что я должен говорить, сэр? - он чувствует, что начинает злиться. - Я уже думал об этом. И что из того? Я - негр и никогда не побелею. Дима я не отдам. Никому. Надо будет, если прижмут...
- Стрелять будешь, ясно, - снова перебивает его Старый Серж. - И сядешь в тюрьму, если тебя в перестрелке не шлёпнут. А Дим в приют пойдёт. Это всё тоже ясно и верно. Ладно. А уехать не думал?
- Куда, сэр? Где я смогу жить, как хочу? Скажите, сэр, я поеду. В Луизиане, Аризоне, где? Везде одинаково, сэр.
- А на Русской Территории. В России? Не думал об этом, - щурится Старый Серж.
- Кто же меня туда пустит? - удивляется он.
- Это не проблема, не бери в голову. Речь о тебе идёт. Поедешь в чужую страну? Всё другое будет. Язык, обычаи...
И он срывается.
- Я к чёрту под хвост поеду лишь бы... лишь бы в покое оставили. И меня, и Дима.
- Понятно, - кивает Старый Серж. - Ну, смотри, Тим, не передумаешь? Назад не повернёшь?
Он устало усмехается.
- Назад - это в рабы? К хозяину под плеть?...
...Тим разгладил смятую кем-то до него страницу. Учебник старый, захватанный. И рисовали в нём, и чертили, и подчёркивали... А он, оказывается, многое, да почти всё помнит. Автомобиль, устройство, эксплуатацию, ремонт - это всё он сдаст. И покажет, и расскажет. Рассказывает он, конечно, хуже, чем делает, но... справится. А вот правила, знаки... если у русских они другие, то будет тяжело.
Вздохнул и заворочался, сталкивая с себя одеяло и кожаную куртку, Дим. Тим быстро повернулся к нему.
- Ты что?
- Пап, жа-арко.
Тим осторожно губами тронул лоб мальчика. Нет, всё обычно. Может... А ведь и впрямь здесь теплее, чем в их сарае. Он взял свою куртку и повесил её на гвоздь у двери, над пальтишком Дима.
- Так лучше?
- Ага, - вздохнул Дим, зарываясь в подушку, и вдруг рывком сел, протирая кулачками глаза. - Пап, ты где?
- Здесь я, - Тим сел на кровать и Дим сразу полез к нему на колени. - Ты чего? Ночь сейчас, спи.
- Да-а, а ты чего не ложишься?
- И я сейчас лягу.
Но Дим уже устроился у него на коленях, положил голову ему на плечо и опять заснул. Тим осторожно переложил его в кровать, укрыл. Всё, надо тоже ложиться. А то как он завтра полусонным работать будет? Тим закрыл учебник, разделся, складывая одежду на спинку кровати, и лёг. Да, на простынях, под одеялом... давно не спал. Дим не жмётся к нему, раскидывается во сне. И он сам чувствует, насколько теплее. Хорошие одеяла дали, совсем не вытертые. И не дали, а продали. Это теперь его. И простыни. Четыре штуки и четыре наволочки. Уезжать будет, то матрацы и подушки сдаст, а бельё и одеяла заберёт. И в дороге, и на новом месте будет легче. Из одежды Диму... ботинки тёплые, все говорят, что в России холодно... хотя тут загадывать нельзя. Вот сдерут с него неустойку за сарай, что съезжает, не предупредив за две недели, хотя... опять же, он не помесячно, а понедельно платил, так что можно и поспорить. А печку... печку он загонит, топчан их, конечно, столо-шкаф из ящика - это ни один дурак не купит, ну, и чёрт с ними, но печку он неплохую смастерил, на лопуха очень прилично пойдёт. Тряпьё, чем топчан застелен... туда же, к чёрту. Посуда... Кружки из консервных банок, пара мисок, армейский плоский котелок... Котелок удобный, миски и ложки тоже с собой. Кружки? Бросить их, что ли, купить нормальные? Диму на зиму всё нужно, он растёт. Пальто это когда летом покупал, Диму чуть не до ботинок было, а сейчас только колени закрывает, хорошо, ума хватило рукава не обрезать, скоро отворотов уже не будет. И самому бы пару рубашек, тёплых. Его рабская совсем заносилась, хорошо, куртке сносу нет и ботинки окованные, не продерутся... Ладно. Надо спать.
Тим повернулся набок лицом к Диму. Теперь если малыш проснётся, то он легко дотянется до него. Давно не спал раздетым, да, с той ночи в пустой квартире. Как же хорошо... Они уедут. И никогда, никогда он не увидит бледно-голубых холодных глаз, рассматривающих человека как... как насекомого. И не услышит этого голоса, этих слов... А по-русски не страшно. Си-ту-а-ци-я. Нет, дёргает, конечно, но не так, совсем не так. Конечно, ещё и язык надо учить, русский, говорят, трудный, но ему и не такому приходилось учиться. И так хорошо выучился, что и хочешь забыть, а всё помнишь. Но это всё побоку. А когда уедут, то и вовсе из головы можно будет выкинуть. Будто этого никогда и не было, не было, не было...
Аристов захлопнул журнал и устало протёр глаза. Всё. На сегодня, можно считать, всё. Сейчас добраться до своей комнаты и спать. Если только его опять не перехватят. Как в тот сумасшедший день, когда Золотарёв привёз этого парня, индейца. Он тогда дождался Родионова и - была не была, хотя с детства презирал ябед - пошёл к генералу. Кольке надо дать укорот, это раз, танк без тормозов надо останавливать, пока он по телам не пошёл, это два. И нестерпимо жалко этого парня, уже три. Выговорившись, предъявив направление, выплеснув всё, пошёл к себе...
...Общежитие уже спало, даже парни угомонились. Во всяком случае, в их крыле было тихо. Он прошёл к своей двери, достал ключ, открыл и... мягким толчком в спину ему помогли войти. Он ни удивиться, ни сообразить что-либо не успел. Да и слишком устал. Включил свет, обернулся и увидел. Майора медицинской службы, штатного психолога широкого профиля Ивана Дормидонтовича Жарикова, скрестившего на груди руки и прочно закупорившего своей атлетической фигурой дверной проём.
- Сколько верёвочке не виться, а кончика не миновать, - глубокомысленно провозгласил Иван, насладившись его видом.
- Вань, устал я, чтоб в твои игры играть, - устало сказал он.
- Какие игры?! - очень искренне возмутился Иван. - Я тебя ждал не для игр, а для дела.
- Вань, - попросил он, - давай завтра.
- Ладно, - неожиданно покладисто согласился Иван. - Сейчас я тебе быстренько морду набью, а все объяснения завтра.
Он оторопело уставился на Ивана, держа китель в руках.
- Это ещё за что?!
- А за нарушение корпоративной этики.
- Ванька, если ты с перепоя, так пойди и опохмелись, а мне не до твоих закидонов.
- Закидоны у тебя. А у меня законное возмущение. И пьёте вы, хирурги, у вас спирту хоть залейся, а нам сто грамм на квартал выдают. Так что нечего баллоны катить.
Отвязаться от Ивана сложно, а зачастую и невозможно.
- И чем ты так возмущаешься?
- Мы как условились? Даже в инструкции внесли. Бывшие рабы, независимо от причины обращения, осматриваются в присутствии и при участии... кого? Пси-хо-ло-га! А ты?!
- Вань, ну, не до того было, тут такое творилось... Завтра я тебе всё расскажу.
- Нет, милый, расскажешь ты мне сейчас. И не что ты выберешь, а что мне нужно.
- Вань, завтра.
- Нет, сейчас. Пока свежие впечатления.
- Иди ты со своими впечатлениями! - взорвался он наконец. - Тут боль живая.
- У тебя? - Иван сел к столу, всем своим видом показывая, что расположился всерьёз и надолго. - С каких это пор хирурги боли боятся? Ладно, Юрка, не дуйся. Ставь чайник, садись и рассказывай.
И вытащил Ванька из него всё. Он сам не ждал, что столько увидел и запомнил. Ушёл от него Ванька намного за полночь, опустошив чайник и заявив на прощание:
- Ладно. Объяснение, но не оправдание. Я тебе ещё отомщу. И месть моя будет страшной.
- Иди, Ваня, готовь свою месть у себя. Я спать буду.
- Запомни. Я отомщу.
- Запомню, только спать дай...
...Аристов усмехнулся, потёр лицо ладонями и встал. Собрал и заложил картотеку в шкаф. Однако как всё сошлось на этом парне, Морозе...
Он не додумал, потому что в дверь осторожно постучали. Аристов невольно поморщился.
- Да!
В приоткрытую дверь заглянул Крис, и Аристов, скрыв вздох, кивнул. Отказать парням в разговоре нельзя. И кто там? Крис, Андрей, Эд, Майкл, Люк.
- Доктор Юра, - заговорил по-английски, задавая тон, Крис, - извините нас, что мы так поздно, но нам очень нужно поговорить с вами.
- Очень нужно, доктор Юра, - просяще улыбнулся Андрей.
- Садитесь, - кивнул Аристов.
Как обычно, парни ловко и быстро расставили перед столом стулья и сели полукругом.
- Доктор Юра, - начал опять Крис, - вот мы подумали и решили вас просить.
- О чём? - удивился Аристов.
Парни быстро переглянулись.
- Доктор Юра, вот как побывал здесь тот парень, индеец, так мы уже два дня спорим, - заговорил Люк.
- Мы ведь как думали, - подхватил Эд, - год протянем и в Овраг. Ну, без мучений, мучиться вы нам не дадите, заснём, скажем, и во сне...
- Ты соображаешь, что несёшь? - не выдержал Аристов.
- Доктор Юра, ну, всё равно помирать.
- Это мы раньше так думали, - заторопился Андрей. - А теперь...
- А теперь получается, что мы жить будем, - снова перехватил Крис. - Мы ведь дальше Рождества не заглядывали, а теперь...
- Теперь дело другое, - понимающе кивнул Аристов.
- Да. Доктор Юра, вы ведь уедете. Не к этому Рождеству, позже, но уедете, - Крис дождался кивка Аристова. - А мы? Мы куда? Вы... вы дали нам жизнь. И когда мы горели, и потом... дали нам жильё, еду, работу... Спасибо вам, больше, чем спасибо, - остальные кивками согласились с ним, - а потом что?
- И что вы решили? - спросил Аристов.
- Мы, - Крис обвёл рукой сидящих, - и ещё... остальные хотим уехать. С вами. В Россию. Это возможно, доктор Юра?
- Я не думал об этом, - честно ответил Аристов. - И... все так решили?
- Нет, не все, - ответил Эд.
- Кто боится.
- Кто здесь стал завязываться.
- Но мы хотим уехать.
- Почему? - Аристов тут же пожалел о своём вопросе.
Парни сразу стали разглядывать стены, пол и потолок кабинета, у Криса и Люка заметно потемнели от прилившей крови щёки, у Андрея даже слёзы на глаза выступили.
- Скажу за себя, - наконец справился со смущением Крис. - Доктор Юра, мы... мы нужны? Нет, работа наша в госпитале нужна? Или вы это просто придумали, чтобы... нам деньги платить. Есть от нас польза?
- Есть, - твёрдо ответил Аристов.
- Раз так... Россия меня спасла, русские. Значит, и я должен... Нет, не спасать, этого я не могу, хотя бы помочь.
- Я тоже... поэтому, - тихо сказал Андрей.
- На нас долг, - кивнул Эд.
Этого Аристов никак не ждал и растерялся. А они смотрели на него серьёзно и требовательно.
- Это возможно? - повторил Крис.
- Да, - наконец кивнул Аристов и твёрдо повторил: - Да.
Парни снова переглянулись.
- Извините, что мы так поздно, - решительно встал Крис. - Спасибо. Всё, что для этого нужно, вы нам потом скажете, так, доктор Юра?
И остальные попрощались по-русски, бесшумно расставляя стулья и выходя.
- Крис, - окликнул Аристов.
Крис остановился на мгновение в дверях, оглянулся.
- Спокойной ночи, Юрий Анатольевич, - блеснула мгновенная улыбка. - Всё будет в порядке.
И Аристов кивнул. Значит, об этом можно не думать. Не думать?
Их привезли сегодня днём. В тюремном "воронке". Чак и Гэб. Рабы-телохранители. Генерал Родионов предупредил и объяснил ситуацию, как говорится, дал вводную. Поэтому и отправили их сразу в отсек, где раньше лежали парни, и разместили в соседних палатах. Да, и похоже и не похоже на горячку у спальников. У Чака парализованы руки, и в то же время вся симптоматика второй стадии. А с Гэбом... Ну, там Ивану работать и работать. Да и с Чаком тоже. Крис обещает, что всё будет в порядке, ох, кажется, у парней своё представление о порядке. Сочувствия к этой паре парни явно не испытывают. И похоже, вполне взаимно. Иван несколько часов провёл с ними, ходил из одной палаты в другую. Объяснял, уговаривал, расспрашивал, налаживал контакт. На ночное дежурство встали Крис и Эд. Ну, ладно, если что... Иван тоже собирался там ночью присмотреть. Не было же ещё такого...
Аристов наконец закрыл кабинет и отправился спать, заставив себя не зайти в тот корпус. Всё-таки психолог там нужнее хирурга.
Выйдя во двор, парни разделились. Крис и Эд пошли на дежурство, а остальные в жилой корпус.
Несмотря на ощутимо пробиравший холод Крис и Эд шли медленно.
- Думаешь, получится? - наконец спросил Эд.
- А отчего ж нет? - пожал плечами Крис. - Доктор Юра раз обещал, то сделает.
- Во-первых, ничего он не обещал, - возразил Эд. - А во-вторых, и над ним начальства хватает. Скажут, что не нужны спальники, и всё. Дескать, своих таких хватает.
- Мы ж перегорели, - усмехнулся Крис.
- Это ты свои висюльки показывать будешь, что они у тебя просто так без дела болтаются? - хмыкнул Эд. - И санитаров там и без нас навалом. Это доктор Юра нас утешает, что мы нужны, а на деле...
- Любишь ты себя пугать. Ещё не замахнулись, а ты уже синяки пересчитываешь. Здесь я не останусь. С госпиталем не возьмут, сам буду пробиваться.
В темноте блеснула улыбка Эда.
- Сказать тебе, почему ты в Россию намылился?
- Заткнись.
Крис сказал это спокойно, даже лениво, но Эд почувствовал, что оказался на грани, за которой уже не драка, а убийство, и смолчал.
У самых дверей от стены отделилась тёмная тень.
- Я уж заждался вас.
- Джо? - удивился Эд. - Ты чего не дрыхнешь?
- Я - Джим. Вас жду.
Джо и Джим всегда ходили вместе. Одногодки, оба негры, круглолицые, с одинаковыми причёсками, оба джи. Их многие принимали за близнецов. И даже звали одним именем: Джо-Джим.
- Чего тебе? - спросил Крис.
- Вас предупредить. Вы с этими двумя поосторожнее. Они - палачи. Оба. И горят, когда не убивают.
- По-нят-но, - протянул Эд.
- Спиной к ним не поворачивайтесь, - продолжал Джим. - И если что, вырубайте сразу насмерть. Они хуже цепняков.
- Слыхал я о таких, - задумчиво сказал Крис. - Ладно, спасибо, что предупредил.
Джим кивнул и исчез, растворился во тьме. Крис и Эд переглянулись и молча вошли в корпус, быстро прошли в отсек, где когда-то сами лежали. Сейчас все палаты пустовали. После Дня Империи больше спальников не привозили. Из той четвёрки остался в госпитале только Новенький, а те трое, встав из "чёрного тумана", ушли. И вот теперь эти двое.
В дежурке - в их отсеке была своя, отдельная - за столом дремал над журналом Жариков. Крис и Эд молча, бесшумно двигаясь, надели глухие халаты санитаров. Затягивая пояс, Крис подвигал плечами, проверяя свободу движений.
- Кулаками махать не придётся, - вдруг сказал Жариков. - Они спят.
Крис и Эд переглянулись. Способность доктора Ивана всё видеть с закрытыми глазами и понимать так, будто... будто сам был одним из них, уже не удивляла. Но всё-таки...
- Иван... Дор-ми-тон-то-вич, - почти не спотыкаясь, выговорил Крис, за что Эд поглядел на него с явным уважением, - вы им дали снотворного?
- Дал, - с удовольствием кивнул Жариков. - Молодец, Крис, хорошо получается, - продолжил он по-русски и тут же перешёл на английский. - Эд, ты всё понял?
- Я понимаю лучше, чем говорю, - медленно, но без ошибок, ответил по-русски Эд.
И дальше они говорили то по-английски, то по-русски. Ведь главное - это понимать друг друга.
- Они... не сопротивлялись?
- Нет. У Чака нет на это сил. А Гэб, - Жариков невесело улыбнулся, - не хочет сопротивляться.
Эд понимающе кивнул.
- Он боится гореть, так?
- Так, - ответил за доктора Крис. - У Чака уже "чёрный туман", - и тут же поправился: - депрессия?
- На грани, - ответил Жариков. - И боль, и паралич.
Эд с сомнением покачал головой.
- У нас ни у одного так не было.
- Это похоже, но не то же самое, - Жариков отложил журнал. - Парни, если я сейчас вас кое о чём спрошу...
- Я отвечу, - сразу сказал Крис.
- И я, - кивнул Эд. - Что вы хотите узнать, доктор?
- Про горячку, да? - догадался Крис.
- Верно. Боль локализована или разлита?
- Начинается с очага, - задумчиво ответил Крис. - А когда выгибать начнёт, то уже ничего не соображаешь.
- Да, - согласился Эд. - Засвербит, задёргает...
Поочерёдно, помогая найти нужные слова, поправляя друг друга, они восстановили почти полную картину болевого периода. И получалось, что и боль, и жжение сконцентрированы в гениталиях, в мошонке, член мало болит, нет, так же, но не сразу, после начинается, а в начале, когда только дёргает, работой всё можно снять, но если пропустил этот момент, то всё, терпи уж до конца.
- А у них, значит, руки, так, доктор?
- Да, - кивнул Жариков. - У Чака руки. Надо бы расспросить, как шёл процесс, но он не может, или не хочет отвечать.
- Странно, что руки, - задумчиво сказал Крис.
- А что странного? - возразил Эд. - Чем работаешь, то и горит.
- Оно так, - кивнул Крис. - Но нас-то кололи туда. Вспомни, так же болит.
- Похоже, - поправил его Эд.
- Я ничего не знаю об этом, - сказал Жариков. - Если можете, расскажите.
Они переглянулись. У Криса потемнело лицо.
- Это... это когда нам уже так по тринадцать там, или четырнадцать... Привязывали и кололи...- Эд говорил тяжело, с паузами, будто и английские слова забыл.
- Инъекции, - глухо сказал Крис. - Потом болит долго и...
- И мы уже такими остаёмся. Это очень больно, - у Эда сорвался голос, и он отвернулся.
- Если тяжело говорить, то не надо, - решительно сказал Жариков.
- Тяжело, - кивнул Крис. - Но я о другом. Их-то, ну, палачей, не кололи. Руки-то обычные.
- Д-да, - согласился Эд. - Правильно. Нечему там гореть.
- Интересно, - как бы про себя сказал Жариков. - Чистая психиатрия... Или всё-таки невралгия...- и уже в полный голос. - Ладно. Пойдём, посмотрим, как они.
Синие ночные лампы в коридоре. Особая больничная тишина. Тёмные двери палат. И только две светятся таким же синеватым светом.
Через дверные фрамуги Жариков заглянул в палаты. Гэб лежал неподвижно, закрыв глаза, но что-то подсказывало, что не спит. Чак спал, всхлипывая и постанывая во сне. Жариков повернулся к молча стоящим сзади Крису и Эду и услышал тихий, но очень чёткий шёпот:
- Один не спит.
- Дыхание не то.
Жариков кивнул и тихо спросил по-русски:
- Кто поговорит с ним?
- Я, - сказал Крис.
И решительно открыл дверь в палату.
Гэб слышал шум и разговор в коридоре, хотя последние фразы разобрать не удалось, на другом языке, похоже. Русские? Сейчас зайдут, найдут таблетку, которую он, схитрив, не проглотил, а зажал в кулаке и потом запрятал под матрас, и начнётся... Ну и хорошо: кончится это нелепое противное враньё про свободу, что нет рабов и всё остальное. Вон здесь какая орава черномазых. И все спальники. Зачем русским столько? Палас, что ли, здесь? Или больных ублажают? Спальника в усладу ему не давали. Ни разу. Спальницы... да, было как-то. А вот обычных рабынь хватало. На случку для приплода. Всё прибыль хозяину. Будь они все прокляты. Все. Все до единого. И прав был Чак, когда кричал, что беляк хорош только мёртвым.
- Ты чего не спишь?
Гэб открыл глаза. Белый глухой халат, белая круглая шапочка. А лицо тёмное, и волосы из-под шапочки чёрные, волной. Метис? Метис. И... спальник, точно.
- Болит что?
Гэб медленно разжал губы.
- Проваливай, погань рабская.
Крис улыбнулся, одним мягким и быстрым движением вынул таблетку из-под матраца и показал ему.
- Ну и дурак.
Гэб приподнялся на локте, одеяло свалилось, открывая мускулистую грудь и плоский живот.
- Беги, доноси, ты...- он длинно замысловато выругался. - Я ж тебя... спальника поганого...
- Не пугай, - Крис опять улыбнулся. - Ты же палач, без приказа ни хрена не можешь. Хочешь боль терпеть - твоё дело. Во сне боли не чувствуешь.
Гэб откинулся на подушку, поправил одеяло.
- Ты... ты откуда взял, что я... палач?
- Узнали тебя, - просто ответил Крис. - И тебя, и второго.
- Врёшь, я никогда...- и осёкся.
- Вспомнил, значит, - кивнул Крис и повернулся к двери. - Пить захочешь, вода в стакане на тумбочке. А вставать тебе нельзя. Лежи и спи, - теперь он говорил через плечо.
- Ещё я тебя, поганца, буду слушаться!
- Будешь, - Крис на мгновение обернулся. - Тебе же всё равно, кто приказывает.
- Ах, ты...!!!- Гэб захлебнулся руганью.
- Ну? - Крис спокойно подождал, пока он закончит. - И это всё, что ты умеешь? Небогато. Послушай тогда.
Крис говорил спокойно, даже участливо. И, закончив длинную, лихо закрученную фразу, сказал уже серьёзно:
- Там, рядом со стаканом, кнопка. Если понадобится что или заболит, нажми. Это вызов. Приду я или доктор. А теперь спи, - и вышел из палаты.
Эд и доктор ждали его. Молча вернулись в дежурку, и уже там Жариков спросил:
- Разве телохранитель и палач - одно и то же?
- У этих - да, - твёрдо ответил Крис. - Я сам, правда, их в работе не видел, повезло, но рассказывали, как в распределитель привозили таких и они слишком буйных, ну и... на кого укажут, вырубали. И вообще...
- Я тоже слышал, - кивнул Эд. - Говорят, им всё равно кого и как... На кого им хозяин укажет, и всё. И ещё говорили, им нас, ну, спальников, иногда давали.
- В утеху, - подхватил Крис, - вместо женщин. И не джи, а нас, элов. Джи-то умеют, а мы... Ну, и насмерть.
- Говорили, - Эд вздохнул. - Да, много чего говорили. Может, и врали...
- Может, - пожал плечами Крис. - Про нас тоже много врали. Только... правду врали.
- Ты это уже того... заговариваешься, - хмыкнул Эд. - Врали правду? Разве так бывает, доктор Иван?
- Интересно, - неопределённо сказал Жариков.
- Я докажу, - стал горячиться Крис. - Ну вот... Что мы без траханья жить не можем. Это как? Правда или брехня? Ну? Не сейчас, а тогда. Молчишь?
- Ты чего?! Нам это и тогда было по фигу!
- И загореться не боялся? - ехидно спросил Крис. - Чуть задёргает, не кидался к надзирателям, чтоб работу дали, а?
- Ну, было, - неохотно согласился Эд. - Так...
- Значит, правда. Что не можем - это правда, а что нам в охотку - это брехня. Так? - и сам ответил: - Так. И остальное так же. Что нам всё равно с кем. Хоть с уродкой, хоть со старухой, хоть с малолеткой, хоть... ладно. Правда или брехня, ну?
- Твоя взяла, - уныло кивнул Эд.
- И ещё... А, ладно, - не стал добивать его Крис. - Чаю, что ли, поставить?
- Чаю бы неплохо, - одобрил Жариков.
Крис встал и занялся чайником. Налил воды, включил в сеть. Достал заварной чайничек, пачку с чаем, коробку сахара, пакетик с печеньем. Эд, сидя неподвижно, глядел перед собой остановившимся глазами. Жариков рассеянно перелистывал журнал, обдумывая услышанное.
Когда чайник закипел, Крис взялся было за заварной, но тут же повернулся к Жарикову.
- Может, вы сами хотите?
Жариков кивнул и, отложив журнал, встал. Крис уступил ему место у чайного стола и сел рядом с Эдом. Жариков ничего не слышал, только заметил, как еле-еле шевельнулись губы Криса. Эд несогласно дёрнул плечом, но тряхнул головой и вымученно улыбнулся.
И они уже пили чай, когда Эд вдруг сказал:
- Если всё, что о них врали, правда, то...- и оборвал сам себя.
- То страшная это штука, - закончил за него Крис и решительно обратился к Жарикову. - Доктор Иван, вы один к ним не заходите. Опасно. И остальных предупредите.
- Спасибо, - улыбнулся Жариков. - Только опасные пациенты у нас уже были. Кричали, на стены кидались, женщин требовали, себя предлагали. Сёстры не то что в палаты, в отсек заходить боялись.
Эд смущённо зазвенел ложечкой в стакане, Крис заметно покраснел. Жариков прихлёбывал чай, оглядывая их весёлыми, но без насмешки глазами.
- Ну, всё так, - наконец сказал Крис. - И ругались, и с кулаками лезли. Что было, то было, но... Но кулаки-то у нас не всерьёз, а так... на пулю нарывались и всё. Да и не умеем мы этого. А они умеют. И хорошо умеют.
- И убивать вам не приходилось?
- Так не по приказу же! - вырвалось у Криса.
- И мы сразу, чтобы без мучений, - стал объяснять Эд. - А они и убивали, и пытали. Они - палачи.
Жариков задумчиво кивнул.
- Спасибо. И ещё, парни. Они - больные. Ни сил, ни желания убивать у них нет.
- У них нет приказа, - тихо сказал Крис. - А желание всегда при них. Прикажут - и силы появятся.
- Как у вас? - ехидно спросил Жариков. - Желание всегда, а без приказа и смотреть не станете.
- Нет, - сразу сказали они в один голос.
И Эд продолжил:
- Нет же, доктор Иван, наоборот. У нас как раз желания не было, но по приказу мы всё делали.
- Почему же у них должно быть наоборот? Они - такие же рабы, какими и вы были.
- Д-да, - вынужденно согласился Крис и улыбнулся. - Поймали.
- Я вас не ловил, - твёрдо сказал Жариков. - Мы рассуждали. Они - больные люди, и наша задача помочь им.
- Это-то понятно, - кивнул Эд.
- Нам это доктор Юра на Хэллоуин здорово объяснил, - улыбнулся Крис. - Я думал, он прибьёт Андрея. Ну, когда тот одну сволочь узнал и перевязывать отказался.
- Я помню, - тоже улыбнулся Эд.
- Да, Иван Дор-ми-дон-то-вич, - снова постарался Крис, - а что такое клятва Гип... Гиппо...
- Гиппократа, - помог ему Жариков. - Эту клятву даёт врач.