Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 19

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано

ТЕТРАДЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   - Какая дивная погода, дорогая!
   - Да, милочка, настоящая рождественская.
   - Да, дорогая, так надоела эта слякоть. А это что? - похоже, заметила всё-таки. - Рождественский подарок?
   - Что меня всегда восхищало в тебе, милочка, это твой юмор. Представь себе, да.
   И радостный смех в два голоса.
   - Ну-ка, дорогая, покажи его.
   - Смотри, милочка. Я не эгоистка. Покажись, индеец.
   Он встаёт и смотрит на неё. Она жестом показывает ему, куда он должен стать. Брюнетка сидит на широком низком пуфе в изножье кровати. Её халат совсем распахнулся, открывая лоснящееся, в жирных складках тело.
   - Прелестно! Дорогая, индеец-спальник - это действительно редкость.
   - Ну, милочка, мне был обещан уникум. А мужчина, настоящий мужчина, всегда держит слово.
   - Да, правда, но рождественский подарок запоздал на месяц.
   - Как и рождественская погода, милочка.
   - Я надеюсь, дорогая, этот рождественский подарок не разорил его?
   - Это было бы слишком обидно, милочка!
   - Но неужели это всё? Дорогая, он всегда дарил драгоценности. Мне, во всяком случае.
   - Ну, на мне, милочка, он решил нарушить традицию. Но я довольна. Сама подумай. От драгоценностей нет никакого удовольствия, если их некому показать. А здесь...- она смеётся, - здесь я получу всё.
   - Да, дорогая. Как ты права! Меня всегда восхищал твой ум.
   Он стоит перед ними, отведя взгляд на всякий случай в сторону. Но стоит свободно, потому что она смотрит на него, а с ней он работает.
   - Дорогая, я пощупаю его?
   - Ну, разумеется, милочка.
   - Подойди сюда. Нет, стой на месте.
   Брюнетка подходит и ощупывает его быстрыми скользящими движениями.
   - Прелестен. Сколько ему лет, дорогая?
   - Девятнадцать.
   - О, уже опытный.
   - Да, неплох.
   - Совсем даже не плох. Как говорит наш общий друг, в целом.
   - И в деталях, милочка!
   Они смеются...
   ...- Что? - Андрей вскакивает на колени. - Они так и сказали?!
   - Ну да. Сядь и не мешай. Будешь дёргаться, брошу рассказывать...
   ...- И на сколько его привезли?
   - На сутки, милочка.
   - О, не буду тогда тебя отвлекать. Ты расскажешь мне потом, дорогая?
   - Ну, разумеется, милочка. Но ты, кажется, не любительница... уникумов?
   - В постели я предпочитаю чёрных. Разумеется, всё возможно, но чёрный, хорошо вработанный...- брюнетка причмокивает, выражая восторг.
   И укатилась в угол за занавесями. Он перевёл дыхание. Судя по тому, как она его лапала, работать было бы тяжело.
   - Иди сюда, индеец. Ложись.
   Он опять ложится рядом с ней, как и раньше, на левый бок, а правую руку кладёт ей на живот.
   - Хорошо, индеец. Полежим так.
   - Да, миледи.
   Она смотрит прямо перед собой, в окно, за которым снег, неподвижные белые деревья.
   - У меня есть всё, индеец. Есть то, чего нет ни у кого. Понимаешь, индеец? Ведь это хорошо, когда есть всё. Я права, индеец?
   - Да, миледи.
   - Почему мне тогда плохо, индеец?
   Он невольно сжимается. Ведь что ни случись, отвечать ему. Но она продолжает говорить, и он понимает, что это не о нём.
   - Когда есть всё и этого никто не знает. И не должен знать... Разве не обидно, индеец?
   - Да, миледи.
   Она вздыхает и потягивается. Отдых кончился, и он снова гладит её. У неё мягкое безмускульное тело. Нежное, гладкое, оно мягко колышется под рукой. Она поворачивает к нему голову, подставляя лицо для поцелуев. Он целует её, гладит, разогревая, всё сильнее и сильнее вжимая в неё ладони.
   - Ведь я лучше, красивее, правда, индеец?
   - Да, миледи.
   - Я получила в подарок то, о чём не смеет мечтать ни одна женщина. Значит, я лучше? Скажи, индеец.
   - Да, миледи.
   Смешно, но она, кажется, верит ему.
   - Даже ты это понимаешь. Понимаешь?
   - Да, миледи.
   Ну неужели она ждала других ответов? Он не выдерживает и начинает смеяться. И она смеётся с ним, прижимаясь к нему и сотрясаясь всем телом, наваливается на него. Он ложится на спину, упираясь лопатками в постель, выгибается, входя. Она всё ещё смеётся.
   - Глупая жирная утка. У неё никогда не будет такого. Правда, индеец?
   - Да, миледи.
   Замолола. Но это не страшно. Она бьётся о него, и её мягкие груди болтаются мешочками, он подставляет под них ладони, ловит соски, ритмично качая её на себе. Ага, задёргалась. У неё подламываются руки, и она падает на него, хватает полуоткрытым ртом за лицо. Ещё укусит. Он перехватывает своим ртом её губы, обхватывает руками её за спину, она бьёт кулачками по постели, чуть не задевая его, потом вцепляется растопыренными пальцами в туго натянутую простыню, рвёт её на себя. Он слегка сгибает ноги в коленях, крепко упираясь ступнями в постель, чтобы усилить удар. Ещё... и ещё... и ещё... Она вдруг отрывается от его рта и хрипит:
   - Давай, я хочу всё. Слышишь, индеец, всё!
   - Да, миледи.
   Он сильно выгибается под ней, и с очередным ударом выбрасывает струю так, чтобы она ощутила её. Ну? Есть! Обмякнув, слабо дёргаясь, она скатывается с него и замирает. Он осторожно скашивает на неё глаза. Вырубилась? Он плавно высвобождается и переводит дыхание. Ну, пока она в отключке, а если ещё и заснёт... можно и передохнуть. Он распластывается и медленно проваливается в чуткий сон. Её ставшее сонным дыхание успокаивает его, и он засыпает, расслабив усталые мышцы. И спит, спит долго. Просыпается, когда она шевелится, убеждается в её сне и засыпает опять. И с каждым разом свет в окне всё меньше мешает ему. А проснувшись в очередной раз, он видит, что вся комната синяя и небо за окном синее. Вечер? Пусть вечер. Она спит, свернувшись клубком, а кровать достаточно просторная. Он закрывает глаза, снова проваливаясь в сон. И просыпается уже в полной темноте. Она вздыхает рядом и включает свет. Хрустальная маленькая люстра над кроватью. Он осторожно оглядывается. Окно закрыто белой, подобранной фигурными складками шторой. А у кровати снова столик на колёсах, уставленный едой. Он сглатывает сразу набежавшую слюну и отворачивается, пока она не заметила - просить не положено, за это и врезать могут.
   - Иди сюда, индеец.
   Он легко встаёт и соскальзывает с кровати на пол. Она жестом указывает ему, что он должен сесть на пол. Он, как положено, опускается на колени и откидывается, садясь на свои пятки. Она ест, передавая ему остатки, а зачастую и почти целые, только надкусанные куски...
   ...- И что ел?
   - А фиг её знает! Я такое впервые ел. Она мне не называла. Всего понемногу.
   - Наелся?
   - Ну, в животе не сосало.
   - И опять?
   - А ты думал! Ну что, дальше, или надоело?
   - А было что особенное?
   - Особенное? - рассмеялся Эркин. - Да нет. Ей уже только подо мной, но на шкуре хотелось. А потом она мне спать велела. На кровати разрешила, не прогнала в камеру. И ушла.
   - Куда? Натраханная-то...
   -А мне что до того? Я и спал. Сытый, довольный.
   Эркин рассмеялся и подмигнул Андрею.
   - Ну, под утро она пришла и легла. Я дёрнулся, но уже она спать хотела. Я погладил её, потискал немного, она заснула, и я опять заснул. Сытый, главное. А потом...
   ... Его разбудил свет. И какой-то шорох. Он осторожно открыл глаза. Она лежит рядом, укрытая белым пушистым одеялом, и спит. Высокая худая негритянка в платье с фартуком подтягивает шторы, открывая белые деревья и белое небо. Почувствовав его взгляд, негритянка, не оборачиваясь, шепчет:
   - Прикройся, погань рабская.
   - Чем? - ответно шепчет он.
   - А чем хочешь! Выставился, краснорожий...!
   - А ты не смотри, черномазая...- спокойно отвечает он.
   - Спальник! - выплёвывает негритянка как ругательство.
   - Ага, - соглашается он, закрывая глаза, будто спит, и слушает, как шуршат по ковру колёсики.
   Еду привезли! Но не будить же ему её. Дождавшись тишины, он открывает глаза и лежит так, глядя в окно. Она просыпается, потягиваясь. И ещё не открыв глаз, нашаривает его. Он придвигается поближе. Она гладит его грудь, без боли пощипывая соски.
   - Ты здесь, индеец?
   - Да, миледи.
   Она, наконец, открыла глаза, откинула одеяло.
   - Уже утро?
   На этот вопрос он решил промолчать. Она погладила его грудь, живот. Задумчиво пощупала мошонку. Он приготовился к работе, но она убрала руку и встала, подошла к окну. Он, полулёжа, опираясь на локти, следил за ней. Если она сейчас есть не будет, то и ему не перепадёт. А запах хороший. Но еда всегда хорошо пахнет. Не бывает еды с плохим запахом.
   - Иди сюда, индеец.
   Он послушно соскользнул с кровати и подошёл к ней. Встал на шаг сзади.
   - Ближе.
   Ясно. Он встал вплотную за ней, и, когда она откинулась назад, осторожно обнял её за плечи. Она прижалась к нему лопатками и ягодицами. Он пошире расставил для упора ноги, напряг мышцы.
   - Хорошо, индеец.
   Она, давая ему войти, раздвинула ноги и сама сомкнула их. Он осторожно вёл руками по её телу, гладил груди. Она взяла его руку за запястье и положила себе на лобок, прижала. Он нащупал начало щели, осторожно ввёл под складку палец и нашёл маленький выступ-бугорок, нажал на него, отпустил и снова нажал. Она наклонила голову, и он поцеловал её в шею, в корни волос. Она извивалась, тёрлась об него ягодицами и лопатками. Одной рукой нащупать обе груди трудно, но её соски долго хранили возбуждение и, намяв, нащекотав одну грудь, он брался за другую, а потом положил руку между её грудей, растопырив пальцы так, чтобы большой и мизинец касались сосков, и работал уже ими. Она вскинула обе руки, обхватив его за голову. Когда она поднимала руки, он на секунду убрал свои, и она недовольно вскрикнула:
   - Ну!
   Но он уже занял прежнюю позицию, и она смилостивилась.
   - Хорошо, индеец.
   Теперь она держала его за голову, прижимая к себе, дёргая за волосы. Когда удавалось, он целовал её в подставившееся ухо или шею. Наконец она замерла, уронила руки. И задрожала всем телом, даже постанывая. У неё подкашиваются ноги, и он по-прежнему держит её, не давая упасть. По её телу проходит судорога, и она твёрдо встаёт на ноги.
   - Всё. Давай всё. Слышишь? Я хочу всё. Кончай, ну!
   - Да, миледи. Слушаюсь, миледи.
   С последним ударом он опять вбрасывает струю и медленно выходит из неё, убирая руки, и отступает на шаг. Переводит дыхание. Она поворачивается к нему, пошлёпывает по груди, улыбается.
   - Иди, обмойся и приходи.
   - Слушаюсь, миледи.
   На этот раз в камере на полу рядом с душем стоит бутылочка с жидким мылом. Он обливает себя, растирает по телу маслянистую, сразу вспухающую пеной жидкость и встаёт под душ, смывая пот и её слизь, засохшую на ногах. Теперь сушка. Хорошо бы промазаться, но раз нет, то нет. Он наскоро растирает себя на сухую ладонями и выходит.
   - Иди сюда, индеец.
   Она сидит на кровати, рядом со столиком и ест. Когда он подходит, показывает ему рукой.
   - Доедай.
   - Спасибо, миледи.
   Она смотрела на него, пока он доедал надкусанные сэндвичи, кивком разрешила допить почти полную чашку того же коричневого с белыми разводами напитка.
   - Ты сыт?
   - Да, миледи. Спасибо, миледи.
   - Скоро за тобой приедут.
   На это трудно придумать ответ, и он молчит.
   - Стань сюда.
   Он встаёт перед ней, почти касаясь коленями её колен, она поднимает руку и подставляет ладонь под его мошонку и несколько раз чуть приподнимает её и опускает, словно взвешивает, потом проводит пальцами по члену. Она что, впервые разглядела? Она порывисто встаёт и оказывается вплотную к нему.
   - Жалко, что я заснула ночью, - она обнимает его за шею. - Ведь ты не устаёшь от этого?
   - Нет, миледи.
   Он обнимает её, готовясь работать, но она тут же отстраняется, и он убирает руки.
   - Принеси мою одежду.
   - Да, миледи.
   Знать бы ещё, где она. Ведь утром убирали. Наверное, вот это. Там, где вчера остался её халат. Он берёт аккуратную стопку вещей и оборачивается к ней.
   - Да, неси сюда, - кивает она, а, когда он подходит, с улыбкой спрашивает. - Раздевать ты умеешь. А одевать?
   - Да, миледи.
   - Посмотрим, - смеётся она.
   Одевать приходится редко. Да и обычно, пока одеваешь, так распаляются, что приходится раздевать обратно. Но он это умеет. Да и одежда простая. Чулки, пояс с резинками, трусики, бюстгальтер и вчерашний халат. Одевая её, он, как и положено, целует её, благодарит за оказанную милость. И вот она стоит перед зеркалом, оглядывая себя. Ну, теперь-то уж точно конец. Хотя кто знает, что ещё ей придёт в голову?
   - Принеси свою одежду сюда. Я хочу посмотреть, как ты одеваешься.
   - Да, миледи.
   Он приносит из камеры свою одежду и начинает одеваться. Медленно, искоса следя за её жестами: не последует ли нового приказания. Штаны, рубашка, ботинки... Он берётся за куртку, когда она с улыбкой кивает:
   - Молодец, индеец. Мало кто умеет это делать красиво.
   - Спасибо, миледи.
   Она подходит к нему, мягко пошлёпывает его по щеке, он целует её ладонь.
   - Жди здесь, индеец.
   И выходит. В ту дверь, через которую его привели сюда...
   ...- Та сколько ж дверей?
   - Я две насчитал. В углах. У окна, и в другом, рядом с камерой...
   ...Он стоит, держа куртку в руках и разглядывая в зеркало спальню. И в зеркале видит, как в ту же дверь вталкивают... спальника. Дверь закрывается, и спальник стоит возле камеры и смотрит на него. Это мулат, старше него, да, точно, сильно за двадцать, ближе к сроку. Их глаза в зеркале встречаются, и лицо мулата дёргает гримаса презрительного отвращения. Но дверь снова открывается, и мулат мгновенно скрывается в камере.
   - Иди сюда, индеец.
   Он идёт на зов, на ходу надевая и застёгивая куртку, и, выйдя из спальни, закладывает руки за спину и опускает глаза. Его работа закончилась, и прямой взгляд не положен.
   - Иди сюда.
   Вслед за ней он проходит комнату со стеклянными шкафами, спускается по лестнице.
   - Стой здесь и жди.
   От огня в камине тянет теплом, а из-под тяжёлой двери холодом. Когда она отходит, он достаёт из кармана шапку и зажимает её в кулаке. Мимо него пробегает негр в красной с золотом лакейской куртке и выпаливает на бегу грязное ругательство. Она в глубине зала, далеко от него, стоит спиной к нему и смотрит какие-то бумаги на маленьком столике под лестницей, и, когда лакей бежит обратно, он делает быстрый выпад ногой, подсекая того. Лакей падает, с грохотом роняя поднос со всем содержимым.
   - Что такое? - оборачивается она, видит ползающего на четвереньках и собирающего осколки лакея и... начинает смеяться.
   - Какой ты неловкий! - наконец говорит она сквозь смех. - Собери всё и убирайся.
   Лакей успевает бросить на него ненавидящий взгляд, но сказать что-то не смеет. И тут распахивается входная дверь, и в холл входит надзиратель. Засыпанный снегом, слегка пьяный и очень довольный.
   - Добрый день, миледи. Я немного запоздал, ничего?
   - Ничего, - кивает она. - Задержка не по моей вине, и я дополнительное время не оплачиваю. Он был готов ещё два часа назад. - У надзирателя вытягивается лицо, но она продолжает. - Но вам я возмещу хлопоты.
   Она протягивает надзирателю несколько зелёных бумажек. Надзиратель растерянно кланяется.
   - Так я забираю его...
   - Да, конечно. Отзыв, - она улыбается, - благожелательный. Он вполне оправдал рекомендации фирмы.
   - Благодарю вас, - приосанивается надзиратель. - Фирма всегда готова выполнить любые ваши заказы.
   - Я буду обращаться только в вашу фирму, - она ласково улыбается.
   Надзиратель щёлкает каблуками, тычком заставляет его поклониться и выталкивает во двор. Идёт снег. Крупный мягкий снег. По дороге к машине он оттопыривает нижнюю губу и ловит на неё снежинки. У машины надзиратель опять сковывает ему руки спереди и вталкивает в машину. Закрепляя цепь почти у самого пола, надзиратель бурчит:
   - Ты того... молчи, что меня не было, а то... пожалеешь. Понял? - и легонько пинает его под рёбра.
   - Да, сэр, - отвечает он, вытягиваясь на полу...
   ...Эркин допил кофе и обвёл слушателей блестящими глазами.
   - Фу, чёрт, - Андрей потряс головой. - Рассказываешь ты... Я будто сам побывал.
   Фредди кивнул:
   - Давно это было?
   - Ну, мне девятнадцать было, а сейчас двадцать пять. Вот и считай, - улыбнулся Эркин. - Шесть лет прошло.
   - Мг, - Фредди поворошил угли.
   - Что ж, она и слова тебе не сказала? - спросил Андрей.
   - Какого слова? - удивлённо посмотрел на него Эркин.
   - Ну... ты ей столько... и так, и этак... Ну, спасибо хоть.
   - Накормила и надзирателю похвалила, - рассмеялся Эркин. - Чего ж ещё? Я ж не человек для неё. Так, член ходячий. Ладно, а то заведусь. И ночь на исходе. Спать пора.
   - После такого рассказа, - усмехнулся Фредди, - или не заснёшь, или такого во сне увидишь...
   - Ну, вы сидите, - встал Эркин, - а я спать лягу.
   - А посуда опять на мне? - насупился Андрей.
   - А ты как думал? Тебя же утром не будили. Ну, и валяй.
   Фредди сплюнул окурок в костёр и встал:
   - Пойду, стадо посмотрю.
   Оставив на утро греться воду, они улеглись, завернувшись в одеяла. Эркин заснул сразу, а Андрей ещё повздыхал, поворочался. Фредди усмехнулся, не открывая глаз: "Приятных снов тебе, парень". Сам он быстро прокручивал в уме услышанное, отделяя то, что он расскажет Джонатану в первую очередь, от того, что оставит для ночного трёпа за стаканом. Но баба... все бабы шлюхи. А многие ещё и стервы. А остальные - дуры. Бетти не в счёт. Она не такая. Была. Потому и была, что не такая. Но о Бетти и думать нечего. Отболело и нечего ворошить. Надо спать.
  
   Перед отъездом Андрей отнёс журнал в спальню и положил на место, в тумбочку, расколотую ударом топора. Эркин и Фредди будто не заметили этого. Да и в самом деле, было не до того. Впереди дорога.
   Бычки, основательно покормившиеся за прошедший день, послушно брели по заросшей подъездной дороге, изредка помыкивая. Тучи расходились, открывая небо. Вокруг тишина и безлюдье.
   Фредди придержал Майора на вершине очередного холма, огляделся. Тишина и покой вокруг. Ещё два дня этой тишины. Если ничего не случится. На Равнине, где к костру может подойти кто угодно, так не поговоришь. Жаль. Эркин - рассказчик, конечно, отменный, да не для всех ушей его рассказы. И надо же, как запомнил. Неужели он всех своих баб так помнит? Надо будет спросить при случае.
   Свист Эркина заставил его вздрогнуть. Случилось что? Нет, просто свой край подбивает. Фредди погнал Майора вниз, к парням.
   - Бери правей. Поить будем, - бросил он Андрею и поскакал к лесу, проверяя, нет ли там чего. Или кого. Равнина уже недалеко, всякое может быть.
   - Эрки-ин! Заворачива-ай! - неслось ему вслед и свист, длинный резкий свист.
   Дневали всухомятку, не разводя огня.
   - Ну, - Эркин дожевал лепёшку и запил её холодным кофе из фляги. - Треплемся или тянемся?
   - Да ну тебя, - Андрей зевнул и затряс головой. - Я бы поспал.
   - Тебе, парень, такие рассказы слушать и журнальчики смотреть на ночь вредно, - засмеялся Фредди. - Небось до утра проворочался.
   - А что я, каменный?! - буркнул Андрей, краснея. - Нарассказал, а сам отрубился.
   - А мне что? - пожал плечами Эркин. - Я и тогда крепко спал. Раз, - он усмехнулся, - позволили, то не теряйся. А сейчас-то...
   - От сна душ помогает, - улыбнулся Фредди, - холодный. Тебе сейчас в самый раз будет. А то есть ещё, парень, такая штука, баня...
   Он не закончил фразы, потому что Андрей кинулся на него. Эркин успел вклиниться между ними, и основной удар пришёлся ему в грудь, а Фредди досталось уже вскользь, по скуле. Эркин сгрёб Андрея в охапку и подержал, пока тот не стал спокойно дышать.
   - Ты что? - Фредди подобрал свою шляпу. - Тебе давно не врезали если, так я...- но, увидев какие-то одновременно злые и несчастные глаза Андрея, остановился.
   Эркин медленно отпустил Андрея, но остался наготове.
   -Так...- Андрей переводил дыхание между словами, - так, значит, в баню меня надо, так? Ну... ну, спасибо тебе. Ты... ты хоть знаешь, что пообещал?
   - Объяснишь, узнаем, - подчёркнуто спокойно сказал Фредди.
   Эркин кивнул.
   - Объясни. Мы тогда... Ну, как-то ты сказал, что если... случится что, то вместо душа баня получится. Я не спросил тогда, закрутился. Расскажи.
   Многословие Эркина, похоже, окончательно успокоило Андрея. Во всяком случае, заговорил он очень спокойно.
   - Баню в душевой делают. По одному. Охранюги кольцом. Кто с дубинкой, кто с плетью, кто с чем. И ты в кольце. И вот гоняют тебя по кругу. Упадёшь, вырубишься, обливают из шланга. Ледяной или кипятком. Это уж как захотят. Потому и баня. Что воды много. Встанешь, и тебя по новой. Второй сеанс. Ну и дальше. Кто после третьего уже не встаёт, мёртвый, кто... дольше. - Андрей сглотнул. - Меня после второго сволокли и бросили. Посчитали готовым. А трупняки, команда похоронная, сердце прощупали и в лазарет скинули.
   - Значит, у вас это баней называли, - Фредди невесело усмехнулся. - У нас кольцом.
   Андрей оторопело уставился на него. Беззвучно открыл и закрыл рот. А Фредди продолжал:
   - Кипятком, правда, не шпарили. И не до смерти. Так. До полной отрубки.
   - И на каком ты отрубился? - спросил Эркин.
   - Сказали потом, что на шестом, - Фредди улыбнулся одними губами. - Я-то с третьего уже не помню ничего. Тоже... повалялся потом, - твёрдо посмотрел в глаза Эркину. - Тогда мне спину и выбили.
   Андрей перевёл, наконец, дыхание:
   - Уорринг?
   Фредди кивнул:
   - Он самый. Знаешь?
   - Слышал. Оттуда либо в лагерь, либо в землю. А ты?
   - А я третий путь нашёл.
   - Оттуда не бежали.
   - Меня выкупили. В работу.
   - Чистильщик?
   Фредди пожал плечами:
   - Другого варианта не было.
   - А потом?
   - Я работал честно, - усмехнулся Фредди. - Расплатился за Уорринг, и меня отпустили.
   - Вход десятка, выход сотня, - зло усмехнулся Андрей.
   - Я сам брал заказы и никому не мешал, - спокойно ответил Фредди.
   - Остался чистильщиком?
   - И это. Я сам по себе.
   - Но не вышел.
   - Мне некуда выходить, - пожал плечами Фредди.
   Эркин молча слушал этот быстрый разговор, не вмешиваясь, ни одним движением не выдавая своего непонимания. Или он всё понимал? Когда Фредди и Андрей замолчали и посмотрели на него, он только кивнул.
   Но Фредди решил объяснить.
   - Чистильщик - это...
   - У тебя другого варианта не было, - быстро перебил его Андрей. - А... а выйти оттуда нельзя, это так. Только в землю выход. Или в трубу, ну, через крематорий, если в лагере.
   - Я понял, - спокойно сказал Эркин, хотел что-то ещё добавить, но передумал и сказал явно другое: - Каждый своего хлебнул, и мало никому не было, так?
   - Так, - кивнул Андрей.
   - Сами додумались? - усмехнулся Фредди.
   - Не дураки же мы, - улыбнулся Эркин.
   - Это верно, - ответно улыбнулся Фредди. - Дураками вас назвать никак нельзя.
   Эркин подобрал разбросанные фляги.
   - Пошли, - просто сказал он. - Пора дальше.
  
   И снова бредут, пощипывая траву, бычки, и они то скачут, выравнивая или сбивая стадо, то дремлют в сёдлах, давая коням идти за стадом, то съезжаются вместе, чтобы поговорить, то рассыпаются по краям стада. И разговоры у ночного костра и на дневках. И эти два дня остались в памяти обрывками разговоров и рассказов.
   ...
   - Я дома не помню почти. Так... обрывки. Даже имён не помню. Смешно, да?
   - Нет, Эндрю, не смешно. Ты выговорись. Легче будет.
   - Они сначала когда пришли... Они всё разбросали, поломали. У... нас книг было много, так они... они вывалили их и ходили по ним. Но схрон они не нашли. Всё обшарили, но не нашли.
   - Чего? Что не нашли? Это по-русски, да?
   - Я не знаю, как это по-английски. Ну, место, где прячут. Не сейф, не тайник, а... большое, не для вещей. Я лучше расскажу, как оно сделано было. У нас подпол был. Ну, погреб, только не отдельно, а прямо под домом. И люк, вход с лестницей на кухне. Там картошку держат, банки с компотом, соленья всякие...
   - Ясно. Здорово придумано, не бегать никуда.
   - Там у всех такие были, кто в своём доме жил. Ну вот, а когда Империя пришла, в погребе перегородку сделали, отделили часть, и туда второй люк, из спальни. Там ковёр, на ковре стол. И когда обыск был, через кухню тоже в подпол спустились. Всё переломали, банки перебили, у нас ничего не осталось. Но схрона не нашли. В спальне ковёр они забрали, он ихнему старшему понравился, но люка не заметили. Там пазы хорошо были заделаны. Схрон, понял?
   - Да. Тайник (hiding-hlace).
   - Тайник и я знаю. Это мы делали.
   - В Паласе?
   - В камерах трудно. Нас тасовали часто. В душевой тайник был. В распределителях... бывало. А уж в имении... У каждого, считай, свой.
   - А что прятали?
   - Жратву, в основном. Кто что.
   - Ну, и в лагере их полно было. Такие делали, что ни один шмон их не брал... И когда уже за нами пришли, они опять всё искали, и опять ничего не нашли. Избили нас всех. И увезли. Я не знаю, что потом с домом было. Сожгли, наверное.
   - Могли и продать. Как выморочное имущество. Так что, может, и устоял. Если там живёт кто, можешь права предъявить.
   - Нет, Фредди. Я ж не знаю, где это. Не помню я ничего. Ни города, ни фамилии своей. И... и для этого же документы нужны. А у меня что? Номер. Покажи, попробуй.
   - Ты совсем без бумаг?
   - Совсем.
   - Бумагу купить можно. Дорого, но можно. Ладно, это ещё обдумать надо. А у тебя?
   - У меня справка русская. Об освобождении. Пока хватает.
   ...
   - В питомнике детей сразу отбирают. Выкармливают совсем другие. Их молочницами звали. Ну, до пяти нас всех вместе держали. Приучали. Что белые - господа, что не слушаться нельзя. Простые работы всякие делали. А в пять первая сортировка. Нет, первая в год была. Нам тогда и номер ставили. Но этого я не помню. Меня в пять лет в спальники отобрали и в другой питомник перевезли. Учебный. Но там был свой питомник. Племенной. И нас, старших уже, туда на работы гоняли. На уборку обычно. Ну и когда годовиков клеймили, мы подносили там, держали.
   - Годовиков?
   - Ну да. Которым год исполнился. А может и меньше. Это сразу после Нового года. Там перед Новым годом ещё праздник какой-то.
   - Кристмас. Рождество.
   - Ну-да. И вот надзиратели неделю пьяные. Иногда и не кормят. Некому. Мы так и сидим по камерам. Ну, это мальцы. Кто постарше, то самая работа в эту неделю.
   - И кого отбирали?
   - Красивых. Тело чистое, без шрамов там, родинок. Двигаются хорошо, ловкие.
   - Я... я слышал, что таких, кому... нравится это.
   - Нет, Фредди. Лапать нас надзиратели, с самого начала лапали. Мы все к первой сортировке, ну, пяти годам уже знали. За что бы тебя белый не хватал, молчи и улыбайся. И делай, что он велит. А наказывают когда, кричи. Надзиратели любят, когда кричат.
   ...
   - У ковбоя вместо дома седло, и кольт вместо жены. Всей радости под расчёт напиться, дать в морду и получить по морде. Каждый сам за себя, но когда всерьёз, шерифа не звали. Сами обходились.
   - Шмальнут и всё?
   - Пуля в трупе, так шериф уж крови твоей попьёт... Зачем? С коня упал, и стадо по нему прошло. И опознать некого.
   - Ловко. Мы в каменоломнях под обвал так ставили. Но там сложностей много.
   - У ковбойского костра расой не считаются. Не до того. Но обиды... и через три поколения помнят. Сказал - сделай. Не можешь - не обещай. Первое дело для ковбоя слово держать. В спину не стреляй. Поймают на таком, вешают без разговора. А в лоб получил, так сам виноват. Стреляй быстрее.
   - У нас в камере тоже так. Бей первым.
   - И в лагере.
   - Везде одна хренотень.
   - Не скажи. Мы свободные были. И с оружием.
   - Так вы ж белые.
   - Когда других нет, то хрен тебе твоя белизна поможет! Рабы сытнее нашего жили.
   - Так ты за сытостью дёрнул оттуда?
   - Я тебе так врежу сейчас, чтоб ты думал, прежде чем вякнуть!
   ...
   - За мины ты зря на меня вызверился. Что знаю, то знаю.
   - Эндрю, я ж сказал тебе. Поймаю, башку оторву к чертям свинячьим.
   - Он и без неё проживёт.
   - Ну вас к дьяволу. Только если на что наткнётесь, меня сразу зовите. Сами не лезьте.
   - И тебя не пущу.
   - И не надо. Только с минами не шутят. Нас привезли, помню. Выгрузили. Построили как всегда. Поле, трава, цветы там... Всем лечь, первая шеренга марш! Полтора метра, и все легли. Раненых не было. Вторая марш! - и страшная невероятная ругань.
   - Зачем?!
   - Проход делали. Понимаешь? Нас на мины гнали. Мы подрываемся, за нами уже чисто. Нас там сотнями положили. Всех, без разбора. Статья не важна, а срок у всех один - до смерти!
   - И вы шли? Да развернулись бы...
   - На пулемёт, падла?! Пулемёты сзади! А на мину наступить - смерть лёгкая. Меня в последнюю шеренгу запихнули. Мы и прошли. Не все. Я между двумя шагнул, увидел, что торчит хреновина эта, усик взрывной, и перепрыгнул. И упал. А сосед наступил. И земля, и то, что от него осталось, всё на меня...
   - На, глотни. Попей, а то заходишься.
   И стук зубов по горлышку. И уже спокойнее.
   - А потом начальство охранюгам втык сделало, что... нерентабельно. Не хватит нас так. И из присов, ну, пленных, отобрали, кто мины знал, и те уже по-умному снимали, разряжали. А нас, кто на том поле уцелел, нас подручными к ним поставили. Я долго с одним работал. Пока меня не ранило. Легко. Так, что не добили, а в лазарет отправили. А оттуда я уже в другой лагерь попал. Так что мины я знаю, не хуже, чем ты... седловку.
   - Это ты... в Хаархане был?
   - Хаархан - финиш. Оттуда только на небо этап.
   ...
   - А вот говорили, что вы... без этого не можете. На любую кидаетесь.
   - Маньяки, одним словом.
   - Понимаете... Нам и в самом деле всё равно с какой. И не глядя можем. И если не приказали работать, то нам на неё... накласть с присвистом. Но что они, гады, с нами сделали. У нас семя мёртвое. Вот где-то так в тринадцать лет нам его убивают. И тогда...
   - Как это?
   - Выговорись, тебя уже трясти начинает.
   - Ладно. Значит, это так. Врач тебя смотрит. Как всегда на сортировке. Лежак высокий, вроде койки. Но с ремнями. Привязывают в распор, и там даже как выступ такой, чтоб наверх всё было. И колют.
   - Что?!
   - Ну, ты что, Фредди, уколов не знаешь?
   - Куда колют?
   - В яйца! Воткнут по игле в каждое и оставят. Лежишь, а они подходят и то розовую тебе туда вольют, то белую, то... ещё что. Боль... орёшь, заходишься, корёжить тебя начинает, а привязь держит, не шелохнёшься. Особо горластым рты затыкали.
   - И долго так лежишь?
   - Не знаю. Кто вырубается, то откачивают. Но... не знаю. Мы время по голоду чувствуем, а тут уже ни голода, ничего нет... понимаете, больно, и всё. И не умолишь, не упросишь. А потом, потом отвязывают и на колени ставят, и благодарить должен, руки им целовать должен, что тебя таким сделали, что разрешили телом своим служить им...
   - Эркин, ну... ну, не надо, может...
   - Ладно, пережил уже. Болит долго потом. Потом растравляющим поят и гонят работать. Этого я не помню толком, в чаду от боли был. Но когда отошёл, они уже у меня такими стали. И если дня три, там четыре, не поработаешь, семя гореть начинает. Головы о стены бьют, сами себя руками душат, чтобы от боли избавиться. И как начнёт дёргать, сами к надзирателям кидаемся. Дайте... дайте работу. Слить надо. А без работы, без приказа нельзя. Мы ж... нельзя нам без приказа... Горит, распирает, дайте... хоть с кем, хоть как, да по-любому, но чтоб от боли избавиться. Надзирателям веселье. Им... им смешно на нас глядеть, понимаете вы это, смешно им!
   - Ну, ну, хватит, парень. Сейчас-то уж...
   - Горел я, понимаете, горел! В имении. Мне стерва эта маленькая на ломке наступила на них, к шипам прижала. Я ж на шипах лежал. Они у меня чёрными были. Ног свести не мог. Меня в скотники сунули, и я гореть начал. А если б и дали мне тогда кого, я б с отдавленными всё равно не сработал, больно это. Не знаете вы боли такой! Мне потом на всё накласть было, хрен меня плетью или чем пуганёшь. На токе такой боли нет!
   - А... ну, успокойся. На вот, попей. Отлегло?
   - К сердцу подошло очень. Фредди, дай подымить.
   - Тебе бы крепкого сейчас.
   - Обойдусь. Держи, спасибо. Спиться боюсь. Андрей вон сказал, что хмель не держу.
   - Пить не умеешь, точно. Тебя легко берёт.
   - Ладно. Что было, то было. Что как клеймо это на мне, тоже ладно. Хватит, наверное, завожусь на этом легко. Все хлебнули, но вам хоть вспомнить есть что, а мне... про баб, беляшек, вам на потеху рассказывать...
   - Про баб все могут?
   - У тебя их много было?
   - Не считал, но мне хватило.
   - Ну, так ты и старше нашего.
   ...
  
   И была последняя ночёвка перед равниной. В этот вечер долго сидели у костра молча. Фредди чистил кольт, сосредоточенно точил и правил всем ножи Андрей. Эркин, после того разговора упорно молчавший почти весь день, вдруг заговорил первым:
   - На равнине придётся два костра ставить.
   - Чего так?
   - Отделяешься, что ли?
   - Нельзя тебе со мной у одного костра, Фредди. Расу потеряешь.
   - Слушай, - Фредди даже глаз на него не поднял, занятый кольтом. - Ты, вроде, сегодня с коня не падал и головой не прикладывался. С чего это у тебя?
   - Нет, Фредди. Ты не обижайся. Мужик ты что надо. Потому и подставлять тебя не хочу. Здесь мы одни. Как мы из одной фляги пьём и говорим без сэров... Об этом только Джонатан знает. С ним ты без нас разберёшься. Ведь так? А там... если увидит кто. Не простят тебе этого, Фредди. Хорошо, если к нам загонят, к цветным, а если нет... Ведь тебя убьют.
   - Ну, это им сильно постараться надо, - усмехнулся Фредди.
   - Стрелок ты классный, - улыбнулся Эркин, - и на кулаках силён. Но от своры ты не отобьёшься. Ты ж русских на помощь звать не будешь. А свора только русских боится.
   - Свора - это кто?
   - Мы их в городе так звали. Как их белые зовут, не знаю. Но они, где только могут, давят нас. И тех белых, кто... ну, не добр, кто просто по-человечески к нам, они тоже давят. Белым торговцам продавать нам запретили. Я в кроссовках тогда был, помнишь? Тайком покупал. Больше сотни отдал.
   - Ого! Нагрели же тебя.
   - Хрен с ним. Не я таился. Торговец. Джинсы эти я у белой на барахолке купил, так её больше там не было. Не за джинсы, за то, что со мной вежливо говорила. Так чего ж я тебя...
   - Стоп! - Фредди зарядил кольт и спрятал его в кобуру. - Всё я понял. За заботу спасибо, честно, без смеха. Но у ковбойского костра расой не считаются.
   - В Аризоне?
   - Ковбой он везде ковбой. А так... что ж, я старший ковбой, вы под началом у меня. У моего костра я командую. Всё понял? Вон, Эндрю ж не боится.
   - Он уже потерял, ему бояться нечего.
   - А я её не терял, - улыбнулся Андрей. - В одну камеру меня с чёрными не сажали, доедать за цветными не заставляли.
   - А по приговору?
   - И в приговоре про расу ничего не было. Если где дело моё найдут, по бумагам я белый.
   Изумление Эркина было настолько явным, что Фредди невольно рассмеялся.
   - Какого ж ты чёрта к нам на прописку пришёл? Ты ж и так мог... И из-за номера бы не психовал. Белым же медосмотра не делают.
   - Я сам с себя расу снял, - улыбнулся Андрей. - Не желаю быть белым. Понял?
   - Ты что, псих или дурак? Сам себя в цветные запихнуть, это ж... Фредди, ты хоть понимаешь?
   - Ни хрена не понимаю, - ответил Фредди, с интересом глядя на Андрея. - Ты бы объяснил, Эндрю.
   - А чего объяснять, - Андрей оглядывал их лихорадочно заблестевшими глазами. - Всё просто. Нас когда взяли всех, мордовали долго. Били не особо. Только у матери на глазах, чтоб она говорила. Сестрёнкам трамвай устроили тоже для этого.
   - Ты... ты что несёшь, ты хоть знаешь, что это такое... трамвай?!
   - Спокуха, Фредди, что слышал, то и несу. И про трамвай знаю. И слышал, и видел. Кто сидел, то всё про трамвай знает.
   - Про трамвай и я знаю, - кивнул Эркин. - Да и все рабы знают. Рабыням его за любовь устраивали. За траханье без приказа ещё выскочить можно, а за любовь... трамвай.
   - Да им, сёстрам твоим, сколько было? Не могли же они детей...
   - Могли, Фредди, чего ж нет...охранюги всё могут. Одну потащили уже, я слышал, как она закричала. Мать на глазах поседела. А я... я только в карцере очухался. Кинулся я потому что на них. Ну, ладно. Лежу я, значит, мордой в крови и слышу, как они надо мной говорят. А уже хорошо всё понимал. Что суку мол с сучонками кончили, а щенка, меня, значит, оставили, что лопухнулось начальство, дескать, а второй ему, что я белый по всем, - Андрей с трудом выговорил, - антропометрическим данным, и от меня, дескать, ещё можно будет детей белых получить. Если меня воспитать как следует. Я и решил тогда. Не буду белым. Сдохну, не буду. И когда... когда понял, что выжил, я и пошёл к цветным. Гнали меня. Только вот в Джексонвилле Эркин на ножи за меня встал, и меня прописали. Я сам выбрал, Фредди. А что меня кто белым считает, на морду мою глядя, так мне это... до хрена всё. И на равнину спустимся когда, и в город какой придём... Со мной всё просто, Фредди.
   Фредди молча сидел, обхватив голову руками, словно прикрываясь от удара.
   - И про бумагу ты говорил, что документы купить можно. Спасибо, Фредди, тоже честно говорю, но... но не надо. Не хочу. Справку об освобождении я бы купил, но у меня номер не такой. И белый раб... это уж слишком нарываться.
   - Так и будешь от каждого патруля шарахаться? - сердито спросил Эркин.
   - Так и буду, - пожал плечами Андрей. - Сам решил, сам и отвечаю.
   - Ну, и хрен с тобой, - ткнул его кулаком в плечо Эркин.
   Андрей быстро развернулся и обхватил Эркина за шею. Борясь, они откатились от костра в темноту и долго барахтались там, хохоча и ругаясь.
   Когда они вернулись к костру, Фредди уже успокоился. По крайней мере, внешне.
   - Нарезвились, жеребчики?
   - Ага, - Эркин шлепком по плечу усадил взлохмаченного Андрея и сел рядом.
   - Как вы ещё стадо не столкнули.
   - Им не до нас, жуют себе.
   Эркин налил всем кофе, взвесил на руке мешочек с сахаром.
   - Так, всего ничего. И крупу подъедаем. Как на равнине с провизией, Фредди? От имения далеко везти.
   - Там торгуют многие. У меня деньги есть.
   - Твои?
   - Кормовые. Поехидничай мне!
   - По равнине долго идти?
   - Хватит. Поля эти, мостов нет, - Фредди сплюнул окурок в костёр и выругался. - Самые травяные места перекрыли, сволочи, - и грозно посмотрел на Андрея.
   - Как что, так на меня, - сделал обиженную гримасу Андрей, незаметно подтягивая к себе мешочек с сахаром.
   Эркин сделал вид, что ничего не замечает, и, когда Андрей уже насыпал сахар к себе в кружку, вытащил откуда-то конфеты.
   - Вот так, - заржал Фредди. - Не спешил бы, так и выбор был бы.
   - У вас его тоже нет, - ухмыльнулся Андрей.
   - Мг, - Эркин засунул конфету за щеку. - Только ты не заметил, что я себе и Фредди уже насыпал. Пока ты о минах думал.
   - Да иди ты с минами...
   - Обойдусь и без них, - засмеялся Эркин. - Ну что, языки подвязываем?
   - Там видно будет, - Фредди отхлебнул из кружки. - Кто подсядет, да о чём речь пойдёт. Если не называть, то многое сойти может.
   - Посмотрим, - согласился Эркин.

* * *

  
   Джонатан остановил Лорда на вершине холма. Уже стемнело. Равнина простиралась перед ним огромным тёмным пространством. И костры. Костры лагеря Большого Перегона. Он помнил, как они когда-то покрывали всю Равнину. А сейчас узкая цепочка вдоль дороги. Мало стад. И вместо пастбищ минные поля. И страшные заторы у немногих сохранившихся мостов. И русские. Сапёры, комендатура, комиссия по трудоустройству цветных и те хваткие зоркие офицеры... Джонатан послал Лорда вперёд. Нужно найти Фредди. Новостей много, надо обсудить и... всё потом. Сейчас главное это.
   Ночная дорога в пятнах лунного света и отсветах костров. Далёкие голоса, и песни, и свисты от костров. Где искать Фредди? Но они находили друг друга и при меньшем количестве информации. А вот и знакомый силуэт.
   - Привет, Джерри!
   - Привет, Бредли. Ищешь своих?
   - Да. Ты, как всегда, всё знаешь.
   - На том краю. Мне сейчас как раз туда и рядом.
   - Спасибо.
   Их кони бок о бок шли ровной рысью.
   - Как дела, Джерри?
   - И спокойнее, и суматошнее. Нет беглых рабов, зато есть русские.
   - Ты считаешь это равноценной заменой?
   - Я прижимал беглых, а русские сами прижмут кого угодно. В целом... Меньше застреленных, зато больше зарезанных.
   - Понятно, - кивнул Джонатан. - Я смотрю, костров мало.
   - Ещё не подошли с южных трасс. Надо бы пропихнуть вас до их прихода. Пока цветные сводят старые счёты. А там пойдут новые...- Джерри сокрушённо покрутил головой. - Но у тебя, Бредли, порядок.
   - У меня всегда порядок, Джерри, - весело ответил Джонатан.
   Джерри с удовольствием заржал.
   - Тут на твоих парней глаз положили. Переманивают. Сколько ты им платишь, Бредли, что кремнем держатся?
   - Вполне достаточно, Джерри. Они не слишком махаются?
   - Пока без последствий. Но ловки. Вон твой костёр. До встречи.
   - До встречи, Джерри.
   Джерри исчез в темноте, А Джонатан шагом подъехал к небольшому костру на отшибе. И сначала никого не увидел, но удивиться не успел. Потому что из темноты появился Фредди:
   - Привет, Джонни.
   - Привет, Фредди. От кого вы сюда забились?
   - Ближе к траве. Садись, кофе готов.
   - Мг. А где парни?
   - Я отпустил их поболтаться. Успеем о главном, пока одни.
   Джонатан с удовольствием сел у огня и налил себе кофе. Фредди расседлал и отпустил Лорда и подошёл к костру. Сел рядом.
   - Ну как, Фредди?
   - Стадо в порядке. Остальные - крысы и шушваль рядом с нашими. Парни не подведут ни в чём. Русские не цепляются, - неспешно докладывал Фредди.
   Джонатан кивнул:
   - А в целом как?
   - В целом как всегда на Большом Перегоне. Что у тебя?
   - Русские взяли картотеки Службы Безопасности. Сделали свою сортировку и работают.
   Фредди присвистнул.
   - Хреново.
   - Пока не очень. Сейчас они ищут охранников. Всех, кто работал или был связан с лагерями. Землю роют, ищут уцелевших лагерников.
   - Зачем?
   - Спроси у них, Фредди. Это один слой. Второй слой. Они очень аккуратно прошлись по питомникам.
   - Не спеши, Джонни. По первому слою...
   - Лагерников нет. Ни одного. Есть только рвы с трупами и сожжённые лагеря. Ты помнишь Колченого? Он обещает тоже что угодно, но и его мальчики не могут никого отыскать.
   - Ему-то они зачем?
   - Ну, у него кое-кто угодил в лагеря, и он хотел бы их вернуть. Во-вторых, Фредди, за живого лагерника с русских можно взять много. Очень много. А Колченогий хочет жить. И жить хорошо.
   - Он всегда откупался людьми.
   - Пока он скинул русским пяток спальников.
   - А эти русским зачем?
   - Их вывозят. Куда? Никто не знает и не хочет интересоваться. Зачем? Ты слишком много хочешь от меня, Фредди.
   - Хреново, - повторил Фредди.
   - Я понимаю, - кивнул Джонатан. - Но что есть, то есть. Правда, со спальниками совсем непонятно. Паласы кончала Служба Безопасности, и, похоже... словом, знакомый почерк. Чем ей помешали Паласы? Основную массу спальников русские, видимо, взяли на зимней регистрации, да ещё на День Империи подобрали кое-кого. Кого добить не успели.
   - Как ищут? Осмотрами?
   - Смотря кого. Охрану по картотеке. А уцелевших... похоже по принципу: наткнулись, опознали и взяли. Кто проскочил, за тем не гонятся. И общей переборки не делают.
   Фредди кивнул:
   - Всё равно, хреново. Картотека у них вся?
   - Точно не узнал. Но архив Уорринга у них.
   - Это конец, Джонни. Для Уорринга срока давности нет.
   - Крыса обещал, что твою карту уберёт. Это входило в условия.
   - Верить Крысе, Джонни...
   - Тогда я ничего не мог.
   - Джонни, ты сделал то, что сделал. - Фредди мимолётным движением дотронулся до его плеча. - Большего и бог бы не смог. Но если моя карта у русских...
   - Они шерстят другие слои.
   - Они ребята хваткие...- Фредди прислушался и неожиданно для Джонатана улыбнулся. - Идут.
   Из темноты к костру вышли Эркин и Андрей. На мгновение запнулись на краю светового круга и подошли.
   - Добрый вечер, сэр, - поздоровался Эркин.
   - Добрый вечер, сэр, - повторил за ним Андрей.
   - Привет, парни, - весело поздоровался Джонатан. - Ну, как дела?
   - Пока травы хватает, сэр, - Эркин присел на корточки у костра, явно не собираясь задерживаться.
   Андрей возился у вьюков. Фредди усмехнулся и налил ещё две кружки кофе. Эркин покосился на него и, когда Фредди кивнул, сел уже основательно и взял кружку. Подошёл и сел рядом с ним Андрей, тоже взял кружку. Оба были чем-то недовольны, особенно Эркин. Джонатан понимал, что не будь его, оба бы уже всё выложили бы Фредди, но... и до чего же упрямы оба. В каждый приезд отношения надо налаживать заново. Фредди спокойно пил кофе, а парням не сиделось. Андрей отхлебнул полкружки, обжёгся и забористо выругался. Эркин только взглянул на него, но смолчал.
   - Что случилось? - спросил Фредди.
   Эркин опустил ресницы, Андрей уставился в огонь.
   - Мне что? - устало спросил Фредди. - Всё опять заново начинать? Не надоели эти игры? Опять подрались.
   - Так, - разжал, наконец, губы Эркин. - Набили немного.
   - Кому?
   - Не нам же, - ухмыльнулся Андрей.
   - Вам я набью, - пообещал Фредди.
   - К шерифу не побежит, не бойсь, - Андрей засмеялся. - За дело получил.
   - Да ну его, - не выдержал наконец Эркин. - Пошёл он, поганец... Дураков учить надо. Сел, два круга продул и спрашивает, на что играем. Платить ему нечем. А нечем, так не садись!
   Джонатан вдруг как-то всхлипнул и захохотал. Рассмеялся и Фредди. Андрей и Эркин сначала оторопело смотрели на них, потом тоже невольно рассмеялись, так хохотал Джонатан.
   - Так вы играть ходили! - наконец отсмеялся Джонатан. - Во что?
   - В шелобаны, сэр, - вежливо ответил Эркин.
   - Во что?!
   - Шелобаны, - повторил Эркин.
   - В кулаки, Джонни, - пояснил, всё ещё смеясь, Фредди. - Вспомни Аризону. Тот отстойник. Тебе тогда три десятка в лоб ввалили.
   - Ах, черти! - снова захохотал Джонатан. - И часто ходите?
   - Когда свободны, - пожал плечами Андрей и подмигнул Фредди. - Как старший отпустит.
   - Вас не отпусти, попробуй, - буркнул Фредди и улыбнулся. - Тут эта комиссия собирала их и объясняла про свободное время, выходные и отгулы.
   - Ага, - кивнул Андрей. - Трудовое законодательство и всё такое.
   - А на что вы играете? - вытер выступившие от смеха слёзы Джонатан. - У вас же денег нет!
   - У кого что есть, сэр, - пожал плечами Эркин. - На сигареты, на хлеб, на выпивку. Счёт в шелобанах, потом пересчитываем. А нечем платить, подставляй лоб, - он усмехнулся. - Чтоб умнее был. Он продул на четыре сотни и финтить начал. Ну, и смазал ему.
   - Это вместо долга, что ли? - усмехнулся Фредди.
   - Зачем? - пожал плечами Эркин. - Долг всё равно за ним. Пока я не скажу, что выплатил.
   - А он скроется, - прищурился Джонатан.
   Эркин удивлённо посмотрел на него.
   - Куда, сэр? И толку-то... Все ж знают. Всё равно это за ним пойдёт, - и улыбнулся. - У нас свои сигналы, сэр. И через десять лет встретимся, я скажу, он не откажется.
   - А если не видел никто? Ну, нет у тебя свидетелей, а он отказывается, тогда как?
   - А никак, сэр, - Эркин взмахом головы отбросил прядь. - Такие долго не живут. Кто раз сподличал, тому уж ни в чём веры нет. А веры нет... в камере тесно, задыхались во сне, сэр.
   Андрей кивнул:
   - Не проблема. Потом, правда, мотать начинают.
   - А ни хрена, - возразил Эркин. - Если он не стукач, ни хрена за него не будет. Отлупят всех, но мотать не станут. Да и мы при чём, если камера на четверых, а нас там за полусотню? Тесно же.
   - Ушлые вы ребятки, - задумчиво сказал Джонатан.
   Эркин вдруг вскочил на ноги и ушёл в темноту. Андрей напрягся, положил ладонь на торчавшую из голенища рукоятку ножа и застыл. Из темноты донёсся быстрый неразборчивый шёпот и громкий голос Эркина:
   - А мне по фигу, чего у тебя нет. Подставляй лоб или плати.
   Снова быстрый шёпот и громкое Эркина:
   - Принесёшь, пересчитаю. В другой раз умнее будешь. Всё, я сказал. В мой круг, пока не расплатишься, не садись. Выбью. Играть не умеешь, а лезешь.
   Андрей перевёл дыхание и расслабился, но руку с ножа не убирал, пока Эркин не вернулся к костру.
   Допив кофе, Эркин покосился на Фредди, Джонатана и стал выгребать из всех карманов сигареты.
   - Ого! - искренне восхитился Джонатан. - Это ты столько выиграл?
   - Я ещё общий счёт веду и со счёта получаю, - деловито пояснил Эркин.
   - Это как?
   - Вы в шелобаны играли, сэр? - ответил Эркин вопросом и, когда Джонатан кивнул, продолжил: - Наверное, вдвоём только, а то бы знали. Когда круг играет, ну, много сидит, счёт вперехлёст по уговору идёт, и чтоб быстрее, один не играет и счёт ведёт, чтоб не зажухал никто. Ну вот, и со счёта часть его, - и улыбнулся. - Когда Андрей играет, я счёт веду. А то он азартный.
   - А сам? - сразу завёлся Андрей. - С Длинным до тысячи довёл.
   - Жухал он, мне его поймать надо было.
   - Ну и как? - с интересом спросил Джонатан.
   - Поймал, конечно, сэр. Когда знаешь, кого ловишь, это всегда получится.
   - И что? - Фредди прикурил от веточки и сунул её обратно в костёр.
   - Ничего, - Эркин усмехнулся. - Меня-то он не обдул, я и ушёл. Вот три дня прошло, не видно его.
   - Лихо, - усмехнулся Фредди.
   Эркин быстро разобрал сигареты.
   - Эти вот получше, берите, - и спокойно улыбнулся Джонатану. - Я ж не курю, сэр, а они дымят.
   - И ты всегда свой выигрыш отдаёшь? - спокойно спросил Джонатан.
   - А что? Это нельзя, сэр?
   - А остальные куда?
   - Может, поменяю на что, может ещё что. Трудно загадывать, сэр.
   Эркин допил свой кофе, встал и накинул на плечи куртку:
   - Выигрыш мой, сэр. Что хочу, то и делаю, сэр, - и уже Фредди: - Я к стаду пойду. Чего-то шлялся там один.
   Кивнул Андрею и ушёл. Тот быстро допил свою кружку, тоже накинул куртку и ушёл.
   Джонатан посмотрел на Фредди, кивком указал на лежащие у огня сигареты:
   - Ты знаешь, как это называется. Как ты это позволил, Фредди?
   - Я ему всё объяснил, Джонни. Он упёрся. Лучшие сигареты он отдаёт Эндрю и мне. Не возьмём, он их в костёр скинет. Было уже такое.
   - Но ты-то знаешь. И что в Аризоне со старшим ковбоем делали, когда он у младших выигрыш отбирал, тоже знаешь. Или ты ковбойский кодекс забыл?
   - Не забыл. Но то было в Аризоне. А у цветных свой кодекс, ты же слышал. По этому кодексу он - хозяин выигрыша и волен им распоряжаться, отдать кому угодно. Это ни к чему не обязывает ни его, ни нас. Но отказ от предложенного должен быть обоснован. Веско обоснован, Джонни. Это знак вражды. Что ты брезгуешь, считаешь его ниже себя, нечистым, что ли.
   - С ума сойти, Фредди, я же работал в имениях, мне в голову не приходило.
   Фредди усмехнулся.
   - Многим не приходило, Джонни. У цветных костров такие дела крутятся... Но мне туда хода нет. И тебе. И вообще белым.
   - Парни не увязнут?
   - В чём? Они эту кашу знают. Особенно Эркин. Мне порассказали немного, чтоб я не вляпался ненароком.
   - Раз ты такой знаток, то почему он ушёл и увёл Эндрю. Обиделся?
   - Вряд ли. Видно, что-то своё. Хотя... посмотрим. Возьми сигарету, Джонни. Нехорошо получится. А теперь моё. Слушай внимательно. Мне надо успеть. Ты помнишь любителя гасить сигареты о человека?
   - Так, - лицо Джонатан мгновенно отвердело.
   - Все, во всяком случае, большинство вскрытых в заваруху сейфов помечено его монограммой. NY. Сейфы открыты, а потом имитирован взлом. И не разгром, а обыск. Похоже, как привыкли работать, так не останавливались. Ну, а старший, как положено, - Фредди усмехнулся, - расписывался. На дверце вместо отчёта.
   Джонатан кивнул:
   - Привычка - вторая натура. Да и безнаказанность в голову ударила. Понятно.
   - Кстати, для сейфа нужно другое прикрытие. Сейф за баром все знают.
   - Интересно.
   - Дальше будет ещё интереснее. В частности был взят сейф Изабеллы Кренстон. В её спальне. Очень большой, с массой ячеек и ящичков.
   - Стоп, откуда информация, Фредди?
   - Думай, Джонни. Но не говори вслух.
   - Понял. Что ещё?
   - Этот самый любитель часто бывал в имении Кренстонов, спал с Изабеллой, и на дверце её не взломанного, а открытого сейфа была выжжена сигаретой та же монограмма.
   - Это точно?
   Фредди ответил, сохраняя безмятежное выражение отдыхающего у костра и всем довольного ковбоя.
   - Парень опознал его, когда Дон показывал им фотографию. Поэтому и вертел долго в руках.
   - И ничего не сказал Дону?
   - Дела белых его не касаются. Парень живёт по этому закону. Он перестал считать меня белым. Хотя, - Фредди усмехнулся, - хотя и взбрыкивает регулярно. У него хорошая память и точный язык. И дьявольски наблюдателен.
   - Он был там, в имении Изабеллы?
   - Да. Он был скотником и остался со скотиной ещё на месяц после капитуляции. Ушёл, когда хозяева вернулись. А когда брали сейф, его не заметили.
   - Парню здорово повезло.
   - Он это понимает. Ценности своей информации он не знает, но она мне была доверена, Джонни.
   - Я понял, Фредди, можешь не продолжать.
   - Я сказал им про Уорринг.
   - Зачем?
   - Если мне дают два крючка, то я обязан протянуть свой. Но теперь я могу спросить всё. И мне ответят.
   - С глазу на глаз.
   - А как иначе?
   Джонатан усмехнулся:
   - Рад, что попал в стаю? Не ждал, Фредди.
   - Я тоже. Но мы отвлеклись. Три или четыре года назад в имении Кренстонов был большой сбор. Все гости были в форме. Той самой, не армейской. С тех пор парень и помнит этого любителя.
   - Лихо. Но всё надо обдумать.
   - Думай, Джонни. И напоследок. Шесть лет назад, где-то в конце января, одна шлюха развлекалась в постели, не сняв рождественского подарка, любимого колье. И прыгая на ней, парень нечаянно как-то нажал, и оно рассыпалось. На две цепочки, длинную и короткую, серьги и браслет. Белый металл и прозрачные камни. Спасибо, Джонни.
   - За что? - с трудом выговорил Джонатан.
   - Теперь я знаю, какая у меня была физиономия, когда я это услышал.
   - С ума сойти, Фредди. Это ж специально так не подгадаешь.
   - Мг. Ты удачлив, Джонни. Я думаю, пока хватит.
   - У меня уже мозги набекрень.
   - Я думаю. Я заглатывал это постепенно.
   - Так театр, который они с Доном устроили...
   - Прикрывал то, что они опознали фотографию.
   - Второй тоже...
   - Форма, Джонни. Парень только в Хаархане не успел побывать. Всё остальное он прошёл. Он рассказал немного, но мне хватило. Я никому, слышишь, Джонни, никому не пожелаю такого. И того, через что Эркин прошёл, тоже.
   - Ты... гордишься их доверием, Фредди?
   - Признаться, да. И мне очень не хочется, чтобы они попали... в нашу систему. Но это я могу сделать. Мне не выйти, поздно, но они не войдут туда, Джонни.
   - Я понял, Фредди.
   Фредди взял одну из лежащих у костра сигарет, закурил и усмехнулся:
   - Ты смотри, какие сигареты у цветных по рукам гуляют. Возьми себе ещё парочку, Джонни, остальные мне и Эндрю.
   - Что-то долго они у стада. Не случилось ли чего?
   Фредди негромко рассмеялся.
   - Если б что, нас бы позвали. Нам просто дают возможность поговорить. Пока мы говорим, они не подойдут. И незамеченным никого не подпустят.
   - Даже так?!
   - Проверено, Джонни. - Фредди встал и потянулся, упираясь кулаками себе в поясницу.
   - Спина не болит?
   - Эркин мне её наладил.
   - Что?!
   - То, что слышал, Джонни. И это из той же обоймы. Ну, точно. Идут, - Фредди усмехнулся. - И довольные. Не иначе опять с кем сыграли, парни, а?
   - С бычками не поиграешь, - Андрей сел к костру и взял себе сигарету. Закурил.
   - А Эркин где?
   - Там этот, продувшийся расплачивается. Эркин ему его сотни ввалит и придёт.
   - Голову он ему не проломит?
   - Ну, Фредди, о черепушке до игры думать надо.
   - Резонно, - кивнул Джонатан, попыхивая сигаретой. - Тебе не вваливают?
   - Бывает. Если в кругу против Эркина попаду... всё. Ну, он же играет классно, - Андрей вздохнул.
   - Всё, вали отсюда. Чист, - прозвучал в темноте голос Эркина, а через несколько секунд он подошёл к костру, откровенно смеясь: - Крепкий лоб у парня, все руки отбил.
   Что от оставленной им кучки сигарет сиротливо лежали две последние, которые на его глазах убрал к себе в карман Фредди, он словно не заметил. Только продолжал улыбаться. Джонатан невольно с каким-то новым чувством разглядывал его. Сказанное Фредди ещё предстояло обдумать, но... нет. Джонатан понимал, что ни о чём спрашивать нельзя. Он не получит ответа и подставит Фредди, но... но хотелось столько узнать. Пустячный разговор о нагуле, травах, что приезжал русский ветеринар, смотрел соседние стада, и, пожалуй, через день будет их черёд и лучше бы хозяину при этом быть, хотя и старшие ковбои, если надо, справляются, что русские обещают пустить ещё один мост, но там уж очень капитально подорвано, что одичавшие собаки хуже волков... всё это шло своим чередом. И вдруг Джонатан поймал ответный быстрый взгляд и, невольно покраснев, отвёл глаза. Но Эркин никак не показал, что что-то заметил.
   Спать улеглись тут же у костра. Андрей и Эркин по одну сторону, Фредди и Джонатан по другую. Спали, прижавшись друг к другу спинами.
   Немного поспав, Эркин встал и ушёл к стаду.
   Днём тепло, в одной рубашке можно, а ночью уже куртка нужна. Осень. Запахи дыма, вянущей травы и стад. И всё чаще подкатывает к горлу тоска. Как бы ни было, что бы ни было, ложась спать и закрыв глаза, он видел только одно... Но наяву не смел ни думать, ни вспоминать. Нельзя. Всё можно. Питомник, распределители, Паласы, имение, - всё. А это нельзя. Чтобы ни словом, ни жестом, ни взглядом... У костров ему рассказали о многом. И о Дне Империи тоже. Кто были те бедолаги, нашедшие свою смерть за посягательство на честь белой женщины, он сразу понял. Не дурак. Да и другие сообразили. О спальниках теперь совсем по-другому говорили. Он опасался, конечно, по-прежнему, но... но самую малость по-другому стало. Зачем это белякам понадобилось? Раз белякам нужно, то нам это и близко... Эркин прислушался и снова не спеша пошёл между бело-чёрными грудами спящих бычков, негромко подсвистывая им. А... когда же, да, позавчера...
   ...Он шёл уже к своему костру, и его вдруг позвали тихим Паласным свистом. От неожиданности он остановился, показал, что услышал и понял. И от костра шагнул к нему высокий мулат в заношенной заплатанной одежде дворового работяги. Их было трое: негр, мулат и трёхкровка. Все паласники. Он не отпирался. Глупо. Как он их с первого взгляда опознал, так и они его. Позвали к своему костру.
   - Мы за тобой второй день смотрим. Думаем, наш, - мулат смотрел на него открыто и чуть насмешливо.
   - Ну, так чего? - ответил он, садясь к костру.
   - Не боишься?
   - Чего?
   - Что русские опознают, - усмехнулся трёхкровка.
   - А вы, - ответно усмехнулся он, - только их боитесь?
   - От других мы отобьёмся, - спокойно сказал негр.
   Он кивнул, глядя на их тренированные налитые плечи, распирающие ветхие рубашки, на длинные ножи. Они и носили их открыто, в самодельных, подвешенных к поясам ножнах. И первый неожиданный вопрос:
   - Горел?
   Он кивнул.
   - Мы тоже.
   Трёхкровка улыбнулся
   - Здорово покорёжило. Думал, не отваляемся, замёрзнем к чёртовой матери.
   - Это зимой, что ли?
   - Ну да, - они удивлённо смотрели на него. - В заваруху.
   - Как же вы выскочили?! - вырвалось у него. - Ведь Паласы все пожгли, паласников постреляли.
   - А мы не выскочили, - хмыкнул мулат, - мы выползли.
   - Из одного, что ли?
   - Нас в распределителе всех на расстрел вывели, - стал рассказывать трёхкровка. - Ну, в суматохе не отделили нас. А тут русские. Мы как рванём все врассыпную. И мы, и беляки. Кто поверху бежал, тех русские остановили, а мы в трубу сточную и залегли там. Переждали. Выползли. Распределитель горит. Беляки, что стреляли нас, двое там или трое, лежат, ну что осталось от них. Мы где шажком, где ползком и дёрнули оттуда. Хорошо, в штанах были. Не успели раздеть нас.
   - Повезло, - кивнул он.
   - А ты?
   - Со мной иначе, - усмехнулся он. - Я пять лет как не спальник.
   - Как это?!
   - Ты что?!
   - Шутишь?!
   Три вопроса слились в один возглас, они даже подались к нему.
   - Купили в имение и поставили скотником, - он оглядывал их смеющимися глазами. - Тогда и перегорел.
   Они переглянулись.
   - Слушай, парень, - заговорил негр, - ты не шути этим, не надо. Горишь насмерть, а перегоришь, говорят, и года не протянешь, сам себя кончишь.
   - Слышал, - кивнул он. - Только вот он я, перегорел и живу.
   - Ты... ты ж...- у трёхкровки на глазах выступили слёзы.
   - Что я же? - он рассмеялся их удивлению.
   - Сколько ж тебе, парень? - тихо спросил мулат.
   - Двадцать пять полных. А горел в двадцать.
   - И... и как ты... потом, ну, после?
   - Никак, - пожал он плечами. - Я ж говорю, скотником был, за скотиной смотрел. Доил, убирал, всё такое... Боль отпустила когда, то... нормально жил, - он усмехнулся, - по-рабски.
   - И не пробовал... работать?
   - На хрена мне это? - искренне изумился он вопросу. - Вы что, не наелись дерьма этого?
   - По горло, - спокойно ответил мулат, а остальные кивнули. - Значит, ставить не можешь. Ты эл?
   - Был элом, - кивнул он, - а вы?
   - Мы элы, а он, - мулат кивком показал на трёхкровку, - он джи. И тоже... были. И горели одинаково. И не нужно нам ничего. Тоже одинаково.
   Он понимающе кивнул.
   - Значит, так живёшь, - усмехнулся негр.
   - Живу, - он улыбнулся. - А вам сколько?
   - Мне двадцать три, - улыбнулся негр, - ему, - он кивком указал на мулата, - двадцать два, а этому, - трёхкровка улыбнулся, блеснув зубами, - девятнадцать. Значит, пять лет у нас есть, так что ли?
   - Я больше хочу, - рассмеялся он. - Как же вас русские не загребли?
   - Имение одно нашли. Мало побитое. Рабскую кладовку расшарашили, одежду нашли, - начал рассказывать мулат, - жратвы кой-какой. Оделись, поели и пошли. И тут дёргать начало. Ну что? К дороге, пули у русских просить? Обидно. Повернули к дому было, слышим, голоса. Мы рванули оттуда и видим. Сарай не сарай... Залезли туда и легли. Ну, и пошло. Раз горел, сам знаешь, каково.
   - Знаю.
   - Лежим, корёжимся, рты себе, чтоб криком не приманить никого, затыкаем. Отпустит, выползем, снегу поедим и обратно. - Мулат усмехнулся. - И опять крутимся.
   - Долго горели?
   - Тут смены не посчитаешь, - все дружно засмеялись.
   - А ты? - с интересом спросил негр.
   - Я работал.
   - Как?!
   - Ты ж горел!
   - Работал, а не трахался. Коров кормил, доил, полы мыл, мешки таскал... Скотник.
   Они переглянулись.
   - Как же ты выдержал? - тихо спросил трёхкровка.
   - Не знаю, - пожал он плечами. - В Овраг не хотелось. А может... нет, не знаю. Себя не помнил.
   - И не просил? Ну, чтоб дали.
   - Нет, - твёрдо ответил он, запрещая дальнейшие расспросы об этом. - А через русских как прошли? На сборном.
   - А мы туда не пошли, - засмеялся негр. - А ты пошёл, что ли?
   - Отловили, - усмехнулся он.
   - И... как?
   - А никак. Сказал, скотник, руки показал, и всё, - он показал им свои ладони.
   - Покажи, - потребовал негр.
   - Охренел?! Чего тебе показать?! Не меняются они.
   - Дурак! Висюльки у нас свои есть. Справку.
   Помедлив, он вытащил из переднего кармана джинсов справку.
   - Из рук смотрите, черти.
   - Не бойсь.
   - Точно твоя?
   - Читай, коли не веришь, - насмешливо предложил он и бережно спрятал справку.
   Посмеялись немудрёной шутке. Мулат задумчиво оглядел свои мозолистые ладони.
   - Что ж... может, и впрямь, если так... Ладно. Кофе налить тебе?
   - Нет, пойду, мне к стаду пора.
   - Старший не дерётся?
   - А ваш что, пробует?
   - Помахивает.
   - Но промахивается.
   - Рвань он пьяная. Только и есть, что белый, - сплюнул трёхкровка.
   - Ты, я смотрю, со своими беляками того, ладишь.
   - Напарник мой не беляк.
   - Расу потерял, что ли?
   - А я не спрашивал. Но парень правильный.
   - А старший?
   - Нормальный мужик.
   - Повезло. Паёк большой?
   - Хватает. А вас зажимают?
   - Пробовали. Русская комиссия приехала, нос всюду сунула, пайки наши взвесила. И хозяину штраф влепила! - трёхкровка засмеялся.
   - На выпас к вам приехали?
   - Ну! Сначала мы труханули, конечно. Но смотрим, хозяин больше нашего трясётся, ну и...- мулат весело выругался.
   - Старший наш пьёт, у стада мы его не видим, а твой, смотрим, пашет.
   - Он ковбой, а ваш дерьмо.
   - Точно.
   Поболтали ещё немного и разошлись...
   ...Эркин присел на тёплую влажную от росы спину Одноглазого. Что ж, повезло парням. Горели когда, никто не лез, не гнал на работу, и сейчас... вместе. Как они этого джи не прибили? Элы и джи всегда во вражде были. Хотя... горели одинаково. Элы, джи... когда горишь, себя не помнишь...
   ...Он проснулся посреди ночи от острой, ударившей в пах боли. И не сразу понял. После ломки боль в низу живота была постоянной. Каждый шаг отдавался болью. Ночью он ложился на спину, раздвигал ноги и замирал. Вроде боль отпускала, и он мог заснуть. А тут... он с ужасом понял, что это за боль. Загорелось. В распределителе он раз видел... но там надзиратель, ругаясь, увёл... приступ боли спутал мысли. Он замер, распластался на досках, пытаясь неподвижностью обмануть боль. Но боль не обманешь...
   ...Эркин, вздохнув, поднял голову, подставив лицо лунному свету. И, как бы отвечая ему, вздохнул Одноглазый...
   ...Боль то выгибала его дугой, сводя тело судорогой, то распластывала на нарах. Он горел, будто там, внутри, снова заполыхал огонь, испытанный ещё на этих чёртовых уколах, когда из него делали спальника. Только этот сильнее. И опять это ощущение, что его раздувает, распирает изнутри. Грубая жёсткая ткань штанов и рубашки впивалась в тело. По-прежнему лёжа на спине, он сбросил куртку, выдернул из штанов и задрал на грудь рубашку. Вроде полегчало, но ненадолго. Он невольно охнул от болевого удара. Зибо сонно вздохнул и повернулся на другой бок, и он сжался, пережидая очередной приступ, а боль не кончалась. Он судорожно нашаривал застёжку, совсем забыв, что на нём не паласные брюки на застёжке, а обычные рабские штаны на завязке. Наконец распустил узел и спустил штаны почти до колен. Может, хоть тереть так не будет. Как же, жди! Сам воздух, душный, пропахший навозом и их потом воздух стал колючим и обжигал кожу. И вдруг отпустило. Он лежал без сил, в липком холодном поту, слабо подёргиваясь в затихающей судороге. Отпустило? Нет, уже опять. Он уже чувствовал приближение новой волны. Он раскрыл рот и сам заткнул его себе кулаком, впился зубами, словно одна боль могла перешибить другую. Он знал: когда загорелось, одно спасение - работа. Вымолить работу. Всё равно: куда, как, с кем, лишь бы... Лишь бы белый приказал. Самому нельзя. Друг другу нельзя. Нет без белого приказа работы. Нельзя! А... а... Новый приступ потряс его. А какого чёрта - смог выдохнуть он, наконец. Моясь, он же трогает себя. Везде. Разминая друг друга, трогают. Тоже везде. И ничего. Так... так... Он осторожно положил руки себе на живот и повёл ладонями вниз к лобку, дальше... и словно что-то взорвалось в голове, ослепило. И спасительная чернота. И ничего, ничего уже нет. Вырубился...
   ...Эркин тряхнул головой. Не одну ночь его так корёжило. Еле успевал перед рассветом натянуть штаны, чтоб Зибо не увидел. Впервые стыдился своего тела. И днём, как в чаду, от боли. Тогда, обманывая боль, попробовал спать на животе. Задирал рубаху, спускал штаны и поворачивался, прижимаясь голым телом к доскам. Не помогало, конечно, но цепляясь пальцами за край нар, легче переносил судорожную тряску. Даже Зибо он ни разу не разбудил...
   ...Эта ночь была очень тяжёлой. Самой тяжёлой. Его так трясло, что он еле держался на нарах, искусал себе в кровь губы и руки, сдерживая крик. Бился головой о нары, чтобы потерять сознание. И не выдержал. Перекатился на спину и схватил себя за горло, сжал изо всех сил и, уже проваливаясь в чёрный бездонный Овраг, вдруг услышал.
   - Эркин...
   И замер, не дожав. И опять далёкое, не слышное, а... ну, не услышал, а всем телом ощутил.
   - Эркин...
   И узнал... А что узнавать? Только один голос и мог звать его по имени. И он разжал пальцы, вдохнул воздух и заплакал. И потом, когда боль ушла и наступило какое-то тупое оцепенение, когда он жил бездумно и безучастно, ничего не замечая и не ощущая, ко всему равнодушный, когда ночью, как в Овраге, и уже нет сил, этот голос звал его... и однажды он рискнул ответить. Беззвучно шевельнул губами, прокатывая по пересохшему воспалённому горлу её имя...
   ...Эркин похлопал Одноглазого и встал. Отгорело, и всё. И вдруг подумал, что вряд ли Зибо так всё время и спал, и не слышал ничего. Наверняка он будил старика, когда бился о нары и хрипел, заходясь от боли. Но ни разу, ни тогда, ни потом Зибо даже не намекнул ему, что слышал или заметил.
   Послышался неясный шорох, и Эркин сразу припал к земле, готовясь прыгнуть на подходящего, но узнал Фредди и выпрямился.
   - Чего ты долго так?
   - Так, - Эркин неопределённо повёл головой. - Хожу вот. Вспоминаю.
   Фредди достал сигареты. Предложил взглядом, но Эркин молча мотнул головой. Небо чистое, и луна полная. Всё как днём видно. Фредди закурил, отворачиваясь от ветра.
   - Невесёлые у тебя воспоминания, по тебе глядя.
   Эркин пожал плечами.
   - Так уж вышло.
   - Неужели ничего хорошего в жизни не было? Ну, не единожды?
   - Хорошего? - переспросил Эркин. - Было, наверное. Только как начну думать, опять какая-то гадость выходит. Что удалось, когда коров доил, хлебнуть тайком из ведра, или... клиентка хорошая попалась. Оплатила ночь и быстро вырубилась, я и спал спокойно. Это, что ли?
   - Да, - Фредди пыхнул сигаретой, - действительно, как посмотреть.
   Эркин сорвал травинку, Помял в пальцах.
   - Сухая совсем.
   - Осень, - пожал плечами Фредди и усмехнулся: - Надоело уже с бычками?
   - Надоело, не надоело, - Эркин стряхнул с ладони сухие семена из размятого колоска, - а доработать надо.
   - А потом?
   - Потом уеду.
   - И будешь опять работать.
   - А знаешь, как иначе? - насмешливо скривил губы Эркин. - Не воровать же.
   Фредди задумчиво кивнул. Да, к воровству Эркин не приспособлен, это с самого начала видно было. А вот к чему другому... И решился.
   - Слушай, я спросить хотел, - Фредди замялся. - Ты вот после этого, ну, говорил ты, что... горел. Больше не имел... таких дел?
   - Нет, - резко ответил Эркин. - Спальником больше не работал и работать не буду. И... не надо об этом, заводиться начну. Я ж не спрашиваю тебя, сколько ты и с кем.
   - А интересно? - усмехнулся Фредди.
   - Честно?
   - А как иначе, - ответил Фредди и невольно насторожился.
   Но вопрос оказался слишком неожиданным.
   - Тогда скажи. Зачем?
   - Что зачем? - растерялся Фредди.
   - Зачем это нужно? Не ей. Тебе. Ты сам зачем это делаешь? Я - другое дело, меня заставляли. А ты-то свободный. Ты... ты когда это начал?
   - В первый раз, что ли? - Фредди глубоко затянулся. - Мне, да четырнадцать было. Меня уж дразнить стали, что... ну, что женщины ещё не знаю. А тут она...Так и лезет. Чёрт его знает, зачем я к ней пошёл. Не помню. Вроде нравилась.
   - Она?
   В голосе Эркина прорвалось вдруг такое отчаяние, что Фредди поёжился и по давней ещё детской привычке, когда - не знаешь, как обороняться, значит, атакуй - спросил сам:
   - Тебе что, ни с одной хорошо не было? Не в постели, а так... Да и в постели если... Не любил?
   У Эркина дрогнуло, странно исказилось лицо. Он резко отвернулся и постоял так. Фредди слышал, как он скрипнул зубами, зажимая непроизнесённое. Но ответил спокойно:
   - Когда есть одна, зачем другие? Ты любил ту?
   - Первую? - Фредди усмехнулся. - Тогда думал, что да. Я другую любил. Потом. Тогда и понял. Столько лет прошло, умерла она, а я её помню. Держит она меня.
   - Как это? - Эркин посмотрел на него. - Ты ж говоришь, умерла.
   - Баба мужика не за тело, а за душу держит, - Фредди сплюнул окурок и достал новую сигарету. - Говорят так. В Аризоне.
   - Она держит, а ты с другими?
   - Те не в счёт. Не в этот счёт. Когда... любишь, всё по-другому. И ты сам другой. И... да ну тебя к чёрту! Не знаю, как сказать. А без любви... трахнулись и разбежались. Опять спросишь, зачем?
   Эркин покачал головой.
   - Нет, ты уже ответил, считай.
   - Тогда спать иди.
   Эркин улыбнулся.
   - Рассветёт уже скоро. Пора кофе ставить. Проснутся, пить захотят.
   Что-то в его интонации заставило Фредди спросить:
   - Не любишь Джонатана?
   И резкий как удар ответ.:- Я не раб, чтобы любить хозяина.
   И Фредди смолчал.
   Эркин поёжился, передернув плечами.
   - Пойду я. Вроде, тихо всё.
   Фредди кивнул. И впрямь пора уже.
   - Днём Эндрю с ними побудет. Отоспись, - сказал он вдогонку.
   - Ладно, - не оборачиваясь, бросил Эркин.

* * *

  
   Лагерь Большого Перегона медленно, но неуклонно продвигался вперёд. То рассыпался по окрестным лугам, то жался к центральной дороге. Ковбои, пастухи, бычки, лошади... Взмыленные, охрипшие от ругани шериф с помощником... Юркие зелёные машины военной администрации... Фургоны и грузовички торговцев... Пришлые, непонятно откуда взявшиеся и непонятно куда исчезающие личности... Выкладываемые утром по обочинам трупы, большую часть которых не могут, а чаще не хотят опознавать... Русские сапёрные команды...
   Джонатан скакал по дороге, обгоняя лениво бредущие стада, на ходу здороваясь со знакомыми лендлордами и ковбоями. В одном месте заметил тесную толпу цветных пастухов. Похоже, там кого-то били, и Джонатан предпочёл смотреть в другую сторону.
   - Из-за этих мин, - пожаловался ему маленький, ещё больше высохший Майер, остановивший его недалеко от развилки, - всю душу вымотали.
   - Много подрывается?
   - Хватает. Вчера один цветной решил дорогу спрямить. Идиот. Ну, ни его, ни коня. Разом! Кормёжка плохая, движения никакого. Вывел бычков, а приведу кого?! - Майер сплюнул и замысловато выругался. - Всё, Бредли, последний раз с этим связываюсь. Одни убытки. А у тебя как?
   - Я их ещё не видел, Майер. Пока у них был порядок.
   - А ты что, наездами? Завидую.
   - А ты сам гонишь? - удивился Джонатан.
   - Положиться не на кого, Бредли. Я уже больше трети голов потерял.
   Джонатан сочувственно покачал головой. Никто не виноват, конечно. Кроме самого Майера. Так людей подобрал, что им начхать на бычков, на Майера и на собственный заработок.
   За разговором доехали до развилки. Широкая асфальтовая дорога, почти шоссе и узкая грунтовая. На асфальтовой в трещинах проросла высокая трава, а грунтовая размешена множеством копыт и колёс. И всё просто. Широкий шестирядный мост взорван, а временный русские навели на месте старого, давным-давно - как построили новую дорогу - снесённого.
   Джонатан простился с Майером и, уже не спеша, поехал по грунтовой, выглядывая чёрно-белых бычков. Красные, красно-пегие, белые, стадо чёрных мохнатых и злых галлоуэев - какой дурак их купил, они же совсем для другого климата - опять красно-белые... А впереди, похоже, затор.
   Он свернул с дороги к холму, на вершине которого виднелась группа всадников. А, и Фредди там. Отлично! Джонатан направил Лорда на холм. Обменявшись шумными приветствиями с лендлордами и молчаливым кивком с Фредди, Джонатан быстро оглядел дорогу и мост. Русские навели прочный мост, перекинув через реку десяток толстых стальных балок, но не вплотную, а с просветами в полбалки. Течение здесь быстрое, и обычное невинное журчание стало гулким и даже угрожающим. И ограждение, надёжное металлическое, поставили, но настила не сделали. Не успели, забыли - один чёрт! Для грузовиков не проблема, а для стад... Даже не всякая лошадь пойдёт. Бычки боялись идти на мост. Дорога огорожена колючей проволокой. И перед мостом сгрудилось красно-пегое стадо. Большое, голов двести. Ковбои орут, хлещут бычков, бычки ревут, но на балки не идут. И всё стадо как бы вращается на месте, намертво закупорив воронку входа.
   - Чьё стадо: - спросил Джонатан.
   - Моё! - вызывающим тоном ответил худой со злыми глазами лендлорд-южанин.
   Джонатан не знал его. Равнодушно пожал плечами и привстал на стременах, выглядывая своих. Да вот же они. По ту сторону дороги. Согнали на небольшую лужайку и уложили. Вон Эркин. И Эндрю рядом. Смотрят, что делается у моста. И о чём-то спорят. Ну, если Фредди здесь... Джонатан отъехал от лендлордов и взглядом подозвал Фредди. Тот подъехал.
   - С утра колупаются, - Фредди зло выругался. - Хотел быстрее всех проскочить. И вот... всех держит. Говорили ему, пропусти остальных и твои следом пройдут. Нет, ему первым надо.
   - Берега заминированы?
   - Сплошняком. Это уже русские загородили нам. Дорогу расчистили, мост перекинули...
   - И на том спасибо, - улыбнулся Джонатан. - Бычков ты уложил?
   - С этим они сами справляются.
   Джонатан кивнул и вернулся к лендлордам. Там шёл общий разговор. О пастухах. Пьяницы и воры. И бездельники. Раньше на цветных управа была. Выпорол мерзавца, глядишь, и дошло.
   - Я цветных не нанимаю, - южанин задиристо вздёрнул голову. Только белых. Цветному платить... Он должен работу за счастье почитать. И работают белые лучше.
   - Мы видим, - сказал кто-то.
   - Это всё русские, - южанин горячо обругал русских, сделавших такой неудачный мост.
   Джонатан кивнул.
   - Ну, обнаглел, - сказал седой лендлорд, глядя куда-то за спину Джонатана.
   Тот обернулся и увидел Эркина. Спокойное красивое лицо и взгляд, направленный в никуда. Но вот их глаза встретились, и еле заметно у Эркина дрогнули в улыбке губы. Джонатан направил коня к нему.
   - Ну что?
   - Сэр, может отогнать на кормёжку? Это надолго, сэр.
   - Думаешь? - улыбнулся Джонатан. - Я согласен с тобой, но вокруг минные поля. Знаешь, что это? - Эркин кивнул. - Здесь негде кормиться.
   - Добрый день, сэр, - к ним подскакал Андрей. - Долго они ещё чухаться будут?
   - Вот он, - Джонатан кивком указал на Эркина, - считает, что долго.
   - Они ещё два года проколупаются, - Андрей забористо выругался. - А здесь работы двоим на полчаса.
   - Ну-ну, парень, - рассмеялся один из слышавших разговор лендлордов. - Это ты загнул. За полчаса тут не справишься.
   - Справлюсь! - не сдержался Андрей.
   - Один? - хохотнул ещё кто-то.
   - Зачем один, вдвоём.
   - Спорим, что нет! - крикнул южанин.
   - Ну, как, парни? - у Джонатана заблестели глаза. - Берётесь за полчаса сдвинуть и пропустить это стадо?
   Андрей открыл было рот, но Эркин взглядом остановил его:
   - Полчаса, это сколько, сэр?
   Лендлорды разразились дружным хохотом, но Джонатан после секундной заминки снял с руки часы и повернул их циферблатом к Эркину.
   - Смотри на самую длинную и тонкую стрелку.
   - Так, сэр.
   - Полный круг это минута.
   - Так, сэр, - кивнул Эркин, внимательно глядя на часы.
   - Тридцать кругов и есть полчаса. Понял?
   - Покажите ещё раз, сэр.
   - Смотри, - Джонатан отдал ему часы.
   Эркин внимательно, не замечая хохочущих над ним и лендлордов, смотрел на часы. Потом с улыбкой вернул их Джонатану.
   - Спасибо, сэр. Я понял, сэр.
   - Ну, как? Берётесь?
   - Да, сэр. Только...
   - Что?
   - Уберите эту рвань, сэр. Мешают.
   - Что?! - взревел хозяин стада. - Ты на кого пасть разеваешь, скотина краснорожая?!
   - Вы отказываетесь от пари? - обернулся к нему Джонатан.
   Все засмеялись. Южанин покраснел, выругался и, привстав на стременах, махнул рукой своим ковбоям.
   - Я пускаю время, - Джонатан с улыбкой кивнул Эркину и Андрею.
   - Да, сэр.
   Эркин развернул Принца и поскакал к стаду, навстречу поднимавшимся на холм злым, отчаянно ругающимся ковбоям. Андрей последовал за ним.
   - Итак, джентльмены, - Джонатан, всё ещё улыбаясь, осмотрел лендлордов. - Время пущено, делайте ставки.
   Краем глаза он заметил каменно-спокойное равнодушное лицо Фредди и успел поймать его ответ на чей-то вопрос:
   - Я знаю парней, но не знаю стада. Я не играю.
   Ставки стремительно росли, потому что, не доехав до стада, Эркин и Андрей остановились посовещаться. А время шло. Его выверяли уже по нескольким часам. И спор уже не о времени, а получится ли что-нибудь у парней вообще.
   Эркин спешился и, закинув поводья на седло, спокойно, без спешки пошёл к стаду, не взяв даже лассо. Андрей так же неспешно поехал в хвост стада.
   На холме недоумённо переглядывались, пожимая плечами. Фредди вдруг порывисто привстал на стременах, вглядываясь в происходящее. Пастухи и ковбои, бросив свои стада, поднимались на ближайшие холмы, азартно споря и заключая пари.
   Ловко уворачиваясь, пошлёпывая бычков по мордам и шеям, давая себя обнюхивать, Эркин пробирался в центр стада к примеченному им ещё раньше почти целиком красному бычку. Надо стронуть его. Он вожак, за ним пойдут остальные.
   Почёсывание, похлопывание и кусок лепёшки стронули бычка. Подёргивая его за ухо, покрикивая, Эркин повёл его к мосту. Остальные бычки прекратили бесцельно топтаться, уступая дорогу вожаку.
   С холма это выглядело прежней неразберихой, и только Фредди на мгновение улыбнулся, тут же вернув себе прежнее каменное выражение.
   Эркин ускорял шаг, потом побежал. Бычок трусил рядом. Свистом подозвав Принца, Эркин взмыл на ходу в седло и закрутил над головой свёрнутое в кольцо лассо.
   - Пошёл, пошёл, пошё-ё-ёл! - и Андрею.- Подпирай!
   - Пошёл, пошёл, пошёл! - отозвался Андрей, свистя и громко шлёпая лассо по земле.
   Зрители хохотали, свистели и кричали. Увлекаемые общим движением, красно-пегие бычки бежали по мосту, не замечая ревущей под балками воды. Эркин скакал рядом с вожаком, не давая тому остановиться. А когда, учуяв землю, бычок задрал хвост и уже галопом поскакал к противоположному берегу, Эркин повернул Принца и стал пробиваться обратно, подхлёстывая бегущих за вожаком бычков.
   Низенький румяный лендлорд развёл руками.
   - Вы выиграли, Бредли. Они укладываются. С меня сотня, - и полез за бумажником.
   Южанин зло сплюнул и тоже достал деньги.
   И в общей суматохе расчётов не сразу заметили и поняли, что делают Эркин и Андрей.
   Разбойничий пронзительный свист и тяжело загудевшая земля. Поднятое сигналом их стадо чёрно-белой лавиной рухнуло на дорогу, расталкивая смешавшиеся без пастухов стада.
   - Вот это да!!! - ахнул кто-то.
   Джонатан, собиравший деньги с проигравших, обернулся. И невольно замер.
   Чёрно-белые, лоснящиеся громадины, в полтора, а то и в два раза больше всех остальных, целеустремлённо нагнув головы и потряхивая подгрудками, тяжёлой рысцой бежали к зовущему их свистом Эркину. И задержавшиеся на мосту красно-пегие бычки южанина резво улепётывали от них на тот берег.
   И небывалый взрыв хохота и ругательств. Фредди хохотал, упав на гриву своего коня. Смеялись даже те, чьи стада разогнало и перепутало стадо Бредли.
   Эркин снова поскакал вперёд, чтобы не дать рассыпаться стаду на той стороне. Последними взбежали на мост вьючные лошади. Пропустив их вперёд, Андрей придержал Бобби и, обернувшись назад, выразительным жестом поднял его хвост.
   - Ну и поцелуёте нас, дерьмушники! - донёсся его торжествующий крик.
   Ему ответил многоголосый хор восхищённых ругательств и одобрительного свиста.
   Отсмеявшись, Фредди подъехал к южанину.
   - Сэр, - подчёркнуто вежливо обратился он к красному одновременно от смеха и злости лендлорду. - Пошлите своих ковбоев собрать стадо, бычки же сейчас на мины зайдут.
   Южанин посмотрел на него с бессильной злобой и обрушился с бранью на своих ковбоев. Те, вяло отругиваясь, поскакали к мосту. Их провожал град насмешек.
   Кто-то из лендлордов веско сказал:
   - Джентльмены, по справедливости часть надо отдать парням. Даю десять процентов от своего выигрыша.
   - Согласен, - кивнул Джонатан.
   - Вы передадите им, Бредли?
   - Сомневаетесь? - улыбнулся Джонатан.
   - Нет, но может лучше позвать их сюда, как скажете, джентльмены? Поблагодарить за доставленное удовольствие. Не знаю, как вы, а я люблю видеть хорошую работу.
   Все закивали, но южанин вмешался:
   - И деньги, и благодарность?! Не слишком ли много для краснорожего! Цветные должны знать своё место!
   Фредди с интересом смотрел на него, а он продолжал:
   - В конце концов, они выполнили приказ хозяина. Сработано чисто, не спорю. Но его дерзость заслуживает наказания. Раб не должен, не смеет так разговаривать с хозяином. Его дело молчать и повиноваться...
   - Сэр, - перебил его Джонатан. - Вам не кажется, что вы забыли, какой сейчас год? Вы что, проспали всё время и не знаете, что рабов больше нет.
   Южанин поперхнулся. Джонатан отвернулся от него.
   - Не слушайте его, Бредли, - низенький румяный лендлорд передал ему пачку кредиток. - Отличный парень. За сколько бы вы уступили его?
   - Ещё один спящий, - довольно громко пробормотал Фредди, поворачивая коня к мосту.
   - Я догоню, - крикнул ему вслед Джонатан, продолжая принимать выигрыши и долю для парней.
   Денег было столько, что ему пришлось снять шляпу и складывать кредитки туда.
   На дороге всё ещё разбирали, ругаясь и смеясь, перемешавшихся и затевавших драки бычков, и Фредди спокойно проскакал по гулко отозвавшимся под копытами Майора балкам.
  

1992; 18.12.2010

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   29
  
  
  

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"