Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 18

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано


  

ТЕТРАДЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  
   ...Фредди тряхнул головой. Да, надо признаться, никогда такого страха не испытывал. Так и впервые не за себя. Всегда был один, без напарников. А тут двое на нём. Но держались... Хорошо, что Джонни успел. Тогда, подбегая на зов Эркина, увидел Джонатана, и отлегло. Джонни удачлив. Когда больше не на что надеяться, надейся на удачу. Так и получилось. Джонни был на высоте. Спокоен, улыбчив, вежлив. А у него сдали нервы. Когда увидел холодные насмешливые глаза тех двоих, откровенную... нет, не ненависть, презрение. Они презирали нас, всех четверых. А как они с Эркином... Чудо, что парень устоял на ногах. И на какого чёрта, если ножи разрешены? Нет, прицепиться не к чему, так хоть покуражиться. Имел ведь он дело с полицией, и не раз, а там серьёзных ребят хватает. И прижимали его так, что не вывернешься. И случалось, не выворачивался. И били его, чего уж от самого себя прятаться, били, и сидел... в разных "весёлых" местах. Но это была общая игра. Худо-бедно, но играли по правилам. А проиграл - плати. Но и полиция честно платила проигрыш. А эти... Для них правил нет. Как этот ухмыльнулся, услышав его имя! Сразу холодом от этой ухмылки обдало. И что делать? Выхватить кольт? Одного, ну двоих он бы уложил, успел. А дальше что? Лечь под автомат? И остальные рядом. Парни вообще без оружия. Так ведь эти сволочи тоже... умеют стрелять. Раненому на допросах тяжело. А как велели шляпу снять и начали эти двое на него смотреть, сверять со своей картотекой. Им карты с фотками ни к чему, они всё в голове держат... Вот тогда подумал, что всё, конец... добегался. И самое обидное, что на пустом, что нет сейчас ничего. Что сам голову в ловушку засунул. Старший ковбой. Расхвастался, распустил хвост перед парнями. Они ж верили ему... а сейчас, после его срыва...
   Фредди посмотрел на парней. И словно поняв его, Эркин поскакал, ровняя бычков, к нему на холм.
   - Впереди река?
   - Да. Надо переправляться.
   Эркин улыбнулся:
   - Всё будет в порядке, Фредди. Справимся.
   Мысли парень, что ли, читать умеет? Или сам тоже так психанул, что до сих пор не успокоится. Начали о бабах говорить, сорвался. Или... или что другое тут. Столько времени держать себя мужику трудно.
   Брод Фредди знал, и переправились благополучно. Места шли глухие, безлюдные. И для ночёвки место нашли легко. Сытые бычки улеглись быстро. И с костром, и с водой оказалось без проблем. Развьючили и отпустили пастись лошадей, и сами сели отдыхать.
   - Так-то идти неплохо, - улыбнулся Андрей.
   - По дереву постучи, - Фредди строго посмотрел на него. - Сейчас брошенными имениями идём. Спустимся на равнину, там тяжело будет.
   - Ну, не тяжелее Крутого, - возразил Андрей.
   - А это как шмонать будут, - усмехнулся Эркин. - Знать бы, кого они ищут, чтоб не дёргаться попусту.
   - Может, сбегаешь, карты у них возьмёшь?! - сразу обозлился Андрей. - Фредди бы прочитал нам...
   - Карты посмотреть, это ты, конечно, хорошо придумал, - задумчиво сказал Фредди. - Ты их видел? Какие они? Как вам Дон показывал?
   - Я их не видел. Я слышал. Один другому сказал, чтобы посмотрел... картотеку. Я и понял, что они здесь. И видел, как он пачку на столе, где девка сидела, перебирал. Но далеко, и там ещё один подошёл, загородил. - Андрей рассмеялся. - Вот не ждал, что за малолетку сойду.
   Рассмеялся и Фредди.
   - Я увидел тебя... Ну, мальчишка, и всё. Глазеет по сторонам...
   - Ну, лопух лопухом, - протянул Андрей. - Ну, ни фига не петрит. Кому война, а ему игрушки. Вымахал, а дитё дитём. - Андрей смешно передразнивал чьи-то голоса.
   Эркин хохотал, держась за живот и складываясь пополам. Фредди от смеха чуть не уронил в костёр свою шляпу.
   - Это русские о тебе так? - наконец выговорил сквозь смех Фредди.
   - Ну, примерно. Я не все слова понял, так, в общем, - Андрей довольно улыбнулся. - Ну, там один, офицер, прогнать меня хотел, а другой меня дебилом назвал, говорит, пускай себе. Иногда и дураком хорошо побыть.
   - Мг. Если б ты ещё с ножом не сглупил...
   - Таак, - Андрей сощурился. - Ты мне что, это теперь долго поминать будешь? Может, и я тебе кое-что тогда припомню?
   - Интересно, что? - Фредди еле заметно напрягся.
   - Найду что, - буркнул Андрей. - Ты тоже... не самый.
   - Поищи, - согласился Фредди. - Найдёшь, послушаю.
   - Вы бы русских дождались, - предложил вдруг Эркин, - и при них бы выясняли. Или полицию. А то чего при мне?
   - А что он тебя подставлял, - озлился Фредди. - Это тебе ничего? Ну, нас с Джонни ладно. А тебя-то...!
   - Я Эркина подставлял?! - вскочил Андрей. - Да я тебя...
   - Сядь! - Эркин так дёрнул его за руку, что тот не сел, а плюхнулся обратно. - Я тебе травой рот забивать буду. Не подставлял ты никого. Я сам на нож наступил. Ну, соврал бы чего...
   - Ты?! - в голосе Андрея презрительное удивление. - Ты и врать-то не умеешь!
   - А ты проверял, что ли? - усмехнулся Эркин. - Не нужно пока, вот и не стараюсь. Сиди и не трепыхайся. Что мы друг про друга знаем, наше дело.
   - А чьё ещё?
   - Молчи, я сказал. - Эркин усмехнулся. - А то возьму кольт у Фредди и на тебе стрелять поучусь.
   - Ну, это у тебя не получится, - покачал головой Андрей.
   - Это почему? - спокойно спросил Эркин.
   - Тебя Фредди за свой кольт ещё раньше пристрелит.
   Это было сказано так серьёзно, что все засмеялись. Когда отсмеялись, Эркин спросил:
   - Имения, ну, где мы пойдём, точно брошенные?
   - Точно, - кивнул Фредди. - А что?
   - Я зимой, ну, в заваруху, так пару раз чуть не залетел. Думал, что брошено всё. Подошёл, а по мне из автоматов как шарахнут. Еле ушёл. Другой раз тоже. Залез, хотел под крышей отоспаться, ну и...- Эркин зябко передёрнул плечами, - хлебанул. Такого страха набрался...
   - Привидения? - с интересом спросил Андрей.
   Эркин удивлённо посмотрел на него.
   - Это что ещё за хреновина?
   - Души умерших, - Андрей не спеша налил себе ещё кофе. - Ну, если кого убьют и не похоронят по правилам, то душа его бродит, стонет, живым пакостит.
   Эркин неуверенно посмотрел на Фредди.
   - Слышал о таком, - кивнул Фредди, - но... сам не видел.
   - Таак,- Эркин задумался, сведя брови. - Это ты про мертвяков, что ли? Рабы болтали о таких. Ну, мстят после смерти, кровь сосут...
   - Их по-разному называют, - пожал плечами Андрей. - А так-то... Кровь из спящих вампиры сосут. Есть ещё оборотни. Днём зверь, а ночью человек. Или наоборот? Не помню толком. Волк-оборотень. Упыри там... Я про это давно, ещё до... ну, до всего слышал.
   - Что-то тебя не туда несёт, - покачал головой Эркин.
   - А ты что, не веришь в них?
   - Если у меня от пузырчатки спина болит и заснуть удалось, меня ни один вампир не возьмёт, не проснусь.
   - Так вампир и не будит, он у спящего сосёт. Своей у него нет, он и насасывается.
   - Вампиром, я помню, надзирателя одного звали. Но он просто сволочью был. А вот мертвяк - это страшно. Когда Зибо умер, я долго боялся, что он придёт. В Овраг-то я его отвозил. Но ничего, обошлось. Видно, не держал на меня зла Зибо, не пришёл.
   - Завели на ночь, - Фредди недовольно закурил. - А вроде по делу начал. Имения эти брошены в заваруху. Хозяева кто убит, кто сбежал, ну и...
   Он замялся, но Эркин легко поддержал его:
   - Рабы, Фредди, чего уж там.
   - Ладно, рабы. Рабы разбежались. Места здесь глухие, земли небогатые. Никто их не выкупил.
   - Не купил, это ещё...- Эркин усмехнулся.
   - Это ты прав, конечно. Купить не купили, а жить живут. Это думаешь?
   Эркин кивнул.
   - Живые это не страшно, - улыбнулся Андрей. - Отобьёмся.
   - Это с чем на тебя полезут. От автомата ты ножом не отмахнёшься, - с лёгкой насмешкой улыбнулся Эркин.
   - Мы по краям идём, - Фредди, не выпуская изо рта сигареты, отхлебнул полкружки. - К домам соваться не будем. Но в одном месте нам дома не миновать. Там болото клином, обходить далеко. И я думал ночёвку там делать. Как и ты, - он усмехнулся, - под крышей поспать. Я там весной был. Никого и ничего. Развал полный. Погуляли...
   - Бывало, - кивнул Эркин. - Где не свои, там пришлые доламывали. Вот в имении, где я был. Так там так, побили, поломали, что на виду было, и разбежались. А я ещё месяц, наверное, ну, целую луну, от кругляша до кругляша точно, там жил.
   - Чего так?
   Эркин пожал плечами:
   - Ну, получилось так как-то. Как возился со скотиной, так и возился. Только молоко, - он улыбнулся, - уже не тайком через край, а от пуза пил из кружки, была у меня, ещё Зибо делал. Натаскал рабского хлеба из кладовки и жил себе. Сено было, концентраты, ну для коров, тоже, никто не лезет. Я б, может, и остался там, да хозяева вернулись, - он усмехнулся воспоминаниям и стал прощупывать своё лассо.
   Ненадолго установилось молчание.
   - Ну? - не выдержал Андрей.
   - Чего? - поднял от работы голову Эркин.
   - Да ну тебя в болото! - Андрей сердито поворошил костёр. - Про одно начал говорить, бросил. Про другое, тоже бросил. Решил рассказывать, так не дразнись. Сам говорил. В кружку налил, так пей.
   Фредди кивнул:
   - Давай, Эркин.
   - Я не против, - пожал он плечами. - Так про что? Как я в том имении ночевал, или про говардовское?
   - Давай про говардовское, - равнодушно сказал Фредди.
   Эркин кивнул, сел поудобнее и начал:
   - Ну, было так...
   ...Он остался в имении один. Сбежали все. Он понял это по особенной утренней тишине. Движок давно не работал, и утро он теперь начинал с того, что раскрывал настежь двери и окна, выпуская тёплый навозный пар и впуская свет. Он работал как обычно, как все эти дни, как до этого... Только можно не бояться. Ни внезапного удара плетью по спине, ни тычка или пинка исподтишка. Днём в разбитые ворота заглянули какие-то чужие негры. Он стоял, опираясь на вилы - как раз навоз выгребал, - и молча смотрел на них. Они потоптались в воротах и ушли. Как и раньше он на ночь всё закрыл и в кромешной темноте лёг спать. Разбудило его лёгкое громыхание бычьей цепи. Не бык, а собака сторожевая. Чужого чует, на людей бросается. Он подождал, но бык не успокаивался, и тогда он всё-таки встал и прошёл в бычье стойло. Дал себя обнюхать, почесал лоб, основания рогов. Нашарил в темноте скребницу и почесал быку спину. Бык успокоился и лёг. А он побрёл в свой закуток, думая, что не иначе, опять какие-то бедолаги забрели в поисках ночлега. Лишь бы не подожгли. А и подожгут, скотная далеко, не перекинется. Но что-то мешало заснуть. И тут он услышал крик. Страшный нечеловеческий крик боли. Всякое он слышал, сам орал на ломке, но такого... Что они там делают? Мало от беляков вынесли, так теперь друг друга увечат! Он побежал к дверям, залез на чердак и пробрался между мешками и брикетами к окну-продуху, выходящему на чистый двор. Осторожно выглянул. Ничего нет, господский дом стоял чёрной мрачной громадой, неотличимый от ночи. Но кричали там. Больше негде. Он вернулся и спрыгнул вниз, подошёл к дверям. Прислушался. Как будто фыркнула и переступила с ноги на ногу лошадь. Банда? Один из забредших в имение рабов рассказывал ему. Бедолага был босым, в лохмотьях. Он дал ему полбуханки и разрешил молока выпить, сколько влезет. И тот, плача от счастья сытости и боли в обмороженных ногах, засыпал его рассказами о виденном и слышанном. Остаться он ему не разрешил, а когда тот заупрямился, одним пинком вышиб из скотной так, что тот почти до ворот летел и сразу ушёл. Но рассказы запомнил. И на ночь запирался. Да и днём стал сторожиться. Банда - это страшно. Никто не знал, кто они, но трупы за ними всех цветов оставались. И тут крик повторился и оборвался на нестерпимой высоте... Кто бы ни был в доме, но если полезут... Он быстро пробежал мимо спящих коров - говардовский скот человеческих криков не боялся, привыкли - в стойло к лежащему быку. Осторожно, чтобы не обеспокоить его раньше времени, отвинтил крепёж цепи и лёг рядом с быком, держась за носовое кольцо. Бык был тёплый и мягкий. Он прижался к нему и заснул. А утром первым делом выглянул в щель. Двор был пуст. И стояла особая пустынная тишина. Он опять закрепил цепь и взялся за утренние хлопоты. Уборка, дойка, кормёжка. Но не выдержал и, сделав всё, пошёл в господский дом. Интересно всё-таки. Перед рабским крыльцом были видны следы копыт и сапог. Он вошёл в дом, прислушался. Тишина. Он медленно шёл по комнатам, хрустя осколками и обломками. После каждой ночёвки пришлых в доме обломков прибавлялось. Он прошёл было мимо хозяйского кабинета, но остановился... Запах, страшный, знакомый по пузырчатке, по камерам запах крови. Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Пятна, лужи подсохшей крови на полу и бумагах, устилавших пол, кровавые брызги на стенах, Все шкафы распахнуты, книги разорваны, разбросаны. Но это делали не рабы. Поваленная мебель, вывернутый, выломанный бар, стена за ним... раздолбана, свисают клочья обоев. С ума они, что ли, сошли. Бар-то пуст был, вылакали всё в первый же день, ну, разозлились, повалили, а стену-то зачем долбить и корёжить? Он вошёл и увидел... страшно изувеченный труп человека. Да, от такого так кричать можно. Он осторожно присел на корточки, разглядывая изломанное, изуродованное тело. А, похоже, уже мёртвого... домучивали. Кто это? Это... это белый. Лицо... ну, лица уже нет, месиво кровавое, безглазое. Торчат клочья рыжих волос. Обгорелые страшные лохмотья одежды... Зачем они мучили беляка? Он пожал плечами и встал. Рядом с кабинетом были хозяйские спальни. Лакеи болтали, что хозяин часто спит в кабинете. Хотя у него есть своя спальня и спальница. А вот хозяйка... Он вошёл в её спальню. Здесь тот же разгром. Ну, это всё покорёжили ещё в первый день, но... но и здесь разворочены стены. Все. Разбитые рабами зеркала сорваны со стен, и одна дыра привлекла его внимание. Он подошёл к ней. Да это целый шкаф, вделанный в стену. Он покачал висящую на одной петле толстую, толщиной в кирпич дверцу. Внутри шкаф был разгорожен на множество ящичков - ячеек, а дверца снаружи заклеена обоями, и когда он попытался закрыть её, она почти слилась со стеной. А на дверце... о неё, похоже, гасили сигареты. Смешно, будто хотели выжечь узор, но кончились сигареты. Он заглянул в ванную. Там всё было по-прежнему. Похоже, ночные были только в кабинете и спальне. Шкаф в стене... Зачем? И вдруг решил заглянуть в спальню хозяина. Там он ещё не был. Он вернулся в кабинет и, переступив через труп, вошёл в другую спальню. И здесь то же самое. Разбито, разломано, раздолбаны стены. Он пожал плечами и ушёл...
   ...Эркин перевёл дыхание и улыбнулся:
   - Вот так, - он поворошил угли. - Я ж говорю, пришлые корёжили больше.
   - Ух, ты! - Андрей покрутил головой. - Весь шкаф металлический, говоришь?
   - Да, - кивнул Эркин.
   - Это...- Андрей, припоминая, свёл брови, - это сейф, так?
   - Да, - кивнул Фредди.
   - Надо же, тайник получается.
   - Ну да, - Эркин обвёл их блестящими глазами. - Ну, это дело обычное. У Зибо вон под нарами был, кружку там прятал. В камерах делали. Но этим-то, хозяйке, он зачем? Вот чего не пойму. А ты, - он посмотрел на Фредди, - ты что-нибудь понимаешь?
   - Понятно, одно, - Фредди спокойно закурил. - Твоё счастье, что они на скотную не заглянули.
   - Это-то да, - отмахнулся Эркин, - это я и тогда понимал, не дурак. И потом, я когда в брошенных имениях ночевал, смотрел. И там такие шкафы, поменьше, но тоже... либо в спальне за зеркалом, либо в другой комнате за баром.
   - В них ценности хранят. Ну, деньги, золото, украшения, - Фредди говорил не спеша, попыхивая сигаретой.
   - Ага, - кивнул Андрей. - Я тоже слышал про это.
   - Тогда это не рабы, - убеждённо сказал Эркин. - Мы если и брали, то жратву, ну, и из одежды, что попроще. Я вот уходил когда, рубашку хозяйскую взял. Тёмную, чтоб в глаза не кидалась. И опять же. У хозяйки этого дерьма, побрякушек, навалом было. В спальне, говорят, у неё коробок с ними - целый шкаф. Но не этот, сейф, а нормальный. Так я когда в спальню пришёл, ну, в первый раз, всё на полу валялось, хрустело. На чёрта это нам? Опознают, так мало не будет. И не сожрать.
   - А на жратву сменять? - возразил Андрей.
   - Кто тогда жратву на что-то менял? - возмутился Эркин. - За кусок убивали. Ты вспомни. Важнее жратвы ничего не было.
   Андрей нахмурился и кивнул.
   - Бывало, помню.
   - Ну вот, - Эркин вылил в свою кружку остатки кофе.
   Фредди, сосредоточенно думая о своём, неожиданно спросил:
   - Эркин, а что было выжжено на дверце, помнишь?
   Эркин недоумённо посмотрел на него.
   - Ну, как тебе сказать... ну... закорючки.
   - А нарисовать можешь?
   Эркин пожал плечами.
   - Ну... ну вот так, - он выбрал ветку потолще, оторвал полоску коры и достал нож, раскрыл его.
   Фредди спокойно курил, наблюдая, как он царапает кору, зачёркивает, снова царапает. Швырнул кору в костёр и оторвал новую полоску. Наконец, протянул её Фредди.
   - Ну, вот так, наверное.
   Фредди взял полоску, повертел.
   Да, Эркин неграмотен, он не знает букв, и изящно простая монограмма Нэтти у него действительно похожа на простые закорючки, но узнать две соединённые буквы NY можно. Натаниел Йорк. Эркину здорово повезло. Фредди невольно усмехнулся, но, увидев взгляд Эркина, стал серьёзным:
   - Да, закорючки, - Фредди бросил кору в костёр.
   Эркин зевнул и потянулся. Не вставая, выгнулся, коснувшись затылком земли, и снова выпрямился.
   - Мы спать будем сегодня или как?
   Фредди усмехнулся:
   - Хорошо потрепались, - и вытащил сигареты.
   - Как посуду мыть, - Андрей смотрел на него, хитро улыбаясь, - так ты сразу курить начинаешь.
   Фредди даже застыл на секунду, но тут же рассмеялся:
   - Язва ты. Как ты говорил? Малолетка.
   - Ага, - кивнул Андрей. - Так ты будешь посуду мыть? Или до утра оставим? Эркин, вон, уже укладывается.
   - Ты б сам помыть успел, пока языком мотаешь, - Эркин расстилал своё одеяло. - А мыть не хочешь, к стаду иди. Малолетка!
   - Ах, ты так!
   Андрей кинулся на него, но Эркин поднырнул ему под ноги, и Андрей оказался в объятиях вскочившего на ноги Фредди.
   - Привет! - сказал Фредди. - Как вы себя чувствуете, сэр?
   - Благодарю вас, сэр, - Андрей с трудом вывернулся из хватки Фредди.
   - Не кажется ли вам, сэр, - Фредди был предельно серьёзен, - что погода располагает к прогулкам?
   - Так же, как и к мытью посуды, сэр, - Андрей всё-таки не выдержал и заржал.
   - Джентльмены, - подал голос из-под одеяла Эркин. - Не соблаговолите ли вы убраться отсюда к...- последовала лихо закрученная конструкция. - И осчастливьте меня своим отсутствием.
   - Ты смотри! - восхитился Андрей. - Запомнил.
   Фредди, всё ещё смеясь, собрал посуду.
   - У меня память хорошая, - подчёркнуто сонно пробормотал из-под одеяла Эркин.
   Андрей накинул куртку и пошёл к стаду.
   Когда Фредди вернулся к костру, Эркин уже спал, а от стада слышалось лёгкое посвистывание. Фредди сложил посуду, развернул своё одеяло и лёг. Ну что ж, Эркин, пожалуй, прав. Брошенные - не значит пустые. Осторожность не помешает. Кто же был тот рыжий? Жалко, Эркин его не рассмотрел. Но повезло парню: Нэтти если б знал... он живых не оставлял и умирать Эркину пришлось бы долго. Но что же за рыжий там был? Ладно, это пока побоку. Надо будет Джонни сказать, что для сейфа другое прикрытие нужно. Сейф за баром - это все знают. Раньше бы, так чёрт с ним, а сейчас обидно. Но зачем Нэтти Изабеллу шарашил? Может, Говард его за это и подставил? Классная подстава, а Паук всегда этим славился. А с Нэтти и все тайны Говарда ушли. Хитёр старик. Одним выстрелом несколько мишеней покрывает. И не берёт его ничего. Он, похоже, и русским не по зубам. Но неужели Нэтти спал с Изабеллой и не выяснил, где у неё сейф. Стены долбил. Нужно будет как-нибудь к слову порасспросить Эркина. Жалко только, заводится он легко, видно, не отболело ещё. Да и стерва Изабелла первостатейная. Сам её только один раз и видел, но хватило надолго...
   ...Нарядная толпа, прогуливаясь, крутится по залу, убранному цветами, в свечах и зеркалах. Женщины в длинных платьях, в сиянии бриллиантов, мужчины в смокингах, лаковых туфлях. Негромкие разговоры, мелодичный смех. И они с Джонни в этой толпе. Дома он, оглядев себя, остался доволен, но сейчас... Проходя мимо зеркала, он бросает короткий боковой взгляд и невольно хмурится. Ковбой - он и в смокинге ковбой.
   - Спокойно, Фредди, - быстрый шёпот Джонни, - ты на уровне.
   Кто на уровне, так это Джонни. Будто и родился в смокинге, и не спал у костра, и не вкалывал по-простому. Как всегда улыбчивый, приветливый. Знает всех, все знают его. Он рядом с Джонни... даже не вахлак аризонский, ещё хуже.
   - О, Джонни! - щебечет белокурая красавица с крупными изумрудами на всех, куда только можно прилепить или навесить, местах. - Вы совсем забыли нас. Нехорошо!
   - Виновен, - склоняет голову Джонни, - но надеюсь заслужить прощение.
   - Ах, Джонни, ну, конечно. Но...- она шутливо грозит ему пальцем, - вам придётся постараться.
   Джонатан ловко перехватывает грозящую руку, целует, и блондинка исчезает в толпе.
   - Пойдёшь? - тихо спрашивает он Джонни.
   - Обойдётся Паласом. Проиграю её борову ей на побрякушки.
   - Проиграешь что?
   - То, что выиграю у другого. Разница мне, - улыбается Джонни
   И тут он заметил её. Высокая, стройная, в длинном обтягивающем платье, красного, винно-красного, нет, кроваво-красного цвета, она бросалась в глаза. И платьем, которое переливалось всеми оттенками крови от свежепролитой до запёкшейся. И подтянутой, стройной, но не тощей, очень... привлекательной фигурой. И сложной высокой причёской. И некрупными, но удивительной чистоты бриллиантами. В ушах, на шее, на пальцах, в волосах. Он тогда плохо, да что там, совсем не разбирался в камнях. Это потом уже Ларри учил его, а старик Левине сидел рядом в своём клетчатом пледе и, покачиваясь, с улыбкой следил за уроком. Но и тогда он не понял, почувствовал, что перед ним истинное богатство. Все остальные здесь - дешёвка. Она была красива. Весьма и даже очень. Держа в руке бокал с шампанским, она болтала с тремя мужчинами. Одного он узнал. Ему пришлось как-то прикрывать его в перестрелке. Тогда тот был в простой куртке докера. И дело было простое. Ссора в кабаке. Его задача - отстреливать преследователей. Но тот, в общем, управился сам. Неплохой стрелок. Двух других её собеседников он не знал. Один из них похож на неё. Брат, что ли?
   - Это Изабелла Говард, - шёпот Джонни. - Заминировано.
   Ещё бы! С Говардом и дружить, и враждовать опасно. И не знаешь, что хуже.
   - Дочка?
   - Да. Потом расскажу.
   Ого! Значит, действительно опасно. Джонни взял с подноса проходящего мимо официанта два бокала, улыбнулся:
   - Выпьем, Фредди. За сроки!
   - Какие? - не понял он.
   - Неотбытые, Фредди. Этот зал набит неотбытыми сроками, невынесенными приговорами и непроведёнными следствиями. Мы с тобой тут кроткие ангелы, невинные овечки.
   - Тогда что мы здесь делаем?
   - Веселимся. Всем надо отдохнуть от работы. Надо, чтобы ты увидел их, а они тебя. Чтоб не перепутать. Здесь все свои, Фредди.
   Он молча кивает. Сказано вполне достаточно, чтобы рвать когти. Если его заметут с этой компанией... Дружески шутливые разговоры, улыбки, непристойные анекдоты без единого неприличного слова, двусмысленные комплименты... Он старательно копировал Джонни. Улыбался, раскланивался, вёл, не представляясь, какие-то необязательные пустые разговоры. И опять столкнулся с Изабеллой. И она посмотрела на него. Её голубые, умело подчёркнутые глаза с насмешливым бесстыдством раздели его догола и... отвергли. Такого унижения ему ещё не приходилось испытывать. Она шла прямо на него, глядя в упор и не видя, как на пустое место, вызывающе демонстрируя обтянутое тонкой бархатистой тканью холёное тело. Он вежливо, из всех сил сохраняя самообладание, посторонился. Она прошла мимо, обдав его терпким незнакомым запахом, ослепив своими бриллиантами. Он поглядел ей вслед. Узкий разрез глухого спереди платья открывал её спину почти до поясницы. И почти соприкасался с ним разрез на длинной юбке. Он мысленно усмехнулся: "Шлюха она везде шлюха", - в самых убогих салунах Аризоны дешёвые проститутки тоже разрезали свои узкие по моде юбки. Чтоб не раздеваться на работе.
   - Малютка Изабелла, - морщинистый толстяк рядом с ним восхищённо причмокнул ей вслед. - Она прелестна! Не правда ли?
   - О да, - вежливо кивнул он.
   - К сожалению, мир молодеет, а мы стареем, - толстяк посмотрел на Джонатана. - Из всех радостей мира мне остались только карты. Но радостью хочется делиться. Даже такой малой. Не так ли, Бредли?
   - Вы правы, - улыбается Джонатан, - радоваться в одиночку негуманно.
   Ну, всё. Джонни начал работу. Он пошёл за Джонни и остаток вечера просидел с бокалом в угловом кресле за его спиной, и наслаждаясь виртуозной работой Джонни, и зорко приглядывая за его партнёрами. Изабеллы Говард он больше не видел...
   ...Фредди сквозь сон слышал, как лёг вернувшийся от стада Андрей, а Эркин встал и ушёл. Значит, утреннюю смену они отдали ему. Ладно. А пока...
   ...Он и Джонни идут по пустынным утренним улицам. Длинные модные плащи, под которыми пулемёт свободно укроется, мягкие шляпы. Два городских пижона. И Джонни негромко рассказывает:
   - Говарды страшная семейка. Старика ты не видел, нам до таких верхов не долететь. Но слышал.
   - Ещё бы!
   - Богат он сказочно, богаче Империи. Болтают, что Говарды и создали Империю, когда им надоели парни из налогового управления. Шутка. Но может он всё.
   - Он очень стар?
   - Моложе Империи. Империю делали его отец и дед. И сделали заодно и богатство Говардов. Большая расовая чистка.
   - Слышал.
   - Но на русских Говард обжёгся. Война затягивается, и исход проблематичен.
   - О русских у меня голова не болит.
   - Резонно. Итак, мистер Говард ясен?
   - В общем, да.
   - Миссис Говард. Хранительница очага, воплощение всех белых добродетелей. Матушка-хозяйка. Крупа в рабской каше по счёту. Гостеприимна и вся в детях. Дала им наилучшее воспитание. Истинно белые. Все в родителей.
   - Понял.
   - Тебя интересует Изабелла? Тут и в самом деле интересно. Во-первых, она не Говард, а Кренстон. По мужу. Вышла замуж по страстной любви, с побегом, родительским проклятием, изгнанием из семьи и прочей шелухой. Для всех она порвала с семьёй, вернее, старик порвал с ней. Живёт в имении мужа, довольно часто выезжая в свет и принимая у себя. Муж - пустое место, при случае покажу. Богата.
   - Подожди, муж богат?
   - Кренстон? Он даже не зять Говарда. Он только муж Изабеллы Кренстон.
   - Но тогда ты рисковал, называя её при всех Говард.
   - Мне не хватило крепкого, а риск пьянит как спирт, ты же знаешь, - усмехается Джонни и тут же становится серьёзным. - Здесь очень крепко закручено и завязано, и я боюсь влезать. Увязнешь, а потом... старик подставит любого, но прикрывает только себя.
   - Она была с братом?
   - Да. Добрая матушка вымолила разрешение на проявление братских чувств. Но только на нейтральной территории. Это был Хемфри. Хемфри Спенсер Говард. Сволочь, но до старика ему далеко. Хотя он младший, и у него всё впереди.
   - А старший?
   Джонатан негромко рассмеялся.
   - Его ты должен знать. Это же мой тёзка. Джонатан Спенсер Говард.
   - Так...
   - Да, Фредди. Глава Службы Безопасности. Бригадный генерал. Почтительный и послушный сын. Гордость и любовь отца. Истинный белый. Что ещё, Фредди?
   - Достаточно. Я действительно должен был и сам сообразить.
   - Ничего страшного, Фредди. Он тоже слишком высоко, чтобы интересоваться нами.
   - Лучше, чтоб не интересовался.
   - Для нас, безусловно, лучше...
   ...Кто-то тронул его за плечо. Фредди медленно приоткрыл глаза. Чуть видное тёмное лицо. Эркин.
   - Твоя очередь, Фредди.
   - Ага, - он рывком сел, привычно проверяя кобуру. - Ну, как?
   - Всё тихо.
   Эркин лёг и мгновенно заснул. Фредди закурил, глядя на спящих, подправил костёр, чтобы тихо и ровно горел до утра, и пошёл к стаду. Да, там, в котловине, ожидая обыска, ему было ни до чего, но он же видел, только не понял, что их бычки самые крупные, с лоснящейся гладкой шерстью. Парни поработали на совесть. Эркин в первый раз самостоятельно работал, Эндрю... да он верхом первый раз в имении сел, будто и не видел лошадей раньше, если только издали. Городской, наверное. Но упрямый. Под смех негритят Эндрю раз за разом падал, вставал и, отчаянно ругаясь, упрямо неуклюже влезал на спину Бобби. А сейчас... Да, в Аризоне в его годы ездят куда лучше, так ведь вырос парень не в Аризоне, а... ладно, об этом не надо. И Эндрю, и Эркину всё впервые. Эркину двадцать пять уже, мужик, а ежа впервые увидел. И сами рассказывали, как землянику на Резеде пробовали, не знали, что съедобно, а что нет. И зайца впервые только в имении увидели. Мальчишки! А на обыске держались... что один, что другой.
   Бычки вздыхали во сне, гоняя жвачку. Они у парней все, считай, поименованы. И знают парней. На свист к ним идут как собаки, тычутся носами в карманы, лижут их как... как своих. Уже и Резеду они не путают. Сама не уходит. Ну что ж, рабства теперь нет, бумаги всякие в заваруху сгорели да потерялись, может, и повезёт им, выживут. Устроятся. Обзаведутся домом. Домовитые оба. Особенно Эркин. Как говорила Бетти? Мужчины бывают дикие и домашние. Он сам дикий. Привязи не терпит. А Эркин домашний. Хоть и волк. Фредди усмехнулся. Домашний волк. Но повезёт той, что такого приручит.
   Предутренний предрассветный ветер перебрал листву. Фредди прислушался. Нет, обычные лесные шумы. Здесь вряд ли кто шляется. Слишком глухие места.
  
   Они шли травянистыми холмами, держа стадо в лощинах, где трава посочнее. По еле заметным в траве или кустах каменным столбикам Фредди угадывал границы имений. Карта у него была, но он обходился без неё. Ему уже случалось поездить по этим холмам, и раньше, и сразу после заварухи... помотался здесь. Направление он знал, а карта слишком грубая, чтобы ею пользоваться.
   Походная привычная жизнь.
   Озабоченное лицо Эркина, просматривающего их запасы.
   Восторженный вопль Андрея, обнаружившего такой мощный малинник, что они сами там долго паслись, догоняя потом ушедшее стадо.
   Гроза, когда стадо сорвалось и только невероятными усилиями им удалось не удержать, а направить бычков в нужном направлении. Пусть бегут, лишь бы вместе. Они за время грозы покрыли такой кусок, что к вечеру оказались гораздо ближе, чем Фредди думал, к дому за болотом. Гроза была сильная, дождь не кончался и даже ослабевать не собирался, под копытами чавкала и хлюпала вода. Уставшие бычки лениво брели, уже не обращая внимания на далёкие раскаты грома.
   Эркин подскакал к Фредди:
   - Темнеет. Вода кругом.
   - Бери левее, - прохрипел Фредди. Он, как и все, сорвал голос в грозу, - а то в болото угодим. Гоним к дому, я говорил.
   - Ага, - Эркин обернулся и крикнул Андрею: - Налево! Заворачивай!
   - Ага-а! - донеслось из сумерек. - Пошёл!
   - Пошёл, пошёл, пошё-ё-ёл! - закричал Эркин, скача вдоль стада.
   Было уже темно, когда они вышли к белевшему среди деревьев дому и остановили бычков на просторном, заросшем высокой травой газоне перед парадным крыльцом. Бычки, недовольно фыркая, укладывались на ночь.
   - Ничего, - Фредди сбил шляпу на затылок и вытер рукавом лоб. - Завтра попасём их, не сходя, наберём упущенное. Все здесь?
   - Дважды считали, - выдохнул Эркин и попытался пошутить: - И по головам, и по хвостам.
   Фредди улыбнулся.
   Они подъехали к крыльцу и спешились. Дом молчал. Только шумел дождь.
   - Ну? - спросил Андрей. - Так и будем стоять?
   - Эркин, - бросил, не оборачиваясь, Фредди, - объясни ему, где быстрота нужна.
   Он медленно поднялся по ступенькам.
   - Услышите стрельбу, не лезьте. Мне о вас думать будет некогда. Ложитесь на землю и ждите.
   - Хорошо, - кивнул Эркин.
   - Психанулись оба, - ворчал Андрей. - Стреляют - падай. Дерутся - падай. Я нож достану, тоже падайте.
   - Заткнись, - Фредди достал кольт, фонарик и не вошёл, проскользнул в дом.
   Они остались ждать его на крыльце. В сгущавшейся уже ночной тьме смутно различались белые головы лежавших бычков. Ожидание становилось невыносимым. Андрей достал нож и стал подниматься по ступенькам. Эркин толчком в плечо отправил его в угол террасы и сам одним бесшумным прыжком отпрянул к другой стороне. И снова тишина.
   И, наконец, громкие тяжёлые шаги. И голос:
   - Эй, парни, поднимайтесь. Никого тут нет.
   - Мы здесь, - откликнулся Эркин.
   Фредди вышел, подсвечивая себе под ноги фонариком, повёл лучом на голос Эркина, осветил их и хмыкнул, сразу догадавшись об их намерениях.
   - Заночуем здесь. Развьючиваем, и вьюки сюда. Крыша целая, на сухом ляжем.
   Андрей подбросил свой нож, поймал его на лету и спрятал за голенище.
   - Что там, внутри?
   - Завтра, парни. Всё равно бычков кормить будем, полазите.
   Они втащили вьюки и сёдла на террасу и, не разводя огонь - не до него - улеглись. Сразу втроём. Бычки под боком, никуда не денутся. Гроза ушла, а дождь их не стронет. Легли, завернувшись в одеяла и прижавшись друг к другу. И так разоспались, что проспали рассвет.
   Эркин проснулся оттого, что прекратился дождь. Он высунул из-под одеяла голову и увидел в сером предутреннем свете тёмные головы лошадей и услышал пофыркивание бычков. Ворохнулся было страх, что упустили стадо, но тут же угас. Да куда они денутся? А если и разбрелись, то собрать их... не проблема.
   Он выбрался из-под одеяла, встал и огляделся. Накрыл своим одеялом спящих Андрея и Фредди. Через перила к нему потянулась голова Принца. Эркин похлопал его по морде, разобрал пальцами жёсткую чёлку. Принц фыркнул и отошёл. Мягко ступая по деревянному полу, Эркин прошёлся по террасе и вышел на крыльцо. Бычки ещё лежали, только самые шебутные встали и бродили, пощипывая траву. Эркин обошёл стадо, посвистывая. Вроде все здесь. Бычки обнюхивали его, вздыхали и возвращались к своим извечным занятиям: жвачке и пастьбе.
   Эркин вернулся на террасу. Надо бы огонь развести. В одном месте деревянный пол был прожжён до каменной основы. Не они первые такие умные. Как ещё весь дом не спалили. Он достал из вьюка топорик и обрубил обгорелые концы, проделав аккуратное отверстие. Эти же доски наколол на лучинки и уже охлопывал себя в поисках зажигалки, когда услышал голос Фредди:
   - В доме камин цел.
   Эркин оглянулся. Фредди лёжа курил, внимательно глядя на него блестящими глазами. Андрей спал, вытянувшись под двумя одеялами. Своим и Эркина.
   - Камин? - переспросил Эркин и тут же кивнул. - Ага, помню. Здесь чище.
   - Думаешь? - Фредди легко встал и набросил своё одеяло на Андрея.
   Тот только что-то пробормотал во сне и повернулся на другой бок.
   - Пойдём, посмотрим? - предложил Фредди.
   - Пошли, - пожал плечами Эркин. - Они пастись начали, не уйдут.
   Фредди подтянул пояс с кобурой, и они вошли в холл.
   Под сапогами хрустело битое стекло. Из мебели не уцелело ничего. Всё поломано, побито. Проломы даже в крыше. И лужи, свежие и старые, на полу.
   - Может, ты и прав, - пробормотал Фредди, оглядывая остатки гостиной.
   - Фредди! - позвал его Эркин из соседней комнаты. - И здесь такое.
   Перешагивая через какие-то обломки, Фредди вошёл к нему. Эркин стоял среди разорванных, покоробленных книг и рассматривал развороченный, вделанный в стену сейф. Перевёрнутый бар валялся на полу.
   - Смотри, Фредди, - Эркин осторожно потянул дверцу. - Это же замок, да? Как... ну, в дверях такой бывает. - Фредди кивнул, не понимая, что заинтересовало Эркина. - Он же открыт, Фредди. Зачем дверь ломать было, если она открыта?
   Фредди шагнул к нему, осторожно, не касаясь, осмотрел дверцу. Да, замок открыт. Дверцу корёжили потом. Зачем?
   - Зачем это, Фредди? От злобы?
   - Нет, - задумчиво покачал он головой, - может, чтоб не догадались.
   - О чём?
   - Что были ключи. Взломано и всё.
   - Так, значит, и тогда...- Эркин резко оборвал фразу, и лицо его стало отчуждённо замкнутым.
   Фредди сделал вид, что ничего не заметил, и Эркин быстро помягчел, улыбнулся, оглядывая пустые покорёженные полки в сейфе.
   - Ну, погуляли! - попытался прикрыть дверцу и усмехнулся. - Смотри, те же... закорючки.
   На дверце ножом или чем-то острым было процарапано NY. Фредди кивнул:
   - Да, похоже.
   - Те же. Я нарисовал плохо.
   Фредди равнодушно пожал плечами.
   - Эй, вы где? - окликнул их голос Андрея.
   - Здесь! - откликнулся Эркин.
   Захрустело битое стекло, и в дверях встал Андрей.
   - Проснулся, а вас нет. Ну, думаю, не иначе смотреть пошли. - Андрей обвёл глазами кабинет. - Обыск, что ли, был?
   - Что? - вздрогнул Фредди.
   - Обыск. - Андрей оглядывался с каким-то странным выражением. - У нас так же... побили, поломали всё. Не искали, громили. И книги все так же...- и вдруг со злобой, - ну, чего вы по книгам как охранюги топчетесь?! - у Андрея задрожали губы.
   "Правильно!" - подумал Фредди. Нэтти в СБ был. И вся его команда. Иначе они не умеют. Надо уводить отсюда парней. Сейчас Эндрю в раскрутку пойдёт.
   - Пошли на террасу. Там разожжём.
   Проходя к двери, Эркин аккуратно переступал через разорванные покоробленные книги.
   - Идите, я развёл уже. И поставил всё.
   У Андрея в глазах ещё сохранялось то странное, встревожившее Фредди выражение, но говорил он уже по-прежнему беззаботно.
   - А воду где брал?
   - Там ручей недалеко.
   - Ага. Пасутся?
   - А ни фига им. Хрупают.
   Они втроём вышли на террасу.
   Андрей развёл такой огонь, что вода в кофейнике уже закипала.
   - Покрепче завари, - попросил Фредди и усмехнулся. - А то отсырели.
   - Куртки не надо далеко прятать, - усмехнулся и Эркин, засыпая в кофейник порошок "рабского" кофе. - И одеяла надо развесить. Пусть подсохнут.
   - На чём ты их развесишь? - Андрей губой осторожно попробовал тёмный с жёлтой пеной напиток.
   - Лассо натянуть от столба к столбу и всё. Крыша здесь цела, если и польёт, не страшно.
   - Ну и тяни, раз ты такой умный.
   Андрей явно нарывался, заводя себя. Но Эркин спокойно, будто не замечая его задора, уступил. Подвинул Андрею миску с наскоро разведённым варевом и встал. Занялся хозяйственными хлопотами. Андрей нехотя безразлично начал есть. Светлые брови, темнее красного от загара лица, напряжённо сведены, в глазах не проходило выражение горестного недоумения.
   Эркин развесил одеяла, вытащил из вьюков их куртки, на секунду задумался и снял рубашку, повесил её рядом с одеялами и, накинув на голые плечи куртку, вернулся к костру. Андрей посмотрел на него, встал и пошёл к вьюкам. Фредди чуть сдвинулся, чтобы оказаться к нему спиной. Чего зря парня дёргать? Привык прятать тело, ну так и пусть.
   Андрей вернулся в сухой, застёгнутой, как всегда, на все пуговицы рубашке и, вроде, повеселевший.
   - А ты чего в сыром сидишь? Сменки нет?
   Фредди усмехнулся:
   - Джинса на теле сохнет.
   - И не холодит? - удивился Андрей. - В мокром и летом мёрзнешь.
   - На то она и джинса. Ковбойская одежда.
   Эркин кивнул:
   - Точно. Сколько мок, а мышцы, - он похлопал себя по бедру, - ни разу не сводило.
   Андрей допил свою кружку и налил ещё.
   - Фредди, а грабили здесь зимой? - спросил вдруг Эркин.
   Фредди не понял сначала, зачем ему это нужно, но опередил его Андрей.
   - Не грабёж, а обыск.
   - Грабёж, - веско поправил его Фредди, поняв смысл вопроса Эркина. - Видно, та же банда, что и тогда. Ты рассказывал, помнишь?
   - Думаешь, эти... криминалы? - Андрей с требовательной надеждой смотрел на него.
   - Они, - спокойно кивнул Фредди. - Может, мало взяли, обозлились. Зимой тут кого только не было.
   - Ну и хрен с ними, - Андрей засунул за щеку конфету, потянулся было к кружке, но передумал. Встал. - Пойду, посмотрю. Может, - он озорно улыбнулся, - может, и мне пофартит, - и ушёл в дом.
   Фредди вытащил сигареты, закурил. Эркин взглядом попросил затянуться.
   - Я думал сначала, ты совсем не куришь, - протянул ему сигарету Фредди.
   Эркин глубоко вдохнул дым, выпустил его, не задерживая, и вернул сигарету.
   - Балуюсь иногда. За компанию. А так-то нет. Не нужно.
   - И выпивка?
   - И выпивка, - кивнул Эркин. - Глотнуть могу, когда по кругу идёт. И то, - он улыбнулся, - второй глоток пропускаю.
   Фредди прислушался к трескам в доме. Ну что ж, он давно хотел это спросить. Ещё там, на выпасе. Всё ж таки, не мальчишка, мужик... но... но кто его знает, вдруг заведётся...
   - Не обидишься, если спрошу?
   - Что? - Эркин спокойно смотрел на него, только в глубине глаз запрыгали озорные искры.
   И Фредди решился:
   - Ты третий месяц без бабы, не тянет?
   И к его удивлённому облегчению, улыбка и спокойный ответ:
   - Я, как в имение попал, так пять лет без этого жил. Чего мне три месяца!
   - И... и не хотелось?
   - Нет.
   - Мужики без этого шалеют.
   - Знаю, - кивнул Эркин. - В имение как пороли за это, и пузырчатка, и... ну, много чего там придумают. И всё равно. Мне как-то, - он усмехнулся, - мне хлеб свой отдать обещали, полную пайку, чтоб я их на скотную от глаз пустил.
   - А ты?
   - Шуганул к чертям свинячьим. Им игры, а мне за пособничество...? В бараке, сам знаешь, мужиков от баб отдельно запирали, приковывали и то-о-о... А что надзиратели творили, - он махнул рукой.
   - А ты?
   - А мне не надо.
   - Не хочешь или...- Фредди запнулся.
   - Могу, - пожал плечами Эркин. - Я ж помню всё, сработаю как надо. Не хочу.
   - Наелся, - понимающе улыбнулся Фредди.
   - И это тоже конечно, - ответно улыбнулся Эркин. - Если тебе так нравится, так и считай. А по правде...
   - Что по правде? - насторожился Фредди.
   - По правде из нас все желания рано выбивают. Рабу не положено желать, понимаешь? Ну, говорят, мой пол. Мою. Мети двор. Мету. Мешок перетащи. Перетащу. Для такого ж никакого желания не надо, так?
   - Так, - кивнул Фредди.
   - Ну вот. А теперь, говорят, бабу трахни. И трахаю. Мне-то без разницы. Что прикажут, то и делаю.
   - Но... но это-то нельзя так...- Фредди почувствовал, что путается в словах как Андрей.
   Эркин негромко, не разжимая губ, засмеялся.
   - Ты, помнишь, рассказывал, как тебя драться учили? - Фредди кивнул. - И нас учат. Человека всему научить можно. Ну, и пить там давали, таблетки. Но питьё, мы его растравляющим, растравкой звали, оно вначале, когда ты ещё не можешь долго держать. А от него свербит, дёргаётся. Только подумаешь поднять, так и подскакивает. А если много выпить дали, то опустить не можешь. Болит уже, а держится.
   - Так это ж само! - вырвалось у Фредди.
   - У тебя кулак сам по себе разжимается? - насмешливо улыбнулся Эркин. - Ну, а как научился, то растравку уже не дают. Она работать мешает. А вот в питомниках кого оставили или в имении когда на развод берут, ну, - он усмехнулся, - племенных, таких растравляющим поят... от пуза. А нас зачем? И таблетки эти перед сменой так... для страховки. Чтоб случайно не сорвалось что.
   - Какие таблетки? - глухо спросил Фредди.
   - Ну, их обычно три было. Чтоб свербело, чтоб не уставал и чтоб не заснул, - Эркин усмехнулся. - Я до сих пор таблеток боюсь. Болел я весной, так мне их насильно засовывали. А я всё трясся. Вдруг... это то же самое, - он поправил куртку на плечах, прислушался. - Идёт. Не иначе, нашёл что.
   Андрей и впрямь был с находкой.
   - Во! В спальне нашёл, - он гордо потряс толстым глянцевым в пятнах плесени журналом. - Как увидел, так и обалдел.
   - Ну, давай, - обрадовался перемене темы Фредди. - Побалдеем.
   Андрей отдал ему журнал, сел и налил себе кофе.
   - Порнушник, что ли? - Фредди осторожно перелистывал слипшиеся страницы.
   Эркин встал, нагнулся над костром, опираясь на плечо Андрея.
   - Ну-ка...
   Фредди вдруг сообразил, что это не обычный порнушник, что не надо этого... но Эркин уже вытянул у него из рук журнал, быстро посмотрел на разворот, где на большой, на обе страницы, фотографии обнажённые сплетённые тела создавали сложный притягательный узор, перелистнул, посмотрел обложку... и захохотал. Он хохотал так, что едва не уронил журнал в костёр. Эркин сунул его в руки Фредди и не в силах стоять от смеха повалился на пол.
   - Ты... ты чего? - оторопело спросил Андрей.
   - Ох, - стонал Эркин. - Ох, не могу. Ну, надо же. Это знаешь, что такое?
   - Ну? - спросил Андрей.
   Фредди, уже догадываясь, быстро, ломая спички, закуривал, чтобы занять вдруг задрожавшие руки. Лёжа на полу, Эркин поднял мокрое от слёз лицо, обвёл их блестящими глазами.
   - Это каталог паласный! Это же для заказов, на выезд. Там, в конце, они все под номерами. Ну, номер и цена. Чтоб заказывали.
   Андрей схватил журнал, быстро открыл последнюю страницу и, страшно выругавшись, вскочил на ноги, швырнул журнал, пнул его ногой. "Сорвался!" - обречённо подумал Фредди, быстро вставая, чтобы перехватить... что именно, он не успел додумать. Эркин опять оказался быстрее. Он вскочил на ноги и обхватил Андрея за плечи, зажав ему руки.
   - Ну, ты что? Ну... Ну, я же смеюсь, а ты чего?
   Андрей задыхался, выплёвывая обрывки ругательств и безуспешно дёргаясь в попытках освободиться.
   - Ну... ну всё? Всё? - негромко приговаривал Эркин.
   Наконец, Андрей успокоился, Эркин разжал объятия и нажимом на плечи усадил его к костру.
   - Ну, всё, садись. Фредди, кофе есть ещё? Налей ему, - и сам сел рядом.
   - Как ты можешь так? - с трудом выговорил Андрей. - С тобой... с вами такое творили, а ты? У нас... до такого даже в лагере не дошли. Были же женские... бригады, целые лагеря были. Ну, охранюги насильничали, ну, кримы лезли, но такого... это же, ну, это последнее отнять.
   Эркин невесело улыбнулся:
   - А нам завидовали многие. Что сытно кормят, что всегда в тепле, что плетей не знаем... что работа лёгкая. Нас и били-то, я думаю, из зависти. И презирали...
   - А ты терпел?
   - А что, на смерть идти? В камере раскрыться, бейте? Отказаться работать? Толку-то. Тебя не будет, Палас не закроют. Клиентки всё равно придут. Видно, - Эркин посмотрел на Фредди, - бабы без этого хуже мужиков шалеют. Так?
   Фредди пожал плечами.
   - Бывало, липли, - неопределённо ответил он.
   - Да, - кивнул Эркин. - Всякое бывало. А на выезде я дважды работал. Это не самое плохое.
   Андрей молча отвернулся, показывая, что не желает слушать. Эркин подобрал журнал, расправил и стал перелистывать.
   - Тебе что, интересно? - спросил, по-прежнему глядя в сторону, Андрей.
   - Может, кого знакомого увижу, - спокойно ответил Эркин.
   - Чего? - повернулся к нему Андрей.
   - Это ж всё спальники. Может, я знаю кого, - он просмотрел весь журнал, особенно последнюю страницу, где были отдельно фотографии обнажённых мужчин и женщин, и закрыл журнал. - Нет, никого не знаю, - и положил его на пол.
   Эркин встал и посмотрел на стадо, обернулся к Фредди.
   - Собираемся?
   - День здесь побудем, - ответил Фредди. - И им, и лошадям, да и нам отдохнуть надо.
   - Отдых это всегда хорошо, - засмеялся Эркин. - Травы здесь много, вода близко. Двигать никуда не надо.
   Андрей, весь красный насупленный, взял журнал, нерешительно перелистал.
   - Сжечь его к чёртовой матери, - но голос его прозвучал как-то неуверенно.
   - Как хочешь, - пожал плечами Эркин.
   - А ты? Сжёг бы?
   - Нет, - покачал головой Эркин.
   - Почему? - вырвалось у Фредди.
   - Понимаешь, - Эркин говорил спокойно и как-то задумчиво. - Это всё, что от них осталось. Паласных расстреляли всех. А это все паласные. Их никого нет. И только это осталось.
   Андрей открыл журнал на последней странице, долго рассматривал фотографии. Потом закрыл и положил на пол рядом с костром.
  
   Они провели весь день в пустом доме. День был серый, пасмурный, но тёплый, солнце просвечивало сквозь облачную плёнку, иногда начинал моросить мелкий дождь. За домом пышно разросся барбарис. Ягоды уже созрели, и они не только наелись, но и набрали впрок. А после обеда Эркин отправился бродить по дому в поисках чего-нибудь полезного. А Андрей всё-таки занялся журналом, подолгу рассматривая каждую страницу. Они не мешали ему. Фредди перебирал седловку, Эркин вернулся из своего похода разочарованным и присоединился к нему. Сёдла, уздечки, все ремни, вьюки, хозяйственные мелочи. Пробуя на разрыв очередной старый шов, Эркин порвал его сразу в двух местах.
   - Ты что, - обозлился Фредди, - силы своей не знаешь?!
   - Видно нет, - засмеялся Эркин. - Сейчас зашью.
   Фредди посмотрел на его мускулистые налитые плечи, грудь и усмехнулся:
   - Взматерел.
   - Чего? - Эркин сосредоточенно прилаживал неровные концы встык, но пропустить незнакомое слово не мог.
   - Внахлёст клади, - посоветовал Фредди и стал объяснять. - Ну, есть бычок. И большой, и всё при нём, а бычок. И есть бык. Взрослый. Матёрый, значит, в полной силе, всё, что мог, набрал. - Эркин, не отрываясь от шитья, кивнул. - Вот и люди. Есть парень. А есть мужик. Матёрый.
   - Понял, - усмехнулся Эркин. - А ты?
   - Тяжелеть начинаю, - вздохнул Фредди. - Пока держусь. Ковбою тяжелеть нельзя. Голой силой много не возьмёшь. А лишняя сила - ловкости меньше. У парня больше ловкости. У матёрого вровень. У меня меньше. Сгрести я вас обоих сгребу и положу, а вы выворачиваетесь.
   Эркин негромко засмеялся:
   - Захвалил.
   Андрей, наконец, отложил журнал и встал. Покосился на них.
   - Ты б умыться сходил, - предложил ему Эркин, переходя к другому разрыву.
   - Зачем?
   - От тебя прикуривать можно. Остудись, - улыбнулся Фредди.
   - Ну вас к чертям всяческим, - Андрей вытер рукавом лицо и подсел к ним.
   - Завтра с утра тронемся потихоньку, - Фредди критически осматривал свою рваную рубашку. - Дня два, и на Равнину спустимся. Там чёрт-те что пойдёт.
   - А что? - Эркин отложил ремень в сторону и стал собирать свёрток с иголками и нитками для кожи. - Заставы?
   - И заставы, и минные поля, и другие стада, - Фредди выругался, - чёрт, под иглой ползёт. Всего хватает. Здесь ещё воды много, хоть за водопои мордоваться не будем.
   - Вода ладно, - Эркин встал и потянулся, расправляя спину. - А с травой как?
   - А это по минам глядя. Если их вдоль дороги вытянули, хреново, - Фредди отложил зашитую рубашку и замысловато выругался. - Генералы хреновые, войне конец, а им мины девать некуда. Нет, чтобы себе в задницу вставить и подпалить, нашпиговали Равнину. А на хрена?! Русские сюда уже победителями с другой стороны въехали. А нам пасти негде!
   - Ну, поля, это ничего. Это смотря какие поля, - Андрей обвёл их весёлыми глазами. - Это мы ещё посмотрим.
   - Имел дело? - поинтересовался Фредди.
   - Случалось. Один раз чудом пронесло, - Андрей зябко передёрнул плечами. - Вспомнить страшно. А другой раз поработал. Так что если аккуратно...
   - Так, - перебил его Фредди. - Полезешь на поле, голову оторву.
   - Да зачем оно мне? - возмутился Андрей. - Что я, мин не видел, что ли?!
   - Это ты шерифу загибай, - спокойно, но наливаясь гневом, ответил Фредди. - Я тебя уже знаю. Учти, не шучу. Поймаю... не знаю, что сделаю, но ты запомнишь! - Фредди выругался. - Дурак ты этакий. Подорвёшься, что я тогда с тобой делать буду.
   Андрей рассмеялся.
   - Фредди, ты что? Когда подрываются, то делать уже ничего не надо. Не с кем, понимаешь? Был человек, а остались... ошмётки по кустикам.
   - Я сказал, - буркнул, остывая, Фредди. - И не говори, что не слышал.
   Эркин их слушал, не вмешиваясь. В одном месте кровля отставала от поперечной балки. Эркин просунул в щель пальцы, повис и размеренно подтягивался. Когда Фредди повернулся посмотреть на него, Эркин пробормотал:
   - Чёрт, голову некуда девать, - и снова повис на вытянутых руках, почти касаясь сапогами пола. И самому себе: - А если так?
   Руки неподвижны, а всё тело так же размеренно раскачивается. Он то словно ложился на невидимую плоскость, то повисал. Лицо его оставалось спокойным, а, заметив, что на него смотрят, он улыбнулся и даже подмигнул им, не прекращая раскачиваться.
   - Ну, ты даёшь! - Андрей восхищённо выругался. - В жизни такого не видел.
   Эркин удивлённо спросил:
   - Ты что? Забыл? Вместе же тянулись.
   - Вверх-вниз, а не...- Андрей запнулся, не зная, как сказать.
   Эркин, наконец, остановил качание и мягко опустился на пол. Потряс кистями, расслабляя руки.
   - Хорошо, - наконец удовлетворённо выдохнул он.
   Фредди рассмеялся.
   - Силу некуда девать? Подожди. На Равнину спустимся, пойдут драки. А там мало покажется, так в городе доберёшь. Только, - Фредди закурил, - с умом дерись. А то "убийство по неосторожности", слышал? Срок маленький, но срок. И то, как в суде посмотрят.
   Эркин кивнул.
   К вечеру они собрали вьюки, всё приготовили и сели у костра спокойно. Андрей снова взялся за журнал, перелистал его.
   - Эркин, - вдруг позвал он, - как думаешь, много они... заказывали? Ну, кто жил здесь.
   - Думаю, никого, - сразу ответил Эркин. - Это очень дорого. А дом... не скажу, что богатый. Так, Фредди?
   Фредди кивнул:
   - Достаток был, а богатство... здесь земли не ах, богатеть не с чего.
   - А на хрена им тогда это? - Андрей потряс журналом.
   Эркин пожал плечами и вопросительно посмотрел на Фредди.
   - Смотреть, - улыбнулся тот. - Ты ж смотришь, тебе приятно. И они так же.
   Андрей густо покраснел, набычился.
   - Опять вы...- начал он.
   - Он прав, - сказал Эркин. - Я слышал о таком. Смотрят и... и воображают, будто это с ними. Так, Фредди?
   Фредди кивнул и спросил:
   - А тебя что, не трогает совсем?
   Эркин пожал плечами и взял у Андрея журнал, начал перелистывать.
   - Да нет, - сказал он задумчиво. - Я просто знаю всё это. Смотрю и вижу. Что трудно сделать, что легко... ну...
   - Понятно, - улыбнулся Фредди. - На деле лучше?
   - Как когда, - усмехнулся Эркин. - Бывает очень хорошо, бывает так себе, а бывает... совсем противно.
   - Так ты про хорошо рассказывай, - предложил Андрей. - Поганого и я наскажу.
   - Про это? - прищурился Эркин.
   - А ты думал. В... в лагере и это было. Но погано.
   - Пробовал? - поинтересовался Фредди.
   - Ага, - признался Андрей, снова начиная краснеть. - Только пусть лучше Эркин расскажет. Он здорово рассказывает, как видишь всё. Про хорошее только, ладно?
   - Попробую, - согласился Эркин. - Ну, был я на выезде дважды. Один раз в паре. Умотала она нас вусмерть. Другой раз один, целые сутки, может, чуть больше. Нормально обошлось.
   - Вот про неё и давай, - решительно заявил Андрей.
   Фредди кивнул и сел поудобнее.
   - Ладно, - покладисто согласился Эркин. - Ну, на выезд меня вызвали так...
   ...В этом Паласе он был второй день и ещё не обжился в камере. Даже прозвища ему не дали. Так и звали все Индейцем. Он спал после смены, когда надзиратель легонько ткнул его дубинкой между рёбер. Он подскочил, не соображая спросонья, за что. Вроде лежал, как положено, руки за головой. Надзиратель по-прежнему молча ткнул его ещё раз дубинкой уже в спину, направляя к двери. Выходя, он видел, что многие из-под полуопущенных век наблюдают за ним. Сон после смены - святое дело. Даже для надзирателей. И раз выдернули... Работал он хорошо. Клиентка - хрупкая старушка с белыми редкими волосами - осталась довольна и похвалила его надзирателю. Не за что его наказывать. Тогда зачем? В коридоре надзиратели, ещё беляки. Беляк не в надзирательской форме, а в обычном костюме осмотрел его. И по тому, как перед этим беляком лебезили надзиратели, он догадался, что это хозяин Паласа. И осмотрели его толково, без боли.
   - Работать можешь?
   - Да, сэр, - сразу ответил он, удивившись бессмыслице вопроса. Будто он мог иначе ответить.
   - Сразу со смены, - этот был в белом халате. Врач. - И не кормили их ещё.
   - Ей нужен индеец, - веско сказал хозяин. - В крайнем случае, спишем.
   - Столько заплачено? - удивился врач.
   - Да, док. И ещё кое-что. Эта овчинка стоит выделки, - улыбнулся хозяин и велел надзирателю: - Ведите.
   Его повели по коридору мимо камер в раздевалку. Все спали. Ночные только улеглись, дневные добирали последние минуты перед подъёмом, и он старался идти как можно бесшумнее. В раздевалке ему дали обычные штаны и рубашку, но вместо обычной обуви в него полетели совсем другие ботинки...
   ...- Обычно мягкие такие, подошва чуть плотнее, ходишь - пол чувствуешь. И снимаются они легко. А тут высокие, до лодыжек, и с жёсткой подошвой. Мы их дворовыми звали.
   - Ясно, давай дальше...
   ...Он поймал их на лету, натянул, а рядом с ним уже шлёпнулись куртка и шапка. На дворе работать? Ни фига себе, после смены двор чистить! Но не спорить же. Он быстро оделся и встал, ожидая дальнейших приказов. Вошёл врач и дал надзирателю коробочку, в таких обычно были таблетки, что-то тихо, он не смог расслышать, сказал и протянул ему два куска хлеба с тонкой пластинкой варёного мяса между ними. Меньше пайка, конечно, но хоть что-то.
   - Съешь пока.
   - Да, сэр.
   Врач внимательно, но, уже не трогая, оглядел его, дал проглотить последний кусок и кивнул:
   - Пошёл.
   Это могло относиться и к надзирателю, но толчок в плечо объяснил, что идти должен он. Его вывели во двор, и он в первый момент чуть не ослеп от снежной белизны и задохнулся от морозного утреннего воздуха. Трое из обслуги разметали снег, прохаживался, поигрывая дубинкой, надзиратель, и стояла машина для перевозки. Задняя дверца была открыта.
   - Пошёл, - ткнули его в спину. - Чего лупишься.
   Обратно на торги? Ну, пока везут, он поспит ещё. Если прикуют невысоко. Надзиратель надел на него наручники и втолкнул в машину. Сцепили спереди и прикрепили цепь к стене так низко, что он смог лечь и свободно вытянуться. Надзиратель вышел и захлопнул дверцу. Заурчал мотор, мелко затрясся под ним пол, и машина тронулась. Он расслабился, распластался по полу, чтобы толчки не подбрасывали тело, и сразу не заснул, а как-то задремал. Везут, ну и пусть везут. Дорога была гладкой, только в одном месте сильно потрясло, но недолго, и его почти не побило. Да пару раз машина останавливалась, но дверцу не открывали, и он продолжал дремать. В общем, он не боялся и даже не думал ни о чём. Причуды белых его не касались. Его всё время куда-то везли, передавали от одного надзирателя другому. Изменить он ничего не мог и потому не трепыхался. Лёгкое тепло по телу от съеденного, возможность полежать и поспать, а остальное... что будет, то и будет. Машина опять остановилась. Дверца открылась, и надзиратель отцепил его.
   - Вылезай.
   Он вышел из машины, и надзиратель снял с него наручники. Он сам, не дожидаясь приказа, заложил руки за спину и незаметно огляделся. Это был двор. Но уж никак не распределителя. Заснеженные деревья по кругу и белый, как снег вокруг, дом с большими окнами и широкой лестницей от двора к высоким дверям. И тишина, звенящая тишина.
   - Живут же, - пробормотал надзиратель и ткнул его дубинкой между лопаток. - Пошёл.
   Они шли напрямик через заснеженный двор. Снег был неглубоким, но заметно холодил ноги, и он невольно ускорил шаг.
   - Успеешь, - хмыкнул за спиной надзиратель. - Не терпится ему.
   На крыльце ему захотелось оглянуться, но за это можно и получить по лбу - дубинка у спины, а перед ним уже приоткрывалась створка белой, как и всё вокруг, двери.
   - Прошу, милорд, - негр в красной с золотом лакейской куртке приветствовал надзирателя поклоном.
   В холле в огромном камине пылал огонь и всё казалось красноватым. Негр ещё раз поклонился и исчез. На стенах висели какие-то звериные головы, перед камином лежала большая мохнатая шкура, а по деревянной широкой лестнице к ним спускалась женщина в белом длинном платье.
   - Уже? Такая пунктуальность приятна.
   К его изумлению, надзиратель вытянулся, щёлкнул каблуками своих сапог и склонил голову, незаметно ткнув его в спину. Он послушно поклонился, сдёрнул шапку и зажал её в кулаке за спиной.
   - Фирма высоко ценит оказанную ей честь, - рокотал надзиратель.
   Он стоял, опустив глаза, и видел только край её платья и видневшиеся из-под него носки туфелек, расшитых серебряными нитями.
   - Я не буду утруждать вас ожиданием. Здесь неподалёку есть очень милое место,
   Он чуть-чуть, самую малость, приподнял глаза и увидел, как женщина дала надзирателю несколько зелёных бумажек. Деньги. Он уже понял, что его привезли на выездную работу, и знал, что на выезде надзиратель должен быть постоянно где-то рядом. А она, значит, не хочет этого. Ну, ему без разницы.
   - Но, миледи...
   - Разве фирма не гарантирует качество и безопасность?
   - Разумеется, миледи, ваше желание - закон.
   Надзиратель вытащил из кармана коробочку, открыл её. Да, обычный набор. Он уже подставил ладонь, но женщина спокойно и решительно взяла коробочку у надзирателя.
   - Я сама ему дам.
   - Ваше желание - закон, - повторил надзиратель и снова щёлкнул каблуками. - Честь имею, миледи. Я заеду за ним через сутки.
   - Разумеется, Дополнительное время я оплачу.
   Надзиратель ещё раз щёлкнул каблуками и вышел. Она негромко засмеялась и указала ему на лестницу.
   - Иди туда.
   Опустив глаза и держа руки за спиной, он пошёл к лестнице. Значит, работать в другом месте придётся. Ну... где работать ему укажут, но вот не сказали, какую работу она заказала, помягче или жёсткую, придётся на ходу подстраиваться.
   - Направо, - повернул его мягкий мелодичный голос.
   Он послушно свернул в открытую дверь. Эта комната небольшая, полутёмная, вдоль стены блестели стеклянные шкафы, а в них... какие-то фигурки, непонятные вещи. Он не видел такого никогда. У другой стены длинный узкий диван. На полу работать? Ковёр, правда, но...
   - Что же ты встал, иди сюда.
   В дальнем углу маленькая, прикрытая тканью дверь. Она открыла её и ждёт его. За такое и схлопотать можно.
   - Да, миледи, - быстро пробормотал он, входя в следующую комнату.
   Вошёл и зажмурился. Как в паласном дворе здесь всё было белым. Она негромко рассмеялась, и он осторожно приоткрыл глаза. Спальня. Это уже точно. Здесь работать.
   - Оглядись, - разрешила она и вышла.
   - Спасибо, миледи, - тихо ответил он.
   Спальня была большой. Даже огромной. Как общий зал в Паласе. И огромное окно во всю стену, а за ним заснеженные деревья и небо. Стекла будто нет. И белые шторы так подобраны в углах, что свисают как заснеженные ветви. Он медленно, осторожно поворачивался - ему разрешили оглядеться - и смотрел. Белая широкая, шире чем в Паласе для групповухи, плоская кровать, застелена белым вышитым бельём. Вышито белым, такая вышивка не должна царапать. Маленькие тумбочки с двух сторон у изголовья, белые с позолотой. И такие же тумбочки у окна, и на них в белых вазах огромные букеты белых цветов. Он знает - это розы. Они и летом дорогие. А зимой... Пол застелен пушистым серым ковром, а у кровати большая звериная шкура. Белая с длинным мехом. А другая стена, напротив кровати, зеркальная. Вся, от пола до потолка, от стены до стены. Такого зеркала он ещё не видел. Но тут он увидел себя. Такого тёмного, в чёрной рабской одежде...
   - Огляделся?
   Он вздрогнул и обернулся. Она, оказывается, уже здесь и стоит в шаге от него. Он сразу потупился, зная, как злятся белые на открытый взгляд, а работать, когда можно смотреть, он ещё не начал.
   - Подними глаза.
   - Да, миледи.
   Она стояла перед ним и улыбалась...
   ...- Красивая? - азартно спрашивает Андрей...
   ...Была ли она красивой? Нет, лицо у неё приятное. Очень белокожая, с правильными чертами, большие серо-голубые глаза рассматривали его спокойно, без насмешки, и улыбка её не была злой. Светло-русые, какие-то не золотые, не седые, ну... пепельные волосы подобраны и уложены в высокую причёску. И белое платье, или это халат такой, окутывает её, переливаясь серебряным и голубым.
   - Ну что? - она улыбнулась. - Начнём.
   Она поднимает руку и мягко гладит его по лицу, он целует её ладонь. Удар по лицу и целование ударившей руки - знак рабства. С этого начинают. А уж будет удар всерьёз или так... это уж не ему решать. Она достаёт откуда-то из складок своего одеяния коробочку и раскрывает её. Пальцем двигает таблетки.
   - Они обязательно тебе нужны? Сможешь без них?
   - Как скажет миледи.
   Она улыбается и снова смотрит ему в глаза.
   - Ну что ж, естественность всегда лучше.
   Она закрывает коробочку и небрежно бросает её на маленький столик у зеркальной стены. Без таблеток, так без таблеток. Ему уже приходилось так работать. Ничего, справлялся. Она, улыбаясь, рассматривает его.
   - Говорят, индейцы страстные. Ты страстный, индеец? Или нежный?
   - Как скажет миледи, - ответно улыбается он, надеясь, что угадал предложенный ею тон.
   - Даже так? - смеётся она. - Ну, посмотрим. Иди туда, оставь там куртку и обувь. И возвращайся.
   Узкая дверь в углу заметна, только когда подойдёшь вплотную. Наружный засов отодвинут, и он открывает её. Камера на одного спальника? Да. Узкие нары. Неогороженный душ в углу, сушка в другом, унитаз... Всё как положено. Он быстро снимает куртку, сворачивает её и кладёт на нары под ввинченным в стену кольцом, к которому положено приковывать раба, когда тот не нужен. Разувается. Цементный пол холодит ступни. И возвращается в спальню. Она стоит у зеркальной стены спиной к нему и, не оборачиваясь, кивком велит ему подойти. А когда он подходит, поворачивается к нему и обнимает.
   - Так ты решил? Ты нежный или страстный?
   - Как скажет миледи, - повторяет он, улыбаясь.
   На всякий случай. Вдруг она сочтёт это дерзостью. Но он и вправду не знает, что ей отвечать. Сволочь надзиратель, не предупредил. Теперь гадай, пробуй наугад. Но она только смеётся и гладит его по щеке и шее. Он ответно обнимает её, наклоняется и целует. Она поворачивает голову, подставляя его губам углы рта. Значит, нежно? Когда хотят страсти, присасываются рот в рот. Он мягко отодвигает её подальше от зеркала. А то ещё врежешься ненароком. Она запрокидывает голову, и он целует её в шею, пробует губами мочки ушей, осторожно нашаривая застёжку на платье. Она не мешает ему, прижимаясь грудью к его груди, обхватив его за плечи и не пытаясь раздеть его. Он уже нашёл завязку и распутывает узел.
   - Индеец, не спеши, индеец.
   Он послушно застывает и покачивает её, прижимая к себе, но не касаясь завязок. Вернее, он успел развязать узел и теперь зажимает завязки в кулаке.
   - Покажись мне, индеец. Я хочу рассмотреть тебя.
   - Да, миледи.
   Он наскоро закрепляет снова узел и отступает на шаг. Она с улыбкой кивает. И он расстёгивает рубашку, сбрасывает её на пол. Берётся за пояс брюк, но она качает головой, и он замирает, напряжённо соображая, что же ей нужно. Она рассматривает его, и он начинает играть мускулами груди и пресса. Она смеётся и кивает. Можно дальше? Да, можно. Так она хочет растянуто? Ну, не проблема. Его движения становятся плавными, он медленно расстёгивает брюки и, мягко колеблясь всем телом, даёт им медленно соскользнуть с бёдер, опуститься на пол и переступает, освобождая ноги.
   - Ты красив, индеец. Ты знаешь как ты красив?
   На это ответить трудно, и он только улыбается. Ну, теперь-то её раздевать? Нет. Она не даёт ему разрешения подойти.
   - Унеси свои вещи.
   Да, он понимает, вид его одежды на полу... надо убрать. Он сгребает её и уносит в ту же комнату-камеру. Быстро складывает на нарах рядом с курткой и возвращается.
   Она опять перед зеркалом, но теперь она не ждёт, пока он подойдёт к ней, а сама поворачивается и идёт к нему. Он делает шаг навстречу, и она обнимает его, тянется к его губам. Он наклоняется, чтобы ей было удобнее, и накрывает ладонью узел на её поясе. Она плотно прижимает свои губы к его губам и предлагает начать игру языком. Он отвечает ей и распускает узел. Здесь надо быть наготове. Она плотно прижимается к нему, и он чувствует что-то холодное и жёсткое в вырезе её платья. Любят бабы себя обвешивать. А это только помеха. Он сдвигает платье с её плеч, она на секунду отстраняется, давая распахнуться полам. Под платьем у неё ничего нет. Уже легче.
   - Ты молодец, индеец, - отпускает она наконец его губы.
   - Спасибо, миледи.
   Он мягко помогает ей высвободить руки из широких рукавов и шёлковый, расшитый серебром халат сваливается с неё на пол. Фу, с этим всё. И ни её, ни себя не оцарапал. Он берёт её на руки так, чтобы туфли сами соскочили с её ног. Она не очень тяжёлая, он держит её легко, но долго так не сможет. А если она ещё задёргается... Он идёт к кровати и опускает её на вышитое покрывало.
   - А ты сильный, - гладит она его плечи. - Сколько тебе лет?
   - Девятнадцать полных, миледи, - он старается скрыть сбившееся дыхание, но получается плохо.
   - И уже такой сильный? Что же с тобой через десять лет будет? - смеётся она.
   "В Овраге буду", - мысленно отвечает он ей. Двадцать девять... таких спальников не бывает. Неужели она не знает, что двадцать пять для спальника предел? Или она считать не умеет?! Ему становится смешно, и он улыбается. Она треплет его волосы, то притягивая, то отстраняя его голову.
   - Посмотри на меня, индеец. Я красива? Не отвечай сразу, посмотри.
   Он послушно выпрямляется. Она лежит на спине. Белокожая, но какой-то матовой словно припудренной белизной. У неё небольшие, колышущиеся от дыхания мягкие груди с нежно-розовыми сосками, тонкая талия, развёрнутые бёдра. Живот мягкий, но плоский, потому что она лежит на спине. В такой позе выступает только у очень пузатых и старых. Волосы на лобке светлые и тоже мягкие.
   - Я красивая, индеец?
   - Да, миледи, - как будто он может по-другому ответить.
   - У меня есть всё, индеец, - она смеётся, и её колье дрожит вместе с грудью и животом...
   ...- Колье? - переспрашивает Андрей.
   - Да. Не знаешь? Женщины носят. Вокруг шеи и подвески спускаются.
   Эркин пальцем рисует треугольник на собственной груди. Фредди кивает, подтверждая его слова.
   - Ну, давай дальше...
   ...Она смеётся и потягивается под его взглядом. Он наклоняется и целует её груди, щекочет языком соски, целует ложбину между грудей. Ему неудобно стоять, кровать очень низкая, и он опускается на колени, но она похлопывает рукой по кровати рядом с собой, и он, расценив это как разрешённое, залезает на кровать и устраивается рядом так, чтобы её ищущая рука легла на его живот.
   - Хорошо, индеец, только не спеши. У нас много времени.
   - Да, миледи.
   У неё мягкие тёплые пальцы, она гладит его, ощупывает его мошонку и член. Он начинает напрягать его, но она накрывает член ладонью.
   - Не спеши, индеец.
   - Да, миледи.
   Ему же легче. Пусть гладит и щупает, как хочет. Он целует её живот, лобок, осторожно захватывает губами тонкие мягкие волосы и нежно подёргивает их.
   - Ого! Это мало кто знает.
   Рот у него занят, и он только мягко трётся лицом о её тело, показывая, что слышит. Она раздвигает ноги, слегка выгибается под его языком. Но она приказывала не спешить, и он только слегка касается языком начала щели. Чтобы целовать дальше, он должен подвинуться, выдернуть свой лобок из-под её руки, но она, похоже, ещё не нащупалась, и он, поцеловав её в пах, начинает обратный путь. Её рука гладит его член и мошонку, мягко щекочет их, перебирает волосы на его лобке. Она смеётся, и её живот дрожит под его губами. Снова грудь, соски и жёсткие холодные камни. Он пробует проскочить колье, но она вдруг другой рукой прижимает его голову к украшению.
   - Нет, целуй через него.
   Через металл? Она что, с ума сошла? Но он старательно нащупывает губами и языком отверстия между камнями и касается языком её кожи. Она постанывает и сама ладонью поднимает его член. Он напрягает мышцы и ложится на неё. Она раздвигает ноги, и он входит легко и сразу на всю длину.
   - Нет, не спеши, индеец, нет.
   Он двигается в ней плавно и длинно, с большим размахом, но не толчком, а касанием. И всякий раз, когда он прижимается к ней, колье впивается ему в грудь. И он со страхом ждёт её крика, что он сделал ей больно. Надзирателя рядом нет, но ему всё равно отвалят полную порцию уже в Паласе. Но она только смеётся, и он начинает потихоньку ускоряться и, поймав её ответное движение, толкает её сильнее и сильнее. Она зажмурилась, и он может не следить за своим лицом. Она хватает его за плечи и прижимает к себе. Он упирается ладонями в кровать, но не сопротивляться же ей. Ну, кончала бы, что ли, а то эти камни ему сейчас кожу прорвут. Он резко бьёт её, подгибая живот, и она, наконец, захрипев, обмякает под ним, разбросав руки. Он бьёт ещё раз, но уже слабее, только закрепляя, и медленно, чтобы не потревожить её раньше времени, выходит и откатывается в сторону. Теперь он может немного передохнуть. Она дрожит всем телом, по-прежнему зажмурившись, а он потихоньку ощупывает свою грудь. На коже от камней остались вмятины, и он гладит их, разминая кожу. А то вдруг останутся. Он ещё не разгладил отпечатки, а она уже открыла глаза. Смотрит на него, садится, улыбаясь. И он с ужасом видит, что колье на её груди стало не таким. Оно словно порвалось и рассыпается. Порвал?! Что же ему за это будет?! Она, увидев его ужас, удивлённо поднимает брови.
   - Что с тобой, индеец? Мне было хорошо.
   - Простите, миледи, - бормочет он в полной панике, не зная, что делать, куда бежать. - Я не хотел, миледи, оно само. Пощадите, миледи.
   - Оно? - она опускает глаза, берётся за колье, и оно рассыпается в её руках.
   Он зажмуривается и плачет, ожидая удара, безнадёжно умоляя о пощаде. Она может сейчас сделать с ним всё. За такое...! Ему страшно даже подумать, представить грядущее наказание. Но она смеётся, и он осторожно приоткрывает глаза. Она сидит на кровати, и с её растопыренных пальцев свешиваются какие-то блестящие искрящиеся обрывки.
   - Смотри, индеец.
   Она раскладывает эти обрывки на постели между ним и собой. И он невольно, с внезапно вспыхнувшим интересом, поворачивается на живот, чтобы было удобнее смотреть, и следит за её руками. И не обрывки это, а браслет, серьги, длинная цепочка с большим камнем и короткая вокруг шеи. Она ловко соединяет их, и перед ним снова большое трёхрядное колье.
   - Смотри, индеец, - повторяет она.
   Она снова разделяет колье и надевает на себя всё это.
   - Правда, красиво?
   - Да, миледи, - всхлипывает он.
   Она снимает серьги, браслет, цепочку и длинную подвеску и раскладывает на постели перед ним. Он лежит на животе, положив подбородок на руки, и смотрит на них.
   - Посмотри пока, - она легко встаёт с кровати и выходит, он даже не заметил, куда.
   Ему велели, или разрешили, смотреть, и он рассматривает лежащие перед ним блестящие искрящиеся вещицы...
   ...- Какие они? - с интересом спрашивает Андрей. - Золотые?
   - Нет, - качает головой Эркин. - Золото я знаю, видел. И серебро. Приходили. Ну, бабе, если она что нацепила на себя, ей похвастаться надо. Некому, так спальнику. Так что это я знаю. А это... Похоже на серебро, белое, чуть-чуть то в серое, то в голубизну, как... как нож хороший. А камни... я думал, брюлики. Ну, бриллианты. Тоже видел. Приходили некоторые. Но... понимаешь, эти... прозрачные как стекло, а внутри будто огонь горит. Повернёшь, и прямо как уколет тебя лучом, или будто светится, а свет над ним стоит. Но прозрачные и без света совсем. Что с тобой, Фредди?
   - Ничего, - глухо ответил Фредди. - Рассказываешь хорошо, давай дальше.
   - Ладно...
   ...Он разглядывал их и даже рискнул осторожно пальцем подвинуть камень на длинной цепочке. И увидел такой сноп лучей, что испуганно отдёрнул руку. Камни были прозрачны, почти невидимы на белом покрывале и в то же время искрились и горели сами по себе, будто были живыми и жили по-своему. Когда она вернулась, он уже совсем успокоился, решив, что наказания не будет. Она села напротив него и потрепала его за волосы:
   - У меня есть всё, индеец. Это хорошо, иметь всё?
   - Да, миледи, - отвечает он, не думая.
   Дурак он, что ли, спорить?
   - Смотри, индеец, - улыбается она, перебирая украшения. - Этого никто не видел. А ну-ка... Бриллианты хороши на чёрном бархате. А на, - она смеётся, - а на замше? Как это будет смотреться? Ну-ка, сядь.
   Он послушно садится, и она прикладывает их к нему. Но короткая цепочка и браслет ему малы, серьги не за что зацепить, и она надевает на него длинную цепочку с большим камнем. И качает головой.
   - Нет, индеец, тебе это совсем не идёт.
   Она снимает с него цепочку, быстро соединяет всё в колье и задумчиво вертит его в руках. Неужели опять наденет? Тяжело работать будет. Но, к его облегчению, она встаёт, открывает ящик тумбочки у изголовья. Там навалом какие-то мелочи, баночки, блестящие украшения. Она небрежно бросает туда колье и задвигает ящик. Он переводит дыхание и осторожно пробует мышцы. Судя по всему, ему опять сейчас работать. Она оборачивается и смотрит на него. Он улыбается ей, и она кивком подзывает его. А когда он подходит, обхватывает его за шею обеими руками.
   - Ты сильный. Удержишь меня на весу?
   - Да, миледи.
   На весу трудно, лучше бы опереться обо что-нибудь спиной, но она уже виснет на нём, и он, расставив ноги, подсаживает её на себя. Она оплетает его руками и ногами, ищет губами его рот и присасывается. Ну что ж, если она хочет страстно, он может, а она быстрее кончит и отвалится от него, даст отдышаться. Стоя бить трудно, но она так дёргается сама, что он только держит её и держится сам. Она начинает жмуриться. И он, уже зная, что конец недалеко, сильно и часто бьёт её. Она вцепляется в него и начинает валиться на спину. Чего ей? Встать ему на арку, это её выпустить. Надо успеть. И одним гибким движением, он отрывает от неё руки, забрасывает их за голову и упирается ладонями в пол. Теперь он стоит, выгнувшись аркой, а она сидит на нём верхом, сжимая ногами его бёдра. Всё. На четырёх он устоит. Пусть прыгает, как хочет. Она упирается ладонями в его грудь и действительно прыгает. Увесисто прыгает, он пружинит, ловит её на встречном движении. Она что-то выкрикивает, бьёт его кулачками по груди и животу, цепляется за его рёбра. И наконец, замирает. Горячая густая жидкость стекает по его ногам, сразу засыхая липкой коркой. Видно, кончила. Могла бы и слезть...
   ...- А ты?
   - А что я?
   - Ну... кончил?
   - Приказа не было, - отмахивается Эркин. - Ты слушаешь или нет? Чего не понял, потом объясню...
   ... Она, наконец, встаёт с него, и он опускается, ложится на пол, чтобы ей не надо было переступать через него. Она стоит над ним, блестящая от пота, и смотрит на него.
   - А ты действительно сильный.
   - Спасибо, миледи, - хватает он ртом воздух. Ему эта скачка тоже трудов стоила.
   - Иди, обмойся, - разрешает она и отходит от него.
   - Спасибо, миледи, - говорит он и встаёт.
   Крохотная камера сумрачна. Лампочка в решётчатом колпаке загорается, когда он входит, значит и выключится так же, при его выходе. Душ без крана, просто по обе стороны отверстия для стока два выступа в форме ступней. Он встаёт на них, и на него обрушивается струя тёплой воды. Не сильная, а как раз, чтобы только обмыться. Мыла нет, но тут уж ничего не поделаешь. Он переступает на площадку для сушки, и его обдаёт горячим воздухом, он поворачивается под воздушной струёй, ерошит мокрые волосы. Душ еле-еле, зато сушка сильная, в момент высох. Он сходит с площадки, выключая этим сушку, и осторожно подходит к двери. Прислушивается. Она не велела ему сразу возвращаться, но задерживаться настолько, чтоб его звали, тоже не стоит. Войдёшь не вовремя - врежут. А запоздал или поторопился - неважно. Не вовремя, и всё! Он с тоской посмотрел на нары. Знать бы, так лёг бы, передохнул. И есть уже хочется. Тот кусок он уже выработал. Да ещё психанул из-за этой побрякушки. После психа, да ещё если плакал, тоже есть хочется. Вроде, как шум. Ладно, если что, нырнёт обратно. Он открывает дверь и выходит. И сразу видит её в зеркале. Она полулежит на кровати, накрытая до пояса простынёй, и ест. Рядом с кроватью столик на колёсах, уставленный тарелками, стаканами, ещё чем-то. И второй столик, как скамеечка, стоит на постели.
   - Иди сюда, индеец.
   Он подходит, стараясь не смотреть на еду.
   - Садись.
   Он садится на край кровати, и столик с едой перед его глазами. Она указывает ему на большую чашку с двумя ручками и крышкой.
   - Выпей это.
   Он осторожно снимает крышку, и его обдаёт горячим мясным запахом. Но там не мясо, а жёлтая прозрачная жидкость с плавающими по поверхности блестящими кругами. Больше всего это похоже на мочу.
   - Пей.
   Ослушаться нельзя. Он берётся двумя руками за чашку и подносит к губам. Взглядом просит у неё пощады. Он уже показал своё послушание, за что ему такое? Он слышал о подобном наказании. Но ему-то за что? За те побрякушки? Тогда не сердилась, а теперь вспомнила? Она смеётся.
   - Пей.
   Он покорно глотает. Нет, это что-то другое. Он пьёт, и по телу растекается тёплая сытная волна...
   ...- Бульон.
   - Как, Фредди?
   - Бульон. Ну, мясо варят когда, мясной отвар. И добавки всякие, для вкуса, для запаха.
   - Ага, ясно.
   - Вкусно?
   - Особо не разобрал. Голодный был. И подвоха боялся. Ну что, дальше?
   - А-то! Давай...
   ...Она надкусывает два бутерброда, вернее, просто касается их губами, кладёт обратно на тарелку и взглядом разрешает ему взять их. Он ест, стараясь не спешить, хотя бутерброды такие крохотные, что он мог бы сразу заглотать. Она смеётся и протягивает ему свой недоеденный бутерброд. На жёстком поджаренном хлебе крохотные чёрные шарики. Солёные. Его удивление смешит её. Так, смеясь, она скармливает ему массу каких-то непонятных вещей. Сладкое, солёное, он не может даже понять, что это. Да ему и неважно. Неважно, что он ест, не насыщаясь, главное, что она не сердится, а рабу всё впрок. И напоследок она даёт ему допить густую коричневую жидкость, похожую на рабское кофе, но с совсем другим вкусом и не с жёлтой пеной, а белёсыми разводами...
   ...- Какао?
   - Не знаю. Она не говорила ничего.
   - Наверное, какао с молоком. Сытная штука, я слышал.
   - Не знаю, Фредди. Никогда потом не пробовал. Но да, сытно...
   ... Он сыт. Она, улыбаясь, смотрит на него, протягивает руку, и он благодарно целует её. Так положено, но он и вправду сыт.
   - Убери это.
   Он переставляет маленький столик с кровати на нижнюю полку столика на колёсах, и она жестом показывает ему, куда его откатить. А когда он возвращается, так же жестом укладывает его рядом с собой. Ну что ж, сейчас бы поспать, но работа, значит, работа. Она сама сбрасывает с себя простыню, и он вытягивается рядом на левом боку, кладёт правую руку ей на грудь.
   - Ты молодец, индеец.
   - Спасибо, миледи.
   Она закидывает руки за голову, потягивается. Он гладит её груди, осторожно пощипывая соски. Она улыбается, и он осторожно, следя за её лицом, водит рукой по её телу, пытаясь понять, что ей нужно. Ага, похоже, на этот раз ей нужно рукой. И он гладит ей талию, живот, перебирает волосы на её лобке, осторожно вводит ладонь между бёдрами, мягко ощупывая края щели. Да, он угадал. Именно это. Он подкладывает себе под голову левую руку, теперь он сможет, если понадобится, коснуться губами её руки или лица, а правой гладит, ощупывает щель, чувствуя, как набухают и напрягаются складки.
   - Ты занята, дорогая?
   Он невольно вздрагивает от этого непонятно откуда идущего голоса и замирает, но она взглядом приказывает ему продолжать, вытягивает руку, нажимает незамеченную им раньше кнопку на тумбочке у изголовья и спокойно отвечает:
   - Да, милочка. У тебя что-то срочное?
   Он продолжает медленно, мягко горячить её, а разговор идёт своим чередом.
   - Мне скучно, дорогая. Может быть, погуляем?
   - Нет, милочка. У меня совершенно иные планы. Хочешь зайти?
   - Ну, если я не помешаю.
   - Ты никогда не мешаешь, милочка.
   - Тогда я переоденусь, а то я думала пройтись, и поднимусь к тебе.
   - Ну, разумеется. Я тебя жду.
   Она снова нажимает кнопку и лукаво смотрит на него.
   - А теперь поспеши, индеец. Я не люблю паузы между глотками.
   - Да, миледи. Как скажет миледи.
   Ну что ж, быстро - не медленно, у неё уже дёргаются края. Он глубоко вводит ладонь так, чтобы большой палец упирался в начало щели, в бугорок под верхним углом, а четыре пальца ушли в глубину, быстро и часто шевелит ими, одновременно двигая всей рукой вперёд и назад, имитируя толчки. У него начинают ныть мышцы предплечья, но она уже закусила губу, её глаза наполнились слезами, дрожь пробегает по телу. Она сама хватает себя за груди, сжимает их, извивается, будто пытаясь уйти от его руки. Ну... ну ещё... немеет от напряжения правый локоть, но она уже бьётся в судорогах, всхлипывает, что-то выкрикивает и обмякает. Он высвобождает руку и облегчённо вздыхает. Успел. Она смотрит на него влажными и какими-то пустыми глазами.
   - Ты молодец, индеец.
   - Спасибо, миледи.
   - Открой тумбочку с той стороны и достань салфетку.
   - Да, миледи.
   Та сторона - это справа от него. Он перекатывается по кровати и открывает тумбочку. Там стопка пропитанных душистиком салфеток. Ну, это он знает. Ещё в питомнике научили. Но запах другой. И здесь же в тумбочке корзинка для использованных салфеток. Он так же быстро перекатывается обратно к ней и обтирает салфеткой ей низ живота, лобок, щель, внутреннюю сторону бёдер.
   - И себе возьми, оботри руку.
   - Спасибо, миледи.
   Он как раз закончил протирать себе руки, сбросил испачканные салфетки в корзину и закрыл тумбочку, когда раздалось:
   - Дорогая?
   - Входи, милочка.
   А ему куда? Он пытается поймать её взгляд, но из-за белых занавесей возле окна уже вошла та, другая. Пухлая невысокая брюнетка в пунцовом халатике, открывающем до середины грудь и с распахивающимися при каждом шаге полами.
   - Как ты себя чувствуешь, дорогая?
   - Спасибо, милочка. Ты так заботлива.
   Он скорчился в углу кровати и замер, зная, что неподвижного замечают не сразу. Веки он опустил сразу, и блеск глаз не мог его выдать. Но что ж ему теперь, с двумя работать? Этак никаких сил не хватит.

1992; 7.12.2010

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   27
  
  
  


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"