Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 15

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано

ТЕТРАДЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

  
   Женя как-то совсем упустила, что близится День Империи. Она всегда считала дни не до праздников, а до ближайшего выходного. А уж сейчас... Да, конечно, она слышала все эти перешёптывания, намёки... но ей-то какое дело?! День Империи всегда был сугубо официальным казённым праздником, она не отмечала его тогда и не собиралась как-то отмечать сейчас.
   Объявить День Империи нерабочим днём не рискнули, но всем работающим в конторе сказали, что они могут выйти на работу в любое время, показаться и уйти. Контора будет открыта, но работать не обязательно. А оплатят день полностью. И Женя пожалела, что такой режим не может быть круглогодичным. Её бы это устроило. Чтобы не ломать себе и Алиске привычный распорядок, она решила выйти из дома как обычно, но не спешить, на работе допечатать оставшиеся со вчерашнего дня два листа, а по дороге домой неспешно пройтись по магазинам. В честь праздника многие скинули цены, и грех не воспользоваться этим.
   Женя шла привычно быстро и, когда её окликнули, недовольно нахмурилась.
   - Доброе утро, Джен, - улыбающийся Рассел восхищённо оглядел её. - Куда вы так спешите? Сегодня праздник.
   - Доброе утро, Рассел. И я вас поздравляю с праздником, - помимо её воли в голосе прозвучала ирония.
   Улыбка Рассела стала ещё шире.
   - Спасибо, Джен. Я вас тоже поздравляю. И всё-таки, куда вы спешите?
   - На работу, - пожала плечами Женя. - Мне надо хотя бы показаться там.
   - Отлично. Начальство ценит служебное рвение подчинённых. Позвольте проводить вас?
   - Пожалуйста, - Женя лукаво улыбнулась. - Но сейчас утро, а вся опасность вечером, не так ли?
   - Кто знает, Джен, - Рассел взял её под руку. - В наше время опасность может быть всюду. Везде и всегда.
   - Ах, только не надо опять приплетать таинственного преследователя. Скажите попросту, что...
   Женя на секунду запнулась, но Рассел мгновенно подхватил.
   - Что вы мне нравитесь, Джен, и мне приятно идти с вами? Разумеется, это так.
   - Я польщена, - засмеялась Женя. - Это так мило и трогательно.
   Рука Рассела остановила её на углу, не дав выйти из переулка на Мейн-стрит. И прежде, чем Женя успела спросить, в чём дело, она увидела. По Мейн-стрит медленно ехали зелёные военные машины. Грузовики с солдатами.
   - Однако, завидная оперативность, - пробормотал Рассел.
   - Что? - посмотрела на него Женя. - Что вы сказали?
   - Ничего, мысли вслух, - улыбнулся Рассел. - Ну вот, русские проехали, и мы можем идти.
   Они пересекают улицу и снова идут переулками.
   - Рассел, вы можете объяснить мне, в чём дело?
   - Могу, Джен. Но не хочу.
   - И всё-таки.
   - И всё-таки не надо, Джен. У вас удивительное умение оказываться замешанной в дела, которые вас никак не должны касаться.
   - Например? - обиделась Женя.
   - Например, эта поездка в резервацию.
   - Ну, Рассел, это нечестно. Меня вызвали к шефу и назначили переводчицей. Я ни во что не впутывалась и не вмешивалась, а исполняла свои служебные обязанности.
   - Включая пикник на речном берегу?
   - Рассел, вы ревнуете? - ахнула Женя.
   - Нет, я просто испугался, когда узнал.
   - Испугались? Чего?
   - За вас, Джен. Не смотрите так грозно. Разумеется, индейцы бы не посягнули на вашу честь. Там было двое белых. Один из них, правда, русский, но не думаю, чтобы он позволил индейцам...
   - Рассел, - перебила его Женя, - мне иногда кажется, что вы не совсем понимаете смысл сказанного вами.
   - Возможно, Джен. Мы все не всегда понимаем сами себя.
   - Мы пришли. - Женя остановилась и подала ему руку. - Вот моя контора...
   Далёкий многоголосый крик заставил её замолчать и обернуться в ту сторону.
   - Всё-таки не удержались, - Рассел досадливо мотнул головой. - Идиоты.
   - В чём дело, Рассел?
   - Ни в чём, Джен. Мы пришли. Идите и работайте. Просто сидите в своей комнате. Я приду за вами.
   Рассел говорил короткими рублеными фразами. Неожиданно проявившиеся командирские нотки в его голосе заставили Женю подчиниться.
   Дверь конторы была открыта. Но коридоры пустынны. Никого и в их комнате. Было солнечно и уже душно. Женя решительно распахнула окно и вышла набрать воды. Цветы, разумеется, вечером никто не поливал, уборщица всегда заявляла, что это не её работа. А Этель подозревала, что она во время утренней уборки курит, а сигареты гасит в цветочных горшках. И они завели вскладчину свою маленькую леечку.
   Когда Женя вернулась из туалета с полной леечкой, крики на улице стали громче. И она подошла к окну закрыть его. Поставила леечку на подоконник и взялась за створку. И тут странный шорох отвлёк её. Она оглянулась и застыла.
   В узком простенке между шкафами стоял человек.
   Высокий молодой мулат. С пышной кудрявой шевелюрой. В рваной, залитой кровью рубашке. Он изо всех сил вжимался в стену, стараясь стать как можно незаметнее. И когда Женя посмотрела на него, и их глаза встретились, он как-то странно всхлипнул и осел, сполз на пол, встав на колени.
   - Мэм, не надо, мэм.
   Не надо? Чего? О чём он просит? Женя стояла, держась за створку окна и ничего не понимая.
   Он заплакал. Слёзы катились по его дёргающемуся от беззвучных рыданий лицу, мешаясь с кровью из разбитых губ. Он стоял на коленях, заложив руки за спину, и не то кланялся, не то падал.
   - Джен! Мисс Малик! - звали её.
   Она медленно обернулась. Норман, Перри, ещё какие-то мужчины... Что им надо?
   - Вы одна, Джен? Будьте осторожны.
   - В чём дело? - наконец справилась она с непослушными губами.
   - Джен, - Норман, как всегда, серьёзен. - В соседнем квартале какой-то цветной изнасиловал белую женщину и скрылся. Мы ищем его.
   - Он случайно не здесь? - гулко захохотал Перри.
   - Перри! Это не тема для шуток, - оборвал его Норман.
   Громко стукнула, открываясь, дверь, и миссис Стоун, стоя на пороге, одним взглядом окинула комнату. Женя окончательно растерялась.
   Миссис Стоун бросила сумочку на свой стол и подошла к окну.
   - У нас всё в порядке, - резко, с нескрываемым презрением, сказала она стоявшим под окном.
   - Хорошо, - Норман вежливо улыбнулся. - Запритесь изнутри и никуда не выходите, пока мы его не поймаем.
   - Мы обойдёмся без ваших советов, - отрезала миссис Стоун и посмотрела на Женю. - Вы, кажется, пришли работать, Джен? Так давайте работать. Закройте окно и опустите шторы. Солнце только помешает нам.
   - Старая ведьма, - пробурчал кто-то из мужчин.
   Женя автоматически выполнила приказание.
   - Всё-таки запритесь, Джен! - крикнул Норман.
   - Ну ладно, - разрешила миссис Стоун, - заприте дверь, Джен.
   Она сделала и это. Белая штора-жалюзи установила в комнате приятный лёгкий полумрак, не мешающий работать. И только теперь миссис Стоун посмотрела на мулата.
   Он лежал на полу, по-прежнему держа руки за спиной, и плакал, дрожа всем телом.
   - Перестань, - негромко, но резко бросила миссис Стоун. - И сядь. Весь пол перепачкаешь.
   Он медленно, не разжимая рук, поднялся и опять встал на колени. Увидев, что на полу остались пятна крови, он торопливо рукой затёр их, обтёр ладонь о рубашку и снова спрятал руку за спину.
   - Вы давно здесь, Джен?
   - Ннет, - Женя почувствовала, что её бьёт дрожь.
   - А он?
   - Когда я пришла, его не было, - говоря, Женя успокаивалась. - Я открыла окно и пошла за водой для цветов. Вернулась, подошла к окну полить цветы и... и увидела его. И сразу на улице... И вы вошли.
   - Ну, хорошо, - миссис Стоун невесело улыбнулась. - Будем надеяться, что служебного рвения больше никто не проявит.
   Она достала из сумочки носовой платок, смочила его из леечки над горшком и бросила мулату.
   - Оботри лицо.
   Он поднял мокрый платок, расправил и вытер залитое кровью и слезами лицо. Он уже не плакал, только дрожал всем телом.
   - Спасибо, мэм.
   Тихий срывающийся голос, затравленное лицо обречённого.
   Миссис Стоун нашла у себя в одном из ящиков стакан, налила из лейки воды и, немного подойдя, поставила на пол в шаге от него.
   - Выпей.
   Он робко протянул дрожащую руку и взял стакан. Пока он пил, было слышно, как стучат о стекло его зубы.
   Миссис Стоун с грустной улыбкой сказала Жене.
   - Удивляетесь, что не дала ему в руки?
   - Признаться, да, - с неожиданной для себя резкостью ответила Женя.
   - К нему сейчас нельзя подходить, - миссис Стоун снимала чехол с машинки. - Он закричит.
   - Закричит? От чего?
   - От страха, Джен. Он боится вас больше, чем вы его.
   - Я не боюсь, - пожала плечами Женя.
   - Посмотрите на себя в зеркало, Джен,- усмехнулась миссис Стоун. - Ну, давайте работать. А он пока успокоится.
   Женя послушно села за свой стол и приготовила всё к работе.
   Она сидела напротив и видела, как он, допив воду, осторожно поставил стакан на прежнее место и снова забился в щель. Правда, уже не стоял на коленях, а сидел, обхватив колени руками. Их рисунок, рельефно проступающие под кожей мускулы, соразмерные кисти с длинными тонкими пальцами мучительно напомнили Жене Эркина. И гибкость, ловкость, с которой он устроился в этой щели, где и поместиться-то негде. Длинные пушистые ресницы, затеняющие глаза, красивый высокий лоб... Если б не синяки, распухшие разбитые губы он был бы очень красив... Красив?
   Пальцы миссис Стоун выбили первую звонкую очередь. Он вздрогнул и ещё больше сжался, стараясь совсем уничтожиться, исчезнуть. Когда Женя начала печатать, его взгляд заметался между ней и миссис Стоун. Но видя, что они не встают, он постепенно успокоился, прислонился спиной к стене и негромко прерывисто вздохнул. И до Жени, наконец, дошло.
   - Миссис Стоун, это же... это же спальник!
   - Наконец-то догадались, Джен, - и уже ему. - Да не трясись ты. Раньше надо было думать.
   Он беззвучно открыл и закрыл рот. При первых же словах Жени он опять встал на колени, а её слова о спальнике словно ударили его, он втянул голову в плечи и припал к полу.
   - Сядь! - скомандовала миссис Стоун. И когда он вернулся в прежнюю позу, спросила резким, исключающим раздумья голосом. - Ты из Паласа?
   - Да, мэм, - получилось у него с третьей попытки.
   - Из местных?
   Он молчал.
   - До освобождения ты был здесь?
   - Да, мэм.
   - Но...- Женя не выдержала. - Но их же, говорят, расстреляли.
   - Их действительно расстреляли, Джен. Этот, видно, случайно уцелел. Где-то прятался, работал, - миссис Стоун усмехнулась, - по специальности. И вот... Зачем ты полез к этой дуре?
   - Мэм! - его голос был тих, но он кричал. - Клянусь, мэм, я не лез к ней. Я работал! Меня послали. А она вдруг закричала.
   - Что?! - миссис Стоун оторвалась от машинки, но, увидев, что он опять плачет, вернулась к тексту. - Ладно. Сиди пока.
   - Да, мэм, - он вытер рукавом лицо. - Слушаюсь, мэм.
   Наперебой стрекотали две машинки, да слышались иногда его затихающие всхлипывания. Наконец он успокоился, прислонился опять к стене, даже голову откинул, опираясь затылком на стену. И Женя теперь хорошо видела его лицо. Выражение затравленности, панического страха ушло. Оно теперь было усталым, бесконечно усталым и покорным.
   - Сколько тебе лет?
   Он вздрогнул, быстро взглянул на миссис Стоун и снова потупился.
   - Девятнадцать, мэм.
   - И как же ты уцелел?
   - Меня забрали на выезд, мэм. На сутки, мэм. А потом хозяйка оставила меня у себя, мэм.
   - Вот оно что, - миссис Стоун понимающе кивнула. - И ты так и жил у неё всё время?
   - Да, мэм.
   - И работал, - это не было вопросом, но он кивнул. - Только с ней?
   - Нет, мэм, - он доверчиво смотрел на них. - Я окупал себя. Хозяйка хвалила меня, мэм.
   - Палас на дому, - усмехнулась миссис Стоун. - Или на выезде?
   - На выезде, мэм. Мне давали адрес, и я шёл. Работал и возвращался.
   - Разве ты не мог уйти? - удивилась Женя. - Или тебе нравится эта работа?
   - Я раб, мэм, - тихо ответил он.
   - Рабов теперь нет, - возразила Женя. - Все получили свободу.
   Он тихо засмеялся этому как шутке.
   - И много вас у неё таких? - спросила миссис Стоун.
   - Девять, - сразу ответил он. - Четыре эла, два джи и три рабыни, две джи и одна эл.
   - Эла? - переспросила Женя. - Это...
   - Совершенно верно, Джен, - пальцы миссис Стоун выбивали быструю дробь. - Элы от слова леди, работают, - она выделила это слово, - с женщинами, а джи с мужчинами.
   - Да, мэм, - тихо согласился он.
   Он выглядел успокоившимся, и Женя рискнула спросить.
   - Так что же случилось?
   - Не знаю, мэм, - его глаза снова наполнились слезами. Он говорил, а слёзы тихо текли по его лицу. - Хозяйка дала мне адрес, велела идти на рассвете и сказала, что заказали жёсткую работу. Очень жёсткую. Я не работал раньше жёстко. Но жёсткая была для всех. Мы все пошли. Я пришёл, куда велели. Меня ждали. Но... но она, эта леди, велела мне рвать дверь. Это делают иногда. Когда заказывают жёстко, чтоб было как насилие. Я всё сделал. Выломал дверь и вошёл. И начал работать. Она сначала молчала, а когда я её уже раздел, вдруг стала кричать. Клянусь, мэм, я не делал ей больно. Я очень мягко работаю. Хозяйка даже сомневалась, что я справлюсь. Но было много заказов и только на жёсткую. Я испугался. Стал одеваться. И тут они... кричали, били... их было много, я вывернулся и убежал... они гнались за мной...- он всхлипнул и замолчал.
   - Дать тебе ещё воды? - спросила миссис Стоун. Он только молча поглядел на неё, и она усмехнулась. - Дайте ему воды, Джен. Если не побоитесь подойти.
   - Не побоюсь.
   Женя встала из-за стола и подошла забрать стакан. Он сразу опять как-то свернулся клубком. Женя взяла стакан, отошла к окну, налила остатки воды из леечки и подошла к нему.
   - Возьми, выпей.
   Он молчал, вздрагивая всем телом.
   - Поставьте и отойдите, Джен. Не пугайте его.
   Женя пожала плечами и поставила стакан на пол. Вернулась к своему столу. Он осторожно исподлобья взглянул на неё, на миссис Стоун и взял стакан. Теперь он пил медленно, маленькими глотками. Допил, поставил стакан на пол, взял лежащий на полу скомканный ещё влажный платок и вытер лицо. Внимательно посмотрел на миссис Стоун.
   - Оставь себе, - поняла она невысказанный вопрос.
   - Спасибо, мэм, вы очень добры, мэм, - он осторожно вытер мокрым платком грудь и спрятал его куда-то за пояс.
   Женя прислушалась к далёким, еле слышным крикам.
   - Это они всё ещё его ищут?
   - Зачем? - миссис Стоун вынула из машины лист и заложила следующий. - Вы же слышали. Четыре эла и два джи. И заказы на жёсткую работу. Шесть изнасилований. Вполне достаточно, чтобы поднять весь город и вырезать всех цветных. Всех, кого они сочтут нужным.
   - Так это...- стало доходить до Жени.
   - Да, Джен. Во всём мире это называется провокацией. И погромом. И только у нас это разумные меры с минимальными потерями, - она посмотрела на мулата. - Ну и что ты думаешь делать. На улицу тебе нельзя.
   - Мэм, позвольте мне остаться до темноты, мэм, - он смотрел на неё с таким выражением мольбы, что Женя опустила глаза на клавиатуру. - Стемнеет, и я уйду. Я буду совсем тихо сидеть, мэм, с места не сойду.
   - И куда ты пойдёшь? Опять... к хозяйке?
   - Она моя хозяйка, мэм, - и совсем тихо. - Я дал ей клятву, мэм.
   - Клятву? - миссис Стоун изумлённо подняла брови. - Впервые слышу. Что это?
   Она не договорила. Быстрые громкие шаги по коридору, от сильного толчка отлетела слабая задвижка, и в комнату ворвался тяжело дышащий Рассел.
   - Джен! Как вы?! - увидел миссис Стоун. - Приветствую вас, - и тут его взгляд скользнул по стакану на полу, он медленно повернулся и увидел мулата. - Ого! Вот и шестой. Как ты попал сюда, парень?
   При его появлении мулат сразу вскочил на ноги и прижался к стене.
   Рассел выглянул в коридор и прикрыл дверь, шагнул к мулату, наступив по дороге на стакан. Услышав хруст стекла, тот ещё сильнее вжался в стену.
   И всё дальнейшее стало для Жени каким-то невероятно ярким и чётким сном, когда всё видишь, слышишь, и понимаешь, но ничего не чувствуешь и ничего не можешь сделать.
   - Иди сюда, парень, - весело сказал Рассел. - Иди-иди, выползай... таракан.
   Мулат оторвался от стены и вышел из щели между шкафами, встал перед Расселом, заложив руки за спину и опустив голову. Рассел сильно, хлёстко ударил его по лицу.
   - Ему, значит, кричат, велят стоять, за ним белые гонятся, а он вон куда заскочил. Ты ж сюда только что забежал, не так, что ли?
   Рассел ударил его кулаком в живот, так что тот медленно осел на пол и скорчился. Тут же последовал удар носком ботинка в лицо.
   - Как застукали тебя, так ты и побежал, и бегал всё, пока дверь открытую не увидел. Так, парень? Не слышу, падаль!
   - Да, сэр, - хриплым стоном вырвалось из разбитого рта.
   - Так что не ври, парень. Погань рабская.
   Рассел прислушался к далёкому смутному шуму и ударил мулата ногой. Опять в лицо. Кудрявая голова катнулась от удара, и Женя увидела на паркете тянущуюся ото рта тёмно-красную струйку крови. Рассел снова прислушался, улыбнулся.
   - Ничего, подашь голос. На спину! Руки за голову!
   И Женя опять услышала этот захлёбывающийся шёпот-крик.
   - Нет, не надо, сэр, мне и так больно, не надо, сэр, нет, пощадите...
   Но, шепча, умоляя, мулат лёг на спину, закинув руки за голову.
   - Ноги разведи! Шире! И не вздумай прикрываться, падаль.
   - Нет! Нет, сэр, пощадите!
   И с той же ужасающей чёткостью Женя видит, как Рассел отводит ногу и с размаху, как по футбольному мячу, бьёт мулата в пах. И страшный нечеловеческий вопль разрывает ей уши. Она зажимает их руками, но всё равно слышит этот крик, и топот множества ног по коридору не заглушает его. В комнату вваливаются какие-то люди. И Рассел со смехом рассказывает, как он шёл по улице и увидел убегающего, вот этого и побежал за ним, а тот как вильнёт сюда и по коридору, бежит, двери дёргает, нашёл незапертую и ввалился. Хорошо, что он поспел вовремя, а то этот бог знает, что ещё бы натворил. И её спрашивают, не испугалась ли она, и сочувствуют. А она всё слышит этот вопль. И вдруг появляются два русских офицера с пистолетами, и толпа как-то сразу исчезает, выдавливается в коридор. И остаются Рассел, Норман, русские, мулат на полу, и она с миссис Стоун за своими столами.
   - Это насильник, - объясняет Норманн русскому. - Он изнасиловал женщину. Он преступник. По вашим законам тоже преступник.
   - Мы заберём его, - говорит с сильным акцентом один из русских, убирая пистолет, и уже по-русски второму. - Вызови машину с конвоем, - и опять по-английски. - Самосуд запрещён. Если он совершил преступление, он будет наказан.
   Сколько проходит времени? Годы? Секунды? Но входит второй русский с двумя солдатами.
   - Встать!
   Мулат со стоном переворачивается на живот и, вскрикивая от боли, встаёт на четвереньки, на колени... И вдруг вот так на коленях ползёт к столу миссис Стоун.
   - Мэм! Скажите им... я не виноват... мэм... меня послали...
   Русский солдат ловко хватает его за шиворот и тащит назад.
   - Только не ври, - медленно и очень внятно говорит миссис Стоун. - Скажи им всю правду. Ты понял?
   - Да, мэм, - почти беззвучно отвечает он и встаёт.
   Выпрямиться он не может и стоит, полусогнувшись, прикрывая живот руками.
   - Иди, - говорит русский. - Выясним, кто, куда и зачем тебя посылали. Вперёд, - и опять по-русски. - Смотри, чтоб не пристрелили. А то одни трупы и допросить некого.
   - Вперёд, - подталкивает мулата в спину солдат.
   И глухо вскрикивая от боли, тот идёт к выходу.
   И как-то незаметно пустеет комната. И Норман, озабоченно глядя на Женю и миссис Стоун, бросает Расселу.
   - Хорошо, что ты успел вовремя.
   - Да, - отвечает Рассел, - кажется, я успел.
   - Вы очень испугались, Джен? - Норман участливо склоняется над ней.
   - Оставь, Норман. Дадим дамам прийти в себя.
   Рассел уводит Нормана, закрывает за собой дверь.
   И словно не было ничего. Только осколки стакана и пятна крови на полу.
   Женя медленно оглядела комнату и громко, по-детски, заревела в голос.
   Когда она выплакалась и привела себя в порядок, заговорила миссис Стоун.
   - Я вам завидую, Джен. Вы ещё можете плакать.
   Её резкий твёрдый голос звучит глухо, почти мягко.
   - Собирайтесь, Джен. Нам лучше уйти отсюда.
   Женя убрала свой стол. У двери оглянулась на пятна на полу.
   - Уборщицы вымоют. Завтра не будет никаких следов, Джен.
   - Миссис Стоун, - Женя сглотнула, справляясь с голосом. - Что с ним сделают русские?
   - Не знаю. Лучше подумайте о другом. О нас. Что с нами сделают. Не русские. Мы сами.
   Миссис Стоун открыла дверь на улицу. Им навстречу встал сидевший прямо на ступеньках крыльца Рассел.
   - Я провожу вас, Джен. До свиданья, миссис Стоун.
   Миссис Стоун резко кивнула и ушла. А Женю опять взяли под руку и повели. Она попыталась высвободиться, но рука Рассела держала её, не причиняя боли, но очень крепко.
   - Оставьте меня, Рассел.
   - Я неприятен вам, Джен?
   - Да.
   - За что же такая немилость? - в его голосе лёгкая усмешка. Так говорят с непослушным ребёнком. - Неужели за то, что я вас спас? Какая неблагодарность!
   - Спасли?! От кого?! Он...
   - Ш-ш-ш, Джен, не так громко. Бедняга был обречён. Но ему повезло. Русские допрашивают без пыток, а смерть от пули - лёгкая смерть. Ему не придётся мучиться, как тем пятерым.
   - А ваши побои? Вы били беззащитного, Рассел. Это подло!
   - Побои? Вы не видели настоящих побоев, Джен. И, слава богу. А насчёт подлости... Её так много, что моя маленькая подлость, если её только можно считать подлостью, ничего не меняет.
   Встречные патрули в русской военной форме не останавливали их.
   - Вы очень милая добрая девушка, Джен, - Рассел говорил серьёзно. - Когда-нибудь вы поймёте, что доброта в нашем мире губительна. Что не только спастись самому, но и спасти кого-то другого можно только жестокостью.
   - Я уже слышала сегодня о жёсткой работе.
   - Постарайтесь забыть. Вы сидели и печатали, когда он ворвался в вашу комнату. Вы и сообразить ничего не успели, как появился я. А дальше всё было, как было. Разве не так, Джен? - он требовательно смотрел ей в глаза. И Женя кивнула, соглашаясь. - А насчёт побоев? Мне был нужен его крик. А у всех спальников гениталии очень чувствительны. Гораздо чувствительнее, чем у других. И к боли, - он усмехнулся, - и к ласке. Если вам, Джен, придётся когда-нибудь иметь дело со спальником, учтите. Они дёргаются от одного намёка на прикосновение к органам. Не краснейте, Джен, так оно и есть.
   - Перестаньте, - Женя вырвала, наконец, руку. - Благодарю вас за столь ценную информацию, Рассел, дальше я пойду одна.
   - Счастливо, Джен, - не стал он спорить. - Русские навели порядок. Всё будет спокойно. Но, - он улыбнулся, - но запритесь, как следует. Вдруг по городу бродит седьмой.
   Женя убежала от него и не видела, как он помахал ей вслед. Домой, скорее домой. Слава богу, она, уходя, заперла все двери, и всё же... нет, только не это... Эркина нет в городе, а если там что... нет, нет, не надо... этого не может быть. Не должно. Нет... не надо...
  
   - Столько трудов, и всё впустую.
   - Не паникуйте, Норман. Шестью спичками поджечь город трудно. Особенно, - Кропстон негромко рассмеялся, - особенно при таком обилии пожарных.
   - Сэр, вы не считаете, что русских кто-то предупредил?
   - Я не исключаю такого варианта. Но не забывайте. Это была репетиция. Нам надо найти места возможных прорывов. И вот здесь мы получили интересные результаты.
   - Да, сэр.
   - Не расстраивайтесь, Норман. Чем лучше репетиция, тем хуже спектакль. А нам нужно наоборот. Идите отдыхать, Норман. Вы были на высоте. В целом, - Кропстон усмехнулся, - в целом, неплохо.
   - Спокойной ночи, сэр.
   - Спокойной ночи, Норман.
   Когда за Норманом закрылась дверь, Кропстон взял колоду, стасовал и стал небрежно выбрасывать на стол карты.
   Итак: не надо выбирать день, слишком привязанный к действию. Русские ждали, что мы что-то устроим на День Империи. Обычный будничный день тоже не очень подходит. Надо будет подыскать что-нибудь. Теперь дальше. Заранее перекрыть каналы, чтобы цветные не прорвались в комендатуру. И не цветные тоже. И наша главная цель - восстановление. А не просто отрывание голов и прочих частей тела у встречных цветных. Ситуация с Паласом обыграна, но достаточно бездарно. Шесть изнасилований за одно утро. Надо быть полным идиотом, чтобы не заметить в этом нарочитости. И слишком дорого. Изнасилованным плати, хозяйке Паласа плати. Хорошо, что хоть насильники бесплатно сыграли. Одного русские увезли. Ну, много они из него не выжмут. Разве только имя хозяйки. А вот от неё нужно избавиться. Пока она не назвала имена заказчиков. Избавиться тихо и незаметно. И подготовку, конечно, провести более тщательно.
   - Сыграем?
   - У тебя завелись лишние деньги, Пит?
   - Нет, просто скучно, Бобби.
   - Садись, - Кропстон пожал плечами, - отчего и нет?
   - Бобби, тебе не кажется странным Рассел?
   - Или играть или работать, Пит. Я люблю коктейль только в стакане.
   - Я бы пощупал его. Но как хочешь, Бобби.
   - Не хочу, Пит. Мы играем?
   - Конечно.
   И наступила тишина треска поленьев в камине, шуршания карт и купюр, негромкого тиканья больших напольных часов.
   Пит дурак. Рассела можно прижать, но когда ему будет нечего терять, он заговорит. А убрать его сложно. И накладно. Во всех отношениях. Рассел достаточно предусмотрителен, чтобы обезопасить себя от случайной смерти. Пусть живёт, как хочет. Пока его желания не мешают жить другим. Спальника он сдал русским элегантно. Ничего не скажешь, красивая работа. Даже Норман ничего не понял. Но это... даже на пользу дела. Русские убедятся ещё раз, что цветные - не люди, и подходить к ним с человеческими мерками нельзя. Даже неплохо.
   - У тебя есть ещё деньги, Пит?
   - Бесплатно ты играешь только с Джонни?
   - Нет, только сам с собой. Ну, как?
   - На ещё одну игру мне хватит.
   - Хорошо. Сдавай.

* * *

  
   Небо затянули низкие серые тучи. Они ждали ливня, грозы, а посыпал мелкий затяжной дождь. Было не так уж холодно, как мокро и противно.
   - На хрена ты палатку не взял?
   - Подсказал бы, раз такой умный.
   Андрей рассмеялся.
   - Я тогда совсем дураком был.
   - Будто сейчас поумнел,
   Эркин легко ушёл от замаха и ловким ударом вышиб Андрея из седла. Оказавшись опять в седле, Андрей направил коня к нему с самым свирепым выражением лица. Эркин спокойно ждал.
   - Сэр, - предельно почтительно заговорил он по-английски, - вам так нравится лежать на земле?
   Андрей снова попытался его схватить, и снова Эркин легко ушёл от захвата.
   - Ловок ты, - Андрей скрестил руки перед лицом, показывая конец игре. Эркин ответил тем же жестом и подъехал ближе. - Не ухватишь тебя, чёрта гладкого.
   - А у тебя с ножом лучше получается, - улыбнулся Эркин. - И с палаткой ты прав, конечно. Может... может попросим у Джонатана? Ну, когда припасы привезёт, а?
   Андрей пожал плечами.
   - Неохота чего-то. Ну, а ты чего не взял?
   - Да понимаешь... Палатка для надзирателя. Когда собирались, я ничего надзирательского не взял. Только то, что я знал, что нам нужно.
   - Я-асно, - протянул Андрей. - Тогда, конечно. Слушай, а может, шалаш сделаем? Ну, как эти, в резервации.
   - Я ж был там. Щелей больше, чем крыши. Да и не вечно ж дождь. Перебьёмся. Вон уже край светлеет.
   - Перебьёмся-переколотимся, - согласился Андрей. - Да и с места на место шалаш не потаскаешь.
   Бычки медленно двигались по склону, и они столь же медленно следовали за ними. Мотаться, как раньше, уже было не надо. Окрика и звучного шлепка лассо по земле было достаточно.
   - Долго нам ещё?
   - Здесь не очень. А дальше хреново.
   - Когда к бойне погоним?
   - Ну да. Каждую ночь на новом месте. Дороги я не знаю. Если только Джонатан карту даст. И, на что хочешь, спорю, он Фредди с нами отправит.
   - Зачем?
   - А зачем он нам его у резервации сунул? Вот и затем же. Чтоб не грабанули по дороге. Смотри, какие вымахали. А нам ещё здесь недели две, не меньше. Махины ж будут...
   - Да ещё в дороге наберут.
   - В дороге не наберут. Кормёжка плохая. Смотри, чтоб не потеряли много. А самое поганое, что поклеймят их перед дорогой.
   - Ну и что? - не понял Андрей.
   Эркин твёрдо посмотрел ему в глаза.
   - Ты видал, как на человека клеймо ставят? Я видел. А им что, не больно?
   - Ты что, это ж скотина!
   - А я для хозяев кто?! - с внезапным бешенством выдохнул Эркин, отвернулся, справляясь с собой, и заговорил уже спокойнее. - Я когда на скотной был, телят принимал. На скотной молочные только. И вот бычков почти всех сразу забивали, редко кого оставят, тёлок всех оставляли. И вот, тужится корова, ревёт, ветеринар, ну врач скотный...
   - Знаю.
   - Ну вот, ветеринар рядом. Ну, родила она. И я, понимаешь, меня заставляли, я ей только даю там обнюхать, облизать, пососать ему дам немного, чтоб молоко открылось, и забираю. Она ревёт, тянется к нему, он кричит, зовёт её, а я его тащу. И одно думаю. Когда меня от матери забирали, она ж тоже кричала. Чем же я лучше-то...- Эркин стиснул зубы, так что вздулись желваки, мотнул головой.
   - А...- Андрей помял горло пальцами. - С вами что... ну, с людьми... так же?
   - Мы ж не люди для них. Так же. В питомнике не видел. А в имении... Раз было. Решили хозяева, и в один год сразу двадцати, наверное, рабыням родить дали.
   - Зачем? - тихо спросил Андрей.
   - А деньги им нужны. Коров разводят, лошадей, птиц там. На продажу. Ну, и рабов. Тоже... выгодно.
   - Так они... говорили вам?
   - Что? Что дети на продажу? А на хрена говорить, мы и так всё знали. Рассказать, как это делается? А?
   - Заткнись ты, слушать противно!
   - А видеть? А... - Эркин словно задохнулся на мгновение, сглотнул. - А делать, это как? Ладно. Не хочешь слушать, не надо. Но... пойми, что били меня, что отдавили мне на ломке...
   - Чего?
   - На яйцах у меня потоптались! Чего?! - рявкнул Эркин. - Я раскорякой ходил, спать от боли не мог. Чего?!
   - Кто? - глухо спросил Андрей.
   - Дочка хозяйская, - ответил Эркин, - стерва маленькая.
   - А большая кто? - попробовал его отвлечь Андрей.
   - Сама хозяйка, - буркнул Эркин и упрямо вернулся к прежнему. - Что плетью меня там, пузырчатку эту проклятую, что ни дня я небитым не прожил, это всё ладно. Рабу и житьё рабское. Всё помню, но... ладно. А одного я им, сколько жить буду, не прощу. Что когда год прошёл, то этих годовалых у матерей отбирать Полди, сволочь, - Эркин безобразно выругался, - он нас послал. Понимаешь? Отобрал из рабов... от кого дети были, и послал. Смешно ему было, понимаешь. Всегда это надзиратели сами делали, а он... нашими руками... понимаешь? А остальных построил и смотреть заставил. И хозяева... на балкон все вывалили. Отродье своё вперёд, чтоб видели, чтоб запоминали. Что не люди мы, раз такое над собой позволяем! - Эркин рванул повод и поскакал в обход стада.
   Андрей молча продолжил ехать шагом. Описав круг, Эркин снова подъехал к нему. Глаза его были сухи, а голос спокоен.
   - Клеймить я не буду. Надо им, пусть сами и делают.
   - Я тоже, - кивнул Андрей и, помолчав, нерешительно сказал.- Ничего... если я спрошу?
   - Спрашивай, - кивнул Эркин. - Отошло уже.
   - Тебя... тоже тогда... отобрали?
   - На что? Годовиков забирать? Нет, я ж сказал, Полди отобрал тех, от кого рожали.
   - Эти...?
   - Нет, баб куда-то в другое имение возили. Ну, чтоб не знали, кто от кого. А к нам тоже привозили рабынь. Привезут на месяц, два, редко больше. Ну, когда видно, что затяжелела, не пустая, возвращают хозяевам. А я спальник. От спальников не рожают.
   - Нельзя?
   - Нет, - усмехнулся Эркин. - От спальника не беременеют.
   - Это... как? - Андрей даже придержал коня, и Эркин тоже остановился. - Ты ж... ты что, разве не... ну, ты же мужик...- он запутался в словах и умолк.
   Эркин не сразу разобрался в этой путанице, а, поняв, к изумлению Андрея, рассмеялся.
   - Мужик я, мужик. Только семя у меня мёртвое. Всё есть, всё как положено, а забеременеть от меня нельзя.
   - И... у всех так? Ну, спальников? От... рождения?
   - У всех. Какой же спальник, если от него дети будут. Белым леди неудобства, беспокойство лишнее, - запаясничал Эркин. - А мулатов с метисами куда потом девать? - и стал серьёзным. - Хотя чего ж куда. Туда же, к рабам. По имениям их полно было. Так что все мы такие. Но не от рождения. Это делается. Как нам кожу сделали, так и это, - посмотрел искоса на Андрея, усмехнулся. - Давай, поругайся, отведи душу. А хочешь, расскажу тебе, как это делалось.
   Андрей молча отъехал от него. Эркин снова усмехнулся. Он не видел себя, не видел этой злой ухмылки, так непохожей на его улыбку.
   К вечеру дождь перестал, но небо не очистилось. Они развели костёр побольше, развесили, как смогли, отсыревшие куртки и одеяла. Сидели на сёдлах, чтоб не на мокром, и пили горячий обжигающий кофе. Не для вкуса, а греясь. Андрей был хмур и неразговорчив, и Эркин начал первым.
   - Не психуй, не из-за чего.
   - Ты что? - вскинул на него глаза Андрей. - Ты что, и вправду, простил им? Это ж... не по-людски...
   - Ты ж мне сам рассказал, как собаками тебя травили. Это по-людски?
   - И это не по-людски!
   - А что, - Эркин говорил спокойно с привычной горечью, - что с нами по-людски делали? А что о спальниках такую вонь пустили, помнишь, говорили... Что я и сейчас, как подумаю, что Клеймёный о спальничестве моём проболтается где, то так бы и придушил на месте. А он что, виноват в чём? На освобождении спальников хозяйских насмерть замордовали. За что? Я-то на скотной отсиделся. Заперся. А как полезли, про быка сказал, сразу отвалили. У тебя вон тело в рубцах, а мне душу... покорёжили. И кабы мне одному. Что, злоба такая у них на меня была? Нет. Я ведь обычный раб. А рабу и судьба рабская. От питомника до Оврага...
   - Овраг и нас ждал, только пылью лагерной назывался. Ну, трупы сожгут, а пепел там, сажа, он пылью на плац оседал.- Андрей сплюнул окурок в костёр. - Всем конец один. Я вот... выскочил. Живу. А такие были... Я про Старика рассказывал тебе?
   - Который тебя перед пулей скинул? Только это и сказал.
   - Нет, этот уже потом был. Под конец. Я и плотничать у него учился. И проводку он знал.
   - Что? Что знал?
   - Ну, как электропроводку делать. Он мастер был. А я у него в подручных ходил. Я и ящик себе потом как у него делал. И с инструментом он меня учил. Что первое, что надо, это инструмент по руке делать. Вот, - Андрей вытащил из-за голенища нож и, держа за лезвие, протянул Эркину. - Видишь? Рукоятку я сам делал. По своей руке. А сам-то нож армейский... взял у одного. Попробуй.
   Эркин взял нож, зажал в кулаке.
   - Хорошо.
   - Хорошо, да не так. Обзаведёшься настоящим, я тебе по руке подгоню, поймёшь тогда, - Андрей забрал нож, сунул в сапог. - Ну, что умею я, это от Старика. А тот, другой... Его тоже Стариком звали. От него всё, что знаю. Ну, меня и другие учили. А этот...- Андрей восхищённо покрутил головой.
   - Пол?
   - А как же. Кримы другому учили. Там своя наука. Без неё тоже не выживешь. Если б не тот Старик, может, я бы и прибился к кримам, а так... с полами остался. Потом присы пошли. Они нашу сторону держали. И малолеток, кто попадал, мы уже от кримов вместе отбивали. Охрана под конец в лагерь мало совалась, в бараки вообще боялись...- Андрей усмехнулся. - Бараки хлипкие. Балка сорвётся там, ещё что.
   Они дружно захохотали в два голоса.
   - К вам и в камеру, ну, в распределителе, надзиратели только по двое, и с оружием, я помню, - отсмеялся Эркин.
   - А как же! Говорят, один как-то зашёл.
   - Ну и как?
   - Упал, сознание потерял, - смеялся Андрей. - Долго ли умеючи. А там всё. Кранты. Но... это рассказывали. Сам я такого не видел.
   - Ты много по распределителям мотался?
   - Да как сказать, - пожал плечами Андрей, - путается всё. Да и все они одинаковы. А ты?
   - Пока в Паласе был, часто. А как в имение попал, всё. Пять лет на одном месте.
   - Хорошо?
   - А фиг его знает. И так хреново, и этак дерьмово.
   - Вот и выбирай, - засмеялся Андрей.
   - Рабу выбор не положен, - хмыкнул Эркин.
   - Слушай, а чего вам положено? Об чём речь не зайдёт, ты одно: не положено.
   - Что положено? - Эркин как-то удивлённо посмотрел на него. - Волю хозяйскую исполнять. На хозяина работать.
   - И всё?
   - А на всё остальное воля хозяйская, - Эркин встал, пощупал куртки. - Вроде подсохли. Накинешь?
   - Обойдусь. Одеяла перевесь поближе.
   - Загорятся. Жратву когда привезут?
   - Завтра. А что?
   - Мяса не осталось. И жир кончился.
   - Это я кашу перемаслил, - покаялся Андрей.
   - Значит, завтра что? - засмеялся Эркин, садясь к костру. - Баланда завтра. Вода с крупой и крупа с водой.
   Андрей преувеличенно тоскливо вздохнул и засмеялся.
   - Перебьёмся.
   - Переколотимся, - в тон ему ответил Эркин и засмеялся.
   - Ты чего? - удивлённо спросил Андрей.
   - А вспомнил. Я когда в резервацию ездил, ну, на разговор уже, меня Клеймёный подколоть решил. Дескать, до свободы ты с бычками, и после то же самое... Так попробовал бы он тогда пискнуть что насчёт жратвы. Чего навалят тебе в миску, то и лопай. И спасибо скажи, что ложку свою разрешили иметь.
   - Ну, это и у нас так, - Андрей взял кофейник, покачал, прислушиваясь. - По полкружки осталось.
   - Наливай. Кофе ещё есть.
   - Гадость всё-таки, - Андрей сделал большой глоток и сплюнул.
   - То-то ты его глушишь так, - засмеялся Эркин.
   - Так больше ж нету ничего. А вот это, настоящее, что Фредди привозил, понравилось тебе?
   Эркин пожал плечами, подумал и убеждённо сказал.
   - Чай лучше.
   - Мне тоже, - кивнул Андрей. - А как дом вспомню...
   - Слушай, - Эркин нерешительно, осторожно спросил: - Может, ты мне о доме расскажешь? Нет, - заторопился он, - я не спрашиваю ничего, ты сам реши. Ну... ну, как это, в семье жить? Вот говорим мы про лагерь, питомник, и одно выходит. Одинаково всё. А вот про дом, про семью... этого я ничего не знаю. Ты пойми...
   - Я... я понимаю, но я ж не помню ничего. Ну, сидим мы все за столом, чай пьём, говорим, - Андрей даже глаза прикрыл, чтобы увидеть, - скатерть помню... такая, не белая, с желтизной чуть, и цветы на ней... вытканы. Чашки, круглые, у меня, - он судорожно сглотнул, - у меня заяц был нарисован... у сестры... корова вроде...- и открыл глаза, замотал головой. - Нет, не могу, тает всё. Я ведь и в школу успел походить, ну, до всего... а тоже не помню. А ведь не маленький был... двенадцать, наверное. Или, нет, в двенадцать я уже в лагерь пошёл, по своей статье. Ты себя в двенадцать помнишь?
   Эркин свёл на мгновение брови и кивнул.
   - Помню. В питомнике был. Работал уже. При питомнике Палас был. Учебный. Надзиратели туда ходили, семьи их, ещё какие-то... Ты понимаешь, мы все свои года считали. Вот, - он протянул к Андрею правую руку запястьем вверх, - вот, буквы это обозначение питомника, дальше цифры, за буквами год рождения, дальше... что-то тоже значит, не знаю.
   Андрей расстегнул и засучил левый рукав, показал свой номер.
   - А я и не знаю. Нашлёпали мне, а чего значит... просто номер.
   - Слушай, - вдруг оживился Эркин. - А свести его нельзя? Ну, едким чем?
   - Ого! А то не пробовали! И травили, и выскрёбывали, и резали. Проступает, стерва. Разве что руку отрубить напрочь. А куда я однорукий? Милостыню просить? Не хочу.
   Эркин кивнул и допил кофе.
   - Ладно. Прости, разбередил я тебя.
   - Ничего, - Андрей допил и встал, собирая посуду. - Я, если вспомню ещё что, расскажу.
   - Спасибо, - тихо ответил Эркин.
  
   Фредди приехал только поздним вечером, когда они уже прикинули свои запасы и решили варить завтра лагерную баланду, где крупа по счёту не пригоршнями и не щепотью, а крупинками. Дождя нет, но солнце за весь день так и не показалось, и было по-прежнему сыро. Да и похолодало, так что пришлось накинуть куртки.
   - Если завтра не привезут, что? Траву твою будем искать?! - Андрей выругался.
   Эркин зачерпнул из котелка жидкого теста и вылил на сковородку.
   - Не ори, - он ножом осторожно подцепил край и ловко перевернул лепёшку. - В первый раз, что ли? И в имение не сгоняешь, один стадо не удержит.
   Эркин снял лепёшку и поскрёб сковородку, снимая прикипевшую крошку.
   - Лепёшки тоже по счёту будем?
   - А ты думал, - Эркин вылил на сковородку остатки теста. - Лопали много, вот и кончилось раньше.
   - А может, привезли меньше?
   - А мы когда считали, сколько привезли? А таскать у нас некому. Завтра малину наберём, ещё этих, чёрных...
   - Смородину?
   - Мг. И заварим.
   - На подножном корму значит?
   - Рабочей скотине, - Эркин снял последнюю лепёшку и поставил сковородку на землю, - иначе нельзя.
   - Я тебе сейчас морду набью! - заорал вдруг Андрей. - Я не скотина!
   - Ты до моей морды дотянись сначала, - рассмеялся Эркин, по-прежнему сидя у костра на корточках. - Может, я про себя.
   Андрей как-то всхлипнул и неловко, будто и не дрался никогда, ударил его. Эркин не увернулся, и удар пришёлся в плечо. Эркин качнулся, опёрся рукой о решётку и, вскрикнув, вскочил на ноги.
   - В подорожник заверни, - вскочил и Андрей.
   - Обойдётся, - Эркин осмотрел ладонь. - Ничего.
   Но Андрей уже отошёл в темноту, повозился там и вскоре вернулся.
   - Вот, держи. Я ж помню, что видел его. Поплюй и приложи.
   - Ага.
   Эркин взял продолговатый мясистый лист, поплевал и приложил к ожогу. Андрей топтался рядом.
   - Ты... ты вот что... нас рабочей скотиной звали, я и сорвался...
   - Бывает. Ладно, я сам напросился.
   И тут они услышали далёкий топот копыт.
   - Вот и жратва едет, - усмехнулся Эркин.
   - Будем жить, - ответно рассмеялся Андрей.
   Подъезжая к костру, Фредди свистнул. Не сигналом - он их, как они уже раньше поняли, не знал, - а по-простому. И они ответили ему таким же.
   Фредди подъехал к самому костру, тяжело, как-то неловко спешился и не сел, а прямо упал на седло Эркина.
   - Ты чего? - удивился Андрей.
   - Хреново мне, - неохотно ответил Фредди и попросил. - Вы сами там, с вьюками управьтесь. Я посижу.
   Эркин молча взял чистую кружку, налил горячего кофе, поставил перед Фредди и отошёл к его коню.
   Фредди сидел, напряжённо выпрямившись, и пил горячую бурую и совершенно не сладкую жидкость, пока они развьючивали его коня. Эркин сразу занялся припасами, а Андрей подошёл к Фредди.
   - Ну, как ты?
   Фредди повернулся было к нему, но тут же скривился от боли и, выругавшись, принял прежнюю позу.
   - Коня моего отпустите. У вас заночую.
   - Ладно. Может...- Андрей запнулся, но тут же справился с собой, - может, водки выпьешь? Русской.
   - Откуда? - поднял на него глаза Фредди.
   - С города ещё. Берегу. Там как раз на полкружки осталось.
   - Ну и береги, - буркнул Фредди. - Обойдусь.
   Андрей пожал плечами и отошёл. Фредди угрюмо смотрел в огонь. Водки бы хорошо, но не лишать же парня последнего. Где он здесь себе найдёт, а выпивку в запасе иметь надо. У каждого ковбоя всегда есть во вьюке или на себе заветная фляжка с самым крепким, чтоб если что... А чёрт, вот прихватило не вовремя. Джонни в городе. Понесло его под День Империи. И застрял. Если он там во что вляпался, то чтоб выкрутиться, много денег и времени надо. Ох, чёрт! Раньше так не болело. Растрясло в седле.
   Подошёл Эркин, внимательно поглядел на него. Фредди попробовал улыбнуться, но боль снова тряхнула его, и он глухо выругался вместо приветствия. Эркин не обиделся, только чуть прищурил глаза и присел на корточки.
   - Спина, сэр?
   - Чего тебе?
   - Я спрашиваю, сэр. Спина болит?
   - Ну, спина. А что?
   - Упали, ранены? Что случилось, сэр?
   В его тоне было что-то такое, что Фредди, злясь на самого себя, ответил.
   - Да нет. Давно... падал. И в сырость как прихватит, так хоть...
   Он снова выругался. И так круто, что подошедший к огню Андрей рассмеялся.
   - Не ржи! - обозлился Фредди. - Тебе бы так.
   - Если не рана...- Эркин задумчиво свёл брови, - можно попробовать.
   - Чего ещё пробовать?
   - Попробую помочь. Если сэр не против.
   - Мне уже вон, - Фредди полез за сигаретами и скривился от боли, - вон, водки предлагали. Отлежусь и всё. Одеяло моё у вас ещё? - он рывком повернулся к вьюкам и чуть не упал, с такой силой ударила по позвоночнику жгучая боль.
   Эркин встал и отошёл к вьюкам. Вернулся с одеялом Фредди и сложил его по всей длине вчетверо, аккуратно уложил рядом с костром, отшвыривая носком сапога ветки и камушки.
   - Вот, ложитесь, сэр.
   - Ты чего? - удивился Фредди.
   - Я, кажется, знаю, что у вас, - Эркин спокойно смотрел на него. - И могу помочь вам, сэр. Но для этого... для этого я должен трогать вас, а вы делать то, что я скажу. Как хотите, сэр.
   Фредди, кряхтя от боли, встал.
   - Что я должен делать?
   - Ложитесь на одеяло, сэр, на живот. Шляпу и пояс снимите. Куртку, если хотите, оставьте, только расстегните, чтоб не мешала, сэр.
   Фредди бросил на землю шляпу, помедлив с пару секунд, расстегнул пояс с кобурой и решительно положил его рядом со шляпой. Стянул и бросил джинсовую куртку, оставшись в одной тонкой рубашке. Поёжился, будто от холода. Без оружия он всё равно как голый.
   - Ложитесь, сэр.
   Он лёг, вытянулся.
   - Руки так, сэр, перед головой.
   Искоса он видел, как Эркин сорвал и бросил на землю зелёную нашлёпку с ладони и стал греть над огнём руки, разминая, растопыривая до предела пальцы. Андрей попытался что-то сказать, но Эркин остановил его.
   - Не мешай. Хочешь - смотри, нет - уйди. Не говори под руку.
   Эркин подошёл к лежащему ничком Фредди, аккуратно переступил и плавно опустился на колени, оказавшись точно по осевой линии.
   - Голову не поднимайте, сэр. И лбом не упирайтесь, свободно лежите.
   Фредди молча подчинился и ощутил, как на его плечи легли две большие твёрдые, но не жёсткие тёплые ладони, неожиданно гибкие и сильные.
   Эркин разминал, растирал мышцы на плечах, лопатках, рёбрах, постепенно разогревая их, подбираясь ближе к позвоночнику.
   Тёплые волны прокатывались по спине, и боль глохла, уходила куда-то вглубь. Чёрт, какие же руки у парня. Это же массаж. Самый настоящий умелый массаж. Откуда он это знает? Ведь явно не впервые ему... Мысли путались в блаженной истоме, и только прятавшаяся в глубине боль не давала забыться.
   Эркин прощупывал позвоночник. Похоже... здесь, да здесь... и ниже... Он решительно, уже не спрашивая, подсунул руку под тело Фредди, расстегнул пояс джинсов и молнию и прежде, чем Фредди успел что-то сообразить, выдернул руку и оттянув джинсы на спине, нащупал сразу то, что искал с самого начала. Такое он уже видал. От удара по хребту такое бывает. Это он снимать умеет. Но будет больно.
   - Сейчас будет больно. Если хочешь кричи, только не дёргайся.
   Он впервые, обращаясь к Фредди, не прибавил положенного сэра. И оба не заметили этого.
   Боль огненной струёй хлестнула по позвоночнику в затылок. Хриплое стонущее ругательство разодрало рот.
   - И ещё раз, - предупредил Эркин.
   И вторая молния ударила так, что потемнело в глазах, и уже не стон, а крик вырвался из горла.
   - Сейчас будет очень больно.
   Очень? А что, было не очень? И тут Фредди понял, что действительно было не очень. А это уже настоящая боль. Она захлестнула его, и он захлебнулся в ней, оглушённый собственным криком.
   - Больше не будет, - прорвался к нему голос Эркина. - Ещё немного, но больно не будет.
   И снова руки Эркина - он ощущает их через рубашку - давят, месят его тело. Но боли нет, её действительно нет.
   - Ох, чёрт, - негромко говорит Эркин, - желваки, а не мышцы, никак не промнёшь.
   - Передохни, - так же негромко говорит Андрей.
   - Нельзя. На половине бросишь, только хуже сделаешь.
   - А чего он орал?
   - Больно это очень. А иначе не поставишь.
   Эркин пропускает руки под плечи Фредди и, сжав от напряжения кулаки, упираясь локтями в его спину между лопатками, с силой отгибает его плечи назад.
   - И ещё, и ещё, и ещё... Ну, совсем суставы не разработаны...
   Эркин снова и снова проходит пальцами, костяшками, ребром ладони по позвоночнику.
   - Так, слушай, согрей одеяло моё, потом тёплым укроем сверху.
   - Ага, сейчас.
   Фредди слышит этот разговор. И всё понимает - они говорят по-английски - но он плывёт в тёплых, мягко качающих его волнах, вернее, его несут эти волны.
   - Ну вот, теперь пусть отдыхает.
   Он чувствует, как стягивают с него сапоги и укрывают сверху тёплым колючим одеялом, и подталкивают с боков, закутывая его.
   - Подсунь ему кобуру под руку. Чтоб не беспокоился.
   Фредди ощутил ладонью гладкую кожу кобуры, пальцы привычно нащупали рукоятку кольта. Блаженные волны ещё качали его, но он уже мог осознавать себя и окружающее. Он повернул голову и увидел сидящего у костра на земле Эркина. Его лицо и грудь, видимая под расстёгнутой до пояса рубашкой, влажно блестели от пота, тяжёлые набрякшие кисти рук брошены на колени. Их глаза встретились, и Эркин улыбнулся.
   - Отдохни. Потом ещё сделаю.
   - Ну, ты мастер, - выдохнул Фредди, - где только научился?
   Лицо Эркина напряглось, стало настороженным, отчуждённым, но голос его был ровен.
   - Андрей, кофе есть? Дай глотнуть.
   Фредди досадливо выругал себя за неосторожность, а вслух сказал.
   - Я это так просто. Можешь не отвечать.
   - Не отвечу, - кивнул Эркин, и, усмехнувшись, добавил, - сэр.
   Фредди выругался уже вслух.
   - Иди ты со своим сэром...
   Андрей протянул Эркину кружку. Тот взял и пил маленькими редкими глотками.
   - Ты, я смотрю, мокрый весь, - засмеялся Андрей. - Как скажи, грузовик переколол.
   - Жёсткое тело, - просто сказал Эркин, - не размять, не развернуть. Суставы как дубовые.
   Фредди снова уткнулся лбом в одеяло. Отгадка была совсем рядом, но он откинул, оттолкнул её. Нет, даже думать об этом... Не может, не должно этого быть... Будь он проклят, если ещё спросит о чём таком Эркина. Какой же страшный груз тащит на себе парень, чтоб после... после всего, что с ним было... чтоб так... Фредди убрал руку с кобуры.
   Эркин допил, поставил кружку и встал.
   - Поставь ещё кофе, потом все попьём.
   Не попросил, распорядился. Снял с Фредди одеяло, аккуратно свернул и отдал Андрею.
   - Пусть греется пока.
   И снова встал на коленях над Фредди.
   - Ну, поехали.
   И снова руки Эркина на его спине, пояснице. И тёплые блаженные волны. И нет боли, ну, совсем нет.
   - Так, а теперь вот что.
   Не вставая с колен, Эркин перешагнул через Фредди и стал теперь рядом с ним.
   - Встань на четвереньки. Вот так.
   Фредди послушно принял указанную позу, опираясь на колени и ладони.
   - Локти выпрями. И ноги. Напряги и держись.
   Удар по животу выгнул его спину вверх, и тут же удар сверху по пояснице.
   - Вот так. Сгорбил, прогнулся. Сильнее.
   Удары не сильные, без боли. Но очень точные.
   - И ещё раз, и ещё. Хватит, ложись.
   Отдуваясь, Фредди распластался на одеяле, и Эркин снова встал над ним.
   - Ну вот, ещё немного, и всё. Потереблю только чуть-чуть. Ну, вот и всё. Одеяло дай.
   Фредди снова укутали и совсем уже легонько шлёпнули между лопаток.
   - Всё. Отдыхай пока.
   - Кофе сейчас будет, - сказал Андрей.
   - Делай. Я к стаду схожу.
   - Тебя ж качает, сиди.
   - Нет, лучше пройтись. Вернусь, как раз всё готово будет.
   Эркин накинул на плечи куртку и ушёл к стаду. Андрей возился у костра. Его отросшие топорщащиеся завитки волос сейчас казались золотистыми. Фредди лежал неподвижно, зажмурившись, чтобы сдержать, скрыть набегающие на глаза слёзы. Всё тело мягко, приятно ломило.
   Эркин вернулся как раз, когда на кофейнике запрыгала крышка. Сел к костру.
   - Давай попьём. Буди.
   - Фредди, - Андрей тронул его за плечо. - Вставай, кофе готово.
   Фредди приподнялся на локтях. Боли как не было. Тело стало лёгким и непривычно послушным. Он сел, застегнул джинсы, обулся и встал, с, казалось, безвозвратно забытой свободой движения.
   - Куртку накиньте, сэр, мышцы горячие, застудить легко. И на сыром нельзя сейчас сидеть.
   Фредди кивнул, надел куртку и снова сел на седло. Пояс с кобурой лежал возле шляпы. Лицо Эркина было спокойным и усталым. Андрей разлил кофе.
   - Сахара нет.
   - Я привёз.
   - На завтра, - сказал Эркин.- А то опять выжрем всё в два дня.
   - По счёту будешь выдавать? - усмехнулся Андрей.
   - Я не надзиратель, - устало ответил Эркин. - Сам возьмёшь. Только думай, когда берёшь.
   Фредди искоса наблюдал за ним. Как сказать парню, поблагодарить, чтоб не задеть случайно того, запретного...
   - Фредди, а что это было? Ну, у тебя со спиной? - не выдержал Андрей.
   - Сейчас ничего нет, - молодецки шевельнул плечами Фредди. - Как скажи, заново родился.
   - И не будет? - ухмыльнулся Андрей.
   - Не знаю, - пожал плечами Эркин. - Так-то я всё снял и на место вставил. А там... не знаю. По хребту когда бьют, не угадаешь заранее. Подлый удар очень, - он встретился взглядом с Фредди и, глядя ему прямо в глаза, спокойно продолжил. - В распределителе раз, помню, одного так надзиратель двинул. Ноги отнялись у парня. Мы его всей камерой всю ночь мяли... нет, не получилось.
   - И тоже орал? - хитро прищурился Андрей.
   - Надзирателей будить, ты что? - бросил на него быстрый взгляд Эркин и снова посмотрел в глаза Фредди. - Утром надзиратели пришли, а он не встаёт. Ноги как тряпочные. Ну и всё... - Эркин, наконец, отвёл глаза и посмотрел на огонь. - Подлая штука.
   - И что с парнем этим? - глухо спросил Фредди.
   - Забрали его, сэр.
   Фредди вздрогнул как от удара. Голос Эркина ровен и безразличен, и нет в нём ничего, кроме усталости. И говорит он, как сам с собой.
   - Дверь откатили. Ползи. Он и пополз. На руках.
   - Молча? - спросил Андрей.
   - А чего тут кричать? Всё. Может, и пожалели, пристрелили сразу, чтоб не мучился. А может, и на Пустырь отвезли, там умирать. - Эркин вздохнул, провёл ладонью по лбу, словно отгоняя что-то, взмахом головы отбросил прядь и улыбнулся. - В распределителях всего насмотришься, всему научишься.
   Фредди перевёл дыхание. Через распределители прошли все рабы, об этом если сказать, то ничего... Но как парень догадался, что это удар, а не ушиб?
   - А с чего ты решил, что ударили меня? Может, я упал так, - Фредди старался говорить шутливо.
   Но Эркин ответил серьёзно.
   - От ушиба по-другому, сэр. Надо на камень или штырь упасть, чтобы такое было, - Эркин усмехнулся. - Так что удар. Дубинкой ткнули. Или кулаком. Или сапогом. Кулаком так не получится, руке неудобно. Дубинкой белого бить нельзя. Так что сапогом. И сапог окованный.
   - Заткнись, - усмехнулся Фредди. - А то ты сейчас скажешь, и кто бил.
   - Нет,- покачал головой Эркин. - По удару бившего не определишь, сэр.
   - Ещё раз сэра услышу, врежу, - голос Фредди спокоен, но это спокойствие перед ударом.
   Эркин молча пожал плечами и отвернулся. И Фредди решил не отступать.
   - С Эндрю ты ж обходишься без этого.
   Андрей рванулся что-то сказать, но Эркин взглядом остановил его и ответил сам:
   - Здесь дело другое. С ним мы на равных, - он сделал выразительную паузу. - И он с нами в городе заодно был.
   - А со мной, значит, нет? - в голосе Фредди, помимо его воли, прозвучала обида.
   - Не знаю...- и снова пауза на месте не прозвучавшего обращения. - У костра да, завтра, когда погоним... тоже, наверное. А потом? Потом, не знаю. И вы не знаете, - пауза. - Вам нельзя расу терять.
   - А ему? - не отступил Фредди.
   - Мне на эту хренотень с расой накласть, - Андрей замысловато выругался. - Я на неё ещё когда...
   - Андрей! - рявкнул Эркин. - Ты думать будешь, прежде чем пасть разинуть?! Мне за тебя это делать?
   - За собой смотри! - вскочил на ноги Андрей. - Думаешь, он дурак, не понял ни хрена?! Ты ж сам себя заложил ему! Ты ж у него на крючке теперь, будет тебя водить, как хочет!
   - Ты, щенок! - Фредди как подбросило. - Заткнись, пока я тебе последние зубы не выбил. Ты кем меня выставляешь, падаль?
   - Тронь только, - в руке Андрея блеснул нож. - Кишки развешу.
   - Ножом пугаешь? Ах ты, щенок...
   В какое-то мгновение, они и не заметили когда, Эркин одним броском с места откатился в темноту и исчез. Только ветви где-то хрустнули. Они остались у костра вдвоём. Андрей растерялся, и, воспользовавшись этим, Фредди влепил ему гулкую оплеуху, так что Андрей упал. Но тут же вскочил на ноги и пошёл на Фредди.
   Фредди перехватил его за запястье. Вывернул. Парень ловок и увёртлив, но ему не хватает силы. Молод. И больше пугает, не хочет убивать. Так что выбить нож, а потом скрутить - не проблема. Фредди, уходя от ножа, закрутил ему левую руку за спину и ударил ребром ладони по шее. Несильно. Затрещала ветхая ткань. Андрей оттолкнулся, вывернулся, выронив нож, и вскрикнул. Не от боли. Его рубашка лопнула по всей длине, и её половинки остались в руках у Фредди. Он бросил их себе под ноги, открыл рот, чтобы руганью закончить драку, и так и замер с полуоткрытым ртом. Худое мальчишеское ещё тело в рубцах и шрамах, полосатое от неровного загара, и... и синяя татуировка номера чуть выше левого запястья. Нет! Как же это? Нет!
   - Будь ты проклят! - и чудовищная, невероятное, неслыханное им никогда ругательство. - Подавись, гад. Доволен? На! Смотри! Стреляй, гад! Я безоружный, ну!
   - Ты...- Фредди шагнул к нему, - ты... подожди... Эндрю...
   Но Андрей уже метнулся в темноту. Как Эркин до него. Фредди потрясённо стоял у перевёрнутой в драке решётки и тупо смотрел, как гасит костёр разливающийся кофе. Так... так как же это? Он же не хотел... Он же... Чёрт, они же сейчас в бега рванут от него. Как есть.
   - Парни! - крикнул он в темноту. - Эркин, Эндрю! Я ж не хотел, честно! Вы ж слышите меня, не могли вы далеко уйти. Парни!
   Ему ответила тишина. Неужели и впрямь ушли. Всё бросив, в том, в чём были. Он откатил носком сапога упавший в костёр нож Эндрю. Да, как и думал. Армейский кинжал. Рукоятка самодельная... Безоружные теперь оба. Вот она, их мясорубка. Всё на место встало, сошлась колода. И фокусы их с купанием, и страх, что застанут врасплох, и сигналы эти, и оборванные на полуслове рассказы... Зачем-то, не сознавая даже, что делает, Фредди поднял кофейник, поставил на место решётку, не заметив ожога. Разворошил костёр. Подобрал свой пояс с кобурою. И застыл, прислушиваясь. Показались ему голоса, чьё-то всхлипывание, будто плачет кто-то? Показалось. Он как-то видел их разговор. В двух шагах ничего не слышно, губы почти не шевелятся. И точно, болтали, заржали оба в конце. От него таились. Знал же, ещё тогда в грузовике понял, не примут они третьего. Чего лез? Обидно стало? Дурак. А теперь что? Теперь одно осталось. Он отшвырнул пояс на вьюки и сел к костру. Чтобы его было хорошо видно.
   - Парни, - позвал он, не повышая голоса. - Я знаю, вы рядом. Слушайте. Я, конечно, и сволочь, и... всякое у меня случалось. Но сукой не был и не буду. Чего вы мне сами не скажете, того я не знаю. Не верите, убирайте меня. Сопротивляться не буду. Знаю, каково на крючке жить.
   Фредди вытащил сигареты и закурил. И сам удивился, что пальцы не дрожат. Ему приходилось уже ждать удара или выстрела, но тогда... тогда он ждал по-другому. Одно дело сидеть в засаде и готовиться в последний момент опередить, а сейчас... Сейчас он просто ждал. Потеряв всякое представление о времени. И не вздрогнул и не изменил позы, когда из темноты вышел к костру полуголый Эркин, а следом за ним Андрей в рубашке Эркина, нараспашку с болтающимися вокруг запястий расстёгнутыми манжетами.
   Фредди ждал. Он сказал всё. Дальше их дело и их решение.
   Они словно не замечали его. Андрей подобрал и сунул за голенище нож, застегнул манжеты и рубашку, не до горла, правда, до середины груди. Эркин взял кофейник, вытряхнул остаток в кусты и собрался, видно, за водой, но Андрей остановил его и ушёл к вьюкам. Вернулся с обшитой тканью бутылкой. Эркин кивнул и выплеснул в кусты недопитый кофе из кружек. Андрей, деловито нахмурясь, очень точно разлил водку поровну по трём кружкам. Всё молча. Не глядя на Фредди.
   И только взяв свою кружку, Андрей переглянулся с Эркином и посмотрел ему в глаза. Фредди медленно протянул руку и взял кружку. Эркин снова кивнул и взял свою.
   - Чего не сказано, того и не знаешь, - Андрей попытался улыбнуться, и это у него почти получилось, - это ты хорошо придумал.
   - Согласен, - кивнул Эркин.
   - Нну, - выдохнул сквозь стиснутые зубы Фредди. - Так и будем.
   Они выпили.
   Водка настоящая, но они не в том состоянии, чтобы от такой дозы охмелеть. Да и пили не для этого.
   Не было ни разговора, ни шуток. Просто посидели, глядя в огонь, и стали ложиться спать.
  
   Фредди проснулся перед рассветом. Парни ещё спали, и он слышал их сонное дыхание. Как он тогда сказал Джонни? "Сонного они не прирежут". И сразу вспомнилась фраза Эркина: "Не люблю, когда меня сонного бьют. Прикрыться не успеваешь". Чёрт, ну и хлебнули парни. Где их пути пересеклись, как они при встрече друг дружку не прирезали, как уцелели оба? А не всё ли тебе равно? Что скажут, то и узнаешь. Что же это за жизнь такая дерьмовая... Эндрю мальчишка совсем, как только могли его... ведь совсем мальцом наверняка, за один год так не распишут. И Эркин... ведь о них такое несут, если хоть половина правда... Какая же ты сволочь, Империя, таких ребят и так замордовала. Волки... Мальчишки оба... Ну, и он сам вчера хорош был... Не умнее, во всяком случае.
   Фредди осторожно потянулся, пробуя, не проснётся ли боль, и стал выползать из толстого кокона, который вчера Эркин молча соорудил ему из двух одеял. Боли не было. И забытая, казалось, напрочь лёгкость движений в плечах и спине. Золотые руки у парня. Фредди натянул сапоги и встал.
   Костёр потух. Котловину с бычками заполнял туман, и даже у них на холме в шаге от лагеря тумана по колено. Всё было сырым после недавних дождей. Но небо - Фредди закинул голову - небо чистое, все звёзды видны. Пора огонь разводить. Вчера не поели, не до того было. Варево не поспеет, хоть горячего с лепёшками попить. За его спиной раздался шорох. Фредди ещё пару раз свёл и развёл лопатки и медленно обернулся.
   Эркин проснулся. Лежит, как спал, спина к спине с Эндрю, но глаза открыты, смотрит перед собой. Фредди нагнулся, сгрёб котелки и кофейник и, по-прежнему молча, пошёл за водой.
   Когда он вернулся, Эркин уже развёл огонь и развесил на кустах отсыревшие за ночь одеяла. Андрей прилаживал к ветке зеркальце, собираясь бриться. Фредди поставил на решётку котелки и кофейник и отошёл к вьюкам. Его пояс с кобурой так и лежал на земле. Он поднял его и с надел. Вытащил и осмотрел кольт. Прокрутил, проверяя, барабан. Вроде нормально. Засунул обратно. Нет, без оружия он не может. И не будет.
   Завтрак прошёл в молчании. Все трое были сосредоточенны и избегали смотреть друг на друга.
   - Джонатан забрал Лорда? - начал всё-таки Фредди.
   Они молча кивнули.
   - Хорошо, я Резеду возьму.
   Они быстро переглянулись, и Андрей молча пожал плечами, а Эркин спокойно отмерил тройную порцию крупы на дневное варево. Фредди усмехнулся. Соображают. Он думал об этом ещё ночью сквозь сон. И к утру понял: дня два, а то и три ему надо прожить здесь. С ними. Чтобы сказанное стало сделанным. Вместе психовали, вместе и вылезать будем из общей кучи, куда угодили. В имении обойдутся и без него. Джонни... а ничего он Джонни объяснять не будет. И вообще...захотелось ему так, и всё.
   И к стаду они выехали молча, втроём. Хотя кто-то свободно мог остаться кашеварить.
   День был солнечный. Тучи разошлись, сильно парило. Работали спокойно, перекликаясь на перегоне односложно, без обращений. Выехали без курток, в одних рубашках. Андрей по-прежнему в рубашке Эркина - его сменная ещё не просохла, а порванную... так там шить и шить.
   Они уже заворачивали стадо на дневку, когда задурил Подлюга. Пробился на край и повёл отколовшихся за ним с десяток бычков в сторону. Этот край держал Фредди. Плеть он не взял, а голоса его бычки не боялись. Подскакавший Эркин отсёк и завернул отколовшихся, но Подлюга задрал хвост и ударился в бега. Фредди прохрипел какое-то ругательство и поскакал следом.
   Лёгкая Резеда быстро догнала бычка. Какое-то время Фредди скакал рядом, будь плеть... А чёрт, была не была, спина не болит...И Фредди с седла прыгнул на бычка, вцепившись обеими руками в отросшие рога, и повис сбоку, тормозя выкинутыми вперёд ногами. Каблуки Фредди пробороздили луг, но бычок замедлил бег и остановился. Фредди осторожно, всё ещё держась за его рога, выпрямился и встал, прислушиваясь к себе. Когда-то, до удара по спине, он проделывал это играючи, и более тяжёлых останавливал, а лёгких просто валил, но потом...один раз только прыгнул и остался тогда лежать без сознания от боли. А сейчас... ну, совсем боли нет.
   - Спину не выбил?
   Фредди обернулся. Эркин внимательно смотрел на него, и Фредди улыбнулся.
   - Выбью, так вправишь.
   Губы Эркина дрогнули в еле заметной улыбке, но он только кинул Фредди поводья Резеды и повернул Принца, огрев свёрнутым лассо по спине Подлюгу. Фредди вскочил в седло и погнал Подлюгу к стаду. Не разобравшись, кто его вытянул, бычок резво семенил в указанном направлении. Загнав его в стадо, Фредди вытер рукавом лоб и огляделся. Все вроде. Чётко парни держат, ничего не скажешь.
   Уложив стадо на дневку, поехали в лагерь. По-прежнему молча сели у костра. Варево раскладывал Андрей. Вроде бы черпал и шлёпал по мискам не глядя, но получалось вровень до крупинки. И не выбирал мяса, а кусков поровну. Набит глаз - про себя усмехнулся Фредди. И на вечер осталось. Ели быстро и сосредоточенно.
   Эркин закончил первым. Мотнув головой, отказался от столь же молчаливо предложенной Андреем добавки и ушёл к вьюкам. Долго копался там, что-то разыскивая - Андрей успел кофе разлить, - а когда вернулся, бросил на землю рядом с Фредди три обрывка ремня.
   - Свяжи пока, вечером сошью.
   Андрей покосился на него, дёрнул плечом и пробормотал что-то. Фредди не понял, но Эркин ответил по-английски:
   - Решили уже, так чего тут.
   Андрей нахмурился, но сдержался, ограничившись коротким:
   - Ну, как знаешь.
   Эркин кивнул.
   - Да, как знаю.
   Фредди вытащил сигареты и закурил. Обычно Андрей охотно брал у него сигареты, но сегодня упрямо отвернулся. Эркин усмехнулся, не глядя на него. Потом быстро допил свою кружку и встал, собирая посуду. Андрей помедлил, но допил тоже и протянул ему кружку. Фредди сделал то же, и Эркин ушёл к реке. После его ухода Андрей поёрзал, достал свои сигареты и закурил. Он курил частыми затяжками и, быстро докурив, сплюнул окурок в костёр и ушёл к Эркину. Фредди сидел спокойно, слушая доносящийся из-за кустов плеск воды, и вдруг смех и звук падающего в воду тела. Интересно, кто кого окунает. Но если он сейчас хоть головой шевельнёт, то... то всё, конец. Фредди подобрал и стал связывать обрывки ремня. А окунуться бы хорошо. Но страшно, что опять проснётся эта боль. Которая и сделала его классным стрелком, заставив полагаться только на пулю.
   Вернулся Андрей. Взлохмаченный, весь мокрый. Поставил на решётку котелок и кофейник с запасом воды и стал подправлять огонь. Исподлобья покосился на Фредди. Но Фредди был занят ремнями. Андрей уже вроде был готов что-то сказать, когда пришёл Эркин. Тоже мокрый. Похоже, подумал Фредди, они в одежде купались. На всякий случай. Будто он пойдёт подсматривать. Ну, ладно. Фредди попробовал узлы на разрыв. Держат.
   Эркин оглядел решётку и вьюки и пошёл к лошадям. Андрей последовал за ним. Фредди отправил свой окурок в костёр и встал. Ничего, парень, всё образуется.
  
   И снова медленно двигающееся стадо, посвистывание, обрывки каких-то песен, мычание бычков и фырканье лошадей. Наконец, бычки успокоились и не проявляли желания уйти со склона с сочной нетронутой травой. И они смогли отпустить лошадей и устроиться в тени.
   Эркин лёг, закинув руки за голову, вытянулся во весь рост. Андрей сел рядом и закурил. Фредди опустился на землю в шаге от них и тоже лёг. Эркин вдруг протянул руку, вытащил сигарету изо рта Андрея, затянулся и вставил обратно. Андрей быстро взглянул на него, на Фредди, у него вдруг дрогнули, искривились губы, но он сдержался, сглотнул, дёрнув кадыком, но справился и промолчал.
   Фредди знал этот язык жестов и движений, но ему не дотянуться. И ему не предложили. Но это ничего. Эндрю мальчишка, не может простить поражения в драке. Остынет.
   - Эркин, - Андрей говорил по-английски, глядя перед собой. - Ты всё можешь простить?
   - Кому? - последовал короткий ответ.
   И после короткой паузы как выстрел.
   - Белым.
   И задумчивый нерешительный ответ.
   - Не знаю. Я не думал об этом.
   - Ты говорил, что хороших надзирателей нет.
   - Нет, - согласился Эркин.
   - А хозяева? Хорошие бывают?
   - Не знаю, не встречал.
   - А врачи?
   - Перестань. Чего ты хочешь от меня? Что ты хочешь услышать?
   Фредди из-под сдвинутой на глаза шляпы следил за ними.
   Ожесточённое постаревшее лицо Андрея, и спокойное, сдержанное лицо Эркина. Они говорили друг с другом, не обращаясь к нему, не замечая его. Но то, что они говорили не камерным шёпотом, а громко и только по-английски, показывало, что они помнят о его присутствии и уверены, что он слушает.
   - Я всё помню, Андрей. Но что мне делать? Убивать всех подряд? Как тогда, зимой? А что потом? Убить себя? Так что ли?
   - Зимой убивали не всех.
   - Да, кого успели поймать, кто попался под руку. Ты всё это помнишь и знаешь не хуже меня. И как мы друг друга тогда убивали, тоже знаешь. Сколько нас замёрзло, просто сгинуло...- Эркин прерывисто вздохнул. - Зачем ты это теребишь?
   - Я хочу понять.
   - Что? - Эркин рывком сел. - Хватит дурью маяться, Андрей. Что было, то было. Выговориться надо, валяй. Выслушаю. У самого у горла стоит, кому бы выплеснуть. А так... травить себя...
   - Постой, ты рассказывал про того надзирателя, что детей отнимать вас же заставил.
   - Ну?
   - Его вы убили?
   - Не нашли, - усмехнулся Эркин. - Смылся вовремя, - и мечтательно добавил. - Может, и встречу когда. Только... только многих мне встретить надо.
   - А встретишь, тогда что?
   - Да что ты мне душу мотаешь?! - возмутился, наконец, Эркин. - Не знаю. Не встречал ещё. Встречу, тогда думать буду. Отстань.
   - Простишь, - усмехнулся Андрей.
   - Смотря что и смотря кому, - серьёзно ответил Эркин, и вдруг, требовательно глядя на Андрея, спросил. - Себе ты всё прощаешь?
   И встал, на мгновение опёршись ладонью на плечо Андрея. Бросил через плечо.
   - Не ходи следом. Дай одному побыть.
   И ушёл в кусты.
   Когда он скрылся в зарослях, Фредди сдвинул шляпу и посмотрел на мрачно курившего Андрея.
   - Зачем ты его доводишь?
   - Я не его доводил, а тебя, - искренне ответил Андрей.
   - Опять же, зачем?
   - А чтоб ты его назвал краснорожим или скотиной, или ещё как вы там придумали.
   Фредди приподнялся на локтях.
   - Слушай, тебе вчерашнего мало? Я его когда-нибудь так называл?
   - Не называл, так думал, - огрызнулся Андрей. - Он лямку за четверых тянет, так сели и погоняете.
   - Тебе точно голову напекло, - Фредди вытащил пачку, пошарил в ней, смял и отбросил. - Кончились, дьявол.
   - На, - Андрей, не вставая, бросил ему пачку.
   Фредди достал сигарету и таким же броском отправил пачку обратно, закурил.
   - Ты чего психуешь? Договорились же.
   - С надзирателем один договор.
   - Врежу за надзирателя, - зловеще спокойно сказал Фредди.
   - Наклал я на тебя и угрозы твои. Чего ты тогда над душой у нас торчишь? Эркин плеть у тебя отобрал, так не знаешь теперь, куда руки сунуть.
   - Ну, хватит, понёс, - Фредди смял недокуренную сигарету в кулаке. - Сам всё вчера заварил, теперь не знаешь, на кого кинуться. Не так, что ли? К Эркину цеплялся, теперь ко мне.
   - Не так! Эркина не трожь. За него убью.
   - Иди кого другого попугай. Я всяко повидал. С рабами дела никогда не имел, это да. В надзирателях не ходил.
   - Другому поври. Ни слову не верю.
   - А хрен с тобой, не верь.
   Андрей ответил забористой руганью. Фредди усмехнулся и ответил столь же затейливой фразой.
   Неслышно подошёл Эркин, неся что-то круглое в листе лопуха, опустился на землю в шаге от них, положил свою ношу. Андрей поперхнулся на полуслове, заморгал.
   - Ты... давно подошёл?
   - На весь лес орёте, - усмехнулся Эркин. - Я и пришёл, чтоб вы зря глотки не драли, раз вам... слушатель нужен. Это петь для себя можно. А ругаешься всегда для кого-то.
   - Умыл, - рассмеялся Фредди.
   - Ладно, - Андрей тряхнул головой, - только...
   - Только надзирателем он не был, - перебил его Эркин и, подумав, добавил: - Раньше. До освобождения. Про остальное что, не скажу. Не знаю. А здесь не врёт. Так что не заводись, Андрей. И других не заводи. - Эркин говорил задумчиво, рассуждая. - Лопухнулись, так лопухнулись. Решили, так решили. Мне надо в Джексонвилль вернуться. С деньгами. За заработком и ехали. Осталось всего ничего. Здесь недели две. И перегон. И всё. Да, - он поглядел на Фредди, - клеймить мы не будем. Надо если, сами с Джонатаном и делайте.
   Андрей молча кивнул, поддерживая.
   - Они клеймёные все. Весной ещё, - спокойно ответил Фредди.
   -Тогда всё. И больше эту хреновину не разводим. Надоело.
   - Добрый ты, - упрямо нагнул голову Андрей.
   - Какой есть.
   - С тобой такое... не по-людски, а ты...
   - А что я? Они со мной не по-людски, согласен, так мне что теперь, таким же стать? Раз ты человек, то и будь им. Унижать меня могут, но унижусь я только сам.
   - Ты...- Андрей потрясённо смотрел на него. - Ты откуда это знаешь? Мне это Старик говорил. Ну, и остальные. А ты откуда? Ты ж...
   - Не знаю, - пожал плечами Эркин. - Может, слышал когда. Не знаю.
   - Я это тоже слышал, - кивнул Фредди.
   Андрей рванулся было к нему, но промолчал.
   Свёрток из лопуха вдруг шевельнулся.
   - Чего это у тебя?
   - Добыча, - засмеялся Эркин. - Отошёл подальше, стою тихо и вижу.
   Он осторожно развернул лист, и они увидели серый колючий шар.
   - Это же ёж, - засмеялся Фредди. - Зачем он тебе?
   - Ёж, - переспросил Эркин, лицо у него стало каким-то странным, беззащитным и ожесточённым одновременно. - Ёж колючий, так?
   - Ну да, - удивился его удивлению Фредди. - Ты что, ежа никогда не видел?
   - Нет, - просто ответил Эркин. - Слышать слышал, а вижу впервые.
   - У нас такой дома жил, - неожиданно сказал Андрей. - На ночь ему молока в блюдечке ставили. Он ночью ходит, топочет, блюдцем гремит.
   - Зачем держали? - спросил Фредди.
   - Так просто, не зачем, - после секундной заминки ответил Андрей. - Живая душа.
   - Живая душа, - повторил с той же странной интонацией Эркин. - Ёж колючий...- и про себя по-русски "Ёжик".
   Он осторожно подтолкнул шар мозолистой ладонью. Шар фыркнул и будто даже подпрыгнул. Они рассмеялись. Андрей вскочил на ноги и ахнул.
   - Стадо-то...
   - Упустили, - засмеялся Эркин и засвистел, подзывая Принца.
   С гиканьем, свистом, ругая друг друга, коней и бычков, они собрали расползшееся по всему склону стадо. Пересчитали и погнали на водопой.
   Андрей подъехал к Эркину.
   - А ёж твой где?
   - Он не мой, - усмехнулся Эркин.- Он свободный. Там остался. Пусть живёт, - и повторил с интонацией Андрея. - Живая душа.
   - Эркин, - Андрей комкал поводья.
   - Ну?
   - Ты... чего ты с ним так? Он же... белый.
   - Ты тоже белый, - усмехнулся Эркин, положил руку на плечо Андрея. - Я же струсил, удрал, а тебя бросил. Разве не так? И что мне теперь? Кого бить? Его или себя? И если б я тебе не порассказал всего... о питомнике, об имении, ты б в раскрутку не пошёл. Не так что ли? Опять моя вина.
   Он говорил негромко, но очень внятно и ехавший невдалеке Фредди хорошо его слышал.
   - Моя вина, мне и крутиться, - Эркин невесело улыбнулся. - Я и кручусь между вами. Впереди перегон большой, надо сейчас всё утрясти. На перегоне тяжело, когда все врозь.
   Фредди поймал взгляд Эркина и подъехал к ним.
   - Может, хватит уже, - поддержал он Эркина. - Долго мы мусолить будем.
   - Ладно, - тряхнул головой Андрей. - Хватит, так хватит. Только...
   - Ты заткнёшься, наконец?! - Эркин обхватил его локтем за шею и потащил с седла.
   Фредди, ухмыльнувшись, стукнул Бобби. Тот рванулся вперёд, и Андрей оказался на земле.
   - Двое на одного? Да?!
   Эркин крутанул Принца на месте, но Андрей успел поймать его за ногу и дёрнуть. Эркин дал стащить себя на землю и ловко подсёк Андрея. Дав ему подзатыльник, так что Андрей ткнулся носом в землю, Эркин отскочил на шаг и встал с невинно насмешливым выражением. Андрей встал, принял боевую стойку. Фредди незаметно высвободил ноги из стремян, и, когда они прыгнули друг на друга, с седла нырнул между ними, повалив сразу обоих так, что они оказались под ним. Он был сверху, но первым вывернулся из общей кучи Эркин, успев по дороге дать Фредди коленом в живот.
   - Ловок! - Фредди попытался встать, но тут же полетел на землю от подсечки Андрея.
   Бычки напились и разбрелись по берегу, сами ушли к воде кони, начинало темнеть, а они всё дрались, валяя и кидая друг друга. Первым выбился из сил Андрей. Он откатился в сторону и встал на ноги, с интересом ожидая результата. Фредди сгрёб Эркина, прижал того к земле и вдруг сам оказался зажатым в неудобной и очень болезненной позе, когда шевельнись только и что-нибудь да сломаешь себе. Подержав его так немного, Эркин разжал захват.
   - Крепок. Здесь редко когда молчат.
   Фредди встал, отряхнулся. Эркин ещё лежал на спине, раскинув руки и ноги, и поза эта была столь беззащитной, что Фредди, ещё в запале борьбы, не удержался, замахнулся и ударил ногой, целясь в рёбра. Андрей ахнул, но Фредди уже летел на землю, а Эркин стоял в трёх шагах, откровенно смеясь.
   Фредди, кряхтя, встал. В последнем падении он не успел спружинить и сильно ударился.
   - На земле тебя не уложишь.
   И простой ответ Эркина.
   - Ты приёмов этих не знаешь, вот и всё.
   - А что, - Андрей заправил выбившуюся рубашку, - это все... умеют?
   - Рабы-то? Кто как, - пожал плечами Эркин. - Да и не всерьёз дрались, - поглядел на небо, вокруг. - На ночёвку здесь оставим, что ли? Они уже ложатся.
   - Нет, - мотнул головой Андрей. - Погоним.
   - Давай, - согласился Эркин и засвистел, пошёл к бычкам, несильными точными пинками, поднимая лежащих. - Андрей, за Подлюгой следи!
   - А то! - Андрей увернулся от рогов Одноглазого. - Я т-тебя, тварина! Фредди! Резеду лови! Наши на свист идут.
   - Поймал! - взмыл в седло Фредди. - Пошли, ну, пошёл! - он хлестнул смотанным лассо Шефа.
   Сбив стадо тесным гуртом, они погнали его к месту ночёвки. Бычки упрямились, пробовали крутиться на одном месте. И ругань становилась всё злее, а удары сильнее.
   - Подлюга, тварь беломордая! - орал Эркин. - Назад!
   Подлюга развернул было в его сторону рога, но получил такой удар ремнём по морде, что счёл за лучшее отступить и вернуться в стадо. Подскакавший Фредди огрел его по крупу.
   Уже в полной темноте они загнали и успокоили взбудораженных поздним перегоном бычков.
   - Андрей! - Эркин чуть не сорвал голос и откашлялся. - Мотай на стоянку, жрать хочется, - сказал он, перемешивая русские и английские слова.
   - А ты? - обернулся Андрей.
   - Посвищу им. Мотай.
   - Ага! - и Андрей ускакал в темноту.
   Эркин повернулся к Фредди.
   - Сейчас круга три дадим, поголосим малость, и успокоятся.
   - Почему вы... так говорите? - Фредди натужно выговорил: - Stoyanka .
   - Лагерем звать? - усмехнулся Эркин.
   Фредди задохнулся, как от удара под-дых, беззвучно открывая и закрывая рот. Эркин покосился на него и задумчиво продолжил:
   - Страшное это слово. Я когда в имении был, надзиратель заметил, что боимся мы, и начал... дразнить нас. Пош-шёл в лагерь! - прохрипел Эркин, изображая пьяного, и уже своим голосом. - Мы от страха дёргаемся, а ему смешно.
   - Вы... знали о лагерях? - глухо спросил Фредди.
   - Про лагерников знали. Что попал к ним в камеру, живым не выйдешь. А они... надзиратели к ним в камеры только вдвоём и с автоматами заходили. А они белые, отбиваться нельзя. Ну и всё... И слухи всякие ходили...
   -Stoyanka, - медленно повторил Фредди. - Что это означает?
   - Нуу, - Эркин замялся, подбирая слова, - ну, место, где ночуем, куда возвращаемся, но не дом, а...
   - Ладно, - кивнул Фредди. - Понял, - и по-английски, - это стоянка. Поём?
   - Давай.
   Они разъехались, пробуя голоса. И круг за кругом. Низкий гудящий голос Фредди и глубокий чистый Эркина сходились и расходились, не мешая друг другу, хотя каждый пел своё.
   - Ну, всё. Улеглись, - Эркин негромко посвистел, и его Принц сам повернул от стада, увлекая за собой Резеду.
   Андрей встретил их пытливо настороженным взглядом, но ограничился коротким:
   - Попрело всё.
   - Сойдёт, - Эркин разулся и, тяжело вздохнув, сел к костру. - Да, где же метки у них? Мы которую неделю с ними, а не видели.
   - В ушах, - коротко ответил Фредди, усаживаясь напротив, и, увидев их изумлённые лица, захохотал.
   - Ах, чтоб их поперёк, - Андрей озадаченно выругался. - В уши мы не заглядывали. Зачем так?
   - А чтоб не переклеймили, - отсмеялся Фредди. - На бедре, когда шерсть отрастёт, можно поверх новое клеймо наложить и всё, иди доказывай, чей он. А в ухе не зарастает. И новое положат если где, то всё равно подмена видна.
   - Хитро придумано, - покрутил головой Андрей, раскладывая варево.
   - Джонатан где-то вычитал об этом, ну и решил попробовать.
   - Ага, то-то мы ещё гадали, чего он к ним в уши лазил, когда приезжал, - засмеялся Эркин.
   - Смотрел, как держится, - пояснил Фредди, принимаясь за еду.
   - Мг, - Андрей уже набил полный рот.
   На этом дискуссия временно прекратилась, рты у всех заняты.
   Андрей дожевал и заглянул в котелок.
   - Кому ещё?
   - Себе, - откликнулся Фредди, отставляя миску.
   Эркин молча мотнул головой.
   - Как хотите, - пожал плечами Андрей, берясь за котелок.
   Эркин стал разливать кофе.
   - Сахар не клал?
   - Ты ж его спрятал, - огрызнулся Андрей.
   - Лень вьюк поворотить? - Эркин встал и пошёл к вьюкам.
   - Там кисет полотняный, захвати, - сказал ему вслед Фредди.
   - Чего? - обернулся Эркин. - Что там?
   - Кисет. Мешочек такой с завязками. Белый.
   - А! Я думал, это твоё, не переложил.
   - Ну, так что? Забыл, где оставил?
   Эркин повозился у вьюков и вернулся к костру. Ловко бросил на колени Фредди белый туго набитый мешочек и положил у костра их, уже затёртый мешочек для сахара.
   - Спря-атал! - передразнил он Андрея. - В другой вьюк положил, и всё.
   Андрей доскрёб котелок, отставил его и собрал миски.
   - Давай.
   - Погодите, - Фредди распустил завязки, взял сковородку из-под лепёшек и вытряхнул на неё содержимое мешочка.
   Увидев конфеты, Андрей захохотал.
   - Что?- еле выговорил он сквозь смех, - опять премия?!
   Рассмеялся и Эркин.
   - Вот не ждал. Думал, до дома конфет не увижу.
   Фредди довольно ухмыльнулся. Точно попал. Лишь бы теперь не спросили, пайковые ли они. Врать не хочется, а признаваться, что купил их в городе на свои, не стоит. Верченые оба, ещё неизвестно, как поймут. Подумают о прикормке... и пойдут опять по тому же кругу.
   Тогда, почти все такие конфеты - Алиса их называла сосалками - Эркин Алисе и отдал. И первую же конфету он сунул в рот, не думая и не разглядывая. И тут же вздрогнул, застыл от забытого, казалось, напрочь ощущения.
   - Ты чего? - Андрей посмотрел на него поверх кружки. Щека с конфетой у него смешно оттопыривалась. - Заглотал сразу, что ли? Их сосать надо.
   Эркин кивнул.
   - Знаю.
   И всё время, пока пили кофе, его лицо сохраняло прежнее, немного растерянное выражение. От второй кружки он отказался, пошёл к вьюкам и вернулся уже со свёртком, где хранил нитки, шило и иголки для кожи - шорный припас.
   - Давай лассо.
   Фредди допил кофе и отставил кружку.
   - Я не безрукий, давай сюда.
   - Держи, - Эркин перебросил ему через огонь свёрток и сел свободнее, расслабив мышцы. Андрей покосился на него, на Фредди, налил себе ещё и явно задумался над выбором между сахаром и конфетой.
   - Бери, не думай, - усмехнулся Эркин. - Я не буду больше.
   - Не понравилось? - вскинул на него глаза Фредди.
   - Нет, почему. Вкусно. А так...
   - Вспомнил чего? - Андрей положил в кружку сахар и размешивал его черенком ложки.
   - А хотя бы, - Эркин откинул со лба прядь и посмотрел на Фредди, быстро сшивавшего внахлёст концы ремня. - Умеешь.
   - Я на коня сел, - Фредди усмехнулся, - до рождения ещё. И всю эту круговерть со скотом знаю, как вам и не снилось.
   - До рождения это как? - заинтересовался Андрей.
   - А просто. У меня отец ковбой. Да больше года на одном месте не держался. Ну, и ездил. А мы все за ним. Мать меня и родила чуть ли не в седле, - Фредди попробовал шов на разрыв и взялся за следующий конец.
   - На Подлюгу ты ловко сел, - улыбнулся Эркин. - Я так не умею. И нас посшибал здорово.
   - Тормоз дело нехитрое. - Фредди посмотрел на Эркина и снова вернулся к работе. - У тебя получится. Эндрю легковат ещё. Силу наберёт и тоже сможет.
   - И с рабами дела не имел, значит? - не выдержал всё-таки Андрей.
   Эркин досадливо крякнул, но Фредди спокойно ответил, обрезая залохматившийся край.
   - Своих у нас отродясь не было. Да и вообще... Я не из Алабамы, там у нас, в Аризоне, прерии. Сухие. Стада большие и перегоны длинные. Рабов из ранчеро никто почти не держал, невыгодно. Если только там по дому десяток, не больше. А со стадами ковбои на контрактах. Ну вот. А отец... ковбой лихой, от бога, но то запьёт, то не тому морду набьёт, то всё сразу. И на новое место. А это, само малое, ползаработка хозяину оставил. Неустойка. И мы за ним. Нас, пискунов, девятеро было. Я один остался. Отец сорок лет до солнца вставал, после солнца ложился, а нажил... В чём принесли его тогда из салуна, в том и похоронили. Сменки не было, - Фредди оторвался от шитья, твёрдо взглянул на парней.- Белая рвань. Слышали такое? - они кивнули. - Вот я белая рвань и есть. С десяти лет у стада крутился. Работал как мужик, а получал как пацан.
   - Это всегда так, - усмехнулся Эркин. - Как хлеба так пайка половинная, как плетей так двойная.
   Все засмеялись. Фредди отложил ремень и налил себе кофе. Сунул за щёку конфету и стал пить маленькими частыми глотками.
   - Там, в Аризоне, хорошо? - задумчиво спросил Эркин.
   - А хрен её знает, - устало отругнулся Фредди. - Я там, дай бог памяти, сколько лет не был. Как везде. У ковбоя дом - седло, и кольт вместо жены.
   - А... родина? - нерешительно спросил Андрей.
   - Где живёшь, там и родина. Человек ко всему привыкает.
   Эркин кивнул, соглашаясь. Фредди отставил кружку и снова взял ремень.
   - Ты рубашку себе зашивать собираешься? - Эркин повернулся к Андрею. - Или так и будешь в моей ходить?
   - А что? У тебя руки чешутся?
   - Давай сюда.
   - Не, - ухмыльнулся Андрей. - Сам зашью. Ты мне лучше как ему... как это называется?
   - Массаж, - подсказал Эркин.
   - Поорать охота, - понимающе кивнул Фредди.
   - Нельзя тебе, - вздохнул Эркин.
   - Почему? - обиделся Андрей, а Фредди оторвался от шитья, удивлённо глядя на Эркина.
   - Рубцы ещё слабые, полопаются, - просто объяснил Эркин. - У меня же вот, - он гибко изогнулся и провёл ладонью по спине Андрея, тот дёрнулся, выгибаясь. - Понял? А если по коже? Весь в крови будешь.
   - И меня поэтому через рубашку мял?
   - Поэтому тоже, - кивнул Эркин, и Фредди воздержался от дальнейших расспросов.
   Андрей допил кофе и пошёл к вьюкам. Принёс остатки рубашки и свой мешочек, где хранил нитки, иголки и прочее. Что-то бурча себе под нос, взялся за шитьё. Эркин собрал миски и кружки и ушёл их мыть. Когда вернулся, Фредди уже сосредоточенно чистил кольт, а Андрей возился с рубашкой. Эркин сложил посуду, пригляделся к его работе и, хмыкнув, сел к костру. Взял со сковородки конфету, повертел, разглядывая обёртку, будто хотел прочитать надпись. Развернул и долго рассматривал лежащий на ладони жёлтый полупрозрачный сплющенный с боков кругляш. Поднял на Фредди глаза.
   - Они... называются как-то? Дорогие?
   У Фредди дрогнули руки.
   - Дешёвые! Дешевле нету. Их и зовут ковбойскими, - в его голосе прозвучала обида. Всё-таки пришлось...
   - Не сердись, я по другому делу спрашиваю. Ковбойские, значит... Андрей правду сказал, вспомнилось. Я когда на ломке лежал...- и перебил сам себя. - Ты ж не знаешь, что это. Когда раба на новое место привозят, его по лицу ударят пару раз и заставляют руки целовать. И всё. А индейцев, отработочных, ломают. Долго бьют. Чтоб покорными были. Ну вот, я раб, а меня с отработочным спутали, индеец же, и на ломку отправили. В пузырчатку. На шипах привязанный лежишь. Ну, ещё и походят по тебе, потопчутся. Надзиратели там, дети хозяйские. Обычно на трое суток привязывали. Ни еды, ни воды, конечно. Потом суставы долго болят. И спишь на животе, спину бережёшь. А на вторую ночь не били меня, решили, что сломан. Привязали и ушли. Вот тогда и было...
   - Зачем привязали, если сломан? - с трудом спросил Фредди.
   - А я знаю?! На ломке всегда меньше трёх суток не лежали. Меня ещё после второй ночи сняли, сообразили, что раб. Ну вот...
   ...Темно и душно. И хоть не шипы уже, так, бугорки, а впиваются... кричать страшно, добавят. Он извивается, пытаясь лечь как-то поудобнее, но только растравляет спину. Воспалённо горят глаза и пересохший рот. Каждое движение, да что там, вздох отзывается болью в напряжённых суставах, натянутых сухожилиях. И страшная пульсирующая боль в низу живота, в паху. И забывая про цепи, он дёргается, пытаясь свести, сжать ноги, будто этим умерит боль. И испуганно замирает, когда открывается дверь и ослепительно яркая полоса света ложится на пол. Опять? Снова бить? За что?! Но дверь закрывается, и снова темнота. Ушли? Нет, вошедший здесь. Он слышит его натужное дыхание, будто человек скрывает кашель или что-то тяжёлое тащит, и шаги. Грузные, от которых сотрясается пол и бугры плиток впиваются в тело. Человек подходит к нему. Шелест одежды, запах спиртного... жёсткие, грубые, но не злые пальцы ощупывают его лицо, грудь, живот, надавливая на ушибы.
   - Ну, это всё ничего, - тихо, словно самому себе говорит человек.
   Но это не рабский шёпот. Нормальный. И тут эта рука ложится ему на лобок, движется вниз. Он не может уже сдерживать рвущийся из горла крик, но те же пальцы жёстко запечатывают ему рот.
   - Молчи!
   Он покорно закусывает губы и терпит этот грубый непонятный осмотр. Ему ощупывают член, мошонку, и боль становится нестерпимой.
   - Ну, всё, - бормочет человек. - Ухайдакали парня, такая фактура была... и всё псу под хвост.
   Пришелец, кряхтя, выпрямляется, но не уходит. Дрожь предчувствия новых истязаний сотрясает тело. Так и есть. Чужая рука нащупывает его лицо, шуршит бумага, и что-то твёрдое раздвигает ему губы. Он стискивает зубы, но ему умело нажимают на скулы и заставляют разжать челюсти. Что-то твёрдое, стучащее о зубы, как кусок стекла, засовывают ему в рот и шлепком под подбородок не дают выплюнуть.
   - Прижми языком к нёбу и соси. Не грызи, чтоб дольше хватило.
   Удаляющиеся шаги, снова слепящая полоса света, он успевает заметить сапоги, но уже опять темнота, и он один. И кисло-сладкий вкус во рту от странного предмета...
   ...- Я не знаю, кто это был. Думал, перебирал. Никто не подходит. А вкус этот самый, - Эркин подбросил конфету на ладони, ловко поймал и засунул за щеку. Усмехнулся. - Ковбойские...
   Фредди, молча слушавший рассказ, странно дёрнул углом рта, с трудом выговорил.
   - Белый? Этот...
   - А раб не вошёл бы, - пожал плечами Эркин. - Дверь на ключ запиралась. Ключ у хозяина и дежурного надзирателя. Дежурным Грегори был. Он не самая сволочь, я долго на него думал, но... не он. Грегори тогда пьяным не был. Он между запоями не пил. А в запой его дежурным не ставили. И не дал бы Грегори конфету. Он, - Эркин зло усмехнулся, - шутить любил. От шуток его только солоно приходилось. Он если б что и сунул, то... дерьмо какое-нибудь. Чтоб посмеяться. И не тайком, а при всех, на свету. Ну, чтоб и другие тоже, посмеялись. А этот... старый, пьяный...
   - И добрый? - оторвался от шитья Андрей.
   - Выходит, что так, - развёл руками Эркин, посмотрел на Фредди и улыбнулся. - А конфета хорошая. Я до утра на ней продержался.
   Андрей ловко сплюнул в костёр и вернулся к шитью.
   - А... потом? - медленно спросил Фредди.
   - Потом скотная, - спокойно отвечает Эркин. - И попробовал я конфет опять, когда уже мы эту премию получили. Помнишь, Андрей рассказывал.
   Андрей негромко с удовольствием засмеялся.
   - Но таких там не было.
   - Да, - кивнул Эркин. - Я тоже не помню.
   Фредди справился с губами и улыбнулся.
   - Я с первой зарплаты пакет купил. Мать ругалась, что отец свою пропил, я на конфетах прожрал, а за квартиру платить нечем. И мы до отцова аванса на улице у костра жили.
   - Все девять? - удивился Андрей.
   - Нет, нас тогда, детей, где-то пятеро или четверо уже было. Один ползал ещё. Я работал отдельно уже, когда в эпидемию остальных всех...
   - Ты... старший был? - осторожно спросил Андрей.
   - Посерединке. Старшего самого вместе с отцом... Потом сказали, что спутали их с другими. Ну, все ковбои, все вдрызг, все с деньгами, как раз под расчёт получили. Я и остался один...- и замолчал, оборвав фразу.
   - Ну, - не выдержал Андрей.
   - Ну, в глаз засвечу! - рявкнул Фредди. - Душа загорелась, и сел я на крючок. Эти дела сгоряча делать нельзя, а мне загорелось. И взяли меня. Хорошо подцепили, не трепыхнёшься. Долго держали. И водили умело. Потом-то я сорвался с крючка, да наследил сильно, пришлось рвать далеко и надолго. А там понесло...- Фредди засунул кольт в кобуру и стал охлопывать себя в поисках сигарет.
   - Они у тебя ещё на дневке кончились, - с невинным ехидством заметил Андрей.
   - Коли есть, так дай, а нет, так заткнись! Сам у меня три пачки настрелял и кочевряжится!
   Эркин, давясь от смеха, вытащил у Андрея из кармана пачку и перебросил её Фредди.
   - Не курит, а с понятием, - одобрил Фредди, доставая сигарету и отправляя пачку обратно.
   - Курева вам тоже не давали? - поинтересовался Андрей, доставая себе сигарету.
   - Нет, конечно. Кто хотел сильно, у надзирателей клянчил, кто окурки собирал. Лакеи таскали потихоньку. Но эти, если и уворуют, сами дымили, не делились. А кто и просто сухой лист скручивал и дымил. Кто как.
   Эркин потянулся и встал. Сбросил рубашку. Прикинул расстояние и отступил на шаг. Сцепил руки на затылке, расставил ноги. Фредди уже видел пару раз, как Эркин разминается. Но вот так, вблизи - впервые. Раньше Эркин уходил от него в заросли или на другой склон, и он видел мельком. А сейчас...
   Эркин заметил его взгляд и улыбнулся.
   - Два дня не потянешь, потом неделю восстанавливаешь. В имении полгода не мог ничего делать, болело всё. А драться приходилось много.
   - Чего так? - Андрей откусил нитку.
   - А лезли, - просто ответил Эркин. - Индеец, раб, да ещё... Много морд набил, пока отстали. Ну, и мне, конечно, втыкали.
   - Что-то по тебе незаметно.
   - Берёгся, - Эркин встал на колени и сильно откинулся назад, лёг на спину, медленно развёл колени и, не отрывая затылка от земли, стал как бы складываться, выгибаясь, пока голова не коснулась ступней, и застыл так, только вздувались и опадали мышцы на груди и прессе, и вдруг одним неуловимым движением вывернулся и встал на ноги, грудь вздымалась и опадала в частом дыхании, но голос его был спокоен, когда он повторил: - По привычке берёгся. Да и ножей не было. А синяк, если на сортировку не идти, неопасен. Уйти просто, а когда их много...- Он говорил, не прекращая движения, словно мышечное напряжение никак не мешало дыханию и речи, или речь была сама по себе, отдельно от его тела. - Дыми поменьше, научу.
   - На фиг. Как дымил, так и буду.
   - Ну и фиг с тобой, - рассмеялся Эркин, выпрямляясь и расслабляя мышцы. Согнулся, свесив руки, потряс ими, словно стряхивая что-то, и сел к костру.
   - Не хило, - заметил Фредди, оглядывая блестящие от пота лицо и торс Эркина.
   Эркин усмехнулся, подобрал и натянул рубашку.
   - Привык уже. На полный комплекс не хватает, так помаленьку. Тяну и прогреваю.
   - И в имении так? - спросил Андрей.
   Эркин посмотрел на него, улыбнулся.
   - Не каждый день и не всё, но делал. Прятался, правда.
   - От надзирателей?
   - Да от всех. Только коров не боялся, что донесут. Они бессловесные.
   - Со скотиной вы ладите, - заметил Фредди. - Смотрю, вы и коней на ночь не путаете, не привязываете. И бычки на голос идут.
   - Резеду путаем, - возразил Андрей. - Дурная больно.
   Он закончил, наконец, шитьё и критически рассматривал результат.
   Эркин кивнул.
   - Засиделись. Полночи прошло.
   - Пойду, - встал Андрей. - Пробегусь до стада.
   - Давай, - Эркин встал и пошёл за одеялами.
   И уже лёжа, слыша сквозь сон, как укладывается Андрей, Фредди вдруг вспомнил, что ведь как раз День Империи сегодня. Хорошо, что парни за днями не следят. Хотя... помянули они сегодня Империю. Чтоб ей... так и ещё поперёк... Фредди прислушался к себе. В самом деле, совсем боли нет. А ведь Подлюгу он тормозил не шутя, и в драке не берёгся. Дерётся Эркин крепко. Да и Эндрю силён. Выдохся рано, но серьёзная драка столько и не длится. Либо ты всех уложишь, либо тебя вырубят. Эркин долго продержится. Только это игры всё. Не дай бог парням серьёзного. Чтоб как ему пришлось... хотя... у них своё было... всем досталось. Как Эркин слушал, когда он про отца говорил. Ведь ничего, даже такого, у парня не было. Питомничный. Слышал он про питомники. Как ту сволочь звали, что напился и полилось из него? Надзиратель питомничный... Упился вусмерть, ничего не соображал. Он и не слушал его, о своём думал. А визгливый, тонкий, как у скопца, голосок так и ввинчивался в уши. Ждал, пока подействует подсыпанный в виски порошок, а тот всё говорил и говорил. Как они там с детёнышами, с двуногой скотиной управляются. Что ни соображения, ни памяти у тех нет, что у детёнышей, что у взрослых. И говорил всё медленнее и медленнее, пока не захрапел на полуслове. Он вышел, и вошли те двое, что должны были сделать всё остальное. Это уже не его дело было. Болела спина, а другого лечения, кроме хорошей выпивки и долгого сна, а если со сном не получается, то только выпивки, он никогда не признавал. И что болтал этот болван, который и трезвым ни хрена не понимал, иначе бы не вляпался так серьёзно, он сразу забыл. А оказалось, что помнит. Он не врал парням, что никогда не имел дела с рабами, но слышал же. И про ломку слышал. И про... хватит, воротит с этого. Может, и впрямь Эркину в Аризону податься? В какое-нибудь дальнее графство. Такого работника на любое ранчо возьмут. За расовой чистотой там особо никогда не следили. А уж у ковбойских костров совсем не до этого. Обживётся. Может, и остальное всё наладится у него. Нормальный же парень. Ничего такого, что про них врали, у него и в помине нет. Три недели бок о бок прожили. Как ни таись, а вылезло бы. Нормальный парень. Нашёл бы себе... Эндрю бы тоже... устроился. Эндрю легче, он белый, а номер... чихать на него хотели в Аризоне. Там тюрьма никогда в упрёк не была. Что за парень, коли не сидел.

* * *

1992; 6.11.2010

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   29
  
  
  

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"