Розы и клубнику уложили на заднее сиденье, Джонатан и Фредди заняли свои места, Тим захлопнул дверцы и, обежав машину, сел за руль. Фредди посмотрел на часы.
- Без четверти, к семи успеем?
- Постараюсь, сэр, - ответил Тим, срывая машину с места.
- Опоздание на двадцать минут в рамках приличия, - спокойно ответил Джонатан и добавил по-ковбойски: - Не трепыхайся.
Фредди посмотрел на него в зеркальце над лобовым стеклом и промолчал. Да, на клубнику он купился. У одного ранчеро была клубника, он помнит, охраняли её... похлеще племенного табуна. И проволока колючая с банками-дребезжалками, и сторожа, и собаки. Чтоб человека собаками травить - не было такого в Аризоне, а тут за ягоды... так ему тогда и довелось попробовать, не добрался, а потом тоже то недосуг, то ещё что... ягода дорогая, в самый раз для свадьбы.
Было уже совсем темно, и фонарей как-то не по-городскому мало, но ехали быстро. В машине теперь пахло по-новому, и Тим подумал, что этот запах - роз и клубники - будет долго держаться, он уже замечал, что такие тонкие нежные запахи порой держатся дольше густых и даже пробиваются из-под них. А запах приятный, и он не будет от него избавляться.
В Загорье он въезжал со стороны Старого города - так от "Флоры" ближе, а что там улицы не чищены, так его "пегашка" пройдёт.
Свет фар выхватывал маленькие заснеженные домики за заборами, деревья... Фредди с интересом рассматривал этот город? Да нет, скорее зажиточный, но посёлок.
- И что это?
- Старый город, сэр, - ответил Тим и пояснил: - Здесь своим хозяйством живут.
- От земли? - спросил Джонатан.
- Да, сэр. Ну и ещё подрабатывают.
- Понятно, - кивнул Джонатан.
Женя ещё раз оглядела себя в зеркальном коридоре. Конечно, белое платье через год после свадьбы, да ещё с дочерью-школьницей просто глупо. И претенциозно. А нежно-кремовое из тонкого крепа с изящной драпировкой на юбке и перламутровыми пуговками - это то, что надо, и нигде не мешает, она же не гостья, а хозяйка, и нарядно. Туфли почти в тон, из украшений маленькие серёжки и обручальное колечко, парчовой розы у горла вполне достаточно, очень удачно она её углядела. Ну всё, пора, а то её уже заждались, даже неприлично.
И уже подойдя к двери, она, ойкнув, метнулась обратно к комоду и достала маленькую коробочку. Ну вот, теперь всё в порядке.
Её действительно заждались. И, когда она появилась в дверях гостиной, Алиса, взвизгнув, сорвалась с места, восторженно ахнул бурлаков, восхищённо присвистнул Андрей, а Эркин... Эркин мгновенно оказался рядом, и его губы нежно коснулись её виска.
- Какая ты красивая, Женя, - услышала она его шёпот и повернулась к нему, встретившись губы в губы.
- Всё правильно, - авторитетно заявила Алиса. - Жених и невеста всегда целуются.
- Ты-то откуда знаешь? - Андрей сделал вид, что хочет дёрнуть её за локон.
- Отстань, - Алиса спряталась за Бурлакова и уже оттуда, считая себя в безопасности, добила противника: - А ежли ты невежа, то иди ты в баню!
- Алиса! - немедленно возмутилась Женя, оторвавшись от Эркина. - Будешь так себя вести, немедленно спать пойдёшь.
- А пусть он меня не доводит.
- Ладно, племяшка, сквитаемся. Женя, во как хорошо!
- Да?! - радостно удивилась Женя. - Вам нравится?
- Очень, - искренне сказал Бурлаков. - Женечка, вы сасми чудо и выглядите чудесно.
Когда все всем и всеми восхитились и полюбовались, Женя посмотрела на часы. Без пяти семь. Андрей заметил её движение.
- Подождём чуток, Женя, а?
- Хорошо, - улыбнулась ему Женя. - Конечно, подождём. Да, Эркин, я забыла совсем, вот возьми.
- Что это, Женя? - удивился Эркин, рассматривая маленькую красную коробочку и почему-то медля её открывать.
- Это кольцо, - просто объяснила Женя. - Я хочу, чтобы ты сегодня тоже был с кольцом.
- Конечно, - поддержал её Бурлаков.
Эркин открыл было коробочку, но Андрей остановил его.
- Нет, давайте по правилам. Женя, давай своё кольцо, Алиска, держи, вот так... а вы рядом встаньте, батя, ты наденешь?
Он сейчас был готов что угодно превратить в церемонию, лишь бы потянуть время.
- Нет, - улыбнулся Бурлаков. - Если по правилам, то Эркин наденет Жене, а Женя Эркину.
- А попом кто будет? - спросила Алиса. - Ну, если мы в церкву играем, то поп нужен.
- Ну, ты даёшь, племяшка, не лезь, куда не просят.
- Дедушка, меня опять доводят, - известила Бурлакова Алиса о возможном развитии событий.
- Алиса, прекрати, - сказала Женя, глядя на Эркина. - Эркин, а нам нужны ещё слова?
- нет, - сразу ответил Эркин, так же неотрывно глядя на Женю. - Я уже дал клятву.
Он взял из коробочки кольцо Жени и надел ей на палец, а потом Женя так же взяла кольцо и надела ему. И так стояли, молча глядя глаза в глаза и держась за руки. Даже Алиса притихла, внимательно и очень серьёзно глядя на них. Щурился, как он сильного света, Бурлаков, прикусил губу Андрей.
Эркин поднёс к лицу их переплетённые пальцы, прижался к ним на мгновение губами и отпустил, улыбнулся своей "настоящей" улыбкой.
- Поздравляю вас, Женечка, Эркин, - обнял их Бурлаков.
Потом Андрей обнимал Эркина и чмокал Женю в щёку. И в разгар этой весёлой суматохи раздался звонок.
- Есть! - выдохнул Андрей. - Я ж говорил, что приедут! - и метнулся в прихожую.
Алиса со всех ног кинулась следом.
Только подрулив к "Беженскому Кораблю" и остановившись у нужного подъезда, Тим сообразил, что семьдесят седьмая - это же... так эти "акулы" к Морозу?! Ну, ну...! Но думать было уже некогда: надо выгружать коробки, а такие господа сами таскать ничего не могут, и о какой же свадьбе шла речь, неужто Андрей жениться надумал, а этих в гости позвал, ну, у лагерника знакомства и похлеще могут быть, это-то понятно, но почему тогда этот... Джонни о годовщине говорил, совсем всё на хрен запуталось.
Большой трёхбашенный дом произвёл на Джонатана и Фредди весьма сильное впечатление.
- В самом деле... корабль, - сказал Джонатан.
- Да, сэр, - откликнулся Тим. - Его все здесь зовут "Беженским Кораблём".
- Угу, - кивнул Фредди и вдруг: - В этом же крыле живёшь?
- В башне, сэр, - ответил Тим, направляясь к подъезду.
Подъезд и лестница не роскошные, как сразу отметил Джонатан, но чистые, все двери с войлочными прокладками, видимо для тепла, на площадке между маршами заметно пахнет табаком, дешёвыми сигаретами, но окурков нет, и перегарного запаха тоже. Ещё одна дверь, длинный, похожий на гостиничный, коридор. Перед дверями разноцветные коврики, но ни картин на стенах, ни ковровой дорожки, хотя... может, это здесь и не нужно. А вот и семьдесят седьмая. Джонатан высвободил руку - он нёс букет, оказавшийся почти в половину его роста - и позвонил.
Секунды напряжённой тишины... и шумно распахивается дверь.
- Во! Я же говорил, что приедут!
Выбежав вслед за Андреем и Алисой в прихожую, Женя увидела двух мужчин с какими-то свёртками, а следом вошёл Тим, с явным напряжением неся две коробки.
- Во! Наконец-то! Я же говорил! - шумно ликовал по-английски Андрей.
- Привет, Фредди, здравствуйте, сэр, - радуясь, что наконец-то кончилось это ожидание, здоровался Эркин.
Упоённо визжала, прыгая вокруг, довольная суетой и шумом, Алиса.
Тим поставил коробки - дальше не его дело - и выпрямился.
- Спасибо, - повернулся к нему Джонатан и протянул пятьдесят рублей. - У нас самолёт в шесть ноль семь.
- Да, сэр, - кивнул Тим, принимая деньги. - Машина будет в четыре пятьдесят.
От Сосняков до Загорья как раз с чаевыми двадцать пять и два рейса... всё сходится. И он уже повернулся было уходить, как Алиса остановила его.
- Ой, - и по-русски: - Дядя Тим, здравствуйте, и вы пришли, а Дим?
- Здравствуй, Алиса, - улыбнулся ей Тим, отвечая так же по-русски, и всё поставил на место. - Я на работе.
Джонатан обернулся на русскую речь, и, уже уходя, Тим поймал взглядом одновременно его лицо и мордашку Алисы. Надеясь, что никто ничего не заметил, он потихоньку ушёл, исчез, бесшумно закрыв за собой дверь.
Фредди еле заметно усмехнулся, снимая и вешая шляпу и плащ: всё сошлось, на заказ так не сойдётся, шальная удача, выигрыш без козырей. Он оглядел клубящуюся суматоху и - на этот раз искренне - удивился.
- Профессор? Вот не ждал!
- Я тоже, - ответно улыбнулся Бурлаков, протягивая ему руку. - Здравствуйте, Фредди.
- Вы что?! - оторопел Андрей. - Знаете друг друга?! Ну...! - и подавился непроизнесённым ругательством.
- Женя, - сразу вмешался Эркин, чтобы отвлечь внимание от покрасневшего и непонятно на что обидевшегося Андрея. - Это...
- Подожди, - остановил его Бурлаков. - Если по правилам...
- Правильно, профессор, - сразу поддержал его Фредди. - Делаем всё по правилам.
Он протянул крутившейся между взрослыми девочке в синем платье с белым воротником-пелериной коробочки с клубникой.
- Отнеси на кухню и поставь на стол. Только аккуратно. И сразу сюда.
И, пока говорил, рассмотрел её. Точно, как отштампована в Джонни, ну, теперь пойдёт потеха, если только и впрямь не Джонни сработал, а то Эркин ревнивый, иди, знай, куда его повернёт и вывернет, но не похоже, тогда бы Джонни по-другому встречали.
- Джонни, в темпе и шкуру с букета сдери.
- Не лезь, куда не просят, ковбой, - огрызнулся шёпотом Джонатан.
В этой суматохе он успел не только снять и повесить плащ и шляпу, но и с ловкостью фокусника сменить тёплые ботинки на лёгкие лаковые "букингемы". И, пока Фредди переобувался, снял с букета обёртку.
Женя ахнула и всплеснула руками, взвизгнула и тут же затихла Алиса. Потому что Бурлаков, ставший очень серьёзным и даже чуть строгим, поставил Женю и Эркина напротив Джонатана, Андрея и Алису за ними, и торжественно заговорил:
- очень приятно, - Джонатан вместо рукопожатия поцеловал ей руку. - Джонатан, можно Джонни.
Он уже открыл рот для поздравления, но Бурлаков взглядом остановил его и продолжил представление.
- Фредерик Трейси.
- Только Фредди, - шагнул тот вперёд, но ограничился рукопожатием.
- Очень приятно, - улыбалась Женя. - Рада познакомиться. Эркин и Андрей столько рассказывали о вас.
- Надеюсь, только хорошее? - улыбался Джонатан.
Он кивнул Бурлакову в знак, что теперь его очередь, и начал:
- Джен, Эркин, мы поздравляем вас с годовщиной свадьбы и желаем вам долгих лет счастливой жизни.
Обычно желают ещё детей и внуков, но, к облегчению Фредди, Джонни остановился вовремя и вручил Жене букет.
- Какая прелесть! - выдохнула Женя.
А Джонатан уже поздравлял и жал руку Эркину.
Наступила очередь Фредди. Он также сказал всё полагающееся в таких случаях, пожал руку Эркину и чмокнул в щёку Женю: он ковбой, ковбою это можно и даже положено.
- А это вам от нас, - широким жестом Фредди показал на коробки. - Это от Джонни, кофе пить, а это от меня.
- Ой, что это? - прижимая к себе огромный букет, Женя присела, разглядывая коробки.
- Кухонный комбайн, - гордо сказал Фредди. -Режет, мелет, растирает.
- Во! - обрадовался уже пришедший в себя Андрей. - Я об эту ступку, ну, орехи толкли, все руки стёр.
- Орехи-то остались? - мимоходом спросил Фредди, и все рассмеялись.
Коробки дружно отнесли на кухню, но сейчас решили не распаковывать: всё и так заставлено приготовленными блюдами и прочим. И тут Женя увидела незнакомый свёрток на столе.
- А это что? Откуда?
- А это мне Фредди дал, - сразу ответила Алиса. - И велел на стол поставить. Вот!
- Алиса! Какой он тебе Фредди?! - машинально возмутилась Женя, нетерпеливо разворачивая плотную и даже какую-то пухлую бумагу. - К взрослым так не обращаются!
- Значит, ты дядя Фредди? - повернулась к нему Алису.
- Не буду спорить, - пожал тот плечами.
- Замётано, - серьёзно кивнула Алиса.
- Алиса!! - резко обернулась Женя.
Алиса быстренько перебежала поближе к Эркину и оттуда ангельским голосом ответила:
- Да, мамочка.
Джонатан и Бурлаков так рассмеялись, а Женя наконец увидела содержимое таинственного свёртка и так ахнула, что инцидент не получил продолжения.
И как-то само собой начался осмотр квартиры. Гостям показали кухню, на лоджию выводить не стали, но, включив там свет, продемонстрировали через окно всякие полезные приспособления. А когда вышли из кухни в прихожую, алиса вдруг заявила:
- А меня не представили, а я сама. Я Алиса, можно Элис, вот!
- Приятно познакомиться, мисс, - протянул ей руку Фредди.
Отвечая на его рукопожатие, Алиса сделала что-то вроде книксена, а пока она так же здоровалась с Джонатаном, Фредди подошёл к вешалке и достал из кармана своего плаща маленького клоуна из деревянных шариков, соединённых крючками.
- Ой! - ахнула Алиса. - Это мне?!
- Думаешь, мне?! - фыркнул Андрей.
- Ты большой, тебе не положено, - быстренько огрызнулась Алиса и взяла Фредди за руку. - Большое спасибо, идёмте, я вам своих кукол покажу.
К удивлению Алисы, мама поддержала её.
Женя хотела выиграть время, чтобы придумать, что делать с цветами. Такие розы, а ей и поставить их некуда, её вазочки малы, даже ведро мало, не резать же... И тут она вспомнила, что на последнем чаепитии Норма показывала ей только что купленную большую напольную вазу.
- Игорь Александрович, - тронула она за локоть Бурлакова.
- Да, Женечка, - сразу обернулся он к ней.
- Займите гостей, пожалуйста, я к соседям за вазой сбегаю.
- Конечно-конечно.
Женя метнулась к двери, и сразу рядом с ней оказался Эркин.
- Эркин, я к Норме, за вазой, иди к гостям.
- Да, Женя, - кивнул Эркин.
Женя быстро чмокнула его в щёку и выскочила за дверь. Эркин вздохнул и вернулся к остальным.
Алиса показывала Джонатану и Фредди свои книги, куклы и игры, отбиваясь от то и дело язвившего Андрея. Бурлаков стоял в дверях, как бы ненароком загораживая выход и явно наслаждаясь происходящим. Эркин посмотрел на Андрея. И чего тот заводится? Всё ведь вышло, как он задумал, все, кого пригласил, приехали, подарков вон целую кучу навезли, всё вроде хорошо, и какая муха его укусила? И - на всякий случай - Эркин встал рядом с Андреем. Андрей покосился на него и еле заметно вздохнул.
В коридор Женя выбежала, даже не накинув платка, ей же из двери в дверь, на пять минут. И после домашнего шума и веселья здесь было так тихо и пустынно... Она позвонила в дверь Нормы. Обычно открывали сразу, но сегодня почему-то медлили, и Женя позвонила ещё раз.
Сегодня последний день показывали "Одинокого всадника" с Кларком Гейблом, и Норма собиралась в кино.
- Мама, ты же говорила, что видела его ещё когда в колледже училась.
- Да, - Норма слегка подкрасила губы бледно-розовой гигиенической помадой "от обморожения". - И что из этого? Был закрытый, практически подпольный сеанс, сидели друг у друга на коленках, треск, шум, плёнка рвётся, и вот-вот "полиция нравов" нагрянет.
- Да, я помню, кино - это жидовская выдумка, - фыркнула Джинни.
- Джинни, не повторяй эти глупости, а тем более гадости. А сейчас я посмотрю, нормально, сидя в удобном кресле, в хорошем качестве.
- И с субтитрами.
- Тем более. Буду слушать его подлинный голос. Великий артист.
- Я не спорю, - пожала плечами Джинни. - Но мы его в прошлое воскресенье смотрели. И дважды: сначала по-русски, с... да, дубляжем, а потом ещё ходили на этот же сеанс, с субтитрами.
- Ну и что? - Норма оглядела себя в зеркале и стала одеваться. - Ты же любишь перечитывать книги. Я иду в кино, а ты не хочешь, не иди, найди, чем заняться.
Джинни покраснела.
- Я говорила, ма, сегодня придёт Гриша... Громовой Камень.
- Я помню, - кивнула Норма. - Думаю, ты вполне справишься с приёмом сама. Две серии, к десяти я буду дома, ну, в четверть одиннадцатого. Времени вполне достаточно.
Джинни стала совсем пунцовой.
- Мама...
Норма надела шубу и, ещё раз поглядев в зеркало, поправила шапочку, верхний платок решила не надевать, всё-таки зима только началась и главные морозы ещё впереди, нечего кутаться заранее, поцеловала Джинни в щёку.
- Ты уже большая девочка, Джинни, я всё понимаю. Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, мама.
Джинни закрыла за ней дверь и посмотрела на часы. Без двадцати шесть, а Громовой Камень сказал, что придёт в полседьмого, так что они - он и мама - никак не столкнутся, да, мама всё понимает, но всё равно так лучше, и у неё почти час, чтобы подготовиться. Переодеться, подкраситься, сделать причёску, сделать на завтра уроки и... и на всё у неё только один час, даже меньше часа...
...Она успела почти всё, даже к урокам подготовилась, почти подготовилась. А всё остальное успела.
Странно, и чего она так волнуется? Громовой Камень уже бывал у неё, они сидели в гостиной, втроём с мамой, а потом как-то в Культурном Центре в её кабинете и тоже пили чай, и на вечеринках встречались, и каждый день на работе, и в кино ходили, всё-таки это гениальное изобретение, и... и на Купалу ходили! А она... будто впервые. Конечно, что мама пошла в кино посмотреть своего любимца Гейбла, а на её взгляд он несколько слащав и старомоден, Болотников в "Пушки, к бою!" намного эффектнее, все девчонки влюбились, нет, это хорошо, прямо удивительно, как мама всё понимает, но... но чего-то страшно, и хочется, чтобы мама была дома, тогда точно ничего не случится, и не по её вине, а мама была дома, при маме же нельзя, а так... Нет, она - не девочка, и понимает, что водить парня на верёвочке, манить и не давать, в колледже говорили: "динамить", опасно, парни от такого на стенку лезут и сбегают, и рискуешь вовсе ни с чем остаться, а Громовой Камень ей нравится, он совсем не похож на глупых и злобных дикарей из детских книжек и тем более на тех, памятных ещё по имению, да она там и не отличала их от остальных рабов... даже... странно, но она не помнит Мороза, почему? Он такой красивый, должен был кидаться в глаза, а она его ну, никак не может вспомнить. Ну, ладно, об этом она подумает потом, невежливо ждать одного, а думать о другом...
...Громовой Камень пришёл, как и обещал, в полседьмого. Он чувствовал, что сегодня будет что-то решено, и отступать не собирался. Джинни ему нравится, а что она не русская... а сам он кто? Брать девчонку с Равнины, из стойбища? А что она здесь будет делать? Стойбищной скво нужен охотник, а эртилевским... Так это когда ещё он выберется на Равнину, чтобы приглядеть, сговориться с её роднёй, да и тоже... ошибёшься, так не переделаешь, только если вторую брать, а это уж слишком дорогое удовольствие. А здесь развод - дело если не обычное, то вполне терпимое и для обеих сторон не обидное. Так что отступать просто незачем. И снег лёг, так стало легче, а то в дожди ногу так крутило и дёргало, еле на работу ходил, хоть криком кричи, а сухой мороз стал - и всё нормально. И вообще всё хорошо. Костюм он себе купил, недорогой, но приличный, а с пальто успеется, эту зиму он и в шинели проходит, и ботинки под костюм, чтобы не мять брючины в голенищах, даже две пары, для улицы тёплые на меху и лёгкие, носить на работе, правда, и от двух полных зарплат за сентябрь и октябрь у него остался, как это, а, правильно, жизненный минимум, но это всё пустяки, не такое пережили, переживём и это.
Когда позвонили в дверь, Джинни метнулась в последний раз к зеркалу и побежала в прихожую.
Он разделся, повесив шинель и ушанку на вешалку, и, заметив новые кожаные шлёпанцы, нагнулся и стал расшнуровывать ботинки. Всё нормально, не тащить же снег на подошвах по всему дому, переобуваться, приходя с улицы, его приучили ещё в эртильском интернате. Шлёпанцы оказались впору. Интересно: это покупали специально для него или просто для гостей? Других тапочек не видно, так что, надо полагать, это для него. Факт... многозначительный.
Переобувшись, Громовой Камень выпрямился и оглядел себя в зеркале. Что ж, костюм, рубашка, даже галстук - всё вполне на уровне, и, пожалуй, на следующей неделе стоит сходить подстричься. В зеркале он увидел стоящую в дверях гостиной Джинни и с улыбкой обернулся к ней.
- Я готов.
- Я тоже, - ответно улыбнулась Джинни. - Проходи.
В гостиной уже включён камин, а на столике всё выставлено всё для чаепития. Громовой Камень, разумеется, знал, что огонь не настоящий, но сел так, чтобы видеть его: очень уж хорошая имитация, а почему чашек две?
- Мама пошла в кино, - ответила на непрозвучавший вопрос Джинни.
Громовой Камень молча кивнул, не зная, что сказать. Джинни разлила по чашкам чай, пододвинула ближе к нему сахарницу и тарелочку с ломтиками лимона. Горячий крепкий чай с сахаром и лимоном - что может быть лучше?! Только свежеобжаренные оленьи рёбра и... нет, раз недоступно, то и не сравнивай. Громовой Камень с наслаждением отпил и радостно улыбнулся.
- Отличный чай.
- Да? - обрадовалась Джинни. - Это "золотой слон".
Громовой Камень понимающе кивнул. Он тоже знал эту марку, ещё по Равнине. Там маленькая коробочка с золотым выпуклым слоном на крышке менялась на пять пулевых патронов, или на две, а то и три большие пачки "питьевого" чая, и чистым "золотого слона" не заваривали, а подмешивали по щепотке в "питьевой".
- Кексы мама пекла, - Джинни чувствовала себя неуверенно в русских тонкостях с "ты" и "вы" и потому избегала обращений. - А я печенье.
- Очень вкусно.
Джинни польщённо улыбнулась.
- Бери ещё. А... а твоя мама тоже пекла?
Спросила и испугалась своего вопроса: она же не знает, может, у индейцев неприлично об этом спрашивать, ведь Громовой Камень никогда не говорил о своих родителях. Но, к её облегчению, он улыбнулся.
- Пекла. Лепёшки с мёдом. И ягодами, - и, помолчав, чувствуя, что иначе обидит Джинни, продолжил: - Она рано умерла. А отец... ушёл на небо, к ней, когда я учился в школе, за две зимы до посвящения. И тоже от туберкулёза. Это я сейчас понимаю. А тогда... кровяной кашель. От него многие умирают. Я думаю, отец и отправил меня из стойбища в Эртиль, в школу, чтобы уберечь.
Он говорил по-русски, медленно, и Джинни не переспрашивала, хотя не всё понимала, вернее, не понимая отдельных слов, понимала всё.
- Мама была из другого рода, дальнего и не дружественного. Её родня не простила, и отца многие осуждали, нарушителей законов нигде не любят, может, поэтому меня и отпустили легко. И в школу, и на войну, и в Россию. Близкой родни у меня совсем не осталось. С войны вернулся, род свой, а жить в чужой семье пришлось, даже не у родни.
Громовой Камень замолчал, пристально разглядывая рдеющие поленья в камине. И Джинни смотрела на него, не смея нарушить молчание.
Громовой Камень сглотнул, заставил себя допить остывший чай, поднял на Джинни глаза и улыбнулся.
- Я... расстроил тебя?
- Нет, - ответила Джинни и тут же покраснела, сообразив, что сказала не то. - Извини, я не хотела, я...
- Ничего, - Громовой Камень протянул ей чашку. - Налей ещё, очень хороший чай.
И Джинни радостно захлопотала.
Отпив чая, уже Громовой Камень решил рискнуть.
- А у тебя? Остались родные? Там?
- Нет, - покачала головой Джинни. - Папа... умер, мне и года не было, я его совсем не помню, - и тоже, решив быть предельно откровенной, уточнила: - Он погиб, на войне.
Громовой Камень сдержанно кивнул, мысленно быстро подсчитав и сопоставив, что они никак не могли пересечься. Джинни не то тоже подсчитала, не то догадалась, но перевела дыхание и зачем-то заговорила о шестом классе, таком шумном и озорном. Дети хорошие, но рты не закрывают.
- Да, - засмеялся Громовой Камень. - Как воробьи весной.
Джинни не сразу поняла, и Громовой Камень с удовольствием и очень похоже изобразил воробьиную перепалку. Джинни так смеялась, что едва не перевернула свою чашку. Поговорили о школе и учениках, и даже о последних методических указаниях из Ижорска.
Всё выходило хорошо и как-то само собой. Недопитый чай остывал на столике, верхнюю люстру выключили, так что гостиную освещал только камин, а Джинни и Громовой Камень пересели на диван, устроившись рядом и почти вплотную. Разговор о методике преподавания языков продолжался, но был уже не важен и не нужен.
- А... а вот говорят, что индейцы целоваться не умеют! - вдруг, неожиданно для самой себя выпалила Джинни.
- Проверим? - предложил, нисколько не удивившись, Громовой Камень.
Он решительно, но не грубо обнял Джинни, привлекая её к себе.
- Проверим, - повторил он, уже не спрашивая.
Губы у Джинни были мягкими и тёплыми. Смешно, но целоваться, тем более, в губы, у шеванезов действительно не принято, но ещё в школе его этому научила рыжая Лизка-Лиса, ей было уже шестнадцать, десятиклассница, а он - семиклассник, по школьной терминологии "малёк", и обучение та разбитная девчонка начала почти теми же словами: "Индейцы целоваться не умеют". А потом... всякое потом было. Он многому научился. И целоваться тоже.
Почувствовав, что Джинни задыхается, он отпустил её.
- Ну как? Умею?
- Оу, - тихо вздохнула Джинни, опуская голову на его плечо.
- Не понял, - негромко засмеялся Громовой Камень. - А ну-ка, ещё раз.
В последний раз Джинни целовалась в колледже и даже уже не помнила имени тощего вихрастого парнишки, с которым танцевала на вечеринке у Синди, да, та как раз купила потрясающее обалденно-офигительное платье и устроила по этому поводу столь же офигительную вечеринку. А потом... потом было имение и... и всё остальное, о чём вспоминать совсем не хочется, тем более сейчас. Губы Громового Камня показались шершавыми, но это было так приятно и... волнующе, так необыкновенно, что она уже ни о чём не думала, бесстрашно обнимая Громового Камня за плечи и шею.
Звонок заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга.
- Кто это? - Джинни удивлённо смотрела на Громового Камня.
Он пожал плечами, и Джинни уже готовилась сказать, что это, наверное, просто ошиблись дверью или дети шалят, но тут позвонили вторично. Это уже быть ошибкой не могло, и Джинни побежала в прихожую. Громовой Камень поправил съехавший почему-то набок галстук и сел прямо. Прислушался к голосам.
- Конечно, - сразу согласилась Джинни. - А что случилось? - и тут же: - Оу, какая ты нарядная. Как невеста.
- А я и есть невеста, - засмеялась Женя и, увидев изумление Джинни, объяснила: - Мы годовщину свадьбы отмечаем. Мне такие цветы подарили, Джинни, мечта, во, с Алиску, ни в одну вазу не влезают, а резать жалко, я у вас вазу видела, большую, напольную, не одолжишь?
- Ну, конечно! И много гостей, Джен? Прелесть какое платье!
Громовой Камень слушал доносящийся из прихожий девичий стрёкот и щебет, в котором не только слов не разобрать, но и непонятно, на каком языке стрекочут, и улыбался: все девчонки одинаковы.
- Да, Джен, конечно! - Джинни вбежала в гостиную, щёлкнув по пути выключателем.
Громовой Камень на мгновение зажмурился от слишком яркого света, но тут же открыл глаза.
- Здравствуйте.
- Ой, здравствуйте, - улыбнулась Женя.
Но ни удивляться, ни думать о том, что бы означало присутствие здесь Громового Камня, было уже некогда. Джинни стояла рядом с большой и действительно очень высокой керамической вазой кирпичного цвета. Джинни решительно вынула из неё сухие декоративные цветы: белые плоские кругляши и ярко-оранжевые пухлые бубенчики. Женя такие уже видела на рынке в Старом городе и даже подумывала о покупке, но тогда не стала: слишком большие для её двух вазочек.
- Подойдёт?
- Да, конечно. Большое спасибо.
Воды в вазе не было, и Женя с Джинни попробовали её приподнять. Громовой Камень решительно оттолкнулся от дивана и встал. Теперь лишь бы нога не подвела.
- Я за Эркином схожу, - выпрямилась Женя. - Оставь, Джинни.
Когда она назвала Эркин, Громовой Камень узнал её. Это мать Алисы Мороз из первого класса, жена Эркина, вот не думал, что она с Джинни подруги. Хотя, почему и нет? Живут рядом.
- Ну-ка, - раздвинул он их плечами и взялся за вазу.
Сам не ждал, что получится. Не только её поднять - увесистая, конечно, но терпимо, но и шагнуть к двери, и ещё раз... Ахнув в два голоса, Женя и Джинни побежали перед ним, раскрывая двери.
До коридора добрались вполне благополучно. Нога, конечно, болела, но Громовой Камень привычно не обращал на боль внимания и старался ступать твёрдо.
Женя распахнула дверь своей квартиры, Громовой Камень шагнул, преодолевая боль, и вдруг стало легко: чьи-то сильные руки подхватили и с мягкой властностью отобрали вазу.
- Я возьму, кутойс.
Эркин? Да он, однако... при поном параде, похоже, здесь праздник.
Прихожая наполнилась людьми. Его и Джинни знакомили и представляли, но всё сейчас проскакивало как-то мимо сознания, потому что один из гостей - высокий голубоглазый блондин - настолько походил на Алису, что тут и сомнений быть не могло. И ещё он понял, что гости с той стороны. Разговор большей частью шёл по-английски, хотя старик, которого называли Игорем Александровичем и профессором, был явно русским. Громовой Камень обменялся со всеми рукопожатием, поздравил Эркина, и они с Джинни ушли.
Когда они вернулись в гостиную, Джинни тихонько вздохнула и предложила:
- Ещё чаю?
- Да, - кивнул Громовой Камень. - От чая отказаться не могу.
И пока Джинни суетилась и хлопотала, ставя на огонь чайник и убирая куда-то сухоцветы, Громовой Камень сидел на диване и сосредоточенно глядя на рдеющие в камине поленья, думал. За Алисой приехал её отец с той стороны. Чем помочь Морозу? Эта, как её, женя - мать, и её слово решающее, это на сына отец имеет все права, а у дочери кровь матери. Если Женя согласится отдать Алису, то... то всё, ни по каким законам и обычаям у Эркина прав на Алису нет.
- Гриша, - Джинни осторожно коснулась его плеча.
- Да, - Громовой Камень вздрогнул и вскину на неё глаза. - Да, Джинни.
- Чай готов.
- Да, - он взял чашку. - Спасибо, Джинни.
Джинни села рядом с ним и тоже взяла чашку, отпила.
- Ты... ты заметил?
- Да, - сразу понял её Громовой Камень и пожал плечами. - Трудно не заметить.
- Думаешь, он её заберёт?
- Если мать отдаст, - Громовой Камень усмехнулся и сказал на шауни: - У дочери кровь матери, - и тут же сам перевёл сказанное на русский.
Джинни кивнула.
Когда ваза и розы заняли своё место, гостиная, по мнению Жени, преобразилась.
- Как хорошо! - вздохнула она.
- Да, - сразу кивнул, стоя рядом, Эркин и тихо, что услышала только Женя; - Завтра же схожу, такую куплю.
- Ага, - согласилась Женя.
На мгновение они словно ослепли и оглохли, ничего не замечая вокруг.
А вокруг клубилась та же весёлая суматоха. Андрей добивался у Фредди, откуда он и Джонатан знают Бурлакова. Фредди, возясь со странной чёрной коробкой чуть побольше обычного фотоаппарата, которую мимоходом достал из своего явно бездонного кейса, беззлобно отругивался.
- Да отстань ты. Ну, клад он нам актировал. Ну, чего тебе до этого?
- А ему до всего, - влезла Алиса. - Дядя Фредди, ты ему лучше скажи, а то он не отстанет.
- Отстанет, - пообещал ей Фредди, приспосабливая к коробке ещё две поменьше и щёлкая всякими рычажками. - Ну вот. И вы, мисс, отстаньте.
- Я мисс? - удивилась Алиса.
- Нет, так будешь, - коробка в его руках превратилась в фотоаппарат, но какой-то странный и громоздкий. - Ну, вот и готово. Эркин, Джен, обернитесь.
Эркин и Женя одновременно обернулись к нему, и тут Фредди поднёс странный фотоаппарат к лицу, чем-то щёлкнул, полыхнула голубая молния. Все изумлённо замолчали, глядя на него. В фотоаппарате что-то заурчало и опять щёлкнуло. Фредди с невозмутимым видом ковбоя, отстрелившего в баре горлышко с пробкой у приглянувшейся бутылки, выдернул вылезший из щели листок и протянул его Эркину.