Эркин шёл домой по пустынным тёмным улицам. Обычно вечер пятницы - гулевой, но сегодня холодный ветер и мелкий колючий снег разогнали гуляк. Да и припозднился он сегодня, а ему ещё уроки на завтра делать, но нельзя было не выставить бригаде по кружке: в отпуск уходит! Первый в его жизни отпуск, хотя... нет, зимой на Рождество он же уже гулял, просто не знал тогда, что это так называется. Здорово было! И в этот раз будет здорово. Интересно, а почему, то здорово, то здорово? А ещё здоровско. Ладно, это неважно. А вот в следующее воскресенье свадьба, и Андрей сказал, что Бурлаков приедет. Ну, что ж, раз это нужно, чтобы Андрей остался здесь и не уезжал, то, конечно, он не станет спорить, всё вытерпит, и ни хрена ему не станется. Он же сам говорил, что за Женю, за Андрея на всё пойдёт. И на это тоже. Раз надо, чтобы он Бурлакова отцом назвал, хоть и зря Андрей это придумал, ну, да ладно, язык не отвалится, назовёт.
Пьяным он себя не чувствовал, хоть и выпил сегодня и пива, и водки, но сразу заел, а на холоде и трезветь начал. Под ногами хрустит смёрзшийся наст. В самом деле, в один день зима пришла, а только октябрь в середине. Но все говорят, что так и положено, что на Покров снег уже прочно, аж до весны ложится, а Покров - это четырнадцатого, в воскресенье. Зима - это хорошо. Когда сыт и тепло одет. Эркин улыбнулся, с удовольствием оглядывая пустую улицу. Зачем-то он пошёл домой кружным путём, по Цветочной, через рощу и овраг.
Берёзовая роща была светлой от белых стволов и проглянувшей луны, да и дорогу он знал хорошо, и вон уже окна "Корабля" светятся.
Ступеньки обледенели, и Эркин, недолго думая, заскользил по ним, как по горке, едва не оступился в воду, но на другой склон поднялся вполне благополучно. Подходя к дому, он привычно нашёл взглядом свои окна. Кухня, комната Алисы и спальня. Его ждут. Как всегда.
Он весело поздоровался с разметавшим площадку перед домом Конычем.
- Никак гуляешь, Мороз?
- В отпуск иду, - улыбнулся Эркин. - Отвальную бригаде ставил. По обычаю.
- Обычай соблюдать надо, - кивнул Коныч. - Не нами заведено, не нам и ломать.
- Ага, - охотно согласился Эркин, открывая дверь своего подъезда.
На площадке между первым и вторым этажами, куда с холодами перебрались из беседки любители трёпа под курево, пусто. И в коридоре пусто. Так поздно разве? В замочную скважину он попал сразу, но вошёл в квартиру уже не столь уверенно.
- Эрик! - радостно ткнулась ему в ноги Алиса. - Эрик пришёл. Мама! Эрик вернулся!
Из кухни выглянула улыбающаяся Женя.
- Ну, молодец, мой руки и будем ужинать.
- Мм, - согласился Эркин, целуя её в щёку. - Иду, Женя.
В ванной он тщательно вымыл руки, прополоскал рот. Нет, не такой он уж пьяный. Жалко, Андрей во вторую, сейчас бы вместе за уроки сели.
На кухне тепло и светло, подпрыгивает крышка на кипящем чайнике, на столе уже всё готово, будто Женя точно знала, когда он придёт. Эркин сел на своё место, пододвинул тарелку и с удовольствием вдохнул запах.
- Как вкусно.
- Ты же ещё не ел, - удивилась Алиса, усаживаясь на свой стул. - А говоришь.
- Я по запаху чувствую, - засмеялся Эркин.
Засмеялась и Женя.
После ужина Эркин ушёл в дальнюю комнату и сел за учебники. Андрей сделал свои уроки утром, и его портфель, уже собранный, стоял у стола. Значит, с работы он придёт сюда ночевать, а то бы взял его с собой. Ну, и отлично. Эркин раскрыл учебник химии и начал читать параграф.
Время текло неощутимо. Почему-то за уроками или чтением он терял своё чутьё спальника на время. Только, когда за ним пришла Женя, чтобы он поцеловал на ночь Алису, он понял, что уже поздно. А он только химию сделал, а английский еле-еле начать успел.
Он поцеловал Алису и, как всегда, немного постоял над ней, потом вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
- Женя, - заглянул он на кухню, где Женя колдовала над завтрашним обедом.
- Да, милый обернулась она к нему.
- Я буду ещё долго заниматься, ты ложись, не жди меня.
- Хорошо, - не стала спорить Женя.
Но по её улыбке Эркин понял, что она всё равно сделает по-своему. Он виновато вздохнул и ушёл. Английский, обществоведение, биология... шелест страниц, ровные строчки. Он читал и писал, уже не удивляясь, будто всегда это умел, а может, и в самом деле, привык. Привычка - великое дело. Правда, думать о своём за чтением и письмом, как за другой работой, он не мог, ну, так всему остальному когда ещё выучился, а этому недавно, так что... привыкнет.
- Всё, шабаш, - хлопнул Андрея по плечу Василий.
- Ага, - выдохнул Андрей. - Щас я её, стерву, воткну и готово.
Вытирая руки ветошью, Василий молча смотрел, как он заканчивает работу, и, когда Андрей выпрямился, довольно усмехнулся.
- Не попался, молодец.
Андрей понял, что прошёл ещё одну проверку, и самодовольно ухмыльнулся.
Обычно во вторую смену в бытовке не задерживались. Пришли, переоделись и нет никого. А уж в пятницу-то...
- Андрюха, в "Холостяжник"?
- Нет, к брату. Бывайте.
- Бывай.
На улице редкие фонари, ясное звёздное небо - к морозу - и хруст снежной корки под ногами. Но, когда сыт и одежда тёплая, то и мороз в радость. Андрей сбил на затылок ушанку и шумно выдохнул, по-детски залюбовавшись заклубившимся паром. Здорово всё-таки. Всё у него тип-топ, лучше не бывает и не надо...
...До дома он добрался только во вторник, после работы. И уже взялся за ручку двери, как его окликнул комендант.
- Хорошо погулял, Мороз?
- Лучше всех, начальник, - весело ответил он. - А чего?
- Да тебя с субботы почта ждёт.
Вот тут он удивился. Своего адреса он никому не давал, от профессора так быстро ничего не могло дойти, да и не знал его адреса профессор в субботу. Что за чертовщина?! Но спорить, разумеется, не стал, молча прошёл за комендантом в его контору и забрал из ячейки со своим номером конверт. Небрежно, даже не поглядев, сунул в карман.
- Спасибо, начальник. Ещё что было?
- Ступай, отдыхай, - усмехнулся комендант.
Он попрощался и пошёл к себе. Через силу не достал конверт ещё на лестнице. Но выдержал характер. Открыл дверь, вошёл в прихожую, включил свет, захлопнул дверь и стал раздеваться. Ушанку и куртку на вешалку, сапоги вниз. Пошёл на кухню, поставил чайник и уже тогда вернулся в прихожую, достал из кармана куртки конверт. Повертел в руках, разглядывая. Адрес его, почерк незнакомый, не девчонок - это точно, да и не станут они ему писать, не с чего. Штемпель... Аровск? Это где? Ладно, потом посмотрим по карте. Он достал нож и аккуратно, кончиком лезвия, вскрыл конверт. Открытка? Пустая? Да, ни слова на обороте. Обычная видовая открытка, пейзаж, такие обычно для туристов делают, видел в киосках ещё там, да и здесь, ну да. И тиснённая золотом надпись по-английски. "Привет из Алабамы". (или дать по-английски: Hello from Alabama) Это как понимать? Письмо из Аровска, а привет из Алабамы?! Он разорвал конверт и придирчиво осмотрел изнанку. Пусто. Да что же это такое? И вдруг сообразил. И от кого открытка, и почему из Алабамы. А сообразив, хохотал так, что, не устояв на ногах, сел на пол. А отсмеявшись, пошёл на кухню к уже клокотавшему чайнику. Дальше всё было просто. Он пил чай с цареградскими рожками - Женя утром сунула ему в портфель с книгами сборную коробочку - и рассматривал открытку. Ну, Фредди, ну, ловкач! Значит, сделал. И сделал чисто. И, наверняка, не сам через границу ехал, кто-то привёз и бросил в ящик, "в тёмную" сработал. Наверняка так оно и было. Ну, и подыграем. Допив чай, он сжёг в пепельнице открытку и конверт, пепел размял и спустил в унитаз, пепельницу вымыл и, наскоро выкурив две сигареты, оставил окурки в пепельнице, чтобы пахло табачным дымом, а не бумажным...
... "Корабль" встречал редкими из-за позднего времени светящимися окнами. Андрей нашёл взглядом свои. Да свет в спальне и в дальней комнате. Значит, Эркин учит уроки, а Женя его ждёт. Чего это братик так засиделся? Вроде ничего особо сложного не задавали.
Вошёл он бесшумно, но Женя услышала и вышла из спальни.
- Андрюша? Добрый вечер, я сейчас чай поставлю.
- Да не беспокойся, Женя. Добрый вечер.
Андрей снял и повесил куртку, засунул шарф в рукав. Услышав их голоса, пришёл Эркин.
- О, здорово!
- Здорово, братик. Женя, а к чаю ещё чего-нибудь не найдётся?
- Конечно, найдётся, - засмеялась Женя. - Я же знаю, что ты всегда голодный.
- Это я ещё расту, - очень серьёзно ответил Андрей, проходя на кухню.
Уминая яичницу с колбасой и луком, Андрей сообщил, что на работе у него полный порядок, а вот послезавтра, в воскресенье, стоит съездить в Сосняки, прикупить кое-чего к празднику, ну, чего здесь не найдёшь.
- Конечно, езжайте, - одобрила Женя.
- Женя, а ты? - чуть не поперхнулся чаем Эркин.
- А мы с Алисой тоже по магазинам пройдёмся. Так будет лучше, Эркин.
Эркин вздохнул и кивнул. Спорить с Женей он никогда не мог. Андрей доел яичницу и сделал себе трёхслойный бутерброд, сразу чтоб и с сыром, и с колбасой, а масло не в счёт, оно в бутерброд по определению входит. Его объяснение никаких возражений у сотрапезников не вызвало. Эркин отсмеялся, допил чай и встал.
- Женя, мне ещё шауни учить, я пойду.
- Конечно, Эркин, - улыбнулась женя.
И он сразу улыбнулся в ответ.
Когда Андрей вошёл в комнату, Эркин сидел за столом над книгой. Андрей подошёл к нему и встал сзади, легко опёршись ладонями на его плечи.
- Устал? - не поднимая головы, спросил Эркин.
- Есть малость, - усмехнулся Андрей. - Меня сегодня в самостоятельную на целый узел поставили.
- Здоровско! - искренне восхитился Эркин.
- Ты учи, - оттолкнулся от его плеч Андрей. - Я почитаю пока.
Книг заметно прибавилось, но до профессорских полок, конечно, далеко, чего уж говорить о совсем смутных воспоминаниях набитых книгами шкафах по всем стенам и до потолка. Андрей взял памятный по перегону томик Шекспира и лёг на диван, включил торшер. Читать по-английски ему было всё-таки чуть-чуть, но сложнее, чем по-русски, особенно стихи. Особенно эти. Потому что смотрит он на строчки, а слышит хриплый голос Старика. Тот читал им, малолеткам лагерным, Шекспира. Чтобы английский не только от охранюг и слышали. А вот купила Женя Алиске книгу, тоже стихи, Чуковского. Он взял посмотреть, так открыл и закрыл сразу, отнёс к Алисе и в шкаф поставил. Потому что Милочку услышал. "...неужели в самом деле все сгорели карусели..." И Аню. Не может он Чуковского читать. А Шекспира ничего... да и от Эркина он их все ещё там слышал. А Фредди судил. С того суда все и стали звать Фредди его вырвавшимся; "Грамотный и не сволочь". Андрей улыбнулся воспоминанию и перевернул страницу.
Наконец Эркин выдохнул, будто сбрасывая тяжесть и закрыл книгу.
- Уф, всё!
Встал и потянулся, выгибаясь на арку. Андрей опустил книгу на грудь и молча с улыбкой смотрел, как разминается Эркин.
- Знаешь, я в Царьграде книги искал на шауни. Нету.
Эркин выпрямился.
- Но где-то же они есть. Надо у кутойса спросить.
- Спросим, - кивнул Андрей и тоже встал, положив книгу на диван. - Слушай, ты как-то говорил, - он перешёл на английский, - что вот, вы на пару тянулись, как это?
Эркин растерянно улыбнулся.
- Тебе хочется?
- Ну да. - энергично кивнул Андрей.
- Ну, давай, - неуверенно согласился Эркин. - Только... Тесно здесь, пошли в большую.
- Давай, - не стал спорить андрей.
Они перешли в большую комнату, Эркин снял и бросил на стулья рубашку и джинсы, оставшись в трусах. Андрей тоже разделся.
- Так, становись. Вот, ступня к ступне, а руки давай сюда. Выгибайся,я держу, сильнее, - негромко командовал по-английски Эркин. - Голову запрокинь, чтоб спина натянулась. И выпрямляйся. Хорош. Теперь я. Держись. Так. Руку перехвати. Во-во, пошёл.
Они старались не шуметь, но Женя услышала и пришла посмотреть. Стоя в дверях, она молча любовалась ими.
Эркин, почувствовав её взгляд, оглянулся и едва не уронил Андрея. Андрей, заметив переглядку, закатил глаза и подчёркнуто обвис на руках Эркина. Женя засмеялась, и сразу облегчённо засмеялся Эркин. Андрей удовлетворённо выпрямился.
- Ну как, Женя, смотримся?
- Очень, - искренне ответила Женя.
- То-то! - победно провозгласил Андрей.
Эркин рассмеялся и мягким тычком оттолкнул его от себя.
- Всё, а то в школу проспим.
- Да ты чего?! - ужаснулся Андрей.
Они ещё немного посмеялись и решили, что время и в самом деле позднее.
- Ну, я баиньки. Эркин, ты в душ?
- Идите оба, - распорядилась женя. - А то ты, Андрюша, опять зачитаешься.
- Есть такое, - тряхнул шевелюрой Андрей. - У кого запой, а у меня зачит.
Вымылись они быстро, вдвоём навели порядок в ванной и разошлись.
Когда Эркин вошёл в спальню, Женя уже лежала и даже свет был погашен. Привычно щёлкнув задвижкой, Эркин пересёк в два шага спальню, сбросив халат на пуф, и нырнул под одеяло. Руки Жени сразу обняли его за шею и плечи и притянули к себе. Эркин счастливо вздохнул, зарываясь лицом в её волосы.
- Спи, милый, всё хорошо, да?
- Лучше не бывает, - убеждённо ответил Эркин.
Женя наощупь нашла его голову, взъерошила и пригладила волосы, пропуская между пальцами пряди. Эркин ещё раз вздохнул, мягко погладил Женю по спине.
- Спим?
- Да, милый.
Эркин потёрся лицом о её волосы и уже во сне лёг так, чтобы ей было удобно обнимать его.
Страда закончилась, кладовка и подпол набиты банками, кадушками и мешками. Картошки, правда, маловато, с новогодья прикупать придётся, ну, да это не так уж страшно. Дед помог соседу заколоть боровка и плату взял мясом. Со своим же не подсуетились вовремя, на Рождество покупать придётся.
Артём, отдуваясь, пил чай с мёдом. Мелюзга уже из-за стола вылезла, так что сидели втроём, ведя неспешный хозяйский разговор. Говорил, в основном, дед, а бабка и Артём поддакивали.
- Ну, - дед отёр концом висевшего на шее полотенца пот на лбу, - год, слава богу, прошёл.
- Да уж, - бабка суетливо подлила Артёму чаю, - не сглазить бы ненароком, теперь лишь бы здоровье было.
- Здоровье первей всего, - важно кивнул дед.
Кивнул и Артём. Допив свой чай, он перевернул чашку вверх дном на блюдце и встал, перекрестившись на икону.
- Пойду уроки делать.
- С богом, - напутствовал его дед.
В горнице Лилька и Санька уже сидели за столом со своими учебниками, а сбоку пристроился Ларька со "Светлячком". Артём подошёл к комоду, отобрал нужные на завтра книги и тетради и сел на своё место. Строго посмотрел на мелюзгу, чтоб не вздумали лезть и мешать, и раскрыл учебник английского.
Учиться он не то, чтоб не любил, а... ну, без души это для него. Надо иметь аттестат, ну, раз надо, он и пыхтит. А рваться из жил, чтобы первым быть, зачем? Да и без пользы ему эта учёба. Ну, читать-писать - понятно, а считать он и раньше умел. И английский ему нафиг не нужен. Химия, физика, биология... напридумывали беляки, а ему теперь отдуваться. И на какого чёрта Мороз себе ещё индейский повесил...
Но все эти соображения Артём благоразумно держал при себе. Да и не настолько учёба была ему тяжела или противна, чтоб трепыхаться. Да и дедово: "Савельцевы никогда последними не были" задевало. В самом же деле, не глупее же он остальных. Все пашут изо всех сил, так что и ему надо, чтоб не хуже остальных.
Санька рисовал на промокашке чёртика, а Лилька смотрела, как у него получается, и тихо упоённо хихикала. Не отрываясь от книги, Артём легко дотянулся до них и отвесил по лёгкому подзатыльнику.
- Дело! - сразу отозвался из кухни дед. - Не баловать обое! А то я добавлю.
Санька молча потёр затылок, Лилька не всерьёз хныкнула, и они вернулись к урокам. Злорадной ухмылки Ларьки никто не заметил.
Закончив с английским, Артём взялся за физику. Лилька и Санька закончили свои уроки, но дед их из-за стола не отпустил.
- Другое читайте. Или рисуйте там. Но чтоб тихо было.
Рисовать, читать, картинки смотреть... нудьга, конечно, но лучше, чем деду с бабкой помогать. Лилька увидела, что бабка садится за прялку, и уткнулась в книжку. Но не помогло.
- Чем впустую пялиться, иди прясть учись.
- Ну, Тём...
- Я же вижу, что не листаешь.
Лилька вздохнула и полезла из-за стола. Санька стал как раз войну рисовать, и Ларька к нему пересел, а ей...
- Давай-давай, - подбодрил её дед. - Иди знай, что в жизни понадобится. Всё надо уметь.
- И свет хороший, - поддержала бабка. - Вот я, бывалоча, так керосин дорог, так при лучине училась. А тебе на посиделки когда идти, так уметь надо, чтоб не срамиться.
- Всё, и не тараторьте, - повёл на них бородой дед, берясь за Санькины ботинки.
Устные предметы шли у Артёма быстрее: два раза, ну, три, прочитал и запомнил. И всё. А если не задумываться, то как само в память укладывается.
Дочитав до последней из нужных страниц, Артём собрал и переложил на комод книги и тетради.
- Санька свои убери. И Лилькины.
- Я рисую ещё.
- Убери и рисуй, - легонько щёлкнул его по макушке Артём.
Санька потёр макушку и встал. Артём сел рядом с дедом и взял второй ботинок. Обувь на Саньке так и горела, а для валенок ещё сыро, и новое покупать, так не напасёшься.
- И какой футбол по слякоти, - ворчал дед.
- А у школы асфальт, - Санька сунул Ларьке законченный рисунок. - Мы там играем. Деда, а если резиной? Ну, как валенки.
- И верёвкой подвязать, - кивнул дед. - Ежели я её прошью, она ж воду держать не будет.
- А чего с ней делают? - спросил Артём.
- Клеят. Клей нужен. Особый.
Артём кивнул, протыкая кожу.
- На той неделе я во вторую. И в воскресенье работаю
- Угу, - кивнул дед. - За воскресенье двойную платят?
- А как же.
- Тогда давай.
Артём улыбнулся. Будто это он сам смены выбирает, график-то управляющий составляет, на квартал вперёд. Но деду он ничего не сказал: пусть думает, что по его слову всё делается. Деду приятно, а ему нетрудно.
После Санькиных ботинок дед придирчиво осмотрел Лилькины.
- Сгодятся пока.
- В школе велели сменку приносить, - сказала Лилька.
- Ну, так что, взять нечего? - дед сердито повёл бородой. - Раз велели, значит, надо. Санька, слышал?
- Я что, девчонка, сменку таскать?! - возмутился Санька.
- Цыц, я сказал. Надо, значит, надо!
Санька покосился на Артёма и кивнул.
- Ладно.
Такие перепалки бывали часто, и последнее слово всегда оставалось за дедом. Как и положено.
Утро пасмурное, но ни дождя, ни снега с неба не сыплется, и ветра совсем нет. Как всегда по субботам они шли втроём: Эркин, Андрей и Алиса.
- Эрик, так уже зима или ещё осень?
- Предзимье, - ответил за Эркина Андрей.
Выпавший в начале недели снег стаял, и Андрей оделся, как и Эркин6 резиновые сапоги с тёплыми вкладышами и осенняя куртка с подстёжкой. Кожаные обновки он решил до серьёзного снега не трогать. О завтрашней поездке не говорили: по покупкам всё решили, так что нечего впустую болтать.
Алиса подпрыгивала на ходу, повисая на руке Эркина, крутилась, выглядывая знакомых, и, увидев впереди Дима и Катю, радостно завопила:
- Димка-а-а!
Дим, Катя и Тим обернулись. И, как обычно, после минутной суеты и обмена приветствиями дети пошли впереди, а взрослые сзади.
- Ну, как малышка? - весело спросил Андрей.
Тим невольно расплылся в блаженной улыбке.
- Она меня узнаёт уже!
Андрей и Эркин дружно восхитились. И Тим не смог удержаться от рассказа.
Потом заговорили о погоде, что по приметам бабы Фимы, да и другие, кто здесь давно, подтверждают, выходит похолодание, а если, как тоже все говорят, снег на сухое ляжет, то уже прочно, до весны.
Так, под разговор, дошли до Культурного Центра, разделись, отправили детей на занятия и поднялись в своё класс.
По субботам всегда в классе тесно и шумно. Кто что сделал, чего у кого списать... Эркин сел рядом с Артёмом, достал из портфеля учебник и тетрадь.
- Задачи сделал?
- А то! - залихватски ответил Артём. - А ты?
Эркин кивнул.
- Сделал, - и, хмыкнув, тихо по-английски: - Бывало и хуже.
- Бывало, - так же тихо и тоже по-английски согласился Артём.
Зазвенел звонок и вошла Леонида Георгиевна, а за ней дежурные на этой неделе Трофимов и Карпов несли ящики с пузырьками, пробирками и прочим.
- Оу! - обрадовался Павлов, и его чёрная лоснящаяся физиономия расплылась в улыбке.
- Точно, лабораторка, -радостно поддержал его Андрей.
Обрадовались и остальные. Руками все любили работать, как-то это лучше получается.
- Вот, Леонида Георгиевна, - Аржанов встал и положил на учительский стол стопку стёкол размером с треть стола. - Я сделал и края загладил.
- Большое спасибо, разложи по столам, хорошо?
- Это, - догадался Эркин, - чтобы пролитое стол не разъело, так?
- Да, Мороз, правильно.
Эркин самодовольно улыбнулся, а Артём уважительно посмотрел на него.
Леонида Георгиевна строго оглядела класс.
- Откройте тетрадь для лабораторных работ. Сегодняшняя дата. Работа номер три. Тема...
Леонида Георгиевна повернулась к доске написать тему, но тут открылась дверь, и в класс вошёл Мирон Трофимович. Все недоумевающе встали.
- Здравствуйте, - кивнул Мирон Трофимович. - Садитесь, - и посмотрел на дверь.
И все повернулись туда же. В дверях стояла... с первого взгляда и не поймёшь какого возраста - женщина. Вся в чёрном, голова окутана чёрным платком, и лицо бледное до голубоватой белизны.
- Смелее, - улыбнулся ей Мирон Трофимович. - Входите.
Она потупилась и вошла, колыхнув длинной чёрной юбкой, из-под которой виднелись только носки чёрных резиновых сапожек. Мирон Трофимович повернулся к классу.
- Это Манефа Леснова, будет учиться в вашем классе. Прошу любить и жаловать.
Андрей расплылся в улыбке и чуть шевельнулся, показывая, что стул рядом с ним свободен. Мирон Трофимович строго посмотрел на него, а потом оглядел класс. Свободных мест два. Рядом с младшим Морозом и в дальнем углу рядом с Черновым. Остальные столы заняты. Пересаживать... лишняя сумятица... нет, пусть выбирает сама... И повернулся к ней.
- Садитесь.
Она помедлила и подошла к столу Андрея. Видимо, Тим ей показался страшнее. Мирон Трофимович кивнул.
- Хорошо. Леонида Георгиевна, извините, что помешал.
- Ничего, - улыбнулась та. - Мы нагоним.
Все встали, провожая директора, и снова сели, когда за ним закрылась дверь. Леонида Георгиевна написала на доске тему и стала диктовать задание. Андрей писал быстро, искоса рассматривая неожиданную соседку. Руки тоже белые, пальцы тонкие, не расплющены ни дойкой, ни другой тяжёлой работой, кожа гладкая, не морщит после стирок в холодной воде. И белизна... знакомая, тюремная белизна. Совсем интересно. Но задание уже записано, пора работать. Набор у каждого свой, да и Леонида Георгиевна подошла к новенькой и тихо заговорила с ней. Андрей ещё успел подумать о чудном имени и углубился в работу.
Работа, как всегда у Леониды Георгиевны рассчитана точно даже не до минуты, а по секундам, и чтобы нагнать упущенное в начале урока и уложиться до звонка, пришлось вкалывать, не отвлекаясь. И что там у Манефы получалось или не получалось, Андрей не знал.
Прозвенел звонок.
- Соберите реактивы. Тетради мне на стол, пожалуйста.
Встала положить свою тетрадь и Манефа, но тут же вернулась на место и села, потупившись. Подступиться к ней с вопросами никто не решился. Все вышли в коридор, а она осталась сидеть и сидела, не шевелясь, глядя на свои лежащие на столе руки и беззвучно шевеля губами.
Докурив сигарету, Андрей вернулся в класс и сел на своё место.
- Давай знакомиться, соседка, - весело сказал он. - Я Андрей Мороз, честь имею, а тебя, я слышал, Манефой зовут, так?
Она не ответила, только чуть-чуть, еле заметно кивнула. Звонок на урок не дал Андрею продолжить.
Писала Манефа медленно, явно не успевая за всеми, какими-то странными буквами. Андрей слегка подвинул свою тетрадь так, чтобы ей было удобнее списывать.И получил еле слышное:
- Спасибо.
Андрей склонился над тетрадью, пряча самодовольную ухмылку: главное - начать, а дальше само пойдёт. И когда прозвенел звонок на перемену, она сама искоса быстро посмотрела на него и повторила:
- Спасибо.
- Не за что, - тихо и весело ответил Андрей, убирая учебник и тетрадь.
И на этой перемене она осталась сидеть за столом, но быстро исподлобья поглядывала на входящих и выходящих одноклассников. Заметили это только Эркин и Артём: сами так умели, но, правда, получше.
На английском Андрей быстро понял, что языка Манефа совсем не знает. Они-то все говорили с детства, а учились только читать и писать, а она и слов не знает, не понимает ничего. Джинни, видимо, предупредили, не лезет к ней с вопросами и замечаниями, улыбается ей, но толку-то... И Андрей шёпотом предложил:
- Помочь?
Она молча замотала головой. Андрей пожал плечами, но повторять предложение не стал. В конце концов это её проблемы. Остальные тоже занимались каждый своим.
Оглядываться назад Манефа не рисковала, смотреть на учительницу было страшно: такая та молодая и нарядная, и не боится ничего, стоит перед парнями и мужиками, коленки из-под юбки видны, а не боится, учительница, ей никто не скажет... Манефа покосилась на соседа. Ишь как в рот ей смотрит, им, кобелям, одно надо, а у училки и грудь в обтяжку, и... она тихонько вздохнула и потупилась.
Следующие уроки настроения ей не улучшили, хотя говорили уже по-русски, и учительница была почти старая и не такая красивая, а последним вообще был учитель, седой и строгий, а глаза добрые. Но она всё равно мало что понимала и даже не слушала толком. А этот... Андрей - ловкий, об чём его ни спросят, всё знает.
Прошлую субботу Андрей пропустил, и, хоть все тетради Эркина и заданные на дом параграфы прочитал, но отвлекаться нельзя, о необычной соседке он и думать забыл. Понадобится ей, так сама заговорит, а у него и без неё полно хлопот.
Последний звонок, и все дружно срываются с мест. Всё, по домам! В вестибюле уже шумят дети. Тим прощается с Димом и Катей, благодарит соседку по башне, что отводит их домой, Эркин помогает Алисе одеться - сегодня погода хорошая, пусть погуляет в, пока он на шауни - у каждого своих забот полно. На Манефу если и смотрели, то мельком, и когда и куда она ушла, никто и не заметил.
К удивлению Эркина, Артём вниз со всеми не пошёл.
- Ты чего, малец? - спросил он мимоходом.
И услышал в ответ неопределённое:
- Дело у меня тут ещё.
Эркин кивнул и тут же забыл об этом.
Убедившись, что все ушли вниз, Артём быстро пробежал по коридору к другой лестнице, поднялся на третий этаж, снова по коридору и по запасной лестнице спустился к комнатам за сценой и уже оттуда вошёл в зал.
Здесь было тихо и пусто. Артём огляделся и подошёл к роялю. Во вторник, когда он пришёл на обычные занятия, его остановила в вестибюле эта... Алевтина Алексеевна и сказала, чтобы он пришёл в субботу после уроков в зал, и она его послушает. А сказать "нет" он не смог, привычка к послушанию, тем более белой леди, не позволила.
Артём снова огляделся и, убедившись, что никого нет, бросил сумку на пол, открыл клавиатуру и осторожно коснулся клавиши, соседней... Мороз говорил как-то, что шесть лет гитары не держал, а руки всё помнили. А у него самого как? Артём несколько раз растопырил и сжал пальцы в кулак, и рискнул взять аккорд. Верно, помнят, сами по себе помнят. А вот это? Сесть он не решился и играл, стоя, согнувшись пополам.
Алевтина Алексеевна не любила, когда без её ведома кто-то садился к роялю, и начиналось неумелое бренчание и подбор по слуху, и, подходя к залу и услышав осторожные спотыкающиеся звуки, нахмурилась, но, уже взявшись за ручку двери, остановилась, вслушиваясь. Там не подбирали, а... вспоминали. Да, играть умеют, вернее, умели и теперь восстанавливают. Как и она сама, когда... нет, не будем вспоминать то, что мешает жить. Играют мягко, но почему не упражнение, а пьеса? Мелодия интересная, игривая, даже фривольная... Не слышала раньше. Кто же это?
Алевтина Алексеевна осторожно открыла дверь и вошла. И еле сдержалась. У рояля стоял Артём Савельцев. Ей говорили, что он хорошо поёт, а церкви хору подтягивает чисто-чистенько и у берёз... Она потому и настояла, чтобы он пришёл на прослушивание, самородок можно обработать только в молодости, даже в детстве, потом голос закостенеет и останется для вечеринок и обихода, а... он играет, значит, его уже учили?
Артём так увлёкся - "О, моя любовь" вышла полностью и "Моя сексуальная штучка" тоже, а вот "Пушистый котёнок" застревает, тут мяукнуть надо, чёрт, не вытягиваются пальцы, у него, правда, этот пассаж и раньше плохо получался, на этом месте уже всегда лапают и играть мешают, и не слушают ни хрена, как ни сфальшивишь, так всё сойдёт, а если так попробовать и с левой зайти - что ничего не замечал и вдруг ощутил рядом чьё-то дыхание. Он поднял глаза и, ойкнув, отскочил от рояля, пряча руки за спину.
Алевтина Алексеевна улыбнулась.
- Ну и чего ты испугался? У тебя очень хорошо получается.
- Спасибо, мэм, - автоматически бормотнул Артём по-английски.
- Ты учился играть? - спросила Алевтина Алексеевна. - Или сам подбирал? По слуху?
Артём замялся, не зная, как лучше соврать. Правду говорить он вовсе не хотел. Но, к его облегчению, Алевтина Алексеевна не стала расспрашивать, а села к роялю.
- Ну-ка, повтори, - и дала ему тон.
Артём подавил вздох и запел.
Алевтина Алексеевна сразу услышала чистоту и верность голоса, спокойно проверила диапазон, чувство ритма и всё остальное. Очень приятно, и, похоже, азы уже пройдены, голосом мальчик владеет.
- А теперь спой, что ты играл. Без слов, только мелодию.
Сказала и удивилась его радости. Ведь обычно петь без слов не любят, не понимают цели этого, для всех, ну, для большинства слова в песне важнее мелодии, неужели мальчик настолько музыкален?
Петь без слов - это хорошо, даже здорово, а то в "сексуальной штучке" такие слова, что если она знает по-английски, то влепят ему за приставание к белой на всю катушку. А без слов - попробуй, придерись. И Артём запел уже свободно, играя голосом.
Как обычно Эркин провозился с Алисой и вошёл в класс шауни последним, перед самым звонком. Все уже были на месте. И Двукрылый здесь, глаз ему здорово подбили. Эркин сел рядом с Андреем, достал тетради, букварь, прописи. Вошёл, прихрамывая сильнее обычного Громовой Камень, и все они встали по уже прочно усвоенной школьной привычке.
- Мы видим тебя, кутойс.
- Я вижу вас, - заставил себя улыбнуться Громовой Камень, проходя к столу. - Садитесь.
Ну вот, все в сборе. И младший Мороз пришёл. И Двукрылый. А сильно ему досталось. Жаль, но от "огненной воды" это не помогает.
- Задание все сделали?
Урок как урок. И если бы не боль в раненой ноге... чёрт, как сырость, так крутит, хоть ором кричи. Но он привычным усилием загнал боль внутрь, подальше. Поправить произношение у Андрея, Чернов ошибся в числе, но сам тут же исправил, а Перо Орла решил неправильно, кто поправит? Мороз? Двукрылый?
Эркин учился, как и работал, сосредоточенно и внимательно, но заметил что кутойсу не по себе. Болеет, что ли? Через боль говорит. Остальные будто не видят. Хотя чужую боль замечать - надзирателя накликать.
Заметил и Андрей. И тоже не подал виду.
Урок закончился, и все встали. Размяться, покурить, да мало ли счем можно на перемене заняться. Громовой Камень остался сидеть, но такое и раньше случалось. Оставшись один, он закрыл глаза и так сидел, перемогая боль, пока не зазвенел звонок.