Весенняя страда потихоньку отступала, незаметно сменяясь уже летней, но тоже страдой. Тихоня с искренним и нескрываемым удовольствием работал, нет, по-местному работал в саду и огороде и вообще куда пошлют. Правда, только когда Рыжий в рейсе, но и когда тот в усадьбе, общие-то работы остаются. И почему-то никакая работа не оказывалась слишком тяжёлой или неприятной. Даже... даже ночные разговоры с Рыжим.
Как-то так само собой получилось, что вечером после всего, когда Рыжий дочитает газету, сам себе негромко скомандует: "Отбой", - встанет выключить свет и снова ляжет, они начинают разговор. Он сам не ждал, что сможет говорить об Амроксе, и что Рыжий умеет так слушать. Вроде и не расспрашивает, а ты всё сам ему рассказываешь. Не прост Рыжий, ох, не прост. И Новенький о нём хорошо говорил, будто знал его раньше. Откуда? Но в камере за расспросы можно было легко схлопотать от Старшего. "Что было, забудь, как не было",- у Старшего это всегда подкреплялось ударами по губам спросившему и по ушам ответившему. И поговорить получалось только ночью шёпотом, губами к уху, или когда вдвоём дневалишь, а остальные на работе. Ну, и обмолвки ещё. Когда говорят, да проговариваются... Многое узнать можно.
Тихоня остановился посреди двора и, запрокинув голову, стал рассматривать блестящую как эмаль голубизну. Когда он в последний раз вот так смотрел в небо? В Амроксе? Да, похоже, что там. Или нет, у какого-то из хозяев был сад во дворе, вот там, наверное, а потом уже только потолки.
- Не спи, - подтолкнули его в спину.
Тихоня вздрогнул и обернулся. Тумак?
- Тумак, смотри, небо какое!
- Только увидел, что ли ча, - добродушно хмыкнул Тумак и хлопком по плечу развернул его лицом к гаражу, - работать беги, а то Рыжий заругает.
- И ввалит, - бросила, проходя мимо, Нянька, и крикнула ему уже в спину. - А я добавлю.
В гараже после залитого солнцем двора сумрачно, несмотря на горящие под потолком мощные лампы, и пахнет бензином и маслами. А Рыжий... а Рыжий где? Обычно, как ни зайдёшь, он либо в моторе копается, либо под какой-то из машин лежит, а сейчас... Тихоня растерянно затоптался у порога.
- И кого ищешь? - насмешливо спросили из угла.
Да вот же он, чего-то на угловом верстаке мастерит. Тихоня радостно улыбнулся, но сказать ничего не успел.
- Если Трёпку, то её здесь нет, и не будет, - голос Гаора стал угрожающим. - И держись от девки подальше. Она уже в сок вошла, доиграешься до греха, никому мало не будет.
Тихоня сначала растерялся, но тут же разозлился.
- Тебе можно, а мне нельзя?!
- Чего? - очень спокойно, угрожающе спокойно спросил Гаор. - Я с ней не играюсь.
- Ну да, ты по посёлкам ни одну не пропускаешь, - начал заводиться Тихоня. - А мне со двора ходу нет, и тебе дорогу не пересекаю, так чего? С кем мне ещё... играться? С мужиками? Так я нормальный! Ты вон тоже...
- Тебя заткнуть или сам? - остановил его Гаор.
Тихоня понял, что сам себя загнал к краю и замолчал. А Гаор, глядя на него, ещё красного от злости, но уже испуганного, кивнул и тихо сказал:
- Иди сюда, не для крика разговор.
И когда Тихоня нехотя, но подошёл, продолжил:
- Нельзя тебе этого. Ты-то ещё остановишься, а Трёпка удержу не знает, заведёт тебя, и всё, - и повторил: - Нельзя.
- Почему? - так же тихо спросил Тихоня.
- Ты "пойла" много пил? - ответил вопросом Гаор.
Тихоня растерянно кивнул.
- Да, от него...
- От него много чего, - не дал ему договорить Гаор. - И дети от него рождаются без рук, без ног, без мозгов. Вот родит Трёпка такого, и что? Ну, дитё... понятно, на утилизацию сразу. И на девке клеймо, что урода родила. И на тебе... А кому это надо? Понял?
Тихоня медленно кивнул. Но всё-таки спросил:
- А ты?
Гаор усмехнулся.
- Я всего-то три раза и пил. И то, трясусь, что там будет. Тебе сильно свербит без этого?
Тихоня неуверенно пожал плечами.
- Да нет вроде. Но... я как все хочу.
Гаор внимательно оглядел его и резко встал. Тихоня невольно отшатнулся, но Гаор и не собирался его бить. Не за что. Ни в чём пацан не виноват.
- Это да. Конечно, это надо, чтобы чего другого не подумали. И Трёпка тебе в самый раз будет, да вот... - и вдруг улыбнулся. - А это я со Старшей Матерью поговорю. Ей и знать это надо, и Трёпке она всё разъяснит. Ладно, пацан, давай легковушку помой пока. Чтоб сверкала.
И быстро вышел из гаража. Тихоня озадаченно посмотрел ему вслед: легковушку они вдвоём только-только отмыли, отладили, но... раз сказано, значит сказано. Рука у Рыжего тяжёлая. И скорая. Так, может, не мыть, а "полиролью" протереть? Для блеска и форса. Ну да, сказано же было, чтоб сверкала. А сверкать и блестеть... рядом слова, а различны. И он взялся за дело, крутя в уме эти такие близкие слова.
Няньку Гаор нашёл в одной из вещевых кладовок.
- Старшая Мать, - с ходу начал он. - Поговорить надо.
Нянька через плечо оглянулась на него и кивнула.
- Раз надоть, то ко мне пошли.
И Гаор облегчённо перевёл дыхание. Теперь-то уж никто не подслушает и не помешает.
Как и в тот раз, Нянька усадила его на большой сундук и сама села рядом. Строго поглядела ему в лицо.
- И чего стряслось?
- Ещё ничего, - вздохнул Гаор. - Но может. Даже не знаю с чего начать, Старшая Мать.
- Ты-то да не знаешь, - насмешливо фыркнула Нянька. - Об Тихоне с Трёпкой, что ли ча?
Гаор кивнул.
- Об этом. Нельзя, чтоб Трёпка от Тихони рожала. А малолетка края не чувствует, и он его не знает. Пока тискаются, ладно, а по полной любиться им нельзя.
Нянька задумчиво кивнула.
- Это всё ладно. Тихоне, значит, ты укорот дашь, а Трёпку мне строжить. Хитёр ты, Рыжий. А почему им любиться нельзя?
Гаор покраснел и опустил голову. И глядя на свои, сцепленные в замок, пальцы, глухо сказал:
- Урода родит, так на всю жизнь клеймо. Хуже...
- А с чего это ей урода рожать? Девка здоровая, и у Тихони всё на месте.
Гаор вздохнул. Ведь знал, идя на разговор, что Старшая Мать всё из него вынет, а всё ж надеялся, свалить на Трёпкино малолетство, да не вышло, сам ляпнул про урода, ну, так чего теперь, шагнул - так иди, в атаке останавливаться нельзя.
- Старшая Мать, есть питьё такое, пойло зелёное. От него силы в мужике непомерно, сотню оттрахает и вторую давай, а то мало. Ну и...ещё там разное. Только... кто его пил, у того дети потом рождаются... без рук, без ног, а то и без мозгов. Ну и...
- Ишь ты, - словно как удивилась Нянька.
Гаор обречённо ждал вопроса, откуда он про это знает, но спросили его о другом.
- Зелёное, значит, - задумчиво сказала Нянька. - А цветом оно какое? Ну, под молодую листву или как?
- Болотное, - морщась от воспоминаний, ответил Гаор. - Как трясина старая. И пахнет трясиной. Гнилой.
- Ага, - снова кивнула Нянька. - Это ж как его пьют, да не выворачиваются?
- Кто сам пьёт, тот с ликёром мешает. Есть такой, тоже зелёный и пахучий, - Гаор усмехнулся, - шартрез называется. Накапают и незаметно. Или в чай крепкий да сладкий. А вот кому другому, - его улыбка стала злой, - то насильно. Нос зажмут, кружку к губам приставят. И куда ты денешься.
- Вон оно что, - Нянька пожевала губами, - а мы-то в толк не могли взять, а оно, значитца, вот откуда идёт, - и хлопнула себя по коленям. - Ладноть, этого тебе уже незачем. Спасибо, что надоумил. Шартрез, значит? Ладно. А вот долго от него, ну, как бросил пить, чиститься надо?
Гаор пожал плечами и честно - скрывать уже нечего - ответил:
- Меня два раза поили, так трое суток наизнанку выворачивало. А брат хозяина аргатского, слышал, как говорили про него, что три года чистился. И только с пятого раза что-то приличное родилось.
- Тебя, значит, два раза. Не врёшь, Рыжий?
Гаор снова вздохнул и поднял глаза. Твёрдо глядя в блестящие глаза Няньки, ответил.
- Два раза неразбавленным, потом чистили меня, и было ещё раз, в чай налили.
- Ладно, - кивнула, так же не отводя от него глаз, Нянька. - Вроде чист ты. А Тихоне сколько давали?
- Сколько - не знаю, но что больше моего, это точно.
Нянька снова кивнула.
- Он знает? - и сама ответила. - Вижу, что сказал. Скажи, чтоб не звонил. И сам об этом помалкивай. Всё, ступай. Остальное уже не твоё.
Гаор встал и поклонился.
- Спасибо, Старшая Мать.
- Ладно, ладно, - отмахнулась от него Нянька, быстро вскакивая и отворяя набитый пахучими мешочками настенный шкафчик из некрашеного тёмного дерева. - Работать ступай, не время лясы точить.
Гаор чётко по-уставному повернулся и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
В гараже Тихоня натирал полиролью легковушку, беззвучно шевеля губами и явно думая о своём. Он даже не сразу заметил, что рядом стоит и молча смотрит на него Рыжий. Тихоня вздрогнул и поднял голову.
- Всё, пацан, - Гаор улыбнулся. - По полной любиться тебе нельзя пока, а остальное всё твоё. И никому ни о чём. Спрашивать тебя не будут, а сам молчи. Всё понял?
Тихоня кивнул, но всё-таки попытался спросить:
- А она...
- Ей тоже как надо объяснят, - и повторил уже жёстко. - Всё. Заканчивай полировку, чего ты по одному месту возишь. Пятнами блестеть будет.
- Понял, - кивнул Тихоня, отвечая на всё сразу.
"Никому ни о чём", - это понятно. И эта тайна у них тоже общая. И что про Трёпку ему сказали: "пока", - это тоже хорошо. Когда-нибудь "пока нельзя" кончится, и тогда он уже будет совсем как все.
* * *
Наборный, со сложным узором, безукоризненно натёртый паркет. На стенах картины прославленных мастеров - батальные сцены и портреты полководцев. Яркий, но не раздражающий свет, удобные кресла, возле каждого маленький столик с излюбленным, а чаще рекомендованным личным врачом напитком. Неспешная солидная беседа, прерываемая паузами согласного молчания. Очередное заседание "генеральского кружка" в Офицерском Клубе.
Генерал войск - в отставке род войск не упоминается - Яржанг Юрденал без спешки, но и не замедляя шага, прошёл к своему креслу, приветствовал собеседников щелчком каблуков и лёгким кивком - строго по Уставу и в соответствии с традициями - и опустился на приятно скрипнувшее сиденье, как всегда мимоходом порадовавшись, что ему не надо ни хвататься за подлокотник, ни опираться на руку вестового. Он ещё хоть куда! Ну, и о чём беседа? Так, опять новые законы о бастардах и дополнения к оным. Смотри-ка, маразматик на склеротике, а это сразу запомнили, с номерами статей на память цитируют. И не надоедает им. Хотя... их это напрямую касается.
-Да-да, соратники. Разумеется, распыление рода нежелательно, но когда буквально из небытия, из-за Огня возникают якобы родичи и требуют своего...
- Для этого есть Ведомство Крови. Без его подтверждения кровного родства никакие соглашения недействительны.
- К тому же у множества этих претендентов кровь так намешана...
- Что они могут выбирать себе род. Кровные основания не выше десяти процентов, но на десять родов.
- Менее десяти процентов не учитываются, я ничего не путаю?
- Нет, соратник. Принято негласное решение.
Юрденалу сказать нечего, потому что незачем. Братья-бастарды давно за Огнём. Племянники и племянницы тоже. И другие братья - старшие и младшие - там же. Если кого-то тогда и упустил, то дальние боковые ветви неопасны. Спецвойска - это достаточно грозная сила, чтобы защитить своего отставного командира самим названием. Да, неплохо было сделано. Практически в одиночку. "Чтобы стать первым, надо остаться единственным". Старая, но нисколько не устаревшая истина. И потому он выслушивает сетования и похвальбы собеседников с должным выражением сочувствия, злорадствуя и насмехаясь про себя. А обдумать услышанное и сделать свои выводы можно и нужно потом, в спокойной обстановке, вычерчивая на листке бумаги схемы, не отвлекаясь на мимику, свою и собеседников. Но кое-что ясно уже сейчас. Расклад родов значительно меняется. Возвращаются из небытия давно угасшие, разбухают малочисленные, а ранее сильные начинают проигрывать в численности. Всё это весьма интересно, даже поучительно, но... использовать не удастся. К сожалению.
Думая о своём, Юрденал невольно отвлёкся от разговора. Тем более, что практического использования эта болтовня уже не имеет. Самое обидное. Сколько мог ещё сделать, какие были планы, разработки, и всё... Самое мучительным в этих воспоминаниях было то, что Юрденал никак не мог вспомнить, как он пришёл к такому решению. Нет, он не жалел о сделанном, поступил в полном соответствии с законами и традициями, но другие ходы были. Понимал это тогда, понимает и сейчас. Почему он выбрал именно этот? Не ждал таких последствий? В какой-то мере - да. Ну, положим, что один раб, даже очень дорогой, своей ценой не покроет долг - это понятно. Что выплаты будут микроскопическими - тоже. Что недееспособность Наследника продажей бастарда не отменить... да, тут был шанс, очень маленький и очень ненадёжный, но был. Завязок в Ведомстве Юстиции нет сейчас и не было тогда, но само имя, мрачная слава спецвойск могла и сработать. А вот почему мгновенная отставка...
Мимо "генеральского кружка" прошёл, щёлкнув на ходу каблуками, пехотный майор. Генералы почти машинально ответили доброжелательными кивками, не прерывая беседы. И никто не заметил ни быстрого, но очень цепкого взгляда майора на Юрденала, ни тем более их лёгкого сходства, как бывают похожи кровные, но не слишком близкие родичи.
- Но, соратники, как это скажется на армии? У нас был крепкий сержантский состав из лучших бастардов. А теперь эта масса попрётся в офицеры!
Юрденал встрепенулся и стал слушать.
- Любите вы, соратник, солдатское словцо, хе-хе, но в чём-то вы правы.
- А я считаю, что армии это пойдёт на пользу. Убрать негодных и заменить их...
- Кем, соратник? И лучшие, как вы выразились, бастарды в армию не шли. Только те, кому было некуда деваться. Потенциальный контингент расширится, несомненно. Увеличится возможность выбора.
- Да, вполне, я бы сказал, резонно.
- Но призывная база и так недопустимо мала! Рядовых и сержантов нам давали именно бастарды и их потомки, а теперь... Армия не может состоять только из офицеров!
- Далеко не все ими и станут. У меня три брата-бастарда. Ни один из них не собирается бросать своё дело и отправляться в армию. Да и племянники тоже. А вот внучатые... Думаю двоих осенью отправить в училище.
- Своё?
- Разумеется. Бредят танками оба.
Внучатые племянники... Это... это внуки бастардов деда. У отца были братья-бастарды? Юрденал снова отключился от разговора, мучительно вспоминая генеалогическое древо в каминном зале. Неужели он упустил эти линии? И вот теперь они возникнут из-за Огня и потребуют... нет, не имеют права, не смеют требовать! Но... но надо уточнить и проверить.
Его неучастия в беседе остальные как бы не замечали. Одни из вежливости, другие из равнодушия, третьи... о, эти всё замечали, всё понимали и помнили, и только ждали мгновения, чтобы воткнуть острогу, пусть и словесную, что одинокому главе безлюдного рода... Всё, что они хотели и могли сказать, Юрденал очень хорошо представлял.
- Как продвигаются ваши мемуары, соратник?
Юрденал вздрогнул и, не сумев скрыть удивления, посмотрел на моложавого генерала-артиллериста. С чего бы это? А тот продолжал, глядя в упор:
- С нетерпением жду публикации. Особенно про Кроймарн.
Ах, вот оно что! Да, правильно, последыш одного из тамошних родов. Был тогда, да, правильно уже майором, на побережье, на границе с алеманами и потому уцелел. А теперь, значит, позволяет себе пасть разевать...
Но к разговору мгновенно подключались и остальные.
- Да-да, вы правы, соратник, это интересно.
- Это ведь была ваша первая... м-м-м... столь масштабная операция, Юрденал, не так ли?
- Ну, поскольку операций было несколько, я бы даже назвал это кампанией.
- Ликвидация сепаратистов не является кампанией. Хотя операции были масштабными.
- И впечатляющими.
- Юрденал, ведь именно тогда вы и отработали стандарт зачисток?
- Нет, соратник, стандарт был отработан давно, но такое масштабное, я бы даже сказал, массовое и неизбирательное применение - здесь приоритет, я бы даже сказал, авторство Юрденала неоспоримо.
- Да, проблема Кроймарна была решена кардинально. Ликвидация сепаратизма путём полной ликвидации населения. Остроумно.
- Это было бы остроумно, если бы эту территорию удалось заселить лояльным населением и использовать. А превращение экономически и даже стратегически ценной территории в бросовые земли...
Юрденал не вмешивался в оживившуюся беседу. Зачем? Они сами всё друг другу скажут. А разве плохо было сделано?! Да, тогда он выиграл больше в репутации, чем в трофеях. Разборки были, по большому счёту, чужими, его попросту использовали как эффективное, но только оружие. Одни разоряли других его руками, и к ним потому мало что тогда могло прилипнуть, так, обычные личные трофеи. Но вот репутация и спецвойск, и его личная - это было куда важнее. А сепаратизм Кроймарна... Да, умели тогда работать в Доме-на-Холме, блестящая разводка. И ведь все поверили, даже эти... соратники. Хотя... если кто не поверил тогда и не верит сейчас, то молчали и молчат. И будут молчать. Это всё понятно, и в мемуарах, конечно же, будет написано, как положено. Но почему этот... недобитый так осмелел, что посмел спросить? Вот это уже надо обдумать. И как это тогда его упустили? Наследник без рода. Был первым и остался единственным. Жаль, но сейчас уже ничего не сделаешь. Придётся терпеть.
- Нет, соратники, всё это неприятные, но мелочи. Надо будет, так и переселим, и заселим. Земля осталась у нас, а население народится. Тем более сейчас. Вот увидите, как начнут плодиться, раз новые законы дают такие возможности всем свободнорождённым.
- И несвободно тоже.
- Да, я тоже слышал про "утробушек".
- Что-что, соратник?
- Покупается подходящая по внешности рабыня, и новорождённый сразу регистрируется как сын. Теперь это возможно. Вы разве не читали дополнение номер...э-э-э...
- Там нет номера, соратник. И это не дополнение, а инструкция Ведомства Крови по регистрации новорождённых.
- Да-да, я помню. Регистрация в первые сутки после рождения с рук отца. При его отсутствии новорождённый регистрируется в статусе роженицы или на основании договора о бастарде.
- Ещё бы вы не помнили, этой инструкции уже скоро полсезона.
- А договору о бастарде сколько столетий?
"Утробушки"... это стоит обдумать. Ещё один сын... Но связываться с Рабским Ведомством... Наверняка взвинтили цены на этот контингент выше гор. И... нет, нужна чистая кровь. А там свои проблемы. Надо обдумать. Что, опять про Кроймарн? Не унимается недобиток.
- В этой кампании, я говорю о Кроймарне, был один по-настоящему неприятный момент.
- Вы имеете в виду...?
- Да, именно, соратник. Применение экспериментального оружия без предварительных испытаний с учётом отдалённых последствий.
- Но именно оно позволило существенно сократить непосредственные военные действия и, в конце концов...
- Именно, соратник! Во-первых, с Кроймарном было покончено именно благодаря этому оружию. Именно его применение, а вернее, последствия его применения превратило Кроймарн в незаселённую и неиспользуемую территорию. Потому что вызванная этим применением сейсмическая активность угасает слишком медленно и более того, затрудняет рудные разработки по всей дуге Подземного Огня.
Генерал-артиллерист говорит спокойно, слишком спокойно для уроженца Кроймарна. Но это спокойствие бешенства. "Ну-ну", - мысленно усмехнулся Юрденал, открыто и прямо глядя в лицо не просто врага, а кровника. Видеть бессилие врага - изысканное удовольствие. Ну-ка, что ещё скажет, рискнёт договорить? Нет, уводит в сторону.
- А во-вторых, были использованы все полученные заряды. Не осталось ни одного. Всех его возможностей мы так и не узнали.
- А разве...? Ах, да, конечно!
Да, эту историю все помнят, закупочная комиссия Военного Ведомства - законная мишень армейского недовольства. Вечно закупает не то и не в тех количествах. Да ещё и ни с кем не делится прибылями от своих операций. Разговор опять становится общим.
- Вот именно, соратник. Было приобретено шесть зарядов - полудюжина. Их не только скопировать, исследовать не успели. Сразу передали для использования.
- Помню-помню.
- Я тоже помню. Трибунал присудил халатность, но по-моему - чистое вредительство.
- К тому же ни технологий, ни спецификаций, ни даже предварительных чертежей не приобрели.
- Нам их просто не продали.
- Да, я помню, поверхностный осмотр и предпродажное описание действия. Ничего не проверили. Зато использовали в Кроймарне.
- Я тоже помню эту историю. За пакет документов требовали стоимость полной дюжины зарядов. Ну, и решили. Чем один заряд с пакетом бумажек, лучше полудюжина уже готовых. Во всяком случае, обошлось дешевле.
- Это смотря кому.
- Ну, Юрденала в этом никак обвинять нельзя, - и сладкая улыбка. - Что ему выдали, тем он и воевал. А к торговле с Заморскими территориями спецвойска никогда никаким боком. Не правда ли, соратник?
Юрденал вынужденно кивнул. Да, ещё одна так и не решённая проблема. Но это дно слишком золотое, и окопавшиеся там лягут костьми в прямом и переносном смысле, но никого нового в свой круг не допустят. И всё-таки, почему этот... горец так осмелел? Да, вывел разговор на другое направление, но главное сказал. Дескать, помню. Правда, тоже отставник, одиночка без рода... стоп! По новым законам этот недобиток может восстановить род! Наберёт двоюродных и внучатых и тогда... тогда всё может стать намного серьёзнее. Когда кровником не один из рода, а весь род... Это очень серьёзно.
Старший вестовой доложил о поданном в малой столовой ужине, и генералы задвигали креслами, выбираясь из их мягких объятий. Разговор мгновенно перешёл на обсуждение меню: что можно и полезно, а чего хочется, но нельзя, и насколько часто можно пренебрегать рекомендациями врача. Юрденал попрощался общим кивком и направился к выходу. Ужин в Офицерском Клубе - не самое дешёвое удовольствие, да и надоели ему эти старые болтуны.
* * *
Опять этот сон!
Как всякий человек, внезапно разбуженный болью и кошмаром, он со стоном сел и не сразу понял и вспомнил: кто он, где он и что с ним. Так, переведём дыхание и... восстановим реальность. В конце концов, это только сон.
Первое. Кто он? Он - Мастер. Нет, когда-то давным-давно у него было имя. Но это было слишком давно и потому сейчас незначимо. Второе. Где он? В своей квартире, в спальне, на кровати. На тумбочке у изголовья стакан с водой, таблетки и кнопка внутренней связи. Всё на своих местах, всё как положено.
Боль не только приснилась, она была и в реальности. И путала мысли, не давая сосредоточиться. Правое подреберье. Печень. Жёлтая таблетка. Сразу две? Нет, можно вызвать привыкание. Вода умеренно прохладная, чуть-чуть похожа на скважинную, свежевыкачанную, когда ещё не выветрился газ и ощутим привкус минералов. Допьём и посидим, нет, полежим, давая лекарству начать действовать.
Мастер вытянулся на постели и постарался расслабить мышцы. Полного расслабления и отрешённости сейчас не получится: мешает боль, но всё же так легче. И попробуем восстановить сон и проанализировать его. В конце концов, он - специалист. Признанный, недаром Мастер. Но, как правильно говорят, хуже всего учитель учит собственных детей, а врач лечит себя и своих родственников. Анализ предписывает отстранение от объекта анализа, а отстраниться от себя весьма трудно и не всегда получается, далеко не всегда. Но всё же... всё же... Надо. Сны, а тем более кошмары информативны. Так что, соберись и работай. Как работал бы с любым другим.
Так, по порядку... Лес, заснеженный, огромные деревья... кажется, да, правильно, ели... Откуда? Не отвлекайся. Сначала восстановление, анализ - потом. Лес... тропа... надо спешить... почему? Убегает? Нет, он - не жертва, он - охотник... Да, правильно, там впереди, за снегом, тот, кого надо догнать... за снегом? Да, идёт снег, частый, ничего толком не видно, но надо, надо догнать беглеца и... убить? Нет, надо догнать и... догнать и покарать... да, за неповиновение... и восстановить контроль...Снежный сугроб вдруг взрывается жалящими лицо льдинками и перед ним вырастает огромная чёрная фигура... не человек... медведь... медведица... низкий рокочущий рык, складывающийся в слова... он не знает этого языка, но запоминает странные звуки... "С голозадыми что хошь твори, а наших не замай!" И огромная чёрная лапа с длинными загнутыми крючьями когтей бьёт его в правое подреберье... Острая боль и... пробуждение. Всё.
Мастер сглотнул и с удивлением ощутил, как напряжено тело и... снова боль. Значит, всё-таки нужна вторая таблетка. Вот так. А теперь - анализ.
Сон - фантастическая комбинация элементов реальности. Все элементы знакомы и понятны, их комбинация... Стоп. Все ли? Ну, по порядку.
Заснеженный лес. Гигантские ели. Никогда не был в таком лесу в реальности. Но видел и не раз. На картинах, в фильмах. Где может быть такой лес? Горы? Нет. Горные леса он помнит. И по детским ощущениям, и по взрослым впечатлениям. В горах всё по-другому. И горные леса - нечто тёплое и почти родное. Да, конечно, его Родина, место рождения - совсем другие. По документам. Но память чувств не обманешь. А этот лес - отстранённо враждебен. Но где может быть такой лес? В Алемании? Судя по сведениям разведки, леса там смешанные и сосновые. Ели - редкость. Их берегут и даже нет обычая наряжать ели на Новый год, максимум - пучок веток. И то у нас закупают. У нас? Еловый питомник? Нет, есть ощущение дикости и враждебности человеку. Заморские территории? Невероятно. О территориях нет информации, ни у кого. И не было. Даже неизвестно: там песчаный или галечный берег, настолько плотно всё забрано в бетон. Итак, еловый лес, дикий и враждебный человеку вообще и тебе конкретно. Неизвестно где, никаких ассоциаций с местом. Так что, скорее всего - соединения когда-то виденного не в реальности, а в изображении. Дикий лес, дикари, аборигены... Аборигены...
Снегопад. Это видел многократно. Это вполне реально. Зыбкая, но проницаемая преграда. Искажающая пропорции, но позволяющая видеть. Смутность, неопределённость. Хрупкость снежинок и монолитность слежавшихся пластов. Укрытие, в любой момент становящееся могильным склепом. Снежный свод, ледяной саркофаг, лёд Коцита, холод и мрак Вечного Огня... Неприятные ассоциации. Но лёд Коцита, как утверждают учёные храмовники, а за ними и все верующие, чёрный. А во сне была слепящая белизна. Белизна савана... Смерть...
Погоня... Догнать и покарать... Или подчинить? Кого? Кто добыча? Но не убить, а подчинить... Кто-то вышел из-под контроля? Возможно. Проколы, провалы и неудачи бывают в любой работе. Ну, скажем, рассчитывалось одно время воздействия, а его не хватило, или период воздействия оказался меньше планируемого. Бывает. Как с этим... объектом номер и так далее. Кто же мог ожидать от такого здоровяка слабой психики? И периода не выдержал - срыв в неуправляемую агрессию и кома. Бывает. Так и здесь похоже, воспоминание о подобной неудаче. Выходе из-под контроля. Опять же, давным-давно, в далекой молодости случалось. Тогда и понял, что действовать надо с максимально допустимым и возможным запасом. Потому что никогда не имеешь полной предварительной информации, что-нибудь, но забудут, упустят, просто не заметят, а ты потом изгаляйся, когда объект выходит из-под кода или даже не входит туда. Потому что у объекта нестандартные ценности и ассоциации.
Медведица и удар по печени. С ударом ясно. Печень больна давно, и трансформация начала приступа в удар вполне объяснима и даже не ассоциативна. Приступ так и описывается: начало - резкая колющая или режущая боль, локализованная в области печени. Но медведица...
Почему медведь - ещё как-то объяснимо. Коварный жестокий хищник, но все справочники отмечают невыраженный половой диморфизм. Отличить самца от самки очень трудно. Специально даже в зоопарк съездил и долго стоял у вольеров с медведями. Да, совсем неотличимы. Ну, в одной клетке с детёнышами, конечно, самка. А вот без них... никак. Но во сне он твёрдо, изначально знает, что атакует его, защищая убегающего, именно медведица. Кстати, вот об этом справочники сообщают очень определённо. Медведицы повышенно агрессивны именно в такой ситуации. Так что, убегающий, вышедший из-под его контроля - не человек, медвежонок? Детёныш медведицы. Но тогда кто она? Покровительница, защитница, мать?
И её слова: "С голозадыми что хошь твори, а наших не замай!" Он никогда не слышал таких слов. Совсем незнакомый, ни на что не похожий язык. А он знает, причём свободно, все языки ойкумены. Разумеется, ургорский, включая практически исчезнувший диалект Кроймарна, согайнский, айгринский, алеманский. Языки племён, обитавших за Валсой, исчезли давным-давно вместе с племенами. И что там, за Великой пустыней никто не знает. Ещё ни одна экспедиция не вернулась. Языка Заморских территорий опять же никто не знает. Тамошние торговцы и администраторы свободно владеют этим же набором, а на своём языке если и разговаривают, то без свидетелей. Кто ещё? Местные аборигены? Вряд ли дикари, (в процессе цивилизации?) цивилизуясь, сохранили свой язык. Во всяком случае, в полном объёме. "Поселковый" диалект, "болботанье дикарское" искоренялось весьма решительно, но... есть информация, что отдельные слова и даже выражения до сих пор в ходу у рабов. Но сам он такого никогда не слышал. И всё-таки, самое вероятное - это язык аборигенов. И пока непонятен смысл - анализ не полон, а значит, и выводы неверны. И во всей их Конторе ни одного знающего этот язык. Ни одного! Это невозможно, но это так. Во всяком случае, если кто-то что-то и знает, то никогда в этом не признается. Он попытался по косвенным, якобы интересуясь мифологией аборигенов, добраться до хоть какого-нибудь знатока. Если со стороны, то даже лучше. Взять, доставить сюда, а уж вынуть информацию - не проблема. И тоже глухо. Никто никогда не изучал аборигенов. Их использовали и уничтожали. Сначала просто уничтожали. И вот... печально, но на этом придётся закончить.
Боль совсем отпустила. Мастер встал и, не одеваясь, вышёл в кабинет. Привычно достал из бювара чистый лист и условными, только ему понятными символами записал исходные данные, ход анализа и результаты. Потом уже обычными цифрами сегодняшнюю дату. А теперь сравним. Из неприметной неотличимой от множества других папки извлечены предыдущие записи. И достаточно одного взгляда, чтобы понять: ничего нового. Ни исходных деталей. Ни стадий анализа. Ни результатов. И стопка набралась вполне приличная. В разные дни, но каждую декаду один и тот же кошмар. Хотя приступы печени чаще кошмаров, значит, связь косвенная. Закономерность есть, конечно, но её никак не нащупаешь. А надо. Хочешь от чего-то избавиться - начни с понимания.
Мастер аккуратно убрал листы в папку и тщательно завязал тесёмки на стандартный узел. Посмотрел на часы. До официального подъёма ещё полтора периода. Можно и нужно поработать. Что там из текучки? Больших многоходовок нет. Пока нет. Но, судя по косвенным, Пятое отделение что-то готовит. Не иначе как сам Пятый решил в очередной раз прочистить ближайшее окружение от потенциальных конкурентов. Ну, так и Огонь ему в помощь. А это... "Оазис"... Ну, сколько можно твердить, что под кодировкой творцов нет, только исполнители, и вот опять... Ладно, а вообще-то можно будет попробовать вот этот вариант... И он углубился в работу, всегда спасавшую его от ненужных мыслей и ощущений.
* * *
Заниматься хозяйством Моорна всё-таки любила. Но времени на это катастрофически не хватало. Поэтому и сделала свою квартиру в модном стиле минимализма. В этом же стиле решалась и проблема питания. Максимум полуфабрикатов, минимум готовки.
"Посидим у тебя", - решила Торса, и Моорна не стала спорить.
Конечно, это - наилучший вариант. Никто не подслушает, во-первых, никто не будет пялиться, во-вторых, никто не будет сплетничать про кто-что-когда-где и - главное! - с кем, в-третьих, домашняя еда всегда дешевле и вкуснее, в-четвёртых. Было у Моорны ещё одно соображение. Торсе - дочке Сторрама и журналисту из дорогого гламурного журнала для женщин - нельзя посещать дешёвые заведения, по статусу не положено. У Моорны нет денег на дорогое, не брать же ссуду в банке на девичью беседу, а разрешить Торсе платить за обеих, то есть стать откровенной халявщицей, Моорна позволить себе не могла. "Кредит портит отношения", - сказано давно, и справедливо. И не устарело. На Новый Год угощала Торса. В лучшем из положенных по статусу ресторанов. А платит приглашающий и угощающий. Так что сегодня её очередь.
Готовить Моорна умела - как все, ну, подавляющее большинство - в рамках гимназического курса домоводства, но не особенно любила. А ещё больше не любила мытьё посуды, которая в случае готовки увеличивалась вдвое, втрое и вчетверо, если готовить по всем правилам. Сначала в процессе готовки, потом после еды. Поэтому "сидячий фуршет" показался ей наилучшим вариантом. Тарталетки, волованчики и коржики можно купить готовые, паштеты и джемы для них тоже купить. И в жестяных баночках, которые опять же мыть не надо и можно просто выкинуть. А скрутить крем - далеко не так трудо- и посудоёмко. Разложить наполнители, слегка украсить, расставить на тарелках - и вполне прилично, вкусно и не мешает беседе. Вино обещала принести Торса со своим вечным: "Ты всё равно в этом ничего не понимаешь", - а с очевидным спорить глупо и незачем.
Моорна задумчиво оглядела чуть желтоватую массу в миске и облизала венчик. Да, вполне. Теперь отделим половину, подсыплем туда какао и снова как следует перемешаем. Будет шоколадный крем.
А на Новый год они здорово повеселились! ...
...Огромный зал украшен гирляндами, посередине возвышается от пола до потолка сверкающая и переливающаяся нарядная ель. Вернее, не от самого пола. Нижние ветви предусмотрительно убраны, а пол застелен ковром из звериных шкур, чтобы ровно в полночь все желающие загадать себе чего-нибудь на следующий год смогли уместиться вокруг ствола. "Ох, и давка будет!" - весело думает Моорна, оглядывая зал. Компании, парочки и одиночки вперемешку, столы у всех накрыты, оркестр наяривает нечто весёлое... да, новогоднее попурри. Традиционно, но не скучно. Их столик на двоих в удачном месте: и видна эстрада, и танцующие не помешают. Накрыт... не хуже остальных, и сами они... вполне на уровне. Нарядны без вычурности и вульгарности, приличны без излишней скромности, которая в новогоднюю ночь будет ханжеством.
- Торса, ты молодец.
- Ай, оставь. Я просто заказала столик для двух порядочных, - Торса подмигивает, - девушек, а здешние сами всё знают и умеют.
- Их не удивило, что две порядочные девушки заказывают высшую категорию? - смеётся Моорна.
- Во-первых, не высшую, а люкс-экстру. А во-вторых, они ничему не удивляются. - Торса подносит к губам бокал и из-за него шепчет: - Посмотри вон на ту, с красным боа.
- Вижу. И что?
- Говорят, она приезжает сюда с шофёром и уединяется в отдельном кабинете зимнего сада с фонтаном. Мало того, шофёр у неё, - Торса подмигивает, - клеймёный. И не просто клеймёный, а светловолосый и бородатый лохмач. Говорят, у него даже спина волосатая. И задница,- хихикает Торса.
- Ой!
- Вот именно.
- Ей что, - искренне удивляется Моорна, - в своей спальне неудобно? Или в машине, раз он шофёр?
Торса пожимает оголёнными под кружевной пелеринкой плечами.
- Ну, Моорна, это же элементарно. В своём доме, в своей спальне, со своим рабом... Пресно и обыденно. Это может всякая. А вот там, где не запрещено, но не принято... в этом особый смак.
Моорна хихикает:
- Психология, раздел сексологии. Помнишь, как та дура удивлялась, что по этому разделу не будет практикума?
Торса, сразу вспомнив их однокурсницу, доверчивую до наивности на грани идиотизма, звонко смеётся, едва не расплескивая вино.
- Ага, конечно. Знаешь, что с ней?
- Что? - охотно интересуется Моорна. - Я как-то растеряла почти всех.
На лицо Торсы еле заметно набегает и тут же исчезает лёгкая тень.
- Замужем. Две дочери и сын. И без всякого практикума, - и меняет тон. - А вот что ты всех растеряла, то фиговый, и даже где-то хреновый ты журналист. Это волка кормят ноги, а журналиста - связи и знакомства.
Моорна не обижается. Торса права. Половина, если не две трети её удачных публикаций - заслуга Торсы, таскающей свою бывшую однокурсницу по богемным сборищам. На хвост блистательной кометы мало кто обращает внимание, что позволяет хвосту увидеть и услышать много, ну, очень интересного.
Гремит музыка, нежно звенят хрусталь люстр и бокалов и серебро приборов. Всё вкусно, легко и приятно.
- Смотри, смотри, - шепчет Моорна Торсе. - Видишь? Сама... Несравненная. И с очередным любовником.
- Ага. У неё каждый следующий моложе предыдущего.
- А она сама всё старше и старше, - хихикает Моорна и вздыхает совсем искренне. - Но фигура у неё... В её-то возрасте и так сохраниться.
- Ни хрена, - решительно отвечает Торса, закручивая лихой оборот на жаргоне Арботанга. - Мумия цветка всё равно мумия. Ты понимаешь?
- Да, - кивает Моорна, разглядывая хохочущую актрису, явно наслаждающуюся всеобщим вниманием больше, чем спутником. - Помнишь, шаблоны определений? Хрупкая девочка, стройная девушка, худая женщина...
- И тощая старуха, - безжалостно заканчивает Торса достаточно громко, чтобы её услышали, но не настолько, чтобы вызвать скандал.
От соседнего столика им с улыбкой кивает, поднимая приветственным жестом бокал, ровесница и вечная соперница Несравненной. Ухоженная, даже холёная, но не скрывающая свой возраст. Седина не закрашена, но волосы уложены в безукоризненный, украшенный бриллиантами узел. Платье с декольте, но плечи скрывает накидка из очень дорогого меха. Украшения богаты, но не вычурны. И спутник - не молодой, но красивый зрелой мужской красотой, безукоризненно одетый - отечески снисходительно кивает девушкам. Торса и Моорна отвечают восторженными - как и положено юным наивным и доверчивым - улыбками. Несравненная мудро и достаточно убедительно изображает, что ничего не слышала.
- Но интервью она теперь тебе не даст, - шёпотом сообщает Моорна Торсе.
- Ещё как даст, - с насмешливой безмятежностью улыбается Торса и совсем тихо поёт куплет из популярной песенки Арботанга, заменяя первые два слова более пристойной бессмыслицей: - Жупайдия, жупайдас, нам любая девка даст. Даст, даст, как не дать, да почему бы ей не дать. Даст нам по два... поцелуя, не кобенясь, не балуя, - и с чуть более серьёзной циничностью: - Когда ей понадобятся скидка в отцовском магазине и статья в журнале, чтобы о ней не забыли, она сама позвонит моей редакторше и потребует, чтобы беседовала с ней именно я.
- А она согласится? - спрашивает между двумя ломтиками нежнейшего копчёного мяса Моорна.
- Редакторша? А зачем ей спорить? - пожимает плечами Торса. - Отец оплачивает этот журнал, пока меня там публикуют. Ему это тоже выгодно.
- Реклама, - понимающе кивает Моорна.
- Ну да. Сначала мы пишем о тенденциях моды, а потом начитавшиеся дуры бегут к отцу покупать увиденное на картинках.
Они дружно смеются, любуясь залом и собой в зеркальных стенах, из-за которых зал кажется бесконечным, а веселье безграничным...
...Моорна оглядела получившийся крем, снова облизала венчик и приступила к наполнению тарталеток. Под сладкий сливочный крем кисленькое сливовое повидло, а под горьковатый шоколадный крем - сладкий клубничный конфитюр...
...Знаменитый зеркальный зал-калейдоскоп вдруг погружается во тьму, что-то негромко и достаточно музыкально щёлкает, вспыхивает свет, и все дружно ахают и аплодируют. Колонны в стыках зеркальных стен повернулись, и зал превратился в заснеженный лес.
- Это они каждый год так делают, - хлопая вместе со всеми, поясняет Торса и чуть насмешливо вздыхает: - И каждый год ахаю. Обычно у них три зала. Золотой, Бирюзовый и Багровый. Ну, под Королевский дворец.
Моорна понимающе кивает. Разумеется, она бывала в старом Королевском дворце - главном музее страны - и не раз, и отлично знает парадную анфиладу, а по Бирюзовому или Морскому залу даже писала курсовую по эстетике. И очень обрадовалась, увидев на здешних колоннах знакомые символы.
- Ну, а на Новый год, - продолжает Торса, - они Багровый зал делают зимним лесом.
- Считают Багровый слишком мрачным? - уточняет Моорна.
- Ну да. Во дворце он вообще под Храм сделан.
- Для напоминания о бренности сущего и неизбежности предстояния перед Огнём, - машинально продолжает Моорна фразой из учебника.
- Фуу! - негодующе хмурится Торса. - И даже фи! Говорить штампами недопустимо для журналиста. Ты можешь так писать, чтобы тебя понимали без затруднений, но говорить, а тем более, среди своих... фи! И с тебя штраф!
- По взаимозачёту, - очень серьёзно отвечает Моорна.
И они опять долго упоённо хохочут.
С потолка спускается огромный светящийся шар старинных песочных часов, оркестр нарочито медленно начинает старинный кавалерийский марш, за столиками отодвигают тарелки и бокалы, готовясь к броску к центральной ели.
- На старт, - шепчет Моорна.
- Внимание, - откликается Торса, быстро стряхивая с ног туфли на невероятно высоких каблуках.
Моорна суетливо расстёгивает ремешки своих босоножек. Конечно, без них удобнее, но не порвать бы чулки.
А оркестр постепенно, синхронно с падающими в шаре блестящими шариками-песчинками увеличивает темп и громкость. Вот и фанфары, из скрытых под потолком динамиков гремят поздравительная речь Главы и гимн, включаются колокола, и с визгом, с радостно-испуганными воплями, наперегонки, сбивая друг друга с ног, все кидаются на ковёр из звериных шкур у подножия ели. Толкотня, невольные объятия. Последний удар, гаснет свет. "Пусть всё будет хорошо, - торопливо шепчет Моорна, - пусть у всех будет хорошо, пусть он выживет, пусть он вернётся, пусть всё будет хорошо". Рядом смешки, вздохи, неразборчивый шёпот.
Вспыхивает свет. Шара часов уже нет, и вокруг не зимний лес, а Золотой Королевский зал. Многие из сидевших под ёлкой, возвращаясь к столам, по возможности незаметно поправляют одежду, стирают с шей и щёк отпечатки помады, а сев, пригибаются, быстро обуваясь. Официанты стремительно обновляют сервировку, напитки и закуски, на площадку перед оркестром выпархивают первые пары штатных танцоров. Когда публику достаточно "заведут", они исчезнут, но сейчас можно полюбоваться танцами истинных профессионалов.
Сбрасываются на спинки кресел кружевные и меховые накидки, расстёгиваются пиджаки, ослабляются, а то и вовсе срываются галстуки. Наступает время новогоднего безудержного разгула, когда всё всем можно. Именно поэтому военным в новогоднюю ночь не просто предписано быть в партикулярном, а запрещено надевать форму и награды. Дабы не опозорить их недостойным поведением, а заодно и обеспечить необходимую для веселья анонимность. Но студенты традиционно в своих парадных мундирах. Им можно.
Вон как раз в углу разбушевалась такая чисто студенческая компания. Кричат маловразумительные тосты, о чём-то спорят, смеясь и ругаясь одновременно. И девушки с ними тоже в мундирчиках. Торса с Моорной переглядываются с понимающими улыбками: когда-то и они так же, а сейчас... нет, они и сейчас очень даже и весьма, и вон уже к ним спешат кавалеры. Не на ночь, так хоть на танец.
Три танца подряд, и надо передохнуть. Промочить горло, покушать, сбегать в дамскую комнату, снова покушать. Великолепный вечер неумолимо становится великолепной ночью. Но чего так студенты расшумелись?
Моорна и Торса одновременно с большинством веселящихся разворачиваются к студенческому столику. Студенты - они такие, всегда что-нибудь этакое учудят, о чём весь год можно будет сплетничать и восхищённо осуждать.
За студенческим столом встаёт, а затем просто вскакивает на стол молодой, но какой-то помятый юнец в распахнутом университетском мундире, вздымает над головой, расплёскивая содержимое, бокал и запевает:
- За тех, кто далёко, мы пьём, за тех, кого нет за столом...
Стол подхватывает пьяной задорной разноголосицей.
- А кто не желает свободе добра, того не помянем добром...
Шум в зале опадает. Запрещённую песню все знают, но петь... публично... зачем? А запевала старается вовсю, многозначительно делая паузы на месте дважды запрещённых имён.
- За... что ныне живёт на чужбине и горсточку верных при нём.
И:
- За славного... любимого всеми, что нынче сидит под замком.