Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Сон 6-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано


СОН ШЕСТОЙ

окончание

...на следующий год и там же...

  
   День за днём, день за днём. И от безумия спасает только работа. Да ещё люди вокруг. Которые верят тебе и зависят от тебя. Потому что если ты сдашься, сломаешься, то у них ничего не останется в этой жизни. Когда тебе самому жить уже незачем, то живи ради других. Хотя бы ради парней, что смотрят на тебя, как - Седой невольно усмехнулся - на отца. Так что же делать с этим узлом? И вот ещё причина и цель. Неведомые потребители этой "продукции", которым придётся справляться со всеми техническими проблемами под огнём, в окопе, и им все твои технические изыски будут по фигу и по хрену. Им нужна надёжность и простота в эксплуатации. И чтобы их оружие было хоть на чуть-чуть, но дальнобойнее и скорострельнее оружия противника, потому что это чуть-чуть сохранит им жизнь. И всё-таки, всё-таки... И всё-таки надёжность приоритетнее. Всё сразу невозможно. Значит, выбираем надёжность. А здесь проблем больше, чем решений.
   Раздав парням задание, Седой вернулся к столу с разложенными чертежами. В чём же дело? Может, в том, что упрямо берём за образец оружие аггров, оружие прошлых войн и пытаемся его превзойти, а с агграми вряд ли будем воевать. А об оружии форзейлей сведений нет. У него нет.
   Сквозь шум работающих станков еле слышно пробился щелчок отпираемой двери. Неурочный обход? В честь чего? Парни даже голов не подняли и не повернули, зная, что все задания получают от него.
   Надзиратель впустил главного конструктора. "Однако", - усмехнулся Седой, выпрямляясь навстречу неожиданному посетителю.
   - Закройте дверь, я вас позову, - бросил через плечо Главный.
   Надзиратель щёлкнул каблуками и захлопнул дверь. Главный конструктор подошёл к столу и, даже не поглядев на разложенные чертежи, прямо поверх них положил свою чёрную кожаную папку. "Тоже что-то новенькое", - отметил про себя Седой. Обычно Главный конструктор с порога требовал от него рапорта о ходе работ, делал достаточно дельные замечания, а сейчас стоит и молчит, разглядывая их крохотную мастерскую - помесь цеха с чертёжной - так, будто видит её впервые и не совсем понимает, что это и как он здесь оказался.
   Еле заметно изменился звук токарного станка: Чалый перевёл его на холостой ход, чтобы лучше слышать. Зима стал сосредоточенно вымерять свою деталь, Гиря отправился искать что-то на стеллаже и будто случайно оказался у двери за спиной посетителя, а Чеграш попросту без всякой маскировки выключил свой станок и развернулся лицом к столу.
   Главный конструктор, словно не замечая ничего, продолжал рассматривать стены, станки, кульман, стеллаж, старательно избегая, как вдруг сообразил Седой, смотреть на него. Ну, парни для Господина Главного Конструктора - именно так, все слова с большой буквы - тоже вроде мебели, самодвижущиеся инструменты, не больше. Всё дело в нём. Ну что ж, помогать не будем. Как и положено рабу, промолчим.
   - Вы... - наконец, выдавил Главный, - вы...
   Седой невольным движением удивления поднял брови. Тоже нечто новенькое, до сих пор преобладали безличные обращения, типа: "надо сделать", "необходимо проверить" и тому подобное. Или Главный обращается ко всей бригаде? Тоже необычно, но... Седой кивком разрешил парням подойти к столу. Главный удивлённо посмотрел на них. Тоже будто впервые увидел.
   - Я хотел бы кое-что уточнить, - наконец нашёл Главный подходящую формулировку.
   - К вашим услугам, господин Главный Констуктор,- Седой склонил голову, скрывая поклоном усмешку.
   За ним молча повторили его движение парни. Главный невидяще посмотрел на них. Он явно не знал, с чего начать безусловно важный, но столь же безусловно мучительный разговор.
   - Что вас интересует, господин Главный Конструктор? - пришёл, наконец, к нему на помощь Седой. - По изделию...
   - Нет, - отмахнулся Главный, - это потом. Меня интересует... - он внезапно твёрдо и даже требовательно посмотрел в глаза Седого. - Как ваше имя?
   - У раба нет имени, господин Главный Конструктор, - спокойно ответил Седой, слегка даже пожав плечами, чтобы выразить этим своё недоумение по поводу незнания таких элементарных вещей. - Мой номер...
   - Меня интересует не это, - с прежней властностью отмахнулся Главный. - Хорошо, давайте так.
   Он достал из нагрудного кармана свой блокнот, известный всему заводу, открыл, быстро и коротко написал что-то на чистой странице и протянул блокнот Седому.
   - Так?
   Седой с искренним недоумением взял блокнот и прочитал. "Яунтер Крайгон". И две даты. Той аварии и своего обращения. Ни забыть, ни спутать их он не мог. Случайным совпадением это тоже быть не могло. Чалый вытянул шею, пытаясь из-за плеча Седого прочитать запись.
   Седой перевёл дыхание и протянул блокнот Главному.
   - Какое это сейчас имеет значение, господин...?
   Главный резким жестом остановил его, не дав договорить вопрос. Он уже справился со своим смущением и заговорил в прежней манере.
   - В папке материалы, ознакомьтесь с ними. Я зайду к концу смены.
   - Да, господин главный конструктор, - стараясь оставаться спокойным - хотя бы внешне - ответил Седой.
   - Да, господин, - эхом повторили за ним парни. Раз сказали: "ознакомьтесь", - значит, это и их касается.
   Главный снова посмотрел на них, уже заинтересованно, увидев всех четверых, еле заметно улыбнулся, убрал свой блокнот в нагрудный карман и ушёл, повелительным стуком в дверь вызвав надзирателя.
   Оставшись одни, они недоуменно переглянулись.
   - Парни, заканчивайте у кого что, - негромко напомнил им о работе Седой и улыбнулся, - прочитаю и вам дам.
   - Точно, - кивнул Чалый, возвращаясь к станку.
   Седой сел за стол и открыл папку. Там были газеты. Вернее, вырезки из газет. Пронумерованные, с надписанными от руки названиями газет, номерами и датами выхода. Интересно, конечно, но с каких пор газетные статьи стали для Главного материалом? Газеты - журналистика и беллетристика - не предмет для серьёзного человека. Во всяком случае, во времена его молодости было именно так. Но раз велено ознакомиться, значит, выполним приказ, и не просто прочитаем, а как материал.
   Седой сел поудобнее и начал с вырезки под первым номером.
   "Эхо. Свободная газета". Дата... за прошлый год. "Как украсть в Храме и остаться безнаказанным". Криминальная хроника? Какое это имеет к нему отношение? По старой привычке Седой сразу посмотрел на подпись. Никто, он же Некто. Остроумно, но... ладно, почитаем, раз есть такой приказ.
   Парни возились у станков и стеллажей, изредка тихо переговариваясь. Задание они уже выполнили и сейчас имитировали рабочий шум. Так что если надзирательская сволочь подслушивает под дверью, то чтоб ей прицепиться было не к чему.
   Седой читал, казалось, забыв обо всём. Медленно, вчитываясь, будто разучившись читать. Вернее, он сразу схватывал весь текст и тут же перечитывал его уже медленно. Но это... этого не может быть... Он что, сошёл с ума? Галлюцинации? Откуда? Как?! Как лавина с горы, нет, не то, вода, крохотная трещинка в плотине, тоненькая безобидная струйка, раздвигающая трещинку в пролом, и уже поток вырывает из казавшейся монолитной толщи блоки, и рушится вся плотина...
   Лязгнул замок. Седой вздрогнул и поднял голову.
   - Эй, волосатики, принимайте паёк.
   Да, правильно, обед им привозят прямо сюда, и он как старший должен принять паёк. Седой встал и подошёл к двери.
   - Сколько вас, обалдуев?
   - Пятеро, господин надзиратель.
   - Правильно. Принимай.
   Чтобы не тратить время на обыски, разносчики прямо через порог передали ему пять двойных мисок с супом и кашей, пять кружек с дымящимся чаем и две с половиной буханки, уже разломанных на четвёртки.
   - Всё, лопайте, - надзиратель захлопнул дверь.
   Парни с привычной ловкостью сдвинули и сложили чертежи, освободив стол для еды.
   - Седой, а её куда?
   Папка мешала Гире поставить кружки.
   - Сейчас.
   Седой быстро сложил вырезки, закрыл папку, переложил её на стеллаж, и они сели обедать. Обеденный период - время законного отдыха и громких разговоров.
   - Чего там, Седой? - спросил Чеграш после первых ложек.
   - Или я сошёл с ума, - серьёзно ответил Седой, - или весь мир.
   - Ты нормальный, - убеждённо сказал Чалый, - мы тоже...
   - Значит, рехнулся Главный, - закончил его мысль Зима.
   Седой невольно улыбнулся.
   - Он тоже нормальный. Как я надеюсь. Но это... это вырезки из газет, помните, я про газеты вам рассказывал?
   - Помним, конечно, - кивнул Чалый.
   - И про что тама? - спросил Зима. - Про мины?
   - И про них тоже, - кивнул Седой. - Нет, парни, я сейчас ещё как ушибленный, дайте дочитать.
   - А чо ж нет, - пожал плечами Чеграш. - С сегодняшним успеется.
   - Ну да, - сразу понял его Гиря, - велели ж ознакомиться, мы и знакомимся.
   - Верно, - Чалый протёр миску из-под каши остатком корки и кинул его в рот, - Главный важнее, его приказ последний, так что...
   - Так что, болтуны, - Седой допил чай и встал, - заканчивайте, а меня не трогайте пока.
   - Как скажешь.
   Парни доели и составили опустевшие миски и кружки к двери, чтобы, когда надзиратель за посудой придёт, подать сразу, извлекли из-под чертежей свои самодельные тетради и занялись уроками. Хорошо, здесь черновики подлежат уничтожению, а бумагу выдают без счёта, а что через уничтожитель лишние листы пропущены, никто в бумажном мусоре и не заметит. Они уже так по три тетради израсходовали.
   Седой читал теперь, стоя у стеллажа, чтобы не мешать им. Уже по второму разу. Да, он был прав, плотина прорвана. Нет, в самых злых и смелых мечтах он не желал Крайнтиру такого. Его не просто смешали с грязью, его уничтожили. И всё логично, следуя законам, научной логике, этике... Похоже, на этом дураке отыгрываются за все начальственные плагиаты. Но... но кто же спустил лавину, проковырял плотину? Неужели... Седой вернулся к самой первой вырезке. Да, началось с неё. Никто, он же Некто. Укрывшийся за псевдонимом или... лишённый имени. Ну, это могло сохраниться в деле, но это... эти подробности откуда? Неужели... Нет, не стыкуется, по резьбе не подходит. Если это тот парень, обращённый бастард, то... во-первых, сейчас он раб и связи с редакцией иметь не может, во-вторых, доступа в архив Ведомства Юстиции тоже, опять же как раб. А с другой стороны, эти подробности больше никому не известны, об этом он сам рассказывал только ему, имена тогдашней команды в той же последовательности и другие детали, это во-первых, а во-вторых, он помнит, парень называл ему свою газету, именно эту - "Эхо. Свободная газета". Два на два, пятьдесят на пятьдесят, вероятность... в пределах допустимого. И, в-третьих, псевдоним. Никто. Только человек, насильственно лишённый имени, мог сказать такое. Три против двух. Значит, он. Но как? Газета выкупила его и сделала редакционным рабом? Но откуда тогда данные из архива? Хотя это тогда объяснимо, кто-то ещё из редакции. Но тогда и под статьёй стояло бы имя второго, свободного и имеющего доступ. Вот рыжий чёрт, правильно, Рыжий, его так прозвали в камере, и он сразу, даже с готовностью принял это прозвище. И упоминания в статье о фронтовом опыте автора, а парень был фронтовиком, кажется, сержантом...
   Седой закрыл папку и обернулся к парням.
   - Сделали? Давайте, проверю.
   Чалый отдал ему свою тетрадь и пошёл к стеллажу.
   - А посуда где? - вдруг вспомнил Седой.
   - Когда уже сдали, - ответил Зима, ревниво следивший за проверкой, - ты читал как раз.
   - Мы сразу подали, - сказал Чеграш, дописывая своё. - Сволочуга и заглянуть не успел.
   Седой проверил их тетради, исправив ошибки.
   - А мне чо ж? - обиженно надул губы Гиря. - Я ж правильно решил.
   - Правильно, - кивнул Седой, - но можно было короче. Подумай, как сделать, чтоб не на двух листах, а в три строчки.
   Написав им задания на завтра, он отпустил их выполнять приказ Главного: знакомиться с папкой. Читали парни уже хорошо, но медленно, и пока они читали, передавая друг другу вырезки, Седой вернулся к чертежам, но не думалось, и он пошёл доделывать модель за парней. Не так по необходимости - уже ясно, что вариант провальный - а чтобы чем-то занять руки и успокоить голову.
   Парни читали, негромко переговариваясь и не мешая ему думать. Хотя и мыслей у него сейчас никаких не было, сплошной хаос и неразбериха, мыслительный бардак. Злая радость, благодарность рыжему бастарду, обращение к погибшим друзьям: "Видите?! Огонь справедлив!" и... Нет, надо успокоиться, разумеется, время необратимо, ошейник не снимается, но... но эта завистливая сволочь, амбициозный дурак оказался у всех на виду как есть, голеньким, во всей своей красе. Спасибо тебе, Рыжий, даже имени твоего не знаю, своего ты мне так и не назвал. Статья за прошлый октябрь, а встретились мы... да, уже четыре года прошло, значит, ты выжил, первый год самый тяжёлый, ну, удачи тебе, парень, Огонь тебе в помощь. Не знаю, как ты это сделал, но ты молодец. И газета твоя молодцы, что не побоялись напечатать. С хорошими друзьями тебя, парень.
   - Седой, - подошёл к нему Чалый. - Я прочитал.
   - И что скажешь? - спросил, не отрываясь от работы, Седой.
   - Это тот парень, помнишь, в Большом Отстойнике, новик, рыжий, звезда на пять лучей, ты ему ещё о себе рассказывал.
   - Помню, - кивнул Седой.
   - Это он написал, ну, самую первую, больше некому, - убеждённо сказал Чалый.
   - Точно, - подошёл к ним Чеграш. - Как он это сделал? Он же раб.
   - Не знаю, - честно ответил Седой, - сам ума не приложу.
   Подошли закончившие чтение Зима и Гиря. Теперь они все впятером стояли у токарного станка, будто рассматривали получившуюся деталь.
   - Мы сложили всё, как было, - сказал Зима.
   - Седой, а чо ж теперь будет? - спросил Гиря.
   - А что должно измениться? - ответил вопросом Седой.
   Он не хотел осадить или ещё как-то возразить Гире, самому ему этот вопрос даже не пришёл в голову. Слишком многое всколыхнули эти вырезки.
   - Ну, освободят тебя, - неуверенно предположил Чеграш.
   - Да, - кивнул Чалый, - выкупишь тогда нас?
   - Да вы что, парни? - оторопел Седой, - ошалели? Ошейник не снимается.
   Парни переглянулись и погрустнели.
   - А мы уж подумали... - вздохнул Зима.
   - Седой, а если не для этого, то зачем тогда всё? - не очень внятно спросил Чалый.
   Но Седой понял его.
   - Нет ничего тайного, что бы не стало явным, понимаешь? Он просто решил рассказать правду, а что дальше... для нас, не думаю, что изменится что-то, а вот для, - он помимо воли зло улыбнулся, - вот для Крайнтира Таррогайна изменится многое, если не всё.
   - Слышь, Седой, - Чеграшу явно пришла в голову новая мысль, - а ему, ну за подлость его, могут клеймо шлёпнуть?
   Парни сразу оживились и стали яростно обсуждать, что за такое точка точно положена и что они с этим гадом сделают, если он в их казарму попадёт.
   - Размечтались, - нарочито строго прервал их Седой.
   - А чо, Седой, по справедливости ежели... - попытался заспорить Зима.
   - Заткнись, - рявкнул вдруг Чалый, - по справедливости знашь, чего бы надо... ну так и заткнись.
   Их спор прервал лязг замка.
   - Атас, - шепнул Чеграш, и они все повернулись к двери.
   Вошёл Главный конструктор. Оглядел их, стоявших у станка, и подошёл к столу. Седой быстро прошёл к стеллажу, взял папку и положил её на стол перед Главным. Тот молча кивнул. Наступила тишина. Никто не решался начать разговор первым.
   - Вы... - Главный откашлялся, будто у него запершило в горле. - Вы ознакомились?
   - Да, господин Главный конструктор, - спокойно ответил Седой.
   Парни молча кивнули. Они тоже подошли к столу, но остановились в шаге и за спиной Седого. Главный поднял голову и твёрдо посмотрел в глаза Седому. Тот так же твёрдо встретил его взгляд.
   - Как вы выдержали это? - тихо спросил Главный.
   Седой молча пожал плечами.
   - Что я могу для вас сделать?
   - Нужен форзейлианский аналог изделия, - начал перечислять Седой, - их последняя техническая литература, участие в полевых испытаниях...
   - Нет, - прервал его Главный, - лично для вас?
   - Для нас, господин главный конструктор...
   Слова Седого прозвучали не так вопросом, как вежливым уточнением. Главный заново оглядел стоящих за Седым парней и... улыбнулся.
   - Вы упрямы, - произнёс он тоном одобрения. - Хорошо. Для вас и вашей бригады? Скажем, по условиям содержания, например, отдельный жилой блок вместо общей казармы?
   - Одиночное заключение, господин Главный конструктор? - чуть более подчеркнуто для обычного вопроса удивился Седой.
   - Да, логично, - явно вынужденно согласился Главный.
   Видимо, эта идея ему очень нравилась, но настаивать на ней он не стал. Но Седой и раньше замечал, что Главный умеет не просто соглашаться с чужим, но и отказываться от своего.
   - Тогда что?
   Не оглядываясь, Седой чувствовал напряжение парней. Да, надо ловить момент.
   - Комплект учебников за среднюю школу.
   - Что?! - изумился Главный. - Это-то вам зачем? - и, тут же сообразив, кивнул. - Я понял. Хорошо, азбука и арифметика.
   - Нет, за последние три класса.
   - Значит, основу вы сделали, - понимающе кивнул Главный, - что ж, вполне логично и даже интересно. Но здесь, не в казарме, раз вы остаётесь в общем помещении.
   - Разумеется, - кивнул Седой. - Спасибо, господин главный конструктор.
   - И это всё? - Главный удивлённо пожал плечами, снова оглядел их, уже всех вместе, своим обычным всё видящим и запоминающим взглядом и принял решение. - Остальное я решу сам. Завтра в одиннадцать ваше мнение об изделии, подготовьте краткую записку.
   Седой молча наклонил голову. Главный взял папку, кивком попрощался со всеми и вышел. Когда за ним закрылась дверь, парни шумно перевели дыхание.
   - Седой, чо ж теперь будет? - спросил за всех Чеграш.
   - Учиться будете, - весело ответил Седой, - на законных основаниях.
   - Это, конечно, здорово, - кивнул Чалый, - а чего ты себе сигарет не попросил?
   Седой улыбнулся.
   - Когда хапаешь всё сразу, рискуешь остаться ни с чем.
   Парни негромко засмеялись.
   - Седой, а чего ты от жилья отдельного отказался? - спросил Зима.
   - Ну, ты и чуня, - возмутился Чеграш, - нас бы и заперли в отдельную камеру с парашей и раковиной.
   - Хрен бы ты тогда к Малке бегал, - подхватил Чалый.
   - И мы к остальным, - очень серьёзно закончил Гиря.
   И парни дружно заржали, зажимая себе рты, чтобы не вышло слишком громко. Седой тоже рассмеялся и тут же стал серьёзным.
   - Ну, успокоились, жеребчики? Про записку слышали? Давайте готовить, пока время есть.
   Парни кивнули.
   - Фуфло это, - высказался Чалый, - не будет фурычить.
   Седой выудил из развала на столе чистый лист бумаги.
   - Садись и пиши соображения по своему узлу. Остальные то же самое.
   - А ты?
   - А у меня общие соображения. Давайте, шабаш скоро, нужен задел на завтра.
   Они расселись вокруг стола, наступило сосредоточенное молчание.
   - Писать, как думаю? - спросил, не поднимая головы, Чалый.
   - Да. Потом сведём воедино и отредактируем, - ответил Седой.
   Он и раньше заставлял их участвовать в подготовке мнений и записок, но впервые был уверен, что их участие можно не прятать. Афишировать, конечно, не нужно, но парни получат возможность учиться, за одно это спасибо рыжему бастарду, журналюге, а увидеть Крайнтира с клеймом на лбу и в ошейнике... нет, он этого даже врагу, даже такому не желает. Мёртвых это не воскресит, ни с него, ни с парней ошейников не снимет, но и того, что этот дурак получил, тоже вполне достаточно. А теперь всё лишнее побоку, ты не беллетрист, записка должна быть краткой. И предельно ясной.
   Записка была вчерне готова, когда зазвенел звонок и надзиратель грохнул дубинкой по двери с криком:
   - На выход, волосатики!
   Седой оглядел мастерскую. Станки... выключены, рубильник... выключен, чертежи и бумаги... убраны на стеллаж, кульман... пуст, тетради парней... не видны. Всё в порядке. И пошёл к выходу, как старший бригады он выходил первым.
   Обыск на выходе, они выстраиваются в коридоре вдоль стены, надзиратель с лязгом захлопывает дверь их мастерской и вешает на замок пломбу.
   - Валите, лохмачи.
   По коридору, мимо уже закрытых и опечатанных дверей - свободные уходят на период раньше, чтобы не сталкиваться даже случайно с рабами - они прошли к лестнице, по которой спускались в рабскую казарму. У входа их снова обыскали, дверь за ними закрыли и опечатали. Здесь надзирателей и охраны уже нет, теперь только ещё один обыск внизу, у входа в их подвал, и уже можно громко разговаривать и перекликнуться со спускающимися со своих этажей остальными. Чугунная по старинке лестница - эту часть комплекса, похоже, лет двести не реконструировали - гудит от множества голосов и топота грубых ботинок. На очищенных от рабов этажах гасят свет, и сумрак спускается сверху вниз по лестничному коробу.
   Нижний холл, где уже ночная смена надзирателей пересчитывает и обыскивает возвращающиеся бригады.
   - Мастерская номер пятнадцать. Пятеро в наличии, господин старший надзиратель, - рапортует Седой.
   - Мастерская номер пятнадцать, пятеро по списку, пятеро в наличии, - отмечает в регистрационном журнале время их возвращения старший ночной смены надзирателей. - На обыск становись.
   Они встают в ряд у стены, руки с растопыренными пальцами на стену, ноги расставлены. Два надзирателя быстро обыскивают их, охлопывая карманы и прочие места, куда можно что-то спрятать.
   - Всё, валите.
   Мимо закрытой двери надзирательской они вошли в коридор рабской казармы. До отбоя дверные решётки камер отодвинуты, шум, беготня, толкотня в уборных и умывалках, крики и смех... Седой вдруг с удивлением почувствовал, что смотрит и ощущает, как в первый раз, как... заново.
   - Седой, ты чо?
   - Ничего, - вздрогнул он, - всё в порядке.
   Снять и повесить комбинезон, сбросить тяжёлые ботинки, умыться и налегке, босиком - по-домашнему, усмехнулся Седой - в столовую, на ужин. Неизменные каша, хлеб и чай. Вкус неважен, было бы сытно. Щедро пересыпанная руганью и поселковыми словами речь, смачное чавканье... его все это уже давно не коробит, а мысль, что до конца его дней ему ничего другого не светит... ещё в тот, первый год его рабства он заставил себя не смириться, нет, а принять как вводную, как условие задачи, которую надо решить. Задача - выжить, сохранить себя как живой организм и как личность, не сойти с ума, не опуститься до подлости, остаться человеком и не превратиться в существо, а условия... обыски, ругань надзирателей, примитивная на грани голода еда, да мало ли ещё... Пока он с этой задачей справлялся, справится и дальше. Справился же тот парень.
   Но за всеми этими мыслями Седой участвовал в общем разговоре, смеялся общим шуткам, отвечал на чьи-то вопросы, то есть жил, отдыхал после рабочей смены. А парни - молодцы: ни словом о сегодняшнем никому не обмолвились. Этого, и в самом деле, остальным знать незачем. Никого это не касается, не должно коснуться. Он один из них, старший бригады в пять человек и ничем другим выделяться не хочет. Потому что это помешает решению главной задачи: выжить не за счёт других, выжить человеком.
   После ужина недолгое время отдыха, личного, как написано в армейских уставах, времени. Покурить в умывалке, поговорить с кем-то ещё, кроме членов своей бригады, договориться с кем-нибудь из женщин, чтобы взяли зашить порвавшуюся рубашку, да мало ли дел скапливается к вечеру... Хотя бы просто полежать на койке не потому, что уже дан отбой и за хождение могут избить, а потому, что ты сам так захотел.
   - Седой, слышь...
   - Чего тебе?
   - У тебя сигареты лишней нету?
   Седой усмехнулся, разглядывая смущённое лицо парнишки из литейного цеха.
   - Сигареты лишними не бывают. Выдача была позавчера. Скурить ты не мог успеть.
   Мгновенно собравшиеся слушатели заржали.
   - Так куда дел?
   Немедленно посыпались предположения.
   - Девок охмурял.
   - Долги раздал.
   - В унитаз спустил.
   - А это-то зачем? - удивился Седой.
   - А по дурости! - старший литейной бригады влепил парнишке лёгкий подзатыльник. - Перетерпи, чуня, а то будешь век в долгах ходить.
   Парнишка шмыгнул носом и, не посмев спорить, отошёл.
   В центральном проходе между двухъярусными койками Чалый мерился силой с Губачом из бригады грузчиков с первого рабочего двора. Встав спина к спине, они сцепились локтями и теперь пытались пересилить друг друга, нагнуться и поднять противника на себе. Вокруг азартно спорили на фишки, сигареты и пайковый хлеб.
   Чеграш уломал всё-таки девчонку с третьего конвейера, и теперь они барахтались на его койке, накрывшись с головой одеялом. Зима и Гиря увлечённо играли в чёт-нечёт с приятелями из второго сборочного .
   Нет, никакие удовольствия отдельного жилого блока не стоят этого: свободного человеческого общения, возможности побыть среди своих. Так что его отказ был правилен.
   Седой взял сигареты из тумбочки и пошёл курить. "А ведь Крайнтир с его глупыми амбициями, неумением ладить с людьми, подчёркнутым высокомерием не то что месяца, недели бы не продержался в рабской камере - весело подумал Седой, вставая в общий круг курильщиков - придавили бы ночью, или ещё как". На заводе много возможностей для случайной, но тщательно подготовленной смерти.
   Когда он вернулся в спальню, девчонки уже не было, а Чеграш голышом лежал поверх одеяла, отдыхая. Зима и Гиря сосредоточенно делили свой выигрыш. Чалого не было.
   - К своей пошёл, - сказал Чеграш Седому, когда тот убирал сигареты в тумбочку и раздевался.
   Седой кивнул.
   - Вставай, в душ пойдём, чтоб до отбоя успеть.
   - Ага, - Чеграш рывком соскочил с койки, - парни, айда.
   - Идём.
   Ежедневный душ, если позволяли условия, был тем немногим из прежней жизни, что Седой упорно сохранял. И парни, подражавшие ему во всём, переняли и эту его привычку. Остальные мылись кто раз в неделю, кто чуть чаще, но каждый день только их пятёрка. Поэтому двадцати рожков в душевой на сто человек в принципе хватало.
   Они уже заканчивали мыться, когда в душевую влетел Чалый. Его встретили гоготом, шутками и подначками. Чалый сильно взматерел за последний год и сквозь решётку пролезать, как раньше, не мог. Чеграш ещё мог, но с натугой. Поэтому все свои проблемы с девчонками они решали после ужина или откладывали на выходной. Гиря всегда был увесистым и широким, но умел уладить так, что лазили к нему. И только Зима, самый молодой, почти каждую ночь, если, конечно, надзиратели были не сволочи и сами дрыхли, после отбоя отправлялся гулять по спальням.
   К утру Седой окончательно убедил себя, что никаких изменений в его жизни и жизни парней не будет. Вернее, если Главный сдержит олово и выполнит обещанное, изменения будут, но не концептуальные. Так... как, скажем, если вместо гречневой каши станут давать рисовую или выдадут комбинезоны другого цвета.
   Подъем, умывание, заправка коек, завтрак. И по бригадам и цехам выход в холл на пересчёт и обыск. Всё как всегда.
   - Мастерская номер пятнадцать. Пятеро.
   - На обыск, лохмачи.
   Всё обычно, всё как всегда.
   - Валите, волосатики.
   Снова гудят под ногами чугунные ступеньки, вспыхивает на этажах свет, лязгают, отпираясь решётки.
   Обыск у входа на этаж. Пустой коридор с закрытыми дверями: свободные начинают на период позже.
   Зевающий надзиратель уже ждёт их.
   - Становитесь, обалдуи.
   Обыск, проверка и вскрытие пломбы, открывается дверь.
   - Заползайте, мать вашу...
   Идущий последним Зима получает пинок сапогом пониже спины и влетает в мастерскую едва не падая, что приводит надзирателя в хорошее настроение. Он радостно ржёт и запирает за ними дверь, не попытавшись войти и ударить ещё кого-то, что у этой сволочи бывает частенько.
   Седой встряхнул головой и оглядел их мастерскую.
   - Так, парни, я сейчас перепишу записку, а вы заканчивайте модель. Чтобы было что к записке приложить.
   - Ясно, Седой.
   - Гиря, давай.
   - Чеграш, мне лист а-пять достань.
   - Держи.
   Парни споро разобрали чертежи и незаконченные детали и разошлись по станкам. Кто что должен делать, они знали и в мелочной опеке не нуждались.
   Седой взял чистые листы и сел за стол. Итак, если сказано в одиннадцать, то всё должно быть готово самое позднее к десяти. А лучше бы к девяти, к обычному времени появления на заводе Главного. Тот вполне мог, не заходя в свой кабинет, отправиться в обход по цехам и мастерским.
   И когда в девять с небольшим надзиратель отпер их дверь, Седой удовлетворённо улыбнулся: успели! Но вместо Главного перед раскрытой дверью стояла тележка с большой картонной коробкой. Надзиратель проверил печать и кивнул им.
   - Забирайте.
   Чалый и Чеграш втащили коробку в мастерскую, дверь захлопнулась, и было слышно, как грузчики бодро уволокли опустевшую тележку.
   - И чо это, Седой?
   Седой тоже осмотрел пломбу, пришлёпнувшую листок с краткой и предельно вразумительной надписью "В N15" и подписью главного конструктора.
   - Вскрываем, парни, - весело сказал Седой.
   Неужели обещанное? Образцы форзейлианского оружия, их литература... Ну, тогда дело совсем по-другому пойдёт! Живём, парни!
   Но он ошибся. Да, обещанное, но... Не совсем то. Литература, но комплект учебников для средней школы, как и просил, за последние три класса. Пачка тетрадей в клеточку и в линейку. Толстая пачка чертёжной бумаги, а к ней маленькая учебная чертёжная доска. Набор линеек, угольников, транспортиров и старая, потёртая, но с полным набором готовальня. Коробка чертёжных карандашей, шесть ручек и большой пузырёк чернил, ластики, коробка с цветными карандашами... Стол уже завален, а содержимое коробки всё не кончается. И в довершение всего, чтобы уж наповал - усмехнулся Седой - кофеварка, три жестяные банки с кофе, сахаром и сухими сливками и - с ума сойти! - маленький радиоприёмник.
   - И это чо ж такое будет? - потрясённо выдохнул Чалый, оглядывая громоздившиеся на столе невиданные вещи.
   - Жить будем! - весело ответил Седой. - Давайте, парни, надо разобрать, уложить и пристроить. Да, переноски у нас есть?
   - Надо? Сделаем, - ухмыльнулся Зима.
   На разборку, укладку и прочее ушло не меньше периода. К тому же Чалый раскрыл учебник по алгебре... и чтобы он от него оторвался и начал понимать окружающее, пришлось не просто отобрать учебник, а ещё уши натереть, как пьяному.
   - Седой, а это зачем?
   - Это радио, я рассказывал вам.
   - Помним.
   - И чо? Слушать будем?
   - А рази можно?
   - Раз нам дали, значит, можно и будем.
   Седой включил приёмник, и мастерскую заполнила музыка. "Героическая симфония"?! Да, она. Великий Огонь, сколько лет он не слышал музыки? Такой музыки. Нет, надо потише, чтобы не услышал надзиратель. Парни оторопело смотрели на него, явно ничего не понимая.
   - И чо это такое? - спросил Чеграш, когда отгремели трубы и литавры финала.
   - Это... - Седой сглотнул стоящий в горле комок, - это симфония, парни.
   - Даа? - Чеграш как-то неуверенно улыбнулся. - И чо? Это... хорошо?
   "Ну да, - понял Седой, - парни никогда не слышали музыки, настоящей музыки". Он и не рассказывал им о ней, потому что музыку невозможно пересказать.
   - Ладно, делаем так, парни, здесь слушаем, а что непонятно, я вам потом рассказываю.
   Парни заметно повеселели и закивали.
   Кофеварка их заинтересовала и понравилась куда больше. Правда, сам кофе не очень.
   - Положите ещё сахара и сливок. И размешайте, как следует.
   В таком варианте кофе понравился.
   - А чо?
   - Ничего.
   - Вкусно.
   - И в мозгах светлеет.
   - Его для этого пьют, да, Седой?
   - Ну, чтоб мозги работали?
   - Да, - Седой, смакуя, казалось, напрочь навсегда забытый вкус, допил свою чашку. Ну, ничего не забыл Главный, даже стопку маленьких пластиковых чашек с ложечками, стандартный пакет на полудюжину. - С ними поаккуратнее, парни, они хрупкие.
   - Ну да, поломаем, новых не выдадут, - рассудительно сказал Чалый. - Давай, Зима, у тебя руки ловкие, их ты мыть будешь.
   Зима не стал спорить, собрал чашки и ложечки и ушел в крохотную, примыкающую к мастерской уборную, где, кроме унитаза, была ещё и раковина с холодной и горячей водой.
   - А чо, Седой, это ж не пайковое, выпьем когда, больше не выдадут?
   - Думаю, нет, - вздохнул Седой.
   Отвыкшее от кофе сердце часто билось о рёбра. Седой потёр грудь, успокаивая его, и стал распоряжаться.
   - Давайте, парни, так составьте, чтоб не на виду было.
   - На всякий случай, - понимающе кивнул Гиря.
   - А то мало ли какая сволочь заглянет, - согласился Чеграш. - И давайте, модель-то до ума довести надо.
   - Как ты её доведёшь, если она не фурычит? - возмутился Чалый.
   - Вот и соберите, все нестыковки цветом пометьте, - сказал Седой, - каждый своим, Зима, маркёры достань. И, - он озорно улыбнулся, - каждый о своём докладывать будет. Поняли?
   Парни не очень уверенно кивнули.
   - А он будет нас слушать-то? - спросил Гиря.
   Седой пожал плечами.
   - Если не захочет, доложу я. Но вы должны быть готовы.
   Парни кивнули и взялись за работу. Радио негромко рассказывало о прогнозе погоды на ближайший месяц. Слушали с интересом, но большинство названий явно ничего не говорило парням. "Ничего", - улыбнулся Седой: учебник географии с атласом теперь есть. Так что... будут знать.
   Ровно в одиннадцать - по радио передавали сигнал точного времени - лязгнул замок. Зима, ловко метнувшись к стеллажу, выключил радио. Парни, мгновенно сообразив, подбежали к нему и выстроились в ряд, загородив собой ту часть стеллажа, где лежали учебники и стояли кофеварка и приёмник.
   Главный конструктор от порога окинул их мастерскую быстрым внимательным взглядом и подошёл к столу, на котором лежали аккуратно переписанная Седым записка и разукрашенная в четыре цвета модель. Модель явно заинтересовала его больше текста.
   - Зачем такая радуга?
   Седой кивком подозвал парней к столу.
   - Красный чей цвет? - спокойно, будто сам не присваивал им эти цвета, спросил он.
   - М-мой, - поперхнувшись, ответил Чалый.
   - Говори.
   Главный конструктор изумлённо уставился на рослого, светловолосого и светлоглазого парня с уже вполне оформившимися светло-золотистой бородкой и усами.
   - Слушаю, - несколько растерянно сказал Главный.
   Чалый набрал полную грудь воздуха и выпалил.
   - Фурычить не будет, господин Главный. Сталь не та. На третьем спуске пружину поведёт или порвёт. Надёжности нету.
   - Где спецификация? - резко спросил Главный.
   - Держи, - шепнул Гиря, подсовывая Чалому нужный лист.
   Но Главный услышал и несколько раздражённо приказал.
   - Все чертежи на стол, и садитесь, нечего столбами стоять.
   Седой, скрывая улыбку, наклонил голову.
   Табуреток было всего пять. Одну занял Главный, другую Седой, парни с удивительной даже для Седого ловкостью разместились вчетвером на трёх оставшихся. И разговор пошёл уже всерьёз. Первое время Главный невольно морщился на вырывавшиеся у парней неправильности, но смысла сказанного при этом не терял. Парни неожиданно быстро успокоились и говорили бойко и по делу. Главный не возражал, задавая вопросы так, чтобы проблемы, можно ли спорить с господином, не возникло. Седой говорил последним, подводя итоги. Его Главный выслушал, не перебивая и не задавая вопросов.
   - Всё понятно, - кивнул Главный, когда Седой закончил. - Разметьте в записке соответствующие цвета.
   Седой подвинул свои листы парням, и те, передавая их друг другу, стали чиркать маркерами. Глядя на них, Главный негромко распорядился.
   - Черновики в измельчитель. Занимайтесь пока теорией.
   Их глаза на мгновение встретились, и Седой мог бы поклясться, что Главный подмигнул ему. Ну что ж, примем как вводную.
   - Да, господин Главный конструктор.
   - Когда кончатся запасы, скажете мне.
   Главный не уточнил, о каких запасах идёт речь, но Седой, ни о чём не спрашивая - зачем, ещё услышишь не то, что хотелось бы - повторил положенную формулировку.
   - Да, господин Главный конструктор.
   Когда парни закончили возиться с листами, Главный ещё раз просмотрел записку, забрал её и модель и уже у двери вдруг резко обернулся к Седому.
   - Много я не могу, но ни вас, ни кого-то из вашей бригады больше не продадут. Гарантирую.
   И ушёл. Когда за ним защёлкнулась дверь и они остались одни, Седой молча сгрёб в охапку и прижал к себе всю четвёрку.
   - Молодцы, какие же вы молодцы, - шептал он, сглатывая неудержимо набегающие слёзы.
   Парни тоже растроганно захлюпали носами, но больше из-за пережитого страха. Всё-таки они впервые вот так говорили со свободным, да ещё таким - не хозяин, но все знают, что от него всё зависит, все надзиратели перед ним навытяжку встают, а они-то...
   - И чо теперь будет? - первым пришёл в себя Чеграш.
   - Слышали же. Будем заниматься теорией.
   - Это учиться?
   - Ну да. Пока не получим нового задания.
   - А что не продадут нас...
   - Седой, взаправду, что ль?
   Парни с надеждой смотрели на него. Ведь нет большего страха для раба, чем торги, на которых теряешь всех своих сразу и навсегда. Седой пожал плечами.
   - Пока он здесь главный, думаю, так и будем вместе. А дальше...
   - Загад не бывает богат, - со вздохом согласился Чалый.
   Седой взъерошил ему волосы на затылке и с весёлой строгостью сказал.
   - А теперь за учёбу. Хватит бездельничать.
   - Ага, Седой.
   - Щас уберём всё.
   - Седой, чертежи тоже в измельчитель? - засуетились парни.
   Пока они убирали со стола, Седой быстро просмотрел учебники. Да, насколько он помнит, комплект полный. Ну, по физике и математике парни уже на уровне седьмого, а то и восьмого классов, а в отдельных темах и на университетском уровне. Но всё это бессистемно, фрагментарно и в основе практика. Так что всё равно начнем с шестого класса. Как раз начала алгебры и геометрии. А остальное... ладно, пусть читают и пересказывают, а он, по мере возможностей и памяти, объяснит.
   - Седой, мы готовы.
   Седой обернулся к ним.
   - Идите сюда. Так, каждому по тетрадке, в клеточку, в линейку, по ручке берите и за стол. Тетради надпишите.
   - Пометить? - спросил Чалый.
   - Нет, надписывайте. Здесь имя, а здесь предмет. В клеточку где, пишите "математика", а в линейку "язык".
   С именами вышла заминка. Ну, Зима и Гиря - это просто, Чалый тоже сообразили как, а Чеграш - слово-то нашенское, как его по-ихнему написать? Не сразу, но справились и с этим. Седой оглядел сидящих за столом с раскрытыми тетрадями парней и, улыбнувшись, взял со стеллажа учебник дуггурского языка.
   - С этого и начнём. Чтобы вы всё понимали, и чтобы вас всегда поняли.

* * *

  
   Мартовская дорога, когда днём тает, а ночью подмораживает, не самое большое удовольствие. Но Гаор вёл фургон, весело насвистывая и улыбаясь. Всё у него хорошо, всё тип-топ. Работа по душе, хозяин не сволочь, все его закидоны сошли ему с рук, и... и статья про "серого коршуна" почти готова. А в одном из посёлков его поставили на постой к настоящей бывальщице, и он всю ночь не спал, слушая её с раскрытым ртом и старательно запоминая. А самое главное - она ему сказала, кто в каком посёлке старины сказывает, и он теперь, если, конечно, с руки выходит, то сам к таким на ночлег просится. И слушает.
   С ума сойти, сколько таится по поселковым избам. Дамхар-то, оказывается, когда-то по-другому звался, и жили только полешане, это сейчас намешалось. А Валса - это Волосава река, земля волохов, по ней они и прозывались, а за ней было Дикое поле, где жили уже не склавины, а другие, а имена их Валса унесла, сгинули. А Вергер - это Вертоград - кремень-город - склавинская крепость. Кремень - потому что из камня была сложена, и кабы не предатель, проведший врагов подземным ходом за стены, то не взяли бы её, и остались бы склавины свободными, а так... А Малое поле - Малкино, что великий склавинский князь своей младшей дочери в наследное дал, а она чужого полюбила и отдала ему и себя, и землю... А это он только по верхам чуть задел, что ж там, в глубине? Была б его воля, поселился бы он в каком-нибудь посёлке у такой бывальщицы или волхвицы - были и такие, рассказывали ему о них, получалось, что они вроде храмовниц - делал им всякую мужскую работу по дому и хозяйству и слушал бы, запоминал. Но... воли-то как раз у него и нет.
   А мир не рабов, нет, рабство - это так, поверху, это где они с голозадыми, дуггурами соприкасаются, а нутряной, подлинный мир склавинов поворачивался к нему то одной, то другой стороной, медленно, по кускам открывая себя. Он-то думал, что у Сторрама ещё всё узнал, а оказалось, что там были остатки, сбережённые кусочки исконного. И здесь всего нельзя, но если хозяин или управляющий не сволочь, то можно многое...
   ...В новогоднюю ночь гуляли чуть ли не до рассвета. Мужики только-только праздничное сняли, прилечь не успели, как уже время коров кормить да поить, доить и убирать. Скотина - она праздников не признает. У него в гараже работы не было, и он пошёл с остальными. Не доить, конечно, тут ему одного опыта хватило, но навоз выгребать, сено и воду таскать и задавать, бидоны с молоком на место укатывать - коровы-то все дойные, не поселковые - это всё ему под силу.
   Почему-то даже спать не хотелось, весёлая хмельная сила переполняла его, хоть и выпил-то всего ничего, ему стакашек, в самом деле, как слону дробина, интересно, а откуда Тумак знает это присловье? И он работал, как и остальные, в охотку, весело, с хохотом и подначками.
   Управившись с утренними делами, сели завтракать молоком и кашей. От ночного пиршества не то что крошки, объедков не осталось, всё подмели подчистую. И то ведь, когда ещё придется такого попробовать. Не балуют нас матери, ох не балуют. А за завтраком, к его удивлению, говорили не о вчерашнем веселье и разгуле, а о предстоящем. Но намёками, с оговорками, да как-то оно ещё получится. Ну, хозяева в храм поедут, а если малых своих дома оставят, то и Куконе оставаться, куда нянька от детей денется, и либо Милуше, либо Белёне на подмогу ей оставаться, да если ещё Рыжего за руль дёрнут, то совсем обидно будет.
   Но обошлось. Хозяин сел за руль сам, детей всех взял с собой, да ещё обмолвился, что из храма поедет к какому-то знакомцу своему, сыном похвастаться и дочек на какой-то там детский праздник, и, словом, до темноты их не будет. Так что... короток день, да весь наш!
   И как только за хозяйской машиной закрылись ворота, закипели сборы. Как все, он оделся на выход, но без парада. Теляга, кирзачи, каскетка, но волосы, усы и бороду расчесал. Тоже как все.
   - Верхонки возьми, - протянула ему Большуха кожаные рукавицы.
   Вязаные варежки, она ему, как снег выпал, дала, но он попросил заменить на перчатки, в варежках работать неудобно. Перчаток не нашлось, но чиниться в рейсах ему было не нужно, в кабине тепло, так что обходился. А это, значит, как он понял слово, верхние, поверх варежек, потому и большие.
   - У нас их голицами зовут, - вздохнул Тумак.
   Хоть и совсем мальцом, ещё в детском ошейнике его в Дамхар привезли, а помнил родные места и тосковал по ним. Откуда он родом, Гаор понимал плохо. Названий посёлков на картах не было, только номера, а как звался ближайший к посёлку город, Тумак не знал. Только и узнал Гаор, что Черноборье, откуда вёл свой род его названный брат, место криушское, известное, и что у Тумака там по матке родня была. Но так или иначе родством сочлись, и, опять же к удивлению Гаора, Тумак вполне серьёзно счел его криушанином, хоть и принятым, а своим.
   - Ты и по обличью на них смахиваешь, - сказал Тумак, - вот только рыжий ты чего?
   И Гаор нехотя признался. Что, как ему сказали, мать его из курешан, дескать, там рыжих много было.
   - Слыхал я об этом, - кивнул слушавший их разговор Сизарь, болтали, отдыхая в предбаннике. - Видно, так оно и есть.
   А Чубарь как припечатал.
   - На доброй земле и злое семя хороший росток даёт.
   Всё это Гаор вспоминал, пробираясь вместе со всеми через заснеженный сад и огород к картофельному полю и дальше, мимо чужих выгонов в лес, куда летом Трёпка с Малушей бегали за ягодами, а сам он ни разу не был. Всё в рейсах, а между рейсами с подворья днём выйти некогда, а ночью и незачем, да и не ровён час на патруль наскочишь, а ты без карточки, ну и пристрелят на месте, у них это по-быстрому. Про полицейские патрули, которые шарят по дорогам, а то и по другим местам, и если далеко от дома и без карточки, то и днём кранты, а уж ночью сразу на месте, девку могут ещё снасильничать и отпустить, а мужика или парня кончают без разговоров, он ещё в посёлках наслушался. Его самого, правда, ни разу не прищучивали, даже на ночёвках в лесу, но может, это потому, что в глушь забирался и располагался по-фронтовому, с оглядкой.
   За этими разговорами и рассказами - шли без особой опаски, но и, как он заметил, не гомоня и не горланя - добрались до леса, а в лесу по узким тропкам, а где и сами протаптывая дорогу в сугробах между деревьями, вышли к котловине. Пруду или озеру - догадался Гаор.
   И здесь было аж черно от народа. И все в ошейниках, все свои. Как он понял, рабы и рабыни из окрестных усадеб. И опять неожиданность: это он почти никого не знает, а о нём почти все слышали. Откуда? Потом он сообразил, что летом на покосе, на дорожных работах, куда каждый владелец должен был посылать своих рабов, ну и наверняка что-то ещё вроде этого, но рабы из разных усадеб и посёлков могли свидеться, перемолвиться, и то, что знал один, немедленно узнавали все остальные. Просто сам он в рейсах всё время, потому и не знает никого. И ещё... если в сказках и старинах героя спрашивали, кто он и какого рода-племени, то здесь вопросы звучали примерно так же, но обязательно ещё: "Чей ты?" "На чьём дворе живёшь и на чьей кухне кормишься?" - вспомнил Гаор старую, прочитанную ещё в первом классе книжку про собак и улыбнулся, называя себя группе женщин, в основном немолодых и стоящих хоть и в центре толпы, но несколько обособленно, когда Большуха и Нянька подвели его к ним. Матери - догадался Гаор и поклонился им.
   - Рыжий.
   - Капитанов, что ли ча?
   - Ну да, - кивнула Большуха.
   - С нашей усадьбы, - веско подтвердила Нянька, расцеловавшись с остальными женщинами.
   - А племени какого? - требовательно спросила его высокая худая рабыня, у которой из-под головного платка виднелись седые волосы.
   - Криушанин, - твёрдо ответил он.
   - По крови али утробе?
   - По брату принятой, а по матери курешанин.
   - Надо же, - покачала старуха головой, - крепка курешанская сила, через сколько колен сказывается.
   Нянька кивнула ему, и Гаор понял, что принят и может отойти к другим мужчинам и парням.
   Мужчины, парни, мальцы, женщины, девки, совсем девчонки бродили вроде бы беспорядочно, перекликаясь, не всерьёз задевая и заигрывая друг с другом. И Гаор не сразу понял, что в этом на первый взгляд хаотичном движении есть свой внутренний смысл, как перед боем, когда вроде бы каждый бежит куда-то сам по себе, а потом выясняется, что все оказались на исходной позиции. Но это при толковом командире, а здесь... Как сам собой утоптался широкий почти правильный круг, и встали два хоровода: мужской внешний и женский внутренний. В центре матери и вперемешку мальцы и девчонки. Под мерное согласное пение хороводы пошли по кругу. Мужской вправо, а женский влево. И Гаор с радостью, даже не поверив в первое мгновение такому, услышал, что не матерей набольших зовут, а Солнце, Золотого Князя, чтоб показался, поглядел на славящих его. Всё быстрее движение, крепче согласные удары ног по утоптанному снегу, кружатся в центре, сверкая ошейниками и грибатками, Матери, прыгает, визжит и хохочет ребятня в круге, гудят мужские голоса и забирают всё выше голоса женщин. И, словно в самом деле услышав их, тучи разошлись, показав в разрыве красно-золотой диск зимнего не слепящего глаза солнца. Дружный радостный вопль, казалось, потряс окрестный лес.
   А потом мерились силой и ухватками, бились стенка-на-стенку и сам-на-сам в кругу, разожгли костёр и прыгали через него, чтобы год удачным был. И играли по-всякому, и плясали. Чтоб шумом да согласным весельем Солнце выманить.
   Обратно шли уже в сумерках. Опять тропками, гуськом, торопясь до темноты успеть за усадебный забор, потому что хоть и патрульные сегодня празднуют, а ну как не ровён час... Но вот уже знакомое картофельное поле, заснеженный огород, сад... Всё, они дома, на своей земле, И Нянька уже покрикивает, подгоняя и разгоняя по рабочим местам лемзяев, что от дела лытают. Хозяев, спасибо Судьбе, ещё нет, так что Гаор пошёл помогать остальным мужикам...
   ...Гаор улыбнулся воспоминаниям. Нет, здорово было, по-настоящему здорово. И хорошо бы летом хозяин его на покосную пору снял с рейсов, отправив на общий покос с мужиками, а то жди теперь до следующего новогодья встречи с остальными. А весна в этом году, все говорят, хорошая, дружная, значит - он снова усмехнулся - понравилось Солнцу - Золотому Князю их славление, ни у кого злых мыслей не было... нет, теперь бы он с Вороном поспорил о двух верах. Можно им поладить.
   В лужах играет солнце, вдоль дороги быстрые искрящиеся на солнце ручьи, островки почерневшего снега в низинах и на северных склонах, а на прогретых пригорках уже торчат ярко-зелёные иголки молодой травы. Как же всё-таки всё хорошо! И "Серый коршун" готов.
   "А чёрт!" - Гаор досадливо выругался, увидев с холма далеко впереди въезжающую в посёлок серую с зелёной полосой по борту машину. Как накликал! Увезут ли, привезут ли... всё сердце рвать. Хорошо, что ему этот посёлок не нужен сейчас, вон его развилка. Нет, не хочет он видеть, насмотрелся, его дело сторона, ни родни, ни друзей, а всё равно... Стариков ли на утилизацию, малышню ли на сортировку, или взрослых вдруг тасовать начнут... нет, ни голод, ни побои, вот чем страшно рабство, что в любой день тебя возьмут, увезут от своих и никогда ты их больше не увидишь. А потому считай любую семью, куда тебя ввели, своей. И мужчина, привезённый в "сером коршуне" в чужо село, входит в назначенный ему управляющим дом, кланяется старшей женщине в этом доме и с этого мгновения он муж и отец в этой семье. Потом сочтутся родством и свойством с соседями, решат, кто его братья, сёстры, племянники и племянницы, и одна мольба: чтоб не увезли, дали дожить свой срок здесь. А с детьми как... тоже видел. Как вытряхивают из машины перепуганных малышей со свежими клеймами на красных воспалённых лобиках, и как женщины толпятся поодаль, выглядывая своих, а как отъедет машина, кидаются к детям, расхватывают их, своих и чужих, но с этого мгновения своих. Ведь счёт сволочи из Рабского ведомства ведут на штуки. Десять детей увезено, десять привезли, а те, не те... и куда делись не привезённые? Увезли в другие посёлки, или не прошли сортировку и утилизированы... Сволочи, где же твоя справедливость, Огонь Великий?
   Гаор резко вывернул руль, входя в поворот. Нет, навидался он. Как бы "Серого коршуна" передать? Эх, черт, неужели никак не получится? Статью о Седом он писал, не думая, не надеясь на печать, а так, выполняя приказ человека, спасшего ему жизнь, а здесь уже думает. "Нет, - осадил он в который раз сам себя, - не надейся и не рассчитывай". Статья должна быть готова, но не жди, а то свихнёшься. Серую пустоту он к себе больше не подпустит, но и надеяться, что в очередной раз въедет на стоянку заведения, а там Стиг... нет, подарили тебе матери-владычицы и Судьба-сестра чудо, так будь благодарен и не требуй, и не надейся... Как он слышал когда-то? Никому не верь, ничего не бойся, ни о чём не проси. Да, именно так. Слышал это на "губе" от одного опытного сидельца, что и до армии посидеть успел, и на "губе" был не впервые. А можно и короче. Не верь, не бойся, не проси. На "губе" это было в самый раз. А здесь?
   Постепенно Гаор успокоился, да и дорога требовала внимания, а "Серый коршун"? Нет, ничего он здесь не может сделать, значит, и нечего сердце рвать. Лучше подумай, а не заночевать ли тебе в этом поселке? В прошлый раз ты в хороший дом попал. И рассказали интересного, и покормили хорошо, и ночью приласкали. А о том, что потом после твоих ночёвок бывает, что народятся мальцы и девчонки с рыжинкой, и какова их судьба будет... не думай, не рви сердце. Тебе оно ещё понадобится. Мужайтесь, худшее впереди.

* * *

  
   "Они передвигаются столь медленно, что их движение становится незаметным и позволяет застигать жертвы врасплох". До чего же хороши старинные изречения. Вот так, помаленечку, потихонечку, собирая камушек к камушку и даже крупицу к крупице, создадим величественную мозаичную картину. И никогда не знаешь, что и где ухватишь.
   Венн Арм любил и умел водить машину. И искренне считал, что сумасшедшие гонки по автодрому или старым давно не ремонтированным и потому опасным шоссе - лучший способ расслабиться, очистить голову от мелких обыденных тревог и мыслей, успокоиться и поразмыслить. Глаза, руки и ноги делают своё дело, а голова - своё.
   Итак, проблема человеческих ресурсов. Спасибо Огню, но если бы дела Таррогайна бы не было, его стоило бы самому инициировать. Смешно, но опять всё сошлось на бастарде Юрденала. Парень умеет вляпываться в чужие операции, оказываясь в самом центре, так что без него не обойтись. Жаль, сразу не уточнил, какие это случайные подработки у сержанта-ветерана Гаора Юрда. Знал бы тогда, что он журналист... Хотя нет, операция готовилась слишком давно, и менять её было бы поздно. Но Огонь справедлив: получив рабство, парень получил и доступ к весьма интересной и недоступной другим журналистом информации. Интересно, каким образом родич сумел связаться с ним? И вот тоже... случайное совпадение...
   ...Визит доктора философских и исторических наук, профессора, почётного и действительного члена и так далее, и так далее почтенного Варна Арма застал его врасплох. Меньше всего он этого ожидал. В конце концов, брат деда - не самая близкая родня. Тем более что дед со своими братьями особых отношений не поддерживал. Но и отказывать необычному визитёру не следовало.
   Смотрелся профессор достаточно импозантно, вполне соответствуя своим званиям, оценил коньяк, безошибочно определив его происхождение.
   - Кроймарн? Вот не ожидал, что он ещё сохранился.
   - Да, - кивнул он и мягко вздохнул. - Остатки былой роскоши.
   Профессор задумчиво кивнул, пригубил коньяк.
   - Слишком многое стало остатком.
   Он невольно насторожился.
   - А о ещё большем осталась только память, - задумчиво продолжал профессор. - И скоро её будет некому хранить.
   - Есть архивы, музеи, галереи, - осторожно возразил он.
   - Вещи мертвы. Заключённая в них память жива, пока есть люди, - профессор поверх рюмки внимательно посмотрел на него. - Вы часто бываете в замке Армонтин? - И не дожидаясь его ответа. - А ведь это память вашего рода. И целой эпохи в нашей истории.
   - Да, я помню, дед рассказывал мне о вашем решении. Сделать родовой замок общедоступным музеем и этим сохранить род. Остроумное решение, - искренне сказал он. - Но вы правы, я не бывал в замке, - и с извиняющейся улыбкой пояснил. - Я не историк, живу настоящим.
   Профессор улыбнулся с горечью и кивнул.
   - Да. Но как... - выразительная пауза и последовавшие за ней слова понравились ему сочетанием явного намёка на несказанное и правдой произнесённого, - как умный человек вы не можете не думать о будущем.
   С этим нельзя было не согласиться. Ему стало настолько интересно, что он предложил играть в открытую.
   - Забота о будущем привела Вас сюда, не так ли?
   - Вы правы, - одобрительно кивнул профессор.
   - Вас волнует будущее Армонтинов, Армонтов или Армов?
   - Меня волнует будущее дуггуров. Всего народа. Но теряя сейчас роды, ветви, семьи и даже отдельных людей, мы теряем и весь народ.
   - Согласен, но без обновления нет будущего, а обновление невозможно без отмирания всего устаревшего, - сказал он, провоцируя профессора на спор.
   - А кто определяет, что устарело? - ответил профессор вопросом.
   Разговор становился ну очень интересным. О профессоре он слышал ещё от деда и, никому ничего не говоря, потихоньку собирал информацию о родичах. Принятый тогда тремя братьями-бастардами вариант спасения рода, к которому они строго по закону не имели уже никакого отношения, восхищал оригинальностью замысла и изяществом исполнения. Как и решение об уходе в тень, практически в небытие, Венна Арма, которому обособленность от рода помогла сделать карьеру, ибо родственные связи зачастую мешают служебным. Но при этом никаких заявлений, документов и тому подобного, что может помешать совершить, если это понадобится, обратный ход. И упорство Кервинайка Армонтина, последнего из рода Армонтинов, с которым тот старается разрушить систему, дающую ему самому целый ряд привилегий, вызывало уважительное удивление.
   - Вы задали интересный вопрос, почтенный. Конечно, можно сослаться на волю Огня, который сам выбирает, что сжечь, а что оставить, но...
   - Но оставим рассуждения о воле Огня богословам, - кивнул профессор. - Каждый компетентен в своей области, а некомпетентность порождает неверные решения.
   - Стопроцентно согласен, - подхватил он. - И что я могу сделать в пределах своей компетенции?
   И тогда прозвучало это имя.
   - Кервинайк Армонтин.
   Он кивнул и уточнил.
   - Кервин. "Эхо. Свободная газета".
   - Да.
   Профессор смотрел на него открыто и не строго, а требовательно. Требуя понять несказанное.
   - Каждый человек бесценен. Я правильно понял вас?
   Профессор кивнул.
   - Нас слишком мало осталось, чтобы мы могли быть расточительными.
   - Браво! - вырвалось у него. - Блестящая формулировка. Вы разрешите ею воспользоваться?
   Профессор пожал плечами.
   - Разумеется. А к вопросу об отмирании и обновлении... Что важнее? Сосуд, в котором пустота, или Огонь, пылающий в сосуде?
   Он кивнул, оценив изящество цитирования старинного трактата, и продолжил изречение.
   - Золото, украшающее Храм, или Храм, освящающий золото?
   Брови профессора приподнялись в радостном удивлении.
   - Блестяще. Не ожидал.
   Он рассмеялся.
   - Ну, здесь я дилетант. Моя компетенция несколько в иной области. Разумеется, меня волнует будущее дуггуров, и я согласен с вами. В пределах моей компетенции я сделаю всё возможное.
   ...Умному достаточно, на этом они простились. И когда Венн начал - опять же потихоньку и не привлекая лишнего внимания - разбираться с газетой родича, то и наткнулся. На статьи некоего Гаора в газетах трёх и четырёхлетней давности. Послушный референт, никогда не задающий вопросов, не относящихся к конкретному заданию, и гордящийся этим, подготовил подборку. И прочитав её, Венн сам подложил в неё статью, подписанную озорным псевдонимом. Никто, он же Некто. Единство стиля бросалось в глаза, и если бы не три с половиной года перерыва, псевдоним бы раскрыли мгновенно. Но начинающего журналиста Гаора из "Эха" успели забыть. Это и спасло и парня, и газету, и Кервина.
   Что ж, Никто-Некто сработал на него, на всю операцию в целом. Попробуем проверить: случайны ли удар, его сила и меткость. Дадим возможность протянуть цепочку связи и получить ещё одну статью. И если второй выстрел будет столь же... эффективным, включим парня в операцию. Разумеется, не посвящая его в детали и планы. Пусть делает то, что умеет и может, и будет уверен, что это его свободный выбор. Марионетка, не подозревающая о своих ниточках, играет очень убедительно.
   Лихим виражом Венн закончил трассу и уже не спеша подъехал к кассе расплатиться за сеанс. Отличная штука - автодром экстремальных трасс.

* * *

  
   Весна в Дамхаре - горячая пора. Лето, впрочем, тоже. И хотя шофёрская работа внесезонная - людям надо есть и одеваться в любое время года - весенняя страда посевов коснулась и его. Между рейсами Гаор со всеми копал, рыхлил, сажал... не говоря уже об обычных работах по двору, чистке хлевов и прочем. В общем, работа на земле ему даже нравилась. Ещё в Орртене его заставляли помогать садовнику. Конечно, прополка дорожек и газонов - занятие муторное и противное, после которого долго болят пальцы, а вот возиться с цветами было приятно. И в училище тоже садовой работы не избежал. Там, правда, приходилось, в основном, полоть и чистить. Цветов почти не было, так как считалось, что цветы размягчают и размагничивают. Идиотизм, конечно, но... дело прошедшее. На дембеле он всё собирался купить себе пару горшочков на окно, но так и не собрался. То денег не было, то... хотя денег у него никогда не было. А здесь здорово помогало сознание, что он не только работает, но и работает. Сам ведь будет это есть.
   Под эти мысли Гаор привычно гнал свой фургон через кишащие людьми весенние поля, сады и огороды мимо бродящих по молодой нежно-зелёной траве стад. Половодье уже схлынуло, но в низинах было ещё сыро, речки ещё стояли вровень с берегами, а кое-где и мостами, и, проезжая, он прогибал гибкие настилы, разбрызгивая искрящуюся воду. И надо всем золотое, яркое, словно умытое полой водой солнце - Золотой Князь.
   Проверяя себя, Гаор посмотрел на карту. Нынешний рейс отличался от обычных. Опустошив фургон, раздав заказы и собрав бланки новых, он должен ехать не домой, а в Административный центр, и там у филиала Ведомства Крови его будет ждать хозяин. Ну, Ведомство крови, не Рабское, так что можно надеяться, что его из-за руля не отправят на торги. А остальное его не колышет. Просто здесь выбиться из графика в любую сторону опасно. Приехать раньше времени и ждать хозяина - это наверняка нарваться на полицию, а она очень не любит бесхозных рабов, даже с карточкой. Хорошо если только изобьют. А опоздать - это столь же гарантирована езда на "кобыле", не считая оплеух прямо на месте. Время-то указано точное - четырнадцать периодов пятнадцать долей. Так что, крутись сам и крути баранку, водила. И береги свою категорию. Надо бы это добавить к тем заповедям. Не верь, не бойся, не проси и категорию береги.
   Административный центр Дамхара - скопище ведомств, казённых зданий и коттеджей, в которых жили многочисленные клерки и чиновники, казармы гарнизона и охраны, магазины, центральный Храм, редакция местной газеты... Разумеется, Гаор заранее посмотрел карту, а то бы пришлось солоно. Спрашивать-то дорогу ему не у кого. Не у постового же полицейского, чтобы сразу нарваться на дубинку, а то и кое-что похуже. Вся полиция здесь с автоматами, как скажи на военном положении. Прохожих мало, и те, сразу видно, по делам, гуляющих нет. Поганый городок.
   Гаор ещё раз поглядел на часы, подрулил к широким пологим ступеням Ведомства Крови и остановился. На часах четырнадцать периодов четырнадцать долей тридцать мгновений... Успел! Он-то успел, а хозяин его где?
   Охранник у входа уже смотрит в его сторону и весьма заинтересованно. Ну, и дальше что?
   Дальше открылась дверь, и по ступеням легко сбежал к фургону весьма чем-то довольный Ридург Коррант. Выскакивать и открывать перед ним дверцу Гаор не стал. Он и на легковушке это всегда забывал и, кстати, всегда безнаказанно, а уж в фургоне и в мыслях не держал.
   Хозяин сел в кабину рядом с ним и распорядился.
   - В Клумбочку.
   Едва не сплюнув от досады - знал бы, заранее бы продумал выезд - Гаор ответил положенным.
   - Да, хозяин. В Клумбочку.
   Выехав из административного Центра, Гаор достал карту и прикинул маршрут. Нет, ничего, не так уж страшно. Вот здесь на левый разворот и перескочить на семнадцатое шоссе, а уже оттуда через двадцать с небольшим меток он перейдёт уже на прямую дорогу к Клумбочке. Лучше бы, конечно, хозяин поехал в Светлый Ключ и заночевал бы там, а он тогда бы с Пушинкой повидался. Но... но в тот раз из Клумбочки поехали туда, может, и сегодня так же? Так сказать, весенний рейд по матерям бастардов. Правда, без подарков и на фургоне, но... но не его это рабское дело, кого и как навещает хозяин.
   Дорога хорошая, мотор ровно гудит, солнце светит, но не слепит глаза. Гаор искоса покосился на хозяина. Интересно, чего тот так сияет, будто, скажи, ему орден повесили? С чего бы это? Ведомство Крови ни орденов, ни выплат не раздаёт. И вообще, чего ему было там нужно? "Стоп, - уже привычно осадил Гаор сам себя, - осади, журналюга, дай задний ход и не возникай". Ведомство Крови для тебя - территория чужая, неизвестная и опасная. Чем опасная? Неизвестно, а значит, опасна своей неизвестностью. А вообще, что ты знаешь о Ведомстве Крови? Это раз. Что тебе надо знать о нём? Это два. И нужно ли вообще что-то знать? Это три. И... и насколько связаны Ведомство Крови и Рабское Ведомство? Это четыре. Ведомство Крови занимается только чистокровными, дуггурами, блюдёт чистоту крови, ведет ДНК-карты, чтобы... а чёрт, Амрокс! Ворон же говорил... А вот теперь, по-настоящему, стоп, похоже, это не просто неизвестная территория, а минное поле. Так что... так что... так что займись дорогой, а мысли на потом, когда будешь один.
   До Клумбочки доехали быстро. На этот раз на улицах были прохожие, играли дети. Гаор сбросил скорость до минимума, хотя знака ограничения у въезда не было. Увидев фургон, прохожие, в основном женщины, останавливались, дети бросали игры и с неприкрытым жадным любопытством следили за ним: куда едет и где остановится. И... и почему-то в голову назойливо лезет воспоминание о другом посёлке и другой машине...
   Гаор сам остановил фургон у знакомого дома. Хозяин кивнул.
   - Жди здесь.
   - Да, хозяин.
   Хозяин выпрыгнул из машины и пошёл в дом. Гаор откинулся на спинку сиденья и распустил мышцы. Вряд ли его будут здесь забрасывать камнями. Хоть ребятня и собралась вокруг, но только глазеют, хихикают и перешёптываются, тыча пальцами.
   - Смотри, дикарь...
   - Дикарь...
   - Волосатик...
   - Або... это або...
   Гаор невольно вспомнил свой разговор в камере с Седым, что за або могут и врезать, и невесело усмехнулся. Сам бы он сейчас врезал. Дело-то не в слове, а в том, как его говорят и зачем. Тогда, в Вергере, он оступился и рухнул бы с головой и концами в подземный люк, если бы не его отделенный, который успел ухватить его за шиворот. Как же, какой страшной, неслыханной раньше руганью отделенный его крыл, вытаскивая на твёрдый пол, а потом ещё смазал ему по морде, чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнил. И ничего, нет у него на отделенного, пусть тому светло за Огнём будет, обиды, хотя любого другого за меньшее отметелил бы на месте.
   Открылась дверь, и на крыльце показался хозяин.
   - Рыжий! - и повелительный жест рукой.
   Гаор послушно вылез из машины и пошёл на зов.
   В маленькой гостиной на полу чемодан и большая картонная коробка-контейнер. Остального Гаор не разглядел. Потому что не хотел разглядывать: при одном взгляде на чемодан и коробку ему всё стало ясно.
   - Отнеси это в фургон и жди там, - распорядился хозяин, садясь за стол.
   - Да, хозяин.
   - Может, его накормить? - предложила женщина, удерживая за руку мальчика, норовившего подёргать и развязать веревку на коробке.
   - Не стоит, - ответил хозяин, разбирая за столом какие-то бумаги, - ещё укачает.
   - Да нет, я про раба.
   - Обойдётся, - отмахнулся хозяин.
   "Конечно, обойдусь, пошла ты со своей заботой..." - мысленно отругнулся Гаор, вытаскивая наружу коробку и чемодан.
   Толпящаяся вокруг ребятня и стоящие немного поодаль несколько женщин внимательно наблюдали, как он открыл заднюю дверцу фургона, занёс туда вещи, вышел, закрыл дверцу, залез в кабину... "Театр им, цирк с кино", - угрюмо думал Гаор, готовясь к ожиданию.
   Хлопнула дверь, но вместо хозяина наружу вылетел мальчишка, уже в курточке и шапочке-каскетке с конфетным кульком в руках. Скатившись по ступенькам, он врезался в толпу ребятишек и стал раздавать конфеты.
   - Во, за мной отец приехал, я навовсе уезжаю! - радостно кричал он.
   "Всё по правилам, - мрачно усмехнулся Гаор, - даже отвальную устроили пацанёнку".
   Конфеты как раз закончились, когда из дома вышел хозяин, сбежал по ступенькам и подхватил мальчишку на руки.
   - Со всеми попрощался? - весело спросил он.
   - Ага, - так же весело ответил мальчишка, обхватывая его за шею.
   - Тогда поехали?
   - Поехали! - радостно заорал мальчишка, размахивая обеими руками в прощальном приветствии. - Всем прощайте, я уехал!
   Гаор включил мотор и, когда хозяин с мальчишкой на руках сел в кабину, мягко стронул фургон. Медленно, потому что детвора продолжала бегать и прыгать вокруг машины, он проехал по единственной улице Клумбочки.
   Мальчишка вертелся на коленях Ридурга, махал в окно приятелям и знакомым и трещал без умолку, что у мамы теперь будет другой маленький, и отец маленького уже приезжал к ним, и сказал ему, что он уже большой, женить пора, и как здорово, что они едут на такой большой машине, и что он хотел оставить свои старые игрушки для другого маленького, а отец маленького сказал, что он сам всё привезёт, и мама сказала, чтобы он всё забирал, и как здорово, что он теперь не один, а с братиком и сёстрами... Хозяин от души хохотал над его трескотнёй.
   Когда они выехали из Клумбочки, Гаор прибавил скорость.
   - Домой, - распорядился хозяин, - и не лихачь, понял?
   - Да, хозяин, - ответил Гаор, плавно входя в поворот.
   Мальчишка ещё немного поболтал и вдруг сразу, будто его выключили, заснул. Ридург негромко рассмеялся, усаживаясь поудобнее и укладывая сына у себя на коленях.
   - Кончилась моя спокойная жизнь. Этот всем жару даст, никому мало не покажется. Гриданг за ним будет, как за каменной стеной. Тихим быть нельзя, стопчут, пройдут по тебе и под ноги не посмотрят.
   Гаор угрюмо молчал, но его молчания не замечали.
   Небо быстро затягивали тучи, заметно потемнело, и Гаор включил фары.
   - Ты поаккуратнее, - тихо сказал Ридург.
   - Да, хозяин, - механически откликнулся Гаор.
   Все его силы уходили сейчас на тщательно, упорно загоняемую вглубь, чтоб и случайно не вырвалась, ненависть к этому мальчишке. Мальчишка не виноват, что у него нормальный отец, а не сволочь вроде Яржанга Юрденала. Родителей не выбирают. И он не выбирал, и к матери... нет, у него к матери нет, и не может быть претензий, она всё сделала для него, даже, как ему ещё тогда в самые его первые рабские месяцы у Сторрама сказали матери: "Отмолила тебя матерь твоя". Он уже знает, что это значит. И во всех его бедах виноват только один человек, генерал спецвойск Яржанг Юрденал, отцеубийца, братоубийца и... сыноубийца, да, так, то, что он сделал с ним, это тоже убийство. А Братец, Гарвингжайгл Юрденал... да, слизняк, дурак, сволочь, как угодно, но заявление в Ведомство Юстиции писал отец. Брат брата рабом не делает. Гарвингжайгла и слушать никто бы не стал. Отец - полный хозяин над бастардом... как над рабом? Так что, бастард - это раб? Только не купленный, а рождённый? А использование и содержание раба определяет хозяин. А у бастарда отец? Как хочет, так и содержит, чему хочет, тому и учит. А... а ведь ты всегда знал это, тебе ещё Сержант объяснял, кто ты и какие у тебя обязанности перед отцом и родом, а прав нет. Чего же ты сейчас изумляешься? Целку строишь. Ни раб хозяина, ни бастард отца не выбирают. Кому-то везёт, а кому-то и нет. Вот и всё.
   - О чём мечтаешь? - ворвался вдруг голос хозяина.
   Гаор вздрогнул и сообразил, что его о чём-то спрашивают и, похоже, не в первый раз.
   - Да, хозяин?
   - Размечтался о чём, говорю.
   - Так, хозяин, - неопределенно ответил Гаор, надеясь, что вопрос был риторическим и его ответа не требуется.
   Но хозяину хотелось поговорить.
   - Ты ведь тоже бастард, так?
   - Да, хозяин, - глухо ответил Гаор.
   "Не касался бы ты этого, ну чего ты лезешь?" - мысленно попросил Гаор
   - А тебя как забирали? - вдруг с живым интересом спросил хозяин.
   Гаор крепко выругался про себя, лицо его дёрнула мгновенная гримаса ненависти.
   - Очень просто, - он забыл добавить положенное обращение, но Ридург словно не заметил этого: таким был сейчас его подчеркнуто спокойный, до равнодушия голос. - Приехала военная машина. Два автоматчика взяли улицу под прицел. Я не успел убежать. Мать вышла на крыльцо. Из машины вышел отец. Сказал всё, что положено, швырнул матери в грудь карточку и деньги, две бумажки, автоматчик меня поймал и запихнул в машину. И меня увезли. И всё.
   - И всё? - с какой-то странной интонацией переспросил Ридург.
   - Что же ещё? - пожал плечами Гаор. - Для начала, как и положено, меня избили. Чтобы не кричал, не плакал и не звал мать, - и жёстко повторил, исключая дальнейшие вопросы. - Всё.
   Он уже настолько справился с собой, что дерзил, не прибавляя положенного обращения, вполне сознательно, напрашиваясь, нарываясь на удар или обещание "горячих". Пусть бьёт, на то и хозяин, но тогда прекратится этот ненужный напрасный разговор.
   Казалось, Ридург понял это. Потому что прекратил расспросы, но и не ударил. Теперь они ехали молча. Ровно гудел мотор, да уютно посапывал на руках Ридурга мальчишка. Ридург сидел прямо, будто избегая сейчас смотреть на лицо сидящего рядом раба, хотя ничего особого уже в этом лице не было. Деловитое спокойствие, сосредоточенность на выполняемом сейчас не самом сложном, но и требующем внимания деле.
   Гаор уже совсем успокоился, но не жалел о вспышке. Отпор надо давать, а то так и норовят в душу залезть, по душе ударить. Рабы его не расспрашивают, понимают, а этот... Ну, так и получи.
   К дому они подъехали уже в полной темноте.
   - К парадному, - разжал губы молчавший всю дорогу Ридург.
   - Да, хозяин, - механически откликнулся Гаор.
   Он въехал на "чистый" двор, развернулся у крыльца, и почти сразу распахнулась дверь и порывисто выбежала хозяйка.
   - Привёз? Давай сюда. Куконя, Белёна, вещи возьмите.
   Хозяин вышел из машины и понёс спящего мальчика в дом, рядом шла хозяйка. Гаор молча вылез, выгрузил из фургона чемодан и коробку и, не предложив Куконе и Белёне помочь, полез обратно. Те удивлённо посмотрели на него, но промолчали.
   Загнав фургон в гараж, Гаор, не откладывая, взялся за мытьё, заправку и прочее. Хотя обычно ему после рейсов давали два-три дня отдыха, но скакнет хозяину завтра ехать...
   - Рыжий, - сунулась в гараж Трёпка, - ужинать иди.
   - А пошла ты... Лутошка где? - рявкнул он в ответ.
   Трёпка даже ойкнула от неожиданности и исчезла.
   Вместо Трёпки пришла Большуха.
   - Ты чего есть не идёшь? Простынет всё.
   Грубить Матери он не посмел и хмуро ответил.
   - Сейчас. Закончу и приду.
   - И утром успеется, - спокойно ответила Большуха, - не дёрнут тебя завтра. Пошли.
   Он выпрямился, бешено глядя на неё, не зная, как объяснить...
   - У них свои дела, - спокойно сказала Большуха, - ты свою работу на сегодня справил, твоё время сейчас. А на них не смотри. У них своя жизнь. А у тебя своя.
   Гаор перевёл дыхание и поклонился ей.
   - Спасибо, Мать.
   Он, как заново, оглядел гараж, решительно захлопнул крышку капота фургона и сдёрнул с гвоздя у двери свою куртку-ветровку.
   - Иду, Мать.
   В кухне, как всегда по вечерам, тепло, светло, уютно, пахнет едой. Все спокойно сидят за столом, отдыхают.
   - Давай по-быстрому, паря, - озабоченно сказала ему Красава, раскладывая по мискам кашу.
   Они что, его ждали, не начинали без него? Гаор почувствовал, как у него даже щёки загорелись от стыда. Это получается, что из-за его психов остальным ужин задержали. Стыдобища!
   - Да, я сейчас.
   Он пробежал в свою повалушу, повесил куртку и каскетку, скинул сапоги и портянки, достал из тумбочки и натянул чуньки и так же бегом вернулся в кухню. Его в самом деле ждали. Он наскоро вымыл руки и сел за стол.
   Как всегда, первые ложки в сосредоточенном молчании. Потом неспешный спокойный разговор о всяких новостях, и что тут было без него, и что он в рейсе видел и узнал. Гаор уже совсем успокоился, приняв правоту Большухи. У тех своя жизнь, а у него своя. Он работает, работу свою выполнил, и нечего о господах думать, отдых себе портить. И когда после ужина, как всегда, убрали со стола, женщины сели с рукодельем, мужчины с куревом, а он и Лутошка с тетрадями, - всё уже было хорошо и спокойно. Тем более что Лутошка без него все-таки что-то делал: и задачи решил, и в прописях нужные строчки написал, и даже газету читал, так что военная сводка о победоносных боях и доблестной армии звучала вполне приемлемо. Всего пять ошибок. Гаор под общий смех отщёлкал Лутошке в лоб пять шелобанов - по одному за ошибку - и стал писать новое задание.
   - Рыжий, - спросил Лутошка, глядя, как он выписывает столбики цифр, - а тама, ну, на войне, в сам-деле так страшно? Я вон читаю...
   Коротко рассмеялся аггр, усмехнулся и Гаор.
   - Ещё страшнее. Что написано здесь, это так... слова одни. А на самом деле...
   Он поднял голову, встретился глазами с аггром, и они улыбнулись друг другу, понимая всё несказанное.
   - Так рассказал бы, - предложил вдруг Тумак, - как оно там на самом деле было.
   - Про что? - ответил вопросом Гаор. - Вот эти решай теперь. Про Чёрное Ущелье, что ли? Оттуда мало кто живым вышел. Или как в Алзоне мы в окопах сырых гнили?
   - Ноги ты тама застудил? - спросила Красава.
   - Ну да, - кивнул Гаор, закуривая. - Я ещё легко отделался, кто почки застудил, тем совсем хреново. А с больными почками я бы сортировку не прошёл, сразу бы четвёртую категорию огрёб.
   - Это на утилизацию которая? - удивился Сивко. - Ты ж молодой.
   - Так не по возрасту, а здоровью, чуня, - возразил Сизарь, - я вот тоже помню. В посёлке, ну, когда ещё мальцом был, так управляющий мужика одного отметелил, почки ему отбил. Ну и всё, увезли того в "сером коршуне".
   Лутошка оторвался от тетради, глядя на мужиков изумлённо-испуганными глазами.
   - Ты решай давай, - вернул его к арифметике Гаор. - А то я ввалю.
   - Да ну вас, - с досадой сказала Цветна, - нашли, о чём говорить. Чего-то девок-то как долго нет?
   - Малого устраивают, - ответила Нянька и прислушалась. - Вона, идут уже.
   Из внутреннего коридора вошли Белёна, Милуша и Куконя. Их сразу усадили за стол, стали кормить и расспрашивать про Малого.
   - Бойкий такой, - рассказывала Куконя, быстро хлебая кашу с молоком. - А звать Гирром. Хозяйку сразу мамой называть стал. Хозяин довольный, аж до... ну, не знаю как.
   - Ну и в удачу им, - вынесла свой обычный вердикт Нянька. - Как ты на четверых-то теперь? Управишься?
   - Белёну в помощь поставили, - сказала Милуша. - Ну и я тут же. Да и мальчиками хозяин с хозяйкой сами занимаются.
   - Ну да, - кивнула Белёна, - сыны ведь. Вот и любит он дочек, а сыны важнее ему. Рыжий, а у них у всех так?
   Гаор дописал новую строчку прописей для Лутошки и закурил.
   - У кого как, - ответил он спокойно. - Я вот, к примеру... дочек своего отца, - не сразу нашёл он определение, потому что сёстрами они ему не были, - не видел даже.
   - Как это так? - удивились все.
   - А просто. Их в год в другую семью отдавали. Ну, сговаривали замуж и сразу в ту семью, чтоб там росли.
   - Матери-владычицы! - ахнула Красава. - Да рази ж бывает такое?!
   - Ты, Рыжий, ври, - поддержала её Басёна, - да не завирайся. Ну, тебя он продал, так ты уж про него такое...
   Гаор спокойно пыхнул дымом.
   - А он такой и есть. А у друга моего все, и законные, и бастарды, и сыночки, и дочки, все вместе росли. Я же говорю, у всех по-разному. Кто человек, а кто и сволочь.
   - Ну, рази что так, - нехотя согласились с ним.
   - А... много их, ну, сестёр твоих было? - робко спросила Балуша.
   Гаор пожал плечами.
   - Шесть или пять, не знаю. Пришёл в увольнительную, а в саду коляска розовая. В другую пришёл, а коляски уже нет. Подходить мне к ним не разрешали, имён их мне не называли. Я ж бастард, - он зло улыбнулся, - своё место знать и помнить должен был. Ну, я и не лез, неохота битым ходить. Ладно, - оборвал он сам себя. - Лутошка, завтра перепишешь и вот эту статью читать будешь. Понял?
   - Ага, - вздохнул Лутошка, горестно разглядывая газетный лист: отмеченная статья изобиловала длинными словами, и лоб у Лутошки стал чесаться заранее.
   Все невольно засмеялись и заговорили о другом: слишком страшным было рассказанное Рыжим. Ну, понятно, что сволочь, раз сына родного в рабство продал, но чтоб с девочками такое сотворить... это ж кем надо быть?! И уже вставали из-за стола, когда Тумак спросил.
   - Рыжий, а... а кем он был? Ну, отец твой?
   - Генерал, - ответил Гаор, складывая тетради, - генерал спецвойск.
   Джадд, уже взявшийся за ручку двери, резко обернулся к нему.
   - Спецвойска? - гортанно, но почти правильно спросил он. - Генерал спецура? Он командовать спецура?!
   - Да, - твёрдо глядя ему в глаза, ответил Гаор.
   - Так, - кивнул Джадд, - я понять, - и вышел.
   Что и как поняли остальные... больше никто Гаора о его отце никогда не спрашивал. Если приходилось к слову, Гаор рассказывал об училище, армии, о войне, тем более что читал Лутошка старые газеты военной поры, и там приходилось многое объяснять и Лутошке, и слушателям. И ещё о многом разном, что довелось ему увидеть и узнать, но ни о его семье, ни о доме никогда больше разговоров не возникало.

* * *

  
   Летняя страда стала и для Гаора страдой. Рейсы, между рейсами покос, работы в саду и огороде, ещё по двору всякое. А в посёлке если приедешь не в темноте, а засветло, когда все в работе ещё, как не помочь. Определит тебя староста в избу, где мужиков мало, так хоть дров наколи или ещё чего, но будь человеком. Коров, правда, спасибо Огню, доить не приходилось: в посёлках это считалось исключительно женской работой. А на рассвете, как стадо выгонят, напьёшься молока с чёрным ноздреватым хлебом или наскоро испечёнными на чугунном круге лепёшками и в дорогу. Если позволяло время, Гаор делал себе дневку в лесу у какого-нибудь затерянного в траве маленького родничка или лесной речки. Дамхар был богат на маленькие речушки, небольшие и неожиданно глубокие озерки. Некоторые из этих озерков и родничков даже на карте отмечены не были, как и болота, тоже небольшие, но от того не менее опасные. Чаще всего эти болота были заросшими озёрами, и потому ухнуть там вместе с машиной так, что и следов никто не найдёт, было делом вполне возможным. Зачем-то он всё это примечал и запоминал.
   Этот рейс ничем особым и необычным не отличался. Как всегда из дома через посёлки и посты, где надо собрать заказы для хозяина, на центральные склады. Там сдать уже подписанные хозяином бланки и получить заказанное ранее. И оттуда уже на развоз по кругу, чтобы оказаться дома. Не впервой. И ничего особого Гаор от этого рейса не ждал, не мог ждать, в голову прийти не могло, в самом вещем сне не привиделось. Может, потому и шарахнуло так, что он теперь сидел и тупо смотрел на зажатый в пальцах белый конверт.
   Дорога до складов прошла легко и обычно. Думал он о чём угодно, в том числе и о том, что Лутошке пора руль в руках подержать и как бы это намекнуть хозяину. А если так повернуть, что когда он Гарда - старшего бастарда - в пробную поездку вывезет, то и Лутошку захватить. Вроде хозяин не мешает Гарду болтаться на заднем дворе и играть с Лутошкой и Трепкой.
   Получив на складах всё затребованное и пачку накладных, Гаор, как всегда, выехав на шоссе, остановился у обочины, достал карту и разметил маршрут. Заказ был большой, и мотаться предстояло не меньше трёх суток. Но в маршрутном листе у него контрольный срок возвращения на четверо суток. Так что везде он уложится. И стоит сейчас заехать в заведение, пообедать и купить себе в дорогу сигарет и кое-какой еды.
   В заведении тоже всё как всегда.
   - А, Рыжий.
   - Да, господин смотритель.
   - Ремонт нужен?
   - Нет, господин смотритель.
   Дорогу на заправку он сам знает. Заправил, оставил машину на стоянке и бегом в рабскую зону.
   - Обедать?
   - Да, Мать.
   - Карточка есть?
   - Вот.
   Карточку Матери, умыться, вымыть руки и за стол. Лиска, играя глазами и вертя задиком, ставит перед ним миску с багровым свекольным супом, по-местному борщом.
   - Чегой-то тебя, Рыжий, долго как не было?
   - А то ты соскучилась? - Гаор шлепком отодвинул её от стола.
   - И не заночуешь никогда. Чего так, Рыжий?
   - Лиска, отзынь от мужика, - строго сказала Мать. - Дай ему поесть.
   - А как же, - горячо согласилась Лиска, - когда мужик голодный, то на хрен он не годный.
   За столом грохнули дружным хохотом. Некоторые даже поперхнулись, и соседи дружно и гулко били их по могучим спинам. Смеялся со всеми и Гаор. Малка забрала у него опустевшую миску из-под борща, а Лиска принесла ему кашу и села рядом, плотно притиснувшись к его бедру.
   - Рыжий, а может, поднюешь сегодня, а? - промурлыкала она ему в ухо.
   - А график ты за меня блюсти будешь? - спокойно поинтересовался Гаор. - Или "горячих" за меня получать станешь?
   - Рыженький, а мы по-быстрому.
   Гаор уже знал, что с Лиской и впрямь можно по-быстрому, девка горячая, охочая до этих дел, но правила игры требовали, чтоб его упрашивали и уговаривали. Остальные дружно ржали и подсказывали Лиске, как уломать Рыжего, а ему - как отбрехаться от Лиски, чтоб девка шибко не заносилась, что такая уж сладкая. Но уговаривая Гаора, Лиска вовсю стреляла глазами на остальных.
   - Хоть бы ты уж затяжелела, наконец, - Мать отсмеялась над особо удачным оборотом и укоризненно покачала головой. - С пузом не побалуешь.
   - А я и не хочу, - Лиска тряхнула головой так, чтобы как ненароком рассыпавшиеся из узла волосы мазнули Гаора по щеке. - Разве только, чтоб вот такой же рыженький был.
   - Лиска! - нарочито возмутился Тягун. - Ты это чо?! Мне чернявого обещала!
   - А она двоих, да от двоих, да за раз, - заржали за столом.
   - Эй, Лиска, а слабо сразу ото всех?
   - А чо ж нет? - повела плечом Лиска. - Сколько вас смелых?
   Но тут Мать всерьёз рассердилась. Дескать, шутить шути, а меру знай. Нечего как голозадые баловаться.
   - Точно, - кивнул кто-то за столом, - это ты точно, Мать, сказала. Любят они, чтоб их помногу было.
   Стали вспоминать, кто что видел и слышал об этом, и пришли к выводу, что так не по-людски. А чего с лягв голозадых взять?!
   - Холодные они, - авторитетным тоном знатока сказала Летовка, ставя на стол новый кружок с нарезанным хлебом, - вот им и надо подначивать друг дружку. Лягвы вон по дрягвам весной горланят, тож друг дружку заводят.
   Под общий хохот Гаор закончил обед и ушёл с Лиской в спальню. В самом деле, почему и нет, когда в охотку и по доброму согласию.
   Общая спальня была разгорожена простынями и занавесками на отдельные отсеки. Так что если кто всерьёз спит, то ни они ему, ни он им не помешают. Вообще-то так, по-быстрому, Гаор не очень любил и предпочел бы, конечно, остаться с Лиской или с кем ещё из местных баб и девок, кроме совсем уж малолеток вроде Малки, на ночь, но на нет и суда нет.
   Потом Лиска убежала помогать Матери за столом, а он ещё полежал немного, отдыхая. Хорошо бы покурить. Когда-то - Гаор невольно усмехнулся - в прошлой жизни, в другом мире, он любил закурить прямо в постели, и чтоб она ему спичку или зажигалку подавала. Был в этом особый смак, даже дым пахнул по-особому. Ну, курить в спальне нельзя, Мать подводить нарушением порядка западло, так что... в дороге покуришь, водила. Он ещё раз потянулся и сам себе беззвучно скомандовал: "Подъём!".
   Набрать в ларьке сигарет, еды кое-какой, отметить у матери карточку.
   - Лиска тебя на свою, что ли, укладывала, или чистую занимал?
   Гаор пожал плечами.
   - Отметь чистую.
   - На моей, на моей были, - вмешалась Лиска.
   - Ну, так и быть, - кивнула Мать и вернула ему его карточку, не отметив постельного белья.
   Он попрощался с Матерью, кивнул сидящим за столом и ушёл.
   Обыск на выходе. Хорошо, хоть купленное в ларьке выпускают. А чего же тогда ищут? В машину, включить мотор, прогреть, на выезд, обыск на выезде и вперёд.
   Серый бетон под колёсами, зелень вокруг, синее небо с золотым солнцем над головой. Хорошо и прямо-таки отлично! А жалко будет, если Лиска затяжелеет и её отправят рожать и выкармливать в посёлок, заводная девка всё-таки. "Огонь-девка", - подумал Гаор по-дуггурски, засмеялся этому и полез в бардачок, убрать купленную пачку и достать из початой сигарету. И...
   Чёрт, этого же не было! В бардачке, несмотря на название, у него всегда порядок, чтобы не глядя брать нужное, а сейчас... сейчас поверх всего, так что он едва не смял его, лежал белый конверт из плотной бумаги. Инстинктивно затормозив, Гаор притёр фургон к обочине и стал рассматривать неожиданную находку.
   Ни адреса, ни отправителя, не заклеен, внутри большой, аккуратно сложенный лист бумаги и... ещё один конверт. Маленький, да, вспомнил - визиточный - заклеенный и на нём... знак - пятилучевая звезда?! Это ему?! Его клеймо вместо имени адресата?! Гаор достал нож и, сам удивляясь своему спокойствию, аккуратно взрезал конверт. Внутри... визитка. Вернее, чистая бумага стандартного размера. И... Чёткие печатные, как вырисованные, буквы. "N1 получен. N2 напиши, вложи в конверт, заклей и оставь, где нашёл. Найди время заехать". И на другой стороне уже совсем другим, мучительно знакомым почерком Кервина. "Помним, надеемся, ждём". Он что, с ума сошел?
   Сколько он просидел так, зажав в руках визитку, тупо улыбаясь и не вытирая текущих по лицу слёз, Гаор не понял тогда и не понимал потом. Да и не пытался понять. Но он вдруг очнулся и понял, что опять, как и тогда с Жуком, бездарно теряет время, а надо действовать. N1 - это о Седом, ясно, а N2 - это то, что он должен написать. Помним, надеемся, ждём. Помним о тебе, надеемся, что жив, ждём... статью. Чего же ещё? Не его же самого. Так, по порядку. Сзади, по бокам, впереди... чисто. Тогда, пока нет патруля, сразу убрать улику. Если даже нарвётся на полный обыск, чистый конверт не опасен, а вот записка... да ещё с почерком Кервина, её убрать. Гаор достал из бардачка зажигалку и сжёг записку. Плотная глянцевая бумага горела неохотно, но он, обжигая пальцы, всё-таки дожёг её, растёр и выбросил на обочину пепел. Теперь конверт обратно. Пока он чистый, любой шмон неопасен. И пересмотрим маршрут. Чтобы завернуть опять в заведение, и чтоб перед этим самое малое было полпериода в чащобе, чтобы написать, вложить и заклеить.
   Гаор достал из бардачка карту, из сумки накладные и стал переигрывать маршрут. Как он объяснит хозяину второй заезд? Чёрт, что бы такое соврать? Или отмолчаться, пусть хозяин сам додумается? А что, он кто? Котяра. Так чего ему в заведении нужно? Девку трахнуть. Додуматься хозяин может только до этого. А вздумает проверять? Ну, это совсем без проблем. Не Лиска, так другая, чего-чего, а этого добра всегда навалом. Но как же здорово придумано. Ведь хоть запори его, но он же и впрямь не видел, кто и когда положил ему конверт в бардачок. Значит, если приказано: "Оставь, где нашёл", - значит, в бардачке, на стоянке в заведении. Ему же, дураку, подсказали: "Найди время заехать". Так что всё правильно. И если вот так прихватить в дорогу ночь, то в заведении он окажется под утро. Пожрать, отдохнуть, трахнуться и опять в дорогу. И всё тип-топ.
   Гаор убрал карту и накладные, стронул фургон и, удерживая руль одной рукой, вытер рукавом лицо. Чёрт, опять он разревелся, совсем слабаком стал. Но... но какие же молодцы ребята! Дотянуть вот так к нему цепочку, так всё продумать... а ведь это не Кервин и не Туал, это другие головы работали. И остаётся одно. Гратис. А значит... значит, делай, что велено, и не задавай вопросов. Целее будешь. И никого не подставишь. Но... но, значит, и Седой узнал о той статье, как-то связался с ребятами и связал их с Гратис. С ума сойти!
   Он гнал фургон и не так пел, как бессмысленно орал самые "солёные", самые непечатные песни, какие только знал, и даже вроде прямо тут же сочинял свои. Эх, к роднику бы сейчас, как следует обмыться, поблагодарить Мать-Воду, попросить её о помощи, но... но тогда он из нового графика точно выбьется. А это нельзя. На кону не шкура, а кое-что подороже и поважнее. Прикрой тылы, следи за флангами, проверь минное поле и вперёд!
   Гаор успел, сделал всё, как задумал и как рассчитал. Развёз заказанное, описав малый круг, ночью гнал через непроглядно чёрный лес и серебряные от лунного света росные луга и поля. Когда до поворота в заведение осталось не больше метки, забился в чащобу и, молясь всем Матерям, Силам, Судьбе и Огню, достал из бардачка конверт, приспособил подставкой сумку - как, скажи, знал, что такое будет, когда отыскивал в кладовке старый планшет и на пальцах объяснял Джадду, что и как ему надо зашить и перешить - вынул из конверта и развернул лист и достал ручку. Ну... мысленно развяжем тесёмки на заветной папке и достанем лист. "Серый Коршун". И подзаголовком. "Вести из другого мира".
   Как и тогда, Гаор писал уверенно, без помарок и раздумий. Как написано, так и написано, ничего он переделывать сейчас не будет, если длинно, в редакции укоротят. А о чём не сказано, так впереди ещё статьи, целый цикл. Дописав до конца, он вернулся к началу и в верхнем левом углу поставил "N2", быстро не так перечитал, как просмотрел, и подписался: "Никто". Ну... Гаор поглядел на часы на приборной доске и тряхнул головой: пора! Он вложил плотно исписанный с двух сторон лист в конверт, провёл языком по клейкому краю клапана и прижал его. Всё, обратного хода нет. Теперь конверт в бардачок и в заведение. А там... Мать-Вода, пронеси меня, Огонь Великий, освети дорогу.
   Заведение работает круглосуточно, и его появление в голубом рассветном сумраке никого не удивило. Зевающий охранник у входа небрежно обыскал его, сонный смотритель указал место на стоянке. Он заправил и поставил машину и пошел в рабскую зону.
   Там тоже было тихо и пустынно. Дежурившая в эту ночь Мать налила ему горячего чая и положила каши.
   - Спать будешь?
   - Хорошо бы, Мать. Койка есть?
   - А с чего ей не быть? - усмехнулась Мать. - Или тебе персональная нужна? Ну, чтоб не одному.
   - А это уж как получится, - ответно улыбнулся Гаор, - но не откажусь.
   - Котяра ты, - ласково покачала головой Мать. - Неужто поселковых тебе мало? Или дома хозяин не разрешает, в рейсах душу отводишь?
   - Душу отвести, Мать, великое дело, - ответил Гаор. - А слышал я, как про деньги говорят, что много их не бывает. Или нет совсем, или не хватает.
   - Ага, - засмеялась Мать, - не деньги, так девки, что ли ча?
   - А чо ж нет?
   Он подмигнул и повернулся на стук раскрывающейся двери казармы. На пороге, в одной мужской рубашке стояла и потягивалась Летовка.
   - Здорово, Летовка, - улыбнулся ей Гаор. - Чего не спишь? Душно или холодно? Чем помочь?
   - Экий ты дикой да охочий, - засмеялась Летовка, - глаза с недосыпу как у кроля, а туда же. Ты ж начнёшь, да заснёшь, не кончив.
   - Я?! - возмутился почти искренне Гаор. - А ну, проверим?
   - Иди уж, ложись, - легонько подтолкнула его в плечо Мать. - Когда будить-то тебя?
   - Периода через два, - серьёзно ответил Гаор, вставая. - Которая койка, Мать?
   - На мою ложись, - Летовка зевнула, пришлепнув рот ладошкой. - Иди, я сейчас. Ты только не засни тама, дождись, - и засмеялась, - а то тебя потом не растолкаешь, а от сонного никакого удовольствия нету.
   - Ты только не тяни, - попросил Гаор, идя в казарму. - Мне через два периода в рейс.
   - Слышала я, - Летовка посторонилась, пропуская его в дверь так, чтобы, протискиваясь, он потёрся своей грудью о её. - Моя третья слева. Не перепутай.
   - Помню, - ответил Гаор, отвешивая ей шлепка так, чтобы рубашка задралась и его ладонь легла на голое тело.
   - Ну, Кривин сын, - фыркнула Летовка.
   - А ну, Рыжий, не озорничай, - рассердилась Мать. - Вздумал прям на дворе играться. В койку хочешь, так иди, а то... вот я тебя! А ты не заводи его, беги, куды надоть.
   - Иди, я скоренько, - шепнула ему Летовка, вталкивая в тёмную сонно храпящую и сопящую спальню.
   Отсчитывая ладонью стояки, Гаор нашёл нужный закуток, разделся и лег. Заснуть он не боялся: почему-то после бессонной ночи сна у него сейчас ни в одном глазу не было. Потому что не на отдыхе он - сообразил вдруг Гаор - а на задании. Ну, и где ее носит?
   Летовка появилась внезапно, ловко поправила его развешенную в изножье кровати одежду, скинула рубашку и нырнула под одеяло.
   - Чего так долго? - прошептал Гаор, прижимая её к себе.
   - А то ты соскучился? - засмеялась Летовка, ловко устраиваясь под ним.
   Когда по доброму согласию... а когда по необходимости, для маскировки? То всё есть, кроме удовольствия. Но Летовка, похоже, ничего не заметила, и он успокоено заснул с чувством выполненного долга и даже не проснулся, когда Летовка встала на свою смену.
   Как Гаор и просил, его разбудили, тряхнув за плечо. Он опять поел, выпил свежего горячего чая, купил в ларьке сигарет и длинную карамельку для Летовки - хорошо, были чаевые, получил от одного управляющего. Правда, касса была ещё закрыта, но сидящая в ларьке Любимушка взяла у него деньги, сказав, что сама потом поменяет. Обнялся на прощание с Летовкой, сунув ей в карман конфету под завистливым взглядом Лиски, поблагодарил Мать и забрал свою карточку. Обыск на выходе из зоны. Фургон стоит на месте, прогреть мотор, на выезд, обыск на выезде, охранники, смотрители - все уже сменились, обычный выезд... Гаор уговаривал себя, что всё как обычно, как всегда, и, неимоверным усилием удержавшись, открыл бардачок, только отъехав от заведения за поворот, где его уже никак не могли увидеть. Конверта не было! Всё точно. Ну, удачи всем и мне тоже!
   Гаор резко бросил фургон вперёд. Теперь по оставшимся посёлкам и домой. Улетела мина в болото, будем ждать кругов. А заезжать в центральное заведение теперь в каждом рейсе надо. И, выехав, проверять бардачок. Кто знает, может, ещё что положат. А за перерасход бензина ему вломят, как пить дать. Ну что ж, боишься карцера, не ходи в самоволку. А в карцер не за то попал, что в самоволку ходил, а за то, что от патруля не удрал. Так что, мужайся, журналюга, худшее впереди!
  
   Лето шло своим чередом. Рейсы, работа в саду и огороде, занятия с Лутошкой и обычные человеческие радости и горести.
   Затяжелела Цветна. Гаор с невольным интересом ждал выяснений, чей ребенок, готовый к любому, ведь Цветна и у него - было дело - ночевала. Но, к его удивлению, об этом и речи не было, а обсуждали совсем другое: отправит хозяин Цветну в какой посёлок, чтоб там выносила, родила и до года кормила, а потом заберёт обратно, или так и оставит. Решили, что оставит: Цветна же не в доме, а другой работе пузо не мешает. В посёлках вон до остатнего работают, прям и рожают в поле. И ещё говорили, что если не отправят Цветну в посёлок, то, скорее всего, и после года ребёнка с ней оставят.
   - А хорошо бы, чтоб и хозяйка затяжелела, - сказала Красава, штопая рубашку Лузги. - Цветну бы в кормилки взяли, вот и совсем ладно бы было.
   - А чо ж нет? - кивнула Цветна, горделиво проводя руками по заметно набухшей груди. - Я двоих бы запросто выкормила.
   Гаор слушал все эти рассуждения с интересом, но своего мнения он не имел и потому не высказывался. Он вообще с беременными дел раньше никаких не имел. Нет, кое-что он знал, ещё в училище ходили по рукам затрёпанные листы из медицинской энциклопедии, беременных видел на улицах, но этим его познания ограничивались. Прислуга в Орртене не беременела, отцовских жён он видел изредка и издали, а у Сторрама... Гаор вспомнил слышанное тогда, на предпродажном осмотре и усмехнулся. Сторрам разведением рабов не занимался. А вообще... неужели всё это, да, в учебнике геополитики, который дал ему ещё тогда почитать Жук, потому что на солдатском отделении геополитику не изучали, там это назвалось "воспроизводством и обеспечением человеческих ресурсов", да, так, и, говоря по-ихнему, размножение рабов, или расплод, сконцентрировано в посёлках? Этой стороны рабской жизни он пока не касался. В своих рассуждениях, потому что практикой - он снова невесело усмехнулся - занимается постоянно.
   - Рыжий, ты чего? - с интересом спросил Лутошка, - смотришь на лампу и лыбишься?
   - Ничего, так просто, - ответил Гаор, взмахом головы отбрасывая отросшие волосы и ненужные сейчас мысли. - Решил? Давай, проверю.
   Он взял тетрадь по арифметике и стал проверять задачи. С тетрадями повезло. Приехал старший бастард, и Лутошка похвастался ему, что теперь грамотный. А тот, само собой, всё отцу рассказал. И хозяин вечером пришёл на кухню, устроил Лутошке экзамен, а на следующий день разрешил Гарду отдать Лутошке свои старые учебники и сам дал тетрадок. И для письма, и для задач. Так что читает теперь Лутошка не военные сводки в старых газетах, а "Родную речь", и Гаору больше не надо линовать тетради и перед рейсом писать в них задания, только номера задач и упражнений из учебников.
   - Оброс ты, - сказала Нянька, глядя, как он наклоняет голову, чтобы волосы не мешали читать. - Завтра подкорочу тебя.
   - Бороду не надоть, - сразу сказала Большуха, - она у него вон как в завиток, не мешает ничему и смотрится ладно.
   - А заодно и Лутошку, чай, надоть, - кивнула Красава. - Вона на шею уж ложатся.
   - А чо, Старшая Мать, - улыбнулась Милуша, - тады и остальных мужиков заодно.
   - Джадд опять не дастся, - засмеялась Басёна.
   - Ему хозяин разрешил так ходить, - отмахнулась Нянька. - Об нём и разговора нет. А так-то в сам-деле всех надоть.
   На следующий день Нянька вооружилась ножницами и, к удивлению Гаора, очень ловко и ровно подкоротила всем мужчинам волосы. Чтоб спереди до бровей, а сзади на шею не ложились, а то под ошейник забиваться будут, натирать, а из-под ошейника потёртость плохо лечить. Лузге и Сивко, как самым лохматым, она даже шеи сзади подбрила, а спереди они уж сами.
   - Борода у тебя и впрямь в аккурате, - сказала она Гаору, - а усы сам ровняй. Вон у Сизаря ножнички возьми.
   У запасливого Сизаря нашлось даже зеркальце, и он показал Гаору, как подравнивать усы и бороду.
   - Я, паря, быват, и волосы спереди сам делаю, - гордо рассказывал Сизарь. - Это вот в страду недосуг было.
   Много шума и суматохи было от хозяйских детей. То только девочки на "чёрный" двор бегали, но они, как объяснили Гаору, уже к порядкам приучены и потому не особо мешали. А вот младший бастард - Гирр - и впрямь оказался боек. С утра и до вечера он был везде, всюду лез, всем попадался под ноги, избегая, впрочем, сарайчика Джадда, которого боялся, а с недавних пор и гаража. Гаор был в рейсе, и о случившемся рассказал ему Лутошка. Как он мыл легковушку, а потом сел за руль, ну, просто посидеть, чем хошь клянусь, не трогал ничего, а она сама вдруг стронулась, а тут Гирр прямо под колесом, ну, и врубил по тормозам, так что её аж развернуло, а тут хозяин, ну, и ввалили пять "горячих", а Гирру хозяин сам отвесил и запретил без него в гараж даже заглядывать.
   Выслушав Лутошку, Гаор кивнул.
   - Пять "горячих" за такое, это ты ещё легко отделался.
   Лутошка шмыгнул носом. Что от Рыжего сочувствия не дождёшься, он ещё когда понял. А за такое может и от себя добавить.
   И угадал.
   - Надо бы и ещё ввалить, - задумчиво сказал Гаор, - я ж тебе велел без меня за руль не садиться.
   Лутошка снова шмыгнул носом, всем видом изображая раскаяние и готовность будущего беспрекословного послушания. Но Гаор сам умел такое ещё в училище и потому не поверил.
   - А вторые пять за что получил? - насмешливо спросил он.
   - А ты откуль знашь? - искренне вылупил на него глаза Лутошка.
   - А рубцов десять, - засмеялся Гаор.
   Из-за жары работали они без рубашек, и он сразу обратил внимание на аккуратные поперечные полосы на спине Лутошки.
   Лутошка снова шмыгнул носом и стал рассказывать. Что у Гарда журнал есть, а в нём одни картинки, букв мало, а картинки... одни голые бабы и мужики, и все голозадые и такое вытворяют... и они с Гардом смотрели этот журнал, а хозяин увидел... ну и... Лутошка замолчал, потому что Рыжий ржал уже в полный голос, аж на ногах от смеха не стоял.
   - Так, - наконец отсмеялся Гаор, - тебе пять "горячих" понятно, а Гарду что?
   - Не знаю, - вздохнул Лутошка. - Но журнал хозяин себе забрал. А мне ещё и Старшая Мать ввалила, и матка... а мужики все ржут навроде тебя.
   - А что, плакать, что ли? - Гаор вытер выступившие на глазах слёзы и с интересом посмотрел на Лутошку. - Ну и как? Понравилось тебе?
   Лутошка неуверенно пожал плечами, и Гаор снова захохотал. У Лутошки прямо вертелись на языке вопросы: в сам-деле голозадые так трахаются или эти картинки навроде сказок, как в книге про море - воду без берегов или про огнедышащие горы-вулканы, и кого, как не Рыжего, спрашивать об этом, раз он до клейма среди голозадых жил и всё про них знать должон, но он во как ржёт, значит, и отвечать всерьёз не станет.
   - А как он вас застукал? - с интересом спросил Гаор. - Где вы это смотрели?
   Лутошка вздохнул.
   - Меня на огород послали, моркву полоть, а Гард пришёл и грит, успеешь, посмотри, что есть. Ну, мы за смородиной, она рядом там, и сели. А там у одного мужика такое... ну, я говорю, что такого огроменного и не быват, ну, и заспорили, и...- Лутошка горестно вздохнул, - нас и услышали.
   - И всё?- вздрагивающим от сдерживаемого смеха голосом спросил Гаор. - Вы ж, небось, заголились и сравнивать стали.
   - А ты откуль знашь? - изумился Лутошка.
   Но ответа не получил, потому что новый приступ хохота повалил Гаора на пол и говорить он не мог. Лутошке стало так обидно, что у него даже слёзы на глазах выступили. Наконец, Гаор отсмеялся и перешел к объяснениям. Чтоб порка мальцу впрок пошла.
   - Знаешь, за что тебя пороли? Не за порнушник, а за то, что попался на этом. Понял? Попадаться нельзя, запомни.
   Лутошка озадаченно кивнул.
   - А не за то, что работу бросил?
   - За это само собой, опять же раз попался, то и отвечай. И спрятались бестолково, и горланили небось, и по сторонам не смотрели. Так?
   Лутошка кивнул.
   - Ладно, - смилостивился Гаор, - добавлять я тебе не буду, хотя за глупость тебе положено раза, понял?
   Лутошка снова кивнул, уже обрадовано. Что Рыжий не посчитал его проступок таким уж страшным, как он решил со слов матки и Старшей Матери, было неожиданностью, но приятной. И он решил рискнуть.
   - Рыжий, а ты пробную мне когда дашь?
   - Это у хозяина надо спрашивать, - ответил Гаор, - как он разрешит.
   - Так он же теперь... - потрясённо выдохнул Лутошка.
   - Наверное, - согласился Гаор, - раз он злится на тебя, то не даст. Но ты тут сам виноват, сам себя наказал.
   Потрясённый раскрывшейся перед ним бездной отчаяния, Лутошка по-детски заревел, размазывая кулаками по лицу слёзы и грязь. И Гаор счёл свой педагогический долг выполненным, зная по собственному опыту, что пронять до печёнки, чтоб на всю жизнь осталось, можно только так, а не просто побоями, даже поркой. Гаор дал ему выреветься и послал умываться, а оставшись один, работая, снова и снова представлял себе, как оно всё тогда было, и начинал смеяться.
   - Смешно тебе? - вошла в гараж Красава. - Опять, небось, мальцу врезал и рад?!
   - Нет, мать, - серьёзно ответил Гаор. - Сколько положено, ему Джадд ввалил, а дважды за одно не наказывают, просто объяснил ему. Чтоб второго раза у него не было.
   Красава задумчиво кивнула.
   - Ну, разве что так. А ревел он чего?
   - Понял, значит, - Гаор невесело усмехнулся, - что таким дураком оказался. Он же за руль сесть хотел, а теперь хозяин ему пробную не разрешит. Вот и ревёт.
   Красава вздохнула и ушла. Лутошка вскоре вернулся, уже умытый, и встал на своё положенное место.
   Через день хозяин разрешил вывезти Лутошку на пробную поездку, и Гард появился в гараже, видно, ему такое наказание определили - догадался Гаор - и всё пошло как раньше. Конечно, Лутошку дразнили, выспрашивая у него, чего он такое в том журнальчике увидел, что сам заранее портки снял. И Лутошка под общий смех краснел, сопел и пыхтел. А там набежали новые события.
   Но в целом жизнь шла легко и спокойно. И хотя больше конвертов в бардачке не появлялось, но Гаор был даже рад этому, потому что следующая за "Серым коршуном" статья о поселковой жизни, как живут на грани голода те, кто кормит всю страну, ещё была в работе.

* * *

   Отвлекающий манёвр или разведка боем. Когда вполне сознательно отправляют на верную смерть не подозревающих об этом людей, чтобы, отслеживая их гибель, выявить огневые точки противника. Да, пожалуй, это наилучшее сравнение. Конечно, жаль погибших, часто среди них оказываются те, кого бы можно было весьма эффективно использовать в будущем, но... но они должны погибнуть, чтобы это будущее состоялось. Это война, а у войны одна справедливость и один критерий эффективности - победа. Конечно, надо пытаться свести потери к минимуму, но совсем без потерь невозможно, альтернативой будет поражение и тогда всеобщая гибель.
   Венну не раз приходилось проводить и разведку боем, и отвлекающие манёвры. Фактически ни одна серьезная операция без этого не обходится. И надо выбирать из двух зол меньшее, а из различных вариантов тот, что с наименьшими потерями. Но без потерь никакая серьёзная работа невозможна. И всё бросить, отойти он уже не может. Сам же заварил эту кашу и положил столько сил на то, чтобы она заварилась. Так что...
   Второй выстрел оказался не просто удачным, а снайперски точным. Круги по воде пошли даже интенсивнее, чем от той статьи. Но и написано, надо признать, сильно. Парень растёт прямо на глазах. Венн покачал головой, входя в поворот. Но теперь... теперь выбор за родичем. Вряд ли он ошибается в своих предположениях о том, какой вариант выберет Кервнайк Армонтин, но... И отказаться от операции нельзя. И обещания, данного профессору, он не нарушит. Да, сделать надо будет так. А статья у рыжего бастарда получилась отличная. Сразу по болевому узлу. Все видели и видят эти машины, надо же, какое он им название придумал: "серый коршун". По аналогии с "чёрным вороном", наверное... и словцо уже входит в оборот.
  
   Слежку за собой Кервин заметил ещё месяц назад. И понял, что его миг настал. Пробил колокол, вышел срок. Что ж, он знал, что так будет, и готовился к этому, но... но как же не вовремя. Именно сейчас, когда удалось наладить связь с Гаором и от него пришла вторая статья. Опять без единой помарки, выверенные, убийственные в своей точности фразы и обороты. Моорна плакала, переписывая, и тот кусок, где об увозимых детях и бегущих следом матерях, пришлось переписывать дважды: так она закапала листок слезами. Да и сам он с трудом остался спокойным тогда, а сейчас, увидев на улице серый с зелёной полосой по борту фургончик Рабского Ведомства, невольно останавливается и смотрит вслед. И не он один. Гаор - молодец, спустил лавину. Уму непостижимо, как он сумел в тех условиях сохранить себя, свой интеллект, способность писать... Когда-то сам говорил ему, что надо найти то, о чём все знают, но не говорят, и вот Гаор нашёл... теперь... теперь надо сделать так, чтобы его не коснулось. Гаор тогда сказал о взрыве, прямом попадании. Похоже, теперь его берут в вилку, перелёт, недолёт, следующий в тебя. И надо принять весь удар на себя, прикрыть собой семью, газету и Гаора. И, конечно, тех, кого он даже мысленно не называет, кто помог наладить связь с Гаором, да, надо известить Стига, чтобы больше не приходил в редакцию и не вздумал вмешиваться, если с ним что случится...
   А пока Кервин свёл, по возможности незаметно, свои контакты в Союзе Журналистов к минимуму, чтобы как можно меньше людей видели в его обществе, навёл в редакции жёсткий порядок, проследив, чтобы черновики самых острых статей уничтожили, и предупредил всех, кого смог. Ему самому, похоже, уже не выкрутиться, но если газета уцелеет, её возглавит Арпан, он справится. Со всем финансовыми и прочими документами Арпан ознакомлен, так что...
   Слежка не была назойливой или обременительной, за ним так сказать присматривали, не больше, не угрожали, не пугали. А может, он вообще зря порет горячку, и вся эта слежка - лишь плод его воображения? Но не разумом, а каким-то глубинным звериным чувством Кервин ощущал, как сжимается вокруг него кольцо, и торопился вытолкнуть из этого кольца как можно больше людей, чтобы затягивающаяся петля не захлестнула и их.
   Дома порядок и уют, созданный не дорогими вещами, а устоявшимися привычками и отношениями. Семейный ужин, рассказы детей, хотя Линку уже шестнадцать, вполне взрослый, а младшим восемь, нет, конечно, Линк уже многое понимает и сможет взять на себя заботу о семье. Неужели пришло время для задуманного ещё тогда? Как же не хочется, Великий Огонь, как это не вовремя, но ты сам когда-то выбирал, значит, не сворачивай, не позорь свой род, своих предков, что предпочитали опалу и разорение бесчестию.
   Когда Лоунгайр и Ламина ушли спать, Кервин кивком попросил Линка остаться. Мийра убрала со стола и ушла, отрицательно покачав головой в ответ на приглашающий жест Кервина.
   - Что-то случилось, отец? - сразу спросил Линк.
   - Ещё нет, - улыбнулся Кервин, - но вот-вот случится. И вся ответственность за семью ляжет на тебя. Понимаешь?
   Линк озадаченно посмотрел на него.
   - Ты думаешь...? Я думал, это так, совпадения...
   - Значит, ты тоже заметил, - грустно кивнул Кервин. - Тогда ты сам всё знаешь. Этот вариант мы ещё когда обсудили. Ты все помнишь? Что и как надо сделать?
   - Да, - кивнул Линк. - Ты не беспокойся, отец, я всё сделаю. И... и прости меня за то, ну, помнишь? Когда я подумал, что ты, как та сволочь...
   - Линк, - Кервин даже сморщился на мгновение как от боли, - мы всё давно разобрали и обсудили. Несовершенство законов не повод к несовершенству отношений.
   - Да, я знаю, - кивнул Линк, - и... и что сейчас?
   - Сейчас иди спать. Я не знаю, сколько мне осталось, месяцы, дни или периоды, а может, и доли. Ты должен быть готов. Надежда только на тебя. Мама, конечно, всё знает и тоже готова, но она женщина, а ты, хоть и несовершеннолетний, но мужчина. Таковы уж наши законы, - Кервин горько улыбнулся, - и традиции. Иди, Линк. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, отец, - встал из-за стола Линк.
   За последний два года он сильно вытянулся, но не раздался, оставаясь тонким, одновременно гибким и угловатым, и всё больше напоминал Кервину смутно сохранившийся в памяти силуэт его матери, бабушки Линка, порывистой импульсивной женщины, которую он так и не увидел старой. Она вдруг исчезла, умерев, как ему сказали, родив мёртвого мальчика, а вскоре умер и отец. Но так было у многих, полные многоколенные семьи у чистокровных дуггуров большая редкость. Болезни, смерти родами... Да, недаром так много последнее время говорят об угрозе вырождения, вернее, об этом вдруг разрешили говорить, а знают об этом очень давно. Знали и молчали. Как о многом. О том же рабстве. Но здесь, спасибо Гаору, кажется, стена пробита...
   Кервин ещё о чём-то думал, зачем-то правил свою очередную статью, говорил с Мийрой о всяких житейских мелочах, а заодно, как кстати, что они так и не оформили отношений, и Мийра осталась только матерью его дочки-бастарда и экономкой, ведущей его хозяйство. Это поможет ей уцелеть, потому что, опять же в силу традиций и законов, отвечают члены семьи, но не наёмная прислуга.
  
   Обычное утро обычного дня. Собрать Лоунгайра и Ламину в школу, позавтракать, из окна уже видна дежурящая последний месяц у их дома машина. Всё как обычно.
   - Линк, ты сегодня поздно?
   - Да, маленький междусобойчик.
   - С девушками? - лукаво улыбается Ламина.
   - Не твое дело, - легонько дергает её за косичку Линк. - Ты краски положила?
   - Да ну тебя, я ещё с вечера собрала, это Лоун растеряша, опять костюм забыл.
   Отыскать спортивный костюм Лоунгайра и засунуть в его сумку.
   - Всё, мы пошли.
   - Да, счастливо.
   - Удачи, отец.
   - Учитесь как следует.
   Втроём они скатываются по лестнице, выбегают под пасмурное, затянутое не тучами, а сплошной серой пеленой небо. Сейчас он отведёт Ламину в её школу для девочек, оттуда Лоунгайра в его гимназию с неизменным "мужским" разговором по дороге, и уже оттуда бегом, чтобы успеть на первую лекцию, в свой "политех"... Что заставило Линка уже почти у поворота оглянуться? Ведь он никогда не оглядывался. А оглянувшись, действовать с неожиданной для него самого быстротой и ловкостью.
   Затолкав Ламину и Лоунгайра в удачно оказавшийся рядом подъезд, он влетел за ними туда, захлопнул дверь и через пыльное давно не мытое верхнее стекло смотрел, как у их дома, в двух шагах от подъезда, останавливается квадратная, похожая на кубик на колёсах, машина, открывается дверца, перегораживая путь вышедшему из подъезда отцу, из машины выходит мужчина в сером костюме, что-то говорит отцу, и... и отец садится в эту машину, которая, срываясь с места, стремительно уезжает, и почти одновременно в другую сторону уезжает та, дежурившая у их дома. Всё...
   Линк сглотнул вставший у горла колючий комок и посмотрел на испуганно глядящих на него малышей.
   - Так, оставайтесь здесь, никуда не выходите и ждите меня.
   Они кивнули, и он выскочил на улицу и побежал домой.
   Бегом взлетел на свой этаж, рванул дверь и влетел в квартиру.
   - Ты... ты видела...? Отец...
   Мийра приложила палец к губам и протянула ему свёрток.
   - Ты забыл бутерброды для Лоуна, - негромко, но очень чётко сказала она.
   Линк оторопело взял свёрток. Но... но это не бутерброды, это документы, подготовленный отцом пакет. Значит... значит, она всё видела, и...
   - Я рассчитываю на тебя, Линк. Но надо спешить, вы можете опоздать.
   - Да, я понял. А ты...?
   - Обо мне не беспокойтесь. Я знаю, что делать. Иди, иди, опоздаешь.
   - Да, - Линк торопливо засунул свёрток в свою сумку и бросился к выходу, но от двери обернулся и посмотрел на неё, стоявшую посреди кухни с бессильно упавшими вдоль тела руками. - До свиданья, мама.
   - Удачи тебе, сынок, - почти беззвучно сказала ему вслед Мийра.
   Слава Огню, улица пуста, с малышами ничего не случилось. Линк выдернул их из подъезда и повёл быстрым шагом. Только не бежать, бегущий привлекает внимание.
   - Линк, а куда мы идём?
   - Линк, в школу туда.
   Линк остановился, огляделся по сторонам. Прохожие, бегущие по своим делам, дети с ранцами и сумками... Ага, вон садик подходящий. Он завёл малышей туда, усадил на скамейку и сел между ними.
   - Слушайте. Мы сейчас пойдём на вокзал и поедем к дедушке и бабушке. Помните, ездили к ним летом?
   - Ага, - радостно кивнула Ламина. - Прямо сейчас?
   - А школа? - спросил Лоунгайр. - Папа рассердится, что мы школу прогуливаем.
   - Нет, не рассердится, - Линк заставил себя улыбнуться. - Он сам мне вчера вечером сказал, вы спали уже, чтобы я вас туда увёз.
   Малыши внимательно смотрели на него, и Ламина уже не улыбалась.
   - Линк, - тихо спросил Лоунгайр, - это... оно? Да?
   - Да, - кивнул Линк. - Оно самое и есть. Ты молодец, Лоун. Сейчас идём на вокзал, покупаем билеты и едем. Ни о чём меня не спрашивайте, ни с кем не разговаривайте. Поняли?
   - Да, - серьёзно кивнул Лоунгайр.
   - А... а мама? - вздрагивающим от сдерживаемых слёз голосом спросила Ламина.
   - Она потом приедет, - очень убеждённо, сам на мгновение поверив в это, ответил Линк и встал. - Сидите здесь, я позвоню и приду.
   Хорошо, что будочка автомата недалеко, и, набирая номер редакции, Линк видел брата и сестру, как они сидят на скамейке.
  
   Кервин ждал этого, но всё равно это произошло так неожиданно. И так непохоже на ожидания. Он помнил, как увозили Гаора, много слышал о различных вариантах, и как ночью врываются в дом и буквально вытаскивают из постели, и хватают и заталкивают в автомобиль на улице... хорошо, дети не видели, хотя нет, если за Мийрой придут домой, а за ними в школу, то...
   - Вы хорошо держитесь, - сказал, не оборачиваясь, сидящий за рулем мужчина в сером неприметном костюме. - Вы закурите и расслабьтесь, машина не прослушивается.
   Кервин, сидя на заднем сиденье, видел только его спину и затылок, это мешало воспринимать собеседника, и он промолчал.
   - Посмотрите чуть левее и выше, - сказал мужчина, - видите?
   Кервин увидел в верхнем, висящем чуть наискосок зеркальце чёрные внимательные глаза мужчины и кивнул.
   - Да, благодарю вас.
   - Не стоит благодарности, - ответил мужчина формальной фразой и продолжал тем же спокойным и чуть небрежным тоном. - Для начала представлюсь. Меня зовут Венн Арм, и мой дед - брат-бастард вашего отца.
   - Венн Арм? - переспросил Кервин.
   - Совершенно верно, меня назвали в его честь. Таким образом, мы родичи. Не близкие, но...
   - Вы... - перебил его Кервин.
   - Да, - не дал ему закончить фразу Венн, - совершенно верно, я из этой конторы. Мое звание... нет, это неважно. Вас должны были арестовать через два-три дня, но я, как видите, опередил события.
   - Зачем? - удивляясь своему спокойствию, спросил Кервин.
   - Скорее, почему. Причин много. А одна из них, что я обещал брату моего деда и вашему дяде профессору Варну Арму сделать для вас всё возможное в пределах моей компетенции. Сейчас я вам обрисую ситуацию, и попытайтесь меня понять.
   - Весь внимание, - откликнулся столь же формальной фразой Кервин.
   Странно, но страха не было, только неприятно сосало под ложечкой.
   - Вы курите, курите, - сказал Венн, - это помогает.
   И когда Кервин достал сигарету и закурил, продолжил.
   - Так вот, вы оказались на пересечении нескольких наших...м-м-м, операций и разработок. И ваш арест должен был стать началом крупномасштабной чистки среди журналистов. Причём конкретно к вам особых претензий нет, вы, надо отдать вам должное, весьма умело ходили по краю и не падали. Формальных нарушений нет, но после соответствующей обработки, а в конторе есть выдающиеся специалисты, весь необходимый материал для эффектного и массового процесса над писаками, разваливающими государство, вы бы дали сами. Возможно, в благодарность за сотрудничество со следствием, вам бы оставили жизнь, хотя вряд ли, у вас не то здоровье, чтобы выдержать обработку, добровольно вы же сотрудничать не станете, не так ли? Армонтины, - Венн усмехнулся, - никогда не были доносчиками и палачами, а вы при всём вашем свободомыслии блюдёте родовые традиции.
   - Вы правы, - спокойно ответил Кервин, - но только отчасти. Вы же принадлежите к этому же роду.
   Венн негромко и очень искренне, без натуги, рассмеялся.
   - Намекаете, что я палач? Нет, чего нет, того нет, хотя кое-кого из своих знакомых казнил бы с удовольствием. Так вот, вторая причина моего вмешательства в том, что ваш арест и последующее помешают уже моей операции, в которой вашей редакции отводится весьма значительная роль.
   - Что?! - возмущённо изумился Кервин. - Вы на что намекаете?!
   - Ну-ну, зачем столько экспрессии? Успокойтесь, никто у вас на нас не работает. Но есть такое выражение, если хотите, профессиональный термин. "Работать втёмную". Когда человек действует сам по себе, а в конечном счете на нас. Поверьте, если бы вы знали масштабы и конечные цели этой операции, вы бы согласились даже на сотрудничество. Но... но сейчас ваш выбор ограничен только двумя вариантами. Первый из них я вам уже обрисовал. При этом варианте шансов выжить у вас очень мало, но они есть. Во втором варианте таких шансов у вас нет.
   - И что же это за вариант? - спросил Кервин. - Кстати, куда мы едем?
   - Браво! - Венн даже на мгновение оторвал обе руки от руля, чтобы хлопнуть в ладоши. - Не куда везут, а куда едем! Браво, вы действительно вполне достойны своего сотрудника. Вот чьим мужеством и стойкостью я восхищён. Не хотите узнать, кто это?
   - А вы скажете?
   - Скажу. Гаор Юрд, он же раб номер триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три, он же Никто-Некто. Блестящие статьи. Кстати, вы сумеете промолчать о способах связи с ним? Как раб, да, и где он сейчас, ведь не в Аргате, не так ли? Так как он умудряется писать и передавать в редакцию статьи? Это весьма заинтересует целый ряд моих соседей по Дому-на-Холме. Нас ведь ещё и так называют.
   Кервин молчал, плотно сжав губы. Венн, глядя на него в зеркальце, кивнул. Жестоко, но необходимо.
   - А едем мы за город, в одно место, где и сможем продолжить беседу. А сейчас давайте немного помолчим, я должен следить за дорогой.
   Дорогу Венн знал назубок, мог проехать по ней ночью с закрытыми глазами, но он нанёс целую серию ударов и надо дать родичу возможность понять и переварить услышанное, а на это нужно время. Стремительно летели назад уже домики и сады пригородов Аргата, вдалеке мелькнула тонкая спица с радужным кружком - эмблемой Сторрама. Шоссе нырнуло в лес, несколько резких поворотов, и машина остановилась у обочины. Венн выключил мотор и опустил стекло. Лесная тишина, запахи опадающей листвы, умиротворение готовящейся к зиме природы.
   - Итак, второй вариант, - негромко заговорил Венн. - Для вас он смертелен. Вы умираете, но до начала обработки. А если нет человека, то нет и перспективы разработки данного направления. Ваша газета остаётся, потому что формальных нарушений нет. Теперь ваша семья. В первом варианте её сохранение зависит от ваших показаний, потому что визуальное воздействие многими рассматривается как наиболее эффективное средство работы с интеллигенцией.
   - То есть, - резко сказал Кервин.
   - То есть, да, их арестовывают и применяют к ним различные орудия физического воздействия, чтобы это зрелище принудило вас к сотрудничеству. Метод очень старый и, как правило, безотказный. Во втором варианте трогать их незачем. Просто садистов в нашем ведомстве нет, и тратить энергию, время и силы палачей и амортизировать инструменты без служебной необходимости никто не станет, к тому же за нерациональное использование служебных возможностей очень большие штрафы, а мы живём на зарплату. Итак, они остаются. Ваша жена давно умерла, так?
   - Да, - глухо ответил Кервин.
   Венн кивнул.
   - Значит, наследник будет принят в Амрокс до совершеннолетия, а бастарды останутся со своими матерями. Никакого вмешательства в их судьбу, если они сами не дадут для этого повода, не будет.
   - А у вас?
   - Не понял, - искренне сказал Венн.
   - Ну, ваш... коллега не простит вам, что вы ему сорвали такую, - Кервин старался говорить с иронией, - такую блестящую операцию.
   Венн негромко рассмеялся.
   - Вот вы о чём. Искренне тронут и заверяю вас, что мне ничего не грозит. У этого коллеги столько недоброжелателей и завистников, что мне за этот маленький кунштюк ну не орден, разумеется, но их благодарность и помощь в сокрытии следов обеспечена. Но, судя по вашему вопросу, вы уже выбрали вариант.
   - А рассказывая мне о тонкостях и нюансах вашей работы, вы рассчитывали на другой? - Кервин почти естественно улыбнулся. - Так откровенничают только с тем, в чьём молчании уверены.
   - Логично, - кивнул Венн. - Вы молодец, Кервинайк Армонтин. Обещаю вам, что второй вариант будет осуществлён в полном объёме.
   Кервин кивнул.
   - Тогда приступим. - Венн выключил замок задней дверцы. - Выходите.
   Выйдя из машины, Кервин огляделся. Осенний, наполовину оголённый, наполовину расцвеченный во все цвета радуги, яркий лес. Запахи листвы, земли, грибной сырости.
   - Идёмте, - вывел его из созерцания голос Венна.
   Ни о чём не спрашивая, Кервин пошёл рядом с ним.
   Перейдя шоссе, они вошли в лес и пошли напрямик, без дороги, задевая ветки, осыпавшие их листвой и каплями вчерашнего дождя.
   - И всё-таки выбор у вас был, - негромко сказал Венн.
   - Я сделал его уже давно, - так же негромко ответил Кервин.
   - Догадываюсь, - улыбнулся Венн, - но не спрашиваю. Поверьте, я был искренен с вами и действительно хотел помочь вам.
   - Вы всегда так многословны?
   - Когда волнуюсь, да.
   - Вы волнуетесь? - удивился Кервин. - Из-за чего? По вашим словам у вас всё продумано и просчитано заранее.
   - Да, но действительность всегда оказывается сложнее самых продуманных планов, и никогда не знаешь заранее всех нюансов. Скажем, в одной из своих операций я не то что ошибся, а не досмотрел до конца, не просчитал всех вариантов, и теперь приходится перестраиваться на ходу. Скажем, избавляешься от человека, а он потом оказывается необходимым, и приходится придумывать, как его включить в общую систему в новых, более сложных, чем раньше, условиях.
   - Я должен выразить сочувствие?
   - Совершенно необязательно. Тем более что мы уже пришли.
   Они стояли на гребне невысокого длинного холма, и перед ними раскрывалась довольно обширная котловина, поросшая одинокими старыми деревьями и купами усыпанных ярко-белыми ягодами и красной листвой кустов.
   - Остатки древних укреплений, - ответил на невысказанный вопрос Венн. - Когда-то это была крепость, весьма мощная по тем временам, а это всё, что от неё осталось. Ваш дядя многое бы отдал за возможность покопаться в этих валах и внизу, но сейчас её используют как тренировочный полигон для спецвойск. Слышите?
   Издалека слабым эхом донеслись крики, которые никак нельзя было назвать жалобными. Кервин резко обернулся к Венну. Тот кивнул.
   - Да, мне тоже нужны свидетели. Идите, Кервинайк Армонтин.
   - Куда?
   - Туда, вниз. Идите, не тяните время, пока они далеко. Я не хочу, чтобы они присоединились к операции при вашей жизни. Встретимся у Огня, родич.
   - Встретимся у Огня, - ответил Кервин и начал спускаться по склону, из последних сил стараясь не бежать и не кричать.
   Венн достал пистолет и прислушался. Тишина. Спецура занята перегруппировкой и должна услышать выстрел. Пора. Он поймал в прицел затылок Кервина и нажал на курок. Кервин взмахнул руками, словно оступившись, и упал. Нет, упало и катилось вниз, подминая тонкие стебли молодой поросли этого лета, уже тело. Венн убрал пистолет и молча смотрел, как впереди из кустов возникают и бегут к нему и к застрявшему в кустах трупу фигуры в чёрных комбинезонах и беретах.
   Бежавший впереди капитан, увидев Венна, вытянулся и застыл по стойке "смирно", умудрившись щёлкнуть каблуками в густой жёсткой траве. Тут же остановились и его подчиненные. "Сообразителен", - одобрительно подумал о капитане Венн, кивком разрешая тому заговорить.
   - Что это было...? - спросил капитан, сделав паузу на месте обращения.
   - Попытка к бегству, капитан, - ответил Венн. - Оформляйте тело в наш морг.
   - Так точно, - гаркнул капитан.
   - Приступайте, - разрешил Венн и, повернувшись, пошёл через лес к машине.
   Спецовики одобрительно хмыкали, показывая друг другу на аккуратную рану в затылке убитого. Точность выстрела им понравилась, хотя подранка добивать - это, конечно, особый смак, но и так надо уметь.
   Сев в машину, Венн перемотал и вынул из магнитофона записанную кассету и вложил чистую. Вот так, нужный текст подготовим и вложим потом, а эта, подлинная, пусть пока полежит, когда-нибудь она ещё сможет пригодиться. Хотя говорил, в основном, он сам, но именно поэтому. Кто знает, где и когда ему понадобится доказательство, что именно он спас доброе имя журналиста Кервина, газету "Эхо" и её, скажем так, необычного сотрудника, оппозиционную прессу в целом и род Армонтинов в частности. А теперь операцию надо завершить.
  
   Линк боялся, что ему не хватит денег на билеты. Об остальном, что ещё могло с ними случиться, он старался не думать, настолько это было страшно. Но обошлось. Денег на один взрослый и два детских билета ему хватило, электричка была полупустой, они заняли целую скамейку, Ламина и Лоунгайр - нет, теперь только Лоун мысленно поправил Линк сам себя - быстро увлеклись окрестностями за окном, никто ими не интересовался. Правда, ехали долго, хорошо, хоть бутерброды были с собой, а на остаток денег он купил им у вагонного разносчика на двоих одну бутылочку самой дешёвой чуть подслащенной газировки. Но какой же долгой и трудной оказалась дорога до дедушкиного посёлка. Ни на такси, ни на автобус денег уже не было, и они мучительно долго брели эти несчастные пять с лишним меток, которые летом шутя пробегали, чтобы встретить приехавшего на воскресенье из Аргата отца. И только вечером, когда малыши уже спали и он с дедушкой смотрел документы, в свёртке обнаружились деньги. Триста пятьдесят гемов, вся домашняя наличность. Мама даже на дорогу, даже на хлеб себе не оставила. А документы были в порядке, дедушка убрал в свой сейф метрику Лоунгайра Армонтина и достал оттуда новую, уже на Лоуна Арма.
   - Неделю надо выждать, а потом что-нибудь придумаем с вашей учебой.
   - Да, но отец был против Амрокса.
   - Об Амроксе речи нет, бастардов, - Варн Арм лукаво подмигнул сидящему напротив него тощему угловатому подростку с тоскливо взрослыми глазами, - туда не берут. Найдём хорошую школу. В крайнем случае...
   - В крайнем случае, - перебила его жена, - будут учиться дома. Слава Огню, у нас порядочные люди живут, найдём и желающих, и умеющих. Вот через три дома, помнишь, Варн, у них же сын учится дома.
   - У него врождённый дефект ног, - пояснил Линку Варн, - мальчик с трудом ходит. Он, правда, старше, но ты подала хорошую идею, милая, завтра же поговорю с ними. Разумеется, они не откажут, но малышам надо успокоиться, а Лоуну привыкнуть к новому имени.
   Линк кивнул. Он смертельно устал, в горле саднило от невыплаканных слёз, но он старался держаться.
   - Да, всё так. Пусть немного уляжется, и я поеду искать работу.
   - Тебе надо учиться, - возразила бабушка.
   - Кончилась моя учеба, - усмехнулся Линк. - Я за них отвечаю, мне надо работать и зарабатывать.
   - Не выдумывай, - строго сказал Варн, - кстати, как недоучка ты много и не заработаешь.
   - Но не можем же мы все втроём сесть вам на шею! - возмутился Линк.
   - Она у меня и не такой груз выдержит, - рассмеялся Варн. - Нет, Линк, не будем пороть горячку, если бы что, вас бы перехватили по дороге. Что тебе сказали в редакции?
   - Ничего, - вздохнул Линк и стал объяснять. - Я боялся подслушки, ну, что меня по звонку засекут, и только сказал, что отца арестовали, и сразу повесил трубку.
   - А звонил откуда?
   - Из автомата. И мы сразу оттуда ушли на вокзал. Я подумал, что если за нами и придут, то в школу, ну, и в училище, а что мы сразу уедем, не подумают...
   Внезапно Варн резким жестом прервал его, и тогда Линк услышал, как возле их дома - в посёлке уже стояла ночная тишина - остановилась машина. Уже? Это за ними?!
   - Иди к малышам, - спокойно сказал Варн, - и не выходи. Что бы здесь ни было, оставайся с ними, - и резко, как выстрел. - Живо!
   Линк послушно выбежал из кабинета и успел закрыть за собой дверь их комнаты, когда позвонили. Он услышал, как бабушка вышла в переднюю и очень спокойно спросила.
   - Кто там?
   - Откройте, я родич, - сказали из-за двери.
   Линк стоял в тёплой, наполненной сонным дыханием малышей, их комнате, в которой они всегда жили, когда приезжали к дедушке, и напряжённо прислушивался. Вот мужской голос.
   - Добрый вечер. Я Венн Арм.
   И ответ бабушки.
   - Добрый вечер. Вы наш родич?
   А это дедушкин голос.
   - Добрый вечер, проходите.
   Дедушка повёл гостя в кабинет. Может, и впрямь, это только родич? Приехал по своим делам?...
   В кабинете Варн коротким жестом пригласил гостя сесть на диван.
   Венн усмехнулся: его усаживали подальше от стола и лежавших на нем бумаг. В прихожей детская обувь и одежда, отчуждённое выражение лица профессора, надо же... действительно, всего не предусмотришь. Он-то хотел предупредить профессора, что дети пропали, и втихую подключить к поискам, а они уже здесь. Придётся весь план похерить и импровизировать.
   - Вы обещали, - сурово сказал Варн, возвышаясь над сидящим на диване Венном.
   - Я сдержал обещание, - спокойно ответил Венн, - он умер сразу.
   - Что? - не поверил услышанному Варн.
   Ахнув, вбежала в кабинет жена, но Варн остановил её взглядом.
   - Да, - твёрдо ответил Венн. - А вы бы хотели ему медленной смерти под пытками? И такой же смерти его детям и матери его детей?
   Говорить, глядя на собеседников снизу вверх, было мучительно неудобно, непривычно, но Венн не изменил позы.
   - Да, выбор был именно такой. И я сделал все, что мог.
   Варн тяжело сел на диван, и жена немедленно заняла своё привычное место на подлокотнике рядом с ним.
   - Как... это случилось? - тихо спросил Варн.
   - Я не могу, - Венн твёрдо смотрел в лицо профессора, - и не буду посвящать вас в детали. Повторяю, он умер сразу. И пошёл на смерть вполне сознательно, спасая свою семью и... своё дело.
   - Яд, пуля?
   - Неважно. Повторяю, смерть была мгновенной. Тело вам выдадут для соответствующего обряда, думаю, через неделю. Газета будет выходить, его дети... вот здесь проблема. У него было трое детей, вы знаете?
   - Да, - спокойно ответил Варн.
   - Я приехал просить вас приютить двоих из них, бастардов. Наследника примут в Амрокс. Там он сможет жить до совершеннолетия. А бастарды... их матери мертвы, и у них нет родичей, кроме вас.
   - Вот как? - словно даже удивился Варн.
   - Мать Линка действительно умерла, когда ему было три года, - вмешалась жена, - но Мийра... что с ней?
   Венн невольно отвёл глаза. Это была его ошибка, его прокол, и в нём надо признаться. Да, конечно, реакция женщины непредсказуема, но не настолько же... Но надо сказать.
   - Она... - он запнулся, подыскивая формулировку, - совершила самоубийство. Выбросилась из окна.
   - И кто из ваших коллег ей помог? - язвительно спросил Варн.
   - Зря, профессор, - устало ответил Венн. - Не возводите напраслины. Право, вполне хватает и того, что есть. Она, скорее всего, увидела, как... увезли Кервина, и, как я предполагаю, предупредила редакцию, отправила детей к вам, - Венн усмехнулся. - Не надо, профессор, я видел детскую обувь и одежду в прихожей. И... приняла своё решение. Профессор, это уже совершилось. Смерть Кервина оформят... скорее всего, как несчастный случай или попытку ограбления, за этим я прослежу, так что на детях она никак не скажется. Надо думать о будущем.
   - Логично, - кивнул Варн, взглядом останавливая жену. - Да, вы правы, дети здесь, все трое, и разумеется, я не оставлю их. А Амрокс... у вас неточная информация. Они все бастарды.
   - Что?! - потрясённо спросил Венн.
   - Убедитесь, - Варн встал, взял со своего стола три стандартных бланка и протянул их Венну.
   Венн взял и быстро, схватывая взглядом лист целиком, просмотрел. Однако... сделано не сегодня, за сегодня бы просто не успели, значит, Кервин ждал и готовился, но почему?
   - Почему? - повторил он вслух.
   - Не понял, - ответил профессор.
   Венн поднял голову и твёрдо посмотрел ему в глаза.
   - Это конец рода Армонтинов. Почему?
   Варн кивнул.
   - Когда-то, - голос Варна звучал спокойно и размеренно, - мой племянник, да будет ему светло у Огня, сказал мне, что не хотел бы, чтобы его наследник, если он будет, воспитывался в Амроксе. Он не хотел, чтобы из мальчика там сделали второго Юрденала. Это его подлинные слова.
   Венн покачал головой, выражая уважительное удивление.
   - Что ж... сохранить огонь, разбив сосуд... вряд ли Кервин сам знал, насколько он прав в своих опасениях. Когда-то спасали род, пожертвовав родовым замком, а теперь... жертвуем именем, спасая человека, - он улыбнулся. - Оригинально. И вполне в стиле Армонтинов. Важна сущность, а не её явление, так, профессор?
   - Это было его решение, - ответил Варн.
   - Не будем нарушать его волю, - кивнул Венн. - Возьмите, профессор. Думаю, дня через два или три к вам обратится полиция по поводу смерти вашего племянника, решения вопросов опекунства и наследования нажитого имущества. Родовое за отсутствием законного наследника является выморочным и отходит государству,- он усмехнулся, - в лице Ведомства Крови. Замок, скорее всего, останется музеем, но рента теперь пойдёт Ведомству, и оно не будет искать наследников. Квартира, имущество... ну это всё не проблема. И всё же... не приносите в жертву Огню старую метрику, кто знает, что может случиться, вдруг и понадобится.
   Варн молча склонил голову, никак не выразив своего отношения к его последним словам. Венн улыбнулся и встал.
   - Свою миссию я выполнил, и разрешите откланяться.
   Он специально заговорил витиеватыми длинными фразами, чтобы подслушивающий под дверью - а это мог быть только старший сын Кервина - успел скрыться или придумать оправдание своим действиям.
   Но Линк этого не понял, и когда Венн вышел из кабинета, то сразу натолкнулся на него. Венн посмотрел на долговязого подростка, прямо в его горящие ненавистью глаза и устало сказал.
   - Кто бы и что бы тебе ни говорил, ты можешь гордиться своим отцом. И матерью тоже. Они Армонтины.

* * *

  
  
   Рейсы, работа в гараже, занятия с Лутошкой, работы по хозяйству. Всё устаканивается, как говорил Плешак, пусть ему в Ирий-саду хорошо будет. А интересно, ведь у Огня и свет, и тепло, и жар нестерпимый, и лёд вечный, кто уж что заслужил, а Ирий-сад для всех, или сволочей куда-то ещё отправляют? У кого бы это узнать? Даже случайных обмолвок не слышал.
   Гаор гнал фургон в самом благодушном настроении. Так хорошо у него на душе давно не было. Всё, что задумывал, удавалось. Лутошку выпустили с ним в пробную поездку, потом парня проверил сам хозяин, и в следующий рейс по посёлкам Лутошку отпустят с ним. А вдвоём в дороге куда веселее. На склады он уже с Лутошкой съездил и смог в дороге провернуть давно задуманное. Дал небольшой крюк к примеченной им свалке, оставил Лутошку на дороге у фургона с раскрытым мотором, будто починка у них, и, приказав, если что, гудеть, пролез под огораживающей свалку колючей проволокой, порылся во всяком хламе и отыскал большой, на двадцать четыре жилы, и длинный, шагов на пять, телефонный кабель.
   - Рыжий, ты пошто его? - удивился Лутошка, когда он вернулся с добычей.
   - Увидишь, - пообещал он, захлопывая крышку и залезая в кабину. - Поехали. Место тихое, сам веди.
   И Лутошка сразу про всё забыл, вцепившись обеими руками в руль, будто кто отнимает.
   Хорошо, на въездах-выездах обыскивают его, а не машину, а уж домой въезжает совсем без обыска. Кабель он сначала положил в гараже, а потом, уже сняв наружную оболочку и расплетя на цветные проволочки, перенёс в свою повалушу. И теперь вечерами не просто курил со всеми в кухне, слушая чтение Лутошки, уже совсем почти правильное, а ещё делал оплётки. На руль, на ножи.
   - Надо же, - покачал головой Тумак, глядя на его рукоделие. - До чего умственность доходит.
   А Нянька сразу распорядилась, чтобы и обеих девчонок этому выучили. Ну, мужикам, понятно, учиться такому поздно, руки уже под одно что-то приспособлены, бабам некогда, им и шитья хватает, одёжа-то на работе так и горит, а девчонкам в самый раз. Лутошка надул было губы, что ремесло это шофёрское, но тут же сообразил, что если с ним согласятся, то ко всем его урокам добавится ещё и плетение, так совсем невпродых будет, и замолчал. И тут в общем споре, кому и чему учиться надоть, открылось, что Малуша с голосов читать почти научилась.
   - Давай и её грамоте выучу, - предложил Гаор.
   - Да не быват такого, чтоб девка по-умственному работала! - возмутилась Красава.
   - А тебя жаба задушит, что не только твой выученный? - сразу возразила Большуха. - Давай, Рыжий, учи, коли не в тягость тебе.
   Так что теперь - Гаор усмехнулся - по вечерам в кухне целая школа. И почему-то ему это нравится. А что? Ведь ни Малуша не глупее хозяйских дочек, ни Лутошка Гарда, так отчего же нет? Хозяин знает, но не мешает, Гард перед отъездом наверняка ведь с его разрешения отдал Лутошке все свои старые учебники, карандаши, ластики и прочую школьную мелочовку. Нянька даже сундучок подо всё это в кухне выделила.
   - Не нужно, чтоб на виду лежало, - объяснил ей Гаор, - а то мало ли что.
   - И то, - сразу согласилась Нянька. - А так надо, достала им, а потом убрала.
   Повезло и ему...
   ... Он пришёл в коридор за бумагой для обтирки и сразу полез рыться в старых журналах. Одна из статей показалась ему интересной, и он сдуру вместо того, чтобы втихую унести журнал и уже в гараже растеребить, разобрав по страницам, что сразу в работу, а что отнести в повалушу и почитать на ночь, прямо тут же сел на пол у развороченного ларя и стал читать. И зачитался. Вдруг ощутил, что кто-то стоит рядом и, повернув голову, увидел хозяйские сапоги. Выронив журнал, он вскочил на ноги, приготовившись к неизбежным оплеухам и поездке на "кобыле". Хозяин задумчиво оглядел его и кивнул своим мыслям.
   - То-то обёртка порвалась, - насмешливо сказал хозяин.
   И он понял, что влетел по-крупному. В последнем рейсе среди прочего он получил на складе небольшую, но увесистую бандероль на имя хозяина. Книги. Один угол обёртки оказался надорванным, а он неудачно сунул пачку в рундук, бандероль билась на поворотах о стенки, и когда он туда заглянул, книги лежали уже россыпью. Он гнал, как сумасшедший, выкроил время для ночёвки в лесу и почти всю ночь читал при свете костерка и фар. Книжки были детские, для малышей, и он заглатывал их одну за другой. Потом кое-как восстановил обёртку и довёз вполне благополучно. И вот... догадался, сволочь бритая. Он угрюмо потупился, разглядывая хозяйские сапоги. Будет бить или к Джадду отправит? Правда, тогда за порванную обёртку он уже получил две оплеухи, а за одно дважды не наказывают. Но это по закону, а хозяйская воля и по-другому может распорядиться.
   - Значит, читать любишь? - насмешливо спросил хозяин.
   Он промолчал. Ни рабу, ни солдату, ни бастарду что-то любить или не любить по своему выбору не положено.
   - Ну, так хочешь читать, Рыжий? - уже с нажимом, требуя ответа, спросил хозяин.
   И он не выдержал, вскинул голову.
   - Да, хозяин.
   - Тогда идём.
   И его повели... прямиком к Джадду.
   - Джадд, - гаркнул хозяин, - ставь "кобылу"!
   - Да, хозяин, - невозмутимо откликнулся Джадд, откладывая очередной нуждающийся в починке кирзач и приступая к обязанностям палача.
   Он молча ждал, помогать его не заставили, и на том спасибо.
   - Плеть семихвостку, - распорядился хозяин.
   Джадд позволил себе мимикой выразить удивление: семихвостка считалась самым сильным наказанием, но приказ выполнил.
   - Ну, Рыжий, - серьёзным, даже торжественным тоном начал хозяин, - так и быть, сам решай. Ты читаешь, но тебя за это каждую неделю, или как из рейса вернёшься, будут пороть, по двадцать пять "горячих" и серьёзно, без туфты, понял, Джадд?
   Джадд озадаченно кивнул. Хозяин говорил громко, и краем глаза Гаор видел, как поодаль собираются остальные рабы. Столь же удивлённые таким оборотом.
   - Или, - хозяин уже откровенно насмешничал, - задницу свою драгоценную сбережёшь, но уже ни газет, ни журналов не увидишь. Выбирай, Рыжий.
   Он подумал, что ослышался, и изумлённо уставился на хозяина. Ему разрешат читать? Да за это... И он торопливо, пока хозяин не передумал и не переиграл, едва не обрывая пуговицы, стал раздеваться. Швырнул на землю рубашку и майку, расстегнул штаны, спустил их вместе с трусами...
   - Чёрт с тобой, читай, - буркнул хозяин и ушел.
   Они с Джаддом ошалело посмотрели друг на друга.
   - Бить? - спросил кого-то Джадд, пожал плечами и решил. - Хозяин нет сказать бить. Я ждать приказ.
   Он подтянул трусы и штаны, застегнулся и помог Джадду убрать "кобылу". А вечером Милуша принесла с хозяйской половины и дала ему свежую сегодняшнюю газету.
   - Держи, хозяин велел тебе дать.
   Он на радостях расцеловал Милушу так, что она потом долго повторяла.
   - Ох, и дикой же ты.
   И теперь он каждый вечер читал уже на вполне законных основаниях, а когда он в рейсах, газеты ему не в ларь, а прямо в его повалушу складывали, и в ларе он рылся, как хотел и сколько хотел. Вслух читать он не рисковал: читать-то разрешили только ему, но многое пересказывал потом в трёпе за куревом, да и Лутошка с Малушей читали вслух заданное, а там как к слову придётся, о многом поговорить можно. Раззадоренные его рассказами, и остальные начали рассказывать. И оказалось, что Сивко много старин знает, и таких, что и не упомнят по посёлкам. Так что и здесь у него всё теперь хорошо и лучше некуда.
   А вот с рукопашным боем обломалось.
   Но тут помешал Гард. Без него, может, и обошлось бы по-тихому. Лутошка всё-таки упросил его, чтоб поучил драться, и он привычно начал с того, как падать не расшибаясь. Чтоб упал и встал, как ни в чём не бывало. Этому Лутошка учился куда охотнее, чем грамоте и даже автоделу, и к тому же куда успешнее. Учились в гараже и, если хозяина не было, вечером на выгоне. Заинтересовались и остальные мужики, и всё бы ничего, но Гард из-за чего-то заспорил с Лутошкой, толкнул его, и тот упал, как учили, Гард прицепился, чтоб научили и его. Лутошка отказался, помня строгий наказ молчать об этих занятиях. А Гард... Гард пошёл к отцу. Дескать, автоделу он у Рыжего учится, так и рукопашному бою тоже надо. Ну и... Гаор как раз вернулся из рейса, увидел перепуганную физиономию Лутошки с подбитым глазом - хозяин лично приложил - и понял, что его ждёт не меньшее, а то и большее. И угадал. Для начала его самолично, своей хозяйской ручкой - а оказалась она и тяжёлой, и умелой - избили. Потом последовали "горячие" на "кобыле". И Джадд смухлевать не смог: хозяин рядом стоял. Так что пришёл он в себя и встал только на втором ведре воды.
   - Надо бы тебя ещё в поруб на недельку, чтоб в разум вошёл, - сказал хозяин, оглядывая его, - да в рейс тебя, обалдуя, надо выпускать. Чёрт с тобой, живи. Но чтоб больше... - дальше последовала ругань.
   Потом он лежал у себя в повалуше, шипя и ругаясь сквозь зубы, пока Большуха мазала ему спину и ягодицы своими мазями и снадобьями, от боли и оплеух кружилась и болела голова, а ночью, когда удавалось заснуть, ему опять снился фронт, и он - рассказали ему утром - кричал и ходил в атаку.
   Лутошка, хлюпая носом и давясь слезами, пытался ему объяснить, что он не стучал и даже не хвастал, что это хозяин сам как-то узнал. Он было послал Лутошку по-фронтовому, пообещав, как встанет, шкуру спустить, но за Лутошку пришли заступаться мужики. Ну и... чего с мальца взять? Ведь и впрямь не хвастал, а что делает, как научили, и притворяться не умеет, так без надзирателей вырос, при матке, вот и... И с Гарда спроса тоже особого нет, откуда ему догадаться, что рабу этого знать и уметь не положено, что смертное это знание?
   Гарду, видно, тоже попало, и не как за порнушник, а всерьез, потому что неделю, не меньше, парнишка вообще на "чёрном" дворе не показывался, а когда всё-таки пришёл в гараж, то краснел и смущённо отводил от Лутошки глаза, а услышав уже вместо устоявшегося обращения по имени "господин" - Гаор не смог себе отказать в таком маленьком удовольствии, да и спина ещё болела - расплакался и убежал, отчего Лутошка удовлетворённо хмыкнул.
   Правда, потом всё опять пришло в прежнюю норму, только уроки рукопашного боя пришлось отложить до лучших времен. Вот начнёт Лутошка с ним ездить, там-то в рейсе и получится выкроить время, и на лесной поляне, подальше от чужих глаз... самое место. Пока что его за разминками и тренировками ни разу не застукали.
   А пока... пока осень, вторая его осень в Дамхаре и... да, правильно, с двадцатого ноября пойдет пятый год его рабства. Пока что рабом он меньше, чем на фронте. Так что... а к черту все. А край хороший Дамхар, ему нравится. И здорово получилось, что под осенний праздник он в рейсе оказался, и сам, на закате остановив фургон прямо на дороге, вышел и проводил Солнце - Золотого Князя - на отдых и покой, до весны, поговорил, глядя с холма на красный в золотом разливе касающийся горизонта диск.
   Снова холодные затяжные дожди, серое небо, оголённые ветрами и дождями деревья... А всё равно хорошо. Кто выжил, тот и победил. Пока ты живой - ты победитель, а вот вместо орденов, званий и трофеев в этой войне у тебя... что? Да сама жизнь! Так что вперёд, водила, следи за дорогой и крути баранку. И береги задницу. О том, что в любой момент его могут отправить на торги, Гаор давно не думал. Это у Сторрама то и дело кого-то покупали, продавали, отправляли на филиал и привозили с филиала, а здесь... за два года никого не продали и не прикупили. А из разговоров он понял, что и остальные по многу лет уже в этой усадьбе, на этом подворье, и даже Цветну в поселок рожать да кормить не отправили. Так что здесь и выносит, и родит, и выкормит, а там, глядишь, так и будет дитё расти, до пяти-то лет, до первой сортировки уж точно. Лутошку вон как купили семилетним, так и вырос, Малушу пятилеткой купили, Трёпка, правда, постарше была, но тоже уже лет пять, не меньше, как на дворе крутится. А Джадда хозяин, как война кончилась, привёз, так ведь тоже уже шесть, да, правильно, шесть лет прошло, и продавать его не собираются.
   Иногда Гаор останавливал себя в таких рассуждениях, давно ставшей привычной фразой, что загад не бывает богат, понимал, что это он сам себя успокаивает и уговаривает, но... но не хочет он думать, что и эта жизнь, к которой вполне приспособился, кончится так же внезапно и страшно, как у Сторрама. Нет, всё хорошо, и будет хорошо, рейс закончен, он едет домой, где у него своя комната с небольшим, но его имуществом, и плевать, что всё это выдано ему. Да нет же, дурак, дом - не стены, а люди, что его ждут. Он поставит фургон в гараж, пойдёт в кабинет хозяина, отдаст ему накладные и бланки заказов, а если хозяина нет, сам напишет и подколет к бланкам отчёт, и уйдёт к своим. Если баню не топили, сходит в душ, вымоется, переоденется, сбросив пропотевшее в рейсе бельё в ящик для грязного, и до ужина будет валяться у себя в повалуше с газетой. И что ещё в жизни надо? И сам себе горько ответил. Чтобы она не была рабской. Не можешь изменить - терпи, не можешь терпеть - измени, а главное - не будь дураком и не путай. А статья уже готова, почти. И не "нищие богачи", нет, это не так, "голодающие кормильцы", вот как надо назвать. И не сами отрывают от себя, чтобы накормить других, а у них отбирают, специально, создавая условия полуголодного существования. Стоп, это на ночь, впереди блокпост и... да, правильно, ящик с пивом и ящик рыбных консервов. А всё остальное пока побоку, бойся лошади сзади, коровы спереди, а полицейского издали и со всех сторон.
   Гаор плавно сбросил скорость, подруливая к обочине у серой мокрой коробки блокпоста. И как же они оттуда следят за дорогой? Ведь он не гудел, мотором не рявкал, тормозами не визжал, а как остановился, так сразу сержант и вышел. Вот чертовщина, прямо... мистика - выскочило нужное слово. Но его тело и руки уже проделывали все операции, необходимые для выгрузки и сдачи груза.
   - Всё, хозяину скажешь, больше пока не надо.
   - Да, господин сержант, больше пока не надо.
   И до дома уже совсем немного осталось, фургон пустой и лёгкий, но холодает и дорога становится скользкой, а темнеет рано и пора фары включать.
   ..И всё было так, как он себе представлял в дороге. Правда, хозяин был дома, так что писать отчёт не пришлось. Гаор сдал накладные и заказы, отрапортовал, где что сказали, и его отпустили отдыхать до завтра.
   По внутреннему коридору он прошёл в кухню и улыбнулся хлопотавшей у плиты Красаве.
   - Мир дому и всем в доме, Мать.
   - И тебе мир, Рыжий, с приездом тебя, - обрадовано ответила Красава. - Иди, раздевайся, покормлю хоть чем с дороги, потом уж помоешься.
   - Вот уж нет, - вошла в кухню Нянька. - Рыжий, в посёлках ночевал?
   - А где ж ещё? - улыбнулся, зная продолжение, Гаор. - Может, и набрался, Старшая Мать.
   - Ну, так бельё на прожарку кидай. Как вымоешься, так и поешь. Не помрёшь с голодухи!
   Гаор шутливо козырнул ей, щёлкнув каблуками, и пошёл в свою повалушу за чистым бельём и душевым узелком, который отличался от банного отсутствием веника. Телягу и каскетку на гвозди рядом с ветровкой и кожанкой, кирзачи к стене рядом с ботинками и резиновыми сапогами.
   В дверь всунулась голова Лутошки.
   - С приездом, Рыжий, фургон мыть завтрева будем?
   Гаор кивнул, и Лутошка, радостно ухмыльнувшись, исчез.
   Душ в усадьбе маленький: два рожка у одной стены, скамейка для мытья в шайках напротив и настенный кран для шаек в торцовой стене. На двадцать человек, конечно, тесновато, но большинство предпочитало баню, так что толкотни в душе никогда не было. Правда, и определённого времени для мужчин и женщин тоже, и Гаор ещё в начале своей жизни "в капитановой усадьбе" влетел как-то в душевую, не поглядев, чьё белье на скамеечке у входа. А там как раз мылись Белёна с Милушей. И его тут же в четыре руки под двухголосый дружный визг выкинули обратно.
   - Девки, - взмолился он под дверью, - пустите, вы ж в шайках, а я под душ встану, честное слово, смотреть не буду.
   - Вот и дурак, - сказала ему прибежавшая на визг Большуха, - прикройся и подожди, коли ума нет.
   В чем он дурак: в том, что полез не глядя, или что обещал не смотреть, - Большуха уточнять не стала, но потом его долго этим дразнили и подначивали.
   Но сегодня скамейка пуста, и Гаор, спокойно положив на нее чистое бельё и чуньки, разделся, сбросил рубашку в "грязное", а бельё "на прожарку", штаны оставил на скамейке и, щёлкнув выключателем, вошёл в душевую. Конечно, баня хороша, но и горячий душ с дороги тоже оченно хорош. Да ещё посидеть в шайке поплескаться, и снова под душ. А если б ещё кто пришёл спину потереть, то лучше б и не было. Но все ещё в работе, это его уже отпустили на отдых. И он не спеша со вкусом вымылся, растёр себя мочалкой везде, где смог дотянуться, дважды, до скрипучих волос, вымыл голову, а то и впрямь, если вдруг что подцепил.
   Мылся он долго и вышел чистый до хруста и умиротворённый, будто с грязью и засохшим на теле потом смыл и усталость. Так же не спеша и тщательно вытерся, оделся в чистое и пошёл к себе. В повалуше развесил полотенце и мочалку на приспособленной им для этого в углу жёрдочке, расчесал ещё влажные волосы, усы и бороду, проверив пальцами, не пора ли усы ровнять, достал и надел чистую рубашку. На лежавшие на тумбочке газеты он старался не смотреть. Было уже с ним, взял и зачитался. Его на ужин пришли звать, а он посланца так обложил, что самому потом неловко было. Нет, газеты на вечер, когда все по повалушам разойдутся, тогда ляжет и почитает. А пока...
   В повалушу всунулась Малуша.
   - Рыжий, а учиться будем? Меня матка отпустила уже.
   - Давай, - кивнул Гаор, - заходи и показывай, что получилось.
   Малуша вошла и гордо вывалила прямо на его постель свое рукоделье: браслетик, колечко и шпильку с цветочком. Гаор придирчиво осмотрел и кивнул: всё чисто, концы убраны, витки и лепестки ровные.
   - Хорошо. Всё правильно.
   Малуша просияла счастливой широченной улыбкой.
   - Рыжий, а теперь что будем плести?
   - Придумаем, - рассмеялся он.
   В посёлках женщины тоже, в основном, прятали волосы под платки, укладывая их узлом на макушке или затылке, но чаще заплетая в косы и тоже укладывая на голове, но он видел, как девчонки и девки, кто помоложе, заплетают волосы в косу, но не на макушке, как девочки-дуггурки, а на затылке, чтоб спускалась на спину, а спереди на голову надевают широкую ленту. А если вместо ленты ободок, то... то интересно должно получиться.
   Малуша забрала своё рукоделие и убежала хвастать, что Рыжий её похвалил. А Трёпка не пришла, значит, не сделала, придётся за ухо подёргать, чтоб знала: на раз сказано, а на два по шее.
   Гаор выдвинул из-под нар второй сундучок, поменьше, с задельем, открыл и стал просматривать: чего и сколько у него есть, и что он сегодня под курево и трёп будет делать. А если... а посмотрим, и он отложил почти законченный мечик. А не приглянется мужикам, ну, так он себе его оставит, будет в бардачке возить. На телё все-таки опасно, прощупают при обыске, мало не покажется.
   В дверь заглянул Тумак.
   - С приездом, Рыжий, чего лопать не идешь?
   - Как не иду? - засмеялся Гаор, вставая. - Аж бегом бегу.
   На кухне весёлая толкотня у рукомойника и шум голосов.
   - Как съездил, Рыжий?
   - В порядке. Как вы тут?
   - Живём, хлеб жуём.
   - Спасибо матерям-владычицам...
   - ...и нашим кормилицам.
   - Старшая Мать, а Рыжему с дороги да устатку и стакашу бы можно.
   - Ну, и нам заодно.
   - Я вот вицы всем вам сейчас отмерю!
   - Старшая Мать, так холодно.
   - Ага, замёрзли мы.
   - Ну, по стопарику бы хоть.
   - Работать надо, лемзяи, тады и не замёрзнете.
   Что до новогодья ни стакаши, ни стопарика у Старшей Матери не выпросишь и не вымолишь, все знали, но отчего ж не попробовать. А вдруг отломится, это раз, и для общего смеха, это два. И Гаор с удовольствием участвовал в этих регулярно возникавших молениях, причём Старшая Мать, хоть и ругалась на них, и пьянчугами называла, но и смеялась вместе с ними. И даже Джадд, всегда сидевший молчком, иногда присоединялся к мужикам и улыбался.
   После ужина, как всегда, учёба, курево, трёп и рукоделье. Гаор проверил чтение, письмо и счёт у Лутошки и Малуши, определил, что им сейчас писать и решать, отодрал при общей поддержке Трёпку за ухо за несделанные плетёнки и велел сейчас делать.
   - У меня не получается, - хныкала Трёпка.
   - За волосы драл, не получается, - задумчиво сказал Гаор, зажав сигарету в углу рта и выплетая мечик, - за ухо - тоже не получается, может, мне тебе задницу надрать, чтоб получилось?
   - Срамота, - поддержала Гаора Большуха, зашивавшая штаны Сизарю, - девка уже, считай, вот-вот в сок войдёт, а ни хрена не умеет, - и с гордостью посмотрела на старательно выписывающую буквы Малушу.
   - Рыжий, а это чо ты плетёшь? - спросил следивший за его работой Сивко.
   - Я когда у Сторрама был, наплёл всякого, - спокойно и чуть небрежно стал рассказывать Гаор, - ну, колец всяких, и простых, и височных, грибатку матерям сплёл большую.
   В кухне наступила такая тишина, что Лутошка, Малуша и Трёпка бросили свою работу и удивлённо смотрели на застывшие лица взрослых. А Гаор, словно не замечая этого, продолжал.
   - Ну, плёл по памяти, что видел когда-то, а потом матери мне объяснили, что для чего и какой смысл имеет. А это, - он выложил на стол законченную работу, - это, мне сказали, мечик, мужской оберег, талисман воинский. Я их потом много наплёл.
   - И дел куда? - сурово спросила Нянька.
   - Подарил, - ответил, твёрдо глядя ей в глаза, Гаор, - брату названному, друзьям, кому успел. Продали меня.
   Нянька кивнула.
   - А височные кольца какие плёл?
   - С лопастями. На три, пять и семь лопастей.
   - И кому какие знашь?
   - Знаю. Три лопасти у полешан, у дреговичей пять, а у криушан семь.
   - Правильно, - кивнула Нянька, а за ней и остальные женщины. - И все дарил?
   - Все, - твёрдо ответил Гаор.
   - Ну и ладноть, - улыбнулась Нянька, и все сразу задвигались и зашумели.
   Мечик пошёл по рукам. Лутошка, Малуша и Трёпка под грозным взглядом Гаора вернулись к урокам. Красава попросила себе кольца на три лопасти, а то сюды её совсем махонькой привезли, она и не помнит, кем раньше была, так полешанское ей.
   - Говорите кому какие, - рассмеялся Гаор. - К новогодью сделаю.
   - Грибатку плести не вздумай, - предостерегла его Нянька. - Её за просто так не носят.
   - Знаю, - кивнул Гаор, - объяснили мне.
   - Рыжий, а меня научишь? - оторвалась от тетради Малуша.
   - Научу, - кивнул Гаор.
   - Что не продавал ты их, это правильно, - сказала Большуха, - купленное силы не имеет, так, покрасоваться там или ещё на что выменять, а дарёное - оно сильное.
   - Лутошке мечик рано, - сказала Нянька, - малый он ещё.
   - Да ни хрена! - возмутился в голос Лутошка. - Курить - малый, любиться с кем - малый, и для мечика малый, а как работать, так большой!
   В кухне грохнул дружный хохот.
   - На "кобыле" кататься тоже большой, - еле выговорил сквозь смех Тумак.
   - А чо? - поддержали его остальные. - Апосля картинок так самое оно.
   Тут посыпались такие шутки, что Нянька пообещала укоротить языки болтунам, что без ума пасти разевают.
   И уже после всего, вернувшись в свою повалушу, Гаор, вспоминая услышанное, смеялся и крутил головой. Надо же как по-нашенски хлёстко выходит, иное покрепче ихнего получается. Он убрал заделье в сундучок, медленно, предвкушая удовольствие, разделся до белья, лёг и взял газету. "Ну, теперь, - усмехнулся он сам над собой, - пока все не прочитаю, не засну". Газеты за четыре дня, одна воскресная, большая, это ему на полночи. Не проспать бы завтра. Да ни хрена, разбудят! Он перебрал их по датам и начал с самой ранней.
   Восторг и упоение самим процессом чтения у Гаора уже прошли, и он читал быстро, сразу выхватывая знакомые и даже близкие теперь названия. Местные сплетни его мало интересовали: управляющие посёлков и сержанты блокпостов были слишком мелкой сошкой даже для местной газеты, а других, рангом выше, он не знал. Хотя... что начальника местной дорожной полиции застукали в обществе сразу двух дорогих проституток - это уже интересно. На проституток нужны деньги, взять их начальник полиции может только с подчинённых, значит, патрульных вздрючат, чтоб те шустрили и штрафовали если не всех подряд, то хоть двух из трёх. Его самого это коснётся более частыми остановками и обысками. С него-то самого взять патрулю нечего, а вот штрафануть из-за него хозяина могут, а хозяйский штраф - это лишняя поездка на "кобыле", так что держи ухо востро, водила, бди, сержант.
   Очень довольный собой: какой он умный и с ходу просчитал, что из чего получается, - Гаор отложил просмотренную газету и взял следующую. Оказалась воскресная, толстая, с большой вкладкой "вестей из столицы". Здесь тоже названия ему известны лучше фамилий, но... но... Армонтин?! Чёрт, он же помнит, Кервин из Армонтинов, о нём?! Что?!
   Гаор рывком отбросив одеяло сел, а потом встал прямо под лампочкой, будто ему не хватало света.
   Разгул преступности... бездействие полиции... конец рода... редактор газеты "Эхо" Кервинайк Армонтин похищен и убит неизвестными грабителями... при попытке ограбления квартиры погибла экономка и мать бастардов... Возможная причина - хранившиеся в доме деньги, предназначенные для выплат сотрудникам... Брехня! Кервин не держал дома деньги, всё было в редакционном сейфе... Похищен и убит... да никакой шпане, даже самой... в голову не придёт похищать Кервина... Похищают для выкупа, а какой выкуп с редактора? Чёрт, когда это было? Пишут как о давно всем известном... ага, вот, месяц назад, и преступники так и не найдены. Но почему конец рода? Ведь у Кервина был наследник, он помнит... стоп, читай сначала и слово за слово, как по минному полю ползи, а не скачи как под обстрелом.
   С третьего раза он понял уже всё. Чёрт, никакие это не уголовники, с Кервином расправились совсем другие. Убили. Выстрелом в затылок, ну, это мы знаем, где такие стрелки. И его... как её? А да, Мийра, убили, выбросили из окна, о смерти детей нет, хотя, чёрт, он же помнит, их было трое, наследник и два бастарда, парнишка и совсем маленькая девочка, Кервин их всех растил вместе. Конец рода, остались бастарды, значит, наследника, того большеглазого малыша, тоже убили. Чтобы под корень. Сволочи, зачистили Армонтинов! Да, точно, зачистка. В центре Аргата, днём, сволочи...
   Гаор сидел на нарах, зажав в кулаке скомканный лист, и тупо смотрел перед собой. Ничего не было, кроме острой, разрывавшей его изнутри боли. Ничего... ничего... ничего... А вслед за болью медленно и неотвратимо надвигалась серая пустота. Сейчас она сомкнётся вокруг него, и он останется внутри со своей болью, и будет только один выход. Кервин, за что тебя? А то ты не знаешь? Ещё тогда по краешку ходили, где-то оступился и... где-то? Себе не ври. Ты виноват, твоя статья. "Серый коршун". Рабское ведомство журналистов не любит, а тут такое, изнутри его ковырнули. Но... но, значит, Кервин не сдал тебя, и... пуля в затылок. Вместо тебя, за тебя. Ты виноват и больше никто. Весь этот месяц пил, жрал, баб трахал в своё удовольствие, а Кервин... Кервин, друг, прости меня, я же не знал, приду к Огню, всё от тебя приму... Нет, всё не то, тебя матери-владычицы прикрывают, а Кервин беззащитным был. Сам укрылся, а друга под обстрелом бросил.
   Гаор понял, что больше не выдержит, и ему сейчас нужно только одно. Слишком близко стоит серая пустота, а ненависть выплеснуть некуда, те, убийцы Кервина, недосягаемы, а здешние, что спят в своих спальнях на хозяйской половине, невиновны. Пусть спят. Чёрт с ними. Но это ему сейчас нужно. Или он и впрямь в разнос пойдет и уже ни на что не посмотрит.
   Он встал и как был, не одеваясь, в одном белье, босиком, по-прежнему сжимая в кулаке бумажный комок, вышел из повалуши.
   Света Гаор включать не стал и шёл бездумно, но дверью не ошибся. Правда, его ещё хватило, чтобы не рвать её, а постучать.
   - Кто там? - спросил из-за двери не так испуганный, как рассерженный голос.
   - Я это, Старшая Мать, впусти.
   - Рыжий? - изумилась Нянька, открывая дверь. - Да ты чо, совсем ошалел? Ты куда лезешь-то?
   Почти оттолкнув её, Гаор вошёл в повалушу, большую, но тесно заставленную шкафами, сундуками, сундучками и полочками. На маленьком столике-тумбочке у изголовья настоящей кровати горела лампочка-ночничок. Гаор тяжело сел на один из сундуков.
   - Дай водки, - глухо сказал он.
   Не потребовал, но и не попросил, а просто сказал.
   - Да ты чо, Рыжий, и впрямь с ума сошёл?!
   - Дай, Старшая Мать, - тяжело поднял он на неё глаза. - Дай, или я вразнос пойду. Душа у меня горит, понимаешь? Залить надо. Мне всё равно сейчас чем. Не дашь водки, кровью залью.
   Гаор не угрожал, а объяснял. И, поглядев на него, Нянька молча отошла к угловому шкафу, покопалась там и достала бутылку. Он потянулся к ней, но она ударом отбросила его руку.
   - Никак из горла вздумал, обойдёшься. Как ни горит душа, а до конца-то себя не роняй.
   Она налила ему стакан почти вровень с краями и подала.
   - Пей.
   Он выпил залпом, мотнул головой и выдохнул.
   - Ещё.
   - Не берёт никак? - не сердито, а озадаченно спросила Нянька, наливая второй. - Крепко ж шарахнуло тебя. Пей.
   Второй стакан показался ему столь же безвкусным, и, глядя, как он пьёт, равнодушно, будто по обязанности, Нянька сокрушённо покачала головой.
   - Однако, Рыжий... ну давай, я тебе ещё половинку налью. А если не проймёт... тогда уж только за Мокошихой посылать, она волхвица сильная.
   На последнем глотке Гаору обожгло грудь и горло, он поперхнулся и закашлялся. И кашлял, пока на глазах не выступили слёзы.
   - Плачь, Рыжий, - удовлетворённо кивнула Нянька, убирая почти опустевшую бутылку и стакан и садясь рядом с ним на сундук. - Плачь, слезой у человека горе выходит.
   Гаор потряс зажатой в кулаке газетой.
   - Вот, Старшая Мать... Сволочи, что ж они с ним сделали... Сволочи, в затылок из пистолета... И жену его, и сына, всех, понимаешь, Старшая Мать? Зачистили, как посёлок... Всю семью, Старшая Мать, целому роду конец. Старшая Мать, сволочи... Ребёнка-то за что, я ж помню его...
   Он говорил, давясь слезами и руганью, а Нянька молча сидела рядом с ним в одной рубашке-безрукавке до колен, с рассыпанными по плечам чёрно-седыми волосами. А когда он замолчал, тихо спросила.
   - Родич он тебе?
   - Пошли они, родичи мои... - Гаор бешено выругался. - Друг это мой, больше, чем друг, жизнь он мне спас, меня самого, какой я есть, спас, понимаешь, Старшая Мать, его же за меня, за то, что он мне... - и замолчал, поперхнувшись, на последнем клочке разума остановленный внутренним запретом говорить о газете, статьях, связи.
   - Друг выше родича, - задумчиво сказала Нянька. - Быват. Один сын у него был?
   - Нет, - всхлипнул Гаор. - Двое, и дочка ещё.
   - Значит, не весь он умер, человек в детях продолжается, - убеждённо сказала Нянька.
   - Те бастарды.
   - Ну так чо? - спросила Нянька.
   Гаор недоумённо повернулся к ней, настолько это противоречило всему, усвоенному с раннего детства, вроде это он ещё до Сержанта знал. Что род ведут законные дети, а бастарды так... сбоку припёка.
   - Ну, чо смотришь? - с ласковой насмешкой улыбнулась ему Нянька.
   - У них же имени родового нет, - попытался он объяснить.
   - Вона ты о чём? Так глупости это всё. Сами придумали, сами и верите. А коли дети есть, да дочка ещё, гришь, уцелела, то и по крови, и по утробе род продолжится. Да и ты остался, пока ты помнишь о нём, и ему в Ирий-саду тепло да светло будет.
   - Он дуггур, Старшая Мать. Он к Огню уйдёт.
   - Ну так чо? Хороший человек был?
   - Да, - убеждённо ответил Гаор.
   - Ну, так поклонится Огню, а там его Сирин с Алконостом до Ирий-сада и доведут. Когда убили-то его?
   - Месяц назад.
   Гаор уже не плакал и отвечал на её вопросы с детской старательностью.
   - Ну... - Нянька пошевелила губами, что-то подсчитывая, - ну так. Три дня ты здесь, потом в рейс съездишь, а как вернешься, я тебе помогу тризну по нему справить. Как раз на сороковой день Ирий-сад для души ворота открывает. И он у Огня побывать успеет. А ты теперь спать иди. Иди-иди. Сам-то дойдёшь, или покликать кого, чтоб довели? А то свалишься, по-пустому шум подымешь.
   - Дойду, - Гаор тяжело встал, уронив на пол бумажный комок из разжавшегося кулака, поклонился Няньке и пошёл к двери.
   Дверь его повалуши оставалась открытой, свет, уходя, он не выключил, и потому заблудиться было невозможно. Он закрыл за собой дверь, посмотрел на разбросанные по полу газетные листы, прямо по ним прошёл к нарам и рухнул ничком.
   Кто и когда зашёл к нему, собрал с пола на тумбочку газеты, укрыл его одеялом и выключил свет, он не узнал. Да и не спрашивал. Утром его разбудила Большуха и заставила выпить большую кружку пахучего огуречного рассола, от которого и в самом деле прояснело в гудевшей голове.
   Через три дня он выехал в очередной рейс. Боль, конечно, не прошла, но была теперь в глубине и не мешала ему жить, видеть, слышать, разговаривать, даже смеяться над чужими шутками и шутить самому. О ночном его походе к Старшей Матери никто его не спрашивал, а сам он, разумеется, молчал. Так что не забылось, а... а помнить нечего. А на фронте как бывало? Сколько он там друзей потерял? Фронтовая дружба короткая: до атаки или бомбёжки, а там... либо ты друга похоронной команде для погребального костра сдаёшь, либо он тебя, либо оба на один костер ложитесь, а то бывает, что и сжигать нечего, сгорело уже всё. Как их тогда аггры фосфорными бомбами закидали. Там всё выгорело, подчистую, даже опознавательные медальоны, и списки погибших составляли, взяв списки состава и вычеркнув уцелевших. Ему тогда обожгло спину, но он оказался на самом краю и успел скатиться в болото. Опять его Мать-Вода спасла. Помнить - помни, а живи.
   Как всегда через блокпосты, сбрасывая им пиво, консервы и прочую закусь - это, пока он в рейсе, хозяин сам в усадьбу завозит и выдаёт перед рейсом вместе с накладными - на Центральные склады, где получить основной заказ, и уже оттуда по посёлкам. В заведение заправить фургон, пожрать самому и запастись в дорогу он завернёт, конечно, но второго заезда можно не планировать. Кервина нет, значит, и конверта ждать теперь незачем. Да... чтоб кого-то другого своей писаниной под пулю подвести? Нет, кончились игры. Лишь бы Стиг не вздумал опять к нему ехать, а то ведь залетит и спечётся сразу, как... Лутошка с порнушником.
   Получив заказ, Гаор, как и планировал, заехал в заведение, заправил фургон, оставил его на мойке - а то снег с дождём сверху, земля с водой понизу, пока доехал, задрызгался по крышу - и пошёл обедать.
   Поел, побалагурил с девками - Лиска упорно не тяжелела, как, скажи, тоже где-то таблетки раздобыла - и мужиками, набрал себе сигарет в ларьке, отметил у Матери карточку и уехал.
   И уже на полпути к первому по маршруту посёлку полез в бардачок за зажигалкой, а там... белый конверт! Как и тогда! Внутри чистый большой лист и крохотный клочок бумаги, на котором только: "N2 получен". Чей почерк - он не понял, но не Кервина. Ну да, Кервина уже месяц как нет, а это значит... кто бы ни был...
   Гаор сунул конверт обратно в бардачок, сжёг на зажигалке записку, разложил карту и накладные и стал пересматривать маршрут.
   Спасибо, Кервин, помню тебя, в память о тебе не отступлю. Чтоб смерть твоя напрасной не стала. А третий номер "Голодающие кормильцы" готов, тоже удачно. Надо бы, конечно, некролог написать, но конверт не для этого посылали через всю Равнину, посты и патрули, так что... делай свое дело, журналюга, у тебя есть задание, и выполняй его. А остальное... Тризну - надо понимать, обряд специальный, чтобы Кервину в Ирий-сад помочь войти - тебе совершить помогут, а главное твоё дело - вот оно. Об этом помни. Как это на истории говорили, мыслитель какой-то, нет, полководец древний высказался? А, есть. "Я сделал всё, что мог, и пусть другой на моём месте попробует сделать больше". Хорошо говорили древние! Вот и будем следовать их заветам.
   Гаор убрал карту, закурил и стронул фургон. Всё, работать пора! А то в график не впишешься.

* * *

  
   Самое важное в любой операции - это её последствия. Каждое из которых может стать началом новой операции. Смерть Кервинайка Армонтина дала весьма перспективные результаты. Помимо тех, что планировались. Говоря с Кервином, он ни словом ему не солгал, просто кое о чём умолчал. И в целом всё получилось, как и планировал. И даже накладка с женщиной Кервина не помешала. И о его семье можно не думать. Пока. Вся операция с прессой сорвана и так основательно, что восстановить её не удастся. "Эхо" выходит, а самое интересное, что смерть Кервина подняла волну сразу по двум направлениям. Одно он предполагал, когда обдумывал прикрытие. Разгул преступности, бессилие полиции и так далее. И этот болван, тупой постовой с генеральскими погонами, оправдываясь, ляпает, что раскрытие безмотивных преступлений полиции не по силам. А кто у нас главный источник безмотивных преступлений? Правильно, демобилизованные спецовики. Что весьма неплохо, но в русле прежней перспективы. Усилить контроль над спецвойсками и так далее, и так далее... ладно, он это ждал и был к этому готов. А вот второе... начался шум о бастардах. Как же так? Трое детей, а род угас. Почему бастарды не наследуют? А тут заинтересованных много, и располагают они такими финансовыми и прочими возможностями, что вмешаться - это испортить. Ведомство Крови кивает на Ведомство Юстиции, а то размахивает пергаментами многовековой давности. Отлично. Вот пусть и портят друг другу нервы. И весьма кстати всплывает история продажи в рабство боевого ветерана и законопослушного гражданина на основании тех самых манускриптов. Здесь очень активен некий Стиг Файрон, молодой многообещающий адвокат. Ну, пусть активничает и дальше.
   Венн пригубил и отставил коньяк. Рюмка с коньяком, дорогие сигареты, старинная кабинетная мебель - всё это антураж, который не мешает, а иногда и помогает. И огонь в камине как замена родового огня. Армонтинам конец. Остались Армонты и Армы, многие из которых уже не упомнят родства, потому что их ветви отделились слишком давно. А со многими и не стоит иметь дела. Что поделать, вырождаемся.
   Однако вернёмся к тому, о чем думал. Ведомство Крови, Ведомство Юстиции, Ведомство Обороны, Рабское Ведомство. Четыре реальные силы. Остальные не в счёт. Не потому, что слабы, а потому, что действуют через эту четвёрку.
   Ведомство Юстиции... ему сейчас подброшен ряд интереснейших казусов об авторстве и собственности сделанных рабом открытий, молодец всё-таки рыжий бастард, хорошую кашу заварил.
   Ведомство Обороны... подкинем идею переподчинения спецвойск общему командованию, и им надолго будет, чем заняться.
   Ведомство Крови... пока не подобраться. Шум с бастардами им не вредит. Наоборот, ДНК-карты и анализы, регистрация кровных связей и так далее.
   Рабское Ведомство... Статья о "сером коршуне" привлекла к нему внимание, а тут ещё и "голодающие кормильцы". Надо же, третий выстрел, и все в яблочко. Неплохо, очень даже неплохо. В тихом патриархальном Дамхаре, с его почти родственными отношениями между рабами и владельцами, накопать такой материал и так подать... Дамы обливаются слезами, мужчины смущенно покряхтывают, экономисты прикидывают убытки и неполученную прибыль. И рабство становится невыгодным. И опять: преступное разбазаривание ресурсов.
   А не пора ли тебе, парень, сменить позицию? И мишень тоже. Три выстрела подряд из одной точки демаскируют снайпера, во-первых, и делают четвёртый выстрел ненужным, во-вторых. Из Дамхара ты уже выжал всё возможное. Есть у Рабского Ведомства места и поинтереснее для журналиста. Да и цепочка в Дамхар длинная, в любой момент оборвётся, а ты мне ещё нужен. Смена мишени и смена позиции. Куда тебя отправить, чтобы ты там всё посмотрел, высмотрел и вынюхал, мне известно. Но как это сделать?
   Прищурившись, Венн рассматривал огонь в камине и улыбался. Комбинация получалась многоходовая и очень интересная. Как он и любит: никого не надо насиловать и принуждать. Надо просто позволить человеку действовать в соответствии со своим характером и разумом. И создать необходимые условия, чтобы его действия были в твою пользу. Как с Кервинайком Армонтином. Мир твоему праху, родич, пусть тебе будет тепло и светло за Огненной чертой. Благодарность за срыв операции по чистке журналистского корпуса превзошла все ожидания. Кто бы мог подумать, что стольких порадует чужой провал?
   Итак, рыжий бастард, раб номер... и так далее. Ты нужен мне в Аргате. Но твой нынешний хозяин в операцию никак не вписывается. Ни по связям, ни по интересам. Значит... не будем обижать боевого капитана и отбирать раба, на котором держится все его предприятие. Кстати, неплохо задумано и исполнено, и если капитан Коррант сам до всего додумался, то его стоит иметь в виду. Такие ресурсы - Венн усмехнулся - на земле не валяются. Итак, не будем обижать капитана и купим у него рыжего раба за максимально приемлемую цену. И такая последовательность. Капитан должен захотеть тебя продать. Значит, ему должны понадобиться деньги, и так, чтобы иного варианта, кроме твоей продажи, не было. Это первое. Тебя покупает человек, который введет тебя в нужные сферы и ситуации. Но это буду не я. Нет у меня здесь достаточно надёжных ходов. Но человека такого я знаю. Он должен захотеть купить тебя. И использовать нужным образом. Это второе. Как это сделать, я знаю.
   Значит, остаётся первый этап. Капитан Ридург Коррант. Вот и займёмся им. Откладывать нельзя, и так на подготовку уйдёт не меньше месяца.
   Венн Арм поставил рюмку на подлокотник кресла, в котором сидел перед камином, встал и подошёл к столу с телефоном. Несколько звонков, и машина будет запущена, а дальше её только чуть-чуть, чтобы вмешательство было незаметным, направлять. Он снял трубку и набрал первый номер.

* * *

  
   Ложился и таял снег, но в начале декабря лёг уже плотно. Гаор сменил шины на фургоне, ожидая уже обычную предпраздничную гонку. Ни от второй, ни от третьей статьи "круги" так к нему и не дошли, но он уже не беспокоился и спокойно готовил следующую "весть из другого мира". Опять о посёлке. Как там живут от колыбели до, если повезёт, могилы. Здесь возникли новые сложности. Он слишком хорошо помнил, каким шоком для него самого стало знание о "печке". И как объяснить, что для поселковых - склавинов и другие названия племён упоминать нельзя, рано пока ещё - для всех рабов "печка", крематорий страшны и оскорбительны ещё и нарушением древних исконных обрядов. Что как о великой милости умоляют управляющего о разрешении похоронить по-своему, по-нашенски, чтобы обмыть, обрядить мертвеца и закопать на погосте. Помнил, как сам, впервые случайно попав на такие похороны - выпросила мать за своего годовалого сыночка - был в ужасе от увиденного. И как написать об этом, чтобы поняли, что не дикость это, а... а своё. И что костры дуггуров для... ладно, рабов, тоже дикость и надругательство над мёртвыми. Ну, так над своими ладноть, а нас-то пошто? Здесь он уже под Храмовую службу попадал, а значит, и газету подводил. Так что? Не касаться этого? Только "печка" сама по себе и мешки с удобрением?
   А жизнь шла своим чередом. Лутошка уже ездил с ним в рейсы. Не в каждый, а когда только по посёлкам, без заезда на блокпосты, что Гаору было абсолютно понятно. Мало ли что, с дорожной полицией ухо надо востро держать. Лутошка-то хоть и вытянулся, всё взрослое уже носит, а малец мальцом, их на обыск из фургона вытряхнули, так он чуть не разревелся от страха. И в посёлках Гаор его от себя не отпускал, опять же чтоб не влип малец сдуру в какую-нибудь передрягу. Но пока всё обходилось.
   Родила Цветна. Мальчика. Неожиданно чернявого и смуглого. Если бы просто волосики там да глазки тёмненькие, даже чёрные, ну это ещё бы ничего, а и тельце смугленькое. Так что никаких сомнений в том, кто пацанчика сработал, не было. И даже бровки такие же.
   Джадда хлопали по спине и плечам и поздравляли. Хозяин-то не отправил Цветну в посёлок, а зайдя посмотреть на младенца, хмыкнул и улыбнулся даже, а ведь ходит всё туча-тучей, и сказал.
   - Такого ещё не видал. Посмотрим, что вырастет.
   Ну а Цветна, то тихая, тихая, только краснеет да смущается, а тут прямо в лицо хозяину и выпалила.
   - А доколе ему расти? До клейма али дале?
   А хозяин аж рассмеялся и сказал.
   - До взрослого ошейника, а там видно будет.
   А хозяин слово держит. Так что расти малому с мамкой и тятькой родными, в родном доме. Вот свезло, так свезло!
   Всё это: как хозяин смотрел, да как Цветна сказала, да как хозяин смеялся, а Старшая Мать тут же была и земно хозяину кланялась, благодарила за всех, Цветна-то растерялась и заплакала, а Джадд тут же стоял и молчал, как его быдто столбняком вдарило, - захлебываясь, перебивая друг друга, изображая всех сразу в лицах, и рассказали Лутошке и Гаору Трёпка с Малушей, пока они ставили фургон на место, закрывали гараж и шли через двор в кухню. Лутошка сразу бросился к Красаве со своим рассказом, как Рыжий ему целый перегон дал вести, а Гаор, сбросив у двери телягу и кирзачи, пошёл сдавать отчёт.
   Хозяин был в своём кабинете. И, как и предупреждали, туча-тучей. Гаор привычно вытянулся в стойку и отрапортовал, положив перед хозяином накладные и заказы. Тот хмуро кивнул. Гаор приготовился к придиркам по поводу бензина - он опять дал крюк, чтобы на укромной полянке позаниматься с Лутошкой рукопашным и вообще поучить мальца защищать себя, а то... мало ли что, да и не будут его всегда за мальца считать - и, судя по хозяину, сегодня за перерасход его на "кобылу" отправят. Но хозяин, с отвращением разглядывая лежащие перед ним бланки, только буркнул.
   - Ступай.
   - Да, хозяин, - радостно гаркнул Гаор, разворачиваясь на выход.
   - Легковушку на завтра приготовь, - нагнал его уже в дверях голос хозяина, - Лутошка поведёт, а ты отдыхай, - и совсем тихо, - пока.
   Последнее Гаору совсем не понравилось, но он бодро повторил приказ и выскочил из кабинета, пока ещё чего-нибудь не придумали, и побежал на кухню.
   Вот чёрт, накрылся отдых у него медным тазом. Легковушку на завтра... Лутошка поведёт... и машину, и мальца готовить. А он-то думал, что до завтрашнего утра свободен. Как же!
   - Лутошка! - гаркнул он, влетая в кухню и бросаясь к своим сапогам.
   - А? - обернулся к нему уже сидевший за столом и чего-то жующий Лутошка. - Ты чо, Рыжий?
   - Быстро в гараж! - ответил Гаор, накручивая портянки.
   - Пошто?! - возмутилась Красава.
   - Хозяин завтра на легковушке едет, ты ведёшь, понял?
   Лутошка поперхнулся и закашлялся. Тут ни Красава, ни кто ещё возразить не могли - хозяйское слово только Старшая Мать перешибить может, и то не всегда.
   - Догоняй быстро, а то ввалю, - бросил Гаор, выбегая из кухни.
   По уже тёмному по-ночному двору шли от сараев и хлевов к кухне на ужин, а он работать бежит, вот непруха!
   - Рыжий, с приездом.
   - Ты чо, Рыжий?
   - Где кухня, забыл?
   - Велено срочно, - ответил он всем сразу, открывая гараж.
   Слава Огню и матерям-владычицам, легковушка была во вполне приличном состоянии, только заправить, масло там, вода, антифриз... Лутошка прибежал быстро, с ходу и довольно умело подключился к работе, так что... так что они успевают.
   - Рыжий, а куда ехать? - спросил Лутошка, когда они уже закончили работу, и Гаор, на всякий случай и для полного параду, специальной щёткой с освежителем прошёлся по задним сиденьям.
   - А это тебе хозяин скажет. Понял? Пасть не разевай, сам ничего не говори, только на вопросы отвечай. И коротко, да, нет, понял?
   Лутошка кивнул.
   - Не робей, малец, - улыбнулся ему Гаор. - Это не самое страшное.
   Они ещё раз огляделись: всё ли сделано и подготовлено на завтра - закрыли гараж и пошли на кухню. Полкан радостно бегал вокруг них, тыкал носом и размахивал хвостом. Гаору теперь было даже смешно и немного неловко вспоминать, как он в первые дни в усадьбе боялся этого в общем-то добродушного пса.
   А там ужин, смех, шутки, рассказы о виденном и случившемся, Цветна похвасталась малышом, что и здоровенький, и...
   - Цыц, - прервала её Большуха, - сглазишь ненароком.
   - Успеешь показать, - кивнула Нянька.
   - Рыжий, а учиться будем? - спросила Малуша.
   - Завтра, - мотнул головой Гаор.
   - И то верно, - кивнула Красава, - давай, сынок, а то проспишь ненароком.
   - Сей миг, матка, - гордо ответил Лутошка, - покурю только.
   - Как это? - не поняла Красава. - Да ты...
   - Мужик он, мать, мужик, - рассмеялся Гаор. - Так что пусть курит.
   - Лутошка, и давно ты мужик? - сдерживая смех, спросил Тумак.
   Лутошка покраснел, и за него ответил Гаор.
   - Со вчерашней ночи.
   Мгновенное молчание, и смех грохнул с такой силой, что в повалуше Цветны заплакал младенец, и она побежала к нему.
   - С почином тебя, Лутошка!
   - Красава, магарыч с тебя, мужика вырастила!
   - Лутошка, ты сам-то хоть, или Рыжий, как в гараже, рядом стоял да командовал?
   - Во умственность что значит, а то бы так и сидел на подворье, Трёпку ждал.
   - Да журнальчики смотрел.
   - Ну и как оно, Лутошка?
   - Где лучше-то?
   - На картинке али так?
   Покрасневший до свекольного цвета Лутошка отругиваться не посмел и только сопел.
   - Ну, всё, - решительно прервала веселье Нянька, когда шутки стали уж чересчур солёными. - Почесали языки, и будя. А магарыч ты, Красава, и впрямь выстави.
   - А чего ж нет, - улыбнулась сквозь выступившие слезы Красава.
   Со смехом и шутками разошлись по повалушам. Гаор разобрал постель, сходил в душ, а потом как обычно после рейса лежал и читал газеты. Особенно внимательно "вести из столицы". Но, спасибо Огню и матерям-владычицам, ничего страшного не было, так, обычные сплетни и болтовня, Кервин бы такое не пропустил, а здесь печатают. Он сложил газеты на тумбочку, встал, выключил свет и лёг уже окончательно. Развязал тесёмки на папке и достал лист. Нет, это не сейчас, а надо записать услышанное, про князя Буй-тура и евонную дружину. Сейчас дословно, а анализ и перенос данных на лист хронологии потом, а то и впрямь устал он чего-то. Ну, ничего, до праздника три дня всего осталось, вряд ли его в рейс пошлют, завоз прошёл. Разве только опять по бастардовым матерям хозяина возить придется, это бы неплохо, с Пушинкой повидается. Ладная баба, год прошёл, а он всё помнит её. Гаор проверил, завязаны ли тесёмки на папке, и заснул.
   А с утра продолжилась обычная, полная хлопот и дел жизнь.
   Лутошка в чистой новой рубашке и начищенных до блеска ботинках увёз хозяина. И Гаор занялся фургоном. Хотя работы было немного. Когда за машиной следят и не запускают, то в момент управишься. А вот чего Джадд такой мрачный сидел вчера, как, скажи, ему хозяин самолично "горячих" отвесил?
   Гаор вытер руки, оглядел гараж, в котором всё было так, будто он вот только на миг отлучился, и вышел.
   С кухонного крыльца его окликнула Цветна.
   - Рыжий, подь на час.
   "Дитём хвастать будет", - понял Гаор и пошёл на зов. Отчего ж нет, когда ребенок в радость.
   В повалуше Цветны, в общем, такой же, как у него самого, теперь в углу у изголовья качалась люлька. В посёлках он нагляделся на них, эта была такая же, только с узором по краю.
   - Тумак смастерил, - гордо сказала Цветна.
   Гаор понимающе кивнул. Ребёнок спал, в ворохе ткани еле различалось маленькое желтоватое личико, с первого взгляда видно: аггр. "Надо же как в Джадда вылился?" - удивился Гаор. Шёпотом, чтобы не разбудить, он поздравил Цветну и похвалил ребёнка, пока она быстро бормотала заговор от сглаза. Не потому, что не доверяла Гаору или глаз его боялась, а просто положено так.
   От Цветны Гаор пошёл к Джадду. Ведь и впрямь - свезло мужику сказочно. Остальным-то детей не оставляли, по посёлкам те растут, а потом сколько лет не тяжелел никто. А тут...
   Джадд сидел в своем сарайчике, хмуро разглядывая чей-то старый сапог, но явно не работал, а только вид делал. Чего это с ним?
   - Здорово, Джадд, - весело сказал Гаор, - с сыном тебя. Во пацан, - и показал оттопыренный большой палец.
   Джадд кивнул, но никакой радости не выразил. "Может, с него магарыч требуют, а он не знает, что это, вот и психует", - подумал Гаор, но тут же отбросил эту мысль: ну Джадд не знает, а Старшая Мать на что? Она всё сделает и организует. Так в чём дело? Гаор огляделся в поисках ещё одной табуретки, но её не было, а разговаривать сверху вниз он не хотел. Но придётся.
   - Ты что Джадд, не рад? Сын же у тебя. Понимаешь?
   Джадд кивнул и встал, оттолкнув колодку с надетым на неё сапогом.
   - Я родить раб, это нет радость. Ты понимать?
   Гаор медленно кивнул. Это было то, о чём запрещал себе думать, вспоминая о ночёвках в посёлках. Но... но как объяснить Джадду? Ведь и сам до конца не понимает, но знает, что надо так. Он даже прикусил губу, подбирая слова. Джадд смотрел ему прямо в лицо своими непроницаемо чёрными глазами и словно ждал чего-то. Или сам пытался ему вот так, без слов, одними глазами объяснить.
   - Я понимаю, - медленно кивнул Гаор. - Ты... там у тебя были дети?
   Джадд резко отвернулся, не ответив. Медленно, как через силу Гаор поднял руку и положил её на плечо Джадда.
   - Держись, сержант, - тихо, как самому себе, сказал Гаор. - Надо выжить. Кто выжил, тот и победил.
   - Выжить, - повторил, глядя в сторону, Джадд. - Зачем выжить? Я нет понимать.
   Повторить Джадду сказанное ему самому когда-то: "мало нас", - Гаор не мог, Джадд не склавин, что ему до этого, и сказал другое.
   - Сын у тебя, для него живи. Раз, - у Гаора перехватило мгновенной судорогой горло, но он справился с ней и продолжил. - Раз так получилось, немногим так везёт, Джадд, чтоб и жена, и сын с тобой были. Они-то не виноваты.
   Джадд кивнул и хотел что-то сказать, но тут они услышали въезжающей во двор машины, и Гаор выскочил наружу, еле успев напоследок сжать плечо Джадда.
   Удачно, но это был не хозяин, а только Лутошка.
   - Хозяин где?
   - На чистом дворе высадил, - ответил Лутошка. - Рыжий, а у меня всё хорошо было.
   - А чего плохо должно быть? - с шутливой ворчливостью ответил вопросом Гаор. - Куда возил?
   Точного адреса Лутошка не знал, потому что хозяин ему сам указывал все повороты, но маршрут Лутошка запомнил и вид здания, на стоянке у которого ждал хозяина, смог описать. И выслушав его, Гаор похолодел от мгновенно уколовшего его чувства опасности. Рабское Ведомство. Ох, не к добру.
   - Лутошка, а каким он оттуда вышел?
   - Да каким был, - пожал плечами Лутошка. - Книжку какую-то принёс, сел назад, велел домой ехать и всё книжку эту листал.
   Гаор мгновенно сунулся на заднее сиденье легковушки, но там было пусто. Не забыл.
   - Что за книжка? Не разглядел?
   Лутошка виновато шмыгнул носом. Тревога Рыжего была ему непонятна, но спорить он, разумеется, не рисковал: Рыжему поперёк говорить опасно.
   - Ну, обложка хоть какая?
   - Серая, вроде, - пожал плечами Лутошка.
   - Ладно, - тряхнул головой Гаор. - Попробую сам что узнать.
   Они привели в порядок легковушку и пошли на обед. И в общей толкотне Гаор поймал и слегка отодвинул в уголок Милушу.
   - Чего тебе, Рыжий?
   - Милуша, хозяин после обеда спать будет?
   - Ну, как всегда.
   - Как лягут они, шумни мне по-тихому.
   Милуша с опаской посмотрела на него.
   - Ты это чо задумал?
   - Милуша, ты мне только дай знать, а там я всё сам. Не подставлю, не бойся.
   Он отпустил её и пошёл за стол. Ни да, ни нет Милуша ему не сказала, но он почему-то был уверен, что она сделает, как он просил.
   И не ошибся.
   Обедали хозяева позже рабов, и Гаор потихоньку валандался в гараже, тянул время, гоняя ничего не понимавшего Лутошку по всему комплексу ПДД - правил дорожного движения, а сам в открытую дверь гаража следил за двором. И увидев вышедшую на крыльцо Милушу, вскочил на ноги.
   - Лутошка, сиди здесь и носа не высовывай!
   Тот не то, что спросить о чём, понять услышанное не успел, как Гаор уже бежал через двор к крыльцу.
   - Ну? - выдохнул он, глядя на Милушу.
   - Легли они. Рыжий, ты...
   - Всё, Милуша, меня не видела, ничего мне не говорила, дальше я сам. Спасибо тебе.
   Он быстро поцеловал её в губы и вошёл в кухню. Не прячась, но и не привлекая внимания хлопотавших у плиты Большухи и Красавы - видно, уже к празднику начали готовиться, он вошёл во внутренний коридор, прошёл на хозяйскую половину, скинув у самой двери кирзачи, чтобы не стучать каблуками. Здесь было тихо спокойной тишиной послеобеденного отдыха, все спят по своим спальням. Теперь лишь бы кабинет не был заперт.
   Пока ему везло. Дверь открылась при первом нажиме, и кабинет был пуст. Обычно, попадая в хозяйский кабинет, он не мог отвести глаз от шкафов с книгами, но сегодня, даже не посмотрев на них, подошёл к письменному столу и сразу увидел. Раскрытая книга с пометками и подчёркиваниями, рядом листок, исписанный какими-то цифровыми выкладками и брошенная впопыхах - видно, как работал, так всё и бросил, когда позвали обедать - ручка. Осторожно подвинув её, Гаор взял книгу. Что это?
   Серая обложка с диагональной зелёной полосой и вместо заголовка дата: "570 - 571". Нет, только не это! Но он уже понял, и что это такое, и что тревога была не напрасна. Каталог Рабского Ведомства. Категории и цены. И ручкой обведены... грамотный... шофёр... автомеханик...
   - Водила ты лихой, - прозвучал от двери насмешливый голос, - а разведчик хреновый.
   Гаор медленно, по-прежнему держа в руках каталог, повернулся к двери. Хозяин стоял, засунув руки в карманы небрежно подпоясанного халата, и насмешливо смотрел на него. Но если он думал испугать... нет, холодное спокойствие предстоящего боя уже овладело Гаором, и страха не было. Да и чего бояться? Пороть его сейчас - это портить товар и снижать цену, не будет капитан этого делать. А убить... тем более невыгодно. И он спокойно спросил.
   - Торги? - и, так как хозяин молчал, уточнил. - Меня на торги?
   Хозяин кивнул и сказал уже совсем неожиданное.
   - И Лутошку тоже.
   Гаор даже задохнулся на мгновение: к своей продаже он уже мысленно приготовился, но что и Лутошку... Мальца-то за что? И словно услышав его невысказанный вопрос, хозяин подошёл к столу, взял из его рук и бросил на стол каталог.
   - Прижали меня, Рыжий, - голос хозяина звучал с искренней доверительностью, так говорят со своим, с союзником. - Крепко прижали, нужны деньги, срочно и большие, а мне из дела их не вынуть. И жизнь на кону, и моя, и детей. А вас двоих продать, я и выкручусь. Дорогие вы, грамотные, водители, ты по полной первой категории, у Лутошки по возрасту вторая, тоже неплохо, перспективный. Да если бригадой вас...
   Гаор молча слушал, пытаясь слышать хозяйский голос и понимать сказанное, страшным усилием не подпуская серую беззвучную пустоту. И когда хозяин замолчал, хрипло выдохнул.
   - Когда машина? Сегодня?
   Хозяин усмехнулся.
   - Не торопись. Праздник, раз, и цену настоящую здесь за вас не дадут, два. Второго с утра в Аргат вас повезу. А пока отдыхай. Иди, Рыжий, нечего тебе здесь делать.
   Как Гаор вышел из кабинета, прошёл, по дороге обувшись, коридором в рабскую кухню, а оттуда в свою повалушу, он помнил смутно. Не было ни злобы, ни... да ничего не было. Он тяжело, по-стариковски, сел на нары и замер, глядя перед собой остановившимися глазами. Как он скажет Красаве, что у неё отбирают сына? А Лутошке, что он скажет Лутошке?
   Чья-то сухая жёсткая ладонь тронула его за плечо.
   - Ты чо, Рыжий? Как, скажи, столбняком тебя вдарило. А ну, очнись.
   Гаор тяжело, через силу, поднял глаза и посмотрел на Няньку, на выглядывавшую из-за косяка мордашку Малуши, а над ней встревоженное лицо Красавы и понял: он им не скажет, не сможет. И... и вдруг что-то случится? Ну, передумает хозяин, или ещё что... ведь до второго... сегодня тридцатое, два дня впереди, праздник... нет, он не может.
   - Ничего, Старшая Мать, - сказал он, - всё в порядке.
   - Тады работать иди. А то Лутошка один тама, не дело это.
   - Да, - кивнул он и встал.
   Да, надо идти в гараж и подготовить Лутошку. Нет, говорить он ему ничего не будет, а вот кое-что сделать, чтобы малец не пропал по дурости и незнанию в камере отстойника, и можно, и нужно. Времени мало, но, сколько успеет, столько успеет.

* * *

4.07. - 20.07.2002; 11.10.2010


Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"