Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Сон 6-1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано

  

СОН ШЕСТОЙ

...от перемены места что изменится?...

  
   До весеннего праздника оставалось совсем немного, и начался обычный предпраздничный завоз товара. Конечно, это прибавило суеты не так в поездках, как в загрузке, но в целом, Гаора это мало касалось. А сам по себе праздник - вещь хорошая, и дополнительной пачкой сигарет, и свободным днём. А главное - это праздник Солнца, а он теперь с полным правом, не боясь обидеть  набольших матерей, может и Солнцу воздать. Какая обида Мать-Земле, что её мужа чествуют? И Гаор гнал свой трейлер по привычному накатанному маршруту легко и весело, не думая ни о чём плохом и не ожидая никакого подвоха.
   А летом на торжество Солнца и заклинание Мать-Земли кто-то из матерей наверняка  грибатку наденет. Матуня ему объяснила, что просто так, обычным украшением её не носят, а только когда сила её нужна.
   - А остального тебе, Рыжий, и знать нельзя, ты уж не обижайся.
   А на что ему обижаться. Есть сила мужская и сила женская, каждый своё делает и знает. А вот он мужских  оберегов - маленьких мечей, Матуня их мечиками  называет, накрутил и тоже подарил. Старшему, Мастаку, Юриле, Асилу, ещё мужикам. Держат в тумбочках, а то и под подушками, носить-то при себе нельзя, прощупают на обыске и всё... А Ворону он сплёл так, чтобы  мечик со знаком Огня соединился в одном узоре, сам придумал, как сделать. Нет, Ворон не прав, две веры не помеха друг другу. Раньше он о вере не думал, но... но это было раньше, он тогда о многом не задумывался.
   Вот и поворот к комплексу. Сегодня хорошо, он успеет и разгрузиться, и машину обиходить до вечернего построения, а то надоело есть впопыхах или после всех.
   Охранник у ворот машет ему встать на обыск. Гаор легко притирает трейлер к обочине, достает карточку, маршрутный лист и накладную и выпрыгивает из кабины. Сверяют номер на ошейнике и карточке, время в маршрутном листе, а вот груз с накладной смотрят кое-как. Обыскивают. И опять же: самого обшаривают на каждом блокпосту, на каждом въезде и выезде, а вот машину ни разу по-настоящему не смотрели, так что если приспичит что-то провезти... "А в казарму ты это как протащишь? - осадил Гаор сам себя, - вспомни, как с кабелем пришлось покрутиться". Так что и, в самом деле, на самый крайний случай.
   - Вали, волосатик!
   "Валю, валю, обалдуй бритый, пошёл бы ты..."
   На складском дворе его уже ожидают парни из дворовых бригад с тележками, сейчас и Гархем появится принять накладную.
   Разгрузка и сдача прошли благополучно, и Гархем отпустил его шевелением пальца без оплеухи, что означало отсутствие нового задания, а значит, работу по обычному графику. Тоже хорошо и даже отлично.
   Вместе с Махоткой Гаор вымыл трейлер, проверил и подготовил его к следующему рейсу, а что Махотка делал без него, он не проверял: давал задание не он, а механик, работу свою Махотка сдал механику, так что ему и лезть нечего.
   - Как думашь, Рыжий, - быстро шептал Махотка, - в город с тобой меня пустят?
   Гаор невольно вздохнул.
   - Надо бы, конечно, тебе давно на пробные пора, только...
   Он не договорил понятное, что без хозяйского приказа Махотке и близко к внешней охране ни пешком, ни на машине и сунуться нельзя. Попытка к бегству - огонь на поражение. Хотя и распоследнему дураку ясно, что с клеймом и ошейником ты никуда не убежишь. Ещё одна глупость вроде этих бесконечных обысков, на которых только время теряется, но ничего ты тут не поделаешь.
   Заверещал далёкий, но все же слышный здесь звонок сигнала на построение, и они, забросив инструменты в шкаф, а у Махотки теперь тоже свой набор был, побежали к выходу и через гаражный двор по пандусу к рабскому корпусу. На въезжавший в ворота грузовичок-фургончик они не обратили внимания. Мало ли кто и зачем, если они нужны будут, их дёрнут, конечно, и никуда они не денутся, а так уже вот-вот их время начнётся.
   Они стояли на построении, их уже пересчитали, и Гаор ждал очереди на обыск, когда краем глаза заметил, что какая-то машина въезжает на стоянку под административным корпусом, и даже успел удивиться: чего это фургончику надо здесь так поздно, когда все работы закончены, а свободных канцеляристов и след простыл, и тут же забыл об этом: на обыск пошла его десятка.
   Обыск, лёгкий пинок дубинкой пониже спины, и можно сбежать по лестнице вниз мимо надзирательской в коридор и... и всё, вот теперь его время!
   Как всегда вечером шум, суета и толкотня в спальне и умывалке, в столовой женщины уже расставляют миски, наготове кастрюли с кашей и ломти хлеба.
   - Все что ли ча?
   - Все, Мать, - весело отвечает Старший, занимая свое место.
   - Ну и ладноть.
   Наступает сосредоточенная тишина жевания первых ложек, самые неугомонные трепачи замолкают в начале еды, это под конец, под чай, опять языки заработают, а сейчас ни до чего. Старший грозно поглядывает на недавно купленных парней: не вздумали бы шкодничать! У нас за едой завсегда порядок был.
   - Рыжий, седни куды гоняли?
   - На склады, подарки привёз.
   - Ага, нам уж шумнули, завтрева с утра в зал повезём.
   - А чо за подарки? - удивился Медок.
   Стол дружно грохнул хохотом.
   - Не нам понятно.
   - Праздник скоро, вот голозадые и запасаются.
   - На дамбу не погонят, кто знат?
   - Нет, - отвечает Гаор и объясняет, - я там третьего дня проезжал, не похоже , чтоб прорывало, паводок в этом году маленький.
   - А жаль, - искренне вздыхает Булан.
   - Не додрался, понимашь, - в тон заканчивает за него Тарпан.
   - И "по мягкому", понимашь, мало отвесили, - серьёзно кивает Полоша.
   И снова дружный хохот.
  
   В гостиной удивительное сочетание строгости и уюта. Никакой казённости, но и никакой расслабленности. Строгое, но не аскетическое мужское жильё. Электрокамин с хорошей имитацией пламени, удобная обтянутая кожей мебель, выдержанный коньяк, дорогие, но ни в коей мере не вычурные рюмки. И неспешная уважительная беседа равных, хотя и возраст, и положение собеседников значительно различаются.
   - Вы затеваете большое дело.
   - Да, и если Огонь позволит развернуть его до желательной величины, то я смогу обеспечить и детей, и внуков.
   - Большое дело требует серьёзных вложений.
   - Да, полковник. И я не могу рисковать пробным вложением. Именно поэтому я и обратился к вам. Вы же знаете, аукцион это лотерея, игра, у меня сейчас нет денег и времени на игры.
   Задумчивый кивок.
   - Что ж, в определённом смысле вы правы.
   Сторрам поднес к лицу рюмку и не так отпил, как вдохнул запах.
   - Но дёшево я его не отдам.
   Ридург Коррант улыбнулся.
   - Я на это и не рассчитывал. Такой товар стоит дорого. И я его покупаю не для перепродажи.
   - Но вы уверены, что это наилучший вариант? Если поездить по накопителям, то можно будет найти и... более интересный экземпляр.
   - Возможно. Но то, что я видел, меня устраивает. И то, что я и его владелец, - Коррант улыбнулся и подмигнул, - сослуживцы, даже однополчане, тоже.
   Сторрам рассмеялся, а Гархем, молча слушавший разговор, улыбнулся.
   - Ситуация мягко говоря пикантная, капитан. Не продавец, а покупатель расхваливает товар, набивая цену. Ну что ж, помощь однополчанину зачастую выше долга крови. Я купил его за семь тысяч как новообращённого. Давайте так. Чтобы вы потом не могли ни в чём меня упрекнуть, проведём осмотр здесь, и тогда решим окончательно.
   - Согласен.
   Сторрам посмотрел на Гархема, и тот прошёл к телефону.
  
   На выходе из столовой Гаора дёрнула за рукав Белена.
   - Рыжий, ты куда сейчас?
   Гаор с интересом посмотрел на неё.
   - А куда надо?
   - Ой, ну непонятливый ты.
   - Сейчас пойму, - пообещал Гаор, крепко обхватывая её и прижимая к себе.
   - Чо, прям здесь?! - удивилась Белена.
   - То тебе не так, и это тебе не этак, - почти искренне возмутился Гаор, заталкивая её в угол за дверью столовой.
   Белена фыркнула.
   - Вот кривин сын, как есть лесовик дикой...
   - Мг, - согласился Гаор, вжимая её в стену, но так, чтобы Белена при желании могла бы вывернуться, а что она его кривиным сыном и лесовиком обзывает, так на то он и криушанин,  принятой, правда, ну так это уж мелочи.
   Белена вывернуться не захотела. Распахнутая дверь столовой прикрывала их от суетящихся в коридоре, и Гаор чувствовал себя в полной безопасности, зная, что все всё видят и понимают и никогда не помешают ему.
   Белена крепко обхватила его за плечи, прижимая к себе. Как и он, она переоделась на ужин и была только в рубашке и штанах на голое тело. Гаор выставил вперёд руки и крепко упёрся ладонями в стену возле её головы.
   - Ну, держись, Белена.
   - Сам не упади!
   - А не тебе меня свалить!
   И в самый разгар, когда Белена, удивлённо охнув, почти повисла на нём, пронзительно задребезжал звонок, распахнулась совсем рядом дверь надзирательской, и гаркнули.
   - Старший! А ну живо сюда!
   Гаор и Белена замерли. И хоть увидеть их из надзирательской не могли, оба поняли, что дальнейшего не будет. Вызов в надзирательскую всегда не к добру, а уж в неурочный час... Гаор отпустил Белену, досадливо выругался и стал оправлять одежду.
   Коридор затих в напряжённом, опасливом ожидании. Гаор с Беленой вышли из своего укрытия и присоединились к остальным. Белена убежала к женщинам, столпившимся у двери своей спальни, а Гаор подошёл к Ворону. В ответ на его вопросительный взгляд, Ворон молча пожал плечами, но лицо его было угрюмо сумрачным.
   Распахнулась наружная дверь, и в коридор влетел так, будто его пнули в спину, Старший, обвёл всех обалдело изумлёнными глазами.
   - Рыжий где?
   - Здесь я! - рванулся к нему Гаор, - что случилось?
   - Требуют тебя, чтоб как есть бежал!
   Как есть? В штанах и рубашке на голое тело? Босиком? А чёрт, чуньки снять, чтоб не придрались! Гаор торопливо стянул чуньки - хотя ноги давно не болели, он их носил в спальне всю зиму, снимая только в душевой - и сунул стоявшему рядом Махотке.
   - Брось на койку. Старший, чего...?
   - Рыжий, натворил чего? - Старший встревожено смотрел на него. - За "горячими" зовут?
   - Да нет, - Гаор выпрямился, неистребимым усвоенным с детства движением проверил, как заправлена рубашка, и пошёл к двери, еле слышно выдохнув, - Мать-Вода, пронеси меня.
   За ним захлопнулась дверь, и как ни прислушивался Старший, ничего разобрать было невозможно. Зачем звали? Всыпать "горячих"? Так за что? И обычно о таком объявляет Гархем на построении. Надзиратели от себя решили ввалить? Так, вроде, в этой смене таких любителей нет. И Рыжий говорил, что рейс удачно прошёл. Побаловаться с ним захотели, как с Тукманом? Вот это хреново, у Рыжего хватит дурости начать отбиваться, тогда дело и "ящиком" может кончиться. Но тоже такой любитель не в этой смене. Что же там такое? Ни ударов, ни криков не слышно. Но Рыжий всегда под дубинкой молчит.
   К Старшему подошел Ворон.
   - Как звали? Обмолвок не было?
   Старший мотнул головой.
   - Нет, просто велели, чтоб бежал как есть.
   - Может, на работу какую дёрнули? - подошла к ним Мать.
   - Тогда бы велели надеть комбез и ботинки, - угрюмо возразил Ворон.
   Мать кивнула.
   - Ладноть, мужики. Стой, не стой, здесь вы ему тама не поможете. Вернётся - расскажет.
   - Вернётся? - посмотрел на неё с надеждой Старший.
   Мать усмехнулась.
   - Он из "ящика" вернулся, а здесь-то...
   Старший кивнул.
   - А может, и впрямь работать позвали, - вступил в разговор Мастак, - починить там что или по технике наладить. Если не на дворе, то и ботинки не нужны.
   - Возможно, - кивнул Ворон и невесело, даже вынужденно улыбнулся, - будем надеяться на это.
   Остальные молчаливыми кивками согласились с ним и разошлись. В самом деле, что толку стоять под дверью и ждать? Всё равно им никто ничего не скажет. А быть там может всё что угодно.
  
   Гаор был готов ко всему: от приказа лечь под "горячие" до приказа починить что-либо из техники, но не к тому, что услышит новый приказ. Из верхнего тамбура по лестнице на третий этаж, там по коридору направо, а там...
   - Там тебе всё скажут. Понял, волосатик?!
   - Да, господин надзиратель, - и опять же по армейской привычке повторил приказание.
   - Пшёл, - махнул ему рукой надзиратель и рявкнул в спину. - Бего-ом!
   А второй заржал.
   - А мы тут выпьем, чтоб ты целым вернулся, - и, давясь от смеха, - нетронутым!
   Под надзирательский гогот Гаор выскочил обратно в тамбур, чёрт, дверь в коридор закрыта, заглянуть туда и дать знать о себе не получится, верхний холл, лампы через одну, лестница... никогда не бывал здесь, вроде по ней тогда, в самый первый день ушёл Гархем, и что означают последние слова надзирателя? Нет, это-то понятно, но чтобы Гархем баловался таким...? Непохоже, но если так... нет, он не Тукман, не дастся. Надо - будет драться, просто так ни Гархем, ни кто другой его не возьмёт. Гранитные ступени холодят ступни, сволочи, не дали обуться, входы на этажи перекрыты решётками, как же он пройдёт, или охранник впустит?
   Охранника нет и решётка отодвинута. Коридор освещён, и в глубине у самого правого торца приоткрыта дверь и оттуда вроде как музыка. Так что, развлекалочка чья-то, а он-то им зачем? "Или им, - Гаор усмехнулся на бегу, - третьего на выпивку и четвёртого в карты не хватает?"
   У приоткрытой двери он перешёл на шаг, но остановиться не успел. Возникший в дверном проеме Гархем коротким властным жестом велел ему войти.
   Небольшая прихожая с огромным шкафом во всю стену... на вешалке чья-то армейская куртка без знаков различия, у Гархема такой не видел ни разу... просторная гостиная... камин, кожаная мебель, на столе у камина бутылка и три рюмки, три кресла... Сторрам?! Ни хрена себе! А это что за чмырь рюмку в ладонях греет? Так, мужская вечеринка, мальчишник, это понятно, но он-то им на хрена понадобился?
   Но пока Гаор всё это думал, его тело проделало все необходимые движения, а глотка гаркнула:
   - Рыжий здесь, хозяин!
   Сторрам улыбнулся и жестом гостеприимного хозяина указал на него, обращаясь к сидевшему рядом.
   - Прошу. Всё что хотите.
   Гархем прошел к свободному креслу и сел, взял свою рюмку и отпил.
   Гаор неподвижно стоял, и трое мужчин пристально рассматривали его.
   В комнате было тихо. Только потрескивал огонь в камине - дорогая модель со звуковой имитацией, да очень тихо, но отчётливо, не смазывая звук, играла музыка в угловом тоже дорогом музыкальном центре, ему уже случалось такой проверять. Значит, это квартира, чья? Кто-то живет или так, "гнёздышко"? Это, похоже, их гость и его предлагают... как угощение, в дополнение к коньяку? Ну...
   - Образование?
   Гаор вздрогнул, не сразу сообразив, что спрашивают его и спрашивает незнакомец.
   - Общевойсковое училище, солдатское отделение, полный курс, - и вовремя спохватился, - господин.
   Не так одобрительный, как констатирующий кивок.
   - Год выпуска?
   - Пятьсот пятьдесят девятый, господин.
   - Кем выпущен?
   - Аттестованный рядовой, господин.
   - Кем демобилизован?
   - Старший сержант, господин.
   На хрена это им? Сторрам решил похвастаться, какие у него рабы? Или... что это торги, Гаор старался не думать, сразу задавив мелькнувшую мысль.
   - Встань сюда.
   Гаор перешёл на указанное место и оказался практически в центре гостиной, освещённый и верхней люстрой, и угловым торшером, и пламенем камина.
   - Раздевайся.
   Гаор снял, привычно сложил и положил на пол - больше-то некуда - рубашку, расстегнул и снял, сложил поверх рубашки брюки и выпрямился. Если они думают, что он сейчас прикроется и тем подставит себя под оплеуху, то хрен вам, на такое новика можно купить, а он не первый раз на... чёрт, неужели всё-таки сортировка, нет, не хочу, нет...
   Трое мужчин спокойно поверх рюмок с коньяком рассматривали стоявшего перед ними обнажённого человека. Тихая приятная музыка, трепещущее пламя в камине, неслышно текущее время.
   - Смирно.
   Негромкий голос словно хлестнул Гаора, заставив подтянуться и напрячь мышцы.
   Легко оттолкнувшись от кресла и не выпуская рюмки, Ридург Коррант встал и подошёл к застывшему в уставной стойке рабу. Обошёл вокруг.
   Как в музее - мелькнула у Гаора идиотская в этот момент мысль, но он и в самом деле вспомнил, что сам так же бродил вокруг древних статуй.
   - Осколочные, пулевые, - пробормотали из-за спины с непонятной интонацией, и вдруг опять резкие, как выстрел, команды. - Руки вперёд! Наклонись! Ноги расставь!
   "Столик"?! Зачем?! За что?!
   Чужая рука проводит по его спине костяшками пальцев, слева от позвоночника, справа, так же проходится по ягодицам...
   Это... Всё-таки это?! Нет, надо бить сейчас, сразу...
   - Смирно!
   Строевая команда разворачивает его в стойку, прижимая уже сжатые в кулаки руки по швам.
   Гаор перевёл дыхание и с ужасом увидел улыбку Гархема. Тот явно наслаждался зрелищем. Так... так... нет, выдержу, не дам тебе этой радости. Сцепив зубы, Гаор изо всех сил сохранял по-армейски неподвижное лицо.
   Незнакомец снова обходит его кругом и, улыбаясь, подмигивает Сторраму. И тот, тоже улыбаясь, говорит.
   - Да, и даже не слишком волосатый.
   Чёрт, он же уже слышал это, тогда, там на аукционе. Так всё-таки торги?
   - На потомство проверяли? - деловито спрашивает незнакомец.
   Сторрам покачал головой.
   - Я не занимаюсь разведением.
   - Почему? Вам не нужен лишний доход? Детёныши дают неплохую прибыль.
   Голос Сторрама серьёзен.
   - Если чем-то заниматься, то серьёзно. Соответствующий контингент, контроль размножения. Я занимался животноводством, у меня и сейчас небольшая конюшня, нет, капитан, породистое разведение требует больших вложений, им надо заниматься серьёзно, а пускать процесс на самотёк...
   - Но вы, надеюсь, его не кастрировали?
   - Разве не видно? - подчеркнуто удивляется Сторрам и хохочет.
   Капитан подходит вплотную уже спереди, смотрит прямо в глаза.
   - Если в аттестации сержанта написано "умён", не верь глазам своим, а?
   Ответа явно не требуется, его попросту грубо и цинично лапают, ощупывая половые органы. Гаор непроизвольно зажмурился, чтобы ничего не видеть, не сорваться, потому что нападение на хозяина, а, сорвавшись, он уже разбирать не будет - это смерть и всем остальным, не децима, а каждого, нет, он не поддастся...
   - И к тому же выдержанный, - с этими словами его отпускают и оставляют стоять одного.
   Гаор медленно открыл глаза. И увидел беззвучно смеющегося Гархема. Зрелище было мерзким.
   - Он у нас влюбчивый, - наконец, вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Гархем и отхлебнул из своей рюмки, - влюбился, понимаете, в рабыню-малолетку и безумствовал в лучших романтических традициях.
   - Ну-ка, ну-ка, - усаживается в свое кресло капитан, - впервые слышу, чтобы раб безумствовал из-за женщины, да ещё в романтических традициях.
   Смеясь и прихлёбывая коньяк, Гархем стал рассказывать.
   - То на Новый год он её катал на перилах, по наружной лестнице.
   - Там же восемь этажей! - изумился капитан.
   - Шесть, - поправил его Сторрам и уточнил, - но высоких.
   Капитан покачал головой.
   - Действительно... безумство.
   - Это ещё что! Вы ведь знаете, рабыни всегда себя чем-нибудь обвешивают. Особенно волосы, повязывают яркие тряпочки.
   - Да, я с этим сталкивался.
   - Ну вот, и у неё ветром унесло такую тряпочку, и прямо на эмблему, так он, - Гархем рюмкой показал на Гаора, - полез за ней. По стене, по растяжке... - Гархем снова отхлебнул и с живым интересом посмотрел уже не на собеседников, а на него, - Рыжий, она что, и в самом деле такая сладкая была?
   - А сейчас она где? - спросил капитан.
   - Утилизована, - кратко ответил Гархем и неохотно пояснил, - вышел не очень приятный инцидент, и её пришлось отправить на утилизацию. Так он прямо в буйство впал, пришлось изолировать. На трое суток, - и хихикнул уже вслух, - для успокоения и вразумления.
   - Надо же, - капитан покачал головой, глядя на Гаора, - страсти какие. Так что, у всех, значит, вдоль, а у неё поперёк...
   Стиснув зубы до боли в скулах, Гаор молча, не выдавая себя ни единым движением, слушал их разговор.
   - Сколько постов на Седьмой Аллее?
   Что? Это при чём? Но ответ выскочил автоматически.
   - Три, господин.
   - Назови.
   - На повороте к Воротам Основателей, на развязке с тринадцатым шоссе и на развороте к главному Храму. Господин.
   Спокойный кивок.
   - Где воевал?
   Опять снова-здорово, это-то зачем? Но Гаор добросовестно перечислил.
   - Вергер, Алзон, Валса, Малое поле, Чёрное Ущелье.
   - Ого, - капитан даже присвистнул, - живучий ты, редкость для сержанта, даже старшего.
   Гаор прикрыл на мгновение глаза, не давая прорваться наружу клокотавшей внутри злобе. Его усилий, похоже, не заметили.
   - Всё, что ни делается, всё к лучшему, - философским тоном заметил Гархем.
   - Огонь хранит человека для предназначенного ему, - с подчёркнуто благочестивым видом кивает капитан.
   И все трое смеются.
   "Смейтесь, сволочи, Огонь, значит, меня для рабства хранил, ладно, хрен с вами". Но лицо Гаора сохраняло прежнюю неподвижность.
   - Нормы выдачи?
   Опять ему?! "Хрен с тобой, помню".
   Спокойно равнодушным тоном Гаор перечислил нормы табельной выдачи по линиям фронта. Все три линии он хорошо знал, прочувствовав на своей шкуре, получая и выдавая пайки, а то и выбивая их из тыловых каптенармусов.
   - Смотри, какая память, - весело удивился капитан.
   И новые вопросы вперемешку, о дорогах Алзона и правилах списания, как проехать по Аргату и где на Малом Поле стояли морпехи, за сколько боёв дают медаль "стойкости" и правила переписки. Гаор отвечал спокойно даже равнодушно. Гархем продолжал тихо хихикать, рассматривая свою рюмку, будто слушал анекдоты, а скорее всего, даже не слушал, а смеялся над чем-то своим. Сторрам одобрительно кивал на каждый его ответ, будто сидел на экзамене.
   И опять внезапно.
   - Упал, отжался.
   Гаор качнулся вперёд, выставляя для упора руки. Сколько раз отжаться, ему не сказали, и он начал отжимания, готовый хоть к сотне, хоть... ни хрена себе господа развлекалочку устроили. Но это ладно, лишь бы опять лапать не лезли. Только сейчас до него дошёл весь ужас той, слышанной в отстойнике фразы: "купит тебя такой себе на подстилку, и спи потом всю жизнь у параши". Он не Тукман, за него так заступаться некому. Значит... значит, если опять полезет с руками, бить сразу. Хватит с него.
   - Достаточно.
   Команда прозвучала на шестьдесят восьмом отжимании, и, выпрямившись, Гаор перевёл дыхание двумя вздохами.
   - Дамхар знаешь?
   На мгновение выдержка изменила Гаору, и он удивлённо посмотрел на капитана.
   - Там не воевали, господин, - вырвалось у него.
   - Верно, - кивнул капитан, - глубокий тыл.
   Кивнул и Сторрам.
   - Сельская глубинка, - мечтательно произнёс он, - пастораль, патриархальные нравы.
   - Да, полковник. И пока мир, надо его использовать.
   - Пока? - оторвался от рюмки Гархем.
   Капитан пожал плечами.
   - Ничего вечного нет, особенно перерывов между войнами.
   - Дамхар в глубине для любого фронта.
   "Но не для дальних бомбардировщиков", - сказал про себя Гаор. Он хорошо помнил эти большие плотно идущие в вышине машины. Фронтовой пехоте, закопавшейся внизу по маковку в землю, они не угрожали, но если истребители встречали их над фронтом и те начинали сваливать свои бомбы, предназначенные для городов и мощных тыловых укреплений, куда попало, тогда было по-настоящему хреново.
   - Сколько отпущено Огнем, столько и возьмём.
   "Много вы в этом понимаете", - по-прежнему беззвучно сказал Гаор. То, что про него вроде бы забыли, его не обманывало, но всё же позволило слегка перевести дыхание и привести в порядок мысли. Для торгов ему задавали слишком много и не тех вопросов, может, это и в самом деле, у них такие развлекалочки оригинальные. На любой вкус, но понемногу. А время уже не к отбою, а за отбой. И ему завтра с утра в гараж или, что ещё хуже, когда не выспишься, в рейс. Но чья же это квартира? Или... была у него уже мысль, что Гархем живёт прямо здесь в комплексе, и если это его квартира... надо сообразить, входят ли его окна в полосу одностороннего стекла. Если да, то многое понятно. Стоит себе у окна, в зубах после завтрака ковыряет и видит всё и всех. Потому и оказывается вовремя и в нужном месте. Неплохо придумано. По коридору можно попасть минимум на три лестницы и спуститься и в рабский тамбур, и в административный корпус, и на склады. И Гархем... как паук в центре паутины...
   - Руки за голову, десять приседаний!
   "Пошли вы..." - мысленно ответил Гаор, выполняя приказ.
   Сторрам посмотрел на часы.
   - Да, - кивнул капитан, - согласен. Одевайся.
   Фуу, никак надоел он господам, может, теперь и отпустят. Глядя, как он одевается, привычными движениями застёгивая манжеты и заправляя в брюки рубашку, Сторрам усмехнулся.
   - Ступай вниз.
   - Да, хозяин.
   Почти по-уставному - щелчок каблуками босиком и на ковре всё равно не получится, можно не стараться - Гаор повернулся и пошёл к выходу.
   - Не заблудись, - сказал ему вслед Гархем.
   Вот сволочь, теперь бежать придётся. Ну и хрен с вами, нашли себе развлечение!
   И пробегая по коридору к лестнице, скатываясь по ступенькам к нижнему холлу, опять вниз, стоя под обыском в надзирательской, Гаор почти убедил себя в том, что это просто господа так развлекались, бывает. На фронте офицеры развлекались и покруче.
   Свет погашен, и решётки задвинуты. Надзиратель подвёл его к мужской спальне и слегка отодвинул решётку.
   - Вали, волосатик, носит тебя по ночам.
   Надзиратель несильным ударом в спину вбросил его в старательно похрапывающую спальню, задвинул решётку и, громко зевнув, ушел.
   Гаор прошёл к своей койке, разделся, бросив одежду на перекладины изножья, достал сигареты и зажигалку. Пусть хоть запорют, но если он сейчас не покурит, то точно сорвётся.
   Ночью разрешалось выходить только в уборную, и курить он ушёл туда. Не успел сделать и затяжки, как в уборную вошел Старший.
   - Ну?
   Гаор вздохнул и зло выругался.
   - Развлекалочку устроили. Сторрам с Гархемом, и гость у них. Ну и... - Гаор снова выругался и вымученно улыбнулся, - вроде, обошлось.
   - Били?
   - Нет, - мотнул головой Гаор, - лапали, правда, но... обошлось.
   - А ещё? - неслышно вошёл Ворон.
   - Приседал, отжимался, про фронт рассказывал.
   Ворон задумчиво покивал. Гаор глубоко затянулся и снова выругался.
   - Лапали, говоришь? Сзади... по спине гладили?
   Гаор посмотрел на его хмурое лицо и, помедлив, кивнул.
   - Всего общупали, и задницу, и спереди, чтоб их...
   - Плечи щупали? - встревожено спросил Старший.
   Гаор покачал головой.
   - Нет. Нет, Старший, я тоже испугался, но... нет, мускулы не смотрели.
   - Ладно, - вздохнул Ворон, - будем надеяться... - и, оборвав фразу, ушёл.
   Гаор докурил и выкинул окурок в унитаз, посмотрел на Старшего.
   - Сам не знаю, как сдержался, - тихо сказал он, - вот так... по грани прошёл.
   - Кто лапал? - глухо спросил Старший. - Гархем?
   - Нет, гость их, они его капитаном называли. А что, Гархем...?
   - Бывает с ним, - неохотно ответил Старший, - так-то он блюдёт себя, но иногда... Ладноть, хрен с ним, молись, чтоб этим обошлось.
   - Молюсь, - серьезно ответил Гаор. - Что ещё мне остаётся? Но если полезет ко мне кто с этим... ни на что не посмотрю.
   - Дурак ты, братейка, - вздохнул Старший, - кабы только этого бояться надо было. Ладноть, спать иди, а то завтра ввалят "горячих".
   Гаор молча кивнул, не сказав, что "горячие" и вправду не самое страшное сейчас.
  
   Вечер надо заканчивать вовремя. Когда ещё хочется и даже возможно продолжение, но лучше разойтись, чтобы последним было сожаление о прерванном удовольствии, а значит, и желание повторить.
   - Да, значит, договорились.
   - Вы заберёте его сейчас?
   - Нет, у меня ещё дела в Аргате. Давайте через накопитель. Все равно они сдерут свой процент, так пусть, - Ридург Коррант рассмеялся, - пусть отрабатывают. Всё оформление я беру на себя.
   - Разумеется.
   - Спасибо за приятный вечер.
   - Да, - улыбнулся Гархем, - ваше общество доставило мне истинное удовольствие.
   Последние ритуальные слова и формулы прощания. Коррант надел свою армейскую куртку, надел пояс с кобурой и портупеей.
   - Ещё раз благодарю. Полковник, подбросить вас?
   - Благодарю, я на своей.
   Гархем, стоя в дверях своей квартиры, проводил их взглядом до поворота на лестницу и только тогда закрыл дверь. Как и положено по древним обычаям, хозяин освещает дорогу припозднившимся гостям, стоя на пороге своего дома с фонарём в руке. Да, в следовании традициям есть нечто возвышенное.
   Сторрам и Коррант спустились по внутренней лестнице к выходу из административного корпуса, вышли и ещё раз попрощались у фургончика Корранта. И когда Коррант сел в кабину и тронулся с места, уже Сторрам, выполняя долг хозяина, постоял, пока гость не съехал по пандусу к воротам и не миновал их, и только тогда пошел к гаражу, где его ждала одна из его машин.
   Итак, какие изменения вызовет продажа Рыжего? Разумеется, шофера такого класса на торгах запросто не купишь, надо будет оставить заказ, чтобы известили о поступлении соответствующего материала, а пока... нанять ещё одного шофера, он же экспедитор. Двойной оклад. Нет, надо будет немного перетасовать состав наёмных работников. Девять тысяч - неплохая цена, и для покупателя, и для продавца. Можно было бы запросить и больше, но не хочется обогащать Рабское Ведомство, двадцать пять процентов от любой купчей отдай и не греши, во-первых, больше двенадцати тысяч капитану не выложить и сделка бы сорвалась, во-вторых. А Рыжий всё-таки как раб малонадёжен. Исполнителен, безусловно, но не покорен, тут Гархем прав, боевой сержант, прирождённый лидер, нет, кровь Юрденала ненадёжна даже в ошейнике. Не только Гархем, все говорят, что Рыжий молчит при любом наказании, сам это видел, и никогда не благодарит надзирателей, не здоровается с ними. И молодые повадились стоять вроде него в строю и молчать под дубинкой. Нет, пока парень не почувствовал своей силы, а он вожак, да ещё с боевым опытом и военным образованием... лучше продать, чем расстрелять. К сожалению, охрана из рабов слишком дорогое удовольствие, там он был бы на месте, но когда не можешь изменить обстоятельства, к ним следует приспосабливаться. И это в-третьих.
   Коррант гнал машину по ночному Аргату и улыбался. Кажется, ему удалось сделать удачный ход. Конечно, парень вряд ли стоит столько, за двенадцать тысяч можно купить бригаду, скажем, из двоих обученных с мальцом-подсобником, но полковника тоже надо ублажить. С таким ссориться не просто невыгодно, а опасно. Так что пусть себе радуется, как ему удалось обдурить недалёкого провинциала, а если удастся скинуть на парня непосредственное исполнение, то высвободится время для контактов, переговоров и контрактов, что неизмеримо важнее. Но какая же слащавая сволочь Гархем, недаром о нем ходили такие рассказы, похоже, любому спецовику фору даст и обыграет. Как это полковник с ним справляется? Но, слава Огню, это не мои проблемы. Нет, всё получилось очень удачно, и даже остались деньги на небольшие развлечения, мужчине необходимо расслабляться.
  
   С утра всё как обычно. Подъём, завтрак, построение. Гаор, конечно, не выспался, голова была тяжёлая, как после выпивки, когда надрызгаешься не на радостях, а от тоски и одиночества. Но работа у него не сидячая, так что разойдётся, ни хрена с ним не будет. На построении он протрясся, ожидая страшного приказа остаться в спальне, но обошлось, Гархема не было, видно, отсыпается после вчерашней пьянки, так что обошлось, пронесло, и выкинем из головы.
   В гараже Махотку почти сразу отправили на автопогрузчике, а ему старший механик молча кивком указал на хозяйскую "коробочку". Так что предстояло работать одному, без подсобника. Гаор досадливо, но предусмотрительно беззвучно выругался, надел инструментальный пояс и раскрыл мотор. Но даже разобраться толком, что тут и как, он не успел.
   - Рыжий!
   Гаор выпрямился и оглянулся на голос. В дверях гаража стоял Гархем. Что, в рейс? Обычно о рейсе ему говорили на построении, а то ещё накануне. Махотка напортачил? Но обдумывая, он быстро подбежал к Гархему и вытянулся перед ним.
   - Да, господин управляющий.
   Гаор приготовился получить обычную оплеуху и выслушать приказание. Но Гархем, оглядев его, заговорил, не ударив.
   - Пойдёшь сейчас в спальню, подготовишь койку и тумбочку к сдаче, одежду тоже, и жди. За тобой приедут.
   Так... плотная серая пустота рухнула, окутав беззвучным, отрезавшим краски и звуки коконом. Вот и всё... вот и всё...
   Гархем не так с удовольствием, как с интересом рассматривал, как стремительно бледнеет, становясь бескровно белым, лицо раба.
   - Да, господин управляющий, - сказал Гаор безжизненно спокойным голосом.
   Отвернувшись от Гархема, он расстегнул и снял пояс с инструментами, не глядя, но точным броском отправил его в шкафчик и, обойдя Гархема, вышел из гаража.
   Гаор шёл через двор быстрым твёрдым шагом, выглядывая кого из парней, чтоб хоть как-то дать знать Старшему, чтобы хоть взглядом проститься с... братом. Но как назло, никого, все в разгоне, у складов, а ему туда не завернуть, Гархем, сволочь, смотрит в спину. Он, не оглядываясь, чувствовал этот внимательный по-змеиному немигающий взгляд. "Врёшь, гад, ты что думал, я на коленях поползу, умолять буду, не дождешься, врешь, я не сдамся, нет..."
   И глядя ему вслед, Гархем удовлетворённо кивнул: вовремя продали, всё, что можно, этот раб уже дал, дальше начались бы проблемы.
   По дороге Гаор то ли успокоился, то ли... но страха не было, а только холодное бешенство. Сволочи, не могли ему вчера сказать, он бы проститься успел, а сам он дурак, нашёл, кому верить, что им чистые развлекалочки понадобились, и... Сам дурак, сам себя уговорил, вот оно, не пошел к елке, рисковать не захотел, а Судьба рисковых любит, дурак, но вы сволочи, ничего, не здесь, так у Огня сочтёмся...
   Как всегда надзиратели всё всегда знают, и его впустили в коридор, слегка обыскав, ни о чём не спросив и даже пинка не дав. В спальне на него изумлённо уставился дневаливший Турман.
   - Рыжий, ты чего?
   - Ничего, пошли они...
   Гаор выругался так, что Турман даже не удивился, а испугался.
   - Ну, ты уж и очень...
   - Это я ещё мало, - ответил Гаор, срывая с себя комбез, и, стараясь не сорваться на крик, объяснил. - Велено подготовиться к сдаче и ждать. Приедут за мной.
   Турман охнул и выбежал из спальни.
   Гаор быстро открыл тумбочку. Так... мыло, мочалка... по хрену, пусть лежат, бельё... тоже, заделье - обрезки проводов, инструменты, незаконченные мечики и цветочки, бабочка с зажимом, чтоб цеплять за волосы... всё в узелок, фишки... много их набралось, так... как тогда Плешаку сказали, так и сделаем, две белых оставим, остальные вместе с коробочкой... к Старшему в тумбочку, и сигареты туда же, чёрт, полторы пачки почти, ну, так тоже две сигареты оставим, остальные...
   - Рыжий, - в спальню вошла Маанька.
   Он обернулся к ней, улыбнулся злым оскалом.
   - Да, Маанька, вот. Узелок Матуне отдай, ладно? Бельё мне к тебе снести?
   Она покачала головой, внимательно глядя на него.
   - Нет, сними и стопкой на койке сложи, и одежду. Я принесу, во что переодеться.
   Он кивнул и стал снимать с одеяла наволочку. Подошёл и встал рядом Турман. Гаор покосился на него.
   - Ты того... - тихо сказал Турман, - такая уж судьба наша.
   Гаор кивнул. Он молча быстро снял наволочки, скатал одеяло, тюфяк и подушку в рулон, уложил рядом стопкой бельё, разделся догола и сложил одежду и белье второй стопкой.
   - Откуль знаешь так? - глухо спросил Турман.
   - В армии, в казарме, так же при переводе сдают, - ответил Гаор и заставил себя усмехнуться, - только не раздеваются.
   Вошла Маанька и протянула ему старенькие, многократно стираные и чиненые рубашку и штаны.
   - Одевайся, - и объяснила, - на торги в бросовом увозят, всё равно отберут.
   Он кивнул и стал одеваться. Когда-то это были брюки, но молния, видно, давным-давно сломалась,  и их перешили в шаровары на шнурке, на коленях заплаты,  на рубашке  заплатан рукав, пуговиц не хватает, а те, что есть, все разные, и Гаор не стал её застёгивать, а завязал полы на животе.
   Как-то незаметно в спальню вошли Маманя и другие работавшие на кухне женщины, дневалившая по женской спальне недавно купленная девчонка, он даже имени её ещё не запомнил. Гаор тряхнул головой и оглядел столпившихся вокруг.
   - Давайте прощаться. Пока нет...
   Он не договорил, но его поняли. Он обнялся с со всеми.
   - Турман, сигареты возьми, Старшему отдашь или сами поделите.
   - Может, - неуверенно предложил Турман, - покуришь пока?
   Гаор мотнул головой.
   - Нет, обойдусь.
   - Я тебе киселька сейчас принесу, - вышла из спальни Маманя.
   За ней вышли остальные. Гаор сгрёб и сунул Турману сигареты.
   - Держи, а то вроде уже...
   Турман прислушался и метнулся к своей койке.
   Стукнула, открываясь, дверь надзирательской. "Накрылся кисель", - со злым весельем подумал Гаор, стоя у своей койки. Тогда в Чёрное Ущелье они уходили, зло ругаясь, но не плача, и сейчас он не заплачет, нет, врагов не радуют.
   В спальню вошли трое. Дежурный надзиратель, Гархем и сержант с зелёными петлицами.  Гаор встретил их, стоя у своей койки, с заложенными за спину руками, но вскинутой головой. И увидев его, Гархем одновременно и нахмурился, и улыбнулся.
   Оглядев собранную постель и одежду, Гархем кивнул.
   - Всё правильно, показывай тумбочку.
   Гаор молча повернулся, открыл тумбочку и отступил на шаг. Новый кивок.
   - А почему так мало сигарет, Рыжий? - Гархем повертел в руках пачку, в которой болтались две одинокие сигареты.
   Ах ты, сволочь, ну получи.
   - Выкурил, господин управляющий.
   - А фишки все свои куда подевал?
   - Потратил, господин управляющий.
   Голос Гаора был почтителен ровно настолько, что придраться не к чему, а насмешка понятна. Надзиратель, скрывая улыбку, грозно посмотрел на Турмана, который стоял у своей койки совсем как Тукман, вылупив глаза и приоткрыв рот. Гархем сунул пачку с остатком сигарет и обе фишки в карман пиджака и обернулся к сержанту.
   - Приступайте.
   Раздеться, обыск по голому телу, рубашка и штаны прощупаны по карманам и швам, одеться, сверка номера на ошейнике с карточкой, и...
   - Руки назад.
   Щёлкают наручники.
   - Вперёд.
   Проходя по коридору, Гаор быстро скосил глаза на дверь столовой, но никого не увидел: женщины укрылись в глубине. От Гархема, понятно, но жаль. Нижний тамбур... вверх по лестнице... верхний тамбур-холл... наружная дверь... холодный бетон двора и машина, "серый коршун", почти вплотную к подъезду, и задняя дверца уже готовно раскрыта... чёрт, даже оглянуться не успеешь, толчок в спину.
   - Пошёл.
   Больше медлить Гаор не мог, и, наклонив голову, полез в кузов.
   - Пошёл, пошёл, - поторопили его пинком.
   Гаор сел рядом с молодым светлобородым мужчиной, и его пристегнули к скобе. Захлопнулась задняя дверца, слышно, как сел в кабину сержант, заурчал мотор, дрогнул под ногами пол, всё, поехали. Гаор закинул голову и увидел в открытом, но затянутом частой сеткой поверх решётки, потолочном люке небо. Сволочи, даже проститься не дали.
   Присев за парапетом верхнего пандуса, Старший следил за серой, ненавистно знакомой машиной. За кем? Ведь никого на построении не велели в спальне оставить. Кого-то из дневальных? Или из матерей? Сестра-Судьба, помилуй нас. Кто в спальнях? Турман? Девчонка-новокупка? Маманя? Маанька? На кухне кто? Чалуша? Какой палец ни отрежь, всё больно. Ох, нет, да как же это?! Прикусив губу и чувствуя, как по щекам ползут слёзы, Старший смотрел, как вывели со скованными за спиной руками Рыжего, как пинком его затолкали в машину, захлопнули дверцу и серая с зелёной полосой по борту закрытая машина, стронулась с места и, медленно набирая скорость, поехала вниз по пандусу к наружным воротам. Сволочи, вот сволочи, прямо с работы дёрнули, даже не поглядели они друг на друга на прощание. "Прощай, братейка, - беззвучно шевельнул губами вслед машине Старший, - в Ирий-саду теперь только встретимся".
   Во двор вышел Гархем, и Старший, утерев рукавом лицо, прячась за парапетом, побежал к суетившимся вокруг застрявшего контейнера грузчикам.
   - Кого? - выдохнул навстречу ему Тарпан.
   - Рыжего, - ответил Старший и заорал, - какого хрена колупаетесь?!
   Стоя посреди двора, Гархем удовлетворённо оглядывал внешне беспорядочную, но подчинённую внутренней логике рабочую суету. Как же вовремя продали Рыжего, потрясающее чутье у полковника.
   В этом он убедился окончательно буквально на следующий день, когда старший механик вызвал его и Сторрама в гараж и показал обнаруженные в трейлере, на котором ездил Рыжий, самодельные мембрану и окошко.
   - Благодарю, - отпустил его Сторрам и посмотрел на Гархема. - Воистину, всё, что ни делается, то к лучшему.
   Гархем сокрушённо покачал головой.
   - Я же ездил с ним и с его бригадой. И ничего не заметил. Теряю квалификацию, полковник.
   - Ну-ну, Гархем, я тоже вижу такое впервые. Надо признать, остроумно. И на неплохом техническом уровне. Ну-ка, давайте проверим.
   Они встали у окошка, проверяя обзор.
   - Удобно стрелять в затылок.
   - Да, и пассажиру, и водителю. Делали, конечно, не для этого, но...
   Гархем усмехнулся.
   - Кровь есть кровь. Наследственность - великая сила, полковник. Что делать с его бригадой? Они не могли не знать.
   - Начнём копать, только раздуем, нет, Гархем, просто не выпускайте их в город. Вообще на внешних поездках будем держать только вольнонаёмных, - Сторрам улыбнулся, - пока.
   Гархем кивнул.
   - Думаете, Махотка надёжнее?
   - Он прирождённый, они покорнее, и не думаю, что его познакомили со всеми, как говорят алеманы, кунштюками.
   - Механик утверждает, что парень глуповат и непременно проболтался бы, если бы знал.
   - Поверим механику, Гархем. А трейлер... пусть постоит, я, кажется, знаю, кому его предложить.
   - Да, с таким... усовершенствованием любитель и знаток даст хорошую цену, - засмеялся Гархем.
   И уже когда они, отдав все необходимые распоряжения, вышли из гаража, Гархем тихо спросил.
   - Вы известите капитана?
   - Зачем? - искренне удивился Сторрам. - это теперь его проблема, пусть сам с ней и справляется.
   В большом хозяйстве с несколькими сотнями служащих, постоянных и временных, свободных и рабов, исчезновение одного заметно только живущим или работающим рядом, а круговерть гигантского торгового комплекса заставляет думать о сегодняшнем, ну от силы завтрашнем, но не о вчерашнем. Старший разделил оставленные ему сигареты и фишки между близкими друзьями Рыжего, в обед и ужин у его места стояла миска каши с воткнутой в неё ложкой, а вечером тихонько, чтоб не придрались надзиратели, Рыжего отвыли. Но не смертной, парень-то молодой и в полной силе, а  угонной.
   - Уж ты, мило мое дитятко, - выпевала Мать, - Ты бессчастное родилося, бессчастное бесталанное!
   - Ты куда спешишь-торопишься? - так же тихо вторила ей Матуня.
   - Без тебя, да милый мой, отемнеет светла светлица! Опустеет дом-подворьицо! - всхлипывала Дубравка.
   И лёжа на своей койке, почти беззвучно шевеля губами, выговаривал памятные с детства слова Старший.
   - Ты подёшь, да малый братец мой, во работу подневольную, да во службу во господскую.
   Два дня пустовала койка Рыжего, а потом привезли Грача с филиала, день шёл за днём, и памяти бы о Рыжем не осталось, если бы... Если бы не шахматы, самодельные прописи, шпильки с цветочками, колечки и браслетики, что в черёд носили женщины и девчонки, да... да много от Рыжего осталось. И Махотка гордо говорил помогавшему ему мыть машину новокупленному белобрысому Бельку.
   - Меня ещё Рыжий учил, во мастер был!
   И Белёк завистливо вздыхал.
   В укромном месте у матерей хранилась  грибатка на пять сил, что поможет и спасёт, если в сам-деле не попусту призвать.
   Ворон играл с Мастаком в шахматы, и Юрила ждал своей очереди. Тарпан уже с десяток обдул в шашки и обогател, понимашь. Моргунок в который раз рассказывал желающим слушать, как на Новый год голозадые весь город лампочками увешивают - в город-то теперь никто не ездил.

* * *

  
   До Рабского Ведомства ехали долго, с остановками, где к ним в кузов подсаживали всё новых и новых рабов. Как быстро догадался Гаор, машина собирала предназначенных к продаже разными владельцами. Все были взрослые, опытные, у всех торги не первые, разговаривали тихо, но без особого страха. Кто да откуда, да у кого работал. Говорили, перемешивая ихние слова с нашенскими, и Гаор с невольным удовольствием, ощутил, что понимает всё и в речи от соседей не отличается. И что он обращённый - в этом пришлось признаться, ведь  родного поселка у него нет - тоже сошло. Спросили только, давно ли, и, услышав, что не новик, а третий год пошёл, приняли как своего.
   Выгрузили их в подземном гараже, и Гаор понял, что опять не увидит солнца, пока новый хозяин не выведет его наружу. Опять конвейер обыска, сверки номеров, проверки клейма и, наконец, камера. Тогда он был в седьмой, а теперь его отправили в третью.
   Номер другой, а камера такая же, и даже камерный старший хоть и звался по-другому - Большаком, но сильно смахивал ростом и комплекцией на памятного по той камере Слона.
   Войдя в камеру, Гаор поздоровался выученной ещё тогда, но ставшей привычной и совершенно понятной фразой.
   - Мир дому и всем в доме.
   На него посмотрели с интересом, но вполне доброжелательным, поинтересовались, откуда.
   - От Сторрама.
   - А это чо за хренотень?
   - Завод, что ли ча?
   - Нет, - улыбнулся Гаор, - это магазин большой.
   - И кем работал?
   - Шофёром.
   - Это чо? Водила?
   - Да.
   Нашлось место на нарах, и Гаор продолжил - он мысленно усмехнулся - пресс-конференцию, уже сидя со всеми мыслимыми в камере удобствами.
   Как и в прошлый раз, он попал после обеда и, вспомнив, как на его памяти увозили Плешака и других, подумал, что, видимо, так и рассчитывают, чтобы сэкономить на рабском обеде. Да, своего не упустят.
   А так... даже имена повторялись. Люди другие, а прозвища те же или похожие. В камеру ввели ещё двоих из той же машины. Гаор встретился с ними как со старыми знакомыми: как же, вместях ехали. Внимание старожилов переключилось на новоприбывших, и под шумное выяснение названий посёлков и имён родичей и знакомых, в котором Гаор как обращённый все равно не мог принимать участия, он откинулся на спину и лёг навзничь, забросил руки под голову и закрыл глаза.
   Вот и всё, вот и всё... думать, что его купил этот... капитан, не хотелось, лучше надеяться на аукцион, а то и в самом деле окажешься... подстилкой, а там либо топись, либо вешайся, либо голову о стенку бей, но сначала, конечно, паскудника голозадого придушить надо будет. Ладно. Как сказал ему тогда, в его самый первый день у Сторрама, Плешак? Продали не спрошась и купили не посоветовавшись. И прав, конечно, Старший: нельзя к сердцу близко подпускать, чтоб не рвалось сердце. Эх, Старший, а сам-то... Как ты там теперь? Теперь мы только когда, либо у Огня, либо в Ирий-саду увидимся. Ладно, Старший, спасибо тебе за все, братан, Карько сын Любавы из Черноборья, а по бабке от Всеславы род ведётся. Гаор улыбнулся, не открывая глаз: ещё одна родословная, заученная им с голоса. И ничем она не хуже и не беднее родословной Юрденалов, и, во всяком случае, эту он заучивал добровольно и без оплеух за ошибки. Всё, хватит скулить, сержант, прошлое невозвратимо, не будет тебя Сторрам выкупать, раз решил продать. Можешь лежать и гадать, за что? Ведь всё равно не догадаешься, самое простое: предложили хорошую цену, вот и всё.
   - Эй, как тебя, Рыжий, спишь?
   - Сплю, - ответил Гаор, не открывая глаз.
   - Чего так? - не отставал спросивший.
   - Жрать хочу, - ответил по-прежнему с закрытыми глазами Гаор и пояснил памятной с училища присказкой, - чего не доем, то досплю.
   Несколько голосов засмеялись.
   - А ты, паря, того, языкатый.
   - Он могёт, - подтвердил ещё чей-то голос, - нас там тряхнуло, так он такое загнул... Эй, Рыжий, ты чего тогда так?
   - Кожу наручником защемило, - ответил Гаор, открыл глаза и сел.
   - Тады хреново, - согласился сидевший рядом светлобородый черноглазый мужчина, - а ты здоровско на суржике чешешь, и не скажешь, что обращённый.
   О смысле нового слова Гаор догадался, но все же уточнил.
   - Суржик - это что?
   - А когда зерна разные намешаны, - светлобородый рассмеялся, - ну и слова, понимашь.
   - Понятно, - кивнул Гаор.
   - Так откуль знашь?
   - Так не первую неделю ошейник ношу, - усмехнулся Гаор, - вот и выучился.
   - А надели за что?
   - Я бастард, - привычно ответил Гаор, - меня отец продал, наследник задолжал, вот меня и продали.
   Говорилось об этом легко и даже - с удивлением заметил Гаор - без особой злобы или обиды, слишком далеки были теперь Юрденалы и та, прежняя жизнь.
   - А не врёшь? - засомневался сосед, - голозадые, они сволочи, конечно, но чтоб отец сына родного в рабство продал...
   - Смотри, - Гаор спокойно приподнял волосы надо лбом, показывая клеймо.
   - Ух ты! - удивились заинтересовавшиеся их разговором, - не видали такого.
   - Ну, так и отцов таких немного, - усмехнулся Гаор.
   По коридору скрипела, приближаясь, тележка с вечерним пайком, и надзиратели лупили по решётке, приказывая старшим строить камеры на выдачу.
   Гаор оказался в предпоследней четверке рядом со светлобородым. Звали того неожиданно - Черняком.
   - Чего так? - невольно удивился Гаор, - ты ж светлый.
   - По матери я, - объяснил Черняк, вытряхивая в рот последние капли из кружки. - Чернава она. Ну, мы все и Черняки. По посёлку-то различали нас, а здеся и родовое сойдёт.
   Гаор задумчиво кивнул, отдавая кружку правофланговому их четверки. Вот оно, значит, как, нет, листы здесь доставать рискованно, стоит запомнить. Вот почему его так усиленно спрашивали о материном  имени, и как звала его мать, и как звали саму мать. Его личное имя и родовое. А он ни того, ни другого не помнит. Хорошо его обработал Сержант. А Ворон говорил, что ему ещё повезло, что память отбивали, а не выжигали током. Судя по рассказу Ворона, действительно, повезло.
   Распорядок Гаор помнил хорошо, да и не было в нём ничего особенного. Ну, пересчёт, ну, обыск, подумаешь. Раздали одеяла и прокричали отбой. Как все, он плотно завернулся с головой, тщательно подобрав одеяло под ступни. А хорошо как чуньки помогли, весь день, считай, босиком, а не болят совсем ноги, а может, ещё и потому ноги выздоровели, что он по росе походил, когда Мать-Землю заклинали. Тогда по земле, а в прошлом году уже по газону, по росистой траве. Хорошо, что Сторраму приспичило газон сделать. И трава удачная оказалась, как раз её подстригли на неделе, и не помялась, утром встали, так как и не было ничего. И голова чистая осталась, пара травинок запуталась, так их в момент вычешешь, это тебе не торф отмывать.
   Гаор был готов думать сейчас о чём угодно, даже "ящик" вспоминать, лишь бы не дать прорваться жгучей рвущей горло тоске, не завыть от горя и отчаяния, как он выл тогда в Алзоне, чудом выбравшись на берег болота, в котором медленно тонули грузовики его взвода. Они бы проехали, если бы не шальная мина, разметавшая узкую гать. И на Малом Поле, когда утром был полк усиленного состава, почти полторы тысячи человек, а вечером их, уцелевших, построили в сводную неполную роту, на том же месте, откуда они начинали утреннее наступление. И сказали, что задача не выполнена, и... он не слушал, что там говорил прибывший из штаба. В ушах гудело от контузии, ноги дрожали и подкашивались, он весь был в грязи, своей и чужой крови, и в сознание прорывались только отдельные брюзгливые слова обходившего их строй высокого - он даже звания его не разобрал от головной боли - чина.
   -... сброд... никакой выправки... что значит "не пройдут"?... трусы... гоните... да, мы не можем рисковать всей операцией... ну поставьте заграждение...
   А у него даже злости не было, хотя он, как и все, сразу понял, что заграждение - это спецура, которых поставят за их спинами, чтобы они шли только вперёд...
   ...Гаор осторожно, чтобы не потревожить соседей, повернулся внутри одеяльного кокона на другой бок. Было это, было и другое, и спи, сержант. Мужайтесь, худшее впереди... С этой любимой фразой Туала он и заснул.
   А назавтра его почти сразу после завтрака выдернули из камеры и отправили к врачу. Всё было как тогда. Только он шёл, ни на что не надеясь и не рассчитывая. Лестницы, коридоры, краткие команды за спиной. Он для надзирателя не человек, так ведь и надзиратель ему нелюдь. А хорошее слово. Ёмкое, всё сразу объясняет и на место ставит.
   Кабинет тот же или другой, но очень похожий. Врач был другой, мужчина. Смотрел и щупал резко, даже грубо, так обычно смотрят в армии. Дескать, знаю, что симулянт, не обманешь. Эта способность армейских врачей, с чем к ним не приди, первым делом подозревать пришедшего в симуляции, его и тогда удивляла. Но не обижала. Обижаться на кого бы то ни было он отвык ещё в училище. Не можешь отомстить, значит, наплюй и забудь. Гаор послушно вставал на ростомер и весы, дышал и задерживал дыхание, вставал на колени и в полный рост. В своём здоровье он был уверен, а остальное ему по хрену.
   - Здоров, убирай его.
   - Пошёл.
   "И вы пошли..." - мысленно ответил Гаор, одеваясь в тамбуре. Какое-то злое равнодушие все плотнее охватывало его, хотелось только одного: оказаться в камере, среди своих. А все эти пинки, тычки и оплеухи... калечить его перед продажей не будут, а на надзирателей обижаться совсем глупо. Нелюдь она нелюдь и есть. Чего с неё взять.
   В камере, пока его гоняли к врачу, произошли изменения. Не было, как он сразу заметил, Большака, а вот на его собственном месте на нарах сидел новый парень с просвечивающим из-под короткой и редкой чёрной чёлки клеймом-точкой.
   - А ну, пошёл, - остановился перед ним Гаор.
   - Чиго? - взвизгнул парень.
   - А того! - Гаор ухватил его за шиворот и легко отбросил к решётке.
   Выжидательно молчавшая камера одобрительно загудела. Парень вскочил на ноги и кинулся на Гаора. Гаор отработанным ещё в училище приёмом перехватил занесенную для удара руку и завернул её за спину противника.
   - Тебе как, категорию сменить или придавить сразу? - почти ласково поинтересовался он.
   Накопившаяся злоба требовала выхода, и блатяга подвернулся очень кстати. Но Гаор ещё сдерживал себя, не желая и впрямь убивать дурачка или, того хуже, подставлять под утилизацию на сортировке. Но избить его, хорошо избить без особого членовредительства, благо, и старшего нет - это он с полным удовольствием. Парень задёргался, пытаясь сунуть свободную руку в карман брюк. Гаор легко перехватил её, сам нашарил и достал маленькую, не длиннее ногтевого сустава, но острую бритву.
   - Ах ты, поганец, - даже удивился Гаор.
   Теперь ему стало понятно молчание, которым его встретили. Большака выдернули и сунули эту тварь, и блатяга решил навести свои порядки, пугая поселковых работяг, что порежет их. А если бритву обнаружат на обыске, то отвечать придется всем. Ну, он сейчас его от таких штучек отучит.
   - Я ж тебя сейчас к решётке прижму и подержу, пока не обуглишься.
   - Пусти, - дёрнулся парень, - я ж тебя...
   - Что? Ты кого лечить вздумал, сявка?
   - Ты его в парашу макни, - посоветовал Черняк, - чтоб охолонул.
   Сразу нашлись и желающие помочь в этом благом деле. Гаор отпустил утратившего весь задор парня, и того сразу перехватило несколько человек. Сломав и спустив бритву в парашу, Гаор заново уже тщательно обыскал захныкавшего парня - вдруг тот ещё что запрятал - и спросил остальных.
   - А Большак где?
   - Дёрнули.
   - Ты таперя за старшего будешь, что ли ча?
   Такого оборота Гаор не ждал. Нет, ему случалось брать на себя командование, но... ладно, не тяжелее, чем на фронте, знает он, правда, не всё, но авось сильно не напортачит. И потому, не ответив ни да, ни нет, влепил блатяге лёгкую, но звучную оплеуху и спросил:
   - Всё понял, или тебе ещё что для вразумления нужно?
   Парень, с неприкрытым и ненаигранным страхом глядя на него, замотал головой.
   - Тогда живи, - разрешил ему Гаор.
   Камера с его решением согласилась. В сам-деле труп - это разборка надзирательская, а кому это нужно? Определив парню место у стены - на нарах-то занято всё, Гаор спросил, кого ещё дернули вместе с Большаком. Оказалось, двоих, а вместо них четверых сунули, трое нормальные, мальцы, правда, только-только из посёлков, и вот энтого поганца. Сразу, понимашь, бритвой замахал и места себе потребовал. А порежет, так сортировки не пройдёшь, ну и...
   - Понятно, - кивнул Гаор.
   Случалось ему таких встречать и на фронте, и на дембеле. И он знал, что твари эти уважают и признают только силу, полагаться на них нельзя, но держать под прессом можно, и тогда хоть пользы нет, но и вреда не будет.
   Приближалось время обеда, и теперь ему предстояло строить всех по четверо. Обязательно ли старший идёт в первой четвёрке, отправлять мальцов в конец вместе с блатягой, тому уж точно место в конце, в каком порядке встают четвёрки, - всего этого Гаор не знал, и спросить было не у кого. Что паёк у старшего такой же, он помнил ещё по той камере и был с этим согласен. Ему случалось видеть и деливших свой офицерский или усиленный паёк с остальными, и лопавших его втихаря или напоказ... нормой он считал первый вариант и сам его в принципе придерживался. В Чёрном Ущелье так вообще, заняв позицию, складывали всё в общий запас, пересчитывали и делили, зная, что подвоза не будет.
   Обед прошёл благополучно.
   Строить никого не пришлось. Вернее, Гаор только гаркнул, подражая слышанному, и люди сами очень быстро разобрались по четверо. Надзиратель несколько удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал. За едой никто не трепыхнулся, правда, Гаор сразу цыкнул на блатягу, а на мальцов даже цыкать не пришлось, хватило одного взгляда. Так что... обошлось и ладноть.
   Гаор сидел на нарах спокойно, но внимательно наблюдая за болтающими, играющими в чёт-нечёт и спящими на нарах людьми. Вроде всё спокойно, и ни бомбёжки, ни обстрела, ни сигнала к атаке не предвидится, но привычка - вторая натура.
   - Бывал старшим уже? - спросил его Черняк.
   - Да, - кивнул Гаор, - на фронте.
   К его удивлению, Черняк не спросил его о фронте, а кивнул, будто тоже знал. И Гаор сам спросил.
   - Бывал?
   - На фронте? - Черняк вздохнул, - нет, миловала Судьба, а так, в прифронтовой полосе на железке работал, вот и знаю.
   Названий, к обоюдному сожалению, Черняк не знал, и потому выяснить, не являются ли они однополчанами, не удалось. В Чёрном Ущелье железной дороги не было, это Гаор знал точно, оставалось Малое Поле и Валса.
   - Валса? - переспросил Черняк, - река, гришь, нет, реки не было.
   Как всегда собрались желающие послушать. Завязался общий разговор, под который время пошло незаметно. Блатяга сидел на указанном ему месте у стены, настороженно поглядывая по сторонам. Краем глаза Гаор приглядывал всё-таки за ним. Сам поганец вряд ли теперь к кому полезет, а вот к нему могут, дураков хватает, а шум в камере не нужен.
   Вечерние процедуры ужина, поверки и раздачи одеял так же прошли благополучно. В целом, работа старшего в камере не показалась Гаору ни особо сложной, ни особо хлопотной: на работы расставлять никого не нужно, строиться на поверку и раздачи по пять и по четверо все сами умеют, даже мальцы мгновенно приспособились, поддерживать порядок и допустимый уровень шума тоже было несложно. Но и радости старшинство ему никакой не доставило. Упоение властью он пережил ещё в училище, когда его, шестиклассника, впервые поставили командовать пятью первоклассниками, которых надо было научить перестроениям, а на фронте твердо усвоил, что, командуя, ты не только сам за себя, а ещё и за тех, кем командуешь, а это лишние хлопоты и морока. Он не отказывался, брал на себя там, где мог, и столько, сколько мог, но... но по необходимости, даже не когда мог, а когда было нужно, когда иного выхода не было, потому что в одиночку выжить очень трудно, а чаще просто невозможно.
   Ночь прошла спокойно, но он всё равно не выспался, потому что спал вполглаза: готовый в любую минуту вмешаться в возникший инцидент. Теперь ему стало понятно, почему Слон целыми днями дремал на нарах. Потому что не высыпался ночью и добирал своё днём, когда разговоры и лёгкий шум дозволены. Значит, и ему надо так же.
   Но выспаться не пришлось. Опять сразу после завтрака его выдернули из камеры и погнали по коридорам и лестницам. На сортировку.
   Сортировочный зал был тот же самый. А если и другой, то, ну, очень похожий. А все эти лейтенанты с зелёными петлицами смотрелись точно на одно лицо, вернее, Гаор их даже не рассматривал. И разговоры всё те же. Об отправке на утилизацию, Фармахим и ещё какие-то фирмы. Разговоры он слушал внимательно, зачем-то запоминая названия фирм. Его самого, как и тогда, осмотрели, сверили номер, клеймо, заставили отжиматься, приседать, показывать мускулы, отвечать на вопросы о происхождении шрамов. Потом сделали, как и тогда, уколы, то ли прививка, то ли ещё какая хренотень. Всё это неважно. А по-настоящему важны люди, голые, испуганные, молча плачущие, ступорно исполняющие команды. Мальчишки и старики, мужчины и парни... женщин не видно, тех, видимо, смотрят в другом зале, так же деловито бесстыдно ощупывая и разглядывая. Да, мы для них не люди, но и они нам  нелюди.
   Ему показалось, что среди осматриваемых был Большак. Если так, то понятно. Выдернули для продажи. Но из камеры-то зачем? А затем, всё затем - с обжёгшей его яростью понял Гаор - чтоб не привыкали, не привязывались, не сговаривались. Так, может, и в армии нас за этим же тасуют, гонят из части в часть, из госпиталя всегда в другую часть, после боёв отвели на переформирование и снова перетасовали, потому мы и привыкаем мгновенно и к месту, и к соседу в строю. Ну ладно, армию можно побоку, ему больше не служить, так что можно и не думать. А здесь... Так вы, нелюди, всё-таки боитесь нас, даже таких, безоружных, беззащитных, лишенных всего, даже памяти, не личной, родовой, так... Так, значит, есть чего бояться?
   - Полная первая. Пошёл.
   Подчиняясь команде, Гаор вышел в тамбур, подобрал свои штаны и рубашку и оделся.
   - Вперёд.
   Ну что ж, если всё так, как он понял сейчас, то его вполне могут отвести в другую камеру. Надзирателю вчера, похоже, не особо понравилось, что он стал старшим. Ладно, переживём. Серой пустоты, что едва не загнала его к Огню, нет, вместо неё холодная белая ярость, и если и вправду он сейчас окажется в другой камере и вдруг придётся драться, то это даже и к лучшему. Да хоть к блатягам его сунут, наплевать, он сейчас и с целой камерой справится.
   Камера была та же, но народ в ней опять поменялся. Блатяги не было, а к Гаору, едва за ним задвинули решётку, подошёл здоровенный, на голову выше него, русобородый мужчина.
   - Я теперь здеся старший, понимашь?
   Гаор пожал плечами и спокойно ответил.
   - Ну и на здоровье тебе.
   Русобородый внимательно оглядел его, будто проверяя, не полезет ли Гаор в драку, отстаивая своё место старшего, но интонация и лицо Гаора подтверждали искренность отказа, и русобородый спросил чуть мягче.
   - Куды гоняли?
   - На сортировку, - ответил Гаор, обошёл его и, подойдя к нарам, лёг на своё место и закрыл глаза.
   Вроде Черняк ему что-то сказал, но он уже спал, спасаясь сном от увиденного и услышанного в сортировочном зале. Его никто не беспокоил. Все знали, что после сортировки человек не в себе бывает.
   Разбудил его шум построения на обед. Гаор слез с нар, наскоро ополоснул лицо и руки и встал опять в предпоследнюю четвёрку рядом с Черняком. И даже удивился, как это у него само собой получилось. Не бегал, не суетился, не искал себе места. Вот и получается, что никто не орёт и не строит, а сами строятся.
   После сторрамовского паёк, конечно, маловат. И Гаора второй день мучил голод. Спасаться от голода можно либо трёпом, либо сном. И потому кратко ответив на вопрос Черняка о категории, что полная первая, лёг и снова заснул, уже не беспамятством, а обычным сном. Умом он понимал, что, конечно, стоило бы и потрепаться с остальными, может, чего интересного услышит, ведь, похоже, камера отстойника - единственное место, где встречаются рабы из разных мест и можно целый день трепаться, но после пережитого в последние дни тело, а ещё больше мозг требовали отдыха. А отдыхом мог быть только сон. Ладно, в тот раз его продержали в камере неделю, так что успеет он наговориться. А ещё... он боялся, боялся привязаться. Ведь продадут-то их всех поодиночке, и никогда ты уже этого человека не увидишь. У Сторрама он всё-таки два года прожил, а здесь... вряд ли его будут больше недели держать, а недели вполне хватит, чтоб сдружиться, и что потом? Рвать сердце? Этому - как приятельствовать, не сдружившись - ему ещё предстоит выучиться. Если он хочет выжить.
   Когда Гаор открыл глаза, в камере всё было как обычно, как всегда. Ровный шум разговоров, негромкого смеха и чьего-то храпа с верхних нар. Время определить невозможно, но ужин он вряд ли проспал, Не проснулся бы сам, так разбудили. А щёки мокрые, значит, опять плакал во сне. Гаор встал, потянулся, расправляя мышцы, и пошёл умыться.
   Никто на него особого внимания не обращал. Ну да, это не тот раз, когда он был новиком, ничего не знал и не понимал, сейчас-то... такой как все, ни в одежде, ни в говоре он от всех не отличается.
   - А блатяга где? - спросил он Черняка, вернувшись на свое место.
   Черняк усмехнулся.
   - А то ты тоскуешь об нём?
   - Если отметелили, то всем всыпят, - объяснил свой интерес Гаор.
   - Да нет, выдернули. Видно тож на сортировку, или к голозадым перевели.
   - На хрена его вообще к нам сунули?! - поддержал разговор, свесившись с верхних нар, молодой, но с густой кудрявой иссиня-чёрной бородой, светлоглазый парень.
   - Чтоб жизнь мёдом не казалась, - усмехнулся Гаор.
   - Как-как? - заинтересовались сразу.
   - Это ты, паря, здорово загнул.
   - Ну-ка ещё раз.
   Гаор удивился: он это присловье ещё от Сержанта слышал. Оно ему понравилось тогда и потом не раз выручало, позволяя многое объяснить. И чтоб его не знали? Ну ладно, бывает.
   Нового старшего звали Велетом. Гаор сразу вспомнил слова Плешака, Что велетами называют богатырей волохи, а криушане говорят асилы, значит мужик - волох. Понятно, что об этом говорить в камере нельзя, но было приятно, что он теперь это знает и понимает, что имя - не набор звуков, а со значением. А интересно получается с именами. Ведь у... дуггуров большинство имён непонятно, в училище говорили, что когда-то давным-давно в доисторические времена дуггуры говорили на другом языке и нынешние имена, и личные, и родовые - это память о тех временах, до того, как дуггуры начали свой великий Огненный Путь, и так далее. Дальше шла бодяга о свете цивилизации, покорении дикарей и прочем. Но вот интересно, а какого хрена дуггуры снялись со своего родного места и попёрли вперёд, чего им там не жилось? Может, просто пришёл кто-то посильнее и дал пинка Ста Семьям, и те побежали, пока не наткнулись на оказавшихся более слабыми в тот момент склавинов. И где то место, подлинная родина дуггуров?
   Все эти соображения и мысленные рассуждения не помешали Гаору обдуть Черняка в чёт-нечёт, рассказать о фронте и выслушать рассказ, каково это работать на железке - железной дороге в прифронтовой полосе. Остальных их беседа тоже заинтересовала, так что слушателей собралось много, а рассказ Гаора, как ему пришлось выбивать на свой взвод паёк полной нормы выдачи из тылового интенданта, что норовил всучить ему облегчённый паёк второго эшелона, вызвал полный восторг. Мальцы слушали с горящими глазами, шёпотом проговаривая за Гаором фронтовую ругань, которой тот по привычке щедро пересыпал свой рассказ.
   Сигнал на ужин застал их восторженно ржущими над окончанием рассказа Гаора про обделавшегося со страху интенданта.
   - Эк вас разбирает, - даже покачал головой надзиратель, глядя, как они строятся, продолжая тихо досмеиваться, - ну дикари и есть, дурни волосатые.
   Получив свой паёк, Гаор отошёл к нарам и стал есть, стараясь растянуть ломоть хлеба и кружку относительно горячей жидкости подольше: приём, позволявший если не насытиться, то хотя бы создать иллюзию насыщения, и усвоенный им ещё в училищном карцере. Уложился он как раз к возвращению надзирателя за кружками.
   - А ты здоровско правду врёшь, - сказал ему Черняк, - заслушаешься. У нас в посёлке был такой, но он старины врал, ну, как до всего жили. Бывало ча как заведёт... - Черняк вздохнул.
   - Помнишь чего? - небрежным как в легком трёпе тоном спросил Гаор. - Рассказал бы.
   Черняк снова вздохнул.
   - Сказал бы словечко, да волк недалечко, - и кивком показал на решётку, за которой двое надзирателей как раз гнали мимо их камеры целую толпу оборванцев.
   Гаор не так понял слова, как догадался о смысле и кивнул. Да, в самом деле, говорить об этом здесь слишком рискованно. Но значит, есть люди, которые знают, помнят и могут рассказать, их надо искать и слушать.
   - Бывальщика хорошего сейчас редко встретишь, - продолжал Черняк, когда коридор перед камерой опустел и вдалеке щелкнул запор наружной двери.
   - А у меня, - снова свесился сверху чернобородый, -  баушка бывальщицей была, и  былины, и старины знала.
   - Баушка это кто? - поднял голову Гаор.
   - А маткина матка. Мы бывало ча на полатях все, вотчим  чуни тама али ещё что мастерит, а матка с баушкой прядут. И сказывают.
   Чернобородый вздохнул со всхлипом, резко оттолкнувшись, спрыгнул вниз и пошел к раковине умываться.
   - Дом родный - великое дело, - тихо сказал Черняк.
   Гаор молча кивнул в ответ.
   Поверка, раздача одеял, стук дубинок по решеткам и крик.
   - Отбой! Тихо, волосатики! Услышу кого, всем набью.
   Пения, значит, не предвидится. Гаор завернулся в одеяло, несколько раз глубоко вздохнул, проталкивая застрявший в груди на сортировке комок и державшийся там весь день несмотря на сон, еду и треп. Как ему сказал тогда Бурнаш: "У первой категории торги последними не бывают", а Ворон, что на пятом хозяине разница непринципиальна, так сколько раз ему ещё стоять голым среди нелюдей, которые будут его щупать, разглядывать и решать, жить ему или не жить. Ладно, прошёл и не скули, переживёшь. А вот то, что есть былины и старины, и есть люди, знающие и могущие рассказать, вот что важно, это запомни. А остальное... остальное по хрену. Ты должен выжить и выполнить задание, и запомни: одно без другого невозможно.
   Ночь прошла спокойно, хотя и шумели в дальней камере, но никто не проснулся, и когда утром после подъёма проволокли на тележке чей-то труп, никаких комментариев это не вызвало. Гаор, как и все, проводил тележку вяло заинтересованным и абсолютно не сочувственным взглядом. На лбу лежавшего вверх лицом трупа он успел разглядеть "кубик" - квадрат с точкой. Так что... всё ясно-понятно, туда и дорога.
   Сдача одеял, поверка, обыск, паёк, и почти сразу после того, как они сдали кружки, пришёл надзиратель со списком и стал выкликать номера.
   Вызвал не меньше десятка, и среди них и Гаора. Так помногу вызывают только на торги, но чего-то слишком быстро, в тот раз он неделю просидел в камере. Жаль, только собрался о былинах и бывальщиках расспросить, да не судьба.
   Снова коридоры и лестницы, а интересно, на хрена такой лабиринт? Комната, где они разделись и сбросили рубашки и штаны в ящики, комната перед душевой... Гаора подёргали за волосы и отправили на стрижку. Но обкромсали только сзади, а он и не знал, что у него там настолько отросли волосы, спереди-то на глаза не падают. А на лице щетина у него короткая, даже бороды настоящей нет. По приказу взяли по куску мыла и мочалке, выстроились в затылок.
   - Запускай.
   Медленно открывается тяжёлая толстая с глазком посередине - он уже знает, почему она такая и зачем глазок - металлическая дверь. Зал с лампами и рожками, дверь за их спинами так же медленно задвигается, плотно, без щелчков и лязгов входя в пазы, и напряжённое ожидание. Что пустят: воду или газ? Он помнит: Ф16 - без запаха и цвета, тяжелее воздуха, нарывного действия, ФТ5 - желтоватый, запах тухлых яиц, парализует дыхательный центр, Ф17У - без запаха и цвета, нервно-паралитический... и дальше не меньше десятка, какой из них? Великий Огонь, Мать-Вода, Судьба-Сестра...
   Из рожков хлестнули тугие, обжигающие кожу струи воды, и из десятка глоток ликующее: "Живём!".
   Вместе со всеми Гаор яростно мылся, соскрёбывая с себя липкий пот смертного страха, тёр чью-то спину и блаженно покряхтывал, лёжа на скамье, под чьими-то руками, снова и снова намыливался и бросался под душ, смывая пену. Живём, браты, живём!! Кажется, он даже орал что-то и бессмысленно ругался, будто снова шёл в атаку. Хотя... додумать он не успел.
   Проверещал звонок, и, громко хлюпнув в трубах, выключилась вода. Отфыркиваясь, мотая головами, чтобы стряхнуть воду с волос и бород, они выстроились у выходной двери.
   Снова медленное движение вбок, и они шагают через порог в комнату с коробками для обмылков, мочалок, полотенец и... так, четвёртой коробки с полотенцами, которыми следует прикрываться на аукционе, нет. Так что? Совсем нагишом?
   Надзиратель у дверей, поигрывая дубинкой, скучающе-невидяще смотрит на них. Не торопит, но... медлить и тянуть нечего. Гаор ещё раз привычно протёр шею, сдвинул ошейник и бросил использованное полотенце в коробку.
   Надзиратель жестом приказал им выстроиться вдоль стены, оглядел, удовлетворённо кивнул и распахнул следующую дверь.
   - Руки за спину. Вперёд марш.
   Снова то ли коридоры, то ли длинные комнаты с множеством дверей - интересно, а почему все комнаты без окон? Чтоб не попытались сигануть, или чтоб снаружи никто не увидел, что здесь творится? И номерки им не привязали, хотя... почему он решил, что каким был тот аукцион, такими будут и все остальные? И... а чёрт, а ведь на сортировке он в этот раз не услышал про аукцион. Так что? На него есть заявка? Тоже слышал, ещё тогда, от Седого, ох, если это всё-таки тот капитан, то... то кранты, полный амбец без вариантов.
   Очередная комната, заполненная сидящими вдоль стен голыми рабами.
   У некоторых на ошейниках болтаются номерки. Похоже... да, в этой, или в такой же он тогда сидел после аукциона и ждал, пока купивший его Сторрам оформит бумаги и оплатит его одежду. Гаор нашёл свободное место у стены и сел на пол, скрестив ноги и подобрав под себя ступни: хоть ноги и не болят, но лучше их погреть. Знакомых - он быстро огляделся - не было. Даже тех, с кем он вышел из камеры. Куда-то они делись по дороге. Что ж, будем ждать. Интересно, сколько за него заплатили? Или заплатят, если это все-таки предпродажная... ожидалка - нашёл он слово.
   - Триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три!
   Гаор вздрогнул и вскочил на ноги.
   - Я!
   - Ты, ты, волосатик, - хмыкнул надзиратель у двери. - Пошёл!
   Заложив на всякий случай руки за спину, Гаор вышел в указанную дверь.
   Ожидалка была всё-таки предпродажной. Стеллаж с одеждой, прилавок поперёк комнаты, у стеллажа раб в оранжевом с зелёным комбинезоне, у прилавка лейтенант с зелёными петлицами, а за прилавком улыбающийся... его новый хозяин? Тот самый капитан?! Вот теперь, в самом деле - всё.
   - Тот самый? Будете проверять номер? Дополнительный осмотр? - скучающе равнодушно спрашивает лейтенант. - Пожалуйста, как хотите. Полный комплект, номер два, - быстро окинул его взглядом, - размер три.
   К ногам Гаора падают трусы, майка, штаны, рубашка, портянки, резиновые сапоги, тонкая оранжевая куртка-ветровка, каскетка без кокарды. Гаор одевался быстро, опустив глаза, чтобы не видеть ухмылки отныне полновластного хозяина его жизни и смерти.
   - Получите и распишитесь.
   Капитан, по-прежнему улыбаясь, расписался в положенных местах.
   Лейтенант открыл перед Гаором прилавок и выпустил к хозяину.
   - Иди за мной.
   Всё как тогда, и... и всё... Он брёл за капитаном, заложив руки за спину и опустив голову, а в голове крутилось одно слово: всё, всё, всё... не было сил ни ругаться, ни о чем-то думать, даже страха не было, и всё ближе подступала серая непроницаемо плотная пустота.
   Светило солнце, между машинами на стоянке перед Рабским Ведомством суетились воробьи и прохаживались голуби, бегали мальчишки-разносчики, визгливо предлагавшие свой товар, - ничего этого Гаор не видел и не слышал, отгороженный от мира серым коконом пустоты.
   Ридург Коррант остановился у своего фургончика и оглянулся на покупку. Рыжий раб стоял перед ним, заложив руки за спину, с бледным, даже каким-то землисто-серым лицом и совершенно пустыми мёртвыми глазами. Однако... чтобы за трое суток в отстойнике довести до такого... чёрт, если у парня съехала крыша, а он вовремя не заметил и расписался в получении и отсутствии претензий... вот влетел! Но... ладно, может, и отойдёт по дороге. Коррант открыл заднюю дверцу.
   - Залезай.
   Гаор молча полез в кузов. За ним захлопнули дверцу, и он остался в полумраке. Осторожно огляделся. Уфф, кажется, один. Кузов почти пустой, у левой стены несколько ящиков, закреплённых настенными ремнями, вдоль правой мешки, а посередине... как раз ему лечь и вытянуться. А свет откуда? Передняя стенка сверху до половины матерчатая, и ткань просвечивает. Уже легче. Не в полной темноте, не "ящик" все-таки. Заурчал впереди мотор, фургончик сильно дёрнуло, и Гаор, чтобы не упасть, сел на пол. Всё, поехали, вернее - он заставил себя усмехнуться, отодвигая серую пустоту, - повезли.
   Ридург Коррант прислушался. Сзади было тихо. Ладно, отъехать подальше и где-нибудь на полянке выпустить раба размяться и для необходимых при покупке процедур. Вообще-то это надо было сделать прямо там, на стоянке, но парень был прямо-таки невменяемым. Ну, так смазать по морде и дать чего-то пожевать никогда не поздно, а если возникнут инциденты и парня придётся сразу ломать, лучше, чтобы без свидетелей. Ломать-то можно по-разному, иногда - Коррант усмехнулся - иногда лучше без битья. Прозвище можно оставить: просто, понятно и соответствует. К тому же больше рыжих у него в хозяйстве нет. Вообще рыжие - редкость, недаром и у Сторрама так прозывался.
   Гаор сидел на дне кузова, охватив руками колени. Ну что, одежду тебе дали, полный комплект, не связали и не приковали. Цени и будь благодарен. Бывает и по-другому. Пожрать новый хозяин не дал, но и не избил. Отложил на потом, или обойдётся без этого? И не знаешь, как лучше. Ладно, пусть бьёт, морит голодом, лишь бы не лез. Гаор снял каскетку и провёл ладонью по мокрой изнутри тулье. Здорово же он труханул. Ну, так... Дурак - возразил он сам себе - не стал бы этот тип тебя трахать прямо при лейтенанте, и тут же подумал: а почему и нет? Хозяин. Что хочет, то с тобой и сделает. И если без членовредительства, то Рабское Ведомство вмешиваться не станет. И всё равно, не психуй. Пока ещё ничего, кроме того лапанья, не было. И пока едем - а, похоже, сволочь самолично за рулем, шофёра в кабине видно не было - ты в безопасности. Так что не дёргайся попусту. Но как же есть хочется. Аж голова кружится. Или это от страха? Гаор осторожно лёг и вытянулся во весь рост. Места как раз хватило, свёрнутую каскетку и капюшон от куртки он подложил под голову и закрыл глаза. Нет, он ещё поборется, так просто он не дастся. Ещё посмотрим, кто кого поимеет.
   Выехав из Аргата, Ридург почувствовал облегчение. Не то, чтобы он не любил городов вообще, а Аргат всё-таки - столица, но вне высоких стен с рядами безликих окон куда легче и свободнее. Всё-таки он сельский житель и останется им.
   Мотор гудит ровно, хорошо отрегулирован, и рессоры хорошие - не трясёт, а покачивает. Гаор не так спал, как дремал, оставаясь настороже, но отдыхая. Вернее, стараясь отдохнуть. Как перед боем. Загадывай не загадывай, наперёд не угадаешь, но голова должна быть ясная, а оружие в исправности. Да, вот чего нет, и не будет. Хотя... рукопашный бой - единственное оружие, которое невозможно конфисковать. Так что... жаль, что на этом и так всё кончится, но сдаться нельзя. Сдаться, покорно лечь подстилкой - это себя потерять, и ты тогда не человек. Ты и сейчас не человек - ядовито возразил он сам себе вместо Ворона - ты раб. Накласть мне и на ошейник, и на клеймо. Я сам определяю, до какого предела я - человек. "Не дай себя сломать", - просил Седой. Ну, так и не дам. Понадобится, зубами грызть буду, но не дамся. Но долго как едем, и давно остановок не было, по городу так ездить негде, значит, за городом, а... стоп, ведь его не случайно капитан про Дамхар спрашивал. И потом эти их разговоры про сельскую глубинку. Так что, в Дамхар его везут? Но туда за день не доедешь, туда сутки, а то и двое, смотря по району. И если всю дорогу без жратвы, то будет он с голодухи как больная муха, что жужжать жужжит, а взлететь не может. Хреново.
   Яркая весенняя трава, опушённые молодой листвой деревья, летящий под колеса бетон шоссе. Нет, не может быть такого, чтоб он отвалил двенадцать тысяч и пролетел. Судьба, конечно, злодейка и стерва, но не настолько. Да и все рабы из отстойника ошалелыми выходят. Достаточно вспомнить, каким он забрал оттуда Лутошку, когда возил мальца на переклёпку ошейника. Те же трое суток, а мальчишка ревел всю дорогу до дома, и Нянька потом отпаивала его своими травами. А Джадд вообще... ну там, конечно, могли быть всякие нюансы, но и остальные. Сзади тихо, ни истерического плача, ни такого же истерического смеха, как заливалась Балуша, тогда трижды пришлось останавливаться, поить водой и бить по щекам. А то были местные провинциальные отстойники с теми же "патриархальными нравами", что тогда говорить про Центральный, где чудеса и высоты цивилизации, после которых боевой сержант как после мясорубки. Ага, вон как раз подходящая полянка просвечивает. Туда и свернём.
   На повороте Гаора покатило по полу, а торможением бросило к передней стенке. Приехали? Хлопнула передняя дверца, открылась задняя, и он зажмурился от ударившего в глаза солнечного света.
   - Вылезай, - приказал весёлый по-хозяйски властный голос.
   Гаор проморгался, встал и медленно, расправляя затёкшие мышцы, выбрался наружу.
   Лесная поляна, кусты, деревья, с дороги не увидишь, фургончик загораживает... хозяин решил получить удовольствие? Ну...
   - Оправка, - объяснили ему причину остановки привычной командой.
   - Да, хозяин, - настороженно ответил Гаор и, оглядевшись, пошёл к кустам.
   Окрика не последовало. Ему дали уйти из поля хозяйского зрения и не торопили с возвращением. Ладно, посмотрим, что дальше будет. Ворохнулась надежда, что, может, и обойдётся. Всё-таки... чёрт, ведь он хочет жить, выжить, а если придётся отбиваться, то это смерть, да, сейчас он никого за собой не потянет, он даже не знает, есть ли у этого... капитана ещё рабы, так что о возможной дециме можно не думать, но... Гаор ещё раз, словно напоследок, вдохнул пряно щекочущую ноздри смесь весенних лесных запахов и повернул обратно, к фургончику, к хозяйскому приказу.
   Мысль, что новокупленный раб попытается сбежать, даже не пришла Ридургу в голову. Как бы ни поехала у раба крыша, невозможность побега слишком очевидна. Несводимое клеймо и неснимаемый ошейник исключают любую возможность скрыться, а укрывательство беглого раба приравнено к присвоению чужого имущества с особо отягощающими обстоятельствами. Когда-то за кражу раба карали как за конокрадство, теперь строже, чем за любую кражу, и угроза самому попасть в ошейник удерживает от подобного самых отчаянных уголовников. Любой срок можно отбыть или попасть под амнистию, а ошейник не снимается. Поэтому Ридург спокойно ждал, куря и наслаждаясь безмятежным весенним пейзажем.
   Подойдя к фургончику, Гаор остановился в трёх шагах от хозяина, настороженно ожидая дальнейшего развития событий.
   Ридург увидел уже вполне живые, напряжённо прищуренные глаза, ещё бледное, неподвижное, но не безучастное лицо и улыбнулся. Надо же, ожил. Что значит, армейская выучка и фронтовая закалка. Ну, перейдём к положенным процедурам.
   - Очухался.
   Это не было вопросом, и Гаор промолчал, ожидая дальнейшего. Хозяин щелчком отбросил в проблескивающую среди травы лужицу окурок и подошёл вплотную. Гаор напрягся, ожидая положенного удара. Его ударили вполне ощутимо, но явно не в полную силу. Он молча принял удар, даже не качнув головой.
   - Этого тебе достаточно? - насмешливо спросил Ридург, - или добавить для вразумления?
   - Достаточно, хозяин, - внешне спокойно ответил Гаор.
   - Примем на веру, - улыбнулся Ридург. - Чего тебе сейчас дать? Пожрать или покурить?
   "А того и другого нельзя?" - мысленно ответил Гаор, но вслух сказал.
   - Как хотите, хозяин.
   Ридург рассмеялся.
   - Хитёр. Ну, пожри сначала.
   Первый кусок новокупленному рабу хозяин должен дать из своих рук.
   И потому Ридург отошел от него к фургончику, достал запечатанный пакет с бутербродами и протянул.
   - Бери. Лопай.
   Гаор осторожно, не приближаясь вплотную, подошёл и, протянув руку, взял пакет и отступил на шаг.
   - Спасибо, хозяин.
   В его голосе не было и намёка на искренность благодарности, но у Ридурга это вызвало не гнев, а насмешливую улыбку. Парень настолько явно боялся его, что это даже льстило самолюбию.
   Гаор вскрыл пакет и впился зубами в бутерброд. Есть он и вправду хотел сейчас больше, чем курить. Но глаза его, пока он перемалывал готовые сдвоенные бутерброды с непонятной прослойкой между тоненькими ломтиками хлеба, настороженно следили за каждым движением хозяина. Доев, он скатал промасленную бумагу в тугой комок и отбросил в ту же лужицу к окурку. По морде он получил, еду тоже, дальше что?
   Ридург достал пачку и вытряхнул себе на ладонь сигарету, насмешливо глядя на раба. Парень слишком явно старается держать дистанцию, попробуем подманить на сигарету. Ишь ты, смотрит, не отрываясь, но не подходит. Чего же он так боится? Это отстойник или... Гархем! Да, если парень познакомился с некоторыми его привычками, то его страх понятен, и... ну, пусть ещё побоится, рабу полезно.
   - Как назывался?
   - Рыжий, хозяин, - ответил Гаор, с трудом отводя взгляд от сигареты.
   "Дразнишь, сволочь? Так я не поддамся".
   - Ладно, - кивнул Ридург, - оставайся Рыжим.
   "Пошёл ты... думаешь, осчастливил? Хрен тебе я что попрошу, только сунься".
   Ридург спрятал пачку, сунул сигарету в рот и закурил. Пыхнул дымом в сторону раба и удовлетворённо усмехнулся, увидев, как непроизвольно дрогнули ноздри. Ишь ты, и упрямый, и гордый. Да, тут одной оплеухой не обойтись, но и нахрапом я тебя брать не буду, сам упрыгаешься и по струнке ходить будешь.
   - Садись за руль.
   - Да, хозяин, - ответил Гаор, осторожно проходя мимо хозяина к машине так, чтобы между ними оставалась прежняя дистанция.
   Вот чёрт, ведь рядом, сволочь, сядет, но авось прямо за рулём лапать не полезет, аварии побоится.
   Ридург дал ему завести машину и прогреть мотор и, докурив в две затяжки сигарету, выкинул большой окурок и сел в кабину.
   - Поехали, выруливай на дорогу.
   - Да, хозяин.
   Выбравшись на шоссе, Гаор выразительно покосился на хозяина: дескать, теперь куда?
   - Налево и прямо.
   - Да, хозяин.
   Ридург откинулся на спинку, с удовольствием ощущая, как уверенно управляется машина. Да, в этом он не прогадал: парень и в самом деле неплохой, скажем так, шофёр. А после училища и работы у Сторрама и в карте должен разбираться.
   Гаор сразу оценил состояние машины. Работали с ней вполне профессионально, и если это сам хозяин, то... то такому очки не вотрёшь, придётся вкалывать по-настоящему. Но это-то пустяки, это он сможет, да он на всё согласен, лишь бы... лишь бы не то. Еды, конечно, было маловато, и с сигаретой его классически прокинули, показать показали, поманили и не дали, но если этого хозяину будет достаточно... ладно, это всё пока побоку. А далеко как от Аргата отъехали, и, похоже, точно - на Дамхар направление. Скорость за восемьдесят, и явно мотор потянет и больше, но приказа не было, так что будем держать эту.
   Лес то смыкался зелёными сплошными стенами, то отступал, открывая холмистую равнину с полями и далёкими поселками. В ясно-голубом небе отдельные облака клочками ваты и неразличимо чёрная точка плавающего в вышине коршуна. Вдоль дороги чуть запылённая, но ещё яркая зелень только что пробившейся травы. Может... может, и обойдётся. Он так хочет, чтобы обошлось. Мать-Вода, пронеси меня.
   Ридург незаметно для себя задремал, откинув голову на спинку сиденья, настолько плавно шла машина. Всё-таки умотал его Аргат. Слишком уж многое намешано в этом городе. Да, деньги там крутятся большие, но большие деньги - это большой риск. А он не может рисковать. И так почти всё оставленное отцом, и нажитое, и родовое, пришлось пустить в ход. Но... но надо. Он должен думать не о себе, а о семье. Сыновья, дочки, жена - они, их благополучие, их будущее на нём и только на нём. Усадьба помогла выжить, но не поможет прожить. Двадцать рабов, да, вместе с новокупкой, двадцать, и с этим он должен наладить дело, которое сможет обеспечить его настоящее и будущее детей. Времена меняются, и только глупец цепляется за прошлое. Сейчас, чтобы выжить и прожить, семья должна быть единой, а значит, вкладывай деньги в обучение и воспитание бастардов, если не хочешь, чтобы сын и наследник оказался один на один с враждебным миром, собирай приданое дочкам, если хочешь породниться с надёжными семьями. Только последний идиот не понимает, что женщины сейчас играют куда большую роль, чем раньше. Да и раньше, хотя бы во времена королей... Кто правил страной? Как правило, доверенный слуга любимой жены короля, а то и советник королевской наложницы. А сейчас? Зачастую бастарды от одной матери преотлично сговариваются за спинами своих отцов. А рабы... если упустишь, не наладишь, то прогоришь на зарплате надзирателей. К каждому рабу надзирателя не приставишь, значит, раб должен считать себя членом семьи, а значит, давай ему отлежаться, если он заболеет, покупай и расти мальцов и малолеток, чтобы они считали этот дом своим, корми, одевай и не замечай мелких нарушений, если они не во вред хозяйству. Сторрам, кстати, это тоже понимает. Поэтому даёт рабам выходные и устраивает им праздники. И выбирай между карьерой и семьей, а выбрав семью, не тоскуй об упущенных возможностях. Да, хорошо быть наверху, но когда начнётся обстрел и отстрел, первыми выбивают забравшихся слишком высоко. А самая льготная пенсия за потерю кормильца меньше заработка этого кормильца. Всё равно генералом тебе не быть, а шаг от капитана к майору уже требовал слишком больших вложений денег, времени и сил, так что... выбор сделан и обратного хода нет.
   Увидев впереди бетонную коробку блокпоста, Гаор покосился на спящего хозяина. Конечно, рискуешь схлопотать, но придётся будить.
   - Блокпост, хозяин.
   - Пошли они... - ответил фронтовым загибом Ридург, не открывая глаз.
   Гаор невольно улыбнулся: настолько он был согласен со сказанным. Но останавливаться придётся. Им уже сигналят. Он плавно сбросил скорость, притирая фургон к обочине в указанном месте. Ридург потёр лицо ладонями, открыл глаза и недовольно посмотрел на подошедшего к машине патрульного.
   - В чём дело, сержант?
   Начальственные нотки в голосе заставили патрульного козырнуть.
   - Проверка.
   Ридург выругался и достал из нагрудного кармана карточку удостоверения личности. Показал из своих рук. Патрульный кивнул.
   - Благодарю, капитан. Раб ваш или в аренде?
   - Мой.
   - Номер к проверке, - скомандовал патрульный, автоматом приказывая Гаору выйти из машины.
   Гаор покосился на хозяина и вышел. Обыскивать его не стали, только проверили и записали номер.
   - Пошёл.
   Впервые на рабской памяти Гаора этот приказ не подкрепили пинком. Хотя, всё правильно, хозяин рядом, и при нём его бить не будут. Он вернулся за руль, и патрульный дал им отмашку, разрешающую ехать дальше.
   - Весь сон перебили, - пожаловался в пространство Ридург, когда они отъехали.
   Гаор промолчал, хотя спящий хозяин его устраивал гораздо больше, и по многим причинам. Ридург усмехнулся и достал сигареты. На этот раз он, закурив, перебросил пачку и зажигалку рабу. Гаор еле успел поймать их на лету.
   - Кури, Рыжий.
   - Спасибо, хозяин, - ответил Гаор, одной рукой удерживая руль, а другой доставая сигарету и прикуривая.
   - Оставь себе, - отмахнулся Ридург от его попытки протянуть пачку и зажигалку обратно.
   В пачке было ещё не меньше десятка сигарет, а зажигалка едва начата, и на этот раз благодарность Гаора прозвучала гораздо искреннее.
   - Что водил? - пыхнул дымом Ридург.
   - Почти всё, хозяин, - ответил Гаор, почувствовав, что если не забывать положенное обращение, то можно позволить себе и более свойский тон. В конце концов, задираться и напрашиваться на порку глупо.
   - А чего не водил? - спросил Ридург, с интересом ожидая ответа.
   - Поезд, хозяин, - очень серьёзно ответил Гаор.
   Ридург с удовольствием расхохотался.
   - Чего так, Рыжий? - наконец выговорил он сквозь смех.
   - Случая не было, хозяин, - вздохнул Гаор.
   - А самолёт не пробовал? - всё ещё смеясь, спросил Ридург.
   Гаор молча покачал головой.
   К самолётам у него было сложное отношение. Он ненавидел их, належавшись под бомбами в канавах и окопах, но и не мог забыть, как их курсантами как-то вывезли на десантный полигон и дали им по три прыжка, не мог забыть чувства полёта. Высоты он никогда не боялся. В детстве облазил все дозволенные Сержантом деревья в Орртене, спокойно осваивал канатные переправы, прыгал в воду с любого обрыва и даже с плотины, но полёт... Всё-таки, отец Яржанга Юрденала, а значит, его дед, был генералом авиации, а все знают, что в авиации и на флоте стать генералом можно, только летая и плавая. А Яонгайжанг Юрденал, брат Яржанга и его дядя - он на дембеле, покопавшись в газетных подшивках, нашёл - был одним из лучших, если не лучшим летчиком-испытателем - он запомнил фразу из некролога: "Летал на всём, что может летать, и на том, что принципиально летать не может" - и заслуженно носил высшую награду испытателей - Золотого Шмеля. Награду, которую даёт не государство, а Союз Испытателей. И самый младший из братьев и его дядьёв, Янгар, погибший вместе с Яонгайжангом, был лётчиком-спортсменом. Неужели Яржанга Юрденала всё-таки мучила совесть? И поэтому его не отдали в авиационное, чтобы не видеть голубой формы с золотыми крылышками на петлицах? Да, как бастард он вряд ли бы стал лётчиком, скорее всего, авиатехником, но ушёл бы в испытатели, а там техники участвуют в полётах, и вообще, смотрят не на кровь, а на самого... Он на дембеле даже подумывал записаться на подходящие курсы, но понял, увидев расценки за обучение, что небо останется недоступным. А теперь-то...
   Ридург покосился на ставшее сумрачным лицо раба и усмехнулся. А выдержка парню изменяет, с самолётами у него, похоже, какие-то инциденты были. Интересно, но не нужно, наземный транспорт, безусловно, важнее, а с этим, похоже, проблем нет, что полезнее во всех отношениях.
   - На фронте в автобате был?
   - Нет, хозяин, в пехоте.
   - Но водил, - не спросил, а предположил Ридург.
   - По необходимости, хозяин, - ответил Гаор.
   Ридург понимающе кивнул.
   - Автомехаником работал?
   - Да, хозяин, на дембеле.
   - Увезли оттуда?
   Гаор насторожился: не подбираются ли к его тайне о редакции, и потому ответил так, чтобы уйти от дальнейших расспросов.
   - Нет, хозяин, я уже уволился.
   - Или уволили, - хохотнул Ридург.
   Гаор решил, что может ограничиться неопределённым хмыканьем. И сошло. Ни оплеухи, ни окрика он не получил.
   Солнце клонилось к горизонту, и всё мучительнее хотелось есть. Забить голод можно куревом, но ему не сказали, на сколько дана эта пачка, может, на неделю, а может, и вообще больше выдачи не будет, так что придётся потерпеть.
   - Сейчас налево.
   - Да, хозяин.
   Налево - это под красивую большую вывеску: "Заезжай - не пожалеешь", а за вывеской недлинный, но широкий въезд в гостеприимно распахнутые ворота большого комплекса из автозаправки, ресторанчика, гостиницы и прочих удовольствий. Охранник в стеклянной будочке у ворот даже головы в их сторону не повернул.
   Просторный двор забит самыми разнообразными машинами и людьми.
   - Загоняй на стоянку.
   - Да, хозяин.
   С хозяином всё понятно, а ему хоть что-нибудь отломится? Жрать-то хочется.
   Отломилось. Выйдя из машины, хозяин - Гаор следил за ним, оставаясь за рулём, поскольку другого приказа не получил, - поговорил с мужчиной в полевой форме без знаков различия и петлиц и, судя по нарукавной повязке, исполнявшим обязанности дежурного, и, обернувшись, призывно махнул рукой. Сочтя это приказом, Гаор вышел из машины и по-уставному подбежал к ним.
   Мужчина окинул Гаора внимательным и необидно оценивающим взглядом.
   - Твой?
   - Да, купил в Аргате.
   "Таак, - подумал Гаор, - что называется, представили". Интересно, кому, а ещё интереснее, зачем?
   - Понял. Иди, отдыхай, капитан, я им займусь.
   Хозяин дружески хлопнул дежурного по плечу и пошёл к двери под вывеской с надписью: "Ресторан".
   Мужчина ещё раз оглядел стоящего перед ним раба, и Гаор понял, что его запомнили и не спутают, в каком бы виде он теперь здесь не появился.
   - Как прозываешься?
   - Рыжий, господин.
   Оплеухи не последовало, значит, угадал, уже хорошо.
   - Сейчас езжай, заправь машину. Ремонт нужен?
   - Нет, господин, - уверенно ответил Гаор.
   - Тогда вернёшь её сюда, и вон туда тебе, понял?
   Гаор посмотрел в указанном направлении и увидел внутренний глухой забор в рост человека с узкой калиткой. Внутренняя зона? Для рабов?
   - Да, господин.
   - Пошёл.
   Гаор развернулся и побежал к фургончику. Подогнав машину на заправку, он вышел помочь местному рабу вставить пистолет заправочного шланга и шёпотом спросил.
   - Кто это?
   Тот, видимо, видел, с кем он разговаривал, и так же шёпотом ответил.
   - Дежурный смотритель. Сегодня не сволочь.
   Гаор понимающе кивнул. Больше он спросить ничего не успел, потому что подъехала ещё одна машина, легковушка с бритым юнцом за рулём, и разговаривать стало опасно.
   Вернув фургон на прежнее место на стоянке, Гаор вышел и быстро огляделся. Смотритель издали повелительно махнул ему рукой, и Гаор затрусил "хитрым мерином" к указанной калитке. Осторожно толкнул её и вошёл. И оказался... среди своих!
   Длинное приземистое здание, слева навес над длинным столом со скамьями, справа место для курения: скамьи вокруг врытой в песок железной бочки с водой, дальше, похоже, отхожее место, но главное - ни одного надзирателя не видно, только мужчины и парни, лохматые, бородатые, щетинистые, и все в ошейниках. Гаор невольно радостно улыбнулся и поздоровался.
   - Мир дому и всем в доме!
   - И тебе мир! - разноголосо и вполне дружелюбно ответили ему.
   Его сразу окружили, и посыпались вопросы: кто таков, откуда, с кем приехал, водила или самого куда везут...
   - А ну отзыньте! - скомандовала высокая женщина в мужской одежде, разгоняя толпу, - ему поесть, небось, надоть, а вы лезете!
   - Точно, мать, - ответил ей Гаор, - жрать хочу, аж на ногах не стою.
   - Садись. Карточка есть? - спросила женщина, указывая ему место за столом.
   - Какая карточка? - спросил Гаор.
   - С хозяином, что ли ча, приехал?
   - Да.
   - Ну, тогда мы тебе квиток выпишем, - непонятно пообещала женщина, - сейчас поешь. Хлеб сам бери.
   На столе стояла большая глубокая миска, наполненная толстыми ломтями хлеба, а в другой, поменьше, навалом лежали ложки. Гаор взял ложку и хлеб, девчонка лет тринадцати, не больше, принесла и поставила перед ним миску с густым наваристым супом, в нем даже кусок мяса плавал.
   - Будем жить, паря! - весело сказал ему сидящий напротив мужчина с короткой густой светло-русой бородой, с азартной старательностью выскребавший кашу из миски.
   - Живём, брат! - ответил Гаор.
   Он впервые услышал такое пожелание и ответил по наитию, но правильно. Во всяком случае, остальные за столом поддержали его улыбками и невнятным из-за набитых ртов, но явно доброжелательным бормотаньем.
   К концу миски Гаор понял, что единого обеда нет, как сел за стол, так тебе миску и поставили, а из общего разговора стало ясно, что здесь и приезжие, и местные, ну кто в заведении работает. Заведение круглосуточное, работают посменно, так и едим, и спим, когда кого отпустят. Бабам, конечно, морока, считай, день да ночь стряпают, ночью, конечно, полегче, но дежурные завсегда есть, когда ни приедь, тебя и накормят, и спать, если тебе не сразу в рейс, уложат, и все прочие удовольствия. Ну, это когда без хозяина, когда один едешь, тогда да, а так-то... только понимашь рассупонишься, так кличут, хоть без штанов выскакивай.
   - Эй, паря, как тебя?
   - Рыжий, - ответил Гаор, принимаясь за кашу, которую поставила перед ним та же девчонка, забрав миску из-под супа.
   - Ты чей будешь?
   - А хрен его знает, мне он не назвался. Слышал, капитаном называли.
   - Коррант, - сказал усаживавшийся наискосок от него молодой парень в промасленном комбинезоне. - Мать, меня только на кашу отпустили, Коррантом твоего звать, он к нам хоть раз в месяц да заедет, - парень ловко говорил и ел одновременно, напомнив Гаору Плешака. - Я ему и заправлял, и мыл, когда, да с недели две назад, это он, значитца, за тобой и ехал.
   Гаор, конечно, засомневался, что в Аргат из Дамхара ездили специально за ним, но спорить не стал.
   - Так-то он ничего, чаевые завсегда дает, но если оплошаешь в чём, жаловаться не бежит, сам влепляет.
   - Так на новогодье он тебе приварил? - засмеялись за столом. - На полморды фингал светился.
   Большинство знало друг друга, болтали, вспоминая какие-то известные всем события. Гаора как новенького расспрашивали кто, да откуда, да у кого раньше работал. О Сторраме не слышали, но что такое торговый комплекс, знали. Что Гаор обращённый, тоже, к его радостному удивлению, не вызвало особой реакции, спросили только: давно ли, и услышав, что третий год пошёл, кивнули. Даже причиной не поинтересовались.
   После каши ему дали кружку горячего чая или чего-то ещё - такие мелочи Гаора не интересовали - во всяком случае, жидкость была горячей и сладкой, и хлеба несчитано. И Гаор встал из-за стола сытым и даже немного опьяневшим.
   - Айда, паря, покурим, - предложил ему парень в комбинезоне.
   - Мотри, Тягун, - покачала головой Мать. - Сказал, на кашу отпустили, а сам-то... Вот ввалят тебе по полной, опять на животе месяц спать будешь.
   - А пошли они, Мать... - отругнулся парень, - ты ж за столом курить не дашь.
   - И не дам, - строго сказала Мать.
   - Ну вот, а не покуривши, я это... неэффективно-дефективный, - и парень заржал.
   Засмеялся и Гаор, усаживаясь на скамейку у бочки с водой и доставая сигареты.
   Девчонка, уже другая, постарше прислуживавшей за столом, принесла Тягуну сигарету.
   - Тягун, затянуться дай, - попросила она, стреляя на Гаора хитрыми тёмно-карими глазами.
   - У меня просишь, а глазки ему строишь! - притворно рассердился Тягун, прикуривая от сигареты Гаора, - а ну вали, Лиска, пока я добрый и не врезал!
   Лиска пренебрежительно фыркнула и убежала под общий смех.
   - Лиска это лиса? - уточнил Гаор.
   - Ну да, - Тягун глубоко с наслаждением затянулся. - Ишь хитрюга, приспособилась. Под одним лежит, а сама уж на другого смотрит.
   Пока курили, Гаор выяснил ещё ряд важных деталей. Оказывается, когда приезжаешь с хозяином, не обыскивают, дескать, если и есть что при тебе, так за это хозяин отвечает, а когда один, по выездной карточке, то и на общем въезде, и у калитки прошмонают, ну и на выходе-выезде понятно. Квиток - это Мать запишет всё, что ты наел, напил, в ларьке получил, ты это хозяину отдаешь, а он уже в кассе рассчитается. А один когда, то хозяин тебе карточку дать должон, по ней всё получишь. А в ларьке тоже либо по карточке, либо если чаевые там у тебя, то в кассе на фишки обменяешь.
   - Рыжий, - подошла к ним Мать, - держи квиток. И давай докуривай, оправляйся и к машине беги, там своего дождёшься, задница целее будет.
   - Спасибо, Мать, - поблагодарил её сразу за всё Гаор, пряча в карман куртки маленький листок бумаги, на котором было написано одно слово: "обед".
   Похоже, нрав его хозяина был здесь известен, фингал на полморды - это существенно, и Гаор, приняв совет как приказ, приступил к исполнению.
   Выпустили его из рабской зоны в общий двор без обыска, и к фургончику он добежал без остановок и препятствий. Но садиться за руль не стал, стоя возле машины и оглядывая суету из людей и машин во дворе.
   Появления Корранта из дверей ресторана ждать пришлось недолго. Когда он подошел к машине, Гаор молча достал из кармана и протянул ему квиток.
   - Ага, - весело сказал Ридург, - ублажился. Жди здесь.
   И ушёл. Видимо, в кассу - подумал Гаор - оплачивать его обед. В принципе, такие порядки ему даже понравились, и если его будут посылать одного в рейсы и будет по дороге, то и перекусить, и отдохнуть, и переспать, и даже не одному, есть где. Великое дело! А самое главное - вдруг сообразил он - что если б этот чертов капитан Коррант был гомиком, то это бы знали и сказали ему. Так что, может, и обойдётся. А лапал тогда зачем? - тут же возразил он сам себе. Не расслабляйся, сержант, впереди ночь, и ночь в дороге, темнеет уже, а Коррант явно на выезд наметился. Так что... мужайтесь, худшее впереди.
   - Поехали, - издали крикнул ему Коррант, пряча на ходу бумажник в карман.
   Гаор послушно метнулся за руль.
   Охранник на выезде, как и на въезде, даже головы к ним не повернул.
   - Цены у них, - сокрушённо покачал головой Коррант. - Сытно хоть накормили?
   Гаор кивнул, включая фары.
   - Да, хозяин.
   - Ну, давай тогда, сейчас прямо и на втором перекрёстке направо.
   - Да, хозяин, прямо, второй перекрёсток направо.
   А ведь это уже Дамхар - вдруг сообразил Гаор. Была бы карта, сказал бы точно, но такое заведение должно быть на границе областей, как перевалочный пункт.
   Стало совсем темно, и Гаор включил фары дальнего света. Дорога пуста, ни встречных, ни вдогон, скорость можно бы и прибавить, но приказа не было, а значит, держим восемьдесят, как до отдыха. Нет, когда ты сытый, то жизнь совсем другой кажется. Значит, хозяином у него капитан Коррант. Интересно, каких войск, воевал или в тылах околачивался и... хорошо бы поговорить с кем, кто под ним служил, тогда бы уж знал о нём если не всё, то многое. А так... ладно, будем рассуждать дальше. Сторрам купил тебя за семь тысяч и продал, конечно, дороже, Сторрам своего не упустит, предпродажный осмотр тебе устроили прямо на месте, в квартире Гархема, так душевно сидят либо с родственником, либо с однополчанином. Либо и то, и другое. Как это родство или служебное содружество отзовётся на твоей шкуре? Где служил Сторрам, ты так и не узнал, Гархем... вот сволочь, но его в этом раскладе можно побоку...
   Ридург искоса посмотрел на спокойное, но не безучастное лицо раба и усмехнулся. Надо же, быстро как в чувство пришёл. Пожрал, покурил и опять человек, а то прямо мертвецом ходячим смотрелся. А водит хорошо, умело. Проверим-ка его по карте.
   - Где едем?
   - Дамхар, хозяин?
   Ответ прозвучал полувопросом, и Ридург усмехнулся. Хитёр, парень.
   - Правильно. Притри к обочине.
   Мгновенно насторожившись, Гаор выполнил приказ. Но ничего страшного не произошло. Хозяин достал из бардачка карту, хорошую штабную карту батальонного уровня, и стал его по ней гонять. Дамхар Гаор знал приблизительно, в училище им подробно давали места предполагаемых боёв, а остальное обзорно, но по хорошей карте главное - правильно определиться, а там уже не запутаешься.
   - Вот и валяй дальше сам, - отдал карту Коррант.
   - Да, хозяин, - Гаор положил карту себе на колено, нужным квадратом кверху, и стронул машину.
   Ночная езда - не слишком большое удовольствие, но лучше, чем... и как накликал. Хозяин посмотрел на часы, зевнул и приказал.
   - Сверни-ка вон туда. Заночуем.
   "Вот сволочь, чего же ты в заведении не заночевал? Спал бы себе в гостинице, а я в рабской казарме. Так тебе по-походному нужно", - мысленно ругался Гаор, загоняя фургончик в указанном направлении за придорожные, казавшиеся в темноте очень густыми, высокие кусты.
   - Ага, отлично. Сбегай оправься, - выпустил его хозяин.
   Гаор обречённо побрёл выполнять приказание. Побег невозможен, куда он с клеймом и ошейником денется? Сопротивление - та же смерть. Но... но значит, принесла его Мать-Вода к смертному берегу. Спасибо и на том, что не газовня и не пуля в затылок, а в бою. И на том спасибо.
   Когда он вернулся, Коррант курил, стоя у фургончика.
   - Давай, лезь, да не здесь, дурак, через кабину.
   Ткань, отгораживавшая кабину от кузова, отодвинута, открывая ловко устроенную в узком промежутке поперечную койку-рундук с развёрнутым на ней спальным мешком, а в кузове, в проходе между мешками и ящиками что-то темнеет. Это уж, похоже, для него. Гаор осторожно перелез через койку в кузов. Задняя дверь, значит, заперта снаружи, раз ему велели лезть через кабину, нет, вон, и изнутри засов задвинут, тёмная ткань на полу - старый спальный мешок, простой, без вкладыша-конверта, но раздеться все равно придётся, хоть до белья. Это, конечно, хорошо, было бы хорошо, если бы... если бы он был уверен...
   Его поторопили приказом.
   - Давай, раздевайся и ложись, чего копаешься.
   Беззвучно ругаясь, Гаор разделся до белья и залез в мешок, не рискнув даже переложить его, чтобы оказаться головой к двери, а не к кабине. Хозяин докурил, залез в кабину, тщательно поднял все стёкла, запер изнутри дверцы, разделся и влез в спальный мешок. Всё это Гаор определил по шумам, потому что лежал, зажмурившись и втянув голову в мешок. Ну... ну... "Мать-Вода, пронеси меня, Судьба-Сестра, матери-владычицы, Огонь Великий, Огонь Справедливый, за что мне ещё и это? Оградите меня, сделайте хоть что-нибудь..." - беззвучно шептал он, засыпая и стараясь удержаться от сна. Сонного возьмут запросто, трепыхнуться не успеешь, а потом чего... хоть придуши насильника, всё равно опоганен. Вроде... вроде захрапел, сволочь... Гаор осторожно попробовал расслабить, распустить собранные до судорог мышцы.
   Но спал он вполглаза, вздрагивая и просыпаясь при малейшем шорохе, и не только не отдохнул, но устал ещё больше, чем, если бы провёл эту ночь за рулем. К рассвету он настолько устал от своего страха, что провалился в чёрную пустоту забытья, откуда его почти сразу выдернул весёлый голос хозяина.
   - Подъём, Рыжий! Солнце проспишь!
   Выпутываясь из мешка, Гаор с тоской подумал, что только утреннего моления Огню Небесному ему сейчас и не хватает.
   Обе дверцы в кабине распахнуты, а хозяин, в одной майке и трусах, стоял снаружи, подбоченившись и озирая туманную равнину и начинавшее золотеть небо.
   - Давай, Рыжий, вылезай как есть, живее, праздник сегодня!
   "Какой ещё праздник?" - тупо подумал Гаор, выполняя приказ. Про весеннее солнцестояние он за эти дни и думать забыл, занятый совсем другими мыслями. На всякий случай он вышел из машины с другой стороны, но попытка остаться на дистанции не прошла.
   - Давай, шлёпай сюда.
   Один раз его уже звали как есть, кончилось это лапаньем и продажей, а сейчас что? Он вышел из-за машины и остановился в трёх шагах от хозяина, угрюмо опустив голову.
   Ридург оглядел его, взлохмаченные волосы, красные воспалённые глаза и расхохотался.
   - Ты чем это ночью занимался, Рыжий? Как скажи, тебя с бабы сдёрнули и закончить не дали. Сам с собой, что ли?
   Гаор стиснул зубы, глотая единственно возможный ответ. Лишь бы не трогал, а остальное он выдержит. От недосыпа и утреннего холода его начала бить дрожь, и он из последних сил сдерживал её.
   Ридург снова, уже не улыбаясь, оглядел его.
   - Ладно, - наконец сказал он. - Иди, там родник есть, умойся и вообще... Ступай.
   Гаор осторожно, не поворачиваясь спиной, отступил в указанном направлении и, только отойдя на несколько шагов, повернулся и пошёл в кусты.
   Кусты сразу обдали его холодной, но сейчас даже приятной росой.
   Вот так, босиком, почти голым он не ходил... Великий Огонь, да было ли у него когда такое?! Плотный белый туман окружал его, создавая блаженное чувство невидимости. Родник он нашёл по еле слышному журчанию. Крохотная лужица в траве, пузырясь от бившей со дна струи, выплёскивалась узким весело извивающимся ручейком. Гаор медленно опустился на колени в мокрую траву и, наклонившись, окунул лицо в нестерпимо холодную чистую воду. Родник, матёрая, материна вода, наконец-то... он пил её, захлёбываясь и блаженно постанывая, черпал пригоршнями и выплёскивал себе в лицо, на плечи и грудь, не замечая, что майка и трусы промокли насквозь, а сушиться-то ему негде и переодеться не во что, и шептал, бесконечно повторяя.
   - Вода-вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.
   Наконец он выпрямился и огляделся вокруг, оглядел себя и негромко засмеялся. Надо же, как в душе побывал. Ладно, авось за туманом не увидят его. Он разделся догола, выкрутил, выжал трусы и майку и снова надел. Даа, а сушиться ему сейчас только кроссом. Или ну очень хорошей разминкой. И желательно на солнце. А... а вот же оно. Гаор повернулся к просвечивающему сквозь туман золотисто-красному диску.
   - Здравствуй, Золотой Князь, заждалась тебя Мать-Земля, -  вдруг вырвались у него не слышанные им никогда раньше слова.
   Да, он знал, выучил ещё в училище, да нет, раньше с голоса Сержанта, все положенные молитвы и гимны Великому Огню и его ипостаси - Огню Небесному, но сейчас он сам говорил с Солнцем на нашенском языке, языке склавинов, и слова сами приходили к нему, безошибочно точные, единственно правильные.
   Гаор остановился, перевёл дыхание, поклонился в сторону Солнца, напоследок снова глотнул из родника, словно поцеловав чистую холодную воду из самой глуби земной, ну да материна вода от Мать-Земли - догадался он - потому она и сильная, матёрая, и пошёл к машине. Странно, но все его страхи и опасения словно и в самом деле смыло с него, и он шагал твёрдо уверенный в том, что выживет, будет жить, что ничего более страшного, чем было, уже не будет.
   Возле просвечивающего сквозь туман тёмного силуэта фургончика слышалось жужжание механической бритвы. Ридург Коррант уже в брюках и сапогах, но ещё без рубашки, брился, глядясь в зеркальце заднего обзора. Когда рядом зашелестели кусты, он бросил, не оборачиваясь.
   - Очухался? Тогда одевайся, и сейчас выезжаем.
   "Не жрамши?" - мысленно спросил Гаор, влезая через другую, чтобы не помешать хозяину, дверцу в кабину. Спальный мешок хозяина уже убран, а его вещи так и лежат. Он быстро оделся, жалея, что нет полотенца вытереться, скатал свой спальник и сунул его в угол за мешки. Если не туда, ему скажут.
   - Заднюю дверь открой, - приказали ему снаружи.
   Гаор послушно прошёл по фургону и отодвинул засов.
   - А занавески задёрни обе.
   Вон оно что, занавесок две, и если их задёрнуть, то койки не видно ни из кузова, ни из кабины. Интересное устройство.
   Ридург закончил бриться, проведя в последний раз бритвой по груди в вырезе майки, вытряхнул бритву и убрал её в чехол. Повернувшись взять с сиденья рубашку, посмотрел на сидящего уже за рулем раба. Надо же, как родниковая вода подействовала, а ведь не прирождённый, и туда же. Надел рубашку, куртку и сел на своё место.
   - Поехали. Маршрут помнишь?
   - Да, хозяин.
   Ридург кивнул.
   - Тогда валяй и побыстрее, там на карте едальня шофёрская отмечена. К ней и держи.
   - Да, хозяин, - весело ответил Гаор.
   Едальня - это хорошо и даже отлично. А то от вчерашнего обеда у него уже только воспоминания остались.
   Туман подступал к шоссе вплотную, а в низинах даже заливал его жемчужно-белой клубящейся массой, но быстро редел под поднимающимся и набирающим силу солнцем. Гаор уже уверенно потянулся к бардачку, достал и положил на колено карту. Так, направление правильное, здесь, не доезжая до блокпоста, свернуть вправо на дорогу номер шесть... Смотри-ка, а вывеска такая же. "Заезжай - не пожалеешь". Так что, это одна фирма, как у Сторрама, главный комплекс и филиалы? Интересно. Большие деньги крутиться должны.
   Как и там, здесь были стоянка и заправка, но маленькие. Вместо ресторана кафе, вместо гостиницы примыкающий к кафе домик на одну, ну от силы две комнаты, а для рабов... едва они вышли из машины - Коррант первый, а за ним, повинуясь его жесту, вылез Гаор - как к ним сразу подбежали две девчонки-рабыни. Одна, постарше, пригласила господина перекусить и отдохнуть, а другая, поменьше, ухватила Гаора за руку и без разговоров потащила за собой.
   Всё для рабов было здесь же, но по ту сторону основного здания. Не знающий, как сразу понял Гаор, даже и догадаться не мог, какая бурная жизнь кипит на заднем дворе. Местные рабы как раз завтракали, и его сразу посадили за стол, налили ему кружку горячего пахучего питья, поставили миску каши, дали хлеба и ложку. Рабов было совсем мало, с десяток мужчин и женщин, хотя некоторые, как понял из разговоров Гаор, как раз в зале, клиентов обслуживают.
   - Издалека, паря?
   - Из Аргата.
   - Ух тыи!
   - Ну, и как там?
   - А как везде, - усмехнулся Гаор.
   - Нее, - убеждённо замотала головой, рассыпая плохо сколотые волосы по плечам, сидевшая напротив девчонка, чем-то напомнившая ему Кису, - у нас лучше.
   - Это чем? - поинтересовался Гаор, доедая кашу.
   - А мы тутошние, - ответила девчонка, - а где родился, там и сгодился.
   За столом засмеялись. Засмеялся, заканчивая завтрак, и Гаор.
   Распоряжавшаяся за столом женщина - здешняя Мать, как догадался Гаор - дала ему квиток о съеденном им и отправила к машине, а то неладно будет, если хозяин раньше него придёт.
   - С норовом твой, иной раз так вмажет, так что не серди его попусту.
   - А так-то он с понятием, - поддержал Мать мужчина с растрёпанной светло-русой бородой. - Случалось мне его колымагу налаживать. Ничо, по справедливости было.
   Получив столь исчерпывающую и обнадёживающую информацию, Гаор поблагодарил Мать, взял свою куртку и каскетку, брошенные им на крючок у входа в рабский барак, и побежал к машине.
   Успел он вовремя. Практически, он подошёл к фургончику, а из дверей кафе вышел хозяин, сопровождаемый той же девчонкой.
   Взяв у Гаора квиток, он протянул его девчонке вместе с монеткой.
   - Держи. Остаток тебе на конфеты.
   - Спасибо, господин, - затрещала девчонка, - заезжайте, господин, мы уж вас завсегда, господин...
   Ридург отмахнулся от неё, залезая в кабину.
   И снова летит под колёса серый, влажный от росы и рассеявшегося тумана бетон, солнце уже поднялось выше кабины и не слепит глаза.
   - Так чего ты ночью не спал? - вдруг спросил Ридург.
   Гаор не ответил, глядя перед собой на дорогу. Ридург покосился на его сразу отвердевшее и ставшее отчуждённым лицо и усмехнулся.
   - И часто тебя Гархем по ночам дёргал?
   - Что?! - от изумления Гаор не только забыл о положенном обращении, но и непроизвольно обернувшись, дёрнул машину вбок.
   - То самое, - засмеялся довольный произведённым эффектом Ридург.
   Гаор медленно помотал головой.
   - Нет, хозяин, ни разу.
   - Тогда чего психовал? Обычно, кто под ним побывал, - Ридург снова усмехнулся, - долго не в себе бывают. Если, конечно, живы остаются.
   Что Гархем сволочь, Гаор знал давно, но чтоб настолько... его даже передёрнуло мгновенным ознобом.
   - Ну, так чего молчишь?
   - Боялся, хозяин, - неохотно ответил Гаор.
   - Чего? - искренне удивился Ридург и, тут же сообразив, начал хохотать.
   Смеялся он долго и с таким удовольствием, что невольно улыбнулся и Гаор. К тому же ночные страхи сейчас и ему казались пустыми.
   - Ну, уморил, - Ридург вытер выступившие на глазах слёзы, достал сигареты и закурил. - Ах ты, задница непорочная, сколько лет в армии?
   - Вместе с училищем семнадцать, хозяин, - ответил Гаор.
   - И ещё девственник? Так такого ж не бывает, я эту систему знаю. Вот дурак, нужна мне твоя поротая задница, мне баб вот так, - Ридург даже чиркнул себя ребром ладони по горлу, - хватает. Нашёл из-за чего психовать. А, - лицо Ридурга стало серьёзным, - а если бы и так, то что б ты сделал? - посмотрел на мгновенно оцепеневшее лицо раба и кивнул, - понятно. А за такие мысли тебе самое малое двадцать пять "горячих" положено. Понял?
   - Да, хозяин, - глухо ответил Гаор.
   - По приезде и получишь, - закрыл тему Ридург.
   Гаор вёл машину, внимательно оглядывая дорогу, запоминая названия на мелькавших указателях и изредка сверяясь с лежавшей на колене картой. Перспектива порки, конечно, не радовала, но, во-первых, это ещё когда будет, во-вторых, если это окончательно снимет проблему, то он согласен, в-третьих, новокупленного раба всегда в первые дни бьют больше обычного, чтобы потом уже не трепыхался, и не за это, так за другое его бы всё равно для начала выпороли. А раз нрав у его хозяина, как его уже дважды предупреждали, крутой, то чего ещё ожидать? Переживём, не страшно.
   Проехали мимо украшенного в честь праздника съезда в храм. Ридург машинально, явно думая о своём, пробормотал молитву, а Гаор даже головы в сторону храма не повернул. Он свою молитву уже вознёс, её приняли, а до храмов он и раньше охотником не был, ходил только по приказу и строем.
   Маленькие и странные после Аргата города, где дома не впритык, а каждый по отдельности, за забором, как скажи, здесь только родовые замки, но уж очень маленькие. Рощи, луга, по которым бродят коровы и овцы. Небольшие частые реки с узкими, на одну машину, мостами. Убегающие вбок не шоссе, а дороги без покрытия, и поля, поля, поля...
   Ридург с таким искренним удовольствием смотрел на раскрывающийся впереди и по бокам пейзаж, что Гаор понял: это Родина. И снова ворохнулась мысль, а его Родина где? По Аргату он никогда не тосковал, места, где воевал... ну так это тем более, те места он помнит хорошо, но... специфически, и вернуться туда не хочет. В Чёрное Ущелье он что ли поедет? Туристом? Или на Валсу? Которую помнит чёрно-красной от дыма и крови, и когда по ней медленно и неотвратимо плыло пятно горящей нефти, а впереди деревянный наплавной мост с машинами, где и раненые, и снаряды, и горючее, и прыгать в воду бесполезно, потому что пятно во всю ширину, и тяжёлое молчание видящих свою приближающуюся смерть людей, и из машины с госпитальной эмблемой одинокий голос.
   - Братья, добейте, братья...
   Он тогда закричал, пинками пошвырял тех, до кого смог дотянуться, в воду, прыгнул сам и поплыл наискосок навстречу огню, поднырнул под него и плыл под водой, прорываясь против тащившего его вниз течения, насколько хватило дыхания, а над головой было темно от затянувшей поверхность нефти, и всплыть в темноту - это сгореть, а не всплыть - это задохнуться и утонуть. Он выплыл, за ним на берег выползли, потому что встать не могли, ещё семеро, они лежали в чёрной страшной грязи, жадно дышали, а там ниже по течению клубился чёрный липкий дым от горящих заживо людей. Их спасло то, что пущенная агграми нефть развернулась от берега до берега, но узкой полосой, а верхнее течение было быстрее нижнего, и на противоходе они выиграли те мгновения, на которые могло и не хватить дыхания.
   Гаор тряхнул головой, отгоняя воспоминания. А ведь получается, что уже тогда Мать-Вода спасала его. Интересно, почему?
   Ридург отвлекся от пейзажа и занялся своими бумагами. Ровно гудели мотор и бетон под колёсами, становилось жарко, и Гаор, не выпуская руля, снял и сбросил за сиденье куртку и каскетку. Ридург словно не заметил этого, хотя Гаор был уверен, что тот всё видит, но раз хозяин промолчал, значит, разрешено. Навстречу шёл старенький грузовичок, искоркой блеснула заклёпка в ошейнике водителя, и, разъезжаясь, они молча кивнули друг другу, и понятно, что будь Гаор один, они бы остановились и поболтали. Ридург опять словно не заметил.
   На обед ни останавливаться, ни заезжать никуда не стали. Просто в одном из городков притормозили у торговой площади, и Ридург купил у разносчиков две маленьких пластиковых бутылки воды и два запечатанных пакета с бутербродами. Сам он начал есть и пить сразу, а когда выехали за городскую черту, кивнул Гаору на лежащие между сиденьями бутылку и пакет.
   - Лопай.
   - Спасибо, хозяин, - ответил Гаор, принимаясь за еду.
   Обедом это назвать, конечно, нельзя, ни по размеру съеденного и выпитого, ни по уровню комфорта: орудовать приходилось одной рукой, поскольку приказа остановиться не было, но всё же хоть что-то. Поев, Гаор рискнул достать сигарету и закурить, не испрашивая специального разрешения. Сошло, ни окрика, ни удара. Очень хорошо, а если бы ещё знать, когда он получит следующую пачку, то было бы просто отлично.
   Дважды, не останавливаясь, проезжали блокпосты, похоже, патрульные знали его хозяина в лицо и не останавливали. А когда показался третий, Ридург приказал ему.
   - Притормози.
   Гаор удивлённо - патрульного на дороге не было - выполнил приказ.
   Ридург вышел из машины и ушёл в серую бетонную коробку, а Гаор, оставшись в кабине, от нечего делать стал рассматривать безоконное здание, здорово смахивающее на дот, с которого сняли, вернее, упрятали внутрь вооружение, и прикидывать варианты штурма. Дорожную полицию, их патрули и блокпосты он никогда не любил. А обыски с пинками и побоями довели эту нелюбовь до надлежащего уровня.
   Из дверей вышел Ридург вместе с сержантом в полицейской форме и, идя к машине, махнул ему рукой. Беззвучно чертыхнувшись - он бы предпочёл убраться отсюда и побыстрее - Гаор вылез из кабины и подбежал к хозяину. Тот как раз открывал заднюю дверцу.
   - Вон те два мешка и этот ящик.
   Гаор послушно залез в кузов, отцепил крепёжные ремни и выволок наружу указанные мешки и ящик. В ящике звякали бутылки, в одном из мешков были какие-то хрустящие пакеты, а в другом, похоже, банки.
   Когда он их вытащил наружу, захлопнул дверцу и посмотрел на Ридурга, ожидая дальнейших распоряжений, сержант хмыкнул, разглядывая его.
   - Твой или в аренде?
   - Мой, - Ридург протянул сержанту бланк, в котором тот расписался, - купил в Аргате.
   - Ну и правильно. Оставь здесь, мои сами занесут.
   Тон сержанта был самым свойским, будто он и не знал о звании собеседника, чему Гаор не поверил.
   - Пошёл, - бросил, не глядя на него, Ридург, и Гаор послушно метнулся в кабину.
   В зеркальце заднего обзора он увидел, как сержант и Ридург о чём-то поговорили, обменялись рукопожатием и на прощание откозыряли друг другу.
   - Поехали, - распорядился Ридург, садясь в кабину.
   Ну, у Сторрама связи на таможне, а у Корранта в дорожной полиции, так Сторрам - полковник, а Коррант - капитан, всё правильно.
   Ридург искоса посмотрел на лицо раба, занятого исключительно дорогой, и, усмехнувшись, кивнул. Армейская выучка - выполнять приказы и не задавать вопросов - великая вещь.
   И снова летящий под колёса бетон, поля и рощи по бокам. Иногда рощи сливались в лес, иногда прореживались до отдельных, стоящих на холмах деревьев. Иногда вдалеке - к ним вели узкие грунтовые дороги, мелькали скопища маленьких домиков. Рабские посёлки - догадался Гаор. Снова городок пролетели без остановки. И опять поля, рощи, посёлки, речушки и речки, луга... Солнце давно сползло с зенита и заметно клонится к горизонту. А ночевать где будем? Опять в фургоне? И пожрать бы уже пора.
   Очередной городок с маленьким храмом, откуда доносится колокольный звон, провожающий Огонь Небесный на покой, улицей от храма до площади с затихающим и опустевшим рынком...
   - Здесь направо.
   - Да, хозяин, - Гаор резко вывернул руль, въезжая в проулок между глухими в полтора человеческих роста заборами.
   - Прямо.
   - Да, хозяин.
   Проулок резко раздался, открывая стоящий поперек такой же глухой забор с широкими, две легковушки свободно разъедутся, воротами точно посередине. Вывески не было. Перед ними Гаор остановился.
   - Гудни им, - приказал Ридург, вылезая из кабины.
   Гаор послушно нажал кнопку клаксона.
   В левой створке была узкая, на одного человека, калитка. Властным, по-настоящему хозяйским жестом толкнув её, хозяин вошел. Из-за ворот послышался собачий лай, человеческие голоса, и ворота медленно, без скрипа, но словно нехотя раскрылись, впуская машину. "Приехали",- понял Гаор.
   Он медленно, плавно въехал в ворота, остановился и выключил мотор. В быстро сгущавшихся сумерках вокруг громоздились невысокие и кажущиеся бесформенными здания, суетились люди... Гаор вышел из машины, и к нему сразу подбежала большая собака, тщательно обнюхала и, отступив на шаг, оглушительно гавкнула.
   - А ну, цыц! - весело прикрикнул на неё хозяин и позвал его. - Рыжий! Иди сюда.
   - Да, хозяин, - откликнулся Гаор и медленно, расправляя затёкшие от долгого сидения за рулём мышцы и опасаясь резким движением вызвать атаку замолчавшей, но оставшейся рядом с ним собаки, подошёл.
   - Никак с покупкой, - сказала высокая женщина, разглядывая Гаора влажно блестящими глазами.
   Гаор так привык за эти годы, что женщины-рабыни ходят в мужской одежде, что растерянно уставился на неё. Длинная сборчатая юбка, просторная кофта с длинными рукавами, на плечи наброшен узорчатый платок, второй платок, белый, повязан на голове, не так скрывая чёрные с сединой волосы, как открывая лоб с синим клеймом-кружком посередине, в вороте кофты виден ошейник.
   - Да, Нянька, - ответил хозяин, - забирай его и устраивай. А остальное всё завтра. Двое суток в дороге.
   - А и понятно, - без малейшего намёка на приниженность ответила женщина. - Ступай, хозяин, тебе тоже с дороги всё готово уже.
   - Это когда же успели? - весело спросил Ридург.
   - А то не ждали тебя, - с сердитой лаской в голосе ответила Нянька. - Эй, девки, вы где?
   - Да, здесь мы, здесь, - из темноты к ним подбежала молодая светловолосая рабыня в белой кофте и длинной юбке, - с приездом, хозяин, заждались мы вас, всё готово уже, хозяйка ждёт.
   - Иду, - Ридург потрепал Няньку по плечу. - Чтоб у тебя и оплошки были... Рыжий, машину в гараж загони и до утра отдыхай, остальное завтра.
   - Да, хозяин, - пробормотал ему в спину Гаор.
   А гараж здесь где?
   - Ну и чего стоишь? - сурово спросила его Нянька. - Слышал, что сказано, так сполняй.
   - А гараж где? - ответил вопросом Гаор.
   - А вона, оглянись. Эй, Трёпка, покажешь ему, потом в кухню отведёшь.
   - Ага, - ответила возникшая из темноты девчонка в одной рубашке-безрукавке до колен и с растрёпанными, беспорядочно падавшими ей на плечи волосами.
   "Трёпка - это... ну да, растрёпанная, и впрямь похожа", - весело подумал Гаор.
   Первая растерянность прошла, и он спокойно пошёл за девчонкой к одному из строений. Широкие ворота не заперты, вернее, только щеколда наброшена. И пока он снимал её, раскрывал ворота, нашаривал выключатель и включал свет, Трёпка выкладывала ему, что это Старшая Мать, её все слушаются, а хозяин её Нянькой зовёт, она его ещё дитём нянчила, а хозяйка по хозяйству мало встревает, даже быват за весь день на чёрный двор не выйдет, сидит себе и бумаги пишет да читает, пишет да читает, а жить здесь хорошо, её вот в давнюю зиму купили, и так-то хорошо тута, а после Старшей Матери другая Мать, её ещё Большухой кличут, она и за едой, и за одежей следит, а ты, Полкан, отойди, а то неровен час под колеса попадёшь... Под её неумолчный, как журчание ручейка, говор Гаор осмотрелся в гараже, отметил, что сделано всё с умом и по делу, рассчитан гараж на три машины, но стоит только легковушка с большим багажником, и, похоже, рядом с ней как раз место для фургончика. Он поставил фургон на место, выключил свет - вся работа по разгрузке и регулировке будет завтра, а сегодня ему отдыхать разрешили - и закрыл двери, как и было, на щеколду.
   Трёпка ухватила его за руку и повела. Полкан шёл рядом, время от времени тыкая Гаора носом и помахивая хвостом. Собак Гаор не то что не любил, а просто никогда не имел с ними дела, если не считать волкоподобных собак охраны на гауптвахте, притравленных на человека и вызывавших ужас у заключенных, и потому тычки Полкана заставляли его вздрагивать. Они поднялись на невысокое крыльцо - Полкан отстал от них, чему Гаор безусловно обрадовался - Трёпка толкнула дверь и ввела его в наполненную светом, шумом голосов и запахами еды кухню.
   - А вот и мы, - весело сказала Трёпка.
   - Мир дому и всем в доме, - поздоровался Гаор, оглядывая повернувшихся к нему от стола людей, мужчин и женщин, но все с клеймами и в ошейниках.
   - И тебе мир, - ответили ему.
   А женщина, одетая, как и Старшая Мать, но без платка на плечах, сразу стала командовать.
   - Ты сапоги-то сними, вона у порога оставь и к столу садись. Голоден небось.
   - Спасибо, Мать, - ответил Гаор, снимая сапоги и выставляя их в ряд таких же сапог у стены.
   Портянки он смотал и сунул в сапоги. С другой стороны двери у косяка висел рукомойник, напомнивший ему фронтовые самоделки, а рядом полотенце. Гаор с наслаждением умылся и ополоснул руки, вытерся и уже тогда подошёл к столу.
   - Садись, - указали ему место между двумя молодыми мужчинами и перед ним поставили миску с кашей, а в кружку налили... молока.
   - Ложки нет никак? Трёпка, ложку ему дай, - распоряжалась Мать, - ты ешь, потом всё расскажешь.
   Ну, про еду ему можно было и не говорить, что ему за весь день за рулём и два бутерброда? И Гаор ел жадно, даже не разбирая вкуса и не замечая сидящих рядом.
   - Ты мотри, наголодался как, - удивилась сидевшая напротив женщина, - ты откуда ж будешь?
   - Из Аргата, - ответил с полным ртом Гаор.
   - Никак голодом тебя там морили, - засмеялись за столом.
   - Да не спеши, паря, не отымут.
   - А чо, голодно тама?
   - А зовёшься как?
   Гаор с сожалением оглядел опустевшую миску и ответил.
   - Рыжий.
   - А, ну ясно.
   - Большуха, ты ему ещё подложи, - распорядилась Нянька. - А материно имя какое?
   "Началось", - с тоской подумал Гаор, понимая, что сейчас неизбежно возникнет его обращение и вопрос: за что? Но отвечать надо, и отвечать правду, потому что соврать он не сумеет, и всё равно правда выплывет.
   - Я не помню матери, - ответил он, принимая заново наполненную миску.
   - Чего так?
   - Матерь родную забыл?!
   - Как так?
   - Меня в пять лет у неё забрали, - ответил Гаор, уже спокойнее принимаясь за еду, - и помнить запретили.
   За столом перегнулись.
   - Галчонок никак?
   - Так ты ж вона, рыжий.
   - Кто ты, парень?
   Гаор вздохнул, приканчивая кашу и вытряхивая в рот последние капли молока. Его ответа ждали, и он решил ответить так, чтобы уж больше его не спрашивали об этом.
   - Я бастард, - начал он.
   Ему ответили молчаливыми понимающими кивками - здешние явно знали, что это такое, но столь же явно ждали продолжения.
   - Отец меня в пять лет забрал у матери, больше я её не видел и ничего не знаю о ней, помнить мне ее запретили, отбили мне память о ней. А потом... отцу были нужны деньги, - вдруг пришли эти жёсткие, правильные в своей неприкрытой циничной сути слова, - и отец продал меня в рабство. Вот и всё.
   За столом воцарилось молчание, будто его не поняли, не могли, не хотели понять.
   - Мать-владычица, - прошептал кто-то.
   - И давно? - сурово спросила Нянька.
   - Да... с прошлого ноября третий год пошёл, - устало ответил Гаор.
   - Лоб покажи, - потребовала Нянька.
   Гаор поднял ладонью волосы, открывая лоб с синей звездой клейма.
   - Как же так? - потрясённо покачала головой одна из женщин, - чтоб сына своего...
   - Из-за денег и сына, - недоумевающе сказал кто-то из мужчин.
   - Эй, паря, а деньги-то зачем были нужны, чтоб такое сотворить? - спросил ещё кто-то.
   Гаор зло усмехнулся.
   - Законный сын, наследник, играл в карты, проиграл много, вот меня и продали, чтоб я долг его оплачивал.
   - А оплатишь когда? Освободят? - спросил молодой тощий парень, совсем мальчишка по виду.
   Гаор, не сдержавшись, выругался с настоящей злобой.
   - Как же! Поставят кружок, и буду считаться обращённым. Ошейник не снимается!
   - Это мы знаем, - спокойно сказала Большуха.
   И её тон заставил Гаора проглотить уже готовую сорваться с языка ещё более крепкую ругань.
   - Ну, Рыжий, так Рыжий, - сказала Нянька, внимательно глядя на него. - Не самое плохое имечко.
   - Ну да, - согласились с ней, - господа, быват, и вовсе непотребно прозовут.
   - Наш-то ничего, разрешает по-материному зваться.
   - Ничо, паря, проживёшь.
   - А куда ж я денусь, - улыбнулся, успокаиваясь, Гаор.
   - А работал кем?
   - Шофёром.
   - Это водила, что ль?
   - Да, - кивнул Гаор.
   - А раньше? Ну, до того?
   - Раньше? - переспросил Гаор, - раньше я в армии был, воевал.
   Молча сидевший на дальнем конце стола мужчина шевельнулся, и Гаор невольно посмотрел на него. Тёмное узкое, как сдавленное с боков, лицо, чёрные длинные волосы заплетены в две тонкие косы, спадающие с висков вдоль лица и делающие его ещё уже, высокие выступающие углами скулы, опущенные к переносице и вздёрнутые к вискам брови. На смуглой шее почти сливающийся с ней по цвету ошейник с блестящей заклёпкой, на лбу над переносицей синий, перечёркнутый диагональным крестом квадрат. Раб, раз ошейник и клеймо, но... Аггр?! Откуда?
   У Гаора непроизвольно сжались кулаки, и напряглось как перед прыжком тело. Их глаза встретились, и мужчина спросил с характерным гортанным акцентом.
   - Ты... воевать?
   - Да, - ещё сдерживаясь, ответил Гаор.
   - Ты... фронт?
   - Да! А ты...?
   Аггр кивнул.
   - Я воевать. Я плен, - улыбнулся, оскалив белые зубы, и встал, - ты воевать, ты раб. Я рад.
   Гаор рванулся из-за стола навстречу ему. Но драки не получилось. Аггр обошёл его как неживую преграду, склонил голову, благодаря матерей, и вышел, мягко, без стука прикрыв за собой дверь. Помедлив с мгновение, Гаор сел, понимая, что глупо стоять посреди кухни, когда противник ушёл.
   - Кто это? - заставил он себя спросить внешне спокойным тоном.
   - Джадд это, - стали объяснять ему,
   - Хозяин его откуда-то привёз.
   - Так-то он тихий.
   - И понимает почти всё, говорит вот только...
   - Да он молчком всё.
   - А задевать его не след, шалеет он в драке.
   - Я ему пошалею, - буркнул Гаор, - а работает кем?
   - Да как все мы.
   - Так-то он шорничает там...
   - Обувку всем чинит...
   - Ну и...
   Рассказчики замялись, и за всех ответила девчонка, не Трёпка, а другая, поменьше, с белыми волосами, заплетёнными в косички.
   - А ещё он порет всех, ну, по слову хозяйскому.
   Палач, ну ясно.
   - Чего ещё аггру делать, - хмыкнул Гаор.
   Нянька и Большуха переглянулись.
   - Никак раньше встречались? - спросила Нянька.
   - Воевал я с ними, - ответил Гаор, - с агграми.
   Ответить ему не успели, потому что в кухню вошли ещё две женщины. Одну из них Гаор уже видел во дворе, а вторая, красивая, черноглазая и черноволосая, если бы не ошейник и кружок клейма на лбу, была бы настоящей дуггуркой.
   - Вот и крали наши, - радостно зашумели за столом.
   - Уложили никак?
   - Быстро вы седни.
   - Чего так, Милуша?
   Милуша, выдернув шпильку, распустила длинные, длиннее, чем обычно у дуггурок волосы, и улыбнулась.
   - С дороги он, по жене соскучился.
   - Ну и в удачу им, - кивнула Нянька, - садитесь, молока выпейте.
   - Ой, спасибо, Старшая Мать, - Милуша села за стол, посмотрела на Гаора, - а ты новокупка никак? А прозываешься?
   - Рыжий, - ответил Гаор, невольно любуясь ею.
   - Эй, паря, - засмеялся чернобородый и светловолосый мужчина, которого остальные называли Чубарём, - на хозяйский каравай рот не разевай.
   - От погляда убытку нет, - отмахнулась от него Милуша.
   - Да и прибытку не будет, - тихо закончила сидевшая рядом с девчонками женщина.
   Гаор уже приготовился к обычному весёлому трёпу, но матери стали разгонять всех на ночь, хотя по ощущениям Гаора время было ещё не очень позднее, у Сторрама он бы только-только на вечернем построении стоял, и весь вечер был бы впереди, но с матерями не спорят.
   - Седни уж на полати ложись, а завтрева посмотрим, - распорядилась Большуха.
   Полатями назывались высокие, почти на уровне его роста нары - настилом от стены до стены. Там лежали какие-то мягкие то ли зимние куртки, то ли обрывки одеял и, к удивлению Гаора, меховые опять же как шкуры. Куда ушли остальные, Гаор не заметил: он вдруг смертельно устал, и его неудержимо клонило в сон. Он даже раздеваться не стал, нагрёб себе мягкого и мгновенно заснул. И совсем по краю сознания прошла мысль, что хозяин обещал ему двадцать пять "горячих", и бить его будет как раз этот пленный аггр, но додумать, чем это ему грозит, он не успел, заснув окончательно.
  
   Разбудили его, самым бесцеремонным образом дёрнув за ноги.
   - А ну слазь, пока не сдёрнули.
   Гаор сел, больно ударившись макушкой о потолок. Внизу засмеялись.
   - Чего так рано?
   - Это кому рано?! - возмутилась внизу Нянька, - вот я сейчас вицу возьму, так сразу вовремя будет!
   Что такое вица, Гаор не знал, но смысл всего высказывания понял и спрыгнул вниз. Все уже сидели за столом, а некоторые, похоже, и уже и поработать успели. "Рано как здесь побудка", - подумал Гаор, быстро умываясь у рукомойника.
   - Как лопать, так ему вовремя, а как работать, так рано, - ворчала Нянька, пока Большуха накладывала Гаору каши и наливала молока, - ишь устроился, лемзяй, шавуй мамкин...
   Так его ещё не обзывали, и Гаор, приканчивая кашу, поинтересовался.
   - А это кто, Старшая Мать?
   За столом дружно грохнули хохотом. Улыбнулся и сидевший на своём дальнем конце - со всеми, но и отдельно - и молча быстро евший аггр. Ответить Гаору не успели, потому что в кухню вошёл хозяин. Весёлый, свежевыбритый, в полевой летней форме без петлиц и знаков различия.
   - Шумишь, Нянька? Так их бездельников!
   К удивлению Гаора, за столом продолжали смеяться. А Ридург стал распоряжаться. Кому сегодня где и что делать. Все понимающе кивали.
   - Рыжий!
   - Да, хозяин, - вскочил на ноги Гаор по неистребимой строевой выучке.
   - Так, а тебе Рыжий, в гараже разбираться и обустраиваться. Что в фургоне лежит, в большой сарай перетащишь. Обе машины проверишь, отрегулируешь, что надо, чтоб назавтра обе готовы были.
   Две незнакомые машины за день, без помощника и в незнакомом гараже... - это головы не поднять.
   - Большуха, устрой его и выдай, что надо.
   - Сделаю хозяин.
   - Ну, а чтоб ты не заскучал... - хозяин сделал выразительную паузу.
   "Тебе бы так повеселиться", - насторожился Гаор, сразу вспомнив про обещанные ему "горячие". И как в воду смотрел.
   - Тебе пять вступительных положено, да ещё двадцать пять за неподобающие мысли. Понял?
   - Да, хозяин.
   - Джадд, выдашь ему тридцать "горячих". Кожу не рвать! Понял?
   - Да, хозяин, - гортанно ответил аггр.
   Только тут до Гаора стало доходить, что его вчерашний порыв на драку может ему же и боком выйти, но ни исправить, ни изменить ничего он не мог.
   Ридург оглядел его с весёлой насмешкой и вышел. Гаор вздохнул и вернулся к недоеденной - в миске оставалось ещё две ложки - каше.
   - Давай, не копайся, - поторопила его женщина, собиравшая миски и кружки. - Тебе вона скоко всего исделать надоть.
   Гаор доел кашу, вытряхнул в рот последние капли молока и встал из-за стола.
   - Спасибо, мать.
   Женщина улыбнулась ему.
   - Красава я, можешь и так звать. Ты к Джадду сейчас прямо иди, а то хуже нет, как работать, да порки ждать.
   "Это точно", - мрачно подумал Гаор, накручивая портянки и влезая в сапоги. В гараже босиком не походишь. А остальные, как он заметил, выходили во двор, не обуваясь.
   Солнце только-только поднялось, и двор перечёркивали длинные тени. Незнакомые, непривычные запахи и звуки. Мычание коров, разгуливающие прямо по двору куры, тут же вчерашняя собака лежит на солнце и что-то как выкусывает у себя возле хвоста. Может, всё это и интересно, но в раскрытых дверях одного из сарайчиков стоит и с насмешливой неприязнью смотрит на него аггр. Стараясь держаться как можно спокойнее, Гаор пошел к нему. Аггр, одетый как все рабы: босиком, в мешковато спускающихся на ступни штанах и просторной рубашке навыпуск с закатанными выше локтей рукавами, неприятно улыбаясь, ждал его, скрестив на груди мускулистые руки.
   Подойдя почти вплотную, Гаор твёрдо посмотрел ему в глаза. Так близко ему аггров не приходилось видеть. Немногие встречи лицом к лицу на фронте в рукопашном были слишком коротки, пленных он видел издалека, а мёртвые... мертвые все одинаковы, только по остаткам формы и различишь.
   Аггр кивнул и ребром ладони ударил себя по поясу.
   - Ты раздеться.
   Гаор медленно расстегнул рубашку и сбросил её на землю прямо у ног, стянул через голову майку, оставшись полуголым. Джадд снова кивнул и посторонился, пропуская его в сарай.
   Острый запах кожи, обувного клея, ещё чего-то, верстак, полочки на стенах, у дальней стены как занавеска, какие-то ремни, инструменты...
   - Это сюда.
   Аггр указал ему на странное сооружение у стены. Широкая и длинная, почти в рост человека доска с полукруглым вырезом на верхнем конце и прикреплёнными к ней ремнями.
   Когда, подчиняясь кратким и вполне понятным командам аггра, Гаор вытащил её наружу и закрепил на наклонной подставке, ему стало понятно, что это. Это была знаменитая, памятная ему по рисунку в учебнике истории "кобыла" - станок для наказаний.
   - Ты лежать.
   Стиснув зубы, Гаор выполнил приказ. Мало того, что изобьют, так ещё во дворе, у всех на глазах... сволочь, палач, все аггры - сволочи, были и останутся такими.
   Джадд затянул ременные петли на его запястьях, плотно прижав его грудь к гладкой отполированной телами доске. Щиколотки пристёгивать не стал. "Ну да, там же сапоги, - сообразил Гаор - через них ноги плотно не зажмёшь". Но тут Джадд ловко, не расстёгивая, сдёрнул с него вниз брюки и трусы, спутав или колени.
   - Ты дёргаться нет, - сказал аггр и ушёл в сарайчик, оставив Гаора во дворе.
   Вырез для головы позволял дышать, но не смотреть по сторонам, и Гаор обречённо ждал продолжения. Тридцать "горячих". Не смертельно, но это как бить будут. Хозяин велел кожу не рвать, но тогда спецура тоже его избил, чтоб кожа была целой, а матерям пришлось к нему Мать-Воду звать большим моленьем, а здесь что будет?
   Аггра не было долго, или это только ему показалось так. Но вернувшись, аггр зашёл спереди и показал ему... Огонь Великий, не дубинка, плеть! Это не просто боль, это - позор! Огонь Справедливый, за что?!
   - Ты воевать, - сказал аггр, разминая плеть ладонями, - ты победить. Ты раб. Хозяин велеть. Тридцать ударов. Кожу не рвать. Я бить. Ты кричать.
   И отошёл. "Врёшь, - прикусил губу Гаор, - врёшь, не закричу, нет, я вас, сволочей, стрелял, как хотел, нет, не закричу".
   Свист разрезаемого плетью воздуха, и как огненная узкая струя хлестнула его по спине. Первый, - сказал про себя Гаор. Но он быстро сбился со счёта, настолько непривычно острой была боль. Он старался молчать, искусав в кровь губы, но на, кажется, десятом ударе застонал.
   - Правильно, - сказал над ним аггр. - Ты кричать.
   Спина и ягодицы горят, как обожжённые, и снова и снова огненная полоса ложится на его тело. Хриплые стоны на выдохе при каждом ударе. И мучительное ожидание следующего удара. Он уже плохо сознаёт, где он и что с ним, но желанного беспамятства, в котором не чувствуешь боли, всё нет. И ни о чём он думать сейчас не может, кроме одного: конец, когда конец?
   Порка на "кобыле" - не частое зрелище, и сновавшие по своим делам люди останавливались поглядеть и тут же уходили. Близко подойти никто не рисковал: что Джадд на порке стервенеет и может, как невзначай, стегнуть по зрителям, все знали. Даже Полкан ушёл в свою конуру.
   После тридцатого удара Джадд опустил плеть, змеёй расстелив её по земле, и перевёл дыхание, рассматривая распластанное на "кобыле" тело, конвульсивно вздрагивающее в ожидании следующего удара. Кожа на спине и ягодицах покраснела и вздулась полосами, но нигде не была прорвана. Даже на старых шрамах и рубцах от осколочных ранений и ожогов. Смуглое, мокрое от пота лицо аггра ничего выражало. Повернувшись, он ушёл в свой сарайчик и вскоре вышел оттуда без плети и с ведром воды.
   Подойдя к "кобыле", Джадд отстегнул стягивавшие запястья наказанного ремни и, наклонив "кобылу", сбросил неподвижное тело на землю, затем, подцепляя ногой под рёбра, откатил в сторону от "кобылы". Действовал он спокойно с привычной деловитостью: не в первый раз он приводит в чувство после порки. И не в последний. Джадд взял ведро и выплеснул воду на лежавшего вниз лицом человека так, чтобы большая часть пришлась на голову. Дал зашевелиться и выплеснул остаток уже на спину и ягодицы.
   На последних ударах Гаор всё-таки потерял сознание, хотя и продолжал чувствовать боль. Рухнувшая на него вода помогла прийти в себя и перевести дыхание. Он ощутил себя лежащим уже на земле и осторожно приподнял голову. Движение сразу отозвалось острой болью в спине, но это неважно: в шаге от него смуглые большие ступни и обтрёпанные края штанин. Аггр! Будет бить ногами? Подпустить и хватать подсечкой... Но ступни переступили, разворачиваясь, и отступили, исчезнув из поля зрения. Гаор понял, что наказание кончилось. Надо приводить себя в порядок и браться за работу. Огонь Великий, как же он работать будет: ведь шевельнуться больно.
   Стараясь не стонать, через боль, Гаор подобрал под себя руки и ноги, и встал сначала на четвереньки, а потом и на ноги, попробовал выпрямиться. От боли и пережитого унижения всё плыло перед глазами. Он заставил себя нагнуться и подтянуть трусы и брюки, их пришлось расстегнуть и снова застегнуть. Прикосновение резинки и пояса было остро болезненным, но и нагишом тоже нельзя. Рубашка, где она? Вон лежит вместе с майкой. Медленно, будто это спасало от боли, он подошёл, нагнулся и поднял свои вещи. Одеваться он не стал и побрёл к гаражу, неся их в руке. По сторонам он не смотрел, не мог. И не видел, как, убрав в сарай "кобылу" и стоя в дверях, Джадд внимательно смотрит ему вслед, и его упрямые попытки идти ровно, не шатаясь, вызвали еле заметную улыбку на узких губах аггра.
   Гаору удалось дойти, снять щеколду и войти в гараж, тёмный и прохладный, пахнущий бензином и машинным маслом. Преодолевая боль, он поднял руку, нашарил на стене выключатель и включил свет. Как же он работать будет?
   Постанывая и хрипло ругаясь, Гаор бросил рубашку и майку на свободную полку на стеллаже - надеть их он сейчас не сможет, спина горит, будто её кипятком поливают, - и подошёл к фургону. Надо открыть заднюю дверцу, выгрузить оставшиеся мешки и ящики и перетащить их в большой сарай. Где этот чёртов сарай, во-первых, и как он с такой спиной их потащит, во-вторых? Гаор влез в фургон и стал отстёгивать крепёжные ремни. О чёрт, как болит!
   - Рыжий, - позвали его от деверей.
   Он выглянул из фургона. Двое виденных им за столом мужчин, с интересом озираясь, вошли в гараж.
   - Показывай, чего тащить.
   - Мать прислала? - обрадовался Гаор.
   - На хрена нас присылать? - засмеялся один.
   А второй исчерпывающе объяснил.
   - Сами лежали, знаем, каково потом.
   Они помогли Гаору вытащить мешки и ящики из фургона, заодно и рассказав, что зовут их Тумак и Лузга и что обычно Тумак плотничает, ну и всё остальное, где надоть, а Лузга так-то всё могёт, так что тож везде работает. Выяснение значения имён Гаор отложил на вечер, рассчитывая, что здесь тоже должно быть время для отдыха и трёпа.
   - И с чего это Джадд на тебя так осерчал? - недоумённо сказал Тумак, взваливая себе на спину мешок. - Так-то он с понятием бьёт, чтоб работать не мешало.
   - Он аггр, - ответил Гаор, помогая Лузге получше ухватить ящик.
   - Ну и чо? - ответил вопросом Лузга, - тож человек однако.
   Последнее соображение показалось Гаору слишком несуразным. Он был готов к тому, что не знают о фронте и войне, что война кончилась, как себя вести во время налёта или обстрела, но считать аггра человеком? Это было уже чересчур и требовало мыслительных усилий, на которые он сейчас от боли был просто не способен.
   Лузга и Тумак ушли, сказав, что снесут это и придут за остальным, и Гаор поволок ящики и мешки к выходу, чтобы мужикам далеко за ними не ходить, заглушая боль отчаянной руганью.
   - Эк ты по-несуразному загибаешь, - вошла в гараж Большуха со странно пахнущей плошкой в руках.
   За ней маленькая беловолосая девчонка несла какой-то свёрток.
   - Больно, Мать, - вырвалось у Гаора.
   - А ты б задирался поменьше, - ответила Большуха, оглядывая гараж, - тьфу ты, и положить тебя некуда.
   - Это зачем? - насторожился Гаор.
   - Лечить тебя с Малушей будем, - девчонка фыркнула. - Ну, хоть рубашку свою вон на пол постели. Мужикам всё приготовил? Тады спускай штаны и ложись.
   Спорить с матерями его отучили ещё у Сторрама, и Гаор послушно выполнил все указания Большухи.
   - Давай, Малуша.
   Что-то зашелестело, и его спину и ягодицы накрыла невероятно приятная влажная прохладная ткань. Гаор шумно выдохнул сквозь зубы и расслабился.
   - Вот и полежи так, - говорила над ним Большуха, - ага, давайте, мужики, вон вам заготовлено. Так, Малуша, а теперь снимай и насухо, да не три, а промокни сухим. Воо, так вот, а теперь промажем, да не всего, а по полосам, чтоб не вздувалось, а то лопнет, кровить будет. И ему трудно, и Джадда подставим, хозяин-то велел, чтоб кожа целая была.
   Запах усилился, и Гаор почувствовал, как ему промазывают спину и ягодицы чем-то густым и тоже приятным. Думать ни о чём не хотелось, даже о том, что лечением заботятся не только о нем, но и о палаче-аггре, хотя это было не менее, а, пожалуй, и более обидно, чем сама порка.
   - Вот и полежи, пока не впитается.
   - Мг, - пробурчал Гаор, - спасибо, Мать.
   - А не за что, - просто ответили ему, - пошли, Малуша.
   Гаор остался один. Он лежал на полу, уткнувшись лицом в прохладный пахнущий знакомыми с детства гаражными запахами шершавый бетон.
   Боль в спине отпускала, становилась тягучей и слабой. Такую он перетерпит. Аггр - тоже человек... "Чтоб не кровило, а то Джадда подставим..." Так что, им этот палач, аггр тоже свой? Как же так?
   Что-то рядом со стороны двери зашуршало, раздалось детское хихиканье. Гаор осторожно, чтобы не потревожить спину, повернул голову и увидел стоящих в дверях гаража двух девочек в розовых комбинезончиках с оборочками и розовых, украшенных маленькими жемчужинками тюрбанчиках. Лобики чистые, воротнички комбинезонов скрывают шеи. Свободные, дуггурки. Дочки, что ли, хозяйские? А он лежит перед ними с голой поротой задницей. Ну и хрен с ними! Он отвернулся.
   - Ты наш новый раб? - спросил детский голосок.
   - Ты новокупка, да? - тут же подхватил второй.
   Он не ответил, но им и не нужны были его ответы.
   - Это тебя папа из Аргата привез?
   - А чего ты не работаешь, а лежишь?
   - Это тебя Джадд выпорол, да?
   И вдруг мужской весёлый... хозяйский голос.
   - Ага, вот вы где?!
   - Ой, папа, - затрещали наперебой детские голоса, - а мы новокупку смотрим.
   - А он лежит и молчит?
   - Папа, а зачем он такой красный?
   - Папа, а ты покатаешь нас?
   - Нечего вам тут толкаться, - перебил их хозяин, - успеете насмотреться. Он так ещё не раз лежать будет. Нянька ваша где?
   - А её мама позвала.
   - А мы на двор пошли.
   - Папа, а братик...
   - Вот и идите с братиком играть. Идите, идите. Куконя, где тебя носит?
   - Здесь я, хозяин, - отозвался молодой женский голос, - я вот только на чуточку...
   - Давай забирай их.
   - Папа, мы Полкана возьмём.
   - Он будет мячик искать.
   - А с вас потом блох вычёсывать? Обойдётесь без Полкана. А ну, - и хозяин подчёркнуто шутливо изобразил строевую команду. - Круго-ом... бего-ом... марш!
   Раздался детский смех и топот улепётывающих детских ног.
   - Долго будешь задницу свою драгоценную проветривать? - насмешливо спросил над ним хозяйский голос.
   Гаор приподнялся, подтянул трусы и брюки и встал, застегнул брюки. Хозяин стоял перед ним, насмешливо оглядывая.
   - Всё, что положено, получил?
   - Да, хозяин, - ответил Гаор.
   - Претензий, что не додали, нет?
   "Ещё издеваешься, сволочь", - мысленно ответил Гаор, а вслух сказал:
   - Нет, хозяин.
   - Ну, так за работу берись, а то по-настоящему ввалят. Понял?
   Гаор посчитал последний вопрос не требующим ответа и промолчал.
   Удара не последовало, так что вопрос и впрямь был... риторическим, вспомнил, уже оставшись один, нужное слово Гаор. Но если эта порка не настоящая, то... додумывать не хотелось. Уж слишком мрачные перспективы вырисовывались. И брошенное вскользь хозяином, что ему не раз ещё вот так лежать, оптимизма не вызывало.
   Рубашку надевать он всё-таки не стал, ограничившись майкой, открыл капот фургончика и взялся за работу. Боль оставалась, но была уже посильной. Ненависть к аггру и обида... на остальных, что им аггр-палач как свой, как-то притупились и тоже ушли вглубь. А где большой сарай, надо посмотреть, и как там уложили привезённое, тоже. А то пошлют, неровен час... и окажешься опять у аггра на "кобыле".
   Фургончик был в приличном состоянии, всё необходимое для работы лежало и стояло на стеллаже. Хотелось курить, а сигареты остались в куртке на рабской кухне, и запрета на курение во время работы не было, но и не дурак же он, чтобы курить здесь среди масла и возле канистр с бензином. А обедать когда? Гаор выглянул во двор и увидел, что тени заметно укоротились, но до полдня ещё далеко. Надо же, он-то думал, что порка всё утро заняла.
   Гаор ещё раз оглядел бродящих по двору кур, спящую у конуры собаку, распахнутые и закрытые двери и окна дома, сараев, ещё каких-то строений и вернулся к работе.
   Сделав и подготовив к выезду фургон, он перешёл к легковушке. Ею, похоже, занимался тоже профессионал, но давно. Здесь работы было побольше, но не сложнее. К обеду он вряд ли управится, хотя... это смотря когда обед.
   На обед за ним прибежала Трёпка, когда работы с легковушкой осталось ещё на полпериода, не больше.
   - Рыжий, обедать пора.
   - Иду, - сразу вынырнул он из-под крышки капота.
   Он обтёр руки найденной на стеллаже тряпкой, подобрал и надел рубашку, помня, как матери у Сторрама не пускали в столовую в одном белье.
   Трёпка ждала его, с интересом глазея по сторонам. В гараже она раньше явно не бывала, потому что рот у неё был удивленно приоткрыт, а глаза распахнуты во всю ширь. Потом уже Гаор узнал, что до него в гараже с машинами возился сам хозяин, и потому туда само собой никто не совался. А сейчас Трёпка, увидев, что он готов, взяла его руку и повела через двор к кухне, треща по дороге рассказом, чего здеся и тута. Гаор слушал внимательно, стараясь запомнить. Как бы ни было, ему здесь жить, пока не продадут, так что надо знать что, где и как.
   В кухне весёлая, как всегда перед едой, толкотня у рукомойника и стола. Гаор вымыл руки и сел к столу на своё вчерашнее место. Сидеть было больно. Но стоя есть не будешь. Так что, терпи или ходи голодным. А есть хочется так, что от одних запахов внутренности сводит.
   Последним вошел, вымыл, как все, руки, вытер их общим полотенцем и сел за стол аггр. Гаор исподлобья следил за ним и за остальными, пытаясь определить: не отделяют ли его, как, бывало, на "губе" да и в училище отделяли подлипал и стукачей. Но палачество аггра ему явно в укор не ставили. Как и всем, налили в миску из общей кастрюли супа. Хлеб на столе навалом на большом деревянном круге и берут, не выбирая, по кругу. А ложки мечены, но тоже в общей куче.
   - Эта твоя будет, - дала ему ложку Большуха, - сам потом пометишь.
   - Спасибо, Мать, - ответил Гаор, продолжая следить за аггром.
   Но тот ел, глядя в свою миску и словно не замечая окружающих.
   Суп странный, такого Гаору есть ещё не приходилось, но он был слишком занят своей болью, голодом и присутствием за общим столом палача, чтобы разбирать вкусы, и потому даже не спросил, что это за суп и как называется.
   После супа положили каши, уже знакомую ему гречку, и налили молока в кружки. Утолив первый голод и успокоив себя привычной фразой, что в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь, Гаор стал выспрашивать соседей о порядках. Особенно его интересовало курево. Норма оказалась та же: мужику пачка на две недели, а курить можно во дворе, в кухне ещё...
   - Это когда Мать дозволяет.
   - А она не балует нас, ох, не балует.
   - А чего вас, бугаёв неложеных, баловать? Чтоб вы мне всю кухню дымом своим прокоптили? - не всерьёз рассердилась Большуха.
   - А мне и вовсе не дают, - вздохнул длинный тощий мальчишка, ошейник ему заклепали явно на вырост. - Матка не велит.
   - И не велю, - твёрдо сказала Красава, - мал ты ещё для курева.
   - Вот станешь, Лутошка, мужиком, - сказал, подмигивая остальным, Чубарь, - тады и закуришь.
   Все засмеялись.
   - А энто ему и навовсе рано, - решительно сказала Нянька.
   - Не ему рано, Старшая Мать, - возразил Тумак, - а Трёпка мала.
   Когда отсмеялись над покрасневшими Лутошкой и Трёпкой, Большуха уже серьёзно сказала:
   - А в гараже, Рыжий, или там в сенном курить и не вздумай. Не по-сегодняшнему шкуру спустят.
   - Не дурак, - усмехнулся Гаор, - понимаю.
   - То-то, - Большуха протянула к нему руку, - давай, подолью молока тебе. По нраву пришлось, вижу.
   Гаор с радостью отдал ей кружку. Молока он не пил с училищных времён. Давали его только младшим классам, и не сказать, что тогда оно ему особо нравилось. А это, густое, сладковатое и неожиданно сытное...
   После обеда, к удивлению Гаора, мужчины не разбежались сразу по рабочим местам, а вышли на крыльцо, расселись, кто хотел в теньке, а кто и на солнышке, закурили и повели уже неспешный разговор. Расспрашивали Гаора о том, где раньше работал, какие там порядки, рассказывали о местных. Что хозяин крут, конечно, но без дела не увечит. Хозяйство немалое, десять коров, четыре боровка на откорме, сад, огород, картошка там, луг, но по силам всё, ежели крутиться, а не лежать да порки ждать, то и хозяева довольны, и сами сыты.
   - А пашни хозяин не держит.
   - Сказанул тоже, пашни окромя посёлков нетути.
   - Раньше, грят, и хозяева держали.
   - Раньше... Ты ещё князь-Гороха вспомни!
   Аггр курил со всеми, но в разговор не вступал.
   Гаор попыхивал сигаретой, внимательно слушая и не забывая приглядывать за аггром. Такой послеобеденный отдых ему нравился. И то, что надзирателей, похоже, здесь нет и не было, и что нет звонков-сигналов. Может, и впрямь, уживётся он здесь. К концу сигареты он уже твёрдо запомнил всех. Мужчин: Тумака, Лузгу, Чубаря, Сивко и Сизаря, ещё Джадд и Лутошка. Женщин было больше. Куконя ходит за детьми хозяйскими, Белёна с Милушей по дому на хозяйской половине управляются, а Красава, Цветна, Басёна, Балуша и Жданка на всё и про всё. Ну, и девчонки, Трёпка с Малушей, на побегушках и подхвате пока. А у хозяина жена, значит, да дети. Девчонки две, бегают всюду, чуть Куконя не углядит, они уже по чёрному двору шастают, а сынок мал ещё, но тоже... уже видно, что разумный будет, да старший сын, тот в Аргате учится, на лето только приезжает.
   - Ничо парнишка, с разумением.
   - Молодой хозяин? - усмехнулся Гаор.
   - Да нет, хозяином ему не быть.
   - Чего так?
   - А он это... бастард.
   - Матерь его, - пыхнул дымом Сизарь, - о позапрошлом годе приезжала, помнит кто?
   - Помню, - кивнул Тумак, - только это ране было.
   - Тады они вдвоём хозяина с войны и встречали.
   Гаор кивнул, опустив глаза и скрывая лицо. Он давно, ещё в училище, слышал о том, как в других семьях относятся к бастардам. На солдатском отделении бастардов было больше половины, потом была семья Жука, потом ещё... но он не позволял себе об этом думать. А сейчас... изменить ничего нельзя, так что можно самому себе не врать. Те семьи - нормальные, а Юрденалы - выродки. И чего ещё ждать от отцеубийцы и братоубийцы? А если вспомнить рассказы Сержанта и проанализировать их... то, похоже, родовое проклятие обновлялось, если не в каждом поколении, то через колено - это точно. Кара Огня на семь колен.
   - Вы долго сигареты смолить будете? Работать пора! - вышла на крыльцо Нянька. - Ишь расселись, задницы прилепили.
   "Да, - усмехнулся Гаор, вставая со всеми, - здесь ни звонка, ни надзирателя не надо". От надзирателя увернуться можно, а против матери не попрёшь.
   Спина болела заметно меньше, а когда сыт, то и весь мир куда лучше, и работа пошла веселее. Лезть под машину Гаор всё-таки не рискнул, да и нужды в этом особой не было. А вот на пробной надо проверить. За ворота, понятное дело, его не выпустят, хоть охраны и нет, но пытаться всё равно не стоит. А на дворе... ну хоть на поворотах, а то непонятно с рулём. То ли есть люфт, то ли нет. Гаор распахнул во всю ширь обе створки гаражных дверей и сел за руль легковушки.
   Взревел мотор, с кудахтаньем разлетелись и разбежались куры, вскочил и залился оглушительным лаем с подвывом Полкан. Привлечённые необычным шумом сбежались люди.
   Ридург как раз обедал с женой - дети поели раньше и уже спали - и Милуша подавала десерт, когда в столовую ворвался шум мотора, визг тормозов, крики людей и лай собаки. Милуша от неожиданности чуть не выронила поднос с домашним мороженым, а Ридург, отчаянно ругаясь, вылетел из столовой, едва не сбив Милушу с ног.
   - Ну вот, - грустно улыбнулась Милуше Гройна, - всё как всегда. Машина дороже всего.
   - Да это, небось, Рыжий мудрует, - засмеялась Милуша, расставляя вазочки, - он, хозяйка, с утра в гараже колупается. Сейчас хозяин ввалит ему и придёт.
   - Рыжий это...
   - Ну да, хозяйка, новокупка аргатская.
   - Двенадцать тысяч, - сокрушённо покачала головой Гройна.
   Милуша сочувственно вздохнула.
   Ридург вбежал на задний двор и увидел небывалое и незабываемое, как он сам потом смеясь рассказывал, зрелище. В центре двора, ожесточённо рыча мотором и визжа тормозами, крутилась новенькая купленная им перед поездкой в Аргат легковушка. Из водительского окна торчала рыжая взлохмаченная голова, причём смотрел водитель куда угодно, но не по направлению движения. Вокруг машины прыгали лающий Полкан, восторженно орущий Лутошка и визжащие Трёпка с Малушей. А машина выделывала самые невероятные пируэты, временами прямо-таки подпрыгивая на всех четырёх колесах вверх и разворачиваясь в воздухе.
   Увидев хозяина, Лутошка оцепенел, и чтобы его не задеть, Гаор резко вывернул машину и остановил её в пол-ладони от хозяйских колен.
   - Какого хрена...?! - выдохнул Ридург.
   Он ругался, не переставая, пока Гаор вылезал из машины и вытягивался перед хозяином в уставной стойке. Несмотря на вполне реальную перспективу новой порки, Гаор был доволен: машина оказалась вполне управляемой, а что такое настоящий водила, все увидели.
   Ридург увидел эту сдерживаемую уставной миной радость, возбуждённо блестящие тёмно-карие с жёлтыми искрами глаза... Если бы он не был уверен в Няньке, то поклялся бы, что Рыжий успел надрызгаться вполне по-армейски.
   - Какого хрена? - повторил он свой вопрос уже спокойнее.
   - Проверял рулевое управление на люфт, хозяин! - рявкнул Гаор.
   Хрясь! Ему влепили звучную и вполне заслуженную, но позволившую устоять на ногах оплеуху.
   - Ну и как, есть люфт?
   - Нет, хозяин, - ухмыльнулся Гаор, понимая, что наказание этим исчерпано.
   - Ставь машину в гараж, и чтоб без приказа ни-ни. Понял?
   - Да, хозяин.
   - Завтра сам тебя проверю, - Ридург перевёл дыхание и огляделся.
   Полкан, часто и шумно дыша, лежал у своей конуры, Лутошка, Малуша и Трёпка как сквозь землю провалились, да и остальные куда-то сразу исчезли.
   - А на форсаже какого хрена гонял?
   - Маневренность проверял, хозяин, - пояснил Гаор, - два сразу не проверяют, хозяин.
   - Надо бы тебе ещё ввалить, - сожалеющим тоном сказал Ридург, - ну, да ладно, не всё сразу. Приплюсуем к следующему.
   - Да, хозяин, - охотно согласился Гаор.
   - В гараже уберёшь, чтоб как к смотру блестело. Понял?
   - Да, хозяин.
   - Сгинь, - выдал последнее распоряжение Ридург и ушёл со двора.
   Гаор снова сел за руль и уже мягко и плавно, не рыча, а гудя мотором, загнал машину задним ходом в гараж. Отделаться оплеухой и получить на завтра пробную поездку, а никак иначе его работу проверить нельзя, тоже неплохо. А порядок в гараже навести - дело не периода, а долей! Про смотр, конечно, загнули, так, наведём марафет и сойдёт, грязи-то особой и не было.
   Кран, шланги, вёдра, тряпки - всё было. И он навёл порядок на стеллаже, проверил, чего и сколько есть, чтобы быть готовым ответить на любой вопрос, вымыл обе машины и пол и, чувствуя свой долг исполненным, выключил свет и вышел из гаража, закрыв за собой дверь.
   Снова длинные, но уже с другой стороны, тени, умиротворённое мычание коров, кур не видно, и человеческие голоса уже другие, отдыхающие. Гаор глубоко вдохнул прохладный по-вечернему воздух и пошёл в рабскую кухню.
   * * *
  
   За окном простирался Аргат, отсюда, с высоты птичьего полёта, он просматривался до самых окраин. Крыши, купола, шпили, узенькие отсюда шоссейные развязки, клочки зелени родовых парков... И только постояв и внимательно вглядевшись, можно было различить, что цветные искорки машин неподвижны, и понять, что это искусно сделанная панорамная фотография.
   Эрлинг покачал головой и отошёл от окна.
   - Надо же, остроумно, ничего не скажешь.
   Венн рассмеялся.
   - На некоторых особо впечатлительных клиентов действует неотразимо. Они уверены, что их везут в подвал, считают пролёты и остановки, входят в кабинет и видят... вот это! - Венн снова рассмеялся.
   - А когда приглядятся?
   - А я им не даю на это времен. Со вздохом отрываюсь от пейзажа, задёргиваю штору и начинаю работу.
   Эрлинг кивнул и повторил.
   - Остроумно. Сигануть никто не пробовал?
   - Они, конечно, в большинстве своём, дураки, но не настолько. Нет. А для особо инициативных... Задёрни штору.
   Эрлинг пожал плечами и задёрнул тяжёлую тёмно-бордовую штору, абсолютно неказённого вида. Кабинет стал меньше и уютнее.
   - Вот так. Я веду беседу, убеждаю, уговариваю, предлагаю варианты... сам знаешь, угрозы и прочее не в моем амплуа. И отвлекаюсь.
   - Выходишь из кабинета? - с интересом спросил Эрлинг.
   - Зачем? Просто углубляюсь в бумаги, роюсь в картотеке и не замечаю, как клиент начинает шевелиться, ёрзать, вставать и прохаживаться.
   - Позволяешь?
   - А как же! У нас беседа двух интеллигентных понимающих жизнь людей, а не примитивный допрос. Я же сказал: это не мое амплуа. Так вот, такой шибко подвижный клиент неизбежно подходит к окну и хочет полюбоваться родным городом, найти тоскующим взором родной дом... - Венн вздохнул с театральной скорбью и рассмеялся. - И отдёргивает штору. Отдёрни, Эрлинг.
   Эрлинг резко рванул вбок тяжёлый бархат и оцепенел. Оконный проём заполняла сплошная стена из местами покрытых тонким слоем плесени, а местами выщербленных кирпичей. Щербины были характерными, пулевыми, и тянулись неровной полосой на уровне головы среднего человека, несколько выбоин были совсем свежими.
   - Однако... - заставил себя улыбнуться Эрлинг и повторил, не в силах придумать что-то ещё, - остроумно.
   - Ещё бы! - рассмеялся довольный произведённым эффектом Венн. - Бьёт наповал. Некоторых особо впечатлительных приходится отливать водой. И дальше всё идёт как по маслу.
   - Да, - Эрлинг тщательно задёрнул и расправил штору, - впечатляет.
   Он отвернулся от окна и прошёл в угол, где за маленьким низким столиком, сервированным для интимной мужской беседы, сидел Венн. Эрлинг сел и налил себе коньяка. Бережно отпил.
   - Где ты берёшь такую марку? Поставляют благодарные клиенты?
   - Бывает и так, - рассмеялся Венн.
   - Где ты взял вторую картинку, не спрашиваю.
   - Правильно, - кивнул Венн и поучающе елейным тоном добавил, - призывающий Огонь всуе обжигается.
   - Согласен. А первую?
   - Из трофеев. Поэтому есть кое-какие неточности, но их ещё ни один не заметил.
   - Но это средство одноразового воздействия.
   - Верно, но, как правило, второго раза и не надо. Одного вполне хватает, чтобы начать работу.
   - Или?
   - Или отправить клиента к работникам с другим амплуа.
   Эрлинг кивнул. В самом деле. Непробиваемых клиентов нет, есть неумелое воздействие. Каждый воздействует, как умеет. И главное - угадать с формой воздействия. Не ошибиться в средствах. Потому что второй попытки, как правило, нет. Но зачем Венн позвал его на этот интимный междусобойчик? Не для того же, чтобы похвастаться своими фирменными приёмчиками. Но спрашивать Венна впрямую бессмысленно. Услышишь град анекдотов, ассоциаций и аллюзий, в которых потом не разберёшься ни с коньяком, ни под пыткой. Самое интересное, что Венн практически никогда не врёт. Он говорит правду, но засыпает её таким количеством тоже правдивой, но не относящейся к делу информации, что это сильнее любой откровенной дезинформации.
   Венн вертел перед глазами рюмку, покачивал её в ладонях, подносил к лицу, вдыхая запах, и отводил, разглядывая на свет. Отличный коньяк. И Эрлинг отличный парень. Интересно, сколько ему понадобится, чтобы созреть до вопроса. Скорее всего, не созреет. Предпочтёт конкретное задание полноте картины. Удобная позиция. Получил задание, выполнил задание. А зачем, почему и какие это будет иметь последствия - об этом пусть думают те, кому за это деньги платят. Самое интересное, что за это никому не платят, потому что этим никто не занимается. Начальство любит визировать представленные планы и разработки, но не любит думать. Подчиненные любят выполнять приказы и соблюдать инструкции, но думать тоже не любят. И никогда не заставляйте человека выполнять нелюбимую работу: результата не будет. Ну, Эрлинг, что ты любишь на самом деле? Ты играешь в исполнителя или являешься им?
   Эрлинг отпил, подержал коньяк во рту, наслаждаясь вкусом, и проглотил. Действительно, отличный коньяк. Где только Венн его достаёт? Ни по крови, ни по званию, ни по деньгам он не должен иметь доступа к таким вещам. Однако имеет. И никому из отдела снабжения не говорит "спасибо", получает положенное и... и имеет неположенное. Как устраивает? Непонятно. Но спрашивать тоже бесполезно. Рассмеётся и скажет, что надо иметь связи. И это будет правдой. Связи у Венна обширные и неожиданные. И как он их налаживает...
   - Поделился бы секретом.
   - Каким? - с интересом спросил Венн.
   - Где ты достаёшь такой коньяк, и по какой цене?
   Венн с удовольствием рассмеялся.
   - Цена, мой дорогой коллега, понятие относительное. Она должна быть посильной. И для покупателя, и для продавца. Тогда сделка обоюдовыгодна, и обе стороны жаждут её повторения и хранят в тайне.
   "Началось", - подумал Эрлинг и спросил, подыгрывая.
   - И почему в тайне?
   - Чтобы не допустить конкурентов, - подмигнул ему Венн.
   Эрлинг решил попробовать вернуть Венна к первой половине своего вопроса.
   - Насчёт цены я понял, а вот про место не очень.
   - А я о месте и не говорил, - рассмеялся Венн. - Тебе скажу. Коньяк трофейный.
   - Аггры пьют такой коньяк? - искренне изумился Эрлинг.
   - Почему бы и нет, коллега.
   - У тебя есть связи с трофейщиками?
   - Есть, - кивнул Венн, - но такого коньяка у них нет. Аггры этот коньяк тоже достают. Они его пьют, не все, конечно, у них своя иерархия, но они его не делают.
   - Алеманы? Но, - стал рассуждать Эрлинг, - во-первых, у алеманов своего винограда нет, а из привозного выделывают только сухую кислятину, и вообще они специалисты по пиву.
   - Правильно, - кивнул Венн, с интересом глядя на Эрлинга, - триста пятьдесят сортов, не считая мелких разновидностей. И их знаменитый бальзам как исключение, подтверждающее правило.
   - Во-вторых, мы с алеманами не воевали, и потому это трофеем быть не может.
   - Отлично, коллега, вполне логично и даже правильно.
   - Остаются форзейли. Но их фирменный национальный напиток водка. И форзелианских трофеев тоже я не помню.
   - Правильно, потому что мы им проиграли.
   - И что остаётся? Заморские территории. Кое-что кое-кто оттуда привозит, но о напитках я не слышал. И вообще о них больше легенд, чем информации.
   - А легенда нематериальна, - кивнул Венн, - её не выпьешь.
   - Сдаюсь.
   - Капитуляция принята, - торжественно сказал Венн, отсалютовал рюмкой, и лицо его приобрело странное и даже пугающее выражение: улыбающийся рот и серьёзные, даже страдальческие глаза. - Это Кроймарн, коллега.
   - Не может быть!
   - Почему? - грустно спросил Венн.
   - Какой же это трофей? Кроймарн наша территория уже сколько веков. Военных действий там не было. Да, это винный район, но чтобы там выделывали такой коньяк... Кстати, какая выдержка?
   - Большая, Эрлинг. Это не просто трофей, а остатки трофеев. Энное количество лет назад посёлок, где жила семья, владевшая секретом выделки, был зачищен отрядом спецвойск. Одна из первых самостоятельных операций генерала Юрденала. Правда, тогда он ещё не был генералом и только начинал свою карьеру.
   - Огонь Великий, - пробормотал Эрлинг.
   - Да, Эрлинг, остались кое-какие запасы из вывезенного заранее товара, да что успели награбить зачищавшие. Эти бутылки бесценны, потому что они неповторимы. Больше в Кроймарне коньяка не делают. Некому его делать. А был цветущий благодатный край.
   - Но... но почему?
   - Один род хотел разорить другой род. В наших лучших традициях. Когда нельзя взять штурмом родовой замок и вырезать его обитателей, то можно выжечь окружающие посёлки, и тогда обитатели замка разорятся и вымрут. Сами. Кроймарн был давно поделён. Передел поручили спецвойскам. По принципу: не мне, так никому, Эрлинг. И теперь ни аггры, ни форзейли, ни алеманы не будут воевать за Кроймарн. Он никому не нужен. Даже нам, дуггурам.
   - Но... но, Венн, Кроймарн запустел из-за вулканов и участившихся землетрясений...
   - Которые были вызваны применением ряда технических средств, - перебил его Венн.
   Эрлинг порывисто отхлебнул коньяк. Венн молча разглядывал на свет тёмно-жёлтую жидкость в своей рюмке, заставляя её светиться золотистым солнечным светом.
   - Великий Огонь, - наконец повторил Эрлинг, - это... это самопожирание, Венн.
   - Совершенно верно.
   Теперь они сидели молча, думая каждый о своём и об одном и том же.
   - Спецвойска только средство, - наконец сказал Эрлинг.
   - Но с чего-то надо начинать, - ответил Венн.
   - А чем закончим?
   - Я не знаю, дадут ли нам закончить.
   - Кто не даст? Мы выиграли, победили аггров...
   - Нет, нам удалось не очень много проиграть. Следующую войну мы проиграем.
   - Аггры больше воевать не будут. А форзейли...
   - Форзейли сделали свои выводы. Я не знаю, Эрлинг, сколько нам отпущено, вернее, сколько времени они нам дадут, успеем ли мы сделать...
   - Но если нас опередят... я понял. Аггры, кстати, пытались.
   - Нет, это удалось предотвратить. Перехватили в самом начале. Но с форзейлями эта комбинация уже не получится. И они на это пойдут. И будут спокойно смотреть, как мы пожираем друг друга, а потом добьют уцелевших.
   Эрлинг кивнул и глотнул коньяка.
   - У нас есть ресурсы.
   - Человеческие исчерпаны. Ты видел закрытый отчёт Ведомства Крови?
   - Да, жуткие цифры. Получается, ещё два, ну три поколения и дуггуров не будет, только полукровки и...
   - Аборигенов, чистых аборигенов практически не осталось, - кивнул Венн, - но если нам удастся задействовать поселковые ресурсы. И не выборочно, а массово, то мы выживем.
   - Но это разрушит всю систему, - Эрлинг заставил себя улыбнуться. - Когда рушится пирамида, под её обломками погибают и строители, и разрушители.
   - Значит, её надо менять. По камушку, по кирпичику. И начинать с верхушки. Чтобы когда дойдёт до основания, никому уже и в голову не пришло, что может быть как-то по-другому.
   - Да, - кивнул Эрлинг, - лучший штурм крепости - штурм изнутри.
   Венн достал из нагрудного кармана своего отлично пошитого серого костюма маленький густо исписанный с обеих сторон листок бумаги и протянул Эрлингу. Эрлинг его взял, прочитал, удивлённо присвистнул, перечитал и кивнул. Достал зажигалку и поджёг листок. И пока бумага горела, скручиваясь чёрным рассыпающимся мелким пеплом жгутом, оба шептали молитву Огню, Очищающему и Справедливому.
   Сбросив пепел поровну в свои рюмки, они допили коньяк, и Эрлинг ушёл.
   Оставшись один, Венн подошёл к столу и через пульт открыл фотографию расстрельной стены. Он никому не говорил, что сделал эту панораму не столько для клиентов, сколько для себя. Потому что, стоя перед ней и рассматривая следы пуль на уровне своего лица, с предельной ясностью ощущал, что промедление, как и спешка, равно смертельны. Потому что победа форзейлей, или алеманов, или аггров, или... кого угодно - это смерть. Всем, и ему самому в том числе...
   ...Обычный дружеский междусобойчик с лёгкой выпивкой и столь же лёгким трёпом. И даже с женщинами, чтобы расслабиться по полной программе. И в потоке шуток и анекдотов один, сначала не понятый им.
   - У наших заклятых друзей алеманов, - Ролган вздёргивает голову, смешно передразнивая характерную жестикуляцию алеманов, - есть такой анекдот. Вопрос: может сын генерала стать маршалом? Ответ: Нет, не может, потому что у маршала есть свой сын.
   И все хохочут, вряд ли не то что поняв, а даже расслышав...
   ...А он сам понял только потом. Может ли уцелеть их контора и её сотрудники в проигранной войне? Ответ: не может, потому что у победителей есть своя аналогичная контора и её сотрудники. Так что, хочешь выжить, просто жить, жить хорошо, значит, войну надо выиграть. А чтобы её выиграть, страну надо изменить. Так, чтобы при этом уцелеть самому. Да, это будет уже другая система, другая страна, но ты будешь жить, а не валяться у кирпичной стены с простреленной головой. Ты будешь жить. Что весьма полезно для здоровья. А значит...
   Значит, надо действовать. Используя связи и знакомства, раздробив, рассыпав единый процесс на массу мелких и мельчайших несвязанных между собой операций, используя стечение обстоятельств и людей, даже не подозревающих, что их используют.
   Венн улыбнулся, разглядывая стену. Какая это прекрасная иллюзия - свобода! Не надо лишать людей иллюзии. И тогда они будут делать то, что они сами хотят, могут и умеют, и не заподозрят, что их используют. Марионетка должна считать себя свободной. Тогда она сыграет правдиво и убедительно. И отказаться от единого центра. Потому что его можно высчитать, выследить и ликвидировать, а тем самым прервать процесс. Нет, если хочешь оросить поля не на сезон, не на два, а минимум на те же пять веков, что существует нынешняя система, не надо рыть канал, возводить мощные плотины, взрывать перемычки и совершать геройства и безумства. Вскрыть роднички и чуть-чуть помочь пробившейся воде потечь тонкой струйкой в нужном направлении. Остальное вода сделает сама. Старая нянька-рабыня любила рассказывать ему о силе воды. И многое в её рассказах потом неожиданно подтверждалось.
   Венн отошёл к столу и, набрав комбинацию на пульте, сменил пейзаж. Теперь за окном была столь же великолепная объёмная фотография весеннего леса. Поляна, усыпанная мелкими нежными цветами и блестящими лужицами от только что растаявшего снега, а вокруг тонкие берёзы, чуть опушённые нежной зеленью. Тоже впечатляет. У него большая фототека. Разные места, все времена года. Помогает и в работе, и в отдыхе. Что ж, - проверяя себя, Венн посмотрел на часы, - очередного клиента доставят через пять долей, ему этот пейзаж подойдёт. А угловой вариант уберём.
   Нажатием кнопки он отправил оба кресла и столик с бутылкой и рюмками в нижнее помещение и вставил на место крышку люка. Отлично, никаких следов. Запах... уберём вентиляцией и включим лесной аромат. Чуть-чуть, намёком, понятным только при открытом окне. А штору закроем. И переведём подсветку. За окном сияющий день, значит, и свет оттуда, а не из потолочной люстры. Чем длиннее подготовка, тем короче и успешнее само действие.
   Предстоящая беседа его не волновала. Практически всё уже отработано, остались кое-какие мелкие нюансы, и можно думать о своём. Работать, так сказать, на автопилоте. А пока...
   Итак, спецвойска. Великолепно отлаженная система. Пусть и остаётся системой, уберём зачистки, как безобразное разбазаривание людских ресурсов, оставим охрану гауптвахт, тюрем и особо важных стратегических объектов. Демобилизованных выявим, вернее, они сами себя выявляют, зарабатывая клейма и ошейники. Вот пусть однополчане их и охраняют. И при деле, и не опасны. Не особо опасны. Верхушка - исполнительные садисты. Других в этой иерархии нет и быть не может. Главное, чтобы исполняли, а приказывающих... найдём.
   Армия... без особых проблем. Там отбор на исполнительность давно проведён. Пока трогать не будем. Сама изменится следом за всем остальным.
   Теперь два самых опасных ведомства. Ведомство Крови и Рабское Ведомство. Существующая система им, безусловно, выгодна. Они меняться не захотят. Значит... значит, существующее положение вещей должно стать невыгодным. Как? На чём основано их богатство и процветание? На чём кормятся сотни и тысячи служащих, которые любому глотку перегрызут за свои полновесные гемы и медные сотки? Что предложить им взамен? Да, здесь работы... Но не пытайся сделать всё сам и сразу. Поищи того, кто подумает и проанализирует, и подскажет вариант решения, до которого ты просто не в силах додуматься, потому что мыслишь в своем стандарте. Для тебя эти ведомства неуязвимы. Если не можешь справиться с врагом, найди врага своего врага и подружись с ним. Враг моего врага... не друг, нет, но союзник. Ищи союзников, пока не можешь найти друзей.
   Венн усмехнулся, разглядывая весенний лес. До чего же хороши прописные истины и старинные изречения. Всегда можно найти подходящее к данному моменту и данной ситуации.
   Итак, нужен союзник. Желательно не один. Чтобы при необходимости их можно было стравить друг с другом и не платить обещанного. Трудно, но возможно. Если не спешить и не медлить. Золотая середина. А начать лучше с Ведомства Крови. Там есть с кем поговорить об угрозе. Биологического вырождения и социальных мерах предотвращения генетической катастрофы. С этого потихоньку и начнем.
   Венн улыбнулся и обернулся к входящему в кабинет человеку.

* * *

4.06. - 16.06.2002; 25.08.2010

  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"