Зоря Екатерина : другие произведения.

Тихая Песня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Беседа между уже взрослым сыном и отцом. Рассказ вырос из попытки увязать между собой разнородные представления об эльфах вселенной ДнД, о их биологии и психологии. Мир в общих чертах основан на игровом сеттинге Грейхок, ДнД 3.5.


Я опоздал. Рисселемар стоит, положив ладони на тёмный кристалл, одиноко высящийся посереди каменных развалин, и что-то тихо шепчет. Меня он не замечает.


Наш небольшой островок реальности съёживается на глазах. В чёрной бездне тают на грани видимости небо и засыпанная снегом земля. Вскоре океан эфира поглотит и руины, и нас, и кристалл.


В глубине чёрных граней брезжит золотой свет, разрастается, накрывает нас холодной волной. Я чувствую знакомое присутствие, будто бы вижу тень эльфийки в слепящем потоке. Она нежно обнимает Рисселемара.


Исчезает.


Кристалла как не было.


А Рисселемар медленно опускается на колени и сворачивается в клубок.


Сколько внутреннего времени занял их разговор? Пустое. Сколько бы времени ни прошло для него, местному времени осталось недолго.


Подхожу.


- Рисселемар. Рисселемар, пойдём отсюда.


- Уйди, - глухо говорит он. - Оставь меня.


- Здесь скоро ничего не будет.


- Я знаю, глупый мальчишка! - но даже привычная резкость звучит сейчас пусто. - Иди один.


- Отец. Мама просила меня позаботиться о тебе.


- Это уже неважно.


- Тогда просто пойдём домой.


- У меня нет дома.


- Зато дом есть у меня. Пойдём, отец.


Я беру его за плечи, осторожно поднимаю. Он не сопротивляется. Смотрит мимо меня, и я вижу в его глазах перевёрнутый месяц.


- Переход.


За нами смыкаются волны.




***




Ещё через шаг мы стоим перед обрывом высоко в горах. Вечереет. В долинах солнце уже село, у меня ещё видны последние лучи. По алеющему закатному небу устало летит птичий клин: первые перелётные птицы тянутся на юг.


Чуть поодаль будто бы плотной стеной сомкнулись заросли вьющейся, низкорослой горной сосны, но внимательному взгляду видна узкая горная тропка к моему дому от точки, куда я привык телепортироваться. Спуск довольно крут и коварен. Сможет ли пройти?


Быстрый взгляд в сторону - Рисселемар медленно озирается, но скорее по привычке; глядит он безразлично. Сжимаю его плечи и не чувствую дрожи. Будто каменный он.


- Идти можешь? - спрашиваю я.


Кивает.


Отпускаю его и первым спускаюсь вниз по тропе, придерживаясь рукой за стволы. Он следует за мной. Вскоре мы выходим в сад, и дом - три этажа комнат, вырезанных в граните моей магией, - возвышается над нами тёмными окнами.


Сад успел чуть подзарасти - сказывается разница времён. Так даже красивей, вот только аптекарские грядки надо будет проредить - вон, луноцвет почти заглох. Впрочем, сейчас есть более важное дело.


Открываю веранду кухни, зажигаю светильник и ставлю на огонь воду. Жестом показываю на тёмно-красное глубокое кресло, единственную красную вещь в моём доме. Раньше там обычно сидела Анта, оно осталось и после её смерти.


- Ты есть будешь?


Он садится. Ровная спина, руки на коленях. Осматривается, берёт со стола одну из стеклянных банок с засушенными травами. Открывает, пропускает сквозь пальцы колючий порошок. Горчанку выбрал, надо же.


- Вот это буду. Есть - нет.


- Оно в чистом виде довольно противное. Лучше заваривать в сложном составе.


- Тогда на твой вкус.


- Хорошо.


Я прикидываю на глазок его состояние. Возьму успокоительный сбор... Нет. Лучше - наоборот, что-то придающее силы. Пусть хоть из ступора выйдет. Смешиваю травы, добавляю горчанки. Как раз подходит кипяток. Сам сажусь по другую сторону стола.


Что мне сказать ему? Что тут вообще скажешь?


Рисселемар берёт стеклянную чашку, смотрит на клубящуюся травяную пыль. Пальцы его, и так тонкие, теперь кажутся полупрозрачными. Закрывает глаза, вдыхает запах.


Даже не знаю, как описать его лицо. Потерянное? Он знает, где он и кто он. Опустошённое? Но как будто бы и боли нет. Вообще ничего нет. Только угасающий огонёк.


Я смотрю на него, и меня охватывает странное чувство.


Хотелось бы, чтобы их история закончилась иначе. Но мне подвластно так мало.


- Оставайся столько времени, сколько захочешь, - говорю я. - Верхняя комната справа покамест будет твоя. У меня есть библиотека и сад. Ещё лаборатории, но...


- Туда я всё равно не пойду, - подтверждает он мою догадку. - Куда исчез сторожевой дракон?


- Живёт у меня. В оранжерее. Иногда выбирается в сад размять лапы.


Кивок.


- Еда в кладовке. Если понадоблюсь зачем-то - зови. Если будет нужна помощь - тоже.


Он приоткрывает глаза и смотрит на меня. Серебристые полумесяцы никуда не делись, только стали ещё более отчётливыми на фоне ярко-жёлтой радужки.


- То, что я умираю, не значит, что я беспомощен, - наконец говорит он.


- Я знаю. И всё же.


- Хорошо.


Встаю.


- Доброй ночи, Рисселемар.


- Доброй ночи.


И уже когда я в дверях:


- ...Джайлин.




***




Утром я прихожу в себя от стука дождя о террасу. Свежо, и темноту нарушают лишь росчерки молний.


А тишину - не только гром, но и шорохи за дверью. Кто-то тихо роется в соседней комнате.


Успеваю схватиться за сумку с компонентами, и только потом мне приходит сонная мысль Таали: "Тщательнее упорядочивай память, Джайлин. Ты же его сам привёл".


"Вот ведь..."


Мыш тихо смеётся и слетает мне на плечо. И правда, смешно.


Рисселемар... У меня дома. По моему приглашению. Умирающий. Сколько иронии во всём этом!


Встаю, касанием зажигаю светильник. Подхожу к умывальнику: каменная чаша, встроенная в стену, полна холодной воды из подгорного источника. Зачерпываю в ладони, окатываю лицо. Поднимаю взгляд на себя в зеркале.


Мы с Рисселемаром на вид действительно похожи. Только глаза у меня серые - мамина кровь, хотя и с жёлтыми искрами. Черты лица чуть крупнее, чем у него; человек не отличил бы, а эльфу видно, что я полукровка. Волосы совершенно одинакового оттенка пепельного серебра. Но я свои отпускаю самое большее по пояс, а у него - коса до пят. Будто вызов всем врагам: я достаточно силён, чтобы позволить себе неудобство и слабость - попробуй, воспользуйся! А мне делать больше нечего, чем лишний раз лезть на рожон. Даже по одежде видно. Рисселемар при любых обстоятельствах предпочитает текучие мантии, различающиеся только вплетёнными в ткань заклятиями да богатством отделки. Я же ношу неприметные штаны и туники, жилеты и куртки с карманами. А когда путешествую, всегда беру многоцветный маскировочный плащ.


Плащ мне сегодня вряд ли понадобится, однако удобные коричневые штаны и серая рубашка - ну и всегдашний пояс, чтобы под рукой было самое необходимое, - пожалуй, подойдут.


Одеваюсь, выуживаю из кармана на поясе - благослови Боккоб тех, кто первыми додумался до карманных измерений! - книгу заклинаний. И погружаюсь на привычный утренний час в подвешивание заклятий.


Когда мне остаётся две с половиной страницы, скрипит дверь комнаты справа. Судя по всему, Рисселемар направляется вниз, на кухню. Пожалуй, стоит присоединиться и мне.


Заканчиваю работу и спускаюсь по каменной лестнице.


Капли дождя барабанят всё сильнее, ветер воет в моих лианах и деревьях. Гроза разобьётся о горы, но перед тем наломает изрядно дров. Аллегория всей нашей жизни. Только я зачем-то ловлю капли в руки, как будто это кому-то поможет...


Из кухни тянет жаром и запахом готовящегося проса. Когда я вхожу, Рисселемар оборачивается от печи. Отсветы пламени ложатся красными бликами на его бледное лицо и на простую, домашнюю белую мантию.


- Завтрак скоро будет. Надеюсь, ты всё ещё ешь злаки?


- Доброе утро. Иначе бы их не было в моей кладовой.


- Я не трогал твою кладовую, это из моих запасов. Доброе, - кивает мне и отдельно - Таали.


Мыш тоже кивает и чуть дёргает меня за волосы. Ах да...


- Это Таалидрим.


- Рад знакомству, - отвечает Рисселемар. - Хотя я бы на твоём месте фамилиаров не брал.


- И зря, - достаю глиняные тарелки и чашки, - игра стоит свеч.


- Болезненная игра.


Пожимаю плечами:


- Мало что в этом мире безболезненно.


- Смотри сам. Я предупредил.


Предупредил, как же. Таали тихо бормочет у меня на плече про глупых магов. Но ворчит скорее так, для проформы. Слишком хорошо помнит, как больно я умирал.


В четыре руки - о, Равнодушный, почему это так похоже на работу в лаборатории? - накрываем на стол. Он раскладывает по тарелкам кашу, я режу овощи и завариваю чай. Садимся. Он - снова в кресле, я - спиной к дождю, на стуле.


Отсветы пламени смешиваются с белым блеском молний. Грохочет гром. Стучат ложки. Взглядами встречаемся, но лишь мимолётно.


Как же оно всё странно.


- Рисселемар, - говорю, лишь бы не молчать, - я давно хотел тебя спросить про твою сторону семьи.


- Что тебе до них? - пожимает плечами он. - Помнишь, как ты бежал от меня, едва я дал тебе такую возможность? А я к тебе и половины семейных методов воспитания не применял.


- Я не собираюсь сам идти к ним на поклон. Но вселенная мала, и я хотел бы знать, не заинтересуются ли они мной.


- Вряд ли, - Рисселемар улыбается странной тонкой улыбкой. - Продукт дефективной генетической линии никому не нужен. Не обижайся. Дефективная генетическая линия - это я.


- Было бы на что обижаться. Меня, как ни странно, моя генетическая линия вполне устраивает.


Смешок Рисселемара тонет в очередном раскате грома.


- Учитывая последние обстоятельства, я точно не буду им интересен?


Гром. По губам читается имя матери и ещё что-то. "...и меня - прогнали"?


- ...Пусть теперь кусают локти, - заканчивает он, когда становится слышно. - Но они слишком горды, чтобы признаться в ошибке открыто. Нет, они не будут докучать тебе.


- Хорошо. Значит, хоть с этой стороны неприятностей ждать не следует.


Он ловит мой взгляд - и отводит глаза первым.


- А улыбка у тебя фамильная, - вдруг говорит он.


- Твоя? Их?


- Фамильная.


- Знаешь, я ведь собирался отказаться от фамилии. Потом решил, что всё же не буду.


- И что бы это изменило? - пожимает плечами он. - Детский жест, сродни топанью ногами и плачу.


- Символ. Но мне и впрямь не было резона, потому решил этого не делать. Но вот ты - ты почему не сделал этого? Не порвал с ними совсем?


- Я от них не отказывался, - Рисселемар задумчиво отодвигает тарелку с остатками еды. - Они отказались от меня. А я просто ушёл по своим делам. Не было причин брать другое имя.


- Понятно, - встаю, собираю со стола тарелки. Остаются лишь чашки и чай, терпкий и сладкий. По такой мокрой погоде - то, что нужно. - Объясни, кстати, как работала эта их программа.


- И теперь работает. А что не ясно?


- Генетическая линия - кто принимает решение о том, какой она будет?


- Старшие рода. Выбирали подходящего партнёра детям из других уважаемых магических родов. Надеялись таким образом получить врождённый талант, но не чародейство, которое им казалось слишком ограниченным.


- Очень по-человечески, у людей нет нашей связи... Как это вообще совместимо с эльфийской физиологией?


Он удивленно хмыкает.


- А мне казалось, что ты уже сам открыл эту небольшую семейную тайну. Судя по тому, что ты ещё жив.


- Не понял.


- Ты же прожил сколько-то лет с... - он запинается, затем заканчивает нейтрально. - Человеком. Около двадцати. Насколько я знаю, вы долго были близки, но после её смерти ты остался вполне жив.


- Да.


Анта. Отпустить её было непросто. Но и жить дальше она уже не могла. Сама она устала раньше своего тела, и последние годы напоминали мне поздние ночи во время войны - когда устал невероятно, и хочется спать, но вы не договорили, и продолжаете говорить, потому что завтрашнего дня может не быть. Два года полночных разговоров, а потом она уснула и не проснулась.


А он смотрит на меня с безрадостной улыбкой. Фамильной, говорит.


- Тогда ты знаешь, что можно сдерживаться и не открываться. И так всю жизнь. Можно так жить и с другим эльфом. Бесконтрольная любовь - это просто сказки для слабаков. Есть два основных блока: сила воли и страх. На их сочетании всё и работает. Я, например, точно помню момент, когда понял, что мне больше неинтересна генетическая программа рода Альпери. А семейства своего я никогда не боялся.


Про страх - бравада, как есть бравада. Если не врал про семейные методы.


А всё остальное... думается мне, что одной только силой воли - без всякой магии! - малореально сдерживать так глубоко заложенные в нас вещи, как связь между двумя эльфами. Что там между эльфами - связь могла бы сформироваться и с человеком, прецеденты бывали. С Антой мне просто повезло.


Да и дрожь берёт от такой жизни.


- Неприглядно, - вслух ограничиваюсь этим. - И неумно.


- Результаты даёт. Но не лучшие.


Лучшие - это мы с ним, что ли? Самоуверенным, Рисселемар, ты будешь до самой смерти.


- Ладно, - Рисселемар встаёт, - где, говоришь, была оранжерея?


Встаю и я. Отодвигаю чашки в сторону, потом приведу всё в порядок.


- Пойдём.




***




Ну вот и разложены по ящикам заметки. До этой работы у меня всё никак не доходили руки. Так странно перечитывать свои же мысли двадцати-тридцатилетней давности - тогда я писал намного больше: зарисовки, картинки, мысли и чувства. Анта говорила, что она себя не узнавала в заметках, что писала в юности. Я пока узнаю, но уже начинаю понимать, что она имела в виду. Только лишь во сне я ясно помню, каким был.


Задвигаю ящик, подхожу к окну. Так и есть: Рисселемар никуда не делся из сада.


С самого утра он сидит в когда-то наспех построенной мной беседке - временном убежище от непогоды, которое так и осталось, поросшее сфагнумом и васильками, стоять в саду. Вокруг него свернулся и сочувственно шуршит по-осеннему приувядшей листвой травяной страж. Рисселемар то молчит, слушая, то сам что-то говорит.


К нему никто не приходит. Да и сам он никого, кажется, не спешит уведомлять о своей грядущей кончине. Я думал, у него должны были остаться если не друзья, то хотя бы приятели... Но нет, никого.


Пережил ли он их, как я неизбежно пережил Анту и когда-нибудь, неминуемо и быстро, переживу своих короткоживущих друзей? Или их просто нет?


Думая об этом, спускаюсь в сад, прохожу по мокрой, блестящей под закатным солнцем траве. Когда подхожу, собеседники замолкают, поднимают на меня взгляды.


- Мне нужно поработать в саду, - говорю я.


- Это твой дом, - отвечает Рисселемар, - мы уйдём.


- Вы мне не помеха. А вот я, пожалуй, ваше уединение нарушаю. Если вы недолго, то я могу подождать.


Травяной дракон просовывает голову под руку отцу, смотрит на него. Замечает шуршащим голосом:


- Мы уже почти закончили. А ты, - это явно отцу, - всё равно хотел спросить.


Рисселемар скользит по дракону недовольным взглядом. Тот отвечает насмешливым кивком, высвобождается и медленно идёт обратно в оранжерею. А Рисселемар оборачивается ко мне.


- Ты явно был готов к исходу событий. Прорицания?


- Нет, - тем временем собираю в беседке нужные инструменты. - Я уже виделся с Шайавин к тому моменту. Видел не только проекцию, но и всё остальное. Было легко предположить, что это зрелище сделает с тобой.


- Как тебе удалось встретиться с ней?


- Я был при Дворе Звёзд и попросил аудиенции.


Его брови взлетают вверх.


- И фэйри тебе её позволили?


- Да.


- Странно.


- Мне тоже, - присаживаюсь возле грядки с тысячелистником, начинаю пропалывать. В горах сорняки цепкие. - Но, тем не менее, ничего за это не захотели.


Рисселемар стоит рядом, неотступно смотрит на меня.


- Странно вдвойне.


- Я тебе уже говорил, что иногда бывает достаточно просто попросить.


Он пожимает плечами - мол, останусь при своём.


- И что же ты увидел?


Что я увидел... Зачем спрашиваешь, Рисселемар? Интересно, не показали ли тебе маску?


- Не эльфийку, но полубога. Существо, которое живёт тысячи жизней одновременно. И та одна жизнь, которая была её собственной, ничем не отличается от всех прочих. О нас она помнит, в какой-то мере любит, в какой-то мере скучает и грустит. Но это всё...


- Несущественное, - заканчивает мою фразу он, увидев, что мне не подобрать слова.


- Да. Это уже не изменить ничем, никакими желаниями. Разве что вернуться назад во времени, теоретически. Но не уверен, что это делать стоит.


Он поднимает взгляд к небу.


- Бессмысленно, - роняет он, - я этот вариант и исходно не рассматривал. Тех, кто суть мы, это не спасёт. А нас убьёт, всех троих.


"И не только", думаю я. Не хочу платить такую цену.


- Я пришёл к тому же выводу.


- В этом я не сомневался.


И когда это ты вообще сомневался?..


- А в нашей реальности мы ей не то чтобы безразличны, но непонятны.


Не понадобись мне перейти на следующий ряд растений, к луноцвету, пропустил бы гримасу отвращения на лице Рисселемара.


- Это точно, - он зябко охватывает себя руками, смотрит куда-то в пустоту. - Между нами и ею пропасть. Но только коснувшись этой пропасти напрямую, я смог осознать её глубину.


Я поднимаюсь, отряхиваю ладони. Отец стоит, как статуя, и на миг мне кажется, что он просто развернётся и уйдёт из тела прямо сейчас. Невольно подставляю руку - не то поддержать, не то поймать уже мёртвое тело.


Но Рисселемар просто переводит взгляд на меня. Смотрит на мою по-дурацки протянутую руку. Улыбается уголками губ. И только я собираюсь убрать руку и сделать вид, что ничего не было, как он опирается на неё, не всем весом, но просто в ответ на жест.


- Пойдём обедать? - спрашивает он.


- У меня ещё ряд. Подождёшь? - только и получается ответить у меня.


- Я начну готовить, а ты присоединяйся, - и Рисселемар спокойно идёт на веранду. А я смотрю ему вслед.


Заканчиваю работу я быстро, но и он не медлит. К сумеркам мы уже привычно сидим за столом.


- Знаешь, - говорит он, так и не взявшись за ложку, - знаешь, что она мне предложила?


Я догадываюсь.


- Нет.


- Исцеление.


Молчу.


- Так она это назвала.


- Превращение.


Он устало опускает голову на сплетённые кисти.


- По-моему, она действительно считала такую же судьбу, как её собственная, спасением.


- Я подозревал, что она властна над превращениями, - отвечаю после некоторой паузы. - Она говорила мне, что не следует ей помогать, положив на это жизнь. Приводила тебя в пример, говорила, что у тебя был выход. Я не сумел возразить. Слишком разные ценности.


- И я не смог. Мне осталось только проститься с ней, - он закрывает глаза, и голос его еле слушается. - Принять, что окончательно она погибла очень давно. И что я не спас её, а погубил.


Слова эти повисают в воздухе и витают в темноте до тех пор, пока я не зажигаю свечи. Живой огонь мягче светильников, а полумрак добрее к нам, чем темнота.


Он некоторое время смотрит в пламя, а затем встаёт из-за стола.


- Прости, не составлю тебе компании.


- Я тоже не голоден. Ты отдыхать?


- Да. Надо кое о чём поразмыслить.


- Удачной медитации, Рисселемар.


- И тебе.




***




Хоть я и лёг позже, встаю я на следующий день первым. Успеваю и заклинания подвесить, и себя в порядок привести, а в соседней комнате всё так же тихо. Не мёртвой тишиной, слышатся шорохи и слабое, хоть и мерное, дыхание, но мне становится не по себе. Немного поколебавшись, всё же оказываюсь перед закрытой дверью в комнату Рисселемара.


Пожалуй, стоит постучать.


- Входи, - голос Рисселемара почти бесцветен.


Он сидит на кровати, подобрав ноги, рядом лежит раскрытая книга заклинаний. Сам он задумчиво смотрит в окно. Когда я пересекаю порог, он переводит взгляд на меня. Молчит.


- Как воспоминания? - беру стул и сажусь рядом.


Ещё несколько секунд тишины, затем он отвечает:


- Ничего нового. Ты что-то хотел?


- Просто узнать, как ты.


- Ещё не умер, - характерная такая улыбка уголками губ. Фамильная. - Не переживай, ты почувствуешь.


- Меня волнует как раз то, что не чувствую, - признаюсь я. - Смерть Шайавин я почувствовал за неделю, и так плохо мне в жизни не было, ни до, ни после. А сейчас... ничего. Не на что ориентироваться.


- А. Это объясняется просто, - по лицу Рисселемара проходит тень. - Ты чувствовал не её смерть, а то, что было со мной.


- Я видел некоторые воспоминания Шайавин. Пандемониум?


- Да. Она тогда тоже страдала неделю: временной промежуток совпадает. Я думал, мне удалось не сбрасывать боль хотя бы тебе. Видимо, не смог.


Причудлив характер связи между родителями и детьми! Даже, казалось бы, отмершая навсегда, она оживает в моменты великой боли или опасности, предостерегая о них.


Тогда я был слишком мал и слаб, меня оглушило одно лишь предупреждение, один только отголосок воя ветров Пандемониума, рвущих в клочья даже тренированный разум. Сейчас бы, пожалуй, выдержал. Как выдержала мама, отправившаяся искать отца на Пандемониум. Но и супружеская связь крепче родительской, и она сама была сильной.


Жаль, она ничего мне не сказала. Хоть попрощался бы.


- Момент превращения Шайавин я, видимо, пропустил. Тогда уж точно не понял, что происходило: полегчало, но и стало пусто.


- Если умирают не в бою, то перед смертью тоже становится легче. Связь истончается: ты не перепутаешь. Я в своё время не перепутал, хоть со старшими родственниками к тому времени не общался много лет... - он переводит дух, на миг погружаясь в воспоминания. - А если в бою, то это похоже на удар, и тоже ни с чем не спутать. Но в тот раз твоя боль должна была, наоборот, утихнуть.


- Потому что остался один источник боли, а не два.


- Именно так. Но хватит об этом... - он бережно берёт в руки книгу. - Возьмёшь себе, когда я умру. Пари держу, Кайрен будет счастлив, увидев в твоём репертуаре некоторые из этих заклинаний.


- Я не думаю, что Кайрен будет когда-либо рад меня видеть, с твоими заклятиями или без них. Я срезал ему время на подготовку к войне.


- Кайрен вообще никого не рад видеть. Бессмертие убивает радость, - отвечает Рисселемар. - Не думай о войне, когда имеешь дело с ним, - что бы он тебе ни говорил, он лжёт, потому что уже не умеет говорить правду.


- Не слишком хочу иметь с ним какие-либо дела.


Он пожимает плечами.


- У него можно было бы многому научиться... - тонкие губы искривляются уголками вниз. - Ритуалу связи с фэйри, например, меня обучили именно там.


И много ли добра тебе это принесло, отец? Мне бы быть благодарным, ведь я и не родился бы, не договорись ты с фэйри. Но благодарным быть не могу, а вот злым - очень даже.


Рисселемар смотрит на меня, и от мимолётной усмешки я мгновенно трезвею, по коже проходит холодная дрожь. Страшно, когда тебя понимают безумцы.


Он тем временем поднимается с постели, надевает на плечо дорожную котомку. Убирает в неё книгу заклинаний.


- Я не буду сегодня завтракать, - сообщает он. - Хочу успеть увидеть ещё несколько мест.


- Ждать ли тебя?


- Да. К завтрашнему вечеру.


- Искать ли тебя?


- Я же сказал, что вернусь.


- Хорошо. Удачной дороги.


Рисселемар отстранённо кивает, затем говорит в пространство приказ - и исчезает.


Янтарный цвет его глаз уже побледнел до льняного, даже серебристые серпы Селханин ярче радужки. Да и сам взгляд такой - нездешний и полупрозрачный. Успеет ли?


Впрочем, не думаю, что богиня смерти стала бы так над ним насмехаться. Она же не фэйри, в конце-то концов. И если уж дала ему время прощаний, то он, наверное, знает, когда умрёт?


Хорошо всё-таки, что у меня есть привычка держать телепортационные заклинания в активном репертуаре. Их не слишком много, но в ближайшие дни не буду расходовать арсенал попусту и, случись что с Рисселемаром, его найду. Да и в быту удобно пользоваться уже подвешенной структурой для малых перемещений.


Шагаю через пространство к своему саду. Раз уж привязан к дому, могу закончить дела, накопившиеся за моё отсутствие.


День выдался необычно жарким для осени, и даже ветер, как назло, утих. Штиль выдался необыкновенный, тишину нарушал я один - Таали предпочёл забиться в прохладный уголок и дремать. Иногда я вздрагивал, ожидая шагов - или, того лучше, просто прорехи в пространстве, из которой выпадет мёртвое тело. И не подготовиться, а выматывает.


Поэтому когда под вечер шаги наконец раздались за спиной, мне еле удалось сдержаться, чтоб не дёрнуться. Пусть это были и не отцовские шаги, а тяжёлая поступь травяного дракона, - я не сразу услышал разницу.


Дракон стал у меня за спиной и прошуршал:


- Не ожидал.


- Чего?


- Что ты его приведёшь.


Пожимаю плечами.


- Не для него это делаю. Для себя.


Длинная драконья шея шуршит по моему плечу.


- Не понимаю. Объясни.


Конечно, не понимаешь. У тебя сознания пусть и больше, чем у большинства пробуждённых вещей, - родители постарались - но таких странных вывертов в тебе не заложено. Иногда мне интересно, о чём думали боги, создавая нас.


- Попробую, - откладываю в сторону инструменты, сажусь на прогревшуюся землю.


Дракон обвивается вокруг меня, устраивается поудобнее - головой на колени. Глажу его и думаю: где родители успели в таких подробностях насмотреться на драконов? Травяной страж ведёт себя почти как настоящий, хотя сам он больше растение. Но в отличие от истинных драконов, ему чужды имена, как и всякое проявление личной гордости, он ведь...


Деликатный тычок в плечо.


- А. Прости, задумался.


Страж кивает и смотрит на меня. Ждёт.


- Понимаешь, я... Я не хотел... Рисселемар бы погиб такой смертью, что я б её не пожелал никому. Даже ему.


- Какой? - скрипит ветвями страж.


Ты же можешь всё рассказать Рисселемару, страж. Вдруг твоё любопытство - его рук дело?


Значит, сам спросить не может. Ну и пусть. Пусть так. Ни к чему мне это запоздалое понимание. Всё равно не для него говорю, не для него делаю.


Для себя.


- Рисселемара я нашёл в осколке одного мира. Там правит могущественный маг по имени Кайрен. Он как раз разбирал то, что осталось от его мира, чтобы потом пересоздать в полноте. Огромная работа, но суть в том, что Шайавин перестала быть ему нужна. Когда у него будет полный мир, ему не понадобятся дополнительные источники сил.


- Шайавин, - по телу дракона пробегает дрожь. - Я помню, как её забрали фэйри. Я знаю, что она стала одной из них. Она помогала Кайрену?


- Да, помогала. Она спала. И видела сны.


О, Равнодушный, эти сны я хорошо помню. Нельзя было коснуться её разума, не коснувшись их. Мириады никогда не спящих фэйри. Она - спящая за них всех, живущая их жизнью, хранящая их память, будто свою собственную. Средоточие их личностей, их сил. Проводник силы Двора Звёзд для Кайрена, заключившего договор с Благим Двором. Помнящая всех его подданных - по крайней мере тех, кто удостоился великой чести бессмертия среди фэйри, - и его самого. Хранящая и сам хрупкий осколок мира.


Никак не могу отделаться от чувства, что мама видела меня их глазами. Видела того, кто принёс им войну и смерть. Пусть она всё равно бы пришла к ним, не могла не прийти, но именно я был буревестником. И именно таким она меня теперь помнит.


Все они - она. Она - все они.


Умом понимаю, что прежнюю Шайавин фэйри просто помнит так же, как и все прочие свои "жизни", но легче не становится.


- Рисселемар знал о том, кем она стала, - продолжаю, - о превращении в фэйри. Но тут увидел воочию. И это стало последней каплей. Он бы и остался в разобранном мире до самого конца, но...


- Ты увёл его. Дал ему время.


Киваю.


- Зачем?


- Меня тоже может ждать одинокая безумная смерть. Пусть у кого-то будет иначе.


- У тебя есть друзья.


- У него тоже, наверное, были. До того, что с ним сделала смерть Шайавин. Не знаю, кто из моих друзей останется рядом, если со мной случится подобное. Да и я ведь не рядом, на самом деле. Так...


- Достаточно рядом, - говорит дракон.


Пожимаю плечами.


- Для себя мне бы хотелось большего. Но ему мне нечего дать, - и про себя добавляю: "А большего и не дал бы".


"Это чего именно?"


"Таали, долго слушаешь?"


"Ты слишком волнуешься, чтобы я спал", мыш бесцеремонно падает мне на плечо. Дружелюбно обнюхивает ветви дракона, заползает мне за шиворот. "Так чего бы ты ему не дал?"


"Ну, к примеру, собственной жизни, потраченной на его желания..."


- Вы заговорились, - голос травяного стража возвращает меня в явный мир, - а я узнал, что хотел.


- ... Рисселемару привет.


- Не для него спрашиваю, - усмехается дракон, поднимаясь. - Для себя.


Щёлкаю пальцами, убирая травяные пятна на одежде. Хватит с меня на сегодня сада.


Дракон уходит к себе в оранжерею, а меня чуть дёргает за волосы Таали.


"Идём. Тебе надо поесть".


"Что-то у меня всё работа-еда-работа-еда..."


Вздох. Потом он трётся мордочкой о моё ухо: "Держись".


Недолго осталось.


Я собираю нехитрую снедь: немного фруктов, хлеб, купленные в Сирфайне масло и молоко; от мяса всю неделю воротит. Таали же устраивается на притолоке.


"Так чего бы ты ему не дал? Не надейся, пока не ответишь, не отстану".


"Ох и упорный же ты!"


"Весь в тебя".


"Я когда-то говорил, что воспитывать фамилиара менее хлопотно, чем ребёнка? Так вот..."


"Не отвлекайся".


"Хорошо, хорошо. Я подумал о твоём вопросе. Даже будь я тем, кем он хотел меня видеть, - ни за что бы этого не показал".


"Тогда ты, скорее всего, не был бы тем Джайлином, которого я знаю", возражает Таалидрим. "Откуда ты знаешь, чего захотел бы?"


"Я..."


"Джайлин, послушай, ты словно тетива натянутая. Сними тетиву. Ни в кого не надо стрелять. Всё хорошо".


"...Я, наверное, действительно боюсь. Что в последний момент он выкинет какой-то финт, а я окажусь совершенно перед ним беспомощен. И что он подчинит себе мою жизнь и после смерти".


"Опять?"


"Опять".


"Ты сумел избежать такого исхода при его жизни, он хотел продавить тебя и не смог. А ты уже не подросток. Последние годы вы были равны по силе - причём я считаю, что ты был сильнее, - а сейчас... Ты же помнишь этот взгляд. Чувствуешь, как ему. Там нет сил. Всё хорошо".


"Да я вижу, не слепой. Теперь бы ещё поверить. Я сам умею на грани смерти выкидывать такое..."


"То на грани, - отрезает Таалидрим. - А он уже умер. Тебе осталось только проводить его".


"Проводить... Провести... Быть проводником... Ох. Во что я ввязался, Таалидрим? Что мне делать? Думаешь, он умрёт спокойно? Шайавин-то он, похоже, отпустил - а меня?"


"Это тебя не касается. Пусть говорит об этом с Госпожой Жатвы Душ".


"Ну а я что могу сделать?"


"Иди сюда, - мыш вспархивает с места, в мгновение ока перелетает на кресло. - Сядь тут".


Пересаживаюсь.


Почти не чудится, что сейчас сзади подойдёт Анта и скажет: "Любуешься? Давай любоваться вместе". Теперь уже только помню, как чудилось. Как я вздрагивал, ожидая услышать хриплый голос и не слыша.


"Да, - шепчет Таали, - вот так. Её же ты отпустил. Значит, и отца сможешь".


"Надеюсь".


"Что бы там ни было, я буду рядом, мой маг".


"Ближайший мой..."


Смеркается. Вечер перетекает в ночь, а ночь, полная злыми воспоминаниями, - в утро. Ещё полдня отдаю медитации - скоро вся память о нас с Рисселемаром понадобится мне без остатка.


Наконец вычистив все закрома, прихожу в себя и понимаю, что не голоден, хотя последний раз ел более шестнадцати часов тому. Значит, остались сутки или двое, вряд ли больше. Тогда я всё равно иду на кухню, сажусь в кресло Анты. Вспоминаю о том, как горевал по ней. Жду.


Рисселемар появляется ещё до заката. Сначала я чувствую его шаг через пространство - наверху, на скале. Защиты дома не зацепил, мастерство никуда не денешь.


Таали взлетает с моего плеча. "Полечу поохочусь. Не хочу мешать".


"Доброй охоты".


"Удачи".


Пара взмахов крыльями, и мой фамилиар исчезает из виду. А я слышу шаги.


- Неплохо, - приветствует Рисселемар меня, выйдя из-за поворота. - Мало кто рискнёт телепортироваться напрямую.


- У тебя было время разглядывать мои защиты?


- Сам же знаешь, быстрее рассмотреть и рассчитать, чем влететь, не думая, и потом выпутываться.


- Неубедительно. Подготовленную точку для телепорта ты и так знал.


Он пожимает плечами и, подойдя ко мне, протягивает небольшую котомку. Даже магическим зрением смотреть не надо, по материалам видно, что подпространство у неё есть.


- Вот, возьми. Здесь почти всё ситуативное, но тебе пригодится.


Беру, ставлю на пол рядом.


- Спасибо.


Ещё одно пожатие плечами. Ищет взглядом что-то на столе. Не найдя, спрашивает:


- У тебя ещё осталась эта твоя горькая трава?


- Если ты спрашиваешь, выпил ли я всю банку, пока тебя ждал, - ответ отрицательный. Осталась.


Усмехается шутке.


- Мне бы она сейчас пришлась кстати.


- Могу поделиться, - отвечаю ему в тон.


- Буду признателен.


Встаю, освобождая ему место.


- Садись. Я так понимаю, заварить так, чтоб хватило на ночь?


- Да, пожалуй. Медитировать я больше не буду.


- А что будешь делать?


- Не знаю. Что захочется.


Вода и так была тёплой, до белого ключа согревается быстро. Завариваю горчанку в большом чайнике, наливаю ему и себе по пиале. Сажусь напротив, но так, чтобы не заслонять ему заходящее солнце. Рисселемар смотрит на него, щурясь. Пьёт остывающую настойку.


Когда заканчивается первая пиала горчанки, он говорит:


- Я так и не поблагодарил тебя. За подаренное мне время.


- Можешь поблагодарить сейчас, если есть желание.


Он медленно качает головой.


- Нет. Я всё ещё не понимаю, зачем ты это сделал.


- Разве тебе это важно?


Кивает.


- Мне захотелось. Чтобы у тебя это время было.


- Что тебе нужно взамен?


- Ничего. Это просто подарок. Потому, что я мог его сделать.


Молчит, и довольно долго.


- Мне нечем тебя отдарить.


- И не надо.


Отворачивается, сжимает губы в бледную линию.


- Тоже семейное, видать, - цедит он. - Твоя мать любила делать такие подарки, что хоть смейся, хоть плачь. И своевременные, и врагу не пожелаешь.


- Сожалеешь, что принял приглашение?


- Нет. И хватит об этом.


Наливаю ему вторую пиалу. Мне ещё довольно первой.


- Не сожалею, - вскоре говорит он. - Это действительно стоящий дар. Я бы хотел отблагодарить тебя. Но ты всегда отвергал мои подарки, и теперь я просто не знаю, что тебе нужно.


- Спроси.


- Слова - вздор. Никто и никогда не говорил ни единого правдивого слова. Либо знаешь, что кому-то нужно, либо не знаешь.


- Как хочешь. У тебя опять пустая пиала.


- Пока хватит.


Теперь Рисселемар не сводит с меня глаз. Я знаю этот взгляд: меня изучают, как изучали бы противника, выискивая брешь в обороне. Он ищет пробоину, а мне - мне почему-то ни капли ни страшно.


- Никогда не понимал тебя, - спустя вечность произносит он. - Я вложил в тебя столько, сколько вообще было возможно. Почему ты никогда не ценил этого?


- К чему это теперь? Уже всё, что можно было сделать, ты сделал. Чего не сделал, того уже давно не изменить.


- К тому, что я всё ещё не понимаю, чего тебе от меня нужно.


- Ничего, - он всё так же сверлит меня взглядом. - Рисселемар, мне от тебя действительно ничего не нужно. То, что мне нужно, ты мне дать не в силах. Есть то, чего я хотел бы, - но этого ты мне дать не захочешь, мы уже выясняли. Так что пустые разговоры и впрямь ни к чему.


Молчит. А я отставляю свою пиалу.


- И правда мерзкий напиток, - говорит он, когда солнце уже покинуло горизонт, а вокруг воцаряются мерцающие горные сумерки. - А сам ты что пьёшь обычно?


- Заварить?


Кивает.


Встаю, выливаю заварку, споласкиваю чайник и пиалы. Ставлю новую, со своим любимым сбором. Он тоже чуть горьковат, но гораздо более пряный на вкус, и в нём есть еле заметное послевкусие сладости. Заодно зажигаю светильники, ведь скоро совсем стемнеет.


Попробовав сбор, он еле заметно морщится - привыкает. Потом пьёт ещё, мелкими глотками. Снова морщится, отставляет пиалу.


- Любопытно, - спустя пару минут говорит он.


- Рад.


- Я не о чае. Хотя, пожалуй, и о нём.


- Что тебе любопытно?


- Я не припомню, чтобы мы что-то выясняли о твоих желаниях, - задумчиво говорит он.


- Не в бровь, а прямо-таки в глаз! - моя пиала ещё цела, а не разбита об стол. У-ди-ви-тельное дело.


- Не кипятись так, - и только его голос, звучащий без привычного сарказма, останавливает меня от того, чтобы встать и уйти. - Я действительно не помню таких разговоров, хотя память за эти пару дней просмотрел всю. Откуда ты взял это "мы выясняли"?


- Неверно сказал, - в горле вдруг пересохло, запивать приходится каждую фразу. - Я выяснял. Ты не заметил.


- Я - не заметил? - переспрашивает он. - Да ладно.


- Как я уже сказал, - глоток, - это несущественно. Забудь.


- И чего же я не заметил?


"Забудь!" - хочется отрезать мне. Но вместо этого я делаю глоток чая, затем глубокий вдох, и говорю:


- Я все ещё хочу знать о том, какая у меня семья. Кто родители мамы? Есть ли у неё братья, сёстры? У меня - кузены? Кто твои родичи? Эти вопросы ты помнишь?


Ну в Бездну, если сейчас скажет, что не...


- Это были вопросы? - а голос всё ещё без сарказма. С лёгким оттенком удивления. - Ты же просто пытался сбить меня с толку? Отвлечь от дел?


- Отнюдь.


Он разводит руками.


- Предположим, что поверю. Но просто не понимаю, зачем это тебе. Мне казалось, с ними всегда было всё ясно, - менторский тон набирает обороты. Н-ненавижу.


"Спокойно, Джайлин, - мысль Таали касается моего разума, а с ней - прохлада ночного неба. - Держись".


"Держусь. Спасибо".


Выдыхаю.


А Рисселемар тем временем ядовито продолжает:


- Со стороны матери у тебя довольно-таки бессмысленные создания, тебе с ними будет попросту скучно. С моей стороны - полные идиоты, если не поняли тогда...


- Вот опять, - пользуясь его краткой запинкой, говорю я. - Нельзя просто рассказать?


- Я хочу понять, - отвечает он зло, - а ты ушёл в молчанку! Что тебе нужно, в конце-то концов?


Вдох. Выдох. "Держись".


- Рисселемар, - выдерживаю его полный ярости взгляд, - я попробую объяснить. А ты попробуй услышать. Идёт?


- ... Идёт.


- Когда-нибудь мне зададут тот же вопрос. Что я отвечу на него? Что мой отец не захотел мне рассказывать историю рода?


- Не вижу проблемы, - деланно нейтральным голосом говорит он. - Начни от меня и Шайавин.


- Как ты это себе представляешь, если ни ты, ни я не захотели отказываться от фамилии?


Рисселемар гневно приоткрывает рот... и замирает на пару секунд. Молчит. Затем резко выдыхает и пододвигает ко мне пиалу.


Наливаю ему ещё.


- Ты можешь сказать своим детям: я не видел смысла в том, чтобы отказываться от глупого названия, - медленно говорит он. - Пустое слово. Пустой жест. А зачем оно тебе - откуда мне знать?


- Для меня не пустое. Мне важно. И мне кажется, что тебе тоже важно.


- Чушь. Я помню, как ты выглядишь, когда тебе важно. Зачем ты лжёшь мне? Теперь?


- Рисселемар... Я не лгу. Но я не знаю, как до тебя это донести. Ты можешь хоть сегодня мне поверить?


- Нет.


- Даже если я вдруг лгу, Рисселемар, - что ты теряешь?


- Время, - горько выплёвывает он. - Последнее оставшееся мне время. Тебе этого мало?


И это "мало?" становится у меня в горле комком.


- Ты прав, - когда наконец становлюсь способен говорить. - Ты совершенно прав. И я прошу прощения. Это твоё время, а не моё.


Взгляд у отца очень усталый. И серпы Жницы чуть не сияют.


- Допустим, - роняет он, откидываясь в кресле и отворачиваясь.


- Мне оставить тебя?


Резко дёргает головой: нет. И повторяет словами:


- Нет. Не надо.


- Тогда... чего бы ты хотел?


- Я же уже сказал, - глухо отвечает он.


- Прости ещё раз, - взял бы его за руку, да ладоней не видно, прячет в рукавах. - Я не понял.


- Я хотел бы поблагодарить тебя. Но не могу. Не знаю, чем.


- Рассказа мне было бы довольно.


- Но зачем тебе?! - он наконец оживляется, поворачивается ко мне, даже чуть приподнимается на подлокотниках кресла.


- Рисселемар... Я хочу не фактов. Их я и сам могу найти, после твоей смерти. А вот твоего рассказа я бы хотел. Можно даже не о семье. О чём сочтёшь нужным.


В ночной тишине любая потревоженная птица кричит очень громко. Так и сегодня: эхо разносит чей-то клич по всему горному склону. Вслушиваюсь по привычке - нет ли чужаков рядом? - а когда снова обращаю внимание на Рисселемара, тот уже сидит спокойно, держа в руках пиалу. Смотрит на меня бледным взглядом.


- Семья Шайавин занимается довольно бесполезным делом, - наконец говорит он. - Они интересуются звёздами, их составом и траекториями движения, а также теми планетами, что вращаются вокруг звёзд в нашем мире. Будто кому не ясно, что всё может измениться в одночасье, если изменятся боги. Эфемерное, глупое, вторичное занятие. Живут они, по странному стечению обстоятельств, не так и далеко от тебя. Считают, что высота облегчает наблюдение.


- Горы довольно опасны.


- Чародейский дар в их роду силён. Другое дело, что даром своим они пользуются сугубо в повседневной жизни. Для них магия - не наука, не способ познания, а... даже не знаю, подручное средство, что ли? Двуручная дубина им в помощь при таком подходе!


Не могу сдержать улыбки: уж больно описание похоже на моего любимого наставника алхимии. Стараясь не слишком выдать воодушевление, отвечаю:


- Всё равно звучит достаточно любопытно.


- Вот о чём подумай, - голос Рисселемара приобретает стальной отзвук. - Когда ты родился, помощи от моего рода мы с Шайавин могли и не ждать, это было ясно с самого начала. А вот на её семью, что таить, рассчитывали. Но, как выяснилось, их нелюбовь ко мне была гораздо сильнее, чем мы предполагали.


Рисселемар? Рассчитывающий на чью-то помощь?


- Что смотришь так удивлённо? - хмуро говорит он. - В первые годы после твоего рождения я почти не бывал дома. Договор с Благим Двором подразумевал мою им помощь в случае любой военной необходимости, а те годы для них были сложными. Шайавин, по сути, оставалась с тобой одна.


- А друзья?


- Руават помогала иногда, изредка ещё кто-то бывал. Толку от друзей, впрочем, было немного. Сам увидишь - без эмпатической связи ребёнок неуправляем и неуловим. Мы, безусловно, справились, но иметь какие-либо дела с семьёй Шайавин после этого было решительно невозможно.


- А родители мамы живы ещё?


- Не знаю. С её смерти я ими не интересовался, - губы Рисселемара растягиваются в злую усмешку. - Хотя надо сказать, что было приятно отказывать им в известиях о судьбе их дочери.


Солоно во рту. До крови, что ли, губу прикусил?


- Ты опять выглядишь так, будто паука съел, - замечает он.


- ... Приятно скрывать, что случилось, да?


- С тобой я не говорил по другой причине, - Рисселемар вздыхает, опирается локтями на стол, - ты был слишком мал. К тому же, тогда я надеялся всё быстро исправить. Но недели поисков сливались в месяцы, потом в годы... а потом с тобой уже не о чем было говорить.


- Я в любом случае имел право знать.


- И как ты себе это представляешь? Не мог же я так просто взять и сказать: "Твоя мать погибла, потому что я..." - осекается.


- Именно так и представляю, - и хочу остановиться, но не могу: - Без вопросов, встающих в горле, без ночей, когда не до транса! Знаешь, сколько лет я спрашивал себя: "Если она умерла, то что мешает ей просто вернуться?" Как боялся, что погибла окончательно? Сколько думал: она не вернулась - что же ты с ней такого сделал? Сколько пытался понять, чем виноват я, - хотя бы ради меня, могла бы ведь?!


- Чушь какая, - отрезает Рисселемар, выпрямляясь. - Как ты вообще мог повлиять на то, что случилось?


- Я же вообще ничего не знал! Скажи ты хоть, что она в плену, а не мертва!..


На миг мне кажется, что глаза отца вспыхивают привычной гневной желтизной, но наваждение проходит, и они снова выцветают до оттенка старого льняного полотна. Отвечает он уже куда спокойнее, опустившись обратно в кресло:


- Я и сам долго не понимал, что произошло. Превращение я видел, но превращения не должны рвать связь. У меня ушло много времени на то, чтобы разобраться. Что, надо было говорить тебе "я не знаю"?


- Так мне было бы легче.


Хмыкает, складывает руки на груди.


- Не представляю, каким образом. Ты ничего не мог тогда исправить, о чём я, кстати, прямо тебе и сообщил. Что ещё тебе надо было знать?


- Что это не моя вина. А лучше бы - что и не твоя.


- Последнее, - сипло выдыхает он, - было бы гнусной ложью.


- Я так не считаю, - встречаюсь с ним взглядом. Вид у него загнанный. - Разве ты знал, что будет, если нарушишь контракт?


- Что они попытаются содрать с меня три шкуры - знал, - и звучит это приговором самому себе.


- Но точных условий оговорено не было?


Рисселемар пожимает плечами.


- Это фэйри. "То, о чём будешь сожалеть больше всего" как образец точного контракта. Нет, не моего. В целом. Не нравится - иди в миры Закона, никто не держит.


- Вот тебе и ответ...


- Не понимаю.


- Выбирал твоё наказание - твой противник. Ты действовал вслепую. Вина лежит на том, у кого власть. У тебя её не было.


- ... Чепуха. Я выбрал время и место столкновения. Это было в моей власти.


- А что делать с побеждённым - решал он.


- Бред, - чеканит Рисселемар, впиваясь пальцами себе в плечи.


- Третий раз повторять не буду. Считай как хочешь. Я тебя не виню. А с Каншаварром мы рассчитались.


Если до того Рисселемар смотрел куда угодно, только не на меня, то сейчас его будто током ударило. Вскидывается, уставившись на меня широко открытыми глазами.


- Откуда ты знаешь это имя?


- Узнал у других фэйри.


- Зачем?


- Вернул то, что с меня причиталось. Предрёк ему чужое милосердие. Такую же отраву, какой нахлебались мы.


... Никогда не забуду ослепительно-белые костяные пески. Более подходящего места во всех мирах и нарочно было не выбрать. Бесконечная синева небес, прямой путь в вечность. И пустыня, где каждая песчинка - чья-то мёртвая надежда. Прах пред ликом бесконечности.


Именно там стоял временным лагерем Каншаварр, когда я нашёл его.


- И что?


- И ничего. С точки зрения фэйри я был в своём праве.


- Ты об этом знал?


- Понимал. Хотя и был готов к тому, что могу и ошибиться.


- Что именно ты ему предрёк? И каким образом?


- Ты в своё время уведомил его о разрыве контракта высшей магией. Я сделал то же самое - пожелал. Сказал, что раз уж его справедливость и милосердие включали в себя мои страдания, то и он рано или поздно встретится с чужим милосердием, которое будет для него ядом и ножом. Я вряд ли это увижу - время для фэйри всё же течёт иначе, - но мне приносит спокойствие сам факт, что так будет. Неизбежно.


- Неизбежно... - эхом отзывается он, пробуя на вкус слово. - Что ж. Я бы хотел иного, но и это весьма неплохо.


- А чего бы хотел ты?


- Если уж не удалось ничего исправить, то хотя бы мести за меня и Шайавин.


- Знаешь, это любопытно.


- Что?


- Каншаварр спросил меня, из-за вас ли я пришёл. И мне кажется сейчас, что ответь я "да", то мы бы с тобой этой ночью не беседовали.


- Возможно, - Рисселемар встаёт, сцепляет руки за спиной и становится похожим на старую белую цаплю, сложившую крылья. Меряет кухню шагами. Я не мешаю.


В этой истории осталось ещё одно тёмное, полынно-горькое место. И когда он останавливается, оперевшись руками на спинку кресла и глядя на меня, будто ожидая чего-то, всё-таки говорю:


- Но тактику ты и впрямь выбрал идиотскую. Получилась бессмысленная эскалация конфликта.


- Ты не понимаешь, - сколько бы ни прошло лет, а что-то внутри меня сжимается, готовясь услышать презрительную тираду. Но Рисселемар говорит на удивление мягко: - Как не понимает всякий, кто никогда не имел дела с фэйри.


- Я добился от них и встречи, и имени Каншаварра, - напоминаю, отхлебнув пряной настойки. - Их правила не остановили меня, когда я захотел вернуть им должок.


- Но им от тебя никогда не было ничего надо, - замечает он. - Ты просил у них что-то необременительное, они предоставляли это тебе и тут же забывали о самом твоём существовании. Или брал то, что они считали твоим по праву. Ты был вне сферы их интересов.


- Да, но... - и тошнотворным комом всплывают воспоминания. Зелёные волосы, обжигающий голос в голове. Моя полная неспособность что-либо с этим сделать, прогнать. Оно было настолько же сильнее моего сознания, насколько мой разум - сильнее разума какого-нибудь простейшего.


Когда наваждение наконец проходит, мою левую ладонь держат две холодные руки. Неумело разминают мне пальцы. Правая рука мокрая: видать, пиалу я всё-таки уронил.


Встряхиваюсь. Рисселемар снова сидит напротив меня. Увидев, что я пришёл в себя, он осторожно отпускает мою руку.


- Вижу, я ошибался, - ровным тоном говорит он, вставая, чтобы поднять с пола мою пиалу. От неё откололся кусочек - находит и его, прикладывает к сколу, произносит знакомые слова. Починенную пиалу моет.


- Спасибо, - поднимаюсь, чтобы вытереть лужу.


- Зря ты с ними связался, - он возвращает пиалу на стол.


- Не по доброй воле.


- Очевидно, - фыркает он, устраиваясь обратно в кресле. Сажусь на своё место и я. - Но тогда тебе должно быть понятно, почему я попытался сразу спровоцировать дуэль. Они бы начали говорить - и вскоре я уже и сам забыл бы, чего хотел, хотя магией они бы мой разум и не тронули.


- Получилось? В смысле, дуэль - была?


- Получись - всё было бы иначе, - Рисселемар берёт заварник, наполняет мою пиалу, свою. - Каншаварр не счёл меня достойным дуэли. Пришёл со свитой, да и всё тут. Против одного у меня были бы шансы, против многих - уже нет.


- Послушай, я давно хотел спросить. Мама говорила, что фэйри пришли буквально в ту же ночь, когда она освободила тебя. Зачем ты бросил им вызов сразу после и без того тяжёлого путешествия? Без отдыха, без подготовки...


- Отвращение было слишком сильным, чтобы откладывать.


- В смысле?


Очередная долгая пауза, которую нарушает только ночной ветер.


- Тогда, в плену на Пандемониуме, я только осознал, что за мной никто не придёт, - когда он всё-таки начинает говорить, голос звучит безлико - так, будто он пытается вспомнить только факты, не допустить в сознание память во всей полноте. - От ветра мысли путались, память моя пустела - и я знал: в конце концов останется только то, что чувствует боль. Иногда будут проблески сознания, я буду почти собой, случайно собираясь из воя ветра, будет надежда на побег - но всякий раз окажется ложью. Я был одновременно и бессмысленным сгустком боли, и тем, кто почти-я и надеется, и тем, кто снова забывает себя... и тут всё прекратилось. Пришёл в себя я уже дома.


Прерывается, и даже не для того, чтобы выпить ещё глоток, но чтобы продышаться. А я не могу оторваться от расширенных, будто от боли, уже почти полностью белых зрачков.


- Я даже не почувствовал, как она пришла, - шепчет он. - Как Шайавин выдернула меня из этого кошмара. Она одна была, представляешь? Как и мне когда-то не удалось найти союзников, кроме фэйри, - гневно кривит рот, напрягает пальцы так, что они становятся похожими на когти, - так не нашла и она. И всё же отыскала меня, забрала... но той же ночью, уже дома, уже глядя на то, как она спит в моих руках, я вдруг понял: на самом деле ничего не окончено. Неблагой двор пребывает на Пандемониуме, а значит, я обречён на возвращение туда раз за разом. И Шайавин обречена. И ты. И так будет всегда, а краткие передышки только делают боль острее. Вот тогда-то я и решил, что с меня довольно, что своё мясо и кровь они сполна взяли. А раз решил, то что откладывать?


- Разработать план? Всё обдумать?


- Решительно невозможно, - качнул головой Рисселемар. - Я знал, что дальше - только воронка, и сил у меня будет всё меньше. Лучшим шансом было ударить тогда.


Не сходится... Помню воспоминание мамы: резкую боль, пробившуюся даже сквозь глубокий транс. А ведь они обычно дрались вместе.


- Разбудить Шайавин хотя бы?


- Тогда и в голову не пришло. Это был мой договор, её бы не тронули, они же "Благой" Двор, - презрения в голосе хватило бы, чтобы разрезать шёлковый платок, - так я тогда думал.


- Спасибо.


- За что?


- Теперь я понимаю... что произошло.


Улыбается привычно-резкой улыбкой, складывает руки на груди.


- Тебе легче?


- Да, намного, - встаю, чтобы поставить ещё воды.


Он сидит, уставившись в кромешный мрак за окном. Безлунная ночь, а звёзд при зажжённом свете не видно.


- Джайлин, - вдруг говорит он. - Если фэйри побывал в твоём сознании, он наверняка оставил себе возможность проникнуть туда повторно, в обход стандартных защит.


Озвученная им мысль отзывается ноющим предчувствием. Была у меня такая мысль, была, но пока что я ничего конкретного не нашёл. Прошёл все общие процедуры очищения, которые знал, но...


- "Восстановление" спасает?


- От того, что видел я, - вряд ли. Послушай. В моей книге есть одно заклинание... моя работа, называется "Золотая нить", иначе - штопка. Основной эффект - помогает восстанавливать утерянную память, если это ещё возможно. Побочный, который я в заметках не указывал, - залатывает большинство таких дыр. Разбери, если надо - модифицируй. Это хорошая основа, для себя делал... что ты так на меня смотришь?


И я понимаю, что действительно на него пялюсь. Потому что невозможно поверить в такое везение. Что способ починить механизм, который мне и трогать-то было страшно, может так просто упасть мне в руки. Да ещё и как! Подарком от Риса! Не подвох ли?.. Не похоже, но...


... А если и подвох. Я уже давно могу понять, если так. И он об этом знает.


Потому я делаю шаг к нему за спину, кладу ему ладони на плечи, чуть сжимаю их, чувствую дрожь - оказывается, его тоже может трясти такой знакомой, мелкой, не затрагивающей только руки и голосовые связки.


- Спасибо тебе. Это очень дорогой подарок.


Он откидывает голову назад, будто желая посмотреть на меня, но глаза его закрыты.


- Пожалуйста. Жаль только, я всё ещё не понимаю, чем. Ты и сам нашёл бы решение.


- Тогда просто знай, что мне твой подарок ценен.


Тонкая фамильная улыбка.


- Буду знать.


Только собираюсь заняться чайником, как он кладёт холодную ладонь на мою руку. Открывает глаза. Радужка от серпа отличается только тёмным контуром.


- У тебя есть щётка под рукой? - тихо спрашивает он. - Хочу... привести себя в порядок.


- Есть, - ну вот и всё. Почти пора. - Расчесать тебя?


Кивает.


- Сейчас.


Подтаскиваю стул, достаю свою щётку, аккуратно вычищаю из неё волосы. Он сидит, всё так же откинувшись назад в кресле, и молча смотрит в потолок. Длинная коса небрежно стелется по полу. Я подбираю её кончик, расстёгиваю длинную - в палец - заколку. Отполированная кость и инкрустация серебром, красивая вещь. Откладываю на стол и медленно, по пряди, разбираю косу.


- Мой отец и мать, - вдруг говорит он, - были идеальной парой. В нашем, семейном понимании. Род Альпери - род моего отца, он древнее, чем род моей матери, это была престижная для неё партия. Они не любили друг друга, нет. Их любовники были за пределами рода, я даже не знал тех, кто составлял пару их душам. Но они уважали друг друга, и того было достаточно. Они великолепно смотрелись вместе и прекрасно сотрудничали.


Начинаю распутывать кончики волос. Они ухожены так, как никогда не бывало у меня, мягкие, но крепкие, и дело идёт легко.


- У тебя есть дядя и две тёти - от формального их брака. Старшинство идёт по порядку рождения, и если только мои сёстры не значительно превзошли моего брата в магии, то глава рода сейчас он. Мне неизвестны какие-либо бастарды в нашем поколении, но это не значит, что их нет. О детях таких союзов, как и о самих любовниках, просто не говорят в семье. Да и за пределами семьи тоже.


Треть косы, нити - невесомые, как лунный свет. Когда я последний раз видел Рисселемара с распущенными волосами? Сколько мне было, шестьдесят? Пятьдесят?


- Шайавин не хотела ни себе, ни нашим детям такой судьбы. "Вечная безвестность, вечное молчание о чужой тайне, - так она выражалась. - Спроси себя, - говорила она, - согласился ли бы ты так жить? Ведь нет же! Так почему считаешь, что твоей крови будет хорошо от того?" И она была права. В то время я считал, что таков порядок вещей, что брак - отдельно, а любовь - отдельно, но тогда понял - быть второй она не сможет. Постарался уладить дело формально, но мне было отказано. Тогда я предложил им образумиться со временем - пусть и знал, что этого никогда не будет, - и мы ушли.


Половина косы. Он замолкает и отводит назад пустую руку. На ладони возникает с десяток шпилек-невидимок. Осторожно закалываю ими волосы, чтобы не лезли под руки, и спрашиваю:


- Неужели с тобой вообще никто не поддерживал связи?


Смешок.


- Я был таким же идеальным ребёнком, как мать и отец - идеальной парой. Никто и подумать не мог, что я не стану главой рода, тем более - по такому глупому поводу. Брата и сестёр не учили так жёстко, как меня, да и незачем им было сопротивляться давлению родителей. Наоборот - это был шанс. Глупо было бы его тратить ради родственных чувств.


Тем временем я дохожу до самой его головы. Кожа холодная даже сквозь волосы.


А в голову лезут непрошеные мысли.


"Что он несёт? - думаю я, разбирая пальцами и гребнем спутанные волосы. - Он столько говорит о политике, о статусе, и ничего, совершенно ничего - о том, кто мои родственники. Ни слова о них самих. Всё о силе и власти. Разве семья - об этом?"


И тут приходит понимание, отчётливое и страшное: для него - так и есть. Одна мама - особняком.


А для меня - нет, и только потому, что мои родители отказались от такой участи.


- Ты остановился, - говорит Рисселемар. - Что-то не так?


- Закончил расчесывать, - отзываюсь и напоследок ещё пару раз приглаживаю волосы гребнем. - Как заплетать?


- Обычно, троичной косой.


- Хорошо, - разделяю его волосы натрое. - Туго?


- Только вначале; дальше средне - верх сам распустится до нужного.


Начинаю медленно сплетать косу.


- А ты идеальным ребёнком не был, - вдруг говорит он. - Иногда я думаю: бывай я дома чаще, пока ты был маленький, пока был связан с со мной, - каким бы ты вырос тогда?


Неудобный вопрос. Колкий. Хорошо, что я вряд ли узнаю на него ответ.


Ограничиваюсь нейтральным:


- Связь же не зависит от расстояния. Особенно у детей.


- Я был не такой идиот, чтобы, сражаясь, оставлять связь с тобой, - руки Рисселемара мимолётно сжимаются на подлокотниках. - Боли и мне бывало много, что уж говорить о ребёнке. В книге увидишь: есть заклятия, временно подавляющие связь. Боюсь, я пользовался ими слишком часто.


- Вот как.


- Да. Потом связь прервалась естественным путём, а я остался без малейшего понятия о том, кто ты такой и как с тобой говорить. Шайавин помогала, при ней всё как-то решалось само собой. Но без неё все мои слова были как об стенку горох.


"Мои тоже".


Но вслух я этого не говорю. Вынимаю уже ненужные шпильки, наклоняюсь, вкладываю их в его ладонь. Он проводит над ними второй ладонью, и они исчезают.


- В итоге всё оказалось не так уж плохо, - судя по голосу, он улыбается. - Ты - маг, и маг не из последних. Я знал, что ты к этому придёшь.


- Могло закончиться и хуже, - соглашаюсь я.


И правда, могло. Не хочется обо всём этом и думать, пережил - и ладно. Но Рисселемару, по-видимому, это важно.


- Всё упрямишься? В итоге ведь вышло по-моему.


Часть косы пришлось перераспустить: легло криво-косо, а нужно - хорошо.


- Рисселемар, ты действительно хочешь сейчас об этом говорить?


- Да. Хочу задать тебе вопрос.


- Задавай.


- Ты прошёл путём, который я назначил тебе. И разве он был плох? Разве не подошёл тебе?


Плету косу. Он ждёт ответа, а в голове пусто той звенящей пустотой, когда сказать одновременно слишком много и нечего. Уже когда коса, тяжёлая и густая, лежит на моей ладони и остаётся только защёлкнуть заколку, отвечаю.


- Знаешь, когда я заинтересовался магией?


- Полагаю, когда наконец столкнулся со внешним миром, - отвечает он с сухим смешком. - Реальность быстро учит оказывать ей сопротивление. Быть может, мне стоило раньше тебя с ней познакомить.


- Раньше. Ещё в Академии, у Руават.


Он аж оборачивается, в глазах - недоумение.


- Не может быть. Тебя же выгнали за безделье! Возьмись ты за ум хоть немного...


- Не совсем, - вкладываю доплетённую косу ему в руку и возвращаюсь на своё место. Он не сводит с меня глаз. - На формальных занятиях я действительно бездельничал. Но ректор Руават была в курсе моих интересов. Как и Аррирад. У него я и начал учиться.


- У алхимика? - удивлению в голосе нет предела. - Его "познания" ограничиваются парой слабых фокусов.


- Парой очень полезных фокусов для травника, а потом и для алхимика. А там я и магией увлёкся. Но если бы не он - точно бы и на полёт стрелы не подошёл к ней.


- Жизнь заставила бы.


- Знаешь, Рисселемар, на тот момент из твоей истории я усвоил одно: мощь сама по себе ничего не значит. На каждую крупную рыбу найдётся рыба покрупнее, и чем крупнее рыба - тем легче поймать её в сети.


Он будто не слышит. Просто повторяет:


- Смертельная опасность очень стимулирует учиться. Я это хорошо знаю.


"Ни черта она не стимулирует! - хочется огрызнуться мне. Но вместо этого я просто молча смотрю на свои руки. Привычно трогаю пару застарелых ожогов, поставленных ещё в те времена, когда я не знал рецептов заживляющих мазей. - Знаешь, сколько я спал в сутки? Первые несколько лет странствий я в книге заклинаний писал раз в месяц или два - и не потому, что не хотел!"


Но вместо этого говорю:


- Только если есть кому стеречь спину ночью. Если есть куда возвращаться. У тебя - было?


- Конечно. Было бы и у тебя, согласись ты учиться сразу.


Было бы... как же. "У тебя есть выбор: или занять своё время полезными делами, или всё равно занять - но уже бесполезными и малоприятными".


Хорошо помню эти сорок лет, почти всё моё юношество: минимум транса, передышки от странных сюрпризов - легко убираемых магией, занимающих не один час работы без неё, - только если я занимался чем-то дельным по мнению Рисселемара. А бывало это редко. На занятия я, конечно, ходил - там клевал носом или считал ворон. Вот уж где, а там мне не мешали.


За их пределами помощи ждать было неоткуда: если кто из соучеников и брался мне помочь по доброте душевной, то задачи вдруг усложнялись и помощник оказывался так же бессилен, как и я. Вскоре сочувствующих не стало, а преподаватели не вмешивались в дела семейные принципиально. Руават потом рассказывала: боялись, что Рисселемар просто заберёт меня и отправится восвояси. К Кайрену в Академию, например, и там бы она уже точно ничего не смогла бы сделать. А на занятиях преподаватели просто могли смотреть на моё присутствие сквозь пальцы. И понимаю её, и всё равно тошно.


- Считаешь, меня радовала слежка за тобой и необходимость подыскивать тебе не нормальные учебные задачи, а ту чепуху? Ты очень ошибаешься, - с досадой продолжает Рисселемар. - Почему ты мне не сказал? Всё было бы куда как проще.


- Тебе - возможно. Но положа руку на сердце, Рисселемар, - пойди я к тебе, дал бы ты мне заниматься травами? Алхимией?


- Как вспомогательными дисциплинами, в свободное время - вполне. Ты всегда мог больше, чем просто заваривать травки.


Качаю головой.


- Меня это не устраивало. Я хотел заниматься интересным мне делом полноценно, чтобы никто не стоял над душой, и добился этого.


- Глупо так пренебрегать возможностями. У тебя было бы моё имя, доступ к лучшим библиотекам...


- За те сорок лет я очень устал от известности всем и каждому. Наоборот, хотел быть безымянным молодым эльфом. Чтобы судили по мне, а не по тебе.


- И как, - оскаливается он, - понравилось?


- Не променял бы ни на что. - Хотя первые годы самостоятельного плавания были непростыми. Сколько нового я тогда узнал на своей шкуре, а не как все нормальные эльфы, наблюдая за другими... - А к библиотекам доступ я и так получил. Не так уж это оказалось и сложно.


- Несложно ему, - ворчит он себе под нос, отведя взгляд. - Безвестности захотелось.


- Хочешь ещё трав?


- Нет, - лишь немногим громче. - И в кого ты такой упрямый?


Отворачиваюсь. Какие всё-таки резкие тени от магических светильников, не то что от огня. Я проектировал кухню просторной, но в этом холодном свете мне здесь тесно. Перепланировать, что ли? Или просто поменять фонари?


А отцу отвечаю:


- Дурацкий вопрос, не находишь?


- Отнюдь. Склоняюсь к тому, что в мать, а не в меня. В тихом омуте... Кто бы мог подумать, - секундное молчание - и смех. Незнакомый. Тихий, умиротворённый.


Не веря ушам своим, смотрю на него. Рисселемар обмяк в кресле: только брови приподняты и улыбка непривычно - нет, не мягкая, но и не горькая. Не помню, когда в последний раз видел такую.


А он добавляет:


- Мне не следовало забывать, что ты и её сын тоже.


- Не понимаю.


Рисселемар вскидывает голову - и я вздрагиваю. Взгляд совершенно белых глаз - теплый.


- Рассказать, как мы познакомились? - почти весело спрашивает он.


- Конечно!


- Представь себе трактир в глуши. Одна достопримечательность - эльфийка-певичка, и та пела так себе. И от тракта - одна видимость. Зато поблизости находились руины Кшанда, а мне требовалось описать их для Кайрена. Я был ещё не в той силе, чтобы одному гулять по подземельям, потому договорился встретиться в этом трактире с компанией, которой нужен был маг, - тебе хорошо известно, какие небольшие банды сбиваются на поиски сокровищ, сам в такой ходил. Встретился с предводителем и услышал: "Мы по дороге уже нашли хорошего мага. Выбрать между вами непросто, и я предлагаю вам состязание. Твой соперник спрятался в этой таверне. Найдёшь до полуночи - возьмём тебя, не найдёшь - его". Я согласился, конечно. Дело простейшее, предсказатель из меня всегда был хороший. Когда я начал прочёсывать трактир, выяснилось, что певичка была не совсем бесталанна. Она пристала ко мне, как репейник. "Как давно я не видела правильной эльфийской магии, позвольте, уважаемый, насладиться зрелищем..."


- И ты попался на такую наживку?..


Рисселемар бесшабашно пожимает плечами.


- Она говорила так искренне, что я и подвоха не заподозрил. А потом мастерски перенаправляла внимание от себя подальше. К полуночи я пошёл в комнаты к этой банде, горя желанием выяснить, всем ли они так морочат голову. Зашёл, изложил свои соображения, и тут она меня ласково приобнимает: "Никого не забыли, сударь?"


- Представляю, сколько шуму было.


- Нет. Возмущаться было ниже моего достоинства, хотя победила она не совсем честно: голову мне морочила не магией. Поздравил соперницу с победой и только стал собираться, как она возникла возле двери, не давая мне выйти, и сказала предводителю: "Райар, а я за то, чтобы взять второго мага. Искал он меня грамотно, я специально ходила за ним хвостом, смотрела. Мы же вам не для хитростей нужны". И меня - каким-то чудом - уговорила остаться. Так и познакомились.


Боги мои, я пытаюсь себе это представить - и не могу. Где такие всем известные трактиры - громкие пьяные разговоры, бедная еда, кислый и дорогой сидр (всё безопаснее местной воды), настырный скрип деревянной лестницы - и где мама, в любимых воздушных одеждах и открытых сандалиях, осторожная и внимательная, с искристым смехом и мягкой улыбкой?


- Вижу знакомый непонимающий взгляд, - усмехается он. - На Шайавин так часто смотрели. Добавлю тебе, что она ненавидела носить с собой лишнее. При любом удобном случае ставила охранные сигилли на дорожные сумки и упархивала гулять в таком виде, будто на минуточку вышла прогуляться по главной площади Сирфайна.


- То есть цветастые платья...


- ... и изящные драгоценности. Равно посреди пустыни и в воровском притоне. Но скорее в притоне.


- Она что, специально напрашивалась на неприятности?


- До тебя дошло быстрее, чем до многих, - одобрительно кивает он. - Знаешь, она часто представлялась укороченным именем - Шайа.


- Ни разу не слышал.


- К тому времени, как ты вошёл в сознательный возраст, уже перестала. А когда мы только познакомились, ей нравилось сначала представиться ласковым "солнышком", создать нужное впечатление - а потом выкинуть что-нибудь такое, от чего у всех просто уши опускались. Тогда она очаровательно улыбалась и представлялась заново: "Солнышко. Солнечная Буря".


- А почему перестала?


- Надоело. Поняла, что обвести вокруг пальца может почти кого угодно, а реакции у всех одинаковые. И меня учили, как правильно производить впечатление, - но не как оставить от него прах и пепел. Шайавин же любила как раз второе. В какой-то момент она увлеклась другими играми, но к этой всегда могла вернуться, - в конце концов, на слух её имя можно понять как "Солнечная певица"... Если не видеть в записи.


- И... какой она была на самом деле?


- Вот это и впрямь глупый вопрос, - смеётся он. - Ты сам какой? Ты бездарь, который только и способен упрямо говорить "нет, не хочу, не буду", - или ты талант, ставший архимагом в куда более юном возрасте, чем это сумел сделать я? А это только самое очевидное противоречие.


- Тогда иначе: какой я её не видел?


- Так лучше. Ты не видел Бури. Дома она всегда создавала покой - с её-то умением дирижировать эмоциями это было несложно. Смеялась ещё, что это равно нужно и тебе, и мне. Но порой ей становилось тошно от этого. Помнишь, иногда я оставался с тобой один?


- Помню.


Не лучшие воспоминания. Рисселемар пытался чему-то меня учить, я отчаянно скучал, он злился, затем запирался в лабораториях и выходил только поесть; я же ждал маму и играл с травяным драконом - он тогда ещё жил в её оранжерее. Мама уходила всего на несколько недель, но без неё было плохо.


- Она отправлялась куда-нибудь далеко: иногда на другой континент, а иногда - в другой мир. Меняла внешность и образ, а потом стремительно прорастала сквозь них. И исчезала раньше, чем её ловили за руку.


- Неужто так ни разу и не поймали?


Его мечтательная улыбка меркнет.


- Ловили, конечно. Как правило, она выкручивалась. Не всегда.


- Ты о?..


Он коротко кивает.


- В тот раз мы и наши, - кривит губу, - товарищи пошли на осознанный риск, отпуская её одну в стан врага. Шайавин всегда была нашим переговорщиком; к тому же, на крайний случай у неё был не один способ побега. Но мы оказались в куда более сложной игре, чем предполагали. Когда стало ясно, что наши противники забросили её на Пандемониум, у меня с подельниками возникли разногласия. Те считали, что предприятие безнадёжное и надо просто уходить, пока сами не оказались там же. А у меня была лишняя кость в ладони. Контракт с фэйри, правда, всегда дорог. Плати я её не один - было бы дешевле. Но даже и высокая цена стоила того.


- Ты, - слова получаются тягучие, как патока. - никогда не жалел?..


- Лишь об одном, - сквозь зубы. - Что не умел, никогда не умел читать между строк. Я охотно бы тогда поменялся с Шайавин местами; рискнуть разумом было бы проще.


- А потом, после этого случая, - вы продолжили путешествовать?


- У меня, прямо скажем, такого выбора не стало. Шайавин сперва помогала мне потому, что чувствовала себя обязанной. Но со временем взаимные обязательства отошли на второй план, а затем и вовсе перестали иметь значение. Это было хорошее время. Итогом его стал ты.


Паршивое какое чувство: когда в груди жжёт холодным огнём, когда инеем застывает фраза на губах.


"Мне очень жаль".


- Мы хотели, чтобы у тебя были братья и сёстры. Но нас одних даже на тебя хватало не вполне.


Волосы падают на лицо, когда склоняю голову, щекочут. Неудобно.


- Знаешь, почему я оставил тебя у Руават?


- А не у Кайрена?


- Да.


- Очевидно, я не был готов. Засмеяли бы.


- Отнюдь. У Кайрена нет такой терпимости к бездельникам, какой отличается Руават; я уверен - ты быстро нагнал бы всё, что пропустил. Всё иначе: там учились дети моих родичей. Мне не хотелось, чтобы ты был против них один.


Не хотелось. Чтобы я был один. Когда ко мне сверстники и приблизиться боялись из-за тебя. Что-то не верится.


- Против них ли, против всех прочих, кто рядом, - какая разница?


- Кровная вражда в твоём возрасте была бы лишней. Не было б альтернативы... Но школа Руават оказалась более чем достаточной. Сейчас жалею только об одном.


- Это о чём же?


- Что раньше видел в тебе только себя. А её и не заметил. Мне было бы проще иметь с тобой дело, пойми я это раньше.


Смешно. Не было у меня никогда ни умения соображать под давлением, ни чувства такта и меры, ни маминой способности взять любую преграду и сделать вроде бы пустячной, шутя преодолимой.


- Никогда бы не подумал, что похож на маму. Выходит, я совсем не знал её.


- А я не знал тебя, - отвечает он. - Уж мне не следовало бы попадаться на один и тот же крючок дважды.


- Теперь немного знаешь.


- Вряд ли. Когда та Шайавин, бывшая моей женой, умерла, то я совершенно перестал понимать, кто ты. Просто знал: ты мой сын. Я дам тебе всё, что нужно. Ты будешь лучшим.


- Чего не случилось, Рисселемар, того не случилось.


Он сжимает губы в тонкую линию, секунду мнётся. Я даже не успеваю этому удивиться толком, как он произносит:


- Я был неправ.


- ... что?


- Я был неправ, - негромко повторяет он. - Увидь я только, как вы с Шайавин похожи! Она не была тёплым лучом солнца - могла им быть, но не всегда. И не для всех. Те, кто требовал от неё тепла, уходили ни с чем и навсегда. Только по доброй воле, только в дар.


Замолкает, и я тоже молчу.


- Совсем неудивительно, что и ты скрывал свои возможности и желания.


- Думай ты обо мне, как о копии мамы, было бы не лучше, - осторожно говорю я.


- Ты не моя копия и не копия Шайавин. Но я вижу в тебе знакомые черты, унаследованные от нас обоих. И так могу отчасти предугадать твоё поведение. Во всём, чего не знаю, - он пожимает плечами, - бесполезно и пробовать.


- Когда-то я пользовался заклинаниями, облегчающими понимание других людей...


- А, - машет рукой, - пустое дело. Они помогают замечать незамеченное, а твои реакции я и так видел. Связать их вместе - вот где была настоящая сложность.


- Я хотел сказать, что и мне они тебя лучше узнать не помогли.


- Увы. Магия не всесильна.


- Никогда не думал, что услышу об этом от тебя.


- Другим об этом знать не обязательно, - улыбка не сходит с его губ, когда он поднимает палец как бы в надзидательном жесте, - но нам полезно.


- Поздновато, - смеюсь и я. - Любой молодой маг об этом знает и так.


- Кто ещё ничего не может, тому и так всё понятно. Но если сила есть, то зачастую хочется решить все проблемы одним жестом, одним касанием.


- Хочется, - признаюсь я. - Иногда.


Мимолётная понимающая улыбка. Затем он медленно пропускает сквозь пальцы заплетённую мной косу.


- Хороша.


- Я рад.


Смотрит на меня. Делает глубокий вдох полной грудью. И говорит осторожно и мягко:


- Джайлин. У меня осталось около трёх часов. Вот теперь я хотел бы побыть один.


- Конечно, - поднимаюсь. - Тебе что-нибудь нужно?


- Нет, ничего, благодарю. Я собираюсь только смотреть и размышлять, пока за мной не придёт Селханин. Странное ощущение: как пелена с глаз поднимается...


- Удачи.


- Я позову тебя попрощаться.


- Я приду.


Выхожу из кухни и поднимаюсь по ступенькам - лестница в три этажа кажется бесконечно длинной - в свою комнату.


Как бедно выглядит сейчас моё обиталище. Ни рукотворных красот, ни природных драгоценностей. Всё качественно, добротно, но ни выдумки, ни затейливости. Каменные стены, бронзовые светильники, приглушённый свет. Ни орнамента, ни даже ковра.


Я же люблю ступать босыми ногами по тёплому камню. А вот поди ж ты: вдруг захотелось мягкого, как первая весенняя трава, ковра, чтобы утопали пальцы, чтобы прямо на нём можно было уснуть, чтобы всей своей бежевой длиной он поглощал шум внешнего мира. Там, за окнами, всегда так громко.


Вот, наконец, и комната. Большая кровать: на ней поместилось бы и двое, и даже трое. Резной столик около неё. Ниша в стене для одежды и самого необходимого. Умывальник около второй стены - это правильно, жизнь без воды - не жизнь. Шторы - зелёные, сплетены из каких-то лиан. Запах у них резковат, как бы не до головной боли. Лучше пойду наружу.


Раздвигаю дверь из толстого защитного стекла и выхожу на небольшую террасу за ним. Предо мной простирается долина. Глухая ночь, только звёзды над головой непривычно яркие.


Очертания гор вдалеке сливаются с небом. День должен заняться с другой стороны гор и в нынешний предрассветный час здесь царит темнота и прохлада.


Да, так лучше.


- Джайлин! Джайлин, да отзовись же ты! - сверху на плечо падает тёплый комок. Умело цепляется коготками за одежду, пронзительно кричит мне на ухо. - Джайлин!


- Что случилось, Таали? - его голос непривычно режет уши, чуть отодвигаю голову. - И почему ты говоришь вслух?


- Я пытаюсь тебя дозваться мысленно битых полчаса! Ты не слышишь! Что с тобой?!


- Таали... - я смотрю на него и пытаюсь понять: чем я думал когда-то, когда привязывал к себе этот комок из пуха и кожи, это дрожащее маленькое существо, которое без меня не прожило бы тогда и дня. Зачем я это сделал? Помню - и не понимаю.


- Это всё он, да? Что он с тобой сделал?!


- Ничего. Я бы заметил.


- Тогда что с тобой?


"Да прекрати ты так орать, - думаю я. - Что со мной, право слово. Обойдись ты без паники..."


А вслух говорю:


- Всё в порядке.


- Ты меня пугаешь!


- Зря боишься.


- Не зря, - парирует он. - Выслушай!


- Нет. Всё очевидно.


Острые коготки впиваются в кожу даже сквозь одежду.


- Оч-чевидно, говоришь? - шипит он так яростно, словно он мне ровня, словно имеет на это право. - Связи мага и фамилиара способна помешать только смерть, тебе об этом известно не хуже моего!


- Во-первых, связь не разорвана, а только лишь подавлена: я понимаю твою устную речь, а ты - мою. Во-вторых, замолчи и подумай: ты сам всё сказал. Не можешь подумать - замолчи и послушай.


- Нет! Это ты замолкни и подумай!


- Хорошо, - терпеливо соглашаюсь я.


Лишь бы молчал.


Таалидрим дрожит, будто его лихорадит. Из опыта я знаю: он так плачет. А плачет мой фамилиар, как и я сам, только от бессилия. Или от нестерпимо большой боли.


Не понимаю.


Но помню.


Накрываю ладонью его тельце.


- Таали.


Молчит.


- Таалидрим.


Ни слова.


- Я причинил тебе боль?


Движение крыльями. Раньше мне было бы достаточно, теперь оно лишено для меня всякого смысла.


- Вслух. Прошу тебя.


- Да. Мне страшно. Я боюсь за тебя. И за себя. Мне больно. Неужто сам не чувствуешь?!


Больно. Страшно. Таалидрим произносит слова, но они звучат пусто. Я не слышу ни боли, ни страха.


Но они там есть, подсказывает мне память. И как бы ни было тошно просить прощения за пустоту, за то, чего не можешь коснуться и понять, сейчас мне придётся положиться на эту память.


- Прости меня. Действительно не чувствую. Но не бойся. Это пройдёт. Надо только подождать.


- Почему? С чего ты взял, что всё пройдёт, а не ты угаснешь окончательно?


- Вызови в себе мои воспоминания. Когда Рисселемар сходил с ума на Пандемониуме, когда умирала Шайавин, я тоже был не в себе. Это было иначе, но ведь и перерождение, и безумие - не совсем смерть. Госпожа Жатвы уже совсем рядом, и ей нет причин скрывать своё присутствие - мы не в опасности, чтобы она даровала нам незнание до поры.


- Всё бы хорошо, - мыш взлетает с моего плеча, нервно кружит над головой, - кроме одного. Вдруг ты ошибаешься?


Я прав. Эта правда нутряная, она пропитывает каждую каплю моей крови, мельчайшую частицу моего тела. Если я ошибаюсь, то неправо всё моё существо, и сам я - ложь и вымысел.


- Вдруг Рисселемар обманул тебя? - продолжает настаивать Таалидрим. - Лгал всё это время? Вдруг есть какая-то неведомая нам магия, которая позволит ему выпить твои силы, обменять твою жизнь на продолжение своей, продолжить спасать Шайавин?


Я прав, и эта правда записана богами в моих костях и плоти, в сознании и душе.


- Хотелось бы, - медленно отвечаю ему, - чтобы ты мог чувствовать то же, что и я.


- Ну уж нет! - Таали приземляется мне на голову, сердито взъерошивает мне волосы. - Хоть кто-то из нас должен оставаться в трезвом рассудке!


Я прав. Но это не имеет никакого значения.


- Таалидрим... Таали. Предположим, всё, как ты говоришь. Сделаем так. Ты знаешь, где находятся свитки телепортации. Возьми один. Отправляйся в Сирфайн. Если случится худшее - лети к Руават и к Ренану, они помогут нам.


- Как я пойму? Я же не слышу тебя.


- Если я не приду за тобой в течение недели от этого срока.


- Будем надеяться, - он снова нервно взлетает, делает круг у меня над головой, - что если это и магия, то она не даст ему твоей памяти.


Подставляю руку, чтобы Таали мог на неё сесть. Он привычно ухватывается за рукав, заворачивается в крылья, смотрит на меня, будто хочет запомнить навсегда. Я осторожно провожу рукой по шёрстке.


- Если и даст, ты всё равно распознаешь подделку. Лети, ближайший мой. В добрый путь.


Он еле слышно вздыхает.


- Иногда "я буду рядом" принимает странные формы. Надеюсь, ты окажешься прав.


Разжимает коготки, и вскоре я остаюсь наедине с непривычно острым, неудобным миром.


Воистину, "не перепутаешь".


В подлунном мире время почти остановилось. Как растут камни в мокрой пещере: сгущается на камне влага, собирается в каплю, висит, покачиваясь, на остром краешке. Сорвалась - счёт! - и снова тишина.


И не отнять взгляда от безвременья, заняв себя книгой или опытом. Я подчинён чужой ритмичной поступи, мне остаётся только быть заодно с ней и ждать, покуда она не угаснет вдали.


- Привет тебе, Госпожа Жатвы, - и голос звучит чуждо, - привет тебе, Лунная Лучница, стреляющая из засады. Привет тебе, целительница! Подательница слёз, зиждительница тайн, привет тебе в моей скромной обители.


Мы незнакомы. Мне приходилось умирать, но я умирал в бою и воскресал для битвы, и моим проводником через порог была другая богиня. Тех, кого забирала она, вернуть возможно. Тех, за кем пришла Селханин, - нет. В этом и вся разница.


Весь мир напоен шёпотом богини, но я - только слушатель. И немного - носильщик, только чужую тяжесть несу не в походном рюкзаке, а в собственном теле, его сведённых судорогой мышцах.


До вершины осталось недолго, давай, носильщик, ставь ногу одну за другой!


И хотя тело моё стоит на месте, устало опираясь на каменные перила балкона, а взгляда не сводит с долины уже не первый час, сам я иду и не думаю о том, сколько осталось.


Переход, как всегда, кажется бесконечным. Но только чуть потускнели звёзды, как я слышу: "Пора". И словно сменщик подхватывает неудобную, но нужную часть общей тяжести, позволяя мне выпрямиться и сойти с места.


Где найти Рисселемара, мне известно. В той самой комнате, которую я выделил ему.


Отец лежит в кровати. Белые глаза полуприкрыты, но когда я вхожу, открываются так широко, как никогда не было при жизни. Смотрит насквозь; видит, но совсем другим уже зрением.


Я сажусь рядом, беру его холодную ладонь в свои. Встречаю его взгляд.


Нет слов, нет прощаний. Есть одно на двоих понимание: всё готово.


Мы готовы.


- В добрый путь.


Рисселемар закрывает глаза. А потом в кровати остаётся тело, а сам он хоть всё ещё рядом, но уже в совершенно другом мире. Рука об руку с эльфийкой в белом, уходят они вдаль по лунной дорожке, увитой серебром, не оглядываясь и не останавливаясь.


А я смотрю вслед, чтобы никакая сила из тех, которыми полнится вселенная, не перешла им мерцающей тропы. Но ночь спокойна и светла, и вскоре само их присутствие тает, сначала в сером дыму эфира, а затем и в туманной дали астрала. Когда они достигают бесконечных пространств Арбореи, связь с ними сходит на нет.


Я прихожу в себя.


Пошевелиться удаётся не сразу: всё тело затекло и ноет. Переждав первые неприятные минуты, высвобождаю ладонь из окоченевших пальцев, встаю, держась сначала за кровать, а потом и за стену, выглядываю в окно.


Едва начавшийся день, оказывается, уже клонится к закату. Придётся оторвать какого-нибудь жреца от заслуженного отдыха. Добраться до храма Селханин, объясняться...


Проще сказать, чем сделать. Как бы не провалиться в транс прямо здесь, на полу.


"Джайлин", обеспокоенный голос госпожи Руават разрезает тишину. "Тут жрица Госпожи Душ. Говорит, что у тебя к ней срочное дело. Нужна какая-нибудь помощь? Можешь телепортироваться прямо в мой кабинет: дорога открыта. Жду вестей".


Эхо заклинания висит в воздухе, ждёт моего ответа.


"Всё верно. Со мной всё в порядке; помощь не требуется. Рисселемар мёртв, умер своей смертью. Попроси жрицу подождать несколько минут. Я скоро буду. Спасибо тебе".


Сначала думаю нормально собраться - взять с собой хотя бы сумку, вдруг что-то объёмное нести понадобится, - но мысль о том, чтобы сейчас копаться в кладовых кажется невыносимой. Хватит с меня и пояса.


Накидываю на тело заклятие сохранения: всё-таки где растения, там и насекомые, нечего им трогать отца. А сам делаю шаг.


-...Сольтас-янна, не стоит благодарности. Камни - меньшее, что мы могли сделать для храма, - Руават поднимает взгляд, услышав мой переход, тут же встаёт из-за стола. Невысокая, обманчиво-хрупкая - я выше её почти на голову, - она торопливо подоходит ко мне, берёт за плечи, вглядывается в лицо. - Джайлин! Как ты?


Невольно улыбаюсь, ответным жестом касаюсь её плечей.


- Я ждал куда как худшего. Но всё прошло спокойно, и со мной всё хорошо.


Кабинет госпожи ректора знаком мне с детства: стрельчатые арки узких окон, изящные кованые решётки и цветное стекло витражей. Мебель вся деревянная, но любимому в Сирфайне естественному стилю, полному изгибов и шероховатостей, Руават предпочитает мастерство собственных рук. Все поверхности отполированы, а большая часть из них ещё и покрыта геометрическими узорами: где резец мастера только чуть касался древесины, а где - создавал полноценный барельеф. Книги и бумаги повсюду, но непривычному взгляду обратить на них внимание сложно - так незаметно они вписаны в пространство.


Полагаю, кто бы ни стал следующим ректором, эту комнату они оставят нетронутой до последних дней академии.


- Надеюсь, что так, - тем временем говорит Руават и делает шаг назад. - Джайлин, это Сольтас-янна, жрица Селханин. Сольтас-янна, это Джайлин. Из рода Альпери.


Жрица темноволоса, одета в тёмно-синюю мантию с еле заметной, словно лунный блик, жёлтой и серебряной отделкой. Как и у всех жрецов Селханин, взгляд у Сольтас похож на взгляд умирающих, сквозной и нездешний, а в глазах - еле видимый, но всё же полумесяц. Посмотрев так через меня, она поднимается и кивает. Киваю в ответ, затем говорю:


- Приветствую, Сольтас-янна, и благодарю тебя. Но я не знал, что храм Селханин сам выискивает родственников мёртвых.


- Привет и тебе, Джайлин, - она берёт мою руку в ладони, чуть стискивает, успокаивающе улыбается мне. - Отнюдь не все эльфы в силах сами добраться до храма после смерти близких, особенно если родич всего один и ему достаётся вся ноша проводов. Так, наша ночь всегда начинается с вопроса Госпоже Жатвы о тех, к кому нам нужно прийти самим. Этой ночью мне было сказано твоё имя.


- Благодарю тебя и твою Госпожу.


- Мне нужно увидеть одновременно тебя, тело твоего родственника и место смерти, если это возможно.


- Я отведу.


- Не пропадай, - мягко говорит Руават. - Если захочешь поговорить - мой дом открыт для тебя.


- Спасибо, Руават. Приду. Сольтас-янна, ты готова?


- Да, - она кладёт руку мне на плечо. Я придерживаю её ладонь.


- Будь осторожна: мы появимся рядом с обрывом.


Шаг.


В последний раз я был здесь вечность назад, и сопровождал не жрицу, а Рисселемара. И если тогда я сомневался в том, что он одолеет спуск, то сейчас я не уверен в себе.


- Вниз по тропе? - дождавшись моего кивка, Сольтас уверенно берёт меня под руку. - Пойдём.


- Всегда с родственниками так всё плохо? - спрашиваю её по пути.


- Чем меньше тех, кто провожает, тем им сложнее... Осторожно, камень, - помогает его обойти. - То, что с тобой происходит, - вполне обычно для одного родича.


- Таали... Тогда его бы вернуть, он с ума сходит от беспокойства.


- Таали?


- Мой фамилиар. Он очень испугался, когда связь между нами ослабела. Он сейчас в Сирфайне, чтобы, если со мной что-то случится, позвать на помощь... Это тоже нормально?


- Да. Не спеши, - мы выходим к саду. Сольтас окидывает его беглым взглядом. - Куда дальше?


- На третий этаж.


- Жители гор, - усмехается она, позволяя мне открыть двери. - Вверх-вниз. А про фамилиара скажу так: всё равно отправимся обратно в Сирфайн. Тогда и заберёшь его.


- Весточку послать хотя бы. Когда мы с ним в последний раз говорили, я нёс такую чушь... Что только нашло?


- Ты говорил в манере твоего родича?


- Тоже обычное дело?


- Да. Не переживай. Жаль, что вы с фамилиаром не знали об этом заранее, но ничего страшного не случилось. Скоро сойдёт на нет совсем; до этого времени лучше подожди, не пугай лишний раз.


- Мне уже, кажется, легче, - и действительно: свет в коридорах не кажется таким резким. Дома снова уютно - всё по моей мерке, по моей руке, как я люблю. И тихо здесь, той особенной тишиной, которая бывает высоко в горах.


Хорошо дома. Жаль только, что Таали нет.


Мы заходим в комнату. Тело Рисселемара лежит как лежало, нетронутым. Я отхожу к окну, чтобы не мешать жрице работать, и с удивлением обнаруживаю, что мне уже и не хочется прислониться к стенке да так и заснуть. Могу стоять и сам.


Сольтас сначала касается его лба, на несколько мгновений замирает - затем поднимает руки и читает молитву-заклинание. Эфир вокруг нас приходит в движение: смотрит, наверное, не осталось ли зацепок, связок, следов - всего того, что может помешать нам обоим обрести покой. Жрица внимательнейшим образом осматривает тело и комнату, а под конец подходит ко мне. Коснувшись моего лба и осмотрев меня с головы до ног, сообщает:


- Мне кажется, что ушёл он чисто. И в тебе не вижу ничего, что со временем не стало бы твоим или не растворилось бы. Долго провожал?


- Четверо суток.


- Немалый срок для умирающего с одним близким.


- У нас было много общего: долго было и расставаться.


- Если тебе нужно о чём-то поговорить - я буду рада тебя выслушать.


- Пока нет, Сольтас-янна. Смогу ли я найти тебя позже, если вдруг захочется?


- В любое время, когда я не буду занята непосредственно проводами, - она поворачивается к телу. - Тогда нам осталось только одно. Есть ли какое-нибудь место, где можно развеять прах?


- Обрыв, с которого мы пришли, - самое подходящее место.


- Туда нужно донести тело. Сам хочешь или мне помочь?


За окном слышна тяжёлая поступь дракона. Почуял.


- Мне помогут, благодарю, - поднимаю тело на руки. Оно не настолько тяжёлое, чтобы понадобилось заклинание силы.


Тихой тенью жрица сопровождает меня вниз, открывая двери. Внизу нас уже ждёт травяной дракон. Он молча расправляет крылья, делая из своей спины подобие ложа. Я опускаю туда тело, и дракон придерживает его лианами.


Уже совсем стемнело, и на тропу мы вступаем, ведомые только звёздным светом. Его, по счастью, достаточно. Совершенно не хочется факелов.


Возле обрыва видно лучше: постепенно поднимается из-за гор луна и тени становятся отчётливей.


Дракон склоняет колени, позволяя мне забрать тело и переложить его на край скалы. Сольтас выходит вперёд и произносит: "Наши тела - кровь, слёзы и земля. Кровь уже остановлена. Слёзы - пролиты. Пусть земля снова станет землёй".


И тело медленно превращается в белый камень с прожилками зелени.


- Пусть вернётся земля к земле.


Камень, в свою очередь, крошится, покуда перед нами не остаётся горка песка.


Я произношу призыв на драконике, и вокруг на миг поднимается ветер, унося невесомый прах.


- Вот теперь всё кончено, - говорит жрица.


Поднимаю взгляд от пустого каменного выступа.


Полночная синева неба удивительно мягка - руку протяни и погладь. Матово-жёлтым сияет серп растущей луны. Воздух вдруг по-летнему тёплый, разнотравный - где-то горечь, где-то сладость - так и обволакивает, и нежный ветерок ласкает кожу.


А тело, оказывается, всё ещё ноет. Устал я. Но это уже совершенно не страшно.


Сплетаю пальцы в замок, потягиваюсь всем телом. Распущенные волосы струятся по спине и уже касаются поясницы.


Отросли, однако. Быть может, и стоит заплести косу.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"