Лавчайлд сбежала - но вовсе не туда, куда бы ей хотелось. И не так. О возвращении в трущобы не могло быть и речи. Даже краткие вылазки за эксклюзивными ингридиентами навевали на нее уныние. Она осталась в городе, хоть и сменила квартиру и номер телефона, как и обещала Квинну. Даже перебралась в другой конец города, чтобы свести риск встречи с кем-то из братьев Янгов к минимуму. Девушку начали мучить кошмары: во снах приходил Мартин, который размазывал по щекам кровь вперемешку со слезами и спрашивал "зачем ты меня убила, Конфетка?". Лавчайлд могла бы избавиться от них, накапав себе успокоительного, созданного по индивидуальному рецепту ею же самой, но... она не хотела. Как будто Мартин, которого она почти не знала, который остался в ее памяти только как назойливый недалекий наемник, имел право на возмездие. И память хоть кого-то.
Ребекка ходила по клубам, но никогда не веселилась: то ли сил не было, то ли желания. Несмотря на галлоны алкоголя, которые она в себя вливала, настроение не улучшалось. И в ту ночь Лавчайлд снова почти весь вечер простояла у стены, вжимаясь в нее лопатками. Ни с кем не трахалась - небывалое дело! - наверное, единственная в клубе. Или нет. Или просто каждый раз приваливалась к одной и той же стене. Лавчайлд для верности провела рукой по юбке, чтобы проверить, что она все еще на ней, не задрана, не промокла насквозь... Но с ее одеждой все оказалось в порядке. А вот сознание постоянно уезжало куда-то в сторону, угол зрения заваливался, словно на глаза то и дело сползали шоры или повязка. Лавчайлд не смогла вспомнить, это она так напилась или кто-то предложил ей таблеточку.
А она не стала отказываться.
- Пора вываливаться на свежий воздух.
Жвачка горько ударила ментолом по растревоженному сигаретным дымом языку. Лавчайлд шла, пошатываясь, выставив одну руку резко вбок, в угол сорок-пятьдесят градусов к телу, чтобы удержать равновесие. Шпильки, должно быть, погнутся, подумала Лавчайлд, подвернув ногу при очередном шаге. Туфли можно было заранее мысленно похоронить. Второй рукой девушка стиснула сумочку, чтобы она не сползла с плеча. Слишком пьяная, чтобы держать плечи прямо, Лавчайлд хотела только одного - добрести до ближайших кустов. Чтобы не быть неприличной, пусть ей и предельно плохо. Спрятать лицо за благоухающей зеленью и сунуть два пальца в рот.
Подумать только, словно вернулись старые-добрые времена в трущобах, мрачно подумала Ребекка, приваливаясь боком к дереву. Скользнула вниз, нагибаясь, и ощутила царапающую плечо, сдирающую кожу кору.
Лавчайлд просунула в горло два пальца. Дальше, еще дальше, туда, куда никогда не достают клиенты. Даже самые талантливые. Длинные ногти укололи горло, прижались гладкой, покрытой лаком поверхностью к небу, убегая, чтобы не испачкаться. Лавчайлд схватилась за солнечное сплетение, сжала в кулак ткань, расшитую блестками, повторяя движение собственного желудка, и нагнулась пониже. Потом, утирая губы, рассматривая испачканную в черной желчи и помаде с перламутровым блеском руку, подумала, что это - единственное очищение, на которое она может рассчитывать в своей жизни.
Ребекка не могла сказать, когда и от чего потеряла сознание: доконал ли ее алкоголь, успевший просочиться в кровь, или кто-то огрел ее по голове... Провал в памяти мог подтвердить и ту, и другую версию.
Лавчайлд с трудом открыла глаза и губы, тяжело сглотнула - соленая слюна наждаком прокатилась по пересохшему горлу. Ресницы слиплись, и было бы неплохо потереть глаза пальцами, содрать коросту, но это оказалось невозможно. Руки затекли от самых плеч, она их не чувствовала и даже не могла предположить, насколько они были свободны. Но, прижав голову к подбородку, смогла увидеть, что она одета в некое подобие смирительной рубашки, рукава которой завязывались сзади, вот только полы одеяния заканчивалась на поясе. Дальше из-под рубашки виднелся край юбки Лавчайлд и лишенные колготок босые ноги. Девушка медленно приходила в себя и еще пребывала в некотором полубессознательном состоянии сознания, но она сообразила, что вряд ли с нее стали бы стаскивать даже испорченную обувь, если б ее просто похитили... с целью выкупа, например. Впрочем, с уверенностью сказать, где она находится, Лавчайлд не могла: в помещении было слишком темно, из мрака были смутно различимы только голые стены, ко всему прочему, воняло, но не так, как, например, в лаборатории или больнице, не так, как на помойке. Незнакомый запах, но резкий, неприятный. И, она могла поклясться, перекрывающий ее собственный. Если он, не считая естественного запаха кожи, к тому же, не успел сам выветриться. Сколько она так провела, раз руки успели онеметь? Пару часов? Пару ДЕСЯТКОВ часов?
Дверь с щелчком открылась и одновременно зажглись электрические лампы. Лавчайлд зажмурилась и отвернулась, подождала, пока глаза привыкнут к свету, медленно открыла их и посмотрела, кто же почтил ее своим вниманием. Три женщины и один мужчина. Самой старшей было лет пятьдесят, может быть, больше, но выглядела она несколько младше: хороший макияж, умело подобранный костюм. При другом освещении и Лавчайлд, несмотря на наметанный глаз, дала бы ей лет на пять-десять меньше. Женщина выглядела настоящей мегерой, хоть и обладала некоторым шармом светской дамы. Вторая - лет сорока, впрочем, вероятнее, нет, тридцати пяти. Просто, в отличие от первой, эта женщина вовсе за собой не ухаживала. Выжженные дешевой краской волосы с отросшими корнями, забранные назад, хищный нос, длинный настолько, что, должно быть, появлялся в двери раньше, чем грудь этой особы... И одежда типичной библиотекарши, завершающая образ. Очки отбрасывали блики, скрывая глаза блондинки, так что Лавчайлд предпочла не судить сгоряча и не сбрасывать старую деву со счетов. Третьей в их компании была миловидная брюнеточка, невысокая и крепенькая, неуверенно мнущая в руках блокнот. Она выглядела, как студентка, которую преподаватели впервые привели на практику. Чтобы посмотрела, как работают настоящие профи. Что же до мужчины...
Он был прекрасен. Даже не так - он был идеален. Ни одной неправильной черты. Мечта всех женщин.
Только бросив на него один взгляд, Лавчайлд отвернулась. Она терпеть не могла совершенных мужчин. А этот, к тому же, пугал ее до чертиков: несмотря на мягкое выражение лица, в глубине его глаз светилось что-то... первобытное. Вудуистское, почти каннибалистическое.
- Что ж, наш милый трофей очнулся, - улыбнулась самая старшая женщина, выступая вперед. Видимо, она была лидером группировки, - надеюсь, ты сладко спала, дорогая, потому что скоро тебе придется день и ночь работать на нас.
- Что вам нужно? - просипела Лавчайлд и попробовала откашляться. Легкие и горло заныли, словно в них перетирали песок.
- Ничего особенного. Только то, что ты можешь нам дать без труда. Твое главное сокровище.
- Запах... - на сей раз Лавчайлд шептала потому, что опешила. Как можно было украсть у нее то, что дала природа? Но, судя по решительным лицам гостей, они знали способ. И, возможно, очень болезненный.
- Мы давно наблюдали за Вами, миз. И выяснили, что Вы идеально подходите для нашего эксперимента, - женщина хищно улыбалась, чеканя слова. Ей явно доставляло удовольствие смотреть, как все ниже и ниже опускается голова обескураженной, испуганной Лавчайлд, - какое счастье, что мистер Квинн не спускает своим наемникам невыполненных обещаний.
Ребекка пробормотала все проклятия, что смогла вспомнить, в адрес бывшего друга и любовника.
- Он ведь мне даже не заплатил!
Женщина пожала плечами.
- Это не мои проблемы, милая. Идемте, девочки, - она повернулась к ассистенткам и подтолкнула их вон из комнаты, - вы ведь уже оценили перспективу? Ощутили этот запах?
Дверь за ними закрылась. С пленницей остался только мужчина. Ребекка попробовала посмотреть на него иным взглядом, ища в его лице то, что не заметила в первый момент: может быть, сострадание, жалость? Хотя бы вожделение. Но наигранно-веселое совершенное лицо осталось пустым, как у гипсового изваяния.
- А я буду Вашим надзирателем, леди, - мужчина с улыбкой поклонился. Лавчайлд предпочла, чтобы его губы издевательски искривились, но нет - на лице ее пленителя была все та же участливость, что и в первую минуту. Будто он был и впрямь рад ей, - говорите, если Вам что-нибудь понадобится. Кстати, меня зовут Бен.
- Мне похер, - огрызнулась Лавчайлд и закрыла глаза. Она слышала, как Бен хмыкнул и вышел, закрыв за собой дверь. Через секунду слепящий свет ламп перестал рваться ей сквозь веки.
Одна из похитительниц - самая младшая, брюнетка - пришла покормить Лавчайлд. Пленница не знала, сколько прошло времени, но, судя по вконец затекшим членам и чувству голода, минуло несколько часов. Несмотря на то, что обед состоял из противной пресной похлебки и остывшего картофельного пюре, Лавчайлд с жадностью тянулась губами к ложке. Когда еда закончилась, брюнетка вытерла пленнице подбородок салфеткой и, собрав посуду, направилась к выходу. Но, не дойдя до двери, вернулась, наклонилась к Лавчайлд и шепнула ей на ухо:
- Я приду через шесть часов. И... мне очень жаль, мисс.
Лавчайлд отвернулась. Не сказать, чтобы она почувствовала расположение к покормившей ее девушке - слишком большой опыт, слишком подозрительный характер. Но и ненавидеть ее она тоже не могла. Девчонка явно была вынуждена участвовать в сговоре с более старшими напарницами. Или остаться навечно обреченной: когда она наклонилась, Лавчайлд затошнило. От девушки омерзительно пахло. Разложением и полупереваренной пищей, словно у бедняжки был вспорот живот. Не будь она одета в короткий полупрозрачный топ, Лавчайлд бы в это поверила.
По крайней мере, теперь ей стали понятны мотивы сумасшедших баб, задумавших выкрасть ее секрет притягательности.
Лавчайлд не знала, слышит ли ее Бен и где он вообще находится - за дверью или в какой-то комнате, просто оснащенной камерой слежения? Как ей следует его позвать? Заорать? Или же он прибежит только тогда, если случится что-нибудь, что будет невозможно игнорировать? Девушка облизала губы. Во всяком случае, громко сообщать о таком она не собиралась.
Но прошло немного времени, и Лавчайлд решила, что готова наступить на горло собственной гордости. Она крикнула - раз, другой:
- Бен! Бен!
Он отозвался не сразу. Сначала спросил из-за двери, затем, спустя несколько минут, видимо, потраченных на то, чтобы заглянуть в камеру через экран (Лавчайлд была уверена, что находится под видеонаблюдением), открыл дверь. Одну - охранника и пленницу разделяла решетка, закрывавшая выход. Видимо, похитители были неоправданно высокого мнения о пойманной девушке - не могла же Лавчайлд освободиться от пут! А без них ее вряд ли собирались держать в палате.
- Что-то не так, леди? - любезно поинтересовался Бен, улыбаясь своей студенческой улыбкой - растянув губы и наклонив голову. Лавчайлд отвела взгляд, чтобы не видеть его, настолько сильно он ее пугал и отвращал.
- Мне нужно в туалет, - промямлила она. Бен не ответил, и девушка повторила, уже громче. Но он снова промолчал, только пожал плечами, когда Лавчайлд, нахмурясь, снова на него посмотрела.
- Я не буду выводить тебя из камеры, - спокойно сказал охранник, - только если тебе станет плохо.
- Но мне плохо! - Лавчайлд сорвалась на крик. Ответом ей снова было беспечное движение плечами.
- Пописай здесь.
Девушка вспыхнула и отвернулась. Она и так была в донельзя унизительном положении, усугублять его не хотелось. Но физиология взяла свое... Лавчайлд надеялась, что Бен если не уйдет, то хотя бы отвернется... но его взгляд, напротив, прикипел к ней, жадный, вожделеющий. И без того омерзительный, охранник стал совершенно противен девушке.
- Гребаный извращенец, - пискнула Лавчайлд, когда он понял, что она закончила и, отступив на шаг, закрывал железную дверь. Как только он ушел, девушка расплакалась. Она догадывалась, что он видит ее в камеру слежения и, возможно, получает от ее слез только еще большее удовольствие, но остановиться никак не могла.
- Тебе нужно помыться. От тебя уже плохо пахнет.
Лавчайлд вздрогнула. В ее камере воняло - и к исходу вторых суток она уже привыкла к этому, но слова Бена насторожили ее. Он не выпускал ее в туалет, а теперь вдруг озаботился ее состоянием? Если не быть дурой, сказала она себе, то можно предположить, что ее привезли в какую-то лабораторию, где будут узнавать ее секрет притягательности. Значит, она должна хорошо пахнуть. Для этого ее и выводят из камеры - чтобы очистить от грязи. От мысли, что этим, возможно, будет заниматься Бен, ее всю передернуло. Но напрасно. Он только освободил ее от рубашки, оставив в платье, и помог дойти до душевой. А там втолкнул за белую дверь и оставил в одиночестве.
Сначала Лавчайлд просто села на пол и тихо похныкала: напряженные нервы требовали разрядки. Потом кое-как поднялась, держась за стену, разделась и побрела в душ. Она любила принимать ванну, и, наверное, в другом каком-то случае вознегодовала от ее отсутствия, но два дня здесь были слишком тяжелы - девушка обрадовалась просто возможности помыться. Сперва она, правда, долго стояла под струями воды, не шевелясь, наслаждаясь ощущением капель, орошающих кожу. Потом пощупала мышцы - в порядке. Слабость, конечно, была в том числе от неподвижности, но в большей степени, видимо, от каких-то препаратов, которыми мучители тайно пичкали пленницу. Ей особенно не было интересно, каким образом - все равно она не могла отказаться от еды и питья. Возможно, это даже был какой-то газ. Не все ли равно? Если бы она не отрезала себе пути к отступлению, сейчас кто-то из бывших напарников или любовников разыскивал бы ее: Макс, Гарри Янг... Но она сожгла все мосты.
Лавчайлд вылезла из душа, взяла со скамьи в предбаннике небольшое вафельное полотенце и, встав у запотевшего зеркала, принялась вытирать волосы. Серебристая поверхность напротив ее лица постепенно прояснялась - вот стал виден нос, различимы глаза и щеки... Лавчайлд опустила лицо. Не идеальные, хоть и довольно милые черты, но без косметики - какая-то серая мышка, ей-богу. Да, Лавчайлд всегда брала другим. Харизмой и, в первую очередь, запахом, но сейчас, уже решив для себя, что проживет и без феромонов, она поняла, что ошиблась. Без своего уникального запаха она уже не будет так соблазнительна. Девушка тяжело вздохнула. И одновременно с этим ее плечи накрыло пушистое мягкое полотенце. Девушка подняла взгляд на зеркало - за ее спиной в мутном запотевшем отражении виделось лицо. Бена. Его руки скользнули ниже, промокая влагу с грудей Лавчайлд, приподняли их будто невзначай, продвинулись еще ниже, на талию, и замерли там.
- Я не настолько ослабла, - дрожащим голосом остановила мужчину девушка, - я могу вытереться сама.
- Как скажете, леди, - хмыкнул Бен, убрав руки, и вышел.
Полотенце соскользнуло на пол. Лавчйлд не подняла его - стояла, так и пялясь в зеркало, пока капли воды на ее теле не высохли.
Лавчайлд не ошиблась в своих предположениях: ей разрешили помыться ради того, чтобы вонь от грязи не перебивала аромат естественных феромонов. Бен подхватил закутанную в полотенце девушку на руки и отнес в ярко освещенную комнату со слепяще-белыми стенами. Судя по всему, ту самую лабораторию, где над пленницей с этого дня начинались опыты.
В комнате уже были все три женщины, навестившие Лавчайлд после того, как она очнулась.
Они завели ее в матовую стеклянную или пластиковую кабинку, похожую на душ. Со всех сторон просветили желтыми и красными лучами, обдали паром и холодным воздухом. Потом открыли дверцу. Лавчайлд почти вывалилась в руки Бену - ее не держали ноги. Видимо, в еде, что ей дали с утра, все-таки были какие-то седативные средства, однако в слишком слабом количестве, чтобы сразу ее обездвижить. Но теперь, переволновавшись, девушка лишилась сил.
Самая старшая женщина что-то смотрела на компьютере, присоединенном к кабинке и качала головой. Затем приказала приковать пленницу к некому подобию дыбы, которая стояла у Лавчайлд в комнате. Только теперь ее еще и как следует вытянули - плечевые суставы мгновенно заныли. Две женщины, те, что были помладше, встали по обе стороны от Лавчайлд и взяли у нее образцы слюны, крови и пота, состригли прядь и проделали еще много неприятных и унизительных процедур. Но пленница даже не пискнула. Только зажмурилась, чтобы не видеть, как шарит взглядом по ее телу Бен. Он же, черт побери, был извращенцем! А она, кажется, нормальная женщина. Не должна она была ему нравиться, не должна. И аромат ее был рассчитан на обычных мужчин, которые не тащатся от того, что связанная девушка мочится у них на глазах. Во всяком случае, так Лавчайлд казалось... Ее настоящий запах остался - исчез только химически созданный аромат цветов и фруктов, которым Лавчйалд сглаживала свою истинную магию. Какие-то запахи принято считать приятными и манящими, а какие-то - просто вонью, поэтому ей приходилось хитрить.
- Я больше не чувствую от нее ничего удивительного, - покачала головой блондинка, втягивая носом воздух, так что ноздри слипались, - то есть, конечно, что-то такое присутствует... Но слишком слабо.
- А как ты думаешь, я же мылась, - огрызнулась Лавчайлд. Блондинка обожгла пленницу неприязненным взглядом.
Старшая женщина отвернулась от компьютера и смерила их обеих долгим взглядом. Каждую, по очереди, просканировала от макушки до пят, словно видела насквозь. Затем хлопнула в ладоши:
- Бен!
Парень напрягся, вытянулся в струнку, подобно гончей, почуявшей след.
- Аманда, освободи нашу милую подопытную мышку.
К Лавчайлд подошла самая младшая из женщин, та, что приносила еду, покрутила зажимы и позволила кистям и щиколоткам выскользнуть на волю. Старшая женщина сделала знак рукой, и Бен шагнул к пленнице, легко обнял ее за талию, наклонился и поцеловал. Лавчайлд собиралась отстраниться, но не супела - горячие мягкие губы прижались к ее, обжигающий язык скользнул между ними... Девушка вздрогнула, тот жадный розовый зверек у нее между ног, любящий заглатывать, задрожал и начал истекать слюной в неистовой жажде прижаться к Бену и попробовать его на вкус. На периферии сознания Ребекки крутилась мысль, ужасавшая ее - осознание, что она обжимается с извращенцем, - но тело жило своей жизнью, инстинкты поглотили ее разум, в голове ярче неоновой рекламы вспыхивало только одно: да, да, ДА, это мужчина!
Бен толкнул ее на кушетку, но, упав на нее, Лавчайлд плотно свела ноги: как только поцелуй закончился, возбуждение сменилось отвращением, какое у нее с первой секунды вызывал этот извращенец. Мир снова рухнул на девушку, мозг с удивлением, словно просыпаясь, вспомнил, что вокруг серые стены, безжалостное белое освещение и запах, как в больнице. Лавчайлд поежилась, сердце ее неистово заколотилось, так что грудь заболела и весь белый свет перестал существовать - осталась только эта оглушающая, ослепляющая боль от страха, подобного которому Ребекка еще никогда не испытывала.
- Берите у нее образец, - скомандовала старшая женщина, и Мишель со смуглой напарницей, схватив пленницу за щиколотки, развели ее ноги в стороны. Она больше не сопротивлялась: ждала, пока боль утихнет.
Бен усмехнулся и направился прочь. С каждым шагом, увеличивавшим расстояние между ними, боль в груди Ребекки потихоньку уменьшалась.
Наконец, у Лавчайлд взяли последний анализ и вернули ее на приспособление, похожее на дыбу. Девушка не сопротивлялась. Она слишком ослабла от пережитого страха, чтобы даже дежать глаза открытыми. Как только ее руки оказались зафиксированы, Ребекка закрыла глаза и провалилась то ли в обморок, то ли в сон.
Когда она вновь открыла глаза, то обнаружила себя все в той же комнате, все в том же положении. Двух женщин и Бена видно не было, одна только блондинка что-то усиленно вытирала с пола шваброй, медленно огибая "дыбу" по дуге. Лавчайлд покрутила запястьями:
- Зачем это все? Думаете, я сбегу?
Носатая блондинка не ответила, продолжая что-то протирать за спиной девушки.
- Ну что ж, можешь не отвечать. Я поняла, я тут полностью лишена прав. Странно только, что вы думаете, будто добьетесь того, чего хотите, с помощью насилия. Если бы вы давали мне нормальную пищу, а лучше - по четко составленному мною меню, позволили некоторую физическую активность и, в первую очередь, прекратили распинать, как мученицу, я бы вскорости дала вам то, чего вы так хотите.
Блондинка замерла у головы Лавчайлд на уровне виска, так что та видела только край плеча собеседницы.
- И что же, по-твоему, нам нужно от тебя?.. - казалось, блондинка готова была добавить нелестный эпитет, но чудом сдержалась.
- Мой запах. Единственное сокровище, которое у меня есть, я ведь девчонка из трущоб, - Лавчайлд хмыкнула, - но я вполне вас понимаю. Если пахнуть так, как вы, подружки, трудно рассчитывать на хорошего мужчину.
Блондинка бросила швабру и встала напротив распятой Лавчайлд, сложив руки на тощей груди. Она ждала, что пленница скажет еще что-нибудь, но та молчала. Неспроста: в голове носатой уже и так прозвучали все оскорбление, которые она могла услышать. В конце концов, она прекрасно знала все сама.
- С такими сиськами... неудивительно, что ты шлюха, - злобно выплюнула блондинка, не сводя взгляда со снисходительной улыбки Лавчайлд. Пленница хмыкнула. Она не обиделась на слова собеседницы, но строгость, с которой с ней обращались, сделала пленницу менее сдержанной, чем обычно.
- Шлюха или нет, но, по крайней мере, я могу выбирать. А тебя трахает хотя бы Бен? А, может быть, он же знатный извращенец, вполне возможно, его заводит запах дерьма, который от тебя исходит.
Лицо блондинки исказилось, и Лавчайд с отвращением поняла, что попала в точку. Ее передернуло - касания Бена вдруг показались ей еще отвратительней.
- Сука! - взвизгнула блондинка и вскинула было руку, чтобы отвесить пленнице оплеуху, но ее остановил голос:
- Мишель!
Блондинка обернулась. Позади нее стояла старшая из женщин.
- Миз Брук...
- Она права. Мы должны дать ей нормальной еды, - женщина подошла к Лавчайлд и принялась освобождать ее от кандалов, - мы отведем тебя в столовую. Там поешь. Бен тебя накормит.
Лавчайлд содрогнулась - снова Бен...
Он встретил ее улыбкой, блеском глаз - "я знал, что ты придешь". Или "знал, что тебя рано или поздно приведут ко мне". И Лавчайлд, взглянув в это молодое красивое лицо с сексуальной щетиной, вздрогнула всем телом. Повторила несколько раз про себя: "ты сможешь!"
Сможешь сдержаться, не заплакать, даже, кто знает - втереться в доверие этому дьявольскому Аполлону?
Она совсем не была в этом уверена.
- Хочешь, я приготовлю тебе кофе? - улыбнулся Бен, усадив девушку на стул. Задержал руки на плечах Лавчайлд на несколько секунд... потом медленно убрал.
- Как тебя зовут на самом деле? Ведь Лавчайлд - только фамилия.
- Ребекка.
Он наклонился к ней, щекоча дыханием шею.
- Я буду звать тебя Бекки.
Лавчайлд затошнило от страха, в солнечном сплетении вновь сжался комок боли.
- Ты мне в какой-то мере симпатична. Хочешь услышать совет? Ты не сопротивляйся, главное. Расслабься. Не строй из себя амазонку, - Бен закончил готовить кофе, налил ароматный напиток в кружку и поставил перед Лавчайлд на стол, - сильные женщины, это, знаешь, отвратительно. К ним тянутся слабые мужички. Для равновесия. Нет ничего более противоестественного, чем подобная пара.*
Он наклонился к ней, подставляя свою улыбку, и Лавчайлд, хоть не могла даже оторваться от спинки стула, напряглась и изо всех последних сил залепила Бену оглушительную пощечину. Ее от ладони до плеча свело судорогой, рука повисла плетью, дрожа, но мужчина покачнулся и чуть было не упал - отскочил, спустя секунду, прижимая пальцы к покрасневшей щеке, однако, без малейшего удивления. Лавчайлд закрыла глаза. Вопреки обыкновению, она не чувствовала удовлетворения, хоть раздражение на этого ублюдка и поутихло. Но, в любом случае, рядом с ним ей все-таки было слишком непривычно...
"...хреново."
____________
* Практически дословная цитата из некоей статьи, прочитанной в ЖЖ.