Сердца способны разбиваться. Да, сердца способны разбиваться.
Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы умирали,
когда они разбиваются, но мы не умираем.
Стивен Кинг. "Сердца в Атлантиде"
Грейсон на секунду припал губами к губам Мидж, сунул ей в руки свой меч, а сам метнулся к стене - выломал из нее огромный кусок породы и перехватил его, как булаву. Мидж с готовностью обнажила клинок. Грейсон прижался спиной к ее спине. Мидж стряхнула с ног неудобные туфли (последний писк эльзильской моды!), сорвала одной рукой корсет, ломая застежки и косточки - как тогда, в Таррне. Подвязать подол платья она не успевала. Двери зала открылись, впуская стражников-химер.
- Это слуги Айнара. Они не понимают, что делают!
- Тогда мне жаль их. Но либо они, либо мы, милая.
Несмотря на то, что морально Грейсон был больше готов к драке, первой ударила Мидж. Пока полулинорм только замахивался, девушка уже проткнула мечом шею ближайшей химеры - рогатой чешуйчатой твари. Труп свалился к ее ногам, и на него, шатаясь на ребрах, вскочил второй стражник. Мидж снесла ему голову, пока еще руководствуясь только бездумным страхом, отвыкшая от боя. Да до Лодинна она прежде и не убивала никого! Третью химеру пришлось разрубить от плеча до пояса - череп был закрыт костяными пластинами. Кровь плеснула девушке на лицо, и Мидж утерла лоб, размазывая густую липкую жидкость по волосам - чтобы не падали на глаза.
Рядом Грейсон размахивал своей каменной дубиной, сминая по двое, трое врагов за раз.
Через несколько минут Мидж поймала то уникальное чувство боя, которое необходимо для победы - когда полностью сосредотачиваешься на противнике и ставишь себе задачей выжить любой ценой. Но вскоре ее продуктивное напряжение сменилось чудовищной усталостью. Девушка подумала, что еще немного, и она не успеет отразить удар, и тогда какая-нибудь химера пронзит ее когтем или рогом. Страх придавал Мидж сил, но она была уже не в той форме, как пять лет назад, чтобы сражаться часы напролет.
И тут, по счастью, на место поверженной химеры не встала другая. Мидж не ожидала этого, привыкшая, что за спиной одного противника уже готовится к удару второй, обернулась на Грейсона, обвела глазами залу. Их осталось только двое.
Грейсон и Мидж напряженно замерли, ожидая, что вот-вот двери впустят еще кого-то, желающего их убить, но нет. Замок объяла тишина. Мидж первой разогнула спину, прощаясь с боевой стойкой. Сколько тел вокруг, подумала девушка, не хочу смотреть, не хочу, не хочу. Она обтерла меч о подол платья и спрятала его в ножны, концентрируясь на своих руках, но и они не могли скрыть от нее произошедшее, заляпанные кровью.
Рядом Грейсон обессиленно бухнул на пол свое импровизированное оружие.
- Думаю, мы можем отправляться домой, - сказала Мидж, глядя в стену. Кровь влажно блестела и там, на камнях, но, по крайней мере, можно было смотреть поверх разрубленных, передавленных тел.
- А как же Айнар?
Мидж переглянулась с Грейсоном. В задумчивости она приоткрыла рот, повела зрачками влево, вправо, спрашивая себя, чего же она хочет на самом деле: мести или прощения врагу? Ее бабушка-цунцу наверняка попросила бы внучку простить мага. "Он не ведал, что творит. Отпусти ему грех, будь выше. Это дело прошлых дней, теперь забудь." Может быть, душа экзорцистки хотела и не этого, но простить и забыть казалось проще, чем идти и мстить. Можно ли поступать трусливо и великодушно одновременно, спросила себя Мидж, в задумчивости отступая на шаг назад - тело требовало механического неосознанного движения, чтобы послать мысль в галоп. Но принять непредвзятое решение девушка не успела. Мидж покачнулась, наступив на что-то. Посмотрела вниз, нагнулась, с изумлением поднесла к глазам серебряную корону тонкой работы. Несколько секунд девушка молча пялилась на обруч, пока Грейсон не рассказал ей, откуда тот взялся на полу и как был прилажен меж сферами.
- Так вот в чем дело... - сказала Мидж, глядя на тусклое мерцание серебра. Металл казался безжизненным, если такое определение было к нему применимо. - Кажется, я кое-что поняла. Та магия, что я впитала, она предназначалась для Айнара! Вот только сам он в колдовскую жаровню не полез, испугался, что напутает, как всегда, что-то пойдет не так, и он пострадает.
Если бы руки Мидж не были так грязны от крови и каменной крошки, она закрыла бы рот ладонью, провела по лицу пальцами, стирая усталость, но она не хотела пачкаться еще больше. В затылке гудело, словно мысль "я больше не могу" была материальна, засела в мозгу маленьким, но колким камушком...
- Не медли.
Грейсон вынул корону из хватки Мидж: она вдруг ясно увидела только одни его темные руки, тоже испачканные высыхающей кровью и каменной пылью, с порвавшимися мозолями там, где неровная поверхность куска стены терлась о кожу.
- Ты пойдешь со мной?
- Ты должна убить Айнара своими собственными руками. - Полулинорм встал перед экзорцисткой, надевая серебряный обруч ей на голову.
- Нет, я... я боюсь... - девушка вцепилась в плечи возлюбленного.
Не Айнара, разумеется, нет. Не того, что он мог ей сделать - после того, как она воткнула нож в живот Лодинна, глупо было бояться боя. И после того, что произошло только что... Но Мидж не хотела слышать от младшего принца ни слова - вдруг какое-то из них ранило бы ее сильнее, чем кинжал.
- Иди, - Грейсон наклонился, поцеловал Мидж в лоб, пониже венца, - я люблю тебя.
И эти его слова вдруг мигом рассеяли ее страх. Да, Мидж еще помнила, что она давно не упражнялась в бое на мечах с хоть сколько-нибудь достойным противником, что она измотана морально и физически, даже мышцы рук дрожат, а Айнар - могущественный маг... Но в то же время, она была готова поквитаться с ним. И что бы он ни сказал, она должна будет вытерпеть. Если бы дело касалось одной ее, она воспользовалась бы вечным советом бабушки-цунцу: забудь весь вред, что принесли тебе, и иди, сияя своим прощением. Но венец и слова Грейсона меняли все. Мидж не знала, однако подозревала, что только что перед нею разыгралась краткая история ее будущего: бейся за народ и получишь поддержку.
Девушка прошла через весь зал, ступая прямо по мертвым телам, толкнула тяжелую дверь в подвал и начала спускаться по лестнице в покои Айнара. Она чувствовала, он ждет ее.
У второй двери, завершавшей спуск с лестницы, Мидж замерла. Кровь на ее одежде начала спекаться, холодить кожу и превращать ткань в неподатливую липкую корку. Было ли правильным убить их всех? Мидж подняла руку к лицу, нюхая терпкий запах - последнее, что осталось от десятков погибших слуг Айнара. Она освободила их - могла она сказать себе. Но наверняка хотя бы треть их можно было расколдовать, как того стражника, что вел ее по галерее во время первого посещения замка. Я просто защищалась, подумала Мидж. В ее голове зазвучал голос Шилес, перебивая: закончилась эпоха доброты и незапятнанности. И без того на тебе кровь, и будет еще больше. Ты не цунцу, что прощает всех и творит только добро. Ты - наместница Айфе и Милукры, яростных Высших, которые воевали ради победы. Как там было у Эстреллы ди Манья? "Мир таков, что сила быстро равняется с жестокостью."
Мидж толкнула дверь, и на ум ей пришла еще одна строчка той же писательницы: "Меня он мог мучить вечно, но свой народ я не дам в обиду."
Айнар сидел в коричневом кожаном кресле: после смерти Лодинна его "трон" маг перенес себе в комнату. Длинные светлые волосы сияли на темном фоне, словно солнечные лучи, уютно свернувшиеся кольцами на плечах и у шеи мужчины. Играла музыкальная шкатулка: их с Мидж песня, под которую они кружились на балу в тот день, когда она поддалась его чарам.
Я любил в тебе слиянье
Качеств противоположных...*
Из-за этой песни Мидж внезапно показалось, что они с Айнаром были только счастливы - всегда. Будто он никогда не пользовался ею, не делал ей больно, не насмеялся в конечном итоге своим проклятием над нею. Мидж хотелось бы, чтобы эту песню пел тот же звонкий молодой голос, что и во время ее мучительного вынужденного танца с Лодинном, но нет, это была ровно та же запись, что и много лет назад, звучавшая на балах душным бралентийским летом.
Комната сияла золотыми побрякушками, развешанными по стенам безделушками. В высоких застекленных шкафах пылились дорогие статуэтки. Откуда это все, мельком подумала Мидж, неужто краденое? Или Айнар создал это все сам - ну да, наследный принц Мелуккада, наверняка он учился всем приличествующим аристократу искусствам, как завещал Великий Философ.
...Кротость девочки-подростка,
Целомудренные грезы -
И бичующие жестко
Обличенья и угрозы;
Сострадательную нежность
Над поруганной рабыней -
И внезапную мятежность
Перед признанной святыней...
Айнар поднял задумчивую голову и вздрогнул, увидев в черном проеме двери Мидж. Многочисленные свечи отбрасывали тысячи бликов, и они играли на тусклом серебре венца и ярком красном золоте ее волос. На ней было столько крови - разных оттенков, от алой до почти черной, - что маг догадался: вся она не могла принадлежать экзорцистке. Она участвовала в бою, а значит, проклятие, что он наложил на нее, снято.
- Ты пришла попрощаться, Кэт? Твой принц пришел за тобой и спас? Или кто он там... Твой рыцарь.
Маг говорил мягко, без тени враждебности.
- Я вижу, ты избавилась от моих чар. Что ж, наверное, мы больше ничего друг другу не должны. Я любил тебя когда-то, но теперь ничего не чувствую - и отпускаю тебя.
Девушка стояла, глядя на мага, потихоньку лишаясь решительности. В сущности, наши с ним дела принадлежат такому далекому прошлому, что незачем и ворошить, подумала она... В ее голове звучал уже не призрачный голос бабушки, а звонкое сопрано певички, выводившей песню из шкатулки - их с Айнаром любимую.
- Уходи, или я убью тебя, - крикнула Мидж. Она едва не схватилась за меч, вместо того запуская пальцы в волосы, и прикосновение к короне напомнило ей, зачем она тут, внизу, в подземелье: не ради мести за себя, ради справедливости для всего мира.
Айнар ждал, что девушка расплачется, закроет глаза руками, как сделала бы в отчаяньи уризенианка. Но вместо этого его взгляд скрестился со взором округлившихся влажных глаз Мидж, в которых ясно читалось: она убьет. Она готова пронзить его сердце. Айниане, мирные в обычное время, умели вмиг становиться жестокими, когда закипала кровь. Особенно, если четверть крови той была от цунцу. Мидж горько покачала головой.
- Ты пытаешься околдовать меня кружевом своей лжи - ничего нового.
- Что ты, милая, ничего магического - всего лишь попытка вызвать в тебе добрые чувства. Если они в тебе еще остались... Капля милосердия к бывшему любовнику.
- Нет, после всего, что ты сделал, я не могу тебя отпустить. Цунцу бы простила тот вред, что ты принес ей. Но я цунцу лишь на четверть. И ты - опасность для всего мира. Ты ведь не остановишься, я права? Будешь разъедать, как кислота, все, что есть на свете хорошего... - Мидж махнула рукой в сторону - как отрезала прошлое от настоящего. - Что ж, ты принял решение. Я тоже. Так и должно было случиться. Я всегда подсознательно знала, что мне придется убить возлюбленного. В этом есть что-то... красивое, как ты думаешь?
Ее кулак сжался, ставя окончательную точку.
- Так ты признаешь, что ты меня еще любишь? - Спросил Айнар. На его лице самодовольство едва не сменилось надеждой, но по чертам только прошла дрожь, будто рябь по воде, и они вновь застыли в заносчивой маске.
- Видит Айне, я желала бы тебя любить. Даже когда последние капли твоих чар растаяли, пока я скиталась по Межевым землям, мучась от голода и холода... Я желала бы тебя любить. Мне бы так было легче. Но я не могу. Сколько бы меня ни муштровали, я - айнианка до мозга костей. А айнианки не любят подлецов.
Айнар встал. В своем черном одеянии на фоне богатой обстановки он казался прорехой в картине. Отблески свечей на всем оставляли блики и переливы тени, один только Айнар словно дыра поглощал свет.
- Ты ведь пришла не просто убить меня - ты хочешь что-то мне сказать?
Мидж тяжело вздохнула, желая только поскорее со всем покончить. Из-за прерывистого дыхания в недавнем бою девушка сорвала горло, и теперь оно саднило.
- Я только что поняла, что потратила на тебя больше времени, чем ты того заслуживаешь. Я искала тебя, чтобы снять проклятие, но... Я же так долго думала, что люблю тебя.
Айнар издевательски рассмеялся. Он уже не надеялся, что можно надавить на жалость и смело говорил то, что действительно думал.
- А, ну точно. Твои мечты о переустройстве мира, революция и все такое. Думаешь, занялась бы этим куда раньше?
- Да. Почему бы и нет. Одержимых много, особенно там, где уризениане.
Маг кивнул, и вдруг замер, даже зрачки его застыли. Младший принц поднял руку, шевеля тонкими пальцами, щупая невидимые глазу материи.
- Ах, демоновы кишки... Да ты впитала ту магию, что я наложил на тебя! - На лице мага бледность сменила румянец. - Ты не просто сняла проклятие, ты сожрала мое волшебство!
- Именно. Иначе как бы я догадалась, что ты задумал захватить мир?
Айнар начал оправдываться, залопотал что-то о Мелуккаде: будто бы ему нужна только одна страна, а Бралентию он и не тронет. Мидж не слушала. Она сняла со стены саблю и кинула ее под ноги магу. Толчком бедра отодвинула столик с музыкальной шкатулкой.
- Защищайся.
Айнар опустился на колени, замер на секунду, раздумывая, не начать ли молить о пощаде. Но взглянул в лицо Мидж и передумал. Он ее больше не узнавал. Ее трасформация проходила рядом с ним, а он, слепец, не заметил. Из настоящей экзорцистки, которая творит только добро, Мидж обратилась в жрицу войны. Она только еще надкусывала этот ломоть, но ее зубы уже вонзились в судьбу: брызнул сок, язык ощутил сладость и горечь. Мидж стала другой, еще не до конца, но уже достаточно, чтобы иметь силу не прощать.
Айнар взял меч, вынул его из ножен и поднялся. Повел плечами, разминая их, принял неуклюже боевую стойку: он не фехтовал почти четыре года, что для мастерства - срок катастрофичный. Мидж легко обнажила меч Грейсона, одолженный ей. Он был ей не совсем по руке, но, в отличие от мага, она не бросала тренировок дольше, чем на два-три месяца, и лишь в последний год своего пути, когда совершенно ослабла.
- Во мне еще осталась капля жалости - которой ты недостоин, - сказала девушка, - так что нападай первым.
Айнар зарычал и бросился на Мидж. Она без труда увильнула, позволяя магу промчаться мимо нее, и захлопнула ногой дверь прямо у него перед носом. Легко шлепнула мечом плашмя противника под лопатками, чтобы тот повернулся к ней. Айнар развернулся с замахом и очередным рыком, но слишком медлил, и Мидж даже не стала парировать удар, просто отскочила. Маг напружинился и прыгнул, но на его пути оказалось кресло, подтолкнутое коленом Мидж, Айнар запнулся, перевалился через ручку, влекомый инерцей, потерял меч и шлепнулся на пол, раскинув руки в стороны. Мидж ногой отпихнула оружие врага подальше и поставила ступню на грудь Айнару. Острие ее меча смотрело ему в лицо.
- Теперь ты убьешь меня?
- Да.
Музыка из шкатулки все лилась и лилась. Одна песня уже сменилась на другую, более нежную, милую, о настоящей любви: о девушке, которая прошла сотню дорог, чтобы найти своего пропавшего возлюбленного. Мидж не могла не слышать ее, и ненадолго это ее смутило, несоответствие происходящего в комнате и того, что она слышала. Эта застывшая картина длилась несколько минут: только подрагивали ресницы Айнара, да волновалась Мидж. И играла, играла мелодия в шкатулке, каждой нотой словно пронзая девушку насквозь раскаленным прутом... и одновременно нашептывая: вспомни, как ты любила его, как вам было хорошо вместе, как ты пьянела от его прикосновений...
- А... - Мидж оставила меч в одной руке и пальцем второй указала на шкатулку, - еще одно твое колдовство. Не выйдет!
Она иначе перехватила и опустила меч, так что он пронзил сердце Айнара и вошел в пол на ладонь. Мидж рухнула на колени, оказавшись верхом на трупе мага. Руки ее дрожали, не в силах больше держать оружие.
- О, Айне, всеблагая, прими его душу, - пробормотала она, сложила пальцы в ритуальном жесте, но не смогла поднять их до лба.
Айнар умер в секунду. Не вскрикнул, не дернулся, только глаза открыл изумленно. Мидж поднялась с его тела, одуревшая, как со сна, вялая, не чувствующая ватных рук. Ей хватило сил вынуть оружие из груди мага, обтереть кровь о его одежду и сунуть меч в ножны. И, прежде чем уйти, девушка подошла к столу, чтобы закрыть музыкальную шкатулку. Она могла бы расколотить вещицу о стену, но у нее уже не хватало на то ярости. И смысла она не видела.
Одним пальцем Мидж опустила крышку. Чарующая мелодия смолкла.
Но она еще звучала в голове экзорцистки, пока та поднималась по лестнице вверх.
Мидж вернулась по коридору, шатаясь, в зал, где они бились с Грейсоном, но его там не оказалось. Тогда, все так же медленно, она побрела к выходу, на свет - лампы и факелы везде погасли, внутренние помещения освещались только из редких узких окон, прорубленных лишь в одной стене из трех.
Грейсон и Ясень ждали девушку на свежем воздухе, у подъемного моста. Мидж обрадовалась так, что с удовольствием бы бросилась на встречу им, но вместо этого только медленно побрела, волоча ноги. Но улыбаясь.
Грейсон помог ей взобраться в седло, прикрыл своей курткой, сунул в руки флягу с травяным отваром и кусок сушеного мяса. Уняв голод и согревшись, девушка быстро заснула. Когда же она открыла глаза, оказалось, что им навстречу катит повозка с гербом Райберта. Войско лорда не пригодилось - разве что для эскорта. В кругу вооруженных стражников Грейсон и Мидж через два дня вернулись в Зэрэту.