Рот человека, готового превратить поцелуй в укус, если того
пожелает душа, а душа, похоже, того желала, и часто.
Стивен Кинг, "Темная башня"
Вечером служанки заплели волосы Мидж в косу (пришлось немного укоротить их, чтобы избавиться от секущихся концов, поистрепавшихся за столько времени лишений в дороге), надели на нее причудливое исподнее, которое четвертьцунцу никогда прежде не видела: какие-то тесемки, обхватывающие ее грудь и давящие так, чтобы та приподнялась в вырезе и казалась больше, ленты, плетущиеся вокруг бедер в красивом, но совершенно бесполезном вензеле... И поверх всего этого - тяжелое бархатное платье.
Предполагалось, что Мидж должна будет так спать.
Хотя выглядела она скорее одетой на бал, чем отходящей ко сну. Но экзорцистка не стала задавать вопросы. Она чувствовала себя слишком разбитой. Вернулось то состояние, в котором она годами жила в монастыре: будь что будет, если так происходит, значит, именно это и должно случаться.
Мидж отвели в роскошную спальню: огромная комната, отделанная красным деревом и золотом, внушала ассоциации отнюдь не с тихим отдыхом. А уж роскошная кровать с пологом и подавно. К тому же, в комнате горело слишком много свечей.
Служанки подтолкнули Мидж к постели, устроили ее за пологом - однако ж, весьма удобно, - и удалились. Какое-то время экзорцистка лежала, напряженно прислушиваясь, но никто даже не приближался к двери. Было слышно лишь потрескивание свечей. Может быть, я ошиблась, с облегчением подумала девушка. Под пологом царил полумрак, и Мидж вскоре заснула.
Она открыла глаза - и еще не до конца разлепив веки, напряглась. Почувствовала чье-то присутствие в комнате. Она не могла видеть, но могла почувствовать запах или проснуться от звука... Но нет. Мидж знала это, на самом деле ее разбудил толчок черной энергии.
Она села на постели, обернулась через плечо. Полог оказался откинут, прогоревшие свечи кто-то заменил на новые, и комната освещалась еще лучше, чем когда Мидж только пришла. На девушку смотрел сидящий в кресле Лодинн. Высокий воротник бросал на его лицо тень, высвечивая скулы, так что он казался еще ужаснее, чем прежде.
- Что Вы делаете в моей комнате? - запинаясь, сказала Мидж.
Колдун не ответил. Он только нечеловечески плавным движением поднялся и подошел к кровати. Мидж задрожала. Пытливый, алчущий взгляд его алых глаз пугал ее. Беги, вспомнила она уроки Джорди. Можно спастись, не прибегая к насилию.
Но девушка не могла шелохнуться.
Словно их ночь с Айнаром повторялась наново. Только теперь она не была одурманена. И не воображала, что хочет человека, склонившегося над ней.
- Пожалуйста, не надо, - она тихо заплакала. Ей было обидно, что Грейсон не явился ее спасать, но, однако ж, Мидж понимала, что он ей ничем более не обязан. Она разжаловала его из телохранителей, а то, что они переспали... Это было обоюдное желание, но ни о каких взаимных обязательствах в связи с произошедшим они не говорили. Но еще более сильным чувством, чем обида, досада на верного прежде напарника был страх. Мидж не представляла себе в подробностях, что будет с ней делать Лодинн, хотя прекрасно понимала, чего он от нее домогается. Девушка зажмурилась, и перед ее внутренним взором не возникало картин вероятного будущего, только пульсировали от напряжения веки, словно кто-то положил большие пальцы ей на глаза, да слезы скользнули из-под ресниц на щеки.
Экзорцистка ощутила толчок у края постели: Лодинн поставил руку на кровать, и она просела под его весом. Потом он поставил колени на перину. Мидж чувствовала его приближение по колыханию кровати. И вот он навис над ней, обездвиженной страхом и чувством безысходности: кот и мышка, паук и муха.
Его лицо надвигалось на нее - словно небо падало прямо в глаза Мидж. Она уже ничего не говорила, только тяжело дышала в ужасе (быть может, Лодинн посчитал это проявлением вожделения). Девушка больше не могла даже зажмуриться. Темная магия Лодинна помножилась на психологические увечья, что нанесли Мидж в монастыре уризениан, и после дополнились поступками Айнара. Словно загипнотизированная, девушка ждала того, что не решалась даже обозначить в уме ни словом, ни описанием.
- Сэр!
Дверь распахнулась, Лодинн отвернулся, и Мидж вздохнула спокойно.
- Сэр, вынужден доложить...
Колдун спрыгнул с кровати - вся демоническая грация осталась при нем даже в гневе - и, взяв стражника-химеру за шиворот, вышел с ним за дверь.
Мидж закрыла лицо дрожащими руками.
Отсрочка. Отсрочка. Надолго ли?
До утра Мидж проспала кое-как, ожидая возвращения Лодинна в любую минуту. У него был ключ от ее комнаты (да и ее ли то была спальня? Быть может, ее привели к нему). Но маг не вернулся. Усталость взяла свое, и на несколько часов девушке удавалось забыться тревожным сном. Она ожидала, что с утра, когда ее подняли уже знакомые служанки, будет чувствовать себя разбитой и вялой, но страх бурлил в ее крови, и Мидж ощущала себя полной энергии. Нервной, готовой в любой момент сорваться на гнев, но тут уж выбирать не приходилось, обстоятельства диктовали условия.
Ее вновь причесали, переодели в длинное платье с разрезами от бедра, так, чтобы были видны ноги. Эльзильская мода, подумала Мидж, глядя в зеркало, пока на ее талии затягивали корсет, чем неудобней, тем красивей. Еще немного, и уризениане выдумают, что ради красоты нужно иметь что-то еще более нереальное, чем тридцатисантиметровая талия, может быть, глаз на лбу - об этом всем писала Эстрелла ди Манья, не понаслышке знакомая с эльзильскими представлениями о моде. Что бы она делала на моем месте, подумала Мидж, и тут же с горечью ответила себе - у нее была армия, и противостоял ей обычный человек, не демон-колдун.
Мидж повели по коридору, которого она не узнавала. Тем больше было ее изумление, когда служанки втолкнули ее в уже знакомую Мидж трапезную. Все было в прошлый раз, даже одиноко сидящий за накрытым столом Айнар. Вот только теперь он был виден Мидж с другой стороны - той, что покрылась шрамами. Айнар понял это и мотнул головой, чтобы выбившиеся из хвоста волосы хоть немного скрадывали его уродство.
Мидж медленно приблизилась к столу, мельком взглянула на Айнара и села рядом с ним. Молодой маг не шелохнулся, даже его зрачки не двинулись, но он спросил:
- Лодинн приходил к тебе сегодня ночью, я прав?
- Да.
- Он получил, что хотел?
Мидж вскинула голову, так что зазвенели тяжелые сережки. Они с Айнаром взглянули друг другу в лицо. Он не замечал ее красоты, усиленной стараниями служанок и лучшей эльзильской косметикой, она не замечала его уродства, бугрящуюся плоть, взрытую на щеке магическим взрывом. Обоих воспламенил гнев.
- Этот вопрос продиктован жадностью или состраданием?
Айнар медленно мигнул, не ответив ничего, но и взгляда не отвел. И Мидж, спешно прикинув риски, решилась.
- Ты уже сам не рад, что вызвал Лодинна из небытия, так ведь? Ты думал, что он, как любой демон, будет подвластен тому, кто произнес заклинание, но ты ошибся. - Мидж запнулась и замолчала. Ее ненависть к Лодинну должна была бы быть огромной, как небо, как крона Древа, как океан, но... нет, она такой не оказалась. Мидж боялась Лодинна, но ее отношение к нему было сравнимо с тем, что она испытала месяц назад на привале, когда на них напал песчаный тигр. Зло, в котором нет ничего личного. Будь у Лодинна возможность получить четвертьцунцу посговорчивей, он бы переключился на нее (правда, Мидж, в таком случае, возможно, он б убил). А вот все действия Айнара основывались уже давно на том, что перед ним именно она, графиня Кэтлин Робартис, а не какая-то иная женщина, схожая с нею лишь в некоторых чертах. Нотка жалости, иногда пробуждавшаяся в сердце Мидж, походила на шнурок, который тянул за собой с высоты огромный камень свирепого гнева и отвращения, движение которого под гору не остановить.
- Ты пришла указать мне на ошибки? - Ноздри Айнара расширились, голос зазвучал брюзгливо.
Я пришла поговорить о спасении, болван, подумала Мидж, но тут дверь в трапезную залу распахнулась, и на пороге явился Лодинн. Он был одет в свой обычный черный старомодный мундир без отличительных знаков. Мидж поразилась, насколько древний колдун красив, как хорош благородный разворот головы... Когда она была маленькой, она восхищалась друзьями отца, отчасти выглядевшими сходным образом. Но Лодинн превосходил их всех. Совершенство зрелой красоты - Мидж сама изумилась, как она могла выдохнуть в таком восхищении.
В детстве ее учили тому, что красота означает добро. Но сейчас опыт говорил Мидж, что нет никакой связи между внешностью и сущностью. Даже не знай экзорцистка, что Лодинн - чистое зло, она бы не ожидала от него непременно добрых дел.
Какая-то часть ее разума, способная во всем видеть прекрасное, отметила, что Лодинн хорош собой, с него не жаль писать картины... и тотчас другая грань сознания дополнила эту мысль: картиной бы ему и оставаться... Но то были лишь отдаленные углы в голове Мидж, отозвавшиеся на то, что она видела перед собой. Большая же часть ее подсознания была занята напряженным изысканием путей вновь поговорить наедине с Айнаром об устранении общего врага. Но, что ни выдумывай, понимала экзорцистка, а до конца обеда ей подождать придется.
Лодинн опустился в роскошное кресло во главе стола. Справа от него, на расстоянии вытянутой руки, сидела Мидж, после нее - Айнар. Химеры-повара внесли блюда с едой. В другой ситуации Мидж трижды подумала бы, насколько гигиенично есть то, что приготовили эти существа, но сейчас она была голодна: у нее и маковой росинки не было во рту больше суток.
Лодинну принесли роскошный стейк, еще истекающий кровью, Айнару - пудинг, украшенный спелыми вишнями. Мидж сняла крышку со своего блюда и обнаружила под ним салатные листья, огуречные кружочки и помидоры черри, едва припорошенные тертым сыром. В другой ситуации Мидж бы с удовольствием насладилась таким свежим и сочным блюдом, но сейчас она, жадно набрасываясь на скудное кушанье, думала лишь о том, что на таком рационе скоро ослабнет. Походная жизнь научила ее, что овощи хороши - если идут как гарнир к мясу. Запах лодиннова стейка сводил ее с ума.
- Кэтлин, остановись, - сказал черный колдун, когда на тарелке оставалось меньше четверти салата, - посмотри на меня.
Мидж замерла, словно гусеница, застигнутая врасплох. Рука Лодинна протянулась над столом, коснулась ее подбородка, пальцы прошлись по губам. От отвращения и невозможности его показать у девушки мгновенно заболела голова.
- Тебе стоит питаться строго дозированно. Хочу, чтобы ты была совсем худенькой. Красота дается женщине ненадолго, даже цунцу, а ты даже цунцу лишь на четверть... Но сейчас ты мне вполне нравишься. Хочу, чтобы хотя бы первых двух-трех сыновей я сделал тебе с удовольствием.
Разум девушки смутился едва ли на мгновение, и вновь вернулся к спокойствию, быстрее, чем всколыхнутая вода в стакане. Мозг девушки еще кололи иглы страха, но не мешая ей трезво мыслить. Искусство подчинения и смирения, бессловесной покорности, которой уризенианки овладели а совершенстве... Это помогало им выживать веками. Вот только я айнианка. Сожмусь в раковину, в клубок, и пусть Лодинн бьется, как море о скалы... Но меня, думала экзорцистка, он не получит. Пусть теребит как хочет то, что снаружи, но во мне достанет сил не впустить его туда, куда я не пожелаю.
И эта мысль придала ей сил.
- Впрочем, я рад, что ты не полностью цунцу. Эти пернатые красивы, и это единственное, что извиняет их существование. Полагаю, цунцу меньше, чем люди, даже меньше, чем животные. Знаешь, никогда не любил птиц, они слишком безмозглые. Думаю, цунцу - тоже.
Лодинн, подумала экзорцистка, стискивая подол в кулаке, я этого тебе так просто не спущу. Но мага было не остановить, он говорил и говорил, поглаживая то шею Мидж, то играя ее волосами, то теребя плечо или грудь, приподнятую корсетом.
- Видишь, Айнар, она даже не отвечает мне. Настолько глупа, что не понимает, что я говорю, - засмеялся колдун и наконец убрал руку, чтобы продолжить есть. Он разделался с мясом и взял с блюда с фруктами персик, сжал в руке, так что по запястью заструился сок... Прикрыл глаза, и Мидж вздрогнула, опасаясь, что на месте спелого плода он представлял какую-нибудь часть ее тела. Может быть, она и переоценила свою стойкость.
Айнар тем временем продолжал ковырять пудинг, безостановочно нервно жуя, словно водяной оленек.
- А то, что она айнианка, только к лучшему. Говорят, они искушенны в любви куда больше уризенианок, к тому же, дики.
Нет, подумала Мидж, я не могу вот так просто умереть на кровати безумного черного колдуна. Может быть, я и не спасительница народа, может быть, во мне говорит не жажда праведной войны, а самовлюбленность, но я не могу сдохнуть в этом Высшими проклятом замке!
- Впрочем, я люблю уризенианство. Кто только его придумал? Замечательная религия. Когда я стану королем мира, я распространю ее на все страны. Людишкам нужна какая-то отдушина - а косная, отупляющая, иссушающая религия подойдет как нельзя лучше. А еще непременно нужно будет дать моим рабам что-нибудь не только для души, но и для тела... Нет, алкоголь и продажные женщины - это слишком мелко... Надо подумать насчет галлюциногенного порошка, который можно будет заслужить только в церкви и только преданной, изматывающей службой.
Мидж вскочила, хлопнув руками по столу. Тарелка и приборы возле нее даже подскочили на дюйм в воздух. Лицо девушки перекосилось от невыносимой ненависти.
- Что такое, птичка, тебе не нравится идея? Или ты тревожишься за Бралентию? Не беспокойся, твои соотечественники слишком свободолюбивы, чтобы стать для меня хорошими рабами. Их я просто перебью, - Лодинн откинулся на кресле, ухмыляясь, наслаждаясь гневом пленницы, как корридой.
И тут Мидж не выдержала. Она схватила нож, предназначенный для стейка, и ринулась на колдуна. Словно ей помог взмах мощных крыл, она в секунду оказалась рядом с Лодинном, пальцы впились в горло, так, что ногти проткнули кожу, а второй рукой девушка вонзила нож по самую рукоять в живот врага.
Секунду Мидж стояла, тяжело дыша, осознавая, что произошло, пока кадык Лодинна дергался под ее ладонью, а затем она перехватила ножик поудобней и, повернув лезвием вверх, что вызвало у уже корчащегося от невностимой боли колдуна судорогу, и рванула вверх, вспарывая мага, как свиную тушу. Черная горячая кровь брызнула на руку девушки, обжигая, как кислота, капли осели на щеках, жаля не хуже ос. Но Лодинн был мертв - его взметнувшиеся было для заклинания руки бессильно упали, вытянулись вдоль тела.
Мидж с трудом выпрямилась, чувствуя, как задеревенела от напряжения спина, смахнула кровь с лица и вытерла руки о подол платья.
- Проклятие снято? - девушка обернулась на Айнара, который даже не шелохнулся, наблюдая за происходящей сценой, только глаза его расширились и рот чуть приоткрылся.
- Я ничего не делал, - покачал головой младший маг, медленно поднимаясь со стула, - думаю, просто дело в том, что убийство Лодинна было великим благодеянием. Да и человек он едва ли на одну шестнадцатую, ну, может быть, где еще в его родословной затесались линормы.
Говоря это, он приблизился к Мидж. Но когда он протянул к ней руку, девушка отшатнулась.
- Не подходи!
Она пошарила рукой возле себя, нашла только двузубую вилку, но в руках потомка цунцу, женщины, обладающей такой силой, оружием мог стать даже котенок.
- Ты ударишь меня? - Айнар вскинул брови в издевательско-умоляющем выражении. Трудно было поверить, что эта подлая рожа произошла из того же чрева, что и принц Шорас, - ну-ну, старого друга и любовника? Положи вилку, Кэт.
Мидж покачала головой, но ее рука ослабла. Айнар оказался прав: она смогла убить Лодинна только потому, что он стал исключением из правил. Однако Мидж и Айнар вновь стали врагами, когда умер их мучитель. Причин создавать альянс у них не оставалось.
- Ну же, не будь злючкой.
Айнар шагнул к девушке и схватил ее за запястье, шепча заклинание. Мидж не могла даже вырвать руку: пришлось бы разжать пальцы молодого человека, и ему не было бы приятно. Прежде, чем она придумала, что еще сделать в сложившихся обстоятельствах, ее тело окутала розовая дымка, и девушка в беспамятстве свалилась на руки Айнара.
От улыбки шрам совершенно исказил лицо принца-мага.