возраст имеет свои страданья, - и он испытал их вполне.
Иван Сергеевич Тургенев, "Дворянское гнездо"
Разговор лорда Райберта и Геселин разрешился к взаимному удовольствию. Лорд выслушал девушку и утешил, не переходят границ приличий, а что особенно было приятно, его отношение к ней не изменилось, несмотря на то, что поведанная история в глазах уризенианина сделала бы Геселин закоренелой грешницей, достойной только жестокой смерти. Лже-аристократка еще не вполне привыкла к настоящим айнианам, свободным от дурных веяний Эльзила (и где? В самой вотчине уризениан!), и обыденное казалось ей волшебным. Поведение лорда подчинялось разуму, но в глазах Геселин становилось следствием необыкновенной доброты и уникальных душевных качеств.
И, к тому же, лорд Райберт просил ее стать его парой на сегодняшнем балу.
Лорд не сказал ничего лишнего, но Геселин уже знала, что вершина взята, сердце покорено. И ее, и его тоже. Такие глаза становились у всех мужчин, что смотрели на ее совершенное лицо, у кого-то, как у Джорди и Грейсона - ненадолго, у кого-то, как у Фрутберта - навечно, но у Райберта взгляд начал меняться еще прежде, чем она сняла маску. Только услышав разговор Геселин с прежним возлюбленным, лорд Райберт проникся к ней теплыми чувствами.
Лже-принцесса почти летала. Ее красота, прежде казавшаяся проклятием, злой насмешкой судьбы, теперь вновь, после стольких лет, начала приносить ей радость. Если прежде Геселин подчеркивала свою блестящую внешность только ради того, чтобы ввести в соблазн врага или власть имущего (впрочем, каждый чинуша, вставлявший ей палки в колеса и не видевший ничего в ней, кроме смазливой мордашки, вскоре был ею относим к стану врагов), то теперь она хотела стать еще прекрасней ради самой себя. Даже не ради возлюбленного - ведь он любил ее такой, какая она есть, даже будь она дурнушкой. Это окрыляло.
- Ах, я словно цунцу, - мурлыкала Геселин, примеряя к шее то одно колье, то другое. После стольких лет она вдруг снова начала нравиться себе. И впервые за всю жизнь - не считая самого раннего дества - ощутила себя в безопасности.
Мидж сидела рядом на расшитой кушетке, забросив одну ногу на сиденье.
- А ты что не собираешься, солнышко? У тебя как раз время на то, чтобы принять ванну и одеться. Если сейчас не выберешь себе наряд, придется идти так, в потной рубахе.
Геселин хихикнула, а Мидж устало запрокинула голову, прикрыв глаза. Она и без того вымоталась, с утра как следует поупражнявшись с мечом. Тренировки ее стали жестче и осознанней после посвящения в жрицы - если прежде перспектива применить боевые навыки была весьма призрачной, походя скорей на мечту, то теперь маячила перед нею, как заря. Айнар был близко, необходимость снять проклятие - еще ближе. Мидж не могла перестать думать о том, что спустя довольно краткое время ей придется стать символом сопротивления уризенианской экспансии. Безусловно, за нею всегда будут стоять более опытные, умные люди - лорд Райберт и Шилес, но простой люд о том может и не догадаться вовек. Говорящая с Высшими, избранная ими, Мидж обязана будет взять на себя ответственность и за свои дела, и за решения соратников.
- Мне не слишком хочется сейчас веселиться, сказать по правде, - наконец, сказала экзорцистка, проведя не менее пары минут в раздумьях о своей будущности. Намокшая рубаха холодила тело, хотя в окно врывался теплый ветер: началось лето.
Геселин вздохнула, отложила украшения и, подойдя к софе, села подле подруги. Ее рука легла на колено Мидж и легонько потрясла, словно лже-принцесса стремилась разбудить приятельницу ото сна. По сути, на взгляд Геселин, все именно так и обстояло: Мидж пребывала в грезах, думая о том, что еще не наступило или уже прошло. А хорошо бы ей было жить здесь и сейчас.
- Ты не можешь пропустить бал. Это будет неуважительно по отношению к Райберту...
Мидж подняла бровь, уловив, что подруга не прибавила "лорд" к имени хозяина поместья. Но спрашивать не стала.
- ...Шилес и всем тем, кто ждет появления новой жрицы на публике. Пойми, теперь тебе придется не только разъезжать перед строем солдат на коне, толкая вдохновляющие речи. Но и являться в иных ситуациях. Тебе понадобятся союзники среди знати, и их нельзя будет взять нахрапом и принудить Грейсоновым кулаком.
От упоминания телохранителя Мидж почувствовала, как по ее телу прошла дрожь тоски. Что-то между ними двоими пошло не так, как ей бы хотелось. Но теперь уже все слишком запуталось - она с Джорди...
- Отныне тебе придется быть не только смелой и сильной, но и очаровательной. Красота - это оружие, если нельзя выбрать другое.
- Я не красавица, я знаю.
- Ошибаешься, - Геселин ухмыльнулась и поднялась с софы, - в тебе достаточно крови цунцу, чтобы быть привлекательной, дурочка. Только смоем с тебя всю пыль, расчешем волосы, подрумяним щечки... И носик запудрим, а то у тебя кончик вечно красный, будто ты постоянно ревешь или сморкаешься.
Мидж не смогла не улыбнуться. В юности она сражалась с недостатками своего тела, мечтая затмить бабушку или королеву Блэнид, привлечь поклонников, которые потешили бы ее истосковавшееся в стенах монастыря тщеславное юное сердечко... И что из этого вышло? Лучше бы она была такой же замарашкой, как сейчас - Геселин права, чем ты красивей, тем несчастней.
- Геселин, пойми, я не хочу выглядеть рядом с тобой, как чучело, пытающееся дотянуться до твоего уровня. Я не красотка.
- И вновь неверно. Большинство женщин могут выглядеть как я, напудрившись и подведя глаза. Магия совсем не нужна для этого, - Геселин печально вздохнула, - я отдала самое дорогое ни за что! Думаешь, моя жизнь стала проще, когда я похорошела? Нет. Стала я счастливее? Тоже нет. Получила ли я мужчину, которого люблю? По сути, тоже нет. Однажды Фрутберт заявил, что для него важней душа и ум, а я будто бы явно лишена если не первого, то второго уж точно, если возомнила, что решу свои проблемы за счет сомнительной сделки с магом.
Лже-принцесса впервые говорила о прошлом без боли, и внутренне ликовала: ей удалось победить былую боль. Теперь она надеялась, что то же произойдет с ее подругой. Геселин потянула Мидж за руку, поднимая. Экзорцистка села, затем встала, уже невольно улыбаясь уголками губ. Геселин радовалась, как ребенок, и было трудно не заразиться ее настроением. Лже-аристократка порылась в сваленных на кровать нарядах, отобрала те, которые подошли бы широкоплечей Мидж, и с победным возгласом воздела руку с самым лучшим платьем. Белый шелк, расшитый жемчугом и блестками - одежда, достойная уризенианской невесты.
- О, это слишком роскошно для меня...
- Давай, будет здорово, - Геселин встряхнула платье, и по блесткам на нем пробежала радуга, - подумай хотя бы о том, что ты не просто женщина, но и жрица. Нехорошо служительнице Высшей являться на празднество одетой кое-как.
- Нет, - Мидж покачала головой, - ты права, я из тех, кто становится хорошенькими только в роскошном обрамлении: одежда, пудра, жемчужины в волосах... Но именно этого я и не хочу. Я оденусь скромно, только вымою волосы.
- Ты не хочешь быть желанной? Любимой?
Лже-аристократка подмигнула. О, это любимое занятие эльзильских - и не только - девушек, судить-рядить, кто с кем встречается, кто кому подходит и... способствовать соединению подходящих, по мнению их девичьего кружка, в пару. Геселин отвергла Джорди, но считала, что Мидж вполне может составить его счастье.
- Я не хочу, чтобы во мне видели в первую очередь внешность.
Геселин беспечно пожала плечами.
- Это только на один вечер. И только для того, чтобы ты вспомнила, что ты красавица. После же ты уже не сможешь этого забыть, клянусь. А ничто так не освобождает женщину, как осознание своей привлекательности, вне зависимости от того, хочет она получить мужчину или нет.
Мидж пыталась сдержать улыбку и не смогла.
- Ну... ладно.
Обе они с Геселин захихикали, как пансионерки.
Настал вечер, начался бал в поместье лорда Райберта. Геселин вступала в зал с опаской, боясь натолкнуться на Фрутберта, но его не было. Видимо, лорд Райберт уладил с ним дела, и таким образом, что провинциальный губернатор не возжелал остаться на празднество.
Девушка не провела в одиночестве и минуты, как ее подхватил под локоть сам хозяин поместья (и всего Таррна!). Бал только начался, а зал уже заполнился до отказа. Не хватало только пары человек - в том числе, Мидж, которая еще боролась с неловкостью в своей комнате. Экзорцистка стараниями Геселин и трех служанок похорошела в согласии с эльзильской модой, но это не только не придало ей уверенности, а, казалось, напротив, убавило.
А вот Джорди и Грейсон не опоздали. Мелуккадский принц озаботился приобрести новый камзол, расшитый золотом. Длинные черные волосы он забрал в хвост, и они спадали шелковой волной вдоль спины почти до пояса. В ожидании своей партнерши он стоял у столика с напитками (по эльзильским традициям гости образовывали своеобразный живой "пончик": общество общалось и наслаждалось закусками, бродя у стен, а в середине оставалось свободное место для танцев). Девушки-айнианки приглашали мелуккадца на танец, но тот отвергал их одну за другой.
Не так жесток был к противоположному полу Грейсон, хоть тоже не плясал: несколько девиц висли у него на локтях, склоняя головы на мужественные плечи полулинорма. Его природа, человеческая лишь наполовину, ничуть их не смущала, а возможно, как раз только притягивала еще больше. Грейсон выпил несколько бокалов терпкого эльзильского вина (едва ощутив вкус, хотя оно было хорошо, лучше, чем что-либо, хоть когда-то им пробованное!) и теперь держал в одно руке пустой бокал - то ли свой, то ли принадлежавший одной из очаровательных прилипал, трущихся щечками о его бицепсы. Девушки что-то лопотали, тянули полулинорма потанцевать, но он не слышал ничего из того, что они говорили ему, занятый своими мыслями. И вскоре обе айнианки, сойдясь во мнении, что "он красавчик, но скучный", покинули его, и Грейсон двинулся вдоль столиков, томясь от непривычной одежды и обстановки. Слишком шумно, слишком весело, а главное - претенциозно. И неестественно. Всё и все в зале дышало искусственностью, до самой последней свечи в канделябрах, до последнего гостя, включая его самого. Грейсон подвигал плечами. Неудобно, неуютно, и холодно от шелка. К тому же - он поймал свое отражение в зеркале, - красная рубашка выглядела, словно пропитавшаяся кровью.
Грейсон сосчитал всех своих спутников, присутствовавших в зале. Их на одного - точнее, на одну, - было меньше, чем нужно. Мужчина еще раз обшарил зоркими рептильими глазами гостей, но экзорцистки среди них не нашел. Но вот, спустя всего минуту, как он подумал о ней, девушка явилась.
Немного помедлив в дверях, в зал вступила Мидж. Она тоже была в красном, но ее платье смотрелось совершенно иначе, чем рубашка Грейсона. Корсаж был расписан золотыми лозами, а поверх узкой юбки с разрезами шла вторая, полупрозрачная, словно дымок, и такая же наощупь, газовая юбка, постоянная приходившая в волнение - от шагов девушки, от сквозняка... Наряд для танцев, сообразил Грейсон, мимоходом поразившись, откуда бы ему было знать об этом.
Музыка, стихшая на миг, пока оркестр менял инструменты, возобновилась, Джорди тем временем пригласил Мидж, и она вложила свою ладонь в его. Они закружились по залу. Мидж когда-то много танцевала, но теперь чувствовала себя неуклюжей. Да и ведение Джорди... Он касался ее пальцев, но легко, невесомо, так что Мидж постоянно чувствовала себя словно падающей в бездну. Его ведение совсем не походило на то, к чему она привыкла - жесткое руководство партнершей, в котором она ведома, и только. Джорди словно танцевал без нее, и ей позволял делать то же самое, но при этом сохранял контакт ладоней - не более. Такое поведение понравилось бы Мидж в жизни, но принц разочаровал ее. Дважды: он не поддерживал ее в жизни и бросал в растерянности в танце, а экзорцистка не любила ни того, ни другого. Без уверенного ведения она то и дело оступалась и никак не могла отдаться музыке, чутко вслушиваясь в движение пальцев партнера. Как только мелодия закончилась, Мидж сказала, что больше не хочет продолжать.
В раздражении она удалилась на балкон, сославшись на духоту залы и перебитое быстрым танцем дыхание. Джорди поклонился и оставил подругу одну. Действительно, подумал он, ее лицо пылает.
Вот только на самом деле румянец рдел на щеках девушки от раздражения. Мидж облокотилась на перила балкона, подставляя лицо ветру - уже слишком теплому, чтобы как следует освежить ее. Настало лето, в Эльзиле более жаркое, чем в Бралентии.
О, Святое Древо, мысленно повторяла Мидж, злясь на каждую мелочь, Джорди будто нарочно выставил меня еще более неуклюжей, чем я есть! Она еще помнила его слова: это не моя война. Мидж знала, что готова простить принца, и, вероятней всего, простит, но только после того, как они объяснятся. А прежде она должна вернуть себе спокойствие.
За спиной Мидж послышались шаги, и она обернулась, уже заранее негодуя, уверенная, что то Джорди пришел, чтобы предложить ей танец или напиток. Но это оказался Грейсон. И он желал только поговорить.
Мидж осталась стоять спиной к двери, ведущей на балкон, и Грейсон обошел ее по кругу, чтобы встать лицом к лицу. Он невнятно поздоровался, она молча кивнула в ответ, вспоминая, что от двери видела своего горе-телохранителя в окружении хихикающих девиц, разодетых в пух и прах. Как это типично для Грейсона, подумала экзорцистка, вспоминая его собственные слова - как там? "Я был тогда мирлифлором."
- Ты хотел поговорить? Что ж, самое время.
Она полагала, что Грейсон выбрал время, чтобы заявить о своей капитуляции - вслед за Джорди.
- Может быть, мы наконец поговорим серьезно? - Мидж имела в виду свои обязательства перед Грейсоном. Его проклятье, о котором она так толком и не узнала, хоть и догадалась кое-о-чем в общих чертах, мог разрушить один Айнар, чье местоположение теперь было известно им всем четверым. Ничего не мешало двинуться на врага по отдельности.
Но Грейсона занимали другие мысли. Айнару не было в них места - Мидж целиком заполнила разум полулинорма. В полутьме ее лицо казалось алебастровым - более худое, более правильное, напудренное. Губы алели кровавыми рубинами от помады, одолженной у Геселин. Безусловно, Мидж казалась красивей, чем была на самом деле, но Грейсону она показалась чужой и неестественной. Но вот девушка улыбнулась, и лицо ее привычно изменилось. Сколько ни мажься косметикой, а мимику не изменить - и Грейсон возблагодарил Высших за это.
- Именно этого я и ждал. Времени, когда мы сможем поговорить серьезно. Наедине.
Грейсон поднял руку на уровень лица Мидж, словно собрался смахнуть с нее пушинку, но вместо этого взялся за одну из сережек девушки. Экзорцистка вздрогнула, когда его ладонь невзначай скользнула по ее щеке.
- Что-то не так?
Грейсон осторожно вынул одну сережку из уха Мидж, затем вторую... Россыпь прозрачных слез, оправленных в серебро, блистала на его заскорузлой ладони.
- Я бы хотел выбросить их прочь.
- Почему? - Мидж чувствовала, что сердце ее сжимается и тает, как масло.
- Потому что они не нужны тебе. Без них ты даже красивей.
Девушка растерянно воззрилась на Грейсона. Она догадывалась, что портит момент, который мог бы быть очень романтичным, но она не успела научиться принимать комплименты - до того момента, как разочаровалась в мужчинах.
- Что ж, ты знаешь, что говорить девушкам.
Снизу, от кухни, наверх поднимался запах подгорелой пищи, окончательно портя момент. Мидж опустила голову, покачала ею раздосадованно, и, не поднимая глаз, протянула руку, чтобы взять из ладони Грейсона свои украшения, но он стряхнул их на пол, словно капли воды, и стиснул запястье девушки. Дрожание его пальцев передалось ее коже.
- Ты не можешь ответить мне взаимностью? Ты уже обещалась Джорди?
- Я могла бы солгать, но скажу правду, Грейсон: я не хочу, - Мидж взглянула собеседнику в лицо, - ты отвергаешь меня, избегаешь, затем отвергаешь повторно. Что ж, последний раз это была даже не я, а слепая воля Высшей. Не важно. Видит Айне, я хотела быть с тобой, но ты трижды отказался, хотя мне хватило бы и двух раз. Я отступилась от тебя. Не говори мне о взаимности.
Мидж еще минуту назад была зла на одного Джорди, однако теперь - на всех мужчин разом. Она дернулась, порываясь уйти, но Грейсон стиснул ее запястье туже, не позволяя вызволиться из захвата.
- Я еще не все сказал!
- Пусти! - Взвизгнула она. - Ты делаешь мне больно!
Он отпустил ее ладонь, и сияющие бусины с разорванной перчатки дождем заструились на мраморный пол.
- О, Святое Древо...
Мидж, уже больше напуганная, чем разгневанная, отшатнулась. Замерла на миг, отходя от шока: она успела забыть, насколько ее телохранитель силен и опасен. Он никогда прежде до этой минуты не обращал свою мощь на нее. Нет, нет - замотала она головой в растерянности, и развернулась к двери.
- Мидж, постой!
Полулинорм схватил ее повыше локтя, желая удержать, и девушка пискнула - пронзительно, мучительно, несомненно, от внезапной сильной боли. Грейсон разжал ладонь... на белой коже Мидж поверх края перчатки отпечатались темные кружки его пальцев. Грейсон отшатнулся в ужасе.
- Нет... О, святое Древо, Мидж, я... я не хотел...
Но она не слышала его - Мидж уже расталкивала толпу в бальной зале, без сомнения, желая скрыться от Грейсона.
Экзорцистка вернулась в комнату, кашляя от подавленных рыданий. Ей было горько и обидно. Днем раньше она бы поискала совета у Геселин, но, не найдя подруги в зале, поняла, что та предала ее, уединившись с лордом Райбертом. Это было мелкое, простительное предательство, которое забудется на следующее же утро. Не то, что слова и дела Грейсона и Джорди. Хватит с меня мужчин, подумала в отчаяньи экзорцистка, от них одни беды.
Она стерла помаду, содрала корсаж и сбросила туфли. Рухнула на постель и заснула не раздеваясь, уповая на то, что с утра все покажется немного проще.