Мидж полагала, что проснется ближе к полудню, но уже в восемь часов она открыла глаза и села на постели. То ли дело было в силе привычки - сперва ранний подъем в монастыре, затем - утренние тренировки с МакБьои, и, наконец, во время путешествия заспаться было рискованно. То ли причина крылась в том двойственном состоянии души, какого девушка не чувствовала с тех пор, как покинула Бралентию: тоска и нетерпение. Мидж опасалась, что после алкоголя, испробованного впервые за долгое время, у нее разболится голова, но ничуть не бывало. Тело было тяжелым и неподатливым, но не более разбитым, чем в худшие дни, когда ее начинала скручивать в бараний рог магия.
Магия... да, вспомнила девушка, не пройдет и недели, как им придется покинуть славный Таррн, чтобы отправиться на поиск новых одержимых - больше присутствия демонов она в городе не ощущала.
Как странно выходит, подумала экзорцистка - до Таррна она полагала, что ее судьба неразрывно связана с изгнанием демонов, и вот сейчас вдруг оказалось, что полезней совсем иные ее качества. И, как ни удивительно, вовсе не связанные с магией.
Нет, бред, самой себе сказала она, взглянув в зеркало. После минувшей ночи Мидж ждала увидеть там девушку, достойную прикосновения одной из Высших, но из отражения все еще смотрела беглая графиня Робартис, "девочка-которая-пострадала-из-за-своей-наивности".
Мидж спустилась на первый этаж, спешно позавтракала и вышла во двор. Она намеревалась найти Рорасу, чтобы справиться о пленном капитане и раненых уризенианах, но вместо нее наткнулась на Серого Тигра. Он стоял у конюшни, где, видимо, по своему обыкновению, провел ночь - в коротких волосах еще застрял сухой стебелек. А подле - с подоткнутой юбкой, сверкая загорелыми ногами, подбоченясь, что-то говорила ему Эппи, перемежая слова презрительным пофыркиванием. Мидж видела, как Грейсон шагнул ближе, пожал таррнке руку, шепнул что-то на ухо...
Мидж покачала головой: он просто хороший человек. Ну, полулинорм. Вовсе незачем приписывать ему поползновения в сторону недавно овдовевшей женщины.
И все же, при том, она помнила его похотливые взгляды, что Грейсон бросал на Геселин, когда они были втроем в ванне вскоре после знакомства. Как он шлепал в каждой таверне официанток и певичек, Мидж тоже помнила.
"По сути, мне не должно быть дела до того, спит ли он с кем-нибудь, и если да - то с кем."
И Мидж направилась в сторону барака, где содержались пленные с легими ранениями или вовсе без них, которые могли представлять опасность для жителей города. У дверей ее ждал Джорди.
- Я все думал, когда ж ты сюда придешь, - с улыбкой сказал он, но Мидж его слова показались подозрительными. Если Джорди ждал ее, то мог справиться о ней в особняке. Не случилось ли так, что она застала его, пока молодой человек хотел сам провести допрос пленных. Без сомнения, более жесткими методами, чем намеревалась это сделать Мидж.
Она указала рукой в глубь барака, и они вошли в сумрак помещения рука об руку.
Пленники содержались в огромном вольере, предназначенном для животных. На миг Мидж стало жаль их, она подумала, что нужно как-то облегчить их участь, но вспомнила, что меньше суток назад эти же люди не собирались проявлять к ним никакого милосердия. Они напали первые.
В углу барака стоял письменный стол, заваленный бумагами. На нем также покоились чернильница и лампа, дававшая ровно столько света, чтобы рассмотреть глаза пленников, но не больше - кожа их казалась серой в сумерках помещения. Мидж подошла к столу, взяла один из листов, поднесла его ближе к лампе и вчиталась. Отчет крестьянина, пробывшего с пленниками всю ночь. И - ничего интересного. Проклятия, угрозы, но никто даже не попросил кувшин воды. Казалось бы, поведение, достойное восхищения, но не на контрасте с таррнцами. Мидж не уставала ими восторгаться: как смело, быстро недавние земледельцы встали на защиту своей крохотной родины! Если б все бралентийцы были такими! Вот было бы здорово.
- Что там? - спросил Джорди.
- Ничего. Нет, правда - ничего о том, когда может быть совершено следующие нападение, что за организация занимается уничтожением айниан, ровно ничего.
- Разумеется, - крикнул один из пленников, услышав разговор Джорди и Мидж, - а как вы думали? Мы своих не предаем.
Мидж и Джорди подошли ближе к вольеру - и все же не слишком, ровно так, чтобы никто из пленных не мог достать их рукой или ногой (все магические приспособления задолго до того были с уризениан сняты). На грязной соломе сидело немногим меньше двадцати мужчин разного возраста. Мидж ожидала, что они будут на одно лицо, так представлялась ей вражеская сила - огромная, безликая масса, лишенная всякой индивидуальности. Но воины были совершенно друг на друга не похожи, и это обескураживало.
В тот миг экзорцистка еще полагала, что милосердие существует - едва ли не последний раз в своей жизни.
- Вы напрасно упорствуете в своей ереси, глупцы. Если б вы вчера сдались добровольно, мы бы многих оставили в живых, - продолжал тем веменем мальчик. Да, мужчиной пленника назвать было проблематично: писклявый голос и отсутствие даже намека на растительность на лице. О, Святое Древо, подумала Мидж, да он даже младше, чем его капитан! Сколько ему, пятнадцать?!
Но то, что он говорил, было ужасно. Глаза мальца мерцали в полумраке, как у больного в лихорадке.
- Вы не понимаете того, как прекрасен Истинный Высший пред вашими жалкими идолами. Вы сами-то их видели? Жалкая деревяшка, да куча статуй. Один высший - сопляк...
Несомненно, пленник говорил о Галаре, вечноюном Высшем весны и радости, светлом повелителе цветов и музыки.
- ...другой пусть чего-то стоит, но он зол. Вы поклоняетесь злу?
Это он имел в виду Лаурина, Высшего коварства и Беспокойных вод.
Очевидно, айнианские Высшие изрядно смешили уризениан - пленники посмеивались в пышные грязные бороды, хотя у некоторых из них звук скорее напоминал кряхтение.
Мидж молчала. Она не понимала сути претензий, изрыгаемых юным пленником.
- Одна тварь, что вы почитаете - полузверь, одна - шлюха с голой грудью. И, наконец, Айне. Та вовсе демоница.
Паренек подошел к решетке вольера и положил локти на прутья.
- Отвратительные Высшие. Не понимаю, как вы этого не видите! Что ты молчишь? Нечего сказать?
Но Мидж действительно не понимала. Милукра плоха для этого юнца только тем, что у нее волчьи уши и хвост? Тем, что она - керкеси? Но разве керкеси чем-то хуже людей? А Айне - чем она заслужила звание демоницы?
- Наша религия уважает свободный выбор. Мы не лезем в Эльзил, чтобы убеждать вас сменить религию. Мы не убиваем вас иначе, кроме как защищаясь. Я только не могу понять, отчего вы не можете делать того же.
Пленники еще пуще засмеялись, особенно старался показать своим гоготом презрение мальчишка, повисший на прутьях, якобы в изнеможении - будто Мидж сказала ему воистину удачную шутку.
- Свободный выбор! А что, если мне придет в голову выбрать убийство ближнего? Вот почему уризенианство лучше. У нас есть законы, запрещающие убийство. У вас их нет.
Джорди поморщился. Он не мог даже подсчитать, сколько раз за последние пять минут прозвучало слов о смерти.
- Верно. У нас и без законов понимают, что недопустимо, - на миг он почувствовал себя айнианцем, и подумал, что когда вернется в Мелуккад, быть может, примет веру Древа официально. Вся неприглядность и лживость уризенианства вмиг явилась перед ним в лице этого сопляка, - да ведь, смотри, вы убиваете нас. Разве это не против закона?
- Вы недостаточно люди, пока не приняли нашу веру!
Мидж наклонила подбородок. Этот щенок начинал ее злить.
- Да. Такова суть айнианства. Но вы ведете себя хуже, чем звери. Животные убивают, желая выжить. Ради еды. Ради безопасности. Вы убиваете только оттого, что вам кто-то не пришелся по вкусу. Может быть, мы не правы? И нам давно надо было принять вашу тактику - прими нашу веру или умри?
- Вздумала строить новый мир? Не воображай себя Высшей, айнианская шлюха!
Мидж вздохнула. Это слово мягко стукнулось в нее, как детский каучуковый шарик, и отскочило. Слово "шлюха" по отношени к ней уже успело приесться Мидж, и больше ее не обижало. Уризениане подразумевали под ним что-то плохое, но Мидж знала себя. Она была грешницей во многих отношениях - но только не в том плане, какой подразумевали уризениане, обзываясь.
- Может быть, стоило позвать Рорасу? - сказал Джорди. - То, что мы сейчас делаем, мало похоже на допрос. Впрочем, у меня и опыта такого нет.
И действительно - инициативу в диалоге давно перехватил мальчишка-пленник. Другие уризениане поддерживали его глухим ворчанием и потрясанием кулаков.
- Рораса? А это что за знаменитая у вас тут подстилка? Или она, я слышал, жрица? - Эти слова спровоцировали еще один приступ наигранного хохота. - Уризен бы такого никогда не допустил. Женщина - существо низшее, души у ней нет. Единственное, чем она может спастись, так это любовью к отцу! Отцу всевышнему или земному!
Мидж подняла руки в жесте отчаянья и отвернулась, намереваясь уйти, Джорди подался к ней, но следующие слова паренька заставили обоих вновь взглянуть на клетку. И взглянуть в ужасе.
- Вот почему я хочу стать мужчиной, - в голосе юнца послышались слезы, - я даже в армию пошла... и из-за этого, и из-за любви к отцу.
И вдруг все прочие пленники, до того восхищавшиеся мальчиком - точнее, как стало вдруг очевидно, переодетой девушкой, разом поднялись. Лица их покраснели в гневе.
- Нечестивица! - неслось со всех сторон. - Шлюха! Ты опозорила воинскую честь!
Они набросились на своего недавнего товарища, круша, терзая, ломая кости. Может быть, эта девочка, идя на войну, думала, что ее заслуги на поле брани спасут ее - но они не перевесили в глазах недавних соратников "греха" который та совершила, надев мужскую одежду.
- О Святое Древо, нет!
Мидж рванулась вперед, но остановилась после первого же шага. Что могла она сделать? Разогнуть прутья тюрьмы - да, но раскидать озверевших уризениан? Нет. И Джорди бы не смог. Мидж развернулась, бросившись к двери.
- Мне нужен Грейсон, быстро!
Но вместо выхода она попала в объятия Джорди. Он сжал ее плечи, притиснул к себе.
- Ты не успеешь, все равно все уже почти кончено.
Мидж могла уткнуться в его грудь и переждать, пока зверство за ее спиной не закончится, но она обернулась, наказывая себя за беспомощность, готовая досмотреть до конца.
Воины успокоились. Они разбрелись к стенам, перепачканные кровью, словно тигры в зоопарке, сожравшие нечаянно попавшую в клетку лань: медленно, устало, удовлетворенно. На полу в луже крови осталось изувеченное тело девушки-притворщицы. Мидж сделала над собой усилие и рассмотрела его в мельчайших подробностях: сломанные ребра, выдернутые наружу внутренности, источавшие отвратительный запах, раздавленный череп, волосы и кожа с которого сдернуты, будто перчатка. В чувство ее привел голос Джорди, и только тут девушка поняла, что преувеличенно часто дышит.
- Ну что ж, убраться в камере мы не можем, не подвергнув себя опасности. Так наслаждайтесь обществом своей подружки, уроды, - молодой человек шипел, вполне разделяя негодование Мидж, - пойдем.
Он взял ее за локоть и увел. Девушка не споротивлялась. У нее перед глазами надолго запечатлелся вид трупа девы-воительницы.
На крыльце ноги у Мидж подогнулись. Она села на грязные доски и выдохнула. Джорди опустился рядом.
- Я... - голос ее охрип, - снова. Это случается снова. Кого-то мучают прямо у меня на глазах, а я не могу помочь.
- Я понимаю.
Мидж повернулась к Джорди, хотела было бросить зло: нет, ты не можешь понять! И осеклась, оставшись с приоткрытым ртом. Он точно так же стоял рядом с ней, наблюдая зверства уризениан, не имея ни единого шанса помешать преступлению.
- Мне просто... стыдно. Я мысленно пожелала ей кары за ее дерзкие слова, и вот теперь она мертва.
- Не кори себя за мысли. Нам не сдержать чувств в узде, это не в природе людей и даже цунцу.
Мидж отвела взгляд.
- Спасибо. Просто я... Я хотела быть хорошей, но я плохая. Я хочу, чтобы в будущем у нас был прекрасный мир, где наших сестер и братьев не будут убивать просто за то, что они верят в Святое древо. И даже - никто не будет вмешиваться в нашу религию, воображая, будто знает лучше, что представляют из себя наши Высшие. Я ненавижу, ненавижу глупцов, которые зовут нашу Айне демоницей. Это не так.
Джорди поднялся, а затем опустился на колени перед Мидж и взял ее ладони в свои.
- Я знаю, что ты чувствуешь. И, знаешь, путешествуя с тобой, пусть недолго, сражаясь вчера подле, я многое понял. Теперь я еще сильнее чувствую, что обязан найти Айнара и вернуть себе утраченное. Я тоже хочу, чтобы в будущем мир стал чуточку добрее. Убрать войну между уризенианами и айнианами. Это будет непросто.
Джорди улыбнулся, опустив глаза.
- Я люблю воевать, я тоже - недостаточно хороший человек для того будущего, что мы хотим построить. Но пусть наше поколение станет последним, кто будет считать допустимым недопустимое. Ради нового мира мы должны будем окунуться в кровь по самую макушку, Мидж.
Она слушала, закусив губу. Джорди всмотрелся в ее глаза.
- Пусть меня потом прозовут Сумасшедшим, Злобным, Жестоким, я не отступлю. Возьмем этот грех на себя, Мидж, чтобы будущие поколения были от него свободны.
- Если это честь, то она непосильно велика для меня.
Джорди печально усмехнулся.
- Это не честь. Как раз наоборот.
Он помог ей подняться с крыльца. Мидж гадала, куда он ведет ее - в святилище, в особняк? Но Джорди привел ее на тренировочное поле.
- Бить ты не можешь, но должна научиться защищаться.
Молодой человек бросил Мидж щит - и она поймала его на лету. А потом достал свою саблю - не тренировочный меч. А красивый клинок с фамильным гербом на рукояти. Мидж прищурилась, силясь его рассмотреть, но не успела - на нее обрушился удар. Джорди бил часто и сильно, как град, девушке оставалось только уворачиваться.
Они тренировались до изнеможения, пока не стемнело. И, сделав над собой усилие, Мидж ни разу за весь оставшийся день не подумала о Грейсоне. Но ночью, как только она провалилась в сон, до самого утра ее мучали видения, в которых Геселин и Эппи шарили ладонями по обнаженной груди Грейсона, липли к нему совершенно бесстыдно и даже постанывали от удовольствия. Мидж проснулась злой и уставшей.