[...] площадь затопляемых территорий в первом полугодии текущей декады возросла на 4,2% по сравнению с данными на 243-ю декаду, и составляет [...] Из крупных административных центров затоплены Гайно, Воднова, Турицы. Общее количество ушедших под воду населенных пунктов составляет [...] Количество жертв среди гражданского населения превысило [...]
***
Страх. Он хочет видеть мой страх. Взгляд профессионального душеловца, подмечающий малейшее замешательство собеседника, неуверенность, таящуюся в складке губ, покорный наклон головы. Его отлично выдрессировали в школе Службы, этого маленького человечка, тонкого, как хлыст, и острого, как бритвенное лезвие. Но он выбрал неудачное место для рандеву. Это там, в правительственном зиккурате, с уходящими бог весть на сколько километров вглубь подземельями, там он может стращать подозреваемых. А здесь все его мастерство пропадает втуне. Здесь набросившийся на нас ветер одинаково растрепал и мою нечесанную шевелюру, и его - аккуратную, волосок к волоску. Ревут двигатели, воет сирена штормового предупреждения, техники сматывают тросы, и всем плевать на его щегольскую форму и новенькие полоски полковничьих погон. А я чувствую его страх. Он боится ветра, боится высоты, но более всего он боится того, что грядет. Боится Волны.
Поэтому я раздвигаю губы в широкой, дружеской улыбке, и ору, перекрывая рев "Ястребов":
- А может, полетите со мной, полковник? Взглянете на свой объект вплотную.
Он щурит глаза и улыбается мне в ответ, как будто я отмочил знатную шутку.
***
Сегодня утром Родрик спустился к пруду. Не было еще и пяти, что-то брезжило на горизонте - то ли заря, то ли отсветы столичных огней. Наверху, в доме, спала уставшая после вчерашней ссоры Хилина.
У пруда было тихо, сонно, темно. Пахло тиной и водой. Белые, бурые, шаровидные тени рыб сновали среди рогоза и ряски. Днем рыбы зароются в ил, но сейчас, на заре, Родрик мог наблюдать за ними беспрепятственно. Если бы Хилина проснулась и подошла к окну, она увидела бы темную фигуру, присевшую на корточки у самой воды. Родрик опустил пальцы в буроватую жижу, и рыбы послушно подплыли к его руке, тыкались носами, ожидая корма. Он почесал брюхо крупной белой рыбине, прикрыл глаза, изо всех сил втягивая в ноздри влажный, прелый запах. Запах воды.
Хилина спала наверху, разбросав длинные ноги среди смятых простыней, а над ней, над комнатой, над домом стояло зеленое сияние, глубинное, фосфорическое свечение - но видеть его мог только Родрик. Свет метался по спящему лицу его жены, путался в темно-рыжих локонах. Больше всего света источали старые зеркала, которыми были заполнены комнаты третьего этажа и пристройка. Из жилой части дома Хилина приказала их убрать, и теперь зеркала матово сияли сквозь чердачные окна, венчая дом подводной зеленью.
В зеркалах жили старые рыбы - слишком старые, чтобы поселиться в пруду. Они редко всплывали на поверхность, их белесые глаза не выносили дневного света, их чешуя осыпалась на пол, и утром горничные в недоумении сметали ее с ковров. Но нынче ночью рыбы, все как одна, поднялись из темных зеркальных глубин. Им тоже внятен был зов, им и Родрику. Они, как и Родрик, стремились на запах - пронзительный, непереносимо свежий запах Волны.
Родрик бредил им ночами. На него накатывалась зеленая, прозрачная стена, вначале с ревом, с обрывками чешуи, с грязноватой пеной, несомой на гребне. Потом барабанные перепонки его не выдерживали, лопались. И наступала тишина.
ОНА приходила в тишине. Лица ее Родрик не видел ни разу - лишь бледный, волнующий росчерк проступал сквозь водяную стену, фосфорический след, взмах волос, одна из фигур водяного Танца. И яростный запах Волны. Родрик плакал во сне, а Хилина, правнучка последних йири, Хилина, умеющая говорить с тенями на стенах комнат, перешучиваться с бликами на поверхности пруда - Хилина прижималась к нему в страхе, не умея удержать, защитить.
- Ты самоубийца! Ты себя погубить хочешь, и меня заодно!
- Милая, я играю в эту игру уже десять лет. Что с того, что какой-то пижон из ССП решил слегка изменить правила? Ты знаешь меня. Я лучший пилот на базе, мне дают "Ястреба". Со мной ничего не случится. Ну а если что, подумай, какую кругленькую сумму ты сможешь содрать с моей страховой компании...
Он надеялся, что жена запустит в него графином, но та просто ушла в спальню и заперла дверь на ключ. Ночь перед вылетом Родрику пришлось провести на диване в гостиной, а рассвет застал его у пруда.
Он встал, отряхнул руки и пересек площадку за домом. Траву следовало бы подстричь - она вымахала так, что уже через пять шагов рыбий садок скрылся в зарослях. Родрик оглянулся на окна дома, но там не было ничего, кроме призрачного свечения - да и то уже рассеивалось с приходом утра. Наваливалась привычная жара, предвестник Волны. Пилот махнул рукой, слабо надеясь, что Хилина наблюдает за ним из окна - и запрыгнул в открытую дверцу вертолета.
***
На берегу у Альбуэйро, Матери-на-Коленях, в этот утренний час еще пустынно. Тростниковые хижины рыбацкой деревушки, а вглубь, ближе к горлу залива, преноленовые четырехэтажки городка - все они покинуты больше месяца назад, их обгладывает солнце, их мусолит ветер. К северу берег обрывист, море разбивается о скалы внизу. Здесь, на ровной площадке, где не растет даже трава, соберутся Танцующие. Под шорох деревянных дудок, треск барабанчиков, они положат руки друг другу на плечи, и пойдут - и кругом, и змейкой. Потом музыка смолкнет, исчезнут музыканты, останутся только Танцующие и Волна. Остановят ли на этот раз?
***
Полковник улыбнулся, и Родрик вздрогнул. Улыбка была знакомой. Где же он мог видеть этого человечка?
ССПист коснулся его руки и, не повышая голоса - но Родрик каким-то образом легко слышал этот негромкий голос в стоящем кругом гаме - спросил:
- Вспомнил меня, эйгон?
... И Родрик вспомнил.
Это было на Фестивале Искусств в Теллаирике, две осени назад. Хилина выставляла свои картины. Родрику быстро надоели гости выставки. Он никогда не мог оценить по достоинству эти странные абстракционистские полотна, а потому просто сбежал, вышел прогуляться в парк. В парке звучала музыка, на деревьях качались разноцветные фонарики. Слышался смех. Невдалеке рвались синие звезды фейрверка.
Родрик ушел от суматохи глубже в заросли, гда пахло акациями и жасмином. Здесь было темно, хоть глаз выколи, и он совсем уж было собрался повернуть и выбираться из этой чащи, когда впереди показалась полянка. На полянке, в полной тишине, отплясывали йири. Немногочисленные зрители не могли разглядеть их лиц, скрытых под масками из белого шелка, но особая гибкость, плавность движений - все указывало на то, что танцующие не были людьми. Их темные волосы, их белые руки плавно колыхались в свете факелов. Родрик остановился, зачарованный. Он узнал этот танец, эти бледные полуовалы, всплески волос, узнал пронзительную тишину из его снов. Так плясала ОНА.
Когда танец кончился, Родрик еще долго стоял неподвижно, не решаясь расстаться с очарованием. Он не заметил, как разошлись остальные зрители. Не заметил, как одна из бледных масок скользнула к нему. Родрик очнулся, лишь ощутив прикосновение руки и услышав свистящий шепот:
- Пойдем. Туда. Ну. иди со мной.
Рука потянула его в заросли. Йири неправильно выговаривала слова, а пальцы ее были холодны, как лед. Родрик с отвращением вырвал свою руку из тонких пальцев, и... он сам с трудом помнил, что было дальше. Он предпочел бы думать, что двигало им тогда возмущение перед святотатством, голос детской обиды - магия оказалось поддельной. Но Родрик знал, что это не так. Ему хотелось, ах, как хотелось ударить ночную мучительницу свою, втоптать в грязь - за пролитые им слезы, за ее проклятую недоступность, за танец рук и волос. За белую маску лица. За запах воды, преследующий его всю жизнь.
Он ударил, будто разбивая зеркало, не слыша пронзительного крика женщины-йири, а потом ударил еще раз, и его пальцы окрасились кровью, более темной, чем людская кровь. Женщина кричала. А потом земля рванулась навстречу, и его привела в сознание острая боль в руке. Родрик стоял на коленях, чуть ли не уткнувшись носом в траву, а кто-то заломил ему руку за спину. И негромкий голос произнес:
- Не трогай ее. Ты сам пожалеешь об этом потом, эйгон.
Захват на запястье Родрика ослабел, и тот рывком поднялся с колен. Женщина-йири сидела на земле. Ее порванная маска валялась рядом, из разбитых губ сочилась кровь. Тот, кто остановил Родрика, стоял прямо перед ним, и пилот удивился - его противник был почти на голову ниже, и вдвое уже в плечах. За спиной человечка, у самых кустов, стояла высокая светловолосая девушка - кажется, полукровка-йири, как и Хилина. А вот полковничьей формы на человечке тогда не было.
- Вспомнил меня, эйгон?
Родрик отступил на шаг, задохнувшись, как будто ССПист врезал ему под дых.
***
Родрику было пять, когда он впервые услышал это слово. Тогда Волна пришла в их поселок. Но прежде, чем зеленый гребень навис над побережьем и вертолеты наблюдателей МЧС прыснули к берегу, как потревоженная стая воробьев, Волна пришла в его сны. Тогда, в первый раз, Родрик обмочил кровать, и его плачущая мать позвала ведуна. Внимательно выслушав сбивчивый рассказ мальчика, ведун поспешил к поселковому пункту связи.
Потом уже, когда мать и отец поспешно забрасывали вещи на грузовик, а МЧСовцы подгоняли их прикладами, и вырывали из рук самое ценное, и когда книги и мебель вспыхнули во дворе, а затем запылал дом, и колонна грузовиков потянулась из поселка - потом, когда в шлейфе пыли скрылись тополя и водокачка, которую МЧСовцы так и не успели поджечь - потом ведун пересел в их машину и заговорил с мальчиком.
- Все знают о Танцующих, но мало кто слышал о Говорящих с Волной, Эйгоним. Считается, что их время прошло, - хмыкнул старик, и внимательно поглядел на маленького Родрика, - А когда-то, когда море еще на захватило половину суши, и за береговой чертой, в дымке, еще виднелись острова - когда-то им строили храмы. Цепочки черных зиккуратов тянулись вдоль побережья. И Танцующие были в храмах всего лишь слугами, а Говорящие - жрецами.
Старик прикрыл глаза, и мальчик, неведомо как, понял - старый ведун совсем не прочь был бы вернуться в те времена.
- Да, жрецами, хранителями и распорядителями жизней, и им приносили священный ар и елей, - бормотал старик, а за бортом грузовика тянулись брошенные поселки и поля, покрытые сухой травой. Их никогда больше не распашут, думал Родрик, ведь через несколько дней все это скроется под водой. Грузовик тарахтел по пыльной дороге в длинной колонне таких же машин, и Родрик вскоре перестал слушать старика, а потом и вовсе уснул.
***
Жрецы и жертвы. Жертвой был Танец, жертвами были Танцующие. Под темными пирамидами храмов, под базальтовой основой, глубоко внизу плескалось море, и порой в черный колодец сходили они - один за другим, не прерывая танца. Но если не далеко в океане, куда не заходят суда даже самых дерзких корсаров, а здесь, невдалеке, у берега, нависал зеленый гребень Волны, и отбрасывал на сушу густую тень - тогда во тьму спускались сами жрецы. Один за другим, и ОНА, приходящая к ним во сне, принимала их и отступала...
***
- Вспомнил меня, эйгон?
Родрик перевел дыхание, и, сжав зубы, кивнул. ССПист продолжал как ни в чем не бывало:
- Капитан Горовиц отрекомендовал Вас, Айона, как лучшего пилота базы. Вертолет оснащен автоматическими камерами. Я бы вообще автомат послал, но Вы знаете, что творится с техникой над Волной.
Он знал. Он, Родрик Айона, не раз видел, как валятся в воду грузовые вертолеты, как в белом пару камнем падают дирижабли и птерокары. Съемки первых лет Волны, заезженная, черно-белая пленка - учебное пособие, ее демонстрируют всем новичкам Береговой Охраны, МЧС и - возможно - Службы Спасения. Родрик мог бы спросить стоящего перед ним человека. Ведь вроде человек как человек - вон, озабоченно хмурится, покусывает губу. А что до узких полосок погон на плечах - да мало ли...
Он не спросит. Потому что стоящий перед ним лгал. Потому что стоящий перед ним был эйгоном, как и он, Родрик, а, значит, знал про Волну все. Быть может, и этот ССПист видел сегодня утром, садясь в служебный вертолет, фосфорический зеленый свет в окнах своего дома. А вслед ему глядела светловолосая девушка-йири, и не знала - вернется ее полковник сегодня домой или нет. Как хорошо, что Хилина спала. А зеркала, зеркала с тенями старых рыб, были заперты наверху и не могли помешать ее сну.
***
Родрик многое мог бы спросить у полковника. К примеру:
"Посылаешь ли ты меня на смерть?"
"Боишься ли ты?"
"За что ты и подобные тебе ненавидят Волну?"
"Ждет ли тебя сегодня вечером та, светловолосая?"
Он не спросил ничего. Молча козырнул и пошел к своему "Ястребу", стоящему на взлетной площадке в полной готовности. Пилота задержала маленькая рука, крепко сжавшая его предплечье. Родрик оглянулся.
- Постарайтесь вернуться, Айона, - сказал ССПист, - И еще. Меня зовут Милош Варрен. Удачи, эйгон!
ССПист отсалютовал пилоту и шагнул назад, к краю площадки. Родрик подумал, а не пожать ли ему на прощанье руку, но времени не оставалось. Он побежал к вертолету.
***
Хилина спала еще, когда "Морской Ястреб" заклекотал двигателем и ровно ушел в восточное небо. Маленький человек на площадке - Милош Варрен, полковник Службы - прикрыв рукой глаза от солнца, следил за вертолетом, пока тот не исчез в выцветшем от жара небе.
***
Земля спускалась вниз террасами, скачками - квадраты полей, узкие улицы, одинаковые ряды преноленовых новостроек, опять поля, выжженные предгорья, а дальше, вниз, уже пошло прибрежье, с теми же полями и рядами домов, но какими хрупкими, какими недолговечными! Считалось, что горы способны остановить волну, и Столица находится в безопасности. Родрик думал иначе. Думал, и смотрел на проплывающте склоны холмов, и размышлял о своих рыбах, парящих сейчас беззаботно над илистым дном. Впрочем, им уже время зарываться в ил. Хилина просыпается...
Родрик почувствовал запах воды, когда горы осталтись позади. Запах все крепчал. Он летел на этот запах, ведомый им, и мог не сверяться с компасом и прервать наконец треск связи в наушниках, надоевший и бесполезный. Земля сразу ухнула вниз, и нестерпимо засверкало, заискрилось на горизонте море. Родрик повел вертолет на снижение, чтобы не пропустить узкую полоску скал, россыпь домов Альбуэйро и цепочку Танцующих на берегу.
***
Варрен сказал: "Постарайтесь вернуться." Любопытно, почему. Так ли нужна ему эта запись? Впрочем, нет, в центре наверняка вкючена спутниковая связь, и сейчас полковник видит то же, что и он - бесконечную синеву, солнечное сияние, редкие барашки волн. Постарайтесь вернуться. Жрецы и жертвы. Старые, забытые всеми люди в длинных одеждах, сходящие в океанскую тьму. Их позвала ОНА - та самая, что зовет его каждую ночь. Но, может быть, это легенда. Может, не было никаких длинных одежд, не было могильного мрака, а обитатели зиккуратов молились солнцу, и почтительные крестьяне приносили им ар и елей...
***
Через час Родрик увидел над горизонтом зеленую стену.
***
Цепочка Танцующих рвалась. Такого никогда не было, или было, но слишком давно, и стерлось из людской памяти. Цепочка рвалась, сухие, покрытые бронзовым загаром фигурки складывались, падали на колени. Огромной стеной к берегу шла Волна. Шла, покачивая гребнем в запредельной высоте - выше, чем башни МЧС, выше, чем горы. Отсвечивала зеленью, невозможная, прозрачная насквозь, а на землю валилась густая тень.
Тень упала на лицо Родрика, а его руки замерли на штурвале, побелели, вцепились в горячий пластик. Два часа он висел над Волной, видел, как дрогнула она и покатилась к суше, и помчался вперед, предупредить Танцующих. Но было поздно. Цепочка распалась, и клонящиеся в страхе - в благоговении - люди уже не слышали рева двигателя и криков пилота. Можно было попытаться сесть и взять на борт хотя бы пятерых- шестерых, но Родрик чувствовал - ни к чему. Танцующие уходят в Волну.
И тогда Родрик развернулся, и пошел к зеленой стене, представляя, как растет она на мониторах Башни, и как пятятся в ужасе операторы, а маленький полковник недобро щурит глаза и сжимает кулаки.
В ноздри - в мозг - ударил запах воды, оглушил, ошеломил. А Слуги Волны там, на берегу, уже все стояли на коленях, протягивая руки к прозрачной зелени. Они ли призвали? Но Родрик знал - Живущая в Зеркалах пришла не за ними.
... Но если не далеко в океане, куда не заходят суда даже самых дерзких корсаров, а здесь, невдалеке, у берега, нависал зеленый гребень Волны, и отбрасывал на сушу густую тень - тогда во тьму спускались сами жрецы. Один за другим, и ОНА, приходящая к ним во сне, принимала их и отступала...
... Хилина вышла во двор и кормит рыб. Рыбы всплывают из ила, выставляют из воды круглые рты. Хилина сыпет корм, отряхивает от крошек пальцы, недовольно вытирает руки и идет в дом - мыть кисти, наносить грунт на новый холст. Может, она будет рисовать его, Родрика, портрет. Она нарисует его в аквариуме, просвеченном солнцем, она нарисует его в виде тянущейся к свету рыбы. Она никогда его не увидит.
Родрик рванул дверцу. Оглушил рев двигателя, ударили в глаза свет и ветер. Брызги. Блики. Водяная стена качалась в нескольких футах от острого рыла "Ястреба" - казалось, протяни руку, и ладонь погрузится в соленую влажность. Стена качалась, и не падала, и не катилась вперед - как будто ждала.
И Родрик увидел. Увидел, как из центра Волны, из средоточия, чуть шевеля хвостом, выплывает огромная старая рыба, чешуя ее осыпалась, а глаза... В наступившем безмолвии Родрик смотрел в глаза Волне.
***
Вертолет прощально взревел и, кренясь на правый борт, врезался в зеленую стену. Стоящие на берегу увидели, как Волна покачнулась, задрожала. Громадная масса воды сложилась, и ухнула сама в себя, в океанскую бездну. О скалы ударился белый прибой, и земля загудела.
***
По монитору шла рябь. Варрен расцепил пальцы, и только сейчас позволил себе оглянуться на бледные лица МЧСовцев. Капитан Горовиц, сидевший, намертво вцепившись в ручки кресла, оторвал глаза от экрана и уставился на ССПиста. Взгляд его был тяжелым.
- Вы знали, Варрен? Вы послали его туда, зная об этой чертовщине? - он ткнул пальцем в ползущие по экрану блики.