- Ну что, Снегирь, - сказал Трушкин. - Разобрался ты уже со своей гравицапой?
- Можно и так сказать, - уклончиво ответил Снегирь и почему-то отвел глаза.
- То есть в смысле?
- В смысле вот.
Снегирь отступил в сторону от двери ангара, и Трушкин увидел "Путивль". Новенький, блестящий красной краской "Путивль", "Путивль" - мечту каждого космического водилы. Хотя бомбить на "Путивле" было даже как-то неуместно. На "Путивле" надо было подлетать к стыковочному трапу шикарной орбитальной гостиницы, и чтобы люк открывал шофер, и чтобы выходила из люка сказочной красоты блондинка с во-от таким маникюром, и чтобы внутри был бар. С венерианским шампанским. Так подумал Трушкин в первую же секунду, но во вторую устыдился своих мыслей.
- Как же так? - пробормотал он. - Отцовская же была гравицапа. Твой папаня тебе ее завещал...
- Ну да, - по-прежнему уклончиво ответил Снегирь. - Завещал. Развалюху старую. А тут новая президентская программа. Рухлядь в утиль, а тебе взамен "Путивль" с тридцатипроцентной скидкой. Обновление космопарка по всей стране, пятилетний план за три года. Шутишь?
Трушкин горестно махнул рукой в ответ.
- Увезли-то ее куда?
- Да на свалку, наверное. Я почем знаю... Нет, постой. Грузчики че-то говорили про пункт первичной утилизации на Луне-7. А тебе зачем?
Трушкин снова махнул рукой и побежал прочь.
Бывшая гравицапа Снегиря, а теперь, получается, что ничья, возвышалась над остальными космическими транспортными средствами, как венерианский диплодок над австралийским пигмеем. Она светилась бронзовыми боками в тех местах, где за бока хватались рабочие. Остальную поверхность гравицапы покрывала пыль, отработанная смазка и грязь неясного происхождения. Наверняка там была и пыльца Бальтазарских слив, и глина с Коринфа, и разводы маслянистого землеморя Кромвеля. Это была заслуженная гравицапа, честно возившая три поколения Снегирей. Преданная и заброшенная. От этих мыслей Трушкина охватила такая печаль, что он смахнул невольную слезу. Пробираясь между покореженных боков других судов к гравицапе, Трушкин думал, что бы ей сказать. За взятку в пятьдесят рублей сторож первичного пункта утилизации разрешил ему забрать утилизируемое транспортное средство, но сказать надо было не это, а что-то душевное, ласковое. Гравицапа наверняка была обижена.
Открыв дверь ключом, Трушкин вступил в рубку. Щелкнул выключателем. Когда свет загорелся и по медным проводам-венам корабля побежал живительный ток, передний обзорный экран вспыхнул. На нем появилось изображение. Пухлая блондинка средних лет с капризно изогнутыми губами. Трушкин вздрогнул. Он знал, что Снегирь-старший в свое время персонализовал корабль, но почему-то считал, что его наследник изменил настройки.
- Семочка? - слезливым голосом спросила блондинка. - Это ты вернулся?
Трушкин смущенно кашлянул.
- Это я, Василий Трушкин.
- Васенька! - радостно ахнула гравицапа. - А мы как раз обедать садимся. Давай мой руки и иди за стол.
Трушкин вздохнул. От старости гравицапа впала в окончательный маразм. Она считала себя Лизаветой Павловной Снегирь, домохозяйкой, супругой Петра Ивановича Снегиря и матерью Семена Петровича. Это еще больнее резануло по доброму сердцу Трушкина. Одно дело, сдать в утиль старый корабль. Другое, продать на металлолом собственную родительницу.
- Матерепродавец, - сердито буркнул Трушкин и пошел мыть руки.
Гравицапа, радостно закудахтав, высунула из пищеблока тарелку с парящим, сдобренным сметаной борщом.
Первый пассажир сегодня был какой-то взъерошенный. В руках он сжимал огромную треногу с таинственным прибором, вроде фотоаппарата или камеры - как показалось начитанному Трушкину, это был нивелир. А, может, и не нивелир. Но клиент точно оказался землемером по имени Итан Аллен, и спешил он на Вермонт.
- Понимаете, какое дело, - бормотал Итан Аллен, хватаясь за редкие волосы. - Территориальный спор. Между холмогорами и долинниками. Холмогоры говорят, что если местность - холм, то по праву принадлежит им. А что есть холм? Каково энциклопедическое определение холма? Возвышенность высотой более пяти метров двенадцати сантиметров. А у них там пять метров и двенадцать с половиной сантиметров. Так долинники, представляете, ночью прокрались и полсантиметра срыли. Теперь все перемерять, и обозначения на картах менять, что вы, это просто ужас! Поспешите, пожалуйста, а то как бы они там до магмы не дорылись. Тогда на картах появится новый вулкан, а это вообще страшная морока - придется связывать с картографическим ведомством в самой Москоу-сити...
Гравицапа, за штурвал которой сел Трушкин, поспешить, однако, не могла. В одном Снегирь был прав, хотя и оставался матерепродавцем. Гравицапу нельзя было назвать иначе, как старой развалиной. И анти-мотор ее, переносивший корабль в анти-море Заказов, изрядно стучал. И навигационная система шалила. И из шлангов лилось масло. И... в общем, долго перечислять. Зато гравицапа настойчиво пыталась накормить пассажира борщом со сметаной (за последние сутки Трушкин выяснил, что других блюд пищеблок корабля не производит) и рассказать о школьных успехах Семочки. Итан Аллен раздраженно стучал о палубу штативом и от борща отказывался.
Когда гравицапа наконец-то всплыла из анти-моря Заказов на поверхность реального мира, первое, что увидели Трушкин и его пассажир, было пламя. Пламя охватило всю лежавшую перед ними планету.
Итан Аллен взвыл и горестно вцепился в волосы.
- Докопались! - проклекотал он. - Чертовы долинники докопались до магмы! О черт, черт, теперь придется переделывать все космокарты...
- Как же так? - ошеломленно спросил Трушкин. - Они же горят. Планета горит. Все сгорят!
- Сгорят, - злобно сказал Аллен. - Сгорят нам назло. Теперь придется переводить Вермонт в класс сгоревших миров, а это такая куча документации, что вы... Сам черт ногу сломит!
Но Трушкин уже не слушал. Решительно крутанув рычаг, он бросил гравицапу вниз, прямо в огонь.
"Надо спасти!" - билась мысль в голове у Трушкина.
Кого, что и, главное, зачем спасти, он толком не понимал, да и времени на раздумья особо не было - полисиликатная обшивка корабля начала перегреваться. Итан Аллен в пассажирском кресле выл, не затыкаясь ни на секунду, и Трушкин успел смутно позавидовать объему легких землемера - а потом последние плитки обшивки отвалились, и наступила тьма.
Трушкин спал, и видел сон. Во сне они с Семкой Снегирем сбежали с уроков и залезли на яблоню. С яблони открывался удивительный вид на город. Зеленые крыши, ярко наряженные пешеходы. В саду под яблоней любили встречаться парочки, так что, если как следует затаиться, можно было увидеть немало интересного. Трушкин уже приготовился наслаждаться, когда снизу раздался пронзительный женский голос.
- Семочка! - завопил голос. - Семочка, просыпайся. Пора в школу! Мама приготовила тебе на завтрак вкусный борщик.
Мысль о вкусном борщике настолько ужаснула Трушкина, что он поспешил проснуться.
Проснувшись, Трушкин услышал - плеск волн, унюхал - борщ и, наконец, увидел столб белого света. Свет падал из верхнего люка гравицапы. Еще там болтались чьи-то ноги, и слышалось громкое чавканье. Приглядевшись, в ногах Трушкин опознал землемера Итана Аллена и удивился. Вообще-то Трушкин был человеком скромным. И о себе мнения был неважного. Но все-таки где-то, в самой глубине своей простой и честной души, надеялся, что после смерти попадет в рай. Представление о рае у Трушкина никак не сочеталось с запахом борща и, особенно, с ногами землемера Итана Аллена в стоптанных ботинках.
- Кхе, - сказал Трушкин, прочищая горло.
- А, очнулись, - отозвался сверху землемер. - Поднимайтесь сюда. Борщ будем есть. Отличный борщ варит это ваше транспортное средство.
- Не транспортное средство, а Лизавета Павловна, - сварливо отозвалась гравицапа. - А для Семочкиных друзей - тетя Лиза.
- Что произошло? - спросил Трушкин, все еще не решаясь покинуть кресло.
Ему казалось, что если он встанет с этого кресла, продавленного, надежного, с лезущими из-под дерматина пружинами - из кресла, насиженного тремя поколениями Снегирей - то непременно окажется черти где. А в черти куда Трушкин пока не спешил, ибо все же не был до конца уверен, что жизнью своей заслужил райские кущи.
- Произошло. Так. С чего бы начать, - сказал сверху землемер, хлюпая борщом.
Нити вареной капусты он втягивал с тоненьким и по-своему музыкальным свистом.
- Когда вы отключились, а я решил, что нам конец, трансп... то есть тетя Лиза закричала, что у нее выкипела вся вода, и поэтому она не сможет сварить вкусный борщик. И отправилась за водой.
- Куда? - тупо спросил Трушкин.
- В анти-море Заказов, - с готовностью объяснил Итан Аллен. - Она в него нырнула, прямо из атмосферы. И, кажется, пробила в нем дыру. На остальное можете поглядеть сами, если подниметесь сюда. Давайте, я уберу ноги.
Ноги исчезли из люка. Трушкин сделал глубокий вдох и оторвался от кресла. Ничего не случилось, только к ощущениям прибавилась слабая бортовая качка. Трушкин подпрыгнул, уцепился руками за край люка и, поднатужившись, выкарабкался наружу.
Вокруг простирался океан. Океан был безбрежен. Синие волночки поплескивали о борт. В волнах проплывали Заказы. Над океаном нависло выцветшее небо с солнечным шариком, белым и жгучим. Затылок Трушкину немедленно напекло. Приложив руку козырьком к глазам, он осмотрел горизонт. Земли видно не было - лишь безбрежная гладь анти-моря Заказов, выплеснувшегося на планету.
Трушкин подвернул штанины и присел на горячий металл. Землемер Итан Аллен сидел рядом и приканчивал уже третью тарелку борща. Он щурился на солнце и улыбался в перерывах между глотками.
- Чему это вы улыбаетесь? - осведомился Трушкин. - Вам ведь теперь, наверное, опять все карты переделывать?
- Не мне, - радостно сказал землемер. - Я ведь землемер. А где вы видите землю? Нет земли. Сюда разве что донников вызывать, с эхолотом. К тому же территориальный спор, к всеобщему удовольствию, разрешен.