Первое, что прорезается сквозь приятное блаженство пустоты, - запахи. Пахнет кровью. Не только моей, но и чьей-то еще. Пахнет сыростью. И еще чем-то знакомым - кажется, это запах Филиппа.
Второе - звуки. Вокруг суетится много людей и вампиров, что само по себе необычно. Но голоса мне не знакомые.
И, наконец, третье и по-настоящему жуткое - чувства. Тело и голова пульсируют от боли. Я все так же не могу определить ее источник. Но сейчас, по крайней мере, она не ослепляет. Просто теперь чувствую себя слабой, беспомощной... опустошенной. Нет сил даже просто открыть глаза.
Что-то прохладное ласково проводит по моему лбу. Принюхиваюсь, стараясь не вдыхать слишком глубоко, чтобы лишний раз не тревожить саднящие ребра. Отлично, рука принадлежит Ксении. У меня к ней много вопросов...
Неожиданно понимаю, что до смерти хочу пить. Ловлю явно распухшими губами капельку воды, катящуюся с салфетки. Она разжигает в горле настоящий огонь. Нет, воды мне мало...
- Принеси еще, - раздается над головой приглушенный голос сестры.
Запах Фила становится слабже... Видимо, куда-то ушел.
Вскоре он возвращается. Мою голову приподнимают - узнаю руки сестры - и к губам приставляют стакан, наполненный, судя по дурманящему аромату, кровью.
Меня здорово тошнит, поэтому первый глоток я делаю очень осторожно.
- Давай, солнце, - пальцы Фила проводят по моему лицу, оставляя за собой приятную прохладу. - Выпей еще хотя бы кружечку.
Не чувствуя признаков рвоты, отпиваю еще немного. Затем почти залпом допиваю остатки. Жжение в горле утихает; теперь я с трудом, но могу шевелиться. Ничего... Через пару минут кровь усвоится организмом и я более или менее приду в себя.
Медленно открываю глаза. Но вижу лишь темное небо, затянутое облаками, в просвете между крышами домов. Пальцами ощупываю поверхность, на которой лежу. Асфальт... но, кажется, предусмотрительно застеленный чьей-то курткой. С усилием сгибаю левую руку и ощупываю себя насколько позволяют силы. Оказывается, я укрыта ветровкой Фила. Это в основном от нее исходит такой знакомый запах.
Проходит целая вечность, прежде чем я решаюсь заставить голову развернуться вправо, - именно оттуда слышался голос Филиппа. Бесконечно долго я всматриваюсь в темноту перед собой, и, наконец, различаю лицо друга на фоне кирпичной стены. Мир постепенно обретает краски, и я замечаю, неестественную бледность Фила.
Уже увереннее перевожу взгляд левее и выше. Однако увидеть сестру мне не удается.
Еще несколько минут лежу, ожидая, пока в тело вернется хоть капелька силы.
За это время ко мне приходит не совсем адекватное понимание того, что дождь закончился.
- Помогите встать, - я стараюсь выглядеть убедительно, хотя знаю, что смотрюсь жалко.
Тем не менее никто не возражает, и вскоре я уже нетвердо стою, оперевшись о стену.
Ксюша смотрит на меня виновато, и испуганно, и нервно.
- Как ты себя чувствуешь?
Откровенно говоря, считаю, что ответ очевиден, однако растягиваю губы в подобие улыбки и хрипло отвечаю:
- Главное, что все живы.
То, как меняются лица Ксении и Филиппа, заставляет меня вздрогнуть всем телом.
Память возвращается ко мне последней, и это оказывается еще хуже, чем вновь обретенные чувства. Я вспоминаю, что слышала голоса матери и Феликса перед тем, как отключиться.
Ледяные осколки впиваются в сердце.
- Понимаешь... - Ксюша не смотрит мне в глаза. - Люди не такие выносиливые и крепкие, как мы... Одного удара достаточно...
- Ясно, - обрываю я ее. Меня раздражает ее нерешительность. - Он и маму по стенке размазал? Сильно?
Ксюша собирается выложить еще одну порцию бессвязного лепета, когда Фил, глядя мне прямо в глаза, твердо говорит:
- Соф, мамы больше нет. И... тебе не стоит на нее смотреть, - он крепко держит меня за руку, потому что я порываюсь выйти из нашего укрытия и отправиться искать маму. Мне больно и тоскливо оттого, что ее больше нет, но это не то чувство, которое может быть, когда теряешь самого дорогого человека. Когда она ушла из семьи, было больнее.
- Почему? - не понимаю я. - Я хочу знать, что этот... садист сделал с моей матерью!
Ксюша в конце концов берет себя в руки.
- Сонь, там не на что смотреть. Ты чувствуешь, какой сильный запах крови? - ее слова заставляют меня принюхаться внимательнее. - То, как он обошелся с тобой, по большому счету смертельно даже для вампира. Просто мы тебя вовремя нашли, а главное - ты была в состоянии принимать кровь. А человеку не поможешь...
Меня передергивает, когда я представляю, как маму - заведомо беспомощного и абсолютно безопасного человека! - швыряли об неровные стены.
Следующий вопрос колом встает в горле. Я не могу заставить губы озвучить то предположение, которое вот уже минуту крутится в голове. Если бы с Феликсом было все в порядке, он был бы здесь, с нами... Его никакие врачи не удержали бы, знай он, что я едва живая лежу в подворотне.
От страха у меня подкашиваются ноги, и мне приходится прилагать вдвойне больше усилий, чтобы удержаться кончиками пальцев за выступы в стене. Феликс обхватывает меня за талию, заметно облегчая мне задачу. Я не сопротивляюсь - строить из себя сильную сейчас бесполезно.
Мелкими шажочками мы продвигаемся к улице. Краем зрения замечаю, что Ксюша стоит на месте.
Фил опережает меня с вопросом.
- И долго ты прятаться собираешься?
Она смотрит на него как на врага номер один.
- Если ты такой пуленепробиваемый, то сам и веди. У меня нервы не железные.
Фил на мгновение забывает про меня, и, кажется, готов в буквальном смысле убить Ксению. Боже, что у них успело произойти, если он уже так ненавидит мою сестру?..
- Пошли, - я тяну его к ярко освещенной улице. С каждым шагом средце бьется все чаще, и дышать все труднее. Больше всего мне хочется сбежать отсюда, чтобы никогда, никогда не видеть того, что произошло. Но я все равно иду.
Я уже знаю, чувствую... понимаю, что Феликса нет. Но не могу заставить себя поверить в эту мысль. Во мне еще теплится надежда на лучшее. В конце концов Феликс - вампир, он старше и сильнее меня и, возможно, смог противостоять вампиру, напавшему на меня. Может, сейчас он просто без сознания и поэтому не может прийти к нам?
Однако, все это - лишь жалкие попытки обмануть себя. Я безошибочно могу сказать, что этот белобрысый вампир сильнее нас обоих вместе взятых. Его движения определенно были быстрее и точнее, удары - сильнее.
Уже у самого угла дома я разворачиваюсь к Филу, крепко держась за его руку.
- Я зря надеюсь, верно?
Он сглатывает, некоторое время молчит, однако решается ответить.
- Зря, Соф.
Неуверенно делаю шаг навстречу ужасному - и закрываю глаза, резко выдыхая воздух. Той доли секунды, которую я видела улицу, достаточно, чтобы оценить масштаб бедствия.
Асфальт разодран, словно нежный шелк, стена небольшого двухэтажного дома напротив - разнесена. Видны простенькие комнаты, также приведенные в негодность. Задняя стена бара отсутствует вообще. Зал, в котором я в основном работаю, нуждается в капительном ремонте. Ни столов, ни стульев, ни сцены, ни пола, ни стен - ничего в нем не осталось целого.
Самое отвратительное, что почти все вокруг покрыто пятнами крови.
Больше всего ее совсем рядом со мной. Запах мне знаком, но очень смутно. Я предполагаю, что здесь лежала мама.
Перестаю дышать, до боли в пальцах сжимаю руку Филиппа и перевожу взгляд на другое пятно, заметно больше и ярче, чем то, которое осталось от мамы. У вампиров кровь имеет другую консистецию (она жиже) и другой оттенок...
Но то, что я вижу в ее центре, заставляет меня оцепенеть. К такому я не готова.
Феликс определяется только по запаху... От его тела не осталось почти ничего... Непонятное кровавое месиво...
Я не могу отвести взгляд от этого, хотя чем дольше я смотрю, тем глубже в мое сердце входит острое лезвие утраты. Сердце разрывается, разрывается - в буквальном смысле. От дополнительной боли под ребрами мне становится тяжело дышать, и голова начинает кружиться.
То, что я чувствую, нельзя описать словами. Такое невозможно выразить нормальным человеческим языком. Это не просто боль, не просто опустошение... Как будто нет больше частички меня, она исчезла раз и навсегда. Только сейчас, в эту секунду, я понимаю, как переживал за меня Феликс; только сейчас я понимаю, что для меня значит он. За многие месяцы он стал для меня единственным, ради кого я готова была с чем-то бороться, чему-то учиться... Человек, с которым я жила, а не существовала.
Я не в состоянии даже заплакать.
- Филипп! Черт тебя побери! - я словно издалека слышу голос сестры. - Уведи ее оттуда!
Чувствую, как ноги отрываются от земли. Сворачиваюсь калачиком на руках у Фила, не обращая внимания на ноющее тело.
Он идет медленно, и вскоре я понимаю, что мы уже достаточно далеко от этого страшного места, потому что почти не слышу суетящихся людей.
- Ей нельзя сюда, - после долгой тишины напряженный голос сестры кажется оглушительным.
- Ты предлагаешь везти ее в вашу Общину в таком состоянии? - тихо огрызается Фил. - Ей нужно принять теплую ванну и как следует поесть прямо сейчас. А еще лучше - уснуть.
Я не уверена, что смогу сделать хоть что-то из этого. Знаю, я должа сейчас позаботиться о себе... Знаю, что не должа думать о произошедшем, чтобы остаться в здравом уме... Я хорошо усвоила этот урок после того, как дружки брата меня изнасиловали... Нужно думать о чем угодно, только не о произошедшем.
Поскольку думать я вообще сейчас не в состоянии, эта задача не кажется сложной.
- Она сейчас не в состоянии сделать ни того, ни другого, ни третьего, - замечает Ксения.
- Значит, ты ее вымоешь и накормишь! - слова Филиппа эхом отражаются от стен. Догадываюсь, что мы в подъезде. - Мне она этого не позволит, ты отлично знаешь. А помощь твоей сестре определенно нужна.
Я хочу возразить, - только этих споров не хватает для полного счастья - но мы уже проходим в квартиру... На меня вновь накатывает чувство, похожее на отчаяние, но сильнее и глубже, - здесь кругом родной запах... Вся квартира пахнет Феликсом.
Морщусь и зажмуриваюсь.
- Вот видишь? - голос Ксюши становится громче и рассерженнее. - Я же говорила...
- Заткнись хоть на минуту, Ларионова! - к моему огромному удивлению снова огрызается Фил. - Во всем, что касается Сони, ты не можешь мне приказывать. Сейчас я вообще не на работе.
- Если ты не забыл, то мы всегда на работе - в любое время дня и ночи, - отрезает Ксюша.
Чувствую, что перестаю понимать то, что происходит вокруг. Невольно стараюсь вникнуть в суть разговора. Это хоть как-то отвлекает от окружающей атмосферы трагедии.
- К тому же, я тоже о ней беспокоюсь, - уже спокойнее говорит она. - Так что будь добр, передай мне мою сестру, и мы с ней идем выполнять твое поручение, - последние слова произнесены едва ли не с издевкой. Чувствую, что Феликс не собирается пропускать их мимо ушей. Ксюша тоже это понимает, потому что сразу добавляет: - Успокойся, мальчик. Просто отдай мне Соню и иди готовить ужин. Или ты хочешь в очередной раз устроить выяснение отношений? Сейчас, когда самый дорогой тебе человек едва жив?..
Атмосфера мгновенно меняется. Я оказываюсь переданной в руки сестры.
Слышу, как щелкает щеколда на двери ванной. Потом Ксюша ставит меня на ноги.
Я наконец открываю глаза.
- Я сейчас попробую как можно аккуратнее снять с тебя одежду, - она расстегивает мою чудом уцелевшую кофту. - Кровь запеклась и одежда приклеилась. Так что может быть больно.
Я прислоняюсь к стене, чтобы не упасть, и нервно смеюсь.
- Ты думаешь, может быть больнее? Думаешь, меня никто никогда не бил?
Она замирает, так и не сняв с меня частично прилипшую к спине футболку.
- Хочешь сказать, тебя уже так избивали? - голос у нее сипнет.
- Так - нет, никогда, - безразлично отвечаю я. - А Леша периодически бил. Но я быстрее него, хотя и слабже, и поэтому обычно ускользала из дома почти целая. Потом, когда Леша стал выпивать, я с ним несколько раз дралась - надоело прятаться. Ну, походила пару дней в синяках - не великая беда, - теперь мне действительно так кажется. Хуже того, что было сегодня, не будет уже, наверное, никогда.
Ксюша не отвечает.
Пока в ванну набирается вода, она быстро и совершенно безболезненно раздевает меня.
Едва я забираюсь в теплую воду, как она окрашивается в бурый цвет, а на теле начинает щипать сотни мелких царапин и ссадин.
Ксюша продолжает молчать, осторожно отмывая каждый сантиметр моего саднящего и ноющего тела. Возможно, она не знает, что сказать, а возможно, просто не хочет ничего говорить. Я не возражаю. Так у меня появляется возможность снова отключиться от окружающего мира.
Странное и неприятное ощущение - я не знаю, о чем думать. Прежде все мои мысли были заняты семьей. Моей семьей. В ней были отнюдь не родственники, но долгое время кроме них у меня не было никого. В нее входили Фил и даже Лева, которого я до сих пор почти не знаю. Каждый дорог мне по-своему, но связующим звеном всегда оставался Феликс.
А теперь его нет, и все вокруг вновь кажется чужим и неприветливым. И теперь мне нечем занять пустующее место в голове, и сердце, и душе.
Кажется не совсем понятным тот факт, что то ужасное чувство больше не возвращается. Остается лишь пустота. Это не может не радовать - в некотором смысле. Я хочу помнить только то связанное с Феликсом, что нам обоим принесло счастье; и совсем не хочу всю жизнь помнить, как сердце разрывалось на мелкие кусочки при каждом воспоминании о любимом; я хочу вспоминать о нем с теплом, с желанием вернуться в наше с ним время, не испытывая этой жуткой нестерпимой боли.
- Я смотрю, ты переварила произошедшее? - Ксюша впервые подает голос, заметив, видимо, как изменилось мое лицо.
Я послушно одеваю свой мягкий халат, удивляясь, что он до сих пор висит в ванной, а не убран в дальний угол шкафа. Здесь, в квартире, я его почти не одевала.
- Не знаю, что в твоем понимании "переварила", - хрипло отвечаю я. - Но сейчас, по крайней мере, я держусь на ногах и могу более или менее здраво рассуждать.
Она удовлетворенно кивает и помогает мне выйти из ванной.
Выворачиваюсь из ее рук, не желая, чтобы меня считали больной, и нетвердой походкой иду в кухню, откуда доносится запах пельменей.
Почти смеюсь, когда понимаю, что никто в этом доме не будет питаться нормально в мое отсутствие.
Фил сидит за столом у ноутбука, но когда я появляюсь на пороге, соскакивает с места и уже через несколько секунд ставит передо мной маленькую тарелочку с пельменями.
В это время Ксюша садится к ноутбуку и, судя по ее взгляду, пробегает глазами по написанному.
Фил почему-то нисколько не возражает, даже наоборот - встает у нее за спиной и тоже внимательно читает.
- Вот это ей знать не обязательно, - Ксюша явно что-то удаляет.
Фил волком смотрит на нее.
- Если уж попросила написать отчет, будь добра - не лезь, - голос у него притворно ласковый. - К тому же, с Лилиан и Габриелом мы увидимся через два дня, и, ты сама отлично это понимаешь, они поймут, что в отчете написано не все. А, ну конечно, я же совем забыл! - он театрально всплескивает руками. - Ты у них в любимчиках и тебе всегда все сходит с рук! Кого волнует, что все камни полетят в мою сторону?!..
- Убавь звук, родной, - Ксюша отмахивается от него, словно от назойливой мухи. - Лилиан предпочтет узнать это в менее... принужденной обстановке. А Габриел... - он пожимает плечами. - Ну, он может сколько угодно крутить сестрой, а на меня его способы добиваться чего-либо от девушек давно не действуют.
С трудом, но вспоминаю, что Габриел - брат-близнец Лилиан. Надеюсь, я ничего не путаю, потому что в последние минуты слишком многие вещи стали вызывать вопросы.
Решаю еще немного послушать, надеясь, что их странный диалог не только продолжит отвлекать меня от собственных ощущений, но и поможет объяснить их поведение.
- Ну да, а мне оно поможет? Я, простите, не девушка.
- Стурницкий, угомонись Бога ради, - Ксюша вновь махает рукой. - Ты своим поведением убеждаешь меня как раз в обратном.
Фил хочет возразить еще что-то, но потом глубоко вздыхает и выходит из кухни. Слышу, как в комнате включается телевизор.
Ксюша несколько минут что-то пишет в ноутбуке, затем закрывает его и внимательно смотрит на меня.
- Как ты?
Я пожимаю плечами.
- Живая... - не хочу говорить о произошедшем. - У меня кое-какие вопросы.
Она невесело усмехается.
- Еще бы. Обо мне и Филиппе? - киваю. - Да тут отвечать нечего. Он мой заместитель, помощник, хотя в целом работает абсолютно самостоятельно - совсем как я. Психует, потому что я старше, потому что у меня дружественные отношения с начальством, потому что из-за меня не может получить повышение. Я бы на его месте радовалась: он за какие-то два года добрался до такой должности. Я лет двадцать в архивах сидела, да за Обращенными следила, пока первое нормальное задание не получила. А он везучий. Я его не часто прошу о помощи. Сегодня попросила помочь с тобой, да отчет написать.
Это объясняет их отношения, а также то, что Ксюша знает про квартиру. Но совсем не объясняет, почему обо всем этом до сих пор не знала я.
Проницательная Ксения отвечает на еще не заданный вопрос.
- Ты не знала, потому что об этом просил Филипп. Мы не хотели ввязывать во все это тебя, пока не приказала Лилиан. И вот, представь: твоя сестра и твой лучший друг занимаются тем, что тебе, я не сомневаюсь, так интересно, а тебя к этому и на шаг не подпускают. Поэтому мы посчитали, что лучше тебе вообще не знать.
Я вскипаю. Сколько можно решать за меня? Может, я и сама неплохо разберусь - что для меня хорошо, а что плохо. Однако разозлиться как следует у меня не получается. Все эмоции, кажется, уже исчерпаны.
Поднимаюсь из-за стола и, придерживаясь за все, что попадается под руку, перехожу к раковине. Мыть посуду у меня нет ни желания, ни сил, поэтому, сделав еще пару неровных шагов, принимаюсь за поиски зеленого чая. Первой под руку попадается баночка с кофе, затем - с черным чаем, затем - еще одна. Она плотно закрыта, и определить ее содержимое по запаху мне не удается. К тому же, я не помню ее...
Снимаю крышку.
Кухню затапливает сильный запах мяты.
Я стою, вытянув руку с банкой и боясь сделать вдох. Меня разрывают два противоречивых желания. Мята - это часть Феликса, он обожал мятный чай, и мне хочется прижать эту баночку к себе, чтобы еще хоть раз вдохнуть частичку родного аромата. Но эта частичка причинает слишком много боли, она заставляет меня снова и снова переживать тот момент, когда я увидела, что осталось от любимого человека...
В конце концов, когда желание избавиться от боли побеждает, я с силой швыряю банку в угол. Она с оглушительным звоном раскалывается на сотни мелких частичек, словно наглядно изображая все, что сейчас происходит со мной, - словно не банка, а я сама разлетаюсь сотни крошечных осколков...
- Соф, Соф, все, успокойся, - вокруг меня плотным кольцом смыкаются руки Фила. Я и не пытаюсь сопротивляться. Вот теперь во мне точно не осталось сил на сильные эмоции, теперь мне действительно почти все равно. - Пошли на улицу, подышишь свежим воздухом.
Я выворачиваюсь из его рук и покорно иду переодеваться. Находиться в помещении, где все напоминает о Феликсе, с каждым мгновением становится все невыносимее.
Уже через несколько минут белоснежный мерседес выворачивает из двора, а Фил возвращается домой. В машине играет тихая музыка и почти сразу я засыпаю.