Ночь еще даже не подходит к концу, а я мечтаю побыстрее уйти, да и получить загадочный подарок от Габриела было бы неплохо. Дело вовсе не в том, что праздник мне не нравится, он просто замечательный, особенно, если подумать каких усилий стоило его организовать. Дело в трех людях. Во-первых, Аминта и Матвей. Мало того, что они безумно похожи на своего родственника, так еще и весь вечер находятся у меня на глазах! Матвей - понятно, он на сцене. А вот Аминта, как я выяснила, вовсе не охранница, то есть охранница, но не в туннелях, а как раз на таких мероприятиях. Обеспечивает безопасность кучке людей, сама являясь частью этой кучки - никто даже не подозревает, что она не студентка. Это вполне объясняет тот факт, что Габриел принял на работу девушку, причем далеко не профессионала. Хотя... после фокусов, которые он систематично выкидывает, я уже ничему не удивлюсь. Наверное.
Где видела ее, я так и не вспомнила.
Потом, чуть позже, все-таки выясню о ней побольше информации.
Ну, а третий человек - это Леша. Пить он бросил сразу после смерти мамы. Отец неплохо прочистил его мозги, так что брат вновь стал похож на человека. Всеми силами пытается наладить отношения со мной. Но, по-видимому, момент, когда я могла простить его поступки после первого же извинения, прошел. Так что отношения у нас натянутые. Правда, знают об этом только самые близкие. И чтобы случайно не вынести сор из избы, я стараюсь лишний раз не встречаться с ним на людях. А по возможности - вообще не встречаться.
Только вот сегодня никто меня не спросил, и результат налицо - Леша (кстати, теперь он в группе захвата в том самом отделе, где работала Ксюша; руководит им теперь Фил, а Ксюша занимает пост отца, - словом, приходится Лешке, думаю, непросто под руководством-то бывшего лучшего друга) явился меня поздравить. Само его появление обессмыслило бы любой подарок. Но вот странно дело - мамины сережки, которые, как мне казалось, он давно продал, пришлись мне по душе. Интересно, это сегодня сговорились все? Одни ювелирные украшения...
То есть не одни, конечно. От Фила мне досталось выступление The Rebels, мятежники подарили приглашение вернуться в группу, а Габриел - разрешение на возврат в нее. Это - не считая обещанного им сюрприза. Кроме того, Ева подарила самодельную открытку с подписью "Любимой тете Соне". Лилиан я еще не видела, хотя Габриел и Ксюша в одни голос твердят, что ее подарок понравится мне больше всего. На самом деле, до сих пор не верится, что Морель, подобно моей сестре, может быть просто одержим устраиванием праздников, подготовкой подарков и прочим подобным.
Проще говоря, уже через пару часов после начала празднества я сгорала от любопытства. А теперь начинаю еще и скучать.
Правда, как следует затосковать мне не дали.
Выступление давно уже превратилось в концерт по заявкам, и песни зазвучали самые разнообразные.
Краем уха слышу голос Аминты где-то слева от меня.
- "No sound, but the wind"2 знаете?
Захария теряется.
- Editors?
- Да, они самые.
Макс, Захария и Кирилл переглядываются и пожимают плечами. Замечаю, что Ник неуверенно поглядывает на них. Подхожу к нему со спины и тихонько спрашиваю:
- Знаешь?
- Только слова, тональность... Музыку мне не сыграть, я не пианист.
- Поможешь спеть? Я одна сейчас не смогу, но сыграю с удовольствием.
- Как ты представляешь это себе?
- У меня широкий диапозон.
Больше препираться не имеет смысла. Я просто делаю шаг и поднимаюсь на сцену, подхожу к Максу.
- Считайте, что я вернулась.
- И как всегда спасаешь нас своей импровизацией? - Кирилл усмехается. - Да ради Бога! Двумя руками "за"!
Макс просто улыбается в своей сдержанной манере, и уступает мне место у синтезатора.
Ник неловко поднимается из-за установки и подхожит к микрофону рядом со мной. Я знаю, что вдвоем у нас получится потрясающе. Я бы и одна неплохо спела - я часто пою эту песню. Просто у Николаса прекрасный голос, уже достаточно низкий, чистый, идеально вписывающийся в общее звучание группы и, как это ни странно, дотягивающий за Максом все низкие ноты. Пустая трата настоящего таланта. Ему впору не ударником быть, а солистом...
Что касается меня, то диапазон у меня действительно неплохой. И раньше пела вроде бы хорошо, а вампиризм поспособствовал еще более быстрому моему развитию в этой сфере. Может, отсюда и эта так называемая разносторонняя талантливость, о которой талдычит Фил?
- Я собьюсь! - шипит на меня Ник, но я не обращаю внимания и начинаю играть.
Незатейливая мелодия в сочетании с удивительно проникновенным текстом делают свое дело - я окончательно расслабляюсь, сливаясь с песней. Голос Ника, сначала неуверенный, а затем раскрывшийся во всем его великолепии, нежным бархатом ласкает слух, я невольно прикрываю глаза так, чтобы видеть только клавиши, по которым порхают пальцы, и сквозь черную тень ресниц вижу, прочем как и чувствую, что атмосфера в зале кардинально меняется. Студенты разбиваются на пары, неуловимо в холодном темном каменном зале старинного замка веет романтикой... И так хочется, чтобы кто-то родной подошел и просто обнял, сказал что-то ласковое, нежное...
Единственное, пожалуй, что никогда не сможет дать Габриел, - это открытое сочувствие, он никогда не позволит мне быть слабой, никогда не подасть вида, что ему, возможно, бывает жаль меня. А мне порой так не хватает этого. Мама говорила "Доброе слово и кошке приятно"... Что ж, она была права.
Песня уже подходит к концу, когда я вдруг слышу, как Аминта говорит:
- Господи, да она хоть что-то не умеет делать?! - произнесено это таким тихим шепотом, что я не могу быть уверена, что ее слова не галлюцинация.
Пользуясь возможностью, сквозь ресницы осматриваю зал, ища глазами новую знакомую. К моему изумлению, она стоит рядом с Габриелом и Ксюшей, при этом как-то вполне естественно вписываясь в их компанию.
- Ты могла бы быть не хуже, если бы хоть иногда прислушивалась к чьему бы то ни было мнению, - говорит Габриел, неотрывно глядя на меня. - Бери пример с брата.
Песня заканчивается, все в группе занимают свои места, я ухожу со сцены, и концерт продолжается. Озадаченная, я подхожу к сестре и будущему мужу (стоит все-таки попытаться приучить себя к мысли, что Габриел скоро станет мне ближе, чем просто наставник; формальность в нашем случае, но ощутимая). Аминта мгновенно растворяется в толпе студентов.
Без лишних предисловий задаю мучающий меня вопрос:
- Вы ее знаете?
Ксения неожиданно начинает смеяться.
- Конечно! Мы росли вместе.
У меня в буквальном смысле отвисает челюсть.
Ксюша продолжает.
- С той только разницей, что меня воспитывала Лилиан, делая из меня человека открытого. А Аминту - наш драгоценный Гейб, - он подмигивает ему. - Причем, я смотрю, система воспитания за века не изменилась?
- Изменились способы и причины, - тихо говорит Габриел, не глядя мне в глаза. Это удивляет меня еще больше.
- Зато результат один. Твое общество делает людей замкнутыми и необщительными. А ведь и Аминта до поры до времени была почти такой же, как я, - Ксюша пожимает плечами и отходит в сторону, увидев Филиппа.
Понимая, что обсуждать Аминту в пределах замка как-то не очень прилично, решаю отложить этот вопрос на потом и все-таки высказать свое желание пойти домой. Слишком уж насыщенный вышел денек. Хотя, чувствую я, основные сюрпризы еще впереди.
Но Габриел качает головой.
- Ждем Лилиан.
Позабавленная, я вновь смотрю на двери, ожидая прихода не самого любимого мной человека. Долго ждать не приходится - Лилиан появляется буквально через минуту. Даже издалека я чувствую, что пахнет от нее как-то странно... И очень знакомо. Такой же запах держится в обоих домах Ксюши.
Лилиан манит меня указательным пальцем.
Неуверенно оборачиваюсь, ища поддержки Габриела, но он, увлекшись с кем-то разговором, кажется, вообще не замечает прихода сестры. Поэтому быстрым шагом послушно подхожу к выходу из зала, чувствуя, как усиливается странно знакомый запах.
- Здравствуй, Соня.
Киваю в знак взаимности.
- Как тебе праздник, нравится?
- Вполне.
- Габриел потратил на него много времени, надеюсь, это того стоило?
- Безусловно.
Лилиан качает головой, видно, сообразив, что нормального разговора не получится, и жестом указывает на довольно крупную коробку рядом с ней. Коробка простая, из обычного сероватого картона. Верх у нее отсутствует, и мне видно, что на дне, свернувшись уютным клубочком, лежит черный щенок. Шерсть у него блестящая, густая, кудрявая. Он дышит тихо, ровно, чуть посапывая, совсем как маленький ребенок. Да он и есть маленький ребенок, напоминаю я себе.
- Было бы неплохо, если бы платье тебе выбирал Габриел... - слышится за спиной.
- Кто это? - перебиваю я.
Лилиан снисходительно вздыхает и поясняет так, словно я полоумная.
- Щенок водолаза. Мой тебе подарок.
Я слегка обалдевшим взглядом смотрю сначала на нее, затем на подошедшего Габриела. Сам факт того, что Лилиан могла подарить сегодня подарок и так не укладывался в голове, а уж то, что подарок этот настолько удивителен и уже по-настоящему дорог мне, вообще кажется невероятным.
Морели тихо-тихо что-то говорят друг другу на французском, настолько тихо, что, даже находясь в полутора метрах от них, я не могу разобрать ни одной более или менее связной фразы, одни обрывки.
- Я говорил... - в глазах Габриела пляшут такие привычные огоньки.
- ...не верится...
Я вспоминаю детскую поговорку.
- Где больше двух, говорят вслух.
Они прерывают свой разговор и абсолютно одинаково недоуменно смотрят на меня. Такое единодушие я у них вижу если не впервые, то такие разы точно можно по пальцам пересчитать. Словно их не политические отношения связывают и даже не семейные, а такие, какие бывают только у лучших друзей-заговорщиков.
- Тебе вообще положено подарку радоваться! - говорят они дружным хором, и их, кажется, это удивляет еще больше, чем меня.
- И уж никак не взрослые разговоры слушать, - опомнившись, добавляет Габриел, чуть посмеиваясь.
- Да уж, кто бы говорил.
Моя работа - как раз слушать взрослые разговоры на самые разнообразные темы, а затем передавать их Габриелу. Чего я только не наслушалась за прошедший год...
Впрочем, решаю лишний раз не вспоминать о работе и не обижаться за близнецов за такую фамильярность - обсуждают меня (я чувствую, что именно меня) у меня за спиной.
Осторожно присаживаюсь на корточки рядом с щенком, как можно аккуратнее, чтобы не разбудить, перекладываю к себе на колени. Свернувшись уютным комочком, это чудо прячет нос у меня на ладони и продолжает мирно посапывать дальше. На душе становится тепло и спокойно. Еще малнькая я мечтала о собаке, о большой собаке - овчарке или водолазе. Но мама говорила, что они слишком большие, предлагала завести собачку поменьше - какого-нибудь пинчера. Я отказывалась наотрез. Мне отчего-то казалось, что в большой собаке больше преданности и ласки, что она будет лучшим другом... Так что сейчас, подарив именно этого щенка, Лилиан попала в яблочко. Не сомневаюсь, с выбором ей помогла Ксюша.
В конце концов прижимаю щенка к груди и поднимаюсь.
- Теперь-то можно домой?
К моему изумлению, Габриел вопросительно смотрит на сестру. Та сдержанно кивает, в последний раз окидывает меня критическим взглядом, не забыв упомянуть, что не хотела бы увидеть меня в этом платье вновь, уходит.
Не знаю, за что я так не люблю Лилиан, но с этого момента платье становится самым любимым.
Я думала, что удивляться сегодня перестану, только оказавшись дома. Не тут-то было, как выясняется.
В данный момент я сижу на переднем сидении Астона мартина, на коленях у меня все так же мирно спит щенок. Он даже не подозревает, что в ближайшие двадцать минут не только он обретет новый дом.
Выяснилось, что и я еду в новый дом. Сколько еще мест жительства я сменю? За последние годы где только не жила. С тринадцати до четырнадцати лет - у бабушки, в той самой Общине, где жил Феликс. Потом бабушка умерла, и дом достался маме. С четырнадцати до шестнадцати - в квартире с родителями. Затем в квартире Феликса, после чего мы перебрались в его дом. Но и тут я не задержалась надолго. Уже через несколько месяцев вместе с вновь обретенной семьей я уехала в Сансет-Даун и прожила вместе с сестрой и отцом почти полтора месяца. Правда, Габриел заявил, что мы помолвлены и забрал меня во дворец. И вот теперь он сказал, что его подарок - квартира. То есть не сказал прямым текстом. Просто туманно отвечал на вопросы, везя меня и моего питомца в Екатеринбург.
Узнать что-то конкретное от кого-либо из Морелей - задача вообще невыполнимая,а сейчас, к тому же, я не хочу портить сюрприз своими расспросами. Поэтому просто закрываю глаза, поглаживая шелковистую шерстку щеночка, и прислушиваюсь к шуму дороги.
Вскоре, намного раньше, чем я ожидала, машина останавливается.
Нехотя открываю глаза и осматриваюсь. С недоумением понимаю, что мы находимся совсем недалеко от клуба Феликса и лишь чуть дальше от квартиры Леши и бывшего бара Феликса (Фил переделал его в полноценный ресторан). То есть находимся мы в самом центре города, во дворе новой высотки с зеркальной отделкой.
Слегка торопею. Я привыкла, что у Габриела ничто не бывает обычным и дешевым, но чтоб настолько...
Для начала, стоит сказать, квартира двухуровневая.
Без лишних слов мы проходим в просторный светлый холл. Дежурный кивает нам в знак приветствия и что-то помечает в журнале. Он явно не знает, кто такой Габриел. Для него мы - просто очень состоятельные люди, одни из немногих, что могут позволить себе купить совершенно новую квартиру прямо в центре города.
Казалось бы, еще совсем недавно на этом месте шло строительство, а теперь - такая красота...
Поудобнее перехватываю щенка и вслед за Габриелом вхожу в лифт. Едем долго, до последнего, двадцать пятого этажа. Квартира на этом этаже только одна - моя или, что куда более вероятно и отчасти менее желательно, наша.
Габриел, по-прежнему безмолвствуя, с лукавой улыбкой, от которой проступают ямочки на щеках, открывает дверь и пропускает меня вперед.
Сделав пару шагов, замираю на месте. Из широкой прихожей мы попадаем прямо в огромную - невероятно огромную! - гостиную, совмещенную с кухней, упрятанной в глубокую нишу. Две стены, не занятые кухней и прихожей, застеклены от пола до очень высокого потолка. Вид на ночной город с такой высоты открывается чудеснейший - видно и широкую улицу со множеством магазинчиков и торговых центров, сверкающих неоновыми вывесками даже в такой поздний час; и реку, неповторимо отражаущую ночное небо, усыпанное, словно в сказке, тысячами звезд; и само небо, где кроме звезд, сияет золотым серпом необыкновенно крупный месяц; и небольшой парк у самой реки, испещренный, будто паутиной, аллеями с высокими фонарями и множеством скамеечек.
С трудом фокусирую наконец взгляд на комнате.
Оформлена она в бело-лилово-лавандовых тонах, но особенно много именно белого.
Первое, что бросается в глаза, едва спадает оцепенение, - это множество стеклянных поверхностей - журнальный столик в окружении дивана и кресел, светильники на стенах и потолке. Два стеллажа по обе стороны от телевизора с любимыми мной книгами - и те из стекла, причем полочки прицеплены на довольно тонкие и, на мой взгляд, непрочные тросы, тянущиеся от пола до потолка. Тумбочка под телевизором тоже не без стекла.
Второе - в месте, где сходятся стеклянные стены, стоит белоснежный рояль. Большой, среди всей этой едва ли не хрустальной идиллии, он вовсе не кажется громоздким и неуместным. Наоборот, он очень гармонично вписывается в общую обстановку комнаты.
Кое-как снимаю сапоги, прохожу в комнату, чувствуя, как ноги приятно ласкает мягкий ворс ковра (вернее, коврового покрытия, явно закрывающего весь пол в квартире) и кладу щенка на кресло - интересно, он всегда будет так много спать или все-таки это от возраста зависит?
Почти крадучись подхожу к роялю. Мне до сих пор не верится, что все это не сказка.
- Можно сыграть что-нибудь? - голос неожиданно сипнет.
- Можно и сыграть и спеть, - со снисходительной улыбкой, свойственной только ему, говорит Габриел. Я сажусь перед роялем, а он привычно встает рядом, облокотившись о него. - Во всех квартирах полная звукоизоляция. Так что можешь и играть, и петь в любое время суток, разве только, пожалуй, если это не будет мешать мне, в чем, правда, я сомневаюсь.
На мгновение забываю о сбывшихся сегодня мечтах.
- Значит, я правильно думала - одну ты меня не оставишь?
- Не совсем, - Габриел вдруг раздражается. - Мне это будет непросто, и большей частью мой контроль останется прежним... - Он нервным движеним убирает волосы со лба. Брови у меня взлетают. - Я не хочу, чтобы близкие мне люди считали меня тираном.
- Я близкий тебе человек? - на самом деле никогда не задумывалась об этом всерьез.
Вот тут он впервые на моей памяти выходит из себя. Лицо краснеет, в глазах плещется неподдельная ярость, смешанная с тоской и болью, губы изгибаются в язвительной усмешке. Руки словно сами собой скрещиваются на груди.
- Дмаешь, будь ты мне хоть сколько-то безразлична, я бы привел тебя в свой дом?! Я бы стал придумывать для тебя все новые и новые занятия, только чтобы ты не успевала вновь провалиться в беспроглядную депрессию?! Я бы разрешил, в конце концов, этот концерт сегодня? За прошедший год ты достаточно узнала меня и мою сестру, ты разобралась в наших отношениях лучше, чем кто бы то ни был другой. Неужели и сейчас, находясь в здравом уме, ты не можешь понять того, как я отношусь к тебе?
Я опускаю взгляд. Быть может, и не поняла до сих пор, но интуитивно чувствую, что для Габриела я не просто еще один работник.
- У тебя слишком странные способы удерживать меня рядом с собой, - в конце концов говорю я. - Угроза, что жить вне твоего контроля я не буду, знаешь ли, не располагает к любви и взаимопониманию.
- Ты не понимаешь, о чем говоришь, Соня, - он качает головой. На лице у него появляется выражение такого отвращения (неужели к самому себе?), что мне становится не по себе. Еще до вчерашнего дня я и подумать не могла, что Габриел далеко не так циничен, как хочет казаться, а теперь, откинув собственные предрассудки, обнаруживаю, что и сама не могу остаться равнодушной к его переживаниям. - Ты не прожила того, что прожил я... И...
Встаю с места и подхожу к нему. Обнимаю и всем телом прижимаюсь к его телу. Я не хочу, чтобы он продолжал говорить, не хочу, чтобы вспоминал о своем, по видимому, совсем не радужном прошлом. Поэтому просто затыкаю ему рот поцелуем. На этот раз неуверенности словно не бывало. То ли Габриел убедил меня в своем странном чувстве ко мне, то ли я настолько нуждаюсь хоть в чьем-то внимании, что согласна принять и Габриела, не зависимо от искренности и глубины его чувств ко мне... Однако, уже через несколько мгновений атмосфера в комнате кардинально меняется, и инициатива незамедлительно переходит в руки Мореля.
Я таю, растворяюсь в его объятиях... Голова окончательно перестает соображать, когда с меня спадает плащ, а затем горячая ладонь Габриела, скользнув по лопатке, продолжает свой путь дальше, под платье...