Просыпаюсь как всегда - резко и с бешено колотящимся сердцем. Как всегда не помню ни фрагмента сна. Надеваю спортивный костюм и выхожу на небольшую площадку у дворца, поднимаюсь по неизвестно зачем сделанной лестнице туда, где прямо за дворцом начинается лес. С каждым шагом он делается привычно плохопроходимым. Но с каждым шагом я все яснее слышу знакомое ровное дыхание.
В конце концов я делаю последний шаг - и оказываюсь на небольшом пяточке, выступающем над долиной и почти полностью окруженном деревьями. Прямо у обрыва, свесив ноги вниз, спиной ко мне сидит Габриел. Рядом с ним лежит моя скрипка в футляре, альбом для рисования, простой карандаш и ластик - неизменный с некоторых пор набор.
Ложусь со свободной от вещей стороны. Голова у меня находится на самом краю, и мне видно, как из крошечной расщелины сбегают вниз тоненькие струйки какого-то источника. Они стекают по небольшому выступу и, соскользнув с него, разлетаются на мельчайшие капельки, в рассветных лучах сверкая всеми оттенками золота.
Впереди - окутанный золотым сиянием, тянется к чистому серо-голубому небу древний сказочный город. Я бывала в нем, и он действительно словно списан со страниц сказок. В нем удивительным образом сочетается его древность и новейшие технологии. А то, как одеваются люди, вообще, наверное, не поддается описанию. К примеру почти каждый молодой человек одет, скажем, в джинсы и рубашку. Но рубашка - нет, не обычная - удивительно старомодна, с широкими рукавами на манжетах. А девушки и женщины почти не носят брюк и юбок выше колена. В городе почти не ездят машины, - только если кто-то соберется выехать из Общины. Но представить себе местного жителя, разъезжающего по узким мощеным улочкам на машине, просто не возможно.
- Какие планы на день? - прерывает мои размышления голос Габриела.
- А у нас их нет? - слабо язвлю я. - Не нужно никого одурачивать, не нужно ни из кого вытягивать правду?
Он морщится.
- Если тебе настолько неприятна эта работа, то можешь уйти.
Я усмехаюсь.
- Ха! Думаешь, я совсем дура, если поверю в то, что ты так просто отпустишь меня куда-то? Думаешь, я поверю, что уйду живой и невредимой? - чувствую, как по лицу расползается скептическая улыбка. - От тебя-то? Не смеши меня, Гейб, я знаю тебя не первый день, - у меня вырывается тоскливый смешок. - Уже почти год прошел после заключения сделки, и я успела понять в какую кашу вляпалась. Поверь, тогда ты удачно подгадал время для своего предложения, - переворачиваюсь на спину, закидывая руки за голову. - Нет, ты скажи, любопытства ради, Гейб, что будет, если я вдруг решу уйти - уехать в Екатеринбург, в свою Общину? У меня там и дом, и работа найдутся, не пропаду без такой сногсшибательной жизни. Так что будет?
Он молчит, избегая моего взгляда. Синие сегодня глаза смотрят куда-то вдаль, явно не видя определенного объекта.
- Габриел? - освобождаю одну руку и махаю у него перед носом. Взгляд немного проясняется. - Не хочешь ответить?
- Не хочу, - сурово говорит он.
- Бабушка, а, бабушка? А почему у тебя такие большие уши? - продолжаю язвить я. Освобожденная рука непроизвольно чертит узоры на груди у Габриела. - Нет, серьезно, скажи, ты правда разрешишь уйти, если я вдруг захочу? И я смогу продолжить свою жизнь самостоятельно?
Он резким движением перехватывает мое запястье. Возможно, раньше я испугалась бы, но сейчас знаю, насколько для Габриела важна моя трудоспособность. То есть я знаю, что важна, но представления не имею - чем именно. Я просто рассказываю ему все, что слышу вокруг себя, не классифицируя полезность информации - это меня не интересует, я по большей части даже не вникаю, просто работаю посредником. И все же для Габриела моя помощь бесценна. Мне доступно то, что он давно утратил, - общение с абсолютно разными людьми. У меня нет определенного круга общения, как у него, и это не может быть не оцененным. То, чего он так боится, - революции - начинается именно с относительных низов, с которыми из нас двоих лишь я могу свободно общаться.
Словом, ничего серьезного он мне сделать не может.
Тем не менее у меня перехватывает дыхание, когда еще одным точным движением моей же собственной руки он заставляет меня сесть, плечом прижимаясь к его плечу.
- Зачем ты заставляешь меня говорить это, если не хуже меня знаешь ответ? - он чеканит каждое слово. - Ты прекрасно знаешь, что вне нашего обязательства ты будешь представлять потенциальную угрозу для меня и моей сестры. Если не сейчас, то через годы.
- Для своей сестры ты представляешь куда большую угрозу, чем я. А я просто ее недолюблюваю, вот и все..
На мой выпад по поводу угрозы Габриел благоразумно не реагурует. Его рука, свободная от моей, отводит с моего лица прядь волос.
- Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты уходила. На это множество причин.
- Главная из которых - если я уйду, ты меня убьешь, - шепчу я ему в лицо.
За эти месяцы у нас сложились странные отношения. Я приучила себя мгновенно отзываться на настроения Габриела. Малейшее его движение может означать, что я должна, к примеру, начать разговор стем или иным человеком. Или, допустим, смена настроения может свидетельствовать о том, что Габриел вошел в роль, и мне нужно следовать его примеру, чтобы он должным образом представил меня кому-то.
Все это невероятно сложно и путано, и основывается на том, что мы, как выяснилось, отлично понимаем желания друг друга без слов, несмотря на то, что Габриел постоянно носит какую-то маску. Он бывает искренен лишь в одиночестве, и по окончании совместной работы я не могу быть уверена, что он не перестал играть роль...
Вопреки всем моим ожиданиям, Габриел начинает меня привлекать. Нет, это не то чувство, которое я питала и до сих пор питаю к Феликсу. Нет, такого никогда уже не повторится. Такого спокойствия и единения я не испытаю больше никогда в жизни. С Морелем - другое. Это кажется частью затеянной им игры. Но это, к моему отвращению, начинает мне нравиться. И с этими противоречивыми чувствами я не могу сделать ровным счетом ничего.
Ко всему прочему у меня выработалась отвратительнейшая привычка подыгрывать Габриелу и вне работы... И теперь уже далеко не всегда я чувствую эту грань.
Только эта мысль - что и сейчас, возможно, одна иллюзия - заставляет меня отшатнуться и вернуться в настоящее.
- Ну, пока я не собираюсь никуда уходить, - оптимистично заявляю я, как бы невзначай пытаясь высвободить руку. - Так что продолжай беречь меня и ценить, - подмигиваю.
- От скромности не умрешь, - Габриел тоже мгновенно улавливает смену моего настроения. - Еще полгода назад ты была другой.
- Ну уж простите, господин художник! - снова не сдерживаюсь я. - Принимайте плод своего творения.
Я ведь действительно приехала сюда чистым листом. Просто покорно следовала указаниям Габриела, и стала тем, чем стала. Плохо это или хорошо?.. Да черт знает. Правда, в последние месяцы я вдруг стала оживать, доставляя тем самым Габриелу массу хлопот. Что ж, марионетка, в которой вдруг проснулась личность - это не слишком удобно.
С другой стороны - и это не плохо. Сколько можно? Я есть я. И так слишком много проблем со всей это игрой, которая плавно перетекает в повседневную жизнь. Меня пугает, что даже находясь в здравом уме, я могу не отличить реальность от иллюзии. Неужели и во мне будут видеть ту же постоянную игру, что и в Габриеле? Неужели даже я сама не могу быть уверена в себе, как не уверена в Мореле?
Прошло меньше года... Что будет потом? Что будет через годы?
С горечью понимаю, что начинаю мыслить глобально. А ведь по-другому нельзя... Наш разговор был далек от шуток. Гипотетически я действительно буду для него опасна, если выйду из-под контроля. У меня слишком много знакомых - и его союзников, и врагов. Если кто-то сможет отбить у меня авторитет Габриела (а он каким-то чудом вселил его в меня - как он и предполагал, несмотря ни на что я верна нашему делу) и присвоить свой, то из меня выйдет неплохой осведомитель - я знаю мнения многих людей, а главное, многое знаю о самом Мореле. Если же, например (что маловероятно, или, скорее, вообще невероятно) кто-то из "низов" сподвигнет меня на революцию... Что ж, здесь тоже мало не покажется.
Так что вариантов два - либо я живу под постоянным и неусыпным контролем Габриела, либо я не живу вообще. Есть, конечно, третий вариант, совершенно, на мой взгляд фантастический, но я в последнее время все чаще о нем задумываюсь. Но одно дело думать и совсем другое - исполнять.
- Я посмотрел твои рисунки, - Габриел снова прерывает ход моих мыслей. - Ты ведь не возражаешь?
- Вообще-то - да, возражаю, - хмурюсь я. Ко многим картинкам я приписываю строчки из песен или свои стихи, это личное. Он подтягивает колени, и теперь я использую их в качестве опоры; ладонь, поглаживаемая большим пальцем Габриела, так и остается в плену, но вскоре я перестаю обращать на это внимание, просто сижу почти как в кресле. - Мог бы спросить разрешения.
С той лишь разницей, что за спиной сотни метров свободного полета и смертельный удар об острые камни. Если Габриел отпустит руку, а затем - совершенно случайно! - расслабит ноги, то я просто рухну вниз. Единственное, что затронет меня тогда - это разочарование в надежности человека, в руках которого моя жизнь. А смерть... Разве это худшее, что со мной уже было и еще будет?
- Ну, так или иначе, поздно, - справедливо замечает Габриел. - К тому же, я нисколько не разочарован...
- Главное, что ты не разочарован.
- Потому что, во-первых, стихи и рисунки у тебя действительно интересные. А во-вторых... Во-вторых, мне нужно поговорить с тобой насчет их содержания, - едва ли не синие глаза мрачнеют. - Оно меня беспокоит.
Я закатываю глаза.
- Господи, Гейб, не суй нос, куда не положено, и не будет тебя ничего беспокоить. Я пишу и рисую, - вообще, занимаюсь творчеством - когда мне плохо. Какое может быть содержание, когда человеку плохо?
- Я все понимаю, Сонь, - взгляд у него становится почти ласковым. - Но меня волнует то, как часто тебе бывает плохо. Почти на каждом рисунке стоит дата. И... Ты рисуешь ежедневно, постоянно, я сам это видел. Либо рисуешь, при этом делая наброски стихов, либо играешь на скрипке или рояле в зале.
Это действительно так... Я облюбовала рояль Габриела. Он стоит в обыкновенно пустущем, полутемном зале, где проходят разные мероприятия.
- Каждый день, Соня!
Я избегаю его проницательного взгляда. Он слишком долго изучал меня вдоль и поперек, чтобы сейчас не отличить правду ото лжи. Поэтому слова я подбираю тщательннейшим образом.
- Рисунки и стихи нужны для того, чтобы каждый день можно было хоть как-то воссстановить. В случае... чего, - я умалчиваю об участившихся провалах в памяти. - А музыка... Все, что происходит вокруг, слишком тяжело для меня морально. Музыка - способ не сойти с ума от пересыщения эмоциями, мыслями, страхами и прочим.
- Способ не сойти с ума? - оторопело переспрашивает Габриел. - Что именно сводит тебя с ума?
Я молчу. Это слишком сложно. И слишком лично.
- Это не важно, не имеет значения. Просто выразив свои эмоции таким образом, я чувствую себя бодрой, как сегодня. Мне так легче. Понимаешь?
Замечаю, что такая редкая искренность смывается с лица Мореля, и с тоской слышу слова: "Да, конечно". Значит, для себя он сделал определенные выводы. И выводы эти не утешительны.
- Итак, сегодня я свободна? - я возвращаюсь к изначальной теме. - Могу делать что хочу?
- Ты всегда делаешь то, что хочешь, - с улыбкой, от которой на щеках проступают ямочки, говорит Габриел. - Даже когда выполняешь мои просьбы.
- Господин Морель, вы можете не переворачивать мои слова? - передразниваю я. С того момента, как я вдруг стала сама собой и перестала ему "выкать", обращение на "вы" стало шуточным. - Нет, серьезно, Гейб, мне просто не верится, что тебе сегодня ничего не нужно от меня.
- Ничего не нужно, Сонь.
Я теряюсь. Такой свободы у меня еще не было, и чем занять свободное время - большой, просто огромный вопрос.
- Можешь навестить сестру, - предлагает Габриел. Смотрю, как сплетаются наши пальцы. - Вы с ней почти не общаетесь последние недели.
- Она смотрит на меня так, словно в любую секунду я готова выкинуть какой-нибудь фокус, - тон у меня неожиданно сменяется на едва ли не плаксивый, детский. Единственный родной человек, который почти всегда может находиться рядом, становится все дальше и дальше... Это невыносимо больно. - И есть еще причины...
Габриел кивает. Он эти причины знает не хуже меня.
Первая - мне стыдно. Я до сих пор не объяснила Ксюше, что же произошло в машине, и, соответственно, о провалах в памяти она не знает.
Вторая - еще хлеще. Мне наконец удалось понять отношения Ксюши и Фила. Оба отлично знают, что Ксюша его любит. Оба знают, что преградой ко всему - только я. Отсюда и такие странные отношения. Сейчас, правда, у них с успехом проходит попытка сближения друг с другом. Это почти похоже на сделку. Оба игнорируют тот факт, что Фил никак не может избавиться от желания быть со мной. Фил старается не реагировать на Ксюшу адекватно. В конце концов, они довольно схожи характером. Пока все это имеет просто фантастический успех. И мешать им я просто не имею права. Так будет лучше для всех - и для меня, и для Фила с Ксюшей.
И третья - мне опять стыдно, но на этот раз перед Филиппом. За своими заботами я ухитрилась напрочь забыть о том, что у него на руках шестилетняя сестра. Мама у них умерла при ее рождении. А отец, последние годы работая на Морелей, вообще не бывал дома. Так что за папу Ева считает родного брата. А за маму - когда я узнала, у меня отвисла челюсть, - Ксюшу, которая по просьбе их отца присматривала за его детьми. Удивительно, кстати, что Ева по каким-то, ведомым лишь ей параметрам ухитряется безошибочно отличать меня от сестры. И - ведь до чего сообразительная и послушная! - по просьбе брата ни словом не обмолвилась мне о том, что я такая не одна!
Словом, семья из них выйдет просто идеальная. Если, конечно, выйдет. Нет, не стоит мешать...
И тем не менее, меня больше волнует совсем другая причина... Ксюша хоть и не знает, что у нас происходит, - она не знает даже, чем мы с Габриелом занимаемся! - но сестринское сердце явно что-то подозревает. Мне не нравится тревога в ее глазах, не нравится проницательный взгляд. Теперь, когда я сама играю какую-то роль, подобно Габриелу, я не хочу, чтобы кто-то видел, что творится за маской на лице.
- Я не могу туда идти, - сжимаюсь в клубок. - Она понимает, что со мной что-то происходит... Понимает лучше, чем я сама. Я только чувствую, а она умеет эти чувства расшифровывать... Это... это так пугает.
Поднимаю взгляд на Габриела и к своему непониманию успеваю заметить, как он прячет за маской благополучия выражение... Неужели это искренний ужас? Не думала, что он способен на такие сильные искренние чувства. А может, мне только лишь показалось. Потому что в следующее мгновение Морель, перехватив меня, чтобы не упала, поднимается на ноги и ставит меня рядом. В зеленеющих глазах появляется привычная для таких моментов суровость.
- Возьми себя в руки. Тебя не на каторгу отправляют. Кроме сестры у тебя нет больше родственников. Она за тебя переживает, и это правильно. Стоит ценить ее заботу. Потому что в любой момент она может исезнуть подобно вашему отцу.
Я едва не спрашиваю, куда делся отец. Но память вовремя воспроизводит мутные и расплывчатые воспоминания. Отец отравлен около четырех месяцев назад прямо на одном из банкетов. Теперь на кладбище, расположенном в горных пещерах, есть уже три белокаменных мраморных креста - Феликс, папа и мама. Господи... ну почему умирают самые дорогие мне люди?! Один за другим!..
Это одно из тех воспоминаний, которое на утро я восстановила, просматривая альбом с рисунками. И Габриелу вовсе не обязательно об этом знать, поэтому я согласно киваю и говорю просто:
- Да, конечно, я ценю. Ты идешь со мной?
Он пожимает плечами.
- Естественно. Есть кое-что, что мне нужно с ними обсудить.
- Ну да, а заодно и за мной присмотреть, - смеюсь я.
- Соня, у тебя мания величия, - слышу в его голосе улыбку. Не отпуская моей руки, Морель ведет меня через лес к дому. - Ксения выросла в нашей семье, мне тоже не помешает ее навестить.
Ну да, это я тоже уже слышала. Папа и сам постоянно находился при Морелях, а Ксюша выросла, воспитываясь в основном Лилиан, и уже по прошествии нескольких лет после превращения она пустилась в вольное плавание. Вот откуда такие теплые отношения.
Но в основном причина сопровождения - это, безусловно, контроль. Контроль, контроль... Ну, это часть сделки, на которую я согласилась добровольно.
Так что переодевшись как полагается спутнице Габриела, - то есть в тонкое воздушное платье цвета светлого серебра (как положно для Сансет-Дауна, с минимальной длиной до колена и такими же на грани приличия рукавами, почти не прикрывающими плечи) и туфли того же оттенка на невысокой платформе - я выхожу в холл, где меня уже ожидает Габриел, привычно одетый в темные джинсы и старомодную белоснежную рубашку. Волосы как всегда распущены и обрамляют обаятельное лицо. В руке - плотная папка, скорее всего, с какими-то документами.
Когда я появляюсь, глаза у него расширяются, а на губах играет лукавая улыбка.
- Ты явно не хочешь подружиться с местными жителями. Это платье на грани приличия.
- На так ведь не за гранью же! - смеюсь я. Хотя на самом деле ни за что бы не оделась так, если бы шла в город без Габриела. Можно и на неприятности нарваться. - Я просто хочу соответствовать тебе.
Смеясь, Габриел пропускает меня на улицу.
- Поверь, для этого тебе уже не нужна подобная атрибутика.
И действительно... Он сделал свою копию, в целом ничего во мне те меняя, лишь развивая те качества, которые уже были. Единственное, чего во мне, я очень на это надеюсь, нет, - это той зловещей силы, которые посторонние видят в Габриеле.
Нет, я не хочу, чтобы меня так же боялись. Работать своего рода осведомителем, чтобы Габриел мог обеспечит свою безопасность и безопасность Лилиан, - это одно, и пусть ради этого он делает со мной, что хочет. Но только бы не становиться его тенью.
Приходится в очередной раз напомнить себе, что я - это я.