На столе звонит красный пластиковый телефон, и мне это не нравится.
Не нравится то, что он красный.
А телефон звонит и звонит.
Я беру трубку и меня пробирает страх.
На том конце провода я слышу свой голос.
Я иду по коридору. Он длинный, конца не видно. В потолке горят прямоугольные светильники, на полу плитка.
Я знаю, куда иду.
Я слышу стук сердца, мерный ритм, прямо за стеной. Прижимаюсь ухом, стараясь расслышать, и пальцы продавливают поддатливую, мягкую как пластилин, серую стену. Она облепляет меня.
Я увязаю в ней, и она затекает мне в горло.
Я сижу в пустом интернет-кафе. Вокруг меня ни единой живой души, только горят экраны компьютеров. Это не кажется мне странным. Я смотрю порнуху и дрочу.
Мне хорошо.
Сзади подходит девушка. Она гладит меня по спине, спускается ниже.
Она разворачивает мой стул и смотрит на меня.
У неё совершенно гладкое лицо, без глаз, губ, носа.
Японцы называют это
Ноппэрапон.
По этому гладкому шару ползают тараканы и шевелят усами.
Она садится на меня и взмахом руки разрезает мне живот.
Я наблюдаю, отстранённо, как она достает мои кишки, похожие на серый серпантин, и втыкает их в порты компьютера.
Мне щекотно.
Я надкусываю червивое яблоко и просыпаюсь в гробу. Изнутри он оббит красным шёлком.
Мне это не нравится.
Я лежу, сложив руки на груди и разум мой чист.
Из щелей высовываются белые руки.
Они оплетают меня, впиваются ногтями.
Я пытаюсь закричать,
Но меня
Душат.
На одной из рук я замечаю лейбл:
Made in Uzbekistan.
Горячий, жаркий асфальт дымит в воздух.
Я лежу на нём, а рядом догорает моя машина.
Скоро от неё останется лишь чёрный остов.
Я лежу, смотрю в чистое голубое небо и знаю, что я, пробив головой ветровое стекло, попал в аварию.
Я скашиваю взгляд и смотрю на свою окровавленную одежду, на куски стекла, торчащие из моего тела.
Воют сирены.
Я с трудом поворачиваю голову и вижу, что вокруг моей машины менты водят хоровод, взявшись за руки, и поют "Хава Нагила".
Я слышу: цок-цок. Ко мне подскакивает ворона. Косится чёрной бусинкой глаз.
Вспрыгивает на грудь.
Её коготки царапают мне шею.
А потом, она резким, птичьим движением выклёвывает мне глаз.
Пол-мира становится красным, заливается этой краской.
Вторым, целым глазом, я вижу как на ниточках в её воронёном клюве болтается кусок самого меня.
И,
Меня охватывает восторг и ужас.
Каррр, говорит ворона, и сглатывает.
На ворону опускается, сгребает с моей груди, мохнатая ментовская лапа.
Заворожено, я наблюдаю, как милиционер одним движением скручивает вороне башку, разбрызгивая нити крови, а потом
Рекламным движением, словно опрокидывая банку "Колы лайт", выжимает из оперённого тельца кровь себе в горло.
В лучах солнца, струйка крови блестит и льётся. Мент выглядит, как мачо...
Он отбрасывает тушку, и она с алюминиевым звуком звякается о землю.
Мент наклоняется ко мне, расплывается в щербатой улыбке.
С его лица лохмотьями свисает кожа, просматривается череп. Фуражка съезжает на изъеденные червями уши.
Он гниет, а от него пахнет кокосами.
За его спиной, остальные выводят "Позови меня с собой".
Он говорит: Парень,
Я жду. Не могу пошевелиться.
Он говорит: ты же понимаешь,
Я жду, что он скажет. Пустую глазницу жжёт.
Он говорит: что
Я жду. Солнце играет на окровавленных осколках, прорезавших моё тело.
Он говорит: всё это
Я жду откровения. Облегчения.
Он говорит, и его улыбка становится гаже: реально...