Громкая музыка: The XX, Klaxons, Marilyn Manson, Washed Out.
Как в калейдоскопе, сменяются бокалы - разные коктейли, лишь водка неизменна остаётся в составе.
Я умничаю, рассказываю про Уэльбека:
"Все когда-нибудь кончается, и ночь тоже".
В те года, в которых проживает двойник,
ещё можно было курить в заведениях.
Кто-то сказал в толпе: "Жизнь сулит множество утех".
Всё плывёт: разговоры, время, имена, сигаретный дым.
"-Пойдём пешком до Октябрьской".
У Лёхи пачка "Camel".
Толстая сигарета кажется нескончаемой,
ночь длинной. Вышли в ночь, а застали утро.
В то время двойника живо интересовали вопросы побега.
Хмельно. Двойник ощупывает длинный ключ - единственное, что есть в кармане.
Он даже не догадывается,
сколько ещё будет ключиков в карманах пальто за дальнейшие годы,
что в копилке будут десятки городов, приключений, квартир, историй, окон с видом на трассу, тёплое море, на Московский Кремль, на тихий двор Санкт-Петербурга, etc.
А пока сходит с Красного проспекта налево,
Потанинская 3, второй подъезд. Пятый, квартира 18,
усталый и молчаливый поворот ключа.
К остальным книжкам приставит купленный томик французского поэта.
"Stephane Blet - Trois Gymnopedies: No. 1, Lent et douloureux"
Немного поспавши, на автовокзал.
Автобус в 06:05 до Маслянино, там дядя встретит.
По мере отдаления от города всё становится кротким, тихим.
Вот и утро в деревне. Крепкий чай с чабрецом.
Трава под россыпью росы - мну босыми ногами.
Затаился кот на крыше.
Полной грудью вдыхаю,
не шевелясь, утопаю
в густом тумане-ковре,
покрывшим землю плотно.
Кажется, время запоздало и
солнце не взойдёт-
не наступит полдень,
весь день будет так:
сонные птицы еле дают знать о себе,
ветви чертополоха с твой рост стоят, как вкопанные,
собаки боятся разбудить хозяев,
петухи еще нынче ушли в другую деревню ночевать,
а тишина сея, что вокруг меня,
способна приглушить трубу Гавриила.
Обжигают пальцы стенки гранёного стакана с чаем.
Птица пролетит-потрясение.
Дверь скрипнет, хотя ветра нет.
Кот появится и исчезнет.
Вещи в ограде дома покойны:
кастрюля с пробитым дном, инструменты, палки, мангал, доски, вёдра, железные трубы и проч. Они привыкли к своим определенным местам, знают, их не потревожат.
Также чувствуют себя тело и душа, видя дикий густой лес,
ощущая не менее густой воздух,
насыщенный ароматами разного рода трав,
мокрой земли, цветами - голова кружится.
Кот сидит рядом, чёрный как ночь, хвост пистолетом.
Полотенца на веревке, футболки и
пастельное белье преисполнены безмятежностью.
Ветер слегка кружит пух и перья, касается губами твоей кожи.
Дрожат крылья светло-салатовых бабочек,
вьются трепетно близ капусты, играют в салки.
Душа радуется таким местам на земле:
высокие холмы, украшенные цветами, реки, кусты,
на которых повсеместно разбросан бисер ягод;
изгибы воды, нежно-шепчущаяся листва,
размашистые ветви деревьев - вся земля тихо молится.
Сладко ждёт.
Хвост кота не спеша, как чёрная змея, заползает за дом.
Каждый год - это очередной километр до Бога.
Сколько до Него осталось?
Ночь. Трескаются поленья пихты.
Кот сопит. Я тону в облаках - на подушке и под тяжелым одеялом.
Баюкает шёпот печки.
"-Дядя, испеки утром в дорогу хлеба".
Да, за этим я ехал, ибо глаз требует,
как порой обновления, так и повторения.
Жадно жаждет увидеть,
что звёзды на своих полках.
Ему нужно удостовериться,
что дядя также каждый божий день встаёт в 5 утра,
курит "Максим" красный, попивая крепкий чай и
слушает скворцов в ограде,
оглашающих лесные пределы,
приветствующих весну.
"-Приезжай в следующий раз, поедем на Алтай.
Удочки возьмём, заночуем в поле.
Сумку только возьми побольше, ведь звёзды будем собирать""