Аннотация: Мечты сбываются, когда ты о них забываешь, а правда открывается, когда меньше всего этого ждёшь...
Эпизод 8
Орлов учился с тройки на четвёрку, но в конце триместра всегда получал свои "хоры". При каждой личной встрече классная говорила его отцу, что он замечательный мальчик, только неусидчивый, и вполне мог бы добиться большего, если бы хоть чуть-чуть старался... У неё доброе сердце, что удивительно, учитывая тридцатилетний стаж в школе. На самом деле, гораздо чаще Орлову-старшему приходилось общаться с историком -- всякий раз, когда его заскучавший сын срывал урок, либо донимая учителя вопросами, уводящими всё дальше от темы, либо устраивая саботаж каким-либо другим способом. Оправдываясь, отец повторял, что Паша -- особенный ребёнок, историка такое объяснение не устраивало, и когда тот начинал срываться на крик, он сначала зеленел, а потом обещал, что обязательно поговорит с сыном. "И сделайте ему внушение!" -- фальцетом вещал трусливый преподаватель. "И сделаю ему внушение" -- смиренно повторял за ним Орлов. На его покатом с залысинами лбу выступали мелкие капли пота, которые он стеснялся прилюдно стереть, но лучше было иметь дело с визгливым историком, нежели с Пашей. Их мама ходила на родительские собрания только к младшей дочери, и такая делёжка была абсолютно несправедливой, но как мужчина он должен был принимать на себя удар.
Никто из родителей никогда не перечил и не делал замечания своему "особенному" сыну.
Когда в этот злополучный вечер он вернулся домой, мать и сестра ужинали вдвоём.
-- Дорогой? -- окликнула женщина, заслышав шум в прихожей.
Орлов-младший подумал про себя: "Я, конечно, дорогой, но вот только в другом смысле" Разулся и молча прошёл на кухню. Как только мать поняла в чём дело, тут же отправила дочь в её комнату. Тринадцатилетнее покорное создание проскочило мимо, в знак приветствия слегка тронув брата за рукав. Они уже пили чай, и мать торопливо убирала со стола, чтобы накормить сына. Она заметила, что его одежда была то ли грязной, то ли просто мокрой, но предпочла не задавать вопросов. Паша пресёк её попытку забрать недопитую кружку сестренки и тарелку с остатками пирога. Демонстративно облизал ложку, которой она только что ела:
-- Ммм, а Конфетка с каждым днём хорошеет!
Мать передёрнуло. Парень показал на себе, в каких именно местах сестра хорошеет, и у матери случился тик правого века. Но она смогла взять себя в руки:
-- Будешь солянку?
-- Блин, а мяса нет?
-- Оно есть в солянке.
-- Я что, вылавливать его буду?!
-- Я нарежу колбасы...
-- Так-то лучше.
Для начала он прикончил пирог, подлил себе чаю. Пока мама ещё не ушла с кухни, Пашка пытался придумать какой-нибудь новенький способ, чтобы поиздеваться. Честно говоря, тема влечения к младшей сестре уже порядком заезжена, но мать каждый раз покупается, что приятно. "Что ж, попробуем развить успех" Набив рот солянкой, он сказал:
-- Вам с папой надо больше времени проводить вместе. Вы не собираетесь, случайно, съездить в отпуск вдвоём или хоть на свидание сходить?
Женщина и так понимала, к чему он ведёт и попробовала просто проигнорировать вопрос.
-- Ну что же ты молчишь? -- парень позвенел вилкой по тарелке, дабы привлечь внимание. -- Хочешь, чтобы я придумал повод получше, чтобы спровадить вас обоих из дома? А то уж сил нет терпеть...
И в подтверждение своих слов потёр ширинку. Мать приучилась всегда держать его в поле зрения, так что не могла не видеть этот жест.
-- Никогда, -- повторила женщина громче. -- Ты никогда не тронешь моего ребёнка!
Она всё-таки сорвалась, кинула недомытую тарелку обратно в раковину, рискуя перебить посуду, и быстрым шагом ушла в гостиную.
-- Я, между прочим, тоже твой ребёнок! -- крикнул ей вслед Орлов.
В целом, парень остался доволен. Разряженный телефон Пашка решил оставить в таком состоянии, по крайней мере, до завтра. Пока мать сдерживала рыдания в смежной комнате, он достал себе плитку шоколада с верхней полки и умял половину с третьей по счету кружкой чая. Вторую половину завернул в обёртку и подсунул сестре под дверь в качестве взятки: как только он примет душ, обработает антисептиком ссадины и запрётся у себя в комнате, она пойдёт утешать их мать.
***
Телефон Орлова отвечал, что абонент не хочет ни с кем разговаривать. После событий уходящего дня это неудивительно. Мне жаль, что всё так вышло, и я так и не смогла с ним нормально поговорить о нас, но я готова подождать, пока он придёт в себя. Номер Лэя стабильно выдавал задумчивые гудки. Это сейчас заставляет меня переживать гораздо больше. Соцсети и мессенджеры будто вымерли как явление. И только Токарева сняла трубку и честно сказала, что она не в духе, и будет рада меня видеть не раньше понедельника. Прозвучало грубовато, но учитывая чьё-то пыхтение на фоне -- я просто невовремя позвонила.
Я сидела на диване по-турецки, ноги мне согревал старый ноутбук сестры. Листая профиль Антона в сети, я пыталась добыть какие-нибудь зацепки к вопросу, где его теперь искать. Ехидный голос в голове предлагал сразу использовать верную схему с обзвоном моргов и больниц, но внутренний оптимист хотел начать всё-таки с дома. Я надеялась, что он вывесит на странице вид на город из своего окна или как-то ещё выдаст себя, но такая удача мне не улыбнулась. Когда я снова попробовала набрать его номер, оказалось, что телефон сел. Отчаяние потихоньку закрадывалось мне в душу. Я не могу позволить себе ждать до понедельника! Я закрыла ноутбук, постучала телефоном по коленке. Не снимаешь трубку, да? Ну что ж, любые обстоятельства можно повернуть в свою пользу.
-- Любовь Аркадьевна? Добрый вечер... Простите, что беспокою так поздно... Да нет, ничего такого не случилось, всё хорошо, правда. Просто мы с ребятами ходили гулять и мобильный Антона (новенького) остался у меня. И я хочу вернуть, но никто не знает его адрес, не подскажете?.. Да нет, он разрядился, так что не могу... Домашний адрес должен быть в базе данных учеников, но у меня нет доступа... Конечно подожду... Да. Да... Ага, спасибо Вам большое, очень выручили! И ещё раз простите за беспокойство!
Классная мне доверяет, так что не кинется проверять, но даже если ей придёт в голову перезвонить Лэю, то его телефон всё равно выключен. Конечно, ребята перестраховывались, когда велели мне сидеть дома все выходные. Но на дворе уже ночь, так что осталось дождаться утра, ведь кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро...
***
На бордовой скатерти стоит диковинный чайный набор из тонкого белого стекла: большой чайник с гордо изогнутым носиком, круглый молочник и чашка, похожая на полураскрывшийся бутон лотоса. Потом нам расскажут, что это был фарфор из далёких стран. Дяденька, к которому мы пришли в гости, поднимается из-за стола при виде дедушки, и они начинают долгий и скучный обмен вежливыми приветствиями. Убранство этой комнаты впечатляет всевозможными редкостями. Брата особенно занимают изукрашенные напольные часы с гирями за стеклянной дверцей. А я не могу оторваться от любования чашечкой: это же надо, пить чай из настоящего бутона! Мне очень-очень хочется попробовать!
На другой стороне стола расположилось блюдо с горой сладких красных яблок. Каким бы замечательным ни был этот дом, но от времени и влаги пол испортился. Я знаю, что если встать двумя ногами на одну длинную половицу и начинать раскачиваться с пятки на носок, то она поддастся без звука и перекосится как качели на поперечной балке: с этой стороны уйдёт на пару миллиметров вниз, а под ножкой стола -- немного вверх. С перегруженного блюда упадёт всего одно яблоко, оно зацепит тоненькую ручку чашки, чашка опрокинется, покатится и...
Все в комнате синхронно оборачиваются на звон разбившейся посуды. Брат берёт меня за руку и насупливается, подёргивая себя за кончик косы в ожидании взбучки, но дяденька смотрит на нас скорее сочувственно:
-- Хорошо, я возьмусь за их обучение.
***
Досмотрев очередной неспокойный сон про светловолосых близнецов, я проснулась со смутным чувством вины. Наверно, так моё внутреннее "я" стыдится вчерашнего бегства. Но сейчас есть кое-что поважнее, чем трактовка снов...
Дверь мне открыл высокий молодой мужчина, совсем не похожий на Антона. Вроде бы у него тоже были слегка раскосые глаза и длинный хвост из прямых волос, но на этом сходство заканчивалось, потому что его волосы были чёрными, глаза - небесно-голубыми, а черты лица братьев хотя и оставались тонкими, но разительно отличались. У него действительно есть старший брат! Я бы меньше удивилась, если бы увидела на пороге полуголую девицу. Рассматривая старшего Лэя, я поняла, что при всей моей маниакальной сосредоточенности на младшем, я не помню цвет его глаз. Точно не голубые. Серые? Светло-карие?
-- Добрый день. Чем могу помочь?
-- Здравствуйте, я одноклассница Антона, меня зовут Наташа. Я хотела бы с ним увидеться, потому что вчера мы так неудачно расстались, я не смогла до него дозвониться и... И вот я здесь.
Я ещё не закончила свою заготовленную речь, когда он отступил внутрь квартиры, жестом приглашая меня войти:
-- Очень приятно, что Антон так быстро сумел завести друзей. Меня зовут Дима. Проходите, располагайтесь. Он недавно встал и ещё в душе. Не хотите ли чаю или кофе?
Я пыталась вежливо отказаться, но меня уже галантно избавили от джинсовки, переобули из балеток в тапочки и усадили за стол на кухне. Братец Лэй вёл себя, как заботливая бабушка: интересовался делами Антона в школе, позволяя мне отвечать односложно или максимально коротко, умилялся погоде, параллельно варил кофе и накрывал на стол. И ни одного вопроса или упоминания о вчерашнем. Меня в этой ситуации отвлекали две вещи. Во-первых, он на самом деле варил кофе в турке на электрической плите, смолов его при мне в ручной мельнице. Все мои знакомые либо пьют растворимый кофе, либо пользуются кофемашиной. Медная турка на маленькой опрятной кухне смотрелась как-то... Короче, она смотрелась. А во-вторых, Дима почему-то и не подумал постучать в дверь ванной и сказать, что я здесь. Проблема заключалась в том, что эта дверь открывалась в короткий коридор и прекрасно просматривалась с того места, куда меня усадили. Все эти незначительные детали раздражали память, но не давали ответа на главный вопрос. На нервной почве разыгралась болезненная фантазия: она рисовала Антона, выходящего из ванной завёрнутым в одно розовое полотенце... "Почему хоть розовое-то?" - возопил голос разума. "Наверно, потому что турка медная" - решила я и на этом успокоилась.
На деле же, мне предстояло впечатлиться чем-то более интригующим, нежели розовое полотенце. Через пару минут, после того, как шум воды стих, Антон показался из ванной во вполне приличной домашней одежде из мягких штанов и футболки, вытирая попутно мокрые волосы. Точнее - он успел сделать только один шаг наружу, потом мы столкнулись глазами, и он мгновенно нырнул обратно, закрыв за собой дверь.
-- Азенон, ию ви дза томемас-ска?! -- раздался его разозлённый голос из-за двери.
-- Ви бу гьеонг-гка сэ будэо, -- ответил Дима.
-- Рухэ на ви гьеонг-го моши на бу дза некким-мо?
-- Гоменосай нааи. На бу некким-мко вейсиэ.
"Ан-тон-лэй"... Он почти не изменил своего настоящего имени. Такая подсказка, а я её пропустила. После паузы из ванной раздался последний вопрос:
- Дза на мицукемас-ски?
Дима посмотрел на меня, чтобы окончательно удостовериться:
- Да, узнала-узнала. Хватит прятаться, выходи.
Дверь с трагическим скрипом открылась, и из-за неё показался жутко недовольный Тонлэй. Я подумала, что первого сентября его мина была вполне себе ничего, не то что теперь. Он опустился за стол напротив меня, продолжая растерянно вытирать мокрые волосы:
-- Не правда ли, недочитанная книга оставляет такое тянущее чувство внутри?
-- Действительно. Но кажется, это уже совсем другая история...
На меня неотрывно смотрели не скрытые больше линзами сиреневые глаза.