Михаил Зильберман

      Древний человек и божество.

      Том 3

      Как изумруд, скрыто под спудом

      разумное слово. Находишь его между тем

      у рабыни, что мелет зерно.

      (надпись на статуэтке Осириса).

      Содержание.

     Некоторые культовые представления эпохи палеолита.

     Праарии и V династия Египта.

     О вторжении «заречных» племён.

     4. О прашумерах.

     5. Об амурских петроглифах.

     6. Архаические культово-мифологические представления

      бурятского народа в свете петроглифов.

     Некоторые культовые представления эпохи палеолита.

     Вопрос о способности человека палеолита мыслить не только о насущных потребностях сиюминутного выживания (в рамках позывов инстинкта), но и, абстрагируясь, "фантазируя", связывать своё бытиё с ролью неких высших сил, определяющих ход природных явлений; смогло ли дос­тигнуть (развиться) сознание (разум) неандертальца такого интеллектуального уровня, дабы у него могли возникнуть какие-либо религиозные воззрения, повлекшие за собой определённые культовые действа, - остаётся спор­ным и поныне, нес­мотря на то, что уже (давно пора) «следует признать, что у неандертальцев, в период их расцвета, были до­вольно строгие [упорядоченные] и стабильные формы общественной жизни» (Φ. Кликс «Пробуждаю­щееся мышление. У истоков человече­ского интеллекта». 1982).

     Можно предполагать, что психология человека палеолита вполне соответствовала постулату К.Г. Юнга («Психология религии»): «нет ничего в рассудке, чего ранее не было в чувствах». «Определив религиозный опыт как зaхвaчен­ность внешней силой, К.Г. Юнг интерпретирует по­нятие бессознательного как религиозное (его влияние… «есть бaзовый религиозный феномен»). Согласно ему, бессознательное не может быть просто частью повседневного (обыденного) индивидуального сознания, но является неконтро­лируемой, врывающейся (неожиданно) в наше сознание некой внешней силой (Э. Фромм «Психоaнaлиз и религия». 1950). "Основой всякой религии... является... противостояние «Всецело Иному» (Р. Отто, Т. Якобсен), - тому, что лежит вне границ обычного опыта".

     Знаменитый Мирча Элиаде, философ-религиовед, глубоко верующий человек («История веры и религи­озных идей» Т I. 2002), полагал, что «если рассматривать палеоантропов как полноценных лю­дей, то надо допустить, что [и] у них был набор своих верований и своих обрядов, поскольку... опыт священного входит в саму структуру сознания... Сегодня все уже в принципе согласились, что у палеоантропов была религия... [однако] оха­рактеризовать ее содержание на практике трудно или вообще невозможно». Крупнейший специалист в области истории религий XX столетия священник Э.О. Джеймс убеждён, что «доступные к настоящему времени данные позволяют с большой долей уверенно­сти утверждать, что в широком смысле слова религия в тех или иных своих проявлениях явля­ется столь же древней, как и само человечество» (Е.О. James «Prehistoric Religion». Historia Religionum. 1969). Эт­нолог В. Кабо («Крест и круг». 2002), к примеру, вообще убеждён, что «религия возникает вместе с первыми проблесками человеческой мысли», интеллекта. Но тогда правомерно ли во­обще говорить о каком-либо дорелигиозном периоде развития человече­ства, коль скоро первобытное мышление изначально (с первого проблеска разума) занимает сверхъестественное (отличное от обычного, будничного - профанного)?

     Так, тщательный анализ стоянок синантропов (Homo erectus) позволил ряду видных ученых, таких как Карл Нарр и Иоганн Марингер, даже задаться вопросом о религиозности китайских питекантропов (Homo erectus первыми освоили огонь и активно им пользовались для обогрева, приготовления пищи, защиты от хищников и для охоты на диких животных).

     Несомненно, что в осмыслении окружающего мира древним человеком, его умозаключениях, важнейшую роль играли конкретные (наглядные) причинно-след­ственные связи, а также и аналогии (наблюдаемые в явлениях природы, а также возникающие при практической деятельности человека). Представляется очевидным, что желание понять и объяснить мир (по определению Исидора Севильского "мир (mundus) есть то, что состоит из неба, земли и моря, окруженных созвездиями"), явления природы, окру­жающую среду, осознать своё место в мироздании, а затем и как-то влиять на события, противостоять им ради выживания, возникло с первыми проблесками разума, и в конечном итоге оформилось как рели­гия.

     В настоящее время принято полагать гейдельбергского человека (Homo heidel­bergensis или Pithecanthropus heidelbergensis), широко распространённого в Африке и в Евразии, и пользовавшегося ору­диями ашельской культуры, - последним общим предком современ­ных людей и не­андерталь­цев. Археологические исследования свидетельствуют, что возраст наиболее древних из обнаружен­ных в Евразии останков неандертальцев сос­тавляет 362-310 тыс. лет (карьер Сигриста, Баден-Вюртемберг, Гер­мания). При этом отмечается, что и останки древнего человека, найденные на юге Сибири, - генети­чески похожи на останки неандертальцев, обнаруженные в Западной Европе и южнее (черепа, найденные в Чжоу-Коу-Тяне), - датируются 400-300 тыс. лет до н.э.. Возраст общего предка анатомически современных людей (возраст гипотетической «митохонд­ри­альной Евы», - матери-прародительницы), рассчитанный исходя из значений дивергенции мтДНК, со­ставляет 171,5 ± 50 тыс. лет (ж-л «Theoretical Population Biology»); по другим данным (Watson et al., 1997) - 111-148 тыс. лет. Анализ многочисленных образцов ДНК постоянно удостоверяет тот факт, что мужская Y-хромосома была получена человеком от одного «Адама», появившегося в интервале 600-140 тыс. лет тому назад.

     Вместе с тем (с прискорбием) констатируется (105.), что в конце среднего палеолита неандертальские погребения становятся ред­кими, а к 35-33 тыс. лет до н.э. и вовсе исчезают (и только в районе Гибралтара неандертальцы оби­тали до поры 28 тыс. лет до н.э.). Люди современного типа в эпоху верхнего палеолита повсеместно замещают неан­дерталь­цев (везде, во всех регионах, где найдены останки последних).

     Итак (главное), можно ли «рассматривать палеоантропов как полноценных людей»?

     Очевидно, что сопоставление интеллектуальных способностей различ­ных гоминид может быть осуществлено, в частности, на основе использования такого важного показателя, как средний объем их мозга. Так, у современ­ного человека он составляет (в среднем) 1400 куб. см; мозг неандертальца (объём 1300-1600 куб. см) по величине не уступал человеческому, - мозгу кроманьонца («антропологи больше не спорят о наличии у неандертальца признаков понимания и интеллекта» (Φ. Клике. 1982)); в че­репной коробке Homo heidelbergensis также находился довольно большой мозг - 1100-1400 куб. см; объем мозга синан­тропа достигал 1075 куб. см, а объем мозга Homo erectus - 880 куб. см, у «человека умелого» из Олдувая - 725 куб. см и у Homo habilis - 640 куб. см. Важно то, что со временем изменялся не только объем черепа гоминид, но и его строение (качество нейронов коры головного мозга). Зафиксировано и раз­витие именно тех фрагментов черепной коробки, которые связаны с местом располо­жения речевого центра мозга. Так, при исследовании останков неан­дер­тальцев были сделаны слепки с внутренней полости их черепов, что позво­лило отчетливо выявить заметное развитие отдельных долей мозга, связанных с размещением центров высшей психической деятельности (Всемирная история. Энциклопедия. т I. 1956 г.). Сложилось мнение (В.Ф. Зыбковец, Ф. Кликс и т.д.), что не только кроманьонцы и неандер­тальцы, но и даже синантропы и питекантропы обладали развитым интеллектом, мыслили «ло­гично» (строили умозаключения), т.е. были разум­ными существами. Палеолингвистика свидетельствует, что «стано­вится все более и более вероятным, что разговорный язык был уже хорошо развит по крайней мере сто тысяч лет назад; возможно он существовал и когда… каменные орудия создавались мас­тером нижнего палеолита («Аббе­вилльская культура… в Западной Европе». «Cambridge Ancient History». Vol1. Pt.1. P.130). Вместе с тем, у гоминида рука и кисть с противопоставленным большим паль­цем, приобретают почти со­временный вид.

     Несомненно, что объективно об уровне интеллектуальных способностей (силе разума) кого-либо из го­минид можно судить, и оценивая (в сравнении) плоды (результаты) его целена­правленной деятель­ности. К примеру, места «олдувай­ских» стоянок («олдувайская» («галеч­ная») археологическая культура Homo habilis, возникла ок. 2,7 млн лет назад), по мнению Льюиса Лики, уже «были тщательно вы­браны». Позднее же (А. Гофер, Р. Баркай, Р. Шимельмиц "Journal of Human Evolution"), обжитое пространство пещеры Кесем (Ханаан) уже было разделено на функциональные зоны: её обитатели скла­дировали загнанную добычу в одном месте, шкуры обрабаты­вали в другом, пищу готовили в третьем, повседневно используя огонь, а спали - в четвёртом. Отметим, что сравнительно недавно в пещере Кесем (близ Рош-Айна) найдены остатки зубов человека, жившего 400 тыс. лет назад ("УКРОП" со ссылкой на newrezume.org).

     Существенно и то, что даже на начальном этапе изготовления орудий (а примитивные каменные инструменты появи­лись ок. 2,6 млн. лет назад, - стоянки Кооби-Фора в Кении и Гона в Эфиопии) встречается «не одно ка­кое-то орудие, а многоцелевой набор, спо­собный облегчить и сделать более успешной деятель­ность людей в различных хозяйственных сферах». Бы­тует суждение, что изготов­ление примитивных каменных инструментов распространилось в Переднюю Азию и Европу из Африки. Так, возраст топоров, обнаруженных на территории Ханаана (Израиль), со­ставлял 1,2 млн.- 800 тыс. лет. Древнейшие в Европе орудия труда найдены в Испании - 900 тыс. лет. Ар­хеологические работы, проведенные в Китае, показали, что там первобытные люди умели изго­товлять орудия труда 800 тыс. лет тому назад. «Изучая их [неандертальцев] орудия, нельзя не предположить существования специализа­ции членов группы... наличия различных видов способностей для решения... [возникающих] за­дач... Орудия - это опредмеченный опыт. В них умения и знания человека, изготовившего ору­дие... являются результатом опыта предыдущих поколений, являющегося следствием разделе­ния труда и развития общения… Это означает также строгое распределение функций в отношении выполнения различных видов деятельности между членами группы» (Ф. Кликс. 1982).

     Так, В.И. Кочеткова (1964 г), изучавшая нейропсихические процессы при создании ископае­мыми гоми­нидами шелльских рубил, пришла к выводу о существовании у их изготовителей аб­страктного пред­ставления об этом орудии, причем доминирующим было представление о форме, необходимой для та­кого рубила. Разные же стадии изготовления орудия «с точки зрения нервных механизмов базируются на торможении одних приёмов для перехода к другим. Эта форма коркового торможения свойственна только людям, и осуществляется полями лобной доли как во время трудовых процессов, так и при чле­нораздельной речи». Важно отметь, что, как ранее представлялось, производство «продвинутых» каменных лезвий появилось в верхнем па­леолите, ок. 30-40 тыс. лет до н.э.. Однако обнаружи­лись свидетельства в пользу того, что этой техноло­гией обладали уже в конце нижнего палеолита (200-400 тыс. лет назад) представители Амудской индуст­рии (Ашёльско-ябрудский культурный комплекс, охватывав­ший территории современных Иор­дании, Израиля, Ливана и Сирии). Любопытно (и достаточно красноречиво) то, что когда группа британских и американских уче­ных ре­конструировала близкие по назначению орудия неандертальцев и предков современных людей (были в точности воссозданы пластины, использовавшиеся неандерталь­цами, и лезвия, характерные для людей) и опробовала (сравнила) их эффективность в действии, то выяснилось, что пластины Homo nean­derthalensis выполняли свои функции заметно лучше лезвий Homo sapiens. В целом ряде работ было по­казано, что неандертальцы умели создавать орудия, по сложности не уступающие (по меньшей мере) орудиям наших прямых предков - кро­маньонцев. Более того, на юге Франции недавно обнаружены неандертальские инструменты для работы с кожей, которые, по мнению ученых, по качеству изготовления почти не отличаются от соответствующих совре­менных. Выявлено, что для прикрепления каменных орудий к деревянным ручкам или древкам не­андер­тальцы неоднократно использовали клей, изготовляемый ими из берёзовой коры. Такую вязкую суб­станцию, по мнению Паолы Вилла («Proceedings of the National Academy of Sci­ences»), можно было соз­дать только одним технологиче­ским способом: сжигать кору де­ревьев без доступа воздуха (!!!). Предполага­ется, что неандертальцы выкапывали яму, укладывали туда кору, поджигали ее, а затем плотно закры­вали (заваливали) отверстие камнем (валу­ном), чтобы перекрыть доступ воздуху. «Думаю,- резюмирует П. Вилла, - для тех, кто считает, будто неан­дер­тальцы не отличались высоким умственным уровнем, этот пример будет весьма показате­лен». Ф. Кликс же высказался ещё более категорично: «можно утвер­ждать с полной уве­ренностью, что неандертальцы не были хрюкающими полуживотными, какими их представ­ляют в некото­рых книгах по истории».

     Хотя и бытует суждение, что материальная культура кро­маньонцев была более развитой, не­жели культура неандерталь­цев, вместе с тем отме­чается, что, в частности, артефакты неандер­таль­ской «улуцциан­ской» (юг Апен­ин­ского полу­острова) культуры (наконеч­ники, орудия из кости и т.п.) весьма напоми­нают современные им кро­маньонские (Ж. Риэль-Сальваторе, Колорадский ун-т). Более того, констатируется, что материальная куль­тура поздних неандертальцев (по принци­пиаль­ным показателям) весьма близка культуре кро­маньонцев начальной стадии верхнего пале­олита («Всемирная история» под ред. А.О. Чубарь­яна, т I. 2011).

     О регулярных мирных контактах между неан­дертальцами и кроманьонцам свидетельствуют, в частности (Л.Н. Асанов. «Тайны пещерных людей»), обнаруженные в пещере Арси-сюр-Кюр (Франция) останки неан­дертальца с укра­шениями (подвески, бусины), орнаментированными кроманьонскими узорами. Там же найдены и кольца из бивня мамонта. Все украшения датированы периодом 43-30 тыс. лет до н.э., что говорит об обитании в этой пещере (в своё время) и кроманьонцев. Собраны, в частности, до­казательства того, что костяные орудия на территории Европы начали изготовляться ок. 50 тыс. лет назад еще неандертальцами (Ш. Макферрон, М. Ленуар и др. ж-л «Proceedings of the National Academy of Sciences». 2013). Так, орудие для выделки шкур (русс. «лощило», фран. «lissoir») найдено Марией Соресси (Лейденский ун-т) на стоянке неандертальцев «Пеш-дель-Азе» (деп. Дордонь). Считается, что технология изготовления такого «лощила» вполне могла быть позаимствована кроманьонцами. «Возможно, это единственное наследие неандертальцев, которое наше общество использует и сейчас», - предполагает М. Соресси. Вместе с тем, существует мнение, что и некоторые иные (см. "Древний человек и божество") технологические достиже­ния (а также и многие религиозные представления, см. ниже) неандерталь­цев эпохи «мустье» («поздний мустье) - 65-35 тыс. лет до н.э.) были адаптированы гра­веттской культурой («граветта» («ориньяк») - 35-25 тыс. лет до н.э.).

     «Наука лопаты» убедительно доказывает, что бытиё (образ жизни) и неандертальцев, и кроманьон­цев, - охотников-собирателей палеолита, было во многом идентичным (сходные ме­тоды добычи пищи и ору­дия, подобные протообщины, одинаковое жильё и условия внешней среды). Вместе с тем, объективных аргументов, подтверждающих невозможность происхождения кромань­онцев от неандертальцев, существует достаточно. «Исходя из того, на что они (неандертальцы) были способны, я убеждён, что мы и неандер­тальцы не были разными видами, мы подвиды одного вида, - полагает Ж. Риэль-Сальваторе (у-тет в Колорадо), посвятивший много лет изуче­нию неандертальского наследия Италии, - кроме того, для меня оче­видно, что наши предки не уничтожили неандертальцев, а ассимилировали их» («Discovery News», 2010).

     Так, найдены доказа­тельства того, что Homo sapiens и Homo neanderthalensis «скрещивались» как минимум, два­жды: ок. 80/60 тыс. и ок. 45 тыс. лет тому на­зад (Материалы Американской ассоциации антро­пологов. Альбукерка, штат Нью-Мексико. 2010). Вычислено, что в геноме современных людей содержится от 1 до 4% генов, унаследо­ван­ных от неандертальцев, живших на территории Евразии. Принято полагать, что т.н. «шапелльские» ("классические") неандертальцы Европы "не остались в стороне" от про­цесса формирования генома современного Homo sapiens. Как отмечается генетиками (Б.А. Маляр­чук, М.В. Деренко «Филогеографические аспекты изменчивости митохондриального генома человека». 2006), возможность смешения по мужской неандертальской линии мтДНК существовала постоянно. Так, значимая находка сделана в скальном убежище Рипаро-ди-Меццена (Италия, область Монти-Лессини): обнаружена (Сильван Кондеми, 2012-2013 гг.) необычная человеческая челюсть (нижняя), возраст которой предварительно оценён в 35-45 тыс. лет. «Судя по морфологии че­люсти, лицо индивида из Меццены представляло собой сочетание классических неандерталь­ских черт... и современных человеческих - выступающая нижняя челюсть и сильно развитый подбородок», - рассказывает коллега Сильвана Кондеми. Поскольку оказалось (проведён генетический анализ), что у этого индивида митохондриальная ДНК неандертальца, сделан вывод, что этот человек является «плодом любви» женщины - неандерталки и мужчины - кроманьонца. В Португалии недавно обнаружены (ж-л «New Scientist») останки ре­бенка (возраст - ок. 25 тыс. лет), говорящие о том, что он - дитя кроманьонского человека и неандер­талки.

      Существует немало артефактов, свидетельствующих о том, что личная и общественная жизнь пер­вобытного человека (как члена протообщины), его "производственная" деятельность, всё его бытиё (существование), - были про­низаны религиоз­ными верованиями (и обрядами) настолько, преплетены в такой степени, что их, практически, невоз­можно разделить (F. Somló «Der Güterverkehr in der Urgesellschaft». Bruxelles, 1909). "По общим законам эволюции, - писал Лев Штернберг, - первые стадии религиозных представлений необходимо искать там же, где и первые зачатки культуры вообще". И тогда, поскольку первые образцы изобразительного искусства, считающегося од­ним из самых ярких проявлений духовной культуры человека, относятся к эпохе среднего па­леолита [его начало отнесено к поре 300 тыс лет до н.э.] , то, несомненно, и ре­лигиозные представления (и ритуалы) неандертальцев начали за­рождаться никак не позднее времени создания древнейших из подобных обнаруженных образцов. И поскольку в древности (и позднее) и «ис­кусство было неотделимо от веры и ритуала [его (искусства) первоначальное назначение - наглядно вы­ражать определённые религиозно-мифоло­гиче­ские представления, а также и, вероятно, служить магии]... (то и) танец, и песня, и изображение [в свете ани­мизма] были только ритуаль­ными» (И.М. Дьяконов. Предисловие к работе (109.)).

     Показательно, что среди сравнительно небольшого количества предметов эпохи мустье, носящих следы ис­кусствен­ной обработки и не являющихся орудиями труда или охоты, чаще всего встречаются (найдены) изго­товленные из костей или зубов животных амулеты (применялись полировка и гравировка). Древнейшие на земле украшения (из Марокко) известны со времён ок. 110 тыс. лет до н.э. («мустье»). Возраст укра­шений из маленьких ракушек (с отверстиями) морских мол­люсков Nassarius, обнаруженных 2006 г. в Израиле (пещеры Skhul, гора Кармель, и Кафзех) и в Алжире (местечко Oued Djebbana), составляет от 90 тыс. до 100 тыс. лет (видимо, обереги). Три бусины, найденные в пещере эс-Схул, пролежали в грунте ок. 100 тыс. лет. Возраст бусин из ра­кушек Nassarius, найденных в 2004 г. в пещере Бломбос, Южная Африка, оценивается в 75 тыс. лет. На не­которых из этих ракушек даже сохранились следы красной охры (т.е. они - часть (инициирующего) по­гребального инвентаря, а это свидетельствует о популярности концепции веры в посмертное возрождение к новой земной жизни (см. ниже)). По мнению проф. К. Стрингера (Музей натуральной истории. Лондон), «самое интересное в этих ожерельях и таком поведении [неандертальцев], - это символичность» [т.е. способность (склонность) к абстрактно-мифологическому мышлению], в которой учёный усматривал и «социальное значение». «Я… уже давно считала, - говорит проф. Элисон Брукс (ун-т Дж. Вашингтона), - что у бусин, которые мы наблюдаем в большом разнообразии в культуре верхнего палеолита [т.е. у кроманьонцев], должны быть предшественники [которые, как очевидно, - неандертальцы]. Это подкрепляет мой довод о том, что в эволюции человеческого поведения не было больших революций, т.к. этот процесс был последовательным» (данный вывод предполагает преемственность культур в ту эпоху).

     Поскольку охранная роль амулетов (подвесок, ожерелий, браслетов и колец) обычно свя­зывалась с упованием на защиту и покровительство некой высшей силы, следовательно, по меньшей мере, ко времени 110 тыс. лет до н.э., у неандертальцев уже существовала вера в некое божество, спо­собное охранить жизнь (здесь, в свете сакральной символики ("Древний человек и божество"), - преимущественно в Великую мать, владычицу жизни и смерти). Вместе с тем, в частности, амулеты из одиночных зубов животных, как представляется, соотносились с культом бога-отца - владыки здоровья и благополучия (заступничества которого также домогались).

     Большое количество (270 шт.) окаменевших фрагментов скорлупы двух десятков яиц страуса (55-65 тыс. лет до н.э.), украшенных своеобразными узорами из процарапанных линий обнаружено в 1999 г. при раскопках в пещере Дипклуф (Diepkloof Rock Shelter), к северу от Кейптауна. Выяснилось, что штрихи, образующие узоры (орнамент) на скорлупе, расположены в определенной последовательности и количестве (выявлено, по меньшей мере, четыре таких повторяющихся орнамента). Предполагается, что рисунки изображали некую замкнутую, «бес­конечную лестницу»: две параллельные линии шли по всей окружно­сти яйца и пересекались (соединялись) множеством и перпендикулярных им, и косых штрихов (отрезков прямых). Ос­новываясь на утверждении (журнал PNAS) о том, что яйца страуса использовались в каче­стве сосудов для хранения воды, можно предположить связь их символических ри­сунков (орнамента) - с водой (к примеру, изображена «лестница» на небосвод к столь необ­ходимой для посевов высокой, небесной, дождевой воде). Много позднее древние египтяне, в частности, полагали, что подняться на небо можно по лестнице: «Боги делают для него (душ умершего фараона) лестницу, чтобы он с ее помощью поднялся на небеса» (W. Budge. Ibid. P. 28. 1934). Подобное представление встречается и у шумеров: в повествовании о Нергале и Эрешкигаль говорится, что можно не только подняться на небо по лестнице, но и спуститься на землю (у библейских евреев - лес­ница из сна Иакова). То же и у индоариев: «Воистину жрец, совершающий богослужение, из­готовляет себе лестницу и мост [параллель к радуге], чтобы достичь мира небес­ного» («Тайттирия-самхита»). Известно, что царь-жрец фракийских племен (Косингас) гро­зился покинуть свой народ и отправиться к богине Гере по деревянной лестнице (Полиен «Стратегемата», VII).). В новохеттских текстах лестница (серебряная, имеющая 9 ступенек (KUB ХVII)) также используется богами для перехода с небес на землю и обратно (Заметим, что уподобление подобной лестницы хеттов «Мировому» древу (основываю­щееся на таких строках ритуальных текстов, как «И он [видимо, орёл] сверху на лестницу сел» или «И он [орёл] в гнездо по лестнице поднялся (т.е. гнездо свито где-то в небесах, но не на ле­стнице)» (В.Г. Ардзинба. 1982), которые соотносятся (как и число 9) исключительно с образом раннеземледельческой богини Неба), при сопоставлении всей совокупности признаков (древа и лестницы) представляется (уподобление лестницы «Мировому» древу) не достаточно основательным).

     Как известно, в Евразии изучено ок. 1700 стоянок неандертальцев. И в одной из пещер на севере Ита­лии (пе­щера Фуман) найдено более 600 костей птиц, перемешанных с костями человека, дати­рованных ок. 43 тыс. лет до н.э.. Отметины на птичьих костях, обнаруженные в данном случае, как выяснилось, не были связаны с от­делением мяса (Marco Peresani, ун-т Феррары; ж-л «Proceedings of the National Academy of Sciences». 2011).

     На трёх гибралтарских стоянках (пещеры Горэм, Вангард и Ибекс) найдено множество костей птиц, на некоторых из которых замечены чёткие знаки, сделанные каменными орудиями (более поло­вины объёма находок составляли кости крыла). Следовательно, перья птиц использовались, как украшения (выявлено, что перья извлека­лись сис­тематически и преднамеренно, т.е. весьма возможно, что уже у неандертальцев птичье перо служило оберегом, обеспечивающим покро­вительство божества (богини Неба)). «Обнаруженные виды птиц [многие из видов птиц, чьи кости имели по­вреждения, не годились в пищу (грифы, орлы, галки)] и необычные типы распо­ложения следов обра­ботки [костей крыла] человеком указывают на действия, относящиеся к символической сфере», - гово­рится в статье M. Peresani. Птица, с точки зрения стереотипов древ­нейшей сакральной символики (к при­меру, как в верхнепалеолитической пещере кроманьонцев Lascaux, Франция), - эмблема и Неба, и богини как матери (порождающей яйцо - и зародыш жизни, и, нередко, - субстанцию мироздания). Заметим, что финское слово «укко» означает ("разбросанная полисемия") и «небо», и «орел»; а якутское «хотой» - и «небо», и «птица» (М.И. Шахнович "Первобытная мифология и философия". 1971). Так, в пещере в Лоссель (Франция), в слое, относящемся к ориньякской культуре, среди многочисленных барельефов (высеченных на глыбах и плитах известняка), найдены "заострённые" головы двух женских фигур, которые подобны птичьим.

     Понятие "окружность" (круг) использовалось (насколько известно) неандертальцами среднего палеолита, в частности, при расстановке в пещерах (по кругу) медвежьих черепов (т.н. «медвежий культ»). Концентрическая полуокружность, вы­резанная на каменной пластине (ок. 52 тыс. лет до н.э.) из Кунейтры (Ле­вант), по мнению А. Маршака («Middle Paleolithic symbolic composition from the Golan Heights». 1996), являет собой рисунок, навеянный явлением радуги и, возможно, связанный с некой обрядностью в сезон дождей.

     Заметим, что если круг (в свете архаичной сакральной символики) являет собой эмблему небосвода (здесь Неба), то полукруг на графеме вполне может отображать либо небо­свод с линией горизонта, либо дождевую тучу (как грудь Всеобщей матери). Так, известна неандертальская графема (мустье) с изображением оленя (олень - эмблема богини Неба), на котором показан горизонтальный ряд из уголков (такой меандр - символика необъятной груди, порождающей в изобилии высокую, небесную воду). Волнистые линии, как знак воды, символизировали высокую, небесную воду (обычно знак состоял из трёх горизонтальных линий (по три "волны" в каждой)). Следует отметить, что совокупность нескольких параллельно-волнистых линий впервые была обнаружена в Хорнос де ля Пенья и датирована ранним ориньяком (ок. 30 тыс. лет до н.э.). Сравнительно длинные, преимущественно вертикальные, прямые, волнистые, штриховые или зигзагообразные линии (меандры) символизировали (отображали) струи дождя примерно уже 135 тыс. лет до н.э..

     Как установил Торкильд Якобсен (109.), согласно представлениям шумеров, "дожди изливались из грудей небесной богини, или же из ее "вымени" [при ассоциации с коровой], иначе говоря, (дождевых) туч" (надпись на вазе Лугальзагеси: «Пусть он, т.е. (бог Неба Ан), поправит груди [супруги] Антум/Анти» (т.е. у богини Неба, - да так, чтобы был дождь); у шумеров понятия "грудь" и «вымя, сосок» были адекватны).

     Так, на неолитической графеме (VI-V тыс. до н.э.) из Малой Азии (57.; Рис.155-4) показаны два равных, соединённых лучами уголка остриями вниз (перевёрнутый М-образный знак), находящихся в середине кольца, открытого (недорисованного) снизу. Следовательно, данная графема повествует о том, что тучи-грудь Великой матери, находящиеся высоко в Небе, щедро изольют своё небесное "молоко" вниз (на растительность земли). В тоже время, судя по графеме (57.; Рис.155-3) того же времени и из той же местности (VI-V тыс. до н.э., Малая Азия), (прямым) М-образным знаком (два равных, соединённых лучами уголка, остриями вверх) могла изображаться (согласно контексту) и собственно небесная (дождевая) вода (но не тучи-грудь). Здесь, на графеме (Рис.155-3), в ромб симметрично вписаны М-образный знак и (под ним) уголок из двух коротких дуг (изогнутых наружу) углом вниз (эмблема тучи-груди богини-матери). Очевидно, что данной графемой возносится моление о ниспослании дождя: "и, да пусть перманентный священный брак Великих Отца и Матери (эмблема их "связи" - ромб) обильно порождает высокую, небесную воду ("молоко небес") в груди-туче богини-матери". Примечательно также и то, что финикийская бу­ква «מ» («мем») произошла от ханаанейского слова «майим» - «вода» (ср. хан.- ивр. "шемайим" - "небо", буквально же "ше-майим" - "как (это, что) вода"; тоже и у шумеров: "небо" - "А-н", а буквально - "высокая вода", где вода - "а").

     Заметим, что знак "крест" (прямой или косой) вполне может быть представлен и как фигура, образованная совокупностью из четырёх уголков (число 4 - небесная символика), с общим центром и совмещением соответствующих сторон (лучей). Крест, вписанный в круг/диск («крест в круге (на диске)»), - графема, получившая широкое распростране­ние в Ой­кумене, и которая (графема) как в палеолите, так даже и в период раннего неолита (в пору расцвета раннеземледельческой культуры) вполне могла быть прочитана как: "Белый, дневной свет исходит (испускается) из груди (но не лона) порождающей его Великой матери, богини Неба, и распространяется (подобно животворному "небесному молоку" (светлым дождевым водам)) всюду, в любую сторону, в любое место в небе и под ним".

     Вместе с тем, ещё в мезолите (поскольку Солнце в верхнем палеолите не было персонифицировано) любой крест мог восприни­маться и как птица (птица - эмблема Великой богини), летящая высоко в небе, чему существует достаточно сви­детельств (в работе (57.) приведен ряд примеров соотнесения изображения креста с видом летящей птицей).

     Так, в среднепалеолитическом комплексе неандертальской стоянки (возраст ок. 50 тыс. лет) Тата (Венгрия) был найден слегка отшлифованный круглый (в плане) диск из "нуммулита" (вид раковины) с вырезанным на его по­верхности прямым крестом (взамноперпендикулярные диаметры), который, как предполагается, служил амулетом (оберегом). В свете раннеземледельческой са­кральной символики такой охранный амулет (эмблема небосвода (диск) и возрождения (раковина "нуммулит")) обеспечивал покровительство и защиту Великой матери и богини Неба в любой части света (крест). Должно отметить, что доказательство принадлежности эмблемы "косой крест" к символике культа Великой богини, выполнено Марией Гимбутас («Цивилизация Великой богини. Мир Древней Европы». 2006).

     Как выяснилось, изображение креста в среднем палеолите (неандертальцами) - не редкость. Так, в слое «средний ашель» Цон­ской пе­щеры (Грузия) найдена известняковая плитка с четко прорезанным четырехконечным крестом. Выре­заны кресты и на фрагменте нижней челюсти животного из Вилена (Германия), а также на скульптур­ном изображении (возраст - ок. 32 тыс. лет) мамонта из Фогельхерда (В.Р. Кабо «Круг и крест». 2002). В Китае найдено каменное орудие (кремнистый известняк) с ше­стью параллельными линиями и косым крестом (возраст - ок. 30 тыс. лет). Знаменательно, что ещё трипольские (кроманьонские) жертвенники были ориентированы своими крестовинами по сторонам света (Б.А. Рыбаков "Космогония и мифология земледельцев энеолита". 1965, №1). На стоянке у села Мальта (Сибирь) обнаружены вырубленные из камня крестообразные фигурки птиц (датированы примерно 25 тыс. лет до н.э.)).

     Необходимо подчеркнуть, что популярнейший амбивалентный сакральный знак в форме треугольника (если углом вниз, то - эмблема порождающего лона (чрева) Великой матери, а если вверх (как у индийцев или в ромбе) - то эмблема неисчерпаемой потенции бога-отца) известен (как знак лона, вульвы) «начиная с мустьерского периода среднего палеолита (от 100 до 40 тыс. лет назад), [поскольку тогда] над захоронениями [неандертальцев] стали устанав­ливать камни треугольной формы» (Мария Гимбутас). Так, изображение «вульвы», вырезанное на большой извест­няковой плите не позднее 37 тыс. лет назад, обнаружено в пе­щере Абри-Кастане, Франция (дата при­мерно соответствует оценке времени обрушения пе­щеры). Высока вероятность и того, что уже гоминиды обожествляли деревья и камни особой формы и цвета.

     Нельзя, в частности, не отметить и существование такого предположения: «Искусство древнего ка­менного века (а также ...проявление символической деятельности в Евразии [прояв­ление абстрактного мышления]) явилось изобретением людей современного биологического типа [Homo sapiens] и было перенято у них неандертальцами во время сосуществования этих человеческих групп на одном про­странстве» (Н.Ю. Сойкина «Живопись эпохи палеолита в сис­теме культурных ценностей Евразии». 2009). Заметим, что данная гипотеза плохо увязывается с хронологией соответствующих артефактов. Так, найденные в пещере Абри Кастане (юг Франции) изображения животных сделаны Homo sapiens примерно 35 тыс. лет до н.э.; а рисунки, обнаруженные в пещере Эль Кастильо (юг Испа­нии), датированы 38,8 тыс. лет до н.э. (uranium-thorium dating; ж-л «Science»). В пещерах Ис­пании (11 пещер), в частно­сти, найдены изображения следов человеческих ладоней, обведён­ных красной краской, и «красного диска» (признан самым древним наскальным изображением Европы). Один из участников исследования Э. Пайк (Alistair Pike, ун-т Бристоля) рассказывает: «Наше от­крытие доказывает, что первые европейцы [Homo sapiens] либо уже умели рисовать, либо восприняли это искусство от неандертальцев, населявших эти земли ранее. Шанс, что пе­ред нами творение самих неандертальцев также достаточно велик» (о пещере Эль Кастильо и др.). Сравнительно недавно в Испании были обнаружены и более древние (40,3-41,5 тыс.лет до н.э.) ри­сунки, сделанные неандертальцами.

     Заметим (и подчеркнём), что изображение любого жанра (в т.ч. и знак, ставший сакральным), созданное (начертанное) человеком Древнего мира, несомненно (существует масса свидетельств) представляется некой аппеляцией (разновидностью моления) к какому-либо божеству (либо проявлением магии).

     По всей вероятности (что весьма существенно), владели неандертальцы и зачатками счёта. Так, найденные в мустьерских слоях Ла Ферраси и Ле Мустье трубчатые кости жи­вотных с правильно расположенными параллельными нарезками, трактуются и как (А.П. Окладников «Утро искусства». 1967) «первые на... планете орнаментальные компози­ции», и (группы нарезок) как (Б.А. Фролов «Числа в графике палеолита». 1974) образцы неандертальского исчис­ления (заметим, что в архаичных протописьменностях подобные группы коротких прямых ли­ний, по общему мнению, служили счёт­ными знаками). Важно отметить и то, что у деревни Бильцингслебен (Германия), на стоянке Homo heidel­bergensis (410-350 тыс.лет до н.э.) об­наружена кость, покрытая длинной се­рией насечек (параллельные прямые, расположенные на равном расстоянии друг от друга), которая, как полагает В.Е. Ларичев (52.), представляет собой календарно-астро­номическую запись!! Подобные же параллельные нарезки на кости найдены и в гроте Эскичо-Грапау (Франция; позднее мустье), а также в Турске Маштале (Чехия). Небольшие блоки (куски) красной охры (77-75 тыс. лет до н.э.) с нанесенным (про­цара­панным) на них линейчатым узором (орнаментом) найдены в пещере Бломбос (2009 г.). Весьма показательно и то, что в одной из пещер Южной Африки обнаружен (Р. Рифкин, ун-т Витватерсранда. «Discovery») кусок охры (длина - 7,5 см, возраст - ок. 100 тыс. лет), на котором проре­заны (процарапаны) 23 линии (7 широких и глубоких, а 16 (8 и 8) бо­лее узких). Некоторые из линий пересека­лись, образуя косые кресты. Упомянем также и сакральный рисунок (сделан не позднее 37 тыс. лет до н.э.), обна­руженный (на полу) в пещере Горхам в Гибралтаре, который представляет собой 8 глу­боких борозд (на площади в 300 кв. см). Установлено, что эти линии нарисованы (выруб­лены) специально.

     Таким образом (в свете сакральной символики), числа 7 ("семь" в ту пору, видимо, связывалось с Луной, - ходом (отсчётом) времени; а позднее, у др.-шум., оно - (астральная) эмб­лема планеты Земля, соотносимая с Энлилем) и 8 (символика, связываемая с Небом, планетой Венера (особенностями её пребывания на небосводе), богиней Неба), а также и су­ждение об удвоении (астральная двоичность амбивалентного Единого бога: 16 как два раза по 8), уже 100 тыс. лет тому назад, видимо, входили в сферу стереотипных сакральных представлений неандертальцев !!

     В мустьерских отложениях пещеры Ла Ферраси (Франция) найдена неандертальская погребальная каменная плита с аккуратно выдолбленными (вдоль длинной стороны) одинаковыми 16 ямками (сопоставимы с группам лунок в Стоунхендже), компактно располо­женными в виде 8 пар "чашечных углублений" (знак "чашное" углубление являет собой адитивную символику: и небо/лоно богини-матери (круг - вид сверху), и лоно/чрево (собственно "чаша (чашечное углубление)", (Р. Генон «Символы священной науки». 2002)).

     Характерно, что особое отношение к черепам (и людей, и животных): в частности, группировка медвежьих черепов (расстановка по кругу (в круге) в определённых количествах) при захоронениях их в пещерах эпохи среднего палеолита, также говорит об особенном (сакральном) отношении неандертальцев к такой форме как овал, круг, дуга (так (Т. Придо. "Кроманьонский человек". 1979), овалы, вырезанные на бивне мамонта (Чехословакия) кроманьонцами, воспринявшими многие сакральные знаки у неандертальцев, об­разуют символическое изображе­ние женщины - богини-матери).

     Выявляется и сакральное отношение неандертальцев к таким количествам (числам) как 3, 4. 5, 8, 10 ("Древний человек и божество")). Так, череп мустьерского мальчика из погребения пещеры Тешик Таш на Тянь-Шане (А.П. Окладников «Утро искусства». 1967) окружала изгородь из пяти пар козлиных рогов. Следова­тельно, в данном случае упот­реблена, ставшая позднее традиционной, хтоническая символика: количества - 5 и 10 (а также окружность (здесь как эмблема лона), и выбор рогов (козёл позднее -эмблемы огня преисподней бога-отца); т.е. родичи (неандертальцы), погребая ребёнка, молебственно взывали и к богине-матери, и к богу-отцу о скорейшем возрождении ими усопшего). Оперирование же с числами 5 и 10, возможно, удо­стоверяет употребление неандертальцами при счёте пальцев обеих рук (и ног).

     Возникает и такой вопрос: пользовались ли неандертальцы какой-либо мерой длины при сооружении своих святилищ ("священных мест")? Обратимся к артефактам. Так (подробнее см. ниже), святилище в пещере Брюникель (ок. 176 тыс. лет до н.э.) содержало (в плане) "овал" (с диагоналями (осями) 6,7м и 4,5 м) и "круг" (диаметром 2,2/2,1 м), а высота их (этих сооружений) стен составляла ок. 40 см. Несомненно (вероятность высока), что размеры этих строений не случайны и должны выражаться некими сакральными числами.

     Как известно ("Земля Ханаанейская"), с древнейших времён "локоть" служил мерой длины у древних египтян, вавилонян, евреев, сирийцев, греков и римлян, и составлял (т.н. "народный" локоть) от 44,4 до 45 см. Вполне возможно, что и неандертальцы в бытность свою пользовались локтем как единицей меры длины. И это подтверждает простой расчет: если выбрать греко-римский "локоть" с длиной 44,4 см, то 6,7 м составит 15 локтей (3 раза 5), 4,5 м - 10 локтей (2 раза по 5) и ок. 2,2 м - 5 локтей (1 раз по 5), а высота стен святилища - 1 локоть (характерно, что все числа (количества) - целые, а их сакральность у неандертальцев (см. выше) традиционна).

     Вполне возможно, что возникновение институции культа предков у неандертальцев и их более примитивных предшественников инициировано жгучей горечью ут­раты близкого, дорогого и весьма нужного (полезного) человека, острым неприятием его потери, а по­сему - упорным стремлением сохранять память о нём (ибо при жизни ближайших родичей и друзей усопшего Всеобщие Мать и Отец «не успевали» возродить его к новой земной жизни (концепция посмертного возрождения ("Древний человек и божество". Т2)). И поскольку индивидуальность человека, особенности его «я», наиболее наглядно иллюст­рируются чертами лица, голосом, головой, то, по-видимому, в силу этой причины и возникло особое отношение к черепам (головам) умерших, проявившееся как одно из наиболее ранних отправлений погребального культа, - обы­чае отделять и со­хранять черепа умерших сородичей в особом месте. Характерно, что в период позднего палеолита нежелание расставаться с дорогими чертами усопшего родича (и/или намерение предоставить однозначный образец Великим Матери и Отцу, воссоздающим умершего к новой жизни) выразилось в стремлении к приданию портретного сходства при оформлении черепов перед их захоронением. Более того, даже была из­готов­лена (би­вень мамонта) мужская голова кроманьонца (стоянка у Дольни Вестонице в Южной Моравии; древность 25 600 ± 170 лет, С-14; восточная граветтская культура), которая, вероятно, потребовалась для заме­ны отсутст­вующей у трупа. Так, у нату­фийцев (X-VIII тыс. до н.э.) черепа не­редко оформлялись ракушками (символикой возрождения (см. ниже)). К примеру, «украше­ние» для черепа - сложная диадема, со­стоящая из веерообраз­ных многорядных групп длинных трубчатых раковин «dentalium», была найдена в погребе­ниях пещеры Эль Вад (моление о воссоздании черт лица умершего). Установлено, что уровень художественного оформления черепов при подготовке к погребению достиг "со­вершен­ства" (наибольшей выразительности) в т.н. «портретном» искусстве периода 7500-6000 гг. до н.э. («тахунийская» археологиче­ская культура). Так, в поселениях Ха­наана того вре­мени в результате раскопок обнаружены черепа усопших, на которых с помощью глиняной или гипсо­вой обмазки, краски, раковин (для глаз) и битума тщательно моделирова­лись (реконструировались) лица (волосы и даже усы).

     Следует отметить, что согласно докладу Мишеля Боноговски на конгрессе Ассоциации европей­ских археологов, к 2003 г. науке известно 72 моделированных черепа из Иордании, Израиля, Сирии и Турции (из Древней Анатолии). Из них: 26 черепов - муж­ские, 18 - женские, 15 - принадлежат взрослым людям, пол которых не идентифицирован, и 13 - детские.

     Итак, уже при исследовании материалов Олдувайских раскопок (ок. 2 млн. лет до н.э.), практически, все учёные обра­тили внимание на значительно более частые, сравнительно с иными частями скелета, на­ходки черепов (а также нижних челюстей или верхов черепных коробок), причём, непосредст­венно на стоянках (А.Б. Зу­бов «История религий. Доисторические и внеисторические религии» 1997). На основе же находок в Чжоу-Коу-Тяне (где черепа найдены не в могильниках) сделано пред­положение (аббат Брейль и В. Шмидт) о том, что и там (400-300 тыс. лет до н.э.) обнаружено проявление религи­озного обычая отделять и ­хранить черепа усопших сородичей отдельно от тела (в особом месте). Так, си­нантропы отделяли головы от туловища у своих умерших (проф. Пэй Вэнь-чжун) и закапывали (хранили) их под оча­гом, в золе жилища (желание навсегда связать умершего предка с жильём его семьи/рода, сделать его присутст­вие постоянным (подобная же обрядность впоследствии наблюдалась у натуфийцев и древних анатолийцев). Важно отметить, что этот погребальный обряд си­нантропов (как и в дальнейшем при иных видах погребения) уже содержал и завершающий ритуал похорон - коллективную по­минальную трапезу. При этом (что весьма вероятно), дабы не только почтенный предок (представленный головой или челюстью), но и Бог-прародитель могли разделить пиршество, части животных клали в огонь очага (в золе очагов найдены кости животных). Таким образом, уже и Homo habilis были присущи некие, как представляется, далеко не зачаточ­ные, культово-мифоло­ги­ческие воззрения.

     О повсеместности в Ойкумене этого древнего обычая, ставшего традиционным, говорит, в частности то, что и на стоянке Homo heidel­bergensis (410-350 тыс.лет до н.э.) у деревни Бильцингслебен (Герма­ния) най­дено ок. 30 фрагментов двух/трёх черепов. Видимо, и здесь черепа погребались отдельно: затылоч­ная кость человека, лежащая на дне бывшего ручья, была, что характерно, прикрыта оленьими рогами. В одном из неандертальских погребений в Ла-Ферраси («мустье»), в закры­той пло­ским камнем (с чашеобразными углублениями) могиле, найден скелет ребёнка, голова которого была предварительно отделена от тела и обнаружена (захоронена) на некотором рас­стоянии от основ­ной мо­гилы (Э. Анати). О погребении мальчика (его головы) в пещере Тешик Таш ("мустье") уже упоминалось. В «гроте Мужчин» близ Арси сюр Кюр (Франция) черепа (верхний палеолит) аккуратно стояли "на подготовленном для этой цели" камне.

     Так, в Баварии (отроги Юры, известные как Офнет) обнаружено "гнездо" из 27/33 черепов кроманьонцев (мезолит), уложенных в красную охру (соотносящую это погребение с захоронением в яме-лоне) и обращенных "лицами" на запад. У археологов, открывших это захоронение, сложилось впечатление, что время от времени это "гнездо" пополнялось свежими образцами. Здесь большая часть черепов (ок. 20) принадлежала детям (их черепа были "украшены" раковинами (в целях ускорения возрождения к земной жизни)), а на женские черепа одеты ожерелья из оленьих зубов (символика Великой богини - владычицы женщин); мужских же черепов было всего четыре (три из них были обложены камнями). Следы горевшего огня, обнаруженные поблизости, свидетельствуют о проведении сородичами коллективных поминальных трапез.

     Характерно, что и позднее, в эпоху раннего неолита, в поселениях нату­фийцев, применялся тот же ритуал захоронения специ­ально отделённых и подготовленных голов усопших: черепа без нижних челюстей отделя­лись от скелетов и сохранялись группами, отдельно от тел (Хайоним, Нахаль Орен, Айн-Маллаха). Аналогичные воззрения бытовали в Анатолии, и в частности, в Чатал Хуюке (VII-VI тыс. до н.э.). Так (интрамуральное погребение), под полом одной из комнат (ок. 30 кв. м) было похо­ронено 67 человек (дома строились однокомнатными прямоугольными). При этом и здесь го­ловы мертвых предва­рительно отде­лялись от туловища и особо хранились (на изображе­ниях в анатолийских святилищах все люди, окружённые грифами, по­казаны без голов; а на одном из настенных рисунков изобра­жены грифы, несущие в когтях человеческие головы (гриф - хтоническое проявление Великой матери как владычицы смерти)). При раскопках поселения Чай­ёню (современного Иерихону «второго этапа») много человеческих черепов было найдено под плитой-жертвенником (сохра­нились следы крови), а также обнаружены погребе­ния под домами (как и у натуфийцев).

     Вместе с тем, и у неандертальцев, и у кроманьонцев головы, отделённые от тела умершего, могли погребаться и вместе (рядом) с ос­таль­ными останками их владельца, а не только храниться (погребаться) отдельно. Так, при рас­копках сирийского по­селе­ния Телль Карамель (у подножия гор Taurus), найдены 27 могил (неолит), в некоторых из которых головы ле­жали рядом с телом (любопытно, что и три онагра, похоро­ненные рядом, оказались обезглавленными).

     Как выясняется, у неандертальцев среднего палеолита уже существовал развитый культ предков, а это предполагает ("Всемирная история. Т.1. 1956, стр. 48) осуществление ритуальной "заботы об умершем члене первобытной общины" как "непременной составной части... религии". Дж. Марингер ("The Gods of Prehistoric Man... ", р.50) же убеждён, что «люди [по меньшей мере] последней ледниковой эпохи [которая началась ок. 110 тыс. лет назад и закончилась ок. 9700-9600 гг. до н.э.] хоронили своих мертвецов в безусловной уверенности в их бу­дущей телесной жизни (на земле)». Как представляется, характер (обрядность) захоронений и специфика артефактов (состав т.н. "погребального инвентаря"), обнаруживаемых в неандертальских погребениях, свидетельствует, что со временем, палеолитическая концепция неандертальцев о необходимости вечного сохранения семьёй/родом па­мяти об умершем (в т.ч. и его черепа), по-видимому, переросла (развилась, была дополнена) в более привлекательное и сложное сакральное пред­ставление (концепцию) о возмож­ности посмертного возрождения усопшего к новой (земной) жизни. И поскольку умерший возвращался (как новорождённый) на землю, в свою семью (протообщину), к своему обычному существованию (и к своим же вещам), то состав погребального инвентаря неандертальцев не содержал (и не должен был содержать) предметов обихода, быта (орудий, оружия, посуды, одежды и т.п.).

     Отметим, что акад. Фридхардт Кликс («Пробуждаю­щееся мышление. У истоков человече­ского интеллекта». 1982) полагает, что "как бы там ни было, нужно при­знать, что у неандертальцев, по-видимому, существовало представление о «загробной» жизни". В свою очередь Уильям Рэндю (Центр международных исследований гуманитарных и социальных наук. США) считает, что погре­бальный обряд неандертальцев (обустройство могилы и особенно утробная поза "эмбриона" - один из важнейших аспектов содержания концепции посмертного возрождения) надлежит рассматривать как проявление верования в «загробную» жизнь. Эдвин О. Джеймс, проф. истории и философии религии, пишет, что человек палеолита полагал, что "могила была... воротами в другую жизнь, по другую сторону могилы... неандерталец... ожидал возрождения после смерти, возвращения к жизни, подобной той, что он вел на земле, где ему, как всегда, понадобятся еда, орудия и тепло".

     Таким образом, и Уильям Рэндю, и Эдвин О. Джеймс усматривали у неандертальцев существование веры в загробную жизнь в "Мире предков", в инобытиё в неком иномире (в недрах Земли). Однако, что весьма существенно, погребальный инвентарь усопшего неандертальца не содержал ни орудий (оружия), ни предметов быта, ни какой-либо одежды.

     Итак, неандертальцы не были первыми, кто, соблюдая определённый ритуал, обрядность, погребал своих по­койников в земле (ингумация). Так, Э. Джеймс ("Тайны языческих богов". 2012), изучавший данную проблему, пришёл к выводу о том, что "из характера погребения мертвецов в древнекаменном веке следует, что культ усопших существовал с начала плейстоцена [нижний плейстоцен - 1,7-0,73 млн. лет назад], - это доказывают и сохранение черепа... и сам обряд".

     В частности, в Испании (нагорье Сьерра-Атапуэрка, провал вблизи пещеры Куэва-Майор) обнаружены останки 32 тел (ок. 3500 фрагментов) гоминид Homo heidelbergensis, возраст которых оценива­ется в ок. 350 тыс. лет. Эти останки, в основном, принадлежат индивидам, прожившим от 8 до 10 лет (дети) и от 18 до 25 лет; лишь немногие из скончавшихся были старше 30 лет. С точки зрения специалистов, изложенной в ж-ле «L'Anthropologie», выявляемая здесь практика (преднамеренного) захоронения ("обрядовые действия с телами умерших"), как типичная, встречается лишь го­раздо позже - начиная с примерно 100 тыс. лет до н.э. (по данным работы Ю.А. Смирнова "Мустьерские погребения Евразии" (1991) - ок. 90-80 тыс. лет до н.э. (в эпоху раннего Вюрма)). Однако, по мнению В.А. Алекшина, вполне воз­можно, что ещё религиозное чувство гей­дельбергского человека понуждало его соблюдать строго определён­ные ритуалы при погребении ро­дича ("а раз существовал обычай погребения... (то) это уже предполагает наличие религиозных идей").

     Важно отметить, что здесь (в провале у пещеры Куэва-Майор), среди останков погребённых найдено всего лишь одно каменное орудие (возраст ок. 350 тыс. лет), которое, как представляется, попало туда случайно и не являло собой атрибут погребального инвентаря. Существенно и то, что кости круп­ных травоядных (и прочих) животных также не были обнаружены среди остан­ков (т.е. в то время представление (концепция) о посмертном возрождении к новой, земной, жизни (коль скоро таковое уже могло зародиться, к примеру, при наблюдении «участи» семян растений в процессе собирательства) ещё не оформилось в погребальном обряде (в могилах нет и погребального инвентаря, и каких-либо атрибутов символики, соотносимой с молением о возрождении ни к богине-матери, ни к богу-отцу (представление о которых в эту эпоху, как представляется, только зарождалось (появляются первые антропоморфные статуэтки богини-матери)).

     Знаменательно, что по данным этого погребения сделан важный вывод (коллоквиум в Американском музее Ес­те­ственной истории (Нью-Йорк)): «появление у предков человека "метафизиче­ской тоски", связан­ной со смертью, и зарождение религиозной мысли» произошло не позднее, чем ок. 350 тыс. лет тому назад (погребение же черепов заметно углубляет эту дату).

     Как известно, к настоящему времени открыто ок. 60 неандертальских погребений (ингумация), большая часть из которых относится к эпохе среднего палеолита (основная масса погребе­ний приходится на Ближний Восток и Западную Ев­ропу). Показательно, что результаты их раскопок указывают на то, что у неандертальцев в тот период во всей Евразии соблюда­лись оди­наковые способы погребения, сходные ритуальные дейст­ва при захоронении («Имеются не­сомненные доказательства того, что [у неандертальцев] по­гребение умерших было обрядом» (Д. Ламберт)). Установлено, что захоронения осуществлялись преимущественно в специальным (преднамеренным) образом оформленных (обустроенных) сооружениях двух основных типов (ингумация): в обустроенных ямах-могилах (неглубоких, округлых, окрашенных) и в "насыпях", нередко сочетавшихся (к примеру, в Регурду или в Ля Ферраси). У неандертальцев, как и у их предшественников (к примеру, в погребении праматери «Люси») почти во всех могилах встречается красная охра. По­гребения своих сородичей (по-видимому, мужчин), неандертальцы нередко их "обкладывали камнями", что также служит "веским аргументом в пользу гипотезы о существовании погребальных традиций и [а также] самосознания" (Ф. Кликс). Следует отметить, что неандертальская традиция помещения камней (их форма неизвестна) в области головы и ног усопшего сохранилось и у кроманьонцев верхнего палеолита (Г.П. Григорьев. 1977), и в мужских погребениях неолита (Ю.А. Смирнов.1972), т.е. данная символика (камни) в неолите соотносилась с культом бога-отца ("куратором" мужчин) и означала моление о скорейшем возрождении родича, адресованное именно богу-отцу.

      Обычно неандертальцы осуществляли не только индивидуальные, но и «коллективные» по­гребе­ния (как и ранее Homo heidelbergensis). Характерно ("История Европы. Т.1. Древняя Европа", отв. ред. Е.С. Голубцова. 1988), что большинство мустьерских погребений устраивалось в пределах поселений (к примеру, в пещерах). Знаменательно, что данная похоронная традиция пережила века. Так, в ранненатуфийском Эйнане, на территории поселения обнару­жены индивидуальные погребения и коллективные в ямах (в том числе и в ямах для хранения зерна), а также и коллективные вторичные погребения (что у неандертальцев не практиковалось).

     В фундаментальной монографии Ю.А. Смирнова "Мустьерские погребения Евразии" (1991) весьма обстоятельно показано, что "среднепалеолитическое (неандертальское) погребение по всем признакам, свойственным любому погребению данного вида (как ингумация) любой последующей эпохи, представляет собой полноценный погребальный комплекс, состоящий из четырёх компонентов (погребальное сооружение, останки погребённого, погребальный инвентарь и дополнительная структура)". И такая погребальная "структура" была заимствована кроманьонцами, а её компоненты и далее традиционно сохранялись и реализовывались постоянно.

     Вместе с тем (отдавая должное значимости работы Ю.А. Смирнова) уместно отметить, что некоторые выводы автора о характере мустьерских погребений Евразии, требуют некоторой коррекции (уточнения). Так, в части ориентации трупа по сторонам света автор полагает, что "ориентировка погребённых головой в ту или иную сторону света кажется независимой от пола или возраста... имеющиеся сведения указывают на преобладание ориентировки в сторону севера, запада и востока" (п. 8 выводов автора). По поводу же трупоположения при ингумации сделан такой (несколько краткий) вывод: неандертальцы "предпочитали хоронить умерших в (горизонтальном) положении "на боку" и с согнутыми в той или иной степени ногами и руками... погребение женщин и детей в положении "на спине" является крайне редким".

     Итак, сгруппируем данные, приведённые в работе Ю.А. Смирнова ("Мустьерские погребения Евразии. 1991) в несколько ином статистическом ракурсе (сочетании параметров).

     В части ориентации (расположения) трупа по сторонам света (а, как известно, открыто всего ок. 60 мест погребений):

     головой на восток - в Спи (Бельгия), (женщина) Ферраси, (женщина) эс-Схул (Израиль); головой на северо-восток - Киик-Коба (Крым), (женщина) Ля Кина (Франция);

     головой на запад - грот Ле Мустье, Ферраси, (мужчина) Регурду, (мужчины) Шапель (Франция), (мужчина) Шанидар (на спине, ноги вытянуты), однако головой на юго-запад.

     Следовательно, неандертальцы (средний палеолит) при захоронении ориентировали женщин головой на восток/северо-восток, а мужчин - на запад/юго-запад.

     В части трупоположения при ингумации (относительного расположения частей трупа относительно поверхности земли);

     на правом боку (слева от бога-отца как бога Земли - мужской ипостаси Единого бога) - в Спи (Бельгия), поза эмбриона - грот Ле Мустье, "скрюченная" поза (женщина) - Ферраси, (женщина) Ля Кина (Франция), (женщина) эс-Схул (Израиль);

     на левом боку (справа от бога-отца как бога Земли)) - в позе эмбриона (мужчина) - Регурду, в скрюченном положении (мужчины) Шанидар (погребения 4 и 5), в "среднескрюченной" позе - (мужчина) Амуд (Израиль), мужчина на спине, но его череп лежал на левом боку - Ферраси.

     Следовательно, неандертальцы при захоронении укладывали (преимущественно в скрюченном положении) останки женщины на правый бок, а мужчины - на левый.

     Дифференцированный подход по половому признаку наблюдался у неандертальцев и при захоронении детей.

     В части ориентации трупа по сторонам света:

     ребёнок лежал головой на запад - в Ферраси, Староселье (Крым); на юго-запад - (мальчик 8-9 лет) - в Тешик-Таш (Тянь Шань). Кафзех (Израиль); на юг - в Киик-Коба (Крым), Заскальная (Крым);

     ребёнок лежал головой на север - в Рок де Марсаль (Франция), Шанидар, Кафзех (Израиль).

     В части трупоположения:

     ребёнок на правом боку - в Рок де Марсаль (Франция). Староселье (Крым), Шанидар;

     ребёнок на левом боку - в Киик-Коба (Крым), Заскальная (на стонке Заскальная VI, Крым (ок. 50 тыс. лет до н.э.), все останки детей лежали в позе эмбриона);

     Таким образом, как представляется, неандертальцы при захоронении укладывали ма­ль­чиков головой на запад/юго-запад (как и мужчин) и, вероятно, на левом боку; а девочек - по всей вероятности, головой на север/северо-восток (как и женщин) и на правом боку.

     Характерно, что и много позднее, в част­ности, у анатолийцев поселения Чайёню, тела мужчин и женщин при захоронении также ориентированы по-разному (детей там хоро­нили с матерями). Традиция скрюченных на боку погребений просле­живается и в захоронениях таких раннеземледельческих «староевронейских» культур, как подунавские Ле­пеньски Вир, Винча, Старчево-Кереш и Лендьел.

     Обычно, укладывая труп родича в могилу (яму), неандертальцы придавали ему не только позу как бы спящего человека (он уснул, но он проснётся!), но также (наиболее часто) и эмбриона (лежащего в скрюченном положении на боку, колени касаются живота, ступни - ягодиц, а голова склонена (пригнута) к коленям). Согласно результатов раскопок, эмб­риональная поза трупопо­ложе­ния осо­бенно была распространена среди неандерталь­цев среднего палеолита Переднего Востока: так были похоронены десять человек в пещере Эс-Сукхуль (Схуль) на горе Кармель (Ханаан). Здесь (на Кармеле), небольшие неандертальские могилы (ямы) имели круглую или овальную форму (в Ферраси также обнаружены две небольшие ямы, "чётко вырытые в форме полусферы"), что, по мнению ряда учёных, должно было символизиро­вать жизнетворя­щую материнскую утробу Великой матери (как проявле­ния Дву­единого божества - матери-отца, поскольку Земля первоначально - «вот­чи­на» ("тело") бога-отца, а яма (полость) в земле (в горе, в породе) - материнское лоно (утроба) в «теле» Великого Отца, бога Земли и её недр); в которой погребённые останки уже лежали в позе эмбриона, т.е. тем са­мым были подготов­лены к (воз)рождению для новой жизни на Земле (т.е. концепция посмертного возрождения уже бытовала).

     Как известно, хронологически первым из захоронений неандертальцев обнаружено было неповреждённое погребе­ние близ Мустье (О. Гаузер, 1908 г). Здесь (грот Ле Мустье) молодой мужчина 16-20 лет лежал под скальным навесом в специально выкопанной неглубокой (35-40 см) могиле (яме), и его телу была придана поза спящего человека, лежащего на правом боку с согнутыми в коленях ногами, головой на запад. Его голова по­коилась на ладони, согнутой в локте правой руки; в левой руке умер­шего находились цве­ты лекарственных растений. Вокруг тела и под вытянутой вперед левой рукой располагалось нес­колько камней (кремень) и жареные куски мяса (от них остались обгоревшие кости, - следы погребальной тра­пезы). Отметим, что нередко рядом с захоронениями (в том же слое) обнару­жи­ваются остатки костра и каменные орудия.

     О «соблюде­нии определённых обрядов, имеющих религиозное значение» (Ralph Solecki) повествуют и неандер­тальские погребения из пещеры Шанидар (горы Загроса), датированные ок. 60 тыс. лет до н.э.. Здесь че­тыре скелета мужчин лежали в ямах, вырытых в полу, в позе спящего человека (на подстилках из лес­ного хвоща). Наиболее любопытным, новым значимым штрихом в этом захоронении являются рако­вины каури, положенные у всех частей тела покойника. Вы­явить роль этих раковин в погребальном обряде неандер­тальцев помогает (позволяет) сакраль­ная символика, использованная в эпоху верхнего палео­лита в кро­маньонском погребении в Ло­жери-Басс, Франция (налицо преемственность рели­гиозной концеп­ции). Тут (в Ложери-Басс) трубчатые и двустворчатые раковины каури лежали парами (символизируя жизнесозидающее единение ипостасей Двуединого божества) у лба, рук и ног и по четыре у локтей и колен умершего: считается (Н. Smith), что трубчатые и двустворчатые раковин моллюсков сим­воли­зируют мужские и женские креативные органы (соответственно). Причём, весьма примеча­тельно, что раковины каури и до сих пор сохраняют такое же символическое значение («Створки раковины символизируют женский половой орган» (М. Баттистини «Символы и ал­легории. Эн-я искусства». 2008). Следовательно, можно полагать, что древняя концепция по­смертного возрождения к новой земной жизни со временем пополнилась представлением о необходимости (насильственного) повышения эф­фективности акта (деяния) возврата к новой жизни (т.е. представлением об интенсификации акта "священного брака"). Раковины каури были призваны не только умножить потенциальные (репродуктивные) способности обоих начал Единого бога, но и акцентиро­вать внимание божества как на возрождении (воспроизведении) головы (хотя это и наиболее важно), так и остальных частей тела покойника (отмеченных раковинами). Ок. 600 трубчатых и двустворчатых раковин моллю­сков, обнару­жено и в классическом Ориньякском захоронении кроманьонцев (верхний палеолит). Вместе с тем, для усиления призыва к богу-отцу и богине-матери, в Ориньякском захоронении в могилу были также положены мужская и женские фигурки, два каменных кольца и множество дисков из камня и кости.

     Показательно, что вера в особые сакральные воз­можности раковин сохранилась и у обитателей мезолитической стоянки Тевьек (Бретань). Здесь останки умерших традиционно хоронились в ямах и посыпались красной охрой. Характерно, что и тут тела похороненных были снабжены украшениями из морских раковин (ожерелья, ручные и нож­ные браслеты), которые (типы раковин) были подобраны таким образом, что соотносились и с мужским, и с жен­ским началом.

     Натуфийское погребение с останками ок. 50 че­ловек обнаружено на тер­расе перед пещерой Эль-Вад. Все скелеты ле­жали на боку внутри обмазанной глиной ямы на ложе из раковин, а та часть из усопших, которая лежала в наиболее скрюченном положении, была датирована ранненатуфийским пе­риодом (Д. Гаррод. "Каменный век горы Кармель"). Несколько могил (останки 65 человек) с фалличе­скими фигурками (VIII-VI тыс. лет до н.э.) и морскими раковинами были обнаружены и неда­леко от города Назарета.

     Итак, неоднократное и целенаправленное использование Homo neanderthalensis дошедших до нас образцов введённых ими «абст­рактных» знаков и символов, сакрализация некоторых из них, а также неукоснительная воспроизводимость ритуалов их (неандертальцев) сложной похоронной практики (включая обращение с черепами животных и людей), свидетельствуют о том, что религиозно-ми­фологиче­ские представления Homo neanderthalensis заметно переросли исходные, зачаточные понятия, пройдя до­вольно длительный путь развития (при этом, очевидно, использовались и развивались устоявшиеся пред­ставления предшествующих гоминид), а в дальнейшем пережили и их самих.

     Артефакты свидетельствуют, что и святилища были учреждены неандертальцами. Так, новые исследования, проведённые в 2016 г. в пещере Брюникель (юг Франции, Пиренеи), открытой в 1990 г. (Жан Жобер и др. (ун-т Бордо); ж-л "Nature", 2016. V), позволили обнаружить в самой просторной её камере (в 336 метрах от входа в пещеру) святилище ("теменос", священное (нуминозное) место), содержащее две рукотворные, расположенные рядом, кольцевые структуры довольно правильной формы, выложенные неандер­тальцами из кусков (ок. 400 фрагментов) сталагмитов (при этом, некоторые из сталагмитов лежали горизонтально, слоями; другие были прислонены к ним сбоку, как подпорки; третьи стояли вертикально), - овал (большая диагональ которого была ориентирована в направлении север-юг) и круг, расположенный с западной стороны от овала (их размеры приведены выше).

     Важно отметить, что большинство из использованных конструктивных элементов сооружения представляло собой среднюю часть сталагмита, - без основания и верхушки. При этом сталагмиты (как строительные элементы) подбирались при укладке близкими по толщине, дабы высота стенки была постоянной, что служит довольно убедительным доказательст­вом того, что и сами конструкции, и их возведение было заранее продумано (а конструктивные элементы (необходимые куски сталагмитов) подготавливались заранее).

     В этой же камере пещеры находилось и 4 (осыпавшихся) кучи (груды, горки) обломков сталагмитов (диаметром от 0,5 м до 2,6 м), выложенных по длинной дуге, ориентирован­ной вдоль (по) большой диагонали овала (заметим, что две средних "кучи обломков" находились внутри овала (т.е. не исключено (аналогия с "инь" и "янь"), что все эти "горки" могли символизировать амбивалентность каждой из ипостасей Двуединого божества; подобное представление просматривается и в устройстве (конструкции) святилищ в Гёбекли Тепе, см. ни же)). Все шесть сталагмитовых конструкций (как 3 и 3), а также пол пещеры и кости (най­дены кости волков и медведей) несут следы воздействия огня. Некоторые фрагменты костей были вставлены между кусками сталагмитов стенок строений. Возраст артефактов (датированы сталагмиты и кости) - примерно 176,5 тыс. лет.

     Важно отметить (подчеркнём), что пещера не была обжитой: не удалось обнаружить обычных сле­дов присутствия неандертальцев (нет ни захоронений, ни кухонных отходов, ни мест, приспособленных для ночлега, либо изготовления орудий или обработки шкур; - а неан­дер­тальцы, как выяснилось, обычно "использовали каждую часть пещеры под определен­ные цели" (как пространство пещеры Кесем (см. выше)). Следовательно, поскольку это сооружение не имело практического применения (но, тем не менее, использовалось (посещалось)), то оно вполне могло служить религиозным целям (как, к примеру, нежилые строения в Чатал-Хююке). Ко­стры же, как представляется, разводились в этой пещере для освещения, ремонтных работ и (в основном) в ритуальных целях (вероятно, для жарки мяса тотемных медведя и волка (их обожжённые кости не захоронены)).

     Итак, попытаемся (на материале пещеры Брюникель) выяснить, каким же богам поклонялись неандертальцы Европы того времени, для чего при рассмотрении артефактов воспользуемся методом сакральной символики (правомерность такого подхода обосно­ва­на сакральными особенностями (свойствами), которыми древний человек (изобразитель­ным путём) наделял различные предметы ("Древний человек и божество").

     Как известно, древнейшие статуэтки Великой матери датированы периодом 500-300 тыс. лет до н.э. (Марокко), а возраст женских фигурок с Голанских высот (Ханаан) - не менее 200 тыс. лет. И эти артефакты сви­де­тельствуют не только об акцентировании (и персонификации) неандерталь­цами материнского (женского), начала, но и об изначальном видении образа Великой богини-матери в антропоморфном виде, а также и о существовании её культа. Вместе с тем, почитание Всеобщей богини-матери предполагает и естественную веру в сущес­твование её паредра - Великого бога-отца (ибо жизнь не должна прекратиться).

     Уместно отметить (Эдвин О. Джеймс "Тайны языческих богов". 2012 (книга написана в 50-х - 60-х годах ХХ века)), что на тирренийском побережье, в пещере горы Монте-Чирчео (Помптинские горы) найден в круге из камней череп неандертальца, который, что знаменательно, стоял на двух костях - стопах быка (эмблема бога-отца, сам бог) и оленя (эмблема богини Неба, всеобщей матери).

     И если образ Великой богини-матери у неандертальцев и кроманьонцев обычно выражался через супертро­фированные материнские формы статуэток "Венер", то фигура бога-отца (его присутст­вие) издревле и повсеместно представлялась (чему есть немало примеров) фаллосом (каменным, деревян­ным, металлическим и т.п.).

     Так, в символике святилища пещеры Брюникель Великая мать (как женская ипостась Единого бога неандертальцев) представлена формой (конфигурацией построек) "священных мест" (круг и овал - как эмблемы лона). В таком случае (так как сталагмиты должны были отвечать специ­альным требованиям: вырезалась исключительно средняя часть; большинство исполь­зо­ванных сталагмитов - длиной с предплечье и цилиндрической формы), по всей вероятно­сти, отрезок сталагмита (длиной в локоть (по высоте стены)) символизировал фаллос (т.е. бога-отца), а вся конструкция (фаллосы, уложенные кругом или овалом) - единение начал Двуединого божества (очевидно, что данная конструкция/ сооружение (святилище Единого бога), как нечто сакрально целостное (единое), сочетает в себе атрибуты символики обеих ипостасей Единого бога (и его материнское, порождающее лоно (Небо), и безмерную мощь оплодотворяющего (здесь аддитивного) фаллоса)).

     Поскольку в святилище найдены кости и медведя, и волка, мясо которых жарилось и поедалось, - двух тотемных животных (два разных облика Единого бога-прародителя), то и поедать их должны были два различных рода (либо племя, объединившее эти роды разной численности). Отсюда, вероятно, и два "священных места" (круг и большой овал) в святилище, посвящённом, видимо (здесь хтонические числа 5 и 10 представлены довольно широко, см. выше), культу предков (в коллективной трапезе участвовало и божество, поскольку найдены кости, воткнутые в стенки).

     По поводу архаичного обряда «поедания бога» в целях соединения с ним, в частности, Lyuis Spens ("Таинства Египта. Обряды, традиции, ритуалы". 2007) пишет следующее: "По сути, идея духовного растворения в боге [слияния с прародителем] постепенно ограничилась материальным поглощением бога. Древний человек мог придумать только один способ достичь единения с богом - это просто-напросто съесть его, поглотить его, став таким образом частью божественной сущности, которая в начале была представлена в виде животного".

     Уместно отметить и то, что факты совместного (коллективного) захороне­ния останков человека и медведя и у не­андертальцев, и у кроманьонцев подтверждают то, что, в частности, медведь на заре человечества представ­лялся близким кровным родственником (и, вероятно, самым значительным божеством) для многих первобытных групп/родов. Существуют артефакты, свидетельствующие, что медведь воспринимался древним человеком как сакральный предок (первопредок) его группы/рода (как «мать-отец»). «Комбинирование мужского и жен­ского символов [начал] в соединении с фигурой медведя или ее атрибутом представлено на гравировках из JTa Мадлен и Масса» (В.С. Житенёв. 2000), на первой из которых «голове медведя противопоставлены со­единенные вместе фаллос и вульва», на второй же изображен «схематизированный вариант той же за­писи [того же содержания]» (А.Д. Столяр. 1985); т.е. зооморфный бог-первопредок (в облике медведя) представлялся амбивалентным.

     В 2016 г. (ж-л "Antiquity") археологи (Саутгемптонский ун-т и Британский музей), исследуя (повторно) две пещеры на острове Джерси в проливе Ла-Манш (Нормандские острова) обнаружили, что неандертальцы постоянно (в межледниковый и в ледниковый периоды) посещали эти пещеры (стоянка "La Cotte de St. Brelade") примерно в течение периода 140-200 тыс. лет до н.э. (где впервые появились ок. 250-180 тыс. лет тому назад; а последнее посещение - ок. 40 тыс. лет назад), как предполагается, "для выполнения неких ритуалов, возможно, имевших нечто общее с религиозными" (сообщается, что обнаружены свидетельства таких ритуалов, а также и кремневые орудия среднего палеолита, и кости (в т.ч. и обожженные) различных животных, в частности, мамонтов и шерстистых носорогов).

     Как известно (хорошо установленный факт), что в течение ледникового периода, ок. 18000 г. до н.э., уровень моря был ниже современного на 130 м, и в ту пору остров Джерси, ныне далёкий от берега, видимо, соединялся с континентом перешейком. При этом (как установлено) даже во времена оледенений этот остров никогда не покрывался льдом. И, как полагает археолог Эндрю Шоу, «стоянка Ля-Котт ("La Cotte"), судя по всему, была особенным [сакральным] местом для неандертальцев, которые многие поколения продолжали возвращаться сюда [в пещеры]. Мы анализируем каменные орудия, которые они оставили на своём пути, чтобы проследить, как неандертальцы двигались по территориям, ныне скрытым водами Ла-Манша». Д-р Бекки Скотт (Британский музей) рассказывает: «Мы крайне заинтересованы в том, чтобы узнать, почему эта стоянка была так важна для неандертальцев... Однако трудно понять, что конкретно влекло их сюда. Возможно, это происходило оттого, что весь остров был очень хорошо виден издалека...». По мнению Мэтта Поупа (Ин-т археологии, Лондон) "Ла-Котт-де-Сент-Брелад, вероятно, даже является важнейшей стоянкой неандертальцев в северной Европе".

     Итак, обратимся к фотографии внутренней части одной из пещер стоянки "Ля-Котт" (пролив Ла-Манш), приложенной к статье ж-ла "Antiquity" (Инет), на которой довольно хорошо видны остатки нескольких специфических сооружений в этих пещерах и сопоставим их с подобными из пещеры Брюникель (юг Франции, Пиренеи) того же (ок. 176,5 тыс. лет назад) периода (характерно, что одна из пещер стоянки "Ля-Котт", также как и пещера в Брюникель, использовалась неандертальцами лишь эпизодически (т.е. не была обжитой)). Несомненно, что представленные на фото сооружения одной из пещер стоянки "Ла-Котт" (хорошо видны две или три кольцевидные/эл­лип­соидные (овальные) структуры настолько правильной формы (не лучшая сохранность сооружений всё же позволяет однозначно оценить их конфигурацию), что уверенно можно считать их рукотворными) идентичны (а также и синхронны) сакральным сооружениям святилища пещеры Брюникель (заметим, что на переднем плане фотографии из "Ла-Котт" хорошо видны остатки овального сооружения, выложенного неандертальцами (многие фрагменты стенки сохранились), как представляется, также из кусков сталагмитов (справа (в глубине) на фото их, стоящих хаотично, довольно много) и, возможно, - из рогов носорогов и частей бивней мамонтов (некоторые всё ещё стоят).

     Следовательно, эта пещера на острове Джерси вполне могла иметь такое же культовое предназначение (поклонение Единому богу), как и в Брюникель, и являться святилищем поминовения усопших предков.

     В  1950 г. в Базуа (Лигурия, Северная Италия), в давно известной пещере, была слу­чайно открыта «запечатанная» сталагмитовой пробкой длинная северная галерея. Как отмечается, "исключительная сохранность замурованного в течение тысячелетий пещерного ареала" (к примеру, как считается, отпечатков ног неандертальцев) позволила оценить "мус­ть­ерскую древность всего комплекса" (эпоха "мустье" по принятой классификации - 250-40 тыс лет назад); заметим однако, что на основании радиоуглеродных исследований (С-14) эту "древность" теперь относят к позднему палеолиту (45/30-12/10 тыс. до н.э.), а это почти исключает неандертальскую бытность данного святилища). Вместе с тем, сообщается, что в пещере хорошо сохранились остатки предметов культа, следы религиозных церемоний и магиче­ских об­ря­дов палеолита.

     Что особенно интересно и важно, так это то, что в пе­щере, у осно­вания одной из её стен, возвышался крупный сталагмит, похожий на фигуру мед­ведя, служившего (представлявшегося как выяснилось) образом божества в этом святилище. Предполагается (А.Д. Столяр), что для придания сходства сталагмита со зверем (магического «оживления» образа), его верхняя часть покрывалась шкурой пещерного мед­ведя и увенчивалась его головой (или черепом). Показательно (подчеркнём), что здесь (в данном святилище) фрагменты шкуры медведя изображены в ассоциации с мужским достойн­ством (фаллосом). Следовательно, подобный «макет» воспринимался как воплоще­ние мужского проявления Единого бога - бога-отца, "курировавшего" мужчин, к примеру, обряд инициации мальчиков или охоту, как мужское занятие (т.е. у людей того времени уже существовало культовое разделение святилищ по половому признаку).

     И тогда одним из известных ранних примеров «общения» древнего человека со своим боже­ством в (зооморфном) облике, в частности, медведя, является обрядность, выявленная в пещерном святилище Базуа. Существует мнение, что пещера Базуа донесла до нас (со­хранила) следы об­ряда инициации подростков в присутствии бога-прародителя (A.C. Blanc «Some evidence for the ideolo­gies of early man». 1961). Примеча­тельно (особенно интересно), что в пещере Базуа, на прилежащей к сталагмиту (макету божества) стене, обнаружены следы глиняных комков, концентрирующихся у основания этой стены. Кроме того, и сам ста­лагмит оказался покрыт слоем глины (последствие воздействия этих комков). Вполне воз­можно (предполагается), что отпрыски (члены рода), не­довольные какими-либо деяниями своего бога-прародителя (бо­лезни, засуха, плохая охота и т.п.), порицали его за это и в знак осуждения неоднократно побивали комками из глины (его идол).

     Заметим, что подобное действо (наказание божества: жертвы принесены, моления вознесены, а просьба всё никак не выполняется!) вершилось и много позднее, к примеру, персы секли море (морских богов), римляне - реку, а арабы побивали камнями изваяние божества примерно ещё в IV в. н.э.). Отметим также и такой дравидийский обычай: на празднике в честь бога Шивы ("праздник розог") верующие стегают бога черенками пальмовых листьев.

     Обнаружено (В.С. Житенёв), что медвежьей шкурой окутывались и изваяния в пещерах Пеш-Мерль и Монтеспан (предгорья Пире­неев). Так, в пещере Монтеспан найдена вылепленная из глины фигура мед­ведя без головы ("мадлен"), роль которой выполнял медвежий череп, найденный поблизости и первоначально, видимо, прикрепленный к фигуре. Тот факт, что фигуру медведя окружали фигурки других животных, а на самом медведе обнаружены следы ударов дротиками, свидетельствует, что божественный прапредок был строго "наказан" за "нерадивое" отношение к своему охотничьему долгу (недостаточную помощь своим отпрыскам). И здесь, на глини­стом полу пещеры Монтеспан, тоже сохранились следы ног не только взрослых, но и подрост­ков 13-14 лет (т.е. и тут вполне могли проводиться обряды инициа­ции мальчиков). Обряды, связанные с отправлением культа медведя (как образа Двуединого божества или его проявлений), выявлены, в частности, и во Франции (позд­непалеолитиче­ская пещера Тюк д'Одубер). Подмечено, что "свидетельства сложных синкретических ритуалов в позднем палеолите становятся все очевиднее и многочисленнее" (А. Кабо. 2002).

     В 1912 г. в конце (ок. 750 ярдов от входа) длинной галереи пещеры Тюк-д’Одубер (близ Сен-Жирона в Арьеже, Франция) было найдено святилище (мадлен), в котором стояли вылепленные из глины две фигуры бизонов (длина ок. 1,5 локтя), опиравшихся на часть упавшей скалы, - самец следовал за самкой, т.е. в этом кроманьонском святилище "курили фимиам" Всеобщим Отцу и Матери и по отдельности (там же обнаружена незавершенная (либо повреждённая) фигура ещё одного бизона). Примечательно, что на мягком глиняном полу этого святилища сохранились и отпечатки человеческих ног взрослых и подростков 11-13 лет (покрытые сталагмитовой коркой), и несколько комков глины (предположение: бизон-самец (бог-прародитель) был жестоко наказан (охота безуспешна, люди голодают) - избит (комками глины) до разрушения прежнего воплощения, а взамен был вылеплен другой (и должным образом магически "оживлён"), который станет больше пёчься о нуждах своих чад). Заметим, что о следах кострищ и жертвоприношений археологами не упоминается. Вместе с тем, с правой стороны от фигур зубров в полу обнаружено несколько круглых глубоких вмятин. Не исключено, что в них совершали возлияния (аналогия - чашечные углубления (см. выше)).

     В пустыне Калахари среди горных холмов («Горы богов») обитает народ (племя) «сан», и в одном из этих холмов была обнаружена (проф. Ш. Коусон, кон. ХХ века) пещера, являющая собой сакральное место (святилище), связанное с поклонением (соверше­нием ритуальных об­рядов) питону (как тотему). Так, внутри пещеры находится скала (6 м в длину и 2 м в высоту), имеющая вид го­ловы громадного питона, на которой обнаружено ок. 300-400 насечек (зарубок, выемок), имитирующих кожу змеи, которые однозначно были сде­ланы человеком. Впечатле­ние, производимое древней святыней, Ш. Коусон описывает так: «Можно было увидеть рот и глаза змеи. Все это выглядело как настоящий питон. Игра солнечного света, который падал на вы­емки, делал их похожими на змеиную кожу. Ночью свет от костра давал ощущение того, что змея по на­стоящему двигается».

     Как выяснилось, на дне ямы в пещере сохранилось множество камней (рубила), датирован­ных ок. 70 тыс. лет до н.э. (т.е. это, построенное неандертальцами святилище, посвящено, вероятно, отцу-прародителю (как тотему)). Показательно, что все эти рубила носили следы воздействия огня (представляется наиболее вероятным, что данные орудия подвергались воздействию огню для их ритуального очи­щения перед употреблением (работой) - перед прикосновением камня к «телу божества» (дабы не оск­вернить его)).

     Уместно отметить и то (Г. Бейли "Забытый язык символов". 2010), что и в Англии (графство Уилтшир), в одном из горных холмов, обнаружены развалины громадного пещерного храма (длина ок. 3 миль), выполненного в форме змеи (на выступе холма сохранились остатки головы Змея).

     Своеобразная раннеземледельческая ("подунавская") культура (примерно с IX/VIII тыс. до н.э. или ранее (поселение Куина-Туркулуй, расположенное на румынской стороне Дуная, дати­ровано XII-XI тыс. до н.э.), открытая в долине Дуная, перво­начально была обнаружена в селении Лепеньски Вир (Восточная Сербия).

     В результате раскопок поселений подунавской культуры «лепеньски-вир» (Д. Срейович, З. Летица; 1965-1968 гг.) обнаружено скопление религиозных объектов и множество предметов культа только в 5-6 сравнительно больших поселениях. В десятках же иных, более мелких, найдены лишь от­дельные культовые предметы, как правило, связанные с почитанием богини-матери. Так, в об­щей сложности об­нару­жено 54 круглых, овальных (эллиптиче­ских) скульптурных изображе­ний богини, причем, у 15 из них были либо антро­поморфные лицо и грудь, либо ры­бьи глаза, рты и чешуя (рыба - эмблема плодовитости богини-матери).

     Как известно, в этом регионе с XVIII тыс. до н.э. обитал этнос т.н. "грацильного" антрополо­гического типа, - выходцы из ориньякской Южной Европы. И вполне возможно, что этот этнос (ассимилировавшийся с авто­хтонными кроманьонцами) и занёс культ Всеобщей матери, поскольку с распростране­нием граветтской культуры, непосредственным продолжением которой счи­тается культура «лепеньски-вир», и связывается большинство женских фигурок - «па­леолитических Венер», вырезанных из бивня мамонта, кости или камня (Энциклопедия Коль­ера). И позднее, в обширной области распространения винчанской земледельческой культуры (с центром в поселении Винча; VI тыс. до н.э.), в общем случае заместившей культуру «лепень­ски вир»; в частности, в южном районе «Винчанского» мира обнаружено довольно много искусно вы­полненных статуэток, изображающие женщин. Так (В.А. Чудинов), в Подунавье наиболее почи­таемым божеством считалась богиня с наименованием «Жива» (это имя хорошо соотносится с крито-микенским - "Ziwija" («Зи­виа-Ма»; ср. "Кали-Ма")). Как сообщает польская хроника Прокоша (XVI в.), некогда и близ Кракова "божеству Живе на горе было устроено капище... той, которую ("народ") почитал источником жизни".

     Далее отметим, что внутри примерно 50 строе­ний из 147 открытых в поселениях («городищах») этой культуры, находились (как принято считать) и домаш­ние\семейные (и, вероятно, "общественные") святилища (в таком случае этот институт домашних святилищ и был заимствован шумерами и хурритами). Предполагается (105.), что именно эти 50 построек и являлись жи­лыми домами, а остальные использова­лись в качестве служебных помещений и временных со­оружений. Однако представляется более вероятным обратное (как выявлено в Чатал Хююке): ок. 50 по­строек служили святилищами («храмами»), а остальные - жилищем и подсобными помеще­ниями. Тер­ри­тория, на которой стояли подунавские «горо­дища» (селения), была окружена валами и частоколом (т.е. время от времени селения подвергались нападениям).

     Можно предполагать (основываясь на принятых в Древней Ойкумене (к примеру, в Шумере и Египте) воззрениях на постройку и реставрацию храмов), что святилища (храмы) подунавской куль­туры периода ок. 6500 по ок. 5500 гг. до н.э., описанные Марией Гимбутас (М. Gimbutas. «The Earth Fertility Goddess...»)), были более, чем менее, адекватны древним сакральным строениям.

     Итак, эти святилища в плане представляли собой треугольники со срезанной вершиной (там, видимо, находился вход), имели двух-трехчастную структуру и, по большей части, ориентиро­вались в направлении се­вер-юг (налицо очевидный аналог порождающего лона). Полы этих храмов были (подобно ямам-могилам, посыпанным охрой) покрыты слоем красноватой извести, смешанной с глиной (заметим, что если пол некоего строения оштукатурен, то это говорит о том, что оно - не жильё; поскольку полы в жилищах винчанской куль­туры, к которой от­носился и Лепеньски Вир, были сделан из утрамбованной земли (глины) или щебенки).

     Установлено, что особо сакральная часть площади святилищ в Лепеньски Вир обычно составляла сектор ок. 60 градусов (по оси запад-восток, с вершиной на алтаре). Именно на этой территории святилища, под по­лом (интрамуральное погребение), в яйцеобразных (оваль­ных) ямах и покоились (на левом боку, в позе эмбриона) человеческие останки (дети до 5 лет, похороненные целиком; перезахороненные взрослые (вероятно, патриархи); ориента­ция тел - север-юг). В пределах данного сакрального сектора было проделано в полу (неподалёку от алтаря) довольно много треугольных от­верстий, которые были очерчены (обрамлены) охряными камешками или нижними человече­скими челюстями. По-видимому, число этих треугольных отверстий (знаков лона) в полах вблизи алтарей святилищ, равнялось количеству родичей, по­гребённых под полами священной части этих «храмов воз­рождающего лона». И, как представляется, у этого "подунавского" этноса бытовала концепция посмертного возрождения к новой земной жизни, поскольку, видимо, предполагалось, что через эти треугольные отверстия в полу свя­тилищ (отдельное для каждого усопшего и вновь воссозданного стараниями Великих Матери и Отца) возрождённые (в земляной материнской яме-ут­робе) родичи "выходили" на землю.

     При этом каменный жертвен­ник (у винчанцев - монументальный), обычно устраиваемый в северной части помещения святилища, украшался лепным декором и метопами с орнаментом. Амбивалентные ор­наменталь­ные мотивы (криво­ли­нейные, спиральные, угловые, а также и прямоугольные) един­ст­венного в святилище жертвенника, а также отко­панные в Винчанских святилищах и домах глиня­ные мужские и женские статуэтки (в поселении Ле­пеньски Вир найдены и древние галечные скульп­туры с мужскими и женскими половыми признаками) указы­вают на вероятность одновременного каждения обеим ипостасям Единому бога, так как для посмертного возрождения (воссоздания любой плоти) не­обходим перманентный священный брак (то же декларируется на погребальных изображениях пиктов и скандинавов). Поскольку в Лепеньски Вир галечная скульптура, окружавшая места жерт­воприноше­ний в святилищах, изображала (105.) также и людей с проси­тельно (молитвенно) прижатыми к груди руками (ладони не сложены), с приподнятым к верху лицом и с широко рас­крытыми, воздетыми к небу глазами, ртом, полуоткрытым в молитве, то можно полагать, что эта скульптура - вотив­ные статуэтки (одни из самых древних), «участвующие» во всех жертвоприношениях и при­званные постоянно возносить мольбу Богу. Отметим, что в Румынии найдены и двуглавые ста­туэтки Двуединого божества.

     Так, в Болгарии, рядом с деревней Оходен, обнаружен храм (G. Ganetsovski, Враца, 2010), по­строенный в конце VII тыс. до н.э. (невдалеке от него раскопано поселение того же времени и при нём захоронение), святилище которого (культура "винча") было углублено в землю и имело форму подковы, а его вход ориентирован на восток. Пол храма был выложен крупным бу­лыжником. Предполагается, что в плане храм (с пристройками) имел форму буквы «П». На территории храма найдено «с десяток» глиняных и каменных дисков (символика богини Не­ба). Очевидно, что и данный храм соотносится с культом Великой матери, ибо он возведён в виде вытянутой подковы - буквы «омега» (эмблема женского дето­род­ного органа). Это же подтверждается заглублённостью святилища. Форма же храма, по-видимому, не была П-об­ра­зной, но боковые стороны образовывали в плане усечённый треугольник (трапецию).

     Неандертальское видение Единого бога, некоторые особенности отправления его культа, отображённые в специфике конструкции святилища пещеры Брюникель и его обустройстве, весьма отчётливо просматривается и в комплексе святилищ (их совокупность - храм) в Гёбекли Тепе (в частности, их форма, высота ограды, ко­лонны внутри "священного места (овала)" и т.п.).

     Уникальный памятник «Гёбекли Тепе», обнаруженный Клаусом Шмидтом в 1994 г. не­по­далеку от деревушки Гёбекли Тепе (на Месопотам­ской равнине в 35 милях от турецко-сирийской границы), как считается, - ритуальное мегалитическое сооружение, заложенное в эпоху верхнего палео­лита, храмовый комплекс, состоящий примерно из 20 открытых округлых (овальных) построек (святилищ), расположенных в самом высоком месте горного хребта. Датировка (С-14) исследованной части комплекса относит на­чало слоя III (содержащего святилища) к XI тыс. до н.э., а его конец - к IX тыс. до н.э.. Археологам, в общей сложности, предстоит раскопать сделанную еще во времена неолита огромную искусственную насыпь (90 тыс. кв. м; высота 15 м), намеренно скрывшую древний комплекс, бла­годаря ко­торой (этой насыпи) он и сохранился почти в идеальном состоянии (отме­тим, что часть монолитов комплекса уничтожена местными крестьянами, а верхние археологические слои повреждены выветриванием и позднейшим земле­делием).

     Выяснилось, что этот храмовый комплекс был покинут со времён ок. 7500 г. до н.э., поскольку слой II соответствует периоду 7500-6000 гг. до н.э. (ранний PPNB - 7600-7200 гг. до н.э. зафик­сирован в Север­ной Сирии и Юго-Восточной Анатолии). Показательно, что в тот период над засыпанными древ­нейшими священными сооружениями были построены, по всей вероятности, тахунийцами (пришлым для этих мест этносом), четырехугольные залы с полами из полированного извест­няка, современные постройкам Чатал-Хуюка (и, несо­мненно, куль­тового назначения).

     Характерно, что все найденные при раскопках Гёбекли Тепе (с турецк. - «Пузатый холм») объекты комплекса хорошо спроектированы, сложны в изготовле­нии и искусно обработаны (камни тщательно отшлифованы и подогнаны при укладке). Заметим, что на расстоянии километра от храмового ком­плекса, в каме­ноломне, найден по­вреждённый (в трещинах), наполовину обтесанный камень, длиной 9 м. В другом конце выра­ботки обнаружен частично отделённый от скалы, сильно выветренный монолит, весом не менее 50 т (возможно, что-то достраивали либо реконструировали). Принято полагать, что этот замечательный кроманьонский «оплот веры» построен охотниками-собирате­лями (обнаружено мно­жество кремниевых наконечников стрел) несколько ранее, чем появились земледелие и скотоводство.

     В ходе археологических изысканий откопано более чем полсотни плоских, обтесанных, известняковых мегалитов (высотой от 1 до 5 м), которые в плане обра­зуют овальные сооружения различных размеров (от 9 и до 30 м в поперечнике), с полом из отполирован­ных известняковых плит. Так, Т-образные колонны (высотой ок. 3 м и в количестве 10, 12 или 14 шт. (удвоение чисел 5, 6 и 7) в одном каком-либо святилище) конструктивно частично входят (встроены) в более низкие овальные стены строений (стены формируют «кар­кас» святилища) и установлены таким образом, что их навершия, выполненные в виде горизон­тально расположенных пря­моугольных параллелепипедов, возвышаются над стенами. Эти Т-образные колонны ориентированы торцами наверший (верхней "планки" конфигурации "Т") к геометрическим центрам святилищ. Внутри построек (святилищ в плане), в середине каждой половины овалов (эллипсов), на их больших осях, разделённых на четыре равные части, установлено ещё по одной Т-образной ко­лонне (т.е. внутри каждого строения (помимо стены) установлено ещё по два столба (с «головами») - символика не­кой двоичности (параллель к амбивалентным ипостасям Единого бога), которые (эти две ко­лонны) выше почти на метр нежели подобные колонны стены (т.е. ок. 4 м).

     И тогда, если можно предполагать, что все Т-образные колонны стен святилища и две, установленные внутри овалов, сим­волизируют богов, то, следовательно, (символически) представлен некий древнейший пантеон. И если это так, то к XI тыс. до н.э. уже произошёл частичный распад обеих ипостасей Двуединого божества (две колонны в середине - всё ещё паритетные Великие Мать и Отец) на с десяток эпифаний (удвоение чисел 5, 6 и 7 может говорить равном числе персонифицированных эпифаний с обеих сторон).

     Характерно, что внутренние Т-образные колонны, ориентированные навершиями на юго-запад, «сплошь покрыты» вырезанными изображениями: обнаженной женщины в окружении змей; рельефом получеловека-по­лульвицы; птиц - цапель, уток, грифов (один гриф изображён со стилизован­ными крыльями, в каждом из которых по четыре зигзагообразных «пера»); пчелы, газели, рыбы, паука, скорпиона (всё выше пере­численное - символика Великой бо­гини-матери); лисицы (позднее священ­ное животное шумерского бога Неба Ана); а также быка, льва, змеи и кабана (символика бога-отца), т.е. амби­валентность Бога засвидетельствована. На некоторых мегалитах сохранилась краска цвета красной охры (подчёркнута хтоничность). Обнаружены также абстракт­ные пиктограммы священных символов и рисунки «стран­ных» человекообразных существ.

     Найдено и изображение лежащего «человека» с Т-образным навершием-парал­ле­лепипе­дом вместо го­ловы. Поскольку это изображение показано под рельефом быка на колонне, ко­торая (колонна), плавно сужается к низу, а её навершие выполнено в виде шляпки гриба и по форме весьма напоминает фаллос, то в таком случае лежащий человек - антропоморфное мужское божество (возможно, бог-отец). Показательно и то (105.), что два круглых глаза, сходящиеся брови и клюв хищной птицы, присутствую­щие на изображениях «совиноглазой» богини, часто упрощаются до «Т-образных» символов (до верти­кального «столба» с поперечной перекладиной на его вершине), несомненно, соотноси­мых с богиней-матерью и, видимо, связанных с её эпифанией владычицы жизни и смерти (поскольку встречаются они (подобные изображентя) и около входов в мегалитические усыпальницы V-IV тыс. до н.э.; характерно и то, что в архаичных святилищах если человек и изображался, то исключительно как усопший (без го­ловы и терзаемый грифами, как в Чатал-Хююке)).

     Знаменательно, что в процессе раскопок данного комплекса обнаружено несколько муж­ских и жен­ских статуй (глаза, нос, рот, уши), некоторые из которых (дати­руются ХI тыс. до н.э.) были восстанов­лены.

     По всей вероятности, две внутренние (более высокие), симметрично установленные Т-образные колонны (налицо ряд признаков «двухчастности» ("он-она"), а также и то, что территория каждого из святилищ поделена по­ровну), - отражают, как упоминалось, паритет между ипостасями Единого бога, поскольку земледелие ещё в зачатии. Насколько известно, эта модель (реализуемая в 20 святилищах комплекса), видимо, - самое древнее представление в одном святилище женского и мужского начал Единого бога разделён­ными (в "медвежьем культе" бог представлялся либо андрогинном, либо мужским божеством). Несомненно, что по характеру росписи внутренних колонн отдельных святилищ и их конфи­гурации (а также некоторым иным признакам) можно идентифицировать, какому началу (проявлению Единого бога) оно (конкретное святилище) соответствует (к примеру, колонна со львом, расширяю­щаяся к верху, и обладающая характерной, фаллической, конфигурацией навершия, однозначно может быть отнесена к эмблемам бога-отца).

     Отметим также и то, что низкая (ок. 1 м) овальная (либо в форме круга) камен­ная ограда («ска­мья» - по выражению К. Шмидта) окружает каждую стену (т.е. у святи­лища - по два кольца (овала)). Вместе с тем, некоторые овальные строения окружены и прямо­угольными каменными стенами (т.е. здесь, в этих святилищах, по-видимому, акцент делается и на отправлении культа мужской ипостаси Единого бога (после воздавания должного Великой матери)), высотой ок. 1,8 м (возведёнными, вероятно, на второй, более поздней, стадии строи­тельства).

     Уместно заметить, что при взгляде на округлую стену святилища представляется, что колонны (как боги), как бы движутся - вечно идут друг за другом по кругу в одном направлении. Заметим, что кольцевое строение, состоящее из врытых в землю мегалитов в Стоунхендже, валлийцы и ирландцы называют "танец великанов". Не исключено, что «передвижение» по кругу («богов» с Т-образными головами), запечатлённое в камне святилищ Гёбекли Тепе, яв­ляется аналогом ритуального кругового танца (выражением почтения (вознесения моления в форме танца) божествами местного пантеона своим Великим Отцу и Матери (большим колоннам внутри). Так, установлено (проф. Ш. Коусон, ун-т Осло), что ритуальные танцы исполнялись уже 70 тыс. лет назад в Африке (северо-запад Бот­сваны). В Nevali Cori (ок. 8000 г. до н.э.), на стенах каменного ре­зервуара, высечены три антропоморфные фигуры, стоящие в ряд с широко расставленными ногами и с ру­ками, согнутыми в локтях и поднятыми вверх. На венгерской (гуннской) погребальной кера­мике VI в. до н.э. есть изображения танцев (М. Гимбутас).

     Рассмотрим устройство (особенности конструкции) одного из самых больших раскопанных святилищ Гёбекли Тепе (того, у которого стена с встроенными Т-образными колоннами образует спираль из двух витков внутри стены-овала) с привлечением сакральной символики ("Древний человек и божество"). Итак, здесь овал (круг) - эмблема небосвода, а спираль на древнейшем из известных лунных календарей (см.выше), подобно змее, свернувшейся коль­цами, ещё 20 тыс. лет до н.э. назад соотносилась с Луной. И тогда, поскольку «спираль внутри овала» может (должна) символизировать Луну на ночном небосводе (спиральные завитки (меандр) - обычно символика, с вязанная с культом богини Неба, т.е. здесь Луна - её проявление), - то данное свя­тилище может являть собой образец древнейшего храма Луны. Т-образные же колонны (здесь в стене 12/13 колонн), как бы образующие хоровод на не­босводе (овале), вполне могут отображать небесных (астральных) богов (созвез­дия Зодиака) в виде антропоморфных божеств, ко­торые находятся в постоянном движении, но всегда возвраща­ются «на круги своя» (а Луна - их предводитель (как шум.-акк. Син или у евреев Цаваот)). «Я думаю, что здесь мы имеем дело с самыми ранними изображениями богов», - убеждён К. Шмидт. Следовательно, не исключено, что персонификация звёзд (созвездий), отождествление их с богами, детьми Вели­кой матери, богини Неба (в Гёбекли Тепе - со стилизован­ной головой, ру­ками и ладонями, прижатыми к бо­кам, но без ног и половых признаков), как минимум, к XI тыс. до н.э. уже произошло.

     Рассмотрим устройство (особенности конструкции) одного из самых больших раскопанных святилищ Гёбекли Тепе (того, у которого стена с встроенными Т-образными колоннами образует спираль из двух витков внутри стены-овала) с привлечением сакральной символики ("Древний человек и божество"). Итак, здесь овал (круг) - эмблема небосвода, а спираль на древнейшем из известных лунных календарей (см.выше), подобно змее, свернувшейся коль­цами, ещё 20 тыс. лет до н.э. назад соотносилась с Луной. И тогда, поскольку «спираль внутри овала» может (должна) символизировать Луну на ночном небосводе (спиральные завитки (меандр) - обычно символика, с вязанная с культом богини Неба, т.е. здесь Луна - её проявление), - то данное свя­тилище может являть собой образец древнейшего храма Луны. Т-образные же колонны (здесь в стене 12/13 колонн), как бы образующие хоровод на не­босводе (овале), вполне могут отображать небесных (астральных) богов (созвез­дия Зодиака) в виде антропоморфных божеств, ко­торые находятся в постоянном движении, но всегда возвраща­ются «на круги своя» (а Луна - их предводитель (как шум.-акк. Син или у евреев Цаваот)). «Я думаю, что здесь мы имеем дело с самыми ранними изображениями богов», - убеждён К. Шмидт. Следовательно, не исключено, что персонификация звёзд (созвездий), отождествление их с богами, детьми Вели­кой матери, богини Неба (в Гёбекли Тепе - со стилизован­ной головой, ру­ками и ладонями, прижатыми к бо­кам, но без ног и половых признаков), как минимум, к XI тыс. до н.э. уже произошло.

     Важно отметить, что вблизи (межплеменного) храмового комплекса Гёбекли Тепе никаких остатков жилищ или захоронений не выявлено, но обнаружены кости птиц, газелей, обыкно­венного оленя, кабанов, коз, овец и быков, что указывает либо на развитый институт жертво­приношений (как отмечалось выше, большинство пе­речисленных животных изображено на ме­галитах), либо на то, что все эти животные - добыча охотников и пошли в пищу. Нельзя исклю­чить существование в Гёбекли-Тепе и практики че­ловеческих жертвоприношений (в частности, при закладке святилища), поскольку внутри святилищ найдены фрагменты человеческих кос­тей. Тела людей, приносимых, в частности, в жертву Великой богине, могли ос­тавляться (чему достаточно более поздних примеров) под открытым не­бом (на полах святилищ) для их поедания, в частности, птицами (грифами). Отметим, что в 2007 г, рядом с мегали­тами комплекса, в почве, заполняющей каменную нишу грота, были от­копаны человече­ские кости (вероятно, это - обычное погребение). Найдены и маленькие ниши, выдолбленные в скалах.

     Должно заметить, что особенности устройства храмового ком­плекса Гёбекли Тепе и изображения из его святилищ не позволяют статистически однозначно выявить ка­кие-либо признаки явного предпоч­тения богини-матери в культово-мифологи­ческих воззре­ниях строителей ХI-Х тыс. лет до н.э. (хотя и окультуренное зерно уже сажали на территории Сирии примерно в ХI-Х тыс. до н.э.), если не брать в расчет то, что в плане все святилища вы­полнены в форме круга/овала, хотя и встречаются (вторые, типа "скамья") стены прямоугольной формы (такой храм может быть связан с хтоническим культом предков, как, например, у неандертальцев пещеры Брюникель). И, тем не менее, согласно кос­венным признакам (следы ритуалов), в Гёбекли Тепе, этом одном из древнейших храмов Ойкумены, вероятно, в силу развитой ещё со времён среднего палеолита традиции, всё же выявляется определённое предпочтение, отдаваемое культу Всеобщей Матери.

     Отметим, что единое мнение относительно назначения комплекса Гёбекли-Тепе пока не сложилось. Сам Клаус Шмидт полагает, что открытый им храмовый ком­плекс был местом па­ломничества и молений, проведения различных празднеств и ри­туалов (т.е. «универсальным»). Тот факт, что на территориях святилищ были обнаружены следы повседневной трудовой деятельности (обработка камня, приготовление пищи), свидетельствует о наличии в храме Гёбекли-Тепе, помимо жрецов, и по­стоянного обслуживающего персонала, поддерживающего камен­ные строения и прочее в должном состоянии (так, многочисленный обслужи­вающий персонал всевозможных храмовых мастерских работал (но не жил) на территориях храмов царства Шумера и Аккада).

     Характерно, что все святилища храма представляются (по фотоснимкам) сгруппированными в четыре подком­плекса по пять сооружений различных размеров и назначения (одно из каждых пяти сооружений (святилищ) - более слож­ной конфигурации). В свете же сакральной символики комплекс Гёбекли Тепе видится соотносящимся с астральным хтоническим проявлением Единого бога (к примеру, этот грандиозный храм мог быть построен как реакция на небывалый гнев богов, - как следствие падения крупного метеорита, приведшего к землетрясениям и извержениям; так, в кодексе майя «Чилам Балам» говорится: «Звезды падали с небес, перечеркивая небосвод огненным шлейфом, земля рокотала, дрожала и трескалась, сотрясаемая толчками. Мир рушился»).

     При сопоставлении вида мегалитических сооружений Гёбекли Тепе с устройством ряда бо­лее позд­них храмов и святилищ в различных регионах Ойкумены, выявляется достаточно широ­кий диапазон подобий, сходств и параллелей. Символы (знаки), изображённые на колоннах святилищ Гёбекли Тепе, обнаруживаются при раскопках многих древних поселений. Так, ок. 6500 г. до н.э. жители поселения Саби-Абияд (100 км к югу от Гёбекли Тепе) запечатывали кувшины и горшки печатями со знаками,  напоминавшими стилизованные изображения паука, змеи, быка и кабана из Гёбекли-Тепе: «Я бы сказал, первое, что подумалось: на этих печатях мы вновь видим иконографию Гёбекли Тепе», - рассказывал Клаус Шмидт.

     Праарии и V династия Египта.

     Существует суждение, что волна протоиндоевропейцев, носителей «позднеямной» культуры (М. Алиней, ун-т Утрехта. 2000), прокатилась в 2500-2100 гг. до н.э. по землям Сирии и Ханаана, и как многие иные волны этносов, продвигавшихся вдоль восточного побережья Средиземного моря (а «ранние археологические памятники указывают на то, что... путь по суше [в Египет] через Синайский полуостров... был известен еще в мезолите, - с Х тыс. до н.э.» (И.М. Дьяконов, А.Ю. Милитарев. 1984)), по всей вероятности, достигла и Египта. Об этом, в частности, может свидетельствовать захоронение воина-праария (средний бронзовый век - 2600-2000 гг. до н.э.), открытое Уильямом М.Ф. Питри в Телль-­эль-Аджуле, невдалеке от Газы, где в могилу был положен и конь воина. Показательно и то, что в древнеегипетских захоронениях обнаруживаются индоевропейские типы. Так, Бакстон пишет: «Среди древних черепов из местности вокруг Фив в коллекции «Отдела анатомии человека» в Оксфорде, встречаются формы, которые, несомненно, можно причислить к нордической [индоевропейской] расе»). Европейское происхождение египетских "светлокожих европеоидов атлантического типа " усматривает и И. Дьяконов (1984). Платон же сообщает, что "атланты (читай - индоевропейцы) - прародители фараонов". Именно они установили в Египте поклонение Солнцу (Вольтер).

     Обратимся к генетике. В 2010 г., в результате (Центр генеалогических исследований iGENEA) анализа ДНК, выделенной из мумифицированных останков Тутанхамона, фараона (1333-1323 гг. до н.э.) XVIII династии, обнаружена гаплогруппа (снип Y-хромосомы) R1b1a2 (M269).

     "Антропологический тип фараона Тутанхамона мы можем установить из его изображений, например, таких, как рисунок из гробницы в Долине царей (Рис. 3). Здесь мы (А. Клёсов, А. Тюняев "Происхождение человека". 2010") видим европеоидные черты человека, принадлежащего к средиземноморской расе. Обратим внимание на красную от загара, светлую кожу, маленький нос, европеоидный профиль лица и европеоидное тело. То же расовое соответствие и те же антропологические черты мы видим и на крышке саркофага Тутанхамона (Рис. 4)".

     "Не правда ли, очень интересно, что Тутанхамон -  генетический европеец", - говорит Roman Scholz, директор центра iGENEA. Принято полагать, что выявлена «арийскость» Тутанхамона.

     Весьма примечательно ("The Tutankhamun DNA Project"; А. Клёсов; Gentis, 2010), что распределение частотностей гаплогруппы R1b1a2 имеет максимум у популяций западной части Европы: в Шотландии, Ирландии и у басков частота R1b1a2 достигает 80 - 90%, в Испании, Бельгии и Швейцарии 60-70 %, в северной части Италии и в Германии - около 40 %, в Скандинавии и Норвегии - 30 %, у чехов, словаков и австрийцев - около 30 %, в Польше, Венгрии и Латвии - 10-20 %. По данным агентства «Reuters» во Франции этой гаплогруппой обладают 60 % населения. Рассчитано (А. Клёсов, А. Тюняев. 2010), что «возраст» самых древних европейских носителей субкладов R1b1a2 составляет 4200-4500 лет (возник в Европе ок. 2500-2200 лет до н.э.).

     Очевидно (см. выше), что эта картина вполне совпадает (отражает) с территориальным распределением (расселением) в Европе праариев-кельтов (галлов,  кельтиберов и т.п.). Таким образом, в древности одними из основных носитялей гаплогруппы R1b1a2 (снип M269) являлись индоевропейцы (поскольку праарии постоянно ассимилировались с прототюрками, см. ниже).

     Принято полагать (E. Mircea. 2002; А. Клёсов. 2010), что "первая археологическая культура, сформированная носителями R1b в европейской части, - это  курганная культура". "Анализ распространения гаплогруппы R1b1a2 (R1b1b2) M269 показывает, что, возможно, изначальным местом распространения её носителей являлись районы Южной Руси [прародина ариев] примерно 5600-4000 лет до н.э.". Так, (см. выше), среднестоговская культу́ра процветала в степях Приазовья, между Днепром и Доном в 5300-3500 гг. до н.э..

     Вычислено и то (А. Клёсов, А. Тюняев), что "в Ливане общий предок [-носитель] R1b1b2 датируется 3870-2500 лет до н.э.". Следовательно, генетика свидетельствует, что некая группа праариев находилась в Ливане ок. 2500 г. до н.э., а это хорошо согласуется со сведениями М. Алинея (племена носителей «позднеямной» культуры мигрировали ок. 2500 г. до н.э. через Ханаан в Египет).

     И тогда возникает вопрос (в предположении, что кровное родство фараонов в период с V по XVIII династию сохранялось): уж не связан ли факт возникновения (возвышения) в Египте новой (V) династия ок. 2504 г. до н.э. с этой миграцией праариев? Примечательно и то, что приход к власти V династии (период правления - ок. 2504-2347 гг.) сопровождался сменой процветавшей в стране лунной религии на солнечную (что, видимо, вызвало недовольство народа, поскольку известно, что правление IV династии окончилось смутами; а последний фараон этой династии Шепсескаф не смог построить себе пирамиду). Показательно (в части прежней значимости культа бога Ра), что ранее (в пору доминирования "лунной" религии) в полной (пятичленной) титулатуре фараонов первое имя царя обозначало его как Тельца (соотнесение с Луной), и лишь третье - как Гора, а пятое - как сына Ра (М.Э. Матье). Однако со времён V династии солярный культ бога Ра быстро обрёл государственный, общенациональный, всеобъемлющий характер («Палермский камень»). Хронологически (если датировки верны) образование новой династии и смена религии в стране синхронны данной миграции праариев, - носителей «позднеямной» культуры (всадников, видимо, вторгнувшихся в район дельты Нила и закрепившихся там; то же позднее проделали и гиксосы).

     Существуют ли артефакты, свидетельствующие в пользу того, что основатель V династии фараон Усеркаф (Уас-куфа) - индоевропеец?

     Согласно тексту папируса «Весткар» (датирован эпохой гиксосов) родиной (возможно, зоной начала экспансии) Усеркафа (Ouserkaf)  является местечко Сахебу (главным богом которого почитался Ра), предположительно находящееся в Дельте, невдалеке от Гелиополя. По легенде, приведённой в папирусе, приход к власти фараонов V династии, особенно первых трёх, весьма тесно соотносится с культом бога Ра (начиная с Нефериркара Какаи фараоны стали титуловаться «сынами Ра»): их отец - сам Ра, а мать - жена верховного жреца бога Ра; кроме того, предсказано, что Усеркаф будет верховным жрецом Ра в Гелиополе (видимо, до принятия титула фараона).

     В заупокойном храме третьего царя V династии Нефериркара Какаи в Абусире обнаружены иератические папирусы, в которых повествуется о его матери - царице Хенткаус. В надписи, обнаруженной в Гизе, эта царица названа «Матерью двух царей Верхнего и Нижнего Египта, дочерью бога [фараона]».

     В окрестностях пирамиды фараона Сахура найден рельеф с его семьёй, позволяющий считать, что Хенткаус (Неферхотеп) была женой Усеркафа и матерью его сыновей: Сахура (второго царя V династии) и Нефериркара Какаи, а также дочерью пятого фараона IV династии Менкаура (2546-2511 гг. до н.э). Примечательно, что в папирусе «Весткар» прорицается (рассказ «О Хуфу и чародеях»), что внук фараона Хуфу (отца Менкаура) будут царствовать при новой (V) династии. Следовательно, Усеркаф, женившись на царевне Хенткаус, получил престол на законном основании в силу «утробного» права (и линия родства между династиями не прервалась), что видимо, Усеркаф и подчеркнул в своей царской титулатуре, включив в неё имя богини «Маат» («правда и справедливость»). Примечательно, что «при V же династии термин «маат» (без детерминатива) появляется в автобиографиях» (Е.А. Романова. «Проблемы истории и культуры Древнего Востока», сб.,2010).

     В Каирском музее (преимущественно) хранятся части нескольких статуй (в основном их головы) фараона Усеркафа. Так, хорошо сохранилась голова статуи, найденная в заупокойном храме пирамиды Усеркафа в Саккара. Голова статуи Усеркафа была найдена и в Абусире, на том месте, где размещался Храм Солнца фараона Усеркафа. Кусок алебастра, изображающий рот и подбородок Усеркафа, принадлежащий статуе почти в натуральную величину, находится в Египетский музей в Берлине. Примечательно, что у всех «голов» Усеркафа отсутствует типичная «царская» борода (его сын, фараон Сахура, уже изображён с такой бородой; заметим, что даже Хатшепсут, как фараон, представлялась с «царской» бородой).

     Все эти артефакты дают возможность составить представление о чертах лица, этническом типе, этого человека. Итак, на сколько можно судить по нескольким различным фотографиям головы Усеркафа, наличествует мезоцефалия (среднеголовость); пропорции (и овал) лица - практически, как у Карла фон Мюллера, принятого за образец нордической расы; высокий, широкий и чуть-чуть наклонный (немного выпуклый) лоб; надбровья и глаза (длинный разрез глаз) по форме и соотношению размеров сходны с изображёнными на фото Карла фон Мюллера (героя Первой мировой войны); выступающий нос с прямой спинкой (ширина спинки носа почти как на фото Мюллера), несколько вздёрнутый, кончик носа немного широковат (толстоват); рот типично индоевропейский (характерная форма губ), губы не толстые; небольшой (не массивный), хорошо выраженный, выступающий подбородок; борода отсутствует (характерно, что и филистимлян (протоиндоевропейцев) египтяне изображали без бороды). Таким образом, очевидно, что данный типаж вполне может быть индоевропейцем.

     То же можно сказать и о чертах лица жреца Каапера, - статуя из гробницы в Саккара, датированная временем правления фараона Усеркафа, изготовлена из сикаморы. Считается, что это - очень реалистичный портрет осанистого (важного), крупного (с короткой мощной шеей), хорошо сложённого, но несколько полноватого мужчины (лет пятидесяти), осознающего своё высокое социальное положение. Отсутствие волос подчеркивает округлые очертания головы жреца и выпуклые, полные и гладкие черты его лица. Существует мнение, что Каапера - член царского дома.

     Как известно, яркими (исходными) представителями «чистой арийской расы» можно считать кельтов и германцев. Античные авторы (такие, как Страбон, Диодор Сицилийский или Плиний) неоднократно описывали этот физический тип (Т. Пауэлл «Кельты. Воины и маги». 2003): высокий рост, светлая кожа, развитая мускулату­ра, голубые глаза и белокурые волосы. Античные скульптурные изображения (пергамская школа) кельтских воинов также являют собой рослых людей мощного телосложения, круглыми или овальными головами и вол­нистыми или кудрявыми волоса­ми (кельты следили за своей внешностью). В античны времена иногда было весьма не просто отличить по внешнему виду кельтов от германцев. Так, когда Калигуле для процессии в триумфе 37 г. нужны были статисты, которые представляли бы пленных германцев, император заменил их кельтами из Галлии. Страбон «География») наделяет германцев лишь несколько более высоким ростом и более диким нравом (времена Августа и Тиберия).

     Характерно, что пирамида Усеркафа, расположенная в Саккаре (вблизи пирамиды Джосера), имеет сравнительно небольшие размеры (сторона основания - ок. 70 м и высота ок. 50 м), была (бытует мнение) построена из плохо обработанных каменных блоков и так небрежно, что напоминает (не намеренно ли?) не пирамиду, а курган (груда камней). Вход в подземные покои пирамиды (в погребальной камере были найдены остатки базальтового саркофага), находится с северной стороны и расположен на уровне земли.

     Представляется, что надгробное сооружение в Саккаре (пирамида-курган Усеркафа) весьма напоминает подобный объект, обнаруженный в Ханаане (керамика, найденная на территории строения, ориентировочно датирована началом III тыс. до н.э.). Эта постройка (Голанские Высоты) состоит из трех каменных кругов с проходами (диаметр внешнего круга ок. 156 м) и большим «курганом» в центре (диаметр 20 м и высота немногим менее 10 м), возведённым из больших базальтовых камней. Под «курганом» открыта погребальная камера.

     Не исключено также и то (возникает предположение), что у Усеркафа, его семьи и рода, могли быть, помимо обычного почитания, какие-то особо сакральные отношения (связи) с культом солярного божества. Как известно, у праариев первоначально Солнце входило в пантеон (49.) в качестве одного из двух главных божеств (которыми считались (до возникновения громовержцев) бог Солнца или бог Неба). Так, у хорватов (южнославянский этнос) Солнце представлялось в облике могучего молодого воителя на белом коне. У древних славян апрель обычно начинался празднеством возрождения жизни. В селениях появлялся на белом коне молодой рыжеволосый (огненноволосый) всадник, облачённый в белую мантию, с венком из весенних цветов на голове, в левой руке он держал ржаные колосья (исключительно вся символика связана с раннеземледельческим культом Великой богини; «белый конь» же - скотоводческо-кочевая эмблема солнца, появляющегося на небосводе). Считается (49.), что этот всадник - славянский бог солнечного света и тепла Ярило (у ирландских кельтов солярное божество «Луг (Lug)» («Сияющий») - бог света). Арабский путешественник Х в. Аль Масуди пишет, что видел у славян (индоевропейцев) храм с раскрывающейся крышей и пристройками, из которых наблюдался восход Солнца (солнцепоклонники). Приветствия и моления регулярно возносились Солнцу при его восходе и заходе в Южной Польше, Белоруссии и на Украине. «Персидский Аноним» писал о славянах как о солнцепоклонниках.

     Особенно значимо то, что, в частности, у индоариев один из двух главных родов царей и героев (упоминается как в мифологии, так и в исторических источниках) считал своим родоначальником (первопредком) бога Солнца (Сурью (в Ригведе Сурья отождествлялся с белым конём (57.)); но ранее, вероятно, Митру) - «Солнечная династия», а другой - бога Луны (Сому или Чандру) - «Лунная династия».

     О высокой значимости божества Солнца у праариев свидетельствует и то, что, к примеру, у хеттов самоназвание царя - «Моё солнечное божество». Так, хеттский царь, обращаясь к префекту Угарита пишет: «говорит Солнце, великий царь... я, Солнце, дал ему поручение...» (письмо RŠ 34.1291). У персов царю всегда сопутствует божественное «неугасимое сияние», ареал («хварно»), которое «роднит» его с божественным Солнцем. В хеттских гимнах говорится о том, что бог Солнца - судья людей и животных. У шумеров Уту - судья богов и людей. Древнеегипетский Ра - «владыка правды» (Маат всегда при нём). Праарийский Митра - также господин истины (Майтр. самх. II 6, 6), законодатель в области социального и морального порядка (PB I 139, 2). В «Ригведе» Сурья - всевидящее око богов (информировал, в основном, Митру и Варуну). Типичным для индоевропейских народов является образ бога Солнца, объезжающего на колеснице, запряжённой солнечными конями, четыре стороны света. Подобный мифологический образ встречается и в египетских гимнах Солнцу (49.).

     Как следует из папируса «Весткар», протоиндоевропейцы Усеркафа, двигаясь вдоль побережья, попали в Дельту (подобно гиксосам), где, захватив, видимо, без особых потерь, земли поселения Сахебу и его окрестностей, стремились там надолго закрепиться.

     Во времена Древнего Мира любая земля представлялась неотъемлемой собствен­ностью соотносимого с нею (землёй) божества, её владельца, милостиво дозволяющего людям пребывать на ней (см. «Земля Ханаанейская»). Так, древние египтяне, находясь в чужой местности (к примеру, добывая на Синайском полу­острове бирюзу), всегда обращались к её богам за покровительством и помощью в делах (48.167).

     Необходимость почитания чужих богов и святынь на землях, захва­ченных силой оружия, прекрасно осознавалась индоевропейцами (праариями) и вы­ражена, в частности, Эсхилом: «Да, коль богов поверженного города, и храмы, и святыни пожелают чтить, по­беда их не станет поражением» (Орестея). Обычно люди Древнего Мира, по каким-либо причинам надолго задерживающиеся на чужбине, сохраняя верность своим богам, поклонялись и богам той страны, в которой пребывали. Так, персидский чиновник Ариярата, живший в Египте в конце VI - начале V в. до н.э., принял египетское имя Тахос и поклонялся Гору, Исиде, Мину и др. египетским божествам («История Древнего мира, т 2. Расцвет Древних обществ»). Как правило, пребывание праариев на захваченных территориях характеризовалось активным заимствованием автохтонных обычаев (хетты, персы и мидийцы, индоарии), что, несомненно, инициировано их стремлением «ладить» с местными богами.

     По-видимому, и праарии Усеркафа, дабы заручиться покровительством и помощью местного божества, главного хозяина земли (а владыкой Сахебу случайно оказался бог Солнца Ра), не преминули почтить Ра и принести ему богатые жертвы в храмах оккупированного поселения Сахебу и, вероятно, в соседнем Гелиополе (допускается (49-2.с359), что V династия происходит из Гелиополя) и отслужить там подобающие молебны, что жрецы бога Ра должны были воспринять с огромным удовлетворением.

     Вместе с тем, уместно отметить постепенное возрастание в Египте с сер. III тыс. до н.э. значимости образов мужских божеств (так, Гор становится более почитаемым, нежели Хатхор или Нут), что вполне может быть связано с иммиграцией данной волны праариев. Примечательно и то, что, по-видимому, в связи с тем, что у праариев божество, в отличие от египтян, преимущественно виделось в антропоморфном виде, "начиная с V династии, письменный знак, обозначающий слово "бог", писали в форме... в человеческом облике в положении сидя", с бородой, типичной для Осириса (Хайке Овузу. 2006)

     Вполне допустимо, что род Усеркафа тоже считал своим родоначальником (первопредком) бога Солнца, - очевидно, древнего Митру, т.е. представлял собой «Солнечную династию» (в отличие от родов из «Лунной династии»). По-видимому, почитание Солнца пришлым этносом превыше прочих богов, явилось приятной неожиданностью для жрецов Ра, видимо, быстро нашедших общий язык со жрецами Митры (по-видимому, главный жрец Митры был и одним из вождей-лидеров (ганапати)), что способствовало установлению хороших, доверительных, отношений между завоевателями и «солнечным» жречеством, оказавшимся «в чести» у новой реальной силы.

     Необходимо подчеркнуть, что подобно Митре, владычествующему над солнцем днем, Ра, как известно, также бог дневного, «живого», светила. Кроме того (помимо схождений, приведённых выше), бог Ра, уничтожив хаос и мрак, подобно Митре, поддерживал миропорядок, основанный на истине, справедливости и мудрости. И тогда представляется, что солярные божества Ра и Митра были отождествлены (со временем Митра растворился в Ра: завоеватели, приняв египетские имена, поклонялись Солнцу под именем Ра), что вполне устраивало обе стороны (несомненно, что для «Солнечной династии» казалось весьма привлекательным, а также отвечающим «чаяниям» их бога Митры видеть «Солнечную религию» в качестве государственной). Замечено, что именно во времена V династии произошло объединение солярных богов Ра и Горахти (почитавшегося как бог света) в единый образ Ра-Горахти (который (Ра) идентифицируется (сливается) также с Хепри и Атумом в едином теле (солнечном Диске ("своём Атоне")).

     Как известно, и в Египте с древнейших времён с Небом (божеством Неба) ассоциировалась летящая птица (символика - её расправленные крылья). И знаменательно (Х. Овузу "Символы Египта". 2006) то, что именно в эпоху правления V династии к этой эмблеме - "к крыльям, был добавлен солнечный диск", символизирующий "крылатое Солнце".

     Смене династии в стране сопутствовали беспорядки и волнения, возможно, восстание, что Геродот и Диодор связывали с тем, что фараоны предыдущей, IV династии, исчерпали чашу народного терпения постоянным непосильным трудом при возведении великих пирамид (Диодор сообщает, что восставший народ даже выбрасывал тела царей из этих пирамид). Заметим, что в Египте, примерно, с сер. III тыс. до н.э., были в ходу один государственный солнечный календарь и два религиозных - лунных (87.); т.е. замена лунной религии солярной происходида весьма постепенно.

     Как и во второй, предгиксосский, "тёмный период" массовые народные волнения сильно ослабили государственную власть, подорвав (децентрализовав) работу царского административного аппарата управления (и распределения). Очевидно, что на местах должна была возникнуть ощутимая нехватка продуктов питания. Нашествие же протоиндоевропейцев (видимо, египетская армия потерпела сокрушительное поражение), захват ими территории в Дельте, окончательно подорвало власть фараона, инициировав самовластие в номах.

     Можно предположить, что между завоевателями и гелиопольским жречеством состоялся сговор (порукой соблюдения которого служили религиозные принципы культа Митры): жрецы помогают праариям-солнцепоклонникам, своей пастве, законным образом захватить власть в государстве (образовать новую династию), в замен чего культ бога Ра-Митры становится государственным, общеегипетским (а это превращало членов праарийского рода «Солнечной династии» из сыновей Митры в прямых отпрысков бога Ра, о чём и сообщил папирус «Весткар». Показательно и то, что со времён V династии наименование «сын Солнца (Ра)» становится обязательной составной частью (основным титулом) в богатой титулатуре (тронном имени) всех царей Египта). Фараоны V династии прекрасно ладили со жречеством (63.), на что указывают, в частости, развалины замечательных храмов, построенных ими около Мемфиса, столицы страны (Каждый из первых шести царей V династии возвёл храм богу Ра. Так, к примеру, Сахура выстроил храм «Место сердца Ра», а Ниусерра (шестой царь) - храм «Покой Ра»). На втором году правления (надпись) «царь Верхнего и Нижнего Египта Нефериркара Какаи сделал из меди памятник для Ра в его солнечном святилище «Желание сердца Ра» - вечернюю и утреннюю солнечную ладью длиной в 8 локтей». Так, гелиопольский храм Солнца (раскопки и воссоздание Л. Борхардта и X. Рике) был возведён под открытым небом: в центре обширной террасы, окружённой стеной, на огромном пьедестале был установлен высокий пирамидальный обелиск ("Бен-бен"), весь покрытый золочёной медью; а перед обелиском располагался большой (огненный) жертвенник (во времена V династии обелиски стояли во всех храмах Солнца). Согласно «Палермскому камню», «солнечное жречество» Гелиополиса получало в дар от фараонов V династии богатые земельные угодья и регулярные щедрые пожертвования храму бога Ра.

     Следует подчеркнуть, что гипотеза о сговоре была высказана ещё В.И. Авдиевым (63.): «Возможно, что жрецы бога Ра использовали... народное восстание в своих интересах, возведя на царский престол своего ставленника, который в награду за это объявил культ Ра государственной религией» (о нашествии праариев и их возможной роли не говорится). Весьма показательно (Е.А. Романова. 2010), что во времена V и начала VI династии и среди жрецов бога Ра наблюдается заметный всплеск включения в свою (жреческую) титулатуру богини Маат (как знак мудрости жрецов бога Ра).

     Мнение о том, что признание Солнца «основным божеством развивается в Египте в период расширения его контактов с другими восточными культурами» (49.), согласуется со сделанным предположением.

     Поскольку в египетских документах эпохи Среднего Царства (80.) ещё нет и намёка на использование коней или колесниц, то спрашивается, куда в таком случае могли подеваться сотни коней праариев Усеркафа?

     Хорошо известно (57.с50), что, в частности, у хурритов и кони, и колесницы посвящались (приносились в дар) богу Солнца. У древних евреев это также было в традиции. У армян в V в. до н.э. в жертву богу Солнца приносили лошадей (Xenoph. Anab. IV 35). Обряд принесения в жертву коня известен и в ямной культуре, на всей тер­ритории её распространения. Так, в ведическом обряде «Ашваме́дха», санскр., - жертвоприношении коня во благо божественного раджи и благополучия царства (по мнению М. Элиаде, «Ашвамедха» пер­воначально совершалось в честь праарийского бога He6a (посвящалось Дьяусу, далее - Варуне, и позднее - Индре (редко)). По обычаю жеребца пред закланием отпускали на сво­боду (под присмотром) на год. При этом конь и его скитания в течение года ассоциировались с солнцем (Савитаром) и его движением по небосводу. Характерно, что в данном обряде («Ашваме́дха») конь представлен как синкретическое небесное (космическое) животное, поскольку части его жертвенного тела это (Мантра): «твоя спина - небо, твое дыхание - воздушное пространство (воздух между небом и землёй) и ветер [в нём], твой глаз - солнце, твое ухо - луна, твое местопребывание (при жизни) - земля, твой источник рождения - море (параллель к «коню» Посейдону)...» (ТС 5.7.25).

     В ханаанейском мифе «Шапаш, её дочь и бог Ха­рану», дочь богини солнца Шапаш - кобылица. Примечательно, что в жертву богу Солнца лошадей при­носили и в V в. до н.э. (Xenoph. Anab. IV 35), и много позднее. Так, Геродот, рассказывая о племени массагетов, пишет: "Единственный бог, которого они почитают, это - Солнце. Ему они приносят в жертву коней". Сообщает Геродот и о том, что скифы, при жертвоприношении коня, привязывали животное к деревянному столбу с колесом на торце (такая ашера символизировала Солнце, как проявление богини Неба). Известно, что кельты и тевтонцы совершали жертвоприношение лошадей на праздник дня летнего солнцестояния. Урало-ал­тайские народы приносили коней в жертву верховным небесным богам вплоть до нынешнего времени.

     Как правило, захоронение праария, конного воина, сопровождалась погребением и его коня. Так, число лошадей, убитых во время похорон знатных скифов на Кубани, было огромным (в Ульском захо­ронении - ок. 400 голов).

     И тогда вполне возможно, что все кони воинства Усеркафа были принесены в жертву солярным богам Митре и Ра при заключении соглашения между сторонами (сожжены). Если бы в Египте этих лошадей погребали вместе с их владельцами (что было чуждо египтянам), то тогда их (лошадей) длительное содержание сопровождалось бы и их разведением.

     Любопытно, что в египетских хрониках сохранилось сообщение о том, что Усеркаф привёл в Египет 70 неких (видимо, весьма нужных, незаменимых) женщин. Не исключено, что это были, в основном, матери и сёстры праариев-оккупантов, которых доставили после всеобщего замирения под эгидой V династии (вероятно, данное деяние «варваров» весьма впечатлило египтян). Коль скоро данное предположение (о матерях) верно, то протоиндоевропейцы, носители «позднеямной» культуры, совершая набеги (и не имея чёткого представления о результатах их завершения), видимо, нередко оставляли свои семьи (и часть стад) в местах исхода воинства.

     Примечательно, что большой сфинкс в Гизе с некоторых пор находился под опекой «солнечного» жречества Гелиополя, т.е. соотносился, по-видимому, первоначально с небом, а позднее - с божеством Солнца: Хатхор (небо) идентифицировалась с Сехмет, богиней палящего солнца, - женщиной с головой львицы. Уместно упомянуть арийскую параллель к Сехмет (49.): бог Митра неоднократно изображался с телом человека и головой льва (существует предположение, что Митра, как солярное божество, также какое-то время почитался как бог войны, см. выше). При XVIII династии в образе сфинкса Гизы почитался уже бог Хормах (Гор в световом круге, - солнце, стоящее в зените), а Гор этого периода (после изгнания гиксосов) - великий воитель: Сетх и его воинство не в силах противостоять натиску Гора.

     Принято полагать, что древнейшие изображения сфинкса обнаружены при раскопках Гёбекли- Тепе и датируются Х тыс. до н.э. Статуя же сфинкса в Гизе была, несомненно, создана задолго до эпохи правления V династии. Однако знаменательно то (63.), что именно в период правления V династии в Египте возобновляется изготовление изображений фараона в виде сфинкса - льва с головой человека. Вместе с тем уместно заметить, что недавно (Ш. Цукерман, Еврейский ун-т) в Тель-Хацоре (к северу от Тверии) обнаружен фрагменты статуи предположительно сфинкса (голова не найдена): пальцы ног и часть задней ноги льва. Любопытно, что сохранившаяся на фрагменте иероглифическая надпись связывает эту скульптуру (возможно просто льва) с периодом правления фараона Менкаура, тестя Усеркафа (где изготовлен «сфинкс» - пока неизвестно).

     Очевидно, что фараон (сын Ра-Митры), в облике сфинкса олицетворял собой уже само божество Солнца. Видимо, свою роль при выборе обличья сфинкса сыграло и то, что львица Сехмет - богиня войны (военных походов и сражений). Древнеегипетский бог войны «Менту (Монту)» (его культ был сосредоточен в Фивах, Гермонтисе, Медамуде и Ходе) первоначально также принадлежал к числу солнечных божеств (изображался, подобно Ра, с головой кобчика). По-видимому, и у праариев какое-то время бог Солнца почитался и как бог войны. Так, к примеру, лувийский бог солнца Ярри (славянские Ярило, Яровит - весенне-летнее, наиболе яркое и горячее, Солнце) - бог войны. И тогда вполне возможно, что основная причина создания сфинкса - потребность воинственных царей V династии в боге-воителе, победоносце (а тогда все египетские «аллеи сфинксов» - аллеи победы).

     Существуют факты, указывающие на то, что именно первые фараоны V династии Египта, как истые праарии, ввели в обиход в качестве государственной «военную политику грабежа и порабощения соседних народов». Они (фараоны V династии) «считали себя призванными править не только над египтянами, но также и над ливийцами, азиатами и неграми, как на то указывает ставшее в ту эпоху традиционным изображение царя в виде сфинкса, который попирает своими лапами представителей этих племен» (В.И. Авдиев). Так, известно, что фараон Сахура (рельефы его могильного храма) не только вел большую войну с ливийцами, но и также предпринял (вероятно, первый) военный поход (на кораблях) в Ханаан, на что указывают изображения захваченных в плен вождей типично азиатского типа (азиаты выделялись характерными чертами лица, цветом кожи, большой, окладистой бородой и длинной одеждой). При фараонах VI династии завоевательная политика разворачивается еще шире (В.И. Авдиев). Известно, что первые письменные исторические свидетельства о военных кампаниях Еrипта в Сиро-Палестинском регионе относятся к эпохе царствования VI династии (царь Пепи 1 послал полководца по имени Уни «наказать азиатов» (текст записан в кенотафе Абидоса)).

      3. О вторжении «заречных» племён.

      В настоящее время бытует мнение (1. - 4. и т.д.), якобы подтверждённое историческими преданиями Книги Иисуса Навина и богатыми археологическими данными о том, что во второй пол. ХIII в. до н.э. большая группа еврейских скотоводческих родов из некоего племени сутиев-амореев, изгнанных из Месопотамии (в Сирийско-Месопотамскую полупус­тыню) касситами в первой четв. ХIV в. до н.э. (5.), появилась в Заиорданье и оттуда вторглась в Ханаан, сохранив память о своём Месопотамском (старовавилонском) прошлом. При этом, наверное, по умолчанию, считается, что одно из девяти аморейских племён, оккупировавших Месопотамию (6.с318-319): амнанум, диданум, идамарац, мутиябаль, нумхум, рабабум, ха­неи, ямутбала или яхрурум (племя царя Хаммурапи) должно было сменить своё исконное самоназвание на ха-ибри или в самой Палестине или за полторы сотни лет кочёвок в Сирийско-Месопотамской степи (а вероятность такого события, несомненно, равна нулю). Харак­терно, что среди приведённых наименований аморейских племён нет ни одного, даже отдалённо напоминающего название какого-либо «колена» Израилева. Уместно отметить, что один из наёмных воинских отрядов хаибири в царстве Мари назывался «ямутбальскими хабиру», иначе говоря, - «хаабиру», ранее проживавшими в номе «Ларса», в первом аморей­ском царстве (овцеводов «ямутбала»), основанном вождём Напланумом (2025-2005 гг. до н.э.).

     Издавна существует и мнение о том, что историческая география Книги Иисуса Навина - результат синтеза нескольких традиций. Лингвистический анализ текста Книги также показывает, что она составлена с использованием исторических документов, относящихся к разным эпохам. Так, А. Мазар (с.229) пишет: «Существуют различные оценки литературного повествования о израильском завоевании в Книге Иисуса Навина. Некоторые считают, что оно отражает реальную военную компанию, возглавленную Иисусом Навином (И. Кауфман, И. Ядин и др.), другие рассматривают его [повествование об израильском завоевании] как чисто литературное творение [героический эпос], причём, созданное в [значительно] более поздний период. Тем не менее, даже эта последняя точка зрения не исключает возможности отражения в рассказах отдельных исторических событий».

     Сравнение ветхозаветных описаний «вторжения» из Заиорданья Йаhушуа Навина (евреи, вышедшие с Моисеем из Египта, кочевали и в Заиорданье (Втор.29.7, 8)) и появления в Ханаане племён “Авраам” и “Лот” достаточно убедительно показывает, что нередко речь идёт об одном и том же событии в Истории древних евреев. Представляется, что составитель Книги Иисуса Навина, желая наиболее красочно описать приход евреев в Ханаан и их рас­селение, авторизовано воспроизвёл не только особо яркие, впечатляющие события, произо­шедшие в Амарнский период (дополняя повествование о Навине фактами из жизни Лебия или Азиру), но и объединил с ними некоторые героические эпизоды из древних преданий о праотце Аврааме, связанные с появлением в Ханаане неких «новых семитоязычных групп» (по К. Кеньон) - «черноголовых» беженцев первой волны, и захвате ими ханаанских городов (конец III тыч. до н.э.).

     Так, придя в Ханаан, Авраам «прошёл по земле сей… к горе на восток от Бейт-Эля … и поставил шатёр свой так… что Бейт-Эль был на запад, а Гай на восток» (Быт.12.8,9). И как показали раскопки (Э. Райт), «Гай», ханаанский город с мощными стенами и красивым храмом, процветавший примерно в 3200-2400 гг. до н.э., был полностью разрушен в кон. III тыс. до н.э. и впоследствии очень долго оставался, практически, необитаемым. К. Кеньон же, раскапывавшая Иерихон, установила, что одна из стен его крепости рухнула в кон. III тыс. до н.э..

     Далее, в следующем стихе (Быт.12.8-10) Писания повествуется, что поскольку «был голод в той земле» (район Бейт-Эль - Гай), то Авраам «сошёл… в Египет («Раав» в тер­минологии «черноголовых» того времени), пожить там».

     Характерно, что и Йаhушуа Навин, перейдя реку Иордан, также оказывается в районе городов Бейт-Эль и Гай (Иис.Н.7.2). Очевидно, что составитель Книги Иисуса Навина, видимо, коhен высокого посвящения, творчески используя в своём изложении предания о праотце Аврааме, не смел отступать от их священной канвы. Поэтому он, несмотря на сомнения (за давностью лет) в достоверности своего понимания термина “Раав” (или не желая связывать это слово с Египтом, ибо «Раhав» означает «чванливый, надменный»), счёл, одна­ко, необходимым (был вынужден) применить этот термин и приложить его, естественно, к чему-то не совсем пристойному и праведному, - к иерихонской блуднице («Раав… блудница» (Иис.Н.2. 13; 6.22,24)). Аллегория же здесь (типа: Иерусалим (Иерихон) - блудница) не просматривается.

     В Книге Бытия (15.) описана некая война Авраама с коалицией из пяти ханаанских царей. В этой же главе Авраам вступает в контакт с Мелкиседеком, царём (Иеру)-Салимским. В Книге Иисуса Навина (10.) последний также воюет с ханаанской коалицией, которую возглав­ляет Иерусалимский царь Адониседек (по смыслу - тоже имя, что и Мелкиседек).

     По сообщению Ветхого Завета, первое в истории ха-ибри сражение с Хацором, произо­шедшее в эпоху Судей (вторая пол. ХIII в. до н.э. - 1020 г. до н.э.), выиграл Иисус Навин. Мнение (к примеру, (3.с63)) о том, что сам Навин мог и не принимать участие в битве с кем-либо из царей Хацора (его род «Ефрем» участвовал в сражении с коалицией царя Иавина), трудно оспорить, ибо его уже могло и не быть среди живых (о пребывании Иисуса Навина в Ханаане в X1V в. до н.э. известно из Амарнского архива (7.с233)); да и ха-ибри (например, Лабайя) в Амарнский период находились в дружественных отношениях с ханаанейским Хацором. Наиболее вероятно то, что составитель Книги Иисуса Навина счёл необходимым отразить в своём повествовании замечательную победу древних евреев над Хацором царя Иавина, подготовку которой провели Барак и Дебора.

     Наиболее прославило Иисуса Навина, современника (и, возможно, союзника) Лабайи взятие Иерихона. Заметим (Э. Райт), что упоминание о нападении хаабиру на Иерихон содержится в одном из документов Амарнского архива. Образчики керамики, найденные проф. Джоном Гарстанг (John Garstang,1930-1936) в ходе раскопок Иерихона, позволили ему придти к выводу, что город был разрушен ок. 1385 г. до н.э. (по датировке Кэтлин Кеньон - в период 1375-1300 гг. до н.э.).

     «Особенно любопытным представляется то обстоятельство, - пишет Д.Э. Райт («Библейс­кая Археология»),- что в книге Иисуса Навина ничего не сказано о завоевании центральной Палестины, которая сыграла столь важную роль в истории Израиля. Однако при этом Иисус Навин принимал участие в церемониях, проводившихся в Сихеме, древней столице этой об­ласти Ханаана, куда сходились все колена Израилевы (Иис.Н. 8:30-35; 24). Объяснение этого обстоятельства, по мнению многих ученых, состоит в том, что Сихем в ту пору (т.е. в Амарнский период) контролировался ха-ибири, которые либо никогда не бывали в Египте и потому не принимали участия в Исходе (согласно Библии), либо (что более вероятно) вышли из Египта ранее, вместе с гиксосами (как гиксосы, и как таковые контролировали всю центральную Палестину).

     И действительно, в результате археологических раскопок обнаружено разрушение многих городов Ханаана в конце ХIII в. до н.э.: Хацора (3.с63); Бейт-Эля (8-1.с 208; проф. Олбрайт,1934); Арада (9.с172); Лахиша (8-4.с701); Двира (юг Иудейских гор (8-2.с292); и ряда других, которое (разрушение), предположительно, и связывается с завоеванием Ханаана Иисусом Навином (Йаhушуа бен Нуном из колена «Ефремова»). Характерно (5.с228), что в одних случаях артефакты подтверждают библейское повествование (разрушение и захват Лахиша, Хацора, Бейт-Эля), хотя и с коррективами, не позволяющими говорить о едином, мощном, сокрушительном военном «вторжении». Так, Дж. Эрнест Райт («Biblical Archae­olo­gy». 1960), без тени сомнения заявляет: «Из материалов раскопок явствует, что в ХIII столетии до рождества Христова по югу Палестины прокатилась волна жестоких разрушений. И историк с полным на то основанием может предположить, что эти разрушения стали следствием вторжения израильтян». Однако в ряде случаях результаты раскопок противоре­чат сведениям из Библии в части деяний Иисуса Навина (например, о разгроме Арада (Чис.21.3;33.40); победе израильтян над амореями в Заиорданье (Чис.21.21-32); над ханаане­ями у Гая (Иис.Н.7.2,8), Хеврона, Иармуфа (Иис.Н.10.5)).

     Однако следует обратить пристальное внимание на тот факт, что, в частности в археологических пластах разрушенного Лахиша, отнесённых к концу ХIII в. до н.э., обнаружена керамика из Микен и Кипра (1.с321), а также и ваза, иероглифическая надпись на которой датирована временем правления фараона Мернептаха (а в надписи на стеле Мернеп­таха из Атрибиса этнос «акайваша» упомянут как весьма многочисленное племя). Эти артефакты вполне могут указывать на разрушение Лахиша «народами моря».

     Достоверно установлено (1.с254), что волны «народов моря» (египетская терминология) «огнём и мечом» сметая всё на своём пути, прокатились по земле Ханаана от царства хеттов и до Египта: «Ни одна страна не устояла перед их войсками… начиная от Хатти, Коди, Кархемиша, Алалаха, Арада. Они разбили стан внутри страны Амурру, люди которой пленены и которой как и не бывало»,- говорится в египетских надписях (1.с227; 10.с333). «От­борные войны их шли по суше, другие по морю» (из египетской надписи времён правле­ния Рамсеса III (10.с333)).

     Как показали раскопки в Сукасе, Цумире и Иркате, эти города подверглись сильным разрушениям от вторжения «народов моря» (Barnett, 1975, 375; Klengel, 1992, 183-184; Ю.Б. Циркин. 2001, с82). В кон. XIII в. до н.э. ими были разрушены Бейт-Шеан, Мегиддо, Телль-Сера. Одной из групп «народов моря» был разрушен, как и многие другие города прибрежной полосы юга, Сидон (Помпей Трог относит это событие к ок. 1195 г. до н.э.).

     Примечательно, что A. Касвальдер в статье «Археология и происхождение Израиля» (A. Kaswalder «L’archeologia e le origini di Israele». «Rivista Biblica», XLI. 1993, р.171-188.) называет проблему происхождения Израиля и его появления в Хааане «все более темной загадкой». Учёный, ввиду дискуссионного характера раскопок в городах Лахиш, Бейт-Эль и Хацор, вообще говорит, что археология не дает ни одного подтверждения разрушения палестинских городов ок.1200 г. до н.э..

     И тогда возникает вопрос: почему бы не приписать разрушение многих городов Ханаана во второй пол. (конце) XIII - нач XII вв. до н.э. «народам моря», а не племенам ха-ибри, якобы «вторгнувшимся» из Заречья? (уже до того, согласно египетским источникам, сотни лет находящихся в Ханаане: племена «Йакуб-эл», «Иосиф-эл» и «Леби-эл» значатся в надписи Тутмоса III от ок.1480 г. до н.э., а род «Бениамин» упоминается в письмах Амарнского архива (в частности, в сообщении о поражении царя Пеллы)).

     Следует отметить, что среди учёных существует и немало сторонников «мирного» (не насильственного) заселения древними евреями Ханаана. Так, в 60-70-е гг. ХХ века французский историк Израиля Р. Вё, базируясь на концепциях т.н. «немецкой школы» историков Израиля, писал о постепенном проникновении иммигрантов из Египта, о смешанном характере заселения Палестины, носившем иногда мирный, иногда военный характер. Библейский археолог И. Финкельштейн (израильтянин) также не приемлет теорию «военного захвата». В его тезисах, как считается, дается наиболее исчерпывающее на сегодня обоснование позиции противников теории «военного захвата» (I. Finkelstein «The Archaeology of the Israelite Settlement». Jerusalem, 1988). «Мирную» теорию заселения Ханаана выдвинули А. Альт и М. Нот («die Landnahme»), также представители «немецкой школы» историков Израиля, взявшие за отправную точку своих научных построений Суд. (1.1-36). Однако их теория не была принята в широких научных кругах, т.к. не нашла археологических подтверждений, а также и потому, что А. Альт не дал достаточно убедительного обоснования этого «мирного проникновения» кочевников-израильтян. Данная гипотеза не только не объяс­няет, почему многие палестинские города были в эпоху поздней бронзы до основания разрушены, но и не позволяет увидеть процесс эволюции ханаанейского общества от поздней бронзы к новым реалиям раннего железа. И тем не менее, отдельные взгляды А. Альта и М. Нота были приняты (окончательно отдано предпочтение в большей исторической достоверно­сти Первой главы Книги Судей перед Книгой Иисуса Навина).

     Итак, в свою очередь обратимся к непредвзятым фактам истории, дающим возможность оценить характер появления племён ха-ибри (хаибири, «черноголовых»; см. «Отцы Аврама») в Ханаане, не руководствуясь принципами какой-либо исторической школы.

     Как известно, первым из правителей Шумера и Аккада, добравшимся в ок. 2350 г. до н.э. до средиземноморского побережья Земли Ханаанейской, считается некто Мескигаль, лугаль города-государства Адаб (согласно другому преданию - лугаль Аннемунду, тоже в XXVI в. до н.э.). Во времена расцвета царства Шумера и Аккада (XXIII в. до н.э.) месопотамские войска также проникали в Северную Сирию (вероятно, после захвата города-государства Эбла) и Ливан. В «Книгах Пророков» 11.с24) Саргон Аккадский (Древний) назван покорителем «той земли, где садится солнце, а горы сплошь заросли кедром (Ливан)». Возможно, эти события нашли отражение и в эпосе о Гильгамеше, один из эпизодов которого повествует о том, что герои убивают Хуваву, стража горных кедровых лесов. Позднее, в ХХI в. до н.э., при империи III династии Ура (при Амар-Суэне по меньшей мере), в Северной Сирии и Библе была даже установлена на некоторое время власть месопотамских царей (6.с237). Так, (12.с44), Библский правитель Ибдати носил шумерский титул наместника - «энси».

     Предполагается («Отцы Авраама»), что в результате крушения империи III династии Ура коренное население страны Сеннаар (племена Ебера-Абраама) покидало свою родину тремя основными волнами (и разными путями):

     в период с 2025 по 2017 гг. до н.э., последовавший непосредственно после вторжения номадов-амореев, вытеснивших местное население с их возделываемых земель и пастбищ (практиковалось пастушество), при этом процесс миграции стимулировался многолетним по­в­се­местным голодом и разрухой;

     в период с 2006 по 2003 гг. до н.э., - как следствие окончательного падения империи III династии Ура (пленение царя), оккупации и разрушения города Ура (и иных городов страны) эламитами и (возможно) союзными им субареями (хурритами):

     в период с 1740 по 1739 гг. до н.э. при аморейском царе Самсуилуне, разрушившим (спалившим) Ур, Урук, Ларсу и многие другие города при подавлении восстания. По-види­мому, значительную миграцию вызвало и падение Иссина в 1793 г. до н.э., поскольку Хаммурапи «собирал рассеянное население Иссина» (Кодекс Хаммурапи).

     О том, что часть месопотамских мигрантов первой волны (в частности. родоплеменное объединение «Абраам») обосновалась в некоторых регионах Ханаана (к примеру, в Заиорда­нье, в Палестине, в Угаритском номе), свидетельствует следующий вывод (11.с25): «начиная с конца III тыс. до н.э. в Ханаане вновь отмечается чёткое влияние месопотамской культуры». Не исключено, что память о лёгких победах отцов-завоевателей в благодатном Ханаане пос­лужила мотивированной путеводной «нитью» для месопотамских беженцев хаибиру. Харак­терно, что когда племя «Авраам» появилось в Ханаане, местные правители (памятуя о былой мощи шумеро-аккадского войска, и вероятно, будучи наслышаны о разбойных деяниях «са-газ» и, в частности, о поражении ханаанеев в конфликте в районе Бейт-Эль - Гай) не только не препятствовали его приходу и расселению (семья Лота в Содоме), но даже и приветствовали пришельцев (взаимоотношения Авраама и царя Авимелеха (Быт.20.)) как потенциальных союзников, при условии, что те будут занимать и использовать невозделанные или пустую­щие, мало пригодные для земледелия земли, внося плату в виде пожертвований (не дань). По сообщению Герения Филона 13.с83), прозвище, данное ханаанеями древним ха-ибри (хаиби­ру, хаабиру, хабиру), означало - «храбрый», указывая на их воинскую доблесть (Г. Филон (De magist.,p28) писал: «Прозвище «Варрон» на языке кельтов означает «храбрый», а у финикиян же - иудей»).

     Поскольку возможность оседания мигрировавших племён изгоев-хаибиру в Ханаане с конца III тыс. до н.э. ранее историками не усматривалась, то период с 2000 по 1750 гг. до н.э. (5.с170) было обычно принято связывать с распространением в стране некой неопознанной «новой, продвинувшейся сюда с северо-востока [использованы были и иные пути] значитель­ной семитоязычной группы… земледельцев и строителей городов… возродивших городскую культуру и придавших ей высокое и быстрое развитие» (явно исконных горожан). Предпо­лагается, что расселение этих «новых, семитоязычных групп» во многих регионах Ханаана примерно с 2000 по 1750 гг. до н.э. (что практически совпадает с датировкой трех основных волн миграции «черноголовых» из Месопотамии), «способствовало установлению известной стабильности… и созданию обширной культурной общности… от Угарита… и до пустынь Южной Палестины… вплоть до последней четверти II тыс. до н.э.» (т.е. включая эпоху гиксосов и Амарнский период,- вплоть до появления «народов моря»). Характерно, что с при­ходом этих «новых» переселенцев резко активизировалось окончание переходного периода к развитому среднему бронзовому веку (ок. 2300-1550 гг. до н.э.), каковым было и его начало (3300 г. до н.э.), вызванное вторжением в Ханаан куро-аракцев. Характерно, что в Ханаане в среднем бронзовом веке происходили кардинальные изменения «во всех аспектах материаль­ной культуры: в системе поселений, градостроительстве, архитектуре, керамике, металлур­гии, погребальной практике» (А. Мазар). Отмечается (5.с177), что принципы планировки и архитектурные детали дворцов царей Ханаана свидетельствуют «о решающем воздействии архи­тектурных принципов Месопотамии». Этим же «новым» переселенцам обязано и распро­странение в кон. III - нач. II тыс. до н.э. в Ханаане керамических изделий, форма которых имела явно месопотамское происхождение (11.с112). В ряде поселений Сирии и Палестины (Библ, Сихем, Телль-Таннаах, Атшан, Рас-Шамра; середина-конец бронзового века) найдены цилиндрические печати с сюжетами шумеро-аккадских легенд (11.с24,81). К примеру, в хранилище отстроенного заново ок. 2000 г. до н.э. храма Баалат-Гебал в Библе (прежний храм, «здание ХL», найден в Библ V (датирован по Дюнану ок. 2200 г. до н.э.), построенного из известняковых плит, обнаружены печати с изображением стоящего на быке бога Аддада в длинной одежде с молнией в руке, а также обнажённой богини Иштар (что свидетельствует о пребывании в Библе того времени колен «Иссахар» и «Ашер» из племени «Лот» («Отцы Авраама»)).

     Широкое распространение аккадского языка и письменности в Ханаане в рассматривае­мый период как официального языка (5.), обусловило появление аккадоязычных писцов в городах Сирии и Палестины (5.с181). Так, в Хацоре найдены четыре аккадские надписи: глиняная табличка с юридическим документом, жреческий текст для предсказаний, фрагмент месопотамского учебного текста (список мер и весов) и ханаанейское имя. Найденная в Гезере клинописная табличка содержала список имён, написанных по-аккадски, а в Хевроне - список жертвоприношений.

     Итак очевидно, что ответ на вопрос «кем же могли быть эти многочисленные «высоко­культурные» новые семитоязычные переселенцы в ту эпоху», однозначен: только бывшими жителями городов и сёл империи III династии Ура, стремившимися воссоздать традиционно привычные для них условия жизни. Заметим, что по Кетлин Кеньон (5.с171) это - ханаанеи, а у Дж. Грея (11.) - амореи (заметим, что и те, и другие и прежде находились в Ханаане).

     Важно акцентировать тот факт, что после изгнания в 1567 г. до н.э. (по Эвансу) гиксосов из Египта, такие племёна Союза как хаибиру и хурриты, входящие в объединение гиксосеких племён (см. «Гиксосы и их потомки»), в основном, расселились (дислоцировались) в Ханаане, на территории азиатской части их бывшей империи, ещё не отвоёванной египтянами, среди союзных им гиксосов-ханаанеев. Очевидно, что племена гиксосов-хаибири, отступая из Египта и Синая, обосновались на землях Ханаана (вероятно, так, как описано в Ветхом Заве­те) на законных основаниях (без боёв, без вторжения), - как гиксосы, на своей территории, но не как унижающиеся просители-пришельцы, ущербные изгои из Месопотамии (каковыми, к примеру, их считали египтяне).

     И, тем не менее, отношение ханаанеев к хаибиру (ха-ибри) и их потомкам, как к инородным племенам, занявшим (пусть и на законном основании, мирно) многие возделан­ные, плодородные, исконно ханаанейские земли, высказанное местным жречеством «задним» числом (сотни лет спустя), мягко говоря, неприязненное. Об этом чётко свидетельствуют тирские "Книги Царств" (перевод отрывков по Дию и Менандру, I в. н.э.). Так, в традиции евреев бытует легенда о том, что в период строительства Первого Храма царь Соломон Мудрый загадывал невероятно трудные загадки (задачи) царю Тира Хираму, непосильные для ума ханаанеянина, и с лёгкостью разгадывал те, которые предлагал ему тирянин. Ханаанейские "Книги Царств" подтверждают эту легенду, но освещают её несколько иначе (с точностью до «наоборот»). "Говорят, что иерусалимский тиран Соломон посылал к Хираму загадки и просил у него, чтобы оказавшийся не в состоянии решить, заплатил в наказание много денег. Затем (говорят), что некий тирянин Авдимон решил предложенное (по Менан­дру "постоянно побеждал задачи, предлагавшиеся Соломоном") и сам предложил другие задачи, которые Соломон не разрешил, и (поэтому (13.с138)) переплатил Хираму много де­нег". Как повествует Ветхий Завет, царь Соломон отдал Хираму за долги сотню городов.

     Вполне вероятно, что прототипом этой легенды (либо события) могло послужить шумерское «Сказание об Энмеркаре и владыке Аратты», в котором рассказано, что Энмеркар, нуждаясь в стройматериалах и искусных мастерах для реставрации храмов Урука, обратился с просьбой (и угрозами) к правителю Аратты, «города за семью горами». И гонец, курсируя между обоими городами, передавал от одного владыки другому послания, содержащие зада­чи-загадки (14.).

     История свидетельствует, что уже в Амарнский период племена “черноловых” (хаабиру) проживали на всех территориях Палестины, Финикии, Ливана и Антиливана, Сирии, Заиорда­нья, в Аммоне, Моаве и Эдоме, а также в Сирийско-Месопотамской степи и на Аравийском полуострове. В частности, в тель-амарнский период (даже в условиях протектората Египта) вся северная часть Финикии, вплоть до Библа, находилась под властью хаибири Абди-Аши­рты и его сына Азиру (состоявших в союзе с хеттам).

     Таким образом, суммируя всё вышеизложенное, вполне можно сделать вывод об истори­ческой несостоятельности теории вторжения в Ханаан во второй пол. ХIII в. до н.э. «зареч­ных» еврейских скотоводческих родов (которые и амореями не являются).

     4. О прашумерах.

     Обратимся к шумерам, в месопотамском периоде жизни которых отчётливо проявляются многие представления скотоводческо-кочевой культуры (предположение о том, что шумеры прибыли в Месопотамию «как воинственные кочевые пастухи» (Х. Саггс. 2004) существует). Быстро ассимилировавшиеся в Нижней Месопотамии шумеры, хотя и кормились за счёт земледелия (весь скот (мясо) уходил на жертвоприношения), тем не менее, постоянно подчёркивали высокую значимость скотоводства. В шумеро-аккадской литературе неоднократно описываются споры о том, что важнее: земледелие или скотоводство. Так, в сказании о сватовстве богов пастуха Думузи и земледельца Энкиимду (братьев, сыновей Энки) к Инанне, - богиня плодородия вначале предпочла земледельца (она - богиня растительности), но, по совету своего брата Уту (судьи богов и людей), в конце концов, выбрала пастуха. В ходе инцидента пастух, затеял резкий, горячий спор со спокойным и миролюбивым земледельцем. В споре (6.с162) между братьями «Эмеш (Лето)» и «Энтен (Зима)» кто важнее, - боги разрешают спор в пользу скотовода Энтена, а Эмеш, земледелец, преклоняет колена перед пастухом в знак признания его превосходства. В Шумере была популярна поговорка: «Не будет пастух земледельцем» (не исключено, что, по крайней мере первоначально, шумеры болезненно воспринимали необходимость возделывать землю).

     О месте нахождения прародины шумеров известно немного. В пользу предположения о прародине шумеров как о неком гористом районе (среднегорье, предгорье и близлежащие низинные территории), возможно, свидетельствует то обстоятельство, что шумеры устраивали свои святилища на искусственных высотах, - строили зиккураты (однако и убейдцы возводили свои храмы на платформах). Считается, что ранняя шумерская архитектура явственно выдержана в традиционном стиле деревянных сооружений, который (стиль) мог выработаться только у народа, живущего в лесистых областях (таким образом, оба фактора, дополняя картину, могут указывать на прародину шумеров как на лесистое предгорье).

     В этой связи представляется, что богиня Нинхурсаг - исконно протошумерская, поскольку шум. термин "hursag" означает "лесистые или покрытые кустарниками предгорья" (чего нет в Нижней Месопотамии, где богиня, по всей вероятности, была переименована ("банановое" слово "Нин" - протоевфратское)). Показательно и то, что акцентируется задействованность богини в скотоводстве (рождает сына-осла; внимает любой корове с телёнком, в то время как, в частности, Нингаль обеспокоена лишь состоянием тельца Наннара).

     Шумерский язык - язык агглютинативный (замечено, что носителям агглютинативных языков присуща алтайская гаплогруппа R1b1). В 2001 г. Я. Браун достаточно аргументировано указал на родство шумерского языка со старотибетским (337 лексических соответствий, в т.ч. в показателях 1-го и 2-го лица ед.ч. местоимений, числительных, обозначениях частей тела и терминах родства, фонемных соответствиях между языками, в словообразовании и элементах морфологии). В 1915 г. ассириолог Ф. Хоммель обнаружил ок. 200 шумерских слов, совпадающих с тюрко-монгольскими (Fr. Hommel «Zweihundert sumeroturkische Wortgleichenden». 1915). В 1975 году О. Сулейменов выявил ещё 60 тюркских слов, совпадающих с шумерскими. Шумерский язык в какой-то степени напоминает и урало-алтайские языки.

     Н.Д. Андреевым (1986 г.) проведено сравнение раннеиндоевропейских корней (203 ед.) с лексемами алтайских и уральских языков: «Выяснилось, что из 203 корневых слов 198 присутствуют как в составе уральских, так и в составе алтайских производных форм, а (остальные из) 5 слов обнаруживаются в (какой-либо) одной из этих двух языковых групп ... (причём) для раннеиндоевропей­ских и алтайских корневых согласных найдены впол­не строгие законы звуковых соответствий» (заметим, что к алтайским языкам относится древнетюркскнй язык, - предок современных турецкого, туркменского, казахского и т.п., а также монгольского языка). Замечено (М. Элиаде), что «структура религиозной жизни [патриархальных] индоевропейцев из всех ближневосточных или средиземноморских народов больше всего похожа на пратюркскую» (эти этносы были соседями в Евразии).

     Таким образом, между прашумерами, а также различными народами тюркско-алтайской (туранской) языковой группы (с которой у щумеров обнаружено ок. 600 лексических соответствий) и праариями осуществлялись в течение длительного времени многообразные и глубокие контакты в сфере хозяйственной деятельности, материальной и духовной культуры, социальных отношений. Важно отметить (В.А. Степанов, В.Н. Харьков, В.П. Пузырев), что гаплогруппа R1a1 выявлена почти у всех современных тюркских народов (т.е. R1a1 изначально была древнетюркской, переднеазиатской гаплогруппой). Заметим, что частотность гаплогруппы R1a1 у иракцев (потомков шумеров) составляет 6,9%.

      Ассимилировавшиеся c убейдцами протошумеры со временем обрели облик средиземноморцев подобно тому, как в Ханаане многие евреи-семиты приняли облик (и гены) арменоидов-яфетидов - ханаанеев («Земля Ханаанейская»). Характерно, что лица арменоидного (анатолийского) типа (хатто-хурритский этнос). были выявлены С.М. Оттеном (Sumer IV, 1948, 125 ff) в результате обследова­ния им скелетов из убейдского захоронения в Эриду: «Это, бесспорно, кавказцы», - заключил антрополо­г. Подобные же (брахицефаль­ные) останки обнаружены и в городе Кише (Pennyman. In Watelin, Kish IV, 68). Заметим, что создатели энеолитической убейдской культуры, «самаррцы», известны и как субареи (т.е. «са­маррцы» - этнос, сложившийся в результате растворения субареев в среде прахурритов (мигрировавших на земли субареев в V/IV тыс. до н.э. (108.)). Отсюда следует и ассимиляция с анатолийцами, и определённое «сходство между шумерским и кавказским языками» (В. Христиан), т.е. в шумерском лексиконе обнаруживается также и некое количество прахатто-хурритских слов (заметим, что и староаккадские племена также ассимилировались и с анатолийцами, и с протодравидами).

     Для идентификации возможного пути миграции прашумеров из неких лесистых предгорий (области обитания народов алтайской языковой группы) в Месопотамию могут послужить две «вехи». Одна из них - предполагаемое (С. Крамер) расположение города Аратты в районе Каспийского моря (вероятно, прашумеры двигались на запад вдоль южного побережья Каспия). Поселение «Аратта» могло быть связано и с некой священной горой в Гиндукуше (перс. «хинду кух» - «индийская гора»), которая, как утверждает Обри, первоначально называлась у арийских народов «Ари-Арата» - «Колесница поклоняемых» (на санскрите "арати" букв. означает «по направлению к добродетели» (и тогда «Ари-Арата» - «Колесница добродетельных»); кроме того, "арати" - наименование ещё ведического ритуала, проводимого в ходе почти всех празднеств и церемоний в индуистских храмах).

     Следует отметить, что при сравнении шумерских текстов с содержанием «Махабхарата» выявлено (Я.В. Васильков в кн. Л.С. Клейна «Древние миграции и происхождение индоевропейских народов». 2007), что городская цивилизация Аратты принадлежала (пра)дравидам хараппской культуры, ареал распространения которой и мог носить название «Арата» (Я.В. Васильков).

     Любопытно, что в «Сказании об Энмеркаре и владыке Аратты», пра­витель Урукского нома Энмеркар называет себя отцом араттцев (по-видимому, своих прежних поддан­ных) и требует от правителя Аратты подчинения и дани, что говорит о дравидах-араттцах, как о мигрантах-убейдцах, вытесненных прашумерами из Урукского нома, и которые (мигранты-дравиды) вполе могли заложить и обустроить город-государство Аратта (заметим, что и в Уруке, и в Аратте главной богиней считалась Инанна)). Поскольку же время формирования знаменитой «Махабхараты» («Маха-б(э)-(ха)арата» - сказание о потомках царя Бхараты («Лунная» династия)) - вторая пол. I тыс. до н.э., то не исключено, что и название города «Арат(т)а» - санскритское (хараппское).

     Заметим, что помимо В.А. Сафронова, и некоторые другие российские учёные ассоциирует среднеднепровскую Аратту-Арту-Аросанию (культуры «винча») с Трипольем, как предполагается, имевшем связи с Шумером (А.Г. Кифишин. 1990).

     С возможным направлением миграции прашумеров соотносится факт, говорящий о том, что шумеры в IV тыс. до н.э. ознакомились с тэртэрийской письменностью (из выбранных произвольно 50 шумерских знаков совпало с тертерийскими, практически, 44 («Земля Ханаанейская»)), которая, в частности, была известна (согласно акад. Г.Ф. Турчанинову) и ашуйцам Кавказа (тертерийское письмо появились, как считается, в первой четверти VI тыс. до н.э.), т.е. прашумеры могли мигрировать к Междуречью через Кавказ (и, возможно, Анатолию).

     Бытует мнение, что западное крыло культурного влияния народов алтайской языковой группы простиралось не только к древнему Шумеру, но и, возможно, к праариям-хеттам, пришедшим с Востока и осевшим в Анатолии: как выяснилось, их письмена, особенно иероглифическое письмо, очень схожи с иньскими (XVI - XI вв. до н.э.) надписями (письменностью) на гадальных костях.

     Сравнительный анализ показал многочисленные схождения у праариев-номадов и у шумеров в части организации быта и семейных отношений, элементов культуры и религиозных представлений. Так, в Древней Индии, как и сегодня, представление о роли сына в отправлении культа предков (важнейшая часть ритуала - поминальная трапеза (шраддха), выполнялась только мужчиной) сходно с древнешумерским (к примеру, то же и у евреев (потомков «черноголовых»): кто же прочтёт по умершему кадиш (молитву), если у отца нет сына?). Если у шумера не было сына, то его «тень» страдала в преисподней: «Хлеб, кирпичу, разбитому ветром, подобный, он ест» (из эпоса о Гильгамеше).

     В "Ригведе", "Махабхарате" и в "Шатапатха-брахмане" рассказано о том, что в Древней Индии первые люди и многие эпические герои и вожди были прямыми отпрысками, потомками, богов (то же о героях древних греков и кельтов). Такого же мнения о своих первопредках и героях придерживались и шумеры (личные и родовые боги; см. «Отцы Авраама»).

     Уместно отметить и то (схождения), что индоевропейский термин, обозначающий оракул (священный камень), происходит от санскритского слова «nabh» (В.Х. Рошер «Omphalos»). У шумеров же сходный термин «наба(р)» означал то же понятие (З. Ситчин). Индоарийское слово (на персидском языке) «вода (божество воды)» - «Ап», весьма близко к шумерскому «(а)пу» (корень слова [п]), означающему «водоём, колодец». С шумерским именем бога Солнца Уту («уту», шум. - «светлый, сияющий»), которое с тюркского переводится как «огонь» (по прототюркски «ут, уд» - «огонь»), соотносится санскритское прилагательное «ута» - «жёлтый» (цвет дневного светила). В заклинании, найденном в Мерсебурге, фигурирует древнегерманская богиня войны Индизи (соотносится с преисподней, миром мёртвых), имя (теофорное выражение) которой («Ин-ди-(и)зи», где - слово «ин» адекватно шум. термину «эн» (см. выше), а шум. «iz-zi» - «огонь») может означать «Госпожа богиня (подземного) огня» (заметим что имя шум. "Эр-еш-ки-галь", врадычицы преисподней, буквально означает " Свет огня великой земли"). В кельтской (ирландской) мифологии владыка моря носит явно «банановое» имя «Мананнан». Если это выражение представить в виде «Ман-анна-н», где «ман(н)» - «человек, муж, мужчина», а «анна», санскр. - «мама», то возможное толкование - «Муж (не супруг) высокой матери», т.е. её мужское проявление, к примеру, как хаанейский Йамму (богиней моря, солёных вод, долгое время считалась Великая богиня (Великая Асират морская). Коль скоро же здесь «анна» - шум. «звезда», то допустимое толкование - «Муж - высокая звезда» (т.е. у кельтов Мананнан мог отождествляться с некой звездой или созвездием).

     Согласно культово-мифологическим представлениям шумеров, земной мир плавал по водам Абзу, однако сам Змей Энки землю наплаву не поддерживал. Сходное воззрение хорошо прослежива­ется у потомков праариев. У скандинавов (эпохи викингов) змей Ёрмунганд («Мировой Змей») огибает всю сушу, лежа в мировом океане и держа в пасти свой хвост (подобный символ вечности мог быть заимствован у древних египтян). В славянских поверьях апокрифического происхождения (Г.Б. Бедненко ст. «Образ Змея у древних скандинавов». 2002) земля покоится на плавающей в океане змее, у которой голова смыкается с хвостом (что говорит о вечности подобной структуры ми­розданья). В южнославянской космологии бог-отец поддерживает свою землю. Так, в Сербии полагали, что земля держится на четырех быках: чёрном - на западе, сивом (серовато-сизый, белёсый) - на юге, белом - на севере; и красном - на востоке. Быки стояли в воде.

     В космогонии шумеров говорится и о первоначально слитном состоянии неба и земли («гора неба и земли»), а отделил небо от земли бог воздуха Энлиль. У индоариев то же самое: единое божество «Дьяуапритхиви» (небо-земля) было разделено громовержцем Индрой (так, на санскр. "acman" - и "небо", и "камень"). При этом в Ригведе (В. Эр­ман. 1980) обо­значена как «Дьявапритхиви» (дванва) и неразрывная (сохранившаяся после разделения) связь бога неба Дьяуса и бо­гини земли Притхиви, перманентно созидающих жизнь, Подобное же представление выражено и в позднейшем шум.-акк. заклинании: «небо (бог Неба) оплодотворило [дождём] землю (богиню Земли), чтобы поросль стала изобильной» (109.).

     Существуют параллели и между священной птицей ариев Гарудой и шумерским Анзу. Ведийский орёл Гаруда обитает на священном Мировом Дереве (у шумеров - дерево «ху­луппу» в мифе «В предвечные дни»). Змея же постоянно стремится похитить у Гаруды птенцов, но безуспешно (в шумерском мифе змея пожирает птенцов орла).

     Божество (в различных ипостасях) по имени «Кур» (входило основной частью в различные выражения, используемые как наименование бога) почиталось дравидами, шумерами, анатолийцами, ариями и в тюрко-монгольском мире (см. выше).

     Не только праарии (к примеру, персы по Геродоту) почитали высочайшие горы (священные Хара и Меру) - обитель богов, но, в частности, и племёна северных алтайцев курили фимиам (периодически устраивали моления и приносили жертвы) своим родовым горам (такая священная гора всегда находилась на исконной территории рода), на которых обитали «хозяева», духи-покровители (вероятно, родоплеменные боги), и от которых зависело благополучие рода. Шумеры же, и у которых в мифе творения говорится: «На горе небес и земли… (зародились первые боги)», возводили искусственные священные горы и на их вершинах возносили моление (зиккураты). Подобно священной горе «Березайти» (и др.) праариев (там жили боги), шумеры помещали свою гору «Неба и Земли» на далёком севере.

     В шумерских мифах описаны победы бога Энки над праотцом Абзу (владыкой первозданного водного хаоса) и чудовищем Куром (у шумеров слово «Кур» означало и «гора», и «чужеземная страна» - в смысле «преисподняя», т.е. недра земли), видимо, доубейдскими образами бога-отца. Следовательно, ещё в убейдский период в Нижней Месопотамии водная (Абзу, Эа) и земная (Кур, Энки) ипостаси бога-отца считались разделёнными. Древние шумеры же их вновь объединили, слив в едином образе. Очевидно, что в таком наименовании божества, как «Энки», который в тоже время и «Эа» (соответственно «Владыка земли» и «Дом - вода»)», воплощено представление шумеров-номадов о нераздельности земли и воды. Такого же мнения придерживались как древние тюрки: они молились божеству с названием «Ыдук-Йер-Суб» («Великий земля-вода»), так и индоевропейцы, одним из богов которых считался бог-отец Посейдон.

     Очевидно, что проарийская предыстория творения (Ригведа, X, 129. «Гимн о сотворении мира») во многом подобна шумеро-вавилонской «Энума Элиш». Так, в древнеиндийском эпосе повествуется, что изначально «не было... не-сущего и не было сущего... что за вода тогда была (-ли) - глубокая бездна?» (Ригведа). «Поистине не-сущим было вначале (все) это.» (Шатапатха-брахмана. VI.1.1.1). Но далее «Водами поистине было это (всё мировое пространство) в начале» («Шатапатха-брахмана (XI.1.6.1)»). Богиня-мать Дэви, подобно шум. Тиамат, также "зародилась в морской воде" ("Дэва-упанишада"), где и сделалась праматерью всего сущего: «Мое лоно в водах, в океане» (Ригведа RV10, 125 = Аюрведа AV 4, 30). Заметим, что имя "А-ди-ти" также означает "Богиня вод жизни". В поэме «Энума Элиш (Когда вверху)» также говорится, что в начале времён не было ни неба, ни земли («не названы имена»), ни солнца или луны (праар. «ни... дня или ночи... ни воздуха, ни неба над ним»). И только беспредельные воды простирались во тьме застывшего первозданного хаоса. Согласно шумерской космогонии, в начале начал «Абзу изначальный… и праматерь Ти-амат [шум.-акк., «Мать жизни (породившая всё живое)»]... воды свои воедино мешали».

     Миф о создании человека из земли (глины) известен не только шумерам (создатели - боги Энки и Энлиль) и египтянам (бог Хнум), но и, практически, всем древним индоевропейским мифологиям (к примеру, у греков Прометей создает людей из глины; латинское «homo» - «человек», связано со словом «humus» - «земля»). В алтайской шаманской мифологии бог Ульгем создает первых семь человек из глины и камыша.

     В одной из древнейших шумерских версий легенды о Потопе бог Энки предупреждает праведника Зиусудру о предстоящей гибели человечества и научает, как спастись, - построить корабль и погрузить туда семя всего живого. В награду Зиусудра получил вечное «дыхание жизни» и был поселён на священном острове, местопребывании богов и «блаженных».

     Практически, такой же сюжет изложен в Авесте («Видевдат», фрагард II). Здесь Ахура Мазда предупреждает первочеловека (и первого царя) Йиму о том, что приближается столь лютая зима, что всё живое погибнет (снега выпадет так много, что когда он начнёт таять, «воды затопят» землю). И бог повелевает огородить некое место (видимо, невдалеке от Высокой Хары и «моря» Воурукаша) с четырёх сторон (длина стороны - «в лошадиный бег») чудесной оградой («вар») из глины и наставляет: «ты запечатаешь «вар» золотой печатью и сделаешь дверь и окно, сияющее изнутри» (аналогия с ковчегом). Йиме предписано не только обустроить это священное место: провести воду и по плану Ахура Мазды возвести жилища поселения, но и сохранить семя всего живого («по два от каждого вида») и возобновить жизнь. И по воле бога у жителей этой «благой обители» не будет ни телесных уродств, ни болезней, «ни злодея, ни лжеца... ни ревнивого».

     Отметим и подобную (сближающуюся с шумеро-аккадской и тоже, по-видимому, испытавшую дравидийское влияние, но патриархальную (поскольку богиня-мать и не упоминается)) историю о Потопе, приведённую в «Шатапатха-брахмана». Здесь, согласно фабуле, праведник Ману («Ману», санскр. - «человек»), поверив в предсказание (о Потопе) спасённой им необычной рыбы, заранее строит корабль. Рыба же (возможны параллели к образу владыки вод Энки, поскольку в облике рыбы таился бог Вишну, тоже хранитель миропорядка), притащив корабль к некой «Северной горе» (возможно, Хара или Меру) констатировала: «Я [рыба] спасла тебя», Ману, и, уплывая, посоветовала: «Привяжи корабль к дереву» (заметим, что в "Бхагавата-Пурана" фигурирует не «риши Ману», а дравидийский царь Сатьяврата).

     У древних индусов бытовало поверье о том, что в начале времён, в Крита-юге, Золотом веке, люди не ведали греха, жили счастливо, в мире и благоденствии и смерти не знали (Э.Н. Тёмкин, В.Г. Эрман "Мифы Древней Индии". 1982). То же и у шумеров: «В стародавние времена змей [и прочих опасных животных] не было... страха и ужаса не было, в человечестве распри не было» («Энмеркар и владыка Аратты»).

     Представляется обоснованным (ряд соответствий) и предположение о том, что у арийских и шумерской легенд о «рае» («острове блаженных»), по-видимому, существовали общие истоки (по меньшей мере, прашумеры знали мифы праариев, поскольку у последних версии данной темы разработаны гораздо подробнее). Не исключено, что и те, и другие испытали влияние дравидийских мифов.

     Итак, священные горы, вечно сияющие (излучающие ослепительный свет) Хара и Меру, - место пребывания богов праариев (там находятся их дворцы), традиционно отождествлялось ариями с райской обителью. «На светящейся Высокой Харе нет ни ночи, ни тьмы, ни холодного или знойного ветра, нет губительных болезней... (и) скверны» (Авеста). На горе Меру, в обители богов, Небесное царство Индры: живые, «уйдя туда, вновь в этот мир не приходят» («Махабхарата»). Живыми в рай Индры могли попасть лишь величайшие герои или мудрейшие риши (параллель к судьбе Зиусудры) только на крыльях Гаруды.

     Согласно Авесте, «филиал» горного рая располагался на чудесном острове, на котором живут священные животные и растут удивительные растения (такие же, как и на вершинах Хары), все благоухает ароматами цветов. Птицы священных гор постоянно прилетают на блаженный остров (расположен посреди необъятного «моря» Воурукаша («широкие заливы»), лежащего у подножий Высокой Хары (рядом с Меру находится Великий океан)).

     Махабхарата (вторя Авесте и дополняя картину) повествует, что с вершины Меру отчётливо виден «на севере Молочного моря... большой остров, известный под именем Шветадвипа («Белый остров»)... Там живут благоуханные... белые мужи, удаленные от всякого зла... к чести-бесчестью равнодушные, дивные видом; преисполненные жизненной силой [не стареющие]; крепки, будто алмаз, их кости... Богу, распростершему Вселенную [праарийский образ Ахура Мазды сохранился в архаических «Ясна» и «Яшт (49.)], они любовно служат».

     Воспоминания о священном острове сохранились и у кельтов. Романтическое очарование Элизиума, - «земли потаенных желаний сердца», «див­ной земли, пейзажи которой восхитительны», острова («чистый белый утес на горизонте моря») вечной молодости, где время течет, как во сне, - воспето в сагах (а также пр. историях и сказках). Попасть туда, на остров света, остров чистоты (там находится «котел Возрождения»), в «сладостную и блаженную страну», может только тот, кто услышит его (острова) зов.

     Свою райскую обитель - "чистую", "непорочную", "светлую", обустроенную богами землю, шумеры тоже поместили на цветущем острове в «широком» заливе (на Дильмуне, - современный Бахрейн). На этой священной земле, где живут Великие боги, неизвестны печаль, жестокость и отчаяние. Здесь «не убивает лев; не хватает ягнёнка волк; нет диких псов, пожирающих козлят; голубь не прячет голову (в страхе)». На блаженном острове, земле праведников, нет больных, немощных и старых, и даже рожают без боли и мук (5.с74;6.с170;102.).

     Примечательно и то, что галлы, подобно шумерам, верили (Г.Ю. Цезарь; «Энциклопедия Кельтская мифология»), что жизнь человека можно выкупить у божества (у шумеров этот принцип распро­странялся и на богов, например, миф об Инанне «С великих небес к великим недрам») только ценой жизни другого человека (а не путём принесения жертвы «замещения»). Вероятно, позднее (Т. Пауэлл) у гэлов (и, возможно, бриттов), как и у ариев Индии, жертвой замещения (за жизнь юноши) иногда была корова (в царстве Шумера и Аккада, согласно законам Шульги, обходились штрафом).

     Признаки близости шумерской и протоарийской культур высвечиваются и в характере захоронения шумерского властителя времён I династии Ура (сер. III тыс. до н.э., Царские гробницы из Ура). Уходя в «Страну без возврата», царь Ура, дабы не терпеть нужды ни в чём, забирал с собой, помимо погребальной утвари (множества необходимых в обиходе вещей), ещё и слуг, наложниц и телохранителей, которых умертвляли или принуждали умереть в гробнице.

     В кургане же у с. Христовая, Молдавия, было обнаружено (раскопки Е.В. Ярового в 1990, 1992 гг.) десять одновременных погребений ямной культуры (нерушайская культура) в виде одной большой могилы в центре и девяти поменьше по окружности (десять - сакральная символика бога-отца). В центральной могиле лежал мужчина, убитый в бою (в его виске застрял костяной массивный кинжал). В девяти периферийных могилах (где были совершены идентичные обряды: вокруг каждого покойника лежало девять (три по три) угольков, а у черепа - кусок охры) покоились трупы двух женщин, двух мужчин и четверых детей, убитых совершенно одинаково, - тупым орудием в затылок. В одной из периферийных могил находилась молодая женщина, на черепе которой следов ударов не обнаружено. Эта женщина (возможно, любимая жена или наложница), связанная (сохранились остатки веревки) и завернутая в циновку (сохранились остатки), умерла в могиле. Позднее подобные захоронения наблюдались у скифов. Подмечено (Е.В. Яровой), что ударом по голове убивали иранцы, индоарии же свои жертвы обычно душили (как и скифы).

     Существует достаточно артефактов (тюрколог Л.Н. Гумилёв), говорящих о существенном влиянии образа жизни и культуры праариев на пратюркские племена. Так, древние тюрки, подобно праариям, хоронили своих умерших в земле под курганами с каменной насыпью. Тюрки тоже снабжали покойника разнообразной погребальной утварью, а также хоронили с ним и его ездовую лошадь (обычай зафиксирован в Саяно-Алтае не только письменными источниками, но и археологическим материалом (Л.П. Потапов «Умай - божество древних тюрков в свете этнографических данных». 1973)). Тем же способом до недавнего времени хоронили своих умерших алтайцы, тувинцы и хакасы, причем, многие предметы их погребального инвентаря, практически, идентичны аналогичными вещами из древнетюркских захоронений. Замечено, что и некоторые компоненты похоронных обрядов шумеров и праариев были идентичны. Так, в погребениях шумеров III тыс. до н.э. (города Ур и Киш (могильник «гамма»)) обнаружены повозки с останками упряжных ослов (в Эламе (Сузы) же открыты могилы (вторая пол. III тыс. до н.э.) с остатками повозок и упряжных быков (Чайлд. 1951)). И у праариев, как отмечалось, повозки нередко входили в состав погребального инвентаря (обнаружены во многих подкурганных погребениях).

     Принято полагать, что в Месопотамии шумеры проживали патриархальными большесемейными общинами - три-четыре поколения родичей по отцовской линии (в гимнах «Ригведы» упоминаются семейно-родовые образования под названием «ган», возглавляемые вождями-мужчинами, - «ганапати»). Их семьи (шумеров) были предположительно моногамными до старовавилонского периода (заметим, что и древним тюркам не был присущ обычай многоженства, мужчина-тюрок мог иметь только одну жену). Своих сыновей от рабынь "черноголовые", как правило, официально усыновляли. Каждый глава шумерской семьи у себя дома исполнял функции жреца и совершал сакральные действия (53.с17) в своём домашнем святилище. Покойников в раннединастическую эпоху в Шумере иногда клали (многообразие захоронений) в глиняные гробы или в большие кувшины, а также (например, в Кише I) хоронили и под полами домов, укладывая костяки как в вытянутом, так и в скрюченном.

     Производящее хозяйство (не вдаваясь в детали), сформировавшееся у шумеров в Месопотамии, обычно определяется (классифицируется) как земледельческо-скотоводческое (пастушество). Уместно отметить сходное отношение (идентичная выразительность) к богам, курирующим скотоводство: у индоиранцев такие божества носят эпитеты «дарующий богатство скотом», «владыка обширных пастбищ» («Хуршед Яшт», бог Митра), а у шумеров Син - «владыка хлевов и загонов пресветлых».

     Характерно, что основные продукты питания поставляло шумерам земледелие, - урожай ячменя и пшеницы. Поля, по выражению, употреблённому в одном из писем того времени, были «душой страны». Параллельно с хлебопашеством процветало огородничество и садоводство. Скот же выращивали, в основном (2.с81,82), для ежедневных жертв богам и, отчасти, для кожевенного и сыроваренного производства (молоко, сливки и масло также входило в шумерский рацион питания). Мясо ели редко, лишь по праздникам, если те сопровождались ритуальными трапезами.

      Существует немало косвенных свидетельств, говорящих о том, что в процессе миграции прашумеры разводили скот, в т.ч. и ослов (но в стране исхода коневодством не занимались). О переходе шумеров-номадов к пастушеству, к содержанию скота в хлевах и загонах, может свидетельствовать создание такого гимна в честь Сина (записан в нач. ХХ в. до н.э.), как «Владыка хлевов - загонов пресветлых», в котором говорится: "Как многочисленны овцы, как многочисленны коровы в хлевах Сина». Не исключено, что «рогатый» Месяц, и ранее «курировавший» скотоводство номадов, в изменившихся условиях выпаса скота был наделён дополнительными функциями («Владыка хлевов и загонов»).

     По поводу того, занимались ли мигранты в стране исхода земледелием, свидетельствуют раскопки Ура, Эль-Обайды, а затем и Эриду, которые показали, что шумеры создавали свою материальную культуру на базе предшествующей. Это убейдцы заменили каменные орудия металлическими (медными). Убейдскими у шумеров были названия многих орудий труда, некоторых домашних животных, культурных растений, металлов; многих профессий ремесленников, обозначение человека, занятого земледелием, а также и наименования продуктов и орудий земледельческого труда (к примеру, плуг). Согласно шумеро-аккадской мифологии, даже изобретение мотыги, дарование людям и обучение работе ею (Энки) осуществ­лено в начале веков «протоевфратскими» богами (изобретатель плуга - Энки). Следует отметить, что обряд священного брака, столь популяр­ный у «черноголовых» (особенно Инанна-Думузи), был ими, по-видимому, также заимствован у автохтонного земледельческого населения.

     Существует мнение, что у шумерских женщин существовал особый («женский») язык, отличный от обиходного, - «эмесаль». Попытаемся оценить содержание этого термина («эме-саль»), в котором «эме», шум. значит (?) и «язык» (как орган), а «саль» - «корзина». Поскольку у алтайцев (и телеутов) словом «эме-гэндара» (где «эме», видимо, - «мать, мама») обозначается «бабушка» (Л.Э. Каруновский), то прашумерское словосочетание «материнская корзина» (корзина с «языком») должно означать (как и у ряда иных народов, см. выше) - «матка», т.е. «матерь, мать». И тогда этот «женский» язык вполне мог именоваться как язык «материнский (эмесаль)», а это может указывать на него, как на исконный язык прашумеров (без примеси слов из лексикона убейдцев), сохраняемый женщинами (обычно хранительницами традиций) как «родной». Любопытно, что у таких потомков «черноголовых», как евреи-ашкенази («Отцы Авраама»), язык «идиш» носит название «маме лошн» (ןושל עמאמ) - «материнский язык (язык матери)», - родной язык всех ашкенази до образования Израиля, а иврит - «ко(й)деш лошн», - «святой язык» (как и шумерский после экспансии в Нижнюю Месопотамию Саргона Аккадского).

     Влияние патриархальных воззрений праариев сказалось и, в частности, на урало-алтайцах: в своих заклинаниях те обращаются к Небу - «Отец», а к Земле - «Мать» (М. Элиаде). О религии же прашумеров в домесопотамский период известно весьма немного (пантеон месопотамских богов шумеров (как минимум, в части их наименований), не оригинален). Так, в частности, Ф. Хоммель сопоставил шумерский термин «dingir, digir» (детерминатив, представлявшийся шум. идеограммой, изображающей звезду; в текстах идентифицировал божество (у аккадцев означал (просто) «илу») с тюрко-монгольским словом «тэнгри», обычно интерпретируемым как «небо», «божество» (возможно «ди-(э)н-гир» - это несколько фонетически изменённое «тэнг(и)ри»). Поскольку (Э.М. Мурзаев) тюрк. «тан(ры)» (выражение «та-н») означает «бог», а кит. «тян(ь)» - «небо» (выражение «тя-н»), то, по-видимому, можно считать адекватными термины «та. тя, те, то» и «да, ди, -д-» и т.п. (см.выше»), которые означают «просто) «бог» («те-н» - «высщий (высокий) бог», a при огласовке «т(е)-en(i)», последнее значит «Небесный Отец»; и тогда «Тен-ир» - «Отец высокого (небесного, божественного) света», т.е. высшее божество Неба (заметим, что к богам Неба, в основном, относятся громовики, божества луны, солнца, зари, радуги, воздуха и росы)).

     Как известно, Тэнгри (Тенир), тэнгрианство - одна из древнейших религий мира, духовное учение не только тюркских народов, но всех народов тюркско-алтайской языковой группы (вся данная, идентифицируемая на сегодня, этническая общность, обозначена термином «Туран» (Доклад «Основы тэнгрианства и ареал его распространения»).

     Одним из основных понятий «Бога дуальности» (единого божества, выражающего одновременно две противоположные сущности - свет и тьму) тэнгрианства (Ометеотл, Ометеокутл) является термин «Те-о» (произносимое в Древнем Китае как «Дао»).

     К основным терминам данного учения относится и тюркское слово (выражение) «Да-(э)л-ор-то» (где «Да» (и "Отец, творец", и "бог") и «Эл» (как «Тео», «Дао» или арийские «Div» и «Дья» (последнее использовалось и в алтайской мифологии: «Дьа-йачы» - верховный творец, созидатель, ведающий жизнью и смертью, что зафиксировано в его имени) означают (просто) «бог, божество» (и если позволительно слово «то» соотнести с шумерским «ти» (корень слова [т]), - значит «жизнь»); и тогда «Да-(э)л-ор-то» можно толковать как «Бог-отец света жизни (бог света Неба, несущего жизнь»)), которое (слово «Далорто») обычно принято интерпретировать как «(нечто) срединное, сущностное, сердцевина».

     В лексиконе туранцев существует и термин, обозначающий сакральное понятие, противоположное свету, свечению: выражение - «Иў-гир» (состоящее из двух родственных понятий, вместе создающих более сильное впечатление). Здесь слово «Иў» букв. означает: «мрак, тьма, ночь». Древние шумеры произносили его как «хиў», а древние китайцы - как «хиў, сиў, шиў» (на современном тюркском языке это слово сохранилось в форме «эў, эўиш» - «низина» и «iўгiр» - «темное; нора»). Второе слово рассматриваемого выражения - «гир (gir)», здесь также означает всяческий «мрак» и «темноту, черноту»: «к(г)ир» - «грязь»; «к(г)ор» - «измученный»; «кара» - «черный»; «к(г)ўр» - «могила». У древних шумеров словом «гир» (помимо «молодая корова; печь») обозначался также и блуждающий дух умершего, странника-мертвеца (тело которого не было погребено). Таким образом, понятие «Иў-гир» означало Великий мрак («яркую» темноту и всё, что с ней сопряжено).

     Поскольку легко видеть, что в дуальных терминах «Тэн-гри» (у монголов - «Тэнгэр») и «Тен-ир» понятие «Тен» может означать соответственно и свет, и мрак, то отсюда следует и утверждение («Основы тэнгрианства и ареал его распространения»): существует (учреждено) «гармоническое единство двух «Тен» [свет и тьма сосуществуют], переходящее в целостное - «Тен» (единая субстанция). Так (А.М. Золотарев "Родовой строй и первобытная мифология". 1964), у бурятов, значимые божества (числом 99) назывались
"тэнгрии", и разделялись на "светлых" и "тёмных" (как и шаманы). Среди них почитались такие, как громовик Ясал-Саган, бог богатства Урак-Саган, покровитсль табунов Хуратэ-Багин.

     По аналогии с «да-(э)л-ор-то» шумерское «ди-(э/и)н-гир» в свою очередь может означать «Божество - владыка мрака» (а «дигир» - «бог мрака» или «бог ночного (чёрного) неба». поскольку первоначально знак «дингир» обозначал (у шумеров) звезду (М. Элиаде)). Известны: шумерское имя - «Лу-ди-(э/и)н-гир-а», которое обычно переводится как «Человек (Лу) бога» (имя которого - «Ди-(э)н-гир»), а также город с наименованием «Гирсу» (Южная Месопотамия). Любопытно, что тюркское выражение (наименование божества) «Да-(э)л-ор-то», практически, идентично (несколько адаптированному в Месопотамии) имени шумерского бога - «Нин-ур-та», где слово «Нин», шум./протоевф. - «(божественный) господин (госпожа)», тождественно выражению «Да-эл». Отметим, что термин «ил» («бог»), по всей вероятности, заимствован шумерами (дошёл от хассунцев или заимствован у «протоевфратцев»).

     Примечательно (ещё одно свидетельство скорости и глубины ассимиляции на Древнем Востоке), что исконно шумерский термин (как наименование высшего божества прашумеров) «dingir, digir», сделался всего лишь значком (именем нарицательным), обозначающим при письме божественность («звёздность») божества (заметим, что термин шум. «ding-ir», по всей вероятности, восходит к китайскому слову "сверху" - "ding-bu"). Очевидно, что шумерские божества «Ди-(э)н-гир» и «Нин-ур-та» составляют дуальную пару, аналогичную паре «Иў-гир» - «Да-(э)л-ор-то», а это может свидетельствовать о том, что прашумеры, подобно древним туранцам (в т.ч. и жителям Алтая), исповедовали некое «прототенгрианство».

     Так, в древнекитайских письменных памятниках бог Неба носил два имени: Тянь («небо») и Шан-ди (последнее обычно трактуется как «Верховный Владыка»). Однако поскольку кит. «Тянь-Шань» означает «небесная гора/горы», то «Шан(ь)» вполне может значить «гора», а тогда такое наименование бога Неба, как «Шан-ди», трактуется как «Бог Гора» (ср. акк. имя Энлиля «Эл Шадду» - «Бог Гора» (имя «Энлиль» заимствовано шумерами, см. выше)). И если "Тянь-Шань" интерпретируется как "Гора Неба", то в русле кит. патриархальных воззрений термин "Тянь-Янь" вполне мог пониматься и как "Гора Земли"(-матери), ср. - первозданная шум. "Гора Неба и Земли".

     Уместно привести и мнение П.А. Бартона ( «Semitic and Hamitic Origins». 1934) о том, что шум. бог неба Ан был занесен из Центральной Азии в Месопотамию к концу доисторической (дописьменной) эпохи. Любопыто и то, что в термине "тянь", представленном в виде шум. "ти-ан(ь)", содержатся слова "Ан(ь)" - "Небо", и "ти" - "жизнь" (ещё одно из значений этого слова - "стрела"; а, как упоминалось выше, эмблема др.-егип. богини Неба Нейт - две скре­щенные стрелы).

     Как известно, в знаменитом шум.-акк. мифе о царе Этане, герой (без приглашения) взлетел на орле в небеса к богу Ану на приём. В китайской же легенде (С.М. Георгиевский «Мифические воззрения и мифы китайцев». 1892) некто Ван-цяо, царевич, хронологически первым (VI вв. до н.э.) вознесся на Небо на белом журавле (другие же - на птице "феникс", драконе).

     Таким образом, не исключено, что племена прашумеров поклонялись тем же богам (по крайней мере, главным из них), которым молилось и прочее тураноязычное население.

     Бытует суждение, что верховным богом в древнетюркской религии, а также у народностей и племен Саяно-Алтайского нагорья, считался бог Неба, великий Тенгри (монг. «тенгри», бурят. «тенгери», волжск.-татар. «тангере», якут. «тангар»), необъятный, неведомый и далёкий, и по сему (подобно Ану шумеров) конкретным обликом не наделённый (Л.П. Потапов). Характерно, что с характе­ристиками этого божества обычно связываются (49.) сакральные числа 9 и 7 (и производные от них), а также астральное число 12 (отметим, что сакральное число 9 весьма популярно у древних китайцев). Следовательно, в свете сакральной символики Тенгри представляется, как астральное божество, с преимущественными функциями бога Неба (символика - 3, 4, 8. 9), тесно связанного с хтоническим миром земли (символика числа 7). Так, если позволительно представить теоним "тенгри" (шум. "дин-г(и)р") в виде выражения "(т/д)-ан-h(a)-р(и)", то оно интерпретируется как "Бог небесного свечения (света)"; а если - как "(т/д)-ан- h(и/а/о/у)р", то может означать "Бог горы Неба" (ср. "Гора Неба и Земли").

     Заметим, что у древних тюрков сохранились и отголоски воспоминаний об архаичном боге-отце, боге вод и земли (у праариев - предтече бога Неба): ими почитался бог «Йер-Суб» - божество земли и воды. Так, в описании одного удачного похода божества Тенгри, Умай и Йер-Суб (только они) упомянуты в едином контексте.

     Супругой Тенгри слыла «Умай-эне» - Великая «мать Умай» (одно из имён супруги Шивы - Ум(м)а), в имени которой («Умай-эне») слово «У(м)май» (шум. «умма» - «мать»;) означает «мать», как и слово «эн(н)е» (возможно, фонетическая разновидность термина «эм(м)е») - «мама, мать; самка» («эн(н)е» адекватно санскрит. «ан(н)а» - в значении «мама»; заметим, что и современные швед., норвежс. - "kvinna", ирланд. -"baineann" означают "самка"). Примечательно, что у телеутов верхнепалеолитический образ Великой богини сохранился под её древнейшим именем «У(м)май» в таких её проявлениях (см. выше) как «девица» и «молодая женщина» с волнистыми серебряными волосами (об образе старухи у телеутов не упоминается). Характерно, что термин «умай» в значении «матка, материнская утроба» известен и у монголов (Я. Шмидт «Монголо-русский словарь»), что тоже говорит об архаичности этого наименования. По-видимому, «Умай-эне» должно означать «Мать матерей» (синоним - Великая мать).

     Богиня Умай ((Ы)май), хорошо известная на Алтае, - типичная подательница жизни и смерти. Она - «хранитель младенцев... покровитель размножения (ребёнка в утробе, рождения, но не зачатия) людей [из камлания шамана: «да умножатся старшие и младшие братья... и сестры»], (а также) ангел смерти, дух, который берет умирающего» (В. Вербицкий «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка». Казань, 1884). Выражение «С ясного Неба, паря (как птица), спустись, мать Умай - птица-мать!» (древнетюркское камлание), - говорит о том, что ранее эта богиня-мать почиталась и как богиня Неба. Существует мнение (49.), что образ Умай - как птицы, соотносится с иранской мифологической птицей «Хумай», тень от которой, попадая на человека, делает его счастливым. Вместе с тем (Д.В. Черемисин. 1995), термин "хумай" соотносился и с грифами, как с птицами-падальщиками (гриф же - эмблема Великой богини как владчицы смерти).

     Следует отметить, что подобно Афине, Умай считалась и богиней женских ремёсел. Так, известен оберег Умай, выполненный в виде берестяной люльки, проткнутой маленьким веретеном, который крепился к стене над колыбелью девочки (пожелание вырасти умелой ткачихой).

     Очевидно, что культ богини Умай весьма архаичен. Так, оберег Умай для рожениц и маленьких детей был выполнен (Музей антропологии и этнографии АН, экспонат № 2164-13аб) в виде полоски красного сукна с пришитыми к нему раковинами (символика выражает палеолитические воззрения концепции посмертного возрождения).

     О древности образа Умай свидетельствует и его тесная связь с культом огня, выражающаяся в олицетворении огня в образе женского божества, воспринимаемого как «мать-огонь» (Н.П. Дыренкова, «Культ огня у алтайцев и телеут»). У телеутов и хакасов, например, призывая огонь, шаман взывает к Умай. У киргизов культ огня, «переплетается, а иногда просто сливается с культом Умай» (Т. Баялиева); у киргизов, в частности, Умай - покровительница домашнего очага. О том, что Умай - божество класса «мать-отец», «он-она» (как отзвук Двуединого божества) говорит текст заклинания (отрывок), произносимого женщиной перед тем, как впервые положить ребенка в колыбель: «...мать-огонь... мать-огонь... Спустись, покрой и будь отцом! Спустись, окружи и будь матерью!».

     Фонетическое сходство имён (корень слов [м]) древнетюркской богини - «Ума-й, Ыма-й)» и праарийского первочеловека - «(Й)има» (ср. также «эме», «ама» и ивр. «има») наводит на предположение о том, что этот первочеловек (отец, царь) - ещё и «мать» (как и сама Умай), т.е. первочеловек праариев - андрогин (для воззрений скотоводческо-кочевой культуры подобный образ либо весьма атавистичен, либо заимствован (ср. образ двуполого Адама)).

     Как известно, культы богов «черноголовых» были упорядочены и сведены (до 2000 г. до н.э.) в единую, общую систему - «Ниппурский канон», лишь при сильной, централизованной государственности. Ранее каждая номовая община Ура, Урука, Ниппура, Лагаша, Киша, Уммы и т.д. имела свои религиозные мифы и культы. Самые архаичные списки шумерских богов (из Урука и Лагаша) относятся к ХХVI в. до н.э.. Так, по Урукской версии бог Луны Син - сын Ана (Неба) и брат Энлиля, а не сын последнего, согласно «Ниппурскому канону». Поскольку (49.) на китайском языке слово «Син» означает «звезда» (аналог: убейдское «Нанна» - «Высокая (верхняя) звезда»), напрашивается предположение о том, что наименование «Син» - прашумерское.

     В Месопотамии верховным божеством шумеров (как и у прочих скотоводов-номадов), продолжал считаться бог Неба, первоначально глава пантеона (имя «Ан» и означает «небо»; на санскрите «звезда» - «ануша», а на шумерском - «анна», ранее - «дингир» (у шумеров богиня Неба - «Инанна», а у дравидов Элама - «Пинанкур»)), отец богов (как первоначально и у праариев). Во главе мира «черноголовых» стояла патерналистическая триада: Ан(у) - глава «Совета богов»; его сын Энлиль (акк. Эллиль) - царь богов, владыка судеб стран и народов; а также старший сводный брат Энлиля бог Энки, владыка судеб каждого из богов и людей. Все прочие «руководящие» места наверху, в небе, тоже занимали исключительно мужские божества: Ишкур, Наннар, Уту и Энки разделили между собой почти все ипостаси (эпифании) раннеземледельческого образа богини Неба. Характерно, что в условиях доминирования патриархальной культуры повсемесно, «И «верхние боги» взяли себе Небо, а «нижние боги» взяли себе Землю (и) нижнюю страну (недра)», - говорится в одном хеттском тексте (Н. Оttеn. 1971). Как отмечает Эдвин Джеймс, "с увеличением значения мужского начала (Великая) богиня стала терять свое превосходство и престиж".

      Характер (направленность) адаптации местных богов недавними номадами-шумерами проявилась, к примеру, на образе «протоевфратского» (убейдского) божества ритуальных омовений, как представляется, с женским именем «Нин-азу» (где «нин» - «госпожа, владычица»), которое вполне могло быть одной из раннеземледельческих эпифаний Великой богини (за Ниназу были сохранены и черты воителя (49.)), но у патриархальных древних шумеров это важное божество обрело мужской статус. Отметим и то, что у шумеров и аккадцев рыба - раннеземледельческая эмблема плодовитости (изобильного материнства) богини-матери, стала соотноситься с «животным» плодородием бога-отца Энки (например, Товит 8,3).

     Убейдский (раннеземледельческий) бог-отец Энки/Эа, в силу новых потребностей бытия кочевников-скотоводов, осевших на плодородных землях Нижней Месопотамии, был ими адаптирован в универсальное божество, способное обеспечивать нужды и потребности земледельческо-скотоводческого (пастушество) производящего хозяйства. Это нашло отражение, в частности, в шумерском мифе "Энки и Мировой Порядок", в котором бог Энки учреждает различные виды хозяйственной деятельности (он основывает и земледелие, и скотоводство, кладет начало таким ремеслам, как строительство жилищ и ткачество). Так, Энки говорит о себе: «я - отец всех земель... по моему велению строятся загоны для скота и овчарни; когда я склоняюсь к небу, дожди, несущие плодородие, льются с вышины; когда я склоняюсь к земле, паводок набирает силу (Эа - владыка земных пресных вод); когда я склоняюсь к спеющим полям, кучи зерна громоздятся по моей воле... я делаю изобилие полным». Бог Ан поручает Энки, ставшему у шумеров первородным сыном бога Неба, растительное плодородие: «утучнить пастбища в степи... сделать обильной зеленую поросль... пустить в рост побеги в садах и на пашнях... поднять верхушки колосьев в бороздах... нагнать плотные тучи, даровать воду в избытке всем пахотным землям».

     Поскольку шум.-акк. бог Энки, в прошлом - Двуединое божество (рудиментарная память об этом сохранялась, см. выше), был наделён многими эпифаниями Великой богини, то он являлся «постоянным соперником Нинхурсанг» (109.) и функционально, и как культово-мифологический супруг богини.

     Следует отметить, что пантеон каждого города царства Шумера и Аккада обладал совокупностью богов с полным набором функций, необходимых для обеспечения нормальной (по тем представлениям) человеческой жизни.

     5. Об амурских петроглифах.

     "Замечательные памятники древнего искусства" - амурские петроглифы, стали известны в конце XIX в. (А.П. Окладников "Петроглифы Нижнего Амура". 1971). Первое сообщение о «Петроглифах Амура» принадлежит перу востоковеда XIX века Бертольда Лауфера, который по поводу изображения "Лось" писал: "Голова и рога у него переданы с замечательным реализмом. На спине три спирали, а внизу показаны углами ребра. Лось изображен в движении - он идет! Позади этой фигуры (...на соседней бо­ковой поверхности...) выбито лицо человека, подбородок и рот".

     В 1908 г. петроглифы Сакачи-Аляна увидел В.К. Арсеньев, который, в частности, сообщал: "Около Сакачи-Аляна на берегу Амура... на камне (сделано) довольно верное изображение в профиль оленя. Круп животного... разрисован концентрическими кругами. На боках видны ребра в виде кривых линий, а на шее и спине, ближе к холке, какие-то непонятные завитки".

     В 1968 г. амурские петроглифы были тщательно изучены экспедицией под руководством акад. А.П. Окладникова ("Петроглифы Нижнего Амура". 1971).

     Должно отметить, что, как писал в 1964 году большой знаток археологии и этнографии Западной Сибири, отдавший много сил и времени изучению наскальных рисунков, В.Н. Чернецов: «Если трудно бывает расшифровать письменность на неизвестном языке, то еще труднее проникнуть в содержание и смысл наскальных изображений, в которых роль индивидуального творчества и случайности несоизмеримо выше, чем в самой примитивной письменности».

     Вместе с тем, применение метода (средств) сакральной символики (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет) при прочтении графем, позволяет понять и интерпретировать культово-мифологическое содержание (фабулу, моление, упование), заложенное в изображении петроглифа.

     Итак, петроглиф (IV-III тыс. до н.э.) "Лось" ("самая известная фигура зверей из Сакачи-Аляна"), как и ряд иных изображений (нанайское село Сакачи-Алян, побережье протоки Амура под Хабаровском) был выбит на большой, прямоугольной базальтовой глыбе (камень № 63).

                       

     Акад. А.П. Окладников описывает данный петроглиф "Лось" так: "Животное обрисовано реалистически, с точным знанием натуры. У него типично оленья морда с характерно выпуклой верхней губой и раскрытой пастью. На голове пышные, разви­листые рога, развернутые в фас, прямо на зрителя. Короткие отростки на рогах торчат верти­кально. Под рогами видно узкое, тщательно обрисованное ухо треугольной формы. Туловище животного относительно короткое, близкое к реальным пропорциям. На нем выступает отчетливо выраженный горб, спина слегка вогнутая, круп широкий, округлый; брюхо слегка выпуклое. Ног показано четыре, они изогнуты - зверь изображен в движении, он «шагает»".

     Вместе с тем А.П. Окладников полагает, что "Внутреннее пространство фигуры животного ажурное, оно заполнено пышными орнаментальными (!!) деталями. На шее видна фигура в виде ракетки с ручкой: это явно пищевод и внутренности зверя, скорее всего сердце или легкие, центр жизненной силы. В средней части туловища животного видны четыре параллельные дуги - ребра. Над ними - два спиральных завитка (почки, печень, селезенка?). В задней части туловища оленя имеется тройная концентри­ческая окружность с круглым пятном в центре - должно быть, кишечник и желудок. Судя по характеру рогов, широкими лопатами, этот рисунок, скорее всего, изображает... благородного оленя-марала или лося" (табл. 72, Рис.1).

                       

     Уместно отметить, что среди описанных тысяч графем (и, в частности, в энциклопедии графем А. Голана "Миф и символ" приведено более тысячи всевозможных графем) ни в одной из них не упоминаются ни пищевод (кишечник или желудок), ни сердце (второстепенный орган в представлении древних), ни печень (которая использовалась при гадании).

     Как известно (Мифы народов мира. Энциклопедия. 1998), в мифологиях некоторых народов Сибири и Дальнего востока "лось" пребывает на небосводе. В частности, у эвенков (тунгусов) в небе живёт лось "Хэглун", каждый вечер похищающий и уносящий в чащу тайги верхнего мира ("земли" небосвода) солнце (здесь налицо отголосок раннеземледельческого мифа (реставрированного Ариэлем Голаном и адаптированного эвенками) о наказании девы-солнце богом-отцом; при этом у (патриархальных) эвенков лось/олень - не богиня-мать, спасающая дочь от гнева отца, о сам бог-отец (так, если представить имя "Хэглун" как убейд. "Ха-галь-эн", то оно и означает "Великий владыка/господин"; но огласованное как "Ха-галь-ан" это имя может значить "Это Великое Небо" (как бог)).

     В мифологии же дальневосточных орочей фигурирует восьминогий лось (здесь, в свете сакральной символики, - явное соотнесение образа "лось" с богиней Неба (параллель: у кельтов на восьминогой лошади герои доставлялись в небесный «Мир предков»).

     Весьма любопытен один из мифов якутов, в котором повествуется, что охотник и преследуемый им и в небе лось/олень (вероятно, животное было убито в небе), превратились в созвездие Орион (заметим, что в «Текстах Пира­мид» говорится, что "Орион (егип. созвездие Саху) окружен Дуатом" (небесным царством мёртвых); т.е. лось якутов мог бы (если самоназвание якутов "саха" связано с неким влиянием хамитов (египтян)) вполне соотноситься и с хтоническими представлениями о посмертной участи "души" усопшего якута. Однако известно старинное (более древнее, чем "саха") самоназвание якутов -  "уранхай" (якут. "ураанיхай"), считающееся монгольским названием тувинцев. При этом известно и то, что санскр. слово "sakha" означает "сук, ветвь", а литов. "šaka" - и "сук, ветвь", и "олений рог"; скиф. же "saka" значит "олень", а русс. "саха-тый" - "лось". Предками же современных якутов считается кочевое племя курыканов, жившее до XIV века в Забайкалье, куда последние пришли из-за Енисея (подмечено, что в традиционном хозяйстве и материальной культуре якутов много черт, сходных с культурой скотоводов Центральной Азии). Таким образом, вполне возможно, что якуты, не раз менявшие самоназвание, занявшись оленеводством, вновь были вынуждены его сменить, поскольку их, оленеводов ("саха"), видимо, так называли соседи, потомки праариев, вероятно, русские (как представляется, изложенный выше миф о лосе/олене и созвездии "Саху" - вторичен, может быть связан с фонетическим сходством терминов, и навеян арийской мифологией).

     Вместе с тем (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), ветвистые рога и барана, и оленя у многих древних этно­сов Ойкумены соотносились с растительно­стью, растительным плодородием, молодыми побегами (к примеру, на графеме из Ирана в монографии А. Голана "Миф и символ", Рис.63-6 (IV тыс. до н.э.): здесь рога оленя изображены на сосуде в виде двух прямых деревьев с 7-ю и 8-ю "ветвями"). Показательно, что, в частности, у праариев обозначение оленьих рогов, как упоминалось выше, нередко совпадает или фонетически близко к терминам, означающим ветви деревьев. Сакральные изображения лосиных рогов встречаются не только у скифов (в погребальной символике), но и у кельтов (на голове бога плодородия Кернуноса). Характерно, что и у скифов широко распространён образ оленя. Таким образом, рога лося, как и оленя (и сами животные) соотносились с культом Великой богини как матери растительного плодородия. Отмечается, что сакральный образ лося воплощён и в мелкой пластике Зауралья.

     

                        Рис. 1-1

     На рассматриваемом петроглифе "Лось" (Рис. 1-1) представлена лосиха (ибо здесь фаллос изображен внутри её тела) как проявление Великой матери (т.к. каждая из ипостасей Двуединого божества сама по себе амбивалентна ("Древний человек и божество"); заметим, что данное изображение вполне соответствует и представлению о Двуедином божестве), ветвистые рога которой показаны с девятью отростками, т.е. данная символика ("три по три") носит астральный характер ("три" - «небесное» число) и свидетельствует что, эта графема повествует о действе в глубинах небосвода (показаны и точки-зародыши, порождаемые богиней (см. ниже)).

                        

                        Рис.1-2

     Изображённые здесь (на теле лосихи) три концентрические окружности (представление об устройстве небес (три сферы неба - глубины небосвода)) это подтверждают. Здесь точки-выемки (отверстия) - зародыши (три/четыре отверстия): в центре (?), на втором и третьем кольцах (небесах), и снаружи, - говорят о порождении жизни (в результате "священного брака") и на небесах, и вне их (жизнь, как и многое другое, созидается на небосводе (обычное представление для многих этносов Древнего мира), а затем спускается на Землю).

     Характерно, что это изображение небосвода (из трёх небес) напоминает кольцевой (как Аркаим в плане) храм с двумя колоннами у входа (двумя ипостасями Единого бога).

                       

                        Табл. 79, рис. 3

     Представление приамурцев того времени о том, что из точек-зародышей произрастает растительность, демонстрирует, в частности, графема петроглифа (Табл. 79, рис. 3). Здесь изображено (треугольник) лоно богини, - все три неба, и на каждом из небес порождается жизнь - зародыш растения, который далее превращается в молодой побег (росток). Примечательно, что верхняя сторона равностороннего треугольника показана в виде "уголка" (символика наличия "высокой" воды, порождаемой богиней), из вершины (глубин) которого и произрос росток, поскольку питался (был вспоен) небесным "молоком" из груди-тучи (уголка) Великой матери.

     Характерно, что около выросшего ростка (и точек-зародышей в лоне) показаны его "родители": наверху в центре изображена S-об­разная одновитковая полуспираль - бог-отец в облике Змея, а несколько ниже - S-об­разная одновитковая спираль, заканчивающаяся головой лебедя - богиня-мать (богиня-птица).

     Как отмечал ещё Э.Б. Тейлор, в частности, и у алгонкинов Северной Америки, в качестве тотемных животных кланов почитались медведь, волк, черепаха, олень, кролик (заяц) и т.д.. Так, сакральное видение лебедя (его связь с образом Великой богини) североамериканскими индейцами, кровнородственными народам Сибири (см. ниже), весьма поэтично выразил Генри Лонгфелло в "Песне о Гайавате" в виде картины солнечного, кроваво-красного заката (Лебедь, взмахнув крыльями, мёдленно полетела по направлению к заходящему солнцу).

     Над гладкой равниною вод

      Красная Лебедь плавает и летает,

      Раненная волшебной стрелою,

      Окрасившая волны пурпуром,

      Пурпуром крови своей жизни.

      Наполнив воздух сиянием,

      Сиянием своих перьев.

     Следует отметить, что ещё, в частности, А. Голан ("Миф и символ") отмечал, что в эпоху неолита S-об­разные графемы (простые одновитковые S-об­разные спирали изображались и в палеолите, а позднее - даже и композиции из них) обозначали и змею (графемы из Югославии (VI тыс. до н.э.), Германии (неолит) и Дагестана), и птицу (в Передней Азии).

     

      Камень № 70, Табл. 79 Богиня Лада

     В свете вышеизложенного, весьма показательна деревянная статуэтка славянской богини-матери "Лада" (с колосом), также состоящая только из головы и лона, причём лоно здесь образовано конфигурацией из двух лебедей и аналогично изображениям на амурских графемах (согласно гипотезе Б.А. Рыбакова культ Лады имеет индоевропейские корни, а богиня соотносится с др.-греч. Лето и др.-римск. Латоной). Отметим и то, что лебеди присутствовали при рождении Аполлона, а также связаны и с беременной кельтской Бригит. Так, "на петроглифах северо-западного скалистого берега озера Байкал, в бухте Саган-Заба находятся изображения рожающей женщины, держащейся за лебедя. Композиция представляет собой контурное изображение, на которой роженица представлена в характерной сидячей позе анфас, с широко раздвинутыми в стороны ногами и руками, причем её левая рука соединена с грудью птицы (Д.С. Дугаров "Лебедь в орнаменте... ".1983).

     Обратимся к графеме петроглифа, представленного на Рис. 87 в монографии А.П. Окладникова "Лики древнего Амура" (1968), который: "Изображает, возможно, сидящего на корточках человека с ногами, раздвинутыми в стороны. Довольно реалистично переданы кружками обе ягодицы. Туловище... Го­лова в виде неправильного овала. Правая рука, согнутая в локте, поднята вверх и имеет три непропорционально больших пальца. Ле­вая (рука) отодвинута гоже в сторону. Слева кружок с глазком внутри. Впрочем, этот рисунок... может быть истолкован и как... фигура животного с тупой го­ловой и двумя ушами на ней. В целом, содержание этой сложной композиции остается загадочным".

     

      Рис. 87 Рис.1, Усть-Туба III Рис.3, Черновая

     Сопоставление графемы Рис. 87 с Рис.1, Усть-Туба III (Минусинская котловина; неолит - эпоха бронзы), "Мать-прародительница" (Я.А. Шер.1980) и с Рис.3, Черновая (Сыда (Е.Б. Вадецкая. 1970)) свидетельствует о том, что на Рис. 87 схематически представлена рожающая богиня-мать (известно и отчётливое изображение рожающей женщины, - в той же позе и спиной к зрителю). Слева от её головы (возможно, с причёской) показан порождённый ею росток на одном из небес (круг с точкой в центре). Ниже богини, как бы на переднем плане, изображён Змей-дракон (на двух ногах) - бог-отец. Поднятая правая рука богини расположена либо на фоне растянутой S-образной спирали - змеи, либо богиня держит (касается) змея за голову ("уголок" вверху вполне может изображать и третьего змея).

     

                        Рис.1-3

     Легко видеть, что на рассматриваемом (камень № 63) петроглифе "Лось" (на теле животного) изображена стилизованная рыба (с узким и довольно коротким задним плавником), которая (рыба), как известно, служила эмблемой плодовитости Великой матери (в патриархате в облике рыбы представлялись амбивалентные Эа, Вишну, Дагда; так, на котле из Гундеструпа (I в. до н.э.) у скандинавов изображена рыба (Botheroyd. 1992), переправляющая умерших в «Мир предков» (обнажённое инотело сидит верхом на рыбе; то же представление бытовало и у пиктов).

                             

                              Рис. 1-4

     Очевидно, что на данной графеме (петроглиф "Лось") в качестве головы (и пасти) рыбы изображено лоно богини (т.н. "ракетка с ручкой"). Здесь показано два вытянутых "овала", которые, с точки зрения врача-гинеколога, однозначно являют собой: внешний "овал" - большие половые губы, а внутренний - малые. Уместно отметить, что ту же картину усмотрел проф. Перкс («Ж-л Королевского медицинского обще­ства») при взгляде на круги Стоунхенджа.

     Приведём и видение графемы "Лось" Виталием Егоровичем Медведевым (учеником акад. А.П. Окладникова): «То, что называется фигурой в виде ракетки (в груди), с полным правом можно считать изображением вульвы, обозначенной удлиненным овалом с линзовидным углублением посредине... Над вульвой выбита конусообразная фигура - фаллос, о котором в описании (у А.П. Окладникова) ничего не сказано, как и о второй фаллической фигуре - в нижней части живота между ребрами и концентрическими кругами» (заметим, этот, второй, фаллос расценивается и как дефект (царапина), привнесённый в графему). И далее. «Спиральные завитки над ребрами следует отождествлять со змеями, кстати, их концы несколько утолщены - это голова. Концентрические окружности с углублением в центре хорошо увязываются с широко распространенной солярной символикой, о чем, к слову, сказано А.П. Окладниковым при обзоре семантики анализируемых петроглифов. Между первым (от центра) и вторым кругом выбита небольшая круглая лунка (в описании у А.П. Окладникова не упомянута), но она отчетливо видна на всех фотографиях». «Таким образом, внутри контурного изображения помимо ребер, показаны солнце, женщина (вульва), две змеи и два фаллоса».

     Остановимся лишь на символизме "концентрических окружностей" (их три), совокупность которых В.Е. Медведев определил как эмблему Солнца.

     Как выяснилось, разделение амбивалентных ипостасей Единого бога (Двуединого божества) бытовало уже и в начале "мустье" (в этот период персонифицированная богиня-мать представлялась в антропоморфном виде (статуэтка из Марокко)). При этом, во времёна палеолита и, примерно, в первой половине неолита Солнце всё ещё не было персонифицировано и воспринималось как эпифания (проявление) Великой матери, богини Неба (его матери). "Однако тотальная экспансия номадов-праариев (начавшаяся примерно в IV тыс. до н.э.) и номадов-семитов (начавшаяся в VI/V тыс. до н.э.) привела к насильственной замене (частичному вытеснению) религиозных представлений матриархальной земледельческой культуры воззрениями патриархальных скотоводов-кочевников. Практически, во всей Ойкумене произошла инверсия функционально-культовой роли, а, следовательно, и социальной значимости богов по половому признаку" (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет). И Великая мать, богиня Неба, получила статус "Мать-земля", а богами Неба сделались преимущественно мужские божества (боги Неба, Солнца, а затем и громовержцы), хотя и переставшие быть богами Земли, но (ряд из них) унаследовавшие (от богини-матери) связь с растительным и животным плодородием. Ещё в среднем палеолите Великая богиня - и как мать, и как богиня Неба, символизировалась кругом (кольцом) и диском. Божество же Солнца, как её проявление, будучи персонифицировано, унаследовало эти эмблемы, получившие особенно широкое распространение в эпоху постнеолита (к примеру, у ариев). Бог Солнца, а затем и громовержцы (к примеру, изображение на котле из Гундеструпа) символизировались также и колесом со спицами (т.е. Солнце символизировалось в Ойкумене (аддитивно) только кольцом, диском (на длинном шесте) и колесом со спицами).

     Концентрические же окружности обычно (на всех известных графемах) символизировали представление о небосводе (и в раннеземледельческий период, и при доминировании патриархальной культуры), который, как представлялось древнему человеку, состоял у различных этносов (и в разное время) либо из трёх, либо из семи небесных сфер (у шумеров у каждой такой сферы даже свой "путь" в космосе). Так, небесное царство громовержца (и бога Неба) Индры («Бхагавадгита»), - один из трёх небесных миров индоариев, - носил название «индралока» или «сварга» (санскр. «svarga» - «небесный, небо»).

     Следовательно, с интерпретацией В.Е. Медведевым символизма "три концентрические окружности" как солярного, - нельзя согласиться (и, особенно с тем утверждением, что это - "широко распространенная солярная символика").

     Итак, в свете архаичной сакральной символики ("Древний человек и божество") представляется, что создатели петроглифа "Лось" показали (стремились изобразить), что из лона Великой богини-матери изливается (исходит, порождается вследствие перманентного священного брака) небесная (высокая, дождевая) вода (небесное "молоко"), которая собирается (скапливается) в четырёх широких уголках/дугах (как бы чешуя рыбы), символизирующих её необъятную, небесную грудь-тучи. И эта "высокая" вода (дождь, роса) обусловит произрастание зародышей растений (см. выше) и на небосводе, и вне его - на земле (графема читается слева направо).

     В качестве верхнего плавника рыбы (на горбе лося) показаны эрегированный фаллос (на изображении касается (входит) лона (посредине) - перманентный "священный брак" жизненно необходим человечеству) и (отдельно) две одновитковые S-образные полуспирали, - здесь это - либо змеи (бог-отец), либо мужские гениталии, как, к примеру, на изображениях пиктов (заметим, что в России и сегодня нередко встречаются (в общественных местах) подобные изображения (в "гарнитуре")).

     .

     

                        Рис.1-5

     Далее А.П. Окладников («Лики древнего Амура») пишет, что "на том же валуне (на той его стороне), что и большое изображение оленя (лося)... находится рисунок... маленький человечек с узким, длинным туловищем и округлой головкой (быстро) бежит (к лосихе), широко раскидывая ноги в стороны. Особенно далеко откинута назад задняя нога, согнутая в колене, как и передняя нога. Сзади виден загнутый кверху длинный отросток в виде хвоста, спереди, возможно, фалл. В про­тянутой вперед руке (руках) человечка находится лук со стрелой, направленной в оленя" (как легко видеть, цель, к которой устремлена (на которую направлена) стрела, - лоно лосихи ("ракетка с ручкой")).

     

      Табл. 72, Рис. 2 Табл. 72, Рис. 2-1       Гёбекли Тепе

     Итак, изображено (силуэт реалистичен) зооантропоморфное существо (человек с хвостом). Следовательно, это - бог-отец (показан его фаллос). Перед ним (его ногами) показана (см. камень № 63) голова быка (Табл. 72, Рис. 2-1, здесь повёрнута), которая весьма напоминает голову быка (эмблема бога-отца) на колонне из Гёбекли Тепе.

      В целях уточнения сакрального содержания Рис. 2 (Табл. 72), обратимся к изображениям стелы, связываемой с ямной культурой (сер. III тыс. до н.э.; село Керносовка, Днепропетровской области) - к т.н. «керносовскому идолу». Тут, на одной из боковых граней этого «идола» изображен акт соития женщины и мужчины с хвостом. В центре же стелы человек с хвостом преследует животное. Отметим, что подобные рисунки сделаны также и на плитах Каменной Могилы и Усатовского кургана (здесь цель создания изображений - моление о скорейшем порождении (созидании) инотел усопших родичей для пребывания в "Мире предков").

     Так, на Федоровской стеле (в её центре) показана сакральная сцена, в которой тоже принимают участие человек с хвостом и животное. Здесь человек с прямым, длинным хвостом и поднятыми вверх руками идентифицирован как мужчина (обозначен его фаллос). Этот мужчина (с поднятыми руками) развернут в сторону животного (с опущенной головой и длинным хвостом). Считается, что это животное - лошадь (суждение основано на сравнении пропорций тела и длине хвоста), и мужчина, по-видимому, ловит его (А.Б. Супруненко «О Федоровском идоле и кургане». 1990). Поскольку у праариев лошадь (кобыла) соотносилась с женскими божествами (в частности, с кельской Эпоной; а у греков Деметра также иногда изображалась с головой лошади или с лошадиной гривой), то эта сцена (человек и животное), по всей вероятности, должна изображать «любовные игры» - прелюдию к акту священного брака Великих Матери и Отца.

     На данном же, амурском петроглифе "Лось" (Табл. 72, Рис.1 и 2), человек (бог-отец) стреляет (спешит пустить стрелу) в лоно богини матери (в облике лосихи), идущей ему навстречу. Стрела же у шумеров и, особенно, на погребальных изображениях пиктов (на стелах), служила эмблемой фаллоса. Следовательно, и в данном случае речь идёт о грядущем акте соития в священном браке.

     Таким образом, данная графема (петроглифы "Лось" и "Стрелок" в едином прочтении) представляет собой моление скотоводов-земледельцев, обращённое к Великим Матери и Отцу, с просьбой о постоянном ниспослании (порождении) обильного дождя для произрастания богатой растительности (что может быть связано с периодом засухи).

     Так, убедительным указанием на начало длительной за­сухи в центре Ев­разии в V тыс. до н.э. считается то, что многие поселения юга Туркмении были перенесены непосредственно к отрогам гор Копетдага, по­ближе к обильным источникам воды. Отмечается (А. Гудзь-Марков «Индоевропейцы Евразии и славяне») также и то, что «первая пол. III тыс. до н.э. ознаменовалась началом великой засухи в центре Евра­зии, приведшей в итоге к грандиозному ис­ходу индоевропейских народов [праариев]».

     Уместно заметить, что в регионе современного Хабаровска климат резко континентальный: жара летом достигает 30-35 град. и держится ок. 2-3 недель.

                             

                        Табл. 73, Рис. 3

     Рассмотрим ещё одну фигуру (Табл. 73, Рис. 3), изображённую на "камне № 63". "Она выбита на углу [на грани] базальтовой глыбы и как бы распластана по обеим ее соседним граням. От этого она... кажется... идолом". Акад. А.П. Окладников описывает данный петроглиф следующим образом: " Антропоморфная фигура. У нее большая... голова яйцевидно-овальных очертаний. Внутри - два больших, круглых глаза, окаймленных двумя широкими, вписанными друг в друга концентрическими окружностями. Ниже выбит рот в виде овальной ямки. Под ним узкой полоской оконтурен подбородок. Голова соединена узкой, короткой перемычкой с туловищем. Туловище ромбическое (без рук и ног). Оно заполнено на две трети поперечными углами (ребра?)".

     Итак, допустим, что возможно и несколько иное видение этого изображения.

     Начнём с "туловища". Очевидно, что оно далеко не ромбическое, но представляет собой равнобедренный треугольник с несколько округлыми, дугообразными сторонами. В свете сакральной символики данный треугольник - типичная (со времён палеолита) эмблема лона богини-матери, а дугообразные стороны - тучи-грудь богини Неба, наполненные высокой, небесной водой. В нижней же части "туловища" показано три взаимно параллельных уголка: т.е. эта вода порождается Великой матерью на небосводе.

     Таким образом, этот треугольник ("туловище") символизирует лоно Великой матери, богини Неба (а её лоно - всё небо), порождающее небесную (дождевую воду).

     Вверху же туловища изображено семь (хтоническое число) рёбер, отходящих от позвоночника ("грудины"), т.е. показана часть скелета (Великая мать - владычица смерти), что говорит о том, что богиня в данном случае присутствует и на земле (число семь), и в преисподней (скелет).

     Обратимся к голове изображения Великой богини (которое состоит из головы и лона). Здесь показано два овала изображающих контуры головы и лица, а также и два овала, в которых расположены глаза богини (всего четыре овала). Следовательно, это голова - богини Неба. Что особенно любопытно, так это то, что каждый глаз богини (особенно наглядно - её правый глаз) является частью S-образной полуспирали (эмблемы бога-отца в облике змея).

     Следовательно, Великая мать, богиня Неба, высматривает (ищет) Великого бога-отца, бога земли и её недр (своего паредра), для чего она и спустилась на землю и в преисподнюю (по-видимому, грядёт засуха). Поэтому она и изображена на грани глыбы (камень № 63) - чтобы смотреть во все стороны (видимо, предполагалось, что между Отцом и Матерью произошла очередная серьёзная размолвка: богиня его прогнала с небес (у китайцев есть такая графема), а теперь ищет ("Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет)).

     Как представляется, графемы на камнях № 65 и № 66 (А.П. Окладников "Петроглифы Нижнего Амура". 1971) являю собой тематическое продолжение фабулы, начало которой (возможно ??) изложено на камне № 63 ("рассказ в картинках"; к примеру, как в пещере Lascaux, Франция).

     

                        Камень № 65

     Уникальный петроглиф (Камень № 65) описан А.П. Окладниковым так (Табл. 74, 75): "Плоская глыба базальта, одна сторона ее ровная... На ровной боковой плоскости выбит рисунок - изображение оленя (лося?), перевернутое вверх ногами". И учёный делает вывод: "Очевидно, камень первоначально на­ходился в обратном положении, а затем был перевернут", с которым, в частности, не согласен В.Е. Медведев: "Данный рисунок, судя по его смысловому значению, а также по расположению камня, находится в том положении, в каком его оставил первобытный художник" (в свою очередь, заметим, что верхняя (необработанная, весьма неровная) поверхность камня (см. рисунок) свидетельствует в пользу В.Е. Медведева, подтверждая его мнение).

     Далее акад. А.П. Окладников пишет: "На нем (у животного) слегка выдается небольшой горб. Линия туловища сзади круто падает вниз, круп прямой Голова выбита сплошь. Пасть открытая. Очертания головы легкие и изящные. Она узкая. Выделены выпуклый лоб и утолщенная верхняя губа, контрастно проти­воположная узкой и маленькой нижней губе. Над головой видны рога в виде двух стержней. Ноги зверя короткие, изогнутые, причем задняя нога далеко откинута назад. В отличие от боль­шой фигуры лося (камень № 63) здесь показаны не все четыре ноги, а только две".

            

                                     Табл. 75, Рис. 3

     При внимательном рассмотрении (перевёрнутой, здесь верхней) графемы "Лось" (Табл. 75, Рис. 3) легко видеть, что изображено четыре ноги: две спереди (в виде широкого уголка) и две сзади (одна - короткая, а другая как бы изогнута (как и у "Стрелка"; камень № 63) при беге (т.е. лось убегает). Попутно отметим (камень № 66), что у "лося", расположенного ниже описанного ("перевёрнутого") и более мелкого и схематичного, также показано четыре ноги (две со стороны длинной шеи (распластаны как крылья), ещё одна - вверху слева от хвоста (образуют "уголок"), и четвёртая - под крупом); т.е. лосиха, богиня Неба (см. ниже), как бы парит в пространстве (она и птица).

     И далее, продолжает А.П. Окладников: "Внутреннее пространство фигуры (перевёрнутый "лось") сплошь заполнено орнаментальными деталями. На месте шеи, внутри нее, помещается двойной концентрический овал. В середине туловища, вверху, находятся рядом друг с другом две небольшие концентрические окружности. Еще одна большая концентрическая окружность, состоящая из четырех кругов и точки в центре, находится в задней части фигуры животного. Под двумя кружками в средней части фигуры свисают вниз короткие, слегка искрив­ленные полоски в количестве семи. Это, как и в первом случае, у оленя па камне 63-м, - ребра. Кружки явно означают внутренности животного: сердце, легкие, почки, печень и, наконец, же­лудок".

     По поводу символизма "свисающих вниз коротких, слегка искрив­ленных полос в количестве семи" В.Е. Медведев пишет: "Если у первого лося (камень № 63) в нижней половине центральной части показаны рёбра, то в данном случае на том же месте (?!) выбиты семь условно обозначенных гребцов (души умерших), располагающихся в лодке, основание которой покоится на концентрических окружностях (которые и здесь - "солярные символы")". Отметим, что порождение и "облик душ (духов)" умерших (инотел усопших, одни из которых отправлялись в "Мир предков" в преисподней, а другие - на небеса) показан, в частности, на графемах у пиктов (И. Хендерсон. «Пикты». 2004), у которых они изображены в виде людских силуэтов (параллель к представлениям египтян о душе "Ка"). Примечательно, что у пиктов инотела ("души") плыли в "Мир предков", сидя на рыбе. На Рис. 41 (А.П. Окладников "Лики древнего Амура". 1968) показаны три лодки с девятью (как три по три) "полосами" (инотелами, "духами") в каждой. Таким образом, здесь показано, что инотела, порождённые Великой матерью и богом-отцом (рядом с "лодками" изображены (помещены) свернувшаяся змея и лик богини (голова (почти круг) с тремя отростками (лучами)), которые группой три по три (изображены на камне почти перпендикулярно к поверности земли) "плывут" в недра, в "Мир предков" ("лодки" - части дуг, т.е. в ту пору за доставку инотел была ответственна Великая богиня, - у пиктов - "рыба")).

     Характерно, что позднее (примерно с конца неолита) инотела ("тени, духи", наделённые неким обликом) в "Мир предков" (в иномир в преисподней) сопровождает (здесь доставляет группу из пяти инотел) бог-отец, у изображения которого (бога-отца) просматривается лицо; он также крупнее и наделён человеческим телом (возможно, подобный образ - прототип перевозчиков "душ" шум.-акк. Ур-Шанаби и др.-греч. Харона).

      И это следует из "Шишкинских писаниц" (постнеолит, берег Лены у пос. Качуг, Иркутской обл.).

     

                         Шишкинские писаницы

     Характерно, что амурский "перевёрнутый" лось-самец изображён с применением сакральной раннеземледельческой символики. Его семь (хтоническая символика) полос-фаллосов говорит о том, что он (здесь символизирующий бога-отца) пребывает на земле или в преисподней; а то, что он (изображение) перевёрнут (и в этом уникальность графемы) уточняет (повествует о воззрениях того времени на устройство иномира ("Мира предков")), что он (бог-отец) - пребывает в преисподней, в потустороннем мире (по ту сторону от "этого" мира, от этой поверхности земли), где всё устроено подобно земному, но, согласно этой, единственной в своём роде, графемы, отображено, что называется, "зеркально" - "вниз головой" (как, скажем (в некой трёхмерной системе координат), расположены в пространстве относительно плоскости экватора, по отношению друг к другу, люди, находящиеся на высоких широтах Земли (ногами друг к другу)). И характерно бог-отец, в облике лося, - бежит, убегает от богини-матери, которая отыскала его в преисподней. Об этом свидетельствует, в частности, другой рис. на этой же глыбе - Рис. I.

     

      Рис. I       Рис. II       Рис. III        Рис. IV             Рис. V

     Как явствует из Рис. I (камень № 66), изображённый (также повёрнутый) здесь "лось/олень" - самка (лосиха), и она - в подземном мире. В нижней части её тела показаны три овала (и небеса, и лона), на нижнем из которых (разомкнутом) изображено и влагалище (однако на рисунке нет и следа высокой, небесной воды; следовательно, "священный брак" давно не совершался на небесах). Об этом же говорит и Рис. III в сравнении с Рис. II, на котором (Рис. III) также показано семь рёбер скелета, но уголков-вод - нет, т.е. небесная "грудь" богини-матери не изображена. Следовательно, дожди давно прекратилось, поскольку высокие, небесные воды иссякли. На петроглифе показано, что Великая мать пребывает в преисподней, но она - её лоно (Рис. III), не способна порождать небесную, дождевую воду без участия бога-отца (который, однако, от неё убегает (согласно изображению)).

     На Рис. IV (камень № 66) представлен грустный лик (стилизованное лицо) богини-матери: "Эта личина без внешнего контура, с одним только заполнением. Выбиты два концентрических круга - глаза, ниже двумя ямками обозначены ноздри. Еще ниже находятся две ямки меньшего размера, должно быть, соответствующие рту. Сбоку, слева, имеется косое, длинное пятно" (А.П. Окладников).

     Как представляется, её глаза в виде пары двух концентрических круга с точками - зародышами в середине (а не змеями, как на Рис. V), говорят о том, что Великая мать, отыскав бога-отца (Рис. V), теперь постоянно помышляет (засуха в разгаре) о зародышах растительности (они стоят в её глазах), - её порождениях, которые она произведёт (породит) на второй небесной сфере (четыре точки-зародыша надо "ртом" богини - астральная символика), и которые должно вскормить её небесным "молоком" (а бог-отец избегает священного брака и поэтому засуха продолжается)).

     Уникальность данной графемы заключена и в сакральном содержании совокупности эмблем "внутреннего пространства фигуры (перевёрнутый "лось"), сплошь заполненного орнаментальными деталями". Итак, на боку тела лося (Табл. 75, Рис. 3) изображено (расположено) в ориентации "от головы у крупу", т.е. по степени значимости, четыре концентрические системы: первая, - состоящая из двух овалов; далее - две системы, содержащие по две концентрические окружности; и последняя, содержащая пять (а не четыре) окружностей. И в центре каждой из них показаны точки. Следовательно, бог-отец ответственен (изображение на его теле) за зарождение жизни во всех этих системах, особенно на второй сфере небосвода (на втором небе), состоящего из трёх "небесных сфер" (три первые системы). И поскольку Небо в тоже время и необъятное лоно Великой матери, то, следовательно, небо из трёх сфер (из трёх небес) - "вотчина" богини Неба. Следует отметить, что раннеземледельческое представление о небесах их трёх сфер хронологически предшествовало видению небосвода, состоящего из семи небес/небесных сфер (и связано, вероятно, с распространением патриархальной культуры (число семь - эмблема (бога) Земли)).

     Так что же символизирует система из пяти (число пять - хтоническая символика, соотносимая с гибелью, смертью) концентрических окружностей с зародышем в центре (подобная эмблема уникальна, так как, насколько известно, более нигде не встречается)?

     Могла ли эта хтоническая система (из пяти кругов или сфер) служить эмблемой неких областей (зон) потустороннего мира в чьей-либо преисподней (бог-отец - владыка недр земли)? Как известно, "Страна без возврата" (Кур) шумеров состояла из "семи кругов" (зон) преисподней; у древних египтян, в иномире преисподней Осириса, было 12/15 различных зон, первая из которых и носила наименование "Аменти"; а загробный иномир «Хель» германо-скандинавской мифологии, на сколько известно, вообще на зоны не подразделялся, ибо здесь (в «Хель») почившие люди и боги пребывали (обитали) в больших благоустроенных селениях. Следовательно, система из пяти кругов, показанная на крупе лося (Табл. 75, Рис. 3), не должна отображать преисподнюю. Вместе с тем, данная система, несомненно, соотносится с культом (и образом) бога-отца. И поскольку этот сакральный знак (система из пяти окружностей с точкой в центре) расположен (последним) в едином ряду с небесной символикой Великой богини (три системы), то и он (этот знак, связанный с культом бога-отца) астрален (хотя и хтоничен), т.е. рассматриваемая система тоже (как и Небо богини) локализована в космосе (но её значимость для человека Древнего Мира - несколько ниже, чем у небосвода (из трёх небес) богини Неба).

     Так, известны представления (например, у праариев), согласно которым какая-то часть недр земли, преисподней, потустороннего мира, - тоже "принадлежала" (соотносилась с культом) Великой богини-матери, богини Неба (заметим, что инотела для усопших, продолжавших своё посмертное инобытиё в "Мире предков" преисподней, там же и порождались ("Древний человек и божество")). В частности, в "Мире предков" функционировали храмы Великой матери (к примеру, изображение на ахейско-минойском саркофаге из Айя Триады (Крит, ок. 1400 г. до н.э.)); ханаанейская Великая богиня Анат владела "домом" в недрах земли (мифы Угарита). Таким образом, амбивалентное Двуединое божество и в своём женском проявлении продолжал соотноситься (быть связано) с Землёй и её недрами.

     Как представляется, подобное же отношение к мужской ипостаси Единого бога (к богу-отцу) могло существовать (сохраниться) и в части его соотнесения (связи) с Небом. Так, о неолитическом боге-отце известно, что он пребывал в Небе в облике "огненного" змея (молния), а иногда и быка. И (в свете сакральной символики), если три концентрические окружности служили эмблемой небосвода богини Неба, то (предположение) пять концентрических кругов вполне могли служить эмблемой (сакральным знаком) небосвода бога-отца (и те, и другие небеса, судя по графеме "перевёрнутый Лось", были объединены, функционально в образе Двуединого божества; а поскольку сакральные числа три и пять в сумме составляют восемь (символика богини Неба), то, следовательно, небо бога-отца могло являться неким поднебом единого небосвода сложной структуры, "курируемого" (число восемь) Великой богиней (к примеру, в облике планеты Венера, астрально соотносимой с данными числами)).

     Так, "древние египтяне находили в небесах истоки (прототипы) всего того, что существует на земле (таковой была их вера). Страна (и города), в которой они жили, являлась лишь отражением, неким подобием Небесного Египта. В небе текли и великие реки - Не­бесный Нил, Ганга... У шумеров... возникли на небесах и... "допотопные" города (к примеру, Кадингирра/Вавилон), опущенные на землю; так, во время потопа Энлиля ануннаки поднимаются на небо и пережидают у стен города богов-игигов (Эпос о Гильгамеше). В Упанишаде говорится: «То, что существует здесь, существует и там, то, что там, имеется и здесь». В частности, в небесном граде Асгарде, посреди необъят­ной поля­ны, стоял «Дворец павших», окружённый рощей и тремя многоводными реками. "Амаравати", город бога Индры находился в одном (вероятно, верхнем) из трёх небесных миров... Подобная же вера существовала и у австралийского племени "аранда" (они отправлялись на охоту на небо (на животных небосвода), поднимаясь туда по высо­кой горе)" ("Древний человек и божество").

     Как известно из мифологии и похоронной практики различных этносов, функции (эпифании) Великой богини не зависели (в отличие от её облика) от того, где она пребывала (в небе, на земле или в преисподней), то это же, по-видимому, вполне можно было сказать и о боге-отце. В таком случае, если за возведение жилищ (домов) и городов, а также произрастание растительности на Земле была ответственна Великая богиня (ещё и в неолите), то и небесные дворцы и города, окружённые рощами деревьев, должны были возводиться на "земле" одного из её трёх небес (см. выше об Индре). И (аналогия) так как бог-отец являлся владыкой земных пресных вод (как, к примеру, праотец Абзу), то и все небесные реки должны были начинаться на небосводе бога-отца (и охота на животных (хтоническое действо), которых "курировал" бог-отец, должна была происходить на его небе). И поскольку в центре каждой из четырёх систем кругов (Табл. 75, Рис. 3), а также и на линиях окружностей (Рис. 1-1) показаны точки-зародыши растительности, следовательно, они должны были порождаться (создаваться) на каждом из небес небосвода (структура которого включала (содержала) Небо из трёх необъятных астральных сфер Великой матери, богини Неба, и одну сферу пятиуровневого (пять зон) "поднеба" бога-отца (всего четыре сферы)). Показательно (увязывается с изложенной гипотезой), что сакральное число четыре является и "небесной" характеристикой явления (объекта), и соотносится с хтоническим культом мертвых ("Древний человек и божество"): так, четыре человека несут гроб. У египтян сосуды-канопэ (с внутренностями умершего) охраняют четыре сына Гора; четыре богини (Изида, Нефтида, Нейт и Селкит) защищают мумию фараона; в "Текстах Пирамид (470)" говорится и о быке небосвода с четырьмя рогами, который "курирует" небесные (космические) пути (в мифологии шумеров таких путей три, и ответственны за них три главных бога пантеона, унаследовавших многие эпифании бога-отца).

     Следует отметить, что по вопросу о том, какой этнос создал амурские петроглифы? - и до сих пор консенсуса не сложилось. Автохтонными жителями данного региона обычно считаются нанайцы (гольды). Принято полагать, что нанайцы - народ тунгусо-маньчжурской языковой группы (основное самоназвание - "нанай, нани" (обычно трактуется и как «здешний человек», и как "человек земли", поскольку в «на-най»: «на» означает "земля", а «най» - "человек")). Однако заметим, что "нанай", представленное как "н-ан(н)а-(й), где санскритское «ан(н)а» значит «мама», а шум.-убейд. "н" - "высокий, небесный" ("Отцы Авраама"), интерпретируется как "высокая мать" (т.е. богиня Неба, - параллель к «Умай-эне» - «мать Умай»); термин же "нани" может означать "Моя Высокая мать"; т.е. нанайцы, по всей вероятности, как и шумеры, испытали влияние праариев. Вместе с тем, очевидно, что древние земледельцы-нанайцы, сохранив самобытность, преимущественно поклонялись Великой богине-матери (при этом, в свете адекватности самоназваний "человек земли" и "высокая (богиня-)мать", следует, что самоназвание возникло у нанайцев, когда богиня-мать уже воспринималась как патриархальная "мать-земля" (представление занесено праариями)).

     Как известно ("БСЭ"), нанайцы (гольды) - потомки дючеров. Существует мнение (А.А. Бурыкин), что дючеры являлись частью чжурчжэней (маньчжуров), и их (дючеров) культура была наследницей культуры амурских чжурчжэней (и поскольку чжурчжэни хоронили своих умерших и в могильниках, классифицированных как курганные и грунтовые (практиковали они и кремацию), следовательно, чжурчжэни испытали заметное влияние (похоронная практика) праариев, - своих соседей по территории обитания). Один из сохранившихся археологических памятников дючерского присутствия на территории современной Амурской области - т.н. Гродековское городище (крепость), находящееся у села Гродеково на Амуре (к югу от Благовещенска), название которого - Айтюн/Айгун. Согласно археологическим данным, эта крепость основана примерно в конце II-го - начале I-го тыс. до н.э..

      Характерно (Б. Лауфер, А.П. Окладников), что гольды (нанайцы) объясняют происхождение рассматриваемых петроглифов следующей легендой: "Во времена глубокой древности на земле светили три солнца, и в то время камни были мягки, «все равно глина», и тогда-то человек выдавливал на камнях рисунки пальцем. Потом, когда осталось только одно солнце, на земле стало холодно и камни отвердели".

     И акад. А.П. Окладников делает вывод: "Из этого младенческого объяснения видно, что и предание об этом (о том) времени совершенно исчезло [т.е. его и не было], а эта гольдская гипотеза явилась в позднейшее время для удовлетворения потребности объяснить непонятное явление".

     Акад. А.П. Окладников при этом отмечает, что "смысл рисунков (графем) более или менее толкуется гольдами", а это вполне объясняется тем (см. выше), что гольды "курили фимиам" Великой богине-матери, богине Неба (судя по самоназванию их племени), что нивелирует вывод А.П. Окладникова о том, что "и это обстоятельство (то, что они понимали "смысл рисунков") дает право заключить, что люди, сделав­шие изображения на этих (рассматриваемых) камнях, есть предки гольдов".

      Так, своё время Л.Я. Штернберг ("Гольды") пришёл к заключению: "Сами (амурские) петроглифы... по харак­терной манере письма они, правда, не имеют ничего общего с сибирскими...». Однако уместно (и следует) заметить, что многие петроглифы Сибири вполне отвечают воззрениям, присущим раннеземледельческой культуре (а также и эпохе палеолита) всей Ойкумены в части видения Великой матери, богини Неба (к примеру, "лось с "солнцем" на голове", примерно, мезолит (?) (здесь три концентрические окружности - небосвод из трёх небес; а от наружной окружности исходят 16 (как 2 раза по 8) коротких лучей (отрезков прямой)); на данной графеме небосвод (раннеземледельческая богиня Неба) представлен как источник белого, дневного, света; отметим также и показ (весьма нередкий) священного брака: см. ниже (Я.А. Шер «Петроглифы Средней и Центральной Азии». 1980); "неолит (?) - эпоха бронзы", Минусинская котловина. Усть-Туба II) изображение двух лосей (лось (самец) - на переднем плане (семь полос на теле и рога), а у лосихи - четыре полосы на теле (она - астральная богиня)), - прелюдия к священному браку; в том же ключе упомянем также же и изображение (начало железного века) "общения" скифско-сибирского волка (бог-отец) и змеи (богиня-мать, как Тибети либо Апи) из известной "Сибирской коллекции" Петра I. Характерно (подчеркнём) и существование (сохранение) у сибиряков древности палеолитической (ещё неандертальской) веры в Двуединое божество. Так, изображение (гора Оглахты, долина Енисея; "минусинский стиль") обозначено как "фигура быка" (см. справа (более крупная голова) - лось (бог-отец), и слева (как принято издревле) голова - лосиха (амбивалентная женская ипостась Бога) в едином теле, на котором изображён большой "овал" (как эмблема неба), часть которого (овала) со стороны бога-отца показана квазипрямоугольной, что соответствует символике его культа). Уместно отметить, что антропоморфные двуглавые статуэтки изготов­лялись в Малой Азии в VII тыс. до н.э., и в Румынии в VI-V тыс. до н.э. (культура "винча").

     

     Как представляется, амурские графемы "Лось" и " Стрелок " созданы при использовании традиционного набора средств раннеземледельческой символики, присущего Евразии, Ближнему Востоку, Индии и Китаю (так, фигура Великой матери в облике лосихи показана значительно крупнее, нежели "Стрелок" (см. выше) - бог-отец (т.е. налицо традиционная матриархальная тенденция к уничижению последнего, несмотря на предполагаемую эпоху создания этих петроглифов - IV-III тыс. до н.э.)). Вместе с тем, манера исполнения образа "Стрелка" наиболее присуща (см. выше) искусству и культово-мифологическим представлениям праариев (заметим, что эпоха начала их миграций, практически, совпадает со временем создания амурских петроглифов).

     Так, в 1986 г. Н.Д. Андреевым проведено сравнение раннеиндоевропейских корней (203 ед.) с лексемами алтайских и уральских языков (М.И. Зильберман ст. "О прашумерах". 2015. Инет): "Выяснилось, что из 203 корневых слов 198 присутствуют как в составе уральских, так и в составе алтайских производных форм" (заметим, что к алтайским языкам относится древнетюркский язык, - предок современных турецкого, туркменского, казахского и т.п., а также монгольского языка). По всей вероятности, праарии обитали не только на Алтае, но мигрировали в Зауралье и далее на восток (известны сибирские скифы), и, в частности, знаменитый амурский петроглиф "Лось" вполне мог быть (особенно, судя по характеру выполнения (и содержания) графемы "Стрелок" и использованию символики "лебедь", а также и иных косвенных признаков) выполнен ими.

     Следовательно, вероятность того, что рассмотренные амурские петроглифы созданы не гольдами, даже если они (либо их предки) и появились в Приамурье в начале II-го тыс. до н.э., но мигрантами-праариями, - весьма велика.

     6. Архаические культово-мифологические представления

      бурятского народа в свете петроглифов.

                              "Делите мир... не по западу и востоку...

      но различайте старый мир от нового".

      Тибетское наставление.

     Интереснейшие памятники древнего искусства и духовной жизни, обнаруженные на берегах Байкала, - писаницы, выполненные на скале (утёсе) в бухте Саган-Заба, "по праву занимают заглавное место во всей сравнительно небольшой, но яркой серии наскальных изображений в районе Байкала" (А.П. Окладников "Петроглифы Байкала". 1974). Впервые эти графемы были описаны и зарисованы Н.Н. Агапитовым в 1881 году. В 1913 г. исследовал эти наскальные рисунки Т.И. Савенков и выявил их "неодновременность" (ж-л «Сибирь». 1925). Архео­логическая экспедиция под руководством акад. А.П. Окладникова обследовала данные изображения неоднократно, начиная с 1968 года, и пришла к выводу о том, что за века "уцелела... только небольшая часть" писаниц, кроме того, на "древние рисунки наслаивались новые изображения".

     Так, приведём зарисовки некоторых писаниц бухты Саган-Заба, выполненные Т.И. Савенковым (Рис.1 - Рис. 3):

     

      Рис. 1       Рис. 2             Рис. 3

     

      Рис. 3-1             Рис. 3А       Акт брака

     Рис. 1-1 Рис. 3-2 Гёбекли Тепе Пчела (Рис. на ткани)

     Несколько иной (чем на Рис. 1, Саган-Заба) облик бога-отца (либо его проявления) изображён (Рис.1-1) на петроглифах холма Бага-Заря на берегу реки Селенга невдалеке от села Усть-Кяхта (А.П. Окладников, В.Д. Запорожская "Петроглифы Забайкалья". 1969; ч. 1; Табл. 25-26, Рис. 48): "В центре камня (базальт) выбита фаллическая антропоморфная фигура с двумя дугообразными рогами на голове, напоминающими шаманский головной убор, и с под­черкнуто узкой талией. Вся окружающая "человечка" поверхность камня заполнена прочерченными короткими ли­ниями, расположенными хаотически". Из сравнения рисунков следует, что, в частности, у этносов (племён), создавших в бухте Саган-Заба и на холме Бага-Заря эти петроглифы, веками бытовало однозначное видение (налицо устоявшаяся традиция) некоего местного мужского божества (показан фаллос) в облике антропоморфного силуэта с рогами быка (на Рис. 3 справа исходное изображение перевёрнуто в целях сопоставления). Рис. 3 (слева оригинал), а также и Рис. 3-1 уникальны. Здесь показано Двуединое божество в духе Рис.4 (в слитном состоянии, но разделённое на ипостаси по половому и функциональному признакам), однако в антропоморфном виде (Рис. 3, Саган-Заба): вверху Великая богиня (круглая голова, руки, корпус, плечи женские; на шее (насколько видно) - полуожерелье из четырёх белых точек (астральная символика)) в ипостаси "богиня Неба", поскольку она изображена и с крыльями пчелы/насекомого (ср. изображение антропоморфной богини с писаницы бухты Саган-Заба (две пары крыльев) с богиней Неба из Гёбекли Тепе (см. рисунок) в облике пчелы (с тремя парами крыльев-уголков), а также с рисунком "Пчела (Рис. на ткани)" из монографии М.Н. Хангалова ("Собрание сочинений". Т.1, 2004; фрагмент из Рис. 2. "Онгон Ухан-хата Закулейского улуса Балаганского ведомства"), отметим и то, что на Рис. 3-2 у летящей богини - тело насекомого (наиболее вероятно) и две пары крыльев); а внизу (см. Рис. 3, справа), в виде как бы её "зеркального отображения" от плоскости раздела "небо-земля" (поверхность земли), показан некий местный бог-отец, пребывающий в недрах земли (ибо богиня-мать на небосводе, а бог-отец - в земле и в преисподней (в недрах земли), т.е. явлено, что Единый (Двуединый) бог воплощает в себе всё мироздание)). Подобные же представления заложены и в графему Рис.3-1 петроглифа из Сакачи-Алян (А.П. Окладников "Петроглифы нижнего Амура". 1971; камень № 44, Табл. 53), но здесь Всеобщая мать (как "великое лоно" (любопытно, что здесь ориентация треугольника в пространстве ещё не сакрализована)) представлена в облике лосихи, а владыка преисподней ("Мира предков") явлен антропоморфной головой. Очевидно, что здесь (Рис.3; Рис.3-1) то же культово-ми­фо­логическое видение (а не "трёхпалый персонах нижнего мира" (если рисунок в перевёрнутом виде)), что и в амурской графеме петроглифа "Перевёрнутый Лось" (ст. "Об амурском петроглифе "Лось"): "тот (потусторонний)" мир ("Мир предков" («Земли предков») в преисподней) - зеркальное отображение (в том числе и геометрическом смысле) "этого" мира (что называется, - "вниз головой"). В целях показа того, что графемы Рис. 3 и Рис. 3А не являются демонстрацией акта священного брака, приведена графема "Акт брака" (Саймалы-Таш, Кыргызстан (Е.Г. Дэвлет, М.А. Дэвлет "Мифы в камне. Мир наскального искусства России". 2005)). Здесь Великие Отец и Мать (внизу) представлены в антропоморфном виде.

     Как отмечалось в упомянутой выше статье ("Об амурском..."), изображение (гора Оглахты, долина Енисея; "минусинский стиль") т.н. "фигура (двухголового) быка" свидетельствует о веровании местного этноса того времени в Двуединое божество (Рис. 4: справа - лось (бог-отец), и слева - лосиха (богиня-мать) в едином теле). На Рис. 4-1 (А.П. Окладников. 1966, река Ангара) приведён (для сопоставления) рисунок лосихи (здесь (Рис. 4-1) на её боку (теле) показан "двухсторонний" овал, а на Рис. 4 - со стороны головы лося (его голова крупнее), - изображена не "дуга", но часть (сторона) прямоугольника (символика, указывающая на бога-отца)).

     

      Рис. 4 Рис. 4-1

     Так (Элери Битикчи), у долины реки Чулуут, среди киргизских (хакасских) петроглифов (дат. III тыс. до н.э.) найден весьма знаменательный рисунок Двуединого божества, наглядно демонстрирующий патриархальную инверсию раннеземледельческих представлений о гендерной роли проявлений Единого бога. Здесь (Рис. 3А) бог-отец - бог Неба (он с фаллосом, его голова показана круглой (диск - эмблема небосвода) и без рогов), а Великая мать (её голова заканчивается треугольником (эмблемой лона)) - уже "мать-земля" (см. также Рис. 5).

     Обратимся к рисунку "Жертвенник на горе" (М.Н. Хангалов "Собрание сочинений". 2004, Т.1, Рис. 6), на котором представлен огненный жертвенник (т.н. "ширэ"), возведённый на горе Манхай из каменных плит. Как легко видеть (см. рисунок), этот жертвенник представляет собой единую конструкцию (систему) из двух жертвенников (верхний частично встроен в нижний). Нижний жертвенник сложен из 4 рядов плит, причём, в каждом ряде - по 14 (как 2 раза по 7) плит, а верхний - из 8 рядов плит, причём, в каждом ряде - по 8 каменных плит. В свете герменевтики сакральной символики это сооружение (поскольку вся его высота - 12 плит) носит астральный характер (он ещё и на горе). Верхний же жертвенник соотносится исключительно с Великой богиней (всё по 8), а нижний (число 7 - символика земли) - с культом бога-отца (здесь с его небесным аспектом (число 4)). Особенно знаменательно то, что сечения и того, и другого жертвенников тождественны (и по форме, и по ориентации) полуовалу, изображённому на теле "фигуры быка" (Рис. 4) - образа Двуединого божества, которому, в целом, как представляется, и посвящён данный жертвенник ("кадили" и обеим ипостасям Единого бога по отдельности).

     Отправлению культа на «высотах» - этой древнейшей, вероятно, ещё палеолитической, а затем и раннеземледельческой традиции, присущей многим этносам, были верны и китайцы (отмечается (К.М. Королёв "Китайская мифология. Энциклопедия". 2007), что "для мифорелигиозной традиции Китая характерен культ камней и гор, почитавшихся как предки"), и шумеры (специально возводившие зиккураты - храмы на «высотах», поскольку "приличных" возвышенностей в Нижней Месопотамии нет); и ханаанеи, у которых на многих "высотах (семит. "бомот")" (горах и возвышенностях) подле алтаря из необработанных камней (од­ного камня) находились различные сакральные объекты, в том числе и священные деревья или деревян­ные столбы-ашеры (символический эквивалент древа). В соответствии с установившейся точкой зрения эти деревянные столбы (аналоги ашеры) являлись эмблемой присутствия богини Неба (у ханаанев - Ашера, Асират), и по­этому святилища высот Ханаана были, в основном, с протоханаанейских времён посвящены Великой богине (как и у иных этносов раннеземледельческой культуры, например, на Крите - "Владычице").

     Так, у бурят существует глубоко архаичный миф о некой священной горе с названием "Сахирмай", на вершине которой находится (вероятно, появляется с наступлением рассвета) белый Олень с одним золотым рогом (Н.В. Абаев "Архаические формы религии и тэнгрианство в этнокультурогенезе народов Внутренней Азии". 2015).

     Символика же "белый олень на вершине "мировой" (типа Меру или Кунь-лунь) горы", интерпретируется как "Великая богиня на небосводе" (в облике небесного оленя). И если в названии горы "Сахир-май" полагать (по примеру Д.С. Дугарова), что слово «май», - "усеченная форма «Умай»" (здесь как имя Великой матери, богини Неба); а для толкования термина "сахир" правомерно воспользоваться понятием бурят. "сахар-иг" - "круг, кольцо"; то "Сахирмай" может означать, что вершина данной священной горы воспринималась как "Круг (т.е. небосвод) Умай" (а сам небосвод, особенно "нижнее" небо, представлялось (в т.ч. и у бурят, см. ниже) лоном Великой богини), что отвечает раннеземледельческим воззрениям. Так, в одном кумандинском шаманском призыве говорится: "С ясного Неба, паря (как птица), спустись, Мать Умай (словно) птица-мать!" (тюрк. "Умай-эне, куш-эне!").

     Важно подчеркнуть, что "изучение хакасского фольклора, проведенное И.Л. Кызласовым (1982), выявило тесную связь между горой-прародительницей [образ виделся как гора-Великая мать (так (М.М. Содномпилова. 2005), "Умай идже" - "главное божество алтайцев... соотносилось" с горой)], и пещерой [-лоном, в горе; см. ниже] как её [горы, непременной] частью" (Б.Б. Дашибалов "Археологические памятники... ".1995). Вместе с тем существенно, что владыка земли и её недр - бог-отец, и тело горы (порода) - "тело" бога отца в котором (в теле бога-отца) и расположена пещера-лоно богини-матери (а вся эта совокупность - проявление Двуединого божества).

     И поскольку Великая мать - владычица жизни и смерти, то в хакасском фольклоре гора является как порождающей жизнь Матерью, так и некой субстанцией "вбирающей в себя умерших" (И.Л. Кызласов.1982). Люди, "родившись от горы... после смерти возвращались в чрево Матери-земли" ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002).

     И так как согласно бытовавшей концепции посмерт­ной участи инотела усопших (для пребывания в "Землях предков") порождались Великой матерью, то все умершие (ингумация) попадали в недра "горы" (в лоно богини, см. по тексту). Так ("Календарные обычаи и обряды". 1985), у китайцев похороны назывались "возвращением в гору" (из лона ты вышел - и в лоно вернулся), а посещение могил предков - "поклонением горе" (т.е. "курили фимиам" лону богини-матери). И у бурят бытовало то же представление: об умершем говорили: "Возвратился в дом-гору" ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002).

     Как известно, в шум.-акк. поэме "Энума Элиш" рассказано, что бог Мардук, упорядочивая мироздание, отдаёт приказ богу Луны: «Ты, Син... рогами свети [Син - телец]». Таким образом, не исключено, что и у бурят существовало представление, что богиня Неба, будучи на небосводе (на вершине "мировой" горы), испускает белый, дневной (золотистый) свет из своего золотого оленьего рога (рог светился), поскольку в Древнем Мире "рог" символизировал и "луч", и "вершину (как пик)" горы. Так, в шумерском лексиконе слово «si» означает и "рог (рожок)", и "луч (лучи), свет" ("разбро­санная" полисемия). На ханаанейском языке (и иврите) представление «гора» обозначается не только терми­ном «hаr», но и "(ןרק) керен" - в значении «вер­шина горы, гора», а также и «рог». Отметим, что и у арабов словом «qаrn» обозначаются и пик горы, и луч.

     Заметим, что обычные горы (не вулканы) начали соотноситься с мужскими божествами, в основном, лишь в эпоху постнеолита (к примеру, с Зевсом, Баал-Цафоном, библейским Господом, Ахура-Маздой; так, царь богов шумеро-аккадского пантеона Энлиль - "он в горах восседает на троне" (Миф «Энлиль! Повсюду...»)). Так, у некоторых племён балаганских бурят божеством земли считался "Дабан Сагаан-нойон", в имени которого термин бурят. "дабаан" означает "горный перевал", т.е. и этот бог соотносился с горой (горной системой).

     Издревле патриархальные праарии (так, у персов было принято приносить (Геродот) «жертвы на высочайших горах… на вершинах гор» (в частности, Ахура-Мазде)), как и семиты (аккадцы, амореи и арамеи), в прошлом номады, "курили фимиам" на "высотах" исключительно мужским божествам (к примеру, в зиккурате Ура ("черноголовые") - богу Наннару/Сину, а в зиккурате Вавилона - богу Мардуку; следует отметить, что "черноголовые" - самоназвание этноса, сложившегося в результате многовековой ассимиляции шумеров и аккадцев Нижней Месопотамии). Знаменательно (А.П. Окладников "Неолит и бронзовый век Прибайкалья". 1955, ч.III), что и "в Прибайкалье... уже в раннем бронзо­вом веке [III-II тыс до н.э.] возникают зачатки патриархально-родовых отношений... отражающиеся, естественным об­разом, также и на духовной культуре... у племен, все еще продолжавших жить охотой, рыбо­ловством п собирательством" (и возникает вопрос: откуда у подобных племён (ещё в мезолите с паритетными отношениями полов (и богов)) матриархальные воззрения?).

     "К явлениям того же порядка [что и сооружение зиккурата] следует отнести характерный для многих центральноазиатских народов обычай сооружать пирамидки из камней, являющиеся прямыми аналогами гор не только в местах постоянного исполнения культа "обо", но и в других местах, где по тем и или иным причинам задерживался... кочевник-скотовод" (Л.Л. Абаева "Культ гор... ". 1991). Н.Л. Жуковская (1977) также характеризует "обо" как «примитивные святилища в честь духов-хозяев местностей". Однако по мнению Ф.Я. Кона (Т.3, 1934), "обо" - это алтарь (жертвенник) хозяина данной местности (т.е. "обо" персонифицированы). "Обо" в форме "опа" со значением "жертвенная груда камней" упоминается в древнетюркской рунической надписи, датируемой примерно VII вв. до н.э.. И поскольку отмечается (Т.М. Михайлов. 1980), что "молебствия на "обо", как частные, так и коллективные, были неотъемлемой частью" проводимого обряда, следовательно, "обо" являлись (классифицируются) общественными святилищами открытого типа, типичными, в частности, для бурят (как совокупность: как жертвенники вблизи петроглифов и конкретные изображения на скалах (см. "Шаманские жертвенники" и "Жертвенник на горе")).

     Бурятский же "культ обо", как полагает проф. Н.В. Абаев весьма "напоминает... описание аналогичного культа, по сию пору бытующего у монголов... которое дал... С.Б. Гансоронов: "У монголов есть обычай жертвоприношения на "обо", обычно находящихся на холмах и возвышенностях... (а во) Внутренней Монголии... бесчисленное количество "обо". Складывают их ("обо") из камней, красят известкой (т.е. белят)... Жертво­приношения на "обо" обычно проводятся... (когда) в природе (-) время цветения растений, нагула сил домашнего скота... (при этом) "обо" украшаются разноцветными лентами, бумажными флажками с молитвами". Уместно отметить, что греческие гермы были связаны с погребальным культом.

     Итак, очевидно (согласно сакральной символике), что обряд "обо" (в чей адрес не приносились бы жертвы) изначально (ритуалы и их подоплека сохранились) был посвящён Великой матери плодородия, богине Неба (белый алтарь, ленты, шест с лоскутками). И что особенно характерно и значимо (Н.В. Абаев), так это "то, что... культ священных гор... вбирает [вобрал] в себя [и сохранил] все предшествующие пласты... [и] даже в самых его поздних вариациях... у всех тюрко-монгольских народов (бурят, тувинцев, хакасов и т.д.), в нем очень часто фигурирует именно (!!) «хозяйка» горы" (т.е. богиня Неба). А этот факт свидетельствует о том, что предки (некий ряд древних племён) "тюрко-монгольских народов" (до эпохи доместикации животных и много ранее возникновения номадизма), помимо обычных занятий охотой и собирательством (как основными источниками пропитания), осели (в некой местности) и перешли к земледелию, и долгое время жили в условиях представлений (и требований) раннеземледельческой матриархальной культуры; т.е. на заре неолита испытали сильнейшее влияние, как представляется, культуры древних китайских земледельцев (каковыми могли являться, в частности, и сами протобуряты).

     Бытовало мнение (П. Кафаров; Г. Цыбиков (1927)), что термин "шаман", у монголов и бурят - "боо", восходящий к др.-китай. слову "ву", означает и "жрица", и "жрец". Однако было уточнено (Н.В. Абаевым), что термин "ву" всё же значит "жрица", и тогда вполне можно полагать (а такие, связанные с отправлением старинного культа, термины весьма устойчивы), что термин "ву" (жрица) изначально с вязан с обслуживанием (женщинами женского) культа Всеобщей матери (а затем и её эпифаний), и возник на заре поры возвышения Великой богини (в начале доминирования матриархата и сопутствующей дискредитации образа бога-отца (так как "изобретение" обработки земли и роль первых земледельцев принадлежит женщинам, ведомым их куратором - Великой матерью, что и обусловило возникновение матриархата, поскольку пропитание протообщины стало в высокой степени зависеть от женщин)). Важно отметить, что на основе изучения собранных Г.В. Ксенофонтовым старинных рассказов и легенд о шаманах бурят, эвенков и якутов (и комментариев к ним), проф. Н.В. Абаев ("Архаические формы религии и тэнгрианство в этнокультурогенезе народов Внутренней Азии". 2015) приходит к следующему закономерному выводу: "возникновение шаманизма связано с... периодом матриархата... [и что] первоначально шаманизм имел "женское лицо" (т.е. шаманизм и как религия, и как институт жречества зародился на заре земледелия). Об этом же говорится и в одном из бурятских мифов: "первыми служителями культа" были "шаманки Айсыхан и Хусыхан" (Т.М. Михайлов. 1980). И, как повествуется, "женщина получила [жреческий] дар шаманства от орла", т.е. непосредственно от раннеземледельческой богини Неба.

     Более того. Как принято полагать, др.-тюрк.-монг. слово "тэн­гри" "означало небо и вообще всякое божество" (Д. Банзаров). У древних шумеров же термин «dingir» в тексте перед словом означал (как детерминатив), что говорится о божестве, а у аккадцев слово «dingir» обозначало понятие (просто) "бог". Весьма показательно, что данный термин, представленный в виде выражения «di-n-gir», где одно из значений слова шум. "gir" - "молодая корова" (обладающая репродуктивной способностью, т.е. богиня-мать в облике коровы (как, к примеру, др.-егип. Великая Хатхор, каждое утро порождающая Солнце), может быть интерпретирован как "Высокая (небесная) богиня-корова", Всеобщая мать. Следовательно, «dingir» (как слово или знак), идентифицирую­щий божество (и обозначающий "небосвод"), соотносился первоначально с сакральностью таких проявлений (эпифаний) Великой богини, как её астраль­ность ("небесность") и безграничная способность порождать (а далее и всего того, что сакрально соотносилось с небом, астралом (космосом)). И по­скольку санскр. «ди» означает «сияющий, блестящий» (Г. Бейли. 2010), то термин «di-n-gir» можно толковать и как "Сияние (свечение) высокой, небесной, коровы (небосвода)" (и, в частности, сияние "высокой" матери Адити как источника белого, дневного света, тоже порож­дающей Солнце)). Таким образом, термин "тэн­гри" (образ неба («dingir») как "Высокой небесной коровы-матери") изначально соотносился с женским божеством (как и было принято в матриархате согласно представлениям в раннеземледельческой культуры).

      Как известно ("Мифы народов мира. Энциклопедия".1998), в неко­торых вариантах космо­гонических мифов бурятов в качестве демиурга (творца Земли (Вселенной) и первых жи­вых существ) представлена предвечная Эхэ­-Бурхан (здесь "бурхан" в значении " божество, богиня"; и если в выражении "бур-хан" тюрк. "б(у)ур, бура" означает "лось", а тюрк. и монг. "хан" - "властитель", то термин небесный "Лось-властитель" однозначно воспринимается как "Владычица Неба" (она же - глава пантеона); и поскольку монг. "эхе" - значит "источник", а бурят. "эхе" - "мать", то тогда "Эхе­-Бурхан" - "Божество - источник/мать (всего)". В "Молении Заяши тэнгри" (№ 51, 116) сказано (Г.Р. Галданова), что, богиня-мать "Заяши эхэ тэнгри" - божество созидающее; и если "заяан" - "творец, демиург" (Н.К. Антонова), то и теоним "Заяши эхэ тэнгри" означает "Небесный источник/мать творения (порождения)".

     Вместе с тем, эта Великая богиня-мать, богиня Неба (согласно легенде творения) воплощала в себе и Отца, и Мать (амбивалентна как ипостась Двуединого божества). Как известно, и "Великая мать" Адити (она же "Дэви", что на санскр. означает «богиня» (сем.-хам. "Ад-ит(и)" и значит (просто) "богиня")) - «не только... - мать... отец,] но и[ она - сын... [все] боги - [воплотились в] Адити» ("Атхарваведа"). Это же можно сказать ("мать-отец") и о Великой богине др.-тюрк. Умай (см. ниже). Др.-егип. Великая богиня Нейт также долгое время не утрачивал сво­его архаичного дву­единого облика и счи­талась в городе Саисе (Дельта) одновременно бо­гом и богиней, - как «отец отцов и мать матерей».

     Так ("А.П. Окладников "Очерки истории западных бурят-монголов". 1937), в космогоническом мифе о Байкале, повествуется как о "первозданном Океане", - "Матери и Отце" прародителей бурятского народа (слитых воедино, как, к примеру, Нун и Наунет египтян или Тиамат и Абзу шумеров). Так (Т.М. Михайлов. 1980), "ольхонские и байкало-кударин­ские буряты-шаманисты считают эжином Байкала "Аба-хатун". И поскольку слово "хат(у/а)н" означает "владычица", а бурят. "аба" - "отец; облавная охота", то наименование "Аба-хатун" означает "Отец - Владычица (Мать)", (раннеземледельческая "Владычица" - Великая богиня-мать (как, к примеру, на Крите)). В более позднем (но раннеземледельче­ском по духу) предании о "водяных детях" (выходивших из вод Байкала на берег только для игр), говорится, что в минуту опасности они воззвали: "Возьмите нас, "Молочное Мо­ре" - Мать [здесь воды Байкала - уже только жен. ипостась Единого бога] и "Недоступные Горы" - Отец" (который здесь ещё не в образе налима).

     Великая "Эхе­-Бурхан" тоже родитель первых небесных (астральных) богов (т.е. звёзд). Её дочери, её эпифании, дуальны, как и сама Великая богиня (так, Манзан Гурмэ (творила благое), а Маяс Хара (тюрк. "хара, кара" - "чёрный") - "Чёрная" и деяниями, и, вероятно, обликом (как богиня Кали (одно из значений термина "кали" - "чёрное")), тоже породили ряд божеств. Как известно, у индоиранцев подобный дуализм нашёл выражение в противостоянии бога добра и света Ор­музда и бога зла и тьмы Ахримана.

     Следует отметить, что в мифе о "Эхе­-Бурхан" как о демиурге, выявляется суперпозиция ("замысловатое" слияние и сосуществование) раннеземледельческих и скотоводческо-кочевых воззрений (и это - тенденция!). Так, к примеру, Всеобщая богиня-мать "слепила зе­млю-матушку "Ульген" (!), а затем сотворила на ней растения и животных" ("Буряты". 2004).

     Весьма показательно ("Буряты", Отв. ред. Л.Л. Абаева. 2004), что у древних бурят "по Ц. Жамцарано (1909), "хозяин (хозяйка)" Солнца - "Налхан Юhуруун ха­тан теедэй" (старуха-царица Налхан Юпуруун), а Лу­ны - "Залхан Юhуруун хатан тɵɵдэй" (старуха-царица Залхан Юhуруун)", т.е. Великая богиня-мать. Так, Г.Р. Галданова сообщает, что "у бурят [совокупность] Солнце-Луну, именуют их общим названием "ялайгат" - "светлые", "сияющие"... [и им, как объектам, находящимся на небосводе, т.е. во чреве Великой матери] приносили в жертву белую овцу". И поскольку "белая овца" (самка) не должна была (не могла) по культовому характеру назначения (по адресату) приноситься в жертву мужскому божеству (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), то, как представляется, жертва приносилась самой Матери светил, богине Неба Эхе­-Бурхан, либо её чреву. Отметим, что и в постнеолите, согласно раннеземледельческой традиции в части культового соотнесения цветов, "белый конь [и белый бык у кельтов] жертвовался небу, а черный бык - земле" (JI. Данзан "Алтан тобчи").

      В эпосе бурят ("Абай Гэсэр Богдо хаан". 1995. с.19. (вариант Альфора Васильева)) повествуется и о том, что Великая богиня-мать Эхе-Бурхан: "Раскатав, расплющив ту глину, сотворила широкую землю; и ту плоскую землю водрузила на черепаху" (т.е. на саму себя в облике черепахи (см. ниже), что свидетельствует о раннеземледельческой древности этой фабулы). Так, в мифе о сотворении человека говорится, что первые мужчина и женщина созданы из красной глины (параллель к акк. "адома" - "Адам"), взятой со дна мирового (первозданного) океана, и которую ("черную землю и... красную глину") почти во всех вариантах космогонических мифах бурят "принесла (со дна бездны) уточка (птица ангата)", - т.е. Великая мать в облике богини-птицы плавала во тьме, в предвечном водном хаосе (как и в легендах Египта) и в патриархальных (полуламаистских) мифах творения (так, творец балаганских бурят, лепивший первых людей, - изначальный С(а/о)мбол-бурхан, породивший себя сам ("сделался сам собою"), как, к примеру, Пта или Атум, - также просит птицу достать ему со дна землю (параллель к холму "Бен-бен" бога Ра)).

     Уместно отметить, что и в китайской мифологии повествуется, что изначально "был древний хаос" и всё "кружилось и неслось... во тьме без дна и без краёв" (поэт Цюй Юань, ок. 340-278 до н.э.). Согласно китайской легенде (известно несколько вариантов) первочеловек (первобог) Пань-гу (первоначально персонаж даосского пантеона (Л.С. Васильев "Культы, религии, традиции в Китае". 2001)) зародился (появился, возник) в извечном (вероятно, водном) хаосе из первояйца (параллель к богу Ра). Когда Пань-гу проломил скорлупу яйца, то из всего "чистого (светлого) и легкого" образовалось Небо, а всё "тяжелое и грязное (тёмное)" опустилось вниз и образовало Землю. Однако считается, что миф о Пань-гу коррелирует с мифом о сотворении мира архаичной богиней Нюй-ва ("превратившейся в тьму вещей", как и Пань-гу после смерти). Богиня Нюй-ва создавала (лепила) и людей (трактат «Толкование обрядов и обычаев»): «Простой народ говорит, что, когда небо и земля только отделились друг от друга, еще не было людей. (И) Нюйва взяла желтую землю и стала их лепить" (у китайцев имеется миф об отделении неба от земли). Примечательно, что и в Древнем Китае изначальные воды (в Китае, вероятно, пресные) олицетворяла архаичная Великая богиня Нюй-ва (в зооантропоморфном образе женщины-дракона): с женской головкой, змеиным телом (Рис. "Нюй-ва с Солнцем") и хвостом, покрытым рыбьей чешуей, а это соотносит её с рыбой, т.е. указывает на беспредельную плодовитость Всеобщей матери (заметим, что шум.-акк. праматерь "Тиамат" ("куратор" морских вод) - тоже дракон, почти весь покрытый чешуёй).

     Знаменательно, что и среди петроглифов Сикачи-Аляна найдено изображение огромной черепахи. Так, в мифологиях народов Евразии образ черепахи (Великой богини-матери) нередко связывается с процессом сотворения Земли. Выступает она и в роли держателя Земли (к примеру, образ черепахи, плавающей в первозданных водах, на спине которой стоят, в частности, три слона/слонихи (символика богини Неба), а уже на их спинах покоится Земля. В частности, в китайской мифологии Небо (небосвод) опирается на восемь столбов (по частям света (отметим, что и у бурят также было 8 сторон "света")), стоящих на окраинах (плоской) земли, плавающей на черепахе, и (небосвод) состоит из девяти "этажей (небесных сфер)" (С.М. Георгиевский «Мифические воззрения и мифы китайцев». 1892). В индий­ской мифологии черепаха, лежащая на дне океана, держит на спине знаменитую гору Меру, на которой живут боги (примерно такое же представление и у тибетцев). В одной легенде балаганских бурят поведано, что "земля стоит на большой рыбе", а та - "стоит среди моря (с названием) "Мэлхэн-дала" (где бурят. "дала" - "плечи", а "мэлхэйн" - "черепаший") - "Черепашьи плечи", т.е. и в этой фабуле повествовалось, что земля находится на черепахе.

     Уместно отметить (С. Горячев "Культ ведических богов в петроглифах восточного берега Онежского озера". 2015), что в устье реки Водлы, на скале Кочконаволок, обнаружен петроглиф божества в облике черепахи, обоснованно отождествлённый с Вишну. Как известно («Вишну-пу­рана»), амбивалентный (в смысле половой принадлежности) бог Вишну воплощался в животных в виде четырёх аватар: Матсья (Рыба), Курма (Черепаха), Вараха (Вепрь/Кабан) и Нарасимха (Лев). И две из них соотносились с мужским проявлением Единого бога (Лев и Вепрь - как бог Земли и её недр), а две - с женским (Рыбой и Черепахой - как эмблемами плодовитости Великой матери (черепаха Курма часто изображалась со змеем Ананта на спине - "священный" брак богини в облике черепахи; так, М.И. Никитина, филолог и историк, записала несколько корейских мифов о черепахе, рождающей Солнце (из головы) и затем постоянно перевозящей его через море)). Заметим, что в постнеолитических мифах (к примеру, у кельтов) землю поддерживал наплаву Великий Змей (бог-отец как владыка Земли).

     Выявлено (Д. Банзаров "Чёрная вера или шаманизм...". 1997), что в мифологии бурят содержится и повествование о том, что "небо и земля (изначально) были слиты, соеди­нены в одну массу, вроде хаоса" (отметим, что и у древних китайцев бог-демиург зародился в "первозданном хаосе"). Не исключено (очевидная параллель), что бурятские слитые воедино "небо и земля" (разделённые демиургом "Эхэ бурхан" (богиней-матерью) в начале мирозданья) являли собой нечто подобное знаменитой шум. "Горе Неба и Земли". "Так, - пишет Л.Л. Абаева ("Культ гор... 1991), - согласно наиболее архаическим представлениям бурят, центром... Вселенной является огромная гора, вокруг которой вращаются солнце, луна, планеты и звезды [аналогия с праарийскими "Высокая Хара", "Меру" и китайской Кунь-лунь]. Эта "Мировая гора" соединяет [точнее, - являет собой (согласно контексту)] Землю и Небо, достигая небесных сфер, в которых проживают божества-небожители..., а в её нижней части находится подземный мир" (и здесь аналогия с шум. "Горой Неба и Земли").

     В ещё одном древ­нем гимне монголов "Молитвы огню" (впервые, как считается упомянутому Д. Банзаровым) повествуется, что "Матерь Ут, царица [небесного] огня [богиня Неба в ипостаси богини Солнца (как дочери)]... Ты, которая зародилась при отделении неба от земли..."; "мы приносим тебе в дар желтое масло и белого барана с желтой головой" (Э.Б. Тайлор). По всей вероятности, данный миф создан уже в пору доминирования скотоводческо-кочевого (патриархального) уклада, поскольку в мифе говорится: "Ты, которая... произошла от стопы Матери Итуген [т.е. от матери-земли, как от стопы (аналогия) "Горы Неба и Земли"] и создана царем тэнгриев [т.е. небесным богом-отцом, царём пантеона]". Вместе с тем, "Матерь Ут" - солярная богиня (богиня Неба), что свидетельствует о сохранении в фабуле мифа изначального раннеземледельческого представления о Великой матери, богине Неба. Заметим, что при отделении Неба от Земли (эпоха постнеолита) у шумеров божеством Неба сделался Ан (мужское божество), а у египтян - богиня Неба Нут, отделённая от Геба (др.-егип. "Нут" означает "небо, небосвод, небесная твердь").

     Графема (селенгинские петроглифы Забайкалья), представленная на Рис.5 (слева оригинал), обнаружена в пещере (т.н. "Городовой Утес" ("Хугтэй-хаан"), юг Кяхтинского района, Бурятия). Данная писаница датируется бронзовым веком (А.В. Тиваненко "Древние святилища Восточной Сибири". 1994)) и выполнена, как и прочие рисунки пещеры, красной охрой; что символично (и не случайно) и, казалось бы, должно соотносить их с культом бога-отца (как, в частности, отпечатки красных ладоней в ряде пещер Евразии). Как известно, у бурятов слово "красный" - "улаан" (М.Н. Хангалов интерпретирует теоним "Галта-улаан-тэнгэри" (мужское божество) как "Огненно-красное небо" (вечерняя или утренняя заря - ?)), а поскольку шум. выражение "(у/и)л-а-ан" означает "божество (этого) Неба", то данное бурятское прилагательное первоначально могло в данном случае (что представляется предпочтительным) соотноситься с цветом вечернего или утреннего Солнца (либо цветом Неба, окрашенного Зарёй) как с проявлениями культа раннеземледельческой Великой богини (как матери и Солнца, и Зари, - её эпифаниями), позднее вытесненного (выхолощенного) патриархатом.

     Так, в монографии "М.Н. Хангалова ("Собрание сочинений". т.1, 2004, Рис.8) приведён петроглиф/писаница (расположенный ок. села Мальта на берегу реки Белой), "нарисованный красной краской" и символизирующий богиню Неба, пребывающую на второй небесной сфере (изображены два концентрических круга и в центре, символически, фигура местной Великой богини-матери, испускающей белый, дневной, свет (вместо головы показаны три луча), а контуры тела и руки богини (два уголка показаны и внутри фигуры) изображены в виде уголков (символика высокой, небесной воды)). Важно отметить, что М.Н. Хангалов полагает, что данная мальтийская писаница "сходна" (в изобразительном плане) с "фигурами Саган-Заба... (и) с рисунком бухты Ая" (т.е. сделана бурятами (см. ниже)).

     В частности (А.П. Окладников), в тексте (перевод О.А. Румянцевой) одного бурятского моления, возносимого к божествам/духам-хозяевам скалы Саган-Заба говорится (после троекратного произнесения "Сээг" - призыва к богам (у шумеров трёхкратное поднятие рук)): "С лучами матушки - Золотое солнце... благословением матушки Эхэ Юрен (где бурят. "эхе" - "мать", а "юр-ен" (см. "Древний человек и божество") может означать "владыка свечения (света)" (заметим, что "Юрен", огласованное как др.-греч. (арийск.) "Ур-ан", может значить и "небесный свет" (бурят. "ур" - "ступка"), а (матушка) "Эхэ Юрен" - "Мать/источник небесного света/свечения"). Если же полагать (Т.Д. Скрынникова "Типология традиционной культуры...". 2002), что термины: ваханское "(y)ir", дардское "yor" и бурят. "юур" означают "солн­це", то выражение "Юр-эн" толкуется как "владыка Солнца", а "Эхэ Юрэн" - "Мать (матушка) - владыка Солнца"; т.е. Великая богиня (она же и "Буга саган хатан" (бурят. "буга - "олень"; знаменательно, что по китай. "олень" значит "lu", а китай. "tuo lu" - "лось")) здесь представлена как мать девы-Солнца (хотя в то же время она - и сама Солнце (то же у хатти/хеттов)). Таким образом, из этой молитвы следует, что у древних бурят бытовало раннеземледельческое представление о том, что Великая богиня-мать - источник света в любом случае (см. о золотом роге): и как Солнце, и как собственно Небо (небосвод). Так, этноним (Западная Бурятия) "эхэнут", представленый в виде "эхэ-(а)н-ут", означает "Мать небесного (высокого) огня" (без какой-либо его дифференциации).

     Согласно "оригинальной" (по А.П. Окладникову) гипотезе (Б.Б. Барадийн "Бурято-монголы, краткий исторический очерк". 1927): «Основными поколениями, из которых слагалась нынешняя бурят-монгольская народность, являются булагаты, экириты и родственное им племя хори. Эти племена, за исключением экиритов, в древности входили в состав племенного образования "Баргу", в отличие от коренных (амтохтонных) монголов, и назывались в старину, кроме своих родовых названий, баргутами... самое (же) слово булагат есть древний китаизированный вариант слова баргут».

     Как известно, по поводу этимологии этнонима "булгад" (одно из крупнейших бурятских родо-племенных объединений), существует множество разных гипотез. В свою очередь, полагая (тюркский) термин "бул(а)гад" теофорным выражением, соотносимым с неким божеством-прародителем племени, в форме "бул-hа-ад", где - казах., киргиз., татар. - "бол" и узбек. - "bo'lishi" означает "будь" (и татар. "булу" значит "имеется (есть, быть)", а "ад" - (просто) "божество"); то оно (это выражение) можно истолковать как "будь с богом (всегда с богом)" (с конкретным), "будь богов", т.е. человек данного племени - "богов человек", ибо принадлежит (конкретному) Богу, создателю его рода. И поскольку проф. Н.В. Абаев предполагает, что "название племени булагатов, скорее всего, восходит к ту­винскому "булан" - "лосиха", то возможным предком-прародителем булагатов может считаться некая автохтонная эпифания Великой матери (небесное божество в облике лосихи).

     Заметим, что (тюркский) этноним "баргут", представленный как теофорное выражение "бар-h(а)-ут", где казах., киргиз., татар. - "бар", турецк. - "var-dır", узбек. - "bor" означает "имеется" ("есть"); - интерпретируется как "имеется (есть) Огонь" (божество небесного огня). И тогда, если (как считает Б.Б. Барадийн) этнонимы "булгад" и "баргут" тождественны, то божество-прародительница, о которой идёт речь в термине "булгад" это - "(небесный) Огонь" из этнонима "баргут", т.е. в обоих случаях это - "матушка" богиня Солнца. Об этом же свидетельствует и толкование этнонима "бул-уд/болод".

     Обратимся к теофорному выражению «галзу(у)д/галзут», - наименованию старшего (и, видимо, древнейшего) рода в племени Хори (считается (Н.П. Егунов), что в древности тотемом (прародителем) племени Хори была желтая собака, поэтому у бурят убить собаку (эмблему божества-прародителя) считалось грехом, равносильным убийству человека, родича (как у индусов - корову или змею; однако буряты не жалуют змей и убивают их, поскольку существует поверье: встретить змею - плохая примета)).

      Итак, представим термин «галзууд» (принятое толкование этого имени - «бешеные», что, как считается, отражало воинственность этого рода) в виде др.-тюрк. выражения «галь-зу-ут», где (обоснование применения см. ниже) шум. (тюрк.) "галь" - "великий, великое", шум. "зу" - "знающий; (тот), кто знает", а прототюрк. "ут" - "огонь" (отметим, что бурят. "ута" - "мешки из шкур"("М.Н. Хангалов)).

     Знаменательно, что монг.-бурят. термин "гал" также означает "огонь", и, как представляется, восходит этот термин ("га-(а)л") к гораздо более древнему (ностратическому) представлению "hа-эл" - "(Это светящийся) бог", а это говорит об обожествлении огня у протомонголов ещё в палеолите (понятия "огонь" и "бог" - синонимы). Как известно, у шумеров Ут ("Огонь") - имя бога Солнца, который ("Ут") по-аккадски назывался "Шемеш", что означает "(Это) Имя - огонь". Следовательно, термином "ут" обозначен огонь небесный, и в данном случае - огонь Солнца (о чём говорится и в мифологии бурят, см. выше). Характерно, что и в одной монгольской свадебной песне обращаются к огню так (Castrdn, "Finnische Mythologie", S. 57.): «Мать Ут [т.е. "Мать Ут" - "Мать Огонь (Мать небесного (солнечного) огня)", сама - Огонь, к которому взывают], Царица Огня, ты, сделанная из вяза [речь идёт о статуэтке (идоле) божества (онгоне)], растущего на горных вершинах…». Так, палеоуральцы манси (вогулы) называли огонь "най" - "великая женщина". В раннеземледельческой дравидийской мифологии жизненная сила, энергия, кото­рой обладало лоно-«йони» богини-матери (как источник основополагающей, базисной, энергии созидания жизни), мыслилась в образе небесного огня и выражалась в различных проявлениях культа Великой матери.

      В соответствии с вышеизложенным, "Мать Ут" это - Великая богиня "Буга саган хатан", явленная у бурятов в ипостаси богини Солнца (матери-дочери; повидимому, как и у древних китайцев - Рис. "Нюй-ва с Солнцем). Поскольку у бурят слово «ут-ха» означает "род, происхождение (родоначалие)", следовательно, происхождение людей, рода людского, должно быть связано в их архаичных представлениях с творящей (порождающей) ролью Матери Ут (что и отражено в мифологии). И поскольку (см. ниже) термин "hu(a)" может означать и "жёлтый", то "Буга саган хатан" в ипостаси богини Солнца, могла называться и как "Мать жёлтый огонь" (т.е. "Матушка Солнце").

     Таким образом, выражение «галзууд/галзут» можно интерпретировать и как "Знающая (ведающая) великий (небесный) огонь (Солнца)" (как богиня Солнца), которая является и матерью-прародительницей этого рода (очевидно, что с нею (с "Буга саган хатан") данное теофорное наименование («галзууд») и соотносится). Вполне возможно, что образ "жёлтая собака" символизировал неутомимый "бег" Солнца по небосводу и его (летнее) полуденное (невыносимо жгучее, иссушающее) "кусание". Так, много позднее неимоверный зной (нестерпимая жара), приводящий к тому, что «растущие травы с корнями засыхают, текущие воды в источниках засыхают», соотносился с "деяниями" бога-покровителя огня (принесшего огонь на землю) по имени "Галта-Ула(а)н-тэнгэри" (где бурят. "галтай" означает "огненный, го­рящий; освещенный") - "Огненно-красное небо" (западный тэнгэрин).

     Важно отметить, что у этносов "яо" и "мяо", живущих на территориях Китая, Вьетнама, Таиланда и Лаоса существует легенда (времен др.-китай. императора Гаосина), которая возводит происхождение предков этих народностей к пятицветной собаке Пань-ху (которую почитают и сегодня: в праздничные дни женщины надевают головной убор, похожий на уши собаки; а мужчины повязывают шнур, символизирующий собачий хвост).

     В частности, Геродот, излагая одну из легенд о царе Кире (образчик весьма распространенной группы мифов), повествует, что в младенчестве Кир был покинут (брошен), однако принят, обласкан и вскормлен собакой, как матерью. Показательно и то, что в Древней Индии одним из воплощений богини Дурги считается шакал.

     Так, этноним племени "шарайт/шарад" (в виде "шар(а) - ад", где - монг. "шар", а бурят. "шара" - "желтый") означает, "Жёлтое божество" (тут, по-видимому, у бурят предполагается богиня Солнца, соотносимая с жёлтой собакой (в т.ч. и как с тотемом). Отметим, что, в частности, и Ц.Б. Цыдендамбаев убеждён, что этноним шарайт/шарад "скрывает тотем - (жёлтую) собаку". Характерно и то (Э. Лхагвасурэн "Традиционные верования ойрат-монголов". 2012), что в монгольской легенде "Сокровенное сказание…" рассказано, что "монгольский народ ведет свое начало от девы-оленихи "Хоа-марал", в имени которой, "во всяком случае, в его ойратском варианте... отражается (содержится) цвет оленя", поскольку ойрат. "хоа" - "желтый"; т.е. этот олень соотносится с Великой матерью, богиней Неба, в ипостаси богини Солнца (заметим, что поскольку совр. китай. слово "жёлтый" - "hua-ngse", то в древнем наименовании собаки "Пань-ху" слово "hu(a)" вполне может значить и "жёлтый" цвет, как индикатор солярности образа "собаки" (видимо, остальные 4 цвета "собаки" также соотносятся с эпифаниями богини Неба либо со сферами небосвода).

     Этноним же "шар-ан-ут" буквально означает "Жёлтый огонь Неба" (Великая мать, богиня Неба в солярной ипостаси). Об этом свидетельствует, в частности, и "глазковское" захоронение (падь Лепковка на Ангаре), в котором была погребена (только) собака (А.П. Окладников). Здесь в земле, под "каменной клад­кой из массивных торцовых плит, образо­вывавших в плане правильную окружность,.. внутри окружности... лежал скелет собаки... Около морды последней была обнаружена лопатка лося" (в свете сакральной символики эта собака - небесное божество (она на небосводе)), а кость лосихи, - Великой матери, говорит о том, что собака - её (лосихи) чадо либо проявление).

     Примечательно, что китайское слово "ху" ("дун-ху") принято соотносить и с тибетским "хор". И поскольку слово "хор" в древности могло звучать как "ор" (мнение акад. Ц. Дамдинсурэна, 1957), которое (ностратическое) ещё в мезолите значило "свет, свечение, сияние" (М.И. Зильберман); а (Т.Д. Скрынникова) ваханское "(y)ir" и дардское "yor" - "солн­це"; как и то, что др.-егип., армян. и хурр. "хор" значат "небо" (т.е. "небо" - это то, что сияет, светится ("ha or" - "(это) ор")); то тогда термин "хори" (хориты) вполне может означать также и "небесные"; т.е. дети богини Неба (ср. "хур(р)и" - "восход (солнца), восток"; а "х(у/о)рриты" - "восточные, люди (с) восхода"). И тогда у хоринцев издревле могло бытовать следующее представление: поскольку племя Хори состоит (в основном) из одиннадцати родов, на знамёнах которых изображёны различные животные и птицы - тотемы этих родов, то прародителница их всех - "желтая собака", - солярное проявление Великой богини-матери ("Матерь Ут").

     Так, у многих этносов бытовало представление, что все умершие маленькие дети будут возрождены (Великой матерью) к новой, земной жизни. В частности, у "глазковцев" "собаке принадлежит важное место в погребальном культе... но­ворожденных и маленьких детей" (А.П. Окладников), т.е. здесь собака соотносится с богиней-матерью.

     Далее, продолжая ранее изложенное, уместно отметить, что на Рис.5 (вид слева) также в едином теле представлены бог-отец (вверху) и богиня-мать (внизу, круглая головка). Здесь у бога-отца (более крупная фигура) показаны расправленные руки-крылья - он летит в Небе, т.е. он - уже небесное божество, владыка Неба. Следовательно, данная бурятская графема отражает скотоводческо-кочевое, введённое патриархальной культурой, видение владыки небосвода, как мужского божества.

     В монографии проф. Н.В. Абаева ("Архаические формы религии и тэнгрианство в этнокультурогенезе народов Внутренней Азии". 2015) обрисована фигура др.-тюрк. владыки Неба, всемогущего "Хан-Тэнгри", который, судя по его описанию, являл собой один из наиболее ранних образов царя небес (только-только функционально заместившего Великую мать, богиню Неба), созданный жречеством скотоводов-номадов (поначалу медленно и осторожно порывавших (и как выяснилось, далеко не во всём) с палеолитическими и раннеземледельческими воззрениями предков).

     Итак, в зооантропоморфном "облике" Хан-Тэнгри совмещены черты "одновременно драконоподобного и человекообраз­ного существа, у которого голова горного козла, но с бычьими рогами и шеей волка... но с рыбьим... хвостом". Очевидно, что в таком образе божества символически представлен полный набор ипостасей архаичного бога-отца, который уже пребывает (находится) в небе (поскольку дракон - летающий Змей): он (этот бог Неба (здесь "Хан-Тэнгри")) - и бог Земли (бычьи рога, бык) и её недр/преисподней (голова горного козла), и владыка вод (рыбий хвост - как у образов шум. Эа или ханаан. Дагона). Заметим, в частности, что один из древнейших праарийских богов Неба "Дьяус" всё ещё упоминается в "Ригведе" как "красный бык". Таким образом, как представляется, первоначально традиционная "фигура" бога-отца была просто (ничего не меняя) "поднята" на небо с тем, чтобы "убрать" оттуда женское божество.

     Примечательно, что в гроте Ле-Труа-Фрер (Франция; "мадлен") найдено (амбивалентное) изображение Двуединого божества в подобном же синкретическом виде: у него тело, могучая шея, хвост и уши волка; круглые глаза и клюв птицы (филина или совы); рога оленя, но руки и ноги человека.

     Весьма знаменательно (ибо это (нижеизложенное), как и описание облика др.-тюрк. "Хан-Тэнгри", в очередной раз подтверждает однородность раннеземледельческих культово-мифологических представлений во всей обитаемой Ойкумене), что и в бурятской мифологии известен миф (как предполагается, унаследованный от древних тюрков и реконструированный Д.С. Дугаровым, 1998), о "загалмай" - о "солнечном олене-лебеде", в названии которого (выражение "заг-ал-май"), как считается, содержится слово «май», как "усеченная форма «умай»" ("мать; матка (чрево)").

     Обратимся к этимологии теофорного выражения "заг-ал-май", которое, как представляется по Д.С. Дугарову, состоит из слов др.-тюрк. лексикона. Здесь термин "умай" - либо др.-тюрк. наименование Великой богини, либо понятие "мать"; слово "ал" - (просто) "бог", а шумерское слово "заг" означает "благой, добрый". И тогда выражение "загалмай" можно интерпретировать как "Благая богиня-мать". Заметим, что и в свете архаичной сакральной символики синкретическое зооморфное существо "олень-лебедь" однозначно являет собой образ Великой богини как всеобщей матери и богини Неба.

     Как известно, каждое утро Великая богиня (к примеру, у хатти/хеттов Камрусепа (Вурусема)) выезжала на небосвод на небесном олене (олень - одно из её проявлений) и небо начинало светиться (наступал рассвет). Уместно отметить и то, что "небесный олень" обзавёлся звонким эпитетом "солнечный" благодаря мезолитическому мифу (восстановленному Ариэлем Голаном), в котором рассказано, что дева-солнце, заточённая разгневанным богом-отцом в недрах земли, как-то ранним утром бежала оттуда (очевидно, не без помощи матери), "сидя" на олене (которым, видимо, и была сама богиня - мать девы-солнца), и которого бог-отец так и не смог догнать (Это - один из мифов тысячелетнего цикла о супружеских конфликтах между Великими Отцом (Землёй) и Матерью (Небом). Подобные фабулы известны у китайцев, убейдцев, шумеров, хатти/хеттов; и одна из них (не оригинальная) - "сражение" гигантская змея ("Хорото шара могой") с владыкой птиц "Ханхан Хэрдиг" (булагатская версия Гэсэриады)).

     Образ же "олень Золотые рога, несущий в своих рогах солнце", восходит к иконографии богинь Хатхор, Изиды и ханаан. Анат, на рогатых головах /головных уборах которых (между коровьими рогами), располагалось (помещалось) Солнце (у китайцев Нюй-ва держит руками Солнце над головой).

     Так, на петроглифе "минусинского стиля" изображена автохтонная раннеземледельческая богиня Неба в облике лосихи с небосводом на голове, являвшая себя Миру на рассвете. Здесь показаны три небесные сферы, и от наружной (как от источника белого, дневного, света) исходят 16 (как 2 раза по 8) коротких световых луча. Видение Солнца, божества Солнца (постнеолит), представлено на рисунке "Солнце" (Саймалы-Таш, Кыргызстан (Е.Г. Дэвлет, М.А. Дэвлет "Мифы в камне". 2005; Рис. 133-2)). Примечательно, что здесь Солнце изображено с 19 рас­ходящимися лучами-руками, как на известной др.-егип. картине эпохи Эхнатона (не исключено, что и в Кыргызстане был известен т.н. «Метонов цикл», поскольку в Древнем Китае его учитывали (шанский календарь)). У древних китайцев Солнце также изображалось с круглым, квазиантропоморфным "лицом". На Рис. "Нюй-ва с Солнцем" представлена др.-китай. Великая праматерь Нюй-ва (обликом напоминает скифскую Тибити (возможно, прототип)), держащая в небе Солнце (рельеф из Сычуани; эпоха Хань (К.М. Королёв "Китайская мифология. Энциклопедия". 2007), лучи не показаны (символика, сопутствующая богине - только небесная (всё по три)).

     

      Лосиха с небосводом Солнце Нюй-ва с Солнцем

     

      Рис. 5

     Сравнение графем Рис. 5 и Рис. 3 говорит о том, что у бурят той эпохи (энеолит - бронзовый век), прежде имевших (о чём и говорят петроглифы) исключительно раннеземледельческие (матриархальные) культово-мифологические представления, под влиянием скотоводов-номадов (возможно, праариев или монголов) тоже произошла инверсия религиозных воззрений (боги "низа" и "верха" поменялись местами (по половому признаку)). Так, в "Ригведе" (тек­сты относят к рубежу III-II тыс. до н.э.) неразрывная жизнепорождающая связь бога неба Дьяуса и бо­гини земли Притхиви (их слитность) обо­значается как "двандва" - «Дьявапритхиви» (В. Эр­ман. 1980). Что важно в этой графеме (Рис. 5), так это то, что она свидетельствует о том, что такая революция представлений произошла для бурят хронологически немногим ранее, чем создана данная писаница: здесь показано, что богиня-мать - уже больше "мать Земля", чем богиня Неба - она (ср. с Рис. 3) внизу и перевёрнута (богиня показана слева относительно центральной вертикальной оси изображения, а бог-отец - (как и на Рис.4) справа и с более крупной головой). В частности, В.В. Радлов (Путевой дневник «Из Сибири»), со слов сказителей алтайских эпических произведений осведомляет, что в царстве Эрлика (в преисподней) уже живут подземные существа - «женщины-лебеди»); изображена (Рис. 5) и линия (поверхность) раздела между "верхом" и "низом": согласно шаманистским представлениям, показаны две сферы мирозданья - небо и земля). Вместе с тем (см. рисунок), богиня всё ещё снабжена крылом (крыльями), т.е. традиционная связь её образа с небосводом окончательно не утрачена (не позабыта), а роль Великой богини ещё не была сведена исключительно к образу жены и матери (как у ариев), как матери-Земли. Так, "на петроглифах... в бухте Саган-Заба находится изображение рожающей женщины, держащейся за лебедя... причем её левая рука соединена с грудью птицы (Д.С. Дугаров "Лебедь в орнаменте... ".1983).

     Об том же, в частности, свидетельствует и то, что во время праздников Землю устилали белым войлоком (чтобы нерароком не осквернить), а также и окропляли белым молоком от белой кобылицы (ср. богиня Эпона ариев), прося у Матери благодати: т.е. стремились соединить (совместить) старые (прежние) представления о Великой матери, богине Неба, с новым, патриархальным её виденьем как матери-земли.

     К ярким симбиозам скотоводческо-кочевых воззрений с раннеземледельческими религиозными представлениями может быть отнесён и такой бурятский обычай. В сумерки и ночью, когда заходило Солнце и небо темнело, запрещалось ходить за водой. Если же такая потребность вдруг возникала, "то, человек, подойдя к источнику или к реке, извинялся и объяснял причину нарушения запрета". И просил: "дай нам, пожалуйста, воды" (Г.Р. Галданова).

     Содержание этого обряда свидетельствует о существовании у древних бурят такого воззрения: вода земных источников (а также и высокие, небесные воды (дождь, роса)) - "собственность" солярной матушки "Эхэ Юрен" - "Матери/источника небесного свечения", как проявления не только архаичной богини Неба (и всё ещё богини Солнца), но также и уже как матери-земли, по которой текут земные воды (в пору расцвета раннеземледельческой культуры все пресные воды Земли курировал бог-отец (убейд. праотец Абзу, шум. Эа/Энки)). Так, в одном из угаритских мифов рассказано, что протоханаан. Великая мать, богиня Неба Анат (уже изрядно расщеплённая патриархатом амореев на персонифицированные эпифании), в пору, когда бог земли и громовик Алиййяну-Балу был мёртв, обходит (инспектирует) различные земные источ­ники, поскольку ей (по "старой памяти" богине растительного плодородия, Всеобщей матери) необходимо оценить их обильность. Позднее же у ханаанеев вообще все источники пресных вод курировал громовержец Баал-Хаддад, - ранее бог земли (под именем Баал-Цафон). Следует отметить (Л.П. Потапов "Умай - божество древних тюрков...". 1973), что известен и факт почитания древними тюрками (алтайцами и тувинцами) бога земли и воды (то же и бог "Энки ("Господин земли") - Эа") "Йер-Суб" (у шорцев и киргизов - под именем "Жер-Суу").

     Характерно, что расщепление "курирования" по видам источников вод произошло и у бурят: в патриархальном шаманизме Владыкой дождя (высоких, небесных вод, хранящихся в 9 бочках) считался бог "Хуран-нойон" (где "хура" - "дождь"); а земных (пресных) вод - бог Ухан-хат (см. ниже).

     Ритуал рассматриваемого бурятского обряда говорит и о таком мифопоэтическом представлении: считается, что когда Солнце на исходе дня покидает небосвод и становится темно, - богиня-мать ("матушка Солнце") уходит на покой дабы отдохнуть от дневных трудов и забот. И когда люди ночью берут воду (собственность богини) - они тем самым беспокоят почивающее божество, за что и извиняются.

     Заметим, что у бурят дневное небо называлось "тэнгэри", а ночное - "окторго" (и божества (пантеон) на каждом из них были свои, как, к примеру, у римлян боги дневной и ночной грозы различны).

     Подобного же плана, как представляется, и следующие поверья бурят: "Поздно вечером (после захода Солнца) постороннему человеку давать огонь на вынос из юрты или дома большой грех"; и "Грех давать из дома поздно вечером молочную пищу постороннему человеку". По всей вероятности, бытовало видение Великой матери в ипостасях хранительницы конкретных семьи, жилья и очага как члена (матрилинейной в прошлом) определённой (со своей предысторией у каждой) семьи, как её матери-прародительницы, чью собственность, связанную с этой семьёй (огонь очага и молочное), без дозволения богини отдавать в чужие, непроверенные свыше на греховность и "чёрные" замыслы, руки нельзя.

     Должно отметить, что ещё в 60-е гг. прошлого столетия акал. А.П. Окладников неоднократно высказал мысль о консервации на многие тысячелетия в Горном Алтае палеолитических традиций (подобный же подход, как выясняется, в полной мере присущ и бурятам). В частности, ещё в палеолите владыкой животных (в части охоты на них) считался бог-отец. Не исключено, что и в рыболовстве (охоте на рыб) бытовало подобное же представление. Так, ещё у "прежних" ("первобытных", - терминология М.Н. Хангалова) бурят два раза в год "курили фимиам" богу "Ухан-хат" (весной, - "в начале охоты на рыб", буряты приносили умилостивительные жертвы, дабы "Ухан-хат даровал им обильный лов рыбы и не было бы несчастий с людьми во время рыбной ловли"; и осенью - "они совершали религиозные обряды в благодарность за благополучное проживание (пребывание) на водах и за обильный улов рыбы").

     Поскольку бурят.-монгол. термин "ухаан" означает " ум, разум, сознание; память", а слово "хат" входит как составная часть в такие бурят. понятия, как "хатама" - "сухой"; "хатааха" - "сушить, высушивать"; "хатаалга" - "сушка, осушение"; "хатаажархиха" - "осушить, иссушить"; "хатаалгын" - "осушительный" и, по-видимому, связано с явлением воздействия тепла, жара (высокой температуры), то наименование "Ухан-хат" может быть истолковано примерно как " Осознанный (т.е. управляемый) жар" либо "Памятный (всё ещё незабытый) жар ("Помним (как) жар")"; (оба теонима могут быть связаны с образом бога-отца в ипостаси владыки преисподней).

     Вместе с тем, бог "Ухан-хат" был наделён статусом и "главного покровителя (земных) вод" (он "олицетворял воду в ее различных состояниях" (штиль, шторм и т.п.)). Однако ранее (в эпоху матриархата) эту сферу "экспроприировала" Великая богиня, которая и в патриархальной адаптации, как выясняется, не была "отстранена" у бурят (и, к примеру, ряда арийских этносов) от функции "Владыка вод" (а до эпохи матриархата бог-отец был владыкой пресных вод, ср. бог по имени шум. Эа ("Дом - вода")). И это нашло отражение в содержании (и последовательности) ритуалов обряда почитания "Ухан-хата".

     Приведём порядок хода (очерёдность) этого действа (тайлаган), описанный М.Н. Хангаловым ("Собрание сочинений". 2004). Так, данный коллективный "религиозный обряд [в общем случае] состоит из двух отдельных частей" (т.е. разбит на два последовательных культовых отправления): принесение "жертвы молочной пищей" и огненных "жерт животными". Первым совершается жертвоприношение молочными продуктами, чему предшествует такой ритуал: "молочную пищу вливают в 9 корзин, ставят на чистый и белый войлок, и освящают". Первая часть обряда заканчивается "молочной" коллективной трапезой всех присутствующих (мужчин, женщин, молодежи и детей (поскольку жертвы приносятся и женской, и мужской ипостасям Единого бога)). За время этого пиршества "убивают (разделывают и варят (определённые части)) жертвенных животных". По окончании "молочной" трапезы приносят богу в жертву сожжения подготовленные части животных. И эта вторая половина обряда заканчивается коллективной ("мясной") трапезой.

     Показательна этимология древнего (как считается, ещё времён раннего неолита) термина "тайлаган". Итак, в выражении "тай-(э)ла-ган" глагол "тай" означает "приносить жертву" (Т.М. Михайлов. 1980. стр. 177); "ган" - суффикс жен. рода, и "(э)л(а)" - (просто) "бог" (т.е. "ла-ган" - "богиня"). И тогда понятие "тайлаган" может значить "Жертвоприношение богине". Так, у бурят одно из важных (ежегодных) общественных молебствий называлось "Эхэ тайлга(н)" - "Жертвоприношение богине-матери" (т.е. Великой богине). Отметим, что в бурятских улигерах (народных сказаниях) упоминаются и тайлаганы, устраиваемые самими богами.

     Продолжая ранее излагаемое, отметим, что, согласно сакральной символике в части определения "адреса" (идентификации) жертвополуча­теля (молоко, корзина (эмблема лона), белый цвет, число 9), первая ("молочная") часть обряда посвящена Великой богине, а вторая - собственно богу "Ухан-хату", как местному проявлению бога-отца, как богу вод.

     Характерно, что регламент описанного обряда (последовательность его ритуалов), когда первым было осуществлено каждение эпифании культа Великой богини, и только после этого - эпифании культа бога земли и её недр, свидетельствует о традиционном, устойчивом сохранении у бурят раннеземледельческих культово-мифологических воззрений и в эпоху повсеместной скотоводческо-кочевой культуры. Уместно отметить, что подобный прецедент имел место в Древнем Ханаане. Здесь амореи, аравийские номады-скотоводы, захватили страну исконных земледельцев, навязали им свой пантеон богов (автохтонные боги были нивелированы), свой язык (в настоящее время ханаанский язык относят к семитской языковой группе) и даже элементы погребальной практики. Однако, при всём при том, у ханаанеев сохранилось многообразие раннеземледельческих представлений, ярко высвечивающихся при изучении их культуры и быта.

     И что особенно знаменательно в сообщении М.Н. Хангалова о тайлагане Ухан-хату, так это сведения о том, что "прежние ("первобытные") буряты, еще во времена "зэгэтэ-аба", совершая религиозные обряды Ухан-хату, делали его изображения на каменных скалах [т.е. создавали петроглифы], что называлось... «изображение Ухан-хата»... (если же) буряты далеко уходили от тех местностей [от скал]... (то они) "хурэг" (т.е. изображения бога) стали делать на материях [писаницы]". Следовательно, среди байкальских петроглифов должны встречаться и изображения бога Ухан-хата. И тогда вполне возможно, что изображения "бога-отца" (без фаллоса) типа Рис. 2, могут являть собой его образ. Из данного сообщения следует также и то, что байкальские петроглифы (писаницы) - именно бурятская традиция.

     Время шло, с изменениями сживались, прошлые верования помнились фрагментарно, и уже в дни праздников, на заре, поднимаясь на гору, к священным жертвенным камням (жертвеннику), дабы принести дары хозяевам местности, люди произносили (взывали к богам): "Небо - Отец, Земля - Мать".

     Важно отметить, что у бурят долгое время сохранялось палеолитическое представление о том, что, в частности, яма-могила (в земле) символизировала порождающее лоно Всеобщей матери (характерно (полагает Г.Р. Галданова), что "у забайкальских бурят "Этуген", как имя богини земли, видимо, была совершенно забыто. Само слово "этуген" сохранилось в значении "женское чрево"). Известно, что было исследовано несколько десятков байкальских пещер (в некоторых из которых видятся святилища "курумчинекой", тюрко-сибирской, археологической культуры VI-X веков)). И, по мнению Г.Р. Галдановой (даже в свете её патриархального видения Великой богини-матери как "матери-земли), "поклонение бурят пещерам" обусловлено, тем, что "пещера в их представлении является как бы материнским чревом или же женским детородным органом, и к ней обращались для получения дара чадородия" (Б.Б. Дашибалов "Археологические памятники курыкан и хори".1995). Показательно и то, что "верующие бездетные женщины в Бурятии посещают культовое место Алхана... Здесь они влезают в маленькую пещеру "умай (лоно, матка"), (К.М. Герасимова, 1989). Так, Э.О. Борисова (ст. "Культ в традиционной культуре хоринских бурят". 2014) пишет: "Пещерам приписывалась способность даровать потомство ввиду ассо­циации с "умай" [здесь не "мать", но "матка"] - женским детородным органом. Нередко пе­щеры носили название "материнское чрево" ("эхын умай")". В мифе об Эхирите сказано, что у него "береговая щель [яма, расщелина] - Мать (а "пестрый налим" - Отец)", (А.П. Окладников. 1937). Известно также, что отрезанную пуповину новорождённого ("послед") помещали в берестяное лукошко и зарывали в землю в жилище (нередко под очагом); т.е. возвращали в лоно Матери. Показательно, что перед погребением почившего совершался обряд «выпрашивания земли» (поскольку в "Мир предков" отправлялось инотело усопшего, которое ещё предстояло породить Великим Матери и Отцу (что происходило в недрах земли, в преисподней), то к богине взывали с просьбой (молением) о предоставлении (выделении) в её "земляном" лоне места и для зарождения инотела конкретного недавно умершего родича (заметим, что и (нижнее) Небо - лоно Всеобщей матери)).

     Так, из легенды, записанной Павлом Ильичём Третья­ковым ("Туруханский край, его природа и жители". 1871), выявляется представление (ненцев, энцев, нганасанов и селькупов) о том, кто созидает инотело усопшего, и как оно и души почившего оказываются в "Мире предков" (в «Землях предков») преисподней. Легенда патриархальная, и в ней Великая мать обозначена как одна из владычиц земли/преисподней ("Ситту Коптуа"). Она ("дьяволица" - мать-земля) "состоит из глины и находится постоянно в лежачем положении, с рас­кинутыми ногами" (т.е. состояние священного брака и порождения перманентны). В легенде рассказано, что "души" попадают в недра земли (в "Мир предков") только после того, как пройдут через лоно Матери (вероятно, вместе с порождаемым инотелом выходят из лона (т.е. каким-то образом участвуют в созидании конкретного облика) и отправятся вместе с ним в иномир). И, как представляется, на "Шишкинских писаницах" (постнеолит, берег Лены) показано плавание в недра земли (так, в лодке стоит 5 тонких стилизованных фигурок с воздетыми молебственно руками (и сидит рогатый сопровождающий)) этих инотел с двумя длинными (стоящими) "заячьими ушами" на головах (с двумя душами).

     В свете палеолитических представлений "пещера - лоно, где вызревает и... рождается жизнь, но одновременно это и всепоглощающая тьма потустороннего мира", недр земли, т.е. "тело" арохаического бога-отца (при этом, о некой "пещере Су" в старинных китайских источниках говорится как о входе в царство мёртвых ("Мифы народов мира. Энциклопедия". 1998)). У хоринских бурят подобное же представление (типичное в Ойкумене) бытовало и в части видения пещер на острове Ольхон и Умай на Алхане (Забайкаль­ский край). О значимости роли образа бога-отца у бурят свидетельствует фаллическая фигурка из гальки ("бронза - ранний железный век"; Л.П. Хлобыстин. 1963) найденная перед входом в пещеру.

     По всей вероятности, пещеры изначально соотносились с культом Единого бога, поскольку они были посвящены как эпифаниям Великой матери (древнейшая из известных критских пещер (близ Кносса) была посвящена доэллинской богине де­торожде­ния Илифии), так и богу-отцу (критская пещера куретов посвящена Зевсу). Вместе с тем, одна из пещер в Аркадии была посвящена и Селене, и Пану Ликийскому.

     

      Рис. 6 Рис. 7 Змея (Рис. на ткани)

     Должно отметить, что Т.И. Савенковым запечатлён (писаница бухты Саган-Заба, Рис. 6) и акт "священного брака": местные раннеземледельческие Мать и Отец показаны в зооморфном облике: козы и козла, - акта столь важного для человечества (возможно, здесь в облике козла представлен "Тайжи-хан", см. ниже). В Древнем Мире козёл - общепринятая эмблема подземного огня бога-отца как владыки преисподней. Так (М.Н. Хангалов ("Собрание сочинений".2004, Т. III), и в легенде балаганских бурят "О зайце", рассказано, что когда наступит конец света ("галаб"), то "всё сгорит (потому что) тогда по земле будут бегать огненные "козули" (козлы), у которых из-под копыт будет сыпаться огонь". Вместе с тем, к примеру, у китайцев (как и у ариев) козёл - символ мужского оплодотворяющего начала (соотносится с субстанцией "инь").

     Характерно, что корпус бога-отца (Рис. 1-3), изображаемый в форме треугольника (эмблема лона), также свидетельствует о представлении, что Великий Отец перманентно связан с лоном Матери (лоно всегда при нём, а он - в лоне). Т.И. Савенков подметил, что "эти фигу­ры наносились разновременно... чем древнее фигура (изображение), тем художест­веннее ее исполнение. В более поздних начинает преобладать значение символа «положение тела», знаки на туловищах людей и животных и ху­дожественная сторона отходит на второй план. Некоторые стилизованные фигуры изоб­ражены совершенно схематично, т.е. оставлено то положение рук или ног, которое имеет определенное значение, туловище только отмечено". Данное свидетельство, а также древность описанных ниже огненных жертвенников бурят, указывает на то, что, по-видимому, писаницы бухты Саган-Заба создавались местными бурятами. В настоящее время считается, что, в частности, протобурятские племена "нохой" (обозначение тотема) расселились в Предбайкалье в конце неолита и/или в эпоху бронзы (2500-1300 лет до н.э.).

     Исследования в области антропологии современных бурят (И.М. Золотарева "Этническая антропология бурят". 1960) показали, что "Отсутствие существенных различий в антропологическом типе между восточными и западными бурятами указывает на общность их исходного антропологического типа, несколько видоизмененного затем под влиянием аборигенного населения". При этом антропологические данные указывают на важную ("преобладающую") роль центральноазиатского компонента в этногенезе бурятского народа.

     Как показано в работе В.Н. Харькова, К.В. Хаминой и др. (ст. "Генофонд бурят... по маркерам Y-хромосомы", ж-л "Генетика". 2014, т 50, № 2, с. 203-213), анализ структуры генофонда бурят по составу и частоте гаплогрупп Y-хромосомы из восьми популяций выявил 11 гаплогрупп (С3*, С3с, С3d, E, N1b, N1c1, O3a*, O3a3c*, O3a3c1, R1a1a и R2a), две из которых (С3d и N1c1) являются наиболее часто встречающимися (предполагается, что гаплогруппа N1, предковая для гаплогрупп N1b и N1c, возникла 10 600 - 12 700 лет назад на юго-западе современного Китая (провинция Юннань), и примерно в начале неолита её носители начали свой путь в сторону Байкала, Саян и Алтая); при этом гаплогруппы С3d и N1c1 характеризуются наибольшей частотой (так, у С3 (М217) - 42%; отметим и то, что у R1a - 18%, Таблица 1). Результаты филогенетического анализa гаплогрупп "демонстрируют тесное генетическое родство" бурят с монголами. Считается (Juhasz et al. "New clustering methods…" 2014), что наиболее распространёнными Y-хромосомными гаплогруппами у монголов являются: C - 56,7%, O - 19,3% и N - 11,9%. Общепризнано и то, что бурятская культура имеет много общего с культурой монголов (у которых, в частности, в XIII в. шаманизм являлся государственной религией).

     Вместе с тем, согласно одной из гипотез предполагается, что предками бурят в определённой степени являлись и древние тюрки (внесли заметный вклад в этногенез бурятского народа), обитавшие, как считается, в верховьях Енисея, поскольку, современный бурятский язык, в основе своей монгольский, содержит элементы тюркских языков. Считается (Ц.Б. Цыдендамбаев. "Бурятские исторические хроники и родословные". 1972) также, что предки хоринских бурят (хори-туматами) входили в союз племен, состоящий из тюрков-туматов (предполагается, что в племени эхиритов преобладали тюркские по происхождению роды). Существует и суждение о том, что истоки тюркоязычного компонента связаны с курыканами (по А.П. Окладникову - тюркоязычным этносом) курумчинской культуры, начиная примерно с сер. I тыс. н.э. (Д.Д. Нимаев. "Проблемы этногенеза бурят"). При этом следует отметить, что бытует и концепция Г.Н. Румянцева о монголоязычности носителей курумчинской культуры, согласующаяся с тем, что курыкане, "по мнению А.П.Окладникова... [вместе с тем] были потомками племен плиточных могил Забайкалья ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002)".

     Исследование материальной и духовной культуры и антропологических особенностей бурятского народа отчётливо показало наличие черт, присущих этносам тюркской группы. Отмечается (Б.З. Нанзатов "Этногенез западных бурят". 2005) также, что "значительный пласт (бурятских) этнонимов имеет тюркское происхождение" (так, Б.З. Нанзатовым выявлено, что термин "курыкан" - др.-тюрк. слово "quriqan", означающее "стан, военный лагерь", и посему изначально этнонимом не являвшееся; отметим и этноним бурят. "эхирид", восходящий к тюрк. "ikire" - "близнецы, двойня" (мифопоэтические "водяные дети" - родоначальники)).

     Сопоставим гаплотипы бурят и казахов (казахский язык входит в алтайскую семью (тюркская группа); а данный гаплотип казахов составлен в соответствии с проектом FTDNA и данными Олега Павловича Балановского (девять доминантных гаплогрупп).

     буряты (C3, C3c, C3d, E, N1b, N1c1, O3a, O3a3c, O3a3c1, R1a1a, R2a)

     казахи (C3 (xC3c), G1a, J1, J2, (N1) N1c1a, (O) O3a3c1, Q (Q1), (R1a) R1a1a, (R1b) R2, R1b1a, D1)

     Как легко видеть, соотнесение приведённых гаплотипов показывает близкое генетическое родство казахов и с бурятами, и с монголами. Заметим, что у казахов нет гаплогруппы Е (встречается только на востоке Бурятии).

     Сопоставим гаплотипы алтайских туркменов: (J2, R1(R1a1a), R1b, I, O, L, T, Q (Q1a1,Q1a3a1), H1, N1с, P, R1a1, R1b1b2, R2 (R2а)), и турок (этносов, не ассимилировавшихся с монголами): (G1, G2a, J1, J2, R1a, R1b, I1, I2a, I2b, L, E1b1b1, T, Q, N1c1 R1a1, R1b1b2, R2). У этих (турецкого и туркменского) гаплотипов общими являются 8 гаплогрупп: J2, R1, I, L, T, Q, N1, R2. Полагая эти гаплогруппы тюркскими (заметим, что турки интенсивно ассимилировались с анатолийским этносом, и, в частности, с хуррито-урартами), сопоставим их с гаплогруппами бурятского и казахского гаплотипов. Итак, у "тюрков" с казахами 5 общих гаплогрупп, а с бурятами - 3-4 (отметим, что у бурят алтайская гаплогруппа R1b1 не встречается), что от общего числа (11) составляет 27,3-36,4 %, а это свидетельствует о значимости генетического родства бурят с тюрками. Таким образом, гипотеза о том, что предками бурятского народа являлись также и древние тюрки (внесли свой вклад в этногенез), должна быть принята.

     Сопоставим этот (J2, R1, I, L, T, Q, N1, R2) гипотетический "тюркский" гаплотип с гаплотипом иракцев, - прямых потом­ков «черноголовых» (шумеро-аккадского этноса):

      [G(2,2), J1(25- 33,3 ), J2(25,2), R1a1a(6,5), R1b1b2(10,8), E1b1b1(10,8), I(0,7), T(7,2),

     L(3), K*-M9(1,4), E1b1a(1,4), F-M89(0,7)]

     Из сравнения следует, что общие у них - 5 гаплогрупп (J2, R1, I, L, T). У бурят же с иракцами общие - только две гаплогруппы R1a и E. Любопытно, что гаплогруппа (субклад) E1b1 обнаружена у натуфийцев.

     Важно отметить, что в 1915 г. ассириолог Ф. Хоммель обнаружил ок. 200 шумерских слов, совпадающих с тюрко-монгольскими (Fr. Hommel «Zweihundert sumeroturkische Wortgleichenden». 1915). В 1975 году О. Сулейменов выявил ещё 60 тюркских слов, совпадающих с шумерскими. Следовательно, в лексиконах шумеров и бурят может (должен) содержаться некий общий словарный контент (термины тюркской группы алтайской языковой семьи). Показательно (Б.З. Нанзатов "Этногенез западных бурят (VI - XIX вв.)". 2005), что "В лексикологическом плане западнобурятские наречия характеризуются наличием значительного числа тюркизмов, отсутствующих в других монгольских языках. Тюркизмы представлены лексикой, отражающей широкие пласты культуры, хозяйства и быта". В Прибайкалье широко распространены и тюркские по происхождению топонимы, считающиеся там одними из древнейших.

     Так, существует предположение, что выражение «писон сагаан тэнгэрп» (где термин "писон" означает 50 , в частности, в уйгурском языке (Т.М. Михайлов. 1980)), означающее "50 светлых небожителей", воспринято бурятами (и тюркоязычными уйгурами) у прототюрков. И поскольку, как известно, жители царства Шумера и Аккада обладали внушительным пантеоном богов, из которых лишь "великие" 50 "имели разум в совете", т.е. являлись членами Совета богов (по статусу "небожителями" и игигами), то, не исключено, что шум. модель послужила прототипом тюрко-монгольскому представлению (но могло быть заимствовано бурятами и напрямую).

     Как, известно, шум. слово "ан" значит "небо". Бурятский же термин "утан", означающий "дым", произошёл от тюркского слова "ут" - "огонь" (Г. Цыбиков "Избранные труды...".1981); т.е. выражение "утан" состоит из двух др.-тюрк. слов "ут" (огонь) и "ан". В "Словаре русского языка" С.И. Ожегова говорится, что "дым" - это "поднимающиеся вверх... летучие продукты горения" (т.е. в том числе и раскалённые частички ("огонь"), летящие вверх, к небу). Отметим, что "дым" по-турецки - "dum-an", по-казахски - "түт-ін" и по китайски - "" (а "небо" по-казахски - "асп-ан", а по-турецки - "baz-en"). Следовательно, бурятский термин "ан", вполне может (мог) означать "верх, небо", как и у убейдцев/шумеров (и тогда "ан" (небо), - слово, которое вполне могло входить в др.-тюрк. лексикон (как, предположительно, и у древних китайцев)).

      И далее о петроглифах. Акад. А.П. Окладников ("Петроглифы Байкала". 1976), пишет: "Восточная падь Саган-Заба... К Байкалу падь выходит террасой высотой в 3-4 м над уров­нем озера... нам, удалось выявить новые свидетель­ства о шаманском почитании как этой пади, так и самой писаной скалы [утёса в бухте Саган-Заба (Белая чаша)]... На самой вершине пади, непосредственно над скалами... удалось обнаружить серию шаманских... очажков-жертвен­ников... выкладки из камней в виде колец диаметром около 50-80 см. Они располагаются своего рода «цепочками» - рядами, ориентированными с востока на запад... Очажки эти, сходные с неолитическими очагами Ангары и Лены, но не пок­рытые, как те, землей, очевидно, служили той же цели, что и шаманские жертвенники. На них (Рис. "Шаманские жертвенники"), судя по уцелевшим между камнями мелким жже­ным косточкам, жгли... принесенных в жертву хозяину (божествам) скалы Саган-Заба жертвенных животных. Степень выветренности камней (очагов) свидетельствует о том, что... (они) насчитывают, вероятно, нс одну сотню лет".

                                    "Жертвенник на горе"                    "Шаманские жертвенники"

     Уместно отметить, что на этом круглом огненном алтаре (круг выложен из семи камней, а между двумя в середине, видимо, разводили огонь и клали на них жертвоприношение), в свете сакральной символики соотносящемся здесь с обеими ипостасями Двуединого божества (круг, число семь), жрецы глубокой древности (шаманы их преемники) могли "курить фимиам" и Единому богу, и его проявлениям по отдельности (см. ниже).

     Сопоставим совокупность этих (описанных выше) шаманских сооружений с храмовым комплексом в Гёбекли Тепе (Х тыс. до н.э.), где 20 святилищ, образованных каменными стенами (диаметр - от 5 м), - в плане круглых (овальных) с двумя Т-образными колоннами в середине (символизирующих присутствие обеих ипостасей Единого бога (М.И. Зильберман ст. "О сакральном символизме Гёбекли Тепе". 2017. Инет), расположены на довольно большой территории. Очевидно, что данные шаманские сакральные сооружения, в части формы и материала конструкции, аналогичны (подобие налицо) святилищам Гёбекли Тепе. Но в силу их малых размеров (менее метра в диаметре), их (каждое из них), как представляется, нельзя классифицировать как открытые общественные святилища (хотя совокупность: священное дерево и камень (валун) рядом, - к таковым относилась). Они, по всей вероятности, - огненные жертвенники и, возможно, разного сакрального предназначения (информация отсутствует). Однако вся их совокупность (их «цепочки» - ряды, ориентированные по Солнцу) и пространство, их окружающее, несомненно, являло собой священное место (территорию) с, видимо, немалой нуминозностью; и вполне могут быть восприняты как шаманский храм (заметим, что в период постнеолита и позднее многими племенами ариев использовались как открытые стационарные (к примеру, в рощах/дубравах), так и нередко временные святилища).

     Как известно, храмовый комплекс Гёбекли Тепе был добровольно засыпан и оставлен со времён ок. 7500 г. до н.э., и часть окрестных племён вполне могла мигрировать в т.ч. и далеко на Восток.

     Важный вывод в части сакральной значимости петроглифов (как основополагающего фактора при выборе жрецами (шаманами) нуминозных мест для сооружения святилищ) на территории Забайкалья, сделан в монографии А.В. Тиваненко "Древние святилища Восточной Сибири" (1994). Учёный пишет: "получены... данные, которые позволяют уверенно считать скалы с рисунками важнейшими святилищами указанного времени (эпоха бронзы - раннего железа)... (поскольку) раскопки у подножий 40 петроглифов на территории Забайкалья вскрыли долговременные жертвенные приношения, причем в ряде мест они датируются от финала неолита... В эпоху бронзы - раннего железа, т.е. в период существования селенгинских писаниц, эти культовые места пользовались большим почитанием, о чем свидетельствуют мощные, по сравнению с другими эпохами, слои жертвенных приношений (...кости животных, посуда, орудия труда и украшения (т.е. проводились и погребальные обряды, связанные с "переходом" в "Мир предков"))... [Найдены] остатки очагов и кострищ [огненные алтари], деревянных наземных сооружений" (возможно, оград святилищ).

     Отмечается (Н.В. Абаев. 2015), что "в этнокультурных тра­дициях... бурят... сохра­нились древнейшие пласты [верований], которые [и] составляют основу [их] традици­онного мировоззрения...", нашедшего проявление "...в локаль­ном варианте «шаманизма»". Так, исследователями петроглифов подмечена (см. также и рисунки по тексту) явная тенденция к изоморфизму: шаманы (жрецы) в качестве культово-мифологических образцов для изготовления статуэток/изображений богов/духов ("онгонов") использовали древние писаницы (именно шаманы, подобно друидам, и в новых религиозных условиях, хотя и проявляя известную гибкость (адаптировались и к тенгрианству, и к ламаизму), являлись ревностными хранителями древних религиозных воззрений предков; и, видимо, поэтому у бурят так долго и сохранялись во множестве культово-мифологические реликты раннеземледельческой культуры (заметим, что камлание - типичная разновидность жреческой практики)).

     Характерно, что у бурят прекрасно уживались и сосуществовали в совокупности архаичные раннеземледельческие (матриархальные) и благоприобретённые скотоводческо-кочевые (патриархальные) представления. Так, шумер был счастлив (и в этом мире, и в том), если он был отцом семерых сыновей; а бурят "счастлив, держа пуповины восьмерых белых сыновей" (здесь символика патриархальных воззрений: предпочтительность сыновей, число 7; а символика матриархата: число 8, белый цвет, пуповина). Пример благополучной суперпозиции, казалось бы, несовместимых представлений являет собой обычай зажигания огня (т.н. "перенос огня") в первый день после свадьбы в юрте новобрачных. По этому обычаю огонь из дома отца жениха переносит в новый дом, дом сына, его мать, и "тем самым как бы делит очаг отца" (Э. Лхагвасурэн. 2012). Набор даров (приношения ставились перед молодой женщиной, но не перед её мужем) божеству/божествам очага новой семьи (так, у "кудинских бурят имена духов-хозяев... огня (очага)... - Сахяадай-нойон (сын Эсэгэ Малаан тэн­гри) и Санхала-хатан", его супруга; а в старых монгольских обрядниках "дух очага" назывался "Матерь-богиня (национального) огня" (Э. Лхагвасурэн. 2012)): (приношение паритетно) хлеб, простокваша (дары женскому божеству), мясо, вино (дары мужскому божеству), а также и "круглый ржаной хлеб", который мать сына "трижды бросала в юрте по направлению движения солнца" (К.В. Вяткина "Очерки культуры и быта бурят". 1969). Следовательно, этот "круглый хлеб" приносился в дар исключительно "Матушке Солнцу", владычице небесного огня (проявлению богини Неба). Характерно, что и "свадебный поезд у селенгинских бурят и в наше время" выбирает дорогу таким образом, чтобы "сделает как бы круг по ходу Солнца" (Т.М. Михайлов. 1980).

     Примечательно, что в некоторых "призываниях" владыки "Бух(а)­ нойон бабая" и его супруги, предварительно, по старой традиции, шаманы заручаются надёжной поддержкой и защитой Великой матери Умай: "Бух(а)­ нойон бабай, "Будан-хатун иби", [вас] держась за Умай, призываю". О том, что Умай (у бурят - «Умай-эхэ») - др.-тюрк. амбивалентное божество типа «мать-отец», «он-она» говорит текст заклинания, произносимого женщиной перед тем, как впервые положить ребенка в колыбель (Т. Баялиева): «...мать-огонь... мать-огонь... Спустись, покрой и будь отцом! Спустись, окружи и будь матерью!» (здесь Умай - матерь Ут) .

     Известно, что, согласно представлениям раннеземледельческой религии, Великая богиня была ответственна за Небо, за все небесные (астральные) явления, которые считались проявлениями либо самой богини, либо её эпифаний (в т.ч. и в виде её дочерей - Зари, Солнца) и, частично, Луны и грозы. Характерно, что шаманизм, воспринявший, практически, весь комплекс патриархальных воззрений номадов, тем не менее, сохранил эту традиционную "механику" (мироустройство): у владыки небосвода "Оёр-Монхын-тэнгэри" 9 сыновей, функционально охватывающих (выражающих) большинство природных небесных явлений.

      Заметим, что имя "Оёр-Монхын-тэнгэри" М.Н. Хангалов ("Собрание сочинений". Т1, 2004) трактует как "Небо, вечное дно" (у этнографа приведен и перевод (трактовка) слов: бурят. "оё(о)р" означает "дно", а "мөнөхөн" - "сосуд"). При этом, в свете архаичного представления небосвода в виде совокупности трёх сфер (бытовавшего и у древних бурят (см. ниже)), являющихся "телом" Всеобщей матери (где верхнее (первое) "небо" - астрал (от латин. "astra" - "звезда"), космическое пространство), теоним "Оёр-Монхын-тэнгэри" может говорить о том, что его носитель - " Владыка дна (низа) нижней (третьей) сферы неба", зримого с земли её сине-голубого дна, которое ("нижнее (третье)" небо) представлялось, по всей вероятности, в форме дна сосуда (в эпоху матриархата считалось, что всё (дневное, видимое с земли) небо - это лоно Всеобщей матери, а сосуд издревле - также эмблема лона богини. Так (А.П. Окладников), сосуды глазковских погребений (встречаются лишь немногим чаще, чем у "китойцев") имели "форму усеченного в верхней части яйца" (т.е. дно сосуда - шаровой сегмент, "чаша"). Показательно (как следствие представления) и то, что у якутов гончарами являлись исключительно женщины; более того (Б.Б. Дашибалов), проф. Б.Э. Петри обнаружил на якутской керамике "орнаменты" следующего вида: "вдавленные подковки", "ямки", "линии, пересекающиеся в виде треугольников" (всё перечисленное - типичные евразийские сакральные эмблемы лона Великой матери), а также "линии, изогнутые в виде арок (дуг)" (общепринятая символика туч-груди богини Неба)). И тогда теоним "Оёр-Монхын-тэнгэри" вполне позволительно истолковать как "Владыка Дна небесного сосуда" (вероятно, как паредрос).

     Уместно отметить, что орнаменты сосудов из Улан-Хады (А.П. Окладников "Неолит и бронзовый век Прибайкалья", ч. II; Рис. 116 и Рис. 117) содержат пояса из трех "горизонтально" идущих зубчатых либо из четы­рех прямых (точечных) линий; венчики же образованы линиями (иногда двойными, т.е. полосами) из дуг (здесь все элементы орнамента соотносятся с высокой, небесной, дождевой водой, - с тучами-грудью (уголки и дуги)).

     Считается, что "онгоны" - божества-покровители семьи, рода, чадородия, очага, скотоводства, ремёсел (т.е. на все случаи жизни), а также онгоны почитались и как индивидуальные (личные, мужские и женские) божества. Вместе с тем, отмечается (Э.О. Борисова "Культ в традиционной культуре хоринских бурят". Сб. "Россия-Монголия". 2014), что С.П. Балдаев ("Избранное". 1961) "утверждал, что каждое бурятское племя имело своего покровителя - тэн­гри, а также почитало... онгонов" (допустимы (поздние) параллели: "тэн­гри" - небесные божества, как шум. "игиги" (как уже упоминалось, в частности, Доржи Банзаров ("Чёрная вера или шаманизм...". 1997) писал, что «слово тенгри у древних монголов означало небо и вообще всякое божество», связанное с небом; так, учёный полагал, что покровителем хоринцев (у бурят известны громовики и с иными именами) являлся могучий бог-громовик Сахилган Саган тэнгри (здесь бурят. "сахилгаан" - "молния"), а "онгоны" - земные и подземные божества (хотя и небесного происхождения), как шум. "анунаки", что согласуется с таким шаманистским представлением, как то, что "онгоны" (также и охранители семьи/рода) - это вместилища (видимо, второй и третьей) душ умерших (поколений) предков. Заметим, что в Южном Китае веровали, что (третья) душа обретается (на земле) в поминальной табличке с именем усопшего, а помещались (складывались, хранились) такие таблички в специальную (семейно-родовую) урну.

     Возвращаясь к ранее изложенному, заметим (свидетельство Н.Н. Агапитова), что примерно ещё в 1880 году местные жители, как прежде и во всём Древнем Мире, поклонялись (буряты совершали и обряд возлияния, и приношение металлическими деньгами (вносили плату)) духу (божеству) - владыке местности (хозяину скалы/утёса), т.е. патриархальному, постнеолитическому проявлению культа древнего местного бога-отца (уже и как небесного божества), однако всё ещё творящего очищение огнём горящих трав (типа полыни, т.е. лекарственных), соотносимых с ним как с владыкой здоровья и "куратором" богатства (так, бурят. "змеиный бог" (бог-отец в облике Змея, владыка богатства (в частности, его поздняя эпифания у эллинов - бог Плутос)) носил наименование "Алтан-толи" (где бурят. "алтан" - "золото", а "толи" - "блюдо; зеркало"), т.е. этот бог подносил избранным богатство "на золотом блюдечке").

     Акад. А.П. Окладников приводит описание двух бурятских обрядов, связанных с "писа­ницей на скале Саган-Заба". Об одном из них, проводимом (камлание) шаманами (местными жрецами), говорится: "жители... Ольховского аймака, устраивали "тайлаган" [наименование обряда коллективного жертвоприношения] девятью барана­ми и молочной водкой ("архи") [в честь владык Саган-Заба] "эжину" (как хозяину данной конкретной местности) скального изображения Саган-Забы "Бурал саган но(й)ён" и жене его "Буга саган хатан" ("Седовласому господину" и "Буга - белой госпоже")". Таким образом, рассказано, что после завершения молебствия, в жертву было принесено девять (как три по три) баранов, - божеству/божествам Неба (заметим, что у кельтов, в частности, одновременно почитались (ритуал проводился друидами) и богиня Неба Бригит (Великая богиня), и громовержец, бог Неба Таранис)) и совершено возлияние молочной (!!) водкой, - т.е. местной Великой матери, видимо, "Буга саган хатан").

     В другом варианте обряд та(й)лаган (жертвоприношение) исполняет "делает простой человек ]не местный жрец - шаман, но[, который знает о будал-бурханах ]богах[, которые спустились от неба на мест­ность Xура-Нуга и на гору (скалу) Саган-Заба, и на скалах сделали свои зураки и поселились на этих местностях" (из дневников этнографа М.Н. Хангалова). В данном случае, по завершении молебствия "на местности Хура-Нуга и на горе Саган-Заба делают религиоз­ный та(й)лган (обряд жертвоприношения) двумя жертвенными животными: одна большая овца и другой - годовой баран" (здесь жертвы приносятся неким локальным Великой богине (овца) и богу-отцу (баран), либо их эпифаниям). Заметим, что в царстве Шумера и Аккада баран - священное животное бога Луны Наннара/Сина, вполне возможно, что таковым (эмблемой Эсэгэ-малана) он считался и у бурят. Так, на высокой горе над рекой Селенгой было обнаружено захоронение (ок. II тыс. до н.э.) барана, погребённого вместе с человеком (с плохо сохранившейся надмогильной кладкой из камней). Можно предполагать, что баран (как отец-прародитель Эсэгэ-малан, бог Луны) являлся тотемом этого человека, т.е. его родичем (подобное наблюдалось в погребениях "медвежьего культа"). Об этом свидетельствует и то, что "кости барана повсеместно находят в могилах и культовых памятниках, изображается он и на наскальных рисунках" (Б.Б. Дашибалов).

     Остановимся кратко на шаманистском представлении "эжин". Считается, что "эжины" (и тэнгри, и онгоны и т.д.) охватывают (и представляют) все человеческие нужды, все природные явления и сферы мироздания (управляют всем этим). Любопытно попытаться рассмотреть этимологию этого термина. Так, выражение "эжин" может состоять из двух др.-тюрк. слов - "эж(и)" и "ин" (либо из одного - см. туркмен. лексему), где монгол. - "ээж"; туркмен. - "энже" и др.-тюрк. (по Д.С. Дугарову) - "эжи(и)", означают "мать ", а шум. "ин" - "госпожа, владычица" (к примеру шум. "Ин-анна" - "Мать-владычица"); и значить "(Госпожа-) Мать". В таком случае, первоначально эжины являли собой амбивалентные, персонифицированные эпифании образа Великой богини (всеобщей матери - владычицы жизни и смерти, демиурга и творца Вселенной), как ипостаси Единого бога.

     Характерно (принято полагать), что в пантеонах бурят кон. ХIХ - нач. ХХ веков преобладали территориальные (локальные) божества (что было обычным явлением в Древнем Мире). Так, проф. Б.Э. Петри (1924 г) писал о структуре территориально-родственных союзов у бурят Предбайкалья: «Каждый род живет совершенно отдельно в своем улусе и кочует самостоятельно, каждый род имеет своего «старшего» в роду, отдельную религиозную касту, своих собственных богов-покровителей [свой пантеон], которые не почитаются их территориальными родственниками [соседями]. Угай тайл(а)ган каждый род справляет самостоятельно". Следовательно, и обрядность "тайлаган" бухты Саган-Заба носила территориально-специфический характер.

     Очевидно, что толкование наименования богини "Буга саган хатан", интерпретируемое как "Буга - белая госпожа", возможно, нуждается в небольшой коррекции, поскольку монг. "хатан" означает "царица" (и бурят. - "царица; госпожа"), а монг.-бурят. "буга" - "олень (изюбр, марал)", и "саган (цагаан)" значит белый). И тогда теоним "Буга саган хатан" может означать "Царица (огня небесного) - белый олень" ("белый, небесный олень", как эпифания богини Неба; олень, на котором она, владычица Неба, каждое утро выезжает на небосвод и наступает рассвет, т.е. название "Буга саган хатан" идентифицирует "генетическую" связь богини со свечением небосвода (она и есть Небо).

     Супруг этой богини носит имя "Бурал саган ноён", которое толкуется как "Седовласый господин" (где монг.-бурят. "ноён" - "господин"), и тогда несколько точнее: - Бурал - "белый (не обязательно седой) господин". Обратимся к наименованию "Бурал" ("Бур-ал" значит "Бог Бур"); где термин "Бур" - довольно популярное в Ойкумене имя бога. Поскольку у шумеров одно из значений ("разбросанная" полисемия) слова (выражения) "búr" (M. Civil «Elementary Sumerian Glossary». 1967) - "свечение, светиться", то термин "бур" может значить "бог (светящийся)"; так, совр. монг.-бурят. "бурхан" означает (просто) "бог" ("светящийся (небесный) владыка")), а "Бур-эл" - "Бог свечения (божественное свечение)"; и тогда имя "Бурал саган нойон" можно интерпретировать как "Господин белого божественного свечения)". Следовательно, этот локальный бог-отец, либо его эпифания (главный местный бог), - патриархальное божество Неба, сравнительно недавно унаследовавший ряд значимых эпифаний архаичного бога-отца (он и козёл, и бык; "куратор" богатства и здоровья), и на писаницах он, вероятно, по древней традиции, снабжался бычьими "рогами сияния"; а, как известно, в Древнем Мире "белое, серебристое" сияние соотносилось со светом Луны (так, одной из эмблем (эпифанией) бога-отца Энки являлся лунный серп (обычно сопоставляемый с рогами быка)); т.е. "Бурал саган нойон" - бог Луны.

     В упомянутой выше шаманистской молитве (перевод О.А. Румянцевой), возносимой к божествам-хозяевам скалы Саган-Заба, содержится и такой текст-призыв, обращённый к богу-владыке местного региона: " Пусть (он) спускается (с небес) с молнией (т.е. при грозе), пусть устанавливается (пусть принимает полномочия) бурханом (видимо, здесь как владыкой местных богов, поскольку он же и "Бурал саган нойон" (ибо в молитве сказано, что он - "... Бурхан, имеющий изображение среди скал (на Саган-Заба)..."))... местопребывание (его резиденция, трон в горах (как у многих иных великих богов этносов постнеолита)) между гор".

     В данной молитве говорится и о том, что присутствие бога (сам бог) нисходит к людям и "со светом (от) батюшки круглой Луны (т.е. в полнолуние, когда бог Луны в полной силе); и этот свет полной Луны несёт "благословение батюшки (т.е. бога Луны, как отца-прародителя) Эсэгэ-малана". И поскольку бурят. "малан" означает "плешивый", то теоним "Эсэгэ-Малан-тэнгэри" М.Н. Хангалов интерпретирует (в имени "Эсэгэ-малан" термин бурят. "эсэгэ" означает "отец") как "Небо - плешивый отец" (однако в таком непочтительном варианте толкования нет "страха божия"); заметим, что "тонзура" - атрибут христианства). Если же полагать, что выражение "малан" состоит из слов монг.-бурят. "мал" - "животное, скот", и шум. (др.-тюрк.) "ан" - "небо" (так Эрдэнэболд Лхагвасурэн (2012), говоря о том, что "олень, согласно... распространенному мнению, является животным небесного происхождения, обозначает это понятие выражением "буу-мал ан", что означает "седое (белое, светлое) небесное животное"), а, как известно, "небесное животное", соотносимое с богом Луны (в частности, в Шумере или Древнем Египте) - это телец (бык), - эмблема бога Луны; и тогда рассматриваемый теоним можно трактовать как "Небесный отец-телец". Следовательно, вполне можно предполагать, что такие имена как "Эсэгэ Малан-тэнгэри", "Эсэгэ Малан-баабай" и "Бух(а)­ нойон-бабай", являются разными наименованиями бога Луны, вероятно, у различных бурятских племён (заметим, что у жён "Эсэгэ Малан-тэнгэри" и "Буха­ нойона" разные имена, а супруга "Эсэгэ Малан-баабая" - матушка Солнце "Эхэ Юрэн").

     Так, на китайском, раннеземледельческом по содержанию, рельефе "Нюйва и Фуси, держащие солнце и луну" (Сычуань, эпоха Хань; К.М. Королёв "Китайская мифология. Энциклопедия". 2007) изображены, как проявления Единого бога (одинаковые змеиные тела перекрещены (состояние перманентного священного брака)), богиня-мать Нюй-ва (слева на рисунке) в солярной ипостаси (держит Солнце над головой; см. также Рис. "Нюй-ва с Солнцем"; известно, что в Древнем Китае Солнце персонифицировалось (как эпифания богини Неба, - описание её функциональности свидетельствует) в образе богини Сихэ, - матери 10 солнц); и (справа) "брат и супруг" Нюй-вы (т.е. архаичный бог-отец) Фуси (Паоси, Баоси) в лунарной ипостаси (держит Луну над головой (характерно, что Луна показана пятнистой, - много чёрных точек)). Отметим, что вокруг дисков показано свечение.

     Как отголосок представлений раннеземледельческой эпохи, Отца Фуси и Мать Нюй-ва нередко изображали с измерительными инструментами в руках (отвесом, циркулем, угольником), что позволило предположить, что этих божеств (а не одну Нюй-ва) почитали как создателей Мира и устроителей миропорядка, а не только как первопредков (по-видимому, предполагалось (имелось ввиду) Двуединое божество). В патриархальной же китайской мифологии Фуси - первопредок (Отец), Владыка Неба и демиург, а Нюй-ва - "мать-земля". Интересно, что в трактате «Речи царств» говорится: бог «Хоуту смог привести в порядок девять земель, поэтому ему и приносят жертвы как богу земли». Считается (К.М. Королёв. 2007) , что "в иньскую эпоху образ Хоуту" - божества земли, был всё ещё мужским (ранняя Инь - XVII-XIV вв. до н.э.). Констатируется (К.М. Королёв), что "усилиями конфуцианцев [начиная с VI в. до н.э.] культ Нюй-ва [бескомпромисно, не как в шаманизме] был оттеснен в историческое время на задний план и подчинен культу Фуси [так, бог Фуси привел в порядок пять первоэлементов, установил правила поведения людей, начертал триграммы для управления Поднебесной (свод «Собор во дворце Белого Тигра»), а также создал иероглифы, научил людей писать, читать и считать, и готовить пищу на огне, установил брак], а затем [культ Нюй-ва был] и вовсе предан забвению" (участь многих Великих богинь Ойкумены).

     

                              Фуси и Нюйва

     Итак, верховным небесным божеством у бурятов считался их бог Луны (т.е. у бурят появился и приобрёл важнейшее значение культ лунной религии (как и в шум.-акк. империи III династии Ура)). Так, подмечено (М.Н. Хангалов), что "религиозные обряды и обряды, совершаемые шаманами... совершаются во время новолуний, некоторые буряты считают даже грехом выезжать из дома в дальний путь до рождения Луны". Тоже и у монголов ("Путешествие... Плано Карпини..."): "все то, что они желают делать нового, они начинают в начале Луны или в полнолуние... (а) её (Луну) именуют великим императором, преклоняют перед ней колена и молятся" (Иоанн де Плано Карпини, 1247 год).

     Итак, "Эсэгэ Малан-баабай - главный персонаж в шаманском пантеоне бурят" (Т.М. Михайлов. 1980). Примечательно, что "в древнейших мифах он (бог Луны) вовсе не верховный и всемогущий бог... не властитель, а скорее "старейшина"; (и) рисуется он... выражающим волю Вечного Синего Неба [т.е. Великой богини]. Он... обращается за советами к своей матери Манзан Гурмэ (здесь - как Всеобщая мать Эхэ Бурхан) - самой старой богине, которая первоначально управляла всеми тэнгэринами" (она же - "Манзат-тΘΘдэй"), её отпрысками.

     О том, что возвышение бога Луны произошло в пору замены раннеземледельческих воззрений скотоводческо-кочевыми, следует, в частности, из фабулы мифа, приведённого Т.М. Михайловым. Так, когда Эсэгэ Малан женил сына, то он отвез его, согласно древней матриархальной традиции, в дом невесты (по-бурят. "жених" - "хургэн", что и означает "отвезенный"). Однако сын не захотел жить там и вернулся в дом отца. И тогда Эсэгэ Малан перевез молодую жену в дом её мужа, и она осталась там жить, а обычай, введённый Эсэгэ Маланом, закрепился.

     Знаменательно, что "в более поздних мифах и бурятских улигерах он (Эсэгэ Малан-тэнгэри)... - творец людей и главнейший среди других тэнгэринов... В улигерах он энергично вмешивается в дела людей, эпические герои часто обращаются к нему в трудные минуты и призывают его как своего небесного отца. Бездетные обращаются к нему [как к богу-отцу в ипостаси бога Луны] с мольбой даровать им детей" (М.Н. Забанов "Бытовые черты...". 1929).

     Сложилось мнение (М.Д. Хлобыстина "Культовая символика петроглифических рисунков в культуре ранней бронзы Южной Сибири". 1971), что мифопоэтическое видение бога Луны в образе небесного быка автономно сформировалось (помимо шумеров) у представителей т.н. "окуневской" культуры.

     "Окуневская" археологическая культура (вторая пол. III - нач. II тыс. до н.э. (новая калиброванная датировка по С-14)) была распространена в Минусинских степях на Енисее и на Алтае (в совр. Хакасии и Красноярском крае). "Окуневцы" были преимущественно скотоводами, охотниками и рыболовами, а также занимались и земледелием (обнаружены каменные мотыги, плиты-зернотерки и жатвенные серпы). Примечательно, что "окуневцы" знали не только медь, но и бронзу; а наряду с ковкой они применяли и литьё.

     Установлено (А.А. Громов ст. "Происхождение и связи населения окуневской культуры".1997), что антропологический тип носителей "окуневской" культуры был смешанного европеоидно-монголоидного происхождения, с преобладанием монголоидных черт (встречаются как чисто монголоидные черепа, так и типично европеоидные, без каких-либо следов монголоидной примеси); и что физический тип "окуневцев" сложился в результате смешения автохтонного неолитического населения с "афанасьевцами" (заметим, что по одной из ряда гипотез истоки "окуневской" культуры связаны с ямно-катакомбным кругом памятников, а по другой - с Передней Азией). Важно отметить, что у представителя окуневской культуры, как и у "афана­сьевцев", выявлен субклад R1b1a2 (M269) Y-хромосомной гаплогруппы R1b (C. Hollard. 2014), что может говорить об отсутствии генетического родства "окуневцев" с бурятами.

     Отмечается, что "бычьи фигуры занимают (заняли) важное место в петроглифах Прибайкалья..." а также "на Енисее, в Минусинской котловине и на Томи, где бычьи фигуры заменили "идущих" лосей" (Т.М. Михайлов. 1980)". И образ небесного быка (отображающего бога Луны) сделался одной из наиболее популярных фигур петроглифики у многих племен II тыс. до н.э. (М.Д. Хлобыстина. 1971), воспринявших воззрения патриархальных праариев. Характерно, что "окуневские" рисунки располагались не только на прибрежных скалах, но и на могильных плитах погребений (т.е. архаичный бог-отец в ипостаси "владыка преисподней" был отождествлён со своим проявлением в образе бога Луны). Обычно все "окуневские быки" (как и прочие) изображены в движении слева направо (по часовой стрелке): ибо Луна всегда встает на востоке и садится на западе (заметим, что видение Солнца в облике быка неизвестно).

     Типичные изображения быков (стилизованные схематически, контурно) из Хакасско-Минусинской котловины (М.Д. Хлобыстина. 1971. Рис.1 и Рис.2) представлены на рисунках "Окуневские быки". Заметим (эти изображения с символикой), что три светлые (белые) полосы на правой стороне корпуса (левого) быка, говорят о нём, как о небесном божестве (на правом быке (плита из могильника) показана некая неоднозначная цифровая символика типа 1, 2, 3, возможно, связанная с душами усопшего).

     

      Окуневские быки Афанасьевский бык Монголия

     Любопытно, что у древних бурят была известна богиня "Хатан Малган", любвеобильность которой ("в каждой постели по мужу; в каждой ложбине по подушке" (Т.М. Михайлов. "Из истории бурятского шаманизма". 1980)) в точности соответствовала нраву шум. Инанны (в каждом городе по мужу). Наименование же ("Мал-ган" - "животное" (существ. жен. рода)) этой богини соотносит её, по всей вероятности, с архаическим образом "небесной коровы-матери" (плодовитостью Великой Матери).

     Так, в Эламе богиня Инанна/Иштар отождествлялась с некой местной богиней Манзат (в надписи царя Элама Иги-халки говорится, что он стал царём (ок. 1350 г. до н.э.) после того, как восстановил храм этой богини). Известно, что в Сузах находился храм богини Манзат (об этой прадравидийской богине известно мало) и её супруга бога Симута/Шимута, вестника богов. И этому храму царь Элама Хутелутуш-Иншушинак принёс в дар новую каменную дверную петлю, надпись на которой гласит: "О богиня Манзат, великая госпожа! Я...".

     И если эламский бог Шемут тождественен шум. богу Уту ("Шем - Ут" - "Имя - Ут"; видимо, как и у шумеров, - бог Солнца и посланец), то и у их жён возможно нечто функционально общее, сходное. Так, среди эпифаний супруги Ута - шум. "Шенирда" принято усматривать (по аналогии с характеристиками её солярного супруга (экстраполяция)), что и она - источник жизнепорождающей солнечной энергии, и поэтому её ассоциировали с плодородием (нечто, подобное "Матушке Ут"). Заметим, что если у шумеров и эламитов бог Солнца исполнял роль "служки" (он - сын бога Луны), то, в частности, у многих племён праариев, до появления статуса "громовержец", бог Солнца и бог Неба почитались как верховные боги и главы пантеонов (к примеру, др.-егип. бог Ра).

     И поскольку термин "шенир" на ингушском (хурритском) языке означает "телец" (в жен. роде - "корова"), то это соотносит богиню "Хатан Малган" с образом, вероятно, солярной "Шенир-д" (имя которой и означит "богиня-корова") и, соответственно, с эламской Манзат (в которой вполне можно усмотреть Великую мать в ипостаси богини Солнца).

     Интересно и весьма неожиданно то, что "в бурятской мифологии и героическом эпосе широко известен образ старушки "Манзат-тΘΘдэй" [где "тΘΘдэй" - "бабушка"], которая [она же и Манзан Гурмэ, см. ниже] выступает, - как пишет Т.М. Михайлов (1980), - в роли самой старой богини в мире, матери всех тэнгэрпнов (небожителей). Эпические герои и сами небожители в трудные минуты обращаются к ней за помощью, в чем она никогда не отказывает" (Великая богиня всемогуща - матриархальное представление).

     Как известно, один из крупных бурятских родов племени хори (из т.н. "галзутской" родовой группы) носит древнее теофорное название "шарайд (шарат)" (Предбайкалье). Представленное как "шар-а(д/т)", где шум.-акк. «шару/сар» - «(у)прави­тель, царь», а "а(д/т)" - (просто) "бог, божество; отец"; это наименование (как патроним) может означать "Бог - правитель" (владыка небесного воинства, глава пантеона) либо "Отец владыка" (бог-отец, владыка Неба (заметим, что др.-тюрк. "тенгри" означает и небо, и божество, а прашум. «дин­гир» - и «звезда», и детерминатив пред именем божества; и, как представляется, эти термины (тенгри и дин­гир) восходят к китайскому слову "сверху" - "dingbu"), и соотноситься с богом Луны, как с первопредком (отметим, что у монголов известно обозначение Луны (месяца (серпа)) как "сар", видимо, в смысле - "владыка".

     Принимая во внимание и то, что бурят. "сар" означает "буйвол", нельзя исключить и того, что теофорное наименование "(ш/с)арайд" может значить и (Этот) "Бог - буйвол (телец)" (в значении - бог Луны).

     В частности, в со­став т.н. "хараганаевской группы" племени хори входит род "бат(а)най". Весьма показательно знамя этого рода: цвет его полотнища зеленый с золотым обрамлением и тремя сине-голубыми "языками". И на этом стяге, в его верхней части, в сине-голубом круге, изображён заяц (тотем рода). В свете сакральной символики изображение зайца у различных этносов (к примеру, у китайцев или египтян) служило эмблемой неисчерпаемой плодоносящей силы бога-отца, как (китай. "инь") проявления мужской ипостаси Луны (цвета стяга соотносят его как с богиней Неба (зелёный (цвет пышной растительности) и жёлто-золотой (цвет спелости, созревания); как и число 3, круг, уголки), так и с богом-отцом - синий цвет и прямоугольная форма "языков", однако заканчивающаяся уголками). Следовательно, род "бат(а)най" вполне мог считать своим прародителем (по мужской линии) бога Луны.

     Бурятские роды "хар(а)гана" и "саган" тоже относятся к хараганаевской группе. В данном случае общая для рассматриваемых этнонимов ("ха-р(а)-ган(а)" и "са-ган") часть названий - "ган", которую, по всей вероятности (см. ниже), следует рассматривать как монгольское "ган", означающее "сталь", но не бурят. суффикс "ган", образующий жен. род, а также и не ведийское "ган" (образо­вание из нескольких больших семей («кула» («Ригведа»)), адекватное понятию "род" (др.-греч. «genos»)). Выражение же (часть этнонима) "ха ра" значило "Это(т) свет, свечение, сияние" у многих этносов Ойкумены (см. "Древний человек и божество"); а термин "са (sа)" у шумеров (и, возможно, др.-тюрк.), по-видимому, означал "горит, горение" (ср. китай. "горит" - "sha-oshanq"), а ингуш. (прахурр.) "sа" - "свечение, свет" (отметим (и подчеркнём созвучие), что "сталь" по-китайски - "qānq", а понятие "свет" - "quānq"). Если же полагать, что "ган" - суффикс, то термины "хар(а)ган(а)" и "саган" могут означать "светящаяся", что соотносится с ролью богини Неба как источника белого, дневного, света. Как известно, тюрк. "хар(а), кара" означает "чёрный" (ср. др.-егип. и хурр. "хор" означает "небо); и тогда этноним "хар(а)ган" (где полагать, что бурят. "ган" - суффикс) можно толковать и как "чёрная", и выражение "хар(а)ган" могло восприниматься как "(Свечение) Чёрной (параллель к Кали)" богини (не исключено, что этим эпитетом богиня Неба связывалась со свечением (как источник) ночного (чёрного) небосвода, - она мать всех звёзд).

      Заметим, что напрашивается предположение и о том, что древние кузнечные роды "харган(а)" и "саган" некогда составляли единое образование, а затем разделились, мигрировали, и их изначальные названия были адаптированы под влиянием лексикона разноязычных племён соседей.

     Важно отметить, что шумерская идео­грамма, обозначающая «новолуние» - «са-гуд-шар», содержит термины: шум.-акк. "шар, сар", шум. «гу(д)» - (божественный) «бык», и шум. "sа"; т.е. в этой идеограмме увязаны представления о Луне (полнолунии) и её свечении (свете), быке и прави­теле (выражение «са-гуд-шар» может быть истолковано как "Свечение быка/тельца (бога Луны Наннара/Сина) - (небесного) владыки").

     Следовательно (наиболее вероятно), племена "хар(а)ган" и "саган" носили теофорные наименования, связанные со свечение бога Луны (их прародителя). Бытует мнение, что свечение Луны - серебристого цвета (а Солнца - жёлто-золотого). Если полагать, что свечение (цвет, блеск) холодной (особенно полированной, как на клинках) стали тоже "серебристое", то наименования этих двух родов могут означать "Свет (цвет, блеск) стали (как у стали)" либо "Стальное (серебристое) свечение (Луны)", (ср. (и это существенно) фонетическую тождественность китайских слов "qānq" (сталь) и "quānq" (свет)). В одной из (патриархально откорректированных шаманами) молит бурятов говорится: "Царица огня... ты, которая зародилась при отделении Неба от Земли, коей (Царицы огня, Огню) отец - твердая сталь (как отзвук др. -китай. мифологии (и терминологии); - т.е. светящийся (излучающий свет), могучий бог Неба), а мать - кремень (т.е. уже мать-Земля)".

     Как полагали древние буряты, "Огонь - искра, упавшая с неба"; искра, высеченная ударами стали о кремень. Как гласит предание (П.П. Баторов "О происхождении мира по сказаниям северо-байкальских бурят". 1928), "небо дало частицу огня, вложив его в кремень" (т.е. речь в любом случае идёт об огне "небесном"). Показательно (Г.Р. Галданова), что у бурят молния носит название "сахилгаан" (от "сахиха" - "высекать огонь", а "сахилха" - "блеснуть, сверкнуть (о молнии)"). Сопоставление терминов "гаан", "сахи-ха" и "сахи-(э)л-га(а)н" говорит о том, что и молния представлялась как огонь (высекавшаяся гигантская искра), возникающий при могучем ударе (светящегося) божества Неба сталью лучей - световых стрел (?), по-видимому, о кремень-землю (явное постнеолитическое представление). Характерно, что к огню очага обращались так (Б. Барадин): "Гал ехэ заяши" (где "заяши" - (личный) "покровитель" человека), что буквально означает "Мать-покровительница огня" конкретного (главы отдельной семьи) очага (возможно, зажигаемого (высекаемого) при ударе стального кресала о кремень). Очевидно (см. по тексту), что домашний очаг, в частости, у бурят, функционировал как семейный огненный алтарь, первоначально посвящённый богине-матери - прародительнице (т.е. в каждом бурятском доме имелся алтарь). Примечательно (Л.С. Васильев "Культы, религии, традиции в Китае". 2001)), что и у китайцев "даже самая бедная семья... имела алтарь предков, располагавшийся на самом видном и почетном месте в главной комнате".

     В текстах обрядников (наша эра) повествуется (Г.Р. Галданова), что огонь очага, костра "высекает Хан Сагаадай - дедушка, а разводит его (в очаге) Санхалан - бабушка". Примечательно, что и в китайской мифологии фигурируют и хозяйка огня очага - Великая богиня Нюй-ва, и хозяин огня - бог Чжу Юн (М.И. Шахнович. 1971). Вместе с тем, в частности, у нивхов (иное название - гиляки; Дальний Восток) одновременно бытуют и палеолитические, и раннеземледельческие верования: по одним представле­ниям в каждом очаге пребывают «старик со старухой», а по другим - «старуха огня».

     Остановимся (кратко) на кузнечном культе. Как известно, древние (предбайкальские) буряты полагали, что кузнечное ремесло спустилось на землю с небес (как и многое другое в Ойкумене) как - дар тэнгриев, спускавшихся с неба на землю (на гору Тэбхэр), дабы обучить этому искусству людей. И поэтому кузнечное ремесло (и все его атрибуты (инструменты)) считалось особо сакральным: даже "личность кузнеца в какой-то степени была табуирована; запрещалось брать что-либо из того, что принадлежало кузнецам" (Г.Р. Галданова). Характерно и то, что в шаманизме у каждого кузнечного инструмента был свой бог-покровитель.

     Уместно отметить, что известен скифский миф (воспроизведён Геродотом), о том, что богиня Табити спустила с Неба на Землю плуг с ярмом, секиру (лабрис) и чашу (все предметы - атрибуты культа Великой богини).

     Обратим внимание на наименование шестого сына бога Неба "Оёр-Монхын-тэнгэри" - "Яшил-саган-тэнгэри", о первом слове которого ("яшил") М.Н. Хангалов пишет, что "яшил - бронзовые вещи, упавшие с неба", т.е. не исключено, что речь идёт о первых кузнечных инструментах, поскольку (согласно легенде кудинских бурят) сын (бог "Бохо/Бухэ  -Тэли") четвёртого сына бога Неба (бога "Гужир-саган-тэнгэри") - "первый построил кузницу и стал (первым) ковать руду (считается, что железо)". Заметим, что у многих бурятских племён сохранились легенды о том, что кузнечному мастерству их обучил некий бог Неба.

     Далее, повествуя об имени седьмого сына великого бога "Оёр-Монхын-тэнгэри" - боге "Сарь-саган-тэнгэри Сахилагата Будал", выдающийся бурятский этнограф М.Н. Хангалов сообщает, что словом "сарь" обозначен "какой-то белый металл... который вырывают из земли", а термин "сахилагата" значит "молниеносный" (совр. бурят. "будаха" - "окрашивать"). Возможно, здесь речь идёт о столь популярном (и сакрализованном) олове (блестящий металл серебристо-белого цвета (основа бронзы), - мог соотноситься с богом Луны как прародителем). Вместе с тем, не исключено, что может предполагаться и метеорное железо (так, М.Н. Хангалов сообщает, что "есть два т.н. "бумал-саган-шулун" ("спустившиеся белые камни"), которые, по словам бурят-информаторов, спустились с неба на землю"), - в виде горящих камней, огненной дугой (молниеподобно) прочерчивая небо, упавших на землю (метеорное железо считалось священным и очень высоко ценилось в Ойкумене (у хеттов из него был сделан священный царский трон)). Заметим также, что звоном железа шаманы изгоняли злых духов.

     Характерно, что, в частности, буряты-кузнецы рода "шошолок" полагали, что их покровитель - бог Дархан тэнгри (небесное божество), однако представляли его они (несомненно, что данное представление древнее, чем патриархальное наименование) "в облике козла красной масти" (в свете герменевтики сакральной символики это - владыка огня преисподней). Так, якуты были убеждены, что бог-покровитель кузнецов обитал в подземном царстве (то же известно и о анатол.(ханаан.) боге - мастере Хусаре (жил в недрах вулкана), и о др.-греч. Гефесте), а в жертву ему (богу бурятов) приносились животные тёмной масти, а их кровью кропили кузнечные инструменты (заметим, что ещё егип. богу-отцу Сету (V тыс. до н.э.) жертвовали животных красной и чёрной масти).

     Так (Е.В. Павлов. 2010), в мифах кудинских булагатов в качестве основателя кузнечного ремесла представлен "Бух(а)­ нойон бабай" (бог-отец). Однако божество-покровитель "кузнецов у баргузинских бурят - "Дархан хара Махакала Маха эзы эхэ хатан" - Кузнец черный Махакала [др.-инд. "Маха-кала" - "Великая Чёрная"], Госпожа мать Маха ["эхэ хатан" - "Мать владычица"] ("божество часто воплощает в себе две сущности - мужское и женское начало" (Г.Р. Галданова))". И этому божеству (раз в год) традиционно совершали жертвоприношение бараном черной масти. Баргузинские буряты посвящали богу-покровителю кузнецов и козла "желтоватой масти" (из бересты вырезались "изображения солнца и луны. Солнце прикрепляли спереди на лбу козла, а луну привязывали сзади, за рогами. К рогам привешивали много ленточек" (Г.Р. Галданова "Доламаистские верования бурят". 1987); т.е. здесь козёл символизирует Единого бога).

     Так (Л.Л. Абаева), селенгинские буряты "при совершении обряда "хяha тахилга" призывают... хозяина кузнечного горна и хозяйку наковальни". Об амбивалентности (двуединости) архаичного божества-покровителя бурятского кузнечного культа свидетельствует и то, что "при освящении кузнечных инструментов жертвоприношение совершалось бараном... непременно черной масти" (Г.Р. Галданова); и при этом к кузнечному меху (по-видимому, всё же к наковальне) привязывали разноцветные лоскуты (символика богини-матери).

     Уместно отметить, что бог мудрости, покровитель учения, знания и ремёсел амбивалентный шум. бог-отец Энки носил эпитет «Оанес» ("мастер"). Др.-китай. бог неба Хуан-ди, глава пантеона (в образе которого отчётливо обнаруживается не только ряд черт, присущих архаическому богу-отцу, но и характерных для культа Великой богини) - также отец-первопредок, "мастер", учитель и просветитель рода человеческого (как и Фуси).

     Характерно, что вопрос о происхождении этнонима (самоназвания бурят) остается окончательно не выясненным и поныне. Считается, что этноним «буряад, бурийат» впервые упомянут в т.н. "Сокровенном сказании монголов", составленном в 1240 году неизвестным автором. Этимология этнонима «бур-яад, бури-йат» содержит несколько версий, приведём основные. Так, одна из них возводится от термина "бури-ха" - "уклоняться"; другая - от слова (корневая основа) "бури" -  "заросли".

     Ещё одна версия связывается, как полагает Ц.Б. Цыдендамбаев ("Этническое прошлое закаменских бурят...".1979), с др.-тюрк. словом "волк" - "беря" (заметим, что совр. татар. и башкир. "волк" - "буре" (а "бури-ата" - "волк-отец"); "волк" же по-протобурятски - "шоно", а название бурятского рода "эхэ шоно" означает "мать-волчица" (упомянем, что у бурят волка именуют и как "нагасай таабай" - "дедушка по матери" (матрилинейное наименование)), которое ("мать-волчица") более вероятно, нежели (см. выше) патриархальное "большой волк" (где "ехэ" интерпретировано в значении "большой"), и от которого якобы и образован этноним "бурет/бурят" (при использовании монгол. суффикса множ. числа - "д"), имеющий тотемный характер. Вместе с тем (что показательно), М.Н. Хангалов сообщает, что "волков буряты [и калмыки] называют "тэнгэрин нохо" - "небесными собаками" (т.е. животных символически отождествляли)".

     Не исключено, что термину "буре/бури" обязана связь понятия "бу" - "седой" с таким названием волка как "Седой дедушка" (С.Г. Жамбалова "Традиционная охота бурят". 1991). И если наименование "Седой дедушка" адекватно выражению "Белый старец (Саган Убгэну)", то волк у бурят патриархальных воззрений сделался одним из проявлений бога Луны (бога-отца).

     Так, на знамени одного из родов племени хори изображён волк как тотем рода (но не племени). Отметим также, что на писаницах бурят волк, насколько известно из литературы, не встречается.

     Одна из версий возводит рассматриваемый этноним к выражению "буру халядг" - "сторонний, смотрящий в сторону". Уместно приобщить к этому собранию версий (как вероятный прототип этнонима) и термин тюрк. "б(у)ур, бура", означающий "лось", встречающийся и в мифологии бурят, и на их петроглифах.

     Итак, при сопоставлении всех перечисленных предполагаемых этимологических прототипов самоназвания видно, что общий термин здесь [бур(и/у/а)].

     Как известно, в древности, дабы находиться под постоянным покровительством и защитой божества, люди получали при рождении преимущественно теофорные имена, а их род/племя изначально выбирало либо получало от жречества наименование, связанное с наиболее могучим божеством (заметим, что наименование - одна из важнейших "душ" субъекта, определяющая его участь). И такое наименование(-оберег) служило самоназванием рода/племени до тех пор, пока многочисленные и сильные соседи не "перебивали" его неким прозвищем (заметим, что самоназвания племён встречаются преимущественно в древних хрониках египтян, а у шумеров, в основном, - прозвища (восточные, западные, са-газ)). По-видимому, подобный подход бытовал и у жречества протобурят, давшего своему этносу достойное теофорное самоназвание (вместе с тем, как представляется, термин тюрк. "курыкан" (см. выше) также первоначально являлся "прозвищем"; заметим, что, в частности, Ц.Б. Цыдендамбаев полагал, что "тюрки имели обыкновение называть инородные им племена путем перевода их самоназваний на тюркский язык").

     Итак, в мифологии тюрко-монгольских народов Сибири великий "Бур-хан" - творец мира, его властелин", а у древних тюрков Бю(о)р-т - бог смерти" (т.е. владыка преисподней, недр Земли). У скандинавов же и в тевтонской мифологии бог "Бур(и)" - "Всеобщий отец" (дед Одина).

     Для случая (как варианта) обращения теонима в этно­ним воспользуемся аналогией. Так, самоназвание "курд" (древнейший анатолийский этнос), представленное как "Кур-д", где "Кур" - великий бог и у монголов ("Курбусту"; бурят.-монг. "Хормуст-Тэнгри"), а "-д-" - просто "бог" (а также и "отец"), можно трактовать как "(человек) бога Кура" (как прародителя рода). Точно также самоназвание бурят - "буряад" ("бур-яад") может означать, что это племя - "(люди) бога Бура" (что говорит о глубокой архаичности самоназвания этого этноса); вместе с тем, "Бур-яад" интерпретируется не только как "Бог Бур", но и как "Отец Бур" (т.е. первопредок), а также шум. - "Светящийся (светлый) бог (Отец)" (как бог Неба).

     Важно заметить (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), что корневая часть наименования бога [Бр] и ряда терминов, обозначающих понятие "бык" - совпадают [бр]; т.е. наиболее обиходное постнеолитическое воплощение (видение) бога Бура - облик быка, как эпифании бога-отца, "поднятого" на небосвод (широко представлен на петроглифах бычьими рогами).

     Как отмечается ("Мифы народов мира. Энциклопедия". 1998), т.н. "тотемно-генеалогический цикл" бурятов предс­тавлен мифами о быке с теонимом "Буха­ нойон бабай", как о первопредке таких племён, как "эхириты" и "булага­ты" (это наименование ("Бух(а)­ нойон бабай") обычно толкуется как «Бык-господин батюшка» (отец); здесь совр. монг. "бух" - "бык" (бык - одно из воплощений безмерной плодоносящей силы бога-отца), заметим, что бурят. "бүхэ" означает "крепкий"; а китай. "баба" - "отец" (по М.Н. Хангалову бурят. "бабай" - "отец"; совр. же казах. "бабай" также восходит к слову "баба", которое ("бабай" ) означает "прадед, предок по отцовской линии"); и тогда данный теоним вполне можно трактовать как "(Бог-)Бык - владыка Отец" (как божественный прародитель)). И это культово-мифологическое представление вполне могло обусловить наделение изображений (на писаницах, см. рисунки) бога-отца именно бычьими рогами (так, "среди забайкальских бурят рудименты культа Буха нойон бабая достаточно отчетливо выявляются в свадебной обрядности селенгинских бурят" (Е.В. Павлов "Этнические истоки культа Буха-нойон баабая...". Сб. "Этногенез и культурогенез...". 2010).

     О высокой значимости культа бога-отца в облике быка (и ипостаси бога Луны) свидетельствует и то, что когда булагаты переселялись (мигрировали) на иные земли, то они обязательно "переносили" и свои традиционные (прежние) жертвенники, посвящённые Бух(а)­ нойон бабаю. Так, «они перенесли по одному камню из жертвенного алтаря [видимо, из камней пирамиды "обо"] с горы Ухэр-Манхай и зарыли его на новых (различных) местах поселения... где и устраивали свои жертвоприношения как продолжение традиции племенного жертвоприношения Буха-нойону» (И.А. Манжигеев "Бурятские шаманистические и дошаманистические...". 1978). Отметим также и то, что и с "алтаря" (бурят. "шэрээ" - (низкий) "стол" (для приношений, по-видимому, каменный (плита), поскольку приношения на нём нередко сжигались)) горы Байтог перевозились (переселявшимися эхиритами) священные камни (видимо, из племенного святилища типа "обо") и за­кладывались как "фундамент" пирамидальной каменной насыпи с округлым основанием (и, видимо, каменных плит "шэрээ") в новых открытых (горных) святилищах эхиритов.

     Уместно заметить, что убеждение (в частности, Е.В. Павлова) в том, "что у других монгольских народов (у тех, у которых "...субстратным элементом в их генезисе" не "являются... тюркоязычные группы") культ быка-предка не выявлен", - несколько спорно, поскольку вполне возможно, что племена, не почитавшие бога-отца в образе быка, как бога земли (как символ неисчерпаемой плодовитости), миновали (пропустили, перейдя от охоты-собирательства сразу в скотоводы-номады) фазу раннеземледельческой культуры.

     При этом заметим, что и сам Е.В. Павлов отмечает, что у курыкан (тюркоязычного этноса), "как подчеркнул А.П. Окладников, культового почитания быка не было" (а буряты почитали бога-отца и его проявления и в антропоморфном облике, но с рогами быка (см. петроглифы)). Вместе с тем выясняется (см. ниже), что с прототюрками монголоидный этнос мог ассимилироваться, вероятно, по всей Сибири и Дальнему Востоку ещё с периода 23-18 тыс. лет до н.э., поскольку в это время (задолго до эпохи земледелия) прототюрки, мигрировав с Алтая, добрались до Америки.

     В старинных бурятских легендах повествуется и о про­исхождении некоторых родов/племен от девицы-лебедя (т.е. от Великой матери в облике богини-птицы), но уже вышедшей (согласно воззрениям патриархальной культуры) замуж за бога "Хори­доя" (с именем которого связывается этноним "хори"). Так, буряты рода "шошолок" считали, что произошли "от белой птицы", что они - "потомки лебедя" (согласно исследованиям Ц.Б. Цыдендамбаева, подобные этногонические легенды (лебедь как прародитель) - тюркская традиция). Отметим, что среди петроглифов бухт Саган-Заба и Ая на Байкале найдены и изображения лебедей.

     "В старинных священных изображениях [в петроглифах]... встречаются и рыбы... что ясно доказывает, что в седую старину буряты обоготворяли рыб" (М.Н. Хангалов). "Эхиритские племена ведут свое происхождение от пестрого налима, а в харанутском улусе... чтили тайменя, его нельзя было убивать и есть" (Д.К. Зеленин "Культ онгонов Сибири...". 1936).

     Характерно, что "пёстрый" налим, по всей вероятности, был возведён из матери в отцы племени (заметим, что и кельтский бог-отец Дагда в некоторых легендах фигурирует как "премудрый" лосось). Однако у праариев-кельтов отголоски матриархальных (раннеземледельческих) обычаев, - скорее всего, позднее, "староевропейское", благоприобретение, в отличие от бурят (см. ниже). И посему представляется, что в фабуле легенды о налиме (а рыба, как упоминалось, - эмблема плодовитости раннеземледельческой Великой матери) был изменён пол (как это проделали патриархальные (скотоводческо-кочевая культура) протошумеры по приходу в Месопотамию с несколькими убейдскими эпифаниями богини-матери (к примеру, у бога ритуальных омовений Ниназу пол изменили, но имя оставили - "Госпожа ("нин"), знающая воду")).

     Так, в шаманистской мифологии богиня Эрхэ Суйбэн (изначально Великая богиня), супруга бога-прародителя булагатов бога-отца Бух(а)­ нойон бабай, в начале "ассоциировалась с планетой Венера" (Э. Лхагвасурэн. 2012); однако в процессе перехода на патриархальные представления планета Венера получила статус и наименование мужского божества (бурят. "Солбон"), о котором говорится: Солбон "имел три жены".

     В частности, у кудинских бурят почиталась богиня Ульген-эхэ - Ульгэн-мать ("Ульген" в виде "Уль-ган" означает (просто) "богиня", и тогда "Ульген-эхэ" - "Богиня-мать"), которую в одном из молений называют мать - "Широкая земля"; а в одном из шаманских "призываний" говорится (М.Н. Хангалов): "Расстилающаяся мать Ульгэн, - открывающееся Небо высокое", т.е. она - и богиня Неба.

     У тюркоязычных же народов Саяно-Алтайского нагорья бог Ульген известен в роли верховного божества, творца мира" (Т.М. Михайлов. "Из истории бурятского шаманизма". 1980). Следовательно, имена "Ульген-эхэ" и "Ульген" (божества персонифицированы) свидетельствуют о расщеплении (по половому признаку) наименования некоего регионального Единого бога. Характерно, что Великая богиня, низведённая патриархатом в статус "мать-земля" ("Ульген-эхэ" у кудинских бурят считалась хозяйкой земли), и (ранее амбивалентный) бог-отец, возведённый в ранг демиурга и ставший богом Неба, сохранили свои прежние названия (следовательно, параллельно продолжал почитаться и Единый бог палеолита, см. ниже).

     Следует отметить, что на побережье бухты Саган-Заба обнаружены (экспедицией А.П. Окладникова) "две превосходные заготовки" (белый мрамор) для скульптурных изображений рыб, а на скале в бухте Ая выбиты (Табл. 21, 22) два изображения рыбы (налим был не единственной рыбой-тотемом).

     Весьма показательно, что в бурятской легенде о быке с теонимом "Бух(а)­ нойон бабай", рассказывается и о его борьбе с неким синим быком "Тайжи-хан" (где китай. "taiji" означает "великий предел"), имя которого может значить "Владыка великого предела (глубин земли)". А поскольку в наименовании "Тайжи-хан" монгол. "тайжи" означает "феодал" (т.е. владелец неких земель), то "Тайжи-хан" может быть истолковано и как "Владыка земель (в преисподней)". Не исключено, что наиболее древний пример такого расщепления божества (обусловленного возрастающей ролью земледелия в производящем хозяйстве общины/рода) можно усмотреть в противостоянии (битве) убейдского бога Кура ("Кур" - синоним шум. преисподней "Страны без возврата") и убейд.-шум. бога Энки. Наиболее подробно такой конфликт представлен в угаритской мифологии земледельцев Ханаана (миф возник примерно в нач. II тыс. до н.э.): описаны перманентные столкновения между Баалом (Алиййяну-Балу), богом земли и растительности, связанным с Небом (особенно позднее, в статусе Баал-Хаддада) и богом преисподней (смерти) Муту (борьба шла с переменным успехом). В частности, победа Алиййяну-Балу над Муту "приурочивалась к смене времен года - от сухого к дождливому"; а гибель первого соотносилась с (семилетней) засухой.

     Примечательно, что о "Тайжи-хане" сообщается как о быке синего (иногда чёрного) цвета. Так, известно, что погребальные одеяния в Китае «очень темного синего цвета» (Ян Балека «Синий цвет жизни и смерти. Метафизика цвета». 2008). Для выражения траура в Турции принят синий или фиолетовый цвета. В синий (хтонический) цвет окрашены фаянсовые египетские статуэтки "ушебти". Характерно, что и на изображении бодхисатв, скорбящих по умершему Будде, их волосы ок­рашены в синий цвет, и восседают они на синих циновках. Важно подчеркнуть, что о цвете неба издревле бытовало мнение, что оно - "голубое небо, как обыкновенно называют его монголы" (Т.М. Михайлов. 1980. стр.217).

     И поскольку синий цвет преимущественно (в зависимости от контекста) соотносится с недрами земли, с преисподней (с "потусторонним" миром), то в этой легенде (о божестве "Бух(а)­ нойон бабай") отражен процесс расщепления раннеземледельческого бога-отца, владыки земли (эмблема - чёрный цвет) и её недр (и вод), на две ипостаси - "бог земли" (эмблемы - бык просто (чёрный); змея) и "бог преисподней, огня преисподней", владыка "Мира предков" (бык синий; кабан). Так (С.С. Суразаков (1985); В.Е. Майногашева (1982)), в фольклоре алтайцев, тувинцев, хакасов и повествуется о борьбе синего быка с черным быком. В частности, (С.С. Суразаков "Маадай-Кара". 2006), в эпосе алтайцев повествуется:

      Для схватки разошлись быки...

      Костром высоким против тьмы,

      Кипеньем против ледника,

      Как волосатые холмы,

      Стоят два мощные быка.

      Сошлись - и схватка началась,

      Степей поверхность сотряслась,

      Зашевелились стены гор,

      Загрохотал покой небес,

      Забушевала гладь озер,

      Заколебался вечный лес.

      Стоят они - рога в рога,

      Ступая, крошат валуны.

     Теряют реки берега,

     Тьма - вместо солнца и луны...

     В бурятском же эпосе о Гесере рассказано о единоборстве небожителей (богов) - быка с тёмносиней (вернее, синеголубой) пятнистой шкурой, с быком красно-бурого цвета. Отмечается (Е.Г. Дэвлет, М.А. Дэвлет. 2005), что "картина противостояния двух, готовых к бою, быков встречается (и) на наскальных рисунках".

      Как уже упоминалось (подчеркнём), - "небесный бык" это - только (исключительно) бог Луны (как лунарное проявление бога-отца), и он в сакральной цветовой символике не представлялся "синим". Как известно, шумерский бог Луны телец Син/Наннар виделся (символика небесная (числа 8 (борода), 3, цвета; концы рогов голубые, небесные, светящиеся), но хтоническая (3 раза по 10 - полосы на голове (золото); облик быка)) в таком образе (сер. III тыс. до н.э.; "Царские гробницы" из Ура):

     

      Телец Син/Наннар

      Вместе с тем, известно, что у шумеров бог Луны был перманентно связан с преисподней и являлся одним из судей подземного мира. Следовательно, после разделения и персонификации "земных" и "потусторонних" (связанных с преисподней) проявлений бога-отца должна была сохраниться связь бога Луны и божества, персонифицированного как "Владыка преисподней", как "извечных" эпифаний древнего бога-отца (связь через предысторию). Возможно, это сохранение связи получило отражение в таком наименовании синего (чёрного) быка "Тайжи-хана" как "Тарил-эреэн буха", которое означает "Пестрый-пестрый бык" (Т.М. Михайлов "О Буха-нойоне". 2000).

     И действительно, в др.-греч. поэме "Нонна" рассказано, что бог Дионис (бог-отец), - рогатое чадо, "быкоприродный" (т.е. бог земли), и у него "пё­строе" лицо (аналогия с пятнистостью видимой поверхности Луны), т.е. Дионис соотносился с Луной, он также и "пу­тешествовал" в серповидной лодке ("лунной" ладье). Следовательно, тюрко-монгольское мифопоэтическое соотнесение образности "пестрый" с внешностью (ликом) бога Луны (тельца), а через него и с Владыкой преисподней, - имеет, видимо, праарийские истоки.

     Отмечается (Е.В. Павлов "Этнические истоки культа...". 2010), что "рудименты почитания "Синего быка" [владыки "Мира предков" («Земель предков») и паредроса в порождении инотел], выявляются в фольклоре и эпосе... алтайцев, хакасов, тувинцев, якутов и даже монгольских казахов... Причем, они характеризуются общими с булагатским мифом о Буха-нойоне сюжетными моментами". Так, по одной из версий Буха-нойон забодал Таджи-хана. При этом вполне возможны и литературные параллели между "Тайжи-ханом" и богом Луны "Эсэгэ-Малан-тэнгэри" (последний - не гость в преисподней).

     Бытует мнение (Е.Г. Дэвлет, М.А. Дэвлет "Мифы в камне. Мир наскального искусства России". 2005), "что в период финальной бронзы в Туве, когда, в основном, завершался период господства в идеологических представлениях образа быка, на некоторых скалах, поверх фигур быков были выбиты изображения оленей [Всеобщая мать] и козлов [бог-отец в ипостаси "владыка преисподней"]". Заметим, что традиция видения бога Луны в образе тельца у многих этносов (в т.ч. и у бурят, см. по тексту) сохранялась во все времена (вплоть до н.э.). Вместе с тем, при расщеплении образа бога-отца на персонифицированые ипостаси "бог земли" и "владыка преисподней", в свете более высокой значимости концепции посмертного бытия (см. Большая Боярская писаница), озабоченности качеством посмертной участи, в сравнении со значением земледелия в жизни таких тюркоязычных этносов, как тувинцы, и с учётом того, что синий (чёрный) бык погиб (боги умирали, к примеру, у египтян, греков и кельтов), образ последнего был заменён на образ козла, со времён раннего неолита (а, возможно, и ранее) символизирующего огонь земных недр и его владыку (как Отца (паредроса), вместе с Матерью порождающих (Рис. 6) инотела для инобытия в иномире - "Земле предков"). Так, в шаманских текстах тувинцев в качестве ездового животного "хозяина огня" (самого Владыки) преисподней представлялся козёл ("У него скакун... козлик"). То же и у ариев, к примеру, сам бог Агни ездил на "норовистом" козле.

     О том, что "Бух(а)­ нойон бабай" всё ещё воспринимался как архаичный бог-отец, говорит, в частности, и то, что его супруга Эрхэ Суйбэн (в прошлом - Великая мать, богиня Неба (другое имя этой богини - "Будан-хатун иби" (где тюрк. "иби" - "мать") обычно толкуется как "Госпожа - мать народа" и вполне может являться одним из синонимов богини "Эхэ Бурхан") "ассоциировалась с планетой Венера" (Э. Лхагвасурэн. 2012), почиталась как покровительница рожениц (у людей и животных) и представлялась в облике светлой (белой, небесной) оленихи (Н.Б. Дашиева "Древний архетип...". 1999); а в одном из мифов Эрхэ Суйбэн ударом кнута возвращает жизнь Айдураю (т.е. она, как Великая мать, - владычица жизни и смерти). Наименование богини - "Эрхэ Суйбэн", где бурят. "эрхе" означает  "нежный, изнеженный", а также и "баловень", возможно, характеризует эту богиню как замечательную (ласковую и заботливую) мать (всего живого).

     Как сообщает Г.Р. Галданова ("Доламаистские верования бурят". 1987), "У закаменских бурят существовал обычай 15 числа лунного месяца (в июне) рано утром, перед восходом солнца [когда бог Луны ещё "жив" (дееспособен) и не ушёл в преисподнюю], совершать прогулки к местам источников ("аршаан"), чтобы напиться целебной воды и нарвать цветов" (не указано - целебных или нет). В свете раннеземледельческой сакральной символики этот обычай связан с почитанием бога-отца (владыки земной пресной воды и бога-целителя, владыки здоровья) в ипостаси бога Луны. И поскольку действо совершается 15 числа лунного месяца (15 как 3 раза по 5), следовательно, и у бурят число пять воспринималось как хтоническое (указывающее на пребывание (в т.ч. и потенциальное) в преисподней). Заметим, что если собирались просто цветы, то (с учётом символизма сакрального числа 3) можно полагать, что в данном обычае не обойдена вниманием и Великая богиня.

     Известно, что у бурят бытовал (весьма древний) запрет на пролитие крови (и человека, и животных) на землю при дневном свете (который толкуется неоднозначно).

     Итак, в вопросах, связанных с жертвоприношением (выбором жертвы, дара), во все времена и у всех древних этносов существовал строгий, неукоснительный регламент, особенно в части дифференциации по половой принадлежности жертвополучателя ("мать" - "отец" (и их проявления)). Так, М.Н. Хангалов описывает один из видов умилостивительного индивидуального или семейного жертвоприношения, который носит у бурят название "Кырык". Учёный отмечает, что в данном случае (как, по-видимому, и во всех прочих, как это и было принято в Ойкумене), "животное должно обладать известными (определёнными, конкретными) признаками пола, возраста, цвета, смотря по божеству, которому приносится жертва" (а выбор заступника - божества-жертвополучателя, производил шаман). Примечательно, что у бурят сохранилось и поверье, в котором отчетливо выражено раннеземледельческое видение бога-отца как владыки пресных вод Земли. Так, считается ("по мнению тех же бурят "), что "Молоко или что-нибудь молочное пролить или бросить в воду грешно. Даже считается грехом черпать воду из реки молочною посудой, потому что молоко может попасть в воду" (концепция однозначности получателя дара).

     И поскольку в эпоху расцвета раннеземледельческой культуры бог-отец считался владыкой земли и её недр, то возлияния крови на землю (кровь, пролитая на землю) в любом случае попадала к богу-отцу. Буряты же поклонялись богине Солнца (эпифании Великой богини). Следовательно, и у древних бурят существовал обычный жёсткий регламент в вопросах жертвоприношений: Великой богине-матери (у бурят - в облике Солнца на небе; заметим, что источник белого дневного света - тоже богиня Неба) даже не полагалось (не должна была) видеть возлияния кровью в честь бога-отца (мужского божества). Показательно (к примеру), и то, что когда человека хоронили, т.е. препровождали в иномир (говорилось: "отправился к праотцам" - "эхэ эсэгэ-дээ ошоо" (точнее - пошёл к богам "матери-отцу")), в "Земли предков", то, помимо погребального инвентаря и одежды, почившего обязательно снабжали какой-нибудь пищей, но только не молочной (соотносимой исключительно с культом богини-матери или её эпифаний), поскольку иномир располагался в недрах земли, - вотчине бога-отца.

     Заметим, что, в частности, у хеттов (воспринявших и (слабо) адаптировавших культуру хатти и хурритов) при принесении жертвы богу Грозы в его храме в присутствии царя и царицы, - последняя отворачивалась. При возлияниях же кровью в честь женских божеств (у хеттов), кровь наливалась в специальные чаши (сосуды), дабы, испаряясь, она возносилась в Небо (ни капли на землю!).

     Как известно, в Библии (Втор.12.23) сказано, что «кровь есть душа». У ханаанев в одном из мифов также повествуется, что когда человек истекал кровью, из него выходила душа. У ханаанеев и библейских евреев бытовало представление о наличии у человека двух душ: одна из них - божествен­ное «дыхание» жизни, "дух божий", "вдуваемый" в человека Всевышним, и который (эта "божественная душа") посмертно возвращался на небеса к Творцу; и другая - т.н. душа "растительная", связанная с телом (плотью) и подобная ему (телу) обличьем (как душа "Ка" египтянина, его двойник), уходящая после кончины человека в преисподнюю (Шеол), в "Мир предков". Очевидно, что крови (как материальной субстанции) адекватна именно «расти­тельная» душа, соотносимая с бренной плотью.

     Вместе с тем, у древних шумеров существовало лишь зачаточное представление о душе. Посмертно в "Страну без возврата" уходила "тень" обличья человека, при этом у неё сохранялся разум, чувства и память. Примечательно, что у бурят "считалось оскорбительным и даже опасным [для владельца тени], наступать на тень человека, особенно на тень головы" (Г.Р. Галданова. 1987). Шумеры же даже боялись, чтобы что-либо заслонило их тень от солнца (считалось, что если тело шумера сгорало, то он лишался "тени-души", ибо она погибала, т.е. не могла "приложиться" к предкам (поэтому кремация у шумеров не зафиксирована)).

     Известно, что шумеров на крови бога была лишь замешана глина, из которой вылепили тела первых людей. Однако бог-отец Энки оживил человека (посредством магии), не вдувая в него какой-либо "дух божий" (т.е. у шумеров кровь не соотносится с "душой", и какие-либо запреты в этой части неизвестны).

     В Древнем Египте, по меньшей мере, ещё в раннединастический период, было хорошо развито представление о посмертной участи человека: египтянин обладал пятью душами, обеспечивающими ему достойное посмертное (вечное) инобытиё (однако ни одна из них с кровью не соотносилась). И в "Мире предков" (на "полях Аалу") работал за усопшего человека "ушебти" (оживлённая фаянсовая статуэтка). У египтян в вылепленного из глины (богом Хнумом на гончарном круге) человека оживляла богиня Хекет, вдувая в него свой "дух божий" (и это представление - др.-егип. воззрение).

     У древних китайцев известно представление (Леонид Васильев (2001)), согласно которому каждый человек имел две души. В энциклопедии К.М. Королёва "Китайская мифология" говорится, что "в архаической традиции душа" (вероятно, "хунь") управляет "духом человека", поскольку она "связана с янь". Отсюда следует, что и у китайцев Великая мать (изначальная "Янь") наделяла душу человека свойствами/характеристиками (в духе шум. "МЕ"), определяющими характер и способности человека. С субстанцией "инь" (т.е. с богом-отцом) у китайцев соотносилась душа (вероятно, "по", см. ниже), "управляющая телом" (видимо, ответственная за его мобильность и прочие телесные функции и отправления).

     Так, в одном китайском мифе рассказано (см. выше), что Великая богиня Нюй-ва лепила людей из жёлтой глины, и детская фигурка оживала, будучи поставлена на Землю (т.е. стараниями бога-отца); следовательно, "дух божий" у китайцев не вдувался. При этом ни у древних китайцев, ни у архаичных народов Сибири, ни у праариев (к примеру, кельтов или греков), насколько известно, ни одна из душ с кровью не соотносилась (запреты в этой связи неизвестны).

     Таким образом, вероятность того, что у бурят душа (одна из душ, поскольку у различных племён/родов бурят бытовало своё видение концепции "душа") соотносилась (была связана) с кровью (см. выше запрет "о крови"), - весьма мала (выявлено, что у монгольских народов сложилось сложное, разветвлённое понятие о душе (ещё у древних монголов слово "сулдэ" значило "душа", "одна из душ" ("первая" душа, восходящая на небосвод, см. ниже )); так, у бурят душа "множественна" (А.П. Окладников), в частности, балаганские и аларские буряты веровали, что у человека три души; любопытно, что у калмыцкого народа душа (одна из душ) носит название "Ки" (ср. др.-егип. "Ка"), а также и то, что у бурят душа часто отождествлялась с тенью - "hудэр" (как у шумеров)).

     Должно отметить ("Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), что представление о душе (духе, тени) возникло в русле отправления Культа предков, как следствие особого отношения к голове (черепу), - средоточию индивидуальных, специфических черт, присущих исключительно данному, конкретному, человеку, по всей вероятности, в результате того, что натуфийцы стали предавать черепу (голове, лицу) усопшего родича портретное сходство (и погребали под своими домами, не желая расставаться).

     Так, в Китае, в древности, бытовало представление, что у каждого человека имеется по две души: "по" (появлялась в человеке в момент зачатия, т.е. при вложении богом-отцом семени в лоно) и "хунь" (позднее считалось, что эта душа входила в человека с его первым вдохом, - явная ассоциация с "вдуванием, вдыханием" "духа божия" (китай. "дыхание" - "huxi")), одна из которых ("по") после смерти и погребения усопшего остается в могиле и нисходит в подземный мир, в преисподнюю (в "Мир предков"), а другая ("хунь") - возносится на небеса, к богам (как у ханаанеев).

     Обратим внимание на (несколько иную) южнокитайскую концепцию о душе, в которой говорится о трёх типах душ, сосуществующих в теле и выполняющих различные функции после его смерти, ибо у каждой из них - своя "природа". Это, прежде всего, т.н. «человеческая ("телесная") душа», которая локализуется в костях человека, а после его смерти обретается на месте захоронения (тождественна душе "по") и выполняет охранительную функцию (по отношению к костяку); т.е. данная китайская душа адекватна третьей (принятая нумерация) бурятской душе. Эта "южнокитайская" душа считается «хозяином» тела, а её уход ведет к тяжелой болезни или даже к смерти её владельца (эта душа адекватна второй, средней ("дунда"), бурятской душе, превращающейся в боохолдоя; и отчасти третьей (см. ниже)). Душа ("гуй", в которую превращалась душа "по") умершего насильственной смертью китайца или самоубийцы обращается в злого демона, обладающего способностью становиться невидимым или превращается в животных либо в человека, дабы завлечь путника и убить его.

     Важно отметить, что "До распространения буддизма [примерно начиная с II/I вв. до н.э.], у китайцев не существовало концепции посмертного воздаяния... Буддизм [к VI веку буддизм в Китае обрёл статус государственной религии] перенес на китайскую почву представление о загробном суде, который вершится в подземном чистилище "диюй" (состояшем из 10 подразделений). На загробный суд попадают все души умерших - и простых людей... и даже императоров, и каждой из них назначается наказание и местопребывание в зависимости от её кармы" (К.М. Королёв "Китайская мифология. Энциклопедия". 2007). Так (Э.Б. Тайлор), отмечается, что в Древнем Китае при погребениях (ингумация) совершались (как и у многих иных этносов) и человеческие жертвоприношения (такая практика прекратилась во времена Конфуция).

     Итак, после смерти человека другая (южнокитайская) душа, адекватная "хунь", либо попадает в загробный "Мир предков" (в один из его многочисленных "кругов ада" в зависимости от соотношения совершенных индивидуумом в жизни благих и греховных поступков, либо (после благоприятного исхода суда) переходит в разряд «благих» духов и ждет перерождения (под влиянием буддизма возникло представление о шести формах перерождения)).

     Третья же "южнокитайская" душа "ша/шэнь" после смерти человека перемещается (в момент совершения обряда жертвоприношения) в поминальную табличку с именем умершего и тесно связана с его семьей, домом (в русле культа предков), - охраняет их (табличка как оберег). Поминальные таблички хранились в каменных урнах. Считалось, что эти таблички - "материальная основа [пребывания, нахождения] их [предков] душ" (Жак Жерне. 2004)). Бытовало поверье, что души "шэнь" превращались в добрых духов. И, как полагает Л.С. Васильев ("Культы, религии, традиции в Китае". 2001), "особое внимание к духу шэнь было уже в древности, причем считалось, что именно эта душа, попадая на небо, становится там чем-то вроде посредника между людьми и сверхъестественными силами". Вместе с тем, однако, существует мнение (К.М. Королёв. 2007) и о том, что душа "ша/шэнь" была "добавлена" много позднее ("простые люди вообще не имели души "шэнь" (Л.С. Васильев. 2001)).

     Вместе с тем, выявляется, что ранее, в эпоху расцвета культуры "Шань-Инь" (государство Шан-Инь - 1600-1027 гг. до н.э.) особо значимым являлось почитание культа предков. И, как полагает синолог В.В. Малявин ("Китайская цивилизация". 2001), "связь живых с умершими родичами была стержнем всего общественного уклада шанцев... Для людей той эпохи мир мёртвых был устроен точно так же, как мир живых: положение в нём каждого усопшего предка определялось его местом на родовом дереве" (его социальным положением в земном обществе), т.е. тематика посмертной участи (как воздаяния) ещё не была разработана.

     Примечательно (Бимбын Ринчен), что и у монголов (как и бурят) в представлении о трёх душах человека одна из них бессмертная (вечная) - "сулдэ" (совокупность (аналог шум. "МЕ") свойств человека, определяющих его характер, способности и возможности ("выдавалась" богиней "Заяши", см. ниже), которая ("сулдэ") после смерти индивидуума поднималась на небосвод и возвращала полученное; т.е. не исключена вера в то, что "Заяши" вкладывала в эмбрион уже "наполненную" душу); другая же ("вторая") - "душа плоти" (mikan-u sünesün (бурят. "дунда", по данным ("Буряты". 2004)), и третья - "душа кости (костяка)" (yasun-u sünesün), которая и оберегает скелет (К.М. Герасимова.1999).

     Хорошо известно, что у бурятского народа очень велика приверженность к почитанию и соблюдению культово-мифологических традиций своих древних предков. Так, у бурят, как одно из наиболее ранних отправлений погребального культа предков, практиковалось (как и во всей Ойкумене со времён нижнего палеолита) особое, сакральное, отношение к черепам (головам) почивших сородичей, а также и некоторых умерших (тотемных) животных.

     Погребальная практика бурят (трупоположение, и особенно состав погребального инвентаря при ингумации) указывает, что у древних бурят существовала вера в концепцию посмертного возрождения к "жизни" в "Мире предков" (посмертная участь - инобытиё в иномире преисподней), где всё (ландшафт, юрты, быт и занятость) было подобно "этому миру". Так, Плано Карпини ("Путешествие...") писал, что монголы "веруют... что после смерти станут жить в ином мире, будут умножать свои стада, есть, пить и делать другое, что делают люди, живущие в этом мире". И вдова, умерев, вернется к первому мужу.

     Как уже отмечалось, веровали, что тело погребённого умершего попадало в порождающее инотела "земляное (яма, пещера)" лоно богини-матери (об этом возносили моление (просили) родичи). Покинув же лоно, "готовое" инотело почившего, отправлялось (у бурятов на лодках, - согласно петроглифам) в "Мир предков" (в «Земли предков»), где и пребывало ("обитало"). В одном из шаманистских текстов говорится: "Вот эта вода, по кото­рой уплывают в брюхо земли покойники"; а изображение "Мира предков" у обских остяков-хантов, приведённое А.П. Окладниковым, вполне напоминает Хель.

     Обратимся к большой Боярской писанице (горный хребет Бояры у руки Сухая Тесь (приток Енисея), Хакассия), которая "относится к тагарской культуре (VII-III вв. до н.э.) и частично захватывает переходный этап (I в. до н.э.) к таштыкской культуре" (М.А. Дэвлет "Большая Боярская писаница". 1976). И, как полагает М.А. Дэвлет, "наиболее вероятное время создания Большой Боярской писаницы... - II в. до н.э. - первая пол. I в. до н.э." Вместе с тем, отмечается, что наивысшего расцвета наскальное искусство в бассейне Среднего Енисея достигает в тагарскую эпоху.

     Характерно, что "между ярусами Большой писаницы имеется внутренняя связь, кроме того, внутри них рисунки комбинируются в сюжетные сцены, объединённые определённым содержанием". И Марианна Арташировна живописует впечатление стоящего у Большой Боярской писаницы "зрителя, перед которым возникают посёлок древних жителей Среднего Енисея, их жилища, скот, домашняя утварь, оружие, а также и сами творцы наскальных изображений. Вот внизу три всадника на лошадях и один на олене гонят оленье стадо к бревенчатым домам, обращённым к зрителю фронтонной частью со входом. В центре среднего яруса изображений - главная группа жилищ: большие рубленые избы с покатыми крышами и конические постройки, напоминающие юрты. Около жилищ - котлы и животные: бараны... козлы... (...коровы, лошади, олени, овцы, козы, собаки...) Слева на значительном расстоянии человек в своеобразном головном уборе гонит к домам длиннорогий крупный рогатый скот... лошади, одна из которых осёдлана. Всадник в одной руке держит повод, а в другой, видимо, нагайку. Поблизости человек в остроконечном головном уборе с натянутым сложным луком в одной руке и посохом (?) в другой, у его ног - собака. Около построек - люди в молитвенной позе, с воздетыми к небу руками... Принято считать, что этот ритуальный жест означает молитву, обращённую к небу". На писанице имеются изображения как бревенчатых рубленых домов и жилищ типа юрт, так и людей в одежде и в островерхих головных уборах ("наряду с реалистическими имеются схематические, условные антропоморфные фигуры, по большей части фаллические").

     Следует отметить, что единое мнение о том, что же показано на Большой Боярской писанице, - всё ещё не сложилось. Как известно, любые петроглифы (древние знаки, символы и рисунки) несут в себе некое сакральное содержание (в т.ч. связанное с охотничьей, военной и др. магиями). В Древней Ойкумене "профанные" изображения неизвестны, поскольку не делались. И проф. М.А. Дэвлет, естественно, полагает, что "как ни заманчиво видеть в рисунках Большой Боярской писаницы изображение реального посёлка... зарисовку с натуры, - с подобным взглядом вряд ли можно согласиться… Большая Боярская писаница была создана с культовыми целями". И М.А. Дэвлет приходит к выводу: "Все же есть основания полагать, что на Большой Боярской писанице представлен ирреальный, идеальный посёлок в момент традиционного календарного праздника" (т.е. предполагается, что посёлок на время праздника обретал сакральность, во что, по всей вероятности, и веровали, поскольку в этот период божества пребывали в селении). Вместе с тем, бытует и точка зрения, высказанная М. П. Грязновым ("Боярская писаница // Проблемы истории материальной культуры. 1933. № 7), что это не "реальный поселок" (пусть и праздничный), но "поселок предков" в "Земле предков".

     Итак, рассмотрим изображения жилищ, представленных на большой Боярской писанице, предпослав этому упоминание об обычае (см. ниже) украшать крыши юрт узором «кошкар муйиз» - «рога барана» (в "этом, земном, мире" юрты стоят под небом, а "рога барана", сам баран - символика, связанная с культом богини Неба). Приведём изображения трёх различных свиду домов, представленных на Боярской писанице и дом из бухты Саган-Заба.

     

      Боярские дома Дом из Саган-Заба

     Легко видеть, что общего у всех этих жилищ: коническая крыша с бычьими рогами бога-отца, точно такими же, как на Рис.1 - Рис.3, что соотносит их с культом Владыки преисподней, "Мира предков" и определяет их (домов) местоположение. Отмечается, что у некоторых посельчан надеты островерхие конусообразные (погребальные, см. ниже) головных уборы (так, охотник изображён в такой шапке), а, как известно, конические головные уборы, в частности, из бересты, у ряда этносов (к примеру, ариев) одевались на головы умершим (заметим, что скифы носили островерхие шлемы с короткими "ушами" и "забралом" сзади, заметно отличавшихся от конусообразны шапок на Рис. "Священный брак"). Заметим также и то, что большая Боярская писаница (патриархальная по духу) обращена (ориентирована) на юг, а, как известно, мужчин погребали при ингумации, также ориентируя головой на юго-запад.

     "Вот внизу три всадника на лошадях и один на олене гонят оленье стадо к ... домам... человек... гонит к домам длиннорогий крупный рогатый скот... лошадей"; т.е. в поселение "Земли предков" старожилы (предки) гонят (отправляют) инотела убитых животных ("Характерно, что стада животных на рис. направляются именно к посёлку, а не от него").

     На писанице имеются изображения людей в одежде и без - "условные антропоморфные фигуры, по большей части фаллические"). Как представляется люди без одежды - вновь прибывшие в иномир "Земли предков", а одетые - уже пожившие там обитатели.

     Из рассмотрения вида домов явствует, что одни из них сплошные (без просветов в стене), а у других - 5, 7 или 8 просветов. Так, согласно рисунку, фаллическая фигурка стоит рядом с домом с 7 просветами (а числа 7 и 5 - символика, соотносимая с богом-отцом), и тогда не исключено, что в таких домах жили одинокие мужчины; а в домах с 8 просветами (символика богини Неба) - одинокие женщины, и в "сплошных" домах (которых большинство) - семейные.

     При этом, у многих народов Севера бытовала (сохранялась) и палеолитическая концепция возрождения усопшего к новой, земной жизни. Так (А.П. Окладников "Неолит и бронзовый век Прибайкалья", ч. II), "во время обряда выбора имени новорожден­ному присутствующие у чукчей громко вос­клицали: "Такой-то вернулся к нам". Так, "в большой оленеводческой семье... умер отец - хозяин (глава семьи). Вскоре после его смерти у жены его старшего сына родился ребенок. Ему дали имя его деда (этого умершего)". И при этом "мальчика считали новым вопло­щением умершего (главы семьи). О нем (об этом мальчике) всегда говорили, как о хозяине дома и главе семьи". "Эвенки верили, что через каждое третье поколение душа умершего сородича возвра­щается обратно в род, падает в очаг чума, а оттуда в чрево женщины, отчего последняя беременеет и рождает ребенка. Когда ребенок подрастет, то по чертам лица, по его склон­ностям, привычкам и другим приметам окру­жающие устанавливали, что дух такого-то предка возвратился обратно на землю". В эту же концепцию веровали и якуты. У бурят же концепция возрождения усопшего к новой, земной жизни "сохранялась... исключительно по отноше­нию к одним только шаманам" (А.П. Окладников). Об этом свидетельствует, в частности, то что, как отмечено Э.Б. Тайлором ("Миф и обряд в первобытной культуре". 2000), "у бурят любимую лошадь умершего приводили к могиле оседланной, убивали и зарывали, чтобы она могла служить хозяину" в иномире "Земли предков".

     И поскольку богиня-мать порождала для иномира ("Мира предков") точную копию умершего согласно его скелету и черепу, то у некоторых этносов (а эта концепция посмертной участи тысячелетия господствовала в Ойкумене) тела и головы даже при необходимости реставрировались (глиной). Поэтому у бурят и полагали, что после смерти человека его третья душа ("муhү нhэн" ("худая" душа)) пребывает (остаётся) в теле, оберегая кости скелета (М.Н. Хангалов. 1958). Далее, по предста­влениям аларских бурят (согласно сообщению П.П. Баторова (1890 г)), третья душа "снова родится человеком", т.е. эта душа вселялась в инотело, и именно благодаря ей человек, сохраняя земной облик, осмысленно "жил" в "Мире предков" (в «Землях предков») в преисподней (существует и версия (примерно воспроизводящая шум. представление об облике "тени - души"), согласно которой вторая душа ("дундahү нhэн" (или "дунда" - "средняя" душа)) человека (соотносимая (отождествляемая) с душой-тенью "сунэсун" - неким подобием егип. "Ка") после его смерти превращается в "боохолдоя" (призрак, "дух") и уходит в "Мир предков", где (Г.Р. Галданова) "носит ту же одежду, ездит на том же коне и делает ту же работу, что и человек в мире людей" (заметим, что ни сам Кур, ни пребывание в нём (как представлялось), совсем не напоминали "этот мир")). Не исключено, что считалось, что после смерти человек утрачивает только "первую душу" ("сулдэ"), имеющую доступ к тэнгри, - высшим божествам Неба (над этой душой и совершался посмертный суд Эрлика (Эрлен-хана), ибо именно она была носителем "сутей, сущностей" человека и отвечала за его деяния (за то, как он распорядился дарованным свыше). Так, к примеру, после суда над душой индуистского владыки преисподней Яма, она (душа) либо уничтожалась (у Яма сгорала), либо отправлялась на небосвод (нечто подобное происходило и после суда Осириса)). Две же другие души "переселялись (вселялись)" в инотело и обеспечивали его вечную "жизнь" (посмертное инобытиё) в "Мире (землях) предков". Показательно, что в свете доминирования патриархальных воззрений даже предполагалось, что три души - только у мужчин, а у женщин - на одну меньше.

     Существует достаточно свидетельств, говорящих и о том, что древние буряты веровали, что и все животные, принесённые в жертву (в т.ч. и при погребениях), а также и те, на которых охотились и добывали, попадали в иномир (в «Земли предков»), см. "большая Боярская писаница" С этим представлением и связано "особое отношение к костям, (которое) отражается в многочисленных запретах ломать кости при добыче диких зверей, особенно разбивать череп животного. Этот обычай неизменно сохраняется в ритуальной жизни: ни в коем случае не допускалось нарушение целостности костяка жертвенных животных" (Г.Р. Галданова). А кому бы хотелось пасти уродцев или охотится на них даже посмертно? (заметим, что уродство воспринималось как кара божия за грехи).

     Уместно отметить, что кремация являла собой модификацию (развитие) прежней концепции посмертной участи: здесь (у многих этносов) "душа" уходила (возносилась) в "Мир предков", расположенный на небосводе (к примеру, индоарийская "сварга" Индры); при этом сжигался и погребальный инвентарь, а также скот и даже живые люди, предварительно умерщвляемые (по большей части). Известно, в частности, и то, что одним из основных способов погребения умерших в буддизме является кремация (у бурят практиковалась и ингумация, и кремация; и у разных племён в различных соотношениях).

     Любопытно, что обряд сожжения (дрова, складывали четырехугольником, т.е. огонь этого костра - "земной", соотносимый с огнём преисподней и её владыкой) по-бурятски назывался "хөнгөлхэ", что означает «облегчить» (М.Н. Хангалов). И поскольку, в частности, индусы полагали, что кремация способствует более легкому выходу души из тела, то, видимо, подобное же представление бытовало и у простых бурят (вероятно, в части "первой" души). Так, М.Н. Хангалов пишет, что буряты усматривали в ингумации "страшное и жестокое наказание, потому что душа умершего вечно должна находиться под землёй и не выходить на землю". Однако (по убеждениям бурят) "душа шамана... в дыму костра поднимается на небо и там начинает вести приятную жизнь, как боги, но по внешности совершенно сходную с земной жизнью, т.е. он может на небе иметь жену и от нее детей, принимает пищу и вино, приносимое родными и почитателями на земле, ездить на убитом при похоронах коне, носить одежду, никогда не изнашивающуюся, в которую он был одет после смерти [то же и у простых бурят (но без "божественности"), а также у кельтов (кельты даже возврат долгов "прихватывали" с собой на небеса)]... все вещи и предметы, которые нужны будут шаману [как и простому буряту] после смерти, должны быть или сожжены, или убиты (лошадь), или сломаны... (т.е.) должна быть нарушена физическая целость (изделия)... [поскольку] связь души с телом [с предметом] в акте смерти [разрушения предмета] исчезала... после такой перемены... все эти вещи, начинают новую жизнь, жизнь неизменную, вечную, от земной жизни отличающуюся только тем, что они уже больше не изменяются, не изнашиваются". Так (Е.Г. Дэвлет, М.А. Дэвлет "Мифы в камне". 2005)), и у тувинцев существовали легенды (возникшие под влиянием ариев) о "небесной земле" на небосводе (как и шумеров, др.-егип., индоариев), где могут обитать и люди (их души), и духи (боги); и где они ("люди") "живут", сохраняя привычные формы и "земного" бытия, и облика, "носят обычную одежду, но подпоясываются на уровне подмышек", и даже работают, например, швеёй в артели (этнограф В.П. Дьяконова). Заметим, что только у египтян за усопших трудились "ушебти", а у кельтов работали сами "инотела (души)" усопших; в Куре и Шеоле же вообще никто не работал (не входило в концепцию посмертного инобытия), а в Аиде - только в наказание (к примеру, "Сизифов труд").

     И "Из этого (вышеизложенного) видно, - заключает М.Н. Хангалов ("Собрание сочинений". Т.1, 2004), - что буряты верят не только в загробную жизнь, не только признают существование души у людей, но и признают душу у вещей" (как это и было принято везде в Древнем Мире). Далее этнограф пишет, что позднее сформировалось и широко распространилось воззрение о том, что "загробная жизнь душ, по мнению большинства, заключается не в мучениях в темнице (как у китайцев) [ибо "идеи возмездия для шаманиста вообще чужды"] или непрестанной работе, а в полнейшей праздности" (см. выше).

     Так, в одном старинном предании рассказано (М.Н. Хангалов), что несколько душ (несомненно, что в фабуле речь идёт о "второй" душе) либо по приказу, либо сами (и тогда они - "злые" духи), отправились на землю, чтобы изъять душу у больного человека (в таком случае они, как и "тени" у шумеров, знают, что творится на земле). Итак, на земле: это - бестелесные, невесомые создания ("не оставляют следа на пепле очага"), способные видеть и говорить друг с другом и с некоторыми людьми, наделёнными особым даром; "испытывают боль" и могут "быть убиты", в гневе способны перемещать (бросать) материальные предметы. В мире же духов эти "души" вполне "материальны": они выманивают из больного, ловят и крепко держать (а затем и несут), пытавшуюся сбежать, горько плачущую душу. Будучи на земле (иное предание), духи собираются в пустых юртах, разводят огонь (синевато-бледный). "Около огня духи (просто) сидят или пляшут, но при этом никогда не образуют цельного круга, как люди". За время "вечёрки" духи изымают несколько душ у конкретных людей и приводят их в юрту. В пути духи любят петь.

     Учёный, описывая бурятский погребальный обряд, повествует и о том, что по прошествии трёх дней после кремации, родичи усопшего собирали несгоревшие остатки костей (а также и недогоревшие вещи), помещали в особую урну ("по словам предания, в берестяное, изукрашенное узорами лукошко (иногда использовались и глиняные сосуды)" (т.е. в лоно богини-матери)) и "закапывали в землю на месте сожжения" (т.е. "вторая" и "третья" души обретались в "Мире предков" в преисподней); после чего устраивали коллективную поминальную трапезу. В русле отправления культа предков у бурят также ежегодно (видимо, весной) совершалось жертвоприношение предкам (на огненном алтаре) со специальным молебствием и трапезой (тризной) родичей.

     Примечательно, что и у шаманов недогоревшие останки усопшего помещались в возрождающее лоно Великой матери, однако не в лоно - яму-могилу, соотносимую с "Миром предков" в преисподней, недрами земли (возможно, с матерью-землёй), но "мешок с костями (шамана) укладывают в выдолбленное в виде ящика углубление в стволе толстой сосны... в живом дереве" (обряд "шандархал"); по-видимому, по причине того, что более "живое, действенное", лоно находится в теле самой Всеобщей матери, богини Неба в облике дерева (отсюда и более позднее представление о том, что "некоторые деревья имеют своих эжинов", которые в них и обитают), а не в земле и её недрах - в теле архаичного бога-отца (как проявления Единого бога). Более того, к месту кремации тело шамана везут на коне, а затем "покойника снимают и сажают на войлок, чтобы, - как полагает М.Н. Хангалов, - не сделать его нечистым от прикосновения к земле" (варианты: с одной стороны, - патриархальное представление о ритуальной нечистоте матери-земли, как женщины, а с другой - старинная (ещё палеолитическая) "конфронтация (конкуренция)" между культами Неба и Земли, выражавшаяся в конфликтах между Матерью и Отцом). Возможен и такой (более вероятный) вариант (как подоплёка шаманистского обряда): известно, что с древнейших времён многие этносы стремились не осквернять землю погребением трупа, с которого тем или иным способом (водой или огнём) предварительно не удалена смертная нечистота, скверна (и тому примером, в частности, Ориньякское захоронение (35-25/20 тыс. лет до н.э.)), либо вообще не хоронить усопшего в земле (не касаться трупом земли). Подобные захоронения встречаются и у бурятов.

     Как представляется, у древних бурят введение кремации не повлекло за собой кардинальных изменений в концепции посмертной участи (однако не исключено, что изменилось представление о самом инотеле (отношении у нему), поскольку жреческое творчество распространило иномир ("Мир предков") и на "третье" небо (см. "сварга" Индры)).

     Бытовало верование, что "умершие ранее родственники и соседи встречают нового пришельца в страну духов [в "Земли предков"] с радостью и устраивают пирушку" (как в Вальхалле). Вместе с тем (Г.Р. Галданова. 1987), "Смерть, по доламаистским верованиям бурят, не представлялась желанной [как у египтян]. Несмотря на существование (у бурят) представлений о вечной жизни в потустороннем (ино)мире, величайшим благом почитали жизнь на "солнечной" земле" (в "этом" мире, - лучшем из миров). Сходные чувства испытывали и шумеры (Из "Поучений Шуруппака"): "Ничто не дорого, кроме сладостной жизни"; ибо с приходом смерти заканчивается совершенно всё, и люди становятся "как небывшие".

     Заметим, что древние буряты веровали, что в мире умерших (в недрах Земли) нет Солнца, солнечного света (как в Куре, Шеоле и Аиде (там царил непроглядный мрак) или в Хель (где селения инотел стояли освещённые бледным сумеречным светом); но в Аменти Солнце (бог Ра) на какое-то время появлялось каждую ночь; Солнце светило и в Элизиуме, на "Островах блаженных").

     Хорошо известно, что погребальный культ любого этноса является наиболее консервативной (особо устойчивой) составляющей его религиозных представлений. И в этой связи весьма примечательно, что концептуальное видение содержания, особенностей отправления "Культа предков" у бурят (и, в частности, у балаганских и аларских бурят), особенно в части видения посмертной участи самого усопшего, и особенно его душ, весьма напоминает южнокитайскую соответствующую систему верований.

     Исключительно важно, что во все времена и "при всех драматических коллизиях и противоречивых соотношениях [старых верований и новых, настойчивых культово-мифологических воззрений], обусловленных переходным периодом [порой ломки прежних сакральных представлений], [тем не менее всегда] ведущей тенденцией [в ментальности бурятского народа] было стремление к сохранению самых архаичных пластов верований и культов" (Л.Л. Абаева "Культ гор и буддизм в Бурятии". 1991).

     Знаменательно, что среди многих этнокультурных традиций бурят сохраняется и ряд ярких проявлений (реликтов) раннеземледельче­ской культуры (более того, - высвечивается довольно стройная и непротиворечивая система сакральных представлений (верований)), не присущих исконным скотоводам-номадам, о чём М.Н. Хангалов ок. 150 лет назад писал так: "говорить о земледелии бурят, живших 300-400 лет т.н., было бы смелостью"; вместе с тем, учёный неоднократно подчёркивает, что и от охоты-собирательства к скотоводству буряты перешли (переходили) постепенно: "в самом начале скотоводство существовало наряду со звероловством и носило случайный характер" (и этот процесс сопровождался включением в пантеон новых богов, таких как "Хутэ-Саган-нойон")).

     Так (Б.Б. Дашибалов "Истоки: от древних хори-монголов к бурятам". 2003), исследователь (1928-1929 гг.) Г.П. Сосновский (1936) по поводу земледелия бурят (и, в частности, "хори") в эпоху средневековья писал: "Археологические данные указывают, что до прихода русских (т.е. до 1628/1647 года) здесь была цветущая земледельческая культура. Мы находим чугунные лемеха, каменные дороги, остатки, может быть, городских поселков".

     В свою очередь "А.П. Окладников (1937) рассматривал бурятское земле­делие как реликтовое (!?), как пережиток древней земледельческой культуры, неко­гда весьма развитой в Прибайкалье, остатки которой были обнаружены не толь­ко в археологических памятниках, но и в разрушенной ирригационной системе в долине (реки) Баргузина" ("Буряты", Отв. ред. Л.Л. Абаева. 2004). Несколько более предметное рассмотрение данного вопроса показывает, что, как известно, во времена Тюркского каганата (V-VII вв. н.э.) племя баргутов (одно из древнейших тюрко-монгольских племён) называлось байерку. И это племя изначально входило в состав тюркско-телесского объединения племен и кочевало по землям нынешней Монголии (и земледелием не занималось), а позднее переселилось на территорию нынешней Бурятии и Забайкалья. Баргуты (близки по культуре и языку бурятам) занимались скотоводством и мотыжным земледелием. В Баргузинской долине (крупнейшая, межгорная котловина на северо-востоке Бурятии) сохранились следы древних пашен и разветвлённые ирригационные системы с названиями "Баргутские канавы" или "Баргутские ямы".

     Вместе с тем, предполагается ("Буряты". 2004), что связь бурятского земледелия с монгольским пред­ставляется маловероятной именно "потому, что... монгольское земледелие испытало влия­ние китайской агрокультуры, которое трудно усмотреть в архаическом бурят­ском хлебопашестве".

     И, тем не менее, всё это (стремление к оседлости, множественная и яркая матриархальность) может свидетельство­вать о том, что некие далёкие предки бурят (протобуряты) длительное время (где-то) занимались земледелием и вели оседлый образ жизни (а отголоски (память) далёкого прошлого о подобном образе жизни теплились, звучали веками, и обрастали легендами и поверьями). "Надо сказать, - пишет Б.Б. Дашибалов ("Истоки...), - что земледельческая тематика в (бурятском) фольклоре имеет широкое распространение и, несомненно, древние корни". Так, "Абай Гэсэр обращается [не в быка или в коня, но] в осла [архаическое представление] и пашет землю", а огненно-пламенный, тысячеглазый Гал Дулмэ (поэма "Великий Гэсэр") "использует просо в культовых ритуалах" (в китайских трактатах (примерно 2800 г. до н.э.), просо значится в числе пяти священных растений).

     Бурятский писатель Африкан Андреевич  Бальбуров ("Двенадцать моих драгоценностей"), профессионально знавший фольклор и историю своего народа (Б.Б. Дашибалов), усмотрев у бурят многие "древние земледельческие традиции", задается вопросом (редкое чувство Истории!!!): «Есть ли какие-либо конкретные следы того, чем жили и как хозяйствовали отдаленные предки нынешних бурят, были ли они всегда чистыми скотоводами, - (но) тогда откуда у них навыки великого искусства проводить орошение, тянуть канавы... А может быть, это искусство - живой рудимент, еще не ока­менелый остаток того, что бурятам в древности было знакомо и земледелие, основанное на искусственном орошении полей?.. И... Разве не видна в данных бурятского фольклора тьма-тьмущая сведений о земледелии? Откуда в улигерах бесконечные упоминания о... рисе и просе? Откуда вошедшее в саму ткань «Гэсэра»... не эпизодом, а целой главкой, повествование о том, как волосатое чудовище Лойр Лобсоголдой превратил побежденного на время Гэсэра в осла и пахал на нем землю?".

     Следует отметить, что и Б.Б. Дашибалов, и ряд иных учёных возводят "бурятское земледелие" к "курумчинской" (тюрко-сибирской)  ар­хео­логической культуре (однако (см. по тексту) раннеземледельческие культово-мифологи­ческие представления бурят древнее на могие тысячелетия).

     Любопытно (Л.Ц. Халхарова "Этнокультурное пространство Монголии...". Россия-Монголия. 2014) и то, что традиционным "своеобразием бурятского скотоводства является использование загонов, навесов и са­раев для скота в зимнее время, заготовка сена"; а это свидетельствует о пастушестве, некогда практиковавшемся в производящем хозяйстве бурят, вероятно, и в далёком прошлом. "Обычное [традиционное] сочетание земледелия и скотоводства, т.е. следы былого синтетического хозяйства, мы находим в наших материалах у бурят и в XVII веке". И как далее пишет А.П. Окладников ("Очерки истории западных бурят-монголов". 1937), буряты уже в Забайкалье "жили в прочных [круглых] жилищах, типа землянок, небольшими поселками и заимками".

     "Фольклор убеждает... что предки бурят были охотниками, рыболовами и собирателями и жили в условиях материнского рода" (А.П. Окладников. "Очерки...". 1937). И характерно, что у бурят отчётливо выявляется традиционное (предпочтительное) почитание женских божеств. Так, Л.Ц. Санжеева ("Репрезентация религиозно-культурных традиций...", Сб. "Россия-Монголия". 2014) сообщает, что "Бурят-монголы до сих пор поклоняются небу, называя его "Хухэ мунхэ тэнгэри", причем, во всех трех словах обнару­живаются корневые морфемы именно женского начала". Характерно и то, что у бурятского народа всегда пользовались особым почитанием родственники по материнской линии (очевидные следы бытовавшей матрили­ней­ности). Отмечается ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002), что "По совокупности фактов можно заключить, что односторонний кросскузенный брак, предполагавший женитьбу юноши на дочери брата своей матери, был более предпочтительным у всех этнических групп монгольских народов" ("был наиболее ранней формой брака у предков бурят"). Как подмечено Г.Н. Потаниным, во время камлания имя человека связывалось только с наименованиями предков по материнской линии (обычай "утха"); при этом "отцовский род вовсе не упоминался" (А.П. Окладников. 1937). Изве­ст­но, в частности, что предводительницей (вождём) племени (союза племён) хори какое-то время была героическая Бальжин хатан. "Из старинных народных преданий и из шаманских "призываний" (следует), что женщины... посвящались в шаманы, даже и в высший ша­манский сан" (М.Н. Хангалов).

     Следы матриархальных представлений о роли женщины в социуме отчётливо выражены и в следующем обычае: "Прежние буряты, выдавая своих дочерей замуж, снабжали каждую конем с полной верховой сбруей; кроме того, давался им колчан со стрелами, запасные стрелы, лук с саадаком и прочее необходимое снаряжение для войны и охоты. Из этого видно, что женщины играли немалую роль в облавах (охоте) и военных походах" (М.Н. Хангалов Собрание сочинений". 2004).

     Замечено (Ф. Алекперли «Тысяча и один секрет Востока», Т.II), что и древним тюркам были при­сущи многие обычаи матриархального уклада, нашедшие, в частности, отражение в эпосе (VII-XI вв. н.э.) «Китаби-Деде Коркут»: «Кан-Туралы глаза приоткрыл... видит: невеста его на коне, и конь, и сама [девушка] в броне, с копьем в руке... [как] царь-девица!» (все тюркские женщины были обучены военному делу и умели держаться в седле (Z. Gokalp «The Principles of Turkism». 1991)).

     Несомненно, что у бурятской женщины, как и во всей Ойкумене, в качестве куратора всех её жизненных стадий воспринималась Великая богиня (она же - богиня войны и победы (к примеру, Иштар)). Так (М.Н. Хангалов), перед свадьбой у девушек заплетались косы на висках: с правой стороны - 9 (астральная символика (как 3 по 3), связанная с богом Луны), а с левой ("женской") стороны - 8 (символика, соотносимая с матушкой Солнце). Так ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002), бращаясь к Солнцу, говорили: "Хозяйка Солнца, ласковая Юрэн-хатан, восьмикруговая"(считается, что Солнце изображалось 8 концентрическими кругами, а Луна - 9). Подмечено (Г.Р. Галданова), что в бурятском эпосе встречается и "выражение "восьминожное Солнце-мать" (в одной бурятской сказке говорится о девушке, едущей на восьминогом коне; к примеру, у кельтов известна восьминогая лошадь, доставлявшая погибших в битвах героев на Небо).

     Архаичные сакральные числа бурят хорошо представлены, в частности, объёмами голов различного скота, входящего в калым. Так, у М.Н. Хангалова приводятся разновариантные объемы калыма (и его составляющих): 106 голов (сумма 7 (1+6)), 99 гол., 85 гол. (в сумме 12), 30 гол., 23 гол. (в сумме 5), 25 гол. (5 раз по 5), 21 гол. (3 раза по 7), 20 гол. (два раза по 10), 16 гол. (2 раза по 8), 15 гол. (3 раза по 5), 1.

     Как отмечает учёный: "На небе как жизнь, так и семья воспроизводится по бурятскому образцу... потомство же... чаще всего 3 или 3х3 (3 раза по 3) или 9х3 (3 раза по 9), по отношению к детям мужского пола, дочерей же только одна". Или - "сыновей Армаевых - 10, сыновей Тальниевых - 5" (патриархальное возрение).

     Итак, у бурят следующие числа традиционно считаются сакральными (как и во всём Древнем Мире (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет)): 1, 2, 3, 4, 5, 7, 8, 9, 10, 12, 30 (лунарное число) и, видимо, 99 (число всех тэнгэринов - 99: "западных" - 55 (в сумме 10 (число соотносится с (патриархальным) хтоническим культом бога-отца), и "восточных" - 44 (в сумме 8, - число соотносится с раннеземледельческим культом богини -матери)); где 3, 4, 8, 9 и 12 - астральные (небесные) эмблемы; а 5, 7 и 10 - хтонические (7 - число Земли). Числа 1 и 2 (как идентифицирующие характеристики) соотносятся с Единым богом и его двумя ипостасями. Следует отметить, что число 9 и у китайцев считалось одним из наиболее сакральных.

     Матвей Николаевич Хангалов (Собрание сочинений". Т.1, 2004) приводит описание свадебного обычая, по-видимому, у древних у кочевых бурятов-охотников (артель (группа) "зэгэтэ-аба", где "аба" - "облава"), совершаемого у родителей (и родичей) жениха преимущественно летом). Примечательно, что о присутствии на торжестве какого-либо жреца не упоминается. Главным же сакральным распорядителем считался "вождь" (начальник) этой ("первобытной") артели/группы "зэгэтэ-аба" охотников, выступавший как полномочный представитель воли божества (подобное выявлено, в частности, у шумеров и аккадцев при отправлении ими культа личного бога). Отмечается, что позднее управление ("первобытными") сообществами "зэгэтэ-аба" перешло "в руки шаманов", которые их и возглавили (при этом верховный шаман - и верховный жрец, и главный полководец, и для зэгэтэ-аба - главный начальник (распорядитель); т.е. налицо период теократии и у бурят, как типичная ранняя форма правления в социально не дифференцированном обществе (считается, что должность верховного "шамана-галши" была наследственной; и "шаман-галши имел свою свиту... из рабов")); что, как представляется, инициировано у бурятов традиционной сакрализацией роли "вождя" зэгэтэ-аба (далее, как принято полагать, сообщества "зэгэтэ-аба" распались вследствие развития скотоводства, а "шаманы-начальники [типа "царь-жрец"] потеряли власть и сделались простыми [жрецами - обычными] шаманами" (М.Н. Хангалов)).

     Итак, около специально выбранной (но не срубленной) березы ("тургэ"), разводился костёр и устанавливался соответствующий онгон - божество-покровителница, видимо, семьи/рода (М.Н. Хангалов далее по тексту приводит более поздний вариант обряда, - с шаманами и юртой: "срубают березку, т.н. "тургэ", ставят ее перед юртой жениха, и к ней привязывают домашнего онгона... старики и почетные лица со стороны жениха садятся у огня, образуя полукруг (и ждут)"). После прибытия невесты и её сопровождения все присутствующие, с женихом и невестой во главе, трижды просят "вождя" о принятии невесты в его (со стороны жениха) "зэгэтэ-аба", и тот трижды (после каждой из просьб) благословлял девушку (а она трижды кидала в его грудь по куску твердого жира, что и делало роль "вождя" сакральной, приобщая того к божеству в качестве доверенного лица и жертвополучателя (как адресата части (трети) дара)). После чего вначале жених, а потом и невеста бросали в огонь по три куска (жертвенного) жира (который, быстро сгорая, возносился в Небо); а затем, стоя у берёзы ("тургэ"), кланялись огню и онгону (что свидетельствует об использовании у бурят статуэток божества задолго до расцвета эпохи "шаманизма"). Затем невеста с молитвой совершала возлияние огню (здесь умилостивительная жертва "матушке" Солнцу) расплавленным жиром из сосуда (выливала жир в огонь) и потом (если молитва и дар принимались богиней) "клала в огонь несколько поленьев, а лежавшие уже там полена передвигала" (при это никаких негативных эксцессов не должно было наблюдаться (т.е. богиня благосклонно не возражала), и тогда девушка, ставшая женой, допускалась свыше к "святая святых" - к огню семьи мужа (так, если у бурят кто-либо умрет бездетным, то о нём говорят: "огонь его потух")).

     Как представляется, всё это обрядовое действо соотносится исключительно с культом Великой матери - покровительницы брака, семьи, дома (хотя обряд, вместе с тем, проводится и в обычаях патриархального уклада (выплачивался и калым за невесту)). Здесь белая берёза - эмблема богини (её священное дерево; так, из березы изготовлялись опорные столбы для юрты), а огонь (около матери-берёзы) - "небесный, женский" (трёхкратное повторение астрального числа 3 (всего 9 кусков)). Однако отмечается (Г.Р. Галданова. 1987), что (в общем случае) брачный обряд у бурят предусматривал (содержал ритуалы) исполнение невестой роли снохи по отношению к божествам Луны и Солнца, как к свекру и свекрови (как прародителям рода мужа).

     Следует отметить, что подобный архаический обычай (того же назначения) встречается и у иных этносов Ойкумены. Так (А.Е. Снесарев «Этнографическая Индия». 1981), у индоариев жених, творя молитву, обводит невесту вокруг огня костра или домашнего очага три раза (в "женском" направлении - слева направо (по часовой стрелке)). В Эстонии же невесту перед венчанием подводили к определенному (священному) дереву, затем дерево поджигали, после чего невесту трижды обводили вокруг тлеющего ствола (Л.Я. Штернберг "Первобытная религия в свете этнографии". 1936). Заметим, что из этих трёх описанных обрядов бурятский представляется наиболее полным, т.е. наиболее древним.

     Подмечено ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002), что "отголоски группового брака у бурят (эхиритов) проглядывают в обряде "хашарагай улдэлгэн", название которого исследователи традиционно переводят как "гоньба (?) телки". Характерно, что во всех приведённых примерах, иллюстрирующих этот древний обычай, фигурируют одна женщина (или самка) и несколько мужчин (или самцов), что идентифицирует данную полигамию (если таковая и была) как полиандрию, что типично для матриархата. Так, в Древнем (и средневековом) Тибете существовали три формы брака: моногамия, полигамия и полиандрия.

     Примечательно, что у прибайкальских бурят и сегодня бытует обычай (традиция) привязывать ленточки на ветвях некоторых деревьев (в особых священных местах) или к специальным столбам для коновязи (на такую ленточку писались старомонгольским вертикальным письмом определённые молитвы, обращённые (возносимые) к небесам; характерно, что пиктографическое вертикальное письмо дожило в Бурятии, практически, до современности (следует отметить (просматривается) параллель к древнешумерскому пиктографическому письму - сверху вниз и справа налево)). Как известно (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), подобные ленточки, развешиваемые на священных деревьях, у многих этносов издревле соотносились с культом раннеземледельческой Великой богини.

     Столбы же для коновязи ("сэргэ") сооружались у бурят только в связи со свадьбой и со смертью (и то, и другое "курировала" Великая мать). Изготовлялся "сэргэ" (по Д.С. Дугарову) преимущественно из берёзы; и он символически адекватен (даже судя по его др.-тюрк. названию) дереву. Можно полагать, что столбы "сэргэ" тождественны столбам-"ашерам", также заменившим деревья (эмблемы Великой матери, богини Неба), поскольку "традиционная форма навершия бурятских "сэргэ" (и у эвенков) - "коническая" (см. по тексту), представлявшаяся как "зула" - "свеча, светильник" (Небо - источник света), а средняя и нижняя части "сэргэ" вырезаны - как биконическая фигура (т.е. жизнь порождается на всех небесах). Помимо этого на столб "сэргэ" (высота 1,7-1,9 м) наносилось три (параллельные) кольцевых канавки (символика устройства небосвода ("три неба")).

     Примечательно (А.П. Окладников, А.И. Мазин "Писа­ницы бассейна реки Алдан". 1979), что в устье реки Илим-Орго-Юрэх (а также и у писаных скал по рекам Большой Онон, Геткан, Ковуйбут и др.) обнаружены типичные "сэргэ", которые в охотничьей магии эвенков Верхнего При­амурья и верховьев Алдана воспринимаются (сохранили значение) как идолы (с названием "шинкены"). Эти деревянные божества - идолы-шинкены (верхняя часть столбика/"чурбач­ка из лиственницы" обозначает голову духа-шинкена), соотносятся "с хозяйкой тайги, рек, зверей ("бугадой")" (т.е. с архаичной Всеобщей матерью, богиней Неба).

     О правомерности предположения о соотнесении "сэргэ" с "ашерой" говорит и то, что столбы "сэргэ", по-видимому, с определённой ("мужской") символикой навершия (веро­ят­но, в виде цилиндра), "устанавливали... мужчинам... имеющим детей... на похоронных ме­с­тах" ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова).

     Характерно, что в патриархате, когда небо более не соотносилось с женским божеством, "женщины (у закаменских бурят) не должны были [не дозволялось] привязывать своих лошадей к "сэргэ" ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002). При этом первоначальное, раннеземледельческое, значение данной символики было, по-видимому, позабыто либо переосмыслено, поскольку считалось, что верхний круг соотносится с небом (небожителями), средний - с землёй (Земля ("этот (лучший) мир") - срединный мир, согласно шаманистским представлениям), и нижний - с преисподней (иномиром, "Землями предков").

     Примечательно, что и у эвенков, "сохранивших немало архаических элементов в духовной культуре" ("Буряты". 2004), бытовало представление о том, что вселенная состоит из трех миров: верхнего... среднего... и нижнего... Считалось, что верхний и нижний миры недоступны простым людям... Что касается среднего мира, то он удивительно совпа­дал с понятием о священной родовой территории" (на земле). Показательно, что и хакасцы (хакасский язык относится к староуйгурской группе восточнотюркской ветви тюркских языков) представляли мир, состоящим из трёх сфер: верхней (небосвода), средней (собственно земля) и нижней (недр земли). Так, принято полагать (антропологи Г.Ф. Дебец, В П. Алексеев), что "антропологический процесс этногенеза хакасов явился результатом смешения европеоидного типа афанасьевско-тагарского населения Минусинской котловины эпохи бронзы с низколицым монголоидным типом, начавшим проникать сюда в начале тагарского времени" (южносибирская "афанасьевская" археологическая культура - IV/III-II тыс. до н.э. (см. ниже); "тагарская"  культура - VIII-II вв. до н.э.). И поскольку носители "тагарской"  культуры обычно характеризуются как европеоидный тип, и, по мнению Н.Л. Членовой (1967), даже были ираноязычными, то, как представляется, у хакасцев доминировали устоявшиеся патриархальные воззрения.

     Характерно также и то, что подобное же трёхчастное деление Мира выявлено и для "окуневской" культуры (проявилось, как считается, в изваяниях (т.н. "каменные бабы" или "енисейские идолы" - антропоморфные менгиры). Известно, что каменные бабы (эмблемы Всеобщей матери) устанавливались на курганах ещё носителями ямной культуры. Примечательно, что даже в 1722 г. сподвижник Петра I Д.Г. Мессершмидт наблюдал в Минусинской степи обряд поклонения хакасцев древним "каменным бабам".

     Уместно отметить (миф «В предвечные дни, в бесконечные дни»), что шумерское "Мировое древо" (дерево «ху­луппу» (ива)) также символизировало небо (крона), землю (ствол как середина дерева) и её недра (корни), однако в этом шум. мифе устройство небосвода не оговаривается (т.н. "вертикальная модель мира"). Заметим (С.Д. Дугаров (1991); М.М. Содномпилова (2005)), что у бурят, калмыков и монголов "красная ива" ("уд/удн") считалась священным деревом, способным уберечь дом от молнии.

     Упомянем и ясень "Иггдрасиль" - "Мировое" древо германо-скандинавской мифологии, объединяющее 9 «миров», сучья (крона) которого «простёрты над миром (землёй) и поднимаются выше неба» (в кроне «Иггдрасиль» (как и на "хулуппу") обитает орёл, а в корнях, которые уходят в царство мертвых, - змеи (и дракон), и под тремя корнями расположен источник, у которого живут три "норны" (богини судьбы)).

     Согласно же более развёрнутым "космологическим представлениям тибетцев [считается, что у бурят (а таже монголов, тувинцев и хакасцев) - буддизм тибетского толка (у тибетцев же усвоение и адаптация буддизма начались практически в VII веке н.э.)], Мир [также] обладает тройственной структурой - низ, середина, верх, [но] где небо является... пространством, в свою очередь делящимся на верх, середину и нижнюю часть" (Л.Л. Абаева "Культ гор и буддизм в Бурятии". 1991), о которой (о последней, нижней части, - "дне небосвода"), в частности, у бурят тоже существовало (оригинальное) представление (см. по тексту). Характерно, что и у китайцев небосвод представлял собой сложную структуру и, в частности, состоял (С.М. Георгиевский) из девяти "сфер (сводов)", причём нижняя сфера неба (важнейшая) носила название "Сянь-Тянь" ("Первоначальное небо", перевод Н.В. Абаева), и была расположена непосредственно над вершиной горы Кунь-лунь; а остальные назывались "Хоу-Тянь" ("Последующие небеса"). Однако в позднем даосизме (как и у тибетцев) верхний Мир (небосвод) был разделён на три сферы («три чистоты»). Так, у даосов мировая гора Кунь-лунь связывала тройственную структуру Мира, а также считалась местопребыванием др.-китай. бога Неба Хуан-ди; и, вместе с тем, "местом жительства (пещера в горе) Владычицы... Си-ван-му" (К.М. Королёв. 2007), "царицы-матери" (всё ещё ведавшей жизнью и смертью), в прошлом - Великой богини, представлявшейся в зооантропоморфном облике (очевидно, что и сдесь налицо инверсия по гендерному признаку). Согласно трактату «Чжуанцзы» на горе Кунь-лунь (как и на Меру) тоже жили бессмертные небожители "тянь-сянь" ("ездили" на облаках, подобно ханаан. Баалу или библ. Господу). Знаменательно (проф. Н.В. Абаев), что "ранние даосы эпатировали... конфуцианские ценности" (острая идеологическая борьба за паству).

      Существует мнение (Д.С. Дугаров "Исторические корни...". 1991), что древний хори-бурятский обрядовый танец "нэръелгэ" (этот ритуальный танец исполнялся людьми, образующими две параллельные шеренги, нередко из парней и из девушек) связан с культом неба (так, монг. "нар" (бурят. "нара") означает "солнце", а тадж. и узбек. (восходящее к др.-тюрк.) слово «нур» значит "свет"), т.е. выражение "нэр-(ъ)ел", интерпретируемое как "божественный свет; свечение божества", указывает на почитание (культ) местной солярной богини (матушки Солнце). Вместе с тем показательно, что на одной из "Шишкинских" писаниц обнаружено изображение, которое интерпретируется как курыканский танец (А.П. Окладников; Д.С. Дугаров). Здесь (помимо прочего) показаны две группы людей, держащихся за руки, причем справа - девять фигур, а слева - восемь. В свете сакральной символики (аналогия - косички на голове невесты) правая группа (9 человек) соотносится с богом Луны, а левая (8 человек) - с богиней "Матушка Солнце" (т.е. в подобном танце возносится моление одновременно обоим божествам). И если название танца ("нэръелгэ") древнее писаницы, то первоначально исполнением этого танца "фимиам курился" Великой богине Неба в солярной ипостаси.

     Характерно, что древний круговой танец (хоровод) "ёхор" (заметим что в термине "ё-хор" др.-егип., армян. и хурр. "хор" означает "небо") исполняется, как пишет С.П. Балдаев (1959), только у западных бурят. Здесь группа танцующих, держась за руки и покачиваясь, с пением движется вокруг костра всю ночь медленными шагами по кругу (так, в круговом танце - "хатарха", танцующие движутся "по солнцу" (М.Н. Хангалов)), т.е. по часовой стрелке - слева направо (что соотносится и с отправлением культа Великой богини, и с культом её персонифицированного проявления - "Матушки Солнце"). При этом на припеве движение убыстряется, шаги сменяются подпрыгиванием (поют и подпрыгивают и в танце "хатарха" ("как один человек, скачут вверх"), - подобно библейскому царю Давиду в религиозной процессии (ХI в. до н.э.)).

     Как известно (М.И. Зильберман "Земля Ханаанейская". Инет), одна из ряда характерных (типичных) черт раннеземледельческой обрядно­сти - куль­товый «круго­вой» танец ("хоровод"), как архаическая форма богослужения, засвидетельствован в Анатолии ок. VII тыс. до н.э. (предтеча - в камнях (колоннах) Гёбекли Тепе), на печатях из Северной Месопотамии (IV тыс. до н.э.) в Тепе Гавра, у ханаанеев (ряд угаритских ритуалов предусматривал танец (пляску) царя, - KTU 1.106; 1.112; 1.119), у хатти (А. Голан), у народов Кавказа и евреев. Характерно, что слово (на иврите и ханаанейском) "хаг" - "религиозное праздне­ство", первоначально у ханаанеев и означало "круговой (ритуальный) танец" в честь богини Неба: "юноши, вставши в круг, начали пляску свою" (угарит. миф "Волшебный лук"). Жрецы Ваала (Ханаан), согласно 3Цар.(18.26), ритуально танцуя, «скакали у жертвенника». На еврейском празднике Лаг-ба-омер, все танцоры тоже подпрыгивают. У шумеров при отправлении обряда поклонения богине Неба Инанне ("От начала начал. Антология". Под ред. В.К. Афанасьевой.1997) "младые мужи с обручами поют ей... через верёвки и шнуры цветные, - кто выше, скачут перед ней они" (подпрыгивают, чтобы приблизится (быть поближе) к божеству Неба).

     Весьма знаменательно ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002), что у бурят выявляется и традиция регулярного проведения раннеземледельческих мистерий плодородия, - т.н. "оргиастических игр" ("наадан"), которые "имели место и во время... свадеб... и во время весеннее-осенних праздничных молений". И как полагает Н.Н. Велецкая. "Языческая символика славянских архаических ритуалов". 1978), их традиционное назначение, как издревле в Ойкумене, "было связано с представлением о стимуляции [растительного] плодородия» (с целью увеличения урожая).

     Один из важнейших праздников монгольских и некоторых тюркских народностей, символизирующий обновление человека и природы, открытость и чистоту помыслов, а также надежду на всё новое, прекрасное и доброе, знаменующий начало весны и приуроченный к началу Нового года по лунному календарю, - Сагаалган (цагалган).

     У бурят в старину Цагалган (монг. "Цагаан сар"; бурят. "Сагаан hара) справлялся осенью (считается, что название праздника происходит от монг. слов "цагаан" - "белый" и  "сар" - "месяц, (народившийся, молодой) серп", а также у бурят ("сар") в значении "буйвол (телец)", т.е. "Цагаан сар" может означать у бурят-монголов "Белый телец", - небесный бык как бог Луны и проявление богини Неба). Характерно, что термин "цагаан" входит в наименования важнейших бурятских божеств древности: солярной богини Неба "Буга саган хатан" и её супруга лунарного бога "Бурал саган ноён"; а, как известно, белый, дневной свет; молоко, порождаемое Великой матерью, богиней Неба (и молочные продукты); белая соль; белые одежды (к примеру, одежды жрецов-друидов) и прочее белое, - соотносились с культом богини и её проявлений. Примечательно, что в бурятском языке термин "сагаалха" означает (разбросанная полисемия) и "побелить" (сделать белым, - соотнести, приблизить к небосводу), и (тем самым) "задобрить" Небо.

     О связи этого праздника с небосводом, астральными божествами, говорит и то, что регламент Сагаалгана содержал именно три основные стадии: канун Нового года, первый день наступившего Нового года и остальные (прочие) дни праздника.

     Так, Марко Поло ("Описание мира"), современник Хубилая (внука Чтнгис-хана), присутствовал на царском (ханском) праздновании Сагаалгана. Знаменитый путешественник рассказывает: "великий хан и все его подданные... по обычаю... одеваются в белое, и мужчины и женщины... весь народ друг другу дарят белые вещи". Так, у бурят к празднику готовили и подарки из шелка, преимущественно голубого цвета (цвет безоблачного, ясного Неба). Показательно и то, что при вручении какого-либо подарка (традиционный ритуал) в руках (на руке) у дарителя должен был находиться длинный шёлковый шарф (украшенный сакральным орнаментом и бахромой) голубого цвета - т.н. "хадаг" (тибет. "хадак" означает "небо"), на котором и находился (лежал) подарок (т.е. магически инициировалось присутствие (участие) в акте дарения богини Неба; предварительное нахождение (пребывание) подарка на "хадаке", т.е. на небе, вполне можно трактовать и как "небесный" подарок, как дар Неба). Считается, что ритуальный шарф "хадак" - один из буддийских символов. Однако, как представляется, пользование им как сакральным атрибутом, соотносимым с культом богини-матери (впоследствии - универсальным даром), должно восходить у бурят к неолиту (архаичная традиция: "хадаг" привязывался к ветвям священных деревьев).

     Несомненно, что молочная пища Сагаалгана - это, прежде всего, ритуальная (благодарственная) трапеза, связанная с культом Великой матери (её участием в коллективной трапезе рода/племени (ещё палеолитическое представление)). Подобной пище из молока придавалось, как считается, и магическое значение (т.е. обретение (возобновление) покровительства и зашиты Всеобщей матери). Традиционный ритуальный праздничный подарок - национальное мучное блюдо "борцок", которое готовилось из пресного теста и жарилось в кипящем жире (т.е. варилось). Отметим, что мучное блюдо, да ещё и приготовленное не на открытом огне, по назначению - дар исключительно Великой богине-матери (поднося подобные дары друг другу, люди тем самым одаривали Великую мать).

     По традиции, прежде чем приступить к праздничной трапезе, хозяева проводили обряд "далга" - совершали жертвоприношение (подносили угощение) хозяину домашнего очага. Данный обряд сопровождался такими словами упования: «Отзвенел старый год, наступает Новый. Совершаю жертвоприношение грудинкой белой овцы. Пусть в доме будет тепло и светло. Да исчезнут смерть и страдания, да установится счастье и благополучие (в доме), да прибавится жизненная сила». Далее отрезали три кусочка мяса, брали по три куска от всех яств со стола и бросали в огонь, капали (возливали) три раза молочной водкой.

     Следует отметить, что в раннеземледельческий период куратором жилища (дома) считалась Великая богиня (жертвоприношение овцы - по назначению дар богине-матери). Так, по мнению М.Н. Хангалова, даже первоначально (в период общинной зэгэтэ-аба) у бурятов устраивались круглые, конусообразные жилища (шалаши) из жердей (верхние концы которых связывались), покрытых ветвями, берестой или шкурами (с очагом внутри), позднее - из войлока. Заметим ("Древний человек и божество". Том 1. 2017), что круглая юрта с конусообразным верхом символизировала лоно (чрево) Великой богини-матери (как, к примеру, древние (IV-V тыс. до н.э.) храмы на острове Мальта), пребывание в котором обеспечивало жильцам юрты постоянное обновление и долголетие. Так (по материалам С.П. Балдаева), в одном молении (призыве к бездетным мужу и жене) говорится: "Хранящей вас в своем умай (т.е. в лоне) Будан-хатан матери (Будан-хатун иби) кланяйтесь!". Весьма характерно (М.М. Содномпилова "Семантика жилища в традиционной культуре бурят". 2005), что "к числу распространенных мотивов на куполе юрты относится узор «кошкар муйиз» - «рога барана», присутствующий и в орнаментике монголоязычных народов". Как известно, эта, широко распространённая в Ойкумене, палеолитическая символика: рога барана (рогатый баран), исходящие (растущие) из лона (тела) Всеобщей матери, - означает произрастание побегов растительности, перманентно порождаемых богиней (а рисунок - моление об этом).

     Приношение же очагу согласно ритуалу "три по три", свидетельствует, что очаг первоначально (и долгое время) счи­та­лся "женским", а огонь в нём соотносился с "небесным" огнём. При этом "Археологиче­ские находки - женские статуэтки, обнаруженные в непосредственной близости от домашнего очага, и этнографический материал говорят о том, что у большинства народов Сибири почитание домашнего очага составляло функцию женщин (как "жриц" огня)" (Г.Р. Галданова "Доламаистские верования бурят". 1987).

     Вместе с тем, Великая богиня и источник света, и владыка смерти и жизни (у бурят издревле существовало воззрение, что человек и рождается на земле по воле Неба (т.е. Великой матери), и участь его (монг. "участь" - "хувь заяа" (где совр. "хувь" - "часть, процент"); у бурят. "судьба" - "заяан"; а также ("судьба, участь") и "хуби заяан", где "хуби" - "доля, участь, судьба"). И судьбой человек наделяется, получая душу "сулдэ" от богини "Заяши" (и поскольку в выражении "заяа-(а)н" монг. слово "заяа" означает "участь", то само выражение может значить "Небесная (от неба) участь, судьба"; т.е. получаемая от Великой богини (через её проявления). О том, что и у бурят Великая мать представлялась владычицей жизни и смерти, говорит следующее поверье: "если у больного (долго болеющего) человека появится желание постоянно есть молочную пищу, то больной (обязательно, хотя и) медленно будет поправляться (богиня мать его милует и посылает знак).

     Следует отметить, что, в частности, у агинских бурят (усвоивших и адаптировавших патриархальные представления) один из 55 западных тенгриев носил наименование "Одон Заяан тэнгри", которое можно трактовать как "Судьба (от) звёздного неба", т.е. по-видимому, именно у него содержались все "сути, сущности", определяющие характер, способности и возможности человека (нечто, подобное шум. "МЕ"). Ещё один из этих 55 тенгриев носил название "Заяаши тэнгри" и который, как полагает Г.Д. Нацов ("Материалы по истории и культуре бурят".1995), "дает жизнь всем существам", т.е. как и богиня Заяши (сменив пол, но не имя) этот небесный бог наделяет младенцев (во чреве матери) душой "сулдэ", предварительно наполнив её с соизволения и одобрения "Одон Заяан тэнгри" (Владыки судеб). Как известно, существовали обряды "испрашивания сулдэ". И как установлено ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002), "основные объекты", к которым обычно обращались (помимо конкретных божеств): очаг, дерево, гора, пещера, "обо" (т.е. все перечисленные объекты первоначально соотносились с культом Великой матери).

     Принято полагать, что в XVII веке "Цаган Сар" был воспринят буддизмом и адаптиро­ван в соответствии с ритуалами и мифологией этой религии. Важно отметить, что восто­ко­веды Доржи Банзаров и Гомбожап Цыбиков, изучавшие исторические корни Сагаал­гана, предполагают, что этот праздник возник значительно ранее буддизма (несомненно, что буддизм заметно обогатил многослойную бурятскую мифологию).

     Знаменательно (и вполне естественно), что и буддийская мифология связала праздник Цаган Сар с богиней монг. "Балдан Лхамо" (тибет. "Палдан Лхамо" (сближается с образом Кали). Считается, что Палдан Лхамо - хранительница (т.е. владычица) тайн жизни и смерти (следовательно, и ей присущи функции Всеобщей богини-матери), которая (Палдан Лхамо как проявление Великой богини) почитается (бытует мнение) у монгольских народов, и, в частности, у бурят (экстраполировавших свои весьма неоднозначные (неоднородные по причине чередования эпох различных, часто взаимоисключающих, верований) шаманистские воззрения на образ данной (новой для них) богини), как Великая Мать, - по-видимому, как мать-земля, в той или иной степени (по многовековой традиции) продолжавшаяся соотноситься с небом, поскольку носит наименование "Охин Тэнгри" (где монгольское "охин" - "девушка", т.е. она, эта богиня, как супруга Великого Тэнгри, - всегда представляется в облике юной, прекрасной девушки). Вместе с тем (А.П. Окладников), в частности, у нганасанов и «хозяев земли - два» (сосуществование (многослойность) воззрений); один из которых - женское божество (как патриархальная "мать-земля"), а второй - "доброжелательный седой старик" (одно из проявлений локального архаичного бога-отца, как традиционного бога земли и её недр).

      Примечательно, что богиня Балдан Лхамо иногда упоминается вместе с т.н. "Белым Старцем" (богом Луны), - традиционным буддийским (?) воплощением плодородия и долголетия (как принято полагать). Белый Старец (он же и "Седовласый господин"; он же "Бурал саган ноён", а также и "Саган Убгэн") является важнейшим персонажем праздника "Цагаан сар". В день праздника, ранним утром, хозяин каждого дома, выйдя за его порог, совершает возлияние (свежим чаем) предкам и "Белому старцу (Саган Убгэну)", как первопредку, который вечером посещает каждую юрту своих многочислен­ных отпрысков ("... (В) праздник вечного месяца... звёзд касаясь острой бородкой, путь к земле сиянием метит; приближается к юрте кротко").

     Следует отметить (С.М. Георгиевский), что и у древних китайцев (в китайском шаманизме) моления о здравии (и, в частности, больных детей), возносились небесным божествам, один из которых виделся (представлялся) "Старцем" (курировал здоровье и долголетие). Он же владел фолиантом (подобие "Книги Жизни", нечто похожее было и у бурят), где были записаны все даты смерти, а другой бог считался не только целителем, но и "признавался духом богатств и прибыли" (всё вышеперечисленное - кумулятивно атрибуты архаичного образа бога-отца).

     Как известно ("Древний человек и божество". Том 1) явление природы "Луна", издревле воспринимаемое как божество, и воплощенное в палеолите в образе Единого бога, при разделении ("расщеплении") Двуединого божества на женскую (богиня-мать) и мужскую (бог-отец) ипостаси и их персонификацию, все последующие века (в той или иной степени) сохранялось (видение Луны как божества) в их (Великих матери и отца) культах и проявлялось в виде разнообразных лунных эпифаний их образов (сакральная амбивалент­ность Единого бога).

     Так (С.М. Георгиевский «Мифические воззрения и мифы китайцев». 1892), у древних китайцев появление росы непосредственно связывалось с воздействием (влиянием) Луны (заметим, что оба начала - «инь» и «янь», связаны с Луной). Более того, роса считалась (соотнесение с порождающей (женской) субстанцией «янь») даже "водою Луны" и носила наименования "светлая вода", "небесное молоко (тянь-жу)". Такое название Луны как «дарительница жизни и провозвестница смерти» отождествляет её с образом Великой матери, - к примеру (В.В. Иванов. 1979), показательно этимологическое родство таких хетт. слов как "Аrma" - "Луна" и "irman(io)" - "болезнь, заболеть" (Великая богиня - источник болезней (в частно­сти, Лилит, Ламассу, Гула)). Вместе с тем хетт. "armah" означает "(с)делать беременной", что в свою очередь говорит о связи Луны с культом бога-отца (неиссякаемым источником зачатия ("тёмная" субстанция "инь")). Раннеземледельческие представления об амбивалентной (двуединой) природе Луны проявля­ются и в таком древнемонгольском новогоднем пожелании (молении):

      "Да будут люди в благополучии и благоденствии.

      Да будет большой приплод и зелёная трава.

      Да будет вода аршаном".

      (монг. "аршан" - "неиссякаемый родник пресной воды")

     Глубокой архаичностью веет от бурятских представлений о грозе, молнии, божествах, с этим связанных. Ещё в мезолите, в пору паритета обех ипостасей Единого бога, с молниями (одной из разновидностей "небесного" огня) соотносились и Великий огненный Змей (бог-отец), и богиня Неба, владычица высоких, небесных вод. В частности, в мифологии бурят известно поверье, согласно которому змеи могут летать; а, согласно сведениям Рапшд-ад-дина, "у монголов считается, что молния исходит от некоего животного, подобного дракону" (т.е. от небесного Змея).

     Так, символика, сопутствующая изображению (Саган-Заба) бога-отца (Рис.7 (Табл.4, Рис.2;"Петроглифы Байкала".1974)), где он (его рука, как, в частности, на Рис.3, опущена вниз) отождествлён с изображённым на нём Змеем: усечённый полуовал (небосвод), сверху которого (на линии сечения) показано 8 штрихов-лучей, а на остальной линии, образующей овал - 27 штрихов-лучей (как 3 раза по 3 и по 3), указывает на этого Змея, как на небесного, поскольку он белого цвета, т.е. "светится", а рога быка (как эмблема бога земли) специально не показаны (бог-отец в облике змея на небосводе - огненный, небесный Змей). Подобный же змей показан на рисунке "Змея (Рис. на ткани)" из монографии М.Н. Хангалова ("Собрание сочинений". Т.1, 2004; фрагмент из Рис. 2. "Онгон Ухан-хата"). Среди петроглифов Сакачи-Аляна, разумеется, также встречаются изображения змей (А.П. Окладников "Петроглифы нижнего Амура". 1971; камень №10, Табл. 13).

     

      Змеи Сакачи-Аляна

     Так (М.И. Зильберман "Древний человек и божество". Том 1. 2017. Инет), китайская богиня грома и молнии (главная жена Хуан-ди, бога Неба) "Лэй-цзу (имя толкуется как «гром-предок»), изображалась с третьим глазом на лбу, из которого лился поток белого света (ранее - богиня Неба, она так и осталась традиционным источником белого, дневного света). Весьма характерно и то, что Лэй-цзу виделась как мужское божество Лэй-гун, ибо ("Мифы народов мира. Энциклопедия". 1998) "в народе, однако, редко делалось различие между Лэй-цзу и Лэй-гун". Заметим, что Лэй-гун тоже божество грома (у китайцев эмблемой грозы часто является крылатый дракон (Змей)). На сохранившемся изображении (49.) Лэй-гун представлен (его рост примерно ок. 9 чи) с телом и руками мужчины (одет); его ноги трёхпалы с длинными птичьими когтями; его человеческая голова (в сложном головном уборе) с третьим глазом на лбу, снабжена клювом и свиными ноздрями; Лэй-гун крылат (все перечисленные свойства (сакральные характеристики) этого мужского божества соотносятся с образом Великой богини (он - бог-птица, как проявление Единого бога))". Так, в одном из китайских мифов рассказано, что как-то раз Великая мать, богиня Неба (возможно, "святая мать", "царица Неба" богиня Тьен-хун (А. Голан)), будучи не в настроении, прогоняет ударами могний с небосвода бога-отца в облике быка.

     Как известно, один из эпитетов Юноны - «Фульгура», что означает «мечущая молнии». На иврите слово «калираам» означает "громоотвод", однако многозначное шум. «раам» значит и «гром», т.е. термин «калираам» вполне мог восприниматься и как "гром (богини) Кали". Характерно, что и самодийцы, народы Северной Азии (к примеру, лесные юраки (Wald «Yuraken»)) грозу (гром и молнию) связывали с женской ипостасью Единого бога, поскольку их назва­ние грозы - «птица грома».

     Позднее же (в устоявшейся постнеолитической патриархальной традиции) гром и молния - атри­буты исключительно бога-отца, «огненного» небесного Змея (громовиков шум. Ишкура, акк. Адду, хурр. Тешшуба, бурят. Сахилган Саган тэнгри (по М.Н. Хангалову "хозяин грома - Хоходой-мэргэн"); а затем и громовержцев (Зевса, Хаддада, Тора, Перуна и т.д.).

     Итак, обратимся к восприятию бурятами грозы, молнии; посмотрим, что в памяти народной сохранилось (дошло) до наших дней из связанных с этим природным явлением архаичных представлений (по материалам Г.Р. Галдановой "Доламаистские верования бурят". 1987).

     Так, во время грозы бытовал обычай брызгать молоком (поверье - это действо отвращало удар молнии в освящённое возлиянием место и "уводило грозу" в другое). Другой обычай (в частности, у меркитов, не боящихся грозы) - надевать белые одежды, садиться на белого коня и на полном скаку кричать: "Я - меркит", что, как считается, означало (предполагало) заявление о том, что "я из рода беркута (птицы)"; т.е. я - твоё дитя, богиня-птица (поверье - эти действа могут "остановить (прекратить)" грозу в том месте, где находится меркит).

     В свете герменевтики сакральной символики (молоко, белые одежды, богиня-птица как родоначаль­ница) явствует, что взывают (возносят моление) к богине Неба, сотворившей грозу и "мечущей" молнии. И она, как Всеобщая мать, не может (и не станет) вредить своим отп­рыскам (т.е. налицо представление поры расцвета матриархальной раннеземледельче­ской культуры).

     В случае, когда удар молнии поражал что-либо (убивал или сжигал), представлялось (воспринималсь), что это одно из "тэнгри" (одно из небес) "спустилось (либо упало)" на Землю ("Тэнгри буугаа"), и надлежало вернуть его обратно на небосвод (так, у хат­ти/хеттов известен миф о том, что Луна (бог Луны) упал на землю и страшно перепугал этим бога Грозы, который и вернул его обратно на небосвод). Обряд, способствующий этому, носит название "буудал дэгдээхэ", что означает, как считается, "поднять вверх то, что спустилось с небес". Для проведения обряда (вокруг того места, куда ударила молния) втыкают в землю березки, а между ними водят хоровод девять юношей и восемь девушек - т.н. "дети [богини] неба" (по всей вероятности, эти молодые люди из таких родов, как "галзу(у)т" или "меркит", прародительницей которых считалась Великая мать). Далее на этом месте, из камней или жердей и веток, сооружали конусовидную конструкцию, призванную служить местом для жертвоприношений, и огораживали её. Затем к четырем столбам этой ограды привязывали различные ленты и лоскутки (поверье - возвращение "тенгри" на небосвод принесёт благополучие и процветание).

     И в этом случае (согласно принятой герменевтике) все сакральные эмблемы (белая берёза; круговой танец; числа 4, 8 и 9; развешанные ленты и лоскутки; конусовидная конструкция - ктеис лона богини-матери, её "дети") свидетельствуют о настоятельной, хорошо обставленной просьбе (молении) к Великой богине, дабы она забрала (подняла) упавшее "тэнгри" (представление эпохи раннего неолита). И поскольку наименование обряда "бу-уд-ал - дэ-г(е)-дэ-эхэ" можно истолковать как (соответственно) "старый бог-отец" - "божественный источник (порож­дающий) богов" ("Отец" - "Мать"); следовательно, этот обряд (согласно его атрибутике) посвящён женской (амбивалентной) ипостаси Единого бога.

     Так, Тарас Максимович Михайлов, завершая свою монографию "Из истории бурятского шаманизма", делает обобщающий вывод: "древнейшие пласты религиозных верований (бурятского) народа восходят к эпохе материнского родового строя, к палеолиту и неолиту... есть основание утверждать, что буряты так или иначе унаследовали культы тех отдаленных эпох, когда... общественные отношения (были) матриархально-родовыми".

     И возникает вопрос: где, в каком регионе Ойкумены, протобуряты могли быть столь непосредственно и надолго приобщены к представлениям матриархальной культуры (где у них (в неолите) мог­ли сложиться столь разнообразные, систематизированые, раннезем­ле­дельче­ские воззре­ния, реликты которых выявляются столь отчёт­ливо и многократно?), т.е. где (и когда) протобуряты могли веками заниматьсь земле­делием (прежде, чем начали мигриро­вать, попутно вернулись к охоте-собирательству, а затем занялись и скотоводст­вом)?

     И многие коссвенные свидетельства (к примеру, такие как тотем племени Хори, представления о душе и ряд др.), как видится (гипотеза), однозначно указывают на Южный Китай, как на прародину протобурят. О том, что в Древнем Китае процветала раннеземледельческая культура, убедительно свидетельствует, в частности, то, что там "храм Неба [заметим, что в выражении "храм Неба" - китай. "tiāntan", содержатся, видимо, ещё ностратиче­ские слова "ti" (жизнь) и "ān (небо); вместе с тем, "Анти (ānt)" имя богини Неба, супруги Ана; примечательно и то, что в китай. термине "жертвенник (jitan)" содержится слово "an"] обычно имел форму круга [типичная архитектурная символика, связываемая с Великой матерью, богиней Неба], а храм Зем­ли - квадратную (прямоугольную) форму [символика бога-отца, владыки земли]" (Н.В. Абаев); а знак в виде квадрата, разделенного крестом на четыре части служил в иероглифике идеограммой понятия "возделанное поле" (вся земля), как и в Евразии.

      Так, в Древнем Китае начали выращивать рис (первыми) примерно 10 тыс. лет т.н. (в 2016 г. обнаружено рисовое поле, датированное ок. 8 тыс. лет до н.э. (портал "Deccan Herald"), что указывает на пору зарождения земледелия в Китае). Бытует мнение, что первичное одомашнивание риса произошло в долине реки Янцзы, а сорт риса "Oryza sativa japonica" был выведен в Южном Китае. Примечательно, что в древних китайских трактатах, датируемых 2800 г. до н.э., рис значится в числе пяти священных растений (помимо проса, пшеницы, ячменя и сои).

     Характерно (подчеркнём), что в районах Китая, благоприятных для возделывания земли (таких, как Великая Китайская равнина или лёссовые области Шэньси и Шаньси), население Древнего Китая со времён неолита было преимущественно занято земледелием. Следы поселений в долинах Вэйхэ (современная Шэньси) и среднем течении Хуанхэ, датированных периодом 6500 - 5000 гг. до н.э., свидетельствуют об уже развитом сельском хозяйстве. Примечательно, что древнейшие керамические черепки, украшенные орнаментом с узорами «плетенки», обнаружены в Южном Китае. И эти находки являются свидетельством южной неолитической культуры, существовавшей значительно ранее 5000 г. до н.э.. Так (Жак Жерне "Древний Китай". 2004), земледельческая (в основном) культура Яншао (период 5150-2960 гг. до н.э.), известная по сотням (небольших и не слишком долго существовавших) стоянок, была распространена от Ганьсу до Великой Китайской равнины, включая южные районы Шаньси и Хэбэя (считается, что культура Луншань сформировалась ок. III-II тыс. лет до н.э. в нижнем течении Яндзы).

     Отметим (Л.С. Васильев "Древний Китай". Т. 1), что "могильники в этих поселениях, как правило, располагались неподалеку от поселков. Большинство могил представляют одиночные захоронения, свыше половины из них - с погребальным инвентарем" (т.е. бытовала концепция посмертного инобытия в "Мире предков" в преисподней); а детей (интрамуральное погребение) хоронили (в кувшинах, эмблемах лона) под полами жилищ (к примеру, в Баньпо).

     Следовательно, если протобуряты обитали где-либо в вышеозначенных регионах Древнего Китая, то они занимались земледелием и регулярно отправляли культ Великой богини, матери плодородия (раннеземледельческая культура).

     Обратимся к генетике. Из сопоставления пула гаплогрупп китайских народов (только официально в Китае числится 56 этнических групп) с представленным выше гаплотипом бурят, следует (использованы и данные проекта China в FTDNA), что совпадают (одинаковы) такие гаплогруппы, как O3, O3a3c, O3a3c1 (гаплогруппа О3 считается китайской и встречается более чем в половине случаев); С3d (С3d - китайская, а С3с - монгольская гаплогруппы); N1 (была обнаружена и у представителя культуры Хуншань (6500-5000 лет до н.э.)); R1a1 (встречается у народов Северо-Западного Китая); E (весьма древняя, ещё африканская, гаплогруппа). Таким образом, у бурят (из 11) и у китайцев общими оказа­лось 6-7 гаплогрупп, что свидетельствует о значимости их генетического родства. Следовательно, гипотеза о китайском происхождении протобурят (в частности, предков хоринцев), помимо прочего, имеет и генетическое обоснование.

     Так, выдающийся этнограф М.Н. Хангалов сообщает, что первая, весьма многочисленная зэгэтэ-аба (облавная охота) "совершалась в местности, где ныне (в его время) находятся Тайтурка, Мальта, Тельма и Усолье. На нее съезжались буряты... (из многих мест)". Более того, существует мнение (в частности, Н.П. Егунов "Прибайкалье в древности и проблема происхождения бурятского народа"), согласно которому предки бурят возводятся к обитателям верхнепалеолитического поселения (стоянки) Мальта (у села Мальта (река Белая, приток Ангары)).

     Как известно, при раскопах в районе сел Мальта (стоянка открыта в 1927 году и исследована проф. М.М. Герасимовым) и Новомальтинск (Иркутской обл.) обнаружены артефакты ранее не изученной цивилизации, - т.н. "мальтийская (мальтинско-буретская) культура" (позднепалеoлитические стоянки, расположенные в Усольском районе Приангарья, также открыты в 30-х годах ХХ века). Важно отметить, что выявлено весьма значимое сходство в образе жизни, а также и в уровне искусства носителей мальтинско-буретской культуры (стоянка Бурети (в 20 км от Мальты) открыта и исследована А.П. Окладниковым) и жителей Европы (и археологический инвентарь, и одонтологические данные указывают на европейское происхождение жителей Мальты (Зубов, Гохман, 2003; Turner, Scott, 2007)).

     Характерно, что в Мальте и Бурети найдено ок. 40 костяных статуэток (высотой от 3,7 до 13,6 см), большая часть которых изображает женщин, а также и птиц в полёте (небольшие крылья, треугольная головка на длинной шее, туловище уплощенно-овальной формы). Головы у женских статуэток крупные, нередко схематически смоделировано лицо. Поверхность некоторых фигурок покрыта сплошным орнаментом, усматривается попытка изобразить орнаментом и причёску (в этом усматривается их отличие от статуэток ("Венер") западноевропейского палеолита). У мальтийских Матерей и формы не столь "пышны", а грудь передана неглубокой резной линией. Интересно, что и у мальтийцев богиня-мать представлена в двух возрастных проявлениях (к примеру, в Чатал Хююке - в трёх): одни женские фигурки были "толстыми (матерями)", а другие - "тонкими (стройными девушками до священного брака)". Принято полагать, что так переданы типы женщин зрелого и молодого возраста. Следует отметить, что обнаружены (на пластинке из бивня мамонта) и изображения змей с "раздутыми головами" (бог-отец).

     В 2013 году были опубликованы результаты генетического исследования найденного на стоянке Мальта скелета мальчика "MA-1", который жил (согласно откалиброванным данным по С-14) в период 23,891-24,423 тыс. лет т.н. (ж-л Nature "Upper Palaeolithic Siberian genome reveals dual ancestry of Native Americans"). Расшифровка генома этого мальчика показала (получен черновой вариант полного генома), что его митохондриальная ДНК принадлежит к гаплогруппе U (известно (M. Raqhavan et al.), что данная гаплогруппа преобладала у охотников-собирателей палеолита, населявших Европу; а в периоды верхнего палеолита и мезолита эта гаплогруппа уже встречалась в Европе с исключительно высокой частотой - более 80%). В части Y-хромосомных гаплогрупп выяснилось, что мальчик обладал базовым вариантом гаплогруппы R, предковой для гаплогрупп R1a и R1b, к которым принадлежит большинство современных европейцев; а также и гаплогруппой Q (заметим, что и эта гаплогруппа у бурят отсутствует (см. выше)).

     Отмечается также, что аутосомный геном мальчика-мальтинца имеет западноевразийское происхождение. Особенно важно (для нашего случая) отсутствие у этого генома специфической связи с геномами жителей восточной Евразии.

     Так (ст. "Древняя ДНК из верхнего палеолита озера Байкала (Maльта и Афонтова гора)"), на позднепалеолитической стоянке близ Афонтовой горы, на берегу Енисея найден скелет (образец AG-2), возраст которого - 17 тысяч лет (ок. 15 тыс. лет до н.э.). Сравнение генома AG-2 с геномом мальчика из Мальты показало их близость (так AG-2 имел гаплогруппу R1a; сходство обнаружено и в аутосомной части генома), в связи с чем сделан вывод, что за прошедшие почти 5 тыс. лет в составе населения Сибири заметных генетических изменений не произошло (всё тот же этнос). Считается также, что геном мальчика из Мальты не обнаруживает близости к современным восточным азиатам и сибирским народностям. Много позднее протоевропейское население региона изменилось, как предполагается, либо за счёт ассимиляции, либо будучи вытеснено мигрантами с юга.

     "В исторических сочинениях хори-бурят имеются указания на (их) древние истоки из Китая [бытует мнение, что речь идёт о монгольском государстве Кидань (Ляо)]... (у) якутских хори, как и у бурятских сородичей, их родина отождествляется с теплой южной страной Кытат". Согласно преданию, записанному у забайкальских бурят (О.М. Ковалевский, 20-е гг. ХIХ в.), предком современных бурят считается монголо-туматский батур Баргу, перекочевавший откуда-то с юго-запада на южный берег Байкала, и поселившийся там. "Летопись хоринских бурят" также повествует, что древние хори, возглавляемые Баргу Батором вместе с сыном Бурту Чоно, прикочевали на Байкал из южных земель: "Ну, а хори-монголы родом из далекой южной земли". Об этом же свидетельствуют и молитвы шаманов балаганских бурят. "Археология хори самым убедительным образом доказала верность (предания) позднего "хоринского летописца", который поместил свою прародину в Китае" (Б.Б. Дашибалов "Истоки: от древних хори-монголов к бурятам" 2003). И, как констатирует М.Н. Хангалов (Т.1, 2004), "Предания, существующие у нынешних бурят, свидетельствуют, что их предки долгое время переходили с одного места на другое [мигрировали], прежде чем остались там, где мы видим их в настоящее время".

     Так, в теории мультирегионального антропогенеза сложилось мнение, что синантроп ("Sinanthropus pekinensis" - "пекинский человек" (размер его мозга приближался к 1350 куб. см); ашельский период) является "основным участником" формирования монголоидной расы. Примечательно, что тщательный анализ стоянок синантропов позволил ряду видных ученых (Карл Нарр, Иоганн Марингер) даже задаться вопросом о религиозности китайских питекантропов (эти весьма продвинутые "Homo erectus" первыми освоили огонь и активно им пользовались для обогрева, приготовления пищи, защиты от хищников и для охоты на диких животных; синантроп оставил после себя большое количество разнообразных каменных орудий). Более того (как впоследствии, в частности, и буряты), си­нантропы отделяли головы у своих умерших (проф. Пэй Вэньчжун) и закапывали (хранили) их под оча­гом, в золе (желание не разлучать умершего предка с семьёй/родом). Характерно, что и этот погребальный обряд си­нантропов уже содержал завершающий ритуал похорон - коллективную по­минальную трапезу. И как представляется, "пекинский человек" и "денисовец" (и их потомки) обитали и в Китае (наиболее известные останки, датируемые XVIII тыс. до н.э., найдены в горах у Чжоу-коу-дянь, где когда-то обитал пекинский синантроп), и в ареале более высоких широт (Монголия, Алтай (стоянка палеоантропов на реке Улалинке у Горно-Алтайска датирована ок. 300 тыс. лет до н.э.), Байкальский регион и т.д.). Отмечается (Р. Крюгер «Китай. Полная история Поднебесной». 2007), что "синантроп и его потомки несли в себе гены не только представителей различных типов монголоидной расы (...китайцев...), но и большинства дальневосточных рас, а также эски­мосов".

     Принято полагать (Jl.Р. Кызласов "Древняя и средневековая история Южной Сибири". 1989) , что, в частности, в Хакасии неандертальцы расселялись в эпоху от 100 до 40 тыс. лет т.н. (заметим, что в эту пору и Южная Сибирь была свободна ото льда). Наиболее древним поселением Homo sapiens в Хакасии считается стоянка Малая Сыя (ок. 34 тыс. лет до н.э. (С-14)). Это поселение состояло из десятка округлых земляных жилищ (площадью до 50 кв.м) с куполообразными крышами.

     Как известно, данные антропологии и генетики свидетельствуют, что предками современных индейцев являлись жители Сибири, относящиеся к классической монголоидной расе (генотипы ряда индейских племён близки к генотипам некоторых народов Сибири). Считается, что миграция в Америку осуществлялась во временном промежутке 70-12 тыс. лет до н.э. и состояла из ряда волн. Важно отметить ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002), что "для периода 18-8 тыс. лет до н.э. (по находке части лобной кости человека на Енисее, - стоянка "Афонтова гора II") было установлено, что Южная Сибирь была населена монголоидами".

     Интересно (и весьма существенно), что генетики Мичиганского ун-та определили время и место формирования одной из таких любопытных "индейских" волн: одна из миграций началась на Алтае приблизительно 23-18 тыс. лет до н.э. (в Y-хромосоме южных алтайцев выявлены мутации, присутствующие в ДНК индейцев и известные как линия Q (гаплогруппа, обнаруживаемая у прототюрков, но не у бурят (см. выше)); анализ по "материнской" линии подтвердил эти выводы). По всей вероятности, мигранты с Алтая, расселяясь по Сибири, добрались и до Америки.

     Следовательно, данные о древних миграциях в Америку убедительно свидетельствуют о том, что примерно в середине временного интервала 70-12 тыс. лет до н.э. носители монголоидного антропологического типа уже обитали в выше означенном ареале (и, в частности, в Байкальском регионе; так, "физический тип палеолитических обитателей Среднего Енисея был палеомонголоидным" (Jl.Р. Кызласов. 1989)); а носители тюркских гаплогрупп - примерно после 18 тыс. лет до н.э.. Так, Л.Я. Штернберг ("Первобытная религия..."), посвятивший много лет изучению шаманизма сибирских народов, пришёл к выводу о существовании "древних культурных связей между ныне очень отдаленными друг от друга народами". Бытует и мнение (к примеру, Т.М. Михайлов. 1980), что, в частности, в Прибайкалье (издревле) существовало тюрко-монгольское двуязычие.

     Попытаемся проследить наличие каких-либо сакральных общностей и сходств у бурят с культово-мифологическими представлениями носителей т.н. "китойской" археологической культуры неолита (поскольку антропологический тип этих носителей определён как "протомонголоидный"), - культуры, распространённой в бассейнах верхних течений Ангары, Лены и на южном побережье Байкала (сер.-кон. VI - сер. V тыс. до н.э. или (по Г.М. Георгиевской. 1989) V - втор. пол. III тыс. до н.э.).

     Начало изучению "китойской" культуры положено Н.И. Витковским, тщательно раскопавшим могильник близ устья реки Китой (что и дало название культуре), на левом берегу Ангары (Иркутская обл.). В 1880-81 годах им раскопаны 24 грунтовых погребения (ингумация). Позднее же, помимо Китойского, были изучены и могильники Фофановский и Циклодром. Так, Н.И. Витковский пишет: "Каждый из костяков, был окружен слоем песка, окрашенного в красный цвет (что говорит о посыпании ямы и останков охрой (палеолитическая традиция)); ориентация найденных скелетов - головой на северо-восток и юго-запад". Заметим (М.И. Зильберман "Некоторые культовые представления эпохи палеолита". Вестник БГУ, 2017. Вып. 2), что в среднем палеолите при захоронении ориентировали (укладывали) женщин головой на северо-восток, а мужчин - на юго-запад. Трупоположение (ингумация) - горизонтальное, лицом кверху, с руками, вытянутыми вдоль тела (преимущественно в Приангарье), или со скрещенными на тазе руками. "Найденные при костяках вещи распределялись неравномерно... все эти вещи сделаны (только) из камня и кости".

     Носители "китойской" культуры, как правило, погребали своих усопших в довольно глубоких, традиционно (со времён палеолита) обустроенных (как лоно), овальных ямах, посыпанных охрой; каменные же надмогильные сооружения (или деревянные конструкции, покрытые берестой) встречаются как исключения (как позднее и у бурят). Вместе с тем, на западном берегу Байкала и на острове Ольхон обнаружено 8 "китойских" погребений с надмогильными кладками из камней, что (различная погребальная практика), по-видимому, обусловлено, по меньшей мере, различной предысторией племён/родов, их соорудивших (не исключено, что поэтому - и вариациями в этногенезе). Так, краниологические исследования женских скелетов из захоронений показали наличие разноэтнического состава (разброс) представителей "китойской" культуры. Характерно, что суммарные краниологические данные (Н.Н. Мамонова. 1973) говорят о том, что между женскими черепами из "китойских" могил и женскими черепами из "серовских" наблюдается большее сходство, чем между ними и черепами "глазковских" женщин (что обусловлено различной длительностью ассимиляции).

     Установлено, что "китойские" погребения, как правило, образуют большие самостоятельные могильники, на которых не обнаружено захоронений, относящихся к другим культурам. При этом сложилось мнение, что некоторые различия в конструкции и обустройстве погребений различных могильников "китойской" культуры: конфигурация могильной ямы, надмогильные каменные кладки, использование охры, различные варианты погребений (одиночные, парные и групповые), некоторые отличия в характере набора и объёма погребального инвентаря, - локальные вариации исходного, ещё палеолитического, образца захоронения.

     Важно подчеркнуть, что памятники "китойской" археологической культуры являются (и это установлено) самостоятельным (уникальным) этнокультурным феноменом, но не неким этапом в развитии прибайкальского неолита, что подтверждается палеоантропологическими данными Н.Н. Мамоновой (1973): черепа "китойцев" характеризуются значительными морфологическими отличиями от черепов "серовцев" и "глазкоцев" (изначально кровнородственных с автохтонным населением), которые (последние) по ряду признаков и более сходны (близки) между собой. Заметим, что происхождение "китойской" культуры принято полагать автохтонным и увязывать с Забайкальем либо с Прибайкальем.

     И поскольку крупные "китойские" могильники (Китойский, Глазковский и Усть-Белая) содержат ок. 30 погребений, каждый из которых, по определению Н.И. Витковского, можно считать "родовым кладбищем", сложилось мнение об относительной немногочисленности контингента "китойцев"; а это, в свою очередь, инициировало предположение (Г.М. Георгиевская "Китойская культура Прибайкалья". 1989) о том, что всю этническую общность носителей "китойской" культуры следует рассматривать в объёме либо одного крупного племени, либо нескольких небольших племенных объединений (или родов).

     Итак, представляется, что примерно в сер.-кон. неолита в байкальском регионе появляется новое, большое и сильное, монголоидное племя, постепенно ассимилировавшееся с автохтонным монголоидным населением (судя по парным погребениям, пришельцы испытывали недостаток в женщинах). Возможно об этом же свидетельствуют и 8 погребений с надмогильными кладками из камней (см. выше), характерных для "исаковских", "серовских" и "глазковских" погребений (обычай, присущий и протомонголам).

     Так Б.Б. Дашибалов ("Истоки: от древних хори-монголов к бурятам". 2003) пишет, что, в частности, "курумчинские погребения [т.е. погребения тюркоязычного этнического компонента генезиса бурятского народа] делятся на две группы: погребения, обозначенные на поверхности каменной насыпью, и грунтовые захоронения без надмогильных конструкций". Таким образом, преемственность в отношении к погребальной практике "китойской" археологической культуры как будто бы выявляется и через века, однако в "грунтовых" погребениях "курумчинцев" "умершие [видимо, традиционно] лежали на пра­вом боку скорченно" (вероятно, в позе эмбриона, как и ранее "глазковцы"), но не на спине вытянувшись, как у древних "китойцев", а это может говорить об отсутствии генетической (кровно-родствен­ной) общности "китойцев" (примерно V тыс. до н.э.) с прототюрками.

     Уместно отметить, что о некоторых археологических памятниках "курумчинской" культуры буряты говорят (так их называя) как о китайских (киданьских). Весьма примечательно и то, что "около городищ располагаются следы старинных пашен - «китайские гряды», как их называют буряты".

     Артефакты свидетельствуют, что племя "китойцев" обеспечивало себе пропитание охотой, рыболовством и собирательством (это же о древних бурятах (и, в частности, о "зэгэтэ-аба" или легенды о боге Ухан-хат) сообщает и М.Н. Хангалов); о признаках какого-либо земледелия у "китойцев" археологи не упоминают.

     Несомненно, что отдельные религиозные представления носителей "китойской" культуры должны высвечиваться обычаями их похоронной практики (её атрибутикой). Так, тот факт, что погребальный инвентарь "китойских" захоронений "богат и разнообразен", свидетельствует о характере их воззрений на свою посмертную участь (ингумация): бытовала концепция о вечном пребывании (инобытиё инотела) в "Мире предков" преисподней (характерная и для бурят, см. выше). А поскольку редкие детские могилы "китой­цев" безынвентарны, то представлялось, что умершие дети будут возрождены Великой матерью к новой, земной жизни (то же и в Древней Индии).

     Очевидно, что набор погребального инвентаря любого усопшего "китойского" погребения, помимо объектов утилитарного (хозяйственного) назначения (предназначен­ных для достойного пребывания инотела усопшего в "Мире предков"), содержал и предметы сакрального содержания, призванные задобрить, умилостивить Великих Мать и Отца, акцентировать их внимание на данном усопшем родиче (частях его тела). Так, "украшения" помещались у головы, на груди, в области живота и таза, иногда около запястий рук или у ног скелета (дабы при созидании инотела не было бы случайно что-либо сотворено не так (отлично от облика усопшего)); употреблялись кольца (из мрамора, нефрита, перламутра), а также дисковидные бусы (из перламутра и кости), найдены бусы, браслеты и ожерелья из камня и раковин (эмблема лона), просверленных зубов марала и лося (в одном из погребений Циклодрома обнаружены ожерелья из зубов сурка и бобра). Заметим, что архаичная сакральная символика (круг, кольцо, диск) соотносит всё пере­численное с культом Великой богини и как с владычицей (матерью) плодородия и произрастания (зеленоватые изделия из нефрита), и как с богиней Неба (сакральные атрибуты белого (или лазурного) цвета). Характерно, что при этом к Великой матери взывали (возносили моления) стати­стически гораздо более "громко", чем к богу-отцу. Любопытно, что встречающаяся (популярная) у бурят графема и, в частности, представленная на амурском петроглифе "Лось", - т.н. "орнамент" из кружков с точкой в центре (представление об устройстве небосвода; см. ст. "Об амурском петроглифе "Лось"), обнаружена и на "китойском" браслете (из широких костяных пластин).

     Характерно, что расщепленные на пластинки большие клыки кабана (эмблема (проявление) бога-отца как владыки преисподней) часто использовались для "украшения" головного убора (головы) усопшего (так, у кельтов найден шлемы, на гребнях которых было изображение кабана). Заметим, что явление бога-отца в облике кабана встречается в мифологиях многих этносов (так, Вишну в облике кабана поднимает (достаёт) Землю из глубин первозданного водного хаоса).

     Сравнительное изучение атрибутики (содержания) погребального инвентаря "китойских" и "глазковских" захоронений показало (А.П. Окладников "Неолит и бронзовый век Прибайкалья". ч. III), что "в могилах "глазковского" времени количественное соотношение между укра­шениями [предметами молебственного назначения, призванными привлечь внимание Великих Матери и Отца к особе усопшего] и производственным инвентарем [объектами утилитарного (хозяйственного) назначения, предназначен­ными для пребывания в "Мире предков" и определяющими уровень качества пребывания там] в общем заметно изменяется по сравнению с "китойским временем: все чаще встречаются погребения, где весь или почти весь инвентарь ограничивается украшениями [предметами сакрального, молебственного назначения]". Заметим, что подобная тенденция была выявлена и в Китойском могильнике (костяки № 9-12) Н.И. Витковским, усмотревшим в этом следствие социального неравенства (хотя и похороны проводились родовой общиной); а в 1948 г - и в захоронениях Циклодромовского мо­гильника (погребение № 2).

     Уместно отметить, что у древних китайцев, в соответствии с "Чжоу-ли" ("Книгой церемоний" династии Чжоу), Небу приносились в дар диски (типа "Би") зеленоватого или лазурного цвета (а у "китойцев" - зелёного и белого). Подобные диски использовались китайцами и в качестве атрибутов погребального инвентаря (клались на тела усопших).

     Знаменательно, что "глазковцы, в от­личие от своих предшественников ("китойцев"), решительно избегали применять для своих украшений... нефрит травянистого, изумрудного цвета или темного, как зелень хвойного леса... (Они) преимущественно используют белый не­фрит и перламутр" (заметим, что и в Китае нефрит считался сакральным минералом). При этом, однако, "орудия [предметы утилитарного (хозяйственного) назначения], находимые в могильниках того времени, очень часто сделаны из зеленого нефрита [т.е. недостаток в зеленом нефрите не испытывался]".

     Итак, очевидно, что у "глазковцев" (а ранее и в некоторой степени у "китойцев"), под сильным влиянием неких соседей, постепенно происходила модификация "китойских" представлений о посмертной участи (изменилось и трупоположение (преобладала поза эмбриона)): их престало заботить качество пребывания их "второй" и "третьей" душ в "Мире предков" в преисподней, - отказавшись от использования зелёного цвета, они тем самым, практически, прекратили взывать к Великой матери как к богине земного плодородия, порождающей инотела для инобытия в иномире. Переход же к применению погребальной молебственной атрибутики только белого цвета, свидетельствует об обращении к Великой богине исключительно в качестве богини Неба, а это, по-видимому, связано с представлением о доле (участи) "первой" - бессмертной (вечной) души ("сулдэ" либо "hайнhү нhэн"), имеющей возможность получить доступ к тэнгри (к небесным божествам); т.е. богиню Неба и молили, дабы она обеспечила прибытие души усопшего на небосвод (у египтян такое прибытие обеспечивала богиня Неба Нут («врата Нут»)), где та (душа) вечно будет, испытывая блаженство, пребывать (купаться) в лучах сияния небес.

     Важно отметить как веху, что "своеобразные бусы... белого цвета... в виде плоских и тонких миниатюрных кружков, обычно одного размера и формы... изготовленные из толстых... раковин... впервые появляются в "серовское" время" (А.П. Окладников, ч. II)

     И Алексей Павлович Окладников, "учитывая все, что известно... о памятниках "китойского" ["серовского" и "глазковского"] типа", заключает: "прихо­дится констатировать, что на это ["китойско-серовское"] время падают (приходятся) уже какие-то важные сдвиги в хозяйствен­ной жизни и социальном укладе [окресного монголоидного] населения... намечаются принци­пиально новые... черты быта". И поскольку далее академик отмечает, что "общая характеристика погребальной об­рядности "глазковского" времени может (должна) быть дополнена довольно редкими случаями ча­стичного и полного трупосожженпя", то, как представляется (см. ниже), и обряд кремации, и новые воззрения на посмертную участь, по всей вероятности, были постепенно заимствованы и адаптированы "китойцами", "серовцами", а затем и "глазковцами" у соседей-праариев (возможно (хронологически), "серовцами" - у "афанасьевцев" (от IV/III тыс. до н.э.), а "глазковцами" - у "андроновцев" (см. ниже)). Принято полагать, что кремация как способ погребения был абсолютно чужд древним монголам. Так. Х. Сэррайс (1957) убеждён, что "кремация умерших даже не была извест­на ранним монголам".

      Примечательно, что в части посмертной доли, вместе с тем, по традиции, продолжали взывать и к Единому богу (см. и ниже), т.е. одновременно к обеим его амбивалентным ипостасям (принесением одного (общего) жертвоприношения (и в виде единого погребального дара)). Так (А.П. Окладников), в одном из глазковских погребений (речка Коптя, напротив деревни Черново) "ниже таза (усопшего) в строгом порядке лежало три ряда бус из клыков марала (т.е. представлена некая сакральная система из бус). Первый ряд (состоял) из 8 бус... Второй ряд, из 7 бусин, проходил на 20 см ниже первого. Третий ряд, из 4 бусин, лежал на 25 см ниже второго" (здесь марал; числа 3, 8 и 4 соотносились с культом богини Неба; а число 7 - с богом-отцом, как владыкой Земли).

     При описании "одежды глазковского времени" сделано (и не без оснований) предположение, что все атрибуты одежды, обнаруживаемые в погребениях (в т.ч. и в при­байкальских (ингумация)), идентичны носимой по будням или по праздникам того времени. Так, "судя по расположению украшений, са­мой характерной деталью одежды (усопшего) был перед­ник или нагрудник, расшитый круглыми бусинами и раковинами, унизанный коль­цами или кружками из камня... есть и такие примеры, когда передник украшен был очень щедро, целыми сотнями бус из перламутра, а также превосходными... нефритовыми кругами пли кольцами" (А.П. Окладников "Неолит и бронзовый век Прибайкалья". ч. III). В свете сакральной символики все декоративные детали такого перед­ника или нагрудника соотносятся с культом Великой матери, богини Неба, и призваны умилостивить её и привлечь внимание к телу усопшего. И, как представляется, подобные "специфически разукрашенные" перед­ники/нагрудники, а также и головные уборы на усопших, являются специальными (специфическими) атрибу­тами погребального культа (но не просто одеждой). Так, в по­гребении в низо­вьях реки Лены обнаружена и четырехугольная орнаментированная роговая пластина (соотносимая с культом бога-отца), с отверстиями по углам для прикрепления к погребальному одеянию (там же найдены и остатки передника/нагрудника).

     Вместе с тем, известно, что в своё время акад. Иоганн Готлиб Георги ("Описание всех обитающих в Российском государстве народов...". 1799) описывал тунгусов (эвенков) так: они, "благоговейные и суеверные, носят на таковых нагрудниках, а летом просто на груди, жестяного идола в образе человека, зверя или птицы и... уповают на его покрови­тельство" (при этом более вероятно, что подобный "мирской" наряд - отражение древнего погребального, но не наоборот, поскольку среди найденных древних амулетов и оберегов, насколько известно, столь крупные более нигде не встречаются (размеры тун­гусского на­грудника (по И.Г. Георги): "вверху - в ла­донь, а внизу - в пядень, достает до половины лядвей (бёдер/ягодиц) и держится около шеи на вере­вочке")). Заметим, что с прототунгусскими племенами соотносят "глазковскую" культуру.

     Принято полагать, что памятники "серовской" археологической культуры (кон. IV-сер. - III тыс. до н.э.) заместившей (по А.П. Окладникову) "китойскую", распространены в Приангарье, в таёжной зоне от Енисея до Байкала, в верховьях Лены и даже в долине Селенги. "Уже при первом взгляде на "серовские", а также и на тесно связанные с ними... "исаковские" погребения, наблюда­теля поражает одна их черта [при сравнении с "китойскими"]: удивительное единообразие и какое-то странное равенство погребенных в разных могилах и на разных кладбищах, иногда очень удаленных друг от друга. Единообразие это одинаково четко выра­жено как в погребальном обряде, так и в по­гребальном инвентаре", - констатирует А.П. Окладников. В пору же "глазковской" культуры не только погребальные "украшения становятся более простыми, (и) как бы унифици­рован­ными по форме", но и "складывается опреде­ленный стандартный набор украшений и оп­ределённая, постоянная система их размещения, связанная с покроем одежды" усопшего.

     Характерно, что и состав костей животных, идентифицированный в "китойских" погребениях Верхней Ангары соотносится как с видением (почитанием) образа Великой матери (в обликах лося (!), оленя (!), косули, лисицы (вероятно, как рыжей собаки) и сурка; так и бога-отца (заяц, бобёр, волк, кабан (соотносился с богом-отцом как владыкой преисподней ("Миром предков"), поэтому и украшения из клыков кабана столь востребованы и популярны)).

     Так (о причислении сурка к образам культа Великой богини), «Матерь всех Сабдаг» (тибет. "sabdag" - злые старухи (эпифании хронологически недавней матери-земли), имеющие (в общем случае) зооантропоморфный облик), - «Старая гневная мать» (покрыта 80 морщинами (хтоническая богиня Неба), едет верхом на баране, одета в жёлтые одежды (т.е. в прошлом - Великая богиня)), в ипостаси божества Неба тибетской мифологии носит наименование "Царица зенита - небесный сурок", а как мать-земля - "Хранительнице дверей земли" ("Мифы народов мира. Энциклопедия". 1998).

     Причисление образа бобра к животным, соотносимым с культом бога-отца, следует, в частности, из воспоминаний Ю.Ф.Лисянского ("Описание острова Кадьяк". 1812). Так, путешественник пишет, что патриархальные туземцы (полигамия) украшали бревна своих домов "коренными зубами бобра", видимо, как оберегами. Их дом - "четырёхугольное продолговатое помещение, с квадратным отверстием фута в три для входа и с одним окном на крыше, в которое выходит дым". Очевидно, что "куратором" подобного прямоугольного строения (примерно со времён Чатал-Хююка) являлся бог-отец. Показательно, что и у автохтонного населения острова существует легенда о том, что они произошли от собаки, в патриархате - от кобеля (которые на Кадьяке (южное побережье Аляски) не водились (заметим, что "Кадьяк" по-эскимосски - «остриё»)).

     Показа­тельно, что в родовом древе обожествлённого Чингисхана в качестве праотца был означен волк, а в качестве праматери - олень (заметим, что перечисленные животные почитались в качестве родоплеменных тотемов и у бурят (так, у хоринских бурят известен род "бодон­гууд", название которого соотносится с сакральным образом кабана: по-бурят. "кабан" - "бодон гахай")).

     Должно отметить, что в Байкальском регионе (Забайкалье) наиболее древнее проявление веры в Двуединое божество, в его персонифицированные ипостаси, выявлено при раскопках поселения Усть-Кяхта - 17 (берега Селенги в районе села Усть-Кяхта; финальный палеолит-мезолит). Так, здесь обнаружена классическая "палеолитическая Венера" (фигурка из светло-серого песчаника), которую археолог В.И. Ташак ("Палеолитические и мезолитические памятники Усть-Кяхты". 2205) описывает так: "безликая слегка склоненная вперед и влево голова, массивное тело с большим животом. Правая рука выделена четко, она покоится на животе... Левая рука едва намечена. Ноги отсутствуют".

     Заметим, что антропоморфные фигурки Великой матери изготовлялись ещё неандертальцами. При этом обычно бог-отец представлялся в виде фаллоса, к примеру, в пещере Брюникель (176,5 тыс. лет до н.э.; Пиренеи), да и много позднее (так, "тазминской" культуре (в бассейне среднего Енисея; нач. III тыс. до н.э.) было присуще установление (водружение) тщательно обработанных и разукрашенных "росписями" фаллических менгиров высотой в несколько метров (Jl.Р. Кызласов «Древнейшая Хакасия». 1986)).

     При раскопках Усть-Кяхты была обнаружена и эмблема бога-отца: "на противоположной стороне кострища, четко напротив фигурки (местоположения "Венеры") была найдена округлая в сечении, продолговатая (розовато-серая) галька... (которая) может быть охарактеризована как фаллосовидный предмет" (В.И. Ташак).

     Примечательно, что данное кострище, размер которого определён как 110х85 см, было ориентировано по линии север-юг, как и овальное "священное место" пещеры Брюникель, сакральные размеры которого (при использовании греко-римского "локтя" длиной 44,4 см) составляли 15х10 локтей. Размеры же кострища в Усть-Кяхта составляют ок. 2,5х2 локтя (налицо почти пропорциональная кратность, что может говорить о преемственности). Показательно, что фигурка "Венеры" "находилась возле юго-западного сектора кострища", а фаллос - "на краю северо-восточного сектора" (примечательно, что и в одном из бурятских мифов творения повествуется, что "Эхэ бурхан", созидая мужчину и женщину, создала женское начало "на стороне заката солнца", а мужское - "на стороне восхода" ("Буряты". 2004)). И, как полагает археолог В.И. Ташак, "их целевое назначение было... ритуально-культовым". Таким образом, очевидно, что данное место, особым образом обустроенное (кострище (огненный жертвенник в виде небольшой округлой ямы) и божества рядом), являлось святилищем открытого типа (но уже с изображениями богов), где отправлялся культ Единого бога и его появлений. По поводу "огненного жертвенника в виде небольшой округлой ямы" заметим, что у "афанасьевцев" "печи имели вид чашевидных ям, обрамлен­ных плитняком" (Л.Р. Кызласов. 1986)).

     Характерно, что и у окрестных жителей приамурья (петроглифы Сакачи-Аляна) того времени сохранился палеолитическикий подход к изображению ипостасей Двуединого божества. Так (А.П. Окладников "Петроглифы нижнего Амура". 1971; камень № 31, Табл. 40), на петроглифе изображены: слева (и вверху (в небе)) - Великая богиня (антропоморфная голова/лицо показана в виде треугольного лона, а совокупность окружностей (глаза и рот) символизирует небеса, порождающие (показан зародыш) жизнь (лоно на небе); при этом "верх" головы (уголок в виде двух дуг) изображает высокую, небесную воду; ниже же (под головой) повторёно изображение (и символика) овала лица (предположительно внутри птицы); здесь три "завитка" - возможно, Змей на небосводе (с богиней-птицей)); и справа (внизу, - исходит (камень № 31) как бы из земли (штриховка)) - бог-отец в фаллическом виде (показаны его глаза и рот; пять уголков внутри фаллоса указывают на изобилие в нём некой хтонической (присущей богу земли) влаги/жидкости, вероятно, спермы).

                             

      Двуединое божество Сакачи-Аляна.

     Любопытно, что в ряде "китойских" погребений найдены каменные фигурки мед­ведя, а в засыпке ям некоторых захоронений обнаружены обожжённые фрагменты че­репа и зубов медведя (т.е. перед помещением останков медведя в землю (в ту пору (V тыс. до н.э.) - ещё в тело бога-отца, т.е. осуществлялось их очищение огнём от всего нечистого "женского", - и тогда это - медведица (Великая мать (как Артемида)). Таким образом, у (как минимум) какой-то части "китойцев" (в русле отправления культа предков) бытовал (сохранился) и древний культ медведя-прародителя.

     Тщательно проработанное изображение головы медведя (как рукоять длинного каменного "песта"), датированное "серовским" археологиче­ским периодом, найдено вблизи Братска. Так, определённый свет на содержание образа "китой­ского" бога-медведя может пролить "серовская" костяная скульптура, на одном конце которой вырезана медведе­подобная статуэтка с двумя головами: человека и медведя (здесь медведица должна располагаться слева). А на другом конце, - на отходящем от фигурки ответвлении (как бы "рукаве"), - человеческая голова.

     Известно, что в Малой Азии в VII тыс. до н.э. и в Румынии в VI-V тыс. до н.э. изготов­лялись антропоморфные двуглавые (две головы на общем туловище) статуэтки. В Ханаане также (в поселении Айн Гхасаль (докерамический неолит)), найдены двуглавые статуи. И как полагает искусствовед древностей А.Д. Столяр («Происхо­ждение изобразительного искусства». 1985), "комбинированные антропоморфные изображения… соединение в одном произведении и женских, и мужских атрибутов [признаков пола]… составляют единую семантическую группу" (т.е. все подобные двуглавые фигурки одного культово-мифологического плана - отображают слитность ипостасей Двуединого боже­ства).

     Таким образом, можно полагать, что зооантропоморфная "медведе­подобная фигурка с двумя головами" являет собой образ Единого бога (культ которого отправляли "китойцы", а затем и "серовцы"), в котором "медведь" являл собой его женское проявление, а "человек (голова человека)" - мужское (показано, что "человек" - как бы ответвление двуглавой фигурки). О том, что этим (обеим) ипостасям у "китойцев" (и много позднее) "фимиам курился" и порознь, свидетельствует довольно большое число найденных отдельных фигурок "медведя" и "головы человека".

     Так, на писаницах Прибайкалья "изо­бражение медведя известно только в одном случае" (А.П. Окладников "Неолит...", ч. II, Рис. 99: "Изображение медведя и охотника". Свирская писаница). На этой (стилизованной, схематически контурной), вероятно, бурятской, графеме "мед­ведь представлен в борьбе с антропо­морфным существом, имеющим рогатую го­лову. В то время, как это суще­ство, вооруженное рогатиной, нападает на зверя, последний [спокойно] сидит в обычной медвежьей позе" (Рис. "Медведь и охотник").

     Очевидно, что "антропо­морфное существо ("охотник"), имеющее (круглую) рогатую го­лову", - божество, рога которого вполне соотносятся с рогами бога-отца на Рис. 2 и Рис. 3 на круглой голове. Заметим, что у (сидящего) сопровождающего (владыка преисподней) души (в лодке стоит 5 душ, см. выше) в "Мир предков" (Шишкинские писаницы) показан один рог, и он такой же, как рога у "охотника" на Рис. "Медведь и охотник". Отметим также и то, что подход к изображению головы этого "охотника" весьма близок к применённому на Рис. 8-1. Таким образом, этот "охотник" - бог-отец (либо его эпифания).

     Рассмотрим содержание действа "суще­ство, вооруженное рогатиной, нападает на зверя". Так (аналогия), в сцене на чепраке, найденном в Пазырыкском кургане № 1 показано (Т. Райс "Скифы". 2002), как "в поединке, столкнувшись в воздухе" (т.е. прыгнув друг на друга), сошлись тигр и олень (богиня-мать), "их тела переплелись" в схватке (а, как известно, в природе олень не нападает на тигра). Несомненно, что описанная картина - прелюдия к акту священного брака (где бог-отец в облике тигра). То же и на Рис. "Медведь и охотник": здесь богиня-мать представлена в образе медведицы (поскольку бог-отец - рогатый антропоморфный "охотник"), и она спокойно воспринимает (сидит) "ухаживания" бога-отца (как начало обряда "священный брак").

     О видении бурятами в образе медведя (медведицы) богини-матери говорит и то, что "при заболевании вымени у коров (и овец)... используют медвежью лапу: "хозяйка трижды проводила медвежьей лапой по вымени коровы сверху вниз" (А.А. Бадмаев "Реликты культа медведя в культуре бурят" 2000); а о соотнесении образа медведя с Двуединым божеством свидетельствуют наименования, которыми его (в облике медведя), вместо табуированного имени, называли (Э. Лхагвасурэн "Традиционные верования ойрат-монголов". 2012): "черная косуля" ("хара гγрoohэн") или "могучий старец в дохе" ("дахатай γбгэн").

     Характерно, что в "глазковской" культуре (Верхоленск), слитный (неразделённый) Единый бог представлялся уже в антропоморфном виде, - рисунок "Единый бог I" (А.П. Окладников, ч. III, Рис. 144), близком по манере исполнения, принятой в "Старой Европе" (терминология М. Гимбутас). "Изображенные на пластинке (лежавшей в области груди) две челове­ческие фигурки (два туловища) соединены вместе, в одно целое, и настолько точно повторяют друг друга, что одна фигурка как бы является зеркальной копией второй" (т.е. ипостаси Двуединого божества равнозначны, паритетны и каждая из них амбивалентна (как субстанции "инь" и "янь")). Вместе с тем, при пристальном вглядывании возникает ощущение, что лицо богини чуть-чуть повёрнуто вправо, а яйцеобразная голова наклонена влево, и богиня улыбается (у бога-отца иное (доброжелательное) выражение глаз).

     

      "Единый бог I" "Единый бог II"

           

      "Священный брак" "Медведь и охотник"

     Двуединое божество представлялось у "глазковцев" и в виде (рисунок "Единый бог II") изображавшихся рядом (но раздельно) его обеих антропоморфных ипостасей: справа - мужское проявление (бог-отец), и слева (показано А.П. Окладниковым "Неолит и бронзовый век Прибайкалья". ч. III, Рис. 140) - женское проявление (богиня-мать). Сообщается, эта усть-удинская пара (фигурки из мамонтовой кости располагались рядом) "составляла часть принадлежностей (одного и того же) ко­стюма погребенного там человека" (т.е. этот костюм - аксессуар погребального культа). Отмечается, что "на груди изображения (бога-отца), от плеча к плечу, про­ходят полукруглые дуги в виде трёх парал­лельных... желобков [символизируя, что бог-отец пребывает на небосводе]. В нижней (же) части тела, над расширением бедер проходят два таких же, параллельных друг другу, желобка" (т.е. сумма желобков равна 5, что связывает эту фигуру с хтоничеким миром преисподней). При внимательном рассмотрении женской фигурки, видно, что вдоль всей её передней поверхности, сверху вниз, проходят три широкие вертикальные полосы, что идентифицирует её как богиню Неба.

     Весьма существенно, что А.П. Окладников "от­четливо" усмотрел в обликах этих фигурок "специфические черты определенного физического (антропологического) типа... образ представителя корен­ного монголоидного населения Северной Азии, её аборигена".

     Заметим, что и носители "окуневской" культуры (II тыс. до н.э.) "курили фимиам" Единому богу, о чём свидетельствуют найденные изображения антропоморфных фигур (тело одно) с двумя орлиными головами, а также и антропоморфные божества типа "Двуликий Янус". Найден и "окуневский" петроглиф с (стилизованным) изображением бога-отца в антропоморфном фаллическом виде (Н.В. Леонтьев), т.е. культы Матери и Отца отправлялись отправлялись и раздельно.

     Изображение акта священного брака (рисунок "Священный брак") - "парное изображение двух человеческих фигур из меди (А.П. Окладников, ч. III, "Рис.145-1)", найдено в погребении на Енисее. Здесь Великие Мать и Отец изображены (отлиты из меди) уже одетыми в праарийские, конической формы, погребальные го­ловные уборы из бересты (эмблема лона типа «бетиль Астарты»). Так, в погребении Хохдорфа (Германия; сер. VI в. до н.э.; "гальштатская" культура) найден конический головной убор из бересты; кельты также одевали на головы своим умершим конические погребальные шапки из березовой коры; связана берёза с хтоническим миром преисподней и у славян (В.Л. Телицын и др. "Символы, знаки, эмблемы". 2003), а также и у "глазковцев" ("в некоторых могилах найдены остатки бере­стяного покрова" (А.П. Окладников)). Отметим, что навершие шапки данного бога-отца - фаллос (совокупность (слитность) сакральных эмблем: "конус" - "фаллос", - адекватен индоарийской паре "йони" - "линга", симво­лизирующей перманентное состояние слитности Великих Отца и Матери, в акте священного брака в преисподней созидающих инотела (стимулировать который и призвано было это изображение)), а на спине бога - 2 раза по 10 (хтоническая символика) "зубьев". На спине же богини - 2 раза по 8 "зубьев" (небесная символика). Следует отметить, что изображения богов в островерхих погребальных шапках и с бычьими рогами (почитание быка особенно характерно для данной культуры) обнаружены и среди памятников "окуневской" археологической культуры (II тыс. до н.э.).

     Заметим, что и у древних бурят неоднократно и отчётливо выявляется поклонение Единому богу (см. рисунки), разделённому на ипостаси по половому признаку (к примеру, амурский петроглиф "Лось"), которые, вместе с тем, могут представляться и образующими Единое божество (Рис.3 и Рис.5).

     Показательно, что в погребениях "китойцев" найдены и скульптурное изображение головки лося (уже и тогда соотносимого с образом Всеобщей матери), и голова бородатого мужчины (бог-отец) из мрамора (т.е. местной работы). Вместе с тем, статистика погребальной сакральной символики свидетельствует о преимущественном почитании Великой богини. Так, у "китойцев" с образом богини-матери соотносится 6-8 видов животных, а с образом бога-отца - ок. трёх; а сопоставление погребальной молебственной атрибутики (см. выше) и того контрастнее - дифференциация в пределах одного-двух порядков. Следовательно, данное племя вполне могло длительное время пребывать в условиях представлений раннеземледельческой культуры.

     Характерно, что как и в подунавской культуре "лепеньски вир" (примерно VIII тыс. до н.э.), у рыболовов-"китойцев" было широко развито видение (и поклонение) богини-матери в облике рыбы (обнаружены рыбки-амулеты, скульптурки рыб, более крупные изображения из серого песчаника (21 см), на хвост рыбы из могильника в Глазково были нанесены три неглубокие насечки (по нижней стороне), что соотносит образ матери-рыбы (рыба - эмблема плодовитости) с её функцией в качестве богини Неба (а это уже - раннеземледельческое представление). Заметим, что изображение рыбы нередко встречается и среди амурских петроглифов.

     Итак, для уверенного отождествления монголоидного "китойского" этноса с протобурятами, целесообразно проведение соответствующих генетических исследований в полном объёме. А на вопрос могли ли носители "китойской" археологической культуры быть мигрантами из Китая? Косвенные "улики" свидетельствует: да, в VI-V тыс. до н.э. вполне могли; поскольку считается, что протомонгольские племена, обитавшие в Монголии, в частности, создали там т.н. "культуру плиточных могил" примерно только во второй пол. II тыс. до н.э.. Показательно и то (акад. А.П. Окладников), что "материальная культура глазковских племен [XVIII-XIII века до н.э.; распространенная в Прибайкалье, Приангарье, в верховьях Лены и в низовьях Селенги]... была во многих отношениях чрезвычайно близка к культуре обитателей верховьев Амура и северной Маньчжурии, а также Монголии [того времени], вплоть до Великой Ки­тайской стены и Ордоса... следовательно... вся эта обширная об­ласть была заселена родственными друг другу по культуре [и не только] племенами" (выявлено, что монголоидные племена находились в этом регионе (в Прибайкалье и т.д.) задолго до появления протомонгольской "культуры плиточных могил" (т.е. и до формирования этноса "протомонголы")). При этом, поскольку отмечается (Э. Лхагвасурэн. 2012), что "монгольские племена, с древнейших времён почитая природные явления, поклонялись божествам женской природы", то вполне возможно, что и архаичные протомонголы испытали влияние раннеземледельческой культуры Китая).

     Особенности формирования этнокультурогенеза бурятского народа далеко не очевидны, сложны и уходят своими корнями в глубокую древность. В частности, факты указывают на то, что у бурят и у шумеров (как минимум, в части языка и некоторых обычаев и воззрений) - сходное древнетюркское "прошлое", а также налицо и длительное общение (и тех, и других) с соседними праарийскими племенами (ст. "О прашумерах. Инет. 2015).

     Так, очевидно, что патриархальным нововведением, получившим статус традиции, является принцип минората у бурят. Как отмечается ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002. стр. 139), что не только "отцовское "сэргэ" по обычаю должно было оставаться у младшего сына, который наследовал (также и) отцовскую землю, юрту, домашний очаг".

     Известно, что принцип минората был закреплен некоторыми древнеиндийскими юридическими сборниками (например, в "Гаутаме"). Заметим, что и царя богов громо­вержца Индру в "Брахманах" часто называют младшим сыном Праджапати. Бог Вишну - высшее божество в брахманизме и индуизме (наряду с Брахмой и Шивой), - тоже младший из Адитьев. Согласно шумерской мифологии, царём богов (Ниппурский канон) становится бог Энлиль, а не Энки, первородный сын бога неба Ану.

      Характерно, что и бурятам, и праариям (ст. "Об амурском петроглифе "Лось") было присуще создание петроглифов. Рассмотрим бурятский рисунок (см. выше), сделанный на скалистом берегу реки Белой у Мальты (М.Н. Хангалов. Рис. 8).

                 

      Рис. 8 Рис. 8-1

     Как легко видеть, при создании этой писаницы использованы общеевразийские (в т.ч. и арийские) сакральные изобразительные средства (окружности, их система, уголки в различном сочетании и сакральном количестве, короткие отрезки прямых как лучи, треугольники, число 3). Чисто бурятское здесь - идея изображения в середине графемы (в отличие от евразийских овалов, дуг, квадратов или ромбов и их сочетаний) квазиантропоморфной фигуры божества с "рогатой головой" (столь присущей бурятским петроглифам); т.е. на этой графеме показано (прочтение), что белый, дневной свет порождается лоном (два (разделённых) треугольника) богини Неба на втором "небе", но излучается её головой/лицом (у бурят "матушкой" Солнцем с "жёлтыми щеками"), которое (Солнце) у многих этносов нередко и изображалось в виде круглого светящегося лица/головы.

     Выдающийся бурятский этнограф М.Н. Хангалов приводит и изображение (Рис.2. "Онгон Ухан-хата". Т.1, 2004), сделанное также красной краской на синей материи, девяти стилизованных человеческих фигурок (типа Рис.8-1), с типичными круглыми головами, на которых изображено по три точно таких же "луча", как и на петроглифе Рис.8.

     Известны и петроглифы "афанасьевцев", на которых изображены быки (Jl.Р. Кызласов «Древнейшая Хакасия». 1986. Рис. 4, сер. III тыс. до н.э.); рис. "Афанасьевский бык".

     Характерно (Э.А. Новгородова "Мир петроглифов Монголии". 1984), что и неолитические петроглифы Восточной Монголии, и, в частности, пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй, являют собой изображения животных, выполненные красной или коричневато-красной охрой (как и в бурятской пещере "Городовой Утес" ("Хугтэй-хаан")). Считается, что по стилю и технике исполнения монгольские рисунки отличаются от уральских и западноевропейских, и, в частности, у монгольских отсутствуют закрашенные силуэты (как на Рис.1 - Рис.3), к примеру, - рисунок быка "Монголия" (заметим, что у "окуневцев" и "афанасьевцев" быки изображались также незакрашенными). Основные типы изображений эпохи неолита Западной Монголии выбиты на скалах горы "Чандамань хар-узур" (окрестности города Кобдо). Это - лошади, бараны, быки, змеи, птицы, олени, лоси, заяц и черепаха (и почти всё это (обычно выполненное более тщательно и снабжённое сакральной символикой) встречается среди петроглифов Байкальского региона). Так, наиболее древние петроглифы среднего Енисея обычно относят к т.н. "Минусинскому стилю" (палеолит и позднее); где изображены (довольно крупно): медведи, дикие лошади и быки, олени, лоси, кабаны и косули.

     

     Рисунки на скалах горы "Чандамань": 1 - лошади, 2 - бараны, 3 - точки под животными, 4 - быки, 5 -змеи, 6 - птицы, 7 - фантастические животные, 8 - олени, 9 - лоси, 10 - заяц и черепаха (Э.А. Новгородова. 1984).

     Так, филогенетика свидетельствует, что носители "мальтийской" археологической культуры (Мальта, Афонтова гора; см. выше) мигрировали, и, по всей вероятности, яви­лись создателями (заложили основы) южносибирской "афанасьевской" культуры (IV/III тыс. - первая пол. II тыс. до н.э.). Показательно, что, у "мальтийцев" обнаружены: мтДНК гаплогруппы U и Y-хромосомные гаплогруппы R (R1b) и Q; - как и у носителей "афанасьевской" культуры (C.Hollard "Peuplement du sud de la Siberie et de l'Altai a l'age du Bronze: apport de la pfleogenetique". 2014): мтДНК гаплогруппы U5a1a1 и Y-хромосомные гаплогруппы R1b (у хакасских "афанасьевцев"), Q (у монголоидного "афанасьевца") и  N1 (китайская гаплогруппа).  Считается, что антропологический тип "афанасьевца" (преимущественно) - протоевропеоидный ("ярко выраженные длинноголовые европеоиды" (Jl.Р. Кызласов. 1986).

     Выявлено, что в хозяйстве "афанасьевцев", наряду с традиционными для неолитиче­ской Сибири охотой, рыболовством и собирательством, получили развитие скотоводство и, в меньшей степени, земледелие. "Судя по раскопкам погребений старейшин, занимав­ших центральное место, - отмечает (Jl.Р. Кызласов. 1986), - в общественной жизни ("афанасьевцев") утвер­дились нормы патриархального строя".

     И в связи с вышеизложенным напрашивается вопрос: могли ли племена протобурят столь тесно контактировать с племенами афанасьевцев, чтобы заняться земледелием и пастушеством, для чего перейти на оседлый образ жизни и, как следствие, обязательно ассимилироваться с соседями (явление - типичное для Древнего Мира), и адаптировать их религиозные, изначально палеолитичесие, воззрения (несколько "смещённые" в область раннеземледельческих заботами о выращивании урожая и получении приплода). И пос­кольку генетика не выявляет (отсутствуют общие гаплогруппы) ассимиляции племён этих этносов, то, по-видимому, они и не особо контактировали. Считается, что "афана­сьевцев" сменила яркая "окуневская" культура с полумонголоидным населением, однако её носители не обнаруживают какое-либо генетическое родство с бурятами (определён субклад R1b1a2 (M269) гаплогруппы R1b). Следует отметить, что "афанасьевская" культура и связывается с волной распространения гаплогруппы R1b по Средней Азии и Сибири.

     Нельзя не остановиться и на т.н. "каракольской" культуре (по которой имеется только одна датировка по С-14 - 2720 г до н.э.). Считается, что данная археологическая культура, процветавшая на территории Горного Алтая, сосуществовала с афанасьевской. Существует мнение и о том, что "каракольцы" могли вытеснить "афанасьевцев" с Алтая и, тем самым, способствовали "расселению" гаплогруппы R1b по Сибири.

     В свете предпринятого рассмотрения представляет определённый интерес обустройство погребений "каракольцев" (берега реки Урсул и её притоков). Так, носители этой культуры ингумировали своих усопших (примечательно, что погребальный инвентарь встречается очень редко, что свидетельствует о поре замены (переходный период) "первичной" концепции посмертного бытия на "последующую" - инобытиё), помещая их останки в прямоугольных ящиках из обтёсанных каменных плит, на внутренние стороны многих из которых красной, черной и белой краской наносились рисунки птиц, горных козлов, лосей (как и на петроглифах бурят (зооморфные представления проявлений Матери и Отца)), а также и антропоморфных существ с рогами (Рис.9) или с лицом-диском/головным убором (Рис.10), окружённым лучами (здесь 2 раза по 8, на др. изображении - 3 раза по 8) вида Рис.8-1. Очевидно, что на Рис.10 Великая мать оригинально показана как богиня светящегося Неба (уникальное сочетание светящегося небосвода с антропоморфным телом богини (в постнеолите лишь у Солнца изображался светящийся человеческий лик (лицо)). Характерно, что в долине реки Урсул встречаются и камни с "чашечными углублениями" (знак "чашное" углубление являет собой аддитивную символику - небо/лоно богини-матери). Сопоставление одной из "каракольских" антропоморфных фигур "с рогами" (Рис.9), помещенной на плите погребения (т.е. связанной с подземным миром, преисподней), - с изображением бурятского бога-отца (либо его эпифании) - Рис.1 и Рис.2 (налицо сходство (единообразие) изобразительных средств), - идентифицирует "каракольцского" бога-отца, как владыку земли (рога быка) и её недр. Совокупность же изображений: треугольника на его лице, и треугольника под головой бога-отца, - образует ромб, который являет собой эмблему перманентной жизнепоро­ж­дающей слитно­сти ипостасей Двуединого божества (Отца-Матери) в "священном браке". Легко видеть, что при создании своих рисунков носители "каракольцской" культуры тоже пользовались общеевразийскими сакральными изобразительными идеями и приёмами.

     

                  Рис.9 Рис.10

     Большой объём (т.н. комплекс "Бичикту-Боом" (что означает "писаные скалы")) петроглифов находится на горе Бичикту-Бом (ок. одноимённого с комплексом села на левом берегу алтайской реки Каракол), являющейся частью древнего святилища. Считается, что к древнейшим рисункам, зафиксированным на этой горе, относятся изображения скифского времени (VII-III вв. до н.э.) и гунно-сарматской эпохи (II в. до н.э. - V в. н.э.).  В частности, в работе Р.В. Лебедева ("Алтай - Европа: тропами древних мифов". 2015, стр.24) приведена графема, на которой конный стрелок из лука (с символикой бога-отца на небосводе) пускает стрелу-фаллос (изображена и отдельно) в убегающую олениху (рога с 9 отростками; на графеме отдельно показаны и астральные знаки лона).

     Сопоставление же этой графемы с изображениями (М.И. Зильберман "ст. "Об амурском петроглифе "Лось". 2017) лося и стрелка (с луком стоит на колене) в него на глыбе (камень № 63) из Сакачи-Аляна (петроглиф IV-III тыс. до н.э.), свидетельствует не только о единой сакральной тематике (извечное пожелание перманентности созидающего жизнь акта "священного брака"), но и преемственности в иконографии (традиционности изобразительных средств).

     Как отмечается (Н.В. Абаев. 2004), одними из "древнейших земледельцев, которые одновременно занима­лись скотоводством, охотой, рыболовством, собирательством, а так­же оленеводством... были... в Южной Сибири (Саяно-Алтайское нагорье...) "андронов­ские" индоевропей­ские [древнеиранские по Н.Л. Членовой (1984)] племена" (культурно-историческая общность группы близких археологических культур бронзового века, охва­тывавших в XVII-IX вв. до н.э. Казахстан, Западную Сибирь, западную часть Средней Азии, Южный Урал (предполагается, что в третьей четв. II тыс.до н.э. начинается массовое перемещение европеоидного населения в восточном направлении)).

     В частности, в степях Сибири сформировался, как считается, подобный (одинаковый) для всех групп носителей "андроновской" культуры культурно-хозяйственный типаж пастуха-скотовода и земледельца. Известно, что "андроновцы", в основном, жили оседло в долговременных жилищах - в полуземлянках и бревенчатых хижинах (заметим, что протобуряты (по М.Н. Хангалову), но не "глазковцы", сооружали жильё иного типа). Характерно, что "андроновцы" использовали не только четырехколесные телеги, но и двухколки, "а также боевые колесницы с парной конской упряжкой" (Л.Р. Кызласов. 1986).

     Генетические исследования останков "андроновцев" показали наличие у представителей этой культуры наличие Y-хромосомной гаплогруппы R1a1 и гаплогруппы С, мажорных в гаплотипе бурят. Примечательно, что в погребальной практике "андроновцев" применялась как ингумация, так и кремация (видимо, и заимствованная у этих праариев бурятами). Заметим, что в частности, при "федоров­ском" погребальном обряде кремированные останки усопшего, собранные в сосуд, помещались в широкую, но неглубокую яму (как и у бурят); однако с каменной или деревянной облицовкой стен захоронения и таким же перекрытием (что у бурят не выявлено). У "фёдоровцев" практиковались и парные погребения.

     Уместно отметить и следующее (в части межэтнических контактов в древности). Так, существует мнение, что хурр. термин "марианна" - "колесничий", происходит от санскр. слова "мария", что означает "мужчина, воин". Однако в силу своих обязанностей, "марианна" не столько воин, сколько, человек, правящий лошадьми (так, на гиксосской колеснице находился и второй человек, который и сражался). И поскольку монг. "морь" и бурят. "морин" означают "конь", то индоарийское "м(а/о)рия" вполне может значить "конник, воин при коне", восходить к слову "морин/морь" и быть заимствованным у бурят/мон­голов (а выражение "морь-(иа)н" - значить "господин коня"). Заметим, что сегодня самой древней культурой, приручившей лошадь к востоку от Урала принято считать т.н. "ботайскую" культуру, существовавшую в период 3700-3100 гг. до н.э. на севере Казахста­на (и носителей которой этногенетически соотносят с племенами "уральской расы"). Таким образом, этимология терминов "морин/морь" не отвечает предположению о том, что андроновцы являлись первыми в азиатских степях наездниками.

     Итак, вероятность влияния "андроновцев" на этнокультурогенез бурят, несомненно, довольно велика. Не исключено, что именно от праариев-андроновцев буряты и заимствовали "прогрессивные" патриархальные представления, вместе с тем, не забывая (не отвергая, но даже используя) при этом и глубоко архаичные (ранненеолитические) верования предков (см. по тексту). Известно также, что андроновцы славились и как племена металлургов. Их мастера обеспечивали широкое производство разнообразных орудий труда и оружия. Считается, что под влиянием андроновской культуры сложились бронзолитейные центры, сыгравшие большую роль в распространении металла в таёжной зоне. Следовательно, вполне возможно, что бурятский "кузнечный культ" восходит к искусству обработки металлов (а также и её (обработки) сакрализация) носителями "андроновской" археологической культуры.

     Существует мнение (Н.В. Абаев "Архаические формы религии...".), что "в этногенезе булагатов приняли уча­стие индоевропейские племена балтов… О «балтском следе» в этноге­незе западных бурят может свидетельствует и название рода «Балтай» племени эхиритов".

     Так, известно (П. Жио «Бретонцы. Романтики моря». 2005), что под давлением саксов часть древнекельтского племени бриттов со втор. четв. V века н.э. переселилась с Британских островов на материк и обосновались там (в частности, в Бретани, Франция), однако некоторые роды бретонцев (бриттов) мигрировали далее на восток. Примечательно, что в прибалтийской Латвии и сегодня есть города, носящие такие кельтские названия, как «Дагда», «Индра», «Друя» (ср. ирланд. «друй (drui)» - форма ед. числа (друид)). Следы, в частности, культурного влияния кельтов нашли отражение в одной старинной бурятской сказке ("Старик Уханай"), в которой фигурируют девушка (дочь старика) с кельтским именем "Дагда", а также и непременный атрибут этого престарелого бога-отца - котёл (и по бурятской фабуле как бы "волшебный").

     Как выяснилось (М.И. Зильберман ст. "О прашумерах". Инет), протошумеры также длительное время тесно контактируя, сосуществовали с соседними племенами праариев (довольно много близких культово-мифологических соответствий). О высокой вероятности их этнической ассимиляции может свидетельствовать сопоставление гипотетического гаплотипа "черноголовых" (гаплотип иракцев, см. выше) с гаплотипом потомков праариев, и, в частности, греков (предположительно, переселившихся с Балкан (по данным веб-сайта «Eupedia: Your Guide to Europe in English»): мажорные гаплогруппы (J2, E1b1b1, R1a, R1b, I1, I2a) и остальные (G2a, J1, T и L (3 %), I2b (1,5 %)). Итак, все мажорные (и не только) гаплогруппы греческого гаплотипа входят в иракский.

     Как отмечалось выше, у бурят же с иракцами (гипотетически с "черноголовыми") общие две гаплогруппы - R1a и E, которые содержатся и в гаплотипе ариев-греков, и, таким образом, вполне могли попасть к протобурятам от праариев, и, в частности, от "андроновцев". Следовательно, несмотря на многочисленность культово-мифологических и иных совпадений и сходств (см. по тексту), причину чего можно усматривать, в частности, в общем древнетюркском "прошлом" этих этносов, тем не менее, выявление (доказательство) ассимиляции протошумеров с протобурятами требует дополнительных (и весомых) доказательств.

     Нельзя исключить и такого (гипотетического) развития событий. Как повествует История, империя III династии Ура подверглась тотальному разрушительному нашествию (в 2025 г. до н.э.) племён амореев-номадов, и многие «черноголовые» были вынуждены покинуть родину. Особенно массовым было бегство корен­ного населения страны при подавлении их восстания царём Самсуилуной, сыном Хаммурапи (в период с 1740 по 1739 гг. до н.э.), разрушившим (спалив­шим) Ур, Урук, Ларсу и многие другие цветущие города («Отцы Авраама»). Вооружённые «черноголовые», спасаясь, мигрировали на запад, - в Сирию, Угарит и Палестину (Ханаан), а затем (в составе гиксосов) и в Египет ("Гиксосы и их потомки"). Добрались они и до Иберийского полуострова (ст. "О шумеро-аккадском вкладе в этногенез западных иберов"). Вполне возможно, что и какие-то племена «черноголовых» бежали из Месопотамии и на восток (памятуя о стране исхода протошумеров), и мигрировали, пока не добрались до долин и рек, по полноводности напоминающих им Тигр и Евфрат. Там-то «черноголовые» и могли сблизиться с племенами протобурят (в лексиконе которых присутствовало довольно много др.-тюрк. слов).

     В одном древнехакасском сказании, записанном Шарафом Марвази (нач. XII века), говорится, что есть "в земле киргизов [хагасов, древних хакасов] четыре потока, которые текут и сливаются в одну большую реку, проходящую среди гор и мрачных ущелий".

     Издревле обжитая Хакасско-Минусинская котловина (южная часть Минусинской впадины - степь и лесостепь) расположена между горными системами Южной Сибири: Кузнецким Алатау на севере, Восточным и Западным Саянами на юге (Алтайско-Саянская горная страна (Саяно-Алтай)). "Четыре потока в Хакасско-Минусинской котловине, которые сливаются в одну большую реку - Енисей, - это наиболее крупные его притоки: Абакан, Ерба, Туба и Сыда. Енисей имеет характер горной реки и течет в «трубе», не только рассекая Саянский хребет, но и после прохождения хакасских степей... до района современного Красноярска" (Jl.Р. Кызласов «Древнейшая Хакасия». 1986).

     Как известно, согласно книге "Бытиё", Эдем располагался «на востоке». "Из [библейского сада-рая] Эдема [шум. "Эден" означает «степь, долина» или «равнина», жители которой часто праздновали, «весели­лись и пировали»] выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки" (Быт. 2.8). Показательно и библейское упоминание о том (Книги Иова и Еноха), что страшное «чудовище» - «Вол Бездны», пьющий из реки, вытекающей из Эдема, пасётся на неком Тысячегорье (но в Месопотамии нет гор). И тогда, поскольку древние евреи - прямые потомки "черноголовых", культура (в т.ч. и религия) которых всесторонне отразилась в Ветхом Завете (М.И. Зильберман "Отцы Авраама". Инет), то не исключено, что библейская легенда об Эдеме (эдене - как благодатной степи), шумерские корни которой неоспоримы (см. мифы о Змее Энки), - имеет Саяно-Алтайские истоки (заметим, что в Средней и Нижней Месопотамии подобных рек не более трёх: Евфрат, Тигр и Дияла (включается с натяжкой)).

     Так, Л.Р. Кызласов отмечает, что ещё "жители танского Китая "знали, что хагасы - "рыжеволосы и белолицы". Считается, что хакасы - потомки "афанасьевцев", культура которых (от IV/III тыс. до н.э.), предположительно, была создана праарийскими носителями древнеямной культуры (т.е. не исключено, что и последние были блондинами (как кельты или германцы)). Показательно, что и индоарийский Индра, и германо-скандинавский Тор изображались светловолосыми и с рыжей бородой.

     Как известно, племена древних шумеров объявились в Нижней Месопотамии в нач. IV тыс. до н.э.), и, предположительно, могли мигрировать из Алтайско-Саянской горной страны (судя по их лексикону (см. выше) и тенденции к строительству зиккуратов (между "обо" - святилищем на вершине горы, и зиккуратом (горой) со святилищем (храмом) на его вершине, - просматривается параллель)), будучи, вероятно, вытеснены носителями древнеямной культуры. Считается, что самоназвание (смуглых) шумеров - "санг-нгига" - "народ черноголовых (черноголовые)", но поскольку наименование это не теофорное, то не исключено, что оно дано шумерам (как прозвище) соседними племенами протохакасов ("белоголовыми") Минусинской степи.

     Вместе с тем, несколько неожиданным представляется проявление ряда чисто аккадских (семитских) по происхождению аспектов в различных сферах бытия бурят. Так, одного из величайших богов среди тэнгэринов буряты называют "Эсэгэ-Малан-тэнгэри", где бурят. "малаан" означает "лысый, плешивый", и которое (имя бога) обычно и интерпретируется (см. выше) как "Небо - плешивый отец". Несомненно, что подобное порочащее наименование не "потерпел" бы ни один из богов, т.е. жрецов этого бога (заметим, что любая ущербность божества лишала его сакральности (а его жрецов - паствы); пример, - оскоплённые Уран или ханаан. Эл), и "покарал" бы остряков. Однако, если же термин "малаан" рассмотреть как шум.-акк. выражение "мала(х)-(а)н", где ивр.-акк. "мала(х)/ме­лех" - значит "царь", то наименование "Эсэгэ-Малан-тэнгэри" обретает вполне пристойное толкование (и отвечающее рангу божества): "Отец - царь Неба".

     В одном из мифов творения фигурирует демиург "Бурхан Самбол" (см. выше), который, согласно его имени, мог отождествляться с Энлилем: "Самбол", представленное как шум.-акк. "Шем-Бэл", означает "Имя Бэл" (а "Бурхан Самбол" - "Бог по имени Бэл").

     Примечательно и то, что властитель царства мёртвых Эрлик (в частности, в тувинском поверье), как и шум.-акк. Нергал, владыка "Страны без возврата", - первоначально являлись небесными богами (небожителями).

     Рассмотрим и отдельные лексемы. В частности, бурят. "аха" означает "(старший) брат", а акк. "ahu" - "брат" (ивр. - "ах"); бурятское название фаллоса - "захайн заяабари", а иврит. - "зайн" (ср. "за(ха)йн"). У бурят известны обряды с такими названиями: "яха барьха" (поминки после похорон) и "сасли бариха", общий термин в которых - "барьха/бариха", и который фонетически совпадает с ивр.-акк. словом "барух", значащим "благословен(ный)".

     Отметим и такую смысловую параллель: шум.-акк. термины "илу, или" означают "бог, мой бог", а однокоренное с ними алтайское слово "улу" - "великий, важный".

     В одном из бурятских мифов, собранных М. Н. Хангаловым, рассказывается, что первоначально тэнгэринов было 99 и они составляли единый пантеон, во главе которого стоял Асаранги-тэнгэри, часть имени которого - "Асар (Ашур, Астар)" явно семитская (а сочетание "(а)нги", возможно, часть шум. (др.-тюрк.) "д-инги-р" (заметим, что термины [-д-] и "Астар" - тождественны, поскольку обозначают (просто) "бог"; и тогда термины "Д-инги" и "Асар-анги" - адекватны). А если воспользоваться и китай. словом "ding-bu" - "сверху", то наименование "Асаранги-тэнгэри" и трактуется как "Высший бог Неба".

     Заметим, что распад состава пантеона именно на 55 (на западе) и на 44 тэнгэрина (на востоке), как представляется, связан с распространением патриархальных воззрений с запада на восток, и которое, вероятно, происходило не без трений.

     Как известно, символика числа 55 традиционно связана с богом-отцом (в т.ч. и с богом Неба, и с громовержцем) и является патриархальной сакральной характеристикой. Знаменательно и то, что, согласно одному из мифов творения, все западные тенгрии - отпрыски бога Солнца (через супругу (?) "Манзан Гурмэ"), который долгое время слыл нередко главным мужским божеством у праариев (в параллель с богом Неба). Однако в этом качестве он (бог) не был воспринят бурятами (шаманизмом), почитавшими матушку Солнце.

     Символика же числа 44 (в сумме 8) соотносится издревле с образом Великой матери, богини Неба. А все восточные тенгрии (по данному мифу) считаются отпрысками бога Луны (через "Маяс Хара", вторую, "злую", дочь "Эхэ бурхан"). Очевидно, что, не смотря на (типичное для Старой Европы) давление праариев, буряты не только не отказались от бога Луны (см. по тексту), но и почитали его своим главным божеством. Шаманы устояли, однако "негатив" остался (разноголосица с классическими патриархальными представлениями ариев), и, возможно, поэтому группу восточных небожителей возглавил бог с наименованием "Ата Улаан тэн­гери" ("Отец красного неба"), которое представляется адекватным имени "Галта-улаан-тэнгэри" - "Огненно-красное небо" (по М.Н. Хангалову солнце почиталось как мужское божество), и которое должно соотноситься с цветом небосвода, окрашенного утренним, восходящим Солнцем (которое (как бог) и есть подлинный "Отец красного неба" (в дополнение к "матушке Солнце")).

     Заметим, что глава западного пантеона тенгриев получил наименование "Заян Сагаан тэн­гри" ("Творец светлого (света) небосвода" (как источник белого, дневного света, излучаемого небом, т.е. "унаследовал" эту эпифанию от Великой богини))

     Примечательно, что у бурят известен миф о том, что в море есть (пребывает) человек-рыба, у которого передняя (одна) половина тела рыбья, а задняя половина - человечья. И эту рыбу называют по бурятски "хун-загахан" (человек-рыба).

     История Древнего Мира знает два образа рыбо-человека: это - великий шум.-акк. бог-отец Энки/Эа, владыка водной бездны " Абзу"; и позднее - ханаан.-филистим. бог Дагон/Даган (упоминается в Ветхом Завете), соотнесение которого с рыбой (ивр. "даг") связывается с народной этимологией.

     Заметим, что именно бог Энки предупреждает Ут-Нопишти, аккадского Ноя, о предстоящем Потопе, и научает, как спастись (у бурят (по М.Н. Хангалову; Т. III, стр. 13) это делает Бурхан, - адекватный аналог Господа Бога). Выяснено, что все четыре версии мифа о Потопе (о шум. Зиусудре, акк. Ут-Нопишти, вавил. Атрахасисе и библейском Ное) имеют столь­ко общего, что не приходится сомневаться в едином источнике их происхождения, и только концовки несколько разнятся.

     Характерно, что фабула о Потопе, записанная у балаганских бурят и представленная М.Н. Хангаловым, особенно близка к библейской версии. Так, супруга бурятского Ноя помогает спастись (взойти на корабль) некоему Шитхыру (способному обращаться в мышь, и которого Бурхан в конечном итоге уничтожает). В одном же из вариантов библейской легенды (и только в ней) Ной спасает от Потопа и великана Оза, внука Шемхазея, т.е. родственника злого духа Азазеля. Помимо этого бурятский Ной поименован (Р.В. Лебедев) как Нух, Нукуз (а имя "Нух" - это др.-евр. "Нуах, Ноах").

     Нельзя не отметить также и того, что иногда первопредок тюрко-монголов возводится к Иафету, сыну Ноя (к примеру, Абулгази Бахадур-хан "Родословная тюрок"), - в чисто др.-евр. (библейской) генеалогической модели человечества. И это распространившееся представление, несомненно, обязано своим происхождением (восходит к) хазарам-иудеям. Так (С.А. Плетнёва "Хазары". 1976), в ответном письме (сер. X века) хазарского кагана Иосифа министру Кордовского халифата (Испания) еврею Хасдаю ибн Шафруту, каган сообщает, что народ его (хазары) происходит из рода Тогармы, сына Иафета.

     Заметим, что в др.-евр. литературе Тогармой (Тогаром) именовались все тюркские народы. Считается (А. Кестлер. 2001), что "это (сообщение Иосифа) также проливает свет на частое отождествление хазар с "народом Магога", а "Магогом", согласно Книге Бытия (X; 2-3), звали... дядю Тогармы". И, как замечает А. Кестлер ("Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие". 2001): "самое характерное в этом (хазарском) упражнении по генеалогии - смешение Книги Бытия с тюркской племенной традицией". Таким образом, хазары-иудеи пользовались не только ветхозаветными представлениями, но и терминологией (по данным арабских источников иудейская религия стала господствующей в каганате во времена халифа Харун-ар-Рашида (786-814 гг.)).

     У бурятского народа существует и предание о чудесном рождении обожествлённого Чингис-хана. Рассказывается, что некто, царь Ухэр-Боксо, имел красавицу-дочь, которую не только постоянно держал взаперти, но и дома прятал за занавеской. Как-то раз лучи солнца проникли за занавеску и царевна понесла, а затем и родила сына (мотив непорочного зачатия, как и в случае с Майей). И она (царевна) "положила его в кожаную корзину и пустила по реке. Этого ребенка нашли; он вырос; его назвали Чингис-ханом". Как, отмечал ещё Дж. Фрезер, мифов подобного содержания известно немало. И, как представляется, прототип данного мифа - легенда не столько о пороке Моисее, сколько о Шаррумкене (сыне жрицы) - Саргоне Аккадском (Древнем), великом завоевателе, первым создавшим мировую державу и обожествлённом при жизни (и в этом он соотносится с Чингис-ханом), память о котором (и его имя "Саргон") не увядала в веках.

     Так, по аналогии с обычаями (в части семейного права), принятыми у шумеров (у которых усыновлялись даже дети от рабынь) и аккадцев (отметим, что древние евреи (ха-ибири) - прямые потомки "черноголовых"; в частности, Самуэль Крамер видел в Аврааме шумера (см. монографию М.И. Зильбермана "Отцы Авраама". Инет)), и (М.Н. Хангалов) "у бурят существует обычай усыновлять чужих детей, что, конечно, чаще делают бездетные буряты; усыновляют как детей, так и взрослых" (так, библейский праотец Авраам усыновляет немолодого раба Элиэзера). При этом (М.Н. Хангалов) "усыновленный пользуется имуществом усыновителя как родной сын" (то же говорится и в библейском повествовании о Иакове и усыновившем его Лаване).

     Обычай же (М.Н. Хангалов): "Если какой-либо бурят настолько беден, что не имеет возможности уплатить калым и, следовательно, жениться, то он поступает в работники на условии, что он проработает хозяину известное число лет, а этот женит его, заплатив за него калым, а потом, по истечении условленного срока, отделит его. За все это работник должен прослужить своему хозяину (в основном) от 6 до 8 лет"; - калька с библейской истории (эпоха патриархов): усыновлённый Иаков, дабы жениться на Рахели, дочери Лавана, должен был отрабатывать выкуп за неё в течение семи лет.

     Известно, что обычай отработки (работы) у возможного тестя определенного количества лет либо в качестве выкупа за невесту, либо по иной причине даже после внесения выкупа за невесту, своими корнями ухо­дит в глубь веков. Так, Пар. 25. законов Эшнунны (старо-акк. город-государство у реки Дияла) гласит: "Если человек предлагает свои услуги в доме (потенциального) тестя, и тот (возможный тесть) берет его в работники, а затем отдаёт свою дочь другому мужчине, то отец девушки дол­жен вернуть ему (несостоявшемуся мужу) двукратную цену выкупа, полученного за невесту".

     Остановимся на представлении "личное божество" обычного человека (не царя или героя; в частности, у бурят такой герой - "Гэсэр", а его отец и личное божество - "Заян Саган Тенгри" (по иной версии - "Эсэгэ Малан Тэнгэри"), который "неотступно будет смотреть [вести по жизни] за своим Гэсэром единственным!"). Институт личных богов известен у шумеров, у аккадцев и др.-евреев (заимствован, поскольку у северных аккадцев-ассирийцев, он не выявлен) и, возможно, у протодравидов-эламитов и некоторых племён хурритов.

     Так (М.И. Зильберман "Отцы Авраама"), каждый "черноголовый", взывая к своим личным богам: "Да пребудет мой бог (буквально - акк. "или") со мною справа, а богиня моя (акк. "иштари") да пребудет слева", находился в полной уверенности, что его постоянно опекают и защищают (ведут по жизни) и личный бог, и личная богиня, - боги его рода (племени), в качестве которых мог быть любой из богов пантеона (статуэтки личных богов шумеров хранились около их домашних алтарей, а также брались с собой в дорогу). При этом, личный бог представлял собой персонифика­цию творческих сил и удачи человека: "иметь бога" означало "быть удачливым", "процветать". Считалось также, что личный бог ("или") создавал и вкладывал в лоно будущей матери своё семя (т.е. он - прародитель рода). Богиня "иштари" же наделяла появившегося на свет человека "долей (судьбой)": "Помилуй меня, иштари, надели долей" ("Поэзия и проза Древнего Востока". Ред. И. Брагинского. 1973) или в "Послании Лудингиры" сказано: "Милостивая богиня... с малолетства определила... судьбу" (она наделяла дитя комплектом "МЕ" - набором способно­стей (сутей, сущностей) и черт характера, выпрашиваемых ею у бога судьбы Энки, который хранил их в глубинах водной бездны Абзу, в своём дворце).

     Буряты также были убеждены, что для каждой личности в ее земной жизни предопределена "индивидуальная судьба" - "хуби заяан" (совр. бурят. "хуби" - "доля, участь, судьба"; а бурят. "заяан" - "судьба").

     Принято полагать, что "этнографический материал о бурятах сохранил" понятие о некоем божестве "Заяши", как о личном покровителе (кураторе) человека. Так, в начале XX века Б.Э. Петри писал, что у человека имеется три души и, кроме того, особый дух-покровитель Заяши, который сопутствует человеку на протяжении всей его жизни от момента рождения. Когда человека преследовали неудачи и болезни, говорили: "Заяши от чего отдалилась" ("Заяшаниин холодоо"). В одном из поверий говорится, что когда ребенок спит и во сне смеется, то это потому, что он радуется беседе (во сне) со своей Заяши; а если ребенок плакал во сне, считалось (в частности, у хакасов), что Заяши ненадолго оставляла его; когда же ребенок заболевал, болезнь вызывалась тем, что его покидала Заяши.

     Выражение "Заяши эхэ тэнгри" - "Заяши - небесная мать", свидетельствует, что заяши, как личная богиня, адекватна (тождественна) шум.-акк. "иштари" (по меньшей мере, до патриархальных метаморфоз). Показательно и то, что заяши (видимо, способствовавшая деторождению) связана и с судьбой (наделением долей) подопечного. Так ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002), у бурят (в связи с ещё не родившимся младенцем) проводился обряд, называемый "испрашивание сулдэ ребёнка" ("хуугэдэй нулдэ гуйха"). И поскольку "сулдэ" - одна из трёх душ, то, по-видимому, " Эхэ Заяши", подобно "иштари", испрашивала на небосводе у Всевышнего (либо у божества Судьбы) набор способно­стей (сутей, сущностей) и черт характера, определяющих через эту душу человека (через её наполнение) судьбу индивидуума. И, как подчёркивается, "Мотив социализации просматривается в таком обрядовом действии, предшествующем родам, как испрашивание сулдэ" (что и подтверждает сделанное предположение).

     Как известно, огонь домашнего очага изначально соотносился с проявлением образа Великой богини-матери (а "Заяши" - одна из её эпифаний (как "Гал Заяши"); как известно, у хакасов в роли "Заяши" выступала и сама Умай. "У хакасов женщина, пришедшая в чужой дом с грудным ребенком, должна была обратиться со словами уважения и просьбы о защите ребенка к огню очага этого дома, а хозяин дома в это время "угощал" огонь какой-нибудь пищей"; т.е. совершал умилостивительное жертвоприношение (Л.П. Потапов. 1973).

     И тогда закономерно, что известно "несколько вариантов проведения обряда "испрашивания "сулдэ" ребенка" у... огня" (поскольку богиня-мать - хранительница и дома, и семьи, и родовспомогательница). И при молении произносились такие слова: "Великий очаг огня, великая создательница судьбы, ниспошли..." (Г.Р. Галданова. 1987). А когда огонь очага начал соотноситься и с мужским божеством (божественной парой), то тогда бога очага (очаг), как обладателя и распорядителя "кутом" (см. ниже), и принялись умолять (специальный ритуал) о даровании детей. Однако в этом случае к очагу взывали несколько иначе ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002): "Великий очаг огня, великая созидательница судьбы [хозяйка огня], издалека приходящий хозяин огня, дарующий детей, вам поклоняюсь". Согласно народным поверьям, "кут" падал в очаг через дымовое отверстие, а оттуда, незаметно, попадал в чрево женщины.

     Следовательно, каждое мужское божество очага было со временем отождествлено с тем или иным богом-прародителем всякого рода/семьи (вызываемом издалека (особенно, если он - бог Луны: "Буха­ нойон бабаю" молитесь", текст моления (материалы С.П. Балдаева) из обряда дарования детей)). Так, у кудинских бурят таким "хозяином огня" считался Сахяадай-нойон (функциональный синоним), а "хозяйкой" (его супругой) - "Сахала-хатан".

     Любопытно, что монг. "сахал" означает "борода" (по-турецк. - "sakal", по-туркмен. - "sakgal". по-узбек. - "soqol", а по-бурят. - "һахал" (борода по-китай. - "huzi"), т.е. этот термин - прототюркский. Быть может, огонь (пламя, языки пламени) костра (очага) представлялся бородой божества? (а Великая богиня в ипостаси "хозяйка очага" - "Сахала-хатан" ("Владычица огненной бороды" как языков пламени?)).

      Примечательно (Л.Л. Абаева), что "у некоторых этнических групп бурят даже существовали "родовые деревья" [дерево - одно из воплощений (обликов) Великой богини (владычицы жизни и смерти), а в верхнем палеолите - и Единого бога (пример, - "Протошива")], почитавшиеся как покровители определенного (конкретного) рода [древо как воплощение Заяши]". Так, агинские буряты обращались к священной берёзе с просьбой (молением) о ниспослании "сулдэ" "мальчика или девочки" ("Обряды..." Т.Д. Скрынникова. 2002). При этом (не зная, кто родится) "к дереву привязывали девять ленточек, желтых [для девочек] и [девять] красных" (для мальчиков).

     Бездетные же родители (в частности, закаменско-тункинские буряты) с молением о даровании детей обращались к лиственнице (но не к берёзе, т.е. отдельные виды деревьев были сакрализованы (как, например, у друидов) не только по родовой принадлежности, но, вероятно, и по функциональному назначению (соотнесению с конкретным божеством)). "Для этого выбирали крепкое молодое дерево [ассоциирующееся с богиней-матерью в ипостаси здоровой молодой женщины (известны три её возрастные облика)], опоясывали его лентой или полосой материи, зажигали лампадку и обходили несколько раз [3 или 8 раз по часовой стрелке] вокруг дерева" (Г.Р. Галданова. 1987).

     Как отмечает М.Н. Хангалов, в прежнее время "один целый род имел общего онгона, которому молились и совершали жертвоприношения". "Так, в легенде о Барга-баторе говорится, что он совершил жертвоприношение "белой", молочной пищей и попросил... сына у родовых покровителей... (и) Моление его было успешным" (Г.Р. Галданова). Как представляется, этими родовыми покровителями являлись личная и родовая богиня "Заяши", а также и бог-прародитель рода, ибо он (как и у шумеров) вкладывал своё семя в чрево будущей матери. Так ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002), отмечается, что "сравнительный материал по верованиям алтайцев (телеутов) обнаруживает представление, что [некая субстанция] "кут", - как зародыш [субстанция, создающая зародыш]... дается человеку [в частности, у алтайцев] от небожителя Ульгеня - творца... "кута" [для рода/племени]". И, тем не менее, в общем случае (пара типа: "Гэсэр" - "Заян Саган Тенгри", - исключение) прародитель рода не исполнял функций личного божества (как у шум. бог "или")).

     Уместно (и должно) отметить, что тот факт (Г.Р. Галданова, 1987), что «Бесплодные женщины, ходившие на поклонение пещерам (-лоно), молились (внутри пещеры) до тех пор, пока какой-нибудь крошечный предмет не упадет (попадёт) в ладони. (И) Этот камешек... заглатывали", дабы забеременеть, - соотносит "этот камешек" с "кутом" (ибо владыка зачатия - бог-отец, а камень - "кость" (часть тела) бога-отца), но ни в коей мере с "сулдэ", которая никак не связана с зачатием. Вместе с тем, в части "сулдэ" утверждается, что "вместилищем "сулдэ" являлся камешек" или угольки очага, сам очаг ("Обряды в традиционной культуре бурят". Отв. ред. Т.Д. Скрынникова. 2002), а это не коррелирует с тем, что "сулдэ" - "первая (нетленная) душа", обретающаяся на небосводе, которая, будучи дарована (с возвратом) богиней Заяши индивидууму (в стадии эмбриона), пребывая в нём, создаёт из него, взрослого, личность.

     Знаменательно и то, что у каждого рода бурят (помимо штандартов) существовал и особый "знак рода" ("тамга" - "клеймо, печать"), который наносился на каждого члена этого рода, а также и на всё имущество рода (не ясно, как это соотносилось с личной и частной собственностью). Характерно, что и божество-родоначальник рода (судя по фабуле эпоса "Айдурай Мэргэн") был помечен (носил) таким же "знаком рода". Так, рассказано, что у богини Эрхэ Суйбен под правой грудью был изображён "напёрсток-тамга" (а у охотника Айдурая Мэргэна на правом бедре - "лук-тамга"). Известно, в частности, что у шумеров "знак рода" наносился на личную печать.

     Однако со временем, позднее (в патриархате), "каждый отдельный домохозяин старался завести своих собственных онгонов" ("родовые онгоны теперь исчезли", - констатирует М.Н. Хангалов). "После смерти родителей дети обязаны были в прежнее время не бросать или не привязывать к столбу или дереву (таких) онгонов своего отца, как это делается ныне, а с соблюдением известных обрядностей сжечь их (и тогда некий божественный "дух" покидал онгона)".

     Вполне вероятно, что речь здесь не идёт о полнофункциональной "Заяши", поскольку её эпифания "личное божество как куратор по жизни", как представляется, было отделено и персонифицировано (и престало быть и общеродовом, и общесемейным, и более не наследовалось). Обычай сжигания онгона предка (например, онгона отца) свидетельствует о возникшем в кои века у бурят нежелании потомка соприкасаться (общаться) с богом/духом, выбранным по произволу некоего шамана и творившим судьбу его предка (отца), здесь (у М.Н. Хангалова) обозначенном как "онгон" (заметим, что у каждой семьи был свой комплект энжинов-онгонов (на все случаи жизни), который также мог обновляться в следующем поколении).

     И тогда личное "божество-покровитель", в пору, когда "родовые онгоны теперь исчезли", - просто одна из вариаций (частный случай) онгонов, право выбирать которого для появившегося на свет малыша, по всей вероятности, было узурпировано шаманизмом.

     Как представляется, "онгон" - это собирательное, обобщающее (как имя нарицательное) название любой совокупности, состоящей из божества/духа и материального объекта (к примеру, статуэтки, дерева и даже животного), в который либо спонтанно, либо посредством проведения специальных обрядов (как это и было принято в Ойкумене (например, тайный обряд "разверзания уст" у новой статуи бога, проводимый по ночам у египтян или шумеров), и, как полагал Т.М. Михайлов, - у бурят: "эти онгоны освящались специальными служителями культа") это божество/дух было введёно (вселилось). Обычно оговаривалось, какому, конкретно, божеству соответствует тот или иной онгон, например, "Онгон (бога) Ухан-хата" - Рис. 2 (М.Н. Хангалов, Т.1); рисунок сделан на лоскутке синей дабы, пришитом к веревке из белого конского волоса с вплетенными в нее белыми и синими ленточками). Заметим, что онгонов ежедневно кормили (так, у шумеров (статуи) богов кормили два раза в день, а умывали и одевали по утрам).

     Так, повествуя о верованиях монголоязычных племен XI-XIII веков Плано Карпини писал: «А когда они [то же и у бурят] хотят сделать этих идолов (онгонов), то собираются вместе все пожилые хозяйки [присутствовали среди них и шаманки]... и с благоговением делают их, а когда сделают, то убивают овцу, едят ее (коллективная трапеза) и сжигают огнем ее кости (приносят огненную жертву женскому божеству). Следовательно, первые онгоны представляли Великую мать и её проявления (и тогда онгон Ухан-хата - дело рук женщин, о чём свидетельствует и компоненты изделия, и способ их соединения).

     И данная проблема (в части сходств и связей) не нова. "Но как, тогда, - задаётся вопросом, в частности, Р.В. Лебедев (ст. "Саяно-алтайские истоки библейских представлений". Вестник БГУ. 2017. Вып. 2), - объяснить тюрко-монгольские тэнгри-камские предания об Адаме и Аврааме, о жертве Авраама Кудаю, о всемирном потопе... о загробной жизни; камскую [шаманистическую] мифологию, содержащую в себе богатые подробностями библейские сюжеты; специфические, сугубо библейские древние понятия, символы, смыслы?" (в русле содержания данной статьи, должно отметить, что знаменитый библейский "тетраграмматон" обоснованно расшифрован в монографии М.И. Зильбермана "Исход евреев из Египта". Инет).

     Как представляется, для того, чтобы даже представленный выше объём бурято-библейских единообразий и совпадений сделался будничным, традиционным, - одних проповедей (и, в частности, подвижничества византийских миссионеров) недостаточно, - необходимо регулярное, тесное общение этносов, по меньшей мере, в течение 2-3 поколений. Заметим, что в весьма древней, многослойной, в основном, самобытной национальной бурятской культуре (и особенно в религии) каких-либо явных (ярких) отпечатков воздействия христианства или хазарского иудаизма не выявляется; но, вместе с тем, существование у бурят библейских легенд и иных др.-евр. обычаев в социальном обиходе, в буднях каждодневной жизни (т.е. выявляется далеко не поверхностное знакомство с некоторыми главами Танаха), озадачивает и наводит на мысль (гипотеза) о том, что тюркоязычные хазары-номады, у которых до обращения в иудаизм главное место в пантеоне занимал Владыка неба Тенгри ("Тангри-хан"), после падения Хазарского каганата могли переселиться (перекочевать) на восток (некоторые из племён), в регион, населённый бурятами, ассимилироваться с последними (раствориться в их среде), передав им при этом ряд библейских легенд, традиций и даже лексем.

     Уместно отметить, что основной формой ведения хозяйства у хазар продолжало оставаться кочевое скотоводство, а жилища были, в основном, трех типов: полуземлянки, юрты, а также и дома из сырцового кирпича на цоколях (первые преобладали в лесостепи, а вторые - в степях).

     Принято полагать, что после падения Хазарского каганата (650-969гг.) главный маршрут исхода (бегства) хазар вел на запад - в Литву, Польшу, Венгрию. Вместе с тем известно (географ Ибн Хаукаль, 70-е годы Х века), что жители столицы каганата Итиль (после её разрушения русами Святослава) бежали и на полуостров Мангышлак (Мангистау) на восточном побережье Каспийского моря в Казахстане, и на примыкающее к полуострову плато (и пустыня) Устюрт (А.П. Новосельцев "Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа" 1990). Отметим, что Хазарский каганат, гранича на востоке с Хорезмом, "владел Мангышлаком и Устюртом, а значит, и всеми степями Южного Приуралья" (М.И. Артамонов  «История хазар». 1962), куда хазары также могли отправиться.

     Знаменательно и то, что (по Л.Н. Гумилеву) в сер. X века либо в первой пол. ХI века (по А.П. Новосельцеву), в Центральной и Средней Азии разразилась сильная засуха и местные кочевые племена принялись массово переселяться, инициировав тем самым миграции других племён (в частности, (о)гузы откочевали на земли между Волгой и Уралом (Яиком)).

     Так (Л.Л. Абаева "Культ гор..."), в одной из версий о происхождении культа бога Даян-Дэрхи рассказано, что маньчжурский богатырь по имени "Эрэс", убил знаменитого монгольского шамана Даян-Дэрхи, "труп завернул в шкуру быка и бросил в реку Селенга", воды которой вынесли на берег "мешок из воды в местности Зуй-Сутой. Местные жители подобрали останки и захоронили их. С тех пор этому месту стали поклоняться все буряты, кочующие здесь" (известна бурятская пещера с наименованием "Даян-Дэрхи").

     Итак, в этой замечательной легенде примечательно (в русле рассматриваемой проблемы) то, что термин (часть имени жреца) "Даян" - титул иудейского религиозного судьи, а имя богатыря - "Эрэ(с/з)", на иврите означает (могучий) "кедр". И, как представляется, богатырь, хазар по происхождению, убивает шамана, в прошлом хазарского коhэна, за вероотступничество (возврат к тенгрианству); т.е. вполне допустимо, что многие хазарские коhэны (под влиянием ассимиляции хазар-номадов с окружающим населением (монголами, маньчжурами, а затем и бурятами) и угрозы утраты паствы) сделались шаманами (переквалифицировались). Заметим, что образ хазарского богатыря, могучего воина, изображён и в былине "Илья Муромец и Жидовин": "Из этой земли из Жидовския проехал Жидовин могуч богатырь", которого Илья Муромец смог одолеть только с Божьей помощью (после моления о сохранении жизни).

     И что особенно знаменательно (в части оценки приемлемости гипотезы), - из данной легенды вытекает, что хазары достигли региона, в котором кочевали буряты.

     Так (Б.Б. Дашибалов.1995), возникновение средневековых бурятских погребений в гротах и скальных нишах, исследованных И.Л. Кызласовым (1982), которые, "по его мнению, появились на основе представлений [также возникших в средневековье] саяно-алтайских народов об уходе в загробный мир, как об уходе в гору (пещеру) [т.е. в лоно]". Заметим (см. выше), что для бурят концепция посмертного инобытия в "Мире предков", вера в порождающее "материнское" лоно в горе (непременный посмертный "уход в гору" (М.М. Содномпилова. 2005)), - представления глубочайшей древности (неолит). Вместе с тем, как известно, погребения в гротах и скальных нишах (в т.ч. и вторичные) широко практиковались у ханаанеев и евреев, у которых (последних) этот обычай, видимо, и заимствовали хазары-иудеи, и, по всей вероятности, мигрируя (кочуя), какие-то их племена занесли его на Алтай и далее.

     В частности, в работе С.Г. Жамбаловой и Н. Игауэ "Калейдоскоп: этнографические картинки XX - нач. XXI вв. в устных рассказах народов Бурятии" (2010) приведён один весьма любопытный рассказ (бурятка 1918 г. рожд., село Харьястка (Улус Галтай), расположенное далеко от русских (христианских) сел). Итак, поведано, что раньше для бурят было держать свинью - большой грех. И далее: "Мама мне так говорила: «Нельзя людей ругать, убивать и т.д. Родителей надо слушать, старшим не дерзить и прочее". И как представляется, всё это (и отношение к свинье, и явная калька с библейских заповедей) вполне могло попасть к бурятам от иудеев-хазар, но не от манихеев (особенно в части свиньи (те -вегетарианцы вообще)), религия которых распространилась (с VIII века) из центра в Хакасско-Минусинской котловине к северу - вниз по долинам Иртыша, Оби и Енисея (Jl.Р. Кызласов "Мани и манихейство". 1999).

     Таким образом, ряд приведённых выше свидетельств заметно повышает вероятность того, что некоторые обычаи и представления хазар-иудеев были заимствованы и адаптированы культурой бурят.

      Заключение.

     Собрана, проанализирована и систематизирована сакральная символика (знаки, эмблемы, цвета, форма, а также понятийная дуальная символика типа мать-отец, небо-земля (преисподняя), левое-правое, высокое-низкое) времён от палеолита и до нашей эры. Применение метода сакральной символики при рассмотрении многих архаичных графем, петроглифов, иных изображений древности и некоторых текстов, позволило обоснованно "прочесть (осмыслить)" и интерпретировать их нередко эзотерическое культово-мифоло­гическое содержание.

      Список литературы

      в дополнение к работам, прямо указанным в тексте.

      Библия Ветхого и Нового Завета. Канон. М.1990.

     1. Мифологический словарь. Гл. ред. Е.М.Мелетинский. М.1991.

     2. История Древнего мира. ч1. Под ред. И.М.Дьяконова. М.1989.

     3. Никольский Н.М. Избранные произведения по истории религии. М.1974.

     4. История Древнего Востока.ч1.Месопотамия. Под ред. И.М.Дьяконова. М.

      1993.

     5. Бибби Жд. В поисках Дильмуна. М.1984.

     6. Крамер С.Н. История начинается в Шумере. М.1965.

     7. Азимов Айзек. В Начале. М.1989.

     8. Поэзия и проза Древнего Востока. Общ. ред. И. Брагинского. М. 1973.

     9. Крамер Самюэль. Шумеры. М.2002.

     10. История эстетической мысли. Сб. т1. Древний мир. Средние века.

     11. Ллойд Сетон. Археология Месопотамии. М.1984.

     12. Фрезер Д.Д. Фольклёр в Ветхом Завете. М.1989.

     13. Оппенхейм А.Л. Древняя Месопотамия. М.1990.

     14. Церен Э. Библейские холмы. М.1966.

     15. Изакс Я. Наш народ. Бруклин.1976.

     16. Хрестоматия по истории Древнего мира. ч1. Ред. М.А.Коростовцева.

      М.1980.

     17. Рот С. История евреев с древнейших времён по шестидневную войну.

      Ж-л "Век", 3.с41. Рига.1989.

     18. Кандель Ф. Кто мы..Ж-л "Век", 3-4.с33. Рига. 1989.

     19. Мифы народов мира. т1. Под ред. С.А.Токорева. М.1987.

     20. Штайн Лотар. В чёрных шатрах бедуинов. М.1981.

     21. История лингвистических учений. Древний мир. М.1989.

     22. Источниковедение. История Древнего Востока. Под ред. В.И. Кузищева.

      М.1984.

     23. История Древнего Востока. Под ред. В.И. Кузищева. М.1988.

     24. Замаровський Войтех. Спочатку був Шумер. Киев. 1983.

     25. Эсхил. Орестея. Агамемнон. М.1961.

     26. Кленгель-Брант Эвелин. Вавилонская башня. М.1991.

     27. Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем

      Востоке. Отв. ред. И.А.Стучевский. М.1987.

     28. История Древнего Востока. Материалы по историографии. Под ред. В.И.        Кузищева. М.1991.

     29. Критика иудейской религии. Отв. ред. М.М.Персиц. М.1962.

     30. Клочков И.С. Духовная культура Вавилонии. М.1983.

     31. Вейнберг И.П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. М.1986.

     32. Афанасьева В.К. Одна шумерская песня о Гильгамеше и её

      иллюстрации в глиптике. ВДИ. 1. 1961.

     33. Kramer S.N. From the Tablets of Ur. Indianapolis, Colorado. 1965, p290.

     34. Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилонии и Ассирии. М.

      1981.

     35. Тейлор Э.Б. Первобытная культура. М.1989.

     36. Фрезер Д.Д. Золотая ветвь. М.1983.

     37. Дьяконов И.М. Общественный и государственный строй Древнего Дву-

      речья. М.1959, с206.

     38. Лирическая поэзия Древнего Востока. М.1984, с37-38.

     39. Беленький М.С. О мифологии и философии Библии. М.1990.

     40. Кауфман И. и др. Еврейская история и религия. Израиль. 1990.

     41. Очерки истории еврейского народа. ч1. Под ред. Ш.Эттингера. Израиль.        1990.

     42. Еврейские праздники и даты. Пурим. Под ред. рава Й.Мазора. Израиль.

      1992.

     43. Флавий Иосиф. Иудейские древности. М.1994.

     44. Библиотека Флавиана. Вып.3. М.1994. Иосиф Флавий. Против Апиона.

     45. Библиотека Флавиана. Вып.3.М.1994. С.Лурье. Антисемитизм в Древнем        мире.

     46. Шомрей Эмуна. Молитвенник. Израиль. 1990.

     47. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М.1992.

     48. Бругш Г. Всё о Египте. М.2000.

     49. Мифы народов мира. Энциклопедия. М.1998.

     50. Финикийская мифология. Под ред. Ю.С. Довженко. С-П.1999.

     51. От начала начал. Антология. Под ред. В.К. Афанасьевой. С-П.1997.

     52. Ларичев В.Е. Мудрость змеи. Новосибирск. 1989.

     53. Дьяконов И.М. Люди города Ура. М.1990.

     54. История Древнего мира. Древний Восток. Минск.1999.

     55. Грант Майкл. История Древнего Израиля. М.1998.

     56. James E.O. The Free of Life. Leiden.1966.

     57. Голан Ариэль. Миф и символ. Иер.-М.1994.

     58. Falkenstein A.,Festschrift J. Friedrich. Heidelberg. 1959.

     59. Falkenstein A.Sumerische und akkadische Humnen und Gebete. Zurich.1953.

     60. Раввин Менахем Акоэн. Еврейские праздники. Тель-А.1975.

     61. Энциклопедия иудаизма. Меир Натив. Иер.-Тель.1983.

     62. Белицкий М. Шумеры. Забытый мир. М.2000.

     63. Авдиев В.И. История Древнего Востока. Л.1953.

     64. Синило Г.В. Древние литературы Ближнего Востока и мир

      Танаха. Минск.1998.

     65. Мень А. История религии. М.1994.

     66. Ранович А.Б. Очерки истории древнееврейской религии. М.1937.

     67. Gadd G.J. The Fall of Nineveh. London.1923.

     68. Kramer S.N. Sumerian mythology. Ph.1994.

     69. Немировский А.И. Мифы и легенды Древнего Востока. М.1994.

     70. Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим. 1976/1992.

     71. Бадж Уоллис. Легенды о египетских богах. М.1997.

     72. Хенкок Г. Ковчег Завета. М.1999.

     73. Бацалёв В., Варакин А. Тайны археологии. М.1999.

     74. Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л.1971.

     75. Мишна. Трактат Мегила. Иерусалим. 1994.

     76. Герасимов М.М. Палеонтологическая стоянка Мальта. С.Э. 1958, 3.

     77. Султанович Зеев. Живая связь. Еврейская история, традиции и культура.

      Тель-А.1997.

     78. Любимов Лев. Искусство Древнего мира. М.1980.

     79. Пальмов М. Идолопоклонство древних евреев. С-П. 1897.

     80. Монтэ Пьер. Египет Рамсесов. Смоленск.2000.

     81.Новомирова В. Гиксосы. Киев. 1998.

     82. Элиаде Мирче. Священные тексты народов мира. М.1998.

     83. Рак И. Легенды и мифы Древнего Египта. С-П. 1998.

     84. Матье М.Э. Древнеегипетские мифы. М-Л.1956.

     85. Фрейд Зигмунд. Сб. "Я и Оно". Человек по имени Моисей и монотеист-

      ическая религия. М.1999.

     86. Великовский Эммануил. Эдип и Эхнатон. Ростов. 1996.

     87. Войцеховский А.И. Тайны Атлантиды. М. 2000.

     88. Конелис В.Ю. Сошедшие с небес и сотворившие людей. М.2001.

     89. Кьера Э. Они писали на глине. 1994.

     90. Элфорд Алан. Боги нового тысячелетия. М.1999.

     91. Гарднер Лоренс. Цари Грааля и потомки Адама и Евы. М.2001.

     92. Ренан Эрнест. История израильского народа. М.2001.

     93. Валлон. Рабство в Древней Греции и Риме. М-Л. 1949.

     94. Тураев Б.А. История Древнего Востока. Минск. 2002.

     95. Циркин Ю.Б. От Ханаана до Карфагена. М.2001.

     96. Коростовцев М.А. Религия Древнего Египта. М. 1976.

     97. Харден Дональд. Финикийцы. М. 2002.

     98. Ситчин Захария. Война богов и людей. М.2000.

     99. Грейвс Роберт. Иудейские мифы. М.2002.

     100. Тёмкин Э.Н. Мифы Древней Индии. М.1985.

     101. Уайт Елена. Патриархи и пророки. И-во "Источник жизни". 1994.

     102. Зильберман Михаил. Гнев Энлиля. Израиль. 1999.

     103. Зильберман Михаэль. Отцы Авраама. Тель-Авив. 1996.

     104. Мерперт Николай. Очерки археологии библейских стран. М.2000.

     105. Зубов А.Б. История религий. Кн. I. М.1997.

     106. Циркин Ю.Б. Мифы Угарита и Финикии. М.2003.

     107. Грей Джон. Ханаанцы. М.2003.

     108. Гумилёв Л. «История Востока». Т I. Восток в древности. 1999. Эл. изд.

     109. Якобсен Торкильд. Сокровища тьмы: История месопотамской религии.

      1976/ М. «ВЛ» РАН, 1995.