Зиганшин Камиль Фарухшинович : другие произведения.

От Аляски до Эквадора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга написана по следам экспедиции Русского географического общества "Огненный пояс Земли". Камиль Зиганшин был членом этой экспедиции, ежедневно вел дневник прохождения маршрута, который лег в основу книги, сделал множество прекрасных фотоснимков, которыми и проиллюстрировал свою книгу.

   Камиль Фарухшинович Зиганшин, радиоинженер, родился 15.03. 1950 года в Башкирии в поселке Кандры. Автор книг о диких животных "Маха или История жизни кунички", "Боцман", "Щедрый Буге", "Возвращение росомахи" и романов о староверах "Скитники", "Золото Алдана".
   Председатель Башкирского отделения Русского географического общества, учредитель Фонда поощрения граждан и организаций, занятых защитой диких животных, заслуженный работник культуры РФ и РБ, член Союза писателей России, лауреат ряда литературных премий, включая Государственную имени Салавата Юлаева. Живет в Уфе. Отец пятерых детей.
  
  
  
  
   ОТ АЛЯСКИ ДО ОГНЕННОЙ ЗЕМЛИ
  
   По следам экспедиции Русского географического общества
   "Огненный пояс Земли"
  
  
  
   КРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ - это словосочетание обладает магической силой. Люди всегда с большим уважением относились и относятся к тем, кто совершил подобное путешествие, но, спрашивая себя, а мог ли я пройти "кругосветку", практически все отвечают: "Нет! Это невозможно!"
   Кому-то не хватает здоровья, кто-то боится потерять семью или работу, у кого-то не хватает средств. То есть, главная причина в наших страхах. Только освободившись от них и дав волю своему воображению, мы делаем первый шаг к тому, чтобы позволить себе мечтать. А когда мечта завладевает так, что ни о чём ином думать не можешь, то судьба непременно предоставит шанс. У меня так и получилось. В конце 2010 года Русское географическое общество приняло решение о финансировании кругосветной экспедиции "Огненный пояс Земли" и, я предложил свою кандидатуру её руководителю - Константину Мержоеву, геоморфологу, чемпиону России по спортивному туризму. Он, несмотря на мой возраст (61 год), поверил в меня и включил в состав группы в качестве летописца.
  
   Прежде чем приступить к дальнейшему повествованию, думаю, следует пояснить, с какой целью Русское географическое общество организовало эту экспедицию.
   Первопричиной явился угрожающий рост вулканической активности и реальность извержения супервулканов с чудовищными последствиями для всего живого. Супервулканы -- это самая деструктивная сила на нашей планете. Они имеют огромные размеры и мощь в десять тысяч раз превосходящую силу извержения обычного вулкана. Взрыв супервулкана (именно взрыв, а не извержение) влечёт катастрофические изменения условий жизни на всей планете.
   Последняя подобная катастрофа случилась в Тобе на Суматре 75 тысяч лет назад. Миллиарды кубических метров пепла попали в атмосферу, и солнечные лучи долго не могли пробить его толщу. Произошло длительное глобальное понижение температуры на 19-21 градус. В результате этого в разы сократилась численность животных, а часть видов вообще вымерла. Не меньшие потери понёс растительный мир.
   В отличие от обычных вулканов, имеющих форму конуса, супервулканы представляют собой огромные ложбины или понижения в земной коре, называемые кальдерами. При классическом извержении, лава поднимается по жерлу и, заполнив кратер, изливается наружу. В супервулканах же, магма заперта в гигантских подземных резервуарах. Скапливаясь в них, она начинает давить на земную кору. Это продолжается в течение сотен тысяч лет. Когда давление достигает критической отметки, происходит взрыв чудовищной силы, в результате которого гибнут целые континенты. Таких спящих "монстров" на Земле несколько.
   Один из самых "созревших" находится в Йеллоустонском парке в США. В настоящее время "резервуар" под его кальдерой заполняется магмой с угрожающей скоростью. Поскольку период между взрывами этого супервулкана находится в вилке 600-700 тысяч лет, а последнее извержение произошло 640 тысяч лет назад, Земля живёт в преддверии очередного катаклизма.
   Тогда огромное давление, нагнетаемое в течение столь длительного периода, прорвет земную оболочку, и магма будет выброшена в атмосферу на высоту около пятидесяти километров. В радиусе тысячи километров вся жизнь погибнет в течение нескольких часов. Но не надо думать, что пострадает только Северная Америка. Если температура понизится на расчётные 19-21 градус, в обоих полушариях лед покроет обширные территории, и они станут не пригодны для жизни.
   Идея обследования вулканов тихоокеанского пояса - самого беспокойного на нашей планете, - была выдвинута краснодарским геоморфологом, опытным путешественником, чемпионом России по спортивному туризму Константином Мержоевым. Ему и выделили грант для выполнения программы рассчитанной на 900 дней. Она предусматривала обследование семидесяти вулканов разбросанных по витиеватому побережью Тихого океана. Протяжённость маршрута 70 тысяч километров.
   Среди основных целей экспедиции следует выделить три.
   1. Научная - получить одномоментный срез состояния вулканов Тихоокеанского пояса, оценить степень их активности.
   2. Спортивная - совершить первое в истории непрерывное кругосветное путешествие "поперёк" Земли, т. е. не по параллели, а по меридиану, используя самые разные средства передвижения: снегоходы с санями, лыжи, автомобиль, велосипеды, катамаран и... свои ноги.
   3. Медицинская - наблюдение за изменениями физического и психического состояния в малочисленной группе людей при длительных нагрузках.
   В этих путевых заметках я расскажу о прохождении участка от мыса Принца Уэльского на Аляске до мыса Горн на Огненной Земле. Его общая протяжённость 37 тысяч километров.
   Представлю членов нашей некурящей и практически непьющей группы. О предводителе и идейном вдохновителе, сокрушающем своей энергией все преграды Константине Мержоеве (44 года) я уже писал, теперь коротко об остальных.
- Рачительный завхоз и обаятельный балагур с лидерскими задатками
   Алексей Казаченко (25 лет);
- Не знающий ни минуты отдыха хронометрист, красавец, обладатель
   лучезарной, располагающей с первого взгляда, улыбки Николай
   Коваленко (25 лет);
- Редчайший, несмотря на молодость, специалист в области медицины
   Андрей Колодкин (25 лет);
- Похожий на былинного богатыря, заведующий снаряжением Илья
   Семёнов (24 года);
- И единственный очкарик дистрофичного вида, молодящийся пенсионер
   с писательскими наклонностями -- автор этих строк.

 "МОСКВА - АНКОРИДЖ1" - 20 ЧАСОВ В ВОЗДУХЕ!
  
   Три месяца предстартовых хлопот пролетели как одна неделя.
   19 февраля мы вылетели из Москвы на Аляску** в город Анкоридж, откуда отправимся на снегоходах  к мысу Принца Уэльского -- исходной точке кругосветки (мой старший внук назвал её клюкосветкой).
   В солнечной, по-южному тёплой Атланте приземлились с опережением на 1 час 10 минут. Этот подарок оказался весьма кстати: из-за наплыва пассажиров паспортный контроль, таможенный досмотр и проход металлодетекторов заняли довольно много времени. Прилети мы по расписанию - вряд ли успели бы на свой рейс в Солт-Лэйк-Сити.
   А этот город встретил дождём, пронизывающим ветром и угрюмо просвечивающим в разрыве чёрных слоёв туч кровавым сгустком заката. Зато Анкоридж - конечная точка перелётов, порадовал звёздным небом и привычным двадцатиградусным морозом, согретым теплом дружеских объятий соотечественников - Виктора Семёнова и Василия Данилюка. Они помогли загрузить багаж в машину и повезли сквозь чернильную тьму безлунной ночи в гостиницу.
   В общей сложности в пути мы пробыли ровно сутки. Из них 20 часов в воздухе! Прыжок через двенадцать часовых поясов завершён! Перед сном я долго изучал сквозь трёхслойное оконное стекло непривычную наколку созвездий, а, отыскав любимую Большую Медведицу с высоко задранной ручкой ковша, успокоился и... завалился спать.
  
   АНКОРИДЖ - НЕОФИЦИАЛЬНАЯ СТОЛИЦА АЛЯСКИ
  
   С утра отправились в турне по магазинам закупать провиант, снегоходы и недостающее снаряжение. Анкоридж представлял собой одно-двухэтажный блин, широко размазанный по пойме реки Maтануска, с несколькими торчащими полу-небоскрёбами из стекла и бетона посерёдке. Его с трёх сторон подпирали пилообразные отроги гор, а с четвёртой (с запада) ограничивал залив Кука. Численность населения - 300 тысяч человек, но пешеходов на улицах почти нет - все на колёсах. Как правило, на грузопассажирских внедорожниках "Форд", "Шевроле", "Тойота" немыслимых размеров и с полуметровым дорожным просветом. На некоторых установлены подвесные ножи для очистки пути от снега. Получается вездеход в квадрате! Легковых машин средней величины мало, а малогабаритные - вообще в диковинку. Не любят американцы их.
   Почти все автомобили с GPS-навигаторами: водитель набирает адрес и рулит, следуя голосовым подсказкам "две мили прямо, через 200 футов направо...". Некоторые настолько привыкли к ним, что без навигатора плутают даже в своём районе. Цена на бензин чуть выше нашей: 3,6-4 доллара за галлон (галлон - 3,8 литра).
   Половина улиц с односторонним движением. В этом помимо плюсов немало и минусов - для того, чтобы заехать, к примеру, в соседний двор, водителю вынужден делать приличный крюк. В итоге число машин на улицах как бы удваивается. Дороги и тротуары, несмотря на обилие снега, чисто выскоблены. Ходить и ездить по ним одно удовольствие. Удивило то, что для пешеходов зелёный горит всего 6-8 секунд. Но, надо отдать должное водителям, ни один из них не тронется, пока пешеход не освободит проезд.
   Что ещё бросилось в глаза? Люди, невзирая на мороз, одеваются довольно легкомысленно: трикотажная курточка, непокрытая голова. Одна крупногабаритная тётя прошествовала мимо нас в тоненькой кофточке, в короткой юбке и со штиблетами на босу ногу. Нос посинел, а она улыбается, - похоже, ей хорошо. Наша команда, облачённая в пуховики, рассчитанные на пятидесятиградусный мороз, вызывала у местных снисходительные улыбки.
   Застройка улиц смешанная: стиль "кантри" соседствует с современным модерном. Старых зданий мало - в 1964 году город был до основания разрушен Великим Аляскинским землетрясением с магнитудой в 9,2 балла! Деревьев много, правда, совсем молодых, - похоже, что озеленением занялись недавно. На улицах и в скверах вырезанные из стволов деревьев фигуры индейцев, птиц, зверей. Глухие стены домов отданы под красочные картины профессиональных художников. Практически во всех холлах гостиниц, торговых центрах стоят необычные швейцары - чучела гризли. Один из них (с острова Кадьяк) был высотой не менее трёх метров - на такого с рогатиной не пойдёшь! Виктор Семёнов утверждает, что на Аляске медведи весом в полтонны не редкость. (Наши камчатские не меньше.)
   Фойе украшены рогами сохатых. Тоже, кстати, внушительных размеров. В толще иных "лопат" искусно вырезаны объёмные сюжеты из жизни аборигенов, горно-таёжные пейзажи. В магазинах изобилие экзотических сувениров из меха и клыков морских животных, сделанных руками алеутских и эскимосских мастеров. Есть весьма интересные работы.
   Аптек почти нет. Видел всего одну. Ассортимент медикаментов скудный, а цены заоблачные - на порядок выше наших. Так что болеть в Америке накладно.
   Пешеходы, как правило, здороваются. Даже когда идёшь мимо офиса, в окно обязательно помашут рукой3. Большинство женщин курит. Бросается в глаза то, что все они широко и густо подводят глаза чёрной тушью.
   Русских довольно много. Жизнь у них складывается по-разному. Кто-то вписался в американскую систему и счастлив. Кто-то только и думает, как бы поднакопить деньжат и вернуться на родину.
   Порт в Анкоридже занимает огромную территорию. Разделённые проездами площадки заставлены тысячами ярко окрашенных контейнеров. Мимо них то и дело проползают длиннющие эшелоны с сырой нефтью. Тянут их от побережья Северного Ледовитого океана, сотрясая окрестности чудовищными гудками, сразу четыре жёлтых локомотива: иначе им не одолеть многочисленные горные перевалы.
   С закупкой съестных припасов возникли неожиданные сложности - нужных натуральных продуктов (тушёнки, сухарей, круп и.т.п.) в магазинах не было. Всё какие-то суррогаты в красивой упаковке. (Привезти с собой провиант мы не могли - на американской таможне всё съестное конфисковывают.) Неприятно удивил хлеб - он тут вообще никакой: ни запаха, ни вкуса. Жуёшь какую-то пресную, вязкую, по вкусу похожую на бумагу, массу.
  
  
   23 февраля.
   Перед утренней пробежкой Костя поздравил нас с Днём Советской армии и Военно-морского флота. По этому случаю распили четверть яблочного сока (кстати, это один из немногих американских продуктов, не вызвавший нареканий). Наш ежедневный тренировочный маршрут охватывает периметр порта с выходом на смотровую площадку возле устья реки Матануска. Поскольку уровень воды в заливе за зиму упал метра на два, припай вдоль берега обвалился, образовав непроходимые, смёрзшиеся валы. Мимо них с шорохом ползли непрерывной лентой льдины. Стало понятно, отчего у причалов нет судов, - залив плотно забит этим подвижным крошевом. Открытые окна воды просматриваются лишь на выходе из залива Кука, километрах в пяти от порта. Проплывающий лёд довольно грязный. Видимо, из-за городских стоков.
   На севере проступает нечёткая громада Аляскинского хребта. Перед ним тянутся кряжи пониже. Их заснеженные пики, тронутые первыми лучами солнца, на глазах разгорались нежным пурпуром.
  
   Уже третий день рыщем вместе с опекающими нас соотечественниками по городу и его окрестностям в поисках снегоходов. Казалось бы, что может быть проще покупки снегохода в промороженной Аляске?! Нам все карты спутали международные ежегодные гонки "Айдитароуд трэйл" на снегоходах и упряжках, стартующие недели через две из окрестностей Анкориджа до городка Ном, что на берегу Берингова пролива (протяжённость трассы 1868 км.). Из-за них вся техника забронирована, а если продаётся, то по космическим ценам.
  
   Чем больше общаемся с сопровождающими нас русскими, тем откровенней они становятся в своих высказываниях об американском образе жизни. И к нам постепенно приходит понимание, что не всё тут так радужно, как показалось вначале. Из их слов следовало, что, да, здесь красиво, удобно, но вся система настроена на то, чтобы человек непрерывно вертелся, работал на пределе, лишь только расслабился - она выбрасывает его на обочину. В последние годы многие разорились, особенно те, кто набрал кредиты. А уж если заболел, то это катастрофа для семейного бюджета.
   Сегодня Василий Данилюк (немногословный, добрейшей души крепыш лет сорока пяти) пригласил нас на рыбалку. Желание изъявили все, но Костя отпустил только двоих, менее занятых, - меня и нашего доктора Андрея. Через полчаса подъехали к озеру, а их тут не счесть. Сильный ветер с шипением гнал по голому льду вихрастую позёмку. Съехав на изъеденную морозобойными трещинами стекловидную броню, встали под защитой лесистого островка, посреди водоёма. Он прекрасно защищал от ветра. Здесь, в тиши, на солнцепёке, Василий, обутый в огромные надувные ботинки из двухслойной резины с войлочными вкладышами (в такой обуви никакой мороз не страшен) за пять минут надырявил механизированным буром в полуметровом льду с десяток лунок. Размотал леску до нужной длины, насадил на каждый крючок по кусочку креветки и опустил в таинственно чернеющий кружок воды. Не успела наживка достичь дна, как Василий подсёк и вытащил серебристую форель. Прикинул - маловата! Отпустил подрастать. И был вознагражден: пошёл крупняк.
   У меня же ни одной поклёвки. Я направился, было, к другой лунке, как из-за острова вырулил громадный полицейский джип. Из него вышел одетый в бронежилет, обвешанный наручниками, рацией, фонарями и оружием бритоголовый верзила. Просветив нас пронзительным взглядом, он решительно направляется ко мне, и требует паспорт. Изучив его, тоном, не терпящим возражений, объявил:
   - Вам рыбачить нельзя!
   И, пробубнив на ходу ещё что-то, уехал. (К стоявшему с фотоаппаратом Андрею он даже не подошёл). Василий перевёл: "Рыбачить на Аляске имеет право только тот, кто прожил на Аляске не меньше года". Нельзя так нельзя. С полчаса мы с азартом наблюдаем, как Василий таскает рыбу. Горка на льду быстро росла. Я не устоял, решил проверить, есть ли наживка на моей удочке. Вытягиваю леску - крючок голый. Насадив новый аппетитный кусочек креветки, бросаю обратно. И в тот же миг окрестности сотрясает рёв сирены. Оборачиваемся - из леса прямо на нас вылетает на лёд, весь в клубах снега, знакомый джип. Он весь в переливистом сиянии красных и синих огней: не машина, а новогодняя ёлка. Подлетев ко мне, джип встал, как вкопанный. Дверь распахивается, и из кабины выскакивает взбешённый блюститель порядка.
   - Вы нарушили! Паспорт! - прокричал он с таким торжествующим видом, что можно было подумать, будто в этот момент им предотвращено самое страшное в истории Америки преступление.
   Получив паспорт, он сел в машину и надолго склонился над ноутбуком. Стою, терпеливо жду. Наконец стекло слегка опускается, "голова" спрашивает мой рост, вес и начинает заполнять бумаги. Я хотел подойти и попытаться разжалобить покаянным видом, но, как только сделал шаг, бритоголовый рявкнул: "Стоять!" В итоге - штраф 200 долларов! Я ужасно расстроился - это же приличные, особенно когда в дороге (да ещё за границей), деньги, и про себя сразу решил: платить не буду. Василий, зная привычный ход мыслей среднестатистического россиянина, предупредил:
   - Камиль, служака, похоже, вредный. Обязательно проконтролирует оплату - они получают процент от штрафа. Если увидит, что деньги не поступили, объявит в розыск. Тогда на границе могут надеть наручники и отправить в тюрьму за неподчинение властям.
   Никогда не хотел в Штаты, а теперь и подавно, - отбили охоту на всю жизнь! И дело не в штрафе (факт нарушения налицо), а в неадекватной агрессивности упивающегося безграничной властью полицейского. Надо же! Полчаса высматривал в бинокль: рыбачит, не рыбачит. Неужели ему больше нечем заняться? Да уж! Что-то неуютно русскому в Америке! Даже на Аляске нет воли.
   В один из дней после обеда нас пригласили на богослужение в местную церковь. Отец Сергий встретил необычайно крепким для его тщедушного сложения рукопожатием. Неприятный, я бы даже сказал, отталкивающий облик священника (острый нос, плешивая головка с маленькими пронизывающими насквозь глазками) не вызывал симпатии, но во время проповеди он до такой степени покорил меня, что я перестал обращать внимание на его внешность. Всего в церкви собралось человек сорок. Простые, понятные слова отца Сергия глубоко проникали в их сердца. Вселяли в них благодать и счастье. Приятно было наблюдать, как прямо на глазах светлели, преображались лица прихожан.
   В песнопении небольшого хора чувствовалось такое восхищение и любовь к Богу, что я и сам невольно воспарил душой. По завершению службы отец Сергий произнёс ещё одну эмоциональную проповедь. Затем представил нашу команду и попросил Костю рассказать прихожанам о маршруте экспедиции, её целях.
   От услышанного люди пришли в изумление. "Как вы решились на такое?!" - восклицали одни. "На вулканах столько опасностей!" - предупреждали другие. После чего, по предложению сердобольных женщин, они принялись дружно молиться за успех нашей небывалой затеи с такой искренней любовью и участием, что у меня глаза увлажнились, а стоящий рядом Николай зашмыгал носом. Затем все спустились в нижний зал, где потрапезничали приготовленной самим батюшкой картошкой, тушенной с мясом карибу.
   Мне, как россиянину, очень хотелось понять, кто в Америке успешнее в бизнесе: русские или американцы? И я спросил об этом у отца Сергия.
   - Бесспорно, русские. Мы ведь привыкли к трудностям и чураемся кредитов. Заработанное, стараемся в дело вкладывать, а не проматывать на Гавайях. Разные, конечно, есть люди, но в основном - молодцы.
   Тут нужно добавить, что на Аляске большинство русских верующие и практически никто не пьёт. Интересно, что и алеуты, и эскимосы в большинстве православные. Этому в немалой степени способствовало то, что пришедшие сюда с промышленниками русские монахи уже в конце 18 века перевели Библию и Евангелие на их языки, разработав для этого и соответствующую азбуку (до прихода русских у аборигенов не было письменности). И до сих пор в обиходе коренного населения немало русских слов (собака, платок, зелье, срам...). Индейцы же, по-прежнему крепко держатся своих обычаев и верований.
  
   Встали, как всегда, в 6 часов. Перед завтраком вместо традиционной пробежки Костя дал команду испытать в реальных условиях купленные вчера две трёхместные палатки. Одевшись потеплее, вышли во двор отеля. Расчистили при свете налобных фонариков от снега площадку и развернули ярко-оранжевые полусферы. Потом набились в одну из них и, рассевшись по периметру, стали оживлённо обсуждать достоинства и недостатки наших будущих жилищ, вспоминая попутно забавные случаи из походной жизни. Особенно много их хранилось в памяти командора. При этом он так комично всё изображал, что мы то и дело сотрясали спящую округу раскатами хохота. В самый разгар очередного представления снаружи на нас посыпались гневные тирады. Несмотря на скудость познаний в английском, мы поняли: требуют освободить принадлежащую отелю территорию от палаток. В случае неподчинения обещают вызвать полицию. Чтобы не испытывать судьбу, стали на карачках поочерёдно выползать наружу. Сотрудники отеля, увидев знакомые пуховики, залепленные красочными эмблемами Русского географического общества и экспедиции "Огненный пояс Земли", о которой в Анкоридже уже знал каждый второй, сначала смутились, а потом расхохотались и... стали просить разрешения сфотографироваться с нами на фоне палаток.
  
   АЛЯСКА -- НЕ АМЕРИКА
  
   Гип-гип-ура! Наконец нашли два подходящих, способных выдержать многокилометровую гонку через горы и заваленную снегом тайгу, снегохода Скидо Артик мощностью по 150 л. с. Они хоть и бывшие в употреблении, но заводятся и тянут как новые.
   Завтра установим на санях дышла, полозья, прикрепим к снегоходам фаркопы, погрузимся, и после обеда в путь! Настроение сразу изменилось. Все повеселели, охвачены предстартовым возбуждением. Так происходит всякий раз, когда собираешься в незнакомый край, а сейчас особенно, потому как край этот - волнующая воображение россиянина Аляска. Да, чуть не забыл, - утром Анкоридж очередной раз тряхануло. Да так, что стёкла испуганно задребезжали. Огненный пояс не дремлет!
   Ужинали у Виктора. Он живёт почти в центре Василлы, городка, расположенного в 75 километрах от Анкориджа. Это имя он получил в память о благочинном попе Василии, служившем в этих местах в 19 веке.
   Нужно сказать, что Василла необычное поселение. Прежде ничего подобного я не встречал. Представьте обширную (километров двадцать в диаметре) котловину, покрытую девственной тайгой. Среди деревьев и бродящих тут и там сохатых проглядывают дома, стоящие друг от друга на расстоянии 100-200 метров. Фасадами все они смотрят на лесные дороги, которые именуются улицами. Лишь в центре здания стоят достаточно плотно, и Василла становится похожа на город в привычном понимании этого слова. При численности населения 20 тысяч в городке двадцать футбольных полей, три открытые хоккейные площадки, два закрытых и два открытых бассейна.
   Оля, жена Виктора, по-славянски щедрая, открытая женщина из многодетной, в 18 человек (!), семьи, весь вечер потчевала нас русскими блюдами: наваристыми щами, пельменями, картошкой, солёными помидорами, селёдкой, домашней выпечкой, но вместо привычной для нас водки - напиток из брусники с добавлением клюквы, калины. Хозяева живо интересовались обстановкой в России, последними новостями. Услышать их из уст краснодарцев им было приятно вдвойне - Виктор сам родом из этого края. Нас же интересовало, чем живут люди на Аляске, почему из тёплого штата Вашингтон он со всей семьёй, а у него шестеро детей (у Василия Данилюка ещё больше - семеро), переехал на край света.
   Оказывается, Аляска единственный штат, где во время кризиса 2008 года экономика не только не снизила обороты, а, напротив, стала расти. Показательно, что во Флориде стоимость домов упала в пять раз, на Гавайских островах в три, а на Аляске - наоборот - даже чуть поднялась. Одна из причин этого явления: каждый, кто живёт здесь (включая детей), ежегодно получает северную надбавку (они её называют - "дивиденды") в размере от 1300 до 3300 долларов (в зависимости от экономических показателей штата). Так, например, семья Виктора в прошлом году получила 26400 долларов. А коренные жители получают ещё и солидную ренту от нефтяников. (Под твёрдой, как камень, вечной мерзлотой сосредоточено главное богатство Аляски - огромные запасы нефти).
   Каждый, кто прожил на Аляске более года, может приобрести лицензию на отстрел одного лося и двух карибу. В ней указано, где и в какие срок можно охотиться. Кроме того, даётся разрешение (пермит) на ловлю красной рыбы (здесь её называют сэлман, кинг-сэлман, сэлман-рэд, сэлман-сильвер), - 15 голов на главу семейства и по 10 на каждого члена семьи. Ловить разрешается только в опредёлённых реках. Эта норма действует для одной речки. Столько же можно добыть ещё на двух других, открытых для промысла. Стоит этот годовой пермит 200 долларов. Мойву же разрешается ловить без ограничения. Так создаются условия для притока населения в этот богатый, но по-прежнему малолюдный край.
   Нарушения правил охоты редки - штрафы и сроки за незаконный отстрел или отлов таковы, что на всю жизнь отбивают желание браконьерить. К примеру, за лося год тюрьмы гарантирован.
   Для эскимосов, алеутов и индейцев промысловые нормы ещё выше. Белые американцы как бы искупают свою вину за уничтожение большей части коренного населения при захвате самых лучших земель в период колонизации. В этом "деле" их англоязычные предки были ненасытны и чрезвычайно жестоки (кроме банального отстрела прибегали даже к умышленному заражению оспой).
   Недаром, когда прославленный вождь индейцев Сидящий Бык, выступая в сенате США, заявил: "Белые люди не выполнили ни одного договора, заключённого с индейцами", никто не смог его опровергнуть.
   До сих пор бытует представление, что скальпы - это изобретение индейцев. На самом деле обычай скальпирования привезли в Америку как раз европейские переселенцы. Английское правительство даже платило за каждый скальп в 18 веке по 100 фунтов стерлингов! А за скальп вождя 200 фунтов стерлингов - немалые деньги даже в наше время.
   Рассказывая об этом, Виктор посетовал, что нефтяники, дабы сократить расходы на выплату ренты (часть земель ещё принадлежит индейцам племён тлинкитов, атабаски и хайда), потихоньку спаивают их.
   На Аляске любой взрослый может, как и во времена колонизации, разгуливать по улицам с кольтом или револьвером на бедре (мы, правда, таких не видели). Не разрешается заходить с оружием только в общественные учреждения. Василий Данилюк как-то открыл свой оружейный сейф - так там оказался целый арсенал нарезных карабинов, пистолетов и боеприпасов к ним.
   Для нас было неожиданностью узнать, что американцы очень ревниво относятся к успехам коллег, особенно успехам подчинённых. Если работник приехал на работу на более дорогой машине, чем у босса, то тот на него заимеет большой зуб. В случае если босс женщина, то сотруднице лучше не одеваться богаче её.
   В Америке высокие налоги на недвижимость. За дом площадью 200 м2 он составляет 3400 долларов в год. А вот цены на продукты сопоставимы с нашими. Для сравнения: 1 кг картошки стоит 0,8 доллара, 1 кг лука - 1 доллар, 1 кг мяса 7-10 долларов, 1 кг колбасы - от 10 до 20 долларов, хлеб - от 2 до 6 долларов. Газ за отопление квартиры площадью 70 м2 обойдётся в 110 долларов в месяц, а затраты на электроэнергию - 80. Один акр земли (0,4 га) под строительство дома стоит 25-30 тысяч долларов. Аренда авто - 40 долларов плюс доплата за пробег (100 миль - 30 долларов).
   Дороги здесь - сказка! Ни одной ямочки, ни одного бугорка, хотя случаются и морозы под сорок, и снег лежит 7-8 месяцев. (Вспомните причитания наших дорожников о том, что в России невозможно иметь хорошие автотрассы из-за стужи, вспучивающей асфальт.) Секрет предельно прост - компания, выигравшая подряд на строительство дороги, ремонт в течение гарантийного срока производит за свой счёт. Поэтому выгодней сразу строить с солидным запасом прочности.
   Инфляция тоже есть. Так, например, если в 2000 году один галлон бензина (3,8 литра) стоил 1 доллар, то сейчас около 4 долларов. А вот цены на медицинские услуги просто умопомрачительные. Одни сутки в больнице стоят 3500 долларов в Василле и 5500 в Анкоридже. Кого-то выручает страховка, но не все имеют возможность оплачивать её (в месяц надо платить порядка 400 долларов за взрослого и 200 за ребёнка) Понятие декретных денег вообще не существует, как и самого декретного отпуска - женщина работает до последнего дня и за роды придётся заплатить 15-16 тысяч долларов! Максимум, на что идёт администрация, - предоставляет роженице недельный неоплачиваемый отпуск. В то же время поражает трогательное внимание к инвалидам и старикам. Вот такие парадоксы!
   Американцы с детства приучены к честности, соблюдению установленных правил. Законодательство так устроено, что даже за незначительный проступок можешь угодить за решётку на лет десять. И хотя в тюрьмах условия содержания хорошие, терять свободу никому не хочется. Ещё американцы приучены информировать полицию о любых нарушениях или подозрительных ситуациях. Если, например, к соседу приехали незнакомые люди на крутой машине, то кто-нибудь обязательно запишет номер, сфотографирует и сообщит дежурному. Это у них один из способов борьбы с нарушением законов (в первую очередь с сокрытием доходов). Всё, что говоришь американцы воспринимают буквально. Если скажете, что мёд вырабатывают из снега, то, скорей всего, вам поверят. В общем, шутить с ними опасно, ибо можете оказаться в неприятной ситуации.
   Уровень образования до сих пор, невзирая на все старания наших реформаторов, уступает российскому. Представьте - в нижних штатах многие даже не знают о существовании Аляски. Приехавшие из нашей страны семиклассники по знаниям не уступают одиннадцатиклассникам. (В США 12-летняя средняя школа.) Разница настолько велика, а нравы в американских школах столь низко пали, что часть русских (они на Аляске практически все верующие, и для них распущенность неприемлема) обучают детей сами, по специально издаваемым для родителей учебникам. В школу они ходят только для тестирования.
   Технический прогресс достигается путём привлечения в страну лучших мозгов из других стран - благо долларов море. Печатают их американцы в неограниченном количестве. Как кто-то верно подметил: "Технический прогресс США обеспечили русские, а финансовый - евреи". Сами американцы не предприимчивы. Но если человек способный, трудолюбивый, то система позволяет занять достойное место в жизни без участия "волосатой руки".
   Живущие здесь наши соотечественники очень переживают, болеют за Россию и радуются каждой позитивной информации с этнической родины. Всего в США проживает около двух миллионов русских. Особенно много их в Нью-Йорке (в основном русские евреи), Калифорнии и Аляске. Тут надо пояснить - русскими американцы называют не только россиян, но и всех, кто приехал из стран бывшего СССР. На Аляске к русским относятся заметно лучше, чем в других штатах (видимо, действует историческая память).
   В самом Анкоридже сейчас проживает 10 тысяч россиян. Многие полицейские владеют минимальным словарным запасом для общения с ними. Вообще интерес к России на Аляске большой. В двух школах даже изучают русский язык. Меня, почитателя старолюбцев, в особенности порадовало то, что в штате здравствует немало староверческих общин. Некоторые существуют ещё со времён царствования Екатерины Великой. Больше всего их на островах.
   Общение с Виктором и его семьёй затянулось до позднего вечера. Тем для разговоров было много. Мне больше всего запал в душу с болью высказанный Виктором упрёк: "На мой взгляд, о совести и достоинстве в России забыли. Понятие чести утратили. Прежде честь ставилась выше выгоды. Она была свята - под честное слово кредиты давали. И того, кто своё слово не держал, ожидал всеобщий срам. А ноне умение обманывать чуть ли не в добродетель возвели. Вот об этом сердце болит. Неужто сатана вас столь ловко опутал, что не можете свою честь уберечь?!"
   Возразить нечего - подмечено точно.
   Несмотря на уговоры хозяев остаться и переночевать в тепле, а завтра ещё и помыться в бане у соседа - Василия Бондарева, мы вернулись в отведённую нам Василием Данилюком лёгкую, неотапливаемую постройку. Этой ночью опробуем, наконец, спальники, сшитые по спецзаказу из гусиного пуха. Забегая вперед, скажу - они нас разочаровали: фирма "BASKO" гарантировала комфортный сон при 50-градусном морозе, а на практике зябли уже при минус двадцати.
   Когда развернули пенки и расстелили спальные мешки, Костя объявил, что с этой ночи переходим на походный режим. Это значит, что дежурный встаёт затемно - в 6 часов - и готовит завтрак, в 7 часов общий подъём и завтрак. После него хронометрист Николай Коваленко с помощью портативной метеостанции производит измерения температуры, влажности воздуха, давления, скорости ветра, точки росы и заносит данные в журнал. Андрей Колодкин, наш доктор, тестирует каждого и снимает динамические показатели. Остальные сворачивают лагерь, и в дорогу... пока, правда, по магазинам.
   Эта ночёвка мне запомнилась на всю жизнь в связи с курьёзным событием. Под утро, когда мороз особенно силён, я почувствовал, как что-то мягкое щекочет ухо. Пока сквозь дрёму соображал, снится это или происходит наяву, "кто-то" начинает покусывать мочку. Тут меня охватил животный страх - я стал спешно освобождать руку, чтобы поймать наглеца, но тот, чувствительно швыркнув коготками по коже лица прыгнул на спальник и был таков. По всей видимости, это была мышка, - решила погреться, а заодно и перекусить.
  
  
   ________________
   1Американцы произносят - Энкридж, но мне русская транскрипция кажется мелодичней.
   2Аляска (в переводе с алеутского языка - "Китовое изобилие") - самый крупный штат США, площадь 1519 тысяч кв. км, население - 700 тысяч.
   3Здесь и далее изложены мои личные впечатления. Возможно, часть из них субъективна, но я стремился честно и максимально точно описать то, что видел и чувствовал.
   ДОЛГОЖДАННЫЙ СТАРТ
  
   Утром под наблюдением трёх лосей, стоящих на краю подступающей прямо к дому Василия Данилюка тайги, загрузили на широкую платформу снегоходы и сани. (Платформу пригнал Василий Бондарев.) Расселись по машинам и поехали к озеру Биг-Лэйк. По обочинам ещё несколько раз видели сохатых, флегматично обкусывающих кончики веток. Сказка! Когда мы доживём до такой идиллии.
   Съехав на лёд, прицепили к снегоходам сани, загрузили в них снаряжение, провиант, канистры с бензином и помчались по укатанному собачьими упряжками тракту между высоких стен густого, по большей части хвойного, леса в глубь промороженной насквозь Аляски. Провожатые махали вслед шапками до тех пор, пока наш караван не скрылся за деревьями. В такие минуты радостное ожидание - что там впереди? - всегда немного омрачает грусть от расставания с людьми, ставшими почти родными.
   Не могу удержаться и не выразить восхищение и бесконечную благодарность живущим здесь соотечественникам. Все они, бросив дела, целыми днями носились с нами по городу и его окрестностям. Вели переговоры, яростно торговались ради того, чтобы сэкономить наши финансы, а вечерами вели с нами задушевные беседы, щедро делились своим опытом. Глубоко верующие, они живут, придерживаясь принципа: "От дел своих человек осудится. От дел своих человек оправдается".
   Жесткий график вынуждал нас уже со старта держать максимальную скорость. Поэтому в санях трясло так, что казалось, ещё немного и позвоночник рассыплется на части, а голова оторвётся. Особенно сильно било на участках с неровным рельефом. На крутых виражах требовалось огромное усилие, чтобы не вылететь из саней.
   На столообразных возвышенностях с крупноствольным лесом и марях с чахлым и редким ельником тряска ослабевала, зато возрастала скорость, и обжигающий ветер пронизывал насквозь. Пальцы даже в двойных перчатках ломило от стужи. При этом снежной крупки из-под гусениц мобайлов летело столько, что вскоре из заполненных снегом саней торчали лишь капюшоны.
   Погода по-прежнему балует: ясно, мороз умеренный. А в долине Юкона по утрам, говорят, за тридцать. Снег на марях и южных склонах оплавлен солнцем и блестит, как полированная сталь. Труднообъяснимое для минусовой температуры явление. Возможно, это следствие неожиданных оттепелей, а может, особенностей солнечной радиации в приполярной зоне.
   Навстречу попались две собачьи упряжки. В каждой по шесть пар хасок. На лапах "башмачки" из плотной ткани - чтобы собаки не резали лапы о края ломкого наста. Бегут резво, но наши снегоходы раз в пять быстрее. Зато собакам на сутки достаточно одного килограмма рыбы или мяса (всего на упряжку - 10-12 кг.). А снегоходы сжирают по 40 - 50 литров в день, и это не предел. Да и ломается техника чаще. С другой стороны, на снегоходе в день можно пройти до 400 километров, а на упряжке обычно не более 120. Правда, иные рекордсмены умудряются одолеть и 180.
   Вскоре вслед за упряжками промчались три "Сканди". Водители на ходу поприветствовали нас поднятыми крагами. Лиц за натянутыми на голову балаклавами и громадными очками не разглядеть.
   Через километров пятьдесят над тёмно-зелёной лентой леса проклюнулись заснеженные зубцы, сияющие на солнце девственной белизной. Вырастая на глазах, они превратились во внушительный горный массив, тянущийся с юга на север. После унылой монотонности равнины этот величественный хаос остроглавых пиков произвёл на меня особенно сильное впечатление. Вдали, на севере, проступала сквозь голубую дымку грозная, конусовидная громада Мак-Кинли - самая высокая гора континента (6194 метра). Дирекция национального парка обещает открыть доступ к ней не ранее третьей декады апреля, возможно, даже в мае, - всё зависит от того, какой будет весна. Обидно. Мы не можем так долго ждать.
   Обогнув отрог с юга, останавливаемся на ночёвку у входа в ущелье, по дну которого подо льдом течёт речка Скуэтна. Засыпанные снегом "саночники" (я в их числе) счастливы - наконец-то можно перевести дух, восстановить утраченный от рёва двигателя слух, от выхлопных газов - обоняние, но главное - дать отдых измученным постоянным напряжением мышцам и разболтавшимся позвонкам. У водителей другая проблема - ни как не могут унять мелкую дрожь в руках.
   - Ты что, Илья, кур воровал? - смеётся Лёха, выдавая ему гречку и масло.
   - У тебя, похоже, все мозги в санях выбило! Какие куры? - ворчит не понявший шутки Илья.
   - Руки трясутся, точно кур воровал, - настаивает Лёха.
   - Хватит прикалываться! Быстрее кашу варите, - сердится голодный Костя.
   "Стол" накрыли под открытым небом. Остывший воздух пощипывал нос. Чёрная бездна мерцала зёрнышками звёзд. Ковш Большой Медведицы, опершись дном на вершину горы, подливал чернил в и без того непроглядную тьму. Но лишь только из-за тучки, прижатой к горизонту, выплыл двурогий месяц, всё вокруг преобразилось, ожило.
  
  
   Моё дежурство. Встал в 6 часов. Чтобы не проспать, ближе к утру каждые 15 минут включал в спальнике фонарик - смотрел время. Надевая куртку, коснулся туго натянутого капронового потолка. На меня тут же посыпался поток жгучих кристалликов - от дыхания палатка изнутри покрылась толстым слоем инея. С трудом затолкав ноги в промёрзшие трёхслойные сапоги, вылез на жгучий мороз.
   После вчерашней тренировки горелку раскочегарил быстро, и к семи часам в затишке между санями аппетитно задымилась овсяная каша. Следом поспело какао. Мёрзлый хлеб отогревал на крышках котелков.
   Завтракая, то и дело потираем нос и щёки, - сдобренный ветром мороз чувствительно кусается. Упаковав палатки, спальники, кухню, выезжаем ровно в восемь. Наши трудяги-снегоходы ведут себя изумительно: заводятся с пол-оборота и тянут, как взбесившиеся быки. Это вселят уверенность, что до Уэйлса доберёмся. Главное, чтобы бензина хватало до посёлков, где можно пополнить запасы топлива. Их, к сожалению, немного: Опхир, Руби, Гелена (последние два на Юконе) и Ном на берегу Тихого океана.
   Тело после вчерашней тряски болит так, будто меня всю ночь пинали кирзовыми сапогами, но после новых порций "массажа" боль стала отступать. Едущий впереди Костя хоть и старался на ухабах сбавлять скорость, гнал на пределе, умудряясь при этом не переходить грань, за которой может последовать кульбит и прочие неприятности.
   На одном из затяжных тягунов от снегохода Ильи повалил пар - тосол закипел. Сняв крышку, увидели, что пружина термостата перекошена. Пока ремонтировались, мимо проехали два американца. Каждый, притормаживая возле нас, спрашивал, не нужна ли помощь. Традиционная для севера готовность помочь! В таких безлюдных и суровых краях без неё не выжить.
   Снежный покров довольно глубокий (около метра), но по здешним меркам нынешняя зима из числа малоснежных. Искрящаяся на солнце перина продырявлена лунками ночевавших под снегом куропаток, испещрена следами-траншеями лосей, оленей, волков, рысей, росомах (последние, благодаря густой меховой опушке на лапах, почти не проваливаются). Но больше всех наследили зайцы. Под поваленными стволами осин пухлявая попона истоптана сплошь. Там их столовые - кормятся горьковатой, сочной корой. Успел разглядеть даже парную соболиную строчку. А я то всегда считал, что соболь только в России водится.
  
   К ЮКОНУ
  
   Солнце отправляется в свою опочивальню с каждым днём всё позже, а встаёт всё раньше. Следуя его примеру, и мы выехали с небольшим опережением графика - в 7 часов 45 минут.
   Переваливая через пологие седловины из одной пади в другую, на удивление быстро достигли селения Николай. (Так приятно, что и здесь русский след!). Морозно, ни ветерка. Откуда-то сверху медленно сыплются блёстки. Крыши, стены домов в инее, будто посеребрённые. Дым из труб белыми, прямыми столбами подпирает небесный свод.
   Чтобы не рисковать решили подзаправить изрядно опустевшие канистры, но ни тут-то было - все в ожидании скорого прохождения гонок на собачьих упряжках и, следом, на снегоходах. У трассы уже сложены тюки спрессованной соломы  (каюры застилают её снег, чтобы собаки во время отдыха или ночёвки не мёрзли); установлены громадные железные печи для разогрева воды, рядом поленницы дров.
   Еле уговорили поделиться своими запасами местного авторитета - он отлил нам двадцать галлонов (76 литров). Помогло обаяние и напористость нашего командора.
   Участок до селения Опхир выбил из нас остатки способности воспринимать окружающий мир. Разжившись ещё 25 галлонами бензина, заночевали в паре километров от посёлка.
   Выехав утром на развилку, долго обсуждали, куда ехать. Левая ветвь вела на юг в сторону Тихого океана, правая - на север, к главной, прославленной Джеком Лондоном водной артерии Аляски - суровому и хмурому Юкону. И хотя первый вариант укорачивал путь, мы всё же выбрали второй: желание увидеть овеянный легендами Юкон пересилило здравый смысл. Дорога до реки пролегала по лесистому водоразделу. Тайга на Аляске хоть и угрюмая, но чрезвычайно богата зверьём. Мы то и дело видели табунки карибу, одиночных, уже комолых, сохатых. Несмотря на надсадный рёв техники, животные подпускали к себе довольно близко. Освободят дорогу и встанут, спокойно ожидая когда проедем.
   Снег перед нашим караваном то и дело взрывали искристые султаны - это, оглушительно хлопая крыльями, вылетали из своих спален куропатки. Их на фоне снега практически не видно - оперение совершенно белое.
   Чем ближе к полярному кругу, тем глубже снежный покров. Особенно глубок он в распадках и котловинах - намело ветрами. На водоразделе его заметно меньше. Наверное, поэтому по гребням увалов так много парнокопытных. Как-то, выворачивая из-за туполобого утёса, чуть не врезались в лосиху. Увязая по брюхо в рассыпчатом снегу, она едва успела освободить дорогу. Тяжело дыша, повернула голову и посмотрела на нас с укоризной: мол, поосторожней, ребята!
  
  
   ПО ЮКОНУ
  
   Село Руби, вытянувшееся на правом берегу реки Юкон, оказалось довольно большим и благоустроенным. Население смешанное. Преобладают алеуты и эскимосы (они по большей части полнотелы, медлительны), есть и индейцы атабаски и тлингиты (эти худощавы, резковаты и менее дружелюбны, к тому же многие пьют).
   Здесь, наконец, заправили под завязку и баки, и канистры. Мы, а в особенности водители снежных мустангов, были счастливы. Чтобы не искушать себя соблазном заночевать в тепле обустроенной "жилухи", Костя сразу поддал газу, и мы помчались по обрывистому берегу мимо занесённых снегом домов. Лагерь разбили у высокого скалистого мыса, обрамлённого остроконечными елями. Солнце скрылось как раз тот в момент, когда мы натянули палатки. Но обугленный горизонт ещё долго тлел в огне заката.
   Утром благодаря хрустальной прозрачности воздуха удалось обозреть с вершины мыса расширяющуюся вдали пойму Юкона на десятки километров. По бокам и впереди, насколько доставал взор, волновался тёмно-зелёный, уходящий за горизонт ковёр, изрезанный извивами притоков, стариц и густо испятнанный белыми кружочками озёр. По нему величаво и торжественно плыли рваные тени облаков. Я не смог удержаться от восторга и завопил: "Ого-го! Ого-го!" - но белое, беспредельное пространство поглотило мой крик.
   Следующий посёлок Гелена приятно удивил городским лоском. Здесь живут преимущественно эскимосы. Рядом с берегом намыта взлётно-посадочная полоса, стоят три самолёта, неподалёку самый почитаемый нами объект - АЗС. Дозаправившись бензином и прикупив хлеба, продолжили путь по накатанному мобайлами и санями снежному тракту.
   Закованный в лёд Юкон, беспрестанно собирая притоки, продолжал раздаваться вширь. Горы отступили, их очертания смягчились. Там, где река прорезала очередную холмистую гряду, скалистые берега вздымались на 100-120 метров. С последней сглаженной цепи открылась унылая панорама: покрытая снегом пустыня, оживляемая одинокими монахинями-ёлочками, обнажёнными лиственницами, тонконогими берёзками. Все они какие-то сутулые и корявые. Растут, бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом удерживаясь корнями за мягкую, сейчас заиндевевшую, моховую подушку. Но не будь этих отважных первопроходцев, некому было бы готовить почву для наступления высокоствольных лесов.
   Снега всё глубже. Лоси уже еле ходят - проваливаются по грудь. Сделают несколько шагов и останавливаются, чтобы отдышаться.
  
   К ТИХОМУ ОКЕАНУ
  
   На сани взираю с ужасом и ненавистью одновременно - с ними ассоциируются боль и постоянное физическое напряжение: чуть расслабился, и на вираже или яме можешь вылететь на плотно накатанный снег.
   Сегодня добрались до "перекрёстка": места соединения северной и южной веток тракта. Объединившись в одну, он покидает долину Юкона и устремляется прямиком к Тихому океану. Лес практически исчез. Если и встречается, то небольшими куртинками. Совершенно лысые, накрытые белыми холстинами, кряжи кажутся безжизненными, но строчки и ямистые траншеи выдают присутствие зверей: зайцев, горных баранов, песцов, овцебыков. Есть даже сохатые. Правда, непонятно, чем они тут питаются.
   От мороза и резкого ветра, сбивающего дыхание, из глаз постоянно текут слёзы. Они замерзают на усах, бороде, стягивают рот. Меховая опушка капюшона, брови, ресницы сплошь в искристом куржаке.
   Достигнув морского побережья и проехав вдоль него километров шестьдесят, встали на ночёвку. Не успели обустроиться, как при ясном небе на нас с гор обрушилась клубящимся валом пурга. Она словно караулила нашу группу  - нагрянула сразу, как только освободили от снега площадку и принялись разворачивать палатки.
   Сильнейший ветер, сгоняя с отрогов густые замесы снега, на глазах заносил расчищенный для лагеря круг. Его напор был столь силён, что нам, дабы не упасть, приходилось держаться друг за друга.
   Видя, что дело принимает чрезвычайный оборот, Константин дал команду строить ветрозащитную стенку. Вот где пригодились две складные лопаты! Николай с Алексеем нарезали из спрессованного снега плотные, увесистые кирпичи, а все остальные - укладывали их друг на друга с наветренной стороны. Снегоходы и сани поставили для ослабления натиска перед возведённой стеной. Но даже под такой защитой каждую палатку приходилось натягивать вчетвером - трепещущее полотнище вырывало из рук, играющие на ветру дуги никак не хотели заходить в сетчатые проушины.
   Ужин готовили внутри палатки, подпирая спинами рвущиеся от яростных порывов капроновые скаты. От заправленной бензином горелки в палатке вскоре стало трудно дышать. Приходилось периодически приоткрывать полог и запускать свежий воздух, сдобренный вихрями снега.
   Разбушевавшийся буран то выл голодным волком, то по-разбойничьи свистел, то стонал, как раненый медведь. Ночь тянулась бесконечно... В голове каждого крутились тревожные мысли, невольно проигрывались худшие варианты. Но к утру ветер выдохся, подутих. С трудом пробившись наружу, принялись откапывать палатки, - из снега торчали одни оранжевые макушки. К счастью, обещанный сорокаградусный мороз миновал эти места. Наш метеоролог Николай Коваленко, ежедневно фиксируя всевозможные метеопараметры портативной метеостанцией, ни разу не зафиксировал температуру ниже 32 градусов. Сегодня - минус 21. Сказывается близость океана. В континентальной части всегда значительно холодней. Ветер при порывах достигал 25 метров в секунду, но всё же это был не вчерашний, сбивающий с ног, ураган, хотя тоже пронизывал до костей.
   Пронёсшаяся пурга покрыла тракт жёсткими полуметровыми гребнями. Скорость движения сильно упала, но, как только мы преодолели узкий просвет между двух хребтов, высота намётов пошла на убыль, а через километр они и вовсе исчезли. Дорога опять стала чистой, плотно укатанной.
   Костя, вдохновлённый попутным ветром, гнал наш ревущий, стреляющий комьями снега табун по выстуженной пустыне с такой скоростью, что тела сидящих в санях окончательно утратили чувствительность, а изредка зарождающиеся в их головах мысли бесследно вылетали на первой же колдобине.
   Сейчас, оживляя в памяти всю эту сумасшедшую эпопею и сопровождавшее её сверхъестественное напряжение, прихожу к парадоксальному выводу: именно в подобных "сюжетах" и заключена особая поэзия и романтика экспедиционной жизни. Дома, сидя в мягком уютном кресле, как раз о них чаще всего и вспоминаешь. Но уже с удовольствием и улыбкой.
  
  
   ОТ НОМА ДО МЫСА ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО
  
   База первых золотоискателей - Ном, по северным меркам довольно большой посёлок. Своим появлением он обязан золотой лихорадке, охватившей Аляску, точнее - полуостров Сьюарда*, в самом конце 19 века, когда в ручье Энвил-Крик шведы обнаружили несколько золотых самородков. За два года эта полоса арктической пустыни (ближайшее дерево находится в 120 км от города) ожила. Именно тогда число жителей было рекордным - 20 тысяч человек. Новое рождение, точнее сказать - возрождение, последовало во времена Второй мировой войны, когда через Ном шла по ленд-лизу в Советский Союз военная техника, в основном самолёты.
   * Именно он выкупал Аляску в 1867 году за 7,2 млн. долларов. Что интересно в то время эта сделка не встретила одобрения американцев, называвших эту территорию "Русской Моржовией".
  
   По уровню развития инфраструктуры (одних церквей одиннадцать, заправочных станций - три), количеству домов Ном смело можно назвать городом. Тем более что численность населения в настоящее время перевалила за пять тысяч. Здесь даже есть свой памятник - собаке хаски. Возле центральной гостиницы стоит "Столб Мира" на нём указатели: "Лондон 4376 миль", "Россия 164 мили".
   Тут нам сразу улыбнулась удача, или, как говорят старатели, подвалил фарт. Первый встреченный нами житель городка оказался эскимосом, сносно говорящим по-русски. Звали его Ила (почти Илья). Узнав, что мы совершаем кругосветное путешествие и завтра отправляемся на мыс Принца Уэльского, он стал уговаривать Костю переночевать в его доме - хоть и на полу, но в тепле. Ему очень хотелось пообщаться русскими из загадочной России. Командор, видя, как загорелись надеждой наши глаза, смилостивился: отступил от железного правила ночевать только в палатках. Пока ехали к дому Илы, навстречу попало человек шесть. Почти все шли шатающейся походкой. Увидев нас, они выкрикивали какие-то непонятные приветствия. Мы вопросительно поглядели на Илу.
   - Пьяные! Есть у нас такая проблема, - кивает он головой. - Зато у нас нет преступности, и вы можете спокойно спать с открытой дверью.
   Войдя в дом, мы, к разочарованию любознательного эскимоса, не раздеваясь, повалились на расстеленные пенки, - настолько вымотались. На прозвучавший через час клич дежурившего Кости: "Подъём! Ужин готов!" - никто, кроме Лёхи и хозяина, не отреагировал. Я, оказывается, до того был разбит немилосердной тряской в санях, что выделывал носом рулады похлеще Ильи, а он уж известный в нашей команде храпун. Утром ребята долго потешались надо мной. Даже присвоили звание "Лучший храпун Аляски".
  
  
   * * *
  
   До посёлка Уэйлс добирались, несмотря на безупречно ровный накат по всей трассе, почти двое суток. Илья так увлёкся соревнованием с командором в скорости, что, когда тосол закипел, не сразу заглушил двигатель, и его заклинило. Случилось это где-то на середине пути. Безуспешно провозившись до вечера на морозе и ветру, вынуждены были заночевать. Утром решили, что Костя отвозит Лёху с Колей и всем грузом в Уэйлс и возвращается за нами. Пока завтракали, собирались, перекладывали груз в одни сани, со стороны Нома подъехал вездеход. Он вёз почту и продукты в Уэйлс. Заключили с водителем взаимовыгодную сделку: он подвозит нас до посёлка, а мы отдаём ему снегоход на запчасти. Затолкав его и сани с грузом в кузов, я, Андрей и Лёха разместились на чём пришлось там же. Костя с Колей поехали на исправном снегоходе за нами.
   В кузове трясло намного меньше, чем в санях, и мы имели возможность полюбоваться северными пейзажами. Время от времени переводя взор на проём дороги, высматриваем знаменитый мыс: именно у его подножья обосновался посёлок Уэйлс. Несколько раз ошибочно принимали за него выныривавшие отроги. Наконец, показался седоватый горб, упёршийся в бескрайнее ледовое поле Берингова пролива. Первым разглядел его Андрей. Пересиливая грохот гусениц, он прокричал: "Мыс! Ура, ура, мыс!" Лёха, глянув на GPS, кивнул - точно!
   Самый западный населённый пункт Северной и Южной Америки встретил нас лаем собак и улыбками розовощёкой ребятни. В их карих глазах сквозило жадное любопытство. Удивило количество детей на дороге. Потом сообразили - детвора шла из школы.
   Посёлок представлял собой одну улицу с тремя десятками одноэтажных строений, в которых проживает 156 эскимосов. Дома на метровых сваях. Стены, обращённые к Берингову проливу, заложены до крыши снежными блоками. Здесь нет иных укрытий от стихий кроме длинных и низких домов. Условия для жизни из-за сложных погодных условий здесь очень тяжёлые, но ни у кого из них и мысли нет покинуть этот голый, скалистый, открытый всем ветрам мыс. Живут эскимосы охотой на моржей, белых медведей, рыбалкой. В межсезонье ловят сетками, привязанными к концам длинных шестов, морских птиц прямо на лету. Алкоголь запрещён: эскимосы быстро привыкают к нему.
   Вдоль улицы опоры ЛЭП  - электричеством обеспечивает собственная дизельная электростанция. В посёлке сухой закон. Туалетов нет - оправляются в плотные полиэтиленовые мешки, которые выносят к дороге, на мороз. Потом их собирают и увозят на вездеходе подальше от посёлка.
   Из дома напротив вышли две женщины. Шагали, слегка раскачиваясь и весело чему-то смеясь. На ногах белые меховые унты, из-под отороченного капюшона выбиваются длинные, цвета воронова крыла волосы. Увидев нас, они замолкли и прошли, насторожённо поглядывая. Эта перемена красноречивей слов свидетельствовала о том, что мало они видели от белых поступков, вызывающих уважение и доверие.
   Когда мы прощались с водителем, к нам подбежал молодой эскимос и, повторяя одну и ту же фразу, стал тыкать в сторону двухэтажного здания. Оказывается, хозяин этого внушительного строения американец Дэн (он здесь единственный белый - все остальные эскимосы, правда утратившие язык предков) выкупил этот полуостров и теперь собирает с каждого приезжего дань - 100 долларов. Развивая свой экзотический бизнес-проект, землевладелец построил гостиницу и сдаёт одно койко-место за 100 долларов за каждую ночь. Наше появление сулило Дэну хорошие барыши, но Костя, чтобы не платить, приказал разбить лагерь прямо на льду Берингова пролива, между заваленных снегом торосов. До захода солнца оставалось ещё часа два. Мы не удержались - полезли на самую высокую точку мыса Принца Уэльского: гранитного горба, являющегося частью доледникового сухопутного перешейка соединяющего Аляску с Чукоткой, Северную Америку с Азией.
   Залитый нежной позолотой заката оледеневший снежный покров, звонко похрустывая под ногами, с каждым шагом истончался. Ближе к макушке он вообще исчез - сдуло ветрами, иссушило солнцем. Каменные струпья покрывала лишь льдистая корка. Чтобы не упасть, последние метры шли, поддерживая друг друга.
   Вершина мыса отмечена туром, сложенным из угловатого плитняка и торчащим из него небольшим крестом из двух дощечек, - совсем уж скромно для столь знакового географического объекта. Как-никак - самая западная точка континента!
   На нашем мысе Дежнева - самой восточной точке евразийского материка - всё намного солидней: шестнадцати метровая четырёхгранная башня с бронзовым бюстом Семёна Дежнева и чугунной плитой "Семён Иванович Дежнев, 1605-1672", рядом лиственный крест.
   Удивительно сходство названий посёлков, стоящих у подножья этих мысов: Уэлен у нас и Уэйлс у американцев. Можно сказать, родные братья. Ничего удивительного: Россия и Америка здесь близки друг к другу так же, как Москва и Истра.
   Неподалёку от неказистого тура чернели иглообразные останцы, обрамлённые грудой камней. Согбенные временем и ветрами "костлявые" скалы напоминали одряхлевших старцев. Неслучайно эскимосы называют их "Три старухи". Со стороны пролива они покрыты красиво сверкающей в лучах солнца ледяной глазурью. В одном кармашке между обломков одиноко торчит чудом уцелевшая, изувеченная стужей лиственница.
   Закатный свет, разливаясь по западной части небесного свода, попутно окрашивал пурпуром торосистые льды Берингова пролива, возвышающиеся вдали над ними американский остров Малый Диомид (самая западная точка Северной Америки), и российский Большой Диомид (самая восточная точка Азии). Их разделял узкий пролив шириной 1200 метров, по которому кроме государственной границы проходит линия перемены даты. Чуть дальше проступает сквозь синеватую дымку мыс Дежнева. (Редкий случай - ширина пролива 86 км!). Воздух заполняли мельчайшие кристаллики льда. Они летали, кружились, вспыхивая розовыми блёстками в прощальных лучах завершившего трудовую вахту светила. И такая тишина царила вокруг, что казалось, слышно, как перешёптываются между собой окаменевшие "старухи".
   Как ни хотелось подольше насладиться покоем и скупыми, хрупкими красотами севера, подступающие сумерки и усиливающийся мороз побуждал к спуску. Но прежде следовало запечатлеть флаги России и РГО на столь знаковой точке. Увлёкшись этим ответственным делом, мы не сразу заметили, что из-за гряды скал за нами внимательно наблюдают заросшие шерстью, свисавшей густыми космами до самой земли, овцебыки. Их угрожающие позы и угрюмое выражение морд красноречиво свидетельствовали о нежелательности нашего присутствия на принадлежащей им территории. Благоразумно обойдя стадо стороной, мы поспешили в лагерь.
   Вот и тучи на горизонте почернели, лишь нижний край над Чукоткой охвачен закатным пожаром: хотя солнце скрылось, они, подсвеченные снизу, всё ещё горят оранжевой ленточкой. Сглаженные зубцы российских берегов, за которыми скрылось солнце, обуглились.
   Перед сном вышли полюбоваться уже ночной панорамой - когда ещё побываешь на этом краешке земли! На чёрном небосводе густо мерцали ярко начищенные звёзды. Медовая, растущая луна, поскитавшись между ними, убежала за горизонт, догонять подружку. Сразу стало темно - хоть глаз выколи. Зато из открывшихся тайников высыпала уйма новых звёзд. Следом по искристому бархату пробежал бледный сноп света, и почти сразу заиграли зеленовато-сиреневые сполохи, похожие на складки гигантского занавеса, покачиваемого ветром. Его извивы то сходились, то расходились, разгораясь всё ярче и ярче. Эти волнообразные колебания сопровождались идущими из неведомых глубин шорохами и свистом переменной тональности. Когда сполохи охватили половину свода, они внезапно погасли, и небо опять стало угольно-искристым, но через непродолжительную паузу вновь радужно заиграло причудливо закрученными лентами и вьющимися языками холодного пламени. Илья стоял, покачиваясь, иногда дирижируя руками только ему слышимому оркестру.
   Не успели мы налюбоваться этой феерией, как небо погасло. Через минутку, на этот раз совсем ненадолго, оно озарилось бьющими из тьмы серебристыми зарницами и потухло. Но мы ещё долго стояли среди наступившего безмолвия под впечатлением незабываемого представления, имя которому северное сияние. Что интересно, Илья всё это время покачивался, устремив отрешённый взгляд в неведомую, колдовскую глубь вселенной. Когда сияние погасло, он воскликнул:
   - Какая чарующая мелодия!
   Много лет проживший на Севере Костя пояснил:
   - Похоже, наш Илья наделён сверхчувствительностью - слышит "песню" северного сияния. Ненцы называют её "зовом предков". На такой сверх чувствительности, кстати, основан и шаманизм - во время камлания от издаваемых бубном низких, басовитых звуков у человека возникает неосознанное стремление повиноваться. Я это на себе испытал в чукотском стойбище. Необычное, надо сказать, состояние.
  
  
   ВНОВЬ АНКОРИДЖ
  
   В Анкоридж вернулись на самолёте. Путь, который на снегоходах героически преодолевали шесть дней, на самолёте занял меньше двух часов. Чтобы не расходоваться на гостиницу, вновь воспользовались гостеприимством наших соотечественников. У Ильи Иванова поселились Костя, Алексей, Николай и наш Илья. А у обладателя редкой фамилии Кердей, прекрасного баяниста, потрясающе щедрого человека - дяди Димы,   мы с Андреем.
  
   06 марта.
   Сегодня с заснеженного озера Уиллоу тридцать девятый раз стартуют знаменитые собачьи гонки "Айдитароуд". Они считаются самыми экстремальными и протяжёнными в мире. Поскольку Костя с ребятами заняты поиском машины (я в этом деле не помощник: в автомобиле знаю лишь руль и две педали), командор разрешил мне поехать с Виктором посмотреть это экзотическое зрелище.
   Уже за два километра до озера вся обочина дороги и все стоянки забиты автомобилями. Пока искали, где притулиться и продирались сквозь толпу на лёд, первые упряжки уже стартовали. Их выпускали с интервалом в три-пять минут. В каждой упряжке по 12-14 собак. В основном голубоглазые хаски, но были и неказистые дворняги. (Хаски благодаря густому, пушистому меху и невероятной выносливости в большой цене на Аляске.) Запряжены собаки в сани-нарты парами. На ногах "мокасины" из плотной ткани или кожи - чтобы не резали лапы о жёсткий наст.
   В Европе обычно запрягают три, максимум четыре пары, а здесь же из-за протяженности маршрута, в два раза больше: иначе собаки не выдержат двухнедельную гонку до Нома. По обе стороны дороги за сетчатым ограждением тысячи зрителей, большинство с детьми. Подбадривают, кричат. Всем весело. Много телекамер. Судя по бейджикам, кроме местных, телевизионщики из Японии, Норвегии и даже Новой Зеландии. А фотоаппараты у каждого второго зрителя. Вокруг на белоснежной равнине озера палатки, вигвамы, рядом столики с термосами, раскладные стульчики, снегоходы.
   Как только звучит в динамике команда "Старт", погонщик поднимает воткнутый в снег остол (тормоз) с железным наконечником, и собаки, с неистовым лаем уносятся вслед предыдущей упряжки. Некоторые, правда, поначалу бегут с ленцой, без азарта, но, размявшись и войдя во вкус, начинают слаженно наращивать темп. Всего при нас стартовало 32 упряжки. Бежать им до Нома кому полторы, а кому две недели! Да и не все добегут! Среди гонщиков, одетых в арктические куртки на меху, разглядел несколько женщин. Одна совсем молоденькая, с толстыми русыми косами и до того красивая, что мелькнула мысль: "Не из русских ли?"
   Обратно сорок километров до Василлы ползли три часа! Все автомобили тупо выстроились друг за другом в одну многокилометровую колонну, хотя ширина дороги позволяла ехать в два ряда в обоих направлениях. Но нет - никто никого не обгоняет. Не творческие всё же люди американцы! Когда уже въехали в город, и пробка рассосалась по улицам, нас тормознул пристроившийся сзади и долго сидевший на хвосте полицейский. Ему показалось, что мы превысили скорость, но Виктор твёрдо и уверенно стоял на своём: "Я ничего не нарушал, ехал чётко в соответствии с требованиями знаков". Поскольку у полицейского не было радара, подтверждавшего обвинение, ему пришлось отпустить нас.
   10 марта при активном содействии Ильи Иванова удачно, всего за 2000 долларов, купили у наркомана, страждущего очередной порции кокаина, семиместный заднеприводный автомобиль "Сафари", выпущенный компанией "Дженерал Моторс" в 1997 году. Ребята из автосервиса провели ревизию и определили, какие запчасти потребуются для восстановительного ремонта. Они же взялись доставить их за сутки.
   Чтобы сэкономить финансы, ремонт решено было делать своими силами в любезно предоставленном Ильёй Ивановым тёплом гараже. Поскольку драндулету уже 14 лет, он проржавел настолько, что ребятам то и дело приходилось прибегать к помощи зубила с кувалды. Я, чтобы не мешаться, ещё с вечера сговорился с Сергеем Натёкиным ехать на поиски глухой староверческой деревни Берёзово, затаившейся вдали от основных дорог. Мне очень хотелось увидеть своими глазами, как живут на Аляске последователи огнепального протопопа Аввакума, хранящие на чужбине верность не только древлему православию, но и русской культуре вообще.
   Где находится их поселение, Сергей знал приблизительно, и мы долго безуспешно плутали по глухим просёлкам. И проплутали б ещё, не заметь на лесной дороге бабусю в белом платке, рассекавшую на РАФ-4 свежевыпавший снег. Коль в платке - стало быть, староверка, решил я. Дабы не смущать женщину, дождались, когда машина скроется за деревьями, и поехали, придерживаясь рассыпчатой колеи.
   Через полчаса, миновав буреломный лес, увидели среди атласных берёз строения. У въезда в деревушку стояло длинное здание с табличкой на русском "Школа". Тут же, у крыльца стоял и РАФ-4. Осторожно постучали в дверь. Открыла та самая "бабуся" в длиннополой юбке с множеством оборок. И вовсе не бабуся, а молодая, улыбчивая женщина - местная учительница, Антонида. Узнав, что я из России, обрадовалась, пригласила нас в кабинет. Усадив за отдельный столик, достала разовые бумажные стаканчики, налила брусничного морсу, нарезала ломти свежеиспеченного, с хрустящей корочкой, хлеба:
   - Отведайте нашего кушанья! Токмо испечён.
   Мы из вежливости пытались отказаться, но Антонида мягко настаивала:
   - Что ж вы такие стеснительные. Откушайте, а то я плохо думать буду!
   На вкус хлеб отличался от привычного нам. Заметив наше удивление, она с улыбкой пояснила:
   - Мы в опару молотый перец добавляем.
   Когда мы собрали со стола в ладошку даже крошки, довольная Антонида провела нас в класс, общий для всех двадцати двух учеников. Вторая учительница, постарше возрастом, как раз что-то объясняла им.
   Большинство детей с чисто славянской внешностью: русоволосые, со смышлеными, живыми серо-голубыми глазами. У всех старинные имена: Дарья, Нил, Лукьян, Прокоп. Сидят каждый за отдельным столом, отгороженным от соседних невысокими перегородками. Учебная программа построена так, что с первого класса прививаются навыки самостоятельной работы. Учитель подключается, лишь когда ребёнку что-то непонятно. Физику, химию дают поверхностно. Основной упор делается на математику, геометрию, историю, литературу, русский, правоведение. Уровень получаемых знаний у детей настолько высок, что Ульяна Фонова и Епифан Реутов в прошлом году на олимпиаде по русскому языку в США были отмечены золотой и серебряной медалями. В этой школе кроме обычных каникул не учатся ещё семь дней на Пасху.
   Чтобы не отвлекать детей, я попросил учительницу познакомить меня с кем-нибудь из знатоков истории общины. Антонида вздохнула: "Ноне все мужики в море" и предложила пообщаться с дедом Ермилом - единственным из глав семейств, кто сейчас дома.
   - У нас нельзя чужим в избу, ежели хозяин в отлучке. А он радый будет. Оба сына, что с ним живут, в море. Сноха с бабой Марфой к внучке поутру уехали.
   К дому Ермила шли по натоптанной снежной тропке, вьющейся между стоящих вразброд среди леса аккуратных домов. Деревня оказалась небольшой - девять, как сказала Антонида, "дымов". Вид изб несколько озадачил - построены не из брёвен, а из дощаных щитов, между которых проложена теплоизоляция. Во дворах образцовый порядок, почти во всех по три-четыре ухоженные пуховые козы: для молока и пряжи.
   Дед Ермил сидел в сенях на оленьей шкуре и, склонив посеребрённую голову с окладистой бородой, тесал из березовой заготовки топорище. Природа, похоже, кроила его по особому заказу: крупная, несколько тяжеловатая медвежья фигура, покатые плечи, узловатые пальцы натруженных рук.
   - Здравствуй, радость моя, - сипло пробасил он учительнице.
   На меня же, худосочного очкарика, только настороженно покосился. Антонида низко поклонилась и пояснила цель визита. Узнав, что я писатель, участник российской кругосветной экспедиции, да ещё автор двух романов о староверах, удостоенных нескольких всероссийских премий, и собираю материал для третьего, старик заметно помягчел. Испытующий взор стал доброжелательным. Он не торопясь снял фартук, разгладил сивую, похожую на лопату бороду и пригласил в дом. Сам прошёл вперёд твёрдым, во всю ступню шагом.
   Здесь уже чувствовался русский дух: три стены чисто выскоблены, "глухая" разрисована охрой - пышные цветы на фоне затейливого орнамента; неокрашенный, плотно сбитый пол оттёрт песком добела, на нём тканые дорожки; в углу над столом божница, заставленная иконами, рядом, на деревянном гвозде, лестовки1. У окна ткацкий станок, прялка, тут же в берестяном коробе клубки пряжи.
   Пока я оглядывал внутреннее убранство, дед Ермил надел за перегородкой белую рубаху, расшитую по краю красными нитками, затянул поясок с кистями и приставил самовар к трубе, выведенной в печной дымоход. Вскоре мы, прихлёбывая заваренный из толчёных плодов шиповника чай (мне, как я успел заметить, хозяин достал отдельно стоящую гостевую кружку), беседовали об их житье-бытье на Аляске.
   - Ну, коль имеешь интерес, слушай. В этих краях мы недавно, с 83 года. Наши корни, вообще-то из Тамбовской губернии, но как послабление вышло2, так вся обчина на Дальний Восток перебралась, - землю щедро давали, до ста десятин3 на семью. Мой дед со всей оравой под Владивостоком надел получил. При большевиках им пришлось всё бросить и в Китай податься. Там я и родился.
   - Фантастика! Я ж, дядя Ермил, тоже в тех краях 20 лет прожил. А вы не помните, из какой деревни ваши?
   - Вот это да тебе! Антонида, гляди-кась - гость-то земляк почти!
   - Поистине пути Господни неисповедимы!
   - Из Смирновки, недалече от Раздольного. Слыхал?
   -Про Смирновку не слышал, а вот в Раздольном бывал. Мой однокурсник оттуда - ездили к его родителям в гости... А на Аляске-то как оказались?
   - Ну, слушай дале. Из Китая перебрались сперва в Бразилию, опосля в Николаевск - то в штате Орегон. Там много брата с нашего стада и поныне, да простору в нём маловато. Засим сюда и уехали - здесь, на воле, жизнь в радость. Жительствуем по большей части рыбалкой. Промышляем в море-окияне за 150-200 верст отсель. Я, правда, ужо не ходок - ноги подводят. Вот столярничаю, пимы из руна кому потребно катаю. За выход робята сетями до 600 пудов берут - то пока море не встанет. А ежели мороз вдарит так, что море льдом покроет, на перемёт начнут. Наживку - на крючья, а лесу сквозь лунки тянут. Рыба, слава Богу, кормит, но всё тяжельче. Сам посуди: цена на горючку за 10 годов выросла с доллара до четырёх, одначе на рыбу без перемен. А ещё за промысловую лицензию заплати, катер и каждого, кто в море ходит, страхуй. В остатке - токмо на хлеб. Но Господь милостив, покуда без скудобы обретаемся.
   - Ну что вы, деданя, всё про мужиков. Гость ещё подумает, что бабоньки без дела сидят, - встряла Антонида.
   - Так и расскажи. Я, что ль, против?
   - Да вы уж сами. Мне к детишкам пора.
   Антонида встала, поклонилась и вышла.
   - Что правда, то правда, домовитые оне у нас. - Опять заговорил дед, после того как за учительницей закрылась дверь. - Ткут полотна, холстины, сучат пряжу, шьют и вяжут токмо оне. И чадородьем не обижены. Вот у меня три сына, две дщери. Ело готовят тоже оне. Трапезничаем токмо своим. Потому все крепкие, здоровые. Лишь сахар, соль, муку берём у одноверца в лавке. В Василле есть такая. Она чистая. Да и туды мало ездим. Люд-то ноне в городе дичает. Иные просто в безумство впали. Не ведают, что творят! Поганят рот срамословием, табачным зельем. Блуд, как ржа, их души разъедает. Господи, упаси от сих бесовских искушений. Эх, слабнет народ... Знамо, идти вниз легче, чем наверх к Господу... Мы не курим, бражничаем токмо по великим праздникам. Брагу ставим на берёзовом соку. Одеваем всенепременно вот такие рубахи навыпуск с косым воротом и с пояском.
   Тут дед Ермил, в подтверждение своих слов, встал на некоторое время во весь рост.
   - Бород не бреем: Христос же с бородой!... Бабы ходят в сарафанах, запонах. Замужние в платках, чтоб волос не казать. Девицы с косами и непокрытой головой. Американцы нас уважают за трудолюбие и честность. Но мы чужаков - людей не отеческой веры - в свою обчину не допускаем.
   - А если человек не вашей веры, но добрый христианин, он что не может посвататься?
   - От чего же нет. Может, но прежде должен пройти обряд переправы, и ежели есть серьёзные намерения, испытуем три года по всей строгости. А до того молодые просто "дружат", как мы говорим - "играют".
   - Я пока шёл к вам церкви что-то не видел.
   - Оно и неудивительно. Наша церква в сосняке, отсюда не видать. Мы, мужики, ходим в неё каждый день, женский пол токмо по седьмицам. Тогда воссоединяемся в общей молитве и молимся с двух часов ночи до восьми-девяти утра, покуда все шесть слав не прочтём. Ночная-то молитва доступнее Богу. По правде сказать, часть канонов первоисточного православия размылась временем, но основу блюдём крепко, без перемен. С этим у нас строго.
   Тут дед замолчал.
   - Дядя Ермил, может, ещё что расскажете? - обратился я с надеждой.
   - Погодь, - промычал он сквозь зубы. - Чтой-то колено опять ломит, мочи нет... Тепла, видать, недостаёт. Вот ведь оно, паря, студёно море как откликается...
   Старик встал, прихрамывая, подошел к большой белёной печи, отодвинул заслонку. Набил чрево березовыми поленьями, подсунул завиток бересты и запалил огонь.
   Вернувшись на место, продолжил свою неторопливую, обстоятельную речь, иногда всё же морщась от боли.
   Из нашей дальнейшей беседы я с удивлением узнал, что старательство на Аляске живо и им по-прежнему занимаются тысячи людей, но в их общине этот промысел не прижился. Как признался дед: "Пытал и я фарт, однакось бросил - понял, угарное то дело. Пьяным становишься. А вот в соседствующей с нами деревне баптистов, половина мужиков каждый год с июня по август с лотками по ручьям шатается - золотарят".
   Оказывается, золотоносные земли, а это широкая полоса, охватывающая долину и притоки Юкона, разбиты на участки площадью 40 акров (16 гектаров), и любой американец, решивший испытать судьбу, может, заплатив 250 долларов, взять такой участок в аренду и мыть золото. На нём разрешается даже ставить лёгкие постройки, но по окончании договора старатель обязан вернуть его в исходном виде (отвалы по берегам выровнять, постройки убрать, лес, срубленный для хозяйственных нужд, восстановить посадкой саженцев).
   Как известно, технология добычи золота основана на свойстве драгоценных крупинок, вымываемых речными струями из горных пород, "погружаться", благодаря высокому удельному весу (золото в 19 раз тяжелее воды), сквозь рыхлый песок до непроницаемой "кровати" - плотной глины, и образовывать на ней с течением времени залежи. Задача старателя - найти такое место, а затем, черпая песчано-гравийную смесь, промывать её в лотке (или с помощью плавающей на воде драги4), до тех пор, пока на его рифленом дне не останутся одни мерцающие крупинки золота, а если повезёт - и самородки.
   Берёзовский старец, видя, с каким интересом я слушаю и заношу в блокнот его сказы, настолько воодушевился, что поведал мне об одном, мало известном, способе добычи:
   "Опосля паводка, токмо спадёт и посветлеет вода, ходи по речке в броднях с трубой. Труба та не простая - с одного конца закрыта стеклом. Держишь тот конец в воде и высматриваешь жёлтые блёстки, а как узреешь, не зевай - греби ковшом. В уловистом месте случается достать с четверть фунта5 шлихового золота. Иной раз и самородки попадаются - невеликие, с ноготь. Главное - на верное место выйти. Самые уловистые, обычно в затишке у водоворотов. Однакось сей способ годится токмо с неделю - покуда рыжуха в песок не ушла. Ещё одна верная наводка на злато - чёрно-жёлтый, искристый песок, его пиритом кличут. Коль увидишь, не сумлевайся, - рыжуха рядом".
   Ещё от деда я узнал, что старательский сезон на Аляске скоротечен - три месяца. За это время лоточник в среднем намывает на 20 тысяч долларов (это приблизительно Ў килограмма золота). Работа каторжная: впроголодь, в ледяной воде, в окружении беспощадных туч гнуса, обычно с ночёвками в тесной палатке, но увлечённых, вернее сказать больных этим занятием, на Аляске, как и 100 лет назад, тысячи.
   Чтобы вы, уважаемый читатель, могли оценить сколь образны и мудры услышанные мной высказывания старца, позволю себе привести ещё несколько его дословно записанных суждений. "В семье не должно быть "Я". Должно быть "Мы""; "Живём, а не видим, что солнце светит"; "Наг родился, наг уйдёшь"; "Господь любит всех"; "Стыденье - главная девичья краса"; "Чем больше радеешь, тем ближе к Богу"...
   Заметив, что старик заговорил медленнее, с остановками, я понял, что пора завершать беседу. Тем более что Сергей уже заждался меня. Прежде чем проститься, достал из сумки дилогию о староверах "Золото Алдана", подписал её и вручил деду. Прочитав аннотацию к книге, он подивился:
   - Как так? Татарин, а об нас написал!
   - Жизнь подвела к этой теме. Ваши одноверцы в 1971 году на Сихотэ-Алине спасли нас с другом от голодной смерти. Даже пожив у них всего три дня я понял, насколько искажено в миру представление о старообрядцах. Потом судьба подарила ещё несколько встреч с вашим братом. Многовековая преданность отеческим идеалам, трудолюбие, сметливость, терпение позволяющее жить в достатке даже на бесплодных землях не могла не вызвать искреннего восхищения. Со временем появилось желание поделится своими чувствами и мыслями.
   - Спаси Христос! ... Читать я люблю.
   Я поклонился и направился, было к двери, как старик остановил.
   - Погодь чуток, - произнёс он и скрылся за перегородкой.
   Вышел весь какой-то торжественный. Протянув тёмную деревянную иконку Богородицы, он с чувством произнес:
   - Возьми! То моё тебе благословение на дальнюю дорогу. Иконка сия намоленная, благоносящая. Не сумлевайся - поможет, ежели тяжко будет... Матерь Божья лучше всех оберегает от нечистой силы! - убежденно добавил он.
   Я растерялся - такой бесценный дар! Приняв иконку, ощутил в руках странное покалывание, а следом теплоту, окатившую волной сердце. Мне захотелось обнять этого сурового, много пережившего человека, но я понимал, что подобная вольность будет неуместна. Только и выдавил:
   - Спасибо! - и повернул к двери.
   - Постой! Вижу, что не пустой интерес у тебя. Коли время есть, могу стару церкву показать.
   Я замялся в нерешительности: неудобно было злоупотреблять терпением Сергея Натёкина.
   Но дед Ермил истолковал заминку по-своему. Озорно улыбнувшись, он скомандовал:
   - Поехали, покажу это диво дивное! Доподлинно известно - строена она аж во времена Павла Первого.
   К машине я шёл напряжённый, переживал, вдруг Сергей, узнав, что надо ещё куда-то ехать, рассердится.
   - С вами не соскучишься, - только и сказал он, убирая зачитанную книгу в бардачок.
   Дед Ермил сел впереди и, пока ехали, уверенно командовал: "Тут прямо до горы, тут заворот к морю... Ну всё, приехали! Глуши!".
   Выйдя, он напустил портки поверх катанок и широко зашагал по снегу в лес. Мы за ним. Сергей вдруг повернул обратно. "Лопату возьму", - пояснил он, обходя меня.
   Когда перевалили лесистую гряду, нашим взорам открылась почерневшая, утонувшая в снегу рубленная в "чашу" церквушка. От неё веяло временами расцвета православия на Аляске. Маленькая, неказистая, она, тем не менее, вызывала массу чувств и ностальгических образов. Ещё бы - возможно, в ней молились, просили милости у Бога отважные российские промышленники Григорий Шелихов и Александр Баранов, сумевшие за 50 лет освоить, преобразить обширные земли.
   Несмотря на маленький размер, это действительно была не часовня, а именно церковь с алтарным прирубом. Я обернулся к старику:
   - Зайти можно?
   - Иди, иди! Подивуйся. Токмо ничего не трожь и светом не пыхай, - кивнул он на фотоаппарат.
   Низенькая дверь была завалена снегом. Ничего страшного - я знал, что на севере они всегда открываются вовнутрь. Сергей подал лопату. Прокопав траншею, спустился и толкнул дверь. Она отпахнулась, и я шагнул в полумрак, скрывающий далёкое-далёкое прошлое. Когда присмотрелся, увидел, что стены, центральный аналой, царские ворота, алтарь, престол за ним - всё покрыто бахромой инея. В воздухе мерцали падающие блёстки. Дверца заскрипела - это протискивался крупногабаритный дед. Он тоже встал, привыкая после слепящего солнца к царящему здесь сумраку.
   Подошли к престолу. На нём чернели иконы: лики не видны, но, как ни странно, и от них веяло былым величием русского духа. В такие минуты особенно остро понимаешь, как много потеряли мы, уйдя с Аляски. И как символично, что спустя многие десятилетия почитатели древлего православия, праправнуки первопроходцев вернулись, пустили корни, обжились вблизи этой обители. Захотелось даже крикнуть нынешним маловерам: "Врёте! Выстоим! Возродим Россию!"
   В Василлу возвращались впотьмах. От полученных впечатлений меня переполняла радость. Боясь испортить её неверным словом, я всю дорогу молчал. Не покидало ощущение, будто сегодня на машине времени совершил путешествие в далёкое прошлое. Посчастливится ли ещё когда прикоснуться к столь ревностно хранимому исконно русскому укладу канувших в Лету времён?! Пообщаться с людьми, хранящими с упорством, достойным подражания, первоисточное православие, старорусские традиции.
   В последнее время и в России всё чаще стали вспоминать о духовных ценностях. Это прекрасно, но как народ к ним приобщить на фоне тотальной коррупции и безнаказанности. Тут живые примеры нужны. И мне кажется, что большее внимание к старообрядцам, поддержка их государством могла бы помочь оздоровлению общества, способствовать росту нравственности, духовности россиян.
  
   ВПЕРЁД, В КАНАДУ!
   14 марта.
   Ремонт мини-вэна закончен и сегодня мы покидаем гостеприимный Анкоридж. Впереди тысячи километров заснеженных гор и безлюдных лесов Аляски, Канады, вулканы и каньоны Нижних штатов Америки. Лишь в Мексике, а возможно, в Гватемале, мы надолго - до самой Огненной Земли - пересядем на велосипеды.
   Провожать нас приехали все, кто помогал готовиться к дороге. За две недели мы сроднились с этими милыми, добросердечными людьми. Пока мы грузились, они давали последние советы, а дядя Дима наносил из кладовки пудов десять тушёнки, рыбных и фруктовых консервов, дюжину пачек с крупой. Его сосед - Иван - добавил к этим щедрым дарам увесистый шмат сала и пачку географических карт до самой Папуа-Новой Гвинеи. Оказывается, он в молодости мечтал пройтись по Южной Америке, Австралии, побывать на тихоокеанских островах, но как-то не сложилось.
   Впоследствии все эти съестные припасы нас здорово выручили: с приобретением привычных продуктов в Канаде, а особенно в США всегда было сложно.
   Даже такое непродолжительное знакомство оставило неизгладимый след в наших сердцах. Интересно, отчего мы, русские, такие дружные за границей, дома живём каждый сам по себе? Видимо, дух землячества в человеке наиболее ярко проявляется, когда он оторван от Родины.
   Ехали, несмотря на то, что обзор был сильно ограничен (печка не работала, и намерзающую на переднее стекло изморозь приходилось то и дело соскабливать ножом, а остатки оттаивать ладонью), довольно резво.
   Асфальт чистый, с бляшками льда на некоторых участках. По краю дорожного полотна косая насечка, как только наезжаешь на нее, так колёса начинают тревожно гудеть, сигнализируя водителю: "Осторожно - обочина близко!"
  
   * * *
  
   15 марта - особенный день в моей биографии. Во-первых - это день когда я увидел Божий свет, во-вторых - в этот же день старшая дочь Ольга подарила нам с Танюшей первого внука (чтобы не обидеть мать, второго она родила в её день рождения - 9 февраля!). В общем, повод нарушить сухой закон был уважительный, и я купил в одиноко стоящем придорожном маркете (вокруг сплошь глухая тайга) для вечернего "застолья" две бутылки дорогого марочного вина.
   Приподнятое настроение вскоре было подпорчено поломкой машины - отказал бензонасос. К этому времени мы были уже в 370 километрах от Анкориджа. Пронизывающий ветер, быстро выдувал из салона остатки тепла. Чтобы не замёрзнуть, наваляли в лесу сухостоин и развели у обочины костёр. Время от времени подбрасывая хворост, наслаждаемся теплом. На наше счастье, машина встала на перевальной седловине, и нам каким-то чудом удалось по-сотовому связаться с Ильёй Ивановым. Через минут двадцать получаем СМС: "Нашёл в Анкоридже бензонасос за 300$. Выезжаю". Через четыре часа бесценная запчасть была у нас. (Он звонил и механику из ближайшего к нам посёлка, но тот запросил 640$ за насос и 350$ за работу. Итого 990$).
   Николай с нашим Ильёй сразу принялись за работу. Надо было снять бензобак и поменять установленный в нём бензонасос. В это время возле нас останавливается небольшой автобус. Из него выходит Анатолий - друг Василия Данилюка (мы с ним встречались, когда он с женой и девятью детьми заезжал к Василию погостить). Несмотря на сумерки, Анатолий как-то засёк нашу машину. Выяснив, что техническая помощь уже не требуется, принёс из автобуса двухлитровый термос и пакет с домашними пирожками. Напоил, накормил нас и не уезжал до тех пор, пока мы не завели свой тарантас. А у него в автобусе кроме взрослых детей, трое малышей - самому младшему восемь месяцев. Вот она отзывчивость и взаимовыручка на деле! Похоже иконка действительно чудодейственная.
   Поскольку уже стемнело, ночевать пришлось тут же. "Поляну" по случаю моего дня рождения накрыли на пенках, расстеленных на снегу. Зачем-то долго спорили, с какого вина начинать: с красного или белого? Остановились на красном. Я распечатал и разлил переливающийся рубинами напиток по кружкам. Пока Костя произносил тост, все переминались с ноги на ногу - с нетерпением ожидали встречи с полузабытым Бахусом. Наконец речь окончена, индейский нож с рукояткой из челюсти волка подарен, и мы, дружно чокнувшись, заливаем живительный эликсир в застывшую на пронизывающем ветру утробу.
   Прошло несколько секунд, а на лицах у ребят вместо наслаждения отразились чувства, вернее целый букет чувств, совсем иного характера: недоумение, удивление, разочарование, сменившиеся вдруг... хохотом.
   Когда приступы смеха пошли на убыль, Николай глубокомысленно изрёк: "Камиль, английский учить надо!"
   Оказывается, я купил не марочное вино, а дорогой концентрированный сок в бутылках, очень похожих на винные.
  
   Едем мимо бесчисленных озер, острозубых хребтов с чуть облесенными склонами. На высоте 700-800 метров деревья вообще исчезают, и голые скаты превращаются в готовые горнолыжные трассы - осталось лишь подъёмники установить.
   Миновали мощный, весь в глубоких разломах глетчер. На выходе из ущелья его край обрывался искрящимися ступенями, высотой не менее 80 метров. Одна ледяная башня на наших глазах скололась и, постояв, слегка наклонившись, секунды три, рухнула на берег реки и рассыпалась. Следом донёсся басовитый гул, а само место падения накрыло облако алмазной пыли. Миновав это ущелье, поднялись на отрог и сверху увидели в глубине горного массива, живописную котловину, засыпанную снегом и сияющую девственной белизной. Почему-то сразу вспомнилась, описанная Обручевым, Земля Санникова.
   Через час проехали ещё один ледник, только поменьше. В скором времени лес стал густеть, и сразу больше стало зверей. Чаще всего видим лосей, иногда пробегают табунки серо-коричневых карибу. Ели в этих краях смешные - стволы тонкие, ветки короткие, с полметра длинной.
   Каждые 20-30 километров в метрах ста от дороги избушки таперов - охотников. Над одной из них гулял, пластаясь и клубясь, печной дым. Они не похожи на зимушки наших промысловиков: стены хоть и из брёвен, но сложены не венцами, а врыты вертикально. Чем такое решение обусловлено, непонятно, но, на мой взгляд, при горизонтальном расположении брёвен, щелей меньше.
   Объехали необычайно крупный горный узел, состоящий из трёх расположенных по углам равностороннего треугольника здоровенных вулканов. Самый массивный и высокий, опоясанный цепочкой полупрозрачных облачков, - спящий Санфорд. По форме он похож на Килиманджаро: пологие подходы и устремлённый в небо глянцевый конус, слегка обрезанный сверху. Два других - активные: чадят потихоньку. Котловина и цирки между ними заполнены льдом. Многочисленные хребты, расходящиеся лучами от этого мощного узла, образуют сложную систему предгорий.
  
   Скоро граница с Канадой. Горы, отступая к горизонту, становятся всё ниже, силуэты мягче. Чистые спокойные небеса сияют так, что вверх смотреть больно. А вон и американские пограничники показались. Машут: "Проезжай, проезжай!" Оказывается, американцы документы проверяют только при въезде. Впереди скромная табличка "Канада"5, но сам КПП появляется лишь через 27 км. На нем развевается бело-красный флаг с кленовым листом в центре.
   Остановились перед знаком "STOP". В окошко выглянул приветливый малый. Он поинтересовался, куда едем, есть ли огнестрельное оружие и сколько дней будем в Канаде. Убедившись, что визы не просрочены, сверил с фотографиями на паспортах наши физиономии и пожелал счастливого пути. Всё прошло так быстро и буднично, что мы даже расстроились: почему-то ожидали от встречи с Канадой большей торжественности.
   Наш день протекает по незыблемому распорядку. В 7.00 завтрак, в 8.00 выезд. Через каждый час пути, в течение которого за рулем сидят попеременно Костя и Илья, остановка на 10 минут. Её используем для поддержания физической формы (пробежки, приседания, растяжки...). Тогда же происходит смена водителя. В 13 часов обязательный двухчасовой обеденный перерыв - и снова в путь до 18 часов. Трудовое законодательство свято блюдём - рабочий день восьмичасовой. Костя, будучи способным учеником четырёхкратного чемпиона России по спортивному туризму Николая Рундквиста, считает, что для успеха столь длительной экспедиции главное - не устраивать гонки и обязательно питаться три раза в день с включением в рацион горячих первых, вторых блюд и салатов из свежих овощей. Последующие месяцы полностью подтвердили эффективность такого подхода.
   За дорогой канадцы ухаживают спустя рукава - асфальт сплошь в снежном накате. Да и чего ради чистить - впереди несколько сот километров почти безлюдной местности. К сожалению, и качество дорожного полотна заметно упало: все чаще попадаются знаки и светоотражающие флажки, предупреждающие об ухабах, рытвинах, сужениях. Зато на указателях вместо "миль" привычные для нас "км".
   Ровно в 18.00 остановились на оборудованной автостоянке. Машины, въезжая на нее, располагаются по кругу, а центр остается нетронутым. На нём мы и поставили палатки. Вскоре из-за леса выплыла улыбчивая луна. Вокруг нее красовался белесый обруч - верный признак приближения мороза. При лунном свете сразу ожила, повеселела округа.
  
   Вчерашнее гало - кольцо вокруг луны - не обмануло, к утру подморозило так, что, пока завтракали, на усах выросли сосульки. Всего на приём пищи и свертывание лагеря ушло 25 минут. Что значит мороз! Или , опыт?
   Днём побродили по весьма необычному лесу, выросшему на окраине городка Ватсон-Лейк возле одноимённого озера. Это вообще-то парк, в котором на бесчисленных столбах и щитах развешаны или прибиты гвоздями десятки тысяч разноцветных табличек, вымпелов с эмблемами предприятий, фамилиями и адресами людей, названиями деревень, городов, компаний, именами любимых, родовыми гербами, автомобильными номерами и т. п.
   Этот "лес" пользуется у канадцев огромной популярностью. Они едут сюда со всех уголков страны, чтобы заявить о себе, о своих пристрастиях, о любимом предприятии, о своей семье. Мэр города, придумавший столь оригинальный ход, не пожалел денег на рекламу, и, эксплуатируя неистребимую страсть людей ко всякого рода меткам, обеспечил многократный рост доходов местным гостиницам, ресторанам, автозаправкам и городской казны.
   Мы тоже оставили свои "метки" (два вымпела) и сфотографировались на память под знамёнами России, Краснодарского края, Башкирии и Русского географического общества.
   Теперь немного о прозе нашей жизни. Ввиду того, что печка в автомобиле не работает, у большинства из нас пальцы ног прихвачены морозом. У меня от постоянного холода распухли суставы. Но главная проблема не в этом. Как только мы набиваемся со всем скарбом в машину, окна сразу покрываются белёсыми разводьями и на них нарастает иней. Поэтому, прежде чем трогаться в путь приходится сначала прочищать "амбразуру" в лобовом стекле и, в дальнейшем, повторять эту процедуру каждые 5-10 минут.
   Машин на дороге по-прежнему мало. В основном натужено ревущие на подъёмах лесовозы. У нас лес возят хлыстами, а тут стволы (ель вперемешку с сосной) сразу пилят на брёвна длиной три-пять метров. Несколько раз видели оленей, которые что-то лизали на асфальте. После обеда повалил снег. Скорость резко упала. По-прежнему холодно. Грезим о тех временах, когда спустимся в более тёплые широты. Правда, там нас ожидает другая беда, - кондиционер-то не работает.
  
  
   БИЗОНЬЕ ЦАРСТВО
  
   Четвёртый день едем по Канаде. По-прежнему безлюдно. За все эти дни ультрамариновое небо ни разу не оживили молочные ленточки - следы реактивных самолётов. Да и сама дорога какая-то неживая - хорошо если одна машина за час встретится.
   По мере углубления в страну кленового листа ельники густели. На третий день появились мачтовые сосны, задыбились хребты один круче другого. Глядя на украшенные нежной жемчужной бахромой деревья и кусты, невольно ахаешь от этой красоты и думаешь, как же щедра Природа.
   Ледники, сползая вниз, нагромоздили перед собой мощные моренные валы. Звери, поначалу редкие, стали попадаться чаще: то сохатые в подлеске, недалеко от дороги пасутся, то карибу пробегут, то горные козы по отвесным скалам проскачут. Вспугнули даже стаю волков, терзавших лосиху на льду.
   Когда Костя, взяв камеру, стал спускаться к ним, серые, недовольно оглядываясь, затрусили через корытообразную ложбину в сторону густого ельника. Она оказалась заполненной столь пушистым снегом, что звери, не находя опоры, беспомощно забарахтались, погружаясь в белую перину с головой. Это была удивительная картина!
   В этих краях индейцы многочисленны. Мужчины с чёрными гривами волос и, несмотря на мороз, без головных уборов. Странно было видеть седоволосых пожилых индианок, восседающих за рулём громадных Фордов. Кстати, канадские водители правил не признают - гоняют так, что только свист стоит. Мы здесь, пожалуй, самые дисциплинированные - едем строго в соответствии со знаками (за всё время ни одной машины не обогнали!).
   Вдоль дороги через каждые 20-25 километров стоянки, обустроенные парой туалетов и контейнерами для мусора. Контейнеры оснащены потайными защёлками, чтобы медведи и росомахи не могли поднять крышку и разбросать отходы. На одной из стоянок мы поставили свои оранжевые палатки. Ясное небо предвещало холодную ночёвку. Скитающаяся по нему луна из ночи в ночь делалась всё полнее и полнее, словно отъедалась на звёздном пастбище.
  
   * * *
  
   Сегодня ровно месяц, как мы в "поле", но, вопреки статистике, обострений межличностных отношений в команде не наблюдается. Напротив - стали ещё дружней, сплочённей, организованней. Притирка прошла быстро и безболезненно. С первого дня царит дух мужского братства и взаимопонимания. Вместе с тем мы постоянно подтруниваем друг над другом. Больше всех, почему-то, надо мной. И порой так прикольно, что окрестности сотрясает хохот шестерых здоровых мужиков.
   Разбудил нас в 7.00 жизнерадостный крик Ильи - "Подъём!" Открываем глаза и с хрустом отворачиваем оледеневшие края спальников. Они хоть и из гусиного пуха (по заверению производителя - фирмы "BASKO") мы в них мёрзнем. Затем осторожно высовываем головы, - от каждого резкого движения с потолка сыпется иней. Зябко отряхиваясь, одеваем куртки, бахилы и выползаем на запах дымящейся в мисках каши. Пока едим, Костя знакомит нас с программой на очередной рабочий день. Перспектива новых встреч и приключений бодрит, повышает жизненный тонус.
   Вот и сегодня не успели отъехать от стоянки и двух километров, как увидели стадо бизонов. Мы в восторге - ещё бы, ведь был период, когда колонизаторы, преимущественно англичане, практически истребили их (если в 1850 году общая численность бизонов составляла 50 миллионов голов, то уже в 1900-м осталось несколько сот). А тут на тебе - стоят, голубчики, спокойно в каких-то двадцати метрах от дороги. На нашу машину не реагируют: уткнули огромные шарообразные головы в снег и копытят траву. Сколько ж им надо нарыть её из-под метровой толщи, чтобы насытить свои тысячекилограммовые туши!
   Мы опасливо вышли и стали щёлкать затворами фотоаппаратов. Бизоны - ноль внимания! Чтобы заставить приподнять из снега заиндевевшие морды, пришлось всем дружно кричать во всю мочь. Эта фотосессия могла длиться бесконечно, не скомандуй Костя: "Поехали!" Вскоре видим - ещё одно стадо! Опять съёмки.
   Проехали не больше пяти километров - на белом холсте, перед лесом, зачернела уже целая орда с телятами. Поскольку до этого бизоны никак не реагировали на наше присутствие, мы вознамерились подойти для съёмки поближе. Идём с Костей всё же осторожно. Сделав несколько снимков, приближаемся на несколько метров -- флегматичные бизоны даже головы не поднимают. Фотографируем и опять вперёд...
   Я так увлёкся, что не заметил, что вожак заволновался и, в тот момент, когда я снимал на видео телёнка, пробивающегося к мамаше по глубокой траншее, ринулся, взбивая снег широкой грудью, мне на перерез.
   Слышу: "Камиль, беги!" Обернулся и... припустил к машине со скоростью гончей собаки. Все уже сидели в ней, и Илья, открыв дверь в салон, тихонько ехал, чтобы, как только я заскочу, рвать прочь от рассвирепевшего дьявола.
   Бизон почти настиг меня - ощущал это затылком. И тут, сам не знаю почему, вдруг бросил фотоаппарат с тяжеленным объективом. Как позже выяснилось, этот, казалось бы, бессмысленный поступок, и спас меня.
   Лишь только я влетел в машину, Илья поддал газу. Пока отпыхивался, ребята рассказали, что когда меня от разъярённого быка отделяли полтора метра, он неожиданно остановился и принялся с яростью топтать копытами что-то чёрное...
   Жаль технику! Но ещё больше жаль затоптанных бизоном нескольких гигабайтов фотографий. Утешало то, что "жертвоприношение" было не напрасным. Могло случиться так, что страховой компании пришлось бы раскошеливаться, как минимум на моё лечение. После этого происшествия мы еще несколько раз встречали бизоньи стада, но любовались и фотографировали их, уже не отходя от машины. Я же и вовсе предпочитал наблюдать из салона.
   К полудню пересекли лесистый хребет и спустились на дно узкого ущелья. В нём было до того сумрачно, что светолюбивые сосны там не выживали. По склонам лишь угрюмые ели, а самые крутые участки вообще голые либо в грязноватых языках сошедших лавин.
   Вырвавшись из этой мрачной теснины, утомительно долго петляли по склону широкого, но более глубокого ущелья, заставленного каменными башнями, остроконечными шпилями. Гранитные обнажения покрывали бугристые ледопады, образованные сочащейся из трещин грунтовой воды. Переливающийся перламутром лёд был до того чист, что казалось, светился изнутри.
   На одном из разрушенных временем утёсов стоял, как монумент, снежный баран. Он был настолько уверен в своей недосягаемости, что даже не повернул в нашу сторону головы, увенчанной ребристыми спиралями массивных рогов.
   Обедать остановились в межгорной впадине, на берегу высокогорного озера. Место довольно красивое: залитое солнцем белоснежная чаша, обрамлена высоченными горами, подпоясанными зелёным кушаком и всё это накрыто бирюзовым сводом со слепящим оком на юге.
   Мы проехали и прошли по Аляске и Канаде уже 4200 километров, а вокруг всё бесконечные гряды хребтов, ущелья и пропасти! Поистине, американская и канадская Аляска - горное царство! А панорамы - одна краше другой!
   Оставили эту чудную впадину с сожалением и через часа два въехали в следующий горный массив. Тут профиль вершин резко изменился - горы стали походить на циклопические столы. Поднимаясь по серпантину всё выше и выше, взобрались на одну из таких "столешниц" (отметка 1025 м.). С неё открылась (наконец-то!) густо облесенная равнина, изрезанная змейками рек, испятнанная плошками озёр и прикрытая сверху серым войлоком облаков. Косые снопы света, пробивавшиеся сквозь небольшие разрывы в нём, несколько оживляли эту унылую панораму.
   На самой равнине к дороге всё чаще подступали парящие наледи: речки промёрзают до дна, и вода в поисках выхода разливается поверх льда и снега. Не дремлющий мороз быстро сковывает её. Так, намерзая слой за слоем, ледяная броня за зиму может достигнуть двух и более метров в толщину. Посреди одной наледи видели вмерзшего в лёд лосёнка. Снежная пороша вокруг него в истоптана - видимо, соболя или росомахи прикормились к дармовому "складу".
   Под вечер въехали в городок Форт Нельсон. Закупили продукты, заправились и, с трудом найдя Интернет, отправили на сайт РГО очередной отчёт с фотографиями. На ночёвку остановились в тощем лесу за городом. Мы уже довольно прилично спустились к югу, но таких кондовых лесов, как в Сибири, пока не встречали - одни тонкомеры. Максимум - в один обхват. Странно.
   После ужина заполняли тесты: отвечали на несколько сот самых разных вопросов. Андрей сводит все ответы в таблицы для последующего анализа. И не исключено, что через несколько лет мы будем присутствовать на защите его диссертации на тему "Динамика изменения психологического и физического состояния людей при больших нагрузках". Для чистоты его научного исследования отвечать стараемся предельно честно.
  
   1 Лестовка - сохранившийся в обиходе старообрядцев тип чёток. Представляет собой плетёную кожаную ленту. Знаменует одновременно и листовицу (лестницу) духовного восхождения на небо, и замкнутый круг, образ вечной, непрестанной молитвы.
   2 Николай II в 1905 году подписал "Закон о свободе вероисповедания", позволивший старообрядцам не только легализоваться, но и получить некоторые льготы.
   3 Десятина - 1,0925 гектара.
   4 Драга - плавающая на воде платформа с мотопомпой. Засасываемая ею взвесь из песка и гальки прогоняется через ребристый лоток, в котором тяжёлое золото оседает.
   5 Фунт (старорусская мера веса) - примерно 410 граммов.
   6 Канада - площадь 9,976140 миллиона кв. км, население - 35 миллионов, столица - Оттава, продолжительность жизни мужчин - 76 лет, женщин - 83 года.
  
  
   ЧЕРЕЗ КАНЬОНЫ К ВАНКУВЕРУ
  
   Небесная канцелярия долго баловала нас солнечной погодой, но мир устроен так, что всё рано или поздно заканчивается. Сначала резко потеплело: наползли влажные весенние облака, и даже в палатку проникал хмельной, волнующий аромат отмякающей хвои. А потом задул, вздымая на высоту человеческого роста вихри снега, накопивший силёнок ветер.
   И вот уже третий день мы в одиночестве, рассекаем под тоскливый вой метели перегородившие дорогу ребристые сугробы. (Я и не предполагал, что Канада настолько слабо заселена, что можно проехать несколько сот километров и не встретить ни одного селения). Временами видимость почти нулевая. В такие моменты останавливаемся, чтобы не улететь под откос. Иногда за счёт скорости удавалось вырваться из объятий снежной круговерти, но она каждый раз нагоняла нас. Лишь на четвёртые сутки прояснилось, и навстречу нам выползла первая машина.
   Всего по Канаде едем восьмой день. Чем ниже спускаемся, тем гуще становятся леса, выше и мощнее деревья, тоньше снежный покров. А сегодня даже попадались проталины. На них крохотными солнышками горят подснежники - нетерпеливые храбрецы, рвущиеся навстречу теплу и свету.
   Если вчера наш путь пролегал по местам, очень похожим на Валдайскую возвышенность в зимнюю пору (размашистые, утыканные сумрачными елями холмы), то сегодня совершенно иная картина. Грандиозные каньоны следуют один за другим, и каждый поражает своей мощью и затейливостью. В них безветренно, сверху ласково припекает солнышко. В общем, благодать!
   В восемь утра с некоторой грустью покинули уютную стоянку под крышей разлапистых канадских сосен, оборудованную на берегу озера, живописно втиснутого в каньон Марбел. Оно заковано в толстый, потрескавшийся от морозов голубоватый лёд. На этой стоянке имелось всё, что необходимо для отдыха и ночёвки путников: столы со скамьями, очаги, площадки для палаток, туалеты и даже ручной насос для воды.
   Вскоре въехали в ещё более внушительный каньон Фрасер. Здесь уже вовсю властвовала весна: талые воды рыли ходы, подтачивая снизу сугробы; деревья, наполняясь живительными соками земли, загустели. Прелую листву пронзила щетина зелёных ростков. Размеры и невероятно сложный рельеф каньона до такой степени поразили нас (глубина более километра, ширина - около двух), что командор остановил машину и, выбежав на его край, с азартом принялся фотографировать. От него бросились в рассыпную отдыхавшие в кустах среди высокой, прошлогодней травы олешки, очень похожие на сибирских косуль. Один оленёнок запутался в сухих тесёмках травостоя, упал и, инстинктивно прижавшись к земле, затаился. Чтобы не беспокоить малыша, мы отъехали метров на сто ниже.
   Рыжеватая вершина каньона упиралась в острозаточенный скальный гребень поперечного хребта. Дно затянуто лесом, преимущественно хвойным. Под его пологом глубоко внизу гремел, ворочал камни стремительный белопенный поток, принимающий из боковых, высоко расположенных ложбин и расщелин, жемчужные дуги водопадов. Поскольку склоны каньона сложены из довольно рыхлых осадочных пород, оползни, уносящие в речку многометровые участки дороги, здесь рядовое явление. На месте одного из оползней дорожники как раз вели восстановительные работы. Уже отсыпали новое полотно, укрепили его бетоном и готовились к асфальтированию. Окажись мы здесь двумя днями раньше, пришлось бы разворачиваться и добираться до Ванкувера более длинным, окружным путём.
   В самой широкой части этого довольно протяжённого каньона расположен городок Лиллоет - весьма крупный для здешних мест населённый пункт. Микроклимат здесь из-за высоких гор до того мягкий, что в широкой котловине благоденствуют даже виноградники.
   Застройка, как во всех селениях Аляски и Канады, хаотичная, не имеющая ничего общего с Европой: там непременно имеется исторический центр, от которого отходят чётко спланированные улицы. Здесь же дома стоят как попало. Такое ощущение, что каждый строил где хотел. Да и сами здания какие-то неосновательные, несуразные по форме. Кажется, что они собраны неумелыми руками ребёнка из кубиков детского конструктора. Некоторые - просто вагоны, обшитые сайдингом. Стены тонкие, но, что удивительно, в домах тепло! Видимо, теплоизоляционные материалы высокого качества. Преобладающий цвет - унылый серо-коричневый.
   Из-за отсутствия сараев хозяйственная утварь разбросана по всему "двору". Особенно портят вид старые, догнивающие под открытым небом автомобили. У некоторых домов их до десятка. По ним можно изучать эволюцию автопрома страны за последние полвека. Канадцы, так же, как и американцы, из-за дороговизны запчастей и высоких расценок на ремонтные работы (заклеить камеру стоит 26 долларов, заменить бензонасос - 350) предпочитают не ремонтировать машину, а покупать каждые 7-8 лет новую. За городом нашему взору предстала ещё одна незабываемая панорама: овальное озеро в зубчатой раме высоченных скал. В тихой воде отразились и жили одной семьёй и голубое небо, и пухлые облака, и скалистые шпили, и корабельные сосны, и белокрылые чайки. Изумрудного цвета, словно подсвеченная изнутри, вода эффектно контрастировала с мрачными отрогами, на которых монолитный скалы перемежались с конусами щебнистых осыпей и зелёными лентами непонятно как выросших на каменных плитах малорослых ельников.
   Вдоволь насладившись очередным шедевром Создателя, свернули на восток и по глухому, лесистому ущелью поехали к перевалу. Машин на дороге практически нет. Температура воздуха с каждым километром падала, и вскоре мы вновь очутились в настоящей зиме: на широких лапах елей лежали, похоже ещё с осени, слоистые пласты снега, под ними между деревьев двухметровые сугробы.
   Перевал проходил по седловине, разделявшей два белоголовых пика, на отметке 1267 метров. Спуск с него оказался столь крутым, что уже на полпути тормозные колодки задымили. Пришлось остановиться и бросать на диски снег. Он почти мгновенно с шипением испарялся, обволакивая нас такими густыми клубами пара, что так и хотелось завопить как в бане: "Давай! Давай! Поддай ещё!".
   На случай, если у какой-либо машины при спуске откажут тормоза, дорожники на самых крутых спусках предусмотрели достаточно длинные гасящие скорость выезды вверх - как бы ни разогнало машину, она всё равно, в конце концов, остановится. Умно придумано! Это, конечно, дополнительные затраты, зато безопасность гарантирована.
   Внизу, в долине, нас ожидало долгое плутание среди полей, лугов с огромными стадами коров, стаями гусей, табунами ухоженных лошадей. На полях стоят, как когда-то и у нас в Союзе, системы полива на колёсах. Между ними разложены кучи навоза. На самых высоких сооружениях (обычно это силосные башни, выкрашенные в чёрный цвет) трепещут на ветру государственные флаги. С удовольствием отмечаем, что в стране кленового листа женщины помиловидней аляскинских (но и им далеко до наших!), а мужчины покрупней и попородистей. Все приветливы, доброжелательны - в этом канадцы схожи с жителями Аляски.
   Через тридцать километров долина стала сужаться, и нам пришлось взбираться ещё на один перевал, но уже менее высокий. После него до самого Ванкувера ехали по берегу узкого фиорда, с рассыпанными по его волнистой лазури лесистыми островками. Очень красивые места. Неслучайно эти края были выбраны для проведения зимних Олимпийских игр 2010 года.
   На дорогах стало гораздо меньше громадных "фордов", "дженерал моторс" и "тойот" с полукузовами (кстати, почти всегда пустыми). Здесь они составляют не более 50% от общего числа автомобилей, тогда как на Аляске - 95%. Но это не все отличия. Если на Аляске каждый второй дорожный знак и изрешечен пулями, то здешние ковбои стрельбой по знакам не балуются - все целёхонькие.
   И вот долгожданный миг: выезжаем на берег широкого залива, с которого открывается вид на столицу Западной Канады - город Ванкувер. Это довольно крупный мегаполис - километров пятьдесят в диаметре, рассечённый полноводной рекой Фрейзер. В глаза сразу бросается толпа серых небоскрёбов, с нечеткими из-за сизой дымки над городом, контурами. Левее, на юго-востоке, над синеющими вдали хребтами сияет белая вершина вулкана Бейкер. Там уже территория США. Он первый из семидесяти, на которые нам предстоит подняться, провести измерения и описать.
   Чтобы не заезжать в центр города, реку пересекли по северному мосту (странно было видеть посреди современного мегаполиса на водной глади десятки плотов1) и поехали по малоэтажной окраине. Там нам предстояло найти специализированный спортивный магазин и закупить альпинистское снаряжение, или, как выразился наш самый титулованный скалолаз Алексей Казаченко, - "железо": кошки, карабины, верёвки, альпенштоки, ледорубы.
   Мы так долго плутали по улицам, что к магазину подъехали в момент закрытия. Наши мольбы задержаться и отпустить товар на персонал магазина не возымели действия. Один из продавцов показал на часы и покачал головой: "Экскьюз ми!" Но нет худа без добра - заночевали в дешёвенькой гостинице. Это было как нельзя кстати: мы две недели не видели душа, а снятые носки уже стоят как кремлёвские часовые.
  
   США. ВУЛКАН БЕЙКЕР
  
   США - площадь - 9 629 091 миллионов кв. км., население - 300 миллионов, столица - Вашингтон, продолжительность жизни мужчин 74 года, женщин - 80 лет.
  
   Сегодня пересекли границу между Канадой и Соединенными Штатами Америки.
   Американские пограничники, узнав, что мы совершаем кругосветку, сначала долго изучали материалы про нашу экспедицию в Интернете на сайте РГО (версию на английском языке), потом проверяли документы на машину, дотошно исследовали записи в наших дневниках. Затем вновь засели за компьютеры. Тут я, честно говоря, струхнул - опасался, что всплывёт не оплаченный на Аляске штраф. Но, слава Богу, пронесло! Не обнаружив ничего подозрительного, офицер проставил в наших паспортах печати о въезде в США. Обрадованные, мы заскочили в машину и помчались к Бейкеру - одному из самых активных и высоких вулканов Каскадного хребта (3976 метров).
   В долинах уже по-летнему тепло. Деревья в зелёной дымке - из почек наполовину высунулись смолистые пахучие клювики. По мере набора высоты холодало. Дорога запетляла сквозь хмурый обомшелый хвойный лес. Здешние лесники его не чистят - земля сплошь в поваленных лесинах. (А может и правильно, что не чистят, ведь в природе всё должно идти своим чередом, по её, а не нашим законам).
   Вскоре появился снег. Чем выше поднимались, тем толще становился его покров. На площадке, предназначенной для внедорожников, он уже достигал трёх метров(!). Отсюда вершина Бейкера была видна, как на ладони. Высота даёт о себе знать: я начинаю испытывать лёгкое головокружение - первый предвестник горняшки. Появляется странная эйфория, бесшабашность, как будто выпил на голодный желудок бокал вина. Вскоре это прошло - организм адаптировался, но спал плохо. Часто просыпался от нехватки кислорода, учащённого пульса и сухости во рту.
   Утром вышли с уверенностью, что до кратера доберёмся к обеду. Первые пятьсот метров шагали по накатанной снегоходами и лыжниками тропе среди мощных и высоких, как на подбор, елей и канадских сосен. Когда тропа рассыпалась на одиночные следы, идти стало намного трудней: склоны крутые, а снег всё пышнее и глубже. Надежда на наст не оправдались: перед этим несколько дней валил обильный снег, и теперь он лежал пухлым, не слежавшимся одеялом. Вскоре пришлось тропить поочерёдно. Когда встали на обед, все повалились на "пенки" как подкошенные - до того с непривычки устали. Лишь дежуривший Илья вынужден был возиться с горелками и котелками.
   Тем временем небо затягивали свинцовые тучи, атмосферное давление падало. Приближалось ненастье. На склоне всё чаще встречаем оголённые небольшими лавинами участки. Густо повалил снег. Стало очевидно, что до вершины сегодня не дойти. Чтобы случаем не накрыло лавиной, палатки поставили под отвесной, с отрицательным уклоном, стеной. Спали после такой мощной физической нагрузки как убитые. Не мешали даже оглушительные хлопки, издаваемые при порывах ветра капроновыми скатами. Вскоре палатки так замело и обжало снегом, что хлопки прекратились, а вой ветра едва пробивался.
   Утро одарило ясным небом и слепящим солнцем. Из-за выпавшего за ночь снега, идти стало ещё тяжелей. Чтобы не терять темп, впереди идущих сменяли каждые пять минут. Вдруг, как это часто бывает в горах, откуда-то налетела армада черных туч, и хлопья снега на глазах вновь поглотили округу. Мне, единственному очкарику в нашей команде, приходилось то и дело останавливаться, чтобы протереть стёкла. Снег валил такой плотной стеной, что, казалось, вдохни полной грудью - и захлебнёшься его хлопьями.
   Запахло сероводородом. Дышать стало ещё труднее. Когда проходили мимо парящих едким газом фумарол, спазмы перехватывали дыхание и приступы кашля сгибали пополам. Пар инеем оседал на одежде, бороде, бровях. Все побелели, словно наделили маскировочные халаты. Лёха зафиксировал на электронной карте GPS координаты этого фумарольного места. Временами снегопад становился настолько густым, что впереди идущий терялся в белой мгле. Звуки гасли, очертания камней искажались до такой степени, что скалы превращались то в громадное дерево, то в какое-то чудище.
   Я брёл в самом хвосте. В одном месте неловко поскользнулся и, пытаясь сохранить равновесие, отступил в сторону, а там пустота! ... Открыл глаза - вокруг лёд. Понятно - угодил в трещину. С трудом освободив руку, расковырял снежные комья над головой. Край трещины вижу, но дотянуться до него не могу. Стал кричать. Минут через десять появились сначала Лёха, за ним Костя. Не дождавшись меня на гребне, они вернулись по следу. Когда я с их помощью освободился из ледяного плена, Костя сунул мне под нос громадный кулак и сказал:
   - Говорил тебе, иди в середине цепочки!
   Заглянув в расщелину, я перекрестился: будь она поглубже, мог бы и кости переломать.
   Впереди показался громадный свисавший с уступа горы снежный надув. Непонятно было, как эта многотонная махина до сих пор не рухнула. Заходить под него было страшновато, но делать километровый крюк не хотелось. Пока шли, я всё бормотал: "Господи, спаси и сохрани". Пронесло!
   Наскоро перекусив в скальной нише, продолжили восхождение. Вершина возникла столь неожиданно, что мы, на всякий случай, прошли сквозь снежную муть ещё немного. Когда поняли, что уже спускаемся, вернулись. Радость от восхождения омрачилась тем, что снежная завеса не позволила сделать качественные снимки кратера. Фотографии получались смазанными, нечёткими.
   Спускаться было легче. Тем более, что в прорехи туч то и дело ободряюще выглядывало солнце, а выдохшийся ветер лишь едва шевелил колючую позёмку.
  
   МЫТАРСТВА В НЕПОГОДУ
  
   Третий день как слезли с белоголового Бейкера и дышим чистым, без сероводорода, воздухом. Этот вонючий "прыщ" обеспечил нам столь мощную разминку, что мышцы ног до сих пор болят, а по ночам их сводит судорогой.
   Держим курс на Сиэтл (штат Вашингтон). Достичь его до вечера не удалось, и лагерь разбили на лесистом склоне метрах в двухстах от громадного озера, под звонкие песни лягушек. (Наши поют мягче и мелодичней. Здешние же пронзительно, иногда даже дают петуха!)
   Пока Лёха жарил куриные крылышки, я зашёл в глухой лес пофотографировать красиво обвешанные мхами деревья. Лавируя между ними в поисках интересного ракурса, упёрся в проволочную ограду со свежеокрашенными металлическими столбиками. Лес за ней очищен от древесного хлама, трава выкошена, между стволов белели колышки с оранжевыми флажками, а кое-где торчали... почерневшие от старости надгробные памятники.
   Найдя калитку, прошёл внутрь огороженной территории. Под новеньким двускатным навесом в центре обнаружил щит с надписью "Кладбище, восстановлено в 2008 году" и схему с номерами могил. Рядом щит со списком. Напротив каждого номера - фамилия, даты рождения и смерти. Судя по самым ранним датам, у кладбища приличный по американским меркам возраст - 143 года. Для западного побережья Америки это время начала активной колонизации, вернее будет сказать, захвата земель у индейцев. Поразила высокая детская смертность - возраст половины умерших до трёх лет. Не удивительно: жили-то первые годы в кибитках да палатках.
   В Сиэтл въехали в 10 утра. Город вытянулся с севера на юг вдоль побережья узкого фиорда. Центр, как обычно, забит небоскрёбиками местного пошиба. А в целом город малоэтажный, уютный, с преобладанием частной застройки. Пробок нет: дороги с двух- и четырёхъярусными развязками, подземными тоннелями, скоростными эстакадами. Таких громадных рекламных щитов, как у нас, не видно: самые большие - 2х4 метра (у нас, как правило, 3х6). К тому же их здесь намного меньше. Наконец, купили профессиональную видеокамеру "Сони". До этого нам попадались только любительские, для съёмок фильма малопригодные.
   После вылизанного Сиэтла направились на юго-восток, где маячил самый высокий на Каскадных горах стратовулкан* Рейньер (4394м.). В число семидесяти, которые мы должны обследовать, он не входит, но Костя всё же решил забраться и его.
  
   *Стратовулкан - (слоистый вулкан) тип вулкана, имеющий крутую, коническую форму и
   сложенный из множества слоёв затвердевшей лавы и вулканического пепла.
  
   Проехав два часа по заросшим непроходимым лесом отрогам, упираемся... в шлагбаум из толстенной ржавой трубы. Возвращаемся и поднимаемся по следующей, параллельной первой, дороге. Там тоже шлагбаум. Находим на карте ещё одну гравийку - но и там проезд закрыт. Зато полюбовались на многочисленное стадо виргинских оленей, очень похожих на дальневосточных изюбрей. Особенно впечатлили их ветвистые рога. На нас олени смотрели с изумлением. Видимо, люди редко заглядывают в эту глушь.
   Ночь настигла на пути к четвёртой гравийке. Утром возобновляем попытки подъехать к вулкану, но на высоте 1307 метров вынуждены были вновь отступить - машина не смогла пробить колею в оледеневшем снеге. Ко всему прочему, склон на этом участке довольно крутой, а дорога столь узка, что мы могли сорваться в пропасть. Она настолько глубока, что шум порожистой речки едва слышен.
   Так и не увидев вблизи скрытый низкой облачностью и непрерывно сеющей моросью Рейньер, поехали на юг с целью пробиться к одному из красивейших в прошлом вулканов Америки - Святой Елене. В 1980 году он потряс округу мощнейшим извержением, изуродовавшим идеальный конус и выбросившим столько лавы, что образовался ступенчатый кратер глубиной 600 метров. При извержении погибло шестьдесят два человека отказавшихся от эвакуации.
   Сей "агрессор" тоже вне графика. Но как не воспользоваться возможностью заглянуть в преисподнюю? Попытка подобраться с запада не увенчалась успехом ввиду того, что дорога была разрушена мощным селем и завалена сотнями свежеошкуренных стволов. Спустившись под проливным дождём в долину, попытались приблизиться к Святой Елене с востока - тоже безуспешно: перегруженные влагой облака оккупировали её почти до самой подошвы.
   Осадки преследуют нас все последние дни. С дождем ложимся, с дождем встаём... Деревья и камни от постоянной в этих краях влаги обомшели так, что не только стволов, но и ветвей не видно - всё скрыто под космами мхов и лишайников. Берендеево царство! От дождя нет спасения даже в палатках. Вещи настолько пропитались влагой, что из них можно отжимать воду. Как-то раз в разрыв низких туч брызнул было сноп света. Мы обрадовались, однако через минуту он погас.
   Сразу после завтрака под проливным дождём покидаем негостеприимный штат Вашингтон и въезжаем в штат Орегон. В нём много староверческих общин, но посетить их по причине нехватки времени нам не удастся. Обидно! В одной из них, в городке Вуудбас, живёт мой знакомый - Ермил Тимофеевич Таран, колоритнейшая личность! Я познакомился с ним осенью 2010 года в Домодедово. Он приезжал в Россию с сыном искать невесту из одноверцев. Сосватал, и даже очень удачно, дочь священника одного из древлеправославных приходов. В аэропорту за просрочку визу на одни сутки с него взяли 600 долларов. Мне было невыносимо стыдно за наших бездушных чинуш - кто же захочет вернуться в Россию при таком отношении к соотечественникам.
   Переехав реку Колумбия по длиннющему двухъярусному мосту (движение в обратном направлении шло над нами), без остановок проследовали в штат Калифорния, где расположен вулкан Лассен Пик (3187 метров). На него мы обязаны подняться, какие бы трудности ни пришлось для этого преодолеть, - он входит в утверждённый РГО перечень.
   Пока едем, расскажу о впечатлениях последних дней. Можно констатировать, что уровень жизни в США выше, чем в Канаде. Особенно это заметно по небольшим городкам. В Штатах каждый дом, благодаря интересному архитектурному решению, имеет своё индивидуальное лицо. Впечатляет оформление участков: идеальный газон, много декоративных кустарников и фруктовых деревьев, цветов. Но всё это завораживает лишь поначалу. Со временем их неестественная прилизанность и какая-то внутренняя одинаковость, начинают раздражать. В этой красоте не чувствуется жизни.
   Участки большие, не меньше гектара. В предгорьях - это в основном виллы. Дома стоят далеко друг от друга - никто никому не мешает. (В городах застройка, конечно, плотней). По долинам разбросаны фермерские хозяйства. Наделы у них соответствующие - от 4 до12 гектаров. В этих краях занимаются по преимуществу животноводством. Иные коровники стоят всего в тридцати метрах от дороги, но специфического запаха не ощущается - чистота идеальная.
   Вызывает уважение то, сколь бережно хранят и как гордятся американцы предметами старины. У кого-то у дома стоит надраенный до блеска автомобиль начала 20 века, у кого-то почерневшая от старости телега или трактор с железными колёсами. На центральной площади, на самом видном месте красуются свежевыкрашенные вагончики, либо паровозик. Ещё один популярный экспонат - брёвна в пять-шесть обхватов, лежащие на специальных площадках. Чтобы они не гнили и не чернели под дождём, над ними установлены двускатные навесы.
   Вообще лесов здесь много и они помощнее чем в Канаде. Как-то, во время обеда, на берегу горной речки мы попытались обхватить ствол одного лесного великана - так впятером не смогли. Выходит, его окружность превышает десять метров!
   Лесоразработки в этом штате ведутся довольно активно и в значительных объёмах, по преимуществу в горах, в том числе на очень крутых склонах. Настолько крутых, что непонятно, как техника не переворачивается. К делянкам проложены добротные гравийные дороги. Лес берут сплошняком - не оставляют даже подрост, и пилят как-то неряшливо: пеньки разной высоты (от полуметра до двух), срезы косые. Но уже на следующий год участок засаживают молодыми ёлочками или сосенками.
   Когда смотришь с перевала, то хорошо видно, что одним посадкам двадцать пять, другим десять, а третьим не больше двух лет: деревца едва видны между пней. Пройдёт лет восемьдесят, и лесорубы вновь вернутся сюда снимать подросший "урожай". Бесконечный конвейер. Разумно!
   Абсолютное большинство населения - белые. Темнокожих практически нет. Изредка встречаются выходцы из Азии (филиппинцы, малайцы). На их плечах подсобные и грязные работы.
   Бросается в глаза изрядное количество людей с избыточным весом. Особенно много их среди молодёжи. У некоторых тело при ходьбе колышется, как студень. При этом ещё что-то жуют на ходу. О чём думает эта биологическая масса? Похоже, только о том, чтобы ещё чего-нибудь вкусненькое засунуть в рот.
   Пообедать съехали на громадную автостоянку. Небо прояснилось, и мы разложили прямо на асфальте пропитавшиеся влагой за неделю непрерывных дождей вещи, палатки, спальники. Люди подходили к нам, интересовались, кто мы и откуда; разглядывали разбросанное снаряжение. Узнав, что из России, начинали расспрашивать, чем здесь занимаемся, куда направляемся. Тон общения дружелюбный, заинтересованный. Одна семья даже попросила разрешения сфотографироваться с нами.
   Едва отъехали от стоянки, как машина встала - сгорел генератор. На наше счастье автосервис оказался поблизости. Загнали машину на смотровую яму. Осмотрев, мастер предупредил, что на ремонт уйдет часа три. Пользуясь случаем, я расстелил на ближайшей лужайке пенку и лёг позагорать. В нескольких метрах от меня под соснами резвились белочки. Ребята же отправились в турне по магазинам. На обратном пути они видели с десяток вывесок салонов хиромантии - похоже, услуги хиромантов здесь пользуются популярны.
  
  
   ДОРОГИ АМЕРИКИ
  
   01 апреля.
   Штат Калифорния (не путать с полуостровом Калифорния, принадлежащим Мексике) встретил нас прекрасной погодой. После многодневных, почти беспрерывных дождей и плотной, низкой облачности, ясное небо стало наилучшим подарком для нас. Как пояснил один соотечественников, окрестности Рейньер и Святой Елены - самое гнилое место в Америке.
   На границе штата, проходящей чуть ниже увенчанного белоснежными вершинами водораздельного хребта, инспектор санитарной службы задал нам всего один вопрос, не везём ли мы с собой фрукты? Получив отрицательный ответ, поднял шлагбаум.
   Изучая после ужина карту, я увидел, что пройдено более половины маршрута по США, и настала пора поделиться впечатлениями о штатовских дорогах.
   То, что дороги в Америке в хорошем, по большей части, можно сказать, в идеальном состоянии, а пробки, благодаря многоярусным развязкам, двухуровневым мостам и грамотной организации уличного движения, редчайшее явление, - факт общеизвестный. А вот то, что все дороги, включая скоростные автобаны, бесплатные - это для нас стало приятным сюрпризом. (Платные дороги, возможно, имеются, но нам не встречались).
   Оказывается, не надо платить не только за проезд, но и за использование весьма развитой инфраструктуры, имеющейся почти на всех придорожных автостоянках*. При этом место выбирается так, чтобы открывающаяся панорама радовала взор.
   *Не сложно быть щедрым, если в твоих руках станок, печатающий в неограниченном количестве, доллары и за эти бумажки почти весь мир продаёт тебе материальные ценности. При этом можно позволить себе иметь дефицит бюджета превышающий годовой ВВП - 17 триллионов долларов! Страна фактически банкрот и держится пока на плаву только за счёт своей военной мощи.
  
   Стоянки представляют собой заасфальтированные площадки с разметками отдельно под фуры, отдельно для легковых машин. Вокруг аккуратно подстриженные газоны. Вдоль них тротуары с фонарями и отходящими вбок тропинками к столикам и скамьям под навесом. Посреди таксофоны, информационные стенды, краны с водой, розетки для зарядки аккумуляторов, просторные туалеты с кабинками для инвалидов. В них есть не только туалетная бумага, жидкое мыло, зеркала, но и бумажные полотенца. Чистота, как в аптеке.
   Дорожная разметка у американцев сходна с нашей, а вот знаки отличаются. Во-первых, по цвету: здесь они жёлто-черные. (Мне кажется, наши бело-синие выглядят оптимистичней, легче и быстрее воспринимаются глазом). Во-вторых, есть знаки, которых у нас нет. Например, "Не голосовать" (перечёркнута поднятая ладонь). Много всякого рода указателей-подсказок: "Хорошее место для фотосъёмки" (изображен фотоаппарат), "Смотровая площадка", "Удобная точка для обзора панорамы". Ограничения скорости на дорогах от 15 до 65 миль/час (25-110 км/ час). На перекрёстках, где нет светофоров, со всех четырёх сторон стоят знаки "STOP". Преимущество у того, кто первый подъехал. Нам это правило очень понравилось - удобно и уважительно. Удивило то, что жёлтый свет на светофорах здесь горит не больше секунды, либо вообще отсутствует.
   Вдоль дорог, как и у нас, тянутся ЛЭП. Но и здесь свои особенности: опоры, даже высоковольтные, не бетонные, а деревянные (прямые, приличной толщины, пропитанные светло-коричневым антисептиком столбы). Полицейских, на первый взгляд, мало, но вскоре мы убедились в ошибочности этого впечатление. Дело в том, что машины, патрулирующие дороги, в отличие от наших, не имеют специальной окраски и надписей. Более того, мигалки на крышах настолько плоские, что издали не заметны. Зато когда полисмен включает так называемое СГУ, то машина начинает зловеще реветь и мигать несчётными красными и синими огнями спереди и сзади. А так стоит на обочине обыкновенный джип. Если машину остановили, водитель должен открыть окно и не двигаться. Выходить без команды полисмена категорически запрещено. Попытка дать взятку, как правило, заканчивается тюрьмой.
   Любопытно, что государственный номер при регистрации автомобиля можно придумать самому и указать его в заявлении. Поэтому некоторые автовладельцы имеют номера с довольно оригинальным сочетанием букв или цифр. Например, на машине нашего друга Ильи Иванова из Анкориджа гордо красуется "СССР", пониже мелкими буквами "Аляска" - просто и патриотично!
   Штат Калифорния показался нам самым интересным по разнообразию рельефа и флоры. Мощные горные массивы, высокогорные плато и котловины, заставленные крохотными, метров под двести, конусами непонятного происхождения, Щелеобразные каньоны с бурунистыми речками и искрящимися водопадами чередуются с просторными, плодородными долинами, на которых пасутся огромные стада коров, отары овец и табуны лошадей. На двух ранчо видели даже гурты альпак (одного из четырёх видов южноамериканских лам).
   Все места выпаса ограждены многокилометровой оградой (пять рядов катанки, продёрнутой сквозь металлические стойки) и в основном поливные - климат в Калифорнии довольно сухой. Об этом свидетельствовали и обширные пустоши с черными скелетами обгоревших деревьев.
  
   ВУЛКАН ЛАССЕН-ПИК
  
   Чтобы подобраться к основанию многовершинного вулкана Лассен-Пик, одного из крупнейших лавовых куполов на Земле, понадобился целый день. За это время успели побывать и в зиме с мощным снежным покровом, и в весне с цветущими фруктовыми деревьями, и в жарком лете.
   Вокруг Лассена хвойные леса от огня не пострадали. Здесь по-прежнему вовсю властвует зима - у подошвы вулкана глубина снежного покрова достигала нескольких метров! Последние километры ехали внутри белостенного коридора: снег по бокам был в два раза выше машины. Какова же его глубина наверху? Об этом узнаем завтра. Прогноз, правда, расстроил - обещают снег с дождем.
   И точно, разбудил дробный стук редких, но полновесных капель. Невзирая на непогоду, сразу после завтрака отправились к белеющему вдали куполу. Что интересно, дождь сразу прекратился. (Я давно заметил, что, когда не боишься, не отступаешь, а делаешь то, что запланировал, препятствия отступают.)
   До кратера надо было протопать по заваленным снегом предгорьям десять километров, потом километра полтора подниматься по склону конуса непосредственно к жерлу. Кругом ни души. В эту пору сюда захаживают на лыжах лишь рейнджеры парка.
   С утра по жестким снежным надувам шагалось легко, но чем выше поднималось солнце, тем мягче и сырее становился снег. Он обильно налипал на протекторы горных ботинок, превращая их в пудовые гири. Приходилось то и дело останавливаться и сбивать налипшие комья.
   Вскоре снег до того размяк, что мы, иной раз, проваливались почти по пояс (глубже не давал рюкзак). Чтобы не терять темп, как обычно, впереди идущего сменяли каждые десять минут. Так и торили по очереди.
   Когда настал мой черед, я понял, каково это - идти первым. Под тобой несколько метров податливой массы, и лишь только обопрёшься на ногу, так проваливаешься в неё чуть ли по самый пах. Упираясь руками, с трудом вытащишь себя наверх, но при следующем шаге всё повторяется.
   Проковыляв так с сотню метров, я взопрел, ноги загудели от напряжения, встречный ветер выжимал слезу, но стараюсь, иду из последних сил. Костя, видя, что я "буксую", отправил меня в "хвост колонны" и сам встал впереди. Он так и шёл дальше: и за себя, и за меня. Настоящий мужик!
   Каждая ходка выматывала до такой степени, что, как только звучала команда "привал!", все падали на снег словно подрубленные. Не знаю, как ребята, а я, распластавшись на мягкой перине, испытывал такое наслаждение, что в голове невольно возникала абсурдная мысль: "Ради того чтобы получать подобное удовольствие от отдыха и стоит ходить в горы!"
   Особенно славно бывало, если место для привала выбрано тихое, безветренное. Расстегнешь куртку, снимешь шапку и лежишь, купаясь в ласковых объятиях солнечных лучей. Слабый ветерок приятно холодит разгорячённое ходьбой лицо, а ты смотришь, блаженно улыбаясь, как на кончике ветки повисает капля с бегающей искоркой света. Смотришь и гадаешь: упадёт, не упадёт до завершения привала? К реальности возвращает Костин голос: "Готовность - одна минута!" Всё, конец блаженству! Надо успеть застегнуться, скрутить и приторочить "пенку", надеть рюкзак и быть готовым месить снег следующие полчаса. О-о-о, ма-мочка, за что такое наказание?! И пока идёшь, мечтая о следующем привале, не раз спрашиваешь себя: "Чего тебе, старый хрыч, дома не сидится?"
   Причин на то несколько. Основная заключается в том, что в походах и экспедициях, особенно длительных, начинаешь ценить простые, не замечаемые в повседневной жизни вещи. Когда с месяц полазаешь по горам или тайге, то ломоть хлеба превращается в невиданное лакомство, а обычный квас - в божественный напиток! А что ещё может дать такое удовольствие, как воспоминание о бегстве от бизона, созерцание российской земли через Берингов пролив или вид текущей у твоих ног магмы?!
   В ложбине между двух отрогов появились первые предвестники вулканической активности - бьющие из земных недр клубы пара, - Лассен-Пик дышит! Подойдя ближе, приступаем к более детальному обследованию фумаролы. Снег здесь не задерживается, и на обнажённой земле хорошо заметны жёлтые кристаллы серы, обрамляющие места выхода газа. В понижениях бурлит, пузырится горячая жижа. Неподвижный воздух густо пропитан сероводородом. Едкий газ раздражает носоглотку, и нас вскоре начинают сотрясать приступы кашля.
   Нанеся на карту месторасположение фумаролы, Николай обвязывает лицо по глаза шарфом и мужественно начинает измерять электронным термометром температуру грунта. "Плюс 82, плюс 85, плюс 96ЊС", - сообщает он и тут же заносит в таблицу полученные данные. Через несколько минут измерения завершены, и мы спешно покидаем заполненную ядовитым газом ложбину.
   На плато, за которым возвышался конус вулкана, поднимались по довольно крутому, оголённому сошедшей лавиной, скату. По краю среза снежного покрова было видно, что в последний снегопад выпало сразу 80 сантиметров. Теперь понятно, отчего тут так много свежих лавин.
   Перед выходом на плато пришлось пройти под хищно загнутым снежным надувом. Все нервничали: казалось, ещё мгновение, и вся многотонная масса рухнет и вобьёт нас в склон, как молоток вбивает гвоздь в доску. Эти двадцать метров были сродни вечности. Одолев их, мы почувствовали себя героями, дерзнувшими заглянуть в лицо смерти.
   После непродолжительного отдыха долго шли по плато и ринулись на штурм. Последний крутяк завершался террасой, кольцом опоясывающей главный конус. Тут мягкая перина окончательно доконала меня. Когда встали на ночёвку, я первые минуты не в состоянии был даже пошевелиться.
   Лагерь обустраивали в лучах заходящего солнца, при набирающем силу ветре и крепчающем морозе. Чтобы защититься от него, нарезали лопатой снежных кирпичей и выложили дугообразную стенку. Но ветер был столь силён, что дежурившему Лёхе пришлось ещё вырыть в снегу пещерку для горелок - иначе пламя задувало.
   Хотя тент палатки всю ночь бухал, как бубен шамана, я спал как младенец. Не мешали даже рваные очереди громоподобного храпа Ильи (он начинает "курлыкать" сразу, как только принимает горизонтальное положение).
   На штурм вершины вышли в восемь утра. Голый, почти километровой высоты склон покрывал жёсткий, блестящий на солнце фирн. Подниматься с помощью ледоруба было неудобно: крутизна такая, что при замахе возникал риск опрокинуться. Поэтому ледорубы прицепили к поясу, а чтобы не сорваться, ложились на фирн и, с размаху вонзая в льдистый снег торцовые зубья кошек, надетых на горные ботинки, "выталкивали" тело вверх для следующего "шажка". Так и ползли к вершине с редкими остановками для отдыха у торчащих кое-где останцев - они хоть немного защищали от ветра и позволяли расслабиться без риска сорваться вниз.
   Поначалу я шёл наравне со всеми, но где-то посреди склона стал отставать. В какой-то момент показалось, всё, сил нет. Дальше не смогу! Прижавшись к льдистой стене, оглядываюсь назад, - там белая пропасть, а в самом низу скалы. Становится страшно. Что делать? Я замираю и незаметно погружаюсь в полудрёму. К действительности возвращает голос сверху. Это Костя.
   - Камиль, ты сильный! Не останавливайся! Иди! Ты поднимешься!
   Становится стыдно, что поддался слабости. Очередной удар ботинком, и ещё 30 сантиметров позади. Делаю следующий "шаг", ещё и ещё... Сил нет, но иду. Каждый метр - это преодоление себя.
   Наконец склон стал выполаживаться, и мы выходим на лавовый купол. Справа ступенчатый пик, на котором установлена автономная метеостанция с питанием от солнечных батарей. Прямо перед нами - кратер, окруженный зубчатой короной, - следствие мощного взрывного извержения 1915 года. Вокруг заснеженные конусы более низких вулканов. Между ними белеют плошки озёр и цирков. Далеко внизу зелёные долины.
   Пока Николай определял лазерной линейкой размеры кратера, Андрей измерил у нас оксиметром количество кислорода в крови и пульс. Сердце тарахтело на повышенных оборотах, но это естественно - высокогорье!
   Во время спуска вошедший в азарт Илья поскользнулся и покатился по зеркальному склону прямо на торчащие скалы. Мы застыли в ужасе. Но наш Илюшенька Муромец сумел извернуться и с размаха засадить ледоруб в плотный фирн. В итоге отделался лишь ссадинами да брюки изодрал.
   Путь от базового лагеря до машины занял всего три часа. Выручил мороз - он превратил подтаявший вчера снег в прочный наст. Шагать по нему было одно удовольствие. Подойдя к "Сафари", увидели на лобовом стекле конверт. Это было письмо от рейнджера Meлании Стойберю со словами благодарности за посещение Национального парка и пожеланием успешного прохождения всех этапов экспедиции. Она сообщала также, что сотрудники парка с интересом следят за нашим продвижением на сайте РГО. Приятно!
   Просушив на солнце термобельё, перчатки, носки, палатки, направились в сторону респектабельного Сакраменто - столицы штата Калифорния. К моей радости, самые крупные города этого штата (Сан-Франциско и Лос-Анджелес) не входят в утверждённый РГО маршрут, - у меня аллергия на подобного рода "муравейники".
  
  
   СТРАНА КОНТРАСТОВ
  
   5 апреля. Миновало 45 дней со дня старта экспедиции. На снегоходах пройдена Аляска, на автомобиле - Канада, штаты Вашингтон, Орегон, Калифорния, совершены восхождения на два действующих вулкана. Всего за плечами нашей команды более 9000 километров и весомый объём фото и видеоматериалов. Сегодняшний день запомнился многократной сменой ландшафтов.
   Покинув млеющий в неге лета Сакраменто, долго поднимались по берегу порожистой речки на очередной горный массив - острозубый хребет Сьерра Невада высотой более 3000 метров. В итоге из лета опять угодили в зиму: метровый снежный покров, угрюмые холодные ущелья, разорванные скальными обнажениями густые, непроходимые ельники. С самого высокого на сегодняшний день перевала (3075 м) открылся вид на живописное, бирюзового цвета озеро Тахо. Оно примостилось между отрогов, испещрённых белыми лентами лыжных трасс. В этом районе расположены самые фешенебельные и популярные горнолыжные курорты Соединённых Штатов.
   Панорама живо напомнила мне Южный Урал: те же лесистые горы, озёра, подъёмники. Воспоминания о родном крае всколыхнули память, пробудили ностальгические чувства, подступила тоска по семье. Мельком глянул на своих товарищей: не заметил бы кто, как от пробежавших в голове мыслей увлажнились глаза, засосало под ложечкой...
   Дальше хребет, постепенно понижаясь, образовывал хорошо развитые лесистые предгорья. Проехав всего с десяток километров, мы с удивлением завертели головами, - было ощущение, будто попали на другую планету. Густые хвойные леса за несколько минут сменились колючими кустарниками и пучками всклокоченной травы. Вместо заснеженных громад - лысые, бурого цвета холмы. Немного погодя безрадостность этой картины усугубили беловатые поля безжизненных солончаков. Мы никак не могли прийти в себя от столь разительных перемен. Всё объяснил щит у дороги: "Штат Невада".
   Прямая, как стрела, лента чёрного асфальта, то поднимаясь на голые, в ребристых складках холмы, то надолго проваливаясь на дно высохших озёр, весь остаток дня рассекала мёртвую, раскинувшуюся на сотни километров пустыню. На редких ранчо прямо у трассы сиротливо пестрели фанерные щиты "For sale" - "Для продажи". Зато там, где сверкала броская надпись "КАЗИНО", кучковались десятки дорогих авто. Здесь жизнь кипела!
   Поразительно! И не лень людям ради призрачной возможности разбогатеть ехать за тридевять земель, чтобы в итоге остаться без цента в кармане. Я сам человек весьма азартный, но для меня эта порочная страсть сродни глупости. Я думаю, едут сюда пощекотать нервы те, кому деньги валятся "с неба": с тем, что даётся без труда, расставаться легко. Следует заметить, что казино, которые мы видели на этой, в общем-то, второстепенной трассе, по меркам игорного бизнеса весьма заурядные заведения. А вот на самом юге штата за счёт этого сатанинского порока вырос и процветает целый город - Лас-Вегас. Достаточно взглянуть даже просто на его фотографии, чтобы убедиться: страсть к риску и лёгкой наживе у людей неистребима.
   Под вечер слева, километрах в трёх от дороги, увидели жёлто-коричневый кряж с необычайно плавными гребнями. Он резко контрастировал с соседними: мрачными и клыкастыми. У его подножья виднелись силуэты фургонов и внедорожников. Поскольку подошло время подумать о ночёвке, мы решили присоединиться к ним и заодно вблизи осмотреть необычный массив.
   Это оказалась гигантская дюна из чистейшего песка высотой около ста метров и длиной два километра. По ней на квадроциклах и сноубордах лихо носились вверх-вниз, вздымая золотистые шлейфы, молодые люди. Из текста, размещённого на информационном щите, следовало, что это самая высокая дюна Америки и называется она Санд Маунтаин.
   Мне доводилось гонять на джипе по барханам в Арабских Эмиратах, но их высота не превышала семидесяти метров. Но самые высокие дюны нас ожидали впереди - в Перу. Там, возле Тихого океана, имеется целая горная система из песка. (Высота её гребней достигает 230 метров!)
   Зависший над горизонтом золотой диск солнца, пурпурные облака и соломенного цвета дюна придавали особое очарование этому вечеру. Одолев за день немногим более трехсот километров, мы побывали и в субтропиках, и в горно-таёжной зоне, и на солончаках, и даже пустыне!
   Вчера ехали по безжизненной равнине наперегонки с катящимися по ней шарами, называемыми у нас "перекати-поле", а сегодня едем по высокогорному плато, покрытому снегом глубиной два метра! Невероятно! Едем-то к экватору! Правда, когда спустились с трёх тысяч метров до двух, снег пошёл на убыль, а вскоре и вовсе исчез. Зато появились первые предвестники Гранд Каньона - самого знаменитого после Ниагарского водопада природного объекта Северной Америки, вытянувшегося с севера на юг в штате Аризона на 450 километров. Его ширина местами превышает десять километров. Примыкающие к нему боковые каньоны, конечно, поуже. А издали всё это выглядит как ровное, обширное плато, но стоит проехать несколько километров и перед тобой может разверзнуться бездна!
   Здешняя почва представляет собой рыхловатую смесь красного глинозёма с песчаником, спрессованным временем. Поэтому каждый ручеек промывает на пути к основному руслу несоразмерно глубокое ложе, образующее причудливую сеть каньонов реки Колорадо, берущей начало с ледников Скалистых гор. Его склоны красиво "застроены" причудливыми замками, сторожевыми башнями, шпилями, куполами, зубчатыми крепостными стенами, рассечёнными потоками жёлто-красной "лавы". А по дну каньона разбросаны столбообразные острова, скалистые останцы, между которых течёт река.
   К самой живописной части Гранд Каньона подъехали, когда смеркалось. Его уже залила серая мгла, и наши фотообъективы не смогли запечатлеть красоту этой бездны. Сами мы изумлялись, восторгались, а техника не в состоянии была зафиксировать её - не хватало света. Хорошо получились только кадры со стоящими над пропастью белохвостыми оленями. Пока мы перебегали с места на место, фотографируя их, олени с любопытством наблюдали за непонятной им суетой.
   Тем временем отгорела вершина самой высокой скалы, и настал тот час, когда стираются очертания, тускнеют краски; когда дневной свет, неразрывно сцепившись с ночным, путается и всё становится нереальным, зыбким. И, в конце концов, сливается в непроницаемом мраке.
   Следующий день решили посвятить более близкому знакомству с этим чудом природы и отснять каждый уголок, но налетевшая с утра метель помешала исполнению нашего плана - видимость упала до 50 метров. Да, да! Я не оговорился. Это была самая настоящая метель со струящейся через дорогу вихрастой позёмкой. (Здесь, на высоте 2300 метров, пока ещё весьма холодно.)
   Оставалась надежда, что может прояснится, но вскоре стало понятно, что обложило надолго. Делать нечего, ужасно расстроенные, поехали дальше. Немного успокаивало понимание того, что ни одна фотография, ни одно видео не в состоянии передать феерическую красоту этого памятника природы, созданного водой за миллионы лет. А мы ЭТО видели! И ЭТО останется в нашей памяти на всю жизнь.
   После спуска с плато перед нами вновь застелилась пустыня с "перекати-поле", чахлыми кустами, заброшенными ранчо и лысыми хребтами на горизонте. К вечеру эту тоскливую картину стали разнообразить зелёные семейки высоченных кактусов. Скоро Мексика.
   Заехали в Феникс (символическое название для города, сумевшего вырасти на столь бесплодной земле) в надежде обзавестись в книжном магазине картами Мексики. После гнетущего безлюдья и безжизненных пейзажей этот городок показался нам самым зелёным, жизнерадостным и многолюдным на Земле. Хотя было довольно прохладно, многие жители разгуливали по улицам в шортах и безрукавках. Глядя на товарищей, облачённых, как и я, в куртки и брюки, опять подумалось: "Не такие уж мы и хладостойкие, как принято думать о россиянах во всём мире".
   Безрезультатно обойдя три магазина (карт США полно, а карт других стран нет вообще), завернули в сквер перекусить на открытой террасе. Напротив, за витиеватой кованой оградой, видим дворик со старинным двухэтажным домом из красного кирпича. Перед ним на брусчатке элегантный экипаж, запряжённый двумя лоснящимися гнедыми рысаками. Но нас больше заинтересовали три дамы в одеждах 19 века. Они о чём-то оживлённо беседовали, то и дело, поглядывая в монокли в нашу сторону. "Какие милые чудачки", - подумал было я, но, приглядевшись внимательней, сообразил, что это актрисы, а дом, по всей видимости, музей.
   Раздираемые любопытством, зашли в ворота. Читаем вывеску, точно: "Музей быта среднего буржуа". А дамы в старомодных платьях оказались экскурсоводами.
   Поражённые достоверностью образов, купили билеты и в сопровождении двух чопорных барышень вошли в особняк. Прихожая оказалась тёмной, слабо освещённой и к тому же завешанной мрачноватыми картинами. По лестнице из мореного дуба поднялись на второй этаж. Здесь света было в достатке. Мимо нас то и дело с визгом и смехом пробегала малышня в костюмчиках и платьицах с рюшками. В зале затянутая в корсет дама обучала девочку игре на фортепиано. В детской бросились в глаза простенькие деревянные игрушки. В основном разодетые куколки, паровозики, фургончики. В конце коридора в открытую дверь увидели доктора в пенсне, с окладистой бородой. Он принимал больного.
   Поражало то, что в доме всё, даже такие незначительные детали, как шпингалеты на окнах, латунные краны, соответствовало временам вековой давности. Мебель, гобелены, картины, лампы тоже из той, канувшей в Лету, эпохи. Атмосфера конца 19 - начала 20 века была воссоздана настолько достоверно, что у меня возникло ощущение, будто я переместился в то время.
   Экскурсия завершилась на первом этаже. Здесь кухарка готовила еду на печке, заправленной углём, горничная гладила бельё чугунным утюгом, в боковых отверстиях которого краснели угольки (всё по-настоящему!)
  
  
   ГУД-БАЙ, АМЕРИКА!
  
   12 апреля.
   Хотя правильнее будет сказать: "Гуд-бай, Соединённые Штаты!" Если честно, расставался с этой страной без сожаления. Что интересно, как только мы въехали в Мексику, все вздохнули с облегчением. Было ощущение, что из красиво и богато обставленной тюрьмы вырвались на волю. Ни у кого из членов нашей команды (а мы представляем разные поколения: мне за 60, Косте - 44, Андрею, Лёхе, Коле по 25 лет, Илье - 24) желания пожить в Америке не возникло. При всей красоте и ухоженности, от этой страны осталось чувство ненатуральности. При этом нам очень понравилась необычная природа Штатов.
   Сегодня День космонавтики и очередная годовщина первого полёта человека в космос! Это был гражданин Советского Союза - Юрий Гагарин. Когда неповторимый, слегка дрожащий от волнения, громоподобный голос Левитана торжественно известил об этом событии, я жил под Хабаровском и хорошо помню, ту безмерную радость, то воодушевление, которое охватило в те дни, даже не дни, а месяцы, всю страну. Гордость и ликование переполняли наши сердца! От избытка чувств мы стучали соседям, выбегали во двор и вопили: "Наши в космосе! Ура, Ура!" Обнимались, прыгали от счастья, - мы первые! Ура-а-а! Вместе с нами ликовал весь мир - ведь сбылась мечта человечества!
   И представьте себе наше возмущение, когда на АЗС двое молодых американцев стали доказывать, что первым в космос полетел их астронавт. Мы чуть не подрались с ними, убеждая, что они заблуждаются. Ещё раз убедились: обучение в США построено таким образом, чтобы каждый американец был уверен, что все достижения принадлежат его стране, что все иные народы - второй сорт. К сожалению, в последние десятилетия мы фактически живём по навязанным ими правилам. Всё оглядываемся: как бы не осудила нас "мировая общественность" в лице полосато-звёздного дядюшки Сэма*.
   Пошла мода вытаскивать на всеобщее обозрение и каяться перед всем миром в умело наваливаемых на нашу страну грехах. Можно подумать, что те, кто нас обвиняет в преступлениях, святые! Поляки же не каются в уничтожении в 1920 году 82,5 тыс. пленных красноармейцев, а американцы - в атомных бомбардировках Японии, унесших разом жизни 250 тыс. мирного населения, включая детей и стариков, или в том, что выжгли напалмом пол-Вьетнама, бомбили не желавшую исполнять их волю Югославию!
   Очерняются выдающиеся достижения советской культуры: наша музыка, песни, литература, театр, кинематограф! Даже Святая Победа над фашизмом, спасшая Европу от позорного порабощения, бесстыже поливается враньём!
   Западу, алчущему бесконтрольного доступа к природным богатствам нашей страны, не даёт покоя, что, несмотря на все его усилия, Россия ещё жива! И, по всей видимости, по этой причине продолжается "просветительская работа" по дебилизации и развращению российской молодёжи. И более всего возмущает то, что эта тенденция усиленно поддерживается многими нашими СМИ и министерством культуры, - теми, кто в первую очередь должен заботиться о патриотическом воспитании подрастающего поколения.
   Извините, несколько отвлёкся, наболело! Продолжим наше путешествие.
   * Записки готовились до крымского разворота.
  
  
   БУЭНОС ТАРДЭС, МЕКСИКА!
  
   Мексика - площадь 1972,55 тысячи кв. км, население - 113 млн человек, из них 30 миллионов индейцев. Господствующая религия - католическая, официальный язык - испанский. Продолжительность жизни у мужчин 69 лет, женщин - 75.
  
   Покинув последний крупный населённый пункт США - город Тусон (штат Аризона), мы в 10 утра подъехали к мексиканской границе. Она проходит прямо посреди городка Ногалес (чопорного на американской стороне - и бойкого, весёлого на мексиканской). Как ни странно, мексиканцы на КПП даже документов не спросили. Мельком глянув в салон, небрежно махнули рукой: "Валяйте!".
   Через пару километров видим: дорога сужается, а возле будки стоят вооружённые люди, - второе КПП! Здесь одетые во всё чёрное мексиканские таможенники и пограничники сначала тщательно обследовали багажник, салон, а потом стали сличать фотографии на паспортах с нашими физиономиями. Узнав, что мы из России и совершаем кругосветное путешествие, сразу помягчели, а когда Константин подарил им вымпел Русского географического общества, и вовсе растаяли.
   Отъехав, мы долго гадали, почему на первом КПП у нас не проверили паспорта? Ведь мы могли второе КПП спокойно объехать по многочисленным боковым улочкам. Видимо, это такая форма "активной" борьбы с контрабандой, как у нас с наркотрафиком!
   Колыбель загадочных цивилизаций майя и ацтеков встретила слепящим солнцем, бледным от зноя небом и тридцатиградусной жарой. На выжженном плато - лишь многоствольные кактусы, колючие кусты, пучки пожухлой травы. Лесов на севере Мексики практически нет. Лишь изредка мелькнёт жиденькая роща.
   Панорама довольно однообразная: раскалённая, безводная равнина в зубчатой кайме невысоких гор. Земля желтоватого, иногда красноватого цвета. Кое-где монотонность равнины нарушают оплывшие конуса небольших вулканчиков. За два первых дня нам не попалось ни одного ручья, ни одного водоёма. Вернее, они были, но все пересохшие. У дороги, на приметных возвышенностях простирает руки к небесам гипсовый Иисус Христос. На широких участках отвесных скал можно увидеть и нарисованное изображение Девы Марии. В селениях почти у каждого дома - миниатюрные часовенки.
   На дорогах и в посёлках нет ни белых, ни афроамериканцев - одни мексиканцы (потомки испанцев и индейцев). Что интересно, в Мексике мы задышали свободно, полной грудью. Здесь живут легко и просто, без мифов, обставленных красивыми декорациями и приукрашенных искусным макияжем. Эта естественность сразу подкупает, располагает к стране, пусть не самой богатой, но активной и жизнерадостной.
   Дороги в хорошем состоянии. Правда, изрядно портят впечатление заваленные мусором обочины. Машин много, но в основном подержанные: длиннющие американские громилы вперемешку с более компактными японскими и корейскими. Через каждые 60-80 километров шлагбаум и контролёр, собирающий плату за проезд. Рядом два-три автоматчика - попробуй не заплатить! За два дня нам пришлось раскошеливаться шесть раз по 61 песо1 .
   В отличие от Америки, здесь встречи с военными обычны. Мимо нас проследовало несколько больших колонн. Все бойцы экипированы так, будто едут на войну. Уже будучи в Мехико, на приёме у нашего посла узнали об истинной причине такой концентрации силовиков в северных провинциях страны, но об этом позже.
   Полицейских тоже предостаточно, все на внедорожниках. Один непременно в кузове с собакой. Они периодически проводят облавы: поперёк автострады ставят несколько машин, и выборочно проверяют документы и грузы у проезжающих. Тем не менее местные водители на правила не обращают внимания - гоняют похлеще наших. При знаке "60 км/час" (мили здесь не признают) едут под сто. И хотя мы соблюдаем ограничение скорости, особенно в населённых пунктах, в Лос-Мочисе нас всё же подловили (первый случай за два месяца): при знаке "40 км/час" мы "неслись" со скоростью 47 км/час. И снова нас выручили сувенирные значки экспедиции и симпатия мексиканцев к России.
   Наша ближайшая цель - огнедышащий вулкан Фуэго-де-Колима. Едем к нему параллельно Калифорнийскому заливу. Когда дорога приблизилась к берегу почти вплотную, свернули на стоянку и наперегонки побежали к океану - жутко хотелось освежиться. Однако радужные разводы на воде заставили повернуть обратно.
   Чем дальше на юг, тем чаще видим поля. На них помидоры, табак, бобы, сорго. Больше всего, конечно, маиса, который мы называем кукурузой. Где-то она только ростки выпустила, а где-то уже под два метра вымахала и на ней тугие початки желтеют. Часть полей свежевспахана, часть ощетинилась стернёй. Похоже, что земля в Мексике плодоносит круглый год. Орошается она тут двумя способами: по трубам, перемещающимся на огромных колёсах, и через разветвлённую сеть каналов заполненных довольно чистой, проточной водой. В одном из них мы, наконец, смыли с себя остатки штатовской грязи.
   Вот и первые сады появились. Фруктовые деревья самые разные: папайя, апельсины, лимоны, кофе, авокадо. Любопытно то, как мексиканцы омолаживают старые деревья: берут и отпиливают ствол на высоте метра полтора. Через неделю-две из пенька выстреливают новые побеги, растущие благодаря мощной корневой системе необычайно быстро.
   Животноводство тоже развито. Хозяйства по преимуществу крупные. Большая часть из них занимается выращиванием коров. Коровы, правда, какие-то страшненькие, мало похожие на наших бурёнок. Мосластые, вымя тощее, на спине горб, как у верблюда, под шеей "борода" болтается. Зато неприхотливые - жуют даже пересохшие стебли кукурузы. Помимо крупного рогатого скота разводят коз, овец. На юге ещё и шерстистых свиней. Поразило обилие лошадей: породистые, ухоженные, шерсть лоснится, гривы расчёсаны. Особенно много их в районах, где преобладают индейцы.
   Множество гигантских, занимающих десятки гектаров модульных теплиц поначалу вызывало недоумение. К чему такие расходы при таком жарком климате? Потом сообразили: у них иное назначение - для сохранения влаги и защиты от палящих лучей солнца.
   Вместо проволочных оград вдоль дороги всё чаще видим капитальные заборы, сложенные из дикого камня. За ними на полянах иногда стоят небольшие, на восемь-двенадцать семей, пасеки.
   Жара всё нарастает. Днём температура поднимается до 36 градусов. Чтобы ноги не сварились в горных ботинках, всем купили сандалии.
   Приближаемся к цепочке невысоких вулканов, изъеденных оспинами кратеров. Вокруг безжизненные лавовые поля, состоящие из торосистых нагромождений чёрных, уродливых глыб с довольно острыми, шершавыми краями. Проехав их, останавливаемся на ночёвку у края леса.
   Надо отметить, что в разнокалиберных вулканах Мексика не испытывает недостатка - одних только действующих триста пятьдесят! И у каждого своё неповторимое лицо, свой характер. Вокруг большинства непроходимые леса. Непроходимые не только оттого, что густые, а и оттого, что стволы деревьев, как правило, покрыты тонкими, почти невидимыми в лесном сумраке, но необычайно прочными шипами, - достаточно слегка задеть их и кожа в крови. Вдобавок, ещё кактусы повсюду топорщат острые иглы. Прямоствольных деревьев практически нет. Все какие-то кривые, скособоченные. По ним деловито снуют вверх-вниз полуторасантиметровые рыжие муравьи-листогрызы. В общем, жуть, а не лес.
   На следующий день мы спустились в долину и вновь едем мимо залатанных лоскутами полей сахарного тростника, ананасов и остролистой агавы, идущей на изготовление текилы. Агаву в этих районах выращивают в гигантских масштабах. Причём агаву голубую - только её сердцевина пригодна для производства текилы. Из её сахаристого сока изготовляют попутно и слабоалкогольный напиток - пульке.
   Перед городом Гузман сквозь дым пожарищ проступил, наконец, крутостенный контур вулкана Фуэго-де-Колима (3820 метров) - первый из тех, что мы должны обследовать в Мексике. Через минут тридцать его можно было уже рассмотреть детально.
   Красивее вулкана я пока ещё не видел: идеальный конус, колоритно иссечённый цветными потоками лавы, издали напоминающими старческие морщины вокруг глаз. Из кратера то и дело вылетают сизые клубы. Ветер тут же подхватывает их и вытягивает в длинную, уходящую за горизонт цепочку.
   Фуэго - классический образец стратовулкана. Они образуются множеством слоёв затвердевшей лавы, перемешанной с вулканическим пеплом. Среди других он выделяется необычайной крутизной склонов. Это связано с тем, что здешняя лава, в отличие от лавы гавайского типа, жидкой и текучей, - густая и вязкая (напоминает перезревшее тесто). Поэтому, её большая часть, застывает прямо на склоне.
   Когда свернули на дорогу, ведущую к вулкану, на встречу нам стали попадаться огромные фуры, доверху гружённые коричневатыми, как будто обгоревшими, стеблями сахарного тростника. Позже наше предположение подтвердилось: действительно, тростник перед сбором поджигают, с тем чтобы остался лишь стебель, из которого и получают сахаристый сок. Сейчас в Мексике в разгаре "сладкая" страда - из труб сахарных заводов круглые сутки валит густой, чёрный дым (такого чёрного я уже лет тридцать пять не видел).
   Заехав на широкое предвершинное плато (1600м.), встали на ночевку рядом с недавно разбитым садом авокадо. До ужина я прогулялся вдоль длиннющих рядов молодых саженцев. Несмотря на неимоверную жару, приживаемость высочайшая - 97%. Такой фантастический результат обеспечивается упорством и трудолюбием крестьян. Они часами закачивают воду из горных ручьев в бетонные и застеленные плёнкой бассейны и оттуда без устали поливают из шланга каждую лунку. Кроме авокадо тут выращивают лимоны, мандарины, папайю.
   Утро. Низкое солнце не жжёт, а лишь нежно ласкает. Фуэго тоже утихомирился - отдыхает после ночной вахты. В лесу стоит невообразимый птичий гвалт. Особенно громко и истерично радуются появлению светила павлины. Восхищает с какой лёгкостью эти громадные птицы перелетают с дерева на дерево.
   Ребята ушли на восхождение. Я остался в лагере - живот всю ночь крутило. Чтобы избавиться от пытки бездельем, принялся собирать валяющийся на поляне и у дороги бытовой мусор. Натаскав приличную кучу, запалил её и с удовлетворением наблюдал, как огонь пожирает пластиковые бутылки, разноцветные пакеты и упаковки. Когда пламя превратило весь этот "не перевариваемый" природой хлам в седую кучку пепла, я с гордостью оглядел очищенную территорию: не впустую день прожит!
   Дожидаясь ребят, то и дело мысленно возвращаюсь к впечатлениям от США и сравниваю их с мексиканскими. Должен сказать, что ощущение того, что Америка - театр, а люди - артисты, умело играющие в богато декорированном представлении, за эти дни только окрепло.
   Американцы никогда не дают волю своим истинным чувствам, никогда не откроют душу. А в Мексике всё по-настоящему! Не то что в Штатах, где люди исполняют выбранную роль. Эмоции натуральные: радость неподдельная, презрение не притворное, равнодушие не наигранное, даже пороки не маскируются. Никто не позирует - народ ЖИВЁТ! Страдает, веселится, плачет, смеётся, не тая своих истинных чувств! Оказывается, понимание того, что ты не актёр, играющий установленную роль, а самостоятельный участник жизненного процесса для человека психологически важно. Наверное, по этой причине мы чувствовали себя в США скованно, а в Мексике раскрепостились, стали жить и поступать без оглядки.
   1 Мексиканское песо - первая в мире монета, использовавшая символ $, впоследствии США заимствовали его для своего доллара (61 песо - это примерно 6$)
  
   ВУЛКАН ПАРИКУТИН - НАШ СОВРЕМЕННИК
  
   История возникновения вулкана Парикутин трагична и комична одновременно.
   ...На кукурузном поле крестьянина Дионисио Пулидо была яма. В неё практичный малый бросал мусор и сухие стебли. При этом, сколько бы ни бросал, яма никогда не заполнялась.
   В первых числах февраля 1943 года из неё стал доноситься приглушённый рокот. Причём сила его час от часа нарастала. Это встревожило крестьянина. Было очевидно, что вот-вот должно что-то произойти, но через пару дней гул прекратился, и земледелец успокоился.
   Две недели спустя, 20 февраля, когда Дионисий рыхлил мотыгой поле для посадки маиса, земля зашевелилась и от ямы прямо к нему побежала, расширяясь, трещина. Одновременно зашатались, как будто пьяные, растущие вокруг поля деревья. Через расширяющуюся на глазах трещину повалил дым, сквозь который мелькали огненные сполохи. Дионисий в панике побежал домой.
   Утром обеспокоенные жители деревни обнаружили на месте ямы миниатюрный конус высотой два метра. Из него то и дело вырывались клубы пепла. Вскоре к ним прибавились разлетающиеся веером камешки, а, спустя несколько часов и раскалённые камни. Далее события развивались с кинематографической скоростью - 22 февраля из "прыща" полезла, потрескивая, огнедышащая лава и вскоре на месте поля вырос настоящий вулкан, возвышающийся над плато на 350 метров.
   В общей сложности извержения продолжались ещё восемь лет. За это время конус новорождённого достиг высоты 2774 метра, а выползавшая из жерла магма запечатала под многометровой каменной бронёй десять селений. Более 4000 человек остались без крова. Одно радовало: никто не погиб ни от лавы, ни от вулканических бомб.
   Дионисий же выгодно продал свой участок с разбушевавшимся вулканом известному мексиканскому художнику Атлю, который за несколько лет, проведённых у вулкана, сделал более одиннадцати тысяч рисунков и не менее тысячи пейзажей.
   К Парикутину проще всего попасть через старинный городок Ангахуан, притулившийся на краю впадины. Лишь только мы въехали в него, нас "атаковали" всадники на разномастных лошадях. Они окружили машину и, цокая по брусчатке, долго скакали рядом, убеждая, что нам к вулкану даже на внедорожнике не проехать, и предлагали подвезти на лошадях за умеренную плату (30 долларов в оба конца с человека). Но мы, приученные Костей к экономии средств, решили добираться самостоятельно.
   Изрядно поплутав по узким улочкам и почти утратив надежду найти выезд к Парикутину, напоследок свернули в неприметный проулок. Вскоре увидели что он упирается в высокий забор. Илья хотел было повернуть обратно, но Костя решительно скомандовал: "Едем!" Только подъехав к нему почти вплотную, обнаружили съезд вправо. Это и была та самая "засекреченная" дорога!
   Миновав сосновый лес, оказались на бугристом лавовом поле. Посреди него возвышалась грозным перстом колокольня. Вокруг шести-семиметровый слой иссиня-чёрных комьев застывшей магмы, а колокольня невредима! Уцелели даже алтарь с иконостасом. Не чудо ли?! Через километр подъезжаем к не тронутой лавовым потоком, щедро присыпанную вулканическим пеплом площадку с базарчиком и массивными печами под навесами. Здесь уставшие паломники и туристы могут отдохнуть и подкрепиться блюдами индейской кухни, приготовленными дородными мексиканками.
   Мы интересуемся, как проехать к вулкану. Индейцы наперебой принимаются объяснять, что самостоятельно ехать к нему нельзя - требуется разрешение шерифа. Мы просим самого представительного, седовласого сеньора помочь связаться с ним.
   Сделав несколько звонков по мобильнику, тот сообщает, что шериф разрешил, но только в сопровождении местного гида, которому мы должны будем заплатить 20 долларов. Гид сейчас занят с другой группой и приедет за нами завтра в девять утра.
   Делать нечего! Отъезжаем в сторонку и встаём на ночлег. В назначенное время находим вчерашнего сеньора. Он созванивается с гидом. Слушает его, разочарованно кивая головой. Затем разворачивает карту-схему и сам объясняет дорогу к вулкану. (Я на всякий случай фотографирую её).
   Отблагодарив индейца, взбираемся на лесистую гряду и едем по ней между двух лавовых потоков. На многих стволах сосен видны косые насечки и жестяные воронки для сбора живицы. Через полчаса выезжаем на голое плато, покрытое раскалённым от палящих лучей солнца черным пеплом. Посреди слегка дымит симпатичный конус - Парикутин.
   На восхождение отправляемся сразу, без раскачки. Хотя вулкан не из высоких, попотеть, "буксуя" на текучей мешанине из пепла и крупчатой пемзы, всё же пришлось изрядно.
   Поскольку Фуэго я "просачковал", мне очень хотелось реабилитироваться: подняться на Парикутин первым. К моей радости это удалось! Видимо, ребята ещё не восстановились.
   Воронка кратера встретила нас парящими фумаролами и жутковатым лунным ландшафтом. Его безжизненность смягчалась робко пробивающейся между базальтовых глыб зеленью.
   Сверху хорошо просматривалось всё двадцатипятикилометровое лавовое поле, навсегда похоронившее близлежащие селения. Единственным свидетельством того, что в этих местах жили люди, была та самая колокольня. Потоки лавы обогнули её, и теперь она возвышается, как символ торжества Божьей воли.
  
   ПОЗНАКОМЬТЕСЬ - НЕВАДА ДЕ ТОЛУКА!
  
   Весь день едем к городу Толука - центру штата Мехико. За ним начинается национальный парк с вулканом Невада де Толука. Силуэты окружающих гор по-прежнему смазаны густым дымом. И здесь леса горят. Не удивительно! Любят мексиканцы пускать красного петуха - таким варварским способом они освобождают земли под новые сады и поля. При столь сухом климате это ведёт к обширным, затяжным пожарам, после которых на месте зелёного, полного жизни лесного массива остаются безжизненные "погосты", утыканные скелетами обугленных деревьев. Жуткая картина! Но всё равно жгут и жгут!
   У дороги то и дело мелькают небольшие рынки. На них выставили свои изделия гончары, камнетёсы, краснодеревщики. Покупателей, правда, не видно.
   На спуске к городу нас обогнал на мотоцикле полицейский и махнул рукой: "Прижмитесь!" Оказывается, засёк, что Илья ехал, не пристегнув ремень безопасности. Штраф - 200 песо (около 500 рублей). Илья по шоферской привычке протянул в два раза меньше. Тем не менее, полицейский укатил довольный.
   В Толуку въехали в шесть вечера. Город со всех сторон был осажден армадами свинцовых туч, щедро поливающих окраины, а в центре сухо - не упало ни капли. Стены домов от глядящего в просвет между туч солнца охвачены янтарным светом. Феерическая картина!
   Немного поплутав по улицам, перекрытым через каждые 50-80 метров "лежачими полицейскими", наконец выбрались на дорогу, ведущую к вулкану. Поднимаясь по гравийному серпантину, обрамлённому прямоствольными соснами с длиннющей хвоёй, добрались при быстро сгущающихся сумерках до кемпинга с площадками для палаток. Здесь же, на посту охраны, приобрели за 140 песо пермит (разрешение) на завтрашнее восхождение. Не успели рассчитаться, как небо озарилось серебристыми сполохами. Земля содрогнулась от оглушительных раскатов грома, и на нас тут же посыпался такой крупный и обильный град, что смотрители (дай бог здоровья этим добросердечным ребятам!) предложили нам переночевать во временно пустующем горном приюте и даже согласились за символическое вознаграждение проводить к нему.
   Ёжась от болезненных щелчков ледяной шрапнели, забежали в его холодное, но сухое нутро. Пока при свете налобных фонариков каждый устраивал место для ночлега, дежурный готовил ужин. Перекусив и немного обсохнув, легли спать под непрекращающийся барабанный бой градин по крыше.
   Утро порадовало чисто вымытым небом и лёгким морозцем. На земле вокруг приюта алмазами сверкали мириады льдистых горошин. Деревья, утомлённые разгулом стихии, стояли тихо, неподвижно. На кончиках хвоинок мерцали всеми цветами радуги, хрустальные капли.
   При дневном свете осмотрели сложенный из дикого камня приют. Он оказался довольно просторным и вместительным, с несколькими залами-гротами и двухъярусными нарами по периметру. Интерьер достоверно воссоздавал обстановку средневекового замка: высоченные закопчённые потолки, с которых на массивных цепях свисал почти до пола очаг с вытяжной трубой из покрытых затейливой чеканкой медных листов. Люстры, тяжёлые, кованые, не электрические, а с восковыми свечами. Возле громадного, неподъёмного дубового стола - тяжеленные, обтянутые толстой, но эластичной кожей стулья. По углам - удобные кресла, похожие на троны. Состоятельный и, по всей видимости, творческий человек продумал и с любовью свил это уютное гнёздышко на высоте 3800 метров.
   Поднявшись до отметки 4150 метров, мы оказались на террасе покрытой высохшей травой. Отсюда начиналась каменистая тропа, ведущая к кратеру.
   Пока ребята утеплялись, перекусывали, готовили фото- и видеокамеры, я успел вскарабкаться на самую высокую точку восточного гребня и поторжествовать - пусть скромный, но всё же успех! Тем более что поднялся легко и с удовольствием. Но, как оказалось, рано радовался. Костя повёл команду на другой, не менее высокий зубец западного гребня, обрывающегося ко дну гигантского кратера отвесной стеной. Поскольку я уже "подсел", ребят нагонял из последних сил. Хорошо, что они устроили привал у края кратера. Догнав их плюхнулся рядом и огляделся.
   Невадо де Толука стоял наособицу: ближайшие вулканы и хребты смутно проступали вдали в голубом мареве. Время основательно поработало над его кратером: стены местами совсем оплыли. Но даже сейчас каменная чаша, покрытая осыпями и струпьями из угловатых глыб, украшенных плёнкой красноватого лишайника, впечатляла своими размерами: диаметр более километра, глубина - метров триста. В центре торчал курносый конус. По обе стороны от него на нас взирали голубыми глазами-плошками два озерка, на дне которых темнели обломки скал. Неожиданно сбоку что-то зашумело. Сбиваясь в пыльный галопирующий поток, с гребня в метрах ста от нас лавиной пронёсся камнепад. Я невольно поёжился, а потом вздохнул с облегчением оттого, что и сами целы, и на камнепад посмотрели.
   Налюбовавшись панорамой, неспеша выполнили то, за чем, собственно говоря, и поднялись: измерили лазерной линейкой размеры кратера, щупом - температуру почвы на разных глубинах, нанесли на карту парящие фумаролы, провели съёмку для документального фильма. Завершив все дела, наперегонки спустились.
   Физическая форма и взаимопонимание в команде от восхождения к восхождению улучшаются. И это замечательно!
  
   МЕХИКО
  
   Проехав после обеда километров пятьдесят, поднялись на поперечный хребет и с высоты 3200 метров (относительно окрестностей он не так уж и высок - средняя отметка плато 2400 метров) увидели сквозь смог обширную холмистую котловину с бескрайним Мехико. Над ним висело бледное, будто вылинявшее, небо и такое же бесцветное солнце.
   В этом городе нам предстояло провести несколько дней. Надо оформить визы в Панаму, купить велосипеды, отправить в РГО фото, видеоматериалы и бухгалтерские отчёты для получения следующего транша.
   Столица Мексики особого впечатления не произвела. Для меня она была интересна лишь тем, что на сегодняшний день Мехико не только один из самых многолюдных мегаполисов на нашей планете, но и самый неохватный по занимаемой территории - 200 километров в поперечнике! Ещё в нём находится одна из самых больших площадей мира (площадь Конституции) и крупнейший в Латинской Америке кафедральный собор.
   Основали город в 1325 году ацтеки. Так что Мехико ещё и старейший город Нового Света. В доколумбовы времена он входил в число самых красивых городов мира. Правда, из построек того периода почти ничего не осталось, а современные постройки, за редким исключением, весьма заурядны.
   Криминальная обстановка в городе, похоже, напряжённая. На первых и вторых этажах окна зарешёчены, поверх ограды кольца колючей проволоки или замурованные в бетон остро-колотые бутылки; въезды во дворы наглухо закрыты железными воротами.
   В центре города к нашей машине не цеплялись, а вот на окраинах каждый полисмен считал своим долгом остановить и поизмываться, придумывая немыслимые придирки: штатовский номер для них был подобен красной тряпке для быка.
   Стычки с "копами" начались ещё на подступах к Мехико. Происходило это всегда по схожему сценарию. После того как документы оказывались в руках полицейского, начинался классический "наезд":
   - Вы проехали на красный свет. С вас 3000 песо (9000 рублей!).
   - Извините, но тут светофора нет!
   - Ах да!.. Вы превысили скорость!
   - Покажите показания локатора.
   - Я в полиции столько лет, что сам могу безошибочно определять скорость... Потом, у вас чрезмерно затонированы стёкла.
   - Всё заводское, мы ничего не меняли.
   - Ладно... давайте 500 песо.
   - Мы ничего не нарушали и платить не будем, - негодует Костя...
   Первая подобная словесная дуэль длилась не менее получаса, но мы всё же выстояли - не заплатили. Командор вместе с непоколебимой принципиальностью продемонстрировал такой эмоциональный напор (включая и крепкие выражения), что ошеломлённые "блюстители порядка" в итоге ретировались. В дальнейшем, дабы пресечь затяжные разбирательства на корню, мы стали, как говорится, "гнать дуру". На все вопросы отвечали: "Сеньоры, мы по-испански не понимаем, поехали в российское консуладо, там, через переводчика будем говорить".
   Действовало безотказно. Озадаченно почесав затылок, ребята капитулировали либо сразу, либо после попытки получить "ну хотя бы 300 песо". Ещё больше портили впечатление о стране столичные торговцы: обсчитывали, обманывали без зазрения совести на каждом шагу.
   Вечером провели встречу с журналистами. В их числе был собственный корреспондент "РИА Новости" Юрий Николаев, регулярно освещающий через своё агентство ход нашей экспедиции. В Мексике он работает не первый год. После общения с ним мы поняли, что родились в рубашке. Оказывается, мало кому удаётся без осложнений проехать по северным, граничащим с США, мексиканским штатам. Поскольку через них проходят основные каналы поставок наркотиков в США, Канаду, там постоянно происходят разного рода разборки между конкурирующими бандами, ограбления с расстрелом водителей и пассажиров автомобилей и автобусов. Теперь было понятно, отчего в тех краях так много вооружённых до зубов армейских патрулей. (На коррумпированную полицию президент уже не надеется.)
   По просьбе сотрудницы РГО Ольги Плотниковой (очаровательной, умной женщины) попытались, используя технические возможности посольства, провести видеоконференцию с российскими представителями СМИ, но, как нарочно, именно в тот день на канале связи возникли технические проблемы. Народ на двух противоположных концах Земли собрался, просидел в ожидании эфира два часа, но вынужден был разойтись.
   Что ещё для полноты картины следует рассказать о Мехико?
   Те телевизионные программы, которые нам довелось посмотреть, сделаны на высоком профессиональном уровне. Каналы самые разные, есть и чисто тематические (музыкальные, исторические и т. д.). Характерно, что на телевидении и радио не слышно иностранных песен. Конечно, это уже перебор, но, на мой взгляд, приоритет национальной культуры всё же необходим.
   И ещё такая деталь - сомбреро здесь не носят. Как я понял, у мексиканцев это такой же сценический атрибут, как малахай у башкир или атласные шаровары у украинцев.
   Наверное, пора коснуться такой деликатной темы, как естественная потребность человека в сексе. Мы в дороге уже третий месяц и в этом плане изрядно "оголодали". Особенно молодёжь. Но никто из них не сделал даже попытки воспользоваться услугами полуобнажённых проституток, которых на улицах того же Мехико с избытком и на любой вкус. Более того, когда мы искали велосипеды, наш красавец Николай вызвал у путан такой интерес, что они попытались силком затащить его в своё заведение. Бедолаге пришлось буквально вырываться из их страстных объятий. Так что могу засвидетельствовать: мы своих невест и жён не предавали и честно соблюдали "облико морале руссо комрада".
   На утро, оставив часть вещей в консульстве, отправились к вулкану Попокатепетль (5426 метров). Он обосновался посреди отрогов Поперечной Вулканической Сьерры, всего в 55 километрах к юго-востоку от столицы, и в любую погоду заметен даже из окон приземистых лачуг.
   В переводе с ацтекского Попокатепетль означает "дымящая гора". Индейцы всегда с большим почтением относились к вулканам, и у каждого племени был свой объект поклонения. Но лишь Попокатепетль вызывал единодушный священный трепет и любовь всех индейских племён. Подобно тому, как японцы поклоняются Фудзияме, непальцы - Джомолунгме, а масаи - Килиманджаро, они почитают свой "Эль-Попо".
   Мексиканцы верят, что заснеженный исполин и сейчас обладает божественной силой и от него, как и прежде, зависит, преобразовать ли лёгкие облака в дождевые тучи и пролить на землю живительную влагу, либо развеять их без следа. Ещё существует поверье, что взошедшему на Попо, даруется долголетие. Поскольку средняя продолжительность жизни российских мужчин составляет чуть более 60 лет, мне подняться на вершину сам бог велел!
   Достигнув отметки 3800 метров, мы упёрлись в шлагбаум. Отсюда уже отчётливо был слышен гул и видны исторгаемые из жерла вихрастые клубы жёлто-бурого дыма. Пока мы любовались этим завораживающим зрелищем, подошёл охранник и объяснил, что вулкан в фазе повышенной активности, и он пропустит нас только по письменному распоряжению директора. Чтобы попасть к нему, следовало спуститься в городок Амекамека - в нём находился офис национального парка.
   Директор встретил любезно, но был неумолим:
   - Я не могу дать разрешения! В последние дни вулкан разбушевался - кроме вулканических газов и пепла выбрасывает магму.
   Костя объясняет, что мы все имеем большой опыт, хорошо оснащены и подготовлены. Выслушав его, директор берет лист бумаги и довольно точно чертит на нем профиль вулкана:
   - Куда вы хотите подняться?
   Командор ставит точку на вершине. Директор меняется в лице и, перечеркнув рисунок, начинает, темпераментно жестикулируя руками, говорить, что это невозможно ни при каких обстоятельствах, что у кратера уже погибло много людей. Он не может допустить новых жертв.
   Поняв по выражению наших глаз, что его слова не возымели действия, задал прямой вопрос:
   - Вы что, пришли чтобы умереть в Мексике? - Немного помолчав, твёрдо объявил: - Я не допущу гибели гостей из России! Если нарушите запрет, депортируем из страны!
   Этот "аргумент" нас доконал - решили не лезть на рожон, тем более что впереди Орисаба (5636 метров) - самая высокая гора Мексики и вторая на североамериканском континенте (уступает лишь Мак-Кинли).
   За чаем директор рассказал нам, что на Попо главную опасность представляет не лава, а мощные грязевые потоки, образующиеся от таяния глетчеров при извержении. Ледниковая вода, смешанная с пеплом и кусками застывшей магмы, устремляется селем вниз, сметая все на своем пути. Последнее крупное извержение, сопровождавшееся выбросом пепла на высоту шесть километров, произошло в сентябре 2000 года. В прошлом году было зафиксировано появление нового конуса внутри кратера. Именно с этого момента охранную зону парка значительно расширили, а на вулкане установили видеокамеру. С её помощью вулканологи могут наблюдать за происходящим в режиме реального времени.
  
  
   ОРИСАБА
  
   Сегодня Господь уберёг нас от ДТП с непредсказуемыми последствиями: на скорости 70 км в час у машины отлетело переднее колесо, и она, ткнувшись в асфальт, закрутилась, быстро смещаясь на встречную полосу. Визг, скрежет тормозов несущихся на нас автомобилей, крики, дым, запах горелой резины...
   Когда всё стихло, мы какое-то время не в состоянии были даже говорить: неужели пронесло?
   Нас спасла хорошая реакция местных водителей. Не затормози они во время, столкновение было бы неизбежно, - ближайшая фура остановилась в полуметре от нашей "Сафари".
   Бледные, ошеломлённые пережитым, мы выползли на дорогу. Набежавшие мексиканцы ободряюще хлопали по плечу, поздравляли с благополучным исходом. Потом, облепив машину со всех сторон, стащили её на край дороги. Только тут до нас дошло: слава богу! Живы!
   Причину "бегства" колеса выявили сразу - от бесконечной тряски сорвало гайку на стойке. За всё время это третья поломка, если не считать четырёх проколов (до этого выходили из строя бензонасос и генератор). Не так много, если учесть возраст и пробег "Сафари". Автомастерская оказалась в километре. Ребята сбегали за нужным болтом с гайкой и вскоре мы уже ехали к Орисабе.
   Её предвершинные склоны покрывали светлые сосновые леса, изобилующие родниками с чистейшей водой. Ливневые потоки местами вымыли грунт из дорожной насыпи до такой степени, что от дороги остались лишь крупные валуны. Они с безжалостным скрежетом раздирали днище низко сидящей машины. Чтобы уменьшить осадку дальше, до отметки 4270 метров, на которой находился приют, сложенный из крупных камней, шли пешком.
   Открываем дверь - в высоком, холодном помещении ни души. На широких, во всю длину здания, трёхэтажных нарах одновременно может разместиться до пятидесяти человек. Одно плохо - поблизости нет питьевой воды. Стекающая с ледников речушка настолько насыщена вулканической пылью, что в ней даже руки боязно мыть.
   Заняв дальний угол, занялись подготовкой к восхождению: облачались в термобельё, ветрозащитные костюмы, подгоняли "кошки", складывали в рюкзаки самое необходимое. Дежуривший Андрей готовил на бензиновых горелках обед.
   Вскоре подъехала на пяти вездеходах большая (не меньше тридцати человек) группа из Германии. Жизнь сразу забила ключом: смех, гортанная речь, выкрики, кучкование на нарах по интересам. Мы же взваливаем рюкзаки и отправляемся к белеющей вершине.
   Поднимаясь между нагромождений базальтовых глыб, отполированных ледниками и ветрами до зеркального блеска, натыкаемся на полуистлевшую палатку: похоже, хозяина не дождалась. Вскоре среди хаоса камней видим красноречивое подтверждение нашему предположению: кресты и таблички с фамилиями погибших - ежегодная дань Горному духу.
   Погода в поднебесье неустойчива и сегодняшний день подтверждение тому. Чуть приметная, лёгкая облачность вдруг сгустилась, и на нас наползли пухлявые валы. Посыпал снежок, а когда достигли кромки ледника и обули "кошки", налетел и по-волчьи завыл ветер. Снег загустел, закружил вихрями. Всё потонуло в молочной мгле. Идти дальше опасно. Ставим палатки прямо на "арене" ледникового цирка на отметке 4910 метров. Молим об одном: Господь, смилуйся, подари завтра ясное небо!
   Я долго не мог уснуть. В отяжелевшей от нехватки кислорода голове бессвязно крутились всякие кошмарные видения.
   Костя поднял нас в четыре утра: пока тихо, надо успеть подняться на вершину и вернуться к приюту. Выглянув из палатки, видим на чётко проступающем силуэте вулкана, цепочку медленно покачивающихся огоньков: немцы с мексиканскими проводниками были уже в пути. И, похоже, давно! Быстро перекусив оставшейся с вечера овсяной кашей, азартно бросаемся вдогонку.
   Бросив взгляд на небо, убеждаюсь, что ацтекское название Ситлальтепетль - Звездная гора - дано этому вулкану не случайно: даже при свете ополовиненной луны звёзды сияли так ярко, что казалось, протяни руку и сможешь почистить их рукавицей.
   Цепочка людей на склоне всё ближе. Неутомимые Лёха, Коля и Костя идут, как шерпы, - без отдыха. Илья с Андреем немного отстают. Я же плетусь в хвосте. Сердце стучит, как хорошо отлаженный мотор, дыхалка не подводит, а вот ноги тормозят. Испугался: неужто не сдюжу?! Но в какой-то момент, кажется сразу после привала, вдруг почувствовал необычайный прилив сил и зашагал как заведённый. Чем выше поднимался, тем явственнее ощущал какую-то лёгкость: казалось, будто теряю вес и становлюсь всесильным.
   Одолев крутой лоб глетчера, до предела взвинчиваем темп и на конечном этапе обходим одного за другим членов немецкой команды.
   Наконец ступаем на подсвеченный восходящим солнцем ледяной бруствер и видим идеально круглую воронку кратера. Окружающее нас безмолвие было нарушено нашим дружным, но как-то совсем слабо прозвучавшим в разреженном воздухе троекратным "Ура-а-а!". Жерло откликнулось на эту бестактную выходку возмущённым эхо.
   Восстановив дыхание, огляделись. От Орисабы во все стороны разбегались голые, бурого цвета хребты. От простора и первозданной мощи холодных, бесстрастных громад меня охватило состояние благоговейного восторга. И, похоже, не только меня. Как бы вторя моим мыслям, Коля произнёс:
   - Эх, были б крылья, полетел бы!
   Ветер тем временем крепчал. Пространство полнилось мельчайшими кристалликами колючего снега. Подхваченные невидимыми струями, они кружились, вспыхивали в слепящих лучах солнца. Отдыхавшая под нами отара туч зашевелилась и, неуклюже толкаясь, потянулась на юг. В открывшееся окно различаем спичечный коробок приюта и крохотные точки ползающих вокруг него людей.
   Пока Николай занимался измерениями кратера, Костя достал из внутреннего кармана спутниковый телефон "Иридиум" и, набрав номер дежурного, передавал в РГО информацию об успешном восхождении. Тем временем стали подходить немцы. На одного из них было жалко смотреть - позеленевшее лицо, блуждающий взгляд и оскаленные в неестественной улыбке зубы. Поздравив их с восхождением, мы поспешили вниз. Пройдя снежный купол, снимаем "кошки" и бежим по сыпучему туфу, лавируя между хаоса камней и вулканических бомб. Вокруг опять начинают вызревать молочные клубы. Поначалу полупрозрачные, они быстро темнеют, обступают со всех сторон, и как бы говорят: "Поторапливайтесь, ваше время истекло!".
   В приюте уже не повернуться: заехала ещё одна группа альпинистов из Мехико. Но, несмотря на толчею, обстановка самая доброжелательная. Чтобы дать нам возможность пообедать, мексиканцы мигом освободили стол и даже угостили свежими фруктами. Вскоре мы уже обменивались телефонами, адресами электронной почты, фотографировались на память. Когда прощались, Костя подарил их руководителю вымпел РГО и значок с эмблемой экспедиции "Огненный пояс Земли".
   Спустившись в долину, оглядываемся: Орисабу уже не видно. Он целиком во власти грозового фронта. Сверкнул излом молнии. Один, другой. Следом громыхнуло. А через минуту вулкан уже сотрясала натуральная канонада. Краешек грозы накрыл нас крупным, размером с воробьиное яйцо, градом. У всех невольно вырвалось: "Как вовремя мы спустились!" Получилось это столь синхронно, что мы прыснули от смеха. Град на некоторое время покрыл разогретый асфальт трёхсантиметровым слоем и когда льдистые шарики начали таять, вдоль и поперёк дороги потекли, сметая мусор, мутные потоки.
   Миновав равнину, долго взбирались на высокий водораздел. За ним на смену светлому сосновому лесу пришла пышная, непроходимая сельва. (Она так и будет сопровождать нас по горам и долам до самого Эквадора с единственным засушливым пятном в богом забытом Гондурасе.)
  
  
   МЕКСИКАНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
  
   5 мая.
   За спиной почти вся Мексика. В главе "Буэнос тардес, Мексика!" я уже делился некоторыми своими впечатлениями об этой стране. Настало время дополнить их.
   . Полной неожиданностью для нас явилась бедность фауны. За всё время видели лишь несколько белок и одного зайчика. В изобилии лишь ящерицы и муравьи самых разных размеров. От их гороподобных "хижин" по лесу веером расходятся выбитые до земли тропы. (Это не преувеличение - именно тропы, а не едва приметные тропки!) Температура воздуха сильно зависит от высоты над уровнем моря. Если на вершине Орисабы было минус 7, то у побережья Мексиканского залива, наша портативная метеостанция зафиксировала плюс 39 градусов по Цельсию при почти 100% влажности.
   Небольшие торнадо "гуляют" повсюду. Порой наблюдали сразу несколько высоко закрученных и медленно ползущих над землей пылевых вихрей, несущих в своём чреве всевозможный мусор. Пугающее и в тоже время захватывающее дух зрелище!
   В засушливых северных штатах уровень жизни заметно ниже, чем в южных - влажных и плодородных. На севере преобладает животноводство, на юге полеводство и садоводство. Там где влаги недостаёт, к полям и садам проложены водоводы с мощными насосами, а под естественными водостоками устроены бетонные или накрытые толстой полиэтиленовой плёнкой бассейны для аккумулирования в сезон дождей тысяч тонн воды. Ради расширения площадей пригодных для садоводства в ряде штатов ведётся тотальная вырубка лесов.
   Про аграрную Мексику вряд ли можно сказать, что эта страна обладает мощной экономикой, но большинство семей живёт в достатке, а у государства хватает средств, как на социальные программы, так и на развитие инфраструктуры: автострады в хорошем состоянии, поля орошаются, сады ширятся, улицы во всех деревнях освещены. В самой захудалой деревушке дороги вымощены камнем, на площади клумбы с цветами, красиво постриженные кусты и непременный памятник самому заслуженному селянину. Техника на полях и дорогах самая современная.
   Как это мексиканцам удаётся?
   Наверное, благодаря тому, что правительство честно исполняет свои обязанности, а народ - свои. Все трудятся подобно пчёлкам на благо большой семьи и не уносят собранный урожай в чужой улей. А может оттого, что добычей нефти занимается государственная корпорация и все АЗС также принадлежат государству - компании "Пемекс". Наши экономисты утверждают, что госкомпании менее эффективны. Возможно, но какой толк от эффективности бизнеса наших нефтяных и металлургических компаний, если вся их "эффективность" оседает за бугром.
   У нас, россиян, есть привычка жаловаться: "Земля не родит! Погода подвела!". Посмотрели бы, на каких каменистых, практически безводных почвах мексиканцы умудряются выращивать урожай, которого достаточно, чтобы и семью прокормить, и машину купить, и дом построить. Может, нам следует поменьше ныть и лениться, а больше работать?! Кто у нас сейчас 8-10 коров держит? Единицы! И это в то время, когда тучная, душистая трава под снег из года в год без пользы уходит. В 2008 году я проехал по Хабаровскому и Приморскому краю (местам детства и юности) более двух тысяч километров и, представьте, не увидел ни одного стога (!), ни одной пасущейся на богатом травостое коровы! Я никак не мог поверить в это - ведь в былые времена мы коровам даже веткорм на зиму заготовляли. А тут - луга некошены! Увы, это факт!
   Понимаю, тема эта неоднозначна и многослойна. В ней сконцентрирован целый клубок проблем. Ведь и тем, кто работает, перекупщики развиваться не дают, а власти на это закрывают глаза. Говорят правильные слова, но, на деле бездействуют. К тому же, в 90-е годы, когда крестьянам, тогда колхозникам, невзирая на то, что они добросовестно выполняли свою работу, платили гроши, да и те с многомесячной задержкой, народ настолько устал от обмана, что не получая за свой труд достойного вознаграждения, постепенно утратил привычку и стимул к работе на земле. Подобная реакция объяснима, но уж иметь скотинку хотя бы для собственных нужд нам никто не мешает! Извините, опять отвлёкся.
   Индейский колорит в Мексике сохранился только в сельской местности. Там по сей день большинство женщин ходит в национальных одеждах: однотонная юбка с широкой оторочкой понизу из материала другого цвета, поверх неё цветистый фартук; на свободную блузку надето что-то вроде распашонки с узенькой оторочкой по краям и завязками по бокам. Самый броский элемент костюма - широкий одноцветный шарф, кокетливо переброшенный через плечо. В южных штатах ещё популярны белые кофточки свободного покроя с ручной вышивкой вокруг горловины.
   Замужние женщины с косами, девушки - с распущенными волосами. Надо сказать, что мексиканки довольно миловидны, есть просто красавицы. (Это особенно заметно в сравнении с американками.) Все черноволосые, у некоторых пряди прямо синевой отливают. Крашенные блондинки - редкость.
   Молодые женщины лихо гоняют на мотоциклах и квадроциклах. Сидят будто принцессы: спина прямая, голова гордо вскинута. Пожилые мексиканки довольно тучные. Но полнота у них не дрябло-студенистая, как у американок, а, как бы упругая, говорящая о хорошей жизненной силе. В южных штатах женщины ходят под большими зонтами - прячутся от жгучих лучей солнца. Мужчины одеваются по-европейски. Единственное отличие - жёлто-белые шляпы, сплетённые из волокон сахарного тростника. Курящих - ничтожный процент.
   Что удивило и вместе с тем порадовало - даже в самых крошечных деревнях имеются школа и спортплощадка. Ученики в форме. У каждой школы своя. Промышленных предприятий мало. В основном небольшие заводы по производству сахара и текилы. Ближе к центру растёт число кустарных мастерских: каменотёсных, гончарных, столярных. Их продукцией заставлены все придорожные рынки. Керамическую посуду местные гончары умудряются лепить вручную, не прибегая к помощи гончарного круга. Кладбища в Мексике, как, впрочем, и во всей Латинской Америке, можно сравнить с выставкой помпезных мини-дворцов, украшенных ажурными башенками, арками, колоннами. Они представляют собой миниатюрные городки со всеми присущими им атрибутами: улицами, площадями и цветниками.
   Транспортная сеть Мексики развита хорошо. Первые два дня мы возмущались тем, что дороги платные (примерно 180 рублей на 100 км.) Только на третий выяснили, что на каждом направлении имеются как платные (квота), так и бесплатные (либре), идущие параллельно платным, дороги. И водитель сам решает, по какой ехать. Большинство ездит по бесплатным. И нельзя сказать, что они плохие. Главное их неудобство в том, что все они заходят в населённые пункты где каждые 50-80 метров приходится снижать скорость до 20 километров. Иначе не переехать, вернее сказать, не переползти через "лежачего полицейского". Мексиканские дорожники вкупе с полицией просто помешаны на них. Изобретение не новое, но в таком количестве и таких высоких (то и дело цеплялись фаркопом) мне прежде не доводилось встречать. Безусловный плюс - практически изжиты случаи наезда на пешеходов. Но, с другой стороны, пропускная способность трассы резко снижается.
   Что ещё хотелось бы отметить, говоря о дорогах? Прямая и встречная полосы проложены для большей безопасности на разных уровнях или на значительном удалении друг от друга. Для пешеходов повсюду имеются надземные переходы. Ремонтные работы организованы настолько грамотно, что не создают никаких проблем для движения транспорта.
   Местные автомобилисты ездят, мало обращая внимания на знаки. И чем южнее мы спускались, тем больше нарушений ПДД. Один дорожный знак, "1x1" - "проезжай через одного", устанавливаемый на нерегулируемых перекрёстках, нам показался весьма разумным и удобным.
   Железнодорожный транспорт в Мексике не популярен. В пассажирских и грузовых перевозках явно доминирует автомобильный. Сеть автобусных маршрутов охватывает все, даже отдалённые и малозаселённые районы страны. На междугородних рейсах автобусы двухэтажные, с очаровательными стюардессами, кондиционером, телевизорами, туалетом и бесплатными напитками (чай, кофе с бутербродом), на особенно протяжённых маршрутах питание посерьёзней.
   Народ в селениях и небольших провинциальных городках, в отличие от Мехико и его окрестностей, приветливый, отзывчивый и вместе с тем с хорошо развитым чувством собственного достоинства. Отношение к иностранцам почти равнодушное, нет такого низкопоклонства, как у нас. А неприязнь к американцам простыми людьми вообще не скрывается. Это мы многократно испытали на своей шкуре. И всё из-за броского номера нашего автомобиля - на нём крупно выведено "Aляскa". Увидев его, простые мексиканцы зачастую выкрикивали нам вслед нелицеприятные пожелания и грозили кулаком. Поэтому общение с местными мы начинали со слов: "Носотрос руссо туристо". Было приятно видеть, как глаза людей сразу теплели.
   Застройка городов малоэтажная, видимо из соображений сейсмоустойчивости. Дома лепятся друг к другу вплотную, без зазора. Натуральные лачуги чередуются с шикарными виллами. Многие ступенчатой архитектуры: сложены из кубиков и параллелепипедов. Одна половина дома в один этаж, а вторая может быть в два, три. Постройки в основном кирпичные (кладка "тощая" - в пол кирпича), шлакоблочные и бетонные. Те, кто побогаче, штукатурят стены не только внутри, но и снаружи. Фасады таких домов украшены лепниной и весело, порой даже крикливо, раскрашены. Наиболее популярные цвета: оранжевый, жёлтый и сиреневый. Крыши, по большей части, плоские - осадки в этих краях большая редкость. На них чёрные баки для подогрева воды. Поразительно, но не видели ни одного кондиционера! А жара нестерпимая! (Когда упаковываем палатки, капрон хрустит, как новенькая банкнота, - до того сухой воздух.)
   Дворы окружены высокими стенами-оградами. Улицы узкие, захламлённые. Архитектурные стили смешанные: от колониального до суперсовременного. На въезде в некоторые городки встречаются сооружения, похожие на громадные триумфальные арки, - подобный патриотизм жителей впечатляет и вызывает уважение.
   Помимо пёстрой, многоголосой толчеи в городах бросается в глаза обилие мастерских, лавок, магазинчиков, небольших размеров. Супермаркеты - редкость. Торговаться с мексиканцами (и вообще с латиноамериканцами), в отличие от азиатов и африканцев, от которых можно добиться снижения цены в разы, сложно. Редко уступят 10-15%. Внутренний туризм среди самих мексиканцев весьма развит. В горах, на озёрах много турбаз, приютов, кемпингов.
   Цены на дома как минимум в два раза ниже европейских. Но на продукты питания и промышленные товары сопоставимы - глобализация в действии! По качеству мексиканские продукты превосходят американские и вообще, здесь предпочитают всё натуральное.
   Местная кухня оригинальна и своеобразна, что объясняется смешением кулинарных традиций индейских племён с испанской рецептурой. Главенствующее место в ней занимает маис: жареный, варёный, в виде муки, с тёртым сыром, мясом, молотым перцем. Но истинной визитной карточкой здешних поваров является жгучий стручковый перец. Они из него готовят сотни разнообразных соусов к мясу, рыбе, гарнирам.
  
   Плоский известняковый полуостров Юкатан - колыбель цивилизации майя, сосредоточивший в себе огромное количество археологических памятников, не входил в программу нашей экспедиции. Так что на этом излюбленном и много раз описанном путешественниками сюжете особо останавливаться не буду. Коснусь его слегка в связи с прохождением маршрута через штат Чьяпас, где некогда процветало Баакульское царство, относящееся к цивилизации майя.
   Костя, увидев на карте, что мы находимся вблизи их пирамид, после недолгих колебаний дал команду сворачивать и ехать к ним. Проселочная дорога вывела нас на вытянутую гряду, затянутую густой сельвой, и, через несколько километров, упёрлись в шлагбаум. Сбоку от него под навесом за столом читал книгу представительный седоглавый мексиканец. Узнав о цели нашего визита, он придал своему лицу ещё более значительное выражение и стал записывать в засаленный журнал наши данные. Поняв, что мы из России, оживился, пожал каждому руку, - оказывается, до нас русские здесь не бывали. Заполнив все графы, объяснил, что музей по дорожке слева, а к пирамидам следует идти прямо. Поднимая перегораживающую проход трубу, он не без гордости добавил, что посещение парка и музея бесплатное.
   К возвышавшимся над деревьями пирамидам канувшего в лету царства вела уютная лесная дорога. Её в нескольких местах пересекали тропы, вытоптанные... мириадами муравьёв.
   Культовые сооружения располагались на обширной, ровной площадке. В центре небольшая пирамида. Перед ней, стоящий на каменных блоках, то ли стол, то ли жертвенник округлой формы. Справа, наискосок пирамида повнушительней. К её вершине, где некогда возвышались башни, вели отполированные за многие века каменные ступени. На самом верху - плиты с едва различимым орнаментом. Третья пирамида, более длинная, но частично разрушенная, расположена слева от центральной. От всего этого комплекса веяло покоем и вечностью. Трудно поверить, что в былые времена здесь кипела жизнь.
   Перед тем как покинуть парк, посетили стоящий прямо в лесу музей хранящий уникальные экспонаты эпохи, предшествующей нашествию конкистадоров. Молодой экскурсовод, студент-историк Стефан рассказал, что некоторые пирамиды майя по размерам не уступают египетским. А длина основания пирамиды Чолула (440 метров) больше, чем у знаменитой пирамиды Хеопса. Мы узнали, что у майя существовал культ бога Кукулькана, пернатого змея с человечьей головой. Это он дал людям знания, которые легли в основу развития их общества. В 1935 году недалеко отсюда был найден каменный барельеф с его изображением: человекоподобное существо, восседавшее на трубе с заостренным носом. Посреди трубы странное расширение, похожее на кабину, а из хвостовой части тянутся прямые линии (вырываются струи пламени?). На голове "пассажира" некое подобие шлема с "антеннами" наверху. Чем не инопланетяние?!
   В более поздней цивилизации ацтеков бога Кукулькана неизменно связывают с бородатым Кетцалькоатлем, воплощавшим силу Земли (коатль) и силу Неба (кетцаль). По преданиям, он явился со стороны солнца и обучал ацтеков наукам. А когда его миссия завершилась, он удалился на корабле к утренней звезде, пообещав вернуться.
   Видя, с каким интересом мы слушаем, Стефан поведал и о порабощении европейцами американских континентов, которое началось именно с полуострова Юкатан в 1517 году.
   Покидали Мексику с двойственными чувствами. Мы были благодарны ей за незабываемые впечатления и в тоже время возмущены постоянным обманом при покупках в магазинах. При этом что-либо доказывать, спорить с продавцом было бесполезно. Но всё же хорошего в этой стране мы видели несопоставимо больше. Так что простим горожанам их меркантильные наклонности.
   Впереди загадочная Гватемала!
  
   ЧП В ГВАТЕМАЛЕ
  
   Гватемала - самое северное государство Центральной Америки. Большую часть страны (её общая площадь 108,89 тысячи кв. км) составляют отроги Кордильер. Равнины только вдоль тихоокеанского побережья. Климат тропический. Численность населения - 14 миллионов человек. Из них 40% индейцы, остальные метисы. Продолжительность жизни мужчин - 64 года, женщин - 69 лет.
  
   Чем ближе к границе, тем чаще видим армейские патрули: проверяют документы и грузы. Благополучно миновав во второй половине дня приграничный городок Нагалес с мексиканским КП, подъехали к полосатому шлагбауму, закрывающему проезд в гватемальский Лас Чамрес. За ним многоголосо шумела улица, заставленная по обе стороны торговыми лотками со всевозможным товаром, запруженная людьми с неподъёмными тюками, менялами с толстенными пачками купюр, трёхколёсными моторикшами "тук-тук", вычурно размалёванными автобусами.
   Как только мы заехали на смотровую площадку, к нам подбежал шустрый парнишка, включил компрессор и распылителем продезинфицировал колеса нашей выносливой и трудолюбивой "лошадки". Закончив процедуру, объявил: "С вас 40 кетцалей!" (примерно 160 рублей). Получив деньги, провёл в небольшое полупустое здание паспортного контроля.
   Мы, обрадованные отсутствием обычной у окна очереди, торопливо выложили симпатичному гватемальскому пограничнику свои красные с позолоченными орлами паспорта. Пролистав все странички, он недоумённо покачал головой и объявил, что не может пропустить нас, так как нет штампа о выезде из Мексики. Делать нечего - возвращаемся на мексиканскую сторону. Дежуривший там офицер, ознакомившись с нашими документами, удивился ещё больше: в паспортах не было отметки и о въезде в Мексику! Данный факт удивил уже нас: при пересечении американо-мексиканской границы паспорта проверялись! Мы пытаемся объяснить это контролёру, но он заладил: "Вы в Мексике незаконно! Вы нарушили порядок!"
   Звоним в Мехико консулу Андрею Ивановичу Маркелову. Выслушав Костю, он попросил передать трубку офицеру и долго разговаривал с ним. В итоге пришли к компромиссу - мы платим штраф, а мексиканцы делают отметку о выезде.
   В кассу следовало внести 7176 песо, что соответствовало 21000 рублей! Мы расстроены - немалые деньги! Но делать нечего, платим. Нам ставят заветные штампы. Дорога в Гватемалу открыта!
   Анализируя произошедшее, мы пришли к выводу, что при въезде в Мексику отметку в паспортах не поставили умышленно - это ж удобный способ пополнять казну!
   Гватемала - страна маленькая. Наверное, поэтому в ней и долинки тесные, и дороги узкие. Они вьются замысловатым серпантином над бездонными каньонами, на дне которых грохочут, ворочая валуны, пенные потоки. Миниатюрны и города с крошечными домиками, и даже люди какие-то совсем малорослые (возможно, это связано с тем, что местное население - сплошь индейцы, а они значительно ниже североамериканских собратьев).
   Единственное, что в Гватемале большое, - это величественные, изрубцованные шрамами ущелий горные цепи и высоченные, как правило правильной конической формы, вулканы.
   На одном из поворотов нас тормознула полиция. Памятуя Мексику, мысленно взвыли: "И тут поборы!". Но ребята, проверив документы, просто предупредили, что дорога сложная, и посоветовали быть повнимательнее. Мы, привыкшие к иному отношению со стороны полицейских, до того растрогались, что едва не заплакали от умиления! Илья не сдержался и выкрикнул: "Да здравствует гватемальская полиция!"
   Вокруг прилепившихся к склонам селений, среди деревьев проступают лоскутки наделов, засаженных маисом, бобами, горохом, а кое-где даже плодовыми деревьями. Расположены эти участки на таких крутых скатах, что без страховки по ним и ходить-то опасно. А местные крестьяне умудряются не только ходить (вот где малый рост выручает!), но и землю рыхлить, и сорняки полоть, и урожай собирать. Почвы здесь бедные - каменистый суглинок, травы мало. Соответственно, мало и скотины. (На юге страны и земля побогаче, и урожаи пощедрее, и животинка чаще взор радует).
   Ближе к обеду завернули в небольшой городок пополнить запас продуктов и заодно купить карту Гватемалы. Я остался в машине - на магазины у меня "аллергия". От нечего делать наблюдаю за проходящими и проезжающими гватемальцами. Наблюдаю с удовольствием: добрые, открытые лица. Если заметят, что я смотрю, так просияют и головой, как старому знакомому, кивнут. Оказывается, это так приятно, когда тебе искренне и радостно улыбаются совершенно незнакомые люди.
   Гватемала - царство мотоциклистов, при этом женщины лихачат похлеще мужчин. Одной рукой руль держат, в другой - сотовый телефон, а за спиной малыш головой вертит. Большинство женщин в колоритных национальных костюмах (запашные юбки, цветистые вышивки на рубашках и накидки, украшенные вышивками из серебристых и золотистых нитей). Любимый цвет: фиолетово-сиреневый. На головах по-особому сложенные груботканые, преимущественно бордового цвета, платки. При необходимости прямо на них водружают тяжеленные корзины и шествуют, небрежно помахивая рукой, а то и обоими. Впечатлила самобытность одежды на некоторых мужчинах: короткие штанишки из лёгкого пёстрого материала, поверх них - домотканая юбочка. Одетых так пока меньшинство, но говорят, что костюмы, соответствующие канонам культуры майя, входят в моду. Почти 500 лет испанцы приобщали аборигенов к европейским традициям, а душа индейца всё равно тянется к истокам.
   Нравственные устои вообще мало изменились. Разводы - большая редкость. Каждая супружеская пара имеет по пять-семь детей. Старые люди окружены вниманием, и, хотя пенсию получают немногие, большинство благодаря заботе детей и внуков не бедствуют. У гватемальских дорог (они бесплатные) есть интересная особенность: все крупные камни по обочинам раскрашены. Где-то в оранжевый цвет, где-то в белый, где-то в жёлтый. А на гранях скал нарисованы флаги ведущих партий с многообещающими лозунгами.
   Поднявшись по змеевидным извивам дороги на высоту в две с половиной тысячи метров, увидели обрамлённое зубчатой короной вулканов озеро Атитлан. Оно смотрелось столь эффектно, что Костя загорелся идеей заснять его целиком. Для этого стали подниматься по узкой, предназначенной только для телег и мотоциклов, дороге на одну из вершин. Подъём и извивы серпантина были столь крутыми, что порой казалось, вот-вот опрокинемся или не впишемся в радиус. Повернуть обратно уже не было возможности - дорога в тисках непролазного леса. Так и ехали, замирая то от восторга, то от ужаса. И опять наша безотказная труженица-лошадка не подвела. Машине пятнадцатый год, привод один - задний, а тащит, как добротный джип. Не случайно название у неё такое многообещающее и звучное - "Сафари".
   Запечатлев сказочную панораму озера, поехали по всё той же узенькой дорожке дальше в расчёте, что она выведет на более широкую. Но в итоге въехали на тесную, предназначенную только для велосипедистов и всадников, улочку старинного городка. Пришлось сразу сложить зеркала заднего вида. И всё равно, протискиваясь между домов, мы то и дело царапали о выступы сложенных из камня стен, бока и двери машины. Изумлённые жители прильнули к окнам: автомобиль ехал по этой улице впервые за всё время существования селения. Но и этот экзамен наша машина благодаря мастерству Ильи сдала на "пять с плюсом". Заночевали у дороги, ведущей к неразлучной парочке: вулкану Акатенанга (3968 метров) и примыкающему к нему стратовулкану Фуэго (3763 метра, не путать с мексиканским Фуэго де Колима). Их лысые вершины, окутанные венчиками из пухлявых облачков, напоминали головы седовласых великанов. Утром по холмистому нагорью быстро достигли деревни, раскинувшейся у подножья конусов, и договорились с хозяином крайнего дома Рональдо оставить машину в его дворе.
   Вышли налегке. Взяли только воду и небольшой запас продуктов. По тропе, разделяющей наделы, шагали довольно резво. Но когда она уперлась в густой тропический лес, оглашаемый жуткими воплями павлинов, никак не вяжущимся с царственным обликом этих пернатых, склон загнулся вверх до того круто, что пришлось, цепляясь за выступы камней, свисавшие корни, стволы бамбука, буквально подтягиваться на руках. Молодёжь задала такой темп, что я еле поспевал.
   Чтобы справиться с резко возросшей нагрузкой, моё сердце набирало обороты и вскоре забухало в грудной клетке, как рвущаяся на волю птица. Пот заливал глаза, по спине потекли ручьи. Чтобы восстановить дыхание, приходилось то и дело останавливаться. Отставание нарастало. На моё счастье, после отметки 3000 метров тропа запетляла пологим траверсом. Я приободрился, но метров через сто пятьдесят она снова устремилась резко вверх. Настроился было на очередной рывок, как вдруг шедшие впереди ребята остановились и, скинув рюкзаки, скрылись в кустах. Оттуда донеслись сдавленные стоны.
   Подойдя ближе, я увидел, что они выносят из колючих зарослей окровавленного мужчину лет сорока в форме охранника парка. Низ рубашки и штаны обильно залиты кровью. Когда раненого положили на землю, Андрей Колодкин, наш доктор, приступил к осмотру.
   Сквозная огнестрельная рана, проходящая через бедро и нижнюю часть живота, выглядела настолько страшно, что я отвернулся. Тем временем Андрей, повидавший, работая на скорой помощи, и не такое, открыл походную аптечку, надел перчатки и, набрав в шприц какое-то лекарство, сделал укол. После чего приступил к остановке бьющей из ран крови. А мы подавали ему то ножницы, то салфетки, то тампоны. Лицо индейца тем временем порозовело, появился пульс. Когда Андрей стал вводить в рану тампоны, он с такой силой забил руками и ногами по земле, что пришлось всем навалиться на него.
   Наконец кровь остановлена, раны перевязаны. Мужчина приоткрыл глаза и стал, пересиливая боль, что-то торопливо бормотать. Сообразив, наконец, что мы его не понимаем, умолк и только временами, стиснув зубы, мычал от боли. Мы с Колей и Ильёй принялись рубить бамбуковые жерди, нарезать верёвки, а Костя с Лёхой мастерить из них носилки. Настелив поверх перекладин ветки с длинными листьями, уложили раненого и понесли, сменяясь, в долину. Чем ниже спускались, тем суше становилась земля. Последние километры шли в облаке вулканической пыли, поднимаемой шестью парами горных ботинок. Она разъедала глаза, забивала лёгкие, но мы не сбавляли темпа. Увидев на склоне земледельца с мотыгой, попросили его как можно быстрей бежать в деревню и вызвать полицию, скорую помощь.
   Когда, наконец, вышли на дорогу, нас уже поджидали все жители селения, а минут через двадцать подъехали и полицейские. Они погрузили пострадавшего в машину и помчались в город. Надо было видеть, с какой благодарностью смотрел на нас в эту минуту гватемалец. Такой взгляд дорогого стоит!
   Местный учитель, знавший английский, подтвердил, что раненый действительно охранник национального парка. Зовут его Диего. Во время обхода он заметил на тропе обросшего человека. Поскольку в последнее время случались нападения на туристические группы (отбирали продукты, снаряжение, камеры, деньги), Диего попытался задержать его для выяснения личности, но сидевшие в засаде подельники открыли по нему огонь. Тяжелораненый охранник скатился с обрыва в колючий кустарник. Это его и спасло - бандиты не стали продираться за ним сквозь острые шипы. Выходит, Диего - наш спаситель! Караулили-то не его, а нас. Спасибо ему!
   И опять я невольно вспомнил подаренную старовером в Берёзово иконку Богородицы. Похоже, верно сказал тогда дед, что Матерь Божья лучше всех защитит нас. От этой мысли сердце окатила тёплая волна благодарности к Березовскому старцу.
  
   В связи с этим драматическим событием Костя решил перенести восхождение на Фуэго на более поздний срок, а пока ехать в столицу страны - город Гватемалу. Там нас уже давно ожидал друг Алексея Ярошевского - гватемалец Хуан-Пабло Авенданьо. Он получил образование в Санкт-Петербургском педагогическом университете и прекрасно владел русским языком. У него же лежали и отправленные для нас Ярошевским из Москвы велорюкзаки.
   Хуан-Пабло, обладатель красивой гривы вьющихся черных волос, оказался весьма эрудированным, располагающим к себе с первого взгляда парнем лет тридцати пяти. О России и русских он отзывался с такой теплотой, что мы сразу загордились, что являемся гражданами столь почитаемой им страны. Жил Пабло недалеко от столицы, в тихом, уютном городке Сан-Лукас, в так называемой "Колонии" - элитном посёлке, огороженном высоким забором и охраняемом вооруженными стрелками.
   Во дворе между прямоствольных сосен имелась лужайка, на которой мы и разбили свой палаточный лагерь. Жена Пабло, русоволосая петербурженка Екатерина, смело могла бы претендовать на титул самой красивой женщины Гватемалы (как и каждая вторая россиянка, - уж чем-чем, а красивыми женщинами Россия не обделена). За ужином Пабло предложил организовать пресс-конференцию с местными журналистами и телевизионщиками, на которой мы рассказали бы о целях и ходе кругосветной экспедиции по вулканическому поясу Земли. Костя охотно согласился. Спать легли далеко за полночь - за беседой время летит незаметно.
  
   ГОРЯЧИЙ ТИХИЙ ОКЕАН
  
   Сдав в российское посольство документы для оформления виз в Панаму и Коста-Рику, поехали вместе с Пабло в национальный парк на берегу Тихого океана. Поскольку в Сан-Лукасе было всего 15 градусов тепла, я порывался надеть утеплённую куртку, но Лёха резонно заметил:
   - Камиль, там же нулевая отметка, жара, небось, под сорок.
   И действительно, уже на полпути, сразу после резкого спуска на равнину, температура подскочила до 34 градусов, а у океана её усугубила тяжёлая, липкая влажность.
   На площадке для автомашин в тени пальмы нас поджидал директор парка - улыбчивый мужчина, непривычно крупных для гватемальца габаритов. Он проводил нас к каналу, тянущемуся на десятки километров сквозь мангровый лес почти параллельно побережью океана. Балансируя руками, прошли по хлипким доскам к лодке с матерчатой крышей натянутой на высокие стойки. Моторист запустил движок и повёл длинную неповоротливую посудину по тоннелю, образованному смыкающимися высоко над головой ветвями. Нас провожали восседавшие на обнажённых корнях угрюмые бакланы и ослепительно-белые цапли.
   Что собой представляет мангровый лес? Густой, практически непроходимый "ивняк" высотой до десяти метров. Растёт он на водоёмах или на переувлажнённой почве, опираясь на сотни длинных и тонких древовидных корней. Их так много, что издали деревья напоминают опущенные в воду кисточки. Зрелище довольно однообразное и скучное. Директор парка предложил поискать в глубине этих зарослей двухметровых кайманов, но мы из-за изнуряющей духоты мечтали только об океане!
   Минут через тридцать в зелёном тоннеле посветлело, и слева появилась взгорбленная коса из крупнозернистого чёрного песка вулканического происхождения, за ней шумел океан. На косе сиротливо стояла крытая соломой хижина, вокруг которой бегала за собакой голопузая детвора. Рядом вился дымок. Чуть выше, на песчаном скате, - площадка, издали напоминавшая плитку шоколада. Позже я прогулялся к ней и, пообщавшись с хозяином-гватемальцем, узнал, что эта "шоколадка" предназначена для получения соли и представляет собой шесть рядов корытообразных, прямоугольных траншей, застеленных чёрной плёнкой. В самую верхнюю мотопомпой периодически закачивают из скважины воду (напрямую из океана нельзя - соль получится некачественной). По мере её испарения остатки воды сливают через шланг в нижние "корыта", а в верхние вновь закачивают свежую воду. В самом нижнем "корыте" раствор получается настолько насыщенным, что соль начинает выпадать белыми кристаллами на плёнку. Когда толщина этого слоя достигает пяти-семи миллиметров, их сгребают лопатой на специальную площадку для просушки. После чего чистая, беленькая соль готова к употреблению.
   Доплыв до пролива, соединяющего канал с океаном, вышли на косу, подрагивающую от ритмичных ударов прибойной волны. Скинув одежду на обжигающий ступни песок, побежали наперегонки навстречу рокочущим валам, грозным и прекрасным одновременно. Вода - парное молоко, только чрезвычайно солёная. Для начала зашли по колено. Осмелев - по пояс. Глубже заходить не решились - падающие с четырёхметровой высоты белопенные гребни, закручиваясь вовнутрь, откатывались до того стремительно, что запросто могли унести в бездонную пучину. В этих громадных валах чувствовалась такая неодолимая мощь, что сердце непроизвольно сжималось.
   Остыв под каскадами брызг, ребята, словно расшалившиеся молодые жеребцы, принялись с диким гиканьем носиться то по "кипящей" воде, то по плотному песчаному накату, гоняясь попутно за шустрыми крабами. Я же, освежившись, ушёл посмотреть, как трое местных рыбаков ловят рыбу в канале. Ловко забросив в воду округлую, диаметром метров восемь, сеть со свинцовыми грузилами по периметру, они секунд семь выжидали, а затем быстро-быстро вытаскивали снасть за длинный шнур. Попадалась в основном придонная камбала и некрупные сардины. Однажды вытащили громадную рыбину с хвостом, как у тунца, но почему-то сразу отпустили её. Несъедобная, что ли? Когда рыбаки с уловом направились к своей лодке, я поинтересовался, не могли бы они продать килограмма три?
   Рыбаки с радостью согласились. Пока выбирали и взвешивали рыбу, я заметил на носу судёнышка полую деревянную трубочку длиной сантиметров 60 с небольшим раструбом на более толстом конце. Рядом обрезок бамбукового ствола - колчан, из него торчали десятки тоненьких стрел. К нему же плотно притянута высушенная тыковка, совсем крохотная, полная то ли ваты, то ли хлопка. Даже не спрашивая индейцев, я понял, что это сарбакан - духовое ружьё для стрельбы стрелами. Чтобы создать необходимое для выстрела давление, на тупой конец стрелы накручивается клочок хлопка, - он исполняет роль пыжа.
   Хотя дальность прицельной стрельбы из духового ружья не превышает пятнадцати метров, она добычлива благодаря тому, что кончик стрелы смачивается сильнейшим ядом - кураре, получаемом из коры южноамериканских растений стрихнос. Низкая пробивная способность стрелы не играет большой роли - достаточно проткнуть кожу. Яд довольно быстро парализует дыхательные центры, и животное погибает от удушья. К примеру, ягуар - самая могучая кошка Южной Америки - после ранения отравленной стрелой через двадцать-тридцать шагов начинает шататься и в течение нескольких минут умирает.
   Что интересно, мясо животного, убитого с помощью этого яда, не оказывает вреда человеку. Более того, становится мягче и нежнее. (Яд кураре опасен только при попадании непосредственно в кровь, через пищевод и желудок он не всасывается.) Сарбакан особенно удобен при охоте в густых экваториальных лесах, а бесшумный полёт стрелы не пугает других зверей.
   Во время обеда Пабло с гордостью сообщил, что в гватемальской акватории Тихого океана самая лучшая в мире рыбалка на марлина: ещё не было случая, чтобы кто-то вернулся с неё без знатного трофея. Правда, отплывать от берега надо километров за двадцать, не меньше.
   Покидали гостеприимную косу посвежевшими, заряженными энергией неутомимого прибоя. Несколько портил настроение мусор под ногами: одноразовая посуда, банки, бутылки, пакеты щедро разбросаны по всей косе. Я высказал директору парка удивление столь безответственным отношением его сотрудников к своим обязанностям (а их немало - восемь человек на двадцать километров береговой линии!), но тот в ответ лишь мило поулыбался. Свалки, горы мусора у дорог и мест отдыха в Гватемале, можно сказать, национальная проблема. Впрочем, у нас в России примеров подобной дикости тоже с избытком. Пора бы повзрослеть. На обратном пути нам повезло: среди корней мангровых деревьев отдыхал белый как мел кайман. При появлении нашей лодки он вскинул голову и почти сразу исчез в воде.
  
  
   ВУЛКАН ПАКАЙЯ
  
   Пакайя - один из активнейших вулканов на Земле. С XVII века он двадцать три раза изливал на окрестности раскалённую магму и не прекращает бурную деятельность по сей день. Последнее крупное извержение случилось в 2010 году. Тогда Пакайя за сутки выбросил столько пепла, что он покрыл округу в радиусе 50 километров десятисантиметровым слоем. Особенно сильно пострадали селения, расположенные на склонах вулкана: помимо пепла они подверглись "бомбардировке" раскалёнными камнями и сгустками раскалённой магмы, что вызвало многочисленные пожары. (О чём думали люди, строящие свои жилища в двух-трёх километрах от кратера?)
   Конус вулкана невысокий (2552 метра) и технически не сложный - специального снаряжения для восхождения не требуется. У подножья нас встретили всадники и предложили подвезти поближе к кратеру. Мы вежливо отказались и, заплатив за вход в национальный парк 75 кетцалей (примерно 300 рублей), пошли по тропе, усыпанной вулканическим пеплом и шлаком. В этот день я был в прекрасной форме и даже притормаживал, чтобы не отрываться от ребят.
   На склоне то и дело натыкались на полузасыпанные бетонные и кирпичные коробки домов с обугленными дверными проёмами. Обильное извержение магмы случился и за две недели до нашего прихода. Но не из главного кратера, а из разлома между двух конусов. Буро-красное лавовое поле ещё не совсем остыло, и из трещин веяло жаром, как из раскалённой духовки. Лёха, допив воду, бросил в одну из щелей пластиковую бутылку - она мгновенно вспыхнула, словно облитая бензином. Стало страшновато. Ведь, чтобы пройти к главному конусу, следовало пересечь всё это огнедышащее пространство. На наше счастье, верхушки комьев лавы уже остыли, и мы пошли, ступая по ним. Из-за нестерпимой жары заранее сняли с себя почти всю одежду, но всё равно чувствовали себя, как сталевары у мартеновской печи.
   Николай на ходу измерял датчиком температуру верхнего слоя - в большинстве мест она равнялась 180 градусам. Под ногами ничего, кроме пышущих жаром буро-красных глыб. Вскоре даже в горных ботинках стало чувствительно жечь ступни, едко запахло химией. Но поворачивать обратно было неразумно: мы были уже посреди лавового поля. Прибавляем шаг и проходим мимо грота, образованного причудливым нагромождением застывших глыб. Из его красноватого нутра дохнуло таким жаром, что подумалось: а не здесь ли врата ада.
   На самом конусе было прохладнее. Его склоны покрывал сыпучий шлак, местами спёкшийся в крупные комья. Разойдясь в линию, стали карабкаться вверх, помогая себе руками. Угловатые конгломераты выкатывались из-под ног и, увлекая за собой нижние комья, вызывали пыльные лавины. Оглядываемся: красиво, но жутко! Чем ближе к кромке кратера, тем гуще запах сернистого газа. От него першило в горле, резало глаза. Гребень кратера залеплен затвердевшим от высокой температуры пеплом с жёлтыми прослойками серы. Местами чернеют отверстия-воронки из которых с шипением и свистом вырывается едкий пар. Тут вновь пришлось задействовать все четыре конечности: на осклизлых участках ноги разъезжались в разные стороны. Докарабкались до края и заглянули в нутро жерла. Оно, к сожалению, было скрыто клубами пепла и дыма. Неожиданно грунт между мной и Костей вспучился, вылетела "пробка" и из образовавшегося отверстия забила, ширясь, струя пара и мы оказались посреди беловато-жёлтого облака. Концентрация сернистого газа была столь велика, что у меня перехватило дыхание, кто-то зачихал, кто-то зашёлся в надрывном кашле. Костя крикнул: "Всем вниз!" - а сам лёг на гребень и приступил к съёмке. Но, вдохнув очередную порцию газа, вскоре тоже поспешил за нами.
   Когда спускались, сверху то и дело доносился какой-то гул. Мы каждый раз оглядывались - не камнепад ли догоняет?! Слава богу, нет! По всей видимости, это рушились внутренние стенки кратера.
   Вечером, уже во дворе Пабло, добавила адреналина чудовищная гроза. Огненные жгуты молний с шипением вонзались в залитую водой землю всего в нескольких метрах от нас. Как мы остались живы, уму непостижимо. Вода лилась с небес сплошной стеной. Мы едва успели убрать палатки с пути хлынувшего со склона холма грязевого потока. Вещи даже в рюкзаках промокли так, что их пришлось выжимать перед тем, как вешать сушиться.
  
  
   ТРОПОЙ ИСПЫТАНИЙ
  
   Рано утром 12 мая покинули гостеприимный Сан-Лукас и вновь взяли курс к вулканам Акатенанга и Фуэго. Стоят они так близко, что со стороны напоминают двуглавый красавец Эльбрус, только без снежных куполов. Подняться на них 8 мая, как вы помните, нам помешала операция по спасению тяжелораненого сотрудника национального парка. Автомобиль оставили во дворе того же дома, что и в первый раз. Хозяина Рональдо не было, но его сыновья встретили нас как героев и тут же освободили место под тенистым деревом.
   Проходя мимо крыльца, мы с удовлетворением отметили, что подаренный нами вымпел Русского географического общества висит на самом видном месте, у входа. Ещё подъезжая к деревне, с тревогой наблюдали, как навстречу нам из-за вздыбленных кряжей выползают разлохмаченные груды облаков. К моменту старта они залили всю окрестность сырым туманом. Сразу резко похолодало. Ребята надели зимнее термобельё, кто-то даже куртку. Я же, несмотря на то, что основательно продрог, решил подниматься в шортах и сетчатой безрукавке. Причин тому было две. Во-первых, я понимал, что кому-кому, а мне будет жарко. Во-вторых, каждый грамм в конце восхождения превращается в полновесный килограмм (я даже часы снял). Для ребят подобные ухищрения пока удивительны, а мне лишний вес ни к чему - ведь за плечами, по сравнению с ними, имею солидный довесок в возрасте: мне за 60, а им по 25.
   Первый километр шли по тропке, разделяющей поля кукурузы. Её сажают здесь на расстоянии раза в два большем, чем у нас в России. Труднообъяснимое расточительство при такой острой нехватке земли, но оно, наверняка, имеет своё, неизвестное нам, рациональное объяснение.
   Сквозь туман видим копошащихся на наделах крестьян. Заметив нас, они радостно машут руками, желают успешного восхождения.
   Вскоре поля упёрлись в гору, и едва приметная тропка взмыла вверх. Слава богу, что дождя два дня не было! Иначе без верёвок здесь не взобраться. Первые километры всегда самые тяжёлые: организм не перестроился, а тут сразу такой резкий подъём, исполосованный мускулистыми корнями деревьев! Уже через пять минут я задышал, как перегруженный мерин, а сетчатая безрукавка потемнела от пота. Сердце, чтобы обеспечить мышцы дополнительным питанием, удвоило обороты. Тем не менее, отставание от ребят росло. Я задыхался в тщетных попытках догнать их. Прошли памятную развилку. Там, где перевязывали раненого, земля в бурых пятнах запёкшейся крови. Выше, прямо на тропе, стреляные гильзы и один заряженный патрон - похоже, полиция даже не удосужилась обследовать место происшествия.
   По мере набора высоты характер леса менялся: на смену субтропическому с лианами, пальмами и непроходимым колючим подлеском, пришли разлапистые сосны. Чем выше мы поднимались, тем ниже становились они. Туман густел. Из-за белой мути казалось, что на нас наступают скелеты рукастых чудищ. Вблизи они превращались в обугленные пожаром деревья. Временами "молоко" становилось до того густым, что из поля зрения исчезал даже впереди идущий. Были видны лишь камни под ногами и растущие в беспорядке пучки травы. При каждом шаге они появлялись из ниоткуда, а если обернуться и посмотреть назад - пропадали в никуда. Полный сюрреализм!
   Наконец, обливаясь потом, мы пробили облачный покров, и на нас брызнули лучи стоящего в зените солнца. Стало жарко. Если бы не порывы холодного ветра, нам пришлось бы совсем худо. Деревья и трава исчезли. Одни голые камни, испятнанные мазками лишайника. Подъём из-за возросшей крутизны склона давался всё труднее. Несмотря на ветер, я снял даже безрукавку. Первый купол, усеянный ноздреватой золой и мелкой галькой, походил на прокопчённую лысину великана. Взобравшись на него, расселись на вулканические бомбы. Перекусили шоколадками, попили воды. После чего спустились в неглубокий, хорошо выраженный боковой кратер идеально круглой формы.
   Проведя традиционные измерения температуры почвы, уровня загазованности и физических размеров кратера, полезли на главный конус, усыпанный исторгнутыми из нутра Земли комьями магмы. Пространство между ними заполнял толстый слой чёрной крупки. Стоило наступить на неё, как она приходила в движение, и если не успеваешь пересечь этот поток скользящими шажками, то "едешь" вместе с ним вниз до тех пор, пока не упрешься в крупную глыбу. А если таковой на пути не окажется, то можешь катиться вниз метров сто, после чего повторять подъём.
   Ребята уже высоко. Из последних сил, цепляясь за острые кромки застывшей лавы и проворно пересекая сыпуны, пытаюсь догнать. Но чем выше, тем тяжелей даётся каждый метр: уже ощутима нехватка кислорода. Останавливаюсь через каждые 10-15 метров. И вот, наконец, последний шаг! Передо мной открывается громадная воронка, забитая чёрным пеплом и пористыми гранулами. Между комьев лавы сочатся струйки пара. Вокруг них солнышками желтеют пятна серы. Ребята, оседлав вулканические бомбы, уже жуют кто курагу, кто шоколад. Я, глотнув воды, оглядываюсь.
   Вершину широким кольцом опоясывали "жирные" облака, проткнутые вдали вулканами пониже. И такая библейская тишина обступала нас, что казалось, будто не существует в мире ничего, кроме этих каменных стражей, парящих над уходящими вдаль белыми бурунами. Пока я предавался созерцанию, отдохнувшие Лёха и Николай побежали наперегонки к противоположному гребню кратера, разведать переход на Акатенанга. (Пробежка на высоте почти четыре километра даром не прошло: у Николая после неё из носа пошла кровь). Вернувшись, ребята сказали:
   - Она обрывается к Фуэго отвесной стеной и без верёвок на неё не подняться.
   Решили возвращаться. Чтобы ускорить приготовление обеда, Костя отправил самых резвых - Лёху, Колю и Илью - вперёд, а мы пошли в умеренном темпе.
   От спуска у меня осталось ощущение, будто он тянулся бесконечно. Шагал и удивлялся: как я утром смог осилить эти затяжные крутяки?! Спускаться и то страшно - того и гляди покатишься кубарем в пропасть! Это изумление было настолько велико, что даже заглушило радость оттого, что всё же сдюжил, дошёл до кратера. Правда, не в первой двойке, как на Пакайя (там я выложился до упора и после этого ещё не восстановился), а замыкающим, но, тем не менее, по гребню кратера потоптался и наряду с флагами России и РГО поднял флаг Башкирии.
   Когда проходили горелый лес, снизу донёсся хлёсткий выстрел, следом второй. Сердце кольнуло: "Как там ребята? Не в них ли стреляют?" Но беспокоились мы напрасно. Подходя к стану, увидели, что "стол" накрыт, рядом дымится кастрюля с супом из рыбных консервов. А Илья, уже сносно говорящий по-испански, о чём-то беседует с хозяином дома. Рональдо, увидев нас, вышел навстречу и долго тряс каждому руку.
   За трапезой он рассказал, что вчера им пришлось вместе с полицейскими спускать обнаруженные на дне котлообразной впадины четыре скрюченных судорогой трупа. Обросшие, оборванные мужчины, у двоих пистолеты. Полиция предполагает, что это те самые бандиты, которые тяжело ранили охранника парка. Все они умерли от удушья. Похоже, что во время ночёвки произошёл обильный выброс ядовитых газов. Верно, говорят, что за греховные деяния рано или поздно приходится нести ответ.
   Возвращались в Сан-Лукас в темноте. На небе непривычно быстро вызревали первые созвездия (чем ближе к экватору, тем короче сумерки). Дохнуло ночной прохладой. Мы уже представляли, с каким блаженством растянемся на спальниках, как при въезде в город упёрлись в пробку. От проезжающих узнали, что движение перекрыто в связи с перестрелкой в рейсовом автобусе. Оказывается, четверо вооружённых бандитов (опять четверо!) пытались ограбить пассажиров, но в салоне оказался, одетый в гражданское, офицер. Когда бандиты приблизились, он застрелил двоих. Сейчас организована облава на остальных и все машины досматривают.
   Добравшись до "Колонии", рассказали о случившемся Пабло. Он с горечью подтвердил, что подобные случаи у них не редкость. У него самого недавно прямо на улице отняли телефон: приставили "пушку" - пришлось отдать. По его словам, в стране практически каждый житель после окончания гражданской войны подвергался ограблению.
   Пабло объясняет разгул преступности слабостью президента, идущего на поводу у "защитников прав человека", которые под флагом улучшения имиджа страны в глазах мировой общественности (читай - США) добились отмены смертной казни и проводят самое тщательное расследование по каждой жалобе заключённого (плохое питание, отсутствие телевизора в камере и т. п.)
   В итоге в стране возникла парадоксальная ситуация: когда ежедневно убивают по несколько законопослушных граждан, включая детей, а десятки подвергаются ограблению - "защитники прав человека" молчат, но попробуй задеть права преступника - сразу шум поднимают. Его, оказывается, надо холить и лелеять, создавая за счёт твоих же налоговых отчислений комфортные условия содержания. И это на языке американцев называется проявлением гуманности! А у самих, например, даже за открытую бутылку спиртного в машине могут посадить в тюрьму. В своей стране нужен порядок, а в других странах пусть процветает преступность. Очень выгодная для Соединённых Штатов идеология: деморализованными, боящимися друг друга людьми легче манипулировать, навязывать политику, отвечающую интересам американских корпораций и банков.
   Может, вы удивитесь, но при всех этих ярких примерах разгула преступности моё мнение о гватемальцах не изменилось - это работящий, дружелюбный и отзывчивый народ.
   Помимо восхождения на вулканы в Гватемале состоялось ещё одно важное событие. На следующий день после возвращения с Фуэго нас пригласили в Президентский дворец на пресс-конференцию с корреспондентами гватемальских газет и телевизионных компаний. К назначенному времени подошел консул России в Гватемале Виктор Попович и провёл нас через несколько залов-коридоров в специально оборудованную комнату. Там уже ожидали репортёры с диктофонами и телекамерами. В президиум сели консул, Костя и Пабло. Остальные разместились в зале. Андрей заранее подготовил подборку фотографий, и они прокручивались на большом мониторе в режиме слайд-шоу. Представив нас собравшимся, консул на испанском языке произнес вступительное слово, упомянув про эвакуацию раненного гватемальца с вулкана, что вызвало аплодисменты зала. Костя рассказал о целях и задачах экспедиции. После чего мы отвечали на вопросы как научного, так и бытового характера.
   Вечером того же дня по всем основным телевизионным каналам Гватемалы прошли передачи о русских, спасших жизнь их соотечественнику. Один корреспондент даже успел взять интервью у лежащего в больнице охранника.
   За ужином отец Пабло угостил нас виски "Гленфилдих". Будучи большим ценителем этого напитка, он прочитал нам целую лекцию о том, как правильно пить его. Гурманы, оказывается, в виски более всего ценят не вкусовые свойства, а обонятельные, - качество виски определяется по выдоху через нос. Чем старше виски, тем оно лучше. Как выразился Пабло "время забирает из виски огонь и оставляет тепло".
  
  
   НАШ БЫТ
   14 мая.
   С сегодняшнего дня начался новый этап - "велосипедный". Что с машиной, спросите вы? Она на ходу и пока сопровождает сзади, обеспечивая безопасность велосипедистов.
   Движемся к границе с Сальвадором. Кругом всё цветёт, а что-то и плодоносит - в этих краях нет выраженной сезонности. Особенно много плодов на манговых деревьях: плодов на них больше, чем листьев.
   За рулём "Сафари" поочерёдно то я, то Илья. В таком режиме будем ехать до Панамы, где с машиной расстанемся окончательно. Дневной пробег, естественно, заметно сократился. И фотографировать стали меньше. (Чтобы сделать кадр, надо остановиться, а потом... долго и упорно догонять команду.)
   В этой главе поподробнее опишу распорядок нашей экспедиционной жизни. Он довольно жёсткий.
   Первым в шесть утра встаёт дежурный и потихоньку, чтобы не разбудить похрапывающих счастливцев, выползает из палатки, надевает налобный фонарик. Затем достаёт из специальной сумки две бензиновые горелки. Находит самое безветренное место (если такового нет, то сооружает из подручного материала ветрозащитную стенку), подкачивает в баллоны с бензином воздух (для создания избыточного давления); устанавливает горелку, надевает распылитель и, открыв по очереди оба краника, поджигает бьющее тоненькой струйкой горючее.
   Когда распылитель раскалится докрасна, пламя приобретает голубой цвет и начинает жарко гореть с ровным жизнерадостным рокотом. Теперь можно ставить котелок с водой и засыпать в него выданные Лёхой ещё с вечера продукты (как правило, это крупа - перловая, рисовая, гречневая, - либо сублимированное картофельное пюре). Во втором котелке кипит вода для кофе или чая в пакетиках (листового никак не найдём). В утреннем меню хлеб не предусмотрен. Зато полагается по две, изредка по четыре печенюшки. Ровно к 7.00 завтрак должен быть готов и поровну разложен в миски.
   После этого наступает самый торжественный момент: дежурный "играет" побудку. Тут разрешается импровизировать. Один бодро "прогорнит" из пионерского детства: "Вставай! Вставай! Постели заправляй!". (Был ещё и смешной вариант: "Вставай, вставай, дружок, с постели на горшок!") Другой просто гаркнет раза три: "Подъём!". Третий просто позовёт: "Завтракать!".
   Просыпается каждый по-разному. Кто-то за пять минут оделся, умылся и у своей миски стоит, а кто-то только из палатки выползает. Тяжелее всех утро начинается у Андрея (видимо, никак не отоспится от работы на станции скорой помощи на две ставки). В это время с ним лучше не общаться (через час - милейший человек). Аппетит в такую рань, конечно, нулевой, но заставляем себя съесть всё до последней крошки, иначе к обеду выдохнешься. Личную посуду каждый моет сам, а общую - котелки, поварёшку и сковородку - дежурный. Он же упаковывает продуктовую сумку. Остальные в это время вытряхивают из палаток в начале экспедиции - изморозь, а сейчас - капельки конденсата, осевшего от дыхания, и "забивают" палатки в компрессионные мешки. То же самое проделывается со спальниками. После этого либо карабкаемся с одно-трёхдневным запасом продуктов на вулкан, либо едем к очередному коптящему голубой свод такому же "прыщу". Неизменно одно: выход в 8.00. Кто не успел собраться - догоняет. Как? Это уже его проблема.
   Время остановки на обед, в зависимости от ситуации, плавает в районе часа дня. Обеденное меню обязательно из трёх блюд. Суп - варьируется в зависимости от того, какие продукты в наличии, а вот салат неизменен и обязателен (мелко нарезанные помидоры, огурцы, капуста, чеснок, лук) с растительным маслом. Да, к супу ещё полагается два куска хлеба. Правда, зачастую это какая-то пустая, безвкусная, мнущаяся, как пластилин, гадость, только внешне похожая на хлеб. Мы тут даже зауважали отечественные хлебозаводы. В завершение - чай с вафлями или печеньем.
   Жизнь и критика товарищей заставила всех, вне зависимости от опыта, стать ещё и поварами. Маяк и наставник в этом ответственном деле для нас - шеф-повар одного из лучших ресторанов Краснодара Алексей Казаченко. Костя, придавая большое значение качественному и полноценному питанию, даже объявил конкурс "Лучший повар экспедиции". Все с азартом включились в него.
   Чтобы заполучить голоса товарищей, каждый из нас на ужин, завтрак и особенно обед изобретал поражающие воображение рецепты, а потом подолгу колдовал над продуктами. Оценки трижды в день заносились в таблицу. Наконец, подвели итог. Он оказался неожиданным: двое набрали одинаковое количество баллов. Поэтому звание "Лучший повар" получили Коля и - гип-гип-ура! - автор этих строк. Наш учитель Лёха занял второе место. Ему присудили утешительный титул "Лучший наставник".
   После обеда всегда часовая передышка. Костя строго соблюдает главную заповедь профессионального путешественника: "Не ленись отдыхать!". Тем более, что в это время пик жары. (Если не соблюдать это правило, неизбежны срывы и конфликты.)
   Отдохнув, садимся на своих железных "коней" и, обливаясь потом, четыре часа крутим педали при температуре плюс 35 градусов. Место для ночлега начинаем присматривать задолго до захода солнца. Дело в том, что почти вся земля в частной собственности и огорожена колючей проволокой. Съезды к речкам тоже перекрыты шлагбаумами. Порой поиск бесхозного пятачка затягивается до темноты, и палатки ставим уже при свете налобных фонариков.
   Вечер - время систематизации собранной информации, ремонта снаряжения, велосипедов, написания отчётов для сайта РГО, заполнения экспедиционного журнала. Последнее делаем по очереди, при этом каждый ещё ведёт свой персональный дневник. Николай, помимо этого, заполняет сводку метеонаблюдений и таблицу обследованных вулканов; Илья - дневник ремонтных работ, а Андрей - медицинский журнал.
   Уже три месяца, как мы в пути, однако результаты медицинского и психологического мониторинга стабильно хорошие. Из заболеваний - одно простудное и радикулит. Из травм - несколько ссадин об острые кромки вулканической породы. Так что расход медикаментов невелик.
   Помимо армейского распорядка и полноценного питания помогают переносить нагрузки витамины, которые мы пьём под строгим контролем доктора ежедневно. Начиная с Гватемалы, ещё принимаем и противомалярийные препараты: риск заражения малярией актуален до Боливии включительно.
   После ужина, сдобренного парой смешных историй из богатой биографии командора, объявляется отбой. Обычно не проходит и трёх минут, как окрестности начинает сотрясать могучий храп уставших мужиков. Иногда, под настроение, ужин плавно переходит в вечер воспоминаний и задушевных бесед.
   Думаю, не лишним будет пояснить, как мы поддерживаем связь с Россией. Чтобы отправить в РГО топик или новость, заезжаем в ближайший городок и, поймав на свой ноутбук сеть беспарольного доступа, по-быстрому передаём в Москву заранее приготовленные фотографии с текстами. Если найти открытую сеть не удаётся, подъезжаем к кафе, заказываем на шестерых один чай и получаем пароль для вхождения в Интернет. Для личной переписки используем СМС-сообщения. В зависимости от количества передаваемых знаков они обходятся в 8-12 рублей каждое.
  
   САЛЬВАДОР
  
   Сальвадор - площадь 21,04 тысячи кв. км, население - 7 миллионов, столица - Сан-Сальвадор, продолжительность жизни мужчин - 66 лет, женщин - 74 года.
  
   Въехали в самую плотно заселенную страну Центральной Америки - Сальвадор. Горы здесь пониже, зато леса и погуще, и побогаче. Осыпавшиеся с деревьев плоды покрывают землю местами сплошным ковром. Хозяйственный Коля набрал полный мешок манго, и теперь на привалах мы объедаемся ими. На полянах и в лесу половина растений - это наши комнатные цветы. Живности тоже прибавилось. Когда я углубился в кущи и присел подумать о смысле жизни, меня здорово напугал броненосец. Он затаился в траве, а в решающий момент, недовольно фыркая, побежал прочь, да так шумно, что переполошил стаю ярко раскрашенных попугаев.
   Народ в Сальвадоре беднее, чем в Гватемале, но ещё приветливее. Стоит с прохожим поздороваться, как его лицо расплывается в доброй улыбке и, кажется, начинает светиться изнутри. На улицах стайки школьников: девочки в белых гольфах, клетчатых юбочках, белых сорочках, мальчики в чёрных брюках и светлых рубашках.
   Помимо автомобильного транспорта в этой стране много и гужевого, запряженного волами. Что любопытно, колёса у повозок деревянные, без металлических ободков. Часто видим мини-заводики по обжигу кирпича и черепицы: три-четыре печи, поддоны с готовой продукцией под длинным навесом прямо у дороги - покупай и грузись. Удобно!
   В Сальвадоре запланировано одно восхождение - на вулкан Сан-Мигель. С трассы его хорошо видно, но, пока пробирались к нему, прилично поплутали: то свернём не туда, то нужный поворот зевнём - указателей-то нет. Ещё проколы замучили - аж четыре за день! Так что к его подножью подъехали только к вечеру.
   На ночёвку встали на склоне, покрытом чёрным "керамзитом". По боковому срезу дороги видно, что его в последний раз насыпало три метра!
   Когда разворачивали лагерь, из чащи вышел и направился к нам местный житель, худощавый индеец лет сорока.
   - Хуан Мигель, - представился он.
   Из его туго набитой заплечной сумки торчали фазаньи хвосты. Мы были в недоумении: у человека ни ружья, ни лука, как же он их добыл? В этот момент индеец вскинул рогатку, одновременно растягивая резину на весь размах рук, выстрелил. Поворачиваем головы: метрах в двадцати на земле бьёт крыльями фазан, второй скрылся за макушками деревьев. Оказывается, местные охотятся с рогаткой! Правда, она несколько отличается от нашей: вилка узкая с параллельными сторонами, а резина длинная и очень тугая. Стреляют тяжёлой галькой, шарикоподшипниками и даже гайками - все эти боеприпасы лежат на дне "ружейной" сумочки. Я был так восхищён возможностями "древней пращи", что принялся уговаривать Хуана продать её для моей этнографической коллекции. Когда сделка состоялась, поинтересовался, не продаст ли он и висевшее на поясе в толстом кожаном чехле мачете. (Мачете сальвадорских мастеров считаются самыми лучшими в Латинской Америке. Они заменяют местным и топор, и нож, и косу и газонокосилку).
   . К моему удивлению, индеец легко согласился. И цена оказалась приемлемой - 10 долларов.
   Пока общались, Николай накрыл стол. За трапезой Хуан рассказал, что, когда он был маленьким, из кратера вулкана несколько раз текли огненные реки, а сейчас лишь слегка потряхивает. Тем не менее посоветовал быть наверху осторожнее, потому что из жерла иногда вылетают "красный град" и "горячие лепёшки".
  
   В тропиках осадки выпадают, как правило, во второй половине дня, поэтому на Сан-Мигель вышли спозаранку. Поначалу поднимались почти вприпрыжку, но примерно через километр лес сменился до того густыми зарослями высокого кустарника, что пробраться сквозь него можно было лишь звериными тропами-тоннелями, и то, лишь встав на четвереньки. Одолев их, облегчённо вздохнули. Но рано радовались - через метров пятьдесят путь преградила стена травы высотой в три метра (!). Пробивая сумрачные траншеи (неба не было видно), промокли от обильно выпавшей росы. Наконец и эта полоса препятствий позади. Ура! Основной конус уже совсем рядом! К нему вела узкая, шириной не более полутора метров рыхлая перемычка, разделявшая два боковых кратера. Она состояла из округлых комочков чёрной и красноватой пемзы. То, что она такая узкая, мы не могли разглядеть, так как находились внутри наехавшего на нас облака. И хорошо, что не видели, иначе вряд ли решились бы идти по ней.
   Ступали, как канатоходцы, балансируя широко раскинутыми руками. У меня от одного воспоминания об этом акробатическом переходе даже сейчас холодеет спина - по обе стороны угадывались теряющиеся в молочной мути пропасти. Один неверный шаг, и полетишь вниз. Я шёл последним, и, когда за моей спиной тяжёлым, густым выдохом что-то прошелестело, мне показалось, что ещё миг, и перемычка уйдёт из-под ног...
   Взойдя на скальный выступ, полезли по базальтовым плитам, присыпанным вулканическим пеплом и шлаком туда, где грозно урчало жерло. Текучий шлак то и дело стаскивал вниз, но мы, цепляясь за подворачивающиеся глыбы, упорно продолжали карабкаться вверх. До кромки кратера оставалось совсем немного. Последний рывок - перед нами разверзается огромный провал, завершающийся конусообразной воронкой - жерлом. Из его невидимого истока вылетают клубы пепла, с боковых стен бьют струйки вонючего, желтоватого цвета пара. Отсняв эту жутковатую картину, мы прошли вдоль ребра кратера к месту, где была возможность спуститься по ступенчатым уступам к базальтовой террасе, опоясывающей кольцом, теряющуюся в дыму, раскалённую утробу напряжённо рокочущего Сан-Мигеля.
   Сойдя на неё, осторожно приблизились к краю, покрытому ещё не остывшими вулканическими бомбами: следы ночного выброса. Обдало жаром, густо пахнуло серой. Тут перед нами что-то неуловимо меняется, и мы видим в дыму четыре - нет, вон и пятый проступил - ярких фиолетово-зелёных тороидальных кольца, каждое с метр в диаметре. От них исходит пульсирующий свет.
   Я замешкался, а Костя успел вскинуть фотоаппарат, но в этот момент раздались хлопки, и... кольца разлетелись быстро гаснущими брызгами. Феерическое зрелище! Вроде радоваться надо, а мы чуть не плачем - такой снимок зевнули! Первым вспомнил о цели посещения вулкана неутомимый труженик Николай. Достав свой термощуп, лазерную линейку, он приступил к измерениям. Мы же не сводим глаз с курящегося провала в надежде ещё раз увидеть не что подобное. Когда Коля завершил стандартный перечень работ, и мы полезли обратно на гребень кратера, всё равно временами оглядываемся - а вдруг?! Выбравшись наверх, Лёха достал две плитки шоколада и разделил на всех.
   - Ну, как вам "летающие тарелки"? - спросил командор, отхлёбывая из пластиковой бутылки воду.
   - Оптический обман или игра света. Что-то вроде радуги, - рассудительно произнёс Коля.
   - Ничего себе радуга! С таким треском разлеталась! - возразил Андрей.
   - Эх вы, индейцы! Это разновидность шаровой молнии.
  
   Чтобы не рисковать, к лагерю решили спускаться в обход нижних кратеров, значительно правее остатков перемычки. Выйдя на открытое лавовое поле, увидели оранжевые купола наших палаток. В лагере нас поджидал Хуан Мигель, но уже не один, а с застенчиво прячущейся за его спиной супругой. Они принесли нам испечённого на углях фазана. Прощаясь, Хуан пригласил к себе в гости помыться. Его предложение было как нельзя кстати: после восхождения мы были грязнее трубочистов.
   Сворачиваем лагерь, загружаем вещи в "Сафари" и на велосипедах спускаемся вниз. Илья на машине следом. Соединённые тропками хижины стояли прямо в лесу. Дом Хуана второй от дороги. Первый - его родителей. Правда, дом - это громко сказано. Хлипкие строения больше походили на крытые террасы. К ним по ветвям деревьев подведены водопровод и электричество: просто, быстро и минимумом затрат. Внутри "дома" между стоек висят гамаки, а вдоль стен полки, заставленные всевозможной домашней утварью.
   Хуан вместе с чёрной, вертлявой, очень худой собачкой поджидал у калитки. Вокруг, перелетая с одного куста гуавы на другой, выкрикивали приветствия попугаи-неразлучники.
   Пока поочереди отмывались под прохладными струями душа, посмотреть на русских собрались почти все жители деревни. Мы рассказали об экспедиции, ответили на многочисленные вопросы - их интересовало как живут, чем занимаются люди в России. Завершив беседу, продолжаем путь. Впереди Гондурас!

  
   ЧП В ГОНДУРАСЕ
  
   Гондурас - площадь 112,09 тыс. кв. км, население - 7 миллионов, продолжительность жизни мужчин - 68 лет, женщин - 71 год.
  
   Через Гондурас, покрытый выжженной травой, пнями вырубленного леса, по которому уныло бродят стада голодных, костлявых коров, бамбуковыми хижинами, неряшливо обмазанными глиной, проскочили на велосипедах за день с небольшим.
   Запомнилась эта страна алчущими полицейскими и жуликоватыми (точь-в-точь как в Мексике) продавцами. Тягостное впечатление усилили грифы, терзавшие возле обшарпанного КПП жеребёнка.
   Наш приезд имел для жителей этого мини-государства самые благоприятные последствия: мы привезли им долгожданный дождь. Он как с вечера зарядил, так и лил всю ночь. Стволы деревьев почернели, потрескавшаяся за время засухи земля набухла, покрылась пузырящимися лужицами. Она жадно упивалась живительной влагой, а когда насытилась, вода стала скатываться мутными потоками в русла пересохших ручьёв и речушек.
   Утром окрестностей было не узнать. От обилия влаги и тепла (плюс 31 градус) всё враз зазеленело, а воздух наполнился радостными трелями порхавших с дерева на дерево птиц. Мы тоже заразились всеобщим праздником чудесного преображения ещё вчера безжизненной, дрожащей от жары панорамы и в самом благодушном настроении приближались к границе Никарагуа - страны, в которой долгое время шла с переменным успехом гражданская война между проамериканскими силами и мощным патриотическим движением сандинистов, возглавляемым нынешним президентом страны Даниэлем Ортего.
   Процедуру выезда из Гондураса (она проходила в маленьком покосившемся сарайчике!) прошли, благодаря наработанному опыту, довольно быстро - минут за тридцать. При этом Костя с Андреем ещё умудрились отбить попытки жуликоватых служак заполучить с нас несколько десятков долларов за придуманные ими самими "налоги".
   Воодушевлённые торжеством справедливости, бодро подкатили к никарагуанской границе. Площадка вокруг шлагбаума была забита юркими трёхколёсными мототакси, ордами снующих по всем направлениям людей, а по краям заставлена прилавками, тележками со всевозможным товаром, часть которого лежала прямо на асфальте. Для доступа в помещение пограничной службы в торговых рядах имелись проходы.
   Как только мы остановились, нас окружили валютные менялы и шустрые ребята, демонстрирующие бейджики с подтверждением их полномочий на оформление необходимых для пересечения границы бумаг. Мы уже знали, что эта шпана реально ничем не поможет, а деньги, тем не менее, потом будет требовать. Поэтому Костя деликатно раздвинул их и отправился в турне по кабинетам самостоятельно. Мы же, чтобы не мешаться, зашли в тень под высокий металлический навес.
   В этот момент раздался взрыв, и между стен заметалось раскатистое эхо. Лежавшие у стены собаки вскочили и, поджав хвосты, кинулись врассыпную. Клевавшие раздавленное манго птицы взмыли в небо. Люди тревожно завертели головами. Один из менял, видимо участник боевых действий, мгновенно распластался на грязном асфальте, закрыв затылок руками. Полногрудая женщина с кувшином на голове запнулась об него, и посудина грохнулась прямо на развал с майками, безрукавками и цветастыми платками. Сам кувшин не разбился, но из него хлынула, заливая товар, густая коричневая жидкость.
   Что тут началось! Обезумевший хозяин, вопя испанские проклятия, стал выдёргивать и откидывать подальше от расползающейся лужи чистые вещи, а женщина сгребать ладошками жижу в кувшин. В это время раздался второй взрыв, правда, послабей. Только тогда перепуганная толпа обратила внимание на то, что оглушительный звук издаёт один из русских. Тот виновато разводил руками: "Извините, ребята, ничего не могу поделать - с детства так чихаю". Но люди не разделили его благодушия и были настроены весьма и весьма агрессивно. На наше счастье, в это время появился Костя. Он махнул рукой с пачкой бумаг и скомандовал: "Поехали!".
   Чтобы избежать последствий праведного гнева, мы рванули, что было мочи в указанном направлении. Остаётся добавить, что даром издавать при чихании громоподобные звуки Господь наградил... меня. Ребята к ним уже привыкли, но даже они нет-нет то ложку выронят, то прольют её содержимое на соседа. Что уж говорить про тех, кто не знаком с этой особенностью моего организма.
   Интересно, что реакция на мой оглушительный чих у всех народов самая разная. Мне понравилось, как среагировала на "гром средь ясного неба" группа японских туристов, с которой я в составе команды выдающегося путешественника России Николая Рундквиста ехал к ледникам Калафате, что на самом юге Патагонии. Сначала в салоне автобуса на несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а затем раздались... дружные аплодисменты и восхищённые возгласы. Кто бы мог подумать, что молчаливые, замкнутые японцы способны находить комичное там, где другие впадают в панику!
   Сегодня, безусловно, сыграло роль место: закрытое пространство срезонировало, а заметавшееся между стен эхо усилило моё "апчхи", создав полную имитацию взрыва. Получив от командора нагоняй за неудачный выбор времени для сотрясения округи, я в ответ мстительно чихнул в третий раз (это уж закон - всегда три раза!), и мы, посмеявшись, с удвоенной силой закрутили педали, наматывая на колёса первые километры никарагуанской земли.
   Чем отличается Никарагуа от других стран Центральной Америки? Сразу бросается в глаза более высокий уровень развития аграрного сектора. Плодородные равнины распаханы, засеяны. Гор мало, в основном пологие гряды холмов. На огороженных бесчисленных пастбищах пасутся тучные стада породистых коров и конские табуны. В южной части страны тянутся на десятки километров банановые плантации (и молодые, и плодоносящие).
   На высоких, открытых всем ветрам возвышенностях выстроились рядами белокрылые ветряки, вырабатывающие для страны почти дармовую электроэнергию. И вырабатывают, похоже, немало: рядом стоят мощные трансформаторные подстанции.
   Городки уютные, чистые. На улицах удивило необычное сочетание видов транспорта: между громадных "Тойот" ползают доверху гружённые одноосные арбы. Если за предыдущие три месяца мы видели всего одну "Ниву" (кажется, в Канаде), то тут за полдня проехали три "Нивы", две "семёрки", один уазик, новенький курганский автобус (очень даже симпатичный) и, конечно, труженик КамАЗ.
   Индейцы здесь преобладают. Их легко отличить от потомков испанцев по более грубым, резким чертам лица и крепкому телосложению. Одеты они все по-европейски. Пока только в Гватемале встречали целые районы, где индейцы ходят в национальных костюмах.
   Что ещё бросилось в глаза в Никарагуа? Вдоль дорог много навесов, под которыми в гамаках с отрешённой задумчивостью раскачиваются мужчины (женщинам не до того - они в это время стирают, готовят еду, нянчат малышей...). Как нам объяснили, именно в Никарагуа делают лучшие гамаки, а в Сальвадоре самые крепкие мачете. Ну, вот и всё на сегодня. Ребята давно спят, а я при свете налобного фонарика всё тюкаю одним пальцем по клавиатуре ноутбука, лишь временами поглядывая на десятки тысяч светлячков, мечущихся вокруг меня. (Они настолько яркие, что видны метров за пятьсот). Так что буэнос ночес, сеньоры и сеньориты! Вернее, буэнос тардес, - в России-то уже день!
  
   В ГОСТЯХ У МАСАЯ
   С утра, как только восходящее солнце стёрло с небосвода затейливые письмена созвездий, поехали к вулкану с необычным, переносящим из Никарагуа в Африку названием - Масай.
   Поначалу наш караван, состоящий из пяти велосипедов и одной машины, то и дело обгонял бодро цокающих по асфальту кобыл, запряжённых в двуколки, но вскоре из-за образовавшейся на заднем правом колесе "Сафари" громадной грыжи мы сбавили скорость: машину трясло, как на вибростенде. И теперь уже лошадки обходили нас. В конце концов Илья вырулил на обочину. Поставив запаску, он уехал искать шиномонтажную мастерскую, чтобы купить хотя бы старенькую покрышку.
   Из-за этой непредвиденной задержки до лесистой подошвы вулкана добрались только к полудню. Успокаивало то, что конус невысокий и технически простой, - до вечера управимся.
   Поднимались не торопясь, мягким, размеренным, так называемым гималайским, шагом. По опыту предыдущих восхождений убедились: чем медленнее идёшь, тем быстрее будешь у цели.
   Ближе к кратеру щебень и оранжевые ноздреватые шарики стали "жирными", будто пропитанные маслом. Появились первые вулканические бомбы - оплавленные, довольно правильной эллипсоидной формы камни. Чем выше, тем больше. А вон и комочки серы зажелтели.
   Открывавшаяся нашим взорам панорама с каждым шагом ширилась: во все стороны разбегались невысокие, похожие на зарубцевавшиеся раны хребты. Наконец видим гребень кратера, весь жёлтый от серы. Явственно ощущаем её резкий запах. Из кратера столбом поднимаются мглистые клубы, в которых кружат... грифы. Непонятно, что их в этой ядовитой мути привлекает!
   Делаем последний шаг - и под нами очередная бездна. В лицо пахнуло жаром. На дне сквозь дым угадываются то ли язычки пламени, то ли расплавленная магма. Земля подрагивает. Из почти отвесных стен жерла со свистом бьют сквозь щели струи дыма. Их напор переменчив: вялая, чуть живая дымная струйка вдруг превращается в напористую очередь из плотных клубков пепла.
   Картина довольно точно соответствует описанию Преисподней, данному Данте в "Божественной комедии". Чётко просматриваются те же девять ярусов для грешников: у кромки - обители мало грешивших, пониже, там, где страдалище дышит безжалостным, очищающим жаром, греховодники помаститее, а где-то в самом нутре корчатся в расплавленной магме в страшных муках ниже всех падшие.
   Сама собой приходит мысль: может, ад вовсе и не выдумка церкви. Вряд ли случайно почти во всех религиозных учениях это понятие не только присутствует, но и совпадает в деталях.
  
   КОСТА-РИКА
  
   Коста-Рика - площадь 51,1 тыс. кв. км, население 4,3 миллиона, столица - Сан-Хосе, продолжительность жизни мужчин - 73 года, женщин - 79 лет.
  
   Вытянутая узкой закорючкой с севера на юг Коста-Рика, пожалуй, самая ухоженная и красивая страна Центральной Америки. Благодаря удачному расположению между двух океанов, с избытком обеспечивающих страну влагой, а также плодородию земли, щедро сдобренной высокоминерализованным пеплом вулканов, её горы и долины покрыты буйной растительностью, среди которой немало реликтовых видов. Не случайно фильм "Парк юрского периода" снимался именно здесь.
   Но понаслаждаться экзотически-пышной красотой этого края нам удалось лишь первые три дня - на четвёртый начался давно ожидавшийся сезон тропических дождей, и мы до глубины самых внутренних органов прочувствовали, что кроется за этим будоражащим воображение россиянина понятием. Солнечный, брызжущий радостью и покоем зелёный рай в одночасье превратился в пропитанный водой хмарь.
   Ливни здесь настолько бурные и щедрые, что через 3- 5 секунд на тебе не остаётся ни одной сухой нитки. Не ливень, а водопад! Слава богу, что тёплый. Невольно удивляешься - как такая огромная масса воды могла полдня парить над землей. А потом, когда насквозь мокрый летишь на скорости 50 километров в час на велосипеде с горы, дрожишь от холода, а на подъёмах, наоборот, чувствуешь себя так, словно в турецкой бане. Вдобавок ко всему, ущелья нашпигованы влажными лохмотьями вновь вызревающих туч. Так что теперь постоянно дышим водной аэрозолью. Единственный промежуток времени, когда можно отдохнуть от сырости и хоть немного обсохнуть, - утро.
   Подъём на самый высокий перевал Центральных Кордильер (3300 метров) чуть не доконал нас. Помимо изнуряющей крутизны склона, на этой высоте весьма прохладно, всего 8 градусов. Вдобавок ко всему, пошёл холоднющий дождь. К вечеру мы до такой степени закоченели, что руки не слушались: палатки целый час ставили. Зато на следующий день за три часа спуска сбросили 2700 метров. Летели вниз на такой скорости, что на серпантине двое ребят не вписались в поворот и, врезавшись в бетонный бордюр, улетели в кусты. К счастью, отделались лишь синяками и царапинами, да на колесах выбило с десяток спиц.
   Все дни, что едем по Коста-Рике, я страдаю, пожалуй, больше всех. Дело в том, что до этого я, меняясь поочереди с Ильёй, ехал на машине, а в Коста-Рике Костя окончательно пересадил меня на велосипед. Саму езду, несмотря на то что последний раз катался в девятом классе - 45 лет назад, освоил довольно быстро. Пришлось только научиться вовремя и грамотно переключать скорости (их 24 комбинаций) и привыкнуть к необходимости тормозить одновременно колодками обоих колёс. Если тормозить только передними, то кульбит, особенно на скорости, гарантирован. (В моём детстве тормоз был только на заднем колесе, а скорость, вообще, одна.)
   Все эти тонкости я освоил за пару часов. А вот к узкому и жёсткому сиденью никак не мог привыкнуть. Уже после третьей ходки нижняя часть "продолжения спины" начинала болеть так, что хотелось завыть в полный голос. Боль временами достигала такой силы, что казалось, вот-вот начнутся родовые схватки. (Как я теперь понимаю женщин!)
   Первые дни даже ходить нормально не мог - ступал, раскорячив ноги. А потом ничего - пообвык. Ребята же давно адаптировались. Лёхе вообще неведомы подобные страдания - он велоспортом лет пятнадцать занимается, и у него ТАМ уже все нервы поотмирали.
   На подъёмах я прилично отстаю, но на спусках нагоняю - в итоге баланс обеспечивается. В общем, я доволен собой: пока иду неплохо. А когда мчишься с крутой горы и на бешеной скорости обгоняешь фуры, то и вовсе представляешь себя лихим джигитом. В такие моменты от переполняющего сердце восторга начинаю орать, как обезумевший ишак.
   Из-за непрекращающихся ливней реки с каждым днём набухают всё больше. Прозрачные струи превратились в мощные, кирпичного цвета потоки, несущиеся с огромной скоростью и готовые в любой момент выплеснуться из берегов. Камни по дну уже не постукивают, а угрожающе гремят и скрежещут. Ночевать у реки стало смертельно опасно.
   Коста-Рика местами напоминает Швейцарию. Ухоженная, чистая, благополучная. Неудивительно - больше ста лет без войн! А в Гватемале и Никарагуа война завершилась недавно - на исходе XX века. Тут даже по собакам заметно, что страна не бедствует. До этого, начиная с Мексики, на них трудно было без слёз смотреть - до того худые (рёбра ивовыми прутьями выпирают), вялые. В Коста-Рике же все упитанные, бодренькие и хвостами весело помахивают.
   Впечатляет и то, как костариканцы берегут свою и без того богатую флору и фауну. Недаром говорят: Коста-Рика - страна заповедников и национальных парков. Под них отведено 25% территории. (В мире немало стран, где и этот достойный уважения показатель выше: 30 и даже 40%. У нас, я думаю, он не более 3%, правда, вся Восточная Сибирь практически итак заповедник.)
   В непроходимой тропической сельве обитают обезьяны-ревуны, пумы, ягуары, муравьеды, еноты, оцелоты, ленивцы, дикобразы, игуаны, белки. Ну, а от птичьего гама по утрам просто звон стоит. Тут и разномастные стаи попугаев, туканов, и крохотные колибри, и много других, незнакомых нам пернатых. Среди цветов лениво порхает морфа, самая большая бабочка. Индейцы считают, что эти бабочки - лесные боги, охраняющие территорию. Вечерами разом, как будто по чьей-то команде, начинают оглушительно звенеть цикады.
   Ночью воздух наполняется мириадами ярко мигающих огоньков-фонариков - светлячков. Их тут так много, что кажется, будто на чёрном бархате тропической ночи мечутся в броуновском движении тысячи созвездий. Возникает иллюзия, будто сам летишь среди звёзд! Но когда такой огонёк вдруг сядет на тебя, то при свете налобного фонарика видишь, что это обычный, зеленоватого цвета жучок.
   Приятным сюрпризом было отсутствие кровососов. Вечером изредка покусают москиты, а днём муравьи - и всё. Правда, чешутся эти места потом долго.
   Растительность тут такая буйная, что листья папоротника в три-четыре метра длиной, трава в рост человека, а "лопухи"" по два метра в диаметре! Может, поэтому так много муравьёв-листогрызов?
   Не тронутая природа настолько красива, разнообразна и богата, что от иностранных туристов отбоя нет. Не удивительно, что туриндустрия обеспечивают 85% поступлений в бюджет государства. Основные доходы идут с побережья, но и в горах можно увидеть велосипедистов, мотоциклистов. Немало иностранцев приезжает и в полуторамиллионную столицу - Сан-Хосе. Среди них мы встречали представителей самых разных стран, но в большинстве всё же американская молодёжь. Их сразу видно: джинсы носят настолько низко, что трусы наполовину наружу. Ребята с виду крепкие, спортивные, но когда здороваются, ощущение, будто не мужская ладонь у тебя в руке, а пучок верёвочек. Поскольку я привык жать от души - они, бедняги, аж приседали.
   Сан-Хосе не произвёл на меня впечатления, хотя чистенький, благоустроенный, уютный. Не утомляет - нет бестолковой суеты. В то же время хватает и бродяг, и попрошаек.
   Заглянул в художественный салон. На стенах множество пейзажей, нарисованных прямо на перьях тропических птиц, вставленных в рамочки под стекло. Оригинально смотрится. Такого дизайнерского решения я ещё не встречал. С удовольствием купил бы, да лишний груз не могу себе позволить.
   Картины маслом послабее, чем у наших художников, хотя один холст с обнажённой женщиной, читающей книгу в постели, впечатлил. Мастер сумел необычайно целомудренно, романтично и вместе с тем волнительно показать красоту женского тела - самого восхитительного творения Создателя. Восхитила и резьба по дереву! Пластика и изящество форм потрясающие! Есть шедевры похлеще, чем у танзанийских кудесников.
   В Коста-Рике порадовало то, что здесь можно купить не "пластилиновый", вязнущий в зубах, а съедобный, с хрустящей корочкой хлеб. Правда, только белый и такой невесомый, что семидесятисантиметровая "сигара" весит всего 150 граммов. Ну и ладно - зато вкусный! Вообще ещё раз хочу добрым словом помянуть наши, российские продукты. Мы их обычно ругаем, но, как говорится, всё познаётся в сравнении.
   Вулканов в Коста-Рике изобилие. Нашу команду интересовали только два, самые знаковые и интересные. Первый, красавец Ареналь, - "молодой" и весьма деятельный стратовулкан (конус идеальной формы возвышается над окрестностями на 1720 метров!). В старину индейцы обожествляли его и, чтобы смягчить крутой нрав, приносили многочисленные жертвы. Но в середине XVI века он надолго задремал, и люди, привлечённые плодородием почвы, стали селиться прямо у подножья, а о жертвоприношениях забыли. Проснувшись в 1968 году, он похоронил эти деревни под огнедышащей лавой. С тех пор небольшие извержения происходят практически ежемесячно.
   Возле Ареналя расположено одноименное искусственное озеро площадью 80 квадратных километров, являющееся крупнейшим водохранилищем в стране. Оно пользуется огромной популярностью у любителей виндсерфинга всего мира.
   Второй вулкан - Поас (2574 метра) - тоже активен. Стоит он в окружении густых, обомшелых от постоянных дождей лесов. Поднявшись на него по оборудованной тропе, мы попытались перейти для съёмки начавшегося извержения на противоположный край кратера, но не сумели пройти сквозь густо перевитые лианами и корявыми стволами дебри и двух метров!
   Поас рекордсмен среди американских вулканов по диаметру кратера - полтора километра! В его широком, залитом лавой кратере свинцово поблёскивает горячее кислотное озеро. По соседству с ним из жерла беспрестанно исторгаются шишковатые клубы пара. Они достигают таких размеров, что можно подумать, будто именно здесь находится главная фабрика по "производству" облаков.
   Выше основного имеется ещё два спящих кратера. Они поменьше, их склоны уже поросли лесом. На дне самого высокого приютилось изумрудное озеро Ботос. Оно столь красиво, что одним своим видом навевает покой и радость.
   Дороги в Коста-Рике в прекрасном состоянии (ещё бы, асфальта не жалеют - укладывают сразу тридцать сантиметров). Одно плохо - узковаты. Из-за обильных и частых дождей полноводных рек и ручьёв с избытком. Соответственно, и мостов много, но они такой ширины, что проехать может только одна машина. Поэтому перед каждым стоит знак, указывающий, у кого преимущество. Деревья, подступающие к дороге с двух сторон, смыкают раскидистые кроны до того плотно, что едешь порой в зелёном тоннеле.
   Жажду во время отдыха утоляем обычно соком увесистых, будто чугунные ядра, кокосов. Наловчились сбивать их длинной жердью или метко брошенным камнем. Прочную желтоватого цвета "броню" вскрываем сальвадорским мачете. Тут важно одним точным ударом отсечь верхнюю часть плода так, чтобы образовалось отверстие в полость, заполненную чуть беловатым, всегда прохладным соком, и при этом не отрубить себе палец.
   После того как сок выпит, соскребаем ложкой со стенок белую студенистую, весьма питательную массу и с наслаждением поглощаем её. (Сбивать лучше недозрелые кокосы - у созревших мякоть жёсткая.) В качестве высококалорийной добавки балуем себя гроздью бананов, растущих тут же.
   Водители к велосипедистам относятся уважительно, но фуры, когда "встречка" занята, проносятся настолько близко, что есть риск улететь от удара воздушной волны в кювет. Правда, на некоторых участках для велосипедистов выделены специальные полосы. По ним ездят спортсмены, велотуристы и местные жители. Последние во время ливня и в жару - под громадными, как у Робинзона Крузо, зонтами.
   В столице имеется отдельная полоса и для автобусов - они по ней носятся в несколько раз быстрее, чем остальной транспорт. Наконец увидел любимую "Паджеро-4". До этого на протяжении двадцати тысяч километров ни одной не встречал.
   Обочины чистые, почти возле каждого дома стоят сетчатые "корзины", куда складываются мешки с мусором. За пределами селений вдоль дорог повсюду навесы и павильоны, в которых костариканцы продают сувениры, домашнюю утварь, фрукты, овощи.
   Отдельно хочется помянуть добрым словом местную полицию. Она поразила своей доброжелательностью. Здесь полицейские настроены на взаимодействие, а не на репрессии. И водители в ответ платят тем же.
   На асфальте часто можно увидеть надпись "ESKUELO" (ШКОЛА), а рядом на обочине знак "Осторожно - дети". Но удивительно не это, у нас они тоже есть. Удивительно то, что эти надписи встречаются через каждые два-три километра. Количество школ просто ошеломляет! Их строят в каждом селении, где есть 8-10 домов. Вот она, реальная забота о будущем страны: есть школа - есть деревня, нет школы - деревня умирает.
   В этой маленькой стране всё устроено разумно и грамотно, но одного я не понял: для чего уличные фонари горят круглосуточно? Это ж такой бессмысленный перерасход электроэнергии! Не благоразумней ли установить фотоэлементы? Тогда фонари выключались бы с восходом солнца и включались с наступлением темноты. Что любопытно, эта необъяснимая расточительность наблюдается во всех странах Центральноамериканского региона.
   Место для ночлега найти стало значительно легче. Особенно в южной, менее заселённой части страны. А то ведь, бывало, едешь, едешь, и всё частные владения за колючей проволокой. В Коста-Рике их тоже хватает, но между ними всегда имеются свободные прогалы. Тут даже сами ограды посимпатичнее. Некоторые землевладельцы что придумали: вместо столбиков сажают деревья (это здесь запросто - воткнул ветку, а через год на её месте дерево растёт!) и уже по ним натягивают проволоку. Помимо экологичности, он имеет и экономический смысл - столбики покупать не надо.
   Короче, в Коста-Рике есть возможность остановиться там, где нравится, без риска получить пулю в лоб. Насчёт пули - это не преувеличение. Однажды в Мексике мы до самой темноты не могли найти место, где пристроить палатки. Деваться некуда - поставили на краю приватной территории. Не прошло и получаса, как подошли ребята с карабинами и, передёрнув затворы, направили стволы на нас. Пришлось сворачиваться.
   Да, чуть не забыл, в Коста-Рике тоже много ветряных электростанций, стоящих на открытых, доступных всем ветрам возвышенностях. Помимо пользы они своими стрельчатыми, белоснежными крыльями ещё и пейзаж оживляют.
   Сельское хозяйство здесь, по моим наблюдениям, не так развито, как в Никарагуа, хотя для животноводства условия идеальные: кормовая база богатейшая, круглый год тепло. Даже фермы строить не надо - достаточно простых навесов. Встречаются лишь мелкие хозяйства, но мяса в достатке. По крайней мере, в магазинах оно свободно лежит по цене от трёх до шести долларов за килограмм. Выращиванием зерновых, похоже, вообще не занимаются. Попадались только небольшие поля с ананасами и сады со всевозможными фруктовыми деревьями.
   Северная часть Коста-Рики заселена плотно. Много шикарных вилл, вокруг них на лугах пасутся породистые скакуны с аккуратно постриженными гривами. Южная - намного реже. Неприступные горы и непроходимые леса затрудняют её освоение. Встречается лишь хуторки и небольшие усадьбы у дорог. Удивляет то, что многие дома расположены практически вплотную к проезжей части. При этом двери всегда широко распахнуты и внутренность жилища хорошо просматривается.
   Народ в Коста-Рике спокойный, открытый. Возможно, это связано с благоприятным климатом и щедрыми дарами природы. Встречались даже натуральные донкихоты. Так, возле вулкана Ареналь на острых камнях пробило облысевшую покрышку, а следом и запаску - на ней лопнул корд, и тонкая стальная проволока в нескольких местах проткнула камеру. Что делать?
   Проезжавший на квадроцикле пожилой костариканец, узнав о нашей беде, развернулся и повез Илью в ближайший городок. Объехав три автомастерские, они всё же нашли покрышки подходящего размера. Доставив Илью к нам, он категорически отказался от денежного вознаграждения.
   Когда судьба сталкивает с такими отзывчивыми людьми, невольно спрашиваешь себя: "Как бы ты поступил?" Сразу вспомнился случай, произошедший со мной в Башкирии.
   В начале декабря 2008 года вечером, при возвращении из Оренбурга в Уфу, я наехал на кирпич, упавший, по всей видимости, с самосвала. Машину на оледенелой дороге закрутило и сбросило с четырёхметрового откоса. Встречный уазик тут же остановился. Трое рябят, ехавших на свадьбу, забыв обо всём помогли мне выбраться из машины. Потом три часа(!) на морозе, в темноте, в новых костюмах занимались тем, что вытаскивали мой основательно помятый автомобиль на дорогу. А когда вытащили, отбуксировали его уазиком в село. Я в порыве благодарности протянул им все имевшиеся деньги, так они, и это меня потрясло до спазмов в горле, отказались. Говорят: "Случись с нами беда, ты разве не помог бы?"
   Столько времени на морозе и пронизывающем ветру возились с моей машиной, вместо того чтобы веселиться на свадьбе, и всё бескорыстно - просто из соучастия попавшему в беду человеку! Как это здорово! А я уж думал, что в России людей, способных на Поступок, извели. Так приятно было убедиться, что ошибался. Всё же генотип нашего народа указами не меняется. Дай Бог всем этим замечательным парням здоровья и благополучия! Написал и подумал: "Какие в нашем сознании произошли чудовищные сдвиги: нормальный человеческий поступок стал вызывать изумление".
   Ведь от людей сейчас не помощи ждёшь, а радуешься тому, что не избили или не ограбили. Всё перевернулось с ног на голову. Творятся уму непостижимые вещи: те, кто обманул миллионы, в Думе сидят; воры в законе, того и гляди, статус национальных героев получат. А СОВЕСТЬ - основополагающее качество в человеке - предана забвению, и, думаю, делается это умышленно. Ведь, если провести аналогию с компьютерными сетями, совесть, своего рода программа Касперского, защищает нас от греховных поступков, не даёт торжествовать злу. Но я верю, грядут перемены к лучшему.
   Чуть не забыл: в странах Центральной Америки на всех каналах радио и телевидения музыка, песни только национальные. По крайней мере, я ни разу не слышал иностранных. Молодёжь растёт на родных, жизнерадостных мотивах и ритмах. Возможно, это уже перегиб, но то, что приоритет у национальных культур должен быть, - бесспорно.

  
  
   ЗДРАВСТВУЙ ПАНАМА!
  
   Панама - площадь 78,2 тыс. кв. км., население - 3 млн. человек, продолжительность жизни - 73 года у мужчин, 79 лет у женщин.
  
   5 июня.
   Узкий перешеек, остроносой мотыгой вонзившийся в громаду Южноамериканского континента, оканчивается Панамой - последним мини-государством Центральной Америки. (Ударение в слове Панама делают не на вторую гласную, как принято у нас, а на третью - Панама). По уровню жизни эта страна значительно превосходит все другие государства региона, включая даже весьма благополучный туристический рай - Коста-Рику. Секрет прост: через неё проходит приносящий казне колоссальные доходы Панамский канал* и имеется оффшорная зона, привлекающая в страну крупный капитал. Без этих железобетонных подпорок быть бы Панаме заурядной банановой республикой.
   Доходами от канала многие десятилетия пользовались американцы. Но после того, как патриотически-настроенные офицеры совершили в Панаме военный переворот, пришедший к власти генерал Торрихос добился от США подписания договора о возвращении канала и примыкающих к нему земель с 1 января 2000 года под юрисдикцию его страны. В результате этого судьбоносного решения Панама за довольно короткий период неузнаваемо преобразилась. Города украсили шедевры современной архитектуры, великолепные бульвары с фонтанами и зонами отдыха. Для малоимущих построены и продолжают строиться десятки благоустроенных посёлков (дома передаются в пользование с рассрочкой оплаты в тридцать лет, при этом первый взнос делает само государство). Пенсионерам на многие услуги предоставляется пятидесятипроцентная скидка, а связанные с ней потери частных компаний компенсируются из бюджета.
   * Панамский канал - многошлюзовый, двухниточный канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны. Его протяженность 81,6 км., перепад высот - 26 метров.
  
   То, что страна на подъёме, стало понятно уже на КПП. Здания паспортного и таможенного контроля просторные, светлые. В помещениях кондиционеры, со вкусом подобранная мебель. Даже дезинфекция машин автоматизирована: заезжаешь в камеру, и через пять секунд процедура завершена. Глядя на всё это, понимаешь, насколько велика роль руководителя в экономическом благосостоянии страны. Верно, на Руси говорят: "Каков поп, таков и приход".
   Встретила нас Панама безоблачным небом и ярким солнцем. После недели проливных дождей, пропитавших затхлой сыростью всё снаряжение и одежду, это было особенно приятно. Правда, погода баловала недолго. Уже на следующий день с Атлантики налетел тайфун, и всё опять погрузилось в густой туман, сдобренный косыми прядями дождя.
   Вулканами эта страна не избалована. В нашем маршрутном задании значится только один - Бару. Он же является самой высокой точкой Панамы - 3475 метров.
   Чтобы успеть подняться на кратер до полудня, когда небосвод ещё свободен от туч, мы заночевали прямо у ворот одноимённого национального парка. Купив у охраны разрешение на восхождение, вышли на Бару задолго до рассвета. Первые километры протекторы ботинок "буксовали" по размытой потоками воды тропе, выдирая из неё окатыши. Потом долго поднимались по крутому склону, покрытому струпьями угловатых плит. Взойдя на скалистый утёс, запечатлели на видео, как из-за горизонта проклёвывается и, на глазах наливаясь светом, выплывает пунцовая капля. Во все стороны сразу брызнули живительные лучи. В какое-то неуловимое мгновение светило оторвалось от обугленных зубцов и, на ходу раскаляясь добела, поплыло, пробуждая залитые туманом долины ото сна. Мы старались не отстать от него, и через минут двадцать стояли на самой высокой точке кратера.
   Горы здесь хоть и пониже, чем в Коста-Рике, однако время так причудливо изрубцевало их шрамами и каньонами, что они стали походить на многоярусные крепостные стены с остроконечными сторожевыми башнями. За ближними, зеленоватыми, хребтами синели отроги повыше, а за ними ещё выше, но уже светлее и голубее. А совсем уж вдали они казались полупрозрачными, как будто прикрытыми вуалью. Вся эта картина напоминала гималайскую серию пейзажей Николая Рериха. Сознание того, что по обе стороны от нас простирается безбрежность двух океанов (на западе - Тихий, на востоке - Атлантический), только усиливало это чувство. 
   Удивительно, сколько гор уже перевидал, а душа и сердце не устают восхищаться их неповторимой, каждый раз новой, красотой. Перевожу взгляд на заросших товарищей. Они тоже потрясены. Илья широко улыбается и вскидывает руки вверх. Мы на вершине! Мы счастливы!
   Спустившись в лагерь, прежде чем направиться к столице, провели ревизию велосипедов: подтянули ослабевшие гайки, почистили и смазали зубной щёточкой цепи, проверили давление в шинах.
   Дорога идёт посреди банановых плантаций. Встречные машины мигают. На всякий случай сбрасываем скорость до 50 км. И вовремя: за поворотом полицейский на мотоцикле с радаром дежурит. Водительская солидарность не знает границ!
   Наше авто, словно предчувствуя завершение своей миссии, начинает сыпаться. Сначала навечно застрял в замке ключ зажигания. Потом стал заедать рычаг коробки передач, следом стёрлись до металла тормозные колодки - стоит нажать на педаль тормоза, так барабанные перепонки пронзает противный визг. А сегодня уже и дверные замки самопроизвольно закрылись. Хорошо, что ключ от двери у Илья в кармане был. Чудит машина! Того и гляди, без водителя ездить начнёт!
   Духота изматывает. Перед привалами, а они через каждые сорок минут, посматриваем по сторонам в надежде увидеть среди плантаций банановых пальм ручей. И лишь только засекаем воду, останавливаемся и ложимся в неё прямо в одежде. Как-то после купания сидим в ожидании обеда на мокрых валунах, наслаждаемся прохладой. Вдруг Лёха подпрыгивает с криком: "Камень шевелится!" Оказывается, он сел на черепаху. Первая мысль: "Замечательный ужин!" Но, сфотографировавшись с речной Тортиллой, подобрели - отпустили.
   Крутить педали особенно тяжко после полудня: температура приближается к 40 градусам и воцаряется просто невыносимая духота. Пот льёт так, словно нас поливают водой. Временами налетает водяным смерчем гроза и на некоторое время охлаждает нас, но вскоре духота становится ещё сильней.
   Дорога до столицы Панамы оказалась довольно спокойной, без резких подъёмов и спусков. Перед городом автострада взлетела на холм, и с него как-то сразу открылся вид на громадный ажурный мост, перекинутый через залив, в который и выходит Панамский канал. Слева выгнули шеи гусаки портовых кранов, а справа, возле голубоватого острова, на рейде стоят, ожидая очереди, океанские суда. Вода в самом канале грязно-серая, но ближе к выходу в Тихий океан приобретает сочно-бирюзовый цвет. Прямо под нами, под мостом, проплывал ослепительно белый семипалубный лайнер.
   Внезапно открывшаяся с моста в проёме между двух лесистых холмов плотная группа белоснежных небоскрёбов Панама-Сити произвела сильнейшее впечатление: наши глаза уже отвыкли от такого множества высоченных бетонных башен.
   Въехав в город, мы опять ахнули: нас окружали фешенебельные особняки, зелень, цветы, идеальная чистота. При этом историческая зона не тронута, более того - тщательно отреставрирована. Как сказал бы Киса Воробьянинов: "Да, уж!" И, что больше всего восхищает, - всё это выросло за какие-то 10 с небольшим лет! Как только в казне появились за счет национализации канала дополнительные доходы, так правительство сразу пустило их в дело: на строительство дорог, жилья, благоустройство. Всё это вызвало колоссальный рост числа новых рабочих мест. Доходы граждан стали расти, люди стали покупать больше товаров, и, как следствие, начали развиваться отрасли, производящие их. Страна стремительно пошла в гору! Никаких резервных фондов и никаких экономических кризисов! Начхали панамцы на них!
   Как вы понимаете, в таком городе в палатке не поночуешь. Пришлось селиться в отеле, в шестиместном номере с душем, кухней, бассейном во дворе, компьютером и Интернетом. За всё это 80 долларов, то есть 400 рублей с человека. В центре, среди небоскрёбов, это очень даже неплохо. Но объективности ради, должен отметить, что все первые этажи в решётках, дворы за колючей проволокой. Видимо, криминал и тут силён.
   Днем разбрелись по городу: кто продукты подкупить, кто в посольство, кто на встречу с журналистами. Я пошёл искать веломагазин, чтобы приобрести необходимые запчасти - Костя назначил меня главным ремонтником. Иду и попутно щёлкаю на цифровик понравившиеся городские сюжеты. Вдруг наперерез мне из здания выходит полицейский и вежливо просит сначала показать паспорт, а потом то, что я сфотографировал. Я повиновался. Просмотрев последние кадры, сержант связался с кем-то по рации, а меня попросил задержаться. Через минуты три подъехал офицер и тоже предложил показать снимки. Убедившись, что белобородый изможденный дедушка, в красных шортах, неопределённой национальности, не маджахед и не иностранный шпион, откозырял и пожелал весёлого времяпровождения. 
   Интересно, что их так насторожило в моём облике? Кругом полно щёлкающих фотоаппаратами туристов - и ничего, а тут целое расследование устроили. Может, моя татарская борода смутила?
   Чем ещё удивила Панама? Весьма странно было видеть в таком чистом и суперсовременном городе спутанные пучки многопарных линий связи, подвешенные на столбы среди сверкающих башен небоскрёбов и роскошных особняков. Какая-то противоестественная, нелогичная картина получается. У нас в Башкирии все кабели уже лет тридцать как в подземной канализации.  Ещё больше удивило то, что водители игнорируют знак "Пешеходный переход" - носятся, как ужаленные. На одном из таких светофоров мне надоело ждать, когда у них проснётся сострадание к скопившейся толпе пешеходов, и я, выразительно показав кулак, решительно шагнул на проезжую часть. Подействовало, остановились, правда, нехотя... За мной радостно хлынули остальные. 
   В целом же, народ здесь очень спокойный, я бы даже сказал - флегматичный (видимо, нет повода волноваться). В отличие от других стран Центральной Америки, в Панаме много негров. Но живут они обособленно в негритянских кварталах. Мы их проезжали: грязные улицы, обшарпанные дома... 
   На следующий день к нам по поручению чрезвычайного и полномочного посла России в Панаме Алексея Александровича Ермакова приехал консул Георгий Павлович Полин - высокий, спортивного телосложения молодой и обаятельный дипломат. Он повёз нас в гости к отцу Александру, настоятелю недавно открывшейся в Панама-Сити православной церкви.
   Узнав о масштабах и целях нашей экспедиции, батюшка, тоже молодой человек, с улыбкой, располагающей с первого взгляда, прочитал, стоя перед ликом Христа, охранную молитву за здравие путешествующих, а затем пригласил в дом на чаепитие.
   Вскоре подъехало несколько соотечественников, хорошо знающих дороги и вулканы в Колумбии и Эквадоре, в которых нам предстояло серьёзно поработать. В их числе седовласый старший советник посла Валерий Алексеевич Артасов и Алексей Воротников, талантливый, деятельный бизнесмен, регулярно оказывающий церкви щедрую финансовую помощь. Из общения с ними мы почерпнули много полезной и важной для себя информации. Тронутые столь радушным приёмом, прощаясь, оставили для нужд прихода наш автомобиль. Батюшка, даже зная о необходимости ремонта, радовался неожиданному приобретению как ребёнок.
   Уезжали из устроенного неустанными трудами отца Александра и матушки Анны духовного центра в приподнятом настроении и с ощущением прикосновения к тёплому свету Отечества. Для меня было приятным сюрпризом то, что и батюшка и матушка читали мои недавно изданные книги о людях сильных духом - старообрядцах (романы "Скитники" и "Золото Алдана"). Узнав, что я автор этих произведений, они сердечно благодарили за внимание к Расколу и староверчеству, одному из самых трагических периодов в истории России, круто изменившему вектор её развития.
   И ещё одна новость, правда, грустная - нашу команду по семейным обстоятельствам покидает Андрей Колодкин. Жаль, за эти месяцы мы стали одной семьёй!
  
  
   ЭКВАДОР - ЭКВАТОР
  
   Эквадор - площадь 283,560 тысяч кв. км., население - 15 млн. человек (столица - Кито), продолжительность жизни мужчин - 72 года, женщин - 78 лет.
  
   Время летит, словно быстрая птица: уже пятый месяц, как наша команда в пути. Неделю назад пересекли экватор и пылим по дорогам Эквадора уже в Южном полушарии. Любопытно, что контур этой страны, напоминающий сердце, рассечённое двумя внушительными рубцами Западных и Восточных Кордильер, довольно точно повторяет профиль Южноамериканского континента.
   Казалось бы, люди хорошо изучили свою планету, тем не менее, Южная Америка по-прежнему остаётся средоточием исторических тайн, загадочных явлений. Это огромный котёл, в котором "варилась" иная история человечества. Возможно, с участием инопланетян или каких-то земных, но неведомых нам существ. Так, в Колумбии, Перу, Коста-Рике то и дело находят золотые "летающие кораблики", сделанные в доколумбову эпоху. Отличаясь в деталях, все они имеют горизонтальные крылья и вертикальный киль. Возможно, прообразом им служили реальные летательные аппараты пришельцев с иных планет.
   Само название Эквадор (на испанском оно означает "экватор") у меня ещё со школы ассоциировалось с чем-то таинственным. Это представление ещё более усилилось, когда узнал, что инки, спасая свои сокровища от алчущих конкистадоров, увезли их по тайным тропам как раз сюда, на территорию современного Эквадора, и основали среди огнедышащих вулканов царство Эльдорадо.
   Скорее всего, это красивая легенда, но кто знает... Вдруг кому-то и посчастливится наткнуться на следы, подтверждающие достоверность этого мифа. Ведь сколько десятилетий циркулировали слухи о том, что в Чили, на острове Робинзона Крузо, хранятся несметные сокровища, но мало кто воспринимал их всерьёз, пока один авантюрист, продав свою фабрику, не снарядил оснащённую самой современной поисковой техникой экспедицию и в 2006 году на глубине пятнадцати метров обнаружил клад из шестисот бочонков золота. Эксперты оценили его стоимость в шесть миллиардов долларов США!
  
   Знакомство с Эквадором начнём с его столицы, города Кито, в котором мы провели два полных дня. Он вытянулся на несколько десятков километров по дну широкой впадины между двух хребтов на высоте 2800 метров над уровнем моря. Впадина уже не вмещает его, и город расползся длинными языками по крутым межгорным распадкам. Самые крайние постройки достают теперь до облаков. Дно котловины весьма холмистое. Если Москва стоит на семи холмах, то Кито, пожалуй, - на всех семидесяти! С высоты птичьего полёта мегаполис напоминает многолапого крокодила, спина которого покрыта бугристым панцирем.
   Здешний климат не соответствует названию страны: бодрящие 14 градусов никак не вязались с традиционным представлением об экваторе. Кстати, его линия проходит всего в семнадцати километрах от города и отмечена массивной тридцатиметровой стелой, на которой водружён макет земного шара, опоясанного золотой цепью. Внутри стелы находится музей истории Эквадора, а от западной и восточной стен в обе стороны отходят полосы, символизирующие экватор. Так что здесь можно одной ногой стоять в северном, а другой в южном полушариях и наблюдать (правда, почему-то не всегда) интересное явление: вода, сбегая в воронку, в разных полушариях закручивается в разные стороны (в южном - по часовой стрелке, в северном - против). А на самом экваторе сливается без завихрений. Пользуясь этим свойством воды можно определять линию прохождения экватора с точностью в несколько метров.
   Небоскребов, таких как в Панаме, в Кито нет. Но зато сохранилось огромное количество построек колониального периода. Современные дома в основном из стекла и бетона, кубовидные, невысокие - двух-трёхэтажные, с широкими, открытыми террасами. (Может, поэтому Кито и занимает такую большую территорию). Улицы крутые, напоминающие город моей юности - Владивосток, или, как мы его ласково величали, Владик.
   Двухэтажный президентский дворец на площади Независимости довольно скромный и по размерам, и по отделке. Вход в него охраняют солдаты в форме гвардейца XVIII века с красными пиками. Слева от него здание правительства. Тут же на площади отдыхают горожане с детьми: беззаботно прогуливаются, едят мороженое, кормят голубей, а президент страны и министры спокойно работают в пятидесяти метрах от своего народа. По периметру площади расположены так же кафедральный собор, магазины, рестораны, музеи. Необычайно красочно выглядит площадь вечером при свете прожекторов и фонарей. 
   Впечатлила католическая базилика с изящными, ажурными шпилями, выполненными в неоготическом стиле. Особенно понравились многочисленные витражи. Каждый - это картина библейского содержания, выполненная из кусочков разноцветного стекла.
   Но всё же наиболее яркая достопримечательность Кито - гигантская статуя Девы Марии. Она установлена на вершине одного из холмов на постаменте, представляющем собой копию земного шара. Говорят, что это единственная статуя, на которой Мадонна изображена с крыльями. Она держит на цепи змею, извивающуюся у её ног.
   Много монастырей. Все они в образцовом состоянии. На дверях келий таблички с именами проживающих в них монахов. При этом, как мне показалось, самих мирян не отнесёшь к числу прилежных прихожан - костёлы во время службы полупустые.
   Ещё город богат скверами, парками. В них эквадорцы играют в волейбол, танцуют, слушают игру гитаристов, аккордеонистов, поют или просто лежат на траве. Чувствуется, что горожане любят свою столицу: вокруг домов и на балконах цветы, на улицах идеальная чистота. В каждом районе имеется свой небольшой рынок.
   Но, как и во всех иных странах Центральной и Южной Америки, лиходеи и здесь не дремлют. Посему местному населению приходится прибегать к традиционным средствам защиты: опоясывать дома кольцами колючей проволоки или замуровывать в бетонную ограду острозубые осколки стеклянных бутылок.
   На второй день нашего пребывания в Кито произошло два события, красноречиво иллюстрирующие криминальную обстановку в южноамериканских государствах.
   Первое произошло со мной.
   Купив новый аккумулятор к фотоаппарату, я решил прогуляться по малолюдным старинным кварталам, чтобы запечатлеть хорошо сохранившиеся уголки средневековья. Не знаю почему, но как-то сразу обратил внимание на невысокого крепыша лет тридцати. Он стоял в тени дерева и читал книгу. От него исходила непонятная угроза. Обернувшись через минут пять, вижу: точно следует за мной. Я нырнул внутрь квартала и, попетляв немного в его лабиринтах, вышел на соседнюю улицу. Оглядываюсь: парень по-прежнему на хвосте. Понятно! Выжидает удобного момента. Для чего? Скорей всего для ограбления. Полиции не видно. Прохожих тоже один-два. Как быть? Сделав ещё несколько безуспешных попыток оторваться, я начал злиться сам на себя: "Чего это я бегаю от него, как заяц от волка?" Разворачиваюсь и решительно шагаю ему навстречу. Подойдя вплотную, в ярости сунул ему под нос кулак и, обложив самым выразительным набором русских словосочетаний, повернул обратно... После этого я его больше не видел.
   А вот Костя с Николаем влипли, причём по-крупному. Когда они ехали по центру на велосипедах, на них сверху вылили жидкое дерьмо (!). От расползающихся по телу комочков в нос ударила тошнотворная вонь. Ребята в шоке! Сердобольные прохожие тут же стали подавать кто бумагу, кто тряпки. Кое-как обтершись, бедолаги огляделись, и... поняли назначение этой иезуитской атаки: висевший на ручке велосипеда дорогой фотоаппарат исчез.
   В Латинской Америке такого рода сюрпризы возможны в любой момент! Расслабляться нельзя ни на минуту. Не зря в этих странах так много полиции. Она превосходно экипирована и оснащена. Правда, борется не только с преступностью, но и к туристам цепляется.
   Два сержанта ни с того ни с сего "наехали" и на меня.
   - Тут нельзя фотографировать! Уберите фотоаппарат!
   А снимал я в этот момент обычный средневековый особняк. Видимо, приняв меня за янки, решили таким образом выразить свою неприязнь.
   Обойдя историческую часть города с чисто пешеходными улицами, я был восхищён великолепным состоянием построек XVII-XIX веков. Больше всего мне понравилось то, что нет ни одного новодела. Всё сохранено в первозданном виде. Более того, старые дома постоянно реставрируются и ремонтируются.
   Судя по количеству "Нив" и "Лад" на дорогах Эквадора, отношения с нашей страной самые тесные. Это подтверждают и знаки советской символики на стенах домов и заборах. Российских машин по сравнению с "Нисанами" и "Тойотами", разумеется, небольшой процент, но увидеть знакомые силуэты на чужбине всегда приятно ("Нивы" действительно уникальны по проходимости, им бы ещё добавить комфорта и надёжности). Штатовских же машин практически нет.
   Несмотря на обилие разнообразных исторических, природных и этнографических достопримечательностей в стране, туризм здесь не развит. Даже в старой колониальной части Кито иностранцы - редкость. Отели полупустые, хотя цены вполне доступные. Так, номер на пятерых в хостеле нам обошёлся всего в 36 долларов.
   Последние годы у власти стоят левые партии во главе с президентом-социалистом Рафаэлем Корреа, известным своим антиамериканизмом. Страна живёт по разработанной им и его соратниками концепции "Социализм XXI века". Дай Бог им успехов!
   Население, а это в основном малорослые индейцы и метисы (испанцы + индейцы), похоже, не бедствует, что подтверждается средней продолжительностью жизни: у мужчин 72 года, у женщин - 78. Чернокожие встречаются, но реже, чем в Панаме. Радует, что население не чурается носить национальную одежду, правда, это по преимуществу люди среднего и старшего возраста (непременная шляпка и большой яркий одноцветный платок на плечах у женщин, и пончо со шляпой и шарфиком на шее у мужчин). Девушки же - в джинсах или брюках в обтяжку, а если в юбках, то в кожаных сапогах с голенищем выше колен. Женщины в этой стране, пожалуй, самые красивые по сравнению с теми, что мы видели с начала экспедиции: фигуристые, с миловидными лицами и выразительными глазами. Каждая вторая - просто красавица. Курящих не встречали. Может быть, повторюсь, но ещё раз хочу подчеркнуть, что в Центральной и в Южной Америке курение не приветствуется.
   Громадный Кито может гордиться и тем, как грамотно и успешно решена транспортная проблема. Пробок здесь почти нет, хотя машин море. Для скоростных метробусов выделены две специальные полосы, отделённые от дорог общего назначения высоким бордюром. Чтобы не препятствовать движению остального транспорта, эти полосы на перекрёстках уходят под землю. Посадка в метробусы (они похожи на комфортабельные троллейбусы) осуществляется с высоких крытых площадок-павильонов. Практически это метро, только наземное.
   Чтобы остановить обычный автобус, достаточно махнуть рукой. Водитель тут же притормаживает, и пассажир с помощью стюарда заскакивает в постоянно открытую переднюю дверь. На остановках народ стоит в очередь, и она строго соблюдается. Это так приятно, когда знаешь, что никого не придётся одёргивать.
   Автотранспортная сеть в стране развита превосходно. Регулярные пассажирские маршруты организованы во все селения. В самом Кито построен просторный, великолепно оборудованный автовокзал.
   Эквадорцы очень отзывчивы. Такой пример: при отправке тёплых вещей из Панамы в город Ушуайя, расположенный на Огненной Земле, я, чтобы максимально облегчить рюкзак, вместе с пуховиком, тёплыми сапогами, шапкой, рукавицами отправил и свой пуховой спальный мешок. Уже первая ночь в Эквадоре показала ошибочность этого решения: здесь хоть и экватор, но совсем не жарко. Чтобы исправить положение, поехал в центр. Выйдя из автобуса, поинтересовался у молодого человека, как найти спортивный магазин. Так юноша, видя, что я не понимаю по-испански, провёл меня прямо до входа в него!!!
   Семьи в Эквадоре, как правило, большие. Родители детей обожают. Малыши спокойные, улыбчивые. Плачущим не видел ни одного.
   Ассортимент продуктов в магазинах значительно богаче, чем в Северной и Центральной Америке. Выбор круп, мяса, сыров огромный (рис стоит 12 рублей за 1 кг, мясо 40-60). Но больше всего нас устраивало то, что здешний хлеб по вкусу не уступает нашему.
   В Эквадоре мы должны подняться на два вулкана. Крепко спящий, но зато самый высокий Чимборасо (6310 м) и действующий - Котопахи (5897м).
   Чимборасо хоть и не такой рослый, как гималайские восьмитысячники, зато его вершина удалена от центра Земли дальше, чем у Эвереста (8842 м). Этот парадокс объясняется тем, что наша планета по форме не шар, а сплюснутый у полюсов особой формы эллипсоид - геоид, и имеет наибольший радиус у экватора.
   К Котопахи мы отправились на велосипедах, с двухпудовыми рюкзаками на багажниках. Дорога постоянно шла в гору. Это само по себе не сахар, а с тяжеленными рюкзаками на багажниках, так и вовсе тяжко. Вдобавок ко всему после полудня начался дождь. На высоте 3000 метров он вдвойне неприятен. Во время отдыха между ходками, подкрепляемся бананами. Их продают в деревушках связками весом по 6-7 килограммов всего за 2,5 $. 
   Пока поднимались по асфальту не так уставали, но когда на смену пришло гравийное полотно, изрезанное глубокими промоинами, настал, как говорит один мой друг - конец всему! Приходилось то и дело слезать и толкать впереди себя велосипед с рюкзаком. А вскоре дорога, и вовсе, превратилась в полосу препятствий: одни бугры и колдобины. Тем не менее, пытаемся ехать. Переднее колесо из-за возросшего уклона то и дело отрывается от земли. Местные жители провожают наш караван удивлёнными взглядами. Собаки же, отрабатывая свой кусок мяса, атакуют, грозно лязгая зубами.
   С местом для ночёвки снова проблемы: вдоль дороги по стволам деревьев натянуты ряды колючей проволоки. За ней частные наделы самых разных размеров. В конце концов, от безысходности, на свой страх и риск перелазим через ограду и ставим палатки на краю пастбища. Смотрим на альтиметр - высота 3500 метров.
   Утром, забравшись на очередной отрог, увидели снежный купол Котопахи. Отсюда красноватая дорога стала ровней. Леса вокруг давно вырублены и горные склоны до высоты 3800-3900 метров покрыты лишь травой. Выше - одни голые камни. Там выживают одни лишайники.
   В трёх километрах от подножия Котопахи вольготно раскинулся постоялый двор с харчевней. Рядом небольшой монастырь святого Августина. Стены построек и высокая ограда по старинке обмазаны глиной, а окна современные, пластиковые. От хозяина харчевни узнали, что именно здесь проходила знаменитая тропа Повелителя Инков.
   Время было обеденное, и мы решили продегустировать блюда эквадорской кухни: суп локро из картофеля и сыра и жаркое из козлёнка с острым соусом ахи, но, увидев цены, матюгнулись и поехали дальше.
   Пока заползали по размашистому серпантину непосредственно на конус вулкана (двухсотметровый траверс давал подъём всего на 10-15 метров), нас окружили тучи, поднялся шквалистый ветер, и одновременно с раскатами грома сыпанул град, да такой крупный, что мы не знали, куда спрятаться от болезненных ударов ледяных шариков. Покрыв за несколько минут землю трёхсантиметровым слоем, он перешёл в дождь. И мы, почёсывая горящие от ушибов тела, снова поползли сквозь водную завесу вверх - где-то там должен быть приют. Дело близилось к вечеру. Стало понятно, что до него сегодня не добраться и Костя объявил ночёвку.
   Утро порадовало ясной погодой и легким морозцем. По грунтовке через пару ходок достигаем относительно ровной площадки. Дорога из-за крутизны склона заканчивается и дальше к приюту ведёт лишь узкая, змеевидная тропинка. Взвалив на себя рюкзаки, поднимаемся, толкая велосипеды. Я на последнем издыхании, но иду, останавливаясь, правда, через каждые 25 шагов. Ребят уже не видно.
   Ура! Наконец, и я дополз до места! Высота 4820 метров! В приюте полно альпинистов. Шумно и холодно. Недолго думая, разбиваем лагерь на лавовом поле. От него до ледниковой шапки каких-то двадцать метров. Подводим итог: за двое суток поднялись на велосипедах с грузом с 2800 до 4820 метров. Неплохо!
   Здесь уже минусовая температура. Дует сильный порывистый ветер, окрестности затянуты тучами. На наше счастье, к вечеру прояснилось. Кругом, куда ни глянь, - дали, дали без конца. Голо и дико кругом. На север и восток дыбятся друг за другом зубчатые цепи. Безжизненная, неприступная горная страна. На западе у горизонта облака, круто взбитые, упругие, с красными боками.  Быстро смеркалось. На небосводе вызревали первые звёздочки, но остроконечные пики тлели не угасающими кострами до тех пор пока сгустившаяся тьма ни потушила кровавые сгустки заката. Сразу дохнуло холодом. Помрачневшие склоны смотрели угрюмо, недружелюбно. В тишине всё отчётливей раздавался монотонный крик какой-то птицы...
   Пока готовился ужин, сходили познакомиться с местными проводниками. В два часа ночи они поведут альпинистов из Австрии. Они предупредили: наверху много трещин и ледопадов. Договорились выходить вместе с ними.
   Мне не спалось. В голове вместе с чувствительно пульсирующей из-за нехватки кислорода кровью металась беспокойная мысль: смогу ли подняться? Только было задремал, как прозвучала команда нашего предводителя: "Индейцы, подъём!".
   Мимо наших палаток, звеня железом, уже мерно вышагивали австрийцы. Надев ботинки и кошки (без них идти по оледенелому снегу опасно) двинулись за ними. Шли гуськом, ступая след в след. Подмораживало. На камнях солью выступила изморозь. Над вулканом чёрное, как прокопчённый потолок в бане, небо залитое бессчетными звёздами. На горизонте тем временем обозначилась узкой щёлкой заря.
   Изредка поднимая голову, с удовлетворением отмечаем, что фонарики приближаются. Отдыхать садимся недалеко от стенки, с которой свисают огромные сосульки, - она хорошо защищает от пронизывающего ветра. Через десять минут встаём и продолжаем подъём. Вот уже поравнялись с хвостом цепочки. С удивлением отмечаем, что австрийцы идут в связках на расстоянии всего два метра друг от друга: в критической ситуации такая короткая верёвка даже опасна.
   Передохнув, идём на обгон. Первым обошёл цепочку Лёха, следом Костя, за ним остальные. Вершина уже близка. На альтимитре - 5785 метров! Осталось 112! Подъём осложняли глубокие трещины и узкие карнизы, проходящие вдоль стены, украшенной многометровыми ледопадами.
   Когда я взобрался на присыпанный снегом, глубокий, в ледовых потёках кратер, ребята уже завершили измерения и приступили к фотосессии с флагами.
   Вытирая выдавленные морозным ветром слёзы, пожал руку командора (он, чтобы облегчить восхождение, всю дорогу нес мой рюкзак).
   С высоты 5897 метров открывалась ещё более впечатляющая, чем из лагеря, картина: бесконечные гряды хребтов, заполнявшие пространство от горизонта до горизонта, замысловатая вязь ущелий и долин, зажатых между ними, головоломные извивы рек, лохмотья облаков. На юге над тучами грозно возвышается мрачноватый конус Чимборасо. Отсюда хорошо просматривается и впадина, приютившая столицу Эквадора. Над нами бездонный, тёмно-синий колокол со слепящим билом посередине.
   Холодный ветер пронизывал до костей. Чтобы не замёрзнуть, быстро поворачиваем обратно. Навстречу выползают австрийцы. Кое у кого на лицах заметны проявления "горняшки". Нас, слава богу, она уже не мучает: организм привык к большим высотам. Один из них пьяным голосом произносит: "Ола! (Привет!)". Желаем ему удачи и аккуратно, чтобы не зацепить, обходим. С особой осторожностью перебираемся через глубокие трещины. Когда поднимались при свете налобных фонариков, они выглядели не так пугающе.
   С базового лагеря спускались вниз на своих железных "лошадках" с такой скоростью, что ветер в ушах свистел. На усеянной камнями дороге велосипед трясло так, что руль, казалось, вот-вот выбьет из рук. Когда скорость приближалась к границе, за которой теряется управляемость, притормаживали, а через минуту опять неслись, как очумелые. Поскольку тормозить приходилось часто и на совесть, колодки вскоре задымили. Пришлось остановиться. И вовремя! Оказалось, что половина гаек едва держалась на последнем витке. Ещё пару минут и наши "жеребцы" рассыпались бы прямо под нами.
  
   По ряду уважительных причин, среди которых самая весомая -  вручение   всероссийской литературной премии имени Вячеслава Шишкова, я вынужден был после Эквадора прервать своё участие в экспедиции "Огненный пояс Земли". Это решение далось мне без особого сожаления, поскольку во всех  остальных  южноамериканских странах  я уже бывал во время недавних путешествий с Эмилем Ждановым и командой четырёхкратного чемпиона России по спортивному туризму Николая Рундквиста. Поэтому / Посему в дальнейшем повествовании я буду опираться на предыдущие дневниковые записи.
  
  
   ПЕРУ. ПАЧА-МАМА*
  
   Перу - площадь 1 285 220 кв. км., население - 30 миллионов, столица - Лима, продолжительность жизни мужчин - 68 лет, женщин - 73 года.
  
   Итак, Перу! Первый день посвятил знакомству с Лимой. Конкистадоры основали этот город в 1535 году как опорный пункт для колонизации империи Инков (правильнее - империи Инка). Он быстро превратился в столицу всех испанских владений в Америке. Старых, с многовековой историей построек в городе сохранилось мало: большая часть разрушена мощными землетрясениями 1687 и 1746 годов.
   Если честно, город не впечатлил. Единым архитектурным комплексом смотрится лишь центральная часть с Пласа де Армас - Площадь Оружия. Что любопытно, площади с таким названием имеются чуть ли не в каждом городе Латинской Америки. Её всегда обрамляют самые красивые здания. В Лиме это внушительных размеров президентский дворец, построенный в готическом стиле. (К торжественной и красочной церемонии смены почетного караула в 11часов 45 мин. Мы с моим верным другом Эмилем, к сожалению, не успели). Напротив - старейший кафедральный собор Санто-Доминго (построен в 1564 году). Именно здесь, в небольшой часовне, захоронены останки завоевателя империи инков - Франциско Писарро.
   Справа, через дорогу от дворца президента, внушительное трёхэтажное здание Союза писателей Перу. Каково! Похоже, руководители государства понимают, что без нравственной основы немыслимо хозяйственное процветание страны. (Позже, гуляя по городу, мы убедились, что и книжных магазинов в Лиме не меньше, чем у нас аптек).
  
   *Пача-Мама на языке индейского племени кечуа означает - Мать Земли. Это одно из самых почитаемых божеств в мифологии инков. Верховное божество среди них Виракоча (Морская пена) - Творец Вселенной. От него и его жены Мама-Коча (Мама-Воды) произошли сын Инти (Солнце) и дочь Мама-Килья (Луна), давшие в XV веке начало верховной, наследственной касте инкской империи. Сапа-Инка (верховный правитель) считался прямым потомком и наследником Инти. Династия Инка создала на тихоокеанском побережье Южной Америки могущественную империю, коммунистическую по принципу общественного устройства.
  
   **Инка -  выходцы из индейского племени кечуа, ставшие  в 15 веке высшей, наследственной  кастой -- правящим классом. Они считали, что ведут свою родословную от Инти - сына Солнца. 
  
   Чуть дальше, через дорогу, - бело-жёлтый монастырь Сан-Франциско, построенный в мавританском стиле. Здесь служат Богу и молятся о спасении душ грешников тридцать пять монахов. Главная достопримечательность монастыря - катакомбы. До открытия в городе кладбища, в них успели похоронить 75 тысяч умерших от эпидемий. Их костями заполнены глубокие, выложенные кирпичом цилиндрические колодцы-могильники.
   В современной части города самое высокое сооружение - министерство юстиции (помпезная громадина с массивными мраморными колоннами). Большинство же строений из соображений сейсмоустойчивости невысокие, малоэтажные.
   Стили смешанные, а цветовая палитра самых невероятных сочетаний: от жёлтого с фиолетовым, до зелёного с оранжевым. Фасады большинства домов опоясаны длинными, украшенными ажурной резьбой, балконами из мореного дерева. Парков и скверов мало. Дороги изобилуют "лежачими полицейскими". Несмотря на это, стиль езды здесь еще более лихой, нежели в Мексике. Потрясает половодье такси - они составляют не менее 70% от общего числа автомобилей! Стоит остановиться у дороги, как возле тебя тут же тормозит пара-тройка машин. Для горожан победней - юркие мототакси.
   На каждом углу по два-три чистильщика обуви. Перуанцы сумели превратить это действо в церемонию, сопоставимую по изысканности и продуктивности с чайной у японцев. Пока чистильщик доводит до ослепительного блеска туфли, клиент и пару газет прочтёт и с друзьями по телефону пообщается.
   Знакомясь с историческим центром города, мы с моим давним другом Эмилем дошли до площади Плаза де Сан Мартин с великолепной конной статуей в центре. Место оказалось до того уютным и приятным, что мы позволили себе посидеть с полчасика в тени ветвистых деревьев, лакомясь заодно фруктовым мороженным.
   Застроенная виллами береговая линия обрывается в Тихий океан неприступной скалистой стеной высотой не менее пятидесяти метров. Попасть на узкие галечные пляжи можно только по двум оборудованным лестницами спускам, отстоящим друг от друга на расстоянии не менее двух километров.
   Хосе - хозяин хостела, у которого мы остановились, предупреждал, что на улицах полно карманников, но на нас подзаработали не они, а фальшивомонетчики. При покупке у уличного торговца географической карты Перу, я получил сдачу со ста долларов (меньше у нас в тот момент не оказалось) качественно отксерокопированными банкнотами. Когда в одном из магазинов стал рассчитываться ими, кассирша со словами "фальшо, фальшо!", невзирая на мои протесты, принялась решительно кромсать их ножницами.
   Вскоре подмоченная репутация Лимы была восстановлена при необычных обстоятельствах. Вид одного резного балкона до того поразил меня, что мне захотелось непременно сфотографировать его. И (о ужас!) обнаруживаю, что фотоаппарата нет. Лихорадочно вспоминаю: "Пятнадцать минут назад я снимал им скульптуру закованного в латы конкистадора. После этого мы прошли два квартала и заходили в два магазина. "Ну, - думаю, - в одном из них и срезали!"
   Найти аппарат шансов практически не было, но Эмиль сумел убедить меня вернуться. Зашли в один - безрезультатно! Во втором же продавщица с очаровательной улыбкой протянула мне... "Canon". В порыве признательности я высыпал ей горсть монет, но и они оказались "фальшо".
   Ужинали в кафе под открытым небом. Поразило то, как много едят перуанцы. Недаром они вместо "приятного аппетита" (он их, похоже, никогда не покидает) желают друг другу "приятного приёма пищи". Ещё больше поразило то, что за многими столиками велись шахматные баталии! Присмотрелись - уровень игры вполне приличный. Вот это да! Горожане за ужином играют в шахматы, а писатели проводят творческие встречи в старинном особняке рядом с президентским дворцом!
   В хостел возвращались через парк имени Кеннеди. Остывающий диск солнца коснулся обугленного плеча горы и крутым желтком скатился по нему в провал. Стемнело быстро, практически за две-три минуты. В центре парка нас ожидал сюрприз, живо напомнивший картину из далёкого детства: на краю амфитеатра играл оркестр, на площадке танцевали разновозрастные пары, а остальные горожане (человек триста), расположившись на скамейках, с упоением распевали народные песни. Всё это протекало такой непринуждённостью, что и нам захотелось присоединиться к ним. Царящая здесь тёплая, сердечная атмосфера, объединяющая этих, судя по всему мало знакомых людей в единую общность, тронула нас до глубины души.
  
   На следующий день лишь только солнечный луч поцеловал кресты на храмах, и те в ответ благодарно засияли, мы выехали в Паракас - крохотный городок на полуострове, глубоко вонзившем в Тихий океан свой острый коготок. Из него мы отправимся к заповедным островам Балестас.
   Дорога пролегала вдоль побережья Тихого океана по бесплодной, безводной холмистой пустыне, покрытой песком и щебнем - сходство с Синайским полуостровом было полное! (Сложно представить себе, что крупнейший в мире океан и столь засушливое место могут сосуществовать бок о бок). Местами вдоль дороги появлялись ряды лачужек, напоминающих наши карликовые садовые домики конца шестидесятых годов, только не дощаные, а из шлакоблоков. Вокруг каждого заборчик из какой-то крупноячеистой сетки. Людей не видно, насаждений тоже. Подобные "поселения" мы встречали впоследствии не раз и недоумевали - к чему эти жалкие "строения" на пышущем жаре песке. Разгадка оказалась банальной - это выгодный бизнес. Поясняю: панамериканскую автомагистраль - гордость двух континентов - собираются расширять, и состоятельные перуанцы заблаговременно скупили прилегающую к дороге землю. Этими "постройками" они имитируют её освоение. Когда начнётся расширение трассы, хозяева получат от генподрядчика приличную компенсацию за землю и снос недвижимости.
   Паракас - городок необычный: жилые кварталы состоят из приставленных друг к другу кубиков, накрытых общей бетонной крышей, заваленной разнообразным хламом. Во дворах (над ними эта обширная крыша всё же имеет разрывы) бардак ещё хлеще. Ощущение хаоса усиливают торчащие вверх из стен прутья ржавой арматуры. Возможно, кто-то планирует в будущем надстраивать вторые этажи, но главная причина, побуждающая имитировать незавершённость строительства, связана с тем, что налог на недвижимость в Перу платят только за законченные объекты.
  
   К островам Балестас, где находятся лежбища морских львов, нас доставил быстроходный катер. При выходе из залива "проскакали" по гребням метровых волн мимо крупной военно-морской базы. Примыкавшая к ней овальная бухта забита эсминцами, грозно ощерившимися стволами пушек и кассетами торпед. Посреди узкой горловины торчала рубка подводной лодки.
   Выйдя в открытый океан, увидели на высоком покатом каменистом берегу борозды. Когда отплыли подальше, стало понятно, что это стилизованное изображение кактуса, занимающее площадь не менее двух гектаров. Моторист утверждает, что оно красуется здесь ещё с доинкских времён, и в старину служило для мореплавателей своего рода маяком.
   Острова - покатые, буро-коричневые горбы, внутренности которых изъедены гротами и нишами, встретили нас невообразимым рёвом, издаваемым развалившимися на камнях сотнями морских львов и львиц. Между их коричневых лоснящихся туш ползали чёрными головастиками недавно народившиеся малыши.
   Когда подплыли совсем близко, с высоко нависавшего карниза скатилось несколько увесистых камней, не причинивших, к счастью, детёнышам (мамашам и папашам тем более) вреда. Один из валунов упал в воду, обдав нас зернистыми брызгами.
   Вокруг хозяина самого большого гарема - громадного льва, заметно выделявшегося крупной головой и густой гривой, нежилось не менее двух сотен самок, одетых в более светлые шубки. Справа и слева гаремы помельче. На особняком стоящей скале, похожей на клык доисторического чудища, распластался ещё один громила. Увы, он проиграл битву за право обладания львицами и теперь зализывал раны в одиночестве.
   Пологие берега островов оккупированы обширными полями птичьих колоний. Пернатых на них такое множество, что, когда они вдруг поднимаются в воздух, небо чернеет. Ветер доносит от туда не только неумолчный гвалт от надсадных криков, но и нестерпимую вонь.
   На уступах скалистого мыса замечаем несколько пингвинов. Общипанные, измятые - похоже, не климат им на экваторе.
   На обратном пути завернули в живописную бухточку, защищённую от прибоя цепью скал. Здесь, в уютном кафе, полакомились севиче - национальным блюдом из сырой рыбы и морепродуктов, выдержанных минут десять в соке лайма. По вкусу оно напоминает дальневосточную талу, но поострее. Перекусив, поныряли, поплавали. Это вызвало изумлённые возгласы: из-за холодного перуанского течения местные здесь не купаются.
  
   Каменистая пустыня, начиная от небольшого городка Ика, постепенно трансформируется в песчаную. И вот под чисто выметенным лучами солнца ультрамариновым сводом уже дыбятся волна за волной громадные барханы. Когда-то восхитившие меня в Арабских Эмиратах песчаные холмы были, как я уже упоминал, высотой не более семидесяти метров, а тут иные достигают двухсот тридцати! Удаляясь на юго-восток, они образуют полноценную горную систему с пиками, отрогами, перевалами, ущельями, седловинами.
   Глядя на эти кручи, трудно поверить, что они из чистейшего песка. В царящем здесь безмолвии, кажется, слышишь, как шуршит, стекая по склонам, время. Человек на фоне этих песчаных громад и сам выглядит крохотной песчинкой.
   Вдруг барханы слегка расступаются, и нашему взору открывается пальмовый оазис площадью не более одного квадратного километра с белыми хижинами и живописным водоёмом посередине, а вокруг... крутые скаты песка. Поражающая воображение картина! Удивительно, как эту деревушку до сих пор не замело тянущимися с гребней шлейфами песчинок. С точки зрения классической физики факт труднообъяснимый.
   В самом оазисе царили тишина и покой. Всё млело и купалось в ласковых объятиях солнечных лучей. Слабый ветерок приятно холодил лицо. Я с завистью наблюдаю, как по склону самого высокого "отрога" несутся на досках сандбордисты. Один из них на вираже упал, вздыбив тучи песка. Но через несколько секунд он вновь мчится вниз.
  
  
   ПЛАТО ПАМПА-ДЕ-НАСКА
  
   Плато Пампа-де-Наска и город Наска отгорожены от мира высокими горными цепями. Дорога через них - это головокружительный серпантин, обставленный, подобно пасти хищного зверя, остроконечными зубьями скал. Сначала она долго взбирается на водораздельный гребень, а потом ещё дольше спускается по склонам глубоких ущелий.
   Здесь часты камнепады, и рабочие вынуждены постоянно курсировать по автотрассе, освобождая проезд от упавших глыб. Восхитил образцово-опрятный вид дорожных пролетариев: все в новеньких касках, на ярко оранжевых комбинезонах ни единого пятнышка, на лицах белоснежные маски. Техника безопасности и культура производства на высочайшем уровне!
   С водораздела открылось абсолютно ровное, как будто по нему прошёлся гигантский каток, плато Пампа-де-Наска. Его длина семьдесят, ширина - три километра. Лётчики лишь только в 30-ых годах XX века разглядели на красноватой почве, словно вычерченные гигантской рукой, желтовато-белые треугольники, трапеции, спирали; длинные прямые борозды, сходящиеся и вновь расходящиеся в определённых точках. От некоторых борозд отходят лучи покороче, что делает их похожими на оперение стрелы. Посреди этого невообразимого хаоса выделяются чёткие рисунки гигантских птиц вперемежку с диковинными животными.
   Но всю эту исполинскую картинную галерею можно лицезреть только с высоты птичьего полёта. Возникает вопрос: "Для чего это делали люди, не имеющие летательных аппаратов и даже не знавшие колеса?*. Почему ставка делалась на "небесных зрителей"?" Невольно напрашивается предположение: а не является ли это плато космодромом для инопланетных кораблей или летательных аппаратов более развитой, неизвестной нам цивилизации.
   *Часть учёных полагает, что колесо инки всё же знали, но по их верованиям использование в рабочих целях круга, являющегося воплощением божественного Солнца, считалось святотатством.
  
   Как тут не вспомнить древнее предание индейцев, в котором говорится о существе, прибывшем с далёких звезд: "...И прилетела женщина по имени Орьяна. Ей суждено было стать праматерью земной расы. Она родила семьдесят земных детей, а затем вернулась к звездам". Добавьте к этому заключение английского антропологического журнала "Мэн", в котором говорится: "Анализ мышечных тканей сохранившихся мумий инков показал, что по составу крови представители верховной касты - инки - резко отличались от индейцев". Может, не случайно инки считали себя детьми Солнца? Всё это перекликается с бытующей в Мексике легендой о "Золотом кораблике".
   Не так давно, в 1986 году перуанский лётчик Эдуардо Гомес обнаружил в малоисследованной зоне Пампа Сан-Хосе ещё одно место с изображениями зверей, птиц и непонятных символов, аналогичным наскинским.
  
   Немецкий математик, профессор, выдающаяся подвижница Мария Райхе в результате сорокалетних(!) исследований составила полное описание рисунков плато Наска. Для этого она пешком прошла по всем бороздам и нанесла их на карту. Ею было доказано, что они относятся к V-VI векам нашей эры. То есть фигуры существовали задолго до образования империи Инков.
   Споры об их назначении не утихают до сих пор. Кто и зачем отважился на этот титанический труд, украсив многокилометровый каменный холст десятками фигур и линий, многие из которых трудно охватить взглядом даже с высоты птичьего полёта? Как им удалось не нарушить пропорций? Вопросов много, но точного ответа нет.
   Кто-то выдвинул теорию, что это гигантский астрономический календарь. (Интересно, как же им пользоваться, если люди не в состоянии видеть даже самый маленький рисунок?) Другая группа учёных предположила, что они предназначались для сбора энергопотоков и астральных полётов жрецов.
   Сторонники третьей версии полагают, что эти рисунки имеют ритуальный характер и использовались для религиозных церемоний или для факельных шествий вдоль контуров животных. Проходя по ним, человек проникал в сущность изображённого существа или в магический смысл геометрической фигуры.
   Один из учёных обратил внимание на то, что рисунки выполнены одинарной линией, которая нигде не пересекается и не прерывается. Это навело его на мысль, что линии Наска являют собой электрическую схему: чтобы цепь работала, "провод" не должен ни пересекаться - иначе будет короткое замыкание, и ни прерываться - произойдёт разрыв цепи.
   Кому-то по душе пришлась версия о том, что вырубленные в каменистой почве борозды - это разветвлённая оросительная система. Вполне возможно, если учесть, что осадками этот засушливый край не избалован. Но мне больше импонирует гипотеза, что это взлётно-посадочные полосы космодрома со знаками для инопланетных кораблей. Если принять её за основу - выстраивается логичная цепочка, объясняющая многие загадки Южной Америки. Эту гипотезу подтверждают и раскопки города Караль, процветавшего здесь пять тысяч лет назад. В нём обнаружили следы, свидетельствующие о существовании в этом крае письменности, хорошо развитой металлургии, медицины.
  
   Водой город Наска обеспечивают родники, бьющие высоко в горах. По рукотворным подземным каналам - акведукам диаметром около одного метра, она стекает в городские накопительные резервуары, из которых поступает в водопроводную сеть. Раз в год в октябре, в самое засушливое время, эти каналы очищают профессиональные чистильщики. В них они проникают через воронки глубиной в четыре-пять метров по спиральным спускам, плотно облицованным валунами. Вся эта система водоснабжения бесперебойно работает уже 2000 лет! Что тут скажешь? Фантастика! Можно только восхищаться грамотным инженерным решением и мастерством древних строителей!
  
   Сегодня в городе прохладно - всего лишь плюс 33 градуса (в январе - феврале постоянно за 40). На аэродроме мы купили билет на пятиместный самолётик "Сессна" - с него будем разглядывать и фотографировать линии Наска. До вылета было ещё четыре часа (на более раннее время все билеты уже распроданы). Чтобы потратить их с пользой, заглянули во дворик старательской артели, заваленный кучами золотосодержащих пород. Несколько человек измельчали и промывали её в чанах. Затем порциями засыпали в глубокую миску с ртутью и тщательно перемешивали. В результате, каждая золотинка, вплоть до мельчайшей, прилипала к капелькам ртути. Её переливали в мешочек из плотного шёлка и руками выжимали в чистую миску. Ртуть, просачиваясь сквозь матерчатое сито, капала на дно посудины, а несколько десятков миллиграммов жёлтого металла оставались мерцающим пятнышком на шёлке.
   Мы попытались втолковать золотодобытчику, что испарения ртути вредны для здоровья, что работать надо хотя бы в маске, но он в ответ только широко улыбался.
   Всего артель намывает за год полкилограмма золота. Сдают его государству по цене 30 долларов за грамм. Итого годовой заработок составляет не более 15 тысяч долларов на всех.
   - Это ж совсем мало! - удивляется Эмиль.
   Индеец замялся и достал из-за пазухи тряпицу. Аккуратно развернул: на стол звонко брякнулись чисто вымытые самородки.
   - Вот это да! - не удержавшись, воскликнули мы.
   Индеец довольно ухмыльнулся.
   Возвращаясь на аэродром, завернули на кладбище, огороженное хлипким заборчиком - место раскопок. Сквозь щели увидели несколько вскрытых могил. Над каждой навес. В них сидят хорошо сохранившиеся мертвецы с длинными волосами. Один из них устрашающе скалится, демонстрируя жёлтые зубы. Жутковатая картина! Не дай бог разроют лет через пятьсот в научных целях и мою могилу и станут демонстрировать толпе любопытствующих пустой череп, облепленный клочьями седых волос. Эх! И мертвецам нет покоя в этом мире...
   Покидая изрытый пантеон, заметили, что на город стремительно движется коричневый вал. Вскоре всё погрузилось в жёлтую мглу. Вихрастые смерчи, проносясь между домов, засыпали крыши и улицы песком. На зубах противно заскрипело. Мы натянули на головы рубашки и с ужасом наблюдали за буйством стихии. На наше счастье, длилось она недолго.
   Точно в назначенное время беленький одномоторный самолётик понёс нас в голубую высь. В течение получаса мы азартно фотографировали распростёртые на плато стрелы-указатели, циклопические фигуры кондора, длинноносой колибри, зловещего тарантула, обезьяны со скрюченными пальцами и свёрнутым спиралью хвостом, а на склоне холма - силуэт то ли астронавта, то ли водолаза в скафандре.
   Пилот заходил на каждую фигуру по два раза - чтобы видно было сидящим как справа, так и слева. Пролетая над очередным творением древних, он восторженно кричал:
   - Смотрите, смотрите! Лягушка! А это обезьяна!
   При этом самолёт так стремительно нёсся к земле, что мы с трудом сдерживали подступавшее к горлу содержимое желудков. Казалось - столкновения не избежать, но в последний миг жизнерадостный летун тянул штурвал на себя, и мы взмывали вверх, чтобы через несколько секунд под новые эмоциональные выкрики пикировать к следующему "творению". Они мелькали с такой калейдоскопической быстротой, что не было никакой возможности прочувствовать, осмыслить увиденное - едва успевали щёлкать затворами фотоаппаратов.
   Из самолёта вышли, шатаясь, словно пьяные. Расставаясь, долго трясли руку воздушного инквизитора - выражали переполнявшую нас благодарность за то, что оставил в живых.
   Я немало повидал необычного во время странствий, но после посещения плато Наска особенно остро осознал, как мало знаем мы свою планету, как много ещё не разгаданных тайн хранит она и сколь ограничено, сковано разного рода штампами наше воображение.
  
   АРЕКИПА
  
   Раннее утро. Едем, постепенно набирая высоту, на юг по очередному пустынному и ровному, как стол, плато. Справа Тихий океан, слева безмолвными стражами стоят выветрившиеся останцы доисторических вулканов. Из-за них выглядывают высоченные конуса молодых, частью беловерхих. Вот впереди показался мощный горный узел, украшенный прожилками снега. Смотрю на карту - высота большинства его пиков превышает 5000 метров!
   Для нас уже очевидно: территория Перу между Тихим океаном и Андами* - это раскалённое, безводное плоскогорье, покрытое светлыми лентами и котловинами - всё, что осталось от высохших много веков назад рек и озёр. Пейзаж напоминает Гималаи и Сахару одновременно. Здесь всё застыло в скорбном ожидании милости небес: повезёт - упадет капля, и уже через полдня выстрелит травинка!
   *В Южной Америке Кордильеры, тянущиеся вдоль всего тихоокеанского побережья американских
   континентов, обычно именуют Андами.
  
   Наконец чёрная лента асфальта уткнулась в подножье поперечного отрога, и мы ныряем в чёрный зев тоннеля. Несколько минут тьмы, и перед нами открывается совершенно иной мир: цветущая, плодородная долина вся в изумрудных заплатках садов и маисовых, то бишь кукурузных, полей. На одних ростки только проклюнулись, на других уже топорщатся во все стороны початки. Проезжаем несколько плантаций с лопоухими кактусами - из них что-то вырабатывают для нужд косметической промышленности.
   А вон и белые, ступенчатые кубики появились - подъезжаем к городу Арекипа. Он окружён высоченными вулканами во главе с неразлучной парочкой - заснувшим Чачани (6075 м) и действующим - Мисти (5822 м). Самой межгорной впадины городу уже не хватает, и новые постройки буквально вгрызаются в склоны вулканов. (Отчаянный народ - а если вулкан рванёт?!).
   Среди городских зданий особенно впечатлил автовокзал. Размером с приличный аэропорт. И порядок такой же строгий: регистрация, досмотр, бирки на багаже. Для пассажиров каждого рейса отдельный холл с кожаными креслами, бесплатным чаем, подаваемым вышколенными официантками. (Не перестаю восхищаться вниманием, уделяемым в Южной Америке пассажирским перевозкам!).
   Исторический центр бережно сохраняется, ни что не нарушает дух колониальной эпохи. Что интересно, торговые точки одного и того же профиля сгруппированы на одной улице. Например, есть улица только с обувными магазинами, другая - с винными, следующая - с продуктовыми. И что поразительно, я не заметил в них разницы ни в ассортименте, ни в ценах. Невольно возникает вопрос: а в чём смысл такой сверхконцентрации? Мне кажется, магазинный разнобой удобней для покупателя. Ведь что получается? Если тебя надо купить пять разных видов товара, то придётся обойти пять улиц.
   Судя по тому, что внутри магазинов (так же, как в отелях и иных местах общего пользования) висят таблички с указанием места, где безопасней стоять во время землетрясения (зелёный квадрат с белыми полосками и латинской буквой "S" посередине), трясёт здесь частенько.
   В Арекипе ещё раз убедился: книги у перуанцев в почёте - книжные магазины повсюду.
   Оказавшись на окраине города, заглянули в хорошо сохранившийся дом помещика ХIХ века. Теперь в нём музей. Побродили по комнатам и саду с диковинными плодами. Должен признать, что в прежние времена состоятельные люди обустраивали свои жилища с большим вкусом.
   На следующий день старенький микроавтобус повёз нас по ухабистой и пыльной гравийке вглубь Анд к каньону Колка, прославившемуся тем, что в нём обитают сотни громадных кондоров.
   Дорога проходила через столь величественные хребты, что на ум невольно приходили строки Чуковского: "А горы всё выше. А горы всё круче. А горы уходят под самые тучи...". На каменистых склонах ни травинки. На высоте 3200 метров наконец затопорщились первые кактусы. После подъёма ещё на 100 метров к ним прибавились пучки травы. По мере набора высоты она насыщалась зеленью и становилась гуще - горы исполняют роль ловушек влаги, содержащейся в проплывающих облаках: чем выше горы, тем больше облаков, тем больше влаги.
   Вот и пугливые викуньи, ближайшие родственники лам, пробежали. Напоминают наших грациозных косуль. Такой же светло-коричневый окрас с белым "зеркалом" под коротким, задранным кверху хвостиком, только безрогие.
   Перед перевалом въезжаем на территорию национального парка Пампа Каньауас. Здесь обитают все виды рода лам семейства верблюдовых Америки: альпаки, викуньи, гуанаки и собственно ламы.
   Наиболее ценным видом считаются викуньи. У них самая тонкая в мире шерсть - волоски в 10-12 микрон толщиной! Они, несмотря на многовековые усилия, так и не поддались одомашниванию. Наверное, ещё и по этой причине их тёплая, нежная шерсть так высоко ценится: один килограмм стоит 500 долларов. Во времена инков численность викуний достигала двух миллионов голов, а к 1960 году этих животных осталось не более пяти тысяч. В настоящее время, благодаря принятым мерам (за убийство викуньи наказание в Перу строже, чем за убийство человека!) их поголовье восстанавливается и уже достигло 200 тысяч особей.
   У гуанако, наиболее сильных и выносливых в этом семействе, волос чуть толще. Самые многочисленные представители семейства - альпаки, очень похожи на длинноногих овец. Они источник не только шерсти, но и великолепного мяса.
   Ламы - наиболее крупные, и шерсть у них погрубее. Их используют в основном как вьючных животных. При этом вес поклажи не должен превышать 30-40 килограммов. Если больше - лама ложится, и не встаёт, пока не уменьшат груз до установленной ею самой "нормы".
  
   Затяжной перевал через главный водораздел (его именуют "Окно Колки") находится на отметке 4710 метров! Тут всё ещё стоят хорошо сохранившиеся древние жилища индейцев племени кечуа. Они похожи на войлочные башкирские юрты, только сложены из плитняка.
   Выйдя пофотографировать отроги самой молодой на планете горной системы, с наслаждением вдыхаем чистейший воздух, настоянный на травах, и любуемся бескрайностью открывшейся панорамы. Казалось, что тут ничего не изменилось со дня сотворения мира.
   От переполнявшего сердце восторга и ошеломляющей высоты я представил себя птицей, и, взмыв в поднебесье, мысленно полетел над разбросанными в диком беспорядке кряжами, ущельями. Эмиль тоже взволнован, и от избытка эмоций декламирует Тютчева:
   "Не то, что мните вы, природа:
   Не слепок, не бездушный лик -
   В ней есть душа, в ней есть свобода,
   В ней есть любовь, в ней есть язык..."
   Браво Тютчев! Лучше не скажешь!
   От романтических фантазий меня отвлекла, севшая на голову, пичуга. Весело присвистнув, она дёрнула волосок. От неожиданности я взмахнул рукой. Отважная птаха перепорхнула на камень и принялась возмущенно отчитывать меня за бестактность...
   Через полчаса, петляя по головокружительному серпантину Восточных Кордильер, начинаем спуск к долине реки Колка. Тут повсюду густой лес. После бесконечных песчано-каменных безжизненных пустынь такое буйство зелени шокирует.
   Из-за резкого спуска, в затылке запульсировала нарастающая боль, подступила тошнота. Кто-то из сидящих сзади попросил водителя сделать остановку. Все обрадовано поддержали, и вскоре мы выползали из машины.
   Густой лес звенел от беззаботных трелей птиц. Я пытался сфотографировать стайку жёлто-зелёных пичужек, но мне никак не удавалось приблизиться для хорошего кадра. Время шло, преследуя их, я изрядно удалился от машины. Пора было возвращаться. Тем более, что аккумулятор фотоаппарата "сдох". Чтобы смочить слюной его контакты (это иногда помогает сделать дополнительно пару-тройку снимков), присел на чёрный камень. На его гладкой поверхности моё внимание привлекли незатейливые рисунки, ограниченные волнообразным контуром. Заинтригованный, обследовал валун со всех сторон. На противоположной стороне разглядел изображения страусов, обезьян, оленей и пумы. Все в стремительном беге. У пумы особенно тщательно выбиты оскаленная пасть и закрученный в спираль хвост.
   Одно единственное изображение человека представляло собой прямоугольное туловище с массивной головой и широко раскинутыми руками. В одной из них то ли шар, то ли череп. Я крикнул Эмилю, чтобы он позвал сюда наших попутчиков. Подойдя, они с изумлением стали рассматривать камень и хвалить меня за наблюдательность. Нащёлкав достаточное количество кадров, с азартом принялись обследовать соседние валуны и сам склон. К всеобщему воодушевлению, Эмиль обнаружил в скальном обнажении вход в пещеру, заваленный в глубине громадными глыбами когда-то рухнувшего свода. Из щелей тянуло холодом и сыростью. Всё это было крайне интересно, но водитель торопил - надо было успеть засветло добраться до городка Чивай.
  
   КАНЬОН КОЛКА
  
   В симпатичном, окружённом заснеженными пиками Чивае живут только индейцы. Как и большинство жителей этого края, они говорят на языке кечуа. Практически все женщины в национальных одеждах. И это не для туристов. Хотя, на мой взгляд, несколько шерстяных юбок и плосковерхая шляпа на голове мало удобны для постоянного ношения. Но традиции сильнее. Поклажу (любую - от детей до хвороста) они переносят в заплечных платках. Мужчину с грузом мы видели всего один раз: он тянул на стройку длинную связку ржавой арматуры.
   Несмотря на то, что городок расположен на высоте 3650 метров, центр утопает в цветах и украшен фонтаном, работающим, правда, только по праздникам.
   При ходьбе, особенно при подъеме, явственно ощущаешь нехватку кислорода. Аппетит нулевой - пищу "заталкиваю" силком и то лишь из-за необходимости подкрепить организм. Голова раскалывается от пульсирующей боли. Пожевал по совету хозяина гостиницы длинные острохвостые листья коки, но облегчения не почувствовал, лишь слегка онемела щека.
   Побродил по рынку. Чего здесь только нет! Одной картошки с десяток сортов. А всего её в Перу двести разновидностей! Есть даже мелкая как горох. Картофель индейцы любят и собирают обычно два урожая в год. На прилавках лежат кабачки, тыквы, маис, зёрна какао, кофе, томаты, арахис, перец, папайя. Родина всех этих даров - земля инков! Думаю, не будет преувеличением сказать, что почти половина овощей и фруктов, употребляемых сегодня человечеством, произошла из этих мест.
   В соседних рядах домотканые одеяла, вязаные шарфы, свитера, длинноухие многоцветные шапочки. На самом бойком месте в окружении жаждущих исцеления индейцев заросший до глаз эскулап продавал экзотические препараты. Среди них выделялся высушенный кайман и заспиртованный, свёрнутый в кольца водяной удав - анаконда. Меня всегда поражала наивная вера людей в то, что чем опасней и сильнее дикая тварь, тем чудодейственнее лекарство из неё.
   Неподалёку продаются ручные хищные птицы (видимо, для охоты) и молоденькие альпаки. Понравилось, то что индейцы - совершенно ненавязчивые продавцы, но и в цене никогда не уступят. Самые упёртые не сбросят и сентимо.
   Солнце, раскалённое за день добела, опускаясь, быстро остывало. Воздух заметно посвежел. До заката мы ещё успели пооздоравливаться вместе с местными жителями в хорошо оборудованных термоисточниках.
   Блаженствуя под лучами вечернего солнца в горячей, насыщенной сероводородом воде, я не мог оторвать глаз от окружавших нас красот: горы и ниспадающие с них серебристые ленты водопадов были бесподобны! После купания мне заметно полегчало, а боль в голове и вовсе отступила.
   Взошедшая луна озарила притихший городок невообразимо ярким сиянием. На прозрачно-сиреневом небе ни единой звёздочки. Горы, подступив к домам, стояли словно стражники, охраняющие покой этих мест. Из ущелья выливалась перламутром речка. Было ощущение, будто попал в сказку!
   Спал плохо. Хотя спальный мешок рассчитан на минус пятнадцать градусов, меня колотило от холода. Это видимо ещё одно проявление "горняшки". Согрелся только после того, как надел второй комплект термобелья.
   К каньону Колка, возникшему в результате разлома одного вулкана на два - Карапуно (6425 метров) и Ампато (6318 метров), выехали задолго до рассвета. По дороге водитель уверял нас, что в книге рекордов Гинесса этот каньон значится как самый глубокий. Спорить с книгой рекордов, а тем более с человеком, от которого зависит твоя жизнь, рискованно, но ущелье Кали-Гандаки в Гималаях однозначно глубже и внушительней. Бесспорно одно: южноамериканский Колка по глубине превосходит североамериканский Гранд Каньон. Правда, у того склоны более отвесные, по большей части практически вертикальные.
   Дно каньона Колка и нижняя часть склонов залеплены лоскутками крошечных, размером не более десяти соток, полей и узких, обрамлённых оградами из дикого камня, крохотных земледельческих террас. Выше идут леса, сменяемые редеющим разнотравьем. Ещё выше - гольцы в белях холстинах снега.
   Узкая дорога, вьющаяся над пропастью, привела нас к гигантскому камню, на котором установлен массивный крест (альтиметр в этом месте показал 4000 метров). Взобравшись на макушку каменной глыбы, застыли от восхищения. Глубоко-глубоко внизу в тисках скал беззвучно пенилась бурная речушка. Над ней на разных уровнях в восходящих потоках парили, нарезая круги, десятки кондоров - американских грифов с размахом крыльев до двух метров. Кто-то в одиночестве, кто-то парами, а те, кому наскучило это занятие, сидели на скалах и с глубокомысленным видом обозревали окрестности.
   Андский кондор - самая крупная птица Западного полушария. У некоторых особей размах крыльев может достигать трёх метров. (В Калифорнийском музее хранится чучело кондора с размахом крыльев девять метров!). Что любопытно - самцы заметно крупнее самок (Среди хищных птиц самки, как правило, больше самцов.).
   Наиболее эффектно эти пернатые смотрятся в полёте. Блестящее чёрное оперение, воротничок из пушистых белых пёрышек вокруг голой шеи и голова, увенчанная, как у петуха, тёмно красным гребнем, веер из длинных маховых перьев, венчающий края прямо обрубленных крыльев придают кондорам легко узнаваемый образ. Чета кондоров сохраняет верность друг другу на протяжении всей долгой, до 50 лет, жизни. Индейцы почитают этих птиц и уверены, что они являются повелителями верхнего мира.
   В тихие солнечные дни кондоры парят часами. За одним я наблюдал не менее десяти минут - так он за это время крыльями ни разу не шевельнул. Отвлекла от созерцания этого красавца какая-то перемена: боковым зрением заметил, что на противоположном от нас скате замутнело серое облачко. Повернувшись, увидел пыльный шлейф от камнепада. В тот же миг до нас долетел грохот. Все бросились фотографировать, а водитель завопил, тыча пальцем:
   - Mira - puma! Mira - puma!
   Без перевода было понятно: "Смотри - пума! Смотри - пума!"
   До рези в глазах вглядываюсь в указанное место, но зверя не вижу. Потом сообразил - нацелил объектив фотоаппарата с двенадцатикратным оптическим зумом и почти сразу засёк убегающую от камнепада огромную рыжую кошку. Казалось, что она не бежит, а летит, устремив округлую голову вперёд, лишь изредка касаясь лапами земли. Достигнув гребня, горный лев, сыграв мощным мускулистым хвостом, круто развернулся и исчез за скалистым останцем.
   До чего гармоничное создание! Всё в нём доведено до совершенства! Даже бежит так, словно специально даёт нам возможность полюбоваться собой. Подобная грация, думаю, восхищала и живших здесь прежде людей. Это родство ощущений как бы связывало, объединяло нас сквозь века.
   Присутствие в каньоне самого крупного хищника Южной Америки придало ему особый колорит. Я несказанно радовался тому, что успел сделать несколько снимков. Фотографии получились нечёткие, но зверь узнаваем.
  
   КУСКО - СТОЛИЦА ИНКОВ
  
   В Арекипу вернулись в сумерках и почти сразу пересели в автобус, направляющийся в Куско - древнюю столицу огромной империи Инков, именовавшуюся на языке индейцев племени кечуа - Тауантинсуйу (Земля четырёх сторон мира). В неё входили земли современного Перу, Боливии, Эквадора, частично Чили, Аргентины и Колумбии.
   Ехали всю ночь. Судя по карте, дорога петляла по весьма живописным местам, включающим перевал Ла-Рая на высоте 4267 метров, но воочию убедиться в этом из-за темноты мы не могли.
   К городу подъехали с первыми лучами солнца, осветившими множество ярко-оранжевых квадратиков, густо покрывавших овальную впадину и отчасти склоны гор. Если до этого в Перу мы повсеместно видели крыши из оцинкованного железа и профнастила, а то и просто плоские бетонные площадки с нацеленной в небо арматурой, то здесь они двускатные и абсолютно все покрыты черепицей. Явный признак обилия в этих местах дождей.
   Аэропорт в Куско, как и в Лиме, почему-то посреди города, да и железная дорога петляла между автомашин буквально в нескольких метрах от зданий. Несмотря на ранний час, тротуары заполнены бегущими трусцой мужчинами и женщинами самых разных возрастов. Я и не предполагал, что индейцы такие ярые приверженцы здорового образа жизни. Ещё одно наблюдение: мы до сих пор не видели в Перу ни одного курящего. В это трудно поверить, но со зрением у нас всё в порядке.
   Впадина, в которой раскинулся Куско, примыкает в Священной Долине реки Урубамба, являющейся главной осью всей инкской цивилизации. Инки были уверены, что Млечный путь на небе всего лишь отражение этой реки. До колонизации испанцами в столице империи инков жили только представители верховной знати, жрецы и их слуги.
   Защищали город отряды воинов, несущих службу в хорошо укреплённых крепостях-городищах, разбросанных по всей долине и на подступах к столице. К каждой крепости вели узкие тропы, часть из которых представляла собой тесные тоннели, пробитые в горных массивах. Под мощными крепостными стенами имелись ступенчатые террасы на которых выращивали маис, картофель, бобы. Орошали их водой, стекавшей с гор.
   Центральная часть Куско расположена на высоте 3 400 метров (окраины взбираются ещё выше). Именно здесь зародилась цивилизация Инков - потомков священного Солнца. Как гласят местные предания, давным-давно первый Инка, основатель империи Таунтинсуйу - Манко Капак (сын бога Солнца-Инти) и его жена Мама Окльо (дочь богини Луны - Мама Килья), выйдя из вод озера Титикака, пошли искать место для поселения. Придя в эту котловину, Манко Капак воткнул в землю свой золотой посох, а тот провалился сквозь землю. Они назвали это место Куско - "пуп Земли". Оно и стало столицей могущественной империи Инков.
   Современных зданий в городе нет. Большинство построек XVII-XVIII веков. Выполнены они в колониальном стиле. Как ни старались завоеватели придать Куско типично европейский вид, стерев с лица земли следы "языческой" культуры, им это оказалось не под силу - настолько основательны и прочны были сооружения инков. Потомки конкистадоров вынуждены были надстраивать свои храмы и здания прямо на не поддавшихся разрушению стенах и фундаментах. При землетрясениях их новоделы рушились, а инкские постройки даже трещин не давали. Стены, сложенные из точно подогнанных друг к другу блоков из природного камня, благодаря системе пазов и многоугольных выступов, были столь прочны, что дома сохраняли целостность даже при самых мощных толчках. При этом кладка велась без раствора!
   И ещё один любопытный факт: в постройках тех времён нередко использовались блоки, имеющие один либо два трапециевидных выступа. Такой технологический приём встречается, кроме Перу, ещё лишь в одном месте планеты. А именно - в облицовке египетских пирамид на плато Гизы. Как объяснить наличие такого специфического строительного элемента в двух столь удалённых во времени и пространстве цивилизациях?!
  
   Поселились мы в небольшом отельчике в узеньком проулке (настолько узком, что и маленькому грузовику не проехать), мощёном, как и все улицы в старой части Куско, твёрдым вулканическим камнем, прямо у стен громадного монастыря Санта Доминго. Прежде на его месте красовался храм Кориканчу, воздвигнутый специально для главного божества инков - Инти (бога Солнца, дарителя жизни). Стены храма (их называли Золотыми стенами), в те времена были облицованы семьюстами пластинами золота, каждая весом два килограмма. А крыша покрыта позолоченными листами. Благодаря этому храм был виден отовсюду.
   В главном зале Кориканчу находился огромный диск из чистого золота - символ Солнца, укреплённый на алтарной стене таким образом, что при восходе диск разгорался нестерпимым огнём. А на противоположной стене висел диск, отражающий лучи заходящего светила. Видя утром и вечером ослепительный свет, трудно было усомниться в могуществе богов.
   По свидетельству конкистадоров на внутренней площади храма - Солнечной поляне - стояли золотые статуи пум, ягуаров, лам, змей в натуральную величину. Тут же "росло поле" золотого маиса. На каждый початок приходилось не менее 300 граммов золота. На ветвях деревьев сидели золотые птицы, на цветах - бабочки. Их крылья, благодаря пластичности сусального золота, были такими тонкими, что просвечивали и солнечный луч, проходя сквозь такой лист, приобретал зелёный цвет.
   Всё это говорит о том, что для инков золото было, прежде всего священным металлом, олицетворяющим своим тёплым светом лучи Солнца, дающие жизнь всему на Земле. В остальных храмах на самом почётном месте обычно располагался золотой диск с глазами-самоцветами. К сожалению, вся эта рукотворная красота была переплавлена "культурными" испанцами в звонкую монету и слитки.
   Большая часть стен Кориканчу устояла перед вандализмом испанских строителей, и мы имели возможность увидеть, с какой точностью подогнаны друг к другу многотонные каменные блоки. В особо ответственных местах камни скреплялись Т-образными пазами, в которые заливали расплавленное серебро. Застывавший профиль, похожий на рельс в разрезе, соединял блоки намертво.
   Сейчас по стенам, видевшим множество пышных церемоний в честь верховного Инка, лупят потёртым мячом черноголовые пацаны. Таковы парадоксы времени!
   Затем мы осмотрели другой архитектурный шедевр - кафедральный собор на центральной площади Оружия. (На ней в 1572 году был казнён последний наследный инкский вождь - Тупак Амару.) При всей внушительности этого сооружения оно поражает удивительной лёгкостью и воздушностью линий. Своды белые, не давят. На стенах, выложенных из светло-серого камня, - громадные картины с сюжетами из жизни Христа и Девы Марии, резные панно из красного дерева. На устремлённой в небо колокольне уже 300 лет висит семидесятипудовый колокол из золота.
   Акустика внутри храма изумительная! Когда мы вошли, на клиросе торжественно и проникновенно пели мою любимую "Аве Мария". Потом весь день мне чудилось, что с небес продолжает литься эта божественная мелодия!
   Несмотря на все старания завоевателей, в архитектуре здешних католических храмов заметно влияние культуры инков. Так, например, костёлы увенчаны не остроконечными шпилями, а полусферами.
   В Куско дух древней цивилизации ощущается на каждом углу. Поэтому туристов, несмотря на конец сезона, здесь и сейчас довольно много. Горожане приветливы. Порой кажется, что они и живут тут лишь для того, чтобы демонстрировать гостям уникальные достопримечательности своего города.
   После обеда поднялись на столообразную, господствующую над окрестностями вершину, на которой сохранились руины крепости Саксайуаман (в переводе с кечуа - Хищная птица серокаменного цвета). Эта цитадель с тремя вместительными башнями, десятками бастионов и мощными, зигзагообразными стенами в три ряда, сложенными из тщательно обработанных блоков циклопических размеров, являлась центром хорошо продуманной оборонительной системы столицы империи. Правда, в последние годы учёные склоняются к версии, что это была не только крепость, но и важный религиозный центр.
   Во внутренних помещениях Саксайуамана имелись вместительные хранилища для зерна, ёмкости для сбора воды, лестницы для подъёма на дозорные площадки. От главных башен в город вели подземные ходы. Крепостные стены сложены из громадных глыб, весом до 350 тонн (!!!) при высоте 8,5 метров!!! (Для сравнения - вес самого тяжёлого блока в египетской пирамиде фараона Хеопса "всего" 15 тонн). При этом камни разной формы так плотно подогнаны друг к другу, что в стыки между ними не просунуть даже лезвие бритвы. Такая плотная притирка избавляла древних строителей от необходимости использовать скрепляющий раствор.
   Для повышения устойчивости сооружений мастера применяли ещё одну интересную технологию - "полигональную". Суть её в том, что углы блоков имеют фигурные вырезы, соответствующие вырезам угла соседнего блока. Благодаря этому достигается надёжное сцепление между камнями. Технология, безусловно, замечательная, но не понятно, как строители, имея лишь простейшие механизмы, умудрялись состыковывать многотонные махины так тонко и точно, что не оставалось и малейшего зазора?! Не менее поразительно то, что ни на одном из этих блоков невозможно найти следов обработки инструментом, до того все грани ровные. Трудно так же представить, как такие твёрдые, громадные монолиты кололи и перемещали из далёких каменоломен. Как их поднимали и устанавливали на крепостной стене чётко в паз? Это не понятно ещё и потому, что инки не знали колеса. Для них круг являлся символом божества - Солнца, и считалось кощунственным использовать его для бытовых нужд. Не удивительно, что сам вид этих циклопических сооружений вызывал у первых европейцев суеверный ужас. Они полагали, что здесь не обошлось без участия нечистой силы.
   Учёные же утверждают, что секрет в мастерстве, трудолюбии и организованности инков, а обработка камня велась при помощи самых примитивных каменных, медных и бронзовых зубил. Из строительных инструментов инки использовали только отвес и уровень, представляющий собой удлинённый плоскодонный сосуд, заполненный водой.
   Раскалывали глыбы индейцы просто: выбивали ряд отверстий и, вставив в них сухие колышки из дерева, постоянно поливали их. Набухая, древесина разваливала монолит в заданной плоскости.
   Когда видишь такие циклопические, точно подогнанные сооружения, кроме восхищения испытываешь ещё и неловкость оттого, что мы, имея самую мощную технику, зачастую не в состоянии повторить достижения древних мастеров. Невольно вспомнился отрывок из книги "Надземное" Елены Рерих: "Однажды, когда Он проходил с учениками мимо циклопической стены, ученики спросили - что есть единение? Мыслитель указал на мощную кладку:
   - Смотрите, как эти камни держат друг друга. Мы не можем сказать, который из них самый главный. Они ничем не связаны, а стоят уже много веков. Их держит лишь естественное соединение плоскостей - единение в одно целое. Люди придумали скреплять камни глиною и разными искусственными составами, но такие построения разрушаются быстрее".
   В хрониках сохранились свидетельства о том, что якобы инки рассказывали первым европейцам, что "большие дома" построили не они, а высокие, светлолицые и бородатые строители, такие же, как Виракоча (Творец Мира). Недаром испанские конкистадоры удивлялись тому факту, что некоторые представители индейской знати выглядели точь в точь как европейцы. Может, это были посланники с других планет?
   Как бы там ни было, ясно одно: древние американские цивилизации уникальны и самобытны. Они до сих пор таят много тайн и сюрпризов.
   В настоящее время на поляне перед крепостью Саксайуамана ежегодно празднуется Инти Райми (праздник Солнца), отмечаемый в день летнего солнцестояния. На него съезжаются сотни тысяч людей со всей Южной Америки. Праздник начинается с призыва Сапа Инка на площадь Кориканча. Он выходит на неё в красочном костюме, весь увешанный золотыми, серебряными пластинами и драгоценными камнями. Инка испрашивает у Солнца благословления народам, после чего его несут на золотом троне по украшенным цветами улицам в сопровождении жрецов и сановников, одетых в парадные одежды, к крепости Саксайуаман. Там происходит ритуальное жертвоприношение белой ламы, и жрецы по пятнам крови читают будущее мира. После захода солнца поджигаются снопы соломы и начинаются ритуальные танцы.
   Стоя у неприступных фортификационных сооружений, невольно задаёшься вопросом - как многочисленная, закалённая в сражениях армия инков* уступила двум сотням испанских завоевателей? Ведь по признанию самих конкистадоров индейские воины отличалась высочайшей дисциплиной, выучкой, боевым духом, а превосходно развитая система дорог и складов позволяла обеспечивать военные экспедиции всем необходимым. К тому же в их армии поддерживались высокие моральные устои: мародёрство жестоко каралось, пленников было принято отпускать. Причём побеждённым вождям давали высокие административные должности, а народ завоёванной территории, в случае неурожая, обеспечивался из центра продовольствием.
   Инкские императоры резонно полагали, что такой подход сводит к минимуму протестные настроения. Об эффективности подобной политики свидетельствует то, что за всю историю существования государства была всего лишь одна гражданская война, о которой пойдёт речь ниже. (К сожалению, она стала и последней).
   Армия имела чёткую иерархическую структуру с десятниками, офицерами. На самом верху стоял главнокомандующий - Сапа Инка (Верховный Инка).
   Все воины были хорошо вооружены. Во время сражения сначала пускались в ход пращи. При сближении с противником - дротики. В рукопашном бою пробивали черепа прикреплённым к плетёному ремню каменным либо золотым шаром с острыми шипами, а кто-то использовал дубину-палицу с медным навершием в виде шестигранной звезды.
   Когда в страну вторглись облачённые в стальные доспехи испанцы на конях, с огнестрельным оружием и пушками, инки прибегли к другой тактике: стали использовать "болас" - три округлых камня, соединённые длинными ремнями, сплетёнными из сухожилий лам. Болас раскручивался и с силой посылался вдогонку или навстречу лошади. Ремень обвивался вокруг ног, и животное падало, увлекая за собой закованного в латы всадника.
   Но, как известно, не все победы одерживаются в открытом бою.
   Историки полагают, что одной из основных причин поражения инков было то, что перед началом вероломной экспедиции конкистадоров, империя, жившая сто сорок лет в мире, была раздроблена и ослаблена борьбой за наследование трона между старшими сыновьями императора Уайна Капака, умершего в 1527 году от чёрной оспы, занесённой, кстати, рыскавшими по северным провинциям католическими миссионерами (разведчиками по совместительству).
   В результате этой, по сути гражданской, войны в решающем бою в 1530 году победил, правильнее будет сказать, совершил государственный переворот, Атауальпа (по закону императором должен был стать самый старший из братьев - Уаскар, человек по натуре мягкий и поначалу весьма лояльно относившийся к младшему брату). Этот трёхлетний кровавый конфликт сильно ослабил империю и разделил императорский клан на два враждебных лагеря.
   Когда в 1532 году на тихоокеанское побережье высадился отряд хорошо вооружённых испанцев под предводительством Франциско Писарро, уже не раз, начиная с 1525 года, бывавшего здесь с командами меньшей численностью для сбора разведданных, страна ещё не оправилась от междоусобицы и опустошительных эпидемий чёрной оспы и кори. Так что, испанцы выбрали для колонизации весьма подходящий момент.
   Что немаловажно, с ними в этот раз была и группа заранее подготовленных переводчиков. Понимая, что империю Инков в лоб не возьмёшь, Писарро стал действовать по проверенному принципу "разделяй и властвуй". К тому времени он уже имел своих людей при дворах обоих инкских вождей. Они умелыми наветами поддерживали вражду между братьями. Тактика интриг была весьма продуктивна, поскольку прямодушные индейцы прежде не знали обмана и если человек говорил: "Я твой друг", то это не подвергалось сомнению.
   "Благородного идальго" на этом пути не смутили ни доверчивая искренность и душевная чистота, ни беспрецедентное гостеприимство "дикарей". В подтверждение тому приведу отрывок из письма одного из конкистадоров к матери: "...Туземцы не отказывают нам ни в чём. Чего у них не попроси, они охотно с каждым делятся и относятся к нам так любезно, что, кажется, готовы отдать свои сердца..."
   Одновременно Писарро умело склонял на свою сторону вождей подвластных инкам племён. Он внушал им, что испанцы пришли сюда "как их друзья и союзники", и сулил поддержку в борьбе за самостоятельность. Гарантировал, что в случае успеха именно их назначит независимыми правителями.
   Тем инкам, которые были возмущены незаконным захватом трона Атауальпа, испанцы обещали предать самозванца суду. Самому же Атауальпа клялись в дружбе и говорили, что он самый мудрый и самый достойный, что для упрочнения его власти им необходимо объединиться и устранить старшего брата.
   Расположив таким образом к себе действующего императора, идальго пригласил его в город Кахамарка для дружеской беседы и обсуждения плана дальнейших действий за совместной трапезой.
   Оставив своё 30-тысячное войско** на подступах к городу, Атауальпа вошёл в него в сопровождении пятитысячной свиты, не взявшей с собой, в виду миролюбивости встречи, оружия. Когда вся процессия оказалась на площади, со всех примыкающих к ней улиц на индейцев ринулись всадники, а из окон открыли огонь из мушкетов стрелки.
   Инки были настолько ошеломлены подобным коварством, что даже не защищались. Да и что могли противопоставить безоружные люди в одеждах из шерсти и кожи против мечей и изрыгающих смерть ружей испанцев, закованных к тому же в непробиваемые латы. Кровавое побоище длилось более часа. Свиту императора изрубили, перестреляли, а самого Атауальпа пленили. Из испанцев, естественно, никто не пострадал. Так европейцы до смешного малыми силами добились первой победы.
   Стремясь вернуть себе свободу, Атауальпа, вместо того чтобы отдать приказ оставшимся за крепостными стенами воинам идти в наступление и разорвать на куски две сотни подлых обманщиков и несколько сотен вассалов, малодушно распорядился в качестве выкупа заполнить золотом комнату, в которой его держали***.
   Исполняя приказ Верховного Инки, во все уголки империи помчались гонцы-скороходы. Каждый нёс "письмо", состоящее из длинных, разного цвета шнурков, завязанных в сложные узелки и сплетения. Это были кипу - условные знаки для посвящённых: они указывали, куда и сколько доставить золота. (Сохранились кипу, в которых узелков было около двух тысяч - целые повести!).
   Получив невиданный в истории человечества выкуп, "благородный идальго" - Франциско Писарро распорядился задушить пленника с помощью специального железного ошейника - гарроты, а тело, чтобы жрецы не воскресили, расчленить и сжечь.
   Так, пользуясь неискушённостью инков в хитросплетениях двойной дипломатии, империю лишили Верховного правителя. Затем умело перессорили между собой военачальников и вождей индейских племен. В итоге, мощное государство, являвшееся по запоздалому признанию самих колонизаторов, одной из самых справедливо и разумно устроенных "коммунистических" империй****, прекратило своё существование.
   К сожалению, судьба подобных государств, как правило, зависит от личных качеств первого лица. Инкам с последним императором явно не повезло. Но мир устроен так, что каждому за свои злодеяния рано или поздно приходится платить: поработитель инков Франциско Писсаро был убит своими же соратниками вскоре после его победного вступления в столицу завоеванной страны - Куско.
   Огромная инкская империя просуществовала сто сорок два года, с 1430 по 1572гг. (Как небольшое, рядовое государство значительно дольше - примерно 330 лет). За этот промежуток времени инки сумели включить в границы своей империи почти всю прибрежную и горную часть Южной Америки. Для управления и контроля над этой огромной территорией ими были построены тысячи километров мощённых камнем магистральных и периферийных дорог с развитой сетью почтовых станций, расположенных на расстоянии 15-25 километров друг от друга. Основу транспортной сети империи составляли четыре магистрали, охватывающие все крупные селения. Сохранившиеся участки дороги по сей день используются местными жителями и туристами. Мы и сами в Эквадоре шли к вулкану Котопахи как раз по Тропе Повелителя.
   Самая главная "магистраль" называлась Тропой Повелителя и имела протяжённость около 6 000 километров! Начиналась она на территории современной Колумбии и, пересекая перевалы высотой до 5150 метров, заканчивалась почти у самой южной оконечности Чили.
   Две предшествующие ей, гораздо более успешные цивилизации - Чавин (X век д.н.э.) и Тиаунако (расцвет в V веке д.н.э) - почти забыты. Они мало что оставили после себя, тогда как многие громадные и удивительные сооружения инков стоят до сих пор.
   С последними годами существования империи инков связано много легенд и загадок. Одна из них гласит, будто император Атауальпа когда понял, что его обманули, желая хоть как-то досадить испанцам, тайком передал верным людям ещё одно кипу: письмо, состоящее из тринадцати разных узелков. Через месяц из Куско на север ушёл тяжело груженый отряд воинов.
   Куда он отправился точно не известно. Учёные предполагают, что, скорее всего, к огнедышащим вулканам Эквадора, каждодневно выбрасывающим из своих раскалённых жерл дымящиеся бомбы и облака удушливых газов. Этот неприютный, покрытый непроходимыми лесами край лучше всего подходил для спасения ритуальных и золотых сокровищ***** от алчных и ненасытных испанцев. Не случайно среди жителей тех мест до сих пор живы легенды о сказочном Эльдорадо и Городе Цезарей, который, благодаря удивительным способностям жрецов, скрыт "энергетической завесой" и недоступен взорам чужаков. Это, конечно, мифы, но иногда как раз они со временем становились реальностью, а то, что не подвергалось сомнению, оказывалось вымыслом.
   Предположение, что загадочный Эльдорадо существует, подтвердили и найденные в глухом каньоне Центральных Кордильер в конце XX века пять золотых статуй высотой в человеческий рост. Они были такими тяжёлыми, что для их погрузки пришлось прибегнуть к помощи лебёдки. По всей видимости, индейцы бросили их, спасаясь от погони.
   Старинные хроники и записки испанских конкистадоров, дошедшие до наших дней, свидетельствуют и о существовании подземного города, состоящего из лабиринта галерей, потайных храмов. В них якобы укрыты золото и священные реликвии. Но карта с его местонахождением находится у посвящённых, живущих, как простолюдины. И то у каждого только часть от неё.
   В одном из донесений испанцев говорится о том, что незадолго до того, как конкистадоры вошли в Куско, из Храма Солнца бесследно исчезли мумифицированные тела тринадцати инкских императоров. Они были в одежде с нашитыми на неё золотыми пластинами с выгравированными сценами из их жизни. Вокруг лежали украшения из драгоценных камней. Пропал и золотой трон, установленный на массивной плите, отлитой тоже из золота.
   Через 26 лет после захвата Куско один из предводителей конкистадоров Поло Ондегардо по подсказке столичного торговца, подкупленного щедрыми подарками, заполучил три из этих тринадцати мумий. Сняв вожделенные золотые пластины, он приказал солдатам изрубить мумии на мелкие куски. Инки, узнав о таком святотатстве, убили предателя.
   Остальные десять мумий до сих пор не найдены. Возможно, так и лежат в тайных катакомбах под городом Куско или крепостью Саксайуаман. Пока все попытки кладоискателей подступиться к ним завершались неудачей либо трагедией.
   В 1848 году известный оккультист Елена Блаватская обнаружила документ, похожий на план тоннелей, но, когда приступила к поисковым работам, её стали преследовать сильнейшие головные боли. В конце концов, она оставила эту затею.
   Индейцы утверждают, что любой, кто приблизится к запретной зоне на роковое число шагов, теряет память. В 2003 году испанский археолог Ансельм Пи Рамба обнаружил тоннель, уходящий круто вниз, но, когда он с напарником вошёл в него, свод перед ними обрушился, и все попытки расчистить завал ни к чему не привели. Так что человечество только на подступах к разгадкам тайн этой уникальной цивилизации.
   В древнем Перу столкнулись не только разного технического уровня и оснащения армии, но и абсолютно разные мировоззрения. У европейцев устроить козни, оттолкнуть локтями ближнего, разбогатеть любой ценой считалось естественным и не зазорным. Для индейцев же обман, страсть к наживе, жадность, тем более накопительство, считалось презреннейшим из всех состояний, до которых может пасть человек. У них, к примеру, было постыдно иметь в доме еду, если её не было у соседа.
   Согласно действовавшей в стране морали индейцы с молоком матери впитывали убеждение, что щедрость - это главная добродетель человека. С детства их учили испытывать радость, отдавая нуждающемуся самую любимую вещь.
   Один из испанских хронистов записал в конце отчёта о завоеванной стране: "По правде говоря, мало народов в мире имели лучшее правление, чем инки".
   Эти люди по нравственным качествам значительно превосходили своих поработителей, но, к сожалению, чрезмерно идеализировали земной мир, устроенный так, что зло и ненасытная жадность зачастую побеждают добро и ведут человечество к краю пропасти небытия или очищения...
   Можно утверждать, что инкам удалось создать совершенную социальную структуру, в которой народ был счастлив. Земля, леса, пастбища, все продукты труда распределялись между людьми таким образом, что не было повода для распрей. Такое общественное устройство и абсолютный тоталитаризм в какой-то степени нивелировал человека, но, вместе с тем, открывал колоссальные возможности выживания и мирного сосуществования многомиллионного сообщества.
   Типичного для европейцев конфликта между обществом и отдельным человеком в империи Инков не было. Но жёсткая вертикаль власти привела к тому, что, когда верховный правитель оказался в плену, государство превратилось в беспомощное, растерявшееся без пастуха стадо. Их империю можно сравнить с гигантским ульем, где каждый на своём месте трудится на общее благо. Но как только пропадает матка - рой обречён на гибель.
   После казни Атауальпо расчётливые испанцы в 1532 году посадили на трон очередного законного наследника - Тупака Уальпу, а когда он умер (от отравления) в 1535 году, четвёртого брата - Манко Инка Юпаки (тот был убит испанцами за неподчинение в 1544 году). Сажая каждый раз на трон законного наследника, завоеватели как бы говорили индейцам: "Смотрите! Мы ваши друзья. Мы признаём законы вашей империи!" Население успокаивалось и на время прекращало выступления. Это давало колонизаторам возможность обустраиваться и, постепенно запуская свои щупальца во власть и экономику, без тотальной войны устанавливать своё господство. (Что-то это напоминает?)
   Последнее восстание индейцев, наконец осознавших, что их обманули, было подавлено в 1572 году. Тогда же обезглавили последнего законного правителя империи - императора Тупак Амару******, племянника Атауальпа.
   Наступил период слияния европейской культуры с инкской. При всей жестокости католики-испанцы в отличие от англоязычных протестантов не истребляли индейцев поголовно*******. Они проводили более разумную политику. Поэтому последним удалось сохранить не только свою культуру, но и свои языки кечуа и аймара. Причём кечуа, наряду с испанским, сейчас является вторым государственным языком Перу. На сегодняшний день индейцы здесь по-прежнему многочисленны и составляют половину населения страны.
   Оглядываясь на нашу историю, испытываешь восхищение перед мудростью и добросердечием российских казаков. Они не переделывали инородцев под свой лад, тем более не истребляли. Если местные желали соблюдать языческие обряды, никто не чинил тому препятствий. И, слава богу! От этого выиграли как русские, так и малые народы.
  
   __________
   * В империи инков каждый мужчина в возрасте от 25 до 50 лет должен был отбыть пятилетнюю воинскую повинность. Поскольку в период своего расцвета на её территории проживало 12-16 миллионов человек (аборт карался смертной казнью всех участников преступления), император легко мог в короткий срок собрать армию в 200-300 тысяч человек.
   ** По некоторым источникам, их было 80 тысяч.
   *** Любопытно, что инки не воспринимали золото как нечто сверхценное. Они его называли "потом Солнца", а серебро - "слезами Луны". Более дорогостоящими для них были, к примеру, ткани - ведь на их изготовление требуется так много труда!
   **** В империи инков не было частной собственности - всем ведало и всё распределяло государство, заботящееся, чтобы все работали, но при этом никто, в том числе старые и немощные, не голодали, были одеты, обуты и имели крышу над головой. Благодаря строгости и справедливости законов (воровство, коррупция и т. п. карались смертной казнью) в империи практически не было преступности. Считается, что именно история государства инков вдохновила Кампанеллу к написанию утопии "Город Солнца".
   ***** За первые годы колонизации испанцами из Южной Америки было вывезено 200 тонн золота и 16 000 тонн серебра.
   ****** Через 200 лет на этой же площади с особой жестокостью расправились с руководителем освободительного армии индейцев Упаком Умару II (праправнуком Упака Амару) и членами его семьи. После этого испанцами были под корень выкошены самые именитые династии индейской аристократии и введён запрет на ношение национальной одежды.
   ******* Североамериканские племена индейцев (апачи, команчи, ирокезы, навахо, чероки) поначалу тоже гостеприимно встретили английских колонистов, но те, освоившись, приступили к тотальному уничтожению "краснокожих" - охотились на них, как на зайцев. И если южноамериканских индейцев сейчас более 30 миллионов, то на всей территории США их едва ли наберётся два миллиона.
  
  
  

КРЕПОСТИ СВЯЩЕННОЙ ДОЛИНЫ

  
   В предыдущей главе мы познакомились с драматической историей империи Инков. Настала пора вернуться в современное Перу.
   Повосторгавшись мастерством и изобретательностью строителей крепости Саксайуаман, перейдём на соседнюю гору, там огромной скале пробит лабиринт Кхенко. Осмотреть его целиком нам не удалось: значительная часть ходов завалена камнями, обрушившимся при землетрясении. Свободным остался лишь проход к массивному "столу", на котором совершались хирургические операции, - по преданию Кхенко был медицинским центром империи.
   Кстати, о врачах. Проведённая ещё в 1863 году экспертиза черепа инка с вырезанным квадратом кости засвидетельствовала уникальность этой операции. Более поздние исследования трепанированных черепов подтвердили вывод о том, что инки владели редкостными приёмами хирургической техники, дающими поразительный результат: половина пациентов после трепанации совершенно излечивалась. Вот так! У инков были нейрохирурги!
   Весь следующий день знакомились с крепостями, разбросанным по склонам гор, обрамляющим Священную долину. Первой посетили великолепно сохранившуюся цитадель Ольянтайтамбо, воздвигнутую на неприступном скалистом утёсе на высоте 3 500 метров в верховьях реки Урубамба.
   Форма крепостных стен и башен придавала ей сходство с туповерхой пирамидой, по скатам которой взбегают вверх узкие земледельческие террасы, рассекаемые одной единственной лестницей. Ступени, сложенные из цельных камней, оказались до того высокими, что по ним даже мне, при росте 187 см., не только подниматься, но и спускаться было тяжело. (Похоже, что те кто сооружали эту лестницу были очень рослыми, выше меня).
   Часть башен, подобно ласточкиным гнёздам, встроена прямо в скалы, и добраться до них даже не всякому альпинисту под силу. А в иные можно попасть лишь через тесные тоннели, пробитые в горе. Надо сказать, что инки очень грамотно использовали рельеф местности при строительстве крепостей, но крепость Ольянтайтамбо, пожалуй, самая неприступная из всех, что мы видели. Конкистадоры под предводительством Эрнандо Писарро (брата Франциско Писарро) в 1536 году попытались захватить её, но вынуждены были отступить, едва избежав полного уничтожения.
   Внутри Ольянтайтамбо сохранились остатки храма. Его стены сложены из розовых, хорошо отполированных монолитов весом не менее 15-20 тонн каждая. Каменоломня, где вырубали и обрабатывали строительные блоки, находилась на противоположной стороне долины на весьма крутом откосе, примерно в трёх километрах от крепости. Там, а также на пути к цитадели, до сих пор лежат уже обработанные, но так и не "доехавшие" до пункта назначения заготовки. Местные жители про них ласково говорят: "уставшие камни".
   Своё название крепость получила от имени мятежного генерала Ольянтай. Он и дочь Верховного Инки очень любили друг друга, но император был против их брака. Отважный генерал укрылся с возлюбленной в этой, тогда ещё небольшой пограничной заставе, и за несколько лет превратил её в неприступный форт.
   В память о столь романтичной и жертвенной любви в народе из уст в уста веками передавалась песня "Ольянта", дошедшая до наших дней:
   Если даже с думой злою
   Сам утёс могучий горный
   В сговоре со смертью чёрной
   На меня пойдёт войною,
   Выйду в бой я с этой силой
   И без страха драться стану,
   Чтоб живым иль бездыханным
   Пасть к ногам голубки милой.
   Вот такая безграничная любовь! Современным женщинам о подобном преклонении и готовности мужчины отдать жизнь ради любимой, похоже, остаётся только мечтать...
  
   После Ольянтайтамбо побывали ещё в двух крепостях, а ближе к вечеру оказались в глухой горной деревушке, где в кустарных мастерских жизнерадостные и смешливые молодые ткачихи продемонстрировали нам все этапы получения пряжи из шерсти лам, альпак и её покраски. Индейцы для этой цели по-прежнему используют только природные компоненты: толчёные камни, растения, коренья, сушёных насекомых. Не прибегая к химии, они получают до двадцати цветов, а оттенки меняют, добавляя в краситель разные окислители, например, сок лимона.
   В соседней мастерской понаблюдали, как ткут на примитивных ручных станках из полученной пряжи прочное полотно с многоцветным геометрическим орнаментом. Меня поразило, насколько он схож с орнаментом на ковриках и полотенцах, вышиваемых башкирскими мастерицами.
   В последние годы учёные, сравнивая строение тела, тип лица, элементы культуры индейцев и башкир, обнаружили столько сходных черт, что напрашивается парадоксальный вывод: башкирский и индейские народы ветви одного ствола людского рода. Теперь мне не кажется фантастической гипотеза башкирского писателя, историка и этнографа Рафаила Зинурова об общих корнях индейских и башкирских племён. Это подтвердили и исследования американских учёных из Пенсильванского университета. Результаты анализа ДНК показали, что ДНК американских индейцев идентично ДНК племён, возникших на прародине башкир - Алтайском крае.
   В заключение ткачихи показали выставку гончарных изделий и напоили нас чаем из листьев коки. Индейцы считают, что он бодрит и помогает адаптироваться к высоте. Недаром в империи инков кока была особо почитаемым растением. Её регулярно жевали для восстановления сил курьеры-скороходы (часки), являвшиеся основными информационными каналами, связывающими империю в единое целое.
   Благодаря коке они невероятно быстро преодолевали огромные расстояния по знаменитым инкским дорогам, мощённым плитами и обсаженным с двух сторон деревьями. Там, где путь преграждали горы, были пробиты тоннели, а через бездонные пропасти переброшены подвесные канатные мосты, сплетённые из волокон агавы. На самых высоких перевалах имелись навесы. В их тени гонцы и путники могли отдохнуть и полюбоваться панорамой гор, таких высоких, "что, казалось, вершины упираются в небо", и каньонов, таких глубоких, "что, казалось, их дно достигает центра земли".
   Кроме того, вдоль всех дорог имелись постоялые дворы - почтовые станции (тамбо), в которых можно было переночевать, а между ними через каждые 2- 3 километра посты с двумя дежурившими круглые сутки гонцами. За счёт этого расстояние в 2 000 километров по горам и долинам часки преодолевали за пять суток! По сути, инкская почта напоминала эстафету, протянувшуюся на огромные расстояния. Хронист Сьеса де Леон по этому поводу писал: "Инки изобрели почтовую службу, которая являлась наилучшим из того, что можно было придумать и вообразить". Кстати, наша доблестная почта доставляет письмо из Уфы в Москву, а это 1500 км., за пять дней. Прогресс на лицо!
  
  
   МАЧУ-ПИКЧУ
  
   Самая популярная достопримечательность Перу - городище Мачу-Пикчу. На сегодня это единственное поселение инков, сохранившее первоначальный вид. Его несколько столетий безуспешно искали испанские колонизаторы - считалось, что именно там спрятаны несметные сокровища империи, включая золотые статуи Верховных Инков. Но обнаружили это городище лишь в начале XX века, если быть точным - в 1911 году.
   Раскопки показали, что индейцы покинули Мачу-Пикчу не так давно - в первой половине XIX века! Причём, как гласит легенда, забрали с собой и унесли в дремучую сельву всё самое ценное. Легенды легендами, но немало примеров, когда они оказывались правдой. Так один кладоискатель, неусомнившись в предании гласящем, что на острове Робинзона Крузо в Чили таятся несметные сокровища пиратов, продал текстильную фабрику и на вырученные деньги организовал технически оснащённую экспедицию. В результате, в 2006 году нашёл на глубине пятнадцати метров шестьсот бочонков с золотом оценённых в шесть миллиардов долларов. А поначалу над его безрассудством только посмеивались.
   Так что и Мачу-Пикчу может преподнести человечеству сенсации. К сожалению, инки не знали письменности. Знаменитые инкские кипу (узелковые письма) помочь в поисках инкских кладов не могут - утрачены знания для их толкования.
   Работавшие на Мачу-Пикчу американские археологи обнаружили лишь битые черепки и захоронения. Под предлогом необходимости описать находки и составить систематический каталог они получили разрешение вывезти в США на несколько месяцев два вагона предметов быта и останков индейцев. Эти "несколько месяцев" растянулись на 100 лет. До сих пор всё найденное хранится в Йельском университете.
   От Куско до Мачу-Пикчу чуть более ста километров. Попасть туда можно на поездах, отправляющихся рано утром. Один из них, с относительно комфортабельными вагонами, - для туристов. Второй - для местных жителей. Он неудобен ещё и тем, что останавливается у каждого столба. Учитывая эти обстоятельства, мы выбрали первый вариант.
  
   Как и другие поселения инкской знати и жрецов, Мачу-Пикчу укрылось на труднодоступной седловине крутостенного отрога между двух внушительного размера скал, похожих на раскрытые друг к другу ладошки. Благодаря этому поселение не видно ни с перевалов, ни из долин. Одна из скал зовётся Мачу-Пикчу (Старая Гора), вторая - Уайна-Пикчу (Юная Гора). В этих, необычных для нашего слуха названиях отражено поэтическое восприятие инками окружающего мира. Сразу представляется шум падающей воды, первозданная красота гор, крик птиц, рычание пумы.
   Попасть в городище Мачу-Пикчу можно только с одной стороны, поднимаясь по узкой и крутой тропе через лес мимо уже заросших ступенчатых земледельческих террас, на которых когда-то выращивали маис, тыкву, картофель.
   На вершине Уайна-Пикчу, похожей на голову пумы, находятся храмы Солнца и Луны. Восхождение к ним под обжигающим потоком полуденных лучей далось нам с трудом, но наградой был незабываемый вид не только на само городище, но и на простирающуюся во все стороны горную страну, тающую в дымке горизонта.
   Городище сверху напоминало тень летящего кондора. Как известно, у инков сакральные образы играли важную роль и отражали их мировоззренческие понятия. Так, Кондор символизировал верхний мир, Пума - средний, а Анаконда - нижний, подземный. Многие амулеты в Перу выполнены именно с такой символикой.
   Сейчас там, где когда-то было шумно, многолюдно и кипели страсти, царит могильная тишина, нарушаемая лишь шагами очарованных туристов. Всякий раз, когда я бываю в подобных местах, меня охватывает щемящая тоска, но, увы, время не повернуть вспять...
   Восстановив дыхание, я стал с упоением оглядывать клыкастые хребты, расчленённые глубокими ущельями. Чем дальше обращал взор, тем загадочнее и желаннее были прячущиеся в дымке отроги. Что-то так и влекло меня к ним, а что именно - трудно сказать. Неизвестность? Пожалуй! Она во все времена манила и звала людей за собой.
   Спустившись вниз, прилёг на траву. Лестно было сознавать, что лежишь на земле, по которой ходили Жрецы и Верховные Инки, а теперь ты, странник из далёкой Башкирии, заворожено созерцаешь в тишине опустевшие храмы, дома вельмож и слуг, порхающих с цветка на цветок крохотных колибри; вдыхаешь благоухание трав, слушаешь щебет красиво расцвеченных пичуг... В голове крутились мысли о скоротечности времени, и о чём-то неуловимом, возвышенном. Умиротворяющий, льющийся с небес покой навевал иллюзию, что это не птицы щебечут, а перекликаются души людей, живших здесь когда-то. Пара соколов с чёрными головами и жёлтыми глазами сидели на верхушке засохшего дерева и что-то высматривали.
   Внезапно меня охватила необъяснимая эйфория. Захотелось разбежаться и, взмыв выше скалистых пиков, парить, как кондор, над мистическим городищем, так удачно и естественно вписавшемся в природный ландшафт. А потом, нырнув в тесную долину - туда, где поблёскивает и шумит порожистая Урубамба, окунуться в её прозрачные струи, чтобы стать чистым, как младенец.
   В этот момент меня кто-то осторожно ткнул в плечо. Поворачиваю голову и вижу влажные губы, волосатую морду ламы. Служащие парка по утрам выпускают этих милых созданий из специального загона, чтобы усилить у посетителей иллюзию перемещения во времена многовековой давности. Я порылся в карманах и угостил голубоглазую красавицу двумя галетами.
   Из живности ещё видел семейку шиншилл. Эти маленькие, похожие на серые шарики, с большими округлыми ушками, зверьки по густоте меха рекордсмены - 25 000 волосков на один квадратный сантиметр! Когда я попытался приблизиться к одной из них с фотоаппаратом, зверёк встал на задние лапки и "зарычал". А, увидев, что угроза не действует, поспешил ретировался в кусты. Остальные дружно последовали за ним.
   Как я уже отметил, Мачу-Пикчу великолепно сохранилось. За прошедшие столетия сгнили только деревянные стропила и соломенные крыши. Само поселение условно можно поделить на сектора: храмы, "дворцы" сановников и жрецов, площадь, дома простолюдинов на узких улочках, погост. Часть храмов и жилых помещений вырублены прямо в скалах, опутанных бромелиями - растениями, которые могут расти на голых камнях, поскольку берут питательные вещества из воздуха, а не из почвы. По углам городища торчат сторожевые вышки. С них можно было обозревать местность на десятки километров и заранее знать о приближении врага. Ведущая к Мачу-Пикчу единственная тропинка столь узкая, что в былые времена позволяла даже небольшой горстке воинов отражать натиск целой армии.
   Спланировано городище, из-за ограниченности места, весьма экономно. Я бы сказал даже тесно: постройки буквально жмутся друг к другу. Кварталы и отдельные здания соединены между собой, главным образом, лестницами, которые практически выполняют роль улиц. В большинстве короткие - в пять-десять ступеней, но есть и гигантские, состоящие из ста пятидесяти ступенек. Дома скромные: одна комната с выходом на узкую улочку.
   На площади, выложенной плоскими камнями, на пирамидальном основании лежит громадный монолит Интиуатана, что в переводе означает примерно "контрольная точка солнца" - место, куда прикреплено Солнце. Ещё этот камень называют "гномон", то есть указатель солнечных часов. Его четыре угла указывают не только направление четырёх сторон света, но и расположены точно на одной линии с четырьмя священными вершинами окружающих гор. Монолит имеет довольно мудрёную ступенчатую форму с прямоугольным столбом посреди. Два раза в год, в дни весеннего и осеннего равноденствий, светило на некоторое время зависает прямо над "перстом", не давая тени.
   На этом монолите инки в дни равноденствия и в день восхождения на престол нового императора, совершали жертвоприношения в честь Инти - Бога Солнца (сына Варикочи - бога цивилизации). Ритуал совершался в час восхода. Жрецы вскрывали у самой красивой девушки грудную клетку, доставали бьющееся сердце и поднимали его к небу: кровь, орошая камни, должна была помочь рождению светила. А священная сила девственниц, уходя на небеса, очищала ему дорогу. Жуть берёт от всей этой дикости, но в те времена юные девы почитали за счастье стать "невестой" солнца.
   Интересно, что после Мачу-Пикчу мне стали сниться стройные по сюжету и очень конкретные в деталях сны (правда, недолго - с месяц). В них я явственно проживал ещё одну жизнь. Было странно и в тоже время занятно, ощущать себя в двух параллельных мирах. То я видел себя в красочной процессии жрецов, то вдруг оказывался на улицах своего города, безнадёжно застрявшим в "пробке".
  
  
   ПУНО И ТИТИКАКА
  
   От Куско до священного озера Титикака, на берегу которого расположен город Пуно, 390 километров. Дорога, муторно петляя по межгорным долинам северной части высокогорного плато Альтиплано, вывела к глиняной стене, высотой не менее двадцати метров - это всё, что осталось от центральной части храма инкской эпохи. Рядом частично отреставрированное селение: остовы домов, разделённых улочками.
   Удивительным было то, что стена и постройки сложены не из каменных блоков, как в окрестностях Куско, а из глиняных. И хотя глина не обожжённая, блоки настолько прочны, что, несмотря на обилие осадков, выдержали пятивековое испытание.
   Дальше ущелье резко сужалось, а сам водораздельный перевал Ла Райя (4 300 м.) был укрыт туманом, вернее, застрявшей не нём тучей. Не доехав пары километров до него, водитель остановил машину и попросил нас выйти. У меня мелькнула мысль: "Двигатель перегрелся, как бы не пришлось до водораздела пешком топать". Но я ошибся. Индеец повёл нас сквозь лохмотья тумана к пешеходному мостику, перекинутому через бурный горный поток. Когда мы оказались на противоположной стороне, он торжественно объявил:
   - Амиго, поздравляю! - Вы перешли через Амазонку. Тут она зовётся Урубамба, ниже - Укаяли, а после слияния с рекой Мараньон - Амазонка.
   Ничего себе! За десять секунд пересекли величайшую реку планеты! Сравнивать Амазонку с другими водными артериями - это все равно, что сравнивать анаконду с ужом - столь несопоставимы весовые категории. Эта громадина несёт в океан 20% всей пресной воды* земного шара! И хотя здесь она не впечатляет, имперский характер уже проявляется. Сквозь неумолчный шум пенистого потока отчётливо слышно, как вода тащит по дну камни, сталкивая их.
   Своё современное имя река получила от неутомимого авантюриста и исследователя Южной Америки капитана Франциско де Орельяна, который в 1541 году с несколькими десятками солдат отправился в таинственную сельву на поиски легендарной страны Эльдорадо. Перевалив Анды, он обнаружил широкую, полноводную речку. Сплавляясь по ней до Атлантического океана его отряду пришлось не единожды отбиваться от воинственных амазонок. Памятую их, капитан назвал эту водную артерию Амазонкой.
   *Количество годовых осадков в бассейне Амазонки, в результате вырубки лесов, упало с
   889 мм. в 1920-ых годах до 380 мм. в наше время.
  
   Удовлетворённый произведённым впечатлением, водитель рассказал, что в боковом ущелье есть пещера. С её сводов свисают сосульки сталактитов всевозможных оттенков. Навстречу им растут сталагмиты. По подземным гротам текут ручьи. Спелеологи, обследовавшие эту пещеру, в одном из ответвлений упёрлись в огромную плиту. Она была такой гладкой, что не оставалось сомнений в искусственности её происхождения. Материал плиты настолько прочный, что удары молотка не оставляли следов. Учёные предполагают, что за ней скрывается один из тайников инков.
   Как только преодолели водораздел, туман исчез. Ущелье разошлось широким раструбом и нашим взорам открылось просторное, продуваемое всеми ветрами высокогорное плато - Альтиплано.
   Горы здесь были намного мельче, а контуры помягче. Воздух настолько прозрачный, что трудно оценить какое на самом деле до них расстояние. Леса исчезли вообще. Сплошь луга с тучным разнотравьем и рассыпанными по ним отарами овец, стадами мосластых коров. На склонах гор табуны альпак, пасущихся под присмотром одного-двух гаучо. У дороги небольшие, в пять-десять дворов, деревушки. Дома из коричневых саманных кирпичей, узкие, двухэтажные с крохотными двориками, закрытыми от посторонних глаз высокой глинобитной стеной. Крыши железные либо черепичные. У самых бедных крестьян - из почерневшей соломы. Но даже у них туалеты тщательно покрашены, сзади непременно вытяжная труба. Часть домов пустует: города - ненасытные пылесосы - из года в год высасывают из деревень народ.
   Террасных полей, как в каньоне Колка и среднем течении Урубамба, здесь нет. Долина настолько широка и размашиста, что нет нужды лепиться по склонам. Тем не менее, земельные наделы и тут не велики: 10-20 соток. Встречаются и крупные коллективные хозяйства: несколько длинных коровников, просторные загоны, поодаль пара улиц.
   Проехали через весёлый, шумный, забитый людьми в цветастых головных уборах и ярких юбках, город беспошлинной торговли Хулияка. Он произвёл впечатление огромного муравейника, кишащего торговцами. При этом на одного покупателя приходится не меньше двадцати продавцов! Наш микроавтобус с большим трудом протискивался по запруженным улицам. На одном повороте даже встали: ждали, пока хозяева переместят свои развалы и прилавки поближе к стене дома.
   Окраина Хулияки несколько подпортила ощущение праздника: сотни убогих лачуг, рядом с которыми чадят печи для обжига кирпичей. Работают семьями. Одни месят ногами глину, другие закладывают её в формы, третьи на носилках уносят их к печи. Готовый красный кирпич выкладывают на поддоны прямо у дороги - подъезжай и грузи. Удобно!
   В Пуно въехали при быстро сгущающихся сумерках. Город широкой подковой покрывал крутые скаты одного из заливов озера Титикака. По местным преданиям, творец Виракоча именно из него выловил Солнце и Луну, рожденных Матерью-Водой.
   Поселились в хостеле "Империал". Несмотря на поздний час, на улице кипела торговля овощами, фруктами, сувенирами, напитками. Продавцы - только женщины, все в национальных одеждах. Здесь уже иные, чем в Куско, головные уборы - крохотные чёрные шляпки из фетра. Точь-в-точь, как у Чарли Чаплина. Непонятно только, как они держатся на самой макушке? Женщины (это типично для всей Южной Америки) крупные, с грубыми, мужеподобными лицами, суровым взглядом. Лишь молоденькие девчата изящны и привлекательны. Невольно задаёшься вопросом: "Отчего происходят такие метаморфозы?" Может, причиной тому высокогорье? Высота-то 4 000 метров!
   В этих краях живут потомки другого большого индейского племени - аймары. Их изначальные религиозные воззрения базировались на обожествлении мира гор, Матери-Земли (Пача-Мама) - прародительницы человечества, зверей и подземного мира, связанных между собой сменой циклов жизни и смерти. В дальнейшем на до испанские культы наложился католицизм, но большинство языческих обычаев, в их числе костюмированные шествия с головными уборами из перьев, масками, шкурами, сохранились.
   Городские кварталы поднимаются по береговому склону с отметки в 3 810 метров до отметки 4 150 метров. И хотя мой организм уже адаптирован к высокогорью, все равно, как только начинается подъём, так сразу учащается пульс, появляется одышка.
   В последние годы Пуно приобрёл известность как фольклорный центр Перу. В дни национальных праздников в него съезжаются тысячи туристов со всего мира и город превращается в красочную страну веселья, старинных песен и народных танцев.
   Утром 15 марта отправились на стареньком катере в двухдневное путешествие по перуанской части Титикака, являющегося самым высокогорным судоходным водоёмом на нашей планете. И размеры у него нешуточные: при ширине 65 километров озеро вытянулось почти на 200 километров.
   Среди пассажиров катера выделялся активностью и громоподобным голосом здоровенный финн. Он странствует по странам Южной Америки уже третий месяц (оказывается, в Финляндии отпуск три месяца, из них полтора оплачиваемые). Чем дальше отплывали от берега, тем чище становилась вода. Окунул руку - холодновата, не выше 12 градусов. Вскоре показались рукотворные дрейфующие острова индейцев племени Урос.
   На них они с незапамятных времён спасались от набегов враждебных племён, а впоследствии и конкистадоров. Так и живут по сей день, не меняя устоявшегося уклада жизни: срезают и вяжут в снопы, для укрепления и расширения площади острова, стебли тростника тотора. Строят из туго связанных пучков каноэ для рыбалки и катамараны для "выхода в свет", возводят хижины, плетут циновки, занавески, мастерят игрушки. Ловят и сушат на вешалах рыбу (в основном озёрную форель), охотятся на водоплавающих птиц, разводят морских свинок.
   Угроза нападения давно канула в лету, но на материк никто не переселяется - на плавучих островах им привычней. Благодаря постоянно добавляемым пучкам тростника, они не только разрослись вширь, но и отяжелели, стали малоподвижными. Сейчас на озере около сорока таких дрейфующих платформ. На самых крупных имеются школы, магазины, музеи. У каждого "берега" пришвартовано с десяток лодок. В их числе катамараны с носами, украшенными грозно оскаленными головами пум. Один в один с теми, что были сплетены здесь же для экспедиций Тура Хейердала "Ра-1" и "Ра-2". Всё это выполняется вручную и на глаз. Поразительный профессионализм!
   Остров, к которому мы подплыли, слегка покачивало. Из за этого то там, то здесь что-то поскрипывало, похлюпывало, напоминая гостям: осторожно, под вами десятки метров воды!
   Завидев нас, обитатели деревни высыпали из тростниковых жилищ, похожих по форме на эвенкийские чумы и, пританцовывая, запели. Следом из "дверных" проёмов выползли и с любопытством уставились сопливые карапузы. Было очевидно, что все рады нашему визиту - появился шанс заработать.
   Пока мы "гуляли" в сопровождении гида по мягкой и пружинистой "улице", осторожно обходя места, где проступала вода, полноватые, но при этом сноровистые женщины накрыли незатейливый стол: заваренный на листьях коки чай и маисовые булочки.
   После бодрящего чаепития покатались на огромной тростниковой лодке. Мы с Эмилем даже немного поработали вёслами. За все эти удовольствия каждый заплатил по 10$.
   Попрощавшись с гостеприимными аборигенами, вернулись на катер и запрыгали по белопенным гребням к центру озера - туда, где возвышался каменистый остров Амантани. Разгулявшиеся на просторе волны становились всё круче и напористее. Это щекотало нервы - как-никак под нами сотни метров воды.
   Напряжение спало лишь когда зашли в овальную бухточку и причалили к каменному пирсу, пристроенному к пологому, заселённому склону острова. (Противоположный, крутой и скалистый, для жизни не пригодна). В бухточке было спокойно. Только мерно накатывающиеся волны неутомимо шлифовали прибрежную гальку.
   Амантани - остров небольшой: четыре на три километра. Между разбросанных в беспорядке домов выделялись компактные рощицы, состоящие из громадных дуплистых деревьев. То, что местные жители сохранили их, вызывало уважение - зимой здесь по несколько месяцев держится минусовая температура, и воздержаться от соблазна поживиться дровами - это подвиг, говорящий о высокой культуре островитян и почтительном отношении к среде обитания.
   В деревне пять сельскохозяйственных коммун по 50 человек в каждой. Её члены занимаются выращиванием бобов, ячменя, картофеля, маиса на принадлежащих им крошечных террасах размером в одну-две сотки, каждая.
   Гривастый, похожий на матёрого зверя, староста "раздал" нас по семьям и сделал в своём журнале записи: следит за тем, чтобы в течение сезона каждый двор принял равное число постояльцев. Ведь это ощутимая прибавка к скудному семейному бюджету.
   Узнав, что мы русские, островитяне заулыбались и стали поглядывать на нас с повышенным интересом. Кто посмелее, подошли ближе - гости из России здесь редкость. Вообще, следует отметить, что в Южной Америке к россиянам относятся с большой симпатией. Россию здесь по-прежнему воспринимают как противовес янки, к которым у латиноамериканцев стойкая неприязнь.
   После того как мы с Эмилем внесли в кассу общины по 20 солей (в сумме это составляет 400 рублей), староста подвел нас к невысокому, с мягкой, застенчивой улыбкой на лице индейцу:
   - Его звать Валерио. Идите за ним.
   Всё время, пока поднимались по каменистой тропе к двухэтажному П-образному дому, наши рюкзаки несли жена Валерио и её сестра - таковы местные обычаи. Кстати, глядя на них, нельзя было сказать, что поклажа им в тягость. Валерио же всем встречным с гордостью объявлял: "Русиан, русиан!" Люди притормаживали и с таким любопытством оглядывали нас, что я невольно стал проверять - всё ли у меня застёгнуто.
   Улиц и дорог в селении нет. Только широкие тропы между каменными стенками-заборчиками, обрамляющими бессистемно стоящие дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки с огородами. Время на этом острове словно остановилось. Здесь не знают не только машин, но и велосипедов.
   Встретила и провела нас в приготовленную комнату на втором этаже мать Валерио - суровая, черноволосая, несмотря на преклонный возраст, индианка. За всё время, что мы прожили у Валерио, мы так и не услышали ни от неё, ни от её улыбчивой снохи ни единого слова.
   Обедать нас позвали в маленькую кухоньку с глиняным полом и крохотной, очень экономичной в плане потребления дров печуркой из отожжённой глины. Три полешка, благодаря слабенькой тяге, чуть горели, правильнее будет сказать - тлели, но жар давали настолько сильный, что на плите всё кипело и шкворчало.
   Подали суп (слава богу, индейцы, как и россияне, не могут жить без него). Потом - рагу из картофеля, помидоров, огурцов, заправленное жареным сыром. Очень вкусно и сытно. Кстати, огурцы здесь срывают, когда они достигают максимальных размеров, жёсткую, пожелтевшую кожуру перед употреблением срезают, как у картошки.
   На улице довольно жарко, а в доме прохладно. После трапезы прилегли на топчаны отдохнуть. В открытую на террасу дверь была видна поблёскивающая на солнце водная гладь Титикаки, упирающаяся на горизонте в синие в белых шапках зубцы гор. В комнату то и дело залетал ласковый ветерок. Тишина, покой. Под окном цветы: герань вперемешку с белой и розовой гортензией. За ними небольшой участок с колосящимся ячменём, справа - роща высоченных эвкалиптов и семейки унизанных острыми иглами кактусов.
  
   Эта патриархальная и вместе с тем экзотическая картина расслабляла. От накатившего умиротворения я, было, задремал, как вдруг соседский ишак зашёлся в истерических воплях и разрушил царившую благодать. Эх, до чего ж бестактное животное!
  
   К 16 часам все приехавшие на катере собрались на центральной площади у сельского фонтанчика (!) с памятником индейскому вождю. Пока поджидали застрявшего в сувенирной лавке финна, послушали песни в исполнении местных музыкантов. Когда скандинав наконец появился, староста повёл нас на верх. Остров Амантани гористый и имеет несколько вершин. Самая высокая Пача-Мама, чуть ниже - Пача-Тата (Земля-Отец), остальные - сыновья.
   Тропа проходила мимо баскетбольной площадки, окружённой несколькими рядами болельщиков в национальных одеждах. На игру они реагировали весьма сдержанно: вздыхали или молча улыбались. Лишь самые эмоциональные били себя кулаком в грудь.
   Как только вышли из деревни, крутизна тропы резко возросла. Каждый шаг давался с трудом. Я то и дело останавливался, чтобы восстановить силы - высота-то 4 000 метров! Но в какой-то неуловимый момент (кажется, после того как миновал каменную арку над тропой) из неведомых источников в меня влились силы, и я пошёл, с каждым шагом наращивая скорость. Очень приятное, надо сказать, состояние. В такие минуты кажется, что тебе всё по плечу. На вершину поднялся с большим отрывом от остальных. Здесь уже поджидали аймарки с толстыми чёрными косами, свёрнутыми на голове в кольца. Они сидели прямо на траве, обложившись грудами вязаных изделий, и смотрели на меня с такой мольбой, что я купил всем трём дочерям белые, с коричневым орнаментом кофты из нежной шерсти альпак.
   На самой макушке Пача-Мамы находятся древние руины храма Солнца. Взглянуть на них не удалось - они окружены трёхметровым забором на реставрацию. Чуть в стороне, на возвышении, как на постаменте, высилась каменная глыба. Я взобрался на её макушку и застыл от восхищения: был тот миг, когда всё озеро усыпано переливающимися в лучах закатного солнца стружками "золота". (Так вот откуда легенда о том, что в водах Титикака родилось Солнце!) На небосводе тихо тлели, чуть дымясь кровью, высоко взлетевшие облака. Сумерки на этих широтах короткие. Остров на глазах погружался в чернильную мглу. Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных от лучей невидимого уже солнца гусей. Облака, что повыше, ещё несколько минут отражали прощальные отблески светила, скрывшегося за гребнем почерневших гор, но вот и они погасли. Земля и небо слились в непроницаемо-угольной тьме, старательно засеваемой Виракочей алмазными зернами. Неясные силуэты людей, принимая самые фантастические очертания, прорисовались лишь вблизи,. Воздух сразу посвежел, наполнился влагой. Из-за горы в звёздную заводь лебедем выплыла луна.
   Спускались, освещая тропу фонариками. В деревне электричества нет и, чтобы мы не плутали, нас встречали заботливые хозяева. По дороге Эмиль проговорился Валерио, что у меня сегодня день рождения. Доведя нас до дома, он исчез, а вскоре появился с двумя соседями (один из них был с гитарой). Сам Валерио достал тростниковую флейту. Индейцы сначала о чём-то пошептались, а потом устроили шикарный концерт-поздравление. Хозяйка тем временем накрыла во дворе стол, я открыл бутылку водки "Золото Башкортостана" (так и хочется написать более нежное - "Золото Башкирии"), и мы допоздна веселились при свете керосиновой лампы.
   У Валерио оказался очень приятный тембр голоса. Индейские лирические песни в его исполнении трогали до глубины души. Потом гитара перешла к Эмилю. Русские романсы очаровали хозяев не меньше. Когда бутылка опустела, в ход пошла "писка" - местная водка.
   В сорока метрах от нас на усеянный галькой берег мерно накатывали волны, приплясывали на мелкой ряби лунные блики, а два белоголовых россиянина и три черноволосых индейца племени аймары радостно братались, провозглашали тосты за дружбу между народами.
   Антонио, товарищ Валерио, разоткровенничался и похвалился, что знает место, где находится затонувший инкский храм. Обнаружил он его случайно, когда нырял за оторвавшимся якорем. В нём он видел покрытые илом статуи. (Может те, что из золота?). Это место Антонио держит в тайне, потому что получил запрет от Пача-Мамы. Она приходила к нему в ту же ночь и сказала, что настанет час и придут люди из катакомб и перенесут их в её Дом. После этого она опять обретёт силу и родится новый Инка, который устроит справедливый мир. Тогда на Земле воцарит благоденствие. Мы были заинтригованы, но в душе сильно сомневались в реальности его находки.
  
   Проснувшись, ужаснулся:
   - Кошмар! Мне седьмой десяток!
   Чтобы не попасть под власть этой страшной цифры, я сказал себе: "Камиль, вчера ты достиг пика. Теперь начинается отсчёт лет в обратном направлении. Так что распечатал ты не седьмой, а пятый десяток, и с этого дня будешь не стареть, а молодеть год от года!"
   Ловко я с перепугу выкрутился?! Посмотрим через несколько лет, что из этого настроя на омоложение выйдет.
   Жизнь на острове течёт размеренно, без суеты. Не удивительно, что мать Валерио в 90 лет (проверил свои дневниковые записи: оказывается ей ещё больше - 92 года!) - довольно крепкая, властная женщина. Лицо, конечно, в кружеве глубоких, словно вырезанных резцом, морщин, но спина прямая, подбородок держит высоко.
   Интересно, что когда мы надумали купить у жены Валерио шерстяной шарфик с шапочкой-шлемом и попросили снизить цену, сам Валерио побежал к матери за разрешением. И деньги отдал ей же. Матриархат!
   Пенсия в Перу даётся сразу, как только выработал положенный стаж. Так, учителю необходимо отработать 30 лет. То есть, если работаешь в школе с двадцати лет, можешь уйти на пенсию в пятьдесят. А если не работал, то пенсии не жди. Во главу угла поставлен стаж работы. Справедливо!
   Что ещё на Амантани бросается в глаза? Люди приветливые, полны достоинства. На их лицах не увидишь ни тени раздражения. Разговаривают тихо, в полголоса. Женщины работящие (а где иначе?) - вяжут, даже когда идут за водой. Грузы тоже они носят: сушняк, траву для скотины, ну и, разумеется, детей. Всё за спиной, в платках-сумках. Я, наконец, подглядел, как они "загружают" их. Расстелив платок, груз кладут посередине и два противоположных угла накидывают на него. Потом берутся за два других и ловко забрасывают груз за спину. Всё, вроде бы, предельно просто, но попробуй повторить...
   На фотоаппарат островитяне реагируют спокойно, по большей части даже доброжелательно. На материке же, если видят нацеленный объектив, то, либо яростно требуют денег, либо в панике убегают.
   Туалеты, как, впрочем, и везде в Перу, с непременной вытяжной трубой. На территории острова ни одной свалки, на тропах - ни соринки. Чистота идеальная. Члены общины живут по законам, выработанным веками. Того, кто нарушает их, ожидает несмываемый позор и всеобщее презрение. Удастся ли им и дальше сохранять сложившийся уклад жизни, отеческие традиции покажет время.
  
   После завтрака вся спаянная ночной пирушкой компания проводила нас с Эмилем до пристани. Несмотря на возражения, нести рюкзаки нам опять не позволили: это удел безропотных индейских женщин.
   По дороге Валерио деликатно поинтересовался:
   - Камиль, не сможет ли мой приятель пожить у тебя в России?
   Я, слегка растерявшись, говорю:
   - Да, это возможно, квартира большая. - Но на всякий случай уточняю: - А как долго?
   - Постоянно...
   - ???
   -Не пугайся, он ничего не ест и занимает мало места.
   И тут Валерио протягивает мне вырезанного из дерева индейца, одетого в национальный костюм.
   Я растроган, судорожный комок сдавил горло. Нахлынувшее чувство благодарности искало выхода. Хотелось сделать что-то приятное для этого, в общем-то, мало знакомого мне человека. Достал швейцарский складной многофункциональный ножик и смущённо протягиваю ему. Валерио обрадовался подарку, как ребёнок:
   - Теперь я самый богатый человек на острове! - воскликнул он.
   Когда вся группа зашла на судно, моторист взял курс к следующей точке нашего маршрута - острову Такуиле. Но лишь только катер покинул бухту, боковой ветер принялся изо всех сил раскачивать нашу посудину. Вскоре большинство пассажиров почувствовало признаки морской болезни: нарастающие приступы тошноты, головокружение.
   Чтобы вода не перехлестывала через борт, рулевому приходилось постоянно держать нос катера навстречу ветру. В результате мы шли не напрямую к Такуиле, а несколько в сторону. После того, как в бак залили солярку из запасной канистры, мотор сначала простужено зачихал, а затем и вовсе заглох. Обрадованные волны подхватили неуправляемое судёнышко и стали раскачивать, как люльку. Срываемые ветром пенные гребни, щедро окропляли нутро катера и людей. Вскоре уже половина пассажиров, отрешившись от всего, валялась на скамьях с бледно-зелёными лицами. Капитан (моторист всё это время копался в двигателе, что-то бормоча: то ли молясь, то ли поминая нечистую силу) стал ходить и протирать лица, лежащих пластом, спиртом. Тех, кому было совсем плохо, заставлял дышать сквозь смоченную в спирте тряпочку. Удивительно, но это помогало - люди оживали.
   Ветер, шквал за шквалом набирая силу, достиг резиновой упругости. Тяжёлые волны, утратив степенную размеренность, теперь жадно набрасывались на катер крутыми валами, перехлёстывающими через борт. С каждой минутой наша беспомощная посудина наполнялась новыми порциями воды. Тяжелея, она осаживались всё ниже и ниже. Я на всякий случай поискал глазами спасательные круги, но, увы, - их не было.
   В голове невольно возникла жуткая картина: заполненный водой катер, плавно покачиваясь, идёт ко дну, и следом погружаются в чёрную, холодную бездну наши распростёртые тела. Из памяти некстати всплыла информация о том, что глубина Титикака более трёхсот метров!
   Эта невесёлая перспектива так взбодрила меня, что я, вылив за борт сок из двухлитрового пакета, срезал боковину, и принялся лихорадочно вычерпывать воду. Капитан одобрительно кивнул. Ко мне присоединился Эмиль, а за ним и все те, кто ещё был в состоянии двигаться.
   После многих безуспешных попыток запустить движок, моториста, наконец, осенило: он перекинул шланг на второй бак (у меня эта мысль уже мелькала, но я почему-то стеснялся донести её до индейца). Движок, выпустив пару клубов чёрного дыма, ритмично затарахтел. Этот долгожданный стук для нас был слаще аккордов самой гениальной симфонии. Мы просияли, как дети, чудом избежавшие родительской порки. Повеселевший капитан поставил катер носом к волне и пошёл по косой к чернеющему острову. А мы продолжили дочерпывать остатки воды.
   Когда сошли на берег, оба индейца опустились на колени и, поцеловав землю, осенили себя крестным знамением. Я тоже мысленно перекрестился.
   Остров Такуиле в отличие от Амантани заселён гораздо плотнее и по всему периметру. Он прославился тем, что вязанием на нём занимается исключительно мужская часть населения. Было удивительно видеть гордо восседавших на стульях, несмотря на сильный ветер, колоритных, с суровым профилем мужчин, в узловатых пальцах которых мелькали, поблёскивая на солнце, спицы.
   Главный источник пряжи - шерсть пасущихся повсюду овечек. Правда, здесь они какие-то карликовые, почти игрушечные. И национальная одежда у индейцев тут иная. Мужчины в чёрных штанах и чёрно-белых жилетках, с широкими поясами, на которых вышит календарь сельскохозяйственных работ на год. Непременный атрибут: вязаные шапочки-колпаки, как у гномов. В свешивающемся на бок кончике хранятся листья коки. Если шапочка с поперечными цветными полосами, это значит, что мужчина семейный. Решивший жениться юноша к свадьбе должен связать себе специальную красно-белую шапочку. Женщины же все в белых кофтах и чёрных домотканых платках, украшенных увесистыми кистями.
   На площади ко мне подбежали две девчушки. У них были такие славные, умильные личики, что я угостил каждую шоколадкой. Они спрятали их в кармашки и стали клянчить ещё и денег. В кошельке у меня было с десяток мелких монет - высыпал все в протянутые ладошки. Взвизгнув от счастья, они тут же помчались вприпрыжку к подружкам хвастаться свалившимся богатством.
   Возвращались в Пуно в сопровождении волнистого отражения носатого месяца. Ночью снилось, будто кто-то тянет меня за ноги на дно. Я отчаянно хватаюсь за мокрую верёвку, но она выскальзывает, и я погружаюсь в чёрную пучину всё глубже и глубже. Проснулся весь в поту и долго не мог сообразить, где нахожусь.
  

БОЛИВИЯ

  
   Боливия - площадь 1 098 580 кв. км, население 10 миллионов, официальная столица - Сукре (фактически - Ла-Пас), продолжительность жизни мужчин - 62 года, женщин - 67 лет.
  
   До обеда занимались в консульстве Боливии оформлением виз. Выдаётся она бесплатно, но потрудиться ради её получения пришлось изрядно. Сначала в поисках ксерокса обегали весь центр. Найдя, сделали копии паспортов, сертификатов о прививках, авиабилетов. Потом через Интернет заказали гостиницу в Ла-Пасе и два часа ждали, когда придёт документальное подтверждение. Затем сфотографировались, и только после этого нас записали в очередь к консулу.
   Тот оказался спесивым буквоедом, упивавшимся своей безграничной властью: ничего не объясняя, почиркал анкету и объявил тоном исключающим вопросы: "Не правильно! Переписать!" Общаться на английском наотрез отказался, хотя было видно, что понимает. (Наверное, правильно делает - мы же в Латинской Америке.) Слава Богу, Эмиль уже сносно овладел испанским, и мы с третьего захода всё же заполнили и мудреную анкету, и заявление без ошибок. Иначе не видать бы нам Боливии. Можно было, конечно, попробовать с пограничниками договориться, но это опасно. Впустить, может, и впустили б, да только как потом без отметки в паспорте выедешь?
   Когда марка, подтверждающая наличие визы, наконец, появилась в наших паспортах, до отправления последнего автобуса в Боливию оставалось всего тридцать минут. Простимулировав таксиста возможностью получить хорошие чаевые, мы подъехали к автостанции, когда автобус с надписью "Пуно - Ла-Пас" уже выезжал из ворот. Мы бросились ему наперерез с такими воплями, что водитель сжалился - остановился.
   Первая половина пути проходила по берегу Титикаки. (Озеро на две трети принадлежит Перу, на одну треть Боливии). Узкая лента земли между дорогой и водной гладью вся в золотистых лоскутках поспевшего ячменя. Тут, возле воды, ни один клочок "не простаивает" без дела. Крестьяне серпами срезали стебли с тугими колосьями и ставили их в снопы - знакомая картина из давнего деревенского детства. Справа на склонах гор тучные стада коров, отары овец.
   Граница встретила нас поникшими от безветрия государственными флагами, зебристыми шлагбаумами и уже привычной многоголосой суетой и беготнёй между пропускными пунктами: оплачивали сборы, ставили штампы "вышел - зашёл". Завершающим аккордом явился дотошный "шмон" рюкзаков на предмет контрабанды боливийскими пограничниками в мятых мундирах, Наконец, автобус трогается, и через полчаса въезжаем в уютный боливийский курортный городок Копакабана, прилепившийся на склоне холма и застроенный небольшими двух-трёх этажными отелями в колониальном стиле. В центре большой белый кафедральный собор начала 17 века.
   Мы и поселились в отеле "Колониал"! Цены просто смешные: 6 долларов на двоих (90 рублей с человека)! Против наших гостиниц это до неприличия дёшево, но ведь не разоряются! Я бы сказал, даже неплохо живут!
   По улице с сувенирными лавками спустились в быстро густеющих сумерках к бухте в расчёте на приятную прогулку по набережной и романтический вечер за кружкой пива, но нас ожидало разочарование. Набережная представляла собой захламлённый, покрытый грязными рытвинами берег, погружённый к тому же, ввиду отсутствия фонарей, в непроницаемый мрак. Контраст разительный: наверху шикарные отели, а внизу - такое убожество! Тут не то что гулять, ходить опасно. Странно! Обычно набережные в городах - самая красивая и обустроенная зона с ресторанами, кафе, уютными сквериками.
   Так что ужинать пришлось без "вида на море с лунной дорожкой", зато попался нам супер эрудированный официант. От него мы узнали, что Боливия до 1824 года входила в состав Перу. После разгрома испанских колониальных войск борцами за независимость под предводительством Боливара и Сукре страна была разделена на две части, образовавшие новые государства: собственно Перу и новое - Боливию. Здесь, как и в восточной части Перу, большинство населения - индейцы (60%), уклад жизни которых не изменило даже 300-летнее испанское владычество. В Андах живут кечуа, а в окрестностях Титикака (озеро находится на территории двух государств) - аймары. Все они до сих пор говорят на языке предков.
   Утром спустились к бухте, сплошь забитой лодками, яхтами, и на скоростном катере помчались к острову Солнца. Его контур на карте действительно напоминает солнце: от центрального "ядра" во все стороны расходятся, причудливо извиваясь, узкие щупальца - полуострова.
   Высота острова около трёхсот метров. На восточном побережье в небольших бухтах приютились три селения. Проскочив мимо первых двух, высадились в последнем. Зернистый песок, раскалённый высоко стоящим солнцем, лениво пинали мягкие кулачки волн. У домов в пыли рылись куры. На отполированном штанами бревне о чём-то неторопливо беседовали загорелые белоголовые старики. Безмятежная тишина и покой царили вокруг. Проводник повёл нас по каменистой тропе на вершину холма - к руинам древней цитадели.
   От открывающихся нам красот мы то и дело ахали: до того живописны были скалистые берега, украшенные мазками сочной зелени; прозрачные бухты с изумрудной водой, сквозь которую отчётливо просвечивались разбросанные в беспорядке каменные глыбы и тёмно-зелёные поля водорослей; вздымающийся над зеркальной гладью озера хребет с серебристой насечкой ледников.
   В этом месте озеро Титикака особенно похоже на Байкал в летнюю пору - суровый, могучий, величественный! А бухты напомнили побережье Японского моря на севере Приморского края.
   Правда, местные руины после Мача-Пикчу и Ольянтайтамбо не произвели впечатления. Отдохнув на каменных скамейках, стоящих вокруг стола из гранитного монолита, спустились к пристани и на катере вернулись к первой овальной бухте с высоким, украшенным мощными скальными выходами, берегом. На его кручах, в тени деревьев, лепились в беспорядке глинобитные хижины.
   К самой высокой точке острова карабкались между крошечных земельных наделов вместе с индейцами, несущими мешки с цементом. На вершине стоял внушительный крест, поодаль торчали стены инкских построек из камня. На них строители вели реставрационные работы. Отсняли на видео панораму озера Титикака, обрамлённого горами, особенно высокими и заснеженными на юго-востоке, где, судя по карте, находится главный город Боливии - Ла-Пас.
   Ночевали в крытой соломой хижине за 20 боливиан (80 рублей!) на двоих. Рядом, прямо на краю отвесного обрыва, душ с чёрным баком на крыше, отдельно туалет, в котором через "очко" можно лицезреть плещущееся в метрах двадцати, озеро. М-да! Живо представилось: островитянин справляет нужду, а под ним проплывает лодка с туристами...
   На ужин черноокая хозяйка приготовила местную форель с зеленью и подала её с бутылкой холодного боливийского вина. Яркие звёзды на аспидном бархате, едва заметная зыбь высокогорного озера, лёгкий ветерок, терпкое вино - что ещё надо для счастья? Ложусь в прекрасном настроении. Мало кому из россиян приходилось спать посреди высокогорного озера Титикака.
  
   Весь следующий день, отключившись от всех забот, продолжали упиваться окружающими нас красотами и царящим вокруг покоем. Слушали шёпот мерно накатывающих на берег волн: казалось, что это шелестит сочащееся в никуда Время. Любовались на парящие в ультрамариновом солнцевороте полупрозрачные перистые облака, на сплетённые из тростника парусники, "усы", рассекающие водную гладь. Представляли, как на таком же судне плыла к острову Пасхи команда Тура Хейердала вместе с нашим незабвенным Юрием Сенкевичем.
   Я то загорал, то купался: пекло так, что холодная вода Титикаки казалась благом. В голове вертелся каламбур "Над островом Солнца - слепящее солнце". В общем, было хорошо как никогда!
   Час расплаты за беспечность настал вечером, когда моё тело покрылось такими крупными водянистыми волдырями, что в последующие двое суток меня не покидало ощущение, будто живот и спину поливают кипящим маслом. (Мудрый Эмиль избежал этой пытки, поскольку наслаждался видами природы, отсиживаясь в тени.) Что на это сказать? Наверное, больше всего подойдёт поговорка "Дуракам закон не писан!" Знал же, что на высоте 4 000 метров ультрафиолета - бездна! Так нет - надо обязательно проверить.
  
   ЛА-ПАС
  
   Из Копакабаны отправились в Ла-Пас - самый крупный по численности населения мегаполис страны (1 млн. 600 тыс.). Если посмотреть на карту - до него рукой подать, но из-за паромной переправы дорога отняла полдня.
   На высоченный гребень кратера спящего вулкана, на дне которого раскинулся город, поднимались уже в кромешной тьме. А поднявшись, ахнули от изумления: глубоко внизу, под нами, колыхалось море огней. Когда спускались вдоль внутренней стенки кратера, была полная иллюзия, будто погружаемся в жерло вулкана, дно которого залито огнедышащей магмой. В самом городе по всем улицам, несмотря на поздний час, текли, подобно лаве, змеевидные потоки машин, по большей части старых и немилосердно чадящих. Водители, истошно сигналя, неслись напропалую, не обращая внимания на манёвры соседей. Наш таксист, чудом избегая столкновений, лихо протискивался сквозь этот хаос из автомобилей и снующих между них пешеходов.
   С размещением возникла проблема. Похоже, что отелей здесь значительно меньше, чем в Пуно. После двухчасовых разъездов с большим трудом нашли комнатку за 80 боливиан - 320 рублей.
   В городе довольно прохладно: сказывается высота и близость ледников. Кстати, Ла-Пас - самая высокогорная столица в мире - она расположена на высоте 3650 м. над уровнем моря. (Официально столицей Боливии объявлен город Сукре со 100-тысячным населением, но по факту всё же Ла-Пас - здесь резиденции и Президента, и Правительства).
   С утра знакомимся с этим многоликим, разношёрстным конгломератом, плотно устлавшем дно древнего кратера. (Не перестаю удивляться беспечности и недальновидности людей: вулкан ведь из категории спящих - в любой момент может проснуться и разбросать на десятки километров все эти дома с их беззаботными обитателями.)
   Боливия относится к бедным странам, но, по Ла-Пасу, этого не скажешь. В центре, наряду с красивыми старинными зданиями XVIII-XIX веков, много современных высоток из стекла и бетона. Президентский дворец и Дом Правительства находятся, как и в Кито, на главной площади в двадцати метрах от отдыхающих здесь же горожан. Посреди неё сквер с фонтаном, клумбами и непременной конной статуей какому-то военачальнику. По всей видимости, одному из героев борьбы за независимость.
   На улицах обращают на себя внимание стайки школьников. Все в чистых, отутюженных формах. На плечах погончики, на рукавах лычки - их количество соответствует классу. Что интересно, молодёжь гуляет с уже забытыми у нас транзисторными приёмниками, в то же время Интернет-кафе - на каждом шагу. Интересное сочетание.
   Плотность транспортного потока днём ещё более возросла. Самая точная характеристика принципа движения - неуправляемый бедлам с минимальным, леденящим сердце европейца зазором между сумбурно перемещающимися автомобилями. Считается, к примеру, нормальным с крайней правой полосы неожиданно, не включая даже сигнала "поворот", пересечь в полуметре от идущих машин всю улицу налево и наоборот. Наверное, по этой причине на улицах так много "лежачих полицейских". Что удивительно, мы ни разу не слышали возмущённых криков и злобных ругательств в адрес лихача. При этом аварий практически нет. Наблюдая за рискованными, непонятно каким образом благополучно завершающимися манёврами, на ум невольно приходит выражение: "Анархия - мать порядка!"
   Ситуация на дорогах усугубляется ещё тем, что тротуары узкие, и часть пешеходов движется в одном потоке с автотранспортом. Автобусы ходят с открытыми настежь дверями, и стоящий в них подросток зазывает пешеходов, выкрикивая маршрут движения.
   Вообще, водители в Перу, и в особенности в Боливии, - это отдельная тема! Теперь мне понятно, почему в этих странах нет (по крайней мере, мы не встречали) фирм, сдающих автомобиль в аренду. Иностранец на первом же перекрёстке либо устроит ДТП, либо, парализованный творящимся бардаком, встанет и заблокирует движение. Ещё одна местная шиза - все постоянно сигналят. Просто так, едут и сигналят, как маленькие дети. Ну, чистая Азия!
   Горизонтальных улиц в городе практически нет: по большей части то круто вниз, то круто вверх. Глаз это радует, но ходить по ним из-за недостатка кислорода тяжело.
   Стоит удалиться от респектабельного центра на два-три квартала, как оказываешься в окружении прилавков, заваленных всем, что душе угодно: начиная от вязаных носков и кончая варёной кукурузой. Здесь тоже торгуют только женщины. Они облачены в цветистые кофточки и множество широких юбок. Поверх чёрных волос, расчёсанных на прямой пробор и часто заплетённых в косы, тёмные фетровые шляпы-котелки.
   В Боливии, как и в граничащих с ней провинциях Перу, проживают в основном индейцы племени аймары. Мужчины на лицо неотличимы от индейцев кечуа, но боливийских женщин сразу узнаешь - они посуровей на вид, и все непременно в крохотных шляпках-котелках.
   Приметив особо колоритную тётю, начинаю "охотиться" - ловить момент для снимка. Это непростая задача, так как боливийки не любят, когда их фотографируют и, как правило, либо отворачивают лицо, либо убегают. Эх, и эта убежала!
   Что ещё мы заметили? Если в Перу не менее 80% туристов пенсионного возраста, то здесь, в Боливии, в большинстве молодёжь (в основном альпинисты и велотуристы). Похоже, что мы в Ла-Пасе из иностранцев самые - хотел написать "старые", но спохватился - возрастные.
   Как мне показалось, люди в Боливии подружелюбней, почестней, чем в Перу. Правда, посещение рынка ведьм меня повергло в ужас. Более мерзкую картину трудно вообразить. До сих пор не могу отделаться от ощущения, что соприкоснулся с самым отвратительным проявлением человеческой натуры. Представьте себе десятки магазинчиков, на прилавках которых лежат сотни скрюченных эмбрионов самых разных животных (среди них я узнал только младенцев лам с широко раскрытыми, как будто от удивления, глазами), высушенными лягушками, шкурами змей, хвостами, лапами, копытами... На это скопище безвинных жертв не только глядеть, но даже закрыв глаза, стоять рядом невыносимо. Тягостное впечатление усугубляет тяжёлый, вязкий дурман, исходящий от дымящихся на стойках палочек.
   Через минуту нам с Эмилем стало так плохо, что мы покинули рынок почти бегом. Я потом много дней с трудом сдерживал подступавшие при одном воспоминании о рынке ведьм приступы тошноты.
   Поражает количество стражей порядка в городе: они на каждом шагу. Примерно половина - женщины. Экипировка на загляденье, и спецсредствами оснащены по полной программе, а порядка, тем не менее, маловато. Позже в Чили мы не видели ни одного полицейского, но, что удивительно, порядок безупречный. Вспоминается тамошний водитель микроавтобуса, который остановился среди бескрайних барханов перед бессмысленным (вокруг на многие километры ни одной машины и ни одного пешехода) знаком "STOP".
   Автомобили в Боливии в основном японские: Тойоты, Хюндаи и Мазды. Изредка встречаются европейские Фольксвагены, Рено, Пежо. Ещё реже - американские громилы. Наших же практически нет. Пару раз встретилась лишь "Нива".
   Многие туристы едут в эту страну, чтобы побывать в Тиаунако, районе, где сохранились следы цивилизации, существовавшей задолго до инкской (1500 лет до н.э.- 900 лет н.э.). Её представители в совершенстве умели обрабатывать камни, металлы, знали геометрию, астрономию, возводили огромные здания и пирамиды. Судя по тому, что найденные там скульптуры отражают все виды рас, населяющих нашу планету, можно предположить, что тиаунакцы много путешествовали. Нам рассказали об этой, мало известной у нас, цивилизации слишком поздно - мы уже были на пути в Чили. Не добрались мы из-за удалённости и до уникальной староверческой общины, обосновавшейся в деревне Тоборчи возле равнинного городка Санта-Круз. Благодаря добровольной самоизоляции ради "бегстве от антихриста", её члены, проживая в абсолютно чужеродной среде, сумели сохранить в неизменном виде язык и обычаи прадедовской Руси.
   Возможно, это удастся сделать в будущем. Тем более что мне хотелось на собственной шкуре испытать, что такое непроходимая, местами сплошь залитая водой боливийская и бразильская сельва, покрывающая гигантскую, даже по российским масштабам, пойму Амазонки. Моё воображение с детства будоражили рассказы о живущих там совершенно автономно индейских племенах, невероятно злобных пираньях, аллигаторах, ядовитых пауках и змеях, мириадах кровососущих насекомых.
  
  
  
   СОЛЯР ДЕ УЮНИ
  
   Утром направились в городок Уюни, расположенный в самом безлюдном районе плато Альтиплано. Неподалёку от него находится крупнейший солончак нашей планеты - Соляр де Уюни (огромная соляная пустыня диаметром в 100 километров), таящий в себе десятки миллиардов (!) тонн чистейшей каменной соли. Её следы встречаются даже на глубине 120 метров! Этот соляной склад может удовлетворять потребности человечества не одно столетие.
   В эти края ещё не добрался асфальт, и белые хвосты реактивных самолётов пока не кромсают ультрамарин неба на ломти, а грунтовка такая раздолбанная, что невольно вспоминается родимое бездорожье. Окружающие пейзажи тоже не радовали: однообразная, безжизненная, белёсая от висящей в воздухе пыли пустыня, покрытая пластиковыми бутылками, обрывками полиэтиленовых пакетов и всевозможным рваньём - чем ближе к селению, тем больше было этого "добра".
   Сам городок Уюни оказался размазанным по высокогорному плато одноэтажным блином. В центре он ещё пытается произвести впечатление: яркие вывески, разноцветные фасады, несколько покрытых пылью деревьев и даже пятиметровая сюрреалистическая фигура женщины, сваренная... из ржавых обломков паровоза. Но чуть в сторону - и панорама сразу приобретает уныло-глиняный, пропитанный пылью вид.
   На автостанции нас караулила толпа представителей местных турфирм. У меня наибольшее расположение вызвала боливийка средних лет с внешностью строгой учительницы математики, и мы с Эмилем, не колеблясь, ринулись к ней. Она, вдохновлённая нашим доверием, просияла и повела в свой офис - небольшую комнатку, дальний угол которой был завален рюкзаками. Развернула на столе карту-буклет со сказочными видами и предложила трёхдневный маршрут на джипе по солончаку и его окрестностям. Два пассажира уже имелись, и если мы присоединяемся, то через пару часов можем выезжать. (Это время понадобится водителю для подготовки к дороге: набрать воды, заправить канистры соляркой, баллоны газом, закупить продукты.) Маршрут и цена тура нам показались привлекательными, но я по привычке поторговался и сбил цену до 85 долларов на человека. Если учесть, что сюда входят ночёвки и трёхразовое питание, это совсем недорого. К тому же, хозяйка гарантировала по завершении маршрута в счёт этой суммы доставить нас к КПП на границе с Чили.
   До отъезда оставалось два часа, и я отправился побродить по городу. Ноги сами вывели на местный рынок, вещевой и продовольственный одновременно. На соседних улицах ни души, а тут столпотворение, со всей присущей палитрой эмоций и многоголосого гула.
   Потом заглянул в костёл. Там как раз шла месса. Прихожан человек тридцать. Все сидят на скамейках. После того, как священник закончил проповедь, один из прихожан заиграл на гитаре зажигательную мелодию, и присутствующие, дружно пританцовывая, запели. Вот такая, весьма свободная, непривычная с точки зрения православных и мусульман служба.
  
   В "крузере" золотистого цвета с нами ещё двое: пухлощёкий, вихрастый француз лет двадцати пяти, спортсмен-пятиборец и итальянец - врач-нарколог, ему далеко за сорок. Его чёрная, как смоль, борода столь пышна и дремуча, что в ней тонули не только губы, но и глаза.
   Водитель - жизнерадостный индеец Диего. На его лице и руках бугристые шрамы - следы от "общения" с аллигаторами. (Он вырос в сельве, но после женитьбы перебрался из влажных, непроходимых джунглей в эту соляную, безводную пустыню.) Эти рубцы не портили, наоборот, придавали его лицу мужественное выражение. Глаза его всё время смеются, радуясь жизни. Глянув в них, и самому хочется улыбнуться.
   Диего оказался весьма эрудированным и любознательным человеком, неплохо знающим Россию: без конца расспрашивал нас о Байкале, амурских тиграх, осетровых, о Чернобыльской аварии.
   По дороге к солончаку нас завезли на кладбище старых, уже изрядно проржавевших паровозов. От них пахло горячим металлом и почему-то дёгтем. Всего здесь среди песков на изъеденных ржавчиной рельсах нашли приют порядка двадцати стальных монстров. Порыжевшие, помятые массивные торсы паровозов представляли собой грустное и вместе с тем впечатляющее зрелище. Молодцы боливийцы - даже свалку сумели превратить в туристический объект! А сколько у нас в России гораздо более интересных, но не работающих на индустрию туризма мест?!
   Проехав ещё немного по пыльной грунтовке, скатились на белое, абсолютно ровное, уходящее в бесконечность, поле, покрытое искрящимися, как свежевыпавший снег, кристаллами чистейшей соли. Глядя на него, подумалось, что солончак Уюни правильней было бы называть - Бланка Си (Белое море). У спуска ряды белоснежных конусов. Возле одного из них стоит машина, и несколько человек лопатами перебрасывают зернистую крупку в открытый, обшитый изнутри нержавейкой, кузов. Её отвезут на склад, где соль расфасуют в мешки и отправят в торговую сеть. Трудозатрат - минимум! Прибыли - максимум!
   Миновав соляной промысел, покатились, быстро набирая скорость, по монолитной толще, слегка припудренной печатной порошей из кристалликов соли. Ещё месяц назад, во время сезона дождей, солончак был сплошь покрыт десятисантиметровым слоем воды и Уюни представлял собой циклопическое зеркало, в котором отражались облака и далёкие горы. Именно в такие дни здесь возникает феномен "white-out", то есть полная иллюзия слияния земли и неба в единое целое, когда трудно понять, где реальность, где отражение. Сейчас воды нет и внедорожник, чуть шурша резиной, мчатся по озеру на запредельной скорости. При этом в салоне ни шелохнёт: поверхность солончака идеально ровная. Настолько ровная, что кажется, будто мы не едем, а стоим: над головой - густо-синий, без единого облачка, небосвод, под нами - искрящаяся гладь, и между всем этим парит размытая в белёсой текучести марева золотистая капсула "Тойоты". В ней не туристы из России, а космонавты, исследующие затерянную в галактике неведомую планету!
   Удивительно было увидеть посреди этого безбрежного безмолвия довольно большое здание, сложенное из соляных блоков. Оказалось, что это таверна. Рядом высокая круглая площадка, тоже из блоков соли. Над ней на флагштоках развивается десятка полтора разных государственных флагов. Мы добавили к российскому (кто-то опередил нас) флаг Башкирии. Наблюдать за его установкой из таверны выбежали туристы и персонал кухни. Всех интересовало, что за новая страна отметилась на Уюни? Пришлось терпеливо растолковывать, что Россия федеративное государство, и это флаг Республики Башкортостан.
   После очередной гонки по "белокаменному морю" остановились у вытянутого гористого острова Пескадо, состоящего из скал известкового происхождения; на них хорошо видны остатки кораллов и морских ракушек. Он возвышался над слепящей гладью молочного цвета крутым горбом, утыканным гигантскими, в пять-семь метров высотой, кактусами. Между этими колючими исполинами флегматично бродили броненосцы, порхали рыжеватые птички.
   Установив у берега раскладной столик со стульями, Диего попотчевал нас шикарным обедом. Мясо ламы было столь вкусным, что я даже вылизал тарелку. И гарнир из зёрен кинуа - кустистого, с разноцветными листьями злака, растущего в горных районах, был под стать.
   Фотографируя со всех сторон изумившие меня гигантские древовидные кактусы, я нечаянно наступил на отвалившийся мясистый "листок". Пять острых игл, пробив толстую подошву, вонзились в ступню. Стиснув зубы, стал осторожно снимать кроссовку. Несмотря на все старания, кончики трёх игл всё же обломились. Пришлось метров сто скакать на одной ноге до машины. Эмиль помог мне усесться и с помощью ножа и пинцета провёл "операцию" по удалению засевших игл и залил ранки йодом.
   Местное население стволы этих кактусов распускает... на доски. Хотя они испещрены по всей длине сквозными отверстиями, изготовленная из них мебель довольно прочная. (На этом острове гигантские кактусы не рубят - здесь заповедник.)
   Из разговоров с французом с грустью узнали, что раньше в их стране преподавали культуру, историю России (СССР), а сейчас эти разделы из школьной программы исключены. Увы, с горечью приходится констатировать, что авторитет нашей страны в глазах европейцев сильно пострадал в период беспробудного президентства Ельцина и разрушительных экспериментов, проведённых над экономикой великой страны командой "псевдореформаторов", пристроившихся под крылом нахрапистого властолюбца.
  
   На ночь нас разместили в уникальном, возможно единственном на земном шаре, отеле из каменной соли. В нём не только стены и потолок, но и стулья, и кровати, и стол, и даже часть посуды сделаны из соли! Пол тоже покрыт хрустящим под ногами слоем крупных, похожих на огранённые алмазы кристаллов. Воздух тоже густо пропитан соляной пылью. Дышится, конечно, легко, но когда умываешься, ощущаешь на языке солёность. Что любопытно - кровать из соляных блоков, оказывается, великолепно аккумулирует тепло, и ночью на ней спишь, как на русской печке.
   Ужин был обильный и весёлый, с двумя бутылками красного вина. За столом сидели два татарина, француз, итальянец и боливиец. У всех разные языки, традиции, ценности, но это не мешало нам понимать друг друга, шутить, смеяться. Как оказалось, у каждого из нас одни и те же заботы, схожие проблемы, и радуемся или огорчаемся мы по одним и тем же причинам. С удивлением узнали от Диего, что и в Перу, и в Боливии не любят туристов из Израиля: шумные, бестактные. Для меня такая характеристика была полной неожиданностью. Видимо, в Израиле настолько строгие порядки, что, вырвавшись на волю, молодёжь оттягивается по полной программе.
   Перед сном вышли во двор. На чёрном небосводе, покрытом алмазным бисером, царил огромный медовый диск. Оспины кратеров делали его похожим на лицо радостно улыбающегося колобка. Это было так созвучно нашему настроению, что мы, обнявшись, запели кто во что горазд. Когда приступ веселья и эйфории закончился, ребята отправились на свои соляные кровати.
   Оставшись один, я вновь вглядываюсь в разбросанные по чёрному куполу созвездия и понимаю, что это совсем другие, доселе невиданные мною узоры, о которых прежде читал только в книгах. По горизонту то и дело полыхали переливами зарницы. На склонах гор ненадолго появлялись и гасли какие-то блуждающие огни. Всё в этих краях иначе, загадочнее, чем в родном Северном полушарии.
  
   С утра вновь мчимся по белой пустыне. Неожиданно въезжаем на участок, покрытый несколькими сантиметрами воды. Вышли из машины и, осторожно ступаем по ней. Поворачиваюсь и вижу картину из Писания: в воде, как в гигантском зеркале, отражается голубая бездна неба, торжественно плывущие по нему полупрозрачные перья облаков, и над всем этим - Эмиль, шагающий, как Иисус Христос, по морю. От вида библейского сюжета я заулюлюкал от восторга. Диего нахмурился и укоризненно покачал головой, а итальянец с французом, переглянувшись, заулыбались...
   Наконец белая пустыня Уюни позади. Джип, натужно рыча, заползает на отроги красно-коричневых гор, залитых толстым слоем стекловидной лавы. То и дело вспугиваем викуний, щиплющих реденькую, растущую полусухими пучками траву.
   Дорога разбита до предела. Нас бросает из стороны в сторону, как во время тропического шторма.
   Перевалив заваленный громадными ошмётками лавы гребень, видим под собой котловину с озером Каньяна (4 150 м). Из-за обилия термальных источников оно парит, берега в пятнах жёлто-зелёных солей. На водной глади горят розовым облаком несколько тысяч фламинго. Подкравшись, я любуюсь и одновременно фотографирую их. Красивые птицы, грациозно вышагивая по соленущей воде и вязким, белёсым островкам выцеживали широкими, крючковатыми клювами что-то съестное из чёрной жижи. Диего утверждает, что рачков. Правда, непонятно, как те размножаются и выживают в таком концентрированном, да к тому же ещё холодном (плюс 2 по Цельсию) соляном растворе. А может, для этих рачков соль - мать родная?! Похоже, пределы приспособляемости организмов гораздо шире, чем нам представляется, и на Земле существует ещё много неизвестных, экзотических форм жизни.
   За скатившимся прямо к береговой линии обломком скалы притаился жирный лис: поджидает, когда какая-нибудь птица приблизится на расстояние верного прыжка. Сообразив, что его обнаружили, он понуро затрусил в горы.
   На противоположном от нас краю озера всё это время неторопливо, я бы даже сказал, задумчиво "ползало" торнадо - водяной столб высотой метров двадцать. Мы то и дело с опаской поглядываем на этот многотонный вихрь - вдруг направится к нам. Ведь иные смерчи обладают такой чудовищной силой, что обнажают дно рек и озёр, унося воду с рыбой на приличное расстояние. При этом их скорость может достигать ста километров в час. Слава богу, это торнадо перемещалось со скоростью черепахи.
   Поднимаемся в горы всё выше и выше. Иногда вспугиваем пушистых вискачи - зверьков похожих на кроликов, только с длинными, свёрнутыми бубликом хвостами. Миновали ещё четыре лагуны, тоже заселённые фламинго. Диего объяснял, что здесь обитают три вида этих птиц: чилийский, андский и фламинго Джеймса. Они отличаются по окраске перьев и форме клюва.
   Трава на склонах практически исчезла, но небольшие табунки викуний по-прежнему встречались. С трудом, из последних лошадиных сил "крузер" ползёт к водораздельному гребню. Вокруг один мелкий щебень. Альтиметр показывает 4 750 метров. В конце концов, джип заглох. Видимо, мотор перегрелся. Делать нечего, выходим размять затёкшие конечности. Самый молодой и нетерпеливый среди нас - француз, чтобы узнать, что же там за перевалом, побежал вверх. Ну, думаю, даёт парень! Высота-то нешуточная. Вслед за французом рванул и итальянец. Тут мне обидно стало: ещё скажут потом у себя дома, что русские - слабаки! И... тоже почесал за ними. Бежал легко, с удовольствием. Казалось, что я стал невесомым: толчок - лечу, толчок - ещё дальше лечу! Обогнал итальянца, но "сделать" француза сил не хватило - стал задыхаться. Что ж, итак неплохой результат, особенно, если учесть, что француз - профессиональный спортсмен.
   Хорошо всё же в горах! И дышится легко и мыслям просторно. Как витиевато выразился Эмиль: "В горах особая, мыслеродительная среда".
   Давно заметил, что мой организм наиболее эффективно функционирует именно в экстремальных условиях, и, хотя незадолго до отъезда в экспедицию я дважды переболел гриппом с температурой под сорок и вся двухмесячная общефизическая подготовка пошла насмарку, чувствую себя здесь с каждым днём всё лучше и лучше.
   С перевала нам открылся вид на абсолютно ровное плато длиной тридцать, шириной - не менее двадцати километров! Почти космодром! За ним плотные ряды высоченных вулканов, испещрённых причудливыми извивами лавовых потоков, расползающихся у подножья многоцветным веером. Некоторые потихоньку чадят сизыми, надломленными ветром, струйками, убегающими за горизонт. Отличаются они и по форме: туповерхие, остроконечные, многоглавые.
   Пересекли несколько зубастых кряжей. Их скаты тоже залиты застывшими потоками извергнутых из недр Земли стекловидных пород. По цвету они самые разные. Преимущественно коричневые, но встречаются жёлтые, белые, охристые. Есть и почти красные с подтёками всевозможных оттенков. Фейерверк цветов!
   Хотя большинство вулканов по высоте превышают пять тысяч метров, на них ни единого пятнышка снега - осадки здесь большая редкость. Голый, безжизненный пейзаж оживляют только викуньи. Эти животные хоть и пугливы, но в то же время ужасно любопытны: отбегут метров на сто и встанут, с интересом разглядывая наш пропылённый автомобиль.
   Растительности вокруг никакой, и было дико видеть здесь страусов нанду. Эти гигантские птицы нигде не унывают: бодро разгуливают парочками по голым базальтам. Непонятно только, чем они питаются и как обходятся без воды? А при их размерах её требуется немало.
   Среди причудливых нагромождений застывшей магмы радуют взор ярко-зелёные, "пирамидки" высотой не более метра, сложенные из нескольких десятков зелёных "шаров" размером с футбольный мяч. На ощупь они твёрды как камень, но на самом деле это древовидные грибы. Местные гаучо (пастухи) используют их на дрова: кромсают топором на куски и топят печь. Если подобное варварство не прекратится, то недалёк день, когда эти, так оживляющие панораму красавцы исчезнут - растут они чрезвычайно медленно.
   Ночевали в маленькой деревушке Вайлихара. Завтра, к обеду, Диего обещает доставить нас к границе с Чили.
   Перед сном, как всегда, вышел полюбоваться на рассыпанную по чёрному бархату жемчужную наколку. Ярких звезд и выразительных созвездий в Южном полушарии мало. На Млечном пути выделяется только фальшивый Южный Крест. Настоящий расположился в сторонке, в гордом одиночестве на почти беззвёздном участке. По горизонту опять то и дело прокатываются вспышки зарниц. От их призрачного света почему-то становится тревожно.
  
  
   У ГРАНИЦЫ
  
   К чилийской границе выехали задолго до рассвета. В машине все дрожат - холодно. На термометре минус четыре. На склоне, изъеденном воронками в два-три метра глубиной, остановились. В воздухе резкий запах сероводорода. Здесь, на площади в несколько гектаров, земля буквально дрожит от бушующих в глубине "страстей". Из невидимых пока нам жерл где со свистом, где с рёвом вырываются горячий пар и струи кипящей воды. Шум стоит такой, что разговаривать невозможно. Ходили между воронок крайне аккуратно, подсвечивая фонариками - поскользнёшься и угодишь в кипящий котёл.
   Макушки гор чуть порозовели, но для качественных фотографий было ещё темновато. По крайней мере, мой фотообъектив не вытягивал кадр. Наконец солнце пробило ломаный профиль гор, и мы мгновенно оказываемся в толще золотисто-оранжевого пара, зажженного брызнувшими на землю снопами лучей. Всё заполыхало под грозный аккомпанемент фумарол и гейзеров. Мы потрясены! Даже только ради этого стоило забраться в такую глушь! К сожалению, эта сказочная феерия длилась недолго: две-три минуты. Лишь только светило оторвалось от горизонта, клубы пара погасли, приобрели обычный молочный цвет.
   Через десять километров, въехав на очередной сутулый перевал, мы увидели под собой глубокую, покрытую клубящимися блюдцами воды впадину. Её покой охраняли полтора десятка конусовидных вулканов. Довольно ровное дно котловины местами вспучено гривками и серебристыми накидками изморози.
   У одного из термальных источников мы остановились. Поёживаясь от холода, померили температуру воды. Для купания в самый раз - плюс 40, но раздеваться в пятиградусный мороз, да ещё после сна, не хотелось. Все уже зашли в воду, а я никак не мог заставить себя снять одежду. Зато, когда решился, не пожалел. Оказывается это такое блаженство - лежать в горячей воде, выставив над парящей поверхностью только нос и глаза, и снисходительно поглядывать на Диего, дрожащего на покрытом инеем валуне.
  
   Чем глубже забираемся в Анды, тем меньше облаков. Сегодня на небе за весь день вообще ни одного так и не зародилось. Трава давно исчезла. Подъехали к знаменитой лагуне (так местные называют озёра) Верде. Она прославилась тем, что в течение суток несколько раз меняет свой цвет от небесно-голубого до ярко-зелёного. В её застывшей глади, как в зеркале, отражалась громада стратовулкана Ликанкабур (5 920 метров) с чётко прорисованным провалом кратера. Озеро, похоже, обмелело, и на обнажившемся дне лежали минерализованные тела каких-то мелких зверьков. На ощупь они были твёрды. При многолетнем соприкосновении органических тел с солями металлов происходит замещение органических тканей на медь и железо. Как-то в одной чилийской шахте, нашли труп человека, настолько минерализованный, что он походил на скульптуру, отлитую из меди.
   Соседняя лагуна Бланка была затянута прозрачным ледком. Температура замерзания местных озёр разная. Она зависит от состава и концентрации солей в воде. Скоро сюда придёт настоящая зима, и тогда уж все озёра покроет ледяная броня.
   Отсюда дорога решительно поворачивала на юг и, огибая махину Ликанкабура, вела к водоразделу, вдоль которого проходит граница Боливии с Чили. Вот и КПП: поперёк грунтовки шлагбаум, вокруг несколько вагончиков. Наши российские паспорта вызвали у пограничников повышенный интерес. Позвав офицера, они долго разглядывали то паспорта, то нас. Выглядело это почти как в известном стихотворении Маяковского. В это время с чилийской стороны к границе подъезжает красномордый труженик "Камаз"! Ура! Как приятно видеть в этих безлюдных местах колоритного посланца родины, много раз побеждавшего на знаменитых ралли "Дакар-Париж".
   Мы прощаемся с Диего и замечательными попутчиками. После завершения проверки документов нас сажают в дежурную машину и везут к оазису Сан-Педро, приютившемуся на краю высокогорной пустыни Атакама. Там уже таможенники проверят содержимое наших рюкзаков на предмет контрабанды. Падение высоты получилось очень резким: за семь минут мы спустились с 4 600 метров до 2 550. Дорога - безупречный асфальт. Сразу становится понятно: Чили богаче Боливии.
  
  
   ЧИЛИ
  
   Чили - площадь 756 950 кв. км, столица - Сантьяго, население страны - 17, 5 миллионов, продолжительность жизни у мужчин - 73 года, у женщин - 79 лет.
  
   Горы расступились. Вид травы и зелёных шатров деревьев, защищающих оазис Сан-Педро от палящего зноя, после нескольких дней среди соли и голых камней приятно ласкал взор.
   Сержант остановил машину у вагончика, в котором находилась таможня. Офицер долго и тщательно перебирал содержимое рюкзаков (в Чили запрещено ввозить что-либо растительного происхождения). Убедившись, что продуктов и растений нет, сделал отметки в паспортах и пожелал интересного времяпровождения.
   Здесь нам предстояли три ночёвки - все запланированные маршруты (Лунная долина, долины гейзеров Эль-Татио, действующий вулкан Ласкар) начинались из этого оазиса. Сан-Педро оказался очень милым селением с узкими улочками, одноэтажными саманными, побеленными домиками. Жизнь его обитателей подчинена интересам "кормильцев" - туристов, приезжающих сюда со всего мира познакомиться с уникальными памятниками природы
   Комнату сняли в уютном, с собственным двориком и гамаками между деревьев хостеле за 14 долларов на двоих. Номер обставлен весьма прилично, правда туалет и душ общие. За отдельные "удобства" пришлось бы доплачивать 30 долларов в сутки. Какой смысл?! Пообедали тоже за 14 долларов, но уже с каждого: в Чили цены на продукты заметно выше, чем в Боливии.
   Поскольку Лунная долина была ближе всех к оазису, с неё и начали. Она вытянулась между Центральными Андами и океаном. На севере от Сан-Педро. Постоянные ветра с песчаными бурями превратили здешние горы в скопище исполинских клыков, доисторических чудищ, причудливых замков, остроконечных шпилей, стянутых понизу обручами из обломков угловатых глыб. Между ними разбросаны цирки, впадины, провалы, пирамиды. Из-за поднимающегося текучего марева их очертания то расплываются, то затейливо извиваются. Всё это и в самом деле напоминает лунный пейзаж. Особенно сильное впечатление Лунная долина произвела на нас при закате. Началась такая игра теней и света, что мы замирали от восторга. Палитра менялась в самых широких пределах: от бело-кремовой до бардовой и тёмно-фиолетовой.
   Столь глубокая эрозия этих гор связана с тем, что они наполовину состоят из каменной соли. Когда рассматриваешь эти склоны вблизи, то видно множество прозрачных прожилок и вкраплений - это и есть соль. Местами её так много, что грунт напоминает застывшее стекло. Когда ступаешь на него, он начинает поскрипывать, как снег на морозе. А ночью вся эта полупрозрачная, сжимаемая холодом, масса заставляет горы издавать жуткие стоны. Не удивительно, что эта долина абсолютно безжизненна. С наступлением темноты в ней наблюдается ещё одна странность: блуждающие огни, наводящие ужас на одиноких путников.
   Если здесь вдруг пройдут обильные, затяжные дожди, то многие отроги "поплывут", и "лунные пейзажи" могут неузнаваемо измениться за несколько дней. Правда это маловероятно: осадки здесь столь редки, что высокогорная пустыня Атакама, на которой находится и Лунная долина, признана самым засушливым местом на нашей планете.
   Неподалёку от оазиса Сан-Педро есть местечко, где находится засыпанное песками поселение индейцев. Сейчас здесь из дюн торчат только выбеленные солнцем ветки погребённых деревьев. Когда археологи стали копать между ними, то через 10-12 метров обнаружили дома и хорошо сохранившуюся в них домашнюю утварь времён инкской империи.
  
   В Эль-Татио - знаменитую долину гейзеров, выехали ночью - в 3.30. До неё почти 100 километров, а нам надо быть там до восхода солнца: когда воздух прогреется, столбы пара будут выглядеть не столь эффектно. Подмораживало - минус 6 градусов (зимой здесь бывает до минус 25). Печка в машине не работала, и я в своей лёгкой курточке уже на полпути промёрз насквозь. Этому, безусловно, способствовала и четырёхкилометровая высота (на высоте нарушается терморегуляция).
   Вскоре меня стало трясти как при лихорадке. Зубы отбивали "чечётку" столь громко, что попутчики начали коситься. Самый сердобольный из них пожертвовал плед, но слишком поздно - я так и не согрелся. Даже сейчас от одного воспоминания о том ужасном состоянии по спине озноб пробегает.
   В интересующую нас котловину въехали в полной темноте. На альтиметре 4 200 метров над уровнем моря. Пока пили горячий кофе с бутербродами, стало светать. Яркие звездочки гасли одна за другой, и вскоре нашему взору открылась зажатая горами овальная впадина, густо заставленная высоченными белыми колоннами, тающего в вышине.
   Как сказал проводник, ночью подземный мир дремлет, накапливая силы, а на рассвете долина начинает "дышать" - покрывается фонтанами кипящей воды и бугристыми столбами пара. На чёрном фоне гор в лучах восходящего солнца вся эта доисторическая панорама выглядела фантастической.
   Подойдя к гейзерам поближе, даже сквозь толстую подошву горных ботинок ощутил дрожь от беснующейся в подземных резервуарах кипящей воды. Вырывающийся из сотен жерл пар громоздил к небу белоснежные башни, вальяжно расплывающиеся в вышине. С восхищением наблюдая за самыми активными и мощными, не забываем фотографировать их.
   Когда напор кипящей в каменной утробе воды спадал, гейзеры засыпают. На короткое время воцаряется обманчивый покой. Один такой "задремавший" гейзер, когда я заглянул в его жерло, выстрелил в лицо изрядную порцию кипятка. Слава богу, реакция не подвела - успел отпрянуть.
   Почва вокруг природных "фонтанов" вся в солевых наплывах. Толстых и прочных у старых, тонких и хрупких у молодых. Ступая на них, человек рискует провалиться в кипящий котёл. Поэтому "желторотых" лучше обходить стороной. Несколько лет назад двое туристов так и сварились в кипятке.
   После завершения знакомства с первой долиной гейзеров, поехали во вторую, которая была недалеко, километра два, за холмистой грядой. По дороге несколько раз вспугивали табунки викуний. Мне посчастливилось заснять (по моей просьбе специально остановились) схватку двух бычков за самку. Они яростно колотили друг друга наотмашь головами на длинных шеях, а она стояла неподалёку и с интересом наблюдала за ходом поединка.
   Здесь гейзеров было поменьше (не более пятидесяти), зато более мощнее и позрелищнее. Самый крупный в период наивысшей активности выбрасывал толстенный (в полтора обхвата) столб кипящей воды на высоту метра три, а клубы пара от него упирались в тёмно-тёмно-синий небосвод семидесятиметровой колонной. Незабываемая картина!
   Наблюдая за гейзерами, видишь: у каждого из них свой характер, свой режим, свой голос. Одни ревут с угрозой, другие урчат или посвистывают себе под нос потихоньку, третьи взрывные: то вялые - их чуть заметно, то вдруг начинают бесноваться. Самые неугомонные трудятся круглые сутки без остановки.
   Налюбовавшись этим чудом природы, в пустыню Атакама спускались уже по другой, более южной дороге. На склонах гор повсюду шныряют лисы в пышных серо-жёлтых шубах - под цвет местности: ищут мелких грызунов. У викуний тоже защитная окраска: когда они не двигаются, то на фоне камней их не разглядеть.
   У хиленького, едва сочащегося ручья щипало зелёную травку стадо лам. Пасущие их гаучо, увидев нас, радостно замахали руками, приглашая к "столу". Шашлык из мяса ламы был до того вкусный (сочный, нежный, с кисло-сладким привкусом), что я не удержался и попросил добавки.
   Хотя пустыня Атакама и считается самой сухой на Земле, кактусы, тем не менее, кое-где растут: необходимую влагу они получают из воздуха. Единственное дерево, изредка встречающееся среди этих песков и камней, - тамаруго - дерево наоборот. Его корни в десятки раз мощнее и длиннее нежели ствол и ветви. Если растёт тамаруго, значит, в этом месте под песками есть вода. Бери лопату и копай - рано или поздно доберёшься до неё.
   Вечер в Сан-Педро был отмечен кошмарным ЧП: у Эмиля украли фотоаппарат. Из всего длинного перечня возможных неприятностей для путешественника - это самая тяжёлая и непоправимая утрата. Тем более на исходе экспедиции. В магазин Эмиль вошёл с фотоаппаратом, а вышел без него... Что тут скажешь?! Южная Америка!
  
   ВУЛКАН ЛАСКАР
  
   Завтра восхождение на грозный и печально известный вулкан Ласкар - наиболее активную "коптилку" в Чили. Особенно "славно" он потрудился в 2006 году, накрыв пеплом ещё и половину Боливии. Чили богата вулканами. Только действующих пятьсот! В их числе и самый высокий на Земле - Охос дель Саладо. Его рост - 6 893 метра. А вообще-то, среди вулканов, включая и спящие, самый рослый, - его аргентинский сосед Аконкагуа. Правда, выше он всего-то на 69 метров.
   Итак, Ласкар! Он находится в 40 километрах к северу от Сан Педро. Состоит из шести кратеров. Высота самого активного - 5 592 метра, а самого высокого - 5 719 метров.
   Вечером, перед восхождением, во время ужина решили себя побаловать. Правда, не рассчитали свои возможности и заказали столько, что пришлось усиленно работать челюстями на протяжении двух часов! Порции-то здесь не в пример нашим: антрекот в два пальца толщиной и в две ладони шириной, гарнир из тёртого маиса и жареных томатов с перцем напоминал вулкан в миниатюре. Салат с авокадо был не меньше. Но это не всё: я съел ещё полную тарелку "сопо" - супа и с десяток кусков "пана" - хлеба. Кстати, о хлебе. В Южной Америке он, слава богу, повсеместно вкусный, но в каждой стране отличается по форме. В Боливии это круглые булочки. В Перу - пустотелые треугольники из пресного теста. В Чили - слоёные лепёшки, тоже пресные.
   Невысокий и поджарый Эмиль свой ужин так и не одолел. Я же предавался чревоугодию с редким наслаждением. Щурясь от блаженства, смаковал каждый кусок.
  
   На гору предстояло подниматься в сопровождении сухопарого и жилистого индейца Рональдо. Ветер и солнце хорошо продубили его мужественное лицо. В чёрных, с вороным отливом волосах проблескивает седина. Глянув на него, сразу понимаешь - горный барс.
   К месту, откуда начинается восхождение, добирались на его джипе. Дорога петляла между голых хребтов, по склонам которых разгуливали, никого не опасаясь, викуньи.
   Рональдо оказался разговорчивым, эрудированным собеседником. Он засыпал нас интересными фактами и историями о местах, в которых бывал, столь обильно, что Эмиль едва успевал переводить.
   Думаю, все видели на фотографиях или по телевизору циклопические статуи острова Пасхи. Так вот, по мнению Рональдо, тому, кого судьба занесёт на перуанский участок Западных Кордильер, эти исполины покажутся жалкими пигмеями. Высеченные неизвестно кем и неизвестно когда на скалистых склонах этих гор гигантские барельефы поражают воображение своими размерами.
   Здесь и собаки, и кондора, и обезьяны. (Почти как на плато Наска!). Удивительно то, что среди них имеются изображения животных, вообще не встречающихся на южноамериканском континенте: слонов, верблюдов. Но ещё более удивительными оказались найденные там барельефы людей: по форме и пропорциям они схожи с истуканами острова Пасхи. Такие же неестественно острые подбородки, глубокие глазные впадины с нависающими надбровными дугами, при отсутствии в них хотя бы подобия самого глаза.
   Ещё Рональдо рассказал легенду, о том, что именно на вулкане Ласкар несколько раз в году в момент заката над вершиной возникает призрачный мираж города Кималь, в котором обитают души всех людей, погибших в горах.
   Вдоль дороги и по склонам видим выбеленные солнцем кости. Хотя и не человеческие, но всё равно это напрягает. По словам Рональдо, первые восходители видели на вершине вулкана высохшие, обтянутые кожей тела. Среди них мумии относительно недавнего времени: судя по костюмам - XVIII-XIX веков. Благодаря сухости воздуха и высокой солнечной радиации они хорошо сохранились. Если древние египтяне сохраняли свои мумии в саркофагах внутри громадных пирамид, то индейцам помогало поспорить с вечностью высокогорье и солнце.
   А вот и Ласкар показался. Дальше дороги нет. Смотрим на альтиметр - традиционные 4 000 метров (это средняя высота Альтиплано). Выйдя из машины, огляделись. В межгорной впадине ни ветерка. До подножья конуса - пара километров. Справа округлое озеро, в котором, как в зеркале, чётко, в мельчайших деталях отражается цель нашего визита - конус с многокилометровым, уходящим за горизонт хвостом дыма. Вокруг множество вулканов пониже. Их абсолютно голые склоны тоже изрубцованы шрамами осыпей и лавовых потоков кирпичного цвета. По берегу озера щеголяют в пышном сером оперении страусы нанду. Интересно, чем они тут питаются?
   Поднимаемся, не торопясь, плавным, размеренным шагом. После отметки 5 100 метров мелкий щебень и оранжевые, похожие на керамзит шарики, покрывающие склон, стали, как и на вулкане Масай, почему-то "жирными", словно их окунули в масло. При этом сыпучий слой достиг такой толщины, что ноги буквально вязли в нём, а потревоженная масса приходила в движение и норовила стащить вниз. Часто перебирая ногами, как можно быстрее пересекаем такие места по восходящей линии.
   Вот и первые вулканические бомбы появились. Чем ближе к жерлу, тем их больше и они крупнее. Число открывающихся взору хребтов, напоминающих бугристые шрамы на теле планеты, постепенно растёт. Наконец видим зубчатый гребень кратера. Он весь жёлтый от кристалликов серы. Из него валит мглистый дым. Порой к нему примешиваются клубы коричнево-серого цвета - это выбросы пепла. Явственно ощущаем запах тухлых яиц.
   Несколько десятков шагов, и под нами разверзается воронка глубиной метров четыреста. На её дне сквозь переменчивую пелену просвечивают красноватые разводья. Придёт время и накопленная под ней мощь рванет так, что жизнь в округе замрёт на многие месяцы. Пикантность ситуации заключается в том, что Ласкар извергается с интервалом в четыре года. Нынче как раз подошло время для очередного выброса лавы, но в какой день это произойдёт, одному Богу известно. Может, завтра.
   Перевожу взгляд на Рональдо. Он сияет и показывает большой палец, мол "Молодцы!". Спрашиваю его:
   - Который раз здесь?
   - С сегодняшним, девятнадцатый!
   До какой же степени надо любить горы, чтобы, совершив почти два десятка восхождений, радоваться ему, как будто взошёл впервые!
   Окидываю взглядом открывшуюся с высоты панораму. Вокруг Ласкара дыбятся зубчатые цепи коричнево-красных конусов высотой в пять тысяч метров. В чистом разреженном воздухе контуры хребтов проступают чётко, рельефно. В полукилометре от нас торчит яйцеобразный купол - высшая точка Ласкара. Кажется, что до него рукой подать, но я не обольщаюсь. Знаю сколь обманчиво расстояние в горах. В этом я очередной раз убедился, когда направился к нему. (Эмиль с Рональдо остались у кратера снимать на видео выбросы пепла).
   Мои ноги с каждым шагом тяжелели, словно наливались свинцом, солёный пот разъедал глаза. Ближе к макушке останавливался, чтобы восстановить дыхание, через каждые десять шагов. Слава богу, хоть сердце держится молодцом. На вершине меня ожидала заслуженная награда - ещё более грандиозная панорама!
   Вид каменных громад, вздыбленных в невообразимо диком танце, завораживал, властно притягивал взор. Горы, горы, горы! Красота, застывшая в камне! Нет в их изломах, уступах, расщелинах закономерностей и пропорций. Один хаос! Но какой! Сколько в нём величия и непостижимой гармонии! Ничто не пленяет меня так, как горы - самое потрясающее произведение Природы! Очень точно передал это ощущение в своей бессмертной песне Владимир Высоцкий: "...Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал...".
   Царившее на тёмно-синем небосводе светило жгло незакрытые участки кожи до физической боли, но как только светило перекрывало облачко, сразу резко холодало.
  
   Очарованный, я стоял, не ощущая шквалистого ветра. Мимо проносились полупрозрачные "парусники". Следом неотступно, словно волки за добычей, бежали по склонам гор их призрачные тени. Здесь даже запах воздуха другой. Это был ветер континентов! Возможно, совсем недавно он пролетал над солнечными островами Полинезии или промороженным панцирем Антарктиды!
   Так я простоял вне пространства и времени минут десять. Мысли очистились, взлетали над обыденностью. Казалось, что вот-вот и сам перейду в иное измерение и постигну смысл быстротечной жизни, закон мироздания. Но усиливающиеся порывы ветра торопили вниз, к ожидавшим меня спутникам. Запечатлев панораму, сложил из камней тур и установил флаг Башкирии. Трёхцветный стяг с золотистым венчиком курая торжественно затрепетал под натиском налетевшего с диким посвистом вихря.
   Хотя спуск не был сложным, шли, шатаясь от усталости. У скалы, окруженной десятками сложенных из обломков серого плитняка покатых холмиков, похожих на плотную группу ползущих черепах, мы остановились от ощущения, будто подошли к черте, переступив которую, можем попасть в иной мир. Тем не менее, любопытство пересилило страх. Подойдя к крайнему "домику", разглядели сквозь щель обтянутое тёмно-коричневой, похожей на пергамент, кожей оскаленное лицо и костлявую кисть, выступающую из песка. Кладбище! Судя по одежде и облику - индейское. Чтобы не нарушать покой умерших, обошли некрополь стороной.
   На полпути сделали короткий привал, чтобы отдохнуть и заодно полюбоваться закатом. Вершины гор по мере погружения солнца за горизонт неуловимым образом воспламенялись переливами алых и багряных цветов, на глазах сгущающихся до тёмно-лилового и даже фиолетового. Сам свод неба при этом излучал зеленоватое свечение. К сожалению, эта феерическая игра света длилась недолго.
   К озеру спустились уже в полной темноте. Когда садились в машину, Ласкар что-то проворчал на прощание. Я оглянулся: над чёрным конусом разгоралось бордовое зарево, оконтуренное дымом. Похоже, черти запустили в судилище очередную партию грешников.
  
   АРИКА - ЛИМА
  
   Следующей ночью на автобусе переехали из оазиса Сан-Педро на побережье Тихого океана, в приморский городок Арика, что у границы с Перу. (До 1880 года он принадлежал Перу). У причалов стояло с десяток траулеров и два сухогруза-пятитысячника. Вдавленный в побережье залив с юга замыкал высоченный скалистый мыс Моро-де-Арика. На нём, и это типично для стран Латинской Америки, огромная белая статуя Христа. Сразу вспомнилась аналогичная статуя в Куско, воздвигнутая на деньги арабов-мусульман в благодарность горожанам за многолетний приют во время второй мировой войны.
   Этот идеально чистый, светлый город показался нам необычайно красивым, тихим и уютным. Забавно, но мы так и не узнали, как выглядит в Чили полицейский - до сих пор не встретили ни одного. Женщин за рулём тут в разы больше, чем в Перу и, тем более, чем в Боливии. А вот национальной индейской одеждой здесь и не пахнет - все в европейской. И лиц индейского типа тоже не встречали. Что ещё типично - чилийцы выше и поупитаннее перуанцев. Здесь нет ни попрошаек, ни одетых в лохмотья.
   Устроившись в двухзвёздочной гостинице, первым делом отправились на встречу с Океаном. С глухим мощным рокотом накатывал он белопенные валы на длиннющий пляж, принося чилийцам нескончаемые приветы из далёкой Полинезии и Японии. По влажному и плотному песку бегали трусцой люди. На лежаках - никого. Вдали проскользили под гребнем высокой волны и скрылись в пене двое сёрфингистов. Мы с Эмилем повалялись часа два на горячем песке, а когда прокалились насквозь, зашли в воду и помассировали тела ритмичными ударами океанских волн. Остаток дня ушёл на обследование магазинов, сувенирных лавок. Потом полюбовались в картинной галерее на работы местных живописцев. Гуляя по бульвару, наблюдали за нарядно одетой молодёжью и прогуливающимися тут же престарелыми супружескими парами.
   Утром, пройдя погранконтроль, сели в автобус, отправляющийся в Лиму. Собаки обнюхали весь приготовленный к погрузке багаж - проверяли, не везёт ли кто наркотики. Перед самой отправкой в салон вошёл сотрудник службы безопасности и снял каждого пассажира на видеокамеру. Молодцы! Вот она - профилактическая работа! Неплохо бы и нам этот опыт перенять - затрат мизер, а эффект в борьбе с криминалом трудно переоценить.
   До Лимы 26 часов езды (1 800 километров). Билет стоит 60 долларов. Совсем недорого с учётом того, что в пути два раза кормят. Столько же перуанские полицейские останавливали и проверяли у всех документы. В общем, контроль на дорогах довольно жёсткий.
   За окном мелькали безжизненные каменистые равнины, барханы, горы и редкие оазисы. Ближе к Лиме растительность стала гуще и разнообразнее. Появились агрохозяйства - длинные навесы, под которыми выращивают местные сельхозкультуры и цветы.
  
  
   ЛИМА ДВА
  
   Главный город Перу встретил нас автомобильными пробками. Ползём по изнывающему от жары городу уже полтора часа. До тошноты насмотревшись на рекламные щиты кока-колы, добрались, наконец, до автовокзала и, пересев на дребезжащий всеми частями кузова допотопный таксомотор, проехали к полюбившемуся нам отельчику. Его хозяин Хосе встретил братскими объятиями. Поделившись с ним впечатлениями, забросили в свою прокалённую клетушку рюкзаки и побежали к Тихому океану искупнуться напоследок.
   По дороге купили, наконец, и тут же продегустировали черимойю - знаменитый южноамериканский фрукт, похожий по форме на авокадо. По вкусу это нечто среднее между авокадо и земляникой, только мякоть покислее и не такая жирная, как у авокадо.
   Как я уже писал, океанский берег в Лиме представляет собой высокий скалистый обрыв, и, чтобы попасть на пляж, нам пришлось полчаса топать до деревянных лестниц-спусков. Шли и удивлялись, почему попасть на пляж так сложно. Спускаясь по ступеням длиннющей лестницы, я с тоской думал о том, что ведь после купания предстоит и подъём.
   Океан встретил накатистыми валами. Я разделся и, не придав значения тому, что в воде никого нет, храбро ринулся догонять уходящую волну. Ей на смену к берегу спешил новый мощный вал. Через несколько секунд сотни острых камешков заколошматили по ногам. Это сразу отбило у меня желание купаться. Но не успел я сделать к берегу и трёх шагов, как меня настигла и накрыла с головой очередной вал. Откатываясь, нашпигованная галькой вода опрокинула и увлекла меня за собой. Морщась от боли, я поднялся и, что было мочи, рванул к берегу, но снова не успел - окатила следующая волна и, подхватив, с торжествующим рокотом понесла в океан. Кувыркаясь в кипящем месиве из воды, камней и пены, я попытался встать, но ноги не находили дна. Тем временем налетел очередной вал. Тут уж я перепугался не на шутку. Кричать, просить помощи самолюбие не позволяло. Зато страх пробудил сообразительность - под следующий вал догадался поднырнуть и, когда он прокатился, поплыл за ним. На моё счастье, шедшие следом волны были послабее. Это позволило в три броска достичь берега и в изнеможении повалиться на раскалённую гальку.
   Придя в себя, огляделся. Вокруг протекла полная неги и покоя пляжная жизнь: люди, развалившись на шезлонгах, лениво посасывали инко-колу, читали книги, играли в волейбол. И никто не подозревал, что минуту назад рядом с этой идиллией шла отчаянная борьба за жизнь...
   Вечером с Эмилем устроили на плоской крыше отеля прощальный ужин - грешно не отметить завершение столь успешного турне по древней земле Инков!
   Столик, два кресла, четыре бутылки ледяного пива, солёный сыр, ветерок, пропитанный солёными океанскими брызгами, яркие огни города под нами и чёрная бездна с дружелюбно подмигивающими, теперь уже привычными, южными созвездиями над головой! Что ещё надо для счастья путешественнику?!
   Меня порой спрашивают: "Кто вы? Путешественник или писатель?" Отвечаю: конечно, писатель, но, поскольку пишу в основном о природе, а если о людях, то обязательно в неразрывном единстве с ней, путешествия для меня необходимы: они питают моё творчество.
  
   АРГЕНТИНА
  
   Аргентина - площадь 2 760 890 кв. км, столица - Буэнос-Айрес, население страны - 42 миллиона, продолжительность жизни у мужчин - 72 года, у женщин - 79 лет.
  
   25 января.
   К столице Аргентины Буэнос-Айресу подлетали поздним вечером. Мириады суетливо подмигивающих "светлячков" делали город похожим на огромного осьминога, раскинувшего узкие щупальца во все стороны.
   В аэропорту порадовала чёткая организация паспортного контроля. Нашим рейсом прибыло почти четыреста человек, и я приготовился к часовому стоянию в очереди. Отнюдь, через десять минут мы уже пили в баре кофе (с традиционным чаем в Аргентине проблема).
   Как уже не раз отмечалось, стеклянно-бетонные джунгли не моя стихия, посему из достопримечательностей Буэнос-Айреса упомяну только Президентский дворец на Пласа-де-Майо, мемориальное кладбище Реколето, соседствующее с фешенебельными кварталами исторического центра и проспект 9 Июля, который здесь считают самой широкой улицей мира. А вот кладбище действительно поражает воображение: помпезные гробницы и склепы из мрамора больше похожи на дворцы султанов, греческие базилики. Необузданная роскошь и богатство удивляют своей бессмысленностью - зачем всё это умершему?! К чему такие траты?! Они же не даруют бессмертие! Не разумнее ли пустить эти средства на то, чтобы построить, к примеру, приют для престарелых или, на худой конец, оставить деньги наследникам? Эх! И после смерти соревнование тщеславий и амбиций продолжается!
   На улицах столицы такое половодье такси, что достаточно остановиться и вопросительно глянуть на проезжающие авто, чтобы возле тебя тормознула пара машин. Садиться спереди здесь не принято - только сзади! Чтобы пассажиру было удобнее, переднее сиденье вообще придвинуто к панели.
   Интересно было наблюдать, до чего трогательно мужчины приветствуют друг друга при встрече: нежно обнимаются, по нескольку раз целуются. Может, именно благодаря такой повышенной сентиментальности аргентинцев танго столь популярно в этой стране?
   Перед вылетом из аэропорта местных авиалиний к малоизвестному, но, по отзывам, самому крупному и красивому в мире водопаду Игуасу пошли искупаться в Атлантическом океане. Мутно-коричневый цвет воды нас шокировал. Больше всех меня. Ещё бы! Специально вёз из Уфы маску со встроенными линзами на минус семь диоптрий, чтобы насладиться подводным миром Атлантики, и на тебе - видимость в воде практически нулевая! Связано это с тем, что воды в здешних реках изобилуют вымываемыми из берегов мельчайшими частицами глины. Судов в заливе негусто. Яхт вообще нет. Удивительно! Какая-то чудаковатая страна.
   И женщины в городе страшненькие (прошу прощения, но, как честный путешественник, иного определения не могу подобрать). Николай Рундквист, четырёхкратный чемпионом России по спортивному туризму, руководитель нашей экспедиции по Аргентине, верно подметил: то, что мужчины на юге красивые, а женщины так себе, а на севере наоборот - это классика! Вывод напрашивается весьма необычный: тяжёлые природные условия, необходимость много работать делают женщин... краше.
  
   До Игуасу, находящемуся на границе с Бразилией, долетели за полтора часа. Оставив рюкзаки в приюте, сразу отправились по холмистой, покрытой тропическим лесом равнине туда, откуда нёсся утробный рокот. Шли, переступая через деловито курсирующих по красной земле двухсантиметровых муравьёв-отшельников и отбиваясь от настырных попрошаек - енотообразных коати. Наконец пышные заросли расступились, и мы застыли от изумления: в два примыкающих друг к другу каньона, образовавшихся в результате тектонического разлома, низвергалось 275 (!!!) водопадов, разделённых базальтовыми лбами и скалами. Над каждым клубились столбы водяной пыли, ниспадающей искристым шлейфом, перетянутым сочной радугой.
   Глядя на эту завораживающую красоту, понимаешь, что водопад Игуасу попал в число семи чудес природы не случайно. Энергетика падающей с высоты семидесяти метров громадной масса воды в буквальном смысле заряжала нас.
   Если вы зададите кому-либо вопрос о том, какой водопад на нашей планете самый крупный, абсолютное большинство ответит: "Ниагара в США!" (вообще-то, он по преимуществу канадский - США принадлежит лишь 14% слива)**. Кто-то вспомнит африканский водопад Виктория (местные его называют куда образнее - Гремящий дым). И только единицы уточнят, что имеется в виду: ширина, высота или мощь, поскольку термин "самый крупный" по отношению к водопадам звучит весьма неопределённо.
   Если имеется в виду высота, то это венесуэльский Анхель (1 054 метра). Если ширина слива - водопад Кон в Лаосе (12 500 метров). Но самый мощный, самый зрелищный и ошеломляюще красивый - это, бесспорно, Игуасу! За сутки он низвергает с семидесяти метрового уступа в среднем один миллиард тонн воды! Недаром Игуасу переводится с испанского как "Большая вода". Съедая сантиметр за сантиметром от кромки слива, водопад "отползает" каждый год на два метра вверх по течению. Охватить его одним взглядом физически невозможно. Чтобы обойти и отснять под надзором вечно голодных крокодилов все ревущие и клокочущие сливы, нам понадобилось два дня!
  
  
   ***
   Летим вдоль атлантического побережья на юг Аргентины в Патагонию, к ледникам Эль-Калафате. С самолёта хорошо видно, что океанская вода вдоль побережья на несколько сот километров жёлто-коричневая. Правда, чем дальше на юг, тем она становится чище, постепенно приобретая привычный ультрамариновый цвет. Пролетев полторы тысячи километров, сворачиваем на запад - к Андам, за которыми тянется узкой полосой соседка Аргентины - Чили.
   Пересекаем малозаселённую, бледно-бежевую, каменистую, с пятнами полузасохших озер, степную пампу - Южную Патагонию. Различаем на ней одиночные кошары, пылинки то ли овец, то ли коров (никакая иная хозяйственная деятельность, кроме животноводства, на этих бедных, безводных землях невозможна).
   Интересно происхождение названия этого огромного края - "Патагония". Участники экспедиции Магеллана были до такой степени поражены внушительностью комплекции местных индейцев, что стали называть их Patagano - Большая Лапа.
  
   Самолёт приземлился у хребта, залитого льдом. Здешние глетчеры занимают третье место в мире по количеству замороженной пресной воды (уступают только Антарктиде и Гренландии). Это и не удивительно - отсюда до седьмого континента уже рукой подать!
   Остановились в небольшом, симпатичном городке Эль-Калафате, в простеньком однозвёздочном отеле. Дома здесь небольшие - одно-двухэтажные, но ухоженные и оригинальные по архитектуре. Улочки зелёные. Засажены в основном пирамидальными тополями, соснами и... белоствольными берёзками. Есть даже дубы с миниатюрными, размером с рублёвую монетку, листочками.
   До шестидесятых годов прошлого столетия большинство горожан жило в вагончиках и домиках на колёсах. Капитальных домов было крайне мало. Но после того, как правительство начало вкладывать огромные средства в развитие туриндустрии и поток туристов из года в год стал нарастать, у людей появились средства для строительства полноценного жилья.
   В потоке автомобилей часто видим наши "Нивы". Аргентинцев привлекает их великолепная проходимость. Ещё бросилось в глаза обилие битых машин - так и ездят годами: кто с помятой, уже поржавевшей "мордой", кто с продавленным боком или развороченным задом. Дорог немного, но состояние основных автомагистралей безукоризненное: гладкий, без единой ямки асфальт, по бокам современные АЗС.
   На улицах много собак. Все крупные, добродушные. Добродушные до такой степени, что даже для проформы не лают, не говоря уж о том, чтобы зарычать или оскалиться. Люди тоже приветливые, несуетливые. Продавцы в магазинах внимательны, но ненавязчивые. В национальных костюмах ни души. Про Аргентину можно сказать, что это наиболее европеизированная страна в Южной Америке.
   В городе сушь и тридцатиградусная жара, а над Андами клубятся мощные облака, валит снег. Горы всю влагу, приносимую с Тихого океана, "оставляют" себе. Природа устроила здесь впечатляющую по контрасту картину: раскалённая, выжженная пустыня соседствует с мощнейшими ледниками!
  
   Утром поехали в предгорья на ферму в гости к местному гаучо. Воздух над Патагонией прозрачней слезы младенца: в этих краях обычной для Северного полушария серой дымки не бывает. Небесный свод, что в зените, что вдоль горизонта одного, сине-голубого, цвета. Вероятно, это связано с отсутствием в Южном полушарии промышленных предприятий*.
   * Территория Южноамериканского континента между 46 и 51 градусами южной широты признана ЮНЕСКО самым экологически чистым районом на Земле.
  
   Дорога изрядно пощекотала нервы: крутые, ухабистые подъёмы, траверсы с жутким боковым наклоном, резкие, почти отвесные спуски. Повсюду валялись отполированные древними ледниками каменные глыбы. Сухая земля покрыта короткой рыжеватого цвета травой, растущей чахлыми пучками. В голове невольно вертится вопрос: как же тут домашние животные выживают? И не просто выживают, а ещё дают превосходнейшее по качеству мясо.
   У груды потрескавшихся камней заметили выводок лисят. Остановились пофотографировать. Не боятся - подпускают метра на два. Если подходишь ближе, сразу прячутся в расщелины.
   Пока добирались до намеченной цели, пересекли несколько других ранчо. Каждое огорожено столбиками, сквозь которые протянуто несколько рядов гладкой проволоки. Въезд на территорию через единственные ворота.
   На склонах холмов пасутся в основном табуны лошадей. Возле дома гаучо, к которому мы ехали, остовы старых повозок с громадными, до двух метров в диаметре, колёсами: в былые времена дороги отсутствовали и чем больше диаметр колеса, тем легче было преодолевать здешнее бездорожье.
   Гаучо Даминго - крупный бородатый парень в широкополой шляпе из толстой кожи и платком на шее, встретил нас у ворот. С гордостью показав свой табун лошадей и стадо коров, провёл к хижине, расположенной у подножья полуразрушенных скал из под которых бил родничёк. Здесь под навесом стоял деревянный стол и скамейки. Тут мы, наконец, в полной мере оценили вкус запечённой на углях патагонской говядины. На вид вроде обыкновенный пласт мяса, а во рту тает что-то божественное - кажется, ел бы и ел с утра до вечера. Видимо, сказывается чистота окружающей среды, благоприятный климат и особый состав растущих здесь трав.
   Запивали эту вкуснятину местным красным вином. Оно тоже понравилось. Прежде я не понимал, как можно ощутить вкус солнца в вине, а тут пил и чувствовал, что пью напиток, насыщенный теплом солнечных лучей. Так, странствуя по свету, начинаешь ощущать неведомый прежде вкус жизни!
   Помимо выращивания лошадей и коров, Доминго занимается по заказу правительства ещё и отловом гуанако для расселения в местах, где их выбили браконьеры. Для этого он использует экзотическое метательное устройство - болас. Оно представляет собой прочный и узкий, сплетённый из тонких полосок сыромятной кожи, ремень, на двух концах которого закреплены два шарообразных камня. К середине этого ремня прикреплёна плетёнка покороче, с таким же грузом. Во время охоты болас раскручивают и метают вслед убегающей добыче. В полёте ремень разворачивается во вращающуюся, туго натянутую струну и, обматывая ноги добычи, стреноживает животное. Таким же способом обездвиживают и страусов нанду при отлове их для зоопарков и зооферм. Некоторые гаучо используют болас и для поимки лошадей.
   На одном из холмов, входящем во владения Доминго, уже много десятилетий наблюдается необъяснимое явление - громадные, размером с дом, "ползающие камни". Спустившись за пару лет в ложбину, они за такой же срок заползают обратно на самую макушку холма. Чудеса!
   Перед спуском в Эль-Калафате остановились у группы камней светло-серого цвета. Они были густо покрыты коричневыми мелкозернистыми "шляпами" разных размеров. Некоторые из них ещё совсем крохотные, а иные уже выросли до габаритов обычной широкополой шляпы. И "шляп" этих здесь уже десятка три, а "зародышей" в разной степени вызревания - того больше. Вот вам ещё одна загадка природы!
   На обратном пути встретили стайку гуанако. Немного отбежав, они принялись щипать пожухлую траву, то и дело с любопытством поглядывая на нас. Ножки точёные, как у скаковой лошади, длинная шея напоминает жирафью. Большие, широко открытые глаза придают их милым мордочкам удивлённое, почти детское выражение. Мы остановились и сделали несколько снимков.
   Спустившись к озеру Лаго-Архентино, проехали к ранчо, на котором разводят овец. Пасти их хозяевам помогают неказистые собачки: они не дают подопечным далеко разбредаться и по команде гонят отару туда, куда приказал гаучо. Самого крупного барана пёсики вдруг отсекли и загнали под навес, где его поджидал стригаль в белой рубашке с цветистым платком на шее. Он показал нам, как в этих местах стригут овец.
   У нас в Башкирии, да, наверное, и по всей России, как это происходит? Берут барана, связывают задние и передние ноги. Потом валят его на землю. Один человек держит бьющееся в ужасе животное, а второй стрижёт ножницами. Бедный баран вырывается, истошно блеет. В итоге, к концу этой экзекуции все трясутся от нервного и физического напряжения.
   На просторах же Патагонии эта процедура протекает мирно и спокойно. Пастух берёт барана за передние ноги и подтягивает его к себе так, чтобы спина животного оказалась прижатой к нему. После этого делает резкий рывок вверх - р-раз! От такой встряски баран почему-то отключается - засыпает. Пока он "спит", мастер быстро состригает всю шерсть автоматическими "ножницами". Через несколько минут баран начинает шевелиться, вертеть головой. В конце концов, вскакивает и, голенький, бежит к своим овечкам. Фантастика!
   Почему бы нашим крестьянам не перенять столь простой и эффективный способ? Вес состриженной шерсти удивил - шесть килограммов! Причём волоски столь плотно прилегают друг к другу, что пласт шерсти выглядит так, словно перед нами снятая целиком шкура.
   Пока наблюдали за работой гаучо, появились и стали плавно кружить над нами три кондора. Растопыренные веером и слегка загнутые вверх маховые перья придавали им сходство с чёрным блестящим планером. Отара сразу заволновалась, сбилась в плотную кучу. Эх, до чего глупые создания! До сих пор не возьмут в толк, что кондоры для них не опасны - они ж питаются только падалью.
  
   Сегодня едем в царство белого безмолвия - к мощным ледникам Эль-Калафате. По дороге обогнали летящую над озером стаю розовых фламинго. Их было так много, что в какой-то момент возникла иллюзия, будто мимо нас проплывает подсвеченное восходящим солнцем облако.
   На заросших жёсткой травой и колючими кустами холмах спокойно разгуливают викуньи. В связи с полным запретом охоты, они совершенно утратили страх перед людьми.
   Когда идущая по берегу бирюзового озера дорога упёрлось в залив, мы пересели на катер и повезли между плавающих айсбергов к одному из самых крупных на планете глетчеров - леднику Перито-Морено (его толщина местами достигает 700 метров).
   Он "стекает" с Анд широкими лентами по трём соединяющимся у озера ущельям со скоростью два метра в сутки. Край ледника обрывается в воду отвесной шестидесятиметровой стеной. От неё время от времени с грохотом отваливаются подпираемые сзади многотонные глыбы. Некоторые такие крупные, что снопы брызг взлетают на десятки метров, а от места падения долго расходятся кругами высокие волны.
   Верхний слой ледника тает неравномерно: с южной стороны интенсивно, а с северной медленно. Поэтому его поверхность превратилась в как бы заставленную многометровыми остроконечными конусами-иглами, которые аргентинцы называют "кающимися монахами". Они наклонены в сторону полуденного светила и это действительно придаёт им сходство с коленопреклонённой паствой, облачённой в белые капюшоны.
   Один из языков глетчера, "пропахав" озеро в самом узком месте, по-бычьи упёрся в скалы. Оттуда то и дело доносилось потрескивание раскалывающихся монолитов. Треск вдруг резко усилился, и "язык" под напором чудовищной массы у нас на глазах стал дыбиться медвежьим горбом. Ледовый таран густо покрылся трещинами и начал с грохотом рассыпаться на угловатые осколки. Как ни странно, все они были разных цветов. Одни совершенно белые, искристые; другие - голубые, как бы светящиеся изнутри; третьи - зеленоватые; четвёртые - прозрачные, как горный хрусталь; пятые - словно спрессованные из крупных, молочного цвета гранул.
   Высадившись на боковой "отрог" Перито-Морено, обули кошки, взяли ледорубы и до вечера азартно лазили, перепрыгивая через трещины, по ледяным гребням и отвесным скатам. Спускались в "каньоны" с отполированными до зеркального блеска стенками. Текущая по их дну вода была такой чистоты, какой может быть вода, полученная изо льда, которому 100 000 лет. Плавные извивы "берегов" украшали гроты нежной бирюзового цвета. Всё это выглядит красиво, но щели во льду не прощают легкомысленного пренебрежения техникой безопасности. Как рассказал гид, за период с 1968 по 1988 годы здесь погибло 32 человека!
   От глетчера веяло холодом, как от морозильной камеры, и к вечеру мы основательно продрогли. Зато Эль-Калафате встретил нас таким теплом, что мы сняли не только куртки, но и рубашки.
  
   Проехав на следующий день 200 километров вдоль хребта с юга на север, оказались в самом колоритном уголке Анд - горном массиве Фиц-Рой, представляющем собой безумное столпотворение иглоподобных пиков высотой три и более тысяч метров. Картина до того впечатляющая, что от восторга и восхищения перехватывало дыхание! Дождей здесь, похоже, выпадает с избытком: почва переувлажнена, нижний пояс гор покрыт лесом, состоящим из мощных обомшелых деревьев. Базой для походов на Фиц-Рой выбрали городок Эль-Чальтен. В отличие от Эль-Калафате, куда приезжают люди среднего и старшего возраста, тут одна молодёжь, по преимуществу альпинисты.
   В первый день для разминки поднялись по карабкающейся по лесистым склонам извилистой тропе к их лагерю, расположенному на берегу большого живописного озера. Когда тропа проходила мимо дикорастущих вишен, останавливались и подкреплялись кисло-сладкими плодами. В лагере готовилось к восхождению несколько групп: у палаток лежали мотки верёвок, ледорубы, альпенштоки; на ближних скалах молодёжь отрабатывала технику скалолазания, на поляне горел костёр.
   Признаюсь, когда я вижу человека, взбирающегося по отвесной каменной стене, у меня от ужаса и восхищения сердце сжимается. Какую крепкую нервную систему и до автоматизма отработанную технику надо иметь, чтобы подниматься по вбиваемым тобою же крючьям, зная, что под ногами бездна и малейшая ошибка может превратить тебя в груду костей! Снимаю шляпу перед отвагой и профессионализмом этих ребят!
   После ночёвки отправились по сужающейся долине к ледниковому озеру Торро. Крупноствольный, спелый лес чередовался с мелколесьем, изобилующим зайцами. Мы то и дело видели мелькавшие среди зелени их серые шубки. Шарики заячьего помёта покрывали землю столь густо, что местами по ним можно было кататься, как на роликовых коньках.
   Верхняя часть долины в трёх местах перегорожена дугообразными, довольно высокими, в несколько десятков метров, мореными валами. На камнях с галькой, кусты успели вырасти только на нижнем, более старом, валу. А верхний пока совершенно голый. Он-то и стал причиной рождения довольно большого озера Торро. Если эта "плотина" не выдержит напора скопившейся от таяния ледников воды, то по долине прокатится всесокрушающий сель.
   Глетчеры продолжают отступать, роняя в озеро мини айсберги. Особенно активное таяние льда начинается во второй половине дня. В эти часы стекающие с ледников ручьи превращаются в бурные мутно-серые потоки. Странно, но всего в двухстах километрах отсюда напротив городка Эль-Калафате ледники, наоборот, наступают. Сплошные контрасты! А вот горы и там, и тут растут и поныне: каньоны становятся всё глубже, пики всё выше и круче.
   Вечером над скалами прямо на наших глазах в течение двух-трёх секунд стали рождаться облака, а те что были - так же быстро исчезать. Было ощущение, будто смотришь фильм, в котором кадры мелькают намного быстрее, чем в жизни.
   После днёвки отправились через пологий, заросший высокоствольным лесом отрог к господствующему над всеми вершинами красавцу Фиц-Рою. Этот каменный перст, окружённый толпой игольчатых пиков пониже, напоминал одновременно и средневековую крепость с островерхой башней в центре, и оскаленную пасть разъярённого ягуара.
   О восхождении на этот "клык" мы и не помышляли (он настолько крутой, что даже снег не держится), но по более низким соседним вершинам полазили. Между ними в глубоком, похожем на колодец, цирке обнаружили бирюзовое озеро. В него с заснеженных склонов с шумом стекали десятки белопенных струй, сливающихся внизу в жемчужные бороды. Поверх них то и дело пролетали обломки скал, куски льда. Грохот от их падения многократным эхом метался в каменном котле, словно испуганная птица в клетке. Отсюда было видно, как пилообразные зубцы Анд пропарывают наползающие со стороны Чили брюхатые тучи, принуждая их сбрасывать огромные массы снега. Под лучами солнца он тает и грязно-молочными потоками скатывается на просторы Южной Патагонии, где, разливаясь по впадинам и ложбинам, образует цепь озёр, вода из которых устремляется к Атлантике.
  
   На одном из куполов пересеклись с группой альпинистов из Японии. У них к каждому рюкзаку приторочен сетчатый мешочек с мусором. Они вытряхнут его в крытые контейнеры, установленные возле троп когда спустятся в долину. Мы же свой мусор закапываем в землю. Наш подход, всё же, менее экологичный.
   Могу привести ещё более удивительный пример уважительного отношения к природе. Догоняем группу австрийцев. Один из парней, докурив и погасив окурок, убрал его... в карман! Вот это культура! Не встретишь здесь и глупых надписей "Здесь был Паша".
  
   ***
  
   Перелетев через извилистый, местами довольно узкий Магелланов пролив, похожий из-за сильного течения на полноводную реку, оказываемся над Огненной Землёй. Она покрыта невысокими беловерхими отрогами, разделёнными зелёными долинами и голубыми чашами озёр.
   Самый южный город на планете Ушуайя (Ушуая) встретил нас, несмотря на лето, как и полагается на крайнем севере, ой, простите - на крайнем юге, снегом и лёгким морозцем. Сказывается студёное дыхание Антарктиды: она рядом - сразу за проливом Дрейка.
   К полудню потеплело, и снег плавно перешёл в дождь. Перепады температур в Аргентине из-за вытянутости страны, как и в России, довольно большие. Когда на севере плюс 40, на юге может быть минус 10!
  
   Ушуайя оказался весьма приличным и по архитектуре, и по численности поселением (68 тысяч человек). До открытия Панамского канала он, благодаря активному судоходству, процветал, а после - несколько десятилетий хирел. К 1947 году в городке проживало всего 3 000 человек. Его возрождение связано с активизацией научных исследований Антарктиды и развитием антарктического туризма. Бурному росту в немалой степени способствовало и то, что в 1972 году город объявили свободной экономической зоной.
   Он мало похож на южноамериканские города. Скорее - это городок из северной Норвегии: такие же фьорды и разноцветные одно-двухэтажные домики, окружённые пирамидальными горами, на которые взбегают крутые улицы. Цепи заснеженных гор с зелёной полоской леса вдоль подножья напомнили мне северо-восточную Якутию. Скупая, суровая земля!
   Гуляя по центру, изобилующему отелями, ресторанчиками и сувенирными магазинами, мы радовались тому, что живём в России, - наши женщины, по сравнению с местными, все без исключения красавицы! То, что россиянки красивы, я отмечал и раньше, когда проезжали США, Канаду, но таких, прошу прощения, страшных дам, как здесь, ещё не встречал.
   Поскольку желающих ехать сюда в начале ХХ века было мало, правительство Аргентины, по примеру Англии, отправлявшей осуждённых на каторжные работы в Австралию, использовало архипелаг для ссылки преступников. Для этого в Ушуайе была построена огромная тюрьма. Чтобы отапливать её и примыкающий к ней городок, заключённые круглый год вели лесозаготовки. Для вывоза древесины с делянок построили узкоколейку. С Большой земли по морю доставили чёрные паровозики со сверкающими латунными ручками (два из них по сей день стоят во дворе тюрьмы) и грузовые платформы.
   Сегодня этот казённый дом - популярнейший туристический объект, называемый "Самая южная тюрьма в мире". (В этом городе всё самое южное: и парикмахерская, и банк, и ресторан, и школа, и.т.д.)
   Зайдя в сие мрачное заведение, мы как-то сразу притихли и долго молча бродили по бесконечным коридорам, заглядывая в камеры. Теперь только мощные, неприступные стены, ржавые решётки, вылитые из бронзы надзиратели, восковые муляжи арестантов, сидящих на нарах в полосатых робах, и их эпистолярные "творения" на стенах напоминали о временах, когда здесь отбывали срок самые отъявленные головорезы.
   Я впервые оказался в тюрьме, и, всё время пока ребята обедали в соседней таверне, просидел в "одиночке" - хотелось хоть немного побыть в шкуре заключённого, чтобы попытаться прочувствовать, что испытывают они, когда отбывают срок. Ощущения, честно признаюсь, малоприятные. Холодно, сумрачно, в крохотное окно под самым потолком даже неба не видно. Когда знаешь, что отрезан от всего земного, сразу начинаешь ценить свободу.
  
   Знакомство с природой Огненной Земли начали с восхождения на одну из вершин ближнего хребта. Для этого пришлось несколько километров прошагать под мелким дождём по шпалам допотопной узкоколейки (ширина колеи всего 60 сантиметров), а затем взбираться по травянистому склону и камням на водораздельный гребень. По нему проходила хорошо набитая тропа, выведшая нас на господствующий пик. Вдоволь насладившись открывшимися далями - океан на юге и замысловатый набор отрогов и скалистых пиков на севере, - долго спускаемся сквозь буреломный лес к реке.
   Сопровождавший нас проводник рассказал, что в этих местах под землёй растут питательные грибы того же семейства, что и европейские трюфели, - похожи на тёмно-коричневые сморщенные яблоки. Местные называют их индейским хлебом. Мы же видели только ярко-оранжевые гроздья древесных грибов, живописно свисавших с толстых веток.
   Выйдя на берег полноводной реки, сели в поджидавшие нас каяки и сплавились, щекоча нервы на порогах, до бухты Лопатина (и тут русский след!). Посреди неё проходила хорошо различимая граница между пресной речной и солёной морской водой.
   У пролива Бигль наш маршрут завершился: плыть дальше было опасно - вода в проливе с напором перетекает из Атлантического океана в Тихий и течением может унести в открытое море. Кстати, пролив Бигль - это единственный не подверженный штормам проход, связывающий два океана, но из-за обилия мелей и крутых извивов он мало пригоден для судоходства. Следующий за ним широченный и глубокий пролив Дрейка являет собой самое негостеприимное место на Земле. Поскольку между Огненной Землёй и Антарктидой для ветров нет никаких преград, вдоль этого пролива постоянно гуляют свирепые шторма, отправившие на дно не одну сотню кораблей. Не случайно лишь моряки, обогнувшие мыс Горн, получают право носить золотую серьгу в мочке левого уха.
  
   Утром следующего дня отправились в двухдневный пеший поход по центральной части архипелага. Наша цель - озеро Эсмеральдо у подножья ледника Охо де Альбино. Горы на Огненной Земле уже на высоте 250-300 метров лишены какой-либо растительности и даже летом покрыты снегом. Межгорные впадины усеяны несчётными озёрами. По ложбинам и распадкам текут многочисленные ручьи. Деревья здесь настолько корявы, а ветви так перекручены, что лес кажется декорацией к фильму ужасов. Это впечатление усиливают буреломы из поваленных ураганными ветрами стволов. Несмотря на высокую влажность, они так и лежат десятилетиями, а может, и веками, не перегнивая. Дело в том, что из-за круглогодично низкой температуры древесина на Огненной Земле разлагается крайне медленно.
   Просторное, покрытое красноватым торфяником плато, за которым начиналось озеро Эсмеральдо, оказалось сильно заболоченным из-за бобров, понастроивших дугообразные (до километра длиной) плотины везде, где только возможно. На залитых водой участках теперь торчат рукастые скелеты деревьев, погибших от переизбытка влаги. Грустная картина!
   Завезённым в 1955 году из Канады пятидесяти бобрам здесь так понравилось, что их численность за эти годы выросла в десять тысяч раз (!!!) и достигла полумиллиона особей. Вред от этих необычайно трудолюбивых грызунов достиг таких размеров, что теперь стоит вопрос о сокращении популяции. Из иной живности здесь в изобилии зайцы и лисы - их завезли из Патагонии. А из доморощенных - грациозные гуанако.
  
   До появления европейцев архипелаги населяли три индейских племени: морские кочевники яганы, алакалуфы и сухопутные - самые многочисленные в прошлом огнеземельцы - селькнамы. Последние жили только во внутренних районах. Прибрежные индейцы отличались малым ростом, слабо развитыми ногами: постоянно плавая вдоль островов архипелага, они почти не покидали свои каноэ. Занимались яганы и алакалуфы промыслом рыбы, тюленей, морских львов, собирательством моллюсков и съедобных водорослей. В относительно тёплое время года ходили практически нагими, тела ярко раскрашивали, носили длинные волосы.
   Их организм был великолепно приспособлен к выживанию в условиях пронизывающего ветра, дождя и постоянного холода. Благодаря наличию жировой прослойки, они могли спать даже на камнях. С приходом морозов морские кочевники жгли костры у своих жилищ (благо, дров с избытком), а когда плавали - прямо в каноэ на площадке их глины.
   Проходя по проливу октябрьскими ночами 1519 года, капитан Фернандо Магеллан увидел такое множество костров, что дал острову весьма странное для одного из самых влажных на Земле мест название - "Огненная Земля". Когда парусники экспедиции прошли пролив и вышли в океан, стоял редкий для этого края штиль. На водной глади не было ни морщинки. Это так поразило Магеллана, что он назвал этот океан Тихим. Как ошибся!
   Заново "открыл" индейцев Огненной Земли в 1832 году Чарльз Дарвин, высадившийся на остров во время кругосветного путешествия на корабле "Бигль". Бывалый ученый был потрясён первобытным образом жизни аборигенов. "Вид огнеземельцев, сидящих на диком заброшенном берегу, произвёл на меня неизгладимое впечатление. Перед глазами предстал образ: вот так же когда-то давно сидели наши предки. Эти люди были совершенно наги, тела разукрашены, спутанные волосы свисали ниже плеч, рты раскрыты от удивления...", - писал он в своём дневнике.
   В конце Х1Х века численность прибрежных индейцев стала заметно сокращаться от занесённых европейскими переселенцами эпидемий оспы, кори, туберкулёза. Этому способствовало и сознательное истребление аборигенов в начале ХХ века, когда на Огненной Земле нашли золото и на острова архипелага стали прибывать тысячи искателей лёгкой наживы из Европы.
  
   Селькнамы, в отличие от прибрежных индейцев, были более рослыми и пропорционально сложенными. Питались они мясом гуанак, которых добывали луком со стрелами, имеющими каменные или костяные наконечники. Поскольку селькнамы вели кочевой образ жизни, жилища у них были временными и представляли собой шалаши из шестов, покрытых шкурами. В холодное время года они носили меховые накидки и тёплые шапки конической формы. Их семьи, как писали первые колонисты, отличались сплочённостью и взаимовыручкой. Женщины - скромностью, а матери - привязанностью и нежностью к своим детям.
   Языкам огнеземельцев присуще редкое смысловое богатство, содержащееся в одном слове. Так, например, слово "укомана" означало "метать копьё в стаю рыб, не целясь ни в одну из них". Самоназвание прибрежных яганов - "ямана", что означало "жить, дышать, быть счастливым".
   Промышлявшие охотой селькнамы считали появившихся в лесах тучных овец своей законной добычей и охотились на "белых гуанако" голыми руками. Возможно, они стали охотиться на них ещё из-за того, что овцы, поедая траву, подрывали кормовую базу гуанак - излюбленного объекта охоты индейцев.
   Европейские колонисты, чтобы защитить поголовье своих отар, стали отстреливать индейцев наравне с пумами, которые тоже переключились с гуанак на более лёгкую добычу - овец. В результате пумы поднялись в горы, а чистокровных аборигенов на сегодняшний день можно увидеть только на фотографиях в музее. Последний индеец племени селькнам умер в 1974 году, последний яган - в 1999.
  
   После ночёвки на берегу высокогорного озера Эсмеральдо, напоминающего чашу, из которой осторожно выливают на равнину бирюзовую воду, прошли по долине Терра Майер сначала к озеру Фагнано, потом, перевалив по узенькой тропке невысокую лесистую гряду, к вытянутому лентой озеру Бомбило, поразившему нас атласной гладью воды. По ней густо расходились круги от рыб, хватавших упавших насекомых. Здесь мы с азартом порыбачили. Форели наловили столько, что даже оставив на тройную уху, половину пришлось выпустить обратно. На следующий день вышли к дороге и на попутной машине вернулись в город.
  
   Рассказывая про Аргентину, нельзя не упомянуть про любимый напиток аргентинцев - матэ (мате). Здесь, как минимум каждый второй носит с собой термос с горячей водой, мешочек с чаем матэ, калебасу из небольшой высушенной тыковки-горлянки, в которой его заваривают, и красиво инкрустированную металлическую, слегка изогнутую трубочку - бомбилье с мундштуком и ситечком на конце. Через неё пьют, вернее, посасывают круто заваренный, горьковатый, с лёгким привкусом сладкого, тонизирующий настой.
   Сам чай готовится из измельчённых листьев и стебельков кустарника парагвайского падуба. Аргентинцы уверяют, что он улучшает настроение, снимает нервное возбуждение, повышает иммунитет, умственную и физическую активность, одновременно ослабляя чувство тревоги. При этом воздействует мягко. Для людей с избыточным весом немаловажно то, что этот чай притупляет чувство голода.
   В течение дня аргентинец по нескольку раз засыпает в тыковку молотый матэ и заливает в неё тоненькой струйкой горячую, с температурой около 80 градусов, воду так, чтобы она как можно меньше смачивала верхний слой чая. К матэпитию приступают через минуты три.
   Когда встречаются друзья, калебасу с бомбилье пускают по кругу, как трубку мира у североамериканских индейцев. Считается, что поделиться матэ с собеседником - значит выразить к нему свою симпатию и доверие.
   Гурманы со стажем советуют чай в калебасу засыпать на две трети объёма (я попробовал, мне кажется достаточно и четверти). Первый раз этот горько-сладкий напиток мало кому нравится, но со временем к нему развивается стойкая тяга. Это как с пивом: глотнув впервые, обычно говорят "тьфу! какая гадость!", но проходит некоторое время, и у многих появляется желание повторно пригубить этот ядреный напиток.
   Каждую порцию матэ, как и зелёного чая, можно заваривать несколько раз. Кстати, должен предупредить, будете в Аргентине, говорите - матэ. Делать ударение на втором слоге - матэ - в Южной Америке не только недопустимо, но и опасно, ибо может быть спутано со словом мате, означающим "я убил".
  
   Завершив пешие вылазки, утром, несмотря на сильное волнение, отправились на катере к скалистым островам, на одном из которых находится мыс Горн - край земли! Они встретили нас оглушительным гвалтом. Тысячи птиц сновали за рыбой в море и обратно, без умолку галдя и шурша крыльями. Целый день бедные так курсируют, чтобы прокормить своих прожорливых, быстро растущих птенцов, сидящих в гнёздах среди камней. На террасах смешно топтались подле своих малышей десятки тысяч черно-белых бакланов, издали очень похожих на пингвинов. Над ними закладывали немыслимые виражи острокрылые буревестники, альбатросы, мельтешили парами стремительные утки.
   Огромное лежбище морских львов на столообразном острове с отвесными берегами встретило нас раскатистым рёвом (оооуррр... ооууррр) и нестерпимой вонью. Могучие, как гранитные утёсы, хозяева гаремов полулежали, высоко подняв непропорционально маленькие головы, и бдительно обозревали подступы к своим "дамам". Если кто-то из самцов пытался приблизиться к ним, гневно мычали и смотрели с такой испепеляющей злобой, что самонадеянный наглец тут же отступал. Львицы же, распластавшись на угловатых глыбах в самых немыслимых позах, в большинстве спали. Издали они походили на эластичные, светло-коричневые мешки, точно повторяющие изгибы камней.
   Мы с восхищением наблюдали за тем с какой ловкостью карабкаются по почти отвесной стене к своему лежбищу вынырнувшие из воды самки. Выстраиваясь перед "лестницей" в очередь, они, быстро-быстро работая ластами, каким-то образом умудряются взлетать наверх, а оказавшись среди подруг, умиротворённо разлечься рядышком.
   Следующий остров был оккупирован, облачёнными в длиннополые фраки, пингвинами. Прибрежная полоса временами буквально вскипала от прыгающих в воду и выпрыгивающих столбиками из воды этих коротконогих птиц. Вода здесь прозрачная, и, когда пингвин "пролетал", слегка помахивая крыльями, рядом с катером, казалось, что это летит остроконечная пуля.
   По земле же эти милые и потешные крепыши ходят неуклюже, в развалку. Наблюдать за ними было забавно, поскольку их поведение очень напоминало наше. Те, кто утолили голод, собирались в кружок на "митинг". Деловито обмениваясь новостями, они одобрительно похлопывали друг друга крыльями-плавниками, целовались, галдели, улыбались. Пообщавшись, разбредались по двое-трое и опять "митинговали" уже у "крылечка" перед своими земляными норами, в которых живут годами. Наконец раскланивались и исчезали в них для отдыха. Набравшись сил, выходили и вновь шлёпали на "рыбалку".
   Детёныши размером уже с родителей, только облачены не в чёрно-белые костюмы, а в бежево-серые шубки. Кричат, тоже будь здоров, пронзительно, как вороны, разве что протяжней и помягче. Людей пингвины не боятся, напротив, если приближаешься, сердятся: запрокидывают голову, выпячивают грудь и, широко раскрыв клюв, издают несоответствующий их добродушной внешности злобный визг-свист.
   Ветер тем временем усиливался. В нём всё явственней ощущалось холодное дыхание Антарктиды. Доплыв до маяка, установленного на крохотном скалистом островке, повернули обратно. Отсюда оставалось несколько часов до изъеденного ветрами и пропитанного солью мыса Горн. Там, на высоком базальтовом пятачке, тоже стоит маяк, рядом небольшая, длинной не более пяти метров, деревянная часовня и прилепившийся к ней дом смотрителя.
   Мыс Горн одно из знаковых, овеянное многими легендами, место на Земле: кроме того, что это самая южная точка шести континентов (Антарктида седьмой), здесь встречаются волны двух океанов и заканчивается обитаемая земля. Отсюда на север тянутся десятки тысяч пройденных нами километров горных цепей Анд и Кордильер упирающихся в начало нашего маршрута - мыс Принца Уэльского.
   Все путешественники и моряки сходятся во мнении, что мыс Горн - самое дикое, самое непредсказуемое и беспокойное место на планете: здесь почти круглый год туманы, дожди, а ветер достигает скорости 70 метров в секунду. До 1914 года, когда Атлантический и Тихий океан соединил Панамский канал, маяк на мысе Горн играл важную роль для безопасности мореплавания. Сейчас, в связи с низкой интенсивностью судоходства через пролив Дрейка, он утратил прежнее значение.
  
   ***
   Перед вылетом на Родину мы решили после холодной Огненной Земли погреться на пляжах популярного аргентинского курорта Мар-дель-Плата. Но он нас разочаровал: оказывается, вовсе это не курорт в нашем понимании, а большой город с отелями и песчаным пляжем, вытянувшимся стометровой полосой на многие десятки километров. Второе, к сожалению, ещё более неприятное разочарование - вода здесь была такая же мутная, как в Буэнос-Айресе.
   На пляже валялись десятки тысяч людей, но... никто не плавал. Стояли по колено или по пояс в воде и поджидали пенистый вал. Когда он накатывал, одни с визгом выбегали на песок, другие ныряли под волну. Её гребень у берега закручивался и, "заглотив" воздух, становился ослепительно белым. Пенные буруны торопливо окатывали песок и возвращались в океан, перетирая остатки гальки.
   Наблюдая за этим безостановочным, длящимся сотни миллионов лет процессом, невольно испытываешь сожаление от того, что такая колоссальная мощь расходуется не на созидание, а на разрушение. Когда же учёные изобретут экономичный и простой преобразователь этой неистощимой энергии в электричество?! Ведь тогда отпала бы угроза энергетического кризиса!
   Единственный плюс Мар-дель-Плато в том, что цены здесь в два-три раза ниже, чем в Эль-Калафате или Ушуайе. Дело в том, что тут нет иностранцев. Да и чего ради им сюда ехать? В мире полно мест, где пляж не хуже, а вот вода прозрачна, как слеза.
   На второй день со мной приключилось крупное ЧП, в результате которого я должен был надолго застрять в Аргентине. А произошло следующее. Позагорав и покупавшись, я отправился по магазинам, чтобы прикупить к уже лежащим в рюкзаке экзотическим экспонатам (костюм гаучо, пончо, метательный снаряд болас) подарки для близких и друзей. Зная, что в сувенирных лавках постоянно пасутся карманники, портмоне с кредитными карточками, валютой, билетом и обоими российскими паспортами (заграничный и внутренний) затолкал в наколенный карман на шортах и тщательно застегнул его на тугой пластиковый замок. Кошелёк с небольшой суммой наличных положил в нагрудный карман. Купив вырезанную из натурального камня пуму, пяток пингвинов и красиво отделанную калебасу с бомбилье, отправился в отель. По пути по привычке хлопаю рукой по карману и... о ужас! Пусто!!!
   Замок аккуратно застёгнут, но внутри ничего нет!
   Взяв себя в руки, раз пять обшарил все остальные карманы, перерыл содержимое рюкзачка, но, увы, - портмоне с документами и карточками исчезло. Я не могу в это поверить. Ещё раз всё предельно внимательно прощупываю - результат тот же! Но голова отказывается воспринимать очевидное. Она вопит: расстегнуть тугой замок и незаметно вынуть такой толстый бумажник невозможно! Я соглашаюсь и опять тщательно прощупываю каждый сантиметр, каждую складку шорт и рубашки, но ничего не нахожу. Последние сомнения исчезли - да, меня ограбили!
   Анализируя, где и когда это могло произойти, вспомнил, что в толчее у прилавка на меня слегка надавили сзади, и я коснулся кого-то коленом. Видимо, в тот момент и вытащили...
   Надо признать, карманники сработали безукоризненно. Расстегнуть тугой замок, вынуть портмоне, а затем ещё, словно в насмешку, застегнуть и всё это за одну-две секунды - это высший пилотаж!
   Ситуация для меня складывалась критическая, точнее - трагическая: из гражданина России я превратился в господина НИКТО. А утром рейс в Москву! Что делать? На ум почему-то пришло изречение: "Деньги потерял - ничего не потерял, друзей потерял - много потерял, здоровье потерял - всё потерял".
   Оно успокаивает. У меня всё же не худший вариант. Здоровье не потерял! Друзей не потерял! Так что, без паники! Надо действовать!
   Ребята вызвали полицию. Выслушав и записав мой сбивчивый рассказ, сержант в заключение неуверенно пообещал поискать. Понимая, что шансов на успех практически нет, садимся в такси и едем с Николаем в российское посольство. Оно располагалось в самом респектабельном районе Буэнос Айреса и представляло собой солидный серый особняк с массивными дубовыми дверями, тяжеловесной мебелью 80-х годов. От всего этого на нас как бы пахнуло мощью страны под гордым и вызывающим уважение названием СССР. Даже бакинский кондиционер 1986 года выпуска до сих пор исправно гнал в фойе прохладный воздух. Пока сидели в очереди, дежурный рассказал, что несколько лет назад перешли было на местные кондиционеры, но они часто ломались. Пришлось поставить обратно свои бакинские.
   Нас принял вице-консул Литвиненко Роман Борисович, молодой дипломат лет двадцати восьми. Внимательно выслушав меня, он спросил: "Как докажете, что вы гражданин России?"
   - Я здесь в составе группы российских туристов. Они могут подтвердить.
   - Мне нужно документальное подтверждение. Я направлю запрос в Москву.
   - Но самолёт завтра. Если я не улечу, то могу надолго застрять здесь - у меня же и деньги украли.
   - Извините. Я обязан исполнять установленные правила.
   Тут меня осенило:
   - Роман Борисович, у вас есть Интернет?
   - Конечно.
   - Можете набрать в поисковике, например в "googlе", "ziganshin kamil" или просто кириллицей - "зиганшин камиль".
   - Нет проблем!
   Через несколько секунд на экране монитора высвечивается множество строчек с моей фамилией. Самая верхняя - "Сайт писателя Камиля Зиганшина". Зайдя на него, вице-консул по книгам, фотографиям и размещённой там биографии убедился в правдивости моих слов. Через пару часов временное удостоверение личности было в кармане. Ура! Слава Интернету! Спасибо и нашим дипломатам, понимающим, что не все жизненные ситуации можно отразить в инструкциях!
   Пока машинистка оформляла необходимые бумаги и заполняла удостоверение, мы обменивались впечатлениями с сотрудниками консульства о стране и людях. По мнению вице-консула, аргентинцы бесшабашней и безответственней россиян. В то же время в них много апломба. С подобной оценкой трудно не согласиться: в пройденных до этого странах Центральной и Южной Америки люди действительно были приветливее и доброжелательнее. Ещё аргентинцы убеждены, что их страна превосходит по уровню жизни и порядку другие южноамериканские страны. На это сложно что-либо возразить. Скорей всего это так.
  
   По иронии судьбы в этот день у меня был день рождения. Вернувшись в гостиницу, я наскрёб по карманам 100 долларов и пригласил ребят в кафе поужинать. Зайдя в полупустой зал с необычным для питейного заведения названием "Финанс", стали осматриваться.
   - Куда бы сесть? - задумчиво произнёс Петя Захаров.
   - Да вот тут, в уголке присаживайтесь. Тихо, никто не помешает, -как-то совсем по-домашнему произнесла молодая русоволосая официантка.
   Мы разинули рты от изумления, настолько неожиданно прозвучала здесь русская речь. Познакомились. Оказалось, Наташа родом из Керчи. Живёт тут уже одиннадцатый год. Она быстро принесла наш заказ и я сходу осушил бокал водки. Прошло пять минут - ни в одном глазу.
   - Всё правильно - организм испытывает сильнейший стресс, - успокоил Коля и налил ещё.
   После второй порции немного отпустило. Попросил налить третью, но командор изрёк:
   - А это уже лишка.
   Посидели душевно. Я даже на время забыл о ЧП. Наташа, выбрав момент, когда не было посетителей, подошла и спросила:
   - Можно с вами посидеть? Соскучилась по своим. Они тут редко бывают.
   Мы предложили выпить и ей, но она отказалась:
   - Нельзя, я на работе.
   И стала расспрашивать, что нового в России. Потом рассказала про свою жизнь в Аргентине. Привожу ее историю почти дословно:
   "У нас с мужем две дочери. В начале 90-х жизнь нашей семьи, как и везде на территории распавшегося Союза, была трудной. Занялись с мужем бизнесом. Дела пошли хорошо, да рэкет стал доставать. Вот и подались в поисках лучшей доли на край света - на родину аргентинского танго. Выучили испанский язык, нашли работу, потихоньку встали на ноги. В квартире появилась бытовая техника, компьютер. Однажды приходим домой, а там голые стены - вынесли всё подчистую. За год опять подкупили самое необходимое для жизни. И снова всё вынесли, пока мы на работе были. Теперь ничего не покупаем: спим на матрацах, обходимся минимумом посуды. Денег поднакопим и домой вернёмся".
   После этого Наташа отошла обслуживать новых клиентов. Когда мы рассчитывались с ней её прорвало:
   "Ребята, вы живете в России и не понимаете, что нет ничего красивее нашей страны! Столько лесов, рек. Уезжая, мы думали, что едем в рай, а выясняется, что эмигранты тут второй сорт и мы вынуждены вкалывать на чёрных, самых низкооплачиваемых работах. Особенно обидно, что работаешь, работаешь, а в итоге у тебя всё отнимают. У нас в России одни проблемы, тут другие. Адаптироваться сложно. Многие из наших стали бомжами. Русская церковь некоторых принимает и помогает встать на ноги. Кто-то находит работу, но большинство опять опускаются.
   Только первые два года интересно было. Тепло, красиво, а потом на родину стало тянуть. Проходит не так много времени, и все мечтают обратно вернуться. Наши школы лучшие: дети, что учились в России, здесь первые. Учителя то и дело бастуют, к детям равнодушны".
   Что к этому добавить? Верно сказано: "Что имеем, не храним, потерявши, плачем".
  
   КОВАРНЫЙ АКОНКАГУА
  
   А-КОН-КА-ГУА! Это распевное название самого высокого на планете вулкана (6962 м.) я впервые услышал в 2008 году. В нём была заключена какая-то тайна, взбудоражившая моё воображение. Я потерял покой: всё грезил, о том как бы подняться на промороженную вершину этого семитысячника. Временами Аконкагуа виделся чуть ли не наяву. Я даже ощущал гуляющий там ветер. Порой гора представлялась столь чётко, что мог мысленно проделать весь путь от подножья до пика. (Как позже выяснилось, "видения" не совпали с действительностью. Всё оказалось по-другому: намного сложней и жёстче.)
   Во мне с каждым месяцем крепла уверенность, что подъём на высшую точку Западного полушария откроет нечто архиважное для меня. В конце концов я понял: восхождение, как и мечту, нельзя откладывать. В начале 2013 года решаюсь: больше откладывать нельзя - надо идти! Эмиль Жданов, мой давний и верный друг с воодушевлением поддержал эту идею.
   После перелёта "Уфа - Москва - Мадрид - Буэнос-Айрес", продлившего сутки на десять часов, пересели в двухэтажный автобус и, проехав Аргентину с атлантического побережья до предгорий самого длинного на Земле хребта под названием Анды-Кордильеры, мы оказались в столице аргентинского виноделия - утопающем в зелени городе Мендоса.
   Тем, кто собрался на Аконкагуа, избежать посещения этого города невозможно. Только здесь, в Министерстве по туризму, выдают за немалую плату пермиты (разрешения) на восхождение. А поскольку желающих подняться на знаменитый вулкан или побродить по окрестным хребтам довольно много (тут более десяти национальных парков), доходы от туризма в этой провинции вышли на второе место после виноделия.
   Когда Эмиль, владеющий помимо французского и английского ещё и испанским, оформлял заявку, до меня донеслась русская речь. Оглядываюсь: высокий загорелый парень в безрукавке что-то объясняет девушке приятной славянской внешности. Его лицо показалось мне знакомым. Точно! Я видел его фотографии в Интернете в отчётах клуба "Семь вершин!"
   - Максим Богатырёв?
   - Да!
   - Читал о вас много хорошего в Интернете.
   Разговорились. Узнав, что мы идём на Аконкагуа, он продиктовал оптимальную временную раскладку маршрута. А, пощупав прикреплённую к моему рюкзаку куртку, дал мне свой роскошный пуховик и штаны с особой термопрокладкой. Я пытался заплатить, но он категорически отказался. Только записал в моём блокноте адрес, куда потом всё это богатство отправить.
   В последний раз воспользовавшись достижением технического прогресса - двухэтажным автобусом, сходим на 240-м километре перегона "Мендоза - Сантьяго" и оказываемся у ворот национального парка Аконкагуа. Впереди, за воротами "толпа" острозубых хребтов, каждый из которых состоит из десятка более мелких кряжей, увенчанных множеством причудливых башен и шпилей. Глаз радует богатство их цветовой гаммы. Обычно горы одно или двухцветные, а тут представлена почти вся палитра.
   Невольно вспомнился наш Полярный Урал: тоже голые, безжизненные скалы (только в белых папахах) и такое же богатство красок, правда, благодаря лишайникам.
   Над бурной речкой видим красиво мерцающую янтарными блёстками перемычку, образованную наплывами солевых отложений. Это так называемый "Мост Инков". Образовали его десятки струек, сочащиеся из подножья горы. Эти роднички содержат такое большое количество солей железа, что осаждаясь, образовали перемычку, которая со временем превратилась в каменный мост. Любой предмет, брошенный в эту воду, уже за сутки покрывается прочной рыжей коркой.
   Пока ехали сюда, по реке пронеслось несколько надувных лодок с любителями водного экстрима. Порой они исчезали среди высоких бурунов, и только мелькание оранжевых касок подтверждало благополучное продолжение сплава.
   Пройдя через ворота парка, направились к конторе. Экипированные не хуже полицейских рейнджеры зарегистрировали наши пермиты и выдали под роспись номерные полиэтиленовые мешки для сбора и сдачи при выходе из парка мусора и наших... экскрементов. С мусором всё понятно - экология в горах святое дело, но пакеты для дерьма - это уже что-то запредельное. На высоте и без того тяжко, а тут ещё "отработанный" груз носи. Однако, если не сдашь - штраф 250 долларов США. Ну да ладно, чего-нибудь накидаем - не будут же содержимое проверять.
   Закинув на спину увесистые рюкзаки, отправляемся в двухнедельное автономное "плавание". На альтиметре 2836 метров над уровнем моря.
   Чтобы добраться до подножья вулкана Аконкагуа, нам предстояло одолеть более тридцати километров горной тропы, вьющейся по склону ущелья Хорконес будто плющ по каменной стене. Внизу, грозно урча, несётся поток грязно-шоколадного цвета, питаемый ледниками, сползавшими с едва видимых отсюда белых папах. По-змеиному петляя, он играючи ворочает валуны, демонстрируя нам, что горные речки - это идеальные камнетёсные мастерские.
   Долина то сужалась так, что гранитные стены с обеих сторон тисками сжимали речку, то расширялась, давая ей простор. Склоны местами были столь круты, что даже привычные мулы*, курсирующие с погонщиками до базового лагеря и обратно, случается, срываются в пропасть. Когда на дне ущелья видим выбеленные солнцем кости, невольно притормаживаем.
   *Мул - результат скрещивания кобылы с ослом. Отличается исключительной работоспособностью и долголетием: живёт до сорока лет.
   Четвероногая живность в этих местах отсутствует: для неё здесь нет даже самой скудной пищи. Пернатые немногочисленны, да и видовой состав небогат. Самые крупные похожи на наших горлиц, только более поджарые. Летают всегда парами. Встречаются ещё птахи вроде наших синичек и соловьёв. Эту мелюзгу отличает умение держать язык за зубами. Всё делают молчком!
   Первая ночёвка - в лагере "Конфлюенция" (3400 метров). Палаточный городок раскинулся на ровной площадке возле высоченного мореного вала. После регистрации нас поселили в многоместной сферической палатке турфирмы "Ланко" вместе с андинистами из Голландии и Японии (здесь альпинистов именуют андинистами). Им всем в районе тридцати, и появление двух белобородых дедов с огромными рюкзаками они встретили недоумёнными и одновременно уважительными взглядами.
   Японцы в лагере уже третий день - никак не могут стабилизировать давление, и медики не подписывают им разрешение на переход к базовому лагерю Пласа де Мулас. Всегда с интересом наблюдаю за представителями этой страны и каждый раз открываю что-то новое в их поведении. Восхищает организованность и работоспособность, а удивляет медлительность и неумение принимать решение в одиночку: по любому поводу бегут советоваться со старшим. Зато симпатию вызывает то, как уважительно представители страны восходящего солнца общаются между собой: подойдя, несколько раз почтительно, чуть ли не в пояс, кланяются; говорят размеренно и тихо.
   Долговязые и сероглазые голландцы порадовали поголовной любовью к чтению довольно толстых книг. Именно книг, а не ридеров. Притащить увесистый фолиант в горы, где каждый грамм по мере набора высоты превращается в килограмм - это поступок!
   Перед сном поднялся на мореный вал (для акклиматизации рекомендуется побольше двигаться). Полная луна освещала окрестные горы и стекавший с ближней ложбины водопад. Серебристая колонна, падая на уступ, буравила камень и, покипев в выбоине, сбегала в заводь, где успокаивалась и отражала в зеркальной глади нависший утёс. Я наслаждался ночной панорамой до тех пор, пока шпионившая за мной луна не коснулась чёрного зубца скалистого гребня и, побалансировав на нём некоторое время, словно большой жёлтый мяч, скатилась в ущелье, погрузив округу в непроницаемую тьму.
   На следующий день отправились по глубокому боковому ответвлению Хорконеса к месту которое именуют Пласа де Франция. Находится оно под южной, практически отвесной, стеной Аконкагуа. На нём имеется площадка - лагерь для самых отчаянных и подготовленных альпинистов. На всём протяжении пути нас сопровождали угрюмые горы, утыканные клыкастыми скалами. Настороженно поглядываем на нависшие, готовые скатиться глыбы. Ночью выпал снег, и сейчас повсюду, а особенно по тропе, бегут ржавые ручьи. Красноватая раскисшая глина чавкает, ноги, несмотря на мощные протекторы, расползаются в разные стороны. Сильней всего "буксуем" при подъёме на мореные валы.
   Эмиль, опровергая общепринятое мнение, что человек в 70 лет по горам не ходок, давно обошёл меня и маячит далеко впереди. Я запоздало раскаиваюсь в переоценке своих природных данных и игнорировании регулярных тренировок. Но тут же нахожу себе оправдание: меня расслабила легкость, с которой пять месяцев назад "оседлал" белоглавый Арарат, а совсем недавно - скалистый Олимп.
   На высоте 3700 метров растительность исчезла окончательно. Даже лишайники пропали. Обступившие нас горы по большей части слоистые. При этом слои тянутся то горизонтально, то скачут остроконечным зигзагом, то разбегаются пологими волнами, то устремляются к небесам. Рассматривая сии загогулины, вдруг понимаю: так это ж кардиограмма, отражающая перенесённые горой "болезни", которые через миллионы лет завершаются галечным прахом, уносимым реками в океан.
   Пройдя по покрытому камнями и толстым слоем рыжей пыли леднику вышли на Пласа де Франция (4200), упирающееся в гигантскую, местами покрытую ледяной бронёй, стену - южный склон Аконкагуа. Тут уже ощущалась серьёзная нехватка кислорода: появилась одышка, стало давить виски.
   Стена угнетала своей мрачностью и высотой. Чтобы охватить взглядом эту громаду целиком, приходилось задирать голову. Ещё бы - до верхнего уступа 2700 метров! Подняться по такой стене на вершину Аконкагуа под силу только физически подготовленным, в совершенстве владеющим техникой скалолазания альпинистам. (Сложность маршрута - 6Б, то есть наивысшая.) Так что мы ограничились лишь созерцанием и фотосъёмкой неприступной цитадели. На обратном пути перед нами с одного из скалистых гребней сорвалась крупная глыба. Прыгая, словно кузнечик, она увлекла за собой несколько камней поменьше. Когда подошли к месту, где "проскакали" камни, и увидели оставленные ими глубокие вмятины, невольно поёжились.
  
   БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ
  
   Переход от "Конфлюенции" до базового альплагеря "Пласа де Мулас" запомнился утомительным однообразием широкой, полого восходящей долины в начале и несколькими изматывающими взлётами по почти вертикальным откосам в конце. Средний отрезок тропы вроде как должен был порадовать своими длинными траверсами, но из-за крутизны склона именно здесь мне было особенно не по себе. Стоило глянуть туда, где между ещё не обкатанных камней гремела вода, так сердце сжимал обруч ужаса, голова шла кругом, а рюкзак начинал предательски стягивать с узкой тропы. Я не выдерживаю и договариваюсь с догнавшим нас погонщиком мулов*, чтобы он доставил наши рюкзаки в базовый лагерь. Эта услуга обошлась нам в тридцать пять долларов. Без рюкзаков, мы уже не ползём, а летим за караваном. С удивлением замечаю, что среди мулов происходит постоянная борьба за лидерство: если кто-то пытается обогнать впереди идущего, то передовой сразу прибавляет скорость и ни в какую не пропускает.
   Тропу в последней трети можно сравнить с тропой испытаний не только физической формы (пульс зашкаливал), но и волевых качеств. Местами она такая узкая, что трудно понять, как её проходят, не сорвавшись в пропасть? Но отступать поздно - идёшь, пересиливая страх. Идёшь даже после того, как на твоих глазах запнувшийся мул сползает вниз. Ища опору, животное в панике бьёт ногами, но щебень предательски "уплывает" из-под него. Наконец мул нащупывает копытом крупный камень и ценой неимоверных усилий запрыгивает на тропу. Этот участок, похоже, самый опасный: тут больше всего костей менее ловких животных. Меня в этом эпизоде шокировало поведение погонщика. Он продолжал невозмутимо восседать на своём муле, покачивая головой, прикрытой громадным вязаным беретом, в такт везущей его животине. За поясом погонщика болтается шерстяной платок. Им он завязывает животному глаза, когда грузит или снимает вьюки: если мул не видит, он стоит смирно.
   С левой стороны ущелья тянутся голокаменные кряжи средней высоты, а прямо и справа сияют высоченные пики, с которых ветер срывает снежные шлейфы. При этом висящие над пиками облака, похожие на веретёнца, часами стоят на одном и том же месте, как будто намертво прибитые.
   Базовый лагерь "Пласа де Мулас" расположился в самом конце ущелья Хорконес в гигантском цирке, укрытом от ветров частоколом каменных пирамид. Его рассекает пополам бурный поток талой воды, вытекающий из-под двух ослепительно белых глетчеров сползающих с гор наглухо заперших ущелье. Светло-коричневая громада Аконкагуа грозно возвышается над лагерем с правой стороны.
   Палаточный городок состоит из нескольких "микрорайонов" в пять-десять палаток, принадлежащих разным турфирмам. Население: голландцы, поляки, немцы, сербы, чехи, монголы(!). Но больше всего, конечно, аргентинцев. Народ вяло слоняется между палаток: на высоте надо больше двигаться, тогда быстрее и легче проходит акклиматизация. Девчата, представляющие компанию "Ланко", поселили нас с Эмилем в длинной и просторной трубе рубинового цвета. До ужина я успел сходить в телекоммуникационный центр и, заплатив 20 долларов, отправить по электронной почте домой и в "Башинформ" сообщение о том, где мы находимся, и о наших планах на ближайшие дни.
   Здесь, на высоте 4300 метров над уровнем моря, нехватка кислорода ещё более ощутима. Чуть прибавил шаг - дыхание сбивается. Хочется присесть, отдохнуть.
   С проводником возникла неожиданная проблема. В "Ланко" оба заняты и освободятся только через пять дней, в других компаниях тоже все на восхождении. Ломаем голову - что делать? Утром слышим, кто-то тихонько скребёт по ткани палатки. Выглядываю. Стоит щуплый светловолосый сероглазый мужичок средних лет в драной соломенной шляпе с обвислыми краями. Тихо, почти шёпотом, поздоровавшись, спрашивает на испанском:
   - Это вам проводник нужен?
   - Да. А что?
   - Меня зовут Роджерс Кангиани. Могу сводить на Аконкагуа. Вот мой сертификат.
   Нам бы обрадоваться, да невзрачный вид пришельца смущал.
   Тем не менее пригласили поговорить. И чем дольше общались, тем большей симпатией проникались к нему. А когда узнали, что он на вершине был 27 раз и готов без дополнительной оплаты нести часть нашего груза, то и последние сомнения отпали.
   Подписали договор и рано утром, ещё до восхода солнца, отправились на акклиматизационное восхождение к остроконечному пику Бонете (5005). Он на другой стороне ущелья - чётко напротив Аконкагуа. Прежде чем вести на семитысячник, Роджерс решил таким простым и надёжным способом проверить наше физическое состояние и реакцию на высоту - не свалит ли нас горняшка.
   С погодой подфартило: было безветренно, ясно и воздух прозрачен, как стекло в телескопах. Перебравшись по шаткому мостику, почти касающемуся бурунов мутного потока, размеренным, так называемым гималайским шагом потопали вверх. В начале я шагал с трудом: в голове стреляло, да и силы куда-то подевались. Но, когда начался крутяк, вдруг ожил: организм понял, что как ни капризничай, а идти придётся, и ввёл в действие резервы. (Он всегда так хитрит, правда, эта "резервная батарейка" с каждым годом всё быстрее теряет ёмкость).
   Через два с половиной часа подошли к наиболее отвесной части каменного конуса. На макушку, чтобы не сорваться, взбирались уже почти ползком, цепляясь руками за малейшие выступы. Первым оседлал остроконечный пик Роджерс, вторым - Эмиль, следом - я. На вершине меня охватили такая радость и восторг, что я обнял тёплую от стоящего в зените солнца конусообразную вершину, прижался к ней щекой и... зарыдал.
   Проводник достал из расщелины пластиковую бутылку, выудил из неё одну из вложенных записок, взамен затолкал листочек с нашими координатами. Из текста добытого послания явствовало, что его оставили два немца и один австриец. Когда мы вернёмся домой, то обязательно должны будем связаться с ними по Интернету: такова традиция.
   Открывшиеся во все стороны дали завораживали красотой и величием. Поразило обилие кряжистых отрогов. Они отличались не только по цвету, но и по форме. Среди них и одиночные вулканы в боярских шапках облаков, подпираемых застывшими потоками лавы, и бесконечные величественные цепи, перетянутые прожилками снега, лентами глетчеров, и дугообразные гряды ледниковых морен, и гигантские языки осыпей, селей, перегораживающих долины. Над всем этим - бесконечно глубокий, чисто выметенный ультрамариновый свод. Вокруг такая тишина и такой простор, что начинаешь ощущать себя ничтожной пылинкой.
   Туповерхая громада Аконкагуа с этого места просматривается особенно хорошо. Ветер гонит по ней снежные паруса, а здесь, на Бонете - штиль. Ветерок лишь временами просыпается и слегка шевелит волосы. Тёмно-коричневые, будто загорелые, близлежащие горы, прогретые полуденным солнцем, умиротворённо покачиваются в текучем мареве. Трудно представить, но несколько дней назад, здесь, на высоте 5000 метров, свирепствовал мороз, и о скалы билась колючая позёмка. Жизнь полна контрастов!
   Зубчатая цепь, подпирающая небо на западе, обозначала границу между Аргентиной и Чили. Дальше, за узким чилийским клином, начинается громада Тихого океана, занимающая половину земного шара. Посреди него тянется с севера на юг всем известная линия Гринвича. Пересекая её на кораблях и самолётах, штурманы меняют даты: либо перескакивая через число, либо дважды отмечая один и тот же день недели.
   Гора Бонете в сторону Чили обрывается вертикальной шестисотметровой стеной. Вниз лучше не смотреть: сразу хочется покрепче вцепиться в скальный конус. На востоке, за куполом Аконкагуа, простирается главный хребет. Его заснеженные пики взметнулись так высоко, что, кажется, ещё чуть-чуть - и пробьют тёмно-синий небосвод. Я очарован! Состояние благоговейного восторга охватывает меня всякий раз, когда я оказываюсь в мире холодных, бесстрастных вершин. Оглядывая покрытый каменными пирамидами простор, испытываю такое наслаждение, что не жаль ни потраченных сил, ни денег, ни времени. Ради таких минут и взбираешься в поднебесье.
   От грандиозности и мощи убегавших за горизонт хребтов перехватывало дух. Боже, я никто в сонмище этих великанов! (Когда на горы смотришь в иллюминатор самолёта, этого не осознаёшь, так как находишься в замкнутом, комфортном для жизни пространстве.)
   Царящую вокруг тишину лишь изредка тревожит гул сходящие с изголовье каньона небольшие лавины и... сопение слегка простывшего Эмиля. Мне вдруг сделалось так хорошо, что я лёг на широкий уступ и с наслаждением раскинул в стороны руки, ноги. В теле сразу почувствовал облегчение: гора как будто переливала в мои мышцы свою силу. Сознание затуманило сладкое головокружение...
   Сколько прошло времени? И есть ли оно, это время? Лежу, растворяясь в чистых, процеженных тишиной звуках... Уже не помню, что где-то существует иной мир, в котором кипит придуманная человеком жизнь, похожая на бесконечную, порой бессмысленную, гонку. У кого-то это погоня за материальным успехом, у кого - за славой, у кого... за женщинами. Кажется, что ничего из перечисленного уже не существует. Есть только ласковое солнце, вздыбленные в дикой пляске каменные исполины и ты - дитя Создателя! На меня снисходит благодать, и, кажется, что так будет вечно...
   Тогда никто не знал, что сей пребывающий в неге и свете мир через несколько дней накроет затяжная волна холода, а жесточайший ветер вздыбит на Аконкагуа несовместимый с жизнью Белый Шторм, и нам на предвершине придётся буквально бороться за выживание.
   Сейчас же, наслаждаясь красотой окружавшего хаоса, я с благодарностью вспоминал свою Танюшу. Эта умная и красивая женщина за сорок лет супружества не только ни разу не упрекнула меня за регулярные, порой многомесячные, отлучки, сопровождавшиеся ощутимой брешью в семейном бюджете, а наоборот, понимая, насколько это важно для меня, всячески поддерживала и отстаивала перед родственниками моё право быть самим собой.
   Некоторые говорят: "Камиль, ты герой!" Отнюдь! Герой не я, герой - моя жена! Когда я уезжаю в горы за новой порцией адреналина и удовольствия, именно на её плечи ложатся все семейные и производственные заботы: и за престарелыми родителями надо ухаживать, и с внуками понянчиться, и детям где советом, где делом помочь, и с проблемами на предприятии разобраться. И ещё при этом оставаться для меня самой желанной и красивой!
   От этих размышлений отвлёк треск и последовавший за ним грохот. Поворачиваю голову - ко дну ущелья, вздымая снопы снега, скользит огромный кусок льда, оторвавшийся от глетчера.
   Спускаться было полегче. На полпути, у ручья с чистейшей водой, устроили привал. Утром ручей был худосочным и наполовину затянутым льдом - мы его просто перешагнули. Сейчас же, чтобы перебраться на другой берег, пришлось прыгать по торчащим над пенистыми бурунами камням.
   Раздевшись по пояс, освежились студёной водой, попили чай и в прекрасном настроении зашагали по уже пологому скату в лагерь. Перед ним дорогу перегородил ещё более мощный поток. Талая вода неслась прямо по настилу подвесного мостика - сегодня так жарко, что глетчеры таяли прямо на глазах. Туго натянутые тросы вибрировали от напряжения. Было страшно, но не сидеть до ночи, дожидаясь, когда вода спадёт, не хотелось. До сих пор не понимаю, как мы сумели одолеть этот бесноватый поток.
   В лагерь вошли на исходе дня. Снег на склонах, поглощая свет заходящего солнца, становился всё более кровавым. Это было так красиво, что я не удержался и нащёлкал с дюжину кадров.
   Роджерс поставил нашей физической подготовке "отлично" и объявил, что весь следующий день можем отдыхать, а послезавтра утром мы должны быть полностью экипированы и готовы к выходу на Аконкагуа.
   Прежде чем уйти, он провёл ревизию нашего снаряжения. Мои горные ботинки забраковал - выше 5500 м нужны потеплей и покрепче. Необходимы также кошки и балаклава. К Эмилю вопросов не было: он, чтобы не опоздать на карнавал в Рио-де-Жанейро, решил подниматься только до первого лагеря (5100). Мне же следовало срочно где-то раздобыть недостающее. Роджерс посоветовал обратиться к живущему в лагере художнику Мигелю. Мы схожи по комплекции и у него всё это имеется.
   Ангарного типа палатка Мигеля стояла на скалистой террасе в метрах семидесяти от нашей. Она служила ему и домом, и мастерской, и картинной галереей одновременно.
   Земля перед входом устлана ярко-зелёным ковролином. Из бочки торчит раскидистая пальма, под ней - два беленьких кресла. Чуть поодаль - высокий столб, к которому прикреплены стрелки-указатели с расстояниями: "Лондон", "Сидней", "Санкт-Петербург", "Париж" и т. д. В общем, десятки городов мира!
   Сам Мигель напоминал загорелого древнегреческого бога, забывшего помыть заросшее густой щетиной лицо и причесать длинные вьющиеся волосы. Его живые, подвижные глаза излучали оптимизм. При этом во взгляде проступала детская беззащитность, свойственная всем талантливым людям.
   Встретил он меня улыбкой и радушным рукопожатием. Узнав, что я из России, сразу поставил диск с русскими романсами. Слушая их, я, помимо удовольствия, испытал гордость оттого, что музыка моего Отечества звучат в Аргентине, и ни где-нибудь, а у подножья самого высокого в мире вулкана.
   Усадив за столик и подав калебасу с чаем матэ, Мигель стал расспрашивать про легендарную православную страну Беловодье, показывать альбом с картинами своего кумира - Николая Рериха. И вдруг неожиданно спросил:
   - Камил, как думаешь, что есть Шамбала?
   Я стал объяснять, что это особое место в Гималаях, которое Рерих искал всю жизнь.
   - Нет, - перебил Мигель. - Ты скажи, что есть Шамбала?
   - Она, как мне кажется, у каждого своя. Для меня - это люди, которых я люблю и которые любят, понимают меня... Добрые дела, а главное - чистая совесть...
   Художник надолго задумался. Наконец произнёс:
   - Пожалуй, ты прав.
   После этого стал показывать свои работы. Следует заметить, они весьма популярны в мире. Его картины выставлялись даже в Ватикане. А диплом Книги рекордов Гиннеса, висящий на самом видном месте, извещал, что я нахожусь в самой высокогорной в мире картинной галерее.
   Узнав о моей проблеме, Мигель, не раздумывая, полез в мешок и достал оттуда поочередно зелёные пластиковые ботинки, кошки к ним и балаклаву.
   - Что я вам за это должен?
   - Будет хорошо, если не забудешь вернуть!
   Вдохновлённый добросердечием хозяина, я отважился спросить:
   - Мигель, а можно на столбе Мира прикрепить стрелку с названием моего города?
   - Пожалуйста!
   Аргентинец подобрал подходящую дощечку. Мы её быстренько обстругали, заострили, покрасили. Я крупно написал "UFA" и прибил её повыше таблички "Moskva". Любуясь своей работой, подумал: "Нет, не зря я сюда, к чёрту на рога забрался!"
   После обеда отправились с Эмилем в медпункт на осмотр. Доктор измерил давление, содержание кислорода в крови и записал в пермите: "Давление 129/78, пульс 68, кислород 87 (в нижнем лагере был 99). К восхождению допущен". У Эмиля со здоровьем, несмотря на то, что он старше меня на семь лет, тоже полный порядок.
   Вечером нас пригласили на ужин аргентинские альпинисты из соседней палатки. Мой друг, увидев лежавшую в чехле гитару, спросил:
   - Можно?
   - Конечно! Это будет приятно!
   И тут Эмиль удивил меня в очередной раз: гитара в его руках заговорила так, что все затаили дыхание. А когда он ещё и запел, то эмоциональные хозяева зааплодировали от восторга.
   Ночью, как всегда, трещали, лопались разогретые на солнце камни. Временами начиналась настоящая перестрелка. Теперь понятно, отчего скалы рассыпаются в щебень, а щебень - в песок.
  
   ВОСХОЖДЕНИЕ
  
   На Аконкагуа поднимаются, как правило, поэтапно, с ночёвками в лагерях. (Лагерь - громко сказано! Это просто ровные площадки, пригодные для установки палаток.) Их три: "Канада" (5100), "Гнездо Кондора" (5600), "Берлин", либо "Колера" (6000). Выше уже сама вершина (6962). Единственное место, где есть капитальная хижина и электроэнергия, - это средний лагерь - "Гнездо Кондора". Там дежурят вахтами по три спасателя.
   Вышли на гору в девять утра. Тропа, уходя зигзагами по каменистому склону, за три часа размеренной, как в замедленном кино, ходьбы, вывела на небольшое заснеженное плато. Это и был лагерь "Канада". Мы оказались первыми, кто поднялся в этот день.
   Поставили палатки, обложили (я из последних сил) увесистыми камнями фартуки. Роджерс сварил на газовой горелке рисовую кашу с салями. Пообедали. Вскоре стали подходить другие группы. Погода тем временем портилась: повалил снег, поднялся ветер. Плато задымило позёмкой, и вновь прибывшим пришлось помучаться, устанавливая палатки. Мы же в своих туго натянутых убежищах радовались, что успели обустроиться до непогоды.
   Ветер и низовая метель буйствовали всю ночь. К утру потолок палатки покрылся густым слоем ершистого инея. Когда кто-нибудь из нас ворочались, он осыпался и таял. Чтобы окончательно не промокнуть, я взял миску и за пять минут ложкой соскрёб в неё всю искристую бахрому.
   Заваленные снегом палатки (Роджерс спал в своей одноместной) из-за разницы температур, снаружи обледенели так, что сложить и упаковать их было невозможно. Решили ждать, когда выглянет солнце.
   Развиднелось лишь после полудня. Сквозь прорехи туч на плато хлынули снопы солнечного света. Эмиль ушёл вниз, а мы с Роджерсом принялись убирать с фартуков камни, отгребать снег. Когда палатки немного просохли, затрамбовали их кулаками в компрессионные мешки. Едва успели свернуть лагерь, снег возобновился. К "Гнезду Кондора" шли при густой, выше моего роста боковой позёмке. Насыщенный колючим снегом ветер выжимал слезу и забивал рот. Пришлось одеть балаклаву и тёмные очки на пол-лица. Сразу стало легче.
   Добраться до "Гнезда Кондора" в этот день не удалось. Запуржило так, что вынуждены были заночевать на промежуточной площадке с волнующим слух россиянина названием - "Аляска".
   Всю ночь и всё утро снег сыпал почти непрерывно. Идущего впереди проводника уже в десяти метрах становилось не видно: ориентировался на мутное тёмное пятно рюкзака и быстро заметаемые струями позёмки ямки следов. Когда и эти "маячки" исчезали, нащупывал тропу ногой. Правда, вскоре необходимость в этом отпала: я стал просто "видеть" её: то ли пробудилась забитая городом интуиция, то ли открылся третий глаз. Со мной однажды уже было такое, когда я один зимней ночью поднимался на Иремель. Тогда интуиция тоже не подвела: рассвет встретил на вершине.
   На "Гнездо" взошли только к обеду следующего дня. Перед ним на краю плато возвышалась ступенчатая скала, похожая на гигантское гнездо. Теперь ясно, отчего у лагеря столь звучное название. Правда, эти огромные птицы на такой высоте не живут - тут для них нет и грамма пищи.
   Миновав полузасыпанный снегом и увенчанный бело-синим аргентинским флагом дом спасателей, с крышей, обрамлённой суставчатыми сосульками, нашли между скал тихий закуток. Он идеально подходил для установки палатки. Место мы выбрали столь удачно, что к вечеру вокруг выросло ещё с десяток капроновых хижин. Ночью практически не спали: ветер сменился, и стенки нашего убежища трепало так, что приходилось только удивляться, как пластиковые дуги и ткань выдерживают такой напор.
   С утра время от времени выглядываю из палатки в надежде на улучшение погоды. Но сквозь потоки снега даже туч не видно. Наоборот, к хлопкам матерчатых скатов прибавились раскаты небесного грома. Ого! Гроза и снежная буря одновременно! Вой, грохот и свист вокруг достигли такой силы, что разговаривать стало невозможно. Кричим друг другу прямо в ухо. Соседи почти все ушли вниз.
   Мучительно медленно "проползли" первые сутки, начались вторые... Своды палатки от дыхания оледенели. Снег каким-то образом умудряется проникать сквозь микроскопические щели в нутро моего пристанища. На прорезиненном днище появились лужицы. Время от времени вытираю воду носовым платком и отжимаю в тамбур. Тем не менее спальник уже пропитался влагой, пух в нём слипся и почти не греет.
   С наступлением темноты мороз, покрепчал, и спальник снаружи приобрёл жёсткость кровельного железа. Когда я шевелился, он хрустел. Утром пришлось буквально отгибать его оледеневшие края. От холода спасал выделенный мне Максимом Богатырёвым пуховик, а вот ноги замёрзли и пальцы давно потеряли чувствительность.
   Лежание долгими часами в закрытом, тесном пространстве угнетало. Тело тосковало по движению, и, хотя погода не располагала к прогулкам, я, натянув на себя всё, что оставалось в рюкзаке, выполз наружу. Меня тут же атаковали ураганный ветер и секущий снег. С трудом пробившись сквозь белую завесу к тропе на "Берлин", свернул к краю пропасти в расчёте пофотографировать открытые дали. Но вовремя остановился: вспомнил, что основной причиной гибели людей на Аконкагуа является ветер, сбрасывающий альпинистов в бездну.
   Когда, с трудом преодолевая сопротивление встречных шквалов, возвращался к палатке, чуть не задохнулся от бивших в лицо снежных зарядов. Чтобы восстановить дыхание ложился на камни: снега почти нет - сдувает ветром.
   Конец дня тоже не принёс перемен. Ветер налетит, отлупцует бедную палатку так, что она вся ходуном заходит, и - тишина. Слышно только, как стонут соседние скалы. Проходят одна-две минуты - и вновь яростная атака. От оглушительных хлопков туго натянутой ткани и недостатка кислорода разболелась голова. При этом снег не прекращался ни на минуту.
   Поначалу я стряхивал его резкими ударами изнутри. Но в конце концов вокруг палатки выросли такие кучи, что снегу некуда стало ссыпаться. Пришлось выползать наружу и отгребать руками образовавшиеся валы. Выход в отсыревшей одежде на пронизывающий ветер потребовал от меня большого усилия воли. После такой жестокой экзекуции я долго не мог унять дрожь. Спасибо Роджерсу, он как чувствовал - принёс в термосе очередную порцию горячего чая с лимоном. После второй кружки дрожь прекратилась, и я задремал.
   Открыв глаза, первым делом бью по потолку, чтобы сбросить с палатки снег и понять, что происходит снаружи. Увы, там по-прежнему метёт.
   - Эй! Солнышко! Где ты? Когда ты порадуешь нас? - шепчу я.
   Чтобы ослабить пытку бездельем, стараюсь больше спать. Во сне хотя бы не лезут в голову с маниакальной навязчивостью одни и те же мысли. Чаще всего: "Зачем мне всё это? Сидел бы сейчас в мягком кресле и перечитывал любимого Распутина или Моэма!".
   Действительно, зачем? Если бы в городе мне предложили работу, связанную с такой колоссальной тратой энергии, да ещё в столь тяжёлых условиях, я бы ни за какие деньги не согласился. А тут сам, добровольно (в этом весь парадокс!) тащусь с грузом туда, где нечем дышать, где круглый год властвует мороз, а ветер валит с ног. И за это не только не платят, а наоборот, сам расходую немалые деньги.
   Зачем? Трудный вопрос. На него, наверное, у каждого свой ответ. Мысленно перебираю свои варианты: самоутверждение, желание сделать то, что не каждому под силу, поймать миг восторга от победы, насладиться красотой и мощью гор, заглянуть за горизонт... Да, всё это имеет место быть, но первопричина всё же не в этом. Какая-то более весомая и неосознанная сила побуждает лезть в поднебесье, рисковать, обрекать себя на запредельные нагрузки.
   Хотя, возможно, всё гораздо проще, и страсть к горам - это индивидуальная особенность, заложенная в генах.
   У меня сейчас уйма свободного времени, и можно погрузиться в свои ощущения и попробовать докопаться до причин столь нелогичного поведения. Как известно, человека всегда тянет познать непознанное. Это замечательное качество мы называем любопытством или любознательностью. У кого-то оно сильно развито, у кого-то мало, у кого-то его и вовсе нет. (Это как в пирамиде Маслоу: крыша, еда есть - и хорошо! Через ступеньку не перепрыгнуть.) Но, по мере удовлетворения естественных потребностей, у большинства людей появляются новые, более высокого уровня желания, не дающие покоя.
   Мысленно разбираясь в себе, понимаю, что во мне где-то внутри есть маленький волчок (волчок не в смысле зверя, а юла). И этот волчок живёт своей собственной жизнью. Крутится то быстрее, то медленнее. И когда его обороты достигают определённой скорости, во мне просыпается внутренний зуд. Он как бы говорит: "Хватит сидеть! Пойдём, пойдём!" И это вовсе не важно, куда пойдём, лишь бы идти. Его невозможно затормозить. Напротив, он лишь набирает обороты и, подчиняя себе все мои мысли, толкает в неведомое. Туда, где ещё не был.
   Казалось бы, живем в такое время, когда всё можно увидеть по телевизору или через Интернет. Но этот неугомонный дружок хочет взглянуть на всё "своими" глазами. В конце концов, наступает момент, когда я не в состоянии сопротивляться ему. И хотя здоровье уже не то... всё равно иду. В какой-то момент думаю: хватит, пора остепениться, но проходит время, и эта любознательная юла опять пробуждает во мне беспокойство: почему ты сидишь, время-то идёт, а ты ещё так много не видел! Возможно, у других происходит всё как-то иначе, а у меня именно так.
   А многие люди оседлы по характеру. Им просто не хочется ничего менять, им это не интересно, им даже страшно покинуть свой двор. Это люди, в которых нет волчка. А есть другая категория людей, которым не важно, есть деньги или нет, есть здоровье или нет. Их подгоняет тот самый волчок. Представители этого неуёмного племени встречают 90-летие на вершине Эльбруса, без ног поднимаются на Мак-Кинли - они не могут иначе. Эта порода людей внутри которых есть этот загадочный волчок.
   Законы человеческих поступков сложны, ещё сложней законы памяти. Вдруг вспомнились окраина Хабаровска и сопка, синевшая на горизонте. Её мы так и звали - Синяя сопка. Это она в далёком 1958 году поманила меня восьмилетнего. И когда вместо того, чтобы пойти в школу, я поднялся на неё и увидел, что за ней дыбятся ещё более высокие горы, мне страшно захотелось увидеть, а что же за ними? Наверное, именно эта сопка околдовала меня, и я заболел горами на всю жизнь.
  
   Вечером третьего дня в мою "берлогу" заполз вместе с термосом, полным горячего кофе со сливками, Роджерс. Всегда спокойный, в этот раз он был встревожен. Оказывается, по рации передали, что Белый Шторм прекратится только 18 февраля, то есть через пять дней, а у нас продуктов и газа в обрез.
   - Надо спускаться! - резюмировал он.
   - Роджерс, чтобы попасть на Аконкагуа, я пролетел 20000 километров, потратил уйму денег... Нет! Пока не поднимусь на вершину, с горы не слезу.
   - Камил, я знаю много плохих историй. Горе дела нет до наших желаний. Каждый год гибнут люди. Не хотелось бы пополнять этот счёт. Нужно спускаться!
   Я молчу.
   Роджерс встаёт и, пробурчав своё любимое: "Эль омбрэ тропонэ и Диос диспонэ" ("Человек предполагает, а Бог располагает"), уходит.
   Я в растерянности... Понимаю - спускаться надо, но примириться с этой мыслью не могу: отступление для меня равносильно поражению. Что делать? Мысленно обращаюсь за советом к Танюше. В последнем эсэмэс она писала: "Не рискуй, ты нам нужен живой!" Как же быть? И жена призывает к благоразумию. Но моё природное упрямство взяло верх над здравым смыслом. Буду идти до последнего! - решил я.
   Натягиваю ботинки и, согнувшись от ветра пополам, пробиваюсь к заваленной снегом конуре проводника. Упругие удары воздуха бросают из стороны в сторону. Сквозь снег вижу, что на плато осталось всего три палатки, но и там люди уже вытащили рюкзаки. Похоже, собрались уходить.
   Роджерс потеснился, и я, поджав ноги, кое-как умещаюсь у входа (его палатка меньше моей). Глядя на проводника в упор, бодро сообщаю: "Три палатки ещё стоят!"
   - Камил, мы не можем жить здесь ещё пять дней. Нужно спускаться. Переждём непогоду и восемнадцатого вернёмся, - почти умоляет он.
   - У меня пермит до семнадцатого, - парирую я и, лихорадочно прокрутив в голове альтернативные варианты, предлагаю:
   - Давай сделаем так: если ветер завтра ослабнет, возьмём самое необходимое и налегке, без палаток, идём на "Берлин". Ты говорил, что там есть хижины. Переночуем, а утром видно будет. Метеорологи часто ошибаются в своих прогнозах. Вдруг повезёт!
   Проводник как-то странно качает головой: сначала отрицательно, потом утвердительно. Видя, что я смотрю с недоумением, вносит ясность:
   - Си! (Да!) Но если Шторм не ослабнет, спускаемся! Договорились?
   Крепкое рукопожатие скрепляет наш уговор.
   Проснулся в состоянии, схожем с ожиданием чуда. Высовываю голову наружу. Ура!!! Создатель услышал мои молитвы! Непроницаемый войлок туч на западе, откуда и дуло, распался на куски, обнажив впервые за много дней синеву неба. Снег чуть сыпет, вялые порывы ветра едва шевелят поземку. Я воспрял. Одеваюсь и выползаю из палатки: передо мной сплошь "выбеленные" хребты.
   Ниже нас бугрятся, скрывая ущелья и более низкие вершины, мощные пласты облаков. Из них местами торчат конуса белых пиков, купающихся в лучах восходящего солнца. Над всем этим волнистым простором царствует туповерхая, рыжеватая громада Аконкагуа.
   Палатка Роджерса ожила. Из неё показалась голова. Проводник тоже повеселел. Первым делом вытащили для просушки спальники. Отобрали и сложили в рюкзак Роджерса вещи, которые понадобятся для восхождения, и, надев кошки, медленно зашагали по целине. Тропа резко забирала в верх. К счастью, она иногда перемежалась пологими участками. После трёхдневного лежания при ощутимой нехватке кислорода тело не слушалось, и вместо планируемых четырёх часов до лагеря "Берлин" ползли шесть с половиной. Это был самый тяжёлый переход. Ноги под конец заплетались, язык не слушался, в голове гудело как после глубокого похмелья. Ничего удивительного: 6000 метров - это уже серьёзно. Тут запросто можно заработать отёк лёгких и отдать концы.
   В лагере Берлин действительно стояли вполне приличные хижины, похожие на шалаши. (Их построили немецкие альпинисты, поэтому лагерь и назвали "Берлин".) Выбрали хижину пониже и поменьше - в ней будет теплее ночевать. Я расстелил на топчан спальник и замертво повалился на него. Уснуть не получилось. Погрузился в какую-то беспокойную дремоту перемежающуюся полубредом. Поднялся лишь тогда, когда Роджерс вскипятил снеговую воду и заварил ею китайскую лапшу. Есть не хотелось, а вот чай с лимоном я с жадностью выпил. Кажется четыре кружки. Проверил пульс - в покое 109 ударов в минуту. Многовато!
   Ветер выл за стенкой голодным зверем, но в хижине он был не страшен. Ночью раз десять просыпался от приступов удушья - высота не позволяла забыть о себе. Часто-часто дыша, восстанавливал содержание кислорода в крови, но через некоторое время приступ удушья повторялся. Надо сказать, пренеприятнейшее состояние: вдруг охватывает такая неконтролируемая паника, что, кажется, ещё минута - и умрешь.
   К утру я так и не восстановился. Более того, появились слуховые галлюцинации: то слышался духовой оркестр, то начинал кричать петух. Появилось желание плюнуть на всё и как можно скорее бежать вниз, но упрямство и самолюбие сдерживали.
   Погода не прибавляла оптимизма: небо хоть и чистое, но ветер продолжал гнать между скал хвостатые вихри снега. Стояло выглянуть наружу, как колючие кристаллы больно секли лицо, забивали рот, не давая дышать. Кислорода и так мало, а тут последний перекрывают!
   Роджерс молча наполняет термосы чаем с остатками лимона, суёт мне в карманы орехи, плитку шоколада, и мы как-то обречённо направляемся к вершине. С первых шагов обливаюсь потом, пульс зашкаливает. Иду, не поднимая головы. Сосредоточен на одном: не отставать от проводника ни на шаг. Только пытаюсь глянуть на окрестности, сразу сбивается дыхание, теряется темп...
   Время куда-то провалилось или остановилось. Мне уже всё безразлично. Тупо шагаю, словно солдат в конце сорокакилометрового марш-броска. В залитом свинцом черепе пульсирует одна и та же мысль: "Не отставать! Не отставать!" Я не заметил, как натянуло тучи и к низовой позёмке прибавился снег. Всё опять погрузилось в белёсую мглу. Несколько раз падаю, встаю и, шатаясь, иду, останавливаясь каждые десять шагов.
   Видя моё полуобморочное состояние, Роджерс завел под защиту скал. Тут снег едва крутило. Проводник разлил в кружки чай. Пока я пил, он втолковывал мне, что идти дальше опасно: в такой снежной круговерти легко сбиться с пути; что сейчас мы находимся возле пика Импеденсис. Его высота 6300 метров и мы можем взойти на него и там сфотографировать все твои флаги.
   Это предложение мне пришлось по душе, хотя я не сразу осознал причину. А приглянулось оно именно из-за цифры "6300". Дело в том, что завтра мне исполняется (не по паспорту, а фактически) 63 года! Так что есть возможность подарить самому себе за каждый год жизни по 100 метров! Класс!!!
   Я так вдохновился, что не заметил, как мы поднялись на этот самый, с одной стороны облепленный снегом, а с другой совершенно голый, Импеденсис. Не заметил не потому, что было легко, а оттого, что находился в состоянии перевозбуждённого, мало что соображавшего и ощущавшего человека. Только на вершине, после небольшого отдыха ко мне вернулось сознание. И тут произошло очередное чудо: словно в подарок мне, ветер стих, поток колючей позёмки осел, и в хрустальной прозрачности чисто выметенного пространства открылась поразительная по красоте круговая панорама, слегка перекрываемая на юге куполом Аконкагуа.
   Во все стороны разбегались острозубые, похожие на спинной плавник хариуса, кряжи. Особую прелесть им придавал девственно-свежий, брызжущий мириадами бриллиантиков снег. Чистый разреженный воздух заметно скрадывал расстояние. Под непрекращающийся аккомпанемент духового оркестра я озирал всё это великолепие и недоумевал, как Господь сумел из множества уродливых и угловатых громад сотворить картину, завораживающую не меньше восхитительных линий женского тела.
   То, что время нашего подъёма на пик совпало с прекращением Шторма (к сожалению, кратковременным) навело на мысль, что Гора, после устроенных мне испытаний, решила наградить в той мере, которую я заслужил. (До чести быть допущенным на главную вершину я, видимо, ещё не дорос!) Теперь стало понятно, почему местные говорят об Аконкагуа с мистическим восторгом, как о мудром живом существе.
   Я настолько выдохся, что не ощутил ни вспышки счастья, обычно охватывавшей меня на вершине, ни ликования оттого, что взял рекордную для себя высоту. Было лишь удовлетворение.
   Собрав остатки сил, сфотографировался с флагами Русского географического общества и Башкирии. Сложив их в рюкзак, повернули вниз. Иду, а скал, мимо которых проходил всего час назад, не узнаю. Не удивительно - шёл в полной "отключке". В памяти сохранилось лишь ритмичное мелькание жёлтых ботинок Роджерса.
   Спуск осложнялся встречным ветром. Когда показалось плато "Гнездо Кондора", увидели низко летящую над ним... оранжевую палатку. За ней бежали люди. Палатка медленно вращалась, из неё сыпались вещи. Достигнув края пропасти, она исчезла. Я едва успел вскинуть фотоаппарат и запечатлеть этот момент. Правда, сделал всего один снимок - кончилась карта памяти. Чтобы заменить её, завернули в безветренный закуток. Пользуясь вынужденной остановкой, заодно допили чай.
   Чем ниже спускались, тем легче шлось: сказывался рост содержания кислорода в воздухе. Настроение и способность воспринимать окружающее тоже стабилизировались. Только теперь в полной мере пришло осознание: "Я сделал 6300! Я молодец!" - говорю сам себе и невольно расплываюсь в счастливой улыбке.
   У лагеря "Канада" догнали мужчину лет сорока. Продолжение его спины "украшало" изобретение российских туристов - "пенка".
   - Вы русский? - обратился к нему я.
   - Это вы из-за пенки так подумали? Нет, я болгарин. А вещь действительно удобная. Даже в мороз на камнях можно сидеть.
   Разговорились. Русский язык знает со школы. Недавно увлёкся нашими классиками. Прочёл "Воскресение" Льва Толстого, "Живи и помни" Валентина Распутина, а сейчас читает "Золотую Ригму" Всеволода Сысоева - дальневосточного писателя-натуралиста!
   Я предложил ему заглянуть на сайт ещё одного писателя-натуралиста - Камиля Зиганшина (www ziganshin.ru), скромно умолчав об авторстве.
   Ура! Наконец внизу показались крохотные разноцветные квадратики палаток базового лагеря. Справа от них - изумрудная плошка горного озера, заключённая в оправу лавовых потоков.
   Нас встречали как героев: за последние пять дней никто не поднялся на вершину - мы подобрались к ней ближе всех. Если наверху валил снег, то здесь всё это время лили дожди. Ручьи превратились в бурные мутные реки, сметавшие на своем пути все преграды. Автомобильную дорогу, связывающую Аргентину с Чили, на протяжении 20-ти километров местами размыло, местами завалило селем толщиной до пяти метров. Десятки машин оказались погребёнными под ним. Слава Богу, хоть жертв нет. Начальник лагеря сказал, что такого кошмара не было как минимум тридцать лет. Автотрасса до сих пор закрыта, и не известно, когда откроется. Во дела! Питание в лагере резко ограничили. Мясо исчезло. Одна каша да чай с галетами.
  
   ЧП
  
   Перед сном решил просмотреть отснятые на Аконкагуа кадры. Полез в сумку за флэшкой и (о ужас!) не нахожу её ни в специальном кармашке, нигде. Всё перетряс, перебрал - НЕТУ!!! Напрягаю память и вспоминаю, что вынутую из фотоаппарата флэшку я положил не в сумку, а на сумку. После чего встал и пошёл. Значит, она там и свалилась в снег между камней.
   Катастрофа! Произошло худшее из того, что могло случиться в путешествии! Я просто убит! Микроскопическую надежду давало знание места, где обронил её. Но туда ещё надо не только подняться, но и перекопать руками кучу снега. А его за это время, поди, ещё намело!
   Сам я такой подвиг совершить был не в состоянии - ослаб до предела. Оставалось одно - упросить Роджерса. Ночь практически не спал. Переживал: неужто всё пропало?! И успокаивал себя: Камиль, без паники - шанс найти всё же есть! Но тут же начинали одолевать сомнения: а вдруг проводник не согласится?
   С утра пораньше бегу к нему. Роджерс тоже уже встал и пьёт чай. Чуть не плача, рассказываю о своей трагедии и умоляю сходить, поискать бесценную для меня флэш-память.
   - Сегодня не могу. Надо отдохнуть. Завтра.
   - Роджерс, заклинаю, выручай! Ты же понимаешь, завтра ещё меньше шансов найти.
   - ...
   - Роджерс, миленький, спаси! Пожалуйста, очень прошу тебя!
   - Ладно... Жди... Вернусь через шесть часов.
   Проходит шесть часов, семь, а проводника нет. Всё чаще меня посещает мысль: только идиот может рассчитывать найти на заснеженной горе сантиметровую кроху! Я в отчаянии!
   Вечерело. Роджерса всё нет. Не выдержав, пошёл к началу тропы и с волнением стал вглядываться в склон: не замаячит ли жёлтый комбинезон проводника. Где-то через полчаса проступили три фигуры. Среди них - одна жёлтая. Это Роджерс! Чем он ближе, тем мне страшней. Чтобы не лишиться последней надежды, опускаю голову. Наконец не выдерживаю, поднимаю глаза. Роджерс поймал мой взгляд и радостно помахал рукой. Я не верю: мало ли, что это значит. Может, просто приветствует... Проводник уже совсем рядом. Идёт, покачиваясь от усталости. Но что это? Роджерс показывает большой палец!
   - Неужели?! Это чудо!!! Это чудо!!! - ору я на всю округу. Проводник улыбается и протягивает крошечный, не имеющий для меня цены синий квадратик.
   Да! Да! Это была та самая флэшка! Я тискаю своего спасителя в объятиях, целую его в небритые щёки. В восторге вздымаю руки к небу и благодарю Всевышнего за проявленную милость. Я счастлив! Бегу поделиться радостью к Мигелю. Заодно возвращаю этому добрейшему богатырю ботинки, кошки, балаклаву и презентую одноместную палатку. Он тоже поражён невероятным везением, а от подарка пытается отказаться. Я настаиваю. В ответ получаю ещё более щедрый дар - картину с автографом!
   Ночью через лагерь пронёсся мощный смерч. Ветер достигал такой силы, что, казалось, даже горы стонут, прося пощады. Утром мы лицезрели результаты его "деятельности": в "микрорайоне Ланко" повалило туалет - не помогли даже стальные растяжки; у продуктовой палатки разорвало по шву боковую стенку и через неё унесло массу пакетов и мешков. В соседних "микрорайонах" разрушений не меньше. Так что, если заскучали, приезжайте в Анды! Они быстро взбодрят.
  
   ЧИЛИ. САНТЬЯГО.
  
  
   "Прощай, Аконкагуа! Капризная и непредсказуемая, ты никак не угомонишься - всё размахиваешь своими "снежными платками"! Ты не самая красивая гора, но ведёшь себя так, словно тебе нет равных на всей планете. Тем не менее, я полюбил тебя, и всегда буду помнить те испытания и радости, которыми одарила меня".
   Такой монолог пронёсся в моей голове, пока смотрел из окна автобуса на едва виднеющуюся в проём ущелья трапециевидную снежную шапку. Эта бесплодная, обдуваемая всеми ветрами каменная громада надолго поселилась в моём сердце и, похоже, ещё долго будет сниться, тревожа и волнуя.
   Автобус круто берёт влево. Бросаю на Аконкагуа последний взгляд.
   И тут мне почему-то становится жалко её. Да, она величава и грозна, но... навеки прикована к одному месту. Я же, крохотная песчинка в сравнении с ней, имею великое счастье путешествовать и видеть на своём пути не только множество подобных ей великанов, но и весь мир.
   Вот и сейчас снова мчусь. Куда? В Мендосу, хотя было бы разумней сразу махнуть через перевал в Чили - до неё отсюда километров сорок. Но я не могу покинуть Аргентину, не купив сувениров и картин, напоминающих о восхождении?! (В самом национальном парке даже значков не продают.)
   Лишь оказавшись в кресле автобуса, понял до чего я устал. Гора высосала из меня все силы: их не осталось даже на то, чтобы просто смотреть в окно. Подумал: "Всё! Это восхождение последнее! Пора переходить на маршрут заслуженного пенсионера: "город- дача - город".
   Но и в Мендосе ситуация с сувенирами оказалась не намного лучше. Обойдя на следующий день почти весь центр, я только к вечеру обнаружил магазинчик, в котором имелись значки, кружки и магнитики с изображением Аконкагуа. А о картинных галереях никто и понятия не имел. Поразительно! Вокруг такие пейзажи - рисуй да рисуй! Неужели местным художникам не хочется заработать? Ведь сюда приезжают туристы со всего мира. Кто - продегустировать местные вина, кто - полазить по горным кряжам.
   Занимаясь поисками сувениров, я удивлялся тому, до чего легко переносится в этом городе жара: густые кроны огромных деревьев, растущие вдоль тротуаров с обеих сторон, не только прекрасно защищали горожан от солнца, но и создавали приятный микроклимат. Этому способствовало и то, что дороги, тротуары вымощены где натуральным камнем, где бетонными плитками, а не асфальтом - город избавлен от тяжёлых испарений битума.
   Бросилось в глаза обилие такси. Оно здесь муниципальное. Машины выкрашены в желто-черный цвет, у каждой бортовой номер. Судя по ним, такси в городе порядка двух тысяч. Водители отзывчивы и не корыстны. Как-то остановил одного и показываю адрес. Таксист вместо того, чтобы воспользоваться возможностью подзаработать, вышел из машины и стал убеждать, что сеньору лучше пройти пешком: два квартала прямо и потом один - налево. Зачем тратить деньги, когда туда всего семь минут ходу?
   Несмотря на то, что в последние годы в Аргентине наблюдается постоянный спад в экономике (реальная годовая инфляция в 2012 году превысила 30 %, а обменный курс доллара на чёрном рынке на 40 % выше официального), я не видел ни одного угрюмого лица. Вообще, оптимизм - отличительная черта всех латиноамериканцев.
   В Сантьяго выехал утром. Билет стоит 230 песо (примерно 1000 рублей). По расписанию в 18.00 должны быть на месте. Нижний салон - просторный люкс, верхний потесней, но тоже комфортабельный. В салоне прохладно, хотя на улице с утра за плюс 30.
   Миновав идеально ухоженные виноградники, въезжаем в предгорья Анд. В этом районе горы рыхлые, состоящие из осадочных пород. Повсеместно видны языки свежих селей. Некоторые ещё не полностью убраны с дорожного полотна. Автотрасса идёт параллельно железной дороге, связывавшей две страны. В 1982 году "железку" закрыли из-за нерентабельности. Но недавно правительства Чили и Аргентины подписали соглашение о её реанимации.
   Хотя со дня прекращения движения минуло 30 лет, мосты, деревянные опоры, снегозащитные сооружения, не говоря о рельсах и шпалах, как стояли, так и стоят. Некоторые мосты даже свежепокрашены. Требуется лишь текущий ремонт и восстановление разрушенных временем и стихией участков.
   Дорога, плавно поднимаясь на протяжении трёх часов, наконец, нырнула в длиннющий тоннель, пронизывающий водораздельный гребень на высоте около четырёх километров. Выехали из него уже в другом государстве - в Чили. Эта страна, узкой, похожей на шило, полосой вытянулась вдоль тихоокеанского побережья аж на 4000 километров.
   Горы на перевале обложили серые тучи. Моросил холодный дождь. Поскольку изрубцованный шрамами осыпей и лавовых потоков водораздельный хребет обрываются в сторону океана почти отвесно, спуск представлял собой длиннющий змееподобный серпантин, с едва разделяющимися петлями. Машины, по преимуществу большегрузные фуры, ползли по нему одна за другой столь плотно, что чудилось, будто это не караван автомашин, а гигантская анаконда, извиваясь, медленно сползает на водопой.
   Восемь километров от тоннеля до подножья хребта ехали более часа. На паспортный и таможенный контроль (весь багаж проверяли с собаками) ушло ещё три. Но это по-божески. Водители фур, вообще, по двое суток стоят! (Автобусы идут вне очереди.)
   Лишь только спустились с перевала, облака пошли на убыль. Выглянуло солнце. Сразу потеплело. Склоны гор и берега бурунистой речки радовали пышной растительностью, а чистота воздуха была просто хрустальной. Похоже, в Чили осадков выпадает побольше, чем в Аргентине. Это подтверждало и обилие воды в реке. На ней даже имеется несколько плотин с электростанциями для местных нужд.
   Ого! Так здесь и железная дорога функционирует! Вон тепловоз с тремя платформами нырнул в тоннель. Молодцы, чилийцы! Автотрасса, ведущая в Сантьяго, проходит по широкой долине, исполосованной тысячами зелёных, аккуратно подстриженных рядов виноградника. Их тут, похоже, больше, чем в Мендосе!
  
   Столица Чили (6 млн. человек) укрылась в двух котловинах, обрамлённых беловерхими хребтами. В одной промзона, в другой - сам город. Сантьяго считается одним из красивейших городов в Латинской Америке. Неслучайно он имеет титул "Младший брат Парижа".
   В Чили, как и в Аргентине, говорят на испанском языке, только побойчее. Зная порядка двадцати испанских слов, и, при необходимости выуживая из дырявой корзины памяти кое-какие английские, смысл того, что говорят, я худо-бедно улавливаю.
   Поскольку автобус прибыл к столичному автовокзалу с большим опозданием, знакомство с достопримечательностями отложил до утра. Шагая к центральной площади Пласа де Армас на которой стоят Дом губернатора и Национальный исторический музей, я увидел вывеску "Продажа авиабилетов". О! Какая удача! Мне ж так и так надо покупать билет в Рио-де-Жанейро* - именно оттуда мы с Эмилем полетим домой. Но очаровательные девушки, мило улыбаясь, огорошили стоимостью: 1006 долларов!
   Платить такие деньги за 3000 километров мне было жалко, и я вернулся на автостанцию. Билет на автобус оказался в шесть раз дешевле (180 долларов), но вот беда: он отходит уже через три часа. Ещё смущала необходимость трястись до Рио двое с половиной суток. Что делать?.. Следующий рейс только через пять дней!.. Очередь волнуется - чего так долго?.. Всё! Решено! Беру! И, как выясняется, правильно делаю - этот билет оказался последним.
   Пробежавшись по запруженным горожанами и гостями столицы улицам, я буквально на ходу покупаю на память чилийское пончо, поделки, местное вино для Эмиля и залетаю в автобус. Спасибо диспетчеру: зная, что должен ехать русский дедок, он задержал рейс на 15 минут.
   *Рио-де-Жанейро в переводе означает Январская Река
  
   ВПЕРЕД К МЕЧТЕ ОСТАПА БЕНДЕРА
  
   Бразилия - площадь 8 514 877 кв. км, столица - Бразилиа, население 202 миллиона, продолжительность жизни у мужчин - 69 лет, у женщин - 76 лет.
  
  
   Второй раз за сутки пересекаю Анды, только в обратном направлении. Время зря не трачу: до самого захода солнца фотографирую горы, каньоны, алмазные клинки водопадов. Когда закат запалил высоко взлетевшие перья облаков, стюард разнёс ужин и поставил диск с местными песнями. И тут чилийцы сразили меня наповал: почти половина пассажиров стала с удовольствием подпевать исполнителям - любит народ свои песни! Подпевали с чувством и без единой фальшивой ноты. Была полная иллюзия, будто поёт профессиональный хор. Должен признаться, испанские песни мне всегда нравились своей эмоциональностью и мелодичностью.
   Спать в удобных креслах под пледами из шерсти альпака было не так уж и плохо. Великолепная организация и хороший сервис пассажирских перевозок - приятная особенность всех латиноамериканских стран. Чистые, комфортабельные автобусы (тут их называют омнибусами) ходят практически до каждой деревни. Автостанции в городах большие: рассчитаны на одновременный приём до сотни машин! На междугородних рейсах автобусы двухэтажные, с кухней и туалетом. Каждому пассажиру выдаются наушники для прослушивания музыкальных программ. В этом автобусе их было тринадцать. На семи - классическая музыка, на четырёх - испанские народные песни и по одному каналу на мировую эстраду и рок.
   Дороги неплохие, но платные. Интенсивность движения невысокая. Интересно, что среди легковых машин больших немного. Преобладают малолитражки.
   Утром нашему взору открылась уже совсем иная картина: ровная как стол, бескрайняя равнина - пампа, местами залитая водой. Она простиралась на восток и на юг на многие сотни, а может, и тысячи километров. Ухоженные поля, разделённые жидкими перелесками, чередовались с бесконечными, размашистыми пастбищами, усыпанными точечками коров.
   Их было так много, а людей так мало, что казалось, будто не люди, а коровы - хозяева этой страны. Там, где равнина затоплена, животные пасутся, стоя по колено в воде. Трава такая высокая, что из неё только рога видны.
   Проезжая редкие города, видим поселения социального жилья: простенькие однотипные домики из кирпича, довольно плотно приставленные друг к другу. Что странно - людей в них почти нет.
   Меня, радиоинженера по основному образованию, в дороге радовало обилие антенных мачт. Их тут в разы больше, чем в России. Между прочим, правильно поступают, что делают ставку на радиорелейную связь: она дешевле и требует меньше времени на организацию, чем кабельные линии. Всего-то дела - поднять на шарнирной опоре мачту, зафиксировать её оттяжками, установить антенну и подключить приёмопередатчик.
   Чем дальше, тем сильней пейзаж напоминал африканскую саванну. Местами сходство было настолько велико, что невольно ждёшь появления среди одиночных, с эллипсообразными кронами, деревьев, жирафов или бегущих антилоп гну. По времени захода солнца понимаю, что уже заметно сместились на восток.
  
   РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО
  
   Впереди, ломая монотонность равнины, показались первые холмы. Я облегчённо вздохнул: значит, скоро Бразилия и конец многочасовым истязаниям моего мягкого продолжения спины!
   Границу пересекли в лучах восходящего солнца. На КПП две дородные сотрудницы таможни перетрясли почти весь багаж (мой рюкзак их не заинтересовал) и раскопали-таки кое у кого несколько запрещённых к ввозу грузов. Пока прошли все формальности, в результате которых половину изъятого, владельцам вернули, прошло три часа. Тем не менее настроение у всех по-прежнему приподнятое.
   По качеству отделки и размерам здания КПП было видно, что въезжаем в богатую, с мощной экономикой страну. Даже растительность ожила: сменила блёклый, салатного цвета наряд на ярко-изумрудный. Тут уже во всю властвует тропическая сельва. Стволы деревьев стоят так густо, что листья растут только в верхнем ярусе. Впечатляет непривычное сочетание хвойных деревьев с пальмами: это придаёт здешним лесам особый колорит.
   И дорога изменилась: двухполосная в Аргентине, тут она расширилась до шести полос, и была такой чистой, как будто её только вчера открыли для движения. Трава на откосах коротко подстрижена. На разделительной полосе - цветущие кустарники. На обочинах - ни одной бумажки или пустой бутылки (!). Вся страна дышала свежестью. Такую ухоженность я встречал только в вылизанной Швейцарии. Теперь понятно, почему сидящая рядом со мной женщина с такой гордостью заявила: "Я - бразильянка!" (Она сказала это с таким видом, как будто она по меньшей мере вице-президент).
   Дальше, почти до самого Рио-де-Жанейро, трасса пролегала по гористому побережью Атлантического океана, изрезанному лазурными заливами. Ого! Что я вижу! У дороги - автосалон и на нём красуется родное: "КАЛИНА". Вот это да! АвтоВАЗ и сюда добрался. Чертовски приятно!
   Зажатый между лесистыми конусовидными горами и океаном, любимый Остапом Бендером Рио-де-Жанейро показался лишь утром следующего дня. Больше всех этому событию обрадовалась моя измученная долгим сидением попа.
   Вот и громадный терминал автостанции. Спрыгиваю на платформу, и тут меня обдаёт таким влажным жаром, что после прохлады, царившей в салоне автобуса, я на некоторое время буквально столбенею. Получив рюкзак, иду искать отель "Родовиариа" - именно в нём остановился Эмиль.
   Город в первые минуты меня разочаровал: улицы захламлены, прямо на бетоне спят полуголые люди. Смотреть на их грязные тела и слипшиеся волосы мне без содрогания невозможно. Те, что выспались, сидят возле урн и трапезничают добытыми из них остатками еды, нисколько не смущаясь прохожих. И этих остатков, похоже, немало: ребята весьма упитанны, да и одеты не плохо. После сотен километров идеального порядка и чистоты эта дикая картина особенно коробила.
   Отель нашёл довольно быстро. Мне повезло: непоседа Эмиль оказался в номере. Хотя трудно назвать номером душную клетушку размером в пять квадратных метров. Особенно если учесть, что на этой площади, кроме кровати, втиснуты ещё туалет и душ. Правда, цена терпимая: 60 долларов. В остальных отелях не меньше 200. Такие высокие цены - следствие только что завершившегося карнавала. Пообнимавшись с Эмилем, я оформил точно такой же номер по соседству.
   Чтобы не сойти с ума от стоящей в "комнате" жары, каждые пятнадцать минут встаю под душ и, не вытираясь, ложусь под струи разгоняемого потолочным вентилятором воздуха. Когда, наконец, пришёл в себя от рекордной по продолжительности поездки, а расплющенная задница восстановила былую форму, отправились с Эмилем в центр. Удивила большая стоимость билета в городском автобусе - 3 реала (примерно 50 рублей). По всей видимости, это связано с высокой ценой бензина (более 50 рублей за литр).
   Сойдя на конечной остановке, первым делом отправляемся на знаменитую Копакабану. Это не только известный всему миру пляж с белоснежным песком, но и длинный ряд фешенебельных отелей и многоэтажных домов популярных среди бразильских писателей, артистов, политиков, крупных бизнесменов, отделённых от пляжа широкой набережной, красиво вымощенной натуральным камнем. На ней, в тени кокосовых пальм млеют полицейские в шортах и рубашках с короткими рукавами. Возле каждого - велосипед. Тут же курсируют туда-сюда многочисленные любители бега трусцой. Кто-то пьёт у передвижных лотков всегда прохладное кокосовое молоко.
   На пляже жарятся, сидя в шезлонгах тысячи отдыхающих (лежать на песке невозможно). Между ними лавируют торговцы мороженым, напитками и разной мелочёвкой. По краям песчаной косы - футбольные поля и волейбольные площадки с освещением. Бразильцы всех возрастов играют здесь до поздней ночи.
   По набережной прогуливаются холёные сеньориты и сеньоры с разномастными и разногабаритными собаками на поводках. У некоторых по две и даже три. Один безупречно постриженный пудель вдруг замер. Дама тут же достала из сумочки газету и быстро постелила на плитку. Когда собака освободила кишечник, газета со всем содержимым перекочевала в ближайшую урну, и милая парочка продолжила прогулку. Да уж! Есть чему поучиться!
   Но что это? О Боже! И здесь валяются (именно валяются, по-другому не скажешь), раскинув руки от блаженства, бомжи. В России они тоже есть, но наши стараются быть незаметными, стыдятся своего положения. Здешние же ведут себя как хозяева жизни. Поглядывают свысока и даже вызывающе. Видя всё это, понимаешь, что блеск и нищета в Рио сосуществуют параллельно, практически не замечая друг друга.
   Атлантический океан здесь, в отличие от Буэнос-Айреса, где он ржавого цвета, довольно прозрачный, с приятным изумрудным оттенком.
   Освежившись в его прохладе и помассировав тело резкими ударами прибойной волны, улеглись с Эмилем позагорать на влажном, спрессованном накатами волн песке (денег на шезлонг было жалко). Только теперь появилась возможность расспросить моего друга о его впечатлениях от бразильского карнавала.
   На главный карнавал в Рио-де-Жанейро он всё же опоздал. Зато побывал на карнавале в Сан-Пауло - самом крупном городе Бразилии, и в городке Флорианополисе. Оказывается, карнавальные традиции в этой стране весьма разнообразны. Если в Рио карнавал - это красочное представление, включающее в себя шествие в пышных, богато украшенных костюмах, исполнение самбы, конкурс на лучший наряд, то в крупных городах - это просто костюмированные шествия. В небольших же - это дискотека, на которой тысячи молодых, раскрашенных людей, одетых по-пляжному или облачённых в карнавальные костюмы без изысков (у ребят, как правило, это просто женские платья, у девушек же фантазия побогаче) с очаровательной непринуждённостью веселятся под оглушительную музыку, занимая центр города с вечера до утра.
   Зато на следующий день город пуст до обеда - все спят. Эту вакханалию, граничащую с массовым психозом, мой друг до конца так и не выдержал. Понравилось то, что всё происходило весьма пристойно, никто не задирался и не приставал. Каждый расслаблялся, соблюдая рамки приличия. Правда, один неприятный эксцесс всё же произошёл: молодой парень от жары настолько одурел, что воткнул в товарища шампур. К счастью, обошлось лёгким ранением.
   Стоящее в зените светило пекло так, что мы уже через час покинули пляж и отправились в турне по магазинам - покупать сувениры. Рио оказался очень зелёным городом, но вот цветы в нём почему-то напрочь отсутствуют. Их не видно ни на улицах, ни на площадях. Лишь во дворах изредка полыхнут бугенвилии.
   Неожиданностью для нас было и то, что местное население не носит головных уборов. Если увидел кого в шляпе или феске, то на 99 % - это турист. В Рио, кроме бомжей, есть ещё одна любопытная порода людей - чиновники. Жара под сорок, они же важно вышагивают в наглухо застёгнутых костюмах при галстуках и портфелях. Люди в футляре! Поразительно, но они даже не потеют! Может, это переодетые инопланетяне?
   Вскоре обнаружилась очередная странность для города, нашпигованного туристами со всего мира, - полное отсутствие сувениров. Проходив до позднего вечера (магазины из-за жары с 13 до 17 часов закрыты), мы уже отчаялись что-либо найти, когда вышли на бесконечный "Арбат" с разбегающимися во все стороны пешеходными, захламлёнными бытовым мусором улицами. Первые этажи - сплошь магазинчики.
   Обрадовались: уж тут-то сувениры должны быть! Заходим в один, второй, третий и понимаем, что они схожи, как однояйцовые близнецы, и ни в одном нет даже намёка на сувенирную поделку. Мы в отчаянии! Тем не менее продолжаем поиски. И вот в одной неприметной лавчонке наряду со всякого рода мелочёвкой обнаруживаем подобие памятных значков и брелоков. Правда, низкого качества, но выбора у нас нет - сметаем всё что было.
  
   С утра продолжаем знакомство с городом. Увидев высоченную четырёхгранную, ячеистую, усечённую пирамиду тёмно-коричневого цвета, напоминающую пирамиду майя, зашли внутрь. По деревянному распятию Христа, кресту из стекла на потолке и цветным витражам, крестообразно рассекающим грани пирамиды сверху донизу, а также несчётным рядам скамеек, сообразили, что это костёл. Точно, на одной из табличек прочли: "Кафедральный собор Метрополитана". Архитектурное решение простенькое, я бы сказал, примитивное, но огромное пространство над головой создавало особый душевный настрой.
   Не лишне ещё отметить, что пробок в городе нет. И это притом, что на многих улицах для велосипедистов выделена отдельная дорожка.
   Разумеется, нельзя было не побывать и у главной достопримечательности Рио-де-Жанейро - статуи Христа-Спасителя, широко распростёршего руки над городом. Поскольку Эмиль уже поднимался к ней, отправился один. Тут хочется сказать несколько слов об отзывчивости и предупредительности бразильцев. Пример? Пожалуйста!
   В автобусе говорю водителю: "Мне к Христу-Спасителю". И все пассажиры каким-то образом уже знают о том, что едет русский, и дружно следят, чтобы я не прозевал нужной остановки. Один из них сошёл вместе со мной и не успокоился, пока не подвел меня к микроавтобусу, доставляющему туристов поближе к вершине горы, на которой воздвигнута статуя.
   А однажды после того, как мне объяснили дорогу, я, пройдя метров сто, стал подниматься не по той лестнице, меня догнали и ещё раз показали, куда надо идти (выходит, этот человек, беспокоясь, правильно ли я понял его, всё это время наблюдал за мной). Так же внимательны аргентинцы и чилийцы. Вообще, простые люди в Южной Америке в своём большинстве очень милы и добросердечны. Расшибутся в лепёшку, но постараются помочь. Нет в них озлобленности, агрессии. За всё время моего пребывания в стране я ни разу не слышал, чтобы кто-то ругался, ссорился. Всё как-то с шуткой, улыбкой.
   При этом горожане свои язвы хорошо знают: идёшь по улице с фотоаппаратом на груди, и каждый третий будет советовать спрятать его подальше. Криминальная обстановка в Бразилии, как и во всей Латинской Америке действительно сложная.
   Кстати, вспомнил: когда мы в Буэнос-Айресе переходили с одного автовокзала на другой, меня обогнали два паренька и стали тыкать пальцем в плечо. Поворачиваю голову и вижу, что рубашка покрыта зеленоватой, похожей на птичьи экскременты, жидкостью. Я махнул рукой, мол, пустяки! Но ребята не отстают: показывают на испачканные брюки и протягивают бумажные платочки. Тут из памяти услужливо всплыл аналогичный случай произошедший в Кито - столице Эквадора. Не утруждая себя поиском приличных выражений, посылаю их подальше. Как ни странно, они всё правильно поняли и побежали исполнять моё пожелание.
   Преступность на окраинах Рио, ещё совсем недавно, в так называемых фавелах, являющихся государством в государстве, была нормой и городская администрация ни чего не могла с этим поделать. Там действовали свои законы. Во всю процветала торговля оружием и наркотиками, а криминальные группировки выясняли отношения с автоматами в руках. Их многомиллионные обороты позволяли подкупать любую полицию. Но в начале XXI века, разгул преступности в фавелах достиг такого уровня, что власть вынуждена была объявить криминалу настоящую войну с привлечением не только полиции, но и армейских подразделений. Хорошо вооружённые бандиты, повязанные железной дисциплиной (за проявленную слабость - публичная казнь), отчаянно сопротивлялись. Сбивали армейские вертолёты, взрывали полицейские машины, расстреливали из засад патрули. Чтобы запугать, подчинить население, поджигали автобусы, а тех, кто выпрыгивал из окон, расстреливали из автоматов.
   Накал сражений был столь велик, что президенту пришлось вводить в эти фавелы танки и задействовать авиацию. Только после этого правительственным войскам удалось сломить сопротивление и дать возможность городским властям приступить к налаживанию в трущобах нормальной жизни.
   Теперь предприимчивые бразильцы возят туда на экскурсии туристов. Мы тоже решили посетить самую большую фавелу - "Росинья", насчитывающую 50 тысяч жителей. Она занимает большой холм на окраине города. Домики, разделённые узенькими улочками-лестницами, сползая с макушки, бессистемно разбегались по всему подножью.
   Гид объяснил нам, как рождаются такие трущобы. Технология проста: приезжающие из деревень в Рио в поисках лучшей доли бедняки селятся на свободной окраине. Построив подобие домика, владелец продаёт крышу другому бедняку, который возводит на ней собственную лачугу и свою крышу тоже продаёт. Так вырастают целые башни. Разумеется, там нет канализации, не соблюдены противопожарные и санитарные нормы. Мы это почуяли издали. (Как ни странно, именно в такой грязи и нищете, вопреки всему, родилась когда-то зажигательная самба.)
   Но и налогов жители фавел не платят. На нелегальные подключения к электричеству власть до сих пор смотрит сквозь пальцы. Заигрывая с этими неуправляемыми территориями, она дошла до того, что если глава семьи угодил за решётку, то семья получает неплохое пособие. Многие "кормильцы" так и делают: украл, сел в тюрьму и - порядок: сам накормлен и домочадцы обеспечены.
   Вот такой он Рио! Поистине, город контрастов! Но вернёмся к Христу-Спасителю. Это циклопическое творение из светло-серого камня высотой 39,6 метров (наша Родина-Мать на Мамаевом кургане выше на 48 метров!), бразильцы возвели в честь 100-летия независимости (1822-1922 годы) на скалистом пятачке самой высокой горы в Рио - горе Корковадо (710 м). К громаде памятника ведёт крутая извилистая лестница в 220 ступеней. В толще пьедестала - часовня.
   От статуи веет торжественностью и чистотой. Глядя на неё, трудно поверить, что это - творение человеческих рук. Поскольку пятачок, обрамляющий статую, крохотный, чтобы увидеть Христа целиком, приходится сильно запрокидывать голову.
   Со смотровой площадки открывается великолепный обзор на мегаполис. Я не любитель городских пейзажей, но фантастическая красота Рио-де-Жанейро даже у меня вызвала безумный восторг. Этот город столь красив и неповторим, что способен потрясти даже самого флегматичного человека! (У нас на Дальнем Востоке есть его уменьшенный аналог - красавец Владивосток.)
   Любуясь восхитительной панорамой, гармонично сочетающей в себе белокаменные высотки, богато украшенные дворцы, бирюзовые бухты, обрамлённые золотистым овалом песчаных пляжей, зелёные склоны крутых гор, клыкастые скалы, невольно подумал: "Какой хороший вкус и воображение имел человек, выбравший это место для города!"
   Поднялся по канатной дороге и на торчащую посреди залива макушку знаменитой Сахарной Головы. Из окна кабины с ужасом взирал на отчаянных скалолазов, карабкавшихся на одних пальцах без страховки по отвесной стене.
   По пути в отель успел осмотреть ещё одну достопримечательность - старинный акведук Аркос де Лапа, служивший прежде горожанам высотным каналом для подачи воды в центр города.
   Ну вот, кажется, всё запланированное осмотрено и сфотографировано. Теперь можно и домой. Но чувствую, как к сердцу уже подбирается тоска по новым, ещё невиданным горным панорамам, когда стоишь на вершине и кажется, что можешь объять весь мир. И я знаю, что эта тоска вскоре погонит меня к новым горам. Наверное, всех людей тянет к Вершине. Она у каждого своя. Для кого-то это изобретение колеса, для кого-то - ракетного двигателя, для кого-то - открытие новых земель, для кого-то - олимпийские рекорды, для кого-то - сад с цветами. А для меня это - горы!
   Так что... до будущей горы!
   ***
   Всё имеет своё начало и конец. Вот и это путешествие от Аляски до Огненной земли завершилось. За спиной 37 тысяч километров, одаривших меня впечатлениями и информацией настолько щедро, что эти месяцы воспринимается как целая вечность!
   Путь от Берингова пролива до пролива Дрейка дал мне ценнейший опыт, изменил и обогатил внутренний мир и вывел моё мироощущение на новый уровень. Сравнивая природу Северной и Южной Америки с российской, могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что в России она не менее красива и разнообразна. А наша Восточная Сибирь - это вообще неизведанная планета, которую только предстоит открыть человечеству.
   Так же я понял, что все люди одной крови, что все хотят мира и взаимопонимания, что для успеха путешествия главное - проявлять уважение к традициям и культуре посещаемых стран. Тогда даже не благополучные в криминальном плане страны пройдёшь без осложнений.
   От сознания того, что экспедиция завершена и радостно, и грустно. Радостно от предвкушения встречи с родиной, близкими, а грустно оттого, что закрывается очередная страничка интересной книги об истории и географии нашей планеты.
   За месяцы, проведённые в пути от Аляски до Огненной земли, я получил столько новых впечатлений и информации, что возникло ощущение будто со дня вылета из Уфы прошла вечность. Настолько эти месяцы были богаты событиями. Я задумался: почему? И пришёл к выводу, что время для человека - это не только секунды и часы, но и то, что осталось в памяти. Чем больше сюжетов (информационных блоков) "записано" в ней, тем более длительным воспринимается отрезок времени. Случается, что в иной минуте умещается час!
   Чтобы сделать понятней эту мысль, приведу простой пример: человек, пролежавший в коме два года, придя в сознание, уверен, что прошло не более суток. Причина проста - мозг не фиксировал происходящих в этот двухлетний период событий. И ещё: как вы думаете, почему в детстве время течёт медленно-медленно, а по мере взросления его бег ускоряется? Да потому, что в детстве всё происходит ВПЕРВЫЕ и мозг фиксирует ВСЁ, что окружает ребёнка. Благодаря этому, объём усваиваемой "чистым" детским мозгом информации за единицу времени на порядок больше, чем у человека в преклонном возрасте. Поэтому у того, кто прожил и проработал всю жизнь на одном месте, жизнь в разы короче (по ощущениям), чем у того, кто прожил столько же календарных лет, но много ездил, путешествовал.
   На этом, дорогие друзья, завершаю. Благодаря замечательному журналу "Наш современник" вы тоже смогли совершить свою "кругосветку". Надеюсь не разочарованы.
   До новых встреч, писарчук Камиль Зиганшин.
  
   Пожелания и критические замечания можно отправлять на электронный адрес
   автора: ziganshin_kamil@mail.ru
  
   От редакции:
   У Камиля Зиганшина после восхождений на вулканы Северной, Центральной и Южной Америки на правом глазу отслоилась сетчатка, а на левом образовались разрывы. Возникла реальная угроза полной слепоты. Московские и уфимские офтальмологи сделали три уникальные операции и восстановили утраченное зрение. Сейчас он завершил курс реабилитации и уже совершил вместе с друзьями из Русского географического общества восхождение на гору Арарат (5 137 метров) с вмёрзшим в ледник ковчегом Ноя (по преданию, именно с этой горы берёт начало современная цивилизация) и на гору Олимп (2 917 метров) - прародину древнегреческих богов и олимпийских игр.
   Гаучо (исп.) - пастух.
   Местные индейцы доставляют на них в верхние лагеря продукты, воду, газовые баллоны, а вниз спускают мешки с мусором.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"