Поскольку роман Светланы Жуковского "Дети разбитого зеркала. На восток" был уже весьма качественно отрецензирован с общелитературной точки зрения, позволю себе отрецензировать весь этот пока не дописанный цикл с точки зрения теологической. Романы представляют собой образец высокой мистики, и в хитросплетениях их сюжета проглядывают древнейшие культурные архетипы и почти забытые ныне изощренные философские конструкции.
В основе космогонии придуманного автором мира лежит легенда о Разбитом Зеркале. Некогда Господь Адомерти был един, и люди могли слышать Его голос, а некоторым праведникам даже доводилось узреть отражение Его лика в горном озере из вулканического стекла, считавшегося священным Зеркалом. Но некий праведник Иломас возжелал узреть Господа лицом к лицу, во всей Его силе и славе, чтобы познать Его истинный лик, и путем тридцатилетней аскезы добился того, что к нему снизошел Господь в облике Ангела и вынужден был исполнить эту просьбу.
Ситуация не новая и лучше всего описанная в индуизме. Именно там герои своим аскетизмом добивались власти над богами. Иногда это делали даже демоны асуры, и вынужденное исполнение их просьб приводило к очень неприятным последствиям. И здесь уже пора обратиться к иудейской религиозной традиции, по которой смертный человек может слышать голос Господа, но не зреть Его лик. И вот уже Господь, вынужденный во исполнение просьбы предстать перед праведником, собственноручно разбивает стеклянный монолит света на семь кусков, окрасившихся в цвета радуги. По сути это символическое представление эманации, когда единая Божественная Сущность порождает из себя эоны - новые сущности, каждая из которых представляет одно из сторон Божества. В данном случае это Любовь, Полнота, Сила, Свобода, Мудрость, Справедливость и Жизнь. Ни одна из этих сторон не является совершенной, и только все они в совокупности могли бы составлять плерому, но никакого единства между ними нет.
Согласно древнему гностическому учению Валентина, эоны всегда возникают строго попарно, и в каждой из таких пар кто-то должен иметь мужскую, а кто-то женскую сущность. И этот закон сполна проявляется и здесь, поскольку зеленый эон немедленно притягивает к себе черного двойника, которому суждено стать Падшим Ангелом. Это вроде бы всего лишь Тень, но и она, несомненно, является порождением все того же Единого, поскольку Он по определению должен заключать в себе всю полноту духовного мира.
Вторым актом божественной драмы стало Затворение демонов, в ходе которого Судом Шестерых от мира были отлучены не только темный Ангел Хаоса, но и его супруга Наар, Ангел зеленого огня, олицетворение свободы. В ее отсутствие мир начинает загнивать, и это гниение касается даже новоявленных богов.
Далее основным актором становится ведьма Саад, казненная в юности отсечением головы по обвинению в колдовстве, сохраненная нетленной в гробе, воскрешенная поцелуем принца Ченана, которого она отводит на встречу со своим Князем (тем самым затворенным Ангелом Хаоса) в Место-которого-нет. Ченану суждено теперь стать Рдяным Царем, а Саад - родить Змея, связанного с ним магической и любовной связью.
Последним актом драмы должен стать местный Армагеддон, в котором местный аналог Антихриста, Амей Коата, будет сражаться со Спасителем, коего зовут Эвои Траэтаад. Полагают, что первый из них и будет тем змеем, а вот второй?
Саад в итоге рожает близнецов, мальчика и девочку. Архетип божественных близнецов занимает важное место во многих религиях, достаточно вспомнить Кастора и Поллукса из эллинского культа или дуалистический культ зороастризма, где близнецы Ахура Мазда и Ангра Манью являются олицетворением светлой и темной сторон мироздания. Но там это братья, а вот разнополые близнецы встречаются только в ведическом культе, где первый иранский царь Йима (или его индийский аналог Яма) имеет сестру-близнеца. Здесь мальчика зовут Энтреа, а девочку - Фран. Именно вокруг их похождений в основном и крутится весь сюжет, именно их деяния меняют облик мира, и основной, пока так еще и не решенный вопрос: кто из них будущий Амей Коата, а кто - Эвои Траэтаад?
Оба близнеца сразу после рождения лишаются матери. Энтреа воспитывают ведьмы, поклоняющиеся Наар, а Фран растет в монастыре, откуда в тринадцатилетнем возрасте отправляется на Край Пустыни в монастырь местных еретиков. Одновременно и Энтреа покидает свою воспитательницу, чтобы совершить предначертанные ему деяния. Ну что же, все закономерно, тринадцать лет - возраст религиозного, а по некоторым представлениям еще и магического совершеннолетия.
Попав на Черное озеро, Энтреа приносит в жертву свою кровь и тем самым возвращает в мир Наар - Ангела зеленого огня, его самого чуть не убивает охотник за нечистью, и чтобы спастить, он проникает своим сознанием в сознание своей сестры, пробуждая и в ней магические силы. Его исцеляют в обители богини Любви, и он отбывает оттуда, чтобы присоединиться к Рдяному Царю.
Империя, тем временем, втягивается в войну. Обитатели пустыни во главе с Роксахором штурмом берут пограничный город Таомеру, чье население успешно спасается благодаря пророчествам оказавшейся там Фран, при этом сама Фран чуть не гибнет от рук еретика Сета, который видит в ней будущего Змея, но потом начинает сомневаться, и дальше они уже действуют как временные союзники, вместе отправляясь за непонятной пока надобностью к южному берегу моря.
По ходу дела выясняется, что создатель Великой Ереси, Учитель Сета, Роксахора и Фран, отдавший ей на хранение осколки того самого Зеркала, был некогда старшим сыном императора, за впадение в ересь сосланным на край обитаемых земель. Перед смертью он официально усыновляет Сета, и как у Энтреа есть Ченан, так и Фран появляется теперь собственный принц, и пара претендентов на роль Змея оказывается теперь равноправной, что еще больше закручивает интригу.
Важным актором разворачивающихся событий с пока еще не опознанной до конца ролью является поддерживающий Роксахора могущественный колдун Темный Одо, якобы Бессмертный, чья магия почему-то имеет силу только при дневном свете. Своеобразный аналог Митры?
Язык романов очень хорош, интрига так лихо запутана, что исход ее трудно предугадать, несмотря на явные намеки на дуализм, нет и в помине присущего зороастризму четкого разделения на силы добра и зла, почти каждый из героев пребывает в состоянии духовного развития и может выбрать как ту, так и иную сторону, да и трудно по тексту решить, что здесь есть добро, а что зло. Все герои активно рефлексируют, часто не уверены в себе, и их внутренние переживания являются, похоже, даже более ценной частью романа, чем внешняя канва событий. Тайны описываемого автором мира раскрываются по ходу дела одна за другой, резко меняя взгляд читателя на роль того или иного персонажа, и открыты, похоже, еще далеко не все. Тем интереснее будет читать дальнейший текст. Но и в незавершенном виде "Дети разбитого зеркала" тянут на жемчужину в куче публикуемой мистической литературы.