Жудин Александр Григорьевич : другие произведения.

С востока на запад

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.45*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о судьбе офицеров в период развала империи...

   Все имена, фамилии и должности персонажей являются вымышленными. Любые совпадения случайны. То же самое относится и к представленным в книге событиям.

С востока на запад

  
  
   ГЛАВА 1. МИНОМЕТНЫЕ МИНЫ
  
   За широким окном дореволюционного особняка, в котором когда-то располагался штаб Амурского казачьего войска, а ныне - штаб 192 мотострелковой дивизии, передислоцированной откуда-то с Запада в смутное время китайско-советских конфликтов, царила майская безлунная ночь. Ветер порывами налетал на еще безлистые кусты и деревья, дальневосточная весна не спешила вступать в свои права, это дней через десять-двенадцать она шквалом обрушится на город, дурманяще запахнет черемуха и сирень, многочисленные тополя раскроют навстречу солнцу свои клейкие листочки, очаровательные амурчанки вырядятся в откровенные наряды, а пока...
   Двадцатишестилетний старлей Алексей Гудин, сидел, развалившись на привинченном к полу вращающемся кресле, возле огромного пульта. Соседнее кресло справа пустовало. Оперативный дежурный, пожилой, морщинистый дядька, подполковник Кондаков, поужинав и тайком приняв традиционные сто граммов, дрыхнул в маленькой комнатушке, по соседству с дежуркой, согласно распорядку дня. Молодые офицеры штаба 192-й мотострелковой дивизии относились к нему весьма иронически, хотя по-своему и любили этого всегда взъерошенного подполковника за его незлобивый нрав, отеческое отношение к молодежи и неизменную готовность помочь словом и делом. За глаза его, иначе чем "дед Женя" никто и не называл. В управлении дивизии он занимал должность старпома начальника оперативного отдела. Весь этот отдел только тем и занимался, что рисовал на огромных, как правило, сорокалистовых картах-склейках, величиной с пару нормальных простыней, разную ерунду, типа "яиц с ресницами", которые призваны были изображать всевозможные рубежи обороны, от ротных до полковых. Это называлось "наносить обстановку". В настоящее время, чудовищной силы храп главного штабного рисовальщика разносился по сводчатым, пустым коридорам бывшего казачьего штаба. Алексей восхитился богатырским храпом тщедушного ветерана, выдвинул ящик стола-пульта, и потянул из него потрепанный детектив, специально взятый накануне дежурства в библиотеке гарнизонного Дома Офицеров. Дежурство обещало быть спокойным, заканчивался второй день мая, через полчаса наступала полночь. Уже были приняты доклады от дежурных по полкам и отдельным батальонам дивизии о результатах вечерней проверки - никто не угнал танк, не напился антифриза, не перестрелял с отчаяния дедов-старослужащих... В общем, все было как обычно... Алексей в очередной раз подивился бессмысленности звучания позывных полков и батальонов. "Аганур, Тавой, Устрица, Изнанка"... Однако, эти слова, не несущие, как правило, смысловой нагрузки, выговаривались и воспринимались четко, спутать их с чем-либо близким по звучанию было трудно, и это было немаловажно при постоянном отвратительном качестве военной связи.
   Да уж, лучшая по качеству связь - это половая! А телефонная - это ж вообще мрак и ужас! - грустно констатировал Леха, наливая себе крепчайшего кофею и закуривая болгарскую сигарету. Вот уже больше года он служил в должности начальника ветеринарной службы дивизии, располагающейся, большей частью и в его родном Благовещенске-на- Амуре. Призвали его, однако, из маленького приморского городка Лесозаводска, где Леха работал после института главным ветврачом района. Алексей хорошо помнил это знаменательное для него событие. "Направленец" - кадровик, лысоватый подполковник Цукерманис (!), беседовавший с Алексеем в Управлении кадров Дальневосточного округа и, видимо, не удосужившийся как следует изучить тощенькое Лешкино личное дело, шмыгнул вислым носом, лицемерно вздохнул и качая крупной лысой головой заметил:
   - Ну, не можем мы тебя в Лесозаводскую дивизию назначить! Не можем! Придется тебе ехать в Благовещенск, там начальник ветслужбы помер! Вот там тебе и служить!
   Внутри у Алексея что-то оборвалось... Но, суеверно не желая обнаруживать своего ликования, он с трудом изобразил на лице некоторое подобие недовольства, а затем почтительно изобразил строевую стойку, нелепо смотрящуюся при его цивильном наряде, и смиренно произнес:
   - Куда Родина пошлет, там служить и буду!
   - Рад слышать такое, рад слышать! - закудахтал Цукерманис.
   "Ну и фамилия у мужика! Литовско-еврейская, что ли? Что, сменить не может? Однако видать это ему не очень-то и мешает!
   Алексей представил себе, как удивится его мать, его друзья, его институтские преподаватели, увидев его, недавнего выпускника сугубо гражданского ВУЗа в офицерской форме, которой впрочем, у него еще и не было... Боясь спугнуть неожиданную удачу, он почтительно распрощался с всесильным, как ему тогда казалось, кадровиком и немедленно понесся на Хабаровский вокзал. Прибыв тогда в родной город, он без труда разыскал штаб дивизии и, сдав предписание начальнику отдела кадров, получил от него указание:
   - А теперь иди в АХЧ, там тебя переоденут! Хотя вряд ли это будет так легко. У тебя ведь рост, какой? Где-то под метр девяносто! А там, в АХЧ прапора - такие еще жуки!
   И точно, сидящие в крохотном кабинетике три прапора, производили впечатление людей крепко пьющих и весьма жуковатых прохиндеев...
   - Ну, лейтенант, вряд ли что на тебя найдется! Больно фигура у тебя нестандартная! - сыто хохотнул прапор. При этом, его скопческая физиономия скорчилась в ехидной ухмылке...
   - А что, теперь в армии прапорщики водку не пьют? - огорошил их Алексей.
   - Как не пить? Пьем, конечно! - хором запротестовали прапора. - А ты, парень-то видать не промах! Умеешь людей заинтересовать!
   - Ну и давайте, шевелите булками! Я за водкой с закусью, а вы в военное ателье, да на складе пошурудите! Давай, кто быстрее!
   Через час все было на мази. Старший из прапоров пояснил:
   - Там, в ателье у меня все схвачено... Пошивочный-то материал они через меня получают, вот я и позабирал у них уже отшитые заказы! Пятидесятого размера, пятого роста... А они еще пошьют! А обувь, рубашки, белье, сумку полевую, всякую хурду-мурду мы и у себя на складе найдем. Так что ты там насчет водки-то говорил?
   В ближайший четверг Алексей, не утерпев, направился в родной институт. Очень уж хотелось насладиться впечатлением, произведенным на знакомых преподавателей... В деканате, однако, не было никого. Расфуфыренная секретарша (из новых!), стрельнув глазками в молодого лейтенанта, кокетливо заявила:
   - Леонид Иванович в ректорате, на совещании. Когда будет - лично мне неизвестно! Может, я вам буду полезна? Или что-нибудь передать?
   Зато на военной кафедре Алексея ожидал настоящий триумф. Дежурный по кафедре студент, одетый в полевую форму без погон, вытянулся в струнку и сдуру заорал:
   - Товарищ лейтенант! На кафедре проводятся плановые занятия. Дежурный по кафедре студент Ситников...
   - Да тише ты, оглашенный! В присутствии старших по званию рапорт не подается! Кто из преподавателей общевойскового цикла на месте?
   - Майор Маркелов, майор Гвоздев, подполковник Зражаев! Да вон они, из секретки выходят...
   И точно, в длинном коридоре первого этажа бывшей семинарии, а ныне - одного из корпусов Благовещенского сельхозинститута показались трое офицеров.
   - Кому ты там рапортуешь, Ситников? Ох, ничего себе... Гудин, это ты, что ли? Ну-у, молодец! Ты, никак в армию подался? Ну и правильно! Ну, рассказывай, где ты, что ты? - подполковник, как всегда иронично прищурив глаз, пытливо осмотрел Алексея. - А форма еще не обмятая! Зеленый ты братец, как хрен у кузнечика! Но ничего, ничего... Жизнь, она все в норму приведет!
   -Да вот, Борис Сергеевич! Теперь я в дивизии служу! Начальником ветеринарной службы!
   - Да? А что, в дивизии кони появились? Да ладно, не дуйся! Шучу я, шучу... Маркелов, ты глянь на Лешку-то! Я еще на сборах тебе говорил, что с него толк выйдет! Все-таки не зря мы тут с тобой уродуемся! Ведь это нашими стараниями из этаких вахлаков, как тот же Ситников, такие вот парни получаются! Да тебе ж уже старшего получать скоро, ты ведь уже два года в запасе, а выслуга-то идет... Ну, ладно, некогда нам, сейчас на построение, занятия срывать негоже... А, хочешь, пошли с нами? Я тебя в качестве примера студентам покажу, а то многие ныть начинают! Зачем, мол, нам эта военная кафедра?
   - Да какой с меня пример-то? А ныли всегда! Вы хотя бы Димку Александрова вспомните!
   - Ты мне про этого кадра лучше не напоминай! Мало он у нас крови попил! Ну, не хочешь - не надо! А к нам заходи, не забывай alma mater... А живешь-то где? С родителями?
   - Да нет, две комнаты дали, с подселением! На Мухина, в том доме, где военный универмаг... Ремонт пока делаю! Сосед вроде ничего, толковый мужичок!
   - Ну, я ведь тоже там живу! В доме рядом с парикмахерской! Соседями будем! Ты, ежели совет какой нужен будет, заходи! А Серега мой, в этом году в ДВОКУ будет поступать! Помнишь Серегу-то?
   - Тоже скажете! Конечно, помню! Как он на стрельбище-то всех нас за пояс затыкал! Кроме меня, конечно...
   Вспоминая о своем, пацанячьем по сути, хвастовстве, Алексей смутился.
   О призыве в армию Леха ни секунды не жалел, более того, он и сам приложил к тому немалые усилия. Вместе с Петром Земляным, немолодым капитаном, начальником ветеринарной службы Лесозаводской дивизии он мотался за четыреста верст на служебном УАЗике в Хабаровск, в штаб ДВО. Уазик был загружен дарами тайги и продукцией таежного пчелосовхоза, предназначенными начальнику ветеринарной службы округа - майору Башкирченко. Тот с одобрением принял мед, прополис, лимонник, изюбрятину и прочие дары Уссурийской тайги. Задабривая, в общем-то, порядочного и доброго дядьку, Леха рассчитывал побыстрее свалить в армию, очень уж стремно складывались его отношения с партийно-советскими паханами Лесозаводского района. Так оно и получилось...
   "А и хороша же, там, в Приморье природа. Леса роскошные, озера с лотосами, кедры до неба, лимонник, грибов море, тигры живьем бегают по тайге! Сказочный край!" - с удовольствием вспомнил Алексей, морщась, отхлебнув первый глоток черного, как деготь, кофе. Напиток сей, Леха в принципе не любил, но с накатывающей дремотой как-то нужно было бороться. Но расслабляться далее Лехе не позволили.... Пронзительно заверещал зуммер телефона городской линии.
   - Какая еще сволочь в ночь-полночь звонит! - вознегодовал офицер.
   "Сволочь" же, визгливым голосом представилась:
   - Дежурный Пограничного райотдела милиции майор Северцев.
   - Чем могу? - осведомился Леха, с детства небеспричинно испытывавший к ментам отнюдь не самые нежные чувства.
   - Приезжайте и заберите мину!!! - завизжал в трубке ментяра.
   - Спасибо, у нас своих хватает! - отрезал Леха.
   - Да какие тут шутки, она у меня на столе уже полдня стоит, все с райотдела разбежались, а я не могу. Потому, что дежурю! - обреченно верещал мент.
   - А кто тебе ее на стол-то поставил? Да и мина-то какая?
   - Круглая!!! - истошно вопил мент.
   - Да они, блин, все круглые. Инженерная или минометная? - озлился Алексей. Он не ведал еще порядка разминирования взрывоопасных предметов и сейчас усиленно соображал, ища в памяти компетентного человека, который мог бы разрешить проблему.
   - Да не знаю я, заберите вы ее на хер. Я боюсь ее - взорвется, так всему отделу кранты!
   - Слышь, майор, ты не вопи. Спокойно объясни, где ты ее нарыл-то, мину эту?
   - Заберите, а не то командарму вашему, в Белогорск будем звонить!
   "Командарму - это круто! А тот с хмельной головы такой пистон вставит! Мало не окажется..." - тревожно подумал Алексей. Поколебавшись с минуту, он позвонил начальнику штаба дивизии подполковнику Носакову, заранее ожидая поток виртуозной матерщины в трубке. Все-таки второе мая - продолжение Первомая, набольшего советского праздника, сравнимого по количеству выпитого лишь с престольными. Православные, мусульмане и представители других конфессий, наряду с атеистами, накушались за праздничным столом и спят. Кстати, в священной книге мусульман впрямую о запрете водки нет ни слова, зато запрещены напитки, полученные в процессе сбраживания винограда и ягод. Однако, въехав в тему, начштаба ругаться не стал, а недовольно буркнул сонным голосом:
   - Пусть, бляди, охраняют, а с утра я ним Подскольнюка направлю. Он там и разберется. Так им и передай... И пошли они на хер...
   Майор Подскольнюк, дядя Саша по неофициальному, по штатному расписанию - старший инженер-пиротехник службы РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) был личностью неординарной. Ему приходилось с помощью трехкопеечной монеты выворачивать взрыватель неразорвавшейся мины, и Лешка подозревал, что неоднократно. Взять, хотя бы случай, произошедший минувшим летом.

* * *

   Обходя после закончившихся учений с боевой стрельбой близлежащую к полигону деревню в качестве члена "потравочной" комиссии, призванной определить размеры ущерба, нанесенного действиями военных предприятиям, организациям и отдельным невезучим гражданам, с целью дальнейшего его возмещения, дядя Саша, вместе с вечно бухим капитаном Кустенко, похожим на щуплого, рано постаревшего порочного подростка, наткнулся на отчаянно матерящегося, поддатого деда в драном пиджаке и разношенных кирзовых сапогах и причитающую в голос бабку.
   - Да откель же она прилетела, треклятая? Чо скажешь, Пантелей?
   - Дык, ясен же перец, от вояк. Боле не откель! Энто они надысь на полигоне, за околицей, бухали-бахали!
   Так причитая и матюкаясь, старики провели офицеров на огород, где на огуречной гряде, между стеблей и листьев, наполовину воткнувшись в щедро унавоженный амурский чернозем, торчала амортизаторами в небо, минометная мина, величиной поболее поллитровки.
   - Ни х.я себе, куда залетела, - почесал затылок капитан Кустенко, в миру носивший кликуху Графиня (и не за голубые кровя, а за графинную норму при выпивке).
   - Все, дед! Яму копай, ховайся. Подрывать буду тут. Она ведь падла неизвлекаемая, обезвреживанию не подлежит и таскать ее никуда нельзя, - авторитетно изрек дядя Саша.
   - Сынки, не погубите, только избу отремонтировали, стекла вставили, пчелки у меня туточки, огород обратно же, огурцы-помидоры, - в голос заблажили старики.
   - Дык чо ж, взрываться нам из-за твоих пчелок-огурцов? - резонно отозвался Графиня. - Да и заплотют тебе дед, за твои огурцы...
   - Хлопцы, а какие у меня медовуха и самогоночка имеются, а сало, а яешня? Зараз моя Аграфена спроворит, - бойко затараторил хитрющий старикан.
   - Яешня, говоришь? - сглотнул слюну враз оголодавший Графиня.
   Спустя пару часов, изрядно поддатые дядя Саша и Графиня, обнявшись и распевая залихватскую солдатскую песню, в которой упоминались любвеобильная Маруся и взвод солдат, покидали гостеприимное дедово подворье. Под мышкой у дяди Саши, стабилизаторами назад, была зажата мина, запасливый Графиня тащил в правой руке старую, потемневшую от времени корзину, из которой торчало горлышко огромной бутылки с самогонкой, заткнутое кукурузным початком. На дне корзины лежал кусок прошлогоднего сала, завернутый в холстину, десяток крупных огурцов и краюха черного деревенского вкуснейшего хлеба. Вдогонку офицерам, спохватившись, истошно заголосила поддавшая бабка:
   - Хлопец, она же "неизлякаемая"! Сам ить, гутарил давеча!
   - Э-э, бабка, спохватилась... Да пока ты закусь готовила, я взрыватель-то и вывернул. Тремя копейками. Отвертку где-то посеял, - вполголоса отозвался дядя Саша.
   - Деда, а кто в селе еще такую самогонку гонит?
   - Вестимо, вон Иван, сосед мой. А тебе пошто? Моя ж, поди, лутче.
   - Дык, завтра к нему гостевать пойдем... Вот, щас ему ее в огород и закину! - пошутил дядя Саша.
  

* * *

  
   Долго еще препирался по телефону Лешка с перепуганным ментом, звонил в придворные полки. Дежурные и всевозможные "ответственные" полков, а, кстати, в этот день, по иронии судьбы, это как раз и были замкомандиров по вооружению, отнюдь не желали лишнего геморроя на свою жопу, и посему под самыми невероятными предлогами отмазывались как могли. Где-то часа в три ночи, выслушав очередную порцию ментовских воплей, вконец озверевший Леха попросту послал надоевшего мента по матери. В трубке что-то хрюкнуло и отключилось. А через пять минут в дежурке материализовался, казалось ниоткуда, пухлый и щекастенький подполковник с танковыми эмблемами в петлицах.
   "Ответственный из ЗРП", - наивно подумал Алексей. - "Ишь, репу наел-то, косая сажень в щеках..."
   - Оперуполномоченный особого отдела подполковник Рукосуев. - вкрадчивым голоском отрекомендовался вошедший. - Как решается вопрос с миной?
   - Что-то я не припомню, когда это я успел вам сообщить? Не успел впопыхах! - облегченно вздохнул Леха. - Ну теперь-то ваша фирма возьмет на себя эту проблему? Дело-то нешутейное!
   Подполковник иронически улыбнулся на это высказывание зеленого офицерика, что-то очень высокопарное продекламировав о бдительности наследников Железного Феликса.
   - А что, разве телефон оперативного дежурного прослушивается? - простодушно ляпнул Леха, любивший гэбэшников еще меньше, чем ментов. Лехин батя в свое время неслабо пострадал от произвола сталинских энкаведешников.
   - Мы контролируем все, что касается безопасности советского народа! - высокопарно высказался особист, тая в воздухе и оставляя после себя запах хорошего коньяка.
   - Допивать удалился! - сплюнул со злостью Алексей. - Вот ведь козлина недотраханная... А тут, парься с этой миной...
   А утром, в дежурку ворвался, торжествующий майор Подскольнюк и втащил огромную минометную мину.
   - Куда припер, вали отсюда на хер, - завопил подполковник Кондаков.
   - Не ссы, старый перец, она уже без взрывателя...
   - Тремя копейками вывернул? - съехидничал Леха.
   - Молчи, салага, ты ж еще зеленый, как огурец! Пятаком, я нынче при деньгах... Гуляем!
   Семью годами позже, тяжело раненный при взрыве итальянской мины, густо насованных израэлитами в иорданскую землю, какую разминировал, выполняя очередной интернациональный долг, дядя Саша долго лечился, сначала в иорданском госпитале, обласканный и награжденный аляпистым орденом, величиной с чайное блюдце. Вручал его под непрерывное щелканье фотоаппаратов толстый иорданский генерал, по непроверенным слухам иорданский наследный принц. Потом - нескончаемый перелет в Одессу, мучительно долгое лечение в нищем окружном госпитале, дотягивание до пенсии в Криворожской "кастрированной" дивизии, непонятно почему прозванной "голубой", хотя ни к десантным войскам, ни к сексуальным меньшинствам не относящейся. Позже произойдет развал могучей империи, а пока не подозревающие о предстоящем люди были веселы, а некоторые даже счастливы.
   Попозже, разобравшись в маркировке мины, прочитав на ее бочине серийные номера, сравнив эти данные с какими-то ведомостями и сопоставив все с рассказом ментов, дядя Саша сложил полную картину. История складывалась такова: накануне Первомая (кто забыл, напоминаем, в СССР это был второй после Седьмого ноября политический праздник. С парадом на самой главной площади страны, добровольно-принудительными демонстрациями трудящихся, добросовестно скандирующих советские лозунги, проходя сомкнутыми колоннами мимо трибун с возвышавшимися на них партийно-советскими вождями и вождишками всех рангов. Столь же добросовестно трудящиеся, наскоро сдавши полученные в парткомах и месткомах транспаранты, флаги, участвовали в попойках и застольях. Так происходило по всей необъятной советской империи, от Приморья до Карпат) инвалид второй мировой - одноногий старик Липатов, выйдя на перекресток улиц Мухина и Северной, взмахнул рукой с зажатой в ней трешницей зеленого цвета.
   Надо сказать, что советские деньги были таких расцветок:
   Червонец - красный, как след от недавно полученного тумака.
   Пятерка - синяя, как это же место на следующий день.
   Трешница - зеленая, как синяк через неделю.
   Рубль - желтый, как старый след от синяка, и столь же быстроисчезающий...
   На красноречивый призыв старика тут же отозвался дюжий молодец, управляющий Зилком-самосвалом, перевозившим песок с берега Зеи на домостроительный комбинат. Песок этот, драгой-землечерпалкой черпают со дна, углубляя фарватер этой огромной судоходной реки с быстрым течением, затем его перегружают с баржи на берег, насыпая к радости детворы огромные курганы. Курганы те день и ночь ковыряют экскаваторы, нагружая Зилки и Мазы, а уж эти безответные трудяги развозят песок, кому куда полагается. Предвкушая халявную выпивку, водила загнал самосвал в покосившиеся ворота дедова подворья, лихо опрокинул кузов, и едва не задавив здоровенного одноглазого рыжего кота, шустро покатил в сторону реки, лишь недавно скинувшей ледяной панцирь.
   Старик Кузьма Липатов, непьющий из-за вырезанного в 1945 году в полевом госпитале под Франкфуртом-на-Одере фашистского гранатного осколка, перебившего бравому саперному старшине два ребра и застрявшего в пустом (на старшинское счастье) желудке, матерно кляня старуху, русских и китайских богов и боженят, вечно поддатую шалавую дочь принялся развозить песок по огороду. Вернее, развозил не он, а пятнадцатилетний здоровяк Петька, сын той самой непутевой Верки, единственной дочки деда Кузьмы, нагулявшей дитя неведомо от кого, кинувшей чадо на попечение старикам и хрен знает, где шатавшейся уже вторую неделю. Дед только нагружал крупный речной песок "стахановской" лопатой и покрикивал на внука, угрюмо сопящего, конопатого и курносого крепыша Петьку:
   - Ты ж, ети иху бабушку, не наклоняй, рассыпается.
   - Деда, грузи поменьше, я ж не конь тебе.
   - Знамо дело не конь, коня б я пожалел, вези храпоидол.
   На очередном взмахе лопата наткнулась на что-то железное, обнажив тусклый металл.
   - Да, дела, ети их в душу, - выматерился старик, откопав руками минометную мину.
   Старый солдат, не убоялся смертоносного гостинца. Аккуратно положив мину на песок, Кузьма сыпанул пару лопат песка в тачку, переложил мину на песчаную "постель" и с помощью восхищенного "храпоидола" Петьки шустренько допер тачку до Пограничного райотдела милиции, благо до него и было всего-то квартала четыре.
   Два придурка, старый и малый - дотащили мину до дежурки и гордо взгромоздили тяжеленную, стальную чушку на стол дежурному.
   - Нате, нате ...хер из-под кровати, - торжественно и чуть нараспев заявил дед. - Таперича вы возжайтеся с нею, а у меня своих делов хватает.
   Дежурный, пузатый и красномордый майор милиции Северцев, глянув на дедов подарок, моментально покрылся холодным потом, струйка которого потекла между лопаток и гораздо ниже.
   - Ты чо мне тута приволок, конь педальный?
   - Вы властя, вы и ябитесь с нею.
   - Не, ну ты чо, дед! На кой оно мне надо? Тащи туда, откель припер!
   - Нам тоже без надобности...
   -Да откель ты эту херню выкопал?
   - Дык, из песка! Грю ж тебе...
   Промытарив деда до вечера и поставив на уши всех ментовских начальников, которые в этот день пили тоже не нарзан, переполошенный майор, где-то узнав телефон штаба дивизии, начал бомбить звонками Алексея Гудина, на свое несчастье дежурившего в этот день по штабу. О существовании гарнизонной комендатуры, это ментовское чучело, похоже, и не подозревало. Впрочем, в комендатуре в этот день трезвых организмов тоже не наблюдалось.
   - Ну а на драгу-то, как она попала, а дядь Сань?
   - Ну, помните, с пару недель назад, минометная батарея этого разгильдяя Борюкова ледовый затор у моста расстреливала? Там такие торосы несло, могли и мост порушить... Вот одна и не взорвалась, ее драгой-то и зачерпнули. А может и не одна... Ему бы рас...дяю, разрывы считать надо было.
   - Ты на Борюкова бочку зря не кати, все б такие офицеры были... А потом, ему что, нырять за нею, в Зею-то? Там глубины метров десять, и вода со льдом, - обиделся за друга Лешка. Старший офицер минометной батареи Вовка Борюков - армянин по материнской линии и донской казак по отцу, красавец, ловелас и женолюб, ни раз исцеленный им от неких "тайных" недомоганий, частенько привозил Лехе с исторической родины своей матери отменный коньячок.
   - Да как же она не взорвалась-то? Драга, экскаватор, самосвал, дед этот с лопатой? - спросил кто-то из офицеров.
   - Да, б..дь, в конце квартала делали, небось! - бросил рыжий и сутулый Валерка Абрамов, капитан из службы артвооружения.
   ГЛАВА 2. ТАЕЖНЫЙ ПОЛИГОН
  
   Вот уже пять часов подряд, Алексей вручную крутил маленький стальной крючок, расположенный под самой крышей кабины армейского ЗиЛа. Когда колонна отъехала от Благовещенска, внезапно пошел пушистый и липкий снег. "Дворники" Зила по всем известному закону подлости, конечно же не работали...
   - У-у, придурок! Тебе ж русским языком было сказано - проверь машину, чтобы все крутилось и вертелось! Чем ты, козлина, целую неделю занимался? Ну, вернемся в часть, я тебе устрою вырванные годы! - злобствовал Алексей. - Уже руки отваливаются! Цельный начальник службы тебе дворники вручную крутит...
   - Так ведь налипает на стекло! Свалимся в овраг - обоих рядышком и похоронят! - виновато отозвался водитель, девятнадцатилетний толстощекий вахлак из Подмосковья.
   - Размечтался, тебя в цинк запаяют и посылкой до дому! Вот мама-то твоя порадуется! И все из-за того, что ты, придурок, машину к маршу не подготовил! А тут, по тайге, да еще ночью больше пятисот километров херачить! Хоть бы снег этот сраный кончился...
   - Да, я эту херню за полчаса исправлю, только бы остановиться!
   - В колонне не останавливаются, едь пока колеса крутятся...
   Мимо них, обгоняя колонну, проскочил ГАЗ-53 с полевой кухней на прицепе. Кухню мотало по всему дорожному полотну.
   - У него колесо спущено, - комментировал увиденное Алексей. -Посигналь ему, может, услышит?
   - Сигнал тоже не работает, - толстощекий водила виновато потупился. - Наверное, предохранитель сгорел...
   Через пяток километров с колеса полевой кухни слезла спущенная шина. Кухня тащилась за грузовиком, высекая искры из дорожного покрытия.
   - Да неужели они не слышат, придурки сраные. Там, в кабине наверняка Женька Яковлев, начальник АХЧ! Ну, это еще тот конь, небось впалил полбутылки водки и дрыхнет. А водила давит на газульку, ему все по барабану! - злобствовал Алексей. - Перевернется кухня, как пить-дать!
   Но, к удивлению Алексея этот ночной марш по тайге обошелся без происшествий. Никто не перевернулся, не съехал в овраг, никого не задавили.
   КП дивизии развернули в двадцати километрах от таежного села Родионовки. Тыловой пункт управления - в тридцати километрах юго-восточнее, в пяти верстах от староверческого села Семеновки.
   - Ты остаешься здесь, будешь комендантом ТПУ, - полковник Чиряк, начальник тыла дивизии, обдал Алексея крепким водочным духом. - Будешь по Р-сто двадцать пятой связь с КП поддерживать. Тут еще останется капитан Киселев, ну, начальник дивизионного объединенного склада. Командно-штабное учение, сам понимать должен, вещь серьезная! Я на КП буду, как закончится, я тебе по радиостанции сообщу. Тогда свертывай лагерь, вытягивай колонну и на Благовещенск. Как мост возле Березовки пройдете, Киселева с его техникой отправляй на Свободный, а сам с радиостанцией и бензовозом шуруй на Благовещенск. Да, связь со мной только в режиме Б, а то китайцы там тебе такого наговорят. Карта у тебя есть?
   - Конечно, а кто ж их на весь тыл клеил-рисовал? Вашу, кстати, тоже...
   - Ну и добре! Вот в этом распадочке и встанете, сети маскировочные растяните! Там, на вершине сопки стратосферщики стоят, ну связисты стратосферной связи.
   - Наши, что ли?
   - Нет, бля, японские! Конечно наши, с батальона связи. Ты их на котловое довольствие прими, продуктов у вас цельный ЗИЛ. И еще, будь
   внимателен, водитель Р-125-ой и оба связиста вооружены, у них автоматы и по три рожка. Начальник радиостанции - прапор молодой, сам вчера солдатом был, так ты за ними посматривай...
   Сначала Алексей ночевал в палатке, благо сушняка для переносной печки было полно, потом - замаявшись топить печку, перебрался в КУНГ радиостанции.
   - Солдатик этот, с дивизионного продсклада, ишак самаркандский... Днем-то я сам печку кочегарю, а ему спать велел, чтоб он ночью палатку протапливал! Так, он, учкудук херов, и днем спит, и ночью тоже... Я проснусь ночью от холода, печку раскочегарю, его - уебня разбужу, вроде бы проснется... Я спать, и он тоже... Три матраца на себя навалит и дрыхнет! Дрова, те, что я в печку засунул, прогорят, и все... А на улице минус сорок пять. Я от холода просыпаюсь, а он дрыхнет. Сколько ж он спать-то может? Я подсчитал - он часов двадцать в день морду плющит! - злобствовал Алексей. - У него принцип видать такой, сам замерзну, но и тебя, начальник, заморожу тоже...
   - Да, дать ему по хрюкальнику раза два, делов-то! - отозвался начальник радиостанции, молодой, не старше двадцати лет, прапорщик Володин.
   - Солдата бить - паскудное дело, это только в крайнем случае делать можно! Ему и так несладко. Задачу поставь, обеспечь необходимым для её исполнения, строго спроси, нерадивых воз...би, но руки распускать - не моги! Нас на военной кафедре подполковник Зражаев так учил: надо делить с ними все тяготы службы, а барином быть - не по-офицерски... Он и сам так жил, и нас к тому приучивал. Понятно, что в жопу их целовать никто не собирается!
   - А солдата, куда его только не целуй - везде жопа будет! - парировал прапор.
   - Быстро ты службу понял! - неодобрительно хмыкнул Алексей. - Давно ли сам солдатом был?
   - Поэтому так и говорю! Вы, товарищ старший лейтенант, видать сразу, сами-то личным составом не командуете! Вон, у вас и эмблемы-то
   медицинские!
   - Это вовсе не значит, что я в рог дать не могу, даже наоборот, делаю это квалифицированно и с большой охотой. Да, вот только слабых и немощных не бью никогда, тут ты прав. А вот тебе - запросто ввалю, ежели ты своих бойцов к порядку не призовешь. Ишь, ссать рядом с машиной повадились! Что, тайги им мало?
   - Товарищ старший лейтенант, - обратился к Алексею один из связистов, Николай Парфенов. - А я ведь местный, вона - за той сопкой моя деревня будет. А я уж полтора с лишком года своих не видел... Вы б меня на сутки отпустили? Маманю повидать хочется, страсть как!
   - Ага, маманю! А ты там самогонки нажрешься, кому-нибудь рожу начистишь. Тебя повяжут, а ты вот он, защитник Страны Советов. Как, откуда, зачем? И погонят меня с прапором из армии...
   - Да не... Не будет этого, да и кому ее чистить-то? Там, в деревне-то
   всего сорок дворов, а в двадцати из них моя родня живет, а в остальных - свояки да кумовья! А я хоть в бане попарюсь, да и вам пельменей привезу. А то эти консервы мясорастительные уже в глотке застревают!
   - Ну, смотри! Ежели начудишь чего - скажем, что самовольно убег! Завтра с утра и отпустим. Ты спозаранку на трассу выйди, тут до нее с полкилометра, да вон она, ее отсюда видно. Лесовозов из тайги на деревообрабатывающий комбинат до хрена ездит! А послезавтра чтоб как штык был, часам к десяти утра... Ну, и про пельмени не забывай. А пока давай на зайцев петли поставим, ты ж таежник - уметь должен!
   - Точна-а-а! "Полевик" распустим, там внутри жилочка стальная, с нее петли ништяк получатся!
   И опять топка печей, нехитрый палаточный быт при минус сорока пяти за бортом. Обжиться на голом месте, создать хоть мало-мальский уют и удобства очень непросто! Это в городской квартире хорошо, встал, оправился в фаянсовый унитаз, умылся теплой водой из-под крана, поставил чайник на газовую конфорку... А в тайге, да на таком морозе, когда на землю ложится такой туманище, что вытянутой руки не видать... Когда мерзлые дрова не желают разгораться, когда воду для питья и умывания сначала надо накопать в сугробе, растопить в котле, когда не цивильный гальюн с фаянсовым "дружком", а "рукой отламывай-ногой откатывай"... Умение выжить в тайге при "минус херзнат-скока " - это вам не фунт изюма - в лавке не купишь! Да еще и технику обслужить, завести на лютом морозе бензиновый дырчик- генератор, подзарядить аккумуляторы радиостанции, заставить солдат делать зарядку и умываться, самому щетиной не обрасти, заготовить запас дров, нанести изменения в обстановке на карту - это немало. Алексей давно пришел к выводу - лучшие солдаты, это сибирские деревенские парни, а якуты, если конечно с мозгами в голове, - это вообще праздник для командира. В пехоте, разумеется... Для войск связи, на флоте, в ракетных войсках, в артиллерии нужны более образованные ребята, там соображать надо!
   - Ну, блин, дела! - заорал с улицы Володин. - Я тут в ящике бутылку водяры приныкал...
   - И что, - заинтересовался Алексей. - Неужто бойцы сперли?
   - Хуже, замерзла и лопнула! Я думал - такого не бывает!
   - Теперь сам видишь! Ну и чего ты вопишь, тащи в КУНГ, сейчас стекла с этой ледышки снимем, а ее в котелок, растает - во флягу перельем! Тебе ее, родимую, за пазухой носить в такой мороз надо было!
   К назначенному сроку, из кабины оранжевого японского лесовоза, остановившегося на развилке дорог, выпрыгнула долговязая фигура и, увязая в метровом снегу, потащила к ТПУ огромный мешок. Алексей, наведя бинокль, распорядился:
   - Э-э! Бизоны хреновы, а ну на помощь товарищу! Видать, пельмени у них особо крупные лепят! Не дотащит - надорвется!
   - Это Колька приехал! Я ж говорил, не опоздает, надежный пацан! - облегченно вздохнул Володин.
   Через десять минут румяный и свежий с мороза "отпускник" выкладывал на столик КУНГа гостинцы.
   - Вот, это пельмени в наволочке, тута их сотен семь-восемь! Сеструхи с маманей и бабкой всю ночь лепили. Батя с дядькой Евграфом на медведя давеча ходили, тут она напополам со свининой! Пальчики оближешь... А это сало, кабанчика в прошлом месяце резали, а это шаньги, а это капуста квашеная, а это мед. Летось батяня тридцать бидонов накачал... А тута, - солдат хитро усмехнулся, - самогоночка! Маманя ее на зверобое настаивает!
   - Самогонку мы у тебя изымаем, - решительно и сурово произнес Леха. - Тебе по сроку службы не положено.
   - Дык, а я и не хочу боле... До самого дембеля хватит. И с Люськой набаловался досыта... А то уж сперма в ушах булькала! А в мае приду - мы и поженимся! Честь-честью!
   Остальные солдаты с завистью и уважением покосились на товарища.
   - И еще, товарищ старший лейтенант! Батяня просьбу передавал - помогите! Яманы совсем достали, пострелять бы их, а?
   - А это кто такие, народность что ли какая? Что-то я про них не слыхал!
   - Да не, никакая не народность! Ну, по вашему, по городскому - косули дикие! Мы ж сено тут, на падях косим, стога вершим... По теплу не вывезти, болотина кругом... А когда подмерзнет - тракторной волокушей вывозим, то с одного покоса, то с другого. А они, яманы клятые, стаями из тайги выходят сено наше жрать. Да не столько сами сожрут, сколько затопчут... А стога эти, отсюда не боле версты! У нас же три автомата, пойдем вечор вдвоем, они на закате с тайги и выходят. Ночью снег шел, а в снег они кормиться не идут... Оголодали, поди!
   - А чего в снег не кормятся? Аппетиту у них нету, что ли?
   - Так лес-то тут какой, дубняк с сосняком вперемешку. Ну, береза даурская еще, лиственница еще имеется, а дубняк-то лист только по весне скидывает. Вот снег-то по сухому листу и шуршит, яманы того шороху боятся. Они где-нито встанут и стоят, прислушиваются. А по вёдру кормиться идут. Нам надо загодя пойти, зайти с подветренной стороны, но так, чтоб они перед нами на фоне снега были, а то в потемках на фоне деревьев их не уцелить! Ну, завалим пару-тройку... Они ведь некрупные, когда обдерешь, кишки-копыта выкинешь, то едва по пуду будут... Козел-вожак поболее будет, конечно... Оно б, козла-то, валить ни к чему, да кто его впотьмах разглядит? А ближе трехсот метров не подойти. Чуткие они, сволочи... Поможем бате, а то сено распотрошат, чем корову с бычком кормить? Где сена-то зимой взять! Никто не продаст! Одно только и остается - резать кормилицу!
   - Ладно, окажем помощь семье солдата! А батя сам что ж? Медведей бьет, а тут косули...
   - Медведя он жаканом завалил, с дробовика. А яманы близко не подпускают, я ведь уже говорил! А с дробовухи на такую дистанцию не достать!
   - Можно подумать, у вас трехлинейки нету, или еще "арисаки" какой! Тут у мужиков по деревням японского оружия валом, еще с гражданской. Они, бородачи местные, в этих местах целый батальон самураев замолотили! В марте 1919 года партизаны возле этой деревни обнаружили японцев, около 700 штыков с пулеметами. А партизан в этих местах много было. Когда косоглазые Ивановку вместе с жителями спалили, то много мужиков за винтовку и в тайгу... Ну вот - партизаны развернулись в цепи, окружили сынов Ямато полукругом. Японцы и партизаны залегли друг против друга на расстоянии 150-200 метров... Самураи-то не привыкли к холодам, укутались в награбленное по деревням. Неуклюжие в тряпье том - прекрасная мишень. А наши, охотники и фронтовики, белку в глаз бьют, а к морозам с детства привычные. Вот и ложили их, японцев, пачками. Вся эта падь была японскими трупами завалена. А, кто убежал - те в тайге померзли на хрен. Много их потом по тайге замерзших находили. Тут винтовок только штук семьсот захватили, обмундирования, большое количество патронов, пять пулеметов "нарисаки", другого добра немало... Тут, по деревням, и досе свиней японскими штыками колют. А у самих партизан троих только и убило, да ранило четыре десятка, правда, потом человек десять от ран померло... - с гордостью за земляков поведал Алексей.
   - А вы откуда все это знаете? - спросил "отпускник" Колька, завороженно слушавший героическую летопись родной Семеновки. - Дед что-то такое сказывал, да только он об ту пору сам малым еще был, ему про это его батя баял... А штыки, это верно, имеются!
   - Да я ж не из Москвы приезжий. Как не знать историю родной земли! Да и училка истории у нас толковая была! Она нас в музей часто водила, в архивах документы читали, а какие там мечи японские были, песня - а не мечи.
   - Может и есть у наших винтовки, а может и нету... А вот патронов - тех точно нету. Вот бы патронов от СВД, или от ПК где-нито цинку насадить! - мечтательно произнес "отпускник".
   - О таких вещах прилюдно не спрашивают! - решительно пресек его Алексей. - Да и не с тобой про это беседовать, а с батей твоим, например! Или с дедом... Евграфом, бля... Ну и имена у вас, у чалдонов таежных...
   Стадо косуль вышло из тайги под самый вечер. Силуэты животных на фоне темного леса были едва видны. Алексей сдвинул предохранитель на отметку атоматического огня. Вожак, видимо услышавший, несмотря на немалое расстояние, негромкий щелчок, насторожился. Вся его фигура выражала стремление пуститься наутек, увлекая за собой стадо.
   "Ого, да тут их штук тридцать" - мелькнуло в мозгах у Алексея. - "Я такого кагала ни разу не встречал. Обычно пять-семь голов".
   Тянуть было нечего, Алексей подвел мушку под силуэт вожака и выпустил короткую очередь... Стадо кинулось врассыпную. Сбоку заговорил автомат Кольки - уроженца здешних мест. Завалить удалось трёх косуль. Еще одного самца нашли в трехстах шагах, на самой опушке леса.
   - Не дотащить нам, надо людей позвать!
   - Плащ-палатки надо взять, на них по снегу тянуть способнее будет!
   Разделывали добычу при свете фар. Заводить дырчик никому не хотелось.
   - Ого, а вы товарищ старший лейтенант, разделываете не хуже охотника-промысловика. Где наловчились? И нож у вас знатный!
   - Я, между прочим, ветеринарный институт закончил, и потом два года в Уссурийской тайге отработал. Мне и с тигра шкуру снимать доводилось... С людоеда! А уж с козы-то... А нож мне одноклассник подогнал, он в угро работает, они много такого-разного изымают!
   Разделанное мясо разложили по полиэтиленовым пакетам, килограммов по пять в каждый.
   - На учения зватит, - заявил довольный капитан Киселев, только что вернувшийся из поездки на КП. - А я тут капустки квашеной привез, можно шашлычок в рассоле замариновать, не хуже маринада будет. А остаток на дереве повесить, промерзнет, как камень будет! А по мере надобности брать и варить. А сейчас давай спать, время уже позднее!
   Однако, случай распорядился иначе. Под утро Алексей проснулся от странных звуков. Вой, рычание, хриплый басовитый мяв... Схватив автомат, Алексей выскочил из КУНГа, на снегу метался какой-то сверток. Посветив фонариком, Алексей увидел оскаленную пасть, здоровенные когтистые лапы, мечущийся и воющий комок рыжевато-серого меха...
   - Эй, стрелять не вздумайте! - крикнул Алексей Володину. - Давай разберемся, кто это к нам в сетку попал. Рысь, кажется!
   И точно, все больше и больше запутываясь в маскировочной сети, метался и бился великолепный экземпляр амурской рыси - редкого даже для Приамурья хищника, обычно обитающего в горных сосновых и пихтовых лесах. Обычно этот осторожный зверь охотится на заячьих тропах и близко к человеку не подходит.
   - Молодая, и двух лет не будет, - с ходу определил Алексей.
   - Давайте, я ей в башку с автомата шарахну, - азартно заорал Колька.
   - Я те шарахну, больше лошади навалишь! - озлился Алексей. - Много вас таких! Ты что, ее жрать будешь, голодный, да? А тогда и не хер убивать? Давайте ее брезентом накроем, а ты пока пару-тройку рогатин выруби, да не с сушняка. Вон, с сырой березы руби. Так и поступили, накрытый плотным брезентом и прижатый крепкими мужскими руками зверь постепенно затих. Перехватывая лапы и шею лесной кошки рогатинами, постепенно стянули брезент...
   - Я с Володиным и Киселевым ее рогатинами держать буду... А ты, Колька, сетку режь, да руки ей в пасть не суй, отхватит на хер. Вон, там и там режь, а остаток она сама сгрызет. Порезал, а теперь отойди и возьми ее на мушку. Стреляй только тогда, когда она на нас кидаться начнет. Да в нас не угадай, охотничек... Все, на счет три отпускаем! Раз, два, три...
   Рысь, словно подброшенная мощной пружиной, взвилась в воздух, ловко перевернувшись, она стреканула в густой сосновый подрост...
   - Держи-лови! - заорал, поддавая ей ходу Колька. - Эх, зря стрельнуть не дали, такая шапка была бы! Страху только попусту натерпелись. Она ж, пропаскудина, за мясом полезла, да вот сетку не заметила и запуталась. Вон, оттуда она прыгнула, да за шнур зацепилась, сорвалась, да и в сетку...
   - Дурак ты, Колька, их может на всю Амурскую область штук сто осталось, а то и меньше. Ежели каждый по зверушке убьет, то на земле одни крысы с тараканами останутся... Ну, косули - понятно, у них самки
   каждый год рожают, да и вкусные они, зайцев - вообще, как грязи... А рысь, зверь редкий, красивый. Не надо ее убивать! Пусть живет, красота
   лесная, она теперь в тайгу забьется, хрен ее к человеческому жилью выманишь! Вот, только мясо она испаскудила, не все - конечно... Нет бы
   зайцев ловить, а она на дармовщинку позарилась... А вот у нас, в Лесозаводске три брата жили, слесаря-ремонтники из сельхозтехники, так они на зиму отпуска брали и в тайгу... По договору с госпромхозом тигров ловили...
   - Как это тигров? - не поверил Киселев. - Он тебя самого вперед поймает, мало не покажется!
   - А вот так! Ловили, тебе говорят! Я сам этого не видел, мне Андрюха Красюк рассказывал, директор госпромхоза. Между прочим, он еще тот черт, даже на Даманском острове против китаез воевал...
   - Пограничником был?
   - Да какой там хер пограничником! Там и местные участвовали, дед один из пулемета столько косоглазых положил, мама не горюй. И сыны его отличились. А Андрюха как раз в эту пору у приятеля своего гостевал, у Леонова Демократа Владимировича. Тот в аккурат начальником Иманского погранотряда был. Геройский был мужик! Ну, когда все началось, и Андрюха вписался. А Леонов в той заварухе и погиб... Там ведь, в селах вдоль границы мужиков в отряд содействия погранвойскам записывают, а взамен им на запретке охотиться и рыбалить разрешают, ну там патронов иногда подкинут, да и вообще, сквозь пальцы на них смотрят... А ты что думал? Что границу пацаны восемнадцатилетние охраняют? Это только в газетах так... Вот от кержака-старовера, такого бородатого дядьки с мосинской трехлинейкой, который в тайге всю жизнь прожил, вот от него-то, брат, в тайге хрен куда уйдешь! Он каждый след в тайге видит, это дом его! И никакие китайцы ему в доме том не нужны... Еще деды-прадеды землю нашу Амурскую от хунхузов берегли-боронили! И сынам завещали... Ну, значит у тех братьев-тигроловов, в Инокентьевке еще три братана жили, двоюродных.
   - В какой Иннокентьевке? - встрял Колька.
   - А на пересечении автомобильной трассы Хабаровск-Владивосток с рекой Уссури стоит. Там, непоодаль от того моста три деревни стоит, Тихменево, чуть в сторону, в тайгу - Иннокентьевка, кержацкая такая деревушка, а по самой трассе - Шмаковка, в ней аж три санатория, там нарзан из земли бьет... Так вот, эти братовья на заимку уходят, и по падям следы ищут. Как найдут след тигрицы с молодняком, то с лайками на наст выгоняют. Лайки-то легкие, не проваливаются. А в тигрице весу до двухсот кило, она по брюхо и вязнет. Тогда на детеныша сеть рыбацкую и накидывают... Матку-то выстрелами отгоняют, а детеныша рогатинами припрут, и вяжут... А промеж связанных лап кол пропихивают и на заимку прут, а там у них лошадь с санями, везут к Андрюхе, в клетку садят... Оно ведь связанным по морозу зверя долго держать нельзя. Кровообращение остановится, а потом гангрена... Ну, а уж потом на машину и в Дальнереченск, раньше Иман прозывался... Там зообаза. Карантин, то да се. А уж затем в зоопарки отправляют!
   - А чего ж детенышей, а не самую матку ловят-то?
   - А ты мозгами раскинь, с нею по два-три детеныша ходит! Куда им без матки-то? Пропадут ведь! Да и то, как ты из тайги матку-то попрешь? Я ведь сказал, в ней пудов двенадцать будет, а несут двое, на лыжах, попеременно. Там ведь не шоссе, а снегу по яйца! А уж потом на лошади... Да и лошадь-то не всякая тигру везти будет... Пугаются запаха,
   в оглоблях бьются, сани переворачивают. Тут обученная лошадь нужна!
   - Это ведь опасно! Тигр ведь и порвать может?
   - Не без того! А лаек часто и рвет, а что ж вы хотели? Каждая тварь за свободу бьется, и за деток своих... Это не зайцев петлями ловить!
   - Кстати, о зайцах, стратосферщики трех в петли поймали, а ума додать не могут, просили помочь, - тихо заметил Володин.
   - Пусть несут, поможем! А тигров тех я на зообазе видел и даже пенициллином колол. Ох, и страху натерпелся!
   - Расскажи, а? Интересно же!
   - А в Имане, ну - Дальнереченске, значится, там зообаза стоит! А я как раз туда приехал, пробы крови в лабораторию привез. Там главным врачом лаборатории моя однокурсница, Танька Береза работала. Муж ее на год раньше меня институт закончил. Володькой зовут, вот фамилии уже и не помню. Длинный такой фитиль, конопатый. Но мужик из себя правильный... Ну, сдал я пробы, а он и говорит, поехали, мол-де, я тебе чудо покажу... Ну, приехали мы на зообазу, двор такой себе, двухметровым забором загороженный, амбары огромные стоят. В левом, как сейчас помню, клетка с тигром стоит... Из штакетника сбитая, он лапой по ней как даст, так клетка та, ходуном ходит... Вот-вот рассыплется! А Вовка и говорит, тигра, мол, колоть надо, его-де просквозило в сарае-то... На воле-то тигр, он ведь на сквозняке не ляжет, а тут продуло... И достает шприц Бюнеровский, гэдээровский. Редкая тогда вещь была, у нас тоже что-то наподобие делают, но говно по качеству. А мужики тигра граблями-рогатинами к стенке приперли, и Вовка мне и говорит:
   - А слабо тебе тигру укол сделать? Ну, я расхорохорился, беру шприц, а там иголка на длинной полиэстероловом шланге, и тигру прям в задницу, тот ревет, дергается, а я ему раствор бициллина в жопу качаю... И смех и грех. Страшно все-таки, вдруг эта хлипкая клетка развалится! Убежал он потом...
   - Как убежал?
   - Очень просто, там, в клетке той, тамбур примитивный был. Кормить начали, а надо сказать, что для этих целей им с совхоза телят полудохлых привозили. Да только те мужики телятину жрать сами горазды, вот им пацаны иманские дворняг, за деньги малые и тащили. А тигры, они собачатину жрут, мама не горюй! Им ничего другого и не надобно. Ну, один щит набок вытащили, несчастную псину втолкали, да щит путем назад не задвинули, а тут еще один мужик второй щит уже отодвигает. Ну а тигр-то, ни будь дураком, как даст лапой! Щит в одну сторону, мужики с собакой в другую, а тигр ходу! Выскочил во двор, все врассыпную, понятное дело! Тигр с ходу через забор перемахнул, что ему те два метра! И бежит по улице, а сзади те придурки, кто с граблями, кто с метлой... Стой-стой, орут! Ну, и что бы они делали, если б тигр остановился? Тут собака тридцатикилограммовая жопу тебе запросто разорвет, а тигр? Он хоть и молодой, а килограммов восемьдесят-то весит! И причем - это восемьдесят килограммов мышц, клыков, когтей и злости... Зообаза-то, понятное дело, не в центре города, а на окраине. Возле самой Уссури... А за ней - Китай. Да только тигру-то эти границы по-фигу. Он на лед-то и выскочил. А там столбы вморожены, с колючей проволокой. Он перед проволокой присел, да как даст свечку. Сиганул в высоту метра на три с половиной, да и был таков... Ищи-свищи, тем более в Китае. Так и ушел... А еще там на зообазе у них я оленей видел, выдра ручная у них была. Свистит так забавно... Много зверушек, их оттуда даже в Японию отправляли... Жалко их! Им в тайге-то лучше...
   - А много там тигров?
   - Да какой там хрен! Мало уже осталось, там лес валят, здесь полигон военный, постоянно стреляют-взрывают, еще где-нибудь строят чего-то! Вот дичь-то и разбегается! А ему ведь жрать что-то надо! Он обычно стадо кабанье по тайге преследует! Причем очень долго, вот схватит отного подсвинка, и лежит возле него дней пять, пока не сожрет. А потом опять стадо-то преследует. И так месяцами... Его нанайцы так и называют, кабаний пастух!
   - А чего ж они от него не убегут-то! Кабаны-то эти?
   - От кого? От тигра-то? Да хрен ты от него куда убежишь, - усмехнулся Алексей. - Он сам любого насмерть загонит! А, кстати, ежели промахнется, прыгая на добычу, то больше трех-пяти прыжков не делает! Он дичину скрадом берет, как и другая-любая кошка! Но ежели он на волчий след выйдет, то ховайся! Будет гнать и десять, и двадцать километров, пока не нагонит! Кончит обязательно! Там, где у тигра охотничьи угодья, волки не водятся. Помню, как-то в октябре с моим водилой Колькой Савченко, по грибы в тайгу за Иннокентьевку поехали. Грибов набрали море. А я возьми и спроси! Мол, а волки здесь есть? А Колька мне и отмечает, нету-де, они здесь не водятся, поскольку тигров очень боятся. Утешил, блин!
   Два дня подряд весь личный состав с удовольствием лопал жаренное на углях мясо. Пахучая косулятина, с запахом дымка, да еще под крепкую самогонку, пришлись по вкусу едокам. Понятно, что солдатам спиртного никто не наливал. Они запивали шашлык крепчайшим чаем, благо запасов хватало.
   - Давненько я так душевно на учения не ездил, - потянувшись, заявил капитан Киселев. - Обычно, как собака крутишься, не жрамши, не спамши. То продукты подвези, то горючее. Укупорку из-под реактивных снарядов вывези, другую тару... А палатки ставить-снимать по морозу. Земля зараз - как гранит, попробуй колья забей! А тут, морду об подушку плющь, да мясо наворачивай...
   - Об какую подушку? Где ты ее видишь?
   - А у меня с собой, маленькая такая. И наволочка из военной рубашки сшита, военного цвета подушечка-то!
   Через пару дней приехал на зампотыльском УАЗе начвещ, маленький и кривоносый капитан Волков. В последнее время что-то изменилось в нем, откуда-то появилась в нем какая-то загадочность и важность. В то же время - какая-то настороженность и неуверенность в себе. Как будто бы он крепко где-то напаскудил и теперь, боясь расплаты, нагонял на себя важный и неприступный вид. Лешка, тонко чувствовавший человеческую натуру, с ходу определил и эту фальшь, и этот страх.
   - Давай, собирайся! - по-командирски заявил Волков. - Чиряк тебя на КП дивизии вызывает!
   - Какого хера? - возмутился Алексей. - А лагерь на кого я кину. Мне еще эту колонну до Блага вести!
   - Мне по херу! Там тебе Чиряк задачу вставит, - заносчивым тоном заявил тот. - Ему карту тылового обеспечения дивизии рисовать надо. Кроме тебя - некому. Нарисуешь и назад вернешься!
   - Блядь, и чему их в академии учат?
   -Ну, ты чо? Шефа нашего не знаешь. Когда это он сам что-то делал?
   К вечеру нанеся обстановку на сорокалистовую карту, им же самим накануне склеенную, Алексей почуствовал голод и усталость... Подойдя к начальнику АХЧ, прапорщику Яковлеву, он спросил:
   - Женька, а пожрать чего-нито найдется?
   - Ну, чего-нибудь сыщем! Кашу гречневую на ужин готовили, там что-то может и осталось, да только застыла уже. А чего ты на ужин не приходил?
   - Да, зампотыльник карту делать припахал!
   - Ну, понятно! А сам-то он пожрал, как следует, принял свои триста граммов, а зараз вон, в натопленном КУНГе дрыхнет!
   - Каждому - свое! Это и на воротах Бухенвальда написано, - сплюнул голодный Алексей.
   - Да ладно тебе. Пойдем, перекусим, чем Бог пошлет, подальше от начальства - поближе к кухне.
   Когда Алексей залез в КУНГ, где нежил свои телеса зампотыльник, тот повернул к нему круглое, лоснящееся лицо:
   - Ну, что? Карту сделал?
   - Так точно!
   - И где она?
   - В штабной палатке, там начальник ОПО еще какую-то хрень наносит. Вводные какие-то от посредников поступили!
   - Ты это! Ступай на ТПУ артполка, тут по просеке с километр будет! Будешь там представителем тыла дивизии! Там и заночуешь...
   Алексей, про себя матеря толстяка, направился в указанном направлении, пройдя с километр, он оглянулся - лагерь, стоящий на лесной поляне, казался таким родным и уютным. Тарахтели бензиновые генераторы, вырабатывая электроэнергию, светили фары разворачивающегося грузовика, дымили палаточные печи. Идти неведомо куда и разыскивать лагерь артполка не имелось ни малейшего желания...
   "Вот сука жирная, и чего измывается? Кому я там, у артиллеристов нужен, кто меня там знает? Начальник артиллерии полковник Скворцов, так он на КП, его заместитель тоже, помощники там же, а полковых я и не знаю никого. Припрусь посреди ночи, здравствуйте-пожалуйста..." - Алексей увлекся невеселыми размышлениями. В этот момент свет от фар разворачивающегося позади грузовика мазнул по ельнику, густо росшему с обеих сторон просеки. На миг сверкнуло несколько пар зеленых глаз.
   "Волки! Во блин, попал.. Хрен ли толку с того пистолета? Ты еще попади в бегущего на тебя волка! Да и попадешь, остальная стая тебя на
   шматки порвет! На елку залезть? Ага, ты еше залезь - в ватных штанах и куртке! Да и залезешь, так долго ли там просидишь, в такой мороз! Нет, надо назад идти! Идти, да оглядываться! Вроде бы и не должна стая тут крутиться, машины шумят, "дырчики" трещат, бензином-соляркой воняет... Хотя, хрен их знает!" Держа руку с пистолетом за отворотом зимней полевой куртки и оглядываясь через каждые пять шагов, Алексей добрел до лагеря и, ввалившись в КУНГ, заявил:
   - Не, никуда я не пойду, там меня чуть волки не сожрали! Там их штук пять, а то и больше. Давайте машину, а пешком не пойду! В гробу я их видел...
   Сидевшие за откидным столиком Чиряк и начмед дивизии, запойный подполковник Федун, с неудовольствием отставили налитые водкой стаканчики.
   - Какие еще волки-медведи? Ты что-то фантазируешь!
   - А чего вы меня туда вообще погнали, я больше километра прошел, нет там никаких артиллеристов. Это ж не шутки, в мороз по тайге куролесить! А-а, - догадался Алексей. - Это вы меня с хвоста скидываете, водки жалко стало! Да у меня спирта, на вишнях настоянного, целая фляга! Нужна мне ваша водка!
   - Ну, а чего сразу молчал! Давай, наливай, попробуем! А вообще, сходи-посмотри, как там комендантская рота на ночлег разместилась, а потом и назад приходи!
   Мотоциклетный взвод комендантской роты размещался неподалеку. Когда Алексей заглянул в палатку, он к своему удивлению увидел мотоцикл. В соседних двух лагерных палатках было то же самое...
   - Слышь Сидоров, а где ваши мотоциклисты-то? Где эти якуты? - обратился Алексей к подсуетившемуся замполиту комендантской роты.
   Почти все солдаты взвода регулирования были якутами. Эти плотные, крепко сбитые парни не отличались повышенным интеллектом, некоторые из них плоховато разговаривали по-русски, но зато все они были надежными как кремень солдатами. Не боявшиеся лютых морозов, закаленные и выносливые сыны тайги, лихо водили мотоциклы, на стрельбище всаживали пулю в пулю, смело и безропотно сносили тяготы и лишения воинской службы. Короче, были золотым резервом командира комендантской роты...
   - Ну, якут не птичка, в небо не улетит! Давай искать!
   - А если они в Якутию убежали? К себе домой? - нелепо предположил Сидоров.
   - Сидоров, а ты в школе, вообще-то, учился? А географию вам в ней преподавали? Тут до Якутии еще больше тыщи километров сплошной тайги... И вообще, кто ж тебе так побежит, без припасов, лыж, карты? Да и чего им бежать, это ж не ма-а-асквачи какие-нибудь! Херовый ты замполит, ежели своих солдат не знаешь! Эти не побегут! Да и следов на снегу нету, вот разве только наши с тобой...
   Искать пришлось недолго, под небольшой елью Алексей увидел присыпанные снегом тела солдат. Одетые в меховые танковые комбинезоны, в меховые же танковые шлемофоны, якуты... спали! Обеспокоенный Алексей затормошил одного из них...
   - Попов, вставай дорогой! Что с тобой? Ты ж замерзнешь!
   - Не Попов я, Лукин... Не мешайте спать!
   - Так ведь замерзнете ж вы! В палатку идите, там и печка топится!
   - Там мотоциклы, техника вверенная... А мы уж тут! Да не волнуйтесь, мы так привыкши... На охоте так часто делаем!
   - Ни хера себе, ну дела! Всякое видел, но чтоб такое... - потрясенный Алексей еще долго не мог прийти в себя.
   Утром, чуть свет он побежал проведать якутов. Несколько из них, раздевшись по пояс, обтирались снегом. У Алексея аж мороз по спине побежал от такого зрелища.
   - А, это, однако, ты, доктор... Однако, иди чай с нами пить! У нас и сухпай есть! А вон и чай в котелке кипит... Мы в него лимонника кинули, совсем вкусный стал чай!
   - Ну, вы меня вчера и напугали! А еще ночью какая-то дрянь приснилась! Навалилось на меня чудище какое-то, душить начало! Огромное, черное, волосатое как медведь... И почему-то одноногое...
   - Беда, однако! - посерьезнел якут. - Это к тебе абасы приходил. Однако, Чучуна! Совсем плохо... Дух такой лесной. Эх, шамана тут нету, надо его гонять мало-мало! Камлать надо, в бубен бить...
   - Какая такая чучундра? В армии такого не положено! По уставу не предусмотрено... И потом, здесь ведь не Якутия. Откуда ему здесь взяться?
   - Кто его знает? Однако, давно-давно наши аргиши тут кочевали! А ты, доктор, не охотился ли недавно?
   - Ну, было маленько!
   - А жертву духам не приносил! Вот он и пришел. Пугает маленько, однако! Он и болезни наслать может, и зверей диких! Эх, ладно... Я покамлаю малость, мой дедушка бльшой шаман был... Меня учил... Вот только бы огненной воды малость... Нет, не пить, в костер надо брызнуть!
   Лешка решительно отцепил от пояса флягу с остатками спирта.
   - На Лукин. Только не напейтесь сами, а то начальник штаба нам такую Чучундру покажет, мало не будет...
   - Не беспокойся доктор, иди с миром! Ты хороший человек, солдат часто лечишь, добрые духи за тебя заступятся...
   После завтрака, Алексей настоял на проверке следов. И точно, в указанном им месте, просеку пересекали размашистые следы, наподобие собачьих...
   Алексея аж передернуло, когда он представил себе волчьи клыки, рвущие на части его тело... Вот тебе и Чучуна!
   - Ты посмотри, точно волки! - Чиряк с ехидной ухмылкой на красной роже полез в УАЗик. - Ладно, поехали отсюда... Там, корреспонденты приехали, с нашей дивизионки. Распиши им там про нашу тыловую деятельность, а то они про артиллеристов-танкистов распишут, а про нас, так никогда. Дай им материал, так сказать...
   Когда Алексей учился на четвертом курсе ветфака, а вернее заканчивал его, в факультетском виварии поселились трое волчат. Кто их приволок в институт, Алексей так никогда и не узнал. Один волчонок вскоре сдох.
   Алексей тогда подошел к декану и заявил:
   - Леонид Иванович! Чего эти придурки над животными издеваются?
   Декан, отец школьного Лешкиного дружка Леньки Ковалева, недоуменно вскинул брови.
   - А в чем ты видишь издевательство? Мясом кормят, говядиной, между прочим!
   - А их мамка-папка до двух месяцев отрыжкой кормят. Я у Брэма читал. Полупереваренным мясом. Надо эту говядину измельчать и соляной кислотой с пепсином на пару часов заливать, компоненты на факультете есть, я узнавал!
   - Ну и кто это делать будет? Ты, что ли?
   - Ну, тогда лучше убейте их сразу, а так - чего мучить-то! А корм готовить - первокурсников заставьте! Ходят же какие-то там на хирургический кружок СНО (студенческого научного общества), вот их и приконячьте, а мне некогда. Я им покажу, как корм готовить, а дальше увольте, я человек женатый, да и живу у черта на куличках, аж во втором микрорайоне. Мне по три раза на день сюда шастать времени нету! Это я раньше возле института жил...
   - А что случилось? Ты переехал никак?
   - Так, квартал-то наш снесли, вот в микрорайоне всем квартиры и дали! Раньше через забор друг от дружки жили, а теперь через стенку...
   Волчата после изменений в диете стали расти как на дрожжах. Только вид у них все равно, был какой-то неприглядный. Щенки немецкой овчарки, выглядят в таком возрасте гораздо привлекательнее. Алексей вышел из хирургического корпуса покурить, на газоне, в защищенном от ветра уголке, уже пробивались одуванчики. Весна обещала быть теплой и ранней. К загородке, в которой грелись на весеннем солнышке оба волчонка, подошла группа студентов зоофака. Этим придуркам зачем-то преподавали основы ветеринарии.
   "Беда, коль сапоги начнет тачать пирожник, а пироги пекчи сапожник", - пришло в голову Алексею. Молодой препод зоофака перегнулся через решетку и попытался погладить волчонка.
   - Эй, осторожно, это не собака, а волк!
   - Да какой это волк! - презрительно отмахнулся тот. Оказалось -зря!
   Волчонок подпрыгнул, зацепил молодым клычком незащищенную коротким рукавом руку препода и отчаянно рванул. Из разорванной вены ручьем хлынула кровь. Алексей, на ходу выхватывая из шлевок брючный ремень, бросился к пострадавшему. Перетянув руку пострадавшему, он бросил студентам зоофака:
   - А ну, тащите вашего препода вон в те двери. Там у нас кафедра хирургии. Сейчас, подлатаем слегка!
   Молодой, талантливый преподаватель оперативной хирургии Михаил Назаров - уроженец Тбилиси, сноровисто наложил резиновый жгут, промыл рану перекисью и наложил тугую бинтовую повязку.
   - А теперь ведите его через дорогу, в травмпункт областной больницы. Там ему рану зашьют, тут ему не меньше двадцати швов необходимо, - с неизбывным грузинским акцентом сказал он.
   А Лешке он объяснил:
   - Волчий зуб, он ведь даже на стекле царапину оставляет! Не то что собачий, у тех эмаль не та! У волков она крепче на порядок!
   С тех пор Алексей относился к волчьим клыкам с большим почтением.
   - Эй, коровий доктор! - к Алексею, задорно блестя очками, спешили два придурка - тощенький капитан Черноус, редактор дивизионной многотиражки, и рыжий, плешивый, несмотря на молодость, лейтенант Партин - корреспондент той же газетенки. Сей печатный орган носил громкое название - "Суворовский напор".
   - Это вы мне, что ли, придурки? Ну, как ваш "Суворовский запор"? Може нам вам касторки дать, или сами про..етесь?
   - Нам твой шеф сказал, к тебе обратиться! Мол-де, ты нам какие-то факты по вашему геройству на ниве тылового обеспечения дашь!
   - А вы сегодня жрали?
   - Ну положим не жрали, а кушали! Да, гречку с тушенкой и компот.
   - Так, вот... И все двенадцать тысяч солдат нашей дивизии тоже. И так три раза в день, ежедневно. И еще заметь, все обуты-одеты, никто необморозился. Не то, что в двадцать первой танковой дивизии, где за учения двадцать один узбек обморозился. Да так, что нескольким пальцы в госпитале ампутировали. Это тебе не всякую срань на картах рисовать, тут не бывает учебных задач. А технику по морозу заправить. И заметь, не летней соляркой, и даже не зимней, а арктической... Это значит, три раза в год перевести технику на новые сорта топлива и смазок. А вы, придурки хреновы, что в газете пишете: "...лихо развернувшись на опушке леса, "Грады" ударили по танкам противника прямой наводкой..."? Вы где, придурки, видели, чтобы "Грады" по кому-либо прямой наводкой ударяли? Хоть бы у артиллеристов спросили...
   Плешивый Партин, хорохорясь перед своим дистрофичным начальничком полез на Алексея грудью, вереща что-то про важное влияние политработы на морально-политическое состояние бойцов. В запальчивости он схватил Алексея за отворот куртки. Алексей подцепил его руку и, проведя айкидошный кульбит, которому его научил Володька Шабанов, легко забросил рыжего плешастика в сугроб. Схватив Черноуса одной рукой за ворот, а другой рукой за мотню зимних полевых штанов, отправил редактора следом за его подчиненным.
   - И ежели что-нибудь херовое про тыл напишите, я вас лично урою!
   - Мы начпо пожалуемся! - верещал, сидя в сугробе Партин.
   - А после службы домой идти не забоитесь? А то я одноклассничкам пару пузырей поставлю, они вас на пику и посадят! - стращал их Леха.
   Много позже, уже на самостийной Украине, он прочитает в каком-то милицейском журнале, что житель города Львова, бывший майор-политработник Е. Партин осужден на шесть лет лишения свободы за то, что под видом трудоустройства за границей, обманом вывозил и продавал в сексуальное рабство доверчивых сельских дурочек...
   "Знал бы наперед - удавил бы пи..раса в тайге! А все суки про роль компартии расписывали, рупора КПСС гребанные. Хуже политработников - только педики и будут... " - подумалось тогда ему...
  
   ГЛАВА 3. ОФИЦЕРСКИЕ ЗАБАВЫ
  
   Алексей торопился на автобус. Больше получаса он провозился в библиотеке Благовещенского Дома офицеров, выбирая себе завлекательный детектив на ночь. Ему предстояло очередное, четвертое подряд дежурство. Начальник штаба с удовольствием назначал Алексея помощником оперативного дежурного по дивизии. На притворное Лешкино нытье, суровый подполковник неизменно отвечал:
   - А кого мне ставить? Все в разъездах и на полигонах. Политработников ставить нельзя, по приказу командующего. Не командира комендантской роты ж мне ставить в конце-концов...
   - А почему ж политработничков-то нельзя? Что, у них ума не хватает?
   - Видать не хватает! У них основной принцип - ежели удача, встань рядом с командиром и выпяти грудь, а ежели ЧП какое-нибудь, отойди в сторону и укажи на командира перстом, мол, вот он, сука! Ну не начфина же мне ставить! Иди, не е...и мне мозги, тут и без тебя мозго..ов хватает! Да и у тебя ведь все получается, когда ты дежуришь, у меня хоть душа на месте. Вот только почему-то все ЧП в твое дежурство случаются, там, в полках, в Шимановске, в Свободном... Ну, тут не твоя вина! Все, шагай отсюда!
   Навстречу Алексею, быстро шагающему по хрусткому снегу, двигался какой-то мент в капитанских погонах. Поравнявшись с Лешкой, мент вдруг уцепил того за рукав шинели.
   - Ну-ка, ну-ка! - завопил он. - Это не ты ли, Гудин? Где ж это ты форму офицерскую взял?
   Алексей с трудом признал в этом немолодом уже капитане своего бывшего участкового, дядю Витю Закутаева, из которого в свое время попил немало кровушки.
   - Форму-то? Да вот, в бане позаимствовал... Там какой-то офицерик мылся, я и взял поносить... Да не украл, нет! Поношу, да и отдам! А что, глянется? Как по мне сшитая! Ладно, отцепись, некогда мне, тороплюсь я. Да ты отпусти руку-то, а то дам сейчас разок, ты у меня до самого драмтеатра винтом пойдешь!
   Но, неугомонный Закутаев отцепляться не собирался, более того, он начал озираться по сторонам, ища взглядом, кого бы призвать на помощь...
   - Да на удостоверение, смотри, блин... Моя это форма! На дежурство я тороплюсь! Какого хера прицепился! Ты, ментовская рожа, чего к офицерам пристаешь? На это патрули имеются, а ты иди жуликов лови. Я теперь вне твоей юрисдикции...
   - И кто бы мог подумать, что такой ухорез офицером станет! Да уже и старшим лейтенантом! Я уж думал, что ты со своими ухватками где-нибудь на зоне лес пилишь!
   - Ну, спасибо на добром слове! А ты, дядя Витя до сих пор капитаном ходишь, как я погляжу? Карьерист, блин... Этак лет через сто, того и гляди - в майоры выбьешься!
   - С вами, блядями, сделаешь карьеру. Помнишь, лет семь назад, вы с Владькой Метелкиным, у меня у пьяного пистолет вытащили? Мало того, что все патроны расстреляли, так еще и разобрали его до винтика. Пружину возвратно-боевую всю в нитку растянули... На газу грели, не иначе... Хорошо хоть, назад подбросили, когда я пьяный в Амурстроевской общаге спал. Мне тогда одну звездочку и сняли...
   - А водки меньше жрать надо! Да не и мы это, ей Богу! - покривил душой Алексей. - Кстати, Владька сейчас тоже служит. В укрепрайоне, его на два года призвали. Он теперь зампотех батальона. Так, что и до него тебе не добраться!
   - Да ну вас на хрен, щеглов! Если б я вас не гонял в свое время, то ни хера путнего из вас бы и не вышло.
   - Ну, пока, дядь Витя, мне действительно некогда, на дежурство надо бежать!
   - Ну, беги-беги! - бывший Лешкин участковый покачал в недоумении головой. - И кто бы подумать тогда мог? Офицер, блин...
   Под утро, когда оперативный дежурный, бессменный подполковник Кондаков, дрых в предназначенной для этого комнатушке, в дежурку ввалилась группа старших офицеров во главе с каким-то генерал-лейтенантом.
   Леха, вскочив, вытянулся в струнку:
   - Помощник оперативного дежурного старший лейтенант Гудин,
   - представился он генералу.
   - А почему это медик в наряде стоит, да еще помощником оперативного? - грозно обратился тот к мявшемуся позади начальнику штаба.
   - Никак нет, я начальник ветеринарной службы дивизии!
   - Во, бля... Еще лучше! Ну, давай, поднимай дивизию по тревоге! - распорядился грозный генерал. А начальнику штаба добавил: - А ежели не справится, я с тебя лично стружку сниму...
   Уловив во взгляде начальника штаба немую просьбу и весьма уязвленный нелестным отзывом генерала, Алексей, не колеблясь включил аппаратуру оповещения "Шнур". Привычно, как он это делал не раз, оповестил всех дежурных по полкам и отдельным батальонам, включив попутно аппаратуру радиометрической и химической разведки. Части поднялись по тревоге со значительным опережением временных нормативов и, окончив принимать последний доклад, Алексей перевел взгляд на начальника штаба, из-за спины генерала показывающего ему большой палец. Через пять минут Алексей, открыв сейф, начал выдавать личное оружие подбегающим офицерам штаба дивизии.
   - Товарищ генерал-лейтенант, все части сто девяносто второй МСД по тревоге подняты, разрешите сдать дежурство резервному дежурному и убыть в район рассредоточения?
   - Гляди, начальник штаба, каков молодец! - одобрительно произнес генерал. - Надо же - ветврач, я уж думал - завалит все дело на корню...
   - А у нас все офицеры такие! А этот, вообще молодец! Вы б видели, товарищ генерал, что он на войсковом стрельбище вытворяет. Хоть с автомата, хоть с пулемета...
   - Где ж это ты, сынок, научился? Неужто здесь, в дивизии?
   - И здесь малость... А еще, у нас в институте военная кафедра сильная была! Нас подполковник Зражаев, наш начальник цикла, еще и не тому обучил!
   - Зражаев? Борис Сергеевич? Знаю-знаю такого... Он теперь у заместителя командующего по вневойсковой подготовке, в Хабаровске! Этот может научить! Потому, что сам офицер, каких немного... Не штабная крыса. Из кубанских казаков он, у них эта военная жилка от дедов-прадедов! Повезло тебе, сынок, с учителем! Бери с него пример во всем! Таким как он и старайся быть! Ну, а за службу, от моего имени объявляю тебе благодарность! Служи и дальше так! Начальник штаба! Не забудь в карточку записать! Буду в Хабаровске, Зражаеву обязательно про тебя скажу...
  

* * *

   Через некоторое количество дней, в крещенскую стужу, с Валеркой Абрамовым и его другом-собутыльником, тоже артвооруженцем, капитаном Петькой Подоляком, приключилась стремная история, едва не стоившая обоим офицерских погонов. Оба этих деятеля были отправлены комдивом на так называемые "боярские" стрельбы. Два раза в год, летом и зимой, обкомовские паханы вспоминали о том, что они еще и офицеры запаса. На полигоне дивизии, близ крупного пригородного села Новотроицкое, устраивалось военизированное шоу. Наиболее подготовленные офицеры благовещенского мотострелкового полка демонстрировали свои навыки в стрельбе изо всех видов стрелкового оружия, затем, раздув от важности щеки и выпятив животы, стреляли по мишеням обкомовцы, переодетые начальником вещевой службы в зимнюю военную форму. Особой популярностью у "слуг народа" пользовался ручной противотанковый гранатомет РПГ-7. Напыщенные придурки гордо косились на восхищенные лица сопровождавших их секретуток и чиновниц мелкого ранга, в этот момент они сами себе казались былинными богатырями и спасителями Отечества. Между тем, мороз крепчал, несильный, но противный ветерок еще более усугублял положение, ощущение у присутствующих было такое, как ежели бы они стояли на холодном ветру голяком. Отстрелявшись и изрядно замерзнув, чиновничья братия, соблюдая придворный политес и табель о рангах, устремлялась в огромные палатки УСТ-56, где для "белых людей" стараниями начпрода были накрыты столы с угощением, именуемые "салодромом". На столах красовались тарелки с нарезанным салом, горячая гречневая каша с тушенкой, соленьями и селедкой. Все это, разумеется, было "выкроено" из солдатского пайка, в те времена еще, далеко не скудного. Коммунистические вожаки местного разлива это прекрасно понимали, но, соблюдая правила игры - помалкивали. Тут же из чиновничьих портфелей доставалась хорошая водочка - типа "Старки", "Сибирской пшеничной", "Амурской особой" и других, уже почти забытых в народе благородных сортов. В это время, полковые офицеры - серая кость, собрав оружие и имущество, погрузив околеваюших от холода солдат, в основном из узбеков, на тентованные Уралы, резко рванули с места, устремляясь в полк, к относительно теплым казармам.
   В палатках, тем временем разворачивалась Большая мужская пьянка. В этот раз все упились в хлам. Два наших героя, Абрамов и Подоляк, разумеется, такой халявы пропустить не могли. Перед началом пьянки, артвооруженцы Петька и Валерка распихали по карманам по два ПБСа (пистолета бесшумной стрельбы), чтобы по прибытию в штаб сдать их в спецхранилище (их для этого собственно и прислали-то). Они уже изрядно "наелись" халявной обкомовской водяры, но армейская закалка делала свое дело, их суровые лица выражали непоколебимую волю и стремление к продолжению пьянки. Выйдя из новенького обкомовского автобуса у ресторана "Восток", что возле старого базара, друзья устремились внутрь этого неприглядного заведения. Бравые офицерики возжаждали пива.
   - Водка без пива - деньги на ветер! - важно изрек Петька, начисто забывший о том, что пил-то он, исключительно на халяву.
   - Точняк, Петруха, даешь пивка! - мечтательно воздел поросший рыжими волосками палец к небу Абрамов.
   - Скрупулезно замечено!
   Однако, пива в "Востоке" уже не оказалось, ресторан готовился к закрытию, кухня уже не работала, буфетчица, подсчитав выручку, сгорала от нетерпения. Черноусый и горячий Самвел в "Жигуле" цвета гнилой вишни уже прогревал мотор, ожидая подругу. Приятели огорчились, но не слишком. Выскочив на улицу и удачно впрыгнув в проходящий автобус, они уже через пять минут заходили в вестибюль ресторана "Амур", давно и прочно завоевавшего популярность среди офицеров Благовещенского гарнизона. Сюда, как магнитом манило молодящихся искательниц постельных утех, а студентки-старшекурсницы многочисленных благовещенских ВУЗов пытались зацепить будущего мужа среди молоденьких офицериков. В те годы офицеры считались завидной партией, а учитывая, что в этом славном городе на одного мужика приходилось до пяти претенденток, понять дам было несложно. Здесь же постоянно околачивались представители "золотой молодежи" местного разлива. Кто-то уже шумно блевал в туалете, кто-то тянул на улицу, к такси, лишь для вида упирающуюся дамочку. В общем, гульбище уже закончилось. Усталые музыканты уже не бренчали на своих гитарах, а их руководитель, бас-гитарист Володька Ирмишин, студент-недоучка, изгнанный из двух институтов за буйство нрава, припадая на изуродованную полиомиелитом ногу, протискивался сквозь галдящую у гардеробной толпу. К слову сказать, за исключением левой, высохшей ноги сложен Володька был как древнегреческий бог Аполлон, а по причине хромоты убегать при драке ему не приходилось, и посему он являлся отменным кулачным бойцом, в крайней нужде, при столкновении с оголтелой шпаной без особых раздумий пускавшим в дело опасную бритву.
   - Чего, какого вам еще пива? На часы поглядите! И ва-аще, куда претесь в полушубках? Не, никуда я вас не посажу. Завтра приходите! - устало процедила задерганная и охрипшая за смену сменная администраторша кабака, крашенная гидроперитом Жаннка.
   В это время в бедовой Валеркиной голове что-то щелкнуло, и воровато оглядевшись по сторонам, он приник к Жаннкиному уху:
   - Глянь-ка, какой пистоль у меня имеется, ежели я тебе в башку из него засажу, то и не услышит никто, шарики по полу раскатятся, а шуму - никакого... Техника!
   Неизвестно, побледнела ли Жаннка, этого под толстым слоем штукатурки разглядеть было невозможно. Баба она была до чрезвычайности тертая и, скоренько взяв себя в руки, она залебезила:
   - Садитесь, касатики, сейчас все принесу...
   Когда приятели в опустевшем ресторане приканчивали уже второй графин пива, в зал ворвались автоматчики в милицейской форме...
   На следующий день, вместо обеденного перерыва состоялось общее собрание офицеров и прапорщиков штаба дивизии. Лицо, приближенное к начальнику штаба, а если называть вещи своими именами, то, холуй и жополиз, моложавый, лощеный подполковник Узкоголовый, недавно прибывший по окончанию академии в дивизию и делающий карьеру, не гнушаясь ничем, петушиным фальцетом зачитал "петицию", поступившую комдиву из городской ментовки. В то время, как "глашатай комдивского гнева" живописал похождения наших героев, оба виновника "торжества" стояли у трибунки, низко опустив свои похмельные головушки, правда мучила их не совесть, а жажда. По окончанию чтения Узкоголовый, желая подлить масла в огонь, ехидно добавил:
   - А всем вам известная Жаннка, на меню поклялась, что в ее смену ни один офицер в кабак не попадет, про прапоров я уж вообще молчу...
   Угроза была нешуточная, особенно, с учетом вечного дефицита посадочных мест в кабаках.
   - У, гниды, вжарить бы им по самое не балуйся! Гады этакие, на святое посягнули. Это ж, как в церкови насрать! - возмущенно галдели офицеры, в основном молодые. Распахнулись двери, и в зал заседаний вошел комдив в сопровождении своих замов. Прошедший непростой путь, от зеленого лейтенанта до матерого полковника, да не по арбатскому паркету, а по среднеазиатским пескам, сибирским болотам и амурским сопкам, он и сам был не дурак, насчет гульнуть, но, как начальник гарнизона и командир дивизии, такому явлению спуску давать не собирался. Впрочем, и перегибать воспитательную палку не стремился тоже, не желая лишаться классных спецов своего дела. С ходу, разглядев в плотной офицерской массе громко и непритворно возмущавшегося Лешку, комдив сурово спросил:
   - Вот вы, старший лейтенант, что предлагаете для поднятия воинской дисциплины?
   Лешка, моментально уловив искорки скрываемого смеха в комдивовских глазах и с ходу определив, какого спектакля от него хочет грозный отец-командир, как и положено при докладе, строевым шагом вышел к трибунке и, заняв за нею ораторское место, обратился по всей форме к ошеломленным офицерам:
   -Товарищ полковник! Товарищи офицеры! Докладывает начальник ветеринарной службы 192-й мотострелковой дивизии лейтенант Гудин. Я предлагаю ввести в дивизии телесные наказания - порку розгами. Количество розог назначать по отдельному прейскуранту, который разработаю в кратчайшее время. Младших офицеров и прапорщиков пороть принародно - на плацу, по приговору соответствующего суда офицерской чести. Старших офицеров - в закрытом помещении, келейно - без свидетелей. Ваших заместителей, товарищ полковник, в вашем кабинете. Вас, же, товарищ полковник...
   Надо было видеть реакцию собравшихся в зале офицеров и прапорщиков, от гневного возмущения политработников, до открытого восхищения офицерской молодежи. Начальник разведки, огромный красавец майор Стас Стацина, любимый в коллективе за лихость и гусарство, хохотал во всю глотку и пытался даже аплодировать.
   - Стоп-стоп, эк, куда тебя понесло, - комдив, до сих пор слушавший Лешку с неподдельным интересом и видимым одобрением, прервал увлекшегося докладчика. - Перебрал, ты братец, конечно! Хотя, рациональное зерно в твоих бреднях, несомненно, имеется...
   Лешка, ожидавший не менее пяти суток гауптвахты, облегченно вздохнул...
   Внеплановое собрание закончилось быстро. Обоим нарушителям влепили по общественному порицанию, пообещав вдругорядь разжаловать на одну ступень. Задабривать разгневанную Жанку- администраторшу ресторана, офицеры поручили Лешке и помощнику начальника разведки, бывшему командиру парашютно-десантной роты, капитану Юрке Кирину, обладавшему богатырской внешностью, потрясающей физической силой и незатейливым умом. Это, видимо, оттого, что ребята-десантники, уважают кирпичи ломать - что кулаком, что головой. Им, в общем-то, без разницы...
   - Вы уж, постарайтесь для общества! Без "Амура", сами понимаете, нам никак! Люди вы пройдошливые, к бабам подходцы имеете, аферюги, короче. Без победы не возвращайтесь! - так напутствовали ходоков офицеры управления дивизии.
   Лешка и Юрка сами понимали, что в условиях малочисленности кабаков и огромного количества алчущих и страждущих, Жаннкина угроза была нешуточной. Они решили действовать стремительно. Уже через полчаса они охмуряли обозленную Жаннку, уговаривая ее сменить гнев на милость.
   - Да я, блин, чуть не уссалась от страху, когда этот рыжий придурок на меня пушку наставил! - гневно верещала Жаннка, расхаживая по кабинету.
   - Ладно тебе, Жанночка! Чего только в жизни не бывает! - обаятельно улыбнулся в роскошные гусарские усы широкоплечий, ядреный кудряш Юрка. Ударили по рукам на следующем: друзья обязались изготовить по сто штук номерных жетонов большого, среднего и маленького размера для ресторанного гардероба. Для пальто, шапок и дамской зимней обуви (зимой дамы меняют спасительные в амурском климате унты и валенки, на изящные туфельки, в которых и танцевать удобнее, и ножка красивее).
   - Растаскивают, придурки! - сетовала Жаннка. - На сувениры, что ли?
   Захватив в качестве тягловой силы пару солдат с вещмешками, выделенных командиром комендантской роты из солидарности, пятилитровую канистру спирта - щедрый дар начальника службы горюче-смазочных материалов майора Тумановского, человека толстого, большого жизне- и женолюба, друзья-аферисты направились на завод "Амурский металлист", где у Алексея работала крановщицей в цехе металлоконструкций мать и где более четверти века проработал сталеваром покойный отец.
   Пошептавшись с дядей Ваней Петренко, старшим мастером цеха, знавшим Лешку с раннего его детства, Алексей передал ему канистру спирта. Мордастый малый в замасленной спецовке получил задание от Петренко и довольно шустро нашлепал из алюминиевого листа солидную кучу номерков разного калибра.
   - Везет вам, вояки! Недавно только для заводского клуба номерки клепали! Вот, пресс-формы и сохранились! - пояснил штамповщик, втайне надеясь, что мастер Иван Тихоныч, после смены и ему отольет малость. Сбылись или нет его надежды, друзья так и не узнали никогда. Да и не до того им было, по дороге в штаб дивизии они заехали еще и в сельхозинститут, который тремя годами раньше окончил Алексей. Там, на кафедре технологии металлов преподавал бывший Лешкин одноклассник Серега Сизых. Получив под честное благородное слово на пару дней набор цифровых клейм, друзья поперли дальше. Солдаты угрюмо тащили рюкзаки с алюминиевыми кругляшами, экскурсия им явно не понравилась... В разведотделе писарек, шустрый солдатик, из недавно отчисленных из того же сельхозинститута студентов, всю ночь грохотал молотком, к огромному неудовольствию вечного оперативного дежурного дяди Жени Кондакова, ворочавшимся под грубым и колючим солдатским одеялом в комнате отдыха. Грохот не давал ему уснуть несмотря на традиционные сто пятьдесят, принятых на сон грядущий. Однако, против воли коллектива дядя Женя идти не посмел. Наутро, вручив Жаннке три огромные связки номерков, друзья получили от нее амнистию для всего благовещенского офицерства.
   Вскоре они уже сидели за столиком и пили поданное расщедрившейся Жаннкой пиво.
   - Слышь, Юрка, а ты б с Жаннкой перепихнулся?
   - Ага, щас! Ты одурел, никак? Разве что по приговору трибунала, да под дулом автомата! И то лишь при условии, что пусть за одну палку по три года тюрьмы засчитывают...
   - Да ладно тебе, Юрка! Глянь, как косится, люб ты ей, не иначе! -во всю глумился ехидный Лешка. - Сыт будешь, пьян, нос в табаке. И от тебя не убыло бы. И чем она тебе не хороша? Рожа масляная, ножки кривенькие, глазки узенькие! Мечта бурятского наездника, да и только! Ты б тут самым любимым гостем был, ну и я при тебе тоже...
   - Да ну тебя на хер, с такими заходами, - беззлобно отшучивался Юрка, без памяти влюбленный в свою жену, волоокую красавицу Наташку.
  
  
   ГЛАВА 4. ОДНОКАШНИКИ
  
   В воскресенье утром приперся бывший одноклассник Генка Рыскин. Поздоровавшись, он отказался от предложенного кофе и неожиданно задал вопрос:
   - Леха, а у тебя как со здоровьем?
   - Во, бля! А твое-то, какое дело? Ты ж в КГБ работаешь, а не в госпитале! Колись, давай, за каким хреном тебе мое здоровье понадобилось? Сразу говорю, ни в космонавты, ни к вам на службу я не собираюсь!
   - Да я не об этом! Тут такое дело! Я давеча институт заочно окончил...
   - Ого, поздравляю! Я и не знал, что ты еще и заочник! А за здоровье мое не переживай, на обмывку твоего диплома его хватит! А какой институт-то?
   - Опять мимо, то есть, конечно, обмоем. Новосибирский институт водного транспорта закончил. Но я о другом тебя просить буду. Я ведь старшим прапорщиком был, а теперь меня на офицерское звание аттестовать будут! Надо медкомиссию пройти!
   - Ну, - задумался Алексей. - Вообще-то это не совсем ко мне! Нормальные люди медосмотр у медиков проходят. А я - ветеринар! Или гэбэшников сейчас к моим пациентам приравняли? Самокритично, прямо скажем! Но, все же обратись лучше к медикам... Вон, жена у меня - врач в третьем поколении!
   - Да заткнись ты, слова не даешь сказать! - обозлился Генка.
   - Да, Кент, забурел ты! Видно мало я тебя в школе метелил! Может, Вовке Шабанову сказать, ты ж знаешь, у него не заржавеет! Ну, ладно, говори! Я ж понимаю, что ты не шутки шутить приехал! Хрен бы кто тебя с твоей окраины вытянул, кабы не нужда! Излагай!
   - Во-во! Слушай сюда, мы медкомиссию не в военном госпитале проходим, а в поликлинике УВД. Удобно, конечно... Ты ж знаешь, она прямо напротив комитета стоит, там же, на Пионерской...
   - Ну, знаю... А мне-то это на хрена?
   - Пройди терапевта за меня, - Кент не стал тянуть резину. - А то у меня давление скачет! Вегето-сосудистая дистония...
   - А как я под тебя косить буду? Там ведь документы спрашивать будут!
   - Да, сделаю я тебе временный пропуск! Кстати фотка у тебя есть, чтоб ты на ней в форме был?
   - Полно! Вот без формы - это вопрос! Ну, а ежели откроется? Тебе ж начальство ж...у порвет! Да и мне тоже!
   - Да, откуда кто знать будет? Переоденем тебя в мою форму, там, на первом этаже поликлиники, в туалете. Пройдешь с моей медкарточкой к терапевту! Смерит давление, запишет и всего делов! А с меня кабак! Я б Шабанчика попросил, да его там как облупленного знают. Выручай, а?
   Когда на следующий день, Алексей к девяти утра подошел к поликлинике УВД, Рыскин с каким-то жлобом уже ждали его у входа. Сдав шинели в гардеробную, зашли в чистый и опрятный туалет поликлиники, где и поменялись кителями.
   - Генка, а ведь у тебя на брюках кант василькового цвета, а у меня красный! Нескладуха получается!
   - Ну и что?
   - А то, что на твоем кителе петлицы васильковые, значит и кант таким же должен быть! Я вообще-то штанами меняться не планировал! Сапоги, кальсоны... На хера этот цирк?
   - Да, кто там заметит? Не бери дурного в голову, на вот тебе временный пропуск. Ежели, паче чаяния спросят удостоверение, скажи, что на перерегистрацию сдал. Да не волнуйся, тут ведь не опера, а медики!
   Терапевт, однако, оказался настырным и бдительным мужиком.
   - Да не Рыскин вы, что я Рыскина не помню!
   - Да как не Рыскин, когда - Рыскин! Вот и документы мои...
   - Да что вы мне голову морочите? Рыскин совсем другой!
   - Ну, доктор, хватит уже шутки шутить, как это вы меня не помните? - нахально заявил Алексей. - Я почему-то вас отлично помню!
   - А если помните, то скажите, в чем я в последний раз был одет?
   - То же мне, шарада! В белом халате!
   - А звание у меня, какое?
   - Капитан! - не колеблясь, заявил Алексей, прикинув, что для майора доктор слишком молод.
   - Странно, почему я вас не помню?
   В этот момент дверь раскрылась, и в кабинет стремительно влетел моложавый подполковник с медицинскими эмблемами на погонах.
   - Вот, Виктор Петрович, товарищ утверждает, что он Рыскин Геннадий Сергеевич! А я что-то его не припоминаю!
   - Ну, как же, батенька? Я его отчетливо помню, Рыскин это, Рыскин. Вам батенька лекарства принимать надо, ноотропил! Я его еще в тот раз отличнейшим образом запомнил! У него еще давление скакало! А сейчас как дела?
   - Да, я тогда с похмелья был, у друга день рождения накануне отмечали, а я вообще алкоголь плохо переношу, вот оно и поднялось! -на ходу импровизировал Алексей.
   - Ну, и чего стеснялись, сказали бы, тут же не звери! Мы все понимаем! - померив Алексею давление, доктор продолжал изгаляться. - Снимите-ка рубашку полностью, я у вас сердечко послушаю! Дышите, а теперь не дышите. Одевайтесь, все у вас в порядке, давление 120 и 90 миллиметров ртути. Как у космонавта!
   - Ну, Кент! - со злостью говорил Алексей, обмениваясь с бывшим одноклассником кителями. - Твои врачи, хуже гестапо! Как доколупались... Мол, не Рыскин ты, и все тут! Еле я их переубедил, так в роль вошел, что и досе выйти немогу.
   - Ты ксиву давай, а то пойдешь сейчас чудить!
   - Да на, подавись. Нужна мне твоя ксива, вот если бы по ней в женскую баню пускали! Ты теперь за муки, мною претерпелые, век не рассчитаешься!
   - Да рассчитаюсь как-нибудь при случае!
   Случай предоставился быстро. Устраивая сынишку в детсад, Алексей обратился к своему старинному знакомцу, Борису Бердышеву. Тот был старше Лешки лет на пятнадцать и был женат вторым браком на директрисе педагогического училища.
   - Что ж, помогу я тебе! Все заведующие детсадами моей нерпе знакомы, учились у нее, курсы разные по повышению на ее базе проходят! А ты мне вот в чем помоги, ты ж в курсе, я водилой работаю! А ноги у меня переломаны в аварии, мерзнут зимой страшно! И курточку бы мне меховую, танкистскую... Я бабки заплачу, ты ж меня знаешь!
   - Да не вопрос, у меня унты есть! От бати остались, он и не носил их! А размер не мой, у него сорок второй был, а у меня побольше на пару номеров. Куртку тоже найду, у тебя сорок восьмой размер? И рост третий?
   - Вот спасибо, а я твой вопрос за пару-тройку дней решу!
   Через пару дней, вручая Алексею путевку-направление в детский сад, Борис, смущенно отведя глаза в сторону, спросил:
   - Тут, Леха, такое дело! Мы с тобой полностью рассчитались! И унты, и куртка мне, ой, как подошли! Спасибо тебе, вот только нерпа моя на меня насела! Пусть, говорит, этот товарищ мою дочку с неженатым парнем познакомит! Всю плешь проела...
   - Во, бля, задачка! А сколько ей лет-то?
   - Да, двадцать два было! Это у нее от первого брака. Да, девка, вроде бы ничего, гладкая такая... Ну, познакомь с кем-то, пусть хоть в кино пару раз пригласит, мне, чтоб от меня отвязались!
   - Ладно, есть у меня один дружок, мы с ним еще в школе учились! Он сейчас в КГБ служит. Ты только об этом не трепись! Неженатый, пьет мало, некурящий. В принципе нормальный парень. Вот только я за их отношения мазу держать не собираюсь. Познакомить - познакомлю, а как там дальше будет, меня не волнует!
   - Лады! Тогда так сделаем: у меня в субботу день рождения будет, так вы с ним и приходите!
   - Вот еще, это тебе и подарок покупать? Ага, сейчас!
   - А не надо подарка, - заторопился Борис. - Я маме куртку покажу, и что это ты подарил! К четырем вечера подкатывайте. Я на Спичке живу. По Чайковского, в том доме, где почта. На втором этаже, восьмая квартира...
   В назначенный день Алексей приперся к Генке домой. Тот проживал вместе с родителями в частном доме по Техническому переулку, в сотне-другой метров от реки Зеи. Район был по определению бандитским... Однако, Лешка, выросший в этом районе, знал местных бандитов, как облупленных. Мало того, родители местных бандюков, сталинские еще сидельцы, водили дружбу с покойным Лехиным отцом...
   - Привет, Фома! - Алексей поздоровался с младшим Романюком. -Как там дядя Коля, жив здоров?
   - Да вроде б все нормально! Лешка, ты что ли? А я тебя в форме не узнал! Ты, что? В армии служишь что ли?
   - Служу, в пехоте. Не во внутренних войсках, у тех петлицы кирпичного цвета. А дяде Коле кланяйся! А ежели забыл он, то скажи - сын Гришки-футболиста, что в соседях с его сестрой, а твоей теткой Ульяной жил! А как братовья твои?
   - Да как! Кесый, тот десятерик на Тахтамыгде разменивает. Витька в Возжаевке сидит, Петька в Средне-Белой. Сам я три месяца как с Известковой откинулся... А ты куда?
   - Да до одноклассника, он тут по соседству живет!
   Отец непутевых братьев, дядя Коля Романюк, был гордостью Благовещенска. Дважды герой Советского Союза, кавалер двух высших наград империи, двух орденов Славы, ордена Боевого Красного знамени и десятка разнокалиберных медалей, он работал бригадиром грузчиков на мелькомбинате. Из его восьмерых чад в тюрьме не сидела лишь дочка, двадцатилетняя Галка, тихо и мирно работающая поваром в столовой. А семеро его сыновей, чаще встречались в пересыльных тюрьмах Дальнего Востока, чем под крышей отчего дома. Тетка Ульяна Ломова, соседка Лешкиных родителей, младшая сестра героя говаривала так:
   - Да он, Колька-то, с детства сорви-головой был! Если бы не война, то и сам бы в острог угадал! Да, тогда все парни такие были... Без финки за голенищем и не ходил никто! Это сейчас поспокойнее стало, а тогда тут такие ухорезы хаживали... Он отчаянный был, еще в детстве на спор Зею переплывал, а в ней версты две... А первую звездочку он за форсирование Западной Двины получил. Да вот у меня тут газетка есть, на, Леша, почитай-ка сам:
   "Сержант 179-й стрелковой дивизии Романюк Николай Иванович 23 июня 1944 года уничтожил с отделением до 30 немцев и две огневые точки... 24 июня под сильным огнем противника одним из первых форсировал реку Западную Двину и в схватке с врагом истребил 8 немецких автоматчиков и снайперов, мешавших форсированию реки... 26 июня, отразив контратаку немцев, уничтожил 50 фрицев, захватил в плен 20 солдат, 52 автомашины и, подняв солдат в атаку, отрезал путь отхода противника..."
   - Он, Колька-то, сам мне говаривал: "...Ульянка, да что там той Двины, вот через Зею плысть куда страшнее-то". А уже вторую Звезду от за Одер получил. Там, на Зееловских высотах вообче ад творился. Я в те поры в госпитале санитарочкой работала, много их оттуль привозили! А вот племяши мои, разбойники как один... Да, ростишь их, вроде б доброго им хочешь, а они... Да, что там говорить, ты ж с моим Серегой в один класс ходил, по соседству жили. Что ему-то не хватало, отцовской руки! Муж-то мой, Леня, помер рано, Сереге и пяти лет не было... Фронтовые раны сказались. Вот и Серега мой троячок за грабеж отсидел! А какой то грабеж? Так, дурь пацанячья! А как за ним усмотреть было, я ведь старшая операционная медсестра в травматологии, десять суточных дежурств в месяц. Я на сутки, а он на гульки...
   Генка поначалу наотрез отказывался переться куда-то на день рождения.
   - Да ну его на хрен! Я с дежурства только, спать хочу! Чего я там не видел, в незнакомой-то компании.
   - Ты, Кент дуру-то не гони! Ты мне за тот гребанный медосмотр должен! Поедешь и умные речи вести будешь, и хозяйскую дочь охмурять тоже будешь! Иначе, ты мне не друг, а Петлюра. И разговор с тобой будет короткий. А еще Шабанову скажу. Он с тобой еще не так разберется!
   - А ну, как девка страшна окажется? Буйна плотью и ликом зверообразна! Прыщавая какая-нибудь, или еще там чего?
   - Терпи, Кент... За други своя муку прими! - вовсю глумился Леха.
   Но дева оказалась вполне ничего. Генка явно понравился и ей, и ее мамаше. Борька обрадовано подмигнул Алексею и восторженно поднял большой палец. Борькина супружница и ее перезрелая дочурка вовсю обхаживали "Геннадия Сергеевича". Усадив Кента во главе стола, они вовсю потчевали его разносолами. Красная икра, копченая чавыча, жареная курочка, салатики из папоротника и кальмаров - все попробовал и по достоинству оценил Генка. Алексей с Борисом, довольные тем, что их оставили в покое и не приставали с высокоумными беседами, сгруппировались на дальнем конце огромного
   дубового стола, усидели бутылку "Сибирской пшеничной" под соленые груздочки и мелко нарезанное мерзлое сало с рассыпчатой вареной картошкой. Алексей предложил выйти на балкон и перекурить.
   - Геннадий Сергеевич! А работаете-то вы где? - ласковой лисой вертелась вокруг Кента Борькина супружница.
   - Да оно мы больше по погребальной части! Контора по оказанию ритуальных услуг, - с загадочным видом чванился Кент.
   - Ага, понятно! По похоронной, значит, части, - согласно закивала головой мамаша. - А платят-то хоть прилично?
   - Борис, а ты чо? Сказал-таки бабам, что Кент в КГБ работает? -недовольно вопросил Алексей, выйдя на балкон. - Я ж просил не трепаться!
   - Да, как тут не скажешь! Бабе сказал, но предупредил, чтоб дочке ни гу-гу! А ты гляди, как эти нерпы его обхаживают! На нас ноль внимания, все деликатесы к нему сдвинули, в рот ему смотрят... Коньячок откуда-то достали, пятизвездочный. Заначка у нее видать была!
   - Ну, я ему припомню этот коньячок! Прямо на остановке и вломлю!
   - Не, Леха, ты не быкуй! Ты ему скажи, чтоб девку в кино пригласил. Ну, хоть пару раз!
   Провожать гостей на автобус поперлись всем семейством. Леха с Кентом вскочили в пустую по позднему времени "двойку", гремевшую на каждой ухабине.
   - Ну, чо, Леха! Мы с тобой в расчете? - Кент нахально скосил глаз на Алексея.
   - Ну и наглец ты! Я за тебя в больнице страдал, меня чуть не разоблачили! Ты представляешь, что было бы, ежели они дежурного по вашему управлению пригласили бы? А ведь ему идти было недалеко, метров сто... А ты за меня как страдал? "Арарату" полкило скушал, икру ложками жрал, курочку зарумяненную, да и прочего всего...
   - Ох, да! Нажрался от пуза! Ремень не сходится, давно так вкусно не кушал!
   - И ты еще имеешь наглость спрашивать, в расчете ли мы? Ну, ладно. Тебе сейчас сходить, на Северной, ты там по переулкам осторожнее. Шпана у вас в районе отчаянная! С оглядкой иди!
   - А чего - шпана? Это ж наш район, я эту шпану с детства знаю... Ну, пока! Звони, ежели опять день рождения будет, или еще какое застолье! Так и быть, выручу!
  
   ГЛАВА 5. КРАСНО-КИРПИЧНАЯ ЗОНА
  
   Наступила долгожданная весна. Из Хабаровска пришла шифро- телеграмма - откомандировать ветврача 192 МСД старшего лейтенанта Гудина на трехмесячные курсы при военном факультете Московской ветеринарной академии. Алексею было известно об этих Курсах и ранее, на ежегодных сборах в Хабаровске коллеги-офицеры много и со вкусом повествовали о времени, проведенном в столице. Старшие по званию коллеги, ранее прошедшие такие курсы, умничали перед молодежью вовсю, изображая из себя невесть каких, умудренных жизнью ветеранов, неся всяческую ахинею. Вообще-то, вся военно-ветеринарная служба в современных условиях являлась полным анахронизмом, наподобие буденовских усов и шашки. В современной войне такая хрень вообще никому не нужна, все будет решать высокотехнологичное оружие. Однако, никто из "верхних" особо не протестовал против существования такой службы, возразишь - прислушаются, сократят единицу, а единицу эту и в наряд можно поставить раза три-четыре за месяц, и нагрузить чем-либо полезным... Например, Алексею приходилось выполнять такие задания, которые никаким боком не относились к военно-ветеринарной службе. Скажем, вывозить полмиллиона штук красного кирпича из "пятерки" - лагеря, расположенного в пригороде Благовещенска. Провозился он тогда дней десять, несмотря на солидные приданные силы - цельный автобат и шесть полковых авторот впридачу. И только, благодаря подсказке многомудрого "хозяина зоны" - полковника внутренних войск Александра Митрофановича Чащина, неожиданно зазвавшего неопытного старлея на рюмку водки в свой кабинет. Открыв огромный сейф, он продемонстрировал изрядный запас разнокалиберных бутылок.
   - "Посольская", "Амурская", "Сибирская пшеничная", "Ерофей Павлович", "Столичная", - с одобрением прочитал Леха надписи на этикетках. - Это чего, из передач изъяли? Что-то не верится! Сорта не народные, какие-то забытые... Да и не передают водку-то таким манером!
   - Щас, размечтался! - довольно загоготал грузный полковник. - Я ведь монополист города по изготовлению бутылочных ящиков. А ведь ни винзавод, ни ликеро-водочный, ни пивзавод так и не научились отправлять свою продукцию навалом. Вот и задабривают. Улещают, так сказать.
   - Извините, товарищ полковник, - преувеличенно робко вставил пройдошливый Алексей - Не по чину, мне, вроде бы с вами водочку-то кушать! Что же, у вас зама для этих делов не имеется?
   - Это заму не по чину ее кушать со мною, - важно ответил полковник. - Ну, суди сам, с подчиненными водку пить я сам не хочу, а одному - принципы не позволяют! Пользуйся моментом, салага!
   Леха, вовсю пользовался. Во время столь необычной пьянки он и пожаловался "хозяину зоны" на черепашьи темпы погрузки, постоянные поломки козлового крана и прочие "подлянки", чинимые сидельцами.
   - Этак я и до весны этот сраный кирпич не вывезу!
   - Ты, это! Найди Ису, начальника склада готовой продукции. Это моя правая рука, зэк такой, ингуш. Дембелем домой ехамши, с Камчатки золотишко пытался вывезти. Земляки его, там спокон веку расхищают. Вот его, дурачка в аэропорту елизовском и взяли, за "коня" его зёмы наняли. Восьмерик ему и дали. Уж как там его родня судью подмазывала, я не знаю, только попал он ко мне на общий режим со своим сроком, да еще на мою "красную" зону. Но организатор он, скажу тебе...Освобождаться ему весной по УДО, отпускать жалко, а придется. Ты ему передачу смастери - он тебе и поможет ...
   - А шмонать не будут на входе в зону?
   - Не ссы, не будут! Кому надо - скажу. Но ты там тоже не борзей, водки - не надо! Чаю - там, курева хорошего, с фильтром, конфеток, сгущенки...Чего мне тебя учить. Особенно не светись, на меня тоже ведь стучат. "Кум" спит и видит себя на моем месте. Служба у него такая, сучья, но нужная. Я и сам "кумом" прежде был...
   Учить Леху этому, действительно было не нужно. И без подсказки мудрого старого "хозяина красной зоны", Леха имел понятие о тюремной жизни. Большинство соседских мужиков, отец самого Алексея, многие приятели-однолетки топтали "зону". Вообще, старшее поколение дальневосточников почти поголовно хлебнуло сталинских лагерей, и это горькое знание впитывалось молодежью с молоком матерей, воспринималось, так сказать, на генетическом уровне. Знание темы и природный авантюризм помогли решить проблему в нужном аспекте. Леха вызвал по телефону закрепленный за ним на период вывозки кирпича зампотыльский Уазик и шустро мотнулся на продсклад, где затарился чаем-сахаром, югославскими сухофруктами сублимационной сушки, сгущенкой-тушенкой (солдат в те, далекие теперь, советские времена кормили неплохо), затем, заехав в первый попавшийся гастроном, он купил пару блоков болгарских сигарет и презрев полковничье предупреждение - бутылку доступной народу сорокаградусной злодейки. Запихав все это за пазуху объемистой полевой зимней формы, Леха придирчиво оглядел себя в магазинном зеркале. Он стал схож с большим беременным пингвином (если таковые имеются в природе). Вздохнув, Леха отправился в узилище, улещать неведомого ингуша. Проинструктированный начальством прапор- контролер беспрепятственно провел Леху через жилую зону в рабочую, отделенную двухметровым забором. Ису Леха нашел быстро, опознав его по горской внешности, новому синему ватнику и неуставной ондатровой шапке. Подойдя к завскладу, Леха тихо, но внятно сказал, глядя в сторону:
   - Я, тут тебе гостинец принес!
   - Положи в штабелях кирпичей, вон там, в стороне, - так же неподнимая глаз, ответил зэк.
   - А не сопрут? - довольно наивно поинтересовался Леха
   - Это на воле прут, а тут крысятничают, но у меня не посмеют. За это здесь раком ставят и жопу рвут, болгарским крестиком...
   После общения с "джигитом" ситуация изменилась волшебным образом. Перестал ломаться козловой кран. На армейские Уралы стали вмещаться не шесть, а все восемь - десять поддонов кирпича. Перестали также исчезать с машин поворотники и стоп-сигналы из цветной пластмассы, похищаемые зэками для разных поделок.
   - Ты ж передай там своим начальникам, пусть поддоны из-под кирпича вовремя сдадут назад! За несданные - штраф немалый. В договоре поставки такой пунктик имеется. Умеющий читать - да прочтет... - напутствовал на прощанье Леху многомудрый лагерный начальник.
   Все так и получилось. И кирпич вывезли вовремя, за что Леха удостоился благодарности от командующего Дальневосточным округом - Ивана Моисеича Третьяка, и поддоны благополучно про..али. Доблестные отцы-командиры Свободненского и Шимановского полков, повелели свалить поддоны в парках боевой техники, где их быстро растащили ротные старшины. Шустрые прапора разобрали поддоны на доски для полок, палаточных каркасов, других хозяйственных нужд. По оставшимся, почему-то неукраденным поддонам, завершая печальную картину, лихо катались танкисты.
   Много чего доводилось выполнять Алексею. Главный его шеф, начальник тыла, красномордый, раскормленный, похожий на внезапно заговорившего борова, подполковник Чиряк, приняв законные пол-литра, часто говаривал подчиненным: "Трудитесь! Я за вас, сволочей, свою работу делать не собираюсь..."
   Толстяк был в меру подл, весьма ленив, вальяжен, глуп. Был он также большим любителем халявной водки, жирной закуси, грудастых и
   жопастых молодух из военторговского общепита, за что был неоднократно и принародно бит тощей и крикливой супругой. Подполковница являлась родной племянницей важного московского тылового генерала. Чиряк всерьез планировал, отметившись на Дальнем Востоке и заполучив соответствующую запись в служебном формуляре, рвануть по протекции "свойственника" в Германию, Венгрию, Чехословакию, а на худой конец - в нищую тогда Польшу (широко раскидывалась тогда по глобусу советская империя). Подвела лень... Приконячил Чиряк Леху составлять очередные списки, на этот раз - списки лиц, склонных к алкоголизму и бытовому пьянству. Осатаневший от этой бумажной дурости, Алексей мстительно вписал Чиряка первым номером. Толстяк, как обычно, подписал бумагу, не глядя. Леха лично проследил за тем, чтобы документ побыстрее был отправлен по назначению, в данном случае в политуправление 35-й армии. Возможно, это и сыграло какую-то роль, кто это может знать наверняка? Только поехал в последствии наш толстяк не в Германию, а в Афганистан. Военным советником при афганском коллеге, заместителе комдива туземной дивизии.
   - Он им, б..дь, насоветует, - пуская сигаретный дым в потолок и мстительно прищурившись, произнесла Любка Мжачих, тридцатилетняя писариха продслужбы, служившая в дивизии со дня ее прибытия на Дальний Восток. Хреновые тогда отношения складывались у Советского Союза со своим великим южным соседом. Прошло уже около пятнадцати лет, как отгремели советско-китайские бои на Уссури, однако, отношения между двумя социалистическими сверхдержавами оставались напряженными. Союз и Китай наращивали мускулы, бряцали оружием на радость американцам. Любка, оставшись "на хозяйстве" одна без отцов-командиров, по причине их отпусков, командировок, запоев, болезней, вполне была в состоянии руководить продслужбой дивизии. Бабахнув "соточку" и закурив сигарету, Любка хрипло орала в телефонную трубку: - Аганур, Аганур...Зампотылу мне соедините! Та-а-варищ майор! Где отчет по заготовке картофеля? Да насрать мне на ваш диплом! Академик гребаный... Солдаты твой диплом зимой жрать не будут! Да хер вам, а не гречку, пока отчет по оборотной таре не пришлете. И повара, чтобы на конкурс приехали вовремя! Да продаттестаты им выдать не забудьте, как в прошлый раз! - Любку, ценили и уважали все начальники служб дивизии, не то, что других писарих-поблядушек. Она-то и встретила Леху, заскочившего в кабинет общего тыла словами:
   - Вали, молодой, за пузырем, вызов в Москву тебе пришел... Везет тебе, в Москве оттянешься по полной программе, затем - в отпуск, почти полгода балду будешь гонять...
  
  
   ГЛАВА 6. МОСКВА УЧЕБНАЯ
  
   В телеграмме предписывалось прибыть в город-герой Москву к исходу 31 мая, в повседневной форме вне строя, то есть в "параллельных" брюках, что уже само по себе было приятным событием для офицера дивизионного звена. Там же говорилось о необходимости иметь с собой денежный аттестат.
   - А вот х... вам, дорогие мои москвичи! - произнес, подумав, Леха. - Тут я зарплату вместе со всеми дальневосточными надбавками получаю, а там - гольный оклад и за звание. Не-а, дураки в другом совхозе!
   Получив получку за месяц вперед, Леха оформил доверенность на получение денежного содержания жене. Уложив чемодан и расцеловав любимого сынишку, шустрого трехлетнего Юрку, он отправился в Благовещенский аэропорт. Разместившись в нутре большой железной птицы и совершив утомительный десятичасовой перелет, с посадкой на дозаправку в таежном Абакане, Леха очутился в Домодедовском аэропорту.
   "Дела, вылетел в полдень, летел полдня, а тут день-деньской! Разница в часовых поясах.... Надо быстрее до этой академии добираться, а то спать уже хочется не по-детски" - размышлял Алексей.
   Добравшись кое-как до улицы со странным названием Чугунные ворота и, вручив дежурному по военно-ветеринарному факультету академии командировочное предписание, Алексей вышел подышать перед сном в Кузьминский лесопарк, начинавшийся за порогом общежития. Учеба его абсолютно не волновала, да и чему могли научить оторвавшиеся от житейских реалий престарелые маразматики, все, как один, носящие полковничьи погоны. Однако, жизнь показала обратное, кое-что ему в жизни потом пригодилось.... Пока же Леха воспринимал командировку как дополнительный, неожиданный отпуск. В Москве Леха был лишь единожды, в одиннадцатилетнем возрасте. Его сюда привозил с собой покойный ныне батя, тогда еще крепкий сорокачетырехлетний мужик, отмотавший в свое время "сталинский срок" по широко распространенной 58-й статье. После отсидки батяня не стал возвращаться в разоренную войной "кацапию", а так и осел на полюбившемся Дальнем Востоке, женившись на приехавшей по его письму украинской девахе Мотре, с которой слюбился в далеком 46-м году на разоренной войною Харьковщине. Там он, двадцатитрехлетний отчаянный шоферюга, помогал в уборке первого послевоенного урожая. Гришка познал в своей короткой, в общем-то, жизни безотцовщину, полубеспризорное детство, голодную юность, проведенную на улице и на ринге спортзала общества "Трудовые резервы", мучения в немецких лагерях. Потом был партизанский отряд после дерзкого побега и хмельная радость победы, встреченной им в рядах дивизионного автобата на северном, пологом берегу Эльбы близ саксонского городка Торгау. А глубокой осенью сорок шестого года, по доносу двоюродного братца и отправился лихой шоферюга осваивать Дальний Восток. Собственно, за проволокой ему довелось быть недолго, к началу пятидесятых его расконвоировали, а затем и вовсе отправили на поселение в Благовещенск. Это невероятное везение объяснялось просто: Гришка был хорошим боксером и прекрасным футболистом, - вот его и определили вратарем в ментовскую команду "Динамо". Да, непростую жизнь прожил Лешкин батя. Впрочем, таково было прошлое большинства старшего поколения дальневосточников. Во всяком случае, почти все отцы Лешкиных друзей и одноклассников о спецлагерях Дальстроя знали не понаслышке.
   Лешка с удовольствием прогуливался по аллеям Кузьминского лесопарка. Ноги привели его на поляну, от которой лучами расходились
   шесть аллей. Пойдя по правой, Леха вскоре оказался у неприметного строения. Почва вокруг него была густо усеяна бутылочными пробками и сухими рыбьими останками.
   - Пивнуха, - безошибочно определил Леха, - запомним, пригодится!
   Обойдя двухметровую стену, окружающую "гадюшник", он обнаружил калитку и возле нее некоторое подобие телефонной будки. Телефона в ней, однако, не было, присутствовала какая-то черная коробочка с большой красной кнопкой. Алексей, не обращая внимания на такую дребедень, шагнул во внутренний дворик. Ничего нового он не увидел, но некоторые особенности имелись. Вместо столиков повсеместно стояли огромные обрезки бревен, на них местная голытьба, подстелив газетные обрывки, разделывала вяленых лещей, воблу и прочую мелочь.
   - И-эх, не живали вы у Амура-батюшки, не едали вы горбуши-матушки, - ехидно буркнул Алексей. - Гопота вы лимитная, рвань кабацкая...
   Как и все дальневосточники, Алексей терпеть не мог москвичей, не без основания считая их людьми вздорными, амбициозными, "понтовитыми". Пиво же, в этом заведении продавалось из автоматов, похожих на газировочные. Бокалов же, как и в любой другой забегаловке Советского Союза, не хватало. Другая, же посуда, типа бутылок и банок в нишу автомата не влезала. Огорченный Леха уже собрался возвращаться в общагу, на пятом этаже которой поселил его дежурный капитан с надменной миной на востроносеньком кукольном личике. Безусловно, среди "масквачей" и были путевые парни, однако лично Лехе такие пока не попадались. Иногда на дальневосточные просторы залетали из Московского военного округа офицерики- "масквачи". Попав в суровые, особенно зимой, условия амурских полигонов (зимой морозы доходят до минус сорока семи градусов, тогда на землю спускается невероятной густоты туман, воробьи замерзают на лету, а плевок падает на землю ледышкой), они теряют лоск и фанаберию. Потеряв столичную спесь, они становятся похожими на заласканного ранее пуделя, которому довелось с месячишко таскаться по подворотням, питаясь с помоек и ночуя где придется. Бежали они из "отдаленки", используя для этого весь "блат", все родственные и иные связи.
   - Слышь, старлей, ты тоже, что ли, на эти балетно-копытные курсы приехал? - приветливо пробасил краснорожий детина с выбивающимися из-под расстегнутого воротника рубашки колечками густой черной поросли волос.
   - Да, что-то вроде того, - осторожно ответил Лешка, в планы которого не входило конфликтовать с местной гопотой в первый же день.
   - Ты присоединяйся к нам, тут все такие же. Будем знакомы, я старший лейтенант Кузнецов Василий, из Байконура, - представился краснорожий здоровяк.
   Остальные трое молодых мужиков, сгрудившихся вокруг чурбака
   со стоящими на нем кружками пива, выглядели тоже не слабо. Кубического сложения невысокий блондин пробасил:
   - Ярослав Лазинский я. Из Львова. Тоже старший лейтенант. - Огромного роста детина, с удлиненным лицом протянул здоровенную лапищу. - Вячеслав Овсянников. Из Татищева я. Дивизия РВСН. Тоже старлей.
   Лешка, пожимая здоровенные ладони, представился. Присоединившись к компании, Лешка присосался к пивному бокалу, заботливо придвинутому к нему Василием.
   - Ничего так мужики, - подумалось Лехе, - не "масквачи", сразу видно.
   Пиво закончилось быстро, подхватив освободившиеся шесть бокалов, Лешка направился к "автопоилке", встав в гомонящую очередь московских "бакланов". Наливая из автомата пиво, Леха едва успевал передавать бокалы коллегам и бросать двадцатикопеечные монеты в монетоприемник, по две за бокал. Лазинский передал ему еще три только что осушенных бокала.
   - Слышь, ка-аманди-ир, - раздался сзади гундосый блатной говорок. - Ты эта-а, качумай, скока ты еще затариваться будешь?
   - Я очередь отстоял, сколько надо, столько и возьму. Не ты мне указывать будешь, - резонно ответил Лешка, озабоченный только тем, чтобы не расплескать содержимое бокалов, которые он еле удерживал двумя руками.
   - Слышь, Колян, дай ему по роже, да и поглядим, чего у него там, в лопатнике, - присоединился к первому гопнику его собутыльник, мохнорылый бугай с татуированными лапищами.
   Еще пять-шесть пропитого вида бакланов придвинулись ближе, образуя полукольцо. Леха оторопел, в форме он был один, руки заняты, маневра никакого. Да и против кодлы и не отмашешься, затопчут или "перо" под ребро вставят. Но в этот момент раздался громкий треск, словно кто-то со всего маха хряпнул арбуз о мостовую. Это гигант Овсянников не размахиваясь, саданул мохнорылого в грудь.
   - Не могу я человека в репу бить! Боюсь, убью ведь на хер, - позже объяснял он Лешке.
   Бугай раскинув руки крестом, спиной влетел в гомонящую толпу, сшибая с ног, сразу человек пять. В "гадюшнике" моментально, словно по свистку арбитра, началось массовое побоище. Невысокий здоровяк Лазинский невозмутимо хватал за шиворот и мотню штанов, подвернувшихся ему гопников, легко вздымал их над головой и, утробно
   ухая, бросал их как мешки с тряпьем. Брошенные, как правило, уже не вставали.
   - Силен, бродяга! - подумалось Лехе.
   В последующую секунду он увидел, как Василий берет на "калган"
   жердеобразного детину, схватившего его за плечи. Сразу же за этим Леха увидел как в занесенной для удара руке клешнястого малого в грязной джинсовой рубахе блеснул нож. Мысленно жалея пиво, Леха метко отправил кружку в полет. Она попала точнехонько в затылок "гладиатору", тот полег, как камыш в бурю. Драка развивалась по законам жанра. Кто с кем бился, понять было невозможно, но махалось человек с полста, не меньше.
   - Валим отсюда, сейчас менты подъедут! - спокойно и даже несколько флегматично произнес Ярослав. Приняв по возможности степенный вид, приятели, не торопясь, двинулись на выход. Причем, Леха напоследок умудрился влепить мохнорылому босяку мощный пинок по его мужской гордости. Теперь она тому, в ближайшие два-три месяца, явно не пригодится. Офицеры, не торопясь, вышли из калитки. В будке, которая так была похожа на телефонную, тревожно топтался солдатик в кирпичного цвета погонах и с красной повязкой на рукаве.
   - Вэвэшник, - подумалось Алексею - ему то, что здесь нужно?
   - Что там делается? - встревожено спросил служивый.
   - Да, вот, гопоту вашу, московскую, уму-разуму маленько обучаем!
   - Дык, вологодские мы, - резонно возразил солдатик. - Валите отсюда, товарищи офицеры, зараз менты приедут. Я кнопку минут пять назад нажал. Ма-асковским по балде настучать - дело святое! А ва-аще, тут лимита в основном гулеванит, такие же вологодские и костромские, как и я сам...
   Такие смешанные патрули из Ментов-пэпээсников и солдатиков дивизии имени товарища Дзержинского в Москве были не в редкость. Московская милиция, вернее ее низовое звено, процентов на девяносто, состояло из завербованных при проезде через столицу иногородних дембелей. "Масквачи" в ментуру шли крайне неохотно, рядового состава
   не хватало, вот и разбавляли ментов солдатиками. Отдышавшись в лесопарке, вплотную подступавшем к подъезду военного факультета ветеринарной академии, пригладив волосы, и отряхнув друг друга возле
   поливного крана, торчащего из стены, приятели солидно поднялись на четвертый этаж факультета. Также степенно пройдя мимо дежурного "задрота", подались на пятый этажи, собрались в комнате, в которую были поселены Алексей, и, как оказалось, двумя часами раньше Василий.
   - Мужики, а что за фигня, факультет-то этот? - спросил Лешка.
   - Да, вот. Года два-три уже "фунциклирует". Берут по избранным институтам студентов, перешедших на четвертый курс, дрочат их тут два года, набивают им головы фигней разной и рассылают по войскам. Не курсанты они, слушателями их обзывают. Те еще придурки, лечить они никого не умеют, не обучены, офицеры с них тоже те еще. Есть и толковые хлопцы, но крайне мало, - обстоятельно поведал опытный Овсянников.
   - Слышь, Ярослав, а ловко ты придурков швырял! Где научился так?
   - Мастер я, по гиревому спорту. Чемпион Прикарпатского округа. Драться кулаками - этого я боюсь. Убью ведь ненароком.
   - Да, боязлив ты! Сразу заметно... - подковырнул здоровяка Леха, под одобрительный гогот собравшихся. Так началось обучение на факультете.
   Долго и нудно тянулись эти три месяца. Ощущение бутафорства и ненужности происходящего постоянно преследовало офицеров во время этого обучения. Вся военно-ветеринарная служба, в своем тогдашнем виде являлась архаизмом. Если передать вопросы санитарного контроля над продовольствием, поступающим в войска, военным медикам, то в ведении военных ветеринаров оставалось только одно - контроль над соблюдением технологии производства животноводческих продуктов в военных подсобных хозяйствах. Только в отсталых на тот период СССР и Китае армия занималась самоснабжением. Все это объяснялось банальной нищетой, денег на содержание армии не хватало. Даже в вассальной Гэдээрии, картошку привозили к КПП частей Немецкой национальной армии уже чищеную, строго в размере суточной потребности, а мясо в виде порционных кусков в опрятных пластиковых контейнерах.
   Настаивать на очевидном, однако, никто не собирался. Поэтому весь переменный состав 44-х офицерских курсов ветслужбы тупо и старательно скреб перьями на лекциях, записывая, например, бред старого маразматика-полковника Ботарева, носившего по недоразумению военно-морской мундир и каждую лекцию начинавшего словами:
   - Мои милые мальсики...
   При этом престарелый полкан брызгал слюной не хуже огнетушителя, щедро обдавая несчастных, сидевших на первых рядах. Хуже того, по разнарядке московской военной комендатуры все учебные заведения Министерства обороны обязаны были выделять по несколько офицеров на похороны всевозможных новопреставленных генералов, кои в это лето мерли в Москве в невиданных количествах. Наиболее востребованными оказались три майора ветслужбы: Михаилы Берестов и Хованников и Иван Жмурдяк, -из-за скопчески-страдальческого выражения лиц, как у пациентов стоматологического кабинета. Алексея тоже хотели пристегнуть к этому коллективу, для пары - ведь венки носят попарно. Однако, Леха, глядя честными глазами в лоб начальника военно-ветеринарного факультета, грузного и морщинистого полковника Коняшкина, деланно смущаясь, покаялся:
   - Вот ведь оказия какая, тыщ полковник. Дурь во мне великая сидит. Сам поделать ничего не могу. Заржать могу в самый скорбный момент. Уж как батя-покойник в детстве вожжами порол, и то не помогло. (Лешкин отец - потомственный горожанин, вожжей в глаза и не видел-то никогда.)
   - Ты это чего, серьезно?
   - Да провалиться мне на этом месте, - стоял на своем Леха, не собиравшийся никого хоронить, тем более, что на поминки никто не зовет и по сто граммов не наливает.
   - Да, нехорошо может получиться! Ну, ладно, иди, занимайся по распорядку дня, - повел лохматой бровью главный военно-ветеринарный педагог вооруженных сил СССР.
   Лешка, донельзя довольный тем, что отмазался, шустро вымелся из начальственного кабинета. Были, однако, и приятные моменты. На занятии по ветеринарно-санитарной экспертизе продовольствия преподаватель, престарелый полковник дядя Петя Ивановцев, чью тщедушную грудь украшало с полсотни орденов и медалей всех времен и народов, повез их на нанятом Пазике на экскурсию на Микояновский мясокомбинат. Перед поездкой он проронил непонятную фразу:
   - Вы, щеглы, хлеба с собой захватите...
   Никто ничего не понял, но на всякий случай положили в свои портфели, завернутые в белые медицинские халаты по белому нарезному батону. Леха, в бытность свою главным ветеринарным инспектором района, не раз проверявший на гражданке санитарное состояние подконтрольного ему Лесозаводского мясокомбината, предусмотрительно заявил Василию:
   - Ты, мил-дружок, особенно не завтракай. Место в утробе поэкономь!
   Мясокомбинат осматривали весьма избирательно. Игнорируя санпропускник и бойню, галопом проскочили разделочный цех, на минутку задержались у рабочих точек ветврачей ОПВК и шустро проследовали за дядей Петей, похожим в белом халате на маленького заснеженного гномика, в корпус колбасного цеха. Опытный Леха в отличие от соучеников не стал жадно жрать сосиски, наполовину состоящие из черт знает чего. Также уклонился он от дегустации вареной колбасы и предостерег от чревоугодия Василия.
   - Слышь, Леха, ты лопай! Халявушка! - возбужденно зашептал Васька. - Денег-то нету ни хера. Вчера последние на выпивку потратили!
   - Терпи, Васятка! Верь, лучшее - впереди, как в песне. Да и денег не сегодня-завтра жена подошлет...
   И только тогда, когда осоловелая от халявно сожранной варенки, группа экскурсантов ввалилась на третий этаж цеха, где выпускалась продукция по кремлевскому спецзаказу (типа языковой колбасы, салями и сервелата), воздержание Алексея и Василия было достойно вознаграждено.
   - Вы знали, гады этакие! - завистливо гудели другие экскурсанты. - Чего ж нас не упредили?!
   - Ни Боже мой, братцы. Как можно... не знал! Просто с утра аппетиту не было! - пучил честные глаза Леха.
   По дороге на факультет дядя Петя остановил автобус у известной приятелям пивной, расположенной в полукилометре от учебного корпуса, невидимого за огромными деревьями Кузьминского лесопарка. Незаметно пихнув в Лехины руки свой старенький портфель, ветеран буркнул:
   - Идите, пивком сожранное осадите! Банка с крышкой там, трехлитровая. Ты ее ко мне в кабинет занеси потом...полную!
   Дядя Петя очень любил выпить, а в пьяном виде, окруженный внимающими ему лохами в военной форме, щедро раздавал посулы:
   - Што? В Германию поехать служить жалаешь? - важно вопрошал пьяненький ветеран, воздевая к потолку сухонькую ручонку с зажатым в ней опустошаемым стаканом. - Ужо позвоню Ильюшке, направит тебя в Германию! Наливай, чего застыл? И-эх, поехали, касатики...
   Илья Меркурьевич Серенький, генерал-майор, начальник военно-ветеринарной службы МО СССР, конечно, ни сном, ни духом не ведал, как используется его имя при добывании огненной воды. У него были свои расклады, в которых не было места пьяным бредням старого маразматика. Такса в генеральском мире была совсем другая, да и услуги предоставлялись соответствующие... Например, за госприемку не совсем качественных рыбных прибалтийских или мясных казахстанских консервов и закупку их для нужд армии. Этак в количестве сотни-другой железнодорожных вагонов. Оплата была неслабая, да и не "деревянными". Разумеется, основной куш доставался генералам из центрального продуправления Тыла МО, но и ветеринарному генералу тоже перепадало. К тому времени бутоны коррупции только набухали, расцвели они чуть позднее, по окончанию царствования последнего генсека, меченого Мишаньки и его Раиски-ханум. Правда, до той поры было довольно далеко. Никто и в страшном сне не предполагал развала величайшей из империй, раскинувшейся от Балтики, до Тихого океана.
  

* * *

   Особенно Алексею запомнилось плановое посещение знаменитого Центра служебного собаководства "Красная Звезда". Все у них, как у настоящих бойцов: в шесть - подъем, после пробежки - завтрак, медосмотр, после построения - тренировка, следом - плановые занятия, дежурство... Жизнь в строго отведенных вольерах, стрижка по уставу...
          В питомнике Министерства Обороны "Красная звезда" проходило обучение службе около тысячи четвероногих питомцев. Всевозможные овчарки, московские сторожевые, черные терьеры постигали здесь основы караульной, сторожевой и минно-розыскной службы.
         Территорию пешком и за день не обойти. Одна только центральная
   улица - больше десяти километров.
   Что показать? - спросил молодцеватый майор, заместитель начальника этого беспокойного хозяйства.
     - Собак покажите! Желательно в работе, - попросил Ивановцев.
   Поехали на полигон. Перескакивая с кочки на кочку, едва успевали за огромным овчаром Лодвигом. Среди бескрайнего поля, заросшего цветущими ромашками, заложено пять мин, конечно же, без взрывателей... Кобель двигался зигзагом, слушатели за ним по прямой. Обошли стоящий на пригорке старенький танк. Перескочили через неглубокую канаву, заросшую орешником. Собака, натянув пятиметровый брезентовый поводок, заскулила и легла у неприметного холмика.
- Тут мина! - заявил вспотевший от бега прапор, втыкая в землю желтый флажок.
   - Каждая мина по-своему пахнет, - продолжил прапорщик. - Тротил по-своему, пластид по-своему... Мы им постоянно новые образцы занюхивать даем. То есть, когда поступают...  А собака, когда мину обнаруживает, то должна лечь с ней рядом и обязательно мордой к ней.
   - А что может помешать?
   - Ну, ветер сильный, ливень, тогда запах уходит. А ежели сука
рядом течная будет, то кобель вообще работать не сможет...
        Прапорщик-кинолог, оседлав любимого конька, увлекся долгими объяснениями:
- Рабочие качества собаки, они не от породы зависят, а от характера собачьего. Ротвейлеры, те вообще безбашенными считаются, а у нас вот была сучонка одна, Тимчей звали, так обалденная минно-розыскная собака и спокойная очень, и уравновешенная... А за пайку удавится, но в работе хороша, хотя с подлецой малость псинка-то...
     - А с кем работать лучше, с кобелями или суками?
   - По минам-то? С суками конечно! - прапорщик демонстративно сделал ударение на предпоследнем слоге. - Они и спокойнее, и в работе стабильнее.
   В центре питомника дымилась-пыхтела собачья кухня-столовая. На стенде был вывешен собачий рацион и меню-раскладка...
   - А щенкам и приболевшим мы и молоко даем! На этот случай у нас и коровы есть! При ветеринарной службе состоят. Ежели пес или сучка заболеет, то получает свежее парное молоко.
      - Сколько времени надо, чтобы служебную собаку подготовить? - поинтересовался кто-то.
   - Для караульной службы, - полгода. А минно-розыскную - целый год.
   - А из Пузанчика нашего собаку за сколько сделаете? Только предупреждаем сразу, ему пайки не хватит! Он у других забирать будет! - съехидничал Василий.
   - Хотел бы я видеть, кто это у Дэя нашего пайку заберет? - гордо подбоченился майор.
   - Да хоть я! - из группы офицеров выдвинулся Димка Поздняков. О том, что он служил в Спасской школе служебного собаководства, кряжистый и густобровый крепыш умолчал.
   - А ежели он тебя погрызет, кто отвечать будет?
   - Он-то не погрызет! - самоуверенно заявил Димка. - А только у меня условие такое: ежели по-моему выйдет, то я у вас двух щенят закупаю!
   - А цены знаешь?
   - За деньгами не постою! Только, чтоб с документами, мне их еще до Владивостока переть! Ну, что, по рукам, или сдрейфил?
   - А ежели погрызет, то половину суммы нам отдаешь, за просто так!
   - Не за просто так, а ни за что! - вставил капитан Улимин, единственный на сборах представитель внутренних войск. - Просто так - это вообще совсем другое... Упаси вас Бог, ежели зону-матку топтать придется, на просто так в карты играть...
   - А почему! Что в этом такого?
   - Западлянка это такая, по зэковским понятиям - это на жопу твою играют... А проиграешь ежели, то тут же и опетушат...
   - Да ну тебя, с этими закидонами лагерными! Ну, давай Димка! - офицеры вытянули шеи в ожидании зрелища. - Покажи класс!
   А дальше произошло чудо - Димка решительно открыл двери и вошел в вольер. Огромный волчьего окраса овчар, до этого мирно дробивший клычищами говяжий мосол, вскинулся и решительно рванулся к Позднякову. Но, наткнувшись на угрюмый взгляд маленьких медвежачьих глаз, невозмутимо взиравших на него из-под кустистых бровей, осел на месте. Затем, перевернувшись на спину, пустил янтарного цвета струю... Весь вид его выражал полную покорность чужаку. Так молодой кобелишко ведет себя при встрече с матерым вожаком. Дмитрий же, огладив кобеля, взял измочаленный его клычищами мосол, продемонстрировал его изумленной публике, а затем скомандовав и добившись от Дэя правильной посадки у своих ног, великодушно отдал мосол кобелю. Тот не сводил с незнакомца восторженного и преданного взгляда...
   - Вот это да! Чтоб Дэй, да так... Слыхал я про такое, но сам в первый раз вижу. Ты, наверное, слово заветное знаешь? - ошарашено спросил майор.
   - Мы много чего знаем! - уклончиво ответил Дмитрий. - А дедушка мой, Филимон Евстратьевич, вообще над зверьми власть имел. На медведя с ножом хаживал... Он, бывало быку или жеребцу, ежели тот буянит, в глаза глянет и все... И возьмет без проблем, обратает и уведет, куда схочет... А про собак и речи не было! Вот и я кой-чего от своего дедунюшки перенял. Так я в начале сентября подъеду, ты ж смотри, слово свое держи! А то я еще кой-чего могу! С людями, к примеру...
   - Слово-то я сдержу. Да вот только тебе надо к нам переводиться! Тут такие колдуны тоже нужны!
   - Не-а, я в Москву нипочем не хочу! Я с Дальнего Востока никуда не желаю! Там просторы, а тут людишки какие-то юркие, мелкие! Смехота! Суетятся, крутятся, друг у друга на голове сидят! А там у нас ширь-то какая...
   Алексей при этих его словах почувствовал глухую тоску по своему краю. Неудержимо захотелось домой, в Приамурье.
  

* * *

   Факультетское начальство, обрадованное халявной рабочей силой, использовало "переменный" состав на всю катушку. Прикомандированных офицеров заставляли красить гаражные ворота, наиболее "одаренных" использовали для украшательства классов. И уж, конечно, всех без исключения гоняли в наряд, дежурными по факультету. При этом требовали являться на дежурство в сапогах и портупее, как, собственно, и положено строевым офицерам. Зато и радость при сдаче дежурства возрастала многократно. Дежурства, сами по себе были нетрудными, но уж очень заколебывали придурки-преподаватели. Каждый из них считал своим долгом лично или по телефону задать глупейший вопрос, типа: - Иван Спиридонович (как вариант - Петр Афанасьевич) не приходил?
   - А кто это такой? - как-то спросил Леха.
   - Как! Вы не знаете начальника факультета (кафедры, клиники)?
   - Для меня он товарищ полковник (или майор такой-то), - отрезал Леха. - Мы с ним не знакомились, и его нам по имени-отчеству никто не представлял!
   Кроме того, все эти придурки рвали друг у друга пресловутый "черный" чемоданчик, хранящийся почему-то не в "секретке", а в сейфе дежурного по факультету. По некоторым данным, самой секретной разработкой, хранящейся в нем, являлась рецептура спецкарандаша против запотевания стекол конского противогаза.
   - Во кони-то педрические, - злобно бубнил Леха, - гады бредовые! У нас в гарнизоне всего десяток полковников на десять тысяч личного состава. Наш комдив, его замы, два начальника военных училищ, танкового и общевойскового, несколько преподов... А тут, их, блядей уйма. Как крыс в погребе с картошкой. Попробуй по Новому Арбату пройди в Центральный военторг! Их только в ближайшей станции метро сотни шляются. Так и идешь, копыто к черепу прижав (козыряя старшим по званию). Хоть руку к голове гвоздем прибивай.
   Он обратил внимание, что в ответ на его уставное приветствие, на территории академии старые пердуны в полковничьих погонах либо кивают в ответ головой, либо цедят сквозь зубы: "Здрасьте, батенька". Оскорбленный в лучших своих чувствах, Леха вообще перестал козырять старперам, вспомнив поговорку начальника службы горючего, Юрки Тумановского: "Мы в деревне жили и на это хер ложили".
   Леха аж взвился, когда его упрекнул в нарушении строевого устава
   престарелый полковник Ивановцев. Выслушав резоны Алексея, возмущенный фронтовик решил проверить положение дел. Послав Алексея вперед, дядя Петя тайно крался следом кустами, отслеживая ответные приветствия своих коллег на строевые изыски молодого офицера. Наконец сердце старого воина вскипело и с возмущенным криком: Вы, что, бляди, охерели? - ветеран выскочил из кустов, насмерть перепугав "военно-морского" полковника Ботарева, который в этот момент ласково цедил Алексею, приветственно приподняв над головой фуражку:
   - Здра-а-вствуйте, мой милый ма-альсик...
   - Я на партсобрании вопрос подниму! - бушевал орденоносец.
   - Да, будет вам, товарищ полковник, - урезонивал ветерана Леха, втайне радуясь незапланированному развлечению.
  
   * * *
  
   Без денег было плохо, вернее, совсем хреново. В Москве они таяли, как снег на солнце.... На "бухалово" уходило немало денег. К тому же и жрать, как оказалось, надо было каждый день, да еще Леха с Василием задались целью посетить все московские театры, благо, что юркие распространители таскали билеты прямо на факультет. Вокруг отгорало
   неяркое московское лето, Кузьминский лесопарк заглядывал верхушками сосен прямо в окна душных классов и жилых комнат. В тоскливом ожидании денежных переводов из далекого Приамурья прошла голодная неделя. И вдруг Василия осенило. Как-то под вечер под окнами общежития раздался истошный Васин рев:
   - Леха-а-а, Леха-а-а!
   Встревоженный Алексей до пояса высунулся в окно, внизу на асфальте маячил Василий.
   - Леха, у меня в шкафу сверток, кидай его мне...
   Леха нашел в шкафу что-то мягкое, завернутое в плащ-накидку и перетянутое ремешками. Тщательно прицелившись, он радостно метнул сверток в Васькину маковку.
   - Эх, не попал, левее брать надо было, - вздохнул голодный Леха. -
   Вдругорядь лучше целить буду!
   Часа через три, уставший Василий втащил в комнату две огромные авоськи, забитые снедью. Чего там только не было... Пара батонов колбасы, трехлитровая банка сметаны, батон белого хлеба, кастрюлька жареного мяса, заботливо укутанная в вафельное полотенце, и прочие разные вкусности.
   - Откуда дровишки? - спросил Алексей, глотая голодную слюну и наблюдая за тем, как Василий рассупонивает ремешки, разворачивает плащ-накидку, солдатское одеяло и достает - из свертка бутылку грузинского коньяку.
   - Великими трудами добыто, пахал как конь, - устало пробасил Василий, поудобнее устраиваясь на койке. - Заведующую кафе "Солнышко" на лоно природы водил. Экскурсия, так сказать!
   - Ты ж ее почаще води, знакомь с природой родного края, -промычал Алексей. - А сам, Васенька, на сметану налегай. Улучшает, так сказать, экскурсоводческие способности.
   - Она меня чудо-богатырем называет, - мечтательно глядя в потолок, поведал кормилец.
   С тех пор и повелось: через день Леха кидал Василию дежурный сверток, а через пару-тройку часов приятели с упоением лопали неправедно нажитое...
   - Муж у нее на двадцать лет старше, районным трестом столовых и ресторанов заведует, а она хорошая, - ворочаясь после обильного ужина, вздыхал Василий.
   - Замечательная, - поддакивал объевшийся Леха. - Как мы раньше без нее жили, ума не приложу! Вась, а какая она из себя? Толстая, поди?
   - Сдобная такая, рыженькая, как солнышко. А жопа - как три моих. Лисичка моя! - расстроганно ворковал сытый Васька.
   Беда пришла нежданно-негаданно. Придя с занятий, друзья обнаружили в комнате третью койку и восседающего на ней Пузанчика. В миру его звали старшим лейтенантом Евгением Огрызковым! Был он мал ростом, пузат, плешив, невероятно болтлив и чудовищно прожорлив. Василию он доводился земляком-однокашником. Оба они заканчивали в разные годы Оренбургский ветеринарный институт. Пузанчик - раньше Васьки на два года. Прожорлив он был как африканская саранча. Отвлекая друзей анекдотами и прибаутками, он успевал сожрать львиную долю харчей и ретироваться прежде, чем друзья успевали осознать размеры утраты.
   - Не убивать же козла такого из-за жратвы! - сокрушенно говаривал Василий.
   - Вообще-то, не вижу к тому препятствий. Оно бы и полезно было! - мстительно бубнил Алексей. - Он же, бурдюк бездонный, жрет, как не в себя. И фамилия у него в масть...
   - И брата его я знавал. Такой же обжора. Это у них генетика такая! - убежденно заявил Вася.
  

* * *

   Пузанчик был личностью абсолютно уникальной: он мог заболтать любого. Задав самому нудному преподавателю безобидный и совершенно нелепый вопрос, он преданно и любовно поглядывал на собеседника своими невинными поросячьими глазками и, не обращая ни малейшего внимания на подробный и обстоятельный ответ собеседника, вежливо и тактично поддакивал, вставлял ничего не значащие, но звучные замечания, наклонял при этом плешивую головенку, как бы признавая превосходство и компетенцию говорящего. И ведь нравилось это престарелым докторам наук в полковничьих погонах. Иное дело Василий и Алексей, оба приятеля относились к Пузанчику, как к неизбежному злу, типа научного коммунизма - обязательного в то время для всех предметов обучения.
   - Это крест наш и нести нам его до конца курсов! - тяжело вздохнув, как-то произнес Василий. - За грехи наши тяжкие...
   - Ну, ежели мы его питаем, отрывая от себя каждую витамину, а в особенности водку, то и удовольствие какое-нито или пользу от сей скотины поиметь обязаны, - категорически заявил Алексей, нимало не смущаясь присутствия самого паразита. Паразит возлежал на соседней кровати, к его тонким губам была приклеена благодушная и снисходительная улыбка. Он только что сожрал более половины кастрюли борща, сваренного накануне хозяйственным Лехой, и теперь с одобрением рассматривал свое огромное пузо, омерзительно воняя при этом своими носками, ухудшая и без того душную атмосферу комнаты, нагретую прямыми лучами, озверелого в это лето московского солнца.
   - Да какая же с него польза-то, с подсвинка этого? Разве, на сало его пустить? - усомнился Василий.
   - Вонюч больно, в глотку не пропихнешь, - с омерзением произнес Леха , окинув Пузанчика оценивающим взглядом ветеринара.
   - А подавитесь мною, - убежденно заявил обжора, переворачиваясь на бок, - я посмертно вонять вдвое сильнее стану.
   - Давай, Вася, хоть лупить его будем! Все ж, удовольствие...
   - Какое же тут удовольствие? Визгом оглушит. Да и суетиться по такой жаре себе дороже, тем более после обеда, - огорченно вздохнул Василий. - Оно, скаженное, к тому же от битья вдвое больше жрать захочет!
   Леха возмущенно хмыкнул, достал из чемодана бечевку и, не обращая внимания на вопли брыкающегося Пузанчика, сноровисто спутал его японским узлом, которому его обучил одноклассник Вовка Шабанов, большой любитель всего японского - от приемов японской борьбы до поэзии, что для опера угро было несколько странным. Из японского Вовка не одобрял только палочки для еды, приходилось пользоваться ложкой. Его жена Светка, суровая дебелая брюнетка с примесью азиатчины во внешности, подобных увлечений не одобряла, считая это придурью. Леха в свое время устроил ее в вещевую службу дивизии писарихой, и она частенько жаловалась ему:
   - Не мужик у меня, а чучело полуяпонское. Вот повязал злодея с японским же пистолетом "Намбу", а медаль его однофамильцу Сашке дали. А у того коня, на его "земле", у бабки какой-то простыни с веревки бомжи уперли, хрен их кто найдет, она жалобами все начальство забросала, так моему - выговор объявили. Я к ихнему генералу на прием ходила, к начальнику областного управления, так он сказал: не отнимать же медаль-то, дадим и твоему ко Дню милиции. Да на хер она мне нужна, вон у дочки колготки драные, горят на ней что ли, новые купить не на что. Выговор отменил, правда...
   - Ну, а однофамилец-то Вовкин, чего?
   - Ой, да ну его в манду! Поляну накрыл царскую. А мне-то чего с этого, с поляны той? Муж приполз на рассвете, перегаром избу завонял, рубашка вся в помаде. Японец херов... Я когда-нибудь ему и Кенту этому хренову ноги поленом поперешибаю!
  

* * *

   На истошные вопли Пузанчика заглянул в комнату старлей Чарушников. Звали его диковинным именем Вилорий, Леха немедленно перекрестил его в Вилондия. Последний был типичным вятским мужичком: крепеньким, с водянистыми голубоватыми глазами навыкате, с встопорщенными щетинистыми рыжими усами. Он немедленно подключился к процессу.
   - О-о-о, Пузыча мучаете? Дело хорошее! Чего ж это скотинка на голом полу валяется? Непорядок!
   С этими словами вятич заботливо подсунул под бок Пузанчику здоровенное ребристое полено, невесть откуда появившееся в комнате.
   - Для кайфа пущего, слаще штоб было валяться, боровку-то нашему...
   Пузанчик, прикрыв глаза, прислушался к новым ощущениям и гневно завопил:
   - Слышь, ты, полено убери, чучело вятское! Лежать жестко ведь! И вообще, кто ты такой? Эти мучают, так хоть право имеют, кормильцы! А ты, на халяву приперся...
   В это время за стеной раздались странные звуки. Звон, грохот, падение грузного тела и все заглушающий семиэтажный мат.
   - У Ярослава что-то случилось! - встревожился Василий.
   Все, кроме связанного Пузанчика, как были, в трусах и майках, ломанулись в соседнюю комнату. Картина была еще та: посреди комнаты на полу, широко раскинув мускулистые ноги, сидел на ж... старший лейтенант Лазинский. На его патрицианском челе красовалась огромная шишка, рядом валялся блестящий металлический стержень, размерами с дворницкий лом, к нему резиновыми металлическими бинтами была привязана массивная дверная ручка, отпечаток которой и красовался на лбу у атлета. Прекратив матерные словоизлияния, спортсмен-гиревик, обычно спокойный и уравновешенный, потирая ушибленный лоб, пояснил:
   - Вот, решил немного физику покачать, привязал лом к ручке. Стою себе - качаю бицепсы, а она, падла, ручка эта..., пердоленная в дупу, - от негодования атлет перешел на родной польский язык, - возьми и оторвись... Мне ручкой в лоб, я на дупу, а лом этот пердоленный, мне в зубы!
   Осмотрев пострадавшего и не найдя серьезных повреждений, кроме огромной шишки на лбу, Лешка, еле сдерживающий смех, участливо предложил Ярославу :
   - Пойдем, страдалец, к нам, стресс снимем. Водочкой и борщом. Если, конечно, Пузанчик не развязался и не сожрал все без остатка.
   - Не должен, - тревожно заметил Василий, - ты ж там таких петель накрутил, удавится скорее. Однако поспешим же, братие...
   Развязав невозмутимо лежавшего на полене Пузанчика, приятели усадили пострадавшего атлета на почетное место и вручили ему наполовину налитый водкою стакан.
   - Пей, болезный, "Лимонная" водочка-то, она способствует...-заботливо потчевал Ярослава Василий.
   - Иначе, один хрен, Пузо все выжрет, - печально добавил Лешка. Ярослав поморщился, но, однако выпил. Водку он не любил, предпочитая хорошее виски с орешками, итальянский вермут, шоколад. Но орешков не ожидалось, пришлось довольствоваться кристалловской водочкой и свежесваренным борщом. Лешка, кстати, был весьма искусным кулинаром. Выпив и закусив, прижимая к шишке на лбу облизанную и вытертую об майку Пузанчика ложку, Ярослав посетовал:
   - Везет вам, хлопцы, компания у вас в комнате такая душевная подобралась...
   - Ну да, а Пузыч? - возразил Леха. - Тоже мне, подарок судьбы!
   - Да Пузыч это так, мелочи, терпеть еще можно. А меня поселили с Омелей Мыкольченко, - с отвращением проговорил Ярослав, - ну, знаете, из Киева, с ветотряда. Мешок такой, форма на нем висит, неумытый какой-то, всклокоченный. Мотня на штанах меж колен болтается у чухана уродского. Недавно идем с ним по улице, а он эскимо купил, глазированное шоколадом. Жрет, как будто не видел мороженного никогда в жизни. Уляпался весь, шоколад по роже развез, а он еще бумажку языком облизывает. Будто и не из Киева, а из тунгусского стойбища! А жадный какой... Я его всяко подкалываю, а он по тупости своей не реагирует. Да, Горпына его на днях родить должна. Надо бы его на "поляну" раскрутить!
   - Удавится скорее, - убежденно произнес Вилондий, - уж я-то его знаю!
   - Он тут кроватку купил в Москве, коляску детскую тоже, коробками полкомнаты заставил.
   - А чего, в Киеве дефицит разве? Столица Украины, все ж таки!
   - Вряд ли, может быть, там только таким идиотам не продают, чтоб не плодились. Как только он все это потащит, надорвется же, придурок? А, насчет того, как он это все попрет, тут хлопцы есть идея!
   Спустя десять минут четверка заговорщиков (пожравшего Пузанчика сдвинуть с ложа было просто немыслимо), уже поднималась на пятый этаж, прижимая к животам стопки белых силикатных кирпичей.
   - Тяжелые, блин! - проворчал Вилондий. - Он ведь усрется!
   - Ото ж, - одобрительно буркнул Ярослав. - Омеле понравится!
   Затем в комнате Ярослава друзья, вскрыв коробки с Омелиными приобретениями, разложили завернутые в газеты кирпичи (подшивку "Красной Звезды" притащил из ленинской комнаты подло хихикающий Пузанчик) среди покупок и аккуратно придали коробкам прежний вид. Через неделю вечерком, очередной дежурный по факультету, маленький, носатый и кривоногий лейтенант Загибайко, прошлогодний выпускник этого же факультета, и непонятно для чего так скоро направленный для повышения квалификации в альма матер, войдя в ленкомнату, где офицеры курсов, вперемешку со слушателями факультета, с интересом смотрели очередной матч чемпионата мира по футболу громогласно возвестил:
   - З Кыива дзвонили! У Омели хлопчик народывся!
   - Надо б скинуться! Подарок какой-нибудь купить, - предложил один из "похоронных" майоров.
   - Со старших офицеров по пятнадцать рублей, с остальных по червонцу, - громогласно прокомментировал Алексей.
   "Похоронные" майоры скривились, но возражать не стали, ноблес облидж. В пущенную по кругу офицерскую фуражку полетели червонцы и пятерки, набралось триста рублей, более месячной зарплаты молодого папаши. Однако, тот, появившись на людях и не зная о складчине, сразу же поставил точки над " I ":
   - Хлопцы, а я ж вам горилки не купуватыме!
   - А чего ж так, Омеля? - вкрадчиво спросил Алексей. - Событие ж такое! Первенец, так сказать...
   - Тому, що вы не маете нияких видносинь до цией справы, - с кривой усмешкой, отводя глаза в сторону, пробубнил чудовищно жадный киевлянин.
   - А мы, Емельянушко, денег собрали тебе на приданое младенцу, но раз ты козлина такой, то и пропьем все за его здоровье! - лучезарно улыбаясь, пакостным тоном пропел зловредный Васька. - Не раздавать же назад!
   Скаредного папашу перекосило, бессонница до конца сборов ему была обеспечена. Набившись в тесноватую для такого дела Лехину и Васину комнату, рассевшись кто- где смог, офицеры устроили очередной "забег в ширину", гонцы притащили два ящика водки и всяческую снедь, закупленную в ближайшем гастрономе, куда они еле успели до закрытия. Гульбище продолжалось до двух часов ночи, благо назавтра был выходной день, про жлобовитого папашу и его отпрыска и не вспомнил бы никто, если бы время от времени в комнату не просовывалась его чубатая, вислогубая физиономия:
   - Хлопцы, налейте ж тришечки горилки и мэни, я ж папаша...
   - Сгинь, урод конченный! Куркуль поганый!
   Пущенный чьей-то нетрезвой рукой офицерский ботинок врезался в дверной косяк. Молодой папаша ойкнул и, втянув голову в плечи и оглашая окрестности жалобными стенаниями, исчез.
  
  
   * * *
  
   Время на сборах то тянулось как резиновое, то летело вскачь, в зависимости от наполнения событиями. Многие офицеры втихую пьянствовали, соблюдая при этом строжайшую конспирацию. В связи с этим в окрестных магазинах и киосках были на корню скуплены мятные леденцы и мускатный орех. Леха и Василий, не чураясь, впрочем, и водочки, тем не менее, посетили все доступные театры. Не удалось им побывать только в Большом и на Таганке по причине их заграничных гастролей.
   - Слышь, Вася, что тебе в театрах больше всего нравится?
   - Пиво "Останкинское" в буфете, да бутерброды с осетриной! -предельно откровенно ответил Василий.
   Посетили друзья и Ваганьковское кладбище. Получилось это спонтанно, просто в одно воскресное утро Леха предложил посетить могилу Владимира Высоцкого. Вася сразу же согласился. Доехав на метро до станции "1905-го года", друзья выбрались на поверхность и проследовали мимо Ваганьковского рынка, попутно купив ромашек у пьяненькой молодки, сдуру вручившей им букет и отсчитав мятыми бумажками и мелочью двенадцать рублей сдачи с полученного червонца. Впрочем, приятели и не сразу заметили это, так как были поражены огромным количеством народа, двигающегося по направлению к кладбищу. Подойдя ближе к воротам, друзья остановились в изумлении: огромная масса народу, тысяч этак с двадцать, растянулась километра на четыре вдоль стены кладбища. Очередь, однако, двигалась быстро, кроме того, ожидание скрашивали песни безвременно почившего барда, доносившиеся из множества портативных магнитофонов. Спустя некоторое время друзья прошли мимо могильного холмика, сплошь заваленного цветами, сотни свечей горели возле могилы, защищенные от порывов ветра ламповыми стеклами, десятки известных всей стране людей стояли у могилы всенародного любимца, до самой смерти гонимого партийно-чиновничьей бандой.
   - Вася, да ведь сегодня вторая годовщина его смерти, - врубился Леха. - Вот народец-то и подсобрался...
   Пройдя мимо могилы актера и певца, друзья долго бродили по кладбищу, разглядывая могилы поэтов, певцов, артистов, писателей. Леха отщелкал пару пленок своим "Зенитом".
   - Вася, давай назад двигать, мне сегодня в наряд заступать.
   - Бедолага, а к нам с Пузанчиком две землячки сегодня подъедут, проездом из Франкфурта-на-Одере в Оренбург. Просили помочь их чемоданы неподъемные с Белорусского вокзала на Ярославский перевезти, надорвемся, поди! Из-за границы ведь с маленькими и пустыми не ездят!
   - А на хера так мучиться? Есть же там служба такая - передвижка называется. Берешь "насильника", он везет их бебехи в камеру хранения, и там оформляете, куда далее отвезти. Только пусть упакуют в бумагу и обвяжут, а то ополовинят барахлишко-то. А на Ярославском, тоже в камере, получите, опять на "насильника" и в вагон. Охота вам самим-то жопу рвать. Ну, ты-то здоровый, а Пузу, куда такое тягать?
   - А потом с ними будем водчонку квасить, безобразия хулиганить и пьяным мордам грязь валяться, - с деланным татарским акцентом мечтательно протянул Василий.
   - У Сашки-синяка хату сняли? - вопросил Леха, имея ввиду, завхоза факультета, нередко сдающего квартиру для любовных утех офицерам, а также приторговывающим водочкой во внеурочное время. Сам завхоз на это время перебирался к сожительнице.
   - У него, ясен бубен, где ж еще! Пузыч должен уже туда водочку с закусью подтянуть. Колбасы-балабасы, вкусности всякие...
   - Сожрет сам все, собака поганая, - убежденно сказал Леха.
   - Не должен, как будто, - с сомнением и тревогой произнес Василий. - Я ему сказал, что пришибу гаденыша!
   - Это Пузыча не остановит, - злорадно подлил масла в огонь Леха. Ему тоже хотелось поучаствовать в "газ-квасе", тем более что стройный и симпатичный, он пользовался у дам куда большим спросом, нежели лысый Пузанчик с обвисшим животиком, вечно воняющий носками. Однако ему предстояло сутки париться за пультом дежурного по факультету. И это было нестерпимо, хотя бы потому, что "псевдовоенные" руководители факультета повелели заступать на дежурство в повседневной форме для строя. То есть - в сапогах. А приехать в Москву было приказано в повседневной форме вне строя, то есть в ботинках.
   Приходилось дежурить в Васиных сапогах, на полтора размера меньше. Ох, какой это был кайф - снять по окончании суточного дежурства сапоги и, задравши опухшие ноги на спинку кровати, тихо материть московских придурков в полковничьих погонах!
   На следующее утро, за полчаса перед построением примчались Вася и Пузанчик. Вид у них был весьма подержанный. Земляки явно были не в духе и друг на друга смотрели искоса. Причем, здоровенный Василий виновато прятал глаза, а мелкий Пузанчик злобно бухтел и нахохленным воробьем наскакивал на более крупного земляка.
   - Случилось чего, мужики?
   - Да все из-за него, урода хренова... Любитель остренького, блин! -
   злобно проквохтал Пузанчик.
   - Не ворчи, Женя, без тебя тошно, - примирительным тоном произнес Василий.
   А произошло следующее. Разложив на тарелках разные московские вкусности: колбасы, буженину, сало и другие дары гастрономии, - расставив бутылки с водкой и вином, Вася отправил Пузанчика на улицу - встречать такси с землячками. Оставлять обжору наедине с накрытым столом он не рискнул. Вася, тем временем узрел на подоконнике горшок с комнатным перцем, темно-зеленым кустиком с пламенеющими ярко-красными, бешеной жгучести перчиками. Сорвав с пяток стручков, он разломал их на части, очистил от семян и выложил на блюдце, стоящее между тарелок с мясной гастрономией. Когда почти все было выпито-сожрано, землячки с землячками решили перейти к любовным игрищам и забавам. Выпитая в меру водочка и съеденный в качестве приправы термоядерный перчик способствовали приливу крови к детородным органам. Бешеная эрекция, усугубленная длительным воздержанием, наличествовала. Завалив ядреную оренбургскую казачку на жалобно заскрипевший диван, Вася угнездился меж ее призывно раскинутых чресел и, подхватив свой детородный корень, попытался втиснуться в заветную расщелину. Сделав пару-тройку возвратно-поступательных движений, Вася к своему ужасу ощутил немилосердное жжение в известном органе.
   - Что у нее там, примус? - мелькнуло в бедовой Васиной голове. Вскочив с ошалевшей землячки, Вася галопом кинулся в ванную. Однако,
   горячая вода из душа жжения не уняла, стало еще хуже. Урча медведем и пританцовывая, Василий тщетно полоскал свой отросток теплой водой. Его пассия, влетев в ванную комнату, решительно выдрала у него из рук гибкий шланг и, присев, запихнула его между ног. Материлась она при этом не хуже пьяного прапора. Снаружи в это время молотили кулаками в хлипкую дверь Пузанчик с подругой. Кое-как утихомирив жжение в заветных местах с помощью вазелина, компания проследовала к столу, чтоб залить горечь неудачи водочкой. И тут взгляд Пузанчика упал на остатки злющего перца, который земляки брали и разламывали руками... Скандал был грандиозен. Девки, чуть не пришибли земляков. Почему-то больше всех досталось Пузанчику.
   - Козел ты Вася! Когда еще такие телки подвернутся? - ныл Пузанчик. - Тем более, они и сами по этому делу соскучились...
   - Ну и греблись бы с перчиком-то! Оно злее, огневитее! - подначивал Леха. - Малодушные вы какие-то! Перед трудностями пасуете...
   - Ага, это как хрен над спиртовкой держать! - злобно огрызнулся толстячок.
   - Опыт - великое дело! Тебе виднее! - съехидничал Алексей.
  

* * *

   На следующий выходной Алексей уговорил Васю пойти пошляться по Москве. Алексей когда-то с упоением зачитывался Гиляровским, и теперь ему хотелось обнаружить в нынешней Москве хотя бы следы той, старой, с любовью описанной автором. Выйдя из метро за одну остановку до Лубянской площади, офицеры пошли в сторону центра столицы. Перейдя на левую, почему-то свободную от прохожих, сторону какого-то бульвара, Алексей к своему удивлению обнаружил, что возле каждой двери зданий, стоят парные патрули. Ядреные прапорщики с васильковыми и бордовыми околышами на фуражках с подозрением посматривали на приятелей, но ничего не предпринимали. Покосившись на вывеску, висевшую у входа, Алексей прочитал: "ЦК КПСС".
   - Слышь, Василий, куда это нас занесло? Давай-ка побыстрее дергаем на хер отсюда! Вон, в тот подземный переход, что ли!
   Пройдя по длиннющему подземному переходу, они вышли на свет божий. Сзади от них, на высоком постаменте стоял известный от Москвы до самых до окраин Железный Феликс. А впереди, в тридцати шагах стояло то самое здание, из окон которого было видно Магадан.
   - Ох, ни хера себе, давай назад, в подземный переход! Там в нем еще какой-то отнорок был.
   - Ну, Леха! Вечно ты куда-нибудь заведешь! Ну, тут хоть Детский мир, а не еще какое-нибудь гестапо... - облегченно вздохнул Василий. - Ну их на хер, такие путешествия, давай лучше в кабак сходим... Вон я на Арбате, на углу видел. "Прага", кажись... Вот туда и пойдем.
   В "Праге" друзьям не понравилось. Какие-то прилизанные "мажоры" косились на них из-за соседнего столика... Официант с недоумением поглядывал на их старшелейтенантские погоны...
   - Знаешь, Вася! Давай допьем по-быстрому этот поганый коньяк и валим отсюда, а то мне тому хмырю из-за соседнего столика так и тянет в грызло зарядить... Не в тот кабак мы зашли, тут, видимо, их "золотая молодежь" зависает! А нам в калашный ряд, видимо, по их понятиям не дозволительно. И вообще, меня уже от ихних рож мутить начинает... Соскучился я по своим местам! Народ там не такой, лучше у нас народишко-то... Вот, помню, из тайги вышел, заболел я на учениях, так наш зампотыльник меня в госпиталь отправил... Метель, сумерки уже. Стою на дороге - жду попутку. Лесовоз остановил, так меня водила до самого Свободного сорок километров вез, а когда я ему денег предложил, так еще по матушке обругал... Там к военным отношение совсем другое! А после событий на Даманском, так особенно...
   Наконец-то трехмесячные сборы подошли к концу. Позади остались бесконечные, нудные лекции, зачастую ничего не дававшие ни уму, ни сердцу. Престарелые "полканы", изо всех сил оправдывающие свое пребывание в "первопрестольной" и солидные оклады денежного содержания, с огромным рвением имитировали кипучую деятельность. Они вдалбливали офицерской молодежи различные бредовые идеи, например, как с помощью ФОМО (фиксационного оборудования для массовой обработки скота, представляющего собой кучу железных кольев, брезентовых лямок и тому подобного хлама) победить супостата, посягнувшего на мирный труд советского народа. Лешка, в свое время с отличием окончивший институтскую военную кафедру по специальности "командир мотострелкового взвода на БТР-60 ПБ" вконец озверел от этого бреда. Преподаватели военной кафедры -простые пехотные майоры и подполковники, научили его весьма прилично стрелять из автомата, кидать гранаты и нарезать сектора стрельбы взводу в обороне. Так вот, окончательно офуевший от услышанного бреда, по обыкновению невинно-ехидным тоном Лешка спросил полковника Ботарева, вошедшего в почти оргастический экстаз при живописании картины ликвидации последствий ядерного взрыва:
   - Тыщ полковник, а как вы себе представляете действия мотострелковой дивизии при нанесении китайцами ядерного удара по Благовещенску, не дай-то Бог? И куды ж там ставить это ФОМО?
   Препод был смертельно уязвлен, брызгая слюной, как огнетушитель-пеногон, он с яростью обвинял молодых офицеров в неуважении к старшим по званию, сулил всевозможные кары, типа двойки на экзамене, выговора на очередном партсобрании и т.д. и т.п. Вопли его раздавались еще полчаса после звонка, оповестившего о конце последнего часа занятий.
   - Слышь, Леха! Ну их на хер, маразматиков старых... Не заводил бы ты старого придурка. Тебе чо, кисло тута? Ма-а-сква, бля! У нас сейчас на Байконурщине в тени плюс сорок пять, и так уже месяца два... Сгорело все, на хер! А тута - гляди: трава, парк какой с деревами, пиво в "Хомуте", девы доступные табунами бродят. Чего же тебе еще надобно, собака? Да и недолго нам тута осталось! - огорченно пробасил Василий, посматривая на часы. - Теперь из-за этого припадочного в студенческую столовую опоздаем, набьется туда черномазых, загребешься в очереди стоять! "Солнышко" еще закрыто...
   Негров и прочей "неруси" в академии училось, действительно, очень много. Лешка в самом начале учебы попал в очень интересную ситуацию. На четвертый этаж учебного корпуса, где собственно и располагался военно-ветеринарный факультет академии, взошла молодая, привлекательная дамочка с округлыми формами. Она растеряно огляделась по сторонам и обратилась к Алексею, дежурившему в это время по факультету:
   - Та-а-варищ ва-а-енный! А у вас электрика нету?
   - Да был какой-то синяк, но уже вкусил алкоголя с пол-литра и уполз куда-то. С полчаса назад. А проблема в чем?
   - Да я вот со студентами занятие по русскому языку провожу, а магнитофон не подключается. Помогите мне, пожалуйста.
   Усадив Василия за пульт дежурного и гордо выпятив грудь, Леха, весьма галантно поддерживая аппетитную дамочку под локоток, весь из себя "военный", в сапогах (на полтора размера меньше, чем надо), портупее и с повязкой дежурного на рукаве спустился на первый этаж. Зайдя в маленькую, аудиторию, он от удивления замер. На него уставилось около тридцати пар глаз, принадлежащих разноплеменным и разноцветным детям саванн и джунглей. Они являлись студентами подготовительного факультета, где их в течение года учили русскому языку, общепринятым манерам поведения (пользования унитазом, краном, туалетной бумагой и прочими волшебными амулетами белых людей) и только после этого начинали учить ветеринарному делу. Таких пестреньких рож Леха не видел никогда. Особенно его поразил один туземец своей оригинальной окраской. Лицо его, черное до синевы у висков, постепенно светлело и к носу становилось шафранно-желтым. -Эк его угораздило, сердешного, - жалостливо буркнул Леха. На сдвинутых столах перед "мандалайцами" стояла тройка самоваров (а значит, напряжение в сети присутствует), небольшие фаянсовые чайнички с заваркой, на тарелках грудами лежали сушки-баранки, пряники и всевозможные коврижки. Туземцы радостно загалдели и с надеждой уставились на большого белого человека в военной форме.
   - Это у нас занятие так проходит: чай пьем и поем хором русские песни, - пояснила сексапильная преподавательница.
   - Правильно! - одобрил Леха, - животинка, она ведь тоже ласку любит! Жаль, что у нас таких занятий не проводят...
   Назначив себе в помощники диковинно раскрашенного "мандалайца", Лешка ловко раскрутил вилку магнитофона и обнаружил перелом одного из токоведущих проводков, устранив неисправность, он сноровисто собрал вилку. Разноцветный помощник, оказавшийся представителем мадагаскарского племени макуа, старательно помогал Лешке, подавая то отвертку, то винтик, то ножик. Он был ужасно горд и Лешка, растрогавшись, снял с рукава повязку с надписью "Дежурный по факультету" (в дежурке лежало еще три таких) и протянул ее макуанцу.
   - Носи, людоед, и гордись, назначаю тебя верховным шаманом...
   Разноцветный, ни хера еще не понимавший по-русски, благолепно сложил руки перед грудью и восторженно залопотав, поклонился.
   - Отцу отпиши, поведай, что на повышение пошел, - незаметно пряча в карман упакованный в целлофан тульский пряник, поощрил двуцветного везунчика Лешка. - Ну, прощевайте, господа бабуины, военного вам счастья...
   Зачастую, проходя строем к месту построения и развода на занятия, мимо общаги для смешанных семей, офицеры слышали громкие крики из открытых по случаю немилосердной жары окон.
   - Твоя зачем меня сковородка биль? - визжал мужской голос.
   - Я тя, козел черномазый, отучу кусаться! - гневно, с рязанским акцентом отвечала женщина.
   - Твоя моя биль, мне больно... - горестно завывал черномазый супруг.
   - Да, тяжело папуасу-то с русской бабой, - сокрушенно сказал Василий, - или зашибет придурка, или хвост отломает.
   - Ничего, он ее в Африканию вывезет - отыграется. Всем своим племенем драть будут, а когда надоест - в соседнее на свинью обменяют, либо сожрут на хер, - убежденно вставил шагающий сзади Ярослав. -Знаем, проходили уже!
   - А не хер было за людоеда замуж выходить, - заметил вятский Вилондий.
   - Да ей лучше за людоеда, чем корячиться по лимиту на "Москвиче". И ведь выбора никакого. Ты прикинь, что в селах делается, мужики все поспивались, а девки бегут из сел в города, хоть в ПТУ, хоть на фабрику, лишь бы с деревни долой. За черную харю замуж - это им вообще счастье...
   - Это вас, у кацапов так. А вот у нас на Львовщине...
   - Ты Ярослав, не ври. Знаем мы вашу Львовщину. К нам в Приморье от вас переселенцев вербовали. Та еще пьянь. Подъемные пробухают, корову государством дареную сожрут и бегом в соседний район. А им по указу две такие попытки полагается. В соседнем районе та же херня, лыко-мочало начинай сначала, - пресек "бандеровские" происки Леха. - Так что эти западные украинцы еще тот народ! А вот те, что еще при царе к нам приехали, вот те - да! Хозяева справные!
   - Да я поляк, вообще-то, - парировал Ярослав. - Но и ты в чем-то прав! Ведь не сорвется с насиженного места добрый газда и не поедет к черту на кулички, а срани-то, её везде хватает...
  

* * *

   Наступила волнующая предэкзаменационная неделя. Многие из офицеров уже приобрели обратные билеты до дому. Чрезвычайно озабоченный Василий перевернул всю комнату в поисках какого-то загадочного посадочного жетона. Весь его вид выражал крайнее беспокойство, граничащее с отчаянием.
   - И куда ж я его, блядь, засунул? Жетончик этот!
   - Слышь, Вася, что это за хрень такая? И что ты так убиваешься? Обходился же до сих пор! А потерял ежели, то и хер с ним!
   - Ага, без него меня в самолет хрен пустят. Их военный комендант города Ленинска выдает перед отъездом и военным, и гражданским. А поездом по жаре пилить до станции Тюра-Там, так издохнешь. Не от жары, так от поноса какого-нибудь. Это из Москвы вагоны чистенькие отправляются, а по Казахии, пока он до Кзыл-Ординской области дотащится, то кочевники его засрут так, что мама не горюй!
   - Напрасно наши предки их стоя ссать научили, - авторитетно заявил Пузанчик, так же как и Вася, происходивший из оренбургских казаков. - А срать стоя они уже сами научились...
   Леха, в то время еще по-братски относившийся ко всем народам, населявшим территорию Союза, тем не менее, по достоинству оценил это
   высказывание толстячка. Впоследствии, общаясь в армии с детьми степей, среди которых казахи, кстати, были самыми приличными людьми, он часто поражал номадов этим высказыванием... Чертов жетончик нашелся-таки в потайном карманчике Васиных бриджей, сдуру именуемых "галифе", уже приготовленных к отправке на помойку - Вася и Леха, поочередно ходившие в них на дежурства, умудрились протереть их до дыр.
   Выпускной экзамен оказался не таким и страшным, тем более, что
   разрешалось пользоваться собственноручно написанными конспектами.
   Конспекты писались в так называемых "секретных" тетрадях, хотя чего секретного было в бреднях престарелых полканов, никто уразуметь не мог. Некоторые, особо писучие майоры завели себе аж штук по пять. Василий, исполнявший обязанности "секретчика" и поднабравшийся от Лешки "змейского ехидства", по окончанию экзаменов поступил с этими рукописями просто и незамысловато. Написав на каждой резолюцию "Уничтожить" он сдал их в секретное отделение факультета.
   - Трахаться еще с этим дерьмом. Сопроводиловки пиши, законвертовывай, рассылай хер знает куда, - злобно гундел Василий. - Правильно, Леха?
   - Вась, а этот придурок, бабообразный майор с Кандалакши, он ведь все плакаты со стен туда переписал... Во расстроится, придурок! Еще удавится с горя!
   - Этот, баба Миша, который? Да и хрен с ним! Да он и узнает-то месяца через два... Да и то, ежели запрос сделает.
   К одиннадцати утра экзамены сдали все. Появившийся замполит факультета полковник Немиров загнал офицеров в ленинскую комнату, где мытарил жаждущий пива народ тем, что тридцать минут произносил бессмысленные фразы о ведущей роли партии в истории, в конце этой тягомотины "политрабочий" произнес:
   - Товарищи офицеры! Сложилась добрая традиция, что по окончанию курсов выпускники преподносят нашему любимому факультету подарок, который будет помещен в наш музей. Вот и вы на торжественном собрании, после вручения вам свидетельств об окончании этих курсов этот подарок и вручите руководству факультета. Да помните, на собрании будет присутствовать сам начальник военно-ветеринарной службы министерства обороны генерал-майор Серенький, поэтому погладиться и начиститься. Как ему покажетесь, так и служить далее будете. Кстати, хочу вас поздравить с окончанием курсов и довести до вас следующее: приказом начальника Тыла вооруженных Сил СССР маршала Куркоткина некоторым вашим товарищам объявлена благодарность! Зачитываю фамилии...
   - Слышь, Леха, и тебе объявили! Это, наверное, за то, что ты тогда пьяненького Ивановцева не бросил на улице, а до дому дотащил! - шепотом подначил Вася.
   - Русские своих не бросают! - выпятив грудь, отозвался Лешка. - И потом, иду, смотрю, человек на скамейке лежит, а тут и дождь накрапывать стал. Жалко стало, простудится ведь, он же старенький... Хорошо, что адрес его знал! А там-то и нести было нечего... В нем, в полковнике том, три пуда вместе с ботинками... А благодарность от замминистра - дело серьезное, а уж за что она - это дело десятое... У меня от командующего армией была, от командующего округом - тоже, от комдива - само собой, а от замминистра - это первая. Главное - в личное дело запишут... Ну, мне-то, положим, за Ивановцева, а тебе за что?
   - Как за что? За муки мои, здесь претерпелые! Один Пузанчик чего стоил... А Рыжика своего, ну, заведующую кафе, ублажать! Это ж сколько сил пошло... Не за себя старался, для всего общества, колбасу с котлетами-то, небось, всем кагалом жрали!
   - Да, Васенька, когда б не ты, загнулись бы от голодухи...
   - Подарок им, сукам рваным, - часом позже возмущались офицеры, собравшиеся в курилке. - Не шоколад с чулками ведь им дарить. Тут думать надо...
   - Мужики, я берусь! Но с условием: скидываемся по червонцу, мы с Васей едем и покупаем подарок. Вам не показываем, в назначенное время вручаем на митинге руководству. Если он этим гондонам понравится, и они об этом принародно заявляют, то остаток денег совместно пропиваем. Делаем, так сказать, последний "забег в ширину", - уверенно заявил Лешка, моментально просчитав в уме параметры аферы.
   - А если ты какое-нибудь говно купишь, и оно руководству не по нравится? - злобно вопросил чудовищно жадный киевлянин Омеля.
   - Не ссы, Омеля, стопроцентно понравится, и они сразу же об этом заявят. А если же я окажусь не прав, то всем деньги раздам назад, из собственного кармана. А окажусь прав - с тебя еще червонец, чтоб рыло свое паскудное не высовывал, - отрезал Лешка, не обращая внимания на делавшего ему предостерегающие знаки Василия.
   - Ну ты, Леха дал! Что ж мы им купим-то? Сумок полевых в военторге, что ли?
   - Вася, все будет замечательно, уложимся в тридцатку. Остается двести семьдесят, их и пробухаем всей артелью. Хватит нам на водку с шампанским и на консоме с профитролями, - загадочно ухмыляясь, ответил Алексей.
   Доехав до станции метро "Пролетарская", друзья поднялись на эскалаторе и вошли в универмаг. Леха решительно свернул к сувенирному отделу и, ни секунды не колеблясь, приобрел за двадцать три рубля огромный алюминиевый бюст вождя Октябрьской революции - "дедушки" Ленина. Нацарапав что-то на полученном чеке шариковой ручкой, Лешка двинулся к старому еврею-граверу, сидевшему неподалеку в стеклянной будочке. "Военно-ветеринарному факультету от участников 44-х офицерских курсов ветсостава МО СССР", - гласила
   свеженькая гравировка на бюсте.
   - И пусть хоть какая-нибудь сука посмеет сказать, что ЭТО им не нравится, - мстительно заявил Леха.
   - Да кто ж посмеет-то? Ну, ты и аферист, Лешка! - с восхищением заметил Василий. - Это ж мы в двадцать восемь рублей уложились, а двести восемьдесят два - на банкет. (Эта сумма равнялась месячной зарплате старшего лейтенанта в средней полосе, т.е. без надбавок за отдаленность региона и выслугу лет).
   Захватив богатырей Лазинского и Овсянникова, друзья отправились в ближайший гастроном, где и прикупили тридцать бутылок водки, пару ящиков лимонада, полпуда копченой колбасы, шпротов, майонезу, огурцов, лимонов, хлеба, сыру и еще всякой всячины. Напоследок взяли пару бутылок молдавского коньяку "Белый аист" для тех немногих молодых преподов, приглашенных на отвальную.
   - И еще полсотни на опохмел осталось, - шепнул на ухо Васе Алексей.
   Видели бы вы кислые рожи генерала и его прихвостней, когда после ответного слова старшины курсов, пожилого майора из Кишиневского ветотряда, Лешка, благоговейно прижав к груди лысое изваяние, строевым шагом вышел к трибуне и звонким голосом отчеканил:
   - В знак благодарности за полученные нами знания, мы офицеры ветеринарной службы, прибывшие сюда со всех концов нашей великой Родины, дарим любимому факультету бюст нашего дорогого вождя и учителя. Воодушевляемые его идеями мы готовы жить и бороться во имя торжества коммунизма, применяя при этом знания и навыки, полученные во время учебы на факультете, ставшем для всех нас навеки родным и близким...
   Ошеломленные простотой решения вопроса офицеры курсов восторженно зааплодировали. Генерал же, приняв соответствующее моменту выражение лица и покосившись на приглашенного по случаю выпуска корреспондента главной военной газеты "Красная Звезда", произнес заключительное слово. В нем он упомянул, что руководство ветслужбы искренне радо полученному подарку и считает его самым-самым замечательным со дня основания факультета и, что он, от лица всего верховного командования и партийной организации, благодарит их за него. Вечером, собравшись вокруг сдвинутых и заставленных бутылками и закусками столов в комнате старшины, офицеры шумно высказывали одобрение Лешкиному уму и находчивости.
   - Во, блядь, дал! Аферюга хренов.
   - Психолог, как есть психолог!
   - А я чуть не охерел, когда он это лысое чучело из портфеля выволок, - прозвучал голос выходца из Западной Украины.
   - Ты поосторожнее в словах, тут тебе не Бандеровщина! Заложат...
   - Не, мужики! Это именно то, что требовалось. Дедунюшку Вову им...
   - Вот и пусть генерал его у себя на даче поставит. На камин, б...дь,
   на пианино! Ежели оно у него имеется! Или орехи пусть им колет!
  

* * *

  
   Следующим вечером Василий в последний раз сводил всеобщую кормилицу (заведующую столовой) на экскурсию в огромный Кузьминский лесопарк. Вернулся Вася не через пару часов, а гораздо позже.
   - Ну, вот и попрощались, - дрогнувшим голосом печально произнес Вася, - как мы теперь друг без друга?
   - Теперь тебя, Васенька, супруга кормить-любить станет! - утешающее произнес Алексей, алчно воззрившись на огромный сверток, принесенный Василием.
   - Погоди, сам разберу, - мрачно произнес Василий, - да, жена, говоришь? А эта меня чудо-богатырем называла, Васенькой любимым!
   Леха и вертевшийся рядом в ожидании халявного застолья Пузанчик, сочувственно промолчали. В пакете, кроме традиционно обильной снеди, уворованной рыжей Васиной пассией в московском общепите оказались:
   - бутылка кубинского рома - одна
   - бутылка кубинского ликера - одна
   - бутылка югославского виньяка - одна
   - большой флакон одеколона "О Жен" - один
   - мужские кожаные перчатки румынские - одна пара.
   Набившиеся в комнату Вилондий, Овсянников, Лазинский совместно с Лешкой, Пузанчиком и тяжело переживающим разлуку с "кормилицей" Василием довольно быстро употребили импортное пойло и отдали должное закускам.
   - Солнышко ты мое рыжее, - растроганно ворковал Василий, поднося к цветной фотографии любовницы горящую зажигалку, - ну куда ж я тебя возьму-то? У меня ж дома жена и двое деток. Найдет - скандал выйдет немалый. Э, б....ь, одеколон не выпейте, лоси херовы!
   - Не грусти, Вася, все устаканится. Верно, Пузанчик? -сочувственно произнес Алексей.
   И тут Пузыч взорвался. Три месяца он отрабатывал халявные харчи, терпя подколки приятелей. А когда им был допит последний халявный стакан и доеден последний халявный кусок колбасы, обжористый толстячок решил выгребнуться:
   - Я - Огрызков Евгений Александрович и попрошу впредь не забываться! - Пузанчик гордо вздернул лоснящийся от жира подбородок.
   - Гнида ты лысая! Пузило хреново! - возмутился простодушный Вилондий. - Сожрал тут за лето пудов с десять всякой всячины, выпил на халяву пару ведер бухла хорошего... А теперь он Огрызков, бля... Тоже мне, граф Юсупов-Сумароков-Эльстон! Гоните его мужики, комнат много освободилось, - пусть ночует, где хочет.
   - Да я и сам уйду, все равно у вас ничего нету уже, - горделиво произнес плешивый обжора и уже было открыл дверь в коридор.
   - Эх ты, пузило плешивое, поторопился ты со своим бунтом-то, - ехидно протянул Лешка, открывая прикроватную тумбочку, в глубине которой поблескивало чуть менее десятка темно-зеленых бутылок болгарской "Переницы".
   - Откуда дровишки? - встрепенулся заинтересованный Василий.
   - Общественный полтинник на похмел оставался ведь. А мужики, особенно из ближних округов, с утра поразъехались. Это мы, отдаленщики, тут паримся, поездов-самолетов дожидаючись. Вот и допьем...
   - И-эх, зовите Пузанчиком! - обреченно выкрикнул плешивый халявщик, подскакивая к столу и хватая стакан. - Стерплю уж, недолго
   осталось...
   (Впоследствии Лешке встречалось много таких человекообразных, но он никогда не переставал удивляться хрестоматийной подлости подобных существ. Ведь все это было неоднократно описано классиками литературы, от Бальзака до Гоголя. Неужели им самим не противно быть такими? "Наверное, от разных первобытных мы все произошли", -думалось ему.
   - Наивность не есть признак глупости, а свидетельство чистоты помыслов и благородства духа! - непонятно для окружающих выразился
   Лешка и опрокинул стакан винца. - Стерпим и мы тебя, чучелу лысую!
   На следующее утро, проводив до такси Василия и Вилондия, убывающих на Ярославский вокзал, крепко пнув в задницу взвизгнувшего Пузанчика, отъезжающего на Белорусский, Лешка отоспался, принял контрастный душ, побрился, отутюжил в бытовой комнате военную форму и, предусмотрительно дав себе фору в три часа, выдвинулся в Домодедово. Ему предстоял долгий и непростой перелет на Дальний Восток.
  
  
   ГЛАВА 7. ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ АЭРОФЛОТА
  
   В Домодедово, как всегда, царил дурдом. Другого Лешка и не ожидал, поэтому отнесся к ситуации спокойно. Багажа у него было немного: небольшой чемодан с личными вещами и купленными в подарок жене австрийскими сапогами цвета морской волны. Сдавать его в багажное отделение Алексей не стал. На огромном табло высвечивалась издевательская надпись "вылет задерживается" напротив большинства рейсов.
   - Хорошо б знать, насколько, а то тусуйся здесь среди толпы. Ни присесть, ни прилечь, все занято. Пойду-ка я на свое фирменное место, - сказал сам себе Алексей.
   Домодедово он знал неплохо, летать приходилось частенько. Знал он и уголок на шестом этаже, возле кабинета военного коменданта аэропорта. Там, на широком подоконнике, в двадцати сантиметрах от пола с одной стороны мог растянуться и двухметровый реликтовый гуманоид, а не то, что Лешка с его ста восьмьюдесятью семью сантиметрами росту. Посторонние тут не ходили, это был относительно спокойный уголок в бурлящем муравейнике аэропорта. Проворонить свой рейс Алексей не опасался, над дверью коменданта висел динамик, из которого громко доносились все объявления справочного бюро. Прежде чем устраиваться на ночлег, Лешка вышел из крайней левой (наиболее удаленной от конечной станции электропоезда Павелецкая - Домодедово) двери зала ожидания, чтоб выкурить сигарету. Стояли первые сентябрьские дни, и на свежем воздухе было приятно.
   "Последние теплые денечки, а я из-за этих сборов и лета не увидел, и не искупался в этом году толком ни разу", - с сожалением подумал Алексей. Спичек в кармане не оказалось, и Алексей обратился к молодому чернявому лейтенанту, разминавшему сигарету в двух шагах от урны. Прикурив, поинтересовался из вежливости:
   - Куда летим?
   - В Белогорск, - ясно, что лейтенанту нравилось поэтическое название, ему видимо грезились какие-то белые горы, дальневосточная романтика и тому подобная хрень. Лейтенант, явно ничего не знал о Белогорске, который до тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года назывался Куйбышевка-Восточная и являлся узловой станцией на Забайкальской железной дороге. В настоящее время он насчитывал до семидесяти тысяч жителей, и факт пребывания в нем штаба 35-й общевойсковой армии ничего хорошего облику города не добавлял. До областного центра, Лешкиного родного Благовещенска, оттуда два раза
   в день ходил тихоходный пригородный поезд, да еще два проходящих на Благовещенск поезда, один из Москвы, другой из Владивостока. Билеты на эти поезда в кассе всегда отсутствовали. Молодой летеха в необмятой еще офицерской форме с красными пехотными петлицами ничего такого знать не мог, и Леха решил внести ясность в этот вопрос.
   - Ну, родимый, ни в какой Белогорск ты лететь не можешь. Из Москвы туда ничего не летает. А летишь ты на Благовещенск, оттуда на Белогорск, ежели на вокзал успеешь, "пятьсот веселым" с остановками у каждого столба тащиться еще часа четыре, а расстояние там плевое, меньше ста километров. Восемьдесят шесть, если память не изменяет. Ошеломленный старший лейтенант уважительно уставился на Алексея.
   - А вы, товарищ старший лейтенант, оттуда, что ли?
   - Оттуда, откуда ж еще. В Благе служу, в штабе 192 мотострелковой. И ты как попадешь в отдел кадров армии, не будь дураком, просись в нашу дивизию. Ты, какое училище закончил?
   - Ташкентское ВОКУ. Вот закончил и отпуск не отгулял, сразу к месту службы. Побыстрее решил, пока лучшие места не позанимали. А почему именно в вашу дивизию проситься?
   - Ну, лучшие места вовсе не в наших краях, а все ж части нашей дивизии по городам расположены. Остальные же в такой жопе, что тебе и не снилось. Одна Возжаевка с Катькой чего стоят! - с отвращением сплюнул Алексей, - а Завитинская учебная дивизия - это вообще жопа. А багаж твой где же? Тебе ж в училище должны были такие узлы навертеть! От парадной фуражки до портянок. Впору на ишаке везти.
   - Да, жена караулит, - смущенно признался летеха. - Я вот покурить отошел.
   - Да ты еще и с женой. Силен, братуха, - искренне восхитился Алексей. - Ну, пойдем, отыщем твою благоверную, а то еще чемоданы у нее сопрут.
   Жену лейтенанта, раскосую блондиночку с явными признаками беременности они нашли лежащей на трех здоровенных чемоданах.
   - Мать-перемать, - разволновался Леха, - Как же вы это тащили? Ей ведь тяжести поднимать нельзя. На шестом месяце, поди?
   -Точно, сразу видно, что доктор, - заулыбался лейтенант, разглядев медицинские эмблемы на погонах Алексея.
   "Узнаешь, какой я доктор - охренеешь!" - про себя подумал Леха.
   - Давайте ребята, познакомимся побыстренькому и попрем дальше, тут и поудобнее местечки имеются.
   Лейтенанта звали Харисом, а его жену Нурией, оба они были татарами, муж - поволжским, из Горького, а его спутница - из Ташкента, из сосланных Сталиным крымских татар. В Горьком молодая парочка и провела неделю после выпуска Хариса и регистрации в Ташкентском ЗАГСе. Родственники и посадили их в самолет на Москву. Видать не очень-то обрадовались горьковские родственники ташкентской невестке, ибо волжские татары крымских никогда особо не жаловали. Здесь в Домодедово двужильный лейтенант сам перетащил короткими перебежками чемоданы, используя жену вместо часового. Как он собирался их тащить дальше, было непонятно, носильщиков в аэропорту видно не было.
   С появлением Алексея, ситуация резко изменилась. Устроив поудобнее будущую мамашу на комендантском подоконнике и поручив ее заботам супруга, Лешка сгонял в буфет, ввинтившись в огромную очередь и громогласно цитируя Остапа Бендера: "...мне только спросить, граждане, видите, я и калош не снял..." - затарился несколькими бутылками минеральной воды. Взглянув на табло и убедившись в отсутствии хороших новостей, он быстро вернулся на гостеприимный подоконник близ комендантских дверей.
   - У тебя, Харис, какой номер рейса?
   - Восемьдесят пятый, а у тебя?
   - Восемьдесят третий.
   Харис заметно расстроился, мысль о том, что можно лишиться неожиданно привалившей помощи в лице расторопного и всезнающего попутчика, ему активно не понравилась. Однако судьба распорядилась иначе. Московские авиационные начальники, желая очистить столичный аэропорт от огромной толпы возмущенных пассажиров, приняли решительные меры. Так, например, загнав пассажиров обоих благовещенских рейсов (а они выполнялись 154-ми "Тушками" Красноярского авиаобъединения, вмещающими по сто пятьдесят пассажиров) в широкофюзеляжный ИЛ-86, вмещающий до 350 человек, они вывезли толпу томившихся из столицы и высадили в новоотстроенном, но еще до конца не обжитом красноярском аэропорту, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе. Подобное безразличие к судьбам сограждан всегда было характерно для совка и постсовковых образований.
   - И что за блядство такое? Когда б я не летел этим сраным Аэрофлотом, всегда одно и тоже, - злобно сплюнул Алексей.
   В огромном новом здании аэровокзала не было ничего. То есть абсолютно. Ни буфетов, ни кафе, ни отделения связи, ни киосков Союзпечати, ни туалетов. Не было даже скамеек. Табличек на дверях не было тоже. Строители ушли пару дней назад, даже толком не прибрав за собой мусор. Устроив бедную Нурию на традиционно сдвинутых в кучу чемоданах, офицеры двинулись на разведку. Огромные толпы народу сидели на подоконниках, на каких-то бетонных конструкциях непонятного назначения, просто на полу. Леху поразил старый охотник-
   хакас, сидевший по-турецки на полу под стенкой. Он ел сушеную рыбу-юколу, отрезая от нее кусочки огромным охотничьим ножом, взмахивая
   отточенным лезвием у самого носа. Ружье таежника стояло тут же, у стены рядом с вещмешком. Сидевшая перед хозяином огромная, волчьего вида лайка, склоняя лохматую башку то в одну, то в другую сторону, пускала из пасти голодную слюну, ниточкой тянущуюся до бетонного пола. Время от времени, лесной человек бросал собаке кусочек рыбы, который она подхватывала на лету, чудовищно лязгая при этом клыкастой пастью. Как артиллерийский затвор...
   - Животинка-то, за что страдает? - вздохнул Леха, любивший собак гораздо больше, чем людей. - Вот ведь разъебаи советские, не было порядка отродясь, да видно уже и не будет никогда!
   Поразмыслив и придя к выводу, что милости от Аэрофлота ждать не приходится, Леха решил действовать самому. Сагитировав троих полковников с танковыми эмблемами (как выяснилось - преподавателей танкового училища, один из которых был к тому же депутатом облсовета) возглавить делегацию к начальнику аэропорта, он собрал толпу страждущих пассажиров, среди которых было полно инвалидов, пассажиров с малолетними детьми, хромых, беременных и сопливых, и направил весь этот люд к кабинету начальника аэропорта. Сам он в кабинет входить не стал, а лишь наблюдал в щелку, как орали толстые полковники, били в пол костылями орденоносные ветераны, верещали грудные младенцы на руках у голосящих баб. Начальник аэропорта, ошалев от подобного нашествия, дал обещание дозаправить прибывший из Абакана ТУ-134 и отправить всех заслуженных и увечных с московского рейса. После того, как льготная категория граждан улетела, Леха тревожно заявил:
   - Ты гляди, Харис, остались одни только мужики. Ядреные и могутные, явно военнослужащие. Хрен кто таких жалеть будет. Чую я, намаемся мы в этом гребанном Красноярске. Знаю, проходили уже. Хорошо, что часть пассажиров летела только до Красноярска, все ж меньше страждущих. Зато местные желающие подвалят...
   Спустя часа четыре, очумелая от аэрофлотовского сервиса, донельзя разозленная толпа благовещенских пассажиров, не смогшая улететь сто тридцать четвертой "Тушкой", вмещающей только 85 пассажиров, вновь посетила кабинет начальника. Разговор состоялся по-сибирски конкретный:
   - Да, что я их рожаю, что ли, самолеты?
   - Да нам по херу, хоть рожай! - визжали бабы.
   - Вот мы у тебя в кабинете и поселимся всем кагалом!
   - Да у меня и штат-то неполный. Аэропорт построили, а жилье для сотрудников - нет! Из города не наездишься - далековато! Более сорока километров, кто сюда ездить-то будет?
   - Да нам-то чего? Сдохнуть тут что ли или тебя прибить... Тут у вас
   ни аптеки, ни сортира. Про комнату матери и ребенка вообще молчим. Отправляй на хер отсюда! - ревела озверелая толпа.
   - Ладно, сейчас на 154-м штуцер впаяют и летите. Расшибетесь, то и хер с вами, - ответствовал смертельно уставший, не спавший трое суток авиатор.
   Что это за штуцер такой, Леха так никогда и не узнал. Выйдя из аэропорта, он проследовал до густого сосняка, начинавшегося метрах в ста. Зайдя в изрядно загаженный пассажирами лесок, Леха справил малую нужду и двинулся в обратном направлении. Проходя мимо стоящего на отшибе одноэтажного депутатского зала (помещения VIP по-нынешнему), Лешка покосился на сидящего за ажурной решетчатой изгородью человека. Тот сидел верхом, оборотясь к спинке стула лицом.
   Вся его поза говорила о нетерпении и досаде. Лешка узнал всенародного
   любимца.
   "Во дела, сам Доцент тут застрял", - мелькнуло в голове.
   Почувствовав на себе посторонний взгляд, хоть Лешка и не пялился откровенно, знаменитый артист демонстративно повернулся к офицеру спиной, развернувшись вместе со стулом.
   "Ну, щас я тебе, Винни-Пух, устрою лечение от звездной болезни!" - обиженно подумал Лешка, нервы у него были тоже на пределе.
   А в аэровокзале томился народ. Деть себя было абсолютно некуда. Лишенный всяческой информации, голодный и обозленный народ тупо расхаживал по залу, немногие счастливчики примостились на подоконниках, перилах, парапетах. Некоторые, подстелив старые газеты
   и махнув рукой на приличия, спали прямо на бетонном полу.
   - Вот вы тут со скуки маетесь? - набрав воздуху в грудь, оглушительно проорал Лешка.
   - А ты чего, веселить нас будешь? Тоже клоун нашелся, - съехидничал кто-то из толпы.
   - Леонов там, который Доцент, он же Винни-Пух. Ну, тот, который пасть обещал порвать! - выпалил Лешка.
   - Врешь, поди? - заинтересовались граждане.
   - Век воли не видать! - побожился понятным для сибирского народа образом Леха, и, несмотря на его офицерскую форму, это подействовало. Толпа человек в пятьсот, побросав свои неподъемные баулы и подхватив детишек на руки, ломанулась в указанном им направлении.
   "Будешь, Винни-Пух хренов, демонстративно к офицеру-дальневосточнику задницей поворачиваться!" - озорно подумалось Лехе, впрочем, искренне любившему этого выдающегося артиста.
   Толпа радостно облепила кованую решетку. Подняв малых детишек над головой, простодушные чалдоны возбужденно орали:
   - Гля, Вовка (Петька, Галька, Витька)! Вона, Винни-Пух сидит, живой! Да где-где? Эвона - на стуле...
   Почувствовав себя диковинной зверушкой, сидящей в зоопарковской клетке, всенародный любимец занервничал и резво скрылся в помещении депутатского отстойника. Однако, сам того не желая, он только усугубил свое положение. На огромных окнах- витринах не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего шторы. Толпа не отягощенных воспитанием чалдонов облепила окна здания. Расплющив носы о стекла, зрители искренне наслаждались увиденным, комментируя зрелище возгласами:
   - Гы-гы, скольких я зарезал, а скольких прирезал...
   - В голове моей опилки, да-да-да...
   Никому, почему-то и в голову не приходило, что артист и его персонажи - отнюдь не одно и то же. Всенародный любимец, крайне раздосадованный, закусив губу, кинулся к телефону и завращал диск. Минут через двадцать, со стороны шоссе подъехала белая "Волга", актер выскочил из строения, уселся на пассажирское сиденье и благополучно отбыл. Толпа разочарованно поплелась к неосмотрительно брошенным чемоданам. Краж, однако, почему-то не произошло. Уточнив у ядреной молодки в аэрофлотовской форме, что самолет благовещенского рейса уже заправлен и стоит в ожидании загрузки вблизи здания аэровокзала, Леха спросил:
   - А чего же посадку не объявляете?
   - Так, некому рейс регистрировать, штата-то некомплект.
   - Ох, блин! Ну, давайте, я буду! Делать же что-то надо!
   - А ты чего, сумеешь разве?
   - Растолкуете - сумею! И не такое делали!
   Шустрые, симпатичные бабенки из наземных служб аэропорта, всучили бравому офицерику накопительную ведомость и, велев записывать туда пассажиров, удалились, указав на прощание на необходимость взвешивания багажа, что-то вякнув при этом про превышение веса.
   "Ну их на хер с их взвешиванием, лимитом двадцатикилограммовым, доплатой, у них и на это человека не найдется", - здраво рассудил Алексей.
   Записав в список себя, Хариса и Нурию, Леха угнездился в стеклянной будке с надписью "Стойка N 3" и завопил без всякого микрофона на весь зал, легко перекрывая гул людского муравейника:
   - У стойки N3 начинается регистрация пассажиров и оформление багажа на рейс N 85, сообщением Красноярск-Благовещенск.
   Истомившаяся толпа бросилась к стойке. Лейтенант Харис Хусаинов взвешивал багаж и цеплял на них бирки. Оторванные от них половинки он вручал владельцам. Чемоданы, судя по его записям, были все двадцатикилограммовыми. Наконец-то, осчастливив московских попутчиков, Лешка одарил своей милостью еще несколько человек, уже и не надеющихся улететь из Красноярска на транзитных самолетах.
   - Все, граждане, самолет не резиновый, мест больше нету!
   - А чего это военные регистрацию производят? - нервно спросил какой-то очкарик, явно из невезучих.
   - А ты разве не знаешь? По радио объявить же должны были! По всей стране аэропорты на военном положении, - сделал страшную рожу Лешка. Вскоре он сам чуть не поплатился за этот невинный обман. Средних лет якутка (хотя и сам черт не определит возраст лесных людей на глаз) с двумя запеленатыми в насквозь обоссанные пеленки младенцами, в отчаянии завопила:
   - Отправляй на Якутск, начальник! Трое суток я здесь, ни одной пеленки сухой не осталось, кушать нечего, сил моих больше нету!
   - Так я здесь причем? - резонно ответил Лешка, в душе сочувствуя страдалице.
   - Стеклянный будка сидел, билеты проверял, про военный положень говорил? Отправляй на Якутск, однако, не доводи до греха! - отчаянно заблажила якутка, в черных раскосых глазах ее зажглись рысьи огоньки.
   "Разозленная баба - хуже тигры, порвет за своих якутят. И докажи
   ей, что я тут не при делах!" - опасливо подумал Лешка, отстраняясь от несчастной женщины. И тут его осенило...
   - Видишь, однако, у меня на погоне три маленьких звездочки. Я начальник, но, однако, маленький. Только на Благовещенск могу. Силы
   не хватает. А вон - шибко большой начальник, шаман, наверное, у него три большие звезды. Духи его шибко любят, он может и на Якутск отправить, однако! - указал хитрый Леха на ничего не подозревающего полковника-танкиста, довольного тем, что успел зарегистрироваться на благовещенский рейс. Полкан не подозревал о грозящей ему беде... Якутка, поудобнее перехватив близнецов, рванулась к несчастному. Леха предусмотрительно спрятался за колонку. Таежная жительница, подбежав к полковнику, положила младенцев на пол и, вцепившись в лацканы его кителя, истошно заверещала. Леха, подойдя к знакомой аэрофлотовке, поинтересовался:
   - Чего на посадку не приглашаете?
   - Да багаж в самолет загрузить некому! Слышь, а может, бросишь свою армию, да к нам в Аэрофлот перейдешь? Нам такие мужики, ой как нужны...
   - Ох, блин, и тут проблема! Да, чтоб этому аэропорту вашему...
   Изматерившись, Леха шустро организовал десяток мужиков со своего рейса, вместе с расторопным Харисом они подогнали два груженых чемоданами электрокара к стоящему невдалеке самолету. Мужики шустро закидали чемоданы в распахнутое чрево самолета. Последними Лешка велел погрузить чемоданы Хариса.
   - При выгрузке первыми будут. Ну, все, слава Богу! Считай, что вырвались из этого сраного Емельяново. Б...дь, где я только не был, и в Елизово, в Артеме, в Благовещенске, в Енисейске, в Толмачево, в Быково, в Шереметьево, в Чернобаевке, в Домодедово, в Хабаре, в Запорожье, в Абакане - и везде такой бардак и блядство. Нигде порядка нету.
   (Впервые Алексей увидит порядок в восточно-берлинском Шонефельде, но об этом позже.)
  
  
   ГЛАВА 8. НАКОНЕЦ-ТО ДОМА
  
   Когда самолет приземлился в благовещенском аэропорту, была глухая ночь. Опять сказалась разница в часовых поясах. В этот час, разумеется, ни такси, ни автобусов в аэропорту не было. Немногих счастливцев встречали на личных авто родственники. Наученный горьким опытом Харрис уже взялся раскладывать чемоданы для своей беременной жены.
   - Да ты погоди. Через минут сорок дома будем! - нахально заявил повеселевший Леха. Казалось, что утомительный перелет никак не повлиял на него.
   - Да чем же мы до города доберемся? Глянь сколько народу в аэропорту. Считай, весь наш рейс.
   - Учись, салага!
   С этими словами Алексей подошел к ободранному телефону-автомату, висевшему на колонне зала, сунул в прорезь двухкопеечную монету, тщательно сберегаемую еще с Москвы. Набрав номер дивизионного коммутатора, он попросил невидимую связистку соединить его с помощником оперативного дежурного.
   - Кто это? Вася Шульга? Привет! Вася, а ты помнишь о том, что долг платежем красен. Как, какой? А кто тебе в апреле машину в аэропорт присылал? Понял, жду...
   Через полчаса на площади перед аэровокзалом стояла черная, сияющая хромированными цацками комдивовская "Волга". Водитель, ефрейтор Игнатов, с полгода назад вылеченный Алексеем от подцепленной в увольнении гонореи, радостно поприветствовал "целителя" и, подцепив сразу два чемодана, поволок их к раскрытому багажнику.
   - Ни хрена себе! У вас что, всех офицеров так встречают?
   - Ага, почти всех. Комдива и меня! - гордо ответил Леха.
   Еще через полчаса Лешка уверенно стучал в дверь своей квартиры. Сзади него на площадке настороженно вытягивали шеи молодожены. Их явно тревожила перспектива нарваться на сварливую стерву. Однако, их опасения были абсолютно напрасными. Лешкина жена, Алена оказалась милой, радушной женщиной. Стройная и подтянутая (сказывалась многолетняя спортивная подготовка, Алена в студенчестве активно занималась легкой атлетикой), она сноровисто накрыла на стол, предварительно отправив гостей в ванную.
   - Умойтесь с дороги и за стол! - Алена не питала по поводу аэрофлотского сервиса ни малейших иллюзий. Сказывался большой опыт общения с Аэрофлотом во время полетов на каникулы к маме, проживающей в маленьком курортном городке на берегу Черного моря, и на различные спортивные соревнования.
   - Ты, Харис, как завтра поедешь в штаб армии, жену с собой не бери. Чего ей, беременной таскаться по электричкам, чемоданы ваши тягать. Оставь ее у нас вместе с барахлом. Ты ведь к нам, в нашу дивизию попросишься. Тебе не откажут, смысла для них нет. Так, чего ж тяжести тягать туда-назад? - вполне резонно советовал разомлевший после второй рюмочки армянского коньяка из погребов борюковского деда и обильной еды Лешка. Алена в это время отдавала должное кипрскому мускату, извлеченному Харисом из необъятного чемодана.
   - Ничего себе, винишко! Откуда такая роскошь?
   - Да теща в дорогу сунула. Где-то достала по случаю.
   Уложив усталых молодоженов в супружеской спальне, Леха с Аленой перебрались на широкий диван в детской. Ночь пролетела быстро. Утром, проснувшись от дребезжания будильника, Леха не сразу сообразил, где он находится. Сообразив, наконец, он счастливо завопил:
   - Ура! Я дома, как здорово!
   Настырный татарин, не дожидаясь Лешкиного пробуждения, все-таки убыл на вокзал с беременной женой и кучей чемоданов. То ли не надеялся вернуться в Благовещенск, то ли опасался за судьбу багажа, непонятно? Однако, перед самым обедом в дверь Лехиного кабинета постучал солдатик, дневальный с КПП.
   - Товарищ старший лейтенант, там, на КПП к вам лейтенант какой-то ломится.
   - Я тебе дам - ломится. Распустились, сучьи дети. Вот не стану я вас от чирьев-трипперов лечить, сгниете заживо или того хуже, в полковой медпункт попадете, там вас научат на луну выть и в дырку от бублика лазить, - злобно бубнил Леха, шагая за посыльным. Еще не доходя до КПП, Лешка увидел улыбающегося во весь рот Хариса.
   - Вот, к вам служить направили в 192-ю дивизию. Агитировали в какую-то Екатеринославку ехать, роту обещали дать. Может, зря не согласился?
   - Ну и повесился бы ты там, на этой роте. Успеешь еще, накомандуешься, карьерист хренов. Молодой-дикорастущий. Ты хоть видел ее, роту-то настоящую, полного состава и узбецкого разлива?
   - Узбецкого - видел. А что полного состава, так чего ж тут плохого?
   -Сейчас заведу тебя в отделение кадров. Начальник его, подполковник Писун, сейчас в госпитале, жена его три дня назад кипятком обварила. Из ревности. Начмед сказывал, что у него вся кожа с яиц слезла. Так сейчас за него капитан Луценко остался. Мужик неплохой, но ты помни, кадровики в принципе все козлы гадостные. Будет тебя уговаривать в Шимановск ехать или в Свободный. Сулить станет всякое, но ты просись в "Изнанку", это полчок здешний, придворный, от моего дома одна остановка на автобусе.
   - А чего туда, там что, рост служебный быстрее?
   - Слышь, ты! Челубей-батыр! Ты забудь эти бредни свои кадетские, которыми тебя в суворовском, да в училище напичкали. Рост, карьера! Да ты выживи еще в этих условиях. Там зимой минус пятьдесят пять на улице, да плюс пять в квартире. А твоя в январе разродится. Впрочем, вы люди ташкентские, привычные... Вам наши морозы по барабану!
   Потрясенный метеорологическим прогнозом, Харис замолчал, затем недоверчиво посмотрев на пышное цветение осенних цветов перед штабом дивизии, на залитый ярким солнцем плац, на огромные тополя вокруг осторожно спросил у Алексея:
   - Неужели так холодно? А сейчас, вроде бы, как в Ташкенте.
   - Летом до плюс сорока, зимой до минус пятидесяти пяти. Годовой перепад чуть не в сто градусов, - с особой дальневосточной гордостью ответствовал Лешка, горячий патриот своего края.
   - Но ведь люди как-то живут? - не сдавался упертый татарин.
   - Это местные, а ташкентские, так те в первую же зиму вымерзают! - нагонял страху Лешка.
   Невысокий, ладный капитан с черными усиками, заместитель начальника отделения кадров, изучив бумаги недавнего выпускника ТашВОКУ и побеседовав с ним, обратился к Лешке:
   - Провел уже разъяснительную работу. У нас в Шимановске некомплект офицеров. Кого я туда загоню? И что ты о нем так заботишься?
   - Родственник он мой, - не моргнув глазом, соврал Лешка.
   - Какой в жопу родственник, он татарин, а ты русский с хохлами перемешанный!
   - Когда Мамай отступал в Крым с Куликова поля, он мою прапрапрабабку на берегу Днепра отловил, - начал было волынку Алексей.
   - Да иди уж, баламут. Пойдет твой родственник на "Изнанку", в пятую роту, к капитану Левченко, землячку твоему, взводным. Мало ему там не покажется. Родственника нашел, блин...
   Довольный Харис зашагал рядом.
   - А сейчас куда, Алексей?
   - Ко мне обедать, куда ж еще-то. А супруга твоя где?
   - У тебя дома сидит, телевизор смотрит. Мы ж еще час назад из Белогорска приехали.
   - И вот тебе делать было не хер, беременную бабу с чемоданами по приамурским просторам таскать? Зараз думать надо, где вас поселить. У нас в Благовещенске бесквартирных офицеров хренова туча, - озабоченно заявил Леха.
   Харис сразу поскучнел. Решение, однако, пришло быстро. За обедом Лешка спросил у Алены, пришедшей на перерыв из госпиталя, где она работала заведующей приемно-поликлиническим отделением:
   - Ален, а давай их у тети Муси поселим на пару месяцев, а там что-нибудь придумаем?
   Тетя Муся, старшая сестра Лехиного тестя, маленькая, худенькая старушка обладала поистине золотым сердцем. Добрейшей души человек, она жила в четырехкомнатной квартире с мужем, огромным тучным и сварливым стариком, дядей Фоней. Родные их сыновья, Виктор и Геннадий, окончив институты, разлетелись кто куда, не желая оставаться под одной крышей с ненавидимым ими отцом. Сволочью дядя Фоня был еще той, он и на тете Мусе-то женился обманом...
   - Как родит, пусть сразу съезжают, писка мне тут не надо! - сразу
   заявил он.
   - Да, да, дядечка Фоня. Им только до Нового Года, а там они квартиру получат, - хитрой лисой завертелся вокруг него Лешка.
   Ошарашенный Хусейнов, выйдя проводить Алексея до автобусной остановки, нервно закуривая, недоверчиво спросил:
   - Какая квартира, сам же говорил, бесквартирных офицеров полно?
   - Ой, блин, Харис! Очередь бесквартирную тоже я веду. Она ведь не общегарнизонная. В училищах свой фонд, в дивизии свой, у погранцов и мариманов свой. А утверждает распределение квартир наш комдив как начальник гарнизона. Списки составлять должен его зампотылу, мой шеф, а он, кабан ленивый, ни хера сам делать не хочет. Меня заставляет. Так, что я тебя еще до Нового Года поселю. Вопрос только куда?
   Вечером дома жена поведала Лехе о том, что пока он обучался в столицах, его трехлетний сын Юрка, свалился в глубокий колодец с отсутствующей крышкой. Вытащил его оттуда проходящий мимо солдат.
   - Как он ничего не сломал, ума не приложу, там глубина метра в три. Я туда заглядывала, там трубы торчат какие-то, вентиля ржавые...
   Ужас. Я и три раза в КЭЧ ходила, просила люк поставить. Им всем по барабану, а рядом площадка детская, малышня снует, - жаловалась Алена.
   - Ничего, завтра закроем, - злорадно ухмыльнулся Лешка.
   Наутро, выйдя на улицу носящую имя амурского главного большевика, зверски убитого японцами - Мухина, Лешка остановил машину, перевозящую песок на домостроительный комбинат. За пятерку водитель Краза согласился свалить песок возле дома.
   - А не разорется никто? - опасливо спросил водила, выслушав Лехины указания.
   - Ни Боже мой, а еще и медаль тебе дадут... И оружие именное. Золотое!
   Сказано - сделано. Самосвал задом сдал к злополучному колодцу и вздыбил кузов. Восемь кубов песка с шорохом ссыпалось на землю, надежно похоронив колодец и образовав бархан над ним.
   - Пусть теперь хоть ложками вычерпывают, суки позорные, - злобно сплюнул Леха на кучу песка. - Тут малышня толпами носится, а у них люки раскрытые... И никому дела до того нету!
   Прежде, чем пойти на службу, Леха отправился к тете Мусе, там, не вдаваясь особо в объяснения, взял ее паспорт и, зайдя в ближайшее отделение связи, получил недавно пришедшую на ее имя посылку из Москвы. Затем, зайдя на ближайшую стройку и достав из кармана складной нож, он аккуратно вскрыл фанерный ящичек. Достав то, что лежало в нем, Лешка сунул этот предмет в дипломат и выйдя со стройки, направился к стоянке такси.
  

* * *

   Уже к ноябрю, получив отчеты об освобожденных в связи с переводами офицеров квартирах, подполковник Чиряк озадачил Леху:
   - И чтоб к завтрему списки на распределение квартир у меня на столе лежали. Комдив к Седьмому ноября офицерские семьи расселить велел. Пусть радуются да благодарят, блядь...
   "Тебя, что ли благодарить, суку жирную?" - злобно подумал Леха.
   Тем не менее, лучезарно улыбаясь начальнику, он подал тому бланк:
   - Вот, товарищ подполковник, туточки подпишите, а я все аккуратно отпечатаю в лучшем виде и от вашего имени комдиву на подпись передам через несекретное делопроизводство.
   - Ты эта, того, ва-абще... того-этого, давай! - поощрил рвение подчиненного толстяк, меньше всего озабоченный служебными обязанностями. - И еще к концу месяца реферат мне напишешь, тему в секретке возьмешь, там бумага на мое имя из округа пришла...
   Третьим в список распределения жилплощади Леха впечатал лейтенанта Хусейнова, указав в графе "примечание" ... жена беременна на седьмом месяце...
   Довольный как слон, лейтенант Хусейнов, не мешкая, перебрался в однокомнатную квартиру в соседнем с Лешкиным подъезде. Однако, радовался он недолго. В обед к Лешке прибежал озабоченный красноармеец из взвода, которым вовсю командовал молодой, но весьма шустрый лейтенант.
   - Беда, товарищ старший лейтенант, я в квартире панели крашу, двери... Хозяйка пошла по городу погулять, чтоб краской не дышать. Командир со взводом на полигоне. А тут, какой-то капитан в двери ломится и орет, чтоб открывали.
   - Откуда знаешь, что капитан? В двери ж глазка нет, - насмешливо
   перебил бойца Леха, уже сообразивший, что если бы капитан вломился в квартиру, то солдат там бы не задержался.
   - А я потом в окно увидел, в подъездное... И два курсанта с ним было, краснопогонника. Уходя он сказал, что через час вернется.
   - Ты, кызыл аскер, иди в полк и скажи ротному, что я просил его срочно подойти. Я пока в квартире той посижу, посмотрю, что это за капитан такой и велик ли его пароход, где он капитанит, - непонятно для солдата проговорил Алексей, несколько озадаченный ситуацией.
   Минут через сорок, в оставленную открытой дверь, ввалился хлыщеватый капитан. Не желая тратить времени, он с ходу гаркнул:
   - На каком основании занимаете данную квартиру?
   - Стоп, стоп, служивый! Оставь свой тон для курсачей. Ты-то кто таков? Чего тут развоевался? Я вот - зампредседателя жилищной комиссии гарнизона, старший лейтенант Гудин. А ты кто таков, почему в офицерские квартиры врываешься. Ежели ты начальник патруля, то иди и патрулируй улицы согласно маршруту! - осадил Алексей бравого вояку. - Сейчас офицеры с "Изнанки" подойдут, они тебе расскажут, что почем и где сколько. Пи..ец тебе! Я тебя у них отнимать не буду!
   - Так, это... На квартиру эту ордер имеется. У разведенной жены офицера, - оторопело пробормотал капитан. - А я из ДВОКУ, капитан Власенко.
   -Значит, квартиру занимает лицо, утерявшее связь с Вооруженными Силами. И судя по отсутствию мебели, тут не проживает. А чего ж это ваш начальник училища списки недостоверные подает начальнику гарнизона? И потом, ты-то здесь причем. Чего ты за эту разведенку жопу рвешь? Интерес какой имеешь? А жена твоя в курсе? - вкрадчиво поинтересовался искушенный в штабных разборках Алексей - А ты, кстати, в курсе, кого ты выкидывать из квартиры собрался? Жену лейтенанта, беременную на последнем месяце! А ежели у нее выкидыш случится из-за тебя, ты ж, дурак, под суд пойдешь!
   -Так ордер-то у жены капитана Фролова, - уже оправдывающимся
   тоном заговорил Власенко. Он-то понимал, что офицеры из пехотного полка нежничать с ним не будут. Курсачи же вообще в квартиру не заходили, а отирались на лестничной клетке. Они прекрасно понимали, что через год-два могут попасть служить в этот самый полк и вмешательство в конфликт на стороне лощеного капитана, видимо, изрядно доставшего их в училище, в их планы не входило. Это могло сильно осложнить их становление в офицерском коллективе не то, что полка, но и всей дивизии.
   - Так ведь и Хусейновы сюда не с бухты-барахты вселились. Лейтенанты так не борзеют, врубись, - втолковывал Леха капитану, вконец потерявшему апломб. - У него на руках список расселения, подписанный начальником гарнизона и начальником КЭЧ. Ты, решительный мой, к начальнику гарнизона сходи и расскажи ему про разведенную жену и капитана Фролова. А про неразведенную жену лейтенанта, да еще на последнем месяце беременности я сам сегодня же комдиву напомню и про тебя тоже. Вот ты и попадешь на "губу". Фролов, небось, в Подмосковье служит уже? А ты тут перед его разведенной женой прогибаешься. Только, почему-то за счет других офицеров. А твоя-то жена в курсе? - этим Леха окончательно добил капитана.
   Алексей, как истинный сын своего города, ничуть не заблуждался по поводу морального облика офицерских жен, однако же ни в коей мере не относил к этой категории свою Алену, хотя бы уже потому, что поженились они еще в студенческие годы. Бесспорно, что и среди офицерских жен встречались достойные женщины и верные подруги, однако значительная масса зеленых офицериков сочеталась браком весьма экзотическим способом. Курсанты ДВОКУ, запертые за высоким забором училища, редко вырывались в увольнение. Иногородним, тем вообще было не к кому ходить. Местная шпана с удовольствием била морды курсантам, пойманным на темных улицах окраин, правда, попадаться под горячую руку толпе курсантов где-нибудь на набережной или в районе городского парка было очень обременительно для здоровья. Особенно враждебно к курсантам общевойскового училища относились "раки". Так, на благовещенском сленге назывались курсанты Благовещенского речного училища. Их "ракушка" была расположена по той же улице, что и военное училище, только тремя километрами восточнее, ближе к слиянию Зеи и Амура. Так, вот! Получив вожделенные лейтенантские погоны, голодные до женского тела вчерашние курсачи на выпускном балу, упившись до зеленых соплей на первые свои офицерские деньги и выйдя из училищного клуба, кидали свои фуражки в толпу разнаряженных оторв женского пола, правдами и неправдами проникающих на закрытую училищную территорию, при этом они орали в порыве пьяного гусарства:
   - Кто первая поймает, на той и женюсь...
   А дальше, ночное такси мчало "молодых" в пригородное село Чигири, где ломились в избу председателя сельсовета, алкоголика со стажем и циррозом печени, однако, имеющего право регистрировать молодоженов. За ящик водки тот ставил отметки о заключении брака в предусмотрительно захваченный "невестин" паспорт и в новенькое удостоверение личности офицера, в те времена заменявшее офицеру паспорт. Качество этих "невест" было соответствующее. Недаром выпускников ДВОКУ именовали "санитарами города". Попав в отдаленные гарнизоны, где не было ни нормальной работы, ни развлечений, ни папы с мамой, такие жены вскоре пускались во все тяжкие. Понятно, что такие браки были непрочными. Иные профуры успевали по три-четыре раза "сбегать замуж", в то время, как приличные и порядочные девушки засиживались в девках. Вообще, в Благовещенске на одного половозрелого индивидуума в штанах приходилось по три-четыре особи женского пола. Сказывалось большое количество институтов и техникумов в городе, числом до двадцати. В городе на пять человек жителей приходился один студент (студентка). Летом во время студенческих каникул город пустел. Девок было множество, и каждая хотела замуж, а преуспевали самые шустрые, вовремя успевшие подсуетиться к обделенным женской лаской курсантам, отсюда и соответствующее качество офицерских жен. Впрочем, были и нормальные парни, волею судьбы или по собственному желанию носившие курсантские погоны, и женились они на приличных девушках, но это нормально, а такое не замечается. Просто уродливое бросается в глаза гораздо быстрее...
  
   - А вот я завтра к военному прокурору пойду, - заявил капитан, не желая окончательно терять лицо перед своими курсачами, жадно внимающими диалогу через приоткрытые двери. Симпатии их были явно не на стороне капитана. Они ясно представляли, что на месте незнакомого им лейтенанта Хусейнова через несколько месяцев могут оказаться и сами. Армии катастрофически не хватало жилья, уволенные
   на пенсию офицеры продолжали удерживать служебное жилье, так как вопреки законодательству никто не представлял им ничего иного взамен. В такой ситуации военно-общественное мнение было явно не на стороне разведенных офицерских жен, тем более, что о причинах разводов знали все. Алексей был очень рад тому, что его Алена не имела ни одной подруги среди офицерских жен, ей вполне хватало общения среди бывших однокурсниц по мединституту, коллег и родственников. Вообще, она была не слишком-то общительной, любила книги, кроссворды, спортивные телепередачи и маленьких рыжих собачонок. Да, конечно же, были дружные офицерские семьи, искренние взаимоотношения, взаимопонимание супругов и поддержка ими друг друга. Таких семей, возможно, было большинство. Но в глаза обычно бросается другое... Поэтому, ясно, что разведенных офицерских жен в среде военных, мягко сказать, не любили, не без основания считая их ночными бабочками-однодневками. Быть настоящей женой офицера - это тяжелый труд. Это бесконечные переезды из одного гарнизона в другой, тревожное ожидание мужа с боевых учений, вечное неустройство быта, отсутствие нормальной медицинской помощи, нормальных дошкольных учреждений и школ в дальних гарнизонах, постоянное отсутствие мужа. Лешка как-то подсчитал, что из трехсот шестидесяти пяти дней в году дома он бывает меньше трети и это притом, что он не командир роты или батареи, а всего лишь начальник ветеринарной службы. А полевой офицер, тот вообще с полигонов не вылезает!
  

* * *

   Утром по пути в штаб дивизии Лешка зашел в военную прокуратуру, расположенную в одноэтажном покосившемся кирпичном особняке дореволюционной постройки, расположенном на углу Зейской и Мухина.
   Алексей, уповая лишь на собственное незаурядное нахальство, надеялся разрулить ситуацию вокруг семьи Хусейновых. Взглянув, однако, на прохиндейскую рожу прокурорского "крючка", заседавшего в кабинете с надписью "заместитель военного прокурора Благовещенского гарнизона", он понял, что с наскока тут ничего не добьешься. Призвав на помощь свои таланты в области демагогии, Алексей апеллировал к офицерской корпоративности, к человеколюбию и гуманизму. Он пытался разжалобить "крючка" бедственным положением нищего лейтенанта, страданиями его юной беременной жены, но все было тщетно. Тогда, Алексей, припомнив сведения, почерпнутые в каком-то журнале, нагло заявил:
   - А вы, товарищ майор, разве не знаете о том, что с начала отопительного сезона и до его окончания запрещено выселять лицо, даже и незаконно удерживающее жилплощадь. А, учитывая, что Хусейнов заселен по спискам, утвержденным начальником гарнизона... Да, тут и повыше вас прокурорские работники найдутся, в Хабаровске, или в Москве...
   - Повезло лейтенанту с защитничками, - желчно проскрипел прокурорский. - Законы знаешь! Однако квартирку освободить придется все равно. Только ордер дает право на занятие жилплощади...
   - Да куда ж им деваться? - вскипел Алексей.
   - А вот, мы сейчас начальника КЭЧ и нагнем. Пусть знает, как херню разную подписывать. Не может быть, чтоб у такого жучилы заначки не было! Да ты ступай уже, я сам ему позвоню и вставлю по самое не балуйся! Некогда мне тут с тобой...
   - Ты сам-то особенно не резвись. А то, как твой шеф приедет с отпуска, он после первой же баньки с начальником КЭЧ, тебе самому же
   и вставит. Никакой проктолог не поможет! А комдиву я сам доложу, что его распоряжение ты херней называешь! Он добавит, - с этими словами Алексей выскочил из прокуренного кабинета.
   Через неделю начальник КЭЧ, подполковник Савраскин, лично вручил ошалевшему лейтенанту Хусейнову ордер от однокомнатной, довольно просторной и теплой квартиры на пятом этаже добротного кирпичного дома городского жилфонда, расположенного по Амурской улице. Доподлинно узнавший от старших, более опытных сослуживцев о положении с жильем в гарнизоне и о его невероятном везении лейтенант Хусейнов, сын нижегородских дворника и детсадовской нянечки, с огромным почтением встретил Алексея и Алену на пороге СВОЕЙ квартиры.
   - Проходите, гости дорогие, присаживайтесь! Сейчас Нурия на стол накроет! Нурия! Плов неси...
   Из кухни выглянула располневшая перед родами юная лейтенантша, видно было, что ее беременность подходит к концу, двигаться ей было явно затруднительно.
   - Ты, дорогой, жену поберег бы. Нечего тут феодально-байские обычаи внедрять. Ты ж офицер, коммунист, а не феодал кишлачный, -
   в Алене явно заговорили женская солидарность и врачебный долг.
   - Да ничего с ней не будет! - остро сверкнул раскосыми татарскими глазами Харис. - У нас жен не балуют!
   Немного пробыв в гостях, чтоб не быть в тягость беременной хозяйке, и, вручив немудрящие подарки к новоселью, Алексей и Алена удалились, решив заодно навестить тетю Мусю, живущую неподалеку.
   - Все-таки магометане баб не жалеют! - неодобрительно заявила Алена, шагая по заснеженному тротуару и держа мужа под левую руку. -
   Дай им волю, они на беременных и воду возить будут...
   Лешке была неприятна такая оценка его нового приятеля, однако возразить ему было нечего.
   - Со своим уставом в чужое медресе лезть не стоит! - примирительно произнес он, прижимая локтем Аленину руку к шинельному сукну. Ни он, ни Алена себя типичной офицерской семьей не считали. Тому было несколько причин. Первой из них являлся тот факт, что Алексей в армейской табели о рангах считался "пиджаком", так кадровые военные называли офицеров, призванных из запаса, которые и офицерами-то стали в результате окончания военной кафедры гражданского ВУЗа. Во-вторых, как уже говорилось, поженились они, будучи студентами-старшекурсниками, что в общем-то не помешало руководству обоих ВУЗов, Алениного медицинского и Лешкиного ветеринарного, распределить супругов по получению дипломов в разные места: Алену, получившую красный диплом мединститута и слегка беременную, - в стольный город Улан-Удэ, а Алексея - в Приморский край. Воспоминания об этом, да еще о хамстве горисполкомовской суки, распределявшей жилплощадь жителям сносимых домов частного сектора, были незабываемыми. Та тварь, в ответ на справедливое замечание Алексея о беременности молодой жены, а значит, что им с первенцем и родителями будет тесновато в предоставляемой двухкомнатной квартире, пришла в неистовство и потрясая жиденькими пергидролевыми кудряшками гневно заявила:
   - Это ничего не значит, бывают и мертворожденные появляются...
   Ошарашенный Лешка только и смог вымолвить:
   - Так, блядь, чаще все ж таки, живые рождаются...
   С тех пор Алексей всякое посещение чиновничьих кабинетов отождествлял с вылазкой в тыл врага. В совершенстве овладев советско-партийно-демагогическим жаргоном и обладая от природы изощренным умом, он в беседе с кабинетной братией всегда умудрялся повернуть дело так, что обитатели кабинетов, в силу своей чиновничьей тупости допускали двусмысленные высказывания, которые Леха тут же переиначивал, чуть ли не обвиняя чинуш в антисоветизме. Так, в свое время, узнав о намерении Алексея свалить с должности главного ветврача района в армию, первый секретарь райкома партии, ублюдок и карьерист, носящий графскую фамилию Орлов, брызгая слюной орал на заседании райисполкома:
   - Ты, дезертир трудового фронта! От трудностей бежишь, красной фуражкой решил прикрыться!!!
   О том, что большая часть этих самых трудностей создал он сам, вместе со своими прихвостнями, ни хрена не соображающими в сельском хозяйстве, пламенный коммунист-ленинец почему-то не упомянул. Десятки глаз, кто с сочувствием, кто со злорадством, а кто и с завистью уставились на Алексея, самого молодого из собравшихся на заседании.
   - Служба в армии есть почетный долг и священная обязанность гражданина СССР! - процитировал Леха выдержку из Советской конституции. - И мне странно, товарищи коммунисты и руководители, что вы так неадекватно реагируете на мой патриотический поступок, вместо того, чтобы поздравить меня и пожелать успехов в укреплении обороноспособности нашей любимой Родины. Особенно сейчас, когда империалисты и их маоистские приспешники ... Незрелые, так сказать, суждения слышу я. Противоречащие генеральной линии... Странно это, если не сказать более...
   Собравшиеся в актовом зале исполкома, попросту сказать, охерели от таких речей молодого ветврача, можно сказать, салаги. Первым пришел в себя председатель райисполкома - старый, прожженный интригант и ворюга. Оценив демагогическое мастерство салаги и вероятное количество стукачей в зале и представив, в каком ключе это будет преподнесено тому же начальнику районного КГБ или же недоброжелателям из краевого исполкома, он наскоро поздравил Леху и ловко перевел дальнейшие выступления в иное русло. Леха вспомнил, сколько дармового коньяку и спирту выжрал райвоенком, оформлявший призыв втайне от районных боссов, сколько подношений пришлось отвезти в штаб округа для ускорения решения вопроса, и брезгливо поморщился.
   "Слуги народные, авангард строителей коммунизма, блядь! Жулики и мерзавцы поголовно. Проходимцы и бездари. Почему нам, русским, так катастрофически не везет на правителей. А "воеводы" на местах, вешать через одного надобно, уцелевших - на кол", - частенько размышлял Леха.
   Причиной его добровольного призыва в Вооруженные Силы было следующее. Алексей в свое время попал в крайне щекотливую ситуацию. Из одиннадцати совхозов Лесозаводского района только семь входили в подчинение районного управления сельского хозяйства, остальные четыре принадлежали различным трестам, "Невский" и "Донской" - тресту "Скотопром", "Тургеневский" - "Пчелопрому" и "Инокентьевский" - "Плодовощпрому". Успехи или неудачи трестовских хозяйств волновали партийно-хозяйственных боссов района в последнюю очередь. Однажды, в преддверии очередного нового года, чиновники в целях достижения дутого благополучия решились на аферу. По телефонному распоряжению Орлова, главного коммунистического босса района, из мясомолочных совхозов, подчиненных управлению с/х, телята-отъемыши передавались для дальнейшего откорма в хозяйства "Скотопрома". По каким-то идиотским бюрократическим правилам на бумаге получалось, что район выполнял план сдачи мяса государству. При этом район получал переходящее Красное знамя победителей соревнования, а первые лица (вернее сказать - рожи) района - благодарности и денежные премии от краевого начальства. Только бедные телята получали путевку на тот свет. Стоял конец ноября, среднесуточные температуры достигали минус двадцати градусов, и для ни в чем неповинных телят перевод из относительно теплых помещений, где их более-менее обеспечивали кормами, на открытые всем ветрам откормочные площадки (плод безумного копирования венгерского опыта в дальневосточных природных условиях) означал лишь одно - неминуемую гибель. Поскольку перевозка скота внутри производилась только с письменного
   разрешения главного ветврача района, то наивного и честного в те времена Лешку, попросту отправили на курсы гражданской обороны во Владивосток, обледенелый и пронизываемый тихоокеанскими ветрами.
   Идиотизм ситуации заключался в том, что всего год назад Алексей закончил институт, где блестяще сдал все экзамены, в том числе и по гражданской обороне. Пока Леха мерз в продуваемом насквозь Владике, около двухсот глупых, ушастых телят погрузили на открытые грузовики и свезли в скотопромовские совхозы на верную смерть. К приезду Лехи в родные палестины, оставшиеся в живых телята стояли по брюхо в снегу и с тоской смотрели на комья мерзлого силоса, скидываемого пьяным скотником с тракторного прицепа. Опытный в аппаратных играх, двухметрового роста старик Суслов, Лехин предшественник на посту главного районного ветеринара, по причине преклонного возраста и обострения последствий фронтовых ран, перебравшийся на специально созданную под него синекуру - должность
   заведующего участковой ветеринарной лечебницы, в существовании которой не было никакой необходимости, сердито бухтел:
   - Ведь, что удумали, паразиты! Губят государственный скот. А отвечать, однако, ветслужбе придется. Тут надо свою жопу прикрывать. Молодняк передохнет, прокуратура за дело возьмется. А тогда никому и не докажешь, что в эти поры морозы стояли...
   - А чего ты, Михаил Петрович, на партсобрании молчал-то? -обреченно спросил Алексей, ошарашенный произошедшим.
   - Да, кто ж меня спрашивал-то! - отрезал ветеран. - А делать мил-человек, надо вот что...
   По наущению старого интригана Леха настрочил несколько экземпляров докладных, в которых сигнализировал о сложившейся ситуации и предлагал ряд мер по спасению молодняка скота. Зарегистрировав их в делопроизводстве райсельхозуправления, он разослал бумаги по инстанциям: в райком партии, в райисполком, прокуратуру, комитет народного контроля и ветотдел Приморского края. Оставшиеся экземпляры с регистрационным штампом он упрятал
   в служебный сейф, не доверяя ключ от него никому. Ежедневно, бригада ветеринарных специалистов выезжала в ближайший скотопромовский совхоз "Донской", где проводила лечебные мероприятия в отношении полузамороженных телят. В другом таком же совхозе, "Невском", аналогичные мероприятия проводила местная, совхозная ветслужба, согласно полученному от Алексея официальному предписанию. Как и ожидалось, за зиму передохли почти все замороженные телята.
   - Да, ты их хоть засыпь пенициллином с ног до головы, один хер сдохнут! - злобно язвил Васька Шилов, штатный Лешкин заместитель, щуплый, похожий на бурята, выходец из забайкальской казачьей станицы.
   - А мы, Вася, не телят лечим! Им все равно кирдык. Мы жопу свою прикрываем. Вот кабы расселить их по квартирам, первому секретарь с десятка два, в его особняк, предрайисполкома с десяток, начальнику райсельхозуправления с десяток. Да тепла им, да сена хорошего, да молочка теплого... Тогда бы толк и был, - ехидно протянул ветфельдшер Денисовский, плотно сбитый хитрющий мужик, занимавший в райветлечебнице должность начальника аптеки.
  
  

* * *

   Весной же, когда сопки зацвели багульником и сон-травой, когда яркое солнце заиграло в свежей листве огромных лип и тополей, когда останки несчастных телят упокоились в вырытых тракторами траншеях, настало предсказанное: приехал следак из прокуратуры края.
   - Вас, молодой человек, государство поставило блюсти его интересы в этой сфере, чего ж вы их не блюдете? - сурово вопросил он Алексея, гневно приподняв редкие бровки на конопатом личике.
   - Как не блюсти, блюду, - смиренно, с трудом сдерживая себя от негодования, ответил Алексей. - Вона и документы об том... Еще декабрьские, и в ваш адрес, и в другие тоже... Вон сводка от синоптиков, вон копия моей командировочной во Владивосток. Вот журнал лечения телят. По лечению замечания будут какие-нибудь?
   - Вот по лечению, как раз и нету... А докладные позвольте. Я с ними детальнее ознакомлюсь, - не дав неопытному Лехе никаких расписок об изъятии документов, ушлый следак сложил ворох бумаг в папку и резво умчался на Лехиной служебной машине в гостиницу "Уссури", расположенную на высоком, правом берегу одноименной реки. На следующее утро, слегка несвежий следак, распространяя запах перегара и свежепринятого коньяка, вновь нарисовался в Лехином кабинете. По всему было видно, что не слабо привечало его районное начальство накануне вечером.
   - Ну и почему вы никому не сигнализировали о ситуации? - вкрадчиво спросил похмельный следак, старательно дыша в сторону.
   - Да как же? Я ведь вам вчера все копии бумаг представил! - ошарашено спросил Алексей.
   - Что-то не припомню, - отводя глаза в сторону, промолвил следак.
   - Ишь, ты, сука дранная! Не припомнит он. Да у меня еще по паре экземпляров имеется. В сейфе, а ключик-то вот он... Я, однако, забывчивый ты мой, в КГБ эти бумажки отправлю, да и не в районное, а повыше... - прорвало Леху.
   КГБ в те времена боялись все. Следак, изо всех сил по наущению районного начальства лепивший из Лехи козла отпущения, исключением не был. Мысль о том, что зеленый ветеринаришка, вчерашний студент может таким образом сломать ему всю карьеру, показалась ему ужасной.
   - Машину дай, до гостиницы доехать, - вспотев, хрипло попросил он.
   - Рад бы, но не могу, сломалась внезапно, ты уж городским транспортом...
   По прошествии месяца, в средине июня всю районную верхушку и руководителей сельхозпредприятий вызвали на коллегию краевого исполкома во Владивосток. Совершив четырехсоткилометровый марш и миновав Спасск, Уссурийск, Раздольное и Угольную, колонна из пяти
   УАЗиков въехала в столицу таежного края.
   - Вот по тайге могу ездить, по болоту, да где хочешь, а по Владивостоку еду, так рубаха мокрая, - признался Лехин водитель, сорокалетний Колька Савченко. - Светофоры, регулировщики, трамваи эти хреновы...
   - Ясный хрен, это - город! Это в Лесозаводске один светофор, да и тот не работает. А гаишник один, и тот твой кум, - съехидничал Алексей, которого, впрочем, больше занимало предстоящее судилище.
   Под тремя красными знаменами, партийным, профсоюзным и крайисполкомовским сидело пятеро плешивых мужиков в строгих костюмах и неярких галстуках. Это и были вершители судеб "краевого масштаба".
   Алексея вызвали в зал заседаний последним, скороговоркой зачитав заранее заготовленную "петицию", один из плешивцев объявил Алексею выговор за "бесконтрольность".
   "Какую же им, блядям, контрольность-то надобно?" - с ожесточением подумал Алексей.
   На обратном пути, когда колонна уже проехала районный центр Кировку, и до Лесозаводска оставалось не более пятидесяти километров,
   последовала остановка. Место это называлось Горные Ключи и славилось нарзанными источниками, бившими из-под столетних кедров и образующими небольшие озерца из минеральной воды. Головная машина, свернув с трассы к одному из таких озер, остановилась. Остальные последовали ее примеру. На зеленой полянке, на расстеленных кусках брезента сервировали импровизированные дастарханы, у капитанов сельскохозяйственного производства с запасами было весьма неплохо. Жареные и копченые гуси соседствовали с копченой лососиной, купленной во владивостокском магазине "Океан", появились и бутылки с горячительными напитками. В своем районе первый секретарь был и бог, и царь. На такие мелочи, как управление автомобилями в нетрезвом виде, никто и внимания не обращал, поэтому шоферам, а по совместительству личным холуям, тоже было позволено махнуть по паре рюмок. Перед окончанием пикника предисполкома, краснорожий толстяк Кочергин, отведя Лешку в сторону, отеческим тоном произнес:
   - А ведь мы тебя, голубь, скоро посадим... Годика на три!
   - Вот спасибо, Николай Григорьевич, за отеческую заботу! А за что, если не секрет?
   - А, чтоб не гавкал там, где лизать положено...
   - Все ясно, отец родной!
   "Все, кирдык, приплыли! Валить отсюда надо. Только в армию, а так не уволят. Я ж еще три года после института не отработал. Посадят за не хер делать, иначе... Давно известно, начальство предает, не раздумывая, в этом его суть и назначение..."
   Ясно, что ни Алексею, ни Алене любить партийно-чиновничью братию было не за что. Как и большинство населения, они не питали никаких иллюзий по поводу правителей, однако принимая правила игры, делали хорошую мину при плохой игре. Высказывать недовольство советской системой в открытую было крайне опасно. И только наиболее отчаянные диссиденты, имеющие поддержку на Западе, могли себе это позволить. Запад же при этом преследовал свои далеко идущие интересы. На простой народ всем было начхать, он неизменно оставался пешкой в глобальных игрищах власть имущих элит. Впрочем, так было всегда в истории многострадального русского народа...
  
  
   ГЛАВА 9. ПИСТОЛЕТ
  
   У Лешки была своя тайна. В посылке, отправленной им из Москвы на имя престарелой тетушки, лежал девятимиллиметровый пистолет Макарова. Понятно, что отправлял он его не от своего имени, старая бомжиха за бутылку вермута охотно отправила посылку из почтового отделения на улице Ташкентской, что в двух шагах от студенческой столовой академии. К Лешке пистолет попал вообще невероятным образом. Гуляя по Кузьминскому лесопарку, Алексей почувствовал непреодолимое желание поваляться на траве, растянувшись под густым ореховым кустом, он уже почти задремал. Заслышав треск сухих веток под чьими-то шагами, Алексей приоткрыл глаза и то, что он увидел, заставило его осторожно отползти в высокую траву. Высокий африканец в пестрой рубахе, привстав на цыпочки и воровато озираясь, запихивал нечто в дупло раскидистой липы. Обождав, когда посланец знойной Африки удалится, Лешка крадучись приблизился к дереву и вытащил сверток. Удалившись в густые заросли орешника, Лешка развернул тряпицу, в ней оказался новенький, без потертостей и царапин, пистолет Макарова. Убедившись в отсутствии порохового нагара в стволе, Лешка пришел к выводу о том, что из пистолета, скорее всего, вообще никогда не стреляли. Сдавать столь ценную находку в милицию и быть потом затасканным по допросам ему не улыбалось, а топить находку в близлежащем пруду ему и в голову не приходило. Посылка в Благовещенск прибыла без приключений, Лешка специально не отправлял ее авиапочтой. Затем, при случае, во время распития водки, на складе артвооружения, пользуясь тем, что поддатый Графиня, он же капитан Кустенко, удалился за высокий штабель зеленых ящиков, чтобы отлить, Лешка быстро заменил принесенный им пистолет на такой же, из резервных запасов РПОНа (резервного полка особого назначения, части, формируемой из "партизан" на особый период). Он точно знал, что пистолеты эти не отстреливались, и сведений о них в пулегильзотеке нету. А, что творил негр со своим пистолетом ему было неизвестно, отвечать за чужие прегрешения он не собирался. В условиях все больше наглеющего уголовного мира иметь действенное средство самообороны было совсем не лишним. Валить или не валить отморозков - такого выбора перед Лехой не стояло. Бакланов и гопоту он ненавидел с детства.
   Детство и юность его прошли на Горбылевке, так с дореволюционных еще времен назывался его родной район, имевший худую славу у работников правоохранительных органов. Шпана этого района считалась "отмороженной", как впрочем, и обитатели соседних районов: Заголяевки, Спички и Астрахановки. С наступлением темноты без ножа или обреза появляться на улице было делом рискованным. Правда, в те далекие времена милиция тоже не ела свой хлеб даром. Однако, поножовщина, грабежи и убийства, особенно никого не удивляли. И в то же время Благовещенск считался одним из самых спокойных городов Дальнего Востока. Свободный, Уссурийск, Комсомольск по уровню преступности были далеко впереди. Из многочисленных колоний и лагерей иногда бегали зэки, понятно, что им были необходимы деньги, документы и вольная одежда. Добывали все это они грабежами, не чураясь и убийств. Ухо приходилось держать востро. Носить пистолет в кобуре офицер мог почти, не таясь, это было обычным делом. А проверять номер пистолета и сравнивать его с записанным в удостоверении, никакому патрулю в голову не приходило. Лешке припомнился случай годичной давности, тогда они совершали пятисоткилометровый марш в КУНГе радиостанции Р-125, смонтированной на шестьдесят шестом Газоне. Проехали уже километров около двухсот, всем ужасно хотелось пить, накануне была выпита фляжка настоянного на сухих вишнях спирта. Воды не было, во флягах у всех пятерых офицеров плескался спирт. Зима была в разгаре, за алюминиевым бортом кузова было минус тридцать. На въезде в небольшой шахтерский городок Райчихинск, капитан Юрка Кирин, здоровенный как медведь, помощник начальника разведки, решительно нажал кнопку звонка. Машина остановилась.
   - Чего там? - раздался недовольный голос подполковника Архипова. - Уссались, что ли. Сидите там, пульку расписываете, а я тут в кабине, солдату анекдоты рассказываю, чтоб не уснул за рулем. Б...дь, и надо же было кому-то заё...ывать их днем, чтоб ехать ночью. Вот уснет этот усталый хлопкороб за рулем и будет нам всем кирдык.
   - Да мы, вот, водички наберем! Вон котельная какая-то дымит, там по любому вода должна быть. Канистра алюминиевая у нас имеется. А кызыл-аскер пусть рожу пока снегом умоет, сон-то с него и слетит!
   - Давай, Лешка, сбегай за водичкой, ты самый молодой у нас...
   Молодой Лешка вовсе не был самым глупым. Райчихинск и его обитателей он знал давно. Еще в студенческие времена он в составе команды по мотокроссу приезжал сюда на соревнования ко Дню Шахтера. Редко, когда спортивный праздник не заканчивался грандиозной дракой. И теперь, заходя в котельную, он достал из кобуры, висящей на поясе под полушубком, пистолет и, дослав патрон в патронник, сунул его в карман полушубка, поставив, впрочем, на предохранитель. В котельной было жарко и шумно. За сбитым из горбыля столом трое урок играли в карты. На столе стояла недопитая поллитровка и немудрящая закусь.
   - Мужики, я тут у вас водички наберу? - Алексей шагнул к крану, не выпуская блатную троицу из вида.
   - Гоп-стоп, Зоя, - по блатному протянул питекантроп с заросшей курчавой шерстью спиной и потянул со стола финку.
   - Слышь, Потап, а полушубок-то мой, - заявил чернявый узколицый кавказец лет тридцати. - Холодно тут у вас для южного человека...
   - Потом в картишки раскинем, кому чего, - уточнил третий урка и
   боком, по крабьи попытался обойти Алексея и зайти со спины.
   - Стоять, мерина сраные! - Алексей ногтем большого пальца снял предохранитель и, не раздумывая, пустил пулю под ноги питекантропу. Ворвавшийся на выстрел Юрка Кирин не раздумывая долбанул кавказца в лоб. Учитывая, что так он разбивал стопку силикатных кирпичей, добавки тому не понадобилось. Водички они набрали, сломав попутно пару-тройку ребер Потапу и обе ноги третьему урке. Это уже расстарался подполковник Архипов, удивительно похожий на молодого киноартиста Валентина Гафта. Урка вознамерился проткнуть подпола ножом, но Архипову попался в руки обыкновенный лом, стоящий у самого входа в котельную, которым он очень удачно и перебил тому обе ноги. Милицию вызывать не стали, плюнув на всю эту тягомотину.
   - Ну их на хер. Им и так не слабо досталось. Зарекутся теперь на офицеров нападать! Не подохнут до утра, надеюсь...
   - Слышь, Леха! Они, поди, думали, что ты один. А тут вся Советская Армия тихо в ночи подкралась. Небольшими отрядами по триста рыл, - еще не остыв от схватки, бубнил Кирин. - А тут-то мы и нарисовались!
   Действительно, за головной машиной остановилась вся колонна, в ее состав входила колесная техника батальона связи, комендантской роты, мотострелкового полка. Всего более двухсот автомобилей. Следом за головной машиной, старшим которой и был подполковник Архипов, вся колонна тронулась и исчезла в пурге. Только стоны жестоко проученных горе-грабителей напоминали о произошедшем.
  
  
   ГЛАВА 10. УЧЕНИЯ
  
   Эти учения были особенно неудачными. Ветер, внезапно налетевший с "гнилого угла", так амурчане именовали юго-восток, принес неожиданное потепление. Машины моментально смешали снег с рыжим суглинком, превратив его в жидкое отвратное месиво. Сапоги текли, в валенках ходить было вообще немыслимо. Палатки абсолютно не защищали от порывистого ветра, автомобили из липкой грязи вытаскивали танками... А в довершение всего, обозленные непогодой посредники из Хабаровска, вконец до..али начальника дивизионной артиллерии.
   - Вот так надо прицелы ставить! - раздраженно бубнил полковник, обладатель щек помидорного цвета.
   - Да, нет же! - отругивался Скворцов, обладавший такими же погонами. - Так перелет будет!
   Алексей особо не прислушивался к их спору, тем более, что все эти градусы, углы возвышения и прочая заумная лабуда были ему абсолютно непонятны... Он тихо-смирно наносил на огромную карту различные значки, "поднимал" цветными карандашами дороги и населенные пункты. Карта называлась "План тылового обеспечения наступательной операции 192-й мотострелковой дивизии с форсированием крупной водной преграды".
   - Слышь, щегол! А офицерская линейка у тебя есть? - к Алексею обращался майор Юрка Тумановский, плут, бабник и пьяница. Когда Алексея только призвали в кадры ВС, Тумановский уже был майором и начальником службы горючего. К Алексею, в принципе, он относился неплохо, а уж в конфликтах с всюду шныряющими политработниками, он всегда вставал на Лехину сторону.
   - Да бери любую, вон их сколько на столах валяется. Народ, вишь, на обед подался. Женька Яковлев нынче в две смены кормит, я-то уже поел, вот Чиряку карту малюю. Он ее на военный совет повезет, будет докладывать, полководец наш...
   - Да, возьми любую, попробуй! Хай ведь поднимут!
   - Не поднимут, ты на линейки как следует, посмотри!
   - Ого, на каждой нацарапано "Общий тыл". Как это?
   - А это я, еще осенью, когда занятия на картах проводили, и все на обед пошли, на каждой нацарапал! Зато теперь очень удобно! Подойдешь этак к какому-нибудь подполу и извиняющимся тоном скажешь: "Ну что ж вы, у меня линейку-то сперли?" Он негодует, а ты ему на надпись и укажешь... Недоумение, извинение! И линейка у тебя...
   - Да на хера это надо. Их на рубль десяток купить можно!
   - Ну, вот пойди и купи! Тут ведь, тут в тайге, они за каждым деревом продаются! А сделал так зачем? Да хрен его знает, наверное, из озорства!
   - Ну да, ты ж у нас приколист известный!
   Учения начались с того, что свалившиеся из-за низких туч Су-25 - одноместные цельнометаллические штурмовики с двумя турбореактивными двигателями, предназначенные для непосредственной поддержки сухопутных войск, поразили мишени, настроенные полигонной командой на огромной пади, с первого же захода. Их. вооружение - встроенная двуствольная пушка калибра 30 мм с боезапасом 250 снарядов и расположенные на десяти подкрыльевых пилонах четыре с половиной тонны боевой нагрузки бомбы, контейнеры с НУРами, контейнеры с пушками меньшего калибра, управляемые ракеты "воздух-поверхность", позволили смешать все эти фанерные танки и БТРы условного противника с грязью. Минуту спустя, шесть вертолетов Ми-24, предназначенных для воздушной поддержки наземных войск и борьбы с танками противника, выскочили из-за сопок и нанесли завершающий удар по полигону. Такие машины использовались для высадки тактических десантов в зоне прорыва и при захвате плацдармов, сопровождения десантно-транспортных вертолетов, прикрытия их при высадке десантов, борьбы с вертолетами противника, а также транспортировки груза и эвакуации раненых. В настоящий момент эти винтокрылые монстры залпами из установленных на пилонах кассет с НУРами окончательно дополнили картину разрушения... Затем последовали два залпа реактивной артиллерии. 122-мм реактивная система залпового огня 9К51 "Град", предназначенная для поражения живой силы, легкобронированной и небронированной техники и представляющая собой 40-ствольную установку на шасси автомобиля "Урал-375 Д" - это очень грозное оружие... Однако все семьсот двадцать снарядов первого залпа и последовавшее за ними через некоторое время такое же количество снарядов второго не попали по намеченным площадям...
   - Одна тысяча четыреста сорок осколочно-фугасных неуправляемых реактивных снарядов 9М22, это ж какие деньжищи! - охнул стоявший рядом подполковник Дзюбин. - И все в жопу... Говорил же шефу, не х.й этих мудаков с окружного штаба артиллерии было слушать! Нет же, настояли на своем! И теперь в сторону, а нашему Скворцову отвечать! А вон и вертолет садится! Давай смоемся отсюда, это ж замминистра летит. Нам на военном совете говорили - лично будет инспектировать! Сам маршал Соколов, говорят, что он на днях будет на должность министра обороны назначен! Да, быстрее в кусты, он ведь разбирать не будет, кто есть кто, так ввалит, небо с овчинку покажется...
   И верно, на безлесую вершину сопки садился ВЗКПУ (воздушный запасной командный пункт управления), смонтированный в МИ-6, многоцелевом вертолете. Вихрь, поднятый бешено вращающимися лопастями винтов понес по поляне сухие прошлогодние листья. Командир дивизии полковник Исаенко, придерживая левой рукой папаху, нагнув голову, поспешил к вертолету. Сзади и чуть-чуть слева, прижав к боку какую-то красную папку, семенил начальник политотдела. Из открывшейся вертолетной дверцы с лязгом вылезла небольшая алюминиевая лесенка, затем показался начищенный до блеска маршальский сапог... Следом раздался такой рев, какого Алексей никогда до сей поры не слышал... Заглушая свист вертолетной турбины, абсолютно не выбирая выражений, маршал высказался по поводу увиденного с высоты... Дверь захлопнулась, вертолет качнулся, приподнялся на несколько метров и, неловко наклонившись на нос, рванул вперед. А затем случилось событие, навсегда запомнившееся Алексею.
   Откуда-то из-за сопки, шипя как змея, вылетел и устремился в небо желтый огненный шар. Тотчас же из окопа, вырытого неподалеку от КП, как чертик из коробочки, выскочил небольшого роста солдат, одетый в промасленный бушлат. На его носу, с трудом различимом под нахлобученной каской, сидели какие-то странные очки, очень похожие на мотоциклетные... Вскинув на плечо длинную зеленую трубу с набалдашником, он произвел пуск. Вдогонку огненному шару, оставляя за собой реверсивный след, с заметно превосходящей скоростью понесся второй, размерами поменьше. Через пару-тройку секунд в небе раздался взрыв. Юрка Кирин, незаметно, когда и подошедший к Алексею, громко прокомментировал:
   - Ну, красавец, это он из ПЗРК, ну со "Стрелы" реактивный снаряд сбил! Да, молодец пацан! - лихой офицер-разведчик явно был в восторге. - Побольше бы таких солдат. Малогабаритная эта ракетка, в ней и весу-то чуть больше килограмма, а при прямом попадании самолет собьет. Её "в догон" лучше пускать, чтоб подход к цели на малых углах был. У него, видишь сам, все, как по писаному, получилось!
   Довольный увиденным комдив громогласно скомандовал:
   - Подойди ко мне, сынок! Да-да, вот именно ты!
   - Товарищ полковник, рядовой Ризен по вашему приказанию прибыл!
   - Из каких краев будешь, сынок? Из Овсянки, говоришь? Зейского района, ну так это замечательно! И много вас там таких? - и, оборотясь к начальнику штаба: - Что у нас сейчас в Благовещенск идет? Вот, этого парня в машину, отвезти в дивизию, помыть, переодеть во все новое, дать ему проездные, и пусть десять суток у мамки в деревне молоко пьет! Да, сынок, вот тебе от меня лично! Носи, заслужил! Орел, красавец! - с этими словами комдив снял с руки "Восток-амфибию", сделанную по спецзаказу Министерства обороны в Чистополе и вручил ошеломленному солдатику. Тот, однако, не особо-то и растерявшись, приложил руку к краю стального шлема и набрав воздуха в грудь, громко отчеканил: Служу Советскому Союзу!
   - Видали, вот так надо служить, тут есть с кого пример брать, а особенно артиллеристам. Откуда этот орел? Как из комендантской роты, это что же? У меня под боком такие орлы служат? Панасюк, я тебе как командиру комендантской роты, объявляю благодарность, а Ризена этого, как с отпуска прибудет, ко мне на беседу, хочу его пока сержантом сделать, а к лету, мы его в ДВОКУ на учебу направим! Родине нужны такие офицеры!
   - Только вряд ли его в ДВОКУ возьмут! - заметил Алексей. - Немец он по национальности, Колька Ризен-то. Его родителей еще в сорок первом туда, в Зейский район сослали, из Саратова. Поволжские немцы они. Их там, в Овсянке, немцев-то почти полдеревни. Ризены, Рейнгруберты, Штольцы... Справные солдаты!
   - А ты почем знаешь? - недоверчиво спросил Кирин.
   - Я ж у них во взводе политзанятия провожу по вторникам, в основном анекдоты рассказываю! - ответил Лешка.
   А в широком распадке между сопками разворачивалась картина учебного боя: сначала забухали дивизионные гаубицы, затем на поле вползли танки, до поры маскировавшиеся в перелеске, следом за танками на поле появились бээмпэшки свободненского мотострелкового полка, вперемешку с бронетранспортерами благовещенского. Широкая, до десяти километров в поперечнике, котловина вмещала огромное количество войск. С вершины огромной сопки, на которой и расположился КП дивизии, и без бинокля было видно, как с боевых машин спешивались и разворачивались в цепь мотострелки... Конечно, с такого расстояния, да еще на фоне мощных разрывов ШИРАСов и других имитационных средств автоматные выстрелы были не слышны, однако, наведя стереотрубу, Алексей увидел напряженные солдатские лица, вспотевшие лица, орущие что-то рты и отчетливо понял, как им сейчас нелегко...
   С учений возвращались гораздо быстрее. На этот раз Алексей, согласно приказу Чиряка, занял место в кабине топливозаправщика. Толстяк поручил ему возглавить колонну бензовозов и довести ее до парка ОБМО, дислоцированного в Северном военном городке небольшого райцентра Свободного. Сей чудный городок был расположен на юге Амуро-Зейской равнины, на правом берегу Зеи, аж в ста семидесяти километрах к северу от Благовещенска. В этом городе имелись: речной порт, две железнодорожные станции, возле одной из которых проживала тёщина мать, бабушка Женя. Её супруг - дед Пантелей являлся родным дядькой знаменитому герою Отечественной войны, геройскому летчику Кожедубу. Имелся в городе и небольшой аэропорт. Свободный - второй по величине и значению город Амурской области. Основан он был сравнительно недавно, в 1912 г. как Алексеевск (в честь наследника российского престола цесаревича Алексея Николаевича Романова, зверски расстрелянного большевиками в кровавом и смутном восемнадцатом году), в связи с сооружением Амурской железной дороги и одного из железнодорожных мостов через Зею, рядом со станицей, основанной и заселенной хохлами-переселенцами, перекочевавшими сюда в начале двадцатого века из Суражского уезда, далекой отсюда Черниговской губернии. Позже, эта станица вошла в состав Алексеевска. В эпоху тотальных переименований, большевики изменили название города, словно в издевку дав ему гордое имя - Свободный. И разместив в нем Амурлаг. Товарищу Сталину был позарез нужен террор, во-первых, для того, чтобы контролировать появление конкурентов и "зачищать" их на ранних стадиях, во вторых, как средство для исполнения принятых "судьбоносных" решений. Много народу было погублено во имя "светлых" идеалов в этих чудовищно страшных лагерях. Алексей знал, что практически все стройки Дальнего Востока были обеспечены беплатной рабочей силой зэков, в том числе и постройка этого небольшого города. Испокон веку Свободный заселялся зэками, и это не могло не сказаться на менталитете населения. Банды Свободного наводили ужас на мирного обывателя, дикие нравы, царившие на улицах города, вводили в горестное недоумение... Толпы молодняка, вооруженные цепями, ножами, кастетами, а иногда и обрезами, порой затевали нешуточную бойню на вечерних улицах города, кровь лилась рекой. Зачастую, особо отмороженные нападали на военнослужащих, стремясь завладеть огнестрельным оружием. В этом чудном городишке приходилось держать ухо востро! Алексей отчетливо помнил тот случай, когда дяде Саше Подскальнюку, вечером, в двух шагах от вокзала разрубили голову цепью от бензопилы. С тех пор офицеры штаба дивизии избегали поодиночке без оружия перемещаться по Свободому.
   Доведя колонну к месту назначения, Алексей, с трудом дозвонившись до оперативного дежурного дивизии, доложил о выполнении приказа, и, получив разрешение, подался на железнодорожный вокзал... Ему предстояло дождаться попутного поезда, и, проделав путь в сто шестьдесят верст, добраться, наконец, до родного Благовещенска... На станции он неожиданно встретил Кентавра. Так, в штабе дивизии именовали прапорщика Мингилаева, начальника склада топокарт. Славен сей индивидуум был неумеренным поглощением спиртных напитков, непроходимой глупостью и каким-то наивно-детским выражением на бурой, обветренной физиономии. Увидев Алексея, заметно поддатый прапор оживился, встрепенулся навстречу знакомому лицу и искательно вопросил: - А вы, товарищ старший лейтенант, мне семнадцать копеек не одолжите? Покушать хочу, а денег на это уж и не осталось! Пожалуйста!
   Абсолютно нежадный и отзывчивый Алексей тут же отсыпал Кентавру горсть мелочи. Кентавр тут же устремился в станционный буфет... Когда Алексей, купивши билет до Благовещенска, вошел в буфет, Кентавр был уже готов. На его лице было написано блаженство: сдвинутая на затылок шапка каким-то чудом держалась на его бедовой голове, полуприщуренные глаза смотрели в никуда, в руках он держал простой холщовый мешок, в каком сельские бабы носят с базара поросят.
   - А ты, вообще, какого хрена тут делаешь? На учениях тебя я не видел! Каким ветром тебя в Свободный занесло? Мешок еще какой-то таскаешь, что там у тебя? И как это ты умудрился на столь ничтожную сумму вдрызг нахерачиться?
   - Дык, это! - косноязычно начал Кентавр. - Меня в Белогорск за картами послали! На моем складе листов определенной номенклатуры не хватало! А щас, после учений разбор полетов будет, командующий будет планы утверждать, там карты-отчеты разные... Ну, заодно Шуринову, прямому заместителю командира дивизии... Ну, знаете ведь, начальнику Свободненского гарнизона часть карт велели отвезти... А сейчас домой еду, в штаб дивизии... А в мешке - карты... Три тыщи листов...
   - Да ведь карты, они ж секретные! Их ведь вооруженному надо возить! А ты в жопу пьяный, нет уж, давай карты сюда. Уронишь - разлетятся по ветру, что их потом по рельсам собирать?
   - А я не уроню, и вообще, я не пьян... И пистолет у меня имеется. Вот тут, в кармане! - Мингилаев, держась из последних сил, чтобы не свалиться тут же на затоптанный пол станционного буфета и не заснуть пьяным сном, похлопал себя по оттопыренному карману полушубка.
   - Час от часу не легче, - недовольно процедил Алексей. - Мало мне своих забот, а тут еще тебя, коня ужратого, до Блага тащить. Ну, не бросать же тебя на самом деле! Тут у тебя не то, что карты с пистолетом упрут! Тут с тебя и кальсоны снимут и найдут тебя где-нибудь за путями, голого, замерзшего и с пробитой глупой башкой...
   Как он втащил пятипудового Кентавра в вагон, умудрясь при этом удерживать неподъемный мешок и собственный рюкзак, это нормальному человеку непостижимо... Всю дорогу Алексей злобствовал, глядя на прапора, мирно храпящего на нижней полке. Ни тебе в туалет сходить, ни покурить в тамбуре. Сиди и карауль его пьяную рожу... В Благовещенске, с трудом вытащив мертвецки пьяного придурка на перрон и усадив его на занесенную снегом скамейку, Алексей поспешил к телефону-автомату. На счастье, оперативным дежурным был бессменный "дед" Кондаков, он, выслушав матерное повествование Алексея, невозмутимо произнес:
   - А щас я на вокзал автобус штабной вышлю, ты уж помоги этого коня сюда доставить, а потом мы тебя до дому подбросим. А пистолет мне отдашь, да и свой сдать не забудешь! Ты ж с учений, со стволом поди! А Кентавра я в складе топокарт закрою, вместе с картами, до утра отоспится, а утром я ему устрою...
   Утром, придя на службу, Алексей поинтересовался у оперативного:
   - Ты придурка этого из узилища выпустил?
   - Ой, блин, забыл совсем! Да, ни хера ему не будет, куда он денется!
   - Дядя Женя, он же, поди, и насчет поссать интересуется! Ну, ты и садюга! Сам что ли с похмелья никогда не был? Да и проверить надо, живой ли он там...
   И точно, когда Алексей с дежурным открыли склад топокарт, Кентавр, приплясывая с ноги на ногу, не поздоровавшись и не сказав ни слова, опрометью кинулся на улицу, чуть не сбив подполковника с ног... Вернувшись через десяток минут он счастливо вздохнул.
   - Ну, думал - кончусь! А карты все на месте, я их с утра пересчитал...  
  
   ГЛАВА 11. И ВНОВЬ ОДНОКАШНИКИ
  
   В ближайший выходной Лешка отправился навестить своего одноклассника Вовку Шабанова. Невысокий и плотный, тот удивительным образом походил на японца. Великолепно владеющий приемами дзюдо и, будучи любителем японской поэзии танка, он со вкусом читал вслух пятистишье, глубокомысленно воздев указательный палец кверху:
  
   Право, приятно,
Когда развернёшь наугад
Древнюю книгу
И в сочетаниях слов Душу родную найдёшь
  
   Для опера уголовного розыска такое увлечение было несколько странноватым, но Лешка за десять лет дружбы привык и не к такому. Другой их приятель-одноклассник Генка Рыскин, по прозвищу Кент, был также личностью неоднозначной. Работая в КГБ, сначала оперативным дежурным, а затем по окончанию заочного факультета Новосибирского института водного транспорта и оперативным уполномоченным, он, тем не менее, находился под влиянием своего школьного дружка Шефа (так со школы друзья прозвали Шабанова). А Володька был ярым антисоветчиком и, подвыпив, он любил повторять:
   - Ох, и пущу я кому-то кровя, когда наши казачки из-за Амура вспять возвратятся, - блажил он. - Ох, и порубаю я краснопузых вволю. Ужо отольются им дедунюшкины слезы. Магазины его припомню, пархатыми комиссариками отобранные...
   - Ты потише, Вовка, да еще и при Кенте, офицере КГБ. Сдаст еще, чего доброго... - пытался угомонить его Алексей.
   Кент, однако, как ни странно, никого не сдавал. Вовкин дед по матери, старый молоканин Пантелей Хорюткин, с началом навигации 1920 года угнал свой пароход по Амуру в Сунгари, а дальше - до Харбина. Вернуться за женой с детьми ему уже не пришлось. Вовка, однако, честно тащил нелегкую ментовскую лямку. В те времена коррупция в милицейских рядах не достигла нынешнего ужасающего уровня. А амурская милиция, вообще, считалась в стране одной из самых крутых. Конечно, уроды попадаются везде. Случалось такое и в Благовещенске. Но не с Володькой...
   Раскатав с ним бутылку невкусного японского саке, привезенного из Хабаровска, Лешка с отвращением сплюнул.
   - Вовка, слышь, лучше б мы водочки взяли бы, "Амурской" к примеру...
   - Нету в тебе романтизму, Леха, скучный ты человек.
   - Это тебе с Витькой Сеном пить надо было. Он эту саку полюблять должон, в нем эту романтизьму и ищи ...
   - Не японец он, а кореец. И вообще, чего я с ним, уголовной рожей пить должен. Только и звания, что одноклассник бывший. А чего это ты про него вспомнил, я и не видел его лет сто. Он чалится, по-моему, на зоне. Ему за грабеж лет шесть, кажется, ввалили, еще Ларику и Измайлу. Последнему вообще десятку дали, он ведь инкассатора подранил тяжело. На Тахтамыгде он парится, мне его мамка говорила, я ее видал летом, когда к своим старикам ездил. Они ж там неподалеку живут, на Высокой. А Сен на Конной жил, ближе к Архирейской даче...
   - Да знаю я, где он жил, одноклассничек херов... Бандюга с детства. Ниндзя траханный. Сколько крови на нем... Чуть что за нож или кастет хватался. Я ему это по гроб жизни не забуду!
   Посидев еще с часок, обсудив ряд проблем и выпив самовар чаю, друзья расстались весьма довольные друг другом. Лешка решил навестить мать, живущую в новом микрорайоне. Выйдя на улицу Мухина и пройдя пару кварталов до остановки автобуса, он к удивлению обнаружил, что улица перекопана. Делать нечего, нужно было перейти через заброшенное купеческое кладбище на улицу Калинина с тем, чтобы сесть на проходящий по ней троллейбус. Вечерело, падающий снег искрился в свете уличных фонарей. На улице не было ни души. В полушубке было тепло, однако Лешка ускорил шаг, место было не самое приятное, стоящее на границе бывшей Заголяевской слободы кладбище пользовалось дурной славой. Часть бывшей слободы, непосредственно примыкающая к кладбищу, в старину называлась китайскими огородами. Каждую неделю в этом месте кого-нибудь грабили.
   Лешка был не самой легкой добычей, к тому же в правом кармане его полушубка лежал "трофейный" пистолет с досланным в патронник патроном. Проходя по натоптанной тропинке между заснеженной елью и старой кладбищенской стеной, Леха краем уха услышал скрип снега и, отпрыгнув в сторону, рывком выхватил пистолет. Он не сразу поверил своим глазам: перед ним, одетый в грязный солдатский бушлат, злобно прищурив и без того узкие глаза и оскалив по-волчьи зубы, широко расставив ноги и держа в правой руке автоматный штык-нож, стоял не к добру упомянутый Витька Сен... Сделав маховое движение рукой, он попытался распороть Лешке горло. Леха непроизвольно отпрянул. В это время подошва его сапога поскользнулась на утоптанном снегу, и он полетел в неглубокую выемку, видимо, образовавшуюся на месте старой, просевшей могилы. Гортанно вскрикнув, кореец прыгнул к Лехе и замахнулся штыком. От глухого выстрела взлетели вороны, устраивающиеся на ночлег на соседних деревьях. Снег уже валил крупными хлопьями. Пуля, отбросившая нападавшего на пару метров, попала беглому зэку чуть ниже левого глаза...
   "Блядь, такое только во сне бывает. Или в херовом кино..." -мелькнуло в голове Алексея. "Ну, что ж, за что боролся, на то и напоролся, ишь, башку-то ему рассобачило знатно...".
   Спихнув труп в выемку, Леха припустил к троллейбусной остановке, по пути размышляя: "Через полчаса его так снегом завалит, что хер его кто до весны найдет. Найдут - тоже горевать не будут. Блядь, ствол запалил, опять резерв РПОНа навестить надо. Или топить его на хер. Труп найдут, пулю достанут, землю рыть будут! Стремно..." Никаких угрызений совести, к собственному удивлению, он не испытывал.
   От пистолета он потом избавился, придя к коллегам своего покойного бати в литейный цех и незаметно засунув его в бадью с шихтой, предназначенной для переплавки. Обождав ее загрузки в сталеплавильную печь, Леха поболтал с бывшим отцовым напарником, дядей Борей Каргальским и, всучив ему пол-литра белой на помин отцовской души, он отправился восвояси. По дороге домой ноги сами привели его в церковь, стоящую вблизи горотдела милиции. Собственно, изначально это был польский костел (сосланных за участие в восстании 1863 года поляков на Дальнем Востоке было очень много), большевики, разрушившие в тридцатые годы все православные храмы Благовещенска, но, опасаясь гнева римского папы, разрушать костел не посмели и впоследствии православные христиане использовали божий храм для своих служб. Молиться Леха не умел, он только зажег свечку и молча стоял с непокрытой головой, смотря на потемневшие от времени иконы. Что-то изменилось в его душе, какое-то непонятное беспокойство поселилось в нем, никакого, впрочем, сожаления по факту убийства бандита он не ощущал... Однако, восторга - от нынешнего своего статуса душегуба, тоже не испытывал.
   - Умер Максим, да и хер с ним, положили его в гроб, да и мать его в лоб, - со злостью сплюнул Леха, выйдя из церковной ограды. Было б кого жалеть. Сознаваться в ментовку не пойду, я не идиот. Пусть еще спасибо мне скажут, что такого упыря завалил...
   Только спустя два месяца Леха вновь встретился с Шабановым, на этот раз они встретились у Кента, на дворе уже стоял март, с крыш свисали огромные сосульки. Снег уже почти стаял, оставаясь лишь в тех местах, куда не заглядывало яркое весеннее солнце. Школьные приятели занялись приготовлением шашлыка. Володька Шабанов, весьма удобно устроившись на березовом чурбаке, важно покрикивал на суетящихся над приготовлением шашлыка Лешку и Генку:
   - Ты, Кент, дровишки-то посуше бери. Да толстые такие не клади. Они, хер знает, когда прогорят! А ты, Леха, как мясо нанизываешь? Не так надо... Так не прожарятся, эх вы, безрукие...
   - Слышь, Шеф, может, ты чем-то созидательным займешься? Ну, там, огурчики-помидорчики нарежешь? Водочку разольешь, пора уж по полтышку накатить. Кстати, надеюсь, ты не саке это сраное приволок как в тот раз?
   - Не-а, нашу, "Пшеничную". Кстати, о саке... Слышали, Витька Сен-то нашелся. Завалил его кто-то. Он, сучара, с лагеря свалил. Конвоира убил, автоматом завладел и свалил. Как он с Тахтамыгды до Блага пробрался, никто не знает. К границе пробирался. В Китай уйти хотел. Он ведь и родился в Китае. Его пахан от хунвэйбинов бежал в СССР. Резали они тогда всех не ханьцев, маньчжуров, уйгуров, других всяких... Завалил его кто-то из своих. Так он перед этим китайца зарезал, Бай-Цзыбином того звали, шофером в автоколонне работал, жил на углу Калинина и Красноармейской, неподалеку от того места, где Сена нашли. Тоже блатняк известный. А хорошо в 1900 году казачки сделали, в июле-месяце, вот у меня и выписка из архивных материалов имеется. Слушайте, читаю:
   "В любой войне наиболее уязвимыми являются мирные жители, не только становящиеся ее случайными жертвами, но и часто подвергающиеся геноциду со стороны властей враждебного государства. В 1900 г. власти Амурской области показали негативный пример такого рода. Многие очевидцы и исследователи указывают на возникновение паники в Благовещенске сразу же после начала обстрелов китайцами российских пароходов и самогС города. Дополнительную угрозу многие горожане видели в присутствии цинских подданных, тем более, что к этому времени многие из заамурских торговцев уже перевели свои дела на родину, а в зазейском районе и китайском квартале города нашли прокламации ихэтуаней. 3 июля благовещенский полицмейстер Батаревич предложил военному губернатору Амурской области К.Н. Грибскому депортировать китайцев на правый берег. Сам областной начальник был в это время слишком занят организацией обороны Благовещенска и поручил Батаревичу собрать прятавшихся за городом, а также оставшихся в своих домах и лавках цинских подданных. Сразу же возник вопрос о транспортных средствах для перевозки нескольких тысяч человек. Оба берега фактически уже находились в состоянии войны. Международное сообщение по Амуру было прервано. Полицмейстер вначале просил Грибского перевезти китайцев в зазейский район, где предложить им самим достать лодки у соотечественников, но губернатор отверг этот план. Батаревич в конечном итоге принял решение о переправе всех китайцев в районе ст. Верхнеблаговещенской - месте, где Амур наиболее узок. Первая партия численностью около 1300 (по другим данным - до 2000) человек выступила 4 июля. Непосредственное командование было возложено на помощника пристава 3-го участка Благовещенска Шабанова", - здесь Володька сделал особенное ударение и воздел указательный палец кверху. - "Удивляет очень скромная, даже с учетом дефицита живой силы в те дни, численность конвоя - один городовой, два казака и несколько добровольцев.Стычки с конвоируемыми начались уже на выходе из города. Как свидетельствовал сам Шабанов в рапорте на имя полицмейстера, "перейдя гору, китайцы от следования далее отказались, но мною были заставлены подчиниться". Другие источники дают более подробную картину. Как следует из донесения вице-губернатора С.Н. Таскина к начальнику штаба от 30 июля, по колонне дали несколько залпов еще до переправы. По данным Л.Г. Дейча, доверенный китайской фирмы Ли Вачан просил по дороге отвести его к Грибскому, ранее обещавшему защиту китайским купцам, но был зарублен казаками. По прибытии в ст. Верхнеблаговещенскую события приняли еще более драматический оборот. Местный атаман Писарев, несмотря на приказ председателя амурского войскового правления полковника Волковинского, наотрез отказался предоставить китайцам имевшиеся у него шаланду и лодки, опасаясь их захвата противником. Китайцам было предложено переправляться самим, хотя среди них имелись старики и дети. К этому времени к берегу подошли озлобленные продолжающимся обстрелом местные жители. Совершенно естественное нежелание депортируемых самим идти на смерть окружившими их русскими было воспринято почти как вооруженное восстание. Во время последующего следствия Шабанов и Писарев пытались обвинить друг друга в попустительстве началу расправы. Начальник конвоя указывал в рапорте, что стрелял один из местных казаков, неизвестно по чьему приказу. При опросе атамана и казаков станицы ими было заявлено, что переправа (то есть истребление) началась лишь после того, как помощник пристава "принял более строгие меры". На деле эти меры свелись к уничтожению безоружных китайцев как на берегу, так и уже в воде. Как гласят цинские источники, депортируемых связывали косами по пять-шесть человек и штыками загоняли в воду. Отказавшихся переправляться Шабанов приказал, по свидетельству очевидцев, зарубить топорами. По некоторым данным, огонь был открыт и с цинской стороны. Из всей партии до противоположного берега доплыли лишь 80-100 человек.В тот же день была переправлена еще одна партия китайцев численностью 84 человека. Вся она была уничтожена еще на берегу. Из переправляемых 6 июля 170 человек уцелело около 20. 8 июля была переправлена последняя группа цинских подданных в количестве 66 человек. На этот раз им удалось уговорить офицера не стрелять и утонуло менее половины. Китайские источники оценивают общее число погибших у ст. Верхнеблаговещенской в 5000 человек].События 4-8 июля из-за широкого освещения в прессе вызвали широкий негативный резонанс как в России, так и за ее рубежами. Они произошли лишь через год после принятия (в значительной степени по инициативе самСй России) первой Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, на чем Петербург настаивал еще в 1874 г., во время международной конференции в Бельгии. Преступления российской стороны шли вразрез с общепризнанными обычаями войны, гласящими: "Мирное население есть тот противоположный сражающимся элемент, который пользуется неприкосновенностью жизни, и против которого военные действия с оружием в руках запрещаются", "... неприятельские подданные..., имеющие на ней (государственной территории - О.Т.) постоянное местожительство, или приглашаются удалиться или им разрешается оставаться на ней". Менее известными были факты расправы над цинскими подданными в других населенных пунктах, однако они также поражают исследователей своим откровенным цинизмом. Многих администраторов полностью захватила волна шовинизма, вызванная началом боевых действий. Уже упоминавшийся полковник Волковинский 7 июля в ответ на запрос поярковского атамана Коренева о том, что делать с арестованными в станице 85 китайцами, приказал: "Уничтожить без рассуждения". После того как они стали разбегаться, казаки открыли огонь. Удалось спастись лишь пяти купцам, содержавшимся в здании местной школы. 6-7 июля около 40 китайцев были убиты крестьянами в селах Новотроицкое и Егорьевка. Пристав 4-го участка Амурского округа титулярный советник Волков 6 июля на представлении краснояровского волостного правления по вопросу о порядке довольствия крестьянской дружины в конце сделал приписку "всех китайцев уничтожайте". Будучи в Гильчине, пристав приказал убить двух, а в ответ на запрос жариковского старосты - 15 цинских подданных." - Во, как раньше-то было...
   - Слышь, Шеф, а пристав Шабанов, он не предок ли твой, по отцовской линии будет-то? Людоед, бля, какой-то...
   - Навряд ли, впрочем, у отца надо спросить. Того пристава, поди, большевички в распыл пустили, со всем семейством. Да, гляди, Леха, мясо на угли ставить пора, за вами глаз постоянно нужен! Ни хера сами без меня не можете. А Измаил-то как ушел, так и не слышно о нем ничего. А может, и сгинул... По зимней-то тайге бегать гибельно, ногу вывихнешь и крандец тебе... Кто ж тебя на закорках попрет-то? Может, и сожрали свои же во время побега. Буфета в тайге не предусмотрено. Хотя такого волка за корову не поведешь, сам кого хочешь сожрет. Как только он с Сеном на одной зоне оказался? Бардак! Дело-то по Сену прикрыли уж за нерозыском, так сказать... У нас на одного следака по сорок дел висит. Это у вас, Кент, следакам делать не хер. Из пальца материалы на диссидентов высасываете. То пьяный на памятник вождю поссыт, то пионервожатую школьник на х..й пошлет...
   - Ну, ты скажешь, Шеф. Это ж пятый отдел по диссидентам пашет. Я к нему никаким боком. Тут вон китайцев ловим каждый месяц.
   - А хули их ловить, тут надо как казаки... Леха, переворачивай мясо, подгорит. Уши развесил! Сейчас забухаем, пожрем и пойдем на Зею, за песчаную кучу по банкам постреляем, у меня табельный ствол с собой. Леха, ты патронов принес? Обещал же.
   - Принес, две пачки лишь достал. Больше пока не могу. Автоматных, хоть жопой ешь, а пээмовских маловато, редко стреляем.
   - А у меня волын получше есть, - прорезался Кент. - Тут одних уродов брали, так я замутил. Тэтэшник - бронник навылет пробивает. Патронов только мало, у нас таких нету...
   - Ты его мне продай, Генка, - неожиданно попросил Леха. - Я ж тебя не заложу, не ссы. Да и не поверит мне никто, ты ж кэгэбэшник...
   - Давай, за ящик водяры, - неожиданно легко согласился Генка.
   На том и сговорились. Так у Лехи появился другой ствол. Машинка была хороша, советская, 1939 года выпуска. Видать пролежала где-нибудь на складах, новенькая, непотертая. Это не то, что китайская подделка из "сырого" металла, одноразовая, как презерватив...
  
   ГЛАВА 12. КУБА - ЛЮБОВЬ МОЯ НЕРАЗДЕЛЕННАЯ
  
   Ближе к маю неожиданно позвонил из Хабаровска начальник ветеринарной службы округа Башкирченко, уже не майор, а подполковник.
   - Ты, давай срочно проходи медкомиссию на предмет пригодности для службы в странах с особо жарким климатом, да не один, а со всей семьей. На Кубу тебя решили направить. Готовить будут двух кандидатов, тебя и Николая Парканова из Бикинской дивизии. А там, кого пошлют, кадровикам виднее. В вашем благовещенском госпитале не получится, уровень не тот. Шуруй в армейский, в Белогорск.
   Сказано - сделано. Через пару дней Алексей с Аленой и четырехлетним Юркой высадились на железнодорожном вокзале Белогорска. Их встречал старший офицер вещевой службы армии майор Виктор Овдокименко, ранее служивший в тылу 192 дивизии и благодаря неожиданной поддержке Алексея получивший повышение. Дело было весьма необычным. Несколько месяцев назад в дивизию приехала инспекция тыла из штаба округа, основным местом проведения ревизии был избран Шимановский полк, видимо, наибольшее количество жалоб от членов семей военнослужащих приходило в Хабаровск именно оттуда. Служба в Шимановске была тяжела. В маленьком городишке не было ничего, что могло бы примирить с необходимостью прозябания в нем. Не было ни очарования старого купеческого Благовещенска, ни огромных песчаных пляжей Малой Сазанки, ни перспективы быстрого карьерного роста Белогорска. Зимой в Шимановске столбик термометра падал до отметки в минус пятьдесят, летом из-за комаров и мошек, именуемых гнусом, невозможно было выйти на улицу. Именно в Шимановске произошел показательный случай. Приехавший с инспекцией из штаба округа, заместитель командующего округом по вооружению, генерал-лейтенант, разгневанный бардаком в парке боевой техники, напустился на подвернувшегося под горячую руку командира взвода. Зачуханный летёха минут пять выслушивал разъяренные вопли большого начальника, затем как-то горестно вздохнул, сплюнул себе под ноги и пошел восвояси:
   - Куда! Я тебя еще не отпускал! Та-а-варищ лейтенант... - еще больше взъярился "полководец".
   - Да иди ты на х..й! Лучше бы я в пастухи пошел! - последовал ответ.
   В желании уволиться с постылой службы, многие лейтенанты проявляли чудеса изобретательности, граничащие с сумасшествием. Особенно показателен случай с лейтенантом Крутских, произошедший позже.
   - О, привет Леха! Ты со всем семейством. Вот Верочка с девчонками будут рады, - приветствовал Овдокименко Алексея. - А я тут неплохо устроился, следующим летом в академию тыла обещают послать. А ты, чего к нам?
   - Да комиссию пройти надо, всем семейством! На Кубу посылают. У тебя в госпитале концы какие-нибудь имеются, чтоб по быстрому, и без лишних мандифолей.
   - Ка-а-нечно, дарагой!!! Для тебя что хочешь! Если б не ты, я б до сих пор в Шимановске комаров кормил.
   - Да я-то тут при чем? Ты сам, своими трудами...
   А дело было так. Алексея вместе с грозной инспекцией отправили в Шимановск, подполковник Чиряк, прослышав о предстоящей проверке, заранее залег в госпиталь, имитируя сердечную хворь. Начпрод дивизии находился в очередном отпуске, а начальник службы горючего Юрка Тумановский, сам в составе такой же комиссии, находился с проверкой где-то на Сахалине. Комдив, не мудрствуя лукаво, и отправил Алексея, напутствуя его такими словами:
   - Вообще, никого не посылать нельзя, а тебя они не сожрут, не ссы! Не станут они об старлея пачкаться!
   По приезде в Шимановск осмотревшиеся инспекторы ошалели от представившегося им бардака. Возглавляющий их генерал горестно воскликнул:
   - Да есть ли тут хоть какое-то светлое пятно?
   - Так точно, товарищ генерал, имеется! И называется это светлое пятно капитан Овдокименко, он тут начальником вещевой службы является, - Лешка верноподданически вылупил глаза, преданно и дураковато уставившись на генерала.
   - Пойдем, посмотрим на это светлое пятно, - процедил генерал.
   У Витьки на вещевом складе царил идеальный порядок, не так давно прибывший из Германии и не опустившийся в глуши офицер содержал службу в полном ажуре. Своевременно переодевал солдат, добился стопроцентного получения положенного по нормам вещевого имущества с окружных складов, вовремя проводил помывку личного состава и смену белья, совместно с медиками истребил вшей в гарнизоне. В общем, бравый и деятельный офицер весьма понравился грозному генералу, и тот рекомендовал его на повышение. Витька добро помнил крепко.
   С утра, сдав анализы, Лешка с женой и сыном галопом проскочил всех врачей. Те, видя Лешкины медицинские эмблемы, а особенно узнав о том, что Алена их коллега, особо-то и не придирались. Исключение составил психиатр. Этот служитель Гиппократа, как и все остальные его коллеги, был слегонца не в себе. Все психиатры немного придурки, ибо душевные хвори, хотя и не заразны, но весьма переходчивы. Этот же, упиваясь своей, хоть временной и мизерной, но властью, вдоволь покуражился над Алексеем, предъявил претензии к четырехлетнему Юрке по причине его неумения читать и затем потребовал военно-медицинскую характеристику на самого Алексея.
   - Товарищ капитан, так ее только на сумасшедших представляют! А я ж вроде бы не псих. И кто это в четыре года читать-то умеет?
   - Вот, привезешь характеристику, тогда и подпишу. А что ты не псих, это еще вопрос! Все мы немного психи, - с этими словами шизанутый психиатр выставил Леху из кабинета.
   Пришлось Лешке вторично приезжать в Белогорск. Витька, через неделю встретивший Алексея на подведении итогов в штабе армии, извиняющимся тоном поведал:
   - Кто ж знал, что этому мудаку вожжа под хвост попадет. С остальными докторами, вишь, как гладко прошло. А я ж им и простыней с халатами подкинул, барахла всякого. Их начмед с зампотылом от радости чуть не кончили. Но этому козлу мы тоже вырванные годы устроили. Там, ва-а-ще жопа... Этому придурку в академию лететь надо было. Он-то с медкомиссией и не торопился. Полагал, что уж для него- то, никакого труда это не составит. И в последний день часикам к десяти заявляется к начмеду, поставьте, мол, печать. А тот ему, мол-де, не вопрос, дорогой. Только анализы давай, мочи там, крови. А лаборатория уже закрыта. Тот урод на мослы, прошу-де, времени уже нету. Вечером самолет из Блага на Москву, уже и билеты на руках. А начмед ему - помнишь, и тебя просили... А ты ж на принцип пошел. Вот, бумеранг-то и возвращается... Опоздал тот с вылетом. Значит и с академией пролетел, да кто ему виноват. Не хер пристебываться было.
   - Да, хрен с ним, с идиотом этим! Ты, Витька, лучше вспомни, как мы с тобой и Славкой Заикой, начпродом вашим, по тайге всю ночь на шестьдесят шестом газоне гоняли. Браконьерничали, так сказать. И ни одной козы не встретили! А когда уже в полк возвращались, решили водки выпить. Ты еще сказал, что про добытого в тайге слона нам поверят, а про водку, привезенную с охоты нетронутой - никогда в жизни! А мороз тогда какой был! Градусов пятьдесят... А когда бутылку на бампере раздавили, то случайно фару в ту степь направили, смотрим - глаза блестят! Я - очередь из автомата, по-прежнему светятся, ты с дробовика дуплетом - результат тот же. Когда поближе подъехали, видим - какой-то шутник две поллитровки в развилку березы вставил, донышками к дороге! И видать, не одни мы на эту удочку клюнули, береза-то вся пулями пробита была!
   - А как с пчелами дело было! Помнишь, тогда какой-то идиот из военных пенсионеров в соседнем подъезде на балконе улей поставил? Ужас... Они в окна летят, в сахарницы лезут, а тут еще во всех квартирах бабы варенья варят, ягоды-то под Шимановском море. Всех жильцов перекусали, детей тоже. Мы к этому придурку целой депутацией ходили, уговаривали. А он, пидар старый, уперся и ни в какую. Что вы мне сделаете, говорит! Нет, мол, такого закона, чтоб запретить мне пчел на балконе держать! А ты мне, нет, мол, и такого закона, чтоб запрещал тебе тазик с сахарным сиропом на хлорофосе замешанном, на своем балконе поставить! Так, к вечеру ни одной пчелы не осталось! Пчел-то жалко, конечно, да только детей жальче!
   - А помнишь, Витька, какую мы баню построили? Я печку из отрезка огромной трубы сварил, а колосники - из пальцев от танковых траков... А полки банные из толстенных кедровых досок... Правда, поначалу смола из них текла, а потом прекратила. А парок какой был!!!
   - Ага, парок! Поначалу офицеры парились, а по воскресеньям жены ихние. А потом приехал новый комполка, азербот хренов, Кокбуриев... Сразу ключи забрал, только сам парился, да еще городских начальников с блядьми пускал... Короче, пропала для народа банька! И что обидно-то, ведь мы её своими руками построили! Так я перед отъездом в Белогорск ключи подобрал и в эти доски кедровые ампул с пяток пиридина кирзовыми сапожищами втоптал. А он, пиридин-то этот, свежим дерьмом пахнет, химики гарантировали стойкость запаха в течение десяти лет! И на крышу не поленился влезть, в трубу шапку старую пропихнул, а потом ведро раствора туда же залил! Пусть парится, дитя Кавказа!
   - Где же ты раствор-то ночью взял?
   - А там работы строительные рядом велись, взял полведра цемента, песку, воды... Дело-то нехитрое!
  

* * *

   На Кубу Леха не попал. Кадровики поясняли это тем, что кандидатов в члены КПСС на Кубу не посылают. Мол-де, там парторганизации нету, и негоже лишнего в кандидатах перехаживать, лишать человека заслуженного счастья - влиться в счастливые ряды передовых строителей коммунизма. Леха сам не особо верил в эту белиберду. На очередной совместной пьянке Вовка Шабанов безапелляционно заявил:
   - Херня все это! Из-за папани твоего все это. Из-за плена его немецкого. Запросы на тебя особисты ваши территориалам делали. Вот Кент и проверял, личное дело твоего папани из архива доставали. Кстати, и упрятали-то его по доносу родственника, братана его двоюродного...
   - Во, бляди! - восхитился Лешка. - Папаня-то уже четыре года как в могиле, а они все копают. Да и не говорил он мне ничего никогда. Тема
   эта у нас в семье всегда под запретом была. Да хер с ней, Кубой-то. Туда ехать с тремя чемоданами. Контейнер-то не отправляют. А плыть пароходом с Питера четырнадцать суток, охренеешь. Колька Парканов туда поплыл, нехай он бананы жует...
  

* * *

  
   Очень дорого обошлись Николаю Парканову те бананы. За время пребывания на экзотическом острове пришлось расплачиваться здоровьем. Тяжело заболела и впоследствии стала инвалидом его миниатюрная жена, сам Николай, из веселого курчавого красавца, похожего на солиста "Песняров" Леонида Борткевича, превратился в рано полысевшего ипохондрика. Но об этом Алексей узнает лет через шесть-семь, находясь на сборах в Одессе.
  

* * *

   Все лето и половину осени Алексей провел, мотаясь по командировкам: Свободный, Шимановск, Малая Сазанка, станция Ледяная (впоследствии именно там расположится российский космодром, а пока в этих живописных местах дислоцировалась 27-я ракетная дивизия РВСН). Осенью удалось вырваться в отпуск и съездить в маленький курортный городок Скадовск, расположенный на берегу Черного моря, в сотне-другой километров от Херсона. В начале лета Алена отвезла сынишку к матери, и теперь Алексею предстояло забрать отдохнувшего и набравшегося сил для новых подвигов огольца. У Алексея был свой излюбленный маршрут: самолетом до Москвы, затем переезд с Домодедово до Быково, оттуда опять же самолетом до Запорожья, оттуда теплоходом на подводных крыльях до Херсона, далее речным трамвайчиком до Голой пристани и, наконец, еще час автобусом и ты в Скадовске. А в замечательном городе Запорожье жила старшая сестра Алены, Лидия. Как это ни удивительно, но она была одноклассницей старшей сестры Алексея, но и Алексей и Алена узнали об этом только после свадьбы. Когда Алена училась в пятом классе, ее мать, женщина с характером фронтового пехотного старшины, работающая фельдшером на скорой помощи, закончила вечерний факультет Благовещенского медицинского института и была распределена в Чечено-Ингушскую АССР, в казачью станицу Наурскую заведующей ЦРБ. Вовремя сориентировавшись в обстановке и, ни на каплю не веря ни в какие идеологические бредни о братстве народов, Агафья Пантелеевна, забрав молчаливого, во всем с ней согласного мужа, и двух дочерей, рванула на Украину. Алена и Лидия отправились в Запорожье, где Алена закончила школу и, благословляемая мамашей, отправилась на родину, в далекий Благовещенск, поступать в мединститут. Шансов на поступление в Запорожье даже у отличницы не было никаких, взятки за поступления в мединститут на Украине равнялись трехлетней зарплате терапевта... Там, на студенческом вечере в Благовещенском мединституте Алексей и познакомился со своей будущей женой, ухаживания длились недолго и уже через две недели они подали заявление в ЗАГС. Неожиданно для всех знакомых и родственников семья получилась крепкая и дружная: молчаливая и неконфликтная Алена как нельзя лучше подходила импульсивному и открытому Алексею. Как это и случается, супруги перенимали черты характера друг у друга. Алексей стал гораздо выдержаннее и спокойнее, научился взвешивать свои слова и тем более поступки. Алена перестала быть такой зажатой, из ее глаз постепенно исчезло выражение беззащитности...
   Погостив у тещи, вдоволь накупавшись в уже холодном Джарылгацком заливе и вволю попив виноградного вина с тестем, немногословным, работящим мужиком, Алексей начал томиться в этом маленьком городишке. Он откровенно скучал по дому, по Алене, по родным местам. Все здесь казалось ему каким-то ненастоящим, кукольным. Местные жители показались ему мелочными, суетными. Те же украинцы на Дальнем Востоке были совсем иными. Суровый климат, огромные просторы, девственная природа, могучая стихия, перед которой одиночка казался беззащитным муравьем, выковали абсолютно другой тип человека. На просторах Севера и Дальнего Востока люди были дружнее и чище душою, негодяев там было значительно меньше. Да и сами негодяи были совсем иными, в них зачастую прослеживалась хрестоматийная разбойничья лихость, звериная удаль и первобытная отвага. Негодяи, живущие на Украине, нередко оказывались ничтожными и мелкими людишками, напоминавшими поросят, бойко отпихивающих своих собратьев от корытца с помоями. Так или иначе, Алексею наскучило в Скадовске, и он отправился в обратную дорогу. Перелет, как всегда, проходил в условиях хронического аэрофлотовского бардака, иного никто и не ожидал. Очень помог Лешке попутчик, одноногий старик, ветеран и инвалид Великой Отечественной Войны, летевший от самого Скадовска, через Херсон и Москву, до самого Благовещенска. Только благодаря ветерану, выдавшего Леху и малолетнего Юрку за своих зятя и внука, удалось устроиться на ночлег в гостинице аэропорта "Домодедово". Ночевать с маленьким сыном на комендантском подоконнике Алексею вовсе не улыбалось. Рейс на Благовещенск, традиционно задерживался. Так, или иначе, до Благовещенска добрались без особых злоключений, если не считать незапланированное посещение Енисейска, небольшого старинного городка, основанного казаками в незапамятные времена, в трехстах пятидесяти километрах от Красноярска, ниже по течению могучего Енисея. Туда, самолет завернули на дозаправку, как всегда, в Красноярске не оказалось авиационного топлива.
   Сердечно попрощавшись с попутчиком-ветераном, которому предстояло еще лететь около семисот километров до города Зеи, названного так в честь одноименной таежной красавицы-реки, Алексей, подхватив чемодан и пацана поспешил к выходу из аэровокзала. Алена встречала мужа и сынишку у здания аэропорта. Как она узнала о непредсказуемом по времени прилете самолета, так и осталось загадкой.
   С выходом из отпуска, жизнь Алексея вернулась в привычное русло, командировки, дежурства, привычные хлопоты полностью поглотили его время... После Нового года, Лехе присвоили капитана, а Алена благополучно родила долгожданную дочь. Девочка родилась крупненькой и здоровенькой. Оно было и неудивительно: и Алексей, и Алена были рослыми, крепкими молодыми людьми. Сказывалось природное здоровье и спортивная закалка.
  
  
  
  
   ГЛАВА 13. БЕСПРИЗОРНЫЕ ТАНКИСТЫ
  
   Вскоре после рождения дочери Алексея отправили в составе, так называемой, оперативной группы, в Ново-Бурейск. Задача перед группой офицеров стояла такая: подготовить станцию к приему воинских эшелонов и максимально сократить время простоев железнодорожного подвижного состава. За простои железная дорога накладывала огромные штрафы. Прибыв поздно вечером поездом на нужную станцию, офицеры вышли на заснеженный перрон. Погода была явно нелетной. Порывы ветра гнали по воздуху массу мелкого колючего снега, редкие фонари тускло мерцали сквозь пургу. Подняв воротники полушубков, офицеры направились мимо забора поселкового хлебозавода к центру в надежде отыскать гостиницу.
   - Да-а, глухомань та еще! - прокричал через завывание вьюги старший группы, подполковник Архипов. - Куда здесь идти, хер его знает, не вижу ни хрена.
   - Да у вас очки обмерзли, как тут чего увидишь! - парировал Леха. - Надо правее брать, дорогу перемело, но в наших говнодавах в снег не провалимся.
   Говнодавы и в самом деле были всем на зависть, не так давно офицерам выдали "сапоги фетровые" монгольского производства. Они представляли собой валенки из качественного фетра, головка которых была выполнена из прочной кожи. Подошва обуви была из микропористой резины. Изнутри эти сапоги были фетровыми, а снаружи кожаными, на льду они не скользили, по слякоти не промокали. Был у них и ряд недостатков: тяжелы они были неимоверно, а кроме этого, отсутствие сужения в районе лодыжки заставляло ногу при быстрой ходьбе ерзать внутри этой обуви. Приходилось приспосабливать ремешки, как на гражданских унтах.
   - Во, б...дь, а это что за херня? Гляди-гляди, волки что-ли? -закричал майор Таранник, начальник оргпланового отделения тыла.
   - Хули глядеть! Оружие к бою! - заорал Леха и, сбросив рукавицы-шубинки, вытащил из кармана полушубка пистолет, который предусмотрительно переложил туда еще в поезде. Патрон в патронник он досылал всегда, вопреки всем наставлениям.
   Это были не волки. Огромные одичавшие собаки издавна наводили ужас на жителей поселковых окраин. Абсолютно не боящиеся людей, прекрасно ориентирующиеся в условиях населенного пункта, они не попадались в капканы и легко уходили от охотничьих облав. В лес, впрочем, они тоже не уходили, он страшил их... Стая нападала на домашних животных, рвала на части домашних собак в присутствии их владельцев. Изредка собаки нападали и на людей, во всяком случае, в поселках области иногда находили объеденные трупы бомжей и алкоголиков.
   Огромный кобель с разгону бросился Лешке на грудь, но в зубах его оказалось не мягкое и теплое человеческое горло, а добротный воротник армейского полушубка. В этот момент Алексей нажал на спуск своего табельного пистолета, тупая оболочечная пуля отшвырнула вожака. Рядом защелкали пистолетные выстрелы, раздался жалобный собачий визг. Всю стаю перестрелять не удалось. Потеряв трех своих сотоварищей убитыми, остальные собаковолки рванули по пустырю и скрылись в пурге.
   Архипов, подойдя к крутившемуся на снегу подранку, прицелился и нажал на спуск.
   - У-у, блядина. Друг человека, называется. Сожрали бы на хер...
   - Да, ладно вам. Виноваты те, кто их на улицу выгнал. Сидели бы на цепи и жрали бы кашу, ничего бы и не было. А так, жизнь заставила...
   Вот, воротник почти оторвал, это да... Чуть-чуть бы в сторону, и горло вырвал бы!
   - Да подошьешь в гостинице. А там начвещ столько их привезет, на учения-то, вот и поменяешь на новый...
   Учитывая печальный опыт Белогорской танковой дивизии, месяцем раньше проводившей учения в Завитинском учебном центре и насчитавшей до двадцати солдат с обмороженными ногами-руками, тыловики 192-й благовещенской решили вывезти на полигон не меньше трех КАМАЗов полушубков, ватных штанов, валенок и шапок с рукавицами. Кроме того, было решено оборудовать не менее ста пунктов обогрева, которые представляли из себя лагерные палатки с поленницей сухих дров рядом. Возле каждой поленницы стояла старая канистра с соляркой, а на воткнутой рядом в снег палке, в брезентовом мешочке-рукавице находился коробок спичек.
  
   * * *
  
   Гостиницу они нашли без труда, одноэтажное бревенчатое здание располагалось на центральной улице поселка, напротив двухэтажного здания поселкового универмага неожиданно современной постройки. В гостинице было тепло и уютно, заполнив необходимые анкеты и уже собравшись спать, офицеры неожиданно услышали:
   - А может, в баньке попаритесь, я ее недавно истопила?
   Пристроенная к гостинице банька оказалась чудо как хороша. Нагретая до стоградусной жары парилка с обшитыми кедровыми плахами стенами источала изумительные ароматы, размоченные в кипятке дубовые веники пришлись весьма кстати. Напарившись до умопомрачения, офицеры вывалились в предбанник и в изнеможении попадали на широкие деревянные скамьи.
   - А душевная банька! - томно простонал Архипов. - Не ожидал-с...
   Чудеса на этом не кончились. Постучав в двери, вошла администраторша этой таежной гостиницы, в руках она держала поднос с огромным глиняным жбаном, литров этак на пять, и пятью стеклянными пивными бокалами.
   - Пивка не желаете нашего, архаринского... Наше-то пиво получше
   вашего благовещенского. Главному пивовару чуть ли не сто лет. Из чехов он, военнопленных. Так с гражданской здесь и осел... Уж столько лет человеку, а все работает. Не отпускают его, боятся, что пиво без него испаскудится. А он говорит, что вода в этих местах очень хороша. А на плохой воде хорошего пива не сваришь. И сорт наш называется "Таежным", его готовят с использованием какого-то особенного солода, рис туда добавляют и спиртовой настой кедровой хвои, вот и вкус него такой неповторимый, - певуче проговорила женщина.
   - Чего агитируешь, давай скорее! - застонали парильщики.
   Наутро офицеры заявились к начальнику станции, старому татарину и к удивлению быстро договорились о выделении четырех разгрузочных эстакад, двух торцевых и двух боковых.
   - Колеса лучше разгружать с торцевых, особенно тягачи с пушками и с прицепными полевыми кухнями, а вот бээмпэшки и танки с боковых, - поучал Лешку опытный подполковник Архипов. - Да вот еще вопрос: как там, на платформах с переходными мостиками дело обстоит?
   - Что еще за мостики такие? - спросил Алексей. - Ни разу не видел.
   - Бортик такой торцевой, их на каждой платформе по два. Два боковых и два торцевых. Торцевые, когда их открываешь, ложатся на выступы и образуют мостик, без них-то машина провалится, хер ее вытянешь оттуда. А их, случается, и снимают... - поучал молодежь Архипов.
   Опытный офицер как в воду глядел, именно так и произошло, при разгрузке Свободненского танкового полка. Командир полка подполковник Лопатов как только сгрузили и завели его УАЗик, впрыгнул в него и унесся в неизвестном направлении. "Полководец" явно забил хрен на такие мелочи, как выгрузка техники и личного состава. Офицеры полка устремились в пристанционный буфет к вожделенному архаринскому пиву. Технику разгружали молодые и неопытные командиры взводов, причем, каждый из них отвечал лишь за технику своего взвода. Переходные мостики отсутствовали на стыке двух платформ и поэтому ПАКи (полевые автокухни, смонтированные на шасси стотридцатьпервых ЗИЛков) и другая колесная техника с тупым упорством проваливалась колесами между платформ, упираясь мостами.
   - Тенденция, однако! - ехидно заметил начальник финансовой службы дивизии майор Градусов, недавно назначенный вместо арестованного военной прокуратурой предшественника, подполковника Скотина. Зачем он прикатил с этим эшелоном, никто так и не понял. Лешка, как всегда, переживающий за полученный участок работы, до хрипоты изматерился, скандаля с тупорылыми танкистами. Он даже умудрился подраться с каким-то поддатым капитаном, возмутившимся Лешкиным вмешательством в процесс выгрузки военной техники. Лехе пришлось бы туго, танкистов было человек тридцать. Однако, вмешался незаметно подошедший к рампе подполковник Архипов.
   - Эй, бронелобые, а ну отставить! Он все правильно делает. Может,
   кто-нибудь из вас за простой вагонов из собственного кармана мечтает заплатить, я могу устроить. Или на всех вас поделить? Пиво для вас важнее службы! Все не нажретесь никак!
   Все учения Алексей мотался как заводной, то, вывозя с леспромхоза дрова к пунктам обогрева солдат, то подвозя хлеб с поселкового хлебозавода к солдатским столовым, развернутым в палатках УСБ-56. Директора хлебозавода пришлось долго уговаривать насчет дополнительной выпечки хлеба, все-таки обеспечить хлебом десять тысяч солдат - это не шутка.
   - Да у меня ваши солдаты во где сидят, - горячился директор. - Это чума прямо какая-то. Хлебозавод, видишь ты, недалеко от станции находится. А там вечно войска грузятся. Так ваши воины мне всю территорию обосрали. Забор тыльный на дрова разломали и сожгли...
   Однако, выговорив себе поставку муки, дрожжей и тридцати узбеков из личного состава полевого дивизионного хлебозавода в рабство на период учений, он заметно повеселел и согласился, заявив под конец торга:
   - Я ведь еще и депутат поселкового совета. У меня имеется наказ избирателей на вон том озерце, - при этих словах магнат хлебопечения ткнул короткопалой ладонью куда-то за окно, - пляж оборудовать. А там берег болотистый. Летом бульдозеры вязнут, а зимой так промерзает, что даже японский "Камацу" не угрызет. Вы бы взорвали лед-то, а я его и выгреб похолодку с тиной вместе...
   - Да не вопрос! - заявил зампотылу Чиряк. - Я комдиву доложу, он должен помочь. Взрывчатки-то у нас, слава Богу, хватает. Чего бы доброго...
   Договорились провести взрыв по окончанию учений. Лешка, прикинул расстояние до заболоченного озерка, получалось около полутора- двух километров.
   - А вы пока наварите клейстера из муки, да оконные стекла на здании бумажными крестиками поклейте, как во время войны, мало ли что... Хотя бы с южной стороны, - посоветовал он директору.
   - Да ну на хер, далеко, ничего не будет! - легкомысленно отмахнулся тот. Позже выяснилось, что напрасно...
   После учений, подчиненные начальника инженерной службы дивизии подполковника Задрижинского, бойко забурили во льду шпуры и заложили в них охеренное количество тротила. Размотав почти километровый провод и подсоединив к нему динамомашинку, саперы предложили директору:
   - Ну, давай, депутат. Крутани разик! Разгони болотных чертей!
   Депутат крутанул. Лешка присел, приоткрыл рот и зажал уши ладонями. Раздался оглушительный грохот, земля под ногами качнулась. С окрестных берез взвилась в небо огромная стая ворон. Ошметки льда и мерзлой грязи далеко разметало по округе. Все окна на южной стороне здания хлебозавода с жалобным звоном влетели внутрь. У директора отвалилась челюсть.
   - Что же это? Перемерзнут батареи на хер. Где я потом их возьму. А трубы, бля-а... Убили вы меня, зарезали.
   - Дык, говорили ж тебе, крестики надо... А ты, пронесет-пронесет. Сам взрывал. Да не скули ты, поможем. Фанеры у нас хватает. Полмесяца мишени на полигоне возводили, кое-что и осталось.
   Уже через час, силами инженерно-саперного батальона все окна были забиты фанерой. Батареи и трубы, завешенные брезентом и солдатскими матрасами, не пострадали. Правда, померзли все комнатные цветы в бухгалтерии, и сдох от холода и страха волнистый попугай в клетке, находящейся в кабинете директора.
   - А ля Гер, ком а ля Гер, - непонятно выразился Лешка. - Жалко попку. Не приспособлена сия папуасская птица для военных действий... Ты себе глухаря заведи, депутат, ему все по херу, он-то местный!
   Перед этими печальными событиями, командир дивизии полковник Исаенко, ценивший Алексея за исполнительность и находчивость, послал его во главе колонны топливозаправщиков на базу хранения горючего, в таёжный поселок Тур, находящийся в семидесяти километрах от места проведения учений. На обратном пути случилось такое, что заставило Лешкины волосы встать дыбом. Колонна уже возвращалась, двигаясь по узкой гравийной дороге, с двух сторон которой был прорыт глубокий кювет. Уже смеркалось и, завидев впереди свет одинокой фары, Лешка удивился:
   - Глянь, на мотоцикле какой-то баран прется!
   Баран, действительно, перся, но не на мотоцикле. Навстречу колонне бензовозов по узкой дороге несся сорокапятитонный танк Т-72. Алексей дал команду водителю бензовоза принять вправо и остановиться, сзади послушно выстроилась вся автоколонна. Четыре топливозаправщика, включая головной, были заправлены автомобильным бензином, остальные шесть - дизельным топливом арктического типа.
   - Во, бля полыхнет, если этот урод нас протаранит! - прошептал Алексей враз пересохшими губами. - Хоронить будет нечего!
   Урод в танке, чуть приняв вправо, резко устремился вперед. Заскрежетал металл левого навесного шкафа головного топливозаправщика.
   "Только бы цистерну не пропорол, одна искра и всей колонне кранты", - мелькнуло в голове у Алексея. Танк, не останавливаясь, проскочил вдоль колонны и исчез, как будто его и не было. По прибытию на место Алексей доложил комдиву о происшедшем. Того, аж перекосило от бешенства, вызвав начальника бронетанковой службы и начальника особого отдела, полковник Исаенко отдал короткое распоряжение:
   - Немедленно найти, арестовать и представить пред мои очи.
   Однако, никого не нашли. Бортового номера Алексей не разглядел, а танков в районе учений сновало много, и не все они были из 192 МСД. Лешке вспомнился казуистический случай, недавно рассказанный ему подполковником Архиповым. Случай был годичной давности. На этом же самом полигоне во время совершения марша сломался танк. Командир танкового взвода, оставив экипаж охранять боевую машину с боекомплектом, на попутной машине убыл к командиру полка, чтобы доложить о случившемся. Не успев толком доложить, он был отловлен начальником штаба полка, ошарашен вестью о немедленной отправке в Афганистан, посажен в вертолет и отправлен с группой таких же офицеров в Свободный для быстрейшего убытия в Афганистан. Учения же закончились. Во всеобщей неразберихе, усугубленной срочной отправкой части офицеров в Афган, боевая техника была загружена на платформы и отправлена к месту постоянной дислокации (тут надо сказать, что почти никогда все танки полка не находятся в парке боевой техники, некоторые из них находятся на ремонте в дивизионном рембате, те же, которые имели более серьезные поломки могли находиться на окружном танкоремонтном заводе в Уссурийске, несколько танков из числа учебно-боевой группы постоянно утюжат почву на близлежащей танковой директрисе). Покинутые на произвол танкисты приели суточный рацион и, подумав, подались в ближайшую деревню за помощью.
   В деревне Родионовке, председатель колхоза, крепкий мужик с впавшими от бессонницы глазами, сразу отрезал:
   - Мне тут от вас, вояк, один лишь геморрой! Прошел полк по дороге, хер потом по ней кто проедет. Остановились передохнуть возле стогов сена, каждый себе под жопу охапку сунул, все - нету сена. Летняя дойка навстречу попалась, по досочке разберут и с собой упрут... Не, не буду я на халяву ваш танк ремонтировать... Но есть выход, у меня в деревне каждый мужик на вес золота. Особливо, механизаторы! А тут технику надо к посевной готовить. Любая пара рук на счету, а вы оба, считай, готовые механизаторы. Вы мне помогите, а я вам... А поселю я вас у бабки Лукьяновны, у нее хата большая, дед помер год назад, дети по городам разбежались. Она вас обихаживать будет, а вы там, дров наколоть, воды принести... Зарплату и харч я вам положу хорошие, в обиде не будете! Вы, я вижу, пацаны деревенские, понимать должны. А для командования я вам справку дам, с печатью...
   Сказано - сделано, за подготовкой техники к посевной пришла сама посевная, затем другие сельхозработы, потом уборочная... Отремонтированный танк сиротливо стоял возле колхозной кузницы, парни, ухайдакав форму на ремонте тракторов и комбайнов, уже давно ходили черт знает в чем. Никто их и не искал. Все бы было хорошо, однако их подруги, деревенские молодки, заметно прибавившие в талии, решительно требовали регистрации отношений, а для этого, как минимум, нужно было уволиться в запас и получить паспорта. Посоветовавшись с председателем, танкисты решились. Ранним сентябрьским утром с первыми солнечными лучами отремонтированная и заправленная под завязку, с полными походными топливными баками боевая машина отправилась в поход. На кронштейнах башни, крепко привязанные веревочками висели мешки с деревенскими харчами, внутри танка было слишком жарко. К КПП Свободненского мотострелкового полка танк подъехал как-то незаметно. Однако пройти к штабу полка троим парням, давно утратившим солдатский облик, не удалось.
   - Э-эй, стоять! Куда прешь, кто такие, чего надо? - раздался окрик дежурного сержанта.
   - Да, мы это... Танк пригнали. Солдаты мы ваши, танкисты. Нас на полигоне зимой позабыли...
   - Что-то на солдат вы не похожи. Больше на дезертиров, или на румынских партизан.
   Однако, увидев стоящий на пустыре танк, дежурный присвистнул от удивления и закрутил ручку полевого телефона. В кабинете нового командира полка, недавно назначенного вместо прежнего, убывшего в академию генштаба, состоялась немая сцена. Придя в себя, подполковник Наумов вызвал своего заместителя по вооружению и замполита.
   - Вот, говорят солдаты наши. Танк пригнали. Ты, как зам по вору
   по формулярам насчет танка проверь, а ты подними списки принимавших присягу. Я дурею с вашего полка.
   Когда проверка подтвердила правдивость солдат, командир полка
   призадумался.
   - А скажите, гуси-лебеди, если б вы танк не починили, что, бросили
   бы казенное имущество?
   - Никак нет, тыщ полковник! - ели глазами начальство танкисты-механизаторы. - Как можно, казенное имущество бросать не могим!
   - Что мне с вами делать? Посадить как дезертиров? Да вроде бы и
   не дезертиры вы. Уволю я вас на хер в запас, чтоб и духу вашего тут не было, тем более срок вашей службы уже кончается. Помыть, одеть, выписать документы и гнать взашей. Хотя, постойте, голуби, а как это вы половину Амурской области незаметно проехали? И что еще интересно, как это вы мост через Зею на танке переехали? Он же внутренними войсками охраняется?
   - Так, солдат с солдатом завсегда договорится...
   - Все, хватит, валите отсюда, пахари хреновы!
  
  
   ГЛАВА 14. ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА
  
   По окончании учений Алексею неожиданно позвонил сам начальник ветеринарной службы округа и поставил неожиданную задачу:
   - Там у вас в автоколонну "Амурремстроя" наряд отправлен на ГАЗ-66, списанную автомобильную ветлабораторию. Так ты сделай, чтоб они от ее получения отказались, и наряд у них этот изыми. Через секретку к нам его переправь, и я тебя не забуду. Найдешь колонну-то?
   - У себя в городе я и черта найду, - лихо отрапортовал Алексей. Надев шинель с капитанскими уже погонами и взяв для солидности у начмеда красную папку, он вышел из штаба. Уже через полчаса он стоял в кабинете начальника автоколонны и строго вопрошал:
   - Вам из штаба округа наряд на автомобиль пришел, а вы задерживаетесь с получением. Нарушаем, так сказать. Отвечать придется!
   - Ну, товарищ капитан, - взмолился вконец замотанный начальник, - рассуди сам! На хер мне этот ГАЗон нужен, у меня, в основном самосвалы, ЗиЛы и КАМАЗы. Что я на нем возить буду? Кого я на него посажу? Что на нем этот шофер заработает, они ж с тонны-километра получают.
   - Ну, ежели так, пишите прямо на наряде: "От получения отказываюсь", - подпись и печать. Попробую я вас выручить. Боюсь, намылит мне начальство шею...
   - Вы уж попробуйте! Да вот, возьмите пакет, водочка там, да не взятка это, а знак уважения, так сказать...
   Забрав наряд и выслушав поток благодарностей, Алексей с чувством выполненного долга удалился. В этот же день он отправил этот наряд через несекретное делопроизводство, поскольку секретчик категорически отказался принять невесть откуда взявшийся документ с нанесенной него наклонной красной полосой.
   - Ты что! Да мне за эти фокусы жопу порвут. Ты его лучше несекретной почтой пошли, никуда оно не денется, только быстрее дойдет!
   Отказной ГАЗон спихнули Хабаровскому бюро экскурсий и путешествий и посему, прибывших на четырехдневные сборы офицеров ветеринарной службы расселили не в казармах учебной дивизии Волочаевского городка, а в современной гостинице "Турист", принадлежащей упомянутому бюро. Лешка прибыл чуть позже, и поэтому его поселили так же, как и всех, но не с офицером, а с прибывшим в командировку чукчей. Лешка и видел-то тундрового человека всего один раз. До окружной ветлаборатории, где проходили сборы, добираться было далеко и поэтому вставать приходилось рано, когда чукча еще спал, приходил Алексей тоже поздно, и сосед уже дрых на своей койке. Никаких неудобств от такого соседства Лешка не испытывал. В институте у него был чукча-однокурсник, простодушный и веселый Ванька Лектыгигин, Алексей испытывал к нему дружеские чувства, которые, как бы автоматически распространялись на всех Ванькиных соплеменников. Чукчи, как правило, были очень честными и простодушными людьми, надежными товарищами. Серьезным их недостатком являлось, как впрочем, и у других малых народов, сложное отношение к алкоголю. Ну, не могли таежные и тундровые люди преодолеть свое пристрастие к "огненной воде", не вырабатывает их организм алкогольдегидрогиназу. У французов, молдаван, греков, грузин, армян и других южных народов, чьи пращуры испокон веку знакомы с виноградом и продуктами его брожения, с этим ферментом, например, все в порядке. А вот у северных народов, да и у русских тоже, с обменом веществ в организме совсем не так. Достаточно несчастному чукче, ханту, нанайцу или якуту принять несколько раз по соточке - все, алкоголизм обеспечен.
   На сборы офицеры ветслужбы съезжались из самых разных мест, с Сахалина, Камчатки, Чукотки, Курил, не говоря уже о Приморье и Приамурье. Каждый привозил что-нибудь такое, чем можно было бы удивить товарищей. Камчадалы и курильчане, чаще всего привозили копченую нерку - самую вкусную из дальневосточных лососевых рыб. По окончании курсов обычно устраивалась совместная пьянка, где эта рыба торжественно, на "ура", великолепно шла под пивко. На среднем Амуре такой рыбы, конечно же, не было. Та "лощавая" горбуша, которую чаще всего завозили в Благовещенск, ни шла ни в какое сравнение с камчатским или курильским деликатесом, и поэтому, здраво рассудив, Лешка привез литровую бутылку "Амурской" водки, достать которую ему помог начальник Благовещенского военторга, отставной полковник десантных войск Павел Борисович Гладштейн. Да-да, читатель, автор не ошибается! Именно так. Что заставило еврейского парня пойти в воздушно-десантные войска и как он умудрился в те, советские времена, достичь должности начальника штаба десантно-штурмовой бригады и полковничьих погон, осталось загадкой для Алексея навсегда. Но мужик он был тот еще, в свои неполные шестьдесят, на глазах у Алексея, тот легко перепрыгнул через трехметровый ров, вырытый экскаватором на территории военторговских складов. Алексей, понятно, тоже не отстал от него. "Амурская" водка выпускалась местным ликероводочным заводом для обкома партии и в открытую продажу не поступала никогда. Эта водка не вызывала головной боли и вообще была чудо, как хороша. Вот такой водкой и собрался угостить коллег Алексей. Но не довелось! Понятно, что таскаться на занятия с литровым пузырем неудобно, и по этой причине Алексей оставил бутылку возле прикроватной тумбочки гостиничного номера. В самую тумбочку столь большая бутылка не входила. Придя в последний день сборов в номер, к своему гневу он обнаружил пустую бутылку, лежащую на боку в луже дефицитного напитка. Раздосадованный Алексей бросился к дежурной по этажу:
   - Где этот конь чукотский? Он, что, выехал уже?
   - Что конь, это точно! А, что выехал, это сильно сказано. Он, скотина, где-то так нахерачился, что мне пришлось ментов из вытрезвителя вызывать. Помрет, чего доброго, на моей смене, греха потом не оберешься. А ты чего? Соскучился по нем, или пропало что?
   - Да, ладно, чего уж теперь-то! Сам виноват, не надо было искушать тундровика. Чукча золота не возьмет, денег не украдет, но водка... Это выше его сил! Сам я виноват!
   Однако были на сборах и приятные моменты: по окончании занятий каждого офицера принимал начальник ветслужбы округа. Он знал и ценил Алексея, уже хотя бы за то, что тот, пользуясь своими связями в Амурском областном ветотделе, в Благовещенском НИИ ветеринарии, на кафедре заразных болезней своего родного института добывал уникальные данные, например, о страшных сибиреязвенных захоронениях скота, сделанных еще в дореволюционные годы. Проблема эта была очень актуальной, ведь споры бациллы антракса - возбудителя страшной болезни, с которой Лешке пришлось столкнуться во время его работы на гражданке, не теряли своей силы и пролежав в земле пару веков. Пригласив в кабинет Алексея, подполковник Башкирченко приветливо пожал ему руку и сказал:
   - Ну, на Кубу в том году не получилось, поедешь в этом году в Германию. Жаль, конечно, расставаться. Но я обязан стимулировать лучших офицеров службы. Будешь в Вюнсдорфе, начальнику службы Гурину Василию Андреевичу привет от меня передавай. Ну, пока. Скажи, там, в коридоре, пусть следующий заходит...
  

* * *

   Лешке вообще везло на разные анекдотические случаи, происходящие в дивизии и выпадающие на его дежурства. Всякий раз, комдив, подъезжая к штабу дивизии, с каким-то суеверным ужасом косился на Алексея, выскакивающего на крыльцо и докладывающего ему обстановку. И только выслушав до конца традиционный доклад: "...за время моего дежурства происшествий не случилось...", - и, не дождавшись роковых слов: "... за исключением того-то и того-то...", - облегченно вздыхал и поднимался по широкой мраморной лестнице, построенной еще при Николае Втором "Кровавом", в свой кабинет... На этот раз дежурство выпало на воскресенье, в штабе дивизии было тихо и спокойно. Легкий ветерок заносил в помещение дежурного остатки тополиного пуха...
   - Хоть бы дождь пошел, да прибил бы эту гадость! И кто тут тополей-то этих понасадил? - недовольно сказал майор Подскальнюк, мирно дремавший на кресле оперативного дежурного.
   - Ну, ты, дядь Саня, не прав! Тут ведь раньше сплошные болота были, вот тополя-то почву и подсушили... У него ведь какая площадь листьев будет? Ежели их все сорвать и поодиночке разложить... И с этой поверхности постоянно испарение идет. Они, тополя-то, воду из земли сосут и в небо испаряют! Очень полезное дерево!
   - А у нас на Украине тополя поменьше будут! И еще здесь, у ваших по осени лист желтеет, прям как бронза. А у наших - так и стоит зеленый, ну потускнет, серый какой-то становится, да так и опадает...
   И тут зазвонил городской телефон... Алексей всегда относился к его звонкам с большим подозрением, не ожидая от них ничего хорошего. Так случилось и на этот раз.
   - Говорит дежурный военного сектора аэропорта подполковник Валовиков. У нашего дежурного диспетчера на экране радара снаряды летают, - заблажил взволнованный голос. - Ту сто пятьдесят четвертый из Москвы на посадку зайти не может, а у него топлива максимум еще на полчаса. Кто там стреляет?
   - Ну, ежели снаряды, то артиллеристы! - резонно ответил Алексей. - Но, где полигон, а где аэропорт... А вы ничего не путаете?
   - Какой хер путаю! Немедленно прекратить стрельбу!
   - А как я ее вам прекращу? Ну, попробую с полигоном связаться! Дядь Саня, тут какая-то херня происходит!
   - Ну, звони на "Утфель", там сегодня стрельбы у артиллеристов идут! Доложи полковнику Скворцову, начальнику артиллерии дивизии. - невозмутимо отозвался Подскальнюк.
   Алексей нервно закрутил рукоять полевого телефона.
   - Дежурного по узлу связи мне, живо! А, Тимаков, это ты? Срочно мне "Утфель" соедини! Полковника Скворцова! Да живее, от твоей скорости жизни людские зависят! Что? Да-да, давай соединяй! Товарищ полковник, немедленно прекратите стрельбу, тут с аэропорта звонили, вот-вот самолет завалится, он из-за ваших снарядов на посадку зайти не может! А у него топлива в обрез. Как это, пусть обождет? Это ж не трактор, как горючка закончится, так и брякнется! А там люди, и не одна сотня, а поболее будет...
   - А ты молодец, капитан! - подал голос Подскальнюк. - Как полковника-то застроил!
   - Ты, дядь Сань, что? Не догоняешь, какая ситуация сложилась? Тут сопли жевать и цирлих-манирлих разводить некогда! А помнишь, прошлым летом эти герои-артиллеристы в молоковоз залупили...
   - А не хер было по полигону шастать, - отозвался майор. - Это ж они, чтоб дорогу сократить, из Маркова на молокозавод напрямки рванули... А там как раз стрельбы, вот ему в передний мост болванкой и залупили. Мост на хер вылетел, машина в землю носом уткнулась, а шофер чуть с ума не сошел... Зато потом хер кто по полигону ездил! Там ведь полевых дорог море, все не перекроешь, а на щиты-плакаты они хрен ложили...
   Через минуту зазвонил полевой телефон.
   - Все, пусть садятся, стрельбу закончили! - раздался недовольный голос начальника артиллерии.
   С тех пор всякий раз, когда на Благовещенском учебном центре проводились артиллерийские стрельбы, в аэропорт выезжала радиостанция Р-125, и от её КУНГа в башню диспетчера змеился кабель-полевик, поддерживая прямую связь с артиллеристами...
  

* * *

   Проходя мимо КПП Дальневосточного общевойскового училища, Алексей остановился.
   "А зайду-ка я Серегу Зражаева поищу! Может, что-нибудь про отца его узнаю? Как он там, в Хабаровске, где?"
   Помощник дежурного, выслушав вопрос, радостно завопил:
   - Да это же с нашей, одиннадцатой роты, Кеша, с третьего взвода... Знаю я его!
   - Слышишь, курсант! Я еще раз повторяю, Сергей. А ты мне про Кешу рассказываешь! Кеша - это ведь Иннокентий!
   - Да это у него кличка такая! Вон он идет, они в ателье фотографироваться собрались! Зражаев, подойди, тут к тебе пришли! - радостно заорал курсант.
   И точно, в группе подошедших курсантов, Алексей с трудом опознал повзрослевшего и возмужавшего Сергея.
   - Ох, ты и вырос! Серега, а чего это они тебя Кешей зовут!
   - Да делать дуракам нечего! А вообще, с детства прилипло. Со школы еще.
   - Как там отец поживает? Привет ему передавай!
   - А батя сейчас в Благовещенске! Он в "Юбилейной" остановился, в пятьсот двенадцатом номере, послезавтра уезжает! Если хочешь, можешь увидеться!
   - Зайду, повидаться бы надо! А у тебя как дела?
   - Нормально, вот скоро выпуск! Ну, я побегу, а то наши вон уже возле фотографии...
   Через полчаса, прихватив по дороге бутылку грузинского коньяку (слава Богу, заведующая военторговским кафе Вера Гавриловна оказалась на высоте), Алексей вежливо постучался в указанный номер.
   - Кто там! Входите, - раздался знакомый голос.
   Борис Сергеевич в номере был не один. Вместе с ним в небольшой комнате находился грузный полковник, строго покосившийся на незнакомого капитана.
   - По какому поводу? - строго поинтересовался он.
   - Да это ко мне! Студент мой, - пояснил Зражаев. - Бывший, конечно! А как ты узнал, что я здесь?
   - Да Серегу возле училища встретил, он и сказал. - Алексея охватило сомнение, а уместно ли в присутствии незнакомого полковника доставать коньяк? Не будет ли это превратно истолковано?
   - А с дипломатом чего? Бутылку, что ли принес? Ну, так доставай... - прозорливо заметил полковник. - Это ты нам?
   - Ну, и я выпью немного, ведь не каждый день с любимым преподавателем встретишься! - дерзко заметил Лешка. - А я вот, видимо, в Германию поеду, обещают вроде!
   - Как паспорт будет на руках, тогда и говори! Они, кадровики, много чего обещают! Всему верить - себя не уважать! А, что, надоело в Амурской Ротании?
   - Ну, - замялся Алексей, - Хочется и мир посмотреть...
   - И марок подзаработать... - ехидно заметил полковник, и тут же обратился к Зражаеву. - Борис Сергеевич, а ты не знаешь, танки на благовещенский учебный центр прошли?
   - Прошли, товарищ полковник! - обрадовано заявил Лешка. - Я утром возле Ново-Троицкого проезжал, так видел. Шесть танков вдоль дороги по целине перли...
   - А какие танки? Не рассмотрел?
   - А чего там рассматривать, обыкновенные, зеленые!
   Полковник поперхнулся коньяком, а затем, упав на диван и задрыгав в изнеможении ногами, захохотал на всю гостиницу. Алексей оторопел, не понимая причины столь бурной радости.
   - Товарищ подполковник, Борис Сергеевич, а что это с ними? - опасливо спросил он. - Может, скорую...
   - Так он танкистом уже лет двадцать, а такое определение впервые слышит! Да, братец, насмешил уж... Какие хоть танки, семьдесят вторые или еще какие?
   - Так вы нас чему учили? Как из РПГ-7 танку под башню попадать, да как в окопе от них прятаться, а потом гранату им в корму бросать! А какие они там, откуда я знаю? Танки - они и есть танки.
   - Ну, ладно, не смущайся ты так! Ты ж, и в самом деле не танкист! Вставайте Петр Степанович, давайте лучше коньячку! Он и лимончик нарезанный приволок! Правильно ориентируешься, капитан! Да адрес мой запиши, ты ж в Хабаровске, как я понял, часто бываешь! Ну, вот и заходи! Я там, рядом со штабом живу... На углу Серышева и Фрунзе, дом номер двадцать два, на третьем этаже, квартира девятая. Только позвонишь сначала, а то вдруг я на службе буду... Я тут тебе телефон записал.
   - Хороший район, - одобрил Алексей. - Парк, пляж - все рядом!
   - А у меня и здесь то же самое было... И парк и пляж! Ну, не в Волочаевском же городке мне селиться! Да только недосуг нам по пляжам-паркам отдыхать! Служба. А, кстати, ты ежели возвращаться сюда не думаешь, то квартиру лучше сразу в КЭЧ сдай. А справку об том береги пуще глаза. Без нее тебе в Союзе квартиру никто не даст! А Серега мой в этом году выпускается, еще пару месяцев - и лейтенант!
   - Да, орел вырос! Он и пацаном к этому стремился! Тогда, в семьдесят девятом, он еще совсем пацаном был, а уже и БТР с нами водил, и из автоматов-пулеметов как Бог стрелял!
   - Где это ты видел, чтоб боги из автоматов стреляли! Ты ври, да не завирайся! А как ты хотел, и у тебя сын вырастет, и ты научишь! Как он там у тебя?
   - Да, шалун, сил нет! А у меня уж и дочке полгода. Иркой назвали!
   - Молодец! А у меня Наташка, на три года Сереги младше! Ну, брат, давай! Удачи тебе! Будешь в Германии - напиши. Может, и мой туда подъедет...
  
   ГЛАВА 15. БЕГЛЫЙ ПУЛЕМЕТЧИК
  
   Алексей отвез жену и детей к теще в Скадовск, отгулял положенный ему отпуск и стал готовиться к отправке в Германию. Полученную менее года назад отдельную двухкомнатную квартиру удерживать он не собирался. Документы на оформление заграничного паспорта он лично отвез в штаб армии и теперь ждал прибытия "заменщика", то есть того офицера, с которым его меняли местами. Проведя плановые мероприятия, он откровенно забил на службу и проводил время со своими друзьями. Купался на песчаном пляже, расположенном на берегу Амура, в пятидесяти метрах от городского роддома, в котором родились все члены его семьи, не исключая и его самого.
   Впритык к роддому стояло трехэтажное здание пограничной заставы, на крыше которого была пристроена наблюдательная вышка, с которой солдат в зеленых погонах через стереотрубу изо дня в день рассматривал водную гладь Амура и правый, Китайский берег. Прямо напротив заставы и пляжа, ближе к фарватеру стоял бронекатер флотилии Морчастей погранвойск. Наблюдатель с него в свои приборы видел такую же картинку, за тем лишь исключением, что когда его сухопутному собрату надоедало пялиться на реку, он переводил свой вооруженный прибором взор на окна родильного зала, расположенные на втором этаже родильного дома, и жадно рассматривал происходящее. Такой, вот пляж был в Благовещенске.
   К этому времени вступило в свою силу печально известное решение Горбачева о борьбе с пьянством и алкоголизмом. С прилавков повсеместно исчезли алкогольные напитки, их теперь продавали только в двух-трех магазинах и то под присмотром милиции, проверяющей документы у покупателей. За продажу алкогольных напитков молодым людям, не достигшим двадцати одного года, продавцов отдавали под суд. Сложилась парадоксальная ситуация, на нелепую, никому не нужную войну в Афганистане могли отправить восемнадцатилетнего мальчишку, давая ему право убивать и быть убитому самому, а по возвращении из этого ада ему заявляли, что для выпивки он еще не достаточно взрослый. Да что там говорить, действия советских (да и не только) правителей всегда были продиктованы чем угодно, но не работой мозговых извилин.
   - Страна, победившая разум, - ехидно говаривал Вовка Шабанов. В первоисточнике это звучало по-иному: "...страна победившего разума", - так гордо именовали СССР коммунистические средства массовой информации.
   Лешка, пользуясь служебным положением (именно он был призван контролировать санитарное состояние продовольственных складов военторга), довольно легко приобретал вино-водочную продукцию. Кроме того, у него было довольно-таки немалое количество казенного спирта. Конечно, спирт этот он получал не для выпивки, однако никто из ветеринаров не применял его по прямому назначению... Поэтому ни сам Лешка, ни его ближайшие друзья от горбачевского нововведения не страдали.
   Самым главным пострадавшим оказался госбюджет СССР, в котором водочные деньги играли отнюдь не последнюю роль. Расцвело самогоноварение, спекулянты водкой наживали немалые состояния, с прилавков смело все лосьоны и одеколоны. Подростки лихо осваивали клей "Момент" и другую отраву. Неизвестные раньше широкому кругу потребителей наркотики все более распространялись среди молодежи.
   - И чего его маленьким мамка сиськой не придавила? - злобно бубнил антисоветски настроенный Шеф. - Тебе, Генка, сегодня не наливаем. Ты как кэгэбэшник должон всецело поддерживать линию партии!
   - Суров ты, однако, - заметил Лешка. - Кент, что ли этот дурацкий закон принимал. Да и где эта линия? Каждый генсек свою гнет! Да ну их всех к такой-то матери. Генка, глянь, мясо в духовке уже зарумянилось? Спирт я с малиновым соком смешал, так он сначала густым стал, как кисель. А сейчас, гляди, совсем прилично стало. Давай попробуем.
   - Слышь, Леха! А когда ты отваливать думаешь? Какого числа?
   - Не знаю, как загранпаспорт выдадут и заменщик приедет! Кент, ты бы по вашей линии мне с билетом на Москву пособил. Тут ведь летом с билетами дурдом полный. Люди у касс аэрофлота на газонах ночуют. Я уж у знакомых аэрофлотовцев пробовал достать - бесполезно. Ты ж, гад, не забыл надеюсь, как я вместо тебя медкомиссию в поликлинике МВД проходил. А почему у вас в конторе своей нету?
   - Помогу, у нас ведь бронь на два места в день! А летаем гораздо реже. А поликлиникой мы ментовской пользуемся. На хера нам своя, нам болеть некогда. Мы, ого-го какие... А где ты отвальную будешь накрывать? Ты ж всю мебель распродал, а барахло по ящикам распихал. У тебя, поди, и присесть не на что?
   - Да думаю, на природе расположимся! Погода соответствует. Шашлычков пожарим, водовки попьем. Часиков в десять выедем, до темна управимся, думаю. Большую толпу собирать не буду, вы да я, да еще со службы человека четыре-пять. В этом году, как никогда, коллектив обновился. Все мои приятели разъехались: кто в академию, кто за границу, Юрка Кирин, мой лепший корифан, тот в отпуске. Я ему путевку подогнал туристическую, с ней вообще анекдот вышел. Слушайте... Дело было так. По возвращении со сборов в силу своего баламутного характера, Лешка отчебучил следующий фокус. Сев за электрическую пишущую машинку, он решительно напечатал приказ, в котором от имени командира дивизии повелевал создать комиссию по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Приказ был вполне в духе времени и полностью отвечал требованиям партии и правительства. И все бы ничего, но в состав комиссии Леха "ввел":
   - заместителя начальника политотдела майора Пьянзина В.К.
   - начальника финслужбы дивизии майора Градусова А.П.
   - начальника химической службы майора Бухарина Н.Г.
   - помощника начальника разведки майора Кирина Ю.П.
   В конце текста, после звания и фамилии комдива, Леха впечатал: "подлинник подписан", - и украсил бумагу печатью начальника АХЧ, которая легкомысленно валялась у того на столе. Водрузив творение на доску объявления, Леха гордо удалился. Но уже через пару часов его вызвали к начальнику политотдела. Полковник Черняков, за глаза именуемый офицерами штаба "Владимир Большое ведро", вследствие любви к ношению каракулевой папахи, напустил на себя строгий вид и грозно вопросил:
   - Твоя работа?
   На столе перед ним лежал злополучный листок бумаги.
   - Ни, боже мой, - не моргнув глазом, соврал Лешка. - Я думал, ваша!
   Он ни капли не боялся, в общем-то, доброго и отзывчивого полковника.
   - Да, приказ-то хорош, нужный приказ, прямо скажем! Только вот, подбор фамилий тенденциозный получается. Люди не поймут!
   - А чего такого? Кому как не вашему заместителю возглавить эту комиссию? - понесло Алексея. - Политработник и должен выжигать эту скверну! Продвигать, так сказать, идеи в массы...
   - Ну, ладно он! А остальные? Это-то как объяснить?
   - И очень даже просто! Кто, как не начфин, будет лишать пьяниц премий, надбавок там всяких? Бить, так сказать, по карману рублем! А начхим... Ну, водка - яд. Об этом прямо сказано в постановлении ЦК. А кто ядами занимается? Химическая служба. Нет, товарищ полковник, не знаю я, кто этот приказ писал, но тут все правильно!
   - А Кирин, Кирин-то тут при чем? - горячо воскликнул Владимир Большое Ведро вместо того, чтобы сразу поставить наглого капитана на место.
   - А вы что, Кирина не видели ни разу. Он ведь стропу парашютную руками разрывает... Не, Кирин как раз-то и край, как необходим. Кто ж против Кирина-то попрет. А Кирин, он такой... Родина прикажет, так он
   за нее хоть на амбразуру грудью! - горячо расписывал достоинства Кирина Лешка, намеренно уводя разговор в сторону.
   - Ладно, иди отсюда, инициатор хренов! Подумаем, может и прав ты!
   - Есть! Только я тут ни причем. Это все обман зрения...
   После обеда Алексея вновь вызвали на второй этаж штаба, но уже к командиру дивизии.
   - Заходи, писатель чертов! Мне уж про тебя начпо доложил. Я, тут бумаги получил со штаба округа. Короче, разберись и ответ подготовь. К
   завтрему, чтоб готово было. Все, иди, занимайся. Писатель, бля...
   Придя в кабинет, Лешка разобрался с ворохом бумаг. В приказе командующего округом указывалось о необходимости создания военно-туристического общества среди офицеров, тут же прилагался список турбаз Министерства обороны и бланки заявок на путевки в них. Лешка быстро въехал в тему, за полчаса он напечатал приказ о создании военно-туристического общества, назначив его председателем начальника топографической службы дивизии, справедливо рассудив, что лучше топографов в туризме никто не разберется, на должность секретаря этого общества Алексей вписал себя. Кроме этого, он напечатал объявление, в котором рекомендовал желающим получить путевки для отдыха в Пятигорске, Теберде, Красной Поляне, Кудепсте и других классных местечках, обращаться к нему. Разграфив, прошив и опечатав толстенную тетрадь под названием "Список очередников на путевки ВТО", Алексей хотел было вписать себя первым в очередь, однако, вспомнив, что в этом году ему отпуск уже не полагается, и что, вообще, он уезжает в Германию, внес первым в список своего дружка Юрку Кирина. Второй в список он внес писариху продслужбы Любку Мжачих. Та захотела отдохнуть на турбазе под Владивостоком.
   - Да ни хера нам не пришлют, - с сомнением произнесла писариха вещевой службы Светка Шабанова, Вовкина жена.
   Над объявлением долго смеялись офицеры. Гогоча, они приговаривали:
   - Второй раз нас не обманешь! Мы твое антиалкогольное творение еще не забыли. Повторяешься, что-нибудь новенькое придумай!
   Они долго подкалывали Алексея, почти целую неделю. Ровно до той поры, пока с фельдъегерской почтой со штаба округа не прислали путевки. Путевка предполагала бесплатное размещение и питание самому военному туристу и его супруге, а за четверть ее стоимости можно было взять с собой и ребенка. Кроме того, оплачивался проезд на самолете: туристу бесплатно, а его половине за полцены. Таким образом, Юрка Кирин, его жена Наташка и десятилетняя дочь Леночка на халяву отправились по туристическому маршруту Пятигорск-Теберда- Сухуми. В те времена там еще не стреляли. Любка укатила под Владивосток. И хотя подцепить холостого офицера ей не удалось, но потребность в мужиках она удовлетворила, по ее собственному выражению, на год вперед.
   - А мне! А мы тоже желаем! Путевки давай, - шумели офицеры. - Почему Кириным дали, а мне нет!
   - А вота... Тетрадь очередников видите? Кто вам мешал записаться? Ходили тут, смехуечки строили... Кирин первый в очереди. Какие тут еще могут быть вопросы!
   На вечернем построении начальник штаба дивизии, молчаливый и сумрачный подполковник Плакунов довел до офицеров неприятную информацию:
   - На Белогорьевском учебном центре случилось ЧП. Там, как вы все знаете, танкисты тренируются. По батальону с Изнанки, Устрицы, Аганура и так далее. Так вот, из свободненского батальона исчез молодой солдат и пропал пулемет. ПКТ, то есть танковый... Все вы совместно с офицерами местного пехотного полка, батальона связи и зенитно-ракетного полка будете прочесывать близлежащие деревни и опрашивать местных жителей на предмет поиска дезертира... Милицию в известность пока не поставили, шума поднимать пока не будем. Пулемет танковый, с рук с него стрелять затруднительно... Задача ясна. Выезд завтра, в пять утра. Все, разойдись...
   - Во блядь, весело! Этот придурок завалит кого-нибудь. Тоже мне, шило в мешке прячут. Ментов надо было предупредить, - беседовали расходящиеся по домам офицеры.
   - Молодой, видать, лыжи от дедовщины навострил. У них с этим на Устрице всегда проблемы были. А пулеметик деды скоммуниздили... Прикопают где-нибудь, а по дембелю раскопают, - убежденно сказал Юрка Кирин. - Странно другое - всегда стволы от них воровали, из них толковый вкладыш получается для дробовика. С виду гладкоствольное ружьецо, а стреляет патроном от СВД, или от пулемета, само собой... Короче, 7,62-х миллиметровым, образца не помню какого года, ну, трехлинеечным. Да, ствол-то снимается. Там в ствольной коробке замыкатель есть, ну клавиша такая...
   - У нас военная кафедра в институте толковая была. Начальник общевойскового цикла Зражаев Борис Сергеевич, настоящая военная косточка, офицер в третьем или четвертом поколении. Так, он нас как собак драл, от зубов чтоб отскакивало. Кремень, из кубанских казаков сам... Уважаю таких. Как сейчас помню, патрон 7,62 х 54 мм. И стрелять со всего именно там научили, с ПК тоже. Ты думаешь, здесь что ли? Я когда на первую проверку попал, на сдаче огневой у комдива челюсть отвисла. Ветеринар, а стреляет получше многих кадровых.
   - Ну, я в тебе и не сомневаюсь! Хотя я получше тебя стреляю.
   - Сравнил жопу с пальцем. Ты ж разведчик. Зато, кто тебе руку зашивал, когда тебя в кабаке тот урод бритвой полоснул?
   - А, это когда я ему руку из плеча на хер вырвал! Ну, ты конечно.
   - А когда ты перед парадом саблю об табуретку сломал, к кому ты за помощью кинулся. Помоги, мол, у тебя на заводе связи. Пусть сделают. И приварили, и зашлифовали. А времени в обрез было... Гусар хренов, все бы перед писарихами выделываться.
   - Да, ладно! Чего ты завелся. Просто к слову сказал.
   - Помню, на сборах, - пустился в воспоминания Леха, - Зражаев поспорил с ДВОКовскими преподами, что его студенты лучше курсантов стреляют. Мы как раз тогда три месяца на БУЦе в палатках торчали. А там и ДВОКовский полигон, мы на него стрелять ходили каждый день. На ящик водяры пари было заключено. Значит, по трое студентов и по трое курсантов... Стреляли третье упражнение. Там такие курсачи были, третий курс закончили, только на последний перешли. Гренадеры, по два метра росту, красавцы. А наш-то, Борис Сергеевич, троих нацменов выставил. Ефима Ядринцева - якута, Ваньку Лектыгигина - чукчу и еще одного, с зоофака, коряка. Фамилию не помню, Иоськой звали. Так ихний подпол, начальник кафедры огневой подготовки, Полчанов, по-моему, как увидел их, сразу расстроился. Нечестно, говорит. А наш говорит, мол, что, студбилеты предъявить? Короче, ДВОКи конечно стреляли классно. Но наши-то нацмены с ружьем родились. Вообще, снайпера, пулю в пулю кладут... В общем, полинял Полчанов на ящик "коленвала". Водка такая была, у нее надпись на этикетке, нечетные буквы выше, а четные ниже. Как коленвал. Ее так и называли. А в главном ты прав. Это только идиот, убегая пулемет прихватит. Да еще ПКТ. На хер он ему нужен. Старики" и уперли, а на молодого стрелки переводят...
   На следующее утро, офицерские парные патрули, вооруженные пистолетами, проводили подворный обход двух ближайших к полигону сел. Алексей в паре с спецагитатором-пропагандистом политотдела, таким же, как и он сам, "пиджаком", старшим лейтенантом Женькой Кубриковым, выпускником Владивостокского университета, прочесывал улицы села Новотроицкого. Ему был симпатичен худощавый, сугубо интеллигентный Кубриков, закончивший восточный факультет владивостокского госуниверситета и получивший квалификацию синолога-ориенталиста, а проще - специалиста-китаеведа. Однако, каким бы ни был тот интеллигентом, пацан со Светланской улицы всегда остается таким. Тамошние ребята всегда отличались бесшабашной отвагой, что не могло не вызывать у Лешки уважения. К тому же, Женька был столь же шустрым и начитанным парнем, как и сам Алексей. Предшественник Женьки, капитан Пчелинцев, сосланный на Дальний Восток, за неудачную шутку с эфиопским полковником, был человеком, хотя и невредным, но по-академически рассеянным, и к тесному общению не стремился, а на вопрос о причинах ссылки поведал следующее:
   - Я ведь в ВИЯКе итальянский изучал, и амхара, есть такой язык, на нем в Эфиопии разговаривают... Ну, вот меня туда переводягой и распределили! А там у этих мандалаев полковник был, вот он и прилип ко мне, как банный лист к жопе! Научи, говорит, меня самому-самому изысканному русскому приветствию! Я и научил на свою голову... Тут, какой-то перец с Генштаба прилетает. А мандалаец этот хренов его в аэропорту и встречает! Да ты представь себе такую картинку: самолет, трап, по нему сходит наш этот товарищ. Жара тропическая... И этот черномазый полковник, раскинув объятья, бросается к нашему перцу и во всю глотку ревет: "Е..ть мой лысый череп, кого я вижу!", ну, наш-то перец виду не подал, а потом и поинтересовался, кто, мол, этого урода по- русски базарить научил? А как на грех, полковник этот, эфиопский, наголо всегда брился... Ну, меня за такие шуточки к вам на ДальВО и закинули! А на хер тут мой итальянский, а уж амхара - тем более! Слава богу, там, в десятом управлении Генштаба друзья-родственники имеются, скоро моя ссылка закончится...
   Алексей спросил идущего рядом Куприкова, сосредоточенно сбивающего цветы одуванчиков тонким ивовым прутиком:
   - Вот и отпели донские соловьи по двоим друзьям-товарищам... Откуда это, а Женька? Из какого произведения?
   - Ты, что думаешь, что этот бегун нас с тобой из пулемета завалит, как Давыдова и Нагульнова в "Поднятой целине"? - очки у Кубрикова подскочили на лоб.
   - А ты, что, затеял против пулемета с этими пукалками воевать? Да запросто завалит, ежели варежку разевать. И из ПКТ это реально! Упер в какой-нибудь пень и вали... Там и без электроспуска стрелять можно, а при такой кучности стрельбы и целиться не надо, - нагонял страху на Женьку Алексей.
   Шляющихся без дела солдат патрули наловили много, но это были все не те. Женька уехал на политотдельской машине, а Лешку оставили ночевать в радиостанции Р-125.
   - Для связи со штабом дивизии, - бросил ему на прощанье подполковник Чиряк и лихо укатил, должно, жрать водку.
   - Какая тут еще связь нужна, половая, что ли? Начальник штаба здесь, начальник особого отдела здесь, на хера тут еще и ветеринарный врач нужен? - произнес вслух Алексей, глядя на шустро удаляющийся зампотыльский УАЗик.
   Перед самим рассветом из города по радиостанции вышел оперативный дежурный, майор Савельев:
   - Тут на городской номер из Новотроицкого позвонили, из сельсовета. Там, у стариков каких-то солдат спит. Пулеметом из стращал... Ты поезжай, разберись. Да сам смотри, на рожон не лезь. Мало ли что...
   Лешка, оседлав политотдельский УАЗик, приданный оперативной группе, выехал в Новотроицкое. Несмотря на окутывающий улицы села туман, он довольно быстро отыскал сельсовет. Возле избы с флагом его
   встретил дюжий мужик в брезентовом дождевике.
   - Я председатель тутошний, Щербинкин Филимон Евстратович. А ты чего один, водила вряд ли тебе особо поможет?
   - Чего там у вас? Какой-такой пулеметчик. Мы ж эту улицу уже прочесывали. Никто ничего не видал. Наш уже дня три как бегает.
   - Ну, не знаю? Поехали, разберемся.
   Возле нужной избы мялся невзрачного вида старикан. Увидев подъехавших и подойдя к машине, он сбивчиво заговорил:
   - Приперся вечером, бабка моя как раз корову подоила. Перестреляю всех, бает, из пулемету... Спать завалился на кровать в горнице. А я, того значит, до сельсовету побег. Бабка до сватьи подалась. Спит он еще, супостат, а я туточки, вас дожидаюсь.
   Лешка осторожно вытянул из кобуры пистолет, дослал в патронник патрон и шагнул во двор, велев сельсоветчику с хозяином оставаться на улице. Посреди двора валялись армейские сапоги, хлопчатобумажные солдатские брюки и куртка, почему-то с пограничными зелеными погонами. Самовольщиков-погранцов, по Лешкиному разумению, в природе вообще не существовало. Срезав ножом натянутую во дворе капроновую веревку и завязав на ее краю плоскую петлю, Алексей бесшумно проник в дедову избу. Пистолет он засунул под ремень на спине. Посреди огромной дедовой кровати, на деревенской пуховой перине нагло дрых огромный детина в нижнем солдатском белье. Моментально захлестнув его кисть петлей, Лешка перевернул его на живот и завернув вторую руку за спину, несколько раз обернул вторую кисть веревкой. Затем он, изладив очередную плоскую петлю, нацепил ее спящему на шею и, пропустив свободный конец веревки между связанных рук, ловко спутал дезертиру ноги. Уроки Шефа давали о себе знать.
   - Вставай, сучий потрох, где пулемет?
   Детина с трудом проснулся, очумело мотая головой. Лешка сдернул его с дедовской кровати и стоя утвердил на полу. Вытащив детину на двор, Леха повторил вопрос. Детина дернулся и попытался освободить руки. Но не тут-то было, при резком движении петля начинала душить связанного.
   - Не дергайся, сучонок. Мозги вышибу. Где пулемет, из которого ты деда с бабкой застрелить грозился?
   - Красноперый, блядь! Хрен бы ты меня повязал, ежели б не сонного. Я вас, пехоту сраную, один человек с зубами десять порву. Ну, развяжи!
   Леха с трудом запихал связанного "героя-пограничника" на заднее сиденье УАЗика. Причем, уложил его животом на сиденье и придав ускорение пинком в туго обтянутый кальсонами солдатский зад, буквально вбил похмельного дезертира в салон автомобиля. Не обращая внимания на мат и страшные угрозы пленника, Алексей доставил его к радиостанции, где и сдал начальнику особого отдела дивизии. Когда Леха вытаскивал плененного детинушку из автомобиля, у того из прорехи на кальсонах вывалился немалых размеров детородный корень...
   - Пехота сраная, ненавижу. Развяжите меня, я вас зубами порву... Хрен спрячьте. Пограничники не сдаются! - блажил похмельный боец.
   - Ты, б...дь, еще "Орленок-орленок" спой, хреноносец. Вот так и Чапаева проспали, - ехидно заметил Алексей.
   Впрочем, узнав о том, что стоящий перед ним подполковник с танковыми эмблемами является начальником особого отдела КГБ, лихой пограничник резко заскучал. Вскоре подъехал молодцеватый подполковник в пограничной фуражке, начальник учебного центра Благовещенского погранотряда. Разобравшись в произошедшем, он и внес ясность:
   - Урод этот из нашего учебного центра. Со вчерашнего вечера он находится в самоволке. Нажрался вермутины, почуял, что до казармы не доползет, вот и завалился у деда спать. Пулемета у него никакого нету, это он по пьяни понтовался. Я его, козла, на губе сгною. Спасибо, что задержали его, пока он похуже чего не натворил. Ну, я его забираю...
   - Погодите, форму его заберите. Я-то с детства думал, что погранцы в самоволку не бегают. Я - местный, благовещенский. Мы тут росли в уважении к погранцам, особенно после Даманского. Вот так и умирают легенды... Чего ж ты, сука, пограничников-то позоришь? - злобно сплюнул под ноги понурившемуся пленнику Леха.
   - На заставах люди отборные, а вот в мотоманевренную группу и учебный центр такая сволочь иногда проскакивает, - отводя в сторону взгляд, промолвил офицер-пограничник. - Поехали, козлина, я тебе дома устрою! Навсегда запомнишь, как погранвойска позорить.
   А беглого танкиста поймали гражданские старики из села Новинка. Он сам вечером пришел в гараж, где шофера по окончании рабочего дня пили водку. Одет беглец был в синие джинсы и клетчатую ковбойку.
   - Мужики, купите пулеметный ствол! Для ружья вкладыш сделаете!
   - Купим, конечно, купим! Да ты садись, мил-человек, водочки с нами выпей. Давай-давай, Прохорыч, ты пополнее парню налей, не жмись...
   После второго стакана незадачливый продавец осоловел, и старики без труда скрутили ему руки. Расследование показало, что причиной побега было острое нежелание служить. Дедовщина тут была, в общем-то, ни при чем. Пулемет он прихватил, рассчитывая продать и на вырученные деньги купить билет до родных Чебоксар. Почти неделю он просидел в подполе у любвеобильной профуры, которая ежевечернее извлекала солдатика для собственного употребления. Тут, надо сказать, что в Новотроицкое власти издавна ссылали городских блядей, подобно тому, как ссылали из Москвы на сто первый километр. Трудолюбивый воин трехгранным напильником отпилил ствол(!) пулемета, а сам пулемет утопил в колодце, откуда его впоследствии и достали. О том, что этот ствол быстро и легко можно снять, нажав клавишу замыкателя, этот придурок даже и не знал, несмотря на то, что закончил танковую учебку и устройство пулемета уж по-любому должен был знать... О том, кому может понадобиться ствол с отрезанным патронником, он даже и не задумывался.
   Где-то через три дня, Лешка стал невольным свидетелем анекдотического случая: принеся бумаги на подпись комдиву, он задержался в приемной поболтать с прапорщиком Евпаловым, племянником и адъютантом командира дивизии.
   - Ты, это, погоди пока. Там у командира деды эти геройские... Они, слышь, что учудили? Заявили, что солдатик этот, пока они его упоили, три бутылки водки выжрал. Командир им, мол, не может быть. Так они на своем стоят. Им уже и ценные подарки вручили, менты им по медали выдали, а они командира на водяру раскручивают...
   Дверь комдивовского кабинета распахнулась, на пороге появился смеющийся комдив в окружении троих взъерошенных стариков.
   - Евпалов, вот тебе двадцать пять рублей, купи этим хитрецам водки и отвези их на моем УАЗике в Новинку. Слышьте, деды, три бутылки водки и крокодил не выпьет, не то, что солдат-первогодок!
  
  
   ГЛАВА 16. ПРОВОДЫ
  
   Наконец прибыл долгожданный "заменщик" из Германии. Им оказался худой и морщинистый капитан с прищуренными узкими глазками. Звали его Александром Белоусовым. Прибыл он из 34-й артиллерийской дивизии, расположенной в Потсдаме, туда и предстояло отправиться Алексею. Резонно решив, что дивизии достаточно одного ветеринарного врача, Леха прекратил ходить на службу и занялся отправкой контейнера с домашним скарбом за границу. Наконец, уладив все срочные дела, он решил устроить отвальную своим друзьям. В назначенный день он со своим земляком капитаном Левченко, командиром Хариса Хусейнова, самим Харисом и подполковником Таранником на личном "Жигуле" Левченко, управляемым солдатом, прибыли к стоянке моторных лодок.
   Шеф и Кент, живущий неподалеку от причала, уже ожидали их. Через пару минут подъехал непременный участник всех подобных мероприятий, начальник АХЧ дивизии старший прапорщик Женька Яковлев. На самом причале их ожидал неизвестный Лешке крепенький мужичок лет тридцати пяти. Он дружески поздоровался с капитаном Левченко, кивнул всем остальным.
   - Это Серега, мой сосед по причалу. Поедем на двух лодках, моей и его. В одну все не вместимся, - сказал Игорь.
   На двух моторных лодках компания довольно быстро переправилась через Зею и расположились на пустынном песчаном берегу напротив судоверфи. Алексей часто отдыхал на левом берегу этой быстрой и красивой реки. Раньше от Благовещенска ходил паром, но с открытием нового моста необходимость в нем отпала. Автомобильный мост связал оба берега, значительно приблизив зазейские села к областному центру. До моста по прямой было километра два. Однако путь к нему преграждали две-три маленькие речушки, впадающие в Зею, берега которых густо заросли ивняком и невероятно колючим шиповником, усеянным крупными, ярко-красными цветами.
   Почти до самых сумерек компания развлекалась, как могла. Были изжарены на костре и съедены шашлыки, выпита вся водка и пиво. Когда же компания расселась по моторкам и отчалила от берега, уже основательно смеркалось. В первой моторке, управляемой Игорем Левченко, уселись солдат, единственно трезвый из компании (его и взяли для того, чтобы он развез на машине по домам), прапор Яковлев и Кент, живущий неподалеку от причала. Во второй - хозяин лодки Серега, Лешка, Харис и подполковник Таранник.
   Когда вторая моторка отплыла от берега метров на сто, ее мотор вдруг зачихал, зафыркал и, выпустив напоследок огромный клуб вонючего дыма, заглох. Все попытки оживить его оказались безуспешными. Между тем, сильное течение тащило моторку все ближе и ближе к устью реки.
   - Бля-а, это песец, - матерно взвыл Леха. - Там в устье реки напротив Лензатона бронекатер погранцов стоит. Они ночью сначала с пулемета стреляют, а только потом разбираются. На берег выгребаться надо. Где весла?
   - Нету весел, забыл положить, - отозвался хозяин лодки. - Гляди, дном черпаем. Отмель здесь, косу видать намыло...
   Как они вытащили лодку по отмелям, как умудрились не потонуть, знает только Бог. Однако чудо свершилось, мокрые и злые, по мелководью подогнав моторку к берегу, они выбрались на песок и, повалившись на него, минут с десять неподвижно лежали. У всех в голове крутилась одна мысль о невероятном их везении.
   - Бля, Зея шутить не любит! Тут каждый год народу тонет, мама дорогая! - срывающимся голосом поведал Шеф. - Ни хера себе погуляли!
   - Однако надо к костру идти. Вона, горит на берегу! - ткнул пальцем Леха. - Только лодку надо подальше на берег вытащить!
   У костра на берегу расположилась компания подростков, они опасливо покосились на компанию крепких мужиков в промокшей одежде и, реально оценив свои шансы в кулачном бою, агрессию проявлять не стали. Вновь прибывшие, отжав одежду и натянув ее на себя, расположились поближе к костру, тогда как молодежь забралась в палатку, стоящую неподалеку. Лешка, растянувшись на изрядно прогретом за день песке задремал, проснулся он от резкого пинка по ребрам.
   - Серега, ты что творишь, козлина! Крыша, что ли поехала?
   От второго пинка в висок Лешка еле увернулся. Кроссовка неожиданно взбеленившегося придурка вскользь проехала по его лбу. В следующее мгновение, извернувшийся Алексей подцепил агрессора стопой левой ноги за голень, одновременно нанеся удар ребром правой стопы под колено. Тот рухнул, как подрубленное дерево. Алексей, подброшенный невидимой пружиной, уже стоял на ногах. Вне себя от гнева и обиды он нанес "лодочнику" сильнейший удар подъемом ноги в лоб. Стоящего на четвереньках придурка перевернуло в воздухе. Описав дугу в воздухе, он отлетел в кусты шиповника, в изобилии растущего на берегу. Ничего не понявшие Харис и Шеф подскочили к Лешке и крепко схватили его под руки.
   - Чего ты! Что творишь? Это ж Серега, зачем ты его бьешь?
   Серега, восприняв происходящее, как подарок судьбы, заревев быком, кинулся к надежно зафиксированному Лешке, потрясая кулаками. Выбора не оставалось, подтянувшись на зажатых намертво руках, Леха нанес сильнейший тобикондэ-гери прямо в нос нападающему. Того унесло в кусты, до рассвета его никто не видел. Объяснив ситуацию товарищам, Леха присел у костра и нервно закурил сигарету, одолженную у подростков. Малолетки с дурацким восхищением пялились на него.
   - Да ни хера в этом хорошего нету. В жизнь бы я его не тронул, ежели бы он сам на меня не полез. Что с ним произошло, не понимаю?
   - Да ну его на хрен, завтра спросим, - успокаивающим тоном ответил Шеф, сам большой мастер восточных единоборств. - А видно, Лешка, не зря я тебя натаскивал. Кое-чему даже ты научился. Уделал придурка в три удара. Молодец!
   - Ага, а кто нас завтра на тот берег перевезет? - вопросил Таранник.
   - А кто сказал, что она заведется, - парировал опытный Шеф. - У нее маховик оборвало. Уж я то знаю. У меня самого такое не раз бывало. А весел нету, да и не выгребешь через Зею на веслах. Это здоровье надо иметь, как у коня, да и снесет как раз до спиртзавода, а там причала нету...
   - Кто как хочет, а я пешком пойду через мост. Прямо сейчас, мне с утра на построение надо, - неожиданно заявил Таранник и, несмотря на уговоры, подался к мерцавшему огоньками мосту.
   - Утонет в протоках, придурок, - весело и беззаботно заявил Шеф.
   Утром лодковладелец Серега, обмывая в реке разбитый нос, спросил:
   - А кто это мне харю расквасил?
   - Ну, я! - с вызовом ответил Леха, напряженно ожидая продолжения вчерашнего.
   - Да, а зачем? - невозмутимо поинтересовался пострадавший.
   Леха, не жалея эпитетов поведал о случившемся.
   - У меня такое случается! - угрюмо поведал Серега. - Это все водка...
   - Ну, тогда тебе не пить надо, а говно через тряпочку сосать!
   Пообещав придурку прислать за ним какую-нибудь лодку с правого берега, приятели подались в сторону моста. При свете восходящего солнца это было гораздо легче. Однако оказалось, что у Лешки сломан третий палец на правой ноге.
   - Это ты его в носяру босой ногой неудачно двинул. А, кстати, куда
   ты кроссовки свои подевал? - поинтересовался Шабанов.
   - Да еще с вечера в другую лодку положил. Они с виду ведь одинаковые. Уплыли с Левченко на тот берег.
   - Вроде бы ихняя моторка тоже заглохла. Я что-то звука не слышал.
   Дойдя до моста, приятели остановили случайное такси, идущее в сторону города. У Лешки в кармане уже подсохшей тенниски неожиданно обнаружился трояк. Приехав в пустующую без мебели квартиру, Леха обнаружил в ней спящего "заменщика", разбудив его он спросил:
   - Сашка, а где коньяк. Вчера тут еще бутылка стояла. Только не говори, что ты ее выжрал, побереги здоровье!
   - Так, это, вчера после обеда Борюков заходил. Он и забрал, сказал,
   что ты возражать не будешь, я и отдал.
   Для Володьки не жалко, однако, нам сейчас гораздо нужнее. Душа кофейку с коньячком просит...
   - Ну, нету коньяку, я уже сказал. А вот канистра с пивом в ванне стоит. Я ее в воду поставил. Ты ж холодильник с контейнером отправил, а мой еще не пришел. А вообще, вы ребята-дальневосточники даете! Всю ночь квасите, но наутро как огурцы свежие...
   Это точно, холодильник Лешка отправил. А перед отправкой, снял с него дверцу, развинтил крепежные винты и засунул тщательно протертый и завернутый в полиэтиленовый пакет "тэтэшник" внутрь. Затем, закрутив винты на место, снял резиновые перчатки и протер вспотевшие ладони тряпкой.
   - Во всех "дюдиках" пишут, что негодяи в резиновых перчатках злодействуют. Они бы хоть попробовали, писатели хреновы, тут за пятнадцать минут полперчатки поту набежало... А часами в них ходить,
   это ж невозможно, - сам себе сказал он.
   Перед самым отъездом в Германию, пришлось вновь смотаться в Хабаровск. Как обычно, прибежал посыльный по штабу и, вылупив глаза, сообщил:
   - Товарищ капитан! Вас к себе командир дивизии вызывает.
   К командиру идти не хотелось. Но пришлось. Адъютанта, как всегда на месте не было, он наверняка тягал штангу в спортзале и поэтому, для приличия коротко постучав в двери, Лешка решительно шагнул в кабинет:
   - Вызывали, товарищ полковник?
   - Ты, вот ведь ветеринар, правильно?
   - Да я, вообще-то, знаю, товарищ полковник!
   - И поскольку тебе все равно делать не хер, то повезешь майора Фокалова в окружной госпиталь. Сопровождать будешь.
   - Так вы ж сами, только что сказали, что я ветеринар...
   - Ну да, и Фокалов не человек, а скотина изрядная... Ты, слушай и не перебивай. Отвезешь его в госпиталь и там сдашь в психиатрическое отделение, есть в нем наркологическая палата, там его, урода, и подлечат! Ну, иди, все необходимые документы тебе начмед с Яковлевым дадут. Ты завтра с утра на перроне будь к отправлению, Фокалова мы тебе привезем. А посылаю именно тебя, потому что ты уже имеешь опыт... Это ж ты старшего лейтенанта Крутских из психушки забирал?
   - Так точно, товарищ полковник, разрешите идти...
   Опыт Алексей имел, да еще и какой. Осенью прошлого года в дивизии произошел дикий случай. Дивизионная артиллерия, как всегда, находилась в лагерях. Дважды в год артиллерийский полк дивизии и все артиллерийские дивизионы остальных полков выезжали в полном составе на полигоны. В течение двух месяцев они совершенствовали свое мастерство. В обязательном порядке туда убывала батарея управления и артиллерийской разведки (БУАР), состоящая из взвода управления, метеорологического взвода и взвода артразведки. Командовал БУАРом Лешкин бывший сосед, капитан Володька Сиромаха. Когда-то он и Лешка проживали в одной большой четырехкомнатной квартире. Соседом тот был приятным во всех отношениях, приличным, вежливым и непьющим. Единственным его недостатком являлся тот факт, что Володька вечно вонял канифолью, паяя какие-то схемы на кухне. Жена его, миниатюрная Наташка, тоже была бесконфликтным и порядочным человеком. С их маленькой Леночкой часто играл Лешкин Юрка. Сиромаха частенько захаживал в штаб артиллерии дивизии, находящийся в старинном одноэтажном бревенчатом здании в двадцати метрах от основного штаба. В этом же здании находились службы тыла, так что бывшие соседи виделись довольно часто. При очередной встрече Володька отвел Алексея в сторону и возбужденно заговорил:
   - Слышь, Леха! Тут такой дурдом! Ты ж моего командира метеовзвода знаешь? Старлея Крутских?
   - Ну, видел пару раз. Худощавый такой, высокий, с меня ростом...
   - Во-во! Так он, что учудил! Подходит на полигоне к группе хабаровских посредников, а там одни полковники из окружного штаба артиллерии, берет кол от палатки УСТ-56. А та дрына добрая: метра два
   длиною и в диаметре сантиметров пятнадцать. Как даст по горбу самому толстому полковнику, хорошо, что тот в полушубке был, а то б позвоночник в трусы высыпался. Тот упал на четыре мосла, кричит. Все охерели, а Крутских им вежливо так, погодите, мол, я сейчас за автоматом схожу. И подался к палатке, где оружейка БУАРовская... Так за ним всем кагалом гнались, хрен его знает, в кого он стрелять будет. Короче, в дурку его отвезли, сначала в Белогорский госпиталь, а сейчас в Хабару отправили. Во, б...дь, шиза косит наши ряды... Как бы меня за этого психа не отымели.
   - Не, не отымеют! Не ты ж того полкана отоварил! А ежели что, я для тебя с вещевого склада такой же кол принесу. Свежевыкрашенный...
   Так вот, за два месяца до комдивовского приказа насчет Фокалова, Лехе поставили задачу, забрать из Хабаровского госпиталя хворого на голову старлея, передать его на станции Белогорск родственникам, а полушубок его как имущество инвентарное забрать и сдать на склад. Поскольку за комиссованным старлеем уже утвердилась репутация опасного драчуна, то в помощники Алексею определили солдата, здоровенного грузина Гочу. Двухметровый сын Кавказских гор был к тому же кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе.
   - Ты, ежели он кидаться будет, не стесняйся, по сусалу его, - так инструктировал Леху начмед дивизии. - Бейте сильно, но аккуратно...
   - Разберемся, мы то кино тоже видели, - загадочно ответил Алексей, хотя на душе у него было неспокойно, психов он не любил, практика показывала, их бить затруднительно: находясь в состоянии транса, те не чувствуют боли. Однако присутствие кавказского исполина вселяло дополнительную уверенность. Однако, сражаться ни с кем не пришлось, комиссованный старлей оказался человеком адекватным и спокойным.
   - У меня иного выхода не было, просто так с армии не увольняют, а служить уже сил нету. Достало все в край... Вот и пришлось закосить!
   "Пой, пташка, пой", - подумалось Алексею.
   Проинструктированный Гоча не сводил со старлея настороженного взгляда. Тем не менее, до Белогорска доехали без приключений. В Белогорске психа благополучно передали брату и отцу, после чего ввалились в пригородную ночную электричку, где уселись на скамью. В вагоне было довольно холодно, и теплолюбивый сын грузинского народа накрылся огромным бараньим полушубком, под который впоследствии забрался и Алексей, предварительно придвинув к Гоче миниатюрную, вконец окоченевшую студентку. Тот одобрительно крякнул и начал свои бесконечные кавказские приколы, типа "Дэвюшка. Скажи, чего ти хочишь. Зачэм ти малчишь, да...". Когда пригревшийся и задремавший Алексей открыл глаза, за окнами вагона уже виднелся перрон благовещенского вокзала. Гоча, накинув полушубок поверх парадки, подхватил вещмешок и подался вслед за Алексеем на выход. Спрыгнув на перрон, Алексей к своему крайнему неудовольствию, обнаружил курсантский патруль. Моментально оценив обстановку, он шепнул грузину:
   - Как подойдут к нам, смейся изо всех сил. Под психа коси...
   Патруль, как самонаводящаяся торпеда, двинулся к ним. Алексей, изобразив радостную улыбку, стремительно бросился навстречу патрулю. Рядом радостно загоготал небритый, заросший черной щетиной гигант Гоча. При этом он мастерски пучил глаза и запрокидывал голову.
   - Какое счастье, что я вас встретил! - выпалил Алексей. - Я вот психа с Хабаровского госпиталя сопровождаю. Он постоянно мерзнет и хохочет. Верный признак, что вот-вот кусаться начнет. Помогите мне его до госпиталя доставить. Это ж совсем рядом с вашим училищем...
   Покосившись на медицинские эмблемы в петлицах у Алексея, взглянув на командировочное предписание, полностью подтверждающее его слова, и оценив телосложение звероподобного Гочи, начальник патруля, поежился и быстро произнес:
   - Нет-нет! Ничем помочь не могу! У нас маршрут патрулирования и свои задачи. Нам некогда.
   После чего патруль с невероятной быстротой исчез из поля зрения.
  
   * * *
  
   Когда Лешка прибыл на вокзальный перрон, там уже прохаживался, поглядывая на часы, начальник АХЧ прапорщик Яковлев. На широкой деревянной скамье под огромными старинными часами сидел понурый Фокалов. Это был невзрачный мужичок с огромным красным пятном - гемангиомой на правой щеке, весьма похожий на унылого гнома. Его недавно перевели на должность помощника начальника оперативного отделения дивизии откуда-то из Сковородино. Вина его заключалась в том, что, отгуляв отпуск по прежнему месту службы и прибыв к новому, тут же не раздумывая написал рапорт, и вновь ушел в отпуск, и одновременно в запой. Вообще, офицеры оперативного отделения славились склонностью к алкоголизму. Не к шальному, порой разнузданному "гусарству", а именно к какому-то тоскливому, ипохондрическому пьянству.
   - Привет, Алексей, - обрадовано произнес прапорщик. - Вот тут в конверте билеты, суточные, направление в госпиталь, командировочное предписание и записка от начмеда. Он тоже собирался приехать, но там, на "Изнанке" опять мордобой произошел. Узбеки с грузинами чего-то не поделили. Мордовались ужасно. На плацу хлестались человек сто на сто... Дежурный по полку из пистолета стрелял в воздух, конечно. Толку-то. Куда там! Пожарную машину на плац вывели, хлестанули из брандспойтов, тогда только разбежались. Там сейчас все: прокуратура, особисты, парткомиссия, политотдельцы... Ремнями дрались, трубами какими-то. Где они трубы-то взяли, уроды? Как отопление переварить гнилое, хер трубу найдешь, а башку рассобачить, всегда, пожалуйста... Ну, ладно, давай. Вон, уже поезд ваш подали. Пока!
   На перрон, действительно, зеленой кишкой вползал состав. На боках вагонов виднелись таблички с надписью "Благовещенск- Владивосток". Предусмотрительный прапорщик, следуя какой-то неведомой Лешке инструкции, откупил все купе целиком, справедливо полагая, что будущему пациенту психушки незачем ехать вместе с нормальными людьми. Лешка, чтобы пресечь возможные варианты развития событий, разместившись в купе, сразу же провозгласил:
   - Дурковать ежели начнешь, я тебя удавлю на хер! Понял, болезный. Тихо будь... Шаг вправо, шаг влево - побег! В сортир - по команде. Ты ж знаешь, я кулаком пару красных кирпичей разбиваю. А могу и в лоб. Я не Кирин, конечно, но мозги вправлю сразу...
   - Да не буду я дурковать! С чего ты взял? И не думал даже! - опасливо пробормотал несчастный.
   За окном промелькнули строения Моховой Пади, когда-то отдельного поселка, а ныне, фактически, пригорода Благовещенска. Впереди лежало более семисот пятидесяти километров пути. Пятнадцать часов предстояло провести в компании психа.
   - На ночь я тебя наручниками пристегну к столику. Хер тебя знает,
   вдруг ты меня загрызть ночью удумаешь...
   - Да не издевайся, хоть ты! Я ж не шизофреник. Просто, алкаш... На том и порешили. Перед мостом, на станции Призейской, одном из красивейших мест Амурской области, в купе просунулась хитрющая рожа проводника:
   - Товарищи офицеры! Я, конечно, извиняюсь... Понятно, что у вас
   все купе выкуплено. Но тут две девушки, студентки пединститута до Хабаровска просятся. Они же вам не помешают? Вы ж не дадите им пропасть!
   - Ладно, уговорил. Веди своих девушек. И тут навариваешь... Гляди, чтоб чай без промедления был. А то контролерам-ревизорам сдадим...
   Студентки оказались милыми и приятными попутчицами. Узнав, что Алексей сопровождает больного майора в госпиталь, одна из них, Наталья, сочувственно спросила:
   - Они, что, раненые! В Афганистане? Бедненький...
   "Скажи тебе о его ранениях, враз сочувствие пропадет", - подумал
   Лешка. Вслух же он загадочно произнес, печально склонив голову:
   - Он даже и не раненый. Он - убитый. В голову, навылет!
   За окном виднелись ажурные формы моста через Зею. Если бы не они, то могла показаться, что состав медленно плывет по воздуху, над широченной водной гладью таежной красавицы. Мост, построенный еще при царе-батюшке, исправно служил людям до сих пор.
   - Странно, ведь в те поры ни кранов, ни сварки не было. А тут ширина реки не меньше двух километров. Как его построили? - недоуменно спросила вторая студентка.
   - Длиною он почти тыщу двести метров. А закончили его строить как раз перед первой мировой войной, в 1914 году. Вы представляете, ежели бы не эта сраная война, не другие катаклизмы, которые за ней последовали, революция, интервенция, гражданская война, чего б тут настроили... Вон, в Лесозаводске, мост через Уссури, уже при совке тринадцать лет строили. А там Уссури-то, на другой берег доплюнуть можно. А тут какая река, силища. Тут как-то танк утонул, ПТ-76, во время учебной переправы. Солдатики, понятно сдриснули с него. Так его рекой снесло метров на пятьдесят. А в нем почти пятнадцать тонн. Еле вытащили потом. Да не в танке дело-то, могли люди раньше работать. Мост-то стоит уже, черт знает сколько лет, и еще простоит... А сейчас? Тьфу, говорить не хочется! - разразился длинной тирадой Алексей.
   Да ну вас! Нам скучно, давайте в карты сыграем. На раздевание! Кто проиграет, тот с себя одну вещь снимает! - обрадовано поддержал транспортируемый в госпиталь.
   - И чем же ты нас поразить собрался? Или ты думаешь, что твой голый организм наш взор усладить может? Они ж тебя разденут и разуют! Это ж девчата с педаго-го-го-гического института, да еще и с инъяза, небось! Знаем мы их! - безапелляционно заявил Лешка.
   - А вот и нет! Я с истфила, а Светка вообще с физмата. И не на раздевание, давайте просто в карты поиграем. В переводного дурака.
   - Ясно, в дурака. Не в храп же с вами играть. Да и не играют офицеры с дамами на деньги. Гусары с дам денег не берут-с.
   Так, в шутливой пикировке, в карточной игре и рассказывании анекдотов незаметно наступила ночь. Пристегивать Фокалова наручниками Лешка не стал. Спал он, однако, чутко, открывая глаза на всякий посторонний звук. Когда подъехали к мосту через Амур, в купе уже никто не спал. Вскоре подкатили к Хабаровскому вокзалу. Попрощавшись с попутчицами, Лешка и сопровождаемый им Фокалов вышли на привокзальную площадь и направились к остановке троллейбуса, впереди еще была масса времени.
   - Тут-то до госпиталя хрен да маленько, - заявил Лешка. - Успеешь ты в свою психушку. Пожрать еще надо где-нибудь. Ты на завтрак по любому не попадаешь. Госпиталь на берегу Амура стоит. На Серышева. Там и стадион рядом, и парк, и пляжи городские.
   - Эх, зря я удочку не взял. Зато на футбол похожу, накупаюсь, позагораю, - мечтательно протянул повеселевший Фокалов.
   Ага, смотри, не обгори на солнце, - мстительно заметил Алексей, у него сильно болела нога, но накладывать на сломанный палец гипс он не стал. Перелом пальца, судя по рентгеновскому снимку, оказался вколоченным, дополнительной фиксации не требовалось, а тесный ботинок вполне выполнял роль гипса. Приходилось терпеть. До госпиталя добрались быстро, по пути перекусив в каком-то кафе. Жареный палтус, стакан кефира и чашечка общепитовского кофею слегка заглушили чувство голода. Войдя в приемное отделение, Алексей неприятно поразился довольно длинной очереди старших офицеров. Все эти майоры, подполковники и полковники сидели в креслах, стояли у стен, украшенных медицинскими страшилками, и слонялись по коридору. Пристроившись у подоконника с цветочными горшками, Алексей и Фокалов приготовились к нудному и долгому ожиданию. Однако все повернулось по-другому. Открылась дверь, и из нее вышел невысокий морщинистый мужик в генеральской форме с большим количеством звезд на погонах.
   - Язов! - выдохнул побледневший Фокалов и бочком-бочком выкатился из вестибюля на улицу.
   - Вот вы, товарищ полковник! Чего вы сюда пришли? - громогласно орал командующий округом на какого-то несчастного полкана и, не дожидаясь ответа, продолжал. - Я вас, блядей, вылечу! В армии не бывает больных, в армии есть живые и мертвые! А у вас чего! Какое еще сердце! В двадцать четыре часа уволю к ебени матери! Нам нужны здоровые офицеры! А ты, капитан, что тоже больной? Такой молодой и уже болеешь?
   - Никак нет, товарищ генерал-полковник! Я здоров, - бодро отрапортовал вытянувшийся в струнку Алексей.
   - А, да ты доктор! Ну, ладно, - рассмотревший Лехины эмблемы, будущий "герой ГКЧП" сбавил тон и, выйдя из вестибюля, укатил на подскочившей светло-серой "двадцатьчетверке". Лешка, не медля, соскочил с крыльца, и выволок из-за куста черемухи спрятавшегося там Фокалова.
   - Ты чего тут спрятался?
   - Ага, он же направления стал смотреть, диагнозы спрашивать! А у меня там чего? Алкоголизм третьей степени! Он бы меня прям тут, в вестибюле вылечил! Погоны бы сорвал и под зад пинком, без пенсии... В свете судьбоносного решения политбюро...
   В вестибюле народу резко убавилось, и минут через десять Алексей предъявил военному медику нужные бумаги. Записав чего-то в свой талмуд, тот направил Алексея с подопечным в отделение. Пройдя по знакомой дорожке, Алексей повернулся к Фокалову:
   - Во, гляди! Санаторий твой! Тут ты месяца два погостюешь! И порыбачишь, и на футбол походишь! Мечтатель х..ев...
   При виде четырехметрового беленого известью, деревянного забора, по краю украшенного "егозой", у несчастного алкоголика отвисла челюсть. А когда вошли во двор, его взору представились окна, поверх решеток затянутые мелкой сеткой. Окончательно добили несчастного майора Правила внутреннего распорядка, вывешенные в беленом коридорчике.
   - Курить нельзя, спичек нельзя, продуктов в стеклянной таре нельзя. Посещения - раз в месяц... Во, б...дь, и куда ты меня привез?
   - Иди-иди! Тут тебя научат, как на луну лаять, - Лешка почти втащил упирающегося горемыку в отделение. - Прощевай, футболист хренов...
  
  
   ГЛАВА 17. ЗАСАДА
  
   Старший лейтенант милиции Шабанов был зол как тысяча чертей. Мало того, что его Светка закатила скандал, отказываясь верить в настоящую причину его ночного ухода из дому, так она еще и ужин не приготовила...
   - Вот, пусть тебя твои бляди и кормят! Знаю я твои засады-погони, тебе лишь бы из дому сорваться! Да сколько можно в той ментовке париться, ладно - платили бы! Что, другой работы нет? Вон, люди на рынке работают, возьми хоть рубщика мяса... Раз в пять больше тебя получает!
   - Эк хватила, кто ж меня туда возьмет? Там же эта должность от отца к сыну переходит, как в румынском кино "Мастер-палач". Чужие там не ходят!
   А когда он полез в кладовку, то обнаружил, что его новые милицейские ботинки напрочь изъедены то ли мышами, то ли крысами, в изобилии водившимися в подполе времянки, которую он уже второй год снимал у одинокой старухи Матвеевны. К тому же от голодухи в пузе урчало так, что его напарник, старшина Фролов покосился и сказал:
   - Не, старшой! Это не дело, этак спугнем злодеев! Тут мне моя халда сала с хлебом напхала полную сумку... Скажи хозяйке, пусть хоть чайник поставит, а то у меня от этой сухомятки такой гастритище...
   Татьяна, грудастая молодка лет тридцати, ничуть не опечаленная наличием засады в ее избе, кокетливо стрельнула взглядом в Володьку и певуче проговорила:
   - Какие ж вы стеснительные, товарищ старший лейтенант. Небось и у бабы застесняетесь попросить! Та сидайте за стол, повечеряем! Я и борщу наготовила! А може сто грамм примете? Тут у меня еще с Пасхи осталось.
   Фролов умоляюще взглянул на начальство, Володька для виду призадумался, картинным жестом поправил усы и крякнул:
   - Согласен! А и толковая же ты баба, Танюха! Все при тебе, есть, на что приятно облокотиться, и хозяйка справная! Чего вот только с бандитом связалась? Ежели б не это, я б к тебе не с автоматом на ночь пришел, а с шампанским!
   - Та ну его, то шампанское! Меня с него пучит! А насчет Руслана, - Татьяна помрачнела. - Так на нем не написано было, что он бандит! Даже, наоборот, с виду парень хоть куда. Мой-то уж три года как пропал, ни слуху, ни духу. Как завербовался на эти прииски, куда-то на Селемджу, так и сгинул! Я и к вам писала, и в "Амурзолото" - никто ничего не знает, пропал человек... Это что, иголка? А как мне жить, ни жена, ни вдова... Вот Русик и подвернулся, собой-то он ого-го, да и в постели огонь! А что делать? У нас в Благовещенске на одного мужика три бабы приходится! Да у нас в универмаге половина молодых баб без мужей маются, так, пробавляются кой-чем! А вот ты говоришь - бандит? А мне, откуда знать, я ему в его бандитстве не помощница, знать ничего не знаю, ведать не ведаю... И чего вы тут у меня ждете, я его уж больше года не видела. У него в городе и мать с отцом имеются, где-то на Горбылевке живут...
   - Там другие люди сидят! - зевнув, ответил Фролов. - Ну, давай остограммимся!
   - Ты свет-то не зажигай, а шторки закрой пока, негоже чтоб нас с улицы видели! - распорядился Володька.
   Выпили-закусили, Татьяна принялась стелить постель на огромной, дореволюционного образца кровати с никелированными шишками на спинках.
   - От дедов-прадедов кровать-то? - одобрительно вопросил Шабанов.
   - Я ж сама в Тамбовке родилась. Это маманя моя благовещенская, а как окончила сельхозтехникум, то ее туда и направили. Там она и замуж вышла. А я как школу закончила, так меня к бабушке и отправили. Я тогда в торговый техникум поступала, баллов не добрала. Назад в село не поехала, чего я там не видела. Грязь одна да морды пьяные... Ну, закончила курсы продавцов, потом замуж вышла. Сначала с Мишкой в общаге жили, а как бабушка померла, мы сюда переехали, на Октябрьскую... А потом он в артель эту, по золотодобыче записался. Радовался все, говорил - в шелках-бархате ходить будешь! Он ведь бульдозеристом был, ему на трудодень полтора пая полагалось... Да, вот сгинул где-то в тайге. Знать бы, где он косточки свои сложил... И прожили-то вместе, всего ничего! И трех годков не будет... А кровать, да. От бабушки осталась... - Татьяна смахнула набежавшую слезу, - А ты часто так, по засадам ночуешь? И что там Руслан натворил, убежал из тюрьмы, что ли?
   - Убежал, конвоира убил и оружие забрал! А кто знает, чего у него в голове! Может и к тебе припереться! Хотя вряд ли, он же понимает, что по всем его старым адресам засады! Так, сидим для порядку. А в засадах я бываю чаще, чем хотелось бы! Служба, мать ее ети! Как-то зимой в гаражах в засаде сидели, повадился там чертила один машины курочить. Так, пока я там сопли морозил - у самого во дворе с "Москвича" лобовое стекло и аккумулятор сперли. Утром прихожу - на тебе, подарок! Я - жене, ты что не слыхала ничего? Та - как не слыхала, собачка соседская разорялась полночи! Я ей - ну и взяла бы ружье, вон в углу стоит, да и пальнула бы в форточку. Живо б разбежались! А она мне - я этого ружья больше воров боюсь! Это она-то боится? - Володька возмущенно фыркнул.
   - Слышь, старшой! Может патрон в патронник заранее дослать? Мне что-то не по себе!
   - Учись, как обращаться с оружием. Вот прикинь - в критический момент ты тянешь ствол из кобуры. Ну, пусть ты ковбой и за пару-тройку секунд справишься. За секунду ты предохранитель скинешь? Еще секунда. Затем передергиваешь затвор и досылаешь патрон. Две-три секунды, а бывает и дольше. Получается очень долго. Очень долго. За это время злодей из тебя сито сделает. А тут - гляди! Рванул пистолет из-под ремня, рука идет вверх, сбрасываешь ногтем большого пальца предохранитель и давишь на курок. Секунда делов. В башку ему, в живот, в колени. Мне этот фокус не раз жизнь спасал. Хорошо стреляет тот, кто успевает первым!
   - А не боишься себе яйца отстрелить? Ну, когда ствол за поясом!
   - А как ты их отстрелишь, когда он на предохранителе? Впрочем, что я тебе мозги парю, у тебя ж автомат! Что-то не люблю я эти АКСУ-74, разброс у них еще тот. Я вот срочную в десантуре служил, в Уссурийске. Так у меня АКС был, 7,62 миллиметровый, не то, что эта шинковка... Я с него такое вытворял... Рельс в поперечнике пробивает, а не то, что скорлупу эту... - Володька пренебрежительно кивнул на сваленный на пол бронежилет. - От самопала может еще и спасет. Да ты его, поди, потаскай по жаре. Ни верткости в нем нет, ни подвижности... Я вон мастер спорта по дзюдо, а в этой скорлупе себя связанным чувствую... Вон, дружок мой школьный, Генка Рыскин, в КГБ служит... Так их в Узбекистан гоняли, баев тамошних трясти. Рассказывал, одному ихнему в грудак влепили, так пуля бронник насквозь, от задней стенки отразилась и давай туда-сюда нырять... А так бы навылет, может, и жив был бы... Короче, досылай патрон в патронник и на предохранитель! Ты за шкаф садись, а я тут, сбоку поторчу за занавеской!
   Ближе к полуночи со двора послышался скрип щебня под чьими-то ногами. Володька, чуткий как рысь, мгновенно привстал с табуретки,
   и метнулся к двери за занавеску, прикрывающую вешалку с зимними вещами. В щели между легкой дверью веранды и косяком показалось лезвие ножа. Поддетый им крючок приподнялся, в этот же момент дверь легонько скрипнув, приотворилась, пропуская в помещение чью-то фигуру. Шабанов, крепко сжав кулак, обрушил его на затылок вошедшего. Он не бил в полную силу, поскольку убийство не входило в его намерения, а ударом в полную силу он крошил три красных кирпича, сложенных стопкой. Подхватив локтевым сгибом левой руки оседающего на пол незнакомца, он слегка наклонился и взвалил его себе на спину, продолжая удерживать за горло. При сгибании левой руки, усиленной потряхиванием корпуса, противник неминуемо задыхался! Такая себе мини-виселица...
   - А, что! Держи его, гада! - заблажил Фролов.
   В этот момент с улицы ударила автоматная очередь. Пули легко пробивали легкую дверь веранды, расщепляя доски. Задребезжало пробитое ведро, зазвенели осколки стекла, истошно закричала хозяйка избы. Фролов рыбкой метнулся в затянутое марлей окно. Перевернувшись через голову, он тяжело приземлился во дворе, сориентировавшись в обстановке, отскочил за бочку с водой и огрызнулся короткой очередью. Шабанов, прыгнув на пол и проехав пару метров по давно некрашеным доскам на животе, выхватил пистолет и дважды выстрелил в темноту, освещаемую лишь вспышками автоматной очереди. Володька шестым чувством ощутил, что промаха не случилось. Что-то тяжелое свалилось на пол веранды.
   - Фролов, не стреляй! Я, кажется, его завалил! Осторожно, не лезь пока, сейчас я свет зажгу, посмотрим сначала!
   И точно, на полу лежал Руслан Измайлов, тупоконечная "макаровская" пуля попала ему чуть выше правого уха, разворотив на выходе чуть не полчерепа. Владимир, деловито надевая наручники на лежавшего без чувств молодого парня, распорядился:
   - Давай, дуй на угол Мухина и Северной, там телефон-автомат стоит! Ежели пацаны трубку не отломали, звони нашим, пусть в адрес выезжают! А я пока Таньку перевяжу, в шею ей пуля угадала, рикошетом! Да не опасно, скользом прошла, это она со страху сомлела! Да ты там дежурному скажи, чтоб труповозку прислали, и еще: пусть скорую сюда вызовет. Отгулялся Измайло, а что это за пассажир с ним - в отделе разберемся.
   - А если телефон не работает?
   - Ты что, идиот? Ищи такой, чтоб работал! Да мне по херу, хоть пешком до райотдела иди, может по дороге ПМГ встретишь... Бл..ь, когда уже рациями нормальными обзаведемся?
  
   ГЛАВА 18. УЧИТЕЛЯ И СОСЛУЖИВЦЫ. САМОУБИЙЦА ИВАНОВ
  
   На обратном пути Алексей зашел к своему бывшему начальнику цикла институтской военной кафедры, а ныне заместителю Начальника вневойсковой подготовки ДВО полковнику Зражаеву. Тот жил неподалеку от госпиталя, на той же улице Серышева. Борис Сергеевич, радушно принял своего бывшего студента.
   - Смотри-ка, заехал все-таки! - он с удовольствием похлопал Лешку по плечу. - Молодец, я всегда знал, что из тебя будет толк. Мать, иди, погляди, кто к нам зашел! Ты как здесь оказался?
   За чаепитием они переговорили о многих интересующих их вещах. Лехе было приятно в обществе умного, немного ироничного полковника. Он всегда старался брать пример с этого сурового, закаленного человека, не без оснований считая его эталоном настоящего офицера. Примерно через час, Алексей засобирался.
   - Прогуляюсь по Хабаровску, да и на вокзал. Когда еще тут буду. Я
   ведь в ГСВГ уезжаю! В Потсдаме буду служить, в 34-й артиллерийской дивизии.
   - Ну, молодец. А я тебя уж хотел на военную кафедру в наш институт забрать. Преподавателем на военно-ветеринарный цикл. Недавно Москва приняла решение открыть такой... Кому он понадобился? А Сережка-то мой в этом году ДВОКУ заканчивает. Растет орелик!
   - И куда его? - поинтересовался Алексей. - Я его уже давно не видел!
   - Посмотрим, распределения еще не было. Но я думаю, что по сопкам наползаться он еще успеет! Мало разве, что я по ним около двадцати лет сапоги сбиваю? Как начал на Камчатке командиром разведвзвода, так и до сих пор все на Дальнем Востоке...
   - Ну, Бог даст, я его еще повстречаю! А с Германии я вам напишу,
   адрес-то я ваш знаю!
  

* * *

   Сердечно распрощавшись с любимым преподавателем, Лешка вышел на улицу Хабаровска. Он очень любил этот красивый дальневосточный город. Не так, конечно, как родной Благовещенск, но все же. Вообще, по его глубочайшему убеждению, на Дальнем Востоке жить можно было в трех местах, в Хабаровске, Благовещенске и Владивостоке. В остальных местах тоже не сразу умрешь, но тоска-а-а. Прогулявшись по залитым солнечным светом широким улицам краевого центра, полюбовавшись величавым Амуром, плавно несшим свои мутноватые воды к востоку, Алексей подался к железнодорожному вокзалу. На привокзальной площади он неожиданно услышал преувеличенно грозный окрик:
   - Товарищ капитан! Подойдите ко мне!
   Недоуменно оглянувшись, он увидел низкорослого генерала азиатской наружности.
   - Алексей, ты чего? Не узнаешь, что ли?
   - Михаил Федотович! Никак вы? Я не ошибаюсь?
   На Алексея, довольный произведенным эффектом, улыбаясь во весь рот, смотрел бывший начальник оперативного отдела дивизии, якут по национальности. Уезжая из Благовещенска, Михаил Федотович Филиппов, носил погоны подполковника. Талантливого офицера забрали в Улан-Удэ, в Ставку войск Сибири и Дальнего Востока, и вот, не прошло трех лет, и он уже генерал. Чудеса, да и только!
   - Вы что, в Хабаровске теперь служите?
   - Давай по-прежнему, на "ты". Нет, не в Хабаровске, я теперь военный комиссар всей Якутии. Из ставки меня в Якутск перевели. Я и сам был в непонятках. А там какой-то родственник мой, я и не знал его, первым секретарем республиканского комитета партии работает. Ты ж знаешь, мои родители рано умерли. Меня в Уссурийскую кадетку и устроили, потом ДВОКУ, ну а дальше ты знаешь. Все Приморье и амурскую ротанию на пузе исползал! Ты что, торопишься? Если нет, то пойдем в ресторан, посидим, поболтаем! Я угощаю! У меня времени вагон, до самолета еще три часа. У тебя поезд когда? Ну, ты еще меня проводишь на самолет и вернешься. Тут аэропорт неподалеку.
   В ресторане, заказав пивка и закусок и, отдав им должное, бывшие сослуживцы предались воспоминаниям.
   - И вот, прибываю я в Якутск, а мне уже генерала присвоили, -возбужденно повествовал Филлипов. - А там меня уже встречают, прям в аэропорту. И под белы руки ведут, да не в здание, а в сторону, к вертолету. Что за херня, думаю! Может, что перепутали. Не, говорят, не перепутали. Летим, недолго, с час где-то. Садимся на какой-то поляне. А там, праздник. Девушки в честь меня песни поют, старики шапки снимают. Оленей режут, на кострах туши жарят. Водка, пиво, кумыс рекой.
   - А, что у вас тоже кумыс делают?
   - Ну, ты даешь. Мы тоже тюркский народ, как и башкиры. Да, наш кумыс лучший в мире... У наших кобыл молоко такое, они ж травы таежные едят! Ну, вот... Усадили меня во главе пиршества. А у нас старики не за столом едят, а типа дастархана. А под задницу мне шкурки суют, песцов, чернобурок. Типа подарков. Празднуем, короче... А родич мой партийный и объясняет, что это стойбище - наш род, специально прикочевали... А кто в городах живет - тех вертолетом привезли. А я, типа, их гордость. Так и сказали, первый якутский генерал, и неизвестно еще, будет ли второй! Короче, неделю гуляли... Военком я теперь, а на хрен им военкомат, якутам, их ведь не призывают. Я имею в виду проживающих в пределах национальной территории. Ежели на момент достижения призывного возраста где-нибудь в Благовещенске или в Москве будет жить, тогда призовут... А помнишь, как весело в Благовещенске гуляли?
   - Помню, как же! Это когда мы с Левченко вас до дому доставили. Вы уже лыка не вязали, а ваша Роза, не разобравшись, нам обоим веником вломила и главное ни за что... Такое не забывается!
   - Да, весело было. А Любка Мжачих как там? Замуж не вышла?
   - Вроде бы нет. Вот сейчас в отпуск на военную турбазу съездит, может, там, кого подцепит. Баба-то она толковая, только почему-то в личной жизни ей не везет. Ну, дай ей Бог, счастья...
   - Ну, а ты сейчас где? В Хабаровске чего?
   - Да так, в командировке. Я на днях в Германию уезжаю. Уже и заменщик приехал. Думаю, через неделю там буду...
   - Ну, дай Бог! В Благе будешь, нашим, кто остался, привет передавай: Королеву, Гончаруку, Любке, всем, кто меня знает и помнит...
  

* * *

   За декаду перед отъездом случилось чэпэ. Да еще и какое! Алексей традиционно дежурил помощником оперативного дежурного, когда зазвонил телефон городской линии.
   - Блин, вечно он звонит в мое дежурство, еще ни разу по нему ничего доброго не сообщали! Мне его так разбить хочется, - Алексей снял трубку и представился. - Генерал Волкотрупов на линии!
   - ЛОВД, капитан Рузайкин! У вас, товарищ генерал, служит майор Иванов?
   - Сейчас нет, раньше служил! Он с год уже в Германии служит! А в
   чем, собственно дело?
   - Да похоже, что он уже нигде не служит. Пришлите кого-нибудь труп опознать! Сюда к нам, на вокзал... В отделение линейное. Жду!
   Пришлось докладывать начальнику штаба, тот, недовольно поморщившись, заявил:
   - Вот ты и поедешь! На сегодняшний день ты у нас самый старый, замены прошли, из офицеров штаба только ты Иванова в лицо и знаешь... Бери мою машину и поезжай, Кондаков и без тебя подежурит! Приедешь - доложишь.
   До вокзала доехали минут за десять, еще пять минут Алексей разыскивал линейное отделение милиции.
   - А его уже в морг повезли, - мрачно отрапортовал толстомордый сержант. - Его на восьмом пути нашли, судя по всему, он сам на рельсы лег! Там с сортировочной горки вагоны толкают! Вот он под вагон и лег, его почти напополам и перерезало! А в кармане у него картонка, на ней надпись... "Майор Иванов, вэчэ двенадцать сто девять". Что, он застрелиться не мог? Смерть какая жуткая!
   - Смерть, она почти всегда жуткая! Ну, за тебя я спокоен - у тебя-то пистолет имеется! - утешив сержанта таким образом, Алексей отправился в морг.
   Морг располагался на одной улице со штабом дивизии и поэтому Алексей подосадовал:
   - Могли б и не делать такой крюк!
   - А что, в дежурке лучше сидеть? - поинтересовался водитель.
   - Ты особо-то не умничай. Сейчас тебя в мертвецкую с собой возьму - обедать не сможешь!
   - Не, я туда не пойду! А вон и машина ментовская стоит, вот с ним и идите, а я пас! - решительно отказался водила.
   Алексей поздоровался с капитаном милиции, угрюмым мужиком лет сорока и решительно поднялся по ступенькам. В секционной деловитый патолог-анатом уже вовсю трудился над голым трупом: держа в руках фрезерную электропилу, он распиливал покойнику череп. Из-за сдвинутого на лоб скальпа лицо покойного приобрело какое-то гротескное выражение. Однако это не помешало Алексею опознать бывшего начальника топографической службы дивизии, около года назад убывшего служить в ГСВГ. Выйдя на улицу, Алексей заявил милицейскому капитану:
   - Точно, он это! Слышь, капитан, я б сейчас водочки бахнул, граммов двести, несмотря на эту жару! Что-то муторно мне, обычно я к жмурам спокойно отношусь, а сейчас что-то не по себе! Тут магазин неподалеку, мы в него студентами за водярой бегали, давай сгоняем, там у меня продавцы знакомые. Небось, найдут бутылку-то!
   - А и не надо никуда гонять... У меня имеется! - капитан распахнул дверцу "бобика" и извлек из машины бутылку "коленвала". - Я сам, хоть и служу в транспортной милиции около двадцати лет, все привыкнуть не могу. Казалось, уже б должен! Там, брат, такие жмуры попадаются! Вообще каша, этот, ваш еще ничего... Его считай, пополам перерезало! А вот у него считай, на одной коже половина туловища висит! Ты, я по петлицам вижу - доктор! Скажи, а почему кожу-то не перерезало?
   Остаканились прямо во дворе морга. Проглотив теплое и противное пойло, Алексей, как ни странно, почувствовал себя гораздо лучше...
   - Ты, вот здесь подпиши! Это протокол опознания... А ежели, чего еще понадобится, наши к вам в часть подъедут!
   Прибыв в штаб, Алексей доложил полковнику:
   - Так точно! Наш Иванов это, вернее, уже не наш... Короче, он это!
   - А как он здесь оказался? Он ведь из Молдавии родом! Чего его сюда занесло? - начштаба задал риторический вопрос.
   Ясность внес прапорщик Яковлев. Он зашел в дежурку и, старательно отворачивая лицо в сторону, чтоб не дышать на дежурную смену застарелым перегаром заявил:
   - Так только вчера его жену хоронили! Иванову! Она же местная, вот ее в цинке из Германии и привезли. Иванов и привез, а с ним еще какой-то офицер был, тоже из ГСВГ.
   - А откуда ты это знаешь?
   - Как откуда! Я им грузовик давал, и оркестр им полковой выделяли! Гроб с Мухина выносили, там у покойницы брат проживает! Я и адрес помню, Мухина шестьдесят четыре!
   - А ну поехали, разберемся! Машина во дворе стоит, мне ее начальник штаба на три часа дал, еще не истекли!
   Во дворе углового деревянного дома играли в песке двое детей. Алексей спросил у мальчика лет десяти:
   - А скажи, милое дитя, тетю вчера не отсюда хоронили, тут еще военные дяденьки на трубах играли?
   - Это нашу тетю Тому хоронили, - словоохотливо отозвались дети.
   - А где дядя Толя?
   - Не знаем, он с утра куда-то один ушел! А второй военный дяденька позже проснулся, стакан водки выпил и тоже ушел, сказал - по городу погуляет! Да, наверное, дядя Толя скоро придет, вы его обождите!
   - Нет, милое дитя, боюсь, долго ждать придется! Я вот записку твоим маме-папе оставлю! Как придут - пусть позвонят по этому номеру, ладно?
   Ближе к вечеру с КПП позвонил дежурный:
   - Товарищ капитан, тут какой-то мужик к вам просится! Говорит, что офицер, из Германии! Сам по гражданке одет и с выхлопом...
   - Сопроводить его ко мне, да побыстрее, пока начальник штаба не уехал...
   Краснорожий морщинистый мужик, представившийся капитаном Черемухиным, ошарашено внимал Алексею.
   - Так говоришь, тебя прислали помощь оказать? В том числе и морально-психологическую! Ну, считай, ты ее и оказал! Сам забухал, гулять отправился? А Иванов на вокзал и под колеса!
   - Так он раньше меня встал и сразу ушел!
   - Ну, делать тебе тут больше нечего, свободен! А Иванова, видимо, на родину отправлять будут! Сейчас к нему в Молдавию звонят уже! Хорошо, что у наших кадровиков все данные имеются. Комендатура и займется! Во всяком случае, так мне начштаба сказал... Да не переживай так сильно, он еще тот кадр был. Хоть о покойниках плохо говорить не принято, но я тебе скажу, с сильной придурью покойный майор был! Вот, на этом самом месте мы с ним как-то дежурили! Он карандаш ножиком точит и мне ласково так и говорит! А что, если я тебе сейчас ножиком в горло заеду? Я-то, конечно, ошалел от таких речей, кресло винтовое развернул, пистолет достал и говорю, а что, если я тебе сейчас в лобешник бабахну? А он-то пистолета не получал! Так обиделся, блин, неделю со мной не разговаривал... А я начальнику штаба и скажи, вы, мол, меня с ним в пару больше не назначайте, а то пристрелю придурка! А то, еще случай был такой: попросил он меня грузовик чернозема ему организовать... А я-то знаю, что у него ни дачи, ни огорода не имеется! Зачем тебе, спрашиваю? А он - в комнате насыплю и березки посажу... Псих, одно слово! А с женой его что случилось?
   - Я-то в самом Ютербоге не служу! Это он в штабе дивизии, а я в полку... Просто у меня отпуск, вот меня на неделю раньше отправили. Говорят, поможешь Иванову, а потом и езжай в свой Уссурийск, гуляй отпуск! Говорили, что она от газа задохнулась, прямо в ванной! Да, там, в Германии такое сплошь и рядом! Отопление старое, печное, прессованным углем топят, а воду газовыми колонками греют! И все это в одну трубу вылетает, а фракции разные, угарный газ тяжелее, его и не вытягивает. Вот он и скопился в ванной, баба и задохнулась, а горячая вода лилась... Она почти сварилась. Соседей залило, они со службы пришли, наверх поднялись, двери выбили, а там ужас такой!
   - Да уж, веселого мало! Одним махом семьи и не стало! Это у них детей не было, а были бы, он, может, и не лег под поезд! И ведь не ладили они, тут грызлись как кошка с собакой! А вот, поди ж ты! Ее не стало, и он затосковал, чужая душа - потемки!
  

* * *

   Зайдя перед отлетом к Шефу попрощаться и поблагодарить присутствующего там Кента за помощь в приобретении авиабилета, Лешка узнал поразившую его новость.
   - Ты, Леха, пока по Хабаровскам там катался, тут такое случилось... Измайлу менты завалили! Вон, Вовка с напарником и отличились. Да, ты, Шеф, сам расскажи...
   - Ты, Кент, поменьше бы языком трепал! Ну, ладно! Лешке-то можно. Да чо там особенного! В засаде сидели. По низу прошло, ну, барабан настучал, что Измайло в Благе... За границу, сука, хотел уйти... Только, что ему там делать, с его рожей-то. На китайца-то он никак не похож! Его б там сами китайцы и кончили... Короче, сидим с напарником у бабы одной... Старая его связь! Спать охота, ночь на дворе! Я уж думаю, трахнуть ее, что ли! Когда слышу - стучат, так осторожненько. Я - за занавеску. Напарник - за шкаф! Какой-то козел влезает потихоньку. Я его сзади по балде кулаком навернул и на удавку взял. А тут снаружи из автомата через двери кто-то как шарахнет. Хозяйку зацепило, в больнице еще лежит. Я - на пол. Напарник - через окно во двор. Слышу, автоматчик из сеней по двору шмаляет. Я ему в башку и засветил пару раз из "макара", она, понятно, вдребезги...
   - Ну, и кто это был?
   - Как - кто! Измайло! А первый - некто Пупок. Из Горбылевки, бандючок, из молодых. Только пару недель, как с малолетки откинулся... Сейчас в СИЗО сидит, раскололся до самой жопы. Мол, дяденьки, не виноват... Под стволом, мол, вели, боялся... Вполне соскочит, сучонок.
   - А автомат откуда?
   - А они, я ж как-то говорил, с Сеном, когда с Тахтамыгды дернули, конвоира завалили. Так штык-нож на трупе Сена нашли, а вот автомат только сейчас всплыл. У них там учет полный. Строго! Даже штык-ножи все по номерам учтены. Ну, да и хер с ним, с одноклассничком. Моду взял, двери из автомата портить! Ты, смотри, про это никому не базарь. На хер мне проблемы! У Измайлы еще брат остался! Такая же мразь уголовная. Прокуратура применение оружия признала правомерным. Начальство к медали представило. Лучше б, конечно, денег дали, а то Светка бухтит постоянно... Ну, чо, билет-то на Москву купил?
   - Да, спасибо Кенту! Без ихней брони хрен что получилось бы! Там
   за три недели вперед все размели! Народ у касс уже и не стоит, все на газоне валяются... На руках номера пастой написаны, три раза в день перекличка, кто не пришел - на хер с пляжа! А я так культурненько к кассе подхожу... Листок с бронью кассирше сую, требование с удостоверением тоже... А она мне, только билет не разворачивайте принародно - в сторонку отойдите, а то, мол, народ взбунтуется... Люди до крайности дошли... С детьми по трое суток на газоне!
   - И чего в такой сезон дополнительно пару бортов не пустить, - посетовал Шабанов. - Это ж деньги живые. Эх, совок, блядь...
   - А спасибо в стакан не наливается, - с намеком произнес Кент.
   - Ну, так давайте стаканы, затем и пришел. Водки нет нигде, будем
   "Чинзано" пить, в райпотребсоюзе достал, какой-то придурок завез, - сказал Леха, раскрывая вместительный портфель. - Вы представьте, заезжаю в Чигири с запиской от теть Вали Селивановой, она главным товароведом благовещенского райпотребсоюза, а в подсобке рядом с хомутами ящики с итальянским вермутом... Продавщица ругается, мол, местные брать не хотят! Говно, говорит, но пить можно! Ну, я с десяток бутылок и взял...
  
  
   ГЛАВА 19. ЗАГРАНИЦА
  
   Без приключений долетев до Москвы, Алексей прибыл на Белорусский вокзал и, простояв не менее двух часов в длиннющей очереди, приобрел билет до Франкфурта-на-Одере. Поезд отправлялся только на другой день. Делать было нечего, и поэтому Лешка направился в Кузьминки, искать ночлега на военно-ветеринарном факультете. В общаге он встретил знакомых офицеров и, разговорившись с ними, узнал множество новостей.
   Утром следующего дня, он уже сидел в купе поезда Москва- Вюнсдорф, это был специальный состав, билеты на него продавали лишь военнослужащим и членам их семей, да еще, пожалуй, тем гражданским специалистам, которые работали в многочисленных военных организациях и учреждениях ГСВГ. На следующее утро поезд прибыл в приграничный город Брест. Пока меняли колесные пары, Лешка побродил по вокзалу, с удивлением узнал, что у него две стороны, варшавская и московская, купил в вокзальном буфете коробку формового шоколада, рассмотрел обменную кассу, где, как оказалось, прибывающие из-за границы офицеры могли снять с загадочной вкладной книжки какую-то часть советских денег. Проехали по мосту через Западный Буг, за окном замелькала заграница, прошли советские, а затем польские пограничники. Наши вышли на станции Тересполь или что-то наподобие. Польша Алексея не впечатлила. Какие-то хутора, дома, правда, хорошие, добротные. Зато участки вокруг них поразили Алексея, полоска овса, затем гороха, свеклы, льна и еще чего-то непонятного... Да, частное землевладение... Пробежал польский погранец.
   - Пачпорта, проше пачпорта!
   - Очки, соски, проше пана - это уже одетый в польскую железнодорожную форму мужичок с крысиным выражением на усатой морде.
   Ярко освещенный варшавский вокзал Лешке понравился, однако подумав, на перрон он выходить не стал. Часом раньше, проезжая какую-то небольшую польскую деревню, он своими глазами видел, как погрозил топором вслед вагонам коловший дрова польский мужик. Когда очередной "железнодорожник" поскребся в купе и уныло затянул про очки-соски, марки-рубли и злато, обозленный Лешка выдал:
   - Фляки выпру и на мотек здруту кольчистего бендже навиячь! Пероним, пся крев!
   Поляка как ветром сдуло, а сосед по купе, моложавый прапорщик лет тридцати поинтересовался:
   - А говоришь, первый раз за границей, где ж научился по-ихнему?
   - Товарищ в академии научил, он-то поляк по происхождению! Вообще, я на пяти языках материться могу, хоть и не был в тех странах!
   - Ну, на каких это?
   - Да на разных. Например, на японском! Товарищ у меня есть, он по-японски свободно говорит! Дамбуцу, там, и так далее...
   - Ученый, поди!
   - Ага, очень ученый! Опером в угрозыске работает!
   Подивившись учености дальневосточных оперов, сосед предложил сходить в тамбур и покурить. Он возвращался из отпуска, а в ГСВГ служил уже два года. На правах знатока немецких обычаев и языка он много чего понарассказывал Лехе, приврав добрую половину. Во Франкфурте-на-Одере, прощаясь, он угостил Лешку немецким пивом и посоветовал на прощанье:
   - Ты на пересылке, главное, не возбухай! Молчи и терпи! Тамошний начальник - сука редкая! Он за три дня всю кровь выпьет! Концлагерь, я тебе отвечаю... А он в нем главный эсэсовец!
   Эти три дня остались в Лешкиной памяти навсегда. Залитый, не по-немецкому ярким солнцем плац, матюгальники на столбах, отсутствие элементарных удобств, заносчивые офицеры из администрации пересылки, - все это ужасно раздражало и угнетало. Не было ни газет, ни журналов, ни радио, не говоря уже о телевизоре. Все эти три дня Алексей спасался от тоски только тем, что изучал русско-немецкий словарь, конструируя и заучивая простейшие фразы. Кроме словаря, у него имелся также и русско-немецкий разговорник, судя по всему составленный каким-то жизнерадостным идиотом. Пригодиться приведенные в нем фразы могли только такому же идиоту. В школе и институте Леха изучал английский, однако по этому поводу иллюзий также не питал.
   - Ладно, жизнь сама научит строго, тут мы согласны, скажи, Серега. Это я не тебе, это из Владимира Семеныча, - обратился он к соседу.
   - Я и не Серега, а Игорь. Севастьянов моя фамилия, - отозвался с соседней койки высокий и худой старлей с кучерявым льняным чубом. - Тебя куда, не знаешь?
   - Я еще с Дальнего Востока знаю - в Потсдам, - отозвался Алексей.
   - Во здорово, - обрадовался Севастьянов, - Меня тоже. Сегодня должны команду туда отправлять! Я уже узнавал, человек семь набралось.
   И, правда, после обеда всех вызвали в клуб пересылки, каждому поменяли по три привезенных с Союза красных советских червонца, получилось что-то около ста гэдээровских марок, и выдали один на всех коллективный билет до Потсдама. Сбивчиво объяснив, как добираться до этого славного города, запугав до икоты возможными провокациями со стороны коварных западных спецслужб, их запихали в ободранный автобус и отправили на вокзал. Ну, от Франкфурта-то отъехали, а как пересаживаться в неведомом Шенефельде на поезд до Потсдама, никто не представлял. Вот он этот Шенефельд, приехали... Вышли, покурили и осмотрелись... Алексей прилип к железнодорожному расписанию, с трудом прочитал набранное мелким шрифтом слово Potsdam и сдуру обрадовался. Оказалось рано - оставалось расшифровать загадочное слово Bahnsteig C, но все-таки справились сообща и с этим тоже...
   - Придурки, блин, - бухтел потный толстяк в форме лейтенанта-медика. - Не могли по-простому написать, попонятнее!
   - Тут, Петруша, по-простому в последний раз штыком на рейхстаге писали, - ехидно вставил льняночубый Игорь. - В сорок пятом, да и то такое, чего ты в своем мединституте не проходил! Давай, я тебе по-понятному на лбу напишу, фломастером?
   - Вот он-то как раз и проходил! На первом курсе, по анатомии, - отрезал Леха. - Не расслабляйтесь. Вон наша электричка. Не отставать!
   Одному из офицеров, капитану Колотилину, щуплому связисту унылого вида, надлежало выходить на станции Вердер. С видом идущего на казнь он жалобно произнес:
   - Вам хорошо! Вас много, вы вместе! А куда я один? Ни языка не ведаю, ни адреса точного! Где эту часть искать, да еще вечером, да еще в
   чужой стране. Заблужусь я!
   - А ты чего язык-то не учил! Чем ты в школе занимался? Мужики,
   давайте ему по пять марок скинемся, пусть хоть такси возьмет! А то действительно заблудится и в Западный Берлин попадет, а там шпиены...
   Нагнав на капитана страха, попутчики высадили его на пустынной
   платформе, накидав ему в фуражку немецких пятерок. Позже, освоившись и прилично овладев разговорным немецким языком, чувствуя себя в Германии, как рыба в воде, Алексей не раз со смехом вспоминал эту ситуацию. Встреченный им на совещании в Кумгуте Колотилин тоже со смехом вспоминал этот случай, особенно его восторгал тот факт, что от Вердера до Потсдама ходит городской автобус. Или не совсем городской, черт их там разберет, немцев-то, с их смешными расстояниями...
   Когда прибыли в Потсдам, уже вечерело. Весело звеня, подошел трамвай. Лешка, к тому времени купивший в киоске пять трамвайных билетов, всучив продавщице пятерку и получив серый блок из пяти полосок и четыре подозрительных алюминиевых монеты скомандовал:
   - Все в трамвай, куда-нибудь довезет! А то тут лес сплошной и озера вдоль железки. Там впереди, думаю, хоть какая-то цивилизация есть!
   Трамвай довез их до какой-то площади, на ней стояла огромная, монументальная арка. Пойдя наугад по ярко освещенной улице, офицеры наткнулись на загадочную табличку на стене огромного здания.
   - ЗАГС Потсдамского гарнизона, - прочитал вслух Севастьянов. - Во, следы советского присутствия обнаружились. Так и дойдем. А на хрена, интересно, здесь ЗАГС?
   - Ну, может, ты жениться надумаешь! - подколол его Петюнчик. Волоча огромные чемоданы и проклиная все на свете, офицеры тащились по улице.
   - Во, гляди! Солдатик наш, советский... Боец, стой, стой! Куда ты? Солдат, увидев мчавшихся за ним офицеров с чемоданами, припустил по
   улице во всю прыть. Заскочив в какую-то калитку, он захлопнул ее изнутри. Подбежав и отдышавшись, офицеры прочитали надпись "Редакция газеты "Вперед". Около десяти минут они сотрясали эту дверь кулаками. Наконец-то дверь приоткрылась, оттуда высунулся перепуганный сержант.
   - Да ты не бойся, касатик, не тронем! Ты нам хоть скажи, куда нам
   податься? Где тут установленная Богом власть? Военная, само-собой!
   На лице сержанта отобразилось откровенное облегчение.
   - Да прямо по улице! Через двести метров комендатура будет. Да, тут весь квартал советский! С начала квартала Дом Офицеров, ресторан военторговский, ЗАГС, редакция вот, за углом в ста метрах госпиталь.
   До комендатуры добежали единым махом.
   - Отец родной! - заблажил Леха, увидев советского капитана. - Не оставь милостями своими! Мы люди не местные! Не отдай немцам на поругание...
   Капитан, ознакомившись с сопроводительными документами, тут же внес ясность.
   - Да ваша дивизия здесь, по этой же улице. Тут пешком километра два, ходу двадцать минут.
   - У нас чемоданы неподъемные. Килограммов по тридцать. Чего, сам не так приезжал, в первый-то раз!
   - Ладно, машина сейчас подъедет, на ней караул поехали проверять, на ней и отвезем до штаба дивизии. Только вы в штаб не идите, как через КПП пройдете, ступайте сразу налево, первое здание по счету и будет гостиница. Вас разместят, а утром к комдиву, представляться. А, кому не в штаб, а в бригаду... Ну, сами там разберетесь. А я сейчас оперативному позвоню, пусть насчет гостиницы даст команду...
  

* * *

   Служить в Потсдаме было легко. Энергичный и деятельный, Алексей, с ходу построил убойную площадку и оборудовал дополнительное рабочее место для трихинеллоскопии мяса. Подсобные хозяйства частей дивизии были на редкость развитыми. Годовой оборот поголовья составлял пять тысяч(!) голов. Кормовая база была мощнейшей. За свинарником "верхней" бригады высился огромный бурт свиного навоза.
   - Ты, давай, организуй вывоз этого говна! А то перед комдивом стыдно, кругом порядок, домики с горячим водоснабжением, клумбы с розами, все чин-чинарем! А говно поднакопилось... Я тебе автобат придам, на полигон вывезем и в овраг потихоньку свалим! - втолковывал Алексею зампотылу дивизии, полковник Голобородько, маленький мужичок, похожий на преждевременно постаревшего пацана.
   - Да не нужен мне автобат, так справимся! Дайте только ключ от тыльных ворот!
   - Как это ты справишься, там сорок лет срали! Думай, что говоришь!
   Наутро Алексей, запрыгнув на огромный железный ящик, стоящий у забора, минут десять изучал обстановку. За забором зеленели сады. Дачки у немцев были очень маленькие, сотки по три, не больше. Росли на них розы и яблони. Картошку не выращивал никто. Завидев немецкого садовода, Алексей открыл тыльные ворота и решительно подошел к нему.
   - Гутен таг, камрад! Тебе шайзе надо?
   Заслышав знакомое и довольно обидное слово, немец недоуменно вскинул брови. Однако, дружелюбный вид улыбающего Алексея и его приветливый тон успокоили немца. Наконец, врубившись в суть дела, он заулыбался и довольно прабасил:
   - О, я-я! Дас ист зер гут дюнгер фюр ди пфланц! Вифиль костет?
   Леха еще не знал, кто такой этот загадочный Вифиль Костет. Решив, что это имя-фамилия немца, представился в ответ. Возникла немая сцена. Недоразумение помог разрешить солдат, ухаживающий за свиньями. Одетый в аккуратный немецкий комбинезон и немецкие же желтые резиновые сапоги он пояснил, неслышно подойдя сзади:
   - Это он пытает, сколько стоит! Вифиль - это сколько по-ихнему!
   - Блядь, а в словаре по-другому написано, хрен поймешь! Да пусть
   даром забирает!
   - Не, товарищ капитан, даром у них не принято! Не надо ломать их
   традиции! Давайте по две бутылки водки за "трабантовский" прицеп!
   - Щас, разогнался! Водки тебе! Да комдив нам обоим башку оторвет!
   - А я и не себе! Я хотел прапорам на сгущенку-тушенку обменять! Немец цену нашел завышенной. Из его речей и жестов Лешка понял, что за два прицепа говна немец дает три бутылки водки. А когда немец спросил, могут ли остальные немецкие камрады также приобрести желанное шайзе, Лешка чуть не расцеловал его в лысину.
   - Все камрады пусть берут! Всем хватит, а мало будет - еще насрем!
   На том и порешили. Командир хозвзвода, хозяйственный прапор Миша Лупиков, сын многострадальной Беларуси, не испытывающий к немцам ни малейших симпатий, злобно покрикивал на "покупателей"
   - Куды ж ты "Кристалл" припер! Я ж тебе чисто русским языком сказал: "Куголофф" или "Луникофф", - ну не принимает душа ваш гребанный "Кристалл". Пиво у вас хорошее, а водку никак не научитесь делать!
   За неделю, трудолюбиво работая, немцы вывезли своими кукольными "Трабантами" около трехсот кубов навоза, навезя огромное количество пойла. Лешка, не любивший немецкую водку, сплавил свою долю за полцены заведующей воеторговским кафе, в накладе не остался.
   - Велю вам срать, рук не покладая! - прикололся он, обращаясь к солдатам-свинарям. Те, весьма довольные левыми доходами, радостно проорали: Рады стараться, ваш бродь!
   Солдаты на подсобном хозяйстве были толковые! Все со средним специиальным образованием, ветфельдшеры и зоотехники. Все, как один, белорусы, уроженцы города Лиды. И только один, татарин из-под Казани, Рашид Хабибуллин, не имел никакой специальной подготовки, зато превосходил всех трудолюбием и ответственностью. Золотые были пацаны. Алексей часто спрашивал Рашида:
   - И не зазорно тебе, мусульманину, за свиньями ухаживать?
   - Я и шкварку свиную жру, товарищ капитан, - легко признался солдат. - Вот приеду к себе домой, перестану! Аллах в армии не видит, а если и видит, то простит! Он велик и всепрощающ!
   Леха, с уважением относящийся к чужим религиям и обычаям, больше не задавал таких вопросов веселому конопатому татарину. Частенько забегал Игорь Севастьянов, веселый и немного чудаковатый одессит. Он оказался страстным любителем рыбной ловли.
   - Пойдем на Хафель-канал, порыбачим! Тут-то идти пятьдесят метров, он прямо за забором дивизии. Там леща валом... Только много с глистами. Ты ж в институте эту пакость учил? Подскажешь, какие рыбы больные, а каких жрать можно...
   - Ну, ладно, пойдем! Но я тебя сразу предупреждаю, рыбак я тот еще! Мало того, что сам ловить не умею, так и у других не ловится, если я рядом. Это рок какой-то. А вот грибы искать умею и люблю. Я вообще лес люблю, сосновый лес и реки большие... Такие, как Амур, Зея, Обь.
   - И что, ты на всех этих реках побывал?
   - Побывал! А также на Суйфуне, Уссури, Томи, Енисее, Днепре, Зее, Западном Буге, на Москве-реке, само собой. На Байкале бывал, в Японском море купался. А тут, планирую в Эльбе окунуться, а вот сейчас в Хафель полезу... А в Шпрее вряд ли, грязна больно!
   - Я б не рисковал и в Хафеле-то, грязный он какой-то! Еще заразу подцепишь...
   - Тут суть важна, сам факт... Чтоб я с полным правом мог потом говорить! А что грязный, так я сразу приду и в душ...
   У Севастьянова клевало по-бешенному, за час рыбалки он вытащил три десятка здоровенных лещей. Алексей, стоявший в пяти метрах ближе к мосту с точно такой же телескопической удочкой, за это время не поймал ни одной рыбешки.
   - Я ж тебе говорил, это рок какой-то, фатум...
   - А ну, давай местами и удочками поменяемся!
   И по-прежнему на удочку Игоря лещи цеплялись гроздьями, а у Алексея - ни одной поклевки.
   - Глянь, Игорь! Видишь, поверху лещ плывет, раздутый какой-то? А вон еще и еще. Так, вот они-то и заражены цепнями, ну, глистами, если попроще. Они на цепь велосипедную, только расплющенную похожи, конкретное их название - ремнецы. До двух метров вырастают, там, в пузе у этого несчастного леща, кишкам-то его и места нету. Такой лещ - легкая добыча для чаек. Вон, гляди, пикирует. Ага, уже потащила... Вот так они друг друга и перезаражают. Рыбы птиц, а птицы - рыб.
   - Фу, гадость какая! И приспособились ведь, гады... А для человека опасно?
   - Ремнецы - нет. Да ведь ты их и жрать не собираешься. А вот для рыбы, сам понимаешь, смертельный паразит. А вообще, в рыбах столько всякой дряни гнездится. Особо опасны описторхи.
   - А это еще кто такие?
   - А это, такие маленькие личинки, когда человек потребляет строганину из сырой рыбы, воблу сушеную, тарань - то и заражается. Из тех личинок вырастают твари побольше, и поселяются в желчных проходах печени. В общем, веселого мало!
   - Во, бля! Теперь воблу жрать не буду!
   - Да тут в Германии ее и нету. Немцам сухую рыбу жрать в падлу! Им это, как тебе сухую раздавленную жабу... А пиво они с колбасой пьют, с бройлером жареным, с сушками и сухариками!
   - Извращенцы, блин, какие-то! А я хотел лещей подсолить, и в парке боевой техники подсушить. Теперь не буду! Офицерам раздам, семейным! Нам-то в общаге где их готовить? Да и кормят в столовке как на убой. Когда только жены наши приедут?
   - Я думаю, к сентябрю должны! Тебе квартиру-то дали?
   - Дали, трехкомнатную! На первом этаже. Супер, в Союзе такую хрен получишь! А тебе?
   - Тоже трешку, но на пятом. Там крыша течет, пятна на потолке. Я на техэтаж лазил, там только на карачках пролезть можно. Хрен ее поймешь, где оно течет! Над квартирой кровля целая, а весь дом я смолить не собираюсь. Зампотылу говорит, что этим немецкая фирма занимается, одна единственная на всю ГДР, "Потсдамспециальбау". И хер в этом столетии до нас очередь дойдет. А, так - квартирка ничего себе. Только чужое это все, аура там какая-то нездоровая, как после покойника... Не нравится мне эта квартира. Слышь, а где это ты раков ловишь?
   - Да прямо в парке боевой техники, там, в конце болото такое, пруд - не пруд, а наподобие! Их там море, правда, особо крупных нету!
   - Ну, тебе на халяву еще и омаров! Зажрался братец. Ты, вон на капитана Кочергина глянь. На того, что из Аягуза приехал! Он каждое утро, когда через рощу на службу идет, то останавливается возле деревьев, обнимает их, что-то шепчет! Что значит, человек в пустыне этой адской четыре года прожил. Он говорил, что там к июню ни травинки нету, все выгорает, одни пыльные бури. Лёссовую пыль с Китая гонит, прямо из Гоби...
   - Да, весело! А я в Чабанке под Одессой служил!
   - Везет тебе, под Одессой... Там тепло, там яблоки! А у нас в Благовещенске зимой до минус сорока пяти, какие на хер яблоки... А в том году ближе к марту снег оранжевый выпал, я как раз на дежурстве был! Так вот рентгенометр-радиометр чуть на части не рассыпался, так верещал... Это китайцы в Гоби атомную бомбу взорвали, пыль эту лёссовую аж в стратосферу унесло, а потом и над нами выпало, и в Канаду с Америкой потащило... Те на весь мир верещали, а наши - как язык в жопу засунули! Политики, блядь!
   - А что такое лёссовая пыль?
   - Да порода такая, суглинок оранжевый, очень рыхлый, когда сухой! А в Гоби, там все сухое... А после взрыва он взлетел до космоса и в виде радиоактивной пыли пошел по планете людям счастье и здоровье дарить!
   - Как там у вас с китайцами?
   - Да как? Теперь поспокойнее, в технике они от нас пока отстают, вот и не лезут! Раньше всяко было, и из пулеметов через речку палили. Сейчас притихли! А вообще-то это по определению наши враги. Они там у себя в Китае друг у друга на головах сидят! А у нас такие просторы не освоены. Когда-нибудь эта саранча к нам на Дальний Восток и полезет... И навряд ли наши выстоят, ты ихних солдат не видел, а мне приходилось. И спецфильмов насмотрелся, и в живую тоже... Там пацаны по два метра... И выучка полевая с нашей не сравнить!
   - Кто, китайцы по два метра? Ты не заливаешь?
   - Да, они самые! Из миллиарда с лишним можно с миллион баскетболистов отобрать! И служба в армии - у них это честь и привилегия. А у нас каждая сука закосить интересуется! Вот уж воистину рабочее-крестьянская армия, кто откупиться не может, того и гребут! А раньше, говорят, девки не служившим не давали! Короче, соседушек наших только с помощью ОМП сдержать можно. С помощью старого доброго оружия массового поражения! А по жизни - они зверье, на Даманском такое творили с нашими ранеными... Да я их не понаслышке знаю. Вон, шрам над бровью видишь, сука одна корейская еще в детстве кастетом разбила, надеюсь, он и сгнил уже! А на Южном Сахалине что корейцы творят..
   - Да то ж корейцы, а мы про китайцев!
   - Один хрен! Менталитет у них один. Как там товарищ Киплинг говаривал: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и рядом они никогда не пойдут...". А он ведь дураком не был! Резидент английской разведки в Индии, а сказку про Маугли он так, между делом, сочинил... Когда после ланча и джина с тоником трубку в шезлонге покуривал. Кстати, знаешь ли, зачем англичане джин с тоником пьют?
   - Ну, забалдеть чтоб!
   - Нет, не все так просто. Джин - можжевеловая настойка, он ведь вирусы уничтожает, а тоник - настойка коры хинного дерева, он малярийного плазмодия душит. А ломтик лимона - прекрасное противохолерное средство. В Индии же, главной английской колонии в те времена, всегда заразы хватало - влажный жаркий климат, скученность полудикого населения, антисанитария полнейшая. Рай для заразы, вот колонизаторы и приспособились... Кстати, ты заметил, что тут даже в военторговских точках алкоголь продают, а в Союзе с прилавков все исчезло, как Фома чем-то смел. Антиалкогольная, блядь, политика. Да у нас бюджет на тридцать процентов на продаже водки держался. Вон ученые-экономисты мирового уровня так оценивают эту горбачевскую борьбу с пьянством и алкоголизмом: "...опаснейшая антиалкогольная кампания, подрывающая сами основы финансовой стабильности страны...", "...одно из самых злополучных решений горбачевского периода...". Неглупые ведь люди, а у нас-то все и всегда п...де на пропасть! Ладно, сворачивайся, пора уже идти, время к обеду!
  

* * *

   Вскоре приехал с проверкой заместитель начальника ветслужбы. Им к немалому удивлению Алексея оказался его старый знакомый по Дальнему Востоку, майор Гущин. Там он занимал должность начальника военно-ветеринарного отряда, располагавшегося в Белогорске. Алексей часто был с ним на сборах в Хабаровске. Поговорив о дальневосточных знакомых, они перешли к делам. Наскоро проверив служебную документацию и оставшись весьма довольным, майор, несколько смущаясь, спросил:
   - А как тут насчет мяска! Не подкинешь? Сам понимаешь, у нас там, в штабе только мыши... А у тебя тут свинство неисчислимое бегает...
   - Да не вопрос! У нас тут годовой оборот поголовья больше пяти тысяч голов. Мы тут в день по десять штук забиваем! Никак не могу убедить зампотылу, что резать надо свиней, как только те достигнут ста десяти килограммов веса! Потом уж у них оплата кормов не та. Немцы так и поступают, а ведь не дураки ж они. Сейчас с пудик приволоку...
  
  
   ГЛАВА 20. ЛЕЙПЦИГ. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО. КАРЛХОРСТ
  
   В августе Алексея вызвали на сборы ветеринарного состава группы. До Лейпцига, где располагалась военно-ветеринарная лаборатория Группы советских войск в Германии (позже переименованной в Западную группу войск), Алексея подвез направляющийся в Карл-Маркс-Штадт (позже Хемниц) зампотылу дивизии. Всю дорогу до Лейпцига Алексей, не отрываясь, глазел в окно автомобиля. А поглядеть было на что, вдоль дороги раскинулись роскошные поля и огороды, плантации цветов, низкорослые яблоньки сгибались под тяжестью плодов. На лугах, покрытых сочной зеленой травой, паслись стада великолепных коров. Все коровы были как на подбор, ладные, упитанные голштино-фризы. Лучшие представительницы такой породы давали по восемь тонн молока в год.
   - У них все пастбища на квадраты разбиты. Проволочкой тоненькой разгорожены. Электропастух называется, питание от аккумуляторов. Да вон они в тех коробках. А пить они ходят вон к той цистерне. Из нее, видишь, автопоилки торчат! - пояснял Алексею полковник.
   - У нас бы с ходу сперли! И аккумуляторы, и колеса от цистерны! Да и ее самую...
   - А урожайность зерновых у них, я тебе доложу, как минимум шестьдесят центнеров с гектара. Картофеля - сто пятьдесят. Сахарной свеклы и турнепса - до трехсот. Чего ж у них не будет мяса и молока... А комбайны, вон посмотри, чуть побольше нашего УАЗика! Зато к каждому полный шлейф навесного оборудования, ну там, жатки, бороны и всякое-такое. Молодцы, блин, что тут скажешь! А почва у них бедная, серая какая-то. Так они все дерьмо с отстойников на поля вывозят, бывает такая вонища, что мимо поля не проедешь! Зато урожаи.
   - Климат у них благоприятствует...
   - Голова у них благоприятная и руки золотые, вот что я тебе скажу!
   За разговорами незаметно доехали до Лейпцига. Замечательная шоссейная дорога незаметно закончилась, и УАЗик въехал в город! На перекрестке при въезде в город водитель снизил скорость до минимума, но машину все равно чувствительно тряхнуло...
   - А это - "лежащий полицейский", ну, волна такая на асфальте, они ее специально сделали, чтоб скорость сбавляли...
   - Я как-то от Свободного до Шимановска на машине ехал, так там дорога - сплошной лежащий полицейский. Едешь - как по шпалам, голова отваливается...
   - Я не знаю, где ваша лаборатория, высажу тебя возле комендатуры, ты уж тут сам разузнай!
   В комендатуре дежурный офицер довольно путано объяснил:
   - Вот выйди на улицу, поверни налево, дойдешь до угла, перейди улицу и иди прямо! На следующем углу поверни направо, и слева в кирпичной стене калитка будет. Кнопочку нажмешь, выйдет часовой. Там особый отдел, вот они тебе и покажут!
   - Они-то покажут! Да так, что мало не покажется! При чем здесь особый отдел? Мне в ветлабораторию надо!
   Как ни странно, ветеринарная лаборатория и располагалась в одном дворе с филиалом Управления особых отделов по южной части ГСВГ, там же располагалось представительство КГБ СССР и узел спецсвязи КГБ. Все эти три грозных организации размещались в огромном старинном особняке готической постройки, тут же в двадцати пяти метрах, в двухэтажном флигеле размещалась ветеринарная лаборатория. В течение нескольких дней офицеры ветеринарной службы занимались тем, что исследовали качество проб различного продовольствия. В промежутках они слушали подготовленные доклады и лекции. Нового Алексей ничего не узнал, все это он неоднократно изучал и в Хабаровске, и в Москве. Зато познакомился со своими коллегами, их было довольно много. Самая многочисленная служба, конечно, была в дальневосточном округе, однако и в ГСВГ военных ветеринаров было немало. В Восточной Германии располагалось два военно-ветеринарных отряда, один ветсклад, одна ветлаборатория, пять ветеринарных инспекторов армий и около полусотни ветеринарных врачей дивизий. Среди них Алексей встретил нескольких сослуживцев по Дальнему Востоку. Начальник службы, сутуловатый подполковник с усталым и умным лицом неожиданно ему понравился.
   - Для тех, кто меня еще не знает, представляюсь! Зовут меня Василием Андреевичем Гуриным. Для вас я и царь, и бог, и воинский начальник... За заслуги буду вас миловать, за упущения наказывать... Мало никому не покажется!
   В перерывах офицеры шептались:
   - Этот крови попьет! Дерет три шкуры! Ко всему придирается. До каждого куска мыла цепляется, про спирт и говорить не стоит!
   А Алексею такой подход к делу импонировал. Он считал, что во всяком деле должен быть порядок, а он и начинается с мелочей...
   - Мне понравилось, как ты здесь начинаешь службу! И зампотылу ваш тебя хвалит! Давай продолжай в том же духе, - заявил Алексею Гурин.
  

* * *

   Где-то за неделю до Нового Года, когда все возились с нудными годовыми отчетами, в кабинет колобком вкатился майор Сиротюк.
   - Так, молодой! Вали домой, переодевайся! Да жене тоже скажи! Через два часа выезжаем в Берлин! Немцы нас на пьянку пригласили!
   - Какие немцы, как так в Берлин? Да у меня до получки и пяти марок не осталось! Не, я не поеду!
   - Да и не надо тебе для этого никаких марок! Они сами сюда на автобусах приедут, нас заберут, а потом и обратно привезут. Это не те немцы, что к нам на Седьмое ноября приезжали. То были тыловики из штаба Немецкой Национальной Армии, не помнишь что ли, мы ж с тобой их приглашать в Вильд-Парк ездили... А это - шефы наши, ну всей нашей тридцать четвертой артдивизии. Пограничники немецкие. Там в Карлхорсте у них пограничная дивизия стоит. Она границу с Западным Берлином охраняет... Вот они и пригласили!
   - Пограничная дивизия, ни хрена себе! А в наших погранвойсках самая крупная единица - это погранотряд, в нем максимум с батальон-два народу-то! Да и то, ежели с мотоманевренной группой считать... Не, все равно не поеду! Куда мне детей-то девать? Юрке всего шесть с половиной, а Ирке и вовсе года нету. На кого я их оставлю?
   - Во, проблему нашел! На моего старшего, у меня их, сам знаешь, трое! Я его завсегда за няньку оставлял. Он у меня парень серьезный, справится! Да и живем-то мы в одном подъезде, ты на пятом, а я на третьем... Поехали, чего ты? Да и Алена твоя пусть развеется...
   - А во что переодеваться-то? В парадке ехать, или в цивильное переодеться?
   - Парадку надень, да награды нацепи!
   - А их-то у меня и нету!
   - Ну, без них поезжай!
   В назначенное время к штабу дивизии подъехал огромный немецкий автобус, вместивший принаряженную гурьбу офицеров дивизии. Из высшего начальства в автобусе были заместитель командира дивизии по тылу и заместитель начальника политотдела. Первые лица дивизии отправились в главный штаб ННА на прием, устраиваемый Хайнцем Хофманом, министром обороны ГДР. До Берлина ехали неожиданно долго...
   - Владимир Семенович, - Алексей обратился к сидящему впереди Сиротюку. - Что-то долго мы едем. Западноберлинскую телевышку у меня из кухонного окна видать, а тут уже час пилим...
   - Да мы ж весь Берлин с юга объезжаем, а потом с восточной стороны в него въедем. Нам же в Карлхорст надо...
   Наконец подъехали, советских офицеров и их жен проводили в огромный зал, где и рассадили за столики, наподобие ресторанных...
   - А это и есть ресторан, у них в каждом полку такой есть, - вводил в курс дела опытный Сиротюк. - У ихних погранцов солдата три раза в день кормят. А в сухопутных войсках - два.
   - Так что же они - голодные ходят?
   - Тю, дурный! Они вечером в полковой ресторан ходят! Музыку слушают, сосиски с капустой жрут! А кто из солдат не на службе, тот и водочки с пивком может себе позволить!
   - Как это, солдат и вдруг не на службе?
   - Ну, кто не в наряде, не за рулем, не на боевом дежурстве!
   - Чудеса, да и только! Нашим только разреши, все вусмерть набубенятся...
   - Вот то-то и оно! А вообще устав почитай! Там, кстати, ни слова нет, чтоб солдату алкоголь впрямую запрещалось... И насчет баб тоже!
   Мероприятие началось без длительных речей и докладов. На небльшую эстраду выскочили трое музыкантов. Один из них играл на электрооргане, другой на ритм-гитаре, а одетая в невероятно пикантное мини певичка лихо распевала немецкие шлягеры.
   - Это семейный ансамбль! Муж, жена и сын! - пояснил немецкий подполковник Марвик Пах, говоривший по-русски без малейшего акцента.
   - Удивительно молодо выглядит эта певица, я б никогда не сказал, что у нее может быть такой взрослый сын, - заметила Алена.
   Вышколенные официанты в белоснежных кителях и пилотках, как тени появлялись за спинами гостей.
   - Водка одер вайнбрандт?
   - Вайнбрандт - это коньяк по ихнему! - шепнул всезнающий Сиротюк.
   - Вайнбрандт, битте! - отозвался Алексей.
   - А точно, бабахни чуть-чуть! Легче говорить по-немецки будет, - заметил сидящий напротив начмед. - Тормоза в голове отключаются!
   - А чего ж закуси нету? Так и в страну дураков легко улететь!
   - У них так принято, сначала выпить, а потом уж и покушать!
   - Странный обычай, - подивился Лешка.
   - Что ни город, то - норов! А тут - другой народ, другие обычаи!
   - Сейчас нас в кинозал пригласят, потерпите немного, - произнес Марвик.
   "Я б пожрал чего, с утра ничего во рту не было, а сейчас уж вечер..." - подумал Леха. - "А кино я дома посмотрю, по телевизору!"
   Когда открыли две большие двустворчатые двери в огромный, тысячи на три зрителей, кинозал, Алексей был весьма изумлен... Ближе к дверям, стояли две аккуратные конные телеги, впрочем, покрытые лаком... Под навесами из свежей соломы, гирляндами свисали всевозможные колбасы и окорока, на резной деревянной полке, установленной в задней, обращенной к народу, части телеги лежали копченые свиные головы... Ловкие официанты, из числа солдат-пограничников, быстро и аккуратно нарезали всю эту гастрономию и ослепительно улыбаясь, протягивали гостям. Алексей, беря пример с Марвика Паха, тоже наполнил свою тарелку. После того, как голод был утолен, концерт продолжился с новой силой. Неугомонное трио музыкантов старалось вовсю. Шустрая немочка затеяла коллективный танец. Что-то наподобие финской летки-енки... Огромная вереница советских и немецких офицеров, вместе со своими женами весело скакала между столиками... Наконец, все запыхавшись повалились на свои стулья. К удивлению Алексей заметил, что шустрые немецкие официанты, неведомо когда успели сменить скатерти и поставить новые приборы...
   - Водка, одер вайнбрандт? - над самым ухом прозвучал вопрос официанта.
   Ближе к полуночи неугомонные немцы затеяли игру в лотерею-аллегри, Марвик Пах называл номера жетонов, которые были выданы в гардеробе, взамен шинелей и женских пальто, а певичка под шумные аплодисменты публики вручала выигрыши. Сиротюку досталась аккуратно завернутая копченая свиная голова.
   - Вот бы нам колбаса досталась, - шепнула Алена. - Дома есть нечего, а получка у тебя еще через пять дней!
   - Переживем как-нибудь! Может, паек на днях выдадут!
   И точно, Алексею выпала связка дурманяще пахнувшей копченой колбасы, а Алене - бутылка секту, немецкого шампанского...
   К советскому военному городку подъехели, когда на часах было уже два... Алексей перенес на руках сонного Юрку, Ирину решили не будить, уж больно сладко она спала рядом с Олечкой, младшей дочкой Сиротюков.
   - Я ее утром пораньше заберу, часов в пять-шесть! - шепнула Алена.
  

* * *

   Сам по себе Потсдам Алексею нравился не очень! Какой-то он напыщенный, помпезный! Красивый, конечно! Один только королевский парк Сан-Суси чего стоил! Но вот незадача, 34-я артиллерийская дивизия располагалась на окраине города, вытянувшись вдоль шоссе. Пройти в город можно было только под прицельными взглядами сослуживцев.
   - А ты куда? Почему ты не в форме? Ты после наряда? - сыпались вопросы. Трясина гарнизонной жизни абсолютно не привлекала Алексея, он чувствовал себя рыбой, помещенной в стеклянный аквариум. Особенно кумарила процедура привоза новых товаров в военторговский магазин: после выгрузки товара магазин закрывали на пару часов, и комдивша, маленькая жирная мордовская бабенка щупала и мяла поступившие тряпки, отобрав нужное, она милостливо давала добро на посещение магазина "приближенным" дамам. Только после этого в магазин допускались рядовые покупатели. Алексею и Алене до тошноты претила эта местечковая ярмарка тщеславия.
   - Я лучше у немцев в городе отоварюсь. А тут перед этими блядьми унижаться не буду. Чучело поганое, гранд-даму из себя изображает! Цирк какой-то, и как можно так себя вести? Из грязи в князи попали, вот и выдрючиваются! У нас в ДальВО я таких порядков и не встречал! - злобствовал Алексей.
   В январе ударил весьма небольшой по дальневосточным меркам мороз. Алексей, используя отгул после дежурства по штабу, решил съездить в центр города и посетить магазин "Интербух", он не упускал малейшей возможности пополнить свою библиотеку. Махнув немецкому такси рукой и усевшись в украшенные шашечками "Жигули", огляделся. Растущие вокруг домов огромные буки были изумительно красивы. Украшенные инеем они походили на сказочных исполинов, укутанных в белоснежные шубы. Белое кружево украсило кованые решетки изгородей, кусты сирени и жасмина, в изобилии росшие вдоль них.
   - Зер гут, камрад! - поделился эмоциями с водителем-немцем Алексей.
   - Никс гут, веттер ист ганц шлехт! Зер кальт, - съежившись, ответил тот.
   Алексей не очень-то понимал, какой может быть "кальт", когда на улице всего минус десять, однако, спорить с немцем не стал. До центра города, а именно, до Клемент-Готвальдштрассе, упорно именуемой всеми советскими Торговой, было не более двух километров. Дорога пробегала мимо холма, украшенного православным собором, мимо русской деревни Александровки, в которой жили онемечившиеся потомки русских придворных певчих, в начале 19-го века переселенных сюда российским императором Александром Первым. Такой себе подарочек прусскому курфюрсту! Затем проехали мимо советской школы, в которой учился в первом классе Лешкин сын, белобрысый и не по годам рослый Юрка. Лешка вспомнил, каких трудов стоило уговорить директора школы, важного как генерал, взять шестилетнего Юрку в первый класс. Помог тот факт, что малолетний бутуз был крупнее самого рослого второклассника. Читать-писать его научила теща еще до пяти лет, благо сказывались отцовские гены...
   Возвращаясь домой в приподнятом настроении (удалось купить три тома "Архипелага Гулаг"), Алексей, тем не менее, сделал важный вывод - потсдамские немцы терпеть не могут русских.
   - А чего ты удивляешься, здесь в Потсдаме кто жил-то, знать одна! Управление РСХА, имперский суд, прочие конторы гитлеровские... Все было здесь! Потомкам ихним, чего нас любить! Да и Западный Берлин под боком, глянь в окно, вон западноберлинскую телевышку видно! Тут ухо востро держать надо, - вразумлял Алексея начальник оргпланового отделения тыла, массивный и толстый майор Сиротюк, большая умница и трудоголик. Алексей вспомнил благовещенского сиротюковского коллегу, майора Таранника, прощаясь с которым Лёшка заявил:
   - Ну, слава Господу, Алексей Андреевич, не увижу я вас более...
   - А не зарекайся! Может, служить еще вместе придется!
   - Не-а, я лучше застрелюсь!
   Через три недели после приезда Алексей, выйдя через КПП дивизии и подходя к автобусной остановке, увидел знакомое лицо...
   "Черт, глюки у меня начались, что ли! Свят, свят, свят! Упаси Боже!"
   На всякий случай он спрятался за здоровенный бук, но тут же услышал:
   - Выходи, я тебя вижу! Не бойся, стреляться не придется! Я в Крампнице служу!
   В Крампнице, маленьком городке в пятнадцати километрах от Лешкиной части, располагалась 35-я мотострелковая дивизия, куда и перевели бывшего сослуживца. Леха искренне пожалел старшего лейтенанта Обливанова, тамошнего коллегу, Таранник был дотошным, желчным, беспомощным в организационном плане идеалистом, столкновения с суровой реальностью приводили которого в неистовство. В то же время, как ни странно, он оставался честным, доброжелательным человеком вне службы. Парадокс этот Алексей объяснить себе не мог! Вскоре Таранника перевели в Стендаль, после того, как он врезал лопатой по голове вороватому и бестолковому начпроду. Сиротюк был полной противоположностью Таранника. Очень полный, вечно потеющий, с печальными черными глазами навыкате, отец троих детей, примерный супруг и величайший труженник с первого раза не производил благоприятного впечатления. Однако, кто узнавал его поближе, тот не мог не оценить его пытливый ум, трудолюбие и находчивость. Лешка, едва познакомившись с Сиротюком и припомнив Таранника, вечно стремящегося взвалить на него часть собственных обязанностей, сразу же ощетинился и категорически заявил:
   - И не мечтайте, план боевой, политической и специальной подготовки тыла дивизии я делать не буду. Рефератов за вас по тыловому обеспечению тоже!
   - Да я и сам с этим справляюсь, покуда, - ответил полтавчанин. - А почему ты решил, что кто-то тебе это доверит? Да ты и не умеешь, поди!
   - Умею или нет - это другой вопрос! А делать не буду!
   Рабочий день, как правило, Алексей делил на три части, поочередно меняя свое местопребывание. Сначала в кабинете тыла на третьем этаже штаба, затем в своем ветеринарном кабинете в полуподвале медроты, потом на подсобном хозяйстве верхней бригады. В наряд его ставили один-два раза в месяц, по сравнению с его прежней службой это был курорт. Все было бы хорошо, однако доставал начальник штаба дивизии, полковник Ибраимов. Этот подтянутый, жилистый и черноусый азербайджанец до самозабвения любил футбол. Офицеров штаба, например, трижды в неделю он заставлял вместо занятий физкультурой, гонять мяч на дивизионном стадионе. Лешка, ненавидящий футбол всеми фибрами души, был откровено рад, когда футбольному фанату с целью исцеления от руброфитии в госпитале удалили ногти на ногах. А не любил эту игру Леха потому, что его отец, в свое время игравший вратарем в клубе "Динамо", был страстным любителем и болельщиком. Каждое воскресенье он отправлялся на стадион, беря с собой по категорическому требованию жены сынишку. Видимо, она не без оснований полагала, что пользующийся успехом у дам супруг, вполне может завернуть мимо стадиона... Лешкин батя приходил на стадион заблаговременно, часа за полтора до начала матча. С такими же ветеранами футбола он подолгу обсуждал шансы той или иной команды. Затем сама игра, через сорок пять минут - перерыв, маленький Лешка тащился вместе с папашей в вонючий сортир, затем дышал папиросным дымом, стоя рядом с возбужденным папашей, критикующим действия судей и игроков. Потом еще один тайм! И после футбола неугомонный папаня не торопился домой, он долго и со вкусом пил пиво, играл с такими же мужиками в домино. Все это время Лешке запрещалось отходить дальше, чем на десять шагов. И все это в любую погоду! Это вместо увлекательных мальчишеских игр и забав, стрельбы из рогатки, езды на велосипеде... А зимой! В те времена записывать телепрограммы еще не умели, посредством системы "Орбита" программы из Москвы на Амурскую область транслировались напрямую, а учитывая шестичасовую разницу во времени, все это происходило глубокой ночью. Просыпаясь от радостного отцовского вопля, свидетельствующего о забитом голе, пацан матерно проклинал эту дурацкую, на его взгляд, игру. Не-е, футбола Лешка однозначно не любил... Приходилось заниматься боксом, мотокроссом, стрельбой, конным спортом и даже рукопашным боем. Ни в одном виде спорта особых успехов он, конечно, не добился, однако, определенную спортивную закалку, не раз выручавшую его в жизни, имел.
  
  
   ГЛАВА 21. ОСЁЛ
  
   Весна в Германии наступила рано, во всяком случае дальневосточнику Лехе казалось именно так. Отовсюду полезли зеленые побеги, повсюду распустились какие-то невиданные им ранее волшебные цветы. Леха впервые живьем увидел глицинии, азалии, магнолии и рододендроны. Немецкие садовники свой хлеб ели, явно, не даром! Особенно Алексея поразил огромный зеленый слон, выстриженный из какого-то дерева, типа вяза. Рядом стоял такой же вяз-полуфабрикат, в нем уже угадывались очертания второго слона. Стояла эта зеленая диковинка неподалеку от Цецилиенхофа, того самого дворца, в котором Сталин, Черчилль и Трумэн проводили конференцию, на которой решалась судьба побежденного рейха. В этом же парке на берегу Хайлиген-Зее (Священного озера - по нашему) стоял и Музей оружия, в который Алексей частенько водил своего шустрого не по годам сынишку. Дочь Ирина в силу своего малолетства интереса к музеям еще не проявляла, более того, она и ходить-то только научилась! На противоположном берегу озера, в аккуратных немецких особнячках располагались союзнические миссии связи, английская и французская. Американская же располагалась в ином месте, но тоже неподалеку, километрах в двух от Лешкиного дома в сторону Крампница. Американцы особенно наглели всякий раз, когда в дивизии объявлялась учебная тревога, и офицеры сломя голову неслись из домов в парки и казармы. Алексей замечал американский джип, скромно стоящий неподалеку от КПП дивизии...
  

* * *

   В свободное от службы время Алексей гулял с сыном по прекрасному буковому лесу, строил игрушечные кораблики и пускал их по Хафелю, запускал воздушных змеев. То есть делал все то, чего не делали его родители. Во второй половине мая командир дивизии полковник Хардасов, низкорослый, постоянно носивший кислую мину мордвин поставил ему задачу.
   - Возьмешь в автобате КАМАЗ, пяток бойцов в комендантской роте и давай в Вюнсдорф. Там, на групповом хлебозаводе, на подсобном хозяйстве заберешь поросят, где-нибудь до ста голов...
   Бойцов ему приготовили классных, трое из них выделялись атлетическим телосложением.
   - Гиревики, поди, или борцы? - спросил Алексей.
   - Есть маленько! - с достоинством ответил чернявый, стриженый под ноль крепыш. - Я вот мастер спорта по самбо, эти двое - вольники, кандидаты в мастера.
   - Значит, свинство мы победим! Давайте, четверо в кузов, а ты, мастер - в кабину, со мной!
   До Вюнсдорфа доехали шустро, затратив на дорогу около часа. Встречающий их возле КПП пожилой красномордый прапорщик искательно заглядывая Алексею в глаза, затараторил
   - Ну, слава Богу, хоть сколько-то заберете... Они и меня сожрут, на хера их столько наплодили. Кормить-то нечем! И еще просьба у меня! Заберите осла. Он всю кровь уже у меня выпил, тварь паскудная! Христа ради, товарищ капитан. Век за вас Бога буду молить...
   - Спокойнее, папаша! Какой еще осел? Я, вообще-то, за поросятами приехал. Да и как он у тебя кровь мог выпить и, вообще, откуда он взялся?
   - Да немецкие шефы подарили, мать бы их... Чего-бы доброго! А оно ходит по двору и орет, как резаный! Тут еще с ним такая напасть - у нас еще и козел есть, Гошкой зовут. А эту пропастину Яшкой. Оба самцы, и они вечно один другому вдуть интересуются... Козлу, тому не достать, а ослу низковато! А у нас хлебопеки в основном бабы, по оргнабору из Союза. Так эти оторвы проклятущие, как на спектакль сбегаются, работу покидают и любуются. А там, то хлеб пригорит, то опара из дежек выпрет. Слова им не скажи, профурам хреновым. Одна мне и говорит, ты б, Прокопыч, хотя бы по пистончику нам раз в неделю ставил... Да на них, кобылиц, взвод солдат нужен. Те на "мохнатку" злые. А я, что... Был конь, да изъездился.
   - Ну, тут я тебе не помощник, - ехидно посожалел Лешка. - Ты, старина, женьшеню попей или вон элеутеррокок еще есть! Может, сдюжишь?
   Ржание полудюжины солдатских глоток было ему ответом. Держась от смеха за животы, солдаты попадали на газон...
   - А еще, какая-то сука тут тележечку на велосипедных колесах сделала! Штаб-то рядом, вот начальники всех мастей детишек катать приводят. Сами-то они, понятное дело, не катаются! Ходят по расположению и до меня до...ваются! То им плакаты в ленинской комнате не такие, то бордюры не в тот цвет покрашены... Сил моих нет. Тележку я бензорезом порезал и в металлолом выкинул! А осла заберите, товарищ капитан! Он, падлюка, как-то сбег, ну думаю, вот оно, наконец, счастье-то привалило. Дак нет, недели не прошло, немчура привел! Да еще счет притащил, да такой, как-будто он его черной икрой кормил. Еле мукой да маслом подсолнечным отмазался!
   Сноровисто загрузив около семидесяти довольно худых поросят, солдаты уселись отдохнуть. Алексей с усмешкой взглянул на несчастного прапора:
   - А что, Прокопыч! Бублики-коврижки для военторга тоже печете?
   - Точно так. Коврижек не печем, а сушки-баранки завсегда!
   - Короче, даешь шесть вязанок сушек, и мы тебя от сего страшного зверя избавляем!
   На том и порешили. По прибытии на родное подсобное хозяйство первым делом вытряхнули из кузова ишака. Увидев высокую и сочную зеленую траву, ишак так заблажил от восторга, что в страхе заметались поросята в загоне. Из-за бетонного забора, отгораживающего плац артиллерийской бригады, показалось несколько голов.
   - А поглядите-ка, вон и земляки его, узбеки и таджики вылезли! Сейчас в гости повалят! Ну, я их сейчас погоню, - решительно заявил присутствующий при выгрузке Мишка Лупиков.
   - Да, ладно тебе, пусть с земляком повидаются, может, что подскажут по уходу, я вообще слыхал, что они по рациону от лошадей ничем не отличаются! Но, хрен его знает! - успокоил его Алексей.
   Однако, ничего умного от среднеазиатов услышать не довелось. Ословодов среди них не было, а общие принципы кормления однокопытных Алексей знал и без них.
   - Пойду комдиву доложу! Ему не столь про ослов интересно, больше про то, что мы по пути никакой "Трабант" с немцами не раздавили...
   Увидев прохаживающего по плацу комдива, Алексей подошел к нему строевым шагом и доложил:
   - Товарищ полковник, семьдесят три поросенка и один осел доставлены и размещены, происшествий не случилось!
   - Какой еще осел? - непонимающе покосился мордвин. - Чего ты плетешь?
   - Ну, обыкновенный, серый такой, с ушами! - попытался максимально доходчиво объяснить Леха. "Да такой же, как и ты! Близ- нец твой!" - одновременно подумалось ему.
   - Да что ты тут мне мозги паришь! Я двенадцать лет в ТуркВО прослужил! Все, иди, занимайся...
  

* * *

   На следующий день в воскресенье Алексей, нарядив сына в новые джинсы, клетчатую ковбойку и соломенное сомбреро, повел его знакомить с ослом.
   - Папа, а он добрый? А как его зовут? А что он кушает?
   - Ага, добрый, как наш командир дивизии! И умный такой же! Зовут его Яковом Хлебзаводычем, а жрет он все подряд! Мы с тобой его хлебушком угостим с солью. Кони очень любят, и он должен... Я и фотоаппарат захватил, фоток наделаем, бабушкам пошлем, пусть все знают, какой ты ковбой! Да, несколько сушек возьми, ослу дадим! Мне тут, вчера по случаю одна вязанка досталась...
   Придя на место, Леха увидел кислые рожи солдат-свинарей.
   - Зачем вы только привезли его, товарищ капитан! Он все цветы с клумбы сожрал. И с половины шестого орет не переставая! Ну, думали, хоть в выходной отоспимся... Ага, щас! И чего ему надо, и накормлен, напоен!
   - Это он радуется! Общаться желает! А как на новом месте поросята себя чувствуют?
   - Нормально, жрут, как не в себя. Мы им помногу не даем, пока не привыкнут. А это кто? Сын ваш? А вы нас сфотографируете. Пора уже и
   на дембельский альбом фотки собирать!
   Посадив сына на осла, Алексей было повернулся к солдатам, чтобы продолжить разговор о новоприобретенных поросятах, но увидев их выпученные глаза, резко обернулся. События на поляне развивались стремительно. Осел, почувствовав на себе седока, резко нагнул шею. Седок съехал как по горке. Осел ткнул его мордой в спину. Юрка развернулся и пнул его сандалией в нос. Осел издал громкий рев и развернулся к нему задом, явно приготовившись лягнуть обидчика. Разгневанный малыш, закусив от обиды губу и готовый разреветься, потянул из травы, чуть ли не двухметровую палку.
   - Все-все! Брэк! Единоборство ослов отменяется, - охладил бойцовский пыл Алексей. - Боксировать будете по пятницам, как нам классики велят... Пошли, ослоборец ты мой!
   Оказалось, что пока шло сражение, солдат Витька, из числа окончивших зоотехникум, не растерявшись, непрерывно щелкал фотоаппаратом, фиксируя на пленку наиболее захватывающие моменты этой корриды.
   В начале июня Алексея отправили в отпуск.
- Надо бы маму навестить! - решительно заявила Алена. - На Дальний Восток тащиться с двумя детьми, ну уж, извините!
   Вспомнив все прелести аэрофлотовских приключений, Алексей благоразумно согласился, тем более что его неугомонная теща переехала в Запорожье. Удивительная женщина, решительная и властная, несмотря на тяжелейший недуг, она уверенно вела семейную лодку сквозь бурное житейское море. Ее молчаливый и удивительно спокойный супруг никогда ей не противоречил. Даже и не верилось, что в годы войны он лихо воевал с японцами в рядах морской пехоты. О войне тесть говорить не любил, однако, с видимым удовольствием носил на парадном пиджаке орденские планки, а на Девятое мая надевал все свои награды. Три ордена Славы свидетельствовали о его героическом прошлом.
   Добравшись наконец до Киева, Алексей устроил Алену с малышкой в комнату матери и ребенка, сам же с сыном, взяв частника, отправился знакомиться с матерью городов русских. Почему не с отцом, ведь Киев мужского рода - непонятно. Водитель "Москвича", интеллигентный седоусый еврей пенсионного возраста, умудрялся одновременно крутить баранку и повествовать о своем замечательном городе не хуже заправского гида. Он провез экскурсантов мимо Киевско-Печерской лавры, по Крещатику, мимо Софии, по Андреевскому спуску...
   - А что так мало народу на улицах, вроде воскресенье? Каникулы, а детей вообще не видно?
   - Да ты что? Откуда ты приехал? Неужели не знаешь о том, что Чернобыль взорвался? Ну, ты даешь! Я с тебя удивляюсь!
   - Да из-за границы я, в Германии служу! У нас там какая информация! "Правда", "Известия", "Красная Звезда". В них ерунду какую-то пишут. Де-мол, незначительная авария! Утечки радиации нет, последствия ликвидируются. По немецкому ТВ тоже ничего не поймешь, молотят что-то. Я ведь язык знаю слабо, до этого английский изучал...
   - Все врут суки! - злобно воскликнул водитель. - Они, бляди партийские, еще и народ на Первомайскую демонстрацию вывели, а свои семьи сразу подальше отправили! Доигрались, падлы позорные! Такой город загубили!
   Лешка, имевший о проникающей радиации и радиоактивном заражении определенные сведения, несколько превышающие знания рядового обывателя, почуствовал непреодолимое желание, как можно быстрее, оказаться со всей семьей подальше от Киева. Лучше всего на Дальнем Востоке!
   Возвратясь из Запорожья в Потсдам, Алексей был вызван к начальнику службы, где ему неожиданно предложили возглавить ветеринарную лабораторию группы войск.
   - Я согласен, - не колеблясь, ответил Леха, которому до смерти надоело в Потсдаме. - Только прошу не оставить меня без ваших наставлений и указаний!
   Ответ начальнику понравился.
   - Я тут твое личное дело почитал. Ты и главветврачом района поработать успел на гражданке. В личном деле у тебя одни благодарности. От командующего округом, от заместителя министра по тылу. Вон, мой зам тебя проверял - акт хороший написал. Я недавно из Москвы приехал, так Башкирченко о тебе самого лучшего мнения, а я ему верю. Думаю, вполне справишься! Должен!
   Получив необходимые бумаги, Алексей покинул начальственный кабинет. Выйдя через КПП и подойдя к маленькой железнодорожной станции, он стал свидетелем забавной сценки: по перрону прохаживался важный, надутый как индюк, авиационный полковник. Гордо задрав голову украшенную огромной, на заказ шитой фуражкой, он искоса поглядывал на кучковавшихся в ожидании электрички до Шенефельда офицеров. На его холеном, надменном лице блуждала презрительная улыбка. В руках он держал папку из красного ледерина. Алексей взглянул на наручные часы, было без четырех минут двенадцать.
   "Сейчас начнется", - ехидно подумал Алексей, не любивший напыщенных хлыщей. Ровно в двенадцать часов мимо станции на полной скорости пролетал экспресс Берлин-Дрезден. Окрашенный в ярко-красный цвет скоростной состав развивал до ста пятидесяти километров в час. Создаваемая им воздушная волна обычно срывала с голов неосторожно стоящих неподалеку офицеров форменные фуражки, увлекая их под вагонные колеса. Так произошло и на сей раз. Огромная фуражка с нелепо задранной тульей, предмет вожделения армейских модников, явно сшитая в ателье московского военторга, как живая прыгала под днищами вагонов. Ее мотало от одного до другого рельса. Пронесшись вслед за поездом еще с десяток метров, истерзанный головной убор, наконец, приземлился на шпалы. Надо было видеть полковника, на его лице смешались изумление, гнев, и почти детская обида...
   - Как же это... Мне же сейчас к командующему авиацией группы на прием! Представляться по случаю назначения на должность! А как я без головного убора?
   - А эвон! За КПП справа магазин военторговский. Фуражек там полно. Авиационные тоже имеются. Конечно, не такие как у вас, аэродромы... А вообще-то, ее еще носить и носить, правда, только ночью...
   Дружный хохот более чем двадцати офицеров послужил своеобразным звуковым сопровождением этого диалога. Покрасневший как свекла полковник, рысью припустил в указаном направлении. Он почему-то не разделял всеобщего веселья, видимо, имея свою точку зрения на сей счет.
   Алексей с трудом прочел на огромном плакате, укрепленном на столбе, стоящем на краю перрона, надпись на немецком языке. Та предупреждала о недопустимости приближения к перрону во время прохождения экспрессса.
   "Да уж, знать иностранные языки полезно", - подумалось Алексею. Он обязательно бы предупредил любого другого офицера об опасности, угрожающей его головному убору, но спесивый вид откормленного штабиста не дал ему сделать этого. Он уже встречал на своем, в общем-то, недолгом офицерском пути таких сынков и племянников. Своих должностей и погон те достигали не трудной и безупречной службой, а организацией охот и банек для начальства. Как говаривал подполковник Архипов, в Лехином понимании, человек долга и чести:
   - Быть бы мне уже генералом! Но... Язык у меня больно шершавый!
   Похоже, в настоящее время совесть, честь, долг все больше и больше становились абстрактными анахронизмами. Трудяг-офицеров военное начальство с удовольствием использовало, а при каждом удобном случае "подставляло", "бросало под танки", выкидывало, как использованный презерватив.
   - Начальство предает всегда! Но не ликуй, наивный человече, не радуйся смене начальника! Ибо новый всегда будет хуже и подлее предыдущего! Об этом еще Пушкин писал, ну, там где про картуз, няньку, камергерский чин! Неужто не читали, неучи? - частенько говаривал тот же Архипов.
   Алексей в этой связи сразу вспоминал старый армейский анекдот: "В полку торжественное построение - провожают командира на повышение. Подарки, цветы, оркестр. Растрогавшись, тот говорит: Ну вот, уеду я, и пришлют к вам дурака... - Все хором, в ужасе: Как, опять дурака?"
   Кумовство, протекционизм, коррупция уже тогда, как раковые метастазы, начали разъедать общество, мало кто из власть предержащих умел ценить ум, работоспособность, трудолюбие в подчиненных. В цене были совсем другие качества. Лешке, однако, опять повезло. Гурин был умным, требовательным к себе и подчиненным, порядочным и честным человеком. В скором будущем именно этих качеств ему и не простят, просто отправят полковника в сорок два неполных года на пенсию, освободив должность для холуйски преданного дебила. Судьбу его повторит и Алексей. Но это будет еще не скоро, а пока...
  
  
   ГЛАВА 22. ЛЕЙПЦИГ - УЖЕ НАДОЛГО
  
   Ранним утром июльского дня скорым поездом Потсдам-Лейпциг Алексей прибыл к месту будущей службы. В поезде он обнаружил свою оплошку: еще дома, в Потсдаме, не желая будить домашних, впотьмах наугад с вешалки он взял не повседневную, а полевую фуражку. Скрупулезно относящийся к ношению военной формы, он весьма переживал по этому поводу. Однако, поразмыслив, он решил, что немцы все равно в этом ничего не понимают, а по прибытии он купит себе новую. Как ни странно, в городе было еще весьма темно, сказывались низкая облачность и перевод на летнее время.
   В тесных, кривых улочках Лейпцига-Норд Алексей заблудился. Одинаковые старинные дома и церквушки, отсутствие каких-либо памятных ориентиров сбивали с толку. Алексей нутром чувствовал, что он находится где-то рядом с нужным ему объектом, но сориентироваться не мог. Когда он медленно шел по безлюдной и темной Коммандант Труфанов-штрассе, навстречу ему попалась дряхлая кривоногая немецкая старушка, ведшая на поводке такого же дряхлого, катастрофически толстого спаниеля.
   - Зоветский армия там, - ткнула она перстом себе за спину.
   Лешка моментально сориентировался. Впереди находилась советская военная комендатура. Ему следовало пройти около ста метров в противоположном направлении, и он окажется возле кэгэбэшного особняка. Он уже прошел около пяти шагов, но настырная немецкая бабка в каком-то невероятном для ее возраста прыжке настигла его и настойчиво повторила, тыча пальцем в прежнем направлении:
   - Зоветский армия там, там!
   - Данке, верте фрау! Данке зер! - Алексей быстро зашагал в нужном ему направлении. Позже, когда он, поселившись неподалеку, прогуливал уже своих собак, ризеншнауцера Бахуса и длинношерстного, похожего на лисичку таксючка Акселя, он познакомился с фрау Марией и частенько беседовал с престарелой дамой. Та довольно сносно говорила по-русски.
   - У менья в детстве быль гувернантка из русски эмигрант! И я в гимназии учиться русски язык. Унд нох, герр официр, при наш первый встреча я подумать, что ви есть думмкопф! Дурак, ферцайт зи мир, бите! Я ведь точно знайт, зоветский армия там, а ви идти на Шуманштрассе! Я тогда еще не знать, что ви есть тиерарцт, ветеринарни доктор! Думать - панцернист или инфантерие официр! О, тиерарцт - есть зер респект беруф! Уважаемый профессия!
   - Это у вас, у немцев! А у нас - все наоборот...
   Живя посреди города, в квартале, который наши называли "брикетом", Алексей часто и охотно общался с немцами. Обладая природной склонностью к иностранным языкам, умея в точности воспроизводить услышанное, он весьма хорошо обучился саксонскому наречию, чем вводил в изумление случайных немецких собеседников где-нибудь в Берлине, Бранденбурге или Ростоке, обратясь к ним с каким-либо вопросом. Немцев поражал тот факт, что одетый в военную форму советский хауптман обращается к ним с махровым саксонским акцентом. Немецкие старухи почему-то особенно любили молодого, подтянутого русского офицера. Никогда, ни при каких обстоятельствах Алексей не сталкивался с неприязненным отношением со стороны жителей Лейпцига. В сорок пятом город брали американцы, встреча их с советскими войсками произошла в тридцати километрах к северо- востоку, на берегу Эльбы, близ небольшого городка Торгау. Лешка часто бывал в различных городах ГДР и не мог не заметить, что в городах, которые отвоевывали у фашистов советские войска, много более или менее современных зданий, тогда как в городах, занятых в сорок пятом американцами, преобладают дома старинной постройки и сохранены памятники архитектуры. Оно и понятно: фашистские войска пачками сдавались американцам, обороняясь до последнего от советских солдат. Ясно, что из-за страха расплаты за зверства, творимые на оккупируемых территориях советских республик. А наши занимали немецкие города, подавляя ожесточенное сопротивление гитлеровцев огнем батарей...
   Через два дня после вступления Алексея в должность неожиданно приехал из Хабаровска капитан Козловский. Он прибыл на место начальника бактериологического отделения, а его предшественник, Иван Колесо, соответственно, отправился осваивать дальневосточные просторы. Лешка был весьма рад встретить знакомого, тем более что смешливый и шустрый капитан был довольно неплохим специалистом в своем деле. Он еще не потерял интереса к службе и живо интересовался новыми достижениями микробиологии. Конечно, на том несложном, прикладном уровне, который был доступен войсковой лаборатории. Отделением радиологии и токсикологии заведовал замечательный, во всех отношениях парень, старший лейтенант Тихон Ковба. Отца его, полковника ветеринарной службы, Алексей не раз встречал во время учебы в Москве. Старый Ковба, уроженец кубанской станицы, как раз и был изобретателем карандаша для конских противогазов. Вообще-то он являлся заведующим кафедрой токсикологии военно-ветеринарного факультета и на курсах не преподавал. Молодой Ковба был спокойным, рассудительным увальнем, обстоятельным во всех отношенииях. У Алексея с ним сложились уважительные, дружеские отношения. Коллектив, в принципе, подобрался неплохой. Когда же на должность гражданского ветсанэксперта прибыл курянин Евгений Данилин, Алексей и вовсе вздохнул с облегчением. Мужики подобрались что надо. С такими можно работать. Подобрался и водительский состав: Володька, мастер спорта по боксу, бывший водитель-дальнобойщик из саратовского "Трансавто", Сергей, мастер спорта по плаванию, бывший брянский таксист. Они без особых усилий освоили езду в условиях немаленького европейского города, никогда не путались и не блудили на немецких дорогах. А ездить приходи лось немало: Дрезден, Альтенбург, Франкфурт-на-Одере, Фюрстенберг, Потсдам, Росток. Вот далеко не полный перечень немецких городов, которые приходилось посещать ежемесячно.
   Алексею очень нравилось бывать в новых городах, помимо выполнения служебных задач он всегда выкраивал время для посещения музеев. Неплохой фотограф, он во все поездки брал с собой свой "Зенит-Е". Да и то, в Германии было на что посмотреть. Дворцы Сан-Суси, Дрезденская картинная галерея, музеи Альтенбурга, великолепные подземные гроты Заафельда, своеобразная архитектура Бад-Лангензальцы, чудесная природа, особенно в горах Тюрингии, подземные гроты Заафельда - все эти чудеса и красоты не могли оставить равнодушным пытливого молодого офицера.
   Да и сам Лейпциг, по глубочайшему убеждению Алексея, был одним из самых интереснейших городов. Алексею несказанно повезло, он жил почти в самом центре города. Голиз-Норд, так назывался его район. В городе было на что посмотреть. Томас-кирхе - собор, в котором работал регентом сам Иоганн Себастьян Бах, домик Шиллера, православная мемориальная церковь, выстроенная по повелению русского царя на месте Битвы народов, помпезный немецкий памятник, воздвигнутый по этому же поводу, и, наконец знаменитая Лейпцигская ярмарка, функционирующая дважды в год! Город был интересен во всех отношениях. К тому же дом на Голизерштрассе 22, на четвертом этаже которого поселился Алексей, располагался неподалеку от городского зоопарка. Ах, какой чудесный это был зоопарк. По сравнению с ним и московский, и киевский, и уж тем более новосибирский казались какими-то мучильнями для бедных зверей.
   Каждое воскресенье Алексей с сыном (а когда чуть-чуть подросла дочь, то и с обоими детьми) ходил в зоопарк. Это было какое-то чудо. Громадные вольеры для зверей, чудесный террариум, павильоны из стекла, с кусочками тропического леса в середине, и живущие в них экзотические зверушки. В зоопарке интенсивно плодились слоны, орангутанги, уссурийские тигры, не говоря уже о всевозможных копытных и пернатых. Уже этот факт сам по себе, говорил о том, что зверушкам здесь жилось весьма комфортно. Здесь Алексей впервые в жизни увидел живьем кенгуру, весьма странную свинью бабируссу, очкового медведя, малую панду, жирафов и семейство горилл. Кроме того, в этом раю для зверей, людям тоже было очень неплохо - десяток гастштеттов, кафе, ресторанчиков и пивных неустанно обслуживали посетителей. Особенно нравился Алексею ресторанчик на открытом воздухе, недалеко от павильона с гориллами и орангутангами. Взяв себе пару кружек пива и половинку восхитительного немецкого копченого бройлера, он благодушно сиживал под огромным полосатым зонтом, наблюдая, как заботливые немецкие кучера катают детишек на аккуратной тележке, запряженной парою пони. Путь экипажа пролегал через весь зоопарк. Тележка проезжала мимо кайфующего папаши каждые тридцать минут, счастливые Юрка и Ирка весело махали руками. Потом традиционные сладости и милые детскому сердцу игрушки, до порога дома добирались минут за восемь, уставшие, но веселые дети делились с матерью эмоциями, а затем валились спать.
   Кроме того, к зоопарку с северо-западной стороны примыкал огромный лесопарк Розенталь, переходящий в другие, менее ухоженные и обустроенные рощицы... В Розентале водились ежи, филины, белки. В этом великолепном лесу Алексей впервые увидел светлячков... От небольшой речки Вайсс Эльстер, в полной темноте поднимался рой холодных зеленоватых огоньков, они описывали круги, сворачивались какой-то фантастической спиралью, поочередно то поднимаясь над травой, то почти прячась в ней. Алексей, боясь пошевелиться и спугнуть, заворожено следил за этим феерическим зрелищем.
   Он как и многие дальневосточники, трепетно относился к природе. Он с благоговением относился к лесу, особенно к сосновому. Самым красивым местом на земле он считал сосновые леса, росшие на песчаном берегу Зеи, близ Мухинки, маленького поселка в полусотне километров от Благовещенска. Находясь под сенью сосен, он отчетливо ощущал энергетические потоки, вливающиеся в его организм. В такие минуты он чуствовал свое единство с окружающим лесом. Конечно, пригородный немецкий лес не мог идти ни в какое сравнение с дальневосточной тайгой, но нельзя было не признать - немцы очень бережно относились к природе и всячески оберегали ее. По лесной чащобе были проложены велосипедные дорожки и пешеходные тропы, покрытые утрамбованной красной гранитной крошкой. Высоко над головами у прогуливающихся или проезжающих на велосипедах людей смыкались кроны необхватных дубов, светлокорых буков, могучих грабов... В густой листве деревьев кипела своя лесная жизнь: пели многочисленные певчие птицы, сновали юркие поползни, барабанили клювами красноголовые дятлы, скакали с ветки на ветку рыжие белки. В густом кустарнике в изобилии водились дикие кролики. Не раз Алексей замечал на опушке леса спокойно пасущихся оленей.
   "И это почти в центре крупного европейского города!" - не раз мысленно поражался Алексей. - "Век нам у них учиться! Ведь умеют же люди, и жить и работать, не калеча природу".
   Общение с лесом в какой-то мере утоляло его тоску по родным местам, наполняло его энергией, придавало сил, душевных и физических...
   "Жить бы в маленькой бревенчатой избушке вблизи звонкого кристально чистого родника, впадающего в огромную реку. Это и есть счастье. И чтоб на полсотни километров ни одной души... А ежели какая падла вломится, то из трехлинейки в башку... И чтоб пуля была крест-накрест распилена, дабы башку вдребезги... А то и так все попилили, засрали, сожгли, замусорили... Что имеем, не храним, потерявши - плачем", - несбыточно мечтал Алексей. Часто разъезжая по Саксонии, Тюрингии, земле Бранденбург по служебным делам он не мог не заметить, как трудолюбивые и хозяйственные немцы распоряжаются своим лесным хозяйством.
   - Едешь, бывало, ну... в Альтенбург, например, сосны растут вековые... И у каждой ствол надсечен, в виде адмиральского шеврона, а внизу горшок привязан. Смола, значит, туда стекает. Опять едешь, но уже через пару месяцев - леса нету, одни пни стоят... А неподалеку виден лес молодой, подрастающий. Потом едешь сызнова, пней уже нету, все вспахано, и по паханной земле уже саженцы сосновые из земли торчат... Конвейер прям какой-то! А подрастет молодой лес, его проредят к Рождеству ихнему и елочки народу продадут. Возле любой церкви торгуют и дешево ведь... Там тебе кнабе немецкий и веревочкой перевяжет, и принесет к дому, ну, дашь ему пару марок, он и доволен! К труду с детства приучены! А еще сосенки вырастут, их еще проредят, потому что не растет сосна в тесноте, и на жерди пустят. Вон, в сельской местности изгороди видели, все из жердей таких... У них, говорят, каждое дерево в лесу пронумеровано, - втолковывал Алексей водителю Володьке по дороге в Нобиц.
   - Да что, шеф, тут говорить! - помрачнев, видимо вспомнив что-то свое, давнее, отвечал обычно добродушный и улыбчивый здоровяк. - Я, вот из Саратова! Вот Волгу-матушку так засрали, что там и рыбы почти не осталось... Батяня мой, он речник сызмальства, сказывал, что ранее в ней жили миноги, стерлядь, хариус, подуст, гольян, горчак, быстрянка! Да вообще рыбы было валом... А щас... подтопили выгребные ямы, навозохранилища, кладбища, подвалы канализационные... И что в нее, в матушку-Волгу потекло? Осетры водились, а сейчас только в низовьях и осталось чуть. Блядь, посмотришь, как люди хозяйствуют, такое зло береет, и что за уроды мы такие...
   - Ты, Володька, сердце-то сильно не рви... У них вон тоже реки засраны... Вон по Лейпцигу две какие-то вонючки текут! Лупе и Вайс Эльстер, ну, ты возле гастштетта "Яма" сам видел. Без противогаза страшно подойти...
   - То Лупа какая-то, а то Волга... Сравнили, тоже мне...
   - Волга, что ж... Оно, конечно... А мне, Володька, мой Амур снится! Я ж его от Пояркова до Николаевска дважды проплыл! Туда и обратно! Туда за шесть дней, а назад за восемь! Потому, против течения-то оно помедленнее... Там за Хабаровском такие места... Тайга, нанайцы на моторках подплывают... Горбушу на водку менять. Они, нанайцы, шибко огненную воду-то полюбляют! А им ее не продают, спиваются потому что! Тут, когда въедем в Альтенбург, мимо военного хлебозавода проезжай и на первом перекрестке налево... Примерно, через пару километров склад продовольственный будет! Мимо не проедем! Там еще летуны стоят, истребители-перехватчики! Когда у них полеты, земля дрожит... Немцам, конечно, не в радость! Стекла в окнах вылетают... Там на складе Женьки Данилина землячка лаборантом работает, Ирина Калягина! Ох, и красивая баба, я тебе доложу! По-моему, у нее самая красивая задница из тех, что я в жизни видел...
   - Да, видел я! Они ж к нам пробы на исследования возят! Тут, я вижу, вообще среди лаборанток, что по оргнабору присылают, некрасивых-то и нету...
   - А ты что, еще не врубился, каким образом их там, в военкоматах отбирают? Правда, к Калягиной это никаким боком... У нее муж имеется, майор-летун! Да и сама она, женщина строгая, достойно себя ведет...
   - Ну, посмотреть-то на нее можно! На то и глаза Богом дадены...
   Проблем на Нобицком продскладе не было никаких. Да и сам склад был весьма небольшим, старшая лаборантка Калягина вполне справлялась со своими обязанностями, контролировала качество и сроки хранения продовольствия, строго следила за выполнением планов освежения хранимого харча, своевременно проводила борьбу с грызунами и разными насекомыми-вредителями хлебных запасов...
   - Ну, с рабочей частью программы мы закончили, - составив акт проверки, заявил Алексей. - Теперь, ежели время и желание есть, ты экскурсию нам организуй! Тут у вас в Альтенбурге музей обалденный имеется! Да и жену начальника склада прихвати с собой, чтоб сплетни про нас какие-нито не пошли! Мало ли что твой подумает... Нам проблем не надо! Мы вас и назад, прямо к дому подвезем. Тут-то езды километра два, не больше. Не, Володя, и не возражай! Успеем еще и до дому. Когда и где ты такое увидишь!
  

* * *

  
   Вчетвером, не спеша, обошли городок, от помпезного Замка времён прусских королей, полюбовались Триумфальными воротами, внутренним парком, дворцовой церковью 15-го века с органом, на котором играл сам великий Иоганн Себастьян Бах. Не поленились подняться по бесконечной винтовой лестнице на высоченную смотровую башню, побывали и в аббатстве, чудом сохранившемся с десятого века. И в довершении всего, конечно же, побывали в музее игральных карт.
   - Слышь, Володька, их и изобрели здесь, в Альтенбурге! - заметил Алексей. - Вот, когда ты в картишки шпилиться будешь, где-нибудь в Саратове, кентам своим и скажешь, что на родине карт побывал!
   Пройдя по извилистым коридорам, оказались в зале, в котором экспонировались рыцарские доспехи и оружие.
   - Шеф, что-то я одного не пойму? Вот латы, какие маленькие, где-то сорок шестого размера, не больше! На недомерков каких-то! А мечи-то у них, сам погляди... Я и то таким раза два махну и все! Пуда по полтора будут. Как они ими и бились-то! Сами маленькие, а мечи здоровущие какие... Особенно вон тот, двуручный с извилистым лезвием...
   - Наверное, раньше люди поздоровее нас были!
   Осмотрели и выставленные для обзора изделия из знаменитого мейсенского фарфора, особенно поразил Володьку огромный фарфоровый камин. В следующем зале Алексея чрезвычайно заинтересовали инструменты городского палача: широкий меч для обезглавливания, какие-то крючки, щипцы и некий медный баклажан с винтом в хвостовой части.
   - Ужас какой-то, чего тут написано, - с трудом прочитав надпись на табличке, поведал Алексей. - Эту хрень в задницу пытаемому засовывали и крутили винт. Лепестки и расходились в стороны. Я, думаю, им весьма неприятно было...
   - Да и не только в задницу! Баб-то, наверняка, тоже пытали, - заметил Володька. - Да ну их, извергов, на хрен. Пойдем лучше в город, сожрем чего-нибудь!
   Интересен был и сам городок, с узенькими кривыми булыжными улочками и дворцами немецких феодалов. Здесь в старину и была столица Тюрингии.
   - Прикиньте, у нас Иван Грозный лютовал, бояр гонял, а тут уже такое строили... И сохранилось же! Бережно люди к своей истории относятся... - с восхищением повторял Алексей, не уставая щелкать фотоаппаратом.
   Пройдясь по городу, они залюбовались открывающимися видами городка, расположенного на холмах, его крепостными башнями, церквями и старинными домиками, осмотрели множество старых монастырей, церквей и аббатств, в большинстве находящихся в довольно плачевном состоянии. Все равно, тут было на что полюбоваться.
   - Хоннекер, говорят, так заявил: пока-де всех рабочих в благоустроенные квартиры не переселит, пфеннига на реставрацию не выделит! - заявила Ирина Калягина.
   - Да кто ж его знает, что правильнее! Люди прямо сейчас жить хотят, вот только народ без истории - манкурты! Рабы зомбированные...
   - Шеф, вон гастштедт какой-то! Пойдем боквурстов похаваем, а то кишка кишке уже Интернационал поет, - встрял голодный водитель. Немецкие сардельки были чудо как хороши! Они продавались в нескольких вариантах: жареные на решетках, вареные, копченые... Запивая их великолепным немецким пивом, Алексей утешил водителя:
   - Приедем, пивка попьем! А пока - пей колу...
   Ездить приходилось много и часто. В Дрездене, Франкфурте-на-Одере, Затцкорне близ Потсдама, Ютербог-Альтеслагере и Фюрстенвальде располагались громадные продсклады группового и армейского подчинения. В огромных, зачастую еще кайзеровской постройки хранилищах, было размещено все полученное для нужд армии продовольствие. Почти еженедельно оно доставлялось в группу войск через Франкфурт-на-Одере - воинскими эшелонами, через Росток- огромными морскими сухогрузами, далее - развозилось на дивизионные склады тентованными УРАЛами, КаМазами, мясо- и хлебовозками, другим транспортом. И так, "сверху донизу", до каждого полка, отдельного батальона, отдельной роты... И если лихие операторы могли вполне успешно воевать на картах с условным противником, то каждому прозаическому начпроду приходилось кормить конкретного, а не условного солдата как минимум трижды в день... Никто не спорит, начпрод - должность воровская, но обойдись без нее. Да, и попробуй, организуй получение полного ассортимента продуктов, комплектов полевой мебели, посуды, постоянно растаскиваемой солдатами по каптеркам и кочегаркам, палаток под полевые столовые, прицепных кухонь, и прочего, прочего, прочего... Армейские начпроды трудились, как муравьи, не забывая, конечно, и о своем корыстном интересе... А воровали они изобретательно. За ними, штатными войсковыми жуликами нужен глаз да глаз... За качеством продовольствия на складах, своевременностью его освежения и надзирали офицеры ветлаборатории, при необходимости отбирая пробы от каждой партии продовольствия и исследуя ее на пригодность... Бактериологическое и химико-токсикологическое отделения лаборатории были буквально завалены банками, коробочками и кулечками... Алексей, перелопатив груды ГОСТов, которые он получал по почте, целыми чемоданами, привозил из отпусков и командировок, "родил" опус, в котором четко разграничил компетенцию офицеров ветслужбы всех уровней, описал утвержденные методики исследований, а самое главное - правила санитарной оценки всевозможного продовольствия.
   Каверз, а говоря современным сленгом - заподлянок, хватало с избытком... По непонятным Алексею причинам получалось так, что контролирующий орган подчинялся тем, кого он призван контролировать. И вот вам парадокс: начальник тыла отвечает за качество продовольствия, хранимого на складах всех уровней, ветеринарная служба контролирует сей непростой процесс, находит испорченный в процессе неправильного хранения продукт, проводит иногда довольно сложные лабораторные исследования, официально устанавливает и свидетельствует факт порчи, определяет размеры нанесенного ущерба и передает материалы вышестоящему тыловому начальнику... Тот, почесав репу, принимает волевое командирское решение - отодрать виновника шумихи, зачастую как раз того ветеринара, который и обнаружил порчу консервов, жиров, муки, рыбы... И хотя условия хранения продовольствия в группе войск выгодно отличались от таковых, скажем, где-нибудь в Белогорске или Хабаровске, причины для порчи продуктов все равно имелись.
   Алексей чаще всего мотался в Альтенбург, Нобиц и Потсдам, предоставив заботам подчиненных ему офицеров Дрезден, Франкфурт и Фюрстенберг. Но, чтоб не замыливался глаз проверяющего и не возникала у того какая-либо личная заинтересованность, часто менял закрепленные за подчиненными объекты. На всех крупных продовольственных складах, кроме того, имелись довольно неплохо оснащенные собственные лаборатории, призванные следить за процессом хранения продуктов, по специальным вопросам они подчинялись Алексею. Он лично, или через рационального и рассудительного Тихона Ковбу (излишне женолюбивый Козловский, истекающий слюной при виде каждой смазливой бабенки, для этого не подходил) отбирал на пересыльном пункте для гражданских специалистов кандидатуры на вакантные должности, переобучал их, направлял их деятельность, защищал от неправедного гнева продовольственного начальства, снимал стружку за упущения.
   Алексей, в силу своего характера, всегда предпочитал достучаться до сознания подчиненного ему работника, он полагал, что в каждом человеке от природы обязательно заложены хорошие качества, их надо только найти и разбудить... Впоследствии жизнь не раз прикладывала его за это "фэйсом об тэйбл". Однако, Алексей упорно не делал из этого нужных выводов, наивно полагая, что быть подлым, жадным, коварным - это западло, и что сделанное людям добро обязательно вернется к тебе... Вот такой у него имелся изъян в мозгах. Ну, не мог он вытравить в себе эти романтические бредни, навеянные чтением глупых, наивных книг, прослушиванием любимых Окуджавы, Высоцкого, позже - Розенбаума...
   Так вот, именно эти гражданские лаборанты и были, как бы тем часовым, который должен был поднять тревогу... Сигнал этот прозвучал поздней осенью. У приехавшей ночью из Фюрстенберга лаборантки был чрезвычайно взволнованный вид.
   - Я этот штабель рентгенометром-радиометром проверила, его аж зашкаливать начало, ну, на избранном диапазоне... Я пробы отобрала и ночным поездом к вам. Проверьте вы своими приборами...
   - Чай грузинский, Зугдиди, изготовления октябрь тышша девятьсот восемьдесят шестого года... Да... уж! Мало того, что мирный атом вошел в каждую украинскую хату, так он уже и в грузинские заглядывает! А ведь нигде сообщений не было, что радиоактивные осадки до Грузии долетели!
   - Ага, щас, разбежались они сообщать! - сумрачно отозвался Тихон. Он, как начальник отделения радиологии и токсикологии, был озабочен
   предстоящими тестами. Всю ночь офицеры лаборатории измывались над пробами чая. Исследования, проведенные на декадно-счетной установке ДП-100, по-армейскому - на РЛУ, давали неутешительный результат.
   - Для продуктов питания, потребление которых составляет менее 5 кг/год на человека (специи, чай, мед и др.), устанавливаются допустимые уровни в 10 раз более высокие, чем величины для прочих пищевых продуктов, - прочитал в инструкции Алексей. - Ну, а мы что имеем, Тихон Иванович?
   - А у нас, - нервно откашлявшись, сообщил старший лейтенант, - в сто раз превышает... Ежели в беккерели из кюри перевести, то 37000 будет. Чай в таблице не упомянут, значит надо руководствоваться графой "прочие продукты питания"... Вывод - категорически непригоден для употребления! Да, чаек еще тот!
   - Блядь, не дай Бог, немцы прознают! Шуму будет до небес... А куда его девать? - почесал затылок Алексей.
   - Да нам-то, какое дело, шеф! Пусть девают куда хотят!
   - Сейчас придурки понаедут, будут руки выкручивать! - с тоской в голосе произнес Алексей. - В идеале б его, чаек этот, забетонировать в яме, поглубже желательно!
   Алексей как в воду глядел. На этот раз начальство прислало группу полковников-медиков из центрального санитарно-эпидемиологического отряда, расположенного в том же Потсдаме. Полковники долго читали записи в журнале исследований, безуспешно спорили с Тихоном...
   - Да у вас-то, господа, и методики исследований старые. Их уж год как отменили! Вот тут мне батя из Москвы новые прислал! Да, конечно, утвержденные заместителем министра... За новинками следить надо, - вовсю ехидничал Тихон.
   Окончательно добила медицинских полковников лаборантка, принеся поднос с чашками, наполненными свежезаваренным чаем.
   - Вот, чайку не желаете? Сушки, варенье, сухарики немецкие... Чаек грузинский, правда. Зато из Зугдиди!
   - Ты чего, убери его на хрен отсюда! - решительно отказался старший радиолог СЭО. - Ну, мы поехали назад, вы уж заключение сами выписывайте!
   - Вот ведь суки, - злобно сплюнул вслед отъезжающим полканам Тихон. - Как руки выкручивать - коршунами налетели, а как объективное заключение выписать, то они в стороне...
   - Да никто от них другого и не ждал! Им своя ж.па ближе к телу... Ты, лучше мне вот что расскажи - ведь ты до лаборатории в Ютербоге служил! Помнишь историю с майором Ивановым, топографом дивизионным?
   - Кому ж помнить, как не мне! А ты, шеф, откуда про это знаешь?
   - Да я его в морге опозновал, а до этого года два вместе служили...
   - А я его имущество на родину героя отправлял! Когда с Дальнего Востока телеграмма пришла, о безвременной кончине гения топографии, то комдив, а тогда у нас Беклаев шашкой размахивал, комиссию создал. Вот комиссионно квартиру и вскрыли, все барахло переписали и с описью в контейнер погрузили, ящики опечатали и отправили в Бендеры. А через недельку и меня вдогонку отправили, золотишко ихнее взвесили, описали, сфотографировали, в полиэтиленовом пакете опечатали и мне вручили! Ну, я до Бреста на поезде, а с Бреста до Кишинева самолетом, а потом до этих сраных Бендер на ПАЗике добирался... Да меня еще таможня тормознуть пыталась, дескать, что за золото, то да се! Но, когда я им описи предоставил - отвязались! А туда приехал, там вообще дурдом! Они не за покойником убивались, а барахло делили! Все скандалили и орали, де мол, не приныкал ли я чего! А я им сразу хайло закрыл, печати, говорю, видели? Какой с меня спрос, я к вашему Иванову отношения не имею! Поручили - привез! Печати целые? Целые! Ну и идите к такой-то матери! Развернулся и уехал. Да ну их, придурков!
   Месяцем позже пришлось разбираться с партией рыбных консервов из Клайпеды. В результате неправильной термообработки не была достигнута промышленная стерильность продукции. Банки вздувались и лопались со звуком, напоминающим Новый Год... И хотя, бомбажные банки исследованию не подлежали, Алексей отобрал пробы, взяв для исследований и вздутые, и пока еще не измененные банки. Бактериологический анализ показал наличие самых разнообразных микроорганизмов. Эту партию консервов, количеством в три железнодорожных вагона, через грамотно оформленную претензию, отправленную в Госарбитраж, удалось отправить поставщику. Литовцы заменили поставленную недоброкачественную продукцию. Главный генерал по тылу, по-своему оценив старания Алексея, объявил ему служебное несоответствие. Свое решение он мотивировал тем фактом, что в отпуск, начинающийся с понедельника, Алексей убыл в воскресенье пополудни. Все офицеры группы войск делали так, и Алексей не сразу понял причину барственного гнева...
   - А ежели бы НАТО напало, а тебя нету? - орал на Алексея заместитель главнокомандующего группы по тылу, вызвав того по окончанию отпуска для ритуального "топтания" в чертоги небожителей.
   - Ну, я бы, будучи на месте, НАТО, конечно, отразил? - смиренно ответил Алексей. - А тот факт, что я на четыре дня раньше из отпуска прибыл, он не считается? А вдруг бы НАТО в эти дни напало, а я тут как тут! И конец их коварным планам!
   - Иди отсюда, придурок, ты у меня капитаном еще долго походишь!
   Затем были два вагона говяжьей тушенки на дрезденском складе. Женька Данилин, в чьи обязанности входила органолептическая оценка продукта, провел свою часть анализов, не дожидаючись результатов бактериологического анализа, и поплатился за это трехдневным сидением на унитазе.
   - Эк тебя скрутило! На-ка, левомицетинчику хапани! Да вот еще я тебе зверобою заварил, - потчевал тридцатилетнего мастера спорта по дзюдо фельдшер лаборатории Бажелюк. Алексей в своей жизни видел многих прапорщиков, встречал среди них вполне достойных людей, доводилось видеть и настоящих героев, но в целом он считал их неизбежным для армии злом. Но вот Бажелюк, он полностью подходил под определение идеального прапорщика. Расторопный и хозяйственный, знающий свое место и не допускавший фамильярности, но в то же время обладающий чувством собственного достоинства, отличный семьянин - он, по определению, был на своем месте. Удивительно, но за дрезденские консервы Алексею не объявили даже выговора...
   Придя домой, Алексей обнаружил на столе в детской какие-то бланки, фотографии и открытки с изображением вождя пролетариата.
   - Алена, что это за хрень у нас дома валяется?
   - Юрка невесть откуда припер!
   - Небось, пьяный замполит потерял! Ну, хрен с ними, пусть балуется! А корочки эти, это удостоверения об окончании вечернего университета марксизма-ленинизма (была такая маразматическая форма политобучения офицерского состава).
  
  
   ГЛАВА 23. РАССТАВАНИЕ С ТИХОНОМ
  
   Пришел приказ на замену Тихону Ковбе. Его переводили в Новосибирск.
   - Я в Сибири долго не задержусь. Зря, что ли у меня тесть в Генштабе сидит! - уверенно заявлял Тихон. - Однако, для приличия отметиться надо! Ирка, поедешь со мной в Сибирь, я те валенки куплю... Пимы!
   - Ты, Тиша, адрес вот возьми! Сеструха у меня старшая в Новосибе! Товароведом она там. И зять у меня там имеется. Осибиревшийся хохол! Он на медведя запросто ходит... Шкуру одного сам увидишь! Он начальником экспедиции лет десять проработал! Не с одного шкуру содрал!
   - Добрый у тебя зять! Зверушек, видать, шибко любит!
   - Он их жрать любит! Он, как папа Хэм, не виноват, что те такие вкусные! Кстати, отвальную где устраивать думаешь?
   - Ну, сейчас лето, - подумав, степенно ответил Тихон. - наверное, на природу куда-нибудь выскочим! Шашлычок, зелень-мелень, бабы салатов понаделают, картошечки напечем! А то уже июнь кончается, а мы на природе так и не посидели...
   Через пару дней, основательно подготовившись, двумя машинами, собрав почти весь личный состав лаборатории, выехали на лоно... Лоном оказался пустынный берег какого-то заболоченного озера, сразу за лакокрасочным заводом. Прежде чем разводить костер, Алексей попросил пятилетнего сына начальника группового холодильника, Руслана Айзатуллина, голубоглазого белокурого мальца:
   - Слышь, сосед! Ты ж по-немецки болтаешь, как Риббентроп, пойди во-он к тому немецкому дядьке и спроси, можем ли мы здесь костер распалить?
   Со стороны было очень смешно наблюдать, как пятилетний малец, подойдя к высоченному немцу в аккуратной спецовке, подбоченившись и задрав голову вверх, затеял с тем обстоятельный и неспешный диалог.
   - Слышишь, Андрюха, - обратился к его отцу Алексей. - Это он в немецком садике так навострился? Чешет не хуже коренного саксонца!
   - А где ж еще! Вот, погоди, скоро и твоя Ирка шпрехать будет! Она у тебя где, в яслях пока? В садик пойдет - научится!
   - Немец сказал, что тут все можно, - доложил, возвратясь, бойкий малец.
   - И это все? А о чем ты с ним все эти десять минут беседовал?
   - Да так! За жизнь беседовали! - невозмутимо ответил малой. - Папка, а мячик не забыли, пойду, попинаю...
   - Да, детки пошли... Мы в их годы тележного скрипу боялись!
   Дальше пошло по накатанной колее. Костер, шашлыки, волейбол, песни под гитару. Некоторое разнообразие внесли прибежавшие с радостными криками дети:
   - А там лебеди приплыли! Двое! Белые! Возле берега плавают!
   И точно, возле берега крутилась пара лебедей, они абсолютно не боялись людей и явно выпрашивали угощение. Раскрошив и покидав в воду два батона, водитель Серега задал вопрос:
   - А что ежели им хлеб вином пропитать? Забалдеют?
   - Ага, на берег вылезут, нам морду набьют, а назавтра к нам в лабораторию похмеляться прилетят!
   Перед наступлением сумерек собрались, тщательно убрав все следы своего пребывания на берегу, чем вызвали одобрение у вновь подошедшего немца. Тот оказался охранником, сторожащим территорию предприятия. Несмотря на дежурство, он не отказался от поднесенного стопарика и, закусив, неожиданно залопотал на ломанном
   русском языке.
   - Ихь Рюссланд плен быль! В сорок пьятом я мальчишка быль... фольксштурм, дали фаустпатрон "Панцеркнакке", большой такой... Мы в Рангсдорфе жили, отца во Франции убили... А тут канонаде, тойфельверк, страшно... Помню, солдат, здоровый такой, по шее мне дал, и в толпу пленных... Я в шинель, длинный такой... Зер ланг! Мне тогда фюнфцин яре, пьятнадцать... Потом, поезд. Сибирь, Анжерка... Помню - кушать нет... Ходить, просить, вороваль картошка из буртов. Айн маль, пошли брот просить... А там бараки... На гармошке играют, поет кто-то! Думаем, поет, значит добрый, пьяный... Хлеб даст... Заходим, а там двое. Один, такой рубашка полосатый, пляшет, а второй на гармошке играть... И вайб, баба, страшный такой лежит на кровать из досок... Совсем голый... Морьяк, блядь, спрашивает, бабу будешь, фриц? А я ему, голодный, машин капут! Он меня за шиворот схватил и бабе между ног носом, носом... Но хлеб потом дал, много... Пол-хлеб... А какие там люди... Каждый дом убитый нах криг есть! А нам хлеб бабы давать, ругать, но хлеб давать. Цум тойфель дизем криг!
   По изрезанной морщинами щеке старого немца неожиданно побежала слеза. Алексей вновь наполнил стаканчики и предложил:
   - Давай выпьем, чтобы ее проклятой больше никогда не было! Фюр ди вельт оне криг! Цум воль! Давай, старичок...
   По приезде загнали автомобили в бокс и, несмотря на активные протесты жен, поперлись добавлять в гастштедт у зоопарка.
   - А что ж я с Володькой и Серегой по дупельку не выпью? Они ж за рулем были! Ты, Ирка, не бойся, я символически! Да и они тоже! Кто-то из них нас завтра в Галле повезет, к поезду...
   В "Яме", так советские именовали питейное заведение у тыльной стороны зоопарка, несмотря на обилие посетителей, нашелся свободный столик, стоявший под раскидистой липой. Свет от старинных фонарей еле-еле пробивался сквозь ее листву.
   - За спиной стена, нас здесь семь человек, три мастера спорта, один по дзюдо, второй по боксу, третий - пловец, но тоже не подарок. А мы, хоть и не спортсмены, но ежели что, мало никому не будет - мстительно заявил Тихон.
   - Побойся Бога! С кем ты сражаться собираешься? Если ты на тех немецких мордоворотов смотришь, то зря... Я их знаю, это Дитер и Клаус, братья-близнецы, они на Эс-бане машинистами работают! Мы с ними еще в том году познакомились, здесь же. Они мужики спокойные, хотя шишку тут среди немчуры держат, на нас не кинутся. Да и духу у них, ни у кого не хватит... Они нас за отморозков держат! А-а, вон они чего косятся, глянь на стол слева от нас!
   За соседним столом сидело шестеро худощавых чернокожих парней, Алексей часто видел таких возле партийной школы СЕПГ, на углу Отто-Нушке и Рихтер-штрассе. Мимо этой партшколы он проходил ежедневно, по пути на службу и обратно. У одного из них он заметил шестиструнную гитару. Тихон встал и, пошатываясь, направился к нему. Широко улыбнувшись, он заявил, ударяя себя кулаком в грудь.
   - Хинди-руси бхай-бхай! Туй-Маклай братья навеки... Дай гитару на пять минут... Да не бзди..., солдат ребенка не обидит!
   Чернокожие парни оказались гаитянскими революционерами, проходившими обучение в ГДР. Чему их тут учили, неизвестно, но чувством ритма эти дети карибских морей обладали великолепным...
   Автоматы выли как суки в мороз,
   Пистолеты били в упор.
   И яркое солнце на стропах берез
   Мешало вести разговор,
   - пел Тихон. Гаитяне моментально уловили рваный ритм песни и, приспособившись к нему, отбивали такт в ладоши. Вскоре к этому русско-гаитянскому ансамблю присоединились все немцы, находящиеся во дворе заведения... Расчувствовавшиеся мордовороты-близнецы прислали официантку с подносом, уставленным рюмочками коньяку... Тихону пришлось исполнить на бис под аплодисменты еще несколько песен.
   А было это летом в восемнадцатый год.
   Убили Мишку в Питере, с нагана.
   На сходке порешили отомстить за него
   Ребята загорелые с лимана.
   Захмелевший Алексей вступил в беседу с перебравшимися за их стол гаитянами. Это было довольно трудно, так как чернокожие не говорили ни по-русски, ни по-немецки, родным для них был французский. Лишь самый упитанный из них мог связать пару слов по-английски. Трезвым Алексей не понял бы ничего... А тут, ничего, проходило... Все прекрасно понимали друг друга! Беседа складывалась примерно так:
   - А у меня есть знакомый русский мальчик, Юлий. Он очень большой марксист! Принял нас почетными членами в коммунистическую организацию... И документы выдал! - через пень-колоду втолковывал Алексею черный как смоль, гаитянин.
   С этими словами он залез в карман полотняного пиджака и достал оттуда ... одну из фотографий Ленина и бланк об окончании университета марксизма-ленинизма, на развороте которого корявыми Юркиными каракулями было выведено имя " Жозеф".
   - Похоже, я тоже знаю этого мальчика! - сурово заявил Алексей.
   Его друзья и коллеги, врубившись в тему, так захохотали, что заснувшие было в ветвях скворцы всполошились и долго верещали, хлопая крыльями... Они тоже хорошо знали этого "большого марксиста"...
   Утром в пять часов все мужики лаборатории провожали Тихона с Ириной в Советский Союз. К мужчинам присоединилась Аннушка, жена
   прапорщика Бажелюка, куда-то навострившаяся с самого утра... Обнялись, расцеловались, Аннушка расплакалась...
   - Ну, давайте други! Свидимся, Бог даст...
   - Давай, Тиша! Удачи тебе в пути и на новом месте!
   Автомобиль рванул с места, увозя Тихона и его жену в Галле, к советскому военному поезду. Алексей внезапно осознал, что его жизнь здорово обеднела...
  
   ГЛАВА 24. ТАЁЖНЫЕ ГНУСЫ
  
   На этот раз Алексей решился поехать в отпуск на Дальний Восток. Прослышав о чудесах немецкого сервиса, он решился заказать авиабилет по маршруту Москва-Благовещенск в немецком рейзенбюро через автоматизированную систему "Аврора".
   - Ихь мехте герн кауфен цвай фаркарте фом Москау нах Благовещенск, - выдал он немке, сидевшей в кассе, искренне надеясь, что та по-достоинству оценит его лингвистические потуги.
   - Вохим, битте? Заген зи бите ди цвейте наме нох айн маль, - подумав, отозвалась та. - Одер гешрибт! Ферштеен зи? Писать, писать бумага!
   "Ну, слава Богу, что хоть первую часть фразы поняла! Но как же
   эту проклятую букву Щ на немецком написать?" - лихорадочно думал Алексей, познания которого в немецком все-таки оставляли желать лучшего.
   - Момент маль, фройляйн! - выскочив на улицу, Алексей галопом устремился в книжный магазин "Интербух". Подойдя к огромной карте мира, он нашел-таки родной город и тщательно переписал его название. SCHTSCH - так эта буква выглядело по-немецки! Подав вежливой немке бумагу, Алексей довольно долго наблюдал за ее манипуляциями. Та мучила компьютер минут пятнадцать и, наконец выдала, повернувшись к нему.
   - Эншульдиген зи мир битте, абер кайне фаркарте нах Благовешченск. Ньет билет! Филяйшт андере флюгхафен...
   - А, черт с ним, давай на Новосибирск, надо ведь сеструху навестить!
   Слово "Новосибирск" явно о чем-то говорило немке. Заказ был выполнен, оставалось в Москве получить билет в кассах Центрального аэровокзала, заплатив, естественно в рублях. По приезде в Москву, Алексей приобрел билет и поехал на площадь Дзержинского, выполнять поручение Остроумова. Бывший "альфовец" попросил передать сослуживцам и коллегам по чекистскому рукомеслу небольшую картонную коробку с различными канцелярскими принадлежностями, столь дефицитными в разоренной стараниями Горбачева столице. Впрочем, содержимое посылки Алексея абсолютно не интересовало. "Пусть хоть секретные донесения передает, мне-то что!" - подумал Алексей. Выйдя из метро возле Детского мира, он перешел площадь и приблизился к печально известному в стране зданию. Железный Феликс с постамента неодобрительно покосился на него. Подойдя сдуру к высоченным дверям, Алексей потянул на себя ручку одной из створок. Из соседней двери выскочил незаметный человек в строгом костюме и с дипломатом в руках, втянув голову в плечи, он быстро зашагал прочь. Выглянувший из дверей прапорщик с общевойсковыми эмблемами на васильковых петлицах угрюмо вопросил:
   - Вам чего?
   - Да вот из Германии посылку передали! - почему-то волнуясь произнес Алексей.
   - Вам в бюро пропусков, обойдите здание! - дверь захлопнулась.
   Обойдя огромное здание, Алексей оказался у оживленного входа. Зайдя внутрь холла, он набрал записанный еще в Лейпциге телефонный номер. Отозвался бесцветный мужской голос:
   - Вы уже в Москве? Хорошо, ожидайте у входа, я скоро подойду!
   - Я в желто-голубой ветровке и в джинсах, высокого роста, шатен, - описал себя Алексей.
   Ждать пришлось около полутора часов. Алексей дважды перезванивал неведомому чекисту и, в конце концов, не вытерпел и заявил.
   - Это кому надо, мне или вам? Мне еще на самолет успеть, да лететь еще километров тыщ восемь. А я тут у вас торчу! Тут на меня уже все косятся. Может, я коробку дежурному отдам да и пойду себе?
   - Нет-нет, ни в коем случае, сейчас к вам выйдут!
   Невысокий человек с незапоминающимися чертами лица, одетый в серый однобортный костюм, голубоватую рубашку с неброским галстуком долго всматривался в стоящую в холле небольшую толпу, и только через пять минут обнаружил Алексея.
   - Вы от Остроумова?
   - Я, конечно! Ну что ж вы долго так? Мне ж некогда, на самолет рискую опаздать!
   - Значит, не могли раньше! - сановно ответил чекист.
   - Вот так вы и шпионов ловите, - раздраженно бросил Алексей, сунул в руки чекиста коробку и решительно удалился восвояси. Выйдя на улицу, он свернул к метро и без раздумий поехал к Тишкиным родителям, где и отдохнул пару часов, а затем старший брат Тихона, Михаил, отвез его на своем "Москвиче" до самого Домодедова.
   - Ну а как же, Тишка о тебе столько хорошего говорил! Прежний-то его начальник, Байда, Тихона гноил, вообще тип кошмарный. Да и вот еще, ты Тихону посылку передай, тут маманя чего-то напаковала! Ему позвонить, чтоб встретил тебя, или как?
   - Спасибо, меня зять встретит! А Тихону я сам позвоню! Я там с недельку побуду и дальше покачу, до Благовещенска! Я Тишке джина сухого везу, там в Германии он его шибко уважал! Скучно стало без него...
   Погуляли в славном городе Новосибирске с зятем и Тихоном так весело, что все дни в голове у Алексея слились в один... Сестра с племянником, оказывается, тоже гостила у матери в Благовещенске. Авиабилетов туда, конечно же, достать было невозможно, пришлось ехать поездом. Да мало того, еще и в плацкартном вагоне. Кошмар той поездки Алексей запомнил на всю жизнь... Грязь, духота, обшарпанные и нищие полустанки за окном... Нищие старухи, торгующие на перроне вареной картошкой и огурцами. Три дня он провел в какой-то сонной одури, следя только за тем, чтобы земляки-попутчики не уперли его чемодан. Мать встретила Алексея с внуком столь обыденно, что стало немного обидно, словно с соседней улицы зашел на пять минут. Зато сестра обрадовалась искренне. Алексей очень любил свою старшую сестру, именно ей он был обязан становлением своей личности. Она, а не родители, прививала ему понятия о чести, гордости, порядочности, наконец. Она же формировала его вкусы и предпочтения... Словом, до женитьбы у него не было более близкого человека. Жалко было лишь одного, через пару дней у нее заканчивался отпуск, и она улетала к себе домой. Билеты у нее, слава Богу, имелись. Алексей же в этом плане крепко надеялся на Генку Рыскина. Друзья-одноклассники встретили Алексея очень тепло...
   - Ого, отожрал морду-то на немецких харчах! А у нас тут в магазинах нет ни хера! Перестройка, блядь! Зашибись, перестраиваемся! Друг, черт-те откуда приехал, а отметить нечем!
   - Неужели и огурцов малосольных не найдется? Светка твоя ведь
   хозяюшка не из последних! Кстати, а где она?
   - Один я на хозяйстве, к матери в Натальино подалась! А отец ее с год как помер! - ответил Шабанов. - В санатории он был, в Кобулети, Аджария это! Зачем поперся туда? Путевку горящую в профсоюзе дали, а там жара! Ну и инсульт у него приключился, не мучился ни дня... Хорошо, наш генерал сразу отпуск дал, с деньгами помогли, ну прилетел я туда, там главврач санатория отправку гроба организовал... Веселого мало! А Светка, с ней проблемы! Не складывается с ней у нас, у меня норов, сам знаешь! Да и у нее тоже! Видимо, к разводу дело идет! Дочку жалко, люблю я ее... А огурцы-то имеются, да и не только огурцы... Или я не опер? Вот Гена, например, тоже холостякует, а ему от этого не хуже...
   - Да вижу я, как вы тут холостякуете, в Благе с бабами никогда проблемм не было! А что я вам от фрицев привез? Вот ром, вот коньяк албанский, вот водочка! Против нашей не тянет, конечно, но попробовать можно... У них она или тридцать два оборота, или тридцать восемь. Ну, с этим понятно, Менделеев был русский ученый, слава Богу.
   - А при чем тут Менделеев? - недоуменно спросил Шеф.
   - А это он сорокаградусную изобрел, - подсказал более эрудированный Кент. - Я что предлагаю, сейчас не нажираться, а то к обеду развезет, и что дальше? Давайте ближе к вечерку у меня соберемся. В Зее искупаемся... костерочек разложим, картошечки попечем. Да и на службу мне надо, на часок. А там с запахом ни-ни...
   - Ну, это у вас, в КГБ-ОГПУ-ВЧК! А у меня законные выходные! У Лешки вон вообще отпуск... Мы с ним албанского-то коньячку и отведаем, немножко... по соточке. И вообще, Кент, в угрозыске трезвенники не служат. Свихнешься на хер, вот съездишь на трупик ночью, на семидневный, к примеру, да еще расчлененка! Или, не дай Бог, детский... Без стакана и не уснешь! Куда страна катится? Раньше участковый пришел, по роже дал пару раз, все, профилактика проведена! А убивали-то чем? Ну, ножом, понятно! Сковородкой, лопатой, молотком! Помню, один придурок тещу мясорубкой грохнул... Ну ладно, Леха, наливай...
   Выпили, покурили... Потом Алексей достал подарки, Вовке - теплые ботинки на меху и с подошвой из натурального каучука, Генке - кожаные перчатки на кроличьем меху...
   - Я там такое носить не могу, мне там зимой в шинели и то жарко! У них мехов валом, Лейпциг - центр меховой торговли, а сами они их и не носят! В курточках на рыбьем меху скачут, шапок тоже не носят... Наушники какие-то бархатные, ей Богу, как у радистов, только из бархата... Зимой сопли у всех, оно хоть и нет там морозов, зато сыро, туман постоянно... На каждом углу глинтвейн продается...
   - Чего это? - заинтересовался Шеф. - Бухалово такое?
   - Вино кипятят с сахаром, корицей, гвоздикой и горячим пьют. От простуды помогает, - пояснил Леха.
   - Ну, это мы в детстве проходили, правда, без корицы. Оно горячее сильней вставляет...
   - А помнишь, Шеф, как мы у Глеб Палыча тир его сраный взорвали? Ты тогда нам рецепт пластической взрывчатки подогнал! Нынче и компонентов-то таких нету. Целлулоида не достать... И вот гляди, в школе такими разгильдяями были, а ныне все при погонах. Юрчик Хрулев в ГАИ, Кент в ВЧК своем, я в угро, ты, Стас и Игорь Гераськин в армии... - пустился было в воспоминания Шеф.
   - Нету больше Гераськина, приказ нам зачитывали... - мрачно перебил его Алексей. - Он после Германии в Ново-Яворове служил, это под Львовом. Ему капитана присвоили, ну, газ-квас, конечно! Как всегда, не хватило... Он на мотоцикл и в село за самогонкой, а там сука какая-то бандеровская проволоку натянула... Короче, нету Игорька! А помните, в школе он по математике был лучший, даже не курил, а когда кто при нем заматерится, так краснел, подобно невинной деве! Помянем его...
   Вечером, сидя на берегу Зеи у прогорающего костра, Алексей молча ворошил палкой угли, неугомонный Володька что-то втолковывал сонному уже Кенту. Уже был выпит кубинский ром и гадостная немецкая водка. Пора было расходиться... Идти предстояло через огромный пустырь, затем вдоль березовой рощи возле старинного здания педучилища. Проходя мимо двухэтажного учебного корпуса ПТУ, Алексей ясно услышал какую-то возню и душераздирающий, тут же захлебнувшийся крик.
   - Мужики, там, похоже, убивают кого-то! - остановил он друзей.
   - Блядь, нигде покоя нету! - Шеф выхватил из-под мышки табельный "макар", как оперу ему была разрешена "постоянка", в руках у Генки неожиданно оказался маленький плоский ПСМ калибром 5,45 мм. У Лехи, кроме туристического топорика и связки шампуров не оказалось ничего...
   - Генка, заходи от кустов черемухи, ты Леха за мной, вперед не суйся! А ну, суки, стоять, милиция! - заорал Шеф и, не раздумывая, выстрелил над головами у возившихся в темноте. - На землю! Лежать, суки, завалю!
   Гопота бросилась врассыпную, от кустов черемухи мелькнула вспышка огня, один из злодеев с воем рухнул и покатился по земле. На Лешку выскочило сразу двое, он успел крепко пнуть в живот одного из них и тут же у него полыхнуло в глазах от крепкого удара в скулу. В себя он пришел оттого, что Вовка интенсивно тряс его за нижнюю челюсть...
   - Очнись, дружаня... Ты уж извини, это ведь я тебе впотьмах засветил! Перепутал с этим... - Шеф кивнул на лежащий в траве организм. - Хорошо, хоть не сломал тебе ничего...
   - Агромаднейшее тебе мерси, что насмерть не зашиб! Ты ж как конь копытом лупишь... А где остальные придурки! Убежали?
   - Кто убежал, а кто и отбегался... Один без сознания лежит, я его по балде угостил, одного Кент завалил, а еще один вон, до сих пор в себя прийти не может... Это ты ему в дыхало пинком засадил. Я во второго целил, но сам понимаешь, темень африканская... Они, суки драные, парня с девкой встрели, парню башку проломили, насмерть... А девку на травке раскладывали, да мы помешали...
   - А это что, мне мерещится, или нет? Морды у них и вовсе не наши? И, что сейчас делать, милицию вызывать? Самим кранты настанут...
   - Ха-ароший вопрос! А как объяснить пулю из ПСМ у того в башке? Если б моя, хер бы с ней... Нападение на опера, то се! Ствол-то у Кента левый, а это статья. Девка сомлела, вон в обмороке лежит! Кент, Кент мать твою... Не трогай ее... Пусть лучше в отрубе пока полежит...
   Володька решительно подошел к отрубленному злодею, ловко обхватил его шею сгибом левой руки, правую наложил на темя и резко крутнул, раздался громкий хруст...
   - Кончай того козлину косорылого... По одному жмурику на рыло! А иначе никак, а так, никто никого не сдаст! Все при делах... Суровая правда жизни... Обставимся так: эти косоглазые напали на парочку, пацан одному башку свернул, они ему по кумполу, и он раненный двоих из ствола завалил... Да и помер... Где он ствол взял, то его проблемы, нас вообще тут не было... Девка без сознания, да и не видела она в темноте ни хера...
   Так и поступили, пальнув в башку бандюку и вложив протертый ПСМ в руку убитому парню. Часом позже, описав большой круг и почистив одежду у водоразборной колонки, вышли на Ленина у кинотеатра "Амур" и, смешавшись с выходившей из ресторана огромной поддатой толпой, втиснулись в переполненный автобус. Пересев на другой возле Дома Офицеров, доехали до домика Шефа.
   - Значится так! Обувь спалить... Одежду отстирать! Нигде не были, ничего не знаем, сидели-выпивали у меня! Друг школьный приехал из ГСВГ! Ты, Кент, по утряночке на Зею сбегай, бутылки наши с пальчиками прибери. Больно напитки для Блага нетрадиционные, не надо светиться, хотя где Зея и где место события?
   - Шеф, а я их, того, спьяну вчера в Зею зашвырнул! Они или утонули, или их уже в Китай течением уволокло... А кто это был, мунгалы какие-то!
   - Не знаю я! Тут сейчас такие народы из тайги выползают! Золотишко моют, а кое-кто таких старателей грабит! Выползли, песочек барыге скинули, затоварились и пошли пошалить, однако! Любови с криком захотели! В тайге одичали, небось! Если б не мы, ушли бы ночью рекою, вверх по течению на моторке, на воде следов-то не остается! А там, пересидели где-нибудь на заимке и дальше на прииска... Это только в кино Золотухин по тайге разбойников хорошо ловит! В реальной жизни в тайге закон один, кто вперед выстрелил и попал, тот и прав... Все, забыли... А ежели чего, то я все равно первый узнаю. Вот Кент на ствол "полинял". Кент, жаба не давит?
   - Да, хер с ним! По нынешним временам еще достану! Завтра к пяти вечера в кабачок завалим, перетрем тему! Может, чего и новенького разнюхаю... Лешка, ты у нас богатенький, поляну ты накрываешь. У нас, блядь, зарплату уже три месяца задерживают! В бандюки, что ли податься? Да, вряд ли... В падлу мне оно!
   Следующий вечер провели в "Амуре", с тех пор, как Леха в последний раз был в нем, кабак потускнел и как-то уменьшился в размерах. Облезла позолота на рамках зеркал, потертые бархатные портьеры, поломанные краны в туалетной комнате - все свидетельствовало об упадке некогда популярнейшего в городе заведения.
   - Водки нету, в кабаке по сто граммов на рыло подают! Откуда деньги? В кабак ужинать-то только командированные ходят, да и то не все. А помнишь, раньше? Салат из папоротника, кальмары под майонезом, пельмешки "Амур" в горшочках, водочки грамм по триста, и все это в пятнашку обходилось, включая кофе и такси... - пустился в воспоминания Кент.
   - Короче! - оборвал ностальгирующего Шеф. - То побоище на кавказцев примеряют, у них с азиатами постоянные стычки из-за песочка идут. Из-за золотого, понятно. Те, по всему Союзу на золоте специализируются, с давних еще времен! А тут, эти дети Азии активизировались! То ли якуты, то ли буряты... А может, и китайцы, хрен их разберешь... Граница как решето стала, не то что раньше! Лезет кто хочет! Начальство берет, контора течет, как дырявое ведро... Старые кадры поувольнялись, у молодежи вместо мозгов арифмометр, лавэ считать! Дальше - еще хуже будет... Ну, давай Лешка, тряхни мошной, закажи что-нибудь! Тебе там за границей немецкими-то платят! А за рубль скоро и в морду не плюнут! Труха, а не деньги...
   Леха тряхнул! Как в старые добрые времена! Сильно постаревшую Жаннк заинтересовали полусотенной купюрой и она оправдала надежды бывших одноклассников. Нашелся и салат из папоротника, и кальмары, и пельмени в горшочках... Водку принесли в бутылках из-под минеральной воды, чтоб не вызывать нездоровой зависти окружающих.
   Прощаясь, Володька сказал:
   - Ты долго тут не гостюй! Вали назад в Германию, мало ли что! Там тебя ни одна блядь не достанет! А вообще, я тебе скажу, страшные времена грядут! Коммуняки власть не удержат, а те, кто придет им на смену... Те же коммуняки, только перекрасившиеся, другим-то откуда взяться! Ежели удастся, уходи на Запад, тут жизни нет и уже не будет... А мы тут, уже как получится! А, Кент... Верно я говорю?
   - Да что тут скажешь! Да еще Афган этот... На хер он нам нужен? Пацаны оттуда злые возвращаются! И каждый стрелять-взрывать обучен... К кровушке привыкли. Куда им, токарем на "Металлист"? А там по два месяца зарплату не платят... Грабить-убивать? А кого? На всех ларьков не хватит. Скоро по заводам-фабрикам пойдут! Будет большой передел собственности! Нахлебаемся досыта!
   Погостив еще с недельку и затарившись у знакомых с молодости аптекарш семенами лимонника, Алексей без особых проблем улетел в Москву, с билетами традиционно помог Кент. Переночевать по старой памяти остановился у родителей Ковбы.
   - Ты, мил-человек, там у немцев знакомых, у профессора Фукса мне реактив достань, для хроматографии... Я тут тебе формулу и химическое название написал. Он сообразит. А кто-нибудь со службы в Москву или через Москву в отпуск поедет, пусть завезет на факультет. Да тот же Толик Ефремов, его родители вон за стенкой живут. Они с Тишкой, как говорится, на одном горшке выросли... Он где-то в Эрфурте служит!
   - Ладно, с кем-нибудь передам, ежели достану! Только немцы тонкослойной хроматографией уже лет сто не занимаются! У них газовые хроматографы повсюду... А вот я лимонник немцам везу, отсыпьте себе с полкила, стимулятор это природный. Вот нанаец за соболем гонится по тайге... Жрать ему некогда, так он щепотку в рот и еще хоть сутки бежать может... Только на ночь не надо, спать не сможете, и гипертоникам не рекомендуется!
   - Очень любопытно! - старый полковник послюнявил палец и ткнул его в банку с семенами, затем засунул вместе с прилипшим десятком мелких, похожих на миниатюрную фасоль, семечек в рот. - Горьковатые, а аромат как от лимонной корки! Полина Яковлевна! Попробуй экзотику дальневосточную! Тебе как доценту кафедры фармакологии должно быть интересно!
   Наутро полковник хмуро поведал:
   - Я всю ночь сам с собой в шахматы играл, уснуть не мог, а Полина Яковлевна себе давление мерила...
  
  
   ГЛАВА 25. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В СПИТАКЕ. БОРЬБА С АГЛИЦКИМИ ШПИЁНАМИ. АРАБЫ
  
   Вместо Тихона из Сибири прислали низкорослого, темноволосого капитана, чем-то весьма напоминавшего кинематографического Шарикова. К величайшему Лехиному сожалению, присланный, также как и его экранный "близнец", был страстным любителем огненной воды. Держать его в узде в условиях алкогольного изобилия было очень нелегко.
   - Ну, послушай, Гомонов, чего ж ты ее проклятую пьешь-то? - грозно вопрошал Алексей, искренне полагающий, что водку пить можно и должно, надо лишь знать, сколько, когда и с кем. Ответ поразил его до
   глубины души.
   - А пью я ее, товарищ майор, оттого что жидкая она! Была б она твердой, я б ее вражину зубами грыз! Мне она необходима, я в Чернобыле был, а алкоголь стронций из костей выводит!
   - Ты, шибко-то не резвись! А, то я тебя назад в Сибирь быстро спроважу! И вообще, стронций с помощью каберне выводят, а ты ж водяру хлещешь, как бык помои! Прекращай по-хорошему...
  

* * *

   Декабрьским утром как обычно позвонил дневальный особого отдела:
   - Зайдите, почту заберите! Наши ездили на ФПС и заодно вашу корреспонденцию захватили.
   - А письма там есть? Или только газеты с журналами?
   - Писем нет, а в газетах такое... Волосы дыбом встают!
   - Что-нибудь о сексуальной маньячке, которая солдат ночью насилует?
   - Да нет, я серьезно! Землетрясение какое-то...
   В полученных с родины газетах сообщалось о страшном землетрясении в одночасье стершем с лица земли армянский город Спитак. Землетрясение произошло в 11 часов 41 минуту местного времени и практически до основания разрушило два города на севере Армении: Спитак и Ленинакан. По подсчетам ученых, во время землетрясения в зоне разрыва земной коры была высвобождена энергия, эквивалентная взрыву десяти атомных бомб, сброшенных на Хиросиму. Всего от землетрясения пострадали 21 город и район, 350 сел, около 60 из которых были полностью разрушены. Погибли 25 тысяч человек, около 100 тысяч человек получили ранения различной степени тяжести, более 500 тысяч лишились крова. Волна, вызванная землетрясением, обошла земной шар, и была зарегистрирована сейсмографами в Европе, Азии, Америке и Австралии. В эпицентре землетрясения, городе Спитаке, его сила, оцениваемая по 12-балльной шкале, достигла 10 баллов, в Ленинакане и Кировакане - 9 баллов. По всей Западной группе войск (так к тому времени именовалась ГСВГ) с подачи политработников развернулся сбор денежных средств для "оказания материальной помощи братскому армянскому народу".
   - Кому вы свои копейки переводить собираетесь? Арам? - возмущенно вопрошал Сергей Беседин, водитель лаборатории, только что вернувшийся из отпуска. - Да у нас в Минске на всех рынках армян бьют...
   - С чего это вдруг? - недоуменно спросил Алексей. - Белорусы - народ очень отзывчивый к чужому горю! Что в Баку ликуют, это правда, но тут ты что-то путаешь...
   - Ничего не путаю, в Минске людей через военкоматы призывают, направляют туда, в очаг, последствия ликвидировать... Крановщиков, бульдозеристов, строителей! А они, суки рваные, в Минске на рынках ворованной "гуманитаркой" торгуют. Палатки, одежду, сухпайки, лекарства продают. Я сам у одного такого спрашивал - Ашот, говорю, как ты можешь? Там твои земляки страдают, почему ты еще здесь? Почему белорусы там горбатятся, твоих же братов из-под обломков достают, а ты здесь ворованным у своих же, торгуешь? Смеется, падло... Не, я и копейки им не дам...
   Спорили до хрипоты, в конце концов пришли к компромиссу. Перечислили по одному месячному окладу, в рублях конечно, на спецсчет для оказания помощи семьям военнослужащих, пострадавших во время землетрясения.
   - Это дело, - заявил возмущенный Беседин. - А то нашим никто не поможет! Вообще, черножопые нас за людей не считают, а мы им помогать!
   - Когда они в шоколаде, то мы им и на хрен не нужны, - неожиданно поддержала его пожилая лаборантка Токарева. - А как прижало их, так сразу кинулись к великому русскому брату...
   - А развалилось там все, потому что все еще при строительстве разворовали. Цемент, арматуру, да все-все... В раствор цемента почти не
   добавляли, на гольном песке кладку вели... - добавил Бажелюк.
   - Все так, однако простых людей жалко. Детей, стариков, баб ихних!
   - Простых людей всегда жалко, да только разворуют эти деньги напрочь, - не унимался Беседин. - Я что? Я переведу, да только зря все это!
   - Вы поступайте как хотите, а я иначе не могу! Как вспомню эти кадры по немецкому ТВ, аж душу переворачивает! - отрезал Алексей.
   - Да, шеф! Тут родич мой из нашего консульства рассказал, - в разговор встрял Миронов. - Вчера к ним два немца приперлись с чемоданом. Ну их в холле усадили, переводчика привели. А они говорят, мы де представители коллектива такого-то предприятия, вот мол, денег собрали. И этот чемодан открывают, а в нем пачка к пачке, и купюры не мелкие... Наши засуетились, надо посчитать, заприходовать! А фрицы им в ответ, вам надо, вот и считайте. Повернулись и ушли. А деньги оставили... И не слабо...
   - Ну, Орехов разворовать не даст, честнейший человек! Да и особист там свой имеется. Котенков Сашка, да вы его знаете, у него тоже такая же собака, как у меня, -заметил Алексей.
   - Да там каждый второй стучит, - уточнил Мирон. - Работа такая!
   - А азербоны празднуют, вон по ARD показывали! Танцуют, в бубны стучат... Дикари, бля! - хмуро бросил Данилин. - Это они из-за Карабаха злобствуют.
   - Да отделялись бы, а там пусть хоть едят друг друга! Только б наших солдатиков меж ними не ставили! - заметила Токарева.
   - Ну, без этого никогда не обойдется! Жаль Айзатуллина, ему как раз в Армению заменяться. А ему с такой фамилией туда никак нельзя. А хотя он блондин, да и глаза у него голубые.
  

* * *

  
   Через пару дней Алексея пригласили в соседнее здание к начальнику особого отдела. Начальник особого отдела, двухметровый полковник Сомов, приветливо кивнул Алексею и не мудрствуя лукаво, произнес:
   - Тут офицер приехал из Управления особых отделов, что в Потсдаме, хочет с тобой поговорить! Пройди в соседний кабинет, он там...
   Войдя в комнату, Алексей увидел тучного, черноусого армянина, обладателя крупного, похожего на средней величины баклажан, носа. В понимании Алексея, тот мог быть кем угодно, например, продавцом хурмы, шеф-поваром кавказского ресторана или даже, подобно киногерою Фрунзика Мкртчяна, водителем КрАЗа, но только не рыцарем плаща и кинжала...
   - Проходите, садитесь, - предложил тот без малейшего акцента. - Меня зовут Карен Ашотович. Ваше имя-отчество я знаю! Вы как всякий офицер согласно приказу министра обороны номер ноль-десять обязаны всемерно противодействовать проискам иностранных разведок...
   - Да запросто! - молотя под придурка, зачастил Алексей. - Мы завсегда! Ежели чего, то мы легко... У меня и инструмент способный имеется! Взять хоть щипцы для кастрации баранов...
   - Ну что ж вы, Алексей Григорьевич! Мы ведь прежде, чем с вами встретиться, вас изучили! Не надо прикидываться более глупым, чем на самом деле, - строго и непреклонно заявил армянин. - А надо сделать вот что! В пятницу вечером пойдете в ресторан "Котбусский кучер". Это напротив высотного здания со сдвоенной буквой М. Задача ваша простая, пить- гулять, не обращая на себя чрезмерного внимания, тем не менее, давая понять окружающим, что вы русский! Мы располагаем некоей информацией, что сотрудники так называемой миссии связи Великобритании в нарушение имеющихся договоренностей, отклонившись от утвержденного маршрута движения и переодевшись в гражданскую одежду, могут предпринять попытку вербовать советских граждан!
   - Ну, в этот ресторан мне идти не с чем, до получки десять марок осталось... Что я русский, так это и по роже моей за версту видно! И еще, какой русский пойдет в кабак один! Да и армянин, думаю, тоже так же!
   - Ну, денег мы вам дадим, это не вопрос! Что русский в вас виден, это очко в нашу пользу! А с кем вы планируете пойти в этот ресторан?
   - Я предлагаю, чтоб в ресторан пойти группой из трех человек! С собой планирую взять ветврача-санэксперта Данилина Евгения и водителя Владимира Крупнякова...
   - А почему именно этих людей? Обоснуйте свою позицию.
   - Ну, во-первых, они оба члены КПСС! А чего вы смеетесь? Точно-точно... Ну, а во-вторых, ежели пьяные поляки рожу мне бить полезут, то хоть державу не посрамим. Оба мастера спорта, Данилин по дзюдо, а Крупняков по боксу. А сами мужики спокойные, уравновешенные...
   - Ладно, убедил! Однако, сами никого не задирайте, англичане скандалов не любят, могут и не подойти... Вот, возьмите пятьсот марок, нет расписок пока не надо... Ну, все! До свиданья! Удачи...
   Никакие англичане к ним не подходили, их в ресторане вообще не было. Осторожный Данилин, которого пришлось частично посвятить в курс дела, поинтересовался:
   - А что, ежели эти коварные шпионы так и не появятся, деньги возвращать придется?
   - Возвращать ничего не надо! Во всяком случае об этом речи не было. Гуляем, однако, помаленьку, сильно не роскошествуем!
   Цены в ресторане были запредельными, но и сумма, выделенная чекистами на борьбу с коварными английскими шпионами, была не мала. На эти деньги можно было худо-бедно кормить семью из трех человек в течении месяца... Советскую семью, конечно... Простодушный Крупняков, с трудом разобравшись с названиями и цифрами в лежавшем на столе меню, вытаращив глаза, заявил:
   - Да вы чо, мужики! Пошли отсюда! Тут без штанов останемся, есть ведь места подешевле... Пойдем в "Сети" или в "Яму"! Чего нас сюда занесло?
   - Да сиди уж, коли зашли... Вот, приедешь к себе в Саратов, а друзья тебя и спросят, где был и что видел... А ты им что скажешь? И, вообще, с тебя никто ни пфеннига не требует... Ха-ля-ва, ферштеен?
   Заказали бутылку кристалловской "Столичной", по айсбайну с гарниром, три бутылки "Праздроя" и традиционный салат из белокочанной капусты... В заведении негромко играла какая-то латиноамериканская музыка... Все было чинно, благородно и до тошноты скучно. Троица борцов с иностранной шпионской сетью явно чувствовала себя не в своей тарелке. Выпили по первой и полирнули пивком, стало заметно лучше... Алексей вышел в туалет, когда он вернулся, Крупняков о чем-то возбужденно рассказывал Данилину. Лешка, закурив московскую "Яву", прислушался.
   - Ну, я в "Совтрансавто" тогда работал... Мы частенько тогда с военного завода изделия по флотам развозили... В Североморск, Питер, Севастополь, Шевченко, это на Каспии... А тут в белокаменную нас посылают, подъехали почти в сумерках... Зима... Куда в столицу соваться? Думаю, на окраине переночуем... С утра уже в город заедем, фирму найдем, то се! Ну, встали возле какого-то жилмассива на въезде с Новорязанского шоссе, там еще улица какая-то... Привольная кажись... Ну, пожрать же надо! Разложились в кабине, жинка в дорогу напекла-навертела... Компотик в термосе! А тут пацанчик малой возле машины вертится, а холодно уже и снежок... Стучит, покушать просит! А я детей люблю, вот только их нам с Танькой Бог не дает, она ж у меня детдомовка, какое там здоровье-то! Ну покормили пацана, а напарник и спроси, чего ж ты на улице мерзнешь, мамка поди уже ищет? Тот и отвечает, а мамка меня, мол, всегда на улицу гонит, когда к ней с дядька бутылкой приходит! Тут меня и заело... Беру мальца и к нему домой! Захожу, а там блядь пьяная и боров какой-то в майке. Я им вежливо так, человечно... Вы, говорю, люди вполне взрослые, учить я вас не вправе, а только непорядок это, пацан пяти-шести лет по морозу на улице зябнет! Вы его в уголке спать положите, да и долбитесь себе... А чертила тот на меня буром, я его с левой и приложил... Да не бил, так погладил... Ежели б я ударил, его б хоронить пришлось! Ну, он полежал минут пять и уполз... А я мамане этой мораль читаю... Когда звонок по телефону! Она послушала и говорит, там тебя на улице толпа ждет! Давай, говорит, я тебя у соседки наверху спрячу... Или милицию вызовем! Не, говорю, выйду посмотрю... Вышел, а там в тамбуре, между дверями какой-то отморозок меня железякой по голове... Ну, реакция малость имеется, я уклонился... Его левым боковым, он отдохнуть и прилег... Выскакиваю на улицу, а их там куча! Там и большие, и малые, всякие... Я к самому здоровому подскакиваю и по бороде... Его и снесло. Они и зассали, я это сразу просек! Я - второго, и он улегся! Толпа бегом, врассыпную, а мне того и надо, я-то кросссы привык бегать... Нагнал того борова, тройку провел, левым прямым в голову, правым боковым в скулу, левым по печени! Не стал дожидаться, когда он очухается, взял его за ногу, в подъезд отволок, чтоб на земле насмерть не застыл, плюнул ему в харю наглую и ушел... Машину, правда, перегнали подальше, вдруг шины порежут, или подожгут ночью, что тогда? "Вольво" денег-то много стоит, а приборы в фургоне того дороже... Харь двенадцать их там было, из них пятерых я вырубил, остальные поразбежались... Да так, что не догнать...
   - Ну, это ты рисковал! Могли и перо между ребер вставить, или из обреза завалить, - заметил Алексей. - Против толпы буром переть опасно!
   - Это я уж потом додумал, - ответил Володька. - Аж самого затрясло, а тогда я шибко злой был!
   - Могли и не промазать по башке-то, - задумчиво вставил Данилин. - Я этих тварей ненавижу... Драк сам не затеваю, но ежели попросят...
   Посидев в ресторане почти до полуночи, сослуживцы посчитали, что долг перед Родиной они выполнили сполна. Рассчитавшись с "обером" они вышли в слякотную темень... Из-за тумана не было видно ни зги.
   - Ну, не ночевать же нам здесь, - оправдывающимся тоном буркнул Алексей. - Мы ж не виноваты, что шпионы где-то задержались... Давай,
   пешочком прогуляемся, тут идти-то? Может, по дороге их встретим, аглицких шпиенов-то! Придумали, тоже... Это, наверное им бабло списать надо, вот они и придуриваются, типа проводят работу, то да се...
   Идти и в самом деле было недалеко, через площадь Республики, затем по пешеходному виадуку до рыбного ресторана, вдоль трамвайных путей мимо зоопарка, затем минуя церковь на Норд-платц по Голизер-штрассе и они на родном "Брикете". Это расстояние, вполне можно было пройти за двадцать минут, однако судьба распорядилась иначе... Пройдя мимо ярко освещенного огромного универмага "Консумент", собутыльники оказались на небольшом пятачке перед виадуком, пересекающим широченную улицу с десятирядным движением... Конечно, лучше было бы пересечь оживленную, несмотря на ночное время улицу через ярко освещенный подземный переход напротив вокзала, но об этом вспомнили слишком поздно. Возвращаться же не хотелось никому.
   - Эй, руси... Ж-жыт хочищь? Давай-давай все... Денги, дакументы...
   Из темноты выдвинулись четыре фигуры, один из них навел на ночных гуляк предмет, удивительно похожий на пистолет, каким тот, впрочем и являлся. У второго грабителя в руке блеснул нож, двое других обходили с боков, пытаясь окружить предполагаемых жертв грабежа.
   "А арабы-то здесь откуда? Нам тут еще только австралийских аборигенов для комплекта не хватает!" - мелькнуло в голове Алексея.
   У Володьки, видимо, на раздумья не было ни времени, ни желания. Сделав немыслимый по скорости подскок, он вложил в левый боковой удар столько сил и энергии, что Алексею показалось, что голова "пистолетчика" оторвется от тела и отправится в автономный полет. Сбоку послышался какой-то хрип и глухой удар массивного тела о землю, это Женька Данилин провел мастерский бросок через плечо... Навыки рукопашного боя, привитые все тем же Шабановым еще в школьные годы, вспомнились автоматически, как вспоминается через долгие годы умение езды на велосипеде. Уводя корпус в сторону от тычкового ножевого удара в живот, Алексей поставил блок левым предплечьем, затем, опуская руку вниз, зацепил кисть держащую нож, одновременно захватывая ее посланной вперед правой рукой и доворачивая наружу. В тот момент, когда острие ножа было направлено в грудь нападающему, Алексей резко ударил правым коленом в обушок ножа удерживаемого злодеем. Все произошло автоматически, помимо его желания... Нож, как в масло, вошел по рукоять под ложечку противнику, тот странно хрюкнул и задергал ногами. Боковым зрением Алексей увидел, как обмяк в мощных руках Данилина последний из грабителей... Сухой треск подтвердил его догадку, разозленный нападением грабителей дзюдоист сломал противнику шейный позвонок...
   - Спокойно, мужики! Не дергаться и не паниковать... Домой нельзя! Собака по следам пройдет... Сейчас валим на вокзал, камер наблюдения там нету, в толпе потеряемся, затем садимся в разные вагоны и едем в сторону Борны, по пути выходим на разных станциях и раздельно возвращаемся S-баном, выходить из него не доезжая Ойстрича, а оттуда трамваями до дому, но никуда не соваться, внимания на себя не обращать. Часа за полтора-два управимся, след запутаем и вернемся! Бедуинов только к утру найдут, вот тогда и закрутится... мама не горюй! Деньги держите, вот по пятьдесят марок хватит... Эти подонки тут, неподалеку от "Меркура" давно крутятся, баблом западным фарцуют, наркотой приторговывают втихую... А теперь, я вижу, на грабеж пошли... Их немцы сами хуже чумы ненавидят! Обувь завтра в трупосжигательной печи спалить, особисты как раз просили ее растопить, опять какие-то свои секреты жечь станут... Хоть какой-то прок от нее... Ты, Володька с послезавтрашнего дня в отпуске, Саратов без тебя соскучился. А ты Женька в Бранденбург поедешь на одну неделю, занятия с лаборантами проводить, а после - в Дрезден... Что-то кажется мне, что тамошний лаборант с анализами не очень справляется, поможешь ему там, научишь, не торопясь... Ну, а я тут, как Бог даст!
   - А откуда они узнали, что мы русские? И чего вообще полезли?
   - А ты б, Володька, не базлал на всю улицу, они б и не узнали, - буркнул взволнованный произошедшим Данилин. - Им, я так понимаю, не столько гроши наши жалкие нужны, сколько документы понадобились!
   - А по-русски откуда знают? - не унимался Крупняков.
   - А ты глянь, сколько их в Москве, в "лулумбарии" учится. Вернее, делают вид, что учатся, а сами дурью торгуют! Ладно, хорош базарить, давай расходиться! Впрочем, секунду, давай обшманаем их! Пусть полицаи думают, что их конкуренты завалили. Стволы заберем, вдруг пригодятся. Да, смотрите у меня, языки в жопу позасовывайте.
  
  
   ГЛАВА 26. НАЧАЛО КОНЦА
  
   В начале 1990-х немцы, которые жили на землях бывшей ГДР, думали, что 30 - 40% населения составляют иммигранты, да и было отчего - мозамбикцы, ангольцы, вьетнамцы, какие-то дикие румынские цыгане, кого только нельзя было встретить здесь. Все это разноплеменное стадо, жило по своим, зачастую крайне нецивилизованным обычаям, не гнушаясь примитивной уголовщиной. Совершенно ошалевшие от этой кутерьмы, ранее законопослушные немцы, никогда особо-то и не заблуждавшиеся на счет коммунистического интернационализма, платили тем жгучей ненавистью... Правоохранительные органы ГДР, по маковку загруженные борьбой с собственными диссидентами, захлебывались в этом мутном потоке зла и насилия. Поэтому случившееся, видимо, списали на внутреннюю разборку арабских наркоторговцев. Во всяком случае, Алексей никогда и ничего по сему поводу больше не слыхал...
   Навалился изрядный кусок работы, какие-то генералы из Центрального продуправления министерства обороны, успешно сочетавшие службение Отчизне с частным предпринимательством, учудили следующее: по их команде из двадцати пяти рефрижераторных вагонов на станции Брест-Западный находящиеся в них бочки с селедкой перегрузили в обычные, металлические вагоны и весело отправили на Лейпциг, забыв сделать в документах нужные отметки о том, что груз является скоропортящимся. До Лейпцигского военного холодильника, являющегося своеобразным продовольственным складом, арендуемым советским командованием у соответствующего гэдээровского министерства, состав дотащился на семнадцатые сутки. Дело было в августе и немецкие грузчики категорически отказались разгружать немилосердно смердящие бочки.
   Алексей, прикативший на холодильник по отчаянному звонку Айзатуллина, присвистнул. Далеко не маленькая площадь, примыкающая к железнодорожной рампе, была заставлена деревянными бочками. Бочки воняли! Ну, ладно бы, пованивали слегонца. Нет, они воняли гордо и яростно, как воняет скунс, обративший в бегство волка! Немецкие работники холодильника, возглавляемые техническим директором Манфредом, благоразумно удрали в другой конец двора и с любопытством глазели оттуда. По существующим "Правилам приемки продовольствия" полагалось в казуистических случаях привлекать представителя незаинтересованной стороны, например, представителей железной дороги, работников милиции...
   - Да где ж я в Германии им мента возьму? - возмущался Леха. -А поеду-ка я в политотдел спецчастей. Хоть какая-то польза от этих придурков должна быть!
   Заместитель начальника политотдела спецчастей подполковник Тюнников, противный мужичонка с прилизанными на прямой пробор волосами, весьма неохотно согласился на поездку. До холодильника было недалеко, и уже через пятнадцать минут машина въехала на заставленный бочками двор. Выйдя из Лешкиного служебного автомобиля и полной грудью вдохнув селедочные ароматы, он метнулся за ближайшее дерево... Судя по звукам, политрабочего выворачивало наизнанку... Проблевавшись и умывшись в бытовой комнате, передовой боец КПСС от каких-либо подписей в акте отказался наотрез и незаметно улизнул.
   - Вот уроды, блядь! - не выдержал Айзатуллин. - На словах-то они все за солдата радеют... А тут одиннадцать тысяч бочек селедки, ну и куда ее девать?
   - Куда девать? Да это не вопрос, свалят где-нибудь в овраг на полигоне и БАТами загребут... Другой вопрос - как все это списывать? Заключение-то я дам, только вот жопой чувствую, найду я очередные приключения на этот самый чувствительный орган... Блядь, и почему это не случилось, когда я в отпуске был...
   В качестве представителя незаинтересованной стороны документ подписал технический директор холодильника Манфред Пик, гражданин ГДР. Вообще, холодильник как учреждение имел уникальную структуру... Советского там и было-то - управление, лаборатория и заведующие хранилищами, все остальное исполнял многочисленный немецкий коллектив, возглавляемый техдиректором Манфредом. Немец никак не мог понять, почему такое стало возможно в принципе... Ну не укладывалось такое с немецкую голову и все!
   А по большому счету происходило следующее: Советский Союз рушился, но ни КГБ, ни партийный аппарат упорно не хотели этого замечать. С тупым усердием они слали секретные отчеты верховным правителям о нейтрализации и компрометации ненавистных демократов. В секретных отчетах, направляемых на самый верх, утверждалось, что советский народ не даст в обиду завоевания социализма и грудью встанет на защиту родной КПСС. Жизнь словно протекала мимо КГБ, никак не затрагивая его, укрывшегося в своих секретных особняках и на явочных квартирах. КГБ вообще был не слишком силен в своих прогнозах. За все свое существование от него не было получено ни одного стратегически важного прогноза - от нападения фашистов до развала СССР. Это неудивительно: ведь КГБ - военная организация и предсказывает только то, что понравится генералам, а генералы тем временем предпочитали набивать свои карманы.
   Точно так и произошло на сей раз. Многозвездный тыловой генерал, удобно сидя в своем московском кресле, удумал изящную, как ему казалось аферу, которая должна принести, пусть и не рекордную, но все же довольно приличную сумму. Предполагалось все рефрижераторные вагоны на пограничных станциях Брест и Чоп, освобождать от скоропортящихся грузов: соленой рыбы, жиров, предназначенных для войсковых группировок за рубежом. Освободившиеся вагоны-холодильники, отправили в Молдавию, где загрузили дефицитными в северных широтах овощами и фруктами, а затем через систему военной торговли в северных гарнизонах с огромной прибылью стали продавать населению. Даже учитывая неизбежную дележку с верхушкой Военной прокуратуры, сделка предполагала получение весьма приличных прибылей. Все бы ничего, однако как обычно, произошел эксцесс исполнителя. Идиоты на местах, как водится, не сообразили правильно оформить сопроводительные документы на груз, а именно - указать, что груз является скоропортящимся. Результат оказался весьма вонючим... Разразился немалый скандал!
   И опять по воле судьбы Алексей оказался одной из его центральных фигур! Не то, чтобы он желал этого, просто деваться было некуда... В силу своих служебных обязанностей он просто не имел права оставаться в стороне. По факту порчи такого количества продовольствия было возбуждено уголовное дело. О нем даже появилась статья в журнале "Тыл и снабжение Вооруженных сил СССР", в котором авторы, конечно, подретушировали ситуацию, осветив ее в нужном для высокого начальства аспекте... Так Алексей получил второе служебное несоответствие. Прибыв в Вюнсдорф и получив в полной мере свою порцию начальственного гнева, Алексей вышел в коридор и остановился у окна. Горечь и обида переполняли его. На этот раз формальным поводом для наказания послужила авария, в которую попал его заместитель, в служебный автомобиль лаборатории врезался на своем "Гольфе" немецкий гражданин. И хотя он полностью признал свою вину, и у гэдээровской дорожной полиции не было к советской стороне никаких претензий, именно этот факт послужил предлогом для расправы с слишком "правильным" офицером...
   - А ты чего майор пригорюнился? - громогласно раздалось над ухом. К Алексею обращался заместитель начальника тыла группы, высоченный генерал-майор Куржаков, красавец с обезображенной ожогом щекой. Ходили слухи, что генерал пострадал при нападении афганских моджахедов на колонну наливников, в которой он чуть не сгорел...
   - Да, вот товарищ генерал! Служебное несоответствие объявили!
   - Ну и что? У меня их семь! А я, гляди, всем назло - генерал! На-ка сигарету, закури - полегшает...
  

* * *

   В стране Гэдээрии становилось тревожно. В Лейпциге на Николаи-штрассе начались митинги протеста, полицаи жестоко разогнали их, некоторых участников арестовали. Алексей сам видел, как студентов, мирно сидящих на корточках у Николаи-кирхе били дубинками по головам, девушек тащили за волосы. В следующий понедельник число демонстрантов выросло на порядок. Полицейские с собаками выстроились в ряд и двинулись на толпу. Поверх их голов били струи гидромонитора с полицейского броневика... Собаки рвали демонстрантов в куски, один полицейский увлекшись избиением демонстрантов, вырвался вперед, его обтянутая зеленоватым сукном задница замаячила перед с трудом удерживаемыми на поводках собаками. Огромный ризеншнауцер рванулся вперед и с вожделением вцепился в полицейский зад, раздался истошный вопль, перекрывший гам потасовки... Алексей, оказавшись в сем злополучном месте вторично в связи с визитом в вирусологическую лабораторию университета, выматерился и, прикинув, что похмелье на чужом пиру ему ни к чему, медленно, чтобы не возбуждать нездоровых эмоций у разбушевавшихся полицаев, свернул мимо общежития университета в первый же переулок...
   В следующий понедельник число демонстрантов резко выросло, оно увеличилось по меньшей мере в десять раз. Власти не особенно-то шли навстречу требованиям демонстрантов в вопросе свободы пересечения границы с ФРГ, отчетливо понимая, что ежели открыть границу, то большая часть населения моментально сбежит из социалистического рая. В сентябре 1989 г. Венгрия и Австрия открыли свои границы для жителей ГДР, желающих выехать на Запад. Восточные немцы тысячами выезжали в туристические поездки в Чехию и Венгрию, оттуда беспрепятственно валили в ФРГ. А в это время правящие круги, делая хорошую мину при плохой игре, отмечали 40-летие ГДР. В демонстрации, состоявшейся в понедельник 6 ноября под лозунгом "Мы - один народ", приняло участие почти полмиллиона человек. Был теплый ноябрьский вечер, от железнодорожного вокзала в сторону стадиона текла огромная человеческая река, немцы шли молча, держа в руках флаги и транспаранты, однако звуки шагов почти полумиллиона людей, сливались в монотонный гул, как будто гигантская мышь грызла исполинских размеров бревно...
   Через три дня пала Берлинская стена! До объединения Германий оставалось менее года... Восточные немцы, весьма разочарованные отсутствием бананов в широкой продаже, а если говорить серьезно, то разинувшие рот на западногерманский пышный каравай, с упорством невменяемого стремились покинуть ГДР и перебраться за "железный занавес", одних только заявлений о переезде в ФРГ подавалось до пяти тысяч в день. Только за сентябрь текущего года в ФРГ, используя "венгерский коридор", ушло более ста тысяч граждан ГДР, в основном молодых и сильных немцев... В обществе царило смятение, тема бегства на запад была доминирующей... Начались провокации против советских граждан.
   Проходя мимо 77-й советской школы, в которой учился Юрка, Алексей заметил двух немецких великовозрастных придурков, стоящих в пятнадцати метрах от Норд-кирхе и внимательно разглядывающих группу советских школьниц. В кармане одного Алексей заметил переносную радиостанцию "уоки-токи", за поясом у обоих были охотничьи ножи "козья ножка", продававшиеся, впрочем, даже в газетных киосках... Подойдя ближе, Алексей остановился и, глядя прямо в мутные глаза прыщавому детине, негромко сказал:
   - Валите отсюда, вервольфы сраные! Цвай минутен... раус... ихь верде шиссен, ферштеен? Вег, вег, ди швайнен шайзе...
   И хотя Алексею стрелять было абсолютно не из чего, он не носил с собой пистолетов, в его голосе звучала такая ярость и решимость, что оба парня попятились...
   - Я-я, яволь херр официр...
   Алексей зашел в военную комендатуру на улице Труфанофф-штрассе и поведал об увиденном своему приятелю, помощнику коменданта, плотному и рыжеусому майору Вострых. Новость его явно не обрадовала.
   - Провоцируют, суки! Ну, вряд ли они детей-то резать будут, не хунхузы же они все-таки!
   - Вы бы туда патруль послали, что ли! Твой-то Ленька тоже там учится! Пойду, особистов порадую, у ихней верхушки, Сомова и Остроумова, как раз, дочки в выпускном классе...
   В Потсдаме неизвестные стреляли в часового, раненного солдата едва откачали в Белитцком госпитале. Во Франкфурте-на-Одере на продовольственном складе произошла дикая трагедия. Ночью, солдат срочной службы, дневальный по КПП, вооружившись ножом из набора "Поварская тройка" зверски зарезал дежурного, молодого прапорщика Остриченко. Злодей уже доставал из кобуры убитого пистолет, когда из своей конурки выглянул встревоженный шумом дежурный связист. Убийца бросился на него размахивая окровавленным ножом, но связист схватил тяжеленный табурет и двумя ударами вышиб негодяя из дежурки. Подхватив заранее приготовленный и припрятанный у пожарной бочки вещмешок с продуктами, преступник перепрыгнул через забор и был таков... Крутившиеся неподалеку немецкие мотоциклисты подхватили беглеца и умчались в темноту... Только через три дня немецкая военная полиция застрелила дезертира неподалеку от Майнингена, небольшого тюрингского городка на самой границе с ФРГ.
   - Он, придурок, в немецких полицаев из пистолета стрелять вздумал! - рассказывал Алексею Андрюха Пивоваров, старший помощник гарнизонного прокурора. - Ихний снайпер ему поочередно оба колена прострелил, и тогда тот, якобы, себе в голову из пистолета и засобачил! Видел бы ты голову того дезертира, там сразу ясно из чего стреляли... Явно из СВД завалили, да и следов порохового ожога на коже там нету! Снайпера работа, козе понятно! А акт вскрытия подделали...
   - Ну и правильно сделал, снайпер тот! Чего его жалеть, вон у того, у Остриченко малышу всего два месяца... Каково его восемнадцатилетней жене его растить будет! И в Союзе ни кола, ни двора... Кто их пожалеет!
   События тем временем приобретали дикий и непредсказуемый характер. На трассе Берлин-Росток два большегрузных трейлера столкнули с автобана машину генерального консула СССР. Консул погиб. Несколько раз машину Алексея пытались таранить немецкие пластмассовые "Трабанты".
   - Странный народ, эти немецко-фашистские товарищи! Ведь на верную смерть идет и думает, сколько же ему за его сраный "Тарабах" заплатят! - возмущался Володька, в очередной раз умудрившись уйти от, казалось, неминуемого столкновения. - Не, шеф, давай мне доплату какую-нибудь, хоть за работу с прицепом, что ли! Работа больно нервная стала, не нравятся мне такие расклады...
  
   ГЛАВА 27. КИЕВСКИЙ ЗНАКОМЕЦ
  
   Алексея вновь отправили в командировку. На этот раз в Киев. Он охотно собрался в дальнюю дорогу, рассчитывая повидать переведенного туда полковника Гурина. Приближалась замена, и надо было начинать беспокоиться о новом месте службы. Как офицер, уже отслуживший в отдаленном регионе страны, Алексей имел право рассчитывать на службу в более цивилизованном округе, тем более, что любой советский офицер из внутреннего округа с радостью согласился бы на такой обмен.
   Алексею предстояло получить на военно-ветеринарном складе биопрепараты и привезти их в лабораторию. В общем-то, этим должны были заниматься специалисты группового склада ветимущества, но Лешка был доволен предстоящей поездкой, тем более, что это соответствовало его интересам. Приехав в Киев и без труда выполнив поручение, он решил оставшееся время посвятить отдыху и экскурсиям по этому красивейшему городу советской империи, тем более, что киевские коллеги обещали в назначенное время привезти ящик с диагностикумами прямо на перрон вокзала. Киевский склад располагался в интереснейшем месте - на Ямской улице. Алексею сразу же вспомнился цитата из романа Куприна "Яма", живописавшего быт и нравы этой улицы дореволюционных борделей.
   "Переведя, по просьбе жителей Ямской улицы дома терпимости с Эспланадной улицы, киевский градоначальник осчастливил этих рассчетливых мещан. Многие жители Ямской обогатились за счет проституток. А сама улица со временем преобразилась, похорошела, обстроилась красивыми домами. У нее внезапно появился такой беззаботный, шикарный и праздничный вид. Сюда, в этот центр распутства каждый вечер стекались со всего Киева тысячи мужчин! Несколько сотен распутниц, населявших стоящие здесь особняки, встречали их с вином и музыкой как "гостей", создавая иллюзию веселья и шумного наслаждения жизнью". Хорошо изучивший улицу в период ее расцвета Александр Куприн живописал: "На улице точно праздник - Пасха: все окна ярко освещены, веселая музыка скрипок и роялей доносится сквозь стекла, беспрерывно подъезжают и уезжают извозчики. Во всех домах двери открыты настежь, и сквозь них видны с улицы: крутая лестница и узкий коридор вверху, и белое сверкание многогранного рефлектора лампы, и зеленые стены сеней, расписанные швейцарскими пейзажами".
   "Бардаки Ямы разделялись на три категории: дорогие - "трехрублевые", средней руки - "двухрублевые" и самого дешевого пошиба - "рублевые". Различия между ними были большие. Если в дорогих домах стояла позолоченная белая мебель, зеркала в изысканных рамах, имелись кабинеты с коврами и диванами, то в "рублевых" заведениях было грязно и скудно, и сбитые сенники на кроватях кое-как прикрывались рваными простынями и дырявыми одеялами. Девушки растлевались сотнями...", - так писала дореволюционная пресса о нравах и обычаях, царящих в этой части Киева, вернее на улице, тянувшейся от Байкова кладбища до центрального автовокзала...
   Алексей с удовольствием осмотрел двухэтажные, причудливой архитектуры, особняки, чудом сохранившиеся кованые ограды, остатки булыжной мостовой, кое-где выглядывающие из-под разрушенного асфальта.
   "А теперь здесь склады, автобазы, шараги какие-то! Тьфу! А представить себе, какие тут страсти кипели до закрытия этих заведений в 1887 году... Это потом тут мясники, огородники, свинари поселились. А
   до возникновения борделей, судя по названию, ямщицкая слобода была... История страны! Немцы бы музей поставили, туристы б тут бабки свои оставляли..."
   Алексей во всех городах, где ему приходилось побывать, всегда посещал краеведческие музеи, с трепетом изучая историю городов, старинный быт, этнографические особенности. Любимыми его авторами были Гиляровский, Куприн, Бунин, Арсеньев , Бабель и Ремарк. Бывая в местах, ранее описанных этими мастерами слова, он всегда стремился распознать сквозь пласт более поздних построек, то старинное, прежнее, что вдохновляло писателей на создание их великих произведений...
   Пройдя мимо института Патона и поднявшись до Красноармейской улицы, Алексей добрался до станции метрополитена "Республиканский стадион" и, подумав, двинулся на Крещатик... Фланируя по праздным воскресным улицам украинской столицы, он оказался на стадионе "Динамо", где проходила республиканская кинологическая выставка.
   Подойдя к рингу, где выставляли ризеншнауцеров, и присмотревшись к происходящему, Алексей почувствовал крайнее разочарование. Заядлый любитель этой замечательной породы, владелец отличного кобеля из знаменитого питомника "Фореллентайх" он отлично разбирался в статях этой породы. Благодаря дружбе с хозяином этого питомника, добродушным увальнем Гердтом Кренцелем и его супругой Ангеликой, Алексей без проблем познакомился со многими заводчиками этой породы, в том числе с живой легендой, Карлом-Хайнцем Траутманом. Он часто посещал клубные занятия, участвовал в выставках и даже был принят в домах многих заводчиков. Вообще, немцы, узнавая о его экзотической для офицера профессии, моментально расплывались в улыбке, настороженность в их поведении уступала место искреннему дружелюбию... Алексей, еженедельно, по четвергам, приезжающий к Лейпцигскому мясокомбинату для приобретения дешевого мяса в специально предназначенном для этого киоске, устал от неприязненных взглядов немцев, стоящих в очереди... В очередной раз он привез с собой своего ризеншнауцера Бахуса и демонстративно привязал его к бамперу УАЗика, красавца Акселя, длинношерстного, рыжего как лиса таксюка, столь же демонстративно держал на руках шофер Володька. Очередь моментально расцвела доброжелательными улыбками, а когда Алексей на своем ломанном немецком, да еще с махровым саксонским акцентом, объяснил, что он ветеринарный врач, очередь, состоящая на девяносто процентов из собачников возликовала... Ветеринаров немцы, в отличие от соотечественников Алексея, уважали... Возле ринга Алексей увидел небольшую толпу людей, столпившихся вокруг какой-то обрюзгшей мадам, с видом пророка вещавшей такую чушь, что Алексей не выдержал и встрял в полемику о ризеншнауцерах. Посыпались вопросы, зачастую нелепые и наивные.
   - Боже, как тут все запущено! - Алексей вынул сигарету.
   - Да что ты тут распинаешься, было бы перед кем! - к Алексею
   обратился среднего роста черноусый мужчина лет сорока пяти. - Я сейчас уточню пару вопросов у эксперта и вернусь. Поболтаем, ежели есть время и желание...
   - А кто это? - Алексей обратился к даме, державшей на поводке полугодовалого черного щенка ризена.
   - Любицкий, мафиози какой-то! Тоже любитель ризенов...
   Здраво рассудив, что знакомство может оказаться интересным, а взять с него даже самому Дону Корлеоне все равно нечего, Алексей дождался незнакомца.
   - Вы... еврей? - сам не зная почему спросил Алексей у незнакомца.
   - Да, а вы что-то имеете против? - с вызовом спросил тот.
   - Абсолютно нет, просто на Аркадия Исааковича слегка похожи...
   - Как свинья на коня! - добродушно ответил мужчина. - Если вы имеете в виду Райкина, то только в той интермедии, где он в бутафорских усах и с громадным носом... Ну, у меня и то, и другое немного поменьше. Меня зовут Борисом Михайловичем, а вас?
   Познакомились, покурили, поругали экстерьер киевских ризенов.
   - Вот у меня был пес - супер. Никсом звали... Гад один машиной задавил! Специально, причем. Поплатился за это жесточайшим образом...
   - Я б грохнул его не задумываясь, - решительно заявил Алексей.
   - Ну, убивать человека грех... А баранку ему крутить уже нечем!
   - Избирательное какое у вас понятие о грехе-то! Ну, да все мы не святые! Все зависит от обстоятельств...
   - Ладно, о печальном хватит. Давай перейдем на "ты", так будет удобнее! У тебя самого-то ризен имеется, как я понял? Чего ты его на выставку не привел?
   - Вести далековато! Он у меня дома с женой и детьми, а дом в Лейпциге! Я тут ненадолго, в командировке. Через пару дней уезжаю!
   - Я предложил бы в ресторане посидеть... Только какие сейчас рестораны? Я тебя умоляю. Ни выпить, ни покушать без риска отравиться... А дома у меня все найдется, пловчик по-самаркандски, винишко красное сухое. Ты, однако, вижу нездоров, знобит тебя что-то?
   - В поезде какой-то вирус подцепил, ни насморка нет, ни кашля. А знобит не по-детски! Винишко - это хорошо, его погреть бы еще с корицей, гвоздикой и сахаром. Немцы только глинтвейном от простуды и спасаются! Оно хорошо бы, только где ж я здесь его возьму! В гостинице даже плитки нету, самому готовить негде и не из чего...
   Расставались приятелями, Борис Михайлович проводил Лешку на берлинский поезд. Алексей пообещал прислать ему вызов на посещение ГДР, оформив его через своих немецких приятелей. Опыт имелся, в августе таким же образом, к ним уже приезжала Лидия, старшая сестра Алены.
  

* * *

   Во второй декаде декабря Алексей получил телеграмму от Любицкого: "Встречай Франкфурте двадцать первого Киев-Берлин вагон три целуем Боря Галя", - прочитал он на смятом бланке.
   "Во, аферюга, умудрился же по одному вызову вдвоем с женой прикатить? Связи видать имеет в ОВИРе!" - восхитился Алексей.
   Выехав с Володькой задолго до рассвета, Алексей уже через три часа пути был возле советского зала ожидания Франкфуртского вокзала. До прибытия поезда оставалось менее часа. Алексей поднялся на перрон, немецкие пограничники шустро устанавливали передвижные ограждения, преграждая путь к выходу в город. Поезд медленно втянулся под стеклянную, закопченную крышу вокзала. Лязгнули сцепные устройства, состав, вздрогнув, остановился... Обождав, пока камрады снимут оцепление, Алексей поднялся в вагон и в первом же от туалета купе увидел своего киевского знакомца. Рейтинг Любицкого в его глазах резко поднялся, результат явно превзошел ожидание, вместе с киевлянином прикатили его жена и дочь, причем явно славянского типа. Алексей, никак не выражая своего удивления, радушно поприветствовал все семейство.
   - Все нормально? Как доехали? Давайте чемоданы перенесем в машину и вперед... Алена к приезду гуся должна приготовить... Ты ж, Боря свинину-то поди не употребляешь?
   - Да что я, поц какой, чтоб свинину не употреблять, - возмутился тот. Я к твоему сведению во Владимирском соборе крещен...
   - Боря, мне абсолютно безразлично твое вероисповедание! Я всего лишь о твоих пищевых предпочтениях... Я вот свинину не очень... Два раза болезнью Боткина болел, еще во студенчестве... Так-то ничего, а вот после жирного дискомфорт.
   - Ну, гусь это таки замечательно. Я вот киевской горилки с перцем везу. Масляных радиаторов пять штук захватил, как ты и советовал. А денег нам совсем не поменяли. У этих шлемазлов, понимаешь, марок ГДР в банке нету... Золотишка малость привез, колечки там, сережки...
   - Водки и здесь полно, зря беспокоился. Радиаторы здесь в хорошей цене. А вот золотишко напрасно вез, тут оно никого не интересует. У них своего хватает, пусть и низкопробного, но немцев и такое устраивает... Вообще, они люди, на наш взгляд, странные. Мехов полно - не носят, косметики валом - их бабы не пользуются, тряпок хватает - ходят хер знает в чем! И зарплаты вроде бы по нашим меркам шикарные! Ну, да сами увидите. Вот, только приехали вы не ко времени!
   - А что такое? Отсылают тебя куда? - встревожился киевлянин.
   - Да нет! Просто у них Рождество скоро начнется, все магазины, музеи, ярмарки позакрываются. Кроме дежурных магазинов ничего не работает! Ну, да ладно, не печалься. Мы, ежели надо что, в военторге возьмем. У меня там позиции хорошие!
   - Я ж тебе говорю, денег нам не поменяли! Какие покупки? Да и не за этим мы приехали! В кои-то веки совкам разрешили по частному вызову за железный занавес... До этого только официальным делегациям
   разрешали, да еще по турпутевкам в составе группы. Под надзором сотрудников Комитета глубокого бурения, само собой! На мир посмотреть интересно...
   За разговорами незаметно подъехали к Херцбергу. Неожиданно заговорил обычно молчаливый Володька.
   - Во, шеф, гляди! Вот на этом перекрестке "Фольксик" нас и торцанул! У нас главная, а он прет слева, и скорость под восемьдесят... Как даст в левую заднюю дверь... Я в свою вылетел... Локтем ему лобовое вышиб и вспорхнул ввысь... Лечу, а картинка медленно так крутится... Внизу машины сцепились и на месте вертятся... Ну, думаю, попаду меж них и хана мне... Нет, перелетел. На краю мостовой приземлился... на задницу. Гляжу, а я босой! И только потом тапочки возле входа в магазин нашел. Стоят так аккуратненько, словно я их сам снял и поставил! Чудо какое-то...
   - Чудо, что цел невредим остался! И, что бензин с раскрывшейся канистры не загорелся! Что искры с аккумулятора зиловского не полетели. Аккумулятор-то огромный, слышь Боря, сзади стоял, он под капот не вмещался, провод через всю кабину в моторный отсек... А от удара канистры с бензином раскрылись, ключи из ящика разлетелись. Коротнуть могло запросто, сгорели б на хер... Прапор Васька с левого переднего на водительское место перелетел. Ты, Володька, тем спасся, что спортсмен хороший, сгруппировался в полете! Да и кости у тебя стальные... Это ж надо, стекло вышиб, а на локте ни синяка. А если б ты выше на пару сэмэ попал? Да и по воздуху ты летел как орел, метров шесть... Тапочки, блин! Я, как увидел вас, у меня сердце чуть не стало. Однако, самостоятельно до Лейпцига доползли... Крепкую технику в Ульяновске делают! А как меня главвор драл портом!
   - А кто здесь у вас главный вор? - недоуменно спросил киевсеий гость.
   - Да это главный генерал по тылу! Тут как-то меченый приезжал, так после его визита у главкома инфаркт случился. Девятимиллиметровый! Да-да, ты правильно понял... Ну, думали... этого тоже в кандалы закуют! Хрен там, отмазался, им все как с гуся вода... Тасуют их, как крапленых тузов в шулерской колоде, а толку-то. Петр Великий-то правильно советовал...
   - Неужели все так плохо? Ну, в армии-то порядок, думаю, должен быть!
   - А как же, порядок! Вон... бордюры по пять раз перекрашены! Все ГСВГ в серый цвет перекрасили! Директива, понимаешь, такая нам пришла... Я на сборах тыловых в Кумм-Гуте у генерала спросил, для чего пол-то в серый цвет красить понадобилось? Так, думал сожрет меня... А серая-то краска не для полов, солдат в сапогах прошел и краску на подошвах унес... ведь перекрасили все, от заборов до полов в генеральских кабинетах, некоторые старательные идиоты пожарные щиты с огнетушителями перекрасили... Да, хер с ними, с идиотами! Вешать надо...
   - Ага, только вот вешать не мы их будем, а они нас... Проходили уже, с семнадцатого по пятьдесят третий...
   "Вот Бронштейны, Розенфельды, Свердловы, Урицкие, Якиры, Менжинские и иже с ними как раз и вешали", - подумалось Алексею. Высказываться же вслух он не стал. Не хотелось обижать гостя, тем более, что тот ни с какого боку не был похож на какого трибуна революции.
   В последнее время по анализу маленьких деталей в поведении людей, мелочей, на которые раньше не обращал внимания, Алексей стал предчувствовать некоторые события, впоследствии происходящие через неделю, месяц. Эти предчувствия, к немалому его изумлению, с завидным постоянством сбывались. При этом чувство интуиции или проницательности все больше и больше усиливались и обострялись.
   "Видимо, это результат наблюдательности и внимательности, анализа и сопоставимости схожих ситуаций", - так заумно прокомментировал ситуацию особист Остроумов, с которым у Алексея сложилось некое подобие приятельских отношений. Если у особистов, конечно, такие отношения, вообще возможны... Однако, жили по соседству, работали в одном дворе, обменивались книгами и даже выпивали иногда, сочетая это с игрой в шахматы, до которых Остроумов был чрезвычайно охоч...
   - Шеф, к Торгау подъезжаем, а там Эйленбург, Тауха и мы дома, - Володька на отрывая глаз от дороги, чуть покосился на Алексея.
   - Да, Боря, посмотри! Вот здесь, на этой луговине и братались наши с пиндосами в сорок пятом. И мой батя где-то тут был... Он еще отсюда серебряный американский доллар привез, обменялся на память с каким-то Джоном из Детройта... Батя ему червонец с вождем, а тот ему монету. Их в США к тому времени в обороте давно уже не было, старшим сыновьям на счастье дарили... Он долго у меня валялся, потускнел весь. С аверса на нем баба с трезубцем и надпись, а с обратной стороны орнамент типа арабского. Говорят, больших денег стоит.
   - Ну и где он сейчас, доллар этот?
   - Сперли, когда мне было лет восемнадцать-двадцать, дружки же мои и сперли... Либо Кеша, либо Гошка Куделин, сейчас кто ж докажет...
   Вскоре проехали пригород Лейпцига - Тауху, в ней стояла советская зенитно-ракетная бригада, командир которой и являлся начальником гарнизона.
   - Вон, видишь впереди труба огромная виднеется? Вот неподалеку от нее мы и живем. Там и железнодорожный вокзал, и зоопарк, и центр... Уж я тебя по городу повожу, тут есть чего посмотреть...
   За рождественскую неделю полностью осмотрели центр Лейпцига: Рыночную площадь, великолепную Старую ратушу середины XVI века, ее замечательные залы для заседаний со старинной мебелью, закопченные камины, которые топят до сих пор, изразцы и портреты городских старейшин, насладились запахом специй из расположенной на первом этаже лавки. Послушали, как с балкона Старой ратуши городские трубачи трубят гимн города. В здание Новой ратуши, расположенное чуть подальше от центра города, заходить не стали, зато осмотрели окружающие Старую ратушу и Рыночную площадь старинные торговые здания: бывшие ярмарочные склады, старую биржу семнадцатого века, первую кофейню Лейпцига, посетили самый старый винный погребок Саксонии, любимый лейпцигскими студентами и увековеченный Гете в "Фаусте" погребок Ауэрбаха, сфотографировались у бронзовой скульптурной группы, изображающей ссору средневековых студиозусов с доктором Фаустом и Мефистофелем. Осмотрели и церковь СвятогоТомаса, построенную в тринадцатом веке, в которой почти три десятка лет работал органистом Иоганн Себастьян Бах, и самую старую церковь города - Николаи-кирхе, удачно сочетающую элементы готики, ренессансной архитектуры, барокко и классицизма. От Николаи-кирхе вышли на площадь Августа, которую окружали: Лейпцигский университет, филармония и опера. Съездили и в южную часть города поглазеть на громадный памятник Битве народов, открытый в 1913 году, как раз к столетию знаменитого сражения России и Пруссии с войсками Наполеона, где пало 130 тыс. человек. Запыхавшись, взобрались на почти стометровую пирамиду и со смотровой площадки на ее вершине полюбовались прекрасным видом на город. И уж, конечно же, посетили расположенный вблизи от дома знаменитый Лейпцигский зоопарк. Выйдя через главные ворота, остановились у скорбного обелиска посвященного трагическим событиям "Хрустальной ночи".
   - В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года была уничтожена вся еврейская община Лейпцига, синагога сожжена. Уцелели единицы, - угрюмо произнес Алексей. - Да и тех потом прибрали, тут ведь такое тогда творилось... А синагога вон там стояла, сейчас ее восстановили. Я в ней бывал, правда, тогда в ней службы не было. Ты, знаешь, Борис, я тебе одну вещь расскажу. Ты только не удивляйся, я в Москве в планетарий зашел, просто время надо было как-то потратить. Ну, свет потух, лекция транслируется через стереодинамики, а изнутри на куполе звезды, планеты, метеориты... Полная иллюзия того, что ты сам в космосе. Сначала Солнечную систему показали, затем галактику, а потом уже обозримый кусок Вселенной. Знаешь, и такой себя песчинкой в этом огромном мире чувствуешь, да и не только себя, а вся наша Земля такой крохотной кажется. Что-то такое маленькое, на атомарном уровне. И, как подумаешь, что на этой песчинке, летящей куда-то сквозь огромные пространства, которой и существовать-то с точки зрения мирового космоса - сущие мгновения, ничтожно маленькие организмы, именующие себя Homo sapiens, лгут, насилуют, грабят, убивают себе подобных! И для чего? Для того, чтобы жировать за счет других. И так мне паскудно стало, что пошел я и так набрался, что еще на следующий день лежа качало... Что ж за существа-то, мы все? Хуже гиен с волками, ей Богу! Те, хоть себе подобных без особой необходимости не убивают! А людишки, да нет такой заповеди Моисеевой, чтоб не нарушали, и при этом маски на себя цепляют, в одежды благопристойные рядятся! Да любой неграмотный и дикий нанаец гораздо чище и благороднее всех этих царей, президентов, фюреров, генсеков и прочих гадов. Этот нанаец и к костру пригласит, и хлебом поделится... А эти уроды целые народы в печь отправят и не поморщатся, деревни, города, кишлаки и аулы напалмом с воздуха сожгут, у грудных детей кровь выцедят! Во имя чего все это? И будет ли этому конец?
   - Да, тему ты поднял, враз и не ответишь! - понурил голову Борис. - Враз и не ответишь. Это на себя со стороны посмотреть надо. А не каждому такое дано! А, кто памятник-то этот поставил?
   - Да не знаю я, у кого спросишь-то? Люди поставили, чтоб другие люди помнили и такого зверства в будущем не допускали, да только слабо это помогает! Пойдем-ка лучше пивка попьем, - спохватился Алексей. - Что-то мы с вами все больше культурными мероприятиями заняты! Надо же и пива с сосисками, когда-нибудь отведать...
   - А не опасно, как они в пьяном виде? Не агрессивные? А то у меня внешний вид, сам понимаешь, характерный...
   - Да пусть кто только гавкнет, сразу пасть разорву. У меня сейчас самое настроение! - мрачно процедил Алексей. - Да и не случится ничего, они люди смирные, без команды не беспредельничают, а команды такой им еще не поступало!
   Они подались в самый что ни на есть распростецкий гастштедт, расположенный в сотне метров от Лешкиного дома. Сюда частенько заходили живущие на "Брикете" советские граждане-военнослужащие и гражданские специалисты, работающие в воинских частях. Из пивного зала через черный ход можно было через сеть коридоров и лестниц попасть в соседний подъезд, через подвальное помещение выйти во двор и исчезнуть в слабоосвещенных переулках... Даже, если вдруг какому-то ретивому патрулю и захотелось бы задержать офицера, возжаждавшего пива, сделать это было бы затруднительно. Тем более что немцы абсолютно не понимали и не поддерживали идиотскую политику борьбы с алкоголем, проводимую Горбачевым и его приспешниками. Хозяин забегаловки вообще усматривал в этом покушение на его доходы... А что до агрессивности немцев, то ее среди добрых лейпцигских бюргеров просто не существовало...
   - Гутен абенд, камраден! - Алексей, широко распахнув дверь в гастштедт, одарив лучезарной улыбкой поддатых немцев числом около пяти. Те, что-то проворчали себе под нос.
   - Айн маль доппель водка фюр йедем камарад! - на чудовищном по грамматике, но зато безукоризненном по произношению немецком громко заявил Алексей. - Какой водка? "Кришталль", "Бергштром"? Кайне "Кришталь", дас ист бляу констриктор! Нур "Нордхаузен доппель корн"! - внес ясность Леха, из всех немецких водок выносящий лишь двойную ячменную из славного города Нордхаузена, остальные были еще гаже...
   Обычная порция водки у немцев составляет двадцать граммов, двойная - сорок, никакому советскому гражданину и в голову бы не пришло пить ее такими гомеопатическими дозами... Выставив, таким образом около двухсот граммов пойла немецким бюргерам, Леха принялся глумиться над ними. Дело в том, что подвыпивший немец, прямо жаждет, чтобы над ним подшутили. Об этом феномене хорошо описано у великого писателя Ганса Фаллады. Саксонцы же - очень трудолюбивые, душевные и отзывчивые люди, а кроме того, как и все немцы вообще чрезвычайно законопослушный народ. Алексей сконструировал длинную и насмешливую фразу и обратился с нею к сидящему у дверей пожилому красноносому любителю пива и шнапса:
   - Это не твоя ли Марта бегает по Голизер-штрассе с палкой и спрашивает у достопочтенных бюргеров, где ее муж?
   Громоподобный хохот завсегдатаев пивной был ему ответом. Тот, кому был адресован ехидный вопрос, смеялся заразительней и громче всех... Какой-то толстяк подошел вплотную к Алексею, хохоча и мешая русские слова с немецкими, он сквозь выступившие от смеха слезы спросил: Майн кумпель...варум ти знать Марта? Это натюрлихь его фрау есть! И когда дизем фрау приходить сюда - бедный Клаус прятаться там... Одер пльохо быть бедный Клаус. Ганц шлим! - толстый, как сосиска палец, указал на знакомую Алексею дверь черного хода. Хохот в пивнухе достиг своего апогея, Алексей угостил немцев московской "Явой", и они с Борисом заняли место за угловым столиком, стоящим возле черного хода. Кельнер приволок четыре полулитровых стакана "Пильзнера". Утолив любопытство и первую жажду, Борис достал трубку и поинтересовался:
   - Ну, а против трубки они не будут протестовать?
   - Они - нет! А если табак хороший, то и я не буду.
   - " Кэпстэн", достал по случаю. Приятель из Голландии привез...
   - Сейчас уже поздно, закрыто, а так, тут на Голизер-штрассе в пяти метрах табачная лавка! В ней сортов тридцать трубочного табаку, причиндалы разные... Трубки, трамбовки всякие, кисеты, ковырялки разные. Я в них не разбираюсь, но выглядит здорово... Завтра пойдем посмотрим!
   - Надо бы эти масляные радиаторы пристроить, ты ж говорил, что они спросом пользуются? У нас ведь марок нет, я ж говорил, что в банке не меняли...
   - Блин, Рождество... Все немцы отдыхают, кого где найдешь! Ладно, чего-нибудь придумаем! Завтра поедем в Гросс-Кугель, навестим старину Гердта... Он-то наверняка знает, где есть щенки ризены на продажу!
   - А далеко ехать-то? - поинтересовался Любицкий.
   - Километров пятнадцать, ты даже не заметишь! Тут ведь как? Едешь и не знаешь по какому городу ты едешь. Лейпциг это или уже Галле началось. А его деревня, Гросс-Кугель, как раз посредине.
   Так оно и получилось, вывернули на Георг-Шуманштрассе, любимую жителями советской колонии из-за изобилия магазинов, и покатили в сторону городского психдиспансера. Проехав мимо обители скорбных умом, Алексей обернулся к гостю:
   - Ну вот! Через три минуты будем в славном городке Штернбург!
   - Да, а я границы и не заметил? И чем же он славен, этот городок?
   - Да кто его знает! Пиво, вроде бы варят, а вон и пивзавод. Я, кстати, ихнего пива и не пробовал, привык к лейпцигскому пильзнеру...
   Вот и Штернбург кончился, мы уже к Шкейдицу подъезжаем, аэропорт тут международный... Кстати сюда и из Киева борта летают!
   - Да, интересно... Тут что, на одну улицу несколько городов нанизано?
   - Во-во, я и говорю, тут от центра Лейпцига до центра Галле всего тридцать километров, на этих тридцати километрах четыре города и три села. Села у них, не особо от городов и отличишь. Володька, поворачивай направо, почти приехали!
   Подкатили к аккуратному фольварку, стоящему на отшибе от поселка. Хозяин усадьбы, Гердт Кренцель, круглолицый и сдобный немец, что-то мастеривший у калитки, приветливо заорал:
   - О-о, Алекс! Гу-утн таг! Ви гейтц?
   - Аллес ин орднунг! Нун, ви гейтс ду аух? Во бист майне либе Гели?
   - Гели, Гели... А, курр-ва! - немец шутливо скорчил страшную рожу и погрозил Лешке огромным кулачищем. - Гели ист нур майне либе!
   - Чего это он? -удивился Борис. - Какая муха его укусила?
   - Да, - отмахнулся Алексей. - Это мы с ним так прикалываемся! Он имитирует приступ ревности. А я, типа, к его дюймовочке подкатываюсь... Скучно ему, вот и развлекается!
   Во дворе появилась и сама "дюймовочка", ядреная и могучая дама, килограммов этак ста двадцати. Кокетливо стрельнув глазками, она жеманно протянула руку. Алексей церемонно запечатлел на ней поцелуй... Могучая пейзанка зарделась как маков цвет и потупила очи... Гердт грозно нахмурил брови и завопил пуще прежнего:
   - О-о-о, кур-р-рва! Ду, ферфлюхте тойфель, цурюк! Дас ист майне фрау! Хундесшвайн...
   Посмеялись, пошутили, выпили по рюмочке отвратительной немецкой водки, преподнесли Гердту в дар квадратную литровую бутылку "Киевской с перцем".
   - Вир гратулирен дих унд Гели мит Вайнахт! Форзихт! Дас ист зер штарк водка! Мит роте пфеффер! Зер шарф. Майн либер кумпель! Дизем майн фройнд, профессор аус Киев-штадт унд эр мехьте герн кауфен ди айн ризеншнауцер-вельпе! - сымпровизировал Алексей и тут же перевел для Бориса. - Поздравил, предупредил, что водка - огонь! Назвал его любимым корифаном и сказал, что ты мой друг, профессор из Киева и хочешь купить щенка ризена. Надеюсь, он понял меня. Я-то по-немецки шпрехаю не особо... Хотя до сих пор понимали...
   - А почему ты меня профессором величаешь?
   - Ну, а чем ты не профессор? - легкомысленно отмахнулся Алексей. - Они уже привыкли, что тут ко мне одни профессора приезжают, а то и академики, то Хмельницкий, то Венедиктов, то Гольдфарб!
   - О-о, слышу еврейскую фамилию! А кто сей достойный муж?
   - Академик, директор Киевского НИИ токсикологии пестицидов... Земляк твой, стыдно не знать, кстати по-немецки Гольдфарб - это "золотая краска"! Да один хер... Тут суть важна - гордись и соответствуй! Короче, Гердт говорит, у него щенков нету, но он сейчас позвонит самому Траутману и поможет! Траутман, он у них по ризенам покруче академика будет...
   После телефонных переговоров пришлось ехать черт знает куда, аж за соседний окружной город Галле - в маленький городок Зальцмюнде. Подкатили к аккуратному домику на краю городка, остановились... Кренцель, переговорив с вышедшим из дому стариком, знаком поманил Алексея за собой. В большом вольере за домом резвилось четыре черных щенка. При виде посторонних самый смелый из них прижал уши и угрожающе зарычал...
   - Боже, какая прелесть! - растроганно умилился Борис. - Неужели повезло! Я себе не верю, это наверное мне снится!
   Повезло вдвойне, старый Траутман с удовольствием принял в качестве оплаты масляный радиатор мощностью в тысячу ватт. Еще пару прикупил для сына хозяйственный Кренцель. Стороны остались весьма довольными сделкой. Всю дорогу до дому щенок пытался залезть Алексею на голову, а когда убедился в тщетности своих попыток, принялся ожесточено жевать рукав Лешкиной парадной шинели.
   - Ну, вот! Все довольны и смеются, - подвел итог поездки Алексей, опуская щенка на пол квартиры. - Принимайте пополнение!
   Самым довольным оказался Лешкин ризеншнауцер Бахус, он тотчас же затеял с щенком веселую, дружелюбную возню. Щенок, сначала оробел, но потом пообвык и начал носиться по квартире, то и дело натыкаясь на стулья. Важный таксюк Аксель, напротив, забрался на колени к Алене и с большим неодобрением поглядывал на шумную компанию.
   - Ну, что же! Половина дел сделана! С ветсвидетельством на вывоз щенка проблем нет, я их сам выписываю! Вот, только ехать придется на советском военном поезде. Да это еще удобнее, а разницы никакой...
   - Ну, тогда двадцать восьмого и уезжаем! Хочу Новый Год дома отметить.
   - Я вас в Галле, к поезду отвезу. Пока на поезд не посажу, не успокоюсь. А как вы его звать будете? По документам-то он Дасти фон Тайхплатц, что-то типа с Прудовой площади, это питомник так называется...
   - Вот так звать и будем! Дастик, Дастюнечка, Дастинька. Ну, Алексей, век тебе этого не забуду. Ты куда заменяться-то планируешь?
   - Мне хотелось бы на Украину, поближе к родителям и сестре, - подала голос Алена, до этого занимавшаяся своим любимцем, длинношерстным таксюком, вальяжно расположившемся у нее на коленях. Рыжий и мохнатый, похожий на лисицу с длинными ушами, он вообще никогда не отходил от хозяйки далее, чем на метр.
   - А этого кривоногого уродца, она вообще обманом купила! Мы как раз к Кренцелям приехали - Бахуса подстригать. А у него важный посетитель, личный телохран Хоннекера, вельштерьера тримминговать привез. Ну, Гердт и говорит, мол-де, ризен пусть в машине с водилой посидит, а вы с Ангеликой кофе попейте. Когда освобожусь, позову и займемся Бахусом! Гели - баба компанейская, я из дипломата бутылочку яичного ликера на стол, она за стаканчиками... А я ее стопорю, мол тут имеются... У них, надо сказать, к такому ликеру стопки
   шоколадные продаются, тут тебе сразу и закусь, а то ликер этот, он как сгущенка... Короче, пока там Гердт возится, девки больше поллитры съели и беседуют... На каком языке - не понятно. Гели и приносит щенков карликовой таксы своей... Их двое всего и было. Алена в одного и вцепилась, давай говорит для подруги купим. Для Маринки. Это жена приятеля моего, он тут в прокуратуре служит. Типа, пока они в Москве, пусть у нас поживет. Ага, тот еще случай... Так и живет у нас, ты бы видел, что они с Бахусом творят! Гуляем когда, так встречные немцы от восторга тают! "Майн сюисс" говорят... сладкий значит по-ихнему! А вообще, по экстерьеру он очень хорош, по-таксячьему, конечно... А уж безобразник какой, это он только с виду лапушка, а внутри его сто чертей сидят...
   - А сколько у этого Гердта всего собак, - спросила Галина, жена Бориса.
   - С сенбернаром, что у калитки прицеплен и с таксой - маманей моего Акселя, все тридцать будут. Это только взрослых. Ризены в основном, эрделей три головы, пара овчарок... А щенков, всегда по-разному. У него со сбытом проблем не бывает, разметают моментально... Заводчик-то он знаменитый, второй после Траутмана. Ну, давайте еще по одной, да пора детей укладывать!
   - Да, что их укладывать! Ирина спит уже, Юрчик уже большой. Маринка проконтролирует, она у нас уже взрослая, ей уже паспорт выдали... - заявил Борис.
   - Нет, мне их еще вымыть надо. Да и вообще. Шли бы вы на улицу, или на лоджию, покурили... - заявила Алена.
   - А и то, Боря! Пойдем, прогуляемся перед сном! Погода замечательная... У немцев сейчас в каждом окне иллюминация. Город украшен к Рождеству. Пройдемся до Норд-платц, я тебе Юркину школу покажу, потом по Шуманке пройдемся, свернем на нашу улицу и домой. Где ты еще такое увидишь? Я понимаю, что Киев прекрасный город, но ведь не единственный на земле...
   - А это не опасно? - обеспокоено спросила Галина.
   - Это удивительно спокойный город, - ответила ей Алена. - Моя сестра, когда гостила у нас, тоже спрашивала. Потом сама убедилась.
   Алексей, незаметно зайдя в спальню, залез на антресоли и достал маленькую кожаную прямоугольную сумочку. Открыв ее, он взял в руки полиэтиленовый пакет с протертым заранее пистолетом. Не вынимая его, сунул пакет в карман анорака.
   "Немцы- немцами. Народ законопослушный, а на араба-отморозка
   тоже можно напороться. Рисковать не следует, в последнее время кто только здесь не шляется. Наших придурков тоже хватает. Да и какие-то неонацисты появились...".
   Прошлись, поболтали, покурили... Полюбовались городскими улицами и особняками, украшенными рождественскими огнями и еловыми венками на дверях и оградах. В каждом окне виднелись зажженные свечи и силуэты фигурок, изображающих библейские сюжеты.
   - Рождество они празднуют в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое. Затем еще два дня. Вайнахт - называют. Немцы все эти дни оттягиваются. По ярмаркам шляются, игрушки скупают, подарки, сладости, штрудели и рулеты лопают. Развлекаются, у них типа тумблера в голове, циклы переключать: щелк - работа, щелк - веселье, щелк - еще чего. Сейчас - цикл праздника. Уж я и не знаю, что лучше? Как у нас, или как у них, - задумчиво признался Алексей. - Честно признаться, классный они народ... У них как-то толково все! Работают, строят, украшают! Золотые головы, руки... А недавно мне тот же Гердт сказал, что и сердца. А у многих наших - сплошная дурь в голове... Вот, прапора недавно встретил, вместе в Благовещенске служили. Он мне и говорит, я пару елок достал. Тебе дать одну? Я ему - как это? Тут ведь елки не достают, а покупают... Их и продают за мелочь возле каждой церкви! Срубил, говорит! Я ему, идиот, мол, да тебя за эти елки в Забайкалье сошлют, ежели попадешься! А что о нас немцы подумают? Здесь, говорю, не амурская тайга, тут каждую елочку люди сажали, ухаживали за нею! Обиделся, урод, да и хер с ним! Ну вот почему я деревьев не ломаю, стекол не бью, матов на заборе не пишу? Ведь не из дворян, кажется? Впрочем, свою родословную дальше бабки не ведаю, да и про нее ничего толком не знаю... Все от культа пострадали, слова боялись молвить. Одно знаю, ведьма она была неслабая... Мне как младшему сыну ее младшего сына тоже передалось. Нет, ты не думай, я специально ничего наколдовать не умею. Иногда, когда что-то заставляет, такого натворить могу, или предсказать... Оно, такое состояние само накатывает, и тогда много чего натворить могу...
   - Что я могу тебе сказать? - подумав, ответил Борис. - Оно и не диво, что мало нам про предков известно! Перепахали страну, судьба человеческая тогда ничего не стоила... Страшные времена были. Да и мы и сейчас-то, никому и на хер не нужны! Авантюристы и дилетанты у власти. Больше семидесяти лет шла селекция наоборот... Личность нивелировали. Кто из серой массы выделялся, того под корень... И весь род его тоже! Возьми Вавилова, Тамма, Ландау, Гинзбурга, Сахарова, Минца, Мандельштама... Каких людей перемалывали!
   - Мандельштама знаю, он поэтом был? Я и стихи его знаю... Как там? "Мы живем, под собою не слыша страны, наши речи за десять шагов не слышны..."
   - Я про другого, про физика-ядерщика! Был и такой, а сейчас никто и не помнит!
   Образованный и саркастический собеседник, Борис нравился Алексею. Кроме того, в нем, несмотря на его возраст, угадывался отчаянный авантюрист и сорвиголова.
   Придя домой, Алексей достал заранее приготовленный пакет и протянул его Борису.
   - Это тебе! Хоть ты и не католик, но прими к Рождеству.
   - Спасибо! - протянул удивленный и заинтригованный Борис. - О-о-о, трубка, да какая! Кисет, топталки-ковырялки! А это что? Табак, да еще и голландский... "Амфора"! Ну, старик, уважил... Не забыл ведь! И когда только успел?
   Алексею была приятна хоть и небольшая радость, доставленная хорошему человеку. Он, вообще, наивно считал, что добро, сделанное людям обязательно вернется к тебе же...
  
  
   ГЛАВА 28. НЕМЦЫ И ВЫПИВКА
  
   Вечером, двадцать девятого декабря устроили "корпоративную вечеринку". На которую, памятуя старинную русскую пословицу о долге и платеже (накануне отмечали немецкое рождество в компании профессоров ветфака Лейпцигского университета), пригласили немецких коллег - профессоров Вольхарда Фукса и Зигфрида Гольбса, а так же их соратницу, доктора ветеринарных наук, худощавую и стройную блондинку Сильвию Блашциг.
   - Вы, бабоньки, чего-нибудь нашего приготовьте, национального! Чего в их кухне не имеется... Пельменей, само собой, винегрету, рыжиков соленых на стол подайте, я слышал Бажелюки с Союза привезли! Они такого не ели, им интересно будет! - озадачивал подчиненных за пару дней до события Алексей. - Ты, Василий, барашка зарежь для шашлыка, да не так, как в прошлый раз, старого, еле прожевали... Селедочки хорошей привези, или горбуши... Я Айзатуллина нагну, он нам за те вагоны по жизни торчит!
   - Это точно, как земля колхозу, - одобрил Василий. - Он еще не скоро за те вагоны с тухлой селедкой рассчитается! Мы весь удар на себя приняли. Может и поросеночка в духовке зажарим?
   - Не-а! Это уже перебор! Борщ, пельмени, винегрет, оливье, селедка под шубой, шашлык, заедки там всякие! Ты, вот что! Водки советской я с пяток бутылок куплю, но это для затравки, - ставил задачи Леха. - Спирту-ректификату разведи, ну, того что мы на мяте настояли... Разведи градусов до сорока пяти, глюкозы добавь, аскорбинки! Ну, тебя учить - только портить. Машину с утра возьмешь, в Брандис сгоняешь, заодно посмотри, как там наши барашки растут! Выберешь жирного, но не старого... А то в прошлый раз приволок какого-то долгожителя, еле прожевали эту резину...
   Василий был мастером скоростного выращивания баранов. Секрет открывался просто: в лаборатории по штату, утвержденному еще в "лохматые" годы, было положено содержать баранов, причем молодых...
   Бараньи эритроциты в те далекие годы являлись необходимым компонентом многих серологических реакций по обнаружению возбудителей опасных болезней. Но поскольку баран, а равно и овца, не могли оставаться вечно молодыми, приходилось на свой страх и риск заниматься овцеводством. Пасти овец в центре крупного европейского города никто не собирался, и поэтому большую часть года лабораторные рогатые проводили на подсобном хозяйстве 357-го отдельного штурмового авиационного полка в небольшом немецком городке Брандисе, в двадцати пяти километрах к югу от Лейпцига. У вертолетчиков была своя, средних размеров отара. Василий, ветеринарный фельдшер по штатному расписанию, ревностно и старательно опекал баранов. Естественно, никто из хозяйственников полка не смел ему перечить. Когда наступал нужный момент, Василий прикатывал в Брандис и грозно вопрошал:
   - Ну, как там наши бараны! Сегодня я одного забираю! Давай все бумаги оформим, старую накладную я изымаю, вот тебе новая! Которые
   из них наши?
   - Да которого выберешь, мне лишь бы по количеству совпадало, - покорно вздыхал ответственный за подсобное хозяйство прапор.
   Естественно, хозяйственный Бажелюк не мог не выбрать самого упитанного барана. Однако и на старуху бывает проруха... В последний раз Вася и приволок такого монстра-долгожителя. Чистого мяса набрали ровно два ведра. Однако, шашлык оказался жестким, как автомобильная резина... Три часа все мужики лаборатории по очереди крутили рукояти двух мясорубок, затем до позднего вечера набивали специально приготовленные свиные кишки фаршем...
   - Ничего! - бодро заявил тогда Василий. - Колбаска, она тоже пойдет, я в фарш сала добавил, перчику, мускатного ореха, кардамона... Все, как учили!
   Колбасы ели тогда две недели, еле справились...
   В назначенный день лабораторию окутывали аппетитные запахи. Во дворе вовсю дымил огромный мангал. Женька Данилин, надев огромный белый халат, священнодействовал над шашлыками. Он умудрялся одновременно переворачивать шампуры и сбрызгивать угли пивом из пульверизатора, когда жир, стекающий с аппетитных кусочков мяса, внезапно вспыхивал. Когда же угли начинали затухать, он принимался неистово размахивать куском картона, раздувая их. Кроме этого, он умудрялся отругиваться от незваных советчиков и пресекать их попытки утащить пару кусочков на пробу... А на кухне царствовала Аннушка Бажелюк. Раскрасневшаяся, в белоснежном переднике и с половником в могучей руке, она казалась олицетворением богини кулинарного искусства. О ее борщах, кулебяках, пирогах и прочих шедеврах украинской кухни Алексей знал не понаслышке.
   - Ты, Василий, наверное по расчету женился, - Алексей дружески подковырнул млеющего от всеобщего признания талантов его жены Василия. - С конкурса поваров ее украл и женился!
   Вечеринка удалась на славу. Коллектив веселился от души, немцы по достоинству оценили кулинарные способности Бажелючки, а "ликер"
   приготовленный ее супругом, вообще оказался выше всяких похвал.
   - Алекс, дас ист генау ви "Берлинер люфт"! - заявила Сильвия, лихо опрокинув очередную порцию пойла.
   - Шеф, ты гляди, как бы ее в страну дураков не унесло! Она уже с пол-литра выкушала! Я спиртометром мерил, там больше сорока пяти градусов. Кстати, что она там лопочет? - опасливо шепнул на ухо Бажелюк.
   - Вася, спиртометр привирает, ты ж туда глюкозу добавлял, она тоже плотность снижает. Я тебе потом все объясню, не до физики зараз! А "Берлинер люфт" - это ликер такой, мятный. В нем градусов тридцать... Вообще-то, немцы на свои понемногу пьют. Ну, один дупель водки и кружку пива за вечер! А на халяву - сам видишь!
   Расползлись около двух ночи, Алексей, не злоупотребивший алкоголем, и крепкий, рассудительный Данилин повели сажать на ночной трамвай двух окончательно и бесповоротно пьяных профессоров. У Фукса, в обычном своем состоянии корректного и подтянутого господина, после употребления немыслимого для немца количества алкоголя в голове перепутались программы. Почтенный руководитель кафедры токсикологии крупнейшего европейского университета превратился в какого-то хулиганистого средневекового ваганта: он во всю глотку распевал йодли, пытался рассказывать какие-то анекдоты, перескакивая при этом с немецкого языка на английский, которым владел в совершенстве... Коренастый, смешливый Зигфрид Гольбс, наполовину лужичанин, несмотря на славянские корни, напротив притих и двигался как сомнамбула... Загрузив обоих профессоров в подошедший пустой трамвай, Алексей и Евгений вздохнули с облегчением. Но не тут-то было, неугомонный немец встал в створе дверей и торжествующе завопил:
   - Фэвел, май диарз френдз!
   - Во, опять его на английском переклинило! Да февел, февел, ауфвидерзеен! Угомонился бы ты, а еще профессор! - неодобрительно буркнул Женька. Вожатый трамвая, которому порядком надоело сигналить об отправлении, нажал тумблер закрытия дверей. Створками дверей Фуксу прижало голову, он рванулся и освободив зажатые уши покатился по полу пустого вагона. Его коллега, Гольбс, смирнехонько сидя у окна, махал зажатой в руке тирольской шляпой и посылал советским камрадам воздушные поцелуи...
   - Слышишь, Женька! А куда эта Сильвия подевалась? Никто и не заметил, как она исчезла! Как ее охрана за пределы двора выпустила?
   - Ежели выпустила, это полбеды! А вот если оставила для своих нужд, это будет куда хуже! Солдатики там кормленные, по п....е соску- чившиеся! Для немки-профессорши это будут незабываемые впечатления!
   - Да ну тебя! Не посмеют! У этих ребят дисциплинка та еще! Это ж с шестой берлинской бригады караул, их из Берлина еженедельно привозят... Бывал я у них в Карлхорсте, туда кого попадя не берут, а в первом батальоне, вообще только славяне служат. И заметь, на дембель все в зеленых погонах едут, перешивают в поездах. А ты на значки ихние посмотри! Погоны у них красные, а значки - "Отличник погранвойск". Чекисты, короче...
   На следующий день Алексей приехал к Фуксу в лабораторию. Профессор сидел за рабочим столом. На его лице отражалась глубокая скорбь и печаль всего мира.
   - Алекс, волен зи альказельтцер, - обратился он к Лехе. - Дайн копф ист шмертц?
   - Эх ты, дурень германский! А еще профессор токсикологии! Волен зи похмелиться? - с этими словами Алексей извлек из кейса плоскую флягу из нержавейки, купленную в Запорожье во время отпуска.
   - Вас ист дас... похмелиться? О, кайне водка, ихь канн нишьт!!!
   Однако Алексей нашел нужные слова и убедил немца. После двух пятидесятиграммовых рюмочек щеки мученика порозовели, а глаза приобрели блеск, вообще-то несвойственный немцам.
   - Ты ж смотри, Фукс! Часто так не делай! Филе опохмелиться ист Вег цум алкоголизмус, ферштеен зи? Сопьешься на хрен... Что русскому здорово - то немцу смерть! Да и русским-то зачастую...
   - О-о! Я-я, ихь бин токсикологие профессор! - успокоил его Фукс.
   - Ви гейтс Сильвия? Аллес ин орднунг? - с тайной надеждой спросил Алексей. Из пространных объяснений опохмеленного профессора Алексей понял, что у Сильвии все в порядке, что она весела, счастлива и необыкновенно игрива с утра...
   - Вери стрейндж! - как мог, выразил свое недоумение Алексей. Сердечно попрощавшись с немецким приятелем и вторично предупредив его об опасности алкоголизма, успокоенный Алексей откланялся...
  
  
   ГЛАВА 29. ОХ И ДЕЛА...
  
   С наступлением сумерек Москва быстро пустела. Редкие прохожие, обходя кучи мусора, оставшиеся от дневного "рыночного изобилия", торопились поскорее попасть домой. Пассажиры метро отводили глаза от сквернословящих и курящих прямо в вагоне коротко стриженых качков. На улицах машин больше, чем людей. Оно и понятно, в автомобиле сегодня передвигаться безопасней. Зато в кабаках, барах и других питейных заведениях вовсю гуляла блатота. "Ка-а-нкретные пацаны" из различных группировок, какие-то помятые дамы " полусвета", "коммерсанты удачи" и откровенные уголовники с синими от татуировок пальцами были готовы до утра глохнуть от назойливых шлягеров, пялить глаза на публику, ловить ноздрями, более привычными к вони камерных параш и лагерных шконок, дым дорогого табака и аппетитные запахи заказанных блюд. Москва окончательно превратилась в откровенно бандитский город. Она стала эталоном беспредела, образцом бессилия власти и диктата законов мафии. Никто в столице не чувствовал себя в безопасности. Ни нувориши, окруженные бывшими сотрудниками спецназа, не застрахованные от пуль наемных убийц или радиоуправляемых бомб, ни заурядные обыватели, живущие от зарплаты до зарплаты, запросто могущие стать жертвами налетчиков-любителей или получить смертельный удар кастетом от нанюхавшихся клея подростков. Стычки между самими уголовниками наносили братве гораздо больше урону, чем вся правоохранительная система - милиция, прокуратура, служба безопасности. Жертвами бандитских войн, зачастую оказывались и случайные прохожие. За год в Москве и области число убийств перевалило рекордную трехтысячную отметку. За сутки в столице совершалось пять-шесть убийств. Можно было запросто получить топором по голове, человека могли избить и в бессознательном состоянии столкнуть в лужу, где он и захлебывался. Были еще и пропавшие без вести (это не что иное, как профессионально сокрытое убийство), несчастные случаи и самоубийства (вызывающие сомнения), гибель на пожарах, смерть новорожденных... Невероятно высокий в Московском регионе показатель гибели в дорожно-транспортных происшествиях и постоянно снижающаяся продолжительность жизни довершали этот ужас...
   Такой столицу империи застали приехавшие на совещание руководящих кадров службы майоры Алексей Гудин и Юрий Селиванов, начальник Бранденбургского ветотряда. Донской казачина до мозга костей, он взрастал не в самом спокойном районе Ростова-папы. Юность его прошла в подворотнях ростовских трущоб. Он, как и Алексей, не по книгам знал блатную "романтику". И так же ее ненавидел...
   - Да-с, господин майор, делаем однозначный вывод , что когда-то образцовый город так и не стал оазисом коммунизма, а превратился в криминальную клоаку! - несколько витиевато оценил он ситуацию.
   - Бл..., сказал бы кто, я б тому в рожу плюнул! Словно во времена своего детства вернулся! У нас тогда на Дальнем Востоке тоже весело жилось! Тут надо ухо востро держать! - поведал Алексей. - А тебе еще в банк ехать, со вкладной книжки лавэ снимать! Я-то еще в предыдущую поездку в Союз себе чековую книжку завел! Очень, кстати, удобно. В любой сберкассе обналичивают, и через границу без проблем таскаю. А тебе в банк треба! Лично я знаю два таких. Один на Рязанском проспекте, другой на Лосином острове... Предлагаю первый, второй в такой глухомани... Там и днем до трусов разденут. У тебя какая-нибудь приправа имеется, или ты, как лох, пустой в столицу приперся?
   - Только нож. Охотничий, складной... Малюсенький такой шутильничек, сантиметров двадцати!
   - Ну, я тоже не пустой! Поедем на Рязанку.
   На Рязанском проспекте возле отделения банка, несмотря на довольно поздний час, змеилась заснеженная очередь. Пройдоха Селиванов, ввинтившись в самое ее начало, нежно приобнял незнакомую, довольно симпатичную даму лет тридцати пяти.
   - Дорогая, я не очень опоздал! Пока в Генштабе совещание закончилось, пока в ресторане столик заказал! Думал, не успею!
   Сообразительная блондинка, сощурившись, оценила черноусого красавца в парадной шинели и явно осталась довольной увиденным.
   - Нет, дорогой, не опоздал, но я уже начала волноваться!
   Алексей не рискнул заходить в помещение с пистолетом за пазухой. Мало ли что могло произойти. Объяснения с милицией по поводу " найденного возле метро" пистолета, категорически не входили в его планы. Дождавшись казака-ловеласа, что-то пламенно втолковывающего блондинке на пороге банка, а вернее, силой оторвав его от млеющей под потоком комплиментов дамы, Алексей увлек его в сторону метро. В темноте из-за заснеженных елок вынырнул какой-то хмырь.
   - Эй, командиры! Водки со мной выпьете? - придурок, явно отвлекая внимание, продемонстрировал откупоренную бутылку.
   - Ты, мужик, что, с дуба рухнул? Вали отсюда! Юрка, атас! Вон, слева еще двое, с перьями. Как жопой чуял... Давай быстро, спина к спине!
   Достать пистолет из-за борта шинели было секундным делом, патрон досылать не требовалось... В нарушение всех мыслимых наставлений Лешка всегда досылал его заранее... Спусковой механизм тэтэшника не имел ручного предохранителя. Во избежание случайного выстрела его всего лишь ставили на предохранительный взвод, изготовить же к стрельбе можно было быстрым движением пальца. Что и было сделано... Прижавшись спиной к спине ощетинившегося клинком товарища, Лешка навел ствол на фигуру нападавшего. Тот, как будто наткнувшись на невидимую стену, резко остановился, на его дегенеративной роже отразилось какое-то подобие досады. Также резко остановились другие члены стаи. Замерли, готовые в любую секунду к продолжению атаки...
   - Что, суки, не нравится? Перья на снег, а то башку прострелю...
   Наведя ствол на колено незадачливого скокаря, Алексей не колеблясь нажал на курок. Грохнул выстрел, однако особого ажиотажа среди населения он не вызвал. Никто, против ожидания, не орал, не звонил в милицию, не пытался геройствовать. Даже любопытствовать никто не возжелал... Двое грабителей растворились во тьме. Раненый крутнулся и упал навзничь, но тут же перевернулся и завывая, на четвереньках устремился следом... Падал и искрился в лучах редких фонарей снег... Нырнув в распахнутый зев метрополитена и проехав одну остановку, офицеры выскочили на станции "Кузьминки", взяв там частника, доехав до "Таганки", не спеша рассчитались с водителем, степенно вошли в метро, спокойно спустились по эскалатору и через три минуты поезд подземки мчал их по кольцевому маршруту к Новослободской.
   - Не думаю я, что эти уроды кинутся в милицию, - после некоторого молчания сказал Алексей. - Их туда буксиром не затянешь!
   - Оно, конечно, однако волыну надо скинуть!
   - Ага, сейчас! Никаких волын не напасешься! Да и прикинь, заявы стопроцентно не поступит, а стало быть гильзу никто искать не будет. Пуля ногу явно навылет прошла, иначе бы он так шустро не ускакал... Ежели и зацепила, так только мякоть... Маузеровская-то пулька, она бронежилет навылет бьет! Она сейчас где-нибудь в земле торчит. Снег валит, занесло все следы... Почищу и протру, чтоб пальцев не оставалось. Через пару дней мы уже в Германии будем. А на таможне меня ни разу не шмонали. Да я его на груди хранить и не собираюсь, приныкаю где-нибудь, а по Польше достану... Сейчас времена такие, что без ствола гораздо опаснее. Ты сам только языком не тряси... Тебя ж спасал!
   - Лишнее говоришь! Только непонятно, как они нас пропасли!
   - Тоже мне загадка! В этом банке все стены стеклянные, видно все как в аквариуме! В таком здании обычно магазины "Овощи-фрукты" размещают, а тут какой-то дурак банк разместил... Другое удивляет - так нагло, и не в лесу ведь. Да, времена веселые на родине настали. Где масла оружейного взять? Ладно, одеколоном ототру. За три дня ни хера не случится. Домой приеду - смажу. Кстати, водочки надо бы выпить, а то меня что-то трясти начинает! Позднее зажигание! У меня пара-тройка бутылок имеется. С Лейпцига везу. Придем в гостиницу - оскоромимся!
   - Пара-тройка! - снисходительно усмехнулся Селиванов. - Я целый чемодан привез. Я ж знал, что тут ни хера не купишь. Дожились, блин. Москва голодная сидит. В магазинах нет ни хера! А что тогда в провинции делается? Оторвались мы за бугром от реальности, так сказать! А ведь скоро на матушку-родину возвращаться. Что-то, абсолютно никакого желания не испытываю.
   - А ведь придется! - сокрушенно вздохнул Алексей. - Мне раньше, тебе годом позже...
   Однако, сразу выпить не удалось. Через полчаса снизу по внутреннему телефону позвонил Тихон Ковба. Он по своим каналам узнал о приезде Алексея и вместе с братом Михаилом подъехал повидаться на своем "Жигуленке". От предложенной выпивки отказался, однако бутылку сухого джина принял в дар с видимым удовольствием...
   - Я в завязке временно. Проблемы в Сибири возникли с этим делом. Сейчас не пью, ну, а попустит - употреблю. Или, вон старому отдам! На двадцать третье февраля... Ирка в марте рожать будет! После твоего визита в Новосибирск я откис от выпитого, обождал, пока организм от алкоголя очистится, и выполнили мы давно планируемое!
   - Ну, дай вам Бог! Это ж сколько вы с ней в браке? Года четыре?
   - Да все не получалось как-то! Ты ж, знаешь поди, и у меня, и у нее это второй брак. С первой своей я еще в Ютербоге развелся...
   - Ты, помнится, что-то такое говорил! Да это пустое... Я твою первую и в глаза никогда не видел. Только Ирину и знаю. Ну, дай вам Бог крепкого и здоровенького ребенка! Ну, время уже позднее. Я к вам перед отъездом заскочу, если вы не против! Ты там же живешь, со стариками?
   - Там же, но не со стариками. Бате как фронтовику отдельную квартиру от Моссовета выделили... Только позвони заранее, чтобы я не завеялся никуда! Ирка-то всегда дома, куда по такому времени, да еще в
   положении шастать? Чугунные ворота, дом девятый... Помнишь еще?
   Выпив по паре чашек скверного кофе в буфете гостиницы, поговорили о том и сем, Тихон поведал Алексею московские новости, выслушал немецкие сплетни. Проведя таким образом пару часов, приятели распрощались. Проводив Тихона, Алексей поднялся на четвертый этаж гостиницы, распахнул дверь в комнату и обомлел... Накурено, хоть топор вешай! На стульях, кроватях и подоконнике сидело человек пятнадцать... На крохотном пятачке свободного пространства четыре какие-то тощие курицы изображали подобие бального танца. На столе стояло с десяток разнокалиберных полупустых бутылок. Столько же опорожненных валялось под ним.
   "Та-ак, ром, джин, вайнбрандт немецкий, корн и киршликер. Не слабая смесь! У кого-то завтра головка будет бо-бо."
   - Что за половецкие пляски? Ну-ка, на хер с пляжа. Все-все, суаре интим закончен! Все, говорю! Дамы и господа, на выход! И это тело уносите! Оно тут не проживало! - Алексей решительно разогнал толпу алчущих и страждущих. Затем решительно распахнул ветхие оконные створки. Холодный январский воздух плотной струей ворвался в комнату, мгновенно выветрив алкогольные пары и табачный смог. Алексей уложил на постель и укрыл одеялом задремавшего казачину, затем проверил содержимое его бумажника.
   "Ну, слава Богу! Деньги и документы на месте. А могли бы и увести. Да так бы и случилось, ежели бы я эту "свадьбу" не разогнал! Ну, офицеры, это понятно! А балерины-то эти откуда? Причем, ведь в сценических костюмах... Да уж, устроил Селиван скоростной забег в ширину!"
   Убрав мусор и приняв холодный душ, Алексей принялся чистить пистолет, разорвав для этого чей-то носовой платок и обмакивая его в банку из-под шпрот...
   "Ничего, потом перечищу, потерпит!" - успокаивал он сам себя.
   К оружию Алексей относился не то чтобы трепетно, но с достаточным уважением. Такая чистка представлялась ему форменным безобразием, но другого выхода не было...
  

* * *

   Последующие дни пронеслись галопом. Совещания, собеседования в генеральских кабинетах, согласования с кадровиками... В свободное от этой тягомотины время - краткие визиты к московским знакомым, посещение московского магазина госстандартов и заключение абонентского договора и другая суета... Алексей умудрился встретиться с Башкирченко и Гуриным, они, к счастью, жили в одном номере той же гостиницы при Театре Советской Армии, в которой поселили всех участников сборов. Там же, Алексей познакомился с предполагаемым своим заменщиком, здоровенным и немногословным майором Лыгуненко.
   - Где, говоришь, лаборатория Киевского округа стоит?
   - В Н..., а ты, что, не знаешь разве? Странно...
   - Тоже мне, пуп земли! Обычно там же, где и штаб округа. Например, в Хабаровске, Чите, Новосибирске, Свердловске, Горьком, Минске, Львове, Риге. Вот только моя не в Вюнсдорфе, а в Лейпциге! Так это лучше в сто раз, подальше от начальства, понимаешь...
   - Вот и у нас то же самое. Раньше она в Харькове была, потом в Красногорске Харьковской области, а потом ее в Н... загнали.
   - Ты мне про город ваш расскажи. Я ж про него только в книжке читал, и то вскользь упомянуто было...
   - А чего про него рассказывать? Промышленный центр, населения под миллион, народ неспокойный... Преступность высокая, экология ужасная, да сам увидишь! Своеобразный такой городок. Больше ста кэмэ в длину. Где железо находили, там и селились... Вот эти поселки объединили дорогами и городом обозвали...
   - Умеешь ты порадовать! Душевное тебе мерси! Теперь ты слушай... Древний город, ему лет семьсот. Культурный, финансовый и банковский центр. Зеленый и красивый. Масса памятников истории. Советских частей мало... Народ замечательный. Город - в самом центре страны. Час езды до Дрездена или Наумбурга, три - до Берлина, полчаса - до Галле. Да там все рядом, страна небольшая, дороги хорошие... Вокруг леса и озера - красота ... Я б еще там лет сорок прожил! Тебе повезло, короче... А вот мне, еще вопрос!
   - Ну, где-то еще хуже! Ты ж в Читу не хочешь?
   - Спасибо, я в отдаленке уже служил, в ДальВО. Все там хорошо, только зимой сопли в носу замерзают, да воробьи на лету от мороза дохнут! А так - ничего! А, еще забыл, у лошадей зимой глазные яблоки от мороза лопаются... До минус пятидесяти трех иногда доходит! Я как-нибудь в вашем Н... послужу! А до Запорожья там далеко?
   - Не-а, автобусом часа четыре, не более! Да и то, не напрямую, а через Днепропетровск. Но это уже Одесский округ. А тебе там чего?
   - Да мне по барабану, какой там округ. Тесть у меня там, с тещей...
   - Ну, договорились! Я генералу скажу, что на замену согласен. Ну а ты?
   - Да мне-то в общем выбирать не из чего! В Одессу не хочу, Днепропетровск не люблю... В Запорожье нет ничего по моему профилю. А, хер с ним, поеду в Н..., где наша не пропадала! Согласен!
   К вечеру решили сходить в ресторан. Выбрали "Пекин". Алексей много слышал об этом ресторане, но не был никогда.
   - Юрий, а что, мы не белые люди? Пойдем, пожрем по-человечески! - обратился он к Селиванову. - Я, в принципе, китайскую кухню с детства знаю. Все равно совковые бабки со дня на день в прах превратятся, так чего их жалеть! Хоть будет, что вспомнить! А то, я тут вечно голодный хожу...
   - Ладно, только я родственницу свою приглашу! А то неправильно поймут, как это, в кабаке и без баб! - Селиванов лихо подкрутил ус.
   - А кто такая! Откуда у тебя здесь родственницы? И почему только одну? А тебе...
   - Не прикалывайся, это моя кузина. Ну, короче, моей бабки внучатая племянница. Да там черт не разберет, в этих хитросплетениях! Она тут в Москве лет десять живет. Диссертацию защитила, замуж сбегала. Сын ее сейчас у нас в Ростове гостит, у моих стариков. Ему летом в первый класс идти. Она в Строгино живет, когда разводились, квартира ей осталась. Мужик ее бывший, врач-травматолог сейчас в Ливии работает, по контракту. У него давно другая семья, девочки-двойняшки. Да, я его и не видел ни разу в жизни, так - маманя рассказывала.
   - А как ты ее пригласишь? Она сейчас, поди, на работе?
   - Вот туда и позвоним! Где-нибудь на подступах встретимся!
   - Да, кстати, а что это за профуры у нас в комнате балет танцевали?
   - Это? - Селиванов довольно подкрутил ус. - Это хореографический коллектив Театра Советской Армии... Я их ликерами пытался споить! Но, судя по твоим россказням, успеха не поимел! Тренированные дамочки! Я, что-то раньше их подустал...
   - Хорошо, что они твои карманы не обшмонали! Меня благодари...
   С "родственницей" условились встретиться у десятой кассы городского аэровокзала. Ждать пришлось недолго, не более двадцати минут. К кассе подошла стройная красавица лет тридцати, чем-то смутно похожая на своего дальнего родственника. Юрий, гусарским движением поправив усы и подмигнув Алексею, бросился вперед. Известный женолюб и трепач, он засыпал красавицу комплиментами, приветами от многочисленной родни. Словом, не давал раскрыть рта, пока не усадил в пойманное Алексеем такси. Красавица снисходительно посматривала на принимающего горделивые позы усача.
   "Откуда чего берется? Какие приветы от родни? Когда он их видел в последний раз? Ведь вместе из Германии приехали!" - подумал Алексей.
   - Ох, Юрка! Какой ты в детстве был трепач и фантазер, такой и остался! А помнишь, как ты у бабушки Дарьи варенье сожрал и на меня
   свалил! Меня тогда еще на полдня в угол поставили и на пляж не взяли! - красавица решительно пресекла токование усача. - Ты, лучше меня с другом познакомь, а то он все молчит!
   - Да где тут слово вставить! Я просто потихоньку вами любуюсь!
   - А правда мы с Викторией очень похожи? - тут же встрял неугомонный вертопрах.
   - Ага, особенно усами! Так, что-то общее в разрезе глаз, носы чуть-чуть похожи! Ну, скажем, она улучшенная копия женского варианта тебя. Ну-у, очень улучшенная!
   Алексей знал, что гостиница "Пекин" и одноименный ресторан, чуть ли не со дня его основания в 1957 году активно используется комитетом глубокого бурения, а все халдеи "Пекина" стучат туда не хуже дятлов. Об этом он и шепнул неугомонному казачине, улучив момент, когда Виктория отвернулась, поправляя перчатку.
   - Там в кабаке вся прислуга гэбэшная! Ты язык-то не распускай! Боком вылезет! Турунди чего-нибудь о цветах, музыке, архитектуре! Короче, в то время, когда космические корабли бороздят просторы... Лишнего не ляпни, там, по слухам, и столики прослушиваются...
   На тот период в кабаке было два зала: китайский и славянский. Лешка решительно направился в левый, китайский... Заняли столик в левом ряду, посредине между эстрадой и выходом. Столик обслуживали сразу два официанта, блондинистый русак и чистокровный китаец. Алексей легко мог отличить китайцев от других азиатов, он ведь родился и вырос на китайской границе и среди его однолеток, соседей и одноклассников, товарищей по детским играм и забавам были и Бай Цзыбин, и Ю Сехе, и Ван Чинтун, и Ирка Чим Лай... Сверяясь с меню и отложив его в сторону, Алексей заказал привычные ему с Дальнего Востока блюда: салаты из папоротника, кальмаров и свинину с сычуаньскими грибами в конвертах. Суп "Бой тигра с драконом" он решительно отверг.
   - Кошатину-змеятину я жрать не стану! Да тут у вас в меню бренди китайский обозначен, так принесите пару бутылочек, одну пока не открывать! И сока мандаринового не забудьте. Куанцзы? Да, тоже принесите, мы их на память заберем... Это палочки для еды такие...
   Алексею очень понравились панно на потолке, выполненные в древне-китайских традициях. Забавляла непривычная для совкового общепита услужливость официантов. В зале звучала живая музыка, от столика к столику переходили скрипач и гитарист.
   - Довольно мило, вы не находите? - обратился он к даме.
   - Да, я признаться, тут впервые! Цены тут не для кандидата медицинских наук. А вообще, ярко, необычно! Неужто у них в Китае такие же рестораны?
   - Насколько мне известно, а я родом почти из тех мест, там сейчас вообще ресторанов нет. Во всяком случае, для обывателя. Народ бедствует! Но они, дьяволы, потрясающе трудолюбивы и упорны. Бардака, подобного нашему, у них нет и не будет. Они многого добьются. И к тому же, они умеют хранить свою историю... Нас они обгонят, как стоячих... А секрет прост, они своих коррупционеров, наркоторговцев, убийц и насильников выводят на стадион, ставят на колени, из тэтэш- ника долбанут в затылок и всего делов... И по ТВ на всю страну! У нас в Благе два канала китайского телевидения принимало... Я насмотрелся! Действует поразительно, вот и у нас так же надо!
   Мужики из-за соседних столиков пожирали Викторию глазами, однако присутствие двух майоров заставляло их умерить свой пыл. Алексей ясно осознавал, что их присутствие в этом, некогда элитном ресторане, вызывает у завсегдатаев не только недоумение.
   - Слышишь, Алексей! Чего эти придурки на нас так косятся? -не выдержал Селиванов.
   - А тут в форме только мы и швейцар! Причем, у него красивее гораздо! Одни лампасы чего стоят... Судя по их цвету, он наверняка из забайкальских казаков! Это первое. Второе - косятся они на Викторию. Вон, гляди, тому уроду плешивому его благоверная уже выговаривает! Того и гляди в рожу ему даст! А в-третьих, не надо коньяк в фужер для воды наливать! Да, кстати, швейцары-то здесь в прошлом не ниже полковника. Надо уходя ему полтинник пожаловать. Хочу послушать, как экс полковник за пятьдесят копеечек будет кланяться. Наверняка, политработником раньше был. Какой-нибудь бывший комбат застрелится, а в халдеи не пойдет...
   - Да уж, весело! У тех же гэдээровцев оберст, выйдя на пенсию, беды-горя не знает... Я про бундесов и пиндосов и говорить-то уж не хочу!
   Выходя из ресторана, Лешка из любопытства и озорства все-таки вручил важному барбосу в ливрее полтинник. Как и ожидалось, тот не моргнув и глазом, сунул его в карман и, смахнув щеткой с плеча Алексея несуществующую пылинку, произнес:
   - Премного благодарен, заходите еще!
   - Всенепременнейше, дражайший! Как только, так и сразу...
   Возвращаться в убогую гостиницу не хотелось, набиваться в гости к малознакомой красавице было верхом неприличия. Алексей попрощался с "родственниками", напоследок шепнув Селиванову на ухо о недопустимости инцеста и получив малозаметный, но чувствительный тычок в бок, и решительно направился к метро "Маяковская". Из вестибюля станции он позвонил Тихону и напросился к нему на ночлег. Слава Богу, он догадался прихватить вторую бутылочку китайского бренди в ресторане...
   - Таксисты у вас дурноватые какие-то! Со Скрябина на Чугунные Ворота сворачивать ни в какую не хотел... Пришлось от академии пешком идти... Хорошо, что налегке. Я свой чемодан уже с утра в камеру хранения на Белорусский вокзал сдал... Вот, мелочи всякие в дипломате таскаю, - сетовал Алексей, сидя с другом за рюмкой китайского пойла. - Ты, я вижу, дверь на подъезд поставил кодовую...
   - Да, там гаишники "кирпич" повесили... Я его летом трижды сбивал. Мне вкруговую каждый день ездить облом! А они, гады, всяк раз восстанавливают. Там же козел в погонах постоянно кормится! Так в предпоследний раз рельсу вкопали и знак сваркой приварили! Вот я вечером и пришел, а там битумоварка еще горячая, рабочие трубы смолили днем... Я квач взял и знак смолой выкрасил! На следующий день еду, воскресенье было, так я по гражданке... Оно стоит в кустах, я подъезжаю, оно и свистит! Я ему, мол, в чем дело? А оно мне, нарушаете-де, знак вон висит... А сам спиной к знаку стоит, видимо, и не посмотрел даже! А я ему, не понимаю таких знаков, это, говорю пиратский знак наверное... Челюсть у него и отвисла... Бегает, кричит, кудахчет даже! Ну, я и уехал спокойненько! А дверь, да... Поставил! Я ж тебе по телефону код замка сказал... Или нет?
   - А как бы я иначе вошел? Ты сейчас в Теплом Стане служишь? Ну и как тебе там, лучше или хуже чем у нас?
   - Увольняться буду! Задрало все, за такие деньги пусть им собачки служат... Да и эти жалкие гроши по три месяца задерживают! Тема есть, буду на себя работать... хватит на государство. Да и есть ли оно? Меченый скоро его до основанья развалит! Мы сначала с Козлом, ты его помнить должен, со мной учился, сигареты оптом сдавали... Сейчас тема с камнями наклюнулась! Друзья-африканцы в желудках через кордон таскают! Стремно, конечно. Ну, оно сейчас все стремно... Вон, летом в Реутов за "Марлборо" ездили. На "девятке" Мишкиной... Номера грязью замазали, ну так, на всякий случай... "Чехи" прицепились на трассе! Я Мишке говорю - гони! А сам горсть шариков от подшипника беру и через открытое окно вверх кидаю... Ихнее лобовое стекло вдребезги! Сами налетели... Так в кювет и закувыркались... В другой раз, совсем недавно, пришлось "Узи" в окно показывать! Тоже на хвост сели, там же, прямо от склада...
   - Узи, говоришь? Надеюсь, номера грязные были? Они ведь через своих гаишников могут вычислить! А те и маму за доллар продадут! С отморозками как воевать? Для них святого нету ничего! Через семью прихватят! Ты ведь о них ничего не знаешь, а им про тебя узнать, что два пальца об... асфальт! Ты осторожнее будь! Кстати, у тебя маслица нету оружейного?
   - Есть, конечно! У меня ведь дробовик дома имеется, МЦ-21-12. Четыре патрона в магазине и один в стволе, все с картечью, в шкафу у входной двери стоит! Иначе никак... А тебе масло зачем?
   - Пить буду! Совсем глупых вопросов не задавай!
   - В шкафу возьмешь! В левой комнате у меня типа мастерской, в
   дальней мы с Иркой спим, в правой тебе постелили! А здесь у меня столовая, сам видишь! Старый переезжать не хотел, мне новую хату сватал! Все таки дрянь, этот китайский бренди! Албанский "Скандерберг" был гораздо лучше! Как там Козловский, служит еще?
   - Служит, стукачок хренов! А куда ему с подводной лодки... Тут ему намекнули, что на место Ковалева в Кенигс-Вустерхаузен назначат! Того на пенсию, а этого на повышение, на его место... Так он уж не знает, как начальству лизнуть... А учудил чего! Тут Васька Бажелюк у фрицев волжанку двадцать первую прикупил! Ладную такую! Этого сразу жаба задавила! Прибегает ко мне, дай мол разрешение на покупку! Я ему и говорю, не положено-де! В год замены только... Он в истерику... Вы, кричит, меня не любите все, завидуете мне... Я - ему, да иди покупай, только не плачь так безутешно! Он и купил убоище! Ружье немцам продал, мотороллер продал, Люськины шубы попродавал... Ты ж помнишь, как они экономили, впроголодь жили... Пацана и жену впроголодь держал, на одном пайке и тянули. Все на тряпки копил. Я на свете жаднее его только двоих видел!
   - Знаю-знаю! Павлова и Гордиенко. Одного гнезда питомцы!
   - Так вот, у его корыта дно и вывалилось! Васька свою тачку на "Звезде" у немцев покрасил в металлик! Лялечка... А этот сам варил, сам-один красил... Ну, экономия должна быть экономной... Еще Брежнев говорил! Получилось - отворотясь не налюбуешься! А тут обвал цен на тачки! Он-то свою за пять с половиной штук марчелл купил! А тут на "брикет" немец "Форд-Скорпио" пригнал и поставил! А под стеклом бумага с русским текстом, продается-де за пять штук! Он и спать перестал, почернел от жадности! Дурища его бабам рассказывала, что по ночам зубами скрипит и о форде бредит, убивается во сне, значит!
   - Да он такой всегда и был! Да, жаба - страшный зверь!
   - А я ему подлянку учинил! Его малому на день ангела барабан подарил! Здоровенный, еле нашел! На третий день папашка не выдержал, барабан отнял и на шкаф закинул! Так его отпрыск в рев ударился, хавальник на ширину ружейного приклада разевает и вопит истошно! Музыки требует, значит! Бетховен, бля...
   - Это ты жестоко, с барабаном-то... Ну, ладно, давай по последней и спать, поздно уже!
   Однако, выспаться в эту ночь не пришлось. Алексей проснулся от чьих-то грузных шагов на чердаке. В старом двухэтажном доме Тихона чердак был засыпан керамзитом. Его скрип под ногами у неизвестного и прервал чуткий сон Алексея. Вскочив и натянув штаны, он на цыпочках проскочил в спальню супругов...
   - Тихон, атас! Похоже пришли... Свет не зажигай, Ирку в санузел, пусть на дно ванны ложится и ни гу-гу! Дверь у тебя железом обита, ты возле нее будь, а я к балкону... Полезут - отобьемся! У меня пятнадцать патронов для ТТ, да у тебя полный патронташ! Тихо только, не топай...
   Однако, отбиваться не пришлось. Никто квартиру не штурмовал. Наутро Алексей спрыгнул с балкона и осторожно вошел в подъезд. На двери в Тишкину квартиру, привязанная скотчем к дверной ручке висела эфка, вместо фабричного шплинта с кольцом в нее был вставлен обыкновенный гвоздик с примотанной к нему проволокой, другой конец
   которой был зацеплен за пожарную лестницу. Крепко зажав в кулаке смертельный гостинец, Алексей нажал на кнопку звонка.
   - Ты посмотри, какой подарок всем нам приготовили! Давай ее зашплинтуем по-толковому! Может, еще и пригодится! У тебя там много
   разного хлама валяется, подберем подходящий шплинт...
   Справившись с проблемой, Алексей озабоченно произнес:
   - Бомбу припрячь! Ирку к родителям однозначно! Ты бери отпуск и сваливай к родне в Рязань на месячишко. Пока не оформишь, из части не вылезай. Там у тебя в Теплом Стане, ты говорил, какие-то спецназовцы по соседству стоят? Вот с ними и договорись о ночлеге, спирту у тебя хватит! А сейчас давай ружье в покрывало заверни, всё необходимое в рюкзак и через академию, к таксопарку. В гараж, за своей тачкой не иди, опасно! Я передом пойду, посмотрю, что почем! Это ты где-то засветился, не иначе...
   - Ну, суки пиковые! Не даром их Серебряный по всей Москве мочить собрался! Дождутся!
   - Сергей Тимохин, бывший инструктор по карате? Он-то фигура вполне известная... Но ты сейчас о себе подумай! Затихарься, насколько это возможно! Брата предупреди!
   Удачно проводив Тихона с женой и усадив их на такси, Алексей облегченно вздохнул и задумался. Ситуация была тупиковая!
   "Вычислили, суки! И ведь неизвестно, кто! Тут расклад разный...
   И ведь не факт, что кавказцы! Да, встрял он в непонятное... Жаль парня! И чем я ему помочь могу? Мне ж уезжать завтра!"
   Вечером в гостинице Алексей поведал Селиванову о случившемся. Тот, помолчав, мрачно сказал:
   - По-любому достанут, сволочи! Это ему только на дно уходить! А как уйдешь, когда на службу ходить каждый день надо! Тут ему надо было сразу выбирать: либо государю служить, либо в криминал идти... В криминал - западло, мы ж все-таки присягу давали, да только вот государь-то у нас херовенький получается... И два члена в одной руке не удержишь! Надо ему определяться! А какого хрена они на чердаке делали?
   - Так дом-то двухподъездный и двухэтажный. В каждом подъезде есть лаз на чердак, а в его еще и входная дверь с кодовым замком. Вот через чердак и прошли в его подъезд... Видать, заранее разузнали!
   - Что-то сложно больно! Гораздо проще могли сделать... Дождаться, когда выйдет и кинуть из-за угла! Или в спину выстрелить! Возможно, пугают!
   - Ни хрена себе - пугают! Шестьдесят граммов тротила, разлет осколков до двухсот метров, а в радиусе до семи метров вообще сплошное поражение! Открыли бы утром двери и через четыре секунды на небо... Я, когда этот подарок увидел, чуть портки не замочил! Хорошо, что Борис Сергеевич, дай ему Бог, в свое время обучил на совесть!
   - Кто такой?
   - Кафедра военная у нас была! Ох, и драл он нас там! Но мужик был, я тебе доложу... Строгий и беспощадный прежде всего к себе. С таким - хоть в огонь! Сейчас таких не делают! Он и обучил со всякими минами-гранатами управляться! Помню, как в первый раз гранаты из БТРа бросали, страху натерпелись... В шинели неудобно, люк узкий, руки трясутся... Из окопа еще ладно! А на бегу, пока она летит, ты метров семь пробежать успеваешь, вот на свои же осколки и напорешься! Сдвинешь подсумок на яйца и вперед... Мне, помню, шинель посекло! Ну, ладно, а дальше-то что делать будем?
   - Да ничего! А что мы можем... Переночуем, а утром на вокзал! У тебя что, какие-нибудь дела еще есть в столице?
   - Есть, но только на самом вокзале! Посылку для знакомого передадут! На следующее утро, приехав на вокзал, Алексей оставил приятеля любоваться изображением Георгия Победоносца на живописным плафоне Круглого зала. Быстро пройдя через воинский зал, он свернул в служебный коридор и, подойдя ко второй двери, нажал кнопку звонка. Назвав вышедшему угрюмому мужику с подозрительно оттопыренным в районе левой подмышки пиджаком, фамилию пославшего, он уже через пару минут сгибался под тяжестью картонной коробки.
   - Во Франкфурте тебя встретят! Я Остроумову сегодня позвоню!
   - Меня и без него встретят. В том же Франкфурте! Ты, ежели ему звонить будешь, скажи чтоб мою машину взял, с моим водителем. А то у них солдатик за рулем, а у меня асы... Сейчас на автобанах туман, солдатам ездить там запрещено, а по восемьдесят седьмому маршруту тащиться, это лишних три часа пути... А две машины гонять - барство!
   - Передам, если запомню!
   "И откуда такие придурки берутся? Я раньше думал, что у гэбэшников при приеме IQ проверяют! Наверное, такие тоже для чего-то нужны! Например, грохнуть кого. Ох и рожа, чисто питекантроп..." - подумалось Алексею.
   По Польше проехали без особых приключений, если не считать таковыми швыряние камней в окна поезда братьями-славянами и избиения пьяными прапорами польского спекулянта, сдуру сунувшегося скупать марки и рубли в один из пострадавших вагонов. Измочаленного "пшека" вышибли из вагона пинками на какой-то мелкой станции...
   Когда поезд прибыл на франкфуртский вокзал, первым, кого увидел Алексей на перроне, был Володька. Возле его гигантской фигуры мелким бесом суетился прапорщик особого отдела Качур, известный халявщик и пьяница. Володька принял у Алексея неподъемный картонный ящик, полученный от угрюмого питекантропа на Белорусском вокзале, и с видимым удовольствием взвалил его на хилую спину Качура.
   - На, болезный... - обрадовал он прапора. - Груз ваш, шпионский, тебе и тащить!
   - Ну помоги донести, ты ж здоровый как конь! - взмолился тот.
   - Не могу, груз поди секретный! А у меня и допуска нету, -откровенно издевался Володька. - Да тут недалеко, сдюжишь!
   - Володька, не издевайся над убогим, помоги, - сжалился Лешка. - А ты, Качур, на себе прочувствуй, каково мне было! Я ж этот ящик почти полкилометра по перрону Белорусского вокзала пер... Носильщиков-то перестройка отменила... все в рэкетиры подались!
  
  
   ГЛАВА 30. ГАУПТВАХТА
  
   На краю рабочего стола Алексея лежали предписания на проверку гарнизонной гауптвахты. Целых четыре штуки! Алексей недовольно поморщился и осведомился у заместителя:
   - Тебе что, религиозные убеждения губу проверить помешали?
   - Так ведь не на мое имя выписано, это ж надо к коменданту идти, заново переписывать, а тут и без того дел хватает...
   Алексей порвал и выкинул в урну просроченные бумажки, действующую сложил и сунул в бумажник.
  
   Здесь вам, салаги, не малина,
А гарнизонная губа,
Едва ль вам выпадет судьбина
Быть помещенными сюда.
А я, помдеж по караулу,
Любой другой здесь стал бы псих,
Со мной же, брат, другое дело
Я сочиняю акростих!
  
   Такими виршами неизвестный армейский поэт украсил стену в туалете Лейпцигской гарнизонной гауптвахты, куда Алексей заглянул по известному делу. Как любому командиру части, неважно какой, ему два-три раза в месяц предписывалось проверять содержание арестованных на гарнизонной губе. Алексей, понимающий нерушимость армейского идиотизма, особенно не протестовал, однако во время проверок упирал на санитарный контроль за местами содержания арестованных... Проверив несколько камер и опросив незадачливых армейских бузотеров на предмет вшивости и прочих прелестей, он уже собрался учинить запись в книге проверок, когда прибежал взволнованный выводной.
   - Товарищ капитан! - обратился он к дежурному по караулу. - Там в пятой камере осужденный безобразничает! Тарелку с борщом на пол кинул, обзывается всяко... Масло какое-то требует, печенье!
   - В пятой, говоришь? - здоровенный офицер из расквартированного в пригороде Лейпцига десантно-штурмового батальона почесал в затылке. - Так там же офицер сидит, осужденный трибуналом! Су-ука!
   - Какой такой офицер? За что осужден?
   - Из пехотного полка из Наумбурга, кажись, замполит... Да, он сука конченая! За попытку изнасилования пятилетней девочки осужден! Ждет этапирования в Союз. Я ему, козлу, щас побунтую... Вот, у меня кандалы ... - скрипнув зубами десантник достал из ящика стола старомодные огромные немецкие наручники.
   - Ты только не бей сразу, братан..., убьешь ведь, а отвечать как за человека придется, - предостерег Алексей. - Лучше давай я ему засвечу, а то ты слишком здоровый...
   Подошли к камере. Огромному десантнику удалось взять себя в руки, у Алексея, напротив, от ненависти свело скулы... Выводной открыл двери. На полу в луже борща валялась алюминиевая миска. На прикрученном к полу табурете сидел худощавый мужик лет двадцати семи-тридцати.
   - В чем дело, осужденный? Почему дебоширите? - удивительно спокойным тоном осведомился десантник, заскрипев зубами.
   - А почему меня не по офицерскому пайку кормят? Мне масло и печенье положено...
   - Тебе, козлу позорному, ложка с дыркой положена! Вот приедешь на хату, тебе сразу и дадут... Драть тебя будут во все дыхательные и пихательные... А может и удавят в первую ночь! Ну, до зоны точно не доживешь! Я б тебя лично в параше утопил! - с ненавистью заявил Алексей. - Да что с тобой, тварью, разговаривать! Пристегни ему правую руку к левой лодыжке на полчасика, а я дезинфекцией пока займусь. Борщ на полу, а вдруг мухи... Зараза, болезни, непорядок... Боец, там в туалете я хлорку видел, тащи сюда с полведра! И воды ведро притащи! Щас я тебе газават устрою... И чтоб вафельник не раскрывал, а то удавим... при попытке улететь!
   - У меня самого дочке пять лет! - объяснил он потом десантнику. - Я бы его гада сам удавил!
   - И я б тоже, да только потом самому в такой камере сидеть! - медленно проговорил капитан. - Да тут каких только чертей не насмотришься! Тут один отсос сидит, старлей... Сынок генеральский! Бэху купил у немцев и ну гонять... Разогнался от губы до КПП "Мотора", до ста двадцати где-то... А брусчатка мокрая! Его и завертело... Двоих офицеров с танкоремонтного завода припечатал к КПП. Одного в куски разорвало, другому только ногу оторвало! Сидит на втором этаже. Тачка во дворе стоит. Экспертизу назначили... Типа, тормоза неисправные... Это на Бэхе-то! И где бабки, сучонок, взял? Папашка-генерал с Москвы уже прилетал...
   - Замять хочет, сука лампасная! И что прокурор!
   - Полковник Темный... Николай Николаевич? А-а, тот - красавец! Он генералу и говорит, не вопрос, мол, дело замну! Одно условие только... Мертвого оживить, калеке живую ногу приделать, а там будем решать!
   - Отмажут, бляди! Ты, братан, сам откуда?
   - Рязанский! В отпуске уже с год не был!
   - А я только вчера из Москвы! Там вообще труба! - Алексей вкратце поведал десантнику о творящемся в белокаменной беспределе.
   - Мне через год заменяться! Уйду я из армии, заколебало все, вон брат-близнец из Уссурийска пишет, он там в восемьдесят третьей десантной бригаде служит, - ни квартиры, ни зарплаты... Лучше я в бандосы подамся!
   - Да не лучше это! Жизнь у них, конечно, веселая, но недолгая... Вот, как человеком остаться - это вопрос! Ты этого козлину расковать не забудь, он еще с сутки и сам не разогнется... Слышь, крылатый пехотинец, а правда, что здесь при немцах сама Клара Цеткин сидела?
   - Говорят, - подумав, ответил десантник. - Да по слухам, где она только не сидела! Я курсантом на стаже в Калининграде был, так по слухам, она и там сидела. Он ведь до войны Кенигсбергом назывался!
   - Очень может быть. Она ведь из этих мест родом. В Видерау родилась, здесь неподалеку... Батяня ее учителем был, Готфрид Эйснер звали. Клара в детстве вундеркиндом была... В десять лет чуть ли не всего Шекспира знала наизусть. Тут в Лейпциге и гимназию окончила... Могла и тут сидеть!
   - Ого, всего Шекспира наизусть... А тут дятлов пока уставы заставишь выучить, десяток челюстей поломаешь...
   - Да у вас тут своих Шекспиров хватает! Вон, в госпитале постоянно кто-то из ваших валяется. Тамошний хирург Абдурахманов уже диссертацию пишет о методах удаления селезенки! Это после того, как ваши бойцы друг друга по пузу сапожищами пинают... Ты, лучше послушай, что тут давеча приключилось. Мне помощник коменданта утром рассказал! Короче, пару дней назад немецкие полицаи привозят двух ваших, десантников! Летеху и прапора...
   - А-а! Это Витьку Петровского и, как его, прапора? Кажется, Володина! Ну и чо там было? Я толком ведь и не слыхал.
   - Короче, пошли они в немецкий гастштедт, где-то у вас, в Шенау. Набубенились слегонца, мозги уже в тумане... Немка к ним клеиться начала. Они в восторге, берут с собой еще пару бутылок киршликера и к ней домой. Идиоты, мало им медсестер с госпиталя! Экзотики захотели! Трахали-интернационалисты! Можно подумать, что у немок другое устройство!
   - Дак до госпиталя переться хрен знает сколько! А тут сама ...
   - Приперлись к этой шкуре домой, полумрак, музыка, танцы-манцы! Далее такая картина: сидят втроем на диване, летеха ее взасос целует. А прапор, человек простой, он ей сразу руку в трусы сует... И обнаруживает там примерно такой же аппарат, как и у самого...
   - Да ты чо! Это чо, не баба была... Гы-гы-гы...
   - Догадлив ты, как все ваши! Педик это немецкий был! Прапор сразу протрезвел и летеху за руку. Пошли домой, говорит! А тот не в курсе, ну думает, прапор свалит и фройляйн вся его! Упирается, да тут еще и педрила за руку держит. Не отпускает любимого, значится... Ну, прапор здоровый оказался, силища в нем как у коня!
   - Гы, а у нас дохлых и не держат! - возгордился капитан.
   - Я и говорю! Дотащил он сладкую парочку до двери и крючочки-цепочки открыть пытается! Руку отпустил, летеха с педрилой на пол и грохнулись! Прапор осерчал и пидору в рыло, слегонца, конечно... А тут и дверь открылась. Выскакивают на площадку, а пидрила не отстает, летеху к себе тащит, борется за свою любовь, значит... На шум соседская дверь открывается. Два немецких полицая выходят! Патрульные, один пидара сосед, а другой его напарник. Кофею заехали попить во время дежурства... Давай десантуре руки крутить. Сам знаешь, у немцев полицаи не слабые! Да только не на тех напали. Наши с криком "Банзай" фрицев уделали, а пидор тем временем по телефону 211 подмогу вызвал. Ну, приехало их человек двадцать, с трудом, но наших повязали... Ночь они там переночевали, правда, не били их уже, а наутро их в комендатуру сдали...И не избежать бы им ЗабВО, однако майор Вострых, помощник коменданта...
   - Это плотный такой? С рыжими усами? Он вчера у нас развод проводил!
   - Точно! Ну он и нашел лазейку! Они, комендантские, тоже скандалу не хотят. Полицаи сразу по компьютеру в Берлин в полицай-президиум! А те сразу же Абросимову на Унден-Линден 63-65 и главкому в Вюнсдорф. А тут еще не сообщили...
   - Какому Абросиму? Какая Линда?
   - Послу СССР, а посольство на улице Унтер-ден-Линден в Берлине! Что ж ты такой неэрудированный-то?
   - Дале чо было? Только не умничай, попроще говори!
   - Ну, докопался он до немцев, что в нарушение всех их инструкций, они летехе по башке большой резиновой дубинкой влепили! А по их понятиям ею можно только по конечностям и корпусу бить... А по голове - только маленькой, раскладной... Вот и обвинил он немцев в нарушении инструкции такой-то. А для немца это хуже не придумаешь! Вот они и не стали сообщать наверх. А летеха, конь с яйцами, еще давай возмущаться по этому поводу в комендатуре! Мол-де, как это, меня да по голове, типа, я ж в нее ем... Ну, Вострых рот ему быстро заткнул! Объяснил, как весело служить на станции Могочи в Читинской области, тот и заткнулся! Вот такая веселуха была!
   Поболтав еще с пяток минут с "эрудированным" десантником, Алексей покинул губу и направился в госпиталь, благо до него было метров сто.
   - Ты, Володька, на заправку сгоняй, заправь оба бака и канистру. А я пока к начфину схожу, насчет зарплаты поспрашиваю. Да и в секретку надо зайти, в общем, когда заправишься, подъезжай к админкорпусу и жди меня!
   В административном корпусе, занимавшем огромный трехэтажный особняк, построенный задолго до второй мировой войны, царила суета. Шестеро щуплых солдатиков из команды выздоравливающих пытались вытащить огромный сейф из кабинета начфина.
   - Здорово, Серега, - обратился к нему Алексей. - Что за разгром? Куда они его влачат? Надеюсь, это не нападение на кассу?
   - Да вот! Кабинет мне новый выделили, аж в другом конце коридора. А сейф еще кайзеровский! В нем с полтонны будет, как его тащить? Эти задохлики пупы надсадят! - пренебрежительно кивнул тот на помощников.
   - Стимулировать ребят надо! Им-то чего надрываться? Ты как финансовый работник понимать должен - рабский труд производительным не бывает! - назидательно произнес Алексей.
   Солдаты одобрительно загалдели...
   - Ты б помог лучше! Давай навалимся вместе!
   - Стой-стой! У вас в продслужбе сало есть? Со шкуркой?
   - Вот сейф оттащим, будет и сало, и к салу... Навались!
   С трудом убедив начфина отставить это грязное дело и послать гонца на продсклад, Алексей оценил предстоящую работу. Тащить сейф до нового кабинета предстояло не менее пятидесяти метров. Хорошо еще, что пол длиннющего коридора был покрыт относительно новым линолеумом. Прибежал запыхавшийся гонец и протянул завернутый в промасленную бумагу кусок сала.
   - О, таке як трэба! Эта свинья, мабуть от дистрофии здохла! - издеваясь, протянул Алексей. - Но нам такое как раз и нужно.
   Достав из кармана перочинный нож, он с трудом разрезал ссохшийся и неприглядный кусок шпика на четыре куска.
   - Подкладываем под ножки сейфа и прем его как на салазках! Дешево и сердито!
   После водружения наследия третьего рейха на положенное место Алексей ехидно напомнил начфину:
   - Ты, кормилец, что-то про закуску говорил?
   - Куда ж от тебя денешься! Впрочем, вон Пивоваров идет... Следак из прокуратуры, явно к тебе!
   - Значит закуски больше понадобится! Что ты Андрюху не знаешь, это ж сосед мой! Однако, что-то на нем лица нет? Эй, сосед! Что случилось, заболел никак?
   - Тут заболеешь! - возмущенно заявил следак. - Прокуратор наш меня с утра еще озадачил! Тут солдатик лежит, терпила! Его в десантуре по яйцам так пнули, что он тут около месяца провалялся! Ну, мы дело возбудили... А как квалифицировать? Оно ведь по закону как? Тяжкое телесное - это когда потеря органа или стойкая утрата им своих функций! А какая у яиц-то функция, сам поди знаешь!
   - Так вам надо у него сперму взять и проверить на подвижность, -
   моментально догадался Алексей. - Мы в институте еще бычью сперму оценивали! Там делов-то, микроскоп да метиленовая синь нужна!
   - Да все это есть! Как ее добыть-то, проклятую?
   - Ну, ты в натуре, проблему нашел, - расхохотались офицеры.
   - Я ему и порножурнал нашел, чашку Петри дали, а он - пень колхозный, покраснел весь и упирается. Я-де, на себя лучше руки наложу...
   - Да уж! Нетипичный какой воин попался! Ладно, Андрюха, давай так! Мы решаем твою проблему, а ты пару пузырей "Скандерберга" берешь! Вместе приговариваем, а потом я тебя до дому подвезу...
   - Дык, не проблема! А почему не "Корна", мне он больше нравится?
   - Ну, тогда у себя сперму и добывай! Пошли, Серега, чего мы тут на жлоба время тратим!
   - Ладно-ладно! Я согласен! Чего делать-то надо?
   - Тебе? Вон в машину садись и до кауфхалле гони! Пока вернешься, все будет готово!
   Обождав отъезда следака, Сергей вызвонил старшую медсестру. Та, узнав в чем дело, решительно заявила, возбужденно блестя глазами:
   - Да я и сама готова следствию помочь! Однако, лучше Маринке поручим, медсестре из инфекционного. Она как раз после дежурства отдыхает. У нас ведь в госпитале как? Воинская часть пп 56511, то есть на пятьдесят шесть мужиков пятьсот одиннадцать баб... Да и мужики какие? Одни полковники престарелые! Ежели бы не ты, Сереженька, вообще хоть помирай! Ну, я-то ладно, а вот девчата очень жалуются... Она, девка старательная, вот мы ее, как бы премируем...
   Маринка к порученному делу отнеслась очень ответственно. Величественная, пышнотелая, туго затянутая в белоснежный накрахмаленный халат, она, как океанский лайнер, вплыла в приемный покой, крепко взяла оробевшего солдатика за руку и ласково сказала:
   - Пойдем, маленький! Не бойся, я тебе потом сгущенки дам! Да не упирайся дурачок, не поможет...
   Мощной десницей она повлекла оробевшего воина за собой.
   - Где ему упираться-то! Да и зачем? Эх, и что мне такую экспертизу не назначили, - мечтательно закатил глаза начфин.
  
   Этой плотью колоссальной
   С массой женственных красот
   С деликатностью похвальной
   Мы владеем без забот
  
   - Почему-то стихи на ум пришли, - мечтательно произнес Алексей. Через полчаса прибежал покрасневший от еле сдерживаемого смеха начальник лаборатории.
   - Представляете, приходит сейчас ко мне одна медсестра, фамилии я называть не буду. Приносит презерватив б/у и говорит, это вещдок по уголовному делу, на экспертизу прислали!
   - Точно-точно! Мы ж с вашим врачом-лаборантом с утра бьемся, этот вещдок добываем! - подтвердил вернувшийся из магазина Пивоваров. - Я вам завтра с утра по данной экспертизе позвоню. А лучше приеду! Леха, ты меня в госпиталь и назад подбросишь? А то шеф наш, полковник Тёмный, на нашей машине в Бад-Зааров укатил, в дом отдыха!
   - Там гастштедт классный, я с потсдамским прокурором там был, у Петерса, это такой охотничий домик! Там на первом этаже пять столиков и обстановка старинная, как в немецких домах прошлого века, а на втором, вроде, он с женой жил. Хозяин из латвийских немцев, уже в брежневские времена сюда свалил, чванливый такой, не всех ещё и пускал. Стейки классные у него, с грибочками... Так тот прокурор, сука, меня на стольник раскрутил... Халявщик хренов!
   - Это у них профессиональное! А что ты там делал?
   - Да это мы с ним ревизию в Фюрстенвальде делали! Он-то в учете поголовья продовольственного скота не рубит ни хрена, вот меня и подписал! Там, в гастштедте этом, мы с интереснейшим кадром познакомились! Гэсээмщик из ВВС, майор - он в доме отдыха восстанавливался. Год как с Афгана... Так, рассказывал, как ему в Афгане довелось в колонне топливозаправщиков в передрягу попасть. Духи кишлак взяли, всех порезали, мулу, царандоевцев, учителя, фельдшера, баб, детей... А когда наши в кишлак пробились, то ушли в кяризы. Это каналы такие, подземные. Их столетиями рабы и каторжники строили. По ним с гор вода текла, хрен знает на какие расстояния. Эти каналы и служили убежищем духам, их оттуда ничем не вышибешь, да и минируют сразу...А из наших туда никто и не лазил, это чистое самоубийство. Один старлей сунулся туда, сразу подорвался. Тогда этот гэсээмщик ТЗ подогнал и слил в колодец, а потом из ракетницы туда пальнул...
   - И что? - заинтересованно спросил начфин, ранее служивший в пятьдесят шестой ДШБР, стоявшей тогда в Гардезе.
   - Банда и сгорела на хрен... Майора чуть не посадили за негуманные методы ведения военных действий! Еле отмазался!
   - Это у нас запросто! Бей своих, может чужие испугаются! Гуманисты хреновы, послали солдата воевать, так хоть не мешайте...
   - Да что вы понимаете! За всеми нужен глаз, - встрял Пивоваров. - У нас тоже чертей всяких хватает! Человек - по определению зверь. И если с него содрать лакировку цивилизации... Кажется, кто-то из немцев говорил?
   - Гитлер, по-моему! Да ну его в пень, - встрял начфин. - Пошли в столовую, коньяк греется... А под Хостом такие случаи тоже бывали! Вспоминать неохота!
   - А ты-то к ним каким боком? Ты ж начфин! - подковырнул Пивоваров.
   - Иногда об этом и забывать приходилось! А три медали у меня, что? За отчеты годовые?
  
  
   ГЛАВА 31. КОНЕЦ НЕМЕЦКОГО СОЦИАЛИЗМА
  
   Через восточную границу в Германию проникло огромное количество поляков, целыми таборами прикочевали румынские и югославские цыгане. Евреи из разваливающейся советской империи также начали осваивать Германию. Иностранные рабочие, преимущественно из стран просоветской ориентации (Кубы, Мозамбика, Северной Кореи и особенно Вьетнама), находящиеся в Восточной Германии как бы в целях "обучения и повышения профессиональной квалификации", а фактически используемые в качестве малоквалифицированной рабочей силы на непривлекательных для немцев местах, поляки-"маятниковые" мигранты, во множестве занятые в промышленности Восточной Германии, - все это бурлило и превращало привычную, размеренную жизнь добропорядочных немцев в кошмар. Когда все эти азиаты и африканцы тихо и незаметно гробились, дыша отравленным воздухом на химических комбинатах Эспенхайна, Делича и Эйленберга, мыли вонючие коровьи и свиные кишки на бойнях Галле и Дрездена, то бюргеры только презрительно косились в сторону "этих дикарей".
   Однако вскорости было создано "Немецкое единство", и для Германии стали обычными ночные вылазки новоявленных ревнителей чистой расы по всей стране. Легальные нацистские организации и нелегальные группировки резко активизировали свою деятельность... Бритоголовые молодые нацисты творили террор средь бела дня, калечили и убивали людей в метро, на улицах и в парках. Каждый день они совершали десятки убийств и поджогов, нападений на людей, считаемых нацистами не немцами: иностранцев, людей с другим цветом кожи, евреев. И более того - били физически неполноценных, бездомных, а также левых, членов профсоюзов и тех, кто сочувствовал несчастным. Практически каждую неделю различные организации собирали сотни и тысячи людей на нацистские сборища, которые становились возможными только из-за попустительства полиции и суда... Неонацисты особенно преуспели в Ростоке, Дрездене, Магдебурге и Берлине. В этих городах темнокожие, азиаты и другие люди "второго сорта" не могли чувствовать себя в безопасности! Советских военнослужащих трогать пока опасались...
   Алексей во время очередной командировки в Вюнсдорф стал невольным свидетелем грандиозной драки, случившейся в подземном переходе берлинского железнодорожного вокзала Шонефельд. Когда он попытался перейти с перрона, на который прибыл поезд Лейпциг- Берлин, на другой, с которого отправлялась электричка до Цоссена, путь ему преградила огромная, бурлящая толпа. Цыгане в живописных хламидах, вьетнамцы, какие-то африканцы, поляки... Особенно поразил воображение офицера толстый усатый цыган, он с невероятной для его тучной фигуры быстротой вертел устрашающего вида нунчаками. Скрепленные короткой цепочкой дубинки со свистом метались в воздухе, описывая восьмерки и круги. Время от времени дубинки врезались в голову какому-либо из вьетнамцев, несчастный сразу же выбывал из числа бойцов. Стоял невообразимый галдеж, юркие, худощавые вьетнамцы сновали среди толпы и вовсю орудовали половинками от обыкновенных ножниц. Один из них, ловко увернувшись от полукруга, описываемого нунчаками, воткнул ножницы в живот усатому цыгану. Тот, выронив свое орудие, схватился обоими руками за свое необхватное чрево и, недоуменно выпучив глаза, рухнул на затоптанный пол... Поляки увлеченно колотили и тех, и других, а со стороны перрона D в переход ворвалось до сотни немецких полицаев, причем около половины из них были в синей униформе, другие - в комбинезонах серо-зеленого цвета в крапинку. И те, и другие, отлажено работали тонфами, дубинками еще невиданного Алексеем образца.
   "Синие - железнодорожная полиция, а остальные - спецназ какой-то! Гляди, как молотят! Не попасть бы под раздачу, в Лейпциге такое уже с нашими бывало..." - мелькнуло в голове у Алексея. По подземному переходу пройти было невозможно, а время подпирало, с минуты на минуту должен был подойти нужный состав. Внимательно посмотрев в обе стороны, Алексей спрыгнул с полутораметрового перрона, в два прыжка пересек рельсы, взобрался на соседний, нужный ему перрон и огляделся. Никому не было до него дела. Судя по воплям, доносившимся из подземной галереи, бойня достигла апогея, из наконец-то подошедшей, ожидаемой Алексеем электрички вывалила полицейская подмога - до сорока дюжих шуцманов с собаками. Алексей шарахнулся в сторону. Овчаркам и ризеншнауцерам ведь не объяснишь, что ты тут никаким боком, отхватят ползадницы за здорово живешь... Алексей живо вскочил в вагон и перевел дух, он вполне мог огрести по полной программе как от блюстителей порядка, так и от тех же цыган с вьетнамцами...
   "Тысяча разгневанных бурундуков страшнее медведя!" - гласила нанайская пословица... Лесной народец был по своему прав.
   По приезде в Лейпциг Леха поделился увиденным со многими своими соседями, справедливо полагая, что надо предостеречь их от поездок в Берлин, Дрезден и другие неспокойные места.
   - Все еще впереди, скоро и нас бить будут, ежели так дальше пойдет! - оптимистически заявил подполковник Остроумов, встреченный Алексеем на спортплощадке между зданием лаборатории и огромным особняком чекистов. - Это все горбатый с его новым мышлением...
   - Тебя побьешь! Сколько ты раз от пола отжимаешься?
   - Ну, ты ж сам в прошлый раз считал! Четыреста...
   - А подъем переворотом сколько раз делаешь?
   - Минут пятнадцать непрерывно! Да не во мне дело-то. Система распадается! Срань всякая страх потеряла! Это как в бочку с дерьмом дрожжей бросить... Вот оно и поперло кверху! По всему миру...
   - Ну а вы-то куда смотрели? Карающий меч в руках пролетариата, - стал серьезнее Алексей. - Всю жизнь народ за кадык держали, а теперь что? Про...ли страну, про....ли Варшавский договор, про....ли все! А теперь на жалость бьете?
   Против ожидания, чекист отвел глаза и горько произнес:
   - Хоть ты мне мозги не пудри! Без тебя тошно. Я всю жизнь с негодяями боролся и не в пятом, идеологическом управлении, что всю жизнь среди интеллигенции врагов искала, а в третьем, контрразведовательном... За исключением тех лет, когда в спецгруппе террористов душил... Ты поразмысли - главные перестройщики и "реформаторы" глубоко нас ненавидят - это отрицать невозможно. Давай с тобой и проанализируем, почему? Вот подготовят "общественное мнение" и начнут, "реорганизуют" и подвергнут всевозможным чисткам, даже наших зарубежных агентов выдадут западникам! Уже начинают. Горби и и его западные хозяева, думаю, действуют осознанно и по четкому плану, - невесело продолжал Виктор. - Ну, как ты думаешь держать под контролем мафию, наркоторговцев, националистов всех мастей? Это только с помощью надежно организованных и оснащенных активных структур возможно! Такая структура есть, это - КГБ. Разве не ясно тебе, неглупому человеку, что если ликвидировать КГБ, то, кто будет душить организованную преступность? Вот и бьют по нам мафиози в союзе с продажными высшими чиновниками, с их стороны - это вполне разумно. Они к захвату очень жирных кусков готовятся, всю страну к рукам прибирают! Надеюсь, тебе понятно, кто им помеха?
   - А сейчас эта вся страна в чьих руках? Хочешь сказать в народных? Вот мой отец, он что решал? - Алексей злобно сплюнул на песок. - А он воевал, сидел по беспределу бериевскому, а стали за свою жизнь сколько наплавил, где-то под сто шестьдесят тысяч тонн, я как-то считал... А что он решал, что имел? Всю жизнь за кусок хлеба пахал как раб! Однова рубаху свою домой принес в стирку, поставил ее, а она стоит от соли! А что в сельском хозяйстве творится, это уже я не понаслышке знаю! Ты мне жалостливых песен не пой! Вот тебя, Виктор, как человека уважаю и знаю, что ты всегда на острие был! Террористов уничтожал, заложников освобождал, а остальные... С диссидентами боролись, пластинки битловские изымали? Непонятно мне ни хера! Везде задница! Другие народы живут, а у нас вечно какая-то хрень! Ладно, жизнь покажет! А только, думается мне, что твои начальнички сами куски рвать будут не хуже бандюков и крышевать их будут, и наркотой торговать...
   - Да... поговорили! Ладно, иди с Богом, не до тебя мне!
   Ближе к обеду позвонили с КПП:
   - Тут к вам капитан Макаров прибыл! Пропустить?
   - Давай, пропускай! Да я и сам сейчас навстречу выйду!
  
  
   ГЛАВА 32. ДРЕЗДЕНСКИЕ ВСТРЕЧИ
  
   С Олегом Макаровым Алексей познакомился в поезде, возвращаясь из очередной поездки в Вюнсдорф. Это произошло ранней весной, с Алексеем тогда случилась мелкая неприятность. Перекусывая в "Митропе" - вагоне-ресторане немецкого поезда, он излишне усердно отхватил зубами половинку сочной сосиски. Брызнул жир напополам с соком. Угодило прямо на галстук. Пришлось его снять и выбросить в урну.
   "Ничего, доеду и так. Тем более, что немецкие военнослужащие и
   вовсе без галстуков ходят. Откуда немцам знать, что у нас так не положено! А от вокзала до дома десять минут ходу. Прокрадусь!" - подумал Алексей, ревностно относившийся к ношению военной формы. Всегда подтянутый и молодцеватый, он почувствовал себя не в своей тарелке. И уж вовсе смутился, когда стоящий в тамбуре капитан-связист, добродушно усмехнувшись, заметил ему:
   - Нарушаем форму-то, товарищ майор!
   - И не говори брат, тут такая фигня случилась...
   Разговорились, оказалось, что капитан возвращается со сборов из Виттенберга-Лютерштадте в Дрезден и что жена его, по образованию тоже ветеринарный врач, сидит дома без работы. Алексей, курирующий работу лабораторий крупнейших продскладов сразу же заинтересовался. Дело было в том, что на Дрезденском продскладе освобождалось место старшего лаборанта, и Алексей давно ломал себе голову над этой проблемой.
   - А знаешь, тебе ведь все равно, на каком поезде в Дрезден возвращаться? Так что давай в Лейпциге ко мне сходим, я тебе лабораторию покажу, кой-какие инструкции для твоей жены передам! А там, если все получится, то ее на должность лаборанта и просунем. Во всяком случае без моего согласия туда никого не примут. А с ветинспектором первой танковой армии мы поладим, этот старпер у меня во где ! - Алексей продемонстрировал сжатый кулак солидных размеров.
   - Ну пошли, у меня один черт в Лейпциге пересадка.
   Познакомились, подружились... Олег с женой и маленькой дочуркой Лилечкой пару раз приезжал в Лейпциг, Алексей также возил своих домочадцев в Дрезден. Сам он в Дрездене бывал частенько, но за делами ему не хватало времени на прогулки по городу. Да и настроения подходящего не было. Только однажды Тихону Ковбе удалось вытащить его в Музей гигиены, где они с удивлением обнаружили радиометр-рентгенометр РАМ-1, точно такой прибор немецкого производства был получен лабораторией на днях.
   - Глянь, шеф! У них он уже в музее стоит, а мы все осваиваем как новинку! И, блядь, это ж у нас Чернобыль грохнул, а не у них! Чем там в
   Москве думают? Задницей, не иначе! - злобно бухтел Тихон.
   - Зато, вот в области балета - мы впереди планеты всей! Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, - уныло прокомментировал увиденное Женька Данилин. - Да уж, новинку нам прислали...
   Заинтересовались огромным макетом человеческого тела, выполненного из прозрачной пластмассы. Внутри огромного тела бежала по трубочкам красная жидкость, изображающая кровь. Просвечивали нервные стволы, имитировались перистальтические движения кишечника... Полюбовавшись этой показательной моделью, поспешили на вокзал.
   Во время своего ответного визита Алексей пытался вытащить компанию в знаменитую Дрезденскую галерею, уж очень хотелось увидеть знаменитую Сикстинскую мадонну. Но увы, галерея оказалась закрытой на ремонт...
   Алексей увидел стоящего у КПП Макарова.
   - Ну, пойдем ко мне домой! Пообедаем, поболтаем! Ты к нам каким ветром?
   - Да вот, со сборов ехали, я и вышел! Думаю, а чего? Заеду, пообщаемся!
   - Это дело, я насчет твоей Наташки уже порешал! Через пару недель уже можно будет к работе приступать. Ей к нам на три денька надо подъехать, постажироваться! Это дело несложное, вмиг обучим... Пусть прямо с дочкой и приезжает... У меня и остановится! А как в Дрездене, ты ее в немецкий детсад сможешь устроить?
   - Думаю смогу! В крайности няньку наймем. Марок за двести, там
   безработных офицерских женок море, и воспитательницы тоже есть! Там, на складе какая зарплата будет?
   - Где-то тысяча марок в месяц! А ты своим попутчикам сказал, что ко мне направился?
   - Нет, а им-то на хрена? Завтра воскресенье, один черт выходной! А я сегодня ночью, ну в крайности, завтра рано приеду!
   - Зря ты так, может хоть позвонишь? Волноваться будут. Ты ж у нас не простой человек! Гляди - тебе виднее, но я б не рисковал...
   Олег служил на узле спецсвязи, его аппаратные обслуживали Дрезденскую резидентуру КГБ, узел подчинялся Первому Главному Управлению КГБ - внешней разведке, а если поточнее - то её службе радиосвязи. Несмотря на начинающийся всеобщий бардак и развал, в этих структурах еще царила жесткая дисциплина, и давать лишний повод для экзекуции не следовало. Однако, Макаров плотно отобедав и приняв на грудь не менее трехсот граммов албанского коньяку, неожиданно для Алексея убрел с продувным его водителем, Серегой Мироновым, в поисках приключений.
   - Мы в кинишко сходим, в консульский клуб, а то я сто лет советских фильмов не видел. А оттуда я и на вокзал махну... Ты не переживай, все в порядке будет! Ну, пока, спасибо за обед, и вообще...
   А все обернулось иначе, утром водитель Миронов появился у Алексея с изрядным "выхлопом" и, старательно отводя глаза в сторону, заметил:
   - Ну, шеф, этот ваш друг и черт заводной... Мы с ним вчера так чудили, к девкам подались в госпиталь... Там еще поддали, еле-еле его на дрезденский поезд усадил. Где-то в четыре утра.
   - Ну, часам к шести дома будет. Пасть почистит, жвачку пожует и будет как стеклышко!
   Однако, через час Лешку, несмотря на выходной, вызвали "соседи". Полковник Сомов довольно строго вопросил:
   - Капитан Макаров к тебе вчера заезжал?
   - Да, гостевал, а ночью в Дрезден убыл! А что с ним случилось? Он жив-здоров? Уж не напали на него какие-нибудь отморозки? Там ведь, в
   Дрездене-то, этой шпаны неонацистской полным-полно!
   - Да никто на него не нападал! Там в части у него тревогу подняли, он ведь не предупредил никого, что к тебе пойдет! Я сейчас тебя с его начальством соединю, они тебе несколько вопросов зададут! Отвечай как на духу, это люди серьезные, шутить не любят! Я им тебя уже охарактеризовал, так что к тебе у них претензий не имеется!
   Сомов завел Алексея в какое-то странное сооружение, напоминавшее обыкновенную кабину для переговоров, но почему-то обшитую изнутри мелкой проволочной сеткой.
   "Заэкранировали от внешней несанкционированной прослушки", - подумалось Алексею.
   - Майор Гудин слушает вас, - произнес Алексей в ожившую телефонную трубку.
   - Капитан Макаров у вас вчера был?
   - Так точно, извините, что не знаю, как к вам обращаться!
   - Это не суть важно, вы на вопросы отвечайте. Полковник Сомов вас проинструктировал?
   - Так точно! В общих чертах.
   - Он, Макаров, при вас куда-либо отлучался на длительное время?
   - Отлучался, но не один, при нем постоянно кто-либо находился! В советский кинотеатр ходил при нашем генконсульстве, потом пиво пил с моим водителем.
   - Вы можете с этим водителем к нам завтра подъехать?
   - Во сколько мне прибыть?
   - Желательно к тринадцати часам? А почему не спрашиваете куда?
   - Я полагаю, что знаю куда. Наверное, к батальону связи, который возле большого военного свинарника...
   - Ну, можно и так выразиться! Ориентир довольно точный, хотя несколько неожиданный. Обычно, упоминают Дом Офицеров, броневик на постаменте, а тут свинарник!
   - Я ж ветеринарный врач!
   - Ну, тогда ясно. Не опаздывайте, наше начальство этого не любит!
   В назначенное время Алексей подъехал к батальону связи, на территории которого негласно размещался узел спецсвязи. После недолгого уточнения дежурный по КПП открыл въездные ворота. В небольшом зале заседало судилище. Официально все это называлось суд чести младших офицеров, будто бы честь подразделялась на ранги... Как Алексей понял из выступлений офицеров, его приятеля обвиняли в том, что он исчез, никого не предупредив. По прибытии в часть бдительный политработник поднял хай, особенно напирая на то, что исчез носитель государственной тайны, откровенно намекая на возможность дезертирства и попытки уйти в ФРГ. Когда ранним утром Макаров появился в части, вокруг бегали и суетились одетые в полевую форму сослуживцы. Олег, быстро нацепив такую же, получил у дежурного по части пистолет и индивидуальный дозиметр. Встав в строй, взволнованно спросил у сослуживца:
   - А что случилось? По какому поводу тревога?
   Тот обалделыми глазами посмотрел на Макарова и неуверенно произнес:
   - Тьфу, блядь! Так ведь тебя ловим! Ты ж в ФРГ убежал и военную
   тайну с собой унес...
   - Да вы что, идиоты, что ли? - орал Олег. - С вами что ли такого не было? Да вы вспомните хорошенько...
   Однако, механизм с подачи "бдительного" партполитработника был уже запущен.
   - Так вы точно можете подтвердить, что Макаров был у вас в гостях? - спросил Алексея полковник.
   - Так точно. И более того, полдня мы провели на территории особого отдела! Хозяйство Сомова, вы ж знаете...
   - Что вы на это скажете, Владимир Владимирович? - полковник почтительно обратился к невысокому сухощавому человеку в гражданской одежде, спокойно сидевшему в кресле. Тот окинул быстрым, цепким взглядом стоящего посреди кабинета Алексея и быстро выговаривая слова, произнес:
   - Ну, товарища майора наши коллеги характеризуют исключительно с положительной стороны. Взаимные интересы у них с Макаровым имеются, это проверенный факт, у того жена - коллега майора... Трудоустройство, ну это совпадает... Не верить оснований не имеется. Но элемент разгильдяйства у Макарова налицо. Мог и предупредить, никто б и против-то не был... А так, ну вы, товарищ полковник, его своей властью накажите, но палку не перегибайте! Не ко времени это! А по службе ведь к Макарову претензий нет? Ну и чудесно, чудесно...
   - Блин, ну кто бы думал, что все так обернется? - возмущался Олег, когда они с Алексеем, освободившись, пили кофе у него дома. - Замполит, сука, хай поднял! Блядь, шпиона нашел... Все выслуживаются, твари!
   - А замполиты, они все суки! Я за свою жизнь, только двоих нормальных мужиков среди них и встречал! Да и те туда случайно попали! А тот, гражданский мужик, он кто?
   - А-а, Владимир Владимирович! Ты про него забудь, как и не видел никогда! Он тут, в Дрездене, от первого главка - из управления развединформации сидит, может у нас любого на уши поставить! Умнейший мужик. А живет он рядом со мной, на углу Радебергер-штрассе и Егер-парк, в блочной пятиэтажке, на третьем этаже. Но ты про него забудь навсегда, как и не видел! Вот у вас, к примеру, в первой половине того особняка кто сидит?
   - Ну, там представительство КГБ СССР, полковник Федулин у них
   главный! Правда я его в форме за четыре года ни разу не видел!
   - А этот куда главнее! Кстати, ваш Федулин уже лет пять как генерал!
   - Ой, как неудобно! А я его все полковником навеличиваю! Но он же и не поправлял меня ни разу!
   Макарову объявили общественное порицание, а по положению о судах чести, это было максимально строгое наказание, после которого офицер подлежал увольнению из кадров. Кроме того, его перевели на равнозначную должность в Рангсдорф - небольшой городок вблизи Берлина. После Дрездена этот населенный пункт казался ужасной дырой. Макаровы в недельный срок переехали к новому месту, окончательно похоронив мечту о трудоустройстве Наташки.
   - Минус тысяча ежемесячно, - прокомментировал Алексей, обращаясь к Миронову. - Неплохо вы по блядям сходили!
   - А я тут при чем? - сделал невинные глазки тот. - Ему самому думать надо было!
   - Да оно бы ничего, но тут вишь, какая обстановка в Гэдээрии! Да еще замполит этот сраный, они чуют, что им финал наступает, вот и суетятся, как змея на сковородке...
  
  
   ГЛАВА 33. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В ГЕРМАНИИ
  
   Вот так и дослуживали! Сокращались целые армии, войска спешно выводили в Союз. Ближайшее окружение Горбачева проводило недальновидную и безответственную политику. Меченый добился мировой популярности благодаря тому, что в угоду внешнеполитическим дивидендам напрочь забыл о внутренних проблемах страны. Ради дружеских улыбок западного обывателя и прозвища Горби он махнул рукой на интересы страны. Он и его последыши в угоду своим западным хозяевам максимально сократили и без того немыслимый срок вывода наших войск. Соединения и части выводились в чистое поле, технику и имущество сваливали прямо в грязь... Те же американцы выводили свои войска только после того, как для них были созданы условия размещения, где-нибудь в Каролине или Техасе. Впоследствии на родину уходил 7-й армейский корпус США, так янки возвращались домой без проблем, в хорошем расположении духа, довольные и веселые. А у нас... И кто знает, сколько советских офицерских семей распалось из-за такой политики? Сколько молодых офицеров, не имеющих другой возможности прокормить свои семьи, из-за нищеты и унижения, ушло в криминал? Лес рубят, щепки летят? Взять бы того лесоруба, положить бы его очумелые ручки на пень срубленного им дерева, да тем же топориком, да с размаху...
   Антисоциалистические настроения в ГДР, умело подогреваемые западными спецслужбами, росли как на дрожжах... Хотя восточные немцы и обеспечивались продуктами, промтоварами и прочим ширпотребом стабильно и по более низким ценам, чем в ФРГ, современной продукции явно не хватало. Телевизионная и радиоаппаратура, магнитофоны, кухонное оборудование, канцелярская техника были некачественными, устарелых образцов. То есть были аналогами западной продукции двадцатипятилетней давности. Видеомагнитофоны, видеокамеры, компьютеры и принадлежности к ним, микрокалькуляторы и другие товары для восточных немцев были недоступны. Купить приличный легковой автомобиль было невозможно. Ежедневно видя в западно-германских рекламных телевизионных передачах, сколь доступны эти товары на Западе, восточные немцы все более убеждались в ущербности своего существования. Во время поездок к своим родственникам за "железный занавес" они воочию убеждались в том, что социализм окончательно и бесповоротно проиграл! И это при том, что в ГДР не было пустых, как в Москве, прилавков...
   В 1989 году во многих странах социалистического лагеря свершились события, приведшие к изменению общественного строя и политической системы, к ликвидации Варшавского договора, СЭВа и вообще "социалистического лагеря". Приведем динамику событий тех дней...
   В начале осени правительство Польши возглавил представитель оппозиции Тадеуш Мазовецкий. Через пару недель правительство Венгрии открыло границу с Австрией и ввело в стране многопартийную систему.
   К концу второй декады октября Хоннекер подал в отставку. Новым генеральным секретарем СЕПГ, председателем Народной палаты ГДР и председателем Национального совета обороны страны стал Эгон Кренц.
   Сразу после ноябрьских праздников Совет министров ГДР принял решение об открытии границы с ФРГ и Западным Берлином. Это было апогеем краха "государства рабочих и крестьян на немецкой земле".
   К концу ноября в Чехословакии принято решение о создании нового правительства, отмене закрепленного в конституции положения о руководящей роли коммунистической партии. Ушел в отставку президент Чехословакии Г. Гусак. Сформировано новое правительство с некоммунистическим большинством. 29 декабря Президентом Чехословакии избран антисоветчик и диссидент Вацлав Гавел.
   А в средине декабря начались массовые выступления протеста в румынской Тимишоаре, закончившиеся через неделю свержением Н. Чаушеску, которого радостные румыны вместе с супругой, тут же и расстреляли...
   Мир социализма, "прелести" которого Алексей всю жизнь ощущал на своей шкуре, стремительно рушился. На душе было весьма тревожно, каков будет мир, приходящий на смену старому, что ожидает всех нас в нем? Вопросов было много, ответы на них могла дать только сама жизнь! Алексей не без опаски ожидал отъезда в Союз, он уже догадывался какой хаос ожидает его на Родине, однако истинного масштаба перемен и последующих за ними потрясений он представить себе не мог...
  

* * *

   С утра день начал складываться удачно, разбудив и наскоро собрав заспанного сынишку, Алексей заявил:
   - С утра в бассейн, потом в зоопарк, после обеда у меня спортзал. Ты за уроки, затем по своему плану, только за пределы "Брикета" никуда! А то знаю я тебя... Больно ты ушлый для своего возраста! Смотри, шнур от кипятильника на своем месте...
   Вышеупомянутый шнур от старого кипятильника являлся своего рода педагогическим раритетом, ибо примерно около года назад, оборзевший отрок, придя домой надменно заявил:
   - Все, хватит! В школу более не пойду, намерен оставшуюся жизнь посвятить разным удовольствиям! Читать-писать умею, мне достаточно!
   - Кто это тебя надоумил? - озадаченно спросил Алексей. - А грамоте научаться? Или ты в красивом оранжевом жилете рельсы трамвайные всю жизнь будешь укладывать? А то еще есть замечательная профессия! Говночист, например! Да и на них тоже учиться надо! Не-е, брат, так не пойдет! Прекращай дурковать!
   Дальше - больше, разгневанный Алексей пару раз огрел злобного мальца широченным офицерским ремнем. Эффект был больше акустическим, чем воспитательным! Злопакостный отрок назавтра, мстя за позор и унижение и улучив удобный момент, изрезал ножом довольно новый немецкий диван. Алексей, до крайности возмущенный бессмысленным вандализмом второклассника, отполировал его задницу ремешком от офицерской плащ-накидки, ремень был узким и рассекал воздух со свистом... Однако, неугомонный оголец на следующий день, пользуясь отсутствием родителей, соорудил из швабры и кухонного ножа индейское копье и долго вымещал свою злобу на безвинном холодильнике...Тогда в ход пошел пресловутый шнур от кипятильника... После третьего удара, малой вывернулся, поддернул штаны и мрачно произнес:
   - Тебя, дурака, я вижу не переупрямить! Буду-ка я, лучше, хорошим!
   Алексей еще сутки, успокаивая нервы, глотал валерьянку... До этого, он порол любимое чадо только однажды, еще в Благовещенске-на Амуре. Тогда любимое детище, сманив еще пару таких же засранцев, ушло из детсада в Африку... Напуганный россказнями детсадовских воспитательниц о некоем сексуальном маньяке Алексей через своего школьного друга, Володьку Шабанова, поставил на уши всю городскую милицию, а сам с капитаном Кириным, помощником начальника разведки дивизии, вместе с поднятой по тревоге разведротой, битых четыре часа прочесывал все ближайшие стройки, колодцы и теплотрассы... Теперь же история повторялась, правда, несколько в ином аспекте... Так или иначе, но упомянутый электропровод сыграл огромную роль в воспитании и образовании любимого чада. Забегая на много лет вперед, скажем, что уже выросший, двухметровый атлет, к тому времени закончивший с красным дипломом престижный авиационный институт, сам отмечал высокую педагогическую роль метрового отрезка провода...
   Бассейн, расположенный неподалеку от дома, Юрка посещал с удовольствием. Собственно, это был не бассейн, а целый храм, посвященный банному божеству. На первом этаже этого сооружения размещался двадцатипятиметровый бассейн с хитрым устройством, гонявшим по его поверхности огромные волны, на втором этаже размещались банные номера, на третьем - собственно баня. Да какая! С мраморным холлом, где в огромных кадках росли пальмы, с сухой сауной, где температура доходила до ста десяти градусов, русской парилкой, подогреваемыми мраморными скамьями в мыльной, двумя небольшими бассейнами с горячей и холодной водой...
   Режим работы этого помывочного храма был таков: понедельник - санитарный день, вторник и среда - женский день, четверг и пятница -
   мужской, а в субботу и воскресенье вконец одуревшие немцы мылись совместно. Вот этого Алексей, как впрочем и все его соплеменники, понять ну никак не могли! Импотенция настигала немцев, как кавалерист настигает разбегающихся по полю брани пехотинцев...
   Расположившись на бортике бассейна, Алексей зорко наблюдал за своим неугомонным чадом, отчаянно сражавшимся с мощными волнами. Малец был в полном восторге... Дно бассейна покатом спускалось к дальней его стенке, в самом глубоком месте толща воды достигала четырех метров, в лягушатнике же, отделяемом от глубоководья красивым пестрым канатом с поплавками, воды было максимум по колено... Трое крепких немецких парней-спасателей, в плавках, но с повязками красного цвета, расположившиеся по периметру бассейна, следили за порядком и безопасностью малышни.
   После бассейна Алексей с сыном забросили плавательные принадлежности домой, забрали пятилетнюю Иринку и дружно направились в зоопарк. Возле советского генконсульства, на Кикерслинг-штрассе 18, Алексея окликнули:
   - Доктор, привет! Куда это вы направляетесь?
   - О, Владимир Степанович! Добрый день! Да вот, семейство в зоопарк веду, на зверушек посмотреть хотят.
   - И курочку кушать! - решительно подала голос дочка. - Пойдемте, дядя с нами!
   - Спасибо, дитятко! Вы уж, как-нибудь сами! Привет своему Акселю от моей мадам передавайте!
   - Папа, а кто этот дядя? - спросил Юрка, пройдя с десяток шагов.
   - Это? Это, сынок, генеральный консул нашей страны, Орехов Владимир Степанович! Самый главный наш соотечественник в Лейпциге. У него тоже такса есть, только девочка.
   - Главнее самого главного генерала? Ты еще скажи, что главнее нашего директора школы! А такса у него какого цвета, рыжая, как наш Аксель?
   - Да, кто ж его знает? Пожалуй, что и главнее. А таксочка у него коричневая какая-то, гладкошерстная. Хорошенькая, но наш Сюсик красивее!
   - Этот зоопарк, дети, очень старый, - заметил Алексей, предъявляя входные билеты контролеру. - Его построили 175 лет назад. Сначала только львов держали. А теперь тут всяких зверей полно. Тут тигров уссурийских больше, чем на Дальнем Востоке. Мамки ихние, тигриные, по два-три детеныша каждый год рожают... А дом с крокодилами какой? А тот стеклянный дом, где живут гориллы, ну, где тот чудак маленького орангутанга из соски кормил, вообще самый большой в мире!
   - А орангутанг-мама потом у него соску забрала и ему самому в рот
   сунула! - расхохотался Юрка. - А самый большой горилла-папа та-ак на Ирку через стекло смотрел, даже жутко становилось? А помните, как он рассердился, когда негры к витрине подошли? Как рукой треснет..., я даже испугался, что стекло не выдержит! Все-таки здорово, что мы живем рядом с зоопарком!
   Так, с шутками и прибаутками обошли весь зоопарк, осилили по четвертинке огромного жареного бройлера, навестили знакомых горилл и усталые, но довольные, через хитроумную крутящуюся калитку, устроенную таким образом, что через нее можно было только выходить, покинули звериный рай и оказались возле самого дома. Впрочем, смысла в устройстве такого хитрого сооружения не было, заборчик, примыкавший к этому чуду инженерной техники был не выше семидесяти-восьмидесяти сантиметров...
   Неприятности начались позже, на тренировке в спортзале особого отдела, куда Алексей ходил на занятия рукопашным боем, проводимые все тем же Остроумовым, он, не рассчитав усилий, так саданул макивару, что сломал себе большой палец на правой ноге.
   - Вколоченный перелом, - заявил подполковник Ломов, начальник
   травматологического отделения госпиталя. - Иммобилизация не нужна,
   так, лангетку положим, на всякий случай! Таблеточек попьешь, кальциевых, рыбьего жира в капсулах, и за четыре недельки заживет! От службы освободим, конечно!
   - Доктор, на что мне это освобождение! Мне отчитываться особо не перед кем! Мое начальство в Вюнсдорфе! А работу мою за меня никто не сделает, там еще те деятели, я буду дома от скуки с ума сходить, а они водку пьянствовать! Нет, пару-тройку дней поваляюсь и на службу!
   А на следующий день внезапно прикатили из Вюнсдорфа сразу два генерала-лейтенанта. Один из них - главный тыловой генерал Калюга, сдавал свою должность, другой же - Мордатюк принимал.
   "Вора на вора менять - только время терять!" - скептически говаривали знающие люди... Два высокопоставленных тыловика въехали в город, навестили госпиталь (медицинская служба в те, "лохматые" годы еще подчинялась тыловикам), нагнав страху на вороватого госпитального зампотыльника, и уже было направились на холодильник, когда Айзатуллин, желая хоть на миг отсрочить сей неприятный для него факт, отчаянно воскликнул:
   - А тут еще один тыловой объект имеется! Тоже группового подчинения! Ветеринарная лаборатория!
   - Это которая на территории особого отдела? - недовольно вопросил Калюга. - Да ну ее к свиньям собачим, там и смотреть-то нечего!
   Как и всякий жулик, он на уровне инстинкта не желал даже и находиться вблизи таких заведений...
   - Да давай уж посмотрим, раз заехали! Когда еще я тут побываю? - возразил Мордатюк.
   Алексею, прихромавшему на службу на следующий день, посещение "генералов по тылу" в цветах и красках живописал фельдшер лаборатории прапорщик Бажелюк.
   - Они заходят, важно так! А нам уже с проходной солдатик-особист позвонил! Не зря я им тушенку из проб отдаю! Козловский как временно исполняющий обязанности их встречает... Все по отделам сидят, работой занимаются, да им-то чего, гражданские люди... А я китель снял, халатик белый накинул и в аптеке с умным видом тальк перевешиваю!
   - А его-то на хера перевешивать?
   - Что было под рукой, то и перевешивал! Работу изображал! Да они - генералы, что, разбираются? А тут, смотрят, прапорщик при деле... Ну, один генерал и говорит, где, мол, спирт у тебя хранится? Я ему, вот, мол, в металлическом шкафу, как по приказу велено! Он - доставай, ну я одну бутыль и достаю... А генерал опять, давай спиртометр. Я ему ареометр даю и объясню про плотность, поправки на температуру. Вижу - не понимает и злиться начинает. Я тогда спиртометр даю! Дальше такая картина: один генерал из двадцатилитровой бутыли в мерный стакан наливает, другой - этот стакан держит, чтоб не упал... А в стакане-то литра два! Спиртометр в спирт опустили, он колеблется! Я хотел его остановить, так генерал меня по руке шлепнул, не лезь - говорит! Ну, остановился, как и положено, девяносто пять-девяносто шесть! Да, а когда плотность спирта мерили, Мордатюк Калюге и говорит, что он у матери в Беларуси так самогонку проверяет! А потом заявили мне, что я хитрый прапор и двух генералов обманул! Вышли из лаборатории и уехали Айзатуллина драть!
   - А чего они плотность мерили? Если по уму, то надо остатки снять, перемерить наличие, сравнить с учетными данными, а уж затем плотность проверять, не разбавляли ли водой! - недоумевал Алексей. - А так, чего было придуриваться? Заняться что ли нечем?
   - Во-во! Я ж спирт не в бутыли развожу, а в графинчике за столом! А по записям у меня все ОК. Я сначала спишу, а только потом выпьем...
   - А они у меня на холодильнике из бочки пакет-вкладыш с селедкой в багажник своей "Волги" кинули и уехали, так и не смотрели ничего, - встрял Айзатуллин, неизвестно зачем околачивающийся в лаборатории. - Там, в бочках по два пакета, оба по двадцать пять кило, какая-то новая фасовка... Уперли двадцать пять кило, как будто так и надо!
   - Ты, вредитель татарский! За каким хреном генералов на нас навел? Вон, Ваське моральный ущерб нанесен, мы его спиртом лечили...
   - Ой, только не врите, что растирали...
   - Ну, растираться нам ни к чему, мы его по-другому применяем! Тебе так Коран не велит! Впрочем, ты не выполняешь ничего...
   - А в Коране про водку не сказано, там про продукты сбраживания винограда и плодов только сказано! Нам еще в училище преподы рассказывали. Я ж учился в Вольске. Там в Саратовской области татар много, среди преподов тоже. Тема животрепещущая, часто обсуждали... А генералов к вам направил, чтоб пока они здесь у вас застрянут, мой зам - Колька, порядок там навел...
   - Ну, короче! С тебя два гуся и мы тебя прощаем!
   - А гусей нету, последнюю партию в Дрезден отправили, горбушу неплохую получили, пару хвостов дам! С пивом пойдет!
   - Это ты мне, дальневосточнику, рассказываешь! Кстати, зачем приперся?
   - Да так, скучно мне чего-то! Ведь мне и поговорить-то на работе не с кем! И еще - у меня с Кузнецовым проблема, даже и не знаю, что с этим придурком делать!
   - Ну, а я-то тут при чем? Он же у тебя работает, а не у меня!
  
   (Кузнецов, муж ветеринарной бактериологини Людочки, неизбывного Алексеевого проклятья, работал ветеринарным врачам-санэкспертом в лаборатории холодильника. По сложившейся многолетней практике служащие по оргнабору прибывали в группу войск поодиночке, и только после того, как прибывший первым обустраивался и приискивал подходящее место для своего супруга или супруги, то оформлялся вызов на оставшегося в Союзе. Так вот, первой приехала Людочка и сразу начала выпендриваться, систематически опаздывая на работу. Опоздания были небольшими, максимум до десяти минут... Алексей не поленился и шагами вымерил расстояние от подъезда дома на Отто-Нушкештрассе, в котором проживали его гражданские специалисты. Получилось около тысячи шагов, даже черепашьим шагом можно было их преодолеть за десять минут.
   - Людмила Владимировна, я Вас официально предупреждаю о недопустимости Ваших перманентных опозданий! Если это безобразие будет продолжаться, я буду вынужден принять непопулярные меры! Ну, там выговор - строгий выговор - откомандирование в Союз. Я бы еще понял, живи Вы у черта на куличках, но ведь до Вашего дома доплюнуть можно, ежели поднатужиться!
   Людочка, закусив бесцветную тонкую губу, метнула на Алексея ненавидящий взгляд.
   На следующее утро Алексей получил шифротелеграмму из штаба группы: "Приказываю провести боевые стрельбы из штатного вооружения с боевым гранатометанием. В т.ч. со всеми служащими СА.
   Начштаба тыла ЗГВ".
   - Гляди, Козловский! Это что же получается? И Людочке твоей в руки гранату давать? Нет, уж! С пистолета как-нибудь отстреляется, хрен с ней, а гранату за нее я сам кину. Или Женька Данилин постарается. Он мужик здоровый, к тому же офицер запаса! Военную кафедру заканчивал. Правда, у них такого преподавателя, как Зражаев Борис Сергеевич, не было, да и быть не могло...
   - Шеф, а кто этот Зражаев? Ты о нем постоянно вспоминаешь.
   - А это, тезка, у нас на военной кафедре начальник общевойскового цикла был! Когда его к нам на кафедру из ДВОКУ перевели, мы все взвыли. Деспот, сатрап... А потом присмотрелись, ни хера... Мужик-то он настоящий! Начал он из нас, придурков безалаберных, мужиков делать. Знаешь ведь, бывают такие начальнички, что только руками водят и задачи вставляют, а он не из таких... Кремень-мужик! Хоть гром с небес, хоть метеориты на голову, пообещал - сделает! Пообещал задрочить - задрочит! Но только за дело! Разгильдяев на дух не переносил... Те из наших студентов, кто поумнее - сразу это почуяли! Я одному однокурсничку, гниде сахалинской, так морду расхлестал за то, что он на Бориса Сергеевича всякую хрень возводил, любо-дорого ... А как он нас на сборах дрючил, но добился своего, стрелять, гранаты метать, бэтээр водить, мины ставить - всему научил! И не просто так - на отвяжись, а как следует! Да и стыдно было бы не научиться! Он ведь своего пацана на сборы привез. И его Сережка, ему тогда лет четырнадцать-пятнадцать было, он так из пулемета стрелял, что кадровые офицеры завидовали ! Живой пример, так сказать... И мы подтянулись. А потом его в округ забрали на повышение! А пацан его в ДВОКУ поступил, я его курсантом видел, ладный такой парень стал... Мне с Блага писали, что он сейчас где-то в ЗГВ служит. Надо б поискать, может дивизионные ветврачи помогут. Фамилия у них редкая. Что-то казачье в ней... А батя его, Борис Сергеевич, не солдафон тупой был, а очень начитанный, эрудированный человек! Таких мало, а может и вовсе нету уже...
   Ладно, хватит ностальгии, о стрельбах давай! Короче, я завтра к девяти в госпиталь с Данилиным подъеду, оружие и патроны получу, гранат с десяток, РГД-5. Ты же бери шестьдесят шестой, сади туда весь личный состав, кроме жен военнослужащих, короче - вольняг всех. Да, мужиков в военную форму переодень, проведи инструктаж по ТБ и к десяти на стрельбище бригады связи подъезжай. Я к тому времени все вопросы порешаю и тоже там буду! Тут с нами пострелять сосед просится, подполковник Остроумов из особого отдела, обещал мастер-класс показать. Ствол у него свой, патроны тоже... Кольт американский, 11,43 мм калибром, мизинец в ствол входит... Во, дура огромная! Надо у него пальнуть разочек попросить!
   Стрельбы прошли почти нормально. Первыми отстрелялись гражданские специалисты, водители и ветврач Данилин, результаты были так себе, однако на тройку с плюсом вытягивали... Алена - жена Алексея, как всегда оказалась на высоте. Стреляла она не хуже офицеров, сказывалась спортивная подготовка, ведь еще в Благовещенске она успешно выступала в первенстве города по многоборью и даже заняла первое место среди женщин. Как всегда, учудила Людочка Кузнецова - уже на огневом рубеже, держа в руках пистолет с досланным в патронник патроном, она повернувшись всем корпусом к стоявшему чуть позади Козловскому, елейным голосочком спросила:
   - Алексей Иванович, а куда стрелять?
   Пистолет, конечно же, в это время был направлен прямо ему в живот. Гуди, звериным прыжком подскочил и мягко вывернул пистолет из рук московской барышни. Еле сдерживая себя, он произнес:
   - Да уж по-любому не ему в живот! За что ж вы так его ненавидите, ну - меня, еще понятно... А его за что! Алексей Иванович! Проконтролируй процесс, а я людей подальше от греха уберу! Боевое гранатометание, бля... Выдумают же, падлы лампасные... Да она эту гранату себе под ноги и уронит!
   Людочка, придерживаемая Козловским, подняла пистолет на уровень лица и, держа его на вытянутых руках, нажала на спуск, бабахнул выстрел... Она тут же завизжала и, зажав уши обеими руками, выронила пистолет. Тот, ударившись оземь, бабахнул еще раз...
   - Нет уж, с меня хватит! Уберите отсюда эту... Козловский, отвези ее в лабораторию! Да, возьми уазик и вали отсюда! Да валерьянки в госпитале по дороге возьми! Да не ей, блин! Я сам ее пить буду! Ты хоть понял, что от смерти на волосок был! Я тут с мужиками патроны дожгу и приеду! Да вали отсюда, вон Остроумов сюда идет, еще только не хватало, чтоб он узнал!
   Американский пистолет, из которого Алексею раньше стрелять не доводилось, имел очень сильную отдачу и довольно тугой спуск.
   - Ты его двумя руками придерживай! Да не так, левой ниже бери... И не стой, как в курсе стрельб нарисовано... Вот как надо, вивер-станс называется. Как в карате - поза всадника, корпус ниже, вперед чуть наклонись... - поучал Остроумов. - Э-э, да! Стрелки с вас аховые! Гляди,
   как надо! Это ж кольт, а не "Марголин"!
   Подполковник, присев на полусогнутых ногах, сделал пять выстрелов, слившихся в очередь. Пять пустых бутылок из-под немецкой колы, установленных у бревенчатой стенки, разлетелись вдребезги...
   - Конечно, мы ж в "Альфе" не служили! А для ветеринаров - так весьма неплохо! Ну, пойдем гранатами покидаемся?
   А через полмесяца к Алексею приехал начальник службы. Он без обиняков приступил к делу.
   - Вот, на тебя жалоба поступила... во всемирный совет баптистских церквей! Сотрудница твоя на тебя жалуется, пишет, что нечуткий ты!
   - Ага, а вы значит, у них пресвитером на полставки, - разозлился Алексей. - А выдра эта, значит, пусть мне всю дисциплину разлагает? А ежели я не дам ей этого делать, то от баптистов мне конфузия выйдет... Вы мне скажите, я еще с ума не сошел?
   - Ну, ты сильно-то не резвись! Письмо-то в политотдел тыла попало, вот меня разбираться и прислали! - скроил важную мину полкаш.
   Алексей надолго запомнил это идиотское разбирательство...
   Приехавшего в ГДР к Новому Году Людочкиного супруга с франкфуртской пересылки забрал Данилин, который как раз прибыл туда с проверкой на тамошний продовольственный склад.
   - Шеф, это что-то! Я таких чмырей даже в кинокомедиях не видел! Это большой подарок для татарского народа, особенно для Айзатуллина. Та-акой пиндосище, - возбужденно докладывал он Алексею. - Росту моего, весом килограммов сорок, вместе с ботинками, конечно! Очки у него, где-то минус сто, а главное - он к своим тридцати годам умудрился сохранить незамутненный разум пятилетнего ребенка! Ну, как всякий из "ма-асквачей", амбициозен, обидчив, капризен и вообще полагает, что вселенная должна крутиться вокруг него...
   - Ну, и на хер ты такое чудо сюда приволок? Надо было сразу в Одере топить! - невесело пошутил Алексей. - Эта сладкая парочка теперь на меня верховному муфтию Антарктиды будет жалобы писать?)
  
   Прервав невеселые воспоминания, Алексей вновь обратился к Айзатуллину:
   - Так чего же ты хочешь, о Бычий Рог?
   - Шеф, ты перепутал! В первоисточнике о Бычьем Члене упоминалось! - усмехнулся Данилин.
   - Вам смешно! А тут такое дело! Урод этот московский свою курточку джинсовую то ли потерял, то ли выбросил. А грузчик немецкий, Уве Марциньяк нашел! Отстирал, пуговицы пришил и носит! Так этот чмырь линзы свои навел, хламиду опознал и верещать начал... Напал на грузчика и за куртку тянет... Отдай, мол, это реликвия семейная, в ней отец еще его хипповал! А тот ему, какую нашел, такую и заберешь! Пуговицы оторвал, в грязь кинул и ногами топчет! А придурок наш верещит и в драку кидается!
   - Кто в драку, Вовочка Кузнецов? На грузчика? Да тот его соплей зашибет, и еще вопрос, как это грузчик в эту куртку влез?
   - Ну, это ладно! Хотя позорище... А вот сейчас он на меня телегу писать собрался! И куда! Самому Хоннекеру, а в копии в ООН, Горбачеву и верховному муфтию Татарстана... Кто этого дебила надоумил? Уж не ты ли подсказал? Ну зачем же так делать, этот идиот и вправду напишет!
   - А, что? Мне одному что ли страдать! А вообще-то, не я! Это, наверное, вольняги твои, типа фельдшерицы Соньки Дюсенбеевой, они над этим Вовочкой животики надрывают! Надо от этой сладкой парочки как-то избавляться! Перевести куда-нибудь на продсклад, желательно в глухомань, типа Затцкорна или Альтеслагеря. Там им мозги вправят... Пусть там чудят до конца спецкомандировки...
   Однако, жизнь внесла свои коррективы. Через пару дней Людочка вызывающей походкой прошла в кабинет к Алексею и швырнула на стол какую-то бумажку.
   - Что это, уважаемая? - недоуменно поднял брови Алексей.
   - Это справка из госпиталя! У меня токсикоз беременности!
   - Материнство - дело святое! Только непонятно мне, как это? Ваш супруг менее двадцати дней назад прибыл, и уже токсикоз? Я, конечно, не гинеколог, но как врач, да и как отец двоих детей какое-то понятие имею! Да это что же, вас от работы с вредными условиями отстранять надо? Да а у нас в лаборатории вся работа такая! Я ж вам всем доплаты произвожу, в бакотделении по двадцать процентов, в остальных по пятнадцать.
   "Да, дела! И не уволишь ее и не переведешь никуда! Сильно! И какая это паскуда ей пузо натерла! По любому ведь не ее придурок, у нее срок-то уже месяца три..."
  

* * *

   В назначенный Богом срок Людочка родила, судя по справке выданной родильным отделением госпиталя, полноценного доношенного ребенка. Сопоставив срок прибытия Вовочки и предполагаемый момент зачатия, Алексей призадумался.
   - Странно, обычно вольняги сюда приезжают денег заработать! Им ведь, как и военным, двойной оклад капает! А пребывая в отпуске по уходу за малышом, что она заработает? Родила по залету, это ясно... А детей до се не было, видать мужичонка ейный не в состоянии! А тут, такая радость! Ну, да это ее дело, тут важно, чтоб никаких скандалов не возникало! Мне эти баптисты и так всю плешь проели... - выговаривал он непосредственному руководителю родительницы, начальнику бакотделения.
   - Слышь, тезка, а не твоя ли это работа!
   - Да ну, шеф, она абсолютно не в моем вкусе... - решительно отперся тот. - А ее придурок ликует вовсю. Чушь какую-то несет про семимесячных младенцев...
   - А ж я ему и толкую, не тот батька, кто родил, а тот - кто вырастил, - встрял в разговор подошедший Володька Большаков. - А бабы на холодильнике у него допытываются, умеет ли он до девяти считать?
   - Вы своим бабам языки-то укоротите! - Алексей решительно пресек разговор. - Вам лишь бы языком трещать. А вы подумали про пацаненка? А так, какой-никакой, но батька... Родила, и дай ей Бог! Выпал бабе шанс познать радость материнства, ну и хорошо. И не надо придурку по ушам ездить, он идиот непредсказуемый! Не ваше это дело...
   - Ой, шеф! Да никуда он не денется, эта волчица московская его за
   кадык крепко держит! Вовочка в надежных руках...
   - Вот и закончим на этом! Больше я на эту тему ничего слышать не хочу! Что, у вас тем других больше нету?
   - Как нету, вон на втором этаже нашего дома семья живет! Она - парикмахерша из ТБП, он - сварщик из КЭЧ, и еще один клоун с ними!
   Поселились в одной комнате, вместе и живут!
   - Как это? - не понял Алексей. - Два мужика с одной бабой? И не передерутся?
   - Хуже, шеф! Этот пришлый, он их обоих пользует, и жену и мужа!
   Там, в доме нашем, все одурели от ихнего лямур де-труа...
   - Да пропади они пропадом, извращенцы! И откуда такая мразь берется? Непонятно это русскому мужику, да и ни к чему! - гадливо плюнув на газон, Алексей направился прочь.
  
  
   ГЛАВА 34. ЗЕМЛЯК
  
   - Шеф, там тебе начмед госпиталя звонил, просил подъехать, - доложил Козловский. - Про путевку какую-то говорил, я так и не понял
   ничего. Связь отвратительная, да он еще и заикается.
   - Видать, путевка моя пришла! Я ее еще когда заказывал, надо и мне когда-нибудь в санаторий съездить! Не был ни разу в жизни. - спокойно ответил Алексей. - Это ты у меня каждый год в Трускавец катаешься. Цени мою заботу о твоем организме.
   Полковника Замыцкого Алексей знал еще с незапамятных времен. В Лесозаводском госпитале, где Алексей проходил медкомиссию при призыве в кадры Вооруженных Сил, тот был начальником терапевтического отделения. Алексей помнил радость военного эскулапа, когда он привез тому несколько двадцатилитровых бутылей лечебных настоек. Снабжение госпиталя было так себе, вечно чего-нибудь не доставало, а поэтому более чем щедрый дар районного ветеринара был встречен на ура.
   - Настойка валерианы официнальная - двадцать литров, настойка боярышника - двадцать литров, настойка элеутерококка - двадцать литров, настойка перца стручкового - тоже двадцать! - восхищался майор Замыцкий, худощавый и сутуловатый очкарик. - Нам этого надолго хватит. А как ты спишешь? Тут ведь объемы какие...
   - А у меня пациенты-то какие? Быки с коровами и поголовье тысячное! Тут хоть польза какая ни-то бойцам больным произойдет, а так, ветеринары колхозные выжрут и все. Они как спирт получают, то по неделям на работу не выходят. Не все, конечно, но добрая половина! Ты, майор, только перцовку сам не пей!
   - Да, а почему? Отравленная, что ли? - обеспокоился медик.
   - Почему отравленная? Нормальная! Только случай я помню, еще в студенческие годы со мной произошел. Ну, слушай...
   Лешка тогда только закончил четвертый курс института и был направлен на производственную практику в учебно-опытное хозяйство института, совхоз "Грибское". Главветврач совхоза, закончивший тот же институт пятью годами раньше, обрадовался практиканту и тут же слинял в отпуск, не желая передавать молодому коллеге свой опыт. Отдавая Лешке ключи от ветеринарной аптеки он печально поведал:
   - Спирту нету! Да тебе он и не понадобится! Остальное на полках и
   в холодильнике. Прививки я все поделал, по графику отелов не предвидится. Ежели чего вдруг приключится - звони Михалычу в Гродеково, там у нас второе отделение. Он фельдшерюга старый, поможет...
   С этими словами он уселся за руль мотоцикла "Урал", в коляске которого уже лежали собранные вещи: рюкзаки, удилища, зачехленное ружье, - и укатил восвояси. Свой отпуск он собирался провести где-то в Мазановском районе, в таежной деревушке, где проживали его старики. На следующее утро, прикатив из города на своем "Восходе", Алексей взялся наводить в аптеке порядок. По всей видимости, ветеринар отмечал в ней свой неожиданный отпуск, как водится, в компании с агрономом и зоотехником...
   Это в институте студенты разных факультетов не ладили между собой, а случалось и дрались... Особенно в этом отношении славились парни ветеринарного факультета. Не самые многочисленные, зато шустрые и сплоченные, они занимали сомнительное первенство института по мордобою, пьянству и другим безобразиям... Особенно лютой была вражда между мехфаком и второй общагой, в которой селились агрономы, зоотехники и ветеринары. Между ними возникали грандиозные побоища, во время которых против механиков объединялись все. Однако, попав по окончанию института в один и тот же совхоз, молодые специалисты сразу забывали о юношеских шалостях и мирно трудились на ниве сельского хозяйства, разваливая то, что не успели развалить до них...
   Лешка вынес пустые бутылки и объедки, подмел и вымыл пол, отжал и повесил на забор тряпки и уже собрался покурить на крылечке, когда заметил двоих всадников, сопровождавших до этого огромное коровье стадо. Те направлялись прямо к нему.
   - Ты что ли практикант-то будешь? - развязно обратился к Алексею один из верховых, заросший щетиной крепыш.
   - Ну я? Хочешь что? - неприветливо ответил Алексей. В настоящий момент из студентов в селе он был один. Другое дело, когда в августе-сентябре приезжает до пары сотен студентов. В такое время местные избегают нарываться, прецеденты случались и всегда заканчивались не в пользу местных...
   - Ты, эта... Ты нам спирту налей! Нам ветеринар всегда наливает! И ты нальешь, - беззастенчиво плел щетинистый. Второй пастух, также мучимый похмельем, выпучив красные глаза, молча сидел в седле.
   - Так нету спирта-то! Он, видать, припрятал его! Вот, только настойка перцовая имеется! Однако, не советую! Уж больно она крепка, зараза. Шибко ядреная, я как-то спину дядьке натер, так он чуть не облез...
   - Во-во! Нам такую и надобно! Давай, тащи быстрее! И еще, у тебя закусить ничего не найдется?
   - Вы что! У меня тут ресторан что ли? Так пейте и уматывайте!
   С этими словами Алексей поднес каждому "ковбойцу" по граненому стакану чайного цвета жидкости. Оба одновременно маханули по гранчаку. Алексей заворожено глядел на их кадыки, дергающиеся в такт глоткам. Эффект превзошел все ожидания: первый "ковбоец" сверзился с коня и, завывая, принялся лизать языком пырей, в изобилии росший во дворе. Второй поступил несколько по-иному, выпав из седла, он метнулся к бочке с дождевой водой, стоящей у угла избы, и, засунув голову в нее, начал жадно поглощать застоявшуюся воду, кишащую личинками комаров... Осуществив эти процедуры, "ковбойцы", завывая и матерясь, вскочили на коней и сурово убыли вслед за стадом. На следующий день они вновь подъехали к аптеке. Алексей накинул на лежащий у порога топор тряпку и участливо спросил:
   - Ну, как здоровье? Может перцовочки?
   - Ну ее к бесу... То, чего вчера было, дык то ерунда... А вот седни с утра...
   - А сегодня-то что попритчилось, касатики?
   - Дык, попритчилось! Седни мы поутру срать пошли. Вот то да! Как будто кто паяльную лампу в жопу вставил...
   Замыцкий, выслушав, пообещал не употреблять столь термоядерный напиток. Выйдя проводить до автомобиля столь щедрого дарителя, он к своему изумлению обнаружил на крыльце отделения с десяток беснующихся котов.
   - А это, что еще такое? А ну, брысь отсюда, какого хрена вам здесь надо?
   - Это, видать, пробка с бутыли соскочила, когда тащили! Вот, оно
   малость валерьянки и пролилось... Кошаки на запах и прибежали! На дворе ведь март! Я, помню, бабке соседской такую же пакость учинил. Она нас, пацанов, вечно шпыняла! Так я к ней на чердак залез, рукав от старой телогрейке к стропилам приколотил и пару флаконов валерьянки на него вылил. Так коты со всего района к ней на крышу сбегались... Орали как резаные! - добродушно поведал Алексей. - Хорошо, что сюда тигр из тайги не пришел. Тут всяко может быть, вон, давеча лесоруба с Ружинского совхоза на деляне тигрица задрала. Егерей с Владика вызывали, так они на вертолете прилетели. Тигрицу завалили, я на вскрытие выезжал. У нее лапу разбарабанило, заноза там была... За кабанами она ходить не могла уже, вот и решилась... Жалко кошку, мало их уже осталось! Впрочем, сюда тигр не придет, рысь еще туда-сюда! Тут до настоящего леса километров с десяток...
   Встретив Замыцкого в Лейпцигском госпитале, Алексей обрадовался земляку.
   - Тут, Леха, тебе путевка пришла на май, в Бад-Эльстер, там товарищ мой начмедом служит! Он тоже наш, дальневосточник! Я ему позвоню перед твоим отъездом, он тебя там хорошо разместит! Ты только напомни, а то до мая еще далеко, могу и забыть. Ну, а как у тебя дела, не встречал ли еще кого из наших?
   - Как не видел! Тут в Ютербог Петю Земляного прислали! Он с вами в Лесозаводске служил. Петро меня и надоумил в армию свалить! Меня тогда райком-райисполком живьем сжирали! Его оттуда на Камчатку перевели, а потом уже в Москву, в ветотряд вТеплом Стане, мой дружок там начальствует. Ну, его в ветотдел министерства вызвали, Петю-то, и предложили... Типа, у тебя выслуги хватает, давай в ЗГВ, прибарахлишься перед пенсией... А тому чего терять? Квартира в Москве есть! Короче, тут он. Ко мне часто приезжает, пробы на исследования привозит, я его к вам подвезу на днях! Я у него был давеча с инспекцией, пару дней славно погудели, жинка его в Москве сейчас, он холостякует...
   На следующий день Алексей сидел в кабинете и из последних сил пытался дозвониться до своего вюнсдорфского начальства. Кто хоть раз звонил по армейскому телефону, тот может понять о чем идет речь... Вконец остервенившись, Алексей рявкнул в трубку:
   - Освободить линию для генерала Волкотрупова!
   Голоса в трубке мгновенно утихли. Через секунду Алексей услышал:
   - Соединяю "Лидер" товарищу генералу...
   - Шеф, а кто такой генерал Волкотрупов? - озадаченно спросил подошедший на крик Бажелюк.
   - А хрен его знает! Почему-то ты первый, кто спросил. Но в таких ситуациях действует безотказно! Телефонистка видит же, что вызов идет через коммутатор особого отдела. Мало ли, какой тут у них генерал объявился!
  
  
   ГЛАВА 35. ПОПУГАЙСКИЕ ДЕЛА
  
   В этот момент телефон зазвонил вновь, на этот раз это докладывал дежурный по КПП:
   - Товарищ майор, тут к вам гражданин СССР на прием просится!
   - Что за гражданин, да еще и СССР? Ладно, сейчас выйду-встречу!
   Гражданином СССР оказался какой-то бородатый пройдоха.
   - Слушаю вас. Чем могу быть полезен? - на всякий случай спросил Алексей. Он никак не мог уразуметь социального статуса незнакомца. Было ясно, что тот не является ни офицером, ни прапорщиком. Гражданских специалистов, живущих на "Брикете", Алексей знал в лицо.
   - Я турист, приехал сюда из Вильнюса! Я бы хотел получить ветеринарное свидетельство на вывоз попугаев в СССР.
   - Во бля! А почему вы ко мне? Это к немцам надо обращаться! В министерство сельского и лесного хозяйства, как-то оно сложно называется. Я-то тут при чем?
   - Ну, к немцам - нереально! Вы ж выписываете такие свидетельства, когда военные кошек-собак вывозят?
   - Вы правильно заметили, именно военным, ну там еще и гражданским специалистам-служащим советской армии! Но не туристам же! Вы вне моей юрисдикции, уважаемый. Мои свидетельства только в военных поездах "пролазят", а вас-то кто в них пустит? Вам и билет туда никто не продаст!
   - Ну, это ведь бюрократизм и казуистика! Попугаи, они-то ведь ни военные, ни гражданские! Просто - попугаи!
   - А сколько у вас попугаев?
   - Здесь - ни одного! Я и приехал сюда, чтоб купить тут партию! А чего ж я буду их покупать, не зная наперед, вывезу я их или нет! А дома у меня их четыреста штук!
   - Ого! И чем же вы их кормите?
   - Разные породы - по-разному. И фруктами, и семечками подсолнечными, злаками разными! А некоторых даже мясом сырым, червячками разными... Я каждую осень с Украины мешков до сорока семечек привожу. У меня "Волга" с прицепом...
   - Бизнес, что ли такой?
   - Можно и так сказать! Тут и хобби, и бизнес...
   - Ладно, помогу! Я увлеченных людей уважаю! Да и то, вы ж ехали, тратились. Чего ж я вам облом-то устраивать буду? Мне и самому интересно! А как они дорогу переносят? Как вы их транспортировать собираетесь?
   - Я их обычно в чемодане вожу. У меня чемодан есть, огромный такой. Он внутри перегорожен ячейками, каждому попугаю по ячейке... Дырочки просверлены, так что - не задохнутся. Холода они не боятся, да
   и нет сейчас холодов!
   - А сколько попугаев вы хотели приобрести?
   - Ну, максимум - тридцать голов. Только мне волнистые не интересны. Я средних хочу купить, нимф, карелл, неразлучников. Оно б хорошо ару или жако купить, да где ж их взять!
   - Я даже сам с вами по зоомагазинам проеду, до того мне интересно. Мы ж тут, как в банке закупорены, каждый новый человек интересен. Вы нам расскажите, как там у вас в Литве. Русских еще не режут?
   - Ой, я вас умоляю! Никто там никого не режет, ни русских, ни евреев, да и вообще никого! Орут ходят, флагами машут. Саюдис там этот! А на Украине - Рух. Дурдом, конечно! Но жить можно, во всяком случае, я ни в какой Израиль ехать пока не собираюсь! Вы, надеюсь, уже поняли, что я еврей?
   - Тоже мне - шарада! Русский, он скорее вагоны пойдет разгружать или ограбит кого, а чтоб за попугаями в Германию... Фантазии не хватит.
   Объездили пол-Лейпцига, с большим трудом купили с десяток попугаев интересующих пород. Алексей, которому вся эта свистопляска порядком надоела, наобум брякнул:
   - А поехали к директору зоопарка, может, он чем поможет? Он, конечно, своих попугаев нам не продаст, но информацию дать сможет! А вы немецким владеете?
   - Да так, через пень-колоду! Я уж вас помочь попрошу, разумеется, не за спасибо!
   С директором зоопарка, доктором биологических наук Зайфертом Алексей был знаком уже пару лет. Когда-то он приобретал у того кроликов для служебного вивария. Почтенный седовласый мэтр торговался как цыган, его умные глаза азартно поблескивали за стеклами больших очков. Алексею с трудом удалось склонить Зайферта к вожделенному консенсусу. Однако, против ожидания, величественный мэтр принял их весьма приветливо. Из его нескончаемой тирады Алексей понял немногое, однако и этого хватило. Зайферт дал неплохую наводку на своего старинного знакомца - тоже "попугаевода", к величайшему удовлетворению вильнюсского гостя неплохо говорящего по-литовски. Кроме того, в зоопарке незапланированно наплодилось изрядное количество каких-то королевских попугаев, и любезный профессор согласился уступить четырех. Правда, цену он загнул несусветную. Профессор и вильнюсский "попугаевод" долго спорили, причем каждый на своем языке, Алексей с интересом следил за ними обоими, однако в разговор не встревал и переводить ничего никому не собирался.
   - Может быть, попросить его сбросить цену, с тем, чтоб часть денег
   дать ему на карман? - обратился к Алексею вильнюсский гость.
   - Да ты что! Он же немец, а не вильнюсский еврей! К тому же ученый с мировым именем! Обидится, выгонит взашей, да еще и полицию вызовет! Это наш согражданин, какого бы он звания ни был, обходит и нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно, и совершенно так же с ним поступает и его правительство. Герцена слова. У нас так ничего с тех пор и не изменилось. А у них все не так, они своей репутацией дорожат! Поторгуйся с ним еще минут пять, больше я не выдержу...
   В конце-концов столковались, счастливый вильнюсский гость договорился о покупке столь желанных ему попугаев, директор зоопарка за кругленькую сумму избавился от излишествующих особей и получил средства, которые мог пустить на производственные нужды, Алексей освободился от добровольно взваленного на себя обязательства.
   - А чего ты с ними делаешь, с попугаями этими? - спросил он гостя.
   - Как чего? Ты не представляешь, каким спросом они пользуются! Ко мне за птицей и из Москвы едут, и из Ленинграда, даже из Новосибирска приезжали! Продаю, сам покупаю! Это как наркотик, затягивает на всю жизнь!
   - Да уж! Как говорится - каждый с ума по-своему сходит!
   Литовский гость выставил двадцать бутылок армянского коньяку, пять бутылок немецкого яичного ликера, огромную коробку формового шоколада и счастливый укатил в Галле. Повез попугаевода с его многочисленным приобретением Серега Миронов.
   - Слышь, шеф! Я этому придурку и билет куплю. У меня родич в консульстве работает, так он мне визу открыл, а ты мне отпускной билет выпиши, а там кому какое дело, поеду я или нет? Билет-то не именной! Надо ж этому дурику помочь... Ему ж никто билет на военный поезд не продаст. Во придурки, поезда в это время года полупустые идут, а так хоть прибыль какая-то железнодорожникам будет.
   - Ага, то-то ты так о них печалишься! О железнодорожниках... Чую, неспроста это!
   - Я через три часа вернусь, вы тут без меня коньяк не выпейте! Мне тоже попробовать хочется! Завтра ведь двадцать третье февраля, можно сказать, профессиональный наш праздник...
   Пока женщины лаборатории готовили закусь и накрывали столы, Алексей засунул три бутылки халявного коньяка и направился через двор к соседям. Открыв тяжеленную дверь, он спросил дежурного по особому отделу:
   - Сомов у себя? Позвони - попроси принять. Скажи, сосед с поздравлениями!
   - А он вас в окно видел и предупредил, чтоб пропустили...
   Войдя в кабинет начальника особого отдела, Алексей торжественно произнес:
   - Я, конечно, знаю, что ваш профессиональный праздник в декабре, но поскольку ваше третье управление называется военной контрразведкой, то я приношу вам свои поздравления и скромный подарок!
   С этими словами Алексей извлек из дипломата три бутылки "Арарата" и торжественно поставил их на стол.
   - Взятка, да еще при исполнении? - Сомов взял бутылку и задумчиво повертел ее в руках, затем поднял трубку и распорядился. - Виктор, зайди ко мне, тут у соседа интереснейшее предложение имеется! Да, там Качуру скажи - пусть лимон порезанный принесет, ну и еще там чего...
   - Ну, ежели вы это взяткой именуете, то давайте её уничтожим!
   - Вот сейчас одну и уничтожим, а остальные две мы с Остроумовым сами потом как-нибудь... Мы ж не должны оставаться в стороне от таких актуальных событий...
   - Ну, если только чисто символически, а то мне еще с личным составом торжественную часть проводить!
   - Ага, знаем мы ваши торжественные части! По двору пройти невозможно, так от вашего мангала шашлыками тянет... Ну, давайте за нашу армию!
   К вечеру, изрядно отобедав, мужская часть коллектива дружно направилась к военторговскому кафе, расположенному по Комендант-Труфанов-штрассе, как раз напротив гарнизонной комендатуры.
   - А мы только по пивку и по домам! - мелким бесом заюлил Козловский. - Просто на людей посмотреть хочется! Крепкого пить не будем!
   - Да я и пива-то не хочу. Разве, что кофейку!
   Идея насчет посмотреть на людей чрезвычайно удалась. Алексей не поверил своим глазам - в кафе за столиком, уставленным кофейными чашками, восседал никто иной, как сам Александр Розенбаум.
  
  
   ГЛАВА 36. НЕОБЫЧНЫЕ ВСТРЕЧИ
  
   - Да вижу я, не слепой! - Алексей пресек бурные восторги Козловского. - Тихо, не мешай человеку. Пусть ужинает, он ведь не на сцене... Знаешь, он ведь один, а нас таких сколько... Вот покушает, выйдет из кафе, там мы и попросимся с ним сфотографироваться... У тебя еще сколько кадров в аппарате осталось?
   - Да еще кадров двадцать будет! Должно хватить! У меня и вспышка с собою...
   Великий бард благосклонно отнесся к просьбе Алексея.
   - С коллегами? - Александр Яковлевич покосился на медицинские
   эмблемы Алексея. - Да с удовольствием!
   Остановившись возле стены комендатуры сделали несколько снимков. Выходящий из комендатуры капитан Костырский, страстный любитель творчества Розенбаума от изумления разинул рот. Затем, сориентировавшись в обстановке, радостно завопил:
   - Какая честь! К нам в канун праздника и такие люди! Давайте пройдем в комендатуру! Наш комендант, он ведь сюда из Кабула переведен, он нам все уши прожужжал, о том как вы туда прилетали! Он, да и мы все, просто счастливы будем!
   - Да некогда мне, мы еще в военторг заехать хотели!
   - А чего в него ехать-то, вот оно - управление торговли, за углом, до него метров пятнадцать. Сейчас позвоню, пусть ждут до упора. Дорожку красную пусть раскатывают... И Костырский, не давая времени возразить, решительно увлек певца и композитора за собой. В кабинет коменданта гарнизона набилось немало народу, каждый из офицеров хотел увидеть любимого певца, высказать ему слова восхищения и благодарности, сфотографироваться с ним на память.
   - Очень приятно! Всегда рад встрече с таким человеком! Дозвольте представиться, полковник Деревяшкин! А я вас еще по Кабулу помню, вы к нам туда не раз прилетали, а я как раз там комендантом был! - грузный комендант изобразил на своем красном, обветренном лице подобие улыбки.
   - Мы его с Днем Советской Армии поздравили и подарок подарили. Книгу, "Дерево посреди Кабула" называется! Вон, на столе лежит, - шепнул Алексею на ухо Сашка Костырский. - С намеком на его интеллект! Да и с фамилией у него все в порядке... Соответствует...
   - Не, ребята! И не уговаривайте, не могу! - решительно отказался от коньяка певец. - Автографы, это пожалуйста, а пить я не буду, не могу уже...
   - Александр Яковлевич! Вы ж адрес мне дайте, я вам фотографии перешлю, - заявил Алексей.
   - Что ж, записывай! Ленинград, улица Савушкина 18.
   - А индекс какой?
   - А черт его знает, да так пиши, без него. И так дойдет, не перепутают...
   - А вопрос можно? - Алексей покосился на могучие ручищи певца. - Почему вы такой... ну здоровенный, что ли?
   - А ты сам потягай-ка носилки с больными по этажам! Я ж в скорой помощи лет семь отработал, а там в Питере далеко не в каждом доме грузовой лифт имеется! Вернее, почти нигде нету...
   - Я понимаю, что обстановка сейчас не та! Все торопимся, волнуемся... Только я вот что скажу! Бывает так хреново на душе, вообще край! А послушаешь вас, ну песни ваши, и на душе легче гораздо, - волнуясь и сбиваясь произнес Алексей.
   - Особенно в Афгане помогало! - добавил Костырский.
   - Ну, спасибо на добром слове, мужики! Счастья вам, - прощаясь, бард всем пожал руки. Алексей, сам ростом под сто девяносто, вновь подивился могучести его рукопожатия.
   - Ну и здоров же мужик! А песни у него какие, чтоб такое написать, надо и самому так чувствовать! Такое ведь для конъюнктуры не сочинишь, оно у него от сердца идет... И прямо другим в сердца попадает...
  

* * *

   В марте состоялась очередная Международная Лейпцигская выставка-ярмарка. Традиционно соседи-особисты подкинули пару билетов. Они действовали в течение всей выставочной недели, и поэтому посетить это огромное праздничное шоу успевали все сотрудники лаборатории. Алексей с Аленой решили не идти, уж больно позорным пятном на фоне чужих павильонов смотрелся советский. На прошлой выставке земляки экспонировали самый большой в мире коленчатый вал. Корабельный, кажется... Остальные экспонаты были настолько серыми и унылыми, что становилось обидно за державу. В среду пришедший с выставки, куда он ходил на пару с прапорщиком Бажелюком, шофер Володька Крупняков ржал как лошадь.
   - Вася, он там такое отчебучил! - хохотал во все горло водила. - Я чуть не уписался! Да пусть он сам расскажет...
   - А ну, доложите как положено! - посерьезнел Алексей. - Мне только ЧП от вас не хватало. Я и после той аварии еще не отошел. Вам - как с гуся вода, а мне тогда главвор служебное несоответствие закатал...
   - Да ничего такого, шеф! А дело было так, - продолжил красный от смущения Бажелюк. - Поднимаемся мы с Володькой в павильон. Да не на главной Мессе-геланде, а тут, в центре, неподалеку от Консумента... А там лестница на входе мраморная такая... И идет нам навстречу негр, холеный такой господин. Костюмчик на нем, рубашка беленькая, галстук, в руке дипломат. Все как положено...
   - А когда поравнялись с негром-то, - не выдержал Володька. - Вася сдуру и ляпни ему: "Що, мавпа, змерзла?" А тот поворачивается к нему и на чистой украинской мове: "Та ни, дядьку, ничого!" Я чуть там не оборжался. А Вася покраснел весь от смущенья, как буряк. Стыдно, поди, стало. А, Василий? Мавпа - это ж обезьяна по-вашему?
   - Та, кто ж знал, що воно скаженное, на ридной мове розмовляе! Да ще й чистэнько так! Я аж очи вылупил и сказать ничого не можу! - оправдывался красный от стыда прапорщик. - Воно ж с виду мавпа- мавпой!
   - Сам ты мавпа! - отрезал Алексей. - Небось негритянин в Киеве университет закончил, а то и диссертацию защитил, вот и ходит по выставкам в галстуке и с дипломатом. А ты поросят кастрируешь. Ну и кто из вас мавпа-то? Он-то думает, что это мы мавпы!
   - Та то ж зрозумило! Но воно ж ще й розмовляе! - продолжал искренне удивляться прапорщик...
  
  
   ГЛАВА 37. САНАТОРИЙ
  
   К концу апреля Алексей на служебном уазике махнул в Бад-Эльстер. Фольхард Фукс, узнав о том, напросился в попутчики. Профессору позарез было нужно в Плауэн. В это солнечное весеннее утро катить по превосходному немецкому шоссе было одно удовольствие.
   - Слышь, Володька! По автобану не поедем, слишком большой крюк получается! - Алексей развернул на капоте машины дорожную карту ГДР. - Давай через Альтенбург - Цвиккау - Райхенбах - Плауэн. А там уже малость остается! Как-нибудь доберемся, не Сибирь ведь тут!
   - Яволь, шеф! Мне все равно, я люблю дорогу, так бы ехал и ехал...
   Красотища вокруг какая, все зеленеет, пищит и кукарекает... У нас на Волге еще снег местами лежит, а тут все повылазило. Цветов-то сколько.
   - Эх, Володька! Эту красотищу они сами сделали. А то, что Бог и природа дали, они не засрали, не перепахали, мазутом не загадили, а сохранили! А у нас... Вспоминать иногда неохота! Хотя нету в мире ничего красивее, чем наши сопки в багульнике цветущем. А когда я горы Сихотэ-Алиньские увидел, то вообще обомлел. Красотища, я с горки на них смотрел, внизу тайга морем раскинулась, а на горизонте горы заснеженные, - часом позже произнес Алексей. - А еще на поезде ехал, помнится, под Облучьем... Там туннель на туннеле, а выскочит поезд из очередного - такая красотища, рябина красная, кедры зеленые, слева пропасть, справа гора. Но тут тоже ничего... Едем - не торопимся, когда еще так приятно путешествовать придется? Фольхард, волен зи этвас бир унд боквурст?
   - Шеф, чего ты там про боквурсты говоришь? - Володька услышал знакомое слово. - Я б тоже от боквурстов не отказался!
   Позавтракав в придорожном ратсштедте и высадив Фукса, двинулись дальше. Жаренные на гриле сардельки с кисло-сладкой горчицей, маленькие "хоннекеровские" булочки по три пфеннига за штуку и тушеная капуста надежно утолили голод.
   - Оно ведь как! - расфилософствовался Володька. - Приедем, пока оформитесь, то да се... Пока заявку дадут, так что без обеда запросто останетесь!
   - Небось не помру, не в пустыне, чай! Там, поди и кафе какие-нито имеются! Европа...
   Однако, против ожидания, оформление прошло почти моментально. В санатории, стоящем почти в центре маленького, какого-то игрушечно-пряничного городка, все службы работали четко и слаженно. Выходя из управления санатория, Алексей к своему немалому удивлению встретил несколько знакомых еще по Благовещенску офицеров, которые к немалому его сожалению уже убывали из санатория.
   - Во! А ты как здесь оказался? Отдохнуть приехал, или как и мы, отметить путевки и до дому?
   - А это еще зачем? Ну, ладно, когда на губе начальник отметку поставит, что мол-де, отбыл положенный срок... Ему за это и водяры, и коньячку, а тут-то какой смысл?
   - А вот какой! Путевка бесплатная, верно? А когда ты в Бад-Эльстере или в Бад-Заарове отдыхаешь, то тебе зарплата и в марках идет и в рублях на вкладную книжку капает... Если, конечно, ты начфину путевку отмеченную сдашь! И тогда кати в Союз, или по своему плану по ГДР путешествуй. Главное, чтобы соседи не сдали... А здесь скукотища, за неделю волком взвоешь!
   - Не, я отдохну малость! По ГДР я и так накатался, у меня вся служба - сплошные командировки, я и так каждую неделю то в Дрездене, то во Франкфурте, то в Потсдаме. А тут леса какие! Горы! Красотища...
   - Оно-то так, но одно плохо - дождь как зарядит... Неделями льет! Вот сегодня солнышко, так первый раз за полмесяца. А в дождь, куда пойдешь? А гастштедты везде одинаковые. Ты вот по городам мотаешься, а я в своем Розенкруге торчу! Оттуда еще выберись. До Лобурга час на мотовозе, а еще до Магдебурга тащиться... Я за пять лет в Берлине три раза с семьей побывал, на экскурсии возили. Да еще пару раз в Магдебурге, когда в штаб армии вызывали... А то, так в лесу и просидел. И в Союзе кадровики скажут, ты ж в Европе служил... И запрут опять в тайгу, куда-нибудь под Кандалакшу... А так хоть жену в Сан-Суси свожу...
   - Да делать там не хер, в том Сан-Суси! Я возле него год прожил, сына два раза водил, ну фотографировал... Вообще, в Потсдаме тоска!
   - Это ты зажрался! Вот в Шимановске точно тоска была! Или в укрепрайоне благовещенском... Вот то - тоска! На вот тебе семечек лучше, погрызи... Жена к своим на Украину ездила, привезла!
   Отсыпав Алексею пару стаканов семечек, земляк удалился. Алексей, не употреблял семена подсолнечника по эстетическим причинам, однако от подношения не отказался. Пройдя еще с полсотни шагов, он увидел красавца павлина, преспокойно гулявшего по пешеходной улице. Огромная, с откормленного индюка птица, завопила дурным голосом и жадно набросилась на угощение. Павлин еще долго шел за Алексеем и гнусно вопил, пока не выклянчил все до последнего зернышка. Впоследствии, встречая Алексея на узких дорожках санатория, эта красивая, но наглая тварь принималась истошно орать, требуя угощения. Причем, вся подлость заключалась в том, что ни арахис, ни миндаль, ни фундук его не интересовали.
   - Слышь, пернатый, ты свалил бы куда! Ну, нету у меня семечек, где ж я тебе их возьму? Твои земляки их только на масло пускают, а так, в чистом виде не употребляют, похоже! По-хорошему, тебя, рэкетира сраного поленом бы огреть! Однако народ не поймет, так что вали по-доброму отсюда... - Алексей максимально душевно обратился к наглецу.
   - Чего это ты с петухом этим крашеным беседуешь? А, понимаю, ты его, видать, прикормил, вот он тебя и достает! - к Алексею обращался невысокий мужик лет сорока пяти, одетый в спортивный шерстяной костюм советского производства. - Это местная достопримечательность. Он тут всех уже заколебал, прилетает гад на балконы и верещит с утра, подношений требует. Причем, зажрался сволочь, хлеба не ест...
   Фигуристая медсестра с удлиненным лошадиным лицом, сверяясь с полученными из управления выписками, выдала Алексею ключ от палаты и недовольным тоном произнесла:
   - Вот, в генеральский номер поселить велено! Пойдемте за мной, покажу! Вы там один будете жить - распоряжение начмеда! Только сразу предупреждаю, баб сюда не водить! Сразу начальнику доложу!
   - Слышь, подруга! Я сюда отдохнуть приехал! Это у вас тут мужиков море, а баб штук пять, вот вы и выпендриваетесь! А я с Лейпцига приехал, там ваша сестра от голоду на любые портки бросается! В госпитале около трехсот бабенок и с десяток-другой довольно немолодых военврачей! Хотел бы, - там и оттянулся бы, так что твои замечания не по адресу, угомонись! - резко оборвал блондинку Алексей. - Сама-то, вижу, из прибалтов будешь? Ты ж мне только яду не подсыпь! Лиетува антисоветская... Я тебя, пожалуй, Лаймой звать буду! Да только не нужна ты мне...
   - Все вы так говорите, а через неделю такое творите...
   - Ну, если все так плохо, как ты говоришь, то через неделю тебя и позову! И что, откажешься разве? - с этими словами Алексей привлек к себе фигуристую стерву и нагло приобнял ее за задницу. - Ты, я вижу, по этому делу мастерица? Ну, ладно, не мешай! Иди, когда понадобишься - позову...
   Презрительно фыркнув и одарив Алексея испепеляющим взглядом, медсестрица гордо удалилась.
   "Вот что дефицит кадров делает! На безрыбье и рак - рыба, на бесптичье и жопа - соловей! А вот в Белице, все с точностью наоборот... Помню, Гришка-ушастик, начпрод из потсдамской "нижней" артбригады рассказывал..."
   ...Гришка, маленький щуплый лейтенантик, с огромными как у Чебурашки, просвечивающими на солнце ушами, приняв горделивую позу красочно повествовал:
   - Ну, приехал я сюда после училища в начале августа. Пока то да се, должность принял, в курс событий вошел... А я ж холостяк, ну харч у начпрода, сами знаете... После училищного в кайф. Чую, организм своего требует, а где взять! Тут не родимое Поволжье! А мне старшие товарищи и подсказывают, прокатись-ка ты касатик в Белиц. Там-де групповой госпиталь, бабья там немерено, и все голодные на это дело... Ну я и приехал часам к 18-ти. Ну, большой госпиталь, мрачный какой-то! И день-то яркий и теплый, а впечатление какое-то удручающее. На территории никаких намеков на клумбы или газоны. Корпус там главный - трехэтажный из темно-красного кирпича, мрачный такой. Украшение висит - панно фанерное, метра четыре высотой, на нем два офицера намалеваны в полной парадной форме, и надпись внизу призывает дать бой пьянству и алкоголизму. Думаю, куда это я попал... Тут баба идет в белом халате, я ее пытаю, где, мол, клуб, дискотека? Показывает! Вернулся... Захожу в дискотеку, спортзал какой-то огромный... У стены эстрада, какая-то цветомузыка позорная, из светофорных фонарей... Сарай-сараем! Но бабья - море. Разные - русские, нерусские, даже бурятки какие-то, кажется! И у всех глаза горят, как у сов или кошек. Мне аж страшно стало. Ну, все ж-таки офицер, виду не подаю! А других мужиков-то почти и нет, так, какой-то был очкарик, а девок штук триста, которые что-то там танцуют, а остальные на меня пялятся! Тут одна ко мне подскакивает, то да се! Я уж и не помню, что ей там отвечал, что она мне говорила, только пошли мы к ней в общагу... Ну, конечно, в магазин зашли, там "кирша" взяли, винца еще пару... Конфет, салями, херни всякой и "мондусов" побольше. Ну, гондонов гэдээровских... А общага длинная, система коридорная... Все, как Высоцкие пел, на тридцать восемь комнат там всего одна уборная! Ну, напарница ее по комнате на смене дежурит, в хирургическом отделении, а эта свободная!
   - Гриша, а девка хоть симпатичная? - спросил кто-то из офицеров.
   - Девка хорошая! Кровь с молоком! Сиськи - во... Выше меня сантиметров на пятнадцать!
   - Да кто ж тебе виноват, что ты ростом не вышел? Зато говорят, у таких как ты, коряга в штанах та еще! Давай, ври дальше!
   - Да не вру я! - отмахнулся польщенный всеобщим вниманием Гришка. - Короче, кувыркались мы с нею, как Мцыри с барсом! А потом мне в сортир по-маленькому захотелось! Сами понимаете, вино сухое... Ну, я и пошел! Ночь глухая, лампочка синяя горит где-то в конце... Я, в тапочках и трусах, как партизан крадусь... Общага-то женская! Ну, справил нужду и назад... А куда? Коридорище метров пятьдесят, зигзагом! Где та комната, хрен ее знает? Все двери одинаковые, а номер я не запомнил... Примерно определился и скребусь потихоньку, а вроде б двери и не закрывал никто! Открывается - какая-то девка в ночнушке меня хвать и к себе! Я ей, мол, так и так, а она меня в постель! Давай, говорит! А я ей, одежда моя в другой комнате, и все такое! А она мне - утром заберем, никуда не денется! И меня на кровать швыряет, ну я тоже не монах... А та, первая, пролежала часок и, зная нравы родной общаги, искать меня зачала... Тарабанит в все двери, орет! Шум-гам. Моя дверь открыла и той говорит, ты попользовалась, дай и другим тоже... Чуть не в драку. Тут и староста ихняя встряла. А я под простыней сжался в комочек, ну думаю, попал ... Лежу себе, маленький такой! Грустно мне стало! А староста у них здоровенная такая бабища, метра два росту. Всех разогнала. Той, первой говорит, я б на твоем месте, ежели так повезло, мужичка и в сортир и обратно на руках бы отнесла, сама мол виновата и не хрен теперь варежку разевать! Та психанула, вещи мои принесла и в комнату вкинула... А старостиха эта огромная в комнату вошла и говорит, дайте хоть посмотреть, из-за кого этот сыр-бор разгорелся! Ну, я вообще оробел, скрутился калачиком под простыней и лежу, дышать боюсь! Она ее с меня стянула, посмотрела и говорит, ничего, хорошенький... только маленький очень! И по жопе меня похлопала, а ладошка у нее такая, ну на три стакана семечек! - под дружный хохот собравшихся офицеров закончил Гришка.
   "А тут, выпендриваются, шкуры!", - подумал Алексей. - "Да ну их к чертовой матери! Когда еще в санатории придется побывать? Буду отдыхать, в библиотеку запишусь. По городу поброжу. Фотоаппарат я взял, пощелкаю!"
   Бад-Эльстер - маленький курортный городок, расположенный на высоте около 500 м, в тридцати километрах к югу от города Плауэна на чешской границе, в западных предгорьях Рудных гор. Расположенный в долине реки Вайсе-Эльстер и окруженный невысокими горами, покрытыми густым лесом, защищающими его от холодных северных ветров, городок располагал благоприятным климатом во все времена года. В этом старейшем из курортов Германии наличествовал парк с прекрасными пешеходными зонами и дорожками. Ухоженные зеленые насаждения и рододендроновые плантации были заложены еще полторы сотни лет назад. Различные, а иногда откровенно шаловливые скульптуры из песчаника, гранита и мрамора располагались в самых неожиданных местах, причем ни одна из них не увековечивала ни Ленина, ни Клару Цеткин, ни другого какого деятеля... Наоборот, эти скульптуры изображали откровенные постельные сцены. Прекрасные архитектурные ансамбли в стиле ампир и барокко, роскошные сады и цветники, все располагало к неспешному, размеренному отдыху... Неугомонная натура Алексея, наоборот, требовала какого-то активного отдыха, он вообще не умел отдыхать пассивно. Собрав тройку таких же, как и он, молодых и неугомонных офицеров, он побывал на местной кинологической выставке, облазил весь городок и его живописные окрестности, обнаружил даже трамплин для лыжных прыжков.
   - Мужики, вы гляньте! Они же и летом с нее прыгают! Вон, вторая
   вышка, чуть поменьше! Она какой-то леской покрыта и эмульсией смочена, скользкая... Витька, давай на жопе с самого верха... Посмотрим, докуда долетишь!
   - Не, это ты сам давай, а я другое предлагаю! Вон по той дорожке до границы с Чехословакией меньше километра, пойдем посмотрим! Дошли, посмотрели... Лес как лес, дорога как дорога. И посреди этой дороги ворота! Обыкновенные, железные. С одной стороны надпись на немецком языке, с другой на чешском. Обе предупреждают о недопустимости пересечения сей границы. И все!!! Никакой контрольно-следовой полосы, никакой колючей проволоки и рвущихся с поводка пограничных овчарок, никаких дотов, дзотов и прочих. Хотя, нет, постойте... Фортификационные сооружения встречались чуть раньше, но заброшенные, неиспользуемые со времен Второй мировой войны.
   - Тут, мужики говорили, что далее по дороге чешская деревня будет, в ней корчма имеется! Пойдем, пивка попьем? - предложил худощавый артиллерист Виктор.
   - А платить чем? У тебя что, кроны есть?
   - Да они и марки берут! Даже охотнее, чем свои кроны!
   Аккуратно обойдя ворота, запертые на амбарный замок, искатели приключений двинулись по лесной дороге.
   - А где погранцы ихние? Ведь граница все же!
   - Да у них участок в пятнадцать километров один погранец охраняет! Он и не солдат, контрактник, типа полицая. Семейный, в Бад-Эльстере проживает. Он на мотоцикле участок раз в неделю объезжает. Мы с ним беседовали... Чешскую и польскую границы так и охраняют. Вот, с ФРГ - другое дело, - внес ясность Виктор.
   - Я в Потсдаме год служил, у нас тыльный забор части на Хафель-канал выходил. Рыбы в нем... А за ним Западный Берлин! Вот там настоящая граница. А вообще, я на китайской границе родился и вырос, с детства насмотрелся, - добавил Алексей.
   Тем временем дорога привела к небольшому, аккуратному поселку. Такие же аккуратные домики, палисаднички, клумбочки, заборчики... Корчма, ничем не отличающаяся от немецкого гасштедта, пиво вполне качественное, но опять же ничем особым, кроме этикетки, от немецкого не отличающееся. Корчмарь равнодушно принял в оплату немецкие марки и попытался отсыпать сдачу чехословацкими монетами.
   - Не треба, пан! Нумизматов среди нас нету, а в остальном они нам ни к чему, - решительно отказался Виктор. - А что гостей так мало?
   - То так, панове! Народу мало, вечером больше будет... На работе все, - на неплохом русском отозвался корчмарь. - Войсковые ваши тоже вечером придут! Тутай регимент инфантерии ваш стоит, панове официры пивечко пьют добре, але ж давно не было их! Нет торговли, убытки одни!
   - Вот уберут отсюда этот полк, станете вы свободными! Тогда у вас
   все хорошо будет! - подколол корчмаря Виктор. - Как у немцев, в Ютербоге. Убрали оттуда танковую дивизию. Немцы от радости две недели на ушах стояли. А на третью - выяснилось, что никому-то они и на хер не нужны. В этом Ютере проживало семь тысяч наших, с солдатами, конечно. А немцев - тысячи три-четыре. Ну, и вся торговля остановилась. Они чем жили-то? Магазины, ателье, прачечные, сапожные мастерские, гастштедты - все на наших работало. Наши покупали, заказывали, пиво пили, на поездах туда-сюда ездили, вот марочки-то и текли к местным. А не стало "оккупантов" - вся их инфраструктура оказалась никому не нужной. Они и взвыли...
   - Ладно, как-нибудь не помрут! Ты о себе подумай, куда заменяться думаешь? Запрут куда-нибудь к черту на кулички, там ты это пиво только во сне и увидишь! Ты в Забайкалье бывал? Нет? Вот то-то... Наслаждайся, пока можешь, - прервал оратора Алексей. - Я и сам-то ночами не сплю! Все о замене думаю. У меня в Союзе ни кола, ни двора! Зато детей двое, да еще две собаки, ризен и такса. Считай - тоже дети...
   - А собаки-то тебе зачем?
   - А это мое дело! Люблю я их, а они меня... Вот придешь бывало домой, настроение ни к черту... А он подойдет к тебе, нос на коленку положит, посмотрит в глаза, вздохнет! Ну, что делать, берешь поводок и в лесопарк, гулять! А у него столько радости в глазах... И у самого от сердца отляжет! Собака - это друг, не продаст никогда... - у Алексея потеплело выражение лица. - А у меня еще и дрессированная, все-все понимает. А умный какой! Ризеншнауцер... Его Бахус зовут, у него родословная, как у графа какого. А второй кобелек, это такса длинношерстная, любимец жены! Такая ехидная тварь, а жену мою любит пуще жизни. Кстати, по-чешски эта порода "язвичек" называется. Точно подмечено, я б даже "курвичек" его назвал. Этого Акселем кличут. Немцы щенков в двухмесячном возрасте продают, уже с бумагами, а значит и с кличкой. Ладно, давай опять через границу. Делать нам нечего было! То же пиво, что и по другую сторону границы... На хрена только тащились?
   - А от скуки, чего еще делать-то! Мне этот санаторий уже поперек глотки стоит! Надоело, край... А куда денешься? Назад в гарнизон ехать,
   там сразу же на службу вызовут! В батарее бардак, славяне еще служат, а кавказцы и азиаты вообще на все забили... Что там им из дому пишут, хрен его знает! Казахи - те еще нормальные пацаны, а другие, те - мрак и ужас! Боюсь, Леха, скоро такая резня в Союзе начнется, мало никому не покажется! И помяни мое слово, во всех грехах нас - русских виноватить будут!
   - Да типун тебе на язык! Хотя я и сам так иногда думаю! Поэтому ни в Закавказский, ни в Среднеазиатский, ни в Прибалтийский округа заменяться никак нельзя! Самим-то хрен с ним, им нас не запугать! А вот с семьями... Порежут ведь на хер! Да, дожили... Этот хрен меченый страну к развалу ведет, сука рваная! А немцы с пеной у рта вопят, Горби-Горби! Вот и забирали бы его себе, а нам Хоннекера своего взамен отдали...

* * *

  
   Начались дожди, целую неделю лило и капало... С утра туман, к обеду - дождь, и так каждый день... Алексей каждое утро ходил на центральную площадь города смотреть на старинный барограф, регистрирующий давление и влажность воздуха. Оснований для оптимизма не было. Горы есть горы, налетающие с Балтики ветра отражались от них, оставляя принесенную с моря влагу...
   "Валить надо отсюда, иначе от сырости мхом покроюсь. Да и по своим соскучился! Как там они без меня, Ирка, Юрка, Бахус..."
   На следующее утро, заранее утряся все бумажные вопросы, Алексей уселся в вагон, влекомый мотовозом. До Эльсница тащились долго и муторно, от Плауэна покатили резвее.
  
  
   ГЛАВА 38. ВОЗВРАЩЕНИЕ
  
   Через три часа, подъезжая к Лейпцигу, Алексей заранее увидел огромную кирпичную трубу... Значит, до вокзала оставалось совсем немного. Этот ориентир был виден и за десяток километров. Всякий раз завидев эту трубу на подъезде к городу, Алексей ощущал, что он уже дома. Странно, но этот немецкий город стал ему родным и близким. Алексей полюбил его улицы и дома, парки и скверы. Жители Лейпцига, приветливые и трудолюбивые саксонцы коренным образом отличались от тех же берлинцев... Алексею было очень жаль покидать этот уютный город. Дело было даже не в том, что это заграница, столь вожделенная многими совками, просто этот город, со своими старинными особняками и кирхами, каштанами и липами, напоминающий иллюстрации к произведениям Ремарка, как-то незаметно и прочно занял в его сердце все свободное место...
   От вокзала до дому можно было доехать вторым номером трамвая, однако Алексей, легко вскинув на плечо спортивную сумку с пожитками, решительно зашагал пешком. Пройдя по Шуман-штрассе мимо автозаправки, решительно повернул налево, обошел русскую школу и по Голизер-штрассе не спеша добрел до дому. Первым, кто его почуял, был его верный пес Бахус. Не успел Алексей зайти в подъезд, как тот неведомым образом выскочил из квартиры и огромными прыжками устремился ему навстречу. Он чуть не сбил долгожданного хозяина с ног, резвился и радовался как щенок, визжа и поскуливая от полноты чувств. И войдя в квартиру, он ни на секунду не отводил от "блудного" хозяина темно-коричневых миндалевидных глаз, как бы умоляя не покидать его на столь долгое время.
   - А где дети, Алена? Что-то я дома их не вижу!
   - Как где? Ирка в садике, Юрий еще со школы не пришел! Это я на обед пришла, хотела собачек вывести на прогулку. А этот черный дьявол как рванет вниз. Где же его удержать-то. В нем килограммов пятьдесят, а силища - как у быка. Давай пойдем выгуляем их в Розентале, а потом вернемся, и я тебя обедом накормлю! Ты ж голодный, поди?
   - Это точно! Только не насчет жратвы!
   - Да ну тебя, вечно у тебя одно и то же на уме! Вон, лучше Акселя погладь, как он на тебя смотрит! Тоже соскучился по тебе!
   - А у вас настоящая весна, солнце вовсю греет! А там, в горах туманы постоянно, да дождь каждый день! Вот я и убежал! Да и по вам соскучился...
   - Тебе за это ничего не будет?
   - Да там половина так делает! А начальнику санатория этого только и надо! Во-первых, на продуктах экономит, ведь на каждую "мертвую" душу паек начисляется, а потом - номера свободные. То есть, в любой момент своих приятелей может поселить! А по документам я полный курс лечения отбываю, это ежели я чего натворю, да залечу конкретно, вот тогда нам вилы... Но я ведь и не собираюсь! Не мог больше я уже там торчать, скука страшная! Я лучше дома отдохну, в кино похожу, книжек почитаю! На службе все в порядке, надеюсь?
   - Да как будто бы! Нам никто ничего не говорил! Все как обычно! Козловский народ по командировкам разогнал, сам в Кёнигс-Вустерхаузен на машине какого-то хрена укатил с Мироновым. Вася с Крупняковым тут, на хозяйстве. Сегодня после обеда цветы на клумбу высаживать планировали! Надо пойти помочь!
   - Без тебя справятся! Надо будет в военторге ящиков пустых набрать, надо уже и контейнер срочно паковать. Думаю, дней через несколько уже отваливать придется! Куда? Кто нас и где ждет? Вроде б в Киевский округ обещали, а там - хрен его знает! Ох, надо было в Хабаровск проситься! Все-таки родные места...
   - Нет уж, лично мне эти ужасные морозы надоели! Помнишь, как ты Юрку в садик нес, а он от мороза плакал... А ветра какие там! Нет уж, давай на Украину, там мои мама и папа, сестренка моя там! А на Дальний Восток я не хочу! Намерзлась, хватит...
   - Да чего уже говорить-то! Все уже вроде бы решено! Гурин Василий Андреевич слов на ветер вроде не бросает!
   На мостике через вонючую речку Лупе супруги встретили старенькую заведующую Иркиным детсадом. Немка возвращалась из парка, таща за собой на поводке маленькую лохматую собачонку.
   - Дас ист рюде одер хюндин? - обеспокоился Алексей. И было отчего: огромный и воспитанный ризеншнауцер никогда не обижал малышей, а вот Аксель, сам будучи небольшого росточка, ввязывался в драки по поводу и без повода. Причем, он никогда не робел перед крупным противником. Случалось, он нападал на пару ирландских волкодавов, в пасть каждого из которых он мог вместиться целиком. Слава Богу, что эти волкодавы еще не достигли и годовалого возраста и были, несмотря на свои огромные габариты, всего лишь озорными щенками, к тому же принадлежащими соседу - майору Вострых. А посему все обошлось без кровопролития...
   Узнав, что немкина лохматка - "хюндин", то есть сучка, Алексей успокоился. На сучек драчливый таксючок не нападал никогда! Однако. маленький подлец отличился и на этот раз. Покрутившись около немки, он решительно вскинул заднюю лапку и щедро окропил ее брюки... Немка против ожидания добродушно расхохоталась и как могла объяснила, что этот чудный пес признал ее своей, поэтому и пометил. Сгорая от стыда, супруги помчались за своими четвероногими питомцами вглубь лесопарка.
   - А знаешь, Леша, нам ведь этого всего будет не хватать! Этих дорожек, этого чудесного леса! Этих милых ежиков и светлячков...
   - Что делать, любимая! Это ведь не наше... Мы здесь гости, причем непрошеные! Нас и терпят только потому, что за нами сила! И хорошо, что они еще не поняли, что сила эта на исходе... Никому мы ни здесь, ни там, в Союзе не нужны, ни мы сами, ни дети наши, ни наши старики! Жизнь-то как испаскудилась...
   - У нас есть мы сами, - возразила Алена. - И наши дети, и наши старики! Еще наши собачки... Мы сильные, мы выстоим! Наши бабушки-дедушки вон в какое страшное время жили, а родители какую войну переломали! Выстоим и мы!
   - Спасибо тебе, родная! За то, что ты есть, за то, что ты такая! Теперь я точно знаю, что мы все сможем. Нам некогда бояться, нам детей на ноги ставить еще предстоит... Да и не на каторгу едем, а на Родину!
   - Не обольщайся, там эти уроды с ней такое утворили... Мишанька этот гребаный, и клевреты его...
  

* * *

   Дальше дни понеслись галопом. Алексей как во сне упаковывал ящики с немногочисленными пожитками. Неожиданно оказалось, что книги заняли большинство из них.
   - Вот так, жена! У других барахла немерено, тряпки-сервизы... А у нас всего богатства - двое детей, две собаки и полконтейнера книг!
   - Зато жили интересно! И дети наши не впроголодь жили, как у того же Козловского, а получали все необходимое! Чего в детстве не дополучишь, того потом не возместишь! Это я тебе как врач говорю. А тряпки - ну их к чертовой матери, на всю жизнь не напасешься. Вон в школе на родительском комитете директор выступал. Возмущался, родители одной десятиклассницы, из батальона связи, кажется, доэкономились: их девочка на уроке в голодный обморок упала! Все деньги на какую-то хрень экономили, на шубы-сервизы...Это же уроды моральные!
   - Да уж! Зато на нашу дочу соседи специально смотреть приходили.
   Вернее, своих детей приводили посмотреть, как наша доча столовыми ложками сливочное масло кушает... В педагогических целях! И в садике она всех на полголовы выше. Не даром ведь она на всех маскарадах медведя изображала! Эти немецкие ребятишки по сравнению с ней какими-то заморышами выглядели!
   - Зато ясли какие! На десять малышей по две воспитательницы. Как ни зайдешь к ним в группу, они постоянно с малышами возятся. То рисуют, то лепят, то песни поют. А у нас в Союзе постоянно какие-то планы пишут... А на детей им наплевать. А тут с трех лет вилкой-ножиком пользоваться учат! А с четырех - им правила поведения на улице преподают, полицейский приходит лекции читать! А горшков у них нету, маленьких унитазиков зато полно...
   - Недаром наша-то сначала по-немецки заговорила! Только потом по-русски научили... Зато как сейчас шпрехает! Причем избирательно, с немцами по-ихнему, а с нашими по-русски. Вон, переводчик с особого отдела попытался с ней по-немецки заговорить. Она его сразу вычислила. Говорит ему, ты дядя, давай по-русски разговаривай!
  

* * *

   Незадолго до отъезда Алексея тупорылое начальство устроило очередной дурдом. Приехал с неожиданной проверкой заместитель начальника службы, весьма подлый и отменно упитанный майор Кабанюк.
   - Я, собственно, в ваших лабораторных делах, ни ухом, ни рылом! А цель моего приезда такова: хотим у тебя заместителя забрать! На должность начальника ветотряда в Кумменсдорф-Гут.
   - Как, а куда майора Ковалева дели? Неужто пошабашил?
   - Да нет, конечно! Живой, слава Богу! Принято решение о его увольнении в запас, лет-то ему слава Богу! Только между нами - какое-то странное решение! Это наш новый начальник чудит! Ковалева на пенсию надо отправлять, а такой приказ только министр обороны может издать! Ковалев ведь старший офицер, его приказом главкома можно только за штат перевести, а уволить - это уж дудки... Вот и получается какая-то хрень... Этого за штат, а Козловского куда? Только в качестве временно исполняющего обязанности! Ведь Ковалев, пока приказ министра не получит, хрен с места тронется... Дурак он, что ли? Так и будут вдвоем на одной должности сидеть!
   - Весело, блин! Значит вы его у меня забираете, а зарплату он по- прежнему из фондов лаборатории получает? Служить он в Кумм-Гуте будет, а на должности стоять у меня? А кто здесь микробов через стеклушки наблюдать будет? Ты, Григорьич, пойми, мне в принципе по фигу. Я через неделю в Союз укачу, это вам с Кузьменко кашу расхлебывать! Это подрыв всех основополагающих правил! Так не должно быть, потому что не должно быть никогда!
   Так и случилось, донельзя довольный Козловский радостно ускакал, как ему казалось, навстречу карьере, оставив жену с четырехлетним Ванькой и трехмесячной дочкой на произвол судьбы. Алексей поручил прапорщику Бажелюку заботиться о них.
   - Ты, Вася, когда на раздатку за пайками ехать будешь, и на этого малахольного получи, завезешь бабе его... А то он умотал, кто о них еще позаботится? Да расписку с нее возьми, что получила, мол! А то я этого клоуна знаю, еще вдруг заявит, что не привозили ничего...
   За пару дней перед отъездом Алексей устроил отвальную. Василий Бажелюк расстарался на славу. Стол ломился от различных яств. В духовке запекался молоденький поросенок, запах от него дурманящими волнами распространялся по всей лаборатории... Несколько бутылок ямайского рому, албанского коньяку, российской водки красовались на столах. Однако пить, а тем более хмелеть Алексею абсолютно не хотелось. Он с грустью смотрел вокруг, как оно сложится на новом месте? Он создал здесь коллектив единомышленников, освоил с помощью немецких коллег несколько передовых (для Союза) методов исследований, оснастил лабораторию новыми приборами и полным набором реактивов. Создал, наконец, обширную библиотеку ГОСТов, методик исследований. И все это бросить, с тем чтобы на новом месте начинать сначала? Какая уж тут радость? Однако, ничего от него не зависело! А больше всего Алексей не любил именно таких ситуаций. Предстояло ехать на новое место, в этот незнакомый город Н., о котором Алексей знал только то, что это крупный металлургический центр Украинской ССР, стоит в степи и в нем добывается чертова пропасть железной руды. И у него, у отца двоих детей, владельца двух собак нет там ни кола, ни двора... Ответственность за близких ему тяжелым грузом лежала на душе...
   На следующий день прямо с утра к Алексею повалили знакомые немцы. Первым приехал Фолькхард Фукс, он поднялся в квартиру вместе со своим старшим сыном Рюдигером. Обведя печальным взглядом пустые комнаты, Фукс обратился к Алексею по-английски.
   - Глянь в окно, мой друг! Ты видишь мой новый автомобиль! Это моя дорогая сестра, живущая в Ганновере, подарила мне "Пежо". Теперь мы имеем возможность приобретать западные автомобили. Это есть хорошо!
   - Я очень рад за тебя! А скажи, почему ты обращаешься ко мне на чужом языке? Разве ты не можешь говорить, как все люди? То есть по-немецки?
   - Рюдигер, ты взгляни на этого русского! Четыре года назад он и двух слов на немецком не мог связать! А сейчас упрекает меня, коренного саксонца в том, что я разговариваю с ним не по-немецки! О-о-о, это есть прогресс!
   Выпили по маленькой рюмке рому, обнялись на прощанье, загрустили...
   - Прощай, Алекс! Я всегда буду помнить тебя. Я понял, какие бывают русские люди! Ты и Тихон! Если бы все люди разных стран могли так общаться, то и мир был бы крепче...
   - Если б еще нормальные люди миром бы управляли... Прощай и ты, мой немецкий друг... Счастья тебе в твоем новом мире!
   Чуть-чуть погодя неожиданно приехал Гердт Кренцель, он заметно волновался, затем выпил пару рюмок рому и, наконец решившись, он, виновато отводя глаза в сторону, объяснил цель своего визита.
   - Алекс, на объединенном чемпионате ГДР, ФРГ и Западного Берлина ризеншнауцер Бен фон Ришебахквелле, родной брат твоего Бахуса первое место занял! Так вот, господин Аузерлинг и попросил меня познакомить с тобой. Он предлагает тебе за твоего Бахуса абсолютно новый "Фау-Ви", по вашему "Фольксваген-Гольф", он внизу в своем "Мерседесе" нас ожидает. Какое твое слово есть? Ты подумай, двадцать пять тысяч бундесмарок - это большие деньги!
   - Ты знаешь, Гердт, мы ведь своих не продаем! - ни секунды не сомневаясь, ответил Алексей. - Он ведь как третий ребенок для меня. Я без него с тоски помру, да и он без меня. Так что скажи своему господину Аузерлингу, что ничего не получится!
   - Ты знаешь, мой друг! Я очень уважаю твое решение, но будет лучше, если ты ему сам об этом скажешь! Я тебя прошу об этом!
   Спустились вниз, Алексей в меру своих лингвистических способностей, объяснил холеному западному господинчику, стоящему возле роскошного автомобиля, причину своего отказа. Неожиданно тот разразился длинной тирадой. Алексей, погруженный в свои невеселые раздумья, с трудом понял ее смысл. Оказывается, сей благополучный господин, благодарил его за то, что несмотря на очевидную для западного немца нищету, русский офицер произвел на него неизгладимое впечатление своей любовью и привязанностью к четвероногому другу. Не ожидал такого немчик, думал, что за их марки все покупается и продается...
   - Странный народ, вы русские... - задумчиво произнес Гердт. - Но ты, Алекс, правильно поступил! Я с самого начала так и думал! Прощай, мой друг, удачи тебе на родине... А если приедешь ко мне в гости, мы с Ангеликой будем очень рады!
   - Нет, Гердт, это вряд ли! Русские за границу только на танке ездят! Избавь, однако, нас Господь от такой напасти... Прощай и ты, спасибо тебе за ту радость, которая вошла в мой дом с твоими собаками. Это теперь члены моей семьи!
   Через день лабораторный УАЗик, забрав Алексея и его семью, резво бежал по немецкому шоссе N87, увозя их к неблизкому вюнсдорфовскому вокзалу. У ног Алексея, тесно прижавшись всем мощным телом к хозяину, печально сидел огромный черный пес. Впереди была тревожная неизвестность...
  
   Родина! Еду я на Родину!
   Пусть кричат "Уродина!"
   А она нам нравится!
Хоть и не красавица!
К сволочи доверчива!
  

Конец первой части

  
   Владивосток-Благовещенск-Потсдам-Лейпциг.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оглавление

   Глава 1. Минометные мины
   Стр 1
   Глава 2. Таежный полигон
   Стр 10
   Глава 3. Офицерские забавы
   Стр 26
   Глава 4. Однокашники
   Стр 33
   Глава 5. Красно-кирпичная зона
   Стр 39
   Глава 6. Москва учебная
   Стр 42
   Глава 7. Летайте самолетами Аэрофлота
   Стр 70
   Глава 8. Наконец-то дома
   Стр 77
   Глава 9. Пистолет
   Стр 91
   Глава 10. Учения
   Стр 94
   Глава 11. И вновь однокашники
   Стр 100
   Глава 12. Куба любовь моя неразделенная
   Стр 106
   Глава 13. Беспризорные танкисты
   Стр 112
   Глава 14. Всякая всячина
   Стр 119
   Глава 15. Беглый пулеметчик
   Стр 125
   Глава 16. Проводы
   Стр 134
   Глава 17. Засада
   Стр 144
   Глава 18. Учителя и сослуживцы.Самоубийца Иванов
   Стр 147
   Глава 19. Заграница
   Стр 154
   Глава 20. Лейпциг. Первое знакомство
   Стр 163
   Глава 21. Осел
   Стр 170
   Глава 22. Лейпциг - уже надолго
   Стр 176
   Глава 23. Расставание с Тихоном
   Стр 188
   Глава 24. Таёжные гнусы
   Стр 191
   Глава 25.Землятрясение в Спитаке. Борьба с аглицкими
   шпиёнами. Арабы
   Стр 198
   Глава 26. Начало конца
   Стр 205
   Глава 27. Киевский знакомец
   Стр 210
   Глава 28. Немцы и выпивка
   Стр 224
   Глава 29. Ох и дела...
   Стр 228
   Глава 30. Гауптвахта
   Стр 240
   Глава 31. Конец немецкого социализма
   Стр 247
   Глава 32. Дрезденские встречи
   Стр 250
   Глава 33. Последние дни в Германии
   Стр 255
   Глава 34. Земляк
   Стр 266
   Глава 35. Попугайские дела
   Стр 269
   Глава 36. Необычные встречи
   Стр 273
   Глава 37. Санаторий
   Стр 275
   Глава 38. Возвращение
   Стр 282

Оглавление

   Стр 289
  
Оценка: 7.45*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"