- Плохое место... Плохое место... плохое... - корявый палец, похожий на корневище, уперся Орландо в грудь. Водянистые глаза крестьянина, две небесные лужицы, смотрели на него в упор, но будто и не видели. - Это кривой путь. Так говорят старики, а они дело знают: старую дорогу не для того закрыли, чтоб время зря терять, а потому что там кривой путь начинается. Ступишь на него и не заметишь, как не туда пошел. И жизнь твоя укатилась под гору.
Слева шептались за забором чьи-то ранетки, застенчиво прикасаясь веточками, как девичьими пальцами, к почерневшим от времени доскам. Справа тянулась неглубокая канавка, на дне которой журчал ручей. Стучал топор, и сипло лаяла собака где-то вдалеке.
- Кривой путь? Который позволяет срезать здоровенный крюк? Странное у вас тут представление о кривизне. А я думал, что сберегу несколько часов, если пойду старой дорогой.
Крестьянин не сделал ни одного движения, даже не шевельнул ресницами, но взгляд его стал осмысленным и сфокусировался на парне.
- Дело твое.
Он повернулся спиной и медленно побрел вдоль забора, возвращаясь к оставленной грядке.
- Каждый сам решает. Сам.
Орландо мотнул головой, стряхивая неприятное ощущение. Ему было легко - двадцать прожитых лет и пустая котомка плеч не тянут, иди себе да улыбайся солнышку, чувствуя, как оно лижет щеки горячим языком.
Время от времени дорогу перегораживало упавшее деревце, из тех, которые лежат себе, обрастают мхом и тихо дряхлеют. Наступи на него, оно хрустнет под ногой и провалится, обнажив трухлявую сердцевину, пахнущую водой и старостью. Когда Орландо был маленьким, он любил такие коряги, ибо на них росла чага, которая по приметам приносит счастье. Он поворошил ногой мох, наклонился и подобрал гриб, показавшийся ему наиболее симпатичным - хорошими приметами не стоит пренебрегать.
Но вот заборы и огороды кончились, ручей превратился в мелкую речушку и убежал куда-то вправо. Орландо вступил в перелесок, состоящий большей частью из тоненьких серых осинок. Если верить слухам, скоро должен был показаться поворот на старую дорогу, примерно в этом месте Великий тракт делал большую петлю перед Амарантой.
Орландо шел и перелесок становился гуще, деревья смыкали кроны и наваливались сверху, стремясь задушить ненавистную каменную дорогу, рассекшую лес, но не имея на то силы. Мягкий полумрак сгустился над трактом, и ноги сами собой ступали тише.
Вот это место. Тракт уходил влево, и деревья расступались перед ним, словно выпуская из плена. А прямо был лес, густой и неприветливый, напряженно всматривающийся в путника миллионами глаз. Старая дорога некогда проходила сквозь него, и сейчас можно было угадать просеку за разросшимся подлеском. Два больших бревна, поставленных крест-накрест, охраняли вход, но за много лет они заросли и покосились - уже не каждый глаз замечал их предостерегающий жест.
Орландо немного постоял, размышляя над словами крестьянина. Неудивительно, что местные боялись - неприятное и тоскливое чувство овладело им возле старой дороги. Но так бывает всегда в странном или одиноком месте: в лесу, на кладбище, в пещере. Стоит ли из-за этого терять день, обходя по тракту? Он улыбнулся, чтобы взбодрить себя, и сделал шаг - странный звук заставил его обернуться: это чага выпала из кармана и шлепнулась на мостовую.
- Хочешь меня покинуть? Нет, не выйдет. - Орландо подобрал гриб и крепче сжал в руке. - Счастье мне еще пригодится.
Если начистоту, то вовсе не стремление сэкономить время заставило его свернуть с тракта, а желание побыть наедине с собой. Орландо готовился к встрече с городом, как к первому свиданию - Амаранта манила и волновала его, он хотел предстать перед ней сильным и спокойным. Но вместо спокойствия он чувствовал как больно колотится сердце. Ладони его горели, казалось, что воздух раскаляется между пальцами и, шипя, поднимается вверх тонкой струйкой. Гулко билась кровь в висках, глухо стучали подошвы, ударяясь о землю.
А вокруг была тишина, изредка прерываемая заливистой птичьей трелью или сухим, деловитым стуком дрозда. Солнце пронизывало ветви и веточки, рассыпалось бисером по жухлой траве и золотило пылинки, кувыркающиеся в воздухе, отчего весь мир казался покрытым сверкающей пудрой. Осенняя дымка еле ощутимо колыхалась на стволах осинок, намокала, оседала и катилась вниз тяжелыми влажными бусинами, а палая листва благодарно их принимала.
Небо было свежее, молодое.
- Молоком умытое... - Орландо замедлил шаг, сошел с тропы и дотронулся до шершавого древесного ствола, ощутил пальцами его прохладу и спокойствие. Прислонившись спиной к дереву, он закрыл глаза и мысленно приказал сердцу биться тише. Несколько долгих минут он стоял и слушал тяжкие удары, которые постепенно становились все реже, реже и реже... наконец, веки перестали гореть и дыхание стало ровным.
С закрытыми глазами мир ощущался совсем иначе - легкий ветер пробежал по лицу, словно приласкал мимоходом, коснулся ноздрей запахом листьев и мокрой земли. Орландо улыбнулся, он вдруг понял, что волнение его радостно - оно предвещает ему новую жизнь, и напряжение покинуло его.
- Какие же вы идиоты со своими суевериями.
Соскользнув вниз по стволу дерева, он какое-то время сидел, глядя в небо, просто радуясь моменту, и вдруг почувствовал легкое прикосновение на своем плече - большой бордовый лист прошелестел по его куртке и лег на землю. Следом упал другой. А потом словно кто-то открыл люк на небе, и листья дождем посыпались вниз, ложась в траву оранжевым ковром. Листопад...
В немом восхищении Орландо смотрел на это беззвучное падение, как будто специально устроенное для него, раз он не побоялся и пошел нехоженой дорогой. Ведь если и есть в мире хорошие приметы, то самая лучшая из них - это попасть в листопад в начале важного пути. Невероятно, просто невероятно - сегодня он нашел отличную чагу, да еще и попал под листопад!
- Ну, быть мне министром, не меньше! - он поднялся на ноги, забросил за спину тощую котомку, и зашагал навстречу будущему.
В силу какой-то климатической аномалии, вечного проклятия, или другой неведомой причины, но в Стране Вечной Осени всегда царила осень. Иногда золотая и солнечная, иногда промозглая и серая, но всегда осень, - год был круглым, он катился колесом, не делая перемен и остановок. Чистое, высокое небо, подернутое дымкой, леса, разодетые в золото, встречали путника на границе и сопровождали его всю дорогу, а иногда и всю жизнь - было в этой земле тихое очарование, способное утешить и исцелить любую заботу.
Красивое умирание природы в этом краю составляло саму жизнь. Листья появлялись на свет уже старыми, однако росли, наливались силой, а потом засыхали и опадали с ветвей, чтобы наутро новые маленькие старички заняли их место. И так было всегда.
Люди даже и не знали, что может быть иначе: они, конечно, слышали, что где-то бывают зимы с трескучими морозами, весны, пахнущие сладкой мокрой землей, летняя ягодная теплынь... Но это было только знание, почерпнутое из книг и рассказов, - ведь невозможно понять, что такое весна, не чувствуя на лице влажного ветра, еще кусачего после долгой зимы, не видя ноздреватых сугробов, и сумасшедшего, льющегося солнца.
В Стране Вечной Осени люди жили по своим обычаям, под своим неярким небом, и не хотели ничего другого. Сердца их были спокойны, движения несуетливы - жизнь шла ровно. Они строились, распахивали луга и плавили металлы, они были такими же, как все люди, и все-таки - другими.
Их селения были опрятными, дома уютными и основательными. Они выращивали цветы в палисадниках, вешали на окна ситцевые занавески и красили ставни в яркие цвета - говорят, что в пределах Темного леса эти ставни даже запирали на ночь. Аккуратные маленькие домики, почерневшие от времени сараи и хозяйственные постройки, - эти невольные соглядатаи, пристально рассматривающие путника, были наивны и сами громко говорили о себе. Все их истории можно было легко прочесть, может, поэтому Орландо так стремился в город. Он слышал, что там каждый камень прячет тайну, и все совсем не так, как кажется.
Стройные аккуратные осинки проводили парня до самой Чачи - мелкой речушки, возле которой Великий тракт делает последнюю петлю и выводит путника к городу. А потом деликатно расступились, словно показывая дорогу, и зазвенели вслед медно-рыжими листиками: "Береги себя!"
Орландо благодарно улыбнулся им, спустился с пригорка и принялся штурмовать Чачу. Штурмовать - громко сказано, ибо воды в ней было воробью по колено, но илистое дно таило в себе немало сюрпризов. Все сразу стало понятно, когда и без того худой ботинок прочно оделся на что-то острое.
- Только не это... - чувствуя, как грязная жижа затекает сквозь дырку, Орландо пошевелил пальцами, пытаясь определить, цела ли нога. Боли не было, значит, обошлось. Пришлось разуться прямо в воде и руками вытащить чертов ботинок - вместе с ним на свет божий показались ржавые грабли. Повезло, что пострадала только обувь, но общий итог был неутешителен: подошва порвана, руки и ноги перепачканы.
Сияющее настроение померкло само собой, Орландо было размахнулся, чтобы зашвырнуть подальше проклятые грабли, но мысль о том, что кто-то еще на них напорется, остановила его руку. Он вздохнул и сунул их под мышку, чтобы выложить на солнышко на другом берегу.
Долго унывать он не собирался: перешел Чачу, прополоскал ботинок, рассмотрел его хорошенько и понял, что все поправимо. Придется, конечно, потратиться на сапожника, ну да все равно ремонт требовался, теперь и повод есть.
Но сапожник будет только в городе, а идти нужно уже сейчас, поэтому Орландо нарвал на берегу сухой травы и сделал себе что-то вроде стельки. Покончив с этим, он поднялся по каменистому склону, цепляясь за редкие травинки, и снова оказался на Великом тракте. Мокрая обувь противно хлюпала, оставляя на мостовой темные следы, и при каждом шаге дырка в подошве залихватски посвистывала, - Орландо шел и еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Таким ли он мечтал войти в Амаранту?
Люди иногда говорят, что все дороги в Стране Вечной Осени ведут в одно место. Самая маленькая тропинка, бегущая через поля от родного дома, становится проселочной дорогой, а потом превращается в торный путь, который рано или поздно выходит на Великий тракт. А уж Великий тракт прямиком катится в столицу. Днем и ночью стучат по нему башмаки и подковы - рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше.
Тракт вымощен большими каменными плитами, плотно пригнанными друг к другу, но между ними заботливо оставлены небольшие канавки для стока воды. В местном климате дожди идут часто, и, хочешь не хочешь, надо приспосабливаться. Дождевая вода стекает вниз и выходит наружу через ливневые стоки, образуя маленькие водопадики по обе стороны насыпи. Довольно приятно идти по хорошей, ровной дороге и слушать их негромкое журчание.
Чем дальше шел Орландо, тем оживленнее становился тракт: медленные крестьянские подводы лениво шевелили колесами, а пешие путники с завистью поглядывали на их обладателей - уж им-то не надо было бить ноги по камням, сиди себе и погоняй неторопливую лошадь. Изредка раздавался громкий цокот копыт, и, высекая искры из булыжников, стрелой пролетал верховой, при появлении которого все - и пешие и конные, разбегались по обочинам. Нельзя стоять у него на пути, у него лошадь быстрая и плеть тяжелая, да и вообще, верхом всякая шушера не ездит, только господа или служивые люди.
Деревни кончились, теперь по обочинам дороги тянулись каменные здания, плотно стиснувшие людской поток с обеих сторон. Стены были серыми, окна маленькими и мутными, но почти на каждом красовалась какая-нибудь вывеска - такое здание служило своим хозяевам и домом и мастерской одновременно. Внизу работали или торговали, а наверху жили: тесно, грязно, но почти в столице.
Главная городская стена, сложенная из белого кирпича, нависала над этими домишками, постоянно напоминая им, что они все-таки не в городе, хоть и стараются примазаться. А они не отступали, все теснее сжимая кольцо вокруг исторической границы города, грозя однажды взять его приступом.
Амаранта была хорошо укреплена на случай внезапного нападения, мощные стены и ворота были построены со знанием дела, и горожане по справедливости ими гордились. Толщина стен была такова, что поверху, где ходили часовые, можно было проехать в повозке. Дубовые ворота, обшитые железом, по высоте равнялись трехэтажному зданию - их открывали и закрывали при помощи сложной системы рычагов и противовесов, и справиться с этим могли не меньше чем десять человек. Были и другие выходы из города, но каждый день полноводная людская река вливалась и выливалась именно через Малиновые ворота.
Орландо медленно двигался в людском потоке - чем ближе к воротам, тем медленнее. Солнце уже начало припекать, становилось жарко. В неподвижном воздухе смешивались запахи людей, животных, разной снеди и товара, образуя сногсшибательный коктейль, способный прошибить любой насморк.
Причиной затора стала повозка с дровами - груженая сверх меры, она не дотянула до города: ось лопнула, дрова накренились, порвали своей тяжестью веревки и раскатились по мостовой. Кое-кому изрядно досталось поленом по лбу. И вот теперь, возница, кляня на чем свет стоит и лошадь, и повозку, и маму повозки, безуспешно пытался собрать свой груз. А толпа напирала, с руганью и криками пытаясь проложить себе путь на свободу. Вспыхнула потасовка.
Орландо всеми силами старался держаться как можно дальше от драки, беречь свой мешок и не давать наступать себе на ноги - справляться со всеми тремя задачами одновременно было чертовски трудно. Перед ним так же мучилась какая-то женщина с корзинкой - ее толкали со всех сторон, а она еле-еле удерживала свою поклажу. Ей, пожалуй, приходилось еще хуже, чем Орландо.
Из корзинки вкусно пахло свежим хлебом - Орландо сглотнул слюну и отвел взгляд в сторону, чтобы не искушать себя. Но тут из плотной массы тел высунулась чья-то рука, и преспокойно выхватила багет. Орландо ошалел от такой наглости, но в следующую секунду обнаружил себя держащим вора за руку и что есть мочи долбящим его о корзину:
- Брось булку, сволочь!
Рука разжалась, багет рухнул на место, а хозяйка корзины изумленно воззрилась на парня. Он же бросил вора, подхватил женщину под локоть и стал энергично прокладывать себе дорогу, усиленно работая локтями и наступая на ноги всем подряд. Хватит! Он устал здесь стоять, и намерен был выбраться любым способом.
Ему это удалось - не без помощи спутницы, которая проявила твердость характера, благословив своей корзиной не одну потную лысину. Вывалившись из толпы, они поспешили отойти подальше, а потом остановились, чтобы отдышаться. Прислонившись к холодной каменной стене, Орландо вытер пот со лба:
- Ну и дела... И часто тут такое?
- Первый раз вижу. Видимо тебе повезло. - Женщина поставила корзину на землю и выпрямилась, потирая поясницу. - Ты издалека пришел?
Орландо улыбнулся.
- Да, госпожа, издалека.
У нее был цепкий взгляд, Орландо дернулся было отвести глаза, и с изумлением понял, что не может. Женщина держала его, даже не прикасаясь.
- Хорошая чага. Не потеряй.
Что? Орландо схватился за карман. Чага была на месте, но от слов незнакомки ему стало не по себе.
- Простите меня, я должен идти. У меня сегодня много дел - я должен найти жилье, пропитание и новую жизнь, так что скучать некогда.
Он вежливо поклонился и быстро зашагал по улице. Хорошо идти вперед, когда тебе двадцать лет и за плечами только и есть, что пустая дорожная котомка. Воспоминания, расставания, потери и сожаления - все это будет потом, когда-нибудь потом...
Женщина поставила корзину на землю и медленно выпрямилась. Взгляд ее был прикован к уходящему парню - что виделось ей в его облике? Она смотрела, и лицо ее накрыло тенью, то ли от набежавшего облака, то ли от неведомых миру мыслей.